Соломенное сердце. Тата Алатова

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ГЛАВА 01
• ГЛАВА 02
• ГЛАВА 03
• ГЛАВА 04
• ГЛАВА 05
• ГЛАВА 06
• ГЛАВА 07
• ГЛАВА 08
• ГЛАВА 09
• ГЛАВА 10
• ГЛАВА 11
• ГЛАВА 12
• ГЛАВА 13
• ГЛАВА 14
• ГЛАВА 15
• ГЛАВА 16
• ГЛАВА 17
• ГЛАВА 18
• ГЛАВА 19
• ГЛАВА 20
• ГЛАВА 21
• ГЛАВА 22
• ГЛАВА 23
• ГЛАВА 24
• ГЛАВА 25
• ГЛАВА 26
• ГЛАВА 27
• ГЛАВА 28
• ГЛАВА 29
• ГЛАВА 30
• ГЛАВА 31
• ГЛАВА 32
• ГЛАВА 33
• ГЛАВА 34
• ГЛАВА 35
• ГЛАВА 36

АННОТАЦИЯ

В маленькой избушке посреди густого леса умирала древняя старуха. Все, что у нее было, — это соломенная кукла, напевавшая колыбельные.

   Лесные духи и голодные волки привели на ее порог умирающего юношу — и старуха отдала последние капли своей жизни, чтобы спасти его.

   Но случайно подарила жизнь и кое-кому другому.

   Пот древней старухи, кровь молодого мужчины, слюна волков и солома: так Поля пришла в этот мир.

   Но что делать, если ее сердце так и осталось кукольным?

***

ПРЕДИСЛОВИЕ

   Она была так стара, что давно потеряла счет времени.

   Здесь, в крохотной избушке посреди густого леса, оно давно перестало течь как положено, а капало еле-еле, с каждым днем все более замедляясь.

   Одно несомненно: она была куда старше этого мира и все еще помнила, как однажды все сущее вылупилось из яйца и какая чехарда началась после.

   Позади было многое: восемь мужей и двадцать семь детей, а уж внуков с правнуками и вовсе не счесть.

   Сейчас ее разум угасал, а тело становилось все более дряхлым. Не хватало сил встать и смахнуть паутину, не хватало желания жить.

   Она просто лежала на остывшей печи и ждала, когда все наконец завершится, — безобразная слабая старуха, ни о чем не жалеющая.

   Умирать было довольно скучно, и ее терпение истончалось.

   Маленькая соломенная кукла тихо напевала ей колыбельные, которым вторила вьюга за тонкими стенами, и вой волков звучал похоронно.

   Грохот распахнувшейся двери показался громовым.

   Ненужным.

   Лишним.

   Кряхтя и морщась, она повернула голову, чтобы увидеть незваного гостя.

   Он тоже умирал, какое совпадение.

   Кровь струилась по его лицу и телу, пахло волками и отчаянием.

   Шаг, другой — и человек рухнул прямо посреди ее избушки, лицом вниз, страшные раны на спине, изорванная в лоскуты одежда.

   Она давно научилась смирению и сейчас не собиралась роптать.

   Заставила себя сесть, откинула назад грязные серые космы, спустила худые ноги на пол.

   Прошаркала валенками, безотчетно сжимая в руках соломенную куколку, которая все напевала и напевала, ибо ничего другого не умела.

   Склонилась над человеком, с трудом перевернула его, протерла соломой лицо, убирая кровь.

   Совсем еще мальчик.

   Тот, кто заберет последние крохи ее сил, прощальный подарок судьбы — наконец-то она сможет покинуть этот мир.

   И, склонившись над бесчувственным телом, безобразная старуха нежно поцеловала гостя в лоб, отдавая ему все, что у нее осталось.

   Авось и выживет.

***

Пот древней старухи, кровь молодого мужчины, слюна волков и солома: так я пришла в этот мир.

   Прежде у меня был только голос. Сейчас у меня появилось тело — большое, человеческое, плотное, нелепое. Я не умела им пользоваться, я не знала, как оно работает.

   Сделала шаг — упала. Подняла руки, посмотрела на них.

   У старухи они были дряблые, покрытые морщинами и пятнами. А у меня — белые, тонкие, гладкие. Волосы падали на лицо — не серые, как у нее, а соломенные, светлые.

   В хижине было холодно, и я впервые поняла, каково это.

   Замерзла.

   Передвинувшись по полу, стянула с мертвой хозяйки длинную лохматую телогрейку. Закуталась.

   Человек лежал рядом. Дышал.

   Вот как, значит, выглядят другие лица.

   С трудом поднялась.

   Нашла в углу немного дров. Руки плохо слушались, разжечь огонь удалось не сразу. Вспыхнувшее пламя напугало меня: вот что такое страх.

   Закрыла дверь. Волки выли, но я знала, что меня они не тронут.

   Я чувствовала их, а они — меня. Мы были меньше, чем стаей, но понимали друг друга.

   Оглянулась на два тела на полу.

   Опустилась перед незнакомцем на колени, положила ладони на бледное лицо.

   Запела колыбельную.

   Что еще я умела?

ГЛАВА 01

Пять лет спустя

   — Поля-Поленька-Полюшка! По-о-о-оле-е-е-енька-а-а-а-а…

   Голоса кружились вокруг нее, звали к себе, меняли интонации, подбирали ту самую, на которую она обязательно отзовется.

   Такое уж это было место, Гиблый перевал. Никому не удавалось удержаться и не шагнуть в пропасть. Никому, кроме нее.

   Поля вела грузовую фуру медленно, серпантин был узким, а горы нависали так низко, что едва не царапали крышу кузова. Привычно сосредоточившись на дороге, она мурлыкала колыбельные себе под нос, не особо прислушиваясь к зову духов, которые без устали все прощупывали и прощупывали ее воспоминания, чтобы найти самого родного, самого любимого человека и заговорить его голосом. Но все их попытки были тщетны: за пять лет человеческой жизни Поля так и не испытала серьезных привязанностей и порой ощущала, что ее сердце все еще набито соломой.

   Впервые на Гиблый перевал она попала три года назад, когда Егорка, заскучав, вдруг придумал: «А давай посмотрим, что это за чудо такое и почему взрослые запрещают туда соваться».

   Младшему княжескому отпрыску едва стукнуло восемь. Поля, хотя и считалась старше, совершенно этого не ощущала. И человеческие чувства, и этот мир, и математика с письмом — все для нее было в новинку.

   История лесной девчонки потрясла город из янтаря и черного камня. Юная дикарка, которая никогда не покидала крохотной избушки и выросла, не зная никого, кроме сумасшедшей бабки, несколько месяцев не покидала газетных передовиц. Эта сенсация создала столько шумихи, что княжеская семья решила воспользоваться случаем и проявить милость, приняв бедняжку под свое крыло.

   По правде говоря, это не было такой уж необходимостью, ведь никто и никогда не бросил бы сиротку на произвол судьбы. Дети, свои ли, чужие, считались даром богов, и каждый житель Первогорска готов был принять Полю под свой кров и разделить с ней все, чем владел. Таковы были традиции гор, таковы были здешние люди.

   Поле просто не повезло попасть в единственную семью в городе, в которой царили совсем другие нравы.

   И хотя она, приемный ребенок княжеского рода, жила в роскоши, все равно оставалась в просторном доме пришлой.

   Для всех, кроме Егорки, который прилип к ней банным листом едва не с первого дня. Мальчишку не пугало, что новоявленная сестрица ничего не знала и ничего не умела, чаще пела, чем разговаривала, а иногда, когда сильно пугалась, рычала по-волчьи. Скорее это его безмерно восхищало.

   А потом он придумал пролезть на Гиблый перевал, и это все изменило.

   Впереди показались сторожевые вышки, и Поля невольно прибавила скорости. Голоса духов становились все тише и тише, пока не исчезли совсем. Нейтральная зона занимала всего пару километров, и спустя совсем короткое время фура остановилась на площадке контрольно-пропускного пункта.

   Открыв дверь, Поля спрыгнула вниз, с удовольствием потягиваясь. Женя Петровна, начальник КПП, уже спешила к ней, и было в этой флегматичной немолодой женщине что-то непривычно стремительное.

   — Поля, — сказала она с необычайным волнением, — Андрей Алексеевич распорядился, чтобы ты пулей к нему, как только вернешься. Да и мне велено с тобой.

   — Прям пулей? — скисла Поля. — А мы же вроде ничего такого не делали, да, Жень Петровна? Мы же вроде нигде ни в чем не виноваты.

   Любой вызов к князю не обещал ничего хорошего, а уж такой срочный — тем более.

   Сотрудники КПП уже открывали фуру, чтобы тщательно осмотреть все товары, доставленные из Загорья. Осмотр обычно занимал около двух часов, во время которых Поля пила чай и слушала байки. Потом ей нужно было перегнать тяжелый грузовик в Первогорск, а там она могла бы пару дней отдохнуть, прежде чем отправиться в обратный рейс.

   — Да едем же, — поторопила ее Женя Петровна. — А фуру мальчики на склад отгонят. Да вон хоть Петька.

   — Есть отогнать фуру на склад, Жень Петровна! — глухо донеслось откуда-то из кузова.

   — Машину хоть прислали или требуют на ковер своим ходом? — уточнила Поля.

   — Сам Постельный за нами примчался, — округлила глаза ее собеседница.

   Ах, если еще и сам Постельный, то дело вовсе труба.

   Где предки Александра Михайловича Постельного, подручного князя по всем вопросам, подцепили такую фамилию, догадаться, конечно, было несложно. Но проявлять фантазию крайне не рекомендовалось. Был этот человек мнителен и обидчив, а также расторопен, энергичен и влиятелен.

   Погладив на прощание родную фуру по теплому боку, Поля поплелась вслед за Женей Петровной на стоянку. Предъявила пропуск на выходе — формальности прежде всего, будто ее не знал тут каждый в лицо.

   После их с Егоркой вылазки на Гиблый перевал правила на КПП сильно ужесточились. Всю прежнюю команду отправили на дальние штольни, а Женя Петровна самым неожиданным для себя образом получила повышение.

   Слыханное ли дело! Двое детей пробрались на закрытую территорию и чуть не ухнули насмерть в пропасть.

   Егорку-то сразу повело, едва они бегом преодолели нулевую зону и голоса духов зазвенели в воздухе. Позже он говорил, что слышал и маму, и старшего брата Даньку, которого даже не помнил толком, и саму Полю, хоть она и была совсем рядом. Вот и рванул к обрыву. Поля прежде про Гиблый перевал и его особенности не слышала вовсе, поэтому не сразу сообразила, что происходит с мальчишкой, но за воротник привычно ухватила, чтобы далеко не убежал. С этим сорванцом всегда приходилось держать ухо востро.

   Спутанным комом прокатились они по камням, хорошенько подрались, но Поля победила. Утащила Егорку из-под влияния смертельных духов, хоть он и сопротивлялся дико, отчаянно.

   Обратно они выбрались ободранные, уставшие и грязные.

   Ох и влетело им после!

   Постельный был за рулем собственной персоной.

   Дремал в закрытом автомобиле с официальной янтарно-черной символикой.

   Кондиционер работал на полную катушку, и в салоне было ужас как холодно. Распаренная на жаре, Поля сразу замерзла. Тонкая майка, намокшая на спине от пота, моментально заледенела.

   — Александр Михайлович, — взмолилась она, — подкиньте дров, а то ведь так и околеть недолго.

   Вместо того чтобы подкрутить датчик температуры, он молча перекинул ей на заднее сиденье свой казенный китель.

   Сам Постельный оставался в белоснежной рубашке, все-то ему было нипочем.

   Закутавшись в чужую, пахнущую резким одеколоном форменную куртку, Поля пригляделась к подручному по всем вопросам, пытаясь угадать его настроение. Дело это было заведомо провальное: человеческие лица и их выражения все еще оставались для нее загадкой. Худой, лысый, некрасивый — Постельный всегда, на ее взгляд, выглядел одинаково сурово.

   Женя Петровна лишних вопросов не задавала, понимала всю бесполезность затеи. Ехала молча, дисциплинированно выпрямив спину.

   Поля задремала, привалившись головой к ее плечу. В ушах все еще завывало: «Поля-Поленька-Полюшка…»

   Чаще всего духи Гиблого перевала манили ее голосом Данилы Лесовского, старшего сына князя, который, собственно, и подарил ей имя.

   Снилась избушка в глубине дикого леса.

   Человек, пришедший ниоткуда, сидел на полу, привалившись спиной к печке. Той самой спиной, на которой еще недавно живого места не оставалось, все было изодрано, покусано.

   — Ты живешь здесь? С бабушкой?

   Она понимала его, но в голове крутились только обрывки колыбельных, которые никак не складывались в отдельные слова.

   Между ними лежало мертвое тело старухи хозяйки, непослушное, тяжелое, жесткое.

   — Как тебя зовут?

   — Ты… спрашиваешь мое имя? — пропела она. — У меня его нет пока.

   — Нет имени? Так разве бывает? Ты ведь уже совсем взрослая! Сколько тебе? Тринадцать? Пятнадцать? Тогда я тебе его подарю. Давай-ка посмотрим. Волосы как золотистое пшеничное поле. Глаза как небо. Будешь Полей. Поля-Поленька-Полюшка…

   — Поля, подъем. Вот дрыхнет, беззаботная стрекоза! Александр Михайлович, вы посмотрите на нее! Как будто не к князю едет, а к любимой бабушке!

   — Прибыли? — она сонно посмотрела в окно. Так и есть, засилье черного камня повсюду.

   — Александр Михайлович, вы хоть подскажите, чего ждать-то от жизни? — все-таки не выдержала Женя Петровна, которая наверняка князя только издалека и видела. Мелковатой она была сошкой, как ни крути.

   Поля своего приемного благодетеля лицезрела минимум раз в неделю, когда попадала на семейные ужины, поэтому робела куда меньше. А вот в официальной горной управе ей доводилось бывать всего дважды.

   Впервые она прошла по древним гербовым коврам в тот день, когда они с Егоркой еле выбрались с Гиблого перевала.

   Колени и локти были замотаны бинтами и облеплены пластырями. Щиколотка распухла. Голова болела — неслабо она приложилась ею о камни. Егорка хромал рядом, хлюпая носом от страха. Он был уверен, что их вот прям сейчас засадят в тюрьму на веки вечные.

   Как и тогда, сегодня князь ждал их в рабочем кабинете. Поля узнала портреты предков Лесовских на стенах, огромную карту с горными хребтами, лесами и реками, вторую карту — с карьерами и рудниками. Продолговатый овальный стол, на котором покоились аккуратные стопки документов.

   Три года назад князь не удостоил младшего сына даже взглядом. Все его внимание было приковано к приемной дочери.

   — Как ты смогла выбраться с перевала? — спросил он.

   Она сделала шаг вперед, закрывая собой Егорку.

   — Я не поняла, Андрей Алексеевич, — проговорила растерянно. Голос у нее всегда был мелодичным, певучим, плавным, поэтому ее речь текла медленнее, чем у остальных людей. — Вдруг на нас ополчилось множество духов, они звали с собой Егора прямо к обрыву.

   — А тебя? Не звали?

   — Ну так я их не особо и слушала. Когда мне было, за этим бы балбе… за княжичем бы уследить.

   Он смотрел на нее пронзительно, цепко:

   — Сможешь туда вернуться?..

   Что понадобится князю на этот раз?

   Поля только позже поняла: он ведь тогда почти отправил ее на верную смерть.

   Пятнадцать лет назад Гиблый перевал был вполне оживленной дорогой, которая носила название Болтливый язык — из-за того, что вихляла туда-сюда.

   А потом с гор сошла снежная лавина, унеся с собой сто пятнадцать живых душ. Люди ехали в Загорье на ярмарку — три полных автобуса, автомобили, даже велосипеды. Никого не пощадила стихия.

   Вот с тех пор их душам всё неймется, всё пытаются они увлечь за собой новых жертв.

   И когда-то богатое Загорье с его пастушьими пастбищами, охотничьими угодьями, рыболовными хозяйствами, с серебряными рудниками и традиционными промыслами оказалось полностью отрезанным от внешнего мира. Болтливый язык, ставший Гиблым перевалом, был единственной дорогой Загорья, окруженного со всех сторон непроходимыми хребтами.

    — Как прошел рейс? — князь, вопреки обыкновению, решил начать встречу с вежливой беседы.

   Женя Петровна и Постельный ненавязчиво пытались слиться с интерьером.

   В кабинете был и еще один человек, который беззастенчиво дрых на диване, отвернувшись ото всех. Узкая спина, длинные черные волосы, затянутые в хвост, серый комбинезон геолога, тяжелые горные ботинки, валявшиеся на полу, — вот и все, что было видно.

   Наглец, однако.

   — Рейс? Как обычно, — пожала плечами Поля. — Хотите шутку, Андрей Алексеевич? В Загорье называют Загорьем наше Плоскогорье, потому что с тамошней точки зрения именно мы находимся за горами.

   Постельный закашлялся.

   Что?

   Она опять что-то не то сказала?

   Человеческие правила такие сложные!

   — Этой шутке лет триста, Поля, — устало сказал князь. — Я помню, что они там предпочитают называться Верхогорьем, но с политической точки зрения это недопустимо… Ты сможешь сегодня еще раз проехать Гиблый перевал? — безо всякого перехода спросил он.

   — Ну, смогу, конечно, — ответила она без раздумий. — Что тут сложного? Рули себе и рули. Срочный груз?

   — Очень срочный и очень груз. Буквально непосильная ноша, — князь вдруг хмыкнул, поднялся из-за стола, подошел к дивану и резко дернул спящего за хвост. — Надо доставить вот эту посылку, Поля.

   Спящий брыкнулся, бестолково взметнув длинными руками, резко сел, тараща глаза.

   Данила Лесовский, старший княжич.

   Тот, кто подарил ей имя и привел в город из янтаря и черного камня.

   Тот, кого она и не видела с тех пор — ищи ветра на карьерах.

   Ну разумеется, кто еще мог дрыхнуть в этом кабинете!

   — Вы хотите доставить за перевал живого человека? — уточнила Поля. — Тогда три условия.

   Она вытянула шею, чтобы получше разглядеть Данилу.

   Ей и раньше говорили, что нельзя слишком внимательно разглядывать людей, но она то и дело об этом забывала.

   Пять лет назад она еще ничего в этом не понимала, но с тех пор видела много разных лиц и решила, что это лицо вполне симпатичное.

   Насколько Поля помнила, старшему княжичу недавно исполнилось двадцать три года. Он редко бывал в Первогорске, поскольку вырос совсем в другой семье, куда его отдали взамен ребенка, случайно погибшего на торжестве в доме князя.

   Последние годы Данила болтался по рудникам, карьерам и штольням, договариваясь с духами.

   — Поля, — сказал он с удивленной радостью. Признал, стало быть, дикарку из леса. — Поля-Поленька-Полюшка!

   — Какие три условия? — нетерпеливо напомнил о себе князь.

   Ах да.

   — Живого человека я повезу через перевал в грузовом отсеке, крепко связанного и желательно после хорошей дозы снотворного, — объявила она.

   Лицо Данилы вытянулось.

   — Это так обязательно? — спросил князь.

   — Помните Бойко?

   Молодой врач решил отправиться в Загорье, чтобы лечить пациентов, два года назад. Тогда Поля была так беззаботна, что усадила его на пассажирское сиденье фуры, лишь приковав наручником к металлическому поручню, предназначенного для легкого подъема в салон.

   Ей казалось, что этого достаточно для его безопасности. Выпрыгнуть в обрыв он всяко не сможет. Кто мог знать, что Бойко выхватит у нее руль, отправив вниз фуру целиком? Поля едва успела вылететь на ходу из салона, сто раз похвалив себя, что поленилась пристегнуться.

   О том, в каком состоянии она добралась обратно на КПП, страшно было вспоминать. Ползком, со сломанной ногой, под палящим солнцем, с сотрясением. Шрамы так и остались.

   — Бойко помню, — хмуро согласился князь.

   — А что? — без особой надежды спросил Данила. — Разговаривающего с духами тоже будут упаковывать, как свиной окорок?

   — Особенно разговаривающего с духами, — кивнул князь. — Александр Михайлович, подготовьте детей к отъезду. Евгения Петровна, позаботьтесь о том, чтобы автомобиль не досматривали на КПП. Я хочу, чтобы этот рейс, а особенно его пассажир, оставался в тайне.

   Поля скептически промолчала. Так или иначе, но мунны, проказливые духи вранья и сплетен, которые так и кишели в Загорье, эту новость обязательно разнесут по княжеству.

   — Доставишь моего сына прямиком в Лунноярск, — продолжил князь, когда Постельный и Женя Петровна вышли из кабинета. — Держи адрес. Потом по своему усмотрению, но к четвергу ты должна вернуться, у тебя рейс.

   — Ага, — Поля сунула бумажку в карман штанов, гадая про себя, что же натворил старший княжич, раз его так поспешно выпроваживают куда подальше. Интересно, это ссылка, политическая воля или Даниле приходится убегать?

ГЛАВА 02

Разлепив глаза, Даня облизал пересохшие губы. Голова болела. Низкое солнце било прямо в лицо. Во влажной духоте одежда липла к телу, а руки и ноги затекли от долгой неподвижности.

   Он находился на заднем сиденье автомобиля. От водителя его отделяла надежная решетка. Эту колымагу явно позаимствовали у тех, кто перевозил преступников. Усмехнувшись, Даня подумал, что это вполне в отцовском духе.

   Между прутьями мелькнула круглая, почти детская мордашка.

