Купить

Хранители мира. Земля. Елена Тихая

Все книги автора


 

Оглавление

 

 

АННОТАЦИЯ

Что делать, если в твоей жизни все идет наперекосяк? Конечно, довериться загадочному голосу и на свой страх и риск войти в деревянную арку.

   Теперь я вынуждена жить на изолированных островах, где есть только две расы: эльфы и люди. Первая считает себя выше людей, а вторая — несет груз вины за преступление, совершенное своими предками. Но их объединяет одно: все они теряют магию от поколения к поколению, однако ничего менять не собираются. И среди всех я оказалась самым сильным магом, которого все нагло пытаются использовать для своей выгоды. Только я не собираюсь разгребать их проблемы в одиночку...

   Истинного тоже надо подключить. Только как?

   

ГЛАВА 1

— Убери от меня руки, — рычала я, а у самой внутри нарастала паника.

   — А то что? Матери пожалуешься? — самодовольно улыбался он мне в лицо, прижимая к стене в очередной раз.

   — В полицию заявлю, — отчаянно вырываясь, попыталась припугнуть его я, но вызвала лишь смех.

   — Насмешила. У меня связи в полиции. И не поверит тебе никто. Собственная мать не поверила, не то что чужие люди.

   Это было противно, но он прав. Отчим приставал ко мне регулярно.

   Как только переехала жить к матери, я стала замечать сначала взгляды, потом намёки, а затем три месяца спустя он впервые схватил меня за попу. Отвратительное ощущение. Матери я сказала, но толку ноль. Она не приняла мои слова всерьёз, даже ему о моих жалобах рассказала. А он…

   Сергей Васильевич почувствовал вседозволенность. И в какой-то степени это было так, ведь мать не защитила меня, не приняла никаких мер. Более того, в какой-то момент обвинила меня в соблазнении её мужа. Мне было больно от этого? Обидно, да. Больно? Нет.

   Дело в том, что мама всегда была красивой девушкой, а потом и женщиной. Жгучие тёмные волосы, яркие голубые глаза и точёная фигурка не могли оставить её без внимания.

   Она пользовалась популярностью у мужчин и в определённый момент своей жизни поплатилась – забеременела мной. Бабушка тогда не дала денег на аборт, а мать отказалась от меня прямо в роддоме. А всё потому, что она вообще не знала, кто мой отец, а сам по себе ребёнок ей был не нужен. Бабушка успела меня забрать, а про маму всегда говорила, что это её наказание. За что, я так и не знаю. Есть у меня подозрение, что и мама не дедушкина дочь, но это лишь мои догадки. Деда давно нет в живых, а бабушка молчит.

   Вот и вырастила меня бабушка, а не мама. Я себя считала самой обычной, не такой как мама. У меня не было ярких глаз, алых губ, иссиня-чёрных волос. Мама считалась очень красивой, а я… Бабушка меня утешала, но я не особо ей верила. Она подводила меня к зеркалу и говорила, что красота должна быть не яркой, не броской, как у матери, а такой… когда смотришь на девушку, и она на первый взгляд кажется совершенно обычной, не слишком привлекательной. А потом замечаешь, что у неё глаза совершенно невероятного цвета тёмной зелени, пушистые ресницы, брови, словно нарисованные уверенной кистью художника, аккуратный нос, розовые губы, нежные, чуть припухлые, будто созданные для того, чтобы их целовали. В этот момент я всегда краснела, а бабушка продолжала перечислять мои достоинства: «У тебя робкая, милая улыбка, жемчужные зубы и густая грива переливающихся на солнце каштановых волос. Длинных, чуть волнистых и невообразимо мягких. Ты высокая и тоненькая, как тростинка. Заметив всё это, любой человек поймёт, что ты безумно красива той самой, чистой красотой, которая совершенно не нуждается в косметике. Её просто нужно разглядеть. А потом, не отрывая глаз, любоваться и любоваться…

   Я знала, что бабушка меня очень любит, поэтому и рассказывает так красиво. Сама я в себе не находила ничего особенного. Обычная… ну, может чуть симпатичная, худая, высокая девчонка.

