Баба Яга. Испытательный срок. Мария Милюкова

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ПРОЛОГ
• ГЛАВА 1
• ГЛАВА 2
• ГЛАВА 3
• ГЛАВА 4
• ГЛАВА 5
• ГЛАВА 6
• ГЛАВА 7
• ГЛАВА 8
• ГЛАВА 9
• ЭПИЛОГ

АННОТАЦИЯ

Каждая кикимора знает: получила распределение у Лешего, вырыла нору под берёзкой, живи и радуйся, но никогда не путайся под ногами у стража Серого леса! Интересно, а что сам страж думает о нас, кикиморах? Ладно, не о всех кикиморах, об одной. Но очень очаровательной!

   Перед вами второй гримуар находчивой и неугомонной кикиморы, в который она подробно записывала всё: заговоры (и их побочные действия на нечисть), продвижение по службе в звании Бабы Яги и даже историю своей первой и единственной любви.

   Цикл книг: СКАЗАНИЯ СЕРОГО ЛЕСА

ПРОЛОГ

Год 1776-й от сотворения Мира

   Тьма накрыла Глухомань. Черное небо разрывали молнии. Пепел и пыль плясали в воздухе, пропитанном ароматами разложения и сосновой смолы. Бой длился уже долго. Раненых было много, очень много, но Смерть пока не забрала никого. Нежить ревела и хрипела, подставляясь под удары вил и топоров; Обезумевшие от запаха крови волкодлаки выли от ярости, но умудрялись держать жажду под контролем. Опьяненные дурман-травой люди бездумно бросались на клыки и под когти, отвлекая стражей Калинова моста от тощего Яшки, возомнившего себя великим колдуном.

   Высокий старец, удивительно крепкий для своих лет, поправил капюшон и усмехнулся. Яшка, ох, Яшка балбес. Безусого юнца назвать чародеем язык не поворачивался. Подкинуть пареньку книгу Рода было проще, чем отобрать у ребенка сахарный петушок. Болван даже не понял, какая ценность попала ему в руки. А уж чтобы направить его ненормальную ревность на стража Серого леса, сейчас размахивающего серебряными топорами что ветряная мельница крыльями, и вовсе стараться не пришлось. Эх, люди, вашим слабым местом всегда были чувства.

   Старец прищурился. В его черных глазах плясали вспышками молнии, губы кривила довольная усмешка. Месть. Сладкая месть была так близко…

   Глухомань вдруг замерла. Перемазанные в крови и грязи нежить, пользуясь передышкой, наспех зализывали раны, оттаскивали раненых на безопасное расстояние. Болото будто превратилось в кишащее червями отхожее место. Какая же мерзость! Особенно те двое, что горели яркими огнями Нави – Кощей и отощалый Горыныч. Ящерица совсем обессилел, принял личину шавки. Неудивительно, чтобы держать Калинов мост вдвоем нужно много сил.

   Наконец, Яшка перестал красоваться и открыл проход. И не просто открыл, а зачем-то потащил через Мост кикимору. Досадно. Теперь Кощей пойдет за ним. И на этом все кончится…

   Старец натянул капюшон на лицо и, развернувшись, уверенно направился к горам. Бой уже проигран. Жаль. Но в следующий раз он сделает все своими руками. Он уничтожит Серый лес, Лешего и стражей. Одного за другим. Яга уже отправилась в Навь, значит, и этих он одолеет. Не убьет, так запрет в чертогах Чернобога! Он отомстит им…

ГЛАВА 1.

Год спустя

   Приглядывать за избой самой Яги – занятие так себе. С одной стороны, это почёт и уважение: шутка ли, с великой ведуньей дом делить! С другой – постоянная нервотрёпка и риск для жизни. Это ж никогда не знаешь, сожрёт тебя волкодлак, пристрелит Иван-царевич или сама я, доведенная до белого каления занудством очередного богатыря, помелом по темечку огрею.

   Слух, разлетевшийся по Серому лесу о свободной избе на курьих ногах, привлёк немало нездорового внимания. Что меня удивило. А потом разозлило. Ибо за травень – последний месяц весны, ко мне кто только под видом домового не приходил:

   – Полевик – 1 шт.

   Дедушка решил под старость лет сменить род деятельности. Но чаю с малиновым вареньем испил, на полудниц пожаловался и в домовые переобучаться передумал.

   Я обрадовалась непередаваемо. Больше потому, что терпеть брюзжащего старика долго не смогла бы и, скорее всего, переехала из избы к Кресу. Или сразу в Серые горы сбежала.

   – Берегини – 3 шт. (Причем явились они одновременно).

   Их я даже на порог не пустила. Но они бы и так в избу не проникли: от Серебрянки далеко. Недаром берегини – водные духи: похохотали, позубоскалили и в камышах растворились.

   – Молодцы краснощекие – 17 шт.

   Через день приходили, клялись, что они всамделишные домовые и в избу настойчиво просились. Всё про «накорми, напои, спать уложи» твердили. Последнего остряка побледневший от ярости Крес таким взглядом наградил, что вереница соискателей мигом оборвалась.

   Зато появилась другая:

   – Молодцы бледные.

   Это которые не то чтобы косой – прямой сажени в плечах не имели. Про удаль молодецкую только краем уха слышали, зато жажду к подвигам имели колоссальную. Тем более, если подвиг – это героическое умерщвление молодой неопытной ведуньи.

   Но и тут недогерои результата не добились, так как ведунья оказалась малость с придурью: сначала попыталась убить убийц, а на тех, кто выжил, пса натравила.

   Я с такой версией событий была не согласна, хотя, признаюсь, получилось действительно некрасиво. Решив вынести хоть какую-то пользу из постоянных попыток моего усекновения, я начала испытывать на убийцах новые снадобья и зелья, аргументируя угощения банальным: «Вот откушаем, там насмерть биться и пойдем». Кто ж знал, что побочные эффекты будут такими мощными и непредсказуемыми?! В мою защиту – могли бы и отказаться от угощения! А так… недогерои, приняв на грудь заговоренную настойку, выборочно зеленели, краснели, покрывались пятнами, чесались, а то и вовсе не героически тикали в кусты, вооружившись листьями лопуха. Оттуда их оскорбленный Берес и гнал, клацая клыками. Так что никого я не натравливала! Он сам!

   Последней каплей терпения (не только моего) стал случай с печной трубой. Заразовский мальчишка побился об заклад с друзьями, что не только залезет в мою избу, но и что-нибудь оттуда стащит. И залез. Ночью. В полнолуние. Пока я у Креса отсиживалась, пережидая волкодлачью охоту.

   Зайти через дверь паренек побоялся и полез через крышу. Маслом намазался и полез. Думал, размера печной трубы хватит, чтобы проникнуть в дом. Не хватило. Там он вниз головой всю ночь и провисел.

   Волкодлаки, ошарашенные воплями о помощи, доносящимися из избы Яги, прервали охоту и вызвали стража. Крес бедолагу, конечно, вытащил, но взбесился окончательно и пустил слух, что каждого страждущего теперь будет проверять лично. Если действительно помощь ведуньи нужна, пропустит. Но если просьба надуманная – «отблагодарит» за визит от всей души.

   Поток посетителей иссяк мгновенно, и моя жизнь вернулась в прежнее русло. Проход к избе Леший, разумеется, перекрыл, но страж уже поставил для себя цель найти мне домового собственноручно.

   И нашел.

   Нечисть, появившуюся под моим окном на закате, я приняла довольно холодно. Распахнула дверь, откинула косу за спину и, уперев кулачки в бока, многозначительно поинтересовалась:

   – И?

   – Приглашай, хозяйка, – без обиняков бросил домовой, замирая перед лестницей. – Я пришёл.

   Лихо.

   Я осмотрела мужичка и нахмурилась: ростом с полевую ромашку, борода по земле волочится, нечесаные волосы поясницу прикрывают, продырявленный кафтан пучками соломы топорщится. Звери-человеки, моя изба будто каждому юродивому – кров!

   – Как звать?

   – Тебя? Яга. – Широко улыбнулся домовой. – А мне имя сама дашь. Я правила блюдю …блуду …чту.

   – Заметно. И чей ты будешь?

   Домовой замялся, бороду нервно пригладил и нехотя буркнул:

   – Яшкин я.

   О как?!

   Я шагнула на ступень ниже и села на порог, прожигая нечисть взглядом. Яшкин, значит?! Домовой того самого Яшки, что год назад меня в личине человечьей девицы запер, Креса «убил», Береса чуть не утопил, а Глухомань до донышка высушил?!

   – А что ж Яшка тебе имя не дал?

   Домовой совсем сник. Вздохнул и сбросил на землю серую котомку, призывно звякнувшую посудой. Видимо, что самое ценное имел, то из дома и забрал – тарелки да котелки.

   – Почему… дал. «Эй-Ты», «Скройся-С-Глаз» и «Сгинь» называл. Но чаще «Жрать-Давай». Имена странные, но я откликался.

   Я снова уставилась на нечисть. И в чем душа держится? Грязный, слабый, безвольный. Даже личину скрыть сил не осталось. Или он специально мне себя показывал? Подумал, что от грозной ведуньи прятаться смысла нет?

   – Сам пришел или надоумил кто? – Отмерла я.

   – Огненный пес подсказал. А Страж одобрил.

   Без меня меня женили, значит?! Это в духе побратимов. Оба отказов не принимают. Но в этом случае я отказываться и не хотела, мне действительно нужен был домовой: и за избой присмотрит, и кушать приготовит, и какой-никакой разговор поддержит. А то зимними ночами одной в избе от скуки хоть вой. Крес несколько раз предлагал мне переехать (то ли он ко мне, то ли я к нему), но я эту идею не поддержала. Ибо он мне хоть и муж, но только на словах. Я замуж за него вышла от незнания! Что лишний раз доказывает – свадебные ритуалы в Нави очень странные.

   – А что ждет тебя здесь, понимаешь?

   – Новая изба, добрая хозяйка и интересная жизнь? – Подмаслился домовой. А вот я нахмурилась. Не люблю лесть. И я не добрая, а очень даже наоборот!

   – Не лебези. Не люблю.

   – Понял. Исправлюсь.

   На том и порешили. Домовой подхватил сумку, а я пригласила его внутрь по всем правилам: и дедушкой назвала, и валенок перед лестницей положила, и молока посулила столько, что впору корову покупать.

   Домовой толком даже ритуал не дослушал, расцвел и бестелесным облачком промчался мимо меня в избу.

   Что ж, надеюсь, мы в нём не ошиблись…

   Солнце скрылось за горизонтом. Серый лес опустился во мрак. А моя изба уже начала меняться: печь стала белее (за год я сама ни разу её не помыла), воздух очистился от сенной пыли (минусы сушки растений под потолком), а на единственном окне важно вздулись занавески (беленькие, в зеленый горошек). Не думаю, что они у Яшки в доме висели, скорее, мой нечисть готовился к переезду и новые купил или выменял у кикимор.

   Я домовому хозяйничать не мешала. Села за стол и сосредоточилась на выведении рун – записывать свои мысли в гримуар вошло в привычку…

   После боя за Глухомань прошел год. В Сером лесу всё было тихо: колдун так и не объявился, Царь-батюшка с указами не лез, заразовцы залечили ломаные кости. Мы думали, что чародей нападет в ночь летнего равноденствия, потом, что в зимнего. Зря ждали. Он или помер, или планы поменял, или не было его вовсе – книга Рода действительно могла попасть к Яшке случайно. Но Крес в это не верил, глазами синющими зыркал, хмурился и готовился к бою. Мы с Бересом его всячески поддерживали. Я особенно. Ибо понятия не имела, где в Сером лесу находится Калинов мост. Это же не сруб и не мостки на реке, а трещина в самом бытие! Где тонко, там мост и откроется. Тонко было в Глухомани. Её-то мы и охраняли. Вернее, побратимы охраняли, а я только усиленно делала вид. В конце концов, Кресу мои потуги надоели, и он принялся учить меня зельеварению, готовке снадобью и произношению заговоров. Эти пытки он называл началом испытательного срока в должности бабы Яги. Я сопротивлялась для видимости, сама же жадно впитывала знания: быть знаменитой Ягой было жуть как заманчиво, а испытывать зелья на нечисти и людях – ещё и очень интересно!

   Крес на мои шалости закрывал глаза. Он постоянно находился рядом. Иногда прожигал взглядом синих глаз и что-то робко бурчал про мою красоту, но чаще ругал. Мне нравилось его присутствие. Но и обида тоже была: в глубине души я винила его за то, что сделал со мной Яшка. Если бы Крес открыл мне правду о себе сразу, не предложил разыскивать колдуна, не умер в моих ромашках, всё могло бы быть иначе. Моя жизнь была бы другой. Сестры, конечно, всё поняли, даже гордились моим новым статусом, но видеться мы с ними стали намного реже. Теперь не кикимора я, вот и весь сказ… Иногда я прогуливалась вдоль ручья. Чтобы помнить о прошлой жизни. Но с каждым днем вспоминать становилось сложнее: лес стирал следы присутствия неправильной кикиморы – ромашки завяли, пожарище заросло травой. Леший убрал обгоревшие стволы, посадил новые деревья. Теперь у моей норы жили волки. Обычные. Волкодлаки у Мшистых гор засели. Я за сынишкой вожака краем глаза присматривала – обычный парень, только сильный как бес. Далеко ему еще до первого обращения. Лет двенадцать, а то и больше…

   Я закрыла гримуар, убрала чернила в кованый сундучок и вздохнула: что-то будет с этого испытательного срока… И зачем Серому лесу такая Яга? Не понимаю.

   – Хозяйка, трапезничать будем? – Донеслось из-за печи.

   Мне понадобилось несколько мгновений, чтобы вспомнить о новом жильце.

   – Будем, – улыбнулась я. – Чем удивишь?

   Домовой завозился за печью. Глухо звякнули чугунные котелки, заскрипели петли, потревоженные дрова в топке выпустили облако искр.

   Я переставила сундук под лавку и уставилась на стол, на котором будто по щелчку пальцев появились котелок с тушеным картофелем, шкворчащая салом сковорода, румяный свежеиспеченный хлеб и перья лука.

   У меня глаза на лоб полезли.

   – Это когда ж ты все успел?

   – Старался. – Скромно потупился домовой, материализуясь посередине избы. Я с удивлением осмотрела нечисть: помылся, переоделся. Даже бороду подстриг и волосы подровнял. А не таким и стариком он оказался, – годков триста максимум.

