Пропавшая Невеста. Полина Верховцева

Оглавление

• ГЛАВА 1
• ГЛАВА 2
• ГЛАВА 3
• ГЛАВА 4
• ГЛАВА 5
• ГЛАВА 6
• ГЛАВА 7
• ГЛАВА 8
• ГЛАВА 9
• ГЛАВА 10
• ГЛАВА 11
• ГЛАВА 12
• ГЛАВА 13
• ГЛАВА 14
• ГЛАВА 15
• ГЛАВА 16
• ГЛАВА 17
• ГЛАВА 18
• ГЛАВА 19
• ГЛАВА 20
• ГЛАВА 21

ГЛАВА 1

Последние два дня корабль, идущий из Шатарии в Андракис, кидало по волнам, как детскую игрушку. Это был ад. Скрипя от натуги, крепкие борта принимали на себя удар за ударом. Стонали на пределе своих возможностей.

   Угрюмые волны Нового моря набрасывались на судно, захлёстывали через борт, заливали палубу, грозя смыть любого зазевавшегося бедолагу в зловещую пучину. Сверху лило без остановки. То тут, то там черное небо прорезали всполохи молний, а нескончаемые раскаты грома сливались с рокотом бушующей морской стихии.

   Все это время седовласый капитан стоял у штурвала, раздавая приказы, проводя судно по самой грани. Оно то взлетало на гребень волны, на мгновение замирая на самой высокой точке, то срывалось в бездну, утопая в шипящей пене.

   А потом наступило утро. Шторм наконец утих, море успокоилось, тяжелые свинцовые тучи уползли на восток, напоминая о себе лишь темными мазками на горизонте.

   Опасность миновала.

   Пока матросы наводили порядок на палубе, внизу, в самом сердце корабля, приходили в себя те, ради кого это путешествие и затевалось. Двадцать три девушки. Выпускницы гимназии Ар-Хол.

   — Я ненавижу море, — простонала одна из них, обтирая лицо влажной тряпицей.

   Весь путь она проделала в обнимку с ржавым ведром.

   Другие были не лучше: бледные, растрепанные, с темными кругами под глазами. Измученные, но полные предвкушения. Несмотря на трудности пути, мыслями они уже были там — в дне Красного Всполоха.

   — Девочки, соберитесь! Хватит стонать. Мы почти добрались! — самая деловая из них, рыженькая Ванесса, уже успела узнать последние новости. — Корабль идет строго по курсу. Сегодня к вечеру мы доберемся до переправы. Немного осталось.

   Да. Немного. Перебраться на корабль Андракиса, миновать переход и попасть на отбор.

   Каждый раз, думая об этом, Доминика рисовала в воображении образ прекрасного воина. Сильного, могучего, с темными волосами и пронзительным ястребиным взглядом. Он непременно выберет ее. Подойдет, опустится на колено и предложит руку и сердце.

   Об этом мечтала не только она — каждая из девушек на корабле. Кто-то из них представлял брюнета, кто-то блондина. Но во всех фантазиях общим было одно — это непременно будет суровый, справедливый мужчина, ждущий свою прекрасную даму.

   Было волнительно, а еще немного страшно, потому что совсем скоро от привычной жизни ничего не останется. Новое место, новые люди, новый статус. Их прежний маленький мирок остался там, в Шатарии, на прибрежных утесах Нового Моря, где притаилась Гимназия Ар-Хол.

   Как и всех девочек, которым было суждено отправиться в Андракис, Доминику привезли туда, едва ей исполнилось пятнадцать. Под присмотром бдительных наставников гимназистки проходили обучение магическому мастерству, познавая не только общие основы, но и раскрывая нативные способности. Изучали историю и математику, проводили вечера напролет, отрабатывая мастерство танца, осваивали хитросплетения этикета.

   Пять лет, проведенных в гимназии, казались бесконечно долгими, но сейчас Доминика с радостью задержалась бы там еще хотя бы на пару дней.

   — Почему мы должны сидеть в трюме, как какой-нибудь скот? — недовольно выдала светловолосая Мойра. — Почему нельзя было выделить нормальный корабль с каютами, в которых есть нормальные кровати и окна?

   Им действительно приходилось спать на гамаках, развешенных рядами вдоль стен, или на тюках с сеном, сваленных в углу.

   — Не ворчи, — отмахнулась та, которая обнимала ведро, — и без тебя тошно.

   — Бри! Это унизительно! — блондинка продолжала негодовать, но ее уже никто не слушал, потому что дверь отворилась и на пороге появился молоденький юнга.

   — Капитан разрешил выходить на палубу. Опасность миновала.

   Все, кроме Мойры, восприняли эту новость с воодушевлением и поспешили покинуть темное помещение, насквозь пропитанное запахом морской соли и смоленой древесины.

   Оказавшись наверху, Доминика зажмурилась от яркого солнца, едва ли не на ощупь поднялась на нос корабля, проморгалась и, подставив лицо ласковому ветру, долго смотрела вдаль, надеясь увидеть контуры перехода.

   Кругом, насколько хватало глаз, синела бескрайняя морская гладь. Казалось, что на всем свете не осталось никого, кроме них и надоедливых чаек, которые носились над кораблем с оголтелыми криками и высматривали, чем бы поживиться.

   — Я, наверное, помру, пока мы доберемся до места, — пробубнила зеленая Бри. Ее снова терзала морская болезнь, — Можешь не вглядываться. Еще долго.

   Она оказалась права. Прошел и обед, и ужин, солнце клонилось к горизонту, прочерчивая на присмиревших волнах багровый след, а они все еще бороздили воды Нового Моря.

   — Как думаете, кхассеры будут на отборе?

   — На отбор приходит только один кхассер, — со знающим видом произнесла Берта, — всегда только один.

   — Тогда надежды нет. Он обязательно выберет высшую. — Эльза вздохнула, но тут же бодро подбоченилась, — но я и купцу буду рада, и простому воину. Говорят, все мужчины в Андракисе как на подбор.

   — Да, черт с ним, с твоим купцом, — отмахнулась Берта, — мне интереснее другое. Кхассер один, высших две. Кого он выберет?

   — Конечно, Нику! Мы все знаем, что лучший достанется ей. Она самая красивая. И умная. И магия у нее полезная, не то, что у…

   Мойра сердито сверкнула глазами в сторону простоватой, рыжей Ванессы, так бесцеремонно вклинившейся в разговор. Сама же Ника предпочла сделать вид, что ничего не слышит, но сердце предательски дрогнуло.

   Так сложилось, что в этом году среди выпускниц гимназии были две наследницы почтенных семейств, обладающих магией. И они обе отправлялись на отбор.

   Так решил Оракул, а спорить с Оракулом не мог никто.

   И вот их двое. Темноволосая Доминика с глазами, спорящими синевой с самим морем, и Мойра — зеленоглазая девушка, с косой цвета спелой пшеницы.

   Соперничать они начали с той самой минуты, как впервые столкнулись в светлых коридорах Ар-Хола. На занятиях, на танцах, в свободное время. Нативная магия сделала Доминику сильным целителем, зато Мойра оказалась на голову выше в искусстве создания морока. Ника танцевала, соперница пела. Одна — прирожденный счетовод, вторая умела писать красивые письма.

   И так во всем. А итогом этих затяжных соревнований должен был стать день Красного Всполоха. Когда две Высшие предстанут на отборе.

   Чтобы хоть как-то скоротать время, подруги устроились на палубе и раскладывали незамысловатые пасьянсы, используя тяжелую бочку вместо стола. Разговор снова крутился вокруг предстоящего отбора, и если Ника была преисполнена самых светлых ожиданий, то Ванесса, наоборот, мрачно хмурилась и вздыхала:

   — А вдруг, все, что нам говорили — неправда?

   — Ты опять об этих выдумках?

   — Это не выдумки, — Винни упрямо замотала головой, — говорят, одна из выпускниц гимназии смогла передать весточку своей семье и рассказать о том, что происходит на самом деле. Она писала, что смотр невест — это не пышное торжество на главной площади города. Никого не интересует, как они умеют танцевать, какие у них манеры или как глубоко они знают историю. Андракийцы выбирают их как живой товар.

   — И что же дальше? — спросила Ника, неспешно раскладывая карты и пытаясь спрятать улыбку.

   Подруга пересказывала общеизвестную страшилку. Ее передавали трагическим шепотом из уст в уста в темных комнатах под покровом ночи. И каждый раз история обрастала все более пугающими подробностями.

   — Из двадцати трех только семеро получило статус жены. Остальных андракийцы разобрали в качестве прислуги, наложниц. Но это не самое страшное! Были и те, кого никто не выбрал! — зловещим голосом продолжала Винни. — Их без колебаний отдали простым солдатам. Вывели прямо из зала в бараки и оставили там!

   — Да ты что, — Доминика сокрушенно покачала головой, — какая жуть!

   — Ты не веришь мне? — Винни перестала нагнетать ужас и обиженно надула губы.

   — Это просто сказки. Страшилки на ночь. Ты же знаешь.

   — А если нет? Что если именно по этой причине после перехода невестам запрещают общаться со своими семьями? Может, они просто не хотят, чтобы в Шатарии узнали правду? Минуешь переход — и все, никто никогда не узнает твоей судьбы. Кем ты стала: женой, наложницей или просто игрушкой в руках толпы!

   — Да ерунда все это, — отмахнулась Ника, — россказни старых нянек, которые любят пугать непослушных детей.

   — Тебе легко говорить. Ты красива, умна и ты Высшая. Таких забирают сразу. Вы везде ценитесь на вес золота. А вот я маленькая, пухлая и нос у меня картошкой! И из магии мне доступна только пара бытовых заклинаний.

   — Хватит на себя наговаривать, — Доминика подтолкнула подругу локтем в бок. — Ты непременно покоришь самого сильного, большого и…

   — Смотрите! — внезапно раздался испуганный крик Эльзы. — Переправа!

   Толкаясь и путаясь в длинных юбках, невесты бросились на нос корабля.

   Вдали на раскрашенном лиловыми красками вечернем горизонте едва различимо виднелся грозный силуэт андракийского корабля, а за ним красным маревом проступал мерцающий полукруг переправы.

   — Приплыли, — выдохнула Бри, отставляя в сторону ненавистное ведро.

   Спустя мгновение на палубе уже не было никого. Обгоняя и расталкивая друг друга, девушки помчались вниз, в тесный трюм. Там они торопливо переодевались в специально пошитые для смотра новые платья, причесывались, щипали себя за щечки, чтобы казаться румянее.

   Когда корабль андракийцев, гордо красуясь флагами с изображением готового к броску крылатого тигра, поравнялся с судном из Шатарии, невесты уже стояли на палубе и сжимали в руках небольшие походные мешочки с личными вещами. Кто-то предусмотрительно кутался в длинные плащи, кто-то дрожал в расшитых кружевами платьях. И непонятно было, то ли от холода их трясло, то ли от волнения. Даже неугомонная Ванесса присмирела и с немым благоговением смотрела, как легко поднимался к ним на борт крепкий темноволосый андракиец.

   Он оказался выше мужчин из Шатарии чуть ли не на голову, широк в плечах и поразительно спокоен.

   — Все здесь? — В низком голосе ни одной эмоции.

   От этих стальных ноток у половины невест затряслись колени, у второй — сбилось дыхание.

   — Да.

   — Отлично. Переходим! — указал на перекинутые между кораблями узкие дощатые мостки, которые со стороны выглядели совсем хлипким.

   Неожиданно для всех первой на переход осмелилась бледная Бри. Она аккуратно подошла к борту, но прежде, чем успела сказать хоть слово, воин подхватил ее за талию и, не прилагая усилий, поставил на скрипучие доски:

   — Вперед.

   Девушка испуганно охнула, пошатнулась, но, с другой стороны ей уже протягивали руки, чтобы помочь перебраться. Спустя пару мгновений она спустилась на палубу андракийского корабля и, не скрывая облегчения, помахала взволнованным подругам.

   После этого одна за другой невесты потянулись следом за ней.

   Ника плелась в хвосте и с ужасом ожидала своей очереди. Едва сильные мужские ладони сомкнулись на ее талии, она тихо охнула и зажмурилась, а когда открыла глаза, внизу, невыносимо далеко плескались темные волны. Ей было так страшно, что она, не раздумывая, схватилась за протянутую ладонь и позволила перетащить себя на другую сторону.

   Вскоре все невесты перебрались на новую палубу, и как только хлипкие мостки были убраны, корабли начали отдаляться друг от друга. Молчаливый воин последним вернулся обратно и все так же равнодушно скользнул взглядом по взволнованным девушкам.

   — В этот раз мы привезли двух Высших! — прокричал капитан, внезапно вспомнив, что не сообщил важную информацию.

   — Я передам, — темноволосый кивком отдал приказ своим людям, а сам направился к штурвалу.

   — Идемте за мной, — вперед выступил мужчина с выбритыми висками и высоким хвостом на макушке, — вам нужно спуститься вниз.

   — Опять? — возмутилась Ванесса. — Можно нам остаться и посмотреть на переход?

   — Нет.

   Его тон не оставлял места для споров, и девушки, робко переглядываясь, отправились следом за ним.

   Он провел их в совершенно пустую каюту без окон.

   — Здесь же ничего нет, — удивилась Доминика, обводя взглядом голые стены.

   — Это для вашей же безопасности. Будет сильно трясти, поэтому советую сесть. И закройте глаза, иначе будет больно, — распорядился он и ушел, заперев за собой дверь.

   Невесты растерянно осматривались по сторонам, не понимая, чего ждать. Кто-то действительно сел, кто-то поспешно забился в угол, но большинство продолжали стоять.

   — И как это понимать? — фыркнула Мойра.

   Ответить ей никто так и не успел, потому что откуда-то сверху раздался зычный голос нового капитана:

   — Готовы? Переход начнется через пять… четыре… три … два… один…

   Корабль тряхнуло. Подкинуло на волнах и со всего размаху швырнуло в воронку перехода. В тот же миг полыхнуло багряно-красным, а следом льдисто-голубым.

   Ника закричала, запоздало прикрывая лицо руками.

   Все смешалось. Их мотало из стороны в сторону. Где верх, где низ было непонятно. Кто-то испуганно визжал, кто-то во весь голос звал маму.

   Доминика задыхалась, хватая воздух ртом. Лицо жгло, тело полыхало, из глаз градом бежали горячие слезы. Она ничего не видела перед собой и только хваталась за раскачивающиеся стены и чьи-то тела.

   Снова тряхнуло, и она плашмя повалилась на пол, больно ударившись коленями о грубые доски. Гул в висках нарастал. Казалось, что еще немного — и голова разлетится на миллион осколков. Ей снова хотелось кричать, но вместо этого из горла вырывались лишь сдавленные хрипы.

   Корабль снова тряхнуло. В тот раз так сильно, что невест подкинуло чуть ли не до потолка, а потом с силой швырнуло на пол.

   А после наступило затишье…

   — Девочки, все живы? — раздался дребезжащий от испуга голос Бри.

   — Все в порядке.

   — Я цела.

   — Этот кошмар закончился?

   — Мы в Андракисе?

   — Кажется, я шишку набила.

   Одна за другой девушки приходили в себя и подавали слабые голоса. Неуклюже мотаясь, поднимались на ноги, потирали ушибленные бока, локти, лбы.

   Ника перекатилась на бок, с трудом села и потрясла головой. Потом, опираясь рукой на стену, кое-как поднялась. Ее мотало. Будто выпила слишком много фруктового вина. Во всем теле разливалась неприятная тяжесть, в ушах все еще звенело, а перед глазами двоилось.

   — Зато теперь понятно, почему этот день называют днем Красного Всполоха, — жизнерадостная Ванесса окончательно пришла в себя и даже могла шутить. — Ника, ты как?

   — Все хорошо, — странно пробулькала та и обернулась к остальным.

   — Ох ты ж… — Винни отшатнулась.

   В каюте повисло молчание.

   — Что? — снова прохрипела Ника.

   Голос ее не слушался.

   — Ты… ты… зеленая, — выдохнула Бри, отступая на полшага назад, — и страшная, как гоблин.

   В полнейшем недоумении Ника обвела взглядом присутствующих. На их лицах застыли разные выражения: от испуга до отвращения. И только Мойра самодовольно улыбалась.

ГЛАВА 2

Ника непонимающе прикоснулась к своим щекам. Вместо гладкой кожи под пальцами оказалось что-то грубое, покрытое наростами и щетиной.

   — Что это? — просипела она.

   Слова получались неразборчивыми, будто она набрала полный рот камней, а невнятные звуки, напоминавшие карканье вороны, смешанное с мычанием глухонемого, никак не могли принадлежать ей.

   Ванесса бросилась к своему вещевому мешку и достала маленькое зеркальце.

   — На, — протянула его, вставая на цыпочки, будто опасалась подступить ближе и подхватить неведомую заразу, поразившую подругу.

   Доминика потянулась за зеркальцем, но, взглянув на свою руку, замерла. Нездорово зеленая кожа, по-старчески сморщенная и усыпанная бородавками, раздутые суставы и обломанные под корень толстые ногти.

   Уже не думая ни о чем, Доминика выхватила из рук Ванессы несчастное зеркало. Заглянула в него и не смогла сдержать вопль ужаса.

   На нее смотрело нечто! Некрасивое, скукоженное, с длинным крючковатым носом и крошечными заплывшими глазами. Тонкие губы кривились в болезненной гримасе, обнажая неровные желтые зубы.

