Темный мир. Книга 2. Возвращение. Александра Лисина

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ПРОЛОГ
• ГЛАВА 1
• ГЛАВА 2
• ГЛАВА 3
• ГЛАВА 4
• ГЛАВА 5
• ГЛАВА 6
• ГЛАВА 7
• ГЛАВА 8
• ГЛАВА 9
• ГЛАВА 10
• ГЛАВА 11
• ГЛАВА 12
• ГЛАВА 13
• ГЛАВА 14
• ГЛАВА 15
• ГЛАВА 16
• ГЛАВА 17
• ГЛАВА 18
• ГЛАВА 19
• ГЛАВА 20
• ГЛАВА 21
• ГЛАВА 22
• ГЛАВА 23
• ГЛАВА 24
• ЭПИЛОГ

АННОТАЦИЯ

"Возвращение" - фантастический роман Александры Лисиной, вторая книга цикла "Темный мир", жанр героическое фэнтези, приключенческое фэнтези.

   Возвращение на Алиару помогает Л’аэртэ раскрыть немало тайн о своем прошлом, но вместе с тем приносит боль, горечь утраты и чужие воспоминания. Однако память рода нельзя разбудить безнаказанно. В стремлении выяснить правду темные эльфы заходят слишком далеко, и в один из дней им приходится лицом к лицу столкнуться с теми, кого называют Создателями. Творцами. Или просто богами. Именно им темные эльфы намереваются задать свои последние, самые важные вопросы. И именно им, как и много тысячелетий назад, Л’аэртэ решают бросить вызов.

ПРОЛОГ

Море… бескрайнее синее море, блестящее под солнцем, словно посыпанное серебристой пыльцой зеркало. Такие же бескрайние небеса. Вольный воздух, который так и хочется вдохнуть полной грудью… этим утром распахнутый настежь мир, как никогда, выглядел прекрасным и нетронутым. И он действительно был бы таким, если бы не появившийся на языке привкус гари и не клубы черного дыма, застилающие горизонт.

   Он знал, что должен спешить, чувствовал, что в Гнезде творится неладное. Но отчаянно надеялся, что успеет все объяснить братьям и предотвратить самое страшное.

   Могучие крылья торопливо вспарывали густой, как кисель, воздух. Ветер натужно гудел за его спиной. Широкая грудь вздымалось часто, взволнованно. Дыхание оттуда вырывалось жаркое, с огненными искрами. Громадные ноздри с шумом втягивали влажный воздух. А огромное сердце сжималось от недоброго предчувствия.

   Он спешил, стремясь вперед гигантской птицей. Его глаза уже различали неровную линию скал, за которую не было ходу ни пешему, ни конному. С болью видел, что именно оттуда тянется дым. Гигантский остров приближался с невероятной быстротой, потому что теперь летящего подгонял не только ветер, но и тревога.

   Отступник… вот как они его называли… тщеславный глупец. Неразумный творец, отдавший свою кровь двуногим. Нарушитель. Преступник. Выскочка… и лишь Великая Мать его понимала. Она знала, на что он решился во имя нового и светлого. Знала, потому что он первым пришел к ней за советом. И пообещала, что поддержит его младших детей, если в том возникнет необходимость. А теперь Гнездо, куда он рискнул привести своих птенцов, рушилось прямо на глазах.

   Он с горестным криком увидел, как из-за кольца высоких скал вырвался чудовищно длинный язык первородного Огня. С ужасом следил, как от удара осели многовековые горы. В панике понял, что Гнездо уничтожено. А потом с неистовым ревом бросился вниз, полубезумным взглядом обшаривая изуродованное плато в поисках уцелевших.

   И он нашел их — крохотные, но поразительно упрямые фигурки, в руках которых жалкими тростинками посверкивали стальные клинки. Они выглядели такими слабыми рядом с десятками извергающих пламя собратьев! Их, лица были закопчены, окровавлены, измучены… но они не сдались. Оставшись один на один против повелителей неба, все равно не сдались. И упорно держали магическую защиту перед разъяренными крылатыми, которые коршунами кружили над скалами.

   — Нет… — слетело с его онемевших от ужаса губ. — Только не так… братья мои, почему же вы не видите?!

   А потом его взгляд отыскал другую тень — могучую и величественную. Такую же крылатую, как и те, что с бешеной скоростью носились над поруганным Гнездом: Великая Мать закрывала собой его детей… тех, для кого он сердце разорвал и за кого был готов биться до последнего вздоха.

   Он не понял, что случилось потом. Глаза слезились от встречного ветра, в груди судорожно сжималось неистово колотящееся сердце… но поздно. Слишком поздно он понял, для чего братья заставили его покинуть Гнездо в тот страшный день. И поздно осознал, что его слова не достигли их разумов. Они не поверили, что его создания когда-нибудь смогут стать равными драконам. Не поверили, что у них хватит мудрости правильно использовать дарованную силу. И решили исправить ошибку сородича.

