Слабость Его Величества. Елена Ахметова

Хрупкое равновесие в правящих кругах Назаварры и Даранса долгие годы держалось на том, что королева Джиаджеллия и седьмой эмиссар Его Величества старались не пересекаться.

   Но теперь им придется объединиться ради безопасности не рожденной еще принцессы. Кто знает, может быть, королеве и фаворитке удастся найти общий язык?..

***

Первой три ха-ха нашему тайному побегу из консульства сказала, конечно же, лошадь.

   За время отдыха под кровом Малдия я успела несколько подзабыть, какой вредной и упертой могла быть эта скотина, – хватало иных, более свежих и шокирующих впечатлений (например, от того, какой вредной и упертой скотиной мог быть сам Малдий). Однако лошадь никак не могла уступить пальму первенства нашему гостеприимному хозяину.

   Оглянувшись и обнаружив в повозке приснопамятную лодку и четырех человек разом, ракшасова кляча возмущенно всхрапнула и попросту отказалась двигаться с места. Тарра Иттирия предложила как следует огреть скотину кнутом, но мы с Лихом только переглянулись и ничего не ответили. Опыт подсказывал, что подобного обращения лошадь нам точно не спустит, не говоря уже о том, что ее ржание может разбудить слуг.

   Не для того я столько дней подряд служила учебным пособием для ланы Фосс, готовясь изображать самую обычную дарансийку в традиционном капюшоне, чтобы попасться прямо на территории консульства!

   – Должно быть, лошади будет слишком тяжело тянуть повозку с таким грузом, – так виновато сказал Лихо, будто это из-за него приключился столь досадный перевес, очевидный для кобылы, но не для меня.

   – Ладно, – с мрачным предвкушением сказала я и потерла бровь. Сквозь дарансийские перчатки и плотную ткань капюшона чешуйки магии, наконец-то выступившей на коже, не царапались – но ощущались, и это возвращало веру в собственные силы, едва не утраченную после стольких недель истощения. – Лодка хорошо закреплена?

   Лихо оглянулся и с сомнением пожал плечами, тарра Иттирия была занята тем, что широко зевала, и только Ярин, наученная горьким опытом, сперва вцепилась в борт повозки, а уж потом потянулась свободной рукой проверить стропы – но все равно не успела: в мансардном окне зажегся свет, и я отбросила предосторожности.

   Лодка взмыла в воздух первой: я справедливо опасалась, что Лихо не рассчитывал на полет, когда привязывал ее, а усилиями одной ланы Фосс крепления все равно не проверить. Стропы натянулись, но выдержали (на бывшего помощника можно было положиться даже в таких идиотских мелочах), а уж потом от земли оторвались колеса повозки. Лошадь, будь она неладна, все-таки заржала, беспомощно перебирая ногами в воздухе и не находя никакой опоры, – но, когда окно мансарды распахнулось, мы уже плавно летели над крышей консульства, и я искренне надеялась, что уж на такой высоте слуги никакую скотину искать не станут вне зависимости от ее вредности.

   – Атисса Гроумвелл! – первым не выдержал Лихо, когда повозка величаво проплыла над оградой консульства и уверенно направилась к городским воротам, не сбавляя высоты. – Вы же еще не… – в ночной тиши его испуганный шепот, казалось, был слышен по всему Дарансу.

   Безумный хохот прозвучал бы не лучше, и я невероятным усилием воли ограничилась широкой улыбкой – тоже, надо полагать, не добавившей мне благонадежности в глазах слуг, но ничуть не умалившей моего триумфа.

   Я смогла! Моя магия вернулась, и теперь все приграничье может утереться!

   Вот вернется еще и здравый смысл, который поможет вспомнить, что необходимость хороших отношений с Дарансом отпадет еще нескоро, а до тех пор не стоит даже думать о назойливом соседе в подобном ключе, – и я снова смогу считаться полноценным членом общества. Но сейчас – сейчас меня пьянила эта маленькая победа над собой, и не было решительно никаких сил сопротивляться.

   – А ты помогай! – велела я Лиху и, перебравшись на облучок, отобрала у него поводья.

   Не то чтобы я рассчитывала подхлестнуть лошадь – какой смысл? – зато она, обнаружив меня на месте кучера, наконец-то замолчала. Возможно, вредная скотина сейчас делала в уме пометки, как следует отомстить за эти мгновения страха и беспомощности, но и это никоим образом не могло отравить миг моего торжества.

   Получилось! Я больше не была беспомощна, я могла… могла…

   Я зажмурилась, ощущая, как чужая магия вплетается в мою, разбавляя золото серебром, – и от этого мне становится легче. Намного легче.

   Конечно же, бывший помощник не стал игнорировать даже шуточный приказ.

   – Золотая атисса, – тихо произнес Лихо и сжал мое плечо.

   Я кивнула, не открывая глаз, и повозка принялась медленно спускаться на одну из окраинных улочек. По ночному времени она пустовала, и фонари не горели – то ли ради экономии, то ли из-за общей неблагополучности района. Нам это было только на руку: где еще летающая повозка не привлекла бы внимания?

   Лошадь я из принципа приземлила последней, но ее это ничему не научило: сделав несколько шагов по инерции, она опять встала как вкопанная. Я сказала ей пару ласковых и собралась было снова приподнять повозку, но не успела: Лихо выпустил мое плечо, спрыгнул с облучка и демонстративно отошел на несколько шагов вперед.

   Ракшасова кобыла потянулась следом и даже догнала его, чтобы с фырканьем ткнуться мордой в плечо. Вес повозки чудесным образом перестал ее смущать. Самоотверженный тарр Рэдри достучался до лошадиной совести и, не останавливаясь на достигнутом, неспешно шел впереди, пока кобыла не боднула его еще раз.

   Тогда Лихо ласково потрепал ее по шее и запрыгнул обратно в повозку. Если бы лошадь могла увидеть его самодовольную усмешку, то, несомненно, заартачилась бы снова, и уж на этот раз сдвинуть ее с места не удалось бы никакими уловками. Но бывший помощник был достаточно предусмотрителен, чтобы его гримасу успела заметить только я, и повозка преспокойно покатилась к северным воротам.

   Я предпочла перебраться в кузов и затаиться возле лодки. Сонные стражи на воротах лениво обследовали повозку, но трое женщин, дремлющих вповалку, их ничуть не удивили и не заинтересовали. Приграничье диктовало свои порядки, и торговцы проезжали сквозь городок в любое время суток – а товар вполне мог быть и живым, здешние законы это позволяли. Все, что от меня требовалось, – это добавить капельку магии, чтобы стражи не вспоминали о недавнем приеме в консульстве – и о том, что я должна была со дня на день продолжить путь.

   Плотный дарансийский капюшон, закрывающий лоб, оказался хорош еще и для того, чтобы скрыть испарину, выступившую не то от перенапряжения, не то от страха, что силы иссякнут в самый неподходящий момент. На сей раз нам повезло – после недолгой проверки повозка миновала ворота и неспешно покатилась дальше на север.

   Я рискнула приподняться, только когда городские стены скрылись за поворотом дороги. Убедилась, что стражи не опомнились и не выслали за нами погоню, и с усталым выдохом сползла обратно на дно повозки, вытянув ноги.

   Лихо сидел на козлах, сосредоточившись на дороге, и его спина отчего-то имела чрезвычайно укоризненный вид.

   – Сама знаю, что не стоило растрачивать магию в городе, – пробурчала я, хотя он многомудро помалкивал, – но иначе мы бы не успели убраться со двора незамеченными.

   – Разумеется, вы правы, золотая атисса, – покладисто согласился бывший помощник и снова умолк.

   Мне захотелось запустить в него чем-нибудь тяжелым, но проблема была в том, что у него хватало поводов злиться – хотя бы потому, что второе три ха-ха плану побега едва не сказала я сама.

   За северными воротами дорогу обступал лес, пронизанный десятками троп. Многие жители окрестных деревень находили подработку в городе, а кое-кто регулярно ездил торговать. Чтобы следы нашей повозки затерялись среди сотен похожих, требовалось всего-то пролевитировать ее до ближайшей наезженной тропы и немного покружить по лесу, и я бы справилась – если бы не эскапада в консульстве.

   – Мы же сможем поднять повозку вдвоем? – уточнила я, прислушавшись к себе.

   Лихо оглянулся. Вид у него был такой, будто от ворот он тянул эту злосчастную повозку наравне с лошадью.

   – Втроем? – не теряя надежды, предположила я.

   Бывший помощник смерил тарру Иттирию оценивающим взглядом.

   – Я? Левитировать целую повозку?! – явно растерялась помощница новая.

   – Я могу спрыгнуть и догнать вас в лесу, – с некоторым сомнением предложила лана Фосс.

   – Если посреди дороги ниоткуда возникнет цепочка следов, то за ней наверняка решат проследить, – пробурчал Лихо и понизил голос. – Вот лодку я бы бросил.

   Я сделала вид, что ничего не слышала. Этот спор длился уже несколько дней: я рассчитывала добраться до Арлесского каньона, который прорезала река Тасена, и по ней пересечь Даранс по диагонали. Для судоходства она не годилась точно так же, как и Харинади, но пролевитировать лодку через пороги и вернуть на воду было куда проще и безопаснее, чем пытаться доехать до Эневера по земле. А что пропажу лодки не могли не заметить – так это даже к лучшему: Малдий-то до сих пор полагал, что я истощена и не способна ни на что, кроме работы с артефактами. Он наверняка подумает, что я взяла лодку для отвода глаз и намерена ехать дальше на повозке!

   Лихо же считал, что нам следовало попросту одеться по местным традициям и нахально поехать по главной дороге. Даранс – страна торговцев, здесь никого не удивит еще одна повозка!

   В чем-то помощник был прав. Но если что и могло удивить дарансийцев, так это назаваррские артефакты для тайной переписки, которые превосходно защищали содержание писем, но никак не могли скрыть момента, когда послания приходили к адресату. Как прикажете прятать вспышки пламени в деревянной повозке? Да и дым... я же не могла отказаться ото всякой переписки!

   Зато мысленно оправдываться получалось превосходно. Жаль только, что даже эти назойливые мысли никак не помешали прийти к весьма прискорбному выводу: я не восстановилась – я испугалась. Магия выступила на коже только потому, что готовилась защищать паникующую хозяйку.

   Аурелис в такие моменты мог превратиться в живую статую из чистейшего золота. У Лиха покрывались серебром кончики пальцев. А я вот, как выяснилось, портила себе брови и планы побега.

   – Давайте хотя бы попробуем, – предложила я, старательно делая вид, что вовсе не хватаюсь за соломинку, а прямо-таки уверена если не в себе, то в своих людях – точно.

   Мейтнерия бросила быстрый взгляд на Лихо и тут же опустила глаза. Спорить со мной она не решалась, но, кажется, уже вычислила, кто здесь не стесняется перечить госпоже.

   – Может быть, сперва отъедем подальше от города? – не разочаровал Лихо. – С вершины сторожевых башен наверняка еще можно разглядеть дорогу. Да и лошадь наверняка снова заржет...

   Пока она только фыркнула, но аргумент пришлось принять во внимание. Если в нашей разношерстной компании и был кто-то, с кем никто никогда не спорил, то это определенно ракшасова лошадь – мне бы ее авторитет!

   За отсутствием оного мне оставалось разве что смириться. Я вздохнула и собралась было перебраться на козлы, чтобы не уснуть в неподходящий момент (с Лиха сталось бы попросту претворить свой план в жизнь, пока я спала!), но тут меня взбодрили куда более эффективным способом. Сперва над повозкой взвился сиреневый дымок, знаменуя новое письмо безо всякой секретной подоплеки, но стоило тарре Иттирии потянуться за ним, как над подносом для тайной переписки так ярко полыхнуло пламя, что новая помощница пригнулась от неожиданности и едва не выронила первое послание: задеть ее не задело, но напугало изрядно.

   Я перебралась через лану Фосс, смиренно вжавшуюся в борт повозки, и тяжело вздохнула. Письмо с обычного подноса было запечатано перстнем семьи Оули, а на втором не обнаружилось никаких опознавательных знаков – так что его отправителя я угадала еще быстрее.

   «Поговори со мной».

   Мы и правда не обменялись ни единой строчкой после того, как Аурелис признал, что подозрения жены не были для него секретом. Я не знала, как продолжать разговор, а король не просто не считал нужным оправдываться – наверное, он бы очень сильно удивился, если бы обнаружил, что именно этого мне сильнее всего и хотелось бы. Чтобы Аурелис четко расставил все по своим местам, развеял мои сомнения и предстал передо мной в лучшем свете – как обычно!

   Я еще могла понять опасения королевы: в конце концов, супруг ее не любил, а беременность часто переключает даже самых сильных и уверенных в себе женщин в режим повышенной заботы о безопасности, когда в каждой тени мерещится угроза. Свиту Джиаджеллии могла постепенно убедить уверенность госпожи в том, что Аурелис задумал что-то недоброе. Личный лекарь королевы не доверял ученику, которого выбрал не сам, и оттого тревожился о подопечной – а там недалеко и до самых низких подозрений в адрес Его Величества.

   Всему можно было найти объяснение, кроме одного.

   Ула.

   Как атисса Примула Оули, жена первого эмиссара Его Величества, моя дорогая подруга, оказалась в числе сторонников королевы?! Да еще на достаточно хорошем счету, чтобы Джиаджеллия не побоялась отправить через нее рекомендации тарры Иттирии!

   – Давай, – мрачно сказала я новой помощнице и протянула руку за запечатанным конвертом.

   Записка от короля загорелась, и я невольно напряглась, опасаясь, что мне снова обожжет пальцы. Обошлось, и я сделала вид, что вовсе не заметила, как Лихо чутко следил за моими действиями – будто собирался подстраховать. Снова.

   Это начинало действовать на нервы, и конверт я разорвала так резко, что едва не повредила само письмо. Что могла сказать мне по поводу происходящего сама Ула?

   «Дорогая Ликса,

   должно быть, ты крайне удивлена тем, как проходит твое путешествие. Позволь заверить, что Его Величество осведомлен о тех рекомендациях, которые я отправила, и моя голова все еще на плечах (даже если порой мои действия свидетельствуют об обратном). Впрочем, по столице сейчас ходят столь абсурдные слухи, что кажется, будто голову потеряли все горожане разом. Возможно, я просто не отстаю от местной моды, но все спрошу: ты правда оставишь тарра Эрна Рэдри подле себя? Это польстит моему самолюбию, но едва ли порадует Его Величество.

   Надеюсь, новая помощница тебя не разочарует. Если же она все же не соответствует твоим ожиданиям, то ты по-прежнему вольна выбрать любую кандидатуру из списка рекомендаций. Мои дорогие подруги из литературного клуба будут рады помочь тебе в любом начинании.

   С беспокойством и любовью,

   твоя Ула».

   Я перечитала письмо и выдохнула так медленно, что в груди начало щемить.

   Удивлена ли я тем, как проходит мое путешествие? Пожалуй, я бы использовала несколько иное слово, чтобы описать свое отношение. Уже много лет я служила Его Величеству, и мой статус эмиссара защищал меня надежнее иной магии – никогда в жизни я не имела дела с крушениями поездов и шпионскими игрищами, когда нужно тайком сбегать из консульства моей родной страны и красться лесом!

   Не говоря уже о том, что мне еще ни разу не доводилось сомневаться в Аурелисе – а Ула не сказала ничего в его защиту. Разумеется, он проверил, кого отправляет ко мне, – что с того? Он всегда так делал!

   Удивлена ли я?! Отошлю ли я Лихо в столицу, чтобы пресечь вздорные слухи о романе со слугой?!

   Это совершенно не то, что я хотела бы обсудить с Улой!

   – Сможешь писать ровно в движущейся повозке? – спросила я у тарры Иттирии, запоздало сообразив, что за всей этой кутерьмой с выяснением отношений не сподобилась проверить навыки своей новой помощницы. А ведь ее, между тем, отослать будет еще сложнее, чем Лихо: отставка Эрна Рэдри могла расстроить атиссу Примулу Оули, а увольнение Мейтнерии Иттирии обидело бы саму королеву!

   К счастью, рекомендации Ее Величества можно было верить – даже в столь специфических обстоятельствах.

   «Дорогая Ула! – легко вывела тарра Иттирия под диктовку. Почерк у нее оказался чуть более округлым, чем у Лиха, но вполне пристойным. – Больше любых обстоятельств путешествия меня удивляет твой несравненный талант их собирать и проверять с такой неповторимой деликатностью, что я, право, не знаю, как ответить. Позволь вместо этого задать вопрос тебе самой: знала ли ты, для чего Ее Величество пожелала передать рекомендации?..»

   Мейтнерия дописала и с плохо скрываемой надеждой покосилась на Лихо. Бывший помощник даже не пытался сделать вид, что не грел уши, но сказал вовсе не то, на что рассчитывала тарра Иттирия:

   – Кажется, атиссу Оули гораздо больше беспокоят слухи, нежели страхи Ее Величества.

   Я подавилась заранее заготовленной отповедью. Замечание было до обидного справедливым – и высказанное вслух, и то, что не прозвучало, но явственно читалось между строк.

   В этих сплетнях упоминали не только меня.

   – А сам ты что думаешь? – наконец догадалась спросить я. – Эти слухи могут однажды всплыть снова в самый неподходящий момент – например, когда ты станешь искать себе жену. Недовольство Его Величества имеет неприятное свойство сказываться на...

   Лихо, слушавший меня с настолько легко читаемым протестом на лице, что я уже приготовилась обозначить черту куда менее деликатным способом, вдруг вскинулся:

   – Тише! Слышите?

   Я послушно умолкла и быстро поняла, что его насторожило. Если бы болтала поменьше, то и сама услышала бы топот копыт: нас кто-то догонял.

   – В лес! – скомандовал Лихо, перехватив поводья. Кончики пальцев у него снова покрылись серебром, а лицо стало сосредоточенным и невыразительным, как каменная маска.

   Повозка едва приподнялась над дорогой, но лошадь тут же прибавила ходу. Я подхватила прохладное серебро чужой магии, усиливая, насколько смогла. Кобыла, разумеется, полеты не одобряла категорически, но высказаться по этому поводу ей не позволила тарра Иттирия. На левитацию ей бы действительно не хватило сил, но обеспечить тишину новая помощница сумела.

   Поднять повозку на уровень крыш, как в прошлый раз, не удалось, но сейчас это было только на руку: ночь выдалась ясная, и парить на фоне звездного неба определенно не стоило. Лошадь беззвучно возмущалась и перебирала копытами, едва не задевая чахлые кусты подлеска. Доверия они не внушали, и я направила повозку дальше, чтобы скрыть ее в чаще.