   — Ну ты и уродина! — восхищенно рассмеялась Мойра. В тишине, накрывшей каюту, ее смех казался чудовищно неуместным и даже пугающим, но блондинка продолжала веселиться. — Это ж надо, какая жуть! Бр-р-р.

   — Ты… — промычала Ника и чуть не задохнулась, — ты…

   — Что-что? — Мойра приложила руку к уху и подвинулась ближе. — Прости, но твои стоны я не понимаю.

   Говорить становилось все труднее. Голос не слушался. Неповоротливый распухший язык, казалось, принадлежал не ей, а кому-то другому.

   — Это твоих рук дело! — внезапно взвизгнула Ванесса. — Я видела, как полыхнуло голубым! Сначала думала, что переход так сработал. Но это ты!

   — Да. Я.

   Мойра даже не думала отрицать. Стояла, подбоченившись, и невозмутимо смотрела на остальных.

   — Я тебе сейчас устрою! Мерзавка!

   Винни бросилась к ней, но снова полыхнуло. В этот раз красным. Девушка отлетела к стене, грузно упала на пол и больше не шевелилась, а блондинка с видом победителя подула на свое дымящееся кольцо.

   — Подарок от мамочки! Очень полезная вещь.

   — Ты что творишь?! — Бри растерянно указывала на бесчувственную Ванессу и на воющую, словно дикий зверь, Доминику.

   — Разве непонятно? Расчищаю путь. Вы ведь правильно подметили — нас двое, кхассер один. И он будет моим.

   — Ты изуродовала ее!

   — Ой, да не нагнетайте, — беспечно отмахнулась Мойра. — С ней все в полном порядке. Ни царапины нет. Просто морок. Мой. Коронный. Не отличишь от настоящего ни на ощупь, ни на вкус. Походит так пару дней. Может, неделю. В крайнем случае — месяц-другой. И вернется к нормальному виду. А Ванесса так вообще просто дрыхнет. Притомилась, бедная.

   — Ты с ума сошла! Так нельзя!

   — Мне можно.

   Она всегда была уверена, что ей дозволено больше, чем остальным.

   — Мы все расскажем капитану…

   Цокая язычком, Мойра медленно погрозила пальцем:

   — Никто. Никому. Ничего. Не расскажет…

   — Мы не будем тебя покрывать!

   — Будете, — она снисходительно кивнула, — еще как будете. Вы все. А если кто-то вдруг захочет пожаловаться, то станет такой же… прекрасной, как наша дорогая Доминика.

   — Ты не сможешь наложить свой проклятый морок на всех.

   — Так я уже, — блондинка со счастливой улыбкой развела руками. — Только на Нику напрямую набросила, а у вас всех он на молчание завязан. Молчите — румяные и красивые, жалуетесь — зеленые и уродливые.

   — Врешь ты все! — Эльза сердито схватила Мойру за рукав, разворачивая к себе лицом.

   В тот же миг ее ногти почернели, и болезненная зелень перчаткой скользнула к запястью.

   — Ай! — она отскочила в сторону и начала трясти рукой.

   Морок скатился обратно к кончикам пальцев и исчез.

   Мойра демонстративно отряхнула смятый рукав и ледяным тоном произнесла:

   — Кхассер — мой!

   В этот раз никто не посмел ей возразить.

   — Если кто-то еще хочет обзавестись зеленой лягушачьей мордой, — она обвела всех присутствующих безжалостным взглядом, — помогу с огромным удовольствием. Или отключу с помощью перстня. Поверьте, его мощи хватит на сотню таких, как вы. Ну же, желающие, два шага вперед.

   Никому не хотелось становиться жуткой прямо перед отбором. Никто не хотел валяться на полу без чувств. И ни у одной не было сил справиться с магией Высшей.

   Поэтому все молча отступили.

   — Вот и славно, — Мойра удовлетворенно кивнула и как ни в чем не бывало поправила прическу.

   Остальные бросились к Ванессе, чтобы привести ее в сознание, а Бри подошла к содрогавшейся от рыданий Доминике и накинула ей на плечи свой плащ.

   — Тише, тише… — Гладила по жестким, спутанным волосам больше похожим на мочало, — с тобой все в порядке. Слышала? Ты все такая же красавица, как и прежде. Это морок. Все пройдет… скоро…

   Доминика продолжала реветь, уткнувшись лицом в свои шершавые ладони.

   Бри ее обняла и, улучив момент, когда Мойра отошла в дальний конец каюты, прошептала:

   — Ты можешь сама его снять? Ты ведь тоже Высшая. Сильная. Сильнее, чем Мойра!

   Ника судорожно всхлипнула, пытаясь успокоиться. В наложении морока Мойре не было равных. Она могла сделать корову лошадью, и никто бы не заметил подмены, могла замаскировать парня под девушку, и уж ей точно ничего не стоило превратить конкурентку в уродливого полутролля. Но подруга права — слезами горю не поможешь. Надо как-то решать проблему.

   Все еще икая от слез, она прикрыла глаза и попыталась нащупать на себе линии чужого заклятия. Они едва серебрились, окутывая ее тело мерцающим коконом. Легкие. Невесомые. Не подхватить, не сбросить. Оставалось только по чуть-чуть раскачивать плетение и ослаблять морок. Сколько на это уйдет времени, она даже боялась предположить.

   — Все пройдет, — Бри гладила подругу по сутулой, костлявой спине, — все будет хорошо.

   Какое хорошо? Корабль уже швартовался в порту Наранда, сейчас их поведут на смотрины, а она страшная! Зеленая, кривоногая, костлявая, с длинным носом, усыпанным бородавками. Не тролль, но и не человек. Жуткая полукровка. Уродина…

   — Слышите? — внезапно встрепенулась одна из невест. — За нами идут.

   Девушки тут же всполошились, а Ника отпрянула в самый дальний угол и натянула на голову капюшон, пытаясь спрятаться не только от андракийцев, но и от сочувствующих взглядов трусливых землячек.

   Когда дверь распахнулась, на пороге появился такой рослый и могучий мужчина, что девушки дружно притихли. Только Берта смущенно охнула и тут же покраснела. Ведь именно о таком — высоком и сильном — были девичьи грезы всех невест из Шатарии. Даже Мойра, нацелившаяся на кхассера, подбоченилась и кокетливо стрельнула глазками.

   К сожалению, он их восторга не разделял. Обвел всех тяжелым мрачным взглядом и холодно поинтересовался:

   — Готовы? Тогда на выход. — И посторонился, освобождая дорогу. Потом кивком указал на спящую Ванессу: — А с этой что?

   Девушки беспомощно отводили взгляды, не зная, что сказать, а Мойра хладнокровно улыбалась, совершенно не боясь быть разоблаченной. Тогда вперед выступила Бри и соврала. Одна за всех.

   — При переходе не выдержала. В обморок упала.

   Воин насмешливо хмыкнул. Подошёл к распластанной на полу рыжей и, легко подхватив ее, закинул себе на плечо. Так резко, что подол платья задрался, демонстрируя нижнюю хлопковую сорочку.

   — Вперед. Чего стоим?

   Не такого приема ожидали невесты. Они в нерешительности переглядывались, переминались с ноги на ногу, опасаясь сделать первый шаг.

   — Слабачки, — тихо фыркнула Мойра и, гордо задрав нос, первая пошла на выход.

   Следом за ней потянулись остальные.

   Доминика семенила последней, низко опустив голову и пытаясь спрятать свое внезапное уродство. Только на палубе случайно наткнулась на одного из матросов и испуганно вскинула взгляд.

   — Ух и страшнючая, — выдохнул он, передернув плечами.

   Жалобно всхлипнув, Доминика натянула пониже капюшон и прошмыгнула мимо.

   На берегу девушек ждали неказистые повозки, запряженные высокими крепкими лошадьми. Они недовольно потряхивали длинными гривами, принюхивались и нервно косились на заморских гостий.

   Рослый воин скинул бесчувственную Ванессу на повозку, а потом по головам пересчитал остальных невест.

   — Все на месте, — произнес без малейшего интереса, махнул возницам, приказывая трогаться.

   В порту Наранда было шумно и интересно. По узким улочкам сновали разносчики, торговцы зазывали в свои лавки, веселые женщины выбирали на прилавках свежую рыбу и самозабвенно торговались.

   Гостьи из Шатарии едва успевали поворачивать головы и удивленно ахать, и только Ника не обращала внимания на происходящее вокруг. Она сидела на краю телеги, уткнувшись лицом в ладони, и едва дыша. Ее не интересовали ни порт, ни чудные товары, ни новые люди. Все силы уходили на то, чтобы избавиться от морока.

   Ника могла поднять на ноги тяжелобольного человека, вытащить из-за грани умирающего, но оказалась бессильна против козней соперницы. У нее ничего не болело, не было ни ссадин, ни переломов, а морок не воспринимался как что-то угрожающее здоровью, поэтому нативная магия была бесполезна. Приходилось по чуть-чуть, на ощупь, продвигаться в хитросплетениях заклятия. Так медленно, что от отчаяния хотелось выть. У нее не было времени! Совсем. Их вот-вот доставят на отбор, а она по-прежнему похожа на огромную жабу.

   Повозки свернули в один переулок, в другой, в третий и наконец выехали на окраину города. Шум и суета портовых улочек остались далеко позади, и теперь они катили по вымощенной брусчаткой дороге, а со всех сторон темными проемами окон на них смотрели мрачные особняки.

   Возле одного из таких домов они остановились.

   — Приехали. Выгружаемся.

   Над входом в здание замерли пять внушительных каменных фигур. Они казались живыми. Еще миг — и спрыгнут вниз. Даже наглая Мойра притихла, с благоговейным ужасом рассматривая крылатые силуэты.

   Тигр, во взгляде которого клубилась ярость.

   Хладнокровный лев.

   Пантера, готовая к броску.

   Мудрая пума.

   Коварный ирбис.

   Олицетворение Андракиса. Олицетворение кхассеров.

   — Интересно, кто их них будет сегодня на отборе? — едва слышно спросила одна из невест, но ответить ей никто не удосужился.

   Вместо этого снова раздался приказ:

   — Вперед.

   Одна за другой девушки сползали с повозки и под присмотром молчаливого воина шли к массивным дубовым дверям.

   Ника не успела как следует рассмотреть место, в котором они очутились. Ей только запомнились бесконечные коридоры, повороты и лестницы. Наконец их завели в длинную узкую комнату без окон и мебели. Здесь не было ничего, кроме еще одной двери на противоположной стороне и большого холщового мешка, небрежно брошенного на пол.

   Следом за ними в комнату зашел молчаливый воин со спящей Ванессой на плече и высокая женщина со странной прической. Одна часть ее волос была белая, как лунный свет, вторая — чернее ночи. Но еще сильнее удивляли ее глаза — разного цвета: один обычный голубой, а второй с желтым отливом и узким кошачьим зрачком.

   Женщина дождалась, когда воин опустит Ванессу на пол и уйдет, плотно прикрыв за собой дверь. После этого обвела девушек радушным взглядом и улыбнулась:

   — Меня зовут Влада, и сегодня я буду вашей… помощницей.

   — Здравствуйте.

   — Добрый день, — раздались несколько настороженных голосов, и в комнате снова повисла тишина.

   — У вас сегодня важный день. Я бы даже сказала — судьбоносный, — продолжила Влада, неспешно похлопывая себя по бедру, — так что, курочки мои, раздеваемся.

   Никто не пошевелился.

   — Я неясно выразилась? — интонация мгновенно изменилась на стальную. — Скидываем своем барахло.

   — Простите, — Мойра выступила вперед, — вы, похоже, не в курсе, но мы прибыли из Шатарии, у нас отбор, женихи, кхассер… Ай!

   Блондинка рухнула на пол, как подкошенная, едва дыша от боли, которая пронзила от макушки до кончиков пальцев.

   — Будет вам и отбор, и женихи, и кхассер, — ласково улыбнулась Влада. — Раздеваемся. Не задерживаем.

   Испуганные девушки торопливо снимали плащи и бросали их в одну кучу. Побелевшая Мойра с трудом поднялась на ноги и трясущимися пальцами начала развязывать завязки, а бедная Ника, лишившись своего спасительного капюшона, забилась в дальний угол комнаты.

   — Платья тоже. Живее.

   Смущенно переглядываясь, невесты начали расстегивать свои наряды, в которые с таким усердием наряжались всего пару часов назад. Никто их них не хотел спорить с разноглазой женщиной. Она внушала такой ужас, что проще было подчиниться.

   — Что ты там прячешься? — громко спросила Влада, заметив, как Доминика жмется в углу. — Иди сюда… а нет, не надо. Стой там… бедолага.

   Увидев крючковатый нос Ники, она передернула плечами. На ее памяти таких страшных «невест» еще не было.

   — Остальное шмотье тоже долой. Переоденетесь вот в это, — она развязала мешок и высыпала целый ворох легких белых сорочек. Когда все облачились в новые наряды, Влада удовлетворенно кивнула и отдала еще один приказ: — Волосы распустить.

   Все прически, над которыми так трепетно колдовали девушки, оказались бесполезными. Отбор все меньше походил на ту прекрасную сказку, которую им рассказывали наставники в гимназии, и все больше становился похож на страшилки, которыми ученицы пугали друг друга по ночам.

   Дрожащих перепуганных невест, облаченных в полупрозрачные белые рубашки, вывели в следующий зал.

   Огненные сферы, наполненные магическим огнем, неспешно дрейфовали под потолком, ярко освещая небольшую площадку в центре и деревянные лавки, расположенные рядами почти до самого потолка. Спинка нижней лавки, служила столом для той, что располагалась выше.

   При появлении невест голоса стихли, и десятки взглядов впились в них, словно раздевая и ощупывая.

   — Мамочка, — пропищала Бри и попыталась сбежать обратно, но дорогу ей перекрывала невозмутимая Влада.

   — Вперед, — едва слышно сказала, вынуждая девушку вернуться к остальным.

   — Итак, — громко произнес мужчина из первого ряда, — пора начинать.

   Он развернул пергамент, пробежался по нему взглядом и удовлетворенно кивнул.

   — В этом году у нас две Высших…

   — Простите, — Влада выступила вперед, — но Высшая только одна.

   Она жестом подозвала к себе Мойру. Блондинка расправила плечи и вышла в центр площадки, умудряясь даже в простой сорочке выглядеть королевой. Гордо вскинув подбородок, она смотрела прямо перед собой, стараясь не замечать, как взгляды андракийцев ощупывают ее с ног до головы.

   — В письме сказано о двух.

   — Это какая-то ошибка. Я лично всех осматривала, метка Высшей есть только у этой, — Влада бесцеремонно спустила рубашку с левого плеча Мойры, демонстрируя змею, держащую в пасти свой хвост. — У остальных нет.

   Тихо всхлипнув, Ника отступила назад, пытаясь скрыться за спинами других девушек. Ей так и не удалось справиться с мороком. Ее собственная метка — птица с широко расправленными крыльями — стараниями Мойры превратилась в бесформенное скопление бородавок.

   — Что ж, — распорядитель пожал плечами. Потом обернулся, пробегая взглядом по рядам, — раз высшая одна, и кхассер только один… а второй где-то заблудился, то вопрос считаю закрытым. Блондинка отправляется к Лаю из клана черных пантер…

   Блондинку поманил к себе молодой мужчина со второго ряда. Темноволосый, непростительно красивый, с глазами, похожими на расплавленное золото — как в девичьих мечтах.

   Придерживая подол сорочки, будто это самое прекрасное и дорогое платье на свете, Мойра поднялась к нему и изящно присела в реверансе. Да, отбор мало походил на то, о чем им рассказывали в гимназии, но даже в такой жуткой ситуации она не собиралась терять голову. Пусть остальные дрожат и падают в обморок от страха, а у нее все будет на высоте. По крайней мере, кхассера она заполучила.

   — Так, не будем терять время. Продолжаем, — распорядитель снова уткнулся в свиток и отрывисто произнес: — Берта Лорейн.

   Не особо церемонясь, Влада вытолкала ее вперед под оценивающие взгляды андракийцев. В отличие от хладнокровной Мойры, эта невеста дрожала и была готова упасть в обморок.

   — Есть желающие взять ее в жены?

   В зале повисла тишина. Пять секунд, десять, минута…

   — Раз таковых нет, принимаю ставки.

   — Даю десять золотых.

   Доминика зажала себе рот, чтобы не закричать. Это были самые настоящие торги, а никакой не отбор! Покупатели предлагали свою цену, а Влада крутила «невесту» то одним боком, то другим, демонстрируя преимущества живого товара.

   В результате Берту забрал рыжий мужчина с последнего ряда.

   Следом за ней вызвали хрупкую маленькую Малену. Ей повезло больше. Едва она выступила в центр, как мужчина в первом ряду изъявил желание взять ее в жены. Саманту выбрал бородатый купец, Лею купили за двадцать золотых, Ирму за семь, Бри приглянулась молчаливому воину, и он изъявил желание сделать ее своей супругой.

   Доминика с ужасом дожидалась своей очереди.

   — Ванесса-Либи Райт, — прозвучало очередное приглашение.

   — О-о-о, — усмехнулась Влада, — здесь у нас накладка вышла.

   Разноглазая щелкнула пальцами, подзывая стражника, и указала на дверь за спинами девушек. Он быстрым шагом отправился туда, а спустя мгновение вернулся, неся на руках бесчувственную Винни в роскошном зеленом платье, так выгодно подчеркивавшем рыжее пламя волос.