   – Ну… это… садись.

   – Это за стол что ли? – Изумился домовой.

   – А ты привык за печью кушать? Извини, не знала. – Искренне удивилась я.

   – Мне страж сказал с тобой разговаривать смело надо. Не обидишь. Это правда? – Лихо свернул с темы мой новый жилец.

   – Ну-у… да. А что?

   – Как откушаешь, хозяйка, разговор есть. Пока ешь-наедайся.

   Я послушно зачерпнула ложкой кусок мяса и отправила его в рот. Вкусно-о! Почти так же вкусно как тушеная жаба. Эх, было время! Сейчас мой слабый человеческий желудок такое яство даже не переварит. Одно разочарование от этой личины!

   – Ховойи, я съазу посвушаю…

   Домовой возвел глаза к потолку, почесал бороду и затараторил:

   – Перво-наперво, имя мне дать надо. Пока имя не дашь, да молочка не поднесешь, у меня полной власти над избой не будет, не примет она меня. Далее надо кое-какие вещи добыть, я список дам. Травы твои разложу на чердаке – и место освободится, и дух соломенный уйдет. Ты на чердак сама не лазий, мне скажи, я принесу. Мышь у тебя есть – прогнать али ты её слопаешь? Ещё на окне заговор охранный есть – это хорошо, а на печи нет – непорядок. Я на ночь трубу заслонкой-то прикрою, но заговор всё равно нужен. Моль тулуп побила. Исправлю, но тоже докупить кой-чё надо. Ведро одно прохудилось, того и гляди течь даст. Новое бы. Под избой амулет припрятан, на смерть. Тебе он ничего не сделает, но неприятно же! Лестница хорошая, но ступень одна шата…

   – Стоп! – Я замерла с поднесенной ко рту ложкой и воззрилась на старательно загибающего пальцы домового. – Какой амулет? Камень заговоренный?

   – Та не, платок с мерзостями. Кости там, волосся, земля. Неправильно сделан. А шо?

   – Принести можешь?

   – Могу и уничтожить, ежели ты имя мне дашь и молоч…

   – Просто принеси.

   – Хозяйка, ты это …доешь, а потом пакость всякую на стол вываливай! Нехорошо же! – Возмутился домовой.

   Я отложила ложку и, припоминая порядок просьб, выпалила:

   – Назову тебя Василием. Молоко на полке стоит, сам налей. И не привередничай, это подношение не обязательно с моих рук принимать! Список жду. С травами добро даю. Мышей я не ем …с недавних пор. Так что гони её в шею, а не прогонится, тогда пригрози, что кота заведем. С печью обращайся к Кресу, он по охранным лучше меня разбирается. Ведро добавь в список, с лестницей тоже к Кресу, я молотком и пилой махать не обучена. Это всё?

   Василий снова задумался, что-то подсчитал, в бороду ухмыльнулся и брякнул:

   – Да. Но амулет все равно не принесу, пока не откушаешь.

   Пока я соображала над его словами, время для гневного: «Да как ты посмел?!» было упущено. С другой стороны, Василий был прав – сначала еда, потом проблемы.

   – Ладно. Уговорил.

   Я торопливо съела картошку и даже обмакнула хрустящий хлеб в масло. Обожгла язык, прикусила щеку, но шкварочки опробовала – жирно и сытно, и блаженно откинулась на стену: очень вкусно готовит мой домовой. Прав был Крес, надо было сразу нечисть приглашать. А то всё на мне, всё сама: и воды принеси, и печь натопи, и покушать свари. А Берес это всё возьми и сожри, бочка бездонная! А теперь что? Теперь мою еду Васенька охранять будет.

   – Вот и молодец, – засуетился домовой, спешно убирая посуду. – Вот теперь можно и за амулетик взяться.

   Я нетерпеливо постучала пальцами по столу. Дождалась, когда Василий соизволит вернуться к делам насущным и продемонстрирует мне амулет. Домовой не подкачал, пробежал по столу облаком, осторожно положил на стол пузатый тряпичный комок и бережно развернул находку. Я с удивлением воззрилась на подношение.

   Даже обидно! Меня, всесильную Ягу, бывшую кикимору, так неумело пытаться умерщвлить! Вот этим!

   – А что это, я не поняла?

   – Это… – Василий старательно воззрился на тряпицу. – Волос конский, земля, кости курячьи и смола еловая. Еще листья ромашки, слюна человечья…

   – В это кто-то еще и плюнул? – Перебила я, недоверчиво рассматривая амулет.

   – И не только! – Шепотом и на ушко прошипел домовой.

   Ладно, допустим. Не знаю даже, как на такой подарок реагировать, но всё же…

   – И это всё мне?

   – Выходит, что тебе, хозяйка.

   – На смерть?

   – На нее.

   – И кто это принес?

   – Кто-то. Но не я.

   – Звери-человеки! – Я почесала нос и махнула рукой, чуть не спихнув Василия со стола. – А давай-ка мы ответный дар сделаем?

   – Это как?

   – Слюна у нас есть? Есть. Вот по ней весточку и пошлем.

   – Какую? – Взбледнул домовой. – Весточку?

   – Очень запоминающуюся. – Мстительно улыбнулась я. – Почесун нашлем на вредителя. Неси-ка, Васенька, травы, воду колодезную и свечи черные.

   – О-ой, – домовой всплеснул руками и покрылся оранжевыми пятнами. Даже борода затряслась. – Может, не надо?

   – Надо, Вася, надо. Такое ни одна женщина не стерпит, это ж надо – на смерть!

   Василий вздохнул и порывом ветра переместился на верхнюю полку. Сграбастал свечи и так же стремительно вернулся на стол.

   – Свечи. Три штуки. Токо это… я посмотрю?

   – Смотри. Главное, под руку не лезь.

   Пока я готовилась к ворожбе, заворочался гром. Раскат лениво прошумел где-то вдалеке и затих в ожидании молнии. Яркая вспышка расчертила воздух и тут же по крыше ударили первые тяжелые капли дождя. Надо бы навестить погодного волхва. Благодаря нему Серый лес разрастается, а я даже не знакома с ведуном. Непорядок!

   Василий метнулся по избе и зажег свечи. На этот раз обычные. В горнице сразу стало светло. И очень уютно. Глупые занавески в горошек лениво шевелились, пропуская тяжелый прохладный воздух и не пропуская злобно пищащих комаров.

   Я закончила с приготовлениями, придирчиво осмотрела на столе творение рук своих и одобрительно наморщила нос – отлично! Свечи расставлены на вершинах треугольника, лужа колодезной воды – в центре, травы подготовлены. Эту ворожбу я выучила недавно, но уже довела до совершенства. Ибо пользовалась ей постоянно и без зазрения совести. Почесун ни на кого не наводила, но за Кресом подсматривала. Ибо я, как жена могучего Кащея, должна была знать где и с кем проводит время мой муж. Ответ был очевиден: Крес то по лесу носился, то с Бересом болтал, то с Лешим зверей отчитывал. Скукота!

   – Шо теперь? – Широко улыбнулся Василий и даже попрыгал от нетерпения. Благо в ладоши не похлопал.

   – Теперь, – я переложила амулет в воду и зажала пучки трав между пальцами. – Я говорю, ты слушаешь и не перебиваешь.

   – А почему?

   – Иначе собьюсь и почесун на тебя направлю.

   – О! – Впечатлился домовой.

   Я вытащила из амулета кости и конский волос, янтарный камушек смолы вовсе отправила в окно щелбаном. Скоро передо мной лежала лишь мокрая земля.

   Что ж, приступим!

   – Как приняла земля воду студеную, так изничтожит огонь траву плетеную…

   – Как трава может быть плетеной? – Удивился домовой.

   Я промолчала, зажгла черные свечи подготовленной лучиной и поднесла первый пучок сбора к огню. Трава тут же занялась, выбросив в воздух сноп искр и черный дым.

   – Горит череда черным пламенем, снимает ведовство чужое, злое, накрывает словом моим каменным…

   – Чего? – Домовой вытянул шею, силясь рассмотреть вышеупомянутую каменюку в бывшем амулете. – Скажи честно, хозяйка, ты просто наобум слова говоришь? Главное, чтобы в рифму попадало?

   Я отбросила в сторону сгоревший пучок травы и подожгла второй.

   – Укажи, покажи мне молодца… – тут я задумалась и добавила, – али красну девицу, что помыслы дурные в душе держит, что при виде меня от ненависти бледнеет, что на меня…

   – Зуб имеет? – Подсказал домовой.

   Тирлич в моих руках вспыхнул и обратился в пепел. Я подула на обожженные кончики пальцев, подожгла третий пучок и со злостью продолжила:

   – …зуб имеет. Яви мне лицо истинное врага моего верного. Ибо я так сказала!

   Бахнуло знатно: молния угодила прямо в печную трубу, разорвала глиняную черепицу на крыше и догорающие поленья в топке. Дверца топки лязгнула, хрупнула, но выдержала. Я от неожиданности присела, Вася охнул. В тот же миг колдовская волна вырвалась из амулета, взъерошив волосы мне и снеся домового со стола; Потушила свечи, выхватила догорающий пучок трав из моих пальцев и швырнула в окно. Глупые занавески грустно повисли, укоризненно поглядывая на меня прожженной дырой.

   Интере-есная случайность…

   – О-о-о! – Простонал Вася откуда-то из угла. – Шо это было?

   – Это … – я с опаской осмотрела избу, погрузившуюся в сумрак, перевела взгляд на домового и обмерла. Обман зрения? Или меня припечатало заговором так, что видения начались?

   – Что? – Нахмурился Василий, встретив мой взгляд, и привычно пригладил увитой мышцами рукой аккуратную бородку. – Я изляпался?

   Уж лучше бы изляпался.

   – Вася? – На всякий случай уточнила я.

   – Хозяйка? – Домовой не на шутку перепугался, ринулся ко мне и помог принять вертикальное положение. – Не ушиблась? Головушкой не ударилась? Ты меня узнаешь?

   – А ты?    

   – А мне-то что будет? Я существо эфемерное, меня колдовство бьет, токмо ежели на меня направлено, а так…

   Что «так», Васенька не рассказал. Ибо допетрил, наконец, в каком виде стоял посередине избы.

   Далее я имела счастье лицезреть все стадии осознания, перекосившие лицо богатыря. По очереди. Сначала пришла растерянность, потом недоумение, ужас и, в конце концов, стыд. Лицо Василия окрасилось в красивый пурпурный цвет, глаза приобрели размер блюдца. Я отставать не стала и тоже вежливо покраснела.

   Домовой выдохнул, икнул и, набрав воздуха в широченную грудь, проорал:

   – Что это такое? Как? Это? Так?

   – Это, Васенька, побочный эффект.

   – Вертай все в зад!!!

   Легко сказать! Чтобы что-то вертануть, надо хотя бы понять, как оно прилипло, звери-человеки!

   – Тут такое дело, Васенька…

   Дверь распахнулась, и в избу шагнул промокший до нитки Крес. Да так и замер на пороге. Я, впрочем, тоже. Вася вовсе одурел, быстренько оперся рукой на стол и воззрился на Кощея с видом «а что такого?». Только вот отойти от меня не догадался. Или не решился.

   Я повернулась, прикрыв собой особенно выдающиеся части тела домового, оценила ярость в синих глазах мужа и его брови, изогнувшиеся от удивления умопомрачительной дугой. Яркая вспышка молнии на мгновение явила в проеме не только стену дождя, но и расползающуюся клубами за спиной Креса Тьму.

   – Звери-человеки..!

   Крес молча окинул взглядом избу, нарочито медленно отряхнул волосы от воды, вернул брови на переносицу и подозрительно-ласково поинтересовался:

   – А что происходит?

   – Амулет проверяем. – Похвасталась я, вложив в голос оправдательно-извиняющиеся нотки.

   – Точно так. – Истерически поддакнул Василий.

   – В темноте?

   – Где темнота? – Наигранно развела я руками. – Мне всё видно. А тебе, Васенька?

   – Да-а! – Снова заистерил домовой. – И мне-е…

   – «Васенька?» – Крес легким наклоном головы указал на широкоплечего богатыря. Я мысленно воззвала ко всем богам сразу, дабы мой супруг одумался и не прибил на месте нечисть. И утвердительно кивнула.

   – Лепишь домового на свой вкус и цвет, Яга?

   Опять и снова – ничего не скроешь от этих глаз! Ничего-то не утаишь. Даже обидно.

   – Побочный эффект. – Нехотя призналась я, мгновенно расслабляясь: убийство не состоится, всем просьба расходиться. – Мы сами только осознали.

   «Осознали что?» так и читалось в синих глазах. Но вместо этого Крес закрыл дверь и со вздохом спросил:

   – Опять?

   Опять?! Я за этот год всего-то пару-тройку трав для заговора перепутала! И не четко проговорила слова в заклинании …раз пять. А то, что после моей ворожбы русалки покраснели, у Лешего рога выросли, у Береса хвост отвалился (так на время же!), у волкодлаков…

   – Я не виновата-а!

   – Ой-ли?!

   – Не «ой-ли!» Не я это!

   – А давайте малиновый отвар испьём? – Отмер домовой и широко улыбнулся, вклиниваясь между нами. – С мё-одом..?

   – С мёдом? – Нехорошо прищурился Крес, старательно отводя взгляд от обнаженного богатыря. – Что ж, давай.

   Василий воодушевился, сжался в комок и… завыл. Проникновенно так. У меня аж уши заложило.

   – Вася? – перепугалась я.

   – Ладно, давай без меда. – Озадачился Крес.

   – У-и-у-у! – Откликнулся домовой, закрутился волчком, посшибал ведра, а после с натугой зашипел. Аж вены на теле богатырском вздулись.

   Мы с Синеглазкой растерянно переглянулись и уставились на беснующуюся нечисть с нескрываемым удивлением.

   Наконец Вася издал звук, сильно смахивающий на рев взбешенного лося, и ничком повалился на пол. Чуть не снёс лбом печь, но это мелочи.

   – Скажешь, это тоже не ты? – Крес ткнул пальцем в неподвижного домового, изображавшего хладный труп, и с укором посмотрел на меня. – Или так и должно быть?

   – Понятия не имею. Но это точно не я!

   – Не получается-а! – Завопил вдруг Вася в дощатый пол. – У-у, вредина! Сглазила-а!

