Лешая. Жанна Лебедева

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ГЛАВА 1. Побег
• ГЛАВА 2. Очень странное кино
• ГЛАВА 3. Что скрывает лес?
• ГЛАВА 4. Пепелище
• ГЛАВА 5. Все свои
• ГЛАВА 6. Неожиданные находки
• ГЛАВА 7. Дитя не спит…
• ГЛАВА 8. Он под кустом
• ГЛАВА 9. Госпожа Корна
• ГЛАВА 10. Немагия
• ГЛАВА 11. Истинные ценности
• ГЛАВА 12. Интересы леса
• ГЛАВА 13. Вызов
• ГЛАВА 14. Всюду капканы
• ГЛАВА 15. Крылья за спиной
• ГЛАВА 16. Посади дерево
• ЭПИЛОГ

АННОТАЦИЯ

Поднял руку муж? Хватай ребенка и беги от него сломя голову! Спасаясь от погони, оказалась в странной сторожке посреди леса? Обживайся и радуйся — ты теперь владелица загородной недвижимости. Чужое начальство перепутало со своей сотрудницей? Не спорь — и вот тебе работа мечты: вдали от суеты и с хорошим жалованием. Нашла под елкой странного незнакомца? Забери его себе — вдруг он зачарованный принц? А если даже не принц — все равно в хозяйстве пригодится. И главное — ничему не удивляйся и никого не бойся. Ведь ты лешая. Пусть они сами тебя боятся.

ГЛАВА 1. Побег

— Тише, Санечка, тише… Уходим… Вот так…

   Соседка Наина Маратовна ненавязчиво, но крепко ухватила Саньку за рукав и потянула прочь от страшной двери, за которой раздавался подобный львиному рыку храп пьяного в стельку Андрея.

   — Я не могу… Я боюсь, — прошептала Санька и тихо ойкнула. Под пальцами, зажимающими подбитый глаз, все оплывало. — Больно… Я не могу сбежать, тетя Наина. Если Андрей найдет меня, представляете, что устроит? А он найдет…

   — Не найдет. Твой благоверный еще как минимум час будет дрыхнуть так, что из пушки не разбудишь. Надо уходить, милая. Надо. Настало время. — Соседка вытащила из кармана ключи от машины. — Вот. Возьми и уезжай.

   — Но…

   — Никаких «но», Санечка. Он ведь это не в первый раз, уж я-то знаю. — Наина Маратовна горестно покачала головой. — Ты же понимаешь, что следующий раз может стать для тебя последним, а у тебя ведь дите малое. Не жди, милая. Не терпи.

   «Не терпи».

   А куда ей деваться?

   Санька вытерла грязной от крови ладонью натекшие на подбородок слезы. Всхлипнула в голос.

   — Как же мне не терпеть, если деться некуда? Отец не примет, скажет как обычно: «У тебя муж есть, к нему и ступай. Побил — это потому что у тебя характер такой нестерпимый. За дело, значит…».

   — Да уж, незавидная у тебя судьба, — вздохнула соседка, гладя Саньку по плечу. Снова заладила свое: — Уезжай. Без разницы куда. — Тут глаза женщины радостно блеснули. — А знаешь что? Я придумала. Поезжай-ка ты в деревню мою, в Полянкино. Километров двести отсюда будет. Далековато, зато упырь твой точно не отыщет. Домик там хоть и ветхий, но с печечкой. Людей мало, старухи одни да старики, им помощь всегда нужна — так что от голоду вы там с Альбинкой не помрете, подкормят…

    И Санька не стала спорить.

   — Поеду, — шепнула тихо.

   Она хотела прокрасться в комнату и забрать ноутбук, но передумала. В порыве гнева Андрей стукнул по гаджету кулаком и разбил его. Починить теперь вряд ли получится.

   Сбежав по ступенькам в прачечную, Санька сгребла в хлопчатобумажную сумку от доставки суши, брошенную кем-то в коридоре, их с Альбинкой нехитрые пожитки. Полетели на картонное дно детский трикотажный спортивный костюм, джинсовые шортики, пара футболок, дутая жилетка, выцветшее дешевое белье. И ее, Санькин, сарафан, который сшила мачеха.

   Машина, старенький камуфляжной масти «уазик» — покойный муж Наины Маратовны был охотником — стоял во дворе общаги.

   Санька открыла дверцу, закинула под брезентовую натяжную крышу сумку и белый рюкзачок из искусственной кожи, в котором хранилась буквально вся ее жизнь: паспорт, права, телефон, документы на ребенка, полупустая кредитка. Вчера Андрей просадил с нее почти все деньги — из-за того и поругались. В очередной раз. Санька была очень зла — только покрыла долги, а тут…

   С работой Саньке не везло катастрофически. С учебой — тоже. Отец все детство величал ее недотепой и тупицей, причем безграмотной — Санька страдала дисграфией, отчего родной язык ей никак не давался. Неспособной к математике ее объявил, ревнуя к мачехе, сводный брат, а Санька поверила, и вырваться в умницы уже не пыталась. Правда, в средней школе ей нравилась ботаника, и в одной из четвертей у нее даже вышла по этому предмету твердая пятерка…

   Как итог — дикая неуверенность в собственных силах, с горем пополам оконченная местная сельхозка, неудачная карьера (работа в паре магазинов без перспектив) и быстрое замужество, в которое Санька по наивности сбежала от строгого отца.

   Андрей, один из наемных работников папы, на первый взгляд показался ей мужчиной мечты. Брутальный, грубоватый, косая сажень в плечах, голос как рык льва и ревнивый нрав, когда чуть что: «Ар-р-р, моя девочка! Не трожьте!» — именно в таких персонажей влюблялись без памяти героини любовных романчиков, заполонивших мачехины книжные полки в спальне отцовского дома. Вот и Санька…

   …не то чтобы влюбилась. Скорее решила, что ей, веснушчатой и невзрачной коротышке, с таким поклонником повезло просто несказанно. И отец масла в огонь подливал:

   — Беги в загс, пока берут. И чего только Андрюха в тебе нашел? Столько красавиц вокруг с ногами от ушей, а он на тебя, пигалицу толстозадую, загляделся.

   Так Санька замуж и выскочила.

   Сначала вроде все и ничего было. Андрей работал, зарабатывал неплохо. Санька устроилась помощницей в собачий питомник, в удовольствие возилась со щенками, зарплату неплохую имела. Так протянули год. Жили у Андреевых родителей, но с ними было туго — невестку ели поедом, и Санька робко намекнула мужу, что надо бы съехать, она ведь беременна, волноваться нельзя.

   Хочется покоя.

   Андрей наобещал, что возьмет ипотеку, а сам влез в долги, да еще и с Санькиным отцом умудрился рассориться. В итоге вместо новой трешки, они переехали в купленную Санькой общажную комнатушку площадью десять квадратных метров.

   Туалет и душ на этаже.

   Но Санька была и этому несказанно рада. Рождение дочери захватило ее с головой. На прежнюю работу, в питомник, молодую мать не взяли — нашли другого, не обремененного родительством работника. Пришлось снова кочевать по сетевым магазинам.

   Санька надеялась, что, став отцом, муж, наконец, остепенится и возьмется за ум, но ничего такого не произошло. Все стало только хуже. Андрей начал пить и поколачивать жену.

   Так и жили.

   Хотя назвать это существование жизнью у Саньки давно уже не поворачивался язык.

   Единственной отдушиной были поездки на дачу к мачехе, тете Ларисе. Та Саньку от себя не гнала, всегда привечала, поддерживала втайне от отца. Дача у тети Ларисы была на озере. А самое главное, там рос сад, в котором Санька готова была копаться часами. Цветы и фруктовые деревья умиротворяли, а осенью мачеха всегда честно делилась с падчерицей урожаем…

   «Уазик» громогласно прокашлялся, завелся.

   Санька бросила испуганный взгляд на окно и обомлела от страха.

   Андрей стоит и смотрит на нее!

   Показалось…

   Просто темная занавеска надулась от ветра и приняла на миг очертания мужниной фигуры.

   Санька выдохнула облегченно и торопливо вывернула руль, выезжая с тесной стоянки, заставленной машинами соседей. Мимо клумбы из покрышек, в которой между редкими саженцами бархатцев густо взошла мокрица. Мимо скамейки, сооруженной из доски и двух старых ведер, наполненных цементом. Мимо аляповатой детской площадки с погнутым заборчиком — Андрей как-то по пьяни въехал в него задом своей «Волги».

   «Волгу» продали еще в прошлом году, именно поэтому Санька за рулем соседкиного «уазика» чувствовала себя вполне уверенно. Не первый раз одалживала. Наина Маратовна ее даже в страховку вписала...

   Дальше — мимо двух молодых вязов на улицу Зинаиды Коноплянниковой. С Коноплянниковой — на проспект, в поток ползущих к центру машин, потом, на большом перекрестке, где постоянно случаются ДТП, — на мост и дальше… Дальше — к окраине города на восток, туда, где в редкие погожие утра, прежде чем отправиться в детский садик, они с Альбинкой наблюдали из окна восходящее над элеватором солнце.

   За мостом потянулась бесконечно длинная улица Туполева, упирающаяся в завод ЖБИ. По обеим сторонам дороги высились домики бывшего рабочего поселка, добротные, кирпичные, с претензией на классицизм — треугольные крыши подпирались лопатками, а порой даже и пилястрами. Их красили в белый…

   Припарковавшись возле колоннады местного дома культуры, Санька поднялась по ступенькам и вошла в прохладный холл. Альбинка уже ждала ее там, даже сменку переодела. Синий мешок с босоножками лежал на соседнем сиденье, рядом с убранной в клетчатый чехольчик скрипочкой.

   — Ты рано, мам.

   — Ага, — не стала спорить Санька, подхватила скрипку, Альбинку, сменку и быстро зашагала к машине.

   Мешок с босоножками на входе уронила — даже не заметила. Хорошо, что вахтерша окликнула и сообщила о потере.

   Пока Санька прилаживала к ремню безопасности брезентовый детский удерживатель, Альбинка тараторила без умолку о том, что учительница ее сегодня похвалила за гамму.

   — Мам, ты не слушаешь! — выдала недовольно в конце.

   — Я слушаю, доченька, — отрешенно пробормотала Санька, соображая, как лучше сообщить ребенку тот факт, что домой они сегодня не поедут.

   Альбинка сама догадалась.

   — Мам, папа опять дрался, да? — прозвучало неожиданно резко.

   Санька попыталась неловко отмазаться от тяжелого разговора:

   — Нет, что ты… Все хорошо. С чего ты решила?

   — Мам, зачем ты обманываешь? Я же лицо твое вижу.

   Точно! Со всей этой суетой Санька совершенно забыла про подбитый глаз. А еще удивлялась, стоя на светофоре, чего это на нее соседние водители так странно косятся?

   — Значит, так… — Санька села за руль, пристегнулась, закрыла лицо руками и сидела так несколько секунд, после чего сказала: — Домой мы сейчас, Аль, не поедем.

   — А куда поедем? — заинтересованно спросила Альбинка.

   Ее большие глаза от любопытства стали совсем круглыми. Паутинистые волоски, выбившиеся из сложной косы, топорщились в стороны, как антенки.

   — В деревню к тете Наине. Ехать придется долго, так что ты…

   Дочка даже не дослушала.

   — Ух ты! — воскликнула восторженно. — Мам, а там ежики водятся?

   — Наверное, водятся, — пожала плечами Санька, возвращая «уазик» в автомобильный поток.

   — А ужи?

   — Должны…

   — А волки? Волки там есть?

   — Ну, зачем тебе волки-то, Аль? — устало поинтересовалась Санька.

   — Я их приручу, мам. Ты что, не знаешь, что их приручить можно?

   — С чего ты решила, что можно?

   — На юннатской станции рассказывали…

   Улица Туполева уперлась в завод и распалась, как река, на два рукава. «Уазик» свернул вправо, задержался на заправке, после чего продолжил путь на восток. Санька страшно боялась, что денег на бензин не хватит, а терминал выдаст злорадное: «На вашем счету недостаточно средств», но все обошлось. Даже на пятилитровку питьевой воды осталось.

   Потянулись вдоль дороги дачные поселки.

   Сначала машин встречалось довольно много. Саньку то и дело кто-то обгонял — она плелась на шестидесяти, уж слишком крута и извилиста была дорога. Потом, когда осталось за спиной небольшое курортное озеро, проезжая часть почти полностью опустела.

   Дачи кончились. По обеим сторонам раскинулись поля. В открытое окно густо пахнуло донником. Смеркалось. Свет фар скользил по широким листьям ощетинившегося возле обочин борщевика. Бледный туман собирался в канавах и низинах, вытекал на дорогу светлыми лентами.

   Альбинка мирно спала на заднем сиденье. Машину качало на выбоинах, пришлось сбавить ход. Эту дорогу, похоже, давно не ремонтировали.

   Тишина и пустота умиротворяли, успокаивали.

   Они далеко от Андрея…

   Санька не могла забыть его покрасневшие от ярости и алкоголя глаза, когда он замахнулся на нее. И ударил. Она даже не поняла, за что. Хотя когда мужу нужны были для этого причины?

   Дорога вильнула и погрузилась в лес. Стало еще темнее. Где-то вдалеке заунывно провыла сирена гаишников. Чего они тут забыли? В этом захолустье? Гонщиков, наверное, ловят. Санька слышала про таких — собираются на пустынных дорогах и гоняют друг с другом на деньги. Не попасться бы им на пути — сметут.

   Вдруг впереди, прямо на дороге, задвигалось что-то большое и черное.

   От неожиданности Санька резко нажала на тормоз, и машина, взвизгнув, встала как вкопанная.

   Фигура на пути двинулась, поплыла к краю асфальта темным облаком на длинных ногах-колоннах. Бесшумно, тихо, плавно. Заметив Санькин взгляд из-за лобового стекла, встала и тоже посмотрела.

   — Ма-а-ам, что случилось? Почему мы не едем? — сонно протянула с заднего сиденья проснувшаяся Альбинка.

   Резкое торможение разбудило ее. Девочка терла глаза и тревожно вглядывалась в разбитые угловатым светом фар сумерки.

   — Тс-с-с, Аль… — Санька прижала палец к губам и приглушила свет. Прошептала дочери: — Смотри. Лось.

   — Ух, какой! — восторженно воскликнула та и тут же зажала ладошкой рот, добавив одними губами: — Сними его на телефон, мам.

   Лось стоял совсем рядом с машиной, длинноногий, шоколадно-гнедой, с крутой высокой холкой, с косматой бородкой, с новенькими рожками в пушистом бархате, короткими и неострыми. В его темных глазах плясали серебристые искры, отчего казалось, что в глубине черных горизонтальных зрачков притаился целый космос.

   Санька послушно потянулась за телефоном, лежащим на соседнем сиденье, но отчего-то так растерялась, что выронила его. Гаджет упал под ноги, куда-то под педали, пришлось лезть за ним…

   Когда смартфон наконец нашелся, лося уже простыл и след.

   — Ну, ма-а-ам-а-а, — разочарованно хныкнула Альбинка. — Лось ушел.

   — Не расстраивайся, встретим другого. Тут везде лес. И везде лоси. Наверное… — неуклюже успокоила дочку Санька. — Нам еще долго ехать. Спи.

   Фары зажглись, машина тронулась.

   Дорога запетляла сильнее прежнего.

   Санька тревожилась — если так пойдет и дальше, до Полянкино они доберутся гораздо позже, чем она рассчитала. Сорок километров в час на спидометре… Этак они еще часа четыре будут плестись. Но быстрее не поедешь, мало ли какие лесные звери выскочат из-за поворота?

   Впереди снова провыла сирена ДПС. Уже ближе. Вскоре из сгустившегося тумана вылетел навстречу «уазику» белый «форд» с голубыми полосами на бортах и красно-синей мигалкой.

   «Форд» преградил путь — пришлось остановиться.

   Санька занервничала. Вроде все в порядке: на месте страховка и документы, и скорость она не превысила, — но что-то тревожило, тяжелым предчувствием оседало в душе.

   — Доброй ночи, лейтенант Петренко, предъявите документики, пожалуйста… — В окно сунулось красное щекастое лицо сотрудника ДПС и тут же расплылось в улыбке. — Сашка, ты, что ли? Здорово.

   — Привет.

   А про себя подумала: «Черт! Только тебя сейчас не хватало». Этот краснолицый Петренко был лучшим другом и частым собутыльником Андрея…

   — Ты чего тут среди ночи-то катаешься? — Петренко деловито заглянул в салон. — И дочка с тобой? А машина чья? — Он вдруг резко поменялся в лице, его крошечные глазки стали подозрительными и злыми. — Правда, выходит…

   Сашка занервничала еще сильнее, залепетала, сбиваясь:

   — Машину одолжила. Я поеду, ладно? Мне надо… Мы торопимся… Нас ждут.

   Петренко глянул еще суровее:

   — Э-э-э нет, подруга, не выйдет. Мне Андрюха пять минут назад звонил и жаловался, что ты от него к любовнику решила сбежать… Я думал, по синьке он, а, выходит, правда… Так что ты, это, давай-ка разворачивайся и поезжай домой, к мужу родному… А то — ишь! Давай-давай… Я, того, прослежу…

   Санька похолодела от ужаса. Перед мысленным взором всплыло перекошенное лицо супруга и его занесенный кулак.

   Нет!

   Ни за что она к нему не вернется!

   И Санька запаниковала. Газанула с места. Влет, как заправская гонщица, переключила передачи. Петренко еле успел отскочить — «уазик» чуть не проехался по его ботинкам. Пара ловких прокрутов руля, и «форд» ДПС остался позади. Раздались и остались за спиной недовольные окрики. Взвыла сирена, но Санька уже все для себя решила.

   Она не сдастся и не вернется назад.

   — Мама, гони! Мы с тобою, как в фильме про погоню! — радостно завопила молчавшая до этого момента Альбинка.

   — Держись, доченька, сейчас поедем быстро, — сквозь зубы ответила Санька, вперившись немигающим взглядом в пробитую желтым светом фар тьму.

   Дорога вильнула раз, другой, третий, и погоня отстала. Но вот лес резко кончился, потянулась за окнами то ли болотина, то ли поле. В зеркале заднего вида быстро возникла красно-синяя слепящая мигалка и стала стремительно нагонять.

   Санька закусила губу, судорожно соображая, что делать.

   Справа округлились клубы густого ракитника, мелькнули между ними две землистые колеи. «На асфальте они меня точно нагонят, а вот по кривой проселке охотничий «уазик» ловчее их иномарки пройдет», — сообразила Санька и решительно свернула за кусты. Машину задергало, затрясло — дорога оказалась совсем негодной, исполосованной ямами, заваленной камнями, перечеркнутой венами неизвестно откуда взявшихся древесных корней.

   Прутья захлестали по камуфляжным бортам «уазика», словно подгоняя — быстрее! Санька мертвой хваткой вцепилась в руль, чтобы не выбило при тряске. Пролетела, ничего толком не соображая, еще пару десятков метров под горку — дорога спускалась куда-то вниз — остановилась, выключила фары и заглушила мотор.

   Повернулась к Альбинке:

   — Ты в порядке?

   — Мама, класс! Ты как в «Хот Вилс», — веселилась дочка.

   — Тише, — приструнила ее Санька. — Посиди молча, а я погляжу, отстали или нет.

   — Мама крутая. Мама-шпионка, — прошептала, улыбаясь, Альбинка, и Санька тоже улыбнулась.

   Первый раз за этот отвратительный день.

   Похоже, что Петренко действительно отстал: то ли не заметил поворот на проселку, то ли решил не лезть туда на новеньком казенном «форде». Звук сирены отдалялся. Мигалки не было видно из-за густого подлеска.

   Санька огляделась. С двух сторон от дороги, на которой они стояли, росли молодые осинки и березки. Их стройные стволики окружала серебристая мягкая трава, топорщились из нее остренькие пушистые колоски. Один лишь старый пень, весь серый, узловатый и перекошенный, выделялся из общего юного растительного буйства.

   Санька еще раз прислушалась. Сирена прозвучала совсем далеко и замолкла окончательно. Туман серебрился почти у самых ног. С запада надвигалась гроза.

   Санька задумчиво посмотрела в сторону шоссейки. Интересно, куда поехал Петренко? Хорошо бы в город. Иначе до Полянкино им не добраться. Она оглядела две тонюсенькие колеи и устало вздохнула. Эх, да тут сначала развернуться бы. Проселка такая узкая, стиснутая с двух сторон кочками и канавками. Станешь крутиться — засядешь крепко, тогда вообще как в капкане…

   Придется проехать еще вперед и подыскать подходящее место для разворота.

   Вернувшись в машину, Санька пристегнулась и заблокировала дверь по старой привычке. Один раз у нее еще из Андреевой «Волги» утащили на заправке кошелек…

   Стало тихо-тихо, от этого Альбинкин изумленный шепоток прозвучал над ухом просто оглушительно:

   — Мама, ты его видела?

   — Кого? — не поняла Санька, оборачиваясь к дочери.

   Та, завороженная чем-то, указала пальцем за окно.

   Санька вгляделась в прогал между березками.

   Серого пня под ними больше не было.

   — Аль, а кто там был-то?

   Санька проверила центральный замок — закрыто. В душе возникло странное, неопределенное чувство, будто все происходящее в какой-то пропущенный ею по невнимательности момент обернулось из яви сном.

   Протерла ладонями глаза. Может, показался ей этот пень? Может, не было его вовсе? А Альбинка просто шутит? Фантазирует от усталости и скуки?

   Хотя какая уж тут скука…

   В ответ прозвучало:

   — Зверь какой-то.

   Зверь. От этого Саньке сразу стало спокойнее. Ну конечно! Мало ли какие в лесу лисы-барсуки бегают? Хотя размер у «пня» был явно не лисий. Но и не медвежий.

   Собака еще, быть может, бродячая…

   — Какой зверь? Расскажи конкретно? — стала допытываться она у дочки.

   Альбинка виновато развела руками:

   — Не знаю. Не разглядела. Вроде уши у него были…

   — Уши, Аль, у всех есть, — отметила Санька.

   — А вот и не у всех, — стала спорить Альбинка. — У рыбы нет.

   — Есть. Внутри головы. Снаружи не видно…

   Санька еще раз внимательно оглядела седую траву под вуалью тумана. Луна взошла и теперь светила бледно сквозь облачную вату. Пролегли от березок и осин акварельные тени.

   «Уазик» завелся и пополз вглубь молодого леса. Все дальше и дальше от странной полянки. Санька посмотрела в боковое зеркало и обмерла. Пень торчал позади, чуть правее от прежнего места, в тени. Он казался еще более узловатым и бесформенным, чем при первом появлении, и где там Альбинка разглядела уши? На зверя точно не похоже.

   Стоило Саньке подумать так, как у верхушки серого пня зажглись два ярких желтых огонька.

   И погасли.

   Машина нырнула в темень сгустившейся зелени.

   Альбинка припала к стеклу и воскликнула удивленно:

   — Что это, мама? Что это так странно светится?

   — Гнилушки. — Санька бросила за окно быстрый взгляд. — Ночью в лесу много всего светится: гниющие бревна, старые кости, светляки.

   — Глаза-а, — таинственно протянула Альбинка.

   — И глаза. Должные же ночные звери как-то видеть в темноте? — отозвалась Санька.

   Снова заглянула в зеркало.

   Лес за «уазиком» плотно сомкнулся. Под колесами зачавкало — здесь так и не высохли лужи от позавчерашнего дождя. Мрак сгустился. Туман отступил. Вентилятор тянул в салон прохладный аромат мокрого леса.

   Новый дождь нагнал их на выезде из чащобы. Легко забарабанил по брезентовой крыше.

   И дорога вдруг кончилась. Уперлась в обрыв высокого берега. Небольшая поляна, заросшая травой, раскинулась в свете луны. Санька решила, что тут можно будет развернуться, после чего возвратиться на дорогу и уж как-то доехать до Полянкино. Она принялась аккуратно выкручивать руль, вымеряя траекторию разворота на тесном травяном пятачке, сдала назад, потом пустила «уазик» немного вперед. После снова назад, и опять вперед.

   Вдруг машина крякнула двигателем и заглохла.

   «Только этого не хватало», — мысленно возмутилась Санька, но вслух своего недовольства не выказала, чтобы не тревожить Альбинку. Пусть думает, что у мамы все под контролем. Так будет легче им обеим.

   Ключ провернулся в замке зажигания, утешающе взревел мотор.

   — Ну все, можно ехать, — радостно сообщила Санька, но, выдавив педаль газа, поняла, что машина крепко засела в раскатанной во время поворота колее.

   — Ма-а-ам, я устала, — заявила с заднего сиденья Альбинка. — Спать хочется.

   — Вот и поспи. Держи, накройся.

