Оглавление
АННОТАЦИЯ
В этом романе нашлось место и для вампиров, и для настоящей любви, и для чудовищной подлости, и для беззакония, когда правосудие предательски молчит, и для страшного возмездия, в котором мститель не отступит от задуманного: во имя тех, кто навечно и преждевременно заснул, во имя неотомщенных и невинно убиенных.
ЧАСТЬ I
ГЛАВА I. Я буду любить тебя всегда
Авалон, 1992 год, май
Эмма смотрела в окно на грозовое небо завороженно, но в тоже время с мифическим страхом, как будто узрела там суровое непреклонное и могущественное божество, решившее уничтожить Землю. Тучи были почти черны, как стая плакальщиц, скорбящих по усопшим, молнии слишком часто, чересчур близко к дому остервенело били в землю, будто намеревались расколоть ее пополам, чтобы низвергнуть в пучину ада их небольшой городок. В Авалоне проживали не более пятидесяти тысяч человек, и все они сейчас прятались по домам, ибо действо на улице напоминало пляски дьявола с чертями. Воскресный день с утра обещал быть приветливым и умиротворенным, ласковое солнце успело озарить своими нежными розовыми вспышками крыши домов и верхушки деревьев, но уже к восьми часам город заполонили мрачные облака, слишком низко проплывающие над колокольнями и башнями, над площадями и цветущими садами.
Эмма не сразу заметила, что к ней прокрался бесшумно младший брат, который, растопырив ладони, со звонким смехом хлопнул ее по плечам, с намерением напугать. Девушка вскрикнула от ужаса и обернулась. На нее смотрело веснушчатое румяное лицо с хитрой усмешкой. В голубых глазах, – бесинки, на голове, – беспорядочные золотые кудри, еще не чесанные с утра. Она для виду сурово покачала головой и возмутилась:
– Ирвин, сколько можно безобразничать?.. Тебе уже двенадцать, – время шалостей должно уйти в прошлое…
Брат несогласно покачал головой и деловито заявил:
– Не дождетесь!.. Предлагаешь мне в старики записаться и всё время торчать в кресле, помалкивая? – тут же спросил он, надменно приподняв светлую бровь.
Эмма не выдержала и рассмеялась. Ирвин всегда умел выкрутиться из любого положения и настоять на том, что его проделкам еще быть. Видя благосклонность сестры, он схватил ее за руку и, заглядывая в глаза, спросил заинтересованно:
– А ты сильно испугалась?
– Да, было жутко, – без притворства произнесла она и прибавила: – Но больше так не делай, иначе твоя сестренка может заработать себе инфаркт…
Снова загремело, зарокотало так, будто небеса взвыли в предсмертном стоне. Оба, будто по команде, взглянули в окно и нахмурились.
– Ну вот, теперь из-за непогоды мы не пойдем гулять в парк!.. А завтра в школу: я так и не покатаюсь на каруселях! – возмутился Ирвин, с недоброжелательностью глядя на забетонированную дорожку, бегущую к кованой калитке, – на нее опустились первые крупные капли дождя.
– Да это скоро пройдет, – Эмма решила его обнадежить. Неделю назад было нечто подобное, но спустя час уже светило солнце и на цветущих ветвях яблони умиротворенно пели птицы.
– Было бы замечательно! – Ирвин внезапно оживился, – вселённая в него надежда заставила его неугомонную натуру скакать по гостиной и выкрикивать грозно: – Тучи-тучи, – угомонитесь и расходитесь!.. Гром и молнии, – садитесь на радуги колесо, и прочь катитесь! Неласковый дождь, – и ты скорее уходи, дорогу солнцу уступи!
Эмма, тихо улыбаясь, наблюдала за братом и повторяла себе под нос его незатейливый стишок, придуманный на ходу. Несколько месяцев назад ей исполнилось двадцать, но огонек юношеского озорства в ней не потух. Она верила, что так будет всегда. Вскоре девушка сама не заметила, как пританцовывала по комнате вслед за братом. Ее душа, – окрыленная светлая птица, окрыленная наличием дружной преданной семьи, учебой в любимой архитектурной академии, и присутствием в ее судьбе преданных друзей. Да, судьба явно благоволила к ней с самого ее рождения. Всё, что остается ей, – найти свою любовь, выйти замуж. Мать, вспоминая тот знаменательный день, рассказывала Эмме не раз, что рождалась она во время страшной зимней грозы, – редкое явление, – но стоило матери взять девочку на руки и за окном вдруг появилось солнце, а гром утих. «Хороший знак!» – сказала тогда акушерка, и мать расцвела от предчувствия: у ее девочки всё будет замечательно! Она будет успешной, любимой, везучей и здоровой. Препятствия будут исчезать перед ней, будто незадачливая труха, злые и подлые люди станут обходить стороной, зато добросердечные и чистые духом будут ее вечной опорой до самого конца.
Очевидно, дети вели себя чересчур шумно в гостиной, ибо дверь рабочего кабинета распахнулась, и показалось озабоченное лицо отца. Долговязый, слегка полноватый, с короткой бородкой и темно-русыми волосами, он не был красавцем, но живые и умные серые глаза, всегда не унывающие, внушали людям доверие и симпатию. Он некоторое время с усмешкой наблюдал за Эммой и Ирвином, потом, поправив очки, вечно сползающие с немного горбатого носа, произнес:
– Дети, немного тише, пожалуйста, мне необходимо закончить проект к завтрашнему утру! – голос его был не строгим и не злобным. Ни тени недовольства, лишь отголосок просьбы.
Они перестали танцевать, стремительно подбежали к отцу и стали виснуть у него на шее. Для других он ученый, для них, – опора и глава их дружной и крепкой семьи.
– Родные мои! – он забыл о работе и по старой привычке поцеловал каждого ребенка в щеку.
– Опять мешаете отцу работать? – с улыбкой произнесла мать. Она как раз неспешно спускалась со второго этажа вместе с книгой.
– Ничего страшного, – он великодушно махнул рукой и посмотрел на жену. Даже спустя столько лет он по-прежнему любил эту женщину и преклонялся перед ее стойкостью и принципиальностью.
– Раз ты нашел время на детей, тогда найдешь его и для чашки чая! – подмигнув супругу, ответила Амалия. Она очень любила их воскресные посиделки на террасе, задушевные беседы и обмен свежими новостями. Это был единственный день, когда все были свободны, хотя Джон довольно часто был занят своей нескончаемой лабораторной работой. Но для семьи он всегда находил время. Вот и в этот раз он беспрекословно кивнул головой в знак согласия.
Из-за грозы о террасе пришлось пока забыть. Амалия накрыла на скорую руку стол в гостиной, не забывая поставить на белую кружевную скатерть хрустальную голубую вазу с полевыми цветами, собранными накануне дождя на пестром лугу, который распростерся сразу за забором. Она уделяла пристальное внимание этим деталям, ведь именно они и составляли уют в их доме. Да, она любила чаепития не только на террасе, но и в гостиной. Когда-то она самолично обустраивала здесь всё: так, в главной комнате дома появились два светлых мягких дивана, утыканные плюшевыми подушечками и игрушками, несколько кресел с приятными на ощупь пледами, пушистый зеленый ковер у камина, тюлевые шторы нежно-персикового оттенка, старинные торшеры с мягко льющимся светом, пейзажные картины и семейные фото в рамках. Чуть позже, на расписных комодах расположились творческие поделки Эммы и Ирвина, которые Амалия бережно хранила до сих пор. В гостиной всегда приятно пахло пирогами с корицей, ванилью и цитрусами. Повсюду было много комнатных цветов, отчего можно было без труда во время трапезы представить себя в живописном саду.
Эмма помогала матери расставлять чашки, принесла из кухни сдобные булочки с маком, бутерброды с сыром и ветчиной.
Когда все сели за стол, вновь разразился гром, близко у окна сверкнула молния, и тут же погас свет.
– Здорово! – обрадовался Ирвин, переглядываясь с сестрой.
Остальные тоже не растерялись. Амалия зажгла несколько свечей и поставила около подноса с фруктами, Джон встал из-за стола и сильнее отодвинул шторы от окон, потом вернулся и удовлетворительно хмыкнул. Был полдень, но погода будто сошла с ума, стало так хмуро, что померкли цветочные обои на стенах. Лица казались серыми, яркие розовые цветы в вазе, – блеклым отражением весны. Все зачарованно посматривали в окна, – во дворе ветер с остервенением трепал ветви платана, по террасе пролетело чье-то зеленое полотенце, должно быть соседи не успели снять белье с веревок, а теперь опасались выйти на улицу. В их краях частые суровые молнии не раз убивали людей. Дождь стал идти сильнее, тропинка утонула в воде, бешеный поток нес с собой мелкие ветки и листья.
– Ладно, надоело! – Ирвин бесцеремонно прервал любование игривой природой, и принялся уплетать бутерброд, облизывая пересохшие губы.
– Не спеши ты так, подавишься же! – с усмешкой наставляла Амалия.
– Как твои дела на работе? – поинтересовался Джон не ради приличия. Заметив у Амалии недовольную складку меж бровей, он почувствовал неладное. И, будто в подтверждение этому, Амалию передернуло от его вопроса. Она взглянула на мужа, – настроение семье портить не хотелось, но в то же время ей хотелось выговориться.
– В бюджет администрации поступила большая сумма на проект по благоустройству больницы, парка и детского дома… – жена хмурым голосом произнесла это и строго уставилась в тарелку, где лежали булочки.
– И что же в этом плохого? – изумился Джон.
– То, что наши чиновники хотят поживиться этими деньгами. Впервые на наш город снизошла такая благодать, ведь сумма денег действительно астрономическая для Авалона, а бюрократы уже обдумывают, какую лучше коррупционную схему отработать, чтобы потом можно было искусно замести следы.
– А ты откуда это знаешь? – лицо Джона стало настороженным.
– Они пытаются и меня в это втянуть, ведь все финансовые операции пройдут через мои ведомости.
– Будь осторожна с ними, – предупредил Джон. Немного поразмыслив, он прибавил: – Я знаю, что ты остра на язык, но бюрократы на многое пойдут, чтобы разбогатеть, не мне тебе объяснять!.. Если станет совсем худо, лучше уволься, но не ввязывайся в это дело. И полиция у них под пятой, и судьи, – справедливости не добьешься, а вот вред они могут причинить тебе…
Амалия недовольно покачала головой.
– Ты же знаешь, что я так не могу. Я ни за что не позволю этим упырям обокрасть детский дом.
Джон взглянул на супругу, молча положил руку на ее пальцы и крепко их сжал. Их взгляды встретились, и она прочла в его глазах: «Я поддержу любое твое решение!». Именно за волевой характер, за правдолюбие, Джон и полюбил когда-то ее. Но сейчас он был очень встревожен. Амалия, чтобы разрядить обстановку, произнесла как можно непринужденнее:
– Не беспокойся за меня. Наши чиновники трусливы, будто тщедушные зайцы. Я как-нибудь всё улажу.
– Надеюсь, – коротко бросил муж, но всегда веселые глаза его чуть померкли, как тот грозовой день за окном.
Эмма тоже с тревогой прислушивалась к разговору родителей, пока Ирвин поглощал, будто пылесос, всё, что было на столе. Но мать быстро сменила тему разговора.
– Ну что, ты пока еще не встретила того особенного человека? – подмигнув дочери, спросила Амалия. Никакая работа не заставит ее перестать наслаждаться обществом самых дорогих людей.
– Какого еще человека? – смущенно произнесла Эмма, хихикая в кулачок.
– Того самого, который ради тебя пойдет на край света, – мечтательно сказала Амалия и погладила дочь по кудрявой светлой голове. Густые золотистые волосы достались дочери от нее.
– Нет, мама, – краснея, ответила Эмма, – пока еще не встретила...
– Но ты ведь скажешь мне первой, когда это произойдет?
– Конечно, мамочка!
– Хватит смущать ее! – усмехнулся Джон.
– Да кому она нужна с таким скверным характером! – подтрунил над сестрой Ирвин и показал Эмме язык.
Она шутливо толкнула брата в плечо, а Амалия произнесла торжественно:
– Кому-нибудь да непременно нужна. Очень нужна и важна. Я верю в то, что совсем скоро ты встретишь его…
Эмма мечтательно взглянула в окно. Возможно, совсем скоро в ее судьбе действительно появится благородный рыцарь, наподобие отца. Он так же будет обожать и любить ее, как отец боготворит мать. На меньшее она не согласна, ведь перед ней всю жизнь был живой пример настоящей преданной любви. Она воспитана в любви и уважении, всё остальное будет чуждо ей, – всякое притворство, холодность, отчужденность, равнодушие, лицемерие и, конечно же, измены. Родители никогда не изменяли друг другу. Их семейный очаг был наполнен верностью, – редким качеством, на которое способны не многие. В Эмме удивительным образом жила твердая вера в то, что она проживет долгую и счастливую жизнь. Она вот так же, как сейчас, вместе с мужем и детьми, будет пить чай в уютной гостиной и вести интересные беседы. А рядом… а рядом непременно будут ее родители, – да она увидела в грезах и их, уже седовласых, но по-прежнему заряженных энтузиазмом и жаждой к жизни: они держат на коленях своих внуков и гладят их по головам. И Ирвин, конечно же, рядом. Он пришел к ней в гости со своей молодой супругой с подарками и с хорошим настроением. А гостиная ее светла и уютна, хорошо меблирована и окна в ней выходят на все стороны света. Солнце никогда не покидает ее семейного гнездышка.
– О чем замечталась? – теребя ее за рукав платья, спросил Ирвин и тут же находчиво предположил: – Наверняка, о каком-нибудь короле, который увезет тебя в свое царство, напичканное золотом?
– Ну что за ерунда? – разозлилась Эмма, и уставилась возмущенно на брата.
– Это не ерунда! – возразил он. – Вы, девчонки, все грезите о глупых, но богатых принцах!
