На странном факультете учатся странные люди. Я, например. У меня есть монстрокот, есть чемодан, а главное – один раз я уже умерла. Поэтому мне теперь ничего не страшно. Пусть боится тот, кто встанет на моем пути. Даже если это преподаватель, которого обожает вся Академия! Меня его красивой мордашкой не проймешь!
Я просто хотела накопить на оплату обучения, но вместо этого умерла и попала в новый мир.
Теперь у меня есть чемодан, вечно мерзнущий монстрокот и магия, которой необходимо обучиться на очень-очень странном факультете…
Второй том "Очень странный факультет. Отбор" появиться на ПМ - август, сентябрь(Если автор допишет раньше, то раньше).
— Галя, у нас отмена!!!
От этого крика я вздрогнула и втянула голову в плечи. Во-первых, я не Галя, а во-вторых, звали все же меня.
Потому что старший кассир, ответственная за заветный ключик от кассы, беспечно передала его мне, заверив, что ничего жуткого не случится за те полчаса, на которые ей нужно отбежать с рабочего места.
Проблема была в том, что я понятия не имела, как делать эту самую отмену, и вообще, сегодня был мой первый день стажировки в магазине.
Единственным заданием мне на сегодня было разложить продукты, сверить остатки консервов на полках и проверить сроки годности молочки в холодильниках, но что-то явно пошло не так.
— ГАЛЯ!!! — опять раздалось громогласное с кассы.
Я поспешила на зов.
Там меня ждала грузная кассирша, чье имя я не запомнила на утренней планерке, но прочла на бейдже — Алина.
А рядом с ней бабушка божий одуванчик с одинокой пачкой творога на ленте.
— Ценник неправильный, — гордо оповестила меня с неприятной улыбкой на лице Алина, которая явно была в курсе, что никакой Гали в магазине нет, а я коза отпущения. — Отменяй.
Я протянула ей ключ.
— Галина Ивановна сказала, что кассиры умеют все сами, — ответила и выжидающе уставилась на нее. — И проблем не возникнет.
— Ну вот, возникли. Отменяй, — потребовала Алина.
И кажется, я начала о чем-то догадываться.
Это какое-то испытание для новичка, либо подстава из подстав. Иначе никак не объяснить, зачем старшая по смене отдала ключ такой, как я.
— Это не входит в мои обязанности, — упрямо произнесла, скашивая глаза на камеру. — Кассу открывать не буду! У меня нет таких полномочий.
Алина надула губы, выдернула из моих пальцев ключик, вставила в кассовый аппарат, набрала код и, бурча что-то про сильно наглую молодежь, отпустила бабушку восвояси, вернув той незначительную разницу в цене.
— Ну все, вали отсюда, — попыталась прогнать меня кассирша, когда все манипуляции закончились.
— Нет. — Я не собиралась сдвигаться ни на шаг. — Ключ отдайте, пожалуйста.
— На кой он тебе? — Она опять брезгливо скривила губы. — Ты все равно не знаешь ничего. А так хоть бегать сюда не будешь, если опять что-то случится.
Здравое зерно в ее словах было, но… эту Алину я впервые в жизни видела, как и она меня.
А работу потерять не хотелось, пусть даже такую непрестижную, как эта.
— Ключ! — не успокаивалась я.
Алина дернула плечом и неохотно отдала требуемое.
— Стерва, — донеслось мне в спину, когда уходила.
Дальнейшее время смены потекло медленно, будто вчерашний кисель из кастрюли в кружку. Вместо обещанных тридцати минут старшая отсутствовала добрых часа два, а когда явилась, даже глазом не повела на мою историю о старушке с творогом и возврате.
— Бывает, — равнодушно ответила она. — Справились же. Лучше перетащи ящики с мандаринами со склада в зал. Их только что привезли, там немного.
Возражать, что я не грузчик, не стала. Не в моем положении носом крутить.
Учеба в университете сама себя не оплатит, а скоро начало учебного года.
На этом мне казалось, что злоключения первого дня закончились. Я перетащила мандарины в зал, потом еще коробки с бананами, и когда смену закрыли, кое-как шевелясь от усталости, готовилась идти в общежитие. Именно в этот момент в раздевалку влетела та самая Алина.
— Это она!!! — начала тыкать она в меня пальцем, за ее спиной стояла Галина Ивановна и невесть откуда взявшийся полицейский.
Магазинный охранник тоже был, но вид имел отстраненный, словно все происходящее его не касалось.
— Что я? — не сразу поняла.
— Она деньги украла, у нее ключ был, — начала Алина, пока я таращила на нее глаза.
— Нет!
От возмущения тут же вскочила на ноги.
Сердце бешено заколотилось.
— Обыщите ее! — продолжала Алина.
— Да вот еще! — задохнулась от возмущения. — Мне ключ дала Галина Ивановна.
— Никто тебе ничего не давал, — слова старшей прозвучали как пощечина. — Девочка, ты на голову больная? Ты стажерка, кто в здравом уме даст тебе ключ?
Ни черта не понимаю.
Беспомощно озиралась по сторонам в поисках хоть какой-то поддержки.
— Есть же камеры, посмотрите, — я бросилась к охраннику. — Вы же должны понимать, что на записи все есть.
— Ну… — начал он, запинаясь. — Есть то, где ты подходишь к кассе с ключом…
В дело вмешался полицейский.
— Так, давайте по порядку. Есть факт недостачи денег в кассе, сейчас нужно провести расследование и во всем разобраться. Будет написано заявление, после которого вы…
Он уставился на мое растерянное лицо, ожидая, что вот-вот скажу ему свое имя, а у меня дар речи пропал.
— Вероника Кружкина, — услужливо подсказала ему старшая смены. — Стажерка.
— Арестовывать вас, Вероника, сейчас я не имею права, — продолжал полицейский. — Но буду вынужден составить протокол, подписку о невыезде. Также направим запрос в ваш университет, он же в Москве? А дальше будем проводить расследование, поднимем данные из камер.
Мои глаза еще больше расширились. Подписка о невыезде, вы серьезно? Мне надо быть там к началу года! И с деньгами на учебу.
Только скандала в университете не хватало…
— Либо всего этого можно избежать, если ты вернешь деньги, — закончил полицейский. — Сколько пропало, Галина Ивановна?
— Тридцать тысяч, — припечатала старшая. — Похоже, что воровка вытащила их быстро, буквально одним движением. Всего-то шесть пятитысячных бумажек…
В груди будто ножом по сердцу полоснуло.
Подстава, самая настоящая.
Скорее всего, все тут в сговоре. Охранник, Алина, старшая смены и, возможно, полицейский.
— Так что, Вероника? — обманчиво ласковым голосом начал полицейский. — Ты ведь молодая, эти проблемы тебе наверняка не нужны. Да и мне, признаться честно, лень всем этим заниматься. Столько бумажной волокиты… верни деньги, и дело с концом.
— Я ничего не крала, — прошипела в ответ.
— Но кто-то же взял, деньги в кассу необходимо вернуть, — снова убеждал он.
— Обыщите мои вещи, — попыталась сопротивляться, хотя отчетливо понимала свое невыгодное положение. — У меня нет денег и никогда не было… Я сирота…
— О-о-о, ты еще из приюта, — зацепилась за эту деталь Алина. — Тогда все понятно. Воровка…
— Так, Вероника, давай поступим иначе. — Галина Ивановна дернула за рукав товарку-кассиршу, чтобы та притормозила с напором. — Мы понимаем, ты молода и совершила ошибку. Даю тебе время до утра. Мы прикроем глаза на эту недостачу, но ровно до начала следующей смены, если вернешь деньги, я не напишу заявление в полицию.
Мысленно взвешивала варианты.
Меня предлагали отпустить с условием возврата денег, которые не крала.
Или испортят жизнь, которая и без них была не очень.
Я прекрасно отдавала себе отчет, что девочке из приюта, кое-как поступившей в университет на платное, вообще без родни, никто не поверит. И заступиться некому.
Вот вообще некому!
Выход один — сражаться самой. Нужно быстрее выбраться из раздевалки и добраться до главного управления полиции. Если надо, останусь ночевать там под дверями, но напишу заявление на всю эту мошенническую шайку.
— Я… верну деньги.
— Значит, признаешь, что стащила?! — опять накинулась Алина.
— Нет, но не хочу проблем, — все же нашла в себе силы рыкнуть на нее.
Я уже схватила куртку, чтобы сбежать, как меня цепко схватил за плечо полицейский.
— Только давай без выкрутасов. Ты же понимаешь, что тебе пошли навстречу, а могла бы до утра сидеть в камере…
Снова запугивали, это было понятно и дураку.
— Не хочу в камеру, — согласилась я, выкручивая руку из захвата.
Из магазина вылетела пробкой, прямо под осенний дождь.
Кинулась в темноту улицы, без зонта, не обращая внимания на капли с неба.
Тело трясло, и отнюдь не от холода.
Страшно, так страшно и жутко. Хотелось плакать, но держалась изо всех сил.
Денег достать точно неоткуда.
А в том, что эта компания меня красиво подставит, даже не сомневалась.
Нужно собраться и действовать первой.
Я мчалась через дорогу к центру своего стотысячного города, к главному отделу полиции. Если надо, готова потом пойти в прокуратуру, но не стану давать себя в обиду. В этот момент моя нога зацепилась о незаметный выступ на бордюре у края проезжей части.
Рухнула на мокрый асфальт, больно ободрала колени с ладонями и стукнулась лбом.
— Черт! — только и успела выкрикнуть, когда из-за угла показался ослепляющий свет фар.
В следующий миг я потеряла сознание.
— Бедная девочка, это же надо упасть с лошади, — квохтал надо мной незнакомый женский голос.
— Ума не приложу, как такое могло случиться. Она боится лошадей до умопомрачения, зачем только полезла на эту кобылу? — прозвучал второй голос, уже мальчишеский. — Отец будет недоволен выходкой сестры.
— Она просто не хочет замуж, — опять прозвучал первый голос. — Ее можно понять, бедняжку напугали смотрины и перспектива получить жениха, которого ни разу не видела. Нужно было подготовить ее как-то помягче.
Мальчишеский голос вновь стал отвечать женщине, что-то о выгодной партии, я же проклинала того, кто с утра пораньше включил на всю громкость этот исторический сериал.
В общаге постоянно так. Никакого уважения к личному пространству, вечный шум, гам, включенные телевизоры, радио, музыка с мобильных телефонов.
Разве что исторические мелодрамы не так часто пользовались тут популярностью.
Я поморщилась, голова болела неимоверно.
— Она просыпается, — опять раздалось сверху, рождая во мне неуютные подозрения. — Эмма, ты как?
Распахнула веки, перед взглядом все расплылось, но даже в таком состоянии сумела понять, что комната, где я находилась, точно не была похожа на мое общежитие.
— Что происходит? — выдавила из себя.
На краю кровати, где я лежала на мягчайшей перине, сидела незнакомая женщина лет тридцати пяти, в винтажном платье эпохи эдак Наполеона, и испуганно заглядывала мне в глаза.
Чуть поодаль стоял мальчишка. Лет десяти, все в таком же историческом костюме.
Реконструкторы, что ли?
— Кто притащил меня в Эрмитаж? — пробурчала я, пытаясь сесть, чтобы осмотреться вокруг лучше.
Комнату будто вытащили из картинок к историческому роману. Тяжелые портьеры, лепнина на потолке, какие-то картины в резных рамах, массивная мебель.
— Эмма! — воскликнула женщина. — Как ты себя чувствуешь? Ты что-нибудь помнишь?
— Эмма? — Я отрицательно потрясла головой. — Никакая я не Эмма.
Поднесла руки к своему лицу и с удивлением уставилась на аккуратные ухоженные кисти, тонкие пальцы, белую кожу без ссадин и мозолей. Куда-то исчез шрам у большого пальца, который заработала в детстве. В приюте говорили, когда меня младенцем забирали из неблагополучной семьи, кто-то из недородителей напоследок решил потушить об меня сигарету.
— Что за… — пробормотала я, свой голос при этом точно узнавая. Но руки и одежда… — Почему я в платье?
— Эмма, — опять позвала женщина. Голос ее из просто испуганного стал паническим. — Доченька…
Вновь вскинула на нее взгляд и с недоверием уставилась.
— Какая еще доченька? Я вас впервые вижу, и вообще, что это за место?
Попыталась встать с кровати, но все помещение будто закружило вихрем и тело предательски рухнуло обратно, в пуховую перину и подушки.
— Мам… — Мальчишка тоже смотрел на происходящее с неверием и испугом. — Нам нужно позвать отца.
Женщина кивнула, и пацан скрылся за массивными деревянными дверьми.
Как я вообще тут оказалась? Зажмурившись, попыталась вспомнить о вчерашних событиях.
Магазин, подстава с деньгами, ночная дорога, яркий свет, удар и вот теперь это.
Но только где?
— Ты сильно ударилась головой, — снова обратилась женщина. — Возможно, у тебя потеря памяти? Эмма, давай поговорим. Сейчас придет отец и мы пошлем за доктором, тебе обязательно помогут.
Она говорила, не затыкаясь ни на минуту, будто пыталась успокоить. Проблема в том, что, к своему собственному удивлению, я не паниковала.
Мне хотелось разобраться, кто сходит с ума?
Я или мир вокруг.
Потому что мои руки не были похожи на мои, а эти царские палаты и одежда точно не подходили для сиротки из приюта.
Понимая абсурдность ситуации, принялась ощупывать собственное лицо, и женщина, называвшая меня доченькой, восприняла это по-своему:
— Твое личико не пострадало, милая, ты по-прежнему самая красивая девушка в графстве. Да, падение не прошло даром, но шишка на затылке до свадьбы заживет… — Она начала нести какую-то чушь про будущую свадьбу, а я только и могла, что трясти головой, пытаясь вспомнить произошедшее между вспышкой света и тем, как очутилась здесь.
— Зеркало! — потребовала я. — Тут есть зеркало?
Кажется, эти слова окончательно взбодрили собеседницу, она вспорхнула с места и бросилась к резному комоду, откуда извлекла зеркало на тонкой ручке.
— Конечно-конечно, милая. Вот, узнаю свою дочь, даже в такой ситуации всегда заботится о внешности. И какого лешего, спрашивается, ты полезла на эту лошадь? Вот, держи!
Зеркало в тонкой кованой оправе перекочевало в мои руки, кожу укололо холодом металла, а сердце пропустило удар, едва увидела свое отражение.
Замотала головой, попыталась зажмуриться.
— Я сплю… это все сон.
Даже ущипнула себя, ведь такого не бывает.
Из зеркальной глади на меня смотрела я, безусловно я. Но не та, которой была вчера, а как будто другой человек.
Кожа на лице стала ухоженной, идеально гладкой, алебастровой, как после фотошопа наяву, даже небольшой шрам над бровью, который отчетливо помню со вчерашнего дня, исчез.
Волосы — такие гладкие и блестящие, заплетенные в замысловатую прическу, с шаловливо свисающими локонами цвета золота. И все бы ничего, но два года назад я выкрасила свои в черный, а потом добавляла цветных прядей… Эти же локоны никогда не знали краски.
Пухлые губки — идеально очерченные природным цветом. Не искусаны, не обветрены, одним словом — ухожены.
И глаза… зеленые.
Вот тут самое время испугаться и закричать, однако еще крепче вцепилась в металлическую ручку зеркала.
— Почему мои глаза зеленые? — единственное, что смогла произнести, я точно знала: у меня были карие.
— Что значит почему? Эмма, солнышко, ты ударилась головой. Давай ты поспишь…
Но спать не представилось возможным, потому что двери комнаты распахнулись и внутрь ураганом влетел мужчина.
Высокий, худой, с проседью на некогда темных волосах, и в одежде все того же восемнадцатого века.
Следом за ним показался мальчишка, который и запер двери.
— Если об этом узнают слуги, Мишель, — первое, что услышала я от мужчины в сторону мальчишки, — если твои догадки верны! Это катастрофа! Наша семья не вынесет этого позора!
Мужчина бросился к кровати, будто коршун нависая надо мной.
Невольно вжалась в подушку и выставила вперед руки.
— Эй, вы что себе позволяете! Отойдите, немедленно!
— Помолчи! — рявкнул он, и я застыла. Вот теперь стало страшно.
Глаза этого взрослого мужчины, годящегося мне по всем прикидкам в отцы, были такими же, как у меня — зелеными.
— Что последнее ты помнишь? — прямо задал он вопрос.
С опаской заелозила по перине, очень хотелось провалиться сквозь нее. Взгляд заметался по комнате в поисках поддержки хоть откуда-то.
— Станислав! — К мужчине подлетела женщина, повисая на рукаве и пытаясь отвести подальше. — Эмма ударилась, зачем же ее пугать? Давай она отдохнет… а завтра вы спокойно поговорите…
Но тот даже слушать не стал, выдернул руку и ткнул тонким длинным пальцем в мой лоб.
— У тебя есть единственный шанс рассказать сейчас все, дрянная девчонка. Если решила разыграть отца и мать, прикинувшись переселенкой, — процедил он, глядя в глаза, — то советую не ломать комедию и прекратить эту игру. Мне плевать, хочешь ты замуж или нет, это твой долг. А иначе…
Нервно сглотнула.
— Что иначе? — зачем-то переспросила, по-прежнему ничего не понимая до конца, впрочем, что бы там ни было, ни в какой «замуж» я точно не собиралась. — А вообще, хватит в меня тыкать. Я вас впервые в жизни вижу, мужчина!
Найдя в себе силы и смелость, скинула палец со своего лба и попыталась сесть ровнее.
Лицо мужчины вытянулось, будто не руку его убрала, а пощечиной треснула.
Женщина рядом с ним тоже притихла, а через мгновение принялась рыдать.
— Нет, Станислав. Это же наша Эмма, быть такого не может… ну сам посуди… Разве молния бьет дважды в одно и тоже место?
— Мам, давай выйдем. — Мальчишка, стоявший до сих пор молча, взял женщину за руку и настойчиво повел к двери.
Стоило остаться в комнате наедине со странным типом, как ощутила себя кроликом на разделочном столе у мясника. А именно — в очень большой опасности.
— Только подойдите ко мне, — зачем-то пригрозила я. — Буду кричать!
Но мужчина не шелохнулся.
Стоял, так же уничтожая взглядом, поджимал губы, пока не спросил:
— Как тебя зовут? — И спустя долгую паузу добавил: — По-настоящему. И не смей врать, я знаю, когда моя дочь врет, а когда говорит правду. Ты Эмма?
Я помотала головой, понимая, что отпираться глупо. Уже и так наговорила достаточно для подозрений.
— Ника, — ответила ему. — Точнее Вероника.
— Откуда ты? У тебя есть семья? Что помнишь последнее? — вопросы посыпались один за другим, и по какой-то причине я отвечала на них.
— Сирота, выросла в приюте, последнее, что помню, как отработала смену в магазине, а потом меня… — Тут сглотнула, воспоминания о вчерашнем нахлынули со всеми подробностями… Затрясло.
— А потом? — продолжал вопрошать мужчина. — Ты умерла?
Я подняла на него взгляд, не понимая, откуда он может знать это.
— Как вы узнали?
— Догадался, — мрачно ответил он и бессильно рухнул в свободное кресло. — Это катастрофа… Эмма… добилась своего… упрямая девчонка. Глупая, избалованная девчонка. Или… — Станислав резко замолчал, в комнате повисло тягучее молчание, а в следующий миг он подскочил к кровати и взмолился, заглядывая в мои глаза: — Эмма, девочка! Скажи, что пошутила. Прекрасная шутка, понимаю, ты пошла на этот шаг, лишь бы сорвать помолвку, но это слишком далеко зашло. Не иначе как ты специально придумала историю с переселенкой. Очень правдоподобно… Я почти поверил, но подумай о матери! Не разбивай ей сердце!