   Санька достала из сумки с вещами жилетку и накинула на дочку.

   — Есть хочется…

   — Потерпи немножко, Аль. Нам сперва надо на дорогу вернуться, а там на ближайшей заправке что-нибудь купим. Посиди тихонько, я выйду наружу, посмотрю, что с машиной.

   Ругая себя за то, что впопыхах не купила на предыдущей заправке совсем никакой еды, — путь-то длинный впереди — Санька вылезла из машины, опасливо огляделась по сторонам, прислушалась. Тихо. Лишь стучит по речной глади внизу под береговой кручей слабый дождь.

   «Уазик» засел намертво. Санька попробовала толкнуть, но он даже не пошатнулся. Из-под железного брюха торчала заляпанная блестящей грязью трава. Колесо, угодившее в выбоину, ушло вниз по самое крыло.

   Не вытащить.

   Дождь сменился моросью.

   Санька обогнула машину, дошла до края обрыва. Река под ним мчалась, вся в белых барашках. Интересно, что за река? Для Волги слишком маленькая, для Орши — большая. Хотя мало ли их тут, рек? Волга, Тверца, Тьмака, Орша — это те, что на слуху, а ведь есть еще Соминка, Медведица, Ведемья… Интересно, Ведемья — это от ведьм?

   По краю кручи вела тонюсенькая, едва заметная тропиночка.

   Санька прошла по ней с десяток шагов и воспрянула духом — далеко впереди мелькнул свет. Где-то за сгущающимся в непроглядный мрак рябинником, пробитым, словно пиками, парой островерхих худых елей, светился фонарь.

   Вроде бы…

   Ей показалось, или в сизое небо сквозь морось пробивается блеклыми пятнами печной дым?

   — Ма-а-ам…

   Альбинка отстегнулась без разрешения, выбралась из машины, подошла и встала рядом.

   — Ты зачем вышла? — возмутилась Санька.

   — В туалет хочется.

   — Давай побыстрее.

   Саньке не нравилось происходящее: застрявшая машина, дождь, лес, гроза. Неведомый полузверь-полупень, бродящий где-то поблизости. Ночь. Молния — мечта Теслы — раскроившая небо над рекой каскадом идеальных зигзагов. Успокаивала лишь мысль о том, что где-то поблизости есть жилье: деревня или дачи. А возможно, какое-нибудь лесничество или охотничье хозяйство. Хорошо бы у них нашелся трактор…

   Раскатился над темными деревьями гром.

   — Ай! — Альбинка натянула штаны и закрыла ладошками уши. — Какая грозища громкая!

   — Иди в машину. Промокла вся, — распорядилась Санька.

   Дочка озадаченно указала на «уазик».

   — Мам, а там этот…

   Санька посмотрела. Серый пень поднимался над лоснящейся в лунном свете травой возле капота автомобиля. Еще более бесформенный, чем прежде, он виделся нечетко, будто размывался враз загустевшим туманом.

   — Ну и пусть там стоит, а мы пойдем. Все равно машина застряла…

   Не передать словами, каких титанических усилий стоило Саньке произнести эту фразу веселым непринужденным тоном. На самом-то деле хотелось завопить, как сирена, и рвануть сломя голову, не разбирая дороги, подальше от этой непонятной серой штуки. Вот только паника и страх — непозволительная роскошь, когда ты мать, а рядом с тобой шестилетний ребенок.

   Санька легонько подтолкнула Альбинку в спину, вынуждая идти по тропе в сторону все еще горящего за деревьями света.

   — Давай, Аль. Вперед по дорожке топай. Видишь, впереди фонарик светится?

   Очень хотелось верить, что это не ошибка, не случайность и не мираж. Чтобы там действительно нашлись люди. Чтобы странный сон наяву снова обернулся привычной реальностью…

   Подобрав попавшую под ноги сухую ветку — так себе защита, но лучше, чем ничего, — Санька обернулась. Пень вновь переместился, теперь ближе к открытой задней двери, которую не захлопнула, выбираясь наружу, дочка. Верхняя часть его вытянулась остро, просунулась в салон.

   Альбинка тоже посмотрела назад, забеспокоилась:

   — Чего он там делает, мам? Вдруг наши вещи заберет?

   — Не заберет, — тихо ответила Санька, искренне радуясь, что странному пню больше приглянулась машина, чем они с дочкой. — Ну, а если и заберет, то ничего страшного. У нас там особых ценностей нет.

   «Кроме документов в рюкзаке, — подумала она про себя, — но и они — дело восстановимое».

   Альбинка не унималась:

   — А если скрипку мою стащит? Она ценная! Она Марь-Константиннина.

   Тут не поспоришь. Инструмент для подготовительных занятий музыкой — Санька планировала в следующем году отдать дочку в музыкальную школу на бюджет — они арендовали у преподавательницы Марии Константиновны. Новая скрипка стоила дорого, доход не позволял спускать деньги в неизвестность. Музыкальная школа — дело такое. Пристроишь туда ребенка, а он не потянет. Бывает и так. Что потом с купленным инструментом делать? Перепродавать? Тоже морока. Одна Санькина знакомая пропихнула в музыкалку своего сына, решив, что ему светит карьера пианиста. Купила на заказ роскошный инструмент. Ребенок позанимался полгода и встал в позу — больше ни за что и никогда. Так дорогущее пианино в доме той знакомой и стоит. В Новый год на него ставят салатницы с оливье, в день рождения — вазу с розами. Полгостиной занимает…

   Альбинку нужно было успокоить:

   — Не заберет, — мягко произнесла Санька, напустив в голос бодрой уверенности. — Зачем ему твоя скрипка? У него и рук-то нету.

   А сама подумала: «Вроде этот пень за нами не идет. И хорошо. Может, теперь отвяжется?»

   Тропинка нырнула вглубь рябинника. Стало совсем темно, лишь где-то впереди назревало, даря надежду, теплое желтое свечение.

   — Мама, опять огоньки! — Альбинка восхищенно тыкала пальцем по сторонам. — Какие яркие!

   — Светляки… — в очередной раз повторила Санька. — Гнилухи…

   Но дочка ее не слушала:

   — Смотри, как бегают!

   Санька присмотрелась. Огоньки, которые она сперва приняла за россыпь притаившихся в траве ночных насекомых, выстроились рядком и потекли вдоль тропы извилистой вереницей.

   — Пусть бегают…

   Что тут еще скажешь? Санька ощутила абсолютную беспомощность, и соль этой беспомощности крылась в полном непонимании того, что происходит. Какие-то таинственные блуждающие пни и огни, странная дорога, невнятный и все-таки такой обнадеживающий свет впереди…

   Она устала. Сил, чтобы пугаться и нервничать, просто не осталось.

   «Если бы нас хотели обидеть, давно бы уже обидели», — успокоила себя Санька и, подхватив ладошку Альбинки, пошла вперед с удвоенной скоростью.

   Вскоре лес расступился. Взору открылась темная поляна, посреди которой стоял небольшой домишко, собранный из круглых, грубо обтесанных бревен. В щелях между венцами торчал серебристый мох. Крыша поросла травой. Сама постройка выглядела совсем небольшой, в длину метров шесть, в ширину примерно три. Размер средней строительной бытовки. Правда, к переднему фасаду, там, где вход, крепилась массивная бревенчатая терраса почти с сам домик размером. С потолочной балки свисала на ржавой цепочке круглая стеклянная лампа, внутри которой клубился светящийся газ.

   Лампа качалась от ветра. Маслянистый кружок ее света монотонно таскался по деревянному полу террасы туда-сюда, туда-сюда.

   — Здравствуйте! — громко поздоровалась Санька, решив, что вваливаться без предупреждения в чужое жилье так сразу не стоит. — Добрый вечер. Есть тут кто-нибудь?

   Ответом послужила тишина.

   Неожиданный порыв ветра ударил в спину, подтолкнул вперед.

   — Холодно стало. Я замерзла, — пожаловалась Альбинка, кутаясь в дутую жилетку. — Давай в домик зайдем?

   — Зайдем, доченька, — согласилась Санька, поднялась на террасу, пересекла ее, постучала в дверь. — Здравствуйте, можно к вам зайти?

   Ответа не последовало.

   Тогда Санька отворила дверь — оказалось не заперто — прошла внутрь, в темноту. Альбинка шмыгнула следом.

   — Как тепло, — сообщила блаженствующим тоном.

   Санька хотела ответить дочери что-то ободряющее, но тут отчетливо услышала шаги. Снаружи кто-то поднялся по ступням и прошел тяжелой походкой по скрипучему полу террасы.

   Прямо к двери.

   И шаги эти были не человечьи. Чередующееся перестукивание — от каждого шага будто эхо. Не на двух ногах идет. И костяное поклацывание о доски — так передвигаются те, у кого на ногах есть когти…

   Санька закусила губу, чтобы не вскрикнуть, быстро закрыла дверь. Того, кто стоял за ней, она в деталях разглядеть не успела. Разве что мельком: большой, серый, неопределенной формы.

   И два глаза-огонька горят…

   Возле ручки нашлась щеколда, которую Санька немедля задвинула.

   Хорошо, что Альбинка не придала загадочным шагам значения, даже не обратила на них внимания от усталости. Вообще не расслышала, наверное…

   Мрак стал полупрозрачным.

   В крошечном помещении имелась пара окон. Света внутрь проникало мало, но его хватило, чтобы разглядеть очертания скромной обстановки. Кровать, полки на стенах, рабочий секретер, несколько стульев, кресло-качалка, стол. В центре помещения — маленькая печка, все еще рождающая тепло. Не так давно, похоже, топили. Труба уходит через низкий потолок, поднимается над крышей...

   Точно топили!

   Санька вспомнила, что с полянки видела дым.

   Значит, хозяева где-то недалеко. Скоро вернутся. Домик явно жилой, теплый, пахнущий пряными травами и свежеиспеченным хлебом.

   И немного — сосновой смолой.

   А за дверью, интересно, кто?

   В ответ снова цокнули по половицам когти, потом кто-то грузно лег, заставив доски в очередной раз протяжно скрипнуть. Этот кто-то вздохнул устало и привалился снаружи к двери.

   До Саньки дошла неприятная мысль — теперь они с Альбинкой в западне. Наружу не выйти. С другой стороны, они ведь выходить и не торопятся…

   — Мам, давай тут останемся, — попросила Альбинка замученным голосом и зевнула.

   — Останемся, доченька. Ложись. Тебе надо поспать.

   Санька присела на кровать, откинула покрывало. Оно оказалось шерстяным. Крупная вязка в несколько нитей. Косица, пущенная по краю, отчетливо проступила под пальцами.

   Дочка послушно улеглась, положила голову на Санькины колени. Спросила:

   — Мам, а ты чего дрожишь?

   — Я не дрожу, — попыталась отмазаться Санька (что было неправдой, ее уже несколько минут как легонько колотил нервный озноб).

   — Дрожишь. Я головой чувствую, как у тебя ноги дрожат.

   — Это от усталости.

   Про усталость она не соврала. Тяжелый выдался денек, и вечер оказался тревожным, не говоря уж о грядущей ночи. Веки слипались, голова клонилась к подушке.

   Санька легла, обняла Альбинку и, уткнувшись дочери в волосы носом, накинула на них обеих вязаное покрывало.

   В печке пронзительно щелкнул запоздалый уголек. За окном чирикнула ночная пичуга. Ухнула сова. Прокричал ей в ответ из чащи какой-то зверь.

   — Расскажи сказку, — сонным голосом потребовала Альбинка.

   — Спи так.

   — Сказку!

   Санька вздохнула и заплетающимся языком принялась вещать первое, что пришло на ум:

   — Жила-была одна принцесса...

   Ее тут же перебили:

   — А мама у принцессы была?

   — Была… Королева… Жили-были принцесса и королева в большом замке, в плену у дракона.

   — Дракон хороший. Он не стал бы брать принцессу и ее маму в плен, — заспорила дочь.

   — Ладно, — сдалась Санька. — Пусть будет вместо дракона волк.

   — Волк тоже хороший!

   — Тогда я не знаю кто. — Санька начала сердиться.

   Ей хотелось в тот миг, чтобы все звуки исчезли — только так она сейчас сможет заснуть. Поспать надо им обеим, но у Альбинки сон как рукой сняло. Пока сказку не расскажешь, не угомонится теперь…

   — Мам, пусть их не зверь в плен взял. Пусть человек.

   — Пусть. — Санька уже забыла нехитрый сюжет, который планировала поведать, поэтому сразу перешла к концу истории: — Принцесса с королевой сбежали в волшебный лес, жили там долго и счастливо, и никто их больше в плен не брал. Все. Конец. Спи.

   — Ма-а-ам, — снова подала голос Альбинка. — А человек, который взял принцессу с королевой в плен, он как папа?

   Наивный детский вопрос царапнул душу. Санька зажмурилась, сдерживая подступившие к глазам слезы. Попыталась перевести тему:

   — Это просто сказка, Аль. Там все ненастоящие.

   — Но мы-то настоящие. — Альбинка мотнула головой и задела Санькин подбитый глаз. Больно. — И волшебный лес настоящий.

   — Он не волшебный. Самый обычный лес, — не согласилась Санька. — Ночью в лесу многое кажется странным. Всякое видится, мерещится. А утром — глядь, и ничего особенного.

   — Нет. Наш лес точно волшебный. — Альбинка зевнула в полудреме. Повторила, засыпая: — Волше-е-ебный…

   Санька тоже закрыла глаза и моментально отрубилась.

   Она проспала как убитая пару-тройку часов и проснулась от странного свиста. Снаружи звучали о воздух чьи-то крылья. Донесся тяжелый удар о крышу. На нее опустилась какая-то птица. Потом еще одна.

   Санька глянула в окно. За ним серебрился рассвет. Судя по тому, что солнце еще из-за горизонта не проклюнулось, время было очень раннее. Часа четыре утра.

   Санька бесшумно поднялась с кровати, подошла к окошку и посмотрела. Туманный лесной пейзаж перечеркивал частокол высоченных сосен. В районе сторожки лиственный лес успел смениться хвойным.

   Каким-то образом почувствовав ее движение, птицы сорвались с крыши и полетели прочь. Их удалось увидеть лишь мельком — два огромных темных «веера» маневрировали на лету, огибая торчащие на пути деревья.

   Что за птицы? Уж слишком здоровенные! Тетерева? Глухари? Хищники вроде ястреба или филина?

   Снова стало по-предрассветному тихо. Санька прислушалась к звукам за дверью. Ничего не слышно. И непонятно, есть там кто живой, на терраске, или уже нет? Пришлось вслушиваться, затаив дыхание.

   Санька даже зажмурилась, будто это могло помочь ушам обрести особую чувствительность.

   Неожиданно издалека прилетел звук рога.

   И стук копыт приближающихся лошадей.

ГЛАВА 2. Очень странное кино

Странные звуки приближались. Кони стучали копытами где-то совсем неподалеку. Весело залаяла собака. Донесся гомон голосов.

   Санька припала ухом к дверному полотну. Интересно, тот, кто запер их в доме, все еще рядом? Вслушалась в звуки на терраске. Никаких признаков чужого присутствия там не обнаружилось.

   Осторожно отодвинув щеколду, Санька приоткрыла дверь — сделала малюсенькую щелочку. В комнату тут же протек бледный свет.

   Дверь открывалась свободно. Ночной непонятно кто ушел. Приближающаяся кавалькада его спугнула.

   Кстати, о кавалькаде. Кто они, люди, едущие к лесному домику? В любом случае, лучше уж общаться с людьми, чем с таинственными бродячими пнями и зверьем непонятной породы.

   Люди на лошадях — егеря? Туристы? Деревенские жители? Или тут поблизости работает конный прокат?

   Санька приоткрыла дверь чуть шире. Стала видна поляна, окруженная колоннадой корабельных сосен, за которым тонули в подлеске еще несколько едва различимых бревенчатых построек. Из-за них на площадку перед домиком один за другим начали выезжать всадники. Выглядели они очень странно и, надо признаться, красиво. Старинные одежды в шитье и узорах. Длинные плащи. Сбруя лошадей как отдельный вид искусства. Выбежали, виляя хвостами и принюхиваясь, три охотничьи собаки: дымчато-голубая легавая и пара борзых в золотистых шерстяных завитках.

   Санька сначала удивилась, а потом поняла — это же актеры! Тут, похоже, снимают какой-то исторический фильм. Хотя, судя по необычности нарядов, это, скорее, не история даже, а фэнтези.

   Сказка.

   На душе сразу полегчало.

   Актеры.

   У них тут поблизости должен быть целый городок: трейлеры, фургоны, коневозы, мощные машины, таскающие все это дело. А для того, чтобы сдернуть застрявший «уазик», хватит и большого джипа с полным приводом.

   Наверняка не откажут в помощи, если вежливо попросить.

   Похоже, съемка в разгаре. Актеры отыгрывают свои роли — у них тут какая-то важная сцена.

   Решив не мешать процессу, Санька притворила дверь, снова оставив едва заметную щелку, и стала с интересом наблюдать через нее за происходящим.

   Первым заговорил внушительного вида мужчина с длинными, как у эльфа, волосами и аристократической осанкой. Его речь полилась, словно поток водопада, резко, раскатисто, властно. Сразу видно — «большой начальник». У Саньки тоже раньше были такие властные начальники, только выглядели они обычно не как прекрасные эльфы.

   А как не самые симпатичные орки.

   — Яра! — пророкотал важный незнакомец. — Что у тебя тут творится? Где ответственный леший? Почему не встречает?

   Тут же подле мужчины возникла яркая глазастая брюнетка на вороной лошади под алой попоной. Склонив голову и прижав ладонь к груди, дама виновато потупила взгляд.

   Произнесла зычным голосом:

   — Не волнуйтесь, господин министр, у меня тут все под контролем. Леший… то есть лешая, Листвяна ее зовут, удалилась по делам. Я уверена, что причина ее отсутствия…

   — Меня не волнуют причины ее отсутствия, когда причина присутствия столь веская. — Мужчина высокомерно указал на себя любимого. — Почему я должен ждать, пока какая-то там лешая, низшая нечисть, соизволит явиться пред мои очи? Быть может, эта лентяйка еще спит?

   — Ну что-о-о вы, — заискивающе протянула брюнетка. — Да как мо-о-ожно!

   Левый глаз ее, как заметила Санька, чуть заметно дернулся. В голове поплыли восторженные мысли: «Боже мой! Как же хорошо играют! Такие типажи и интрига. Костюмы — просто шик! А уж лошади…»

   Санька с детства обожала лошадей и мечтала однажды завести свою собственную. В свое время она облазила все сайты конезаводов и конезаводчиков. Представляла, как однажды приведет под уздцы могучего черного фриза или стройного и изящного, как статуэтка, арабского скакуна. В свой дом. Но ни дома, ни средств для воплощения этой мечты, к сожалению, не имелось...

   «Лошади просто волшебные! — продолжила размышлять про себя Санька. — Дорогое, наверное, кино планируется. А может, целый сериал. Нужно будет выяснить название и поглядеть, когда снимут. Актеры, похоже, играют знаменитые».

   Она вгляделась в красивые лица брюнетки и министра. Знакомыми они не показались. Должно быть, грим всему виной…

   — Иди в дом, Яра, проверь, — грозно приказал заносчивый мужчина. — И если этой твоей лешей там не будет, лишу месячного жалования и ее, и тебя!

   — Да-да, конечно, — залебезила черноволосая Яра, лихо спрыгнула с лошади и (о, ужас!) быстрым шагом направилась к домику.

   Санька испуганно отпрянула от двери вглубь помещения, к кровати, на которой беззаботно спала Альбинка. Разбуженная чужими голосами, девочка начала просыпаться, залепетала спросонья:

   — Мама, кто там пришел?

   — Тс-с-с. — Санька подскочила к дочери, быстро обняла ее и прижала палец к губам. — Мы играем в прятки. Посидим тихонько, Аль. Ладно?

   — Ладно…

   Тут же с крыльца донесся недовольный шепот:

   — Листвяна, ты зачем меня так подставляешь? Ты тут вообще? Что все это значит?

   Дверь открылась. Брюнетка влетела в комнату и застыла. Ее лицо, перекошенное от гнева, при виде Саньки с Альбинкой плавно перетекло в гримасу полного недоумения. — Ты кто? Что тут забыла? Еще и с ребенком? А Листвяна где? — прошипела она ошарашенно.

    — И-извините, — заикаясь от волнения, пробормотала Санька. Перед напористыми незнакомыми людьми она всегда поначалу робела и не могла нормально связать двух слов. — П-простите. Мы с дочерью тут случайно оказались… Заблудились… И застряли...

   — Значит, так. — Брюнетка сверкнула черными ведьмовскими глазами. — Ты идешь со мной, — приказала Саньке. — А ты сидишь тише воды ниже травы. И ни звука, — бросила Альбинке.

   Та радостно кивнула, с восторгом разглядывая чудной костюм требовательной незнакомки: длинное черное платье, обшитое алой тесьмой, полосатые чулки и полусапожки с вздернутыми носами и широкими короткими голенищами. За спиной — шелковый плащ с алым подбоем.

   — Куда идти? — растерялась Санька. — Я ведь не…

   Она хотела сказать: «Не актриса».

   — Знаю, что не лешая, не Листвяна, но наш хмырь-министр про это не в курсе. Выручи меня, я в долгу не останусь.

   Санька обреченно кивнула:

   — Что мне нужно делать?

   — Ничего. — Яра сняла с сучка, что торчал в стене, служа вешалкой, буро-зеленый плащ (Санька даже не знала, что он там висел, такой неприметный), протянула. — На, накинь. И молчи. Просто стой — глаза в землю. Я сама все скажу. Попрошу согласиться — поддакни.

   Что у Альбинки, что у Саньки имелась особенная черта — при сильном удивлении делать глаза абсолютно круглыми.

   Помнится, как во время Санькиных еще детских лет, после раздачи школьных фотографий над Санькой хохотал и издевался весь класс. А ведь она просто удивилась: фотограф отфоткал учеников на общие виньетки, а потом его помощник принес ручных обезьяну и сову для индивидуальных снимков по желанию… В общем, на фотографии у Саньки и у совы выражения физиономий получились одинаковые — не отличишь!

   Вот и теперь Санька, закутанная в непонятный плащ, пахнущий сухими листьями, стояла перед чужим страшным начальником (Аж целым министром!) и таращилась на него, округлив глаза, наверное, до возможного предела. В голове противоборствовали две панические мысли: «Что тут происходит?» и «Отпустите меня, пожалуйста, обратно».

   Куда «обратно», не уточнялось.

   Видок у Саньки в тот момент был не самый презентабельный: волосы растрепаны, под глазом фингал — не внешность, а пародия на взъерошенную сову…

   …но надменный министр, кажется, остался доволен увиденным.

   По крайней мере, никаких подозрений сиюминутная подмена Листвяны у него не вызвала.

   Он, правда, поморщился и, указав на травмированный Санькин глаз, произнес брезгливо:

   — Что с ней произошло-то? Синяк на лице… Это что же, травма на рабочем месте?

   — Сущий пустяк, — нервно заулыбалась Яра. — Тут же лес. Коряги. Камни. Споткнуться можно, упасть. Все такое…

   — Пусть она сама ответит, — поджал тонкие губы министр. — Эй, лешая! Что с тобой случилось?

   Санька занервничала. Что делать? Яра велела молчать, а тут говорить что-то надо? Взгляд заметался по двору и наткнулся на рассыпанные дрова, рядом с которыми валялся в траве топор-колун на длинной ручке.

   — П-полено… отлетело… — пробормотала, наконец, искренне надеясь, что на этом вопросы закончатся.

   — А-а-а, — с легкой издевкой протянул мужчина. — Ну что ж, бывает. Что за недотепа у тебя в подчинении? — обратился уже к Яре.

   «Недотепа».

   Так Саньку частенько обзывал отец. За то, что разбила тарелку, когда одна намывала посуду после какого-то грандиозного застолья, на котором ей даже местечка за столом не нашлось. За ошибки в диктанте, который написала на трояк и радовалась этому трояку, как подарку. За каждую самую маленькую провинность и неудачу…

   Санька всегда робела перед незнакомцами. В первые минуты. Но бывало, что потом она резко воодушевлялась и начинала отстаивать свои границы с обреченным отчаянием готового на все камикадзе.

   — И вовсе я не «недотепа», — подала она голос и голову подняла, встречаясь с министром взглядом. — Просто у меня должность опасная. В дикой природе, между прочим, живу и работаю…

   — Ладно. Понятно все, — отмахнулся холеной рукой недовольный начальник. — Вот только цену себе не нужно набивать. Жалованье все равно не повысят.

   Удивительно, но Санькино нескладное выступление произвело неплохой эффект. Министр решил завершить беседу и удалиться. Он с напускной измученностью потер рукой висок, прикрыл глаза с видом «как меня все это достало» и, кивнув черноволосой, мол, разбирайся дальше сама, развернул свою лошадь.