   Лихо молча помотал головой, указал куда-то в сторону и перехватил управление, не дожидаясь моей реакции. Вскоре я и сама поняла свою ошибку: скрыться в чаще вышло бы разве что на паланкине, и то – не факт. Повозка была слишком громоздкой, чтобы вписаться между деревьев в глубине леса. Все, что нам оставалось, – это долевитировать ее до ближайшей деревенской тропы, проложенной для телег, и молиться, чтобы погоня не догадалась искать нас в стороне от самого предсказуемого маршрута.

   Топот копыт становился громче. Ярин безо всяких подсказок перебралась к борту повозки и осторожно высунулась, рассматривая удаляющуюся дорогу. Я одобрительно кивнула, стерла выступившую на лице испарину и сосредоточилась на том, чтобы не пропахать кусты повозкой.

   Перед самой тропой все-таки вышла осечка, но, к счастью, поросль задело только днищем да двумя задними колесами – не то лошадь наверняка высказалась бы, невзирая на чары Мейтнерии. Ракшасова кобыла и так пыталась всячески выразить свое негодование даже сейчас, когда наконец-то ощутила под ногами твердую почву, и Лихо натянул поводья – нисколько, разумеется, ее возмущения не уменьшив.

   Капюшон надо лбом промок насквозь. Меня колотило. Подумать только, если бы не Лихо, мы бы сейчас свалились с треском прямо в кусты, и уж это-то пропустить смогли бы разве что совершенно глухие преследователи!

   Топот начал удаляться. Ярин выжидала до тех пор, пока он не стал едва различим, и только тогда отчиталась:

   – Пятеро всадников. Кажется, стражники, но я не уверена, слишком темно.

   – Может, не за нами? – с надеждой предположила Мейтнерия.

   Ярин пожала плечами и здраво рассудила:

   – Даже если не за нами, то наверняка запомнили бы повозку – стражников натаскивают замечать детали. Утром, когда поднимется суматоха, это будет до крайности некстати. Кроме того, без этакой причины мы бы точно сюда не долетели, не так ли?

   Подколоть лана, кажется, рассчитывала Мейтнерию, поскольку не могла ощутить, кто левитировал повозку, а кто заткнул лошадь, – но смутились мы с Лихом. Меня можно было выжимать, да и бывший помощник выглядел не лучше: теперь нам снова предстояло обходиться без магии несколько дней.

   Только бы несколько дней!

   Лихо бросил на меня косой взгляд и отвернулся, обессиленно ссутулившись на облучке. Лошадь, поразмыслив, все-таки пошла неспешным шагом, не дожидаясь понуканий, – а то и незапланированных полетов! – и это, кажется, было самое здравое решение из всех принятых за сегодняшний день. Я даже приподнялась, задумчиво рассматривая лоснящийся круп.

   Отделаться от мысли, что у этой упрямой скотины куда больше здравого смысла, чем у всех нас, вместе взятых, так и не удалось.

***

За третье три ха-ха оказались ответственны все четверо и лодка. Повозка действительно была тяжеловата для одной лошади, и на привал пришлось остановиться гораздо раньше, чем я рассчитывала.

   – Наведаться, что ли, в гости к мэру ближайшего станционного городка и увести вторую лошадь?.. – задумчиво предложила я, пока кобыла демонстративно примеривалась, не объесть ли листву с нашего укрытия – и без того, следовало отметить, не слишком надежного.

   – Лучше троих, чтобы наверняка, – прагматично поправила меня Ярин, раскладывая прямо на земле кухонные артефакты.

   – Четверых, – с чувством проворчал Лихо, подвязывая кобыле торбу. – А эту – оставить!

   Мейтнерия молча переписывала набело письмо, которое я надиктовала ей в повозке. Кажется, новая помощница уже догадывалась, что с этой треклятой лошадью мы не расстались бы ни за какие деньги, но пока не чувствовала себя достаточно раскованно и спокойно, чтобы вмешиваться в наши разговоры. А я смотрела на ее напряженное лицо и думала, что мне и самой рановато расслабляться.

   «Поговори со мной».

   Игнорировать короля, когда он изволил первым начать переписку, было, по меньшей мере, непочтительно и глупо. А уж если учесть, какой возмутительный вопрос я задала ему…

   «Я снова украла лошадь, – написала я на несколько помятом листе бумаги. – А сейчас мы обсуждаем, не стоит ли увести еще четырех. Разумеется, лодку тоже не вернули. Как думаешь, это именно то, что называется „пойти по наклонной”, или у меня еще есть шанс вернуться в приличное общество?»

   Мейтнерия проводила взглядом артефакт для тайной переписки и едва заметно втянула голову в плечи, но все равно вздрогнула, когда мое послание поглотил огонь.

   – Ее Величество нечасто пользуется подносами? – уточнила я.

   Ярин невозмутимо поставила чашку с горячим отваром так близко к артефакту, что еще немного – и он сработал бы как подогреватель. В этом была изрядная доля демонстративности: похоже, моей камеристке новая помощница тоже не пришлась по душе, и если сказать об этом прямо лана Фосс не могла, то всячески показывать свое превосходство ей никто не запрещал.

   – У Ее Величества куда меньше прав на тайны, нежели у ее венценосного супруга, – сухо отозвалась Мейтнерия, от которой не ускользнула подоплека этой сцены.

   А Ярин сделала вид, что никакой подоплеки и не было, но за чаем новой помощнице все же пришлось идти самой. Я криво усмехнулась, оценив изящество хода, но все же подала лане Фосс знак завязывать. Формально она и не была обязана подавать чай кому-либо, кроме меня: камеристка – не горничная и не лакей, да и те могли отказаться прислуживать помощнице. Но мне позарез требовалось втереться в доверие тарре Иттирии, и здесь тактика Ярин явно не помогала.

   – Что ж, привыкай, – так и не справившись с кривоватой усмешкой, велела я. – Теперь тайн будет с лихвой.

   Будто в подтверждение моих слов, защищенный поднос полыхнул снова. Ответная записка была наскоро нацарапана на обрывке гербовой бумаги: Аурелис, должно быть, работал в своем кабинете и отвлекся ради обмена сообщениями со мной.

   «Даже если шансов и нет, я бы с удовольствием прошелся по наклонной вместе с тобой. Зачем нужно это приличное общество, если ни лошадь увести, ни лодку украсть, не направив тысячу и одну бумажку собственному казначею?!»

   Точно, в кабинете. Среди вороха отчетов, как обычно. Атисс Рубид, должно быть, отвлекся, переписывая набело какие-нибудь заметки, а Аурелис стащил у него поднос и вместо того, чтобы продолжить разбирать бумаги, принялся пересылать мне записки.

   Картина предстала перед внутренним взглядом так ясно, что я невольно улыбнулась, хотя весело мне не было – скорее уж наоборот. Слишком много лет прошло с тех пор, когда я еще могла сидеть в его кабинете, пока они с Рубидом работали, и отвлекать короля записками – тогда еще безо всяких подносов, попросту подкидывая их на стол. Слишком многое изменилось.

   Только его привычки остались прежними. И это отравляло даже шутливую переписку, призванную развеселить если не самого Аурелиса, то хотя бы меня.

   Дурачился ли он так с королевой? Знает ли Джиаджеллия эту его сторону – или ей знаком лишь безупречный король Назаварры, лучший из всех, что восседал на престоле с самого основания? Тогда неудивительно, что Ее Величество боится...

   «А известно ли моему королю, что ваша прекрасная супруга разделяет отношение к приличному обществу Назаварры и желает скрыться? Желает столь отчаянно, что не остановилась даже перед тем, чтобы просить помощи у меня?» – вывела я и, перечитав, едва не сожгла сразу же, никуда не отправляя.

   Ему и так приходилось несладко. Каково жить под одной крышей с человеком, который искренне считает тебя злодеем, хотя не так давно клялся любить и почитать? А уж каково потом еще и получить порцию гнусных подозрений от женщины, которая вроде как любила и почитала безо всяких клятв...

   Вроде как. Потому что подозрения уже были, и я не могла закрыть на них глаза, сколь бы безосновательными они мне ни казались. Я влюблена, а любовь слепа – глупо отрицать избитые истины, но...

   Наверное, я так и не решилась бы отправить эту записку. К счастью, Аурелис знал меня слишком хорошо: перед его внутренним взором сейчас наверняка стояла картина, как я терзаюсь сомнениями, позабыв про все вокруг. Поэтому записка просто и незатейливо испарилась из моих пальцев безо всякой помощи артефактов.

   Я зажмурилась и затаила дыхание.

   – Золотая атисса, – окликнул вполголоса Лихо, – сахара для чая?

   – Я уже... – начала было Ярин, но тут же замолчала.

   Я открыла глаза и еще успела заметить, как Лихо отворачивается от нее. Мейтнерия дописала письмо и сидела тихо как мышка, с интересом и легким отвращением наблюдая за развернувшейся драмой. Не вмешивалась, хотя как раз у нее был куда более уважительный повод оторвать меня от переживаний: всего-то и нужно было, что уточнить адресата!

   – Лихо, – я укоризненно покачала головой.

   – Да? – он не упустил шанса преданно заглянуть мне в глаза, и я невольно рассмеялась – хоть и не без некоторой нервозности.

   – В твои обязанности больше не входит подавать мне чай, – напомнила я ему из чистой вредности и взяла чашку, одобрительно кивнув Ярин: чай у нее, как и всегда, вышел ровно таким, как я любила. – Помнишь, почему?

   А вот этот вопрос был лишним. Выражение лица у Лиха изменилось – неуловимо, но мне отчего-то захотелось спрятаться от его взгляда.

   – Разве у меня был шанс забыть, золотая атисса? – не своим голосом спросил он.

   В результате в ответную записку от Аурелиса я вцепилась как в спасательный круг, хотя вроде как мне полагалось страшно переживать за реакцию короля, а на слугу, который в очередной раз сделал что-то с лишком, – вообще сердиться.

   «Теперь – известно».

   Я смяла записку, и она превратилась в маленький шар огня, обжегший мне ладонь, прежде чем погаснуть. Я не обратила внимания – напряженно смотрела мимо Мейтнерии, прикидывая, не усложнила ли я жизнь королеве помимо того, как я усложняла ей жизнь самим фактом своего существования.

   – Дай-ка, – велела я и увела у новой помощницы заправленную авторучку и чистый лист.

   «Не желаешь отпустить Ее Величество развеяться в Эневере? – аккуратно вывела я, пристроив лист на том же сундучке с плоской крышкой, что использовала вместо столика и Мейтнерия. – Представляешь, что может получиться: королева в долгу – у меня! Не говоря уже о том, что это прекрасный шанс сделать твой дворец чуть менее похожим на поле брани».

   Новая помощница с моего полнейшего попустительства заглянула мне через плечо и задержала дыхание, будто сама не знала, возмущаться из-за моего низменного злорадства или благодарить за попытку вызволить королеву, не поднимая шума. Я подмигнула Мейтнерии и нацелилась на поднос.

   Лихо не упустил возможности схватить меня за руки. С исключительно благородными целями, разумеется: чтобы госпожа не обожглась, отправляя записку! Он даже выпустил меня сразу же, не дожидаясь напоминаний, с притворным почтением коснулся пальцами лба и отступил назад, но я не сомневалась: записку тарр Эрн Рэдри прочитать успел.

   Кажется, мне следовало послушаться Аурелиса и отослать это лихо обратно в столицу. Причем еще до того, как я назначила его своим телохранителем, – потому как новая должность давала ему даже больше поводов все время крутиться возле меня, и он их, конечно же, использовал все до единого.

   – Лихо, – сквозь зубы произнесла я, – ты не допущен и до моей корреспонденции. Будь добр, держись подальше от подносов, если, конечно, не хочешь попасть Его Величеству под горячую руку и отправиться-таки без рекомендаций в столицу.

   Он заметно побледнел и сжал губы, наверняка сдерживая поток оправданий. Вполне логичных, как назло: сейчас мне и в самом деле был нужен человек, которому я могла бы доверить спину, и возможности подыскать замену уже не оставалось. Не делать же и это по рекомендациям подруг Улы! Мне и поисков помощницы хватило. Кроме того, без помощи Лиха я бы наверняка снова обожглась, но...

   Он действительно делал все с лишком, и если сначала это забавляло, то сейчас уже заставляло задумываться о том, действительно ли я могла позволить себе расслабиться в его присутствии. Стал бы кто-то другой из моих людей без прямого приказа измышлять поводы, чтобы отогнать от меня собеседника – пусть бы и такого неприятного, как тарр Хидрар? Посмел бы кто-то вмешаться в хайджанавару или прикасаться ко мне без спроса?

   Нет, нет и нет. А причина плавала на поверхности: если остальные мои люди ни на мгновение не забывали, что я могу тысячу раз поощрять мелкие отступления от излишне жестких требований придворного этикета, но не перестану быть золотой атиссой и их госпожой, то Лихо просто не желал даже думать об этом. Ему хотелось оказаться на одной ступени со мной. Даже если это означало не вскарабкаться вверх по иерархии, а заставить меня спуститься вниз.

   – Простите, золотая атисса, – так же сквозь зубы отозвался Лихо и сперва отодвинулся, а потом и вовсе встал и ушел к лошади.

   Вредная скотина потянулась к нему и принялась ластиться с блаженным видом. Будто в пику мне.

   Ярин и Мейтнерия дружно помалкивали и атисса Рубида в неловкой ситуации напоминали обе. Мне отчего-то тоже захотелось сделать вид, что меня здесь нет, но фокус не удался: снова сработал почтовый поднос.

   «Как ты себе это представляешь? Я отправляю супругу в Эневер, а через некоторое время объявляю, что она ждет ребенка? Или даже лучше – я объявляю о беременности сейчас и тут же отсылаю свою королеву с глаз долой? Если тебе показалось, что о моих сердечных делах в столице болтают слишком мало и нужно дать почтенной публике еще один повод перемыть косточки королю, скажи прямо – я придумаю что-нибудь специально ради тебя. Но это определенно будет что-нибудь менее унизительное.

   Не могу, впрочем, отрицать, что кое-какой смысл в твоих словах есть. Королеве вредно переживать даже по надуманным поводам. Я полагал, что твой отъезд положительно скажется на ее душевном равновесии, но, по всей видимости, этого было недостаточно. Придумаешь, как пригласить Ее Величество ко двору Эневера?»

   – М-да, – вслух сказала я и протянула ответ Его Величества тарре Иттирии. Помощница замешкалась: идея сунуть нос в личную переписку короля ее несколько смущала – но любопытство перевесило, и Мейтнерия развернула записку чуть подрагивающими от напряжения пальцами. Я проследила за тем, как меняется выражение ее лица, и все же добавила вслух: – Что ж, по-моему, очевидно, что Его Величество в целом не против того, чтобы королева покинула дворец. Полагаю, это должно ее успокоить.

   Главное – чтобы по прибытию в Эневер Ее Величество не пожелала отдалить меня и от двора княгини Гелии. Это создало бы определенные сложности с выполнением королевского поручения.

   – Но это не в вашей власти – приглашать королеву в чужую столицу, – упрямо заметила Мейтнерия, перечитав записку, будто искала какой-нибудь шифр. А потом посмотрела куда-то через мое плечо, тотчас отвела глаза и поспешно добавила: – Золотая атисса.

   – Это во власти княгини Гелии, – согласилась я и расправила плечи. Обернуться хотелось нестерпимо, но я и так догадывалась, кто мог заинтересоваться запиской короля до такой степени, что новая помощница заметила. – Всемилостивейшая госпожа – тоже мать и прекрасно понимает, через что проходит королева Джиаджеллия. Едва ли княгиня откажет ей в просьбе.

   – Даже если учесть, что с того момента, как королева окажется в Эневере, забота о безопасности Ее Величества ляжет на плечи княгини Гелии? – скептически напомнила Мейтнерия.

   Записка выбрала именно этот момент, чтобы полыхнуть – прямо у нее в руках, будто Аурелис мог слышать, как в нем продолжают сомневаться, несмотря на очевидное согласие пойти навстречу. Помощница запоздала с защитой пальцев от огня и раздраженно зашипела, стряхивая горячий пепел, а я постаралась сделать вид, что вовсе не чувствую себя отмщенной.

   – Это лучший вариант, что у нас есть, – заметила я, дождавшись тишины. Мейтнерия насупилась, но возражать не стала: это был не просто лучший – единственный вариант. Во всяком случае, на данный момент. – Но прежде всего нам не помешало бы самим добраться до Эневера.

   – Справедливо, – пробормотала лана Фосс и принялась паковать кухонные артефакты.

   «Сделаю все что в моих силах, Ваше Величество», – наскоро написала я и бросила записку на поднос. Над ним взметнулись язычки пламени и такое облако дыма, что лошадь беспокойно зафырчала и ткнулась мордой Лиху в плечо, словно в поисках защиты. Бывший помощник пошатнулся от неожиданности, но только рассмеялся и ласково потрепал кобылу по шее, нашептывая что-то успокаивающее. Лошадь благосклонно внимала и косила на меня таким хитрым взглядом, словно у нас с ней шло давнее состязание за внимание Эрна Рэдри, и теперь она мнила себя несомненной победительницей.

   Но после обмена сообщениями с Аурелисом у меня будто гора с плеч свалилась, и на вредную кобылу я обращала не больше внимания, чем на лодку или телегу.

   Его Величество не стал бы так безропотно соглашаться отпустить супругу, если бы собирался приказать ученику атисса Джузиньона отравить ее. Я все-таки была права на его счет.

***

Четвертая проблема оказалась полнейшей неожиданностью – особенно в свете того, каким образом нам пришлось добираться до Даранса.

   Я не могла заснуть под открытым небом.

   В изначальной версии плана фигурировала ночевка в придорожной деревеньке, достаточно крупной, чтобы случайные путники не стали событием месяца, но и не настолько большой и богатой, чтобы обзаводиться собственной оборонительной стеной и отрядом стражи. Из-за частых привалов мы попросту не успели добраться туда до темноты, и остановиться на ночлег пришлось прямо у тропы, недалеко от опушки. Повозку сперва хотели отлевитировать в кусты, чтобы запутать следы, но и от этой затеи пришлось отказаться. За полтора дня в дороге даже Лихо восстановиться не успел – что уж говорить обо мне?

   В итоге мы просто оставили повозку чуть в стороне от тропы, наскоро поужинали и распределили дежурства. Ярин вызвалась первой – она не могла помогать себе магией и без света луны едва ли рассмотрела бы хоть что-то. Следом за ланой Фосс должна была заступить Мейтнерия, потом – Лихо. Самые дремотные предрассветные часы забрала себе я: потом посплю в движущейся повозке.

   Таков был план. В его выполнимость я верила до самого захода луны.