   — Девушка не в состоянии продемонстрировать свои прелести.

   — Нет значит нет, — равнодушно произнес распорядитель и обратился к стражнику: — Как она тебе?

   Тот оценивающе посмотрел на спящую девушку на своих руках:

   — Сойдет.

   — Вот и забирай, — сказал и вычеркнул ее имя из списка.

   Оставшиеся невесты испуганно охнули, когда вояка перехватил поудобнее свою нежданную добычу, закинул ее на плечо и с довольной улыбкой вышел из зала.

   — Эльза Рим.

   С каждым мигом силы покидали Нику. Очередь редела на глазах. Еще троих забрали в жены, пятерых продали.

   — Доминика Мелори…

   Сердце оборвалось, когда прозвучало ее имя. Она забилась в угол, прикрывая ладонями лицо и отказываясь выходить на всеобщее обозрение, но Влада, с неожиданной силой схватив под локоть, вытащила ее на площадку.

   — У нас тут… — разноглазая замешкалась, пытаясь подобрать слова, потом махнула рукой, — в общем, вот. Смотрите сами.

   Сказала и отступила, оставив Нику под десятками недоумевающих мужских взглядов.

   — Руки убери, — приказал распорядитель.

   Ника отчаянно затрясла головой. Если они увидят, какой она стала…

   Она не видела, как распорядитель кивком отдал приказ еще одному стражнику, только почувствовала, как чьи-то сильные, грубые пальцы сжимаются на ее запястьях и отводят руки в стороны.

   В зале повисла тишина, которую нарушила лишь шальная муха, стремительно пролетевшая над головами. Потом кто-то один из присутствующих андракийцев протянул:

   — Вот это ж ничего себе…

   И началось. Поднялся такой гвалт недовольных голосов, что закладывало уши. Перепуганная Ника только выхватывала отдельные фразы:

   — Как это понимать?!

   — Они совсем страх потеряли?!

   — Отчаялись пристроить это чудовище и решили скинуть его нам?!

   Она затравленно озиралась по сторонам и пыталась объяснить. Сказать, что произошло, кто она на самом деле, но из горла опять вырывалось мычание.

   — Она еще и рычит!

   — Да на псарню ее! Пусть в клетке с кобелями сидит!

   Раздался смех.

   — Чем бедные псы виноваты?

   — Давайте посмотрим, что у нее под рубашкой. Может, там хвост и чешуя.

   Эта идея так понравилась присутствующим, что распорядитель согласился и снова кивнул стражнику, приказывая стащить с Ники одежду.

   Под всеобщий смех она неуклюже увернулась от первого захвата и попыталась сбежать, но стражник поймал ее за подол и дернул с такой силой, что рубашка затрещала по швам.

   — Довольно! — раздался жесткий голос, перекрывая всеобщее веселье, — я заберу ее.

   Смех моментально оборвался. Измученная, несчастная Доминика обернулась в поисках того, кто спас ее от позора, и замерла, столкнувшись с жестким янтарным взглядом.

   Кхассеров все-таки было двое.

ГЛАВА 3

Чья это была ошибка — никто не знал, но представитель клана черных пантер тоже пожаловал в Наранд. И поскольку на смотре должен быть один кхассер, а Лай приехал первым, то ему и предстояло отдуваться.

   На радостях, что скинул с себя эту повинность еще на год, Брейр завернул в небольшую таверну на пересечении центральных улиц. Хорошо завернул, с душой. Так что под утро не мог вспомнить, где находится и что вообще происходит.

   Едва открыв глаза, он увидел перед собой спящую девицу. Ее длинные пепельно-серые волосы разметались по подушке, физиономия смялась, большие яркие, как малина, губы сонно причмокивали. Не было нужды заглядывать под одеяло, чтобы убедиться, что одежды на ней нет.

   — Кхм…

   Как ее зовут, он не помнил и не горел желанием снова знакомиться, поэтому тихо перевернулся на другой бок… Там спала еще одна светловолосая девушка.

   — Да чтоб вас всех, — тихо крякнул и осторожно сполз с кровати.

   Одежда нашлась на полу, оружие там же. Чтобы не звенеть и не будить своих ночных… попутчиц, кхассер тихо натянул исподнее, прихватил остальные вещи и вышел из комнаты.

   Спустя пару минут, уже полностью собранный, он спускался в пустой зал таверны, тяжело шагая по скрипучей лестнице. В голове еще не просветлело, виски раздирал настойчивый скрежет, горло царапала лютая жажда. Надо было или спать дальше, или идти на улицу, покидать душный портовый город, насквозь пропахший рыбой, разминать крылья…

   — Вам просили передать, — возле выхода его перехватил румяный трактирщик.

   Он протянул неровно свернутую желтую бумагу и подобострастно поклонился. Молодой кхассер за одну ночь оставил здесь столько денег, что вся таверна могла не работать целую неделю.

   Брейр недовольно щелкнул языком и развернул лист.

   «В час. На смотр. Высших две. Распорядитель».

   Он пять раз пробежался по строчкам, вчитываясь в наспех накарябанные буквы.

   В смысле две? Зачем две? Всегда же была одна…

   Он удивленно посмотрел в одну сторону, в другую, будто ждал, что кто-нибудь сейчас пояснит, в чем дело.

   Какого лешего их две?!

   А самое главное, какого лешего он не свалил из города вчера, как только узнал, что на смотр приехал другой кхассер? Сейчас бы уже был далеко и никто его не нашел, не заставил возвращаться обратно.

   — Че-е-ерт, — простонал, с досадой потирая шею.

   Сбегать теперь, когда ему сообщили о второй высшей и потребовали явиться на смотрины, не было смысла. Накажут. Император жестко относился к этому вопросу и поблажек не делал никому.

   Тхе’маэс был одержим целью сохранить силу кхассеров и каждому из них отводил особенную роль. Кому-то заранее готовили камень плодородия, чтобы совершить обряд. Кому-то позволяли вести поиски самостоятельно. А самым младшим представителям кланов, как самому Брейру, досталась другая участь — девы из Шатарии.

   Раз в год поздней осенью корабль с «невестами» прибывал в Наранд, и на его борту неизбежно была та, что наделена особой нативной магией, которая порой срабатывала не хуже камня плодородия.

   Расчёт Тхе’маэса был простым: одна высшая — один кхассер.

   К несчастью, в этом году эта печальная участь досталась Брейру.

***

Над стойкой трактирщика висели большие квадратные часы с медными стрелками и бесстрастно показывали, что он уже безнадежно опаздывает. Почему нельзя было просто прислать ему эту девку и оставить его в покое?

   — Черт, — он снова выругался и выскочил на улицу.

   На бегу обратился зверем, испугав почтенную пару, неспешно проходившую мимо, и взмыл в воздух. Скользя над разноцветными крышами, устремился на окраину Наранда, где раскинулись поместья знати.

   Нужный особняк был виден издалека. Серая, выгоревшая на палящем южном солнце махина возвышалась над остальными домами. Ее крышу венчали пять статуй кхассеров — по числу кланов Андракиса. Когда-то их было семь. Рысей не стало, да ягуары перевелись.

   Сложив тяжелые крылья, Брейр спикировал вниз, перекинулся еще в воздухе и уже человеком опустился перед каменным крыльцом. От жесткого приземления в висках снова застучало, а желудок протестующе сжался. Ругая себя последними словами за ночную несдержанность, Брейр прошел мимо молчаливого стражника, склонившего голову в поклоне, и прислушался. А потом уныло поплелся туда, откуда доносились мужские голоса.

   Народ был так увлечён торгами, что ему удалось незаметно просочиться в зал и занять место наверху у края. Он тяжело опустился на лавку, подпер щеку кулаком и угрюмо наблюдал за тем, что происходило внизу.

   Кого-то брали в жены, кого-то не брали. Ничего интересного. Девицы тоже были обычные — в Андракисе своих таких хватало.

   Он нашел взглядом Лая, сидевшего на несколько рядов ниже. Рядом с ним, гордо выпрямив спину, стояла беловолосая девушка. Наверняка ей было холодно в одной рубашке, но она не дрожала и вела себя так, будто все было в порядке. Красивая. Сквозь белую ткань угадывались изящные изгибы, а на плече проступал темный символ высшей.

   Брейр недовольно щелкнул зубами и отвернулся. Пришел бы вовремя — забрал бы ее себе, а сейчас поздно уже смотреть. Теперь придется довольствоваться тем, что осталось.

   Взглядом поискал вторую Высшую, которую ему предстояло забрать, но ни среди оставшихся бесхозных девушек, ни среди тех, кого уже выбрали, ее не нашел. Отказаться от нее не могли, спрятать тем более. Странно.

   Стараясь не привлекать к себе лишнего внимания, Брейр тронул за плечо мужчину, сидящего впереди, и прошептал:

   — Вторую высшую кто забрал?

   — Да не было ее, — не оборачиваясь, отмахнулся тот и с азартом назвал свою цену за пухленькую румяную брюнетку, выставленную на всеобщее обозрение: — Десять золотых!

   — То есть как не было?

   — А вот так. То ли напутали, то ли обманули. Пятнадцать!

   Брейр недоуменно нахмурился и еще раз обвел взглядом наполненное людьми помещение. Это что получается? Он зря пришел? Кхассер даже не знал, что было сильнее: облегчение о того, что второй высшей здесь нет, или острое желание оторвать голову тому, кто так напортачил. А хотя плевать. Пронесло и ладно.

   В зале было шумно и душно, голова по-прежнему трещала, поэтому Брейр уселся поудобнее, сложил руки на столе и уткнулся в них лбом, намереваясь так провести остаток смотрин. А что такого? Он свой долг выполнил — пришел, а что девчонки не оказалось — не его проблемы.

   Сначала все шло хорошо. Ему даже удалось задремать, но потом атмосфера внезапно накалилась. Люди начали волноваться и галдеть, выказывая недовольство. Голоса стали громче, интонации злее. Поняв, что заснуть ему не удастся, Брейр сел ровно, немного осоловевшим взглядом обвел ряды с андракийцами и обратился к центральной площадке.

   — Что за…

   Сначала не понял, что это такое. Даже головой потряс в надежде, что это ему привиделось.

   Но нет. Там действительно стояло нечто… странное. Некрасивое. Жалкое. Ревущее, как раненная росомаха. Оно выглядело настолько неуместным на фоне остальных девушек из Шатарии, что просто невозможно было отвернуться.

   — Какая уродина, — с отвращением выдохнул мужчина, сидевший впереди.

   Да. Красивого в ней было мало. Вернее, не было вообще. Начиная от всклокоченных тусклых волос и заканчивая кривыми ногами, угадывающимися под тонкой рубашкой.

   Брейр наблюдал, как ее травили, слушал смех и не мог отвести взгляда от дрожащей зеленой «невесты». Внутри поднималась волна раздражение. Не на нее, на остальных, которые вели себя, как дураки на сельской ярмарке: выкрикивали обидные слова, смеялись, хотели раздеть ее в угоду потехе.

   Он злился. Но хуже было другое: чутье, которому он привык безоговорочно доверять, бесновалось. Требовало прекратить все это…

   — Довольно. Я заберу ее, — слова сорвались с губ прежде, чем он успел хорошенько их обдумать.

   В его сторону обернулись все. И зеленое испуганное чудовище, и мужчины, и сам распорядитель.

   — Кхассер, вы здесь? — не скрывая удивления, спросил он.

   — Где мне еще быть?

   Брейр не собирался признаваться в том, что безнадежно опоздал, поэтому сидел с самым невозмутимым видом и неспешно постукивал кончиками пальцев по столу.

   — Давно ли тебя потянуло на… экзотику? — насмешливо поинтересовался Лай.

   Ему-то хорошо. Он не кутил полночи, не проспал и не опоздал. Поэтому отхватил себе высшую, а не вот это вот… страшное и носатое.

   Стоящая рядом с ним беловолосая девушка с нескрываемым любопытством посмотрела на Брейра, потом снова обратила взгляд на «своего» кхассера, будто сравнивала.

   Угрызений совести относительно Ники она совершенно не испытывала. Наоборот, злилась от того, что даже изуродованная и практически немая ее извечная соперница все равно умудрилась попасть к кхассеру.

   — Я разве сказал, что собираюсь на ней жениться? — Брейр смерил Лая черным предупреждающим взглядом.

   Брейр был не в том состоянии, чтобы шутить. В воздухе заискрило, когда взгляды кхассеров столкнулись. Народ притих, а мудрый распорядитель поспешил сгладить ситуацию:

   — Девушка ваша. Забирайте. А мы продолжаем.

   Все больше жалея, что поддался нелепому порыву, Брейр угрюмо наблюдал, как его новое приобретение поднималось к нему, старательно отворачивая лицо от остальных. Она была так неуклюжа, что пару раз наступила на подол собственной длинной рубашки и чуть не повалилась на ступени, снова вызвав едкие смешки.

   Наконец, зеленая добралась до самого верха и неуверенно подошла ближе. Встала за спиной Брейра, как это делали остальные девушки на смотринах, и затихла. Сколько бы он ни прислушивался, не мог уловить даже легкого дыхания. Живая она там вообще? Или померла от радости? Могла бы хоть помычать в знак благодарности. Он все-таки спас ее. От позора! А остальных от жуткого зрелища и ночных кошмаров.

   К счастью, оставшихся девиц разобрали быстро — одну в жены, троих просто так. Распорядитель, толкнув напоследок короткую речь, свернул нелепые смотрины.

   Брейр даже не стал дослушивать его последние слова. Поднялся и шагнул к выходу, сквозь зубы обратившись к Нике:

   — За мной иди.

   Низко опустив голову, она послушно посеменила следом.

   Им удалось выйти в пустынный мрачный холл и миновать половину пролета, когда позади раздались торопливые шаги и сбившийся сиплый голос:

   — Кхассер! Погодите!

   — Ну что еще? — прошипел он едва слышно и обернулся.

   К ним спешил маленький пузатый мужичок с небольшой деревянной коробочкой в руках.

   — Вы так быстро ушли, что я вас чуть не упустил, — он с трудом перевел дух и поставил коробочку на подоконник, — надо закончить с формальностями.

   Легонько щелкнув крохотным замком, он откинул резную крышку и достал моток суровых ниток и маленькие изящные ножницы с такими узкими колечками, что его пухлые короткие пальцы едва смогли в них протиснуться.

   — Протяните свои руки. Я должен сделать закреп.

   — Он мне не нужен, — Брейр смотрел на него исподлобья и в янтаре глаз начинали кружиться черные вихри.

   — Простите, кхассер, но таковы правила. Нельзя просто так забрать… девушку, — толстяк споткнулся на середине фразы, взглянув на несчастную Нику, стоящую чуть позади, — должен быть закреп. Вы же знаете.

   Он знал и от этого злился еще больше.

   — Если вы не готовы его сделать, то можете вернуть ее обратно. Возможно, кто-то другой захочет забрать ее себе.

   Брейр раздраженно скрипнул зубами. Вряд ли найдется еще один благородный дурак, который позарится на такое сокровище.

   — Иди сюда, — он кивком подозвал Нику.

   Она неуверенно протянула некрасивую, мелко подрагивавшую руку. Стараясь не смотреть на ее темные ногти и кривые узловатые пальцы, Брейр выставил вперед кулак, сжатый так сильно, что побелели костяшки.

   Мужичок тем временем ловко отмотал длинную нить, сложил ее пополам и разрезал ровно посередине. Одной половиной он обвязал запястье Ники, второй — кхассеру.

   — Закреп не только подтверждает ваше законное право, но и дает ряд преимуществ, — торопливо бубнил он. От волнения у него на лбу выступили капельки пота. — Например, внутри ваших владений вы всегда сможете не только найти ее, но и переместиться к ней. Поменяйте, пожалуйста.

   Он отмотал еще кусок, точно так же разрезал его и повязал на вторые запястья.

   В тот момент, когда простая нить неуловимо соприкоснулась с кожей, Брейра перетряхнуло от макушки до самых пяток.

   — Это ваша связь сработала. Девушка теперь принадлежит вам. Закреп нерушим. Его нельзя самовольно ни разрезать, ни разорвать. Только с разрешения императора.

   Мужчина что-то еще болтал, убирая инструменты в коробочку, а Брейр мрачно рассматривал новые «украшения». Подумать только, еще утром его главной проблемой было выйти из комнаты и не разбудить двух голых девиц, а теперь — серые нити на руках и зеленое чудовище за спиной.

   А тем временем мимо прошел довольный Лай с белокурой Мойрой, и на их запястьях красовались зеленые атласные ленты, расшитые золотом.

***

Это однозначно был самый жуткий день в жизни Доминики. Каждый раз, когда казалось, что хуже уже некуда, обязательно случалось что-то еще более отвратительное. Сначала морок, потом этот ужасный отбор, а теперь еще и серые нитки на руках. Она должна была выйти из того зала женой, а никак не безвольной прислугой.

   Радовало, что мужчина, который ее забрал, оказался молодым, сильным, весьма привлекательным, но самое главное — он кхассер, а значит еще не все потеряно. Надо просто поговорить с ним, объяснить, в чем дело, и тогда проблему можно будет решить.

   К сожалению, с разговорами как-то сразу не заладилось. Пока кругом были люди, кхассер не обращал на нее внимания и хмуро общался то с одним, то с другим, а потом и вовсе велел усадить ее в закрытый экипаж и отправить из города. Сам он за ней не последовал, только обронил, что найдет позже.