   Поехал прочь.

   Бросил напоследок через плечо:

   — А вообще, конечно, безобразие у вас тут творится. Так Его Величеству и передам.

   Остальные всадники послушно направились за ним.

   Когда зад последней лошади исчез за деревьями, Яра восторженно затрясла Санькину руку.

   — Ну, актриса! Ты его напугать умудрилась. Он решил, что ты сейчас за травму свою денег у него просить начнешь. Вот умора! — Она расхохоталась от души. — Ну, все. Я теперь точно твоя должница. Что я могу сделать для тебя, подставная Листвяна?

   — Для начала расскажи, что тут вообще у вас происходит? — потребовала Санька. — И еще, меня зовут Саня. Или Саша. Или Александра Залесская. Александра Александровна…

   — Ух, сколько имен у тебя, — подивилась Яра. — Ты знатная, что ли? — И сама представилась: — Я — Яра Грюн. Ответственная ведьма. — Она ткнула пальцем в направлении уехавшего конного отряда. — А тот заносчивый хмырь — министр лесных угодий Его и Ее Величеств. С проверкой, чтоб его, приехал. Не любит он наш лес. Все надеется, что продадут его соседней стране… Но это тебе не важно знать.

   — Почему же не важно? Очень важно, — теряясь в догадках, произнесла Санька.

   В голове кипело варево из всевозможных мыслей, домыслов и предположений. Что происходит? Какие, к черту, министры, ведьмы и короли? Ясно, что тут не кино, но что тогда? Шоу-розыгрыш? Игры отмороженных на всю голову ролевиков, окончательно спутавших вымысел с реальностью?

   И одна, самая простая и обескураживающая идея: «Этот мир — другой мир!» Санька усиленно гнала ее прочь — чушь! Не бывает такого… Но мысль упорно возвращалась и, набирая мощь, постепенно вытесняла все остальные.

   Другой мир!

   Другой.

   И что делать?

   — Слушай, Саня, — отвлекла от размышлений Яра. — Мне нужно срочно Листвяну найти. Ты не видела ее? Не знаешь случаем, куда она делась?

   — Мы ночью пришли, — стала вспоминать Санька, — и никого уже в доме не встретили. Но ощущение было такое, что только-только хозяйка его покинула.

   — Странно все это. — Яра нахмурила угольные брови. — Листвяна знала, что будет проверка. Она бы меня подставлять перед министром не стала. Похоже, с ней этой ночью что-то случилось.

   — Надеюсь, она в порядке, — дежурно выдала Санька.

   Теперь до нее окончательно дошло — все не сон, не кино и не розыгрыш. Случилось нечто невероятное и, возможно, непоправимое. То, о чем она не могла предположить даже в самых смелых своих мыслях…

   — Может, ты что-то слышала или видела? — настойчиво поинтересовалась Яра. — Крики? Шум? Призывы о помощи?

   — Ничего такого, — развела руками Санька.

   — Я поищу Листвяну, а вы тут пока подождите. Это дочка твоя, да?

   Ведьма указала на дверь домика, из-за которой уже высунула свой любопытный нос Альбинка. Все ее внимание было поглощено Яриной черной лошадью, привязанной к рябиновому кусту.

   — Мама… Лошадь! — произнесла она так, будто увидела лучшее, что могло встретиться в ее жизни. — Какая красивая.

   — Хочешь прокатиться? — как ни в чем не бывало улыбнулась девочке ведьма.

   — Конечно!

   Альбинка, зачарованная происходящим, пересекла терраску, по вырубленным из половинок бревен ступенькам сошла на полянку и робко встала в паре метров от вороной животины.

   Переспросила, не веря своим ушам:

   — Правда можно?

   — Можно, — беззаботно улыбнулась Яра. — Отвязывай повод, садись в седло и правь на дорогу. Там — галопом. Увидишь Головешку в деле. Только не нагоняй министра с его свитой — это нам ни к чему.

   — Прямо сама? — округлила глаза Альбинка. — Прямо галопом?

   — А в чем проблема?

   Яра смерила девочку удивленным взглядом, та виновато потупилась:

   — Я не умею ездить на лошади сама. Я каталась только на пони возле сада, но ее там девочки взрослые водили…

   — Не умеет? — Яра вопросительно посмотрела на Саньку. — В ее-то возрасте?

   — Так получилось, — раздался туманный ответ.

   — Бывает. — Яра быстрым шагом пересекла полянку, отвязала лошадь от куста, привела Саньке. — Покатай ребенка, раз ей хочется. И оставайтесь в доме столько, сколько нужно. Я пойду на поиски Листвяны. Когда вернусь, расскажете мне, почему вы такие странные и как вас сюда занесло. И если Листвяна вдруг объявится в мое отсутствие, передайте, что ответственная ведьма ее ищет. Сердится.

   Ведьма развернулась, взмахнула алым плащом и исчезла за дальними соснами.

   Удостоверившись, что новая знакомая ушла, Санька одной рукой подхватила под уздцы лошадь, второй сграбастала Альбинкину ладошку.

   — Пошли, — сказала твердо.

   — Мама, я не хочу уходить отсюда, — неожиданно уперлась дочка. — Здесь же лошадка, и красивая тетя-ведьма, и лес с волшебством. Настоящая сказка!

   — Это другой мир, Аль. — Санька попыталась воззвать к благоразумию. — Он может быть опасным. Мы здесь чужие. Совершенно чужие. У меня тут ни денег, ни работы.

   — У тебя и дома нет ни денег, ни работы…

   Санька недовольно куснула верхнюю губу. Неприятная правда кольнула сердце обидой. Не зря говорят, что устами младенца истина глаголет… И все же она не пошла на попятную. Сказки ведь бывают очень страшными и непредсказуемыми. В особенности, если ты в них никто.

   — Все. Хватит спорить. Идем.

   И Санька зашагала прочь от сторожки, по пути, что вел к застрявшему «уазику». Она рассчитывала, что Ярин могучий скакун, который при ближайшем рассмотрении оказался кобылой, сможет сдернуть машину с места, а дальше…

   Дальше они все сделают, как задумали. Доедут по Полянкино и заживут там… Ну и ладно, что не особо припеваючи. Здесь, что ли, лучше жить?

   В этом чуждом, пугающем и таком притягательном мире?

   Санька поймала себя на мысли, что на самом деле, как и дочка, не прочь остаться тут, в лесу. В это новой, случайной и в то же время многообещающей жизни…

   «Уазик» преданно ждал на том месте, где его вчера оставили. Трава качалась вокруг него, как волны зеленого моря. Высоко над головой плыл по лазурному небосводу крестообразный силуэт далекой птицы.

   — Мама! Ну давай останемся, — продолжала спорить Альбинка. — Я не хочу в свой мир. Не хочу ехать в Полянкино. И домой возвращаться тоже не хочу, там папа снова будет пить и драться…

   Эта фраза на секунду отключила Саньку. Будто кто-то щелкнул тумблером — и все. Стоп-кадр. Тишина. Санька застыла, сжимая в руках аварийный трос, который только что выковыряла из багажника. Она планировала привязать к этому тросу лошадь, чтобы та потянула…

   Чтобы потом сесть в «уазик» и уехать прочь от лесной сторожки, странных людей и пней…

   — Эй! — окликнули из-за спины. — Что тут такое у вас происходит? Что это у тебя за штуковина такая?

   Санька обернулась и встретилась взглядом с Ярой. Та стояла чуть поодаль, вся бледная и совершенно обалдевшая.

   Ведьма указывала пальцем на машину.

   — Мы на этом приехали, — залепетала Санька. — И сейчас уедем… Прямо сейчас… Только лошадью, с твоего позволения, воспользуемся…

   Яра настороженно приблизилась. Тронула пальцем камуфляжное автомобильное крыло. Взгляд ее резко прояснился — вот оно, озарение!

   — Я поняла, кто ты, — произнесла она с видом ученой, сделавшей открытие мирового значения. — Ты — ходунья!

   — Кто? — не поняла Санька.

   Пояснение последовало незамедлительно:

   — Ходуньи и ходуны приходят из других миров. — И тут же образовался важный вопрос: — Так откуда ты пришла? Вы пришли…

   — Оттуда. — Санька указала в направлении, куда еще вчера вела проселка.

   Указала и обомлела: никакой проселки за застрявшим «уазиком» теперь не виднелось. Там, где прошлым вечером рассекали разнотравье две черных земляных колеи, теперь густо стояла привычная луговая поросль: овсяница, ежа, тимофеевка, райграсс…

   Путь, по которому они с Альбинкой заявились в мир с удивительным лесом, исчез, будто его никогда прежде не было.

   Санька вздрогнула всем телом, ахнула и выронила под ноги трос. Прижала ладони к груди. Дожили! Ведь она о таком только в книжках читала. И не так уж часто — фэнтези ей не особо нравилось, предпочитала «реализм».

   И что же, она теперь попаданка? «Ходунья», как Яра выразилась?

   Что-то не похоже. В книжках попаданки обычно обретают новые красивые тела, знатное происхождение, крутую магию и армию поклонников в придачу. А она что? Санька разочарованно оглядела себя. Как была невзрачной пигалицей, так и осталась. Не воительница. Не прекрасная девственница. Не волшебница. Не принцесса.

   Усталая, напуганная, уже не юная и не свежая, слегка располневшая после родов, неуверенная в себе, давно забившая на собственную внешность, заморенная неудачным браком тетка с малолетним ребенком на руках…

   Какие тут шансы на новую лучшую жизнь?

   — Ура! Мы не едем в Полянкино! — радостно крикнула Альбинка, подпрыгнула на месте и захлопала в ладоши. — Мы остаемся в волшебном лесу!

   — Боюсь, что она права, — подтвердила Яра, глядя на Саньку с сочувствием. — Вы не первые ходуньи в этом мире. И не последние. К тому же… — Она умолкла на пару секунд, раздумывая, стоит ли озвучивать последующие слова, но все же решила сообщить нечто важное: — К тому же, когда я училась, нам рассказывали, что если ходуны понимают наш язык и приходят в своем теле, значит, в них течет магическая кровь.

   — Чего? — Санька не поверила своим ушам. — Магическая кровь? Во мне? Откуда?

   — Не знаю, — пожала плечами Яра. — Тебе виднее, откуда. — Она подошла к Саньке вплотную, ободряюще положила ей на плечо руку. — Да не расстраивайся ты так. Не так уж и страшен наш мир. Мы тут работаем, общаемся, учимся, дружим, воюем, торгуем, строим… У вас разве не так?

   Пришлось согласиться:

   — Так.

   — Ну вот. — Яра обвела рукой лес. — А у меня к тебе есть деловое предложение. Оставайтесь с дочкой здесь, в Листвянином домике, пока я ее ищу. На замену, так сказать. Побудешь местной лешей. На королевском жаловании, между прочим. Соглашайся.

   — Соглашайся, мама! — с горящими от восторга глазами потребовала Альбинка.

   Санька посмотрела на радостную дочку, на довольную, уверенную в собственной убедительности Яру.

   Кивнула:

   — Ладно.

   Вскоре из машины были вынуты их с Альбинкой нехитрые пожитки и погружены на лошадь. Кроме Санькиной сумки с вещами и рюкзака с документами в «уазике» обнаружились вещи прежнего хозяина: пара удочек, походный топорик, автомобильная аптечка, камуфляжный костюм рыболова-охотника, пара фонарей и старый котелок.

   Яра рассовала найденное в седельные сумки. Скомандовала Альбинке:

   — Ну, теперь ты. — Подставила сцепленные «ступенькой» ладони и легко закинула девочку в седло. — Сейчас прокатишься на лошадке. Держись за седло. Поехали.

   Лошадь, животное умное и понимающее, медленно и осторожно пошагала за хозяйкой.

   Альбинка взвизгнула от восторга. Глядя на дочку, такую счастливую и довольную, Санька подумала, что не так уж все и плохо. Есть дом и работа. А Андрея нет. И не будет здесь: не придется больше вскакивать среди ночи, встречая его пьяного в надежде, что муж заснет быстрее, чем успеет к чему-нибудь придраться и устроить скандал. И все это даже похоже на ту самую пресловутую «стабильность», о которой Санька несбыточно мечтала в своем мире.

   Может, оно и к лучшему?

   А быт… Быт наладится.

   Яра провела Головешку большим кругом по краю поляны, прежде чем Альбинка согласилась спешиться.

   Санька втащила в домик вещи, села на кровать. Ведьма вошла следом, присела рядом:

   — Обживайся тут, в общем. Знакомься с хозяйством.

   — А лес? — спросила Санька.

   — Что лес?

   — Что мне с ним делать? С лесом? Я ведь лешая теперь.

   — Что делать… — Яра задумчиво огляделась по сторонам. — Следить. Оберегать. Тут написано должно быть… У Листвяны… — Ведьма по-хозяйски залезла в секретер, порылась там, вынула какие-то толстые книги, тетрадь с записями. — Вот. Это рабочий журнал с записями. Почитай там… — На Санькины колени опустился толстый талмуд с разлохмаченными краями. — А вот бестиарий, смотри. В нем переписаны все твари, что водятся в этом лесу: их повадки, вкусовые пристрастия, уровень опасности, как вести себя с ними…

   — Что за уровень опасности? — уточнила на всякий случай Санька.

   — Пусть тебя это не тревожит. Лешую ни один зверь в лесу не обидит. Даже самый злой.

   — И медведь?

   — И медведь. Никто не тронет. Дочку тоже. Пока вы в лесу — вы в полной безопасности. Всегда помни об этом. Ты здесь главная теперь. Вот, кстати, травник, он про растения… Разберешься, в общем. И магия у тебя, похоже, подходящая.

   — Магия? — Санька оглядела себя, силясь понять, в каком месте у нее кроется эта самая магия. — Что-то как-то я никакой маги не чувствую.

   — Это потому что ты ей никогда не пользовалась. Постепенно проявится, — произнесла Яра в полной уверенности. — Главное — не бойся и не волнуйся. Помни, у нас с тобой все под контролем. Кстати, сейчас я тебя покину, а завтра вернусь. И принесу артефакт для связи — сможешь связываться со мной, если понадобится помощь. — Она помрачнела едва заметно. — У Листвяны был такой. Исчез вместе с ней… Так, продолжим. — Еще одна книга плюхнулась на Санькины коленки. — А вот тут сборник карт. Изучи, чтобы не заблудиться. Хотя, если заблудишься — тоже не страшно. Заблудни тебя куда надо выведут.

   — Кто? — переспросила Санька.

   — Заблудни. Существа такие. Они обычно дороги путают, с пути сбивают, в чащу заводят. Для простых людей могут быть опасными, но для тебя в лесу никто не опасен. Все лесные создания в твоем распоряжении.

   Санька вспомнила прошлый вечер и догадалась:

   — А эти заблудни, как выглядят? Они случайно не похожи на серые пеньки?

   — На пеньки, на кочки, на коряги, — принялась разъяснять Яра. — Вообще, они смирные, но иногда безобразничают. У Листвяны тут есть несколько прикормленных. Они домик оберегают от лишних глаз, чтобы никто чужой случайным образом не забрел.

   — Хм-м, я вот забрела, — хмыкнула Санька.

   Ведьма нахмурилась:

   — Да. И это странно. Ох, Листвяна-Листвяна… Что же с тобой случилось?

   Перед тем, как оставить Саньку с дочерью одних, Яра еще раз пообещала вернуться завтра, а также посоветовала на всякий случай не отходить далеко от дома. Сказала также, что еду можно взять в летней кухне, а чистую воду — в колодце.

   После ее отъезда Санька ощутила себя одновременно уставшей и голодной. Уставшей, потому что невероятно перенервничала, а голодной, потому что у них с Альбинкой со вчерашнего вечера маковой росинки во рту не было. Спать легли на пустой желудок, так же, с пустыми желудками, и проснулись…

   — Ма-а-ам, есть охота, — раздался своевременный возглас дочки.

   — Сейчас что-нибудь найдем, — пообещала Санька, огляделась по сторонам. В нескольких метрах от домика пряталась за молодыми елочками невзрачная постройка. Закопченная местами крыша, три бревенчатых стены, Тяжелый серо-зеленый полог вместо двери.

   Санька отодвинула в сторону истрепанную непогодой ткань. Ее встретило чье-то недовольное пыхтение. Большой еж протопал на выход и скрылся под ближайшим кустом.

   Странная постройка оказалась той самой кухней, про которую говорила Яра. И еж успел там прилично набедокурить. Он перевернул ведерко с мусором, разнес по земляному полу очистки и яичную скорлупу.

   — Вот хулиган! — бросила ему вслед Санька, получив в ответ недовольное фырканье.

   Кухонька оказалась совсем небольшой, посреди нее возвышалась железная печь с варочной панелью на три кастрюли. Труба уходила под потолок и поднималась над крышей, похожая на черный гриб. На стенах висели грубо сколоченные полочки, декорированные полированными ветками и корягами. Столом служил большой пень-чурбак, стульями — чурбачки поменьше. Стол стоял по левую сторону от входа. По правую находилась медная мойка с умывальником и большая деревянная бочка с водой. Ближе ко входу — еще один хозяйственный стол, под которым ютились кастрюли, ведра и прочая утварь.

   Санька осмотрела все — жить можно. Сунула нос в одну из кастрюль, стоящих на печи. Пшенная каша! Еще теплая.

   Возле входа нашелся веник с жесткими прутьями и деревянный совок, с помощью которого Санька собрала разбросанный ежиком мусор обратно в ведро.

   Позвала дочку:

   — Альбин, иди скорее сюда!

   — Не могу, мам. Тут курочки, — донеслось в ответ.

   Курятник, собранный также из бревен, отыскался рядом с кухней. Куры бродили вокруг него. Они походили на диких: головы и шеи рыжие, тело бурое в синеву, хвост с прозеленью и маленький, едва заметный гребешок на макушке.

   Пока мама шла из кухни, Альбинка успела отворить дверцу и пробраться внутрь курятника. Санька тоже заглянула — с одной стороны насесты, с другой расставлены корзинки с гнездами для несушек. Стоит на полу длинная деревянная кормушка, выдолбленная из половины ствола небольшого дерева. Рядом плетеная поилка. Санька сразу поняла — это из корней. Подобные изделия она видела в областном музее карельской культуры, куда они с Альбинкой не так давно ходили. Корни разбухают и не пропускают воду...

    — Мам, смотри, что я нашла! — Альбинка гордо протянула добычу, два коричневых яйца.

   — А там — каша, — кивнула в сторону кухни Санька. — Пойдем поедим. Ты, наверное, очень голодная.

   — Не-а, — бодро соврала Альбинка, но урчащий живот ее выдал.

   Стол из пенька произвел на девочку огромное впечатление. Она несколько раз обошла вокруг него. Посидела на каждом из стульев, выбрала лучший.

   — Можно я тут буду сидеть?

   — Можно, доченька.

   Санька достала с ближайшей полки две глиняных тарелки и деревянные ложки. Наложила каши, после чего задумалась: «Альбина несладкую даже с большой голодухи есть не захочет». К счастью, на полках отыскались горшочки с вареньем.

   — Мам, там какая-то крышка на полу. — Альбинка указала в дальний темный угол.

   Санька посмотрела. Действительно, крышка, круглая, металлическая, с узорами. Сверху кольцо. Если за него потянуть, открывается неглубокая яма, обложенная камнями. Камни эти просто ужас какие холодные! Даже иней на них проступает. Ясно для чего — вон, продукты лежат. Мясо, бадейка молока (интересно знать, чье оно), рыба, несколько яиц в берестяном лотке, крынка с маслом.

   Вот такой вот лесной холодильник.

   А со светом тут как? Ночи в лесу темные. Санька, конечно, принесла из машины фонарики, но они ведь на батарейках. Насколько их хватит? Она подняла голову. В центре потолка висел знакомый уже по терраске мутный шарик с туманным газом внутри.

   — И как тебя включить? — Санька поднялась на цыпочки, но в силу невысокого роста так и не смогла дотянуться до загадочной лампы. Пришлось подставить стул-чурбачок. Одно прикосновение — и свет зажегся. Второе — погас.

   — Здорово, — хлопнула в ладоши Альбинка. — Волшебная лампочка. Я тоже хочу ее зажечь.

   — Вечером зажжешь, — пообещала Санька.

   Она слезла на пол и шагнула к выходу, чтобы пошире откинуть полог. Из-за елки навстречу двинулась серая тень, большая и на первый взгляд бесформенная.

   Явился старый знакомый — бродячий пень.

ГЛАВА 3. Что скрывает лес?

Теперь это был не совсем пень.

   Это было явно что-то живое…

   Кто-то живой!

   Горели в темных впадинах глазниц ягоды-глаза. Щерилась в улыбке зубастая расщелина — пасть. Торчали уши — то ли сучки, то ли листья. Хвост, как еловая ветвь, мел землю.

   Какое-то время существо формировалось из пня в животное, кривилось, корежилось, пока, наконец, не обрело знакомую форму.

   — Да ты на волка, что ли, похож? — изумилась Санька.

   Вчерашняя оторопь перед непонятным полупнем-полузверем, крадущимся в сумерках по их с Альбинкой следам, прошла. «Они смирные», — говорила про заблудней Яра, и ей отчего-то верилось.

   Волк сел на полянке, склонил набок серую голову, посмотрел внимательно, без злобы.

   — Мама, волк! — восторженно крикнула Альбинка. — Я же говорила тебе, что их приручать можно.

   — Погоди ты приручать, — приструнила ее Санька, внимательно разглядывая странного зверя. — Он, похоже, уже до нас тут прирученный. — Она вспомнила события прошлой ночи, нахмурив брови, строго поинтересовалась у животного:

   — И зачем, скажи на милость, ты нас завел сюда вчера? Еще и в домике запер. Я слышала, как ты на крыльцо взошел и к двери привалился, чтобы мы не сбежали.

   Зверь-пень чуть заметно вильнул пушистым хвостом, словно извиняясь за причиненные неудобства. Потом кивнул головой и попятился.

   Снова кивнул и опять попятился.

   — Мама, он нас за собой зовет. Пойдем? — догадалась Альбинка.

   — Я одна схожу, а ты тут посиди, подожди, — распорядилась Санька, но, подумав, решила не оставлять не в меру любопытную дочку одну. — Ладно, пойдем. Только, чур, слушаться, не шуметь и не сбегать.

   — Обещаю.

   Заметив, что за ним следуют, волк-пенек радостно подскочил на месте и отбежал к терраске, после чего, распластавшись на земле, заполз под нее, повозился там некоторое время и выбрался, сжимая в зубах какую-то длинную палку, увенчанную странным навершием. Кольцо из золотистого материала, похожего чем-то на медь, замыкало в себе ограненный тусклый камень. Под кольцом кудрявились завитки узора, выполненного из совершенно иного, еще более непонятного голубого металла.

   Волк положил палку к Санькиным ногам.

   Да это же посох!

   Санька осторожно взяла его. Довольно увесистый. И, самое удивительное, — стоило только прикоснуться, как камень в навершии начал едва заметно светиться.

   Заблудень в очередной раз вильнул хвостом. Теперь удовлетворенно. После этого снова кивнул лобастой башкой и незаметно исчез, стоило Саньке на секунду отвлечься.

   — Ух ты, мама, как здорово, — восторженно выдохнула Альбинка. — Как думаешь, эта штука волшебная?

   — Скорее всего, — не стала спорить Санька.

   — И как с ее помощью колдовать?

   — Не знаю пока. Завтра у Яры спросим.

   — Скорее бы уж завтра, — мечтательно протянула дочка. — Наколдуем чего-нибудь. Как думаешь, можно будет конфет наколдовать и альбом с фломастерами? А то рисовать хочется.

   — Думаю, доченька, это так не работает, — помотала головой Санька. — Знаешь, я даже не уверена, что в этом мире существуют фломастеры.

   — Но конфеты-то должны быть? — возразила Альбинка.

   — Должны, — согласилась Санька. — Но думаю, что с ними проще, и наколдовывать их не обязательно. Наверняка можно просто купить.

   — Когда?

   — Когда мне жалование за работу дадут. Зарплату.

   Альбинка сложила все в голове:

   — Ясно. Тогда будем ждать, когда дадут.

   — Я буду не просто ждать, а работать, — уточнила Санька.

   И тут назрел новый вопрос:

   — Мам, а как в лесу работают?

   — Следят. Оберегают, — повторила Санька наставления Яры.

   Дочка не унималась:

   — А как следят? Вот мы сейчас на ту елку глядим, это мы следим или не следим?

