Колечко для наследницы. Эль Бланк

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ГЛАВА 1. Выбор и детство. Куда от них деться?
• ГЛАВА 2. Советы и дружба. Зачем это нужно?
• ГЛАВА 3. Думать и не рисковать. Где терпенье отыскать?
• ГЛАВА 4. Долг чести огромен. Кто в этом виновен?
• ГЛАВА 5. Проигрыш сравни удаче. В чём условие задачи?
• ГЛАВА 6. Победы и поражения. Где логика решения?
• ГЛАВА 7. Живёшь и желаешь. Что ты выбираешь?

АННОТАЦИЯ

Единственная дочь, наследница огромной звездной империи, влюбленная невеста будущего императора… Ей так много дано и позволено! Даже беспечность юных лет, из-за которой она в одночасье теряет все, что ей так дорого. И вот уже нет жениха, нет родных, не на кого опереться, а империя рухнула. От такого можно впасть в отчаяние… А можно искать свой путь! Выжить в стычке с пиратами, доказать врагам свои права на титул, возродить империю. Но главное — вернуть кольцо, потерянное в прошлом, залог победы, счастья и любви.

   Книга входит в цикл «Наследницы космической империи» , все истории самостоятельные и могут читаться отдельно, связаны только общим миром.

***

Кольцо презреньем наградив однажды,

   Найдёшь и счастье, и любовь.

ГЛАВА 1. Выбор и детство. Куда от них деться?

Начинается взросленье в славный праздник…

   День рожденья

    Тёплый ветер, резкими порывами набрасывающийся на берег, несёт с собой запахи моря — простора, влаги, соли. Раз за разом повторяя свою атаку, играет с волосами, выпутывая из причёски синие прядки, рвёт с тела одежду и вновь успокаивается, чтобы через минуту вернуться и с новыми силами продолжить наступление. Ласковые лучи Адапи гладят кожу, оставляя на ней ощущение тепла и неги. Скользят по гладкой поверхности воды и взрываются миллионами бликов, когда нежданная волна подкатывает к берегу, ударяясь о скалу. Шумное «бум-ш-ш!» сливается с протяжным стоном потревоженных обитателей скал. Вынужденные подняться в воздух, ворки парят в кристально чистой атмосфере на фоне голубого неба, отливая разноцветным перламутром. Изумительное зрелище.

   — Пора, — мелодично вплетается в этот прекрасный фон нежный девичий голос. — Ваш брат прислал сообщение. Нас ждут.

   — Подождут, — легко отодвигаю неизбежное.

   Наслаждаясь приятными ощущениями, я жмурюсь от слепящих даже сквозь опущенные веки лучей. Сильнее сжав пальцы, оплетающие идущий вдоль обрыва гладкий поручень, наклоняюсь, запоминая ощущение свободы и независимости. Больше я такого не испытаю никогда.

   — Осторожнее, не упадите, — вновь проявляет заботу фрейлина. Моего запястья касаются тонкие пальцы в готовности оказать поддержку.

   — Вария, — беру её за руку, вынуждая к откровенности, — скажи мне, это сложно — кого-то любить?

   — Нет, что вы! — счастливо улыбается наперсница. — Это такое приятное ощущение: томление, мечты, желание быть вместе... Вам понравится.

   Ей легко говорить, она уже отпраздновала своё пятнадцатилетие. И влюбилась сразу. Теперь с моего брата глаз не сводит, при его появлении теряется, краснеет, дышит через раз. Была нормальная подруга и за каких-то два года превратилась в степенную фрейлину, озабоченную вниманием одного-единственного мужчины. А сегодня и мне это предстоит. Потерять голову и сделать выбор. Жуть.

   — Допустим. — Я всё равно не сдаю позиций, желая всё прояснить. — Поначалу это не столь обременительно. А дальше? Ты в курсе, что тебя ждёт через три-четыре года, когда организм начнёт перестраиваться? А к совершеннолетию? Я слышала, девчонкам совсем плохо становится, особенно вдали от возлюбленного.

   — И где же вы наслушались подобного? — Синие глаза подруги смотрят на меня с укором. — Ваша мама будет в шоке.

   — Неважно.

   Отвожу взгляд в сторону, словно заинтересовалась пролетевшим совсем рядом ворком. Ну не признаваться же в том, что подслушиваю разговоры слуг! Которые, кстати, без ущерба для своих обязанностей весьма активно и охотно обсуждают личную жизнь придворных. И если быть внимательной и осторожной, можно почерпнуть для себя очень многое.

   — Не думаю, что вам стоит волноваться. Всё это естественно. И от ранних привязок никто с ума не сходил, все спокойно дожидались совершеннолетия. Так что, я уверена, встретите женихов, и все страхи исчезнут, — так и не дождавшись ответа, резюмирует Вария, проявляя присущее ей понимание. Несмотря на юный возраст, она куда разумнее многих взрослых дам-наставниц, на уроках которых чаще мне приходится под них подстраиваться, нежели наоборот.

   — Ладно, идём. — Я со вздохом разворачиваюсь, понимая, что откладывай не откладывай, а итог всё равно будет один.

   По дороге, высеченной в крутом склоне над обрывом, мы доходим до парковой зоны. Камни здесь сменяются низкой травой, море скрывается за скальными поднятиями, пронизанными узкими ручейками. Срываясь вниз маленькими водопадами, водные потоки переливчато журчат, привлекая к себе местных обитателей. В другое время я бы обязательно остановилась, чтобы на них полюбоваться, но сейчас прохожу мимо.

   За грядой появляются кустарники и вездесущие вьюны, поднимающиеся по любой вертикальной поверхности. Со стен дворца садовники каждый год снимают буквально врастающие в камень проростки. Не делай они этого, здание за сотню лет скрылось бы в дремучих зарослях. И наверняка превратилось в развалины. А ведь оно так красиво!

   Я совсем иначе смотрю на дом, в котором провела своё детство. Огромное, внушительное сооружение из серого камня, на котором я рисовала знаки-указатели, играя с дочками придворных в прятки. Высокие оконные проёмы, ещё полгода назад закрытые прозрачным пластиком, а сейчас затянутые тонким, но куда более прочным трипслатом — подарком исгреан, определённо рассчитывающих, что сегодня я выберу их принца. Ведущие на площадку боковые лестницы, по ступеням которых я столько раз и степенно спускалась, и едва ли не скатывалась кувырком, торопясь на прогулку. Столько воспоминаний!

   — Позвольте, я помогу! — Вария подхватывает меня под руку, когда я спотыкаюсь, перестав следить, куда шагаю.

   — Спасибо.

   Приподняв лёгкую ткань юбки бледно-голубого платья, я поднимаюсь к призывно распахнутым створкам парадного входа, пытаясь разобраться — что же со мной происходит? Рассеянность, совершенно не имеющая причин. Тревожное ожидание, поселившееся в душе. Ностальгия по уходящему детству... Но почему? Я ведь никуда не уезжаю, как жила, так и останусь здесь жить до совершеннолетия. Что-то определённо меняется в моём сознании. Это и есть тот самый обещанный мамой «переломный момент»?

   С каждым шагом, приближающим меня к тронному залу, где собрались прилетевшие на Вион гости, моё волнение растёт. Воздух словно сгущается, с трудом проникая в лёгкие. Яркий свет, падающий в оконные проёмы, кажется тусклым. Ощущение тепла сменяется зябкой прохладой, заставляя кожу покрываться мурашками. И всё же, когда подошвы моих туфелек ступают на идеально гладкий, отшлифованный до зеркального блеска пол, когда моя фрейлина деликатно отходит в сторону, позволяя мне идти одной, когда голоса, заполняющие зал, стихают, я вновь обретаю уверенность и спокойствие.

   Не глядя на придворных, отступивших к стенам, пересекаю зал, чтобы оказаться рядом с родителями. И на гостей пока тоже не смотрю, чтобы не нарушать подготовленный устроителем праздника план церемонии. Мне ведь несколько дней пришлось его заучивать и репетировать.

   — Идилинна, — ласково звучит голос отца, — прими наши поздравления.

   Он протягивает руки, и я не мешкая шагаю ближе, чтобы оказаться в сильных и таких привычных объятиях. На краткий миг прижимаюсь щекой к плотной ткани тёмно-синего мундира где-то на уровне груди, потому как папа меня намного выше, и отстраняюсь. Прошептав «спасибо!», поднимаю голову, чтобы заглянуть в глаза изумительного оттенка стремительно темнеющего неба, испытующе всматривающиеся в моё лицо. Они молчаливо спрашивают: всё ли в порядке? И я улыбаюсь в ответ, показывая: всё хорошо. Мне достаточно понимания — отец поможет, если такая необходимость возникнет.

   — С днём рождения, доченька! — Мама искренне радуется тому, что сейчас происходит.

   Её я обнимаю ничуть не менее крепко, хотя, надо уж признаться честно, с ней мы более далеки друг от друга. Папа всегда дела откладывал, если чувствовал, что для меня его внимание в данный момент важнее. Мама же не только не поощряла подобного самопожертвования, но и не раз говорила, что он — император и король Виона, а потому игры с дочкой вовсе не обязательны, ведь есть специально нанятые для этого воспитатели. И сама не слишком часто со мной возилась. Я думаю, мама папу ко мне ревновала. Она даже сейчас радуется не столько моему пятнадцатилетию, сколько тому, что скоро я влюблюсь, выйду замуж и улечу жить на другую планету к мужу. Тогда папа будет принадлежать только ей.

   Впрочем, я напрасно её в этом укоряю. Мама папу любит. И он в ней души не чает. Так что оба родителя у меня замечательные. Каждый по-своему, да, но этого и следовало ожидать: отец — вионец, а потому покладистый и всегда готовый пойти на компромисс, а вот мама, как истинная шенорианка, характер имеет воинственный. И делить мужа не желает даже с дочерью.

   — С праздником, сестричка, — подключается к процессу Ваймон, дождавшись, когда я повернусь к нему. Правда, обнимать не спешит. Несмотря на то, что мы родственники, это всё равно неприлично, особенно при свидетелях: всё же он совершеннолетний мужчина. Так что брат просто касается руки, которую я ему протягиваю.

   И снова я улыбаюсь, ведь смотреть на Ваймона и не видеть в нём отца невозможно. Даже мама постоянно сетует, что сын от неё не получил ни единой чёрточки. Я хотя бы рост унаследовала — родительница тоже своему мужу едва до груди достаёт, а брат у меня высокий, статный, худощавый. И у нас с ним нет ничего, что характерно для облика шенориан: ни ярко-жёлтых волос, ни курносого носика, ни карих глаз, ни круглого личика. Маму это очень расстраивает.

   — Позволь представить тебе наших гостей, — вновь перехватывает инициативу папа. Я же глубоко вдыхаю, настраиваясь на церемонию, и разворачиваюсь к залу. Мне ведь не сказали, кто именно желает участвовать в выборе, чтобы я оставалась беспристрастной. Потому я готова увидеть кого угодно — в империи сейчас уже больше семидесяти планет. И шанс стать новой столицей есть у любой из них, при наличии неженатого представителя правящей династии, разумеется, ну и если до этого они статуса столицы не имели.

   И сколько же желающих на текущий момент?

   Скользнув глазами по ближайшему к нам окружению, понимаю — не так уж много. На фоне синеволосых вионцев всего пятеро мужчин выделяются своей необычной внешностью.

   Первым, потому как его планета раньше остальных вошла в состав империи, навстречу шагает белокожий цессянин.

   — Хэйрас Навин ли’Тон, — раздаётся за спиной голос отца.

   Глядя в почти скрытые за чёлкой белых волос бледно-сиреневые глаза, я заставляю себя улыбнуться. И ощущаю больше беспокойства, нежели желания общаться. Нет, ну он же старый совсем! Ну и пусть альбиносы по пятьсот лет живут, у меня с ним разница лет в двести! Он ровесник моего отца, не меньше. Дикость какая-то.

   Впрочем, и второй претендент — яркий красноволосый военный-лансианин не кажется мне намного моложе и привлекательнее. Сговорились они, что ли?

   — Ром Олиин ош’Лак, — продолжается представление. — Щер Дилес зе’Орон...

   Передо мной появляется серый, совершенно невзрачный молодой человек, больше похожий на бесцветную тень. Видийянин, несомненно. Только у них такой жуткий цвет кожи, от которого у меня снова мурашки бегут по коже.

   — Евор Поис ро’дИас...

   Темноволосый, симпатичный исгреанин одаривает меня заинтересованным взглядом, и тут же отводит глаза в сторону. Однако я успеваю заметить мелькнувшее в них разочарование. И поначалу теряюсь — куда это он сейчас смотрел? Что ему не понравилось? Невольно опускаю глаза и вспыхиваю от догадки: да, фигура у меня ещё не женская, и даже несмотря на элегантное платье и причёску, выгляжу я всего лишь девчонкой-подростком.

   — Тогрис Ламин цу’лЗар.

   В голосе отца тоже чувствуется возмущение реакцией исгреанина, и мне становится жаль последнего претендента, потому что он-то ни в чём не виноват. Обычный светловолосый томлинец. Высокий, худощавый, с прямым открытым взглядом жёлто-оранжевых глаз, в выражении которых нет ничего пугающего или раздражающего. К тому же как раз его поведение и внешность отторжения у меня не вызывают. Впрочем, и желания броситься ему на шею тоже. М-да... Вот и думай теперь: нормально это или ненормально. И чего дальше ждать.

   А дальше, кстати, официальная часть заканчивается. Распахиваются створки проёмов, ведущих на террасу, звучит музыка, по залу разносится шелест голосов и шорох одежд. Кто-то покидает помещение, кто-то просто меняет положение, отыскивая знакомых...

   Я вновь оказываюсь в компании Варии. Мои потенциальные кавалеры далеко не уходят, общаются друг с другом, пока не рискуя настаивать на личной беседе со мной. Рядом бдительно кружит Ваймон, не допуская в наш круг посторонних мужчин. А мне становится весело. С одной стороны, понятно — это страховка. Все хотят, чтобы мой организм побыстрее определился, привязался к нужному претенденту и не возникло проблемной тяги к кому-то неправильному. С другой стороны, выглядит происходящее на самом деле смешно.

   Прислушиваюсь к себе и понимаю — не так уж страшно. Мне появление первого влечения представлялось каким-то глобальным, катастрофичным, необратимым. В реальности же ничего такого нет. Видимо, зря я себя накручивала. Ну и ладно, мне же спокойнее. А вот выбор всё-таки сделать придётся.

   — Дорогие гости, — вспомнив наставления устроителя, обращаюсь к «женихам», — мне кажется, и нам следует выйти на террасу. В зале мы не увидим того прекрасного зрелища, которое подготовлено в честь вашего прибытия.

   — Вашего дня рождения, — мягко поправляет меня ли’Тон.

   — Не причина важна, а результат, — парирую я легко. Наверняка потому, что больше не смотрю на цессянина как на будущего мужа. — И он, поверьте, вам понравится.

   Я ничуть не лукавлю. Как можно не восхититься стремительно летящими по лазурно-голубому небу лайрами? В сравнении с ними меркнет даже перламутровое оперение ворков. Маленькие бирюзовые создания, с изумительными длинными хвостами, похожими на тонкие золотые нити, раскинув серебристые крылья, скользят в воздушных потоках. Сливаются в единую мерцающую стаю, разлетаются в стороны драгоценными искрами, пикируют, опускаясь на перила террасы под дружное «ах!» зрителей.

   Сменяя их, в воздух поднимаются ик’лы — практически невесомые существа, похожие на разноцветные шары. У них сейчас сезон размножения, потому, получив свободу, они мечутся в поиске пары. Кружат радужными хороводами, а найдя партнёра, сливаются с ним, разбухают и лопаются, осыпаясь вниз маленькими шариками-детёнышами. Теперь им больше года предстоит расти, чтобы затем последовать примеру родителей, пожертвовавших собственными жизнями.

   И снова взлетают лайрами. Вернее, соскальзывают с перил, практически падая на площадку, расположенную ниже террасы. На лету подхватывают лежащие на камнях, сплетённые между собой цветы, а затем взмывают ввысь, поднимая гирлянду над дворцом.

   — Какая качественная дрессировка, — не удерживается от восторженного замечания видийянин.

   — С такими маленькими животным, наверняка это не сложно, — хмыкает в ответ лансианин. — Вам не приходилось сталкиваться с земульти. Вот кого приручить невероятно сложно.

   — Наши хинари тоже не подарок, — презрительно цедит цессянин. — Годами обкатываем.

   Томлинец молчит, как и исгреанин. Хотя у последнего определённо есть своё мнение, и он его всё же высказывает, когда я вопросительно на него смотрю.

   — Мы технику «дрессируем». Это нельзя сравнивать.

   — А у вас? — не выдерживаю, обращаясь к Тогрису. — Разве на Томлине нет животных?

   — Есть песчаные ящеры. Но они легко идут на контакт. Даже когда поднимаются в воздух.

   — Летают? — В моём воображении тут же возникает картинка: мужчина, скользящий на мощном животном над пустыней. Шикарно!

   — Только ночью. Днём просто бегают. С высотой уровень радиации быстро растёт.

   — Всё равно это здорово! — радуюсь я, чувствуя, как по коже струится непонятное мне возбуждение. Словно предвкушение чего-то необычного. Наверное, потому и предлагаю: — А хотите на жирали полетать? Сравните ощущения.

   — Очень хочу.

   Тогрис искренне радуется моему предложению, а вот другие претенденты если и недовольны проявляемым мной вниманием к сопернику, стараются этого не показать. Делают вид, что заинтересованы чем-то иным. Понимают, что их попытки вмешаться будут выглядеть неэтично. И тогда у них шансов точно не останется.

   Я же протягиваю томлинцу руку и с трепетом жду, когда его пальцы скользнут по моей ладони. Ведь впервые меня касается чужой мужчина, не родственник.

   Сама традиция очень старая. С самого основания империи закрепилась, когда ипериане вот таким своеобразным ритуалом показывали дружеское расположение зоггианам. А ещё она в некотором смысле провокационная — да, кожа на руках наименее чувствительна, но иногда этих прикосновений достаточно, чтобы хорошее отношение женщины к мужчине начало трансформироваться во влечение. Тем и ценно доверие, которое я сейчас оказываю Тогрису. Он ведь теперь точно имеет преимущество перед другими.

   Касание, поначалу едва ощутимое, лёгкое, неожиданно становится пленом для моих пальцев. Скольжение превращается в пожатие. И длится оно... чуть дольше, чем нужно. Чуть сильнее, чем требуется.

   Томлинец не удержался! Минимально, но всё же вышел за рамки приличий. Видимо, я ему нравлюсь, в отличие от...

   Бросаю беглый взгляд на исгреанина, и сомнений не остаётся — этому империанину я точно не нравлюсь. Руки на груди сложил, поза выжидательная, на лице прямым текстом написано: «Скучно». А жаль. Я бы и с ним попыталась контакт наладить. Симпатичный же.

   С другой стороны, это его право отказаться от возможности стать моим мужем и императором. Для мужчины, конечно, не составляет особых проблем прожить свою жизнь с нелюбимой женщиной, но всё же лучше, когда влечение рождается обоюдное.

   Думаю, что и остальные претенденты это понимают. Как и то, какой выбор я сделала.

   — Прошу простить, дорогие гости, но нам придётся вас покинуть. — Я улыбаюсь и тщательно подбираю слова, стараясь никого не обидеть. — Жирали взлетают только с поверхности земли, как и приземляются. Так что для полёта нужно спуститься в аэрариум. Вы можете остаться здесь, представление будет продолжаться. Или же присоединяйтесь к нам, я буду рада.

   Удивительно, но радовать меня решается... видийянин! Лансианин и исгреанин, коротко кивнув, отступают к ограждению, от которого отошли, чтобы нам удобнее было общаться. Цессянин, на мгновение замешкавшись, тоже следует их примеру. В итоге по залу, коридорам дворца, лестнице, а затем дорожке, ведущей к загонам, я иду в сопровождении Тогриса и Щера. Вария и Ваймон следуют за нами, стараясь оставаться незаметными и не мешать.

   Через несколько минут, когда распахиваются двери аэрариума, я любуюсь на удивлённо вытянувшиеся лица моих спутников. Оно и понятно — мирно расслабляющиеся на травяной подстилке жирали, среагировав на наше появление, тут же вскакивают и принимаются подпрыгивать, смешно выбрасывая две длинные тонкие лапки в стороны и удерживая равновесие на третьей. Они танцуют, привлекая к себе внимание, ведь выбор наездника это для них единственная возможность подняться в воздух. А летать эти существа очень любят.

   Изумление мужчин сменяется растерянностью, едва я тихим свистом подзываю свою любимицу. Жали — тёмно-синяя жираль, совсем молоденькая, но при этом достаточно крупная, хлопая крыльями, стремительно бросается мне под ноги и распластывается на траве. Повторяя её движение, ещё четыре особи покидают стаю, подчиняясь свисту смотрителей загона.

   Пока гости внимательно слушают краткие наставления моего брата, на собственном примере показывающего, как правильно сидеть на неведомом ранее средстве передвижения, я и Вария удобно устраиваемся на пушистых спинках, в плотном пространстве между шестью сложенными крыльями. А дальше наслаждаемся. Сначала быстрым разбегом, когда жирали разгоняются для взлёта, а затем планирующим полётом с медленным набором высоты.

   Летать в платье, разумеется, не так удобно, как в брюках, но принципиальной разницы всё равно нет. Особенно если юбка объёмная. Приходится лишь следить, чтобы ткань не мешала животному, не поднималась потоками воздуха вверх и не закрывала обзор.

   Я оглядываюсь, отыскивая взглядом своих кавалеров. Томлинец, выбравший ярко-зелёную особь, выглядит совершенно спокойным, а вот видийянину, сидящему на чёрной с белыми пятнами жирали, явно не по себе. Вперёд наклонился излишне сильно, за шею животное схватил в поиске дополнительной опоры. Определённо боится. И совершенно напрасно, потому что свалиться с жирали можно только при очень большом желании. У неё всегда два крыла оказываются изогнуты так, что окружают наездника. Тому просто некуда падать.

   Теперь в моей душе и к Щеру рождается волна сочувствия. Он ведь так много теряет! Сосредоточенный на том, чтобы держаться, не видит ни красоты неба, покрытого белыми штрихами облаков, ни зелёного простора огромного парка, разбитого вокруг дворца, ни плотной городской застройки у самого горизонта, к которой мы медленно приближаемся. Вагдрибор — столица Виона, однако дворец не является его частью и всегда оставался изолированным.

   Не знаю, было ли это в планах устроителя праздника, но едва мы оказываемся над городом, в воздух поднимается целая стая жиралей. Окружив кольцом, они нас сопровождают, и я с лёгкостью узнаю среди наездников вице-короля Виона, его жену и дочь — Ларилину.

   Хорошее настроение тут же сходит на нет. Не только у меня, но и у летящей бок о бок со мной Варии. Мы обе не в восторге от этой девицы, а причина проста до банальности — у неё тоже привязка к моему брату, а сбивать её он не торопится, потому что все, а в особенности её отец, на свадьбе настаивают. И меньше всего мне хочется портить себе праздник присутствием этой раздражающей особы.

   Увы... Мы уже обратно поворачиваем, а сопровождающая кавалькада от нас не отстаёт и возвращаться в город не спешит. Вот меня теперь и гложет вопрос: то ли это я сглупила, когда сюда полететь решила, то ли они и без моей самодеятельности всё равно оказались бы во дворце.

   — Идилинна! С праздником, дорогая наша девочка!

   Вице-король, едва мы приземляемся, торопится подойти ко мне, чтобы приветствовать. И я, испытывая чувство вины за своё нежелание видеть его семью рядом, подаю руку.

   — Пятнадцатилетие — самый ответственный этап в жизни наследниц. Мы все в ожидании решения, кто же станет новым императором.

   — Лёгкого выбора вам, — скромно опустив глаза, вторит ей Ларилина.

   Зубы сводит от приторности, с которой эта... ол’ва меня поздравляет. Сладко на вкус, а по факту потом сутки мучаешься, пока организм от яда не избавится. И ведь отказать в общении нет никакой возможности — статус не позволяет!

   Хорошо, что брат меня выручает. Приобняв потенциальную невесту одной рукой, ухитряется второй обвить талию помрачневшей Варии и утащить обеих в сторону. Теперь влюблённая девица становится проблемой моей фрейлины, зато я вновь могу сосредоточиться на своих кавалерах. Тем более они уже стоят рядом и ждут.

   — Вам понравилось? — спрашиваю, потому что действительно хочу понять, что же мужчины чувствуют.

   — Очень приятный полёт. На ящерах всё же менее комфортно, — первым отвечает Тогрис.

   — Для меня это совершенно новые впечатления, — словно извиняется Щер, виновато разводя руками. — На Видийх вечный туман и нет возможности видеть такие большие открытые пространства.

   — Как же вы ориентируетесь?

   Вопрос срывается с моих губ и губ томлинца настолько синхронно, что мы от неожиданности замолкаем, а потом вместе смеёмся невероятному совпадению.

   — По магнитным полям. — Видийянин, ответив нам, тоже улыбается, но как-то иначе. Грустно, что ли. Или просто устало?

   — Давайте вернёмся в зал. Нас ждут. — На этот раз я протягиваю руки им обоим, так и не определившись в своих предпочтениях. Да, внешность томлинца мне больше импонирует, но и мужество видийянина, до этого ни разу не поднимавшегося в воздух, достойно восхищения. Значит, и шансы у мужчин должны быть равные, а дальше... дальше пусть организм решает. Привязка ведь на уровне физиологии формируется.

   Потому стараюсь не анализировать, что мне приятнее — уверенное, уже знакомое пожатие тёплой руки Тогриса или осторожное, едва ощутимое прикосновение прохладных пальцев Щера. Просто жду, когда они воспользуются возможностью, которую я им предоставляю. Да и в оставшееся до ужина время больше не провоцирую ни себя, ни кавалеров. Любуюсь очередным ярким представлением, которое запускается, едва мы поднимаемся наверх, а когда оно заканчивается, в сопровождении Варии ухожу в свою комнату. Это только принцы приглашены в зал на личную беседу с императором, а мне там делать нечего.

   Энергична и упряма, в курсе всех событий...

   Мама

   — Лина, ты закончила ужинать? Выходи, обжорка, я тебя жду!

   Из-за неплотно прикрытой двери столовой до меня доносится громкий уверенный голос. Шаги. Шорохи. И новая порция добродушного возмущения:

   — Вария! Почему платье не убрано? И кровать не готова! Ты опять за этим не следишь? До сих пор в мыслях на жирали летаешь?

   — Я сейчас. Простите! — сплетается с нотацией виноватый лепет фрейлины. Однако, несмотря на это, родительница продолжает сетовать:

   — Ты одна уже не справляешься. Придётся брать ещё одну наперсницу... Лина! Ты как не моя дочь, честное слово! Сколько можно есть?

   — Иду, иду...

   С сожалением посмотрев на тарелку, куда я только что положила добавку, поднимаюсь из-за стола. Аппетит у меня на самом деле зверский. И это никак не соотносится со способностями шенориан, которые я должна была от мамы унаследовать. То есть, вместо того чтобы спокойно голодать сутками напролёт, кушаю я вполне так плотненько. А вот вес не набираю, и куда исчезает избыток веществ — никому неведомо.

   — Ну-ка, дай на тебя посмотрю...

   Я едва успеваю открыть дверь столовой и ступить на мягкий ковёр своей спальни, а мама уже стоит рядом. Окидывает придирчивым взглядом изящную ночнушку из тонкой белой ткани, распущенные волосы, перехваченные широкой лентой, многозначительно хмыкает и, крепко вцепившись в запястье, тащит к кровати, чтобы усадить, набросить на плечи тёплое пушистое покрывало, сесть рядом и приказать:

   — Рассказывай!

   — Что именно? — обречённо вздыхаю, поджимая ноги под себя и укутываясь плотнее.

   — Всё! — предсказуемо масштабно заявляет родительница. Смеётся и снижает объём требований: — Кто тебе понравился, разумеется!

   — Я не уверена...

   — Ой, да ладно! — Карие глаза, потрясённые моей скрытностью, поднимаются к украшенному орнаментом высокому своду потолка. — То-то я не видела, как ты на цу’лЗара смотрела. Ну и правильно. Он с тебя глаз не сводил.

   — Зе’Орон тоже хотел быть рядом. Я ему понравилась.

   — Ещё бы не нравилась. Ты же наследница, — легко отмахивается мама. Смотрит на моё недовольное лицо, потому что с объяснением я несогласна, и восклицает: — Лина! Наивная! Да заинтересованность видийянина влечением и не пахнет! Он же второй сын короля. Никаких перспектив на правление планетой. Потому и цепляется за возможность стать императором.

   — Ясно. — Хотя и остаюсь при своём мнении, но больше не спорю. — А ро’дИасу мой статус, видимо, безразличен, я ему внешне не приглянулась.

   — Про него вообще говорить не хочу! Даже твой отец возмутился. Если бы не подарок, который исгреанин сделал, его выгнали бы с праздника, — сообщает мама. Разве что её объяснение в корне отличается от того, которое я дала поведению мужчины. — У этих вояк пунктик на синем. На дух этот цвет не выносят. А уж голубой и подавно. Вот и зачем, в таком случае, на отбор лететь?

   — Может, принц надеялся, что отторжение не проявится? — неожиданно слышится тонкий голосок.

   Удивительно, но вмешательство Варии, которой обычно всегда доставалось за попытки вступить в разговор без разрешения, на этот раз остаётся безнаказанным. Мама лишь бросает на неё задумчивый взгляд и высказывает иное предположение:

   — Или его отец на участии настаивал. Тогда я не удивлюсь, если ро’дИас специально так себя повёл, чтобы уж его точно не выбрали.

   — Полетел на отбор, только лишь чтобы исполнить волю родителя? — ужасается фрейлина.

   — Ну да. Со стороны посмотреть — к нему никаких претензий. Он долг выполнил, попытался, но не смог получить такую драгоценность, как рука наследницы. — Мама усмехается и возвращается ко мне. — Значит, Тогрис цу’лЗар, — говорит утвердительно. — Ну что ж, хороший выбор.

   — Я ещё не решила! — аж подпрыгиваю от возмущения.

   — Ага, верю, — язвительности в голосе родительницы прибавляется. — Предпочтёшь одного из старых прожжённых интриганов, который будет всю жизнь тобой управлять. Ты повзрослеешь, а он этого даже не заметит, продолжая считать глупой маленькой девочкой. Шикарная перспектива!

   Она права. Увы, но так и есть. То есть будет, если рискну выйти замуж за лансианина. Или цессянина.

