Я (убью) люблю тебя, Воскресенский! Ольга Арунд

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ГЛАВА 1
• ГЛАВА 2
• ГЛАВА 3
• ГЛАВА 4
• ГЛАВА 5
• ГЛАВА 6
• ГЛАВА 7
• ГЛАВА 8
• ГЛАВА 9
• ГЛАВА 10
• ГЛАВА 11
• ГЛАВА 12
• ГЛАВА 13
• ГЛАВА 14
• ГЛАВА 15
• ГЛАВА 16
• ГЛАВА 17
• ГЛАВА 18
• ГЛАВА 19
• ГЛАВА 20
• ГЛАВА 21
• ГЛАВА 22
• ГЛАВА 23
• ГЛАВА 24
• ГЛАВА 25
• ГЛАВА 26
• ГЛАВА 27
• ГЛАВА 28
• ГЛАВА 29
• ГЛАВА 30
• ГЛАВА 31
• ГЛАВА 32
• ГЛАВА 33
• ГЛАВА 34
• ГЛАВА 35
• ГЛАВА 36
• ГЛАВА 37
• ГЛАВА 38
• ГЛАВА 39
• ГЛАВА 40
• ГЛАВА 41
• ГЛАВА 42
• ГЛАВА 43
• ГЛАВА 44
• ЭПИЛОГ

АННОТАЦИЯ

— Куда летим?

   — Ты — никуда.

   — Ну, что ты, милый, ближайший год куда ты, туда и я. Волею и деньгами остальных Воскресенских.

   Он — Есений Воскресенский, гениальный программист, который успешно сбегает от старших братьев и неприятностей из прошлого. У него есть план на пять лет и девушка по переписке, которую он очень хочет найти.

   Она — Анастасия Полякова, нянька по найму для неугомонного гения. Она кормит его обедами, считает малолеткой и точно знает, кто скрывается под ником WelcomeToTheHell.

   А ещё они связаны одним прошлым и делом всей жизни. Только ещё не знают об этом…

ГЛАВА 1

Пальцы громко барабанят по клаве, не прервавшись даже, когда передо мной появляется тарелка с чем-то пахнущим запечёнными овощами.

   — Сбалансированное питание, — повязывает мне салфетку на шею эта… нянька. Хлопает по плечу и приказывает: — Ешь.

   Делаю вид, что не слышу, продолжая писать бессмысленный бред в уже готовый код. И поднимаю взгляд от монитора, только когда слышу хлопок двери.

   Ок, у меня минут десять, пока эта не явится проверять целостность ужина. Хватит за глаза.

   Скидываю в рюкзак ноут, бесшумно открываю дверь балкона. Хорошо, что они не застеклены и стоят вплотную друг к другу. Мне везёт — сосед как раз травится сигаретами, которые обычно бесят, но сейчас… сейчас он-то мне и нужен.

   — Мне бы на выход, — прошу и перемахиваю через общий парапет под офигевший взгляд. — Где он тут у вас?

   — Там же, где и у вас, — давится дымом сосед, прокашливается и только потом распахивает балконную дверь в свою квартиру.

   — Спасибо, мужик.

   Скользнув внутрь, оцениваю планировку и иду к двери, но голос соседа тормозит за шаг до проёма.

   — Ты это… от тёщи, что ли? Бежишь.

   — Хуже, — откровенно перекашивает, хотя ему всё равно не видно, — от няньки.

   Коридор, сейф-дверь, подъезд. Ощущая себя долбанным хацкером, слетаю с пятого этажа и рывком распахиваю дверь. Такси уже ждёт и, расплатившись наличкой, еду в аэропорт. Жаль, единственный в городе, но купленный билет на поезд должен отвлечь её хотя бы на пару часов. Как раз хватит, чтобы свалить из этого города и из-под заботливой братской опеки.

   Совсем охренели!

   Это надо же додуматься, нанять мне няньку! Мне, не побывавшему за последние пять лет разве что на полюсах! В двадцать, чтоб их всех, пять лет!

   Тоже мне, братцы-кролики. Сами жестят, как падаваны — то чужих жён уводят, то морды бьют, то дочек миллиардеров похищают, а няньку мне?

   Дождутся и хрена с два им новый софт, пусть заказывают его своим тупикам, которых набрали. По объявлению.

   Полчаса уходит на доехать, ещё десять минут на регистрацию, и вот я падаю в кожаное кресло, привычным движением раскрыв на коленях ноут. Ни по айпишнику, ни по транзакциям они меня не отследят и, улыбнувшись уголком губ, пишу WelcomeToTheHell.

   SundayMan: Птичка вылетела, координаты скину позже

   Ответ приходит мгновенно, словно она только этого и ждала. Точно ждала — я не спрашивал пол, просто знал, а сам и не думал скрывать.

   WelcomeToTheHell: Координаты?😱 Зачем? Я не требую отчёта

   Хмыкнув, разворачиваюсь, вытягиваю ноги и занимаю сразу три кресла.

   SundayMan: Вдруг мне повезёт, и я угадаю где ты. Встретимся, поболтаем?

   Самое рисковое моё предложение за всё время. Но, насколько я плюю на реал, WelcomeToTheHell обходит меня по всем статьям. Как-то ради интереса я пытался пробить по местоположению, но запутался в том количестве инфы, что пришлось фильтровать. А на её единственный вопрос «Зачем?» ответил, что из спортивного интереса.

   И был наказан двухнедельным глухим молчанием. Больше не рискую.

   WelcomeToTheHell: Это вряд ли.

   И всё, абонент не абонент.

   Ну ничего, я тебя ещё поймаю…

   С улыбкой закрывая крышку ноута, откидываюсь на спинку стула, прикрываю глаза.

   — Ну что, птичка, надоела тебе золотая клетка?

   Ехидный шёпот в ухо, капец перекликающийся с последним ей сообщением, заставляет подпрыгнуть на месте.

   — Твою же! Какого ты здесь делаешь?

   Передо мной снова она, моя нянька. Среднего роста, средней фигуристости, среднего ума женщина хрен пойми какого возраста. Она — Анастасия Полякова, приставленная братьями следить за одним непутёвым мной. По их мнению непутёвым.

   — Работаю, — мило улыбается особа с ярко накрашенными глазами, румянами, пудрой и всей этой хренью, что намазывают на себя, чтобы казаться моложе. — Куда летим?

   И, вместо того, чтобы угрожать, отчитывать и жаловаться братьям, эта… особа, сбрасывает мои ноги с кресел и приземляется рядом.

   — Ты — никуда.

   — Ну, что ты, милый, — приторно улыбается, — ближайший год куда ты, туда и я. Волею и деньгами остальных Воскресенских.

   — Слушай, ты…

   — Анастасия Евгеньевна, — подсказывает с милой улыбкой.

   А после закидывает руки за голову, прикрывает глаза и томно вздыхает.

   Взгляд невольно цепляется за обтянутую водолазкой грудь — единственное, на что реально можно посмотреть у моей няньки. Неожиданно высокую, размера третьего, не меньше и…

   Встряхиваюсь, отворачиваюсь, чувствую что-то вроде отвращения. Не хватало только залипать на особу, что в совершенстве знает тысячу и ещё один способ травануть меня овощами.

   — Анастасия Евгеньевна, — вздыхаю. Но вдруг осеняет: — Слушай, Анастасия Евгеньевна, тебе деньги нужны?

   Она заинтересованно скашивает на меня один глаз.

   — Нужны ведь, да? — От того, как всё просто, кружится голова. — Сколько Кот тебе пообещал? Сотню? Две? Да плевать, — трясу головой и хватаюсь за ноут. — Предлагаю пять, и ты летишь греть… гхм кости в какую-нибудь Аланью. Идёт?

   — Пять сотен?

   Она потягивается, закидывает ногу на ногу и поворачивается ко мне всем корпусом. Ставит локоть на подлокотник, подбородок на кулак и смотрит, как на малолетнего.

   — Пять сотен.

   Открываю банкинг, проверяю счёт. Фух, расплатиться со стервой хватит, а потом разберусь. Найду халтуру и как-нибудь заработаю. Главное, чтобы без нянек в пределах видимости.

   — Заманчивое предложение.

   И эта стервь вдруг становится мартовской кошкой. Под мой ошалевший взгляд цепляет ногтем за ворот поло, чертит ниже, до паха. Сглатываю рефлекторно.

   — Милый, а откуда такие деньги?

   — Есть разница?

   С опозданием, но всё же прихожу в себя. Двумя пальцами подцепляю конечность с длинными, острыми когтями, перекладываю ей на колено. Фу. Таким страхом даже говнокод не написать.

   — Нет разницы, только… — она подаётся ближе, касаясь губами уха. Передёргиваюсь, но терплю. — Котик платит в баксах. А тебе слабо?

   Кот, с-с… собака. Ну хорошо, посмотрим, кто кого.

   Увы, в чём, а в деньгах мне его не перебить. Это долбит по мозгам, будь они хоть сколько гениальными. С другой стороны — разве проблема подработать налево и рассчитаться с этой наседкой? Вообще, нет.

   Стараясь сохранить лицо, захлопываю ноут.

   — Если я заплачу тебе пятьсот тысяч, ты свалишь?

   Анастасия Евгеньевна откидывается на спинку кресла.

   — Свалю. А ты заплатишь? — с прищуром.

   — Ради такого — почку продам, но сделаю.

   — Договорились, милый. А теперь кыш, дай старой тёте поспать в ожидании очередного перелёта.

   И она прикрывает глаза, дыхание выравнивается почти сразу.

   Окей, Гугл. Как заработать триста штук за ночь?

   За ночь, может, и никак. Но я точно знаю, кто в этом поможет.

   Даже если это будет стоить мне очень дорого.

ГЛАВА 2

— Второй номер есть? — устало.

   Потому что два часа до самолёта, ещё два в нём, почти три после и всё это — в компании незатыкающейся няньки. И ладно бы чесала языком не по делу, смог бы абстрагироваться, но нет. Анастасии Евгеньевне всё время что-то было надо и, к сожалению, от меня. Так что к отелю меня тошнило от бесконечных: «Хочешь есть?”, «Водички?”, «Нет, это вредно» и «Милый, ты же хочешь быть здоровым? Как братья».

   — Конечно. Могу предоставить эконом, но в другой стороне, — прощебетала ресепшен. — Правда, ваш номер единственный с окнами, второй будет обычным.

   — Давайте.

   На стойку ложится бумажка в пять тысяч, но эта припадочная перехватывает деньги.

   — Какого?..

   — Я не могу жить в номере без окон, — и звучит испуганно, но как же бесит! — У меня клаустрофобия!

   Серьёзно? И когда она началась? В лифте, где мы застряли на второй день знакомства? Что-то Анастасия Евгеньевна дажё не дёрнулась, просидев в нём четыре часа. И никакой клаустрофобии.

   — Как жаль! — ведётся девочка на ресепшен. — Но… но у нас нет других номеров с окнами. Что же делать? — и растерянно пялится на Полякову.

   А та и рада выступить с сольным номером.

   — Подскажите, а в номере Есения Александровича есть диван? — заговорщицким шёпотом стелит она.

   И только здесь до меня доходит.

   — Ну уж нет. Чёрта с два ты будешь спать в моём номере!

   — Милый, ты же не выгонишь бедную родственницу на улицу? — хлопает глазами Анастасия Евгеньевна. Обхватывает моё плечо, прижимается грудью. — Не выгонишь же, правда?

   Капец, блин! Потому что отказать под любопытным и жалостливым взглядом ресепшен я тупо не могу. Фиг его знает почему, видимо, мама хорошо воспитала. А Полякова пользуется, нагло и бессовестно.

   — Вы не переживайте, у Есения Александровича люкс, — быстро щебечет ресепшен. Тоже, чтобы вас всех, Анастасия. — Двухкомнатный, спальня и гостиная. Из спальных мест диван и кровать со всеми удобствами, ваша родственница вас не побеспокоит.

   Да как же, не побеспокоит она! Проходили — знаем.

   — А окно? — ломает комедию Полякова. — В нём есть окно?

   — Да-да, не переживайте. И окно, и кондиционер, и два телевизора.

   И нянька, от которой я надеялся избавиться хотя бы на несколько часов. Чтоб её на галеру сослали!

   Но сил разбираться не осталось. С мрачной решимостью забираю ключ у симпатичной, если бы не дурацкая солидарность, ресепшен.

   — Вам в левый коридор, первая дверь направо.

   Да уже плевать. И хуже всего, что связаться с чуваком, который подкидывает мне заказы, не получится, пока эта куда-нибудь не свалит. А она не свалит, одна точно. Проверено и изучено, ведь за те три дня с её наглого: «Здравствуйте, я ваша нянька», она десятки раз пресекала все возможности и не уходила дольше, чем требовалось для душа. Даже ночью заходила и проверяла.

   — Мм, хорошенький номер, — сканирует пространство Полякова, оглядывает окна с решёткой. — Неплохой вкус, милый, весь в братишек. Те тоже ниже люксов не опускаются.

   — Ты реально такая отбитая или издеваешься? — натурально рычу. Бросаю рюкзак в кресло, с опозданием вспоминаю, что внутри ноут.