   В деревне мне жилось хорошо. Я любила копаться в земле. У нас с бабушкой был такой огород, что завидовала вся деревня. Она же всё меня нахваливала, хотя я и не делала ничего особенного. Так я закончила школу и обнаружила, что бабушка меня продвинула в сельсовете, который походатайствовал куда-то выше и меня взяли в сельскохозяйственную академию на бюджет с отработкой впоследствии в родной деревне. Счастью моему не было предела. Ровно до тех пор, пока не оказалось, что мест в общежитии не хватает, поскольку почти все студенты иногородние. Денег на съёмную квартиру у нас не было. Тут бабушка и припомнила матери всё, вынудив последнюю взять меня к себе жить.

   Мать к тому времени уже не вела разгульный образ жизни, а может быть, так казалось мне, но она была замужем за Сергеем Васильевичем. Не самый крупный бизнесмен в нашем городе, но и простым человеком он не был. Мать обеспечивал полностью.

   Я не испытывала к ней никаких дочерних чувств, она ко мне материнских, ведь виделись мы всего раз пять от силы за всю мою жизнь. Поэтому я и рассчитывала тихо прожить первый курс в их квартире, не мешая и не обременяя их ничем. Мне как раз должно было исполниться восемнадцать, и я планировала устроиться на работу, а там и комнату снять отдельно. Не вышло.

   Я стала прятаться от домогательств Сергея Васильевича и старалась не оставаться одна. Только это плохо получалось, всё-таки не дворец с десятками комнат.

   — И кстати, дорогая падчерица, ты уже совершеннолетняя.

   От той улыбки, которой он меня сейчас одарил, его лицо должно было трещать по швам, но не случилось, жаль. И опять он прав. Месяц назад мне исполнилось восемнадцать, хотя никто кроме бабушки меня не поздравил. Я не напоминала, не клянчила подарков или праздника, а окружающие скорее всего и не знали. И я даже начала осуществлять свою задумку с работой, но официантка из меня вышла никакая. Точнее, я выучила меню, клиентам не хамила и всё успевала вовремя, но пошлые шутки, намёки и даже предложения, меня угнетали. Смысл сбегать от отчима и попадать в лапы к таким же озабоченным мужланам? Я уволилась только вчера.

   — Это не даёт вам права ко мне приставать. У вас есть жена для этого, — пыталась храбриться я.

   — Твоя мать, конечно, красивая женщина, но она уже старая. На лице уже не кожа, а маска из ста кремов и прочей вашей дряни. А у тебя кожа свежая, нежная, тонкая, — перечисляя всё это он втягивал мой запах, приближая своё лицо. Меня стало мутить. — И косметикой ты не пользуешься.

   — Так и вы не юноша, — выговорила я сквозь подкатывающую тошноту в тот момент, когда Сергей Васильевич наклонился совсем близко, настолько, что я почувствовала его дыхание у себя на шее.

   — Для мужчины возраст не важен. Ты поймёшь, когда сравнишь. Я опытный мужчина, совсем не юнец, и, если ты перестанешь брыкаться, сделаю так, что и тебе понравится.

   Каждое его слово отдавалось неприятным дыханием на коже и подталкивало тошнотворный комок выше, но спусковым крючком стал язык. Отчим провёл языком по моей коже в основании шеи, а меня вырвало. Одна радость – вся эта «прелесть» оказалась на нём. Только радовалась я недолго.

   — Ах ты, маленькая дрянь! — закричал он, сначала отскакивая от меня, а следом приблизившись вновь, отвесил мне звонкую пощёчину. Учитывая ситуацию и момент, я чуть не захлебнулась. Ну или мне так показалось тогда. Больно и страшно, одним словом.