   И вот она оказалась где-то в бескрайних просторах Андракиса. Голодная, несчастная, одинокая. Никто не подумал о том, что гостью из Шатарии надо накормить. Ну или хотя бы предложить воды. Никто не озаботился новой одеждой для нее. Она по-прежнему была в одной лишь тонкой белой рубашке. От сказки, в которую так наивно верили выпускницы гимназии Ар-Хол, не осталось ровным счетом ничего.

   Тяжелую густую тишину разбивал только скрип колес да доносившиеся из чащи раскатистые крики козодоя. Невзрачный экипаж трясся по ухабам проселочной дороги, а Ника, прильнув к маленькому мутному окошку, пыталась рассмотреть хоть что-то. Кругом был только густой лес. Деревья-исполины поднимали ветви к самым небесам, мешая солнечным лучам добираться до земли, поэтому внизу было сумрачно и неуютно. Даже внутрь просачивался тяжелый запах прелых листьев, смешанный с горечью черного папоротника.

   Чтобы хоть как-то скоротать время, Ника попыталась избавиться от ненавистных серых ниток. Сначала долго рассматривала их: нитки как нитки, такими обычно прохудившиеся мешки штопали. Потом попыталась развязать, но узелок был настолько тугим, что его никак не удавалось ухватить даже зубами. Промучившись полчаса, она бросила это занятие, решив, что снимет их позже. Найдет ножницы, нож, меч — что угодно — и срежет их.

   Ближе к вечеру узкая дорога вывела их из темного бора и пролегла по широкому не обихоженному полю. Его сочная зелень давно пожухла, то тут, то там виднелись бурые засохшие проплешины, а редкие кусты ракита были тронуты золотом. Осень в южном Андракисе была жаркой, но унылой.

   Ника уже изнывала от жажды и была готова напиться из первой попавшейся лужи, но очередной поворот дороги вывел их сначала в березовую рощу, а потом по склону вниз к небольшому поселению.

   По краям раскинулись большие огороды, а ближе к центру с десяток домов жались к постоялому двору. Туда экипаж и подъехал, распугав пестрых кур, а заодно привлекая внимание жителей. Гостям здесь всегда были рады — они рассказывали новости из Наранда, а если повезет, то из самого Андера, привозили диковинные товары, а иногда и покупали молоко, яйца и свежий хлеб.

   К чему оказались не готовы жители деревни, так это к тому, что из экипажа выйдет зеленое нечто. Дети тут же заревели, женщины начали усердно молиться, а мужчины боком-боком и поспешили убраться.

   К счастью, возница оказался смышленым. Накинул Нике на плечи плащ, натянул пониже капюшон и завел ее в постоялый двор.

   — Комнату, — потребовал он, — хорошую. И чтобы никто даму не беспокоил.

   На стойку звонко упали серебряные монеты.

   — Все сделаем. — Хозяйке было очень интересно посмотреть на эту самую даму, которая так отчаянно пряталась под плащом, но мужчина сделал шаг вперед и закрыл Нику своей внушительной фигурой.

   — Побыстрее, пожалуйста.

   — Хорошо. — Женщина недовольно поджала губы и, сорвав ключ с гвоздя, кинула на стойку.

   — И принесите ужин.

   При слове «ужин» у Ники громко и выразительно заурчало в животе. Она была настолько голодна, что съела бы что угодно.

   — Идем!

   Комната располагалась на втором этаже в углу маленького и узкого коридора. Возница не без усилий отпер тугой замок, толкнул дверь и первый шагнул внутрь, чтобы все проверить.

   — Чисто. Заходи.

   Доминика прошла и осмотрелась. Ничего особенного — простая комната простого постоялого двора. Стол, стул, кровать и гвозди на стенах вместо шкафа. За низкой серой дверью крошечная уборная и купальня. Окно, затянутое застиранными занавесками. Скрипучие половицы.

   Буквально через пять минут маленькая юркая девушка принесла поднос с едой. Без изысков: овощи с мясом, пара пирогов и графин свежего морса. Очень хотелось наброситься и набить полный рот, но Ника сдержалась. Ей было стыдно есть в присутствии возницы. Поэтому она дождалась, когда он уйдет, заперла за ним дверь и только после этого скинула тяжелый дорожный плащ. Потом не сдержалась, стянула рубашку и осмотрела свое некрасивое тело. Впалая грудь, выпирающий живот, шершавая кожа, усыпанная то ли бородавками, то ли чешуей. Все это выглядело настолько угнетающе, что на глаза наворачивались слезы.

   — Не смей! — прошипела самой себе. — С тобой все в порядке. Это всего лишь морок!

   Она и в самом деле чувствовала себя превосходно, если не считать сжимавшегося от голода желудка. Поэтому отогнала невеселые мысли, снова оделась и принялась за еду. Вот приедет кхассер, они поговорят, и все непременно наладится. Они вместе придумают, как снять морок и избавиться от серых нитей.

   Ждать пришлось долго.

   Он явился, когда на улице уже стояла глубокая ночь и лишь подрагивающие факелы освещали площадку перед крыльцом. Мрачной тенью скользнул над деревней и бесшумно опустился на землю. Сложил серые крылья и отряхнулся, как самый настоящий кот.

   Затаив дыхание, Ника наблюдала, как на месте могучего, завораживающе-красивого зверя появляется не менее красивый молодой человек. В черной походной одежде, с коротко стриженными русыми волосами, высокий, с широким разворотом плеч. В каждом его движении кипела энергия и едва сдерживаемая сила.

   Ника невольно залюбовалась, чувствуя, как щеки начинают предательски гореть… или зеленеть?

   Тем временем Брейр замер, словно прислушиваясь, а потом обернулся и безошибочно нашел ее взглядом в темном окне.

   — Ох, — только и успела выдохнуть Ника, тут же отступив вглубь комнаты.

   Когда она снова набралась смелости и подошла к окну, кхассера на улице уже не было. Зато снизу доносились голоса: кокетливый женский, принадлежащий хозяйке постоялого двора, и усталый мужской.

   Доминика даже приоткрыла дверь, чтобы лучше слышать, о чем они разговаривали. Он хотел комнату, хозяйка предлагала ужин, выпивку … и компанию. Ника поперхнулась от такого бесстыдства. Ее щеки нещадно калило, а в груди все переворачивалось от негодования. Это ее кхассер! Пусть пока все у них неправильно, но на смотринах он выбрал ее, а это что-то да значит.

   К счастью, Брейр не позарился ни на компанию, ни на все остальное. Просто забрал ключи и отправился наверх. Ника ждала, что сейчас он придет к ней, и им, наконец, удастся поговорить, но вместо этого услышала, как хлопнула соседняя дверь.

ГЛАВА 4

Закреп действительно работал. Стоило Брейру подумать о своей подопечной, как внутри, указывая направление, будто натягивалась струна. Чем ближе, тем отчетливее эта связь ощущалась.

   И это было совершенно не то, что хотелось чувствовать после долгого выматывающего дня.

   Кхассер был зол. У него под вечер еще больше трещала голова, и не только от похмелья. Внезапный благородный порыв на деле обернулся немалыми проблемами. Во-первых, все кому не лень подошли и спросили, как его так угораздило. Он сам не понимал как, поэтому был грубым. Во-вторых, распорядитель заставил его подписывать договор, согласно которому Брейр нес прямую ответственность за «избранницу». И в-третьих, самое обидное, что в следующем году он обязан явиться в Наранд на очередные смотрины. Никаких больше отсрочек, переносов и уважительных причин. Императору плевать, что кхассер забрал не умницу и красавицу, способную скрасить ночи стройным телом и интересными разговорами, а что-то мычащее и зеленое. Своим необдуманным поступком он сам себя загнал в ловушку.

   Видать, совсем там отчаялись пристроить дочурку замуж и прислали в Наранд в надежде, что найдется какой-нибудь дурак и заберет ее.

   Дурак действительно нашелся.

   В постоялом дворе было тихо и уныло. Даже собаки не залаяли, когда он приземлился возле крыльца. Зато сразу почувствовал чужой напряженный взгляд. Безошибочно нашел нужное окно и в нем темный силуэт красотки из Шатарии. Как там ее зовут? Доминика? Да. Точно. Ника.

   Он зашел внутрь, не без раздражения отделался от навязчивой хозяйки и отправился на второй этаж. Хотелось лечь и заснуть, но вместо этого он подошел к окну и уставился на темное небо с едкими проблесками тусклых звезд.

   За стенкой ходило ЭТО.

   Он прекрасно слышал, как оно мечется из стороны в сторону, как мерит свою комнату быстрыми нервными шагами, как вздыхает. Искренне надеялся, что сегодня оно не посмеет выйти из комнаты. Очень надеялся.

   Но — увы…

***

Доминика просто не могла дотерпеть до утра. Ей хотелось разобраться с этим вопросом здесь и сейчас. Объяснить все и решить, как исправлять ситуацию. Наверняка в Андракисе есть маги, способные распутать морок.

   Поэтому она решительно вышла из комнаты и постучалась в соседнюю.

   — Да, — раздался усталый и совсем не ласковый голос.

   Внезапно почувствовав робость, Ника зашла и замерла возле порога. В комнате было совсем темно, даже свечи на столе не горели. И в этих потемках угрожающе прорисовывалась внушительная фигура у окна.

   Он смотрел на нее. Доминика чувствовала его взгляд, будто он прикасался. Не торопясь, проходя от макушки до пят. Только сейчас она сообразила, что плащ остался за стеной.

   — Зачем пришла? — спросил кхассер без единой эмоции, но Нике показалось, что ее окунули в ледяную прорубь.

   «Поговорить!»

   Крик раздался только у нее в голове — язык по-прежнему не слушался, а голос хрипел, и вместо четкого ответа снова получилось невнятное мычание.

   Брейр с досадой выдохнул, порывисто шагнул к столу и зажег одинокую свечу. В этой дыре не было магических светильников, приходилось довольствоваться неровным трепещущим на сквозняке язычком пламени.

   Когда мужчина оказался рядом, Ника почувствовала, как от волнения задрожали колени. Кхассер был выше ее на целую голову, поэтому смотрел сверху вниз. В янтарных глазах плясали отблески огня, и казалось, что в них полыхает дикий пожар.

   Молодой совсем, но ни у кого язык не повернулся бы назвать его юнцом. Сильный, порывистый, на одной волне со своим зверем. Доминике кхассер понравился. Она была рада, что именно он забрал ее. Осталось только как-то донести это до него.

***

В отличие от Доминики, Брейр был далек от радости. Он уже сто раз пожалел, что забрал ее с отбора. Страшная, как смертный грех. Зеленая. И постоянно мычит. Он, конечно, не ждал от этих смотрин ничего хорошего, но чтобы настолько…

   Она снова пыталась что-то сказать, но вместо этого раздавалось лишь неразборчивое мычанье.

   — Я не понимаю. Можешь не стараться, — отмахнулся и раздраженно вернулся к окну.

   Смотреть на нее не было никакого желания.

   Она продолжала возиться за его спиной, вызывая целую бурю тяжелых чувств. Раздражение, стыд, ярость. Он мог думать только об одном: как от нее избавиться? Кому отдать, чтобы не видеть зеленой лягушачьей кожи и скрюченных пальцев? И тут же вспомнил, что никому. Проклятый распорядитель со своим дурацким договором!

   Тем временем она отыскала огрызок грифеля и клочок бумаги. Что-то нацарапала на нем и протянула Брейру.

   Каракули. Незнакомые слова, неровные черточки и кружки. Он сердито смял лист и отшвырнул его в сторону. Хватит!

   Зеленая притихла и настороженно уставилась на него блеклыми глазами.

   — Значит так, — он подступил ближе, — я хочу, чтобы ты уяснила для себя одну вещь: я забрал тебя с отбора только по одной причине — из жалости. Тихо!

   Ее мычание раздражало все больше, поэтому прервал ее взмахом руки.

   — Теперь я вынужден вести тебя к себе и позориться перед своими людьми. — В голосе сквозило ничем не прикрытое сожаление, — То, что я тебя забрал — ничего не значит. Ты — никто. Досадная ошибка. Так что будь умницей, когда приедем, забейся в какую-нибудь дыру и не попадайся мне на глаза. Понятно?

   К такому повороту Ника оказалась не готова, поэтому жалобно всхлипнула и попыталась отступить, но он поймал ее за локоть и дернул к себе.

   — Понятно? — повторил с нажимом. Дождался, когда она сдавленно кивнет, и оттолкнул от себя: — Теперь проваливай!

   Едва сдерживая рыдание, она выбежала из комнаты, пообещав себе, что никогда ни при каких обстоятельствах не позволит ему узнать правду.

***

Утром, едва Доминика проснулась, к ней в комнату постучались.

   — Уходите, — проворчала она, сама не понимая себя. Ее голос был все таким же ужасным, — я никого не хочу видеть.

   Это была сложная ночь. Полная разочарования, слез и обиды. Ника все думала о тех словах, что ей в лицо бросил жестокий кхассер, и каждый раз кололо где-то глубоко-глубоко. Она не любила лечить саму себя — это забирало слишком много сил, но сейчас была готова и на это. Правда, боль сидела так глубоко и не в теле, а в душе, что магия высшей оказалась бесполезна.

   Стук повторился. В этот раз настойчивее.

   — Надоели, — прошипела она и, скатившись с кровати, поковыляла к двери.

   Увидев зеленую кожу и длинный нос, девушка, стоящая на пороге, испуганно отшатнулась, охнула и зажала рот рукой. Но в этот раз Ника даже не подумала прикрываться. Наоборот, встала, нагло подбоченившись, так чтобы гостья смогла рассмотреть ее во все красе.

   — Я одежду принесла, — заикаясь, сказала служанка и бочком протиснулась в комнату, — кхассер велел найти вам все необходимое. Здесь белье, платье, теплые чулки, обувь. Даже ольховый гребень. А еще он сказал, что вам скоро отправляться в путь, и приказал вас накормить…

   Забота Брейра не впечатлила, поэтому Доминика раздраженно указала сначала на стул, а потом на дверь, требуя, чтобы ее оставили в покое.

   Девицу не надо было просить дважды. Она поспешно положила стопку одежды и убежала, уже представляя, как будет рассказывать подружкам о жуткой постоялице. Точно ведьма! Вон какая страшнючая.

   Тянуть время и капризничать не было смысла, поэтому Доминика послушно натянула простую хлопковую сорочку, темно-зеленое шерстяное платье, которое еще больше подчеркивало ее «красоту», кое-как причесалась.

   Покрытые мороком волосы выглядели просто ужасно. Жесткие, непослушные, свисавшие неопрятными патлами. Пришлось от старой рубашки отрывать кусок подола, делать из него ленту и заплетать косу.

   Внизу никого не оказалось. Только на одном из столов стояла тарелка с густой ароматной кашей, кружка парного молока и краюха свежего хлеба.

   — П… проходите, — улыбнулась хозяйка, но улыбка вышла кривой и натянутой, — ваш завтрак.

   Ника молча опустилась на лавку и принялась за трапезу. Неизвестно, куда ее повезет крылатый мерзавец, но силы ей точно потребуются.

   Сам кхассер появился спустя пару минут. Зашел с улицы, стряхивая плеча дорожную пыль, и, увидев Доминику, решительным шагом направился к ней.

   — Значит так, — сел напротив, выложил из нагрудного кармана запечатанное письмо и пальцами подтолкнул к ней, — записку отдашь Кайрону. В мое отсутствие он за главного, управляет моими землями. Он тебя встретит, поселит, найдет какую-нибудь работу, чтобы не бездельничала. Я там все написал. Не потеряй! А то подумает, что ты бродяга, и прогонит.

   Ника оторвала взгляд от тарелки и посмотрела на кхассера. Такой красивый. И такой гад.

   — Передашь ему, что я пока отправляюсь в столицу. Буду позже, — Брейр нетерпеливо постукивал пальцами по столу. — Кивни, если понимаешь.

   Она равнодушно качнула головой и снова вернулась к завтраку.

   — Отлично. Экипаж готов. Как доешь — выходи…

   Ника отодвинула почти полную тарелку, поднялась с лавки и, не взглянув на кхассера, направилась к выходу. Она не стала накидывать капюшон и вышла на крыльцо с гордо поднятой головой. Пусть смотрят. Прятаться она не будет.

   Вчерашний возница распахнул перед ней дверь и даже придержал за локоть, помогая забраться в экипаж, потом проворно заскочил на козлы и тронул поводья.

   Едва оказавшись внутри, Ника приникла к маленькому запылившемуся окну и успела увидеть, как кхассер взмывает в небо, делая резкие взмахи сильными крыльями, а потом стремительно уносится прочь.

***

Больше двух недель заняла дорога до поместья, принадлежавшего Брейру. На пути, пока добрались до подножия гор и начали подъем по хорошо накатанной узкой тропе, было все: и переправа через бурную реку; и изнурительный переезд по бурым холмам, где экипаж качало так сильно, что у Ники начиналась морская болезнь; и осенние ливни, размывшие дорогу настолько, что приходилось просить помощи у случайных путников, долгий густой лес, наполненный грозными голосами и шорохами; подозрительные таверны…

   Ника все думала, что это отличное место для такого равнодушного, наглого и самовлюбленного гада, как ее кхассер: серые камни, угрюмые пещеры, обрывы, на краю которых кружилась голова. Но когда миновали очередной перевал и выбрались на широкую ровную площадку, у Ники захватило дух от красоты, которая раскинулась внизу.