   — Почему?.. — не выдержав, всхлипываю, размазывая покатившиеся по щекам слёзы. — Почему у меня выбор такой маленький? Семьдесят планет! А женихов...

   — Прекратить истерику! Немедленно! — командным голосом приказывает мама.

   Шенорианка. Характер у неё несгибаемый. Проще послушаться, чем продолжать настаивать на своём, встречая нешуточное сопротивление. Даже папа так поступает. Вот и мне приходится, вцепившись в платочек, который подала торопливо подскочившая Вария, убирать с лица следы паники. И слушать.

   — Кто бы жаловался, только не ты! У тебя пять — Идилинна, слышишь? — целых пять претендентов! У меня не было никого, кроме твоего отца. Вообще не было выбора, понимаешь? Твоя прабабушка дала обещание бабушке твоего отца, когда тот родился, что её внучка выйдет замуж за её внука. Глупое обещание, опрометчивое. А в итоге меня лишили выбора. Но я же не жаловалась. Ты от меня хоть полслова упрёка отцу слышала? Вот то-то же! А мало претендентов прилетело, потому что остальные — трусы! Не хотят брать на себя ответственность. Ясное дело, проще управлять одной-единственной планетой, на которой ты у себя дома, чем решать проблемы разных планет, решившихся на объединение. А ты подумай, дочка, нужен ли империи нерешительный, неспособный принимать волевые решения император? Так что радоваться нужно, что недостойные претенденты сами избавили тебя от необходимости с ними знакомиться. А что касается любви, — из голоса исчезает металл и появляются ласковые нотки, — она придёт обязательно, кого бы ты ни выбрала. Не сейчас, так после танца. Даже не сомневайся. Такова уж наша физиология.

   Сражённая её словами, я и не замечаю, как успокаиваюсь. И на мокрый платок в руке смотрю с недоумением. Действительно, было бы из-за чего расстраиваться! Ведь есть тот, кто мне симпатичен. Даже двое. Одного из них одобряют мои родители. Ну и какие проблемы? Да никаких.

   — Я поняла, — киваю и признаюсь: — Мне на самом деле Тогрис нравится.

   — Вот и замечательно! — с облегчением вздыхает мама, поднимаясь на ноги. Убирает за ухо жёлтую прядку, выбившуюся из причёски, и расправляет юбку. В отличие от меня, она ко сну ещё не готова, даже пришла в нарядном платье, в котором на празднике была. — Тогда ложись спать. На официальное объявление утром тебе приходить не обязательно, но с кавалером общаться придётся весь день. Он имеет на это право.

   — А как общаться-то? — торопливо спрашиваю, потому что родительница готова уже уйти из комнаты, оставив меня на попечение Варии. В итоге она останавливается, хотя и видно, что задержка ей не нравится.

   — Ну как, как... — задумывается, однако от прямого ответа воздерживается. — Ты поменьше об этом думай. Доверься жениху. Цу’лЗар взрослый мужчина, ему, насколько я знаю, около шестидесяти, и точно не нужно объяснять, как завоевать сердце девушки.

   Совет меня совершенно не устраивает. Однако мама исчезает за дверью, а потому я сердито складываю руки на груди и смотрю на фрейлину.

   — Нормально, а? Можно подумать, я совсем... — осекаюсь, не договорив, потому что меня осеняет идея: — Вария, давай-ка ты мне расскажешь, как Ваймон тебя зацепил.

   Похоже, просьба девушку пугает. Она меняется в лице, ошарашенно выдыхая:

   — Вас же никогда это не интересовало...

   — А теперь интересует!

   Сдаваться я не собираюсь, а потому хватаю её за руку, заставляя сесть рядом. И даже одеялом делюсь, набрасывая фрейлине на плечи, чтобы чувствовала себя уютнее и побыстрее во всём призналась.

   Уловка срабатывает — я получаю немало пищи для размышлений, даже несмотря на то, что большая часть информации мне уже известна. Например, я прекрасно знаю, что Вария, как и другие, подходящие по возрасту дочери знатных семей Виона, прошла отбор на право стать фрейлиной. Она должна была показать умение принимать верные решения, способность контролировать себя, покладистость, рассудительность, тактичность, знание этикета... Для пятнадцатилетней девочки требования более чем серьёзные. А вот о том, что часть испытаний Ваймон контролировал лично и, соответственно, судил, насколько успешно претендентка с ними справилась, я не знала.

   — И вот однажды нас отвезли в дальнюю часть парка, сказав, что мы должны самостоятельно вернуться во дворец. И заставили выпить какую-то горькую жидкость. Это была проверка способностей к нейтрализации ядов. Те, кто испытание задумывал, хотели убедиться, что фрейлина, в случае отравления, быстро придёт в себя и не оставит наследницу без присмотра. Ваймон единственный, кто шёл с нами. Нам тогда всем было очень плохо. Я шла последней, думала, не дойду. В глазах темнело, дыхания не хватало, ноги слабели. В какой-то момент я на мгновение потеряла сознание и упала бы, но ваш брат меня поддержал. Заставил отдохнуть, прежде чем идти дальше. Я была поражена. До этого, когда мы выполняли задания, он мне казался серьёзным, неприступным, жёстким. Бесстрастно наблюдал, словно мы ему безразличны. А тут такое...

   Понятно. Приятное удивление, чувство благодарности за оказанную помощь, положительные эмоции, да ещё и с непосредственным физическим контактом — самые благоприятные условия для развития влечения у девушки. Вопрос в другом: почему брат проявил неосмотрительность и подобное допустил? Знал же, что сбить такую привязку не сможет, пока девушка не станет совершеннолетней. И всё равно не остановился. Мало того, ещё и именно этой девушке предпочтение отдал, когда принималось окончательное решение по итогам отбора.

   — Нас четверо осталось, кто дошёл до финала. У меня результаты были не самые лучшие, и ваша мама готова была выбрать другую претендентку, но Ваймон сказал «нет». И показал на меня.

   Вот! Я так и знала, что причина у братца имелась! Ему нужна была... Кто? Сама Вария? Или её привязка?

   — Когда отбор завершился, Ваймон продолжал со мной встречаться. Учил ориентироваться во дворце и в парке. О вас рассказывал, чтобы мне проще было найти с вами контакт. Морально поддерживал, особенно, когда вы меня прогоняли и запрещали возвращаться...

   Упрёк, пусть и скрытый, но справедливый. Мне в то время было тринадцать и, насколько помню, я была увлечена биологией ик’лы. Сутками напролёт не вылезала из королевского инкубатора. Потому появление рядом наперсницы лишь отметила как факт. Причём очень раздражающий — ведь теперь совершенно посторонняя девица постоянно находилась рядом. А мне и наставниц более чем хватало. Потому я и злилась на девушку, которая, по сути, ни в чём не была виновата.

    — Постепенно я поняла, что без Ваймона чувствую себя некомфортно. Мне хочется, чтобы он был рядом. В душе всё переворачивается от его взглядов, прикосновений, самых простых знаков внимания...

   Это я тоже знаю — картинку любовных переживаний созерцаю регулярно, особенно когда брат находится в зоне видимости. А появляется он ежедневно, поскольку его обязанность — присматривать за мной. Другой вопрос, что Ваймон весьма своеобразно подошёл к организации этого самого «присмотра». Возможно, полагал, что если у фрейлины будет к нему влечение, она меня никогда не предаст?

   Теперь любопытство относительно мотивов брата гложет куда сильнее, чем предстоящее общение с женихом. Таков уж у меня характер — живу себе спокойно, пока в голову не придёт какая-нибудь «гениальная» идея. Лишит покоя, сна и возможности думать о чём-то ином. И успокоюсь, лишь получив желаемое.

   Вот и сейчас, как ни стараюсь я забыть о родившихся вопросах, ничего у меня не получается. Нетерпение бурлит, заставляя вертеться в кровати, не находя удобного положения. Накатывает жаркими волнами и погружает в холодные потоки, вынуждая то раскрываться, то забираться под одеяло в попытках согреться. Спазмом сжимает мышцы живота, словно я в комнате гигиены не меньше суток не была.

   Туда и отправляюсь, стараясь не шуметь и не разбудить спящую на соседней кровати Варию.

   Постоянное присутствие рядом наперсницы, даже ночью, — ещё одна традиция, которую ввели, чтобы не допустить тесного общения с мужским контингентом дворца. Правило не оставлять наследницу одну — это своеобразная страховка от появления случайной привязки. Совершенно бессмысленная, на мой взгляд. Во-первых, до достижения пятнадцати лет ни о каком влечении и речи быть не может. Во-вторых, уйти из спальни я могу и не через главную дверь. Есть проход для прислуги, он находится в столовой, а в неё ведёт дверь из туалетной комнаты. Я этим «чёрным ходом» всего один раз воспользовалась, лет в десять, когда мне вдруг захотелось погулять ночью по дворцу. Больше не было необходимости. До сегодняшнего дня...

   Стоп! А разве сейчас она есть? Ловлю себя на том, что уже пригибаюсь, пробираясь через невысокий проём в темноту подсобного коридора. Впрочем, колебания мои исчезают так же быстро, как закрывается дверь за спиной. Если подсознательно меня тянет поговорить с Ваймоном, значит, так нужно.

   Глаза быстро перестраиваются на ночное зрение, и я без особых проблем шагаю по неосвещённому коридору, отыскивая дверь в столовую брата. О том, как будет выглядеть моё появление среди ночи, да ещё и столь экстравагантным способом, стараюсь не думать. Брат у меня адекватный. Строгий, но не импульсивный. То есть не станет с ходу возмущаться и ругать. Сначала подумает и найдёт моему поступку логическое объяснение.

   И всё же прежде чем войти, лишь слегка приоткрываю дверь и прислушиваюсь. Разумеется, не время ужина, но Ваймон мог зайти, чтобы выпить сок, а видеть, как он это делает, мне не хочется. Я всё же девушка приличная.

   Убедившись, что в столовой никого нет, уже без опаски шагаю на мягкое, приглушающее шаги покрытие и аккуратно огибаю стол. Здесь не так темно — тонкая полоска неяркого голубоватого света пробивается из-за неплотно притворённой двери. Брат ещё не спит. Читает, возможно. Или же новости просматривает...

   — Главное, что девочка определилась, — неожиданно громко звучит женский голос, и я замираю, поняв, что Ваймон в спальне не один. Мало того, в компании с тем, то есть той, от которой я точно получу взбучку по полной программе и со всеми вытекающими последствиями, если окажусь застигнутой на месте преступления. Мне же одной по дворцу гулять нельзя, для того и существует наперсница.

   Подстёгиваемая этими соображениями, я тактически отступаю, однако, нащупав рукой столешницу, останавливаюсь. Чего перепугалась, спрашивается? Мама же не пойдёт в столовую брата, у неё своя имеется. Значит, я в безопасности. А потому могу себе позволить незримо присутствовать при разговоре. Тем более говорят-то обо мне! Главное, потом тихо уйти и себя не выдать.

   — Хорошо, я понял, — доносится до меня приятный мужской голос. — Прослежу.

   — Варию держи при себе, далеко не отпускай, — продолжает мама. — Пусть будет рядом, для страховки. Мы же не можем предсказать, как поведёт себя Тогрис, вдруг девочке поддержка понадобится.

   — Ладно. А с Ларилиной как быть? Я не рассчитывал, что она здесь появится. Мне сложно, когда приходится разделять внимание.

   — А что ты хотел? — вздыхает родительница. — Девушка спит и видит тебя с ней в постели. Она уже совершеннолетняя, ей сложно сдерживаться и жить вдали от тебя. Может, ты всё же изменишь своё решение? Выберешь себе подходящую по возрасту фаворитку и женишься...

   — Нет, — категорически отрезает брат. — Я уже выбрал. Ты знаешь кого.

   — Знаю. А ещё я знаю, что Вария не в курсе, кем для тебя станет в будущем. И не удивлюсь, если в конечном итоге Ларилина не выдержит и обвинит её в твоей холодности.

   — Да, я Варию люблю! — в голосе Ваймона появляются сердитые интонации. — И не виноват, что моё сердце не готово разделить эту любовь на двоих. А Ларилина... Пусть радуется тому, что хотя бы мой разум принимает её как возможную жену, и ждёт свадьбы Идилинны. Когда Вария освободится от обязанностей фрейлины, тогда и я женюсь.

   — Дорогой мой, ещё семь лет без женщины... Ты уверен, что выдержишь?

   — Мама! — возмущённо, впрочем, весьма сдавленно восклицает брат. — Я взрослый мужчина и...

   — Взрослый, взрослый, — успокаивающе мягко перебивает его родительница. — Потому я и переживаю. И де’вРон за дочь беспокоится.

   — Его что-то не устраивает? — не успокаивается Ваймон. — Пусть мне об этом скажет. Я же не против сбить привязку. И не моя вина, что родителям Ларилины хочется видеть дочь королевой Виона, а вы с отцом их в этом желании поддерживаете.

   — Род де’вРонов после рода ди’Донов самый древний и уважаемый на Вионе! — нравоучительно и строго парирует мама. — Потому твой папа и передал Грану статус вице-короля. Настраивать его против себя — не самый хороший вариант, не находишь? Тем более отец Варии всего лишь губернатор Жеольской провинции, много ли он может дать тебе как будущему королю, которому нужна поддержка общественного мнения и круг преданных влиятельных приближённых?

   В комнате воцаряется напряжённое молчание, и я прихожу в себя, неслышно отступая обратно к столу — не заметила в увлечённости, как подошла к самой двери.

   Вот так ситуация... Не думала, что всё настолько сложно и серьёзно.

   Не думала? А о чём я вообще всё это время думала? Жила себе спокойно, воспринимая окружающих и близких как нормальный, привычный фон. Родители, брат, придворные, наставницы, девчонки-подружки, фрейлина... Они сами по себе и рядом лишь тогда, когда у меня в них есть необходимость, но чаще всего и я сама по себе. А теперь, оказывается, не вникала я в их взаимоотношения совершенно напрасно. Вон сколько интересного пропустила!

   — Я не отказываюсь от своих обязательств. — Голос брата звучит хрипло и устало. Определённо не первый раз у них заходит разговор на эту тему. — Но и от Варии не откажусь.

   — Знаю, милый. Ни один мужчина не захочет терять любимую женщину, — в интонациях родительницы тоже нет ни оптимизма, ни удовлетворения уступчивостью сына. — Я завтра поговорю с Ларилиной, попробую убедить её не давить на тебя. Но обещать ничего не могу, сам понимаешь. Она ведь влюблена, ей на самом деле трудно.

   — Спасибо.

   Ответ сдержанный, лаконичный. За ним следует тяжёлый вздох, шорох, звук, кажется, поцелуя в лоб... Мама выходит из комнаты, потому что слышен щелчок замка. Я же замираю, решая, как поступить мне: тоже уйти или выйти к брату и откровенно поговорить?

   — Дихол!

   Раздражённое восклицание, резкий удар, от которого я вздрагиваю, невольно подскакивая к двери и заглядывая в щель.

   Ваймон лежит ничком на кровати. Стул с погнутой ножкой валяется на полу. А на матовом тёмно-синем покрытии стены вмятина...

   Нет уж, сейчас к брату лучше не соваться. Иначе точно получу по полной программе.

   Приняв решение, возвращаюсь к себе. Вария спит, уткнувшись лицом в подушку. Тонкая рука пальцами касается пола, и я не удерживаюсь — поднимаю её и укладываю удобнее.

   — Вай... — едва слышно всхлипывает девушка.

   — Спи-спи, — успокаивающе шепчу в ответ.

   Забираясь в кровать, вздыхаю, при мысли что совсем иначе воспринимаю всё, что происходит рядом. То, что мне предстоит завтра. И то, что ожидает меня в будущем.

   Как же сильно может изменить сознание простое любопытство, помноженное на переходный возраст...

   Все дела свои забрось, ждёт внимания твой…

   Гость

   — Я счастлив.

   Приятный глубокий голос окутывает ласкающими интонациями. Зачаровывает, заставляя прислушиваться только к нему, ощущать лишь приятное тепло ладоней, согревающих мои руки, и трепетать в груди неведомые струны.

   — Я счастлив, что вы оказали мне честь назвать вас в будущем своей невестой... Идилинна.

   Совсем маленькая пауза перед именем, почти незаметная заминка, однако её оказывается достаточно, чтобы насторожённость, которая со вчерашнего дня накрепко угнездилась в моей голове, немедленно разогнала всё очарование момента и сосредоточилась на подозрительном факте.

   — Вам не нравится моё имя?

   — Что?

   Сидящий рядом со мной на скамье мужчина изумлённо смотрит, не понимая вопроса. То ли я плохо его сформулировала, то ли это он от неожиданности.

   — Вы не сразу имя назвали, — поясняю, осторожно высвобождая пальцы из захвата.

   — Ах вот в чём дело... — с явным облегчением выдыхает Тогрис. Улыбка возвращается на его губы, а мою руку он весьма ловко ловит, возвращая в плен своих ладоней. — Это потому, что на Томлине не принято обращаться к девушке напрямую по имени, если она не принадлежит к кругу семьи.

   — А как принято?

   Заинтригованная, жду ответа и получаю неожиданное:

   — С указанием статуса, фисса Идилинна.

   Фисса? Надо же, какая любопытная традиция. Хотя чему я удивляюсь? Уникальные, как и способности жителей, традиции имеются на каждой планете. Постепенно они распространяются и принимаются, становясь привычными для всех, кто входит в состав империи. Особенно быстро это происходит, когда планета становится столицей, а её король или его сын — императором.

   — А к мужчинам как обращаться? Фис?

   — Почти, — смеётся томлинец. Ему нравится моя сообразительность и непосредственность. — Если у мужчины нет династического статуса, тогда фист, если же есть, то ферт.

   — Значит, я вас должна звать ферт Тогрис?

   — Верно. Вот только... — Он снова берёт паузу, на этот раз несомненно намеренную, чтобы заинтриговать меня сильнее. — Ещё пять минут назад я был в этом уверен, а теперь сомневаюсь.

   — Почему?

   — У вас очень красивый голос. Певучий и звонкий одновременно. И моё имя звучит так... притягательно. Я готов даже забыть о статусе, лишь бы слышать его из ваших уст.

   — А вы не слишком торопитесь? — теперь уже я смеюсь, потому что поведение мужчины и его слова кажутся мне невероятно забавными.

   — Ничуть, — не смущается томлинец. Скорее наоборот, становится смелее и придвигается ближе, склоняясь к моему виску. — Скажу по секрету, — объясняет-таки свои действия, — мне даже кажется, что я непростительно медлителен. Идилинна, вы безумно привлекательная девушка. Во всех смыслах.

   — Ага, — скептически хмыкнув, я отодвигаюсь на прежнюю дистанцию, — особенно в смысле моего статуса наследницы.

   — Да при чём тут это? — восклицает Тогрис, изумляясь моей непонятливости. — Неужели ваши зеркала не отражают реальности? Или же вы не хотите её видеть, потому что... — Он задумывается и приходит к выводу: — … ещё очень молоды.

   — Вот в этом вы правы, слишком молода, — преувеличенно-серьёзно киваю, соглашаясь. И тут же меняю тактику. — Ой, нет, не правы! Не могу я быть привлекательна во всех смыслах. Один из них мне точно ещё недоступен.

   Заявление вводит мужчину в ступор. Он даже руку мою выпускает и смотрит в недоумении, стараясь разобраться. Его глаза с жёлто-рыжим ободком радужки, которая на свету кажется необычайно прозрачной и чистой, прицельно скользят по мне, изучая кончики лакированных белых туфель, воздушную ткань многослойной юбки цвета грозового неба, ажурный бледно-голубой корсаж, открытые плечи... Поднимаются выше, следуя за тёмно-синей волной распущенных волос, на несколько секунд замирают на губах... Наконец, снова приходят в движение, встречаясь со мной взглядом. Растерянным.

   — Возможно, я дорада, но... Что вы имели в виду? Это намёк на неискушённость и невозможность близких отношений? Но тут и без уточнений понятно, что всё это не может рассматриваться по отношению к вам как привлекающий мужчин фактор.

   — Это только вы так полагаете.

   Перед глазами вновь встаёт разочарованное лицо исгреанина, и моё настроение как-то резко меняется. В худшую сторону. Не то гнев, не то просто возмущение рокочет в глубине души, не желая утихомириваться.

   — Идилинна... Кто же так плохо повлиял на вашу самооценку?

   Моя рука вновь оказывается в тёплых ладонях томлинца, а в его голосе появляются нотки заботы и участия, постепенно сменяющиеся раздражением, направленным на того, кто посмел меня обидеть. И, кстати, Тогрис проявляет удивительную догадливость, высказывая предположение:

   — Ро’дИас?

   Я лишь плечом дёргаю, не в силах определиться, чего мне хочется больше: подтвердить проявленную исгреанином бестактность или же её скрыть. Однако это не мешает мужчине понять всё правильно.

   — Вам не стоит принимать так близко к сердцу его мнение. Если только...

   Он резко замолкает, а глаза темнеют, становясь почти карими. Теперь в их глубине плещется что-то непонятное, зловещее. Мой отец однажды так же смотрел на шенорианского посла, когда тот осыпал маму комплиментами. На следующий день этого империанина в составе делегации уже не было. Это... ревность?

   — Если что? — Смущённая и заинтригованная, я всё же подталкиваю Тогриса к продолжению, и он вынужденно, но заканчивает:

   — Если только вы не считаете его достойным статуса императора и вашего мужа.

   — Не считаю.

   Взмахом свободной руки я отметаю в сторону всё, что более для меня не существенно. Вот если бы исгреанин симпатию проявил, тогда можно было бы сожалеть. А так...

   — Ферт Тогрис, а почему вы сказали «дорада»? — вспоминаю, с чего, по сути, начался разговор.

   — Потому что это самое глупое существо на Томлине.

   — И на Вионе, — добавляю я.

   — Неужели они и у вас обитают? — удивляется Тогрис. — Вот уж не думал.

   — Не только у нас. Они и на Цессе живут, и на Ле, и на Ипере, и ещё на нескольких планетах. Правда, внешне всё же чуток разнятся, но по отсутствию ума и крайне низкой осторожности ничем не отличаются. И называют их везде одинаково.

   — Как любопытно.

   Взгляд томлинца скользит по веткам и листьям кустарника, наверняка пытаясь отыскать хоть одну дораду. Вот только нет их в королевском парке по очень простой причине: они быстро размножаются, но и столь же быстро и гибнут из-за собственной неосторожности. А кому приятно находить маленькие пушистые трупики везде, куда они смогли забраться, чтобы самоубиться? Правильно. Никому. Вот садовники и следят, чтобы они здесь не селились.

   — Расскажите мне о ящерах, — решаю, что тема самая благоприятная, чтобы как можно дальше уйти от обсуждения личностей. — Как вы их называете?

   — Краги, — с готовностью выполняет мою просьбу Тогрис. — Массивные, рогатые, четвероногие, с покрытой роговыми пластинами кожей и с мускулистым хвостом. В дикой природе они в подземных пещерах живут, там, где много томлитонита. Это кристалл, который создаёт своеобразное поле, защищая от радиации. А чтобы обезопасить ручных крагов, мы им надеваем ошейники с этим камнем.

   — Мне тоже ошейник носить придётся? Или защитный комбинезон? — Неожиданно его слова наталкивают меня на мысль о малоприятной перспективе. Это только томлинцам высокий уровень радиации на их планете вреда не причиняет, потому что расовые способности у жителей соответствующие. А всех остальных убьёт за считаные часы.

   — Не думаю, что это потребуется. Мы обязательно найдем более удобный и красивый вариант. Вы же очень маленькая, миниатюрная по сравнению с крагами. Так что будет достаточно изящного гарнитура для постоянного ношения — браслета и цепочки с подвеской из томлитонита. Он бывает разных жёлтых оттенков и будет изумительно сочетаться с цветом ваших волос и глаз, — почему-то невероятно ласково, практически мечтательно продолжает мужчина, в то время как подушечки пальцев томительно медленно скользят по голой коже плеча. — Вы станете настоящим сокровищем на Томлине. Мы очень ценим яркие цвета, которых так мало на нашей планете.

   Ну вот. Кому-то мой облик не нравится, а для кого-то желанен и ценен.

   Стоп! Опять я об исгреанине думаю?! Да что же такое? Почему он в мою голову упорно лезет? Это то самое влечение, о котором твердит мама? Или что-то иное? Например... ну, не знаю. Обида и желание доказать, как сильно он ошибся.

   — Я снова сказал что-то не то? — реагирует на моё молчание Тогрис. Смотрит на свою руку, которая замерла, прекратив движение, и спрашивает: — Или вам неприятно?

   — Нет, что вы, ничего неприятного, — успокаиваю томлица. Ведь на самом деле совершенно спокойно его действия воспринимаю. Без энтузиазма, конечно, но и без отторжения. — Просто сидеть устала. Давайте погуляем? Я вам парк покажу.

   Предложение получается удачным. В том смысле, что движение куда больше способствует продуктивному разговору, не позволяя посторонним мыслям надолго поселиться в голове. Лишь иногда мелькнёт что-то отвлекающее и исчезнет, стёртое новыми впечатлениями: тёплым сильным ветром, путающим волосы и забрасывающим юбку на ветки кустов; руками томлинца, помогающими мне освободиться; весёлым смехом мужчины, в ладонях которого впервые оказался ласковый зелёный шарик — молоденький ик’лы.

   — Вы можете взять его с собой на Томлин, — предлагаю, видя с какой заинтересованностью Тогрис смотрит, как малыш то липнет к коже, распластываясь в плоский блинчик, то превращается в упругий мячик, катаясь по ладони, то сворачивается в толстую нить, стараясь уползти под одежду.

   — А он у меня выживет? — проявляет сомнение мужчина. — Я ведь не знаю, ни как за ним ухаживать, ни как кормить.

   — Не волнуйтесь, это совсем просто. Ваш питомец зелёный, значит, обладает фотосинтезом. Ему, кроме воды, воздуха и света, ничего больше и не нужно. Вот с синим было бы больше проблем — они хищники. А красные питаются растениями. Хотите красного? — спрашиваю, потому что томлинец задумался.

   — Нет, нет, меня цвет устраивает. Я думаю, как его от радиации защитить.

   — Скормите ему малюсенький кусочек томлитонита. Переварить его он не сможет, но и вывести наружу тоже.

   — Здорово! — восхищается моей находчивостью Тогрис, однако почему-то снова колеблется: — Но он ведь будет скучать. И ему, наверное, пара нужна.

   — Одиночество ик’лы неплохо переносят, если рядом есть хозяин. Пара малышу понадобится через год-два, и тогда, конечно, важно, чтобы он оказался в стае. Правда, на этом его жизнь закончится, а вам, если захотите, достанется его детеныш. Вы ведь будете прилетать на Вион? Или я вас теперь увижу только перед свадьбой?

   Вопрос животрепещущий. Мне как-то не хочется выходить замуж, не полюбив будущего мужа. И вообще, за десять лет я забуду, как он выглядит!

   — Конечно, я буду приезжать. Постараюсь делать это как можно чаще. Я ведь не занят управлением планетой, лишь помогаю своему отцу, а он, несомненно, поймёт моё желание проводить как можно больше времени на Вионе. С вами, Идилинна.

   Хоть и приятно звучит последнее заявление, но в его реализации я сомневаюсь.

   — Боюсь, что последнее не верно. Сняв с себя задачу управления Томлином, вы будете вынуждены вникать в вопросы управления Объединёнными территориями. Мой отец стопроцентно воспользуется вашим присутствием, чтобы передать вам свой опыт. Так что времени на личное общение у нас останется немного.

   — Согласен. Но даже это лучше, чем ничего. Верно?

   Не дожидаясь ответа, Тогрис неожиданно останавливается и разворачивается, преграждая мне путь. Опускается на одно колено, удерживая в своих ладонях мои пальцы. Смотрит в глаза, не опуская взгляда.

   — Идилинна, я ведь вижу, как вы далеки от симпатии ко мне. Да, вы молоды, но причина не в этом, а в том, что я, по всей видимости, оказался не привлекателен для вашего организма. И всё же, несмотря на равнодушие, вы меня не отталкиваете, идёте навстречу, оставляете шанс. У меня не хватает слов, чтобы высказать вам свою признательность. Как же я рад, что у нас ещё много времени, чтобы узнать друг друга. Чтобы полюбить. Я сделаю всё, чтобы вы чувствовали себя счастливой. И уже сейчас уверен, что буду любить вас всю жизнь, моя фисса.

   Его губы нежно касаются кожи на запястье и...

   И сердце, глупое сердце, которое всё это время билось через раз, словно тоже слушало и боялось пропустить хоть слово, пускается вскачь. По телу прокатывается жаркая волна, будто меня опустили в кипяток. В глазах темнеет. Ох...

    Для всех родителей на свете важней всего их...

   Дети

   — Лина, доченька! Не пугай нас так, малышка... Лина!

   Мамин голос, настойчивый и взволнованный, врывается в сознание, и я даже не сразу понимаю — что случилось? Почему она так переживает? И лишь когда слышу расстроенное «никак в себя не приходит», вспоминаю — я же сознание потеряла!

   Подскакиваю. Вернее, сажусь. Во-первых, потому что лежу на диване в лазурной гостиной дворца. Во-вторых, у родительницы, которая сидит рядом, свои планы — она тут же обнимает, не позволяя вскочить на ноги.

   — Ну вот, замечательно... Фух... — с облегчением выдохнув и прижав к себе, мама гладит меня по волосам. Впрочем, длится проявление заботы совсем недолго. Как обычно, едва убедившись, что мне больше ничего не грозит, родительница отстраняется. Словно большая степень опеки кажется ей излишней.

   — Вария! От Лины ни на шаг! — непререкаемо приказывает, поднимаясь и направляясь на выход из гостиной.

   Моя фрейлина, которую я не видела, потому что та стояла сзади, опускается на сиденье в моих ногах.

   — Как я тут оказалась? — не удерживаюсь от вопроса, едва родительница исчезает за дверью.

   — Вам плохо стало. Цу’лЗар вас сюда принёс.

   — На руках?

   — Да. Ваймон попытался вас забрать, но не сумел. Видели бы вы, как принц на него посмотрел.

   — Как?

   Вместо ответа Вария сердито сдвигает синие брови к переносице и грозно прищуривается. Да уж. Словами это передать на самом деле сложно. Больше похоже на «Моё! Не сметь!»

   Пантомима меня забавляет, и я хихикаю, представляя, как бедный Ваймон ошалел от подобного безмолвного заявления. Ещё никто и никогда такого себе не позволял. Потому, наверное, брат и отступился.