   – Я? – Неподдельно удивилась я.

   – Она? – Без удивления (что обидно!) переспросил Крес.

   – Марка! Растудыть её тудыть! – Взревел домовой и перевернулся на спину. Глаза у него при этом были такие несчастные, что я сама чуть слезу не пустила.

   Крес поморщился и отвернулся. Мне же играть в оскорбленную невинность было некогда – нечисть сломался, надо чинить!

   – Васенька, Вася-а! Ты спятил? Уже?

   – Я застряа-ал! – Домовой посмотрел на меня с тоской и, оглядевшись, предусмотрительно положил на пах пушистый веник. – О-о! Змея-а подколодная-а!

   – Видимо, малиновый отвар мы попьем позже. – Крес нетерпеливо постучал пальцами по столу и добавил. – А теперь по очереди и медленно – что происходит?

   На этот раз мы переглянулись с домовым более выразительно, и по молчаливому согласию последнего я взяла слово:

   – Мне подложили амулет на смерть. Вася его принес, и мы его хотели уничтожить. С маленькой поправкой – вернуть почесун в подарок. Я все сделала правильно! Честное слово! Но теперь, видимо, Вася не может стать собой, потому как застрял в этой личине.

   – Всё правда. – Поддакнул домовой с пола. И добавил. – У-у-у!

   – А причем тут Мара?

   – Так она же, змеюка, на нас со стола смотрит! – Насупился Василий.

   – Где? – Мы с Кресом одновременно склонились над столом, тюкнулись лбами и с той же прытью выпрямились.

   Синеглазка великодушно махнул рукой, приглашая меня первой посмотреть на лужу – единственное на столе, что не тронул колдовской сквозняк. Я приглашение приняла (в конце концов, это моя изба!) и уставилась на воду. На мокрых дубовых досках явственно проглядывалось лицо. Женское. Широкие скулы, нос, круглые глаза. Сказать точно, что это была Мара, было сложно – мало ли вокруг щекастых девок?! Почитай, все Заразы. И это если не считать окрестные деревеньки и приезжих. Вот если бы свечи остались стоять, огонь Нави помог разглядеть лицо лучше, а так…

   – Домовой прав. – Угрюмо поддакнул Крес, едва взглянув на лужу.

   – Не уверена.

   – Я увере-ен! – Чуть не плача влез Василий. – За шо-о???

   – Не забывай, что амулет для меня готовили. – Пожалела я домового. – А тебя просто задело. Случайно.

   Крес посмотрел на меня с прищуром и поинтересовался:

   – А что за заговор ты читала?

   – На опознание. Хотела увидеть, кто меня сжить хочет.

   – Узнала. Теперь что?

   – А теперь почесун ей дожелать надо-о! – Всхлипнул домовой и сел, целомудренно прижимая веник к паху. Вот что значит людская нечисть – даже в чужой личине традиции человеков блюдет.

   – Не стоит. – Крес пожалел девку, а меня вдруг злость взяла. Да такая сильная, что я зубами заскрипела от ярости. Крес мельком на меня глянул и отвернулся. Только уголки его губ тронула улыбка. Или мне показалось?

   – Стоит! – Разъярился домовой. – Почесун – даже мало! И хворь наслать, и типун на весь язык, и вшей! Да пожирнее!

   – Вася, а ты у нас злой, оказывается? – Меня так и подмывало похлопать обнаженного богатыря по плечу, но дотрагиваться до него при Кресе я не стала. Бес знает, какие у них там, в Нави, законы между супружниками. Вдруг мне на противоположный пол даже смотреть нельзя? С другой стороны, он сам нечисть в мой дом пригласил. Причем, на постоянное проживание!

   – О чем задумалась, Яга?

   Голос Креса вернул меня в избу. Я смущенно зарделась и выпалила:

   – Возьму остатки силы амулета и направлю на Марку через Васю. Должно помочь.

   – Должно? Должно??? – Взвизгнул домовой. – А ежели не поможет, я в таком уродливом виде свой век коротать буду?

   – Я же как-то справляюсь. – Буркнула я.

   Крес нахмурился и как-то сразу помрачнел. Вася же схватился руками за голову и тихо застонал. Знаю-понимаю! Тяжко о таком даже думать, но ничего, исправим. Всё исправим.

   – Не боись. – Коротко выплюнула я и спешно кинулась собирать нужные для ворожбы травы.

   Сбор занял куда больше времени, чем я рассчитывала: домовой слишком рьяно отнесся к своей новой должности и умудрился распихать мои запасы по чердаку, полкам и закуткам по одному ему известному принципу. Я даже не подозревала, что в моей маленькой избе столько потайных мест. Целые царские палаты, звери-человеки!

   Крес наблюдал за моими метаниями из-под ресниц и молчал. Вася скулил. Выглядело это донельзя комично, но зубоскалить я себе не позволила – нанесу домовому душевную травму и потом сама же с ним, травмированным, век коротать буду. А на что мне сбрендивший домовой? Мне и себя неадекватной хватает за глаза.

   – Вася, садись уже сюда. На лавку. Давай! – Я все же решилась и потянула домового за руку. – Вставай и садись! О, звери-человеки!

   Рука нечисти оказалась горячей и какой-то каменной – ни сжать, ни ущипнуть. Но как бы я ни дергала, сдвинуть с места домового не могла: вместе с личиной богатыря Василий скопировал и вес оного. Гора мышц хныкала и перемещаться отказывалась. Крес тоже помогать не торопился, только смотрел на меня, глаза щурил и как-то подозрительно ухмылялся.

   – Вася, я все сама должна делать? Не будь бревном!

   – Что именно делать? – Послышался с улицы знакомый голос. Занавески зашевелились, и в окне показалась наглая рыжая морда.

   Мы дружно воззрились на Береса. Берес на нас.

   Не знаю как Крес, а я впечатлилась: каким образом Огненный пес провернул такой кульбит? Курячьи ноги поднимали мой дом над землей на добрую косую сажень. Не крылья же пес отрастил, в конце концов, чтобы в избу заглянуть? Или он по стене вскарабкался?

   – Берес. – «Поздоровался» Крес. И перевел хитрющий взгляд на меня.

   – Хнык. – Присоединился к приветствию обнаженный Василий.

   – Эм-м, – пес оглядел избу и со стуком опустил челюсть на подоконник.

   Я быстренько прикинула, что обо мне подумал Берес, лицезрев в избе меня, моего мужа и заколдованного домового, одетого в веник, и густо покраснела.

   – Это я интересно зашел. – Подтвердил мою догадку Берес. – Крес, ты видишь то же, что и я?

   – Да. И я потрясён. – Подлил масла в огонь муженек.

   – Хнык. – Согласился домовой. Ибо пребывал в том же состоянии.

   – А как это понимать? – Не унимался ошарашенный пес. – Яга, ты что …проказничаешь?

   – Я?! – Я спешно разжала пальцы. Рука богатыря со стуком упала на пол, и Вася снова захныкал, но на этот раз от боли.

   Надо срочно что-то предпринять! Пока по Серому лесу слух не пошел о безрукой Яге, что ворожить не умеет. Это же какой стыд – заколдовать собственного домового!

   – Я нечаянно!!!

   Крес скрыл улыбку за кашлем. Берес крепко задумался. Домовой продолжал всхлипывать, размазывая слезы по щекам и заодно по широкой мощной груди.

   – Она нечаянно. – Крес многозначительно посмотрел на Береса. – Как тебе?

   – Да-а! – Подтвердил домовой. – Случайно так вышло-о…

   – Вот видишь! – Через силу улыбнулась я, одновременно прикидывая, хватит ли этого «нечаянно», чтобы не подорвать авторитет Яги. Думаю, маловато будет. – Я все исправлю!!!

   Вот теперь точно хватит.

   Пес несколько раз моргнул, шепотом повторил мои слова и осторожно произнес:

   – Он же рыдает. Это что же ты с ним такое делала, Яга?

   С первого раза и не объяснишь что! Сама не понимаю как и где ошиблась. Может, молния с темпа зачитки заговора отвлекла? Да и горюнится домовой тоже не просто так. Не поймет Огненный пес, что значит застрять в одной-единственной личине. Я пойму, а он – нет.

   – Я всё исправлю. – Уверенно заявила я. – Хочешь совать любопытный нос в чужие дела, обращайся к Кресу. Мне не мешай.

   – А побратим тут при чём?

   – Он Васю ко мне отправил, с него и спрос. – Решила я. – Мне некогда.

   Уши Береса упали, взгляд черных глаз заволокло дымкой мыслительных потуг:

   – Крес? Сам? Для тебя?

   – То есть, это я виноват? – Изогнув бровь коромыслом, поинтересовался страж.

   – Да и да. – Гордо произнесла я, отвечая сразу обоим побратимам. – Вася сказал, что ты тоже был «за».

   Берес клацнул клыками, возвел глаза к потолку, подумал и протянул:

   – Я-а?

   – Домовые не врут, так что выходит, что ты. А сейчас оба на улицу, живо. Я с Васенькой закончу и вас позову.

   Крес послушно вышел из избы. Берес из окна.

   Через несколько мгновений я услышала ошарашенный бубнёж пса:

   – Куда катится этот мир? В наше время такого стеснялись, а тут нате-ка, сам богатыря своей супружнице привел! Кре-ес, подь сюда! Разговор есть…

ГЛАВА 2.

   Истошный вопль Васеньки переполошил, наверно, пол-леса.

   Если в первые пять попыток заговора домовой просто тихонечко стонал от отчаянья, то на шестой сдался и высказал всё, что думает обо мне и моих способностях к ворожбе, используя только одну руну «А», зато во всех тональностях. Я заорала в ответ, ибо нечего на меня давить! Если так вот драть глотку, то колдовать от этого я лучше не буду, а совсем даже наоборот.

   – Яга-а! – Горестно вопил домовой, заламывая руки и возводя глаза к новеньким, свежевылупившимся ветвистым рожкам. – За что-о?

   Я уже приготовилась выдать оправдательную речь, даже открыла рот, но тут же его захлопнула – говорить было не о чем. Сама виновата! То ли со страху травы опять перепутала, то ли с темпа зачитки сбилась. В любом случае Васенька к шестому заговору изменился непередаваемо: позеленел, убавил в росте в два раза, полысел и обзавелся (по очереди) хвостом, копытами, а теперь и рогами. Не знаю, как выглядят бесы, но чую, примерно вот так – нелепо и малоприятно.

   – Верта-ай! – Причитал домовой, подвизгивая на «а». – Верта-ай все в зад! О, зачем я сюда пришел?! Зачем согласился на сытую жизнь и теплую печь?

   Я принюхалась к пучку трав, перевязанному красной лентой – точно зверобой. Как пить дать! Не могла я перепутать, никак не могла!

   Рассвет, как назло, уже медленно окрашивал макушки деревьев оранжевыми сполохами. Соловьиная трель разносилась на несколько верст. Еще немного и лес наполнится криками птиц и животных – бодрых и выспавшихся. Одна я буду украдкой в кулак зевать.

   Малодушная мысль – улечься спать и заняться заговором на свежую голову, проскочила и исчезла: домовой за это время сойдет с ума окончательно. У него и так уже подозрительно дергался глаз.

   – Скоро? – жадно поинтересовался Василий, исчерпав запас причитаний о своей нелегкой судьбе.

   – Почти готово. – Я наскоро собрала травы, расставила свечи. На всякий случай перепроверила каждый пучок по два раза. Сейчас главное с темпа зачитки не сбиться. На этот раз всё получится. Точно получится! Потому что больше я колдовать не смогу – глаза слипаются, а в висках уже стучит от Васиных воплей.

   – Я готов. – Домовой забрался на лавку, поболтал ножками, прижал к рожкам длинные оленьи ушки (единственное, что осталось своего от прежнего облика) и уставился на стол таким несчастным взглядом, что меня накрыло острым приливом жалости.

   – Тогда начнём. – Я размяла руки, похрустела пальцами, как любил это делать Крес, закрыла глаза (не просто закрыла, а зажмурилась от греха подальше) и на выдохе зачитала:

   – Как течет вода студеная,

   Горит огонь жаркий,

   Тлеет трава сушеная,

   Дует ветер зябкий…

   – А шоб она окоченела, окаянная! – Вставил домовой.

   – Так злоба, в амулет вложенная,

   Соберется, вернется сторицей…

   – Так ей и надо. – Пыхтел Вася. – Мно-ого насылай, Яга!

   Я головой помотала, но с читки не сбилась. Вроде бы.

   – Человек ты или колдун,

   Пусть накроет тебя почесун. Я сказала!

   – От так-то! – Окрысился Вася и, судя по звуку, потер руки. – Будешь знать!

   Я открыла глаза и уставилась на домового. Домовой на меня.

   Первые мгновения ничего не происходило, потом знакомая волна Силы ударила в лицо, шевельнула прожженные занавески и скрылась в утреннем тумане. Ушла, родимая. Ну, держись, Марка!

   – Вася? – Я перевела взгляд на домового. – Не наблюдаю изменений. Ты как?

   – Пробовать боюсь, вот как. – Честно признался нечисть. – Сердце слабенькое, душа хиленькая. Еще одного разочарования я не выдержу.

   – А ты пробуй, Васенька, пробуй. Иначе у меня терпение лопнет, и я сама попробую! Или еще хуже – не буду пробовать, таким красивым на век и останешься!

   Домовой угрозе поверил, сжался в комочек и …исчез. Я аж выдохнула. И тяжело опустилась на лавку. Сработало! Не знаю как насчет внешности, но некоторые способности нечисть вернул. И то хлеб!

   Я еще немного подождала, воплей страдания от Васеньки не услышала и решила, что заговор прошел успешно. С тоской осмотрела заляпанный стол, изгаженный пол да замызганные стены и решительно полезла на печь. Спать. Укрылась стеганым одеялом, закрыла глаза и провалилась в дрёму. И уже на границе сна вдруг поняла, что черные свечи зажечь все-таки забыла. Но ведь сработал заговор? Сработал. Вот и ладненько…

   Спала я на удивление хорошо: легкий ветерок из окна приносил прохладу, а шелест веника по полу был слаще колыбельной – будто вода Серебрянки шуршала о камни и убаюкивала. И не просто шуршала, а еще и покачивала на волнах – теплых, перьевых. Если бы Крес с Бересом на улице целый день не переругивались, вообще хорошо было бы.