– Откуда такие мысли? – спросила Амалия у сына под смех Джона.
– Из фильмов! – деловито признался Ирвин, выпятив грудь вперед.
Амалия озадаченно посмотрела на него и произнесла мягко:
– Не смотри по телевизору разный невежественный мусор… Лучше почитай книги из папиной библиотеки. Книги, – это целый многообразный мир, который учит тебя бесценному чужому опыту, который помогает получить знания!
– Ох, мама, у папы в библиотеке слишком много нудных книг! Мне бы что-нибудь наподобие Робинзона Крузо! – с воодушевлением произнес он.
– Ладно, я что-нибудь выпишу тебе из городской библиотеки, – пообещала Амалия.
– Только чтобы с приключениями! – на всякий случай обозначил Ирвин.
– Будет сделано! – улыбнулась мать и внимательно посмотрела на детей. Как быстро они выросли, особенно Эмма. В ее возрасте она уже была замужем за Джоном. Старость незаметно приближается, в ее светлой голове уже появились первые седые волосы, но она была счастлива. Да, жизнь ее, будто яркие краски на холсте умелого художника, – насыщенная, яркая, и даже препятствия все оказались ей по плечу, потому что рядом было надежное плечо Джона. Она ценила то, что имела, особенно когда видела, сколько несчастливых людей вокруг, – измученные нелюбовью семейные пары, не в состоянии уйти из обреченного брака или одинокие неудачники, которые на протяжении десятилетий так и не сумели отыскать свою вторую половину.
А гроза так и не прошла – она бушевала до позднего вечера. Лишь ночью небо прояснилось, и появилась луна. Ирвину пришлось забыть о парке, Эмме пришлось отложить вечерний визит к лучшей подруге. Несмотря на то, что они с братом вечно подтрунивали друг над другом, Эмма всегда укладывала его спать и желала спокойной ночи.
– Ты так и не рассказал за столом, какие у тебя новости в школе, – напомнила она с легким упреком.
Ирвин изучающе посмотрел на сестру, потом шепотом произнес:
– Ты же умеешь хранить секреты? – он с опаской взглянул на дверь, опасаясь, что может войти мать. Друзей у него почти не было, и он все тайны непременно поверял сестре.
– Конечно, умею! – немного обиженно воскликнула Эмма.
– Тогда слушай… – Ирвин приподнялся на подушке, схватил сестру за ухо и притянул его к себе.
– Да что ты творишь, ты же мне ухо оторвешь! – возмутилась она, но брат так и не убрал руку, и быстро заговорил:
– Мне нравится в школе одна девочка… Очень нравится…
– Как ее зовут? – на лице сестры отобразилось жгучее любопытство.
– Ванесса… она моя одноклассница…
– Это та рыжеволосая девочка с серыми глазами?
– Да, это она.
– А ты ей нравишься?
– Да куда там! – расстроенно произнес Ирвин и откинулся нервозно на подушку.
«Страдать из-за неразделенной любви не только удел взрослых» – поймала себя на мысли Эмма.
– Ты уверен в том, что ты ей безразличен? – все же спросила она и внимательно взглянула на Ирвина. Он был замечательным и симпатичным мальчиком, с девчонками вел себя по-рыцарски и той самой Виолетте помогал решать задачи по математике с первого класса.
– Конечно, уверен. Она призналась в симпатии своему соседу по парте. Он бьет ее линейкой по плечу, обзывает козой, но эти обстоятельства отнюдь не мешают ей ходить за ним по пятам на переменках.
– Тогда нам не нужна такая невеста, – категорично заявила Эмма, скривив презрительно губы. Сейчас настал момент, когда она должна была подобрать утешительные слова для страждущего брата, и она нашла их. Наклонившись близко к его лицу, она торжественно произнесла: – Знаешь, если придется, я обойду весь мир, но отыщу для тебя ту единственную, для которой ты будешь самым важным человеком на свете…
– Обещаешь? – растрогано спросил Ирвин. Сестра была его кумиром: она всегда была ему опорой и защищала от любых напастей. Многие мальчишки из его класса мечтали о братике и с досадой возмущались, если у них была сестра, но он никогда не жалел о подобном. Зачем ему брат, если Эмма рядом?
– Обещаю! – Эмма поцеловала брата в щеку и скомандовала: – А теперь спать!.. Завтра тебе рано в школу вставать, ну а мне на работу, – она уже почти вышла за дверь, когда вдруг услышала тихое бормотание:
– Сестрица, я буду любить тебя всегда! – Ирвин решил излить ей душу на ночь глядя без остатка.
Эмма не выдержала, вернулась к постели Ирвина и крепко обняла его.
– И я, братец, буду любить тебя всегда и никогда не дам тебя в обиду! – клятвенно пообещала она и быстро перекрестилась, глядя на небольшой иконостас в углу комнаты. Оттуда святые глядели на нее немного изумленно и будто осуждающе, или ей померещилось? Она зажмурила глаза, потом снова взглянула на них, – да, померещилось! В их взгляде всё то же, – умиротворенная и торжественная печаль, озаренная лунным светом.
ГЛАВА II. Счастье – в мелочах
На следующий день после воскресной грозы Ирвин более не смотрел на Ванессу. Девочка привыкла к тому, что он ее обхаживал и помогал с уроками, а тут такое безразличное поведение с его стороны! Непорядок! Она, как хитрая кошка, стала бродить около него и выспрашивать, нравится ли она ему? Улыбаясь и кокетничая, она поправляла свои рыжие кудри изящной тонкой рукой и лисьим взглядом заглядывала в его холодные глаза. Ирвин лишь молча покачал головой. «Странно, как долго мы можем не замечать, в какое ничтожество влюбились!» – подумал он в тот момент и впервые обратил внимание на скромную темноволосую девочку Эдит, которой он нравился с первого класса. И пусть ему только двенадцать, и пусть мальчишек считают недалекими болванами, но они всегда знают, всегда примечают тех, кто к ним неравнодушен. Эдит раньше казалась ему слишком скучной и предсказуемой, а теперь она стала для него интересной личностью, посвящающей много времени учебе и книгам. Вот с ней точно будет о чем поговорить! Скоро, совсем скоро он наберется храбрости и пригласит ее на свидание. А пока он лишь послал ей на перемене свою добродушную улыбку, в которой Эдит прочла знаки, которые видят лишь влюбленные. После уроков он скромно предложил проводить ее домой и девочка, смущенно заливаясь алым румянцем, согласилась. Ее утро начиналось как обычно, – с мыслями о нем, с невеселыми думами о том, что уже много лет мальчик, которого она обожала, любит другую. Но спустя пару часов он впервые обратил на нее внимание, и она не верила своему счастью!
– Ты какие книги любишь? – спросил Ирвин по дороге к ее дому.
Эдит, продолжая стыдливо опускать глаза, призналась:
– Мне нравятся книги о путешественниках, и приключенческие драмы…
– А твоя любимая книга?
– Всадник без головы, Майна Рида.
– Здорово! – восхитился Ирвин. – Давно хотел ее прочитать.
– Так я могу тебе сейчас ее вынести, эта книга из маминой библиотеки! – предложила с радостью Эдит.
– О, я буду тебе очень признателен! – Ирвин начал весело присвистывать, поглядывая на яркое солнце, лениво плывущее по синему безоблачному небосводу. Скоро лето, долгожданные каникулы и он непременно пригласит Эдит к себе в гости. Родителям она очень понравится, – он был уверен в этом. И в этот момент ему вспомнилась Эмма. Да, это именно она помогла ему снять розовую пелену с глаз, это она утром за завтраком как бы невзначай припомнила ему, как плохо с ним обошлась Ванесса осенью, когда выкрала журнал из учительской, чтобы исправить двойку, а потом спихнула вину на Ирвина. Он же, как истинный джентльмен, не сдал даму своего сердца, взял вину на себя, и великодушно простил ее. Родителей тогда вызвали в школу, – им он тоже ничего не рассказал, но всё поведал любимой сестре. Эмма уже тогда догадывалась, что Ванесса нравится брату, и очень расстроилась, что его симпатия была отдана такой подлой девочке. В это утро она не сдержалась и напомнила ему события полугодовалой давности, сказав: «Ведь это предательство. Те, кто любят, никогда так не поступят со своими любимыми!». Так и было, ведь его даже хотели исключить из школы.
Ирвин вдруг прозрел. Его слепую влюбленность будто смыло той воскресной грозой, и нет больше морока и мучительных дум о Ванессе, о той самой высокомерной жеманной девочке, которая никогда не ценила его и не любила.
Когда они подошли к дому Эдит, Ирвин поразился обилию цветов возле ее забора.
– Мы с мамой выращиваем, – перехватив его взгляд, пояснила девочка и поспешила домой за книгой.
Ирвин рассмотрел за забором симпатичный небольшой домик из белого кирпича, утопающий в сирени, зеленый фасад и кусты белых пионов, растущих перед окнами. На одном из подоконников сидел крупный серый кот, и мальчик приветливо помахал ему рукой. Кот с изумлением взглянул на него, но быстро потерял к нему интерес, ведь рядом с окном стайкой кружились воробьи.
Эдит выбежала на улицу уже через пару минут, в руках у нее была толстая книга в синем переплете.
– Держи! – сказала она и прибавила великодушно: – Если она тебе очень понравится, можешь оставить книгу себе!
Ирвин удивленно вскинул брови и покачал головой.
– Но ведь это твоя любимая!
– Ничего! – махнула рукой она и улыбнулась, все так же краснея от смущения.
Ирвин оценил этот, казалось бы, незначительный порыв, уловив в нем кое-что бесценное, – способность отдать другому человеку нечто дорогое сердцу. Ванесса иной раз скупилась дать ему на минуту даже свою терку, если он свою по рассеянности забывал дома. Он не остался в долгу, перебежал резво пыльную дорогу и ловким движением сорвал для Эдит несколько голубых колокольчиков. Рядом были и другие цветы иных оттенков, но он сознательно выбрал именно колокольчики, ведь глаза Эдит были такими же голубыми, впрочем, как и у него. Протянув скромный букет этой симпатичной темноволосой девочке, он с удовольствием наблюдал, как она нежно обняла цветы и вдохнула их аромат.
– Спасибо большое! – произнесла Эдит и уже хотела признаться, что ей впервые дарят цветы, но удержалась. Она уже знала наперед, что никогда не расстанется с этими цветами. Потом, когда они завянут, она засушит их в какой-нибудь книге и спрячет в свою любимую шкатулку.
Они нехотя простились, Эдит на прощание пообещала в следующий раз пригласить его в дом и познакомить с родителями.
«Чудесный день!» – подумал Ирвин, прижимая крепко книгу к себе и сворачивая на узкую тропу в сторону зеленого луга, за которым располагался его дом.
***
Эмме оставалось доучиться в архитектурной академии еще год, на лето она нашла очередную подработку, на сей раз продавцом в книжном магазине. И так как в мае в академии уже начались каникулы, она приступила к работе. Понедельник был самым спокойным днем, самым малочисленным по выручке и посетителям, но она любила этот день. Было время побродить около полок и почитать приглянувшуюся книгу. Вчерашняя гроза была настолько неистовой, что около магазина завалила на тротуар березу. На высоком крыльце валялись ветки и листья, но через пару часов прибыли коммунальщики и убрали всё. Эмма наблюдала за ними из большого прямоугольного окна с грустной меланхоличностью. Она с болью смотрела, как поваленную березу распиливают на множество частей, как грузят ее покалеченные останки в кузов грузовика, но потом ее осенила мысль. Она подошла к своей коллеге Кристине, шепнула ей на ухо несколько слов и, прихватив свою сумку, выбежала из магазина. Спонтанный порыв увлек ее на рыночную площадь, в самый конец, туда, где седовласый мужчина в зеленом комбинезоне продавал молодые деревья для посадки. Эмма, пролетев стрелой мимо многочисленных рядов с продуктами и вещами, с радостью обнаружила, что он сегодня работает. Прямо на асфальте мужчина выложил саженцы фруктовых деревьев и кусты смородины. Но фруктовые деревья ей были не нужны. Ее настойчивый пристальный взгляд выловил среди яблонь и вишен симпатичный белый клен в два метра высотой. Она поинтересовалась ценой, нашла ее приемлемой и купила дерево. Было довольно проблематично тащить его через несколько кварталов, но упрямая Эмма не чувствовала неудобств и усталости. Глаза ее горели, в мыслях мелькало: «Это будет чудесно, чудесно!». Одолев путь к магазину за двадцать минут, она оставила клен у крыльца, зашла к соседям, которые торговали садовым инвентарем, и одолжила у них лопату. Спустя десять минут клен был посажен около того места, где прежде росла береза. В это время Кристина глазела с изумлением в окно, а потом, когда Эмма зашла в магазин, воскликнула:
– Сумасшедшая! Это же надо было до такого додуматься!.. Ребячество какое-то…
Эмма пожала плечами, и с улыбкой произнесла:
– Не вижу ничего сумасбродного в своем поступке…
– Не слушай ее, ты просто умница! – похвалила ее Тереза, которая была постоянной гостьей в их магазине. – Клен у книжного магазина, – по-моему, это будет великолепно!
Эмма с благодарностью взглянула на Терезу и подумала: «Ну вот, как всегда! Один и тот же поступок разными людьми будет расценен по-разному!». Один – осудит, второй, – похвалит, третий, – проигнорирует. Всё зависит от качеств и состояния души. Ирвин тоже утверждает, что хоть ей и двадцать лет, но по поступкам она все еще ребенок, – легкий, непредсказуемый и веселый. Что в этом плохого? Ничего. Эмма надеялась на то, что эта черта в ней останется до самой старости. Становиться скучной, занудной брюзгой не входит в ее планы.