   Над полуразрушенным Гнездом пронесся многоголосый крик, и в самом его центре раскрылся громадный огненный цветок. Жаркий, смертельно опасный даже для дракона Огонь жизни, в котором мгновенно исчезла Великая Мать, до последнего закрывавшая собой двуногих. Вместе с ней в бушующем пламени исчезла и горстка храбрецов, посмевших противиться воле драконов. На том месте, где они только что стояли, взвился до небес чудовищный по силе огненный столб. А когда он опал, на оплавленных скалах осталась лишь дымящаяся воронка и статуя… невыразимо прекрасная статуя Драконицы с распахнутыми в защитном жесте крыльями. А из-под каменной чешуи на миг проступило женское лицо с невыразимо печальными зелеными глазами, в которых стремительно угасали последние искорки жизни…

ГЛАВА 1

— БЕЛ! — вскрикнул Таррэн и сел, лихорадочно оглядывая погруженную во мрак комнату. Но почти сразу обхватил руками мокрые от пота виски и глухо застонал: все-таки заснул… проклятье! Ведь не собирался же! Слово дал, что на этот раз глаз не сомкнет, пока не увидит ее снова или пока не ответят разорванные узы. Будь неладна эта Алиара, проклятый дворец, его настойчивый владыка, упрямый до безумия совет старейшин, проклятый договор, отец с его наставлениями, Эл с его нелепыми советами, весь этот ненужный мир, из-за которого Белка до сих пор не вернулась!

   Прошла неделя с тех пор, как эльф сглупил и посмел обидеть ее недоверием. Целая проклятая неделя, в которой каждый день тянулся, как год, а ночь — как настоящая вечность. На протяжении этой недели он каждое утро неохотно вставал, еще неохотнее тащился на совет, вяло обсуждал какие-то глупости. А потом так же вяло, все время ощущая на себе сочувствующие взгляды, тащился обратно. Чтобы, придя в свою комнату, упасть в глубокое кресло и целиком отдаться на волю уз, у которых сейчас и всегда была лишь одна важная задача — найти ЕЕ. Любой ценой.

   Таррэн с отвращением посмотрел на постель, которая уже неделю оставалась несмятой. Невольно вспомнил, как совсем недавно на этих простынях умиротворенно спала Белка. Затем поднялся с сиротливо приютившейся в углу кушетки и, плеснув в лицо воды из кувшина, с тоской уставился в пустоту.

   «Бел… где же ты? — невеселая мысль в который раз облетела спящий дворец, но, как и раньше, вернулась без ответа. — Почему разорвала узы? И почему не отвечаешь на мой зов? Неужели я обидел тебя так сильно, что ты не хочешь меня видеть? Прости меня, Бел, я не сдержался и сожалею об этом… прости и возвращайся, любовь моя. Я тебя очень жду…»

   Какое-то время Таррэн стоял неподвижно, с надеждой прислушиваясь к царящей вокруг тишине, но потом с горечью понял, что Гончая и сегодня не ответила. После чего расправил рубаху, в которой уснул, не раздеваясь, рывком поднял с кресла ножны и, чувствуя, что проклятый сон упорно пытается свалить с ног, вышел в коридор. Где его тоже встретила темнота, тишина и… массивная тень с недобро горящими глазами, от одного вида которых у несведущего человека сердце мигом сбежало бы в пятки.

   — Хозяин? — вопросительно рыкнул Таш, находясь на грани трансформации.

   Таррэн дернул щекой и, знаком показав, что все в порядке, направился в сторону каменной клетки, в которую добровольно запирал себя уже которую ночь и до изнеможения занимался с родовыми клинками. Бешеным зверем носился по лабиринту, соревновался в скорости с ветром… что угодно делал, лишь бы не думать и не дать растущему отчаянию завладеть собой целиком.

   — Хозяин, вам помочь? — бесшумно выступил из темноты, блестя такими же желтыми, как у брата, глазами, Нэш.

   Таррэн молча покачал головой.

   Перевертыши так же молча отошли. А когда за молодым лордом закрылась дверь, с тихим вздохом присели возле стены — хозяин не любил, когда ему мешали. Но внешнее спокойствие давалось ему нелегко. А после того, как он, забывшись, едва не спалил навязавшемуся в напарники Элиару шевелюру, тренировался исключительно в одиночестве.

   Хотя, возможно, причина нежелания хозяина видеть их рядом с собой на полигоне заключалась еще и в том, что они отказались искать своего вожака. Еще тогда, когда сразу после ее ухода он сгоряча рявкнул: «Найдите!»

   — Простите, хозяин, — отозвался тогда оставленный за старшего Таш. — Наша первоочередная задача — охранять вас.

   — Меня не нужно охранять!

   — Еще раз прошу прощения, но у нас приказ.

   Таррэн глухо выругался.

   — Шир! Найди Бел и немедленно верни!

   — Я больше не нужен моему лорду? — неестественно спокойно осведомился Шир, даже не подумав сдвинуться с места.

