Версальская история. Наталия Полянская, Екатерина Глубокова

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ПРОЛОГ
• ГЛАВА 1
• ГЛАВА 2
• ГЛАВА 3
• ГЛАВА 4
• ГЛАВА 5
• ГЛАВА 6
• ГЛАВА 7
• ГЛАВА 8
• ГЛАВА 9
• ГЛАВА 10
• ГЛАВА 11
• ГЛАВА 12
• ГЛАВА 13
• ГЛАВА 14
• ГЛАВА 15
• ГЛАВА 16
• ГЛАВА 17
• ГЛАВА 18
• ГЛАВА 19
• ГЛАВА 20
• ГЛАВА 21
• ГЛАВА 22
• ГЛАВА 23
• ГЛАВА 24
• ГЛАВА 25
• ЭПИЛОГ

АННОТАЦИЯ

Посвящается Джулии

***

Виконт Дориан де Бланко оказался в непростом положении: семейные дела полностью расстроены, поместье обложено долгами, и ему волей-неволей приходится подчиниться требованию богатого дядюшки и отправиться с ним в Версаль. Здесь, при пышном дворе короля Людовика XIV, юноша встречает прекрасную Лоретту. По досадной прихоти судьбы семьи Дориана и Лоретты разделены давней враждой, и теперь виконту предстоит нелегкий выбор между долгом и любовью. Говорят, что препятствия и расстояния губят ложную любовь, зато помогают расцвести пышным цветом истинной, настоящей. Пришло время проверить это.

ПРОЛОГ

В лесу было поразительно тихо. Казалось, здесь не осталось ни одного живого существа. Покой, покой могилы, склепа. Дориан де Бланко накинул поводья коня на нижнюю ветку векового дуба и медленно пошел к часовне, скрывавшейся в небольшой ложбине. Маленький мостик, перекинутый через ручеек, тихо скрипнул. Слабый ветерок едва заметно прошелестел в ветвях старых деревьев. Тишина.

   Дориан подошел к двери часовни и вошел внутрь. Свет проникал сюда через единственное окно, расположенное над алтарем. Лучи заходящего солнца как раз заглянули внутрь, заливая золотом белую стену с распятием и мраморный алтарь. Тишина леса не шла ни в какое сравнение с тишиной этого места. Здесь нет пустоты, одиночества. Но есть покой, единение и душа. Дориан верил в Бога искренне и непоколебимо. Здесь, в часовне, он чувствовал присутствие Всевышнего так ясно и явственно, как нигде больше. Когда-то давно, еще подростком, он нашел это место, надежно спрятанное в глубине леса, что занимал значительную часть владений виконтов де Бланко, и с тех пор приходил сюда каждый раз, когда хотел побыть… не один.

   В последнее время Дориан приезжал сюда каждый день, на закате. Теперь, когда он остался единоличным хозяином поместья, одиночество стало просто невыносимым. Дориан не жаждал общества, ни в коем случае. Но он желал, страстно желал близости и понимания. Отец, большую часть жизни проводивший на войне или при дворе, мать, любящая, но всегда слегка отстраненная, брат… Брат. Ах, Жан-Люк! Дориан остановился перед алтарем и преклонил колени.

   Их нет – ни отца, ни матери, ни брата.

   Дориан зажег толстую свечу и поставил прямо на мраморную плиту. Огонек затрепетал.

   Письмо, доставленное сегодня утром нарочным, лежало в кармане камзола. Эта короткая записка, всего несколько строк, выведенных мелким почерком с замысловатыми завитушками, было словно дьявольское искушение. За месяцы, прошедшие со смерти Жан-Люка, Дориан успел смириться с тем, что все безнадежно. Он не видел выхода, не видел способа все исправить. Это угнетало его, мешало спать, мешало дышать. Поместье медленно умирало, поля и леса заполняла мертвенная тишина, словно из земли выкачали всю жизнь. Замок уже не просто ветшал, а разрушался, правое крыло пришлось закрыть после того, как кусок штукатурки, отвалившийся от потолка, едва не убил горничную. Земли арендаторов превращались в болото, потому что старая система осушения пришла в полную негодность. Дома вассалов рассыпались прямо на глазах. Дориан искал выход, но не находил. Он умел терпеливо сносить невзгоды, однако сейчас терпение не могло ничем ему помочь, нужны были деньги, а их не было. Если бы Жан-Люк остановился раньше, если бы он вообще остановился... Дориан мрачно улыбнулся: смерть остановила брата, только было уже слишком поздно. Как для Жан-Люка, так и для владений виконтов де Бланко. Слишком поздно.

   Дориан покачал головой, отгоняя мрачные мысли, и вознес молитву. Он не просил ничего, просто обращался к Всевышнему, как сын обращается к отцу за поддержкой. Дориан никогда не отличался нерешительностью, однако сейчас его душа хотела одного, а долг повелевал совершенно другое.

   Если бы он отвечал только за себя! Если бы он был один!

   Дориан закрыл лицо руками.

   Он одинок, но он не один. Его вассалы, его земли, его замок – это не просто собственность де Бланко. Это, прежде всего, ответственность и долг виконтов. Дориан это понимал, в отличие от старшего брата.

   Если бы Дориан не стал виконтом де Бланко, он бы мог решать только за себя. Теперь же все гораздо сложнее. Он достал письмо из кармана камзола и перечитал уже в сотый раз.

    Если бы не поместье, то не пришлось бы даже отвечать на это письмо. Дориан мог бы просто жить, как живется, мог бы выбрать любой путь. Армия, колонии – что угодно. Но как виконт де Бланко он должен подчиниться. Все его существо протестовало, вот только выбора не было.

   Как бы это не было противно его душе, виконт Дориан де Бланко должен подчиниться. Должен отправиться туда, где ему абсолютно не место.

   Ко двору.

ГЛАВА 1

Версаль, Франция, 1680 год

   - Король собирается устроить грандиозный праздник в конце лета. Ты знаешь об этом? – Лоретта положила вилку и внимательно взглянула на брата.

   - Нет, не слышал. – Как всегда, немного хмурый по утрам, Арсен был больше занят своим завтраком, а не щебетанием сестры. – А что, это так важно?

   - Разумеется! Ты бы и сам мог это понимать. – Девушка увлеченно стала рассказывать: - Говорят, будет до сотни тысяч гостей. И устроят великолепный праздник с огнем и водой. Одна из фрейлин шепнула мне, что его величество хочет порадовать таким образом супругу.

   - Вряд ли супругу – скорее, радость достанется госпоже де Монтеспан, - заметил Арсен. Тема его не привлекала (к праздникам шевалье де Мелиньи относился равнодушно), но ради сестры он поддержал беседу.

   - Это грандиозно, как ты не можешь понять! И его величество любит королеву! – Лоретта кинула в брата долькой яблока. Арсен небрежно поймал дольку на лету и отправил в рот.

   - Его величество любит развлечения, - лениво протянул он, - его величество любит танцы. А мы обитаем здесь для того, чтобы восхищаться его величеством. И неважно, в чью честь будет праздник, главное – чтобы все остались довольны, и мы не поссорились с Испанией, так ведь?

   - Ох, Арсен, - Лоретта покачала головой, - не вздумай произнести это в людном месте. Если тебя услышат придворные острословы…

   - Пусть слушают – я верен короне, - напыщенно заявил брат. Арсен обычно не обращал внимания на праздные разговоры и еще меньше боялся, что пересуды ему повредят.

   - Да, я вижу, - буркнула Лоретта. Поведение брата временами казалось ей слишком рискованным.

   Из большого окна лился тяжелый солнечный свет – в июле, несмотря на близость воды, в Версале было невыносимо жарко даже ранним утром. Да и какая это вода – болота, обычные болота. Лоретта никогда не сказала бы этого вслух, но о чем размышлял его величество, избрав для строительства своей непревзойденной резиденции болотистую местность? Летом – жара и комары, зимой – нестерпимый холод и дурная вода. Однако все это забывалось, стоило выйти из небольших комнат, принадлежавших Мелиньи, и пройтись хотя бы по ближайшей галерее. Все меркло перед сиянием Версаля, перед гением людей, его творивших.

   Соседство с болотами, в конце концов, можно и стерпеть. К тому же, бродили слухи, что слуги короля собираются по приказу его величества местами осушить топи, местами облагородить, превратив в пруды.

   Лоретта оглядела стол и поняла, что вряд ли захочет съесть что-то еще. Арсен закончил завтрак раньше нее. Девушка дотянулась до колокольчика и позвонила. Проворная горничная начала убирать со стола, аккуратно и бережно составляя чашки и тарелки на посеребренный поднос. Ни одна посудина из тонкого фарфора не звякнула.

   - Чем ты намерена заняться? – осведомился брат. – Вижу, сегодня ты никуда не торопишься.

   - Королева решила, что утром будет отдыхать от компании, - рассмеялась Лоретта. – Все так переполошились, заподозрили, что она больна… Но нет, ее величество просто изволят быть эксцентричной.

   - Королевы могут себе это позволить, - снова не удержался от ехидства Арсен.

   - В общем, все фрейлины утром свободны, - продолжила Лоретта, пропустив реплику брата мимо ушей. – Поэтому я собираюсь пройтись по парку, почитать книгу… - Девушка вздохнула.

   - Будешь искать общества? – улыбнулся Арсен.

   - О нет, - девушка печально покачала головой. – Общество, думаю, само меня найдет.

   - А! – ухмыльнулся Арсен. – Шевалье де Вилмарт не сдает позиций? Почему бы тебе, в самом деле, не ответить ему некоторой взаимностью, сестренка? Ты осчастливила бы его одной-единственной улыбкой!

   - Я его и так регулярно подобным образом осчастливливаю, - фыркнула Лоретта. – Я даже дозволяю ему поднимать мой веер, если тот вдруг случайно падает, что происходило уже дважды, и еще я разрешаю читать мне премерзкие стихи. Шевалье де Вилмарт мнит себя поэтом, но его вирши просто за гранью добра и зла.

   - И ты еще смеешь меня обвинять в том, что я о ком-то непочтительно отзываюсь! – притворно оскорбился Арсен.

   - Но, Арсен, ты же умнее! – воскликнула Лоретта.

   - Не греши, сестричка, преуменьшая свои достоинства. – Брат нежно улыбнулся. – Впрочем, все это шутки. Тебе полагается получать внимание поклонников, мучить их притворной сухостью, лишать надежд или наоборот – обнадеживать. Это восхитительная игра, блаженствуй, пока можешь. Выйдя замуж, ты будешь гораздо более ограничена в своих предпочтениях.

   - О да, - произнесла Лоретта слегка потускневшим голосом. – Только ты забываешь – это же Версаль. Тут даже замужние дамы принимают знаки внимания от мужчин.

   - Никто не может сказать, останешься ли ты при дворе после того, как сочетаешься браком с достойным тебя дворянином, - заметил Арсен. – Твой муж может оказаться любителем сельской жизни, а не придворным от Бога. Возможно, он будет не любить Версаль так же сильно, как наш дед не любит провинцию.

   - Ты прав, как обычно. – Лоретта поднялась. – Пожалуй, я все-таки пройдусь, пока не стало слишком жарко.

   - Мое почтение шевалье де Вилмарту, - крикнул брат ей вслед.

   В своей спальне Лоретта задержалась ненадолго – только чтобы поправить прическу, убедиться, что с платьем все в порядке, и отыскать книгу. Прическа была идеальна – из нее выбился лишь один каштановый локон. Платье тоже сидело безупречно: нежно-голубое, с расшитым крохотными лилиями лифом, с достойным обилием кружев, прикрывающих грудь, но открывающих плечи. На шее Лоретты мягко мерцал кулон – серебро и мелкие изумруды – изящная лютня. Вещица досталась девушке в наследство от матери. Николь де Мелиньи вот уже восемь лет не было в живых, отец скончался через год после смерти любимой супруги. Уже давно о Лоретте постоянно заботился Арсен. Фактически опекуном девушки являлся дед, однако Жером де Мелиньи был увлечен светской жизнью и придворными интригами и предоставил внуков самим себе. До поры до времени.

   Книгу найти не удалось. В таком случае, можно перечитать письмо, - решила Лоретта. Девушка открыла бюро, извлекла пачку писем от нежно любимой подруги Мари, которая некоторое время назад вышла замуж за состоятельного англичанина и сейчас счастливо жила в роскошном имении в Девоншире. Лоретта взяла с собой последнее послание. Оно было уже прочитано, однако девушка была не прочь перечитать его еще раз. И еще нужно побыть в тишине, подумать. Возможно, ей даже не помешают, хотя здесь трудно отыскать уединенное место. Каждый день в Версаль стекались те, кто жил в близлежащих замках или в Париже, а уж что говорить о неизменных обитателях дворца! Двор еще не весь переселился сюда, предпочитая привычный Лувр, однако его величество проводил в Версале много времени, и придворные съезжались за ним. Дворец все еще строился, возводились новые галереи, в саду шли работы, но уже давно было понятно, что король собирается поселиться здесь навсегда.

   Фрейлины ее величества и вовсе не отлучались далеко и надолго, особенно молодые и незамужние, как Лоретта. Не то чтобы, выйдя в сад на пару часов, девушка могла непоправимо испортить репутацию, однако Мария-Терезия предпочитала держать юных созданий под присмотром. Возможно, королева хотела уберечь молоденьких фрейлин от соблазнов королевского двора, которые подстерегали в буквальном смысле слова за каждым углом; возможно, поступала так в пику фавориткам короля – уж если не отставной Луизе де Лавальер, то точно нынешней, мадам де Монтеспан; а возможно, вообще об этом не задумывалась. Лоретте казалось иногда, что королева живет в другом мире, запертом от простых смертных; это немного пугало и вызывало уважение. Не зря же говорят, что особы королевской крови – не такие, как все.

   Лоретта не в первый раз порадовалась, что у их семейства здесь имеются собственные апартаменты. Жером де Мелиньи побеспокоился об этом, дед не желал, чтобы его внуки ютились с остальными придворными, особенно состоявшими в услужении у монархов. Ведь Мария-Терезия вместе с фрейлинами занимала всего одиннадцать комнат на втором этаже, тогда как к услугам мадам де Монтеспан были двадцать прелестных комнат на первом этаже, и король ни в чем не отказывал фаворитке. Хотя в последнее время ходили слухи, что он уже изрядно устал от ее капризов и все больше взоров обращает на неразговорчивую Франсуазу д’Обиньи. У его величества имелась и еще одна любимица, мадемуазель де Фонтанж, которая, впрочем, была недостаточно яркой, чтобы надолго удержать внимание Людовика. Правда, на количестве комнат все это пока не отражалось. Фрейлины королевы обретались в крошечных каморках, где вплотную стояли друг к другу кровати, на каждой из которых девушки спали по двое. Гардеробная была одна на всех, как и туалетная комната.

   - Моя внучка не будет жить вместе с придворными дамами, их там и так хоть отбавляй. Нет, мы можем позволить себе большее, - заявил граф де Мелиньи; и когда Арсен и Лоретта прибыли в Версаль, их разместили в небольших, но очень уютных апартаментах. Правда, располагались они в дальнем крыле дворца, однако это сущие пустяки.

   Лоретта вышла в коридор, миновала длинный ряд дверей – за одними слышались возня и приглушенное хихиканье, за другими царила тишина: час для королевского дворца был непристойно ранним. Как правило, блистательное общество гуляло почти всю ночь и отправлялось спать около четырех утра, соответственно, и вставали аристократы не раньше полудня, кроме некоторых, к коим относились и члены королевской семьи. Лоретта легко приспособилась к ранним подъемам королевы, ведь в провинции, где девушка провела большую часть жизни, привыкли просыпаться ни свет ни заря. Зато большинство фрейлин, всю ночь танцевавших на балах и тешивших себя светскими разговорами, отчаянно зевали во время утреннего ритуала умывания и облачения ее величества. Некоторые наловчились даже подремывать, опершись на стену или мебель…

   Сегодня фрейлинам улыбнулось счастье: можно спокойно почивать до обеда. А вот Лоретте не спалось.

   Она распахнула неприметную дверь и выскользнула на улицу, прошла по усыпанной золотистым песком дорожке и вскоре вступила под сень раскидистых деревьев. Парк простирался далеко и казался настоящим чудом. Лоретта медленно шла по дорожке, вдыхая сладкий запах уже распустившихся цветов, наслаждаясь тишиной и ранним утром. Она одна, и это так хорошо. Можно спокойно предаваться размышлениям.

   Девушка нашла скамью в тени дуба, рядом с клумбой тюльпанов. Его величество очень любил всевозможные растения, особенно апельсиновые деревья – ими был уставлен весь Версаль, что удручало министра финансов Кольбера: такая прихоть стоила недешево. Впрочем, голландские тюльпаны, которые выращивали в зимних садах, тоже стоили не два су. Однако они радовали глаз, и – вот забавно! – в своем последнем письме Анна как раз писала о тюльпанах. Лоретта опустилась на скамью, старательно подобрав юбку, и развернула листок. Послания подруги, нацарапанные мелким, убористым почерком, всегда были подробными, интересными и обстоятельными. Не то что у Лоретты, которой не хватало на это иногда усидчивости, а иногда времени.