Станислав явно ожидал какого-то ответа, будто признаюсь, что происходящее шутка, мы вместе посмеемся, и на этом все закончится.
Вот только мне было не смешно, я не могла сказать то, чего он ожидал.
— Может, объясните, какого черта здесь происходит? — все же спросила его.
В зеленых глазах мужчины сверкнула слеза, которую тот резко смахнул.
Он выпрямился, поправил чуть съехавший камзол и, поджав губы, не давая никаких разъяснений, покинул комнату.
Я осталась одна.
— Эй! — крикнула в сторону двери. — Это невежливо!
Но меня если и слышали, то не спешили показывать хорошие манеры.
Понимая, что предоставлена сама себе, попыталась встать с кровати.
Очень медленно переползла к краю, опустила ступни и вначале села. Тело слушалось плохо, все вокруг кружилось.
С опорой на старинный комод я все же встала на ноги.
Двигаясь очень медленно, буквально по стеночке добралась до окна. Нужно взглянуть на мир снаружи, прежде чем окончательно осознать …
— Кажется, я видела такое в фильме, — пробормотала вслух. — Там перевоспитывали мажора, сделали холопом.
Вот только если в фильме была логика и цель, то в происходящем со мной ее не наблюдалось.
Перевоспитывать сироту вряд ли нужно, тем более помещая в практически царские условия.
Я не идиотка и успела понять: эти люди — мужчина, женщина и мальчик — точно не крестьяне, и комната с расписным интерьером находилась явно не в захудалом домишке на краю деревни.
Добравшись до окна, отдернула тяжелую портьеру, чтобы выглянуть наружу.
Беглый осмотр округи дал понять только то, что я находилась на втором этаже достаточно большого дома с очень ухоженным садом.
Об этом своим видом намекали аккуратные кустики роз и яркие клумбы.
Все уличное великолепие окружал кованый забор, за которым виднелись другие постройки: конюшня, скотный двор, какие-то сараи. В той части суетились люди в простых одеждах, видимо работники.
— Прекрасно, есть два варианта: либо я действительно в средневековье, — саркастично выдала я себе под нос, — либо, что более вероятно, сошла с ума и брежу где-то в больничной палате.
Причем последнее многое бы объяснило. Например, даже то, почему я так плохо передвигаюсь — наверняка меня держат в смирительной рубашке и под препаратами…
В этот миг двери вновь открылись.
Я вздрогнула и обернулась.
Теперь на пороге стояли трое.
Станислав, мальчишка и незнакомый старик. Он напомнил древнего мудреца, сошедшего со страниц сказок о звездочетах. Разительно отличалась и его одежда — походный плащ до пят, почему-то мокрый. Можно подумать, гость стоял под проливным ливнем, однако за окном светило яркое солнышко и до самого горизонта не виднелось ни одной тучки.
— Это она? — спросил старик скрипучим голосом, делая шаг в комнату.
— Да, — скупо ответил Станислав. — Но уверен, вы зря прибыли, магистр Стефаниус. Эмма всегда отличалась фантазией в своих выходках. Эта очередная из них, поиграет в «переселенку» и прекратит. Вам ли не знать девичью строптивость, она просто не хочет замуж. Уверен, вы можете возвращаться обратно.
Старик остановил его жестом.
— Я сам разберусь, — отрезал он. Станислав умолк и грозно зыркнул на мальчишку. Старик же медленно продолжал приближаться, но разговаривая при этом не со мной. — Мишель, ты верно сделал, что вызвал меня. Очень отрадно понимать, что ты осознаешь все последствия, в отличие от отца и матери. Спрятать переселенку — может стать смертельно опасной затеей.
Старик остановился в метре.
Не спешил садиться в кресло и не спешил говорить.
Мне же становилось все труднее держаться на ногах, пришлось крепко вцепиться руками в подоконник, чтобы не рухнуть.
— Значит, ты Вероника, так сказал Мишель, — наконец произнес он. — Рад познакомиться. Я — магистр Стефаниус, глава академии магических наук и технологий.
Не сдержала нервный смешок.
Вот теперь точно без сомнений. Я сошла с ума!
— Понимаю, все, что расскажу, покажется тебе странным, — продолжал старик. — Но я не шучу, и все произнесенное будет чистой правдой.
— Ну да, ну да, — не стала спорить с ним. — Кто ж врет психам, с нами только правду и ничего, кроме правды.
— Знаю, ты растеряна, — старик протянул руку, на которую я с опаской покосилась, — и сейчас упадешь, если не дашь себе помочь.
Замотала головой, но зря. Комната поплыла сильнее, и протянутая рука пришлась кстати.
Я вцепилась в не по-стариковски сильные пальцы, невольно принимая помощь, от которой мгновение назад желала отказаться. С другой стороны на помощь подбежал мальчишка.
Вдвоем, под осуждающим взглядом Станислава, они отвели меня обратно к кровати, где вновь усадили на перину.
— Вы разве не видите, она притворяется! — громко произнес Станислав. — Эмма, еще раз взываю к твоему разуму. Одумайся! Понимаю, у тебя был перед глазами пример старшего брата, и ты решила поломать комедию… но!
Тут уже мое терпение лопнуло.
— Я не Эмма, сколько можно повторять! Что мне сделать, чтобы меня перестали так называть?
Прозвучало резко, но, кажется, окружающие наконец решили услышать и внять.
Магистр Стефаниус поспешил успокоить.
— Давай поговорим спокойнее, без резких всплесков эмоций, — степенно начал он. — Я задам тебе несколько вопросов, а потом, если моя гипотеза верна, то расскажу, что с тобой произошло. Договорились?
Кивнула, впрочем, иного выбора не оставалось.
— Сколько тебе лет, Вероника?
— Восемнадцать, — ответила я. — Исполнилось недавно…
— Хорошо, скажи, в каком городе ты родилась? Можешь рассказать о месте, где жила ранее?
Рассеянно пожала плечами. Неужели старик хотел, чтобы я пересказала ему всю свою жизнь?
— Выросла в областном приюте. Сирота. Забрали из неблагополучной семьи, а потом родители то ли умерли, то ли еще что, но больше я о них ничего не слышала. — В горле невольно застрял ком, вспомнилась главная сиротская обида: по какой-то непонятной причине меня так никто и не захотел удочерить или взять в опеку.
За глаза воспитатели в приюте шептались про дурную наследственность — и хорошим я ничем не закончу. От осинки не родятся апельсинки!
Почему-то тогда эти подслушанные слова так больно ударили под дых, что я была готова зубами выгрызать кусок своего будущего счастья, лишь бы доказать людям их неправоту.
В конечном итоге даже умудрилась поступить в университет, только на платное. И дабы суметь хоть как-то его оплатить, устроилась на злосчастную работу, где в первый же день влипла в историю.
— После приюта мне временно выделили комнату в общежитии, должны были дать квартиру, но вначале просто комнату, — продолжала я. — Чтобы на что-то жить, пошла работать… помогала в магазине, таскала ящики с фруктами…
— Работала?! — неожиданно прервал Станислав и расхохотался. — Эмма, ну это уже не смешно, ты в жизни ничего тяжелее ложки не держала. Ты просто пересказываешь все услышанное о переселенцах!
— Не перебивай! — рыкнул на него магистр и, уже глядя на меня, сказал: — Продолжай, я внимательно слушаю.
Почему-то его тон голоса успокаивал, заставлял довериться. Пришлось рассказать ему о своем первом и последнем рабочем дне, о том, как обвинили в воровстве, о деньгах, которых никогда не было, и о том, как спешила и, похоже, попала под машину.
— А в это время твоя дочь Эмма решила сбежать из дома и села на лошадь, — магистр красноречиво посмотрел на Станислава. — Верно понимаю?
— У нее через неделю помолвка, а через месяц свадьба! С графом Карьери! Вы понимаете, что это значит?
Если магистр и понимал, то по его лицу даже тень не пробежала. По ходу, какой-то там граф его мало волновал.
— Боюсь, тебе придется сообщить ее жениху дурные вести, — без какой-либо тени иронии или сожаления ответил старик. — Его невесты в нашем мире больше нет. Похоже, Эмма умерла.
Кончики моих пальцев похолодели.
— К-как умерла? — зачем-то задала очевидно глупый в этой ситуации вопрос.
Старик глубоко вздохнул и все же ответил:
— Ты же поняла, что оказалась не в своем мире? Это чужой мир, а таких, как ты, у нас называют переселенцами. Иногда происходит феномен, когда два двойника в вашем и нашем мире умирают одновременно. И тогда более сильная личность занимает место более слабой, при условии, если одно из тел остается подходящим для дальнейшего существования.
— Как понять «подходящим»?
— Это значит — в своем мире твое тело уже не дышит, Вероника. А тебя швырнуло сюда, в тело Эммы.
— А она где?!
— Мне очень жаль, — магистр развел руками, отвечая мне, но при этом смотрел на Станислава. — Тебе придется сказать своей жене правду. Эммы больше нет.
— Или эта девчонка все выдумала, начитавшись историй о переселенцах. — Станислав все еще не собирался так легко отпускать дочь. — Она просто бессердечная, избалованная зараза, которая хочет загнать мать в могилу и пытается сорвать свадьбу! Магистр Стефаниус, вы же понимаете, после случая с нашим старшим сыном эта история не может быть правдой. Так не бывает! Два переселенца на одну семью…
Он говорил, а из его осанки, казалось, исчезает невидимый стержень.
Стефаниус выслушал его тираду с выдержанным равнодушием.
— Сожалею, Станислав. Но придется смириться.
Мне же становилось плохо, начинало подташнивать.
Получается, я умерла, но потом ожила тут, при этом захватив чужое тело, так похожее на мое.
— Вернуть обратно ничего не получится, — продолжал старик. — Даже если попробовать изгнать Веронику, другого тела в своем мире у нее не будет. А в этом случае мы получим пустую оболочку без души. Такие эксперименты уже проводились, и все прекрасно знают, чем они заканчивалось.
Взгляд упал на мои руки, они мелко дрожали, а кожа покрылась мурашками. Получается, я стала убийцей, заняв место в другом теле. Собственным появлением я убила человека…
Комната вновь начала плыть перед глазами, а стены — вибрировать, будто в такт с моей дрожью.
Раздался звон битого стекла, треск камня…
— Вероника! Вероника! Успокойся, — сквозь пелену пробивался голос старика-магистра, меня трясли за плечи, пытались выдернуть из оцепенения, но безрезультатно.
Пока горячая оплеуха не обожгла щеку.
В тот же миг все прекратилось.
Дрожь унялась, сменившись гневом на того, кто это сделал.
Рядом стоял мальчишка Мишель. Глядя на десятилетнего ребенка, смотрящего на меня куда более взрослым взглядом, чем положено возрасту, я моргнула, и гнев постепенно улетучился.
Драться с мелким пацаном — последнее дело.
— Спасибо, Мишель, — зачем-то поблагодарил его старик-магистр, теперь недовольно уставилась уже на него.
— Вы в своем уме? Благодарите его за то, что руками размахивает?
— За то, что не дал тебе сломать пару стен. — Магистр жестом указал на широкую трещину от пола до потолка, которой еще полминуты назад не было. — И этим самым мы подошли к главной причине того, почему я покинул академию по первому зову и провесил портал сюда.
Я неверяще смотрела на стену, на Станислава, с опаской глядящего на «бывшую» дочь; на магистра, тот, в отличие от других, наоборот, пребывал в задорном расположении духа — можно подумать, ему в руки попало ценнейшее сокровище.
— Путешествие через завесу миров не проходит бесследно. Все переселенцы становятся сильными, очень сильными. Этот дар необходимо приручить ради твоей же безопасности, Вероника. Сломанная стена — далеко не вершина айсберга, кто знает, на что ты еще способна. Поэтому продолжать оставаться в этом доме тебе нельзя. Я вынужден забрать тебя с собой.
Осоловело прошлась взглядом по комнате, пытаясь осознать произошедшее, наконец остановилась на зеркале, в которое недавно смотрелась.
Если стена просто треснула и ее наверняка легко отремонтируют, то зеркалу не повезло больше.
Милую вещицу превратило в стеклянно-металлическую лепешку, как после пребывания под гидравлическим прессом.
— Станислав? — обернулся старик к отцу Эммы. — До сих пор уверен, что это твоя дочь?
Мужчина молчал, а после сделал шаг назад, опуская голову.
Покидая комнату, он обронил:
— Теперь у меня нет дочери.
— Когда вы покинете дом, магистр? — едва молчание затянулось, спросил Мишель.
Странный мальчишка. На вид лет десять, но по поведению куда взрослее, слишком собранный взгляд у него был, явно в парне нечто особенное.
— Через несколько часов. — Старик посмотрел на меня оценивающе, взял за запястья, похоже, посчитал пульс. — Когда Вероника сможет стоять на ногах. Новой душе нужно время для освоения в этом теле.
— Значит, мое недомогание и постоянное головокружение — это последствия переселения? — спросила я, замечая, как стены вновь начинают плыть, хоть уже и не так интенсивно.
— Или падения с лошади, — напомнил магистр. — Нужно учитывать, что, возможно, у тебя сотрясение. Но это лечится, хороший лекарь справится с подобным играючи. Тебе, можно сказать, повезло, чаще всего переселенцы оказываются в куда более покалеченных вместилищах, уходят недели на восстановление. А ты отделалась шишкой на темечке да испугом.
Звучало слишком просто, словно черепно-мозговая травма — это порез пальца. Заклеил пластырем, и все прошло.
Вот только если все правильно понимала, еще утром у моего тела была другая хозяйка… Но не от сотрясения же она умерла, и на ее месте оказалась я.
— Вы сказали, что если оба двойника умирают одновременно, то после переселения остается самая сильная личность, — заговорила я. — Но падение с лошади не было серьезным, раз из последствий одна шишка. Так почему умерла Эмма?
Магистр нахмурился, видимо я задала верный вопрос.
— Вероятно, Эмма не хотела жить, раз залезла на лошадь и пыталась сбежать от свадьбы. Иногда этого достаточно… Мишель, я ведь прав? Эмма наверняка в последние дни находилась в подавленном состоянии.
— Не сказал бы, она, наоборот, вела себя довольно активно, — ответил мальчишка. — Постоянно злилась, разбила несколько сервизов из коллекции маминого фарфора. А после заявила, что помолвка состоится только через ее труп.
— Вот видишь, Вероника, — будто это успокаивало, произнес магистр. — Ощущать чувство вины — это естественно, но ты точно ни в чем не виновата. Просто твоя жажда жить оказалась сильнее, чем у Эммы.
— Так легко… — ответила я. — Вы так спокойно говорите, вам ее совсем не жалко? А ты, — ткнула пальцем в мальчишку. — У тебя же сестра умерла, где скорбь?
В моей голове уже потихоньку выстраивалась картинка нового мира. И что-то уже укладывалось, а что-то нет.
Например, стало понятно: магистру в принципе безразлично, кем была Эмма. Ему интересна я и некая сила, которая у меня появилась.
С отцом Эммы Станиславом тоже все ясно. Точнее, почти ясно. Он плевал на дочурку с высокой колокольни, считая ту избалованной девчонкой, и желал выдать замуж. Когда все пошло не по плану, а именно появилась я, вначале решил, что это проделки Эммы, а потом легко вычеркнул ту из жизни. Нет у него больше дочери!
Козел!
И мать.
Я вспомнила женщину около постели. Нервную, суетливую, с бегающими глазами, вот кто действительно достоин сочувствия.
Пусть мы общались всего несколько минут и я даже не знаю ее имени, думаю, она точно будет горевать об исчезновении кровинки.
И мальчишка Мишель с по-прежнему нехарактерным выражением лица для ребенка на вид десяти лет, а казалось, ему целая сотня. Где надутые губы из-за обиды на безвременно почившую сестру? Где скупые слезы? Ну хоть что-нибудь из нормальных реакций на смерть близкого человека?
— Мы мало общались, — сдержанно ответил парнишка. — Нам не о чем было разговаривать. Слишком разные интересы, слишком большая разница в возрасте.
Я заломила бровь.
— Лет восемь? Разве это разница? Нет, понимаю, она вряд ли меняла тебе пеленки, но все же! Это твоя сестра!
— Пятьдесят восемь, — поправил меня парень. — Я несколько старше, чем кажусь. Это долгая история, я бы не хотел разговаривать об этом.
Мои глаза округлились.
Какие пятьдесят восемь? Да он же на вид из-за стола вчера выполз.
— Вероника, — прервал мои вопросы магистр. — Обо всем потом, время в нашем мире не всегда течет так, как ты привыкла. Сейчас важно другое — подготовить тебя к перемещению в академию. Мишель, можешь собрать вещи сестры? Думаю, они пригодятся Веронике в академии.
Мальчишка кивнул и покинул комнату.
— Пока у нас есть несколько часов, позволь тебя еще расспросить, мне важно понять, что ты из себя представляешь и каковы твои умения.
Следующий час я все так же провалялась в кровати, но активно отвечая на вопросы.
Так Стефаниуса несказанно обрадовало, что я неплохо знаю математику и физику своего мира и что поступила на экономический факультет. Имею неплохие познания в истории, начитанна, но выяснились и минусы.
Например, я, как и Эмма, не умела ездить на лошади.
— Это станет проблемой? — спросила я.
— Научишься, возможно, не сразу, — пообещал Стефаниус. — Куда хуже обстоят дела, когда переселенец не умеет ни писать, ни считать. Вот это проблема.
— А так бывает?
— Конечно, — кивнул он. — Переселенцем может быть даже младенец, и нет ничего страшнее маленького, нервного и очень могущественного ребенка, обгадившего пеленку. И как такого обучать? Представь себе.
Я пожала плечами.
Сейчас трудно понять, как и чему будут меня обучать, а они спрашивали про абстрактного младенца.
— Расскажите об академии. Чем я буду там заниматься? Предметы? Дисциплины?
— По-разному, — размыто ответил Стефаниус. — У всех переселенцев есть силы, чаще всего разрушительные, если не придать им огранку. Как у драгоценного камня — не засияет, пока не попадет в руки к ювелиру. В академии именно этим мы и занимаемся. Помогаем людям с талантом и силами найти их верную огранку, чтобы вы засияли ярче. Первый год обычно занимаемся чем-то простым, таким как природная магия земли. Если человек находит себя в этом занятии, то дальше продолжает совершенствоваться в данной стезе. Если нет, то со второго года расширяем горизонты, подключаем тяжелые дисциплины — осваиваем оставшиеся стихии: вода, воздух, огонь и к пятому курсу время.
— А дальше? Если и этого будет мало? — не унималась я. — Вы же магистр, значит, есть магистратура? Докторские степени?
Стефаниус усмехнулся.
— Давай переживем вначале первый год, — ответил он. — А там посмотрим. Самое главное, в академии безопасно. Мы находимся на острове, вдали от городской суеты, так сказать. Благодаря повышенному природному магическому фону, твои силы, как и силы других наших учеников, сильно приглушены. Ровно настолько, чтобы вы сумели научиться ими пользоваться, чтобы по возвращении в наш обычный мир не произошло вот этого, — он указал на трещину в стене. — Умиротворение, красивая природа, свежий воздух, что еще нужно для комфортного обучения?
Стефаниус будто рассказывал мне о санатории с минеральными водами, а не об академии магии.
Как правило, в таких рекламных проспектах всегда есть подвох: либо стоимость курорта зашкаливает, либо еще какая-то гадость. А потому я не могла не спросить.
— Это дорого?
Магистр рассмеялся.