   Василий, в отличие от нерадивой меня, глаз не сомкнул: со стола убрал, избу выдраил, занавеску заштопал. Но на глаза не показывался. Обиделся что ли?

   Я помассировала виски, прогоняя остатки сна, и, соскочив с печи, побрела умываться. Целый день проспала. Но ничего, я давно хотела сбор пополнить, а некоторые травы как раз ночью собирать нужно. Вот этим и займусь.

   – Василий, завтракать будем?

   – Кому завтрак, а кому уже ужин. – Сообщила мне печь строгим мужским голосом.

   Я поразмыслила над ответом и приняла решение не обижаться: Васенька столько натерпелся в первый рабочий день, что не каждая нечисть за всю жизнь прочувствует. Его понять можно.

   – Тогда ужинать будем. Креса с Бересом зови.

   – Поели уже. – Снова буркнула печь.

   Я покосилась на дверцу топки и серьезно добавила:

   – Тогда ты садись. Отвара малинового хоть попьем.

   Печь задумалась. Покряхтела поленьями. На стол перепрыгнули глиняные чашки и котелок с ароматным отваром. Что ж, я уже была на полпути к прощению.

   – Страж по крыше целый день носится. – Домовой появился на лавке размытым облаком, присоединяясь к трапезе. – Черепицу поправил и новых дыр чуть не понаделал сапожищами своими! Петуха железного с конька снес, когда чуть не упал. Уж лучше бы упал, красивый был.

   – Крес? – Не поняла я.

   – Петух. А пес его не умолкал, болтал и болтал. Голова уже пухнет…

   – Петуха? – Окончательно запуталась я.

   – Стража. – Окрысился домовой. – Яга, ты соберись, а?

   – Спасибо, Васенька. – Я перелила отвар в чашку, одновременно краснея и поражаясь крепости своего сна: ничего не слышала. Удивительно.

   – Что дальше делать собираешься? – Не унимался Вася. – Как исправлять несправедливость будешь?

   Я успела поднести к губам кружку, как удивленно застыла: что исправлять-то? Петуха обратно прибить? Или к Кресу со спины подкрасться и уже столкнуть его с крыши, чтобы наверняка?

   И тут изба резко накренилась. Заскрипели доски, с полок посыпалась посуда, ведра грохнулись на пол, покатились заготовленные на ночь дрова. С крыши голосом Креса прозвучала тирада на редкость отборной непристойности.

   – Звери-человеки! – Завопила я и, потеряв равновесие, врезалась боком в стену, чудом удерживая отвар от трусливого побега из кружки, а накренившийся стол от расплющивания невезучей кикиморы. Плечо заныло, придавленное лавкой колено тоже. Я скосила взгляд на ставни и поблагодарила всех богов сразу за то, что не вывалилась из окна, а благополучно в нем застряла. Занавеска услужливо загнулась, открывая вид на улицу и перепуганного Береса, предусмотрительно улепетывающего в сторону Серебрянки. Только рыжий хвост и мелькал над травой. Черепица посыпалась на землю дождем. Перед моими глазами мелькнули сапоги, и на землю рухнул Крес. Ногами вверх. С потоком еще более отборной ругани. Следом спикировал серебряный топор и с противным «хрюп» во что-то вонзился. Ругань прервалась. Исполнилась мечта домового?!

   Русалки, выглядывающие из реки, меня расстроили окончательно: Брегина с подружками аж икали от хохота, осматривая покосившуюся избу, ошарашенную меня, застрявшую в оконном проеме, и медленно звереющего Креса, между ног которого многозначительно блестел топор. Вот интересно, если Кащею отрубить часть тела, она отрастет? Судя по бешенству в синих глазах, нет. Иначе чего так свирепеть?!

   Я выдохнула, удостоверилась, что супруг жив (и все его органы на месте), влезла обратно в покосившуюся избу и осмотрела кучу барахла, прижимавшуюся к стене. Как я умудрилась не облить себя кипящим отваром? Вот повезло!

   – Все живы? – Заорала я.

   И тут изба снова выпрямилась. Ведра, дрова и посуда повторили свое грандиозное поползновение, но на этот раз в обратном направлении. Крес снова обрел голос. Берес выражаться не стал, лишь подтвердил солидарность громким «Ох, ты ж!» откуда-то из кустов, а хохот русалок перешел в истерическое хрюканье. Я повопила еще немного, дождалась, когда пол перестанет раскачиваться под ногами и осторожно переставила кружку с кипятком на стол. От греха подальше. Вернее, от меня подальше.

   – Яга-а! – Заорал Крес с улицы. Злобно так заорал. Будь сейчас рядом, точно огрел бы чем потяжелее, не задумываясь.

   – Вася-а?! – В тон супругу откликнулась я. – Что это было, звери-человеки?!

   Васенька появился передо мной знакомым облачком, поставил на место лавку, поправил стол и принялся невозмутимо собирать осколки посуды, бодро орудуя охапкой сухих прутьев. Если не присматриваться, казалось, что в избе из живых всего двое – я и одичавший веник.

   – Вася???

   – Скажи, хозяйка, – подал голос мой нечисть, старательно прочистив горло. – Ты слепая немного, да? Я просто не знал. Ежели знал, то подготовился бы, не сумневайся.

   – Это еще к чему?

   – Дык это… Лицо Марки перепутать со срубом – это надо шибко плохое зрение иметь. Очень плохое. Прямо отвратительное зрение. Она много чего натворила, понимаю. И тебя ни в коем разе не осуждаю. Но я что тебе сделал? Из-за Яшки меня наказываешь? Ладушки. Принимаю и это. Но ты хоть ругай вслух тогда, а не подлости исподтишка делай. Яга ты или баба мстительная?

   Я поняла, что ничего не поняла и рассердилась уже по-настоящему:

   – Да что происходит?!

   – Что? Что??? А вот что! – В отчаянии закричало облачко и уплотнилось.

   Я воззрилась на новый облик домового и недоверчиво икнула:

   – Вася?

   – Вася, Вася. – Недовольно буркнул Василий. – Вася – это я. Зуб даю.

   Поздравляю, кикимора, ты сама себя переплюнула! Отрастить домовому рога да копыта – легко, превратить его же в богатыря – было дело. Но это…

   – Что, хозяйка, самой не верится? – отбросив в сторону веник, поинтересовался… козел. Натуральный такой козел. Только мелкий, чуть больше кошки! И пегой как корова. Я аж присела, рассматривая длинную шелковистую шерсть, два винтовых рога, маленькие красные глазки, длинную бородку и знакомые оленьи уши.

   – А теперь представь, какого мне?! – Взвизгнул домовой. – Даже не знаю, что хуже – быть богатырем или травоядным! Я уже на репу засматриваюсь!

   Я возвела глаза к потолку. Что хуже: застрять в личине человека или милого козлика? С копытами по дому хозяйничать несподручно, боюсь даже представить, чего стоило Васеньке занавеску заштопать. С другой стороны, какая бережливость: капустой да морковкой погреб забил – считай, зима сытая.

   – Ты всерьез думаешь над ответом? – Взвился нечисть, потрясая винтовыми рогами. – Ты издеваес-ся?

   – Вася, – я отмерла и всплеснула руками. – Васенька..!

   – Шо?

   – Я всё исправлю!

   – Мэ-еня? – Проблеял козел, подпрыгнул от ужаса и замотал башкой, рогами и хвостом одновременно. – Опя-ать?

   – Но, Вася…

   – Не надо! Не стоит, Яга! Ты знаешь, я тут подумал, – мне и так неплохо! Ты живи, колдуй, ворожи, не беспокойся… Пото-ом, зим эдак через триста всё исправишь. Как опыта наберешься… Не раньше. Раньше не надо.

   – Ага. – Я все же села на лавку, с тоской осмотрела покореженную избу: тати с меньшим уроном села грабят! Плохая из меня Яга выйдет, очень плохая. Отвратительная.

   Домовой поставил веник в угол и побрел к печи, на ходу принимая обычное состояние туманного сгустка:

   – Тем более, у тебя есть что исправлять…

   – Да-а? – Я уставилась в одну точку, сгорая от стыда. – И что это?

   Облачко тяжело вздохнуло и растворилось.

   – Что исправлять-то? Что я еще сделала?

   – Яга-а! – Истошно заорал Берес с улицы. – Ты выйдешь али как?

   Я от неожиданности подскочила и высунулась в окно чуть ли не по пояс. Вот дурная голосина! Пол-леса на уши поставит!

   – Чего орешь? Где Крес?

   – Ушел. Избу в порядок привести надо. – Огненный пес склонил башку на бок как большая… собака. И с интересом уставился на мой дом.

   – Вот именно! – Поддакнула печь. – Иди и исправляй!

   Я охнула и рванула к двери. Хотела перепрыгнуть через вёдра, но забыла, что с недавних пор имею в наличии всего одну гнущуюся ногу, и запнулась. Вёдра разлетелись, я заорала от боли, но все же умудрилась выскочить на улицу и даже скатиться по лестнице не получив ни единого перелома. Проковыляла несколько шагов к Огненному псу и только после этого развернулась, чтобы осмотреться.

   – Звери-человеки? – Подсказал Берес, оценив мое вытянувшееся лицо. – Или используешь выражения Креса? У него заковыристее ругаться получается.

   Кошмар и ужас!

   Я перевела взгляд на Огненного пса, опять посмотрела на дом и определилась:

   – А-а-а!

   – Тоже неплохой вариант. – «Похвалил» меня Берес. – Только орать смысла нет. Уже поздно.

   Год! Уже год я жила в этой избе. Я здесь спала, плакала и смеялась, колдовала и испытывала зелья, принимала гостей, их же выпроваживала, подметала пол и топила печь. Я высаживала ромашки по всей поляне, смахивала землю со столбов, на которых стоял мой дом, и восхищалась искусно вырезанными на них перьями. Я гордилась своей избой! И я её сломала!

   – Это я их… – Я оценила размер угрожающе топорщившихся острых когтей и ткнула пальцем в огромные куриные ноги, в которые превратились столбы. Произнести «заколдовала» у меня язык не повернулся.

   – Не переживай, изба всё ещё живая. – Как бы между прочим откликнулся Берес.

   Всё еще живая. Живая?! «Всё еще?»! А кто-нибудь мне догадался сообщить, что мой любимый дом был живым, а те самые ноги – настоящими? Нет! Никто даже не намекнул! А я не заметила. Как я могла не заметить такие лапищи? Они же огромные, что дуб у Нижнего озера!

   – Ей такое нипочём, она ж прямиком из Нави. – С гордостью продолжил огорошивать меня Берес. И только оценив размер моих вытаращенных глаз, с недоумением поинтересовался. – А ты не знала?

   – Откуда? – Завопила я в священном ужасе.

   – Это же понятно как день! Яга – баба мудрая, как про тебя прознала, с Кресом поболтавши, так к тебе свою избу и отправила. У тебя ж её гримуар. Там про избу не написано что ли?

   – Ко мне-е? – Я оглянулась, но ни Креса, ни топора на поляне не заметила. – Отправила?!

   Огненный пес возвел глаза к усеянному звездами вечернему небу и, тщательно проговаривая слова, процитировал:

   – «На постоянное место жительства и в собственное владение». А мы уже до ума её довели – подлатали, охранные амулеты поставили, заговорили заново. Чтобы, значицца, под стать тебе было.

   Ох..!

   – А почему она не двигалась до этого?

   – Так приказу не было. – Нахмурился Берес. – Ты не подумай, избе ты тоже приглянулась. Навьи дети кого попало к себе не подпускают.

   Ноги окоченели и приросли к земле, в голове шелестел ветер, мгновенно выдув все мысли.

   – Она живая. – Произнесла я вслух. Больше для того, что бы понять и принять услышанное.

   Изба (зуб даю!) вздохнула, вздрогнула бревнами так, что солома посыпалась и, вытащив одну ногу, почесалась. Потом ещё раз. И ещё.

   Звери-человеки! Я направила почесун на избу? Свою избу? Свой маленький уютный любимый домик на курьих ножках я заразила блохами?!

   – Я всё исправлю! – Чуть не плача провыла я.

   – Не надо!!! – Со знакомыми нотками испуга проревел Берес. – Мы с Кресом сами всё сделаем.

   – А я?

   – А ты… иди погуляй, волкодлаков навести, русалок…

   Русалки, услышав предложение Огненного пса, хихикать перестали, разом плюхнулись в реку и исчезли. Только круги по воде пошли. Неприятно, однако.

   Я же послушно кивнула, схватила корзину, отсалютовала Бересу и уверенно поковыляла в сторону Глухомани. Думать.

***

Мой Серый лес ночью становился совсем другим.

   Деревья казались исполинами, ночная мгла оживала и наблюдала сотнями глаз; Каждая кочка с кустом так и норовили поймать да уронить зазевавшегося путника и в идеале что-нибудь при этом ему сломать – трость, рогатину или ногу, тут уж как повезет.

   В общем, это был обычный дремучий лес. Мой. Хотя бы по той причине, что я была его Ягой. Ягусей. Ягусенькой! До звания Яги мне ещё расти и расти. Зим триста, как сказал домовой.

   Заразовцы по ночам в лес не ходили, ибо были закалены проказами нечисти: кикиморы в топи заведут, русалки в реке потопят, Леший закружит, волкодлаки задерут… Пересказывать все лишения, поджидающие людей, можно до рассвета. Но меня они не касались. Ибо я не человек. И даже уже не кикимора. Почему-то вспомнились слова из древней, но очень правильной книги: «Не мышонок, не лягушка, а неведома зверушка». Точнее не скажешь.

   Горькие мысли так и роились в голове. Из-за них я никак не могла сосредоточиться и заняться, наконец, делом – собрать травы. Я всё шла и шла, а сама думала только о том, что мне непомерно не везло! Или это моя невнимательность виновата? Или меня кто-то проклял? Было бы неплохо – взять и спихнуть все несчастья на банальное проклятие! Его хоть снять можно. Или обратно доброжелателю отправить.

   В небе всё ворочался гром. Дождь, утихнув на некоторое время, снова полил стеной. Я только и успела прижаться к колючему стволу ближайшего дерева. Помогало мало: ветки сосны находились высоко и не укрывали от дождя. Как и криво сплетенная корзина.

   Мокрая, хромая, глупая кикимора, что ж тебе в сухой избе не сиделось-то?