   — Нервишки шалят? — мгновенно округляет она глаза, которые и так пошли в долгопята, видел как-то по Дискавери. — У меня есть идеальное средство, лучший способ справиться со стрессом.

   И эта с ярко-розовой помадой, голубыми тенями и таким слоем штукатурки на лице, что сыпется, расстёгивает верхнюю пуговицу рубашки. Непроизвольно сглатываю, потому что не люблю одноразовое, а последний нормальный секс был давно. Незадолго до знакомства с WelcomeToTheHell, даже имени которой я всё ещё не знаю.

   А Полякова берётся за вторую пуговицу, открывается ложбинка и край белья.

   Отвратно чувствовать себя озабоченным кретином. Тем более, не иметь воли, чтобы отвести взгляд от этой конкретной особы.

   Зараза.

   — Что ты… — хрипло. — Пенсионерского стриптиза мне только не хватало, — наконец, выдыхаю зло. — Обнажёнка не интересует.

   — Зато ты впервые похож на Воскресенского, — усмехается Полякова. — Генетические связи не пропьёшь, — и кивает на джинсы, где…

   Чёртова нянька!

   — Но я, вообще-то, имела в виду травку. А ты что подумал?

   И стервь наклоняется, не подумав прикрыться, расстёгивает сумку, а в следующий миг издевательски машет мне ромашкой. Натуральной, в картонной коробке. Для, чтоб её, заваривания.

   Встречаемся взглядами.

   Убил бы! Но Полякова смотрит честными, наивными глазами. Прямо как я, когда думал, что достаточно иметь талант, чтобы всего добиться в этом самом продажном из миров.

   — Что-то не так?

   Вместо ответа сжимаю челюсти так, что крошатся, хватаю рюкзак и сваливаю в спальню. И жалею только, что нельзя с размаха хлопнуть дверью, которой между комнатами тупо нет.

ГЛАВА 3

А забавный он, этот Есений Воскресенский. Малолетний идиот, конечно, но безопасный. Такой не вдарит кулаком ни по стене, ни по тебе. За волосы опять же не схватит и вряд ли станет кидаться вещами. Но последнее — это смотря как выбесить, а доводить до бешенства конкретно этого брата стало единственной отдушиной во всём цирке.

   Ник с Котом, в миру Никита и Константин Воскресенские, конечно, те ещё засранцы, но за брата переживают. Иначе не стали бы нанимать няньку и точно не пригласили бы на эту роль меня.

   Фыркнув, перевожу взгляд в небольшое прямоугольное зеркало. Вздыхаю, но оставляю на месте «красоту», которая, с одной стороны, не давала младшенькому меня хотеть, по крайней мере, постоянно, а с другой — прикрывала от неприятностей. Пусть вероятность встретить кого-то из недалёкого прошлого равнялась нулю, но пути Windows, как известно, неисповедимы.

   Но как же чешется! Невыносимо! Но от желания разодрать лицо в кровь спасает только то, что под ним всё наверняка хуже. Увы, прочную аллергию на косметику я заработала ещё в те времена, когда думала, что жизнь наладилась. Оказалось, что показалось.

   Вздыхаю. Отступаю подальше от зеркала, сажусь на край душевой кабины. Она здесь тоже люкс — встроена в подиум из трёх ступеней так, что верхняя сравнялась с краем поддона.

   На экране сообщение из тех, что всегда вызывают улыбку.

   «Стась, он опять! Улетели на Кубу на две недели(( Кот, блин, со своими сюрпризами!»

   И рыдающий смайл.

   Ага, так и поверю, что Мышка страдает, отправляясь с главным хамом в этой семье к пальмам, солнцу и океану. Скорее, офигевает от свалившегося на неё счастья в лице котяры, что до встречи вёл себя сильно так себе. Настолько, что хотелось вломить, но… ладно уж, пусть живут.

   Смахиваю мессенджер, открываю кое-что поинтереснее. Созданная в юности прога грузит логины-пароли из идентификатора и слёту взламывает ноут гения. «Суперзащищённый», как фыркнул этот недохакер, когда в первый же день я сунулась к монитору якобы загуглить, сколько минут варить брокколи.

   И, может, коды этот брат пишет и гениальные, но во всём остальном дико наивный и слишком честный. Серьёзно думает, что если защитил один и главный путь к системе, то всё, никто и никогда не взломает его видавший виды HP?

   Смешно.

   Стягиваю рубашку, пока Есений Воскресенский прогружает один из миллиона чатов, где он заседает. Ладно хоть в игрушки играть перестал, а то смотреть, как он по несколько часов шпилится в стрелялки — такое себе удовольствие. Но стало гораздо интереснее, когда он раз за разом пытался от меня сбежать. Подставные паспорта — где только взял! — левые аккаунты, чужие данные… так и хотелось сказать: «Милый, я всё это прошарила лет за пять до твоих слабых попыток!». Но не скажешь же.

   Не-ет, этой комедией мне предстоит наслаждаться в одиночку. Раздражало одно — его постоянные попытки меня найти. Сорри, не меня. Таинственную WelcomeToTheHell, которая получилась слишком приближенной к настоящей мне. Признаю, в какой-то момент этот Воскресенский показался мне впечатляющим и… да, увлеклась! Тут слово, там фраза и вуаля, перед Есением портрет старой меня, лет так в двадцать.

   И этот умник не придумал ничего лучше, как впечатлиться и периодически пробивать мою защиту — к счастью, всего лишь верхний её слой.

   Зачем? Хотел встретиться? Узнать, кто я на самом деле?

   Лучше бы не. Потому что всю эту коляску полгода назад я завела с одной целью — иметь стимул для Кота, на случай, если бы у него с Мышкой случился дисконнект. Тогда я бы размазала Есения по крышке ноутбука — морально, материально и, возможно, физически.

   Но не срослось, ибо Мышка довольна и плавает в любви к старшему из трёх братьев.

   И нет, я счастлива за девчонку, которую нашла рыдающей, в грязном вечернем платье под мостом в компании подбирающихся к чуду бомжей, но… Печально, но без неё я будто вернулась в прошлое, когда от собственного одиночества хотелось если не удавиться, то шагнуть с того самого моста, под которым рыдала Мышка Майя.

   Юбка скользнула на тёплый пол ванной.

   Хватит себя жалеть, тем более, это занятие никогда не казалось адекватным. Надо мыться и искать гению очередную порцию ПП-шного питания, раз уж готовить в гостинице проблематично. Хотя я бы предпочла картошку фри с бургером, но это слишком просто. А малолетний гений остался бы слишком довольным.

   Но ведь у нас другая цель.

   И, усмехнувшись, я ставлю одну ногу в душевую. Попутно бросаю последний взгляд на то, чем занят Есений и…

   Твою мать! Он что, совсем рехнулся?!

ГЛАВА 4

Зевс отвечает почти мгновенно.

   Зевс: Здорова, брат. Где ты пропадал?

   Так я и сказал. Как будто в прошлом не хватило преследований от конторы, оказавшейся около уголовной. Но эти, конечно, так не думают. Хорошо хоть хватило мозгов понять, какой именно софт и для чего они заказывают. Плохо, что уже после выполнения заказа.

   А теперь мне снова нужны деньги, и я снова влипаю в это дерьмо.

   AnonymSM: Неважно. Готов поработать. Ставка пять сотен зелёных.

   Зевс: Штук? Ну ты охренел, парниша. Знаешь, что придётся делать за эти деньги?

   Знаю. Но избавиться от Поляковой вот прямо сейчас важнее. Если уж я сбежал от отморозков в прошлый раз, то смогу и сейчас.

   AnonymSM: Представляю.

   А дальше молчание. Как от WelcomeToTheHell после того, как я пытался её пробить.

   Прислушиваюсь — Полякова всё ещё в душе, вода бежит. Красоту наводит?

   Передёргивает от отвращения. И ещё раз, стоит вспомнить, как я среагировал на неё каких-то десять минут назад. Кот бы гордился, Ник ржал, а я… я всего лишь хочу купить дом где-нибудь на берегу Греции и увидеть девушку, в которой пропал.

   Зевс: Раз представляешь, то…

   Но дочитать сообщение не успеваю. Экран идёт рябью, чат прыгает по всем углам, а ноут выдаёт ворнинги в сотнях вариантов.

   Что за дичь?

   Но ни одна фича не отвечает, техника будто взбесилась. Ей плевать и на мой, пока самый надёжный в стране, антивирус и на быстрые клавиши. Ноут не берёт ни одна комбинация, он продолжает жрать самого себя, пока, наконец, в центре экрана не возникает ухмыляющийся дьявол, три раза стучит каким-то трезубцем, и всё вырубается.

   Вот совсем вырубается, с концами. И есть подозрение, что навсегда.

   Долбанный ты случай!

   Отбрасываю ноут, вбиваюсь затылком в подушку.

   Мог Зевс отследить меня настолько, чтобы завирусить? Вряд ли. Будь он таким умным, не стал бы нанимать левого программера. Поймать такое случайно? Да ну на. Пусть Сэм, придуманный ещё в юности антивирус, не спас технику, зато ни разу за годы не подводил. Тем более, я отслеживал новых гадов, совершенствовал Сэма, а часть обновлений отслылал Нику для внедрения в производство.

   Сэм бы не подвёл. Но тогда что это было, если исключить случайное заражение?

   Хреновый вопрос, с подвохом. Потому что проще всего зайти в чужую систему через сеть, но я не пользовался вай-фай отеля и никому не давал ноут даже просто посмотреть.

   Чёрт.

   Или… да нет, не может быть, хотя…

   Ситуация напрягала. Если я ошибся и накосячил, а Зевс воспользовался и хакнул, то кранты. Сначала мне, а потом Поляковой, если не сообразит, что надо делать ноги.

   Хотя и это уже не спасёт — она дофига где отметилась рядом со мной, её найдут в два счёта. Начальству Зевса не потребуется и суток, чтобы найти нас сначала через аэропорт, потом через отель. Тем более, на каждом углу понатыкано камер, якобы для отслеживания аварий.

   Как будто кто-то в это ещё верит.

   И вывод из всей этой жести напрашивается такой поганый, что хоть вешайся.

   Не в силах валяться, вскакиваю с кровати. Дохожу до двери, обратно. Бросаюсь на пол, двадцать раз отжимаюсь на одной руке, потом на другой. Классный способ поставить мозг на место, работает на раз.

   Вот и сейчас бросаю взгляд на бесполезный ноут, сажусь, подгибаю под себя ногу.

   Итак, мне полный финиш.

   Хуже только то, что не мне одному. В конце концов, мы в ответе за тех, кого нам навязали. Даже если ответ тот исключительно матерный.

   И, конечно, именно в этот момент дверь ванны открывается. В облаке пара и спецэффектов из неё выходит довольная жизнью Полякова с влажными распущенными волосами. Капец они у неё длинные.

   — Обед? — поднимает бровь, встречаясь со мной взглядом.

   Удивительно мстительным для особы, с которой я знаком… сколько? Всего несколько дней? А ощущение, будто десять отвратных, враждебных лет.

   — Чизбургер?

   От полного треша ситуации пропадает желание цапаться даже с ней. Мозг уже собрал данные, проанализировал и пришёл к единственно возможному выводу. От которого выйти бы в окно, но здесь один фиг первый этаж.

   — Правильное питание — залог силы, здоровья и красоты, — она с сомнением окидывает меня взглядом. — В твоём случае хотя бы здоровья.

   И дефилирует. На кровать. По пути задевает моё колено и укладывается на подушки, закинув руки за голову. Расстёгнутая на две пуговицы рубашка очевидно натягивается на груди.

   Чёрт.

   Отворачиваюсь.

   Нет, с этим надо что-то делать. Особенно в свете дальнейших планов. И охрененно увы, что всё-таки общих.

   Большей свиньи братья мне ещё не подкладывали.

   — И где ты собираешься искать здесь правильное питание?

   Вздыхаю, запускаю руку в волосы.

   Может, обойдётся? Зевс не мог за три минуты вычислить мою геолокацию и, тем более, отправить сюда специалистов. Широкого, чтоб им сдохнуть, профиля.

   И в этот момент раздаётся стук в дверь.

   — Праздник к нам приходит, — самодовольно напевает Полякова, поднимаясь, — с пэпэ и гранол-лой.

   — У меня аллергия на глютен, — бурчу вслед.

   — Не ври, милый, — оборачивается та у двери. — У меня на тебя полная карта здоровья вплоть до схемы родинок и длины… — ухмыляется, — пальцев.

   Вирус Зевса? Фигня. Полякова — вот главный вирус моей жизни.

   И именно её мне придётся таскать за собой, чтобы не придушили активные ребятки Зевса. Отец намертво вбил, что сила — в защите слабых. А эта, несмотря на весь свой гонор, слабее.

   — Смотри не влюбись, — хмыкаю и валюсь на кровать.

   Святой рефакторинг, я же прибью её в первую же неделю вынужденной изоляции. А изолироваться придётся — забиться в какую-нибудь съёмную мышеловку, чтобы проверить, был ли взлом. Убедиться, что я всё ещё в относительной безопасности.

   И Полякова со мной за компанию.