— Ну что ты! Совершенно бесплатно, мы заинтересованы в ваших силах, переселенцы сами по себе ценный ресурс. И брать с вас деньги… это смешно. Ты ведь даже не знаешь название нашей валюты. Так о какой оплате может идти речь? Главное, прилежно учись.
— А если я не захочу учиться? Ну вот пойму, что мне достаточно, и захочу закончить обучение? Отчислиться? Что тогда?
Стефаниус откашлялся.
— Это не совсем возможно, пока совет академии не одобрит. Прошу понять нас правильно, — в голосе мелькнули нотки угрозы, — и буду откровенным, но оставить очень опасного переселенца без знаний и навыков в обществе мы не можем. Поэтому, — тон опять стал мягким, — академия — это отличная альтернатива!
Я кивнула.
Намек понятен.
Не буду пока спрашивать, чему конкретно академия является альтернативой, но явно ничему хорошему.
— Значит, вы тоже переселенец из моего мира? — спросила я, выстраивая вполне логическую цепочку. — Точнее, когда-то им были?
— Нет, я из этого мира, — покачал головой старик. — Со временем ты разберешься в нюансах, а пока попробуй подняться. Уже прошло достаточно времени, тебе должно стать лучше.
И в самом деле. Комната уже не кружилась, а ноги не ощущались ватными и чужеродными.
Пусть и с некоторой опаской, я свесила ноги с кровати, поболтала пятками в воздухе, прежде чем коснуться пальцами пола и встать.
— Кажется, все в порядке! — обрадованно воскликнула, я едва выпрямилась в полный рост.
Не удержалась и даже попрыгала на месте.
— О нет. Давай без резких движений, — с опаской выставил руку вперед Стефаниус. — Кто знает, насколько разрушительна твоя радость по сравнению с испугом. Я бы предпочел не рисковать. Сейчас, только дождемся Мишеля.
Ждать пришлось недолго, вскоре мальчишка явился с увесистым чемоданом, который казался слишком большим для этого тощего пацаненка.
— Должно хватить на первое время, — заявил он. — Остальные вещи соберет мать, едва смирится с утратой. Хотел попросить вас, магистр, чтобы вы проложили портал в академию прямо из этой комнаты. Не нужно спускаться вниз и попадаться матери на глаза. Новость об утрате Эммы слишком ударила по ее самочувствию.
Мое горло опять пересохло от безмерного чувства вины. Должно быть жутко осознавать потерю дочери, когда ее тело бодро расхаживает, но уже с другим носителем.
Я ощутила себя паразитом, как какой-то плесневый грибок, проросший на корке белого хлеба…
Стены опять затряслись.
— Вероника! — в этот раз Стефаниус рявкнул на меня, одергивая. — Эмоции. Впрочем, порефлексируешь о произошедшем позже.
Он взмахнул пальцами, будто отгонял невидимых мух, а после разорвал пространство, и то треснуло под его руками, превращаясь в темное ничто размером с дверь.
В эту «пустоту» Мишель швырнул чемодан.
— До встречи, магистр Стефаниус, — произнес он и перевел взгляд на бывшую сестру. — С тобой, думаю, мы тоже еще встретимся.
Не успела ничего ответить, как магистр цепко подхватил мой локоток и потащил к порталу.
— Эй! Куда? На мне даже тапочек нет! — воскликнула я, но уже через секунду оказалась в зияющей дыре.
Пространство вокруг смазалось, выцвело и завертелось, искажаясь, словно я летела на карусели с огромной скоростью. Мелькали здания, пейзажи и чьи-то лица, горы, пустыни, моря, звездное небо, и все это разлеталось на осколки, как в огромном калейдоскопе.
Так же внезапно, как я оказалась в портале, меня и выбросило из него.
Я грохнулась на землю, стукнувшись коленями и едва успев выставить вперед ладони. Не хватало только разбить голову второй раз за сутки.
Тут же в нос ударил резкий запах навоза…
Вслед за запахом пришли и другие ощущения: правая босая нога оказалась в чем-то мягком и теплом, в то время как левая угодила меж двух деревянных балок в загоне.
— Какого… — пискнула я, пытаясь поднять голову и осмотреться.
Но мой нос, а вместе с ним и все лицо от подбородка до лба лизнули огромным шершавым языком.
— Му-у-у-у-у-у-у, — протянулось в ответ.
Я моргнула, закашлялась, а после нервно и как-то истерически хихикнула.
— Прекрасно, теперь я в коровнике, в недвусмысленной позе, но зато с чемоданом.
Его я обнаружила с обратной стороны загона. Багаж отделяла от меня деревянная загородка, в которой застряла конечность.
— Му-у-у, — опять протянула корова, глядя на мои безуспешные попытки подняться из жуткой позы и окончательно не измазаться в навозе. На практике выходило, что я не могу перевернуться, не сломав себе при этом кости, вот и пришлось лежать в полупозе «зю», опираясь на локти.
— Магистр Стефаниус, — робко позвала я, очень сильно надеясь, что в портале ничего не сбилось. Потому что это место точно не похоже на магическую академию, а вот на огромное стойло с десятком коров — очень даже. — Магистр!!!
Слева раздались шаги, наконец-то помощь близка, принялась звать к себе громче.
— Помогите! Я тут застряла! Магистр?!
Вместо него на пространство перед загоном вышла пухлая женщина в белой, абсолютно не подходящей цветом к месту, мантии и с ведром.
— Ты кто? — спросила она в лоб, разглядывая плененную балками лодыжку.
То, что лежу в загоне с коровой, казалось, ее не впечатлило. А вот лодыжка…
— Вероника. Из портала! Магистр Стефаниус… — начала я, но женщина шевельнула рукой, будто выкрутила звук на минимум невидимой крутилкой, и голос пропал.
Я попыталась захрипеть, но ничего не вышло. Из горла не вырвалось ни сипа.
— Не кричи, это плохо влияет на удои, — произнесла она, морщась и присаживаясь ближе к моей ноге, зачем-то потрогала ее пальцем. — Опять темпоральные поля сбоят. Придется ломать!
Я округлила глаза: надеюсь, не ногу?
А чего еще ожидать от тетки, которая выключила мне голос ради надоев молока?
— Да не дер-р-ргайся ты, — рыкнула она. — Сейчас выпущу!
Корова рядом издала радостное «му», видимо решив, что это к ней обращаются.
Раздался треск дерева. Обернувшись, увидела, как голыми руками без всяких инструментов, «доярка» ломает доску загона, будто соломинку.
Почувствовав свободу, я выдернула лодыжку из плена и поспешила подняться.
Выпрямилась в полный рост, мышцы болезненно загудели, а шея хрустнула.
Видимо, Эмма была не в ладах с физкультурой, а ее тело явно слабее моего прежнего. Иначе почему за пять минут, пусть и в неудобной позе, я ощущала себя так, словно выбралась из мясорубки? Или это последствия перехода все еще сказывались?
Я попыталась заговорить с женщиной, но из горла по-прежнему не вырывалось ни звука.
Тогда я начала жестикулировать.
— Только тихо, — недовольно ответила она, все еще разглядывая сломанную доску. — Я люблю тишину.
Это мы уже поняли, поэтому, когда голос вернулся, говорить начала ну очень тихо.
— Простите, пожалуйста, я не хотела, — прошептала я. — Это все портал, меня просто тут выкинуло.
Женщина вскинула недовольный взгляд.
— Я это уже поняла, что-нибудь новенькое скажешь?
— Мне бы магистра Стефаниуса найти. — И тут же осеклась. — А я, вообще, в академию попала?
Все же коровник вокруг не располагал к учебе.
— В академию, — буркнула женщина. — Она там, за холмом налево. Стефаниус наверняка, в отличие от тебя, попал в свой кабинет.
На этом она открыла загон, выпуская новоприбывшего гостя, проследила, чтобы я забрала чемодан, и потеряла ко мне интерес.
Складывалось ощущение, будто тут недели не проходит, как какая-то девица падает в коровник босиком.
Барышня в белой мантии пробурчала что-то про «ломать не строить» и вновь принялась колдовать над сломанной доской.
Я едва челюсть не потеряла, когда поняла, что доска, как живая, заращивает слом и становится целой…
Завороженная этим, я вышла из коровника и, только оказавшись снаружи, поняла, насколько поторопилась с променадом наружу.
Я была в легком платье, босиком, грязная, перепачканная в хм… грязи, и при этом посреди осенне-зимнего унылейшего пейзажа.
Лил дождь, небо не радовало затянутыми тучами без единого просвета. Холмистая местность, мрачная донельзя, разбитая дорога — то ли телегами, то ли копытами коров, — лужи… и зубодробильный холод.
— За холмом и налево? — пробормотала я. — Да она издевается, тут десяток холмов. Какой из них налево?
Пейзаж до самого горизонта напоминал Мордор из «Властелина Колец». Даже своя Роковая Гора нашлась — вдалеке виднелась вершина вулкана, должно быть, самая высокая точка на этом острове.
Я нервно дернула плечом, вспоминая разговор со Стефаниусом, что академия находится в окружении океана, а значит, если вдруг захочется, то из этого чудесного места бежать только вплавь…
Не хватало только Ока Саурона для полноты картины. Впрочем, кто знает, вдруг, когда я доберусь до здания академии, там и всевидящий глаз найдется.
Пока размышляла, продрогла окончательно.
— Чемодан! — стукнула себя по лбу, с надеждой щелкнула замками. — Мишель, ты же умный мальчик, ты ведь нашел для сестры куртку? Положил хотя бы тапки?
На сапоги не надеялась, да и найдись они в чемодане, вряд ли бы засунула свои грязные ноги в чистую обувь.
— Это фиаско! — Я шмыгнула носом после беглого осмотра вещей. — Мишель, спасибо! Ты явно не думал, что я окажусь в коровнике.
Либо думал, но сделал все, чтобы тело сестрицы умерло заново, но уже от воспаления легких.
В чемодане нашлись два платья, расческа и премиленькие бархатные туфельки с хлястиком и жемчужной пуговкой. Какие-то платочки, кружавчики… миленькое тряпье, одним словом.
Изумительно.
Но не когда я стою под ливнем!
— Что ж! — рыкнула я. — Я выжила после автомобиля, какой-то дождик не помеха!
Захлопнув чемодан, откинула мокрые пряди с лица и взяла курс на самый большой холм, решив, что если здание академии где-то и прячется, то только там. Местность за остальными холмами худо-бедно просматривалась, и вряд ли за ними могло спрятаться большое здание.
Я шлепала по тропинке среди жидких сосенок, стараясь обходить самые большие лужи. Хотя это не очень помогало. Дождя с неба хватало, чтобы на мне сухого места не осталось.
Зуб на зуб не попадал.
Но я шагала вперед, проклиная темпоральные поля, которые сломались, порталы, Стефаниуса — ведь магистр явно забыл, что я тоже была с ним, когда шагала в тот водоворот. Похоже, искать на острове новую переселенку никто не собирался.
Да и зачем?
Отсюда точно вряд ли сбегу.
Я злилась, эмоции кипели, но, в отличие от комнаты с уютной периной, где треснула стена, на острове мои силы будто не работали. Ни грома, ни молнии, ни тебе сломанной сосны!
А жаль, так бы кто-нибудь уже обнаружил одиноко блуждающую девушку в горах.
Впереди за деревьями замаячили огни.
Еще ничто не радовало так за день, как эти огонечки в темноте. Я поменяла шаг на бег. Деревья расступились, оголяя поляну, что очень важно — сухую и светлую.
Я даже не поверила вначале, но едва ступила на нее, как вдруг температура резко повысилась, и дождь прекратился. Никак опять магия — можно подумать, здесь был натянут огромный невидимый зонт!
А еще чуть поодаль стояла группа людей, они толпились по кругу и с интересом кого-то слушали.
Я подошла ближе.
Парни и девушки в плащах внимали мужчине в белой мантии наподобие той, что я видела у женщины с ведром в коровнике.
Он был молод, темноволос, и на вид казался едва ли старше тридцати, но припомнив, что Стефаниус говорил о странном течении времени в этом мире, я решила не строить догадок по поводу возраста данного преподавателя.
Уж очень авторитетно он говорил, уверенно, а еще…
— Простите, — я попыталась постучать по плечу ближайшей студентки, если их здесь так зовут. — Мне нужна ваша по…
— Тщ-щ-щ! — грозно прошипела она, давая понять, что не желает вникать в мои просьбы. — Профессор Виктор Харлинг ведет занятие!
Она тут же отвернулась, вновь возвращая внимание к типу в центре. Я присмотрелась внимательнее, все девчонки здесь смотрели на него со странной долей обожания и страсти во взгляде.
Я нахмурилась.
Еще раз уставилась на того, кого назвали профессором. Не сказать чтобы особо красавчик: безусловно высокий, плечистый, лицо симпатичное, но далеко не голливудская звезда, все портил тонкий шрам на переносице. Впрочем, может, какой-то шарм у него и был, но сейчас не время об этом думать.
Мне холодно, мокро, и требовалась помощь! Вопрос, стоило ли ради этого срывать занятие… Может, уже скоро звонок или что там вместо него в академии.
Я прислушалась к лекции.
— Обычно твари не выбираются за пределы жерла. Привыкшие к теплу лавы, при обычной температуре они ощущают себя крайне некомфортно. Впрочем, это не мешает им выживать в наших условиях, что влечет за собой регулярные потери в хозяйстве профессора Зелень. В прошлом году из-за одного огнемонстра мы не досчитались пятисот кур. — Мужчина принялся загибать пальцы под вздох обожания и сожаления местных студенток.
— Птичек жалко, — всплакнул кто-то.
— …Разлитое и выпитое молоко — полторы сотни ведер.
— Творожный кризис прошлого рождества, — опять пробежался шепоток по рядам.
— Одна из сбежавших особей умудрилась пробраться на транспортный корабль к большой земле, — профессор загнул очередной палец. — И там… впрочем, вы и сами знаете.
— Аммиачные туманы столицы, — выдали подсказку из толпы. — Тогда полгорода чуть не задохнулись.
— Именно! — профессор щелкнул пальцами, и за его спиной материализовалось нечто квадратное, похожее на накрытый полотном ящик или клетку. — Вы все прекрасно знаете, что это за монстр. За моей спиной сейчас находится личинка этого существа, подлежащая немедленному уничтожению.
Я вытаращила глаза за спину профессора. Судя по описанию, там находилось настоящее чудовище.
— Сегодня утром мы изловили его у подножия вулкана, прежде чем он добрался до наших угодий. Но вместо уничтожения я решил показать его вам в науку! Практика в устранении монстров — это самое важное. Прошу отойти всех на шаг назад, прежде чем сниму ткань.
Я даже среагировать не успела, как вся толпа собравшихся послушно отпрянула назад. Сама же, не успевшая даже подумать об этом, оказалась внутри круга. На ближайшем краю к чудовищу, которого вот-вот явят миру.
Невольно прижала к себе чемодан поближе. Вдруг придется обороняться.
Кто знает, какие тут твари водятся.
— Нимурн! — Виктор стащил плотную ткань с клетки, открывая всем маленькое, сморщенное, абсолютно лысое существо, сверкнувшее желтыми глазами.
— Пфш-ш-ш-ш, — раздалось, едва оно увидело нас и выгнуло спину, оскалившись и показав длиннющие когти на лапах.
— Как видите, монстр крайне агрессивен к людям, приручению не поддается ни в стадии личинки, ни тем более во взрослом виде. Полезными качествами не обладает… а поэтому подлежит уничтожению путем утопления во враждебной ему среде…
— Это же котик!!! — в перебившем профессора голосе я узнала собственный. — Вы в своем уме? Какое утопление?!
Вся толпа студентов и сам профессор уставились на меня.
Преподаватель надменно вскинул бровь, разглядывая того, кто так нагло посмел его перебить. Сверху вниз, всю такую красивую: мокрую и грязную, но, к его чести, оскорблений не посыпалось, хотя из толпы я услышала шепотки в свой адрес.
— А это что за чудище? Тоже из вулкана вылезло?
Я гневно зыркнула в сторону сказавшего, но так и не поняла, кому принадлежали слова. Потому что… сама не знаю почему, но любого желающего утопить котика я была готова сама в вулкан засунуть.
— Леди, — на удивление галантное приветствие послышалось от профессора, — я не припомню вас на моем курсе. Позвольте узнать, откуда вы взялись? И как вас зовут? А заодно вашу ученую степень, которая бы позволила оспаривать мои слова?
Ни капли насмешки в голосе, но вот взгляд говорил об обратном. Слишком много в нем сарказма.
— Вероника, — гордо дернула головой. — Без степеней, просто Вероника. Из портала, меня перенес магистр Стефаниус. А это котик. Простой, обычный, маленький… слегка лысый.
Я бросила короткий взгляд на клетку, где за толстыми прутьями замер «жуткий монстр». В моем мире такие котята стоили немалых денег. Никогда не интересовалась стоимостью сфинксов и не была знатоком породы, но познаний точно хватало, чтобы отличить кота от монстра.
Все те ужасы, которые наговорили про эту крошку, не могли быть совершены этим существом.
— Пятьсот кур… да это смешно! — заявила я, делая шаг вперед. — Я могу это доказать, его же можно погладить за ушком.
Толпа за спиной испуганно притихла.
— А давайте я буду решать, кого на моих занятиях можно гладить за ушком, а кого нет, — сурово ответил профессор, перегораживая собой путь к клетке. — Вероника, вы из новеньких, понимаю, возможно, это существо кажется вам знакомым по прежнему миру… Мы уже сталкивались с тем, что переселенцы путают реальности, но поверьте, нимурны опасны и подлежат истреблению за пределами своего вулкана.
Я застыла, соображая, что делать дальше.
Мужчина не собирался подпускать меня к клетке. Да и внутри рождались сомнения, а если он прав…
— Вероника, — продолжал профессор, опуская взгляд на мои босые ноги. — Вы, скорее всего, заблудились, растеряны… Давайте после занятий я лично провожу вас до здания академии и передам магистру Стефаниусу.
Судя по мечтательным женским вздохом, только одной этой фразой профессор наградил меня десятком врагов среди местных барышень. Кажется, на моем месте хотели оказаться многие.
Только стой спокойно на месте, жди, когда расправятся с котиком, закончится лекция, и красавец-препод отведет тебя в академию…
— Мяу! — раздалось жалобное позади профессора Харлинга, что в моей голове приравнивалось к паническому «спасите».
— Ну вот еще, — буркнула я, решая действовать. — Сегодня я уже умерла разок, думаю, второй раз обойдется.
С этими словами я швырнула чемоданом в не ожидавшего подвоха препода. Замки щелкнули, ворох платьев посыпался на землю, а я, воспользовавшись заминкой, как заправский футболист, обходящий соперника, кинулась к клетке.
Благо близко. Руки коснулись прохладного металла. Три задвижки — все, что отделяло меня от жуткого «монстра». Не задумываясь, щелкнула ими.
— Стой! — раздалось где-то на фоне, но уже поздно.
Казалось, лысый кот тоже обалдел от такого расклада, потому что, просунув руку внутрь, я вытащила его за шкирку, чтобы тот повис послушной тряпочкой в руке.
— Мяу?! — изрек он в кромешной тишине.
— Вот видите! — победно выдала я. — Он же лапушка, совсем не опасный.
И прижала чудище к себе.
Лысый кот явно был не восторге от соприкосновения с мокрой одеждой, но что-то разумное в его желтых глазах все же промелькнуло. Уткнувшись мордой в подмышку, чудовище затихло, а я даже почесала его за ушком. На ощупь как бархатное.
Молчали все. Студенты, профессор… лес.
Мурчал только кот.