   — Ты мне за это ответишь! — прошипел Сергей Васильевич и громко хлопнул дверью.

   И вроде ничего хорошего в этой ситуации не было, но я ненадолго почувствовала себя свободной.

   Выяснять, как и когда он попытается мне отомстить за попранное самолюбие, я не стала. Жаловаться матери тоже бесполезно, поэтому под благовидным предлогом помощи в огороде я отпросилась к бабушке. И вновь убедилась, что ей на меня плевать, а избавиться от меня на несколько дней только в радость. И даже прищуренный и обещающий много гадостей взгляд отчима за ужином, когда я собственно и отпрашивалась, не остановил меня.

   На ночь я заперлась всем, чем смогла. Было у меня опасение на этот счёт, а простая щеколда могла и не остановить настырного отчима. Хотя это сделала законная жена. Я слышала, как они ругаются за стеной, но то ли звукоизоляция в сталинках хорошая, то ли я вдруг глухая стала, но слов разобрать не смогла.

   Откладывать и ждать кары за свой «страшный поступок» я не собиралась, поэтому ещё с вечера собрала всё самое необходимое, написала электронное письмо в институт, уведомив о своём отсутствии и завела будильник на половину пятого утра. А в пять тридцать уже отъезжала на стареньком автобусе в село к бабушке, даже не предполагая, что уже никогда не вернусь сюда.

   Я очень любила нашу родную Пермь, обожала гулять по улочкам и паркам, сидеть на Слуцкой горке, но больше всего мне нравился наш Черняевский лес. Находясь фактически в городе, можно убежать от его шума и пыли, пройтись по дорожкам, вдохнуть запах весны и услышать пение птиц, а осенью так приятно шуршать рыжей листвой. Но мне не было места в городе, пусть и нравилось здесь порой. И даже не в душевном порыве дело, хотя и он имел место быть. Всё оказалось банальнее и проще – я не готова бороться за место под этим городским солнцем, меня тянуло назад. И главным толкателем оказался отчим.

   Сейчас, проезжая по Чусовскому мосту, оставив Пермь за спиной и возвращаясь в родную Талицу, окружённую лесами, я нисколько не жалела, что сбежала. Если мне суждено выучиться и стать кем-то большим, чем маленький фермер, то так и случится, а пока я отдохну.

   С такими мыслями об отдыхе, хотя для многих работа в огороде таковой совершенно не кажется, я ехала домой.

   Бабушка. Моя дорогая и любимая бабушка встретила меня именно там, где я и ожидала её увидеть – в огороде.

   — Талиночка! — воскликнула бабушка, распрямляясь и распахивая объятия, в которые я тут же и бросилась.

   — Бабушка, я так соскучилась, — без стеснения призналась я, а у самой глаза уже были на мокром месте.

   — Ну, ты чего? — старалась не расплакаться и она.

   И не виделись мы всего пару месяцев, а кажется, что она постарела. Морщинки что ли стали глубже или устала просто. Вон седая непослушная прядь выбилась из-под платка, которым она по привычке закрывала голову, хоть и солнце ещё совсем не жгучее. Зато работы полно, пальцы все в земле.

   — Потом расскажу, бабуль. Сейчас переоденусь, вещи положу и приду помогать. И всё расскажу.

   — Дело ли это, с дороги даже чаю не попить. Голодная поди. Автобус-то рано утром из города вышел, не завтракала?

   — Нет, не завтракала, но я не голодна, правда.

   — Удумала тоже, не голодна! Пойдём в дом, мне сегодня блинов захотелось, напекла. Ещё думала, куда мне одной столько, зачем намесила так много? А вот оно как, видно сердцем твой приезд чувствовала, — подталкивала она меня к дому.

   Бабушкин чай с сушёными листиками смородины и даже кусочками груши не сравнится ни с чем. Помню, много экспериментировала с чаем в детстве, искала самый вкусный. Чего мы только в него не клали, всего и не перечислить. А уж сколько всяких солений и варений в подполе у неё наготовлено…

   — Ну, рассказывай, что случилось? Не просто так в гости приехала, вижу. Сбежала. Не пытайся обмануть.