   – Золотая атисса? – удивленно прошептала Ярин, пришедшая растолкать Мейтнерию. – Я вас разбудила?

   Я удрученно покачала головой.

   До сих пор я не обращала внимания, как меняется местность. Но мы проделали немалый путь от столицы, и природа вокруг стала совсем другой, какой-то блеклой и сухой, будто солнце жаркого сезона годами не сменялось милосердными ливнями и выжигало все живое, что не пряталось в тени. А между тем, вместе с местностью изменились и звуки. Ночные птицы сперва молчали, опасаясь чужаков, но потом стали подавать голоса: тревожные, печальные – чуждые. Что-то беспокойно стрекотало в траве, из близкого леса доносились какие-то шелесты и щелчки, а я все никак не могла вспомнить, что там вообще водилось. Это же не знакомые джунгли Назаварры, где зверье способно узнать мага просто по запаху и многомудро держится подальше, не испытывая никаких иллюзий насчет того, кто из нас при столкновении станет добычей!

   Досаднее всего было то, что больше никто проблем со сном не испытывал. Должно быть, сработала старая добрая назаваррская вера, что если рядом с тобой вдруг оказался золотой атисс, то с любыми опасностями в первую очередь справляться будет он.

   В столице для меня не было никого опаснее королевы, а она не желала опускаться до публичных сцен и рукоприкладства. Для остальных атиссов уже давно не находилось и такого противника, но твердая уверенность в силах золотой касты никуда не делась. Во всяком случае, Мейтнерия долго не желала просыпаться, несмотря на лес и возможную погоню, а Ярин задремала сразу же, едва только устроившись на месте тарры Иттирии. Лихо их разборки даже не потревожили, хотя он спал, как обычно, возле моих ног – не изменил своей привычке даже сегодня.

   Я приподнялась на локтях и убедилась, что к утру бывший помощник наверняка снова добрался бы до моего подола и дрых бы на нем вместо подушки. Стоило мне поджать ноги, как Лихо нахмурился во сне и перекатился следом, едва не потревожив Ярин.

   Тогда я все-таки встала и отошла к Мейтнерии, устроившейся на облучке. Сверху наш лагерь было видно даже лучше, и новая помощница едва сдерживала усмешку, но стоически молчала.

   – Сама знаю, – пробурчала я и тоже забралась на облучок. Обернулась как раз вовремя, чтобы увидеть, как Лихо перебрался обратно на свою лежку – чуть поодаль от ланы Фосс. – Он будто нарочно делает все, чтобы поддерживать дурацкие столичные слухи.

   – «Будто», золотая атисса? – кротко переспросила Мейтнерия и все-таки усмехнулась. – Это же тот самый мальчишка, из-за которого сама атисса Оули была вынуждена писать каким-то дрихвам, потому что он не постеснялся практически требовать взять его в услужение?

   Дважды, едва не добавила я и только потом, нахмурившись, обернулась к помощнице.

   – Вы тогда были слишком молоды, – пояснила она чуть снисходительно, будто сама была намного старше, – должно быть, как раз начали выходить в свет. Вряд ли вас занимали забавные происшествия с чужими слугами, но над ситуацией в особняке Оули тогда потешалась вся столица.

   А здесь и сейчас, кажется, потешались надо мной, потому что на своем первом светском мероприятии я познакомилась с Аурелисом, и больше всего меня занимал он. До сплетен мне дела не было еще долго – пока кронпринц Платинир не влюбился в кого не следовало.

   – Полагаю, больше всего веселилась сама атисса Оули, – нарочито невозмутимо отозвалась я, – с чего бы ей еще соглашаться и брать к себе в дом необученного мальчишку без рекомендаций?

   – Необученного? – со смешком повторила Мейтнерия. – Чем, как вы думаете, он занимался в банке, пока его не выкупила атисса Оули?

   – Уж точно не изящными манерами, – огрызнулась я – просто чтобы скрыть свою растерянность.

   «Волшебные кулаки на службе банка». Лихо сам про себя так сказал.

   Едва ли управляющие в банке были настолько щедры и милосердны, чтобы обеспечить своему имуществу образование и свободное время для игр. Дети земледельцев начинали помогать родителям в поле, едва окрепнув, – работа едва ли была для семилетнего Эрна чем-то непривычным. Просто из полей его выдернули сразу к должникам, и он продержался несколько месяцев, прежде чем попался на глаза атиссе.

   Кажется, теперь я понимала, почему Аурелис доверил тот жуткий артефакт для обороны Лиху, а не мне. Я едва ли смогла бы выстрелить – слишком привыкла к тому, что с людьми можно договориться. А Эрн вот с младых ногтей точно знал: можно-то можно, но не со всеми и не всегда.

   – Не изящными манерами, – согласилась Мейтнерия, – иначе бы ему объяснили, что настойчивость – это вовсе не обязательно положительное качество.

   Очередную подколку я оставила без внимания.

   Не настойчивости ли тарра Эрна Рэдри опасалась Ула, когда намекала, что мне следовало отослать его? Ведь сперва-то она наверняка предложила это Лихо мне в помощники именно потому, что он не только умел читать и писать, но и кулаками работать не разучился – а в моем доме беззащитные и слабые не задерживались. Немилость королевы держала в тонусе всех.

   Мне некстати пришло в голову, что Ее Величество столичные сплетни, должно быть, в какой-то степени даже позабавили. Муж, который не сумел скрыть свою любовь к другой женщине, оказался выставлен на посмешище – его променяли на какого-то тарра помоложе, едва обученного и неотесанного настолько, что он вмешался в хайджаванару!

   Впрочем, это было смешно ровно до того момента, пока не приходилось вспомнить, что неверный супруг – король, и от его репутации зависит намного больше, чем неуважительные шепотки за спиной.

   Как Ее Величество отнесется к моему Лиху?

   – Если позволите сказать, золотая атисса, это может стать большой проблемой, – добавила Мейтнерия, и в выражении ее лица мне на мгновение почудилось легкое злорадство.

   – Ты права, – задумчиво согласилась я, с некоторым трудом удерживая серьезную гримасу. – Пожалуй, с завтрашнего дня мы с Ярин будем по очереди править повозкой, а ты сможешь заняться улучшением манер моего телохранителя. К сожалению, мне больше не к кому обратиться с этой просьбой, поскольку у меня самой никогда не было телохранителей. Может выйти такой же досадный казус, как с хайджаванарой: Лихо не знал правил, потому что атисса Оули не слишком любит этот танец и не исполняет его на приемах в своем особняке. Ты не раз видела придворных с телохранителями и знаешь гораздо больше, чем кто-либо из нас. Твоя помощь будет неоценима, тарра Иттирия, а в Эневере от нее может и вовсе зависеть успех всей миссии.

   – Но... – помощница и сама сообразила, в какую ловушку загнала себя, и теперь не знала, сердиться или просить о снисхождении.

   Я не стала дожидаться ни того, ни другого.

   – Я сообщу Лиху утром, – пообещала я и во избежание дальнейших споров спрыгнула с облучка.

   Сделать это, пожалуй, следовало даже раньше. Пока мы перемывали бывшему помощнику косточки, он успел улечься головой на мою лежанку и спал так сладко, что прогонять его не поднялась рука. Я возмущенно фыркнула и кое-как свернулась клубком на оставшемся месте. Лихо все-таки проснулся, поднял взгляд – я молча натянула капюшон на лоб, закрыла глаза и скрестила руки на груди.

   Он так и не отодвинулся.

***

Пятое и заключительное три ха-ха тоже сказала лошадь, но поняли мы это далеко не сразу.

   То есть, конечно, первым делом поутру она снова отказалась куда-либо идти – и этим не удивила никого. Я бы тоже с удовольствием осталась и отдохнула несколько дней, пока магия не восстановится хотя бы частично. Но Аурелису было нужно, чтобы я поскорее добралась до Эневера, и времени на капризы не оставалось. Во всяком случае, у меня – лошадь явно считала иначе.

   Старая уловка Лиха – спрыгнуть с облучка и демонстративно уйти вперед пешком – на этот раз не сработала. Лошадь задрала морду и издевательски заржала, не двигаясь с места. Бывший помощник все-таки сделал еще несколько шагов, но кобылу не переупрямил.

   – Да она сама то еще Лихо! – не выдержала я и наподдала кобыле поводьями. Она в ответ раздраженно отмахнулась хвостом – достать не достала, но волна резкого лошадиного запаха сама по себе могла сойти за успешную атаку. – Только в самом плохом смысле!

   – А что, – задумчиво сказала Ярин, которой тоже досталось, – ей подходит. Да и кличку ее мы так и не узнали...

   Лошадь махнула хвостом еще раз, будто где-то на ее крупе скрывалась дополнительная пара глаз, и вредная кобыла заметила несомненный успех предыдущей атаки.

   – Ей подходит, – мрачно согласилась я. Первое мое Лихо отвлеклось от увещевания лошади и выразительно заломило бровь. – Но я опасаюсь некоторой путаницы с прозвищами.

   – Ну, – протянул бывший помощник, поглаживая вредную кобылу по храпу, – вы всегда можете звать меня по имени, золотая атисса. Тогда никакой путаницы не будет.

   – Для меня ты всегда будешь Лихом номер один, тарр Эрн Рэдри, – с чувством сообщила я ему, неизбежно начав картавить еще на «тарре».

   – Не смею спорить, когда сама атисса называет меня номером один, – смиренно согласился бывший помощник, и я пожалела, что не смогу наподдать поводьями уже ему, – хотя и не уверен, что наша красавица согласится быть номером два. По-моему, она единственная в своем роде, – с доброй усмешкой заметил он. – Правда же?

   – Единственная, – сквозь зубы согласилась я, – в своем роде. Как и ты. Тарра Иттирия, сделайте мне одолжение – займитесь манерами... – повозка дернулась так резко, что я осеклась на середине фразы. Лошадь бодро шагала вперед, будто и не изнемогала здесь от непосильного груза, который ей приходилось тащить второй день подряд.

   Точно Лихо! Возможно, и в самом деле единственное и неповторимое.

   – Моими или лошади? – уточнил Лихо номер один. Пока он не рисковал забираться в повозку и шел рядом с ней, оглядываясь через плечо.

   – Обоих, – пробурчала я, – если это в твоих силах, тарра Иттирия.

   Мейтнерия перевела взгляд с лоснящегося крупа Лиха номер два на ярко-красную полосу ткани, небрежно выпущенную из-под пагри Лиха номер один. Вид у новой помощницы был такой, словно она никак не могла решить, кого будет проще обучить этикету – своего предшественника или все-таки лошадь.

   – Не могу обещать вам невозможное, золотая атисса, – отозвалась Мейтнерия после паузы, – но приложу все усилия, чтобы окружение было достойно вас.

   Эрн снова оглянулся, и я малодушно сделала вид, будто не заметила скользкой двусмысленности в обещании своей новой помощницы. Меня порой тоже нестерпимо тянуло кольнуть ее побольнее, но, наверное, кто-то из нас должен был первым взять себя в руки и вспомнить, что нам предстоит провести немало времени бок о бок, и лучше бы сделать все возможное, чтобы не тратить силы на бессмысленную вражду.

   К тому же моей соперницей была вовсе не Мейтнерия и, наверное, даже не королева, а вся Назаварра – поскольку Аурелис был предан своей стране, и все его решения проистекали из любви к родине. Так какой смысл делить мужчину, который никогда не принадлежал одной из нас по-настоящему?

   – Надеюсь на тебя, тарра Иттирия, – торжественно (и разве что самую чуточку злорадно) сказала я.

***

Несмотря на все препоны, мы продолжали продвигаться на северо-восток, к Арлесскому каньону. Погоня, если она все же была, потеряла нас после отчаянного рывка через лес; выживший наемник из числа тех, кто устроил засаду в грузовом вагоне поезда, ничем не напоминал о себе. Все шло настолько гладко, что я расслабилась и даже не стала объезжать по широкой дуге ту деревню, в которой мы должны были провести предыдущую ночь. Лошадь, конечно же, горячо одобрила внеочередную остановку – а спорить с этим лихом уже никто и не пытался.

   Зачем, если можно закутаться поплотнее, чтобы остаться неузнанными, и в кои-то веки даже нормально поесть, не переживая за уровень заряда походных артефактов? Да и Лихо номер один был только рад переложить заботы о своей тезке на здешнего конюха. Это лошади понравилось куда меньше, но вожделенный тенек под навесом у коновязи все же послужил достаточным аргументом, чтобы кобыла поумерила свои требования и удовольствовалась меркой овса.

   Постоялый двор здесь был всего один, и дела у хозяина шли весьма неплохо: среди простеньких домов в традиционном дарансийском стиле (то есть среди грубо сколоченных деревянных хибар) крепкое двухэтажное строение с мансардой выглядело как господский дом неподалеку от плантаций. Хибары поддерживали нужный колорит: в Назаварре в похожих селили временных работников из числа ланов, но здесь, по всей видимости, жили постоянно. Никаких плантаций в столь засушливом климате, разумеется, быть не могло – деревенька существовала преимущественно за счет торговцев, которым требовался перевалочный пункт. Постоялый двор давал работу практически всем: хозяйственные постройки на заднем дворе намекали, что здесь держат мелкую скотину и птицу, на отшибе обнаружилась кузница, где можно было подковать лошадь, а при конюшне даже имелась комнатка для ветеринара – им оказался сухонький седой тарр, живший неподалеку. Несмотря на все это, местные жители не спешили отказываться от огородов – хотя мне, привыкшей к буйству растительности в Назаварре, они казались совершенно несерьезными. Разве можно прокормиться с крошечного клочка земли, когда солнце высушивает все живое так, что даже трава становится какой-то серовато-желтой и жесткой от нехватки влаги?..

   Тем не менее, на первом этаже постоялого двора, где можно было поесть перед дорогой, предлагали овощное рагу – несколько более крахмалистое, чем хотелось бы, но вполне сносное. Мы заняли длинный стол у дальней стены, возле окна – незастекленного, но забранного резной решеткой, призванной защитить зал от безжалостного солнца. Со своим предназначением она справлялась с переменным успехом.

   – Мне кажется, что я превращаюсь в пересушенную курагу, – проворчала я, отчаявшись найти полноценную тень. Пробивающиеся сквозь решетку солнечные лучи жалили еще больнее, чем если бы я вышла под открытое небо. – Как люди выживают в таких условиях?

   – Я задаюсь тем же вопросом, – изрекла лана Фосс и запнулась, вовремя проглотив привычное «золотая атисса». Кажется, куда больше этого ее занимал вопрос, сколько же усилий понадобится, чтобы снова сделать из меня пристойный абрикос, когда мы наконец доберемся до Эневера. Только воспитание и железные нервы позволили ей не спросить об этом вслух. – Полагаю, имеет смысл пополнить запасы питьевой воды, пока мы здесь.

   Я удрученно кивнула. До реки Тасены никаких источников воды, кроме деревенских колодцев, не предполагалось. То есть, наверное, они были – но чтобы отыскать их, требовался проводник, а я еще не настолько осмелела (и отчаялась), чтобы нанимать кого-либо в Дарансе.

   – Проси хозяина, – велела я лане Фосс, – заодно узнай, куда запропастилось наше Лихо номер один – до сих пор я ни разу не замечала за ним манеру опаздывать к столу.

   – Полагаю, это у них с лошадью тоже общее, – чинно согласилась Ярин, которая как раз разобралась со своим рагу, и выбралась из-за стола.

   Далеко уйти лана не успела: если Эрн и изменял своим привычкам, то только в угоду другим своим привычкам – и на сей раз нашелся в шумной компании крепких мужчин, пировавших за самым большим столом в обеденном зале. До меня долетали звуки назаваррской речи, искаженной акцентом, но до этого момента я и не подозревала, что на чужой язык их вынудило перейти мое Лихо. Конечно же, он не мог упустить шанс сделать что-нибудь с лишком.

   – Это торговцы тканями и наемные охранники, – не дожидаясь расспросов, сообщил он и плюхнулся за наш стол, тут же вцепившись в ложку. От бывшего помощника ощутимо пахло дешевой выпивкой, и я отодвинулась. – Нам будет по пути почти до самой Тасены, и я спросил, нельзя ли присоединиться к каравану.

   – Нельзя, – сквозь зубы ответила ему Мейтнерия вместо караванщиков. – Думаешь, никто из них не связан со столичными дельцами? Или все они лишены ушей и знать не знают, кто сбежал из консульства Назаварры?

   Лихо даже бровью не повел.

   – Думаю, что без магии мы беспомощны, – безжалостно припечатал он, – а на дарансийском говорите только вы трое, причем назаваррский акцент есть и у вас, серебряная тарра, и у ланы Фосс. Полагаете, атисс Варий этого не заметил и не снабдил ищеек информацией? Пока мы держимся вчетвером, выглядим куда подозрительнее торговцев из каравана.

   – А еще без сопровождающих мы рискуем элементарно заблудиться, – задумчиво протянула я, – но что мешало тебе сперва посоветоваться с нами, тарр Рэдри?

   Лихо чуть смутился.

   – А я им сказал, что решать не мне, и все, что я могу, – это узнать, есть ли возможность присоединиться к каравану, – признался он. – Последнее слово, разумеется, за вами, золотая атисса.

   Я устало вздохнула. Интересно, воспринимала бы я его предложения в штыки, если б Малдий не обратил внимания на то, как бывший помощник вмешивается в мои дела? Будто равный.

   Но в дороге я и не стояла выше него. Более того, от Лиха было куда больше толку. Без его помощи мы бы и из консульства не выбрались – из всех нас один тарр Эрн Рэдри знал, как запрягать лошадь!

   Только последнее слово было не за мной и не за ним, если уж на то пошло.

   – Думаешь, Лихо номер два сможет держать темп? – с сомнением напомнила я.

   – Не попробуем – не узнаем, – смущенно пожал плечами тарр Рэдри. – В конце концов, здесь можно взять вторую лошадь – не в упряжь, а под седло. Я могу поехать верхом, тогда Лиху номер два... – он запнулся, адресовал мне укоризненный взгляд, но никак не прокомментировал прилипчивость новых прозвищ, – будет намного легче. А наше передвижение станет намного безопаснее – мало кто рискнет нападать на охраняемый караван!

   Тут он был самым раздражающим образом прав, но...

   Это означало, что я не смогу пользоваться артефактом для тайной переписки, пока мы путешествуем с караваном. Если лавандовый дымок над обычным подносом еще можно было объяснить необходимостью поддерживать связь с торговыми партнерами, то защищенный артефакт издалека сигнализировал о делах государственной важности. А значит – никакого обмена сообщениями с Аурелисом еще очень и очень долго.

   Даже интересно, не думал ли Лихо, что ему это на руку – лишить меня канала связи с королем? И что королеву это обстоятельство только порадует...