— Лекция закончена! — гробовым голосом произнес Виктор, глядя на меня, как на еще большее чудовище. — Все в академию! А вы!!! Вы… Ве-ро-ни-ка… Все же пойдете со мной. Очень медленно. Не растрясите нимурна! Они ужасны в гневе.
— Так, давай разбираться! — Стефаниус орал слишком громко, чтобы, стоя под дверью кабинета, я его точно услышала. — Виктор, как ты допустил, что девица, которую ты впервые видишь, мало того, что сорвала занятие у третьего курса, так еще и выпустила на волю опасного монстра?
Ответ Виктора я не знала, в отличие от магистра он говорил тихо, а прислонить ухо к двери стало бы перебором.
Тем более в приемной я не одна.
За столом чуть поодаль сидела то ли женщина, то ли привидение, и перебирала бумаги. Ее тело иногда мерцало, становилось полупрозрачным, через нее я могла видеть шкаф с книгами.
Попыталась с ней заговорить, но призрак-секретарши (если это было ее должностью) никак не желал выходить на контакт. Да и кота, в отличие от остальных, она не боялась, это косвенно подтверждало мою гипотезу о давно умершей. Мертвым уже не страшно.
И все же откровенно подслушивать при призраке не рискнула, довольствуясь прилетающими отголосками.
— …значит, он ее не убил? Это не оправдание! Ты допустил сам факт происшествия. Да! Нам повезло, что она осталась жива. Вдвойне повезло, что не пострадал никто из студентов.
Вновь покосилась на кота в руках. Тот вполне мирно дремал, ну кому он может навредить? Зайчик, а не котик. Только лысый.
— …ты читал о подобных случаях и даже писал по ним научную работу. — Тон Стефаниуса становился тише, видимо постепенно успокаивался. — А дальше что? Хочешь еще одну диссертацию написать? Оставить немурна в стенах академии?
Похоже, в этом мире ученые степени отличались от привычных для меня, иначе непонятно, почему магистр орет в таком тоне на целого профессора. Хотя, вероятно, для этого хватало должности главы академии.
Ответа Виктора я снова не услышала, да и вообще все как-то затихло. Наконец двери распахнулись и оттуда вышел сам Стефаниус.
Осмотрел меня, с недоверием перевел взгляд на животное, хмыкнул.
— Гретточка, — бросил он в сторону призрака, и та впервые подняла голову.
— Да, я чем-то могу помочь?
— Выпиши запрет на посещение студентами территории шестого холма, с этого дня там запретная зона.
Призрак кивнула, привстала из-за стола, если так можно сказать, потому что, поднявшись, она проплыла его насквозь и в прямом смысле слова вошла в шкаф. Обратно секретарь не показалась, а Стефаниус тем временем поманил за собой в кабинет. Обратное появление призрака я уже не застала.
— А с тобой у нас будет серьезный разговор. Когда я проводил портал, то подозревал, что могу промахнуться из-за некоторых факторов. Все же нас вежливо попросили уйти незамеченными. Поскольку мы телепортировались со второго этажа дома, это, вероятно, и сбило расчеты, — магистр будто оправдывался за оплошность.
— Меня выбросило в коровнике, — тихо произнесла я, оглядывая помещение изнутри.
Просторное, с книжными стеллажами вдоль стен, единственным огромным окном и большим рабочим столом.
— Так бывает, и это не самое жуткое. Был случай, мы вылавливали студента в океане, благо все закончилось хорошо… Впрочем, — он опять покосился на кота, — как вижу, тебя тянет к животным… Ну или их к тебе. Проходи, садись.
Он указал на свободное кресло напротив стола.
На другом расположился профессор Харлинг.
— А можно постою? — спросила я. — Мое платье в грязи, а ноги…
Покосилась вниз. Да уж, стою на чистом ковре, и думать стремно, какие теперь следы останутся на ворсе. После коровника и прогулки по лесу…
— Не страшно, — отмахнулся Стефаниус. — Садись.
Пусть с опаской, но все же присела на краешек. Кот в руках соизволил проснуться, вытащил голову и недовольно осмотрел кабинет. Судя по виду, ему не очень понравилось.
— Пх-х-хш-ш-ш, — издал он, едва его взгляд пересекся с Харлингом. Котяра, очевидно, решил выбраться из моих объятий, дабы исполосовать профессору лицо и добавить к его шрамам еще парочку.
Пришлось прихватить животину покрепче и аккуратно ткнуть мордой обратно себе в подмышку. Чтобы только лысые уши торчали наружу.
— Невероятно, — прокомментировал мое действо Стефаниус. — И после такого она еще жива. Вероника, скажи, а тебе не противно держать это в руках? Не вызывает рвотных рефлексов? Дрожи в поджилках?
Я отрицательно помотала головой. В самом деле, это чересчур по отношению к котику.
— Нет, — ответила я. — Это же котенок, неужели вы так сильно его боитесь?
— Нет, не боимся. Конечно, разумнее и лучше от него избавиться, но… Похоже, у нас хорошая новость для тебя, Вероника, даже две, и одна плохая. С какой начать?
Признаться, думала, все будут плохими. А потому решила хоть чем-то себя порадовать.
— С хороших.
— Монстр тебя не убил, — припечатал Стефаниус. — Это, безусловно, радует. Когда я говорил, что таланты переселенцев требуют долгого поиска для аккуратной огранки, я и не предполагал, что с тобой все произойдет так быстро. У тебя талант к приручению… хм, тварей. Возможно, только одного вида, но как именно это работает, еще предстоит разобраться.
— В книгах описано несколько случаев за всю историю, — добавил профессор Харлинг, по-прежнему избегая смотреть на меня. — Феномен этой барышни любопытен и требует изучения. Я бы хотел понаблюдать в лабораторных условиях за тем, как в дальнейшем будет вести себя эта тварь.
— Нимурн? — то ли добавил, то ли уточнил Стефаниус.
— Нимурн, — подтвердил преподаватель.
— Отсюда вытекает плохая новость, так как теперь у нас возникает ряд проблем. Оставлять монстра в академии чревато жуткими последствиями. Мы не можем допустить, чтобы это, — теперь уже Стефаниус дернул ладонью в мою сторону, — гуляло по академии бесконтрольно. А посему рамки эксперимента необходимо перенести за пределы учебного городка. Вероника, я вынужден с тобой серьезно поговорить.
— Так, — всем видом показала готовность слушать и внимать. Не совсем понимала, куда ведет этот разговор, уж слишком долго они раскачивались к плохой новости.
— В академии ученикам предоставляются комфортабельные комнаты, теплое питание, а главное — безопасность, — продолжал магистр. — И ты бы тоже могла на это рассчитывать, если бы согласилась избавиться от своего… хм… странного питомца. В конце концов ты только прибыла на остров. А в жерле вулкана бегает пара сотен таких же, мы могли бы изловить тебе любого другого нимурна, скажем, через полгодика, когда освоишься.
Я замотала головой. Хватит, я уже поняла, что если бы не мои цепкие объятия, кота бы утопили в ближайшем море-океане. И зачем мне другой, если спасать надо этого!
— Как я и предполагал, — кивнул магистр. — Тогда у нас есть не очень удобная, но все же альтернатива. Так называемая бывшая арена для боев с монстрами, она уже тысячу лет как не использовалась и заросла лесом, но общий магический фон сохранился. Мы могли бы поселить тебя с твоим «питомцем» там. Нимурн не сможет покинуть пределы арены. Вдобавок кое-какие постройки там вполне пригодны для существования, и если их облагородить… Не то чтобы в них совсем холодно… но впереди зима. Ты могла бы подумать, ведь ежедневно тебе придется ходить на занятия в академию на достаточно большое расстояние, и возможно, возникнут проблемы с питанием. Здесь в учебном городе — это не проблема студентов, но тебе, скорее всего, придется столкнуться с этим вопросом. А еще… как-то кормить нимурна.
Меня явно подготавливали к тому, что либо я буду жить в тепле и уюте, но без кота, либо — где-то там на острове есть развалины, и ради общей безопасности мы тебе их выделим, а дальше крутись как хочешь. Хоть из лука в белок стреляй, но еду придется добывать самой.
Когда в приюте мне в спину шептали, что ничем хорошим я не закончу и моя жизнь завершится где-то в трущобах у костра — они явно не так себе это представляли. Я, впрочем, тоже.
— Все так плохо? — склонила голову набок я.
— Но мы готовы оказать помощь, — Стефаниус ускользнул от ответа напрямую. — А точнее, профессор Харлинг готов. Он заинтересован в исследовании монстра, поэтому окажет тебе помощь!
Судя по лицу Харлинга, подобный выверт ему не очень понравился. Если исследовать монстра он и хотел, то с помощью явно возникали проблемы.
— Но магистр! — начал он. — Вы же знаете, я не…
— Поможешь, — припечатал Стефаниус. — Это тебе не монстров на вулкане ловить, хочешь диссертацию — работай. Впрочем, Вероника, мы даем тебе шанс отказаться! Никто не заставляет тебя уходить в глушь с этим существом на руках. Если хочешь остаться тут, мы выделим тебе удобную комнату в общежитии, просто отдай нимурна мне или профессору!
— Нет! — упрямо заявила я. — Развалины арены так развалины. Я согласна. Буду считать это собственной жилплощадью.
Стефаниус хлопнул в ладоши, как показалось, обрадованно!
— Прекрасно, значит, я не ошибся в тебе, Вероника! — И тут же уже куда громче крикнул: — Гретточка! Ты уже подготовила документы, которые я просил?
Сквозь двери проплыла знакомая призрак-секретарь. Каким-то непостижимым образом она умудрилась пронести через деревянное полотно не только свое абстрактное тело, но и вполне материальные бумаги, которые положила на стол.
— Декрет на запрет посещения студентам территории шестого холма, — торжественно известила она. — Нужна ваша подпись.
— Добавим исключение, — магистр читал бумагу, попутно внося какие-то изменения взмахом руки. Никаких тебе перьев, карандашей и ручек. — Единственный студент, кому разрешено пребывание, Вероника… — Он вопросительно посмотрел на меня. — У тебя же есть фамилия? Или была в старом мире? Может, ты хочешь новую? Если так, то это твой уникальный шанс.
Я чуть не ляпнула — Кружкина, но тут же остановилась. Ведь магистр был прав. У меня теперь новая жизнь, так стоит ли тащить в нее отголосок старой?
— А как обычно поступают переселенцы в таких обстоятельствах? — спросила я.
— Кто во что горазд, — пожал плечами он. — Кто-то придумывает новое, кто-то берет фамилию того, чье место занял, как дань ушедшему. По-разному. Но сразу уточню, фамилия не дает прав на наследование или другие преференции рода, к которому принадлежало тело.
— И какая фамилия была у Эммы?
— Плесецкая, — без каких либо эмоций бросил Стефаниус. — Так что, записываем?
Его рука замерла над бумагой. И в этот миг оконное стекло за его спиной с громким звоном треснуло.
Магистр косо посмотрел на меня и покачал головой.
— Контролируй эмоции, Вероника, выбор фамилии — дело ответственное, но не до такой же степени, чтобы бить мне стекла в кабинете.
Я хотела сказать, что это не я, но промолчала. Ведь хоть сердечко и трепыхалось от волнения, но скорее от остаточного. Куда больше я переживала на поляне за кота, когда того хотели топить, нежели сейчас.
А с другой стороны, может, и я.
Внутри себя еще не до конца отдавала отчет в том, что творю.
— Записывайте Плесецкую, — согласилась я.
Возможно, я немного махозист, но решила, что фамилия будет хорошим напоминанием о цене, которую Эмма заплатила, чтобы я оказалась здесь. Она отдала жизнь.
Стефаниус провел рукой над бумагами, занося туда последние данные, а после потянулся за печатью, лежащей на столе, и от всей души оставил оттиск.
— Готово! Гретточка, уведомите всю академию. — Он протянул бумагу призраку, и та безмолвно удалилась.
— Я тоже могу идти? — произнес профессор Харлинг. — Или есть еще какие-то поручения на сегодня?
— Ты бы мог проводить Веронику до шестого холма. — Стефаниус выгнул бровь дугой, словно не ожидал от подчиненного такого скорого желания смыться.
— Боюсь, у нее нет для этого сейчас подходящей обуви, — верно заметил мужчина. — Путь неблизкий. Будет лучше, если вы провесите очередной портал. Этим мог бы заняться я, но…
За этим но я услышала намек на некий нюанс, которого оба мужчины в кабинете хотели бы избежать, и мне, новоявленной студентке, про эту тайну знать явно не полагалось.
— Не надо, Виктор, — остановил его магистр. — Я сам. Можешь быть свободен.
— Прекрасное завершение прекрасного дня… — саркастично заявила я, разглядывая остатки магической арены.
Не Колизей, конечно, из каменного тут только обрушившиеся от времени выступы скал. Из деревянного — вековые деревья и покосившийся домик, в котором могла бы жить Баба-яга, но буду я.
— Ареной это называлось весьма условно, — пояснил магистр, словно оправдываясь. — Природная местность с массой укрытий для тварей. В древние времена тут проходили бои.
— А домик? — Я указала на лачужку без окон и дверей, ушедшую стенами в землю.
— Смотрителя. Кто-то же должен был присматривать за монстрами между соревнованиями. Судя по документам того времени, он был кем-то вроде егеря в этом месте. Ты, кстати, можешь выпустить здесь нимурна.
Но я помотала головой.
Кот явно был против, судя по дрожащему тельцу, ему было холодно.
— Это безопасно, обычные звери сюда не забредают — инстинктивно обходят холм до сих пор. А монстры, наоборот, не могут уйти. Свободно перемещаться здесь разрешено только людям. — Стефаниус подошел ближе к лачужке, заглянул внутрь. Цокнул языком. Звук вышел совсем уж безнадежным, — Пожалуй, я натяну над поляной временный погодный купол, хотя бы защитит от дождя и ветра.
Я подошла ближе, перешагивая через остатки того, что некогда являлось дверным проемом, осмотрелась по сторонам — стены, потолок, которого, впрочем, уже и не осталось. Как и половины крыши.
Дерево стен почернело от времени, было проедено насекомыми и плесенью. Земляной пол засыпан вековой грязью и листвой.
Более-менее прилично, если это слово вообще подходило, выглядели только остатки печи-камина, чья труба гордо уходила в высь затянутого мглою неба…
— Что ж, в хорошую погоду я смогу изучать звезды, — оптимистично заявила я. — Могло быть хуже.
Судя по вытаращенным глазам Стефаниуса, куда уж хуже?
— Я напомню, что ты все еще можешь отказаться от этой затеи, — произнес он. — Нимурн того не стоит.
Я посмотрела в кошачьи глаза, в которых отражалась ночь и безнадежность. Потому что, даже если я выпущу его на этом холме, из которого он не сможет выбраться, здесь он будет обречен.
Околеет от холода, да и голод не тетка — что ему тут есть? Стефаниус не просто так сказал, что обычные звери сюда не заходят. Ни мышки тебе, ни кролика. Если я правильно поняла, мне понадобится для его прокорма много молока и мяса.
— Нужно что-то решить с твоей обувью, — напомнил магистр. — У тебя же был чемодан.
— Он остался на поляне, где проходило занятие у профессора Харлинга, — ответила я. — Но нормальной обуви там все равно не было. Я проверяла. Мишель явно не думал, что я окажусь в лесу.
— Я попрошу кого-нибудь выделить тебе что-то подходящее на первое время. Наверняка у профессора Зелень найдутся варианты, а до тех пор… — Он еще раз обвел взглядом развалины, в которых собирался меня оставить, и кажется, сам был растерян от подобного расклада. — Купол послужит крышей и стенами… нужно еще что-то придумать с мебелью.
Я выдохнула. Первая растерянность начала проходить.
Для начала стоило бы убраться. Вымести листву, а затем уже думать об остальном. Наверное, я могла бы попросить что-то для чистки…
— И нужно тебя покормить! — уже обрадованнее, чем следовало, заявил Стефаниус, словно его осенило. — Пожалуй, позову профессора Зелень на помощь. Она женщина, она сообразит, что тебе нужнее.
— Мне бы… — Я даже рот открыть не успела, как старикан смылся в портале, и свою фразу я договаривала уже в пустоту: — Веник.
Что ж. Ладно.
И без помощи справимся.
Я опустила кота на пол, и тот тут же возмущенно запротестовал, просясь обратно на ручки.
— Нет, — строго ответила я. — Вначале уборка, потом согревающие объятия. Имей совесть! В конце концов, это спасая тебя, я оказалась тут! Так что терпи.
Я вышла из домишки и пошла к ближайшим кустам ломать ветки на импровизированный веник.
Грязь сама себя не выметет.
Не имея часов, я могла только предполагать, сколько времени потратила на то, что только очень смелый мог назвать уборкой. Потому что, даже когда я вымела последний замшелый лист наружу, дом нельзя было назвать чистым. По нему плакала влажная тряпка и бригада плотников.
— Теперь бы еще огонь развести, чтобы все это сжечь, — оглядывая кучу, буркнула я, вспоминая, как это делали древние люди, и в пустоту леса крикнула: — Могли бы хотя бы заклинанию какому-нибудь огненному обучить!
Лес молчал, а вот кот рядом чихнул, и из пасти его вырвались искры.
Я вытаращилась на сфинкса.
— Ты же вылез из вулкана, — заговорщически начала я, ведь у меня родилась идея, и почему бы не попытаться. — Ну-ка, Лысяша, чихни еще разочек, вот на эту кучу!
Глаза у кота округлились.
— Лысяша, — подтвердила я. — У приличного кота должна быть кличка, а то так и будут величать «оно», «монстр», «чудище», привыкай. И чихай уже давай! А то замерзнем.
Последнее явно возымело действие, потому что кот отчаянно мерз. Как и я.
Купол, натянутый магистром, безусловно давал защиту от дождя и ветра, но температура от этого вокруг выше не становилась.
— Пчи! — послушно издал мой карманный монстр, и листва вспыхнула, будто коробок спичек, и зачадила.
Я обрадованно захлопала в ладоши.
Никогда не думала, что буду так радоваться костру.
— Отлично, Лысый! — похвалила я. — А теперь еще разочек на бис, только с печью! Сейчас наберу веток, и попробуем разжечь огонь там. Какие-никакие стены, а в доме остались.
Пока куча с листвой чадила, я радостно бегала по поляне и собирала хворост, который складывала на очаг в камине.
— Лысяш, поджигай! — скомандовала я, и кот с готовностью вычихал еще сноп искр.
Пусть не с первого раза, но огонь взялся за ветки.
И вскоре я и кот грелись в разрушенном доме у древнего очага.
— Что ж, могло быть хуже, — рассуждала вслух я. — Я могла бы и умереть в своем мире. А так сижу тут с тобой возле огня, в тепле. Да, грязная, и мне бы не помешал душ, но это такие мелочи, если задуматься. С едой тоже разберемся, — продолжала настраивать я себя на позитив. — В конце концов точно знаю, где тут коровник, и завтра добуду тебе молока.
Кот явно был согласен с ходом моих мыслей и утвердительно урчал.
Внезапно со стороны улицы что-то хлопнуло, будто взорвалось.
От неожиданности я вздрогнула, а в следующий миг уже мчалась наружу.
Там посреди полянки стояла уже знакомая женщина в белой мантии, та самая, которая спасла меня из плена в загоне. В одной руке она держала ведро. Опять.
Интересно, она с ним вообще расстается?
Во второй — коробку.
Женщина хмуро оглядела поляну, разведенный мною костер, и стоило мне выйти на поляну — меня.
— Интересно, почему я так и подумала, что все проблемы из-за тебя, когда Стефаниус сказал, что у нас появился укротитель монстров, — произнесла она.
Помня, что моя старая знакомая не терпит громких звуков, я тихо ответила:
— Здравствуйте. Я не хотела влипать в неприятности, так вышло.