   «Здесь, в Англии, - писала Анна, - к тюльпану относятся очень поэтично: в волшебных легендах эти цветы служат колыбельками для маленьких эльфов и других фантастических крошечных существ. Местные слуги, которые так любят коротать вечера за увлекательными историями, - совсем как наши, милая Лоретта, верно? – немало порассказали мне. В Девоншире есть сказка о феях, которые укладывали своих малюток на ночь в цветы тюльпанов, и ветер качал и баюкал их. Как-то раз одна женщина вышла ночью с фонарем в свой сад, где росло много тюльпанов, и увидела в них несколько прелестных крошек. Она была настолько восхищена этим необыкновенным зрелищем, что в ту же осень высадила в саду еще больше тюльпанов, и вскоре этих цветов оказалось вполне достаточно для того, чтобы разместить в них малюток всех окрестных волшебниц. Ясными лунными ночами женщина отправлялась в сад и часами любовалась, как эти крохотные создания сладко спят в атласных чашечках, покачиваемые нежным ветерком. Сначала феи тревожились, чтобы эта незнакомая им женщина не причинила какого-нибудь зла их деткам, но потом, видя, с какой любовью она к ним относится, перестали волноваться и, желая отблагодарить ее за такую доброту, придали ее тюльпанам самую яркую окраску и чудный, как у роз, запах. Они благословляли эту женщину и ее дом, и ей сопутствовал успех во всем до самой смерти. Когда она умерла, то дом и сад унаследовал ее очень скупой родственник. Корыстолюбивый и жестокий, он, прежде всего, уничтожил сад, считая, что цветы выращивать невыгодно, и развел огород, засадив его в основном петрушкой. Такой грубый поступок вызвал сильное раздражение фей, и каждую ночь, как только наступала полная темнота, они слетались из соседнего леса и плясали на овощах, вырывая их, ломая корни и засыпая пылью их цветы. На протяжении нескольких лет овощи не могли расти на этом огороде, так как, только появившись, были тут же истрепаны и изорваны в клочья; между тем могила бывшей благодетельницы фей всегда волшебно зеленела и была покрыта роскошными цветами, а прекрасные тюльпаны, росшие у самого ее изголовья, цвели и благоухали до глубокой осени, когда все другие цветы уже увядали. Так миновало несколько лет. На смену скупому хозяину явился еще более черствый родственник, не имевший ни малейшего понятия о красоте. Он вырубил все окрестные леса, забросил могилу: она была затоптана, а тюльпаны вырваны. Феи оставили это место, и с того времени все тюльпаны потеряли свою выдающуюся окраску и аромат, сохранив их лишь настолько, чтобы не быть совсем заброшенными садовниками…»

   Эта чудесная история так понравилась Лоретте, что она с наслаждением перечитала ее – уже в который раз. И хотя заканчивалась сказка невесело, все равно было в ней нечто ясное и хрупкое, как те самые дети фей. И то, что женщина, которая их любила, прожила с ними в согласии до самой смерти, почему-то успокаивало. Лоретта не отдавала себе отчета в том, как ей хотелось бы оказаться на месте той женщины…

   Нет, она не желала пока что тривиальной сельской жизни. Она прожила так все детство и часть юности, которая только начиналась, - всего несколько дней назад девушке исполнилось восемнадцать. Она очень любила свой дом неподалеку от Бордо, однако версальская круговерть захватила ее, увлекла в исступленном танце. Лоретта предпочитала не видеть дурного и обращать внимание на хорошее. Она не считала, что вправе кого-то осуждать.

   - Мадемуазель де Мелиньи! – Высокий ломкий голос раздался прямо у нее за спиной. – Как хорошо, что я повстречал вас! Я и не мечтал об этом, гуляя по саду в такой ранний час…

   Лоретта еле заметно поморщилась, прежде чем обернуться. У скамейки стоял шевалье де Вилмарт – худосочный парень, наследник какого-то провинциального дворянина, до сих пор не избавившийся от юношеских прыщей. Хотя пора бы – ведь ему уже за двадцать. Лоретта сама удивлялась тому, как присутствие де Вилмарта будит в ней ехидство – словно поднималась муть со дна винной бутылки.

   - Доброе утро, шевалье, - холодно ответила девушка. Она-то шутила за завтраком, что общество само ее найдет, и вот надо же – сглазила!

   - Я счастлив видеть вас, прелестная мадемуазель, - шевалье сорвал с головы слегка обтрепанную шляпу с весьма редкими перьями и согнулся в поклоне. Любопытно, где он ночевал? У де Вилмарта не было своих комнат в Версале. Шевалье то ли почивал в трактире неподалеку, то ли всю ночь бродил здесь, караулил. Или вообще спал на скамейке, завернувшись в плащ. Почему во всем грандиозном парке де Вилмарт облюбовал именно это место?

   «А я не слишком счастлива», - хотелось ответить Лоретте, но этикет предусматривал другое, а сама она еще не научилась говорить людям в лицо элементарные гадости. Для этого, как отмечал Арсен, она еще слишком мало пробыла при дворе.

   - Взаимно, шевалье. – Теплоты голосу, однако, она не обязана придавать. Де Вилмарт неловко стоял у скамейки, придерживая шпагу – она казалась Лоретте такой же унылой, как и ее хозяин. Оружие вообще очень похоже на людей, которые его носят. Вряд ли этот шевалье хоть раз дрался на дуэли… Ах да, он же ждет позволения сесть. Подавив в себе желание не давать такого разрешения, девушка кивнула: – Садитесь, прошу вас.

   Де Вилмарт, обрадовавшись, опустился на краешек скамейки, едва не споткнувшись о собственную шпагу. Какой же он неловкий, с неожиданным состраданием подумала Лоретта. Наверное, более решительные девушки над ним смеются, а она хотя бы не улыбается, вот он и ходит за нею повсюду, как бездомный щенок.

   - Я не видел вас целую вечность! – произнес шевалье. – Целую вечность.

   - Всего лишь со вчерашнего дня, - напомнила Лоретта.

   - О, это так долго! – патетически провозгласил де Вилмарт. Интересно, отчего большинство молодых людей предпочитает высокий штиль обычному приятному разговору? Да, комплименты выслушивать приятно, однако к чему облачать их в пафосные одежды и выдавать за истину в последней инстанции?

   Невеселые размышления Лоретты о поведении некоторых поклонников были прерваны вопросом шевалье:

   - Собираетесь ли вы присутствовать на сегодняшнем балу, мадемуазель?

   - Скорее всего, - рассеянно отвечала девушка.

   - Тогда, может статься, вы сочтете возможным подарить мне один танец? – Де Вилмарт замер в ожидании ответа. Лоретта вздохнула, взглянула в его печальные, полные неземной тоски глаза и обронила:

   - Я подумаю.

   Мысли девушки, тем не менее, были не о шевалье де Вилмарте, а о совсем другом человеке. Который, несомненно, придет на сегодняшний бал.

ГЛАВА 2

У маркиза де Франсиллона, приходившегося Дориану дядей по материнской линии, было премилое владение на полпути из Парижа в Версаль. На взгляд виконта де Бланко, дядюшка недурно устроился: и в столицу можно добраться без лишних хлопот, и в версальские сады – благо его величество Людовик XIV уже давно всерьез озабочен тем, чтобы сделать из бывших охотничьих угодий свою резиденцию.

   Дориан заночевал в паре часов езды до дядиного дома, и потому прибыл в замок маркиза полный сил и выспавшийся. Стоял июль, и вдоль дорог россыпью цвели ромашки и еще какие-то цветы, названий которых Дориан не знал. Вот матушка – та в растениях разбиралась. Наверное, хорошо, если бы у нее была дочь: той можно рассказать все, что сыновьям не передашь. Сыновья матушку разочаровали, каждый по-своему.

   Въезд на территорию замка был обозначен двумя скособочившимися столбами. На одном из них была прибита дощечка, и надпись на ней предупреждала, что здесь начинаются владения маркиза де Франсиллона. Дорога оказалась хорошая, накатанная, без колдобин и кочек. Дориан пустил коня легкой рысью, обогнал пару телег – одну груженную брюквой, вторую – сеном. Крестьяне везли подати сеньору.

   Вскоре за холмами открылся вид на дядюшкин замок. Он был небольшим, но очень милым, со множеством острых башенок, как привыкли строить на Луаре. Над главными воротами висел герб де Франсиллонов – красный щит с внутренней каймой и с застывшим в центре скворцом. Дориан помнил, что это именно скворец, хотя птичка на щите ничем на него не походила.

   В переходе, ведущем от главных ворот во внутренний замковый двор, шаг коня отдавался звучным эхом. Дориан проехал под прохладными сводами и снова окунулся в июльскую жару – во дворе было сухо, солнечно и пахло сеном. Из конюшен доносилось негромкое лошадиное ржание; два крепких молодых парня разгружали телегу с бревнами. Они покосились на Дориана и, прервавшись на мгновение, поклонились. Виконт де Бланко спешился и увидел, что к нему уже бежит вихрастый мальчишка лет десяти – скорее всего, помощник конюха. Юный пейзанин был облачен в измятую сизую рубаху с широким воротом и закатанные до колен широкие штаны. Мальчик остановился и заулыбался; он был очень славный, с подвижным беззаботным лицом и встрепанными темными волосами.

   - Позвольте забрать у вас коня, шевалье, - тоном завсегдатая светских салонов сказал мальчишка. Надо же!

   Дориан улыбнулся в ответ и отдал мальчику поводья, а тот повел лошадь прочь со двора.

   Виконт осмотрелся. В дядином замке он побывал всего один раз, когда маркиз де Франсиллон пригласил сестру и ее детей погостить у него несколько дней. Отец Дориана находился тогда в отъезде, а матушка с удовольствием приняла приглашение. Дориану тогда исполнилось восемь лет, Жан-Люку – двенадцать. У виконта сохранились весьма смутные воспоминания о днях, проведенных в замке маркиза. Помнились кабаньи головы на стенах обеденного зала и высокие узкие окна в башенке, где располагалась спальня, отведенная братьям.

   - Господин, мы рады приветствовать вас в замке Франсиллон!

   Дориан повернулся и увидел седоголового мужчину – видимо, дворецкого. Интересно, куда подевался предыдущий, полный и лысоватый?

   - Я виконт де Бланко, - произнес Дориан. – Дядя должен ожидать меня.

   Дворецкий отвесил ему поклон, предусмотренный этикетом. Восхитительно. Лысый, как Дориан помнил, правильно кланяться не умел.

   - Мое имя Жерар Бадре, сударь, - отрекомендовался дворецкий. – Я управитель дома маркиза де Франсиллона. Маркиз изволит почивать в столь ранний час. Полагаю, вам лучше подождать и освежиться с дороги. Могу я препроводить вас в отведенные вам комнаты и выслушать указания?

   - Препроводите, - разрешил Дориан. Надо же – ранний час! Кажется, когда он проезжал ближайший к поместью городок, часы на башне ратуши пробили десять.

   Виконт последовал за дворецким. Тот провел его высокой галереей, заканчивавшейся просторным залом, откуда подымалась на второй этаж лестница, устланная бордовым ковром. Звук шагов тонул в ковре, словно в осеннем тумане. Поднявшись по лестнице и оказавшись в коридоре, ведущем в восточное крыло, мужчины двинулись в самый его конец.

   - Неужели! – Дориан огляделся и улыбнулся. – Неужели меня ведут в ту самую башенку? – Он тут же спохватился, что дворецкий не понимает, о чем он говорит, однако тот оказался в курсе дела.

   - Ваш дядя решил, что вы будете рады, если мы разместим вас в ваших прежних комнатах, - пояснил Бадре.

   - Разумеется, – кивнул виконт.

   «Как это предусмотрительно со стороны маркиза – сделать такой красивый жест в пользу совместных воспоминаний, - подумал он. – Матушка переписывалась с братом и в последние пару лет жизни утверждала, что двор его испортил. Возможно, она ошибалась. Разве можно судить о человеке только по письмам?»

   Комната оказалась одновременно и больше, и меньше, чем помнил Дориан. Узкая кровать под пышным золотистым балдахином с тусклыми вышитыми цветами, ковер, привезенный из Персии, большой камин, в котором, несмотря на жару, горел огонь. На стенах – портреты людей, глядевших исподлобья, - представители какой-то ветви генеалогического древа, не иначе. Прямо напротив кровати висел колоссальный тканый гобелен с не опознаваемым на первый, косой взгляд библейским сюжетом. Дориан пригляделся – оказалось, все та же вечная тема, поклонение волхвов.

   - Гобелена раньше не было, - пробормотал виконт де Бланко.

   - Да, господин, - немедля откликнулся дворецкий. – Маркиз выиграл это произведение искусства в карты не далее как три месяца назад. Его противнику нечего было больше поставить. Гобелен соткан в тринадцатом веке, и… хм… оказался изрядно побит молью, когда мы его получили. Пришлось потратить много денег на восстановление, но мой хозяин решил, что это дело принципа.

   - Почему же тогда он не повесил этот гобелен над собственной кроватью? – осведомился Дориан. – Раз уж так старался, чтобы выигрыш выглядел достойно.

   - Во-первых, маркиз хотел доставить радость вам, - легко поклонился дворецкий. – Ведь не каждому дано испытывать такое удовольствие – просыпаясь, глядеть на тринадцатый век. – По лицу Бадре скользнула чуткая улыбка. – А во-вторых, по правде говоря, опочивальня его светлости уже так завалена трофеями, иные из которых весьма и весьма ценны, что этому сюжету не нашлось бы там подобающего места. Видите ли, маркиз весьма удачлив в картах.

   Дориан хмыкнул: Жерар Бадре начинал ему нравиться.

   - Когда прибудут ваши вещи, я прикажу немедленно принести их сюда, - сказал дворецкий.

   - Не доставлю вам такого беспокойства – мои вещи не прибудут, - Дориан махнул рукой. – Есть только то, что я привез с собой.

   - Тогда я прикажу доставить сюда ваши сумки. – Если Бадре и удивился, то виду не подал.

   - Идите. – Дориану неожиданно захотелось остаться в одиночестве. Дворецкий поклонился снова и вышел, плотно закрыв за собой дверь.

   Пожалуй, при всем желании Дориан не смог бы объяснить, почему привез с собой так мало багажа, когда некоторым людям, бывает, не хватает в поездках и пары карет для вещей. Виконт де Бланко никогда не воевал, не привык к походной жизни, где учишься обходиться малым, однако, несмотря на старания матушки, пытавшейся сделать из него записного франта, оставался почти равнодушен к одежде.

   Дориан подошел к большому зеркалу в углу комнаты и в раздумьях уставился на свое отражение. Пожалуй, сейчас он все-таки дал маху. Неведомо, чем закончится сегодняшняя беседа с дядей, и если виконту де Бланко надолго предстоит поселиться в окрестностях Парижа, следовало бы подготовиться к этому тщательнее. Позаботиться о пристойном гардеробе, например. Дориан скривился, отвернулся от зеркала, снял камзол, бросил его на кресло и, подойдя к окну, распахнул створки.

   Сразу потянуло знакомым запахом цветущих трав. Снизу доносилось бодрое цвирканье – видимо, под карнизом свили гнездо стрижи. Из башни открывался превосходный вид на окружающие поля, за деревьями неподалеку поблескивал синий глаз небольшого озера. Дориан облокотился о подоконник и снова глубоко вздохнул. Следовало хотя бы немного подумать перед встречей с дядей.

   Хотя… Он ведь уже принял решение. И если намерение маркиза де Франсиллона не поменялось, тогда остается плыть по течению и ждать. Ждать отвратительного. Однако иного выхода нет. «Если бы я отвечал только за себя… все было бы по-другому».

   Многие в свете, как знал и помнил виконт, меняли покровителей, как перчатки. Благо, выбор был богат, его величество создал для того все условия. Но Дориан не относился к лизоблюдам. Ситуация, ставящая его в такое положение, заставляющая чувствовать себя стервятником, поджидающим, пока сдохнет загнанная лошадь, была ему глубоко отвратительна.

   Маркиз де Франсиллон соизволил почивать почти до часу дня. Когда он появился, Дориан, сменивший дорожный костюм на непримечательный серый, сидел в одной из гостиных замка, читая книгу.

   Годы не сделали маркиза величественным; наоборот, он обрюзг, расплылся, будто свечной огарок, и приобрел болезненно желтый цвет лица. Даже пышный утренний камзол, расшитый невообразимыми янтарными птицами и цветами, дядюшку не красил, а скорее наоборот: золотая отделка подчеркивала нездоровый вид старика. Дориан рядом с ним выглядел, словно испанский клинок рядом с тыквой.

   Виконт немедля поднялся и приветствовал дядю легким поклоном. Дориан был неприятно поражен тем, что вести о недомогании маркиза, вскользь упомянутые в его письме, оказались правдой. Дядя выглядел из рук вон плохо, и можно было понять, почему он вдруг озаботился вопросами наследования.

   - Приветствую вас, маркиз, - произнес Дориан, однако Франсиллон махнул рукой.

   - Ты можешь называть меня просто Базиль, мой мальчик, - прогудел он, опускаясь в кресло и внимательно разглядывая племянника. – Однако, ты сильно переменился с тех пор, как мы виделись в последний раз. Но все такой же рыжий.

   Дориан позволил себе улыбку. Они с дядей встречались при дворе пять лет назад, и, несмотря на то, что говорили всего ничего – маркиз де Франсиллон отдавал предпочтение обществу сестры, - произвели друг на друга благоприятное впечатление.

   - Садись, - предложил хозяин дома. – Я рад, что ты счел возможным приехать к старому хворому родственнику. Безусловно, ты понял, зачем я позвал тебя?

   - Разумеется. – Подобные вопросы следовало прояснять немедленно. – Вы достаточно подробно изложили это в письме.

   - Ты всегда отличался редкой понятливостью, а я не стремился быть слишком уж таинственным, - кивнул маркиз. – Видишь ли, все шарлатаны, что слетелись ко мне, как мухи на мед, сходятся в одном: дольше года я точно не протяну. Какое счастье, что я знаю хотя бы приблизительную дату своей смерти, многим и этого не дано, - невесело усмехнулся он. – Я имею возможность устроить свои дела и привести в порядок бумаги, а также подумать о достойном наследнике. Именно поэтому ты здесь.

   Дориан молчал.

   - Не стану скрывать, - продолжил маркиз, - что ты был не единственным претендентом на наследство. У меня довольно родственников, которым только дай шанс – они подольют яду в суп и сведут меня в могилу, чтобы завладеть всем моим достоянием. И я пришел к выводу, что мало им всем доверяю.

   - Занятно, - не сдержался Дориан, - а мне вы доверяете больше?

   - Ты – сын своей матери, и это многое объясняет, - заявил дядюшка. – Как ты, должно быть, знаешь, мы с ней часто обменивались письмами, и она много рассказывала о тебе и о Жан-Люке. Вот твоему брату я никогда не доверил бы управление моими землями, - жестко заметил маркиз.

   Дориан в упор смотрел на дядю. Говоря по правде, ему давно опротивело, что все кому не лень считаю своим долгом напоминать ему, сколь непутев был Жан-Люк. Но, что бы ни болтали другие, Дориан любил брата, хотя тот принес семье немало горя. Отчасти из-за Жан-Люка он, виконт де Бланко, находится сейчас здесь.