   Но от наемника, напавшего на поезд, слишком давно не было ни слуху ни духу. Либо тарр все-таки пострадал в пламени (в чем я очень сильно сомневалась), либо готовился к новому удару обстоятельно, вдумчиво и с размахом. Возможно, даже заключил союз с тарром Хидраром, не к ночи тот будь помянут, и тогда помощь караванщиков требовалась нам всем.

   – Ладно, – мрачно сказала я, не глядя в сторону Эрна, – когда они отправляются?

***

Караван собирался в путь на рассвете: торговцы дожидались еще одного компаньона с охраной, который должен был прибыть в деревню ближе к вечеру. Торопиться было некуда, и я сняла две комнатки в мансарде – дешевые, без окон, душные и перегретые под безжалостным дарансийским солнцем. Мы вполне могли позволить себе номера получше, но я преследовала сразу две корыстные цели: во-первых, без лишних глаз сообщить Аурелису о вынужденной паузе в переписке, а во-вторых – для разнообразия выспаться без Лиха в ногах. Что-то подсказывало, что в дороге такая опция будет доступна лишь условно.

   Конечно же, именно с возможностью выспаться я и промахнулась. В комнатке царила такая нестерпимая пыльная жара, что лана Фосс очень скоро вспомнила о необходимости пополнить не только запасы воды, но и прикупить еды, которая не портилась бы в дороге. Тарра Иттирия явно позавидовала такой изобретательности и теперь ломала голову, за чем еще можно было сбежать. Я не смогла безучастно наблюдать за ее страданиями и отослала помощницу вниз – послушать, о чем говорят в обеденном зале: благодаря расположению на перекрестье торговых путей слухи стекались в постоялый двор сразу из трех окрестных деревень и приграничного городка, а нам не помешало бы быть в курсе событий.

   Кроме того, мне совершенно не хотелось, чтобы верная слуга королевы маячила у меня за плечом, пока я переписывалась с Аурелисом.

   «Вашему Величеству не понравятся новости, которые я сообщу. Однако прошу моего короля не гневаться: принятое мною решение призвано обезопасить миссию. Мы присоединимся к торговому каравану, следующему из деревни Луатрезо к городу Шатов на реке Тасене. Разумеется, я не рискну назваться настоящим именем, однако скрывать мое происхождение – занятие безнадежное. Как думаешь, я смогу изобразить обедневшую назаваррскую атиссу, которая отчаялась настолько, чтобы искать мужа среди иностранных богачей, лишь бы поправить финансовое состояние? Мой способ путешествия вполне соответствует этой истории. Одно но: я не смогу пользоваться подносом для тайной переписки, пока мы идем с караваном, – это слишком приметно».

   После первого же письма комнатка заполнилась дымом, и я заподозрила, что спать здесь не сможет никто, а тайна переписки станет достоянием всего постоялого двора, едва владелец бросится проверять, откуда запахло горелым. Я огляделась, но открывать дверь не рискнула, вместо этого обрисовав пальцем круг над головой. Поднятый магией ветерок был куда слабее, чем мне хотелось бы. Увы: сильный сквозняк мог не только привлечь нежелательное внимание, но и устроить настоящий пожар, когда поднос полыхнул ответным письмом, не успела я опомниться.

   «Что ж, полетят головы, – обыденно сообщал Аурелис. – Чем больше дарансийских богачей, готовых продать свое состояние ради золотой крови в родословной, ты найдешь, тем больше голов полетит. Разумеется, помимо голов тех, кто заставил тебя беспокоиться о безопасности и добираться до цели окольными путями, мое сердце. Что-то случилось?»

   Недавние сомнения – низкие, недостойные – снова всколыхнулись, стоило мне дочитать послание. Вместо ожидаемой радости от общения с Аурелисом я почувствовала себя грязной, будто эти подозрения в первую очередь пятнали меня саму.

   Покидая столицу, я выбрала грузовой поезд потому, что опасалась королевы, и это только сыграло на руку тем, кто хотел разобраться с обессиленной атиссой: мое происхождение не оставляло выбора, когда рядом кто-то отчаянно нуждался в помощи мага. В моих жилах текло живое золото, а значит, я бы бросилась спасать пассажиров паровоза в любом случае – на это нападавшие и рассчитывали. Понимал ли это Аурелис?

   Насколько я его знала – не мог не понимать. Но кого он винил – наемников или свою жену? Об этом оставалось только догадываться.

   Я не хотела в нем сомневаться. Чего мне хотелось – так это чтобы все было по-прежнему.

   «Помнишь, как тайком учил меня танцевать хайджаванару? Нам пришлось сбежать в дальнюю часть дворцового парка, чтобы не попасться на глаза, и ты случайно подпалил хозяйственную постройку. Потушили-то мы ее сразу, но от испуга растратили столько магии, что в день празднования едва выдержали один круг хайджаванары и потом еще месяц не могли даже пустой паланкин приподнять над полом».

   Конечно же, где еще я могла посадить кляксу?! Впрочем, на сей раз у меня было оправдание: в тот день и родились слухи о романе второго принца Назаварры и золотой атиссы из истинного рода. Тогда кронпринц Платинир еще не познакомился со своей роковой любовью, вынудившей его отречься от престола, а Аурелиса – принять корону. Будущее казалось ясным, хоть и почти сказочным: мое происхождение было достаточно высоким, чтобы посещать королевские приемы и участвовать в придворных развлечениях, но выйти замуж за принца – такого от меня никто не ждал!

   И не дождался, собственно. Аурелис не мог жениться раньше старшего брата, а тот не спешил принести брачные клятвы Джиаджеллии. Но до того момента, когда стало ясно, из-за чего Платинир мешкал, оставалось больше года, и это время рука об руку с Аурелисом казалось мне волшебным – и нестерпимо долгим одновременно.

   «Кажется, я так и не извлекла должный урок из того случая, – вывела я и сама глухо усмехнулась этой двусмысленности. Вот уж правда – ничему-то я не училась. – Это сильно усложняет дорогу. Пока я не в состоянии постоять за себя и вынуждена во всем полагаться на спутников, думаю, чем их больше – тем лучше. Караван везет дорогие ткани и красители, поэтому его хорошо охраняют. Но у этого есть и обратная сторона: чем больше охраны – тем больше глаз. И языков, разумеется».

   «Если память мне не изменяет, это ты подпалила ту постройку».

   Я с глухим смешком покачала головой и восстановила справедливость:

   «Мы оба ее подпалили. Я попыталась достать тебя слишком длинным языком пламени, а ты не ожидал от меня такой вспышки и отразил ее щитом, только не слишком удачно выбрал наклон заклинания».

   От дыма слезились глаза и начинало першить в горле, но мне ужасно не хотелось останавливаться. Я скучала по Аурелису. Тому, прежнему, который мог позволить себе заманить понравившуюся девушку в дальнюю часть парка, куда кроме нас забредал разве что садовник, и танцевать до упаду, не думая о завтрашнем дне.

   Наверное, Аурелису тоже этого не хватало.

   «Что ж, твоя правда.

   Ты знаешь, кстати, что смету на ремонт той постройки мне принесли на следующий день после празднования? Я до сих пор немного в ужасе от того, как дорого может обойтись короне один влюбленный оболтус (что, впрочем, не означает, что я не повторил бы тот танец, будь у меня такая возможность).

   Я бесконечно жалею, что поддался и отослал тебя в Эневер. Если бы я только мог вернуть все назад, не спровоцировав международный скандал!

   Обещай слать мне весточки, когда будет возможность. Я не стану отвечать, пока ты не сообщишь, что это безопасно. Разве что, может быть, отправлю какое-нибудь бессмысленное официальное послание на поднос для обычной переписки. Это я тоже делаю довольно часто, так что подозрений такой обмен сообщениями не должен вызвать». – Эта строка неловко забирала вниз, а следующая и вовсе сползала почти в диагональ: – «Я сойду с ума, если с тобой что-нибудь случится. Я сойду с ума»

   Точки в конце не было. Я бессмысленно стерла слезы и проморгалась, но точка, разумеется, не появилась.

   В каком же раздрае был Аурелис!..

   «Мой король неизменно оптимистичен, – вывела я, – раз пишет об этом в будущем времени».

   Только бросив записку на поднос, я заметила крошечную прозрачную капельку в самом низу листа и с опозданием провела пальцами по щеке. Мокро.

   Но послание уже скрылось в огне, и оставалось только надеяться, что пламя высушит слезинку. Она появилась из-за дыма, но придала письму такой драматический эффект, что Аурелису самому было впору отпустить шуточку по поводу моего душевного здоровья.

   «Я сделаю как ты просишь, Аурелис. Но сейчас мне нужно деактивировать поднос и спрятать его, пока дым не привлек внимание.

   Будь осторожен и помни, что я люблю тебя».

   «По-моему, из нас двоих именно тебе надлежит быть осторожной, – еще успел написать Аурелис, – и, разумеется, помнить, что я люблю тебя больше жизни».

   Я хохотнула и тут же закашлялась. Признание короля рассыпалось пеплом.

***

К утру Эрн раздобыл-таки себе кобылу для верховой езды – крепенькую и коротконогую, спокойную и послушную: свои навыки всадника бывший помощник не переоценивал. Смирная серая лошадка с неожиданно длинной гривой и роскошным хвостом выглядела так, будто сбежала с иллюстрации к детской книжке.

   Лихо номер два невзлюбила новенькую с первого взгляда и немедленно попыталась тяпнуть за шею, а когда это не удалось, явно вознамерилась отвесить сопернице удар копытом. Остановить ее не успел ни Эрн, ни я; на наше счастье, среди караванщиков отыскался слабенький, но все-таки тарр, вынудивший ревнивицу опуститься на все четыре ноги и пригнуть голову.

   – Норовистая, – не то осуждающе, не то восхищенно прокомментировал он и потрепал Лихо номер два по шее. Скованная магией кобыла диковато косила на него глазом, явно примериваясь, как бы это изловчиться и тяпнуть непрошеного укротителя (а уж потом – ненавистную соперницу).

   – Благодарю вас, – выдавила я из себя, уже во всех красках представив, что могло бы выйти, если бы вредная кобыла не была ограничена в возможности демонстрировать свой нрав. – Лихо и раньше выкидывала фортели, но это что-то новенькое!

   Кобыла издала какой-то странный утробный звук, который я скорее ожидала бы услышать от рассерженного пса, нежели от лошади. Караванщик удивленно хохотнул, и Лихо номер два прижала уши.

   – Если хотите, я могу велеть своим людям приглядывать за ней в пути, – щедро предложил караванщик и блеснул белоснежной улыбкой, особенно выразительной на гладко выбритом, загорелом до черноты лице.

   Глаза у него оказались зеленовато-карими. Все остальное скрывал традиционный капюшон, изрядно скрадывающий нюансы мимики, но я была готова биться об заклад, что караванщик с любопытством поглядывает на Мейтнерию, в испуге вцепившуюся в борт повозки. Пока что это было именно любопытство, без каких-либо далеко идущих планов, но так ли сложно разжечь интерес мужчины в долгом походе?

   – Это было бы чудесно, – с чуточку преувеличенным облегчением отозвалась я и зеркально отразила его улыбку, – если, конечно, вас это не слишком затруднит, тарр...

   Паузу он истолковал совершенно верно.

   – Тарр Сиборж Берк, – тут же подсказал он, – поставщик лучшего шелка во всем Дарансе к вашим услугам.

   Мне стоило немалых усилий удержать лицо. В Дарансе шелк не производили – для этого нужен был климат ближе к тому, что царил на востоке Назаварры.

   Если Аурелис добьется успеха с новой железной дорогой, то тарр Сиборж Берк лишится источника дохода. Тысячу ракшасов мне в глотку, да половина этого каравана лишится источника дохода!

   – Атисса Ликса Церрия, – чинно представилась я, понадеявшись на то, что родовое имя моей матери здесь не слишком примелькалось, – а это моя помощница, тарра Иттирия, и камеристка лана Фосс. А тарр Эрн Рэдри отвечает за нашу безопасность в путешествии, – добавила я. – Он справляется превосходно, но мне, право, было бы намного спокойнее, если бы ваши люди помогли ему в этом деле...

   «...и обезопасили хотя бы лошадь», – не стала заканчивать я. Это Лихо номер один вполне мог выслушать с глазу на глаз, чтобы потом не пришлось завоевывать уважение соратников заново. Впрочем, я уже отчетливо понимала, что с глазу на глаз я с бывшим помощником разговаривать не рискну, пока он не успокоится, – но и об этом не стоило говорить вслух.

   – С превеликим удовольствием, – заверил меня тарр Берк и сощурился так хищно, что я мысленно уже пожелала тарре Иттирии семейного счастья.

   Где-нибудь подальше от меня, по возможности. Никакие положительные качества новой помощницы не могли пересилить сокрушительное первое впечатление, которое она произвела, и я уже не раз ловила себя на том, что рассталась бы с Мейтнерией легко и безболезненно. Ничего плохого я ей не желала, но и относиться так же, как к остальным своим людям, тоже не могла.

   К тому же если она предпочтет остаться с интересным мужчиной, это избавит меня от недовольства королевы...

   Пока что тарр Берк держался с достоинством: не слишком давил и не навязывался, но и интереса не скрывал. К Лиху номер два он приставил одного из своих людей – не мага, что позволяло порой подъезжать и контролировать его работу, зато достаточно внушительного парня, чтобы одной провалившейся попытки взбрыкнуть лошади хватило для выводов.

   К тому же из приобретения тарра Рэдри удалось извлечь весьма неожиданную выгоду. Лихо номер два никак не могла смириться с тем, что ее променяли на какую-то серую мышь, и норовила угнаться за ней, позабыв об усталости, стоило только Эрну хоть немного вырваться вперед.

   Для самой кобылы это могло закончиться не слишком хорошо, но, на наше счастье, другие повозки тоже были нагружены до предела, и лошадям требовался частый отдых.

   Тем не менее, за первый день с караваном мы прошли примерно столько же, сколько за все время в дороге от приграничья. К закату вереница повозок аккурат успела добраться до привычного места для привалов: обычная ровная площадка рядом с дорогой темнела пятнами старых кострищ. Украшали ее два невысоких колючих деревца да островок серо-зеленой травы вокруг узкого, но глубокого колодца с мутной водой.

   Лихо номер два заметно выдохлась, но сдаваться не собиралась: стоило Эрну спешиться и подойти к нам, ведя свою кобылку в поводу, как вредная лошадь снова попыталась добраться до соперницы – и немедленно угодила под магические оковы. Тарр Рэдри умел делать выводы.

   – И что тебе эта серая мышка покоя не дает? – риторически вопросил бывший помощник, стараясь сделать вид, будто восстановился в достаточной степени, чтобы простенькое плетение для норовистых лошадей не уложило его на лопатки.

   Молчаливый работник тарра Берка кивнул ему и сам занялся упряжью Лиха номер два, отчего кобыла присмирела уже безо всякой магии. Я выдохнула с облегчением и, наверное, даже выбросила бы из головы, что мы с Эрном, не сговариваясь, назвали новую лошадь одинаково, – но Мейтнерия не удержалась:

   – О, вопрос о привлекательности серых мышек сейчас занимает лучшие умы обеих столиц, – пробормотала она себе под нос, вроде бы ни к кому в особенности не обращаясь. – Где же нам разобраться?

   Я прикрыла глаза и мысленно досчитала до десяти. Помогало слабо – разве что удалось рассортировать десять максимально жестоких и унизительных способов расправиться с распоясавшейся прислугой в порядке уменьшения расхода магии, которой у меня все равно не было.

   Замуж. Вот выдам Мейтнерию замуж – и пусть себе Ее Величество делает что хочет!

   – Расседлай Мышку, тарра Иттирия, – велела я, – пусть тарр Рэдри покажет, как это делается. Целый день в седле – немалое испытание. Думаю, будет лучше, если завтра тарра Рэдри будет кому подменить.

   Лихо номер один явно собрался протестовать, но бросил взгляд куда-то мне за плечо и замолчал. Я оглянулась, но лана Фосс уже сделала самое невинное лицо, на какое только была способна, и деловито разбирала тюки.

   – Расседлать? Я? – растерянно переспросила Мейтнерия, будто еще надеялась, что я оговорилась, и лошадью займется камеристка.

   – Именно ты, тарра Иттирия, – подтвердила я, – вы с тарром Рэдри и без того упустили целый день занятий этикетом.

   Судя по кислому выражению лица Лиха номер один, как раз это его устраивало всецело, и следить за манерами, расседлывая лошадь, он не слишком-то рвался. Даже Мышка как-то нервно прядала ушами, явно не ожидая от этой затеи ничего хорошего.

   Спас всех – в очередной раз – тарр Берк.

   – Я не помешаю? – вежливо уточнил он и выставил перед собой большую флягу – ей, по всей видимости, отводилась роль главной причины, из-за которой караванщик решил наведаться к нашей повозке.

   Во фляге многообещающе булькнуло, а Лихо номер два так воодушевленно насторожила уши, будто рассчитывала на изрядную долю этого подношения.

   – Ничуть, тарр Берк, – мрачно отозвалась я.

   Мышку в итоге бросился расседлывать тот же молчаливый конюх, который занимался и Лихом, а тарра Иттирия неслышно скользнула за повозку – по собственному почину помогать лане Фосс с ужином, так что останавливать ее никто не стал. Эрн, не растерявшись, тут же принялся разводить костер, так что без дела осталась только я. Мне и выпало развлекать гостя.

   Задача оказалась одновременно проще и сложнее, чем я полагала: во фляге булькал не алкоголь, а изрядно подсахаренное варево из местных ягод со сложным для назаваррского уха названием. Сами они, по заверениям тарра Берка, были нестерпимо кислыми, зато в таком виде отлично восстанавливали силы после долгого пути.

   К вечеру я устала скорее от вынужденного безделья, чем от самой дороги, но отказываться было бы невежливо. Только трата малой толики магии, необходимой для проверки незнакомого питья, снова обернулась головокружением и противной испариной на лбу.

   – Прошу прощения, – вымученно улыбнулась я, из-за накатившей слабости едва не опрокинув жестяной стакан с варевом. – Никак не привыкну к здешней жаре. Хорошо еще, что сейчас только начало жаркого сезона! Боюсь, в самый разгар я бы и половины пути не выдержала.

   Тарр Сиборж Берк беззлобно рассмеялся.

   – Бросьте! Здесь каждый был бы просто счастлив предоставить вам место в тени, – заверил он.