Остаток дня Эмма уже без надрыва смотрела в окно – вид молодого деревца, которому выпала судьба быть посаженным на одной из самых людных и живописных улиц, радовала ее, да и прохожих. Когда она шла домой, то около остановки заметила маленького черного котенка. Он жалобно мяукал и бродил среди людей, заглядывая им в глаза. Эмма прекрасно понимала, что он делает, – маленький, на первый взгляд несмышлёный, но на деле, сообразительный. Он ищет себе хозяина, пытается высмотреть в толпе того, кто увидит в нем нечто большее, чем назойливое блохастое животное. Эмма приостановилась, и некоторое время наблюдала за котенком. Нет, она не была из разряда тех, кто тащил в дом всех голодных котов, кто посещал и патронировал кошачьи приюты. Она вспомнила слова одной женщины, – прежде чем брать в дом питомца, будь то собака или же кот, нужно почувствовать родство с ним, необходимо понять, – что это и есть твое животное, то самое, которое будет понимать тебя и, словно оберег, заряжать хорошими эмоциями. Для того чтобы понять это, порою, достаточно одного взгляда. Еще раз взглянув в эти пронзительные зеленые глаза, Эмма больше не медлила, подошла к котенку и взяла его на руки. Вероятно, он здесь давно, может быть не один день, – рядом стояла небольшая тарелка с пищей, – кто-то сердобольный подкармливал его, но никто так и не решился забрать его в свой дом.
– Теперь тебе не о чем беспокоиться! – уверила его Эмма и погладила по лохматой черной голове.
Котенок тут же перестал жалобно мяукать, тихо замурлыкал, затем облизнул своей новоиспеченной хозяйке пальцы.
– Я назову тебя Бальтазар! Ты ведь не против? – спросила она.
– Мяу-у-у! – он дал свое благословение и вновь облизал ее пальцы.
– Мама, мне нравится этот котенок, – воскликнул мальчишка лет восьми, который стоял на остановке, – давай заберем его домой? – он бесцеремонно протянул к Эмме руки и хотел забрать котенка, но тот вдруг ощетинился, сурово зашипел и даже попытался цапнуть когтями нового претендента на роль его хозяина.
– Это вообще-то мой кот! – всему миру объявила Эмма и отодвинулась от наглого мальчика.
– Ну и забирай, он какой-то бешеный! – его пыл быстро охладел, он подошел к матери и взял ее за руку. Та тихо посмеивалась и была рада, что так легко отделалась, – она не собиралась заводить в доме животных.
Так Бальтазар окончательно решил свою судьбу. Эмма выбрала его, а он, – ее.
Вечером, когда вся семья собралась в гостиной на ужин, Эмма вынесла Бальтазара из своей спальни и представила родне.
– Дай сюда! – Ирвин тут же с радостными воплями схватил котенка в охапку и принялся носить его по комнате, качая на руках, будто младенца. Он давно мечтал завести кота, но мать не разрешала.
Амалия внимательно посмотрела на мужа, но тот никак не отреагировал и был поглощен запеченным картофелем. Даже если бы Эмма или Ирвин притащили в дом крокодила, то и тогда Джон не придал бы этому особого значения: лишь бы дети были довольны. Он во всем потакал им, но Амалия была порою против их решений, если они заранее не обсуждались на семейном совете.
– Эмма, ты должна была сначала посоветоваться со мной, – выразила она легкое недовольство.
Дочь подошла к матери, поцеловала ее в щеку и произнесла твердо:
– Мама, поверь мне, это наш котенок… Я это почувствовала… Я буду ухаживать за ним сама, я не стану обременять тебя, и в субботу отвезу его к ветеринару, чтобы сделать необходимые прививки…
Амалия все еще сидела со сдвинутыми бровями, когда к ней подбежал Ирвин, вытянул руки с котенком вперед и произнес громко:
– Да, мама, посмотри на него, это же наш котенок!.. Наш!
Амалия увидела зеленые глаза, которые показались ей слишком умными для такого маленького невежественного существа и сдалась.
– Ладно, пусть остается! – махнула она рукой. В уголках ее губ появилась улыбка, когда она заметила, что Бальтазар будто подмигнул ей.
– Вот и ладненько! – довольным тоном заключил Джон и перешел к более важным вопросам: – Что вы скажете, когда узнаете, что этим летом мне, наконец-то, обещали дать отпуск!.. А это значит… – он резко замолчал, подмигнул Ирвину и тот, вскрикнув, закончил вместо отца:
– А это значит, что мы этим летом поедем на море-е-е!
– Ура-а-а! – воскликнула Эмма. От этой новости ей захотелось плакать от счастья. Из-за того, что отцу вот уже три года не давали отпуск в летние месяцы, они так и не съездили на море.
– Джон, тебе действительно это пообещали? – с некоторым недоверием спросила Амалия.
– Да, дорогая, – это уже точно и не подлежит сомнению! – торжественно произнес он, потом спросил: – А как насчет тебя?.. Сможешь взять отпуск?
– Я-то смогу, не беспокойся! – ее глаза засияли, она тут же начала представлять себе, как завтра, во время обеденного перерыва, купит новый купальник и пляжную шляпку, а еще чудесное пестрое платье из шифона, – длинное и воздушное. Оно непременно пригодится для того, чтобы вечерами прохаживаться в нем по живописной набережной, наблюдая, как закатное солнце окрашивает море в золотые оттенки.
Джон, заметив ее мечтательный взгляд, все понял, взял ее за руку и крепко сжал. Амалия спустилась с небес, посмотрела на мужа и призналась с улыбкой:
– Как приятно думать о море… как же я люблю море… люблю…
– Я знаю, любимая… поэтому и добился, чтобы мне дали заслуженный отпуск… Семья, прежде всего…
– Да, жизнь одна, – философски добавила Эмма.
– Хочу, хочу, хочу! – стал повторять Ирвин, усевшись, наконец, за стол вместе с Бальтазаром. Еда в его тарелке давно остыла, но это его совсем не расстроило.
– Чего ты хочешь? – спросила Амалия.
– Я хочу научиться плавать!
– Я научу тебя, – пообещал Джон.
– Море-е-е… – с придыханием произнес Ирвин, как нечто священное. Он взглянул в окно, рассмотрел кусочек синего вечернего неба и представил себе, что это и есть море. От этого на душе у него стало еще более радостно.
Даже Джон, всегда скупой на эмоции, был в необычайно приподнятом настроении. Затем, за чаепитием на террасе, настала очередь исповеди. Маленький семейный ритуал, когда каждый член семьи рассказывал, как прошел его день. Ирвин поведал о том, что впервые проводил Эдит домой, похвастался книгой, которую она ему любезно дала почитать, Эмма рассказала о клене, Амалия припомнила забавный случай на работе, когда ее коллега нагрубила в лифте мужчине, а потом оказалось, что это новый начальник их отдела, Джон в подробностях выложил, каким трудом он добился от начальства этого самого отпуска в июне.
После чаепития все устремились на террасу. Эмма села в кресло-качалку и принялась читать книгу, хотя было уже сумрачно, Ирвин дразнил котенка зеленым колоском, побуждая к игре, Амалия и Джон уселись на длинную деревянную скамью и стали наблюдать за последними сполохами оранжевого зарева на горизонте. Вокруг простилались цветущие луга, где пастухи гнали коров домой. Птицы на платане пели робкие убаюкивающие песни, поблизости лаял соседский пёс.
– Мы вырастили чудесных детей, – произнесла Амалия, положив голову на плечо Джона.
– Твоя заслуга!
– Наша! – поправила она.
– Я люблю тебя, – тихо произнес Джон.
– И я тебя очень люблю… – в голосе Амалии слышалась теплота и нежность, не растраченная годами и испытаниями. Если рядом тот самый родственный человек, то пламя любви никогда не погаснет, вопреки любым обстоятельствам.
Эмма, отвлекшись на миг от книги, окинула взглядом пылающий закат на небе, сумрачный луг, террасу, Ирвина, который уже клевал спросонья носом, но продолжал гладить Бальтазара, родителей, по-прежнему смотрящих друг на друга влюбленным взглядом даже спустя столько лет, произнесла тихо, так, чтобы услышали лишь травы, колыхающиеся у ее ног: «Счастье – в мелочах…».
ГЛАВА III. Земные отпрыски дьявола
Амалия ходила на работу всегда пешком, хотя Джон постоянно настаивал на том, чтобы ее подвезти на автомобиле. Но она категорично отказывалась. Амалия любила по дороге в администрацию наблюдать за метаморфозами, происходящими в ее любимом городе, будь то новая кованая скамья, поставленная умельцем у подъезда какого-нибудь дома, или клумба с пестрыми цветами, внезапно появившаяся на месте бывшего пустыря. Амалия любила наблюдать и за людьми, примечая в них что-нибудь интересное.
В это утро ее обогнал на тротуаре невысокий черноволосый мужчина в пепельном костюме, с коричневым дипломатом в руке, под нос он бурчал себе: «Какой же он все-таки болван! Просто уму непостижимо!.. И почему все начальники непременно идиоты?». Задав самому себе вопрос, он чертыхнулся и поспешил дальше. Амалия слегка улыбнулась, но потом резко нахмурилась. Ее начальники уж точно не были болванами. Новый мэр города и его заместители, получив посты в администрации, не стали размениваться на мелочи и сразу ввязались в коррупционные схемы. Она давно заметила, что бюрократы, – это безнравственные кровососы, готовые мать родную продать за деньги. Позади на дороге какому-то нерадивому пешеходу, переходящему уже на красный, злобно просигналил автомобилист. Амалия остановилась и обернулась, глядя на нерасторопную русоволосую девушку, которая перебегала зебру перед носом у недовольного водителя, ведь ему уже горел «зеленый». И тут Амалия заметила на тротуаре высокого лысого мужчину в серых джинсах и темно-зеленой футболке. На нем были темные солнцезащитные очки, но даже они не смогли скрыть его хищный взгляд, неотступно следующий за ней. Стоило ей посмотреть на него, как он тут же сделал вид, что изучает газеты у киоска. Но она-то знала, что пресса была ему безразлична. Вот уже неделю этот странный тип преследует ее, провожает тенью до работы и вот так же, следуя за ней на расстоянии пятидесяти метров, ведет ее домой. Да, теперь она уверена – это не случайность. Она не хотела пугать Джона, но придется рассказать ему.
Вся прелесть утренней прогулки испарилась, стоило ей заметить этого навязчивого соглядатая. Амалия догадывалась, кто приставил к ней этого угрюмого следопыта. Забежав в здание администрации, она тут же бросилась к лифту, багровея от гнева. Зайдя в кабинку, она эмоционально ткнула пальцем на цифру «пять». Именно на пятом этаже располагался вычурный кабинет самого большого преступника, которого довелось повидать Авалону за последние десятилетия. У этого преступника была безмерная власть, высокопоставленная должность, связи в полиции и в суде, деньги и ненасытное желание воровать дальше, свойственное всем чиновникам.
Когда рассерженная Амалия ворвалась в кабинет мэра, он сидел в своем любимом черном костюме за своим королевским столом из красного дерева и сосредоточенно записывал что-то в кожаном блокноте. С изумлением подняв на нее глаза, он спросил:
– Госпожа Грубер, что вам угодно?.. Разве я вас приглашал? – в его высокомерном голосе послышалось недовольство.
Амалия с ненавистью посмотрела на него. Какое же мерзкое лицо! Пусть еще молодое и довольно красивое, но когда знаешь о гнусных поступках его обладателя, оно сразу начинает мрачнеть и превращаться в лик дьявола. Большие карие глаза на загорелом лице в себе весьма уверены и в то же время полны стального холода, от которого стынет кровь в жилах. Да, такие глаза наблюдательному человеку сразу расскажут – нечисты они на руку, страшны поступки их обладателя и непростительны. Вьющиеся каштановые волосы мэра чуть прикрывали его высокий лоб, широкие плечи расслабленно были притулены к спинке кожаного кресла.
– Людвиг Салливан, – воскликнула Амалия, – уберите от меня этого лысого провожатого, иначе я заявлю в полицию!.. Вы что себе позволяете? – возмутилась она, подходя ближе к столу. Кабинет мэра был обставлен новой мебелью, на полу красовался новый турецкий ковер с золотыми узорами.
Его тут же передернуло. Он встал из-за стола, вплотную подошел к Амалии и произнес с издевкой:
– До чего же разыгралась ваша фантазия!.. Якобы я приставил за вами следить какого-то мужлана! – он засунул руки в карманы и прибавил: – Полагаю, это всего лишь ваш поклонник, а вы тут вообразили себе черт знает что!
Амалия внимательно всмотрелась в его глаза. Они не выражали ничего, кроме насмешки. Она тоже хороша, пригрозила ему полицией. Это ведомство давно уже под его пятой, как и все остальные в их городе.
– Перестаньте юлить! – не сдавалась она. – Вы прекрасно поняли, о чем я!.. Чтобы я этого типа больше подле себя не видела, иначе… – она замолчала, не зная, какие подобрать слова для того, кто так могущественен, что может по мановению руки засадить ее за решетку по липовому уголовному делу.
– Иначе, что? – Салливан уже не таился и продолжал посмеиваться над ее беззащитностью перед ним.
«Ну все, ты доигрался, сволочь!» – в ее голове промелькнула одна мысль. Да, она решится на то, что задумала уже давно. Сегодня была последняя капля, сегодня ее терпение окончательно лопнуло. Одарив мэра гневным взором в последний раз, она поспешила выйти из кабинета. Когда она притронулась к дверной ручке, Салливан вдруг угрожающе произнес:
– Амалия, не советую вам переходить черту…
Она вздрогнула и обернулась. Лицо мэра стало многоговорящим: черные брови сошлись на переносице, глаза будто налились кровью, полные губы нервозно подергивались. Так перед неравным боем один из оппонентов предупреждает о неминуемом проигрыше своего врага.