   — Очнулся, княжич? — спросила Поля. — Кажется, тебе вкололи двойную порцию снотворного, чтобы наверняка. Скоро стемнеет, а ты только в себя приходишь.

   — Где мы? — хрипло спросил Даня.

   — Нейтральная зона в двух километрах от Верхогорья. Как ты? Не чувствуешь непреодолимого желания сигануть с обрыва?

   — Пить хочу.

   Хлопнула передняя дверь, открылась та, что рядом с ним. Поля нависла сверху, бдительно заглянула ему в лицо — опасливая.

   У нее были странные глаза — небесно-голубые, но пугающе невыразительные. Однажды Дане довелось побывать на месторождениях редкого синего гранита, и почему-то он вспомнил шершавую матовость необработанного камня.

   В сравнении с несколько кукольным лицом и пушистыми пшеничными ресницами этот диссонанс казался очень резким.

   — Развяжешь? — спросил Даня, запрокинув голову, чтобы лучше ее видеть.

   Она чуть помедлила, и он понимал ее нерешительность. Про доктора Бойко, пустившего под откос фуру, в княжестве слышали все, конечно. Даже до Дани эти новости донеслись, хоть он тогда и находился у черта на куличках.

   — Развяжу, — решилась Поля. — Пока только руки, прости.

   Для девчонки, которая пять лет назад только пела и едва разговаривала, она неплохо продвинулась. Даня ожидал худшего: уж больно тягостное впечатление произвела на него та встреча в лесу. Внучка чокнутой старухи выглядела жалко. И дело не в телогрейке, из-под которой выглядывали босые белые ноги. Не в волосах, топорщившихся соломой. Самое тяжелое впечатление производило ее лицо — туповатое, как у детей, отстающих в развитии. Наверное, другого лица и не могло быть у ребенка, который прежде никогда не покидал неказистой избушки и не встречал других людей, кроме бабки.

   Даня довел ее до Первогорска, радуясь, что вьеры, духи леса, не путают больше дороги, а волки по какой-то причине держатся в стороне, а потом сплавил на попечение горожан, чтобы побыстрее покинуть столицу.

   Поля его обманула: не стала она ничего развязывать. Достала из кармана перочинный нож и попросту перерезала веревки на запястьях. Протянула бутылку воды.

   Даня жадно опустошил ее наполовину, прежде чем с удовольствием потянулся.

   — В горах темнеет стремительно, — предупредила Поля, — еще чуть-чуть, и станет вообще ничего не видно. Ты точно не слышишь никаких голосов? Те, кто разговаривает с духами, обычно более чувствительные, чем обычные люди.

   Оттого, что она говорила медленно и нараспев, складывалось впечатление, что соображает она тоже медленно. Это наверняка было неправдой: для того чтобы выпрыгнуть из летящей в пропасть фуры, нужна была очень хорошая реакция.

   — Я слышу только твой голос.

   — Хорошо, — она кинула ему на колени нож, закрыла дверцу и вернулась за руль.

   Даня изогнулся, чтобы дотянуться в узком пространстве до щиколоток.

   — Я решила подождать, пока ты очнешься, — принялась объяснять Поля, трогаясь с места, — чтобы не привозить тебя связанного и бесчувственного. Не хотелось, чтобы это выглядело так, как будто я тебя выкрала. Я надеюсь, что Горыч не станет заглядывать в салон, но вообще он может.

   Он хмыкнул. В некоторых далеких горных селениях женщины до сих пор так и делали: спускались вниз, чтобы умыкнуть для себя мужа покрепче и помоложе.

   — Какое оно, Загорье? — спросил он, пыхтя. Веревки все не поддавались.

   — Правило номер один: здесь это не Загорье, а Верхогорье. Местные жители вспыльчивы и обидчивы. Им тяжело пришлось последние пятнадцать лет. Полная изоляция привела к тому, что многие электростанции вышли из строя, бытовая техника тоже. Там большие проблемы не только с электричеством, но и с лекарствами, со многим. Верхогорье по сути ничего не производит, деньги быстро обесценились, и люди перешли на товарообмен.

   — А добыча серебра?

   — Кому нужно серебро, когда нечего есть? Сейчас, конечно, спешно возобновляют его добычу, потому что наконец-то появилась возможность отправлять его на продажу. К слову сказать, твой отец хорошо наживается на этом, скупая серебро почти за бесценок. Пока жители Верхогорья и этим крохам рады.

   — Князь мне не отец, — резко ответил Даня.

   Она кивнула:

   — Я слышала, что тебя отдали на воспитание в другую семью.

   Младшие сестра и брат — Катя и Егор — родились после того, как Даня уехал, поэтому он их почти не знал. Но поговаривали, что именно Катю прочат на смену отцу.

   Впрочем, дела столицы мало его волновали.

   Впереди показались сигнальные огни.

   — КПП в Верхогорье не такое суровое, как у нас, — сказала Поля, — но все равно никогда не остается без охраны. Андрей Алексеевич велел не афишировать твое прибытие, поэтому оставайся, пожалуйста, в машине.

   — Ага, — Даня на всякий случай чуть опустил тонированное стекло, чтобы слышать происходящее снаружи.

   Шурша колесами по мелким камешкам, автомобиль въехал под неуверенно поднявшийся шлагбаум и остановился на тускло освещенной площадке. К ним вразвалочку направлялся грузный мужик в очень странной одежде. Домотканые штаны причудливо сочетались с модной лет двадцать назад черной кожанкой, расшитой золотом.

   Поля вышла из машины, обошла ее и встала так, чтобы закрыть собой сидевшего внутри Даню.

   — Ты чего забыла тут, Поль? — гулко спросил мужик. — Мы тебя только в четверг ждали.

   — Личная доставка от князя в Лунноярск, — она похлопала ладонью по машине. — По спецпропуску, Горыч.

   — Плевать на князя, — непочтительно цыкнул он.

   — Доплюешься, — беззлобно хмыкнула она, — перекроют вам опять поставку товаров, так тебя свои же раскатают. Просто дай мне проехать.

   Она протянула ему черный квиток, который при тусклом свете сверкнул янтарным проблеском.

   Он проигнорировал квиток, попытавшись заглянуть внутрь.

   Тут — Даня от изумления заморгал — Поля бестрепетно схватила огромного мужика за ухо и оттащила подальше от машины.

   Ополоумела девка?

   — Я же тебе сразу сказала, — выговаривала она при этом своим совсем не строгим певучим голосом, — личная доставка от князя. Я же тебе спецпропуск предъявила. Вот чего тебе все время неймется-то?

   — Не трожь ухо, — гаркнул он и как-то бережно отцепил ее от себя. Обнял за плечи, отчего Дане на минуту показалось, что Поля вот-вот рухнет под таким весом. — Доставка так доставка. Пропуск так пропуск. Ухо тут при чем?

   — Ни при чем, — согласилась она покладисто. — Так я поехала, Горыч?

   — Когда обратно-то, Поль? — спросил он совсем другим, мирным голосом. — Мне бы двоюродному дядюшке сыр передать в Причудинск, а, Поль? И кое-что еще по мелочи. Твоя Женя Петровна пропустила бы, а? По-свойски?

   — Знаю я твои мелочи, — вздохнула она. — Серебро и меха без пошлины, ага?

   — Да тише ты, — он торопливо закрыл ей рот. — Ну, Поль?

   Она вывернулась из его рук.

   — Готовь свою посылку к среде, Горыч, — согласилась она, направляясь к машине, — попробую докинуть до Причудинска. Все, пока, предупреди своих бойцов, чтобы не досматривали.

   — Да все мои бойцы разбежались до четверга! Один я тут и кукую, как сыч.

   — Сычи не кукуют, — наставительно заметила она и, махнув ему на прощание, села на водительское сиденье.

   — Думаешь, он не заметил, что внутри человек? — спросил Даня, когда они выехали с огороженной территории. Свет фар выхватывал из темноты фрагменты каменистой узкой дороги, а больше ничего и не видно было.

   — А и заметил, так что с того. У Горыча свои дела, у меня свои, — Поля притормозила. — Перебирайся вперед, не люблю, когда кто-то маячит за спиной.

   — Так решетка же, — Даня едва не упал, ноги еще не до конца проснулись. Спотыкаясь, он вышел из машины, преодолел крохотное расстояние и рухнул рядом на переднее сиденье.

   — Других автомобилей здесь не встретишь, — сообщила Поля, трогаясь. — Бензин давным-давно закончился. Я пригнала несколько бензовозов, но топливо в первую очередь ушло в Златополье, чтобы запустить тракторы.

   — На нас же не нападут, чтобы забрать машину?

   — Никто в здешних местах меня и пальцем не тронет. Я могу остановиться в любом доме, и каждый житель Верхогорья поделится со мной едой и уложит спать на самой лучшей кровати.

   — Тут вот какое дело, — Даня помялся, прежде чем подступиться к этому разговору. Он не знал, насколько Поля предана князю, но беседа о контрабанде оставляла шанс на то, что она все же способна на непослушание. — Мне как бы не очень надо в Лунноярск. Вернее, очень не надо.

   — А, — она, кажется, не удивилась. — И куда же тогда?

   — В Костяное ущелье.

   — Хм.

   Просто «хм»? Что оно вообще означает?

   — Поля?

   — Это гораздо дальше, — спокойно проговорила она. — Времени и бензина мне хватит впритык.

   — Насколько «впритык»? — тут же уточнил Даня. — Твое «впритык» означает, что ты вернешься обратно на машине или что будешь переходить Гиблый перевал пешком?

   — Ну не пешком уж, — она дернула плечом. — В крайнем случае, Горыч выдаст мне лошадь.

   Дане стало не по себе. О перевале ходило столько страшных слухов, что он с трудом представлял, как Поля преодолевает его на своих грузовиках. Наверное, особой разницы не было, но почему-то верхом она казалась бы еще более беззащитной перед живущими там духами.

   Даня предполагал, что преодолеть Гиблый перевал может только человек, полностью лишенный обычных человеческих привязанностей. Пока для дикарки из леса это не составляло труда, но она уже становилась привлекательной девушкой, и недалек тот час, когда какой-нибудь красавчик по ту ли, по эту ли сторону гор украдет ее сердце. И тогда духи доберутся до нее.

   — Не бойся, — она по-своему поняла его молчание, — я тебя отвезу.

   Что было примечательного в этой девице — у нее напрочь отсутствовало какое-либо любопытство. За все время она не задала ни одного личного вопроса.

   Вела машину ровно и уверенно, безошибочно выбирая в кромешной темноте направления.

   — В бардачке бутерброды и кофе, — сказала Поля. — Можешь пока перекусить. Ты же умеешь спать сидя? Из-за перегородки позади нас сиденья не откидываются. Не думаю, что мы остановимся на ночлег.

   — Я вырос среди геологов, — улыбнулся Даня, — я умею спать везде.

   И снова она ни о чем не спросила и не улыбнулась в ответ.

   Он достал бутерброды и протянул ей один. Она молча кивнула, благодаря.

   — М-м-м, вкусно, — Даня был не из тех людей, кто мог долго молчать. По какой-то причине его нервировала сдержанность Поли, так и подмывало ее растормошить. Он помнил, что девчонке досталось по полной, чего стоила только ее сумасшедшая бабка, и, наверное, тормошить ее не следовало. Но очень хотелось. Кочевая жизнь принесла Дане много разных и мимолетных знакомств, задушевных разговоров у костра со случайными собеседниками, умение быстро находить общий язык с кем угодно. В конце концов, чтобы договариваться с духами, нужно быть очень, очень болтливым.

   — Послушай, — снова заговорил он после совсем короткой паузы, — я-то выспался. Могу сам сесть за руль.

   — Не можешь. Навигаторы здесь не работают, связи нет. Ты и днем-то никуда не доедешь, не спрашивая на каждом перекрестке дорогу, и уж тем более ты не доберешься до Костяного ущелья. Это очень своеобразное место, знаешь ли.

   — Никогда не останавливайся на перекрестке, Поля, — не удержался Даня от профессионального совета. — Духи этого страсть как не любят. Помнишь ту ночь, когда я появился в вашей избушке? Все потому, что снегом замело все вокруг и я разбил лагерь на пересечении лесных тропинок, чем разозлил местного вьера. И в итоге чуть не погиб. Кстати, что именно сделала твоя бабушка? Я ведь умирал, а теперь даже шрамов почти не осталось.

   — Моя бабушка, — мелодично произнесла Поля, не отводя глаз от разбитой дороги, — помнила эти горы молодыми. Она помнила богов, которые раньше здесь обитали, но забыла, когда и куда они ушли. Когда я впервые увидела город из черного камня и янтаря, то очень удивилась тому, откуда он взялся. Потому что моя бабушка закрылась в хижине до того, как город был построен.

   — Но Первогорску больше пятисот лет! — вырвалось у Дани.

   — Вот именно.

   Даня даже про бутерброд забыл, а про еду он помнил всегда, настолько его заворожил это плавный рассказ, похожий на ритуальные песнопения.

   — Кто ты? — спросил он очарованно.

   Поля на секунду оторвала взгляд от дороги, чтобы посмотреть на него.

   Пустые-пустые глаза. Почти мертвые.

   — Я-то? Внучка своей бабушки, разве нет?

   Льдом вспыхнули ставшие едва заметными шрамы, те самые, которые оставили волки и которые исцелила лесная бабка. Этот лед всегда предупреждал Даню: рядом существо, которое является кем угодно, но не человеком.

   Или, по крайней мере, не только человеком.

   Ухмыльнувшись, Даня вернулся к своему бутерброду. Как интересно, Поля. Поля-Поленька-Полюшка.

ГЛАВА 03

То, что стелилось под колеса, сложно было назвать дорогой. Поля вроде уже привыкла к особенностям вождения в Верхогорье, но сейчас, в темноте, в незнакомой местности, ей туго приходилось.

   Она умела водить все, от трактора до байка, ее специально учили. Умела подолгу находиться за рулем. Умела концентрироваться. Но усталость потихоньку брала свое, а княжич, как назло, трындел и трындел, что действовало на нее особенно усыпляюще. Он оказался таким же треплом, как и его младший брат Егорка.

   — Притормози-ка, — вдруг сказал Даня, прервав себя на полуслове. Сколько шахтерских баек он вообще знает?

   Поля послушно вдавила тормоза. Машина, крупно вздрогнув, резко остановилась. Даня покачнулся вперед.

   — Ты видишь? — спросил он оживленно, указывая влево.

   Там едва-едва мерцала в свете крупной луны полоска воды. И… — Поля прищурилась — почти невидимые силуэты. Почти.

   — Вассы, — ответила она равнодушно. — Духи воды.

   — Не все видят васс, — заметил он одобрительно и выскочил из машины. — Но внучки лесных бабушек прозорливы, да?

   Вот неуемный человек.

   Поля тоже вышла — размяться. С удовольствием потянулась, вдохнула свежий ночной воздух с явным привкусом студеной горной реки, дошла до багажника, истово надеясь, что Постельный не забыл закинуть туда какой-нибудь еды, помимо двух печально маленьких бутербродов в бардачке.

   Но в багажнике обнаружились только парочка чемоданов и потрепанный рюкзак. Багаж Дани, стало быть. И ее дорожная сумка со сменой белья — Женечка Петровна расстаралась, перекинула из фуры.

   О еде не позаботился никто — а чего заботиться? До Лунноярска от КПП полтора часа езды. Никто же не предполагал, что княжича потащит аж до Костяного ущелья.

   А Поле что? Ничего. Какая разница, куда ехать.

   — Девоньки-красавицы, девоньки-проказницы, талые снежинки, нежные дождинки, — Даня уже вовсю заговаривал зубы вассам, смеялся, искрился, а водные духи окружали его, серебрились, наполнялись лунным светом, речным блеском, становились все ярче, водили вокруг хороводы.

   Поля подошла к реке чуть ниже, нисколько не желая участвовать в этих плясках. Егорку учили, и она тоже слушала: обычно вассы не причиняли вреда людям, водные девы обладали веселым и шаловливым нравом, могли под настроение одарить красивого юношу, а то и вовсе закрутить с ним любовь. «Мокро же», — возмущался практичный Егорка.

   Поля напилась — Бзыба была чистой, прозрачной, ее истоки находились на самой вершине гор, там, где круглый год лежал снег, руки и зубы сразу заломило. Сполоснула небольшой термос из-под кофе, набрала воды про запас, умылась.

   Спать все равно хотелось.

   Если бы она изначально не выбрала объездную дорогу, чтобы не волновать жителей сел ревом мотора в ночи, то непременно бы сейчас попросилась к кому-нибудь на ночлег.

   Но вокруг не было, кажется, жилищ.

   Даня помахал ей рукой, приглашая присоединиться к веселью, и Поля мотнула головой, отказываясь.

   Вассы — всего лишь глупые духи, кому охота с ними возиться.

   Старуха-хозяйка не оставила ей в наследство свою память, скорее эхо от эха ее, но и этого было достаточно. Поля могла бы — так и быть — снизойти до беседы с богами, но духи? Спасибо, княжич, играй с ними сам.

   Ее создательница была той еще гордячкой.

   И даже соломенная кукла не могла избавиться от некоторого — не своего — высокомерия.

   А что вообще в Поле было своего?

   Вернувшись на разбитую дорогу, она завела двигатель, включила фары дальнего света, прошла немного, вглядываясь вперед. По ее представлениям, здесь было только одно направление, сложно свернуть не туда. Запоминать карты ее учили тоже, но прежде так далеко забираться не приходилось.

   Оглянувшись, Поля увидела, как Даня целует васс — каждую по очереди, с удовольствием и витиеватыми напевами. А они обнимают его и лохматят ему длинные черные волосы.

   Он был похож и не похож на своего отца. Смуглый, тонкий, с черными беспокойными глазами, улыбчивым ртом и слегка горбатым носом. Возможно, князь тоже когда-то улыбался — в детстве или юности, но с годами позабыл, как это делается.

   К автомобилю они подошли одновременно.

   — Прости, — совершенно мокрый, Даня нырнул в багажник, достал оттуда сухую футболку и без стеснения принялся переодеваться.

   Поля стояла рядом, разглядывая его в свете фар.

   Жилистый.

   Он покосился на нее, невозмутимо уставившуюся в упор. Пожал плечами, разулся и стащил с себя брюки.

   Длинноногий, как жеребенок.

   — Вассы очаровывают меня, — сказал он, прыгая на одной ноге, чтобы натянуть штанину. — Беззаботные, переменчивые, ласковые. Не могу пройти мимо, прости еще раз за задержку.

   — Ты выглядишь выносливым, — задумчиво оценила Поля. — Выдержишь трехдневный пеший переход до ущелья? На машине там не проехать.

   — Легко!

   — Рассчитай запасы правильно, мы закупимся где-нибудь по дороге. В ущелье ты не найдешь ни воды, ни еды. Мертвый камень, и все. Ни травинки. Над этим местом даже дождей не бывает, — сообщив все необходимое, Поля отошла от него и села на водительское место. Хлопнула дверца багажника, дверь с ее стороны открылась мгновение спустя.

   — Как нет воды? — хмуро и требовательно спросил Даня, нависая сверху. — Она везде есть! Роса, туман — хватит и капли!

   — Для кого хватит и капли? — не поняла Поля, терпеливо дожидаясь, пока он сядет на место. Но Даня так и стоял, сверля ее взглядом. Так Егорка смотрел в ожидании подарка из Загорья. Как будто имел право. Как будто она обязана была выложить игрушку или сладость немедленно.

   Княжичи — они всегда такие, даже если и говорят, что разорвали все связи с кровной семьей.

   — Есть легенда, — проговорила Поля, вспоминая, — что прежде на месте Костяного ущелья было богатое селение. А потом туда пришел злобный ящер, дыхание которого превратило все живое в камень. Людей, птиц, зверей, даже растения и деревья. И река ушла оттуда, и солнце перестало заглядывать, и ветер больше не гуляет по тому месту, и не осталось ничего.

   — А ящер?

   — Откуда мне знать? Это всего лишь легенда, отраженная в колыбельных песнях.

   — Зачем петь детям о всяких ужасах?

   — Любая колыбельная — это предостережение.

   Даня аккуратно закрыл дверь, обошел автомобиль и растерянно упал на свое сиденье.

   — Ты уверена? — спросил он, потирая виски. Казался расстроенным.

   — Нет, — ответила Поля. — Самой мне не доводилось бывать в ущелье. Тебе лучше поговорить с кем-нибудь из местных. Люди тут живут подолгу и многое помнят.

   — Давай где-нибудь остановимся на ночь, — предложил он. — Кажется, я уже не так спешу. Кажется, мне надо больше информации, чтобы сунуться в ущелье. Напрасно топать три дня туда, три дня обратно — ну его.

   — Ладно.

   Поля надеялась, что им встретится что-нибудь подходящее по пути. Спать сидя в машине не хотелось категорически.

   — Почему ты ни о чем не спрашиваешь? — вдруг ни с того ни с сего обиделся Даня. — Зачем мне в ущелье, почему так важна вода?

   — Свидание с очередной вассой? — предположила Поля, до ломоты в глазах вглядываясь вперед.

   — Не с очередной! — вдохновенно возразил Даня. — А с самой красивой, нежной, доброй вассой!

   — Добрый дух не станет назначать встречу, на которую ни за что не сможет явиться. Нет воды — нет и вассы.

   — Это только твое предположение, — он нахохлился.

   — Конечно. Ты нарушил закон? Скрываешься?

   — Ну наконец-то! — обрадовался Даня. — А я уж и не чаял. Залезла-таки в мою душеньку грязными лапками.

   Поля растерялась. Она опять сделала что-то не так?