   Но отвратный сухой щелчок перебивает планы. На одних рефлексах бросаю ноут на звук и постфактум осознаю, валяющееся в дверном проёме тело. Угол нелёгкого ноута пришёлся мужику в чёрном и балаклаве ровно посередине лба, логично отправив того в нокаут.

   Нелогичным был только ствол с глушителем в качестве декора. И Полякова с закрытыми глазами и мокрым от крови рукавом.

   — Бракованный Windows! — выдыхает зло, пока я подхватываю её, попутно отопнув пистолет подальше от тела. Опирается на меня, встречаемся взглядами. — Я убью тебя, Воскресенский!

ГЛАВА 5

Пока Полякова тихо ругается под нос, довожу её до дивана, аккуратно опускаю.

   — Жива?

   — Да пошёл ты, — она вдруг становится земной и очень злой. — Какого, вообще, хрена? Что это было и во что ты снова вляпался?

   Вместо ответа молча и быстро разрываю рукав. Повезло, рана чуть выше локтя пусть сквозная, но неглубокая. Медленно сгибаю.

   — Воскресенский! — шипит Полякова.

   Кость не задета, иначе простым шипением не обошлись бы. К счастью для моей совести, которой мне досталось на всех трёх братьев сразу.

   Чёрт, и как они нас выследили?

   Недолго думая, отрываю второй рукав, перевязываю рану.

   Без первой помощи хреново, но если этот очнётся, будет ещё хуже.

   — Посиди минуту спокойно, — вздыхаю. — На, поищи пока свою пп-шную еду.

   Всовываю ей в руки свой телефон. Все что угодно, лишь бы не истерила от шока или ещё какой посттравматической фигни.

   Хорошо, что всё произошло слишком быстро, даже ресепшен не чухнулся, хотя здесь два шага по узкому коридору. Поэтому втаскиваю мужика за ноги и захлопываю дверь. Пистолет кладу на журнальный стол рядом с Поляковой, пока та занята. В два счёта связываю руки-ноги активному специалисту так, как учил отец. То есть намертво.

   Оборачиваюсь на щелчок, чтобы обнаружить ствол отдельно от магазина. Полякова постаралась.

   — Загуглила, — поясняет в ответ с кривой ухмылкой.

   И что-то не сходится, образы до и после не синхронизируются, но сейчас откровенно не до того.

   Надо решить, остаться и поболтать или валить, пока целы. И чем больше смотрю на пародию по Джону Уику, тем больше тянет ко второму варианту.

   Тем более, у меня девушка, пострадавшая по моей вине. Долбанный ты случай!

   — Окей, гугл, как удрать от погони, — бурчу под нос.

   — Милый, ты умом от шока тронулся?

   Интонации не те, бесит не так, да и в целом нанятая братьями нянька уже не худшее из зол.

   Где? Ну где я так спалился?

   — А ты? — возвращаю вопрос, а потом перехватываю оружие и рукоятью отправляю незваного гостя, который решил очнуться, в длительный нокаут.

   На этот раз с сотрясом, но кого это волнует.

   — Я тронулась, — мрачно подтверждает Полякова, у которой от шока один мат в глубоком синем взгляде. — И что теперь?

   — А теперь сматываемся, — бросаю взгляд на её руку, и по корпусу долбит чувство вины. — Но сначала тебе надо переодеться. Я помогу.

   Толкнул же цифровой под руку! В тот день, когда решил сделать доброе дело и всё-таки слить рыжей журналистке, по ощущениям совсем девчонке, кадровую базу «Зевса». Того самого, которому втёмную сваял безотказную, практически бронированную прогу для взлома данных. Но кто же знал, что им она нужна для рейдерских захватов!

   Хотя стоило включить мозги и подумать, а не пялиться в пятинулевую оплату.

   И как же звали ту рыжую… Катя? Маша? Даша! Дарья Найденова. Какой-то там журналист, корреспондент и хрен знает кто ещё. Но у неё была чистая история и никаких пересечений с «Зевсом». Вообще, никаких!

   А, значит, меня спалили в процессе. Когда я передавал ей базу? По-тупому, на фудкорте какого-то торгового центра, потому что не доверился онлайну. И было это месяца полтора назад — «Зевсу» как раз хватило бы времени отследить и отправить специалиста.

   — Обойдусь. Достань кофту из сумки. Тёмную, с капюшоном. А теперь отвернись…

   — Ты не сможешь. Рука распухла, тем более, правая. Ты же правша?

   Господи, зачем ты создал таких отбитых особ? Или они попадаются только мне? Хотя те, кто вопит «опять ты в своём ноуте, удели мне внимание!» ещё хуже.

   Да, я в ноуте. Потому что, блин, программист!

   — Не трогай! — рычит Полякова, стоит подойти. — И отвернись.

   Окей. Поворачиваюсь спиной и изучаю стену в мелкий абстрактный цветочек, заодно по-тихому бросаю ствол в рюкзак. Слушаю сдавленные ругательства и болезненное шипение. А потом терпелка заканчивается.

   — Меня воспитывали, — хмуро поворачиваюсь к ней, — помогать слабым. Так что сбавь обороты и потерпи.

   — Хамло, — выдыхает Полякова, когда я просовываю её руку в рукав.

   — С чего это?

   И нет, не смотрю ни на высокую грудь в кружевном белье, ни на плоский живот.

   — А просто так, — прищуривается она. — Есть претензии?

   — Ни одной, — со вздохом.

   В деловой юбке и спортивной кофте она смотрится так себе, но ничего, сойдёт за тренд.

   — Нам надо уходить, ты сможешь?

   — Ходить? — поднимает бровь, хотя лицо уже побелело. — Воскресенский, мне выстрелили в руку, а не в ногу. Достань кроссовки, — командует в своём стиле.

   А что? Слушаюсь и повинуюсь, раз уж всё случилось из-за меня. Вряд ли Полякова настолько насолила кому-то правильным питанием и распорядком, что её пришли за это убить.

   — Я сама! — Предчувствуя проблемы, затягиваю на её ногах шнурки. — Убила бы, — выдыхает в ответ Полякова.

    — Идём.

   Потому что больше сказать нечего. Хотя вопросы появляются, когда она оставляет в номере две из трёх своих сумок. Мужика оставляем тоже, потому что на фиг такой груз. Вот только стоит взять её за руку, переплетая пальцы, как Полякова снова шипит.

   В этот раз капец по-кошачьи.

   — Сделай одолжение, помолчи, — перебиваю хмуро. — И улыбайся, если умеешь. Потому что, когда ты рухнешь в обморок и кто-то ломанётся тебя спасать, всю нашу конспирацию разоблачат в два счёта.

   — Специалист, — с презрительным фырком.

   — Уж побольше тебя.

   Да потому что бесит!

   — Серьёзно? — глубоко вдыхает она, готовясь выдыхать ядом. — Больше меня? Да что ты знаешь о…

   Сжимаю пальцы, и Полякова затыкается. Вот бы её хватило минут хотя бы на десять.

   — Уже уходите? — улыбается ресепшен.

   — Погуляем, посмотрим город, — ей в тон.

   Делаю два шага, а потом оборачиваюсь.

   — И, Анастасия, не надо уборки, у нас там… — бросаю прищуренный взгляд из арсенала Кота на Полякову, та отворачивается. — Сюрприз.

   — Конечно, как скажете.

   Вот бы и Полякова так отвечала. Но нет, эта зараза собиралась выдернуть руку, как только мы вышли за дверь гостиницы. Почти зелёная, с набрякшим рукавом, но гордая. Женщина, блин, из русских селений.

   — Камеры, — поясняю и также за руку веду на парковку.

   — Воскресенский, ты идиот, — больше по инерции огрызается она. — Зачем тебе парковка? Мы приехали на такси.

   Вопрос из разряда «всё, что вы скажете, будет использоваться против вас».

   — Побежишь на своих двоих?

   Хуже всего, что апгрейд ретранслятора я ещё не тестил даже виртуально, не говоря о реале. А прошлый открывал едва ли каждую третью тачку.

   — Святой глюк, ты ещё и угонщик! — закатывает она глаза, когда средненький Хёндай всё же щёлкает замками.

   — Я ещё и вышивать могу. И на машинке тоже, — фыркаю, укладываю её назад.

   Ради разнообразия без споров и ехидства. Хотя есть вероятность, что болевой синдром Полякову всё-таки нагнал, заметно понижая градус язвительности.

   — Мой любимый мультик, — слабо улыбается она, ложится на сидение и, похоже, вырубается.

   Хотя не должна бы. Чёрт.

   Самое время свалить и привести её руку хоть в относительный порядок. Так что ускоряюсь, сажусь за руль и вылетаю с парковки в сторону однушки, которую меньше всего собирался использовать таким способом.

ГЛАВА 6

Очухиваться выходит больно. Хотя, скорее, неприятно. И звездец удивительно. Особенно когда осознаю себя в кровати под пледом, а не на прокуренной обивке заднего сиденья.

   По привычке опираюсь на руки, чтобы подтянуться и от резкой боли заваливаюсь направо, едва не шандарахнувшись с кровати. Вот был бы цирк.

   — Что? — врывается в комнату взъерошенный, с футболкой не на ту сторону Воскресенский. — Где болит?

   И в два счёта я поднята на подушки, накормлена каким-то обезболом и осмотрена во всех местах. Собственно, для последнего много ума не надо, раз этот гений умудрился меня раздеть и перевязать.

   — Просто скажи, что ты догадался промыть рану, — со вздохом.

   Понимая, что вряд ли, раз он даже еду себе не в состоянии погреть. Видела я, как Воскресенский на второй день нашего знакомства стоял перед микроволновкой и тупо тыкал все кнопки подряд.

   — Издеваешься? — хмурится он и садится на край кровати, подогнув под себя ногу.

   — Да если бы. Так промыл?

   Потому что от этого зависит моё здоровье и заработок, правая рука у меня всё-таки ведущая.

   И по взгляду вижу, как ему хочется меня послать, но мгновение и вместо эмоции остаётся безграничный океан вины. За что — будем разбираться потом.

   — Трижды. Перекисью, если тебе интересно. Кровь, грязь и остатки рукава из раны тоже достал и на входе, и на выходе. Заодно залил зелёнкой и закрыл антисептической повязкой. А это антибиотик, — гений кивнул на тумбу, где лежал блистер от проглоченной мной таблетки. — И, если тебе опять же интересно, обезболивающее и противовоспалительное я воткнул тебе уколом.

   Боже, он ещё и медик? Помимо программера, угонщика и хрен знает кого. Мда. Мне казалось невозможным, но этот Воскресенский на раз уделал своих братьев. С лихвой.

   — Уколом куда? — поднимаю бровь, потому что реально интересно.

   — Туда! — взрывается Есений, вскакивает, но далеко не уходит. — Блин, Стась, ну какая разница…

   Вздрагиваю.

   — Как ты меня назвал?

   Так можно было только Мышке. Потому что слишком. И навевает грустные мысли о прошлых временах, когда родители были в себе, а бабушка жива.

   А гений тем временем приостанавливает раздражённый забег по комнате и вскидывает взгляд.

   — Уважаемая Анастасия Евгеньевна, — кривится, — мною была проведена инвазивная процедура с противовоспалительным и обезболивающим эффектом прямиком в ваши мягкие ткани, — с рыком. — С инструкцией и противопоказаниями задействованного препарата вы можете ознакомиться в ближайшее время.

   — Это когда — в ближайшее? — сдержать улыбку удаётся чудом.

   Довела всё-таки, и гораздо быстрее, чем рассчитывала. И даже рана становится не такой болезненной.

   И интересно, мягкие ткани — это всё-таки куда?

   От любопытства руки чешутся проверить самые мягкие, но держусь.

   — В самое ближайшее, — бурчит гений, который сегодня оправдал звание. — После того как измеришь температуру.

   — А, может, сам? — с невинным видом.

   Но дожимать не хочется. Вместо этого левой рукой с трудом дотягиваюсь до новенького, ещё в упаковке градусника и со второго раза ставлю его как надо.

   В комнате царит блаженная тишина — мы ждём писк.

   Гений ждёт, каждые две секунды отодвигая задёрнутые шторы и с опаской осматривая улицу. Я — рассматривая непокорные вихры, словно о существовании расчёски ему не сообщили. Взгляд против воли путешествует дальше: по шву вывернутой не туда футболки, неожиданно мощному плечу, выраженной мышце. Перескакивает на основание шеи с короткими, ещё влажными волосками.

   Я сдёрнула Воскресенского с умывания?

   Хмыкаю едва слышно. А гений в очередной раз выглядывает из-за тёмной шторы.

   А вот это внезапно.

   Моргаю, прикусываю губу и отвожу взгляд.

   Бракованный Windows! Не хватало ещё залипать на младшего из этого адского семейства. А что залипла на внезапно найденные мышцы вполне себе прокачанной спины — пусть хреновая, но правда.

   Вопрос, откуда всё это у недохакера, конечно, интересный. Но гораздо интереснее, куда теперь деть лежачую меня, раз уж — так получилось, — подобные спины всегда были моим личным фетишем.

   Фу. Аж представлять противно.

   Или нет.