— У переселенцев всегда так. Не хотели, но вышло, — пробурчала женщина, ставя ведро на землю и наконец представляясь: — Профессор Инесса Зелень, твой куратор на первом году обучения. Показывай своего монстра, я ему еды принесла.
Из-за моей спины, потершись о ноги, показался кот.
— Ну и мерзкий же, — прокомментировала профессор. — Хотя и мелкий... Его собратья столько молока уничтожили. Убила бы…
— Нельзя! — Я подхватила кота на руки, не давая в обиду, и крепко прижала к себе. — Он же лапушка.
Профессора Зелень словно передернуло, впрочем, она придвинула ведро ко мне ближе.
— Это твоему чудовищу. До утра хватит. А завтра придешь за новой порцией.
Я ушам своим не поверила.
В ведре было по меньшей мере литров десять молока, но уже все осознавший кот вырвался из моих рук и, перевесившись через каемку ведра, жадно лакал содержимое.
То исчезало на глазах, будто пылесосом затягивало.
Через минуту кот сыто отрыгнул и шмякнулся лысым брюхом наземь. Даже вылизываться сил не осталось.
За всем этим неодобрительно наблюдала Зелень.
— Перевод продукта, — покачала головой она. — Но кто знает, может, и выйдет толк. А это тебе.
Она протянула коробку.
— Хватит на первое время, дальше сама что-нибудь придумаешь. У меня, знаешь ли, не универмаг для падающих в коровник переселенок.
— Спасибо, — поблагодарила я, даже не веря своему счастью.
Что-то подсказывало: хоть профессор Зелень вся из себя такая суровая, но в душе добрая и понимающая.
— Завтра жду тебя утром на занятия, — произнесла она, уже делая знакомые мне пассы руками и явно собираясь уйти в портал. — Без монстра, и не опаздывать.
— А где? Подождите, я же ничего тут не знаю, — остановила ее я.
— Третий холм, — ответила Зелень. — Туда, куда ты сегодня вышла из портала.
Я потрясла головой, местные явно были не в курсе, что не все понимают в географии острова так же хорошо, как они.
— А какой из них третий, если это шестой? Объясните, пожалуйста, — взмолилась я.
Профессор взмахнула рукой, закрывая портал, понимая, что так быстро от меня не отделаться.
Новым пассом она соткала прямо в воздухе карту острова — неправильной формы, но все же напоминающего круг с рваными краями.
— Это академия, — женщина ткнула в сердце острова. — Ровно по центру. Дальше представь привычный тебе циферблат из двенадцати часов. От академии ровно на полдень — вулкан, из жерла которого вылез твой друг. Дальше на час дня — первый холм, затем по кругу — второй, третий и так далее. Твой шестой. Понятно?
Я кивнула.
— Чтобы добраться до завтрашних занятий, у тебя два варианта: либо идти до центра острова к академии, либо через пятый и четвертый холм. Выбирай любой удобный маршрут. Доходчиво?
Я снова кивнула, кроме одного нюанса. Я понятия не имела, какой вариант удобный, пока не попробую или не спрошу.
— И какой удобный? — робко поинтересовалась я. — Или какой короче?
— Короче и удобнее — разные вещи, — философски заметила Зелень. — Иди через академию. А то кто знает, кто еще к тебе прицепится по пути через пятый и четвертый.
Женщина вновь покосилась на кота. Я намек поняла и вывод сделала.
— И да, — закончила она, ну очень тактично намекнув: — В овраге между седьмым и шестым есть ручей, насколько помню, он вытекает из глубин острова, и достаточно теплый, чтобы в нем можно было умыться. Пользуйся.
Я поблагодарила и за этот совет.
На этом Зелень окончательно решила, что наше общение на сегодня закончено, открыла портал и ушла.
Я же принялась распаковывать выданную мне коробку.
С облегчением обнаружила там два яблока, плед, носки, мыло, расческу, зубную щетку, а главное, дождевик и пару красных резиновых сапожек. С еще большим удивлением я прочла уже на самой обуви вполне земное клеймо еще советских времен «11 руб. 50 коп».
— Однако, — нахмурилась я, делая вывод: — Значит, не все вещи здесь из этого мира. Иначе как тут оказалось подобное?
Впрочем, разбираться с нюансами я собиралась позже. Сейчас меня вдохновляла только одна перспектива — умыться в ручье.
Теперь, когда с географией стало понятно чуть больше, ориентируясь на торчащую верхушку вулкана, который, похоже, был виден из любой части острова, я вычислила, где находится академия, а следовательно, и соседний седьмой холм, в ту сторону и пошла.
Смеркалось.
Объевшийся молоком кот решил, что оставлять меня одну негоже, и тоже двинул следом. Только делал это отнюдь не с кошачьей грацией, а скорее, будто кто-то мешок картошки переваливал.
Даже я ступала по веткам тише, нежели кот хрустел валежником, потом мяукал, затем кряхтел от недовольства, а когда получал по морде листом мокрого папоротника, так вообще выдавал отнюдь не кошачью гневную тираду, а будто старый сапожник матерился, но на кошачьем.
— На твоем месте я бы научилась чихать интенсивнее, — стараясь не обращать внимания на трудности, рассуждала я и переступала через очередной трухлявый пень. — Это сейчас нам холодно в мокром лесу, а когда помоемся, станет еще холоднее идти обратно.
Благо теперь у нас был дождевик и сапоги.
Резиновая обувь хоть и натирала ноги, но в нее хотя бы было не страшно залезть грязной босиком и пройтись по лесу вниз с холма. Резина точно хорошо отмывалась.
— И в то же время обратно будет легче, — уговаривала уже себя я. — Надену носки.
Вскоре снизу послышался плеск воды, и я устремилась на звук.
Радовало, что мне не пришлось блуждать бесконечность по полутемному лесу, а я сразу вышла к нужному месту.
Низину между двух холмов и в самом деле четко очерчивало ручьем, будто границей.
Он тек откуда-то из глубин острова и терялся в деревьях леса. А еще от воды шла густая испарина, из-за чего все окружающее пространство погружалось в туман. «Тепло», — обрадовалась я.
Я вышла на пологий бережок, осторожно прошла по бархатистой траве, которая устилала землю, словно ковер. Рядом вспорхнула стрекоза и перелетела на другой берег. Соскочила лягушка с камня и с плеском прыгнула в воду.
Похоже, местным земноводным было невдомек, что чуть выше по холму настоящая холодная осень. Тут, если не считать тумана, царил маленький кусочек лета.
Я коснулась пальцем воды и с удовольствием зажмурилась, предвкушая, что наконец смою с себя грязь.
Скинула с себя дождевик, долго мучилась с пуговицами на платье, завязками, какими-то тесемками.
— Сапоги, значит, из нашего мира они стащили, — бурчала я. — А додуматься набрать молний не смогли.
Кое-как совладав с платьем, я обнаружила, что, оказывается, под ним была нижняя юбка, да еще и тонкая сорочка.
Почему-то до этого момента, за всей беготней и разговорами, я не задумывалась, а что на мне еще надето, кроме платья. Какое нижнее белье тут в моде у наследниц знатных семей?
Но, кажется, уже начала догадываться.
— Панталоны, — обреченно выдохнула я, глядя на собственные ноги в круглых шортиках-шароварах с оборками. — Прелесть.
Я набрала в легкие побольше воздуха и медленно выдохнула.
— Что ж, отсутствие трусов тоже можно пережить, — еще раз успокоила себя я, задумываясь над тем, какие сюрпризы еще могло таить в себе мое новое тело.
Пощупала грудь — размер вроде бы тот же, талия — тонкая. В мире Эммы явно не было вредной еды, бесконечных глутаматов натрия, усилителей вкуса и вредных пищевых добавок.
Плюс, по словам ее отца, она никогда не работала. Отсюда и изнеженное ухоженное тело.
А еще догадка уколола меня, и я невольно скосила глаза на те самые панталоны.
Эмма наверняка была девственницей. Что-то подсказывало, в отличие от сироток в приюте, дочь местной аристократии честь свою обязана была блюсти до самого замужества и первой брачной ночи.
Нет, в прошлой жизни я не являлась развязной подстилкой и точно не стремилась к этой части взрослой жизни в общении с парнями, но так уж вышло, о чем я впоследствии не раз жалела, но обратно фарш в мясо не провернуть. Мое прошлое тело умерло не девственным.
А теперь вместе с телом Эммы мне, похоже, досталось дополнительное сокровище, которым распоряжаться мне.
— Обещаю быть ответственной, — в пустоту произнесла я, будто давая ушедшей Эмме зарок. — Точнее, ну чтобы первый раз как положено. По любви! А не как у меня вышло.
О своем «как вышло» я предпочитала не вспоминать.
Тряхнула головой, отгоняя наваждение, и пошла к воде.
Следующие полчаса я была лесной нимфой со старых картин, плескалась нагишом в ручье, полоскала одежду, в общем, приводила себя в порядок.
Кошак Лысяша к враждебной для него воде близко не походил, предпочитая держаться на твердой земле. Поэтому выбрал себе большой валун в качестве наблюдательного пункта, и если вначале моей «помывочной», внимательно наблюдал, то после, свернувшись калачиком, уснул.
Я уже заканчивала банные процедуры, когда услышала шипение.
Кот, выгнув спину, смотрел куда-то на противоположный берег и враждебно шипел.
Насторожившись, я поспешила выйти на берег, всматриваясь во тьму леса, и ничего пугающего не видела.
Ветер едва слышно качал деревья, вот только кот явно видел лучше меня.
Внезапно движение в ветвях кустарника светло-золотого силуэта привлекло мое внимание. Я пригляделась к фигуре и глазам не поверила.
На ветке, в метре от земли, сидел петух с золотистым пером, хвостом колесом и огромным красным гребнем, который в сумерках казался почти алым. Я потрясла головой, думая, что наваждение схлынет.
Но нет, петух просто сидел на ветке, то ли дремал будто на жерди, то ли смотрел на меня. Взгляд его казался неподвижным и стеклянным.
Поражал и исполинский размер птицы. Будто не петух, а здоровенный индюк. Хотя я и не была специалистом с сельскохозяйственных породах, может, бройлерный…
А вот кот на находку явно начал облизываться.
И теперь подбирался к берегу.
— Эй, ты же выпил ведро молока! Куда?
Но остановить кота я не успела. Дойдя до кромки воды, кот приготовился к прыжку и сиганул вперед, явно надеясь перемахнуть весь ручей разом, не замочив лапы..
Полет кота был впечатляющ, но недолог.
Врезавшись в невидимую стену ровно над серединой ручья, кот картинно сполз по этому невидимому препятствию в воду.
БУЛЬК!
А дальше был истошный кошачий вой о помощи, и я, бегущая ловить тонущего кота, которого уносила течением ручья, и встрепенувшийся петух, которого чуть не поймали.
Увлекшись спасением кота, за птицей я не следила. Только и поняла, что, взмахнув крыльями, петух скрылся где-то в лесах седьмого холма, не оставив на память даже перышка.
Выбравшись на берег, я поставила трясущегося кота на лапы. Вытирать его было нечем, полотенца профессор Зелень мне не подарила, пришлось кутать «горе-утопленника» и в без того мокрую после стирки одежду.
— Должно быть, петух сбежал с фермы, — предположила вслух я. — Вряд ли он дикий.
Коту же было плевать на мои слова, он мерз.
— Ладно, — пообещала я. — Сейчас оденусь, и двинем обратно на холм. Там начихаешь нам новый костер, будем греться.
Обратный путь в гору в мокрой одежде дался гораздо хуже, чем я надеялась.
Покинув теплую поляну у ручья, я даже не предполагала, что идти по почти ночному лесу окажется так противно и до зубодробительного холодно.
Будет чудом, если к утру неподготовленное к нагрузкам тело Эммы, в котором я оказалась, не подхватит насморк.
Добравшись до заброшенной сторожки, я вытряхнула кота из своих мокрых объятий. Тот без лишних притязаний сразу побежал к камину, где охотно расчихался на уже успевшие потухнуть остатки углей. Пришлось еще бродить по поляне и набирать новый хворост, чтобы окончательно не замерзнуть ночью.
Уснули с Лысяшой мы также возле огня вдвоем, укутавшись в плед, принесенный Зеленью, почти без памяти от усталости за сегодняшний день.
А проснувшись утром, я поняла, что чуда не вышло.
Нос был заложен, горло болело, а из моего рта доносился только едва слышный сип.
Заболела.
С преданностью собаки Лысяш проводил меня до границы шестого холма.
— Дальше тебе нельзя, — шептала я, потому что на более громкое была неспособна. — Не шалить! Жди в доме.
Столь громким словом я назвала лачужку.
За вчерашний день монстрокот очень доходчиво доказал и показал, что человеческую речь воспринимает отлично, разве что ответить не может.
Что в очередной раз рождало во мне смутные сомнения: обитатели острова вообще того, что ли? Как можно существовать бок о бок с этими монстрами столь долгое время и вообще не замечать элементарного?
Либо магистр Стефаниус был прав.
Это конкретно меня нимурн слушал, потому что так проявился мой магический талант.
Почему-то в глубине души стало чуточку жаль. Никакой тебе интриги, никаких молний с неба! Просто повелевание монстрокотом!
За этими рассуждениями я и сама не заметила, как по узенькой дорожке добрела до академического городка.
Дорога стала шире, деревья расступились, обнажая передо мной стены монументального строения.
Любой среднестатистический европейский средневековый замок нервно закурил бы в стороне, дайся ему подобная возможность.
Потому что академия представляла собой не что иное, как крепость, монументальную, мощную, с наблюдательными башнями по периметру, окнами-бойницами — словно следами давних сражений, и широкими вратами — ровно по моему курсу.
Впрочем, этих ворот было много — они окружали городские стены по периметру, и к каждым вела дорога от леса и прилежащего холма.
Двенадцать — догадалась я провести параллели с часовым циферблатом.
Нашлось и главное отличие от крепости — ни одни из ворот никто не охранял, да и двери были нараспашку — похоже, академия жила и ощущала себя в полной безопасности многие годы.
Да и кому тут нападать, если подумать; похоже, главной опасностью острова были лысые котята.
Возможно, мне следовало бы зайти в городок, осмотреться внутри, но я решила, что еще успею, а вот опаздывать на первый же урок к профессору Зелень не хотелось.
Я отсчитала нужные мне ворота, вычислив дорогу к третьему холму, и устремилась туда.
То, что иду в верном направлении, поняла почти сразу по тому, что в одном потоке со мной шли и другие люди.
Начиная от детей, сбившихся в стайку, лет от семи до десяти. Заканчивая двумя размеренно шагающими пенсионерками. Те никуда не спешили, прогуливались медленно, вальяжно, как отдыхающие в санатории.
Краем уха я уловила их разговор:
— Семена помидоров лучше замачивать в марганце перед посадкой, чтобы обеззаразить.
— Зачем? — спорила вторая. — Они же магические, плевали они на твою марганцовку.
Я обогнала двух синьор и устремилась к самой многочисленной группе идущих. Хоть она была разномастна, и тоже разбита на компании, но если судить по возрасту идущих — они были плюс-минус моими ровесниками.
Раздавался смех, здесь бурлила жизнь. Одежды молодых людей пестрили красками, а говор — родным сленгом.
— Преподы говорят, на следующей неделе будет вылазка в «обратный». Я утром подслушала, — заявила девушка в синем платье и меховой жилетке.
В отличие от меня, у которой поверх платья, доставшегося от Эммы, теперь красовался свитер, а вместо обуви были резиновые сапоги — у этой девчонки с одеждой дела обстояли явно лучше.
И платье теплое, и жилетка, и даже пуховая шаль, из-под которой выбивалась розовая челка — отчего я сделала очередной вывод: краску для волос местные студенты где-то достают.
— Что-то они зачастили, — ответила идущая рядом рыжая. Назвать ее девчонкой уже было сложно, чувствовался опыт и возраст — лет тридцать. Но судя по тому, что она успешно вписалась в эту молодую компанию, я могла и ошибиться, однако подслушивать не перестала. — Никак с очередной проверкой, небось опять померла какая-то важная шишка.
— Не, — отмахнулась розовочелковая. — Это плановая проверка. Вдобавок хотят пополнить кое-какие запасы. С каждого курса возьмут несколько человек с собой — в качестве поощрения за хорошую учебу.
— Нам не светит, — отмахнулась рыжая. — Возьмут Гранта, магию же там применять все равно нельзя, а им всегда нужен кто-то сильный и способный много на себе унести. Всегда берут Гранта.
Я проследила за направлением взглядов этих двоих и уперлась в широкую мужскую спину идущего впереди.
Будто ледокол через торосы, прокладывал он путь всем идущим.
Высокий, темноволосый, косая сажень в плечах, как говорили в присказках. Богатырь!
Я не видела его лица, но судя по мечтательному вздоху от розовочелковой, на лицо Грант тоже был красавцем.
Чуть поодаль за ним, едва ли не шаг в шаг, следовала стайка шебечущих барышень. В отличие от рыжей и розовочелковой, подобравшись к этим, я не услышала ровным счетом ничего полезного:
— Грант, — томно вздыхала брюнетка с декольте меж меховых оборок манто.
Вот дура, на улице почти мороз, куда выпендрилась?
Но, похоже, шоу калыхающихся грудей было рассчитано именно на парня.
— Гра-ант, — опять позвала она. — Говорят, сегодня ночью будет полная луна, и мы могли бы…
— Шерри!!! — прорычал он девушке и…
Парень обернулся. Стайка, следовавшая за ним, замерла, как крольчихи перед хм… другим альфа-кроликом. Завороженно и …
Я даже слова подобрать не смогла, потому что и сама споткнулась о несуществующую корягу.
Грант был прекрасен.
Словно наваждение, как самый прекрасный сон, будто перламутровый рай…
Кто-то врезался в мою спину, и наваждение схлынуло так же, как и пришло.
— Эй, новенькая! — со смешком окликнула меня рыжая, которая с подружкой как раз догнала меня. — Мы тебя сразу приметили. Уши греешь?
Несмотря на резкий вопрос, агрессии в голосе рыжей не ощущалось.
Я помотала головой и, насколько громко могла, просипела:
— Не-е-ет, просто иду.
— Ага, — хихикнула розовочелковая. — Все тут просто идут, особенно в первый день. Уши как у Чебурашек. Милена. — Она протянула руку для знакомства.
— Вероника, — опять просипела я.
— Августина, можно просто Августа, — поздоровалась рыжая. — А ты всегда такая тихая? Или заболела?
— Второе, — кивнула я. — Очень холодный прошлый день. Это тело не привыкло к подобному.
Милена понимающе хмыкнула.
— Аристократическое, — произнесла она. — Сразу видно. Осаночка ровная, талия как у осы, волосы будто только из салона. Небось их по старинке всю жизнь луковой шелухой и яйцом мыли.
Я невольно коснулась собственных прядей. Вчера я их мыла в ручье и тем, что досталось в коробке от Зелень. Вопреки всем рекламам современных производителей профессионального шампуня, на качество моих волос такое жуткое обращение, как мытье обычным мылом, не повлияло.
— Не похожа она на аристократку, — покачала головой Августа. — Или одежду ей на помойке выделили?
Я развела руками.
— В прошлом мире аристократкой я точно не была, а в этом вышло как вышло, — ответила я.