   – Яха-а, – шепотом позвал меня кто-то. Сзади. На ухо. Не завизжала я только потому, что от страха онемела. И медленно обернулась, придерживая рукой водруженную на голову плетенку.

   Берес придирчиво осмотрел мой головной убор и так же проникновенно прошептал:

   – Ты чехо делаешь?

   – А ты?

   – Тебя блюдю. У тебя ничего съестного нет, а то жрать охота?

   – Не-ет.

   – А ты как думаешь, тут есть что-нибудь съестное? – Берес алчно осмотрелся, обшаривая взглядом мокрые кусты.

   – Да. Мы.

   – Смешно. – Серьезно заметил Огненный пес и помотал башкой, сбрасывая с шерсти воду. – Одно расстройство, да?

   Я вздохнула и перечислила, загибая пальцы свободной руки перед носом Береса:

   – Я заговоры путаю и домового испортила в первый рабочий день, почесун на свою избу наслала и даже не заметила, что год жила в живом доме! Я застряла в человечьей личине на веки вечные и замуж вышла по ошибке. А супруг мой меня мало что ненавидит, так еще и за дитя бестолковое принимает! Нет, что ты, я не расстроилась!

   Берес задумался, уставился на меня черными блюдцами глаз и неуверенно прошептал:

   – Так я не понял, жрать тут есть чё?

   «Треснуть бы тебя по морде! Дубиной». – Подумала я. Но вместо этого сказала:

   – У Васи попроси, накормит.

   – Не даёт. – Пригорюнился Берес. – Сказал, что не велено.

   – Ужином кормит, а поздним ужином нет?! Скажи тогда, что я велела. – Рассердилась я. – Некогда мне. Я травы собираю.

   – Да-а? – Поразился Огненный пес. – Под дождё-ом?

   – Зато комары не едят. – Зло выплюнула я и решительно потопала к ближайшей полянке. Иван-да-Марья – первый пункт моего сбора!

   – Я с тобой!

   – Ты же сказал, что займешься избой! Будешь спасать мой дом от меня.

   – Крес уже всё сделал. И меня за тобой послал. – Берес нагнал меня в два прыжка и засеменил рядом, старательно пряча черный нос от уже редких капель. Я даже стянула с головы корзину. Короткий сегодня дождь. Устал погодный волхв, что ли?

   – Быстро он управился. Конечно, куда мне до сильномогучего Кащея! Ему заговор Яги перебить ничего не стоит, да?

   – Да. – Непонимающе подтвердил Берес. – Вы, девицы, очень странные.

   – Это почему?

   Берес подозрительно обрадовался моему вопросу и деловито перечислил:

   – Вот взять хотя бы тебя: замуж не зовут – злишься, сама позвала и сама же еще больше обозлилась…

   – Это я-то? – Завопила я. – Это когда я злилась? Это кого я замуж звала?

   – Именно! Колдуна искать не разрешили – злилась, а как разрешили – взбесилась…

   – Я-а?

   – Тебе Яга свой дом отдала – раз, Кащей в логово свое пустил – два, сам Змей твою избу охраняет, а Леший обереги на тропы ставит – три и четыре, все скопом премудростям учат – пять. Я могу и дальше перечислять, но опосля пяти считать не обучен. – Пожаловался Огненный пес. – А ты чего?

   – А чего я?

   – А ты над нечистью измываесся, лишние уши с рогами им приделываешь, Кащея заставляешь крышу латать, а в ответ даже не приголубишь. Где такое видано?

   – Я-а? – Снова поразилась я и почувствовала острую нужду потерять сознание.

   – Тебе супруг домового в помощь прислал? Прислал. А ты из него кого сотворила? Богатыря? И ладно бы беловолосого да ясноглазого, но нет, ты ж его под стать себя слепила: и волос черный, и глаз черный, и кожа…

   – Это не я-а! – Завопила я, но осеклась.

   – Получается, что Кащ… побратим мой не в твоем вкусе?! Это как? То есть, на себе его женила, а теперь можно и поганой метлой обхаживать?!

   – Вот сейчас вообще всё не так, как ты думаешь! – Попыталась оправдаться я. – И зачем ему кикимора? То есть, это что принято так в Нави, чтобы два Стража супружниками были? Хорошо. Но я к такому не готова! Он, значит, девиц меняет как сапоги, а я что?

   – Что? – Не понял Берес.

   – Он даже имена нам одинаковые дает! Это чтобы случайно Марфушку Аленушкой не назвать? Молодцы краснощекие, те, что поумнее говорят: «Свет очей моих», «Яхонтовая моя», а Крес у нас прямой, как топор – «Яга» и все дела!

   – Я ничего не понял. – Загрустил Огненный пес.

   – Ты первый это начал. Я за травами пришла, а ты тут со своим побратимом в душу ко мне лезешь.

   – Так собирай раз пришла!

   – Вот и соберу!

   Я развернулась и потопала обратно, потому что полянку с Иван-да-Марьей благополучно прошла. Берес сделал круг и поплелся за мной, на каждом шагу неловко отряхивая лапы от воды.

   У-у, навьи дети..! Оба два!

   Пока рвала длинные крепкие стебли, ругалась. Про себя. Потому что знать Бересу не стоило, какими словами я костерю великих и могучих стражей, – обидится.

   – Больше бери, Яга, – подтрунивал надо мной пес, устроившись на поваленном дереве. – Заталкивай в корзину сразу кустами. Чего мелочиться-то?

   – А ты не лезь под руку. – С угрозой процедила я. – А то я тебя туда же утрамбую.

   – Нет в тебе уважения! Нисколечко нет! Но мы терпим, не обижаемся. Почему? Потому что тебя любим. Ты ж как сестра названная…

   – Сестра? – Я отвлеклась от выдирания растения и обернулась. – Сестра?!

   – Названная. – С гордостью подытожил Берес. – Другую бы давно на место поставил, а тебя прощаю. Великодушный я.

   – Обоим?

   – Где? – Растерялся пёс.

   – Я вам обоим как сестра? Или только тебе?

   – Для всех! – Уверенно заявил Берес. – Ценим, любим и дорожим тобой, Ягусенька ты наша…

   – Сестра, значит, – я разжала пальцы, оставив в покое полувыдранный стебель, подхватила корзину и поковыляла в сторону избы.

   Держись, Крес-Кащей! Я приближаюсь! Не нравится, значит, что в доме сестры твоей богатырь-домовой появился? Оберегаешь меня от слухов и позора? Мне тоже много чего не нравится! Сейчас пересчитаем, у кого список жалоб длиннее будет.

   – Яга, ты куда? – Берес нагнал меня в два прыжка и потопал рядом, подметая брюхом мокрую траву.

   – Домой.

   – А чего на лице твоем такое выражение злое?

   – Устала. Скажи-ка мне, брат, Крес меня в избе ждет?

   – Вот сейчас я даже не знаю, что тебе ответить. Что-то страшно мне стало… А зачем он тебе?

   – Соскучилась. – С угрозой в голосе процедила я. – Так что?

   – Понятия не имею. – С жаром откликнулся Берес. – В избе, подле нее, на ней… Вариантов мно-ого…

   Возвращалась домой я дольше, чем рассчитывала: промокла, измазалась в земле и получила пару мелких царапин, когда продиралась через ельник, решив сократить путь. Это было даже к лучшему! Ибо вывалилась я на поляну в ещё большей ярости, чем уходила.

   Изба стояла на старом месте – не чесалась, не шевелилась, ставнями не подмигивала, лестницей не улыбалась. Единственным отличаем «было-стало» являлось отсутствие железного петуха на крыше.

   Я на всякий случай поздоровалась с домом, но в ответ получила лишь облачко дыма из печной трубы. Это можно было расценивать как «тебе тоже привет» и как «пф-ф, опять припёрлась». Я выбрала первый вариант. Не такой обидный.

   – Где он?

   – Угрожающе спрашиваешь как! – Забеспокоился Берес. – Откуда я знаю! Я не знаю! Тут был.

   – Кре-ес!

   От моего вопля Серый лес замер. Даже ветер стих.

   – Кре-ес!!!

   – Чего орешь, спрашивается? Здесь он где-то…

   – Где? – Я поставила корзину на лестницу и грозно посмотрела на Береса.

   – Где-то… – Огненный пес проследил взглядом за корзиной, самостоятельно перелетевшей в избу (не без помощи невидимого домового, но выглядело это действительно ошеломляюще), и снова посмотрел на меня. – Чего взбеленилась-то?

   – И мне интересно. – Послышался позади меня спокойный голос.

   Я обернулась: ну, здравствуй, Кащеюшка, а вот и я!

   – Давай поговорим, супруг мой! – Я взяла быка за рога, пока решимость под взглядом синих глаз не испарилась.

   – Давай. – Неуверенно протянул Страж. – Здесь или в избу зайдем?

   – В избу.

   – Звучит угрожающе. – Прошипел Берес Кресу. – Я бы на твоем месте туда не ходил. Тут места для маневров больше, можно в лес утикать. А тама что? Тама только ежели под лавку забиться!

   Страж проигнорировал друга и первым нырнул в избу, ловко взбежав по ступеням. Мне понадобилось больше времени, – с негнущейся ногой с ловкостью козла не поскачешь. Но опять же, плюс: когда я переступила порог, ярость уже грозилась вылиться наружу.

   Крес сидел за столом с невинным видом: глаза круглые, брови домиком, пальцы сцеплены в замок. Лапушка, а не грозный страж Серого леса!

   – Говори, Яга, я тебя слушаю.

   – Яга-а? – Я оперлась на стол и нависла над Стражем как дятел над муравьем. – Меня зовут Крамарыка! Я – кикимора, попрошу не забывать! Ты зачем меня в супружницы взял? Зачем Ягой называешь? Почему про избу не сказал? Почему надменно себя ведешь? Почему в Навь спускался? О чём с ней говорил?

   – Вопросов слишком много. – Так же спокойно отозвался Крес. – Спроси о главном.

   О главном? А если все эти вопросы главные, тогда что?!

   – И часто ты к Яге в гости наведываешься? – Определилась я.

   В синих глазах вспыхнуло тёмное пламя, губы стража изогнулись в улыбке:

   – Бывает.

   – Бывает – это раз в травень? Или два? Или на дню несколько раз бегаешь? Где проход? Почему меня с собой не берёшь? А Берса берёшь?

   – Нет.

   Нет. Очень точно и совершенно непонятно!

   – О чём с Ягой говорили?

   – О тебе.

   – Обо мне. И что ты ей такого сказал, что она мне свою избу отдала? Или все твои супружницы просто на голову добрые?

   – Кто? – Глаза Креса распахнулись от удивления. – Что?

   – Говори! – Я уселась на лавку и уставилась на стража в ожидании ответа. И вдруг поняла, что разволновалась так, что вцепилась в стол. Аж пальцы побелели.

   – С ума сошла, кикимора? Да она мне как сестра была!

   – Как и я?

   – Нет!!! Не как ты!

   – Что ты ей сказал обо мне?

   – Правду! – Крес сорвался на крик, но быстро взял себя в руки. – Правду, Яга. Что ты чудесная, самая лучшая, красивая, добрая и немного взбалмошная. И что сделать тебя Стражем Калинова моста было большой ошибкой! Не потому что ты неопытна, а потому что я подвергаю тебя опасности. Огромной опасности! И я говорю не о волкодлаках или колдунах, а о детях Нави. А она сказала, что не согласна. И что это был правильный поступок.

   Я задумалась. Мельком глянула на ведра с водой, но с этого места увидеть отражение не смогла.

   – Ты считаешь меня красивой?

   – Это всё, что ты услышала? – Поразился Крес.

   – Я растерялась. – Смущенно пробормотала я. Что там говорил Страж: Яга была ему как сестра? Допустим. – Как блох вывел?

   Глаза Стража стали совсем круглыми.

   – Каких блох?

   – Избяных, звери-человеки!

   – Полынью. – Брови Креса превратились в одну линию. – Я не успеваю за ходом твоих мыслей.

   Полынью-у? И никаких тебе заговоров и колдовства? Просто полынь?

   Я представила, как Страж с угрюмой решимостью натирает ноги моего дома травой, изба при этом дёргается и хихикает, а блохи, зажимая носы лапками, прыгучим шлейфом удаляются в сторону Серебрянки.

   – Помогло?

   – Да. – Осторожно ответил Крес. – А почему ты улыбаешься?

   – Потому что я бы до такого не додумалась.

   Страж растерялся окончательно. А я почему-то вернулась к главному вопросу:

   – Говори, о чём вы с ней разговаривали в Нави.

   Крес ошарашено потер лоб, задумался на мгновение и выпалил:

   – О том, что ты ничего не понимаешь. Сама задаёшься вопросом, сама на него отвечаешь, а потом на меня злишься, потому что ответ тебе не понравился. Если хочешь что-то узнать, не додумывай сама, а спроси у меня. Прямо спроси!

   – О! Тогда я спрошу. – Я вскочила, уперла руки в бока и задала-таки вопрос, ответ на который искала больше года. – Почему, когда я называю тебя Синеглазкой, ты дергаешься так, будто я тебя вилами тычу? Потому что твоя Яга тебя так называла, да?

   – Откуда знаешь? – Вздрогнул Крес.

   – Вот про это я и говорю! – Я обличительно ткнула в супруга пальцем. – Дергаешься как ужаленный!

   – Откуда, я спрашиваю?

   – Глаза у тебя есть? Есть. И они синие. Ло-ги-ка!

   – Тогда по твоей логике я должен называть тебя чернобуркой!

   – Обидно сейчас! – Взвизгнула я. – Я тебя о Яге спрашиваю, а ты дразнишься!

   – А ты ревнуешь что ли? – Поразился вдруг Страж.

   Меня от одного такого предположения пробил холодный пот. Наглец! Глуподырей неотесанный! Да как посмел он такое предположить и про меня?!

   – Я-а? Да ты никак белены объелся, супруг мой?

   – А чего тебе Яга так интересна? Почему ты о ней выспрашиваешь?

   – Потому что вы были близки! – Я даже развела руками, сраженная тугодумностью Стража. – Это же очевидно. Ты такой странный.

   – А почему тебя так задевает, что мы были близки? – Прищурил синие глазищи Крес. – Именно она интересует. Ни Берес, ни Леший, ни Брегина…

   Я нахмурилась:

   – Брегина, кстати, тоже. И вот это её: Кре-ес, заноза моя золотоволосая-а… Убила бы!