   Я не стала напоминать, сколько раз за день мы останавливались, чтобы не измучить перегруженных лошадей. Зато Эрн, конечно же, не удержался:

   – Тогда кому-то пришлось бы пойти пешком, – со смешком пробормотал бывший помощник. Костер наконец разгорелся, но пока давал больше дыма, чем тепла, и я невольно повернулась в его сторону – словно там могло внезапно обнаружиться письмо от Аурелиса. Вместо этого обнаружилось, что Эрн обгорел на солнце, несмотря на дарансийский капюшон. Пока ожоги были не слишком сильными, но за намеченную неделю в пути ситуация грозила обернуться катастрофой: если мы с Ярин и Мейтнерией еще могли хотя бы отчасти скрываться в тени лодки, то тарру Рэдри деваться было некуда. Что ничуть не мешало ему делать вид, будто все в порядке. – Впрочем, не сомневаюсь, что желающие нашлись бы все равно, – добавил он, заметив мой взгляд, и кривовато улыбнулся.

   «Нашелся же желающий ехать верхом под палящим солнцем, лишь бы золотая атисса могла укрыться хоть где-то», – явственно читалось между строк. Тарр Берк задумчиво переводил взгляд с меня на Эрна, но свои догадки тактично держал при себе.

   – Здесь я с вами всецело согласен, – подтвердил Сиборж, – и если госпожа пожелает, то в моей повозке всегда найдется место.

   Только вот видеть на нем он явно желал не меня.

   – Благодарю, – сдержанно отозвалась я, – это очень щедрое предложение, но мне не хотелось бы утруждать вас еще больше. Я и без того в неоплатном долгу перед вами за помощь с Лихом.

   На кличку, что характерно, откликнулись оба моих Лиха: лошадь сварливо фыркнула в мешок с фуражом, подвязанный к морде (надеюсь, это аукнулось ей мгновенно), а бывший помощник с легким недоумением приподнял голову, и даже в густых сумерках стало заметно, что нос у него все-таки облупился.

   – Я только рад помочь, – заверил тарр Берк с таким жаром, что я удивленно вскинула брови и только потом догадалась оглянуться.

   Конечно же, тарра Иттирия как раз вышла из-за повозки, аккуратно придерживая походный котелок. Он левитировал и сам, но помощница тоже не слишком доверяла истощившейся магии, и тарр Берк, извинившись, вскочил на ноги, чтобы помочь.

   Эрн тоже поднялся – правда, исключительно ради того, чтобы забрать у Ярин поднос с неизменным «правильным» придворным чаем. Вечером его полагалось пить без молока, зато с травами, которым полагалось улучшать сон и цвет лица. Горчили они, разумеется, невыносимо, и Ярин многоопытно водрузила мешочек с сахаром в центр подноса.

   – Пожалуйста, скажите, если я могу помочь с чем-то еще, – любезно предложил тарр Берк, дотащив котелок до стоянки.

   Ярин вежливо отклонила его предложение и принялась раскладывать остро пахнущий карри по мискам. Тарр Сиборж Берк поглядывал на него с опаской – примерно с такой же, с какой я смотрела на дарансийский чай. Этот вынужденный обмен культурными традициями вдруг показался мне до того забавным, что меня наконец осенило:

   – Думаю, есть один вопрос, с которым вы можете нам помочь, тарр Берк, – сказала я, мгновенно завладев и его вниманием, и вниманием Эрна, которого до этого момента ничто не занимало так, как ужин. – Я заметила, что некоторые караванщики носят довольно интересные э-э-э... шляпы? – в правильности этого слова я уверена не была, и оно прозвучало скорее вопросительно. В Назаварре мне не приходилось видеть ничего подобного: по сути, от шляпы имелись только широкие поля, которые надевались поверх капюшона. – Я приобрела бы такие для себя и моих слуг, но не знаю, где добыть их в дороге. Не выкупать же их у погонщиков, им и самим нужна защита от солнца!

   Тарр Берк озадаченно моргнул и задумался, но тут же снова посветлел лицом.

   – Вы, должно быть, имеете в виду козырьки от солнца, – сообразил он. – Это как раз несложно устроить: на следующий день мы остановимся недалеко от Стемпьезы – это перекресток торговых путей, где к каравану должна присоединиться еще одна повозка. Ею владеет мой хороший знакомый – я напишу ему, чтобы он приберег для вас несколько козырьков.

   – Было бы замечательно, – с облегчением кивнула я.

   Но от карри это Сиборжа не спасло, и после ужина он смотрел на Мейтнерию уже немного другим взглядом – не столько разочарованным, правда, сколько задумчивым, словно прикидывал, на какие лишения готов ради женщины. Я милостиво позволила ему делать выводы самостоятельно, но от этого его вскоре отвлек один из помощников, прибежавший с письмом от кого-то из партнеров.

   Тогда тарр Берк пожелал нам спокойной ночи и откланялся. Стоило ему уйти, как Эрн пересел на его место, поближе ко мне, и задумчиво подметил:

   – Кажется, мы подготовились к дороге куда хуже, чем думали.

   Я с трудом подавила желание щелкнуть его по носу – не то чтобы он не заслуживал, но сейчас из-за солнечного ожога это могло выйти куда более болезненно, чем я рассчитывала.

   – Напрашиваешься на комплименты, потому что подыскал нам сведущих попутчиков? – насмешливо уточнила я вместо этого.

   Тарр Эрн Рэдри обезоруживающе улыбнулся.

   – И это тоже, – признался он, – но на самом деле, если позволите, золотая атисса... сплав по реке тоже может оказаться гораздо сложнее, чем мы думали. Может быть, имеет смысл нанять проводника из местных?

   «Мы думали» – это было невероятно тактично с его стороны. На сплаве настаивала я, поскольку до бегства из посольства была уверена, что моя магия успеет восстановиться и любые препятствия на пути я смогу преодолеть с ее помощью. Увы, мои прогнозы оказались слишком оптимистичны, чтобы быть правильными.

   – Пожалуй, ты прав, – со вздохом признала я. – Поговори с охраной каравана, возможно, кто-то из них знает нужных людей или готов помочь сам. Разумеется, я выплачу вознаграждение, как только мы доберемся до Эневера.

   – Как пожелаете, золотая атисса, – с готовностью кивнул Эрн и тут же заулыбался еще шире, до того лукаво, что мне снова захотелось щелкнуть его по носу: – Означает ли это, что я могу пропустить вечерний урок этикета?

   Мейтнерия с надеждой приподняла голову. Кажется, роль учительницы для выскочки из крестьянской семьи не пришлась придворной тарре по вкусу, но мне и правда было нужно, чтобы мое Лихо номер один хоть немного изучило порядки за пределами особняка Улы – и моего. Я уже собиралась самым жестоким образом заставить обоих помощников заниматься, отложив расспросы о проводнике на следующий день, но Ула будто почувствовала, что я вспомнила о ней, и над повозкой взвилось сиреневое сигнальное облачко.

   – Я принесу, – тут же вызвалась Мейтнерия и проворно вскочила на ноги, пока я не успела приказать что-то другое.

   Эрн подмигнул лане Фосс и, клянусь, просто испарился – мгновенно и беззвучно. Ярин печально заглянула в опустевший котелок, который еще предстояло отмыть, и тяжело вздохнула: вариантов, кто из нас станет мыть посуду, было не так-то много.

   Я поспешила сделать вид, что всецело занята корреспонденцией. Письмо на сей раз было запечатано простым восковым кругом: Ула не воспользовалась перстнем-печаткой и писала, не называя имен:

   «Моя дорогая,

   твой спешный отъезд вызвал изрядный переполох. Все главные сплетники приграничья уверены, что тебя похитили из-за несговорчивости и уж теперь-то ты будешь вынуждена сотрудничать даже с теми, с кем раньше и говорить не стала бы.

   Разумеется, наш общий знакомый крайне обеспокоен, а когда он беспокоится, покоя не видать никому. Я тоже переживаю. Мой дорогой супруг сказал, что столичные новости произвели фурор в Рипьене, и вскоре весь Даранс перевернется с ног на голову, а ты еще не пересекла границу. Может быть, сможешь время от времени посылать весточки мне? Хотя бы сообщать, что все в порядке и ты здорова. Я передам нашему общему знакомому каждое твое слово (поэтому, пожалуйста, постарайся, чтобы мне не пришлось краснеть за то, что ты говоришь).

   С любовью и беспокойством,

   твоя почтовая голубка».

   Я сложила письмо и прикрыла глаза. Ула была в своем репертуаре – выложила половину расклада, не написав ничего конкретного.

   Выходит, первый эмиссар Его Величества сообщил родителям королевы Джиаджеллии, что их дочь ждет ребенка, и уже вернулся домой. В Дарансе не объявят о положении Ее Величества, пока это не сделают в Назаварре, а раз здесь вот-вот грянут празднества – значит, Аурелис уже назначил дату публичного выступления.

   Еще бы он не беспокоился! Стоит ему объявить о наследнице, как слухи о покушении на королеву получат второе дыхание – а тут еще и я не могу быть рядом, чтобы поддержать Аурелиса!

   С другой стороны, уж лучше дать им поутихнуть, прежде чем отсылать Джиаджеллию в Эневер, иначе это будет выглядеть слабой попыткой обелить свое имя. А в покушении на убийство королевы вполне могут обвинить и меня: мол, не вышло отравить в Назаварре – так при дворе княгини Гелии продолжат!

   Жестом отослав Мейтнерию, я сама взялась за авторучку.

   «Моя золотая голубка», – вывела я и немедленно посадила кляксу: где-то в голове каравана грянул такой взрыв смеха, что вздрогнула даже невозмутимая Ярин – что уж говорить обо мне? Я выпрямилась, выискивая взглядом источник звука, ничего предосудительного не увидела, но почему-то была готова поклясться, что именно в ту сторону ушел Эрн.

   В подтверждение моих догадок до стоянки донеслась весьма скабрезная фраза на назаваррском, чудовищно искаженная акцентом и с неправильными родовыми окончаниями, но вполне узнаваемая. Что ответил на нее Эрн, я не расслышала, но больше никто не смеялся, и от этого почему-то казалось, что бывший помощник наговорил лишнего – причем если я приду и расставлю акценты должным образом, то выйдет еще хуже.

   – Л-лихо, – с чувством пробурчала я себе под нос и вернулась к письму.

   «Поверь, я никоим образом не хотела причинять беспокойства. Как видишь, у меня все по-прежнему (даже набор клякс все никак не становится меньше). Мои попутчики принимают все возможные меры предосторожности, караван сопровождает вооруженная охрана, и до самой Тасены я буду под присмотром. А прямо сейчас мой...» – я остановилась и бездумно отыскала взглядом высокую фигуру с небрежно выпущенным концом пагри – Лихо махнул рукой кому-то из знакомых и отошел от чужого костра, мгновенно потерявшись в густой черноте ночи. Интересно, стоило ли упоминать в письме, что бывший помощник по-прежнему со мной? Аурелис едва ли будет рад этому.

   Впрочем, лишней бумаги у меня с собой не было, а Ула все поймет по одной этой описке – «мой». Я стряхнула с авторучки лишние чернила, грозившие обернуться второй кляксой, и продолжила писать: «...телохранитель подыскивает компанию для второй части путешествия. Если все пройдет по плану, я прибуду в Эневер к концу месяца. Если это успокоит тебя, я буду писать каждый вечер; боюсь только, что путь через Дарансийскую пустошь не изобилует приключениями, и нашему общему знакомому скоро прискучат однообразные известия о том, что и сегодня не произошло ничего достойного внимания.

   С любовью,

   повелительница клякс».

   Небольшое свободное пространство под подписью прямо-таки напрашивалось на то, чтобы ляпнуть кляксу и туда, но в авторучке закончились чернила, а заправлять ее исключительно ради хулиганства я поленилась и отправила письмо прямо так – с прерывающейся «с» на конце.

   Немедленного ответа я не ждала: насколько я знала Улу, сперва она покажет письмо Аурелису, а уж потом пришлет мне весточку. Король же в столь поздний час едва ли принимал посетителей, а потому дальнейший обмен сообщениями откладывался до утра. Можно было с чистой совестью готовиться к ночлегу, но я по-прежнему тревожно высматривала в темноте свое первое, единственное в своем роде Лихо. О том, что он по-прежнему бродит где-то по лагерю, свидетельствовали и обрывочные назаваррские словечки, принесенные холодным ночным ветром, и вспышки смеха то здесь, то там – но сам бывший помощник не показывался. В конце концов я все-таки подозвала Ярин и Мейтнерию, и мы легли спать возле гаснущего костра одни.

   Среди ночи я проснулась от звука шагов и тут же подскочила, едва не разбудив лану Фосс: из-за ночного холода, сменившего нестерпимую дневную жару, она подкатилась ко мне под бок и теперь невольно прижалась к Мейтнерии в поисках тепла. Я замерла, чтобы не потревожить их, и Эрн тоже застыл с пучком какой-то травы в руке, хотя за мгновение до этого явно собирался бросить ее на угли.

   – Что это? – шепотом спросила я, усевшись на лежанке.

   – Не уверен, что смогу правильно повторить название, – смущенно признался Эрн. – Погонщики говорят, что пустынные твари боятся запаха дыма от этой травы. Нужно, чтобы одежда пропахла им, пока мы не добрались до песков, иначе ночами придется несладко. Караванщики и сами ее жгли, я видел, – добавил он, предвосхищая мой вопрос.

   – Хорошо, – с сомнением отозвалась я, – бросай. Хотя, признаться, мне кажется, уже сейчас моя одежда пахнет так, что на месте тварей я бы держалась подальше, чтобы не испортить аппетит.

   Лихо кривовато улыбнулся.

   – Вы пахнете сладко, золотая атисса, ванилью и тростниковым сахаром. Не представляю, что нужно сделать, чтобы испортить аппетит дарансийским тварям, но приложу все усилия.

   – Дарансийским тварям? Сперва речь шла о пустынных, – заметила я и с опозданием прикусила язык.

   Эрн чуть наклонил голову к плечу, и небрежно выпущенный из пагри конец ткани затрепетал на ветру, едва не задевая меня.

   – Это мой долг – охранять вас от любых опасностей, золотая атисса. Спите. Я поделюсь новостями утром, – пообещал он и бросил в кострище пучок травы.

   Пламя успело погаснуть, но угли еще были достаточно горячи, чтобы сухая трава причудливо изогнулась от жара и вспыхнула. Дым пахнул странно – горьковато и кисло. Я сморщила нос, потом спрятала его под шарфом и улеглась, повернувшись спиной к костру.

   Когда я проснулась во второй раз, уже на рассвете, Лихо привычно спал у меня в ногах, положив голову на подол платья.

***

Главной новостью дня оказался один из охранников каравана – высокий, но при этом феноменально худой лысый мужчина со смуглой кожей и пронзительно зелеными глазами, такими яркими, что они казались позаимствованными с другого, более здорового и не такого иссушенного лица.

   – Вердам Дрен, – представился он, чуть склонив голову и коснувшись двумя пальцами козырька надо лбом.

   Охранники сопровождали караван верхом, и наш новый знакомый не стал спешиваться, чтобы кланяться, как положено дрихве перед атиссой. Чего ради, если в путь мы тронулись на рассвете и представляться пришлось на ходу? Дорога стирала светские условности, и все, на что хватило манер Вердама Дрена, так это на краткое:

   – К вашим услугам, атисса.

   Говорил он без акцента, но и имя, и внешность выдавали в нем уроженца южных княжеств. На фоне этого красавчика даже Эрн выглядел вполне откормленным и довольным жизнью. Зато наш новый знакомый не раз сплавлялся по Тасене – правда, с грузом, а не с пассажирами, но я могла поклясться, что проблем от нас будет не больше, чем от амартеитовой руды, которую добывали в каньоне.

   Помощи, правда, тоже.

   – Это уже хуже, – чуть нахмурился Вердам Дрен, отчего его глаза потемнели, и лицо стало казаться совсем болезненным. – Я привык работать в команде с магами. Эрн сказал, что сможет при необходимости левитировать лодку над камнями.

   – Вот как? – я перевела взгляд на Эрна, и он смущенно пожал плечами: гарантировать, что успеет восстановиться в достаточной степени, бывший помощник не мог.

   Но что нам оставалось, кроме как надеяться на лучшее? Повернуть назад мы не могли. А если Аурелис готовился объявить, что королева ждет ребенка, то и времени на промедление у нас не было.

   – Сделаю все возможное, золотая атисса, – заверил меня тарр Рэдри.

   – То есть будешь спать дольше и есть больше, чтобы магия восстановилась быстрее? – пробурчала Мейтнерия так сварливо, что мне захотелось отправить на занятия по этикету уже ее саму.

   – В этом вы всегда можете на меня положиться, тарра Иттирия, – не растерялся Эрн и залихватски подмигнул Ярин, отчаянно борющейся со смехом.

   Вердам Дрен фыркнул: похоже, уже успел познакомиться с чувством юмора моего Лиха номер один и счел его вполне приемлемым. Это все упрощало.

   Если человек смеется над тем же, что и ты, найти общий язык будет несложно. Учитывая, что нам предстояла отнюдь не увеселительная прогулка, это было важно.

   – Я перекуплю ваш контракт у главы каравана, если вы согласитесь сопровождать нас до Эневера, – сказала я. – Мне нужно попасть в столицу как можно скорее.

   – Как скоро вы окажетесь там, решать реке, – туманно отозвался Вердам Дрен и с сомнением покосился на лодку. – Вам понадобятся другие весла и непромокаемые чехлы для вещей. А от навеса над лодкой лучше избавиться сразу. При кренах с таким украшением и перевернуться недолго.

   Я нахмурилась: сегодняшний день должен был стать последним перед тем, как караван войдет в пески – и до самого города Шатов на реке Тасене укрытий от солнца не будет вовсе. Навес над лодкой, который мэр городка при железнодорожной станции велел установить больше ради престижа, уже не раз выручал нас, когда нужно было спрятаться от жалящих лучей дарансийского сухого сезона.

   – Думаю, этим вопросом мы займемся уже в Шатов, – малодушно сказала я.

   Ярин одобрительно кивнула из-под навеса, а Мейтнерия, напротив, чуть нахмурилась:

   – Разве мы не пойдем быстрее, если лошади не придется тащить лишний груз? Тарр Сиборж Берк ведь обещал, что его коллега прибережет для нас легкие козырьки от солнца. Зачем нам целый навес?

   – Коллега? – переспросил Вердам Дрен. – В караване нет лишних козырьков. Я узнавал, когда Эрн заговорил о сплаве.

   Мейтнерия кратко пересказала вчерашний разговор, и наш проводник нахмурился еще сильнее.

   – К каравану больше никто не собирался присоединяться, – не слишком уверенно сказал он, – тем более у Стемпьезы. Это пересечение с южным трактом. Южнее пески становятся непроходимы с самого начала жаркого сезона.

   – Но тарр Берк сказал... – в растерянности заговорила Мейтнерия и замолчала на середине фразы.