   - Жан-Люк умер, - ровно произнес Дориан. – Давайте не будем вспоминать его дела. Не зря говорили древние: о мертвых или ничего, или хорошо. Он не может ответить вам.

   Маркиз смотрел на племянника с большим вниманием.

   - Именно об этом я и говорил, - удовлетворенно констатировал он. – Благородство. Продолжать вступаться за брата, который… хм. Ладно, оставим эту тему. – Дядюшка побарабанил пальцами по резной ручке кресла. – Словом, не суть важно, какими именно причинами я руководствовался, отправляя тебе письмо. Главное, что ты прибыл в мой замок.

   - И что дальше… Базиль? – тихо спросил Дориан.

   - Для начала, если я верно понял моего дворецкого, нам следует позаботиться о твоем гардеробе. Прежде чем я буду готов представить тебя как официального наследника, я хотел бы удостовериться в том, что ты подходишь на эту роль. А так как я довольно часто выезжаю, ты будешь меня сопровождать и вести жизнь, достойную тебя. Не обессудьте, виконт де Бланко, - усмехнулся маркиз, - но когда речь идет о подобных вещах, я предпочитаю быть уверенным.

ГЛАВА 3

- Вот раньше, мадемуазель, корсеты были удобнее, - проворчала Берта, зашнуровывая платье Лоретты. – И рукава пышнее. Вот вам бы очень пошли пышные рукава.

   - Надеюсь, мне и эти идут, - рассмеялась девушка, трогая кружево на коротком, до локтя, рукаве. Кружево было нежнейшим, привезенным с юга специально для этого платья. Так, во всяком случае, утверждала белошвейка Эмелина, которая в Париже обшивала внучку графа де Мелиньи. Впервые повстречавшись с Эмелиной, Лоретта была покорена ее напором и желанием сделать так, чтобы в созданных мастерицей костюмах женщины смотрелись превосходно. И действительно, все платья только подчеркивали красоту Лоретты. В творениях Эмелины она выглядела юной нимфой – не зря вокруг нее увивалось столько поклонников…

   И сейчас Лоретта с наслаждением рассматривала себя в зеркале. Новое платье, сшитое специально для этого бала, очень ей нравилось. Оно было из бледно-голубого шелка, с воротником из батиста цвета взбитых сливок, отделанным теми же дорогостоящими тонкими кружевами, и отменно подчеркивало гладкость и свежесть кожи Лоретты. По высокому лифу, приподнимающему грудь, шла тончайшая гладь – искусно свитый узор из фиалок. Незнакомая Лоретте мастерица даже вышила их крохотные листочки…

   Верхняя юбка с разрезом, которую дворянки прозвали «скромницей», была чуть приподнята, открывая вторую – «шалунью». Она была заткана малюсенькими сапфирами, что создавало эффект непорочности и воздушности. И все это обрамляли метры изысканного кружева.

   Берта, пыхтя, заканчивала шнуровать корсет. Мода требовала, чтобы талия дамы была очень тонкой, и многие жеманницы, бывало, теряли сознание из-за перетянутых корсетов. Однако Лоретте такая беда не грозила: ее талию, как однажды заметил Арсен, можно было обхватить двумя пальцами. Девушка пошла в мать, такую же невысокую и хрупкую.

   - Красота-то какая, - довольно приговаривала служанка, расправляя кружева на пышной юбке. Закончив это нелегкое дело, Берта выпрямилась и открыла шкатулку с драгоценностями. – Что вам подать, мадемуазель, жемчужное ожерелье?

   - Ну что ты, какой жемчуг! – рассмеялась Лоретта. – Сапфиры, и только сапфиры!

   Берта осторожно извлекла из шкатулки тяжелое сапфировое ожерелье, подаренное месяц назад Арсеном. Брат неизменно был внимателен к Лоретте и частенько баловал ее, полагая, что после провинциальной жизни можно немного покуражиться, как он это называл. Арсен не был ни игроком, ни расточительным человеком, но радость от жизни получать умел и всячески учил этому Лоретту. «Если мы можем себе это позволить, - говорил он, протягивая сестре очередной дар, - почему должны отказываться? Жизнь коротка».

   Лоретте жизнь, однако, не казалась такой уж краткой; девушка была слишком юна, чтобы всерьез прислушаться к подобным словам. Будущее казалось ей громадным и безграничным, вроде рассветного луга, исчезавшего в молочно-белом тумане. Оно не сулило угроз – одну лишь приятную неизвестность. Лоретте нравилось встречать улыбкой каждый день. У себя дома, в поместье, она, просыпаясь, слышала, как поют птицы; и тех же птиц она слышала в Версале. А еще к ним добавлялась перекличка утренней стражи, громкий смех ранних – или еще не ложившихся – парочек, песенки садовников… Где бы Лоретта ни жила, это приносило ей радость. Арсен даже изумлялся, как ей удается сохранять такую безоблачность души.

   Сапфировое ожерелье прохладой обняло шею, Берта защелкнула замочек, и девушка снова с удовольствием и некоторым недоумением оглядела себя в зеркале. Неужели это она? Тоненькая фигурка в платье с узким лифом и пышными юбками, сияющая мягким блеском, как бесценная статуэтка. Конечно, ей далеко до признанных светских красавиц, до прелести королевских фавориток и очарования королевы, но все же, все же… Лоретта себе нравилась. А еще ей заранее нравился грядущий бал.

   Людовик XIV обожал увеселения и терпеть не мог, когда кто-то старался перещеголять его в роскоши. Впрочем, смельчаков не находилось со времен интенданта Фуке, который как-то посмел устроить празднование, равного коему не бывало прежде, – и оказался в темнице, освободив место флегматичному с виду, сдержанному Кольберу. Новый министр финансов не разбазаривал имущество на личные нужды, изыскивая средства только лишь на прихоти короля и на государственные потребности. Хотя и брюзжал время от времени по поводу апельсиновых деревьев, которыми был уставлен весь Версаль…

   На бал Лоретту сопровождал Арсен. Этот долг он должен был исполнять до тех пор, пока девушка не выйдет замуж или хотя бы не обручится. Впрочем, Арсен не жаловался. Лоретта успела сдружиться со множеством придворных, и через некоторое время брат мог спокойно оставить ее, убежденный, что с нею ничего не стрясется. Лоретта никогда в жизни не позволяла себе вольностей. «Идеальная супруга», - усмехался Арсен про себя.

   Тронный зал, он же салон Аполлона, озаренный пламенем множества свечей, как всегда, поражал блеском. В него вело несколько дверей из других салонов, в которых по-прежнему шли строительные и отделочные работы – целое воинство архитекторов и художников трудилось над дворцом, который уже стал произведением искусства. Однако почти все залы были открыты и потому полны публики. Салон Аполлона украшали шелковые летние драпировки с вышивкой золотыми и серебряными нитями. Серебряный трон стоял в глубине зала на возвышении, покрытом персидским ковром золотистых тонов, балдахин над ним крепился на крюках.

   Множество дворян, знатных и не очень, бедных и богатых, толпилось здесь, ожидая официального выхода их величеств и начала танцев, чтобы до утра наслаждаться опьяняющей винной свободой. Лоретта намеревалась уйти пораньше: завтра с утра планировалась верховая прогулка, и следовало выспаться. А вот Арсен не собирался спешить и поддразнивал сестру.

   - Отчего ты ведешь себя, как старушка? – сардонически говорил он, чуть растягивая слова. – Когда тебе стукнет семьдесят, дорогая сестра, я еще пойму тебя, если ты не пожелаешь танцевать до утра! Но сейчас, когда заиграет великолепная музыка, когда вокруг столько занятных людей! Не упускай момент, не то потом пожалеешь.

   - Пожалеть о незначительном кусочке вечера, Арсен? – Лоретта засмеялась. – Что ты такое говоришь!

   - Правду, сестричка, только правду! – Молодой де Мелиньи кивнул кому-то из друзей. – Возможно, вскоре ты начнешь жалеть, что не поддавалась на мои уговоры и проспала все на свете.

   - Ты так говоришь, будто уже решено, что я уеду через месяц, - нахмурилась Лоретта.

   - Кто знает, - туманно ответил Арсен. – Жизнь так непредсказуема. Потому я и советую – лови момент!..

   - Его величество король! Ее величество королева! – раздался громкий голос, и блистательное общество, разом затихнув, развернулось к высоким отворившимся дверям.

   Король и королева вошли под руку, что вызвало перешептывания среди знати и понимающую улыбку у многих. Несмотря на то, что у Людовика имелось несколько фавориток, король нередко приходил по ночам к ее величеству выполнять супружеский долг. Впрочем, Лоретта ни разу не слыхала от королевы слов недовольства: его величество был превосходным любовником. Девушка подозревала, что Мария-Терезия не зря спровадила вчера своих фрейлин; теперь, глядя на лицо королевы, озаренное ангельской улыбкой, она утвердилась в своих догадках. Сегодня между царственными супругами царил мир.

   Мало кто при дворе любил королеву. Она была неказиста собою – хотя Лоретте казалась прелестной – и нерешительна. Например, она редко высказывала мужу то, что думает о его фаворитках и о всех его увлечениях, тогда как фрейлины видели, что она страшно переживает.

   Его величество Людовик XIV не являлся образчиком мужской красоты, однако, он был королем, и королем блистательным. Приземистый, плотный, он мог заставить подчиниться себе и иностранных послов, и женщин, и лошадей, и моду. Властное обаяние этого человека было столь велико, что окружающие ощущали его, словно солнечный жар на коже. Король шествовал сквозь толпу, улыбаясь и кивая, его ноги в башмаках с высокими каблуками, на которые он ввел моду, мягко ступали по надраенному полу, а на искрившийся драгоценными камнями камзол было больно смотреть. Любезная улыбка на лице короля казалась непритворной. Наверное, он и в самом деле был рад этому торжеству, этому вечеру. Лоретте очень хотелось в это верить, хотя она никогда не понимала короля, пусть даже видела его часто.

   Король с королевой сели, и его величество махнул рукой, открывая бал. Музыканты все еще настраивали инструменты.

   - Первым танцем будет сарабанда! – объявил глашатай, и общество снова зашушукалось – это был очевидный подарок королеве-испанке.

   - И кто же поведет вас танцевать, обворожительная мадемуазель де Мелиньи? – проговорил над ухом Лоретты вкрадчивый голос. Девушка обернулась.

   Позади нее стоял барон Гаспар д’Оллери – высокий импозантный мужчина, предмет воздыханий многих придворных дам. И – потенциальный претендент на ее руку. Имя Гаспара все чаще фигурировало в беседах членов семейства де Мелиньи.

   Гаспар приходился по душе Лоретте. Правда, он был слишком нескучен для добропорядочной девицы из Бордо, и его репутация счастливо балансировала на грани падения. Однако это были слухи, только слухи, и ни одного факта. Так что формально Гаспар слыл достойным женихом, впрочем, это не мешало матронам оберегать своих дочерей от чересчур пристального его внимания. В Версале было полно таких дворян – записных щеголей, игроков и дуэлянтов. Их жизнь, насыщенная и многоцветная, как корзина с полевыми цветами, казалась Лоретте волшебной сказкой – тем более соблазнительной, чем больше времени девушка проводила в обществе королевы. Мария-Терезия была малообщительной женщиной и блюла репутацию, в противовес королевским фавориткам. В ее окружении было мало людей, подобных барону д’Оллери.

   Лоретта иногда вздрагивала при мысли о том, что через какое-то время она, возможно, будет связана с Гаспаром навеки, – но не от страха, а от неизвестности. Она еще не понимала толком, что такое любовь, и заинтересованность Гаспара и возможность быть с ним вместе вселяли в ее душу темное беспокойство.

   А он ненавязчиво ухаживал за ней – этот высокий блондин с холодными серыми глазами, состоявший в свите брата короля, Филиппа Орлеанского, Месье, как того называли. Это вызывало у Лоретты кое-какие сомнения: общество, собиравшееся вокруг принца Филиппа, моральной чистоплотностью не отличалось. Однако Гаспар казался девушке другим. Она не верила, что он может замарать свою репутацию каким-нибудь непристойным делом; ну, а дуэли – это удел мужчин, тут ничего не попишешь.

   Барон д’Оллери выглядел, как всегда, великолепно: в темно-зеленом парчовом камзоле, украшенном умеренным количеством кружев и бантов.

   Девушка сделала реверанс.

   - Рада видеть вас, барон, - промолвила она.

   - Так что же насчет сарабанды? – повторил Гаспар, не улыбаясь. Лоретта никогда не могла понять, подшучивает он или серьезен.

   - Вы желаете, чтобы я подарила этот танец вам? – спросила девушка, обмахиваясь веером. К вечеру стало душно – видимо, близилась гроза.

   - В этом танце, - изрек Гаспар и чуть дернул уголком рта, что, видимо, обозначало улыбку, - каждый выбирает себе даму, к которой он неравнодушен. Музыка дает сигнал, и двое влюбленных исполняют танец, благородный, мерный. – Он понизил голос, отчего заурядные слова стали полны тайны. – Впрочем, немаловажность этого танца нисколько не мешает удовольствию, а скромность придает ему еще больше грациозности.

   - Вы говорите как по писаному, - пробормотала Лоретта, смущенная его тоном, а еще больше – смыслом сказанного. – Что же, вы утверждаете, что это танец для влюбленных, но… - Она не знала, как завершить фразу, и потому замялась.

   - Я приглашаю вас – чего тут неясного? – вдруг широко улыбнулся Гаспар, и от этой внезапной перемены его настроения сердце Лоретты забилось подозрительно быстро.

   - Иди, дорогая сестра, танцуй, - Арсен, с заметным удовольствием слушавший этот разговор, слегка подтолкнул ее. – Музыка сейчас начнется. Барон, вверяю мою сестру вам, смотрите, не обидьте ее.

   - Как можно, сударь, - усмехнулся Гаспар и взял Лоретту под руку.

ГЛАВА 4

Нельзя сказать, что Дориан ехал в Версаль в отличном настроении. Наоборот, ему очень хотелось кого-нибудь убить, хотя видимых причин для этого не имелось.

   И верно, с чего бы ему злиться? Насыщенный событиями день и должен был кончиться чем-нибудь в таком роде, а именно – увеселением. Маркиз де Франсиллон утверждал, что не грех потешить сердце и душу роскошным королевским балом, поэтому возражений не принимал.

   В дорожных сумках Дориана не нашлось ни одного придворного костюма, который соответствовал бы высокому званию вероятного наследника маркиза, и в спешном порядке был вызван портной, который, задействовав немалый штат помощников, сотворил чудо – за несколько часов сшил вполне терпимый костюм, правда, несколько менее пышный, чем требовалось. Но Дориан не настаивал, напротив, кружев могло бы быть и поменьше.

   - Вот здесь мы отделали атласной ленточкой, - соловьем пел портной, когда виконт мерил наряд. – А вот тут – видите эти небольшие банты?

   - Они несут какой-то особый смысл?

   - Разумеется! – оскорбившись, воскликнул портной. – Банты – это основа бытия!

   Дориан хмыкнул и от дальнейших дебатов благоразумно воздержался.

   В результате он надел белоснежную батистовую рубашку, жилет и камзол, который, надо признать, отлично на нем сидел, узкие брюки и – вот напасть! – белые шелковые чулки, а после втиснул ноги в туфли на высоком каблуке, с серебряными пряжками. Посмотрев в зеркало, Дориан остался недоволен. Его загорелое спокойное лицо скверно сочеталось с этим нарядом, да и чувствовал виконт себя в нем павлином. Но дядя приложил усилия, чтобы вывести племянника в свет, и нужно было покориться хотя бы из вежливости.

   Безрадостные мысли о происходящем не давали Дориану покоя. С одной стороны, он должен чувствовать немалую благодарность к дяде, который решал его грядущие финансовые проблемы; с другой стороны – виконт ощущал себя беспринципным стяжателем. Не в его характере было так действовать. Но что предпринять, если другого выхода нет? Этот – еще не самый худший.

   Карета с гербом де Франсиллонов на дверцах плавно катилась в сторону Версаля. Маркиз разлегся на подушках и, кажется, дремал, а Дориан смотрел в окно. К вечеру стало душновато, над горизонтом парила дымка – возможно, к ночи случится дождь. Ветер, врывавшийся в окно и полоскавший тонкие занавески, приносил с собой запахи сена, цветущих трав, ранних яблок. Проехали деревушку; молодая крестьянка, заглядевшись на богатый экипаж, долго смотрела ему вслед, теребя кончик длинной косы, а орава мальчишек погналась за каретой, улюлюкая, но вскоре отстала.

   Виконт гадал, отыщутся ли при дворе знакомые, с которыми он общался несколько лет назад. С тех пор он почти ни с кем не переписывался, всецело уйдя в управление землями и предприятиями поместья. И, надо признать, в глуши почти разучился говорить. Большинство дядюшкиных речей, коих сегодня довелось выслушать немало, Дориан встречал молчанием. Оно не тяготило его, он так привык. А ведь когда-то, помнится, умел говорить комплименты милым дамам и даже не конфузиться при этом.

   Дориан с детства выделялся очень ровным, спокойным характером. Страсти были ему несвойственны. Когда другие дети с упоением носились по округе, устраивали шалости и просто давали выход неуемной энергии, Дориан мог часами сидеть с книжкой в руках на скамейке в саду. В юности его миновали пламенные увлечения – было, правда, какое-то чувство к дочери соседа, смотревшей на него томными дымчатыми глазами, но и оно быстро развеялось, стоило девушке уехать в Париж. Прибыв ко двору, виконт де Бланко не повстречал там дамы сердца, хотя претендовали на эту роль многие. Была приязнь, была дружба, но той всепоглощающей страсти, о которой так много говорят и пишут, не приключилось. И со временем Дориан пришел к выводу, что не умеет любить по-настоящему. Каждому в жизни отмерена его порция любви – и Дориану досталось мало. Он по-родственному любил брата, отца и мать, это проявлялось в том, что он все готов был сделать для них и защищать, даже если они оказывались неправы. Однако любви к прекрасной женщине он не испытывал никогда.