   — Следим, наверное. — Санька и сама уже задумалась над этим. Помнится, ведьма посоветовала заглянуть в какие-то Листвянины записи. В «журнал». — Но мы это обязательно уточним. Почитаем, что там предыдущая лешая в специальном журнале записывала. Только для начала давай до конца осмотрим территорию вокруг домика? Поищем, есть ли тут баня или душ…

   — …и туалет, — радостно добавила Альбинка.

   — И туалет, — согласилась Санька.

   Туалет нашелся первым.

   Сколоченный из тонких бревнышек, он до боли напоминал ту нехитрую постройку, что часто встречается в нашем мире вдали от цивилизации и центральной канализации. Не удивил, в общем.

   А вот помывочное помещение оказалось поистине интересным.

   Санька едва заметила его в отдалении, рядом с небольшим скальным подъемом. Вернее, не заметила, а услышала, как журчит, сбегая по камням, вода. «Ванная», так Санька назвала это странное сооружение, имела три хлипких стенки и крышу. И дверцу, за которой, если заглянуть внутрь, пряталась окруженная круглыми камнями яма с водой. Эту воду обеспечивал стекающий по четвертой, «скальной», стенке ручеек-водопадик. Он питал яму-купель, которая, переполняясь, отправляла излишки воды по тонкому желобку куда-то в мох.

   — Буду тут сегодня купаться, — в предвкушении хлопнула в ладоши Альбинка.

   — Я тоже не откажусь, — разделила ее планы Санька.

   Тронула воду — надо же, теплая. Аккуратно лизнула палец — и солоноватая. Минеральная, наверное. Хотя по вкусу чем-то напоминает кровь.

   И все же есть в этой воде что-то манящее, притягательное.

   Саньке черпнула полные пригоршни из купели, плеснула на лицо. Сразу взбодрилась, будто чашку хорошего кофе осушила.

   — Пошли дальше смотреть, — окликнула Альбинка. — Тут дрова лежат, а тут сарайчик, а тут даже несколько грядок есть, как у бабы Ларисы на даче.

   — Грядки — это хорошо, — отозвалась Санька, затворила дверь «ванной», подхватила посох и пошла на дочкин голос.

   Альбинка уже исследовала огород и переместилась куда-то дальше.

   — …а тут озеро. Ура! Можно плавать! И мосток есть. Ай, тут ужи!

   Санька поспешила на голос. Озеро, плаванье, ужи. Альбинку иногда нельзя оставить буквально ни на минуту. А вдруг там не ужи? Другие змеи?

   — Аль, иди-ка сюда. Не отбегай от меня далеко, пожалуйста.

   Дочка тут же появилась. Довольная, в предвкушении приключений. Резко остановившись перед Санькой, она вдруг изумленно округлила глаза:

   — Ма-а-ам? А с лицом твоим что случилось?

   — А что с ним? — Санька испуганно приложила ладони к щекам.

   — Твой синяк почти пропал.

   — Правда?

   — Ага. Вода, наверное, волшебная, — буднично сообщила Альбинка, маня за собой. — Ну, пошли! Пошли скорее озеро смотреть. Такое красивое!

   Дочка не обманула. За песчаной горкой, поросшей юными сосенками, лежало маленькое озеро. На темной глади качалась лодочка, привязанная к торчащей из воды коряге.

   Озеро выглядело совсем небольшим. Дальний берег частично скрывали ивы, за ними острыми пиками стояли на страже ели, за которыми виднелось что-то округлое и неясное.

   — Сплаваем туда? — с надеждой спросила девочка.

   В тот момент Санька не была готова отправиться и посмотреть. Она крепко сжала в руке посох, врученный ей заблуднем. Сказала Альбинке:

   — Не сейчас. Идем-ка домой.

   — Почему домой? Тут же интересно?

   — Интересно и неизвестно. Надо сначала заглянуть в Листвянины записи, выяснить, куда можно ходить, куда нельзя. Про зверье местное почитать, мало ли кто тут водится? — принялась разъяснять Санька.

   На моменте про зверей Альбинка, наконец, согласилась, что вернуться домой — не такая уж и скучная идея.

   — Можно я сама прочитаю тебе про зверей?

   — Можно, доченька.

   Санька сжала свободной от посоха рукой теплую детскую ладошку и отвела дочку обратно, к жилой полянке.

   В домике царила прохлада. Печь, наконец, остыла, и Санька задумалась о том, что неплохо было бы ее снова немного растопить.

   Хотя лучше это сделать ближе к ночи, сейчас еще тепло.

   Она открыла секретер, взяла с внутренней полки лохматый Листвянин журнал, распахнула последнюю страницу. На пожелтелой, разбухшей от сырости бумаге вились синие записи. Почерк оказался вполне разборчивым, понятным. Санька в очередной раз подивилась тому, что она не просто понимает язык, но и может читать на нем.

   Писать, наверное, тоже получится — надо будет проверить.

   Санька наивно надеялась вычитать в журнале четкие инструкции и рекомендации, как жить в лесу, но написанное более всего напоминало обрывки размышлений из личного дневника вперемешку с непонятными «садово-огородными» советами: «Ложку живой воды на ведро. Полив. Бурка теперь приходит в десять. Саженцам дозреть неделю, потом в землю. Блуждающие огоньки — суп из рыбьих костей. Обпилить после урагана…»

   Обнаружить в невнятном потоке фраз однозначный смысл сходу не вышло, но последний абзац насторожил.

   «Мандрагоры кричат у западной границы. Быть тише. У Д.Ж. появился второй лист. Надежда еще теплится. Зола удобрила почву, ждать осталось немного. Я смогу все испра…» — дальше послание обрывалось.

   Интересно, почему?

   — Мам, кто такой ин-дрик? — оторвала от размышлений Альбинка.

   — Какой еще индрик? — не сразу врубилась Санька, потом перевела взгляд на книгу, лежащую у дочки на коленях.

   «Бестиарий», — так назвала ее Яра. Книга явно старинная. Очень старая! Страницы сомкнуты двумя тяжелыми переплетными крышками. Каждая из почти сантиметровой в толщину доски и обита кожей. По коже золотое тиснение. На развороте, который открыла Альбинка, широченные узорчатые поля…

   Санька вспомнила, что в музее, куда они ходили с подругой Верой на выставку первопечатных книг, им рассказывали, зачем древним книгам надобились настолько широкие поля. В далекие времена, когда часты были пожары, а книги были редки и не всякому доступны, эти широкие поля и толстые переплетные крышки с надежными замочками-запорами спасали их от огня. Книгу запирали — стискивали плотно-преплотно страницы. Так, что воздух не попадал между ними, и жадное пламя глодало лишь внешние края. Потом, когда книгу отыскивали на пепелище, обгорелые части страниц обрезали по краю, удаляя часть узорчатых полей, а не сам текст. Все переплетали заново…

   И в этом мире, похоже, действовали так же.

   — Вот он, индрик. — Альбинка ткнула пальцем в картинку с существом фантастическим, но хотя бы знакомым. — На единорога похож.

   — Точно, похож, — согласилась Санька, прочитала: — «Разновидность единорога» там внизу подписано. Неужели тут и единороги водятся… — протянула с сомнением.

   — Ой! А эта… Смотри, какая страшная.

   Дочка опасливо ткнула пальцем в изображение необычной птицы с человеческой головой.

   Точно такую же птицу Санька видела в альбоме с репродукциями картин Васнецова. Коллекционное издание, дорогие и глянцевое, было у нее любимым среди всех подобных книг в библиотеке мачехи. Полотно с сирином и алконостом, таинственными дево-птицами райского сада, всегда бросалось в глаза.

   Судя по мрачному лицу и пестрым перьям в темной гамме — тут тоже сирин.

   Санька пробежалась взглядом по строчкам с витиеватой буквицей в первом абзаце. Если верить тексту, сирин — птица нелюдимая, коварная и опасная. Пения ее ни в коем случае слушать нельзя. Голосом она усыпляет, но поет крайне редко — за жизнь пару раз. Санька оглядела суровое красивое лицо, холодные глаза, могучие лапы с крючьями когтей. Одно слово — хищник. И хищник страшный!

   На следующей странице обнаружился алконост.

   Выглядел он еще внушительнее, чем сирин. Тело этой птицы было довольно длинным, перья — светлыми, с цветастой канвой по краям крыльев и хвоста. Были у нее еще плечи и руки, так что всех конечностей получалось шесть.

   Санька внимательно оглядела алконоста, перевернула обратно на сирина.

   Эти темные перья она уже видела здесь.

   Рано утром большая птица садилась на крышу домика, стучала когтями. Потом птицы, коих оказалось более одной, улетели в лес. Санька даже поежилась. Неужели такие, как в книге? Хотя буро-пестрое оперение ведь у многих в лесу…

   Быстро пролистав бестиарий сначала в одну, потом в другую сторону, Санька решила, что непременно изучит всех странных тварей, описанных в нем: их повадки, размеры, образ жизни и вкусовые пристрастия.

   Удивительных созданий в книге оказалось довольно много. Знакомые по сказкам русалки, кикиморы, блуждающие огни, а вдобавок к ним незнакомые прежде анчутки, ауки, бирюки, гилистери, всякие прочие, которых сразу и не запомнишь. Попался даже некий коркодел, поразительно похожий на старого знакомого крокодила, только, по всей видимости, пресноводный.

   Альбинка пришла от бестиария в неописуемый восторг. Санька пообещала, что будет читать его ей перед сном, раз так понравилось. Также она решила подробно и с начала изучить личные записи предыдущей лешей. Быть может, что-то станет яснее, если начать читать с первых строк, а не с последних?

   Но это чуть позже. Сейчас нужно дообследовать Листвянины жилые угодья, чем они с Альбинкой и занялись.

   Поиски не прошли даром. Неподалеку обнаружился амбар с запасами провизии. Поначалу, правда, увидев огромный амбарный замок, встроенный в дверное полотно, Санька решила, что ей ни в жизнь не отпереть его.

   — Мама, ну волшебный посох же есть, — посоветовала Альбинка.

   — Будто я знаю, что с ним делать? — отозвалась Санька.

   — А ты попробуй!

   — Так что пробовать-то?

   Санька красноречиво постучала навершием посоха по запятнанному ржавчиной металлу.

   К их общему удивлению, внутри замка что-то щелкнуло, крякнуло, хрустнуло, после чего тяжеленная дверь медленно отворилась, приглашая заглянуть внутрь. От порога вниз вели прорезанные в почве ступени. Уровень пола был ниже уровня земли, отчего в помещении царила приятная прохлада. Пол был устлан плоскими кусками белого известняка.

   По правую руку вдоль бревенчатой мощной стены тянулись сусеки. Санька приподнимала по очереди тяжелые крышки, совала нос внутрь. В одном зерно и в другом зерно, в третьем соль…

   По левую руку бочки стоят. Одна с медом, вторая с огурцами, третья — м-м-м — с Санькиными любимыми солеными грибами. Сушеные грибы под потолком развешаны гирляндами. С прошлого года еще, наверное, не съедены. В третьей бочке засахаренные ягоды. Еще две бочки пустые.

   От вида запасенной Листвяной еды на душе сразу стало теплее, спокойнее.

   — Ма-а-ам, что это за штука? — спросила Альбинка, указав пальцем на бочку на подпорках.

   Бочка стояла боком. Из донышка ее торчала ручка. По центру наверху было прорезано отверстие с дверцей на медных петельках. Санька открыла ее, заглянула: внутри бочки лопасти — ручка их вращает.

   Сразу пришла догадка:

   — Думаю, что это маслобойка.

   — Ух ты, давай в ней масло взбивать, — моментально предложила Альбинка.

   Пришлось ее расстроить.

   — У нас нет столько молока. Ладно, пойдем. Я там еще одну постройку видела.

   В десятке шагов от амбара, в молодом ракитнике, нашелся хозяйственный сарай с инструментами и пристроенным сбоку большим дровенником. Санька вспомнила, что топор-колун видела возле дома, поэтому, захватив с собой два небольших отпила, решила пока закончить экскурсию по лешачьим владениям и подумать про обед.

   Они с дочкой вернулись в кухню, и тут же возник вопрос: как зажечь огонь? Ничего похожего на спички или зажигалку поблизости не обнаружилось.

   Вспомнив Альбинкин совет насчет замка, Санька попробовала использовать посох и тут. Получилось. Мелькнула в печном жерле яркая искорка, погасла. Прогоревшие угли заниматься не желали. Пришлось сходить и набрать тоненьких сухих веточек для растопки. Благо в лесу таких в изобилии.

   Наконец огонь заплясал в печи. Потек наружу из трубы густой дым. Тесное пространство кухни сразу наполнилось жаром.

   — Я разогрею остатки каши и яиц сварю, — предложила Санька, — а ты пока погуляй где-нибудь тут. На терраске посиди, там тенек.

   — Скучно без игрушек, — сникла Альбинка.

   Вспомнила, наверное, своих плюшевых зверей и новый конструктор, из которого можно построить хоть кофейню на пляже, хоть космодром. Его мачеха на днях принесла…

   Санька вздохнула. Тут игрушек, пожалуй, в радиусе мили не сыщешь.

   — Сделай игрушки сама, Аль, — предложила без особой надежды. — Из шишек вон, из мха, из коры.

   — Из коры попробую, — воодушевилась девочка, — а из шишек еще в саду надоело. Ой, вон красивое перышко лежит. Я из него тоже…

   С этими словами дочь, полная новых креативных идей, вылетела из кухни пулей и принялась деловито собирать что-то под своими ногами.

   Санька с облегчением взялась за готовку. Яйца, каша, зелень. Нашлось на полках немного сухарей…

   Вдруг она услышала, что Альбинка с кем-то оживленно беседует. Сначала решила, что сама с собой: сделала из подручных материалов фигурки и теперь озвучивает сценку с ними. Но — нет! Отчетливо, хоть и тихо, снаружи прозвучал еще один голос.

   — Аль? — Санька вышла из кухни и направилась к терраске. — Аль? У тебя там все хорошо? Ты с кем там разговариваешь?

   Дочь уже спешила навстречу. Одна. Довольная.

   — Ма-а-ам! Смотри! — Раскрыла ладонь и сунула Саньке под нос голубой сверкающий камушек, размером с перепелиное яйцо.

   — С кем ты разговаривала? — взволнованно огляделась по сторонам Санька.

   — С ним. — Альбинка махнула рукой в сторону дома. — Ой, ушел.

   — Кто он такой? — допытывалась Санька, нервничая все сильнее. Что за люди тут ходят и с ребенком без ее ведома разговаривают? Посыпались необходимые вопросы: — Чего хотел? Почему ты без меня с чужими говорила?

   Альбинка насупилась.

   — Ты сама сказала «погуляй». А мне же скучно. Поэтому я из коряжки сделала лося, а из шишек — цыпленка. Как настоящего, с перышком на хвосте. Он тут пришел. Ему очень мой цыпленок понравился. Он сказал: «Давай меняться», и я поменяла поделку на этот красивый камешек.

   — Сколько раз я тебе говорила, у незнакомых людей никакие подарки не брать.

   — Это не подарок. Это поменяшка, — стояла на своем Альбинка. — К тому же и он не человек. Он маленький. Вот такой. — Дочка приложила ладонь к коленке ребром, демонстрируя рост своего таинственного собеседника. — Маленький. Носик утиный. Головка лысенькая, аж блестит. Как покемон. Он в книжке был, той, что с красивыми зверями.

   Санька широким шагом дошла до терраски, еще раз все пристально осмотрела, после чего зашла в домик и взялась за книгу.

   — Давай-ка, Аль, показывай, который.

   — Вот этот, — быстро перелистнула страницы Альбинка и прочитала по слогам: — Ан-чут-ка.

   Дальше Санька сама все про этого анчутку вычитала. Оказалось, это мелкий лесной демон, видом чем-то на утку похожий. Любопытный и до воды охочий. Так, ничего особенного. В конце, правда, говорилось, что может он путников в лесу ночами пугать. Но пугать — не есть…

   Саньку теперь терзало любопытство, поэтому она попросила:

   — Если этот анчутка еще раз придет, ты меня сразу позови, хорошо?

   — Договорились, — со всей ответственностью закивала Альбинка. — Пойду еще игрушек наделаю. А ты, мам, камень у себя оставь и береги теперь, а то я вдруг еще потеряю?

    — Сберегу, не переживай…

   Анчутка вернулся спустя пять минут, но стоило только Альбинке громко позвать маму, пугливый демоненок тут же сбежал. Санька поняла, что так дело не пойдет, поэтому решила наблюдать из укрытия.

   Она зашла внутрь домика, оставила открытой дверь. Взобравшись на кровать с ногами, спряталась под покрывало и принялась наблюдать.

   Анчутка снова пришел. С ним были еще два подобных создания. «Смешные и совсем не страшные», — подумала Санька, тихо улыбаясь в своей засаде.

   — Давай меняться! Меняться давай! — закрякали анчутки, перетаптываясь от нетерпения.

   — Давайте. Что предложите? У меня — лось. И еще два цыпленка. Вот, можете посмотреть, — с важным видом продемонстрировала свои нехитрые поделки Альбинка.

   Вид у нее при этом был такой торжественный и пафосный, будто она дорогую иномарку в салоне потенциальным покупателям представляет.

   — У меня камень, — сказал самый большой анчутка.

   Он протянул девочке уже знакомый голубой камень и, получив вожделенного коряжного лося, схватил его перепончатыми лапками, прижал к пушистой бурой грудке, отбежал в сторонку и принялся любоваться добычей. То приставит лося к лежащему рядом валуну, будто лось на скалу залез, то тыгдык-тыгдык лосем по траве, то на солнце сквозь переплетение деревянных ног и рогов поглядит…

   Приятелям счастливого обладателя коряжки, видать, завидно стало, что у собрата их в руках такое сокровище. Они храбрости набрались и свои мены предлагать начали:

   — У меня перо, — неразборчиво прокурлыкал анчутка, что был поменьше всех.

   — Просто перо-о-о? — разочарованно протянула Альбнка. — У меня перья есть.

   — Такого нет, — заспорил демоненок.

   Он протянул большущее, почти в метр длиной, белое перо с бензиновым отливом.

   — Красиво. Ла-а-адно, — обрадовалась Альбинка. — Вот этого цыпленка за него дам.

   — А у меня сундук. — Последний анчутка положил на деревянный пол огромную двустворчатую раковину, похожую на привычный домик пресноводной беззубки.

   — Какой же это сундук? — удивилась девочка. — Это ракушка.

   — Сундук, — стоял на своем анчутка. В подтверждение своих слов он распахнул и снова сомкнул створки раковины. — Можно внутрь класть. Сундук. Хороший.

   — Угу, возьму, — донеслось в ответ с протяжной важностью.

   Тут Санька решила показаться. Она медленно выбралась из-под покрывала, на цыпочках подошла к дверному проему. Позвала тихо, чтобы не напугать:

   — Э-э-эй.

   Анчутки все разом вздрогнули и выронили наменянное.

   — Ой, лешая! Ай! Ох! — раздались испуганные возгласы.

   — Да не пугайтесь вы, — успокоила их Санька. — Все хорошо. Только скажите, что это за камни у вас такие, похожие на драгоценные?

   — Там! Там! Там! — ощутив свою значимость и нужность, закрякали наперебой анчутки. — В пепле выкопали. В углях. В золе.

   — А где эти угли? — продолжила допрос Санька.

   — Там! Там! Там! — повторили анчутки и неожиданно предложили: — Мы отведем. Мы покажем. Иди за нами.

   Камней им, похоже, было совершенно не жаль. Даже драгоценных…

   Пестрыми комочками они вперевалочку потопали куда-то за «душ» и дальше по незамеченной раньше тропинке, что вилась во мху вокруг молоденьких конусообразных елочек.

   Альбинка шла рядом с Санькой.

   — Интересно, куда мы идем? — размышляла дочка. — А тебе, мам, интересно?

   — Очень, — ответила Сашка. — Что у них там за месторождение такое?

   — Мам, а что такое «место рождения»? — поинтересовалась любознательная Альбинка.

   — Это природное скопление всяких полезных ископаемых.

   — Ага. Понятно. — Альбинка принюхалась: — Мам, гарью пахнет. Тебе пахнет?

   — Да. — Санька потянула носом резко изменившийся воздух. В ноздри забился густой запах пепла. — Где-то поблизости был пожар.

   Она не ошиблась.

   Лес резко оборвался вниз крутым песчаным склоном, под которым почти до самого горизонта тянулась выжженная земля, черная и мертвая. Посреди этой пустой жути высился холм, на котором Санька увидела то, что заставило ее сердце болезненно сжаться.

ГЛАВА 4. Пепелище

Обгорелый остов огромного дерева высился на холме, и ветер, срывая с земли покров седого пепла, овевал остатки черного ствола, словно окутывал бледным саваном.

   Санька могла лишь гадать, каким это дерево было при жизни. Огромным. Исполинским! Должно быть, его крона покрывала добрую треть нынешнего пепелища. А ствол, судя по размерам того, что от него осталось, вряд ли обхватили бы, взявшись за руки, даже сто человек…

   Невероятное, похоже, было дерево.

   Как жаль…

   Волк-заблудень, появившийся рядом с привычной внезапностью, встал на краю песчаного склона, закинул к небу морду и горестно завыл.

   — Мама, что тут произошло? — расстроилась Альбинка.

   И Санька не смогла сдержаться, ответила как есть:

   — Что-то ужасное.

   — Зачем они сожгли лес?

   — «Они»? — задумалась Санька. — Почему ты считаешь, что кто-то устроил пожар намеренно? Может быть, случилось какое-то природное бедствие?

   Альбинка, действительно, о таком сразу не подумала:

   — Наверное, — согласилась без особой охоты. — Ударила молния… Сто тысяч молний ударило! — И вдруг ее осенило: — Ма-а-ам! Вот же она — работа лешей.

   Санька стояла задумавшись, размышляла о причинах пожара. Катаклизм или все-таки умышленный поджог? Она не сразу сообразила, что имеет в виду Альбинка, поэтому переспросила:

   — Работа лешей? Что ты имеешь в виду?

   — Надо посадить новый лес, мам. Чего тут непонятного? Все же просто.

   — Просто? — Санька тоскливо оглядела последствия пожара. — Это совсем, Аль, непросто. Это… — Она хотела сказать «непоправимо», но решила не расстраивать дочку столь категоричным выводом. — Я даже не представляю, как можно восстановить все это.

   — У нас же теперь есть волшебный посох, и книги, и магия. — Альбинка не теряла надежд на спасение несчастного леса. — Ну, ма-а-ам. Ну, дава-а-ай.

   А Санька в тот момент вспомнила последние записи из Листвяниного журнала: «Надежда еще теплится. Зола удобрила почву, ждать осталось немного…»

   Зола.

   Уж не про это ли место шла речь? Золы тут просто завались. Помнится, они с мачехой на даче тоже часто землю золой удобряли...

   Так Листвяна надеялась возродить сгоревший лес?

   Похоже на то.

   Альбинка, пожалуй, права. Стоит попробовать…

   И Санька кивнула:

   — Давай попробуем.

   У Листвяны в журнале было написано про саженцы. «Ложку живой воды на ведро… Саженцам дозреть неделю, потом в землю». Судя по всему, пропавшая лешая готовилась засадить горелый пустырь новыми деревьями. Возможно, если удобрять их живой водой, что-то и впрямь может получиться?

   Интересно, где они у Листвяны, эти саженцы, о которых говорится в записи?

   Вроде бы они с Альбинкой все постройки на лесном хуторке осмотрели. Хотя была еще лодочка. Куда-то на ней плавали

   К странному куполу за деревьями.

   Саньке не очень-то хотелось плыть туда, но иных вариантов, похоже, не было.

   — Мам, что мы сажать-то будем? Давай сосны? Или елки? Вон их сколько вокруг? Хоть обсажайся.

   — Нет, — покачала головой Санька. — Сейчас лето, Аль. Хвойные пересаживать уже поздно. Погибнут.

   — Почему?

   Санька подошла к растущей прямо на склоне молодой сосенке, показала дочери край ветки в смолистых отростках.

   — Потому что они сейчас растут, набирают силы и очень не хотят, чтобы их беспокоили. Пересаживать их можно только самой ранней весной, когда вот эти штучки еще в рост не пошли. Видишь?

   — Вижу.

   — Или поздней-поздней осенью, почти зимой, когда деревца уже заснули.

   — А что можно сейчас сажать? Березу можно?

   — С лиственными деревьями, конечно, в этом плане проще, но сейчас и для них не лучшее время. Нужно будет возиться, постоянно поливать, следить, чтобы саженец на солнышке не подгорел. Было б нам нужно одно деревце — не проблема, повозились бы. Но нам необходим целый лес. Много-много сильных и здоровых молодых деревьев. Так что…

   — Так что же мы будем делать-то? — Альбина непонимающе уставилась на Саньку. — То нельзя, се нельзя…

   — Походим по лесу, приглядим подрост, отметим, где хорошие молодые деревца стоят, а осенью пересадим. Соберем семена с разных цветов и трав, чтобы засеять почву. И компостную кучу сделаем для удобрения. Работы хватит, не переживай.