   — И не собиралась даже. Плохо мне в чужом доме, с чужими людьми. На работу хотела устроиться, чтобы на аренду квартиры накопить, да не вышло, — тяжело вздыхая признавалась я.

   — С чужими, значит, — послышался тяжёлый вздох от бабушки. — Мать обижает? Или муж её?

   — Сергей Васильевич проходу не даёт.

   Бабушка на это вскочила из-за стола и выругалась так, как даже на соседей, случайно спаливших забор и шиповник, не кричала. «Охальник» было самым приличным словом.

   Несколько минут она ругалась, охала и хваталась за голову, чуть ли не плача. В конце концов ноги её подкосились, она опустилась на стул, схватившись за сердце.

   — Бабуль, ты зря так распереживалась, тебе нельзя, у тебя сердце, — гладила я её по плечу, пытаясь напоить водой, — выпей лучше.

   У старых людей часто проблемы с сердцем, так что в доме были таблетки для сердца, и конечно, я знала, где они лежат. Я уже мысленно десять раз себя отругала, за длинный язык, не надо было такого бабушке говорить. Вот чего за всю дорогу сюда не могла придумать правдивую ложь? Даже не подумала, а теперь бабушке плохо из-за меня.

   Таблетки бабушка выпила, даже пойти на кровать согласилась.

   — Снасильничал? — слабым голосом спросила она, опускаясь на кровать.

   — Нет, бабуль, что ты. Приставал только, предлагал, смеялся, но не… нет, не было ничего такого.

   — Не успел просто. Ты ж сбежала.

   — Не думай об этом, пожалуйста. У тебя опять давление поднимется. Поспи, отдохни. Хочешь, я тебе чаю с чабрецом заварю?

   — Нет, Талиночка, не хочу. Посиди со мной, вдруг сгину, так хоть с родным человеком рядом.

   — Что ты такое говоришь. Тебе ещё жить и жить, — заволновалась я, но не знала, чем ещё помочь.

   Больше мы не разговаривали. Бабушка уснула. А я, ещё немного посидев рядом, отправилась готовить ужин. Проверяла её каждые десять минут, уж больно она меня напугала. Даже в огород работать не выходила, переживала. Мне всё казалось, что, если я выйду из дома, как раз страшное и случится.

   Бабушка проснулась к вечеру, мы померили давление – высокое.

   — Давай врача вызовем, — предложила я.

   — Глупости, полежу, посплю и всё будет нормально. На кого я тебя оставлю? — слабо улыбнулась она.

   — У тебя лекарства почти закончились. Сейчас поедим, и я пойду в аптеку, а ты отдохнёшь.

   — На воздух хочу. Я подожду тебя на веранде.

   — Хорошо, — согласилась я.

   На веранде у нас стояло кресло-качалка. Именно в нём любил сидеть дед поздними вечерами. Мне было семь, когда его не стало, но эти посиделки в кресле я помню хорошо. И в нём же я оставила бабушку.

   Налить стакан воды, накапать нужных капель, схватить заветную таблетку, которую кладут под язык, не заняло много времени, но его хватило.

   — Бабушка, на выпей, — протягивала ей стакан, а по телу уже пробежались мурашки.

   Моя дорогая бабушка сидела в своём кресле с закрытыми глазами, руки будто плети свисали вниз. Стакан выскользнул из моих непослушных пальцев и с оглушительным звоном разбился.

   — Бабушка!.. — закричала я, бросаясь вперёд, хватая её за руки, гладила по лицу, а слёзы лились из глаз. Сердце уже успело понять трагедию, что только что случилась, а разум ещё сопротивлялся, пытаясь что-то сделать.