– Черту перешли вы, а не я, – парировала она и ускользнула прочь. Его надменное и наглое поведение придало ей сил для важного поступка. Она зашла в свой кабинет, заперлась в нем и набрала давно известный ей номер.
– Да, слушаю, – услышала она усталый голос.
– Ричард, здравствуйте, это Амалия…
– Доброе утро!.. Как у вас дела? – голос стал более бодрым и заинтересованным.
– Я решилась… Понимаете меня?
– Еще бы! – воскликнул он и тут же прибавил: – Умоляю вас, будьте осторожны…
– Постараюсь. Нам необходимо сегодня встретиться…
– Когда именно?
– В обеденный перерыв сможете вырваться?
– Для такого дела смогу. Где увидимся?
– В кафе «Отрада», ровно в двенадцать…
– Договорились!
Амалия повесила трубку и вздохнула. Пути назад нет. Это ее моральный долг перед целым городом, перед сотнями, тысячами обманутых, и перед теми, кто еще будет разорен этими хищниками, наделенными властью.
***
Кафе «Отрада» славилось своими пирогами и вкусным кофе. Официантки в веселых и пышных нежно-розовых платьях разносили по столикам мороженное и шоколадные пироги. Большие окна, наряженные в короткие желтые занавески, впускали много солнечных лучей и открывали панораму на цветущую яблоневую аллею у парадного входа. На салатных стенах висели пейзажные картины местных художников, которые изображали на своих полотнах тот самый луг, у которого располагался дом Амалии, центральный парк и озеро, что за городом.
У нее было столько расслабленных счастливых минут в этом любимом кафе, но сегодня никаких светских бесед с подругами и коллегами. Сегодня нелегкий суровый день, а последствия предстоящей беседы могут перевернуть ее жизнь раз и навсегда. Она уже выбрала столик у окна и заказала кофе, когда в помещение торопливо вошел невысокий плотный мужчина в сером костюме. В его коротких рыжих волосах уже обозначилась седина, но стремительная легкая походка и живое лицо убавляло годы, будто по волшебству.
– Добрый день, Амалия! – он поздоровался и присел напротив нее, кинув небрежно свою черную папку на пустующий соседний стул.
– Знаете, я всю ночь не спала… – призналась она, нервозно наблюдая, как официантка спускает с подноса на их квадратный янтарный стол два кофе. – Я имела смелость заказать за вас, чтобы не терять время… – прибавила она.
– Это хорошо, – коротко бросил он и, придвинувшись поближе, подождал, пока официантка уйдет, потом спросил: – Когда вы предоставите мне все необходимые доказательства?
– Думаю, в пятницу… Нет, я почти уверена…
– Это было бы замечательно. У меня тоже кое-какой материал уже есть… Но без вашей помощи, без этих документов все слишком мелко… не существенно… Мы разворошим настоящее осиное гнездо, вы же понимаете? – он сузил свои близорукие серые глаза, в которых Амалия прочитала решимость.
– Да, я понимаю и все осознаю…
Она уже давно была знакома с Ричардом Райтом, с этим принципиальным журналистом, но никогда бы не подумала, что когда-то ей придется вместе с ним спасать целый город от банды коррупционеров, которые зашли слишком далеко.
– Так что же вы готовы будете мне предоставить? – с небывалым любопытством спросил Ричард.
Амалия принялась тихо говорить, все время осматриваясь по сторонам:
– У Салливана куча правонарушений в сфере распределения и использования бюджетных средств. Это те самые деньги, которые недополучают по зарплате учителя, врачи, медсестры, дворники, да вся социальная структура. А еще больше правонарушений у него в строительной сфере. В наш бюджет поступило много средств на социальные проекты из столицы. На обновление сиротского приюта, парка, больницы, школы. Нажива извлекается Салливаном на завышении стоимости материалов. Почти всё исполняется только на бумаге, по факту же всё – пустышка, а деньги тем временем оседают в карманах мэра и его заместителей. Они обожают наживаться на тендерах, вступая в сговор с поставщиками услуг и материалов. Неугодные компании ловко отсеиваются еще на старте аукциона, и побеждает своя аффилированная структура. По документам миллионы уходят на реставрацию зданий, на строительство и ремонт, но этого нет, эти деньги уплывают на счета подконтрольных фирм.
– Все их любимые коррупционные схемы мне давно известны, – вставил Ричард, – они выводят средства за невыполненные работы, заключаются контракты, подписываются документы; в общем, чиновники имитируют бурную деятельность, на деле же работы не ведутся, деньги перечисляются фиктивным подрядчикам и… исчезают.
– Да, в карманах Салливана и его банды…
– Это же надо, лишь год у власти, а сколько наворовал уже! – возмутился Ричард. – Мне бы доказательства, тогда я упрячу этих упырей надолго…
– Доказательства будут… У вас же есть связи в антикоррупционном комитете?
– Есть. Сначала опубликую сенсационный материал, потом подключу знакомых из комитета… Ох, и прожарят они косточки Салливану! – он хлопнул в ладоши и мечтательно откинулся на спинку стула, потом поинтересовался: – Есть что-то еще?
Амалия кивнула головой.
– Много чего… это целый океан коррупции, вы не представляете… Салливан обожает создавать фирмы-однодневки, где бюджетные деньги в виде зарплат выделяются на фиктивных работников, а тем временем, врачи и прочие продолжают получать минимальные оклады… Ричард, как такое возможно, что это проворачивается под носом силовых ведомств? Неужели у нас нет ни одного принципиального служителя закона?
Журналист громко рассмеялся, потом вдруг стал серьезным.
– Амалия… они все связаны с Салливаном. Эти продажные жалкие псы, включая прокуроров, – часть его коррупционных схем. Они все знают, обо всем ведают; уже не раз они отмазывали Салливана: за это они получают различные преференции в виде взяток, квартир, загородных особняков и так далее… Вы же слышали о том, что они еще хотят провернуть кое-что… Это по поводу незаконного ареста частного жилья…
– Конечно же, слышала. Они уже выпустили тайное постановление, которое должно наложить арест на якобы бесхозное давно брошенное частное жилье, но по факту в список попадут квартиры и дома даже тех, кто проживает и исправно оплачивает коммунальные услуги…
– Но кто абсолютно не имеет связей, чтобы бороться с этим произволом, – прибавил Ричард. – В столице это постановление даже одобрили, уверовав в то, что Салливан руководствовался лишь благородными мотивами, – выявить и изъять в пользу государства частное жилье, которое много лет не имеет хозяина и каких либо наследников. На деле же, помимо действительно бесхозного жилья, уже составляется список квартир и домов, которые как раз имеют хозяев, но они из самых незащищенных слоев населения – инвалиды, вдовы с детьми, малоимущие, одинокие старики.
– Да, очередное преступление Салливана, – ему и закон не писан. Самый настоящий геноцид. Постановление это засекречено, – что тоже является правонарушением, списки тех, чье жилье оказалось под арестом, – не опубликованы. Люди узнают о том, что они бомжи, когда подают перечень необходимых документов для продажи квартиры, или когда вступают в наследство, – оказывается, что их жилье под арестом.
– Что означает, – законные владельцы, имеющие на руках все документы, не имеющие задолженности за квартплату, окажутся скоро на улице… И, понятное дело, не все квартиры отойдут государству… Салливан многое оприходует сам со своими многочисленными заместителями.
– Вот именно. Многие люди, чтобы купить квартиру, пахали всю жизнь, а теперь они должны распрощаться с тем, что по закону принадлежит им. Наши бюрократы зашли слишком далеко!.. Как это все печально, – вздохнула Амалия.
Ричард же произнес не унывающим голосом:
– Не позволяйте системе сломать вас!.. Коррупция была всегда, и люди, подобные нам с вами, боролись с ней веками. Я верю, у нас все получится! – он закончил речь на позитивной ноте, Амалия слабо улыбнулась. Страшно ступать на минное поле, где банда Салливана уже расставила для них разные ловушки.
– Ну что же, мне пора на работу, – Амалия крепко пожала руку журналисту, долго смотрела ему в глаза, он же, всегда уверенный в себе и в своей победе, на прощание предупредил:
– Никому не говорите о нашем разговоре, в том числе подругам на работе. Предателей всегда хватало, сейчас нельзя допускать ошибок.
– За это не беспокойтесь, я не болтлива.
– Тогда… до пятницы?
У Амалии сжалось сердце от дурного предчувствия, но она произнесла как можно увереннее:
– Да, до пятницы…
Перед ее глазами вдруг стремительно предстали сотни сирот, тысячи обманутых и обделенных чиновниками рабочих, которые пахали за копейки по милости коррупционеров и десятки тысяч тех, кто совсем скоро может лишиться своего законного жилья благодаря мэру. Никто из них даже не подозревает о том, что в городе еще остались люди, готовые рискнуть всем, чтобы помочь им. Совсем скоро все решится. Совсем скоро все то зло, что творил Салливан со своими заместителями выплывет наружу, и они ответят по закону за все свои преступления. Амалия верила, что так и будет. Ей осталось украсть недостающие документы для полной картины преступлений, отксерить их и незаметно вернуть на прежнее место. Она вышла из кафе, когда Ричард уже умчался на своем автомобиле в сторону редакции, посмотрела на небо и тихо произнесла, будто молитву: «Только не подведи меня!.. Дай мне силу и опору, защити от любого зла и несправедливости!».
После этой просьбы, посланной всевышнему, она заторопилась в администрацию и не заметила, что за ней по пятам шел мрачный долговязый человек в зеленой футболке и серых джинсах. Но теперь он уже был не один.
ГЛАВА IV. Легенда о городе проклятых
Дом Груберов располагался на окраине Авалона, у подножия зеленых лугов. С правой стороны у них были соседи, – пожилая чета Уилсонов, с левой, – ни одной живой души, лишь стайка молодых берез и высокие луговые травы. Эмма любила эту глушь, а вот Ирвин порою возмущался, что ему здесь совсем не с кем играть. Что касается родителей, то Амалия души не чаяла в своем белоснежном доме с голубыми ставнями, в своем обширном саду, где росли не только плодовые деревья, но и елки с черемухой и липой, а Джон мог спокойно работать в своем кабинете-лаборатории по вечерам и в выходные: тишина и умиротворенный вид из окна на цветущий сад благоприятно действовали на рабочий процесс.
Иногда к нему заглядывали дети. Он лишь для виду немного сердился, но тут же начинал рассказывать про свою любимую органическую химию, которую обожал. Когда Ирвин с любопытством тыкался носом в пробирки с разноцветной жидкостью, Джон произносил:
– Посмотри в окно, сынок!.. Ну же, чего ты ждешь?
Ирвин подходил к распахнутому окну, глазел на разноцветные осенние деревья, затем переводил вопросительный взгляд на отца.
– Что ты видишь? – спрашивал Джон.
– Всего лишь деревья… – пожимая плечами, отвечал равнодушно Ирвин. Он полагал, что отец снова расскажет ему о каком-нибудь интересном опыте, или покажет его, что он не раз делал, но в этот раз все было иначе. С отцом никогда не знаешь, что взбредет в его голову. Настоящий ученый, – всегда увлеченный, непредсказуемый и… немного безумный.
Джон покачал головой.
– Нет, сын!.. Ты видишь огромную и уникальную химическую лабораторию, где постоянно осуществляется тысяча различных химических реакций! Знаешь, почему у этих деревьев поменялся окрас листьев?
– Почему же?
– Потому что пигмент хлорофилл, который придает растениям зеленый окрас, с наступлением осени и похолодания начинает разрушаться, но появляются другие безумно красивые оттенки – красные, желтые, оранжевые, – это каротины, антоцианы, флавонолы: органические пигменты, устойчивые к холоду. Тебе всегда любопытен мой кабинет, где я синтезирую различные химические соединения, но я хочу, чтобы ты помнил, – самая прекрасная лаборатория, – это природа: лучший химик-лаборант на Земле.
После подобных разговоров с отцом, Ирвин действительно стал внимательнее присматриваться к природе. Да, отец прав, – природа не так скучна и предсказуема, как может показаться на первый взгляд.
Отец Эммы и Ирвина был разносторонним ученым-химиком. Он изобретал различные препараты для борьбы с вредителями сельского хозяйства, синтезировал средства для тушения пожаров, изобрел новое ингаляционное анестезирующее средство для медицины. Эмма не пошла по стопам родителей, она не планировала карьеру ученого, как у отца, у нее не было амбиций для того, чтобы стать экономистом, как мать. Увлекаясь с юности лучшими архитектурными творениями Авалона, она рано почувствовала свое призвание. Ирвин же пока был на перепутье: один день он мог уверять всех вокруг, что станет врачом, а в другой, что станет непременно астронавтом.
Утром вторника Джон за завтраком вновь говорил о своих новых опытах, Ирвин, не выпуская из рук нового полноправного члена семьи Бальтазара, впервые слушал отца невнимательно, – в его мысли прокралась та самая девочка Эдит. Да, теперь он часто думал о ней и, в отличие от мыслей о Ванессе, воспоминания об Эдит вызывали в нем лишь радость. Эмма же с интересом слушала отца, а Амалия была необычайно рассеяна, но делала вид, что это от недосыпа.
Гораздо позже, в тот самый момент, когда Амалия пила кофе с журналистом и вела важный разговор, Эмма на обеденном перерыве решила пройтись по улице. Месяц май нарядил их квартал цветами жасмина и сирени. Она всей грудью вдыхала ароматы весны и вдруг заметила, как ее соседка, Жаннет Уилсон, притулилась к каштану и тяжело дышит. Трость ее валялась на клумбе, сама она, казалось, вот-вот плюхнется в обморок.
Эмма поспешила к ней, взяла под руку и спросила:
– Тетя Жаннет, вам плохо?.. Мне вызвать скорую помощь?
Женщина посмотрела на нее устало, но потом оживилась:
– Эмма, это ты? Нет, дорогая, скорую вызывать не нужно. Мне всего лишь необходимо присесть где-нибудь в тени и немного отдышаться!.. Для мая слишком жарко, ты не находишь? – спросила она, обливаясь потом.