   Вот только с малолетками я всё равно не вожусь, а гений младше меня на целых пять лет. Налицо непреодолимые препятствия.

   От дальнейших, честно говоря жалких, отмазок спасает долгожданный писк.

   Очень вовремя.

   В отличие от вибрации телефона, на экране которого вылезает новое сообщение от SundayMan. Спасибо, что без текста.

   — Сколько?

   И я вздрагиваю! Я! Да меня даже преследования киберов так не доводило, как вся ситуация сейчас.

   — 36,9, — небрежно.

   — Плохо, — взъерошивает шевелюру гений. — Ладно, посмотрим. Что ты хочешь на ужин?

   — Ты даже микроволновкой пользоваться не умеешь. Не будем рисковать.

   — Удивительно, как я прожил без тебя эти годы, — язвит Воскресенский. — Поэтому давай ты включишь уже логику, подумаешь, проанализируешь там, а я пока что-нибудь приготовлю. И, будь добра, лежи смирно.

   — Мм, кто-то строит из себя командира, — с придыханием. — Ну давай, удиви меня, Есений Александрович.

   Откидываюсь на подушки и закидываю руку за голову, чтобы лучше очертить грудь, которую едва прикрывает одеяло.

   Руку. За голову.

   Правую.

   В ответ на моё болезненное шипение и тихие ругательства, гений устало качает головой и выходит из спальни.

   А я, после того как дёрганье в руке отпускает, прикрываю глаза, понимая, что заносит. Меня заносит и ещё неизвестно, кто здесь и кого окажется младше.

   Чтобы спастись от неприятных мыслей, ныряю в телефон, хотя то ещё удовольствие левой рукой. Мимоходом проверяю, что ноут гения после моего вируса восстановлению не подлежит.

   Хоть одна хорошая новость. Так «Зевс» точно не отследит Воскресенского, даже если сильно захочет. Вопрос только, что делать, когда гений узнает, что пришли не за ним, а за мной. А узнать придётся, стоит только включить логику, подумать и проанализировать, как он заявил мне пару минут назад.

   И отдельно подумать, что скажут Кот и Ник. Они наняли меня, чтобы сберечь тушку младшенького, а не наоборот. С другой стороны — я сберегла. Отвела ствол, хоть уйти с траектории полностью не успела. Жаль. Опять же рука не голова — заживёт.

   Ладно, будем решать проблемы по мере их поступления. И сейчас главная — отвязаться от Воскресенского, что взял себе самый неприметный и ни разу не намекающий ник.

   С кривой усмешкой открываю чат.

   SundayMan: философское🤪 Как думаешь, мы в ответе за тех, кого нам навязали?

   SundayMan: хотя забей. Расскажи лучше, как сама

   SundayMan: я скучал

   Вроде стреляли в меня, а голову повредили ему. Потому что раньше гений не был таким смелым, скорее, тактично прощупывал почву, раз за разом пытаясь меня найти. И даже две недели игнора его не смутили.

   SundayMan: …по нашим разговорам🤫

   Приходит спустя минуту. А я отключаю уведомления. И жду, что ещё выскажет этот умник, когда сверху пропадёт «печатает…»

   Хотя, честное кодированное, лучше бы он и в самом деле готовил ужин.

ГЛАВА 7

Слава тем, кто придумал доставки.

   Забив в приложение очередную подставную карту, заказываю ужин. Пэ-пэ, как любит Полякова. И, пока жду, решаю подумать о душе.

   SundayMan: философское🤪 Как думаешь, мы в ответе за тех, кого нам навязали?

   Хмыкаю, понимая, что на это она может и не ответить.

   SundayMan: забей. Расскажи лучше, как сама

   И неожиданное даже для себя:

   SundayMan: я скучал

   Секунда раздумий.

   SundayMan: …по нашим разговорам🤫

   И пусть понимает как хочет. Но лучше прямо, потому что со всем этим цирком вокруг Поляковой времени нормально пообщаться почти не было.

   SundayMan: я, действительно, хочу с тобой встретиться. Напрягает?

   Зачем написал последнее сам не понял. Походу, пуля прошла не только Поляковой сквозь руку, но и мой мозг задела.

   WelcomeToTheHell: тебя по голове давно били?

   Смешок вырывается помимо воли. Но тепло и хорошо уже оттого, что она ответила.

   SundayMan: всё ещё бьют, но больше метафизически

   SundayMan: что насчёт встречи?

   Улыбаюсь, чувствуя, что сейчас меня снова заблочат. Кажется, что и это у неё только со мной.

   WelcomeToTheHell: зачем тебе это, Есений?

   Давлюсь вдохом. И, одновременно, в комнате Поляковой что-то падает, а после она чертыхается. Тряхнув головой, иду спасать, раз накосячил. А в голове бьются её последние слова и тысячи «Твою мать!»

   — Ты в порядке?

   Невозможно без улыбки смотреть на растерянную, растрёпанную и злую Полякову. Поэтому хмурюсь.

   — В полном, — скалится она.

   И на что злится-то опять?

   Но в этот момент замечаю красные пятна на щеках и груди.

   — Только не говори, что у тебя аллергия!

   Подскакиваю, дёргаю одеяло на себя, чтобы узнать масштаб, но Анастасия Евгеньевна намертво вцепляется в кусок ткани.

   — Нет у меня никакой аллергии, — шипит.

   Но где я, а где одна её левая рука.

   Вспомнив, из-за чего, собственно, всё случилось, отпускаю край.

   — Окей, — недовольно. — Тогда что это?

   Пальцем в щеку, в шею и ниже.

   — Аллергия. На тебя!

   Если до Полякова была издевательски вежлива и ласкова, то сейчас реально злится. Причём ощущение, что на меня. Хотя раздевать её было тем ещё удовольствием. Одно офигевание при виде кружевного, капец дорогого белья чего только стоит.

   Воздержание сказывается — картинка чёрных кружев не желает покидать мозг. Хуже того, она планирует опуститься ниже, а этого мне вообще не сдалось.

   — Знаешь, что? — выдыхаю.

   — Что? — Полякова сдувает упавшую на глаза прядь, сверлит меня взглядом. — Что я должна знать, Воскресенский? И где, вообще, мой ужин?

   — Едет, — цежу сквозь зубы.

   И оставляю эту стервь одну, раз на меня у неё внезапно выискалась аллергия.

   — Супер! — доносится вслед злое. — Радует, что ты умеешь пользоваться доставками.

   С-с… стервь голубоглазая!

   Выхожу в кухню, раз уж другого пространства в мини однушке не предусмотрено. Упираюсь руками в столешницу, опускаю голову.

   Окей, Гугл. Как не убить человека, если очень хочется.

   Легко. Стоит вспомнить, что другая, по-настоящему волнующая девушка ждёт ответа, и злость пропадает как вид.

   SundayMan: нечестно. Ты знаешь, кто я. Я нет

   WelcomeToTheHell: забудь

   В груди перехватывает. Привычка думать на ходу требует идти, нестись по улочкам очередного областного центра. А потом плюнуть на всё и найти. Найти, объясниться, объяснить и…

   На мгновение прикрываю глаза.

   Только это «и» и тормозит. Хрен его знает, может, на том конце виртуальной вселенной действительно сидит толстый, бородатый мужик с тридцатью кошками.

   Осталось в это поверить, потому что ни один толстый мужик не может так по-кошачьи обходить острые углы, мягко отказывать и нереально поражать в самое сердце. Которое самым идиотским способом долбит по рёбрам с той стороны.

   Пока она злится, ей не всё равно. Уже проще.

   SundayMan: и всё-таки мы в ответе за тех, кого нам навязали?

   На удивление, она всё ещё в сети.

   WelcomeToTheHell: в ответе. Если это древняя бабулька с возом кошек

   Негромко смеюсь, настолько это сходится с моими последними мыслями.

   WelcomeToTheHell: к малознакомым девицам и мужикам ответ не относится. Они сами могут о себе позаботиться

   WelcomeToTheHell: ты успел кого-то грохнуть?😍

   И снова из приоткрытой двери тихие ругательства. Пусть эта аллергичная сначала угомониться, потом поговорим.

   SundayMan: я слышу одобрение?

   WelcomeToTheHell: трупом больше, трупом меньше…

   Плюнув на Полякову, смеюсь в голос. Это наша самая живая беседа с тех пор, как WelcomeToTheHell начала блочить меня за всё подряд.

   Что-то изменилось? Да плевать, лишь бы она не ускользала, не пряталась на долбанных безразмерных просторах цифровых кодов.

   SundayMan: ок, только для тебя. Будешь посылать мне передачки

   SundayMan: согласна на передачки?

   Но она пропадает из сети так же быстро, как появилась. А мне удаётся стереть с лица ухмылку довольного идиота только, когда звонят в дверь.

   Тяжёлая рукоять ствола появляется в руке сама собой. В конце концов, из нас троих стрельба по мишеням больше всего получалась именно у меня. А когда мишень настолько близко, промахнуться, вообще, без вариантов.

   Но по ту сторону глазка всего лишь курьер с квадратной сумкой. Жду, когда он вытащит заказ и только тогда открываю дверь. Две секунды, и она снова заперта на все замки, а парнишка наверняка офигевает от скорости заказчика.

   Ладно, Анастасия Евгеньевна ждёт свой ужин. И она его получит.

   С весёлым хмыком иду на кухню. Разбирать всё это травоядное пэ пэ.

ГЛАВА 8

К тому моменту, как захлопывается дверь — видимо, гений реально освоил доставку, — меня почти отпускает. Почти.

   Потому что какой дурой надо быть, чтобы так по-тупому спалиться! И перед кем! Именно перед тем Воскресенским, который с мозгами.

   Руку снова начинает дёргать, и я расслабляюсь на подушках. Прикрываю глаза.

   А что ещё остаётся? Ведь я, как последний хацкер назвала его по имени. И где! В чате, который сама блокировала, когда этот инициативный пёрся напролом через всю мою защиту!

   Чертовски умный поступок.

   И ещё умнее стало, когда я не отключилась, как стоило бы, а продолжила дурацкий диалог.

   Зачем?

   Ещё и телефон уронила. Боль, которой стоило его поднять, даже вспоминать не хочется. Хотя она была капец заслуженной. Ладно успела заблокировала экран, пока глазастый Воскресенский не понял, что к чему.

   Меньше всего я хочу отчитываться, что не просто нянька, а мало чем — ничем! — не уступаю ему ни в способностях, ни в способе заработка.

   А потом…

   Нет, я серьёзно снимаю с себя вину. Виноват обезбол. Ничем другим объяснить почти флирт с гением я не могу. Осталось опуститься до виртуального секса и всё, мой личный рекорд кретинизма будет побит.

   А перед глазами снова обтянутая неправильно надетой футболкой спина.

   Святой глюк, ну за что?! Почему именно здесь, сейчас и с ним проснулось это долбанное либидо?

   Нет, понятно, для здоровья все средства хороши, но не настолько же. Тем более, здоровье прекрасно обходилось мужико-заменителями хоть с усиками, хоть с лапками. А здесь что и откуда?

   Но возмущение даже в мыслях звучало вполовину силы. Точно обезбол с антибиотиком постарались, иначе почему бы меня вырубало. Причём нехорошо так, с предчувствием температуры и прочих неприятностей.

   Не от пули же в самом деле. Да я в бесконтрольной юности сильнее билась, чем эта царапина!

   Тем более… нет. Не хочу я вспоминать о родителях с пагубными пристрастиями к бутылке и вечными долгами. Тем более, именно их долги заставили связаться с плохой компанией, набраться опыта на пару следующих жизней, научиться взломам всего что угодно и… да, аллергией на косметику.

   А всё потому, что сейчас мы продвинутые, можем провернуть любую фигню онлайн, даже не приближаясь к беззащитному донору. И то не всегда, иначе я бы на выстрел не подпустила Мышку к грязным схемам. Сейчас. А раньше приходилось прикидываться — и жертвой аварии, и шлюхой, и кем только не приходилось, лишь бы добраться до информации, которая становилась решающей.

   Плохая компания? Однозначно. Но эта компания меня ценила и относительно берегла — смерть от голода и холода мне точно не грозила. А потом…

   Из груди вырывается бесполезный, но тяжёлый вздох.

   Потом малолетний мозг осознал, чем именно и для чего я занимаюсь. Осознал, выпал, перекрутился в фарш, а потом вернулся в черепную коробку. Но поздно. Уже тогда дерьмовый характер лез из всех щелей и категорически отказался продолжать противозаконную деятельность.

   Пришлось бежать. Пусть далеко, но вряд ли это длилось бы долго. С моей до тошноты нимфетной наружностью я быстро оказалась бы в проститутках, рабынях и прочей гадости. Или меня нашли бы и вернули, но случилось везение.

   Нет, не так. ВЕЗЕНИЕ. Самоё тёплое и настоящее в моей жизни.

   SundayMan: жду ответ

   И хотя я выключила уведомления, они всё равно проходят на экран. Зараза, с этим Воскресенским вечно всё не так. Но хотя бы без звука, уже легче.

   Сморгнув сон, разблокирую чат… чтобы что? Сказано на сегодня уже достаточно, но дурацкая гениальная спина тянет, манит пообщаться.