   Таррэн от ярости едва не вспыхнул снова, при этом посмотрев на упрямца так, что даже бесстрашные охотники едва не отступили на шаг, Тирриниэль всерьез озаботился проблемой сохранения дворца, Элиар начал потихоньку плести защиту. Но, к счастью, это быстро прошло: пытаться остановить или, еще хуже, заставлять Белку делать что бы то ни было, грозило повреждениями, несовместимыми с жизнью. Так что опасения Шира были оправданы, и Таррэн не мог этого не знать.

   — Стрегон? — в последней надежде темный повернулся к кровнику.

   Полуэльф только вздохнул.

   — Я могу найти Бел… при удаче. И если никто не помешает. Но вернуть? Вы же знаете: это никому не под силу.

   «Кроме тебя», — молча добавил он.

   И вот тогда у Таррэна опустились руки: перевертыши не могли нарушить приказ вожака, это у них в крови. А Белка, судя по всему, приказала держаться от нее подальше и ни на шаг не отходить от него, глупца, напрочь позабывшего, какой взрывоопасный у нее нрав. Они не смогли бы вернуть ее обратно, испрашивая прощения за своего лорда. И уж конечно, не рискнули бы нарушить приказ и не оставить его без защиты.

   — Найди Бел, — устало вздохнул Таррэн, отводя погасшие глаза и убирая вокруг себя яростный ореол бешеного пламени. — Просто найди и скажи, что…

   — Да, мой лорд, — грустно улыбнулся Стрегон и ушел, не желая, чтобы гордый эльф показывал свою боль посторонним.

   — Доброе утро. Как дела? — настороженно поинтересовался Элиар, вскоре после рассвета наткнувшись на побратима в коридоре.

   Таррэн криво усмехнулся.

   — А ты не видишь?

   Светлый внимательно изучил его уставшее лицо с темными кругами под глазами, правильно расценил тлеющие в глубине зрачков алые огоньки. Покосился на дымящуюся дверь, за которой дворец уже восстанавливал оставшиеся от полигона руины, на тускло светящиеся родовые клинки, которые темный еще не успел убрать в ножны, и неодобрительно покачал головой.

   — Скоро совсем себя изведешь. Опять ночь не спал?

   — Почему? Подремал.

   — Сколько: минуту? Две? — негодующе фыркнул Элиар. — Или пару мгновений, когда сил совсем не осталось?!

   — Отстань, — раздраженно отвернулся Таррэн.

   — Не отстану! — неожиданно заупрямился побратим. — Ты себя в зеркале видел? У тебя ж резерв скоро выгорит! Ты хоть подумал, что со мной сделает Милле, если узнает?! А Тир? И Тебр! А Тору я что скажу?!

   Таррэн, не выдержав упрека, отвел глаза.

   — Прости, брат. Когда ее нет, мне… тревожно.

   — Бел вернется, — настойчиво сказал Элиар, ободряюще сжав его плечо. — Как только остынет, сразу придет и, как водится, надает нам по ушам. Тебе — за то, что языком мелешь, где ни попадя, мне — просто так, за компанию... сам знаешь, от такого удовольствия она никогда не откажется, хотя я до сих пор не понимаю, что она нашла в таком дураке, как ты.

   Темный эльф, наконец, слабо улыбнулся.

   — Ты пробовал ее позвать? — вдруг строго осведомился Элиар.

   — Каждый день зову, — прошептал Таррэн.

   — И как? Что с узами?

   — Ничего: Бел разорвала их сразу и с тех пор больше не отзывается.

   — Ты ее чувствуешь?

   — Нет.

   — А Стрегон?

   — Он ее не нашел. Вернее, нашел, но Бел не пожелала вернуться. Сказала, что хочет побыть одна.

   Элиар недоверчиво покосился.

   — И все?

   — Да, — Таррэн тяжело вздохнул. — Мы и раньше иногда не сходились во мнениях. Она бурчала, бросала все дела и сбегала к своим кошкам. Иногда ворчал я. Когда-то мы оба были неправы… на день… час… или пару минут… но потом все становилось, как раньше, потому что Бел, как ни странно, быстро отходит. И она всегда умела прощать. Но впервые за все время она ушла от меня надолго и так далеко, что я не могу ее почувствовать. Неделя… проклятая неделя, за которую я не могу даже выкроить время, чтобы найти ее и вернуть! Наверное, я слишком привык, что она рядом? Без нее мне трудно. Эл, если бы ты знал, как мне трудно! Да еще эти сны…

   — Бел вернется, — твердо повторил Элиар. — Подумает, остынет и непременно вернется: ей без тебя тоже нелегко.

   — Это-то меня и пугает, — Таррэн поднял горящие глаза, и светлый вздрогнул, на мгновение окунувшись в океан тревоги, плескавшейся там до самого горизонта. — Я боюсь, что она может сорваться. Пять лет назад я едва успел. Если бы не Эланна и Траш, Бел могла стать… другой. И мне страшно подумать, что тогда ее не остановила бы ни стая, ни я, ни дети. А сейчас это может повториться. И я проклинаю себя за то, что подверг ее такому риску.