   Не то чтобы у него не случалось женщин – попадались те, кто ему нравился, и они проводили вместе много времени ко взаимному удовольствию. В него влюблялись, он отвечал неизбежным безразличием, и женщины отступались. Дориан жил, как вела его судьба, он плыл по течению и был тем доволен; его мир составляло поместье, книги и охота, и ему не хотелось ничего больше. Со временем он предполагал заключить выгодный брак, чтобы продолжить род. Но все это заранее казалось ему сделкой, и в этом не было ни капли чувства – только здравый смысл.

   Дориан так задумался, что не заметил, как карета въехала на территорию Версаля по улице Сен-Клу. Зато маркиз де Франсиллон словно почуял это: в последний раз всхрапнул, встрепенулся и выглянул в окно.

   - Ба, да уже сады! И строящиеся конюшни, его величество недавно отдал приказ… – Он довольно покивал. – Что ж, скоро прибудем, и, безусловно, не мы одни. Сколько карет! И так каждый вечер.

   - И нам каждый вечер предстоит сюда приезжать? – осведомился Дориан.

   - Почему бы и нет, мой мальчик? – усмехнулся маркиз. – Ты совсем одичал у себя в глуши. Пора бы узнать, что такое полноценная жизнь.

   - Я знаю, - пробормотал Дориан, но дядюшка не расслышал. Высунувшись в окно кареты, он с воодушевлением махал какому-то всаднику – очевидно, знакомому. Карета подкатила к ажурной решетке Главного Почетного двора, и маркиз при содействии племянника благополучно выбрался из экипажа.

   - Дальше придется идти пешком, - пропыхтел дядюшка. – В Королевский двор в каретах могут въезжать лишь особы королевской крови. А мы, к счастью или к несчастью, к таковым не относимся… Ведь ты покинул Версаль раньше, чем были построены Министерские флигели?

   - Я вижу, они еще строятся, - заметил Дориан.

   - Всего лишь отделка, мой мальчик, всего лишь отделка. Но ты видишь, как изменился облик дворца? С каждым годом он все величественнее.

   Дориан взглянул на сияющую золотом ограду, увенчанную королевским гербом, и покачал головой.

   Мраморная Посольская лестница привела мужчин в преддверие Больших Королевских покоев. Когда Дориан находился здесь в последний раз, это помещение выглядело не так роскошно. Однако его величество даром времени не терял, раздавая указания архитекторам. Лебрен превзошел сам себя. Мраморный камин, двадцать пилястр, основание и коринфские капители которых были исполнены из позолоченной бронзы, - виконт едва не споткнулся, рассматривая все это великолепие. А еще самые красивые картины из королевской коллекции, плафонные росписи… Воистину, трудно и представить себе, сколько стоят эти стены.

   Людей вокруг и впрямь оказалось много. То ли Дориан успел значительно подзабыть опыт пребывания при дворе, то ли придворных стало существенно больше со времени последнего его визита сюда, - от ярких камзолов и платьев рябило в глазах. Куда ни взгляни – везде молоденькие девушки, кокетливо обмахиваясь веерами, бросают заинтересованные взгляды на преисполненных достоинства мужчин, а те величественно прохаживаются и заводят с прелестницами пространные беседы. Смех, гомон, громкие споры, - толпа вокруг рокотала, словно океанский прибой.

   Дориан чувствовал себя неуютно в непривычно ярком и пышном костюме, а новые туфли натирали ноги. Слегка прихрамывая, он двигался сквозь толпу следом за дядей, который каждую минуту останавливался, чтобы с кем-либо перекинуться словечком, и не забывал представлять Дориана. Виконт раскланивался, участия в беседах не принимал, только пытался запоминать все имена. Им никто особо не заинтересовался, кроме одного человека в темном костюме, малозаметного и чем-то неприятного.

   - А, так это ваш племянник, маркиз! – воскликнул незнакомец, беззастенчиво разглядывая Дориана. – Тот самый виконт де Бланко! И что же, вы остановили свой выбор на нем…

   - Рано об этом говорить, - прервал дядюшка заинтересованную речь собеседника и твердо подтолкнул Дориана в спину, вынуждая двигаться дальше.

   - Кто это? – осведомился виконт.

   - Приятель моего давнего недруга, - скривился дядя. – Скользкий тип. Невозможно бывать при дворе и не нажить врагов. Некоторые ухитряются это сделать в первые минуты, и я из их числа. Мы с покровителем этого слизняка сразу друг другу не пришлись по душе. – Маркиз удручающе вздохнул. – Если б здоровье дозволило мне пронзить шпагой пару-тройку таких особ!

   - Мне сделать это за вас? – безмятежно спросил Дориан.

   - Соблазнительное предложение, но пока что я, пожалуй, откажусь… А, вот и вы, мой любезный Клавель! Составите ли мне партию сегодня?

   - Охотно, - заулыбался худой человек в розовом (вот пакость-то!) камзоле.

   - Дориан, мальчик мой, - маркиз повернулся к племяннику, - я отправляюсь проигрывать твое вероятное наследство. А ты, будь любезен, развейся и убери эту кислую мину с лица – миленьким фрейлинам она не нравится. Когда наскучит играть, пришлю за тобой лакея, и мы отправимся восвояси. Или, может быть, ты желаешь составить мне компанию?

   - Я не играю, - сухо сказал Дориан.

   - Твое дело, - пожал плечами дядя. – Хотя никогда не стоит оглядываться на прошлое других, разве нет?

   Не дожидаясь ответа, маркиз повернулся спиной к племяннику и важно направился в залу с карточными столами. Оттуда также долетал шум, а временами – крики разочарования. Дориана передернуло; он отвернулся от «обители порока», как, бесспорно, назвал бы это место его замковый капеллан, и зашагал туда, где только что звучала музыка.

   Салон Аполлона очень изменился с момента последнего посещения Версаля виконтом де Бланко. Тогда была зима, и на стенах висели длинные полотнища ткани – на них были вышиты золотом и серебром восемнадцать термов с корзинами на голове, и все это перемежалось темно-красными бархатными драпировками. Сейчас же в зале господствовало летнее убранство, еще более подчеркивавшее царящую здесь беззаботность.

   Очередной танец завершился, и танцующие смешались, оживленно переговариваясь. Дориан всматривался в толпу, однако вокруг были сплошь незнакомые лица. Повернувшись вправо, он увидел его величество: Людовик вел беседу с хорошенькой девушкой, вероятно, претенденткой на роль очередной фаворитки. Девица хихикала и краснела. В зале было душно, будто на лицо накинули старое пыльное одеяло. Виконт де Бланко отошел к распахнутому окну.

   Суета версальского двора была словно отгорожена от Дориана крепкой стеной. Он не имел с этими людьми ничего общего, да и не стремился иметь. Возможно, дядя прав: он одичал в своем затерянном в лесах замке, с книгами, которые ему нравилось читать и которые для него доставляли из Парижа… Он даже почти никому не писал – что верно, то верно. Наверное, ему надлежало поддерживать связи с теми, с кем он сошелся при дворе, – и сейчас не было бы так душно, гроза тут ни при чем, это внутри. Дориан обернулся: все то же мельтешение незнакомых лиц, все тот же слепящий блеск драгоценностей, и он среди этого – не принадлежащий к сияющему обществу, лишний, неизвестно зачем вырядившийся в ужасный костюм…

   Виконт де Бланко сделал шаг к дверям, чтобы выйти из дворца и прогуляться по саду, однако кто-то нахально схватил его за плечо. Дориан в возмущении обернулся, чтобы дать отпор наглецу…

   - Точно, я не обманулся, - удовлетворенно констатировал его обидчик. – Это ты.

   - Седрик? – Дориан широко улыбнулся, впервые за день. – Неужели мне так повезло, что я повстречал в этом бедламе тебя?

   - Ты всегда был везунчиком, - хмыкнул Седрик де Виллеру, старинный приятель Дориана и капитан королевской гвардии. – Черт побери, я еле тебя узнал. Откуда это угрюмое выражение? Словно ворон, нахохлившийся на ветке. Тебе не идет.

   - А ты всегда был склонен к поэтическим сравнениям, - усмехнулся Дориан.

   - При том числе стихов, которыми пичкает меня сестрица, это неудивительно, - пояснил Седрик. – А уж матушка со своей греческой классикой и вовсе… - Он огляделся. – Тебе не кажется, что стоит найти более подходящее место для бесед?

   - Конечно, сударь. – Виконт де Бланко был так рад встрече с Седриком, что и не собирался возражать. – Однако есть ли в этом дворце хоть одна свободная комната? Я не могу отлучаться на долгое время.

   - Ты невысокого мнения обо мне, друг мой! – патетически провозгласил Седрик. – Не забывай, что мой отец, хоть и старается быть малозаметным, тем не менее, умудрился стать незаменимым. И у нас есть комнаты в Версале, в южном крыле. Дальновидно – с учетом того, что его величество, кажется, рассчитывает обосноваться здесь навсегда. Ну, идем же, у меня припрятана пара бутылок бургундского.

   Гостиная, куда Седрик привел Дориана, оказалась небольшой и уютной. Из распахнутого окна открывался вид не на хозяйственные постройки или нужники, а в сад. Звуки бала почти не доносились сюда, и Дориан с удовольствием опустился в удобное кресло, а Седрик тем временем выудил из шкафчика бутылку вина и начал разливать темный напиток по бокалам.

   - Так, говоришь, его величество намерен прочно обосноваться в Версале? – спросил Дориан, пригубив вино. Следовало разговаривать, конечно же, вовсе не об этом – ведь они с Седриком не встречались Бог знает сколько лет, но сразу переходить к рассказу о себе или к вопросам о личной жизни давнего приятеля он не мог.

   Седрик, так же вольготно развалившийся в кресле, пожал плечами.

   - К тому все шло. Когда его величество затеял это строительство, сразу стало понятно, что он не просто бросает на ветер деньги. Потому-то у Кольбера все время, когда речь заходит о расходах на Версаль, такой вид, будто он проглотил сливовую косточку и получил запор. Ты не представляешь, сколько денег сжирает этот дворец.

   - М-да. – Вопрос о деньгах был как никогда актуален, поэтому Дориан воздержался от комментариев.

   - А что ты хочешь? – беззаботно продолжил Седрик. – Это ведь король Франции, он притягивает взоры. Он – сердце общественного организма. Трудно судить о человеке, на которого направлены помыслы многих людей. На него смотрят тысячи. И он делает то, что делал бы на его месте и другой, – пытается укрепить славу Франции, сияние французского королевского двора. Разве у нас не самые пышные балы, не самые смешные шуты, не самый чудесный дворец в мире? – Седрик скривился и отхлебнул еще вина. – Право слово, Дориан, если поживешь здесь немного, сам начнешь это видеть. Да я не думаю, что ты этого не понимаешь.

   - Ты переменился, - промолвил виконт. – Впрочем, так и должно было случиться.

   Он помнил приятеля немного другим – молодым забиякой, любимцем женщин, олицетворением изящества и чести. Светлые, почти белые волосы Седрик унаследовал от отца, а дерзкие глаза – от матери, и девушки по нему с ума сходили. Дориан слышал, что он женился, но не знал, на ком. Вести из столицы доносились до их лесной глуши обрывками, так что им не стоило целиком и полностью доверять.

   - Ты тоже, - не преминул заметить Седрик. – Рассказывай, что с тобою приключилось?

   - Со мною? Почти ничего. – Дориан повертел в ладонях бокал. – Множество семейных неурядиц. Мой брат, знаешь ли, очень любил светскую жизнь. Это весьма подкосило матушку и наше финансовое положение. – Он помолчал, прежде чем произнести вслух то, что до сих пор не изрекал ни разу: – То есть мы разорены. Я почти разорен. Сейчас я остался один, и вся ответственность лежит на мне.

   - Черт, - Седрик поставил бокал на столик, инкрустированный серебром. – Дориан, почему ты мне не написал? Мне казалось, что мы были довольно дружны, чтобы протянуть руку помощи друг другу.

   - Я не считал нужным вешать на кого-либо свои проблемы. И сейчас не считаю, - резко добавил он, заметив, что Седрик намеревается возразить. – Прости, дружба – это священно, однако со своими делами я разберусь сам.

   - Принципы твои остались неколебимы, - отметил Виллеру. – Так что… твой брат?

   - Мой брат умер, - спокойно объяснил виконт де Бланко. – Полгода назад. Какая-то идиотская дуэль в Нанте, и причина незначительная – лишь бы был предлог вынуть шпагу… Не скажу, что его смерть не принесла мне облегчения. Принесла, и это грех. Я любил Жан-Люка.

   - Я знаю, – серьезно кивнул Виллеру.

   - Но его поведение свело матушку в могилу, семью поставило на грань разорения… Я не говорю уж о репутации. Огромное горе, что он умер, только в каком-то смысле это дало мне шанс хотя бы что-то спасти. Я честно пробовал управиться своими силами, однако не вышло. – Он помолчал. – И вот я здесь.

   Дориан давно не говорил так много, и никому не рассказывал о том, что составляло его жизнь в последние месяцы. Он сам себе поражался. Наверное, сейчас он открылся потому, что Седрику, с его представлением о благородстве и чести, нельзя было не доверять. Хотя он сам сказал: люди меняются.

   - Извини меня, конечно, но Жан-Люк был мерзавец, - резко произнес Виллеру. – Зная о нездоровье твоей матери… Ах, о чем теперь говорить. И что же, ты отыскал выход?

   - Он сам меня отыскал – в лице дядюшки. Маркиз де Франсиллон… ты должен его помнить… – Дориан поморщился: дядя предстал перед его мысленным взором во сей своей желтолицей красе.

   - Я его не только помню, но и регулярно вижу на приемах, - сказал Седрик. – В последнее время он плохо выглядит.

   - Именно поэтому он решил озаботиться выбором наследника, – пояснил виконт.

   - А! Ты – самый вероятный претендент? – догадался Виллеру.

   - Похоже на то.

   Седрик расхохотался, потом нахмурился.

   - Представляю, как тебе отвратительно находиться в таком положении…

   - Премного благодарен за то, что ты это понимаешь. – Дориан испытывал радость от беседы со старым другом. Нет, Седрик не переменился, он остался все таким же открытым и честным. – Но отчего мы говорим только обо мне? Расскажи, как твои дела? Я слышал, ты женат.

   - О да. – Глаза друга затуманились, на лице появилась счастливая улыбка. – И это прекрасно.

   - Я с ней знаком? – осторожно спросил Дориан.

   - Нет, она появилась при дворе уже после твоего отъезда, четыре года назад. Я влюбился в нее с первого взгляда и на третий день попросил ее руки. Родители были шокированы.

   - Твои или ее? – усмехнулся виконт.

   - Моих-то ничем не проймешь, - хохотнул Седрик. – Матушка заявила, что это чертовски романтично, но порекомендовала обождать пару дней, чтобы удостовериться, что чувства «к этой божественной Луизе» истинно сильны. Пару дней, сказала она, не дольше. Отец пробурчал, чтобы его позвали, когда нужно будет благословить, и снова уткнулся в книгу. Иногда мне кажется, что мои родители упали с неба. И при этом сильно ушиблись.

   Дориан тоже засмеялся. Он чувствовал исключительную легкость – то ли разговор в том был повинен, то ли отменное бургундское.

   - Значит, ты женат уже четыре года. Я за тебя рад. Ты познакомишь меня сегодня со своей супругой?

   - С радостью бы, но Луизы нет в Версале, - развел руками Седрик. – Наш младший сын приболел, и она укатила с ним в Жируар. Там очень славно в это время года, а по двору Луиза отнюдь не скучает. Она бы прекрасно тебя поняла. Я приезжаю к ней каждую неделю, и, если захочешь, поехали в следующий раз со мной.

   - Отчего бы нет, – согласился Дориан.

   Рядом с Седриком ему чудилось, что все просто. Этот человек обладал поразительным свойством избавлять от ощущения, что над головою висит дамоклов меч. Даже если он там в самом деле висел.

   - Младший. Значит, у тебя не один? – сообразил виконт.

   - Двое сыновей, - довольно улыбнулся Седрик. – И весной, возможно, появится третий.

   - А как поживают твои родители?

   Седрик несколько погрустнел.

   - Матушка ужасно переживала, когда герцогиня де Лонгвиль умерла в прошлом году. Они были дружны. А отец нередко ездит в Шантильи, там сейчас безвылазно сидит принц Конде – ты же помнишь, папа длительное время был начальником его охраны. Говорят, Конде умирает. Великие люди уходят в прошлое.

   - Одни великие уходят в прошлое, а другие приходят в настоящее, - напомнил Дориан. – Когда скончался Ришелье, говорили то же самое – и что вышло? Я читал семейные архивы, там многое можно почерпнуть на эту тему. Каждое поколение рождает своих великих людей, и, когда они умирают, кажется, что завершилась эпоха. А затем все повторяется.

   - Верно. Но для того ли мы сегодня повстречались, чтобы говорить о политике? – Седрик поднялся. – Идем, покажемся на глаза моим родителям. Они, скорее всего, недоумевают, куда я запропал. Чего доброго, отец решит, что я снова ввязался в дуэль.

   - А ты теперь не ввязываешься? – уточнил Дориан, выходя вслед за Седриком из гостиной.

   - Мог бы. Но, по правде говоря, мне это уже изрядно поднадоело, – рассмеялся друг.

ГЛАВА 5

- Кажется, я оставил их вон у той колонны. Да, вот они! Матушка, отец, посмотрите-ка, кого я к вам привел!

   Теодор де Виллеру обернулся, прищурился, глядя на Дориана, и через секунду расплылся в улыбке. Его супруга, Камилла де Ларди де Виллеру, тоже узнала виконта.

   - И где ты отыскал этого невозможного мальчишку, Седрик? – ворчливо осведомилась она, когда Дориан склонился, чтобы поцеловать ей руку. – Куда вы изволили исчезнуть, сударь, и на столько лет?

   - Приветствую вас, виконт. – У старшего Виллеру была великолепная память на лица, титулы и имена. – Правда, отчего же вы не приехали к нам ни разу, не написали?

   - Наверное, бессмысленно отговариваться семейными обстоятельствами, - вздохнул Дориан, - однако именно это и будет моим оправданием.

   - Никак женился, - улыбнулась Камилла.

   - К сожалению, нет. – Если с Седриком Дориан готов был откровенничать в закрытой гостиной, то с его родителями, да еще среди многолюдного бала…

   - Право слово, Камилла, не стоит выяснять это здесь и сейчас. – Мсье де Виллеру, к счастью, во всем разбирался быстро. – Дориан навестит нас и в спокойной обстановке все поведает. Не так ли, юноша?