   — Мне нужно знать, как представить тебя местным… — пробормотала она озадаченно.

   — Ну, — Даня заулыбался от уха до уха, — я не то чтобы прям нарушил закон. Но! не то чтобы и прям не нарушил… Такое… неоднозначное это. В Лунноярске меня ждет преданный князю человек, который должен был помочь мне сойти за здешнего, племянника там из далекого селения…

   — Не похож ты на того, кто вырос в далеком селении.

   — Видела бы ты, где я рос! Неважно. Сначала — свидание в Костяном ущелье, потом — Лунноярск и прочая скукота. Давай так: здесь я буду Даней Стужевым, что чистая правда по документам. Это фамилия моей обменной семьи.

   — Если кто-то узнает, что я перетащила через перевал живого человека, то хлопот потом не оберешься. По обе стороны от перевала знают историю доктора Бойко, и желающих сунуться к духам нет. Но если выяснится, что все-таки можно…

   — Ага-ага. Буду молчать и кивать.

   В способностях княжича молчать Поля сильно сомневалась. Но ее дело — рулить, а не думать, так что пусть князь сам решает, что делать со своим старшим отпрыском и последствиями его перевозки в Высокогорье.

   Справа, за густой тенью раскидистого дерева, мелькнули золотистые огоньки. Поля сбросила и без того невеликую скорость, показала Дане:

   — Мне мерещится или это горт?

   Он прищурился, подался вперед.

   — Сытый, старый, степенный горт, — подтвердил с удовольствием. — Дух надежного, крепкого дома, где живут в любви и достатке. Свинство, конечно, сваливаться среди ночи людям на голову вот так, с бухты-барахты…

   Но Поля уже свернула к золотистым искоркам, надеясь, что в темноте не сшибет что-нибудь важное. Курятник или собачью будку.

   Мотор старой машины ревел в ночи.

   Желтопузые подсолнухи часовыми окружили их с обеих сторон.

   Фары высветили высокий забор и покатую крышу за ним.

   Поля остановилась и вышла.

   Застыла, ожидая появления хозяев.

   Кто бы не услышал их появления в царящей тишине.

   Противно забрехала собака, и Поля машинально чуть рыкнула, утихомиривая дуру.

   — А? — Даня изумленно подпрыгнул. — Это еще что такое было? Дедушкины гены?

   Собака притихла.

   — Эй! — крикнули из-за забора. — Это кто тут такой богатый на машине с бензином?

   — Это Поля. Поля с Гиблого перевала.

   — Эко тебя занесло, девонька.

   Открылась калитка. Теплые золотистые искорки плавно кружили над головой степенного хозяина с густой черной бородой.

   — Входите, раз приперлись, — сказал он беззлобно. — Хлебосолить вас буду.

   — Здрасьте, — неугомонный Даня ринулся вперед. — А я, стало быть, Полин случайный попутчик… Данила, разговаривающий с духами. Путешествую до Костяного ущелья.

   — Нет там духов, — мужик вроде как удивился. — Дурные они, что ли, лезть в такую дыру? Не с кем там разговаривать.

   — Проверяй, но доверяй, — провозгласил Даня и засмеялся. — Ой, то есть наоборот.

   — Прибился блаженный по дороге, — вздохнула Поля, забирая из багажника свою дорожную сумку и рюкзак княжича.

   Виктор Степанович, хозяин пасеки, шуганул любопытно-сонных домочадцев — завтра, мол, на гостей еще поглазеют, чего сыр-бор устраивать посредь ночи. Выдал нежданышам по плошке бараньего супа с фасолью и несколько кукурузных лепешек.

   — Ополоснуться можно во дворе, в летнем душе. По нужде за углом. Спать — на веранде, там хорошо, не душно. И не колготитесь тут долго, светает скоро.

   В Высокогорье вставали с солнцем и ложились с ним же.

   Выдав инструкции, Виктор Степанович широко зевнул, махнул рукой, половиня золотистые искорки над головой, и часть из них перетекла к Поле. После чего отправился досыпать, нимало не тревожась из-за чужаков в доме.

   Сытый и уважаемый домовой дух и за гостями присмотрит, и двери, коли надо, откроет-закроет, и мышей прогонит, и молоку не даст скиснуть.

   В тусклом мерцании просторная кухня казалась бесконечной.

   Она быстро ела, желая как можно скорее завалиться спать.

   Даня крутил головой во все стороны, блестел глазами, тарахтел без умолку:

   — Как приятно быть тобой, Поля! Одного меня как пить дать погнали бы со двора…

   — Это горы, — с набитым ртом напомнила она. — Здесь не принято гнать со двора.

   — Ой да ладно, а то я не был, а то меня не гнали! Традиции — где они, а всякая шваль так и бродит. Интересно, почему пасека так далеко от людей? Интересно, а вода в летнем душе уже остыла? Добрый дядюшка горт, справедливый дядюшка горт, уж прояви свою силу, уж подогрей нам ее… А я вот тебе лепешечку, а я тебе кусок мяса, а?

   Искры над Полей смешливо мигали.

   Стало понятно, что и вода окажется теплой, и постель мягкой, и комары не потревожат, и спать будет хорошо, сладко.

   Духам нравился Даня, а Дане нравились духи.

   Но эхо от эха хозяйкиной памяти шептало Поле, как опасно потерять связь с реальностью, если не будет того, кто крепко возьмет тебя за руку на этой земле.

   Ах Даня, балбесина ты, а не княжий сын, — ворчливые, старческие интонации.

   Поля вздохнула, подавляя в себе чужое злоехидство, и отправилась искать душ.

ГЛАВА 04

Бережно промокая мягким полотенцем свое главное оружие для покорения женских сердец — длинные волосы, — Даня тихо ступил на веранду.

   Поля уже легла на одном из невысоких топчанов, закутавшись в плед, как в кокон, золотистые искорки плавно кружили над ее головой, подсвечивая пушистую пшеничную шевелюру.

   — Так что дальше? — тихо спросила она. — Ущелье? Или вернешься в Лунноярск?

   Даня присел на корточки возле нее, близко заглядывая в лицо. Ее неправильные матовые глаза так и притягивали. Снова и снова хотелось убедиться, что не померещилось, что эта завораживающая невыразительность существует на самом деле. Странная странность.

   Она смотрела на него в упор, не моргая.

   — Ты красивый? — спросила задумчиво.

   — Что? — изумился он.

   — Раньше я никак не могла понять, кто красивый, а кто нет, — пояснила Поля. — Княжна Катя сказала, что красивые люди те, на кого хочется смотреть бесконечно.

   — Какая она? Моя сестра?

   — Серьезная. Кате некогда возиться с нами, с Егоркой, она же будущий правитель, все время чему-то учится.

   — А Егорка?

   — Шилопопый, — легкая улыбка тронула ее губы, а голос потеплел: — Добрый. Балбес на самом деле. Вы очень похожи.

   Кажется, она действительно была привязана к его младшему брату.

   — Разве духи Гиблого перевала не зовут тебя Егоркиным голосом? — спросил Даня, вдруг перепугавшись.

   — Иногда. Но твоим голосом они зовут куда чаще, — легко призналась Поля.

   А у него сбилось дыхание — разве девушки должны так бестрепетно говорить такое мужчинам?

   Следующим вдохом он понял: она же совсем ребенок. А Даня был первым в мире человеком, кроме ее бабки, кого она увидела в своей жизни. Неудивительно, что он поразил детское воображение.

   — И… — с запинкой прошептал он, — как же ты не отзываешься?

   Светлые брови чуть сдвинулись:

   — Моя хозя… бабушка не сильно-то уважала всяких духов. Думаю, это передалось и мне.

   Даня сделал вид, что не услышал ее оговорку:

   — Рядом с ущельем есть гостиница или что-то такое?

   — Есть туристическая деревушка в тридцати километрах. По крайней мере, так нарисовано на картах, но я не знаю, открыта ли она сейчас. Местным вроде как не до туризма последние пятнадцать лет.

   — Отвезешь меня туда?

   — Отвезу, — покладисто отозвалась Поля. — Тогда спи быстрее, а то не успеешь. Я разбужу тебя уже через четыре часа.

   — Слушаю и повинуюсь, — улыбнулся ей Даня и пружинисто поднялся. Отправился на соседний топчан, предвкушая, как хорошо будет ему дрыхнуться.

   Плюхнувшись на пахнущий травами матрас, Даня прислушался к звонкой тишине вокруг, которую нарушали только койоты, тихонько подскуливающие где-то далеко в горах.

   Вспомнилось, как Поля рыкнула на собаку за забором, и стало интересно: а койотов у нее тоже получилось бы заткнуть?

   И откуда у маленькой девочки могла быть хозяйка, да еще такая могущественная? Почему они прятались ото всех в лесной избушке?

   Ему снилась Чуда — хотя, разумеется, у васс не было имен, Даня называл ее так по названию реки Причуды, возле которой они впервые хороводили. Все водные духи одинаково прекрасны, отличить одну прозрачную деву от другой практически невозможно. Легенда гласила, что если человек сможет узнать вассу при новой встрече, то она отдаст ему свое проточное сердце.

   Даня узнал.

   И получил куда больше, чем сердце, — и прохладные объятия тоже, и поцелуи без запаха и вкуса, и ночи, наполненные ласками и водой.

   — У тебя что, слюни текут?

   Даня вздрогнул и проснулся.

   Увидел перед собой круглое детское лицо, преисполненное проказливым любопытством. Пацаненку было лет семь или около того.

   — А?

   — Поля велела завтракать, — строго сообщил пацаненок, раздуваясь от важности доверенного ему задания.

   Даня зевнул.

   Нисколечки он не выспался.

   Но солнце уже вовсю светило, било в глаза, звало к приключениям.

   Семейство пасечника, кажется, уже давно позавтракало, и стол накрыли исключительно для гостей, которые припозднились с пробуждением, — в тени раскидистого каштана.

   Статная девушка с такими же черными глазами, как и у пацаненка, принесла кувшин молока, озорно стрельнув в Даню взглядом. Он улыбнулся ей, но не слишком усердно — о вспыльчивом нраве жителей Загорья, то есть Верхогорья, даже песни слагали. Не хватало еще разозлить пасечника.

   Даня собирался жить в мире с окружающими. Ну, хотя бы попробовать для разнообразия.

   — Что это? — хлебнув молока, спросил он недоуменно. Слишком густое, плотное, с незнакомым привкусом.

   Поля пнула его под столом, чтобы не задавал глупых вопросов. Очевидно, в здешних местах такое молоко считалось обычным делом.

   — Яки, — прошипела она ему на ухо и кивнула в сторону холма, где бродило небольшое стадо этих массивных животных.

   — Ой, — и Даня торопливо подвинул ей свою кружку.

   Виктор Степанович степенно опустился на скамейку напротив них.

   — И что же там интересного, в Костяном ущелье? — спросил он как бы невзначай, мол, не больно-то ему и знать охота, но уши навострил.

   — Свидание, — ответил Даня весело, запуская ложку в свежайший творог. Тоже слишком густой и тоже с привкусом. Ладно, доводилось пробовать и не такое.

   Пасечник так оглушительно расхохотался, что с веток каштана слетело несколько пичуг нервами послабже:

   — Что за девушка согласится на свидание в таком диком месте? С шайной милуешься?

   — Ха-ха-ха, — меланхолично отозвался Даня, давая знать, что оценил шутку про любовь с духом смерти.

   Хотя с чего бы это Чуде взбрело в голову заманивать его в это ущелье, понять было бы неплохо.

   — А вам не страшно жить так далеко от людей? — быстро переменил он тему.

   — Пасека не терпит суеты, — прогудел Виктор Степанович. — Да и что люди? Одно беспокойство. Слышала, Поля, что наш-то опять учудил?

   — Кто не слышал, — флегматично кивнула она. — Доиграетесь вы тут.

   — И что ваш князь сделает? Армию к нам отправит? — усмехнулся хозяин.

   Поля вздохнула:

   — Рейсы опять сократит, как полтора года назад. Останетесь вообще без бензина.

   — А он и так присылает такие крохи, что слезы одни. Старейшины ропщут — издевательство же сплошное, а не торговля. Я было сунулся со своим медом, да как цены увидел, так мигом назад телеги развернул. Да я лучше бесплатно раздам!

   — И раздадите, — пожала плечами Поля. — И будете жить в своем средневековье, пока договариваться на научитесь.

   Даня прислушивался к ним лениво, сосредоточившись на вареной кукурузине.

   Политика, чтоб ее. Страшное дело.

   — Да с кем договариваться-то? С этим заносчивым Лесовским?

   Услышав, с каким презрением пасечник произносит фамилию его кровного отца, Даня еще раз убедился: не стоит щеголять тут родственными связями. А то не ровен час, доведется стать разменной монетой в качестве дополнительного аргумента.

   — Я через неделю здесь еще раз поеду, — примирительно сказала Поля. — Привезти чего-нибудь?

   — Это надо хозяйку спросить, — всполошился пасечник и поспешил к дому.

   — А что их-то учудил? — тут же спросил Даня.

   Поля налила себе еще молока:

   — Наместник объявил себя князем. Ну, как объявил — попытался, только старейшины быстро дали ему по шапке, однако до папеньки твоего слухи все равно донеслись.

   — Не называй его так, — дернулся Даня.

   Только сегодня Даня как следует разглядел красоту этих гор. Высунувшись едва не по пояс из окна машины, он не мог удержаться от восхищенных восклицаний. Никогда еще ему не доводилось бывать так высоко над уровнем моря, никогда еще от неподвижного величия застывшей вечности не хотелось орать в полный голос.

   Дорога вела вверх по крутым узким серпантинам, порой на подъемах закладывало уши, порой пропасть прилегала прямо к колесам, и автомобиль едва не прижимался к каменным сводам по другую сторону, чтобы не сверзиться вниз.

   Чем выше они поднимались, тем холоднее становилось, но Поля по-прежнему оставалась в одной футболке — сосредоточенная, внимательная и молчаливая.

   И Даня ведь знал, точно знал, что не надо отвлекать ее от вождения, а все равно не мог не лезть с разговорами. Ему все время казалось, что под ее внешней простоватостью и закрытостью таится что-то невероятно интересное.

   — Что ты скажешь князю, когда он спросит, доставила ли ты посылку в Лунноярск? — поинтересовался он, устав наконец бурно восторгаться и растекшись по сиденью.

   — А что мне надо ему сказать?

   — Что я отправился путешествовать по Верхогорью, например. Тебе не влетит?

   — За что? Я водитель, а не тюремщик. Да и как я могла бы удержать тебя?

   — Спасибо, — проговорил Даня с чувством, — что тащишься со мной в такую даль.

   — Мне нравится, — ответила она.

   — Я? — уточнил Даня, сияя глазами и обволакивая ее нежностью голоса.

   — Дорога, — ответила она, никак не отреагировав на его ухищрения.

   Женщины любили Даню — всегда так было, с тех пор как ему едва исполнилось пятнадцать. А потом еще усилилось. Он умел очаровать даже духов, что уж говорить о неопытной девчонке из дикого леса.

   Но Поля даже не думала начинать волноваться — а ведь Даня и улыбался, и касался ее ненавязчиво, и смотрел проникновенно.

   Пора было прибегать к беспроигрышному средству.

   — Как ты жила все эти годы, Поля? — спросил он задушевно. — Семья князя нормально к тебе относится?

   — Нормально.

   Мда. Поговорили по душам.

   — Мне было пять лет, когда пришлось покинуть Первогорск, — история про несчастное детство никого никогда не оставляла равнодушным. — Знаешь этот старый горский обычай обменных детей? Если по твоей вине погибает чужой ребенок, то ты отдаешь своего. Если же родной ребенок еще не родился, то ты отдашь его после того, как он появится на свет. Или внука. Или племянника. Или брата. Даже князь не может быть выше традиций — особенно князь. Но я был всего лишь маленьким мальчиком, который не понимал, почему вдруг вместо своих родителей приходится называть мамой и папой чужих людей. Моя новая семья… скорбела. Первый год на меня смотрели едва ли не с ненавистью. Нет, они не обижали меня, ничего такого. Просто оплакивали родного сына и никак не могли принять другого. Но старались как могли. Только дети ведь чувствуют, когда их не любят.

   — Передай, пожалуйста, воду, — небрежно попросила Поля прямо посреди наполненной печалью паузы.

   Даня раздраженно открутил крышку, передал ей термос.

   — А ты? — зашел он с другой стороны. — Скучаешь по бабушке?

   — Нет, — ответила она сразу.

   — Ты боялась ее?

   — Просто такое ощущение, что она недалеко ушла. Болтается где-то внутри меня.

   — А?

   Даня слышал, конечно, истории об одержимости, кто не слышал! Иногда мертвые вселяются в живых, и тогда пиши пропало. Попробуй-ка изгони духа из человека, не навредив.

   Но это объяснило бы иммунитет Поли к зову Гиблого перевала.

   — Ты… — спросил он, встревоженно кусая губы, — позволишь мне посмотреть на себя?

   — Смотри на здоровье, — разрешила она невозмутимо, — только давай попозже. Время поджимает.

   — Долго нам еще ехать?

   — К ночи доберемся до туристической деревушки. Я посплю пару часов и отправлюсь обратно. Вернусь за тобой через неделю.

   — А вдруг я сгину за эту неделю в Костяном ущелье?

   — Это ухудшит и без того натянутые отношения между Верхогорьем и Плоскогорьем. Ты бы все-таки постарался выжить, княжич, пожалел бы местных жителей.

   Скептически скривив губы, Даня посмотрел на нее, склонив голову.

   Да что ты за человек-то такой, Поля-Поленька-Полюшка! Кукла бесчувственная.

   Она искоса глянула в его сторону.

   — Что это за выражение лица? — спросила с интересом. — Ты сердишься?

   Она всего пять лет среди людей, напомнил себе Даня. Она просто не научилась сочувствовать. Да еще и мертвый дух внутри. Чего он вообще ждет от несчастной девчонки?

   — Не сержусь, — заверил он ее чуть виновато. — Это лицо человека, который переживает за тебя.

   — Правда? Почему?

   — Потому что я вроде как должен о тебе заботиться… раз уж вывел тебя из леса.

   Он вспомнил, как легко занялось пламя, когда он поджег старый дом с мертвой старухой внутри, и как ему мерещились в этом огромном костре причудливые образы и тени.

   Девочка-подросток, укутанная в дряхлые махры, смотрела на пылающую избушку безо всякого сожаления. В пустых синих глазах отражался огонь.

   — Я замерз, — пробормотал Даня. — Можешь остановиться на минутку, возьму свитер из багажника.

   Она плавно притормозила. Вышла вслед за ним из машины, подошла к самому краю каменистой площадки, любуясь теряющимися в облаках заснеженными вершинами гор.

   Даня достал из чемодана два свитера, один накинул на ее плечи.

   Поля оглянулась на него. Легко улыбнулась:

   — Это ты уже заботишься?

   Он не выдержал, засмеялся. Погладил ее по светлым волосам, затянутым в косы. Под левым глазом Поли треугольником разместились три крошечные родинки. На правой щеке почти незаметным крестиком белели старые шрамы.

   — Что это? — Даня повторил их очертания пальцем.

   Она чуть нахмурилась, вспоминая:

   — Это я Егорку с Гиблого ущелья тащила. Ох, и упирался он!

   Здесь, на высоте, воздух был достаточно разреженным, чтобы легко кружилась голова.

   — Эта васса, — вдруг спросила Поля, не уклоняясь от его прикосновений, — стоит того, чтобы соваться ради нее в Костяное ущелье?

   Даня так обрадовался, будто она преподнесла ему сундук с кладом.

   Значит, ей все-таки не совсем на него плевать!

   — Васса, может, и не стоит, — ответил он, улыбаясь. Скорее всего, очень глупо. — Но интересно же, зачем она позвала меня именно туда.

   Он все еще не привык к тому, как Поля смотрит на людей — в упор, не стесняясь их внимательно разглядывать и не скрывая этого.

   — Ну так что? — не удержался Даня от вопроса, который волновал его еще с вечера. — Я красивый?

   Она кивнула, сначала не слишком уверенно, а потом более решительно.

   И кто кого тут ловит в свои сети, взбултыхнувшись сердцем, подумал Даня.

ГЛАВА 05

К ночи у Поли разболелась голова, а она у нее никогда не болела. Виной тому были тяжелая дорога, требующая самого пристального внимания, и бесконечная болтовня Дани — о, сколько он болтал. Без остановки, без пауз. Байки-истории-байки.

   К тому времени, как из темноты выскочила подсветка туристической деревеньки, она уже была готова взвыть — по-волчьи, протяжно, так, чтобы откликнулось все зверье вокруг. Вон и луна подходящая.

   — У них тут есть генераторы, и они работают, — заметила Поля. — Значит, деревенька обитаема. Тебе повезло.

   Выйти из машины, выпрямиться, потянуться — какое простое и абсолютное удовольствие.

   — Кто там? Ого! Машина! С детства их не видела, где бензин взяли? Неужели внизу его снова продают? — к ним спешила женщина: длинные темные волосы, широкие пастушьи штаны, просторная рубаха. В руках у нее прыгал фонарик.

   — Туристы! — закричал в ответ Даня. — Идем в Костяное ущелье!

   — Говорите правильно: не туристы, а самоубийцы, — женщина была молодая, красивая той особой хищно-тонкой красотой, которая могла родиться только в горах. Смуглая, черноглазая и черноволосая, она казалась полной противоположностью Поли. — Привет, я Гуля, администратор. И вам сегодня повезло: у нас есть один свободный домик. Отличный вид, просто отличный. Очень рекомендую встать пораньше, чтобы полюбоваться рассветом.