   Эл до боли прикусил губу, но возразить было нечего. Для такой, как Бел… для ее крови и наклонностей Траш любое потрясение могло стать опасным. Слишком мало времени прошло с тех пор, как их сознания разделились. Слишком много лет Гончая провела, держа на плечах эту трудную ношу. Слишком много труда потребовалось, чтобы удержать Белку от превращения в зверя. И слишком велика была угроза полного единения с хмерой.

   Владыка Золотого леса в последние годы упорно гнал от себя мысль, что они могли опоздать с созданием эликсира. Старался не замечать, как быстро порой вспыхивает Белка из-за пустяков. Пытался уверить себя в том, что это — всего лишь последствия, которые с годами сойдут на нет. Но при этом каждый раз с холодком слышал рычащие нотки в ее голосе, следил за неправдоподобно плавными шагами, не раз подмечал неуловимые изменения в ее лице и тщетно убеждал себя, что это пройдет. Но червячок сомнения все же подтачивал его душу, упрямо нашептывал, что многие из повадок Траш слишком глубоко въелись в ее плоть и кровь. Не желали оставлять ее даже после возвращения Таррэна. И настойчиво говорили о том, что Бел действительно изменилась за эти годы: стала резче, жестче, чем обычно, но при этом гораздо сильнее. Настолько, что порой вся стая перевертышей не могла удержаться на колоннах, вступая в схватку со своим вожаком. И раз уж он, светлый, видящий ее далеко не так часто, как хотел бы, заметил эти перемены, то Таррэн наверняка отыскал их гораздо больше. И именно поэтому места себе не находил.

   Элиар прикрыл глаза.

   — Если хочешь, давай попробуем вдвоем. Я прикрою тебя, а ты воспользуешься моим венцом. Или у Тиля возьмем — не думаю, что он откажет.

   Таррэн покачал головой.

   — Я уже пробовал. Бел не отзывается. И мне порой даже начинает казаться, что ее вообще здесь нет.

   Светлый несильно вздрогнул.

   — А портал?

   — На месте, — отвернулся Таррэн. — Я проверил сразу, Бел все еще на Алиаре. Но или так далеко, что не слышит даже зова, или…

   «Не может его услышать, — с холодком подумал Элиар. — А услышать она не может только в одном случае: если то, чего мы боялись, все же произошло, и Белка сейчас… не совсем Белка».

   Он в тревоге посмотрел на побратима, но по его виду понял, что Таррэн об этом тоже думал. И боялся, что эта мысль окажется верной. Более того: наверняка немалую часть сил постоянно тратил на то, чтобы поддерживать хоть какую-то связь с пропавшей супругой, а ночью отдавал ей столько, сколько способно было отдать его уставшее тело. Затем тратил бесконечно долгий день на какие-то пустяки, а потом со страхом ждал наступления следующей ночи, в которой каждый час превращался в настоящую вечность, а каждая неудача в маленькую смерть.

   У Элиара вытянулось лицо, когда он вспомнил, как всего два дня назад они с Тилем пытались образумить отрешившегося от всего мира Таррэна. Как тормошили его, напоминали о договоре, говорили о том, что нельзя весь день таращиться в никуда и ни слова не сказать в защиту своих интересов… болваны! Да не было у него больше никаких интересов! Таррэну не нужен был мир, если в нем не окажется Белки! И если он все еще оставался здесь, то лишь потому, что уважает отца. А исход этих трудных переговоров стал для него совершенно неважным.

   — Прости, — светлый поджал губы, а Таррэн слабо кивнул. — Прости, брат. Я не подумал. Возьми мой резерв…

   — Не нужно, — качнул головой темный. — Мы с тобой все еще слишком разные. Да и моя аура тогда изменится, а мне бы не хотелось… неожиданностей.

   — Может, тебе сегодня не ходить на совет?

   — Для отца это важно, — снова вздохнул Таррэн.

   — Таррэн! — окончательно растерялся Элиар, но побратим лишь невесело покачал головой.

   — Мне ничего не остается, кроме как сидеть и ждать. Меня никто не отпустит свободно разгуливать по Эоллару. Даже, если я смогу незамеченным покинуть дворец, то меня опознает любой маг, любой эльф — по лицу, по мечам, по магии. Никакая личина не поможет. Я — не Бел, брат. А если наплевать на владыку и уйти вопреки его воле… тогда мы вообще зря сюда пришли. Так что нет, Эл. Мне просто некуда деваться. Отцу — тоже. Все южное крыло находится под неусыпным надзором. Даже рыжему не под силу удрать отсюда так, чтобы никто не услышал. По крайней мере, на двух ногах. А отпускать его на четырех… сам знаешь: только Стрегон чувствует Бел достаточно хорошо. Но она не велела ему оставлять меня, поэтому он не уйдет.

   Элиар на мгновение прикрыл глаза.

   — Что с Истаэром?

   — Уехал в тот же день, как закончил петь свои песни, — невесело хмыкнул Таррэн.

   — Стрегон не сказал, зачем Бел попыталась его коснуться?