   — Ясно. А где... — замолкаю, прислушиваясь, потому что за неплотно прикрытой дверью точно идёт ещё один разговор.

   — ...не имел права так поступать! Литт, ты должен с ним разобраться!

   — Майри, хватит, — мягко просит папа. Ведь это ему мама претензии предъявляет. — Имел, не имел... Нельзя рассуждать так категорично. Ситуация нестандартная.

   — Да что ж тут нестандартного? — не сдаётся родительница. — Ведь всё просто! Даже поцелуй руки требует согласия девушки. А Тогрис его не просил.

   — У него было её согласие, — терпеливо объясняет отец. — Потому что выбор Лина сделала.

   — Косвенное согласие. Она же несовершеннолетняя!

   — Майри, прекрати. Отношения Лины и цу’лЗара — это исключение из принятых правил. Да, девочка несовершеннолетняя, значит, невестой быть не может, но по факту сделанного выбора она ею стала.

   — Пусть так. Но целовать-то зачем? — в голосе родительницы появляются плаксивые нотки. Поняв, что проигрывает, она сменила тактику. А вот папа остался так же спокоен, как и был.

   — Чтобы организм Лины определился. После спровоцированного поцелуем гормонального всплеска уже не останется сомнений — появится к Тогрису влечение или нет.

   — Хочешь сказать, он решил рискнуть? Вместо того чтобы просто подождать свадебного танца?

   — А вдруг за эти годы, на фоне отсутствия влечения к будущему жениху, у неё возникла бы привязка к другому? И этот другой отказался бы её сбивать? Потребовал титул императора? И при этом оказался ещё и недостойным кандидатом?.. Майри, — ласково убеждает папа, — я считаю, что Тогрис поступил правильно. Если сейчас организм Лины его отвергнет, мы просто организуем ещё одну встречу и пригласим больше принцев. Если же примет, то у нас не останется причин для переживаний. Мы будем спокойны и за судьбу нашей дочери, и за будущее империи.

   — Ты, похоже, уже сейчас спокоен, — раздражение в голосе мамы не снижается, — раз считаешь нормальным, что Тогрис довёл Лину до обморока. И состояние дочери тебя не волнует...

   — По-твоему, я просто так сюда пришёл?!

   О... Впервые слышу, как родители разговаривают на повышенных тонах. То ли мне просто везло, то ли на самом деле они первый раз ссорятся. А я причиной конфликта быть не хочу. Поэтому, когда наконец дверь распахивается и папа, шагнув в гостиную, с беспокойством смотрит на меня, весело отвечаю, опережая вопрос:

   — Я себя прекрасно чувствую!

   — Подслушивала? — Отец подходит ближе, чтобы погладить по голове и присесть на диван, с которого при появлении императора весьма споро вскочила Вария.

   — Вы очень громко всё обсуждали. И проём был... приоткрыт.

   Бросив укоризненный взгляд на замершую у входа маленькую желтоволосую фигурку в тёмно-синем бархатном платье, старательно сохраняющую на лице невозмутимое и не самое довольное выражение, папа вновь смотрит на меня.

   — Готова его увидеть? Или отложим выяснение? Можешь вообще отказаться от встречи, если чувствуешь, что он теперь тебе неприятен.

   О ком речь, не уточняет. Потому что и так понятно, что о Тогрисе.

   — Неприятен? — переспрашиваю и задумываюсь. Представляю образ томлинца, вспоминаю наш разговор, его прикосновение, охватившее меня волнение... Оно и сейчас рождается в груди, учащая дыхание и прокатываясь мурашками по коже. — Пожалуй, нет. Я на него не злюсь и не хочу, чтобы он исчез и больше в моей жизни не появлялся.

   — Хорошо. Тогда... — Отец, надавив на запястье, включает коммуникатор. — Ваймон, мы вас ждём.

   Вновь погладив меня по голове, он поднимается, смотрит на Варию, и фрейлина немедленно бросается ко мне, помогая встать и привести в порядок одежду. Она даже причёску успевает поправить, прежде чем в комнате появляются мужчины. Я же, хоть и волнуюсь, но, едва вижу шагнувшего ко мне Тогриса, успокаиваюсь. Нет, не ошиблась. Мне на самом деле приятно его присутствие.

   — Прошу простить меня, фисса Идилинна, — извиняется он, останавливаясь в двух шагах от меня. — И благодарю за ещё один шанс.

   — Это я должна просить прощения, ферт, — поощряя принца, даже новое слово использую. — Раньше я не отличалась столь высокой чувствительностью, так что я сама не ожидала от себя такой реакции. И спасибо, что мне помогли.

   Протягиваю руку и, чувствуя сильное, уверенное пожатие, от которого на душе становится так хорошо, с улыбкой разворачиваюсь к родителям.

   — Мы можем погулять ещё немного? Или это недопустимо?

   — Гуляйте, — с отчётливо заметной обречённостью разрешает мама. Папа лишь молча кивает. Однако я уверена, что он доволен.

   Не боясь испачкать ноги, мы шагаем по…

   Дороге

   — Сегодня я не нравлюсь вашей маме, — констатирует Тогрис, когда дворец оказывается позади и мы вновь углубляемся в парк. — Вчера вроде нравился...

   — Мама вообще очень противоречива. У неё настроение и убеждения меняются мгновенно, стоит лишь измениться обстоятельствам. Её возмутили ваши действия, поэтому про всё хорошее она сразу забыла. Не переживайте. Вспомнит.

   — Или же мне придётся искать способ реабилитироваться, — вполне резонно замечает мужчина. — Идилинна, а вы на самом деле на меня не обижены?

   Обижена? Я? Даже останавливаюсь, с удивлением глядя на ожидающего моего ответа томлинца. В глазах тревога, поза напряжённая, дыхание неспокойное. Вот ведь как переживает! И этого не скрывает. Не думала, что мужчины так поступают. Ваймон, например, ни за что не признается в том, что происходит в его душе. Сегодня утром, по крайней мере, на лице брата не было никаких следов вчерашних душевных терзаний, столь явно проявившихся ночью. И в присутствии Варии он вёл себя совершенно спокойно.

   — Хотите знать, что я чувствую? — спрашиваю. Стараясь сделать это незаметно, сжимаю ткань длинной юбки, присобирая её, и, едва Тогрис кивает, провоцирующе останавливаясь перед каждым словом, предупреждаю: — Тогда... сначала... вам... придётся... меня... догнать!

   Последнее говорю быстро и, взвизгнув, стремглав бросаюсь прочь по дорожке, ведущей к побережью.

   — Идилинна, стойте! — слышу изумлённое восклицание, но выполнять просьбу не собираюсь. Вот ещё! Хватит с меня этих... «взрослостей»!

   Кстати, бегает Тогрис неплохо. Он даже ухитряется со мной поравняться до того, как оказываемся на площадке, где вчера я в компании с Варией коротала время в ожидании, когда нас позовут на церемонию.

   Ещё некоторое время у меня получается ловко маневрировать, ускользая от рук пытающегося меня поймать томлинца. В итоге ему всё же удаётся перехватить меня за талию и оторвать от земли. А всё почему? Да потому, что веселюсь я много. Очень уж забавное развлечение выходит. Играть в догонялки с фрейлиной не так интересно, а Ваймон до этого вообще не опускается.

   — Идилинна, какой же вы ещё ребёнок! — смеётся Тогрис, пытаясь удержать брыкающуюся и хохочущую меня. — Сколько же в вас энергии!

   — Фух! — выдыхаю я с облегчением, прекращая игру. — Наконец-то поняли.

   — Понял, конечно, — всё ещё тяжело дыша, подтверждает мужчина. — Обещаю больше не задавать серьёзных вопросов. Разумеется, до тех пор, пока вы не станете для этого достаточно взрослой.

   — Отлично! — радуюсь, обвивая руками шею томлинца, и лишь после этого обращаю внимание, что он меня не просто поймал, но ещё и на руки поднял.

   Удивляюсь, само собой. А ещё болтаю ногами в воздухе, убеждаясь, что юбка их всё же закрывает, а не задралась до колен.

   — Поставить вас на землю? — тут же спохватывается, становясь серьёзным, Тогрис.

   Ну вот, опять он за своё!

   — Не надо. Лучше до мыса донесите, там скамейки есть, можно будет посидеть. Я устала.

   Указав рукой направление, демонстративно укладываю голову на широкое мужское плечо. Вернее, на плотную наплечную вставку пиджака. А дальше мне остаётся лишь получать удовольствие от лёгкости, с которой томлинец меня несёт, шагая по каменистой дороге.

   Какой, оказывается, удобный способ дойти до нужного места... Надо будет почаще его использовать.

   Тогрису, похоже, процесс тоже нравится. Скованность его движений исчезает, а когда оказываемся на смотровой площадке и меня аккуратно опускают на упругую поверхность скамьи, рука мужчины продолжает обнимать за талию. Если бы его что-то не устраивало, он ведь просто бы отстранился. По крайней мере, мне так кажется.

   — Здесь очень красиво. — Томлинец с явным восхищением рассматривает лазурное небо, накатывающие на побережье волны и летающих над ними ворков. — Вам повезло, фисса, родиться на такой прекрасной планете. Томлин с ней вряд ли сравнится.

   — А я читала и в фильмах обучающих видела, что у вас там тоже много красивых мест. Подземные озера и моря, песчаные дюны, шахты, — парирую, потому что мне не нравится, как Тогрис отзывается о своей родной планете. Да он первый должен вставать не её защиту! Она для него должна быть самой лучшей.

   — Это другая красота, — объясняет мой собеседник. — Суровая, аскетичная. А Вион мягкий, ласковый.

   — Отличный контраст! — смеюсь я. — Меня наставницы учили, что всё познаётся в сравнении. Лишь так можно правильно оценить и понять всё, что нас окружает. И я с огромным удовольствием побываю на Томлине, чтобы в этом лично убедиться. Кстати! — спохватываюсь, вспомнив, о чём хотела его попросить. — Как думаете, меня отпустят с вами? Хотя бы ненадолго! Вы можете папу об этом попросить? Или, чтобы увидеть вашу планету, мне придётся ждать свадьбы?

   — Вроде бы я не слышал о каких-то запретах, с этим связанных, — задумывается мужчина. — Если ваши родители согласятся, я с удовольствием организую для вас отдых и экскурсию по Томлину... Идилинна, а вы вообще летали в космос?

   — Да... То есть нет. Когда мама была мной беременна, родители летали на Шенор. К бабушке Алли. А так все к нам прилетают.

   — Почему до вашего рождения, а не после? — удивляется Тогрис. — Был какой-то особый повод?

   — Можно и так сказать. Бабушка при смерти оказалась, потому что королевский дворец попал под сверхмощный метеоритный удар. Тогда многие пострадали.

   Наступает молчание, которое завершается расстроенным:

   — Простите. Я ведь знал об этом. Читал же в новостях о судьбе шенорской династии, а события и время почему-то не сопоставил. И невольно вам о трагедии напомнил.

   «Почему-то»? Он так плохо умеет анализировать? Это не очень хорошо. Всё же король, пусть и будущий, а уж тем более император, должен мыслить широко и быть прозорливым. Ладно хоть извинился. То есть честно признался. Значит, готов учиться и набираться опыта. Что же касается «напоминания», то тут моя мама куда больше переживает, а я ведь бабушку так и не увидела.

   Не желая произносить всё это вслух, я пожимаю плечами и принимаюсь постукивать носком туфельки о маленький камушек, выступающий из кладки на дорожке. Пять-шесть ударов, и он расшатывается. Откатывается вперёд, а я спрыгиваю со скамьи, чтобы его поднять. Подбежав к ограждению, с размаха бросаю трофей в воду, наблюдая, как он бесследно исчезает в волнах, а ворки, принявшие его за неосторожного ик’лы, кидаются следом.

   — Попробуйте, — предлагаю мужчине, который, наверняка меня страхуя, уже стоит рядом.

   Тогрис осматривается, видимо отыскивая свободно лежащие камни. Понятно, что дорожку портить ему не хочется, но тут, увы, вариантов нет. Либо портить, либо идти к дальнему краю площадки, где заканчивается окультуренная территория и начинается дикая смесь каменного крошева, выступов материнской породы и чахлой растительности, ухитрившейся за это всё зацепиться. И ведь вот что удивительно — томлинец сразу на это место нацеливается.

   — Кажется, там и камней больше, и кидать их будет удобнее, — поясняет, протягивая руку, чтобы не позволить мне остаться. И хотя топать в такую даль я желанием не горю, приходится это делать. Сама игру предложила. А то, что партнёр действует не так, как мне хочется... Увы, но это по правилам. Потому как его ход.

   — А зачем вообще бросать камни в воду? Это какой-то ритуал?

   Молчать и идти в тишине, вернее под мерные удары волн о скалы и вопли ворков, мой спутник явно не намерен. С другой стороны, это правильно. Он налаживает контакт. И использует для этого все возможности.

   — Нет, это просто развлечение. Вионцы его любят. Если вода спокойная, следить за падением очень интересно. Тогда и брызги видны, особенно если камень большой, и круги, и даже воронки. Но это редко бывает. Такой величины булыжники поднять и бросить на большое расстояние, где глубина, сложно.

   — Почему бы тогда на площадке не сделать запас маленьких камешков для тех, кто хочет развлечься? — не сдаётся Тогрис.

   — Потому что сюда часто приходит моя мама, а для неё каждый летящий по воздуху неорганический объект ассоциируется с метеором, ударом, взрывом... На Шеноре, где она родилась и выросла, метеоритные дожди не прекращаются. Плюс трагедия с бабушкой... В общем, папа решил, что её психологическое спокойствие ему важнее моего удовольствия.

   — Боюсь, что я тоже не смогу вам его обеспечить, — расстраивается мужчина. — На Томлине больше песка, чем камней. Разве только в шахтах... Да и бросать что-то в подземные водоёмы проблематично. Там... В общем, это не очень безопасно.

   — Да? Там кто-то живёт? — Моё воображение тут же рисует кровожадных монстров, у которых томлинцы втихую воруют воду, пока те спят.

   — Нет, — куда более весело отвечает мой спутник. Мой энтузиазм заставил его забыть о начале разговора. — Просто дно у них не прочное, рыхлое, а под ним скапливаются газы. Так что, если нарушить спокойствие, вода станет мутной и непригодной для питья, а воздух в пещере опасным для дыхания.

   — Бр-р-р... — Я передёргиваю плечами, представляя неприятную перспективу. Конечно, способность моего организма к нейтрализации ядов сохранит мне жизнь. Но отравление всё равно будет сильным.

   Тогрис больше к этой теме не возвращается. Помогает мне преодолеть небольшой подъём, взобраться на каменное поднятие, потом с него спуститься... Обогнув выступающую из общей массы скалу, мы очень скоро оказываемся на широком уступе, заваленном теми самыми булыжниками, ради которых сюда шли.

   Теперь уже не испытывая сомнений, мужчина подбирает камни и, следуя моему примеру, осваивает новую для него забаву. Сначала кидает просто так, потом понимает, что от формы, веса снаряда, направления броска и его силы тоже очень много зависит. А потому тщательно изучает камни, прежде чем поднять, подкидывает на руке и ловит, оценивая, прицеливается и лишь затем отправляет в полёт. И у него замечательно получается! Воронки конечно, создать такими мелкими камешками сложно, но, например, срезать гребешки волн, если осколок оказывается плоским, — запросто.

   — Здорово! — радостно восклицаю я и хлопаю в ладоши, подпрыгивая от возбуждения, едва очередной снаряд врезается в поднявшуюся волну и разбивает её на мелкие брызги, разлетающиеся в стороны. — Ух! — округляю глаза, когда следом за первым в соседнюю волну попадает второй. Третий...

   Не сразу, но всё же понимаю, что бросил их вовсе не Тогрис. А когда оборачиваюсь, вижу тех, кто, видимо обнаглев, решил без спроса к нам присоединиться. Один из них — красноволосый крепкий мужчина, в розовой полурасстёгнутой рубашке с небрежно закатанными до локтей рукавами и бордовых брюках, заправленных за кроваво-красные высокие голенища сапог. Второй — куда более тонкий цессянин, в элегантном, расшитом лазурной нитью белоснежном костюме. Последний, на фоне дикой природы, смотрится совершенно неуместным.

   Однако беловолосого принца это совсем не смущает. Шагает он ко мне грациозно, словно не замечая неровной поверхности. И объяснение его звучит вполне естественно.

   — Вы не во дворце, именинница, а мы сегодня покидаем гостеприимный Вион. Вот пришли с вами попрощаться.

   — Благодарю за оказанную честь, Хэйрас Навин ли’Тон. Мне очень приятно ваше внимание, — столь же вежливо отвечаю и ему, и его спутнику. — Ваше в той же степени, Ром Олиин ош’Лак.

   — Ферты... — непривычно, но вполне уважительно начинает говорить Тогрис.

   — Не стоит, — с отчётливым оттенком презрения хмыкает, перебивая его, цессянин, в то время как лансианин отворачивается и принимается за поиски подходящего камня. Наверное, решил продолжить развлечение.

   — Что именно? — теряется Тогрис.

   — Не стоит уже сейчас навязывать нам свои традиции. Вы ещё не император. Дождитесь хотя бы помолвки с наследницей. Да и после... — Он многозначительно не договаривает фразу, а в интонациях появляется предупреждение. — Позволю себе вам напомнить: мы находимся в составе Объединённых территорий ровно до тех пор, пока видим в этом выгоду для себя. И вам в будущем придётся очень постараться, чтобы мы продолжали её видеть.

   — Приму к сведению. — Если Тогрис и злится, то виду не показывает, говорит совершенно спокойно. — Однако и я напомню вам, что цессянский институт семьи был принят другими планетами империи, несмотря на то что Цесс так и не стал её столицей. Так что я удивлён, что к традициям другой планеты, притом, что она вскоре получит статус столицы, вы относитесь столь пренебрежительно.

   — Так ведь это была и есть исключительно полезная и целесообразная для всей империи традиция! — парирует цессянин. — А какой смысл в дополнительном указании статуса? Представителей правящих династий и без него легко опознать. Ферт Хэйрас Навин ли’Тон, — важно произносит, словно пробует на вкус, и морщится, припечатывая: — Определённо перебор!

   — Зато, если к вам обращаются только по имени, указание подчеркнёт статус, — не оставляет попыток его убедить томлинец. Однако оппонент лишь на мгновение задумывается, а затем презрительно кривит лицо и сокрушённо вздыхает:

   — Бесполезная дискуссия. Всё равно ведь протащите эту чушь в законодательство при первой же возможности. А она у вас точно будет. Вам повезло, цу’лЗар, но лишь потому, что наследница слишком юна. — Он неожиданно переключается на меня, впиваясь взглядом в лицо. — Эх, милая Идилинна, что ж вы так опрометчиво цените в мужчинах лишь молодость, весёлость и привлекательность, забывая о житейском опыте, мудрости?

   — И способностях, — хмыкает лансианин.

   Невольно посмотрев на него, я замираю в изумлении. В руках ош’Лака камень такой величины, который вряд ли может поднять обычный мужчина. А он его держит легко, словно тот вообще ничего не весит. Подходит к краю уступа, но, вместо того чтобы бросить с размаха, просто толкает вперёд.

   Я забываю, как дышать. Приоткрыв рот, смотрю, как гигантский кусок скалы плывёт по воздуху, а вздымающиеся волны лижут его своими кончиками, словно приглашая упасть. Он и падает в итоге, наконец обретая ту массу, которую имеет. Уходит под воду, формируя огромную воронку, самую большую из всех, что мне доводилось видеть. А когда она схлопывается, в воздух взмётывается столб жидкости и брызг. До нас они не долетают только потому, что расстояние немаленькое.

   — Вот так как-то, — гордо резюмирует лансианин, опуская руки, которые всё это время держал повёрнутыми ладонями к камню. И я лишь после этого вспоминаю про гравитационные потоки, которые эта раса умеет контролировать.

   Впечатляюще, ничего не скажешь. Только теперь на это как-то надо отреагировать... Нет, не «как-то», а очень дипломатично! Чтобы никого не обидеть. Иначе от наставниц выговор получу, ведь они последний год именно на этикет общения упор делали.

   — Спасибо, Ром Олиин ош’Лак. Мне очень понравилось. Однако для империи все способности важны, между ними нет принципиальной разницы, даже если проявляются они не столь эффектно. А мудрость... — Бросив краткий взгляд на прищурившегося ли’Тона, я заглядываю в лицо понурого томлинца и улыбаюсь, чтобы почувствовал, на чьей я стороне. — Мудрость со временем приходит ко всем.

   — Согласен. Очень правильная позиция, — неожиданно громко звучит ещё один голос, и я с облегчением вздыхаю. Наконец-то можно расслабиться и предоставить общение с гостями брату. Он у меня опытный, взрослый, и вообще помогать обязан...

   Ваймон меня не разочаровывает. Незаметно подталкивает к нам Варию, которая пришла вместе с ним, и сообщает:

   — Прошу прощения, но моей сестре нужно вернуться во дворец. Время позднее. Тогрис, прошу вас сопровождать девушек, а я останусь и составлю компанию нашим уважаемым гостям.

   — Мы тоже уходим, — недовольно отзывается цессянин.

   — Значит, провожу до посадочной площадки, — ничуть не тушуется брат. — Ваши вещи уже доставлены на корабли. Другие делегации два часа как отбыли...

   Мысленно хихикая, я вкладываю пальцы в ладонь Тогриса, другой рукой цепляюсь за локоть фрейлины. Всё! Домой! Хватит с нас «позитивных» эмоций.

   Идём мы молча. Вария, похоже, стесняется, я не считаю нужным в её присутствии обсуждать произошедшее, да и Тогрис, видимо, тоже. Впрочем, поглядывает на меня кавалер с нетерпением. Вария это видит не хуже меня, поэтому, едва оказываемся в коридоре первого уровня дворца, тактично отворачивается, делая вид, что её увлекло что-то интересное за окном. Мужчина, пользуясь предоставленной ему возможностью, склоняется к моему виску и шепчет:

   — Спасибо, Идилинна. Вы были бесподобны.

   — Мы завтра увидимся? — улыбаюсь, потому что от комплимента и ненавязчивой лёгкости, с которой его пальцы гладят мои, на душе становится так приятно.

   — Обязательно, — обещает кавалер. — У меня есть ещё несколько дней, чтобы провести их с вами, прежде чем вернуться на Томлин.

   Если ты устал играть, то ложишься на...

   Кровать

   Рассматривая витраж на потолке — тёмный, потому что ночь уже давно наступила, а освещение в спальне, можно сказать, никакое — ловлю себя на том, что глаза упрямо отказываются закрываться. А ещё я совершенно глупо улыбаюсь: воображение моё не желает отпускать образ Тогриса, постоянно возвращаясь к нашему с ним общению. В общем, вместо того, чтобы спать, мой мозг смакует произошедшее и предвкушает приятные впечатления завтрашнего дня.

   И, похоже, не я одна сегодня такая «несчастная». Фрейлина тоже не в ладах с собственным сознанием. Раз перевернулась. Другой. Ещё раз...

   — Не спишь?

   Приподнимаюсь на локте, чтобы видеть девушку, свернувшуюся клубочком на кровати, стоящей у противоположной стены спальни.

   Услышав вопрос, Вария откидывает одеяло и садится. Она не имеет возможности рассмотреть меня в темноте, зато мне сложно не заметить отнюдь не самое счастливое выражение её лица.

   — Я вас разбудила? — виновато звучит тихий голос.

   — Нет, я тоже уснуть не могу, — успокаиваю фрейлину и, решив, что момент благоприятный, интересуюсь: — Чем ты занималась, пока я с Тогрисом гуляла?

   — Мы с Ваймоном за вами наблюдали. На второй террасе сидели, там хороший обзор смотровой площадки.

   — Подсматривали, значит, — не удерживаюсь от смешка.

   — Ваш отец приказал следить, — оправдывается фрейлина. — И он оказался прав, вам ведь потребовалась поддержка. Мы сразу спустились, как только увидели, что гости к вам направились.

   — Ну да, вряд ли папа не доверял Тогрису, скорее вот таким... — не договорив, замолкаю, потому что есть другой вопрос, который не даёт покоя. Именно его и задаю: — Вария, а Ваймон тоже тебе руки целовал? На руках носил?

   — Нет, что вы! — пугается девушка. — Я ведь ему никто. И... это я его люблю, а не он меня.

   Голос дрожит, срываясь, а я неожиданно осознаю, что брат действительно никогда не показывал своих чувств. По сути, я ведь и узнала о том, что он тоже влюблён, лишь вчера, и то совершенно случайно. А до этого о взаимности чувств фрейлины как-то не задумывалась даже.

   Потому и ощущение вины накатывает особенно остро. Как же я могла быть к подруге настолько безразличной? Мне ведь действительно было не особенно интересно, каково отношение к ней брата. Ну влюбилась она, и что? Ведь все через это проходят! Теперь же воспринимаю происходящее иначе. Как любить, если не получаешь ничего в ответ?

   В общем, словно меня толкнул кто, спрыгиваю на пол, чтобы забраться на кровать к фрейлине. Обнимаю за плечи, успокаивая.

   — Прости. Я эгоистка, только о себе думаю.

   — Это не так! — Девушка принимается убеждать меня в обратном. — Вы никогда не ставите себя выше других! Просто раньше у вас не возникало потребности вникать в чужие проблемы.

   — Ты сейчас как наставница говоришь. Которой уже лет сто, и о нормальной речи она уже забыла, — смеюсь, укутывая её и себя в одеяло. Вечером во дворце становится прохладно. — И вообще, сколько раз я тебя просила перестать обращаться ко мне официально, когда мы наедине.

   Вария задумывается, почти минуту сидит, покусывая губы, в итоге отрицательно качает головой.

   — Не могу, простите, — жалобно звучит тонкий голосок. — Боюсь, что когда-нибудь забудусь и при всех неправильно к вам обращусь. Меня тут же выгонят...

   — Ладно, как знаешь. — Вздыхаю, потому что рассчитывала на иной ответ, и вновь возвращаюсь к теме, с которой начала. — А ты уверена, что Ваймон к тебе ничего не чувствует?

   И снова фрейлина впадает в ступор. Затем отвечает медленно, постепенно раскрывая то, что таила в душе.

   — Я не знаю. Ему со мной приятно... иногда... Он улыбается, смотрит ласково... Но и холоден бывает тоже. Вчера моё общество его тяготило. Если бы не приказ, он точно бы меня отослал подальше. Знаете, Идилинна, я стараюсь поменьше об этом думать, просто живу, радуясь тем приятным ощущениям, что рождаются в его присутствии. Не хочу питать напрасных надежд. И иллюзий по поводу будущего у меня никаких — ваш брат на мне никогда не женится. Даже если влюбится.

   — Но может попросить стать фавориткой, — срывается с губ, и я прикусываю язык. Ох, всё же не сдержалась!

   — Э-э-э... Ну да. — Вария теряется, видимо, действительно не думала о таком варианте развития отношений.

   — Согласишься? — подталкиваю, потому как интересно, насколько легко будет брату получить то, что он хочет.

   Очередная порция молчания. И краткое:

   — Не знаю.

   — Хорошо, допустим, откажешься. Но ведь ты Ваймона любишь. И он тоже может в тебя влюбиться. Как тогда быть? — не сдаюсь, беспокоясь теперь уже за брата.

   — Разве вы не знаете, как от этого избавляются? — грустно улыбается Вария. — Природа жестоко толкает нас друг к другу, привязывая влечением, но она же нас жалеет, оставляя возможность разлюбить. Для этого нужно всего лишь...

   — Знаю, знаю, — нервно хихикнув, закрываю ей рот ладонью. А то начнёт сейчас вводить меня в курс интимных отношений. Я, конечно, не ханжа и всё, что с этим связано, на занятиях с наставницами разбирала, но всё равно тема меня смущает.

   — В любом случае, до совершеннолетия ничего нельзя изменить, — дождавшись, когда я уберу руку, продолжает подружка. — У меня ещё семь лет впереди. Так что поспешных решений принимать не стоит.

   Рассудком я с ней полностью согласна. Чувствами — нет. Мне хочется ясности, точности, уверенности... И всё же приходиться смириться. Рано. На самом деле слишком рано зашёл об этом разговор. Получается, Ваймон поступает очень мудро, не обсуждая с Варией перспектив их отношений. Не давит, не торопит. Просто ждёт.

   Если это так, то его терпению и выдержке можно позавидовать. Я вот, например, подобными качествами не обладаю. И с утра нервничаю ничуть не меньше, чем ночью. Тороплю время, тянущееся как ленивый ик’лы, ворчу на фрейлину, которая долго возится с моими волосами, укладывая их в причёску, сержусь на платье, почему-то именно сейчас ставшее неудобным, теряю терпение, когда блюда издевательски медленно появляются на столе... В общем, все сегодня сговорились, отдаляя моё свидание с Тогрисом.

   Наконец получив возможность, к месту встречи в холле дворца практически бегу. Вария семенит позади и едва не врезается мне в спину, когда я вынужденно притормаживаю, чтобы в свою очередь не влепиться в идущего навстречу брата.

   — Стоп! — Ваймон раскидывает руки, и я замираю, понимая, что обойти его мне не удастся. — Поворачивай и топай в приёмную отца.

   — Как?.. — теряюсь, отступая, но тут же бросаюсь в бой. — Меня Тогрис ждёт! Мы договаривались! И папа разрешил!

   — Обстоятельства изменились. Так что нечего испепелять меня взглядом. Иди давай.

   Вот и бреду теперь уныло под конвоем брата, утешаемая шёпотом фрейлины:

   — Не расстраивайтесь, может, не всё так уж плохо. Наверняка есть причина.

   — Знаю я эту «причину», — бурчу сердито, косясь на виновника задержки. — Наверняка решили, что томлинец меня недостоин.

   Однако едва оказываюсь в белой приёмной, как пессимизм улетучивается. А всё потому, что Тогрис, разговаривающий с моим отцом, быстро оборачивается и стремительно шагает навстречу.

   — Фисса Идилинна...

   Замирает, не решаясь коснуться первым, и лишь когда я с облегчением выдыхаю и улыбаюсь, протягивая ему руку, крепко сжимает мои пальцы. А потом ещё и к дивану отводит. Усаживает и сам садится рядом, так и не выпустив руки.

   — Что случилось? — спрашиваю я весело. Успокоилась, поняв, что с нашими отношениями разговор не связан, а остальное... Остальное меня не столь сильно тревожит. И, как выясняется, совершенно напрасно.

   — Два часа назад пришло сообщение. Флот фузойлийцев, вот уже год осаждающий Дагру, начал передислокацию. По данным разведки, их целью станет Томлин, — словно извиняясь говорит Тогрис.