   — Ладно, — согласилась Альбинка. — Только семена собирать чур я буду.

   — Хорошо, — не стала спорить Санька.

   Они пошли обратно к домику, но в какой-то момент, видимо, не в ту сторону повернули. Сначала попадались все те же молодые елочки, потом ельник резко сменился сосняком. Тут бы и выйти к дому, но — нет. За соснами проблескивало лазурное небо. Белыми галочками мелькали чайки.

   — Это не наша поляна, — озвучила очевидный факт Альбинка.

   — Наверное, мы немного ошиблись. — Саньке категорически не нравилось слово «заблудились». Пойдем обратно.

   — Давай не пойдем, — попросила дочка. — Давай посмотрим, что там?

   Санька не стала протестовать:

   — Почему бы и нет.

   Судя по чайкам и прогалам, впереди находилось какое-то большое водное пространство.

   Через десяток шагов тропинка окончательно истончилась.

   Они прошли по пушистому мху, перебрались через пару поваленных деревьев, обогнули большой валун и вскоре оказались на берегу довольно просторного озера с широкой прибрежной полосой из белого песка.

   — Тут как на море, мам. Пойдем купаться! — крикнула Альбинка и, на ходу сбросив обувь вместе с носками, босиком побежала к воде.

   — Подожди меня. Не лезь в воду одна. Альбина!

   Санька едва поспевала за дочерью. Ноги тонули в песке. Старый кроссовок, давно просивший каши, зацепился за скрытую в толще песка коряжку и разорвался окончательно. Санька споткнулась, грохнулась…

    Хорошо, что мягко.

   — Мам, ты чего? — Альбинка подскочила к ней, протянула руку. — Вставай.

   Санька села, принялась сердито отряхивать колени.

   — Ты зачем убегаешь? Знаешь же, что место незнакомое. Мало ли что в этом озере?

   — Мы же лешие, мам. Нас тут никто не обидит, — повторила она почти дословно сказанное Ярой.

   Санька поморщилась. Вывернула при падении щиколотку. Теперь болело. И правда, чего понеслась за дочкой, как угорелая? Надо учиться доверять этому лесу. И этому миру.

   Им теперь здесь жить.

   Подумав о будущем, Санька вздохнула. Здесь действительно хорошо, в любом случае лучше, чем в общаге с Андреем. И по отцу она особо скучать не будет, разве что по мачехе и по подругам. И по Наине Маратовне.

   Что они все сейчас делают? Знают ли об их с дочкой пропаже? Наина Маратовна, наверное, думает, что они в Полянкино. А не позвонили — Санька обещала позвонить по приезду — мало ли по какой причине? Да и времени мало прошло. Сутки всего. А что будет через неделю? Начнут искать. Наина Маратовна, все еще уверенная, что Санька скрывается в ее родной деревне, еще раз позвонит. Не получив ответа, свяжется с односельчанами и поймет, что никто в ее дом так и не приехал…

   А потом их объявят в розыск.

   Санька еще раз вздохнула, решив не накручивать себя. В голове промелькнула злорадная мысль, что виновным в ее исчезновении скорее всего посчитают Андрея. Придется ему тогда несладко.

   И пусть.

   Она принялась размышлять о насущном, подсчитывать плюсы и минусы каждого мира.

   В своем изначальном мире из основных плюсов: люди, которым не безразлична она и которые не безразличны ей. Всякие гаджеты и прочие плоды цивилизации — тоже хорошее подспорье, весомое. Из минусов: она там почти полный ноль — ни толкового образования, ни нормальной работы, жилье — халупа, муж — кухонный боксер. Бинго типовой неудачницы. А тут что? Тут работа. Не просто работа, а работа мечты! И жилье — дом в лесу, Санька о таком мечтала в детстве. Чтобы звери всякие приходили…

   И вот тебе, пожалуйста, лес, полный волшебства, дружелюбные волки, ведьма-начальница.

   Сказка, а не жизнь.

   Из минусов: непонятно, сколько все это продлится. Вот вернется Листвяна назад и попросит их освободить помещение. Куда они пойдут? В заглохший «уазик»? И это полбеды, есть еще и другие минусы. Например, Альке в этом году нужно в школу идти. В первый класс. А тут что? Школа магии? Хорошо бы, если так. А вообще, надо будет у Яры на этот счет поинтересоваться…

   И тут Санька подумала, как здорово было бы, если б можно было жить и работать тут, а в свой мир — нет, не возвращаться, — а иногда ненадолго заглядывать. Она бы тогда успокоила родных, что жива. Пусть считают, что она просто переехала работать за город. В какой-нибудь закрытый правительственный заповедник, типа Завидного. Работай она там, секретности никто б не удивился. Встречалась бы иногда с подругами в кафе или на дачах. Привезла бы сюда привычных продуктов, одежду, гаджеты. Хотя нет. Какой тут от гаджетов толк? Электричества-то, похоже, нет.

   Надо будет у Яры уточнить…

   И Альбинку она в школу устроила б. Привозила бы и увозила. На худой конец, сейчас есть домашнее обучение…

   Эх, мечты-мечты!

   — Ма-а-ам, ну мы купаться-то будем?

   — Ты уверена, что нужно? — Санька придирчиво оглядела спокойную воду. — Вдруг там этот, из книжки, как там его… Коркодел?

   — Который на крокодила похож? — хитро прищурилась Альбинка.

   — Он самый, Аль. Помнишь, какие зубы?

   — Но ведь нас никто не обидит, потому что мы — лешие? — в очередной раз напомнила дочка.

   — Лешие, — согласилась Санька. — Но не водяные же?

   — Мам, — Альбинка встала руки в боки, — ты переосторожничаешь. Прозрачная же вода. И жа-а-арко.

   Санька сдалась.

   — Ладно, уговорила. Только я первая зайду, все разведаю, и только тогда — ты.

   — Хорошо. — Ответом послужили энергичные кивки и моментально отброшенная в сторону одежда.

   Санька стянула дешевые джинсы, футболку, испачканную кровью у плеча. Бросила на песок рядом со старыми кроссовками, обновить которые теперь вряд ли представится возможным. И обувь! Имей она возможность ходить из мира в мир, она обязательно позаботилась бы и о новой обуви…

   Стопы мягко утонули в песке. Внутри он был холодный и влажный. Вязкий. Санька, ойкая, — щиколотка продолжала болеть — дохромала до воды. По глазам резануло ярким блеском. Вода, прозрачная как слеза, искрилась в солнечных лучах. Ветер приятно освежал кожу. Под подернутой легкой рябью гладью виднелось изрытое барханами дно.

   Мелко.

   Санька прошла на несколько метров в глубину, но глубины пока что не нашлось. Все время было по колено. И если смотреть дальше, та же мель.

   Идеальный детский пляж-лягушатник с чистой прозрачной водичкой.

   — Аль, пойдем. Тут как раз для тебя, — позвала Санька.

   Она обернулась и снова чуть не споткнулась обо что-то гладкое, размером с футбольный мяч.

   Устояла. Глянула под ноги. Полузарытое в песок, на дне лежало нечто, напоминающее…

   — Яйцо! — радостно воскликнула подоспевшая Альбинка. — Кто его снес, мам? Крокодил?

   Санька пригляделась и поняла, что Альбинка права: под водой действительно находилось яйцо. Большое такое… Похоже на страусиное, только цвет какой-то странный, радужный в темно-лиловую крапинку.

   И побольше страусиного-то будет.

   — Не думаю, что крокодилье, — успокоила дочку Санька. Пошарила ногой вокруг яйца. Под пальцами в песке снова нашлось что-то твердое. — Та-а-ак… Вот еще одно. И еще.

   Интересно, кто их тут наоткладывал?

   Кто бы ни был, существо это должно быть довольно большим, так что из воды лучше выйти, вдруг оно уже рядом и решило, что на его кладку покушаются?

   — Ма-а-ам! Быть может, это гигантской анаконды? — воодушевленно предположила Альбинка, но Санька не разделила ее энтузиазма.

   — Нет. Не анаконды. Я надеюсь… Давай-ка на берег пойдем. А то…

   Договорить она не успела. Над озером распростерлась огромная тень, засвистели крылья, ветер поднялся такой, что по глади побежали волны в белых барашках. Послышалась песня — просто мелодия без слов, довольно бодрая, если не сказать веселая.

   Санька среагировала моментально: схватила за руку Альбинку и пулей вылетела на берег. Хотя толку-то? Существо, опустившееся с небес прямо на пляж, могло настигнуть их при желании и в воде, и на суше.

   И прибить одним ударом.

   Это была огромная птица в белом с радужной каймой оперении. Размером она, пожалуй, перегнала бы корову, но самым пугающим в ее облике были вовсе не габариты. И даже не гигантские серповидные когти.

   Лицо.

   У птицы было лицо. Почти человеческое: нос, губы, глаза. Вот только глаза, пожалуй, были чуждыми всему людскому. Желтые радужки, вертикальные зрачки…

   А еще две руки. Птица оперлась на них, когда села на песок. На пальцах — тоже когти.

   Покороче.

   Санька узнала птицу. Совсем недавно ее в книге-бестиарии наблюдала.

   Алконост.

   Вроде дружелюбная. Не было в тексте о том, что она нападает на людей. Точно не было! А что было? Санька напрягла память. Вроде бы этот алконост яйца на морском берегу откладывает и охраняет их.

   И поет.

   Было во внешности удивительной птицы и нечто неутешительное.

   — Бедная… — произнесла грустным шепотом Альбинка.

   Санька поняла, что дочка имеет в виду, потому что тоже заметила.

   На руке алконоста, там, где человеческая кожа еще не сошлась с перьями, проступал сильный ожог.

   — Она пострадала в том пожаре, — догадалась Санька и подумала: «А ведь в нем, наверное, пострадал много кто еще. Нужно выяснить причины возгорания и сделать все, чтобы оно не повторилось…»

   Как ни странно, птица не обращала никакого внимания на новую лешую и ее дочку. Будто они были чем-то само собой разумеющимся в этом лесу. Птица тихо пела и, подобравшись к самой кромке песка, обмакивала в воду длинные маховые перья на крыльях.

   — Мам, зачем она это делает? — поинтересовалась любопытная Альбинка. — Крылья в озеро макает?

   Санька согнула ногу в колене, приподняла, чтобы потереть больную щиколотку, но боль исчезла, будто ее и не было, и тут сам собой вспомнился текст бестиария. Часть пазла сложилась.

   — Алконост сбрасывает с крыльев волшебную росу. Вода рядом с гнездом стала от нее живительной. И вон, смотри, — указала она на уходящую в заросли бузины тонкую протоку. — Ручеек течет в сторону нашего домика. Наверное, он как-то соединяется с «ванной».

   — И с маленьким озерцом, — предположила Альбинка.

   Санька не стала спорить.

   — Скорее всего.

   — Мам, а давай пройдем вдоль него до нашей полянки? Разведаем, есть ли там дорога?

   — Давай попробуем, — согласилась Санька.

   Что они, собственно, теряли? А угодья новые изучить вдоль и поперек необходимо. Для работы.

   И они пошли по краю протоки, прыгая с камня на камень под зеленовато-алым навесом из бузины.

   Ручеек вился, петлял, а потом резко спрятался под таким буреломом, что пришлось искать новый путь. Двигаться дальше вдоль русла не представлялось возможным.

   Протока свернула налево, по правую же руку открылся резкий скалистый подъем. Проступил из почвы белый известняк в буром крапе окаменевших раковин и угловатых «шестеренок». Эти «шестеренки», похожие на вросшие в камень детали инопланетного корабля, Санька когда-то ошибочно приняла за останки ископаемых растений. Морские лилии, так они назывались. Красивое название сразу привлекло внимание. Что за цветы такие в древнем море росли? Оказалось, что хоть они и лилии, только вовсе не цветы, а животные, родственные морским ежам…

   Значит, в этом мире они тоже когда-то жили…

   Если как следует приглядеться к подъему, можно было различить тропинку.

   Едва заметную, узенькую, ненадежную. Склон поднимался почти вертикально вверх, пришлось ползти на четвереньках — подошвы так и норовили соскользнуть.

   — Давай руку.

   Санька хотела подтянуть Альбинку за собой, но та упрямо самостоятельничала.

   — Я сама.

   — Ну, давай сама.

   И Алька со свойственной многим детям ловкостью первой взлетела на плоскую вершину скальной ступени.

   — Ого-го, — протянула с интересом. — Мы это вроде бы около дома видели. За озером. Странный купол…

   — И правда, он, — тяжело дыша, произнесла запыхавшаяся на крутом подъеме Санька.

   Купол неясного назначения высился над зарослями орешника и молодой ольхи. Получалось разглядеть его металлический ячеистый каркас, который когда-то был полностью покрыт стеклянными секциями. Теперь часть секций разбилась.

   Сквозь дыры наружу выползал змеистый плющ и стекал с купола вниз зеленым каскадом.

   Санька первая продралась сквозь орешник. Остановилась возле металлической дуги, образующей свод.

   — Мам, что это такое? — поинтересовалась подоспевшая следом Альбинка.

   — Оранжерея, — додумалась Санька.

   Уж слишком знакомое было зрелище. Она видела подобную картину однажды на юге, куда еще до замужества путешествовала с мачехой и отцом. Тогда ей предстало похожее зрелище: битые стекла, сохнущие растения, часть которых все же выживала, дичала и продолжала бороться за жизнь...

   Здесь тоже.

   — Мы сходим внутрь?

   Альбинке очень хотелось исследовать найденную оранжерею.

   Саньке тоже.

   Поэтому она взяла дочку за руку, проинструктировав:

   — От меня не отходить. Никуда без спроса не залезать. Ничего не трогать.

   Вошли.

   Когда-то в оранжерее было, наверное, очень красиво, но сейчас она пребывала в запустении. Величественное строение разительно отличалось от лесных построек Листвяниного жилища, и в упадок оно пришло явно не по ее вине.

   Санька шагнула вперед, к центру помещения, где когда-то били струи убранного в мрамор небольшого фонтана. Сейчас от былой роскоши остались только перекошенная чаша да миниатюрный круглый бассейн, заполненный мутной водой.

   Все это, по всей видимости, досталось предыдущей лешей уже в таком разоренном виде. Наверное, она однажды нашла эти руины и обустроилась тут со своими посадками.

   За бассейном начинались гряды. Обработанные. На ближайшей росли какие-то странные овощи, похожие на очень крупную, высоко выступающую корнеплодом из земли репу.

   Санька даже не успела их толком разглядеть, Альбинка подоспела первой и, не подумав, дернула ближайшую «репу» наружу и тут же запрыгала на месте с испуганным видом. Добычу при этом не кинула.

   — Ай! Ой! Кто это такой?

   Под ворохом густой зеленой ботвы обнаружилось репообразное тельце со старческим сморщенным личиком. Когда Альбинка неосторожно выудила странное создание из земли, оно открыло маленькие недовольные глаза, гневно исказило морщинистый ротик и взвыло душераздирающе, как сирена.

   Альбинка тоже взвыла:

   — Мама, возьми его! Возьми!

   При этом бросить явно живое создание на землю она не решалась.

   Санька выхватила у дочери орущий корнеплод и благоразумно ткнула обратно в грядку. Создание немного успокоилось, по крайней мере, перестало истошно голосить. Теперь оно лишь ворчало недовольно и ругалось на непонятном языке.

   — Это же мандрагора, — по-детски обрадовалась Санька.

   Про волшебное человекообразное растение она успела мельком вычитать в бестиарии и теперь не могла поверить своим глазам. Дух садовника-огородника снова проснулся в ней, как когда-то в школе на уроках ботаники. И на мачехиной даче такое случалось. Вспомнилось, как тетя Лариса забывала обо всем на свете, приходя в какой-нибудь питомник растений. Постепенно и Санька этим заразилась…

   — Какая же она громкая, — недовольно пожаловалась Альбинка. — Я чуть не оглохла.

   — Надеюсь, ты это сейчас преувеличила, — успокоила дочку Санька. — Было бы обидно по-настоящему оглохнуть в этом интересном мире.

   — Все равно эта твоя мандрагора страшная и оручая, — насупилась Альбинка. — Зачем она тут?

   — Предыдущая лешая вырастила. Представляешь, как, наверное, сложно вырастить рассаду этих самых мандрагор?

   — Зачем их специально сажать-то?

   — Для охраны, наверное. Если они на каждого чужака так кричат, сторожевой собаки не надо, — в шутку предположила Санька.

   Альбнка тут же подхватила эту идею. Ее неприязнь к мандрагорам моментально улетучилась.

   — Давай возьмем одну домой? Посадим ее перед терраской, чтобы вход сторожила.

   — А что… Можно, пожалуй. — Санька потрогала землю рядом с угомонившейся мандрагорой. Сухо. Почва серая, как пыль. — Только сначала давай их всех польем.

   — Давай.

   Альбинка выудила из-за грядки металлическую узорчатую лейку. Саньке достался валявшийся тут же рядом глиняный кувшин. Они наполнили емкости в бассейне фонтана и принялись поливать.

   А мандрагоры прямо на глазах из вредных старичков начали превращаться в щекастых румяных младенцев. И листочки у них живенько так затопорщились вверх, зазеленели ярче прежнего.

   — Мам, гляди. — Альбинка уже потеряла интерес к мандрагорам. На других грядках поникли незнакомые яркие цветы, которые тоже требовали полива. — Как жалко, что завяли. Нужно полить скорее.

   — Давай, доченька, так и сделаем, — согласилась Санька.

   Сама же подумала: «А вон там что за странная куча из листьев и соломы?» Она уже направилась к непонятной куче, но вдруг заметила движение на противоположной стороне оранжереи. Чей-то серый бок мелькнул за потрескавшимся стеклом.

   Уже знакомый бок.

   — Привет, пенек! — помахала рукой Альбинка. — Это теперь наш волк-пенек, мам? Давай его как-нибудь назовем?

   Санька предположила:

   — Быть может, у него уже есть имя?

   — Но он не говорит его нам, — развела руками девочка.

   — Говорить, наверное, не умеет. — Санька отследила взглядом движение заблудня. Он прошел вдоль оранжереи снаружи, а потом исчез. Снова появился, посмотрел внимательно, мотнул головой, будто пригласил идти за собой. — Пойдем-ка посмотрим, что там у него.

   Она быстро пересекла оранжерею и выбралась наружу через проем разбитой секции.

   Заблудень ждал.

   Когда понял, что Санька готова идти за ним следом, медленно потрусил в темный малинник, над которым поверх молодых рябин и орехов лег покрывалом хмель.

   В глубине малинника обнаружился белесый пень. При внимательном рассмотрении он оказался еще одним заблуднем, серебристо-белым волком, свернувшимся клубком на пене зеленого мха.

   Этот новый, незнакомый волк не двигался.

   Серый заблудень приблизился вплотную к белому, тронул его лапой, заскулил требовательно и одновременно грустно. Белый завозился, вскинул остроухую голову и внимательно посмотрел на Саньку. С минуту волшебный зверь раздумывал, потом поднялся и отошел в сторону.

   На месте, где таился белый заблудень, нашлось небольшое углубление. Там, в темной ямке, заботливо обложенной кусочками влажного мха, лежал на боку крошечный саженец с парой детских и одним неравноперистым, еще до конца не развернувшимся взрослым листом.

   — Мама, еще один пневолк, — обрадовалась подоспевшая Альбинка. — Это тоже наш? Мы его с собой домой возьмем?

   — А разве мы предыдущего брали? Он сам, когда хочет, приходит. Это он нас «домой взял» и в домишке ночью запер, если уж на то пошло, — сказала ей Санька.

   Сейчас ей больше всего саженец был интересен. Даже факт появления еще одного заблудня отходил на дальний план. Больше интересовало, зачем, а главное, от кого Листвяна спрятала невзрачное растеньице. То, что устроила тайник именно она, выглядело несомненным. И что за росток такой?

   Не похож вроде бы на что-то дорогое, экзотическое или особо ценное.

   Пока Санька размышляла, Альбинка уже придумала, что надо сделать:

   — Мам, росточек хорошо бы в горшок посадить. И давай его с собой заберем? На террасе поставим или в домике на окно.

   — Давай, — согласилась Санька.

   Здравая идея, а главное, своевременная. В оранжерее должна найтись какая-нибудь емкость…

   Вернувшись под купол, они обнаружили несколько лежащих на полу горшков. Часть из них разбилась, и растения, выпавшие наружу, теперь валялись сиротливо среди глиняных черепков и рассыпанной почвы.

   — Бедные! — воскликнула Альбинка, подхватывая поникший саженец клена и переломленную пополам березку. — Надо их спасать.

   — Давай поищем, куда можно посадить эти растения, — предложила Санька.

   — Давай, мам. А мы успеем? Деревца не умрут?

   — Не должны. Тем более тут есть специальная волшебная вода. Мы им поможем, — убедила дочку Санька.

   Пустые горшки нашлись под массивным столом из каменных плит. Санька отобрала те, что попросторнее. Позади стола обнаружилось несколько больших деревянных емкостей, внутри которых — Санька поняла это, лишь мельком глянув, — оказались посадочная земля, перегной и компост.

   Еще в одной емкости поменьше — кропотливо отобранные мелкие камешки для дренажа.

   Работу по пересадке они с Альбинкой закончили довольно быстро. Вскоре березка, клен, рябинка и два дубка обрели новые «квартиры». Для юных соснят и елочки Санька нашла за куполом немного хвои. Хвойные любят, чтобы почва была покислее...

   Саженец из тайника Санька посадила красивый горшок с синими узорами на белом фоне.

   — Ну вот наши лешачьи будни и начались, — сказала Санька, стряхивая с рук остатки земли и прилипшие хвоинки.

   — Есть хочется, — вспомнила вдруг Альбинка. — Что мы на ужин, мам, будем готовить?

   — Сейчас поищем что.

   Санька вернулась к грядкам. Стараясь не приближаться к мандрагорам, завернула туда, где зрели молодые кабачки, сняла парочку. Сейчас они мягкие и чистятся легко. Хотя не обязательно и чистить, можно просто нарезать кольцами, обжарить в муке…

   От одной мысли о жареных кабачках в золотистой панировке у Саньки заныл желудок. Она прижала добычу к себе и позвала Альбинку.

   — Идем ужинать.

   — А деревца? — поинтересовалась дочка.

   — То, что нашли в тайнике, заберем с собой на всякий случай, а остальные оставим тут. Да не переживай ты. Это же оранжерея, она специально для того и придумана, чтобы в ней растения в комфорте жили.

   Возвратились они тем же путем, что и пришли.

   Альбинка предложила дойти вдоль протоки до озерца перед домом, но потом вспомнила, что лодочка-то не со стороны оранжереи привязана, так что не доплывешь…

   Пока Санька готовила еду, Альбинка выполняла важное задание: кормила кур. Для этого ей было выдана миска с зерном из амбара. Куры радостно кудахтали, толкались, отпихивали друг друга. Пестрый певчий дрозд попытался вклиниться между ними, но его чуть не затоптали. Пришлось ему вернуться на ближайшее дерево и разразиться в сторону кур ворчливой трелью.

   Ужиналось им в тот день необычайно аппетитно. Свежий лесной воздух придавал приему пищи особый задор. Санька думала оставить половину нажаренных кабачков на завтрак, но им обеим елось за обе щеки, поэтому вскоре запасать стало нечего.

   — Вкуснотища, мам, — нахваливала еду Альбинка. — Эх, майонеза бы…

   — Точно, — подхватила Санька. — Или соуса сливочно-чесночного, — и поругала себя мысленно за то, что не удосужилась поискать в оранжерее чеснок.

   Вдруг он там был?

   Хотя ужин и так оказался вполне хорош. Даже в сон от него потянуло. Не зря говорят, что на природе спится в охотку.

   Над лесом растекался по небу лилово-желтый вечер. Солнце клонилось к закату. К нему из печной трубы поднимался уютный дымок.

   А ровно в десять вечера, как и было обещано в Листвянином журнале, к ним пришла Бурка.

ГЛАВА 5. Все свои

Альбинка ее первой заметила, прибежала за Санькой в кухню, стала показывать.

   — Мам, вон там! Туда смотри… Да нет! Не туда, а туда… Видишь?

   Санька сразу не увидела, хотя, казалось бы, как можно не разглядеть с первого раза ту, что ростом под два метра и весом под полтонны? Но Бурку, видимо, не просто так назвали Буркой, а потому что правда бурая — коричнево-серая с проседью и прожелтью.

   С лесом сливается.

   — Иди-ка сюда. От меня ни на шаг, — тихо сказала дочке Санька, разглядев наконец прячущуюся за стволами гостью.

   — Мам, я посмотреть хочу, — попыталась возмутиться Альбинка.