   Во время всей речи Гуля так и ходила кругами вокруг машины, то заглядывая в окна, то поглаживая ее.

   — Ах, отдала бы все за такую красавицу, — и она влажным горящим взором уставилась на Даню.

   Тот заулыбался в ответ.

   — И я бы все отдал за такую красавицу, — пылко заверил он Гулю, возвращая комплимент.

   У Поли не было времени на их флирт — спать оставалось всего ничего.

   — Где, говорите, ваш домик?

   Местные деньги у нее водились, она вообще частенько моталась по Верхогорью. Но если что, в сумке валялась и другая валюта — часы, батарейки, лекарства.

   — Я провожу, — пока Даня выгружал свои чемоданы, Гуля с любопытством маячила за его плечом. Ей было примерно лет тридцать, но повадки казались совсем девичьими.

   — Так у вас тут прорва народу? — он буквально излучал обаяние, обволакивал им Гулю. — Что люди делают в такой глуши?

   — Так археологи же, — прозвучало как оскорбление. — Пытаются найти следы поселения, которое сожрал костяной змей.

   — И как?

   Поля, зевая с риском вывихнуть челюсть, плелась за ними, засыпая на ходу.

   — Третий месяц копают, — неопределенно ответила Гуля. — Хуже археологов и геологов нет никого, такое беспокойство. А вы кто?

   — Заговаривающий духов.

   — О. Духов у нас тут нет — они не приближаются к ущелью. Живем без горта как про́клятые какие…

   Деревня уже спала. Кажется, археологи от души накопались — даже шум двигателя их не разбудил.

   — Вот сюда, — Гуля провела их в один из домиков, щелкнула выключателем. — Удобства на улице по указателям, в купальне вроде осталась еще вода. Оплата любая.

   — Сколько за неделю? — спросила Поля.

   Рассчитавшись, она сходила по нужде, умылась в купальне и вернулась к домику. Даня и Гуля все еще ворковали у крыльца. Поля прошла мимо них в домик — две кровати, шкаф, тумбочка, обычная обстановка, — рухнула на матрас.

   Спа-а-а-ать. Целых пять часов, а потом обратно, докладываться Постельному и в новый рейс.

   Даня явился почти сразу.

   — Не вырубайся, — попросил он, оставляя чемоданы в углу, — потерпи еще десять минут. Я обещал тебя посмотреть, помнишь?

   Она неохотно перевернулась на спину:

   — Можно я буду лежать, пока ты смотришь? Совсем нет сил.

   — Конечно, — он тепло ей улыбнулся.

   Став человеком, Поля никак не могла научиться запоминать лица и разбирать, что они выражают. Ее учителем стал шестилетний Егорка, который с величайшей охотой корчил рожицы, изображая гнев, или грусть, или радость. Это не принесло ей большого понимания человеческой натуры в целом, но подарило хорошее понимание Егорки в частности.

   А Даня был очень, очень сильно похож на него. Удивительная история двух братьев, которые почти не знали друг друга.

   — Что с тобой такое, — спросила Поля, — почему тебе так хочется всем нравиться? Ты ведешь себя с людьми как Егорка, который выпрашивает щенка или пони.

   Даня замер от неожиданности. Потом осторожно сел на краешек ее кровати:

   — Как тебе теория о том, что в детстве я был лишен любви, а теперь выпрашиваю ее у кого попало?

   — Брехня, — уверенно отрезала Поля. — Но вот что мне интересно: ты не боишься, что сегодня я в тебя влюблюсь, а завтра брошусь в пропасть на Гиблом перевале?

   — О, я думал об этом, — оживился Даня. — Ты привязана к Егору, этого бы хватило для духов перевала, а ты все равно не отзываешься на их зов. Тут что-то другое.

   — Мертвая старуха внутри меня? Ты серьезно?

   — Так я и предлагаю — посмотреть. Если в тебе есть кто-то, оно обязательно отзовется. Я же разговаривающий с духами, помнишь об этом?

   — Что мне надо делать?

   — Ничего.

   Даня склонился над ней — беспокойные глаза, прямая линия рта, непривычно серьезное выражение узкого лица.

   И вдруг очередная улыбка — воркующий голос — звезды в черноте радужки.

   — Иди ко мне, — позвал он нежнейшим из любовников, шепотом, вобравшим в себя и хороводы васс, и искорки гортов, и тьму шайнов, и густоту вьеров, и искры муннов, и жар анков, и надежность итров, и щедрость тьерров. — Я пришел к тебе с открытым сердцем, с добрыми намерениями, без оружия, без злого умысла, безо всякой корысти. Я пришел к тебе с любовью, я пришел тебе с голыми руками, без защиты и без брони. Иди ко мне…

   Он что-то еще шептал, отчего у Поли кружило голову, перекувыркивало желудок, обхватывало горло, сбивало дыхание.

   Он шептал — а она видела вершины гор, видела плачущие камни, видела, как цветы пробивают землю и раскрываются под солнечными лучами. Поля видела, где начинаются и заканчиваются реки, вспомнила, как родился этот мир, и богов, которые были еще такими молодыми. Дара — Мира — Лорн, Лорн — Мира — Дара. Жизнь, смерть, перемены. С кем ты захочешь играть?

   Ей было хорошо. Ей было даже больше, чем хорошо, — ей было необыкновенно уютно, и смешно, и весело, и азарт тек по венам. Она была такой сильной. Она была такой беззаботной. Она была…

   А потом все закончилось — больно и стремительно. Мир схлопнулся, яйцо треснуло, крик птенца разорвал тишину, и Поля едва не закричала тоже, но у нее вырвался только тихий волчий скулеж.

   А Даню отбросило назад — он упал на кровать, скорчился, застонал, задрожал.

   Казалось, его поглотил кошмар, казалось, на него набросились шайны, духи смерти.

   — Эй, — Поля схватила за его плечо, — что? Как тебе помочь?

   — Обними, — взмолился он едва слышно.

   Ладно. Это она сумеет. Она сто раз обнималась с Егоркой. Они иногда даже спали вместе, крепко прижимаясь друг к другу под одеялом. В те времена, когда ему было шесть, а Поля только пришла в этот мир. Ей было так непривычно. Колыбельные, колыбельные, колыбельные. Она пела их все время, а люди смотрели с жалостью.

   Лежать поперек кровати было неудобно, но Даню трясло, а ей ничего другого не оставалось. Поэтому Поля обняла его, как сумела, обхватила руками, положила голову на грудь — тук-тук-тук — как медленно. Поможет ли?

   — Мне как будто пинок под зад дали, — пробормотал он с трудом, — вышвырнули из твоего сознания, как щенка. Что это вообще было?

   Поля промолчала, у нее не было ответов. Глаза слипались.

   А Даня оказался таким удобным, таким теплым. Почти как Егорка, только больше.

   Она уехала, когда он еще спал.

   Катилась вниз на нейтралке, экономя бензин.

   Обратная дорога была не то чтобы легче, но уже привычнее.

   Несколько раз Поля останавливаясь для короткого сна в машине.

   И двигалась дальше.

   Пасечник дал им с собой достаточно еды, чтобы Даня продержался неделю и чтобы Поле было чем перекусить. Она обожала кукурузные лепешки, которые здесь пекли, ароматный мед, вяленую баранину, орехи, сладости. А соусы! Какие здесь делали соусы — с зеленью и специями, кислые, острые и сладкие.

   Ей вообще в Верхогорье нравилось больше, чем в Плоскогорье, несмотря на очевидные неудобства, связанные с нехваткой электричества и других благ цивилизации. Что-то было в свободной дикости этих мест, в отсутствии телефонной связи, в первозданной природе и прямолинейности жителей. Они не хранили камней за пазухой, они швыряли их сразу в лицо.

   Поля, выросшая в хитросплетениях княжеского дома, научилась ценить искренность. Даже если от нее становилось больно.

   На КПП дремала Снежка, заместитель Горыча.

   — Ты вне графика, Поля, — заметила она, дежурно осматривая машину.

   — Тебя не предупредили?

   — Предупредили, ага. Что князю так срочно понадобилось доставить сюда?

   — Я всего лишь водитель.

   Снежка — высокая, худая, седая, старая, с неизменной самокруткой махорки в зубах, — цыкнула:

   — Единственный в княжестве водитель, который в состоянии проехать Гиблый перевал и не сгинуть. Если старейшины взбрыкнут и решат, что им лучше вообще без княжьих милостей, чем с удавкой на шее, — то тебя либо не впустят сюда, либо не выпустят.

   Отупевшая от монотонной дороги Поля не сообразила, что это: угроза или предупреждение.

   — Если у меня будет выбор, — сказала она устало, — то я лучше останусь по эту сторону перевала.

   — Да ну? — изумилась Снежка. — Медом тебе здесь намазано?

   — И медом тоже. У вас еда вкуснее. Снеж, мы можем изменить график? Загрузите меня завтра сразу после разгрузки?

   — Куда-то спешишь?

   — Угу.

   Поля так часто пересекала перевал, что знала каждый камешек, каждую трещинку, каждую выбоину. Могла нарисовать очертания этих гор с закрытыми глазами. Казалось — еще чуть-чуть, и начнет различать духов по голосам.

   Они кружили вокруг машины, они звали, они предлагали.

   А она пела им колыбельные — пожалуйста, отдохните. Пожалуйста, перестаньте тревожиться. Ваш сон может быть так глубок, так сладок, так отчего же вы бежите от него? Что заставляет вас снова и снова голодными пираньями носиться туда-сюда, не давая живым пощады?

   Солнце висело низко: полдень. Солнце топило жарко: лето.

   В этом знойном мареве мир вокруг терял привычную четкость, реальность смазывалась, дрожала, а глаза у Поли неумолимо закрывались. Едва не процарапав бок о камни, она сбавила скорость. Нет, так и машину угробить недолго.

   Казенная же.

   Она еле тащилась по перевалу, губы высохли, в горло будто песка насыпали. Почему так тяжело? Почему дорога будто удлинилась втрое? Казалось, не будет ей конца-края, но вот — сторожевые вышки.

   Наконец-то.

   — Ты замечаешь, что все больше времени проводишь по ту сторону гор? — прекрасная Женя Петровна сунула ей в руки стаканчик с горячим чаем.

   Поля залпом выпила напиток и только потом блаженно улыбнулась:

   — Доехала, уф! Надо же. Думала, усну по дороге.

   — Спать на перевале — плохая затея, — нахмурилась Женя Петровна. — Постельный просил тебя приехать в управу сразу после возвращения. Мы ждали тебя еще позавчера.

   — Сами же сказали — вернуться к рейсу. Рейс завтра. Кстати, обратный тоже. Я пригоню фуру из Верхогорья сразу, как только ее перегрузят.

   — Ах, батюшки, — Женя Петровна насмешливо прищурилась, — а потом пересядешь на свою машину и снова в Загорье? Думаешь, ты можешь так легко мотаться туда-сюда? Не уверена, что должна пропускать тебя без особого разрешения.

   — Так ведь нет никаких прямых запретов.

   — Так ведь никто и не думал, что ты будешь мельтешить по перевалу безо всякого повода. Тебе там что, медом намазано?

   — Вы сговорились? — вяло удивилась Поля.

   — У меня каждый раз сердце не на месте, когда у тебя рейс, — вздохнула Женя Петровна. — Как будто на тот свет тебя провожаю.

   — Да ну вас, — Поля увидела, как Стасик махнул ей рукой: мол, готово, автомобиль осмотрен, — не каркайте.

   Постельный встретил ее хмуро:

   — Доставила посылку в Лунноярск?

   — Не-а, — Поля зевнула, — посылка отправилась путешествовать.

   — Что? Как? Куда? — он даже выскочил из-за своего огромного стола от негодования. Навис, уставившись на нее в упор. Она невольно сделала шаг назад, спасаясь от настойчивого запаха одеколона. Надо же, оказывается, подручный по всем вопросам умеет нервничать. Поля никогда прежде не видела его таким взбаламученным и теперь внимательно разглядывала.

   — В горы, — ответила она. — Высоко.

   — И зачем его туда понесло?

   — Говорит, свидание.

   Постельный даже за голову схватился. Это было интересное зрелище.

   — Идиот, — прорычал он, — мало нам его хлопот с бабами!

   Он еще немного поругался, Поля запоминала. В колыбельных таких слов не встретишь.

   — В общем, — чуток сбавив обороты, сказал Постельный, — как хочешь, но тащи его в Лунноярск.

   Он зазвенел связкой ключей, открыл один из шкафов, долго там копошился, а потом кинул Поле какой-то сверток. Она поймала, открыла. Липучки с рунами.

   — Снотворное, — пояснил Постельный, морщась, как от зубной боли, — прилепи к шее или руке, да хоть на лоб. Главное — к открытой коже. Действие одного пластыря — пять часов, должно хватить.

   Поля молча запихала сверток в рюкзак. Мысленно прикинула. Два дня пути до туристической деревушки, три дня пешком до Костяного ущелья, всякие неожиданности, обратная дорога.

   — Две недели потребуется, Александр Михайлович. Надо перенести один рейс.

   Он снова выругался, а потом махнул рукой:

   — Даже знать ничего не хочу, Поля. Просто отволоки эту проклятую посылку по адресу.

   — Ага.

ГЛАВА 06

Здесь, на высоте, у Дани все время слегка кружило голову. Звезды казались невероятно низкими, а воздух неподвижным.

   Как будто близость Костяного ущелья отгоняла не только духов, но и ветер. Вода тоже ушла, и в туристическую деревню через день приезжал водовоз на телеге, запряженной мощным яком.

   Археологи — кучка студентов с пожилым и строгим преподавателем — уходили рано утром и приходили поздно вечером. Они оказались довольно дружелюбными ребятами и рассказали множество историй про ущелье, каждая из которых заканчивалась тем, что все умерли.

   Даня слушал, все более мрачнея и все чаще спрашивая себя: он действительно собирается туда сунуться? И станет ли столь отчаянная вылазка символом его доверия к Чуде или наоборот? Зачем она назначила встречу в таком пугающем месте?

   Одно не вызывало сомнений: ни в коем случае не следовало отправляться в ущелье без спутника. Поля, девочка, которая так часто преодолевала Гиблый перевал, казалась идеальным вариантом. В ней бродила странная, неуловимая сила — к сожалению, довольно негостеприимная. Даня два дня приходил в себя после того, как его вышвырнуло из ее сознания. Будто копытом по лбу зарядили, как невежливо!

   Красивая Гуля щедро сыпала намеками, а Даня привычно улыбался, очаровывал и был щедр на комплименты.

   И пусть он не верил, что эта женщина сможет ему помочь, — ни одна не сможет, — но перестать флиртовать значит сдаться. Смириться с тем, что его удел — вассы, текучие духи воды.

   Застарелое отчаяние ложилось на плечи невесомой хандрой.

   Он бродил по горным тропинкам, любовался потрясающими видами, иногда вместе со студентами ходил на раскопки, просто так, от скуки. Следов исчезнувшей деревни все не находилось, но это никого не расстраивало. Студенческая практика изначально не предполагала великих открытий.

   Сидя на валуне, Даня прислушивался к тишине в ожидании звука мотора. По его расчетам, Поля должна была вот-вот вернуться. Он изо всех сил старался не унывать, но все вокруг казалось таким диким, таким неуютным. Когда князь предложил начать жизнь с начала, эта идея казалась более привлекательной, чем сейчас.

   Далеко внизу мелькнул и исчез проблеск света. Показалось? Нет, это действительно были фары автомобиля, медленно ползущего вверх по серпантину. Сердце взволнованно заторопилось, и Даня понял — все это время он боялся, что Поля не приедет. Передумает, князь ей не разрешит или еще что-нибудь приключится. Разумеется, Даня бы и без нее не пропал. Наверное.

   Вскочив на ноги, он принялся мерять шагами небольшой выступ у самого обрыва, не сводя взгляд с движущейся точки.

   Когда автомобиль приблизился, Даня так энергично замахал руками, что ему позавидовала бы ветряная мельница.

   Тяжелый внедорожник остановился рядом с ним, фары погасли, мотор притих, а Поля вышла наружу.

   — Привет, — мелодично пропела она.

   Потерявшись от резко упавшей темноты, Даня, подобно слепцу, нашел ладонью ее плечо и едва удержался от объятий.

   — Ты чего? — удивилась Поля, сбрасывая его руку и доставая вещи из багажника. Она двигалась так уверенно, словно прекрасно все видела.

   Может, и видела. Эта девочка была полна сюрпризов.

   — Решил встретить тебя здесь, чтобы ты не разбудила бедных студентов, — сказал Даня и забрал у нее сумку — совсем легкую. Глаза постепенно привыкали: вроде как багажник был набит под завязку. Значит, Поля не уедет так уж быстро.

   Взбодрившись, Даня зашагал в сторону туристической деревни. Он ушел оттуда за километр или чуть больше, но тогда еще было светло и спотыкаться не приходилось.

   — Так странно находиться в месте, где совершенно нет духов! — столько всего хотелось рассказать. — Мир кажется ненастоящим без них, как будто из него вырвали нечто очень важное.

   — Это только рядом с ущельем. Духам в Верхогорье куда больше раздолья, чем за перевалом.

   — Значит, без работы я не останусь.

   — Думаешь, так и будешь болтаться, где вздумается? Чтобы ты знал — у меня с собой целая кипа рунического снотворного и приказ доставить тебя в Лунноярск любой ценой. Кажется, у князя на тебя вполне конкретные планы.

   — Посмотрим, — неопределенно отозвался Даня. Где столица — там и политика, где политика — там и всякие неприятности. Ну нет, хватит с него. — Ты отправишься со мной в ущелье?

   — А для чего еще мне было волочь сюда столько снаряжения и провизии? — спокойно ответила Поля, и Даня снова обрадовался. — Мы с Егоркой порылись в библиотеке, но не нашли по ущелью ничего нового. Он там умирает от зависти, что у меня приключения, а ему приходится корпеть над учебниками.

   — Завтра с утра и пойдем?

   — Да ты же весь извелся от скуки, — догадалась она. — Неужели даже на разведку ни разу не сходил?

   — Сходил, — признался он неохотно, — но одному ужасно тоскливо. Там просто камень, даже поговорить не с кем. Я шел и шел, а потом так одиноко стало, фу. И я вернулся обратно, при этом чувствовал себя очень несчастным, как будто мне снова пять лет, а вокруг чужая семья.

   — Ты просто слишком впечатлительный.

   — Посмотрим, как ты отреагируешь на ущелье.

   — Никак. Я черствая.

   Они приблизились к деревне, и теплый свет вывески упал на Полино лицо — плавные линии, нежность золотистой кожи, невыразительность матовых глаз, ленточки в волосах. Черствая? Скорее безмятежная. Она была как красивый пейзаж: можно долго и с наслаждением любоваться, но не согреться в ее объятиях.

   — И почему тогда ты отправляешься со мной в ущелье, черствая моя? — спросил Даня, заправляя пушистую прядь ей за ухо. Пальцы скользнули по теплой щеке и благопристойно отодвинулись.

   — Я слишком долго не покидала избушку, — объяснила она спокойно. — И теперь мне все время хочется куда-то ехать или идти.

   — Как ты вообще попала в тот лес?

   По ее лицу скользнуло сомнение, а потом Поля пообещала:

   — Я расскажу. Только не здесь. Вдруг ты решишь хлопнуться в обморок.

   — Я? В обморок? — поразился он.

   — С твоей-то впечатлительностью.

   — У меня работа такая! Нельзя разговаривать с духами, оставаясь толстокожим.

   Поля хмыкнула и направилась к домику. Туристическая деревня спала, и даже Гуля не выглянула из своей сторожки.

   Даня едва дождался, когда Поля закончит ополаскиваться и вернется к нему. Ее волосы были мокрыми, и это напомнило Чуду. В просторной футболке и широких штанах, она уселась на своем топчане, прижавшись спиной в древесной стене.

   Даня погасил верхний свет, оставив включенным фонарик, который погрузил небольшую комнату в таинственный полумрак с причудливыми тенями. Уселся на свой топчан — напротив Полиного, подался вперед, упершись локтями в колени.

   — Рассказывай, — попросил он подрагивающим от нетерпения голосом. Даня любил интересные истории, а прошлое Поли его интриговало неимоверно.

   Она помолчала, собираясь с мыслями.

   — Я не знаю, сколько лет провела в избушке, — медленно заговорила она. — Там время течет иначе, и совершенно непонятно, прошел год или столетие. А до этого я помню солнце, бескрайнее небо, пшеничные колосья, которые волновались на ветру. Я помню дожди и запах земли, помню руки земледельцев и праздники урожая, где мне приносили щедрые дары.

   — Ты была тьеррой, духом поля? — спросил Даня и понял, что нисколько не удивлен. Не зря он выбрал для этой девочки такое имя, что-то почувствовал еще там, в избушке.

   — Наверное. И я помню, как однажды узловатые пальцы одной старухи сорвали мои колоски и сплели из них куклу, заключив меня в неволю. Я помню ритуальные наговоры и древнюю силу. Помню, как чужая память принесла мне множество колыбельных, с начала мира, с каждого его закоулка. И я пела, и пела, и не было больше солнца, и не было больше неба, и все, что осталось вокруг, — это крохотная избушка, и рядом была только старуха, которая медленно умирала. А потом пришел ты.

   Она как будто и сейчас пела, и Даня, завороженный, убаюканный, незаметно для себя покинул топчан и опустился перед Полей на колени. Вот оно небо — прямо в ее глазах. Вот оно поле — в ресницах и волосах. Вот он ветер — в ее голосе. Что может быть хуже для свободного духа, привыкшего к вольным просторам, чем оказаться заточенным в крохотной избушке?