Эмма кивнула головой, провела соседку к ближайшей скамье, которая располагалась около продуктового магазина под старой ивой. Потом она принесла ее трость, купила холодного ситро в этом же магазине, напоила им соседку и вскоре Жаннет Уилсон обрела второе дыхание. Голубые глаза засияли, чрезмерная бледность прошла, уступив место легкому румянцу. Она была, как всегда, элегантна. Возраст и полнота тому не помеха: белоснежное кружевное платье ниже колена, бежевая шляпка с маленькой розочкой, золотая трость в руке.
– Как хорошо, что я тебя встретила! – Жаннет улыбалась, откинув рукой назад свои крашеные каштановые локоны, потом вдруг произнесла: – Знаешь, когда-то в детстве мой дед рассказал мне одну интересную историю… Он был альпинистом-любителем, несколько раз в год делал восхождения на самые высокие точки наших гор, и однажды, путешествуя в одиночку среди горных хребтов, заблудился, долго плутал, а потом наткнулся на странный город. На карте его не было, он был окружен со всех сторон высокими горами и могучими соснами. Ему стало интересно, он вошел в него через распахнутые кованые ворота и с изумлением обнаружил на каждой улице навесы, а в каждом доме закупоренные окна, порою они вообще отсутствовали… У него, понятное дело, сразу создалось впечатление, что жители этого каменного города почему-то ненавидели солнце и свет…
– Дома без окон? – удивилась Эмма.
– Да-да, без окон… Мой дед познакомился с этими чудаками, живущими отшельниками посреди суровых гор, и выяснил нечто любопытное: это были вампиры… Можешь себе представить целый город вампиров? – спросила Жаннет с придыханием.
Эмма тихо ухмыльнулась, не поверив в эти небылицы, но вслух произнесла:
– Кто знает, кто знает, тетя Жаннет… Как бы там ни было, вы меня очень заинтересовали этой необычной историей…
– Я рада этому!.. Знаешь, когда мой дед вернулся через месяц домой, ему никто не поверил, когда он рассказал об этом изумительном городе, – ни жена, ни дети, ни друзья. Все решили, что у него были галлюцинации из-за того, что он долго плутал в высокогорье и долго голодал. А вот я сочла это правдой… Эта история мне казалась в детстве такой занимательной и очаровательной… Я даже как-то пошла пешком по полям до горизонта, вооружившись рюкзаком с бутербродами, мечтала найти этот затерянный среди заснеженных гор город. Ох и досталось деду тогда от моих родителей за то, что рассказал мне эту басню! Но он был так убедителен, что я и сейчас готова разыскать этот северный город, уж там бы вылечили меня и от радикулита, и от артрита… – она ткнула морщинистым пальцем в опухшее колено, потом прибавила мечтательно: – А еще подарили бы вечную жизнь…
Эмма, едва поборов в себе желание рассмеяться, спросила:
– Но вам бы пришлось пить кровь людей, не так ли?
Жаннет, покачав головой, ответила:
– Нет же, милая!.. По словам моего деда, эти вампиры пили кровь скота, которого они специально и выращивали в своих загонах для пропитания…
– Как благородно с их стороны.
– Так и есть. Они хоть и отшельники, но они могущественны и мудры.
Эмма не стала перечить, хотя несказанно удивилась тому, что ее пожилая соседка оказалась такой наивной мечтательницей. Но, вернувшись в магазин, она подошла к полке, где хранились самые старые книги по завышенной цене, и стала искать там информацию об этом мифическом городе. Перерыв кучу книг, она уже хотела оставить эту, как ей казалось, глупую затею, но в последней рукописи, наряженной в алый бархат и золотистые витиеватые буквы, она прочитала один странный абзац: «Есть на Севере в горах целый город проклятых, которые прячутся там от смертоносного для них солнца. Тот город окружен снежными цепями непроходимых гор, скалами, ущельями, глубокими рвами. Если пожелаете разыскать его, будьте готовы преодолеть тяжкие испытания и многочисленные препятствия… Лишь смелый духом и сильный телом одолеет этот нелегкий путь…».
– Лишь смелый духом и сильный телом одолеет этот нелегкий путь, – Эмма повторила вслух прочитанное, потом прибавила: – Хорошая сказка! – и положила книгу на место. В ней были собраны многочисленные старинные легенды их края.
– Ты что, сама с собой уже, как умалишенная, разговариваешь? – спросила Кристина, подходя к ней.
– Может быть, – ухмыльнулась Эмма, и, оставив коллегу стоять с разинутым ртом, поспешила к посетительнице, которая появилась в дверях магазина.
Но чем бы Эмма ни занималась, из головы она еще долго не могла выкинуть мысли об этой старой легенде, – она будто воскресила в ней детскую мечтательность и любопытство. Под конец рабочего дня в открытое окно магазина залетела черная птица. Она с остервенением ударилась об стену и упала замертво прямо у ног Эммы.
– Дурной знак! – испуганно прошептала побледневшая Кристина и тут же начала предполагать: – Неужели наш магазин сгорит?.. Или умрет хозяйка? Ведь она старая уже, тогда что же будет с нами? Магазин закроют?
Эмма рассмеялась, – ее коллега оказалась чересчур суеверной, потом она спокойно взяла птицу в руки, завернула в оберточную бумагу для книг и сказала:
– Похороню ее сейчас среди цветов около магазина…
– Да выкинь ты ее в ведро! – с досадой произнесла Кристина. – Уборщица потом выбросит! – она уже ненавидела эту птицу и не понимала, к чему эти церемонии с предвестницей беды.
– Нет, похороню, как положено, – упрямо ответила Эмма.
– Как знаешь! – Кристина нервозно пожала плечами, потом занялась посетительницей, которой понадобилась энциклопедия для детей.
Эмма же уставилась на сверток в руках и вдруг увидела, что бумага начинает пропитываться кровью. «Откуда столько крови в маленькой птичке?» – подумала она с мифическим страхом. Алые пятна расползались во все стороны, будто проказа, и вскоре вышли наружу, окропив ладони девушки кровавыми капельками. Эмма с ужасом развела руки, сверток со злополучной птицей полетел вниз, и она лишилась чувств, рухнув на пол.
ГЛАВА V. Прекрасная Эдит
В среду Ирвин вновь провожал после школы Эдит домой. Она всегда была чересчур замкнутой, но с ним она стала разговорчивой, более раскрепощенной, потому что чувствовала в нем рыцарское благородство и неподдельный интерес к ее, в общем-то, скромной жизни. Так Ирвин узнал о том, что Эдит любит книги и кошек, о том, что она очень привязана к родителям и что в свободное от уроков время плетет украшения из бисера. А еще она любила читать энциклопедии, – Ирвин понял это по тому факту, с какой бойкостью эта девочка называла ему наименование и подвид растений, птиц, животных, бабочек, обитающих на их бескрайних лугах. С ней было так увлекательно, легко, и почему он так долго не замечал эту особенную девочку?
Они и сами не приметили, что по дороге к дому Эдит, свернули в сторону цветущего луга. Там паслись коровы, летали желтые бабочки, квакали лягушки, бегала серая дворняга, которая ловила ртом мошек. Там хозяйствовал месяц май, там кипела жизнь, и дети стали на время ее частью. Они подошли к небольшому озерцу, присели около него и стали наблюдать за двумя упрямыми коровами, которых пастух все никак не мог выгнать из воды.
– Посмотри, как прекрасны эти пушистые облака! – Эдит, задрав высоко голову, залюбовалась небом.
Ирвин последовал ее примеру. Через пару секунд он воскликнул:
– А ведь это облако, что прямо над нами, напоминает по форме собаку, правда?
– Да, так и есть! Здорово! – подхватила она, потом прибавила: – А вон то облако, прямо как большая корова! Смотри, даже рога на голове!.. Это так чудно!
– Действительно, чудно! – согласился Ирвин, наблюдая, как по голубому небосклону проплывает рогатое существо, так напоминающее тех двух, которые до сих пор не вылезли из озера.
Ветер быстро размывал небесные фигуры, но лишь для того, чтобы создать новые, не менее прекрасные. И вот уже Эдит с Ирвином высмотрели в небесах яблоко, розу, вазу и даже снеговика.
– Ты думаешь о будущем, Эдит? – спросил вдруг по-взрослому Ирвин.
Эдит задумчиво уставилась в озеро, и, разглядывая свое отражение так, будто увидела впервые, призналась:
– Постоянно думаю… Я вижу, что наши сверстники еще не задумываются о будущем, но мне так хочется знать, что меня ждет. Иногда даже рука тянется погадать, заглянуть в ту сферу, которая нам пока не доступна, но что-то останавливает меня.
– Гадания, – это ерунда, – Ирвин небрежно машет рукой, потом прибавляет: – Хотя мне тоже было бы интересно заглянуть в будущее… Я хочу, чтобы мы с тобой никогда не расставались, – он неожиданно берет Эдит за руку, девочка краснеет, но жест Ирвина придает ей силы, – она смело произносит и свои желания, глядя на него так, будто кидала вызов судьбе:
– Я тоже этого хочу больше всего на свете…
Ирвин, казалось, только и ждал этих слов. На его светлом ангельском лице появилась счастливая улыбка. Он знал, что это самое прекрасное время его жизни, и жадно ловил каждое мгновение, он был твердо уверен в том, что если Эдит будет всегда рядом, то и с ним все будет в порядке. Эта девочка обладала каким-то магическим ореолом света, от которого было тепло и радостно на душе.
– Ты не обижаешься на меня за то, что я все эти годы думал о Ванессе? – спросил вдруг он. На ее месте он бы очень злился.
Эдит грустно призналась:
– Обиды нет… Хотя мне было так печально все эти годы… Очень печально…
– Прости меня…
– Ну что ты!.. Тебе не за что просить прощения, ведь каждый сам вправе делать свой выбор…
– Да уж, я с выбором чуть не ошибся! – со злобой на себя воскликнул Ирвин. Время, которое он потратил на то, чтобы добиться симпатии Ванессы, теперь казалось ему напрасно потерянным.
Эдит вдруг вложила в его ладонь два плоских камешка, подобранных с узкого песчаного берега и спросила:
– Какой тебе больше по душе?
Ирвин сразу понял, что вопрос с подвохом. Он внимательно всмотрелся в камни и заметил в них различия, несмотря на почти одинаковую форму и цвет.
– Мне больше нравится вот этот, – он протянул Эдит камушек с дефектом, – в нем была трещина, в то время как другой камень был идеально гладким, но в той трещине блестела тонкая полоса бирюзы. – Кажется, что он с изъяном, но стоит приглядеться, и ты увидишь, – он бесценен.
На лицо Эдит легла тень облегчения. Да, она и была тем камнем, – не вписывающимся в рамки идеальности в их обществе, но Ирвин выбрал ее, выбрал окончательно, и она была счастлива. И пусть взрослые болтают о том, что подростки не умеют любить, но это гнусная ложь. Они и сами когда-то любили, но они об этом быстро забыли, потому что беспечны и глупы.
Говорят, настоящая любовь созревает годами, в противовес простой влюбленности, но это далеко не так. Истинная любовь пробуждается сразу, врастает корнями в человека быстро, легко, соединяет двух людей невидимыми оковами в одно целое, нужно лишь открыть для нее свое сердце и она позаботится о том, чтобы влюбленные шли по тропе судьбы рука об руку, не расставаясь.
Так и Ирвин, глядя на прекрасную голубоглазую Эдит, чьи длинные темно-каштановые волосы взмывали крыльями по мановению ветра, знал, что это и есть любовь, – ощущать непреодолимое родство, необъяснимую связь, казалось бы, с посторонним человеком и верить ему во всем. Он вдруг почувствовал себя ответственным за Эдит. Он все сделает для того, чтобы оградить ее от любого зла.
Что же, его сестрице Эмме не придется обходить весь мир для того, чтобы отыскать для него ту единственную, для которой он будет самым важным человеком на свете, потому что он уже нашел ее. Нашел, и отныне никуда от себя не отпустит.
ГЛАВА VI. Эмма проводит вечер с друзьями
Друзья любили Эмму, ее задор, ее легкость и воздушность. Она сглаживала все острые углы, все конфликты, вселяла в каждого надежду, веру в себя. Она щедро делилась своим теплом и поддержкой с подругами, она каждому приходила на помощь в моменты испытаний. «Эмма, – ты наш ангел-хранитель!» – твердила Сильвия, ее лучшая подруга, с которой она дружила много лет. «Скажешь, тоже!» – отмахивалась по обыкновению Эмма.
В среду, после работы она вместе с несколькими приятельницами пошла на пикник. Они расстелили посреди зеленого луга большое синее покрывало, достали фрукты, вино, шоколад и наслаждались закатом, пылающим над долиной цветущих трав. Среди молодых девушек был один мужчина. Звали его Бертран. Он был преуспевающим юристом двадцати восьми лет от роду, к тому же высоким сероглазым блондином, по которому все девушки сходили с ума. Но симпатии его были уже давно отданы Эмме. Подливая ей галантно вино в бокал, он пристально посмотрел в ее зеленые глаза и произнес с веселым укором:
– Эмма, когда вы, наконец, обратите на меня свое внимание? – он был прямолинеен, настойчив и не собирался сдаваться в борьбе за сердце понравившейся ему девушки.
Эмма лукаво улыбнулась, одарила его ироничным взглядом и ответила тоже прямолинейно:
– Я жду своего мужчину, понимаете?
Бертран не растерялся и тут же воскликнул под всеобщий смех девушек:
– Вы его уже встретили, милая Эмма!.. Ведь это я, – раскройте глаза шире, и вы заметите, что мы идеально подходим друг другу!
– С чего вы так решили?