   — Смотри, не выходя наружу. Отсюда тоже хорошо видно.

   Санька никак не могла привыкнуть к местной фауне, хоть Ярино предупреждение о том, что их тут никто не тронет, и крутилось в голове рефреном. Больших лесных животных сложно не бояться. Страх перед дикими существами, способными пристукнуть тебя одним ударом копыта, прошит где-то внутри, на каком-то дремучем подсознательном уровне.

   — Мам, это же лось? — прилетел в спину вопрос, требующий немедленного ответа.

   — Да.

   — А где рога?

   — Это лосиха. У нее рогов нет, — ответила Санька и позвала: — Бурка, Бурка… Ты ведь Бурка?

   Услышав свое имя, огромное животное шагнуло по направлению к кухне, но, разглядев Саньку, вдруг недоверчиво принюхалось и подалось назад. Подергало ушами в недоумении. Лосиха явно ожидала увидеть кого-то другого.

   Листвяну, а не Саньку.

   Недовольно фыркнув, Бурка неодобрительно помотала ушастой головой и с необычайной для столь громадного создания бесшумностью скрылась в лесу.

   Санька пожала плечами.

   И зачем приходила?

   В журнале было написано, что теперь лосиха приходит в десять. Каждый день, выходит, приходит? К чему эта регулярность?

   Пока Санька раздумывала над странным визитом, Альбинка успела залезть в погребок и выудить оттуда бадейку с молоком и масло. Добыла кружку, плеснула молока через носик в боку бадейки, отхлебнула с наслаждением, но тут же сморщилась:

   — Бе-е-е…

   — Испортилось или невкусное? — уточнила Санька.

   — Не знаю, — Альбинка с опаской отставила кружку в сторону, — странное какое-то…

   — Горькое или кислое? — допытывалась Санька.

   — Соленое, — прозвучал неожиданный ответ.

   — Дай-ка попробую.

   Санька осторожно сделала маленький глоток. Молоко не показалось ей испорченным, хотя вкус у него действительно был странный, и консистенция слишком густая, почти как у йогурта. Точно не коровье. И точно не козье — то сладковатое, один раз попробуешь, уже не спутаешь…

   Санька посмотрела на деревянную бадейку, не слишком высокую, неудобную на вид, да еще и с этим нелепым носиком… И тут она поняла — это же подойник! А молоко…

   Молоко-то — лосиное!

   Вот зачем Бурка к Листвяне приходила. Доиться. А сегодня увидела, что вместо прежней знакомой лешей тут какая-то новая чужачка хозяйничает, состорожничала и ушла.

   — Это лосиное, Аль, молоко, — поделилась Санька догадкой с дочкой.

   — Тогда буду. — Альбинка потянулась к кружке. — Чего же ты сразу, мам, не сказала?

   Как только солнце спряталось за лес, потемнело быстро.

   Под потолком кухни зажегся газовый фонарь. Печка тоже немного светила. Аппетитно пахло поджаркой. На одной из полок нашлись пряные специи, и жареные кабачки получились на совесть.

   После позднего ужина они дошли до «ванной». Сполоснулись и обратно быстрым шагом. Очень хотелось зубы почистить, но нечем…

   До дома добежали бегом, кутаясь в мягкие льняные полотенца, удачно обнаруженные в сундуке под кроватью. Забежали в домик, оделись в легкое, на сон.

   С помывкой разобрались, осталось решить вопрос стирки…

   Санька вышла наружу, коснулась фонаря на терраске, и он зажегся. Тьма вокруг сразу сделалась резче и гуще. Ночной лес как будто подступил на шаг, обкидал тенями и кусками залегшего у самой земли тумана.

   Из тумана пришли заблудни.

   Побродили вокруг построек, пригнув к земле головы. Потом сели на полянке справа и слева от входа в домик.

   — Давай назовем их Белка и Стрелка, — предложила Альбинка.

   — Серый, по-моему, мальчик.

   — Тогда Белка и Стрелок.

   — Пойдем-ка спать. — Санька устало потерла глаза. — Поздно уже.

   — Чур, ты почитаешь, — потребовала дочка.

   Сонной Саньке пришлось согласиться.

   — Хорошо, только не очень долго.

   — Прочитаешь про пневолка в книжке, где звери?

   — Хорошая идея. — Санька заперла дверь, достала бестиарий. — Укладывайся и слушай. «Заблудни — создания особые…»

   Ей и самой было интересно. Думалось ведь, что заблудни только неосторожных путников по лесам водить умеют да в пни превращаться. Оказалось — не только. «Если заблудни спрячут какую-то вещь, то найти ее не представится возможным даже с помощью сильной магии. Прячут они лишь по указу хозяина спрятанной вещи. Своих же вещей у заблудней нет. Взять чужое, украсть, отобрать они не могут…» — гласил текст.

   Так вот в чем дело!

   Санька бросила взгляд на посох, прислоненный к стене возле кресла. Выходит, заблудни не сами додумались спрятать его. Это Листвяна приказала. И тот росточек. В журнале ее говорилось о каком-то саженце «Д.Ж.», у которого вырос второй лист. Не о нем ли?

   И что значит это «Д.Ж.»? Дуб желтый? Дерен желтый? Или не желтый?

   Судя по единственному пока взрослому листу, это вообще не дуб.

   И тем более не дерен.

   Значит, в таинственных буквах зашифровано нечто другое...

   Альбинка вырубилась и спала без задних ног, так и не дослушав про заблудней.

   Санька отложила книгу и подошла к поставленному на подоконник горшку с ростком.

   Порыхлила припасенной заранее палочкой землю, чтобы лучше дышалось корням. Внимательно осмотрела листочки — не поникли ли после посадки?

   Саженец выглядел бодрым и, кажется, даже немного светился. Или свет лампы на него так падал…

   Санька дотянулась до лампы, касанием заставила ее погаснуть. Яснее не стало. В окошко пробивался лунный луч, обливал листочки серебром, блестел на гладком стволике.

   Скрипнули половицы снаружи. Это один из заблудней поднялся на терраску, чтобы нести ночной дозор у самой двери.

   Новая ночь в новом мире оказалась гораздо спокойнее предыдущей. За стеной стрекотали цикады. Луна поднялась в зенит и обсыпала серебром верхушки далеких деревьев. Лес полнился ночными звуками: скрежетал, шуршал, шелестел.

   Пискнула за окном летучая мышь. Метнулась за стеклом дерганой тенью, припала на миг к раме, а потом унеслась за грань видимости.

   Санька улеглась рядом с Альбинкой, но сон отчего-то не шел.

   Снаружи поднялся ветер, потянул из-за горизонта оборванные, словно лоскуты призрачного савана, облака. Они поплыли длинной нестройной чередой, то пряча луну, то вновь ее открывая.

   На дощатом потолке домика задергались водянистые пятна теней. В какой-то момент в эпицентре их нервной пляски обрисовались очертания незамеченного прежде потолочного люка.

   Это еще что?

   Санька бесшумно слезла с кровати, бросила короткий взгляд на спящую дочку. Альбинку сейчас из пушки не разбудишь. Самый сон. Подставила стул, влезла на него и тронула крышку потолочного люка. Не заперто. Отворяется вверх.

   Откидывается.

   Обшарив края проема, Санька обнаружила веревочную лестницу, стянула вниз, взобралась по ней.

   Над потолком нашлось совсем крошечное помещение. В рост не встать, можно только на четвереньках. Над головой острый угол двускатной крыши. Впереди мутное круглое окошко. Возле окошка горшочки с засохшими саженцами.

   Санька добралась до них, чтобы рассмотреть повнимательнее.

   Такие же…

   …как тот, живой, что она принесла из оранжереи.

   На некоторых, если приглядеться, следы ожогов и сажи. Их принесли с пожарища — тут сомнений никаких!

   Санька вспомнила жуткий остов гигантского дерева, высящийся посреди горелого пустыря. Эти ростки наверняка от него... Тогда понятно, почему они такие ценные. То дерево было просто невероятным…

   Значит, ей, Саньке, как лешей, да и как просто небезразличному человеку, нужно во что бы то ни стало сохранить и вырастить последний выживший саженец.

   Обязательно нужно!

   Санька подтянула к себе один из горшочков и высыпала его содержимое на валяющийся рядом поддон. Поковыряла пальцем почву: жирная, пористая, добавлен мох. Поругала себя за то, что сама про мох не додумалась — он же обеззараживает и вообще…

   Среди дренажа мелькнуло что-то голубенькое.

   Санька выудила находку. Это был уже знакомый блестящий камушек. Похожие, только побольше размером, Альбинка выменяла на свои поделки у анчуток.

   Камень с пепелища.

   Решив проверить, случайно он попал в горшок с погибшим саженцем, или нет, Санька выпотрошила еще два горшка и в каждом нашла по камню.

   Нашла и окончательно запуталась… Нужны ли эти камни в горшках? Ей тоже класть? Или из-за них все посадки погибли?

   Непонятно.

   А самое главное, от кого Листвяна прятала здесь свою рассаду?

   В голове зашевелилась змеей нехорошая мысль. Пожар. Вдруг он не случайно произошел?

   Вдруг кто-то устроил его?

   Тогда понятно, почему Листвяна ушла, попрятав все ценное. Или не ушла, а ее пропажа — дело чьих-то рук…

   О похищении предыдущей лешей, а уж тем более о ее возможной гибели (Санька всячески гнала от себя такую мысль) не хотелось даже думать. Нет! Жива она.

   Жива!

   Пусть будет жива…

   Санька снова легла на кровать, скрестила на груди руки. Надо будет поговорить с Ярой. Выяснить у нее все об этом лесе и об этой должности. И о возможных недоброжелателях, о наличии которых пока одни догадки, и все же…

   А пока надо поспать. Утро вечера мудренее.

   Эта нехитрая мудрость подействовала как снотворное. Веки сомкнулись, мир вокруг поплыл.

   Перед тем, как уснуть, Санька подумала о том, что безумно устала за этот день.

***

Ведьма явилась рано утром. Вид у нее при этом был довольный и заговорщицкий.

   — Ну, как обустроились? — поинтересовалась она, спрыгивая на землю с лошади. — Все в порядке? Никто не обижал? Не пугал? Еду нашли? А воду?

   — С этим разобрались, — отчиталась Санька, — но кое с чем другим…

   — Вот и отлично! Чудненько! — перебила Яра. Выглядело это так, будто она испугалась, что новая лешая озвучит ей сейчас нечто неприятное, поэтому перехватила бразды беседы в свои руки. — Посмотри, что я тебе привезла. — Она вытянула из-под полы своего яркого плаща значок из серебра с малахитовыми вкраплениями по краям и небольшим, похожим на изумруд камнем в центре. — Знак отличия королевской лешей. Изумруд настоящий. Можно носить как брошь. Можно — как медальон. И знаешь, что самое приятное? С момента, когда ты повесишь сей отличительный знак себе на грудь, тебе начнет начисляться жалование. — Яра вытащила из седельной сумки свернутую в трубочку грамоту. — Дело осталось за малым. Сейчас мы с тобой подпишем этот магический договор…

   — Погоди минуту, — вклинилась в бодрую ведьмину тираду Санька. — Перед тем, как что-то подписывать, я хотела бы выяснить некоторые нюансы.

   — Какие такие нюансы? — изобразила недоумение Яра, но вид у нее при этом был виноватый.

   — Во-первых, вот. — Санька принесла из домика посох и показала ведьме. — Его заблудни прятали. И еще вот… — Рядом с посохом возник горшок с саженцем. — Все это принадлежало Листвяне. Все это было спрятано ею. Надежно, как я понимаю. Мне нужно знать, от кого. Мне, Яра, нужно знать все об этом месте. Желательно в подробностях. У меня маленький ребенок, я не могу рисковать.

   Пусть внешне Санька в тот миг выглядела уверенно и даже грозно, в душе у нее все сжималось от осознания того, в какую ловушку она угодила.

   Из огня да в полымя.

   И все же Санька отчаянно ловила себя на том, что этот полый чужих тайн лес нравится ей все больше, потому что именно здесь она почувствовала себя важной и нужной. Уместной. Способной справиться. Знающей. Подходящей. Вдохновленной.

   Здесь начали сбываться ее самые заветные мечты об отдельном жилье, любимой интересной работе, спокойной жизни.

   Без Андрея.

   Пусть и в другом мире.

   Может, оно и к лучшему, что в другом мире…

   Можно целую жизнь начать с нуля, стать кем-то иным, обновиться. Больше не быть Санькой-неудачницей, постоянным поводом отцовских насмешек, битой женой… Можно зажить иначе, доказать свою значимость, показать дочери другую, достойную жизнь, подарить волшебное детство, полное настоящих сказочных чудес…

   Яра побледнела на глазах и произнесла тихо:

    — Я не знала о спрятанном посохе, честно… И про горшок с цветком не в курсе…

   Внезапная ведьмина растерянность придала Саньке напористости, и она выложила следующий козырь:

   — В-третьих, я видела своими глазами выгоревший лес и огромное погибшее дерево посреди него. И этот росток, — Санька указала на найденный возле оранжереи саженец, — скорее всего, от того дерева…

   — Что? — Яра пораженно прижала ко лбу руку в бархатной щегольской перчатке. — Погоди-погоди… — Она медленно опустилась на ступени, ведущие на терраску. — О чары мои лесные, я ведь думала совсем о другом…

   Ведьма прикрыла глаза и молчала с полминуты. Наконец, она призналась:

   — Я должна все тебе рассказать. Честно и правдиво. Иного выхода не вижу. А уж потом ты решишь, подписывать договор или нет. Итак, слушай… Дерево на холме — древний ясень. Тот самый, который называют Древом Жизни. Когда-то давно ему поклонялись как основе основ, как живому божеству, мои же современники о нем почти забыли. Дерево и дерево, одно достоинство, что очень старое, реликтовое… Месяц назад ясень сгорел в страшном пожаре. Была гроза, молнии лупили, как бешеные, одна из них, наверное, и попала в ствол… Так написали в официальном отчете. Листвяна же убеждала меня, что дерево кто-то специально поджег. Я не поверила ей тогда. Подумала — зачем? Кому нужно это старое, никому более не интересное дерево? В общем, мы поругались с твоей предшественницей, и напоследок она заявила мне в сердцах, что уйдет с должности лешей. Доделает кое-что важное и сразу уйдет... А потом вдруг нагрянула министерская проверка, и мне заявили, что лес, скорее всего, продадут соседнему государству, потому что он неблагополучный и проблемный. То пожары, то браконьеры, лешие плохо свою работу выполняют. Да и ценности в нем никакой. Их Величества король Риван и королева Ориэлла охотой особенно не увлекаются, им оперу да балет подавай… В общем, не обнаружив Листвяну вчера утром на посту, я решила, что она ушла, как и обещала, еще и без предупреждения, мне назло. Теперь я понимаю, что ошиблась.

   Какое-то время Санька переваривала в голове услышанное. Древо Жизни — то самое «Д.Ж.» из записей. Никакой не дуб…

   На языке вертелась уйма вопросов.

   — Что будет с лесом, если его продадут?

   — Вырубят. Тиранийцы — народ ушлый. Древесину продадут, потом поля засеют…

   — А с лешими что будет? — Санька насторожилась.

   — Всех леших разгонят еще до продажи, как и прочую разумную нечисть. — Яра хмуро скрестила на груди руки. — И меня вместе с вами отправят на мороз. Я этого очень не хочу. Ты не представляешь, какого упорства мне стоило дослужиться до должности ответственной ведьмы. Да я на это жизнь положила! При хорошем раскладе следующим карьерным шагом могло стать главенство в лесном министерстве. Помнишь нашего общего «друга» — вчерашнего министра? Еще полгода назад я метила в его кресло, а теперь вот-вот окажусь на улице без жалования…

   Санька с грустью оглядела обреченный лес.

   Днем он выглядел таким веселым и жизнерадостным. Переливался птичьими трелями. Розовел кипреем. Благоухал коктейлем запахов, в котором мешались нотки хвойной смолы, прелого мха и буйного пряного разнотравья.

   На полянке перед домом Альбинка общалась с Яриной лошадью: кормила ее найденными рядом с «ванной» дикими яблоками и явно рассчитывала на очередные покатушки. На бархатистую лошадиную шею кружевом ложились тени. С кухни приятно тянуло едой…

   Жалко все это стало, просто невыносимо как!

   Только обустроились, выдохнули, можно сказать, и снова — прощай, уют и покой. Здравствуй, стресс.

   — Неужели лес никак нельзя спасти? — спросила Санька с надеждой. — А если мы посадим новое Древо? Если…

   — Шанс лишь один, — ответила Яра. — Нам повезло. Сюда собирается приехать Ее Величество Ориэлла. Быть может, лес ей понравится, и тогда его не продадут.

   — Значит, не все еще пропало?

   — Не все. Но подумай сама, разве может кому-то понравиться выгоревший, разоренный лес, в котором нет никакого порядка? Из которого даже лешие бегут? — вздохнула ведьма. — Именно поэтому я и позвала тебя на эту должность. Сам лес мне тебя послал. Но если не хочешь, можешь отказаться, я пойму.

   — Я не буду отказываться, — успокоила Санька. — Признаться честно, у меня и особого выбора-то нет. Я в другом мире, путь домой закрыт, а тут и крыша над головой, и еда, и какая-никакая защита. Я подпишу договор, Яра. Хорошо, что ты рассказала мне правду обо всем.

   — Ну что ж, тогда приступим. — Ведьма поднялась с крыльца, взмахнула рукой, и к ней прямо по воздуху подплыл свиток, развернулся сам собой. — Читай.

   Легким пассом руки Яра направила развернутую лентой бумагу к Саньке. Договор завис перед ее носом. Буквы верхней строки подсветились по очереди, как в караоке: «Договор сей меж работницей Александрой Александровной Залесской и Министерством всея лесов королевства великого Либрии заключен будет...» Санька с трудом продралась сквозь переплетения витиеватых фраз. Перечитала два раза, пытаясь отыскать сомнительные моменты. И они нашлись. Ей нельзя будет покидать страну без соответствующего разрешения от министерства, а еще у нее не будет отпуска. Напугали! Саньке уже приходилось работать без отпуска и прежде, только в договоре этого никто с особой искренностью не прописывал…

   Месячное жалование — четыре золотых.

   — Четыре золотых — это много по вашим меркам? — поинтересовалась Санька, не имея представлений о курсе местной валюты.

   — Нормально, — сообщила Яра. — Хватит на достойную жизнь и еще останется. Прикоснись к гербу внизу, если согласна.

   Санька дотронулась до круглого символа. Вот ирония — на либрийском гербе красовалось усеянное звездами древо, под которым гарцевали на задних лапах единорог и волк. На вершине древа сидела, раскинув крылья, девоптица.

   Там, где пальцы коснулись картинки, подсветились и погасли расплывчатые яркие пятна.

   — Так? — Санька вернула ведьме договор.

   — Да. — Яра сделала пасс рукой, и договор раздвоился. Возникла полупрозрачная призрачная копия, набрала цвет и плотность, упала в подставленные Санькины ладони. — Возьми, сложи ввосьмеро и погрузи в зеленый камень на знаке отличия. У нас с тобой будет связь. Сможешь звать меня, если нужно, разговаривать со мной. Для этого используй дополнительно свой посох. Камень в броши и в лешачьем посохе связаны между собой. Кстати, те камни, что ты показала... Сейчас они в цене. Они ведь волшебные.

   — И что они делают?

   — Магию усиливают. Кстати, про магию. — Яра указала на Листвянин посох. — Ты уж пробовала колдовать?

   — Ну как — колдовать… — смутилась Санька. — Колдовать-то меня никто не учил. Я просто направила посох на дрова, и огонь загорелся. Как-то само получилось… Интуитивно…

   — Все правильно ты сделала, — неожиданно похвалила ее ведьма. — Магические посохи подобного типа могут сами предугадывать необходимое действие и преобразовывать силу колдующего в нужном направлении. Это последнее достижение современных магических разработок. В быту оно просто незаменимо. Когда приходится выполнять много рутинных однообразных действий, утомительно каждый раз читать заклинания или творить руками пассы. Преобразующие магпредметы запоминают эти самые повторяющиеся действия и потом выполняют их в прямом смысле по мысленному приказу. Листвянин посох тысячи раз помогал ей разжигать печь, поэтому он просто взял немного твоей силы и самостоятельно потратил ее на создание огня.

   — А сколько у меня этой силы? — спросила Санька, задумавшись. — И откуда она у меня взялась?

   — Сколько — пока не знаю. Но при тратах она восполняется, ты не переживай. Взялась она у тебя от родни, конечно же, — уверенно заявила Яра. — От ближайшей.

   — Насколько ближайшей? — недоверчиво прищурилась Санька.

   — Самой ближней. От родителей.

   Родителей?! Мысленному взору тут же предстало вечно недовольное лицо отца. Ох, вот уж в ком точно ни капли магии. А мама…

   Про маму она знала крайне мало. Отец не говорил — табу. Только то, что она пропала, когда Санька была совсем маленькой. Родни с ее стороны тоже не осталось.

   В общем, чудом больше, чудом меньше — пора бы уже привыкнуть.

   — Наверное, это от мамы.

   — Наверное, — согласилась ведьма. — Магия обычно по женской линии передается. А у вас там, похоже, порталы к нам открываются периодически… Кстати, что за мир у тебя был? Хороший?

   — Нормальный, — пожала плечами Санька. — Ничего такой.

   — Ты вроде не особо по нему грустишь. И дочурка твоя тоже.

   — Не грущу, потому что жизнь у нас не очень была, — без утайки поделилась Санька. — А Але все это ваше волшебство местное нравится. И лошадь.

   — Да-а-а, — понимающе протянула ведьма. — Я б в ее возрасте душу темным богам продала за такую лошадь. Мне, представляешь, как купили осла в двенадцать, так я на нем до окончания магакадемии и ездила. Весь курс надо мной ржал. «Ослиной всадницей» меня дразнили, а некоторые остроумные «всадницу» на «задницу» заменяли особой хохмы ради… Я такой заучкой была, не поверишь.

   — А мне всегда ботаника нравилась, — тоже поделилась сокровенным Санька. — Я всегда хотела посадить свой сад. Или лес. И чтобы маленький домик в самом центре, а вокруг ни души на много миль. И вывести свой собственный сорт морозостойких персиков. И многолетние томаты, способные зимовать под снегом…

   — А я всегда мечтала о власти и достатке. Чтобы ни один умник меня больше дразнить не смел… — Яра взглянула на Саньку понимающе, положила ей на плечо руку. — Знаешь что, подруга? Мы ведь с тобой похожи. Обе в данный момент имеем то, о чем мечтали. Ты — лес и покой. Я — высокое положение и влияние. Давай попробуем не потерять все это?

   — Давай, — вдохновенно поддержала ее Санька.

   — Вот и договорились. Я разнюхиваю все про наших врагов, а ты потихоньку приводишь в порядок лес. — Яра откинула упавшую на глаза черную прядь и направилась к Альбинке. — Ну что? Покатать тебя еще разок? Только давай в этот раз сама править будешь. Шагом справишься. Ничего-ничего…

   Санька с удовлетворением отметила, что дочка совершенно не боится лошади и сидит на ней довольно уверенно. Альбинке тут хорошо. Этот мир будто для нее создан. От этой мысли все сомнения и тревоги уходили на второй план.

   — Яра! — окликнула Санька ведьму. — Скажи, пожалуйста, а как у вас дети обучаются?

   — Как везде. Сначала в школах, потом в академиях или университетах.

   — Магических?

   — Не обязательно. Но если ты о дочке своей беспокоишься, то ей лучше в маги пойти, — принялась пояснять Яра. — Дар ей наверняка от тебя передался. Так что…

   — А со скольки лет? — не дослушала Санька.

   — Зависит от школы. Но в основном с семи-восьми.

   От услышанного на душе сразу стало значительно спокойнее. И школа есть. Это большущий плюс.

   Значительный.

   Последовав совету ведьмы, Санька приколола лешачью брошку на грудь. Тут ее осенило:

   — Послушай. А ведь у Листвяны тоже подобная штука была?

   Яра наматывала уже пятый круг по полянке. Позволив Альбинке править самой, она все равно контролировала процесс езды, вышагивая рядом с лошадью, готовая в любой миг предотвратить падение юной всадницы.

   — Да, — ответила, запыхавшись. — Но связаться с ней через значок у меня так и не получилось. Возможно, он неисправен или утерян. Не хочу думать о плохом.

   — Я тоже не хочу, — нахмурилась Санька. — Попробую поискать ее следы.

   — Я тоже поищу. Чуть не забыла. Это тоже для тебя. — Яра остановила лошадь и вытащила из седельной сумки несколько книг. — Тут про магию и про нашу страну. Про мир в целом. Энциклопедии.