   Она невесомо коснулась его лица.

   — Думаю, моей хозяйке надоело умирать и она захотела покончить со всем одним махом. Она открыла для тебя дорогу — я помню твои раны, с такими ранами не ходят. С такими ранами истекают кровью и испускают последний дух. Она промокнула мной… тем, чем я тогда была, соломой… все эти страшные укусы, разрывы от когтей, глубокие царапины… И потом был выброс силы, всей, что у нее осталось. И меня тоже зацепило, не могло не зацепить. Так я стала той… не знаю толком, чем именно. Я уже больше, чем дух, но меньше, чем человек.

   Даня молчал, не зная, как выразить свой восторг.

   Больше, чем дух, но меньше, чем человек!

   Значило ли это, что он сможет ее поцеловать и не обжечься при этом?

   Ее губы были так близко.

   Но Даня откатился назад, вернулся на свой топчан и прикрыл глаза.

   Перевал. Смертельно опасный Гиблый перевал.

   Конечно, Полю защищало что-то куда более мощное, чем равнодушие, но кто знает, как может пошатнуть это равновесие поцелуй? Пусть даже самый невинный.

   Женщины всегда любили Даню, и он ими так легко очаровывался.

   Но в последнее время вынужден был довольствоваться только мимолетными ласками духов.

   За все положена своя цена.

   Сморгнув неожиданное и сильное искушение, он улыбнулся:

   — Ты знаешь, кем была та старуха?

   — Кем-то изначальным, — туманно ответила Поля. — Кем-то, кто пришел в этот мир раньше богов.

   Про таких существ он даже не слышал никогда, а уж сколько баек на его долю выпало — не счесть.

   — Если тьеррам подносить дары, то они щедры и добры, — заметил он мягко. — Мне повезло, что старуха решила сделать куклу не из шайнов, несущих смерть, или муннов, проказников и сплетников. С ними куда сложнее договориться.

   — Поле было так давно, что я не уверена, не привиделось ли оно вообще. В любом случае, та связь давно вырвана с корнем. Я не могу больше управлять погодой и приносить щедрый урожай.

   — Значит, не можешь насылать и голод.

   Поля кивнула, зевнула, вытянулась на топчане:

   — Утром отправляемся в ущелье. Давай спать.

   Даня погасил фонарик, лег, прислушиваясь к ее тихому дыханию.

   Сколько мыслей в голове, сколько вопросов, сколько соблазнов.

   Поля еще спала, когда он проснулся.

   Свернулась клубочком, как кошка на печке.

   Волосы упали на лицо, покрывало сбилось к босым ногам.

   Тьерры были золотистыми крошками, которые ловко прятались между стеблей растений, но показывались во время цветения ржи или пшеницы. Они обожали прикорнуть в полдень, отчего все работы на поле в это время останавливались, а зимой эти духи и вовсе впадали в спячку, уходя глубоко под землю, укрываясь снегами. Больше всего тьерры любили свежий, еще теплый хлеб, выращенный на их поле. «Ты с нами сажал, поливал, убирал, сушил, молотил, так раздели же и трапезу…»

   Тьерры частенько дразнили степенных духов дома, гортов: могли опрокинуть плошку с едой или подломить половицу, потому что издавна спорили меж собой, кто из них важнее для людей. Но если горт и тьерр подружатся, то хозяевам это принесет счастье и процветание.

   А иногда тьерры оборачивались прекрасными женщинами. Каждый землепашец знал, что если пред тобой среди поля появится красавица в белой сорочке, с распущенными пшеничными волосами, васильковыми глазами и пышными формами — то будь ты хоть трижды верным мужем, будь ты старцем немощным, а изволь заняться с ней любовью. И чем больше страсти ты проявишь — тем плодороднее станет твоя земля. А откажешься — не знать тебе в ближайшие годы урожая. Тогда жены ругали мужей: ах ты, непутевый, не смог как следует ублажить кормилицу нашу!

   Поля сказала, что почти ничего не помнит, все забылось за колыбельными, а Даня смотрел на нее, спящую, и зачем-то спрашивал себя: а сколько мозолистых, натруженных рук ласкали ее прежде?

   Такая девочка.

   На улице его ждала Гуля.

   Студенты шумной ватагой накрывали себе завтрак за длинным столом под открытым небом. Они собирались уезжать.

   — Сегодня мы отправимся в ущелье, — предупредил Даня. — Ты оставь за нами домик.

   — Твоя девушка вернулась? — спросила Гуля отрывисто.

   Ох, как хорошо Даня знал эти интонации, эти расширенные зрачки, сбивчивое дыхание. Никогда не мог устоять, никогда не терял надежды, никогда не отказывался, хоть и знал о немедленной, болезненной расплате.

   Он все еще не смирился.

   «Тебя будут любить человеческие женщины, любить пылко, любить безрассудно. И тебя будет неудержимо тянуть к ним, но ты не сможешь осчастливить ни одну из них… »

   Проклятия, высказанные на гранитных карьерах, высечены в вечности.

   И какой зловредный мунн тогда дернул Даню сунуться к жене богатого горнодобытчика. Кто знал, что у него в каждом кармане по руне.

   — Вернулась, — ответил Даня, не желая уточнять, что Поля — напарник, а не возлюбленная.

   — Береги себя, про ущелье всякое сказывают, — прошептала Гуля, обхватывая руками его лицо.

   Ее жар можно было унять лишь поцелуем, после него дурман рассеивался, это Даня давно выяснил.

   И он не стал уклоняться, лишь резко втянул носом воздух, когда ожог вспорол кожу его губ.

ГЛАВА 07

Поля всегда просыпалась быстро, а понимала, где находится, — долго. Вот и в это утро она резко села в кровати, а потом замерла, соображая. Туристическая деревня. Домик.

   Ах да.

   Они с княжичем собираются в Костяное ущелье. Лучше было бы выйти раньше, конечно, но она проспала, а Даня ее не разбудил.

   Потом вспомнился и вчерашний разговор. Она правда когда-то была тьеррой? Или ей приснились все эти поля, и небо, и солнце? Может, это и вовсе чужие видения? Может, она просто собрала картинку из бесчисленных колыбельных?

   Если она и прежде видела этот мир, то почему он казался таким незнакомым? Почему Поле так туго пришлось первое время — учиться говорить, а не петь, различать человеческие лица, понимать, что они выражают?

   Духи — создания без души, всего лишь капли силы, которые ушедшие боги стряхнули со своих пальцев. Учитель рассказывал Егорке, а Поля тоже слушала: духи беззаботны и бессердечны, они не знают горя и любви, им легко угодить, но и рассердить их очень просто. В духах нет добра и зла, даже шайны приходят лишь тогда, когда человек сам их зовет — в минуту слабости, отчаяния или боли. «Хочешь жить до ста лет — не приглашай смерть раньше времени», — говорили горцы.

   Мотнув головой, чтобы разогнать лишние мысли, Поля сосредоточилась на настоящем. Встала и вышла из домика.

   Даня стоял на крыльце, оглянулся на скрип двери, и Поля испугалась: до того страшным было его лицо. Совершенно белое, измученное, с безобразными волдырями на губах. От рта лучами расходились взбухшие рубцы, покрытые едва схватившейся корочкой.

   — Доброе утро, — Даня улыбнулся, отчего кожица на верхней губе треснула и закровила, но у него лишь дернулась венка на виске. — Проснулась?

   Поля молчала, не зная, как реагировать.

   Тут студенты громкой ватагой принялись громко прощаться с ними, и Даня слетел с крыльца, кого-то обнимал, кого-то хлопал по плечу, девушек целовал в щеки, и никто, никто не обратил внимания на его ужасающие волдыри и рубцы.

   Когда археологи, смеясь и болтаясь, направились к дороге, Даня слегка покачнулся, но тут же вернулся к Поле.

   — Тебе надо плотно позавтракать, — сказал он.

   — А тебе?

   — А я уже, — он снова улыбнулся, кровь из капли превратилась в струйку, потекла по подбородку, но Даня не утирал ее.

   Вряд ли он мог не знать об этом?

   Медленно кивнув, Поля сходила умыться, прилежно съела все, что перед ней поставили: лепешки, сыр, варенье, два вареных яйца, запила сладким травяным чаем.

   — Я пригоню машину поближе, — решила Поля, глянув на вещи Дани, которые он уже выкатил из домика: громадный рюкзак и пузатый чемодан.

   — Да ладно тебе, — отмахнулся Даня, — дотащу.

   Добродушно-веселая Гуля пожелала им удачи в походе. И снова — она смотрела на Даню совершенно обыкновенно, словно он не выглядел так, будто поцеловал кипящий котел.

   Они просто не видят, уверилась Поля. По какой-то причине не замечают этих ран. А Даня умело притворяется, что с ним все хорошо, — видимо, не в первый раз.

   Поля шла вслед за ним к внедорожнику, колесики чемодана прыгали по камешкам, рюкзак маячил перед ее носом.

   Шла и молчала.

   А что сказать?

   Не ее это дело. Мало ли какие проклятия подцепил человек, скитаясь то там, то сям. С каждым может случиться.

   Даня тоже молчал, но сейчас это совсем не радовало, хоть его болтовня и казалась обычно слишком утомительной. Наверное, ему было мучительно больно шевелить губами.

   Солнце нещадно пекло, но в ущелье не должно быть жарко, и Поля не переживала по этому поводу. Не переживала она и о том, сможет ли Даня в своем состоянии долго идти пешком, — наверняка он рассчитывал свои силы.

   Когда они дотопали до внедорожника, Поля открыла багажник.

   — Я собрала нам в дорогу, — она указала на два рюкзака.

   Даня кивнул:

   — Я посмотрю, можно?

   — Конечно.

   Сноровисто и умело он проверял снаряжение, что-то выкладывал, что-то перекладывал, часть вещей добавлял из своего багажа.

   — Почему? — спросила Поля, когда Даня перекинул часть упаковок с едой на заднее сиденье.

   Он указал на оберточную бумагу, испещренную рунами. Они позволяли еде подолгу не портиться.

   — Руны наверняка не будут работать в ущелье, — объяснил Даня. — И все стухнет. Из этого мы с собой заберем только на первое время, потом придется лопать мои запасы, никаких деликатесов, зато сытно... Ты не против, если вместо двух спальников мы используем один? У меня хороший, просторный, легкий… или ты не из таких девушек, Поля?

   — Из каких «не таких»? — не поняла она.

   Даня покосился на нее — с сожалением? жалостью? печалью? Не разобрать.

   — А кроме Егора у тебя есть… взрослые люди, с кем ты дружишь? — спросил он, задумчиво взвешивая ее рюкзак в руке. Переложил несколько бутылок воды в свой.

   — Мы пьем много чая с Женей Петровной. Она начальник КПП в Плоскогорье. Ну, ты видел, в кабинете князя.

   — Много чая, — повторил Даня, вздохнул, защелкал молниями, протянул рюкзак Поле:

   — Не тяжело?

   Она послушно примерила. Оценила. Вернула:

   — Кажется, нет. Ты всю воду себе забрал?

   — У тебя тоже пара бутылок, выпьем их в первую очередь. Обувь? Не трет, не жмет, не разваливается?

   — Не-а.

   Даня все-таки опустился на корточки, снял с нее один кроссовок — Поля невольно ухватилась за его плечо, — придирчиво осмотрел его и даже ощупал носок, нет ли там грубых швов. Обул кроссовок снова, аккуратно завязал шнурки, выпрямился:

   — Страшно?

   Страшно, хотела ответить Поля, страшно смотреть на твое лицо. Но качнула головой:

   — Это всего лишь заброшенное ущелье, которое обросло разными сказками. Чего там бояться?

   К ее ужасу, Даня улыбнулся. Губа снова лопнула. Так ожог никогда не затянется.

   — Спасибо, что идешь вместе со мной, — проговорил он с этой его обволакивающей нежностью.

   — Поехали, — Поля резко отвернулась. Ее затошнило от сочетания крови и улыбок.

   Она тянулась вверх, как могла, но горы вдруг почти сомкнулись впереди, и машину все же пришлось оставить.

   Даня со своим большим рюкзаком едва пролез в узкую щель, а Поля проскользнула легко, у нее поклажи было меньше.

   Высокой стеной тянулись скалы, а тропинка между ними то расширялась, то почти исчезала. Выглядело все это не то что зловеще, но крайне недружелюбно.

   Первый час пешего пути они оба изнывали от духоты, а потом солнце незаметно исчезло, как и робко проглядывающие меж камней цветы. Воздух стал прохладнее, вместо неба над их головами повисла серая пелена.

   Даня вдруг запнулся на ровном месте.

   — Как-то не по себе, да? — пробормотал он. — Уныло.

   Поля пожала плечами — она не чувствовала ничего такого.

   — Можно взять тебя за руку? — спросил Даня нерешительно.

   Она без колебаний сжала его ладонь. Сделала себе пометку: стараться все время касаться княжича, кажется, ему действительно требовалась близость человека. Или чем там Поля была.

   Так маленький Егорка жался к ней, получив нагоняй от родителей или учителей.

   Поля повернула голову, стараясь незаметно рассмотреть лицо Дани. Нет, лучше оно выглядеть не стало. Жаль, что, когда Егорка достаточно подрос, чтобы изучать проклятия, Поля уже гоняла фуры по Гиблому перевалу. Образование так и осталось незаконченным и отрывочным.

   Ей хотелось расспросить Даню — и о тьеррах, и о том, зачем именно они идут в ущелье, и о том, откуда взялся такой сильный ожог. Но лучше сделать это позже, когда его губы перестанут кровить.

   Так они и шли — рука об руку, в тишине, которую нарушали только их шаги и дыхание, в зыбком узком пространстве между нависающими горами.

   Рюкзак становился все тяжелее, желудок заныл от голода, горло пересохло.

   — Привал, — объявила Поля, тряхнув механическими часами на запястье. Стрелки намертво залипли на половине одиннадцатого — времени, когда закончилось солнце.

   — Остановились? — Даня огляделся по сторонам, выбрал наиболее плоский камень, помог Поле снять рюкзак и скинул свой. — Я же говорил, что это странное место. Проверим?

   Он вдруг задрал свою футболку и уставился на руну-татуировку на своих ребрах. Зачем-то потыкал в нее пальцем, попросил:

   — Соври мне.

   — Что? — озадачилась Поля.

   — Сгодится любое вранье.

   — Я совершенно не вижу, что у тебя все губы в волдырях, — выпалила она первое, что ей на ум пришло.

   Брови Дани взлетели вверх, а потом он поморщился и опустил футболку.

   — И ничего, — объявил торжествующе. Как будто его и вправду радовало, что здесь часы и руны были бесполезными. — А татуировка обычно щиплется при вранье… Не очень, правда, сильно. Если специально не обращать на это внимания, можно и не заметить.

   Покопавшись в ее рюкзаке, Даня достал две бутылки воды, одну протянул Поле, из другой отпил сам. Сорвал с упаковок еды оберточную бумагу.

   — Мясо и овощи прямо с княжеской кухни, — пояснила она. — Ты еще помнишь главного повара Валерия Степановича?

   — Не-а.

   — Он очень хороший. Всегда готовит мне в рейсы что-то вкусное. И по тебе охает частенько. Бедный мальчик, ну и так далее. Хоть князь и запретил всем вспоминать о тебе.

   — Даже так?

   — Чтобы не расстраивать твою маму. Егорка рассказывал — она часто плачет, глядя на него, вы похожи.

   — Бедный Егор.

   Даня поймал Полин внимательный взгляд, отодвинулся, отвернулся:

   — Безобразно?

   — Очень. Это пройдет?

   — Через пару дней. Потерпи, ладно?

   — Ты ошибся, — поправила его Поля. — Терпеть-то тебе. У меня ничего не болит.

   — Ты можешь спросить, — предложил он, — я отвечу.

   — А бывают руны, которые помогают лучше понимать людей? — тут же задала она вопрос, который так и крутился у нее на языке.

   Его плечи дрогнули. Поля встала с камня и обошла, чтобы увидеть его лицо. Есть Даня все же не мог, уныло таращился на мясо.

   — Зачем, Поля? Начнешь понимать людей — а там, глядишь, и жалеть научишься. Оно тебе надо? — мрачно пробормотал он.

   Она вспомнила, как Егорка ревел, когда ее перевязывали после их вылазки на перевал. «Мне тебя так жалко», — виновато всхлипывал он, не заботясь о собственных ранениях.

   Может, ей тоже так надо было: причитать над Даниными волдырями? Люди ведь жалеют друг друга?

   — Что мы будем делать? — вместо этого уточнила Поля, с неохотой признавая поражение. Причитать ее ни в какую не тянуло. — Дойдем до ущелья и обратно? Или придется ждать твою вассу?

   — Ждать не будем, — Даня со вздохом завернул мясо обратно, сделал небольшой глоток воды. — Чуда сказала, что будет там, когда бы я ни появился. Тогда я еще не знал о том, что в ущелье нет рек и ручьев и она не сможет туда добраться. Впрочем, может, это всего лишь байки. Или странная шутка. Или… или это какой-то дар, вассы бывают щедры с людьми, которые их забавляют. Вдруг там сокровище костяного змея?

   — Ладно, — это ее вполне устраивало. Она любила дорогу, любую.

   Даня замолчал с явным облегчением. Перевел дыхание — рваное, сиплое, побледнел, на лбу выступил пот.

   Поля снова села на камень, так, чтобы касаться спины Дани плечом. Вернулась к своему обеду, прислушивалась к тягучей, густой, вязкой тишине.

   Получится хорошая история для Егорки.

   Вечер так и не наступил — кажется, здесь не было ни времени года, ни дня, ни ночи. Пасмурная серость, горы, неподвижность воздуха.

   Даня шел, все чаще подрагивая, все крепче держась за Полину руку, а потом вдруг остановился, зажмурился.

   — Что? — не поняла она.

   — Мертвецы, — прошептал он, — прямо у нас под ногами. Много.

   Поля посмотрела — каменистая тропа, ничего больше.

   — Это какое-то наваждение, — заверила она Даню, встала перед ним, взяв его за обе руки. — Посмотри на меня. Смотри только на меня. Здесь нет ничего пугающего.

   Он неуверенно кивнул, открыл один глаз, другой, его губы дрогнули.

   — Не смей улыбаться, — велела Поля. — Давай обойдемся без крови, даже капли. Кто его знает…

   Даня снова кивнул, огляделся, поежился. Его взгляд торопливо вернулся к Полиному лицу.

   — Ты сможешь мне поверить? Моим глазам, а не своим? — спросила она.

   — Ага, — решился он после паузы. — Хорошо. Пусть так, пока ты спокойна — я тоже буду спокойным.

   — Наверное, это просто защита от всяких любопытных проныр вроде тебя, — Поля пошла вперед, Даня больше не отставал. Ей понравилось, что он быстро справился с собой. — Давай найдем какое-нибудь место для отдыха, незачем выбиваться из сил.

   Они прошли еще около пятнадцати минут, когда Даня вдруг сказал:

   — Вон та полянка выглядит симпатичной.

   — Какая еще полянка, Даня! Тем более симпатичная!

   Он поднял камешек, зашвырнул его куда-то влево. Камешек с тихим «чавк» исчез, едва коснувшись земли.

   — Ого, — в голосе Дани было больше восхищения, чем испуга. Поля пригляделась: там, где исчез камешек, воздух словно подрагивал, как затаившийся хищник.

   — Что еще ты видишь? — с интересом спросила она.

   — Я слышу журчание воды, — ответил он задумчиво. — Это ведь тоже морок?

   — Так, ушам своим ты теперь тоже не веришь, — объявила она. — У тебя ведь нет желания броситься в воду? Не хотелось бы с тобой драться, но если что — имей в виду, буду бить тебя прямо по губам. Вдруг ты потеряешь сознание от боли.

   — Превеликая Дара, — невероятно, но Даню ее слова развеселили. Не до такой степени, чтобы он забыл о запрете на улыбки, но искорки запрыгали в его глазах. — Обещаю вести себя смирно, пощади, я тебе еще пригожусь.

   — И не лень тебе трепаться, — покачала она головой и присмотрелась к пологому пятачку прямо возле скалы. Выглядело достаточно безопасно. Наверное.

ГЛАВА 08

Даня был совершенно счастлив.

   И пусть у него все болело из-за гадкого проклятия, пусть ущелье постоянно менялось и насылало странные видения, страхи и уныние, пусть ему ужасно хотелось отлить, а желудок сводило от голода, — Даня все равно был счастлив.

   При мыслях о грядущих приключениях и возможностях, которые сулил ему дар Поли видеть истинную суть вещей, голову слегка кружило. Ну и еще от разреженности воздуха высоко в горах — немного.

   Девушка, которая не поддается иллюзиям, воздействию духов и смотрит прямо сквозь проклятия, — о, какая это ценная находка, какое чудесное знакомство! Как здорово, что однажды Даня заплутал в зимнем лесу и его чуть не сожрали заживо волки. Вот она, его награда. Его удача.

   Главное, чтобы Поля и дальше оставалась на его стороне, а не следовала приказам князя. Соваться в Лунноярск Даня совсем не планировал, невзирая на угрозы снотворных рун. Он вовсе не собирался свергать местного наместника и становиться ручным правителем Загорья, во всем подчиняющимся Первогорску.

   Город из янтаря и черного камня остался в прошлой жизни, и Даня не хотел иметь с ним ничего общего. Здесь князь не сможет до него дотянуться.