   Это ведь безопасно. И я в любой момент могу исчезнуть. Да и правила диктую я, а гений легко с ними соглашается.

   Вопрос только, почему всё это ни разу не успокаивает.

   Мягкие ткани требуют приключений? А что, огнестрела нам уже мало?

   Чувствую себя полной идиоткой, разговаривая сама с собой. А ведь ещё утром всё было так хорошо, просто и понятно.

   А теперь полный звездец. С длинным пушистым хвостом.

   SundayMan: эй

   SundayMan: хочешь?

   Давлюсь воздухом. Хочу-то я всегда. Чего-нибудь. И не всегда оно полезно и безопасно для окружающих. Прямо как сейчас.

   Святой глюк, да что со мной?

   WelcomeToTheHell: хочу

   WelcomeToTheHell: и алиби

   После второго сообщения на кухне что-то громко падает, по ощущениям в раковину. Мстительно ухмыляюсь. И почти сразу кривлюсь, потому что ну детский сад же!

   Ещё бы кого-то это остановило.

   SundayMan: выезжаю

   SundayMan: адрес?

   Воскресенский за стенкой откашливается.

   Что, в горле пересохло? Это ещё ничего, я тебе организую спермотоксикоз. Будет месть за придурка с пистолетом и сильную спину.

   И трижды плевать, что придурок пришёл по мою душу.

   WelcomeToTheHell: Каффеклуббен

   WelcomeToTheHell: жду

   Гений за стеной возится, щёлкает переключателем плиты. Не убился бы ненароком, так-то я всё ещё на работе. Хотя мы внезапно поменялись местами. Несмотря на то что рана должна быть пустяковая, в теле слабость и всё ещё тянет в сон.

   SundayMan: намёк понял😑

   SundayMan: можешь выдумать

   Фыркаю, зарываюсь в гнездо из подушек. Ещё бы вкусную шоколадку, какую-нибудь интересную, авторскую. Но не Воскресенскому же признаваться в собственных слабостях.

   Глаза совсем слипаются. И на последнем усилии воли чувствую, как отключается мозг и обмякает рука…

   WelcomeToTheHell: Стася

ГЛАВА 9

Когда ужин доходит до стадии «можно есть», Стася уже вырубается.

   Стася.

   Самое время поржать до невроза. Потому что такие совпадения это полный рефакторинг. Хотя WelcomeToTheHell могла взять имя откуда угодно, но не из паспорта. Да и какая разница, главное, что за эти сутки мы сблизились больше, чем за предыдущие полгода.

   Прятать идиотскую улыбку не приходится, Полякова спит. Продолжая думать о девушке по ту сторону чата, подхожу к няньке. Ни злости, ни желания сбежать не осталось. Полякова пострадала серьёзно и из-за меня, Нику с Котом самое время оплатить бедняге больничный.

   Качаю головой, убираю её телефон с кровати на тумбу.

   Отвратная розовая помада стёрлась, тени вперемешку с тушью осыпались под глаза. Яркие пятна на щеках тоже размазались, на фоне бледной кожи смотрясь ещё ненатуральнее. И даже так, больная и потрёпанная Полякова выглядит лучше, чем при параде. И на хрена тогда всё это, если без лучше, чем с этой жестью?

   Вопрос без ответа. Да и пофиг, каждый сам решает, как развлекаться.

   Невольно прислушиваясь к частому дыханию, забираю пустой блистер с тумбы. Мимоходом касаюсь её руки…

   Да твою же мать.

   Сцепив зубы, уже целенаправленно хватаю запястье. Не кажется, у Поляковой поднимается температура и светит нам полный и фактурный пи…

   Писк. Я случайно наступаю на упавший градусник. Подумав, приподнимаю здоровую руку Стаси и жду. Дожидаюсь. Вовремя вспоминаю о воспитании и проглатываю порцию мата.

   38.7 ещё не приговор, может обойтись.

   Но что-то подсказывает, что не обойдётся. Не с ней и не в мою смену.

   Окей, гугл. Где найти хирурга, который не сдаст нам ментам?

   Можно, конечно, обратиться к Вовке. Помимо того, что тот ваяет поддельные паспорта, не отличишь от оригинала, так и знает много кого много где. Но это без гарантии, что Вовка при запросе не продаст нас подороже, и следующему специалисту с пушкой повезёт намного больше. А я, хоть и отжигал в тире, без прямой угрозы не выстрелю в человека.

   Только собираясь в аптеку, в противовес мыслям несколько минут стою над рюкзаком, где лежит ствол. Рука так и тянется, но нет. В три удара сердца обуваюсь и выскакиваю из квартиры. Торможусь на площадке, улавливаю приглушённые соседской дверью голоса. Морщусь. И охота людям приседать на бутылку, когда в мире полно других интересных занятий. Оглядываюсь на свою дверь.

   Лишь бы не буянили, за время путешествий по стране приходилось видеть всякое. Кто мебель в стены кидал, кто в окно, а кто выкидывался сам. Надеюсь, этим хватит самосохранения вести себя в рамках, пока спит Полякова.

   Бросаю последний прищуренный взгляд на соседскую дверь и сбегаю по ступеням.

   Когда покупал эту однушку по левым документам, на всякий случай, никаких алкашей поблизости не было. Хотя мог не заметить, раз приехал однажды, только для заключения договора и оплаты, а больше не появлялся.

   Так и начнёшь верить в удачу и чутьё, иначе с чего бы мне приобретать жильё в так себе городишке.

   Нет, какая-то аргументация у меня тогда была, но кому это. Прошло лет пять, я уже ни черта не помню. Купил и ладно.

   От ходьбы мозг привычно включается в работу на полных оборотах. Поэтому рискую, оставляя Полякову в одиночестве, обхожу ещё пару кварталов. Но ничего дельного за это время не придумывается. И спустя пару минут перепрыгиваю через ступени крыльца и захожу в приличного вида аптеку.

   Осталось всего ничего, узнать что надо.

   И самое хреновое, что поисковики молчат. Не совсем, конечно, но мне от статейных «обезболивающее», «антибиотик широкого спектра» и прочей медицинской мути не легче. И Поляковой не легче. А в травму не поедешь, эти обязаны докладывать о любом огнестреле. Ещё вопрос, удастся ли договориться с местными хирургами. А если не удастся, то какой смысл рисковать. Конечно, при самом хреновом раскладе я повезу её к частникам, но и без этого хотелось бы обойтись.

   Походив по аптеке, останавливаюсь напротив стеллажа с антисептиками.

   Вот только всё это мы уже проходили. Есть ли польза повторять?

   Чувствую удар со спины. Мгновенно разворачиваюсь и подхватываю миниатюрную блондинку, которая корзинкой едва не сбивает стеллаж с зубными пастами.

   — Блин… простите.

   — Нет-нет, это я вас не заметила, — широко распахиваются красивые глаза. — Извините!

   С рассеянной улыбкой помогаю девушке принять устойчивое положение и отпускаю.

   Возвращаюсь к антисептикам, понимая, что это финиш. Если у Поляковой действительно заражение, мне ни одна перекись не поможет. Нужен врач, причём не любой, а определённой направленности. Хирургической, блин.

   Вздыхаю, запускаю руку в волосы.

   Чёрт, всё-таки придётся…

   — Извините ещё раз, — тонкий, но уверенный голос. — У вас всё нормально?

   Перевожу взгляд, и недавняя блондинка прикусывает губу.

   — Просто вы так смотрите… но, наверное, я просто не так поняла. Ещё раз простите.

   И собирается уйти.

   А меня что-то толкает под руку и язык.

   — А вы врач?

   Девушка останавливается, разворачивается. Хорошо, что в аптеке час пик, никто не обращает внимания на двух странных покупателей. Да и представить, будто она подставная, не хватает фантазии даже у меня. А раз нет, то вдруг повезёт ещё раз?

   — А что именно вам надо? — хмурится она.

   — Мне? — из груди вырывается смешок. Пан или пропал. — Мне надо вылечить огнестрел. Сможете?

   В том, что она врач, уже не сомневаюсь.

   Блондинка окидывает меня внимательным взглядом.

   — Не у меня, у знакомой.

   — Но есть же травма или…

   — Или, — криво усмехаюсь. — Ладно, просто забудьте. Всего хорошего.

   И иду на выход. Да потому что без вариантов, надо брать Полякову и везти в частную клинику, надеясь на цифрового бога.

   — Подождите! — раздаётся уже на улице, и я разворачиваюсь. Блондинка сбегает по ступеням аптеки и торопится ко мне. — Подождите. Как вас…

   — Есений.

   Мозгов не ехать в муниципальную травму мне хватает, а назваться чужим именем уже, видимо, нет.

   — Я помогу вам, Есений, — она касается моей руки. — Но мне нужно видеть пациента, чтобы понять, что именно нужно.

   — Видеть… что же, идёмте.

   Удивительно, но она не боится идти с незнакомым мужиком. Без страха, с решимостью настоящего медика поднимается вместе со мной и входит в квартиру. А дальше начинается волшебство.

   Серьёзно, Гарри Поттер отдыхает. В мгновение блондинка, оказавшаяся Дианой, развивает бурную деятельность. Мне приходится дважды бегать в аптеку, но к тому моменту, как она заканчивает с раной, снова промыв её, намазав и сделав фиг знает что ещё, Поляковой заметно лучше. А пока я пою усталую Диану чаем с пряниками на кухне, температура у Стаси сама собой снижается на 0,3 градуса. Вроде ерунда, но в нашей ситуации удача.

   Не зная, как благодарить, обещаю услугу и оставляю свою почту для связи. Диана не верит, смеётся и говорит что-то о долге и клятве. Качает головой в ответ на моё: «Любая помощь, просто напиши», и уходит, растворяясь на просторах серого спального района.

   А я ещё раз измеряю Поляковой температуру, успокаиваюсь прежней отметкой и иду. Готовить завтрак.

ГЛАВА 10

Утро оказывается действительно утром, здесь никакого блэкаута, так что через шторы пробивается яркое солнце. Часов десять?

   Скорее всего.

   Только время отходит на второй план, когда обнаруживаю себя на Воскресенском. Во всех смыслах — оказывается, я полулежу на его плече вместо подушки, при этом нога моя на его бедре, а рука на груди. Причём правая простреленная рука, которая сегодня почти не болит, да и повязка явно другая, какая-то профессиональная.

   То есть не приснилось? Вчера гений и правда притащил мне какого-то врача? Что же, спасибо ему большое, но исключительно про себя.

   Оглядев композицию, возвращаю голову на неожиданно удобное плечо. А что, ночь терпел, ещё часик точно потерпит, пока я досплю. Или нет. Потому что колено натыкается на прямое доказательство, что Воскресенский всё-таки брат первых двух. Размер, объём и прочие показатели вполне себе и даже ого-го. Ещё бы меня это не касалось, было бы супер. Но увы, всё моё уже проснулось и требует разбудить виновника бардака. А вибрация внизу и глубоко внутри приказывает укусить удобное плечо, чтобы страдала не я одна.

   Фыркаю. Но губу изнутри всё равно прикусываю, когда, стремясь устроиться приличнее, задеваю вообще не то что нужно.

   Бракованный Windows!

   К таким проблемам договор с Котом меня не готовил. Может, предложить гению поправить здоровье? А что, он в таком же положении, как я. Если судить по башне, что никакие джинсы не скрывают.

   Прикрываю глаза с весёлым смешком. Воскресенского бы инфаркт хватил, узнай он, о чём я думаю. Как же, воспитанный, приличный интеллектуал из хорошей семьи. Романтика, цветы, конфеты и прочая шелуха — его конёк. Точно знаю — одно время он даже стихи мне повадился слать, пока прямо не написала, что предпочитаю рассказы. А то, что строго 18+, дальновидно не уточнила.

   Но вот дыхание меняется, гений глубоко вздыхает.

   Насильно успокаиваю своё, в конце концов, не будет же он измерять скачущий пульс.

   Вопрос, почему он в принципе оказался в моей постели, не задаю. Подозреваю квартира — однушка, и вряд ли на кухне завалялся хотя бы видавший виды диван. А чтобы спать на голом полу воспитания у Воскресенского, похоже, уже не хватило.

   Но вот он окончательно просыпается. Чувствую, как приподнимает голову, подтягивает левую руку, видимо, посмотреть время. Правая у него в любом случае занята. Мной.

   Неадекватное веселье захватывает волной. Я та ещё радость, но сейчас тянет рассмеяться.

   — Блин, — высказывается тихо.

   Пытается вытянуть из-под меня руку, но ЭТО МОЯ ДОБЫЧА. Проще отрубить, чем забрать.

   — Полякова, — шепчет, легонько тронув за плечо. — Стася!

   Давай, гений. Есть проблема — ищи решение.

   И он подвисает, потому что будить меня пришлось бы задействуя больную руку. Которая, кстати, снова начинает ныть.

   Ладно, уговорил.

   Медленно открываю глаза. С насмешкой, даже не думая строить сонный вид.

   — Милый, — шепчу, глядя в расширившиеся зрачки, что оказываются неожиданно близко, — а какого ты делаешь в моей кровати?