   Только теперь замечаю, что одет он не в повседневный лёгкий костюм, а в плотный дорожный мундир.

   — Вы улетаете... — расстраиваюсь, чувствуя себя обманутой. Мне так хотелось вместе с ним полетать на жирали, погулять по улочкам Вагдрибора, поплавать в заливе... Эх! Столько планов было!

   — Неприсоединившиеся миры — это постоянная угроза. Они нападают и друг на друга, и на тех, кто находится в составе империи, — вмешиваясь в наш диалог, объясняет папа. Опускается в белое, украшенное голубым шитьём кресло, стоящее напротив нас, и мягко просит: — Доченька, ты должна понять, что твой избранник не может оставаться в стороне, когда опасность грозит его родине.

   — А у Томлина хороший флот? — беспокоюсь я. — Сильный? Не хочу, чтобы... Чтобы что-то плохое случилось.

   — В систему Иона направится имперская эскадра, а Тогрис цу’лЗар будет назначен её командующим.

   В голосе отца теперь слышна не только забота, но и удовлетворение. Ему нравится моё неравнодушие к судьбе избранника. Томлинцу, кажется, тоже. Заглянув в прозрачно-оранжевые глаза мужчины, я вижу не только сожаление о столь раннем расставании, но и благодарность. Да и ласковые поглаживания руки тоже говорят о многом. Они примиряют меня с неизбежным куда в большей степени, чем сочувственное: «Привыкай, доченька. Мужчины иначе расставляют приоритеты. Особенно те, кто у власти» от моей мамы. Она, кстати, этим и ограничилась, когда вместе с нами провожала томлинскую делегацию — шестерых мужчин с коротко остриженными волосами песочного цвета в чёрных с жёлтыми вставками мундирах. А я и не знала, что Тогриса кто-то сопровождал.

   — Жаль, что мне не удастся устроить вам экскурсию по Томлину, — прощаясь, извиняется принц. — Но очень надеюсь в будущем, когда путешествие станет безопасным, всё же выполнить своё обещание. И ещё...

   Мужчина засовывает руку за пазуху, а когда вытаскивает, вижу прильнувшего к пальцам зелёного ик’лы. Теряюсь, растерянно хлопая глазами. Он... Он отказывается от такого милого и совсем необременительного питомца?

   Я насупливаюсь, а Тогрис вздыхает, объясняя:

   — Не хочу, чтобы малыш мучился, если мне не удастся вернуться на Вион.

   — Вы вернётесь! — убеждённо заявляю, тут же забывая об обиде. — Даже не смейте думать о плохом. Понятно? Поклянитесь, что мы снова встретимся!

   — Какая же вы милая, Идилинна, — одними уголками губ улыбается принц. — Хорошо. Клянусь. И всё равно... пусть малыш останется. Мне так будет спокойнее. Обещайте, что позаботитесь о нём.

   — Обещаю. — Теперь мне приходится уступить. Забрать из мужских рук трепещущий комочек и посетовать, услышав переливчатую расстроенную трель. — Он к вам уже привык.

   — К вам тоже привыкнет. И вы будете меньше скучать.

   — О! — смеюсь, такими весёлыми кажутся мне его слова. — Боюсь, скучать мне не дадут наставницы. Я ведь теперь не ребёнок и на более сложную программу обучения перехожу. Уроков станет больше, времени на развлечения меньше... Я не жалуюсь! — восклицаю, заметив тень сочувствия на лице собеседника. — Мне нравится учиться.

   — Это очень хорошо, — хвалит меня Тогрис. Услышав деликатное покашливание за спиной — это мой отец решил напомнить о времени, — оглядывается и, неожиданно завладев моими пальцами, спрашивает: — Позволите?

   Взгляд пристальный, готовый и отступить, приняв мой отказ, и действовать в случае согласия. Выразительный настолько, что других слов, чтобы понять, о чём именно он просит, не нужно.

   Наверняка поэтому мой организм решает всё за меня. Я киваю, раньше, чем успеваю проанализировать, действительно ли хочу этого поцелуя.

   Тогрис склоняется к руке, касаясь кожи губами, я же замираю, жадно впитывая уже знакомые и всё же совершенно новые ощущения. И едва дыша, провожаю глазами сначала удаляющуюся фигуру томлинца, окружённую соотечественниками, а затем маленький воздушный транспорт, который поднимает пассажиров на орбиту, где их ждут настоящие космические крейсеры.

   Вздрагиваю от зябкой волны холода, прокатившейся по телу, и перевожу взгляд на фрейлину, которая набрасывает мне на плечи тёплую накидку.

   — Сегодня прохладно, — объясняет Вария и предлагает, посмотрев на дрожащего ик’лы на моей ладони: — Хотите, я его заберу? Мне не сложно.

   — Нет. Я сама буду за ним ухаживать, — решительно отказываю, пересаживая малыша на предплечье.

   Ик’лы тут же растекается, мягко скользя по коже, и прячется под рукавом. Тёплый. Упругий. Такой же ласковый, как пальцы Тогриса. Может, даже хорошо, что он питомца мне отдал. Теперь я о своём будущем женихе точно не забуду.

ГЛАВА 2. Советы и дружба. Зачем это нужно?

Каждый день, невзирая на сложности, мы читаем и слушаем...

   Новости

   Яркие жёлтые лучи Адапи скользят по листве за тонким слоем прозрачного трипслата и бликуют, отражаясь от маленьких капель, оставшихся после утреннего дождя. Расцвечивают радугой белый корсаж моего платья и ласково согревают кожу на руках, где ткань совсем лёгкая, воздушная. В такую погоду хочется гулять, а не сидеть в душной классной комнате под надзором чопорной и весьма придирчивой наставницы Гренны. Именно она ведёт у меня курс политической истории.

   — Я вас слушаю.

   Строгий голос заставляет меня переместиться от окна в центр помещения, собраться, сосредоточиться и, выбросив из головы посторонние мысли, начать говорить:

   — Империя образована триста пятьдесят лет назад как экономический союз звёздных систем Фиссо и Эфус.

   Отступаю на шаг, чтобы оказаться рядом с картой и указать рукой на нужные объекты.

   — По сути — это закреплённое династическим браком либо возможностью его осуществления территориальное объединение планет локального звёздного скопления, изолированного от второго внешнего рукава Галактики довольно обширной зоной пустого космического пространства. В скоплении насчитывается сто тридцать миров.

   Посмотрев на Гренну, которая, подперев кулаком морщинистую щёку, молча слушает доклад, я снова поворачиваюсь к карте, чтобы мои слова не казались пустыми заученными фразами.

   — Три из них населены негуманоидными формами жизни, одна — гуманоидной, но лишённой способностей, остальные — цивилизациями, различающимися по расовым способностям и внешним признакам, но с высокой долей вероятности имеющими общих видовых предков. Однако существование такового вида на какой-либо из планет в настоящее время не доказано. Вся собранная по этому вопросу информация находится в отдельной папке, — поясняю, заметив, как хмурится Гренна, просматривая мои записи. И лишь когда она кивает, обнаружив искомое, продолжаю:

   — Сейчас Объединённые территории включают в себя семьдесят четыре звёздные системы, семь из которых вошли в состав империи за последние десять лет, что существенно опережает темпы расширения границ до двухсотого года, когда прирост составлял менее одной цивилизации за тот же период. Расчёты и графики имеются в приложении.

   И снова жду, пока блёклые голубые глаза, лет сто назад, несомненно, имевшие насыщенный синий цвет, изучат плоды моих трудов, а грубоватый голос разрешит:

   — Дальше.

   — Со времени основания империи шесть планет находились в статусе столиц, а их правители в статусе императоров, средняя длительность правления которых составляет около шестидесяти стандартных лет. Функционал императора направлен на координацию торгово-экономических связей, обеспечение мирного урегулирования вопросов взаимодействия планет в составе Объединённых территорий и организацию защиты от внешней угрозы, которую несут неприсоединившиеся миры, при этом полномочия императора не затрагивают внутриполитических отношений на самих планетах, за исключением случаев, когда таковые несут непосредственную угрозу стабильности империи.

   Замолкаю, решив не вдаваться в подробности. Всё же у меня реферат, а не диссертация. К тому же мой коммуникатор уже несколько раз вибрировал, а я, пока Гренна не закончит занятие и меня не отпустит, не могу сообщение даже просмотреть.

   — Ну что ж... Удовлетворительно, — выносит вердикт наставница. — Вы забыли упомянуть про наследниц, которых было столько же, сколько и столиц. А также про их уникальную способность накапливать и передавать расовые признаки по наследству, которой больше никто не имеет.

   — Я сделала это намеренно, решив, что этот аспект в большей степени касается биологии, нежели истории, — объясняю, стараясь сохранить внешнее спокойствие. Замечание действительно кажется мне притянутым за уши.

   — В науках не бывает чёткого разделения сфер изучения. Взаимосвязи и интеграция встречаются повсеместно. Мне жаль, что вы этого не учли. Надеюсь, к следующему заданию вы подойдёте с позиции большей широты восприятия, — нравоучительно выговаривает Гренна, аккуратно складывая материалы, разложенные на столе.

   — Я постараюсь, — послушно отвечаю. Доброжелательно и миролюбиво, хотя хочется мне спорить, доказывать… Однако, если начну это делать, урок быстро точно не закончится. Плюс в наказание за строптивость Гренна родителям на меня наябедничает. Скажет, что я её профессиональное мнение не уважаю и препираюсь. Папа, как обычно, отнесётся к этому спокойно, а вот мама... Мама будет долго читать нотацию. Так что лучше уж я несправедливые упрёки сейчас потерплю, чем потом.

   Однако наставница отпускать меня никак не желает. Самым тщательным образом, долго разбирает новое задание, которое мне предстоит выполнить. И это при том, что не может она не видеть моё нетерпение! Я же и с ноги на ногу переминаюсь, и вздыхаю, и отвечаю односложно... Никак понять не могу, то ли у неё характер такой дотошно-скрупулёзный, то ли она отчего-то лично меня невзлюбила и потому пытается вывести из себя.

   Спасает пришедшее теперь уже на её коммуникатор сообщение. Едва бросив взгляд на запястье, Гренна в две минуты излагает всё то, что, несомненно, планировала обсуждать не меньше часа. А в завершение совсем ошарашивает:

   — С завтрашнего дня у вас маленькие каникулы, так что с тем, о чём я только что говорила, вы начнёте работать, когда они у вас закончатся.

   Ого! Теперь моё любопытство зашкаливает! Кому же я обязана нежданным отдыхом?

   Едва шагнув за порог классной комнаты, хватаюсь за коммуникатор и замираю, увидев на экране опознавательный знак имперской службы межпланетной связи, переславшей мне письмо.

   «Фисса Идилинна, дорогая. Простите за краткость, но на этот раз у меня есть новости, которые я хочу сообщить вам лично, потому что обстоятельства наконец позволяют мне прибыть на Вион. Ферт Тогрис цу’лЗар».

   Лишь прочитав последний символ, я судорожно втягиваю воздух — всё это время не дышала — и, подпрыгнув, взвизгиваю от радости. Ура! Он прилетает наконец-то! Пять лет! Я пять лет этого ждала! Ведь с моего пятнадцатилетия мы ни разу не виделись. Как бы ни хотелось, как бы ни планировалось — жизнь вносила свои коррективы, отдаляя встречу. Нам приходилось довольствоваться письмами. Моими, частыми — ведь у меня было время описывать всё, что происходит на Вионе и в моей семье. А вот те, что приходили от Тогриса, были куда более редкими и лаконичными. Я не обижалась, понимала, что у него забот и проблем в десятки раз больше. Да и в любом случае письма это совсем не то, что личное общение.

   — Начиталась? — смешливо фыркает за спиной мужской голос, и я в очередной раз подпрыгиваю. Правда, теперь не от радости, а от неожиданности, и чтобы развернуться к незаметно подкравшемуся брату.

   — С ума сошёл, так пугать? — возмущённо восклицаю, в отместку шлёпнув раскрытой ладонью по рукаву лёгкого ярко-синего жакета Ваймона. — Нормально меня позвать нельзя было?

   — Я так и сделал, да только ты увлечена была и не услышала, — невозмутимо парирует он, потирая плечо. Удар хоть и не сильный, но всё же чувствительный получился. — Идём, нас родители ждут. Будут ценные указания раздавать, раз уж такое знаменательное событие намечается, как визит будущего императора.

   Я настолько теряюсь от его первого заявления, что даже не сразу акцентирую внимание на втором. Хотя оно-то как раз важнее — получается, это по настоянию моих родителей Гренна столь оперативно урок завершила. Но это всё я уже после соображаю, а в настоящий момент вопросительно смотрю на фрейлину, которая ждала в конце коридора и присоединилась к нам, едва мы с ней поравнялись.

   — Он действительно меня звал? — интересуюсь вполголоса.

   Вышагивающий чуть впереди, Ваймон оглядывается и тут же отворачивается, но я успеваю заметить на его лице хитрую улыбку, а потому мгновенно догадываюсь, каким будет ответ. Да и Вария, подтверждая мою догадку, отрицательно качает головой.

   Понятно. Значит, самым наглым образом врал, а я приняла за правду, раз сразу во лжи не обвинила. Эх, сглупила. Теперь у Ваймона сорок очков против моих тридцати восьми. А ведь такой шанс был его догнать и сравнять счёт!

   Впиваюсь взглядом в гордо расправленные плечи и уверенную походку. Ладно, ладно, торжествуй пока. Всё равно я выиграю. До пятидесяти очков тебе ещё далеко, успею реабилитироваться.

   — Вы зачёт-то сдали? — отвлекает меня от размышлений фрейлина. Волнуется, понятное дело.

   — Лучше бы не сдавала, — вздыхаю, на время отложив обдумывание тактики. — Мне удовлетворительно поставили, представляешь? Вот что стоило Тогрису на день раньше сообщение прислать? Отчиталась бы после каникул, возможно, тогда и оценка была бы лучше.

   Сказала и сама устыдилась. Что за нехорошее стремление — искать оправдания, винить в своих проблемах других и сокрушаться о том, что могло бы быть? Оно уже есть! И с этим нужно дальше жить.

   С этой мыслью, выбросив из головы всё негативное, следом за братом я захожу в малую гостиную. Не столь ярко освещённую, нежели другие помещения, ибо окно тут только одно, да и то затянуто дымчатыми пластинками слюды, а не прозрачным трипслатом. Куда менее воздушную по отделке, в которой нет ажурных элементов и глянцевых поверхностей, лишь матовые и ровные. Иной и по цветовому решению — вместо синего спектра здесь преобладает серый в сочетании с коричнево-жёлтым и чёрным. Эту комнату родители больше всего любят. Мама — потому что она ей дворцовые интерьеры Шенора напоминает. Папа — оттого что маму первый раз именно в них увидел. И влюбился, как он утверждает, с первого взгляда.

   Кстати, мама на этом фоне на самом деле смотрится шикарно — пушистые волосы жёлтым облаком окутывают голову, украшенное золотистой вышивкой голубое платье прекрасно гармонирует с бархатно-серой обивкой дивана. А вот отец здесь кажется не столь уместным в своих любимых ярко-синих домашних брюках и белой рубашке. Впрочем, его это не волнует совершенно — он во дворце хозяин. И муж. Поэтому маму из объятий выпускает, только когда мы уже оказываемся внутри помещения, ничуть не смущаясь интимности ситуации, в которой мы их застали.

   — Располагайтесь, дети, — приветствует нас, удобнее усаживаясь на сиденье. Мама приглаживает растрепавшиеся волосы и поправляет корсаж платья, рукава которого определённо забыли, где находится положенное им место.

   Переглянувшись, мы с Ваймоном не удерживаемся от улыбки. Похоже, скоро в нашей семье будет пополнение. Вот и мамин любимый кулончик многозначительно поблёскивает в вырезе отцовской рубашки. Подарила-таки! А ведь говорила, что свой долг и перед империей, которой была нужна новая наследница, и перед Вионом, которому требовался принц королевской династии, выполнила и больше детей не хочет. Видимо, папа её переубедил.

   Между прочим, кулон, который специально для меня изготовили королевские ювелиры, я уже видела. Едва заметно голубой, прозрачный каплевидный виараз в изумительном ажурном плетении белого металла... Краси-и-и-вый! Аж дух захватывает! Мне папа показал под большим секретом и сказал, что я его на своё совершеннолетие получу. Раньше мне это украшение без надобности. Зато когда двадцать пять исполнится, замуж выйду, вот тогда точно пригодится. Мужчина ведь должен быть уверен, что женщина готова на большее, чем просто удовольствие от взаимности, а полученное от неё украшение — самое верное доказательство.

   Разумеется, так было не всегда и не везде — ритуал дарения кулона никак не связан с физиологией, а потому совершенно субъективен. Не на всех планетах до этого «додумались». Но мы ему следуем. Потому что удобно. Это раз. Положила начало традиции мама первой наследницы, от которой мы ещё и второе имя получаем. То есть должны с уважением относиться к наследию. Это два. Ну и...

   — Лина! — возмущённо-громкий голос мамы возвращает меня в настоящее, прервав размышления. — Ты где витаешь? Хоть слышала, что папа сказал?

   Ой... Сказал?

   — Да, — теряюсь настолько, что ответ срывается с губ раньше, чем я успеваю его обдумать. Спохватываюсь и исправляюсь: — То есть нет. — Увидев удивлённо ползущие на лоб брови отца, пытаюсь объяснить: — Я просто...

   — Размечталась она, — снисходительно перебивает меня Ваймон. — Спит и видит, когда её суженый объявится.

   — И ничего не размечталась! — шиплю в ответ. — Мне и без Тогриса есть о чём думать! По себе меня не равняй.

   — Это в каком смысле? — прищуривается брат.

   — Сам знаешь! — Я бросаю многозначительный взгляд на дверь, за которой осталась Вария.

   — Хватит, дети! — приказывает папа, и мы замолкаем. — Лина, я говорил, что тебе кое о чём нужно узнать раньше, чем увидеть.

   Я киваю, навостряя уши. Ну надо же! Тогрис новости обещал, теперь вот папа... Интересно, это одна и та же информация или всё же разная?

   — Ты ведь курсе, что цу’лЗар все эти годы был командующим имперской эскадрой, которая защищала подступы к Томлину. Фузойлийцы отступили, однако своих захватнических амбиций не растеряли. Они создали временную коалицию с адерианцами и, усилив свои позиции, напали на Заркосс. Нам пришлось перебрасывать флот в систему Шаон и вести полномасштабные военные действия, чтобы доказать состоятельность империи в обеспечении безопасности.

   Начал папа издалека, однако я перебивать его не спешила, хоть и хотелось мне, чтобы он побыстрее перешел к сути. Понимала, что наверняка есть причина для такого вступления.

   — Твой будущий жених после снятия блокады с Томлина мог бы остаться на своей родной планете, но проявил похвальную сознательность и не бросил пост, продолжая командовать крейсерами. В последнем сражении, которое принесло нам окончательную победу, заставив агрессоров позорно отступить и вернуться на свои планеты, мы потеряли больше половины эскадры. Флагманский корабль тоже пострадал.

   — Но Тогрис же не погиб? — растерянно выдавливаю, не понимая, как я могла получить от него письмо. И кто тогда прилетает?!

   — Нет, цу’лЗар жив и хорошо себя чувствует, несмотря на серьёзное ранение, но... — ответ разрушает все мои вопросы и, посмотрев на маму, в глазах которой я вижу сочувствие, отец заканчивает: — Врачам не удалось спасти ему ноги.

   — Как же служба безопасности это допустила? Куда его телохранители смотрели? Почему другие крейсеры не защитили флагманский? — Халатность подчинённых возмущает меня настолько сильно, что я даже масштаб увечий не сразу осознаю.

   — Лина... — Папа морщится, но терпеливо объясняет: — Ты представляешь себе бой впечатляющей эффектной сценой, с чётким статичным построением кораблей противников друг против друга и чередующимися точными ударами, которыми обмениваются крейсеры, закрытые силовыми экранами. В реальности же всё иначе. Враг отнюдь не деликатен и бьёт со всех сторон. Корабли двигаются, теряют управление и сталкиваются. От лаонных зарядов защитные поля, вместо того чтобы закрывать корабли, схлопываются и формирующие их установки взрываются, буквально разрывая корабль на части. Крейсер командующего попал под такой удар. Тогриса, который в этот момент был в рубке управления, отшвырнуло к выходу. Началась разгерметизация, и сомкнувшиеся створки, изолирующие помещение, отсекли ему голени... Прости за некрасивые подробности.

   Последнее он добавляет потому, что я вздрагиваю. Воображение у меня всегда было хорошее, и картина несчастья как наяву встаёт перед мысленным взором. Отсюда и реакция организма.

   — Если тебе неприятно, можешь отказаться... — начинает мама и осекается, когда папа бросает на неё укоризненный взгляд, а в моей душе поднимается волна возмущения от которой дыхание учащается и пальцы сжимаются в кулаки.

   — Отказаться? — нарастающая злость словно выдёргивает из меня резкие слова: — Я, по-вашему, совсем бездушное создание? Бесчувственное и прагматичное? Думаете, что с лёгкостью выброшу из своей жизни того, кого выбрала? И вообще, я его люблю!

   Сорвавшееся с губ признание меня саму пугает настолько, что я зажимаю рот рукой. Ведь никогда раньше подобные мысли мне в голову не приходили. Да, я о Тогрисе думала, и о первой встрече вспоминала, и о совместном будущем мечтала, но чтобы до такой степени...

   Мама выразительно поднимает глаза к потолку и отворачивается, передёргивая плечами. Папа тоже реагирует своеобразно: вроде и приятны ему мои слова, но и беспокоят тоже. Кстати, не только сказанное, но и то, что мама обиделась. Потому первое, что он делает — пододвигается к ней, чтобы обнять. И лишь затем говорит:

   — Ты не сердись, Лина. Твоя мама не имела в виду ничего плохого. Лишь то, что тебя никто принуждать не будет. И с выводами относительно своих чувств тоже не торопись. Вы столько времени не виделись.

   На этот раз мне хватает выдержки, чтобы промолчать. Понятно, что папа будет защищать маму, даже если она не права. А мне следует лучше себя контролировать. Впрочем, совет несколько запоздалый. Разговор на этом заканчивается, и нас с братом фактически выставляют за дверь.

   — Ты реально не поняла? Или только вид сделала? — восклицает Ваймон, едва за нашими спинами смыкаются створки.

   — Что я должна была понять? — ворчу, покосившись на Варию, которая ожидала на диванчике, а теперь поднялась и идёт к нам.

   — Она же тебя специально провоцировала. Чтобы проверить наличие у тебя к нему влечения.

   — И какой в этом смысл? — Мои подозрения, что брат водит меня за нос, усиливаются, но вида я пока не подаю. Жду момента.

   — Самый элементарный. Цу’лЗар как император теперь невыгоден. В этом самом последнем сражении он себя не в лучшем свете показал. Победили мы только по счастливой случайности. Так что если у тебя нет к нему влечения, одной проблемой сразу стало бы меньше. А если есть... — Он сочувственно посмотрел на меня. — Родители потому ещё одного ребёнка и торопятся родить до твоего совершеннолетия. Если это будет девочка, она станет наследницей вместо тебя. А ты останешься с этим неудачником.

   — Врёшь, — уверенно заявляю, уже не сомневаясь, что его слова — это часть игры.

   — Вру, — с улыбкой соглашается брат. — Молодец, всё же сравняла счёт. Вот только вру, к сожалению, не я один. Смотри.

   Мы с Варией, которая как раз оказалась рядом, с любопытством смотрим на экран, который Ваймон сделал больше и развернул, чтобы было удобнее читать. Однако по мере этого самого чтения моё возмущение растёт в геометрической прогрессии. Одни новостные заголовки чего стоят!

   «Наследница вынуждена остаться с неудачником!» «Кандидатура будущего императора под сомнением!» «Нужен ли нам недальновидный стратег?» «Объединённые территории ждут новые выборы?»

   А уж про содержание и говорить нечего.

   «За тактические ошибки будущего императора заплатили жизнями сотни империан. Что же будет с Объединёнными территориями, когда он придёт к управлению?..

   Какое разочарование ждёт наследницу, которая оказалась заложницей ситуации в плену влечения собственного организма! А ведь были более достойные и компетентные претенденты...

   Если Тогрис цу’лЗар порядочный империанин, а не корыстный (и далее по списку), то обязан сбить возникшую у наследницы привязку к нему...

   Императора следует выбрать снова, с учётом обстоятельств...»

   — Сволочи! — безапелляционно заявляю, с досадой отворачиваясь от экрана. — С этим можно что-то сделать?

   — Что тут сделаешь? — Ваймон пожимает плечами, выключая вильют. — Найти первоисточник этих сплетен сложно, все валят друг на друга. Мол, перепечатывают инфу. А она с каждым разом наполняется всё более неприглядным смыслом.

   — Но ведь это неправда!

   — Разумеется. Тогрис действовал правильно, с учётом возможностей и обстоятельств. Сомневаюсь, что, будь на его месте кто-то другой, результат чем-то отличался. Но, по всей видимости, есть те, кому выгодно иное видение ситуации.

   — И я даже знаю, кто это может быть... — зло цежу сквозь зубы, вспоминая, с каким презрением смотрел на Тогриса «мудрый» Хэйрас Навин ли’Тон. С него станется подстегнуть сплетни, чтобы получить второй шанс стать императором.

   Жаль только доказать это невозможно. Зато можно принять к сведению и учесть в разговоре с томлинцем. Наверняка мой суженый не в восторге от такого «признания» его заслуг.

   Встреча с той, что на выданье, превращается в…

   Свиданье

   «Не в восторге» — это мягко сказано. В унынии, в депрессии, в состоянии безысходности... Вот куда более подходящие эпитеты для того, кто сейчас сидит рядом со мной и молча смотрит в голубую даль. На небо, привычно чистое и прозрачное. На далёкий горизонт, исчезающий в белёсой дымке. На те самые волны, в которые когда-то с таким азартом бросал камушки...

   Ну да, сидит он вовсе не на скамье, а в специальном кресле. Молчит потому, что собирается с духом, чтобы признаться в том, что я уже знаю. И угрюмость понятна — это я обо всём узнала буквально вчера, а Тогрис под прессингом несправедливых высказываний уже несколько недель находится. Причём, свалились они на него, едва он в себя пришёл после ранения. Тем и объясняется пессимистичный настрой мужчины. Но всё равно он мне не нравится.

   А раз не нравится, значит... Значит, будем исправлять!

   — Я действительно стала привлекательнее? — начинаю издалека. Вернее, с той единственной точки опоры, что имеется в моём распоряжении. Ведь кроме фразы «вы изумительно выглядите, фисса Идилинна», Тогрис мне пока ничего не сказал. Да и я не считала нужным болтать при телохранителе, который катил кресло с томлинцем от выезда на смотровую площадку, где мы встретились, до скамьи. Зато теперь, когда военный ушёл, оставив нас наедине, молчать я не собираюсь.

   — Действительно, — выдержав пусть небольшую, но всё же паузу, отвечает Тогрис. — Боюсь даже представлять, в какую красавицу превратитесь к своему совершеннолетию.

   Комплимент? Да. Но тон... Всё тот же депрессивный. И в глазах тоска. Словно мужчина заранее знает, что ему моя красота не достанется. А вот я уверена в обратном.

   — Может, и к лучшему, что не представляете. Значит, я вас приятно удивлю. Вам ведь наверняка снова долго придётся отсутствовать: лечиться, на своей планете побывать, чтобы способности не снизились. Да и вникать в дела империи тоже нужно. А когда прилетите, получите приятный сюрприз!

   — Идилинна, мы с вами... — начинает томлинец, видимо всё же решившись, но я его перебиваю, не позволяя всё испортить.

   — Мы с вами будем самой счастливой парой! — восклицаю, может, и излишне экзальтированно, зато результативно. Тогрис давится словами, посмотрев на меня как-то странно. Печально. И с горечью.

   Это он меня жалеет? Или себя? Впрочем, неважно. Он вообще не должен подобных чувств испытывать! Иначе плохой из него получится император.

   — Ферт Тогрис... — Я сдвигаюсь по скамье ближе к нему. И тон выбираю более спокойный, рассудительный. Эмоции эмоциями, а томлинцу определённо не хватает уверенности в своих силах. — Знаете, какая мысль мне в голову пришла? Я пока папе не говорила, хотела сюрприз сделать, но теперь, думаю, правильнее будет поделиться ею с вами. Чтобы именно вы могли её реализовать.

   Цу’лЗар по-прежнему молчит, но взгляд изменился — в нём появилось ожидание и брови вопросительно поползли вверх, выдавая возникшую заинтересованность.

   — Вы ведь играете в «Ривус»?

   Спрашиваю почти утвердительно, зная, насколько эта игра-стратегия популярна. Сложно найти мужчину, который не умеет или не любит в неё играть. Женщины тоже увлекаются, но не все и не всегда. Я, например, совершенно спокойно к ней отношусь, без особого энтузиазма, хотя и знакома с правилами. Мне больше нравится смотреть, как играет отец со своими министрами. И, конечно, выигрывает.

   — Так вот, — продолжаю, когда томлинец кивает. — Как вы смотрите на то, чтобы создать игровое поле, моделирующее последний бой имперской эскадры с объединённым флотом фузойлийцев и адерианцев? И внести в правила, что выигравший сражение иным способом, нежели это произошло в реальности, и потерявший при этом меньшее число кораблей, получит весомую награду лично из рук императора? Папа согласится, я с ним поговорю, а это поле станет самой популярной стратегической эмуляцией в империи! А возможно, и в неприсоединившихся мирах.

   — Но ведь иного способа победить, не понеся ещё больших потерь, не существует, — напрягается Тогрис. Он явно не понял смысла моего предложения, потому я радостно сообщаю:

   — Вот именно! А раз такого способа нет, значит, вы — самый умный и дальновидный стратег в империи!

   И достойный будущий император — добавляю про себя. Ведь, поскольку иные комбинации проигрышные, игроки быстро поймут, что командующий действовал верно и в нападках на него нет ничего, кроме попыток очернить. А уж в том, что попробуют свои силы все, можно даже не сомневаться. Азарт сделает своё дело.

   Представляю, как мудрый Хэйрас Навин ли’Тон снисходительно, с апломбом скажет уже успевшему потерпеть поражение в игре силачу Рому Олиин ош’Лаку: «Смотри, как надо!» Сядет за стол с «Ривусом» и... с треском проиграет. А вокруг — те самые репортёры, что так рьяно подхватывают любую сенсацию. И новый взрыв в новостной ленте: «Наследница выбрала идеального кандидата на пост императора!» Шикарная картинка!