   — Это мне пригодится, спасибо. — Санька приняла книги с искренней благодарностью.

   — И аванс. Извини, пока только два золотых, я из своего личного кошеля их вынимаю, а у меня их там не так много, как хотелось бы.

   — Еще раз спасибо. Я верну.

   — Не нужно, — заулыбалась ведьма. — Помнишь, я сказала тебе вчера, что в долгу не останусь? Это в счет. В конце южной тропы, перед выездом на тракт, за перелесками, стоит небольшая деревушка. Там каждый месяц ярмарка.

   Когда Яра уехала, Санька перенесла книги в домик и сложила стопкой на столе. Отлично! Скоро она будет тут не как слепой котенок тыкаться. А то — король, королева, деньги золотые… Поди разберись во всех тонкостях! Еще границы угодий своих новых неплохо было б узнать и про страну в целом почитать: историю, традиции, привычки, законы.

   В особенности законы, а то мало ли!

   — Ма-а-ам, — отвлекла от мыслей Альбинка. — Ты меня колдовать научишь?

   — Я и сама не умею, — удивилась просьбе Санька. Предложила: — Яра сказала, что тут есть специальные школы, в которых учат волшебству. Ты хочешь пойти в такую?

   — Конечно! — обрадовалась Альбинка и тут же переключилась на другую тему. — Мам, а если перо алконоста в стакан положить, вода целебной станет?

   — Откуда у тебя перо алконоста? — вопросом на вопрос ответила Санька.

   — Так с анчутками же поменялась. Вот, погляди на него.

   Дочка сунула в руки Саньке белое с радужным отливом перо.

   И точно — алконосье. Или алконостье? Как правильно сказать-то?

   А чуть позже анчутки — вспомнили про них, вот они и явились, — принесли еще два похожих пера, лесные орехи в тугом кульке из лопуха, ржавый наконечник от стрелы и олений рог. Попросили новой мены. Альбинка тут же смастерила двух куколок из сухой травы и найденных в домике ниток, очередного коряжного лося (пришлось отломать ему лишние ноги, а то на осьминога с рогами был похож), камешек в форме сердечка, украшенный обнаруженными в кармашке клеевыми стразами и еще одного шишечного цыпленка.

   Когда обмен был успешно закончен, Альбинка надумала устроить анчуткам концерт. А что? Им наверняка понравится.

   Она притащила из дома свою скрипку, достала из папки видавшие виды ноты, объявила громко:

   — Сейчас будет концерт!

   — Концерт? Концерт… Конце-е-ерт, — удивленно зашушукались анчутки, переминаясь на коротких ножках от нетерпения.

   Вдохновленная оживленным вниманием, Альбинка взобралась на ступени терраски и объявила еще громче и торжественнее:

   — Открывает наш концерт песня «Как под горкой, под горой». Исполняет Залесская Альбина. Подготовительная группа.

   Лес огласило тоненькое попискивание детской скрипочки. На окрестных деревьях тут же собралось несколько птиц. Они щебетали на разные лады, будто обсуждали услышанное. Прилетела ворона с парой голубоглазых воронят, принялась хрипло каркать и кивать головой.

   Анчутки пришли в восторг. Наверное, прежде никто не устраивал для них лично скрипичных концертов.

   Альбинка взбодрилась, поправила на плече инструмент и картинно взмахнула смычком:

   — Следующий номер у нас называется «Андрей-воробей»…

   Санька наблюдала за концертом из кухни, раздумывая, как быть теперь с поступлением в музыкальную школу, которое они с дочкой запланировали на конец лета. Альбинка уже второй год ходит на подготовительные курсы в местном ДК…

   Когда все заученные назубок песенки были сыграны, Альбинка раскланялась и убрала скрипочку в чехол.

   — Концерт окончен, — сообщила погрустневшей публике. — Завтра будет еще, если захотите.

   Потом Санька отвлеклась на готовку. Всего-то минут на пять, но Альбинке этого времени хватило, чтобы обнаружить в ближайших кустах нечто…

   …что непременно следовало забрать домой.

   — Ма-а-ам, а можно я его себе оставлю?

ГЛАВА 6. Неожиданные находки

— Кого еще? — Санька опасливо выглянула из кухни, всей душой надеясь, что взять домой им предстоит кого-нибудь маленького.

   Не больше котенка.

   А лучше — не больше мышонка.

   Или муравья (в идеале)…

   — Смотри! — Альбинка схватила ее за руку и потянула к ближайшим кустам. — Вон сидит. Птенчик.

   При слове «птенчик» Санька облегченно выдохнула, но, разглядев лохматое нахохлившееся создание, что пряталось в поросли молодого орешника, поняла — облегченно выдыхать пока что рано.

   «Птенчик» оказался размером с добрую курицу, а то и с полторы. Он был круглый, пестрый и взъерошенный.

   — Этот? — с последней надеждой уточнила Санька.

   — Да! — бодро закивала Альбинка. — Смотри, какой хорошенький. Точно потерялся. Из гнезда выпал. Бери его, мам.

   — Сейчас, — согласилась Санька, протянула руку и замешкалась, глядя на увесистый клювик «птенчика» и загнутые полумесяцы когтей.

   — Мам, ну достань же его скорее.

   — Ты уверена, что он ничей? — решила выяснить подробности Санька.

   Она внимательно оглядела верхушки окрестных деревьев на предмет возможных гнезд. Должен же был он откуда-то выпасть?

   Рядом обнаружилось только воронье гнездо.

   Не то.

   — Мам, как думаешь, это совенок? — принялась сыпать догадками Альбинка. — Или орленок? А может, индюк? Индюк похоже выглядит.

   — Может, глухарь? — предположила в свою очередь Санька, но тут же отринула эту мысль.

   Нет. С такими-то когтями и клювом — явно хищник.

   Только лешим ли хищников в лесу бояться? Тут вокруг и волки, и огромные птицедевы, так что относительно мелким птенцом уже никого здесь не удивишь.

   Смирившись с мыслью о новом питомце, Санька на четвереньках полезла под куст, сграбастала в охапку птенца и вытащила наружу под восхищенные Альбинкины возгласы:

   — Ура! У меня будет свой питомец. Я буду за ним ухаживать. За ним и за курочками.

   — Знать бы еще, как за ним ухаживать, — с сомнением произнесла Санька, доставив птенца на терраску и аккуратно посадив на доски.

   Как ни странно, найденыш не выглядел испуганным или травмированным. Отследив движение Санькиного пальца, он раскрыл желтый клюв во всю ширь и требовательно затряс куцыми крылышками.

   — Он есть хочет, — прокомментировала Альбинка. — Что ему дать?

   — Хороший вопрос, — задумалась Санька, глядя в бездонный рот с ярко-желтой каемкой. — Червяков и личинок давай попробуем…

   Однако от таких деликатесов новый питомец отказался. Предложенные зерна ему тоже не понравились. Накормить привереду удалось лишь вареным яйцом, которым они сразу после отъезда Яры не дозавтракали, порезанным на части. Потом Санька накапала ему в клювик воды из ложки. Птенец проглотил пару кусочков белка и половину желтка, запил с удовольствием, после чего успокоился, раздулся пушистым шариком и собрался спать.

   — Теперь его надо в кроватку уложить, — объявила Альбинка и направилась в сторону огорода, к маленькому сарайчику, возле которого нашлось несколько плетеных корзин. Внутри постройки были еще корзины, ведра, лейки, огородная утварь, лизунцы для животных, похожие на огромные соляные кубики, и немного сена на устроенном под крышей сеновале.

   Корзину выбрали самую большую, просторную, постелили на дно сена, просунули между прутьями ветку, чтобы птенцу было удобно. Он не возражал, опустился на насест, поджал одну лапку, прикрыл глаза, задремал.

   Санька протянула Альбинке блюдечко с остатками яйца и кружку с водой.

   — Вот и тебе работа. За питомцем твоим новым следить. Он как проснется, опять есть и пить потребует. А я пока делами займусь…

   Санька направилась в кухню. Нужно было помыть посуду и решить что-то с обедом. И это помимо лешачьих дел. Из еды, чтобы попроще, на ум пришел ботвинник. Его мачеха каждое лето готовила, с летом этот суп и ассоциировался. С жарой и дачей.

   На Листвянином огороде свекла имелась — топорщилась красно-зеленым рядком. И лук был. Даже молодая картошка обнаружилась. Санька выковыряла несколько клубней, благодаря судьбу за то, что в этом мире стандартный огородный набор так похож на ее современный. А ведь тот же картофель — растение-то по сути экзотическое, с другого континента завезенное. Могли и не завезти. Так бы и жили — без пюрешки, без фри, без картофельных пирожков...

   Что и говорить о каких-нибудь томатах!

   А здесь, в Либрии, интересно, как дела обстояли? Как бы ни обстояли, сейчас тут есть все огородно-необходимое: разные травки, салаты, огурцы с помидорами, картошечка родимая, свекла, капуста, морковь.

   Вроде мелочь, а такая важная.

   Санька прикрыла глаза и прислушалась к лесу. Захотелось вдруг. Порыв души, принесший неожиданное осознание: лес вокруг запел, зазвучал тысячей голосов, и каждая партия в этой неуловимой песне стала понятной и знакомой. Вот стонут на ветру сосны, вот шелестят осины, вот завывает озорной ветерок в дуплах одинокого дуба, вот шуршат едва слышно кисти овсяницы, колышется морковная ботва…

   Все лешие так могут?

   Растения по малейшим звукам безошибочно различать?

   Здорово! Только пока неясно, как этот навык пригодится.

   Санька вытерла мокрой рукой лоб. Сколькому еще нужно научиться. К сколькому привыкать...

   Интересно, с мытьем посуды посох так же, как со светом и печкой сработает? Чего думать — проверять надо!

   Посох был моментально доставлен и направлен на содержимое медной раковины. Тарелки поднялись в воздух, стали поворачиваться, двинулся сам собой клапан умывальника, полилась вода…

   Санька даже в ладоши хлопнула — чуть посох при этом не выронила. Сказать по правде, ей сначала не особо поверилось, что получится в одиночку не только с хозяйством, но и с лесом справляться, а с такой-то магией, таким-то подспорьем — другое дело.

***

Три следующих дня Санька потратила на освоение магии волшебного посоха и изучение мира, в котором им с Альбинкой теперь предстояло жить.

   Пока по книгам, но это тоже немало.

   Страна Либрия находилась на большом материке, что по-местному звался Офтерра.

   Огромная земля, основная суша Мирового океана, если не считать островов, практически опоясывала планету, но в кольцо окончательно не смыкалась. Север и юг в ледяных шапках — все как дома.

   Государств на единственном материке находилось много. Примерно в районе сотни. Большинство из них принадлежало людям, часть — полукровкам различных магических рас, но тех люди уверенно вытесняли.

   И тут люди самыми крепкими и живучими оказались, хотя, казалось бы…

   Важной особенностью нового мира было то, что магия здесь почти повсеместно заменяла науку. В особенности в быту. С ее помощью не только мылась посуда, готовилась еда, и стиралось белье, но и делалось многое другое. Санька уже познакомилась с аналогом сотовой связи — привет, изумруд на значке, в котором «утонул» свернутый магический договор.

   Санька, кстати, проверила его работу, пару раз связавшись с Ярой. В энциклопедии писали про еще одно новомодное средство связи, с «видео». Для нее изготавливали специальные волшебные зеркала…

   И по поводу еды.

   Порывшись на кухонной полке, Санька нашла там затертую, латанную-перелатанную скатерть. Постелила временно на стол-пенек без всякой задней мысли. В это же самое время откуда-то с потолка упало несколько клочков мха, которыми, видимо, были заткнуты щели в крыше. Решив разобраться с сыплющимся сором, Санька закинула свесившиеся края скатерти на стол, прикрыв лежащие там яйца и чистые тарелки, после чего, встав на один из импровизированных стульев, разобралась с потолочной проблемой. Когда она слезла и снова откинула скатерть, удивлению не было предела.

   На тарелках лежала свежеприготовленная яичница и даже паром исходила, будто ее только-только сняли со сковороды.

   — Аль, иди-ка сюда! — позвала дочку Санька. — Смотри, у нас тут скатерть — почти самобранка.

   — Почему почти? — пристально вгляделась в яичницу Альбинка.

   — Потому что продукты и посуда свои нужны. Скатерть только готовкой занимается из того, что ей дашь.

   — А если ей что-нибудь несъедобное дать? Что она сделает? — В Альбинке проснулся дух экспериментатора.

   — Не знаю, Аль.

   — Давай попробуем?

   Саньку на миг захватило заразительное любопытство, но здравый смысл победил:

   — Давай не будем. Вдруг испортим хорошую вещь?

   — А тебе не хочется самой готовить, да? — хитрым голоском уточнила девочка.

   — Да, — честно призналась Санька. — Не хочется. — Предложила: — Давай положим на нее муку, яйца, все остальное, что нужно для теста, и соберем диких яблок для начинки. Вдруг она и шарлотку печь умеет?

   — Конечно, умеет, — не стала сомневаться в способностях скатерти Альбинка. — Если мультиварка умеет, то самобранка тем более должна. А где ты видела дикие яблоки, мам?

   — Там, за курятником.

   Они вместе дошли до яблони, прячущейся под сенью высокой сосны. Тяжело ей пришлось в лесу выживать — тянула, бедная, корявые ветви-руки к свету, как могла. Цвела в сухом сосновом сумраке, завязывала на удивление сладкие, водянистые с горчинкой плоды.

   Санька с дочерью насобирали их целую корзину.

   — Вкуснее магазинных, — с видом знатока оценила яблоки Альбинка, с усилием прогрызая твердый зеленый бок.

   — В охотку всегда вкусно, — поддержала ее Санька, вспомнив, как до оскомины грызли похожие яблоки в деревне у одноклассницы Эли.

   Вкус детства…

   — Смотри, лошадь пришла, — обрадовалась вдруг Альбинка. — Ой… Не лошадь…

   Санька посмотрела, куда показывала дочь, и у нее даже дух от восхищения захватило. Озаренный солнечными лучами, им навстречу шел прекрасный единорог. Его рог таил в крутых завитках переливы радужного перламутра. Рельефные мышцы перекатывались под белой лоснящейся шкурой.

   — Ух ты! — выдохнула Санька и на автомате протянула единорогу яблоко. Он приблизился вплотную, понюхал угощение, громко фыркнул и ушел. — Ну вот…

   С заблуднями и анчутками общий язык нашла, а с крупными обитателями леса пока никак не выходит. Что же они все такие недоверчивые…

   — Мам, он еще придет? — оторвала от раздумий Альбинка.

   Еще бы, единороги — ее особая страсть. На день рождения просила. Игрушечного…

   — Придет, — не стала ее разочаровывать Санька. — Мне кажется, это не единорог, а единорожица.

   — Она Листвянина? — продолжила расспросы дочка.

   Как тут ответить? Санька задумалась. И действительно, кем все эти звери лесные лешей приходятся? Вроде не совсем питомцы. Не домашняя живность. А кто они тогда? Соседи? Знакомые? Друзья?

   — Сама своя, — ответила Санька в итоге.

   Зря она расстраивалась из-за того, что не со всеми смогла установить контакт. Все приходит со временем.

   Вечером пришла Бурка. В десять, строго по расписанию, лосиха уже стояла перед домом и выжидающе смотрела в сторону кухни. В этот раз с Буркой пришел лосенок. Уже довольно большой, не грудной, он ловко ободрал ближайшую молодую ивку и принялся дурашливо взбрыкивать, бегая вокруг матери кругами.

   Лосенок был необычный — пегий и голубоглазый. Санька не представляла, что бывают такие.

   Бережно оттолкнув носом детеныша, Бурка встала посреди поляны и нетерпеливо топнула задней ногой. Мол, сколько уже можно просто так приходить?

   Санька, вооружившись подойником, смело приблизилась к ней и сунулась под брюхо. Она пару раз в жизни доила козу и один раз — корову. Навык, можно сказать, никакущий, в основном одна теория.

   И все же что-то у нее да вышло.

   Одной рукой держала подойник, другой доила. Потом меняла руки — доить-то с непривычки тяжело было…

   Альбинка за это время успела подружится с лосенком и теперь играла с ним в догонялки.

   Перед сном снова читали, но немного.

   Из-за птенца вставать приходилось рано. Как только за окном начинало светлеть, он просыпался и требовал еду. Делал он это с завидной регулярностью и невероятной настойчивостью, раз в пару часов, а то и чаще.

   — Где ж твоя мама? — взмолилась Альбинка уже на второй день ухода за новым питомцем. — Как она с тобой справлялась?

   — По всей видимости, не справлялась, — подметила Санька. — Поэтому птенчик теперь у нас живет.

   На третий день дочка забыла о жалобах. Навострилась в уходе. Даже имя птенцу придумала — Глазунчик. Потому что у него были большие глаза.

   Глазунчик быстро привык к людям. Маленьким птенцам свойственно не обращать внимания на то, кто конкретно их опекает. Главное, чтобы еду вовремя в клювик закидывали. А кто кормит, тот и родитель. И неважно, что выглядит не по-птичьи. Еда — вот суть всего!

   Ночью Глазунчик перекочевывал в корзинку и спал там до рассвета. Днем Альбинка таскала его на плече, периодически подкармливая припасенным кормом. Из-за этих тасканий детская футболка быстро пришла в негодность. Птицы, как бы умны и сообразительны они ни были, не способны сдерживать свои природные позывы.

   — Кто все это будет стирать? — задала риторический вопрос Санька, с тоской оглядев заляпанную пометом спину дочери. — Скажи спасибо, что у нас есть магия.

   Волшебный посох и тут спас положение. Пара нехитрых пассов, и мыльная вода в деревянном корытце закрутилась пенистыми водоворотами. Понеслась по кругу, закувыркалась, забулькала одежда.

   — Классно! Здорово! — воскликнула Альбинка, хлопая в ладоши. — А можешь меня так в тазу покрутить?

   — Потом как-нибудь. И придумай для своего друга другой насест… Да вот, хоть эту палку возьми… — Санька протянула дочке сосновую кривулину. — Будет тебе сразу и посох для лесных походов, и для птички место.

   — Ух ты! — восхитилась Альбинка, принимая подарок.

   — Ух ты… — повторил за ней маленький анчутка, что с самого утра крутился возле ног, и с благоговением потрогал Санькину штанину. — Ле-е-ешая…

   Его привлекла камуфляжная ткань охотничье-рыбловного костюма, который Санька с удовольствием надевала теперь для работы в лесу и в оранжерее.

   Работа кипела все три дня.

   В журнале Листвяны нашлись рекомендации по уходу за мандрагорами. Их требовалось подкармливать кальцием и азотом. Кальциевая составляющая представляла собой толченую яичную скорлупу. Азотистое удобрение Санька приготовила по старому мачехиному рецепту: заквасила в ведре крапиву. Еще Листвяна отметила в своих записях, что мандрагоры любят рыбий жир, а для того, чтобы они вели себя спокойно и не орали почем зря (бывало, оказывается, и такое), их следовало поливать мятным отваром.

   С мандрагорами в оранжерее Санька разобралась, но вот их дикая родня беспокоила лешую своими криками прошедшей ночью.

   «Мандрагоры кричат у западной границы»…

   Листвяна ведь об этом писала. И что лесным мандрагорам тихо не сидится?

   Санька нахмурилась. В воздухе висела тревога, пока еще незримая, но вполне ощутимая…

   Альбинка, сопровождающая маму в оранжерее, ссадила Глазунчика на пол, и птенец побрел за ней, смешно косолапя мохнатыми ногами.

   — Ма-а-ам, мы деревца пересаживать будем? — поинтересовалась девочка.

   Указала на горшочки, в которых торчали окрепшие саженцы.

   Поломанная березка срослась и теперь тянула к стеклянному куполу веточки с дрожащими листочками. Соснята и елочки тоже росли вовсю.

   И все равно их было мало.

   Катастрофически мало.

   Чтобы восстановить черный пустырь, таких саженцев необходимы легионы.

   От этой мысли стало грустно. Тут сколько не бейся, а против таких страшных разрушений не попрешь. Годы пройдут, пока удастся вырастить новый лес. Даже с помощью магии все не восстановишь по щелчку пальцев.

   Труда предстоит много…

   — Мам, мы с Глазунчиком мандрагоры поливаем, — сообщила довольная собой Альбинка.

   Птенец послушно топал за ней по растрескавшимся плиткам пола от фонтана к грядке и обратно и с любопытством крутил по сторонам головой. Шея у него проворачивалась градусов на триста шестьдесят.

   — Молодцы.

   Санька выполола сорняки под овощами и в съедобной зелени. Организовала ящик под компост. Подготовила горшки под новую рассаду. С помощью волшебной воды она рассчитывала прорастить в качестве эксперимента найденные в лесу орехи и семена. Горшки побольше подготовила для саженцев, выросших неудачно в дикой природе. Тех, например, которым не посчастливилось проклюнуться слишком близко к взрослым деревьям. У таких обычно будущего нет.

   «Все равно их будет мало, — разочарованно думала Санька. — Вот приедет королева, увидит пепелище, и что? Ничего хорошего…»

   На выходе из оранжереи их ждали заблудни. Зной разморил пневолков, они лежали в траве, высунув языки.

   — Мам, давай в озере искупаемся? — предложила Альбинка. — Жарко.

   — Давай, — поддержала идею Санька.

   Лето было в разгаре, но тепло все никак не доходило до пика. То дождь, то внезапная прохлада.

   Этим летом они с Альбинкой еще не искупались ни разу.

   Спустившись к озеру, мать и дочь прошли вдоль берега несколько десятков метров, чтобы не беспокоить гнездящегося алконоста с его кладкой. Расположились на пляже, разделись и пошли по песку к воде: Санька в белье, Альбинка в одних трикотажных детских трусиках.

   Птенец остался охранять вещи. Его насест воткнули возле скинутой обуви. Альбинка велела:

   — За мной не ходи. Тут жди. Сторожи.

   И Глазунчик послушно остался.

   Они плескались в воде где-то с полчаса, потом выбрались на берег и растянулись на теплом песочке.

   Солнце приятно пощипывало кожу, растекалось по внутренней стороне замкнутых век светлыми кляксами. Лазурная высь, перечеркнутая штрихами прозрачных облаков, полнилась скрипами проносящихся на огромной скорости стрижей. С воды им вторили чайки, сгрудившиеся посреди озера белым островком. В прибрежной траве, что начиналась левее пляжа, крякали утки, и пищали утята.

   Вдруг издали, с запада, ветер принес крики мандрагор. Они вопили недовольно, будто хотели прогнать кого-то прочь.

   Санька открыла глаза, села, прислушалась.

   Крики стихли, но через какое-то время над древесными кронами, что густо зеленели вдоль западного берега озера, поднялась растревоженная птичья стая. А потом…

   …Санька готова была поклясться, что потом она на секунду услышала плач ребенка.

   — Аль, ты слышала? — уточнила она у дочки.

   Вдруг показалось?

   — Ага. — Альбинка села рядом, помотала головой, стряхивая остатки влаги с густых волос. — Это сойка. Нам на юннатской станции рассказывали и запись голоса включали. Она еще мяукает, как кошка, и, как собака, может лаять. Передразнивает всех.

   — Ясно, — немного успокоилась Санька.

   Тем более в тот же миг, словно в подтверждение Альбинкиных слов, издали донесся собачий лай.

   — Вот видишь, мам. Лает теперь.

   По песку рысью пробежала белая волчица, встала у водной кромки, уши навострила, замерла, вслушиваясь. Серый волк смотрел со скал, тоже напряженный и сосредоточенный.

   Если сойка, чего заблудни так встревожились?

   Санька быстро оделась и поторопила дочку, стараясь не показывать своих опасений. Лес — их вотчина. Тут они главные. Никто не проберется к домику незамеченным — в этом Санька не сомневалась.

   Но все равно...

   Они быстро вернулись, развесили на перилах терраски мокрое белье, накормили птенчика и поужинали сами.

   — Какао хочется, — грустно протянула Альбинка в конце ужина. — Мам, здесь что, совсем нет какао?

   — Не знаю, — честно ответила уставшая за день Санька. — Пей компот.

   Альбинка послушно припала губами к чашке.

   Компот из все тех же яблок-дичков и вправду получился на славу. Жаль, ирга уже почти отошла — птицы подъели лесные ягоды. Зато черника в разгаре. Земляники — Санька обратила внимание — вокруг довольно много. И за грибами надо бы сходить. От одной мысли о жареных лисичках слюнки текут.

   Среди хранящихся в домике книг был толстый травник в зеленой коже. В нем перечислялись и описывались местные растения от знакомых по земному миру до фантастических. Нашелся даже покрытосеменной аналог папоротника, внешне по листьям почти неотличимый, зато обладающий пышными бело-розовыми бутонами.