   Только пульс нащупать не удавалось – ни на запястье, ни на шее. Бабушка сидела почти в той же позе, что и много лет назад дедушка. И я тогда тоже плакала рядом с ним, хоть и была намного младше.

   

ГЛАВА 2

— Ох ты, Господи!.. Зиночка преставилась, — вдруг запричитала неизвестно откуда взявшаяся соседка. А меня такое зло взяло. Зачем она сейчас пришла?

   — Уйдите, — процедила я сквозь зубы и слёзы.

   — Талина, что ты? Надо скорую вызвать. Я знаю. Поплачь, девочка, погорюй.

   — Уйдите!.. — повторила я. Почему-то именно сейчас соседка бесила меня неимоверно.

   После пятого раза, когда я уже закричала на неё, соседка ретировалась, что-то бубня про неблагодарную молодёжь. Наступила тишина. Только спокойствия она не принесла.

   Сколько я так просидела около бабушки не знаю. Пришёл участковый, задавал какие-то вопросы, я их даже не помню. Почти через час приехала скорая, зафиксировали смерть и забрали бабушку. Мне что-то говорили, но я не слышала. Опять где-то рядом нарисовалась соседка.

   С какой-то бумажкой в руках, покачиваясь на неверных ногах, я смотрела вслед скорой. Мыслей не было вообще. Я не знала, что мне в данный момент делать, не то что задумываться, как жить дальше. Один взгляд на дом, веранду и кресло дал понять, что я не способна сейчас туда вернуться. Стоять на дороге казалось странным, да и соседка раздражала, поэтому развернувшись к дому спиной, я зашагала в сторону леса.

   Лес. Он всегда примет и поймёт, нашепчет чего-то утешительного, напоёт колыбельную голосами птиц, убаюкает боль на своём лиственном ковре. Только лес сейчас мог мне помочь.

   Я автоматически переставляла ноги. Шла, не зная куда. Просто вперёд. Просто двигаться. Но настал час, когда силы покинули меня. Я остановилась, обняла дерево и горько заплакала.

   — Как? Как я теперь без неё? — выговаривала я лесу. — Так больно и пусто…

   «Заберу боль…» — раздалось вдруг словно отовсюду.

   От неожиданности я дернулась, оцарапала щёку, которой прижималась к стволу дерева, и стала оглядываться. В нескольких метрах от меня стояло странное дерево. Я никогда его не видела в лесу, хотя всё детство здесь провела и считала, что знаю каждое дерево. Оно будто раздваивалось книзу, образуя арку. И пока я пыталась разглядеть его, оно менялось прямо на глазах. По коре будто искорки забегали, а в расщелине что-то мерцало.

   «Заберу боль…» — послышалось вновь.

   И почему-то мне казалось, что именно это странное дерево говорит со мной. Видимо, я сошла с ума от горя. Раньше считала, что это выражение такое, выдумка, а вот оно как.

   Несмелый шаг я сделала, только объяснить, почему, не смогу. То ли видение, образовавшейся будто мыльной плёнки в арке дерева, то ли искры, что бегали по коре, то ли и правда, хотелось поверить в чудо.

   — Я тоже умру?

   «Я сошла с ума, какая досада!» — вспомнилась мне Фрекен Бок из Карлсона, говорившая по душевой лейке. А у меня дерево…

   От такого сравнения я не могла не улыбнуться.

   «Новая жизнь. Иди…»

   Ага, новая жизнь может подразумевать под собой что угодно. Это же кот в мешке. Я уже пыталась начать новую жизнь, выводы сделаны.

   Я не спешила подходить ближе. Но несмотря ни на что, меня тянуло к арке, какое-то иррациональное внутреннее чувство говорило, что так правильно, так надо, так должно быть. Только у меня были и обязанности. Вдруг подумалось, что я бабушку даже не похоронила, а уже куда-то собралась. Но если развернусь и уйду сейчас, то чуда может и не случиться, и я навсегда останусь одинокой, без крыши над головой. Она не хотела бы такого для меня.