– С чего?.. Мы из одного круга, наши родители давно дружат, у нас общие интересы, даже наша внешность схожа, не находите? – он осмелел и слегка притронулся к ее золотистым вьющимся локонам. Эмма тут же одернула его, но остановила свой взгляд на его пшеничных волнистых волосах.
– Дорогой друг, всего этого недостаточно для настоящего единения двух сердец и душ, – уверенно заявила она.
– Ответьте, почему же? – настойчиво спросил он.
Она окинула его смеющимся взглядом, но следующие слова произнесла серьезным тоном, глядя мечтательно вдаль, на пылающий закатом вечерний горизонт:
– Необходимо нечто большее… Да, тот самый трепет души, та самая невидимая связь двух родственных душ… – она продолжала смотреть куда-то далеко, пытаясь заглянуть за горизонт, – быть может именно там ее суженый, ее судьба?
– Вы не испытываете трепет души в моем присутствии?.. Эмма, вы окончательно разбили мне сердце! – Бертран демонстративно повалился на покрывало и прикрыл глаза рукой в знак скорби, но на устах его продолжала играть дерзкая улыбка.
– Прошу прощения, – равнодушно ответила Эмма. Она чувствовала какую-то поверхностность в его признаниях, хотя и понимала, что действительно нравится ему.
К ней наклонилась Сильвия и шепнула на ухо:
– Ты, должно быть, лишилась рассудка, если отшиваешь такого кавалера! – она действительно посмотрела на подругу, как на сумасшедшую, отказывающуюся от чего-то бесценного, потом прибавила: – Если он тебе не интересен, отдай его мне!
– Я не вещь, чтобы меня передавать из рук в руки! – Бертран услышал последние фразы и слегка насупился. Но, присмотревшись, можно было заметить, что это напускное. Эмма давно подозревала, что он в восторге и от себя и от обожания, которое липнет к нему со всех сторон от окружающих его женщин.
– Не обижайся, Бертран, но ты должен влюбиться в меня! – Сильвия кокетливо поправила пухлой рукой свои темные локоны, мило улыбнулась и с жаром глянула на него, рассматривая с восхищением его идеально выглаженный светлый костюм и синий галстук. «Мужчины в костюмах, – это умопомрачительные боги!» – подумала она.
Бертран снова приподнялся, внимательно посмотрел на ее фарфоровую кожу, на ее румянец, и ответил шутливо:
– Сильвия, – ты ведь красавица! Темноокая роковая женщина, которая любого мужчину сведет с ума. Но что поделаешь, я предпочитаю блондинок… – он снова взглянул на Эмму. Нет, ему непременно хотелось смотреть только на нее.
– Ох уж эти тяготы выбора, череда несовпадений, вечная неразделенная любовь, – подхватили остальные девушки. Всем было весело, все шутили.
Сильвия не очень расстроилась и тоже бесперебойно шутила. Она была влюбчива и переменчива, как погода за окном, завтра она непременно снова влюбится в кого-нибудь другого, возможно в первого встречного, что уже бывало не раз.
Эмма была не так поверхностна. Она снова посмотрела на горизонт, – краски там померкли, оранжевые тона исчезли, растворились, на смену им пришли необычные неоновые вспышки от уже спрятавшегося солнца на сером небе. Да, она будет терпеливо ждать настоящей любви, даже если потребуются годы. Она будет с трепетом верить в то, что однажды встретит особенного мужчину, который будет слышать ее даже в те моменты, когда она будет молчать, который заметит, что она многогранна и довольно сложна, и что ее кажущаяся легкость, – это прикрытие для слишком любопытных поверхностных глаз.
Да, она разыщет того самого человека, который разделит с ней всё на свете и станет для нее всем, – мудрым учителем, лучшим слушателем, опытным советчиком, надежной опорой и преданным возлюбленным.
ГЛАВА VII. Уютный вечер
В четверг вечером семья Грубер ужинала на террасе. Все были в приподнятом настроении, лишь Амалия казалась слегка рассеянной, часто отвечая невпопад. Когда Эмма разливала всем чай по кружкам, по небу неторопливо плыли розовые облака-барашки, – они иногда сталкивались и сливались в новые формы. Бальтазар поймал в саду мышь и притащил ее на крыльцо, чтобы похвастаться перед Ирвином, где-то в цветущих сливах трещала цикада. Звуки вечера наполняли пространство стрекотанием сверчков, кваканьем лягушек и дивным пением соловья, притаившегося в кроне платана.
– Мама, скоро я познакомлю тебя со своей будущей женой! – неожиданно для всех выпалил Ирвин и переглянулся с Эммой.
Амалия вытаращила глаза на сына, слегка приоткрыла рот от изумления, потом спросила:
– Что я пропустила?
Ирвин с воодушевлением рассказал об Эдит, о том, что она лучшая девочка на свете: самая добрая, самая умная и отзывчивая. При этом его синие глаза сияли от счастья и гордости.
– Пригласи Эдит к нам в гости, – попросила тут же Амалия, – хочу познакомиться с ней.
– Да, пригласи обязательно! – подхватил и Джон, похлопывая сына по плечу.
– Уже пригласил, она придет в субботу, – отозвался с хитрой усмешкой Ирвин.
– Шустрый же ты! – Эмма поразилась своему брату и тут же задумалась: как так вышло, что младший брат нашел свою любовь раньше нее? И это в двенадцать лет! Эта мысль показалась ей забавной, и она рассмеялась от души.
Амалия с любопытством взирала на сына, будто видела его впервые. Он с такой недетской серьезностью говорил об Эдит, с таким трепетом и энтузиазмом, что она невольно вздрогнула. Время летит так быстро: скоро, совсем скоро ее птенцы, ее дорогие дети, выпорхнут из родительского гнезда, чтобы идти своим путем. Она страшилась этого. Ей повезло, – в ее доме был мир и покой, любовь и взаимопонимание. Но там, за стенами их чудесного дома был многообразный сложный мир, – часто жестокий и непредсказуемый.
Джон, наблюдая за задумчивой и бледной супругой, которая стеклянным взглядом слишком долго смотрела в яблоневый сад, спросил озабоченно:
– Амалия, да что с тобой происходит?.. У тебя что-то произошло на работе? Или ты приболела?
Амалия испуганно встрепенулась, взглянула робко в глаза мужа, такие любимые и дорогие, и впервые в жизни соврала:
– Джон, у меня все хорошо. Это просто банальная усталость от работы…
– Возьми отгул, милая! – настойчиво попросил он, потом добавил, когда жена покачала головой: – Ну, ничего, скоро мы отправимся в отпуск! Осталось чуть-чуть!
– Чуть-чуть! – подхватил с радостью Ирвин и тут же стал мечтать вслух, что он будет делать на море.
Амалия собрала всё свое мужество и улыбнулась, стараясь казаться бодрее, чем было на самом деле. Но какое-то дурное предчувствие непрестанно терзало душу, она то и дело с жадностью смотрела на родных, которых безмерно любила и краснела от стыда. Она скрыла от них свой план по борьбе с бюрократами, чтобы не омрачать их жизнь. С одной стороны она хотела показать детям, – мир не так светел и добродушен, как кажется; она хотела поведать, что в некоторых кабинетах жалкая горстка людей решает судьбу целого города. Жадная, наглая, коррумпированная стая бюрократов, которая тайком от горожан строит далеко идущие планы по выуживанию денег из их карманов и что жертвами такого подлого сговора становятся все, без исключения. Эта мерзкая свора не щадит ни детей в сиротских приютах, ни стариков с крошечным пенсионным пособием, ни инвалидов, обкрадывая всех. Конституция, – им не указ, они, дорываясь до власти, создают для себя свои воровские законы и гнусные правила. Но с другой стороны она не хотела погружать детей в мрачное болото реальной жизни, она как можно дольше желала для них покоя и неведения, для того, чтобы они успели напитать свою беспечную юность могучими силами любви и добра, царящими в их семье. Именно это, – она верила, в дальнейшем поможет Ирвину и Эмме выстоять перед любыми испытаниями.
Эмма в это время вдруг вспомнила о том, что рассказала ей соседка про город проклятых, где обитают вампиры, не удержалась и рассказала родным.
– Это последствия солнечного удара, – тут же резюмировал с улыбкой Джон и прибавил: – Наша соседка всегда была с причудами!
– Дорогой, не говори так! – попросила Амалия, но не удержалась и прыснула от смеха. Она вспомнила, как Жаннет разговаривала в саду со своим котом, будто с человеком. Взяв его на руки, она поднесла его толстую рыжую морду к своему морщинистому лицу и настойчиво произнесла несколько раз: «Мелвин, я тебе сколько раз говорила, не таскать голубей у Чарльза Беккера?.. Сколько раз говорила?». Амалия, развешивая белье у забора, вдруг заметила, что около носа у Мелвина прилипло белое перо. Все стало сразу понятно: бедный Чарльз снова лишился одного из своих породистых голубей. А Жаннет не унималась и продолжила наставлять кота, полагая, что ее никто не видит: «Беккер растыкал на чердаке капканов, хочешь отправиться на тот свет, глупый кот?.. Что смотришь на меня, будто на врага? Я тебя в следующий раз привяжу, как пса, около будки, чтобы ты поумнел!». Кот был с характером, все время недовольно шипел, пытался вырваться, – наставления хозяйки были ему не по душе. На следующий день он притащил в сад четы Уилсонов труп пятнистого голубя, но Жаннет так и не привязала его к будке, лишь заперла в доме на несколько дней.
– И все равно я люблю нашу своеобразную соседку! – призналась Амалия.
– Да я тоже отношусь к Жаннет с теплотой, – кивнул головой Джон, – хотя вот этот рассказ про вампиров меня окончательно убедил в том, что она бывает не в себе.
– А вдруг это правда? – оживился Ирвин. – То, что такой город существует, и что вампиры обитают где-то далеко в горах… – он мечтательно посмотрел на горизонт, на котором как раз примостилось оранжевое солнце, освещая луг за забором и их сад уже затухающими слабыми лучами.
– Вот не думал, что услышу от тебя такое, – как ученый, Джон даже немного рассердился.
– Если мы не видели вампиров, это еще не значит, что их не существует, – Эмма решила подразнить отца, присоединившись в команду к брату.
Джон беспомощно уставился сначала на дочь, потом на жену.
– Милый, дети шутят, – Амалия улыбнулась и взяла супруга за руку. Иногда чувство юмора изменяло ему, и тогда она приходила к нему на помощь. Впрочем, в среде ученых она не раз видела подобное.
Джон сразу размяк, перестал придираться и тоже улыбнулся. Ирвин успел притащить из библиотеки «Дракулу» Брема Стокера и протянул ее почему-то Эмме. Та взяла и непонимающе уставилась на брата. Он наклонился к ее уху и шепнул:
– Почему бы нам как-нибудь летом не отправиться на поиски этого города?
Эмма решила подыграть брату и со всей серьезностью произнесла:
– Но это ведь далеко, чересчур далеко и там так холодно… Ты выдержишь лютый мороз? – она окинула его придирчивым взором и прибавила: – Ты же слишком изнежен и боишься холода!
Ирвин выпятил грудь и воскликнул:
– Я все выдержу! А еще мы возьмем с собой Эдит, с ней будет веселее!
«Вот тебе и приключение на все летние каникулы!» – мечтательно подумал он.
– Что же, я согласна, – Эмма с лукавой усмешкой посмотрела сначала на Ирвина, потом на дом соседки Жаннет. Если бы она была моложе, то непременно составила бы им компанию. Хотя она предугадывала, – поиски города проклятых останутся лишь на словах.
Когда сумерки укрыли сад, когда прохлада начала заползать на террасу со стороны луга, когда у соседки Жаннет зажглись окна, когда дети вошли в дом, Амалия и Джон задержались на крыльце, с упоением глядя друг на друга. Нет, они за все эти годы, проведенные вместе так и не устали друг от друга. Их любовь не выгорела, не умерла, а еще сильнее соединила их в одно целое.
– Я люблю тебя, – тихо произнес Джон и, обвив талию Амалии своими крепкими руками, с нежностью поцеловал ее.
– И я тебя люблю, – ответила она, чувствуя, как объятия супруга наполняют ее силой, верой, надеждой. Он и сам не подозревал, насколько его присутствие закаляет ее, дает силы на борьбу со злом.
Долго стояли они в сумерках, вглядываясь в звезды, которые вспыхивали фонариками то тут, то там, когда вдруг на крыльцо вышла Эмма и сказала:
– Я пойду к подруге, заночую у нее.
– Что такое? – удивилась Амалия.
– Да она позвонила только что и стала реветь, – ее бросил очередной парень. Нужно пойти поддержать ее морально. Она совсем расклеилась… – в голосе Эммы чувствовалась жалость.
– Это Сильвия что ли? – предположил Джон. Он считал эту девицу легкомысленной и не понимал, почему его дочь дружит с ней.
– Нет, это Сюзанна. Я вызову такси, – Эмма торопилась, все время оглядываясь в коридор, туда, где на стене висел зеленый телефон с черным проводом, при этом ждала реакции матери.
– Конечно, иди, раз такое дело, – Амалия кивнула одобрительно головой.
Вскоре Эмма уехала, а ее семья принялась готовиться ко сну. Ирвин, вычистив добросовестно зубы, бросился на свою кровать и быстро уснул, под боком у него лежал мурлыкающий Бальтазар, Джон и Амалия некоторое время беседовали в своей спальне о предстоящем отпуске, и уснули ближе к полуночи.
Когда бронзовые часы девятнадцатого века, украшенные сверху фигурой атланта, держащего над головою небесный свод, пробили в гостиной час ночи, калитка в саду тихо распахнулась, на тропу ступили две высоких черных тени. Они зловеще мелькнули сначала на яблонях и цветах, потом на стенах дома, а вскоре их контуры обозначились на подоконнике и просочились в дом.