   Главное, главное — по-настоящему очаровать Полю, но ему всегда удавалось хорошо ладить с женщинами. И до проклятия, и после. Хоть теперь и приходилось платить высокую цену.

   Поля меж тем тщательно осмотрелась и указала на ровную площадку у подножья горы.

   — Остановимся здесь, — сказала она и выпустила его руку, чтобы снять рюкзак.

   Даня поежился: от самой земли ему послышался душераздирающий стон, преисполненный загробной муки. Стая воронов-скелетов пролетела над головой, отчего он невольно шарахнулся в сторону. Казалось, от скал сочился могильный холод, угрожая заморозить его до смерти.

   Он торопливо скинул рюкзак, охнув от облегчения (спину ощутимо ломило), и снова схватил Полю за руку. Сразу потеплело, а вороны исчезли.

   — Ой! — воскликнула она. — Ты ледяной!

   — Дай мне минутку, — попросил Даня, прижимаясь к ней и люто жалея о своем временном безобразии. Такие раны способны напугать и отвратить кого угодно, но Поля не пугалась и не отвращалась. Равнодушная.

   Она стоически терпела его, не пытаясь отодвинуться. Ждала, когда зубы у Дани перестанут плясать, а дыхание успокоится.

   — Теперь понятно, почему это ущелье никто не может преодолеть, — сказала Поля задумчиво. — Оно действительно отгоняет всех любопытных.

   — Без тебя я бы и половины пути не прошел, — покладисто согласился Даня и чуть погладил большим пальцем ее ладонь. Благодарно и трогательно, не так ли? К сожалению, некоторые срочные потребности так и сбивали его с лирического настроя. Как с переполненным мочевым пузырем очаровывать невинную девушку ? И как уединиться, чтобы не попасть во власть нового кошмара? Судя по тому, как сильно он замерз за считанные минуты, ущелье способно воздействовать не только на разум, но и на тело.

   Окончательно согревшись, Даня неуверенно отодвинулся, подозрительно оглядываясь по сторонам.

   Скалы тут же заговорили с ним. «Уходи, уходи, уходи», — навязчивым стуком сердца пульсировали они.

   — Поль, как ты думаешь, — с более-менее уверенной улыбкой спросил Даня, — вон за теми камнями нет обрыва или еще какой-нибудь ерунды?

   — Я провожу, — без малейших колебаний отозвалась она.

   Он шел рядом с ней, угрюмо размышляя о том, что все против него. И шрамы, и ущелье, и собственный организм.

   Как только Поля оставила его одного и вернулась к стоянке, скалы надвинулись вплотную, норовя раздавить Даню, как букашку. Он изо всех сил старался не поддаваться панике и игнорировать очередную иллюзию.

   «Уходи, уходи, уходи!» — шепот превратился в оглушающий грохот. Голову будто сдавило в тисках. Желание убраться отсюду подобру-поздорову сводило с ума.

   Едва не бегом вернувшись к Поле, Даня увидел, что она уже достала из его рюкзака легкий и мягкий спальник, разулась и растянулась поверх него. Упаковка с сытным, но совершенно безвкусным шахтерским печеньем — страшная смесь из жира, муки, орехов, травы и красной фасоли — лежала рядом с ней неоткрытой.

   — За тобой шайны гонятся? — поинтересовалась она, когда он сел рядом с ней, касаясь коленом ее локтя. Поля устала — глаза закрывались сами собой, голос звучал вяло, а аппетит, по-видимому, отсутствовал. Так бывает после долгой и непривычной нагрузки.

   — С шайнами я бы смог договориться.

   — А с ущельем не выходит?

   И Даня понял, что не пробовал.

   Жадно выпив воды из бутылки, он зажмурился, отодвинулся, пытаясь в наваливающихся ощущениях найти кого-то главного, того, кто решает.

   И едва не заорал, когда прямо перед его опущенными веками появилась жуткая окровавленная морда огромного ящера. Желтые пылающие глаза, острые клыки, омерзительное зловоние из распахнутой пасти.

   Ужас схватил, но не сжал Данино сердце, потому что Поля пошевелилась за его спиной, спросила сонно:

   — Ты будешь печенье?

   Она не видит этого ящера, осенило Даню, не чувствует. А значит, его не существует.

   Отмахнувшись от жуткой морды, как от мелкой брехливой шавки, Даня мысленно воззвал к настоящему хозяину ущелья.

   В пальцы рук и ног словно вонзилось множество раскаленных тонких иголок — верный признак того, что его услышали. Внутренности скрутило узлом, тошнота подступила к горлу — приближался кто-то невероятно мощный, древний.

   Кто-то, кому не нужны ритуалы, напевы, обряды. Кто-то, взирающий прямо на Даню — без злобы, но с плотоядным интересом. Так глядят на вкусный ужин, например.

   Неподвижный воздух взметнулся морозным вихрем, сбивая дыхание. Горло схватило льдом, легкие окоченели, кожа покрылась изморозью. Даня пытался податься назад, дотянуться до Поли, но его сковала полная неподвижность, тело застыло, неподвластное его желаниям.

   И тут позади раздалось тихое предупреждающее рычание — определенно волчье, но гораздо более глубокое, грозное, выразительное. Холод отпрянул, на мгновение замер, а потом начал таять капельками воды, в которых проступила нечеткая фигура — то ли женская, то ли мужская. Всего лишь почти прозрачный силуэт, смеющийся ветерок — тонкая звенящая насмешка, завибрировавшая отовсюду.

   — Про́клятые к про́клятым, — прозвучало ехидное, — костью в горле… Что ж, добро пожаловать.

   И все исчезло.

   Даня рвано выдохнул, закашлялся, прижав руки к груди.

   Смотреть на Полю было страшно — кошмарное рычание все еще звучало в его ушах. А вдруг вместо юного девичьего лица он увидит волчью пасть с острыми ощерившимися зубами?

   А вдруг она однажды решить сомкнуть их на его горле?

   Ни одно человеческое существо не способно издавать такие звуки.

   — К муннам такие знакомства, — выдохнула Поля. — Ты видел его хвост? А когти?

   — Хвост? — губы плохо его слушались, однако Даня искренне порадовался ее словам. Осторожно покосился назад и обрадовался еще больше, не обнаружив за собой клыков. Ошеломленная, Поля сидела на спальнике, вцепившись побелевшими пальцами в его ткань. В округлившихся глазах мерцали хищные оранжевые искры — подобно закатным отблескам в голубом небе.

   Даня осторожно пригладил наэлектризованные Полины волосы, пытаясь успокоить.

   — Я не видел никакого хвоста, — признался он.

   Ущелье притихло, не атаковало его больше мо́роками, не запугивало скелетами воронов и не завывало на все голоса.

   — Ледяное чудище, — пояснила она, — прозрачное, с кроваво-алым сердцем внутри и лицом каменного истукана. Такое ощущение, что его собрали по кусочкам из скал, снегов и… кого-то живого. Я даже испугалась.

   Даже испугалась!

   С нервным смешком Даня перебрался на другую половину спальника, поковырялся в своем рюкзаке, нашел небольшую кружку и начал размешивать печенье в воде. Придется лопать тюрю, как беззубому старику. Но без еды он долго не протянет — при таких-то потрясениях.

   — Удивительная гадость это печенье, — прокомментировала Поля, наблюдая за ним.

   — У нас еще есть сыр, яблоки и вяленое мясо.

   Она достала яблоко, захрумкала. Даня протянул ей ломоть сыра.

   В прохладной воде печенье отказывалось растворяться, и он машинально крошил его ложкой, приходя в себя от произошедшего.

   Проклятые к проклятым? Это еще что значит?

   Ну, с Даней-то все понятно. А Поля?

   Сейчас, когда оранжевые искры исчезли из ее глаз, она выглядела беззащитной и милой. Немного потрепанной после долгого пешего перехода и встречи с ледяным чудищем. Сонно моргала, зевала, прикрывая рот ладошкой.

   Она была человеком, который то и дело пересекал Гиблый перевал, и не собиралась терять самообладание так уж легко. Даня не сомневался, что сон ее будет глубок и крепок, а вот ему предстоит ворочаться и страдать — затягиваясь, рубцы причиняли мучения.

   Странно было укладываться спать при сером сумеречном свете то ли хмурого дня, то ли раннего вечера. Но тут не было ночи и не будет утра, поэтому выбирать не приходилось. Поля сложила ладошки под щекой — так в детстве няня учила и самого Даню. Спальник был просторным, но не бескрайним, и Даня легко касался ее колена. Не слишком навязчиво, но это добавляло ему спокойствия.

   Густые пшеничные ресницы отбрасывали тень на ее лицо.

   — Это ты его позвал, да? — спросила она, не открывая глаз, когда Даня перестал возиться и притих, баюкая свою боль.

   — Кажется, да, — подтвердил он, — попытался договориться с ущельем… Кто знал, что явится такое безобразие.

   — Как ты начал разговаривать с духами?

   — Старый горт моей обменной семьи ни в какую не принимал меня, он скорбел по мальчику, который умер, и не хотел другого вместо него.

   — Духи дома привязываются к людям? — удивилась она.

   — Иногда. Если к ним уважительно относятся поколение за поколением.

   — Ты хотел умереть? — ее ресницы взметнулись, Поля непроизвольно придвинулась ближе, вглядываясь в его лицо. Покрытое уродливыми волдырями и рубцами, чтоб его.

   — Не я, — Даня сглотнул, вспоминая те черные, наполненные горем дни. — Моя младшая сестра Соня попала под колеса трактора и так сильно пострадала, что доктора не могли даже избавить ее от мучений, не говоря уж о том, чтобы исцелить. И отец попросил меня… помочь ей уйти.

   Поля не стала ужасаться, только опустила на мгновение взгляд, а потом снова посмотрела на Даню в упор:

   — Нельзя призвать шайнов для другого человека. Духи смерти приходит только тогда, когда ты зовешь их для себя.

   — Так говорят, — угрюмо ответил он. — Но на самом деле — можно. Вопрос только в цене. Всегда вопрос только в цене, Поля.

   Она кивнула, рассеянно перебирая его волосы. Так гладят кошку, а не мужчину.

   — Отец не простил меня, — закончил Даня со вздохом. — Или себя. В любом случае, я все время напоминал ему о решении, которое пришлось принять. Поэтому скоро я уехал.

   — Куда?

   — На карьеры… Твои глаза как голубой гранит до того, как его отполировали. Завораживает.

   Поля неуверенно улыбнулась, не зная, как реагировать на такое странное сравнение. Спросила тихонько:

   — Что ты делал на карьерах? Неужели работал на добыче камня?

   — Не, там была маленькая школа, где учили договариваться с итрами, духами гор. С вассами — речушек хватало. Учили отгонять муннов, чтобы они не разносили повсюду сплетни и ссоры. Нас, подростков, было с десяток — все такие же неприкаянные, как и я. Настоящее пиршество для муннов, знаешь ли. Ну а потом я слонялся туда-сюда, болтался по Плоскогорью, нигде подолгу не задерживаясь.

   — Пока не схлопотал проклятие, да? — она робко тронула ожог на его верхней губе.

   — Пока не схлопотал проклятие, — он перехватил ее руку, прижал к своей груди.

   Поля очень уютно вздохнула, снова закрывая глаза.

   — Это пройдет? — спросила невнятно, уже засыпая.

   — Надеюсь, — отрешенно произнес Даня, бездумно глядя на серый туман вместо неба. Он сделает все возможное, чтобы прошло. И, скорее всего, невозможное тоже.

   А проснувшись, Даня почувствовал, что у него волосы встают дыбом: вместо Поли рядом с ним спала крупная волчица, и ее огромная лапа тяжело лежала на его груди.

ГЛАВА 09

Из уютных сновидений Полю выдернуло что-то чужое и странное. Как будто по коже пробежали мелкие лапки ледяного страха, не принадлежавшего ей.

   Открыв глаза, она увидела абсолютно белое, дикое лицо Дани, который лежал рядом совершенно неподвижно и, кажется, боялся дышать. В то же время сердце под ее ладонью билось рвано, суматошно.

   Ожог на его губах чуть зажил, волдыри уменьшились, а рубцы стали тоньше, незаметнее. Однако расширенные зрачки и паническая ошалелость во взгляде свидетельствовали о новых неприятностях.

   — Что? — хрипловато спросила Поля. — Что опять не так?

   Дане понадобилось некоторое время, чтобы осознать ее вопрос. Взгляд очень медленно приобретал осмысленность, потом он вдруг сжал ее руку на своей груди, приподнял, с опаской разглядывая, резко выдохнул и взвинченно рассмеялся.

   — Привидится же такое, — воскликнул он и порывисто обхватил Полину голову обеими руками, прижав к себе. Уткнувшись носом в его футболку, она ужасно удивилась. Какое необычное пробуждение.

   Кажется, ущелье продолжало играть с Даней, пугая и сбивая его с толку. Слишком впечатлительный, эмоциональный, обладающий богатой фантазией, ее спутник оказался легкой добычей.

   — Эй, — напомнила о себе Поля, недовольная нехваткой воздуха и неудобным положением.

   — Прости, — Даня немедленно оставил в покое ее голову, отодвинулся, сел, подозрительно и пугливо оглядываясь по сторонам. Бедный.

   Васса, заманившая его в это изменчивое, опасное место, должно быть, за что-то мстила.

   Каким дурачком надо быть, чтобы согласиться на подобную авантюру?

   Поля вспомнила Егорку, который сунулся на Гиблый перевал просто так, из любопытства, и легко улыбнулась.

   Братья, что с них взять.

   Как бы Даня ни отрицал родственные узы с княжеской семьей, в нем текла та же самая горячая кровь, благодаря которой Лесовские уже несколько столетий неутомимо боролись и побеждали. Порода.

   Дважды Даниных предков изгоняли из князей, и дважды они возвращали свое положение.

   Поля выбралась из спальника, потянулась, начала переплетать косу. Она отлично выспалась.

   — Интересно, сколько мы уже здесь? — спросила, на мгновение зацепившись взглядом за вставшие часы на запястье.

   — Кто знает, — Даня удивительно легко вернул себе беззаботный настрой и рылся в рюкзаке. — Я совершенно не чувствую времени, кажется, оно здесь течет иначе.

   Прекрасно. Еще не хватало опоздать в рейс.

   И они снова шли, и снова вокруг ничего не менялось, кроме того, что Дане стало куда лучше, чем накануне, а значит, на Полю снова обрушилась его жизнерадостная болтовня:

   — А ты слышала про нашествие деревьев в Мелколесе? Ну, знаешь, городишко к северу от Первогорска, ничего выдающегося, кроме того что прежде вьеры там кишмя кишели. Они в ту весну просто взбесились, представляешь себе? Открывает человек с утра глаза — а у него сосна проросла прямо посреди спальни, а горт и вовсе сбежал в ужасе от такого непотребства. Дом одной вдовушки за ночь оказался окружен непроходимым лесом. Хорошо хоть запасов еды хватило — пока к ней пробились, она аж поседела вся. Князь тогда положил двойную оплату всем разговаривающим с духами, но идиотов соваться в этот ужас все равно набралось с горстку.

   Даня, конечно, был одним из этих идиотов. Поля даже не сомневалась.

   — И вот мы, пятнадцать отчаянных, приперлись такие отважные в Мелколес, а нас медведи встречают, ха! Спасибо, что не волки, если подумать, — тут он отчего-то содрогнулся. — Убивать медведей — значит совершенно разозлить вьеров. А уговорить их убраться с дороги никак, они же лесных духов слушаются, а не нас. Тут, короче, Михайлов, такой же зеленый переговорщик, как и все мы, опытные-то не рвались в передние ряды, предлагает использовать снотворные руны, а среди нас, как назло, ни одного мастера по этому делу. Общими усилиями мы вспомнили, как они рисуются, но перепутали знак, и вот у наших медведей внезапно наступил брачный гон, — Даня захохотал.

   Бедные жители Мелколеса. Явились горе-спасатели на их голову, мысленно хмыкнула Поля.

   То ли она привыкла, то ли просто хорошо выспалась, но сегодня от Даниной трепотни голова не болела.

   — Так что осторожнее с теми рунными пластырями, которые ты для меня притащила, — сверкая улыбкой, он шутливо коснулся плечом ее плеча. — Там одна черточка всего отделяет сонливость от похоти. Что будешь делать, если я вдруг наброшусь на тебя в порыве страсти?

   — По уху дам, — ответила Поля на всякий случай, слабо представляя себе подобный поворот событий.

   — Не-е, — а вот Даня всерьез задумался. Он вообще легко мог вообразить себе что угодно. — По уху не поможет, вдруг я от этого еще больше разохочусь? Надо меня сразу вырубать, я тебе покажу потом приемчик.

   — Так что там с медведями? — напомнила Поля, сама не понимая, почему ей не все равно. Прежде досужие разговоры не особо ее привлекали.

   — А! — Даня снова засмеялся. — У них там, видимо, все самцы собрались… Некому было ответить на любовь. Ну, мишки еще пуще разъярились, ух, как мы от них драпали!

   Тут он остановился, задрал футболку и показал старые тонкие шрамы на ребрах:

   — Видишь? Порвали мне все-таки бок, и я так разозлился! Прям сам не свой стал от бешенства. Домчался до ближайшего перекрестка и как начал орать на вьеров! Кровь течет, медведи малость отстали — нашим хватило ума призвать на помощь васс, и река вышла из берегов… «Ну-ка, кто из вас, недоумков, тут самый главный! — воплю я во все горло. — Немедля предстань предо мной!»

   — Чокнутый, — убежденно произнесла Поля.

   — Ага… И появляется такой старичок-лесовичок, дряхлый — жуть. Тоже ужасно сердитый. «Сойди с перекрестка, дурень», — шипит. А я ему: ну и чего вы тут устроили? Вьерам враждовать с людьми себе дороже, вырубят вас под корень, а то и вовсе анков призовут, огнем вытравят. Кому хорошо будет? А он мне про то, что здесь исконно духи леса жили, а потом приперлись всякие, хозяевами себя почувствовали. И куда теперь вьерам, они же корнями вросли. А я возьми и ляпни, что найду для них новое место, и кровью своей обещание запечатал, все равно она хлестала во все стороны, что с ней еще делать было. И тогда деревья ушли под землю, медведи исчезли, а передо мной оказался мешок с семенами. Ну знаешь, в таких мешках картошку хранят. А я бряк — и в обморок. Крови-то сколько вылилось, хоть жертвоприношение совершай.

   Поля вдруг поняла, что впитывала каждое слово с таким вниманием, что и дышала через раз.

   Так Егорка слушал сказки когда-то.

   — Потом оказалось, что только кровью и честным словом можно убедить вьеров сменить землю под корнями, — продолжал Даня весело. — У меня случайно все вышло, смешно, да?

   — Вообще нет, — возразила Поля хмуро. — Глупо и безрассудно.

   — Зато теперь в Мелколесе стоит памятник прекрасному мне. Маленький, правда, но ведь памятник! — похвастался он довольно. — А потом начались скитания по княжеству, никто не собирался пускать к себе древний лес, ух я и намучился. Все вокруг ржали: опять Даня со своим мешком куда-то прется. И добрался я до самых западных границ, где уже ни железных руд, ни человеческих селений, камень да небо. Когда-то горы там были высоки, но время истрепало их, и хребты осели. Итры почти все ушли, остались только самые упрямые. И они сказали, что подвинутся, поделятся своими владениями, если я приведу туда тьерров. И если упрошу их наполнить иссохшие устья, чтобы там снова весело зажурчали горные реки.

   — И ты пошел договариваться с вассами и тьеррами, — у Поли не получилось и дальше хранить серьезный вид, смех вырвался на волю сначала всхлипом, а потом звонко разлетелся по тихому ущелью.

   Даня на секунду притих, впечатленный. Зачем-то потрогал Полины волосы, пробормотал восхищенно:

   — Какая ты…

   Она фыркнула, уходя из-под его руки.

   — Так я и познакомился с Чудой, — завершил рассказ Даня, уже без прежнего энтузиазма.

   — Русло в обмен на любовь? — насмешливо уточнила Поля. Смеяться ей тоже перехотелось.

   — Это было выгодное со всех сторон предложение, — вяло возразил он. — Любовь человеческих женщин слишком дорого мне обходилась, а вассы… ну, они привлекательные.

   — И мокрые, — с Егоркиной практичностью добавила Поля.

   — И мокрые, — согласился Даня.

   — Так для чего мы здесь?

   — Вассы одаривают мужчин, которые им угодили. Я здесь, чтобы получить мой дар.

   — А я — чтобы ты не убился в процессе, — кивнула Поля.

   Даня обогнал ее, покружился, запрокинув голову и раскинув руки.

   — Тошно тут, — признался он, — как будто мир стал серым, унылым. Как будто мы не живые и не мертвые. Как будто нас вообще не существует. Мне не нравится это ущелье.

   — А ты накричи на самого главного по своему обыкновению, — ехидно посоветовала Поля.

   Даня на мгновение замер, с прищуром глядя на нее. Ухмыльнулся. И она запоздало поняла, что шутка не удалась.

   — Ледяной владыка, — вкрадчиво позвал он, уверенный, что и голос-то повышать не нужно, чтобы его услышали. — Ласковый владыка, добрый владыка, справедливый владыка, уж выложи нам дорогу прямую, короткую, легкую, уж не води нас понапрасну часами и днями, уж приведи нас одним шагом к самому сердцу своих владений, прояви свою волю, прояви свои силу…

   Поля только и успела, что поймать его за руку: почему-то знала — нельзя оставлять одного. Нахальный и импульсивный, Даня слишком легко навлекал приключения на свою голову. Его длинные черные волосы взметнулись, освободившись от резинки, морозный ветер покрыл ледяным настом дорогу, с силой толкнул их в спины, подгоняя. Вжух! — они пролетели, как на коньках, мимо стремительно мелькнувших по обе стороны скал и упали на стянутую холодом землю, мигом окоченев.