   - Да какой же он юноша! – удивилась Камилла. – Ведь ты всего на год младше Седрика, верно, Дориан? А ему уже тридцать.

   Дориан глядел на родителей Седрика с необычным чувством. Им было уже по семьдесят, что не мешало им участвовать в светской жизни и ощущать себя вполне на своем месте. Правда, Теодор опирался на тяжелую трость, а руки Камиллы не были столь прекрасны, как раньше, и все же… все же Дориана не покидала мысль, что и его родители могли бы дожить до такого возраста – они ведь были гораздо младше четы Виллеру. Не дожили.

   - Ладно, достаточно болтовни. Седрик, иди, представь Дориана подругам Бланш. Видишь, они стайкой сбились в уголке и, конечно же, хихикают и ведут непристойные разговоры, вместо того чтобы танцевать менуэт.

   - Бланш – фрейлина ее величества, - разъяснил Седрик, когда они, попрощавшись, отошли от старших Виллеру.

   - А ее замужество вы устроили? – поинтересовался Дориан. – Помнится, стремились.

   - У нее матушкин характер, но смельчак все же отыскался. Тебе бы понравился – почти такой же угрюмый тип, как ты. Сейчас он в Испании. А Бланш развлекается… Добрый вечер, дамы! – Седрик поклонился женщинам, и Дориан последовал его примеру. – Позвольте отрекомендовать вам моего давнего друга, виконта Дориана де Бланко.

   «Давний друг», которому было нестерпимо совестно оттого, что он столько лет не давал о себе знать, внимательно разглядывал дам, которых представлял ему Седрик. Бланш, сестра молодого Виллеру, изменилась мало – по-прежнему полненькая и обворожительная, она вовсе не походила на ехидную особу. Но стоило ей открыть рот, как выяснилось, что Седрик прав.

   - Боже, виконт, я уже и не рассчитывала, что вы покажетесь в наших краях. Седрик утверждал, что вы ведете партизанскую войну в своих семейных лесах, но никак не мог объяснить, против кого. У военных вообще сложно с объяснениями, - подвела она неутешительный итог. Дориан поцеловал ее руку в кружевной перчатке. – Именно по этой причине я, разумеется, не дождусь разъяснений от вас, лесного вояки.

   - Но вы не дождались и меня, сударыня, - упрекнул ее Дориан. В обычных обстоятельствах он смолчал бы, по своей привычке, однако общество давних знакомых и вино вскружило голову. – Может быть, я предчувствовал это, потому и поторопился уединиться, чтобы потопить скорбь в хорошем вине.

   - Скажете тоже! – фыркнула Бланш. – Ладно, так и быть, я вам прощаю.

   - Виконт, - при дамах Седрик был немного более официален, - позвольте представить вам графиню д’Арбе, мадемуазель де Леон и мадемуазель де Мелиньи.

   Гаспар оставил Лоретту, чтобы сыграть в карты, и она на какое-то время оказалась одна. Барон д’Оллери станцевал с нею сарабанду, куранту и даже «веселый бранль», поэтому следовало немного перевести дух. Лоретта отошла в сторону, к окну, и, обмахиваясь веером, попробовала успокоиться. Близость барона и его подчеркнутая внимательность к ней не давали покоя. Неужели именно Гаспару предстоит стать ее супругом? Неужели с ним она проведет многие годы в довольстве и радости, и у них будут дети – с ее волосами и его глазами? Или наоборот…

   Лоретта попробовала вообразить пухлощеких ангелочков и покачала головой. Интересно, те комплименты, что говорит ей Гаспар, неподдельны, или это всего лишь дань галантности? Вот Вилмарт, которого, к счастью, не заметно на празднике (не произошло ли с ним чего?), чистосердечен и прям, несмотря на косноязычие и отвратительные вирши. Он так по-щенячьи в нее влюблен… Лоретта не чувствовала себя вправе давать ему ложные надежды. Во-первых, он ей не нравился, а во-вторых, вряд ли дедушка и Арсен одобрят этот союз. Шевалье де Вилмарт – не из тех мужчин, которые могут составить партию блистательной мадемуазель де Мелиньи. Арсен так часто говорит о ее незаурядности, что Лоретта ему почти верит. Это, разумеется, не значит, будто она на всех обязана смотреть свысока.

   Такую вот задумавшуюся Лоретту и отыскала Бланш де Лавуйе. Девушки нравились друг другу, однако разница в возрасте и замужество Бланш не позволяли им общаться часто. Теперь же Лоретта с удовольствием приняла приглашение мадам де Лавуйе примкнуть к компании других фрейлин.

   Они мило щебетали о бале и общих знакомых, когда появился Седрик де Виллеру, брат Бланш – на взгляд Лоретты, весьма достойный шевалье. Он уважительно поздоровался с дамами и представил им своего старинного приятеля – виконта Дориана де Бланко.

   Виконт оказался удивительным человеком. Во-первых, придворный костюм цвета весенней травы ему не подходил, и это было видно; чувствовалось, что он привык носить другую одежду. Щеголь удавился бы за эти изящные бантики тонкой работы, однако мсье де Бланко они, по-видимому, повергали то ли в замешательство, то ли в крайнюю степень недовольства. Во всяком случае, он был неулыбчив и угрюм, хотя и достойно отвечал на подначки Бланш. Во-вторых, он был рыжий. Лоретта с изумлением рассматривала этого человека – она еще ни разу ни у одного мужчины не видела таких волос оттенка пламенеющих осенних листьев, чуть вьющихся, небрежно увязанных лентой в хвост. В-третьих, у него было странное, но определенно интересное лицо: чуть резкие черты, аристократический нос, золотистые брови с изломом, и глаза как у тигра – медовые, со смоляным зрачком. Когда виконт наклонился к руке Лоретты, чтобы поцеловать ее, девушка поняла, что его пальцы твердые и сильные, не то что у придворных щеголей. Впрочем, и у Гаспара были похожие пальцы…

   Лоретта вздрогнула и отняла у Дориана руку.

   - Я рада знакомству с вами, виконт, - произнесла девушка как можно более приветливо. Мужчина ответил полуулыбкой, которую при желании можно было посчитать ответной любезностью. Интересно, ему в самом деле так тоскливо на балу, как кажется на первый взгляд, или у него просто имеются срочные дела? Виконт, похоже, мечтал отсюда сбежать.

   - Моя радость также не знает пределов, прекрасная мадемуазель, – тем не менее, куртуазно высказался он.

   - Вы слишком долго не появлялись при дворе, виконт, - заметила мадам де Лавуйе, - сейчас в моде более пикантные комплименты. Почему бы вам…

   - Бланш! – прервал сестру Седрик, видя, как Лоретта порозовела. – Матушка была права, ты ведешь тут бесстыдные разговоры!

   - Прости, дорогой брат, но тема розовых кустов в саду Жируара себя исчерпала, - не осталась в долгу Бланш. Виконт де Бланко широко улыбнулся, и Лоретта с удивлением увидела, как преобразилось его лицо. На сей раз это была искренняя, а не дежурная улыбка, и девушке отчего-то стало досадно, что она адресована не ей.

   - А вы уверяете, что я многое пропустил, удалившись от двора на столь долгий срок, - Дориан откровенно поддразнивал Бланш. – Я слышу все те же речи, что и несколько лет назад.

   - Кое-какие вещи не изменяются, - вздохнула мадам де Лавуйе. – В частности, наши с Марселем пикировки вечны.

   - Пусть так, - согласился виконт, - я с наслаждением послушаю их и лет через пятьдесят.

   - Я надеюсь, что к тому времени его величество не развяжет никакую войну, на которой Седрик бесславно погибнет, - почти серьезно сказала Бланш. – Ты ведь не содеешь такой глупости, а, Седрик?

   - Отнюдь, - отозвался тот. – Луиза обещала собственноручно убить меня серебряным подносом, если я не возвращусь с войны. А так как я жуткий скряга и поднос мне жалко, я буду жить долго.

   - Это меня полностью устраивает.

   Лоретту веселила эта пикировка, хотя она и не принимала в ней участия. Ей всегда нравились люди с отличным чувством юмора и «чутьем уместности», как она это именовала. Умение останавливаться там, где нужна остановка, умение хорошо пошутить, когда в шутке есть нужда, и вовремя поговорить на увлекательную тему, - все это было неотъемлемыми признаками интересного человека в понимании мадемуазель де Мелиньи.

   - Начинается менуэт, - произнесла Анна д’Арбе, складывая усеянный крохотными жемчужинами веер. – Шевалье де Виллеру, не окажете ли вы мне честь…

   - Окажу, - поклонился Седрик, - с превеликим удовольствием.

   - Вот это правильно, - одобрила Бланш, - и мораль останется на высоте, если уж тебя и матушку это так заботит. Я не танцую, у мадемуазель де Леон следующий танец занят, а вот мадемуазель де Мелиньи, если я ничего не путаю, свободна. – Бланш улыбнулась. – Лоретта, ты же осчастливишь виконта одним-единственным танцем?

   - С превеликим удовольствием, - повторила девушка вслед за Седриком.

   - Но я не танцую, Бланш, что вы, - запротестовал виконт.

   - Хватит уже вам, хватит! – прикрикнула мадам де Лавуйе. – Вы танцуете, потому что я этого хочу! Не заставляйте даму дожидаться вас, Лоретта очень любит танцы.

   Виконт де Бланко смирился и протянул мадемуазель де Мелиньи руку, та осторожно положила пальцы на его рукав и проследовала за кавалером туда, где уже выстраивались танцоры.

   - Вы знаете, что в Бретани менуэт танцуют вовсе не так, как мы с вами? – внезапно спросил виконт.

   - О? – Лоретта вежливо улыбнулась. – В самом деле?

   - Да, там он по-прежнему сохраняет народный характер, - продолжил шевалье де Бланко. – Он гораздо стремительнее и живее. На крестьянских празднованиях его все еще называют бранлем, и он непосредственен и легок.

   - А вы видели, как танцуют бретонские крестьяне? – не то удивилась, не то заинтересовалась Лоретта.

   - Да. Мой дом в Бретани.

   Вот, значит, откуда он и вот почему так не похож на местных. Бретань, край свободных людей, которые любят море, – так, во всяком случае, высказывался о бретонцах Арсен. Брату всегда нравилось море. Лоретте тоже – но не настолько, чтобы влюбиться в него. Она отдавала предпочтение большим открытым пространствам, по которым можно пройти ногами, а не плыть на ненадежном корабле.

   - Ваш дом у моря? – спросила она.

   - Не все владения в Бретани находятся у моря, - улыбнулся Дориан. – Мое затеряно в лесах, и там вполне можно одичать, как утверждает Седрик.

   Лоретта подняла глаза на виконта – и ей показалось, что у него взгляд не закоснелого землевладельца, а хищника.

ГЛАВА 6

Дориан очень давно не танцевал, однако страх осрамиться прошел с первыми тактами музыки: оказывается, за миновавшие годы он абсолютно ничего не забыл. Придворная жизнь и умения оставили в нем более значительный след, чем он полагал. Все сложные фигуры танца он выполнял, абсолютно не задумываясь, не сбиваясь с ритма и не путаясь. Многие кавалеры не были способны на аналогичный подвиг, несмотря на оживленную светскую жизнь. Когда нужно было обменяться партнершами, сосед, молодящийся щеголь с сильно нарумяненными щеками, шагнул не в ту сторону, запнулся и едва не упал. Устоял лишь благодаря тому, что ухватился за юбку своей дамы. Дориан попытался не слишком уж веселиться по этому поводу. Не хватало еще нарваться на дуэль в первый же день в Версале. Партнерша его не была скована такими условностями, ей никакая дуэль не грозила, и она улыбалась.

   Какая милая девушка, рассеянно думал Дориан, выполняя фигуры. Лоретта… Само имя – как музыка. И до чего чудесна: хрупкая, невысокая, с густыми каштановыми волосами и карими глазами, с красивым лицом и тонкими пальчиками. Дориан ощутил волнение, которого давно не испытывал. Этого он и страшился, когда ехал сюда: что придворная жизнь захватит его, он окунется в нее, как в темную воду торфяного озера; церемонии и увеселения, словно водоросли, оплетут ему ноги, и он никогда не вынырнет, никогда. Превратится во второго Жан-Люка. Дориан вздрогнул и чуть не сбился, но тут же выровнял гладкий танцевальный шаг. Стать, как Жан-Люк, – этого он не допустит. Для чего тогда существует самодисциплина?

   Однако Лоретта де Мелиньи волновала его вне зависимости от этих опасений. Хотя засматриваться на девушку опасно: Дориан ведь ничего не ведал о ней, возможно, она уже с кем-то обручена, или ее родители подыскивают более достойного жениха, чем разорившийся виконт из Бретани. Наследство дядюшки де Франсиллона – это еще бабушка надвое сказала, а пока Дориану приходится надеяться на успех у женщин исключительно за счет личного обаяния. Рискуя, опять же, нарваться на вызов. Впрочем, дать сатисфакцию он всегда готов.

   Так почему бы не попробовать обворожить мадемуазель де Мелиньи?

   Воистину, версальский двор кружит голову легкомыслием. Всего незначительный кусочек вечера – и уже такие исполинские планы. Однако бесенок внутри, который долго дремал, придавленный грузом проблем и ответственности, теперь кружился и щекотал: почему бы нет? Почему бы не поухаживать за красивой девушкой с чарующей улыбкой?

   Дориан бросил взгляд на Лоретту: та раскраснелась, глаза ее сияли. Бланш не покривила душой, мадемуазель де Мелиньи любит танцы. Что она любит еще? Галантных кавалеров – наверняка. Дориану вдруг стало интересно: если его умение танцевать так свободно вспомнилось, вспомнится ли и все остальное, что составляло знатную часть его беспечной юности? Мадемуазель де Мелиньи, безусловно, ни в чем не повинна, и вряд ли ей будет скверно оттого, что за ней поухаживают. Женщины любят внимание.

   Поэтому, когда танец завершился, Дориан с поклоном произнес:

   - Дорогая мадемуазель де Мелиньи, не окажете ли мне честь выпить лимонаду в моем обществе?

   - Охотно, - взволнованно согласилась Лоретта, и Дориан, улыбнувшись, повел ее в Салон Марса, где сегодня не танцевали, но подавали напитки и кушанья, приготовленные королевскими поварами. А плохих поваров Людовик не держал.

   На столиках вдоль стен стояли подносы с горами закусок, прислуга разносила вино и лимонад. Виконт усадил Лоретту на обитую красным бархатом банкетку, позвал слугу, и через некоторое время расторопный малый, облаченный в расшитую золотом ливрею, принес им по бокалу лимонада и две тарелки с крошечными пирожными. Дориан поморщился: раньше кондитерские изделия были крупнее. Кажется, Кольбер все же экономит на содержании двора его величества. Лоретта с удовольствием надкусила одно из пирожных, украшенное горкой взбитых сливок и нескромной вишенкой. Виконт наблюдал за девушкой со странным чувством.

   - Отчего вы так на меня смотрите? – спросила она, обворожительно слизнув крем с розовых губ.

   - Вы с таким наслаждением кушаете, - объяснил Дориан. – С такой детской непосредственностью.

   Девушка оскорбилась – она-то считала себя взрослой! Виконт заметил это.

   - Прошу помиловать меня, мадемуазель, - торопливо извинился он, - я ни в коей мере не желал обидеть вас. Но, - уголок его рта дернулся, - в детской непосредственности и нет ничего обидного. Наоборот, я радуюсь, когда встречаю людей, ее сохраняющих. А сейчас я просто нескладно выразился. Годы, проведенные вдалеке от Парижа, не проходят даром.

   - А вы давно не появлялись при дворе? – спросила Лоретта заинтересованно. Промах виконта она, конечно, сразу же позабыла.

   - Несколько лет, - туманно отозвался Дориан. – Знаете ли, семейные обстоятельства… Впрочем, не скажу, что я был от этого несчастлив.

   - О! Вам не нравится двор? – изумилась Лоретта.

   - Он чрезмерно утомляет меня. Я отдаю предпочтение другому времяпрепровождению, – все так же уклончиво отвечал Дориан. Ему не хотелось посвящать юную особу в сложные финансовые и личные проблемы.

   - Вы хотите сказать, время вдали от двора проводится с большей пользой? – Лоретта наклонила голову набок, словно любопытная синица.

   - Для меня – несомненно. Я предпочитаю провинциальную тишь.

   Девушка кивнула – по нему было видно. Она не промахнулась в своей первоначальной оценке, решив, что для виконта де Бланко непривычна придворная одежда.

   - Поэтому я многое пропустил, - Дориан обвел взглядом Салон Марса. – Когда я уезжал, строительство этого зала только начиналось. А теперь… - Он разглядывал плафонную роспись. – Теперь это просто триумф псевдогреческой мифологии.

   - Я очень-то сильна в мифологии, - с сожалением призналась Лоретта. Хотя Арсен и приносил ей книги, у нее абсолютно не оставалось времени на чтение. А ее величество предпочитала испанские романы. Лоретта читала по-испански, на этом языке хорошо говорил отец. – А почему «псевдо»?

   - Возможно, мне стоит устроить для вас путешествие по росписи? – серьезно предложил виконт и, не дожидаясь согласия дамы, указал на плафон. – Смотрите, это Марс на колеснице, запряженной волками.

   - Марса я знаю! – рассмеялась Лоретта.

   - Это прекрасно, - без тени улыбки ответил Дориан. – А вон там – Геркулес, поддерживающий Победу.

   - И Геркулес мне знаком, - скромно призналась Лоретта.

   - Так вы меня разыграли! – деланно возмутился Дориан. – Вам и так все известно!

   - Может быть, я хотела послушать вас. И вы так и не сказали мне, почему «псевдо»? – напомнила Лоретта. Виконт хмыкнул.

   - Приглядитесь, все героические персонажи и олимпийские боги имеют определенное портретное сходство, – заговорщицким тоном прошептал Дориан, склоняясь к ее нежному ушку.

   Лоретта, затаив дыхание, рассматривала росписи. Виконт терпеливо дожидался, пока она додумается. Конечно же, она додумается. Пусть прототип и стал старше и полнее, но сходство все еще бросалось в глаза.