   Между двух низких хребтов притаилась широкая долина. Большую ее часть заливало расплавленное золото осеннего леса, ближе к центру виднелись ровные наделы темной земли, готовой к зимнему отдыху, а вдали раскинулся приземистый замок с тяжелыми башнями. По склону дальней гряды, пробив русло среди могучих утесов, сбегала узкая горная река. Она рассекала восточный край долины и обрывалась водопадом на ее границе.

   Пока возница правил разбитое в пути колесо, Доминика подошла к краю обрыва.

   Тут было так тихо, что оглушало биение собственного сердца. Хотелось опуститься на камни, сесть и смотреть, смотреть, смотреть, впитывая в себя красоту этого места. Здесь даже воздух был другим: кристально-прозрачным, прохладным и сладким. Каждый вдох как изысканный глоток вина, от которого кругом голова.

   — Советую накинуть плащ, — сказал мужчина, заметив, как она дышит на пальцы, пытаясь их согреть, — Вейсмор — одно из немногих мест в Андракисе, где зимой по-настоящему холодно и порой идут такие снегопады, что дома заносит вместе с крышами. Это, конечно, не Сеп-Хатти, но тоже впечатляет.

   Что такое Сеп-Хатти, Доминика не знала, поэтому просто пожала плечами. В Шатарии лето — это лето: можно купаться, ходить в тоненьких батистовых платьях и плести венки из одуванчиков. А зима — время теплых рукавиц и разговоров возле камина.

   — Пора продолжать путь, — он еще раз ударил по колесу и поднялся, — через пару часов доберемся до поместья.

   Ника послушно забралась внутрь и укуталась в походный плащ. Возница прав, дыхание зимы чувствовалось в каждом дуновении ветра. Пока еще легкое, едва уловимое, но коварное, постепенно пробиравшее до самых костей.

   Всю оставшуюся дорогу она провела, не отлипая от окошечка. С упоением рассматривала золотые березовые рощи, старую водяную мельницу, поскрипывавшую большим позеленевшим от воды и времени колесом, пустые поля, очищенные от урожая, и луга, покрытые пожухлой травой, на которой все еще пасся скот.

   Ника поймала себя на мысли, что могла бы полюбить это место… если бы не человек, которому оно принадлежало.

   Потом они добрались до большой деревни, полукругом раскинувшейся у подножия холма. Экипаж прокатил мимо крепких домов с высокими фундаментами и резными наличниками, миновал центральную площадь, заставленную торговыми рядами, и начал подниматься к распахнутым воротам темного замка.

   Возница поприветствовал стражников и беспрепятственно проехал на внутренний двор. Через минуту они остановились.

   — Вот и приехали.

   Сердце предательски сжалось, когда две веселые служанки, тащившие через двор доверху нагруженную бельевую корзину, громко рассмеялись. Доминике показалось, что это смеются над ней. Она снова натянула капюшон по самые глаза и выбралась наружу, стараясь держаться за широкой спиной возницы. Этот молчаливый, суровый мужчина, казалось, не замечал ее уродства. За время, проведенное с ним в пути, Ника даже стала забывать о мороке, наложенном Мойрой.

   Но он никуда не делся.

   Тем временем по широким ступеням сбежал молодой мужчина, одетый во все черное, и уверенным шагом направился к ним.

   — Приветствую. Что у тебя? — бодро поинтересовался, и Доминика едва сдержала сдавленный вздох, потому что глаза у него были разного цвета. Совсем как у Влады, которая «помогала» им на отборе.

   — Приветствую, лорд Кайрон. Кхассер велел доставить сюда девушку. Она из Шатарии.

   — Выбрал все-таки? — усмехнулся разноглазый, бесцеремонно пытаясь заглянуть под капюшон. Доминика отпрянула, пытаясь от него увернуться. — Дикая какая, — усмехнулся и одним стремительным движением стянул капюшон с головы. — Эээ…

   Кажется, даже ворона, до этого упорно каркавшая на самой высокой башне, и то заткнулась. А все, кто был во дворе, теперь смотрели только на нее.

   — Брейр выбрал… ее? Ты уверен? — в разных глазах сквозило неприкрытое удивление

   — Мое дело доставить, а не судить о выборе кхассера.

   — Ммм… — Кайрон все не мог перестать ее рассматривать, — ну… Пфф… Остальные, видать, еще краше были.

   Ника рассердилась. Выпрямила плечи, гордо вскинула голову и сунула ему в руки письмо, которое ей дал Брейр.

   Мужчина развернул бумагу, пробежал взглядом по строчкам и озадаченно потер бровь:

   — Ну что ж, Ника, пойдем. Попробую тебя пристроить.

   Пристроил он ее к прачкам. Со словами «теперь ты будешь тут» завел в большое помещение, заполненное огромными деревянными кадками и паром, сделал широкий жест рукой, мол, любуйся, и ушел. А Ника осталась одна под взглядами притихших прачек. Чего в их глазах только не было: и страх, и отвращение, и брезгливость, и насмешка. Кто-то хихикал в кулак, а кто-то осенял себя защитными знаками.

   — Ну что, красивая, давай знакомиться, — высокая, сухопарая женщина вытерла натруженные красные руки о подол и подошла ближе, — меня зовут Дарина, и я здесь главная. Как тебя зовут?

   От всего происходящего кругом шла голова, и Ника на мгновение забыла, что не может нормально говорить. Снова замычала и вызвала новую волну насмешек.

   — Немая, что ли?

   Проглотив обиду, Доминика кивнула. Пусть уж лучше считают немой — меньше вопросов и меньше позора.

   — Не повезло тебе, — Дарина без стеснения обошла ее по кругу, зачем-то потрогала спутанные волосы, — очень не повезло.

   — Вы на ее руки посмотрите! Они же все скрюченные! Что она ими сделать сможет? Ни постирать нормально, ни расправить, — выступила вперед наглая коротко стриженая девица. — Нам придется все делать за нее!

   — Зачем она нам? Пусть в кухню идет! — поддержала другая.

   — Да? А варево после нее ты будешь есть?

   — Тогда на конюшни. Лопату в руки и вперед.

   — Ну-ка замолчали все! Тоже мне… дамы благородных кровей! Без вас во всем разберутся! — рявкнула Дарина. — Если Кайрон ее сюда привел, значит так тому и быть.

   Ника едва держалась, чтобы снова не пустить слезу. Ей было так обидно, так унизительно… Высшая в древнем роду чародеев, одна из лучших выпускниц гимназии Ар-Хол вынуждена терпеть насмешки на чужбине!

   — Ты не обращай на них внимания. Что с них взять? Вертихвостки, — Дарина примирительно приобняла ее за плечи, — подумаешь — страшная и немая! Не в болтовне счастье! И мужика ты себе найдешь. Потому что всех разбирают. К нам одноглазый Рон захаживает, все невесту подыскивает, а девчонки наши ему не по душе. Может, ты приглянешься…

   Вот только Рона с его одним глазом Нике и не хватало. Она все-таки не удержалась и шмыгнула носом.

   — Не переживай. Со временем тебе здесь понравится. Сработаешься с девочками.

   — Не сработается, — снова проворчала короткостриженая, — особенно если нас будут заставлять за ней переделывать!

   — Берта! Молчала бы уж! За кем тут постоянно приходится исправлять? — Дарина наградила выскочку таким взглядом, что та мигом поджала хвост и отступила за спины остальных девушек. — Если кто обидит новенькую — будет иметь дело со мной! Ясно?! Ей и так в этой жизни несладко пришлось! — Она подхватила Нику под руку и куда-то потащила: — Пойдем, покажу твое место.

    «Твое место» прозвучало ужасно, но у Доминики уже не было сил возмущаться. На нее внезапно навалилась такая усталость, что не хотелось ничего. Разве что забиться в какой-нибудь угол.

   Дарина вела ее по коридорам, предназначенным для прислуги, и с упоением рассказывала, где находятся кухня, склады, винный погреб, бытовая комната. Ника не запоминала ничего, просто без интереса смотрела по сторонам и торопливо отворачивалась, когда кто-то шел навстречу.

   Весь о том, что в Вейсмор пожаловала странная особа, похожая на лягушку-переростка, уже облетела весь замок и желающих посмотреть на нее было хоть отбавляй.

   — Ну что ты?! Нормально все будет! Скоро примелькаешься, и внимание перестанут обращать, — утешала Дарина, не понимая, что своими словами делает только хуже, — наши тоже поговорят пару дней и забудут… А вот и спальня.

   В понимании Доминики, привыкшей к накрахмаленным простыням и уютным комнатам в гимназии, это помещение походило не на спальню, а на казармы.

   Узкие длинные окна высоко над полом, ряды коек с матрасами и серыми шерстяными покрывалами, возле каждой тумбочка и маленький стульчик.

   — Свободная во-о-о-н там, — протянула Дарина, указывая в дальний угол, — темновато, зато сквозняков нет. Оставляй вещи и пойдем. Пора работать.

   Вещей у Доминики было мало. Она бросила тощий походный мешок на тумбочку, а сама, улучив момент, когда прачка отвернулась, опустилась на край кровати.

   Жесткая! И подушка тоже! Белье пахло псиной и было грубым, словно сшито из мешковины.

   — Нам пора возвращаться. А то этих вертихвосток нельзя оставлять без присмотра. Глаз да глаз за ними нужен, иначе мигом дела бросают и начинают языками молоть! То о парнях хихикают, то мечтают Кайрона завлечь в свои сети, то о кхассере грезят.

   Нашли о ком грезить! Глупые! Уж лучше быть страшной, зеленой и никому ненужной, чем добровольно остаться с таким, как он! Он поверхностный! Грубый! Циничный!

   Сама не зная зачем, Доминика снова нащупала серую нитку и попыталась ее разорвать. Бесполезно. Такая тонкая, но прочнее железных оков. Ничего. Должен быть способ от нее избавиться! Она непременно его найдет и сумеет подать весточку домой. За ней приедут, и весь этот фарс с отбором будет разоблачен!

ГЛАВА 5

— Опять эта кривая все испортила! — раздался возмущенный голос Берты.

   Она достала из чана простыню с ярким пятном посередине, потом покопалась и выудила откуда-то со дна красную тряпку.

   — Смотрите! Зеленая бестолочь снова пропустила!

   Ника, до этого сидевшая на полу и разбиравшая груду грязного белья на кучки поменьше, возмущенно подскочила.

   Она все проверила. От и до! Каждую тряпочку! Не было там красного!

   Хватило того, что Дарина отчитала ее на прошлой неделе за то, что к белому попал чей-то черный шарф и выкрасил все в уныло-серый цвет. Пришлось перестирывать и кипятить. Все прачки потом объявили ей бойкот и не разговаривали. Хотя они и так с ней не разговаривали.

   Время шло, морок был на месте, и сколько Ника ни пыталась его скинуть — все бесполезно. Магию Мойры ей было не переломить.

   — Ника! Опять ты мечтаешь?! — Дарина рассердилась.

   Несмотря на то, что она изначально отнеслась к убогой работнице с пониманием и даже жалела ее, терпение подходило к концу. Доминика решительно ничего не могла сделать правильно. Стала стирать — все валилось из рук. Шить — не могла удержать иглу в кривых пальцах. Отнести, переставить — обязательно что-то уронит и испортит.

   Единственное, что ей доверили — это сортировать белье. Белое в одну сторону, темное в другую, и кучки по цветам.

   — Я долго терпела, — Дарина грозно нахмурилась, — но даже моему ангельскому терпению есть предел. Еще один промах, Ника… Один только промах — и ты вылетишь отсюда. Я сдам тебя Кайрону, и пускай он дальше отправляет тебя куда захочет. Поняла? Еще одна ошибка — и ты здесь больше не работаешь!

   Обидно было до слез. В Ар-Холе девушек не готовили работать прачками. Их учили петь, танцевать и вести интересные беседы, а не копаться в чужом грязном белье. И тем не менее она старалась. Невзирая на боль в спине от непривычки, на стертые чуть ли не до мяса руки, на пальцы, которыми ничего не получалось нормально прихватить. Старалась, но все равно допускала ошибки и промахи во всем, за что бы ни взялась.

   И Ника догадывалась почему…

   Пока Дарина отчитывала Доминику, Берта хитро переглядывалась со своей закадычной подругой Наной. Кто-то из них подсунул эту тряпку! И оставлять это просто так Ника не собиралась.

   День выдался напряженным. И только вечером, когда вся работа была закончена, и девушки собрались в комнате для прислуги, она решительно подошла к Берте.

   — Что тебе, чудовище? — нагло ухмыльнулась та.

   Вместо ответа Ника швырнула ей на колени красную тряпку.

   — И что?

   Боги, как ей не хватало возможности нормально говорить! Она бы поставила хамку на место, проучила ее, рассказав все Дарине, но язык по-прежнему не слушался. Не получалось сказать ни слова.

   — Мммууу, — передразнила ее Берта, скорчив гадкую физиономию, — хватит мычать, убогая.

   — Мммууу, — поддержала ее Нана.

   Остальные не вмешивались. Кто-то с интересом наблюдал за происходящим, кто-то недовольно отворачивался, но никто не попытался это прекратить.

   Нику трясло. От злости, от обиды, от негодования. У нее уже пекло глаза от подступавших слез и тряслись губы. Хотелось разреветься.

   Она была здесь совершенно одна. Против всех. Как последняя неудачница. Посмешище!

   — Тебе в хлев надо, — продолжала потешаться Берта, — там коровы как родную примут. Будете стоять в соседних стойлах, жевать траву и друг другу мычать последние новости… Ай!

   Доминика сорвалась. Бросилась на обидчицу и залепила ей такую звонкую пощечину, что затихли все.

   — Ах ты, гадина! — Берта рванула к ней и вцепилась в волосы. — Я тебе покажу, чучело зеленое! Я тебе устрою…

   Никогда до этого момента Нике не приходилось драться. Она была слишком воспитана, слишком спокойна и умна для этого. В прошлой жизни. Теперь все изменилось.

   Не замечая боли, она лупила противницу, пинала, царапала, кусала. Таскала за волосы, рычала, как дикая, давая волю ярости, выплескивая накопленные боль и обиду.

   Берта, поначалу активно ринувшаяся в драку, не ожидала столь свирепого отпора и больше прикрывалась, чем била. А потом и вовсе заголосила:

   — Помогите! Уберите ее от меня!

   Помочь никто не пытался. Даже Нана и та стояла, открыв рот, и боялась сунуться к разъяренной Доминике.

   Неизвестно, чем бы закончилась эта потасовка, если бы дверь в комнату не распахнулась.

   — Что здесь происходит?

   На пороге стоял мрачный Брейр.

   Услышав его голос, Ника тут же отпрянула, а Берта, наоборот, повалилась на пол и принялась надсадно рыдать.

   — Хватит выть! — вперед выскочила Дарина и за шкирку вздернула свою подчиненную на ноги. — Что вы здесь устроили?!

   — Это все она! Вот… — прачка выставила вперед исцарапанную руку. — Она меня разодрала!

   Доминика, сколько ни старалась, не могла вспомнить, когда ей удалось так поранить мерзавку. Вроде только по щекам лупила да волосы клочьями выдирала.

   Брейр, не отрываясь, смотрел на нее. Это зеленое недоразумение не выходило у него из головы. Он даже вернулся в город раньше, чем планировал, потому что на душе было неспокойно. Оказалось, не зря. Еще издали услышав голоса в комнате для прислуги, кхассер уже знал, что это она. Только думал, что Ника будет прятаться в углу и рыдать, но никак не сидеть верхом на одной из прачек и лупить ее.

   — Она бешеная! — встряла Нана. — Ходит, мычит, глазами своими страшными везде рыскает! Ведьма, не иначе! Мы ее боимся. Вдруг сглазит? Вдруг порчу нашлет?

   — Тихо! — Брейр вскинул руку, прерывая женскую истерику. — Четко, по делу. Что произошло?

   — Она подошла… — вперемешку со слезами начала Берта, — швырнула в меня какую-то грязную тряпку, а потом набросилась.

   — Что за тряпка?

   — Я не знаю.

   Удивительно, но тряпка пропала. Просто взяла и испарилась, словно ее и не было. Ника хотела сунуть ее под нос Дарине — та бы точно сообразила, из-за чего произошел конфликт и откуда пятна на простынях. К сожалению, улика пропала.

   — Она все время что-то мычит. Я не понимаю ее. Она жуткая! Хозяин, заберите ее от нас! Умоляю!

   Как же Нике хотелось кричать! Чтобы ее, наконец, услышали и поняли. Но, увы, здесь слышали всех, кроме нее.

   — Брейр, — тихо произнес Кайрон, — мне кажется, надо ее убирать отсюда. Пока она нам всех работниц не изувечила.

   Ника возмущённо фыркнула. Никого она увечить не собиралась, просто сорвалась. Слишком много всего свалилось на выпускницу гимназии. Слишком много обид и испытаний, к которым жизнь не готовила.

   — Идем, — Кхассер схватил ее за руку и потащил за собой.

   Ее шершавая ладонь была холодной и едва заметно дрожала. Место соприкосновения пульсировало, отражаясь неприятным гулом за грудиной.

   Проклятые серые нитки…

   — Куда ее теперь? — спросил Кайрон, когда они вышли на крыльцо. — По всему замку уже распространилась новость, что ты привез экзотическую барышню. Ей покоя не дадут. Может, просто вернешь ее туда, где взял?

   Брейр поднял кулак, демонстрируя серую нить:

   — Не могу. Пока эти нитки на мне, от зеленой не избавиться.