   Не знаю, может, Тогрису на ум пришла какая-нибудь другая, но он тоже улыбнулся. Ещё неуверенно, робко, но ведь пять минут назад даже об этом можно было лишь мечтать.

   — А тот, кто откажется проверять свои силы, тем самым признает себя некомпетентным, — закрепляю результат. И перехожу к следующему этапу — словно спохватываясь: — Тогрис! Вы ведь согласились на имплантацию?

   — Да, — теперь и голос звучит спокойнее, увереннее. — Правда, для этого мне придется несколько месяцев провести на Шеноре. Врачи настаивают на длительной реабилитации.

   — Ничего страшного, — успокаиваю его. — Наоборот, это опять же к лучшему. Совместите лечение с разработкой игрового поля. К окончанию реабилитации и «Ривус» пополнится новой стратегической эмуляцией, и вы думать забудете, что в вас есть что-то искусственное. Шенориане по части сращивания неживого и живого — настоящие специалисты. Они же часто травмируются, потому как и характер у них воинственный, и условия на планете экстремальные. Вот и отшлифовали технологию восстановления тела до совершенства. Мама рассказывала, что у её отца, моего дедушки, был искусственный позвоночник. А его министры все, как один, имели протезированные руки-ноги... Хорошо хоть, не головы!

   Наконец-то засмеялся. Успокоился, воспрянул духом, расслабился. Вот что значит правильно оказанная поддержка! И раз уж с задачей номер один я так успешно справилась, не откладывая перейду ко второй.

   Поправив юбку, сдвигаюсь, оказываясь на самом краю скамьи.

   — Вы упадёте, фисса, — покосившись на меня, предупреждает Тогрис.

   Он всё ещё улыбается, оттого и слова звучат отнюдь не наставительно. Хотя мне, разумеется, куда приятнее думать, что это потому, что он ко мне неравнодушен. Ну а если всё же ещё нет... Пять лет назад, будучи нескладной девчонкой-подростком, я ему нравилась. Неплохой старт. И чтобы к финишу — моему совершеннолетию — томлинец пришёл влюблённым мужчиной, мне нужно сокращать расстояние. То есть быть к нему как можно ближе. И не только психологически.

   — Действительно, — с неудовольствием смотрю на разделяющее нас пространство.

   Небольшое, куда меньше вытянутой руки, оно кажется мне безобразно огромным. Потому нестерпимо хочется высказаться в адрес телохранителя, который поставил кресло так далеко, что Тогрис не в состоянии проявить галантность и меня поддержать.

   Придётся самой падать в нужном направлении. И делать это лучше из положения стоя.

   Привычно, а потому ловко выбиваю ногой камушек из дорожки. Останавливается он у самых ног томлинца, закрытых плотным тёплым пледом. Я спрыгиваю со скамьи, чтобы добытый снаряд подобрать. Замах и... И разумеется, в вертикальном положении я не удерживаюсь.

   Нога соскользнула. Голова закружилась. Воздуха не хватило... Да мало ли какая причина лишила меня равновесия! Главное — результат! А он как раз мне очень даже нравится: я наконец оказываюсь там, где мечтала — в руках мужчины и на его коленях. А ещё больше мне нравится изумление, сверкнувшее во взгляде моего спасителя. И его хриплое:

   — Идилинна...

   — Что? — прикусываю губу, чтобы рот не растянулся до ушей от острых волн удовольствия, прокатывающихся по телу. — Вам неудобно? — Оплетаю руками его шею, с наслаждением скользнув ладонями по коротким волосам на затылке. Прижимаюсь к широкой груди и интересуюсь: — Так лучше?

   — Я не об этом, — Тогрис зажмуривается и определённо дышит через раз, гася то самое влечение, что сейчас должен испытывать его организм. По крайней мере, я на это надеюсь.

   — О чём тогда? — ласково массирую пальцами его шею.

   — Вы уверены в том, что делаете? — распахивая глаза, отрывисто спрашивает, словно в воду бросается суженый. — Действительно этого хотите? Я же на грани. Всё это время сдерживало меня лишь разделяющее нас расстояние и страх влюбиться в вас, а потом потерять. Но если я полюблю по-настоящему... — Он шумно сглатывает, борясь с эмоциями. — Поймите, тогда я уже не смогу хладнокровно с вами переспать, чтобы убрать возникшую у вас привязку, если вы всё же передумаете и выберете другого жениха. Вы разобьёте мне сердце... Вы убьёте меня, Идилинна.

   Его слова окутываются зовом нежности, сворачиваются в спираль неведомого мне ранее наслаждения столь желанной близостью, затягивают в водоворот ласкового притяжения. Оттого и говорю уверенно, ни на мгновение не усомнившись в принятом решении:

   — Мне не нужен никто другой.

   — Это говорит ваше тело, а не разум, — вздыхает упрямец.

   — Ну да, — подтверждаю, точно зная, что мои попытки его переубедить будут менее результативными, нежели следование логике, направление которой он сам задал. Я не раз в этом убеждалась — мужчины никогда не примут открытое противостояние женщины. — Но ведь вы прекрасно знаете способ всё изменить.

   — До свадебного танца ещё пять лет, — напоминает Тогрис.

   — До свадебного танца я и не посмотрю ни на кого другого. Мне привязка не позволит, — улыбаюсь, заглядывая в тёмную глубину оранжевых глаз. — Может, вы меня уже обнимете? А то я соскальзываю.

   Демонстративно ерзаю, усаживаясь удобнее, и наконец получаю больше, нежели простую поддержку: руки мужчины оплетают мою талию, практически вжимая боком в напряжённый корпус.

   Облегчая контакт, я опускаю голову ему на плечо и радуюсь отсутствию плотного мундира, которому томлинец предпочёл тёплый, но тонкий свитер. Потому и ощущения мои куда более явные, контрастные. Подъём и опускание груди вслед за дыханием. Негромкий стук сердца. Непривычный запах медикаментов, миоцы и ещё чего-то незнакомого, от которого кожа покрывается мурашками.

   — Вам холодно? — беспокоится Тогрис.

   Он не видит моего лица, но и разжимать рук, чтобы меня отстранить, не хочет. Потому голос звучит над виском, дыхание шевелит волосы и щекочет. Однако всё, что усиливает притяжение, меня сейчас более чем устраивает.

   — Нет, это у меня на вас такая реакция, — хихикнув, признаюсь и спохватываюсь: — А разве у вас это первый опыт? Я имею в виду формирование влечения у девушки? Или раньше всё происходило само собой и вы никогда активного участия в этом не принимали? Вам только сбивать спонтанно возникшие привязки приходилось?

   — Кр-хг-м... — из горла мужчины вырывается такой своеобразный звук, что я не удерживаюсь и, пусть на пару секунд, но жертвую ощущениями ради информации. То есть отрываю голову от груди, чтобы увидеть выражение лица.

   Ошалевшее, надо признать. От моей прямолинейности, надо полагать. И бесцеремонности, надо думать.

   Вот только меня эта тема на самом деле ничуть не смущает. Я же понимаю, что мужчина он взрослый и, в отличие от моего брата, причин блюсти целибат не имел точно.

   — Если не хотите, можете не отвечать, — разрешаю, возвращая голову на место.

   — Дело не в сложности признания для меня, — наконец обретает способность говорить Тогрис, — а в том, будет ли вам приятно его слышать. Ваше любопытство, учитывая возраст, понятно и объяснимо, но о последствиях вы вряд ли задумываетесь.

   — Не вижу в этом проблемы, — в очередной раз с ним не соглашаюсь, однако решаю на этот раз проявить строптивость. Мне интересно, как он отреагирует. — Ревновать вас глупо, учитывая ваш возраст, — возвращаю томлинцу его же слова. — Так что я совершенно спокойно отнесусь к любому количеству влюблённых девушек, от настойчивого внимания которых вы предпочли отказаться.

   И всё же вместо признания Тогрис предпочитает уйти от ответа, сделав мне очередной комплимент:

   — Вы удивительная, Идилинна. Я с каждой минутой всё больше убеждаюсь в том, насколько сильно мне повезло, что вы меня выбрали.

   Приятно, конечно, но всё же хотелось бы иного. Ну да ладно, успею ещё выяснить. Не в этот раз, так в следующий. Найду способ. А пока придётся найти более безобидную тему для разговора.

   — Тогрис, расскажите мне о вашей семье. Я вам много говорила о своей, а о вашей имею только официальные сведения. Это нечестно!

   — На самом деле мне нечем вас удивить, — сокрушается томлинец. — Вряд ли я скажу что-то вам неведомое. Мой отец правит Томлином уже шестой десяток лет, после смерти деда. У меня пять сестёр: три старшие и две младшие. Четверо из них имеют семью. Мужа самой старшей, Даграны, вы как раз видели сегодня — его зовут Рил, он мой телохранитель.

   Насчёт «вряд ли» он точно погорячился. О личности сопровождающего принца томлинца я ничего не знала. А вот о сёстрах в новостях писали много. Всё же пусть они и не имеют права наследования престола, но родились в королевской династии с сильными расовыми признаками. Ну а то, что их так много... Так ведь в большинстве миров империи перевес рождаемости девочек — стандартное явление. Особенно на планетах, где площадь суши намного больше по сравнению с водными просторами. Найти объяснение этой закономерности пока никто не может, но на Томлине как раз воды очень мало.

   — Королевский замок построен в очень удачном месте, — между тем продолжает рассказывать Тогрис, — на плато, открытом ветрам всех направлений. С него краги взлетают увереннее, чем с песчаной низменности. Сейчас, конечно, это уже не столь важно — после вступления в состав Объединённых территорий мы импортируем много техники. А вот раньше, когда краги были единственным средством передвижения, да ещё и не самым многочисленным, их наличие имело принципиальное значение. Теперь же они остались как приятное развлечение и память о прошлом, о нашей истории. На них летает только элита.

   — А у нас все летают на жиралях. И на агралях плавают, это ещё один подвид птиц-ралей. Они все очень похожи внешне, только ногами различаются, ну и, соответственно, способом передвижения, — не удерживаюсь я, почувствовав, что мой собеседник готов замолчать. — Тогрис, знаете, что я подумала? Вы ведь никогда не плавали по большим открытым водным просторам. Давайте завтра устроим морскую прогулку? Вам будет весело, обещаю!

   Я отстраняюсь, чтобы увидеть на лице Тогриса радость и воодушевление, ведь предложение на самом деле замечательное. Однако вместо этого в глазах томлинца ясно читаю смятение. Ему и отказывать мне не хочется, и соглашаться тоже... Но почему?

   Наверняка мимика у меня в этот момент очень выразительная — цу’лЗар вздыхает и признаётся:

   — Идилинна, я не хочу, чтобы вы видели меня... ущербным. Беспомощным. Мне ведь самостоятельно даже не перебраться с кресла на эту самую аграль. Вернее, я смогу, конечно, ползти, но выглядеть это будет... неэстетично.

   — Я понимаю, вы правы, — признаю, мысленно укоряя себя за то, что не подумала о его самолюбии. Для мужчины, особенно привыкшего быть сильным, показаться слабым — настоящее унижение. — Но прогулка всё равно состоится, когда вернётесь на Вион здоровым и на своих ногах. Договорились?

   — Договорились, — соглашается Тогрис.

   Легко соглашается. Уверенно. Значит, взял себя в руки, успокоился, обрёл потерянную уверенность относительно будущего. Отличный результат! Мне очень нравится итог нашей встречи... Нет, свидания! Именно так, потому что я всё же получила самое главное — понимание, насколько мне рядом томлинцем хорошо. Приятно, когда его руки не слишком смело, с невероятным трепетом касаются открытых участков кожи, а потом столь же осторожно помогают встать. Радостно от счастья, с которым на меня смотрят оранжевые глаза. Волнующе-тревожно в преддверии завтрашнего дня, ведь прежде чем вернуться со своим телохранителем Рилом в гостевые покои дворца, оставив меня на попечении фрейлины и брата, Тогрис пообещал мне сюрприз.

   Теперь я жду его с огромным нетерпением. Что же это будет?

   Если в жизни повод яркий, должен ты дарить...

   Подарки

   — Идилинна, вам всё подходит. Белое хорошо гармонирует с синими волосами, потому как на нём отделка им в тон. Голубое за счёт фактуры ткани делает вас очень нежной и невесомой. Тёмно-синее более плотное, зато хорошо подчёркивает светлый тон кожи...

   — Вария! Ты мне совсем не помогаешь! Я всё это и так знаю! Мне нужен другой совет. Что понравится Тогрису? — тоскливо тяну, закатывая глаза к мозаике на потолке. Хорошо освещённой, потому что Адапи уже давно встало и даже неуклонно ползёт к зениту. А я ещё платье не выбрала!

   — Но ведь я не знакома со вкусами вашего избранника, — виновато извиняется фрейлина. — И мне трудно предсказать…

   Закончить не успевает. Обрывая её, со спины раздаётся громкий голос моей мамы:

   — Зато я знаю, кто знаком и кому будет совсем не трудно!

   Я в отражении зеркала вижу, как она стремительно заходит в комнату. Миниатюрная, привычно уверенная в себе, одетая в ярко-жёлтое платье в пол, юбка и корсаж которого украшены вышивкой синим растительным орнаментом — этакий компромисс между предпочтениями моего отца и личными симпатиями мамы.

   А вот следом за ней появляется ещё одна личность, мне незнакомая и очень необычная. Потому я оборачиваюсь не менее быстро и теперь с любопытством рассматриваю молодую девушку, вероятнее всего, мою ровесницу.

   Она даже роста со мной одинакового и телосложения похожего, разве что лицо более круглое. Однако вполне симпатичное. Взгляд светло-оранжевых глаз доброжелательный, изгиб полных губ красивый, я бы даже сказала чувственный, носик чуть вздёрнутый. Песочного цвета коса, перекинутая через плечо на грудь — толстая, с вплетённой в неё атласной жёлто-зелёной лентой. На платье, кстати, такого же цвета и фактуры вставки, придающие скромному тёмно-серому наряду более свежий и нарядный вид.

   — Знакомьтесь, девочки, — мама времени даром не теряет, — это Рильмина. Она — томлинка, как не трудно догадаться. Мало того, очень хорошо знакома с цу’лЗаром, потому что... — она многозначительно замолкает и выразительно смотрит на свою протеже, показывая, что та может продолжить сама.

   — Потому что мой брат женат на его старшей сестре.

   Голос у девушки тоже приятный. Не такой мягкий и певучий, как у Варии, а звонкий, уверенный. Чувствуется, что по характеру томлинка побойчее вионки. Контраст между ними разительный.

   — Вашего брата зовут Рил? — в памяти моментально всплывают детали вчерашнего разговора. Да и имя у девушки явно перекликается с именем телохранителя Тогриса.

   — Верно, — улыбается Рильмина. На щеках появляются очаровательные ямочки, а в глазах задорный блеск. — Это была прихоть родителей — назвать всех своих детей так, чтобы первые сочетания букв были одинаковыми. У меня есть ещё одна старшая сестра Рилиона, и младший брат Рилан.

   — Как интересно, — тоже не удерживаюсь от улыбки. Новая знакомая мне нравится своей непосредственностью и, наверное, тем, что многое знает о Тогрисе. Ну не может она, состоящая, пусть и не в кровном, но всё же родстве, да ещё и с таким темпераментом, не интересоваться жизнью принца — будущего короля и императора.

   — Мы с папой посовещались, — вновь вмешивается родительница, — и решили, что Рильмина замечательно подходит на должность твоей второй фрейлины. С её родственниками мы договорились. Она будет готовить тебя к жизни на Томлине. Надеюсь, Идилинна, ты это оценишь.

   Ну вот. Мама всё же добилась своего. А ведь я все эти годы старательно гасила её порывы снабдить меня второй наперсницей. Да, мама чуть ли не каждый месяц вспоминала, что Вария со своими обязанностями не справляется. И всё равно я сумела сохранить за подругой право быть единственной приближённой.

   С другой стороны, это любую другую вионку я воспринимала как угрозу нашей паре — дружной и понимающей друг друга с полуслова, а томлинка, вполне вероятно, будет хорошим дополнением. И главным образом из-за своей осведомлённости и живости. Последнего мне в Варии очень не хватает.

   Надо отдать Рильмине должное — к своим обязанностям она приступает сразу. Причём настолько качественно, что когда я вхожу в парадный зал для торжественных встреч, сидящий в кресле Тогрис, едва взглянув на меня, теряет дар речи. Он даже на вопрос моего отца, который тот как раз задал, не смог ответить, лишь растерянно приоткрыл рот. Папа, кстати, тоже замер и про разговор забыл. На его губах появилась слабая улыбка, а взгляд скользнул на маму, которая, несомненно довольная реакцией будущего жениха, одобрительно улыбнулась.

   Мне тоже нравится произведённый эффект. Честно говоря, даже не думала, что именно это платье так понравится томлинцу. Сине-зелёное, лишь немного светлее костюма, который выбрал для себя мужчина. Получается, Рильмина знала, как сегодня одет Тогрис? Вероятнее всего, просто видела. Потому что прибыла во дворец в составе томлинской делегации, а ко мне пришла, когда официальная часть встречи действующего и будущего императоров уже начиналась.

   С моим появлением церемония завершилась, именно поэтому приглашённые на приём гости незаметно начали покидать зал. Остались немногие приближённые: вице-король, пять министров, их жёны, несколько молодых вионцев и девушек.

   От невольного вздоха я не удерживаюсь. Как и от сочувственного взгляда в сторону опустившей глаза в пол Варии. Ну да, Ларилина тоже среди гостей. Мало того, она ещё и под руку с Ваймоном стоит. Улыбается, что-то ему рассказывает...

   Брат недовольства не выказывает, но и счастьем не светится. Он все эти годы соблюдал нейтралитет по отношению к обеим девушкам. Не провоцировал, но и не отталкивал. И о своих чувствах ни словом не обмолвился. Мне тоже пришлось молчать. Любовь брата — это не моя тайна, не имею я права её разглашать. Даже подруге.

   — Идилинна! Подойди же к нам. Или ты так и будешь стоять у дверей?

   Голос отца заставляет вспомнить о цели визита, и я тут же забываю о брате. У меня свои проблемы, а он пусть занимается своими.

   К сидящему в кресле Тогрису ноги меня несут быстрее, чем голова успевает вспомнить, что сначала я всё же должна приветствовать отца. Спохватываюсь совсем поздно, когда руки столь же бесконтрольно протягиваются к томлинцу.

   Однако папа от нотации воздерживается. Хмыкает, понимающе усмехается и только машет рукой. Типа общайтесь, я не против.

   Лёгкое, практически целомудренное пожатие пальцев быстро превращается в тесный плен, из которого мне совсем не хочется убегать. Я даже не сразу понимаю, что Тогрис тянет меня вниз, вынуждая сесть с ним рядом на невесть откуда взявшееся кресло.

   — Вы ведь не передумали? — одними губами, едва слышно спрашивает. А во взгляде волнение, готовность принять любое решение, отступить.

   — Нет, конечно, — серьёзно отвечаю, хотя рот так и норовит растянуться в улыбке. Какой же Тогрис милый! Даже эта неуверенность характеризует его с лучшей стороны — он ведь о моём счастье думает!

   — Через три недели у меня день рождения, — воодушевлённый моим постоянством, теперь уже намного громче говорит томлинец. — Но, поскольку в это время меня уже не будет на Вионе, я хочу сделать вам подарок сейчас.

   Ах, так вот о каком сюрпризе он говорил!

   Я едва не подпрыгиваю от нетерпения в ожидании, когда ещё один томлинец, видимо, помощник, которому Тогрис выразительно махнул рукой, принесёт мне украшенную шкатулку. Или коробку. Или контейнер... Хм... Я ведь на самом деле понять не могу, что это за предмет. Для украшений великоват, для какой-нибудь одежды определённо мал, для хранения личных мелочей излишне броский, а для учебных предметов и техники он просто неудобен.

   Стараясь не выдать своего недоумения, осторожно снимаю украшенную замысловатой вязью и сверкающей инкрустацией крышку. Заглянув внутрь, теряюсь окончательно: практически весь объём занимает жёлто-коричневый... кусок камня, не иначе. Грубо обработанный, шероховатый, неровный. И наверняка очень тяжёлый. Вон с каким трудом томлинец поставил его на торопливо придвинутый кем-то столик.

   Может... Может, это для броска в воду? Такой камушек точно большую воронку создаст. Разумеется, при условии, что кое-кому сил хватит отбросить его подальше от берега.

   — Это яйцо крага, — разрушает все мои домыслы Тогрис. — Если он вылупится и будет расти рядом с вами, то станет послушным и управляемым. Эти ящеры привязываются к одному седоку и очень неохотно принимают чужаков, так что вам нужен личный краг. Я понимаю, на Вионе громоздкий питомец — не самый удачный вариант. Но они долго растут. Через пять лет этот малыш будет ещё некрупной особью. Хотя двоих, а то и троих поднять в воздух сможет. А после свадьбы он вместе с нами полетит на Томлин.

   — Как здорово! — восторженно откликаюсь я, осторожно укладывая ладони на шершавую поверхность. На удивление тёплую и живую. По ощущениям она даже подрагивает, хотя внешне этого совсем не видно. — А как за ним ухаживать? Чем кормить? Расскажете? — спохватываюсь, сообразив, что кроме названия, по сути, ничего об этих животных не знаю.

   — Вам не о чем волноваться, Идилинна, — успокаивает Тогрис. — И мои советы вряд ли понадобятся. В вашем окружении есть тот, кто прекрасно знает, как растить крага, и поможет в дрессировке.

   Мои пальцы вновь оказываются в сильных ладонях. На этот раз мужчина сам проявляет инициативу и это поднимает в душе новую волну нежности. Как же приятно чувствовать, что ты желанна! Я даже на последнюю фразу не сразу внимание обращаю, а когда рядом почему-то оказывается Рильмина, смотрю на неё с недоумением. Фрейлину я к себе не звала.

   И лишь когда Тогрис продолжает, меня осеняет, кого же он имел в виду:

   — Моя протеже — одна из лучших наездниц. Она со всем справится и воспитает для вас отличного крага.

   Протеже?

   Я хлопаю глазами, растерянно переводя взгляд с лица избранника на новую наперсницу и обратно.

   — От лица нашей семьи позвольте выразить вам благодарность за честь, оказанную моей сестре, — отвлекает меня от изучения незнакомый мужской голос.

   Я вынужденно сосредотачиваю внимание на стоящем слева телохранителе Тогриса. Теперь, зная о нём куда больше, смотрю на него иначе. На свою сестру он очень похож. Такой же круглолицый, с песочного цвета волосами, заплетёнными в короткую косичку. Разве что бледно-оранжевые глаза смотрят серьёзно и озабоченно.

   Его что-то волнует? Может, он не так уж сильно хотел, чтобы сестра улетала с Томлина? Почему?

   — Пять лет, которые Рильмине предстоит жить на Вионе — долгий срок. За это время её расовые способности угаснут. И восстановятся не скоро, — высказываю догадку, о которой в суматохе подготовки к встрече даже не задумалась. — Ваша сестра идёт на риск, и это заслуживает высокой оценки и благодарности.

   — Для нашей семьи нет ничего превыше служения своей династии и империи. И ваше благополучие важнее способностей Рильмины.

   Говорит Рил уверенно, не чувствуется в его голосе колебаний или сомнений. Значит, моё предположение всё же неверно и причина иная. Но какая?

   Теперь я ещё внимательнее наблюдаю за своим окружением, стараясь ничего не упустить и получить максимум информации. Завтра ни Тогриса, ни Рила здесь уже не будет, поэтому довольствоваться придётся исключительно признаниями Рильмины. Уж я постараюсь добиться от неё откровенности. А пока... Пока ловлю каждое слово, каждый жест, которые позволяют себе мои собеседники.

   — Мне обещали ошейник, то есть украшение из томлитонита. Он прекрасно компенсирует отсутствие способностей. Я на пару с молодым крагом буду щеголять в «колье».

   Язвит девочка. То ли брата провоцирует, то ли своего покровителя.

   Всё же Тогриса, потому что, отвечая, именно он недовольно морщится, словно от зубной боли.

   — Прекрати, Рильмина. Хватит сравнивать себя с животным.

   — Помогая Идилинне, ты приносишь пользу всему Томлину, — добавляет Рил, и понятно становится, что он как раз на стороне принца.

   — С меня было бы достаточно пользы, которую я хотела принести одному томлинцу, — фыркает Рильмина. — Увы, он её не оценил.

   Упрёк? Упрёк. Вопрос: кого же под этим самым «томлинцем» она имеет в виду?

   Тогрис равнодушно смотрит на свою протеже и молчит, а вот его телохранитель сестру отчитывает:

   — Ты прекрасно сознавала последствия своего решения. Поздно показывать характер.

   — Сама разберусь. Ладно, хоть поводок не выдали. И намордник не надели.

   Резко. Грубо. Видимо, довели девочку. Хорошо, что мои родители этого не слышат, они у затянутого трипслатом прозрачного проёма с вице-королём и его женой беседуют. А вот Тогрис определённо сердится.

   — Вы заставляете меня жалеть о проявленной по отношению к вам лояльности, фисса Рильмина!

   Голос суровый, жёсткий, со мной он так никогда не разговаривал. И, кстати, на официальное обращение перешёл, устанавливая дистанцию, которой раньше в их отношениях точно не было.

   Удивительно и другое — агрессивный запал томлинки тут же исчезает. Она пугается, понимая, что перешла какую-то черту. Опускает глаза в пол и тихо извиняется:

   — Простите, ферт. Это всё переживания из-за разлуки с семьёй, домом. Я буду очень скучать... по Томлину.

   Кажется, Тогриса её ответ не совсем устраивает, особенно заминка перед последним словом, но на этом конфликт он считает исчерпанным. Кивает Рилу, позволяя отступить, и взмахом руки отправляет фрейлину к диванчику у стены, на котором скромно присела Вария.

   — Идилинна, надеюсь, вас не сильно расстроила эта некрасивая сцена? Рильмина замечательная девушка, надёжная, умная, образованная, из хорошей, уважаемой на Томлине семьи. Да, не всегда думает, прежде чем говорит, но потом ей самой становится стыдно за свою несдержанность.

   Моей ладони нежно касаются пальцы мужчины, и я наконец прекращаю изучать неспешно удаляющуюся девичью фигурку, возвращаясь взглядом к принцу. В его глазах снова лишь забота и волнение, а голос настолько обволакивающе мягкий и уютный, что мне, невзирая на присутствие свидетелей, хочется, как вчера на смотровой площадке, пересесть к нему на колени и оказаться ближе. И всё же я остаюсь на месте. Лишь протягиваю томлинцу и вторую руку, показывая, что уж на этот контакт сегодня он точно может рассчитывать в полной мере.

   — Я доверяю вашему выбору, ферт Тогрис. Вы несомненно действуете в моих интересах. И в интересах империи.

   А что ещё я должна была сказать? Укорять принца в том, что он навязал мне девицу, не соблюдающую правил субординации? Ссориться перед расставанием, а потом долгие месяцы, а то и годы мучиться? Проще уж сделать вид, что меня всё устраивает, и найти общий язык с Рильминой. В конце концов, она ведь не моя нянька. И даже не наставница по этикету. Всего лишь компаньонка и воспитатель для крага. Вот кому-кому, а ящеру до деликатности обращения точно не будет никакого дела. Боюсь, как бы, наоборот, не пригодилась резкость томлинки. Какое-то у меня нехорошее предчувствие, что другого тона краг просто не воспримет...

   Всех покоряет вновь и вновь большое чувство с именем...

   Любовь

   — Драк! Ты... Ты безмозглая скотина! Ты вообще в курсе, сколько за свои несчастные полгода жизни сожрал жиралей? Хотя бы чередовал их с агралями! Ах, ну да! В гидрариуме же мокро! Туда твоя благородная сухая шкура лезть не намерена!

   Рильмина, задыхаясь от возмущения, читает нотацию крагу, который при нашем появлении прекратил жевать и прижался к земле, делая вид, что его тут нет. Увы, пытаться слиться с зелёной травой для ящера песочного цвета занятие бессмысленное. Наверное, поэтому малыша не хватает надолго. Он фыркает, встряхивает шипастой головой, избавляясь от перьев, прилипших к мордочке, и, наступив лапой на изодранное тельце, вновь принимается за пиршество. Возможно, он просто понял, что, кроме выговора, никакого наказания не получит?

   Ему ведь не впервой в аэрариум наведываться. Причём он постоянно изобретает новые пути проникновения, и попытки изолировать жиралей оказываются бессмысленными. Первый раз банально прошмыгнул незамеченным между ног смотрителей, когда те закрывали загон на ночь. Утром шесть тушек лежали бездыханными — съесть Драк успел лишь одну, и то частично, потому как сытый был. Его ведь кормят до отвала.

   Естественно, после этого следить за дверьми стали тщательнее. Не помогло. Краг подкоп сделал. Потом ещё один, в другом месте. Когда нижнюю часть загона углубили, забрался по вьюнам, оплетающим стены, и влез в оконный проём под крышей. Пришлось и этот путь закрывать решётками.

   Преграда не остановила охотничий азарт крага, который вошёл во вкус. Он как раз летать начал и самым наглым образом при свете дня и на глазах у всех завис над крышей, а потом всей массой (которая, несмотря на небольшой размер, была не так уж мала) рухнул вниз. Перекрытие, само собой, не выдержало, в отличие от шкуры крага, на которой не осталось ни царапины. О сохранности не успевших взлететь жиралей можно ничего не говорить. Как и о том, что из моей спальни Драк, которого пришлось там поселить, чтобы он ко мне привык, исчезает не менее изобретательно. Вот вчера, например, когда мы спать ложились, ящер безмятежно сопел в своём углу. При этом утром его там не оказалось, несмотря на закрытые двери и окна. Как он выбрался, осталось загадкой. Впрочем, пока невыясненным был и способ, которым Драк проник в аэрариум. На первый взгляд, никаких разрушений в нём нет.

   Недоумение наше длится не долго.

   — Конвейерная труба для подачи корма, — вздыхает остановившийся рядом смотритель загона. — Он в неё как-то втиснулся. Похоже, всю ночь лез. А защитную решётку своей массой выдавил. Придётся и её укреплять.

   — Если он будет есть с таким аппетитом, то не придётся. В следующий раз он там застрянет, — рассудительно замечает Вария.

   — Хорошо бы понять, почему его к жиралям так тянет, — подхватывает Ваймон.

   — У него к ним любовь. Неистребимая, — хмыкает Рильмина.

   — Но ведь ты говорила, что на Томлине никаких других животных нет. И краги питаются, обкусывая мясистые плоды растений. Откуда тогда такой сильный охотничий инстинкт? — не выдерживаю я.