   - Так это же… - ахнула Лоретта несколько мгновений спустя. – Это же…

   - Именно. Марс, Геракл и все остальные персонажи – это его величество, – подтвердил ее мысль Дориан.

   Мсье де Бланко нравился Лоретте. Он был совсем нескучен, а после одинаковых лиц, на которые этот дворец накладывал некий общий отпечаток, смотреть на Дориана было приятно. И с ним так же увлекательно говорить, как с Гаспаром.

   Лоретта немного сникла при воспоминании о вероятном супруге. Она разрешила себе увлечься беседой и позабыть о бароне д’Оллери – а между тем, ему обещан еще один танец. Какая жалость, что придется прервать разговор.

   - Не хотите ли еще лимонаду? – Виконт де Бланко был сама учтивость.

   - Благодарю. – Лоретта поставила бокал и встала. – Мне пора идти.

   - Надеюсь, я ничем не обидел вас? – забеспокоился Дориан.

   - Отнюдь, виконт, ваше общество доставило мне удовольствие. Но меня, наверное, ждут.

   Шевалье де Бланко взял ее руку, поцеловал и задержал в своих пальцах на миг дольше, чем надлежало.

   - Что ж, надеюсь еще встретиться с вами, прекрасная мадемуазель де Мелиньи, – глядя ей прямо в глаза, проговорил он.

   Шагая по бальному залу в поисках Арсена или Гаспара, который тоже мог в шутку оскорбиться невниманием с ее стороны, Лоретта не могла понять, почему так стучит сердце и горят щеки…

   Образ случайного знакомого не покидал мадемуазель де Мелиньи на протяжении всего вечера и последующего утра. Почему-то припоминался взгляд медовых глаз виконта де Бланко и его неспешный разговор, свежие и неизбитые темы для беседы. Лоретта и сама не подозревала, насколько истосковалась по людям из провинции, глядящим на многие вещи непредубежденно. И хотя Дориан не произнес ничего такого, что могло бы потрясти воображение, исключая эпизод с росписями, он произвел на девушку сильное впечатление. Она не могла понять, что тому виной.

   Поутру, когда несколько фрейлин пребывали в апартаментах королевы, в так называемом Полуденном кабинете, и Лоретта читала, она даже сделала несколько ошибок в произношении и пару раз потеряла строку, что не укрылось от интереса Марии-Терезии.

   - Дитя мое, что вас тревожит? – осведомилась королева, поглаживая обожаемую собачку. Та спокойно дремала на коленях коронованной особы, разомлев от сытости и жары.

   - О, ничего, ваше величество! – сокрушенно произнесла Лоретта, опечаленная своими ошибками. – Сегодня утром я невнимательна.

   - Без причины такого не бывает, - кротко улыбнулась Мария-Терезия. – Надеюсь, у вас никаких неприятностей, дитя мое?

   - Никаких, - покачала головой девушка.

   - Вероятно, вы влюблены, детка, и скрываете это от нас? – высокомерно промолвила одна из фрейлин, маркиза де Шардо. Эта дама была без ума от сплетен, но мало что смыслила в любви.

   - Ну что вы, - возразила Лоретта. – Если бы я была влюблена, я бы так и сказала.

   Маркиза де Шардо ей не нравилась – сухая старая дева с всегда поджатыми губами и блеклыми, никак не украшенными волосами. В эпоху своеобразных причесок и торжества пышности это казалось более чем странным. Маркиза, возможно, хотела всем показать, что она не такая, как окружающие. Она сыпала цитатами из Евангелия и все время говорила гадости, выдаваемые за бесценные советы.

   - А как же барон д’Оллери, с которым вы танцевали вчера почти весь вечер? – не отставала старая дева. Лоретта дернулась: неужели внимание барона к ее персоне так заметно? Или это маркиза такая наблюдательная? Наверняка шпионила.

   - Отчего мне было не станцевать с ним? Барон – милый человек и учтивый кавалер, –Лоретта постаралась свернуть данную тему.

   - Однако он из круга его высочества принца Орлеанского, - со значением продолжила мадемуазель де Шардо.

   - И что в этом такого? – разозлилась Лоретта.

   - Из окружения Месье, вот как? – вмешалась Мария-Терезия, не упустившая ни слова. Собачка на ее коленях зевнула во всю розовую пасть и снова уснула. – Будьте осторожнее, дитя мое.

   - Вы зря клевещете на барона, маркиза, - вмешалась молчавшая до сих пор Бланш де Лавуйе. – Я немного знаю его, он достойный шевалье и не дозволяет себе вольностей в отношении дам.

   - А вы, как всегда, чересчур добры к людям, - отрезала маркиза, ужасно недовольная тем, что ее не поддерживают.

   - Действительно, иначе вы не сидели бы тут, - пробурчала Бланш.

   - Дамы, прошу вас! – промолвила королева. – Не стоит устраивать ссору в такой славный день.

   Судя по великолепному настроению Марии-Терезии, очередное посещением королем ее спальни прошло незабываемо. Лоретта только диву давалась, как Людовик, при всей его любвеобильности, продолжает сохранять неплохие отношения со всеми женщинами. Они ревновали друг к другу, но не делали пакостей королю. Правда, мадам де Монтеспан была замешана в заговоре отравителей, однако король простил ей это, несмотря на то, что подозрения в ее отношении имели вполне реальную почву.

   Маркиза поджала губы, и тема на время была отложена. Лоретта не сомневалась, что в отсутствие королевы мадемуазель де Шардо продолжит задавать вопросы. Если бы еще знать на них ответы…

   За ужином, который проходил в комнатах де Мелиньи, дед почтил внуков своим присутствием. Когда он возник на пороге, Арсен и Лоретта были немало удивлены. Обычно Жером де Мелиньи ужинал вместе с приятелями, такими же стариками, желчными, как и он сам. Однако нынче он предпочел общество родных.

   - Дедушка, неужели это вы? – с улыбкой приветствовала его Лоретта. – А мы вас не ожидали.

   - Я и сам не ждал, что сменяю дружеские посиделки на родственный долг, - пробормотал граф де Мелиньи, устраиваясь в любимом кресле. – И что вместо голубей в вине я буду есть салат.

   - О, это печально слышать. Что же подвигло вас на такие жертвы? – иронично поинтересовался Арсен.

   - Чувство долга, мой мальчик, и я это уже сказал, - раздраженно отозвался дед. – Мне нужно побеседовать с вами обоими, а лучше всего это сделать за ужином – особенно если Лоретта сегодня не трапезничает вместе с фрейлинами, а ты, Арсен, не в карауле.

   Брат и сестра обменялись выразительными взглядами и выжидательно уставились на деда. Однако граф не спешил порадовать внуков признаниями. Он интенсивно и не без удовольствия налегал на салат, который только что обругал.

   Жерому де Мелиньи было шестьдесят пять лет, что само по себе являлось неким достижением – немногие офицеры в действующей армии доживали до такого возраста в эпоху постоянных войн и маневров, замаскированных под войны. Некоторое время назад граф, сочтя свой долг перед родиной исполненным, вышел в отставку, чтобы иметь возможность прожигать жизнь, как захочется. Крупное состояние и большой опыт придворной жизни позволяли ему получать удовольствие от тех тонкостей, которых непосвященные не замечали. Лоретта сначала даже удивлялась, как дедушка с его тягой к интригам мог провести столько времени в чине офицера – ведь в армии все просто. Лишь потом Арсен ей объяснил, что ничего простого не бывает и что плести интриги в армии ничуть не менее почетно, чем делать это в окружении особ королевской крови.

   Сейчас дед бывал при дворе каждый день – если двор находился в Лувре, Жером ночами, после балов возвращался оттуда пешком, так как парижский дом де Мелиньи располагался в соседнем переулке; если двор, как вот сейчас, проводил лето в Версале (старый летний замок Сен-Жермен теперь был почти забыт), дед не оставлял его ни на минуту, заранее заполучив комнаты в строящемся дворце. Весьма предусмотрительно, как показало время. Личные комнаты в Версале, на приемы в который приглашалось нынче до ста тысяч человек, означали высокий статус и даже являлись знаком принадлежности к элите.

   При дворе графа де Мелиньи считали эксцентриком. Одни его ночные пешие прогулки чего стоили! Поэтому даже его собственные внуки не могли предсказать, что дедушка выкинет в следующий раз.

   Сейчас Лоретта почти потеряла аппетит от любопытства и сидела как на иголках, ожидая, что скажет граф.

   - Я слышал, ты имеешь успех, - наконец, обратился к ней дед.

   - Успех? – приподняла брови Лоретта. Она вовсе не считала наличие нескольких воздыхателей большим успехом. Конечно, многие оказывали ей знаки внимания, однако так и принято при галантном дворе.

   - Настолько большой, что тебя уже сватают, - усмехнулся Жером.

   Лоретта ощутила, что краснеет. Неужели барон д’Оллери отважился? Она вообразила, как он объясняется с ее дедом, – высокий, исполненный достоинства. Или… ой! Или это виконт де Бланко? Неимоверною глупостью было бы думать, что после вечера знакомства виконт устремился прямо к ее деду и потребовал руки Лоретты, однако… Эта мысль была запретной, притягательной и очень приятной. Девушка живо представила себе виконта, и ей стало слегка не по себе. Не так, как бывало, когда она думала о Гаспаре, но все равно очень и очень необычно.

   - Я вижу, ты догадываешься, кто бы это мог быть, - сказал дед, отмечая за смену выражений на лице внучки.

   - Лоретта? – озадаченно произнес Арсен, тоже глядя на сестру.

   - Нет, - пробормотала она, - не догадываюсь.

   - Думаю, что ты лукавишь. – Жером допил вино и поставил пустой бокал на стол. – Сознаюсь, я был удивлен, когда этот молодой человек изъявил желание поговорить со мной, а после в изысканных оборотах, которые, очевидно, обдумывал всю ночь, попросил твоей руки. Я пока не дал ему однозначного ответа, вдруг тебе он по нраву и ты возжаждешь презреть условности и выбрать в мужья не слишком типичного представителя версальского двора.

   Лоретте стало жарко. Дед не мог так говорить о Гаспаре! Вот уж кто абсолютно типичный представитель, придворный до мозга костей. Значит, виконт де Бланко? О Господи! Лоретта вспомнила его тигриный взгляд, замаскированный под прищур ленивого домашнего кота, и подумала, что если это виконт, она… она не знает, что делать. Соглашаться неосмотрительно. Мало ли, что было всего за один вечер знакомства…

   - Ну, не буду тебя мучить, - протянул дед. – Как насчет того, чтобы ответить согласием шевалье де Вилмарту, а, Лоретта?

   Арсен громко захохотал, а девушка ощутила, что сейчас вместе со стулом провалится сквозь пол. Никто не знал о ее тайных мыслях, и, тем не менее, ей стало очень совестно. Как она могла!.. Злость на себя обратилась в злость на шевалье де Вилмарта, который ни в чем, кроме неразделенной любви, не был повинен. Но сейчас Лоретте требовалось куда-то деть скопившееся напряжение.

   - Вилмарт, вот как! – пропела она, с вызовом глядя на деда. – Конечно, я с удовольствием обвенчалась бы с ним, будь на то ваша воля, однако раз уж вы спросили моего мнения… Шевалье де Вилмарт – один из самых омерзительных людей, с которыми мне доводилось сталкиваться! Он навязчив и неуважителен. Он пишет ужасающие стихи, которые не стыдится читать дамам при каждом благоприятном и неблагоприятном случае, а значит, он еще и неприличен. Он неуклюж, всегда скверно выглядит, и забыл, что следует хоть иногда заходить к портному. Три его камзола уже намозолили мне глаза. А шляпа у него вообще одна-единственная. Если вы мне велите, дедушка, конечно, я выйду за шевалье де Вилмарта, однако в первый же день после свадьбы я либо сама его убью, либо наложу на себя руки. – Лоретта остановилась и перевела дух. – Хотя он не стоит того, чтобы я шла на такие жертвы, поэтому лучше убью его. И даже богатой вдовой не останусь – какая жалость, ведь у него совсем нет денег.

   Дед и Арсен переглянулись и громко рассмеялись, брат даже зааплодировал.

   - Не могу поверить, что он решился, - буркнула Лоретта и с силой вонзила вилку в куриную ножку.

   - Почему? – возразил Арсен. – Напротив, этого следовало ожидать. Он так давно увивался вокруг тебя. Я недоумевал, отчего он не просит твоей руки, но Вилмарт, видимо, просто набирался отваги.

   - Надеюсь, вы не рассчитывали, что я соглашусь? – с ужасом спросила Лоретта, переводя взгляд с деда на брата.

   - Ну что ты, Лоретта, деточка моя! – проговорил Жером, вытирая выступившие от смеха слезы. – Разве я могу изувечить репутацию де Мелиньи, дозволив тебе выйти за придворного шута, с которым не потягаются даже любимые карлики их величеств! За кого ты меня принимаешь, скажи на милость?

   Лоретта вздохнула с облегчением. Зная об эксцентричности Жерома, ожидать можно было всякого.

   И все же ей не давала покоя одна мысль: отчего, стоило дедушке заговорить о сватовстве, в ее голове так легко возник образ виконта де Бланко? Пусть и в мыслях, но это была измена Гаспару… Гаспару, который был так внимателен к ней и – что уж тут! – привлекал ее.

ГЛАВА 7

На четвертый день пребывания в гостях у маркиза де Франсиллона Дориан осознал, чем ему не нравится Версаль. У него здесь не было дела.

   В Бретани он всегда находил, чем заняться. Поместье, где Дориан, по мнению Седрика, вел партизанскую войну, было громадным и требовало неизменного внимания и больших средств. Старый замок, возведенный еще в четырнадцатом веке, когда абсолютно не задумывались об удобствах и о стоимости содержания, за долгие десятилетия, конечно же, обветшал. Отец затеял постройку нового крыла, но не дожил до окончания этого проекта, а Дориан остановил работы, как только смог. Он не был уверен, хватит ли ему средств возвести хотя бы сарай для скота вместо полностью сгнившего прежнего.

   Кроме того, требовалось заботиться о людях, обитающих на землях де Бланко. Крестьяне и мелкие вассалы тоже требовали внимания, и, разумеется, средств. Предполагалось, что это они должны платить сеньору, но прежде чем состричь шерсть с овцы, ее надо как следует накормить. Жаль, что Жан-Люк этого не осознавал. Да и отец, по большому счету, тоже. Дориан рассчитывал, что к концу лета, выдавшегося урожайным, дела пойдут в гору, однако пережить зиму все равно будет нелегко. Он вынужден был просчитывать каждый свой шаг, чтобы вновь привести поместье к процветанию. Ах, Жан-Люк, Жан-Люк…

   Все эти заботы занимали виконта де Бланко ежечасно, и в Бретани он ни минуты не скучал. Однако теперь, когда основным смыслом его жизни стало ожидание, он не знал, куда деть себя от уныния.

   Маркиз де Франсиллон не понимал его проблем.

   - Дорогой Дориан, ты, право слово, удивительный человек, - разглагольствовал он, развалившись в монументальном кресле в гостиной своего замка и отщипывая ягоды с грозди спелого винограда, привезенного с юга. – Чего тебе не хватает? Наслаждайся моментом, двор сам по себе – немалое развлечение! Ведь ты не можешь считать, будто здесь найдутся еще какие-либо дела?

   Дориан только пожимал плечами. Ему действовала на нервы эта дядюшкина черта: тот всегда все знал лучше других и не стеснялся это говорить. Однажды виконт все же изменил своей привычке отмалчиваться и попытался объясниться с дядей:

   - Я привык к абсолютно другой жизни. Королевский двор мне пока чужд, хотя я и провел при нем какое-то время. Мне просто необходимо заняться чем-либо, чтобы не ощущать себя бездельником. Поручите мне любую ерунду, дорогой Базиль, и я с радостью буду сопровождать вас на приемы, а оставшееся свободным время займу не досужими прогулками по парковым дорожкам и тщетными раздумьями о вечном, а делами земными и полезными.

   - Складно говоришь, - усмехнулся дядя. – Что ж, завтра отправишься в Париж, отвезешь одно немаловажное письмо моему другу. Он нездоров и не покидает свой фамильный особнячок, даже не может ездить ко двору на праздники, бедняга. А вверять столь важное послание слугам или почте я не желаю. Переночуешь в городе, если тебе захочется. Ответа дождись всенепременно.

   Дориан склонил голову. Хотя дело и не казалось сложным, оно все же было делом – и он сразу почувствовал себя гораздо лучше.

   Выехал он ранним утром, когда обитатели дядиного поместья в большинстве своем спокойно спали, даже слуги еще досматривали сладкие сновидения, поэтому пришлось собственноручно открывать парадную дверь и седлать лошадь. Конь Дориана был счастлив оттого, что представилась возможность галопом промчаться по дорогам. Дориан ездил верхом каждый день, однако гораздо меньше, чем в Бретани.

   Голова слегка кружилась от дурманящего запаха июльских цветов. Дориан ехал по широкому королевскому тракту, обгоняя повозки и неторопливых всадников, телеги и пеших крестьян. Он чувствовал себя превосходно: вчера, кроме дядюшки, ему удалось взять в оборот и портного, согласившегося, в конце концов, сшить виконту несколько простых камзолов.

   В Париж Дориан въехал через три часа и, спросив на заставе дорогу, без труда нашел нужную улицу. Окруженный кованой оградой особняк дядюшкиного приятеля находился поблизости от Лувра. Дориан вручил послание дворецкому и сел дожидаться в скромной приемной. Через четверть часа к нему вышел вышколенный слуга и сообщил, что ответ будет завтра утром. Великолепно. Есть повод и причина пропустить хотя бы один день придворных забав.