   — Нет.

   — А сам что думаешь?

   — Ничего, — вздохнул темный. — Кроме того, что я испортил ей какой-то план. Но даже представить не могу, зачем он ей понадобился!

   — Может, дело в оружии?

   — Да брось. У нас его столько, что им можно оснастить целую армию: Крикун еще когда-то делал, затем Стражи, твои эльфы, да и я сам немало ковал… там собрано лучшее, что есть на Лиаре. Лучшее, что мы смогли для нее создать. Разве что ее могли заинтересовать хроники, о которых кузнец знает лучше всех? Но он уехал. И уехал один — я проверил. А отыскать его жилище на Алиаре не под силу даже владыке — Истаэр слишком ценит независимость, поэтому найти его можно только через Остров Трех Отшельников. А туда, кроме как через порталы и по воздуху, не доберешься. И то: можно лишь оставить послание в приметном месте, а уж когда Истаэр изволит его забрать — одному Торку известно. К тому же Белка не успела его зацепить. Так что Истаэр ушел без объяснений и, судя по всему, в бешенстве от того, что мы наплевали на его искусство.

   — После того, как ты один раз его уже скрутил, во второй он нарываться поостерегся.

   Таррэн поморщился.

   — Он все же не дурак, хоть и упрям, как осел. Огонь жизни ему не зубам, так что связываться с нами для него равносильно самоубийству.

   — Особенно после того, как ты наглядно это продемонстрировал, — хмыкнул Элиар. — Но учти: вечером я к тебе все равно приду, и мы попробуем отправить зов вместе.

   Таррэн удивленно обернулся, но светлый лишь кивнул.

   — Да-да, попробуем. Несмотря на твои сомнения и мои невеликие способности к вашему дурацкому Огню. Видно, мне на роду написано слать вам зов Торк знает откуда. Сперва тебе, теперь вот Бел… и даже не вздумай возражать! Я сегодня же беру твоего отца за руку, и мы делаем это втроем. Вместе, что бы ты ни говорил. И сидим в твоей комнате до тех пор, пока не получим внятного ответа… или подзатыльника от твоей нахальной пары, у которой никогда не было почтения к нашим ушам.

   Таррэн мгновение растерянно смотрел на побратима, но потом вздохнул и, наконец, улыбнулся.

   — Спасибо, Эл.

   — Мой лорд, можно мне тоже? — неожиданно тихо спросили со спины.

   Эльфы изумленно обернулись, но неслышно подошедший Стрегон так же спокойно пояснил:

   — Я могу дать вам след. И запах. Я помню его и слышу почти постоянно.

   — Тебе же запретили, — прищурился Элиар.

   — Запретили искать самому. Тогда как запрета на помощь вам не поступало.

   Таррэн недоверчиво оглядел перевертыша с ног до головы.

   — Мне это не нравится, — тихо сказал Стрегон, бестрепетно выдержав его внимательный взгляд. — Я видел ее сны — они тревожны и почти все связаны с Изиаром. И мне кажется, что Бел еще сама не знает, зачем ушла.

   — Она рядом? — спросил так же бесшумно подошедший к сыну Тиль.

   — Нет, сэилле. Ее запах слаб. Вряд ли вы сможете ее отыскать без моей помощи.

   — Она с тобой говорила?

   — Нет, мой лорд.

   — Связаться пыталась?

   — Больше нет, — покачал головой Стрегон. — Но стая волнуется не меньше вашего. А из них только мне удается почуять Бел достаточно хорошо, чтобы указать вам направление.

   — Хорошо, — медленно наклонил голову Таррэн. — Мы попробуем. Сперва одни, потом — с тобой, если ничего не получится.

   — Лучше наоборот, — не согласился Элиар.

   — Я почти не поддаюсь магии, — на всякий случай напомнил Стрегон, видя, что Таррэн колеблется. — К тому же Бел назвала меня кровным братом и вряд ли расстроилась настолько, что решила…

   — Братом?! — ошарашено крякнул Элиар. — Когда?!

   — Вчера. Она сказала, что для меня это — лучший вариант. И я с этим полностью согласен.

   — Таррэн, ты знал?!

   — Конечно, — хмуро кивнул эльф. — Только думал… впрочем, какая разница, кто кого водил за нос? К тому же, раз он согласился, то это — действительно лучший вариант. Особенно, для меня, потому что среди этой мохнатой братии есть хотя бы один разумный человек, у которого хватило совести обойти прямой приказ вожака.

   Тиль неопределенно хмыкнул.

   — Там весь род такой.

   — Согласен. Хотя, конечно, не думал, что все получится именно так, — Таррэн вздохнул, а потом вдруг протянул отрытую ладонь и вопросительно взглянул на удивленно отпрянувшего охотника. — Ну что, рискнешь наглеть дальше?

   У Стрегона невольно дрогнул голос.

   — ЧТО?!