   — Понятия не имею, — пожимает плечами томлинка. — Может, когда-то давно животные были? И краги их всех пожрали? А потом вынужденно на другую пищу перешли.

   М-да... Хорошо, что не на самих томлинцев. Похоже, двуногих наездников краги рассматривают как несъедобных. По крайней мере, Драк никого из нас ни разу не попытался укусить даже играючи.

   — Ну и что нам делать? — в который раз пытается найти решение Ваймон. — Может, всё же на цепь посадим?

   — И всё испортим, — уверенно отвечает Рильмина. — Краги больше всего на свете личную свободу ценят. Закрытые помещения ещё переносят, если рядом с ними будущий наездник, а в остальном... Стоит один раз его ограничить, и всё. Больше никого к себе не подпустит. Никогда.

   Несколько минут мы молча смотрим, как Драк, жмурясь от удовольствия, с аппетитом глотает мясо и шевелит толстым у основания, коротким хвостом, покрытым роговыми пластинами. А потом умиротворённо отрыгивает, переступая коротенькими ножками. Смотрит на нас ярко-жёлтыми глазами с узким вертикальным зрачком, останавливает взгляд на мне, издаёт совершенно милое «ур-р-р» и уверенно подходит, чтобы... Ну да — вытереть свою наглую, перепачканную в крови и перьях мордочку об мою юбку. И решительно улечься в траву... Спать. Устал от непосильных трудов, видимо.

   — Ольс, — я разворачиваюсь к смотрителю, — пожалуйста, отнесите Драка в мои покои. А я к папе пойду. Попробую уговорить его временно отправить большую часть жиралей в Вагдрибор. Легче будет следить за сохранностью оставшихся.

   — Вам сменить платье нужно, — мягко напоминает Вария.

   — Непременно, — соглашаюсь, кивая фрейлинам. — Идёмте.

   — Подожди, Идилинна, — останавливает меня Ваймон. — Тебе же достаточно помощи одной Рильмины? Мне с Варией нужно поговорить.

   Вот как? Интересно, о чём? И почему так срочно?

   Вспоминаю, что брат утром сам заглянул к нам в спальню, чего раньше никогда не делал. Наверное, как раз и хотел попросить о личной беседе. Вот только исчезновение Драка нас отвлекло. Ну а в том, что наперсница не в курсе, я даже не сомневаюсь — на её лице удивление не меньшее, чем у меня. Впрочем, причин для отказа я не вижу, поэтому разрешаю:

   — Хорошо. Идём, Рильмина.

   Томлинка, в глазах которой светится неприкрытое любопытство, послушно следует за мной, оглядываясь на оставшуюся пару. Однако, едва мы оказываемся вне зоны видимости и, соответственно, слышимости, останавливается.

   — И что? Вот так просто уйдёшь? — несдержанно восклицает она.

   — Разумеется. — Мне тоже приходится остановиться. Я за время знакомства с Рильминой уже не раз убедилась, что её упрямство границ не имеет. И проще выслушать всё сразу, чем потом получать отдачу маленькими порциями.

   — Разве ты не хочешь узнать, что задумал твой брат?

   — Зачем? — пожимаю плечами. — Вария вернётся и всё нам расскажет.

   — А если скроет правду? Или скажет, но не всё? — не сдаётся фрейлина.

   — Значит, так нужно. Она в состоянии самостоятельно принимать решения.

   — Ладно, — отвечает томлинка тоном, пропитанным несогласием. — Но я бы на твоём месте всё же подслушала.

   — Это неэтично, — продолжая путь, я отворачиваюсь и стараюсь скрыть улыбку, потому что вспоминаю, как сама однажды именно так поступила. Правда, не совсем по собственной воле.

   — Зато информативно, — бурчит Рильмина у меня за спиной.

   Я её не слушаю. Поднимаюсь по лестнице в свою новую комнату. Из маленькой спальни, которую мы столько лет делили с Варией, пришлось переселиться в более просторное помещение, где и столовых хватило на нас всех, и комнат для гигиены. Мне здесь нравится меньше, но, увы, иного варианта нет. Жить отдельно я не могу. Ни из-за фрейлин, ни из-за питомца.

   Шагнув на гладкое белоснежное покрытие, первым делом бросаю взгляд в ближайший угол, куда Ольс укладывает ящера, которого нёс на руках. Драк спит, свесив лапы и голову. Даже язык высунул. Ему сейчас безразлично, что именно с ним делают, однако он прекрасно чувствует, что вокруг происходит. И тут Рильмина права: если я уйду и дверь закрою... Проблем потом будет выше головы. Кстати, к моему отсутствию при открытых дверях краг относится спокойно. Странное животное.

   Вария отсутствует долго. Я успеваю и переодеться, и побывать у отца, и проведать маму, которой врачи, опасаясь за ребёнка, посоветовали больше времени проводить в постели. Состояние мамы кажется им не самым благополучным, хоть шёл всего второй месяц беременности.

   В общем, я уже к себе возвращаюсь, а моя вторая фрейлина всё ещё гуляет под руку с Ваймоном по дворцовому парку. С открытой террасы-коридора третьего этажа их прекрасно видно. И я, нетерпеливо меряя шагами комнату, даже жалеть начинаю, что не послушала совета Рильмины. О чём так долго можно говорить?

   Моё состояние томлинка чувствует. Смешливо фыркает, однако, прежде чем успевает высказаться, я прячусь в столовой. Хватит с меня её провокаций! А то ведь, не ровён час, действительно рвану в парк, отыскивать возможность подслушать.

   В комнату мы с Варией возвращаемся одновременно. Я — сытая и сгорающая от любопытства, она... Она потерянная. И на глазах слёзы.

   — Что случилось? — пугаюсь, бросаясь к ней и хватая за плечи. — Он тебя обидел?

   Фрейлина молчит, избегая смотреть на меня, но головой отрицательно качает. Не обидел. Ладно. Тогда что?

   Обняв Варию, усаживаю на свою кровать, которая оказывается ближе всего. Глажу по голове, успокаивая и пытаясь разобраться в причинах её состояния. Что, надо честно признать, оказывается сложным делом. Не потому, что она говорить не хочет. Просто каждое слово даётся ей с трудом. А уж связанными фразы можно назвать весьма условно. Мне приходится постараться, чтобы сложить из них цельную картину. В итоге получаю следующее: сначала Ваймон пытал Варию на предмет чувств к нему, а потом и сам признался, что любит.

   — Я в обморок чуть не упала, — сквозь всхлипы лепечет подруга. — Думала, он просто терпит меня и ждёт, когда привязку... можно будет сбить. А он...

   Ну, братик, удивил. Что же ты так внезапно разоткровенничался? Неужели Ларилина пошла в наступление? Других причин я не нахожу, скорее наоборот, вчерашний визит вице-короля во дворец становится понятным. И твоё мрачное настроение после посещения. Обсуждали свадьбу, по всей видимости.

   Правда, всё равно непонятно, чем Вария, то есть её осведомлённость, тебе поможет. Против воли родителей ты не пойдёшь и стать женой ей не предложишь, а официально признать своей фавориткой не сможешь, пока она несовершеннолетняя... Стоп!

   — Что он попросил? — спрашиваю прямо, потому что только в ответе на этот вопрос и может крыться причина состояния девушки.

   Фрейлина снова всхлипывает, комкая воздушную ткань юбки, бросает на меня быстрый затравленный взгляд и с не меньшим опасением смотрит на томлинку.

   Ясно. Брат затеял какую-то авантюру и потребовал поклясться, что Вария никому не проговорится. Наверняка даже мне.

   И всё же я не сдамся.

   — Рильмина?.. — выразительно смотрю на присевшую на диван у окна наперсницу.

   — А что я? — изумляется та, округляя глаза. Несколько секунд непонимающе хлопает светлыми ресничками, а когда до неё доходит, в чём причина, обиженно восклицает: — Девочки, ну вы чего? Я ничего никому не скажу! Зачем мне кого-то подставлять? Я и сама в такой же подвешенной ситуации. И честно вам всё рассказала. Ничего не скрыла. А ведь это тоже был секрет!

   Верно. Рильмина, может, и кажется грубовато прямолинейной, зато говорит то, что думает. Когда я спросила про привязку к некоему томлинцу и поинтересовалась, уж не к Тогрису ли, она с лёгкостью это подтвердила. Даже не попыталась уйти от ответа. Хотя, в общем-то, могла и не признаваться — реальных доказательств никаких, лишь косвенные признаки. Мало того, томлинка и своих дальнейших планов не скрыла, совершенно открыто заявив, что ждёт не дождётся совершеннолетия, чтобы возникшее влечение убрать.

   — Я дорадой была, когда, узнав про ранение Тогриса, упросила брата взять меня с собой! — сердито делилась с нами своими мыслями фрейлина. — И если до этого чувствовала к ферту лишь лёгкую симпатию и заинтересованность, то несколько месяцев, проведённые у его постели, окончательно меня в него влюбили. Теперь сама этому ужасаюсь, знаю же, что он на мне не женится. А я женой быть хочу!

   Откровениям я не слишком удивилась. Ожидаемо, да. Потому с лёгкостью поинтересовалась, не предлагал ли ей Тогрис после совершеннолетия стать его фавориткой.

   — Щас, — язвительно хмыкнула в ответ Рильмина. — Принц в этом качестве меня даже не рассматривает. Никого не рассматривает. Знаешь, сколько у него неофициальных любовниц? Когда мой брат за Даграной ухаживал, мы во дворце некоторое время жили. Так вот, почти каждую ночь в покои Тогриса новая девица наведывалась. Желающих попытать счастья и поймать будущего короля не так уж мало. А он этим пользуется.

   Последнюю фразу я пропустила мимо ушей. Во-первых, девочка даже если осознаёт, что перспектив никаких, всё равно ревнует того, к кому её тянет. Я вот, например, точно это чувство испытываю. Сдерживаю, контролирую, но... Хотя Тогрис мне и не муж, наличие любовниц всё равно неприятно и хочется, чтобы другие женщины держались от него подальше. Так что я вполне допускаю некоторое преувеличение в словах Рильмины относительно количества любовниц и намеренных провокаций со стороны Тогриса с целью образования привязок. Во-вторых, меня бы куда больше оскорбило, веди себя принц иначе. То есть если бы он отказывал бедняжкам, получившим к нему привязку. Это же жестоко — заставлять их мучиться долгие годы, пока влечение само собой сойдёт на нет. Потому и Рильмине я в большей степени сочувствую, чем сержусь на неё. Жалко девочку. Вместо того чтобы добиться взаимности свободного мужчины, она будет вынуждена ждать два года, прежде чем наконец избавится от своего желания с принцем переспать и сможет снова влюбиться.

   — Он полагал, что Ларилине всё же надоест ждать и она от свадьбы откажется...

   Ой! Я увлеклась воспоминаниями и упустила момент, когда Вария решилась открыть нам чужую тайну. Потому навостряю уши.

   — ...а она не отказывается, — продолжает фрейлина. — И вчера вице-король потребовал назначить дату свадьбы. Причём в обозримом будущем, а не эфемерно далёкую.

   — С чего такая срочность? — перебивает её Рильмина.

   — Ваймон не уверен, но полагает, что это из-за угасания привязки. Ларилина уже десять лет как совершеннолетняя, а влюбилась-то за год до этого. Наверное, она испугалась, что ещё немного, и сама уже танцевать не захочет. Вот и заторопилась.

   — Ну а ты чем ему поможешь?

   Теперь уже я не выдерживаю, потому что фрейлина надолго замолкла, ушла в себя. Моё нетерпение и недоумение понять легко: жена вице-короля (а я уверена, что именно она озаботилась пошатнувшимися перспективами будущего дочери и подтолкнула мужа) умеет прилипнуть крепче, чем ик’лы. Разве что с кожей отодрать получится. Так что у Ваймона никаких шансов не осталось. Тем более мои родители на стороне будущей невесты.

   — Я могу подтвердить, что готова после совершеннолетия стать его фавориткой, — тихо признаётся Вария. — Это даст Ваймону ещё два года отсрочки.

   Логично. Правильно мыслит братик. Иметь в семье и жену, и фаворитку мужчине законы империи позволяют. Но официальная любовница должна появиться до свадьбы, после это уже невозможно. Как невозможно и признать фавориткой девушку, не достигшую половой зрелости.

   — А дальше? — округляет глаза Рильмина. — Если это не сработает, ему всё равно жениться придётся, а ты подобным обещанием себе всю жизнь испортишь. Раз Ваймон признался, что тебя любит, значит, на свадьбе будет и с тобой танцевать тоже. После этого ты навсегда с ним будешь связана. И в его семье останешься. Думаешь, Ларилина станет к тебе хорошо относиться?

   — Я люблю его... — вместо ответа всхлипывает Вария, закрывая ладонями лицо.

   Понятно. Согласилась.

   Томлинка закатывает глаза к потолку, качая головой и беззвучно ругаясь. Мне тоже хочется последовать её примеру, однако вместо этого я придвигаюсь к подруге и обнимаю её, в который уже раз принимаясь успокаивать.

   — Ты все правильно сделала. До совершеннолетия можешь давать любые обещания, они всё равно не будут считаться законными. И никто тебя обязать их выполнить не сможет. Потом откажешься, скажешь, что передумала...

   В последнее мне самой не верится. У Варии чувство долга и ответственности зашкаливает, и если бы Ваймон её не любил, возможно, её согласие было бы действительно временной поддержкой. Но он-то любит, а она к этому чувству относится очень серьёзно. Знает, что мужчинам влюбиться сложнее. Как и разлюбить. У них влечение на психологическом уровне развивается, а не на банальной физиологии, как у женщин.

   У её отца была такая несчастная любовь до встречи с мамой Варии. Ему не повезло. Он влюбился в девушку, имеющую привязку к другому. А тот её фавориткой сделал и, когда женился, оставил в своей семье, не отпустил. Отец Варии долго не мог забыть первую возлюбленную. И жениться ему пришлось без любви. Потому и ребёнок у них единственный и очень поздний.

   — Мне кажется, ты должна Ваймону прямо сейчас сказать, что твоё обещание фиктивное и ты не станешь его фавориткой, — Рильмина сводит на нет все мои усилия. Варию сейчас нужно просто поддержать, дать время успокоиться, чтобы могла мыслить разумно — она же на эмоциях. А томлинка своей прямолинейностью лишь усугубила её состояние.

   — Не фиктивное! — возмущённо восклицает вионка. — Стану, если будет нужно! Я его не предам! И не... не откажусь... — Она снова плачет, упав лицом мне на плечо.

   — Как есть дорада... — сердито бурчит Рильмина, откидываясь на спинку дивана.

   — А ты не дорада, — напоминаю ей её же слова.

   — Дорада, — соглашается томлинка. — Однако умею разделять то, что хочу здесь, — она кладёт ладонь на низ живота, — от того, к чему стремлюсь здесь, — теперь указательный палец другой руки упирается в висок. — Лина, хоть ты ей объясни, что если твой брат поймёт, что Вария готова на самом деле остаться с ним на любых условиях, то не будет даже пытаться ситуацию исправить. Ему-то без разницы, кто у него любимая: жена или фаворитка. По-моему, мужчины вообще не понимают, насколько для нас важно быть единственными. Мой брат, узнав о привязке, прямым текстом заявил, что я должна всё сделать, чтобы ферт Тогрис от меня не отказался. Я возмутилась, пыталась до него донести, что не согласна быть на вторых ролях, но разве меня кто-нибудь послушал? Потому сюда и отправили, чтобы... — Она зло прищуривается и сердито цедит: — Я их разговор подслушала. Сначала принц отказался обсуждать свои личные дела, но Рил умело нашёл нужные аргументы и ферт пошёл на уступку. В общем, они решили, что если мы с тобой подружимся, то Тогрис подумает насчёт моего будущего. Совместного с ним, естественно.

   Вот это да... Таких нюансов я не знала. Впрочем, откуда мне их знать? Мой суженый улетел на Шенор лечиться, так ничего и не рассказав. Вот и думай теперь: на самом деле он задумался о фаворитке в придачу к жене или просто не захотел портить отношения с мужем сестры?

   Разбегается народ, когда краг идёт на...

   Взлёт

   — Тише, мой хороший, спокойнее. Там нет ничего страшного, вода будет далеко, и ты в неё не упадёшь...

   Ласково поглаживая Драка по чувствительному загривку, где кожа намного тоньше и не имеет роговых пластин, я изо всех сил стараюсь его успокоить. Чтобы сам набрался смелости и пролетел над морем, а не сделал это по принуждению. Поэтому на выразительную мимику и жесты Рильмины, которая потрясённо поднимает глаза к небу и в умоляющем жесте складывает руки на груди, внимания не обращаю. У неё свой подход к воспитанию крага, у меня свой. Ну не могу я, как она, морально давить на моего любимца. Мне намного приятнее, когда ему самому нравится делать то, что мне нужно.

   К счастью, мои усилия не оказываются бесполезными. Драк коротко шумно вздыхает, припадает на передние лапы, приподнимая задние и заставляя меня крепче вцепиться в два роговых шипа по бокам головы. Несколько раз качнув из стороны в сторону хвостом, который стал ещё толще, но остался таким же коротким, ящер резко бросается вперёд. Площадку перед обрывом преодолевает за считаные секунды и словно камень, брошенный в волну, летит над пропастью. Сначала по инерции, а потом... Потом за моей спиной раздаётся звук, словно резко встряхнули плотную ткань. Это развернулись упругие кожистые крылья — небольшие, компактные, но на удивление сильные, ведь вес животного, которого они удерживают в воздухе, мне кажется невероятно большим. Драк за эти два года вырос так сильно, что я, стоя рядом, смотрю ему прямо в глаза. А ведь он всего лишь подросток. Боюсь представить его размерчик, когда будет взрослым!

   Кстати, он стал не только больше, но ещё и спокойнее. Уже не боится оставаться в одиночестве и понял, что я от него никуда не денусь. Даже перестал рваться в аэрариум, потеряв интерес к жиралям. Впрочем, мне кажется, они стали для него слишком маленькими и потому неинтересными. Он ведь никогда не увлекался добычей меньше себя по размеру, всегда охотился на то, что крупнее. На ворков или ик’лы, которые случайно оказывались рядом, лишь сердито ворчал и мотал головой, отгоняя в сторону. Сейчас примерно то же самое происходит с жиралями. Он их воспринимает просто как помеху, досадное недоразумение, которое летит рядом и мешает.

   — Прекрати немедленно, — всё же одёргиваю, когда Драк своим рыком пугает одну из птиц, которую её наездник неосмотрительно подвёл слишком близко.

   В ответ ящер издаёт такой жалобный звук, что мне становится стыдно — он ведь на самом деле не со зла это сделал, просто особенность его полёта такая, что не предусматривает препятствий на пути. Лавировать крагу сложно. А с учётом, что под нами вода, а не песок, падать ему очень страшно.

   — Прости, малыш, я не хотела тебя обидеть, — извиняюсь и успокаиваю его. — Ты не волнуйся, всё хорошо. И вообще ты молодец! Смотри, вон уже и берег показался. Ты справился!

   На мои слова внешне Драк никак не реагирует, но мне почему-то кажется, что ему моя забота приятна. Это ощущается... не знаю, как описать... В другом напряжении мышц у меня под ногами. В чуть ином изгибе короткой шеи, на которую я опираюсь. Даже в свисте, который рождает рассекаемый мощным телом воздух.

   Мне сейчас на удивление радостно, потому я надеюсь, что и у него хорошее настроение. Ведь так сложно остаться равнодушным к ярким жёлтым лучам Адапи, заливающим светом окружающее пространство. Слепящим бликам, отражающимся от водной глади моря. Гребешкам волн, которые по мере приближения к берегу становятся всё выше и плотнее. Тёплому сильному ветру, норовящему сорвать с меня платье. Непередаваемому запаху моря — влажному, солёному, будоражащему...

   Оглянувшись, я улыбаюсь и машу рукой Рильмине, жираль которой летит следом за крагом. В ответ получаю кивок головой и вижу её пальцы, сложенные в условный предупреждающий знак: «Не отвлекайся». Она всегда серьёзно относится к полёту. Постоянно мне напоминает, что ящеры не умеют планировать, если падают по вине наездника, то камнем вниз. Оттого и взлетают только с возвышенностей. Однако я в Драке уверена — он меня не подведёт!

   Вария летит с другой стороны, так что я и к ней поворачиваюсь тоже. Фрейлина мне улыбается, но грустно, совсем не весело. И это при том, что сидит она не одна, а с Ваймоном, который её обнимает и что-то шепчет, практически зарывшись носом в гладкие волны синих волос.

   Он, после того как признался в любви, вообще старается её от себя не отпускать. Брат и раньше постоянно был где-то поблизости, но всё-таки создавал нам иллюзию своего отсутствия и появлялся только по необходимости. Теперь же я вижу его рядом постоянно. Ваймон лишь на ночь уходит к себе, и то когда я уже недовольно ворчать начинаю.

   Разумеется, его понять можно: признание для мужчины — это как сорванный стопор. Он принял решение, и теперь его не остановить. При этом они всего лишь встречаются, — официально Вария всё ещё свободная девушка. Представляю, что будет, когда их отношения на другой уровень общения перейдут... А до этого момента осталось совсем немного. Три дня назад моя фрейлина стала совершеннолетней, а за день до этого получила возможность быть с мужчиной — физиология в этом смысле довольно точна и расхождения в сроке редко превышают несколько дней.

   И ведь вот что удивительно — Ваймон ситуацией не воспользовался! Хоть и знает, что теперь для него преград уже нет, а держит себя в руках. Причин я не понимаю, объяснять свои действия брат не спешит, а устраивать ему допрос у меня просто не было времени. Мы к приёму у вице-короля готовились. Наряды, подарки, личные вещи... Хоть и рядом совсем его резиденция — на острове, недалеко от побережья, а вернуться домой, если что-нибудь забудем, будет проблематично. Это не краткий визит, нас на несколько дней пригласили.

   Водный простор внизу меняется на насыщенно-зелёный, травяной, и Драк становится увереннее. Прочная опора, на которую можно сесть и не провалиться невесть куда, его несомненно радует. Он даже позволяет себе повернуть голову и покоситься на меня хитро прищуренным жёлтым глазом.

   — Нет, дорогой, тут тебе добычи тоже не будет! — Я смеюсь, потому что прекрасно помню этот взгляд, полный лукавой безнаказанности, в то время, когда мощные челюсти исправно пережёвывают жираль.

   — Ваур-р иур-р-р... — бархатисто ворчит в ответ краг.

   «А это мы ещё посмотрим!» — услужливо подсказывает перевод моя фантазия.

   Нет, конечно, ящеры не говорят, но ничто не мешает мне думать иначе.

   Равнина сменяется пологими холмами, растительность на которых гуще. На одной такой природной возвышенности бликует отражённым светом невысокое строение, напоминающее прозрачный купол, врытый в землю. У вице-короля, вернее, его жены, своеобразный вкус. Старину она не так ценит, как новые необычные материалы и современный дизайн.

   Перед резиденцией высокие растения отсутствуют, и мне это место кажется удобным для посадки. Я мягко хлопаю ладонью по шее ящера, показывая, что нам нужно вниз.

   — Гур-р-р... — снижаясь, он вновь подаёт голос.

   «Держи-и-ись!» — слышится мне.

   Вытянув вперёд все четыре лапы, Драк тормозит, вспарывая землю. По инерции я отклоняюсь назад, и смеюсь, цепляясь за роговые выросты. А когда останавливаемся, не дожидаясь помощи спрыгиваю со спины, покрытой плотной тканью, и крепко обнимаю своего питомца за шею. Какой же он молодец!

   — Опять ты... — Подбежавшая к нам Рильмина принимается меня отчитывать, но тут же осекается, бросает испуганный взгляд на Ваймона, помогающего Варии слезть с жирали, и исправляется: — Вы его совсем разбаловали! Он не должен так резко опускаться. Вы могли не удержаться, упасть и покалечиться.

   А вот и положительный эффект от постоянного присутствия брата — он в первый же день тесного общения поставил Рильмину на то место, которое она должна занимать. Томлинка в своей обычной манере, то есть неофициально и бесцеремонно, обратилась ко мне, когда мы по террасе гуляли. Спросила о чём-то неважном, я даже не помню, что именно её заинтересовало. А в ответ получила от Ваймона настоящий выговор. Мало того, потом ещё месяц ходила на занятия к моей наставнице по этикету, дабы не забыть, что к наследнице нельзя обращаться на ты.

   Мне наказание показалось излишне жёстким и я его смягчила, заверив фрейлину, что в приватных беседах нам незачем так строго соблюдать правила. Возможно, сделала это напрасно, потому что Рильмина нет-нет да и срывается. Вот как сейчас.

   — Это ваше упущение. Вы здесь для того, чтобы научить его действовать правильно, — строго парирует брат, не позволяя мне проявить лояльность. Слова фрейлины он всё же услышал. Осматривается и громко приказывает сопровождающим: — Разгружаемся!

   Ясное дело, в отсутствие родителей, которые остались во дворце, он здесь главный. К нему и с вопросами обращаются, и слушаются без возражений. Я же прохаживаюсь по лужайке, посматривая в сторону здания, из которого так никто и не вышел. Такое ощущение, что нас здесь не ждут.

   Впечатление обманчиво. Нам просто дают возможность привести себя в порядок, а нашим спутникам снять груз с птиц. Едва последний контейнер касается травы, как прозрачные трипслатовые створки дверей распахиваются, являя главу семейства де’вРонов, его жену и дочь.

   Ну что сказать... В изысканности наряда никому из них не откажешь. Ярко-синий глянцевый камзол вице-короля идеально гармонирует с платьем спутницы, лазурным, как вода в море, пронзённая полуденными лучами Адапи. На Ларилине не менее симпатичный комплект: юбка цвета грозового неба и в тон ей короткий жакет, из-под которого, словно облака, выбиваются кружева рубашки.

   К манерам тоже никаких нареканий. Суеты и спешки никакой. Первый зрительный контакт со мной. Вежливые улыбки дам, протянутая рука мужчины, по ладони которой я скольжу подушечками пальцев, почти не касаясь, показывая своё расположение к собеседнику. И он тут же радушно меня приветствует:

   — Идилинна! Ну, здравствуй, девочка! Как добралась?

   — Спасибо, отлично. Погода изумительная для полётов.

   Я тоже улыбаюсь, правда, в большей степени потому, что меня смешит забавная смена выражений на круглом одутловатом лице вице-короля, когда он смотрит на вальяжно разлёгшегося на траве крага. Изумление, восхищение, опасение...

   — Ох, не думал, что он такой большой! — Мужчина в смятении проводит пальцами по подбородку. — Нам сообщили размеры, конечно, и загон для него готов, но, оказывается, знать и видеть — совершенно разные вещи.

   Согласна. Мне про Ларилину тоже много хорошего говорили, но вижу я совсем иное. Хотя, разумеется, чисто внешне придраться не к чему: поза самая что ни на есть скромная, глаза опущены долу, голосок елейный.

   — У вас очень красивый зверь.

   — Он не зверь. — Я вздыхаю, стараясь не выдать своего возмущения вопиющей безграмотностью. — Это ящер.

   — Да? — пытаясь сообразить, чем же эти понятия отличаются, девица с удивлением смотрит на крага.

   — Ящеры — это как птицы, только без перьев, — со знанием дела сообщает её мать.

   Мне же хочется спрятать лицо в ладони и истерически захихикать, однако приходится сдерживаться и мило хлопать ресничками. Нет, я могу, конечно, прочитать им лекцию по фауне планет, но ведь обидятся. А портить с ними отношения мне нельзя. Папа запретил.

   Понять родителя можно. Это я выйду замуж и улечу с Виона, а моему отцу и брату здесь ещё жить и править. А если на планете будет оппозиция нынешней власти, тем более такая высокопоставленная, которая может найти себе немало союзников, — добра не жди. Папа ведь именно по этой причине так в браке Ваймона и Ларилины заинтересован — в этом случае вице-король станет только союзником, никак иначе.

   Ясное дело, что и другая сторона имеет стимул к свадьбе ничуть не меньший. Когда власть уплывает из рук, будешь готов на всё, лишь бы остаться при ней. Ничего не пожалеешь, даже собственную дочь.

   Впрочем, дочь как раз не против того, чтобы её использовали. Она лишь смотрит на Ваймона, а дыхание уже становится чаще. Щёчки розовеют. В глазах обожание. А уж когда он ей руку протягивает...

   — Я так рада нашей встрече, — тихо лепечет Ларилина, в ответ на краткое «приветствую».

   Я с удивлением перевожу взгляд с неё на брата. Кто-то говорил об угасании привязки? Да тут влечение в самом разгаре, даже слепой это почувствует! Ну и на что же рассчитывает Ваймон? Неужели Рильмина права и он удовольствуется тем, что приготовила для него судьба? То есть послушно исполнит желание родителей и предпочтёт сделать вид, что не замечает, как больно его любимой.

   Вария даже сейчас, хоть и контролирует свои эмоции, выглядит потерянной. Не знаю уж, что ей шептал брат во время перелёта, наверняка клялся, что всё будет хорошо и она должна ему верить, но результат аховый.

   Он не изменяется даже тогда, когда мы оказываемся в отведённых нам покоях, хотя необычность и оригинальность отделки более чем способствуют отвлечению внимания от всего, кроме... Перламутровых, идеально гладких стен, плавно переходящих в не менее изящные многоуровневые плоскости иссиня-чёрного, глянцевого пола. Необычной, совершенно прозрачной мебели, из-за чего кажется, что находящиеся в них предметы висят в воздухе, не имея поддержки. Потокам света, проникающим сквозь разноцветный потолок из трипслата.

   Да уж... Мне страшно представить, сколько же всё это стоит! Понятно, что вице-король не бедствует — род древний, накоплений много, да и нынешний пост весьма доходный — но не настолько же. Интересно, а папа всё это видел?

   — Насколько я знаю, нет, — задумчиво бегая глазами по интерьеру, отвечает брат. — Вроде бы резиденцию совсем недавно обновили. Любопытно...

   По-моему, он в своей заинтересованности даже о присмотре за мной и о влюблённых в него девушках забыл. Весь оставшийся день и половину следующего провёл в компании вице-короля и приближённых, также приглашённых на отдых. Нам же оставалось лишь наслаждаться изумительными блюдами в умопомрачительных столовых, гулять по шикарному кустарниковому парку, забавляться с пушистыми йкурпами, которых здесь, пожалуй, больше, чем дорад и ик’лы вместе взятых, и развлекать себя разговорами.