   Виконт вышел на улицу, где другой слуга держал под уздцы коня, и сел верхом. Он собирался добраться до парижского особняка Франсиллонов и позавтракать, и хотел уже уезжать, когда заметил нечто любопытное. У крыльца соседнего дома остановилась богатая карета, запряженная четверкой белых лошадей. К карете тотчас подбежало несколько отлично вышколенных слуг, дверца экипажа распахнулась, и на мостовую шагнул роскошно одетый немолодой мужчина. Остряки непременно заметили бы, что он был разукрашен, словно майское дерево – сверх любой меры. Не каждый человек в преклонных летах отважно втиснется в богато расшитый камзол с неимоверно модными свободными разрезами на рукавах и в штаны из гроденапля цвета лепестков суданской розы, а сверху набросит не менее щегольской плащ из итальянской парчи. Выбивавшиеся из-под полей шляпы волосы мужчины были не только тщательнейшим образом завиты, но и обесцвечены, будто у какой-нибудь придворной кокетки. А когда он небрежно махнул одному из слуг, на белых пальцах блеснули многоцветными искрами несколько перстней. Ухоженные руки господина указывали на высокое происхождение и праздную жизнь, жест непроизвольно выдавал суетливость и мелочность характера.

   На эту унизанную кольцами холеную руку, простертую к дверце кареты, легла другая – узенькая, изящная, в голубой перчатке. Через мгновение со ступеньки кареты сошли на парижскую мостовую две остроносые сафьяновые туфельки на высоких, модно изогнутых каблуках, тотчас скрытые шуршащим ворохом длинных юбок. Элегантное платье из светло-золотистого шелка и украшение из жемчуга разительно контрастировали своей мнимой скромностью с одеянием пожилого господина…

   Дориан узнал Лоретту раньше, чем она обернулась к нему, – но девушка то ли не разглядела, то ли не заметила виконта де Бланко. Мало ли на улице Парижа одиноких всадников, пусть и замерших при виде нее, как истуканы. Не останавливаясь, Лоретта прошла в широкие двери особняка. За ней проследовал пожилой щеголь. Любопытно, кто он ей? Жених или отец? Юных девушек часто выдавали за стариков. Любовь в высшем свете была разменной монетой, а ведущую роль играли богатство и знатность.

   Дориан не знал, отчего ему стало досадно при виде Лоретты и ее престарелого кавалера. Вероятно, потому, что подобных людей он не любил. Повернув коня, виконт поехал прочь.

   Дориан немного поплутал по кривым переулкам, прежде чем нашел нужное здание. Дом маркиза де Франсиллона в Париже располагался от Лувра дальше, чем особняк, куда вошла Лоретта, – на улице Фран-Буржуа. Особняк оказался невелик, но крайне богат. Дориана встретила небольшая армия слуг, и через некоторое время завтрак был сервирован в столовой, отделанной в зеленых тонах. Виконт завершал трапезу, когда вошедший слуга объявил, что явился гость.

   - Гость? – Дориан удивился. – Но я никого не жду.

   Кто мог располагать сведениями о его визите в Париж? Только дядюшка. Да и вряд ли кто-либо стал бы разыскивать его в доме Франсиллонов.

   - Шевалье Николя де Навиль, - пояснил слуга.

   - Ах, вот как! – протянул Дориан. – Ну, зовите.

   Николя был троюродным братом Дориана, с которым тот не поддерживал знакомство вот уже несколько лет. В последний раз они виделись, когда виконт ездил в Париж по поручению отца. Тогда Николя был желторотым задирой, вроде Жан-Люка – с ним они, кстати, были отлично знакомы. С Дорианом отношения складывались хуже: слишком мало общего. Занятно, каков брат сейчас?

   Узнать ответ виконт смог буквально через минуту: гость вошел и, улыбаясь, направился к Дориану. Тот поднялся.

   - Как же я счастлив видеть вас, драгоценный родственник! – провозгласил Николя. – Давненько вы не появлялись в наших краях.

   Николя де Навиль был коренастым низеньким брюнетом; его глаза бутылочно-зеленого цвета радостно смотрели на Дориана. Виконт сдержанно улыбнулся в ответ и пригласил гостя сесть. Он не мог не заметить, что Николя обряжен по последней моде: элегантный камзол оттенка топленого молока, расшитый подобающего цвета кружевами, лилейные чулки и, конечно же, распроклятые узкие туфли на высоком каблуке. Тем не менее, виконт был далек от того, чтобы осуждать подобную манеру одеваться. Многие знатные люди так живут, им это по нраву.

   От плотного завтрака Николя отказался, но заявил, что с удовольствием выпьет шоколаду. Видимо, шоколад у дядюшки подавали, так как слуги засуетились, торопясь выполнить приказ господина.

   - Я узнал, что вы должны приехать в наши края, любезный брат, - заметил Николя. – Мы с маркизом де Франсиллоном видимся каждую неделю. Если бы мой слуга не сообщил мне, что заметил вас, спешивающегося у этого особняка, мы всенепременно повстречались бы послезавтра в поместье дядюшки Базиля. Но если уж нам представилась возможность побеседовать сегодня, я подумал, грех ее упускать.

   - И вы совершенно правы, - согласился Дориан. Николя всегда казался ему славным человеком.

   - Как себя чувствует маркиз? – заботливо справился тот.

   - Опасаюсь, не слишком хорошо, - поморщился Дориан. – Вчера он не сразу смог встать, как поведал мне его лакей. Меня беспокоит здоровье маркиза.

   - Ах, старость! – Николя сокрушенно покивал. – Все мы однажды станем ее жертвами. Как жаль, как жаль. Будем надеяться, что ему станет лучше… А вы ведь очень давно не посещали нас? – спросил он уже более живым тоном.

   - Несколько лет.

   - Что ж, Париж с тех пор не слишком изменился, а вот Версаль вы должны были найти неузнаваемым. Я прав? – де Навиль легким щелчком взбил кипенно-белые пышные манжеты.

   - Во дворце много новых построек. – Дориан пытался понять, к чему все эти светские беседы.

   - И новых людей, - засмеялся Николя. – Дворяне всей страны сбегаются туда, словно тараканы на грязную кухню к нерадивой кухарке. Боюсь, скоро дворец затрещит по швам.

   Дориан смолчал. Он отчего-то вспомнил о Лоретте и будто воочию увидел, как ее нежная ручка опускалась на рукав богатого старика. Этот эпизод не давал виконту покоя.

   - Вы многое пропустили, - продолжал Николя как ни в чем не бывало. – Несколько поразительных историй – все общество было в ужасе. Думаю, вы слыхали о деле отравителей?

   - До нас долетали слухи, - дипломатично отозвался Дориан. Он не стремился говорить родственнику, что в последние месяцы ему было не до того.

   - Но деталей вы, разумеется, не знаете, - Николя глотнул горячего шоколаду из крошечной чашки. – А между тем, вам надо быть в курсе, о чем стоит говорить, а о чем неучтиво даже упоминать. Если вы находитесь при маркизе де Франсиллоне, то непременно рано или поздно будете представлены и их величествам, и королевским фавориткам. А отдельные вещи при них лучше не вспоминать.

   - Буду весьма благодарен, если вы меня просветите, - кивнул Дориан. Ему было любопытно слушать Николя, тем более что дядюшка и вправду не слишком заботился о придворном образовании племянника. Все слухи и сплетни обтекали Дориана, как ручейная вода – воткнутый в дно меч.

   - Все началось в прошлом году, - заговорил Николя. – Драма выплыла на свет во время развеселого ужина, данного мадам Лавигуре, женой модного дамского портного. Одна из приглашенных, Мари Боссе, вдова торговца лошадьми, знахарка и гадалка, выпила лишку – знаете, дорогой брат, как это бывает с женщинами. Давясь от смеха, она восклицала между двумя бокалами: «Какие превосходные кавалеры! Какая клиентура! Только графини, маркизы, принцессы и вельможи! Еще три отравления, и я покину это блестящее общество с хорошеньким состоянием». Безусловно, восклицания подобного рода не могли остаться незамеченными. Один из присутствующих, адвокат мэтр Перрен, передал диковинное признание знахарки своему другу капитану полиции Дезгрэ. Тот отправил к Мари Боссе осведомительницу с заданием поплакаться на мужа. Злополучная гадалка легко угодила в западню. Она не стала раскладывать карты, а предложила новой клиентке флакон с ядом, который «помог бы ей избавиться от злого супруга». Отравительницу схватили, чего и следовало ожидать. Заключили в тюрьму и мадам Лавигуре, которая промышляла тем же. На следующий день арестовали и жену мсье Монвуазена, знаменитую Лавуазен – о ней вы наверняка слышали. При обыске у этих дам нашли мышьяк – сильнейший яд, порошок из панцирей раков, обрезки ногтей и, конечно, шпанских мух…

   Дориан скривился:

   - До чего неприятно.

   - О, это только начало, - обнадежил его Николя. – Стоило потянуть ниточку – и целая шайка отравительниц, колдуний, предсказательниц, мастериц тайных избавлений от нерожденных детей очутилась в тюрьме. За ними последовали алхимики, искатели философского камня, чародеи, совершающие черные мессы... Не поверите, сколько их нашлось в Париже.

   - И много среди них было дворян? – задал закономерный вопрос Дориан.

   - Немало. Мой добрый знакомый, лейтенант полиции Ларейни, который ведет следствие, шепнул мне, что на некоторых из преступников даже подумать было нельзя. Однако они признались сами. Злодеи вещали о своих преступлениях, приводя столько ужасных подробностей, что сомнений не оставалось. Служа демону, чтобы узнавать будущее, эта когорта, извергнутая из ада, прибегала к колдовству, проклятиям и черным мессам, для которых необходимы жертвоприношения младенцев…

   Не сговариваясь, братья перекрестились.

   - Что же касается знати… Чтобы сбежать с любовником, прекрасная мадам Полайон, клиентка Лавигуре, решила отделаться от своего очень состоятельного и очень старого, по ее мнению, мужа. Пользуясь советами Мари Боссе и Лавигуре, мадам начала стирать сорочки мужа с мышьяком. Несмотря на преклонный возраст, мсье Полайон не поддался «лечению». Тогда жена решила прописать упрямцу купание с мышьяком. Но вовремя предупрежденный муж успел остановить жену-отравительницу… – продолжал разворачивать мрачный сюжет Николя. – Его величество узнал об этих злодеяниях и в апреле прошлого года основал специальную комиссию - «Огненную палату», по названию средневекового суда, который вершил суд над еретиками при зловещем свете факелов в комнатах, задрапированных черной, как ночь, тканью. Чрезвычайно романтично и немного мрачновато. Его величество обожает эффектные жесты. «Огненная палата» осудила триста шестьдесят семь преступников, но только тридцать шесть из них были приговорены к смерти. Остальные колдуны назвали своими клиентами столь высокородных дворян, что их не решились судить. – Николя вздохнул. – Его величество неизменно оберегает преданных ему людей. Он не захотел отправлять на плаху все французское дворянство.

   - Да, я слышал об этом, - сказал Дориан. – Матушка была до чрезвычайности испугана.

   - Представляете, в каком напряжении пребывал двор? – Николя достал из кармана платок с монограммой и принялся обмахиваться им. – Все дрожат от страха перед отравителями. Никто не знал, не осмелятся ли враги на конкретные действия. Многих сослали, например, герцогиню де Буйон, – маркиз де Франсиллон очень переживал, они были дружны.

   - Она тоже была отравительницей? – поразился Дориан. Он прекрасно помнил эту даму. Вполне великосветская особа. Сложно вообразить такую над бурлящим котлом, с ножом для умерщвления младенцев в руках.

   - По всей видимости, да, - ухмыльнулся Николя. – Показания знахарки Лавуазен недвусмысленно указывали на нее. Впрочем, герцогиня... Она явилась в суд в сопровождении родственников, детей, мужа и любовника. Держа ее под руки с двух сторон, они довели ее до дверей суда. С судьбями она разговаривала высокомерно и насмешливо. Ее спросили, знает ли она мадам Лавуазен, и герцогиня не стала отпираться. Тогда судья поинтересовался, отчего она хотела отравить своего мужа. «Я? – в притворном удивлении переспросила герцогиня. – Избавиться от мужа? Спросите его самого, верит ли он этому? Я пришла сюда, опираясь на его руку». Судья спросил, зачем она тогда наведывалась к знахарке. «Я хотела повстречаться с предсказательницами, это так увлекательно, что стоит риска. А она мне сулила устроить такую встречу», - отвечала герцогиня. Вот так-то, драгоценный брат! И дело еще тянется, в Бастилии сидят больше сотни отравителей, ожидающих суда.

   - А что же Лавуазен? – поморщившись, осведомился Дориан.

   - Ее сожгли на костре, - с непроницаемым лицом проговорил Николя. – В Нотр-Дам она не пожелала открыто покаяться. На Гревской площади сопротивлялась изо всех сил, не желая слезать с телеги. Ее стянули силком, закованную в цепи подняли на костер, забросали соломой. Колдунья сыпала проклятьями, сбрасывала пуки соломы пять или шесть раз. Но огонь взвился к небу, и она исчезла из виду. Я там был, и надеюсь больше никогда не стать свидетелем подобного зрелища.

   - Омерзительно, - тихо сказал Дориан.

   - Говорят, сжигаемых на Гревской площади женщин сначала должны оглушать поленом, но Лавуазен то ли было отказано в этой милости, то ли она сама не пожелала или слишком яростно сопротивлялась. – Николя рассказывал обо всем этом очень безмятежно. – Поэтому будьте осмотрительны, друг мой, и не принимайте подарки незнамо от кого.

   - Благодарю за совет, - кивнул Дориан.

   - Однако, что же мы все о нерадостном? – встрепенулся Навиль. – Я хотел позвать вас прогуляться вечером в один трактир – тут, неподалеку. Весьма недурное заведение. Если, конечно, вы не уезжаете раньше.

   - Нет, я здесь до завтрашнего утра и с радостью приму ваше приглашение, - улыбнулся Дориан. Он был рад встрече с Николя. Почему бы, и в самом деле, не поужинать в хорошем трактире, не вспомянуть старые времена.

ГЛАВА 8

Дориан возвращался на улицу Фран-Буржуа после ужина с кузеном. Виконт спешил, потому как стало довольно свежо – июльская погода постановила, что уже достаточно побаловала французов, да и время не располагало к прогулкам в одиночестве. В темных переулках Парижа легко можно было наткнуться на обитателей Двора Чудес. Не то чтобы это сильно беспокоило Дориана, однако меньше всего он стремился бессмысленно рисковать жизнью. Сейчас слишком многое зависело от него. Сгинь он в глухой подворотне – и все рухнет. Прямого наследника у виконта нет, поместье отойдет какому-нибудь дальнему родственнику, да хотя бы Николя – кажется, он первый в очереди. Если не единственный… Вряд ли кузен воспылает интересом к провинциальной жизни и всерьез займется управлением землями де Бланко.

   Вечер в компании брата оказался приятным. Они обсудили знакомых, Николя принес соболезнования по поводу кончины родственников. Тему Жан-Люка в разговоре счастливо обошли. Да вот только кабачок оказался дальше, чем предполагалось, почти у самого Лувра, и путь от него до особняка маркиза де Франсиллона пролегал через темные улицы.

   Дориан миновал примерно половину пути, когда из совершенно глухого переулка появилась компания в отрепьях, двинувшаяся навстречу. Виконт сдержал шаг и счел за лучшее проверить, насколько свободно шпага выходит из ножен. Конечно, эта встреча могла оказаться совершенно безвредной, но он решил принять меры предосторожности. Убогую одежду может нацепить на себя кто угодно, а час поздний. К тому же район вокруг не из тех, которые ночная стража обходит каждые полчаса. Станешь звать на помощь – никто и носу на улицу не покажет.

   Эфес зацепился за плащ, и Дориан вынужден был остановиться. Отчего-то ему совсем не хотелось раньше времени показывать, что он вооружен. Даст Бог, пронесет и так. Из-за туч выглянула яркая луна, и при ее свете стало четко видно, что на нем светское платье. Если эти ночные гуляки – охотники за праздношатающимися дворянами, то общение неизбежно. Попытаются отнять кошелек, испугав «жирного дворянского каплуна» ножами. Впрочем, от содержимого кошелька виконта мало кому станет проще: два экю и немного мелочи – все, что осталось после ужина. Крупных сумм Дориан с собой не носил: и из предосторожности, и потому еще, что попросту не располагал сколь либо пристойными средствами.

   - И что это ваша милость делает здесь так поздно? – с хриплым смешком произнес один из оборванцев.

   Дориан усмехнулся: точно, он не ошибся. Эта братия не имеет отношения к нищенствующему сброду, зато очень похожа на истинных уличных грабителей, жителей Двора Чудес. Таким и два экю пригодятся на выпивку и девок. К тому же негодяи вооружены. У троих – шпаги, четвертый держит в руках два пистолета, уж конечно, заряженных. Пятый спрятался в тени и, вполне возможно, тоже имел огнестрельное оружие. Что ж, придется поговорить по душам.

   - У вас ко мне какие-то претензии, господа? – учтиво осведомился Дориан, как бы случайно занимая выгодную для обороны позицию. Слева на него теперь не набросятся – там выступ стены. Со спины тоже не приступиться – забор.

   - Что вы, что вы, шевалье! – насмешливо поклонился второй грабитель, стащив с головы пижонский берет, украшенный двумя страусиными перьями, явно срезанными со шляпы какого-то неудачливого дворянчика, и одним петушиным, нахально торчащим вверх и выглядящим довольно куцым. – Да разве ж мы забияки? Мы попросту решили ради Христа выпросить у вас несколько добрых экю. Вы же не откажете нам в такой малости?

   - А если откажу? – совершенно безмятежным голосом осведомился Дориан. Он успел приглядеться как следует ко всем «нищим» и с радостью обнаружил, что пистолеты есть только у одного. Это давало шансы на удачный исход дела. Вряд ли мерзавцы трезвы. И уж точно никто из веселой пятерки не видит, что они имеют дело не с беззащитным придворным, завсегдатаем балов и приемов.

   - Тогда мы покажем вам вот такую штуку! – голос главаря буквально источал мед. – Она стреляет, ваша милость. Пиф-паф – и вы толкуете с Создателем. Тогда уж вам точно не понадобятся те ничтожные монетки, которые мы так учтиво и кротко просим у вас. Ну?

   - А мне еще вон ту славную безделушку, которая поблескивает на запястье у шевалье! – вставил свое слово бандит, стоявший к Дориану ближе всех. – Мнится мне, она мало похожа на четки, что свидетельствовало бы о несомненном благочестии, зато весьма напоминает золотой браслет! Видите ли, ваша милость, у моей женушки сегодня день рождения. Она круглая сирота, и никто не подарит ей даже сущей малости вроде брошечки или колечка. Представляете, как она порадуется! За вашу доброту я, так и быть, не изуродую ваше смазливое личико, а? Зачем вам браслет? Он вам великоват, честное слово!