   Страж вдруг поднялся с лавки, подошел вплотную, приподнял мой подбородок пальцами, в глаза заглянул и прошипел:

   – Вот про это я и говорю! Ты – человек. И чувства у тебя человеческие, нравится тебе это или нет.

   – Я – кикимора! – Меня снова расперло от ярости. Больше потому, что тяжелым взглядом меня будто прижало к полу.

   – Ты уже больше года как человек!

   – Я уже больше года заперта в этой личине! И попрошу не путать!

   – Смирись, Яга. Это не личина. Это ты!

   – Я не хочу мириться! – Завопила я, теряя контроль.

   – А придётся! – В тон мне заорал Крес. – Ты моя жена! Супруга! Жинка! Как ещё тебе это втолковать?! Когда ты примешь себя, примешь и этот факт!

   – А если я не хочу?

   – Да, Берес мне рассказал. – С тихой яростью процедил Крес. – Ты жалеешь, что помогла мне, что пришла в Глухомань, что стала моей… женой.

   – Отчасти! Да! Ты это хотел услышать?

   Крес вышел, хлопнув дверью. А я осталась стоять, пораженно уставившись в одну точку. Я была права! Я же была права?! Я жалела, что стала человеком, что потеряла Силу и возможность принимать личины. Но я никогда не жалела, что стала женой Синеглазки!

   – Крес! Ты не так понял! Крес?!

   Я ринулась прочь из избы, но меня остановил домовой. Нагло так остановил: мало того, что дорогу перегородил, так еще и рога угрожающе выставил.

   – Обожди, хозяйка, дай ясну соколу подумать малеха. Весь мозг ты ему вынесла.

   – А он мне нет?!

   – Я сам тогда, поготь. Стра-аж! – Проигнорировал мой праведный вопль козел и бодро ускакал на улицу, цокая копытами. – Тутачки списочек я приготовил. Подмогнёшь?

   Что ответил Крес (и как отреагировал на новый облик моего домового), осталось загадкой. Зато прозвучавшая фраза Васи: «Чувства чувствами, а горшки по расписанию» подсказала, что завтра мой муж снова заглянет на огонек. Хотя бы для того, чтобы отдать заказ домовому.

   Тогда и поговорим!

***

Сна не было ни в одном глазу. Я прогулялась вокруг избы, понаблюдала за куриными ногами (так ни одна и не шевельнулась), поискала грибы – ни одного не нашла, зато весело провела время с комарами: они мне пели, я им аплодировала. Потом зашла в дом и сидела у окна до самого рассвета, рассматривая через листву и траву серебристую реку.

   Утром меня отвлек от грустных мыслей осторожный стук в дверь, а затем совсем неосторожный влез в окно черного лоснящегося носа.

   – Идем играть? – Радостно поинтересовался Берес, старательно принюхиваясь к горшкам в печи. – Будем отвлекать тебя от дум чёрных.

   – Играть? – Поразилась я.

   Василий бросил веник, коим орудовал с полуночи, и тут же материализовался на столе, восхищенно потряхивая козлиной бородкой:

   – Я иду. Я. А во что забавляться будем?

   – И с кем? – Немного ожила я.

   – Ты, я, домовой и Изба. – Старательно перечислил Огненный пес, задумался и выпалил. – В кулачные бои.

   Васенька от неожиданного предложения плюхнулся на пушистый зад и с оторопью прошипел:

   – Стенка на стенку с Избой? А ты кулак той курячьей ножищи видал?

   – Ну. – Нахмурился Берес. – И что?

   – То и ну. Давай другую игру.

   – В салки? – Предложила я, заражаясь весельем.

   Васенька охнул и с обидой проорал:

   – Мне как бегать прикажете, ироды? Вверх-вниз по лестнице? По прямой вы меня тут же догоните!

   – Все на лестнице играть будем, чтобы не обидно. – Задумался Берес.

   – Кудах! – Воспротивилась Изба. Видимо, была против, чтобы по ней бегала толпа нечисти.

   – Мороз-красный нос?

   – Там прыгать надо. Как прыгать мне, ась? – Снова взвился домовой. – От лестницы к окну? А избе что делать? От дуба к дубу носиться?

   – Вертишейка! – Завопила я.

   Тут все старательно задумались. Игра была простой, но веселой: можно беситься, бегать, прыгать в любом месте, притворяясь птичкой, а когда ведущий произносит «Волки», все вертишейки замирают. Кто двинется, того волк и съел. Выигрывает последняя оставшаяся птичка. Она же становится волком и игра начинается заново.

   – На что играть будем? – Берес алчно посмотрел на домового и облизнулся. – На кормежку в любое время?

   – Для чего мне твоя кормежка? – Обиделся домовой. – Давай на воду – будешь приносить по три ведра в любое время, как скажу.

   – Кудах! – расстроилась изба. Видимо, не любила воду.

   – На песню. – Решилась я. – Кто проиграет, поет.

   – Ох, жестокая ты, Яга! – Восхитился Васенька. – Идёть!

   Мы ринулись на улицу, чуть не посшибав злополучные ведра.

   – Я первый вожу! – Только и успел застолбить место Берес.

***

Хорошо в Сером лесу на утренней зорьке. Птички поют, вода журчит, бабочки порхают. Мужик, пробирающийся к дому Яги, тоже так думал. Пока до места назначения не добрался.

   «Иди вверх по реке до второго брода, как запруду с кувшинками увидишь, вертай в лес. Дом Яги аккурат на первой поляне стоит. Яга – деваха миловидная да спокойная, ты вежливо за себя попроси, выслушай да вертайся. И ничаго не бойся, Серый лес у нас спокойный, нечисти в нем отродясь не водилось, всё, шо про него говорят – враки». – Увещевали его заразцы. И улыбались. А он, мужик городской, поверил. И пошёл. И брод нашел, и запруду. А когда на полянку из кустов выглянул, тут же и ошалел.

   Ибо по поляне, вереща и размахивая конечностями, носились:

   – девка молодая и красивая (только рожи страшные корчила так, что у мужика от зрелища такого глаза повылазили).

   – изба всамделишная (кудахча и поджимая на подскоках курячьи ноги).

   – мелкий козел (видать, не уродился) дрыгался на лестнице, пришпиленной к избе.

   – тощая рыжая собака сидела к ним спиной на краю поляны, что-то рычала и опосля оборачивалась. Изба, девка и козел замирали в странных позах и снова начинали носиться, как только пёс отворачивался.

   Мужик тщательно подумал, всё взвесил и мудро решил, что:

   А) Прыщ – не такая уж серьезная проблема, с коей нужно тревожить мудрую Ягу.

   Б) Пора убираться с этого странного леса.

   Потому тихонечко сначала отполз от кустов, а лишь потом обернулся к реке передом, к лесу задом. И столкнулся нос к носу с огромным медведем.

   – Здравс-ствуй, добрый молодец! – протянул медведь прямо ему в лицо, вздохнул тяжело и с обидой добавил. – С-сами играют, а меня не поз-свали. Тебе тоже обидно?

   Мужик задумался, скумекал, что речь животную понял, пискнул, закатил глаза и рухнул спиной в кусты. Но перед этим успел подумать о том, что из города он боле никогда не выйдет. Если, конечно, сможет вернутся.

***

– Вставай, расчудесный. – Заорала я и перевернула на мужика ведро воды. – Встава-ай!

   Ледяная водица плюхнулась на неподвижное тело, просочилась сквозь одёжу и потекла далее в сыру землю. Мужик открыл глаза. Мы чудесному выздоровлению непередаваемо обрадовались, но тут же пожалели: очухавшийся гость выдал такой мощный вопль, что даже Изба попятилась. И только Леший восторженно всплеснул лапами:

   – Во ореть! Давненько я таких воплей в С-сером лес-су не с-слышал…

   – А чего ты в медведя обернулся? – Берес с опаской взирал и на осматривающегося ошалевшего мужика, и на потоки воды, хлынувшие в сторону Серебрянки.

   – Так чтобы не пугать с-селянина. – Развел лапами «медведь». – Это ж как получаетс-ся: богатырь в лес-су – не к добру, а животина вс-сяко с-своей кажетс-ся.

   – Так он же ж городской! Слабак как есть! Ты ж его чуть до сердечных колик не довел! – Взвился домовой с лестницы, потом сообразил на кого рот открыл и добавил. – Батюшка Леший.

   – Ошибс-ся, – виновато пробурчал медведь и перекинулся в богатыря. Неподготовленный к таким видоизменениям мужик снова попытался потерять сознание, но не смог и потому лишь злобно взвыл. Зато выглядеть стал лучше: лицо порозовело, а глаза перестали напоминать яблоки. Только вот заметно проступившая седина на волосах меня не обрадовала – молод он ещё был для такого цвета.

   – Чего хотел, болезный? – Ласково поинтересовалась я, заглядывая мужику в сливовидные очи. – Ты зачем пожаловал?

   – ОсИп. – Выдохнул гость.

   – Воды! – Тут же сориентировался домовой.

   – Зовут меня Осип. – Исправился мужик. – К Яге пришёл за помощью.

   – К тебе. – Подытожил Берес и обвел присутствующих таким многозначительным взглядом, будто был единственным, то понимал бубнёж многострадального Осипа.

   – Ну, вот она я. Какая помощь нужна?

   – Прыщ. – Выдохнул Осип.

   – Надеюсь, это не фамилия. – Озадачился домовой. И, поймав мой недовольный взгляд, оправдался. – А кто знает этих городских? У них что ни имя, то катастрофа!

   Берес, Изба и Леший с любопытством уставились на мужика.

   – Прыщ у меня вскочил. – Подумав, объяснился Осип. – Думал, что Яга подмогнёт избавиться.

   – Подмогну. – Обрадовалась я.

   Остальные почему-то с опаской отступили на шаг. А Изба аж на три.

   – Так передумал я. – Возрадовался неизвестно чему Осип. – Я пошёл?

   – А прыщ? – Я вконец расстроилась. Больше потому, что мои так называемые друзья, сообразив, что колдовство откладывается, снова приблизились.

   – Сам пройдет. – Махнул рукой мужик.

   – Дай хоть гляну!

   Противоречивые эмоции отразились на лице Осипа. Он так старательно думал, взвешивая «за» и «против», что мы все затаили дыхание.

   – Чему быть, того не миновать! – Вдруг выпалил он, бодро вскочил на ноги и задрал рубаху аж до шеи, выставив на всеобщее обозрение тощую грудь. – Смотри, Яга!

   Прыщ был великолепный: тугой, красно-желтый, здоровенный и набухший. Того и гляди брызнет в стороны.

   – Фу! – С восторгом протянула я. – Чистотел прикладывал?

   – Болтушку целебную наносил. Не помогло. – Честно признался мужик. – Болит, что хоть вой. Сдюжишь?

   Друзья с опаской уставились на меня, я на прыщ.

   – Сдюжу. – Определилась я. – Вася-а, ставь воду, готовь травы и свечи! Изба, стой смирно! Берес и Леший, в окно не суйтесь. Осип, заходи в дом.

   Поляна пришла в движение. Пес и Леший, затравленно переглянувшись, удрали в кусты, чуть не посбивав друг друга; Изба произнесла что-то вроде «Кудах-бл» и закопалась в землю по самый дверной порог; Домовой загромыхал поленьями и только Осип вальяжно прошел в дом, пряча подмышками трясущиеся руки.

   Я же довольно улыбнулась: надо же, прыщ! Недавно как раз этот заговор в гримуаре Яги вычитала и полдня переживала, что никогда его не опробую. Не бывает у зверья прыщей. А тут нате-ка, свезло!

   Приготовления заняли совсем мало времени: свечи (на этот раз обычные) встали на свои места, колодезная вода плюхнулась в глиняную чашу, а кашица из чистотела разлеглась на тряпице.

   – Раздевайся. – Приказала я.

   Осип стянул рубаху, выпятил грудь (заодно и ребра) и со щенячьей радостью уставился на меня. Я краем глаза глянула на седину в его волосах и замешкалась: получится? Точно получится! Нельзя в себе сомневаться!

   Я щелкнула пальцами. Невидимый домовой пронесся над столом, зажигая свечи. Осип просиял окончательно, уверившись в мое могущество. Мне бы в себя такую веру, как его ко мне. Цены бы мне тогда, как Яге, не было.

   Я вдохнула полной грудью утренний туман, воззвала к Силе, прикрыла глаза и на выдохе зачитала:

   – Дом Осипа пуст,

   Нема в нем даже штиблет.

   Уходи отсюда, прыщ,

   Ведь Осипа дома нет…

   Козел, расслышав мои слова, поперхнулся и закашлялся. А у мужика глаза стали вдруг грустными. А что ж вы хотели, заговор – дело тонкое!

   – Вырою яму во земле,

   Закопаю в ней ивовый прут,

   Откопаю его по весне

   И наступит прыщу капут..!

   За печью что-то грохнулось. Наверно, домовой в обмороке полежать вздумал. А глаза Осипа снова стали напоминать яблоки.

   Я ловко обмазала грудь мужика кашей из чистотела и продолжила:

   – Уходи, прыщ, прочь.

   С грудины ты оторвись…

   И задумалась. А пока думала, улыбаться начала. От улыбки моей седины у мужика заметно прибавилось.

   Я хитро сощурилась и выпалила:

   – Перейди на кузнеца дочь

   И на носу у нее поселись. Я сказала!

   Ветер ударил в лицо мужика, пошевелил волосы и унесся в окно. Избу тут же заволокло облаком пара. Такого густого, будто ко мне в дом пробралась грозовая туча.

   Это было чем-то новеньким и доселе в гримуаре не описанным! Опять побочный эффект? Что я сделала не так на этот раз?

   – Яга-а? – Завопил Осип и судорожно ощупал туман. – Ты тута-а?

   – Здесь я. – Я схватила полотенце и разогнала колдовской дым несколькими уверенными взмахами. – Смотри, что там у тебя.

   Мужик недоверчиво посмотрел на грудь, тыльной стороной ладони стер кашицу чистотела и, обнаружив под ней только розовую чистую кожу, счастливо улыбнулся.

   А вот я от растерянности даже присела: Осип сидел передо мной бесконечно довольный и абсолютно, совершенно, невообразимо лысый. Его шевелюра находилась где угодно (на плечах, полу, столе и коленях), но не на голове.

   – Ма-ма! – Просипела печь голосом Васи.