ГЛАВА VIII. Как рождается настоящая ненависть
Людвиг Салливан стал еще более раздражительным и свирепым. До этого вторника он все же полагал, что Амалия, – это ненавистное ему существо, не решится на то, чтобы обнародовать некоторые аспекты его противозаконных деяний на посту мэра. После того как она, будто ужаленная, выскочила из его кабинета, он принялся ходить по ковру и нервозно заламывать руки, чего прежде с ним не было, а уже через час к нему пришли сведения о том, что она в кафе встретится с тем самым дотошным журналистом, который вечно сует свой поганый нос не в свои дела. В тот момент градоначальник Авалона начал ходить по кабинету еще быстрее. Он пребывал в аду. Он не мог поверить до конца в то, что какая-то рядовая сотрудница из его администрации будет иметь наглость (другие бы сочли это мужеством, но не он) противостоять ему! Мэру города! Он состряпал себе с помощью продажных местных СМИ приятный портрет для общественности, для столицы, чтобы комар носа не подточил. Нет, воруя из бюджета, он не забывал о репутации. Перед видеокамерами он с торжественной улыбкой разрезал красные ленточки у дверей отремонтированных школ и больниц; ушлые журналисты распевали хвальбы, якобы это его заслуга, и лишь мерзкий Ричард Райт стряпал потом статьи, где писал, – а за что вы благодарите чиновника, если деньги, выделенные на ремонты школ и больниц, взяты из ваших налогов? Не абсурд ли это? И жители Авалона соглашались с принципиальным Ричардом. Салливан хоть и не общался со своим народом (велика честь), но знал о его настроениях. На виду у прикормленных газетчиков он занимался благотворительностью, чтобы его нахваливали, приводили в пример, и первое время после победы на выборах мэра, люди действительно восхищались им. Ричард Райт был первым, кто раскусил его, а чуть позже и Амалия. Райт уже через месяц после его назначения настрочил в своей статье: «Почему у исторического здания центральной почты работники из фирмы-подрядчика насыпали крошку из старого асфальтного покрытия, вместо того, чтобы выложить дорогую плитку, которую клятвенно обещал нам господин Салливан, или хотя бы новое асфальтное покрытие? Хотел бы я взглянуть на соответствующие документы, где четко прорисована сумма, выделенная на обустройство дороги около почты. Уверен, что по отчетам около нашей почты проложен новый асфальт, на деле же… мы знаем, как обстоят дела!».
Салливан, прочитав эту статью, чуть не проглотил язык от гнева и ужаса. Ричард Райт преднамеренно рискнул своей работой и репутацией, но Салливан не мог подать в суд на него за клевету, потому что догадки этого мерзкого журналиста оказались верны, – по документам подрядчики из подставной фирмы Салливана проложили качественное асфальтное покрытие, поставили дорогие кованые столбы и кованые скамейки. А сумма, выделенная из бюджета, как и намекал журналист, была огромной. Почти вся эта сумма оказалась у Салливана в кармане. Возле монументального здания почты, которую местные жители считали архитектурной жемчужиной Авалона, торчали дешевые фонарные столбы и самые жалкие плохо состряпанные скамейки. Но такая бутафория нагромождалась по указке Салливана по всему городу. Если из-за Райта нагрянет проверка из столицы (тут-то у него всё куплено), – ему несдобровать.
Вспоминая всё это, Людвиг продолжал закипать от гнева, бегая по кабинету, будто крыса по клетке. Его каштановые вьющиеся волосы от пота прилипли ко лбу, темно-карие глаза заволокло пеленой необъятной тревоги, широкая спина сутулилась, руки, сжатые в кулаки, дрожали. Если бы его сейчас увидели друзья и близкие, то не узнали бы его. Где подевалась его прямая величественная осанка? Куда исчез стальной самоуверенный взгляд?
Он уже несколько раз послал куда подальше свою секретаршу, которая заглядывала пугливо в кабинет, чтобы предупредить, что скоро ему ехать на важную встречу, он сорвался на своего заместителя и нагрубил милой девушке из отдела по правам несовершеннолетних детей. Какая к черту встреча? Какие дети? Плевать он на всё хотел, потому что на кону его судьба, его жизнь. Он уже даже успел представить себя за решеткой. Взглянув на свои стены, он припомнил кое-что. Когда он обустраивал свой кабинет после назначения, он поставил свой портрет в шкаф, где уже стояли его дорогие антикварные статуэтки. Потом он повесил еще один свой портрет на стену с левой стороны, чуть позже, – еще один на правую стену. Почему нет? Он может гордиться собой, ведь он смог! Смог дотянуться до вершины и победить! Но эту радость потом омрачила Амалия. Заметив все его портреты, она лукаво прищурила глаза, а когда выходила из его кабинета с кипой бумаг, то пробурчала пренебрежительно себе под нос: «Какое самолюбование!». Она была уверена, что он ее не услышал, но он всё прекрасно расслышал. Именно с этого момента в его сердце стали расти первые ростки ненависти к этой женщине. Никто в администрации не позволял себе насмехаться над ним! До этого он, впервые увидев ее, был поражен ее красотой и даже пытался ухаживать за ней. Но она равнодушно отметала любые попытки, потому как любила и боготворила своего мужа.
А потом она спелась на каком-то банкете с Ричардом Райтом. В тот момент она уже знала если не обо всех его махинациях, то о многих. Салливан попытался подкупить ее. Со всеми это всегда срабатывало, но не с Амалией. Почему ему так не повезло? Все, без исключения, чиновники воруют из бюджета и берут взятки, и хоть бы что! Живут себе припеваючи, не ведая бед, но в его городе нашлось целых два принципиальных идиота, готовых всю эту грязь выплеснуть наружу, лишь бы потешить свое эго и самолюбие правдолюбца.
А он всего лишь обустраивает свое будущее. Своё и своей семьи. Он слишком долго жил в нужде и долгах. Разве он не заслужил, наконец, пожить, как все эти белые люди? Все эти бизнесмены, торгаши, политики, чиновники тоже не святоши и достигли своего благосостояния нечестным путем. Но их показывают по телевидению и часто восхищаются ими, ведь они содержат благотворительные фонды, – теперь они могут себе это позволить. А он… он целенаправленно идет по их стопам. Да, он жаждет попасть в столицу, пойти на повышение, ведь он очень амбициозен и честолюбив. Но всё это будет невозможным, если Амалия со своим проклятым журналистом (как же он их презирает и ненавидит!) обнародуют компромат на него. Они погубят его карьеру, репутацию и низвергнут его в нищету и забвение. И даже глазом не моргнут.
Думая о том, как поступить, Салливан перестал метаться по кабинету, подошел к окну и увидел Амалию. Она спешила на встречу к Ричарду Райту. Был уже обед, а он даже не заметил. Эта глупая курица предполагает, что он не знает об этой встрече. Он знает всё и даже больше. Почему нельзя испепелить одним лишь взглядом? Если бы она сейчас вспыхнула на солнце, будто свеча, ох, как бы он был счастлив! Или если бы ее сбил на полной скорости автомобиль… Но нет же, она благополучно перешла дорогу и устремилась дальше. Упрямая, скверная, подлая тварь, которая совсем не задумывается о том, какие последствия будут иметь для его семьи ее намерения. Она думает лишь о себе и о своих надуманных моральных принципах.
Он торчал у окна до тех пор, пока Амалия не вернулась в администрацию. Подходя к входу, она неожиданно улыбнулась. В той усмешке чувствовалась воля и решимость. Салливан увидел это и понял, – она уже заочно празднует победу над ним. В этот самый миг он решился. Выйдя из кабинета, он поспешил в конкретное место, к конкретным людям. Именно они помогут ему устранить эту проблему, именно они избавят его от этой головной боли, именно они спасут его от участи попасть в тюрьму. Взгляд его был твердым, походка, – уверенной. Он стал самим собой, взял себя в руки. Только он имеет право повелевать своей судьбой. Все, кто посмеет стать у него на пути, поплатятся за это, получат по заслугам, и он не будет испытывать по этому поводу никаких сожалений.
ГЛАВА IX. Страшная пятница
Эмма утром так и не пришла домой. Она полночи успокаивала убитую горем подругу, приговаривая «это пройдет, ты обязательно встретишь достойного парня, который полюбит тебя всей душой!», потом заснула под утро, а в семь часов начала собираться на работу. Перед выходом она позвонила домой, но трубку никто не поднял. «Наверное, сегодня все вышли пораньше» – решила она и ушла в магазин, который находился недалеко от квартиры подруги. Рабочий день проходил, как обычно. До десяти посетителей было мало, Эмма вытирала пыль на книжных полках и обновляла витрину с вышедшими новинками, Кристина предпочитала лениться и пить кофе литрами. Позвонила Сюзанна и поблагодарила за моральную поддержку, призналась, что с утра наелась на работе конфет, – это был ее главный антидепрессант. Эмма с облегчением похвалила ее, настаивая на том, что мерзавцу, разбившему сердце Сюзанны, не может быть места в ее мыслях.
Когда ближе к обеду в их книжный магазин зашли двое мужчин в штатском, Эмма ничего не заподозрила. Их строгие темные костюмы, их чрезмерно серьезные лица будто намекали, что перед ней два каких-нибудь профессора, которые сейчас незамедлительно потребуют отвести их к полкам с научно-популярной литературой и Нобелевскими лауреатами. Один из них был низкорослым и лысым, в очках в толстой оправе, другой – высокий блондин с короткой стрижкой, под мышкой он держал серую папку.
– Добрый день, вам что-нибудь подсказать? – спросила вежливо она.
Мужчины переглянулись между собой, затем светловолосый спросил:
– Вы, – Эмма Грубер?
– Да, это я, – растерянно произнесла она.
– Присядьте, – сказал лысый. В его голосе была настойчивость. Когда Эмма не послушала его, он бесцеремонно взял ее под руку и провел к дивану у окна, затем усадил, будто школьницу.
– Что вам нужно? – возмутилась она.
– У нас для вас новость… – сказал светловолосый и замолчал. Подбирая в уме подходящие слова, он произнес с сочувствием: – Крепитесь, Эмма, сегодня утром ваши родные были обнаружены соседями… мертвыми в собственном доме.
Эмма с недоумением взглянула на незваных посетителей и отпрянула от них.
– Вы меня с кем-то путаете! – вскрикнула она. – Мои родные живы и… здоровы! Мама и папа на работе, а брат… в школе, – ее лицо покрыла испарина, губы нервно затряслись.
– Нет, Эмма, мы ничего не путаем, – блондин достал из серой папки фотографию, где Эмма вместе с родными была запечатлена на снимке в саду. – Это же вы, а вот рядом… – он не успел закончить фразу, – девушка, побелев от ужаса, сползла с дивана и свалилась на пол.
– Она потеряла сознание, – проговорил лысый, с недоумением глядя на безвольное тело Эммы, распластавшееся на полу.
– Без тебя вижу! Вызови медиков! – скомандовал блондин и начал осторожно поднимать девушку, потом уложил ее на диван. Глядя на ее еще юное лицо, он подумал: «В одно утро потерять всех родных! Так можно и рассудка лишиться!».
Посетители с изумлением наблюдали за происходящим в сторонке, Кристина, которая все слышала, начала реветь в углу. Сначала ей, как и Эмме, все это показалось недоразумением, но эта фотография будто смела последнюю надежду на оплошность. Потом она подошла к блондину и спросила:
– Почему они умерли? – она с таким жалким видом смотрела на него, что он вздрогнул.
– Их убили.
– И брата Эммы? – ее глаза расширились от ужаса.
– Да, и его тоже не пощадили. Больше сказать не могу, – тайна следствия.
Появились медики, Эмму хотели забрать в больницу, но она быстро пришла в себя и, отмахнувшись от них, твердо произнесла:
– Мне необходимо все увидеть собственными глазами.
– Не нужно, – запротестовал молоденький врач.
– Вы не имеете права! – настаивала она. – Я должна их увидеть, прежде чем… – она запнулась, потом прибавила: – Прежде чем их увезут…
Врач снова попытался отговорить, но тут вмешался полицейский.
– Это ее выбор. Она сейчас поедет с нами, тем более, мы должны опросить ее, – сказал блондин.
Так решилась ее участь. Она молча села в полицейскую машину, молча смотрела в окно, безропотно вверяясь в руки судьбы. «Это ложь, ложь, ложь!» – мелькало в ее голове. Сейчас они привезут ее по другому адресу, и выяснится, что погибли совсем другие люди, а к ней пришли по ошибке. Но машина предательски вырулила на ее улицу, к ее белому дому. Эмма выскочила из автомобиля и устремилась к террасе. Весь двор был забит работниками следственно-оперативной группы. У первого от двери окна стоял темноволосый молоденький лейтенант с тонкими усиками. Он составлял акт и произносил вслух то, что записывал:
– С окна изъят след руки…
Около него стоял седовласый мужчина в штатском. Очевидно, он и руководил группой. Наставляя своего сотрудника, он недовольно пробурчал:
– Почему не фиксируешь, с внешней или с внутренней стороны окна?.. Если мы по отпечаткам установим человека, который проник в дом, то в суде он может сказать: «Я мимо проходил, нечаянно облокотился на окно, хотел сорвать яблок в саду! А в дом я не влезал!». Уточняй, что отпечатки находятся с внутренней стороны окна, и что окно было распахнуто.
Лейтенант смутился и стал дописывать в акт важную приписку.
Эмма смотрела на всё, будто на жуткие картинки из страшного сна. Она не могла поверить и принять то, что в ее доме могло произойти нечто жуткое и непоправимое. Может, она сошла с ума?
Она устремилась на крыльцо, но ей преградил путь лейтенант.
– Это мой дом! – закричала она. – Впусти! – она с ненавистью оттолкнула его и вломилась в гостиную.