   Гений зависает, взгляд опускается на мои губы. А потом славный представитель семьи Воскресенских отшатывается — я позволяю, прогнувшись в спине и освобождая конечность. Правда, не ожидаю, что ужас младшенького настолько сильный. Есений отпрыгивает так, что сваливается с того края древней, но двухспалки.

   — Покорён и побеждён, — хмыкаю, выглядывая за край.

   Воскресенский как раз поднимает недовольный, хмурый взгляд из-под взлохмаченной шевелюры.

   — Это моя кровать, — бурчит мрачно.

   Садится на полу, а потом одним резким движением оказывается на ногах.

   — В квартире два спальных места, и оба здесь. Есть будешь? — он всё-таки поворачивается.

   Хотя я была уверена, что так и будет разговаривать спиной.

   — А как же благородно уступить даме?

   Цепляюсь взглядом за давешний «домик», поднимаю глаза к его лицу. Удивляюсь, что на откровенную провокацию и издевательство он не реагирует. Морщится только, да вздыхает. Словно не он, а я надоевший беспомощный ребёнок. Подросток в худшем из смыслов.

   — Я помогу тебе умыться, — качает головой непробиваемый гений.

   — Обойдусь, — отвожу взгляд.

   И, кажется, повторяюсь.

   — Диана сказала, руку нужно максимально беречь. Для скорейшего восстановления.

   — Диана, — усмехаюсь. — Милый, ты воспользовался моим состоянием и завёл подружку?

   — Если тебе так больше нравится, — в его голосе раздражение. — Но, вообще, Диана хирург. Мы познакомились вчера по чистой случайности, и она согласилась помочь.

   — А ты нарасхват, — с кривой усмешкой ловлю его взгляд.

   То, с каким чувством он говорит «Диана», дико бесит. До злых мушек перед глазами и желания найти и нагадить.

   — Так радуйся, — отвечает в тон, — иначе ты бы ехала в ближайшую травму. А потом общалась с такими же весёлыми как ты ребятами. Они бы тыкали в тебя стволами, а ты язвила в своём любимом стиле.

   Кстати, об этом.

   — То есть клоуна с глушителем ты знаешь?

   Надо бы выяснить, что за навозную кучу разворошил этот, во всех смыслах гений. Потому что мальчика в балаклаве я узнала, даже если он меня нет. Память на лица у меня почти такая же, как на чужие банковские счета.

   — Его нет, но подозреваю, кто ходит у него в хозяинах. — Воскресенский взлохмачивает шевелюру. — Слушай, там такое…

   — Вот про такое и расскажешь. После того как я займу единственную ванную. Единственную ведь? — начинаю подниматься и чувствую, как этот припадочный подхватывает меня под локоть здоровой руки.

   — Я помогу.

   Святой глюк, кто бы мог подумать, что у него такой комплекс героя!

   — С чем? — поднимаю бровь и встаю, не опираясь на гения. — Пописать? Или раздеться? А, может, спинку потереть?

   Что приятно, Воскресенский не опускает взгляд ниже моего лица. Притом что в отеле я надела один из самых жарких своих комплектов белья, а одеть меня до сих пор никто не додумался. Даже Диана.

   — Ты можешь разговаривать нормально?

   Оу, а у кого-то снова полыхает. Слава Гейтсу, а то я успела испугаться, что растеряла навыки.

   — Изредка, чаще письменно.

   Руку не выдираю, но Есений понимает намёк и отступает. Молодец, хороший мальчик.

   — Обезбол только в ампулах, — грудь ходуном, глаза сверкают, — поставишь сама? Раз такая самостоятельная.

   — Милый, ты всерьёз думаешь, что не смогу?

   До этого счастливого мига уколы я ставила только другим, но главное ведь понимать процесс.

   — Окей. Удачи, — фыркает он и резким шагом выходит.

   За стеной начинает греметь посуда, а я морщусь от нарастающей боли, здоровой рукой хватаю сумку и иду в ванну.

ГЛАВА 11

Чёрт. Чёрт. Чёрт.

   Умыться и правда проблема. Вдвойне — потому что косметика на мне стойкая, яркая и размазанная.

   Сама едва не пугаюсь, опознав себя в зеркале — удивительно, как Воскресенский смотрел на всё это и не вздрагивал.

   Поперёк ванной лежит деревянная доска родом из моих воспоминаний. Подвисаю, но быстро смаргиваю ностальгию и поворачиваюсь к раковине. Вот это… красота.

   Вздыхаю.

   Нет, думать о бабушке я не буду. Тем более, она мне и не бабушка.

   Но как не думать, если уже сутки я не занималась ничем, кроме этого. Думала и лежала, лежала и думала.

   Тряхнув головой, проверяю чувствительность руки. Удачно проверяю, от стрельнувшей резкой боли на глазах слёзы. Выдыхаю, со злым смешком стираю капли на щеках.

   Чёртов Бес со своей компашкой! Да, расстались мы не очень хорошо. Да, я подтащила из общака приличную сумму. Но не настолько, чтобы все эти годы меня искать и, тем более, стрелять до того, как задать вопросы.

   Хотя это могла быть инициатива Пашки, зря я тогда над ним издевалась и динамила. Но кто бы не динамил, если пикаперские замашки тот свистнул из «Бригады», а догадаться, что жизнь несколько отличается от бандитских сериалов, мозгов уже не хватило.

   Открываю кран, бездумно сверлю взглядом струю, что с перебоями и шипением льётся в санфаянс.

   Прибил бы, а Бесу сказал, что так и было. Попытка к бегству и всё такое. Раз слава о моём характере уже тогда облетела всю группировку.

   И по всему выходило, что меткость Воскресенского спасла мне жизнь. Ему тоже, но мне особенно.

   Усмехаюсь.

   Мой счёт к младшенькому всё растёт и плевать, что он об этом даже не догадывается.

   Вода, наконец, становится похожа на тёплую, притом, что кран с холодной я даже не трогала.

   Окей, как теперь убрать волосы в хвост?

   С трудом и тихим матом правой рукой кое-как держу волосы, пока левой пытаюсь хоть как-то забрать их наверх. Устаю, отступаю и сажусь на край ванны.

   Уговорили. Пусть придёт герой и спасёт меня.

   Но по закону подлости гений не торопится. Позвать? Да щас же! Пусть потом страдает от моей бледной физиономии. Тем более, на контрасте со снятыми румянами она и правда не фонтан.

   — Долбанный случай! Гадская косметика! Да чтобы я ещё раз… лучше сдохнуть!

   Потому что любая знает, насколько хреново оттирать ультрастойкую тушь. Моя взялась только с третьего раза. Порадовала, блин, пандой в отражении. Но если китайская панда добрая и милая, то русская — с налитыми кровью глазами и ненавидящая жизнь в целом.

   — Р-р!

   В десятый раз наливаю смывалку на ватный диск и кое-как возвращаю себя к нормальному виду. Кто бы мог подумать, что без одной руки настолько плохо!

   Выдыхаю, выпрямляюсь. Встречаюсь взглядом с Воскресенским.

   — Что? — хмуро.

   Но тот не реагирует, тот залипает. И это оказывается чертовски приятно для либидо, что в момент очухивается под блуждающим взглядом. И оно же не даёт нарушить момент очередной колкостью. А мне жарко! И душно, и враз натирает… да везде!

   Пока невозмутимый Есений стоит, привалившись плечом к косяку двери, и разглядывает. А я физически чувствую, как его взгляд скользит от моего лба, по линии бровей и к носу. Ниже, обрисовывает пухлость губ, чертит по резкой линии подбородка, касается шеи…

   Да твою же! Приди уже в себя, иначе…

   Иначе кранты. Потому что из меня уже вырывается горячий вздох, а он… он всё ещё виснет. Но вот неожиданно мужской, чертовски тяжёлый взгляд напарывается на кружево, под которым я вся уже в боевой готовности. Настолько, что пропорола бы бюстье, будь это возможно.

   И Есений вдруг приходит в себя. Веки закрываются, а в следующий миг являют адекватного, только недовольного гения.

   — Помочь?

   Хриплый голос отдаётся вибрацией в теле, приходится прикусить губу. И именно это привлекает внимание.

   Бракованный Windows!

   — Помоги, — собственно, мой голос недалеко ушёл.

   Про мозг молчу, раз уж не смогла противиться плохой, ОЧЕНЬ плохой идее. И простреленная рука не спасёт, есть много поз…

   Да твою же!

   Едва слышно шиплю матом.

   — Что? — полностью очухивается гений и подскакивает ко мне.

   Хотя какие прыжки в этих трёх метрах! Его полшага, и вот мы стоим фактически прилипнув друг к другу. Воскресенский обеспокоенно, а я… мне срочно нужно принимать хоть какие-то меры. Или душ.

   — Всё нормально… — «милый» встаёт поперёк горла. — Я сама.

   — Тебя ранили из-за меня, — упрямо дёрнув подбородком, гений роет нам могилы.

   Потому что не знаю, как он, а я отчётливо ощущаю свежий, с нотами сладости и чего-то восточного, аромат.

   — Допустим. Но это не значит, что…

   Затыкаюсь на вдохе. А кто бы не, если малолетка, которого только что считали хлюпиком, в два удара сердца ставит меня в ванну. И ни разу при этом не задыхается. А если взять за факт, что моя грудь весит как половина его, то выйдет, что гения я недооценила.

   Убийственнее только то, что он залезает в ванну следом за мной.

   — Обойдусь. Без. Помощи.

   Да потому что мыться с ним это как бы за гранью. Особенно в свете недавних открытий.

   — Не обойдёшься, — невозмутимо. — Хотя подожди…

   Воскресенский выпрыгивает обратно, но даже выдохнуть с облегчением не успеваю. Гений возвращается, да не один, а с мусорным пакетом в руках.

   — Это что? — поднимаю бровь.

   — Защита от воды, — словно само собой разумеющееся.

   Интересно, а от меня у него защита есть?

   — Зачем?

   Но строить из себя прежнюю няньку, стоя в одном белье на крохотном пространстве чугунной ванны — проблема.

   — Милый, — всё-таки с шипением, — а скажи-ка мне, что ты собрался делать?

   — А ты угадай, — фыркает он и одним движением стягивает с себя футболку.

   Долбаный ты… Воскресенский! Потому что после этого он невозмутимо стаскивает джинсы, оставшись в одних боксёрах. Хотя, вообще-то, мог снять и их, раз у нас такой интим.

   — Ты рехнулся, идио…

   Шорох, скотч, пакет. Вместо достойного ответа стою и хлопаю глазами, глядя, как профессионально он обматывает и заклеивает простреленную руку. А потом аккуратно приподнимает её на стену, выше моей головы.

   — Так точно не навредим, — поясняет Воскресенский.

   И пока я прикидываюсь рыбой — бессмысленно таращу глаза и открываю рот, гений прижимает меня к стене своим телом. Классным, кстати, так что всё моё в восторге и требует продолжения. Один лишь мозг — объяснений, но он в явном меньшинстве.

   — Вос-скресенский! — выдыхаю, на время забыв про руку.

   Всем телом чувствую широкую грудь, подкачанный живот, предвкушаю сильные руки, что опираются по обе стороны от моей головы. И закидываю голову, чтобы поймать взгляд этого… уже не знаю кого.

   — А теперь главное веселье, — заявляет малость поплывший гений.

   А я… я пищу и визжу от потока холодной воды, что извергается мне на голову.

ГЛАВА 12

— Тише, тише, маленькая, — шепчет он, прижимая к себе, — сейчас всё будет. Прости, ступил. Забыл про эти древние краны.

   Кому бы они ещё сдались, когда контраст холодного душа и жаркого мужского тела доводят до ручки.

   — Какая я тебе… маленькая, — выдыхаю.

   Хорошо бы зло, но всё, поезд уехал, целуйте рельсы. Младшенький теперь ассоциируется исключительно с сексом, как бы нездорово это ни звучало.

   — А какая? — чуть отстраняется он, ловит взгляд.

   Да плевать!

   Здоровой рукой обнимаю за шею, врезаюсь в него жадным, глубоким поцелуем. Знаю, что пожалею, но кому это сейчас, когда всё горит и требует сильное, тренированное тело.

   И Есений оправдывает репутацию братцев. Я уже не веду, подчиняюсь умелому — где только набрался! — ласковому языку, жёстким, уверенным рукам и телу, что снова прижимает к советской плитке.

   — Рехнулась! — выдыхает в губы этот моралист.

   И прикусывает верхнюю, слизывает недовольное шипение, пришпиливает здоровую руку над моей головой. Не остановить, сгореть вместе.

   — Мяу.

   Соглашаюсь. На всё. На вибрацию и дрожь во мне. На ладонь, что сминает, отодвигает край бюстье. На язык — горячий, дерзкий, отвоёвывающий своё.

   Боже!

   От фокусов, что выделывает младшенький, едва не вбиваюсь затылком в керамику. Прикусываю губу.

   — Чёрт! — всё-таки вырывается стоном, бьющим по нервам.

   А дальше на ускоренной. Я не успеваю очухаться, как мы сталкиваемся языками, боремся за первенство. Вокруг сплошной skin on skin, но мне мало, до сорванного дыхания не хватает его. Везде.

   — Давай же!