   — После того, что случилось, и того прошлого, в котором ты… как и твой дальний предок… приняли деятельное участие, для нас с тобой, как сам понимаешь, возможен лишь один вариант, когда мне в один прекрасный день не захочется тебя прибить, а тебе не понадобится со мной соперничать. Бел этот вариант нашла. Более того, осуществила, не ставя нас обоих в известность. Да-да, не удивляйся: до меня тоже недавно дошло. Но ты больше не сможешь относиться к ней так, как мне бы не хотелось, и не совершишь ошибок, которые могли бы доставить нам обоим неприятности. А я, в свою очередь, лишился повода за тобой приглядывать, потому что… полагаю, ты в курсе, насколько ревнивы мужчины моего рода?

   — В общих чертах, — кашлянул Стрегон, невольно припомнив, где и в каком виде предстал перед ним после первого настоящего единения с Белкой. Торк! А ведь Таррэн тогда и бровью не повел. Просто поговорил и отпустил восвояси, ни словом, ни делом не намекнув, что ему неприятно видеть любимую рядом с другим мужчиной. Если бы он не был полностью уверен в ней, если бы усомнился хоть на мгновение в нем… если бы не понял именно тогда, ради чего Белка позволила новорожденному волку пропороть себе плечо…

   Перевертыша аж перекосило от этой мысли.

   — Вот именно, — усмехнулся темный эльф, с поразительной легкостью считав его мысли. — Но раз повода у меня больше нет, то, может, ты сделаешь еще один благоразумный шаг? Что скажешь… брат?

   Стрегон пару мгновений всматривался в его усталое лицо, а потом благодарно наклонил голову и осторожно пожал протянутую руку.

ГЛАВА 2

Рен Сорен ал Эверон в который раз покосился на темнеющее небо и с досадой признал, что снова не нашел ни единого следа пропавшего Белика. Для чего владычице понадобилось проявлять такое внимание к проблемам чужаков, он не знал и лишних вопросов, разумеется, не задавал, но когда получил приказ во что бы то ни стало разыскать пропавшего мальчишку, то почувствовал, как внутри снова поднялась волна глухого раздражения.

   Проклятый лаонэ! Из-за него возникло столько проблем, что этого поганца стоило удавить еще во младенчестве. Или же сбросить в пропасть молчания, что испокон веков зияет возле северной галереи. Но искать… да еще привлекать к этому чуть ли не половину дворцовой стражи… честное слово, нелепо. Однако госпоже не откажешь, к ней не придешь теплым вечерком и не заявишь в сердцах, что она и так уделяет чужакам неоправданно много внимания.

   Рен Эверон тяжело вздохнул.

   Наверное, Создатели разозлились на него, раз поставили в унизительную зависимость от Белика, а потом сделали так, что леди Эланна возложила на своего верного слугу обязанность по поискам сопляка. Однако и этого им, видимо, показалось мало, потому что теперь весь личный состав стражи рыскал с утра до ночи по бескрайним садам, но при этом никто даже не увидел свежего следа!

   Начальник личной стражи владычицы сжал кулаки.

   Как… ну, как могло случиться, что его следопыты в одночасье превратились в одураченных болванов, не умеющих отличить след простого человеческого мальчишки от отпечатка обуви какого-нибудь вельможи?! Как они могли за эту неделю целых семь раз расписаться в собственной беспомощности?!

   Начальник дворцовой стражи едва не сплюнул, но вовремя опомнился: владыка Эоллара близко, его глаза и уши — Духи леса — наверняка обо всем доложат. Так что следовало проявлять сдержанность и выполнять неприятное поручение госпожи. Не привлекая неумех, которых мерзавец Ортэ обозвал «длинноухими болванами» и «выскочками». Хотя в кои-то веки рен Сорен был готов с ним согласиться.

   Однако истинной причиной его раздражения стали не нерадивые подчиненные, а тот факт, что за целый день он ни на шаг не приблизился к разгадке.

   Рен Эверон, в который раз вернувшись на поляну с фонтаном, где, как он знал, мальчишка любил отдыхать, окинул ее обреченным взглядом и тихо выругался. Да что ж такое?! Где следы?! Погнутые или сломанные ветки, глубокие вмятины от каблуков?! Следы от белобрысого полукровки — вот они! В глаза бросаются! Но он вряд ли стал бы специально топать по всей округе, чтобы испортить настроение начальнику дворцовой стражи! И вряд ли успел затоптать следы Белика, дабы быть уверенным в том, что его подопечного не отыщут!

   Немного постояв и мысленно досчитав до сотни, рен Эверон с новым вздохом присел на корточки, внимательно изучая землю.

   Так… вот тут стоял смертный. А немного поодаль топтались пятеро дикарей, которых гости называли охотниками. И если других признаков, кроме вмятин на земле, от них не осталось, то после Белика сохранился запах — легкий, едва уловимый, но на удивление приятный.

   Эльф хорошо его запомнил, когда мальчишка пару раз оказывался рядом. И еще тогда подумал, что тот, вероятно, пользуется какими-то благовониями. Потом, правда, от этой мысли пришлось отказаться, потому что аромат был слишком ровным и всегда одним и тем же, однако кое-какие сомнения оставались. Вот и сейчас: почти неделя прошла с того дня, как пацан приходил к фонтану, но на бортике все еще можно было уловить легчайший намек на его присутствие.