   Брейр угрюмо смотрел на свою подопечную. В простом коричневом платье прислуги после драки она выглядела еще хуже, чем раньше.

   — Разрежь? Не смотри на меня, как на идиота. Я не знаю ваших правил с нитками, лентами и прочим.

   — Их Тхе’маэс только может снять, больше никто, — сердито обронил Брейр и поволок Нику по ступеням вниз.

   Она упиралась, но кхассер этого даже не замечал.

   — Куда ты ее тащишь?

   — К Нарве. Ей там самое место.

   Он собрался отвезти ее к старой травнице, что жила по ту сторону реки. Старуха почти тронулась умом и порой не узнавала даже своих, зато находила редкие травки и варила отменные зелья. Она никогда не совалась ни в деревню, ни в город, предпочитая вести уединенный образ жизни. Бродила по полям, что-то бормотала, пугая сельских мальчишек… Теперь будет бродить на пару с зеленой и пугать еще больше.

   Он жестом приказал конюху вывести оседланную вирту. Ухватив Нику поперек талии, закинул ее в седло так легко, будто она ничего не весила, и заскочил следом.

   Доминика даже дернуться не успела, как оказалась в кольце мужских рук. Только это были вовсе не объятия пылкого возлюбленного, о которых так мечтали невесты из Шатарии. Она чувствовала каменную грудь позади себя, отрывистое дыхание на макушке и как его бедра прижимались к ее. Пыталась отодвинуться, но он рывком усадил ее обратно:

   — Сиди ровно! Свалишься — все кости переломаешь.

   Ему и невдомек было, что Ника прекрасно умеет ездить верхом. Он был уверен, что она настолько неуклюжа, что если не держать, то непременно свернет себе шею.

   Они выехали за ворота, спустились с холма и, миновав деревню, выбрались к широкой переправе. Дальше припустили галопом по узкой тропе, уводящей вглубь унылого осеннего леса, и, вдоволь попетляв между облетевших берез и хмурых елей, вывернули на опушку.

   Там притаился крошечный старый домик с покосившимся крыльцом, латаной-перелатаной крышей и грязными узкими окошками.

   — Приехали! — Брейр по-кошачьи легко спрыгнул на землю и следом за собой стащил притихшую Доминику. — Теперь ты живешь здесь.

   Заправив руки в карманы, он направился к крыльцу. Зеленая за ним не пошла.

   Он чувствовал ее взгляд между своих лопаток. Сердитый такой взгляд, обжигающий недовольством.

   А чего она ждала? Что по голове погладят за такие выходки?

   Кхассер несколько раз ударил кулаком по облупившейся деревянной двери и, облокотившись на скрипучие перила, стал ждать. Как же ему все надоело. До зимы всего ничего, скоро возвращаться в лагерь, к открытию переходов в Милрадию, а он, вместо того чтобы весело проводить оставшиеся дни, вынужден заниматься зеленой тоской.

   — Кого там еще демоны принесли? — в хижине раздался скрипучий голос, — проваливайте туда, откуда пришли. А то порчу напущу!

   Брейр шумно выдохнул:

   — Ты не умеешь наводить порчи, Нарва. Так что не ворчи и открывай.

   В доме послышались быстрые шаркающие шаги, скрипнула дверь и на пороге появилась старая сгорбленная бабка. В темном платье, поверх которого накинут пестрый передник, косынке, прикрывавшей седые волосы, и резиновых галошах.

   — Хозяин, — она учтиво поклонилась, — извини, не признала.

   Кхассер отмахнулся:

   — Неважно. Принимай, я тебе помощницу привез. Доминику.

   — Зачем мне помощница? — тут же всполошилась старуха. — Не надо мне помощниц. Я сама справляюсь.

   — Не обсуждается… Все равно ее деть некуда.

   Нарва обиженно засопела, но спорить с хозяином не решилась.

   — Где она?

   Брейр, не оглядываясь, кивнул себе за плечо. Белесый старческий взгляд переполз на Нику, прошелся снизу вверх и замер на лице:

   — Уж ты какая! — почти с благоговением выдохнула старуха, тут же забыв о своем возмущении. — А что она умеет?

   — Кто же ее знает? — Брейр еще раз хмуро посмотрел на Доминику и развел руками. — Она не говорит. Только мычит. И я даже не уверен, что до конца понимает, что ей говорят.

   Ника насупилась.

   — Еще и немая? — Нарва продолжала ее рассматривать. Без брезгливости. Скорее с неприкрытым любопытством и толикой восхищения. — Это хорошо. Такая помощница мне подходит. Не люблю болтунов.

   — Вот и славно. Счастливо оставаться.

   Его совесть была чиста. Все, что мог, он сделал: бабке компанию привел, убогую пристроил, недовольство в замке погасил.

   — Живешь тут, слушаешь Нарву, — произнес, нависнув над Доминикой, — узнаю, что чудишь… — Не договорил. Потому что не знал, что сказать. Что он мог сделать? Ничего! Серые нити — гарант безопасности и одновременно кабала, от которой так просто не избавишься. — Поняла?

   В ответ взгляд такой, что под ребрами кольнуло. Зараза зеленая!

   — Поняла? — повторил с нажимом. Ника кивнула. — Молодец. И чтоб ноги твоей рядом с деревней не было. Если люди начнут жаловаться — отвезу на дальнюю заставу.

   Он вскочил в седло и, натянув поводья, развернул вирту в обратный путь. Напоследок кивнул полоумной старухе, смерил взглядом «невесту» из Шатарии и уехал, уверенный, что до следующей весны о них не услышит.

   — Ну что притихла, как неродная? — проскрипела Нарва. — Проходи. Знакомиться будем.

   Доминика как стояла на месте, так и продолжала стоять. Что сама старуха с ее горбом и мутными белесыми глазами, что ветхий дом казались ей жуткими.

   Травница смерила ее снисходительным взглядом и скрылась внутри хижины:

   — Ну стой, стой. Когда медведь придет — привет передавай… если успеешь.

   О боги! Еще и медведи?!

   Доминика испуганно обернулась. Кругом унылый лес, серые стволы деревьев и пожухлые кусты. Где-то между ними трещала одинокая сорока, а вдали на опустевших болотах возмущенно скрипел припозднившийся дергач.

   Потом хрустнула ветка. Может, просто упала шишка или неосторожная белка недопрыгнула, но Ника уже представила самое худшее и быстрым шагом направилась к избушке. Поднялась по скрипучим ступеням и заглянула внутрь.

   — Иди уже, — насмешливо проскрипела старуха.

   Внутри было тесно. Тускло светили свечи, расставленные на столе и полках. Пахло травами — все стены были завешаны пучками, туго сплетёнными в сухие косицы, и набитыми до отказа мешочками. Доминика узнала терпкий запах полынника, освежающую горечь мяты, сладкий дурман зрелого хмеля.

   — Разбираешься в травах? — от внимательной старой Нарвы не укрылось, с каким интересом девушка рассматривала ее запасы.

   Ника пожала плечами. О травах она знала если не все, то почти все. Нет нужды тратить силу целителя, если многое можно сделать с помощью настоек и порошков.

   — Подай мне раноллу розовую, — попросила старуха.

   Девушка послушно сняла с гвоздя маленький пучок травы, больше похожий на еловые ветки, и протянула травнице. Она оторвала пару листиков, смяла их скрюченными от старости пальцами и попыталась отправить в рот. Но Ника не позволила — выбила из рук отраву и возмущенно отобрала пучок.

   — Разбираешься, — убежденно протянула Нарва, — эх, и заживем мы с тобой, девочка!

   Она принялась накрывать на стол. Выставила две видавшие виды чашки, мед в пиале с отбитым краем, и дымящийся чайник, едва снятый с очага.

   — Будем травы собирать, делать лучшие в Вейсморе зелья и торговать ими. Станем богатыми и знаменитыми. К нам выстроится очередь из самых завидных мужиков. Ну а что? Кривая я и зеленая ты — чем не невесты?

   Ника не удержалась и прыснула смехом.

   — Добро пожаловать, Ника, — старуха перестала казаться жуткой, — идем пить чай.

ГЛАВА 6

— Итак, Ника, — старуха уселась напротив, — давай обсудим правила моего дома. Она сделала ударение на слове «моего», будто Доминика претендовала на что-то большее. — Первое и самое главное — я не переношу ленивых людей. И тех, кто постоянно ноет. Так что если ты белоручка, — травница с сомнением посмотрела на неровные зеленые пальцы, — или любишь стонать и жаловаться, что трава слишком зеленая, а солнце недостаточно желтое, то у нас точно будут проблемы. Ты не смотри, что я кривая и старая. Если понадобится, то и лошадь стреножу, и корову завалю. А уж отходить хворостиной по хребту — за милую душу.

   Ныть и жаловать Доминика не собиралась. Потому что для этого надо нормально разговаривать, а она могла только мычать. Впрочем, старую травницу это совершенно не смущало, как и зеленая бородавчатая физиономия своей новой помощницы. Казалось, что она попросту не замечала этого.

   — Второе правило. Слишком деятельных, которые везде суют свой нос и суетятся, тоже не люблю. Все должно быть тихо, спокойно, с душой. Понимаешь? Вот вышли мы в лес за травами — значит, никакой спешки. Ходим, пока земля с нами разговаривает. Понимаешь, о чем я?

   Доминика кивнула. Она и сама любила эти разговоры с природой, когда живительная сила неспешно струилась вокруг, нашептывала, вела тайными тропами, порой открывая свои секреты и показывая редкие чудеса.

   — Третье правило. Я готовлю, ты убираешься, — Нарва потерла скрюченную поясницу, — ибо пока я с веником по полу пройду, солнце успевает прокатиться от горизонта к горизонту. Договорились?

   Снова кивок.

   — Вот и славно. Завтра приступим, а сегодня устраивайся и отдыхай.

   Вот так началась ее новая жизнь в Андракисе.

   Старая травница выделила место в углу на ветхом, скрипучем топчане. Порывшись в шкафу, достала реденькое, расползавшееся белье и полотенца.

   — Баня за домом. Натопим завтра.

    Еще одного матраца в лачуге не было, поэтому пришлось делать самим — из сухого мха, припасенного в сарае.

   Через день Нарва, не сказав ни слова исчезла, и вернулась только к вечеру с мешком, полным одежды:

   — Это тебе. В деревне мне должны были. Вот и обменяла. Тут только легкое, но на следующей неделе обещали дать зимнюю куртку, валенки и штаны с начесом. Надо только наварить зелий. Поможешь?

   Нику не надо было просить о помощи. Забота старой травницы была единственным светлым пятном в ее жизни с тех пора, как она перешла на корабль андракийцев.

   Они вместе бродили по лесу в поисках поздних пожухлых трав и подсохших ягод, потом колдовали над большим котлом, умудряясь как-то общаться и понимать друг друга.

   — Да ты просто сокровище, милая, — восхищалась Нарва, наблюдая, как мутное зелье, над которым она долгое время безрезультатно билась, в руках Доминики превращалось в кристальную слезу.

   До начала зимы они обошли половину долины. Травница показывала потайные тропки и переходы, рассказывала, где кто живет, к кому из жителей деревни в случае чего можно обратиться за помощью, а кого лучше обходить десятой дорогой. Ника впитывала, училась, потихоньку осваиваясь на новом месте, но не оставляя надежды вернуться обратно.

   Про хозяина Нарва говорила редко и неохотно. Она считала зазорным перемывать кости молодому кхассеру и вообще относилась к нему с заметным уважением. Если и говорила, то исключительно с почтительной интонацией и по делу. А Ника каждый раз ругала себя последними словами, потому что стоило только услышать его имя, как в груди что-то подскакивало, больно ударяясь о ребра. Она ненавидела его, но с каким-то отчаянием высматривала среди лесных троп и, затаив дыхание, ловила каждое слово, оброненное Нарвой.

   Так она узнала, что кхассера в замке нет — уехал на всю зиму куда-то далеко на границу с Милрадией. Это была хорошая весть, но той ночью Ника почему-то не могла заснуть.

   Время шло. Лютые бураны, спустившиеся с гор, заметали долину снегом. И каждое утро в маленькой лачуге теперь начиналось с того, чтобы откопать эту самую лачугу. Открыть заваленную сугробами дверь, прочистить проходы до колодца, отхожего места, сарая и бани.

   К середине зимы эти проходы были высотой почти вровень с окнами, и все больше походили на снежные тоннели.

   Ника привыкла к такой жизни, смирилась… на время — до весны. Потому что как только снег сойдет и земля откроется, она начнет поиски того, что может разрушить любые оковы. Даже магию серой нити, которую не брали ни ножи, ни огонь.

***

В то утро Ника проспала. Проснулась, когда за окном еще было темно. На минутку прикрыла глаза и открыла их, когда Нарва уже суетилась возле очага:

   — Подъем, лежебока, — проворчала травница, помешивая в маленьком котелке постную кашу, — разоспалась ты сегодня. Подай мне прихватки.

   Потирая заспанные глаза и зевая, Ника поднялась с кровати, сняла прихватки с веревки, на которой они сушились всю ночь, и протянула их травнице.

   — Давай… Ой! — завопила Нарва и отшатнулась в сторону, едва удержавшись на дряхлых ногах. — Кошмар-то какой!

   — Что? Что случилось? — испуганно вскрикнула Доминика.

   — Ты… — старуха указывала пальцем на ее лицо, — ты…

   Совсем перепугавшись и ожидая самого худшего, Ника принялась ощупывать свое лицо и замерла, почувствовав гладкую кожу. Трепещущими пальцами прошлась по скулам, потрогала ровный аккуратный нос, провела по мягким губам. Потом осторожно, едва дыша, выставила вперед руку и посмотрела на нее. Светлая, нежная кожа и розовые ноготки…

   — Нет, нет, нет, нет! — запричитала девушка. — Только не это!

   Она бросилась к комоду и принялась шуровать по ящикам в поисках маленького почерневшего по краям зеркальца. Оно нашлось в самом низу под старым отсыревшим барахлом, там, куда никто никогда не заглядывал. Ведь до этого дня здесь некому было в него любоваться.

   — Да что же это такое?! Почему? — сокрушалась Ника, рассматривая свое лицо.

   Оно было такое, как до морока, наложенного коварной Мойрой. Разве что чуть более бледное, чем обычно. И более взрослое.

   Перепуганная старуха попятилась, вернула со стола тарелку с кашей и запричитала во весь голос:

   — Да что же это такое? Да где это видано!

   — Нарва! — Доминика бросилась к ней.

   — Уйди, окаянная!

   — Это же я!

   — Уйди, я сказала!

   — Нарва, прекрати, — он схватила травницу за тонкие иссохшие руки. — Посмотри на меня! Это я! Ника!

   Бабка перестала вырываться:

   — Да знаю я, что это ты! Чай не дура! Ты только посмотри! На тебе лица нет!

   Ника нервно рассмеялась:

   — Как раз теперь оно на месте.

   — А еще ты говоришь! Мне нравилось, когда ты молчала. А теперь что? Постоянно слушать твою трескотню?

   — Можно подумать, что чудовищем я тебе нравилась больше.

   — Конечно, больше! — проворчала травница, окончательно успокаиваясь. — Зеленая была. Интересная. А теперь как все — моль бледная.

   — Спасибо, милая женщина.

   Ника отпустила ее руки и принялась убирать осколки тарелки. Потом налила себе кружку рябинового отвара и тяжело опустилась на стул.

   Все шло совсем не так, как она планировала. Оставшись без морока, Ника чувствовала себя голой и беспомощной, будто лишилась защитного полога. А ведь она только придумала, как избавиться от ненавистных серых нитей.

   — Дай я хоть посмотрю на тебя поближе. — Нарва склонилась к ней и, взяв за подбородок, повернула голову Ники сначала в одну сторону, потом в другу. — М-да-а… Не думала я, что под лягушачьей шкуркой такое скрывается. Сама жути на себя навела или подсобил кто?

   — Морок это был. Магичка сильная наложила.

   — Зачем?

   — Зависть и желание быть первой.

   Ника говорила и сама не верила, что слышит свой голос. Столько месяцев мычать, а потом вернуть возможность говорить — это прекрасно. Наверное, надо было радоваться, но вместо этого она тряслась от волнения и тревоги.

   — Расскажи, — потребовала Нарва, усаживаясь напротив.

   — Шатария, невесты, отбор. Моя соперница хотела заполучить самого лучшего жениха. Наложила морок, чтобы меня устранить. Конец истории.

   — Эта курица просчиталась, — убежденно фыркнула старуха, — лучший — это наш кхассер. И он выбрал тебя.

   — Сомнительная радость, — Ника подняла руку, демонстрируя суровую серую нитку.

   — Не говори глупостей. Весной вернется, узнает, какая ты стала, и заберет тебя из лачуги обратно в замок. И нити эти на атласные ленты поменяет.

   — Я не пойду.

   — Куда ж ты денешься?

   — С тобой останусь, — сказала Доминика и, указав на свое лицо, твердо добавила: — И я не хочу, чтобы он знал об этом.

   — Так нельзя…

   — Можно, Нарва. Можно! Он… очень сильно меня обидел, и я не хочу иметь с ним ничего общего. Ну хочешь — на колени встану?

   — Глупостями не страдай! — насупилась старуха. — Надо ему сказать.

   Видя, что Нарва целиком и полностью на стороне Брейра, Ника решила пойти на хитрость:

   — Пожалуйста! Дай мне время. Я… я сама ему потом скажу.