   Я хочу. Без условий, оговорок и нюансов хочу почувствовать его внутри. Впиваюсь в плечо зубами, раздираю спину. Просто не могу по-другому, не сейчас. И он не может. Когда сжимает до треска рёбер, мнёт, гладит, хрипло дышит мне в губы.

   Как будто замедляется, включает мозг.

   Но мозг и мы в эту секунду несовместимы. Инстинкты, голод, чистый секс — то, что управляет, когда он отодвигает край белья и заходит одним сильным, уверенным движением. Замирает на миг, а потом…

   Потом нас не остаётся. Нолики, единички — всё сливается в протяжных стонах, в сладкой дрожи, в отключке от реала. Моей, двойной, настолько сейсмической, что иметь мне ещё и сотряс, если бы не Воскресенский. Который и сам с коротким рыком содрогается, впивается зубами мне в шею, добавляя третью, финальную волну.

   Боже, воздержание — страшная вещь, когда рядом такой язык, такие руки и спина, напрочь исцарапанная моими когтями. Серьёзно, я даже готова повторить… когда-нибудь. Может быть. Возможно, прямо сейчас, но…

   Твою мать. И что теперь?

   — Ты как? — Он всё ещё держит меня почти на весу. Знать бы ещё о чём речь. — Стась, рука…

   Рука, да. Болит. Только замечаю я это исключительно после вопроса.

   — Просто помолчи.

   Волнами накатывают расслабленность, покой и ощущение того песца, что последует за незапланированным сексом. Бойтесь, блин, своих желаний. Но мне слишком хорошо, чтобы думать. Всё равно потом накроет — и злостью, и полным непониманием, с чего так накрыло. Потом. А пока я ещё постою в тёплых, уютных объятиях.

   Самое смешное, всё это время Воскресенский действительно молчит.. Отстраняется тоже молча, но не уходит. Берёт губку, намыливает и легонько ведёт по моим рукам и плечам, животу.

   А у меня перехватывает, когда он опускается, чтобы намылить ноги — кто-нибудь, вообще, видел мужчину, для которого это не проблема? А потом забирается выше, к всё ещё напряжённой груди, потому что, в отличие от меня, она не против продолжить.

   — Есений… — вырывается.

   — Александрович, — хмыкает тот, продолжая своё чёрное дело. — Слушаю вас, Анастасия Евгеньевна, — и поднимает взгляд. — Я так понимаю, надо всё забыть, будто ничего не было? Окей, принято. Случайность, ошибка, все дела.

   И этот поганец берёт лейку душа, смывает с меня мыло, на мгновение сам окунается с головой, а потом, фыркая, выходит из ванны. Вытирается жёстким полотенцем, ерошит мокрые волосы. А я смотрю на всё это, на капли, что ещё стекают по его телу, теряясь в резинке боксёров. И не понимаю.

   А что меня, собственно, не устраивает?

   Всё, как хотела — для здоровья. Случайно пересеклись, потр*ались, разбежались — в общем-то, привычный и ненапряжный алгоритм. Вот только в этом конкретном случае он сбоит, а я ловлю себя на желании поскандалить.

   Непривычно. Неприятно.

   Да полный трындец!

   А Воскресенский, как хороший мальчик с плохими замашками, подаёт руку. Всё ещё в задумчивости, опираюсь и оказываюсь поймана в объятия. Кратковременные, как моя любовь к Бреду Питту.

   — С волосами помочь? — он кивает на прилипшие к плечам пряди.

   — Обойдусь, — ворчу.

   И всё никак не определюсь, что не так со мной и с миром вокруг. Поэтому предпочитаю сдохнуть, но не сдаться. Насчёт последнего спорно, конечно, учитывая последние события.

   И Воскресенский выходит, аккуратно прикрывает за собой дверь, оставляя меня… в чём? В бешенстве? Да если бы. В растерянности? Скорее, в печали по двум основополагающим факторам: Воскресенский — не то, что я думала и кобелизм у них явно семейный. Врождённый, блин.

   Вздыхаю. И в мрачных мыслях не замечаю, как заканчиваю с волосами. Осталось перекинуть их и закрутить наверх.

   И снова неожиданно как… гхм вирус в Касперском объявляется Есений. Без предупреждения и объявления войны накидывает полотенце мне на голову, и вот я в тюрбане. Это если цензурно. А если нет…

   Да чтоб вас всех! Откуда такие познания? Или Ник с Котом просчитались, думая, что младшенький путешествует в одиночестве? По крайней мере, ведёт он себя так, словно последние десять лет прожил в крепком браке.

   — Завтрак готов, идёшь?

   — Пять минут.

   Бурчать бесполезно, на него не действует. Остаётся делать вид, что всё в порядке. А то, что бреда — уточнять необязательно.

   Бросив последний взгляд в зеркало, утыкаюсь в телефон.

   «Есть работа. 100 кусков. Берёшь?»

   Вот очень вовремя.

   Криво усмехаюсь, но всё же задерживаю палец над «отправить». А, может, всё-таки…

   Нет. Мне и в 2020-ом хватило проблем с «Фондом экологических исследований», теми ещё засранцами. Кто же знал, что лёгкий заказ на взлом обойдётся таким геморроем. И что вслед за «Мьельниром», который и надо было вскрыть, придёт апокалипсис в лице Финиста, мать его, Балабанова.

   И хоть заказ я выполнила, но уходить пришлось капец кривыми дорогами, чтобы этот Яшинский гений не перехватил самым паскудным образом. Поэтому, как бы привлекательно ни выглядели сто штук — а от денег я не отказывалась из принципа, — но здесь нет. Баста. Пусть ищут другого идиота.

   Кстати, насчёт идиотов.

   С мстительной улыбкой пересылаю заказ DeadMoroz.

   WelcomeToTheHell: заказ, 100 штук. Берёшь?

   Этот отвечает обычно в ночи, но сегодня исключительный случай.

   DeadMoroz: мать моя. Кого вижу

   DeadMoroz: с чего доброта?

   Да потому что ты меня подставил два года назад. А сейчас я размажу тебя на нолики и единички. Месть — блюдо холодное.

   WelcomeToTheHell: сломала руку

   DeadMoroz: не ожидал

   То ли ещё будет, когда Finist, в миру Филипп Балабанов схватит тебя за задницу.

   С настроением, что вышло из пессимистичного нуля, скидываю заказчика и забываю об этой истории, а, заодно, о DeadMoroz. Выплывет — молодец, даже донатов подкину, а нет, так туда и дорога.

   Хотя чутьё вопило, что это последний мой разговор с DeadMoroz, Балабанов удивительно честный мужик, да и киберы не просто так едят свой хлеб.

   С улыбкой кое-как впихиваю себя в джинсы и футболку до пупа — самое то красоваться перед Воскресенским. С другой стороны — лучше пусть смотрит на меня, чем думает и сопоставляет то, что я собираюсь ему врать. С этими мыслями выхожу, наконец, из ванной и иду на запахи.

ГЛАВА 13

SundayMan: Зайку бросила хозяйка

   SundayMan: как?

   Догоняет на входе в кухню. Стираю язвительное: «Уже сделал», беззвучно вздыхаю, глядя Воскресенскому в спину.

   Мужик он мужик и есть. Одну взял, а перед другой чувствует за это вину. В жизни они начинают таскать цветы, бриллианты и тебя по ресторанам, но у гения немного другая история. Хотя истоки всё те же — кобелино-козлиные.

   — Сделала укол? — он оборачивается, скользит по мне хмурым взглядом.

   Решаю ничего не отвечать — ни онлайн, ни офлайн.

   Сажусь на скрипнувший стул и только сейчас улавливаю ни с чем не сравнимый запах. А следующее мгновение Есений подчёркнуто вежливо ставит передо мной тарелку, а в ней…

   Если в жизни я что-то и ненавижу, то это она — манная каша.

   — Какого…

   — Будем обсуждать проблемы на голодный желудок? — сам садится напротив, хмуро проверяет телефон. Усмехаюсь.

   От бывалой лёгкости после совместного душа не остаётся ни следа. Вот так и начинаешь верить, что случайные связи пользы не приносят.

   — А мы будем их обсуждать?

   Ложкой медленно мешаю манку.

   — Слушай, Анастасия Евгеньевна…

   Поднимаю взгляд, улыбаюсь.

   — Что так официально, милый, — подаюсь вперёд, опускаю голос до шёпота, не отрываю взгляд от глаз напротив. — Мы так близко знакомы… называй меня… Стасей. Тебе же нравится.

   Бросаю ложку, отодвигаю тарелку. Откинувшись на ненадёжную спинку стула, скрещиваю на груди руки. Грудь не против, она так только выигрывает, в отличие от Воскресенского. Тот отводит взгляд и на меня показательно не смотрит.

   — Окей, Стася, — с издёвкой.

   Но надолго его не хватает, вздыхает, взлохмачивает волосы, поворачивается обратно.

   — Слушай, давай успокоимся. Мир?

   — Так мы уже.

   А кто бы удержался.

   И добавляет злости то, что не хватило. Что методы успокоения у Есения вышли впечатляющими, тело требует повторить и распробовать.

   А он молчит, зло сверкает глазами, но не отвечает на провокацию.

   Кот бы давно сделал из меня фарш, Ник… тот перевёл бы всё в шутку. А этот брат получился подозрительно терпеливым.

   Выдыхает, смотрит исподлобья. А потом встаёт, забирает у меня отвратное варево и ставит… да вы издеваетесь! Рот мгновенно наполняется слюной, а некормленый сутки желудок бурчит.

   — Ты всегда такая злая, когда голодная? — хмурится Есений.

   Так и не скажешь, что полчаса назад мы зажгли в душе.

   — Как ты догадался? — поднимаю бровь.

   Но плюю на условности, вгрызаюсь в бургер.

   — Фантастика. Я всё-таки нашёл способ заставить тебя молчать, — фыркает.

   — Что ты, милый, — откладываю еду, пальцем медленно стираю остатки соуса с уголка губ, — есть ещё один. Не менее приятный.

   Показательно облизываю палец под прищуренный взгляд Воскресенского. Между нами — все молнии мира, сверкает так, что никакой громоотвод не поможет. Сказать, что не понимаю, что делаю? Почему же, очень понимаю. Другой вопрос, что с таким удовольствием и частотой я не провоцировала на секс… да, в общем-то, никого. Не до того было. Зато в самое неподходящее время и место прямо пробило.

   — И какой же? — хрипло добивает гений.

   И именно в этот момент раздаётся оглушительный, сухой треск. Словно соседи пытаются сломать стену между квартирами стулом. Выдыхаю, приподнимаюсь на стуле, чтобы зацепиться ногтем за футболку Есения. Тяну на себя, и тот послушно приближается.

   — Скажу, если…

   И снова дикий удар в стену. А потом ещё и ещё один.

   Гений смаргивает и очухивается, а я… я иду убивать.

   — Стой, куда? — вскакивает, но…

   — Сидеть бояться, — рявкаю и вылетаю в коридор, а там один бракованный Windows.

   Ведь всё это я помнила по собственному детству, и тем печальнее смотреть на красивую взрослую девушку, что с жалобным лицом стоит перед насквозь пропитым, видимо, нашим соседом.

   С размаху захлопываю свою дверь, привлекаю внимание. И понимаю, как же мне повезло, что мои родители допились до кладбища гораздо быстрее, чем довели меня до ручки.

   — Вали отсюда! — подаёт голос этот недочеловек.

   Мне. Вали.

   Совсем охренел?

   — Мне дико жаль твою... дочь? Но церемониться не буду. Ещё одно такое веселье, и я не стану вызывать полицию, это слишком просто. Я позабавлюсь сама, — шагаю ближе к уроду, что зовётся отцом. — Я сделаю так, что ты отправишься к чёрту на кулички, в самый дерьмовый пансион для престарелых. К уткам, санитарам и транквилизаторам. Ясно?

   Но ни черта ему неясно, как и всем им. Недочеловек пытается огрызаться, посылает меня матом, а венчает цирк непрекращающиеся извинения от девушки, что даёт мне свой номер телефона. На всякий случай.

   Смешная. Прошло много лет, а я всё ещё помню и родительские загулы, и толпы незнакомых лиц, и запах — отвратный, сладковатый. И, в отличие от незнакомки с отцом, знаю, что выполню угрозу — отправлю соседа туда, где не найдёт даже она. А, значит, и страдать не будет из-за урода, что по ошибке назвали человеком. Бедным и несчастным, как же!

   Чтобы не высказаться, возвращаюсь к себе и на несколько долгих мгновений прислоняюсь спиной к двери.

   Боже, за что ты мучаешь маленьких, беззащитных девочек теми, кто должен их беречь и защищать? Вечный вопрос без ответа.

   — И что ты им сделала? — в коридоре появляется Воскресенский.

   — Попросила не шуметь, — с усмешкой иду доедать свой бургер.

   — А мою просьбу выполнишь? — он проходит за мной, опирается о столешницу.

   Так, что в маленькой кухне его ноги почти касаются моего бедра.

   — Всё что угодно, милый, — язвлю, зная, что приятно точно не будет.

   И угадываю, когда он мрачнеет и бросает передо мной мой же телефон.