— Бывает. — Августа притянула меня к себе за руку и похлопала по плечу. — Но я тебя прекрасно понимаю. Кому-то вместе с телом достается еще приданое: шмотки, шкатулка с драгоценностями. А кому-то нет. Ты же не думаешь, что такие переселенцы, как мы, всегда выбирают богатые тела. Мне вот досталось крепостное, крестьянское — замордованное. Я полгода только ходить училась заново. Девчонку избили плетьми, да барин ноги переломал. Так и померла, а очнулась уже я — и от боли разнесла там всю усадьбу магией. К чертям! Воронка такая осталась, что, говорят, до сих пор не заросла. Так что можно сказать, этому телу повезло, что благодаря мне его вообще вытащили из той дыры.
Я сглотнула пересохший ком в и без того больном горле.
А ведь Стефаниус говорил, что мне повезло — обычно переселенцам достаются тела с долгим сроком восстановления. Августа была таким примером.
— Да ты глаза не округляй, — хихикнула Милена. — Привыкнешь. Мы тут тоже не сразу освоились.
Пока говорили, умудрились обогнать стайку девиц, все так же осаждающих Гранта.
Невольно мой взгляд опять упал на лицо парня, и я опять поплыла.
Вновь одернула Августа.
— Это его дар, — пояснила она. — Старайся не смотреть ему в глаза и вообще на лицо. Очарование оборотня-дракона сложно побороть.
— Дракона? Серьезно? — не поверила я. — Прям с крыльями?
Августа пожала плечами, Милена развела руками.
— Мы не видели, но говорят, когда обращается, то крылья есть. За несколько дней до полнолуния ночами Грант всегда уходит в лес, чтобы не подвергаться трансформации в стенах академии. Это может быть опасно для остальных учеников. Спалить может или сожрать.
Я кивнула. Про технику местной безопасности я еще у Стефаниуса вчера слушала — все, что может нанести увечья другим, изгонялось за пределы академии. И если меня с котом отправили на шестой холм на долгий период, то Гранта выдворяли только на две-три ночи в месяц.
— Тогда зачем эта с ним в полночь хочет куда-то? — я кивнула на темноволосую с декольте в мехах. — Если не безопасно.
Августа расхохоталась.
— А говоришь, не подслушивала, — подмигнула она. — Тут все просто. Эта просто хочет на драконе покататься. Ну а кому бы не хотелось? Оседлать… так сказать. Плюс она не самого большого ума барышня. В прошлой жизни померла по глупости. А на приключения до сих пор тянет.
— Ой, да говори как есть, — перебила ее Милена. — Шерри танцовщицей в го-гоу работала. Встряла в потасовку между банюгами в клубе, словила шальную пулю, а в этом мире ее двойник, совершенно аморфная девица, наглоталась яда, потому что ее проиграл в карты папочка за долги. Поговаривают, Шерри, когда тут очнулась, даже почти согласилась идти отрабатывать долг, но Стефаниус ее забрал, едва только дар проявился, пока она не разнесла в щепки полгорода.
— Шерри — это ее настоящее имя? — спросила я. — Будто кличка собаки.
— Может, и настоящее, а может, оставила псевдоним танцовщицы. Тут не принято узнавать старые имена из прошлого, — ответила Августа. — Рядом с ней Главира, Леночка и Султанша. Тоже не спрашивай, почему их так зовут. Но с ними лучше не связываться.
— И всем им нужен Грант? — догадалась я.
— Верно, с ним выгодно дружить, — кивнула Милена. — Его иногда берут в наш мир, помощником. И если заранее с ним договориться, он может притащить что-нибудь полезное. Косметику, краску для волос, нижнее белье нормальное, прокладки…
Я нервно икнула.
Где-то в глубине души возник протест: как просить парня, совершенно незнакомого, достать тебе такие интимные и сокровенные вещи?
— Не криви лицо, — стукнула меня ободряюще по плечу Милена. — Обычно первый месяц мы все гордые, а потом помучаешься и начинаешь думать — как вертеться. В конце концов, один раз мы уже умерли. Чего стесняться?
Ее логика была сродни моей, и все же…
Нет, я пока точно была не готова к таким подвигам, как просить незнакомого парня о подобном.
Ни за что!
Да и как просить, если при единственном взгляде на него мне будто операционную систему перезагружали и в голове возникал «синий экран».
Вот опять я совершенно беззастенчиво пялилась на него и получила по плечу от Августы.
— Да не смотри ты, — уже в третий раз повторила она. — Хотя чего взять с новенькой, всех так накрывало от него в первый день.
— Меня до сих пор иногда накрывает, — мечтательно вздохнула Милена. — Хорош, драконище. Вот бы хоть разок по чешуйкам погладить…
Договорить не смогла, потому что получила от Августы тычок в бок.
— На меня не действует, — пояснила рыжая. — Иммунитет к чарам. Не спрашивай почему, но самоконтроль в таких вещах, похоже, мой главный дар.
Так незаметно за разговором мы обогнули холм и вышли к уже знакомым мне коровникам.
Сейчас, когда был день и дождь прошел, я могла лицезреть всю местную ферму.
Строения не ограничивались только сараем с рогатыми мычалками. Я насчитала еще козлятник с двумя десятками коз, конюшню и бесчисленное число птицы, бесконтрольно бегающей по округе.
Кур в клетках тут не держали, поэтому перемещались они где хотели.
Например, едва завидев Гранта, стая, если это применимо к курам, дружной гурьбой понеслась к нему.
— Драконово обаяние даже на кур действует, — хихикнула Августа. — Каждый раз не могу перестать смеяться с этого.
Местные петухи, явно обидевшись, что дамы им изменили, разразились бурным «кукареку» и один за другим попытались с налета клюнуть Гранта в темечко, а заодно разодрать тому лицо шпорами.
Но драки века не случилось, потому что:
— Молчать! — раздался громогласный голос профессора Зелень. — Петухова закон о тишине тоже касается! Ну-ка разошлись все!
Стоило ей гаркнуть, как весь курятник, так радостно атаковавший Гранта, будто ветром сдуло в неизвестном направлении.
— Выстраиваемся вокруг, — объявила Зелень. — Занимаем места, пропустите детей ближе. Они низкие, им ничего не видно. Грант, ты подальше. На тебя неадекватно звери реагируют.
В следующие минут пять была какая-то суета. Компашку детей поставили в первом ряду без особых проблем, но за места возле Гранта едва не случилась новая драка. А когда место рядышком все же было отвоевано Шерри, все подуспокоилось. Последними до занятий дошли две старушки-пенсионерки, которым Зелень лично поставила два персональных стула, чтобы леди в возрасте не стояли на ногах.
— Не буду долго рассусоливать, — начала преподаватель, и говорила она тихо. Волей-неволей всем приходилось не шуметь, чтобы хоть что-то слышать. — На курсе прибавление. Новенькая — Вероника Плесецкая, прошу помочь девушке, которая только вчера оказалась в нашем мире.
По рядам все же прошелся шепоток.
— Вчера? Счастливая. И никаких сломанных рук, ног… А как она умерла? А кем была?
Даже бабушки пенсионерки удостоили меня пусть спокойным, но все же слегла завистливым взглядом.
— Все вопросы зададите после занятий, — прервала поток шума Зелень. — А сегодняшняя тема — правильное питание коз, строение их желудка, остановка рубца.
В следующий час я с некоторым недоумением слушала ветеринарный курс молодого бойца относительно содержания коз.
И недоумевала, зачем мне информация о том, что, вопреки расхожему мнению, коза не мусорное животное и все подряд ей лучше не есть, а только хорошее сено. Два раза в день животным дают смесь из зерновых и еще следят, чтобы рядом всегда была соль-лизунец.
Когда моим глазам округляться дальше было уже некуда, я невольно толкнула в бок Милену и спросила:
— Зачем нам все это? А где магия?!
— Остров Таль, — так я впервые услышала название этого места, — на продуктовом самообеспечении. Порталами многое не привезешь, корабли приходят редко. Проще всего разводить самим, а так как мы тут надолго… — Милена сделала паузу, словно мысленно подсчитала какие-то сроки. — Все заинтересованы чем-то питаться, поэтому первый год новички занимаются грязной работой. Вдобавок большинство проявляющихся даров так или иначе природные, лучше всего формируются в этом месте.
— Значит, это только на год? — Я обвела взглядом фермерское царство.
— Не обязательно, — ответила Милена. — Кому-то просто нравится, они и дальше остаются ухаживать за хозяйством. К примеру, вот Дора и Сидора — говорят, они тут уже пятый год. Помогают Зелени, ну и ходят на каждое занятие, слушают одно и то же каждый раз.
Милена кивнула на старушек-сеньорит.
— Разговорчики, — повысила свой тихий голос профессор. — Если кто-то знает лучше меня про остановку рубца, то милости прошу занять мое место. Что, нет желающих?
Я невольно втянула голову в плечи. Да я понятия не имела, что такое рубец. Впрочем, к концу занятия я могла сдавать экзамен про анатомию коз.
— На сегодня все, — закончила Зелень. — Завтра буду задавать вопросы по теме. А пока те, у кого по расписанию работы по очистке сараев, могут переодеваться и приступать. Остальные идут в академию.
Растерявшись, я начала вертеться по сторонам. У меня вроде бы никаких работ по очистке назначено не было, но и в академию мне не положено возвращаться — в сараюшке оставался голодный кот.
Да и сама я не завтракала.
Тем временем высоченный Грант без всяких разговорчиков удалялся в сторону сараев, за ним стайкой тянулись воздыхательницы, кроме Шерри.
Она будто невзначай двигала по дорожке подальше от фермы.
— Эй! — окликнула ее Зелень. — А ты куда? Шеррилла! Я тебя спрашиваю.
Та даже не обернулась, будто не ее касалось.
Тогда Зелень щелкнула пальцами, и девицу на невидимом поводке поволокло к профессору, так что только волосы назад. И когда брюнетка оказалась с суровой преподавательницей лицом к лицу, только и могла лепетать:
— Профессор Зелень, ну вы же знаете. Мой дар не позволяет мне!
— Бла-бла-бла, — передразнила ее женщина. — Я уже сто лет это слышу. Я — тьма, я — ужас, летящий на крыльях ночи, мне не положено убирать коровник. Но нет, милочка, положено. Ведро и вилы там, — тонким длинным пальцем она указала направление, по которому следовало бы двигаться Шерри. — У тебя пять минут, чтобы переодеться.
Брюнетка сдавленно кивнула, и невидимый поводок тут же отпустил ее.
Вот уж доходчивые методы.
Про себя я сделала выводы на конфликт с Зеленью не нарываться, и все же, поговорить с ней мне нужно было прямо сейчас.
— Вероника, ты идешь? — окликнули меня Августа и Милена, они как раз свободно шли в академию.
— В другой раз, — пообещала я, спеша за профессором, которая удалялась в сторону козовников. — Подождите, профессор Зелень!..
Кричать я не могла, только сипела.
— Подождите!!!
Женщина обернулась, недоуменно посмотрев на меня.
— А тебе что надо? Занятие закончено, или тоже желаешь на уборку попасть?
— Не то чтобы… — протянула я. — Мне бы молока. Котику… то бишь нимурну.
— А-а-а, — протянула женщина. — Точно, пошли…
Не меняя направления, она все так же двинулась к загону с козами и, подведя меня к нему, широко обвела рукой все поголовье.
— Вот! — гордо выдала она. — Выбирай любую. Все высокоудойные, не вонючие — моя личная гордость!
— Э-э-э, — протянула я. — Как понять любую?
Казалось, на меня уставилась полсотни козьих глаз. Не моргающих, с горизонтальным зрачком, и очень-очень недобрых. А еще, кроме странных глаз, у коз были рога.
— Так и понимать. — Зелень похлопала меня по плечу. — Выбираешь ту, у которой вымя побольше нагулялось, и ведешь на доильный станок. Доишь! Молоко твое! Ведра найдешь вон там, в бытовке. Все чистое!
К моему сипу теперь прибавилось еще и заикание.
— К-как д-доишь?
— Руками, милая. Ничего жуткого в этом нет. Коза не корова — соска всего два! Ты справишься, я в тебя верю. Главное, нежненько! Козы не любят грубости.
На этом сочтя всю напутственную часть законченной, Зелень решила, что ей пора. И оставив меня у загона, удалилась.
Почему-то ее не волновало, вдруг я наврежу козам по неопытности. Впрочем, ее не волновало — не навредят ли они мне.
И судя по взгляду коз — они уже приготовили двадцать пять видов расправы надо мной, если я накосячу.
— Так, — успокоила себя я. — У меня монстрокот, которого боится весь остров. Что я, с козой не совладаю?
Вопрос прозвучал риторически, вместо ответа кто-то протяжно мекнул мне из глубины стада.
Вначале я пошла за ведром. Потом туда, где Зелень показала таинственный доильный станок — жуткая приспособа для фиксации козы, чтобы та не прибила доярку.
Вопрос оставался только один: как на этот пыточный аппарат козу затащить.
Я выцепила взглядом в стаде, как мне показалось, самую медлительную особь. Она гуляла неспешно, жевала травину с мордой задумчивой и философской.
— Ты, — решила я и двинулась за ней в загон.
Наши взгляды пересеклись, я все так же решительно шла вперед брать козу в оборот.
«Мне хана», — подумала я, когда мои руки сомкнулись у козы на рогах.
«Ей хана!» — подумала коза, и зрачки ее сузились.
И в следующий миг не я тащила козу к станку, как предполагалось изначально, а она встала на задние копыта, всхрапнула, как норовистый конь, и попыталась боднуть меня в лоб.
Я плюхнулась на задницу, едва успевая заслониться руками и прошептать: «Мамочки». Зажмурилась и приготовилась получить рогами и копытами.
Но вместо этого услышала глухой «бдыщ», словно рога стукнулись о рога и отскочили.
Я приоткрыла один глаз, затем второй.
Между мной и злой козой стояла другая — какая-то тощенькая, мелкая, неказистая.
Уперев рога в рога, она защищала меня, и — о, чудо! — похоже, одерживала победу.
— Во Манька дает! — раздалось со стороны выхода из загона. Там стояла одна из сеньорит и с интересом наблюдала за этим цирковым представлением. — А ее уже в тушенку хотели отправлять. Думали, помирать Манька собралась.
Манькой, если я верно поняла, звали мою защитницу.
Я поднялась с земли, отряхнула платье от налипшего сена. В отличие от коровника, у коз была фактически стерильная чистота в загоне. Разве что сена немерено раскидано.
— Ты зачем туда пошла? Вероника? Тебя же так зовут? — спросила сеньора. — Выходи давай.
Дважды звать меня не пришлось. Манька, тут же потеряв интерес к драке, увязалась за мной, зачем-то пытаясь жевать полы моего платья.
Наружу вышли вдвоем, я и коза. Предстали под смеющимся взглядом сеньоры, то ли Доры, то ли Сидоры — второй подруги рядом не оказалось.
— Поздравляю, — произнесла пенсионерка. — Теперь ты ее стадо. Она от тебя не отвяжется.
— Это как? — просипела я.
— У коз матриархат. Все стадо подчиняется одной козе. — Мне указали на ту самую, которую я приняла за ленивую и медлительную. — Ты зачем-то полезла к их лидеру, и Манька решила тебя защитить. Победить не победила, но намерения точно обозначила. Значит, приняла тебя за свое стадо.
— Понятно, — протянула я, все еще не понимая, а дальше-то что мне с этим знанием делать?
Молока не добыла, коза вроде и сама вышла из загона — правда, не та, которая нужна. Эта была какая-то дохленькая, тщедушная, да и вымечко на полное молочное не тянуло. Доходяжка какая-то.
— Так зачем ты сюда пришла? — повторила вопрос женщина. — Острых ощущений захотелось?
Пришлось кратко пересказать ей всю историю про нимурна и молоко.
— Значит, это о тебе все болтают. Вот кто вчера занятия у Харлинга сорвал, — усмехнулась она. — Ладно, подожди. Помогу тебе.
Она удалилась в сарай, вернулась оттуда с пригоршней зерна. Стоило только козам увидеть еду, установилась гробовая тишина.
Старушка приманила из загона первую попавшуюся, показав лакомства, и коза сама с недюжинной охотой бросилась к станку.
В следующие минут десять, пока коза аппетитно хрустела зерном, женщина, которая все же оказалась Дорой, учила меня добывать молоко.
— Ничего сложного. Мягко берешь в кулак, пережимаешь сосок между большим и указательным пальцам и аккуратно выдаиваешь молоко наружу. Не спеши вначале, потом, когда научишься, все будет получаться быстро.
Я и сама не верила тому, что делаю. Я доила козу! Молоко вначале текло по рукам, лилось мимо ведра, но стоило понять принцип — как все получилось.
— Ура-а! — прохрипела я и закашлялась от такой радости.
Потому что к горлу теперь присоединялись еще и легкие.
Старушка покачала головой.
— К лекарю тебе надо. А пока подожди, сейчас. — Она удалилась куда-то в подсобку и вернулась с глиняным горшочком в руках. — Мед. Ешь с молоком.
По итогу из козлятника я удалялась с половиной ведра молока, медом и увязавшейся за мною козой.
— Ее все равно резать собирались, — пожала плечами Дора. — Молока с нее — как от козла. А тебе на шестом холме она не помешает. Будет ходить кусты грызть, на край ею твой нимурн перекусит. Они любят мясо!
У меня аж глаз дернулся от такого циничного рассуждения.
И в то же время по задорному взгляду козы я четко понимала: если кто-то и будет перекусывать, так скорее она нимурном, чем тот ей.
Коза явно не собиралась помирать!
Так мы и шли с ней по дорожке с третьего холма.
Решив, что идти с козой в сторону академии не очень хорошая идея, я решила обратно топать напрямик, сразу к своей лачужке — через четвертый и пятый.
Как раз миновала низину между холмами, когда меня неожиданно окликнули.
— Эй, новенькая! — Я чуть до неба не подпрыгнула.
Потому что такого точно не ожидаешь, идя по лесу.
Обернувшись, тут же застыла и поплыла.
Прислонившись к дереву, чуть поодаль стоял Грант.
Красавчик, идеал красоты… ангел во плоти…
Коза боднула меня в бочину, вырывая из дурацкого наваждения.
— Разговор есть, новенькая! — вновь произнес он.
Я потрясла головой, стряхивая с себя странный морок и мысленно благодаря козу, которая нет-нет, а подбадывала меня в бедро.
— Что надо? — резче, чем следовало, ответила я.
— Воу-воу, — усмехнулся парень, отлипая от дерева. — Я с добрыми намерениями.
— Посреди леса? — все так же настороженно спросила я.
— А ты хотела, чтоб я подошел к тебе при всех? — Грант многозначительно поиграл бровями. — Поверь, тебе не нужны враги среди будущих подруг.
— А так ты, типа, обо мне заботишься? Мило, — пробурчала я. — Поэтому за мной следил? И я повторю вопрос: что тебе надо?
— Мне? Ничего, это обычно от меня что-то нужно девушкам. — Грант сделал несколько шагов вперед и задумчиво остановился в метре, посмотрел на козу, потом на меня. Ближе подходить не стал. Похоже, парень был озадачен, почему меня не накрывает волной обожания. — Поэтому я пришел с предложением, от которого сложно отказаться.
— И… — намекнула я, что он слишком долго тянет. — Можно как-то быстрее, я спешу.
— Через неделю я буду в нашем мире, — будто хвастаясь, произнес Грант. — Ты же понимаешь, что иногда оттуда можно принести что-то интересное и полезное. Всякие штучки… косметику, шмоточки…
Я округлила глаза.
— Так ты местный торгаш, что ли?
Как сирота я знала, что подобными разговорами обычно не предлагаются хорошие вещи. После таких разговоров и необдуманных сделок чаще всего начинаются только проблемы, а еще хуже — зависимости.
Грант же всем типажом подходил на торговца такими зависимостями, пусть даже это предметы гигиены, а не какая-нибудь уголовно наказуемая запрещенка.