Там тоже везде сновали чужие люди – кинолог с собакой, эксперты криминалисты, посыпающие дактилоскопическим порошком отпечаток кровавого следа на полу у лестницы. И лишь два знакомых лица мелькнуло перед Эммой – соседи Уилсоны. Они были понятыми. Жаннет что-то проговорила Эмме, но девушка ничего не слышала, она влетела пулей на второй этаж, зашла в спальню брата и обомлела. Ирвин лежал в луже собственной крови в своей кровати и смотрел прямо на нее, но в этом стеклянном взгляде уже не было жизни. Эмма упала на колени перед кроватью и протянула руки к его бледному лицу. Она не сразу заметила, что на груди Ирвина зияла огромная рана, разукрасившая кровью его бежевую пижаму и белоснежную простыню. Чуть ниже была еще одна рана, поменьше. Перед смертью он успел проснуться и взглянуть в глаза своим убийцам. Он умер не сразу, и даже сопротивлялся своим палачам, об этом говорили его обломанные ногти, синяки на руках, золотистые волосы, в которых запеклась кровь.
Она хотела обнять брата, но ее оттащили от кровати.
– Убирайтесь прочь! Ненавижу! – она выла и стонала, царапала в кровь их крепкие руки, но они больше не пустили ее к брату.
«Она уничтожит все улики!» – кто-то из сотрудников оперативной группы недовольно возмутился. Эмма замерла, подняла умоляющие глаза на того самого блондина, который привез ее сюда и спросила:
– А где родители?
– Они в своей спальне, – признался он и тут же покачал головой. – Нет, мы не пустим вас туда, вы уже достаточно увидели, ваше сердце может не выдержать.
– Ну и пусть! – со злостью воскликнула она и снова попыталась вырваться.
– Уберите ее отсюда, она мешает мне работать, – произнес сердито фотограф.
– Поделикатней, – поправил его угрюмо блондин.
Он цепко взял ее за руки и попытался вывести из комнаты Ирвина, но она сумела вырваться и, припав к лицу брата, поцеловала его каменное лицо, на котором запечатлелся ужас трагической смерти. «Проснись же! Проснись, мой любимый братик!» – кричала она, все еще надеясь, что он вот-вот откроет глаза и скажет: «Я выжил, Эмма! Несмотря на все эти страшные раны!». Нет, бог не может так бессовестно с ней поступить! Боль, которую она испытывала, нельзя было выразить никакими словами – ей чудилось, что она в один миг оказалась в аду, где ее душу ждали годы пыток и истязательств. Чья-то звериная жестокость лишила ее самого дорогого, и лишь слабый огонек в сердце все еще горел, с призывом: «Отомстить изуверам!.. Воздать по заслугам!».
Блондин силком увел ее из комнаты и стал с ней спускаться на первый этаж. Когда они вышли в сад, он усадил ее на скамью, ей тут же сделали успокоительный укол. Полицейский с жалостью взглянул на девушку. Ее былая жизнь перечеркнута, а впереди только боль и отчаяние. Когда психотропное подействовало, ее стали расспрашивать о том, где она была накануне, чем занималась. Она рассеянно отвечала, потом, когда тела близких увезли в морг в черных пакетах, следователь попросил осмотреть дом и сказать, пропало ли что-то? Эмма ходила по комнатам, как во сне, ощущая себя призрачной тенью. Сейф – не взломан, драгоценности – на месте, странное дело! И все же пропажа была. Эмма давно заметила, как мать дорожила своей синей толстой папкой, и документами, что лежали там. Она не расставалась с этой папкой, но важная вещь куда-то исчезла.
– Возможно, это мотив, – уцепился за ее слова следователь. – Кем работала ваша мать? – тут же спросил он.
Эмма рассказала о деятельности Амалии и не забыла упомянуть о недавнем разговоре, когда мать жаловалась отцу на коррупцию в мэрии. Следователь все скрупулезно фиксировал в акт.
Когда они снова очутились на террасе, у двери опять колдовали эксперты. Один из них сказал молодому лейтенанту:
– Следов отжатия двери и повреждений на замке нет. Следовательно, они залезли через окно, потом спокойно вышли в дверь.
– Сколько их было? – спросила Эмма.
– Судя по отпечаткам, – двое мужчин, – ответил седовласый следователь.
– Вы найдете их? – с мольбой в глазах произнесла Эмма. Возмездие – это единственное, что ее сейчас интересовало.
– Я обещаю вам, что мы найдем этих тварей, и они получат по заслугам! – твердо сказал следователь и погладил ее по голове.
Эмма кивнула головой и села на скамью. Веки смыкались, последние силы покинули ее. Через минуту она заснула, уже ни на кого не обращая внимания. К ней неожиданно подбежал Бальтазар, – единственное выжившее существо, которое находилось дома в эту страшную ночь. Он прыгнул к девушке на колени, пытаясь разбудить ее, начал лизать лицо, но второй укол успокоительного сделал свое дело. Именно кот поднял тревогу, – он примчался к соседке Жаннет, стал громко мяукать, будто звать на помощь, отходя при этом в сторону дома, приютившего его. Соседка пошла следом за ним и, обнаружив входную дверь распахнутой, зашла внутрь, почуяв неладное.
– Бедняжка! – произнес блондин, наблюдая, как нервно вздрагивает во сне Эмма.
– И она была бы мертва, если б не уехала к подруге, – сказал уверенно пожилой следователь.
Он не знал, что Эмма услышала его слова, хотя сознание ее уже угасало и уносило ее в тяжелый бессвязный сон. «И все же отныне я мертва!» – последнее, что пронеслось в ее голове перед тем, как она окончательно уснула.
ГЛАВА X. Когда правосудие спит и побеждает мрак
Через день состоялись похороны. Стенания Эммы слышал весь город. Она хотела умереть, она больше не видела смысла в жизни. Ее поддерживали соседи и друзья, пришла даже юная Эдит, – лучшая девочка на свете: самая добрая, самая умная и отзывчивая. Так говорил о ней Ирвин. И это была правда, как и то, что все эти годы она преданно любила Ирвина. Свой первый поцелуй девочка подарила покойнику, с которым мечтала прожить всю жизнь. Эта трагедия оставила глубокую рану в детском сердечке.
На похороны, будто вороны, слетелись журналисты. Они соревновались между собой, кто сделает самый эффектный снимок убитой горем Эммы. Как же! Резонансное убийство знаменитого ученого! Об этом раструбили все газеты, намекая, что это может быть зависть коллег, происки конкурентов, ведь он занимался крупными научными проектами и разработками, приносящими хорошую прибыль. Вся эта болтовня была на руку главному виновнику преступления, оставшемуся в тени.
Когда прошла неделя после похорон, Эмма стала интересоваться, как продвигаются дела следствия. От дотошного седовласого следователя, который пообещал ей найти преступников, она узнала о журналисте, с которым должна была встретиться Амалия в пятницу.
– Он пропал без вести, – признался следователь. – Очевидно, Ричард Райт планировал с твоей матерью вывести чиновников на чистую воду.
– Эти скоты и с ним расправились! – уверенно воскликнула Эмма.
– Ну, нет тела, – нет дела, – пожал плечами следователь. – Но мы делаем все возможное, чтобы разыскать его. Именно благодаря его жене мы узнали о том, что он встречался с Амалией. Теперь картина вырисовывается более ясно. Салливан нанял отморозков, которые должны были закрыть рот вашей матери. Да, ниточки ведут к самому мэру, но дорогая Эмма, вы должны знать, – у него большие связи и дело могут замять, не довести до суда, а даже если и доведут, – нет веры судебной системе. К сожалению, наши местные судьи тоже под колпаком у мэра. Он купил почти всех в этом городе.
– Как же так? – со злостью выкрикнула она. – Вы хотите сказать, что виновные не понесут наказания? – она нервозно принялась кусать ногти, а следователь попытался успокоить ее:
– Будьте уверены, со своей стороны я все сделаю, чтобы дело направили в суд. У нас уже есть двое подозреваемых, они сейчас в следственном изоляторе. Сегодня будут результаты экспертиз ДНК, но они уже во всем сознались. Так что я могу привлечь в качестве третьего обвиняемого лица, которое их наняло, самого Салливана.
– Надеюсь, у вас все получится, – Эмма с благодарностью посмотрела на следователя. Он был принципиальным и честным, что было большой редкостью в их городе.
Но вскоре опасения пожилого следователя оправдались. Когда он направил обвинительное заключение в прокуратуру, которая обязана была направить дело в суд, главный прокурор Даниель Корвет, человек Салливана, начал разваливать это дело. Убийцы направились в психиатрический стационар и неожиданно не прошли тесты на вменяемость. Их поместили на лечение. И самое печальное, – куда-то вдруг исчезли многочисленные улики, найденные на месте преступления. Ситуация стала безнадежной. Эмма оббивала пороги и пыталась добиться справедливости, но везде она встречала холодное безразличие или неприкрытую враждебность. Продажные прокуроры, судьи, полицейские думали только о собственном благополучии. Они все сделали для того, чтобы отвести подозрения от своего могущественного покровителя, и они добились этого. Они давно продались дьяволу, который носил маску благотворительности, скрывающую его мерзкую сущность.
Однажды Эмма подстерегла прокурора Корвета у здания фемиды и, преградив ему путь к парадным ступеням высокого крыльца, выкрикнула ему в лицо:
– Зачем вы это делаете?
– Вы про что? – отстраненно спросил он, нервно вздрагивая усами. Он был невысоким розовощеким толстяком с белесо-серыми невзрачными глазами моли. Седые волосы с помощью лосьона были круто зачесаны наверх.
– Про то, что вы пособничаете убийцам! – она не выдержала и ткнула его пальцем в грудь. – Следователь вам передал дело, собрал важные улики, что вы с ними сделали?
Прокурор надменно посмотрел на убитую горем девушку и холодно ответил:
– За клевету можно и сесть, мадмуазель!.. А улики… так как оперативная группа, прибывшая на место преступления была довольно неопытной, она допустила многочисленные ошибки при оформлении акта, при сборе вещественных доказательств. Информация в протоколе осмотра изложена, как попало, – он замолчал, но тут же прибавил, – сожалею, что в ваш дом приехали такие некомпетентные полицейские!
– Это ложь! – Эмма топнула сердито ногой. – Вы все лжете!.. Я сама видела, что следователь и его помощники все сделали для того, чтобы ничего не упустить из виду!.. Как вы смеете нагло врать мне в лицо, после того, как я похоронила всех своих близких? – она тяжело дышала и с ненавистью смотрела в его бесцветные глаза, мечтая выцарапать их.
– Приглушите ваши неуместные эмоции! – прокурор начал выходить из себя, нервозно поправляя галстук на своей толстой шее. Он увидел в дверях здания суда охранника и незаметно сделал ему знак, чтобы тот подошел и избавил его от этой назойливой особы.
– Сколько Салливан заплатил вам за то, чтобы вы развалили дело? – прошипела она, протягивая дрожащие руки к его шее, на которой вздымалась синяя жилка. Разум помутился, в голове возникла безумная мысль – придушить гада!
– Перестаньте нести чушь! – окончательно разозлился он, в испуге отстраняясь от нее. Ее чудовищный взгляд заставил Даниеля невольно содрогнуться.
– Как вы после этого будете спать по ночам, господин прокурор? – она поняла, что проиграла. Против нее встала целая орда продажных чиновников, целая армия социальных паразитов, наживающаяся на коррупции и откупе преступников высокого ранга.
Подоспел охранник, схватил ее за плечи, начал бесцеремонно отталкивать от Корвета. Прокурор злорадно ухмыльнулся. Это досадное происшествие не могло выбить его из колеи. Скоро эта девица отвяжется от него, смирится со своей потерей и со своим проигрышем. А он… а он станет еще богаче, точнее уже стал. Салливан позолотил ручку, да так, что хватит даже его детям, а может и внукам.
– Гори в аду, пособник сатаны! – крикнула Эмма вслед ускользающему прокурору.
Уже у тяжелых дубовых дверей он вдруг обернулся и увидел, что девушка стоит в нескольких метрах от крыльца и что-то шепчет, продолжая гипнотизировать его взглядом сумасшедшего. По губам он отчетливо прочел: «Ты заплатишь за все!.. Не я, так другой свершит возмездие!». А может, ему показалось? И она говорила вовсе не про это?
Он и тут не растерялся, проронил ей нравоучительно, чтобы она обратилась за помощью к психиатру. После этого скрылся за дверями в том самом здании, которое якобы должно было наказывать преступников и убийц.
С тех пор они больше не виделись. Эмма более не могла бороться против коррумпированной насквозь системы. Каждую ночь ей во сне являлись близкие с немым укором в глазах, будто это она виновата в том, что их палачи не покараны. Последний смысл жизни, заключенный в наказании преступников, у нее насильно отняли.
Всё рассыпалось, будто прах. Друзья и Бертран, который утверждал, что любит ее, – всё оказалось бутафорским, стоило только всплыть на пути испытаниям. Они привыкли к веселой Эмме, к счастливой и беззаботной девушке, но сейчас она стала несчастной тенью, бедной сиротой и они не в состоянии были разделить ее горе, поддержать ее и утешить. Их низкие глупые души отошли в сторону и дали понять, что их не волнует ее судьба. Теперь Эмма не богата, она потратила целое состояние на юристов, пытаясь добиться справедливости, что с нее теперь взять? Ни радости нет в ней, ни задора, она – высохшая мумия, которая проведет в скорби много лет. Они же не хотят омрачать свое существование той, что вряд ли в ближайшие дни и месяцы хоть раз улыбнется. А мрачную скорбь наблюдать так долго, – нет, это превыше их сил. Говорят, что друг познается в беде, – глупость какая! Друзья нужны для того, чтобы развлекаться, веселиться, шутить и петь песни после бутылки шампанского.
Так думали друзья Эммы. Она же, увидев их истинную цену, более не обращалась к ним и стала затворницей в своем большом доме, который вскоре покрылся пылью и зарос паутиной. Спустя несколько недель ее холодное тело выловят из озера и похоронят на кладбище