   – Я уточню у главы каравана, – решил Вердам Дрен и подстегнул лошадь, чтобы добраться до первой повозки в караване.

   Я проводила его взглядом и сжала пальцами переносицу. Нам и правда были нужны эти козырьки от солнца – даже сейчас, потому что одновременно прятаться под навесом могли только двое из нас: кому-то приходилось ехать верхом, чтобы Лихо номер два не уставала слишком быстро, и еще один человек должен был сидеть на козлах и следить за вредной кобылой. Без присмотра она норовила то выказать свое негодование Мышке, то попросту встать столбом и сделать вид, что никуда не торопится.

   Да и глупо как-то подозревать невесть в чем человека, который предложил помощь в дороге.

   Но...

   – Эрн, – тихо сказала я, не открывая глаз, – будь добр, разузнай, что говорят про тарра Сиборжа Берка в караване.

   Бывший помощник натянул поводья, и Мышка опасно поравнялась с Лихом номер два. Сегодня конюх тарра Берка не показывался, а в какой-то из повозок впереди во все горло распевали дарансийские путевые песни, но Эрн все равно не рискнул говорить слишком громко:

   – Про тарра Сиборжа Берка – или про его компаньона, который должен присоединиться к каравану на перекрестке?

   – Про кого сможешь расспросить, не привлекая внимания, – решила я.

   Знала бы, чем обернется для меня это путешествие, взяла бы с собой тарра Аргена! Вот уж у кого неизменно получалось разузнать всю подноготную так, что человек даже не подозревал о расследовании...

   Но тарр Арген, увы, оставался в Назаварре – как и почти все люди, на которых я привыкла полагаться при поисках сведений. Здесь и сейчас у меня не было другого выбора, кроме как надеяться, что мое неповторимое Лихо номер один не станет расспрашивать караванщиков в лоб.

   – Как прикажете, золотая атисса, – с готовностью отозвался Эрн.

   Мейтнерия наверняка заподозрила, что интерес тарра Берка был не таким уж искренним, и теперь хмурилась. Но молчала – меня это устраивало всецело.

***

Караван, как и ожидалось, расположился на стоянке возле Стемпьезы. Перекресток торговых путей был вовсе не таким оживленным местом, как можно было подумать: южный тракт использовался редко – только когда нестерпимая жара сухого сезона отступала, позволяя пескам на краткое время ожить под скудными дождями. Держать здесь постоялый двор было попросту невыгодно; большинству караванов хватало колодца, едва прикрытого чахлой зеленью, да места для костра.

   Жечь, правда, здесь было нечего, кроме сухого навоза да того памятного сена, которое должно было отпугивать пустынных тварей. Теперь я была уверена, что только пустынных, – потому что и костер, и мы сами пахли так, что твари дарансийские старались держаться подальше что от нас, что друг от друга.

   Я с неохотой отвлеклась от письма для Улы (то есть, конечно, на самом деле для Аурелиса, но формально – для нее). Эрн с неохотой отвлекся от попыток подсмотреть в письмо. А Ярин с Мейтнерией, кажется, были готовы заключить временное перемирие – лишь бы было с кем побиться об заклад, удастся ли Лиху номер один выведать что-нибудь не предназначенное для его глаз, не нарвавшись на напоминание о том, что вообще-то он должен шнырять по стоянке и расспрашивать караванщиков о тарре Берке.

   – Глава каравана готов продать мой контракт, – изрек дрихва Дрен, и не подозревая, сколь эпохальному соглашению помешал своим появлением, и озвучил сумму – отчего-то в полтора раза ниже моих ожиданий.

   Торговаться я не стала – и в награду получила ворох новостей, которые полагалось бы разузнать Лиху.

   Повозка с козырьками действительно должна была присоединиться к нам на этом перекрестке. Глава каравана узнал об этом уже в пути, буквально вчера, и был крайне недоволен, но владелец повозки предложил такую плату за беспокойство, что никто не стал ни перечить, ни задавать вопросы.

   – Полагаете, с козырьками будет что-то не так, золотая атисса? – настороженно предположила Мейтнерия.

   – С козырьками? – я криво усмехнулась. – Что с ними может быть не так? Вот с их хозяином... – я замолчала.

   Вердам Дрен не знал, почему я так опасалась торговцев и незнакомцев, и объяснять ему что-либо на этот счет я не горела желанием. Сейчас вопрос был в другом.

   Тарр Сиборж Берк, очевидно, раскусил нашу хилую маскировку в первый же день. Я даже могла предположить, что именно нас выдало: если атисса, путешествующая с прислугой, едва ли могла удивить кого-то, то атисса, которая беспрепятственно выговаривает первую «р» во фразе и начинает картавить на второй, поневоле привлечет внимание к своей манере речи.

   Дефекты моего произношения были хорошо известны – в Назаварре. Когда-то я пыталась от них избавиться в наивной и честолюбивой надежде стать принцессой, женой ни много ни мало второго наследника, но не преуспела ни в одном из начинаний. А после свадьбы Аурелиса и Джиаджеллии моя дикция стала этаким символом смирения: если мне никогда не стать членом королевской семьи, то к чему тратить силы и время на борьбу с собой?

   Иногда мне казалось, что Аурелис сделал меня своим эмиссаром в пику моей готовности уступить. По этому поводу в столице ходило немало шуток (чего стоила только выходка Улы, подсунувшей мне в помощники тарра Эрна Рэдри, будто специально подобранного по числу букв «р» в имени!), но международная известность им, разумеется, не светила.

   Пока я не блеснула на приеме в консульстве – и не сбежала оттуда, только снабдив всех желающих точным списком своих особых примет. Упрямство Аурелиса, шутка Улы, а также скверный характер одной проклятой кобылы, которую язык не поворачивался называть иначе как Лихом, привели к тому, что узнать меня было не так уж сложно.

   Следовало признать, что к жизни в бегах я была не приспособлена совершенно, раз задумалась об этом только сейчас. Но и это было не главной проблемой.

   Тарр Сиборж Берк, должно быть, сообщил своему компаньону о подозрительной атиссе, и тот поспешил присоединиться к каравану, чтобы... чтобы что?

   Среди людей, посетивших прием в консульстве, было достаточно тех, кто не желал мне зла. Но гости Малдия принадлежали к высшим кастам или же владели торговыми домами и обширными территориями. Им было что предложить назаваррской короне, чтобы не потерять свое благосостояние, даже если новая железная дорога сделает переправку товаров через Даранс невыгодной. Торговцы средней руки – те, что перегоняли повозки с товарами через пустыню, – едва ли могли похвастаться таким везением.

   Мог ли тарр Берк поддерживать связь с кем-то из золотой касты? С кем-то, кто просто не смог получить приглашение на прием в консульстве, но тоже хотел передать какое-то предложение Аурелису?

   Наверное, мог, но верилось мне в это слабо. В конце концов, я не первый и последний эмиссар Его Величества, а личная встреча – не единственный способ подать прошение. Зато дарансийские пески в жаркий сезон – отличное место, чтобы потерять одну самонадеянную атиссу вместе с повозкой. И кобылой, чтоб ее!

   Только вот не будет ли опаснее бежать прямо сейчас? Под прицелом десятков взглядов «потерять» меня будет куда сложнее. Дорога через пустыню – занятие утомительное не только из-за жары и жажды, но и из-за того, что пейзаж почти не меняется, и кажется, будто повозки не движутся вовсе. Караванщики коротали время за неспешными беседами: верховые объезжали вереницу повозок, отовсюду собирая слухи, песни и стишки – что угодно, лишь было чем отвлечься от гнетущего злого солнца да нестерпимого желания немедленно выхлебать все запасы воды – или вцепиться в глотку тому, кто посмеет воспрепятствовать. Пропажу людей обнаружили бы почти сразу. Да и как незаметно отбить от каравана целую повозку?

   Ну, кроме как просто сообщить всем, кто я такая и чем угрожаю делу их жизни. Тогда меня просто растерзают на месте! Но если я сама поверну повозку прямо сейчас, чтобы не делать крюк через Шатов, то расправиться со мной будет легче легкого…

   Не то чтобы до этого момента мои ощущения от путешествия можно было описать какими-то иными словами, кроме как «беспомощность» и «растерянность», но сейчас хотелось взвыть от бессилия.

   Я не знала, что делать, не знала, не знала! А решения ждали именно от меня. В коротких письмах, что я рисковала отправлять через незащищенный поднос, я не могла описать всего положения дел, а значит, и рассчитывать на помощь Улы и Аурелиса было нечего.

   – Тысячу ракшасов мне в глотку, – бессильно выдохнула я и зажмурилась. – Простите, мне нужно...

   ...время, чтобы все обдумать. Только вот именно этого у меня и не было. – Мейтнерия, будь добра, подготовь бумаги, чтобы перекупить контракт дрихвы Дрена, – скороговоркой – картавой, разумеется, чтоб ее! – выпалила я и вскочила на ноги. – Полагаю, дату можно поставить сегодняшнюю, если вы не возражаете, дрихва Дрен.

   Охранник смерил меня задумчивым взглядом.

   – Ничуть, золотая атисса.

   Я отрывисто кивнула и с излишней поспешностью отошла от стоянки, сама не слишком понимая, куда направляюсь. Подступающая паника не позволяла оставаться на месте, путала мысли – я даже не была уверена, не брошусь ли бежать через пески, оставив позади всех проводников и слуг!

   Стоило осознать это, как я резко остановилась. Медленно втянула в себя воздух и еще медленнее выдохнула, пока в груди не поселилось тяжелое, тянущее ощущение.

   Атисса не может позволить себе паниковать и бросать своих людей. Иначе что толку от золотой касты? Как бы далеко я ни бежала, мои люди останутся моей ответственностью. Никто не примет решение вместо меня, и пока я не соберусь с мыслями, стоит вести себя так, словно ничего не происходит. Ни к чему привлекать внимание к нашей повозке бестолковой беготней.

   Мне не пришло в голову ничего умнее, кроме как свернуть к едва намеченной тропе в стороне от основной стоянки.

   Главным неудобством в путешествии через Даранс в жаркий сезон было то, что единственным укрытием от чужих взглядов могли послужить разве что кусты – которые постепенно сходили на нет по мере продвижения в глубь страны. На границе песков вся растительность кучковалась вокруг колодцев с питьевой водой, и устраивать возле них отхожее место, разумеется, никто не стал бы. Максимум приватности, на который я могла рассчитывать, – это темнота на дальнем краю стоянки, за всеми повозками, и то при условии, что никому не взбредет в голову отойти в ту же сторону.

   Мне повезло, что в качестве оправдания своей отлучки я выбрала именно это направление. Вдвойне повезло, что на незнакомца я наткнулась на обратном пути.

   Не то чтобы я успела познакомиться со всеми караванщиками или хотя бы запомнила их в лицо: из-за некоторых особенностей нашего передвижения я гораздо чаще видела круп нашей лошади, чем кого-либо из спутников. Но после нескольких дней в пути всех нас объединяла одна общая примета: рыжая дорожная пыль. Она оседала на волосах, пробиралась под одежду и налипала на испарину на коже. Раскаленные ветра высушивали пот, оставляя взамен растрескавшуюся рыжую корку, от которой никто даже не думал избавляться. Она тоже защищала от солнца, а значит, мы нуждались в ней не меньше, чем в козырьках.

   Но человек, заступивший мне дорогу, был чист и, кажется, даже немного пах мылом. А значит, никак не мог прийти по одному из торговых трактов – разве что пролететь над ними, не подняв пыли.

   Если это и был тот самый торговец, о котором говорил тарр Сиборж Берк, то ему, должно быть, пришлось левитировать прямо вместе с повозкой. Даже интересно, сумел ли он приволочь к каравану хоть какой-нибудь груз – или ограничился десятком козырьков для отвода глаз?..

   Сказать, что я испугалась, значило ничего не сказать, но незнакомец совершил стратегический просчет: он ухмыльнулся. Возможно, это должно было стать элементом злорадной гримасы, конечно, но я по привычке немедленно сделала ровно то, что всегда делала с незнакомым собеседником: улыбнулась в ответ и отзеркалила его позу – не один в один, чтобы не показалось, будто я передразниваю, а просто повторив самые характерные черты. Чуть ссутулилась, будто провела последние часы с поводьями в руках, перенесла вес на одну ногу – и вдобавок нарочно повысила голос:

   – Вы меня напугали, – известила я и не без дрожи поняла, что как раз это и было его целью: напугать. Только вот теперь воспитание требовало извиниться и заверить, что ничего подобного он не хотел. В одиночку хорошие манеры наверняка проиграли бы жажде наживы и адреналину, но я заговорила слишком громко, чтобы это не было слышно у стоянки. – Простите, я не помню вашего имени, тарр?..

   – О, всего лишь дрихва, золотая атисса, – бездумно отозвался незнакомец. Лицо у него стало таким озадаченным и растерянным, будто он сам не ожидал от себя такого ответа.

   Или не ожидал, что я покроюсь золотом прямо на его глазах: кожу возле бровей и на висках характерно стянуло от магии. Я и в самом деле испугалась – настолько, что не запомнила, какое имя он назвал. В памяти отложилось только «скромный торговец».

   Настолько скромный, что даже не уточнил, чем именно торгует.

   – О, должно быть, это о вас говорил тарр Сиборж Берк? – подхватила я, не понижая голоса. – Ваша повозка присоединилась к каравану только на этом перекрестке?

   За спиной «скромного торговца» сместились тени. Тарр Эрн Рэдри ступил на тропу, сжимая в руке дорожный фонарь, и, кажется, не только я заметила, как напряжены его пальцы – и как по выступившему на них серебру перетекают огненные отсветы.

   Дрихва отчетливо сглотнул и весь как-то съежился.

   – А это мой телохранитель, – с удовольствием сообщила я ему, искренне надеясь, что моя улыбка не превратилась в оскал, – тарр Эрн Рэдри... – я сделала паузу и лишь потом «спохватилась»: – Вы непременно должны присесть к нашему костру, медный дрихва. У вас наверняка немало новостей из южных провинций, я хотела бы услышать все. Тарр Рэдри объяснит, как найти мою повозку.

   – П-почту за честь, золотая атисса, – запинаясь, отозвался дрихва.

   Я ответила любезной улыбкой и неспешно отошла к костру, делая вид, что у меня вовсе не дрожат колени.

   – Сколько людей в его повозке? – сдавленным шепотом спросила я у дрихвы Дрена и, не вытерпев, почесала бровь.

   Пальцы оцарапало золотой чешуей, и я уставилась на них так же озадаченно, как и Вердам Дрен – на меня.

   – Людей? Только сам дрихва Гастьен и его помощник.

   Я отыскала взглядом новую повозку. Она выделялась среди прочих точно так же, как выделялся сам дрихва Гастьен среди караванщиков: слишком мало пыли.

   Кроме того, повозка была слишком старой. Доски днища странно изгибались, будто внутри, под полукруглым навесом, было что-то очень тяжелое. Не человек – того наверняка бы уже заметили.

   Ладно, допустим, дрихва – вот ракшас, опять забыла имя! – допустим, «скромный торговец» здесь не для того, чтобы убить меня. Те трое наемников, что напали на лану Фосс в поезде, тоже не собирались покончить со мной – во всяком случае, до тех пор, пока тарр Рэдри не отстрелил одному из них полголовы, а я не подожгла вагон. Их заданием, очевидно, было доставить меня куда-то. Знать бы еще куда и зачем!

   Увы, расспросить дрихву Дрена подробнее я не успела. Мое Лихо номер один возвращалось к стоянке. Рядом с ним шел «скромный торговец» и о чем-то рассказывал – с предельно беззаботным видом.

   Я отзеркалила и это.

   – А вот и вы, – заулыбалась я и махнула рукой лане Фосс.

   Она округлила глаза, но послушно принялась разливать чай. А «скромный торговец», обнаружив у костра не только женщин, но и дрихву Дрена, вдруг вздрогнул всем телом и застыл как вкопанный.

   – Присаживайтесь, – любезно предложила я и указала на место рядом с нашим проводником.

   – Да-да, конечно, – опомнившись, отозвался торговец и опустился на свободное место так медленно, будто опасался, что я подложила туда канцелярскую кнопку. – Я, э-э-э...

   – Дрихва Гастьен как раз рассказывал, что везет в Шатов эфирные масла из южных провинций, – поведал Лихо и поставил фонарь на песок позади «скромного торговца», прежде чем усесться между ним и Мейтнерией.

   Помощница проводила взглядом огонек фонаря и осторожно, не привлекая внимания, отсела чуть подальше.

   – Эфирные масла? – с любопытством переспросила я. С просевшим от перегрузки днищем повозки масла ассоциировались мало. – Ароматические?

   – Камфора, – виновато улыбнулся дрихва Гастьен. – Боюсь, мне не поразить вас своими товарами: мой поставщик выращивает коричник в Назаварре.

   Он не делал ничего подозрительного. Чувствовал себя скованно, не знал, о чем говорить, и явственно терялся. Нервничал, будто сидел на королевской аудиенции, а не у костра на границе пустыни, и ничего, решительно ничего не предпринимал.

   Я уже склонялась к выводу, что повредилась умом и опасаюсь собственной тени (как бы иронично это ни звучало после того, что я думала о страхах королевы), когда к нашему костру приблизился тарр Сиборж Берк – сразу с четырьмя плетеными козырьками.

   Он даже успел сладко улыбнуться Мейтнерии и поздороваться, прежде чем дрихва Дрен выхватил у него из рук щедрый дар и бросил козырьки в костер. Они рассыпались веером, полностью накрыв огонь, и стоянку окутал полночный сумрак, разгоняемый лишь скудным светом фонаря.

   – Что вы себе позволя... – только и успел произнести тарр Берк, прежде чем пламя распробовало подношение.

   Огонек пробрался в щель между двумя козырьками, жадно облизнул оплетку – и, вдруг окрасившись синим, выстрелил вверх снопом искр. Дым, напротив, стал почти прозрачным, но пах так странно, что я сама, не дожидаясь подсказок, спрятала нос в шарфе и отскочила прочь.

   Эрн схватил в охапку лану Фосс и, проигнорировав вскрик, отнес ее на несколько шагов назад. Дрихва Дрен чуть замешкался, оттаскивая от костра Мейтнерию, тарр Сиборж Берк шарахнулся в сторону сам – у огня остался только дрихва Гастьен, чей путь к отступлению преграждал дорожный фонарь: попытавшись отскочить от синего пламени, «скромный торговец» споткнулся, в безнадежной попытке устоять на ногах замахал руками – и звучно, с лязгом и воплем, грохнулся наземь.