   — Тогда расскажи, кто ты. И почему сдала DeadMoroz Финисту.

   А на экране несколькими уведомлениями отборный мат, обещание утопить и… угроза, что молчать этот придурок не будет, сдаст Балабанову меня, всю нашу шайку.

   И, подняв задумчивый взгляд, понимаю, что врать придётся очень убедительно.

ГЛАВА 14

— Откуда ты знаешь Виталика? — усмехаюсь, возвращаюсь на стул.

   — А ты откуда? — Бургер сам себя недоест, поэтому занимаюсь собственным желудком, пока Есений осмысливает.

   — Ты не нянька, — качает он головой.

   — Ну почему же. Смотря что понимать под этим прелестным словом. С тобой последние дни я как раз нянчусь.

   — Со мной. Серьёзно? — и кивает на простреленную руку.

   Прокол, с кем не бывает.

   — Вполне.

   Передо мной возникает шуршащий пакет с картошкой фри, поднимаю взгляд.

   — Мне нужны ответы. Сытая ты мне их дашь, — хмурится Есений и жертвует мне свой завтрак.

   Дам. Так бы и съязвила, но держусь. В конце концов, Воскресенский герой — отказался от нормальной еды взамен идиотской манки. Такие жертвы должны быть вознаграждены.

   — Окей. Спрашивай.

   — Кто ты?

   Есений перестаёт стоять над душой, устраивается на стуле напротив. Хмыкаю, понимая, что манка не интересует и его. Вопрос один, откуда такие таланты, ведь каша в тарелке без комочков, идеальная — крупинка к крупинке.

   — Полякова Анастасия Евгеньевна, тридцать лет, номер медицинского полиса…

   — Стася! — рычит.

   Мм. Глаза горят, валит дым. Красота!

   — Не устраивает? — засовываю в рот очередную фри, зажмуриваюсь от удовольствия. — Ненавижу овощи!

   — Поэтому травила ими меня?

   — Должна же я была получить хоть какое-то удовольствие от этой работы, — фыркаю, задумчиво изучаю его шею и ниже, всё, что видно над столешницей. — Хотя ты поразил меня, Воскресенский. Кто бы мог подумать, что под этими тряпками и раздолбайством скрывается…

   — То, что было…

   — …талант. Медицинский, — добавляю с улыбкой. — И кулинарный.

   Встречаюсь с ним взглядами, мобильник вибрирует на столешнице, но нам не до этого. Развлекаемся, сверля друг друга взглядами — его прищуренным и насмешливым моим.

   Да, милый, да. Таким сексом в ванной ты развязал мне всё — язык, руки… и, трижды увы, либидо.

   — Я хакер, милый, — добавляю, не дожидаясь вопроса. — Хакер, взломщик, пират, кибепреступник, программист — как тебе больше нравится.

   И громко смеюсь от выражения гения, который, может, чего и ожидал, но точно не этого.

   — Серьёзно, Воскресенский? — всё ещё со смехом. — Ты думал, Кот выдернул меня из ближайшего детсада или по знакомым гувернантку нашёл? А, может, рассчитывал, что он схватил с улицы первую попавшуюся девицу? От отчаяния, чтобы хоть кто-то приглядел за младшеньким.

   — И кто ты в вирте? — хмурится Есений.

   То ли его и правда не задевает мой смех, то ли он виртуозно притворяется. Что вряд ли, притворщик из Воскресенского, как из меня… нянька.

   — Это важно? — поднимаю бровь.

   Потому что очередной мой косяк. Затевая историю с перепиской, меньше всего я ожидала, что мы придём к этому моменту. Поэтому ступила, не заморочилась обозвать себя другим, отличным от рабочего ника именем.

   — Ты соврёшь как нефиг делать.

   — Запросто, — пожимаю плечами, — поэтому могу назвать любого из тусовки DeadMoroz, и ты в жизни не проверишь, вру или нет.

   Есений откидывается на спинку стула, сверлит меня зелёными глазами.

   — Чай нальёшь? — вскидываю на него весёлый взгляд из-под ресниц.

   Не откажет, ни за что. Не с тем набором правильных качеств, что вложили гению в голову. Хотя мальчик оказался не таким и правильным, зажигая — и как! — в душе с собственной нянькой.

   И Есений легко поднимается, тянется за кружкой.

   Святой глюк, опять эта спина.

   Беззвучно выругавшись, возвращаюсь к картошке.

   — Сахар?

   — Четыре ложки. — Поворачиваюсь на звук. — Что?

   — Четыре ложки? — поднимает он бровь с сахарницей в руке. — Не слипнется?

   — Можешь проверить, — фыркаю, а спустя пару секунд получаю свой сладкий чай. — Ты в курсе, что глюкоза нужна мозгу для эффективной работы?

   — Четыре ложки на стакан?

   — У всех своя потребность.

   Пока я доедаю и запиваю, Есений стоит над душой. Хотя, возможно, с этого ракурса ему просто больше нравится моё декольте.

   — Белая или чёрная?

   — А ты как думаешь? — скашиваю глаза.

   — Чёрная, — кривится Воскресенский.

   — Сколько экспрессии, — усмехаюсь. — Зато ни одна белая не вырубила бы ноут, пока тебя не схватили за… мозги.

   — Так это была ты, там в номере.

   — Я.

   Поднимаюсь, встаю к нему вплотную. Руки обвивают шею, грудь прижимается к груди. Ловлю недоверчивый взгляд.

   — А теперь, милый, расскажи мне, во что вляпался самый маленький и глупый из Воскресенских.

   — Маленький и глупый? — прищуривается.

   А через миг я прижата спиной к его груди. Слишком плотно, чтобы не заметить, что себя Воскресенский явно переоценил.

   — Только маленький и глупый сунется куда, откуда раз уже прилетело, — низким шёпотом.

   И да, расслабляюсь в удобных, как по мне сделанных руках. Выдыхаю, упираюсь мягкими тканями в интерес младшенького.

   — Я хотел отделаться от тебя! — рявкает мне на ухо, руки на талии и здоровой руке сжимаются сильнее.

   — И как? Отделался? — с издёвкой.

   И в том же настроении двинув бёдрами. Улыбаюсь, когда он коротко шипит в ухо.

   — В процессе, — выдыхает раздражённо.

   — Этот процесс называется по-другому, — мурчу, закидываю руку за голову и впиваюсь ногтями в загривок младшенького.

   У которого и дыхание, и грудь, и всё остальное только за.

   — А как же маленький и глупый, — хмыкает гений.

   С сарказмом, да. Только тело младшенького плевало на его мозг с высокой колокольни. Телу явно зашёл наш тет-а-тет, и он самым наглым образом предаёт хозяина. Как минимум рукой, что поднимается выше, до моей груди.

   Заманчиво. Но рано. И, откровенно говоря, вообще не в кассу.

   Поэтому подавляю протест собственного тела, отлепляюсь от горячего гения и ни в чем не бывало возвращаюсь к чаю.

   — Итак, Есений Александрович, рассказывай.

   — Что?

   О да, вот в таком бы настроении, да куда-нибудь в тёплые страны. Чтобы каждый день просыпаться под шум прибоя, охлаждаться коктейлями, а разогреваться под настойчивыми руками младшенького.

   Мда. Только никому из нас это даром не сдалось. Разберёмся с проблемой и разойдёмся по разные стороны. Я продолжу богатеть на идиотах, а он найдёт себе миленькую и хорошенькую, как раз для правильной семьи. И будет в порядке.

   Осталось понять, откуда у меня в принципе такие мысли. Но это потом, а пока…

   — Рассказывай, где накосячил. И спалился так как не пристало компьютерному гению.

ГЛАВА 15

— Откуда знаешь?

   — А всё гениальное просто… чёрт! — болезненно подтягиваю руку, о которой забыла и опёрлась ею о стол.

   — На, пей, — Есений протягивает таблетку, — и пошли в кровать.

   — В кровать? Это я всегда за, — фыркаю и запиваю антибиотик чаем. Под симфонию закатанных глаз Воскресенского.

   А когда устраиваюсь в подушках, расслабленно выдыхаю. Хорошая идея. Пусть обезболивающее вкупе с антибиотиком и профессиональной медицинской помощью делали рану практически незаметной, но слабость всё равно присутствовала. Чёрт её знает откуда, может, побочка, но факт оставался фактом.

   — Во-первых, твой Зевс в жизни бы так быстро не отследил геолокацию, даже я не смогла. — Усмехаюсь в ответ на его полный сомнения взгляд. — Да, милый Есь, в моём профессиональном опыте ты бы захлебнулся. Во-вторых, мужик со стволом прискакал очень уж резво. Отсюда вопрос, когда ты спалился? Месяц-два назад?

   — Полтора, — кривится Есений и опирается на подоконник.

   Представляю, как неприятно чувствовать себя идиотом. А то, что я угадала, наводило на мысли. Может, Пашка явился не по мою душу? Такое себе совпадение.

   — Ну? — поднимаю брови. — Продолжение будет?

   — Будет. — Таким мрачным Есь не был, даже когда я ставила перед ним ненавидимое брокколи. Спасибо досье от братцев. — Вышла на меня одна журналистка, её отправил… неважно кто. Ей нужна была кадровая база «Зевса», знаешь таких?

   — Нет.

   А что, раньше они по-другому назывались. Не так пафосно.

   — Те ещё твари, не додавили в своё время, теперь портят жизнь всему, до чего дотягиваются. Занимаются… да всем, от трусов до инвестиций, но любимый досуг, по совместительству основная деятельность — рейдерские захваты. Выбирают фирму, копают под неё и…

   — Я в курсе, Есь. Что такое рейдерство в том числе. Каким боком там ты?

   — Хреновым, — он взлохмачивает волосы, садится на край кровати лицом ко мне. — Я ваял им софт, давно, года три-четыре назад. Удачно, блин, — усмехается. — Эти настолько впечатлились, что перехотели меня отпускать. Сначала уговаривали, бросались деньгами и обещаниями, потом пошли угрозы, дальше началась слежка. Но ещё на первом этапе я понял, что исполнил — их слова про защитную прогу оказались полной фигнёй. Движок пластичен, это удобно, я всегда…

   — Давай ближе к делу, — вздыхаю.

   Да потому что интересовалась. Все его движки — это, конечно, произведение искусства. Сложные, красивые коды, моментальная перестройка на доп фичи, пластичность опять же. Сложно, долго, очень дорого и умно… но капец как опасно.

   — Короче, — он заминается. Что, не любим признавать косяки? — Я только потом понял, по довольной морде Зевса, который и выходил со мной на связь. Деньги получил, но не успокоился и проверил, на фига им моя прога. Лучше бы не смотрел.

   Стоп. Зевс, прога, рейдерство…

   — Не-ет, — распахиваю глаза. — DeThunder… только не говори, что это ты.

   Воскресенский и не говорит, отводит взгляд и разглядывает узор на обоях.

   Бракованный Windows. Вот это мрак!

   Нет, то, что младшенький гений я не сомневалась, но чтобы настолько… Да эта хрень на раз взламывает всё что угодно от банковских счетов до фсбшных баз. И если «Зевс» с Бесом во главе играются этой штукой, то удивительно, как ещё не вошли в список Форбс. Или Госдуму.

   Оставалось надеяться, что всей мощи милой Воскресенской проги эти просто не прочухали.

   — Вот это ты… твою же…

   Не выдержав, вскакиваю и начинаю ходить по комнате. Если всё это правда, то прогу надо минимум изъять, максимум развеять в пыль.

   Как? Ну как в его голове умещается подобный талант и крайняя, глупейшая рассеянность? Да любой бы из нас понял, что Зевсу глубоко плевать на безопасность! Стоило загуглить и немного подумать, но Есь сначала сделал, потом взял деньги, и только потом до него дошло.

   Дошло же?

   — Ты хотя бы понял, что исполнил?

   Шок. Просто шок. Немногое может выбить меня из себя, но это… Да знала бы я, что Кот предлагает присмотреть за тем, кто придумал DeThunder…

   И что, отказалась бы? Посмотреть на того, кто совершил невозможное?

   Как же.

   — Отчётливо, — хмыкает Есь, потирает шею. — Слушай, я пытался её отключить, но какой-то идиот отсёк мне все доступы и быстро переформатировал её сама знаешь во что.

   — Не такой уж и идиот.

   А если я смогу подключиться удалённо? Нет, вряд ли, здесь придётся внедряться. Только с простреленной рукой это откровенная проблема.

   Послать Воскресенского? Угу, а потом отчитываться Коту, почему не уследила за младшеньким.

   Чёрт.

   — И теперь они ищут тебя, — констатация факта. — Перманентно, вдруг найдёшься. И сваяешь им ещё что-нибудь бронебойное.

   Самое смешное, при таком раскладе Еся действительно могли отследить и без моей помощи. Я бы отследила, такими кадрами не разбрасываются.

   — И что там с журналисткой?

   — Встретился, отдал базу, ушёл. Слежки не было, но…

   Понятно. Кто его теперь знает, была ли слежка или нас по-тупому зацепили в аэропорту. Зато становится прозрачным, откуда у Воскресенского такая тяга к шпионству и поддельным паспортам.

   — Блеск. —