   Обычный эльф его бы не почуял — для этого требовались особые таланты. Но рен Эверон ощущал этот запах довольно отчетливо. Спасибо наследию предков и должности, ради которой ему пришлось поступиться честью и освоить нелегкую профессию нюхача.

   Эльф коснулся кончиками пальцев земли и снова, как уже много раз до этого, двинулся за едва уловимым следом, стараясь больше ничего не напутать. В любом другом месте его было не найти — Эверон успел в этом убедиться. Однако у фонтана Белик появлялся довольно часто и только здесь был неосторожен настолько, что дал хоть за что-то зацепиться чуткому носу нюхача. В прошлый раз аромат кожи Белика привел начальника стражи к южному крылу, где проживали чужаки. Этот след рен Эверон сразу отмел — если бы мальчишка вернулся, то стражников бы не заставили искать стервеца посреди ночи.

   Второй след вывел его к залу совещаний и тоже мимо: Белик бывал там почти каждый день и вряд ли решил спрятаться в месте, рядом с которым неусыпно бдили эвитарэ владыки.

   Третий раз рен Эверон дошел чуть ли не до западного крыла, однако вскоре повернул назад: та бойня у ворот хранилища ему еще долго будет сниться в кошмарах.

   Четвертый след увел настойчивого стража на северную галерею, где испарился, достигнув низеньких перил, как будто проклятый пацан вдруг отрастил себе крылья или сиганул в пропасть.

   Пятый закончился где-то возле Галереи великих, не дойдя до нее ста с половиной шагов. Однако потом снова появился на толстой ветке у дворцовой стены и только там окончательно рассеялся, в который раз оставив раздраженного эльфа с носом.

   Шестой след оборвался, так и не начавшись, будто Белик, решивший зачем-то двинуться на восток, в последний момент передумал и помчался обратно, словно что-то забыл или почувствовал.

   Наконец, седьмой след рен Сорен надеялся отыскать сегодня. И еще больше надеялся, что он не окажется пустышкой, как предыдущие, на каждый из которых, между прочим, ему пришлось потратить почти сутки напряженной работы.

   Слегка прикрыв глаза, эльф осторожно втянул ноздрями прохладный воздух.

   Где же ты, Белик? Куда отправился, дрянной лаонэ? И почему только здесь твой запах сохранился почти неизменным, тогда как в других местах его оказалось невозможно поймать? Оттого ли, что здесь ты проводил больше времени? Оттого ли, что на камне до сих пор белел след от твоей ладошки? Оттого ли, что это с носом эльфа что-то не в порядке, поэтому он способен уловить твой аромат лишь здесь, рядом с залом совещаний, где ты так долго всем досаждал?

   Рен Эверон неожиданно вздрогнул: есть! Есть седьмой след!

   Его губы расползлись в хищной усмешке.

   Он быстро поднялся и, старательно держа нос по ветру, двинулся прочь. Он даже не смотрел, куда именно идет — полностью сосредоточился на ощущениях и опомнился лишь тогда, когда вечерний ветерок принес с собой другой запах — легкий, чарующий и ужасно знакомый.

   — Госпожа? — удивленно моргнул эльф. Затем на мгновение заколебался, качнулся в ту сторону, чтобы убедиться в собственной правоте, и… тут же потерял след мальчишки! — Проклятье! Как не вовремя!

   Рен Эверон дернулся влево, вправо, даже присел, пока нос не утратил чувствительность, однако ничего не добился — аромат владычицы был так силен, что полностью перебил слабый запах Белика. И пока госпожа не уйдет, пока ее собственный запах не выветрится полностью, вернуться сюда не получится. Увы. Придется или возвращаться обратно, или умолять леди Эланну погулять где-нибудь в другом месте.

   Рен Эверон в сомнении прикусил губу, но рассудил, что последний вариант его вполне бы устроил, так как позволял надеяться, что проклятый аромат все же не испарится за следующие сутки. Поэтому эльф поднялся, внимательно запомнил ориентиры и двинулся по новому следу.

   Разумеется, тот привел его на северную галерею — владычица любила это мрачноватое место. Чем уж оно ее привлекало, было непонятно, но рен Эверон не раз заставал ее здесь. Вот и сейчас он безошибочно определил, к какой из колонн прислонилась повелительница, и вполне мог представить, как она, прикрыв глаза, слушает поющий над ущельем ветер, смотрит на отсветы далеких звезд, рассеянно гладит мраморные перила и слабо улыбается, будто в неслышном шепоте луны действительно есть слова, которым стоило подарить чарующую улыбку.

   Дойдя до предпоследних деревьев, за которыми начиналась узкая, продуваемая всеми ветрами галерея, начальник дворцовой стражи почувствовал еще один запах и резко замер.

   — Добрый вечер, леди, — донесся до него мягкий баритон. — Вам тоже не сидится спокойно?