   – Зато седины не видно. – Неуверенно брякнула я.

   – А что не так? – Осип, все еще улыбаясь, потрогал ковер из рыжих волос, потом провел рукой по гладкой черепушке. В его глазах отразилось понимание, затем недоверие и уже после паника, граничащая с ужасом.

   – Сейчас будет «А!» – Услужливо подсказала печь.

   – Кудах. – Согласилась с ним Изба.

   – Зато прыщ исчез, верно?! – Забеспокоилась я за душевное состояние мужика. – Ты же за этим пришел? Я просьбу выполнила. А это – не страшно, это отрастет. Верно говорю?

   Осип неуверенно кивнул, встал, бочком продвинулся к двери, соскочил на землю и понесся через лес в сторону Царьграда. Даже спасибо не сказал.

   Леший и Берес проводили его удивленными взглядами, потом понятливо переглянулись и наперебой начали убеждать меня, что я большая молодец.

   Я же просто захлопнула дверь.

   Последнее, что услышала, были слова пса:

   – Наша Ягусенька освоила почесун и облысение. Надо бы Креса предупредить, чтобы он к ней со спины не подходил. На всякий случай.

ГЛАВА 3.

   – Марке опять свезло. – Недовольно пробормотала я, закончив читать письмо от сестры. – Не верится.

   Васенька проследил взглядом за исписанной мелкими рунами берестой, которую я ловко швырнула к подготовленным для топки поленьям и нахмурился:

   – Совсем свезло?

   – Совсем! Она будто заговоренная! В Глухомани выжила, даже с ума не сошла. Позор после сватовства Креса и то забылся.

   – О «с ума не сошла» я бы поспорил. – Недовольно пробормотал домовой. – С другой стороны, если она уже была немного с приветом, то никто и не заметил, что этот привет малёха увеличился.

   – Почесун её миновал, – продолжила перечислять я, – и к Избе прилепился.

   – Кудах. – Подтвердила Изба.

   – Прыщ вовсе где-то потерялся.

   – Куда-ах. – Задумалась Изба.

   – Шо «кудах?» Больше навьих детей в округе нема. – Откликнулся домовой и шандарахнул копытом по глиняной крышке, отправляя горшок на край печи, чтобы раньше времени не выкипел. – Или рассеялся или прилип к кому.

   – Рассеяться не мог. – Взгрустнула я. – Значит, прилип.

   – Будем ждать очередного прыщавого мужика?

   – Главное, чтобы не того же самого.

   К моим опасениям Васенька отнесся более беспечно:

   – И что? Заговор ты уже знаешь, поправку на облысение сделать не забудь и все будет хорошо.

   – Нет, в самом деле, не заговоренная же она?

   Либо Марке везло непередаваемо, либо она обратилась к какой-то другой ведунье. «Другие» были только в Царьграде – заразовские бабки таких мощных оберегов не делали. Даже я их еще не делала! Но и в столице отыскать ведунью непросто: не факт, что она там вообще есть – раз, а если есть, то попросит она за свое ведовство сразу много и золотом – два. А откуда (хоть и у зажиточной, но всё же селянки!) золото?

   Чтобы отвлечься от тревожных мыслей, я занялась любимым делом – плетением. Достала заветный клубок, привязала тонкую полоску ткани к колышку на деревянной раме и начала плести. На душе сразу стало как-то светло и радостно. Руки порхали, узелки множились, половик рос на глазах – яркий, серо-красный. Как раз хватит длины, чтобы перед порогом постелить. А то привычку взяли в избу вваливаться да полы гадить нечищеными сапогами и лапами! Никакого спасу.

   – Хороша подстилка. – Порадовался Вася, навернул второй круг вокруг меня и одобрительно поцокал языком. – Куда денешь?

   – Думаю у порога положить. – Я завязала последнюю петлю, отрезала ножом ленту и, довольная собой, осмотрела половик. Хорошо получилось: стежки ровные, центр не западает, соединение лент тоже не видно. И узор красивый – полоски да линии.

   – Дай я. – Разволновался домовой и, выхватив зубами обновку, заботливо расстелил ее у порога, даже копытом пригладил. – Эх, и как сразу уютненько стало! А то только занавески и были. Изба, тебе нравится?

   – Кудах! – Откликнулась Изба.

   – А еще один такой сможешь сделать? – Оживился Василий и от переизбытка чувств потряс бородой. – У лавок постелю. Ножкам тогда тёпленько будет. Особливо зимой. Я ж не знал, что ты у нас рукодельница, давно бы попросил!

   Я замерла.

   Перевела взгляд на красивый половичок – уютный, мягкий, а главное, законченный!

   Задумалась.

   Посмотрела на тощий клубок, который до сих пор держала в руках. Снова перевела взгляд на половик. Лежит, звери-человеки! Лежит и глазеет на меня своими законченными краями!

   – Да. – Брякнула я.

   – Ты чего взбледнула, хозяйка? – Перепугался вдруг козел. – Не нравится? Не беда, новый свяжешь.

   – Свяжу-у… – Откликнулась я и сама не поняла, как перешла на заунывный вой.

   Есть у кикимор такая особенность: распускать связанное. Не доделываем мы начатое, нет этого в нашей природе, не заложено. Крамарыка никогда не довязывала, распускала на последней петельке!

   А Яга, выходит, справилась.

   – Ты чего? Чего это ты? – Переполошился козел и заметался по избе. – Что случилось? Не понял я ничего!

   – Кудах? – Заботливо поинтересовалась Изба. Видимо, соображала, почему её новая хозяйка старательно изображает волкодлака в полнолуние.

   – Яга, ты сошла с ума? Меня подожди, я с тобой! – Истерически проорал Васенька и, подумав, добавил. – Изба-а, зови Стража-а…

   – Не надо-о..! – Я понизила вой до скулежа. Даже рот руками зажала. Пора обуздать панику! Нечего слабость свою показывать. Я на испытательном сроке. Я лес оберегать должна. И целую Явь! А в итоге что? Реву из-за того, что половик связала? Ну, связала. С кем не бывает? Может, это случайно вышло. Конь, вон, о четырех ногах, но даже он спотыкается!

   Я соскочила с лавки, торопливо похромала к сундуку и откинула крышку. В деревянной громадине я хранила все нужные для рукоделия предметы. Даже умудрилась в него засунуть прялку. Еще осенью. О чем очень пожалела, ибо вытащить колесо и при этом его не повредить, так и не смогла.

   – Что опять-то? – Запричитал Васенька. – Что ты ищешь?

   – Надо. – Невпопад буркнула я и с победным воплем (домовой аж присел сразу на все ноги от неожиданности) вытащила из сундука новый клубок. Захлопнула крышку, вернулась к лавке, натянула нить на колышек и завязала первый узел.

   – Яга-а?

   – Ш-ш…

   Не объяснять же домовому, что я хочу …нет, я обязана связать еще один половик. Я должна доказать себе, что законченный первый – просто промах! Ошибка! Огрех! Не может кикимора доделать работу. Человек – да, а кикимора – нет! Я просто застряла в личине..!

***

Изба все-таки позвала Креса. Он пришел, когда я заканчивала коврик. Пятый.

   Домовой посторонился, пропуская Стража в дом, и обличительно ткнул копытом в мою сторону:

   – Вот, смотри, сбрендила наша Ягусенька! Говорит, что половик довяжет и примется за носки для Избы. А ты видал те ноги, Страж? Представляешь размер тех носков? Где я стоко лоскутов найду?!

   – Кудах! – Отозвалась Изба и обиженно заскрипела крышей.

   Понимаю, звери-человеки! Я бы тоже обиделась, если бы мужики при мне мой же размер ноги обсуждать начали. Никакой душевной тонкости к девичьим проблемам!

   – Ой, не до тебя сейчас! – Взвился домовой и погрозил копытом потолку, пристыжая дом. – У нас тут Яга совсем захворала!

   Крес глянул на меня своими синими глазищами, о чем-то шепотом переговорил с домовым, прошёл через избу и сел на лавку.

   Я перевела взгляд на его сапоги и комья грязи на чистых половицах, перевязала последний узел и кинула половик стражу под ноги:

   – Вот.

   Крес кивнул.

   – Вижу.

   Я вздохнула, пересела за стол напротив мужа и, сцепив пальцы замком, призналась:

   – Я – Яга.

   – Знаю.

   – Кудах? – Растерянно поинтересовалась Изба.

   – Обойдешься без носков! – Взбесился домовой и от переизбытка чувств топнул копытом. – Испокон веков жила и в ус не дула, а теперь тебе уже лапти подавай? Да еще и в такой момент!

   Изба расстроилась и, судя по легкому покачиванию, закопалась в землю. Демонстрация обиды: «я замерзла не передать как и теперь умру от обморожения, пусть вам стыдно будет» прошла под гробовое молчание.

   Пока домовой ругался себе под нос, пристыжая Избу, я смотрела на Креса. Он на меня. В синих глазах не было жалости или презрения. Даже не было страха. Он просто смотрел. Как и в первую нашу встречу.

   – Мир перевернулся. – Зачем-то объяснила я. – Будто я долго-долго смотрела на свое отражение в реке, а потом вдруг поняла, что я и есть отражение.

   – Понимаю.

   – Что ты видишь, Крес?

   В синих глазах вспыхнула Тьма. И тут же исчезла. Я знала, он понял вопрос. Потому что сам говорил, – личинами Кащея не обмануть.

   – Я вижу тебя. – Наконец ответил Крес.

   – Меня – кикимору?

   – Свою жену. Свою Ягу.

   – А кикимору видишь? Хоть немножечко?

   – Нет.

   Нет. Простой ответ. И даже не больно. Крамарыка, не криви душой, ты это знала уже давным-давно, просто верить не хотела.

   – Я человек?

   – Да.

   – И останусь в этой лич… такой навсегда?

   – Да.

   – Так это же прекрасно! – Заорал Васенька и даже бодро попрыгал, отбивая копытами половицы. – Одни плюсы куда ни глянь!

   Мы уставились на козла с одинаковым недоумением. Вася воодушевился вниманию и принялся наскоро перечислять:

   – Избу коврами украсим, к зиме рукавички свяжем! И ничего покупать не надо! Опять же, добрых молодцев лопатой по башке бить девичьими руками сподручнее, пса вашего огненного от жратвы отгонять ловчее, а воду с Серебрянки сразу по два ведра таскать можно. А детки пойдут и вовсе ладные да румяные. А то ежели у них батина стать будет, а рост матушкин, это ж что такое уродится?! Нет, любить я их всех всё одно буду сердечно, но вы о дитятях подумайте! Кто за такого пойдет, кто такую возьмет?!

   У меня челюсть упала. У Креса, впрочем, тоже. Даже Изба что-то нервно прокудахтала. Васенька же растерянно огляделся и с удивлением пробормотал:

   – А чего это вы на меня так смотрите, ась?

   – Дети? – Промямлила я. – Какие такие дети? И почему не один деть? Почему сразу два, звери-человеки?

   – А ты знаешь, он прав. – Огорошил меня Крес. И так на меня глянул, что я от греха подальше перекинулась в мышь. Попыталась. Не получилось. Забыла-а..!

   – Нет! – Я погрозила грозному Стражу пальцем. И на всякий случай (вдруг он с первого раза не понял) добавила. – Ни за что! Какие дети?!

   – Страшно красивые и жутко прелестные! – Мечтательно закатил глаза домовой.

   – Да. – Поддакнул Крес, чем чуть не довел меня до обморока.

   Я застыла, отчаянно выбирая между: просто покраснеть, вдоволь проораться или провалиться под землю от стыда прямо сейчас. Но вместо этого выдавила:

   – А у тебя могут быть дети?

   – Я, по-твоему, НАСТОЛЬКО стар? – Опешил Крес.

   – Ты очень древний, – я вовремя вспомнила о праве на защиту и как-то незаметно перешла в оборону. – Прям очень-очень древний, вот я и подумала…

   Васенька кашлянул и задумчиво уставился в потолок, Крес заметно побледнел от ярости.

   – Не до такой же степени!

   – Сколько уже твоих детей по земле бегает? – Безжалостно добила я мужа. – Полчища! Ты еще хочешь? Для того женился? А внуки есть? Есть, наверняка есть! Даже прапраправнуки есть!

   – Яга…

   – Ну ты даё-ошь! – Я уперла руки в бока, не особенно соображая, что говорю и что именно имею в виду. Сейчас главное тему разговора сменить, в безопасное русло повернуть, а там на досуге подумаем.

   – Яга, ты такая…

   Какая «такая» я не узнала. Потому что перед глазами вспыхнул колдовской туман и тут же растворился. Единственным напоминанием о чужой ворожбе был вопль Береса, резанувший по ушам серпом.

   Крес сорвался с лавки и вылетел из избы. Я осталась стоять, пораженно рассматривая распахнутую дверь.

   – Шо то было? Ничего себе скорость! – Восхитился козел. – Это он так обиделся?

   – Берес в беде. – Пробормотала я. И вдруг словно очнулась. – Звери-человеки! Это был Берес! Он в беде!!!

   – Где? Кто? – Разволновался домовой. – Откуда беда? Как вы узнали?

   Я демонстративно клацнула зубами на Василия (хоть в человеческом обличие это и выглядело крайне глупо) и заметалась по избе, справляясь с беспокойством.

   – Я должна помочь! Как я могу ему помочь?

   – Кому? Псу? Никак. Прости, хозяйка, но даже кроты быстрее тебя по лесу бегают. Ты пока доковыляешь…

   – Я… я… Без тебя знаю!

   Будь сейчас личины при мне, обернулась бы уткой и взмыла в небо. В один миг долетела бы до Огненного пса.

   – Иногда нужно просто принять правду. – Ласково произнес домовой. – Ты человек. Оставь разбирательства Стражу.

   Я остановилась. Перевела взгляд на пегого козла, поглядывающего на меня бусинками глаз, и улыбнулась.

   Василий прищурился и с легкими истерическими нотками в голосе выпалил:

   – Страшно как смотришь! Чего смотришь? Чего так плотоядно улыбаешься?

   – Я не просто человек, Васенька. Я – Яга!

   – Скумекала, никак? – Наигранно всплеснул копытами домовой. – И что с того?

   – А ну, неси свечи и травы! – определилась я. – Не помогу, так подсмотрю, а подсмотрю, там и помогу.

   – Ничего не понял, но впечатлился! – Выдал козел и поскакал к полкам.