   Дориан, словно испугавшись угрозы, переместил под плащ и левую руку. Правая давным-давно держала эфес шпаги.

   Он дожидался нападения, не стремясь вступать в драку первым. В создавшейся ситуации выдержка стоила многого, и выигрывал тот, у кого нервы закаленнее.

   Нервы виконта де Бланко оказались крепче. Убежденные в безнаказанности, бандиты не рассчитывали на сопротивление, а вооруженный пистолетами главарь и вовсе отошел в сторонку, дозволив подельникам занять первую линию. Жертва казалась полностью беззащитной.

   Один из бандитов занес кулак для удара, но больше ничего сделать не успел. В лунном свете морозно блеснула узкая полоска стали, послышался приглушенный стон, и нападавший, изумленно глядя на своих товарищей, свалился на черные камни мостовой, прямо в желоб стока.

   Удар пришелся если не в самое сердце, то совсем близко. Негодяй умер на месте. Прочие окаменели, не понимая, что произошло. Секундная заминка позволила Дориану шагнуть назад и максимально обезопасить себя. И очень вовремя: бандиты, разъяренно чертыхаясь, бросились в атаку. Нападать втроем было не так-то легко: Дориан побеспокоился о том, чтобы свободу для удара имел только один. Остальные просто бесцельно потрясали оружием. К тому же им сильно мешал покойник, валявшийся прямо под ногами. В конце концов, тело выудили из канавы, и оно по инерции откатилось к стене соседнего дома, к глухой нише, которая с равным успехом могла оказаться и дверью, и проходом в тупиковый переулок, коими так славилась эта часть города.

   Брошенный кем-то из нападавших кинжал долетел до цели, поразив плечо неуступчивого дворянина, но особого вреда не причинил: оборонявшийся продолжал парировать удары так же стремительно и без труда.

   После того, как второй бандит – здоровущий детина в изодранном с левого боку камзоле – повалился на мостовую, почти плача от боли, главарь впервые проявил беспокойство. Дориан мог с легкостью представить, о чем он размышляет. Двое глупцов в его гвардии – это уже слишком. Похоже, им не повезло, и они напоролись не на миролюбивого пьяного обывателя. Этот чертов шевалье фехтовал как заправский дуэлянт. Комедия начинала смахивать на фарс, и ее пора было пресекать. Но пустить в ход пистолеты не давали спины двух оставшихся в строю приятелей.

   Дориан, весьма порадованный данным обстоятельством, но принужденный отойти от спасительной решетки забора, сбросил плащ, чтобы обрести максимальную свободу движений. Он парировал еще несколько выпадов, но тут произошло непредвиденное. Клинок в руке одного из соперников был куда массивнее и длиннее, чем шпага Дориана. Бандит, раньше державшийся чуть в стороне, начал атаку.

   Более легкая шпага сломалась пополам. Виконт, чертыхнувшись, отбросил ставший бесполезным эфес с обломком и перебросил острие в правую руку. Его положение становилось отчаянным – длина клинка не позволяла удачно парировать выпады противника.

   На его счастье, соперники решили перевести дыхание и ненадолго отступили. Дориан провел рукой по вспотевшему лбу и с удивлением осознал, что дважды ранен – правая рука начала противно неметь, нижняя рубашка явно напиталась кровью. Да и на светлой перчатке были кровавые следы – стало быть, его зацепили и по лицу.

   Плевать! Приехать в Париж, чтобы в первый же вечер быть убитым какими-то шалопаями? Ни за что! Если эти мерзавцы хотят разжиться его деньгами и ценностями, то им придется дорого за это заплатить. И виконт де Бланко приготовился защищаться до последнего.

   Насупившись, вжав голову в плечи, Арсен медленно брел домой. Открытие, которое он совершил этим вечером, оказалось для него слишком удручающим. Прелестная мадемуазель де Карно, в которую он был тайком влюблен вот уже четыре месяца, - об этой роковой страсти не ведал никто, даже Лоретта, - не пожелала видеть страстного дворянина. Мадемуазель де Карно, с ее прекрасными волосами, черными как смоль, и глазами цвета весеннего неба! Ах, если бы она хоть раз устремила свой взор на Арсена! Увы, увы. И сегодняшний прием в городской ратуше послужил бесповоротным крахом всех надежд. Фея сухо повелела поклоннику, чтобы он не осмеливался больше к ней приближаться. Конечно, у него не так много связей, как у нее, но все же, все же…

   Поэтому Арсен не поехал домой вместе с Лореттой, также присутствовавшей на приеме, и не остался играть в карты с дедом, а отправился сначала в кабак, где пропустил несколько бокалов анжуйского, и лишь потом отправился пешком домой.

   Арсен вздохнул и с унынием посмотрел на просветлевшее небо. Очень скверно быть отвергнутым, если ты от природы одарен и хорош собой. Еще утром он потешался над несчастным Вилмартом, высмеянным Лореттой, а теперь сам очутился в одной лодке с шевалье. Он втянул носом свежий воздух, чувствуя, как тает сумрачное настроение, – Арсен никогда не умел длительное время впадать в меланхолию. Необходимо побеседовать с дедом по поводу женитьбы: пускай граф де Мелиньи выберет любимому внуку подходящую невесту. Не беда, если он не станет любить ее поначалу – вероятно, полюбит со временем. Не самая дурная цель в жизни – сделаться достойным мужем славной женщины, да ещё такой, что готова ждать долгие годы, не уповая на быстрое счастье.

   Улыбаясь своим мыслям, Арсен направился дальше. Теперь ему уже не казались хмурыми ни город, ни прошедший день. Сейчас он придет домой, где его встретит Лоретта… Нужно завтра поднести ей какой-нибудь гостинец. Арсен так дурно поступил, бросил сестру, – усадил в карету и ушел. Может быть, стоит поведать сестре о безжалостной мадемуазель де Карно? Лоретта поймет и посочувствует. Тем более это безвредно теперь, когда все уже кончено…

   Однако столь благостные раздумья Арсена оказались прерваны самым неожиданным образом. Вынырнув из переулка, де Мелиньи собрался пересечь улочку, от которой до черного хода особняка совсем близко, когда его внимание привлек какой-то шум. Подивившись, Арсен осмотрелся и заметил слева от себя нескольких человек, которые, сбившись в кучу, чудно махали руками и громогласно бранились. Ему не составило труда сориентироваться в происходящем – Арсен достаточно времени провел на улицах Парижа, чтобы хорошо познакомиться с их нравами. Подумаешь, разудалые подданные Короля Нищих решили слегка поразвлечься этим вечером. Велика важность... Он не на службе, и себе дороже ввязываться в спор, который может идти вовсе не о деньгах, – банды нередко дрались между собой.

   Возможно, он так и проследовал бы своим путем, если бы не луна. Ее яркий свет выхватил из тьмы столько подробностей случайной драки, что пораженный Арсен не только остановился, но и – чтобы лучше видеть – вспрыгнул на какую-то бочку, бог знает откуда взявшуюся на этой улочке. А взглянуть и вправду было на что. Во-первых, за несколько секунд число нападавших сократилось на одного, и теперь тот, скрючившись от боли, валялся возле чьего-то неподвижного тела. Во-вторых, Арсен еще никогда в жизни не видел, чтобы один человек успешно противостоял сразу пятерым вооружённым противникам, двое из которых уже были повержены. И, в-третьих, тот, кого ночные грабители избрали своей жертвой, был дворянином, а вовсе не вором. Когда же его лицо оказалось в полосе лунного света, Арсен осознал, что защищающийся ненамного старше его самого – года на три или четыре, не больше.

   Арсен вздрогнул, когда неизвестный дворянин пошатнулся, а его красивое лицо на секунду исказила гримаса боли. Грабители столь очевидно раздосадованы своей неудачей, что вряд ли оставят жертве жизнь. Следовало незамедлительно что-то предпринять, иначе через несколько минут станет поздно. Времени на размышления не оставалось, и Арсен, не задерживаясь, метнулся в самую гущу боя.

   - Доброй ночи, господа, - нежданно громко заявил он хорошо поставленным голосом королевского офицера, - не дозволите ли присоединиться к вашей забаве?

   Все четверо – разбойники и жертва – вздрогнули и на несколько секунд отвлеклись друг от друга. Они с удивлением разглядывали высокую худую фигуру, возникшую словно ниоткуда. Взгляд Арсена на какую-то секунду повстречался со взглядом раненого дворянина. Странное дело, насколько иной раз открыты бывают чувства совершенно незнакомых людей! Этот шевалье не просил о помощи, но в его глазах промелькнула надежда, и этого было довольно. Арсен оскалился, одним движением перебросил дворянину свою шпагу и тут же с отменной резвостью отскочил назад. Для того чтобы отбиваться от грабителей, шпага ему была не надобна, в ножнах на боках висели два длинных кинжала, которыми де Мелиньи мастерски владел. Краем глаза он заметил, что незнакомец левой рукой поймал его подарок и, недолго думая, пронзил зазевавшегося бандита. Тот, не успев и охнуть, мешком упал на землю.

   - Ах ты, сукин сын! – выругался один из оставшихся в живых разбойников, добавив к нелестному эпитету еще несколько. – Жако, займись этим, - он кивнул в сторону дворянина, - а я разберусь с незваным гостем!

   Арсен слегка забеспокоился, поняв, что у его противника, кроме шпаги, есть еще и два заряженных пистолета, один из которых сейчас нацеливался прямо в него. Раздумывать было некогда, де Мелиньи шустро отскочил в сторону, упал на бок, перекатился по мостовой и метнул в разбойника один из кинжалов. Все это не заняло у него и двух секунд. Кинжал серебристой рыбкой сверкнул в лунном свете и воткнулся бандиту в горло. Захрипев, тот дернулся и, падая, нажал на курок; пуля ушла куда-то вверх и вбок, не нанеся Арсену никакого вреда. Он не стал медлить, вскочил и развернулся, чтобы достать еще кого-нибудь. Но больше ничего сделать не успел, лишь увидел, как неярко мелькнуло потемневшее от крови лезвие шпаги, и последний грабитель, неестественно хрюкнув, неспешно осел на землю.

   Теперь, когда его и раненого дворянина разделяло всего пять-шесть шагов, и луна хорошо освещала обоих, Арсен смог, наконец, разглядеть человека, ради которого только что рисковал жизнью. Это был высокий, отлично сложенный мужчина со светлыми глазами, всё ещё сверкающими от горячки боя. Прекрасные вьющиеся волосы – кажется, рыжие, - были ровно зачесаны назад, несколько прядей прилипло к высокому взмокшему лбу. Лицо с правильными, почти классическими чертами было гладко выбрито, тонкие губы плотно сжимались, скулы и подбородок заострены – ей-богу, с таким лучше не связываться даже в шутку! Арсен задумчиво потеребил подбородок. Зачем этот человек бродил тут ночью – искал неприятностей? Или он тоже мается от безответной любви? Одежда незнакомца оказалась местами перепачкана и разорвана, кое-где выступала кровь. Арсен немало успел повидать, сам бывал ранен, и сейчас подозревал, что жертве несостоявшегося ограбления пришлось нелегко. Наверняка на его теле с десяток ран, незначительных и более тяжелых, и как он ещё стоит на ногах – уму непостижимо.

   Между тем, дворянин, точно так же рассматривавший своего спасителя, откашлялся и с некоторой хрипотцой в голосе произнес:

   - Славная была битва. Если бы не вы, я бы уже распростился с жизнью. Могу я узнать ваше имя?

   Арсен на миг задумался. Не стоит связываться с людьми, которые ходят по ночам глухими переулками и воюют с грабителями. При дворе немало интриг, дело отравителей продолжается, а дед велел ни во что не ввязываться. В сомнительных случаях Арсен представлялся не полным именем, называя лишь фамилию матери, стоявшую перед графским именем де Мелиньи.

   - Арсен д’Орти, - ответил он.

   - Дориан де Бланко, ваш должник, - незамедлительно откликнулся дворянин.

ГЛАВА 9

- Ну, так уж сразу и должник! – рассмеялся Арсен. – Да вы отменно справились бы и без меня!

   Дориан не ответил. Он наклонился, поднял огрызок своего клинка и некоторое время молча его рассматривал. Выражение его лица не поддавалось никакому описанию. Кажется, де Бланко был сильно зол на оружие, которое его подвело.

   Арсен окинул взглядом поле боя. Четыре трупа, валявшиеся в нелепых позах, которые способна придать человеческому телу только смерть. Пятый негодяй жив. Он сипло дышал и силился привстать.

   - Эй, приятель! – де Бланко склонился к нему. – Потерпи-ка немного, сейчас тебя подберут!

   - Он безнадежен? – хладнокровно справился Арсен, не делая попытки проявить милосердие. Удивительный человек этот дворянин – печется о здоровье пострадавших грабителей!

   Дориан распрямился и покачал головой.

   - Нет. Вполне может встать на ноги. Так что давайте оставим его здесь, а сами уйдем. Поверьте, нам с вами ничего не угрожает, но мне бы не хотелось объясняться с ночной стражей. Больше всего на свете я хотел бы очутиться дома...

   Де Мелиньи испытывал такое же желание, однако не мог просто так развернуться и уйти.

   - Вы ранены, - отметил он.

   - Да? – поразился де Бланко, дотронулся до плеча и поморщился. – Действительно. Сказывается отсутствие неизменной практики.

   Арсен принял решение.

   - Мой дом неподалеку, слуги еще не спят. Идемте со мной, вам перевяжут раны, и я распоряжусь доставить вас домой в экипаже.

   - Я не желаю быть для вас обузой, - выговорил Дориан. – Не стоит волноваться. Мой дом тоже довольно недалеко.

   - Никакой обузы. – Возможно, и опрометчиво приводить домой раненого незнакомца, о котором неизвестно ничего, кроме имени, но дальше своих комнат Арсен его не пустит. Час поздний, Лоретта, наверное, уже легла, а дворянин быстро покинет особняк де Мелиньи. В конце концов, он, Арсен, будущий граф, у него есть совесть. – Это совсем близко. Вы же сказали, что не хотите объясняться с ночным дозором? Слышите – сюда идут!

   Повторять дважды не пришлось, потому что в конце улочки уже мелькали факелы и звучали взволнованные громкие голоса. К слову сказать, мирные обыватели даже из окон не выглянули, хотя драчуны порядочно шумели.

   Мужчины почти бегом припустили в противоположную от стражников сторону. Дориан двигался свободно, незаметно было, чтобы он сильно пострадал. «Вот и отлично, значит, дело не затянется надолго», - подумал Арсен. Он сдержал шаг только у переулка, где находился особняк де Мелиньи.

   - Кажется, за нами никто не идет? – спросил он, вслушиваясь. Дориан отрицательно покачал головой. В самом деле, опасаться преследования не стоило. В подобные конфликты обычно мало кто вмешивался, разве что в числе убитых налетчиков обнаруживались чьи-то близкие родственники. Или же стражники постановляли, что имела место дуэль. – Вот и хорошо.

   Пройдя по переулку, Арсен привычно отворил калитку, искусно замаскированную под обыкновенную нишу в стене, – такие ниши сплошь и рядом встречались на узких улочках и предназначались для удобства пешеходов, которым часто доводилось пропускать то карету, то верхового.

   - Вот теперь мы в любом случае в безопасности! – улыбнулся де Мелиньи. – Милости прошу в гости! Мы зайдем с черного хода, чтобы никого не побеспокоить, а потом я кликну слуг.

   Дориан, пригнувшись, вошел в арку. Арсен притворил калитку. Наступила кромешная темнота.

   - Не бойтесь, здесь нет света, но пол ровный, ступеней нет, вы не споткнетесь! – Арсен невесомо коснулся плеча спутника. – Нужно сделать всего несколько шагов вперед, и мы снова выйдем на свет божий, если можно так назвать лунную ночь.

   Дориан последовал совету, и через какие-то секунды мужчины оказались в небольшом садике. На дорожку, посыпанную песком, ложились тени от стволов деревьев. Ослепительно светила луна. Прямо перед мужчинами возвышался особняк, сквозь его закрытые ставни не пробивался ни единый лучик света.

   Они зашли в дом через черный ход и попали в кухню. У плиты суетилась миловидная толстушка лет тридцати – тридцати пяти. Она ахнула при появлении мужчин, но не слишком удивилась. Видимо, такие ночные возвращения хозяев здесь принимают как должное. Кухня подтверждала то, что это весьма зажиточный дом. Кажется, господин д’Орти не обычный дворянин. Так почему же он прогуливался ночью без эскорта? Дориан сделал попытку улыбнуться толстушке, однако губы отказывались слушаться. Наверное, его зловещий оскал испугал женщину.

   - Добрый вечер, Жавотта! Разогревай ужин! – Арсен затворил дверь. – А прежде чем накормить нас, приготовь-ка воды. – И обернулся к Дориану. – Жавотта – наша любимая парижская домоправительница. Даже не знаю, что бы мы без нее делали.

   Толстушка всплеснула руками.

   - Ах, господин! Что с вами приключилось? Вы в крови! И вы, господин, тоже! – голос ее выдавал неподдельное беспокойство.

   - Маленькая приятельская беседа! – засмеялся Арсен. Дориан, пытающийся в этот момент расстегнуть пряжку плаща, слишком сильно дернул плечом и скрипнул зубами от боли. – Можно подумать, ты удивлена, а?

   Служанка улыбнулась.

   - Вода готова, сейчас налью и вторую лохань. Плещитесь, я принесу вам чистую одежду. И подыщу что-нибудь господину.

   - Дориан де Бланко, - отрекомендовался тот, воюя с упрямой пряжкой.

   - Вы раздевайтесь, и все свои вещи бросайте здесь. Выстираю, починю, заштопаю и отглажу. К тому часу, как проснетесь утречком, все будет готово.

   - Но я не собираюсь оставаться до утра… - запротестовал виконт.

   - Превосходная идея! – прервал Дориана Арсен. Ему этот человек нравился все больше, очевидно, что опасаться его не стоило. – Жавотта, скажи: госпожа спит?