— Мне ничего не надо! — гордо вскинула голову я.
— Уверена?
— ДА! — рявкнула я, сорвав горло еще сильнее, и, развернувшись, пошла дальше.
Уже в спину мне донеслось:
— Я могу узнать, что случилось с твоим старым телом! Тебе же интересно? Похоронили ли тебя? Где? Кто был на похоронах? А может, оно еще лежит в морге как неопознанное…
Меня аж передернуло от этих слов.
Любопытство все же порок, страшный. Мне было интересно, а еще где-то внутри теплилась странная крупица надежды: а что, если Эмма выжила и теперь находится в моем теле?
Вдруг такое возможно?
Или самое худшее: ей в новом мире никто не поможет. ВООБЩЕ НИКТО!
— Ты подумай о моем предложении, — долетело в спину. — Я не прошу многого взамен.
— А что ты попросишь? — Пусть я не обернулась, но этот шепот все же вырвался из моих уст.
Я думала, из-за расстояния Грант не услышит, но он услышал.
— Поцелуй, — будто это что-то совсем ерундовое, бросил он.
И я остановилась будто вкопанная.
Медленно обернулась.
— Я ослышалась? — даже переспросила я.
— Смотря что ты услышала, — усмехнулся Грант. — Просто поцелуй. Даже не взасос. Чмокнемся в губешки и разойдемся.
Я покрутила пальцем у виска.
— Псих! — буркнула я разворачиваясь. — Да никогда в жизни.
Коза издала воинственное «ме-е-е-е» и топнула копытом в знак женской солидарности.
Чтоб мы, да за какие-то прокладки, в губы… Вот еще!
И я гордо пошла к гору, оставляя Гранта позади.
Благо этот придурок озабоченный меня не преследовал.
Добравшись до своей лачужки на шестом холме, я еще раз осмотрела доставшуюся мне в пользование площадь.
В дневном свете все стало выглядеть не так уныло, как вчера, но все же работы непочатый край.
Коза деловито объедала кусты у края поляны, кот, словно только моего появления и ждал, вылетел навстречу и без особых приветствий сунул морду в ведро.
— Ни здрасти, ни спасибо, — глядя на лысую спину и не менее лысый хвост, торчащие из ведра, подытожила я. — Не сфинкс, а поросенок.
Чавканье из ведра раздавалось соответствующее.
— Что ж, раз кормить меня никто не собирается, придется думать самой.
Кот соизволил вытащить морду из ведра и посмотреть на меня.
В следующий миг он бросил лакать молоко, вился у моих ног и явно намекал, что нужно бы пройти внутрь лачужки.
— Что там? — спросила я, на всякий случай скрестив пальцы. Лишь бы не очередная гадость, а то вдруг окажется, что, пока меня не было, остатки печки развалились и теперь даже обогрева не осталось.
— Мр-мя, — издал нимурн, перепрыгивая лысой тушкой через развалины. — Мря!
Очередной прыжок пришелся на мой чемодан, с которым я прибыла в академию.
Пока меня не было, кто-то принес его сюда и поставил посреди лачужки, а рядом еще и презент положил.
Если так можно было назвать ящик, обмотанный цепями и с навесным замком снаружи.
— Это еще что за приколы? — не поняла я, протягивая руку к замку.
Тот был таким тяжелым, что убить можно.
А еще нашелся ключ и короткая записка.
«Чтобы нимур не съел», — пояснила короткая надпись сей загадочный дар, и у меня в животе заурчало.
Должно быть, Стефаниус вспомнил, что мне иногда еще и есть положено.
Провернув ключ и сняв цепи, с огромной радостью я обнаружила в коробке нечто в широкой тарелке, прикрытое металлическим клошем, и бутылку воды.
— Ничего себе, — прошептала я вслух. — Почти как в ресторане.
Тронув рукой крышку, поняла, что она еще теплая. Открыла…
Ароматный запах жареного мяса с подливой и картошечкой тут же наполнил пространство.
Заботливый Стефаниус даже приборы положил.
— Спасибо тебе, святой человек, — пробубнила я с набитым ртом.
И смахнула бы слезу счастья, вот только желудок блаженно урчал, и плакать теперь точно не хотелось.
Разве что от кота пришлось активно отбиваться. Он так и норовил залезть мордой в тарелку.
— У тебя молоко есть, — отмахнулась от него. — Зря, что ли, козу доила?
Расправившись с завтрако-обедом, я решила заняться одеждой в чемодане.
Наверняка после вчерашнего валяния по земле она нуждалась в чистке.
Но, к моему удивлению, платья оказались чисты, а на бархатных туфельках — ни единой пылинки.
— Опять магия, — пробурчала я, понимая, что мне надо как можно скорее начать осваивать эту премудрость.
Без нее выживать можно, но не очень комфортно.
Если бы мне не помогали другие, то я бы вряд ли самостоятельно долго протянула в этом мире.
— Нужно побольше узнать об академии и острове, — опять произнесла вслух я. — О мире, об экономике. О государственном строе. Как тут зарабатывать деньги, в конце концов. Выучить пару заклинаний, или как тут все устроено. Починить крышу…
Я возвела глаза к потолку. Дыра в небо никуда не исчезла — а жаль.
— Стоит вернуться в академию. Побольше пообщаться с местными, найти библиотеку, почитать книги, газеты… — Кот будто даже кивал моим рассуждениям, по крайней мере, так казалось, потому что, напившись молока, он начинал засыпать, веки закрывались, и голова его откровенно падала под тяжестью.
— Козу не жрать! Об чемодан когти не точить! — прежде чем уйти, строго-настрого приказала я, пока кот окончательно не вырубился.
Примерно то же самое, но в другой версии я сказала козе:
— Кота рогами не бодать, обивку чемодана не жевать!
Но та меня не слушала, была слишком увлечена пережевыванием ветки орешника.
Я спустилась с холма, вышла на дорогу к академии и ровно на середине пути увидела, что навстречу мне идет вчерашний профессор Харлинг.
Не спеша, прогулочным шагом — он следовал он ворот в мою сторону, только ветер трепал плащ, темные волосы и брови!
Аж закашлялась.
Зажмурилась, присмотрелась заново.
А, нет, брови как брови.
Да и профессор как профессор, без мутаций!
И все же… странное это место. Почему-то именно попав в этот мир, я неожиданно начала видеть странные вещи. Быть может, во всем была виновата магия, а может, последствия удара по голове, который получила Эмма.
Я невольно коснулась своего затылка, тронула шишку — болит, конечно. Но не настолько, как должно. Так подсказывал здравый смысл.
Меня все еще не отпускала мысль, что от шишек на голове не умирают.
Неужели Эмме и в правду хватило простого нежелания жить — чтобы я оказалась на ее месте?
— Позвольте спросить, — дойдя до меня и остановившись в нескольких метрах, сказал профессор без приветствий, — а куда это вы собрались, госпожа Плесецкая?
Мои глаза чуть расширились от удивления.
Пожалуй, он был первым, кто так меня назвал — пафосно и по новой фамилии.
— В академию, — честно ответила я, уже привычно просипев. — Думала найти библиотеку.
— Значит, читать любите? — вновь спросил он.
Кивнула, разглядывая мужчину в дневном свете и пытаясь понять, что же в нем такого притягательного, что его воздыхательницы меня вчера едва на британский флаг не порвали.
В Харлинге точно не было магии оборотня дракона, как у Гранта. И при взгляде на него не возникало желания им любоваться, вешаться на шею, раздвигать все то, что не следует раздвигать приличной девушке.
Я невольно продолжала сравнивать его с богатырским Грантом.
Виктор Харлинг был высок и худ, явно более жилист, а движения — резче. Черты лица острее, и об его скулы, как говорится, можно пораниться. Даже его пальцы в перчатках казались тонкими — словно у пианиста.
В общем, профессор был хм… более чем симпатичным, правильно сложенным, а шрам на лице придавал ему определенную загадочность, и в то же время меня что-то смущало.
Какая-то недосказанность в его образе. Будто что-то игрушечное, не настоящее… словно маска.
А может, и не было ничего, кроме вчерашнего отказа, когда он решил, что это не его дело — обустраивать новую попаданку в лачуге, и попытался побыстрее сбежать.
Должно быть, теперь во мне жила обида.
— Я пойду, — просипела я, делая попытку обойти профессора по дорожке, но стоило ступить пару шагов и поравняться с ним, как он ухватил меня за локоть так резко и неожиданно, что сердце пропустило удар.
А тело сковало нерешительностью.
— Куда вы пойдете, госпожа Плесецкая? — опять произнес он. — У нас с вами занятия по изучению вашего дара на шестом холме.
Легко, будто это часть танца, он повернул меня вокруг оси, а тело, как не мое, откликнулось и послушно крутанулась на пятках: к холму — передом, академии — задом.
— Но я...
— Не знали? — угадал Виктор. — Что ж, теперь вы в курсе. Каждый день после учебы я буду приходить к вам на холм, до тех пор, пока не сочту изучение вашего дара завершенным. Поэтому прошу не сбегать с наших занятий. Все библиотеки и походы по личным делам, надобностям, свиданиям — позже.
Он мягко подтолкнул меня вперед, коснувшись поясницы лишь кончиками пальцев, но касание даже через несколько слоев ткани прожгло до самого нутра, а может, ударило током — только что искры не посыпались.
Я подскочила на месте и чуть ли не вприпрыжку бросилась по дорожке обратно к своей лачужке.
Это что такое было?!
Он коснулся меня всего дважды, а ощущение, будто меня молния пыталась убить.
Я промотала в памяти вчерашний день, пытаясь вспомнить, дотрагивался ли меня до Виктор Харлинг ранее — до и после того, как я отвоевала у него нимурна.
Выходило, что нет.
Пытаясь вчера остановить меня, профессор не делал ничего, чтобы меня схватить, удержать или как-то иначе препятствовать. Только перегораживал путь собой — будучи уверенным, что никто не посмеет сотворить то, что сотворила я.
Он будто избегал дотрагиваться до меня.
Проверяя свою гипотезу, я снизила темп шага, чтобы вновь поравняться с профессором.
Он шел чуть позади, мы оба молчали, но мне хотелось понять — права я или нет.
Поэтому я нарочно споткнулась, упав коленками на землю и опять испачкав ладони. За последние дни мне было не привыкать.
Харлинг остановился, а я подняла голову и жалобно посмотрела на него. Протянула руку.
— Помогите подняться, пожалуйста.
Он глядел на мои пальцы, будто я не ладонь протянула, а ядовитую гюрзу, и предлагаю ее погладить.
— А сами не в состоянии? — грубо ответил он, впрочем, шаг вперед он все же сделал, но не для того, чтобы протянуть мне руку помощи.
Он вновь взялся за мой локоть, и новые разряды тока коснулись моего тела, как будто вместо пальцев Харлин трогал меня оголенными проводами.
Не будь сгиб руки защищен тканью платья, а его руки в перчатках — я могла бы взвыть от боли.
— Хватит! — невольно вырвалось у меня, и я выдернула локоть. — Зачем вы это делаете?!
Я встала сама, без его помощи, отряхнула платье и уставилась на профессора.
Тот моего взгляда не избегал, смотрел ровно, будто даже с вызовом, пока не ответил:
— Закономерный ответ за притворное падение. В следующий раз подумайте, прежде чем прибегать к таким дешевым уловкам.
Я прикусила губы.
Раскусил и нарочно сделал мне больно!
И вот в этого гаденыша влюблена половина академии?!
Все же верно говорят: чем больший мужчина гад, тем больше к нему тянет девушек.
Впрочем, меня даже порадовало, что я не из их числа. Было бы к кому тянуться!
Гордо вскинув голову, я ничего не ответила, пошла вверх по холму, решив, что чем быстрее закончится сегодняшнее «изучение моего дара», тем быстрее Харлинг свалит с моего горизонта.
Уже на походе к лачуге я услышала протяжный кошаче-козлячий вой.
Бросившись вперед, я выбежала на поляну и обнаружила козу, несущуюся по кругу, врезающуюся в деревья, кусты, стены дома — во все, лишь бы сбросить с себя кота, висящего на ее спине.
Лысому прилетало ветками-палками, но отлипать от козы он явно не собирался — лишь истошно орал.
Страшно было подумать, что было бы, не вернись я раньше!
— СТОЯТЬ! — несмотря на сиплый голос, как могла громко, рявкнула я, бросаясь наперерез сумасшедшей парочке.
Ошалевшая от боли и ора коза едва успела притормозить, вгрызаясь в землю копытами, чтобы не сбить меня массой.
Кот тут же слетел с ее спины и бросился наутек, делая вид, что он тут вообще ни при чем.
Но я успела поймать этого паршивца раньше, чем тот сбежал в лачужку и спрятался бы где-нибудь под развалинами.
Я держала его за лысую шкирку, так что она натянулась под весом Лысяша, и тому оставалось лишь беспомощно размахивать лапами в воздухе.
— А я говорил, лучше было его утопить, — раздался хриплый голос Харлинга над поляной. — Впрочем, это удивительно и занятно. Нимурн не сожрал козу, явно попытался, но не сожрал.
— В смысле? — Я повернула голову в сторону мужчины. — Он же маленький… А коза — ого-го…
Виктор склонил голову набок, с интересом разглядывая меня, нимурна, козу.
— Маленький? А пасть ты его видела? — вкрадчиво поинтересовался он.
Я пожала плечами.
— Пасть как пасть. — Я повернула кота к себе мордой, приподняла верхнюю губу к лысому носу, убедилась, что у того обычные кошачьи зубы. — Нормальная.
Я вновь посмотрела на Харлинга, тот, кажется, даже дышать перестал и смотрел на меня, словно я психопатка, засунувшая руку во фрезерный станок, а после задал странный вопрос:
— Вероника, а если я достану тебе бумагу и карандаши, ты сможешь нарисовать нимурна?
Я нахмурилась.
— Конечно могу, хоть и не художник, но зачем? А-а-а, — протянула я. — Вы думаете, что я вижу его как-то иначе, нежели все другие?
— Не думаю, я почти уверен в этом, — ответил Харлинг.
Я покрутила головой.
— Быть не может, — заявила в ответ. — То, что я вижу, полностью совпадает с тем, что я ощущаю руками. Или вы думаете, я бы не заметила разницы?
Судя по лицу Харлинга, он именно так и думал, а поэтому предложил начать с бумаги и карандашей.
Профессор из воздуха извлек мне стопку листов и несколько шариковых ручек, явно из моего родного мира, и, протянув, выдал:
— Рисуй!
Я выпустила кота из рук. Тот, будто только того и ждал, сбежал в лес, чтобы не попадаться мне больше под горячую руку.
В следующие минут десять я честно пыталась изобразить Лысяша на бумаге. Рисовать было неудобно, вместо стола мое колено, отчего ручка постоянно норовила проткнуть бумагу насквозь, а восстановившаяся от первого шока коза заглядывала мне через плечо и явно хотела бумагу сожрать.
Чуть поодаль стоял Харлинг. Он не торопил. Казалось, мужчина бездумно разглядывает поляну, стены лачужки, кустики вокруг. Иногда он пинал носком ботинка валявшиеся камешки и тут же терял к ним интерес.
— Не отвлекайся, рисуй, — заметив, что я бесцеремонно его разглядываю, одернул он.
— Так уже готово! — ответила я, являя миру шедевр и делая вид, что ни капельки не смущена.
Харлингу хватило мимолетного взгляда.
— Так и думал, — победно издал он. — Это не нимурн! Ты нарисовала кого-то другого. Теперь понятно, почему ты называешь это существо котиком. Мы неоднократно видели подобных на вылазках. Нимурны не такие.
— А какие? — озадачилась я.
— Ближе всего будет определение слизняка с головой змеи. Оно противное, скользкое, с пастью, в которой сотня зубов по кругу, и туда вполне влезет цела коза — если нимурн захочет. У него нет костей, поэтому он вполне может растянуться по форме животного.
Меня аж передернуло от такого описания, и невольно вспомнился рисунок «слона в змее» из маленького принца.
— Не-е-ет, — воспротивилась я. — Не верю! Лысяш! — позвала я. — Кис-кис-кис.
Минут десять пришлось звать кота, прежде чем тот показал свои лысые уши из леса.
— Иди-ка сюда. — Я подхватила котомонстра на руки и потащила к профессору. — Вы хоть раз трогали нимурна?
— Нет, конечно. Никто в здравом уме не станет его трогать, — ответил он. — Это же смертельно опасно.
— Вас тоже, — вырвалось у меня, и я тут же прикусила себе язык. — Простите, я не это имела в виду. Просто вы током бьетесь.
Виктор поджал губы.
— Разряды в безопасных пределах. Еще никто не умер, — ответил он. — Не у всех проявляется безобидный дар после перехода.
— Так вы тоже переселенец? — удивилась я. — Тогда почему так удивились, когда я нарисовала кота? В моем мире все про них знают.
— Потому что я не из твоего мира, — строго ответил Харлинг. — Или ты думаешь, что только из вашего мира бывают переселенцы в наш? Этот процесс работает одинаково в обе стороны. Я вырос в этом мире, пока не умер и не попал в ваш. Только, в отличие от тебя, я сразу понял, что произошло, и стал ждать помощи, до того как натворю дел в чужом мире. Меня очень быстро забрали обратно. Но ты отвлеклась, почему ты уверена, что нимурны выглядят как коты?
— У вас хорошие перчатки? — спросила я, не желая рисковать котом. Что-то подсказывало: ему не понравится, если Харлинг приложит его зарядом тока. — Я не хочу, чтобы вы причиняли ему боль.
Харлинг вскинул брови.
— Ему-то? Нимурнам страшна только вода.
— Может, у меня нимурн не той системы, — не унималась я.
Харлинг закатил глаза к небу.
— Это лучшие перчатки, которые только можно найти, — все же произнес он, протянув руку, плотно затянутую в черную кожу. — У тебя есть попытка доказать мне, что нимурн — тот еще котик.
Желая убедиться в безопасности, я с осторожностью коснулась перчатки, проверяя — не получу ли сама очередным разрядом. Кожа перчатки оказалась толстой и плотной, и только проведя по ее шершавой поверхности кончиками пальцев, я немного успокоилась.
— Это, скорее, защита для тебя, монстру мой дар не страшен, но я бы попросил не тянуть, у меня пара у четвертого курса через полчаса, — поторопил Харлинг.
Скулы мужчины напряглись, а взгляд сосредоточился, когда я своей рукой направила его ладонь погладить кота между ушек. Неужели ему и в самом деле был настолько противен нимурн?
— Лысяш, сиди смирно, — приказала я, крепко придерживая кота. — Профессор, чувствуете? Тут ушки, длинные, хоть и лысенькие. Вот спинка, через перчатки, возможно, не так понятно, но тут нет никакой слизи. Кот бархатный. А вот лапки и хвостик…
По мере того как я говорила, лицо Харлинга вытягивалось. То, что он видел и ощущал, явно не совпадало с его картиной мира.
А еще он бледнел… Не стошнило бы бедолагу.
Руку мужчина выдернул, неожиданно, так что я даже моргнуть не успела.
— Хватит! — громче, чем следовало, вырвалось у него. — Я понял.
Он тряхнул ладонями, и перчатки сползли с его пальцев оплавленными кусками кожи. Завоняло жженым.
Я смотрела на дымящиеся остатки перчаток и не понимала, но на всякий случай спрятала кота за своей спиной, защищая и отступая подальше.
— Это не кот поджег! Уверяю!
Но Харлинг если так и думал, то молчал.
Смотрел злобно почему-то на меня и так же прятал руки за спиной.
Должно быть, он сильно обжег их.
— На сегодня исследование закончим, — процедил мужчина. — Пожалуй, пока хватит.