   Вокруг были горные хребты под шапками снега — ох, как высоко над уровнем моря они очутились. А впереди, в центре небольшого круглого плато, мерцала ровная гладь довольно крупного озера.

   Даня поспешно снял свой рюкзак, ее рюкзак, достал легкую и теплую куртку, бесцеремонно вдел в ее рукава Полины руки.

   — Чуда все-таки не обманула? — спросила она, пока Даня надевал на себя свитер. Хорошо он подготовился к их путешествию, куда лучше нее. — Это и правда свидание? Твоя васса ждет тебя в этом озере?

   — Сильно сомневаюсь, что оно проточное, — процедил он.

   В свитере теплее стало совсем чуть-чуть, и долго они здесь ни за что не протянут. Поля невольно клацнула зубами, прижалась к Дане в поисках тепла. Он тут же обнял ее, помог встать.

   — Давненько я не видел такого наглого человечишки, — прозвучало над их головами. Будто заснеженные вершины заговорили. — Но я приветствую про́клятую, отмеченную материнским благословением Миры.

   Поля жалобно посмотрела на Даню — когда это Смерть успела ее благословить? Он супил брови, соображая, а потом его лицо прояснилось.

   — А! Избушка, старуха, — шепнул он. — Потом объясню.

   Даня, не выпуская Полю из объятий, церемонно поклонился во все стороны, отчего ей тоже пришлось кланяться.

   — Благодарю, ледяной владыка.

   — Купель ждет тебя, — недружелюбно вздохнули горы.

   Поля на всякий случай вцепилась в Даню, вдруг испугавшись, что он бросится в воду. Это озеро ей совершенно не нравилось.

   Дане, кажется, тоже. Перехватив ее поудобнее, он вытянул шею, разглядывая голубую поверхность.

   — И что делает эта купель? — спросил подозрительно.

   — Дарует вечность.

   Даня скривился, будто хлебнув кислятины.

   — Как слышу про вечность, так сразу хочется деру дать, — пожаловался он. — Поленька-Полюшка, я отпущу тебя ненадолго, очень уж интересно, какой бы я увидел эту лужу, если бы добрался сюда один.

   — Ты бы не добрался, — заметила она укоризненно. Даня проигнорировал ее замечание.

   — Но если что, ты меня сразу лови, — попросил он. — Можно и по уху.

   Как будто ей требовалось разрешение.

   Поколебавшись, он отошел на несколько метров, закрыл глаза, открыл снова. Хохотнул.

   — И ничего, — выплюнул зло. — Я его даже не вижу. Дорога, ущелье… Плюхнулся бы как миленький и даже не понял бы, во что.

   — В вечность, — подсказала Поля.

   — Мертвая вода, что ли? — предположил Даня. — А, ледяной владыка?

   Горы угрюмо молчали.

   — Зайца бы, — размечтался Даня, — или мышь какую-нибудь. Подопытную.

   — Давай мыслить логически, — с интонациями учительницы по математике сказала Поля. — Чего бы хотела твоя Чуда от тебя? Угробить? Так утопила бы еще в Плоскогорье, зачем сюда тащить?

   — Вечность, Чуда, вода, — Даня пожал плечами. — Ничего на ум не приходит.

   Поля похлопала его по плечу, утешая. Подошла к озеру, вглядываясь в воду. Не прозрачная, нет, плотная, густого голубого цвета. Манящая. И пугающая одновременно. Смертью тут не пахло — чем-то другим. Неуловимым. Облака, которых было не видно, отражались на поверхности, складываясь в некие фигуры.

   — А что значит дуга в круге? Ну как будто месяц в луне?

   — Месяц в солнце, — поправил Даня, — триединство.

   Поля вспомнила: когда-то их было трое — равных друг другу богов. Дара, Мира, Лорн. Жизнь, смерть, перемены.

   — Может, твоей мокрой подружке надоел любовник-человек? И она решила превратить тебя в духа?

   — Невозможно! Духи — это капли силы ушедших богов, люди не могут ими стать, булькнувшись в какую-то лужу. Да и васс-мужчин не существует.

   — Ты был бы прекрасной мокрой женщиной, — бесхитростно объявила Поля.

   Даня аж закашлялся от возмущения.

   — Давай рассуждать логически, — передразнил он язвительно. — Зачем бы Чуде еще одна васса? Их и без того полным-полно.

   — Любовь?

   — Духи не умеют любить, Полюшка. Только играть и забавляться.

   — Старый горт твоей обменной семьи любил погибшего ребенка, чье место ты занял.

   — Горты веками живут бок о бок с людьми, могли и нахвататься всякого. Но не вассы!

   — И долго вы тут будете топтаться? — сухо спросило ледяное чудо-юдо, выползая из озера. Его каменное лицо (морда?) ничего не выражало, но ледяные иглы на хвосте угрожающе топорщились, а кровавое сердце в прозрачной груди быстро пульсировало. — Меня утомляют живые, такие суетливые…

   Поля торопливо вернулась к Дане, схватила его за руку — пусть тоже видит, что к ним пожаловало.

   У Дани смешно округлились глаза. Мгновение или чуть больше он таращился на чудище, накануне-то разглядеть его как следует не получилось. А потом, к ужасу Поли, затараторил, как тараторил всю дорогу:

   — Сердце — Дара, горы — Мира, лед — Лорн. Слуга трех господ, многоликий великий, повелитель гортов, шайнов, васс, вьеров, тодисов, муннов, итров, тьерров и анков! Последняя воля ушедших богов! Ооооооо, — и столько восторга отразилось на его выразительном лице, как будто он встретил дорогого, но давно потерянного родственника. — Нас предупреждали, что разговаривающие с духами порой встречают тебя, но я буду первым, кому так повезло, из нашего выпуска. Да Михайлов от зависти удавится…

   Поля легко пнула его, чтобы заткнулся. Даня подпрыгнул, огляделся по сторонам и спросил строго:

   — А где сокровища? Разве духи не должны делиться с тобой своими подношениями? Золото, закопанное в лесу, колечко, брошенное в костер, жемчужная нить в реке, серебро, укрытое в пещере. Где это все?

   Поля обреченно закрыла глаза. Она была уверена, что нельзя так разговаривать с могущественными существами. Вот сейчас-то ледяное чудище от них мокрого места не оставит, и что она потом скажет князю?

ГЛАВА 10

Глядя на грубую, небрежно вырубленную из камня морду многоликого великого, Даня ужасно жалел, что навсегда покинул Плоскогорье. Как здорово было бы рассказать ребятам из его выпуска о такой потрясающей встрече!

   На мгновение он почувствовал себя ужасно одиноким, затерянным среди огромных вечных гор. По эту сторону перевала у него не было друзей, да и вообще хоть каких-то знакомых, кроме случайных встречных.

   И когда еще появятся.

   Начинать жить сначала — крайне утомительное занятие, но Дане это было не впервые. Даня обязательно пообвыкнется. Он где угодно может стать своим.

   — Сокровища? — холодно переспросил многоликий великий. — А если я тебя просто в купель зашвырну?

   Даня почувствовал, как напряглась Поля рядом с ним, и пощекотал ее за ухом, чтобы она не принимала все так близко к сердцу. Она посмотрела на него с чудно́й смесью укора и недоумения.

   — Нельзя, совершенно точно и определенно нельзя! — воскликнул он, обращаясь к многоликому великому. — Никакого насилия, о мастер иллюзий, никакого вреда людям!

   — У каждого правила есть исключения.

   — Истинно так, но цена, цена! Зачем тебе нарушать равновесие из-за букашек вроде нас?

   — Я всего лишь искал покоя, — горы содрогнулись от горечи в его голосе, — искал уединения. Но люди еще беспокойнее духов.

   — Ну, это спорный вопрос, — не согласился Даня. — Взять тех же муннов — они разнесли по всему свету историю с возбужденными медведями. Я тебе сейчас расскажу, как все было. Это все твои вьеры, между прочим, устроили…

   — Вы в купель окунаться будете? — раздраженно перебил его многоликий. Хвост, усыпанный ледяными шипами, заходил ходуном, как у сердитой кошки.

   — И что будет, если макнемся? — спросил Даня.

   — Жизнь, смерть, перемены, — провозгласил многоликий. — Тот, кто познает эти воды, познает вечность.

   — В каком это смысле?

   — Эта купель позволяет людям стать призраками, — сообщил он с таким видом, будто преподнес бесценный дар.

   Поля и Даня дружно отступили на шаг назад.

   — Ой нет, — высказал их общее мнение Даня. — Мы не хотим. Мы еще столько всего не успели натворить в земной жизни.

   — Зато вы сможете из века в век блуждать по горным тропам и перевалам, наслаждаться умиротворением, смотреть, как время течет сквозь пальцы…

   — А в призраки все равно неохота.

   — Тогда ради чего вы преодолели весь этот путь? Боролись с моими иллюзиями и ловушками?

   — Меня пригласила одна васса. Я думал, у нас свидание.

   На морде великого многоликого проступил интерес, смешанный с недоверием.

   — О триединые! — покачал он своей крупной безобразной головой. — Как понять моих дочерей? Почему они оказывают такую великую честь недостойным смертным?

   — Это умереть-то — великая честь? — обиделся Даня.

   — Человеческая жизнь коротка, страсть мимолетна, любовь быстротечна. Но мои дочери ценят хороших собеседников, которые развлекали бы их столетиями.

   Поля вдруг прыснула.

   — О, Даня у нас великий сказитель, — пробормотала она себе под нос.

   Он не понял, было ли это комплиментом. Возможно, и нет.

   — Прошу, — великий многоликий отодвинулся, открывая дорогу к купели.

   — Да нет же!

   — Ты думаешь, я люблю расстраивать моих дочерей? Если тебя направила сюда васса, значит…

   Значит, сейчас его будут макать силой.

   Папочка настаивает.

   Даня заметался мыслями, пытаясь сообразить, как бы половчее выкрутиться.

   В призраки не хотелось категорически.

   — Нельзя! — торопливо вскрикнул он. А-а-а-а! А почему нельзя? Потому что… что? что придумать? — Потому что моя человеческая жизнь принадлежит этой женщине, — он торопливо вскинул вверх их сцепленные с Полей ладони.

   — Ты пришел на свидание с моей дочерью, связанный с человеческой женщиной?

   Поля хмыкнула.

   — Я взяла его силой, — сообщила она безмятежно.

   От такого заявления глаза у Дани сами собой на лоб полезли.

   Он не ожидал, что Поля окажет ему поддержку. Она казалась наивной и неопытной, не искушенной во вранье. А вот поди ж ты!

   Вот тебе и Полюшка, юная девочка, недавно вылупившаяся из яйца.

   Древние создания всегда уважали силу, и великий многоликий замер, глядя на сцепленные ладони.

   — Если ты забрала у моей дочери мужчину, — медленно пророкотал он, — то должна найти ей другого. Людям нельзя просто так обкрадывать духов. Я даю тебе год, наглая воровка. Ровно через год в эту купель должен войти человек, которого моя дочь одобрит. Иначе я приду за тобой.

   — Или, — вмешался Даня энергично, — я выполню любое другое желание вассы. Вдруг ей вообще не нужен больше мужчина, вдруг после меня она в них разочаруется! В любом случае, этот долг я беру на себя.

   Великий многоликий выдернул из своего хвоста ледяной шип и метко бросил его в Даню. Тот не пошевелился, позволил острой сосульке пронзить его сердце. Холод охватил его грудь, потом все тело, и Поля зашипела, ощутив, как заморозило и ее ладонь тоже.

   — Скреплено, — громко изрекли горы, эхо подхватило это слово, гоняя его по вершинам.

   Нежданно налетевшая вьюга накрыла Полю и Даню, закружила и вышвырнула из Костяного ущелья на камень. Сверху рухнули рюкзаки.

   — Ты цела? — он сбросил с себя поклажу, не вставая, повернулся к Поле. Она лежала на спине, глядя на ясное небо. Солнце стояло высоко.

   — Так что там с материнским благословением богини Миры? — спросила она, морщась и потирая локоть.

   Даня приподнялся. Ее машина стояла всего в нескольких шагах. Их доставили аккурат к точке старта.

   Наконец-то они вернулись в нормальный мир, где работали руны!

   — В прежние времена, — заговорил он, открывая рюкзак, — очень давно, когда боги еще не покинули этот мир, был особый ритуал… Очень жестокий. Рожениц убивали, чтобы вытащить дитя из мертвого материнского чрева.

   — Зачем? — оторопела Поля.

   — Затем, что такие дети были благословлены богиней Мирой. Они обладали особой способностью — видеть истину, потому что жизнь полна заблуждений и только смерть честна и справедлива… Ну-ка, давай сюда свой локоть.

   Поля неохотно села, протянула ему руку. Он залепил целебным пластырем ее царапину.

   — Еще где-то болит?

   Она задрала сначала одну штанину, потом другую, разглядывая свои колени. Совершенно незагорелые. Никогда не носила платья или шорты?

   — Чисто, — доложила она. — Зачем ты рассказываешь мне такие ужасы?

   — Затем, что ты тоже появилась на свет от смерти. Старуха в избушке отдала тебе свое последнее дыхание, а стало быть, и дар Миры — видеть вещи такими, какие они есть на самом деле. Эх, Полюшка, — он удержал в себе желание погладить ее коленку, такую гладкую, — а ведь порой так сладко обманываться.

   — И посмотри, куда тебя это завело, — усмехнулась она беззлобно. — Мало того что едва не ухлопали, так теперь еще прыгать вокруг какой-то вассы, исполняя ее желания.

   — Одно желание, — поправил Даня с улыбкой. — Да ладно тебе, это всего лишь новое приключение. Ничего особенного.

   — Так ты и живешь? — она тоже улыбнулась ему. — От одной глупости к другой?

   — Я называю это весельем.

   — Ага, — она коснулась почти заживших рубцов на его губах. — Веселье и проклятия.

   — Поехали, — Даня легко вскочил на ноги, протянул руку, помогая Поле подняться. — Я умираю как хочу нормальной еды и в купальню.

   Он пристроил их рюкзаки в багажник, Поля завела машину.

   — В туристическую деревню? — спросила она.

   — Заглянем ненадолго, — он закинул руки за голову, предвкушая новый незнакомый мир, полный нехоженых дорог. Ах, сколько всего интересного ему еще предстоит!

   — А потом в Лунноярск, да? — нейтрально напомнила Поля. — У меня же приказ князя.

   — Посмотрим, — неопределенно отозвался Даня.

   Во время горячего и сытного обеда — суп с говядиной и картошкой, пироги с сыром и зеленью — Даня разложил перед собой карту Загорья, предусмотрительно купленную еще за перевалом. Она была старой, пятнадцатилетней давности, но вряд ли за это время горы изменили свои очертания, а деревни перебежали на новые места жительства.

   Поля с мокрыми после купания волосами посмотрела на карту тоже. Они уже выяснили у Гули, что их не было всего два дня, а значит, у нее еще оставалось время до возвращения в Плоскогорье.

   — А что, Гуленька, — спросил Даня у администратора деревни, — не шалят ли где-нибудь духи?

   — Как не шалить, — она налила в кружки густой и ароматный компот, — в Сытоглотке, говорят, от анков спасения нет. Пожар за пожаром, беда просто.

   — Где это? — Даня уставился на карту.

   Поля ткнула пальцем на точку ниже:

   — Здесь. Это охотничьи стоянки, никогда там не была.

   — Но хотела бы, да? — подмигнул ей Даня.

   Она пожала плечами:

   — По крайней мере, Сытоглотка по пути к Лунноярску.

   Гуля проводила их, кажется, с облегчением. После отъезда студентов-археологов деревня стояла пустой, и наконец-то ей можно было отдохнуть от работы.

   После их поцелуя, как Даня и предполагал, вся ее острая влюбленность схлынула — так обычно и работало проклятие. И теперь Гуля вела себя дружелюбно, не более.

   О, богатый и ревнивый горнодобытчик, наказавший Даню, знал толк в пакостях! Женщины вспыхивали страстью мгновенно, одна за другой — к счастью, не все, лишь самые одинокие. На взаимно влюбленных Даня не особо действовал — тут горнодобытчик проявил мужскую солидарность.

   Все шло заведенным порядком: Даня покорно целовал очередную одиночку, и та мигом теряла к нему интерес. А он несколько дней ходил с ожогами на губах.

   Другой человек ушел бы в отшельники, но Даня не собирался сдаваться. Прятаться от мира не собирался тоже. Рано или поздно он найдет лечение, а пока… Перебирал поцелуи и надеялся, что однажды проклятие даст сбой.

   Было два часа пополудни, когда они с Полей загрузились в тяжелый внедорожник и тронулись в путь.

   Она берегла бензин и не включала кондиционер, а открытые окна не особо спасали от жары.

   — Остановись у какой-нибудь речки, — попросил Даня, высунув руку наружу. — Попробую передать послание Чуде.

   — Ты совсем на нее не сердишься, — констатировала Поля, — а ведь она отправила тебя на смерть, после чего какое-то чудище шипастое навесило на тебя долг.

   — Чуда оказала мне великую честь, выбрав в призрачные спутники, — засмеялся он. — Разве это не должно льстить?

   — Правда льстит?

   — Полюшка, — серьезно сказал Даня, — духи мыслят иначе, чем люди. Для них смерть человека не является трагедией. Они живут долго, несколько столетий, и привыкли к тому, что люди то и дело умирают. Лучше скажи, что мы знаем про Сытоглотку.

   — Добыча пушных зверей — лисиц, куниц, серых леопардов, рыжих рысей, — оттарабанила Поля. — Охотятся также на кабанов и оленей, выше в горах обитают серны. Медведей стараются не трогать, матерых зубров тоже… Словом, тебе понравится.

   — О, да ты прям энциклопедия! — восхитился Даня.

   — Это ты просто с Горычем не знаком. Он работает на КПП в Высокогорье, а родом из клана охотников. Часами способен тарахтеть о том, сколько голов и хвостов его семья раздобыла.

   — Что же его-то понесло работать на границу?

   Поля лукаво стрельнула в Даню взглядом:

   — Пушнина сама себя в Плоскогорье не продаст.

   — Контрабанда, значит, — кивнул Даня. — А ты как в это ввязалась?

   — Знаешь, по каким низким ценам твой отец… князь то есть, скупает товары у жителей Высокогорья? Это же настоящий грабеж.

   — Идейная, так и запишем, — он с удовольствием осмотрел ее сосредоточенный профиль. Ему нравилось, как Поля водит машину — аккуратно, но в то же время уверенно. — Что ты скажешь Постельному о том, почему не смогла доставить меня в Лунноярск?

   — А я не смогла? — равнодушно переспросила она. — Вот незадача… Кто знал, что ненаследный княжич сбежит от меня под покровом ночи, как тать поганый…

   Даня захохотал и, потянувшись, чмокнул ее в острое плечо:

   — Какая понимающая женщина взяла меня силой!

   Все еще ухмыляясь, он удобнее расположился в кресле и принялся глазеть на горы за окном.

   Ну, встречай их, Сытоглотка. Ух, как Даня скоро всех спасет!

ГЛАВА 11

Мысленно Поля снова и снова прокручивала произошедшее в Костяном ущелье, приукрашивая эту историю и меняя ее — так, чтобы Егорке было интересно. Запертый в строгом унынии княжеского дома, непоседливый мальчишка неистово мечтал о приключениях. Если бы его отец узнал, что Поля разжигает эту неподобающую страсть, ей бы изрядно влетело. Но они с Егоркой умели беречь свои секреты.

   Поля была создана для того, чтобы петь колыбельные, но, став человеком, научилась и рассказывать сказки. Самое заурядное происшествие она была способна превратить в нечто захватывающее, но это предназначалось только для Егорки — единственного человека в мире, с кем она не чувствовала себя неловко. Долгое время у Поли не получалось нормально говорить, она то и дело сбивалась на пение, что сделало ее замкнутой и неразговорчивой. Молчание прилипло надежным плащом, окутывало и защищало от чужого недовольства. Нет, никто в приемной семье не насмехался над ней, конечно, но на лице княжны Кати проступало такое раздражительное нетерпение, что рот у Поли захлопывался сам собой.

   И только Егорка, обычно непоседливый и неусидчивый, принимал ее странности как что-то обыденное, повседневное, привычное. В ответ она старалась порадовать его как могла. Привозила необычные подарки и придумывала интересные истории. Знакомство с Даней, надо заметить, изрядно облегчало эту задачу.

   — И вот тогда этот седой старик вдруг как закричит… — разглагольствовал меж тем он, вальяжно развалившись в пассажирском кресле внедорожника. — Закричит… Ой-ой, стой! Поля, Поленька, тормози!

   От неожиданности она не сразу поняла, что это уже не одна из его баек, а команда для нее, а потом плавно остановила внедорожник.

   — Пойдем, — широко улыбаясь, предложил Даня.

   В этот раз Поля решила не оставаться в стороне и последовала за ним к неглубокой и прозрачной горной речушке, почти ручью.

   Идти пришлось осторожно, по нагромождению мелких и крупных камней. Редкие деревья почти не давали тени, и раскаленное предвечернее солнце мигом напекло макушку.

   Даня с грациозностью горного козла прыгал с валуна на валун, жизнерадостный и беззаботный, как ребенок на каникулах. Время от времени он оглядывался на Полю, сверкая улыбкой. Добравшись до русла, он встал на колени и бестрепетно опустил руки в воду. Поля тут же покрылась мурашками — она прекрасно знала, насколько студены местные реки.