   От удара из него вышибло дух, и дрихва Гастьен судорожно вздохнул – и тут же побледнел, начав хватать воздух ртом. Вердам Дрен выдал что-то короткое и резкое на языке княжеств – я не поняла ни слова, но по артикуляции безошибочно опознала самую грязную ругань, – после чего, задержав дыхание, подхватил «скромного торговца» за подмышки и поволок к повозке, прочь от костра, пока мы в полной растерянности стояли столбом.

   – Не тушить! – рявкнул дрихва Дрен, заметив, что несколько человек из других повозок бросились к нам, привлеченные суматохой и странным цветом пламени. – Не подходить! Пусть эта дрянь прогорит! А вы что встали?! – вызверился он уже на меня. – Назад! Думаете, шарф вас спасет?!

   Именно так я и думала, но вид дрихвы Гастьена, которого Вердам уволок чуть ли не к самому отхожему месту, разубедил меня предельно быстро. Вдали от огня «скромный торговец» наконец отдышался – и тут же вырубился, нездорово побледнев.

   – Что это было? – испуганно пролепетала Мейтнерия.

   Я оглянулась и не без веселья обнаружила, что они с Ярин нервно цеплялись за Лихо номер один: одна за левое плечо, вторая – за правое. Сам тарр Рэдри замер в растерянности, явно не зная, то ли хвататься за оружие, то ли ловить Сиборжа Берка, пока тот не сбежал.

   Но он и не пытался.

   – Это просто козырьки! – истерично выкрикнул он, будто чем громче был его голос, тем больше становилась вероятность, что вселенная спохватится и наведет порядок: костер перестанет дымить, а дрихва Гастьен придет в себя.

   Увы им обоим, ничего подобного, разумеется, не произошло.

   – «Просто» козырьки? – сухо повторил дрихва Дрен. – Просто из сонного лыка вместо соломы?

   Тарр Берк огляделся и вдруг съежился, будто став меньше ростом. Нашу стоянку окружали охранники каравана, и их лица я бы не назвала преисполненными доброты и понимания.

   – Сколько у вас их еще? – с нажимом спросил дрихва Дрен, не двигаясь с места. – Зачем вы принесли их атиссе Церрии?

   – Атиссе Церрии? – переспросил тарр Берк и громогласно расхохотался. – Вот этой-то атиссе... Церрии?!

   Я обреченно зажмурилась.

   Недаром для тайных миссий, требовавших недюжинные навыки маскировки и скрытности, у Аурелиса были другие эмиссары, не то что не включенные в перечень дворцовых служащих, а вовсе не представленные ко двору официально! Я была готова биться об заклад, что уж они-то не попались бы так глупо!..

   Но вместо того чтобы во всеуслышанье выпалить мое настоящее имя, тарр Сиборж Берк покачнулся, беззвучно разинув рот, схватился за грудь – и мешком осел возле костра.

   Я с опозданием сообразила, что все это время ветер дул в его сторону.

   – Проверьте их повозки, – сквозь зубы приказал один из охранников. – Дрен, оттащи его к дружку и доложи хозяину, что здесь случилось.

   Вердам не стал говорить, что его хозяйкой теперь считалась я, а молча кивнул и бросился исполнять приказ. Тарр Рэдри шагнул было ко мне – прямо вместе с женщинами, повисшими на нем в поисках опоры и поддержки, – но насторожился и снова застыл.

   Глава охранного отряда медленно убрал руку с артефакта на поясе, но впитанное с молоком матери почтение к золотой касте заставило его говорить так, будто никакого оружия при нем не было:

   – Атисса Церрия, я смиренно прошу объяснить, что этим людям нужно от вас.

   – Я бы тоже не отказалась узнать, медный дрихва, – так же вежливо отозвалась я. – Если хозяин не против, я хотела бы ознакомиться с содержимым повозок тарра Берка и дрихвы Гастьена. Что-то наверняка даст подсказку.

   Долго искать не пришлось. Повозка дрихвы Гастьена была по самые борта заполнена песком – аккурат таким, какой можно было рассыпать по дарансийской пустыне, не привлекая лишнего внимания.

   Например, когда в повозке понадобится спрятать чье-то спящее тело так, чтобы никто не заметил изменений в ее просадке.

   – Камфора прямиком из Назаварры, – мрачно пробурчала я, заглянув внутрь, – лучшие эфирные масла...

   По словам Дрена, с первого взгляда опознать сонное лыко мог разве что уроженец княжеств. Дерево с характерной тонкой корой отчего-то произрастало только на восточном склоне горного хребта, отделяющего княжества от Даранса. Там лыко никакой опасности не представляло и порой даже использовалось ланами и дрихвами в медицине – когда рядом не оказывалось толкового лекаря, а бессонница донимала не первый день. Всего-то и нужно было, что оставить плетеную куколку на солнечном окне, и к вечеру в комнате засыпали, едва коснувшись головой подушки. Главное было убрать куколку из сонного лыка, чтобы на рассвете она не нагрелась заново: при повышении температуры лыко начинало выделять летучие смолы, в правильной концентрации весьма способствующие здоровому сну.

   Как сильно нагрелся бы козырек от яростного солнца песков и в какой глухой отключке я бы пребывала на второй день с этаким стильным аксессуаром, долго гадать не приходилось. Достаточно было взглянуть на горе-похитителей, которые никак не просыпались, хотя глава каравана уже велел окатить их водой из колодца.

   – Думаете, за этим стоит тарр Хидрар, золотая атисса? – вполголоса поинтересовался Лихо и тоже заглянул в повозку.

   Поверхностный осмотр его не удовлетворил, и телохранитель залез внутрь. Повозка осуждающе заскрипела, но выдержала, и Эрн, выждав, принялся шарить в песке – то руками, то магией, насколько хватало сил.

   – Он не единственный, кто может использовать меня в своих интересах, – безрадостно напомнила я и покосилась на главу каравана, чье имя тоже благополучно выскользнуло из моей головы. И как невовремя! – Кроме того, нельзя исключать, что кому-то понадобился не эмиссар Его Величества, а совершенно любая золотая атисса.

   – Вы сами в это не верите, – припечатал Эрн и, вдруг изменившись в лице, вытащил из песка толстую прозрачную трубку. С одного конца она расширялась воронкой, а с другого болтался какой-то намордник до крайности странной формы. – Что за...

   Я сжала похолодевшие пальцы в кулак.

   – Должно быть, это чтобы я не задохнулась в песке. Предусмотрительно.

   Вдвойне предусмотрительно, если рядом с воронкой положить нагретое сонное лыко. Этого вполне можно было ожидать от тарра Хидрара – да и кто еще обладает достаточным влиянием, чтобы замять исчезновение одной из повозок каравана? Но лыко указывало на княжества – а княжествам железная дорога была выгодна, если я хоть что-то понимала в экономике!

   – Кажется, мне придется поговорить с главой каравана начистоту, – хмуро признала я. – Тарр Сиборж Берк наверняка расскажет все как есть, стоит ему только очнуться, – он и перед обмороком собирался. Уж лучше обо всем узнают от меня самой.

   Так у меня останется хоть какой-то шанс перекупить симпатии караванщиков. Пока я с трудом представляла, что пообещать им за помощь, но была практически уверена, что одного упоминания о благодарности Аурелиса будет достаточно, чтобы покачнуть чаши весов.

   – Тарр Пажери был у нашей повозки, – с готовностью откликнулся Эрн, и я не без досады поняла, что он думал о том же – просто не знал, как заговорить об этом со мной, чтобы не нарваться на очередное напоминание об этикете. – Позвольте, я провожу вас, золотая атисса.

   – Аж мимо трех повозок, – пробормотала я себе под нос, но возражать не стала. Дыхательный намордник произвел на меня сокрушительное впечатление: если бы не Эрн с его поисками проводника, лежать бы мне в песке к вечеру следующего дня! Не говоря уже о том, что бывший помощник хотя бы запомнил, как зовут главу каравана...

   Эрн дисциплинированно отвел меня к тарру Пажери – как самый профессиональный из телохранителей, держась за моим плечом и ни словом, ни жестом не напоминая о своем присутствии. Я невольно вспомнила, каким благовоспитанным и нестерпимо правильным он становился в присутствии Аурелиса, и усмехнулась.

   – Напиши Уле о сегодняшнем дне, – велела я ему и вежливо улыбнулась тарру Пажери, проигнорировав растерянный взгляд Мейтнерии.

   Потом до меня все-таки дошло, почему ее так удивило, что этот приказ получил именно Лихо, а не она. Я резко остановилась и обернулась, но сказать ничего не успела: тарр Пажери никак не мог заставить золотую атиссу ждать.

   – Приношу свои извинения за этот инцидент, атисса Церрия, – сказал он и низко склонил голову в знак сожаления. – Мне следовало тщательнее относиться к проверке наших попутчиков.

   С этим поспорить было сложно, и я с трудом справилась с нервным смехом.

   – Боюсь, это я должна извиниться перед вами, тарр Пажери, – пересилив себя, негромко произнесла я. – Можем мы переговорить без свидетелей?

   – Конечно, золотая атисса, как пожелаете, – с облегчением отозвался глава каравана, едва поняв, что я вовсе не затаила обиду, и с поклоном указал мне на свою повозку.

   Я последовала за ним, краем глаза отметив, что Эрн уже уселся у костра и старательно выводил что-то на бумаге. Мейтнерия устроилась поодаль и что-то негромко ему выговаривала, но Лихо номер один только хмыкал и продолжал писать.

   Кто бы сомневался!

   Тарра Пажери новости предсказуемо не обрадовали. Впрочем, прямо высказывать золотой атиссе свое негодование он все-таки не рискнул, как и указывать на то, что вся эта суматоха с козырьками и бессознательными попутчиками произошла по моей вине, – а саму меня вполне устраивало, что караванщик, по крайней мере, не стал созывать охрану, дабы торжественно сопроводить приблудную атиссу аккурат до порога тарра Хидрара.

   – Благодарю вас за честность, золотая атисса, – без особой радости в голосе произнес тарр Пажери, выслушав мою покаянную историю о бегстве сперва из Назаварры, а потом – и из консульства. – Я не в силах помочь с поисками того, кто хотел похитить вас, но и оставить путников на произвол судьбы на самой границе пустыни не могу. Мой караван – последний в этом сезоне; все остальные будут ждать дождей, чтобы пройти через пески. Кто бы ни планировал похитить вас, он знает, что вы идете с нами до города Шатов. Конечно, больше к нам никто не присоединится, а охрана станет следить за вашей безопасностью, но, если позволите...

   Я не стала дожидаться, когда он сможет подыскать слова достаточно вежливые, чтобы золотая атисса не оскорбилась ни в ответ на просьбу не щелкать клювом и дальше, ни в ответ на завуалированные попытки заставить меня покинуть караван. Куда бы я делась на самой границе пустыни? Не поворачивать же назад!

   – Я буду предельно осторожна, тарр Пажери, – заверила я, – и, разумеется, и ваши труды, и усилия охраны будут вознаграждены по достоинству, как только мы доберемся до Шатов.

   Вопреки ожиданиям, это обещание его ничуть не обрадовало.

   – Я не силен в детективной работе, золотая атисса, – очень осторожно ответил тарр Пажери, – но если мои предположения верны, то вам нельзя показываться в городе. В Шатов сохраняется мощное влияние определенных торговых домов, которые... не во всем согласны с вашим королем.

   Сам Аурелис оценил бы изящество формулировки.

   – Полагаю, вы куда лучше меня осведомлены о настроениях в городе, тарр Пажери, – с кривоватой усмешкой отозвалась я, – и посему правы. Конечно, стоит дождаться, когда же очнутся тарр Берк и дрихва Гастьен, и расспросить их, прежде чем делать какие-либо выводы, но я уже сейчас могу пообещать, что не стану показываться в Шатов. Но моя повозка... она должна пересечь городские ворота.

***

Мои горе-похитители встретили рассвет немелодичным храпом. Помощники клялись, что ничего не знали о планах господ, и сами ужасались их коварству – несколько наигранно, на мой взгляд, но я понимала, что слуги все равно не заговорят без дозволения хозяев. Не пытать же их! К тому же тарр Пажери тоже не проникся доверием и приказал охране не спускать глаз с помощников тарра Берка и дрихвы Гастьена.

   А разбудить их самих не помогла даже вода из колодца. Ярин успела вылить на каждого по половине стакана, прежде чем разбираться с проблемой явился тарр Пажери и велел не переводить ценные ресурсы: караванщики и без того вычерпали колодец почти до самого дна, восполняя запасы перед дорогой. Спорить Ярин и не думала, но так выразительно покосилась на бесчувственные тела, что тарр Пажери сам задался нужными вопросами.

   Впрочем, долго он ими не терзался.

   – Выгрузите песок из повозки дрихвы Гастьена, – приказал глава каравана, и пара охранников отделилась от отряда. Эрн встрепенулся, глядя им вслед, и, кажется, вскочил на ноги чуть раньше, чем я махнула ему рукой, позволяя присоединиться к вычерпыванию песка. – Золотая атисса, могу я рассчитывать, что кто-то из ваших людей сможет править повозкой?

   – Разумеется, тарр Пажери, – подтвердила я и обернулась.

   Лихо номер один уже над чем-то гоготал в компании охранников. Лопат с собой никто не вез, и песок выгребали чем придется – едва-едва накопленная магия тарра Рэдри обещала стать самым эффективным инструментом.

   Наверное, имело смысл оставить Эрна управлять повозкой. Даже если он перестарается, вычерпывая песок магией, у него всегда есть с собой тот убийственный артефакт, который выдал Аурелис, – беззащитным бывший помощник не останется, в отличие от меня или Мейтнерии с Ярин. Но...

   Я не успела прочесть письмо, которое он отправил Уле. Нужно было хотя бы выяснить, что Эрн понаписал, пользуясь случаем. Да и найти управу на Лихо номер два мог только он да помощник тарра Берка, на чью помощь я больше никак не могла полагаться. И... тысячу ракшасов мне в глотку, я попросту не хотела, чтобы Эрн куда-то уходил! И чтобы рисковал снова лишиться магии – тоже.

   – Мейтнерия, – ворчливо окликнула я, – помоги им разгрузить повозку, иначе они со своими шуточками до полудня провозятся!

   Помощница с легким недоумением покосилась на Лихо, который как раз вытряхнул из повозки столько песка, что днище почти перестало провисать. К счастью, тут Эрн, должно быть, снова отпустил какую-то шутку, – и охранники, и без того ничем ему особо не помогавшие, согнулись от хохота и вовсе перестали копать.

   Не то чтобы я так уж их винила – в том, чтобы везти в этом песке дрихву Гастьена вместо меня, была какая-то злая ирония. Я бы и сама поупражнялась в остроумии, если бы мне удалось хоть немного поспать.

   Увы, такая роскошь мне не светила даже в том случае, если моей повозкой будут править Эрн и Мейтнерия по очереди. Из-за вероломства тарра Берка мы так и остались без козырьков – и вдобавок упустили первые мгновения нового дня, когда солнце еще не раскалило песок так, что в нем можно было варить кофе без помощи огня и кухонных артефактов. Теперь жара выпивала все силы и лишала всякой воли к действию.

   Я бы даже, наверное, махнула рукой на эту неуклюжую попытку похищения – добраться до Шатов, сдать тарра Берка и дрихву Гастьена в руки правосудия, да и дело с концом! – но карма не собиралась отпускать меня так легко.

   – Золотая атисса, – сдержанно окликнула меня Мейтнерия, которая только и успела, что сходить до повозки тарра Гастьена и вернуться – с памятной маской-намордником, что мы с Лихом нашли в песке, – тарр Рэдри сказал, что вам будет любопытно взглянуть.

   Она перевернула маску так, что стала видна округлая кромка из резины, которая должна была прилегать к носу. Изнутри, прямо под переносицей, оказалось выплавлено клеймо – такое же прозрачное, как и сама маска, но хорошо видное на ярком солнечном свету.

   Дарансийским языком я владела вовсе не так свободно, как хотелось бы, но чтобы прочитать имя крупного торгового дома, моих познаний было более чем достаточно.

   «Станнум Хидрар». Кто бы сомневался.

***

«Наш с тобой общий знакомый, – писала Ула, и слова будто прыгали над строчками, выдавая нервозность, – просит тебя не делать поспешных выводов. Тому человеку, которого винит во всех бедах твой верный телохранитель, сейчас не до матримониальных планов: его дела проверяют все возможные инстанции и Назаварры, и Даранса заодно. Кое-какие нарушения уже нашли, и владельцу торгового дома пришлось отправиться на личную встречу с представителями закона. Полагаю, все его люди сейчас заняты либо тем, что срочно приводят в порядок дела, либо тем, что бегут в неизвестном направлении. Да, остается вопрос с той маской: это наверняка штучное изделие, и ее изготовителю тоже придется ответить на несколько вопросов. Однако едва ли ее делали именно в расчете на тебя.

   Видишь ли, наш общий знакомый считает, что ты по чистой случайности напала на след одной аферы... боюсь, я не могу доверить подробности бумаге, но для твоего спокойствия добавлю: по твоему следу уже выдвинулось несколько человек, специально обученных для работы с щекотливыми делами. На глаза тебе они не покажутся, конечно, да и телохранителя лучше по-прежнему держи рядом: осторожность лишней не бывает – однако за тобой присмотрят.

   Кстати, об осторожности: он все-таки телохранитель или помощник? Наш общий знакомый до крайности заинтригован этим вопросом и, насколько я его знаю, никому не позволит выдохнуть, пока не получит точный и однозначный ответ».

   Повозка впереди ничем не отличалась от десятка других в караване. После дня в дороге ее покрыл точно такой же слой рыжеватой пыли, что и все вокруг. Единственное, что выделяло именно эту повозку, – это флегматичная кобыла Мышка, которая брела рядом. Эрн сидел на облучке, и его не было видно из-за навеса. Я поспешно опустила глаза.

   «Надеюсь, в тебе достаточно снисходительности к простым смертным, и ты прояснишь положение дел следующим же письмом, коего мы ждем затаив дыхание. Кроме того, наш общий знакомый просил передать, что искренне сожалеет о том положении, в которое поставили тебя его последние указания, и поймет, если ты более не пожелаешь занимать свою должность. Но вот что странно: я была уверена, что его супругу порадуют новости о твоей возможной отставке, однако счастливой она точно не выглядела. Может быть, давняя подруга сможет ее подбодрить?

   С неизменной надеждой на лучшее,

   твоя почтовая голубка».

   Я неопределенно хмыкнула. После истории с тарром Берком Мейтнерия держалась так, будто и сама не отказалась бы от поддержки: то ли успела проникнуться симпатией к предприимчивому торговцу, то ли винила себя за то, что он использовал ее как предлог, чтобы втереться в доверие, то ли просто уже представила себя зарытой в песке внутри повозки, да еще с жутким намордником на лице. Но пусть лучше уж и впрямь упражняется в утешении беременной женщины, чем ест поедом сама себя.