   — Люди все равно увидят и узнают, что ты изменилась.

   — Не узнают. Я буду всегда носить капюшон, в деревню не пойду. А в полях, где мы с тобой бродим, и не бывает никого. Пожалуйста, Нарва! Если кто и может ему рассказать, так это ты. И я прошу тебя этого не делать. Умоляю!

   Травница с досадой поджала губы, помолчала, потом скупо произнесла:

   — Молодой хозяин не так плох, как тебе кажется.

   — Мне все равно! Я очень тебя прошу. Не говори никому о том, что со мной произошло… Я это сделаю сама, но чуть позже.

ГЛАВА 7

С того дня ее жизнь… не изменилась.

   Все так же вставая утром, она куталась в старый ватник, брала лопату и шла разгребать дорожки-тоннели. Ей даже не приходилось наматывать шарф на пол-лица на случай, если кто-нибудь забредет на опушку и подойдет близко к хижине — к счастью, таких дураков не было. Жители деревни набирали снадобий до того, как снег заваливал лесные тропы, и вплоть до самой весны не беспокоили старую травницу, случайные охотники обходили эти места, потому что зверь сюда забредал редко, а простые путники в такую глушь не забирались, предпочитая держаться проторенных дорог.

   Ника все так же помогала Нарве колдовать над зельями. Теперь, когда речь к ней вернулась, работа шла гораздо быстрее. Выпускница гимназии, прирожденная целительница и травница, с удовольствием раскрывала старухе, приютившей ее в своем доме, все секреты. Научила делать так, чтобы настойка полынницы не пахла грязными носками, улучшила зелье от мигрени, показала как сортировать сушеные побеги смоквы — какую надо толочь, а какую проваривать полностью.

   Нарва была счастлива. За всю свою жизнь она не встречала человека так же сильно увлеченного травничеством, как она, поэтому с радостью делилась опытом и впитывала новый.

   Вместе они прожили зиму и встретили первые проблески весны.

   Постепенно дни становились длиннее, снег серел и таял, сугробы по обе стороны дорожек уменьшались, и все чаще в воздухе появлялся тот самый аромат, который предвещал обновление и пробуждение.

   Ника ждала.

   Каждый день, выполняя привычную работу, она прислушивалась к едва заметному движению соков в белых березах и наблюдала за грачами, прилетевшими через южный перевал. А по ночам, укутавшись в теплый платок, садилась на крыльцо и долго смотрела в небо, выискивая среди звезд знакомые только ей сигналы и знаки.

   Единственное, что ее волновало — это возвращение кхассера. По словам старухи, он возвращался весной иногда в первые дни, иногда с перелетными птицами. В этом году он не торопился, и Ника искренне надеялась, что ей хватит времени сделать то, что задумала.

   К концу марта снег, который все еще царствовал в чаще и на опушках, начал выпускать из своего плена спящие поля. Сначала темные проталины появились на открытых местах, где солнце прогревало землю весь день, потом подобрались к кромке леса. Все ближе и ближе, обходя участки, куда падали тени от пушистых елей.

   И вот однажды, проснувшись на заре и услышав мелодичный свист первых дроздов, Ника поняла, что время пришло. Она тихонько собралась, стараясь не разбудить старую Нарву, сладко посапывавшую на своей узкой кровати, и вышла из избушки. Узенькими тропками, вьющимися среди еще голых деревьев, девушка добралась до ближайшего поля и, остановившись на его краю, прислушалась.

   Вокруг было тихо. Рассветное солнце только поднялось над горизонтом и лениво пробивалось через молочно-белый туман, струящийся по земле, не в силах полностью разогнать его.

   Доминика вздохнула полной грудью, стараясь вобрать в себя силу этого места, скинула ватник, разулась и, тихо ойкнув, ступила босиком на еще стылую землю. Закатала рейтузы, оголяя колени, и опустилась на четвереньки. Было холодно. Дыхание теплыми клубами вырывалось изо рта, но она продолжала раздеваться. Сняла платок, позволив волосам рассыпаться по плечам, расстегнула верхние пуговицы на рубахе. Хитрый ветер тут же швырнул в лицо растрепанную прядь, скользнул за пазуху, пробирая холодом до самых костей.

   Встав на четвереньки, Ника зарылась пальцами в пульсирующую жизненными токами землю и приготовилась слушать.

   Ее силы, привычно откликнувшись на зов хозяйки, теплыми волнами бежали от груди до плеч и вниз по рукам. Доминика прикрыла глаза, позволяя им течь наружу, сплетаться с потоками, омывающими со всех сторон, проникать все глубже и глубже, расползаться во все стороны.

   Потом тихо позвала духов природы, прося у них приоткрыть завесу тайны. Вокруг было тихо и серо, но перед мысленным взором Доминики раскрывалась совсем иная картина. Она видела белые трепещущие нити, разбегавшиеся во все стороны. Они пульсировали, дрожали, искали.

   Возле самых пальцев притаился корень одуванчика, готовый первым пробиться навстречу солнцу. Мать-и-мачеха дремала в паре метров от того места, где сидела Ника. Старая ольха болела, но еще боролась за жизнь.

   Доминика вдохнула побольше воздуха и раскинула мерцающие нити еще дальше.

   На другом конце поля уже проклюнулся первый горицвет, а в лесном овраге, к западу от лачуги травницы глубоко в земле сидели семена семилистника.

   Все не то.

   Ника искала, перебирала, тянулась за каждым всплеском жизни, но не находила того, в чем так нуждалась.

   Зажмурилась и вытолкнула свою сеть еще дальше — до самой реки, захватив склон горы. Потом еще дальше, пробивая лес на другом берегу. Потом еще.

   От напряжения ее тело дрожало. Пальцы, посиневшие от холода, жадно сжимали комья земли, впитывая каждую каплю силы.

   Еще дальше.

   Что-то черное полоснуло по мерцающим нитям, заставляя их испуганно сжаться и отпрянуть.

   Стоп.

   Оно. В сизом лесу у подножия. Слабое, но живое.

   Нашла.

   Ника свернула свои сети и ничком упала на землю. Ее била крупная дрожь, от холода зуб на зуб не попадал, но она улыбалась. Сжав в кулаке ком земли, поднесла его к губам и прошептала:

   — Спасибо.

   Ей пришлось пролежать еще несколько минут, прежде чем нашла силы сесть. Потом, мотаясь, поднялась на ноги и оделась. Пора возвращаться. Старой Нарве незачем знать, куда она ходила и чем занималась.

   Тем же вечером во время ужина при свете тусклых свечей она сказала старухе о своих планах:

   — Мне надо обойти открытую землю.

   — Завтра можем…

   — Нет! — поспешно выкрикнула Ника, потом мягче добавила: — Нет. Я должна это сделать сама, одна. Ты эти места хорошо знаешь, дружишь с ними, а я все еще чужая. Мне нужно побыть с природой наедине, настроиться на потоки. Без этого ничего не получится. Ты же знаешь.

   Нарва недоуменно нахмурилась. Эта девочка из Шатарии иногда говорила такие странные вещи. Всю свою жизнь она занималась собирательством, знала когда какой цветок следует сорвать и как сделать надрез на коре, чтобы не навредить дереву, но о потоках слышала впервые. Причин не доверять Нике или сомневаться в ее словах у Нарвы не было, поэтому она пожала плечами и согласилась:

   — Иди. Только не заблудись. Нож возьми.

   — Непременно.

   Для того, что Доминика собиралась сделать, нож был необходим.

   Несмотря на то, что весна в долине набирала обороты, темнело все еще рано. Но сегодня вместо того, чтобы, как обычно, сидеть на крыльце и наблюдать за звездами, Доминика отправилась в постель. Она забралась под одеяло едва ли не раньше своей пожилой соседки, отвернулась к стенке и прикрыла глаза, намереваясь хорошенько выспаться перед долгой и сложной дорогой.

   Сон подступил быстро. Ей снилась Шатария, родная академия Ар-Хол и выпускной бал. Вокруг кружили сияющие лица выпускниц, готовых отправиться на поиски любви с загадочный Андракис. Они гадали, каким будет их суженый, мечтали, а Ника стояла посреди зала и не могла сказать ни слова. Она хотела крикнуть, что все это обман, что нет никакого отбора и благородных воинов, готовых преклонить колено перед прекрасными избранницами, но голос не слушался.

   Нике казалось, что ее вообще никто не замечал. Все проходили мимо, разговаривали и смеялись, и только старый ректор гимназии сэр Мейлис смотрел с осуждением… и пониманием.

   Потом ее выкинуло на корабль, к ногам дико хохочущей Мойры. По ее рукам ползли зеленые ядовитые змеи, между губ скользил тонкий раздвоенный язык, а глаза были цвета янтаря. В них полыхало пламя. Все ближе и ближе. Затягивая, заставляя трепетать.

   Хлоп! И вместо Мойры перед ней молодой кхассер. За его плечами угрожающе подняты темные крылья, на губах — хищная усмешка. Он жуткий, но такой… такой… Сердце пропускает удар, когда его взгляд затягивает тьма, и еще один, когда он подступает ближе. Что-то сладкое и в то же время пугающе-острое скручивается в тугую спираль чуть ниже пупка. Ей хочется сбежать, и в то же время остаться. Кхассер протягивает руку, намереваясь прикоснуться к ее щеке…

   На этом моменте Ника проснулась. Подскочила на кровати, судорожно ловя воздух ртом и сминая пальцами тонкое одеяло. В груди гремело, и ощущение острой сладости никак не хотело отступать, заставляя плотнее сжимать бедра.

   — Дура!

   Подведя неутешительный итог, Доминика спустила ноги с кровати, нащупала на полу большие войлочные тапки и пошаркала к окну. Еще темно, но в небе появлялись первые призрачные отблески рассвета.

   Пытаться уснуть еще на пару часов не было смысла. За ребрами, разгоняя остатки дремы, продолжало грохотать сердце, а жажда действий толкала вперед.

   Пока Нарва досыпала свои беспокойные сны, Ника вскипятила чайник, скромно позавтракала и, одевшись потеплее, вышла на крыльцо. В ее худой заплечной сумке болталась краюха хлеба, прошлогоднее моченое яблоко, фляга и перочинный нож с костяной ручкой.

   На рассвете в лесу было холодно и торжественно красиво. По земле кружевами стелилась тонкая корочка льда. Красуясь хрустальными нарядами, стройные березы низко склоняли тонкие плети, а хмурые ели, наоборот, расправляли пушистые лапы.

   Доминика проворно сбежала по ступеням, подобрала походную палку и отправилась в путь. Она прошла по кромке еще пустующих полей, выбралась на просеку, освободившуюся от снега, и по ней добралась до реки.

   Перебираться по льду было опасно — темная вода на мелководье уже разбивала зимние оковы, а чуть поодаль в большой проруби неспешно кружили отколовшиеся льдины. Нике пришлось двигаться вдоль берега до тех пор, пока на ее пути не попался узкий деревянный мостик, перекинутый по осени кем-то из крестьян. Перилл не было, поэтому она шла, для равновесия широко раскинув руки и напряженно слушая, как под ее весом надсадно трещали старые доски.

   Только оказавшись на противоположном берегу, Доминика смогла выдохнуть.

   — Жуть, — прошептала она, оглянувшись на реку, и отправилась дальше.

   К полудню стало припекать. Пользуясь тем, что вокруг нее глухой лес и ни одной живой души, Ника позволила себе снять капюшон. Тут же налетел ласковый ветер и принялся играть с ее волосами. Она улыбнулась, подставила лицо солнышку и прикрыла глаза.

   Каждую весну ее наполняло предчувствие чего-то хорошего. Так было и сейчас. Все будет хорошо. Надо только избавиться от серых нитей.

   Еще через пару часов она добралась до сизого леса, раскинувшегося у подножия гор. Ненадолго остановилась возле родника с обжигающе-холодной водой. Умылась, сделала несколько глотков, после этого опустила обе ладони в воду и снова попыталась найти то, зачем проделала такой долгий путь.

   Белые нити покорно окутали землю, запульсировали, набираясь силы, и указали направление. Совсем близко, на подлеске за оврагом.

   Опушка встретила ее подозрительной тишиной. Среди голубых елей не сновали любопытные белки, не ворковали первые горлицы. Даже ветер, казалось, притих и лишний раз боялся пошевелить листвой.

   Значит, не ошиблась…

   Ника нашла нужное место между двух поваленных крест-накрест деревьев — холмик, похожий на кротовую нору, с белесыми, будто усыпанными пеплом, краями. Доминика бросила сумку, опустилась на колени и начала осторожно разгребать рыхлую землю. Ямка становилась все глубже, но она продолжала копать до тех пор, пока пальцы не коснулись чего-то влажного и неприятно холодного.

   Брезгливо поджав губы, Ника рассматривала свою находку.

   Это было семя размером с крупный боб. Уродливое: бурое с красными наростами и розовыми нитями корней, похожими на червей, вяло копошащихся в земле.

   Хищный маринис. Растение, запрещенное в Шатарии и других странах. Столь редкое, что встретить его практически невозможно. Разве что в местах, подобных Андракису, где из-под земли пробивается рой злобных валленов, приносящих в своих желудках чужеродные семена.

   Его следовало уничтожить, пока семя слабое и едва живое, иначе оно само начнет уничтожать все, до чего дотянется. Поглотит траву, пробившуюся рядом, задушит деревья, выпив из них все соки. Убьет любого, кто попадется в его щупальца.

   Природа сама пыталась избавиться от чужеродного пришельца — засыпала землей, так что не пробиться, отводила воду, не позволяя сделать и глотка, закрывало от теплого солнца. Душила всеми силами. И ей это почти удалось… Если бы не Доминика.

   Она бережно вынула семя из глубокой ямы, переложила в ямку поменьше.

   Ника слегка присыпала семя землей. Затем соорудила вокруг него небольшой защитный барьер из прошлогодней листвы и веток, рядом положила моченое яблоко. И, убедившись, что все в порядке, двинулась в обратный путь.

   Ей нужно вырастить этот чертов маринис до седьмого листа. Значит, придется приходить, заботиться и подкармливать, ведь его яд — единственное, что могло разрушить магические оковы. Даже такие, как серые нити на ее запястьях.

   Дорога обратно показалась ей дольше и сложнее, будто поход к сизому лесу стоил ей не капли крови, а гораздо дороже. Настроение было на нуле, и мысли, которые она обычно гнала прочь, снова просочились в голову.

   Почему так все вышло? Почему она ехала в Андракис, полная надежд на светлое будущее, а получила серые нити и, вместо замужества, сидит в сторожке с пожилой травницей, прячется ото всех, а теперь еще и вынуждена выращивать запретный маринис?

   Не так она себе представляла светлое будущее. Совсем не так.

   Ничего, вот вырастит цветок, сожжет ненавистные путы и найдет способ сообщить своим, какие тут на самом деле отборы. И тогда все изменится! Бедных выпускниц перестанут отправлять в Андракис…

   Ай!

   Поглощенная собственными мыслями, Ника совсем забыла о коварных досках на узеньком мосте. Одна из них — та, что с краю — не выдержала ее веса и с треском обвалилась. Доминика ухнула вниз, но в последний момент успела зацепиться за целые доски. Они тоже угрожающе потрескивали.

   Вися в метре над студеной рекой, Ника нелепо болтала ногами и пыталась не свалиться, а снизу угрюмо шептала река.

   — Ой-ой-ой…

   Стараясь не паниковать, Ника начала медленно подтягиваться. Не получалось — сил не хватало. Тяжелая неудобная одежда тянула вниз, а заплечная почти пустая сумка казалась просто неподъемной. Вдобавок пораненный ножом палец пульсировал и не давал нормально ухватиться.

   Кое-как Ника умудрилась лечь животом на мостик и, подтягиваясь руками, поползла вперед.

   С обвалом первой доски старый мост будто достиг своего предела. Он ходил ходуном, скрипел, обсыпался на хлипкий лед трухой и деревянными почерневшими щепками. И каждый раз, когда под рукой раздавался предательский треск, у Доминики обрывалось сердце. Ладно, если просто упадет в ледяную воду и искупается, но вдруг тут глубина такая, что не выплывешь?

   Попыток подняться на ноги она не делала, продолжала ползти вперед и молиться, чтобы хлипкая переправа выдержала.

   Еще немного… Еще чуть-чуть… От напряжения у нее сводило пальцы, от страха — скручивало живот. Она боялась даже нормально дышать, поэтому лишь изредка хватала воздух ртом и ползла.

   До берега оставались считанные метры, когда стало совсем плохо. Одна из жердей, служивших опорой, надломилась, и весь мост повело сначала в одну сторону, потом в другую. Ника зажмурилась, уже готовая к тому, что окунется в студеную реку, но внезапно почувствовала, как кто-то схватил ее за шкирку и швырнул на берег.

   Кубарем прокатившись по примятой прошлогодней осоке, Ника уткнулась в нее носом и замерла. С ее головы сполз тяжелый капюшон, плащ распахнулся… и прятаться было уже поздно.

   Ее спаситель ничего не говорил и не предпринимал. Просто стоял позади и буравил ее пронзительным взглядом. Ника осторожно приподнялась, тыльной стороной ладони провела по губам, стирая с них землю, и обернулась.