   — Милые мои капельки, капельки мои девочки, девочки мои чистые, девочки мои прекрасные, — заворковал Даня, низко склоняясь. — Как же мне увидеть мою Чуду? Чуду-Чудушку, ненаглядную…

   Полупрозрачная женская фигура взметнулась вверх мелкими брызгами, обвила его шею руками, отчего футболка мигом намокла, но Даня даже не ойкнул от холода. Продолжал улыбаться.

   Поля выбрала камень покрупнее и уселась на него, скрестив ноги. Ей-то совсем не хотелось принимать водные процедуры.

   — Та, которую ты называешь Чудой, капля от капли моей, вовсе не желает тебя видеть, — нежно прожурчала васса, не размыкая объятий. — Ты не принял ее дар, человек. Обидел на веки вечные.

   И как-то теперь Даня станет выкручиваться?

   — На веки вечные? — пригорюнился он. Выглядело искренне. — Это слишком долго. Может, моя волшебная Чудушка простит меня уже завтра? Ну или хотя бы через три дня?

   Очаровательный. Трогательный. Самоуверенный.

   Мальчишка.

   Васса засмеялась, отчего речушка слегка вспенилась, немного забурлила.

   — Понадобится хорошее подношение, человек, — сообщила она. — Что ты можешь преподнести?

   — О, вам понравится! — пылко заверил Даня вассу.

   — Посмотрим, — мурлыкнула она и отпрянула, уходя обратно в реку. Даню снова окатило водой, уже с ног до головы, и он вскочил, отряхиваясь как собака. Засмеялся.

   — Женщины! — провозгласил он с удовольствием.

   — Подношение? — переспросила Поля скептически. — Например?

   — Разные духи любят разное, — проговорил Даня с видом учителя. — Вассы равнодушны к материальным дарам, они предпочитают все необычное, красивое.

   Тут он оглянулся на речушку и шутливо погрозил кому-то пальцем.

   — Подслушивать нехорошо, лапоньки. Пойдем, Поленька, я расскажу тебе все в машине. Не будем портить вассам сюрприз.

   Поля тоже заглянула в прозрачную водную гладь, но ничего необычного там не увидела. Пожала плечами и потопала за прыгающим Даней к внедорожнику. Он даже не подумал переодеться и привычно развалился, как был, в мокрой футболке. Ну и ладно, по такой жаре, может, даже приятно.

   — Ну говори уже, — поторопила его Поля, когда они отъехали подальше.

   — У меня есть тайное оружие, — весело объявил Даня.

   — Ты что, носишь в своих рюкзаках все на свете?

   — Лучше, Поленька, лучше. У меня есть ты.

   — Прости? Ты хочешь принести меня в жертву? — удивилась она. — Утопить или что-то подобное? Имей в виду, я буду отчаянно сопротивляться. Ты тощий и не похож на силача, так что у меня неплохие шансы тебя поколотить. Учитывая волю к победе и всякое такое.

   Даня захохотал, запрокинув голову.

   — Поленька, — всхлипнул он, — девочка моя подозрительная! Сразу видно, что ты росла при князе, что тут скажешь. Человеческие жертвоприношения запрещены с 1741 года, а я законопослушный малый. Нет, есть, конечно, исключения, но это явно не наш случай. Ты, моя ненаглядная, напоешь духам воды свои колыбельные.

   — А я соглашусь? — задумалась Поля.

   — А ты нет?

   — Тоже хочу подношение, — неожиданно для себя сказала она. Поля никогда не была капризной или жадной, но тут в ней что-то пробудилось. Может, память духа поля, которым она (возможно) прежде была. А может, что-то другое, девичье, ревнивое.

   Почему это всем дары, а ей дырка от бублика.

   Даня фыркнул.

   — Договоримся, — легкомысленно заверил он ее, — я же мастер переговоров. Просто скажи, что тебе нравится. У меня есть янтарный браслет, хочешь? Во-первых, он симпатичный, а во-вторых, отгоняет муннов. Мне его подарил мужик из Каменки, я его с итрами на карьере подружил…

   — Не браслет, — прервала его Поля и надолго замолчала. Чем ниже они спускались, тем больше селений им встречалось. Как правило, дома находились в отдалении от дороги, но любопытные местные жители все равно выбегали на крылечки, привлеченные гулом мотора.

   Даня дружелюбно махал им руками. Если он собирался жить в Высокогорье тихо, не привлекая к себе особого внимания, то явно не с того начинал.

   Деревьев тоже становилось все больше, горы уступали место земле, и через несколько часов они въедут в полосу тундры, где и пряталась Сытоглотка, приют охотников. Дорога оказалась длиннее, чем Поля ожидала, наверное, придется искать ночлег. Еда и палатки у нее были в багажнике, но Даня с его неиссякаемой общительностью наверняка захочет остановиться в какой-нибудь деревеньке.

   Что же Поле попросить у него?

   Она бы охотно позаимствовала жизнелюбие и беззаботность, веселость и эмоциональность, поскольку все еще чувствовала себя неполноценной соломенной куклой. Вроде как по всем признакам человек, но человек, которому ничего особенно не хочется и который ни к чему особенно не стремится.

   Поля просто водила свои фуры, туда-сюда, сюда-туда. Ей нравились дорога и монотонность ее бытия, она понимала важность своей работы, но порой, совсем редко, этого казалось недостаточным.

   Как будто жизнь проходит где-то в другом месте, там, где Поли нет.

   Прежде такие мысли ее почти не беспокоили, так, слегка царапали, но последние дни рядом с Даней что-то изменили. Он был таким бестолковым и энергичным, таким настоящим, что хотелось то ли поставить его в угол, то ли просто наблюдать за ним, как за резвящимся на полянке щенком.

   Нет, Поля не хотела быть такой, как Даня, еще чего не хватало, она слишком разумна для подобных нелепостей, но…

   Это крохотное, почти незаметное «но».

   Собственная ущербность, которую Поля старалась не замечать.

   — Ты так глубоко задумалась, — дружелюбно заметил Даня, который для разнообразия некоторое время терпеливо хранил молчание. — Не знаешь, что попросить у харизматичного молодого человека?

   — А что еще у тебя есть?

   Он насупился, размышляя над ответом.

   — Хочешь, я на тебе женюсь? — предложил рассеянно.

   Поля покачала головой. Что за человек, сплошные глупости в голове.

   — Я тебе вроде как сестра, — напомнила она холодно.

   — Вот еще, — обиделся Даня. — Меня вычеркнули из семьи князя, почему ты все время об этом забываешь. Я Стужев, а не Лесовский. Сту-жев!

   — Ну и ладно, — покладисто согласилась Поля. — Хочу знать, кем была моя хозяйка из лесной хижины. Старуха, которая меня создала. Как тебе такой договор?

   — За пару песенок? — возмутился Даня. — Да это грабеж. Я ведь даже не могу вернуться в тот лес.

   — Порасспрашивай муннов, вьеров, еще кого-нибудь. Кто у нас великий балабол?

   — Ну давай попробуем, — неуверенно пробормотал Даня. — Мне и самому интересно, кто спас меня от неминуемой гибели. Слушай, а ты в волчицу случайно не перекидываешься? — безо всякого перехода спросил он с неподдельным интересом.

   Поля чуть не вылетела из поворота от изумления.

   — Сбрендил совсем? — поразилась она.

   — Ты сама слышала, как ты рычишь?

   — Ну… Егорке нравится.

   У Поли мигом испортилось настроение. Как будто она выбирала быть непонятным чудом-юдом!

   Помрачнев, она впала в привычную неразговорчивость. К счастью, Даня задремал, не отвлекая ее от дороги.

   Разумеется, он возжелал переночевать «вон в той очаровательной деревне», а не в палатках. Ничего очаровательного в деревне Поля в упор не видела — самое обычное высокогорское поселение, в котором даже не потрудились разобрать ржавеющий на околице трактор, с полями кукурузы, с запахом дыма от дровяных печей и меланхоличными коровами, бредущими домой на вечернюю дойку.

   Она остановила внедорожник далеко от деревни, но это ничуть не спасло их от досужего любопытства. Стайка детворы высыпала навстречу, облепив автомобиль, как комары.

   Следом появились и взрослые, которые, конечно же, слышали о Поле, девушке, которая возила товары через Гиблый перевал. Это означало, что ей будут передавать приветы для родни, оставшейся по ту сторону гор, совать для них гостинцы и расспрашивать о тамошнем житье-бытье. Следом посыпятся упреки в адрес князя Лесовского, который притеснял высогорчан и передавал слишком мало топлива и лекарств, и закончатся все эти посиделки далеко за полночь, отчего Поля не выспится и весь следующий день будет клевать носом.

   Однако в этот раз Поля только успела поздороваться, как Даня сразу всем объявил, что является профессиональным разговаривающим с духами и если у кого-то есть хлопоты с гортами или тодисами, то он готов помочь за приемлемую цену.

   Казалось, в него был встроен генератор энергии. Зевая и сонно тараща глаза, Поля поплелась вслед за сельчанами, мечтая о сытном ужине, теплой бане и мягкой постели.

   — Что этот Лесовский себе думает, — гудел над ее ухом тучный мужик в домотканой одежде, — что мы покорное стадо? Стерпим все издевательства? Ты, девочка, уж передай этому стервецу, что у нас тоже есть гордость.

   — Передам, — кивала Поля. Первое время она и вправду носила такие послания князю или Постельному, но быстро поняла, что это довольно бессмысленная затея. Они и сами все понимали, и их устраивал текущий расклад.

   — Ну, милая моя, — донеслись до нее слова Дани, — десять лет — это очень молодой горт, считайте, еще ребенок. Не стоит быть к нему такими строгими…

   — А в драке вассы и анка кто победит? — спросил его какой-то встрепанный мальчишка, круглый, как булочка.

   — С чего это духам воды и огня драться друг с другом? — Даня потрепал его по голове, как будто они сто лет были знакомы. — Они же не люди, умеют мирно уживаться друг с другом.

   — Васса, да? Точно васса? Просто потушит огонь, да? — не унимался мальчишка. — А правда вассы очень красивые? А правда вассы целуются лучше человеческих девушек? А ты их видел? А правда духи поля голые?

   Даня стрельнул в Полю смешливым взглядом.

   — Правда, — ответил он. — Вассы красивые, а тьерры разгуливают голыми и соблазняют всех без разбору.

   Очевидно, тут Поля должна была испытать неловкость за свое бесстыжее прошлое, но она только нахмурилась.

   Да-да, она уже поняла, что с ней все неправильно. И рычит, и вообще из соломы.

   Тут какая-то пожилая женщина, высокая и дородная, отогнала от Дани мальчишку и заголосила о том, что ее старый горт ушел, а новый никак не родится. И дом на глазах превращается в развалину.

   — Это что же надо было сделать с гортом, чтобы он сбежал? — сухо уточнил Даня.

   — А что, надо кланяться этим тварям с утра до вечера? — разозлилась женщина.

   — Вот и живи, Михална, как дура без горта! — воскликнула другая тетка, не сильно моложе. — И не жалуйся потом, что пироги горелые, а изо всех щелей дует.

   Занялась громкая перебранка.

   Поля еще раз зевнула.

   — А ко мне мунны каждую ночь приходят, — застенчиво признался рыжий детина с огромной родинкой на носу. — Так и кружат, и кружат. С ума, наверное, скоро сойду.

   Даня встрепенулся.

   — Так, — сказал он, сразу собравшись, — ты кто?

   — Федя, — ответил рыжий детина.

   — Полюшка, мы сегодня ночуем у Феди… Приютишь нас, друг мой?

   Поля покосилась на детину. Он не выглядел человеком с приличным домом, ну да не ей судить. Федя так Федя, мунны так мунны.

   — Проказливые духи, которые разносят по миру сплетни и враки, обожают цепляться к людям с нечистой совестью, — Даня вилкой развалил на части картофелину, посыпанную укропом, чтобы та остыла быстрее. — Так что ты натворил, Федя?

   Что было хорошего в доме, к которому прицепились мунны, — то, что остальные жители деревни сюда даже не сунулись. Страшненько.

   Вопреки Полиным ожиданиям, Федя жил неплохо: у него было просторно и сытно, и он с удовольствием уступил гостям пышную хозяйскую кровать со множеством перин и подушек.

   К картошке прилагались соленья и котлеты, а также квас с мятным ароматом и сладкие пирожки, которые принес кто-то из соседей.

   Поля благожелательно оглядела стол, отметив традиционную посуду из красной глины с роскошными росписями. Солнца, цветы и узоры переплетались друг с другом, создавая невероятной красоты композиции.

   И вышитая скатерть, и ковры под ногами, и кружево салфеток на креслах говорили о том, что Федя происходит из обеспеченной и трудолюбивой семьи и в этом доме наводило уют поколение за поколением. Судя по всему, здешний горт был обласканным, внимательным и заботливым. Это ощущалось по особенному чувству умиротворения и покоя, по отсутствию паутины, пыли и трещин на белоснежной печи, по сверкающим окнам и коврам, которые десятилетиями не теряли своей яркости.

   — Да ничего я не натворил, — пробормотал Федя, краснея до корней волос, как умеют только рыжие люди.

   — Не натворил, но думаешь, что натворил? — предположил Даня и подцепил с расписной тарелки соленый огурчик. — Это муннам все равно. Шайны приходят лишь к тем, кто сам позвал смерть. Мунны цепляются к тем, чья душа беспокойна и податлива.

   Федор поерзал, неловко переставляя на столе плошки с соленьями. Потом признался густым басом:

   — Это все из-за бати, покойного уж десять лет как. До чего беспокойным был человеком! Ему предсказали, что умрет в расцвете сил, и он прям бесился, представляя, как маменька скоро снова выйдет замуж. Мол, отдаст все семейные побрякушки какому-то хмырю, не для того наши предки столько пыхтели. Ну и с психу закопал все Лорн знает где… Выпроводил нас к тетке на неделю и где-то заныкал все ценное. Ну там серебро, янтарь, золотишко какое-то. А теперь ВанВаныч мне говорит — не отдам за тебя Наташку без приданого. А на нее еще и Бориска дурным глазом смотрит. А у него коровы, у него лошади… Позарез надо батин клад отыскать, пока Наташку за Бориску не выдали!

   — А маменька что? — заинтересовался Даня. — Замуж снова вышла?

   — Да какое там! Померла через год от скуки по бате. Сирота я нынче, сиротинушка.

   Поле было так вкусно, что она едва-едва прислушивалась к их беседе. Клад, ну надо же. Поди, два подноса, одно колечко да кусок янтаря. А суеты навели, жалкие людишки.

   Эти «жалкие людишки» принадлежали не совсем ей, а скорее старухе хозяйке из хижины, порой Поля чувствовала ее в своих мыслях. Поморщившись, она запила горечь чужого присутствия внутри себя прохладным квасом.

   — Горта-то расспрашивал? — уточнил Даня у Федора.

   Тот растерялся:

   — А он разве скажет?

   — Отчего же не сказать, раз ты теперь глава дома… Давай, Федя, пеки свежий хлеб или что там твой горт уважает.

   — Блины любит… со сметаной. И малину!

   — Вот, — обрадовался Даня, — пойдем, Полюшка, по ягоды.

   Она качнула головой:

   — Я иду спать. Сам лазай по малиннику среди ночи.

   Даня, увлеченный кладами и гортами, только рукой на нее махнул.

   Постельное белье тоже пахло мятой. Поля с удовольствием натянула на себя тонкое одеяло и зарылась носом в мягкую подушку. Сквозь кружево занавесок в комнату заглядывала молодая луна, освещая массивный резной комод. Толстые стены бережно хранили тишину, и ей было так хорошо, так спокойно. Попросив горта послать ей добрые сны, она закрыла глаза, и сморило ее почти сразу.

   Снилось странное, неприятное. Соломенное чучело, которое сжигают в чистом поле. Волчья яма с острыми кольями на дне. Поля ощущала себя загнанной, напуганной, истерзанной. Она бежала, мечтая снова вернуться в избушку, свое единственное спасение. Место, где ничего плохого с ней не случится. Но вьеры путали ее дороги, бросали буреломы под ноги, цеплялись колючками за одежду. Слезы катились градом по исцарапанному лицу, ноги болели, силы покидали ее. Остановившись посреди глухого страшного леса, Поля запрокинула голову и завыла — громко, надрывно, отчаянно. И ей ответили волки, койоты и шакалы. Страшный вой пронесся по тундре, взлетел в горы, накрыл поля, сотряс и Сытоглотку, и Вольную слободу, и Златополье.

   — Матерь наша Дара! — раздалось над самым ухом потрясенное. — Что же ты творишь, Полюшка!

   Она рывком села, сердце бешено стучало где-то в горле. Луна скрылась, но ночь уже таяла, и темнота была не абсолютной, а серой, предутренней. Все тот же резной комод, кружево занавесок. И отголоски воя, долетавшего до деревни. Цепные псы сходили с ума, надрывались, переходя в скулеж. Поля провела ладонью по лицу, утирая слезы, ощутила Даню совсем рядом, услышала его сбившееся дыхание.

   — Тише, — пробормотал он и обнял ее, прижимая к своей груди. Ощущать его за своей спиной было правильно, надежно, и Поля обмякла. Вспомнила про Федора, блины и малину.

   — Как там ваш клад? — спросила сорванным шепотом. Горло болело, как от долгого крика.

   — Клад? — Даня был так растерян, что ему потребовалось время для ответа. — А, клад. Хорошо. Нашли его замурованным в стене, представляешь себе?

   — Теперь мунны отстанут от Федора?

   — От Федора-то останут, да только, Полюшка, они нашли себе новую добычу. Чувствуешь? Их полно в этой комнате.

   Она не чувствовала никаких муннов. Только теплое дыхание у самого уха, руки, поглаживающие ей волосы, слабость, выступившую капельками пота на лбу.

   — Прогони их, — попросила Поля, подрагивая.

   — Конечно. Что за кошмар они на тебя наслали? Спорим, сейчас каждый житель деревни трясется от ужаса. Да я сам чуть не поседел, услышав, как ты завываешь.

   — А, — вяло произнесла Поля. — Так это на самом деле.

   Она чуть отстранилась, чтобы взглянуть на Даню — вдруг и правда поседел, будет жаль, ей нравились его длинные черные волосы. И охнула, увидев, как новые волдыри и рубцы вновь обезобразили его губы и лицо.

   — Что опять? — быстро спросила.

   — Ах, это, — Даня поскучнел, скривился, отвел глаза. — Не будет Федору счастья с его Наташкой, знаешь ли.

ГЛАВА 12

В тот момент, когда раздался жуткий вой, Даня как раз плелся в хозяйскую спальню, чтобы урвать пару часов до того, как настанет утро. И при этом ужасно злился на эту несносную Наташку, которая вдруг ни с того ни с сего полезла к нему целоваться, пока Федор разбирал стену.

   Такого коварства Даня не ожидал и не успел увернуться. Несмотря на то что женщины всегда внушали ему некий трепет и волнение и он всегда охотно поддавался их чарам, не боясь последующей боли, эта девица сразу показалась слишком неприятной. Да и меньше всего на свете хотелось обидеть добродушного Федора, который накормил их сытным ужином и отдал свою кровать.

   Она прибежала под каким-то надуманным предлогом, но Даня подозревал, что расплодившиеся тут мунны уже разнесли новости по деревне: Федор ищет клад.

   И невеста поспешила с ревизией — то ли из опасения, что найденное будет перепрятано, а то ли чтобы все пересчитать и оценить. Стоит ли ли схрон того, чтобы выходить ради него замуж?

   Но все мысли вылетели из Даниной головы, когда из-за неплотно прикрытых дверей его пригвоздил к месту страшный звук, какого он даже не мог себе вообразить. Из чьих губ вырвалась на волю эта тоска вперемешку с беспокойством, сомневаться не приходилось. И Даня бросился к Поле, желая разбудить ее до того, как под их окна придут крестьяне с вилами.

   — Что это? — испуганно крикнул Федор.

   — Мунны! — быстро ответил Даня. — Злятся, что их изгоняют.

   В общем, он даже не ошибся. Он ощутил их сразу — множество невидимых крохотных созданий, которые, подобно вспугнутым мухам, разлетелись в разные стороны от Поли.

   — Прочь, — с силой и властностью, которая прежде не очень-то ему удавалась, прикрикнул на них Даня.

   Разбуженная Поля мало что понимала, дрожала в его объятиях — горячая и тонкая, еще совсем сонная и потрясенная доносившимся с гор ответным многоголосым воем.

   А потом она увидела его новые волдыри на губах и еще больше встревожилась.

   — Поедем отсюда, — шепнул он ей, не желая дожидаться, пока местные очухаются от страха и придут за ответами. — Наши дела здесь закончены, дальше горт справится сам, ведь муннам больше нечем тут поживиться. А я и в машине прекрасно посплю.

   Она кивнула, нерешительно, осторожно прикасаясь кончиками пальцев к рубцу над его верхней губой.

   — Бедный, бедный, — пробормотала удрученно.

   Даня хмыкнул.

   Битый небитого пожалел.

   И все-таки он не удержался. Проговорил, торопливо прощаясь с Федором:

   — Не женись, друг мой. На Наташке — не женись.

   Тот изумленно и сердито запыхтел, не принимая такого странного совета.

   А что еще тут можно было добавить?

   Поля, ставшая свидетелем этого разговора, задумчиво посмотрела на Данины изуродованные губы, нахмурилась, а потом сказала веско:

   — Ибо так говорят