   Почему обязательно без крыши над головой? Не знаю. Внутри поселилась уверенность, что мать оставит меня ни с чем, если уж куском хлеба попрекала, то наследства мне не видать. Может быть, вернуться в институт и умолять об общежитии?

   «Заберу боль. Иди…»

   — Ты меня с мысли сбиваешь, — огрызнулась я на дерево беззлобно.

   Бабушку не вернуть. По щекам опять скользнули слезинки. Единственного дорогого мне человека сегодня не стало, а я, неблагодарная, думаю непонятно о чём. Даже в последний путь её не проводила.

   С этой мыслью я решительно направилась в деревню. Ветер бросил мне пару листьев в лицо, дерево позади издало какой-то странный звук, но я не стала оборачиваться. Уйти всегда можно.

   Возле бабушкиного дома дома уже стояли трое представителей похоронных агентств и соседка. Мне стали рассказывать об организации, копании могилы и гробе, но у меня в голове почему-то было только дерево и звон. Все их разговоры шли бессвязным шумом. Только неимоверным усилием воли я заставила себя хоть немного прислушаться к ним. И готова была волосы на голове рвать от таких цен.

   — У меня нет денег, — сказала я им. Жили мы очень скромно. Бабушкина пенсия и то, что удавалось выручить с огорода.

   — Старики всегда откладывают. Вы бы посмотрели, наверняка, где-то лежат гробовые, — улыбнулся мне один из них. Второй поджал губы и лишь третий тяжело вздохнул и опустил взгляд. И возможно, это всё было наигранно. Возможно, я ошиблась, но решение почему-то быстро созрело.

   — Вы, - показала я на последнего рукой, — приходите завтра. Я поищу деньги.

   — Но мы вам можем предложить более выгодные условия, — тут же встрепенулся второй.

   — Спасибо. В ваших и ваших, — обратилась я к первому, — услугах я не нуждаюсь. Прощайте.

   И чтобы не выслушивать новых попыток развести меня на деньги, которые ещё предстояло найти, зашагала в дом. Поиски мои увенчались успехом, но сумма, как и предполагала, была небольшой.

   Я вышла на веранду, забралась в бабушкино кресло и, свернувшись в комочек после выплаканных в очередной раз слёз, уснула.

   Зато утром явился не только представитель похоронного агентства. Следом за ним во двор вошли мать с отчимом. И вот на лице постороннего мне человека я увидела больше сочувствия, чем на лице матери. Про отчима вообще промолчу. Последние двое воспринимались здесь чуждыми и лишними. Даже любопытная Петровна, наша соседка, что постоянно маячила где-то поблизости, была ближе и понятней этих двоих.

   Только пришлось отдать должное Сергею Васильевичу. Он как истинный бизнесмен смог легко организовать всё. И даже не говорил мне ничего, только смотрел с каким-то предвкушением.

   — Даже не знаю, пытаться ли вычистить тут всё или так продать? Новые хозяева уже сами вынесут весь хлам, — прозвучало от матери. Вот. Я так и думала.

   — Это не хлам! — возмутилась я. — Это бабушкины вещи. И ты не можешь их выкинуть.

   — Могу. Я её единственная дочь, а ты, моя дорогая, лишь внучка. Ты и так уже с нами живёшь и ни в чём не нуждаешься, — проговорила она, капризно дуя губы. Затем повернулась к мужу: — Поехали домой, завтра вернёмся.

   — Ты остаёшься здесь? — спросил меня отчим, прищурившись.

   У меня от его взгляда мурашки по коже побежали, а когда он улыбнулся, оглядев меня с ног до головы, и вовсе передёрнуло. Самое страшное, что я теперь зависела от этого человека. Как бы не храбрилась, какие бы законы не нашла, у Сергея Васильевича деньги, которые решат любой вопрос.






Чтобы прочитать продолжение, купите книгу

139,00 руб Купить