   Я обернулась к новой помощнице, и она схватилась за бумагу еще до того, как я открыла рот. Ярин взглянула куда-то за мое плечо и усмехнулась, но говорить ничего не стала.

   А я не стала оглядываться – и так знала, что повозка впереди сбавила темп, словно у нее был шанс незаметно поравняться с нашей, а у возницы – будто бы невзначай заглянуть в чужое письмо.

   – Мейтнерия, напиши... – я вздрогнула и замолчала: над моей повозкой взметнулось облачко серо-сиреневого дыма. Магия Ами постепенно выветривалась, и сигналы подносов становилось все сложнее отличать друг от друга. – Давай, – я протянула руку, и помощница вложила мне в ладонь плотный конверт с восковой печатью. – А сама пока напиши прежней госпоже, успокой ее и сообщи, что я намерена сделать все возможное, чтобы выполнить свое обещание. Только осторожно, послание придется отправлять через тот же самый поднос.

   Мейтнерия улыбнулась – кажется, впервые за весь день – и схватилась за авторучку. А я с некоторым недоумением уставилась на восковую печать на конверте: кобра со сложенным капюшоном аккуратно пробует воздух языком – герб атиссов Вариев. Обычно Малдий пользовался консульским перстнем-печаткой, а не родовым, и я даже не сразу вспомнила, где видела это изображение прежде.

   Что ж, раньше у Малдия Вария было куда меньше поводов слать мне личные письма.

   «Ликса,

   я понимаю, что у тебя достаточно причин, чтобы не доверять мне. Я действительно поддерживал связь с торговым домом Станнума Хидрара – так уж складывается, что с ним поддерживает связь почти весь Даранс, и я не мог отказать тарру, когда он пожелал посетить прием в консульстве. Предложение тарра Хидрара показалось мне вполне разумным, и я приношу свои извинения, если оно оскорбило тебя. Обещаю, что подобное больше не повторится.

   Да, наверное, ты сейчас смеешься. Конечно же, не повторится: тарр Хидрар под стражей, а мне приказано сложить с себя консульские обязанности и подготовить дела к передаче. Если Станнум и сумеет выйти сухим из воды, то ему придется искать подход не к кому-нибудь, а к самому атиссу Гроумвеллу. Насколько я понимаю, это будет даже сложнее, чем выйти на свободу. Твой покровитель весьма жесток с теми, кто не согласен с его взглядами.

   Однако есть одна вещь, от которой я должен тебя предостеречь. Ты имеешь полное право не прислушиваться ко мне: в конце концов, то, что я собираюсь написать, заставит тарра Хидрара выглядеть скучным законопослушным дельцом, который надеялся решить все миром, – однако я все же попытаюсь.

   Интерес Станнума защищал тебя от золотоискателей. Полагаю, тебе не доводилось о них слышать; однако сейчас тарр Хидрар вынужден спасаться сам, а власть Его Величества Аурелиса не простирается так далеко, чтобы напугать тех, кто не побоялся ни гнева княжеств, ни законной кары Даранса.

   Видишь ли, золотоискатели сделали занятное открытие: если перелить кровь атисса тарру, то он на время станет сильнее, а дрихва приобретет магические способности – на несколько часов или дней, в зависимости от количества крови и магии в ней. Возможно, ланы тоже смогут творить чудеса, но о таких случаях пока никто не слышал; скорее всего, ланы просто не могут заплатить достаточно, чтобы заинтересовать кого-то достаточно могущественного.

   Я не знаю, кто стоит за золотоискателями, и не знаю, как они справляются с атиссами. Самих золотоискателей никто не смог выследить и поймать. В руки закона попали только трое дрихв, потерявших голову от свалившейся на них силы. Но случаев исчезновения атиссов гораздо больше. Конечно, кто-то вполне мог исчезнуть сам по себе, безо всякой помощи золотоискателей, – но я все же прошу тебя быть предельно осторожной. Если у тебя есть возможность как-то повлиять на скорейшее освобождение тарра Хидрара – сделай это, он не останется в долгу. Если у тебя есть другие покровители, чьего влияния достаточно, чтобы обеспечить твою безопасность, – сделай так, чтобы об этом узнали.

   Я пойму, если это письмо вызовет у тебя недоверие. Ты вольна искать подтверждения моих слов у кого угодно; я уверен, что тебе расскажут то же самое, и прошу тебя об одном: береги себя.

   С бесконечными сожалениями,

   атисс Малдий Варий».

   Я задумчиво хмыкнула и поймала себя на внезапном желании показать оба письма Эрну. Повозка впереди отчего-то начала казаться особенно занятной – причем, разумеется, не только мне: Лихо номер два весь день точила зуб на недосягаемый круп Мышки, который вдруг стал так соблазнительно близок.

   Я натянула поводья, оставив вредную кобылу бурчать планы мести себе под нос, и положила к себе на колени оба письма.

   Ула и Малдий, по большому счету, писали об одном и том же, причем – одновременно.

   Значит, Малдий тоже в столице – вместе со своим неблагонадежным другом, до которого наконец-то добралась законная власть. Назаваррская бюрократия ввергала в уныние даже самые светлые умы, и внеплановые проверки запросто могли растянуться на месяцы; удивительно, что Станнум Хидрар успел попасться на горячем в столь сжатые сроки. За этим мне виделась определенная фигура, до крайности заинтересованная в том, чтобы поторопить процесс и упрятать излишне предприимчивого дельца куда следует. Разумеется, влиятельный торговец поспешил задействовать все связи и надавить на всех знакомых, которые могли бы поспособствовать успешному завершению проверок. Едва ли Малдий был единственным, к кому мог обратиться тарр Хидрар. Самым влиятельным – вероятно, да, но...

   Аурелис был недоволен и им тоже. «Жесток».

   Вероятно, в достаточной степени, чтобы не только лишить поста, но и поставить в такое положение, что у Малдия не осталось выбора, кроме как обратиться за помощью ко мне – несмотря на то, что расстались мы не на самой хорошей ноте и едва ли горели желанием поддерживать связь. Письмо атисса Вария было не предостережением – мольбой. Обо всем, что мне следовало знать, уже написала Ула.

   Я поймала себя на том, что снова бессмысленно пялюсь на повозку впереди, и стиснула зубы. Песок на них скрипел не хуже магических чешуек на лице.

   Как-то раз тарр Эрн Рэдри предположил, что Его Величество пожертвовал пассажирским поездом, чтобы я бросилась спасать людей – и тем самым создала себе определенную репутацию. Заставила восхищаться. Любить меня.

   Теперь из-за этого мне казалось, будто сейчас кто-то срежиссировал такую ситуацию, когда благодарностью ко мне проникнутся не только пассажиры поезда и их родные и близкие, но и треклятая теневая сторона Даранса? А если вдобавок удастся изловить золотоискателей, то признать мои заслуги придется и официальным властям – что Даранса, что союзу княжеств.

   От одной мысли об этом хотелось залепить пощечину самой себе.

   Аурелис не возражал против того, чтобы его королева покинула место, которое казалось ей опасным. Единственное, о чем он просил, – это обустроить все так, чтобы это не выглядело размолвкой в правящей семье и не задевало интересы Назаварры и Даранса. Я вполне могу организовать приглашение для Джиаджеллии, как только доберусь до Эневера. Это будет гораздо раньше, чем наследница появится на свет, а значит, Аурелис добровольно отказался от любой возможности навредить королеве и нерожденной еще дочери.

   Мне не в чем его подозревать. Все, что от меня требовалось, – это поступать по совести.

   Я спалила оба письма безо всякой помощи подноса и оглянулась так резко, что закружилась голова. Мейтнерия, до этого момента мирно скрипевшая авторучкой, немедленно вскинулась и потянулась за чистой бумагой и чернилами еще до того, как я справилась с комком в горле и негромко произнесла:

   – Нужно будет написать еще одно письмо. Я сама, не отвлекайся от послания своей госпоже, только передай мне писчие принадлежности.

   В конце концов, судя по всему, Малдий – не единственный атисс, с которым Аурелис был «жесток».

***

«Теллур, – вывела я и сама поразилась тому, как неуверенно это вышло, – полагаю, ты уже получил весточку о том, что тебе надлежит отправиться на границу с Дарансом, дабы выполнять функции консула Назаварры».

   Клякса. Но уж Теллура-то этим точно не удивить.

   Я не писала бывшему мужу уже много месяцев. Не видела его – немногим меньше: Аурелис прикладывал все усилия, чтобы мы не пересекались ни во дворце, ни при выполнении поручений. Нельзя было обвинить Его Величество в непоследовательности или недостаточной настойчивости – теперь мне казалось, будто я пишу незнакомцу. Должно быть, и Теллур будет смотреть на мое послание в таких же смешанных чувствах.

   Единственное, в чем я не сомневалась, – так это в том, что атисс Гроумвелл ждет этого письма – и тоже ни секунды не сомневается, что его перехватят и прочитают, прежде чем направить адресату.

   «Не знаю, сообщили ли тебе, почему атисс Варий покинул свой пост. Что ж, теперь ты наверняка догадался, раз уж написал тебе не кто-нибудь, а именно я. Добавлю только, что твое назначение связано с повальными проверками торговых домов, наладивших связи с Дарансом. Представители одного из них придут к тебе с определенной просьбой и, возможно, будут давить на то, что от твоей сговорчивости зависит моя безопасность.

   Опустим, насколько проще и предсказуемее станет твоя жизнь, если меня уберут; когда перестанешь смеяться им в лицо, можешь напомнить, что твоего предшественника сняли с должности именно из-за излишней сговорчивости. Малдий прислал мне письмо с просьбой вызволить своего торгового партнера – разумеется, с этим я никак не могу помочь: он действительно замешан в незаконных схемах. Однако если к тебе обратятся рядовые работники дома «Станнум Хидрар», пожалуйста, имей в виду, что они могут обладать информацией, которая может быть полезна Назаварре, и будь снисходителен, насколько это возможно. Не исключено, что тебе тоже понадобятся полезные связи Малдия. Кровь золотой касты здесь, увы, не гарантия безопасности, а скорее наоборот.

   Искренне надеюсь, что на новой должности ты найдешь больше плюсов, чем минусов. Если кто и заслужил немного спокойствия и процветания, то это ты.

   С наилучшими пожеланиями,

   Ликса и все ее...»

   Дописать я не успела: Лихо номер два вдруг обнаружила круп Мышки в соблазнительной близости от зоны досягаемости и, позабыв про усталость и жару, сделала отчаянный рывок. Я выронила авторучку и резко натянула поводья, припомнив ряд выражений, которые не следовало использовать даже седьмому эмиссару. Мышка испуганно взвизгнула и вырвалась вперед, а Лихо номер два, судя по интонации, тоже прибегла к каким-то неконвенциональным лошадиным выражениям, но своей цели не оставила.

   – Вы в порядке, золотая атисса? – прокричал Эрн откуда-то из-за навеса.

   – Я-то в порядке, – пробурчала я, подобрав неоконченное письмо, и истерически рассмеялась: в конце подписи красовалась очередная клякса. – Нет, не вздумай останавливаться! Поговорим на привале.

   Благо до него оставалось не так много. Солнце палило так сильно, что даже небо казалось выгоревшим до белизны, но тени становились все длиннее, намекая на скорый закат; да и лошади, привыкшие к гораздо более щадящим условиям, явно выдыхались. Какую-никакую бодрость духа сохраняли разве что охранники каравана – но они-то еще и не такое видывали. Мы шли по самому короткому маршруту, и на пески выпадало всего два дня пути – и один уже почти закончился.

   До Тасены оставалось всего ничего.

***

Последнюю часть пути мне предстояло проделать пешком: я пожертвовала накопленной магией, чтобы посадить на козлы повозок тарра Берка и дрихвы Гастьена их же помощников – и не опасаться, что те предупредят или спугнут связных, которые должны были забрать у похитителей добычу. Это, по счастью, ни у кого возражений не вызвало. Я сразу дала понять, что мои покровители намерены распутать весь клубок и поймать настоящих зачинщиков, а не мелких сошек, которые даже с обессилевшей до полного истощения атиссой не смогли управиться, не подняв шум. Тарр Пажери, кажется, был не слишком рад назаваррскому вмешательству, но возмущаться благоразумно не стал.

   Желающие поспорить нашлись и без него.

   – Золотая атисса, вы же снова без сил! – безостановочно бурчал тарр Рэдри. Теперь, когда повозкой дрихвы Гастьена правил его помощник, Лихо номер один снова пересел на Мышку и, пользуясь возможностью держаться рядом со мной, превратился в Лихо в квадрате: искушал вредную кобылу цапнуть ненавистную соперницу, а меня просто нестерпимо раздражал своей правотой. Будто я могла с этим что-то сделать! – Позвольте мне пойти с вами, прошу! Кто-то ведь должен сопровождать вас! Ярин вполне справится с повозкой без моей помощи, а тарра Иттирия может разыгрывать спектакль с пропавшей госпожой, пока не явится обещанная Его Величеством подмога. Я не так уж и...

   – Ты, – не вытерпев, перебила я, – моя самая яркая особая примета. Те наемники, что напали на нас в поезде, почти наверняка как-то связаны с золотоискателями – во всяком случае, мне не приходит в голову иная причина пытаться похитить меня, а не убить. Если я права, то, поверь, едва ли единственный выживший сумел позабыть тарра, который отстрелил его боевому товарищу половину головы!

   Лихо заметно побледнел под своим бронзовым загаром. Кажется, воспоминания о том моменте были по-прежнему слишком ярки.

   – И все же...

   – До убежища меня сопроводит дрихва Дрен, – не терпящим возражений тоном известила я, – а ты поможешь остальным поддерживать видимость удавшегося похищения. Нужно сбить золотоискателей со следа – это тоже вопрос моей безопасности, так что, будь добр, займись им.

   Это все-таки заставило его замолчать – увы, ненадолго.

   – Но дрихва Дрен должен будет прийти в Шатов, чтобы арендовать лодку с подходящими веслами, – заметил Эрн после паузы. – Может быть, я войду в Шатов вместе с караваном, а потом незаметно выберусь из города и...

   – Незаметно – из города, который кишит подручными Станнума Хидрара? – снова перебила я. – Лихо, я понимаю, что Его Величество приказал заботиться обо мне, но, поверь, сейчас будет лучше, если ты не станешь заниматься самодеятельностью и мешать агентам короля.

   Эрн изменился в лице.

   – Приказал... – повторил он и замолчал.

   Я с любопытством повернулась в его сторону. Эрн так и не рассказал, о чем говорил с Аурелисом в их первую и единственную встречу – все, что я знала об их беседе, касалось разве что того убойного армейского артефакта.

   – Атисса... – Лихо замялся, но, заметив мой взгляд, тут же насупился и продолжил совсем другим тоном: – Хорошо, пусть не я. Но в караване полно других наемников, наверняка кто-то да согласится проследить, чтобы вы дождались нас в целости и сохранности!

   Дрихвы. Почти все охранники в караване были дрихвами и ланами и едва ли смогли бы справиться с золотоискателями. Но спорить с Лихом было еще хуже, чем спорить с Аурелисом. Того хотя бы государственные дела иногда отвлекали!

   – Хорошо, – устало вздохнула я, – если найдешь кого-то, кто согласится рискнуть, я найму его в охрану на одну ночь. Доволен?

   – Нет, золотая атисса, – чистосердечно признался Эрн и заулыбался вопреки собственным словам, – это ведь не я буду рядом. Но кого-нибудь найду! – пообещал он и, резко приободрившись, послал Мышку вперед.

   Лихо номер два проводила ее удаляющийся круп негодующим ржанием. Я покачала головой и отвернулась.

   Мейтнерия поспешно опустила глаза и продолжила строчить ежевечерний отчет о путешествии. Я сделала вид, будто не заметила ее усмешки.

   Веселилась новая помощница напрасно. Тарр Пажери наотрез отказался отпускать кого-либо еще из охранников: я и без того поставила его в предельно неудобное положение. С одной стороны, меня попытались похитить прямо из движущегося каравана, пока я была под его защитой, и наверняка преуспели бы, если бы не перекупленный контракт дрихвы Дрена, – это могло отбросить густую тень на репутацию перевозчика и заставить клиентов сомневаться в его надежности. Это могло дорого обойтись тарру Пажери само по себе – а уж если учесть, что Аурелис часто бывал «жесток» с теми, кто плохо обходился с его людьми...

   Но с другой стороны, в городе Шатов бал правил тарр Станнум Хидрар – и пока что власть оставалась в его руках. А отказа он мне не простил.

   Тарр Пажери оказался меж двух огней: ради благосклонности Аурелиса следователо позаботиться о том, чтобы с моей головы и волос не упал, но чтобы не испортить отношения с главным торговым домом в провинции, нужно было наглядно напомнить мне, почему стоило хорошенько подумать, прежде чем отказывать тарру Хидрару. Караванщик поступил просто.

   Оставил мне дрихву Дрена – и на том и остановился. Дожидаться моих людей с лодкой и поклажей мне предстояло одной.

***

Тасена рассекала пустыню узкой полосой жизни и скрывалась в глубоком каньоне. Шатов раскинулся на самом берегу, протягивая восточную окраину прямо над водой: деревянные домики стояли на сваях, будто гигантские водомерки, и между ними темнели вздувшиеся от сырости мостки.

   Дрихва Дрен провел меня узкой тропой, протоптанной в чахлой зелени. Пользовались ей, по всей видимости, редко; было куда удобнее зайти в город и проложить свой путь по цивильным мостовым, нежели брести в пыли, постоянно рискуя напороться на колючки.

   Я, разумеется, напоролась и к обещанному убежищу пришла в самом дурном расположении духа.

   Отсюда город был едва виден. Пологий спуск к воде порос низкими деревцами с причудливо изогнутыми ветвями; ниже по течению берег постепенно становился все более высоким, пока не превращался в отвесные стены из слоистого красноватого камня. Пока мы добирались сюда, луна успела скрыться с небосвода, и теперь в беспокойной воде отражались только звезды.

   Караван должен был прийти в Шатов еще на закате. К этому моменту, должно быть, мои люди побеседовали с представителями закона и уже добрались до какой-нибудь гостиницы, и я не ощущала ничего, кроме самой черной зависти. За нормальную постель я была готова убивать. За возможность вымыться как следует – и подавно.

   – Здесь можно купаться? – со слабой надеждой спросила я.

   Дрихва Дрен отвлекся от обустройства крошечного лагеря на одного человека и с сомнением обернулся к воде.

   – Течение сильнее, чем вам кажется, золотая атисса. Даже в заводи.

   «А вы снова без магии», – дипломатично не стал договаривать он, и мне отчего-то померещились привычные