   Сразу захотелось поискать цветы этого «папоротника» и проверить, действительно ли они путь к кладам открывают, а главное — как?

   После Буркиного визита сумерки наползли вместе с темными тучами. Над лесом собралась гроза. Заскрежетали, закачались в ее предчувствии деревья. Поляну затянуло туманом. Воздух стал прохладным.

   А в комнате было тепло и пахло донником, который Санька сорвала по пути от озера к домику. Белые и желтые соцветия наполняли маленькое помещение медово-ванильным ароматом, мешались с ментоловым духом дикой мяты…

   Птенец, нахохлившись, спал в своей корзинке. Чтобы он не вскакивал раньше всех, Санька додумалась набросить на его жилище косынку, обнаруженную поблизости, в надежде, что этот простой «попугайский» прием сработает, и в четыре утра подъемов больше не будет…

   Полночи Санька продрыхла как убитая. Дневные заботы выматывали, несмотря на все магическое подспорье. Она заснула прямо над книгой, которую пыталась почитать Альбинке.

   Механические часы на стене дважды издали тихий скрежещущий звук. Это значило два ночи. Санька проснулась, прислушалась к Альбинкиному дыханию, к тишине за стенами, которую нарушало тихое волчье поскуливание.

   Что там с заблуднями произошло?

   Санька выглянула в окно. Под стеной молоком разливался туман. Мелькнула над ним серая волчья спина. Заблудень, которого Альбинка окрестила Стрелком, рысью обежал дом и застучал когтями по полу терраски. Вид у него был напуганный: уши прижаты, язык вывален набок, хвост пропущен меж задних лап.

   Санька выбралась из теплой постели, дотопала до входа, припала к двери ухом.

   — Эй… Что такое? — поинтересовалась вслух. Снаружи жалобно заскулили заблудни, стали скрести когтями по дверным доскам, подвывать. — Да что с вами такое?

   Пожалев животных, Санька приоткрыла дверь, и через открывшееся пространство в комнату тут же просочились оба волка. Они виновато понурили головы, замели хвостами по полу, стыдливо приседая на задние лапы и пригибаясь низко-низко.

   Белая волчица, по-Альбинкиному Белка, первой нырнула под кровать. Стрелку там места не досталось, и он полез за кресло. Чуть не свернул его, пока протискивался к стене.

   Как только заблудни спрятались, с терраски донесся тоненький взвизг гнущейся под тяжестью доски. Кто-то пришел к домику в ночи и здорово напугал волков.

   Интересно, кто это тут себе такое позволяет?

   Санька нахмурилась и на всякий случай взяла в руки посох, попутно пожалев, что опробовала его только в быту.

   А можно ли его в качестве оружия для защиты использовать?

   Думалось, что можно, и мысль эта грела душу.

   Можно, на худой конец, просто треснуть этим увесистым посохом кого-то тяжеленно-мягкого, гнущего весом террасные доски и заставляющего их болезненно скрипеть…

   Хоть так.

   Волки лежали, упрятав морды в лапы, и молчали, а Санька спиной чувствовала их дрожь. Еще защитники называются.

   Но ведь она здесь главная. Не заблудни…

   Санька встала возле двери и позвала шепотом:

   — Эй. Есть тут кто? Вернее… знаю, что есть. Кто там? Отвечай…

   И ей ответили — лучше б молчали:

   — Дитя не спи-и-и-ит…

   Голос загробный, жуткий, потек в щель у пола и наполнил комнату шелестом подступающей ночи. Под конец казалось, что это лишь шум дождя, или ветра, или листвы, просочившийся из потустороннего мрака в жилое тепло.

   — Ты кто? Говори немедленно, — настаивала Санька, чувствуя, как стекают по позвоночнику капельки холодного пота.

   — Пить-есть… Проси-и-ит… — прошелестело в ответ.

   — Я тебя не понимаю, — заявила Санька честно. — Говори толком, что нужно, или уходи.

   Что именно повлияло на пугающего ночного визитера, Санькина ли напускная твердость или суть последнего требования, но факт остался фактом — могучее создание у двери развернулось и покинуло терраску в несколько увесистых и одновременно бесшумных шагов.

   — У-у-уф…

   Санька прижалась спиной к двери и сползла по ней на пол. Села, уложив посох на колени, вытерла со лба проступивший пот.

   А кто говорил, что будет легко? Никто!

   Но безопасность-то обещали… Хотя тут и не придерешься: этот, что за дверью был, пугал вроде как, пугал, а ушел прочь по первому требованию.

   Ушел ли?

   Санька, затаив дыхание, прислушалась к уличным шорохам, боясь опять уловить эту мощную и одновременно почти неуловимую поступь. Но снаружи сперва собралась в тугой ком тишина. Потом, будто выдохнув с облегчением, ночь разразилась каскадом привычных звуков, нестрашных и умиротворяющих. Цикадное пение, трескотня козодоя, лягушиные трели на озерце. Жалобные подвывы неясыти, что пугали еще пару ночей назад, теперь казались почти колыбельной.

   Заблудни все еще жались к полу, но больше не тряслись. Уши подняли торчком и хвостами виновато повиливали. Санька не стала их стыдить и на улицу гнать: раз уж зашли, пусть до утра ночуют.

   Она легла рядом с Альбинкой на краю постели. В комнатушке было тепло — накрываться не стала. Пока засыпала — сон как-то не шел после всего — прислушивалась. Куры сидят тихо, не обидело и их лесное чудо…

   Скорей бы утро.

   И оно настало. Залило лучами половицы с упавшим на них пледом. Альбинка тоже ночью парилась и, наверное, скинула его на пол.

   Саньке показалось, что она только на миг смежила веки, и время перепрыгнуло из ночи в день, но это было не так. Просто сон вышел пустой и глубокий, как черная яма, без сновидений.

   — Мам, я раньше тебя встала. Ты все спишь и спишь. А кто заблудней пустил? Ты пустила? Давай всегда их будем с собой спать брать. А можно их в кровать? — затараторили над ухом.

   — В кровать нельзя-а-ах! — зевая, запретила Санька. — Аль, ну куда в кровать-то? В самом деле…

   Ведь залезут, если слабину прочувствуют, и будут у них не дикие волки, а комнатные собачки. Что, в принципе, тоже можно, но такие лучше в квартире…

   А тут, в глуши, когда под дверью ночами бродит какая-то загадочная жуть, хотелось бы надежных охранников.

   — Мам, пошли умываться.

   — Пойдем.

   Санька пулей слетела с кровати. Резко, отчего перед глазами взорвался салют из искр, и ноги на мгновение стали ватными. Удержалась. Ну вот… Нельзя ж так резко вскакивать, сколько раз говорили…

   Она первая вышла из дома, понимая, что днем их, скорее всего, никто поджидать снаружи не станет — вон как заблудни бодро на полянку после ночевки выбежали. Направилась к повешенному на дерево умывальнику. Еще одному, обнаруженному в сараюшке с садовым инструментом. Умывальник они с Альбинкой закрепили на дереве и подставили под него ведерко, чтобы собрать воду на полив. На сучок повесили мешочек с зубными щетками и пастой, прихваченными еще в своем мире. Санька смотрела на стремительно худеющий тюбик, раздумывая, чем чистят зубы местные.

   Надо будет спросить у Яры и попросить помочь с закупкой необходимого.

   Сашка приняла для себя, что одна она пока что с посещением ярмарки не справится. От одной мысли о том, что придется общаться с незнакомыми людьми из другого мира, пугала. С Ярой повезло, но не со всеми же будет так удачно складываться общение? Тем более, что эти другие о попаданстве знать не должны. Как бы не проколоться. Про историю и географию местности, в которой оказалась, Санька почитала, но живое общение — это не то, о чем просто читается в книгах.

   Тут казусы всякие могут случиться, поэтому сначала лучше с проводником…

   С Ярой, если та согласится сопроводить и помочь.

   Должна согласиться!

   Пока Альбинка начищала зубы, согнувшись над ведром, Санька направилась к кухне и посреди поляны наткнулась на след. Он отчетливо проступал в пыли, округлый и большой. Пальца четыре, подушка в форме расплющенного трилистника.

   Санька присела на корточки, растопырила в стороны пальцы — почти в размер. Здоровые у кого-то лапищи.

   И мягкие…

   Заблудни, тут как тут, подскочили, понюхали, подняли на загривках шерсть, принялись рычать.

   — Вы бы так ночью храбрились, — отчитала их Санька.

   — Мам, чего там? — подоспела к собравшимся Альбинка. — Какой след! Чей думаешь? У нас тут такой зверище ходил, а я спала, э-э-эх…

   — Пока не знаю, — отозвалась Санька, — а спросить не у кого.

   — Как это не у кого? — оживилась дочка. — Анчутки могли этого зверя видеть, и говорить они умеют немножечко. Спросим?

ГЛАВА 7. Дитя не спит…

Анчуток приманила Альбинка. В ход пошли новые поделки и угощения.

   Завтракали блинчиками с вареньем, их же в обмен на сведения и предложили.

   Самобранка напекла им изумительных блинов. Были эти блины пышны и в меру сладки. Чуть кисловаты, но без ожидаемой от лосиного молока горечи…

   Анчутки поэтому не таились. Пришли и с интересом рассмотрели след, красноречиво при этом принюхиваясь (не к следу, к еде).

   Рассмотрев, закачали плешивыми головками, защелкали клювиками:

   — Ай-ай-ай. Тц-тц-тц…

   — Чей это след? — потребовала объяснений Санька. — Кто его оставил?

   — Это — мать, — крякнул самый большой анчутка.

   — Лесная… — подхватил тот, поменьше, что стоял с ним рядом.

   И все остальные, а собралось их около двадцати, загалдели на разные голоса:

   — Мать. Мать! Ма-а-а-ать…

   — Какая еще мать? — с трудом перекрикнула шумную мелюзгу Санька. — Что значит — «мать»?

   — Лесная мать! Лесная… Самая что ни на есть!

   — Почему ее все боятся? Она страшная? — вклинилась в разговор Альбинка.

   — Нестрашная! Нестрашная! — затараторили анчутки наперебой. — Мы не боимся. Совсем не боимся. Что она нам? — Захрабрились. — А ничего она нам!

   Прозвучало это убедительно и довольно уверенно.

   Санька задумалась. Маленькие анчутки не боятся ту, от одной поступи которой большие клыкастые волки трясутся, словно напуганные щенки. Как такое возможно?

   Она решила немедленно это выяснить:

   — А заблудни ее почему боятся?

   — Потому что мать их не любит, — донеслось в ответ. — Заблудни путников в лесу с дороги сбивают, в чащу заводят. Пойдут дети в лес по грибы, по ягоды, а иные заблудни нехорошие их с тропинки сведут. Бывает! — Анчутки осуждающе защелкали языками, покосились на Стрелка и Белку. — Мать этого не любит. Мать сердится. У матери когти. Мать как прыгнет! Как схватит! Если кого из заблудней поймает — задерет.

   — И вы так делаете? — Санька строго взглянула на волков. — Детей в лесу обижаете?

   Оба зверя, стоя поблизости и внимательно слушая, ловили каждое слово. На вопрос о своем возможном негодном поведении замотали что есть сил головами — не делаем, мол. Что ты! Не такие мы.

   — Эти так не делают, — поручилась за Белку и Стрелка Санька.

   — Делают, не делают — матери все равно, — сообщили анчутки. — Для матери все заблудни на одно лицо. На одну морду. Поэтому, если поймает, разбираться не будет — и задерет!

   — Ох-х, дела! — вздохнула Санька. Ситуация немного прояснилась, но проще не стала. — Как хоть зовут ее? Мать эту вашу?

   Анчутки развели перепончатыми лапками, переглянулись друг с дружкой, в надежде, что хоть кто-то из них сумеет ответить на поставленный лешей вопрос.

   — Мать давно в лесу живет. И никто ее по имени не зовет… — выдали наконец нестройным хором.

   — Зовут… Зовут… — прокаркал вдруг кто-то сиплым старческим голосом.

   Из-за гудящей толпы вышел весьма пожилой, весь седенький анчутка. На ногах он стоял неровно, кособочился и подрагивал. Опирался на палочку сучковатую.

   Санька подступила к нему, присела напротив, чтобы не смотреть на старичка сверху вниз. Невежливо как-то.

   Анчутка поманил ее белой лапкой. Склонись, мол, чтоб другие не подслушивали. Пролопотал на самое ухо:

   — Арысь-поле…

   — Кто? — переспросила Санька.

   Она не слышала похожих названий… или имен. Если сирины и алконосты с единорогами всякими встречались на картинах и в сказках, то про эту… «рысь-поле» ей ничего прежде не попадалось.

   Неожиданно из чащи донесся собачий лай, увлеченный и отчетливый. Басовитый, с густым эхом — вряд ли снова сойка дразнится.

   Анчутки как по команде прыснули в стороны и моментально попрятались, кто под домом, кто в кустах, в дырах, сквозящих под корнями деревьев.

   Точно так же, будто по отданному кем-то приказу, встали перед лешей оба волка, загородили ее своими спинами от невидимой в зарослях угрозы.

   Тревога витала вокруг.

   Мгновенно уловив повисшее в воздухе напряжение, Санька шикнула на ничего не понимающую Альбинку:

   — А ну живо в дом! Бегом! И дверь закрой!

   Сама подхватила посох, вперилась немигающим взглядом в гущу колышущейся зелени.

   Застыла в нервном ожидании.

   Монстр вылетел на поляну неожиданно, оборвав цепочку нестройных Санькиных мыслей в единый миг. Похожий на легавую, черный, как деготь, с углями глаз, адски-алых, тлеющих, словно остатки пламени в затухающей печи. Гигантская «собака Баскервилей», жуткая даже в дневном свете, размером крупнее любой знакомой Саньке большой породы. С телка не в переносном, а в прямом смысле слова.

   Волки вздыбили шерсть еще сильнее, задрали палками хвосты.

   Не боятся.

   И злы.

   Очень злы!

   Впрочем, заявившееся на полянку чудище тоже особо не смущалось. Раскрыв гигантскую пасть, оно громогласно гавкнуло и кинулось на заблудней. Те не заставили себя ждать — ринулись навстречу. Белка на полном скаку сшиблась с адской легавой грудь в грудь, будучи легче, отлетела в сторону, перекатилась, визжа, в пыли…

   Стрелок подскочил вторым.

   Оба зверя, волк и адская собака, вскинулись на дыбы, схлестнулись, упали, сцепившись, и покатились по двору бешено рычащим клубком. Спустя мгновение в драку снова вступила Белка…

   Санька застыла на несколько секунд, огорошенная происходящим.

   — Мама, сделай что-нибудь! Помоги им! — Альбинкин перепуганный голосок вывел из ступора.

   Дочка так и не закрыла дверь и теперь наблюдала из-за нее за происходящим, округлив глаза…

   Посох со свистом рассек воздух, готовясь опуститься на хребет жуткой псины, рвущей ухо несчастному Стрелку, но прикоснуться к черному хребту не успел — с кристалла в навершии сорвался пучок белых молний и прошил насквозь напавшего на заблудней монстра. На секунду его тело подсветилось изнутри, став полупрозрачным, как рентгеновский снимок, а потом ком из сражающихся животных резко распался. Волки отскочили в одну сторону, «собака Баскервилей» отпрыгнула в другую, закрутилась на месте, щелкая мощными челюстями и пуская изо рта дым, после чего, скуля и воя, бросилась прочь с места битвы.

   Вдали — по Санькиным прикидкам прилично за озером — загробно и глухо пропел рог. Далеким эхом раскатился лай еще нескольких собак.

   Где-то там шла охота.

   Звуки постепенно удалились и растворились в шорохе леса.

   Все дальше и дальше на северо-запад удалялся рог, пока звук его окончательно не стих…

   Волки подошли, виляя хвостами, сели у ног. Из их ран, полученных в бою, текла не кровь, а что-то прозрачное, чуть желтоватое, клейкое и липкое, похожее то ли на древесную смолу, то ли на березовый сок.

   Санька с осторожностью направила посох на рваное ухо Стрелка. Перекушенное монстром, оно жалкой тряпочкой свешивалось набок. С навершия посоха сорвалась тонкая струйка зеленых магических искр, осыпалась на рану блестящей пудрой, и под ней тут же стало заживать…

   Альбинка, осмелев, выбралась на ступени, помахала кулаком вслед сбежавшему псу-монстру.

   — Ух, мы тебе! Только сунься сюда, мама тебе покажет! Мама тебя магическим посохом побьет!

   — Не побьет, а заколдует… так, кстати, почему ты не ушла в дом, Аль? А если бы что-то пошло не так? — пожурила дочку Санька. — Впредь слушайся меня, пожалуйста, в подобных ситуациях.

   Столкнувшись с новой напастью, Санька не стала больше тянуть и связалась с Ярой. Кристалл в навершии посоха, подкрепленный магией волшебного договора, и как передатчик сработал исправно. Связь с начальством настроилась быстро. Жаль, выяснилось, что для долгих разговоров этот способ непригоден.

   Яра обещала быть к вечеру, а там уж и поговорить.

   Слово свое она сдержала.

   До приезда ведьмы Санька вела себя крайне осторожно, прислушивалась к каждому звуку. Она постоянно поглядывала на заблудней — не беспокоятся ли? Иногда ей мерещился вдалеке за озером то вой рога, то песий лай…

   То даже человеческая речь…

   Один раз лай раздался отчетливо и близко, но, к счастью, это оказалась лишь озорная сойка.

   Во время работы в оранжерее нашлась поспевшая золотистобокая тыква. Санька срезала ее, чтобы приготовить на обед. Вспомнился горячо любимый дочкой рецепт тыквенного крема со сливками и сахаром. Простое и вкусное лакомство: варишь очищенные дольки тыквы, а потом взбиваешь их в блендере со сливками и сахарным песком до консистенции густой пены.

   Интересно, самобранка такое умеет?

   Вот только сливок нет…

   В итоге Санька и волшебная скатерть сошлись на прозаичных тыквенных оладьях.

   Тоже вкусно.

   Немного оставили Яре.

   Ведьма явилась перед самыми сумерками, усталая и загруженная. Санька чуть ли не с порога рассказала ей о нападении жуткого пса и про охоту, звучавшую вдалеке.

   — Что тут вообще происходит?

   — Браконьеры, — мрачнея, ответила Яра. — Вот же проклятье! Их еще не хватало… Собака, говоришь, к самому дому подошла?

   — Вот здесь стояла. Как ты сейчас передо мной стоишь. — Санька указала под ноги Яриной лошади, к поводу которой уже тянула руки Альбинка. — И собакой эту жуткую тварь я бы с большой натяжкой назвала…

   — Дважды проклятье! — Ведьма зло закусила нижнюю губу. — Зачарована была твоя собака… А пес-монстр под сильными чарами может быть лишь у тиранийцев, это их отличительный знак. Все указывает на то, что браконьеры из соседней Тирании уже воткнули зубы в этот лес. Одного не пойму: почему ты услышала их рог на северо-западе...

   — А где должна была? — поинтересовалась сбитая с толку Санька.

   — Ближе к югу, — раздалось в ответ. — А на северо-западе отсюда лежат земли герцогства Корн. Там тиранийских браконьеров не любят, гоняют обычно.

   — Понятно, — закивала Санька, хотя на самом деле было не так уж понятно. Поэтому она уточнила: — Как мне теперь быть с безопасностью дома, если на его территорию проникают все, кому не лень?

   — Это ты преувеличиваешь, — успокоила лешую Яра. — Далеко-о-о-о не все. Я не учла того, что ты с магией еще пока «на ты». Листвяна-то сама поддерживала на лесном подворье волшебную маскировку. После ее исчезновения эта магия здорово поослабла, но ничего, я займусь починкой и создам для тебя такой мощный морок, через который ни одна даже самая въедливая собака не проскочит…

   Ведьма незамедлительно взялась за работу.

   Творя руками замысловатые пассы, она последовательно обошла жилые постройки по периметру, после чего облегченно выдохнула:

   — Теперь другое дело. Здорово, правда, получилось?

   — Спасибо. Отлично просто! — закивала Санька, напустив во взгляд понимания.

   На самом деле вокруг ничего визуально не изменилось. Лишь только, если приглядываться во все глаза. Да и то стоя не по солнцу. Вот тогда можно было уловить чуть заметное подрагивание воздуха там, где начиналась лесная граница.

   — Я искала ее, Листвяну, — ответила вдруг Яра на незаданный еще вопрос. — По участкам соседних леших ездила, выспрашивала, выглядывала, вынюхивала… Ничего.

   — Как жаль. Будем надеяться, что она все-таки найдется и будет в хотя бы относительном порядке, — искренне переживала за судьбу предшественницы Санька. Потом спросила о важном: — Если браконьеры вновь заявится в лес, что мне делать?

   — Сообщать мне и бороться самой, — донеслось в ответ.

   — Как бороться?

   — Всеми доступными для лешей средствами. Боевую магию посоха ты, по твоим словам, уже опробовала.

   — Немного, — смутилась Санька. — Скорее даже это получилось само собой.

    — Неважно, как получилось, значимо лишь то, что ты прочувствовала боевое колдовство. Теперь могу с уверенностью сказать, что ты сумеешь повторить защитный удар молнией в любой момент.

   Санька выдохнула:

   — Буду пытаться.

   — Ну, мне пора, — сообщила Яра, обратившись после этого к Альбинке: — Давай. Пару маленьких кружков проехаться успеем по поляне. Забирайся в седло…

   Когда ведьма уехала, Санька с Альбинкой отправились в оранжерею.

   На этот раз дочка уговорила воспользоваться лодочкой и не идти пешком в обход. Санька согласилась.

   Они погрузились, и маленькое суденышко, движимое парой коротких весел, поплыло по темной глади.

   Вдоль извилистого берега вздыбленной гривой росли тростники и камыши. Круглые розетки рогульника набирали по краям зеленых листьев густую красноту. Стрелолисты цвели белыми россыпями трехлепестковых легких цветов. Ряска, как изумрудное букле, затягивала воду рваным покрывалом. Из-под него с любопытством глядели на плывущих золотые и медные глаза лягушек.

   Глазунчик, которого взяли с собой, сидел на краю лодки, крепко вцепившись когтями в борт, и внимательно наблюдал за резвящимися поодаль мальками.

   В оранжерее работы — непочатый край. В одном из ящиков, который Санька не заметила прежде, нашлись бумажные свертки с семенами. К ним прилагались какие-то зелья, про которые Санька чуть позже вычитала в Листвянином журнале. Они были нужны для ускорения всхожести.

   Кстати говоря, Санька и свой журнал успела завести. Обнаружила на полке чистую тетрадь и поняла: без записей ей с лесом не справиться. Вести дневник — дело полезное. Она аккуратно вывела на первой страничке дату. Из-за врожденной дисграфии писала Санька всегда медленно, потому как очень боялась перепутать слоги в словах. Обычно это получалось само собой, стоило только на миг задуматься или отвлечься. Поэтому писать приходилось сосредоточенно, не спеша, проговаривая про себя каждую букву и тут же перечитывая написанное. Наконец первая страница журнала-дневника была заполнена записями. Санька перечислила растения из оранжереи и описала их состояние на данный момент. Особое внимание уделила саженцу волшебного ясеня. Он чувствовал себя неплохо, набрал почки для новых листочков.

   Отыскав в домке плетеную сумку через плечо, Санька сложила в нее тетрадь и грифельный карандаш. Взяла с собой. Кроме карандаша в доме ей попалось нечто, похожее на знакомую по родному миру шариковую ручку, но, к сожалению, чернила внутри засохли, и писать ею не получилось…

   Прохладное утро переросло в жаркий день. Вскоре в оранжерее стало жарко, как в парилке. Даже разбитые секции, пропускающие внутрь легкие дуновения ветерка, не спасали от зноя.

   — Мам, пойдем купаться? — предложила Альбинка.

   — Пойдем, — согласилась Санька.

   Они спустились к большому озеру, выкупались и растянулись на песке.

   — Мам, а скоро лето закончится? — неожиданно спросила Альбинка, раскапывая пальцами ног ямки в песке.

   — Не скоро. А что?

   — Я ж в школу пойду.

   — Ну, да…

   — А в какую?

   — Пока не знаю, Аль.

   Мысль о школе уже приходила, но Санька откладывала ее на потом — проблем хватало и так.

   — Давай у тети ведьмы про школу спросим?

   — Тут есть школы. Не переживай, — пообещала Санька. — Без учебы не останешься.

   — А курсы? — снова принялась расспрашивать Альбинка.

   — Что курсы?

   — Подойдут ли они?

   Весь последний год дочка посещала курсы подготовки для дошкольников. Саньке хотелось устроить ее в престижную школу поблизости, но туда они не проходили по прописке. Был шанс попасть через собеседование по конкурсу на оставшиеся от основного набора вакантные