   Я же села на лавку и занялась подготовкой к ворожбе сразу, как требуемые компоненты появлялись перед моим носом: расставила свечи, налила в центр треугольника воду, разложила травы. Достала заветный сундучок и выудила из его недр пучок огненной шерсти. Бережно положила в лужу один остевой волосок и задумалась, наскоро перебирая в уме слова, чтобы сложить колдовской заговор. Не смогла подобрать рифму к слову «пёс», плюнула и заменила на «змей». Так проще.

   Василий запрыгнул на лавку, положил башку на стол и застыл, уставившись на меня круглыми глазами. Против обыкновения, домовой не болтал. Видимо по моему лицу понял, что за одно неосторожное слово я лишу его не только рогов, но и головы!

   Я зажгла свечи, подпалила по очереди траву, отмахнулась от снопа искр да черного дыма и нараспев зачитала:

   – Гори, огонь Нави, да черным пламенем,

   Полюбуйся на Явь живую да выручи:

   Загляни в леса густые да горы каменные,

   Отыщи, покажи мне Змея Горыныча.

   Я сказала!

   Рябь пробежала по луже. Я склонилась над столом, внимательно всматриваясь в отражение. Но вместо взъерошенной себя увидела густые заросли орешника и травяное озеро папоротников. Знакомое место. Вспомнить бы, в какой именно части леса оно находится… Поверхность воды снова заволновалась, показала мховые поляны и нежные листья скрипун-травы. Вроде бы, это недалеко от дома Стража…

   – Яга, не шали! – Услышала я голос Креса.

   Судя по вытаращенным глазам пегого козла, Страж вещал не в моей голове. У-у, проказник!

   – Он прямо там сидит, в луже? – Ошарашился домовой и ткнул копытом в стол, чуть не снеся свечу.

   Я зашипела на Василия и громко произнесла:

   – Крес, как он?

   – Нормально.

   – Нормально. – Я уткнулась взглядом в воду, рассматривая растения. – Почему огонь Нави показывает мне всё что угодно, кроме Береса?

   – Потому что это Берес и есть. – Со вздохом признался Страж.

   Мы переглянулись с козлом, задумались и одновременно выпалили:

   – Это как?!

   – Разберусь, сообщу.

   Разбирался Крес долго. Сначала мы наблюдали, как Страж с умным лицом бродил кругами по поляне, потом как пытался палкой выковырять растения, но, в конце концов, бросил эту затею, схватил куст побольше и выдрал. Попытался выдрать: мышцы на его руках вздулись, ткань рубахи затрещала, но… Красивое зрелище, но абсолютно бесполезное. Куст остался торчать из земли и гневно потрясать полысевшими ветками.

   – Берес превратился в папоротник? – Поинтересовалась я, потеряв терпение.

   – Берес провалился под землю и над ним вырос папоротник? – Подключился Васенька.

   – А не проще тогда позвать Лешего? – Предложила я.

   Крес глянул на меня через лужу так, что по воде снова рябь пошла, и с негодованием произнес:

   – Какая замечательная мысль! И как я до нее не додумался?

   – Сила есть… – начал было козел, но вовремя прикусил язык.

   – И всё же? Что с Бересом? – Не унималась я. – Что произошло?

   – Яга, ты не могла бы… не знаю, еще половик связать? – Слишком уж спокойно спросил Крес. – Ты тут немного мешаешь.

   – Берес меня позвал! – Возмутилась я.

   – Он позвал Стражей. И так как с недавних пор нас трое, то клич пришёл всем. Я справлюсь.

   – А я посмотрю. – Уперлась я.

   – Да. – Поддакнул козел. – И я.

   Крес нахмурил брови, глянул прямо на меня, потом на домового, но промолчал. А затем просто взмахнул рукой. Лужа будто взорвалась изнутри, окатила и меня, и стол, и пегого козла. Свечи недовольно зашипели и повалились на пол, пламя потухло.

   Мы с домовым ошарашено посмотрели друг на друга и единодушно решили:

   – Обиделся.

   Чтобы хоть как-то скоротать время и не извести себя думами, мы занялись делами: Васенька занялся уборкой, я достала гримуар Яги. Сама не очень понимала, что именно хочу обнаружить нового в зачитанной до дыр книге, но ничего не делать тоже не могла. Меня интересовали три вопроса:

   – Есть ли у Креса дети. Вернее, сколько их уже по матушке-земле бегает.

   – Что есть Изба и чего мне ожидать от живого дома.

   – Как быть Стражем.

   Когда знаешь вопросы и ответы искать легче, верно?

   Я осторожно открыла гримуар, бережно перевернула почерневшие от времени листы. Но на этот раз уделила особое внимание пометкам в уголках страниц, а не сухим фактам, изложенным столбиками кривых рун. И спустя время (солнце уже успело перевалить за полдень) выяснила:

   – Про детей Креса Яга ничего не знала (хотя упоминаний о похищенных им девах было даже чересчур много). Или никогда не задавалась этим вопросом. Или посчитала нужным не лезть в личные дела Кащея.

   – Изба была обычной избой. Разве что иногда проявляла свой характер, поворачиваясь к лесу задом, к краснощеким молодцам передом. И то, если хорошо попросят.

   – Быть Стражем Ягой просто. И скучно. Яга, как сильная ведунья, залечивала раны животных и нечисти, иногда помогала селянам, но чаще развлекалась, отправляя страждущих к Кресу: то ли очередные волшебные сапоги/клубки/говорящих птиц на них испытывала, то ли просто издевалась над Кащеем.

   Ни о каких бесах, Нави и Чернобоге в гримуаре не говорилось.

   Я закрыла книгу, убрала в сундук и вздохнула: тос-ка! Да и тревога за Огненного пса никак не проходила. Куда опять вляпался этот бестолковый комок шерсти?

   Крес явился после полудня – грязный как секач и с сильно подпорченной шкурой: будто дрался с озверевшей ивой – пока он самозабвенно дубасил её ствол, дерево хлестало его ветками по лицу. Плотные серо-зеленые штаны были замызганы землей, длинные рукава на рубахе порваны, из кожаного жилета торчали листья. И только два серебряных топора на бедрах сверкали чистотой.

   Крес ввалился в избу, бросил на пол выдранный с корнями здоровенный куст щитовника и выпалил:

   – Яга, принимай гостей.

   Мы с домовым согласно опешили. Я воззрилась на растение с удивлением, Васенька – с отчаянием, но не на куст, а на замызганные землей половицы.

   – И зачем это мне? – Я посмотрела в синие глаза с недоумением. – В наше время девицам цветы дарят, а не папоротники! Что мне с ним делать?

   Крес сделал какое-то странное движение руками и тяжело опустился на лавку:

   – Холить и лелеять?

   – Тогда его надыть в горшок посадить. – Неуверенно предложил домовой. – Наверно. Землицы подсыпать, полить, листья мятые отрезать…

   Куст недовольно заворочался и – клянусь законченным половиком! – попытался цапнуть козла за ногу. Васенька взвизгнул, взлетел на печь и вытаращил глаза на плотоядное растение.

   Я уставилась на щитовник более внимательно и с удивлением рассмотрела на ребристых листьях знакомые огненные прожилки.

   – Кре-ес, это что… Берес?

   Страж развел руками.

   Папоротник листьями.

   Домовой протянул что-то вроде «да-ну-на» и, схватив кочергу, потыкал растение. Щитовник психанул и набросился на железный крюк, силясь добраться до пегого козла.

   – Как это? – Я с содроганием осмотрела клубок злобно извивающихся корней. – А Леший где?

   – А вот тут совсем интересно, – через силу улыбнулся Крес и громко позвал. – Леший, заходи.

   Дверь медленно отворилась. И в дом вползла земляная куча. Поерзала на пороге, пошуршала и застенчиво замерла на ковре рыхлой грудой.

   Чистоплотный домовой, узрев нового гостя, схватился за сердце. Я не удержалась на ногах и тоже села на лавку.

   Крес вздохнул и, стрельнув в меня колючий взгляд, поинтересовался:

   – Что думаешь?

   – Что я сплю. – Честно ответила я.

   – И я. – Простонал козел. – И мне снится кошмар!

   – Кудах. – Жалобно откликнулась Изба.

   – Насколько я понял, – Крес недовольно поджал губы, – эти два самородка шатались по лесу и угодили в ловушку. И стали выглядеть как-то так.

   Леший ощетинился прелыми листьями и парочкой червей (видимо, обиделся из-за сравнения с «самородком»); Берес перестал делать вид, что грызет кочергу и вильнул веткой (видимо, не обиделся).

   – Ловушка в Сером лесу. Уверен? – Пробормотала я, не сводя взгляд с щитовника и земляной кучи: таких личин я еще не встречала! А я еще свинью считала бесполезной!

   – Ну, если ты в последнее время не ворожила и никого не заговаривала, то да, уверен. Он вернулся.

   Я пропустила колкость Стража мимо ушей и крепко задумалась. Воля случая или спланированное нападение? Точно не первое: в Сером лесу абы где амулеты не валяются. Или кузнецова дочь опять козни строит?

   – Хто «он» и зачем этот «он» вернулся? – Растерялся козел.

   – Колдун. – Ответила я за Креса. Но как только произнесла это вслух, подозрение на Марку испарилось: не будет она мстить Лешему, побоится. Это не нору кикиморы сжечь и курячьими стрелами в девицу тыкать. Тут храбрость нужна. И ум. А вот его-то у Марки был недобор.

   – Яшка? – Поразился Василий. – Не могёт такого быть!

   – Тот, кто стоял над Яшкой. – Крес потер лоб и облокотился на стол. – К нему никто в дом не приходил? Может, передавал чего?

   – Нет! А вы уверены? Я – как домовой, вам доверяю и всё такое, но…

   – Уверены. – Отрезал Крес. – И если бы эти два балбеса могли говорить, то сказали бы то же самое.

   Земляная куча вздохнула еще тяжелее, а куст так и вовсе скукожился.

   Звери-человеки! А чего же я стою-то?!

   – Надо все исправить! Срочно! – Возопила я, старательно пряча радость: обучение лишним никогда не будет. Права была Яга, что мастерство на каждом встречном отрабатывала. – Будем возвращать личины! Им же нужно как-то разговаривать, верно?

   Земляная куча раскаталась в блин и попыталась просочиться через половицы, но Изба такому вторжению не обрадовалась и сжалась, отрезая путь к отступлению. Крес усмехнулся и только домовой, старательно подбирая слова, прохрипел:

   – Может, не надо? Пущай такими побудут? Новые впечатления, новые переживания…

   – Долго? – расстроилась я. Больше потому, что щитовник как-то уж слишком радостно встрепенулся.

   – Та не… зим триста. Вот меня вертать начнешь и их заодно...

   Берес отчаянно закивал листьями, раскатанный по полу Леший завернулся в рулон. Вместе с половиком. Видимо, приготовился впасть в спячку на те самые три сотни лет. Тоже мне, бабочка нашелся!

   – Сам о четырех ногах бегаешь, а их такими оставить хочешь? – Крес прожег взглядом козла и нехорошо улыбнулся. – Неправильно поступаешь, нечисть.

   – А я что? Я ничего! – Разволновался Василий. – Я ж токма предложил. Решать им!

   Рулет и куст воззрились на домового (рулет – прелыми листьями, куст – двумя ветками), потом дружно – на меня и после этого друг на друга.

   Крес закатил глаза, подсел к Лешему, осторожно дотронулся до земли пальцами и прошептал:

   – Лучше быть козлом, чем навозом.

   – Это в каком смысле? – Поразилась я.

   – В прямом. Это его мысли. – Объяснил Страж и, подумав, добавил. – Правильные, кстати. На все времена.

   – То есть, возвращаем бедолаг? – Снова обрадовалась я.

   – Выбора нет. Яга, надеюсь на тебя. Василий, помогай ей.

   – А ты куда? – Разволновалась я, заметив, что Крес уже перешагнул Лешего и навострил сапоги к выходу.

   – Переоденусь, подниму зверей и нечисть. В моем лесу снова пришлый маг объявился. Больше я ему хозяйничать не позволю.

   И вышел.

   – Ну-с, мои яхонтовые, – я довольно потерла руки и улыбнулась во всю ширь девичьих щек, поддерживая несчастных «самородков». – Будем ворожить? Да не боитесь, я такое заклинание знаю, вмиг всё исправится!

   Козел, дохлый куст и земляная куча недоверчиво вздохнули. И только Изба поддержала меня веселым кудахтаньем.

   Обидно, звери-человеки!

ГЛАВА 4.

   Подготовка заняла много времени: Васенька притащил травы и свечи, я – воду и землю. Лешего погрузили в ведро и перенесли на лавку ближе к столу, Береса воткнули в корыто, предусмотрительно сбрызнув водичкой.

   Я так разволновалась, что переоделась в новый сарафан и перевязала косу. Васенька тоже проникся важностью момента и начистил копыта. И рога. И кисточку на хвосте. Хотел и шерстку расчесать, но был прерван возмущенным размахиванием травянистых конечностей Огненного пса.

   Наконец приготовления были завершены. Требуемые составляющие подготовлены. Изба расчищена от ненужного хлама, как то:

   - половики – 3 шт.,

   - дрова – целая охапка,

   - кочерга – 2 шт.

   - лавка – 1 шт.

   Лавку, к слову, мы просто поставили на попа (*стоймя). Домовой примостился рядом с Лешим на лавочке, а вот Береса я торжественно перенесла на стол, ибо решила начать с него, как с дитя Нави: если что пойдет не так, он помрёт, но не до конца! Чего не скажешь о Лешем. Берес такому выводу воспротивился, но мы его всё равно проигнорировали: подумаешь, машет ветками! На то он и растение.

   Я вытащила гримуар Яги, нашла нужную ворожбу. Затем расставила вокруг Береса свечи, землю да воду, разожгла огонь и нараспев прочитала:

   – Гляжу в водицу, аки в зерцало,

   Вижу лик настоящий да правильный.

   Уповаю, слухаю, внимаю

   Да пущай он будет найденный.

   Я сказала!   

   И брызнула на щитовник водой. Два раза. Чтобы наверняка.

   Куст замер.

   Мы воззрились на Береса.

   – Ой! – Первым пробормотал домовой.

   – П-ф. – Сказала куча.

   – Кудах-ха-ха! – Залилась Изба. Да так, что пол ходуном заходил,