   Последнее удовольствие сомнительное. В первую очередь потому, что Ларилина и её мать считают своим долгом проводить время со мной. Как и мои фрейлины. Что получается в итоге — страшно пересказывать. Одни вопросы и комментарии чего стоят.

   — Как же так?! Вария, ты до сих пор не фаворитка?..

   — Ваймон из-за тебя столько времени вынужден обходиться без женщины!

   — Ты ведь совершеннолетняя! Почему отказываешь?

   — Как не стыдно! Ты же мальчика держишь к себе привязанным. А другие ждут...

   — Он из-за тебя мне так мало внимания уделяет!

   — Это же большая честь — быть для принца законной официальной любовницей!

   Они наперебой возмущаются, советуют, расспрашивают. Мы втроём едва справляемся с их наглостью и напором. Даже Рильмина и та выдыхает с облегчением, когда собеседницы наконец соизволили удалиться.

   — Можно я встречу этих дорад в каком-нибудь тёмном закоулке этого ослепительного сооружения? Прибью и скормлю Драку. Случайно, так сказать.

   Ярость в её голосе более чем очевидна. Хорошо, что, кроме нас, фрейлину никто не слышит.

   — Нельзя, — на риторический вопрос я риторически же отвечаю: — Драк отравится. А он мне ещё нужен.

   Да, я нахожу в себе силы шутить, потому что Вария совершенно сникла. Мне её хоть как-то поддержать нужно! Так она хоть слабо, но всё же улыбнулась.

   Спать мы ложимся в молчании. Наговорились.

   Не знаю, как мои фрейлины, а я уснуть не могу долго. Мысли, воспоминания, образы, впечатления — всё это крутится в голове, смешивается, бурлит, рождая самые невероятные сочетания. Руки Ваймона, обнимающие фрейлину, так же, как меня обнимают руки Тогриса. Звонкий смех Рильмины, превращающийся в свист ветра. Наш дворец, на который волнами накатывает жёлтый песок томлинской пустыни. Драк, плывущий по морю, словно аграль...

   — Лина! — слышу настойчивый тихий зов. — Лина, проснись же! Нам надо поговорить!

   — С ума сошёл? — протираю глаза, но голос всё же приглушаю, чтобы фрейлин не разбудить.

   Смотрю на нежданного посетителя. Решительно сжатые губы, упрямый взгляд, поза уверенная, никаких сомнений в том, что делает... М-да, без ночных откровений Ваймон не уйдёт. Придётся вставать.

   — Идём.

   Стараясь сделать это бесшумно, сползаю с кровати и, утащив за собой одеяло, ныряю в дверь столовой. Брат заходит следом, и я нервно вздрагиваю.

   Нам с младенчества вбивают в голову, что столовая это индивидуальное пространство. Приём еды — вообще сугубо личный процесс, для которого свидетели не нужны. А тут посторонние. Пусть и в лице брата, по сути мне родного, но ощущения всё равно неприятные. Ладно хоть еды сейчас нет, не так стыдно.

   Отбросив приличия, потому что вариантов всё равно нет, я опускаюсь на стул и закутываюсь в одеяло.

   Ваймон, помедлив, садится прямо на крышку стола.

   — Они настаивают, чтобы я на завтрашнем приёме сделал Ларилине и Варии официальные предложения, — начинает без предисловий.

   — Да я поняла уже, — отмахиваюсь, вспоминая «содержательную» беседу с хозяйками резиденции.

   — Я не хочу, — коротко сообщает брат.

   — Чего именно? Варию как фаворитку или Ларилину как жену?

   — И ту и другую. Ларилина нравится нашим родителям, она из уважаемой семьи, красивая, богатая...

   — Глупая, — не выдерживаю и добавляю, перебивая, потому что брат никогда не позволит себе оскорбить женщину нелестным эпитетом.

   На мгновение Ваймон осекается и вновь бросается в бой.

   — Возможно. Но я к ней чувствую лишь неприязнь. Раньше это не так сильно проявлялось, но в последнее время неприятие становится всё острей. Сегодня я вообще едва выдержал её прикосновение. Наверное, я однолюб, потому что хочу сделать счастливой одну-единственную женщину.

   — Свадебный танец это исправит, — с деланым безразличием я зеваю. — Лет через... десять.

   Мне так хотелось сказать «пятьдесят», но решаю всё же срок снизить и трагизма не нагнетать. Помогает мало.

   — Издеваешься?! — рявкает Ваймон так, что я основательно пугаюсь. Подпрыгиваю даже. Вот эту бы ярость да в правильное русло...

   — Тише! Девочек разбудишь! — шиплю, снова устраиваясь на сиденье. — А чем ты думал, когда проявлял к Ларилине внимание и позволил всем считать, что согласен на этот брак?

   — Я до встречи с Варией действительно был не против. Даже радовался, когда у Ларилины привязка образовалась. А потом понял, как сильно ошибся и какую глупость совершил. Да только менять что-то было поздно. Надеялся, что Ларилина сама отступится, но, видно, не судьба. Хотел сегодня во всём признаться вице-королю, думал, он меня поймёт. Но когда тот заговорил о предложении, понял, что это бессмысленно. Лишь врага получу на всю оставшуюся жизнь. И отца подставлю. — Брат взъерошивает пальцами волосы, которые и без того лежат на голове в беспорядке. — Лина! Ну хоть ты меня не добивай, а? Я и так мучаюсь. Помоги лучше!

   Пф-ф... Легко сказать — помоги. А что я могу? То есть могу, конечно, поговорить с родителями и постараться их убедить... Нет, не вариант. Времени на это у нас не остаётся. Да и не поймут они. Скажут, что причина смехотворная. Вот если бы Ваймон Варии совсем лишался из-за брака, тогда, конечно, было бы что обсуждать, а так... И всё же...

   — Ладно, — ещё сомневаюсь, но уже чувствую, что решение близко. Нужно только обдумать его в спокойной обстановке. — Я попробую. Только ты имей в виду, что эта отсрочка будет последней. И жениться тебе всё равно придётся, если сам ничего за это время не предпримешь и не найдёшь веского повода для отказа. Кстати, и переспать с Ларилиной тебе тоже придётся при любом раскладе. Только в одном случае это будет разовое наказание за глупость, а в другом многолетняя каторга.

   — Я понимаю. Спасибо, сестричка! Буду твоим должником.

   М-да. Долг — это очень полезная штука, пригодится. Осталось лишь реализовать идею, которая на самом деле больше сложна в исполнении, чем в своей сути. Потому что... Потому что роль у меня будет не соответствующая моему характеру. Ну да ладно, переживу. Лишь бы Вария обрела уверенность в будущем.

   Но это вопрос времени. А пока раскрывать план фрейлине я не буду — она должна вести себя естественно. Как и Ваймон.

   Хотя брату и не нравится моя таинственность, настаивать он не рискует. Понимает, что иначе нас заподозрят в сговоре. Вария ведь даже не пытается плыть против течения. Она окончательно смирилась с худшим вариантом, грустит и украдкой вытирает слёзы, но собирается на приём и помогает мне, спокойно выслушивая болтовню Ларилины, которая решила, что мне без её ценных советов красивой сегодня не быть.

   Мне настрой фрейлины не нравится, но... но он удачно вписывается в план! Особенно в ту его часть, для которой в невероятно красивый хрустальный зал, сквозь грани стен которого просвечивает зелёный фон, окружающий резиденцию, принесли вазы с цветами.

   Это же не просто эффектный декор, это символ. Знак того, что женщина готова отдать себя мужчине не на краткий миг взаимного удовольствия, а на более долгий срок, пока он не решит — хочет её отпустить или желает остаться с ней навсегда. Увы, в качестве любовника, а не мужа.

   Гости с любопытством посматривают на ожидающие начала церемонии прекрасные бутоны — крупные, с махровыми ярко-синими лепестками, обрамлёнными белой каймой, с жёлтыми пушистыми серединками, напоминающими пух на загривках агралей. Ритрасы — самые редкие растения на Вионе, поэтому мужчины их и дарят фавориткам. Чтобы хоть этим показать, насколько ценят своих любовниц.

   Попросив своих фрейлин отойти в сторону и не мешать, я с преувеличенным любопытством рассматриваю живой элемент декора. Жду, когда зал заполнится приглашёнными, а вице-король появится в сопровождении своих дам. Ну и, поскольку я тут гостья номер один, направится ко мне. Поприветствовать.

   — Надеюсь, ты приятно проводишь время? — заботливо интересуется он, поправляя изысканного покроя камзол, который не очень-то ладно сидит на его грузной фигуре. — Не жалеешь, что не осталась с родителями?

   — Нет, что вы! — Этого вопроса я давно ждала, поэтому отвечаю с лёгкостью, таинственно приглушая голос. — Если честно, я была рада хоть немного отдохнуть от Горана.

   Привираю, конечно. Разве можно устать от самого милого на свете синеволосого карапуза, который смешно сопит, пытается за всё схватиться маленькими цепкими пальчиками и тащит в рот любой предмет, находящийся в пределах досягаемости. Игрушки, листья, палки, даже землю. Папа говорит, что это инстинкт и мы все так делали. Мол, организм таким образом вырабатывает устойчивость к ядам. Может, он и прав, но я за собой такой тяги не замечала. Или же просто не помню.

   — Но император так рад рождению второго сына... — с явным оттенком грусти говорит вице-король.

   Оно и не мудрено — у него только одна дочь. Жена, видимо, категорически отказалась дарить мужу кулон второй раз. Поэтому сейчас она, несомненно намеренно, оказывает мне поддержку.

   — А я вас понимаю. Это так утомительно — иметь маленького ребёнка в семье!

   Умно действует. Моё расположение тоже важно. Вот только я уже решила, как им распоряжусь.

   — Тут многое зависит от того, кто рожает, — глубокомысленно замечаю, приняв самый серьёзный вид. — Если жена, это одно, а если фавори-и-итка... — многозначительно растягиваю последнее слово, намекая, что мужчина может оставить без детей любую из своих женщин. Наверняка они об этом не задумывались, ослеплённые идеей брака. Не договорив, спохватываюсь, вновь впиваясь взглядом в ритрасы. — Кстати! А у вас, насколько я вижу, сегодня цветочная церемония была запланирована. Здорово! Я никогда на такой не присутствовала. Очень любопытно посмотреть. А кто решил закрепить статус?

   С этим вопросом на губах самым внимательным образом осматриваю присутствующих, отыскивая виновников торжества и демонстративно не останавливая взгляда ни на Варии, ни на Ваймоне.

   — Так ведь ваш брат... — растерянно лепечет собеседница, но я не даю ей договорить.

   — Брат? — изумлённо смотрю, словно она что-то очень неожиданное сказала. — А Ваймон-то тут при чём? Ой! — не дожидаясь ответа, всплёскиваю руками, словно от неожиданного озарения. — Он и Ларилина решили стать законными любовниками?

   Невнятный писк вместо нормального ответа и лицо, по которому пошли красные пятна, — вот видимый эффект моей «наивности». Вице-король тоже беззвучно открывает рот, не зная, как отреагировать. Я даже жалею, что его дочь моего заявления не слышала, потому что предпочла общество Ваймона компании родителей.

   Ну да ладно. У неё ещё всё впереди.

   — Ах, как это мило! — продолжаю, делая вид, что не замечаю смятения своих визави. Лучезарно улыбаюсь, прижимая руки к груди. — Они доставят другу другу столько удовольствия!

   — Идилинна, ты не так всё поняла, — наконец обретает голос вице-король. — Ведь Вария уже давно дала согласие стать фавориткой.

   — И что? — Я непонимающе хлопаю ресничками. — Если брат передумал и решил, что Ларилина подходит на это место больше...

   — Нет, он не передумал, — настойчиво гнёт свою линию собеседник.

   — Вот как? Значит, цветы для...

   Замолкаю, приняв крайне задумчивый вид, Поднимаю брови, морщу нос, хмурюсь, словно о чём-то размышляю. И наконец...

   — Вы!.. Вы меня хотите лишить подруги! — негодующе взвизгиваю. Да так громко, что гости, которые мирно наслаждались беседой, разворачиваются к нам, замолкая. Я же и не думаю прекращать начатого спектакля. Даже ножкой топаю для большей убедительности. — Это возмутительно! Я всё отцу расскажу! Всё-всё! Безобразие!

   — Идилинна, девочка, успокойся, — испуганно лепечет вице-король. — Да что же тебя так возмущает? Ты же знала, что это рано или поздно произойдёт.

   — Вот именно! Рано или поздно, а не сейчас! Мне по статусу положены две фрейлины! Я что, по-вашему, должна буду ещё два года обходиться одной?

   — Вы можете взять новую, — торопливо вносит свой вклад его жена. Но разве я с ней соглашусь?

   — Новую?! — потрясённо возвожу глаза к медленно темнеющему небу за прозрачным сводом потолка. — Издеваетесь? Разве она сможет так же хорошо выполнять свои обязанности, как Вария, у которой стаж больше десяти лет!

   — Идилинна, вы не волнуйтесь, — наконец к выяснению отношений присоединяется и главная виновница происходящего. — Мы не хотим лишать вас Варии. Она будет фавориткой и фрейлиной одновременно...

   — Нет, вы точно действуете против меня! — злюсь, упирая руки в бока. — Я не дорада, Ларилина! Признайте сразу, что вы планировали заговор! Когда фрейлина по первому зову любовника отправится в его объятия, оставив наследницу одну, так легко расправиться с оставшейся без присмотра беззащитной девушкой!

   Сгущаю краски и всхлипываю в панике. Даже отступаю на пару шагов, показывая, как же меня пугают подобные перспективы.

   — Нет, нет! Дихол! — не выдерживает вице-король.— Ничего подобного у нас и в мыслях не было. Мы просто не подумали, что это станет проблемой.

   Я молчу, насторожённо глядя на него. Типа поверю, если доказательства будут. И он мне их предоставляет.

   — Я прошу прощения, наследница. Это моя вина. Поторопился, не учёл всех обстоятельств. Действительно, некуда спешить. И для нашей семьи будет честью, если свадьба Ларилины пройдёт в один день с вашей. Надеюсь, случайное недопонимание не отразится на наших отношениях.

   Я на всякий случай ещё несколько секунд думаю и лишь затем неуверенно киваю. Нужно же сохранить иллюзию опасений в их адрес. На этом считаю свою миссию завершённой. А что? Результат налицо. Обещание, данное брату, я выполнила. Имею право расслабиться.

   Опускаюсь на любезно предложенное место в центре зала — самое удобное, естественно. Улыбаюсь брату, замершему в счастливом ожидании, подзываю фрейлин, чтобы не сидеть одной, и любуюсь завораживающим шоу, демонстрируемом на голографическом экране. Вице-король и в этом впереди всего Виона. Где он раздобыл запись шоу с Эрциана, я ума не приложу. Это же настоящая контрабанда, потому что власти этой неприсоединившейся к империи планеты запрещают трансляцию за пределы их системы.

   Размышления о политике сразу наводят на мысли о будущем. Тогрису придётся нелегко в правлении, даже учитывая, как много сделал мой отец и другие императоры до него. Вокруг нашей маленькой империи ещё много миров, по-прежнему сохраняющих захватнические амбиции. И военные действия не прекращаясь идут то в одной звёздной системе, то в другой. До полного объединения ещё так далеко!

   Мне очень хочется увидеть тот момент, когда все-все планеты в нашем кусочке Галактики станут единым целым. Будут не враждовать, а сотрудничать. Не убивать друг друга, а помогать выживать.

   Конечно, есть надежда, что за те триста лет жизни, что отпущены мне природой, полное объединение произойдёт. Но эта надежда слабая. Тогрис, при всём моём нежном к нему отношении, политик не самый сильный. Я-то думала, он успеет набраться опыта у моего отца, времени было много. Однако судьба словно не желает дать ему этой возможности. Сначала война, потом ранение и реабилитация. И даже это ещё не всё. Не успел он адаптироваться к новым ногам на Шеноре, как его отец почувствовал недомогание и попросил сына взять на себя правление, чтобы не назначать другого преемника, пусть даже временного. Тогрису пришлось срочно возвращаться на Томлин.

   Разумеется, поступил он правильно. Вот только когда же я теперь его увижу?

   Правда всегда обретает известность, а двигаться к ней помогает нам...

   Честность

   Сегодня, сегодня, сегодня он прилетает! Наконец-то сумел вырваться из сумасшедшего круговорота дел и обязанностей. Наконец всё же нашёл временную замену своей незаменимой на Томлине персоне. Наконец написал мне, что ужасно соскучился и сделал всё, чтобы наша встреча состоялась как можно скорее.

   Три года прошло, как мы с ним последний раз общались. Год с момента начала его правления после скоропостижной смерти отца. Я уж начала опасаться, что такими темпами мы только на помолвке и сможем увидеться. Но нет, ошиблась. И это замечательно!

   Я готова прыгать от радости, смеяться от счастья, млеть от предвкушения... Впрочем, почему — готова? Я именно это и делаю, когда мои фрейлины выходят из своих столовых. Ну а поскольку сочетание улыбки до ушей, скакания по комнате и нервного хихиканья для меня, в общем-то, нетипично, девушки теряются.

   — Вы неважно себя чувствуете? — деликатно беспокоится Вария.

   — Ты что-то не то съела? — пользуясь отсутствием бдительного стража этикета, насторожённо присматривается ко мне Рильмина.

   — Нет и нет! — отвечаю сразу обеим и делюсь новостью: — Тогрис прилетает!

   Раскинув руки и покружившись по комнате, падаю спиной на кровать, утопая в мягком кружевном белье.

   Как же мне хорошо... Стоп! Не хорошо! Вечером мой суженый рассчитывает на меня любоваться, а я без красивой укладки, лицо наверняка уставшее, кожа обветренная после полёта на Драке, и платье...

   От моей эйфории не остаётся и следа. Стремительно подскакиваю, пугая фрейлин ещё больше. Впрочем, я сейчас на этом внимания не заостряю. Есть более важные заботы. И вообще, сначала помогать мне, потом уже думать о себе — это прямая обязанность наперсниц, подкреплённая не только нравственным долгом, но и ощутимой финансовой составляющей.

   Через четыре часа суматошных сборов я придирчиво рассматриваю себя в зеркале, решая, остановиться на том, что получилось, или запустить процесс в третий раз. Потому что первые два мне не понравились.

   Салатовое платье, подобное тому, что я надевала на торжественный приём четыре года назад. Облегающая фигуру, тонкая, но тяжёлая ткань, струящаяся при движении, словно потоки воды. Белая кожа лица, румянец на которой смотрится необычайно мило. Высоко поднятые волосы, ниспадающие спиралями на плечи...

   — Вы отлично выглядите, — с надеждой на отдых робко высказывается Вария.

   — Принц будет в восторге, — поддерживает её Рильмина.

   — Ну ничего себе... — вплетается в общую картину голос старшего брата. И тут же дополняется ещё одним.

   — Каласавица.

   — Иди ко мне, мой сладкий! — зову, увидев в зеркале появившуюся в дверном проёме пару.

   Разворачиваюсь и подхватываю подбежавшего малыша на руки. Легко поднимаю, потому что, по сути, Ваймон это делает за меня — весит Горан совсем немало.

   — Тебе правда нравится? — поцеловав пухленькие щёчки и потрепав мягкие синие волосы, заглядываю в озорные глаза, которые у обоих братьев совершенно одинаковые — насыщенно-синие и большие.

   — Да! На Дл-л-лака хотю! Лина Гола катать, катать, катать!

   — Мы завтра на нём полетаем.

   — Ага, — легко соглашается малыш. — Пути!

   Он несколько раз изгибается всем телом, добиваясь, чтобы Ваймон поставил его на пол.

   — Почему он с тобой? — тихо спрашиваю, присматриваясь, как Горан лезет вверх по декоративным горизонтальным полочкам на стене, напоминающим вертикальную лесенку. Он нагло пользуется поддержкой Варии, которая не может сорванцу ни в чём отказать. Рильмина, в отличие от вионки, идти на поводу маленького манипулятора не спешит. Стоит рядом, скрестив руки на груди, и скептически на всё это смотрит. У неё определённо подход к воспитанию детей такой же, как к крагам. Жёсткий.

   — Родители в провинцию Мод улетели. Отдохнуть. Завтра вернутся.

   Понятно, значит, у Тогриса визит неофициальный, раз никаких торжественных встреч не планируется. Впрочем, это понятно. Будь иначе, я бы не сегодня утром о его прибытии узнала, а намного раньше. Ну что ж, так даже лучше.

   Ваймон, решив, что мне его общество больше не требуется, уходит к сосредоточенно пыхтящему братику, преодолевшему уже половину подъёма до окна. Одним движением подхватывает мальчишку и ставит на подоконник. Варию же, которая с облегчением опустила руки, обнимает и целует в висок.

   О! К лицу всё ближе? Так-так-та-а-ак... Это несомненно прогресс в отношениях. Обычно прикасается к лицу только муж. Бывают, конечно, исключения. Если мужчина, например, полагает, что таким способом спровоцирует привязку. Срабатывает это в редких случаях, только когда у девушки настрой к нему позитивный. Если же влечение уже есть, нет никакого смысла в такой дополнительной стимуляции. А вот в том, чтобы показать, с какой нежностью он к девушке относится, смысл имеется.

   — Ты о чём задумалась-то? — прерывает мой мыслительный процесс Ваймон. — Лина, можно я заберу у тебя Варию до завтра? Я один с Гораном не справлюсь.

   Лукавит, конечно. Ещё как справится. В конце концов, зачем во дворце поселились две няньки и гувернёр? Другой вопрос, что братик ещё слишком мал, его нельзя оставлять с ними наедине, без внимания кого-то из семьи. Но настоящая причина в том, что Ваймону просто хочется больше времени проводить с любимой. С Ларилиной он теперь старается не встречаться, а если оказывается рядом, то держится на расстоянии. Правда, как ему это поможет избежать свадьбы, я всё равно не понимаю.

   Однако это не повод, чтобы отказывать подруге, у которой глаза светятся счастьем, когда её возлюбленный рядом. И лишь когда они уходят, а я перевожу взгляд на Рильмину, сосредоточенно рассматривающую даль за трипслатовым окном, запоздало соображаю, что она наверняка ждёт появления Тогриса ничуть не меньше меня.

   — У нас ещё есть время, может, ты тоже приоденешься? — тихо спрашиваю, а затем говорю громче, потому что она не реагирует: — Рильмина, ты меня слышишь?

   Оборачивается томлинка медленно. Смотрит с недоумением. Так глубоко задумалась, что ей приходится приложить немало усилий, чтобы вернуться в реальность. Она встряхивает светлой головой, проводит руками по волосам, перекидывая толстую косу через плечо, набирает в грудь воздуха и решительно заявляет:

   — Зачем мне красоту наводить? Тогрис к тебе приехал. На меня он смотреть не будет, а привязку сбивать всё равно ещё рано.

   Последнее верно и неверно одновременно. У неё совершеннолетие через неделю, так что в настоящий момент, несомненно, рано. А вот чуть позже — очень даже вовремя. Если, конечно, мой суженый сможет остаться на такой длительный срок.

   И он меня не разочаровывает. Едва я бросаюсь к нему, появившемуся в гостевом холле дворца, едва, не сумев сдержаться, всхлипываю, едва прижимаюсь всем телом и вцепляюсь пальцами в его руки, не желая отпускать даже на минуту, успокаивает:

   — Идилинна, милая, не надо так переживать. Я не исчезну, и улетать мне не завтра.

   — А когда? — Этого заверения мне недостаточно, хочется точно знать, сколько продлится моё маленькое личное счастье.

   — После дня рождения Рильмины. То есть после того, как... — Он нерешительно замолкает, видимо, не желая говорить на деликатную тему.

   Меня же не столько смущает процесс сбивания привязки, сколько волнует истинная причина появления принца на Вионе.

   — Хочешь сказать, что ты только ради этого прилетел? Чтобы с ней... получить удовольствие? Разовое? Или на постоянной основе? — сердито бросаю отрывистые фразы, даже не замечая, что сорвалась и перешла на неофициальное обращение. И заставляю себя оттолкнуться от того, к кому хочется прилипнуть как ик’лы к коже.

   — Идилинна... — страдальчески стонет Тогрис. Ловит меня за талию, возвращает в свои объятия и утаскивает к дивану.

   Я злюсь. Возмущённо вырываюсь, хотя получается как-то не очень. То ли моих сил не хватает, то ли мне просто не слишком хочется, чтобы мужчина меня отпускал. А он, усаживая меня рядом и обнимая, объясняет, усиливая моё смятение:

   — Не нужна мне Рильмина! Я хочу быть только с вами. Поверьте, я не желаю, чтобы в наши отношения вмешивался кто-то ещё. Я думал, будет правильнее как можно скорее избавиться от проблемы. Ведь вам самой станет проще, если у фрейлины не будет ко мне влечения.

   Затихаю, положив голову ему на плечо и вслушиваясь в ласкающие интонации. Приятно. И рассуждает он правильно.

   — Значит, вы не предложите ей стать вашей официальной любовницей? — подняв голову, заглядываю в прозрачно-оранжевые глаза.

   Тогрис непонимающе хлопает светлыми ресницами.

   — А вы хотите, чтобы в нашей семье была фаворитка? — наконец сдавленно спрашивает он.

   — Нет, не хочу, — выдыхаю с облегчением. Всё же слова Рильмины, что Тогрис подумает насчёт их совместного будущего, если мы с ней подружимся, прочно засели в памяти. — Просто подумала, что у вас могло быть такое желание, раз вы попросили моих родителей устроить её на должность фрейлины.

   — Ясно. Вы восприняли этот поступок, как мой личный план. Но я это сделал лишь потому, что обещал Рилу помочь его сестре устроиться в жизни, — терпеливо объясняет Тогрис, ласково скользя пальцами по голой коже моей руки. — Единственные, кто меня поддержал сразу после ранения и последующей лавины обвинений в некомпетентности — мои близкие. Отец, сёстры, Рил и Рильмина. Они все помогали мне. И в отношении сестры своего друга я не мог остаться неблагодарным, тем более что из-за тесного длительного контакта у неё пошла ко мне привязка. Но моя благодарность вовсе не подразумевала длительных отношений. Рильмина приятная девушка, но вы...

   Последнее слово прозвучало так выразительно, с таким чувством Тогрис в этот момент смотрел в мои глаза, что даже в груди что-то защемило, перехватывая дыхание.

   — Идилинна, я безумно соскучился. По вашему голосу, синим глазкам, мягким волосам... — Он с явным наслаждением погрузил пальцы в пряди волос, наверняка испортив причёску, над которой так долго трудились фрейлины. — Последние ваши голографии в сети просто умопомрачительны — вы с каждым днём становитесь всё краше. А я ревную, когда думаю, что кто-то любуется ими так же, как я. Вы дали обещание, но от меня так далеко. Я с ума схожу...

   Вот! Большего мне и не нужно. Вернее, нужно, но оно только через год станет возможным. А потому пока я получаю удовольствие иного рода, наконец начиная понимать Варию, которая с придыханием вспоминает свои целомудренные прогулки с Ваймоном. Хотя, казалось бы, что такого особенного? Ну слова, ну прикосновения, ну взгляды. А какой эффект!

   Мне на самом деле хорошо сидеть с ним бок о бок, смотреть в глаза, держаться за руки, сочувствовать, слушая о событиях на Томлине и смерти короля, восхищаться популярностью созданного будущим императором игрового поля «Ривуса», рассказывать о Драке и его детских шалостях, вместе радоваться, что Тогрис снова может ходить... Мне совсем не хочется расставаться даже на ночь, несмотря на то, что утром я его снова увижу.

   Поглощённая своими чувствами, молчаливую угрюмость Рильмины я замечаю не сразу. Спохватываюсь, лишь оказавшись в постели. Что случиться-то могло? С Тогрисом она не говорила, только с братом — они оба в коридоре перед холлом нас ждали.

   — Отсутствие элементарного доверия случилось, — в привычной грубой манере сообщает фрейлина. — Не бери в голову.

   — Не брать я не могу. Мне сейчас хорошо и хочется, чтобы все вокруг тоже были счастливы. А ты в этот план не вписываешься.

   Решив не пускать дела на самотёк, я продолжаю допрос. Приподнимаюсь на локте, чтобы лучше видеть лежащую на соседней кровати девушку. Пусть моё ночное зрение и не такое отчётливое, как дневное, но видеть выражение лица это не мешает.

   — Через неделю впишусь так, что радости будет хоть отбавляй. Особенно у братца моего, — неожиданно признаётся Рильмина. — Представляешь, он, оказывается, так настаивал на моей связи с Тогрисом только затем, чтобы я из упрямства поступила наоборот. Рил, видите ли, думал, если скажет, что Тогрис не для меня и глупо рассчитывать на серьёзные отношения, то получит эффект противоположный. Я обижусь и стану навязываться.

   Вот и как мне на такое реагировать? Как, как... Ну уж точно не промолчать и не лечь обратно в кровать. Рильмина всё же моя фрейлина. И подруга. Почти. С Варией я всё равно ближе. Однако моего безразличия или холодности томлинка не заслуживает точно.

   — А мы докажем твоему брату, что он ничего не понимает в женской логике! — Перебираюсь к ней на кровать и в ответ на скептическое «каким образом?» объясняю: — Завтра мои родители возвращаются, поэтому мы должны быть во дворце — Тогрису их поприветствовать нужно. А послезавтра на агралях в Белую заводь поплывём. Проведём там несколько дней, как раз до твоего дня рождения. Будем наслаждаться красотой залива и отдыхать. Проявишь к Тогрису больше внимания, чем нужно. Намекнёшь, что с удовольствием стала бы фавориткой. В шутку, естественно, только чтобы подразнить твоего брата. Пусть помучается, видя, что всё получилось с точностью до наоборот. Он ведь не знает, что именно ты за эти два года для себя решила? — на всякий случай уточняю, а то вдруг Рильмина ему в сегодняшнем разговоре всё как есть выложила. И радуюсь, когда она отрицательно мотает головой: — Ну вот, отлично! А перед тем как привязку сбить, признаешься, что это розыгрыш был.

   — Да уж, представляю его реакцию. Это подействует как холодный душ, но и научит его точно, — кривит губы в усмешке фрейлина. — Ладно. Согласна. А Тогриса не предупредишь?

   Вопрос очень правильный, и я надолго задумываюсь. В итоге всё же отрицательно качаю головой — не предупрежу. Да, это неэтично. Можно сказать, это своего рода подстава. Но гложут меня какие-то смутные подозрения в правдивости слов, которые я сегодня слышала. А вот такая контролируемая провокация со стороны Рильмины позволит мне проверить его чувства и убедиться. Я хочу быть на сто процентов уверенной в нём! Хочу, чтобы он, когда останется наедине с Рильминой, думал только обо мне. Представлял, что он со мной, а не с ней. Тогда и мне будет легче пережить этот момент.