   У самой кромки воды стоял молодой мужчина. Такой высокий, что рядом с ним Ника чувствовала себя настоящей малышкой. У него были широченные плечи и могучая грудь. Закатанная до локтя рубашка открывала натруженные руки с четко прорисованными венами, широкие запястья, перехваченные металлическими обручами, и внушительного вида кулаки. Здоровяк был одет просто: в темно-зеленые брюки, заправленные в высокие рыбацкие сапоги, и куртку, подбитую кроличьим мехом. Головного убора на нем не было, и ветел бессовестно трепал светлые волосы.

   Несмотря на внушительный вид, на злодея он похож не был. В его голубых глазах Ника не увидела угрозы, лишь недоумение и любопытство. Не отрывая от него настороженного взгляда, медленно поднялась на ноги, вытерла внезапно вспотевшие ладони об одежду:

   — Спасибо, что вытащил.

   — Пожалуйста, — он рассматривал ее как нечто удивительное, — в этих местах осторожнее надо быть. Течение сильное, мигом под лед утащит.

   — Я думала, что успею пройти, — Ника подобрала с земли мешок, снова натянула на голову капюшон, — спасибо еще раз.

   — Ты куда?

   — Ухожу. Мне пора… по делам.

   Она молилась, чтобы он не начал расспрашивать, кто она и откуда, и не увязался следом за ней. Однако здоровяк не стал набиваться на разговор и пытаться ее удержать. Вместо этого вернулся к мосту и начал его доламывать, чтобы больше никто не попытался по нему перебраться на другой берег и не пострадал.

   Воспользовавшись тем, что парень отвлекся, Доминика поспешила уйти. На сегодня приключений с нее было предостаточно.

   Уже в сумерках она вышла на знакомую опушку и устало побрела к избушке. Над покосившейся трубой неспешно вился дымок, а в окнах едва заметно плясало пламя одинокой свечи, которую Нарва оставила специально для нее.

   — Вернулась, — облегченно выдохнула травница, — я уж думала, что все, пропала девка. Хотела в деревню за мужиками бежать и на поиски отправляться.

   — Да что со мной станет…

   Ника сбросила сумку, повесила плащ на гвоздь и пошла к умывальнику.

   — Есть будешь?

   — Нет, Нарва, спасибо. Я так устала, что не чувствую голода.

   — Как обход? Проверила землю? — спросила старуха.

   — Да, — Доминика вытерла лицо мягкой тряпицей и, чтобы приглушить любопытство травницы, рассказала лишь то, что посчитала важным: — В этом году будет хороший урожай трилистника. За рекой пробиваются новые ростки черной лозы, ее настой помогает при отравлениях, поэтому надо будет ей помочь, подвязать хорошенько. А вот старая ольха на границе с лесом погибает — жуки выгрызли сердцевину. Если не сожжем, то переползут на соседние деревья.

   — И все это ты узнала сейчас? Когда еще ни листочка, ни травинки не проклюнулось? — старуха недоверчиво, но в то же время восхищенно покачала головой.

   — Да. Я полезная. А ты от меня избавиться хочешь, — проворчала Ника.

   С приходом весны Нарва все чаще говорила, что надо поставить хозяина в известность. К счастью, Брейр еще не вернулся, но это могло случиться в любой момент.

   — Глупости говоришь.

   — Думаешь, мне разрешат здесь остаться, если узнают правду? Как бы ни так. Заберут в замок, и некому будет тебе подсказывать. А я так хотела научить тебя новым зельям, — как бы невзначай обронила Ника, — жалко…

   Травница пригорюнилась. Как бы она ни любила хозяина, но страсть к травничеству была сильнее. Очень уж ей хотелось узнать у Ники что-то новое.

   — Ладно, — проворчала она, сдаваясь, — думаю, месяц-другой ничего не изменит. Можем повременить. Тем более Брейр занят будет, незачем его отвлекать…

   — Вот и я так думаю, — кивнула Доминика.

   Пары месяцев должно хватить, что проклятый цветок набрал силы.

ГЛАВА 8

Спустя два дня после приключений в сизом лесу на пороге появилась корзина, полная припасов. Свежий, еще теплый хлеб, козий сыр, завернутый в марлю, печеный картофель и сахарные бублики.

   — Это что? — спросила Нарва, настороженно заглядывая под накрахмаленную тряпицу.

   — Еда.

   — Я вижу, что еда, — фыркнула старуха, — что она тут делает?

   — Может, кто-то потерял?

   — На нашем крыльце с утра пораньше?

   — Да. Глупо, — согласилась Доминика, — а может, это благодарность из деревни? Может, кому-то помогли твои зелья, и этот человек решил вот так сказать спасибо?

   Нарва задумалась. С наступлением весны, как сугробы сошли и тропы стали проходимыми, к ней снова потянулись желающие. У кого-то кончился запас средств от головной боли, кто-то после зимы чувствовал себя вялым и несчастным, кто-то заранее обрабатывал землю от паразитов.

   — Может быть… — с сомнением проворчала травница.

   Ника тем временем подхватила корзину и поволокла ее в дом. Не пропадать же добру. К тому же за долгие зимние месяцы она соскучилась и по вкусной выпечке и сыру. У них с Нарвой хлеб был из серой муки, вместо молока — овсяная вода, а картошка закончилась еще пару недель назад.

   В тот день у них был сытный обед и вкусный ужин. Даже настроение улучшилось, и они долго сидели у едва тлеющего в очаге огня и разговаривали. Обычно молчаливая Нарва сыто жмурилась и рассказывала, как в молодости кружила головы мужчинам. Как замужем была, да муж погиб, защищая границы от валленов. Оправиться от потери она не смогла и второй раз замуж не пошла, хоть и звали. Впрочем, Нарва рассказывала об этом без горечи и сожалений. У нее была интересная жизнь и сейчас она жила так, как хотела — в тишине леса, наедине с природой.

   Нике рассказывать было особо нечего. Опыта у нее мало, побывать она нигде не успела, кроме гимназии да недружелюбного Андракиса.

   — Вас из гимназии не выпускали, что ли? — не скрывала недоумения травница. — Сидели в четырех стенах?

   — Там не было четырех стен, — возразила Ника, — большой замок. С библиотекой, зеленым двором и светлыми аудиториями…

   — И все?

   — Разве этого мало?

   — Разве много? Ты с пятнадцати лет сидела в этом замке и никуда не выходила. Друзья все остались за стенами, родные тоже…

   — Они навещали меня!

   — Раз в год? А все остальное время вам нельзя ни выходить, ни общаться с кем-то посторонним? Прости, но это больше на тюрьму похоже. Будто вас всех просто заперли в одном месте и следили, чтобы вы никуда раньше времени не делись. Ты уверена, что именно так готовят невест на отбор?

   — Какой отбор, такая и подготовка, — обиженно просопела Ника, — нас, знаешь ли, тут тоже не приняли с распростертыми объятиями.

   — А должны были?

   — Все! — Доминика поднялась. — Я больше не хочу говорить на эту тему. Мне она неприятна.

   — Как скажешь, милая.

   — Спокойной ночи.

   Доминика легла на свою кровать, отвернулась к стенке и натянула до самых ушей тонкое одеяло. Она сама не понимала, почему слова Нарвы так сильно ее зацепили. Хорошая жизнь была в гимназии. Балы были, красивые наряды, учителя замечательные. А что до друзей, оставшихся за стенами — они постепенно забылись, как и шумные ярмарки на городских площадях, поездки к соседям и семейные завтраки за одним большим столом.

   От всего этого выпускницы гимназии Ар-Хол отказывались с легким сердцем, потому что были уверены — впереди их ждала жизнь в Андракисе, полная любви и счастливых моментов.

   Как оказалось, зря верили.

   Странно все это. И неприятно.

***

Еще через два дня на крыльце снова появилась корзина с едой. В этот раз там оказались изумительно пахнувшие пироги и большой бутыль со смородиновым соком.

   — Не нравится мне это, — ворчала Нарва, наблюдая, как Ника раскладывает угощение по тарелкам, — двадцать лет в травницах хожу, и еще ни разу так подношениями не баловали. Обычно принесут и тут же еще зелий требуют или порошка какого. А тут… чудно.

   — Не ворчи, лучше идем чай пить. С пирогами.

   — Не к добру все это. Ох, не к добру.

   Нарва покачала головой, но за стол села. Уж больно от этих пирогов шел вкусный аромат.

   Они еще несколько раз находили то корзины с едой, то бутыли со свежим молоком. А однажды обнаружили свежую стопку дров в поленнице.

   — Из-за тебя все это, — сокрушалась старая травница, — как пить дать из-за тебя.

   — Не говори глупости, — Ника только отмахивалась, — кому я нужна? Все знают, что в сторожке на лесной опушке живет зеленое чудище, которое только и умеет что детей своим мычанием пугать.

   — Ты уже не страшная. И не зеленая.

   — Но никто об этом не знает.

   Ника тщательно следила за тем, чтобы капюшон всегда был на ее голове, и десятой дорогой обходила места, где могла встретить других людей. К полям, которые сейчас обрабатывали, не приближалась, к деревне и замку — тем более. Все по чащам предпочитала ползать да тайными тропами ходить на тот берег реки, чтобы подкормить ядовитый маринис, который медленно, но верно набирал силу.

   Она была уверена, что все держит под контролем. Но как это часто бывает в жизни, уверенность молодости уступает старческому опыту. В этом Ника и убедилась, когда, возвращаясь после очередного обхода с корзинкой, полной молодых побегов, неподалеку от избушки встретила того самого здоровяка, который однажды не дал ей утонуть в реке.

   Не говоря ни слова, Ника развернулась и бросилась бежать, но уже через десяток шагов мужчина преградил ей дорогу.

   — Погоди! — он шагнул к ней, но Ника тут же отпрянула. Здоровяк остановился, развел руки в сторону, демонстрируя мирные намерения. — Не убегай! Не бойся. Меня Лука зовут. Я кузнец из деревни. Мой дом третий с краю.

   — Вот и иди в деревню, — не очень дружелюбно ответила Доминика и попыталась его обойти, но он не дал, снова встав у нее на пути.

   Прятаться под капюшон было поздно — он еще в прошлый раз успел ее рассмотреть, поэтому Доминика гордо выпрямила спину и, вздернув подбородок, спросила:

   — Что тебе нужно?

   — Ничего, — он улыбнулся, — просто захотелось подойти к тебе и поговорить.

   От его открытой, немного смущенной улыбки Нике стало стыдно. Совсем в лесу одичала, на людей бросаться начала.

   — Извини, — пробурчала, поудобнее перехватывая корзину.

   — Давай помогу отнести, — тут же встрепенулся Лука.

   — Не надо… Хотя… Ты же все равно знаешь, где я живу? — обреченно спросила.

   Лука с готовностью кивнул и расплылся в счастливой улыбке еще больше.

   Доминика молча протянула ему корзину и поплелась домой:

   — Как ты меня нашел?

   — Я шел за тобой по лесу.

   Ника мысленно застонала. Плохая из нее травница, раз не заметила, что за ней по пятам крался такой здоровенный бугай. Она ведь была уверена, что смогла улизнуть и больше его не встретит.

   — Корзины с едой твоих рук дело?

   — Да.

   — Спасибо, — поблагодарила, но потом строго добавила: — не надо было…

   — Ты что?! Еще как надо было, — возмутился кузнец, — мне несложно совсем. Я и дров вам наколол, и дверь в сарае починил.

   Дверь-то они и не заметили… Неудобно вышло.

   — Спасибо, — еще раз сказала Ника, когда они уже подошли к дому.

   Надо было избавляться от незваного гостя. С каждой секундой, что он находился рядом, Нике становилось все неудобнее. Столько времени пряталась, а теперь…

   — Ты это… не говори никому, что меня видел. Пожалуйста.

   — Не скажу, конечно, — усмехнулся он, — потом караулить придется с хворостиной и других женихов от тебя отгонять.

   — Других?

   — Жениться на тебе хочу, — гордо выдал он.

   — Че… чего? — Ника даже голову склонила набок и для верности потрясла, думая, не послышалось ли ей.

   — Жениться!

   — Эмм… — у нее даже дар речи от такого заявления пропал.

   — Ты не смотри, что я парень простой. Руки у меня прямые и из нужного места растут. Работа есть, хозяйство крепкое. Заберу тебя из этой землянки, — кивнул на покосившуюся избушку, — как принцесса будешь жить.

   — Спасибо, — Ника осторожно забрала у него корзину и отступила к крыльцу, — но не надо.

   — Не надо? — обиженно надулся Лука. — Меня, между прочим, в деревне завидным женихом считают.

   — Так почему бы тебе не осчастливить какую-нибудь девушку из деревни?

   — Я тебя хочу. Как увидел тогда на берегу, так ни есть, ни спать не могу. Все о тебе думаю. Стань моей женой! Обещаю, ни в чем нужды знать не будешь. На руках носить буду.

   Надо было как-то от него отделываться, потому что кузнец все больше и больше распалялся. В глазах дури, смешанной с обожанием, немеряно. Дыхание — будто бежал от деревни до дома старой травницы.

   Ника отступила еще на шаг.

   — Я не нравлюсь тебе? — с таким искренним расстройством спросил, что ей даже стало не по себе.

   — Я второй раз в жизни тебя вижу.

   — Это ничего, — он облегченно махнул рукой, — это мы переживем. У нас часто из соседних деревень женятся по договору родителей. Жених и невеста на свадьбе знакомятся и потом живут душа в душу…

   Ника ни с кем не желала жить душа в душу. Не в Андракисе. У нее вообще в планах было вырастить маринис, избавиться от оков и сбежать…

   Кстати, об оковах.

   — Прости, — она перебила размечтавшегося здоровяка, — но я не могу выйти замуж. Ни за тебя, ни за кого-то другого. Видишь? — Доминика забрала рукав и показала серую нитку: — Пока она на мне, я сама себе не хозяйка.

   — Так давай я ее разорву, — радостно предложил Лука и, не дожидаясь ответа, вцепился в нитку.

   Дернул со всей своей богатырской удалью и нахмурился. Дернул еще раз — нитка на месте. Снова дернул — тот же результат.

   Криво усмехаясь, Доминика наблюдала за стараниями здоровяка. Уж она-то точно знала, что так просто от нитки не избавиться. Чего она только ни пробовала: и резала, и жгла.

   Кузнец пригорюнился:

   — Как же так?

   — Вот так, — Ника с сожалением развела руками, — спасибо тебе и за помощь, и за еду, но ты не приходи больше сюда. Не надо.

   Не оглядываясь, она ушла в дом, а Лука еще долго стоял во дворе, растерянно потирая шею. Потом ушел. Ника очень надеялась, что насовсем.

   Но на следующее утро на крыльце стояла новая корзина. В этот раз не с едой, а с целым ворохом белоснежных цветов.

   — М-да, ухажер-то твой серьезно настроен, — проворчала Нарва, заходя в избушку.

   — Да какой ухажер? Так, просто случайный знакомый.

   — Да-да. Я вчера наблюдала из оконца, как вы мило беседовали. Он разве что слюной на траву не капал, когда смотрел на тебя. Совсем парню голову вскружила.

   — Ничего я не кружила. Просто была вежлива. И вообще, обычные цветы… подумаешь…

   — Нет, девочка моя, это калея белая. В наших краях ее жених невесте дарит, когда предложение делает.

   — Я ему вчера уже отказала.

   — Когда это женский отказ мужчину останавливал? Вот увидишь, добром все это не закончится.

   — Ничего, справимся, — Ника приобняла ворчащую Нарву за плечи, — в конце концов наварим ему такого зелья, что он дорогу к нам забудет.

   Шутку старая травница не оценила. Наоборот, нахмурилась, задумчиво пожевала губы прежде чем ответить, и в конце концов тихо произнесла:

   — Сегодня ночью Брейр вернулся.

ГЛАВА 9

Домой пришлось возвращаться не по воздуху, а верхом. Долго, нудно, несмотря на то, что вирта попалась быстрая и покладистая. И все из-за бешенного Хасса! Это же надо так разодрать, что до сих пор местами ломило, а крылья так и вовсе отказывались слушаться.

   Хотя за дело получил. Видел же, что у старшего кхассера нешуточный интерес к той девчонке из долины, и все равно полез. Потому что любопытно, потому что необычно, потому что просто захотелось. Вот за это «захотелось» теперь и расплачивался порванными крыльями. Потом еще пришлось извиняться и отдавать половину найденного зимой аракита.

   Впрочем, обиды на Хасса он не держал. Сам ошибку допустил — сам и расплатился. Все честно. Только вот дорога через весь Андракис от этого веселее не становилась.

   Он мечтал вернуться домой, смыть с себя пыль дорог, потом хорошенько выспаться на гладких, чистых простынях… но, увы, Вейсмор встретил его целым ворохом проблем. Будто все только и ждали, когда кхассер вернется, чтобы свалить на него все свои хлопоты.

   Остатки припасов и дыра в крыше, новые чаны для сыра и расширение возделываемых полей. Отчеты управляющего замком, казначеев, купцов, главного конюха и оружейников. Все это требовало его неотложного внимания. Весь день он провел в главном зале, восседая на месте законного хозяина города, старательно кивал и пытался не зевать. После главных отчетов Брейр уже был готов сбежать к себе, но потянулись простые люди со своими простыми проблемами. И снова ему пришлось слушать, разбираться, поддерживать и утешать.

   Порой быть кхассером так утомительно! На службе у границы с Милрадией и то проще — делай, что положено, и никаких вопросов.

   Ближе к вечеру он угрюмо смотрел на каждого, кто проходил в двери зала. Его ответы становились все более отрывистыми