Разумеется, после случившегося ни в какую академию я не пошла.
Опять же из-за Харлинга.
В отличие от других преподавателей, он не спешил открывать портал и уходить, куда ему там нужно.
Как явился пешком, так же он и ушел с холма.
И было бы очень странно, последуй я за ним.
В итоге я осталась.
С котом и козой.
В остаток светового дня решила заняться уборкой, после ходила к ручью за водой, на обратном пути набрала хвороста для очага, а еще нашла лесную яблоню, с которой набрала вдоволь плодов.
Раз на ужин я не попала, в моих планах было запечь яблоки с медом, ими и поужинать.
Каково же было мое удивление, когда, вернувшись к лачужке, я едва узнала местность.
Пока меня не было, на поляне будто грузовик с мебелью перевернулся.
Грузовика, разумеется, не нашлось, а вот перевернутые стулья, стол вверх тормашками, то бишь ногами вверх, заваленный на бок корпус кровати — все это щедро валялось вокруг.
Пока я оглядывалась, откуда-то с неба спикировал матрас и едва не прибил меня весом.
Я воздела глаза к небу и увидела там окошко портала, откуда все это великолепие на меня и падало.
— Эй! — я пыталась дозваться до того, кто там с той стороны.
Но меня не слышали, потому что сверху упали подушка и одеяло. Последнее, словно привидение, спланировало по поляне и приземлилось на забившуюся в дальний угол козу.
На этом портал закрылся, словно говоря — горшочек варить больше не будет.
— И на том спасибо! — в пустоту поблагодарила я, совершенно не уверенная, что меня слышат. — Если это был самый лучший способ транспортировки, то кто я такая, чтобы спорить.
Признаться, оставалось только изумляться крепкости местной мебели и почему ничто из этого не развалилось после столь впечатляющего полета.
Остаток вечера я занималась меблировкой своей лачужки.
Вдоволь натаскавшись и выбившись из сил, я плюхнулась теперь уже на свою кровать и возвела глаза к дырке в потолке.
— А теперь еще можно доски и бригаду плотников! Только их не надо скидывать с неба, еще ноги сломают.
Разумеется, новый портал не открылся. С неба на меня смотрела только полная луна…
Впрочем, глупо было рассчитывать на то, что кто-то присматривает за мной двадцать четыре часа в сутки.
Скорее всего, загадочный портал с мебелью был очередным подарком от Стефаниуса.
Недовольным произошедшим остался, пожалуй, только кот.
Периодически он жалобно мяукал и подбегал к пустому ведру, долбая по нему когтистой лапкой.
— Извини, сегодня уже не получится, — разводила руками я. — Завтра я принесу тебе молока. А пока могу только яблоком поделиться.
Яблоки кота не интересовали, зато коза была счастлива.
Ночевать в доме она не спешила, опасаясь нимурна, но ее голова постоянно торчала в выбитом окне, откуда она выпрашивала кусочки яблок.
Ближе к ночи кот решил, что моя компания его перестала устраивать, и ушел в лес, за пределы полянки.
— Как думаешь, стоит беспокоиться? — спросила я у козы, будто та могла ответить.
Коза глубокомысленно моргнула своими жуткими глазами, и продолжила жевать яблоко.
Я почти уснула в непривычно мягкой для себя кровати, когда со стороны леса раздался душераздирающий вой.
Вскочив, я нашарила ногами сапоги и выбежала наружу, готовая к тому, что вновь придется отбивать козу от кота.
Но та беззастенчиво спала, привалившись к стене дома.
А выл, пищал, истошно орал, словно отбиваясь, кто-то другой, и звук явно приближался ко мне из леса.
Схватив с земли первый попавшийся камень, я приготовилась вступить в бой, если понадобится, стараясь не задавать себе вопросов, да что я вообще могу предпринять, если на меня нападут?
Из оружия у меня только коза, да и та спит. А кот сбежал!
Ближайшие ко мне кусты затряслись, и я замахнулась, чтобы бросить туда камень, но не успела.
На полянку, освещенную лунным светом, вылезла лысая кошачья жопа.
Нимурн выволакивал из леса кого-то большого, золотистого и явно упирающегося.
ПЕТУХА!
Того самого, вчерашнего!
Я сразу его узнала.
Здоровенный куриный муж исполинских размеров пытался отбиваться крыльями от нимурна, но где там. Против когтей Лысяша никакие шпоры не помогали.
— Отпусти! — вовремя опомнилась я, представляя последствия, если нимурн задерет птицу.
Если Зелень узнает, то закончится ее «доброе» отношение к моему монстру.
Никакого молока коту до конца жизни не видать.
Я бросилась в гущу этих разборок, получила когтями по руке, крылом по лбу, кто-то оцарапал мне скулу. Казалось, я останусь без глаз, если все сейчас же не прекратится.
Неизвестно каким чудом, но мне удалось оторвать кота от петуха и отшвырнуть прочь.
Нимурн отчаянно заорал, словно я кусок мяса у него из пасти вырвала.
Я же преградила кошаку путь к несчастной птице, так отчаянно распластавшей крылья по земле.
Петуху досталось.
Кажется, крыло было сломано.
— Стефаниус, — прошептала я. — Как-то плохо ваша охранная магия работает, раз петух сюда пробрался… Никто, говорите, кроме людей?
Шикнув на кота, я прогнала его подальше, но тот не спешил уходить — будто гиена, ходил поодаль, наблюдая за мной.
Либо ждал, когда петух сам сдохнет, а ему достанется тушка.
Я с трудом подняла несчастную птицу с земли. Тяжеленный.
Каким таким магическим комбикормом Зелень его только откармливала, ума не приложу.
Не без труда занесла в лачугу, попыталась положить около очага.
— И что мне с тобой делать? — произнесла я. — Разумно, конечно, было бы пустить в суп… Перья закопать, и дело с концом. Зелень даже не узнает, куда ты сгинул. И нимурну тогда ничего не будет…
В глазах петуха мелькнул ужас. Клянусь, как у человека. Они даже расширились.
— Если же я принесу тебя завтра к ней на занятия, — продолжала рассуждать я, — и расскажу, что нашла потерянное животное, быть может, она не станет вдаваться в подробности. Мало ли где ты мог крылья себе сломать? Ведь правда? Опять же, Зелень сама, скорее всего, тебя в суп отправит. Козу же собиралась, раз она молока не дает.
— Ко-ко-о-ко-ко…
— Да-да, повозмущайся, — согласилась я и все же погладила птицу по крыльям. — Жизнь кур незавидная, если что — сразу в суп. Твоя судьба, похоже, и без меня определена.
И все же мне точно не хотелось наблюдать за тем, как кот расправится с петухом и перекусит им в счет несостоявшегося ужина.
Я опять возвела глаза к небу.
— Не учеба, а зоопарк какой-то. Кот, коза, петух — осталось завести собачку, гитару и пойти в бременские музыканты, — адресовала я полной луне, которая как раз решила спрятаться за тучи.
Последний краешек месяца блеснул и погас за плотным облаком.
Я тихо вздохнула и опять закашлялась.
Простуда никуда не исчезала, а перспектива куриного бульона была бы очень кстати.
Внезапно петух встрепенулся. Закричал, будто от сильнейшей боли.
Его выгнуло, крылья раскрылись, а перья стали втягиваться в руки.
Птичье тело росло на глазах, изменяясь, обретая массу и получая человеческие черты…
От испуга я отскочила подальше, потому что такого поворота точно не ожидала.
Словно терминатор из фильма, посреди моей лачужки лежал голый мужик.
— Мамочки… — пролепетала я.
— Да, какая я тебе мамочка, кинь в меня покрывалом, — послужило мне ответом.
Голос был знакомым, хриплым и…
— Грант?! — не поверила я, разглядывая парня.
Мощную спину, перекатывающуюся мускулами. Широкие трапециевидные мышцы, уходящие ниже в … хм… соблазнительную задницу…
И тут я опомнилась.
— Петух?! Оборотень-петух?! — спросила я и тут же расхохоталась, едва ли не смахивая с глаз слезы. — Не дракон?!
Парень не дождался, пока я кину покрывало, встал сам, одной рукой сдернул оное с кровати и тут же укутался.
Злобно зыркнув на меня, Грант бросил:
— Кому скажешь — придушу!
Но я не могла остановиться.
— Господи, а пафоса было… А апломба!
— А что я, по-твоему, должен был всем сказать? Что я повелитель кур? Самый главный в этом женском курятнике? — будто оправдывался Грант. — Вот и пришлось придумать. В конце концов, курица — прямой потомок тиранозавра!
— Да-да, — не могла успокоиться я. — Динозавры — тоже куры!
— Это все бабы — куры! — ответил мне наконец Глен, явно желая задеть.
Все становилось на свои места: и такая таинственность, с которой он отказывал барышням в совместных прогулках под луной, и наглый норов.
Но стоило мне узнать правду, весь флер притягательной магии с Гранта будто каскадом воды смыло. Я могла смотреть на него, и меня никуда не вело, сознание оставалось ясным и чистым.
— Куры — не куры, — ответила, немного успокоившись. — Но стоило мне тебя таким увидеть, и все! Как рукой твою магию сняло!
Я победно улыбнулась.
Признаться, меня напрягало это болезненное ощущение того, что ты не можешь контролировать себя, когда этот тип рядом. Но теперь…
Я улыбнулась — все закончилось.
Грант, завернувшись в плед, сел на свободный стул и уставился на огонь в очаге.
— Тебя как вообще в эту дыру занесло? — спросил он. — Ты что на шестом холме забыла?
— Живу, — пожала плечами я. — И буду жить, если ты об этом.
— Тоже оборотень? — задал очередной вопрос Грант. — Опасный?
Я покачала головой.
— Просто охраняю кота, — ответила я.
— У тебя тут еще и кот есть? — уставился на меня Грант.
— Он на тебя напал, — напомнила я.
— На меня напал огромный слизняк с шипами по всему телу, — припечатал парень, и я поняла, что он тоже не видел сфинкса в Лысяше. — Эта тварь, похоже, сломала мне крыло, тьфу… руку.
Рассказывать Гранту, что нет никакого слизняка, я не стала, все равно не поймет. Да и к чему ему эти знания?
— Давай хоть зафиксирую, — пробормотала я, все же ощущая некое чувство вины за то, что случилось с парнем. — Где-то в чемодане был шарф.
Грант вытащил из-под пледа руку и, похоже, оказался прав, когда сказал о переломе. Середина предплечья неестественно опухла и имела изгиб под небольшим углом.
Сделав шину из подвергнувшихся веток, я как могла прихватила ее шарфом и повязала на шее Гранта.
— Тебе надо в академию, — ответила я. — Там же есть лекарь.
Он помотал головой.
— До утра ни за что. Если луна выглянет — не хочу стать петухом и бегать по коридорам кукарекая. Да и одежда лежит в пещере у подножия холма. Нужно ее забрать. Не пойду же я голым.
— Что ты вообще делал на этом холме? Стефаниус же издал предписание — не соваться на шестой студентам.
— Угу, а еще полгода назад, когда я обернулся в первый раз, то придумал легенду про дракона. Стефаниус сказал, чтобы я уходил сюда в опасные ночи и не подвергал опасности студентов! Поэтому обычно ночевал в прогалине у ручья возле седьмого… Там неплохие кусты и тепло, диких зверей нет…
Я нервно сглотнула.
— Так это ты… я тебя вчера видела.
— И я тебя, — Грант задорно подмигнул правым глазом. — Прикольная родинка на заднице!
Я и сама не поняла, как залепила этому гаденышу оплеуху, абсолютно машинально.
— За что?! — не понял он. — Я же ничего не делал!
— Ты смотрел!
— Ну прости, знаешь ли, сложно отвернуться, когда перед тобой возникает привлекательная девица и начинает намываться у ручья. Тем более я тебя туда не звал — ты сама пришла! И если тебя утешит, зрение ночами у меня так себе — петухи слеповаты!
— Ага, так слеповаты, что родинку разглядели!
Мое лицо вспыхнуло от обиды, я отвернулась.
Хотелось выгнать этого паршивца из лачужки, пусть бы шел к своему ручью, но что-то подсказывало: выглянет луна — и Лысяша закончит свое черное дело. Наутро останутся от Гранта только рожки да ножки, а в конкретно его случае — перья да лапки куриные.
— Эй, ну чего дуешься? Я же не обижаюсь, что ты меня в суп хотела отправить!
— Надо было, — буркнула я, понимая, что обида моя и в самом деле детская.
Да и долго дуться я никогда не умела.
Пока Грант сидел на стуле и задумчиво смотрел на огонь, погруженный куда-то в свои мысли, я вернулась к кровати, сев там в уголочке, укуталась в одеяло и замерла, размышляя над тем, как поступать дальше.
Спать не хотелось, да и как тут уснешь.
Надо было охранять Гранта, чтобы кот не сожрал.
Если так посудить, презабавнейшая ситуация.
Я сидела в разваленном доме, с голым парнем в метре от меня, и совсем его не боялась.
Пожалуй, случись что-то подобное в моем старом мире — я бы уже паниковала.
— Зачем ты хотел меня поцеловать? — в лоб спросила, когда молчание затянулось. — Часть какой-то петушиной магии?
Показалось, Грант даже вздрогнул от неожиданного вопроса, отвернулся от огня и посмотрел на меня.
— Не более чем шутка, — ответил он, будто рассказывая о чем-то незначительном, что уже сто раз делал. — Хотел убедиться, что магия на тебя работает.
Но я почувствовала — соврал.
— Если и работала, то теперь точно нет, — улыбнулась я, решив, что разгадаю эту загадку позже, и так много событий для одной ночи. — Зато… теперь я знаю твою тайну.
— Будешь шантажировать? — спросил Грант.
Испуга в его голосе не было, скорее, какая-то неизбежная обреченность.
— Даже не собиралась, — буркнула я, немного оскорбившись. — Зачем?
— Всегда есть зачем, — ответил Грант и вновь отвернулся. — Просто не все понимают свою цену сразу.
— Я не такая.
— Все такие, — ответил он. — Весь мир такой. Оба мира такие…
На мгновение Грант, такой бравый и лихой, будто богатырь, днем, показался мне слабым и сломленным где-то глубоко внутри, и что за гуляющим между мирами дилером мирских вещей за выгоду и поцелуи скрывается нечто большее, но только на мгновение.
Потому что Грант сам испортил этот возникший из ниоткуда флер.
— С рассветом я уйду. Если будешь молчать, обещаю притащить тебе что-нибудь из нашего мира. За молчание!
— Мне не надо ничего, — буркнула я.
— Надо, — не терпящим возражения голосом произнес он. — Я не собираюсь быть должником. Будем считать, что я покупаю свою тайну за…
— Влажные салфетки? — изогнула я бровь, скорее от злости, нежели от перспектив этой «выгодной» сделки. Сарказм сам просочился наружу: — Что-то дешево.
— Вот видишь, — победно ответил Грант. — Ты уже торгуешься. Говорю же, у всех своя цена.
— Думай что хочешь, — ответила я, и на этом разговор был закончен.
Время до рассвета мы провели молча.
С первыми лучами солнца Грант, укутанный в плед, ушел в лес и обратно не вернулся.
Скорее всего, нашел одежду и свалил в академию.
Сразу после его ухода вернулся кот.
Голодный и продрогший.
— Прости, Лысяш, — погладила я его по холодной бархатистой шкурке. — Я обязательно что-нибудь придумаю и исправлюсь. Обещаю сегодня добыть тебе мяса.
Перед уходом на занятия я провела тщательную лекцию коту о том, что, если с козой что-то случится, я пересмотрю свое мнение о проживании на шестом холме.
— Не заставляй меня жалеть, что я за тебя поручилась. Я тебя спасла, я тебя и притоплю…
Кот как-то скептически на меня посмотрел — не поверил.
— Хорошо, не я, а кто-то другой, — продолжала угрожать я. — Но поклянись мне, что козу не тронешь. Я ведь обещаю тебе добыть мяса, вот и ты обещай.
Звучало крайне глупо, и где-то в глубине души я понимала, что кот понятия не имеет о том, что значит клятва.
Вместо этого он развернулся и ушел куда-то в лес, в противоположную от академии сторону — показав мне лысую жопь с хвостом.
Решив, что так он выражает свою готовность переждать мое отсутствие вдали от соблазнительной козьей ляжки, я удовлетворилась и пошла на занятия, по пути завтракая остатком яблока.
Проблему с едой точно следовало решать как можно скорее.
Мне наверняка разрешалось приходить в академию завтракать со всеми, а еще обедать и ужинать. Я же два дня была лесным бомжиком, живущим, как пещерный человек, собирательством.
Уже привычно я повернула к третьему холму и двинулась во владения профессора Зелень. На полпути поняла, что, в отличие от вчерашнего дня, сегодня я иду одна. Вдобавок еще и знобить начало… Может, я напутала что-то. И в расписании «фермерство» стоит в другое время.
— Ты что тут делаешь? — удивилась профессор, когда я в поисках хоть кого-то начала заглядывать во все сараи и нашла ее в курятнике собирающей яйца.
— Пришла на занятия, — пожала плечами я. — Но уже подозреваю, что пришла не туда.
— Конечно не туда, у вас сейчас зельеварение в академии, мои пары стоят после обеда, — Зелень отставила корзину с яйцами в сторону. — Тебе что, так и не передали расписание?
Я покачала головой и опять закашлялась.
Зелень недовольно скривила губы.
— Ты еще и заболела. — Она подошла ближе и приложила руку к моему лбу. — У тебя жар! — констатировала она.
— Ерунда, — отмахнулась я. — Если и есть, то небольшая температурка, не страшно. Я так уже сто раз делала, у меня отличный иммунитет.
— У твоего старого тела, — поправила меня Зелень. — Возможно, у него и был прекрасный иммунитет, а вот у … Как там звали твое тело до смерти?
— Эмма, — подсказала я.
— А вот у Эммы наверняка любые сопельки сразу же излечивались нанимаемым лекарем.
Спорить не стала, может, так оно и было.
— Так что мне делать? Куда идти? В академию, а там куда? Где проходят занятия? — засыпала я вопросами Зелень.
— Никуда, — одернула она меня. — Никаких занятия, пошли за мной.
Она вскинула руку, привычно разрывая пространство рядом в окно портала, и первая шагнула внутрь.
Я последовала за ней и вышла в просторное светлое помещение, сплошь уставленное койками. В нос ударил запах, свойственный многим медицинским кабинетам — лекарств, спирта и каких-то трав.
Судя по пейзажу за окном, я оказалась внутри академии на втором или даже третьем этаже.
Оставалось только удивляться, с какой легкостью Зелень открывает порталы. Похоже, в отличие от Стефаниуса, у нее с этим проблем не возникало и никакие поля в ее исполнении не сбоили.
Виктор Харлинг при мне вот вообще ни одного портала не сотворил и явно не спешил это делать.
— Седвиг! — позвала Зелень кого-то, и эхо разнесло ее голос по помещению. — Седвиг?!
Откуда-то из глубины кабинета раздался грохот. Зелень пошла на звук, а я послушно засеменила за ней.
Там в глубине нашлась еще одна дверь, толкнув которую мы оказались в кабинете, чьи стены были заставлены банками, склянками, коробками с лекарствами. И посреди всего этого великолепия стоял стол, за которым дремал мужчина.
Явно молодой, я бы даже мужчиной его не назвала, скорее парень — светловолосый, в тонких очках, белом халате и безудержно храпящий.
Приведший же нас сюда грохот оказался не чем иным, как шумом от рухнувшего со стола пресс-папье.
— Седвиг! — рявнкула
Вы прочитали ознакомительный фрагмент. Если вам понравилось, вы можете приобрести книгу.