   Может, я ошиблась. Может, поступила глупо, но... Как говорится, не попробуешь — не узнаешь. Поэтому я и пробую, самым внимательным образом отслеживая малейшие изменения в выражении лица, позы и интонациях томлинца.

   Недоумевающий взгляд в ответ на причитание Рильмины: «Ах, как же я сама на эту аграль заберусь?! Ферт Тогрис, вы мне не поможете?» и краткое ответное: «Рил! Помоги сестре». Лёгкую тень недовольства на лице, когда во время прогулки томлинка «случайно» касается его руки. И неприкрытое удивление, едва в ночной тишине раздаётся негромкое, но вполне отчётливое:

   — Знаешь, я тут подумала, может, не так уж плохо быть фавориткой...

   Это моя фрейлина с братом беседу ведёт. Мы с ней долго место и время выбирали, чтобы и звук не приглушался, и все действующие лица находились в нужных местах. Она с Рилом — в шатре, я с Тогрисом — прямо за ним, на берегу залива, а Вария с Ваймоном на прогулке в окрестностях.

   Сковавшее принца напряжение я прекрасно чувствую, потому как сижу в его объятиях. Остаётся только проверить, что именно его беспокоит: само признание или моё присутствие при этом.

   — Она влюблена, — тихо поясняю.

   — Я знаю. — Ответ краткий и ничего не объясняющий. Поэтому я продолжаю:

   — Ей будет очень больно принять, что у ваших отношений нет будущего.

   — Лина...

   Тогрис так резко переходит на неофициальное обращение, что я дар речи теряю. И способность двигаться. А потому очень быстро оказываюсь на мягкой пушистой поверхности ковра, закрывающего камни, и в тесной близости от мужчины, нависающего надо мной.

   — Лина, ты о ней думаешь, а обо мне? Мне будет не больно? Быть с ней, а желать тебя...

   Одна из рук, которыми он опирается на ковёр, чтобы оставаться надо мной, меняет положение. Скользит по моему телу вниз, к коленям, и сминает ткань юбки, подтягивая её выше. Тело же, лишённое опоры, опускается совсем низко, прижимая меня своим весом. Теперь мужчина опирается только на одну руку, ладонь другой гладит голый участок кожи на бедре, медленно поднимаясь всё выше. Я же, поражённая его действиями, лишь рот открываю в беззвучном протесте, который никак не может сорваться с губ. Ум в панике от того, что происходит, а вот тело... Оно без сомнения не желает отказываться от неприличного контакта.

   А Тогрис и не думает останавливаться. Оставив ногу в покое, рука перемещается мне на плечо, жадным движением освобождая от ткани и его. А когда я всё же нахожу в себе силы и пытаюсь его с себя столкнуть, он просто ловит мою ладонь, чтобы жадно поцеловать. И прошептать, не отпуская:

   — Знаешь, как часто я себя корил за то, что позволил развиться привязке у несовершеннолетней, да ещё после того, как в моей жизни появилась ты? Я потому и хочу побыстрей освободить Рильмину от болезненного влечения, чтобы она могла влюбиться в другого. Тогда с последним, что нас обоих тяготит, будет покончено. Навсегда.

   — Что тут происходит? — Гневный мужской голос одной фразой разрушает атмосферу томительной чувственности и неги.

   Тогрис моментально отстраняется и вскакивает на ноги. Я куда более медленно сажусь, приходя в себя, приводя в порядок платье и старательно избегая смотреть на возмущённого Ваймона. Впрочем, меня брат и не обвиняет. Он принца отчитывает:

   — Я был о вас лучшего мнения, Тогрис цу’лЗар! Вы нагло воспользовались наивностью и неискушённостью моей сестры! А где?.. — Он яростным взором окидывает окружающее пространство и рычит: — Рильмина!

   Едва фрейлина выскакивает из шатра, как оказывается под прессингом праведного гнева.

   — Почему вы оставили наследницу без присмотра? Вы же знали, что на вас ложится эта ответственность, когда рядом нет второй наперсницы! Я лишаю вас всего, заработанного за этот месяц! Если подобное повторится, отправитесь обратно на Томлин. С соответствующими рекомендациями. Вария!

   Голос всё ещё сердитый, но даже злость не может скрыть ноток нежности к любимой.

   — Вария, проводи Идилинну... Рильмина, вы особого приглашения ждёте? Тогрис, будьте любезны зайти ко мне.

   Ясно. Выговор продолжится.

   Понурые и напряжённые, мы молча сидим в шатре на мягких подушках, заменяющих нам кровати, и прислушиваемся к голосам, которые слышны даже через два слоя плотной ткани. Слов не разобрать, но я и так знаю, о чём Ваймон говорит.

   Тогрис не имел права на такое тесное физическое взаимодействие. Касаться рук ещё куда ни шло. Волос. Тела через одежду. А всё остальное запрещено, ведь он мне не жених, лишь получил возможность сделать предложение с высокой вероятностью, что на него ответят согласием. Но ведь могут и отказать. То, что мои родители простили ему вольность того первого поцелуя, от которого я потеряла сознание, вовсе не означает поблажек в остальном. Так что он совершенно напрасно возомнил себя героем-любовником и решил, что ему дозволено больше, чем другим.

   — Ваймон наверняка расскажет всё твоему отцу, — наконец нарушает молчание Рильмина. — Что будет дальше?

   — Не знаю. — Я вздыхаю, потому что на самом деле предсказать решение папы мне сложно. — Может, простит?

   Вероятность маленькая, но всё же есть. И на следующий день, когда мы возвращаемся во дворец, я всё ещё надеюсь. Увы. То ли Ваймон перестарался, то ли на самом деле мои родители сочли нарушение вопиющим безобразием, но Тогриса попросили покинуть Вион. К счастью, не навсегда. Через год он вернётся, как раз к моему совершеннолетию, чтобы сделать мне официальное предложение. Если я к тому времени не передумаю, конечно.

   — Простите меня, Идилинна, — прощаясь со мной, принц ведёт себя максимально корректно. И обращение вновь официальное, и прикосновения нейтральные. — Я хотел показать, насколько вы мне дороги, но этим всё испортил. Не сердитесь на меня.

   Грустно, но я ему улыбаюсь. Шепчу: «Буду ждать», и он уходит к ожидающему его транспортнику, возле которого замерли томлинцы-охранники во главе с Рилом. Идёт Тогрис медленно, неохотно, постоянно оглядываясь. Мне даже показалось, что он прихрамывает, хотя до этого я ничего подобного не замечала.

   Принц, несомненно, расстроен и угнетён. Я с трудом сдерживаю слёзы и желание броситься следом, позволяя эмоциям вырваться на свободу, лишь когда небольшой посадочный бот превращается в маленькую тёмную точку и исчезает в свинцово-серой мгле, закрывающей небо. Кажется, даже погода солидарна со мной и грустит, провожая того, кто мне так дорог. Я рыдаю на плече Варии, чувствуя, как осторожно касается моих волос ещё чья-то рука.

   — Так лучше сестричка, поверь мне, — шепчет брат.

   Я не отвечаю. Мне совсем не хочется с ним говорить, хоть умом я и понимаю, что в чём-то он прав. Теперь мне остаётся лишь ждать. И Рильмине придётся ждать... Вот чем закончилось моё стремление выяснить истину.

ГЛАВА 3. Думать и не рисковать. Где терпенье отыскать?

Когда после ночи является утро, мы поступаем не глупо, а ...

   Мудро

   Лазурно-зелёная роспись, имитирующая морские водоросли, играет яркими красками в лучах заглядывающей в оконный проём Адапи. К светилу тянутся нежно-зелёными, пушистыми листочками растущие в кадках под окном кустистые рокуансы, готовые зацвести, а потому усыпанные набухшими голубыми почками. Два молоденьких йкурпа, одетые в серо-голубые шерстяные шкурки, весело перепрыгивают с ветки на ветку и нежно урчат. Старший, почти чёрный, лежащий в тени, лениво за ними наблюдает, приоткрыв один глаз.

   Я всё это замечаю лишь как фон, меня сейчас занимает совсем другое — неподвижная фигура брата, стоящая ко мне спиной. Скрестив руки и опираясь на стену, Ваймон неотрывно смотрит в пространство коридора за приоткрытой дверью. Я же меряю шагами комнату, нервно комкая хвосты пояса, перехватывающего белую удлинённую рубашку, лежащую поверх тёмно-синей юбки. Останавливаюсь, чтобы поинтересоваться:

   — Всё?

   — Нет.

   Получить ответ и продолжить движение, пытаясь хоть этим себя отвлечь. Я даже не могу сесть рядом с Варией, которая, посматривая на меня с сочувствием, расположилась на диване и играет с розовым ик’лы. Фрейлина пыталась меня успокоить, отвлечь, но ничего у неё не вышло. Очень уж момент волнующий.

   — Всё?

   — Нет.

   Новая дистанция. Дихол! Как же долго. Неужели сделать всё по-быстрому так трудно? Мама, когда мы с ней это обсуждали, смеялась, говорила, что мужчина никогда не потратит на нелюбимую женщину больше времени, чем необходимо. Убедится, что свою порцию удовольствия она получила, и на этом завершит процесс. Может... Может, им обоим понравилось? Нет! Даже думать о такой возможности не желаю! Наверняка проблема в самой Рильмине.

   — Всё?

   — Нет.

   Очередной забег. Вот уж не думала, что мне будет так сложно. Я за этот год не волновалась столько, сколько за последний час. Казалось бы, ну привязка, ну что такого? Обычное дело. Сбил, и ладно. А по факту столько переживаний! Сомнений. Тревог. Тогрису проще — он делом занят, а я бездействуй и страдай!

   — Всё?

   — Нет.

   Гр-р-р... Я сейчас в душе на Драка похожа. Была бы Рильмина жиралью, ей бы точно не поздоровилось. Тогриса мне тоже хочется немного растерзать. Угораздило же его обременить себя этой привязкой и обязанностью её снять! Ещё и по срокам такой длительной. Ну ничего, мне до совершеннолетия пять дней осталось. До помолвки два. Получу право и возможность физического контакта, и всё. Пусть жених всецело занимается вопросами моего удовольствия. От себя его не отпущу! Никаких временных любовниц! И уж тем более постоянных.

   — Всё?!

   — Не...

   Привычный ответ обрывается, и я тут же бросаюсь к выходу.

   — Стоять! — грозным шёпотом приказывает Ваймон, перехватывая меня за талию. — Куда понеслась? Мы же договаривались!

   — Я не понеслась! Я просто посмотреть! — яростно шиплю, отдирая от себя его руки. — Пусти! Мне надо!

   Спорить со мной сейчас бессмысленно. Брат это быстро понимает и отступает, освобождая мне наблюдательный пост. Вовремя. Я успеваю рассмотреть направляющегося в боковой коридор Тогриса. Одет он неряшливо: рубашка не застёгнута, лишь заправлена в брюки, жакет в руках. Торопился уйти, по всей видимости. Шагает неторопливо, но без особого воодушевления. На лице усталость и даже что-то брезгливое.

   Ага! Ему не понравилось! Не понравилось! Ура!

   От облегчения на душе так хорошо становится, радостно, ярко. Я счастливо смеюсь, на краткий миг обнимаю брата и тут же бросаюсь к поднявшейся с дивана Варии. Схватив за руки, кружусь с ней по комнате, не в силах остановить затапливающую меня эйфорию.

   Это всё гормоны. Влечение. Привязка. Умом я это понимаю. Знаю, что сейчас мой организм всё делает для того, чтобы получить то, что ему нужно. А изменить этого не могу. Все мысли только о том, как хорошо мне будет, когда мы с Тогрисом останемся наедине. И как же замечательно, что этот момент настанет совсем скоро!

   — Ну, хватит, хватит, — ворчит Ваймон. — Вот ведь неугомонная! Ты бы лучше свою энергию на подготовку к свадьбе направила.

   — Мне её на всё хватит! — легко парирую, но совет всё же не игнорирую. — Вария, идём! Нас примерка ждёт! И репетиция!

   Брата не зову, он сам следует за нами как приклеенный. И мрачный, потому что хочет он одного, а поступать ему приходится совсем иначе. Он ведь так много сделал, чтобы его мечта исполнилась. Родителям свою позицию объяснил. С Ларилиной напрямую поговорил. Даже её родителям честно признался. И к отцу Варии слетал, чтобы попросить поддержки. А в итоге... В итоге папа категорично сказал: «Хочешь на Варии жениться, отказывайся от права наследования». Мама вздохнула и посетовала: «Ох уж эти дети, только о себе думают». Отец Варии, у которого, как оказалось, есть своя фаворитка, почесал в затылке и констатировал: «Значит, такова её судьба». Вице-король, стимулируемый подсказками жены, предсказуемо пообещал будущему зятю отстроить второй дворец, точно такой же, как наш, чтобы и жена, и фаворитка чувствовали себя равными. Навязанная невеста расстроилась, разревелась и устроила истерику, а на следующий день приехала с визитом и при моих родителях попросила Ваймона принять от неё кулон в обмен на сбивание привязки. Мол, если не ты, так хоть твой ребёнок со мной останется. Украшение брат не взял. Так что теперь у него одновременно со мной состоится свадьба с дочерью вице-короля. Фрейлине ничего не остаётся, кроме как принять цветок фаворитки и танцевать с Ваймоном второй танец. Отпускать её он категорически отказался. И привязку до сих пор не сбил. Да и Вария ничего не хочет слышать о расставании, на всё готова, лишь бы с ним остаться.

   Раньше, возможно, я бы её понять не смогла. Но теперь прекрасно понимаю, потому что сама в том же положении. Уверена, случись сейчас невероятное, перевернись мир с ног на голову, скажи Тогрис, что я не могу быть ему женой, только фавориткой, и это бы ничего для меня не изменило. Я бы согласилась.

   Так что Варии тоже нужно праздничное платье, как и мне. Она на свадьбе должна быть такой же красивой. Ваймон не должен стыдиться своей любимой, пусть и не такой титулованной и богатой, как Ларилина.

   — Давайте мы вот эти рюшечки всё же уберем. Они её полнят, — советую портнихе, которая занимается примеркой.

   Когда та кивает и снимает отделку, вновь скольжу взглядом по шикарному длинному платью из переливающейся струящейся ткани. Синяя юбка имеет несколько разрезов почти до талии, из них при движении проглядывает вторая — жёлтая. Цвет неплох сам по себе, но...

   — Подъюбник сделаем белым, — решаю всё же заменить.

   — Но белый ни с чем не сочетается, — пытается переубедить меня женщина, — а жёлтый будет хорошо гармонировать с ритрасами.

   Я именно этого и хочу избежать — лишнего напоминания. Поэтому готова уже настоять на своём. Однако у Варии на этот счёт есть своё мнение, и она меня опережает.

   — А мне нравится! Пусть остаётся. Лина, я же говорила, что не требую для себя иного статуса. Меня всё устраивает.

   Она уверена, что Ваймон любит только её. Поэтому счастливо улыбается и смотрит в своё будущее с оптимизмом. Больше нет ни слёз, ни переживаний.

   — Ладно, как знаешь. — Я пожимаю плечами, на этот раз сосредотачиваясь на наряде, что предназначен мне.

   Эффектный ничуть не меньше. Ультрамариновые язычки пламени, идущие по низу юбки, охватывают её синим пожаром, постепенно переходящим в нежно-голубую вышивку на белом фоне. Легкие, почти невесомые рукава закрывают лишь часть плеча, оставляя соблазнительную полоску кожи, а глубокий вырез не намекает, он кричит о достоинствах той части тела, которая так привлекает мужчин.

   — Очень красиво! — восхищается Вария, когда портнихе удаётся наконец подогнать всё детали по фигуре.

   Я с ней согласна, так что примерку мы заканчиваем быстро. Да и с отработкой фигур танца тоже проблем никаких — недаром же столько лет потратили на обучение.

   Хотя нет, есть одна проблема. И имя ей — Ваймон.

   Он замер у стены, скрестив руки на груди. В его глазах выражение, которое сложно описать словами. Для влюблённого мужчины смотреть, как танцует его девушка, — самое большое испытание на прочность. Я брата понимаю, несомненно, ему хочется забыть обо всех ограничениях, выбросить из головы все обязательства, сбросить с себя груз ответственности и танцевать с той, которую любит. Однако... Однако он этого не делает. И не отворачивается, не выпускает нас из виду ни на мгновение. Это гардеробом мы занимались в его отсутствие, а вот танцуем под строгим надзором. Если бы на месте брата находился посторонний мужчина, такой присмотр был бы неприличным. Но сейчас это не так, а потому мы с Варией без стеснения повторяем за наставницей-танцовщицей основные элементы и фигуры. Задорно смеёмся, когда у нас не получается или сбиваемся с ритма. Бегаем по залу и кружимся, выплёскивая то напряжение, которое нарастает в предвкушении церемонии.

   Скоро! Скоро этот одиночный танец станет парным! Он будет самым важным событием в жизни, переломным, после него нет пути назад, нет возможности передумать и сказать: «Мы ошиблись. Давай пойдём разными дорогами». Связь станет прочной, неразрывной и будет такой же долгой, как наша жизнь.

   — Класиво! Как класиво! Я тоже так хочу!

   К нашему смеху присоединяется ещё один голос. Звонкий, жизнерадостный. Он врывается в зал вместе с шустрым мальчишкой, за которым, по всей видимости, гувернёр не уследил. Тот, кстати, тоже появляется, с ужасно виноватым выражением лица, покрасневший, бормочущий извинения, но вынужденный следовать за неугомонным сорванцом. Он пытается Горана поймать, но мальчишка не даётся. Прыгает вокруг нас, прячась за юбками и весело требуя:

   — Я хочу, хочу! Лина... Нет, Валя пусть со мной танцует! Со мной, со мной, да!

   Мы, хоть и оказываемся втянуты в процесс, а всё равно с умилением за ним наблюдаем. Ваймон же к брату относится с куда большей строгостью, потому ловит, останавливая, и предупреждает:

   — Тебе нельзя. С девушками можно танцевать только на свадьбе.

   — Почему? — удивляется малыш, который ещё только познаёт законы нашего мира.

   — Потому что после танца мужчина и девушка уже не смогут расстаться.

   — Мне Валя нлавится, я не хочу с ней ласставаться.

   — И мне нравится, — впервые за весь день улыбается Ваймон.

   — Жалко, — с милой серьёзностью хмурит синие бровки Горан, но не сдаётся. — А посмотлеть на танец можно?

   — Нельзя.

   — Тебе можно, а мне нельзя... — обижается братик. Надувает губы и топает ножкой, обутой в лакированный синий сапожок. — Ладно! Вот я выласту и тебе не лазлешу смотлеть, как танцует моя жена!

   — А мне разрешишь? — Я не выдерживаю и приседаю, чтобы его обнять.

   — Ага.

   Маленькие ручки обвивают мою шею. Щеке достаётся поцелуй, и малыш, забыв о своих обидах, вприпрыжку бежит на выход.

   Смешной он. И очень милый. Я рада, что братик родился и подрос раньше, чем я замуж вышла. По крайней мере, родителям будет не так грустно со мной расставаться — у них Горан останется. Да и Ваймон ведь никуда не улетит. Избавится от необходимости за мной присматривать и займётся вопросами управления Вионом. Будет у отца учиться быть королём.

   Ну а я... Я буду счастлива с тем, кого выбрала. Если, конечно, Рильмина исчезнет из нашей жизни и у Тогриса не возникнет желания снова пригласить её в комнату для свиданий. Тогда и её влечение угаснет раньше, чем мы улетим на Томлин.

   — Идилинна! Вы опять ошиблись! Неужели так трудно запомнить? Сначала вы стоите здесь, потом отходите вот сюда. Влево, а не вправо! Пожалуйста, будьте внимательнее. Не заставляйте меня краснеть за вас при ваших родителях и гостях.

   Я действительно задумалась и ушла в себя. Даже не заметила, как мы вышли на террасу, где нас ждал устроитель церемонии. Теперь он причитает, а я извиняюсь и пытаюсь разобраться в сложной последовательности движений. Когда начать, куда встать, к кому повернуться... Варии куда проще. Ей только в сторонке постоять, цветок принять и на танец выйти. А мне? Мне и к отцу подойти. И сквозь какую-то арку пройти. И жениху руку подать. И подождать... Да кто всё это придумал?!

   — Как кто? — изумляется устроитель, всплеснув тонкими руками. — Это же свадебные традиции планет-столиц вместе сложились. Каждая что-то своё внесла, получилась дань уважения мирам, так много значащим для империи!

   Мешанина получилась. Потому мне и не освоить быстро, что нет никакой логики! Мало того, все знакомые элементы расставлены шиворот навыворот. Шенориане, у которых арка — это символ защиты от падающих с неба метеоров, под ней несколько часов проводят. Мы же всего лишь краткий миг перед тем, как остаться вдвоём. Ночные часы наедине должны стать для нас проверкой чувств, хотя на Рооотоне для этого ждут наступления краткого дня. А поцелуй, который у ипериан означает помолвку, вообще будет завершением свадьбы!

   Сочувствую наследницам, которые будут выходить замуж после меня. Наверняка лет через пятьсот уже все звездные системы нашего скопления будут в составе империи, а планет, побывавших столицами, наберётся не пяток, а десяток. В конечном итоге ведь это число и до сотни дойдёт. Бедные мои пра-пра-правнучки!

   Надеюсь, Тогрис не преподнесёт сюрприза в виде какого-нибудь нового действа. Очень не хочется окончательно запутаться. Хотя, конечно, если папа скажет, что так нужно... Эх, не поспоришь.

   В общем, в спальню я возвращаюсь еле живая. Можно сказать, доплетаюсь на последнем издыхании, мечтая лишь поесть и упасть на кровать. А ведь завтра ещё один сумасшедший день предстоит! И суматохи будет ничуть не меньше, наверное, даже больше, потому что он последний перед помолвкой.

   Вария тоже утомлена. Она даже не осталась с Ваймоном на ежедневный часовой тет-а-тет, традиционный с тех пор, как она стала совершеннолетней. Впрочем, сегодня причина, вероятнее всего, не в усталости, а в том, что вторая фрейлина отсутствует — у неё однодневный отпуск. А оставить меня одну, да ещё накануне свадьбы... Скандал гарантирован.

   Так что брат, пусть и не слишком довольный, проводив нас, всё же уходит. А я, вернувшись в комнату из столовой и готовясь ко сну, жду, пока Вария закончит приводить в порядок мои волосы. Смотрю в зеркало, но больше не на себя, а на подругу, по розовым губам которой нет-нет да скользит мечтательная полуулыбка.

   Её состояние, как и недовольство брата, мне понятно. Она на гормональном допинге, а он боится, что её привязка угаснет, если этот поток эйфории и наслаждения ослабнет.

   Я Ваймона и порицаю, и сочувствую ему одновременно. С одной стороны, нечего было переходить к близким отношениям до свадьбы. Сам ведь сорвался! С другой, десять лет воздержания, когда любимая так близко... Кто бы на его месте устоял?

   Поначалу я склонна была верить, что встречи брата и фрейлины носят исключительно платонический характер, но потом стала обращать внимание на припухшие губы, растрепавшиеся волосы и томный взгляд, когда Вария возвращалась. Но даже после этого мысль, что изменения могут быть связаны с чем-то большим, чем просто объятия или поцелуи, мне в голову пришла не сразу. Подозрения накатили лавиной, лишь когда Ваймон стал проявлять настойчивость в том, чтобы свидания были регулярными, а о них, кроме нас, никто не знал. Тогда я не удержалась и решила всё прояснить.

   — Вария, а вы с Ваймоном случайно не... — многозначительно не договорив, растянула фразу. Надеялась, что она сама догадается и признается. Увы. Лишь синие глаза лукаво на меня взглянули, сопровождая невинный вопрос:

   — Что «не»?

   — Не любовники? — деликатничать я не стала, напрямую спросила. Но даже это не помогло, потому что фрейлина, посмотрев на меня с укором, спокойно ответила:

   — Нет.

   Ну-ну. Вижу я это «нет». Вот и сейчас в зеркале именно оно отражается, даром что сегодня парочка в вынужденном воздержании. Зато при первой же возможности Ваймон упущенное наверстает.

   Секретность, с которой он это делает, вот что меня беспокоит. Да, я понимаю, что до моей свадьбы официально признать любимую фавориткой Ваймон не может — я же сама такое условие поставила, когда спасала его от скоропалительного брака с Ларилиной. Так что сейчас фактически Вария для моего брата неофициальная любовница, а это считается неприличным. Разовый секс, чтобы сбить привязку — пожалуйста. То есть получила ты удовольствие, избавилась от влечения к тому, кому ты не нужна, и пошла искать другого, более достойного. Либо стала женой, если он этого хочет. Либо фавориткой — постоянной законной любовницей, раз уж женой никак. Но длительные близкие отношения без обязательств... Это аморально.

   Так что я виновата в шатком положении, порицаемом в обществе, в котором находится Вария. Надеюсь, она на меня за это не сильно обижается и отказ признаваться связан не с этим, а с опасениями потерять место фрейлины. Вряд ли мои родители оставили бы без внимания подобное нарушение приличий. Уж если Тогриса за куда меньшее прегрешение попросили улететь, чтобы не было скандала, то Варию с позором выгнали бы точно.

   Получается, правильно подружка делает, что всё отрицает и даже мне не признаётся. Вдруг я случайно их тайну выдам? Ведь потом сама себе этого не прощу. Не зря же говорят: меньше знаешь, меньше наделаешь проблем. Себе и другим.

   Соединяет два сердечка обручальное...

   Колечко

   — Тогрис поставил ещё три фрагмента стены-укрепления и говорит: «Будьте внимательнее, Эриш. Прошлый ход вы сделали рискованный. Проиграете». А тот ему: «Не проиграю! Смотрите!» И отправляет боевых юнитов как раз туда, где, скрытые силовым экраном, стоят самые мощные защитные башни Ваймона. Ясное дело, они тут же всех и уничтожили. И всё. Дальше играть смысла уже не было.

   Я смеюсь, представляя изумлённо вытянувшееся лицо молодого томлинца, которого Тогрис по прилёте отрекомендовал нам как своего кузена и нового министра внешней политики. Они позавчера с папой и Ваймоном в «Ривус» играли. Само собой, после этого брат с Варией впечатлениями поделился. Вот только вчера она их не пересказала — утром меня совсем иное занимало, а потом забылось.

   Зато теперь фрейлина воодушевлённо рассказывает, ловко сплетая свои длинные волосы и укладывая их венком на голове. Она приводит себя в порядок, а моей причёской занимается Рильмина, появившаяся в нашей спальне под утро.

   Томлинка непривычно молчалива. Сама на себя не похожа, словно её подменили. Раньше она на такой рассказ точно бы отреагировала каким-нибудь язвительным замечанием.

   — Ай! Осторожнее! — дёрнувшись от боли, я хватаюсь за голову. На пол падают заколка и расчёска, которыми наперсница так неаккуратно воспользовалась.

   — Простите, я случайно, — поднимая вещи, бормочет девушка.

   Я даже оглядываюсь и осматриваю комнату, не доверяя собственным глазам, которые в отражении зеркала видят, что Ваймона здесь нет. Значит, нет и необходимости в официальном обращении.

   — Рильмина, с тобой всё в порядке? — задаю вопрос, начиная чувствовать беспокойство.

   — Да, да... — отвечает она с прежней заторможенностью, неторопливо расчёсывая мои локоны. И во взгляде поволока. Вот ведь как меняет восприятие мира и поведение длительная привязка! Вернее, процесс избавления от неё. Организм вроде и получил то, что хотел, но до конца ещё не прочувствовал — достаточно ему этого или он хочет повторения.

   Любопытно, как быстро моя фрейлина поймёт, что всё закончилось и Тогрис ей не нужен? И когда же она справится со своими обязанностями? Я такими темпами хорошо если к обеду соберусь.

   — Вы ещё не готовы? — В раскрывшийся проём заглядывает Ваймон. На меня он смотрит лишь первое мгновение, а дальше только на Варию, хотя по-прежнему говорит со мной. — Идилинна, поторопись. Через полчаса тебя родители ждут в малой гостиной.

   Сказал и исчез. Ведь мог и письменным сообщением ограничиться, но всё равно пришёл лично. Для чего? Да для того, чтобы любимую лишний раз увидеть.

   Я его понимаю. У меня самой все мысли о встрече с Тогрисом. Нам ведь так и не удалось побыть вдвоём. Делегация томлинцев прибыла на Вион официальная, многочисленная — все приглашённые на свадьбу. Потому и встреча прошла на высшем уровне, который личных бесед не предполагает. А потом нас обоих взяли в оборот устроители церемонии, да ещё и Тогрису пришлось Рильминой заниматься... Так что я с огромным нетерпением иду к родителям, надеясь, что хотя бы после разговора у меня появится шанс на пусть самое-самое коротенькое, но свидание.

   И когда, шагнув на порог той самой гостиной, где мы собираемся исключительно в тесном семейном кругу, я вижу своего жениха, это становится приятной неожиданностью. Нарядный, в строгом чёрном костюме с жёлтыми вставками, он сидит в кресле напротив дивана, где разместились родители. Я непроизвольно направляюсь к нему, но Ваймон ловит меня за локоть и усаживает в соседнее кресло. Сам остаётся позади, однако я быстро забываю о его присутствии. Ведь Тогрис смотрит на меня не отрываясь. Я и без того в радостном предвкушении была, а теперь улыбка не сходит с моих губ. Какой же он всё же... притягательный! Сидеть так близко и не иметь возможности прикоснуться — невыносимо. Ох, быстрей бы наступило завтра!

   — Кхм... — пытается привлечь наше внимание папа, но мы по-прежнему поглощены друг другом, и он не выдерживает: — Так. Лина, Тогрис, хватит! Завтра будете друг другом наслаждаться, а сегодня, прошу, на мне сосредоточьтесь!

   Мне с трудом удаётся опустить взгляд. Теперь я старательно смотрю куда угодно, но не на того, к кому стремлюсь всем сердцем. И слушаю, потому что просто так отец не стал бы нас приглашать. Точно есть важная причина.

   — Беседа неофициальная, как вы уже поняли. Вопрос, который нужно обсудить, касается и нас, и империи в целом. Мы должны выбрать традицию Томлина, которая станет единой для всех планет империи. Решить, будет ли она удачной и гармоничной, послужит ли сплочению империи и не приведёт ли к её дисбалансу. А затем уже вынести её на одобрение в совет Объединённых территорий. Тогрис, мы вас слушаем.