   — Лорд Тирриниэль?

   — Не возражаете?

   — Нет, конечно, — вроде бы даже растерялась владычица, но тут же собралась с мыслями и учтиво кивнула. — Простите, я не ожидала вас здесь встретить.

   Рен Эверон недобро уставился на чужака: темный лорд стоял к нему спиной, облокотившись на парапет и устремив взгляд в сторону бесконечно далекого горизонта, где уже исчезали последние солнечные лучи. Белоснежные волосы чужака были небрежно отброшены за спину. Черный камзол сидел как влитой. Ненормально широкие плечи неприятно резали взор, а обманчиво тонкие пальцы с такой легкостью снимали с перил крохотные каменные чешуйки, что спину стража окатило морозом.

   — Красивое место, — вдруг кивнул Тирриниэль. Эланна, настороженно застывшая в нескольких шагах от него, удивленно обернулась.

   — Вам нравится?

   — Здесь чувствуется величие и спокойствие вечности. Биение жизни и дыхание смерти. Гибель и возрождение. Стремительный полет ветра и медленное угасание солнца… это действительно, красиво.

   Эланна покосилась на него совсем странно.

   — Я не знала, что северная галерея понравится кому-то еще.

   — Что поделаешь? — темный владыка неопределенно пожал плечами. — Бывают порой и еще более странные совпадения.

   Он по-прежнему смотрел в сторону — суровый, невозмутимый и загадочный, но Эланне почему-то показалось, что он улыбается краешками губ. Хотя, конечно, она не была уверена, потому что не решилась разглядывать его слишком долго.

   — Бел еще не вернулся? — неожиданно спросила она, поддавшись безотчетному порыву.

   — Нет.

   — А как Таррэн?

   Тирриниэль чуть опустил плечи.

   — Когда Бел далеко, он неспокоен. А с нашей магией… сами понимаете — ему это не на пользу. Но не волнуйтесь: вашему дому ничего не грозит. Таррэн умеет сдерживаться.

   — В тот день он был слишком резок, — прикусила губу Владычица. — Из-за этого Бел ушел, да?

   Владыка Темного леса ответил не сразу.

   — Думаю, что не только. Таррэн не говорит об этом, а мы стараемся лишний раз не напоминать. К тому же, они с Бел давно научились понимать друг друга.

   — Таррэна долго не было дома, — совсем тихо уронила она. — Бел много лет пришлось обходиться без него. И за это время Траш… ваши кошки… они оставили в его душе глубокий след.

   — Да. Это было неизбежно.

   — Это… имеет отношение к тому, что происходит сейчас? — с замиранием сердца спросила Владычица. — То, что из-за нашей оплошности ваш сын задержался, а разум Траш оказался слишком силен? Могло ли это повлиять на решение Бел?

   Эльф только вздохнул.

   — Мне бы хотелось думать, что нет. Но когда Бел не хочет, чтобы его нашли, это никому не под силу.

   — Даже вам?

   Тирриниэль, наконец, повернул голову и внимательно посмотрел на беспокойно мнущуюся эльфийку.

   — Да, леди. Я не всесилен.

   — Что же теперь? — ее голос опустился до тревожного шепота.

   — Будем ждать. И надеяться на то, что Бел, как всегда, остынет.

   — А позвать его как-то нельзя? — нерешительно поинтересовалась она. — Ведь были же узы…

   Тирриниэль только усмехнулся.

   — Теперь их нет. Я же сказал: когда малыш не хочет быть найденным, никто не сумеет его отыскать. Что же касается уз, то он научился с ними работать еще тогда, когда Таррэн его знать не знал и понятия не имел, что малыш существует. Со временем же Бел отточил свои умения так, что теперь, пожалуй, ни в чем не уступит даже мне. А кое в чем, возможно, и превзойдет.

   — Неужели ничего нельзя сделать? Я ведь вижу, как Таррэну трудно: у него каждый день глаза горят, как у пересмешника. Все время кажется, что еще немного, и он просто сгорит!

   — Вы правы, — неохотно кивнул Тиль. — Бел — единственное существо, которое умеет сдерживать моего сына, когда это необходимо. А Таррэн, как ни странно, единственный, для кого малыш это делает. Так уж они живут. Такими их создали. Иногда мне кажется, что если бы не Бел, мой род исчез бы с Лиары целиком, и это — очень трудное знание, леди. Трудное даже для меня, несмотря на то, что Бел оживил и мою душу.

   Владычица изумленно дрогнула.

   — Вам трудно?

   — Безумно, — неслышно согласился владыка. — В каком-то смысле способности Бел — это моя заслуга и мое же горе. Усилия, которые для этого потребовались, оказались несоизмеримы с результатом. А то, что малышу пришлось перенести, я никогда не забуду. Но смотреть на него и каждый день думать, что ничего этого могло не быть, невыносимо. Сомнений так много, что они готовы разорвать мою душу. И никому, не знакомому с магией рун, не постичь глубины того, что останется навсегда похороненным в наших с ним воспоминаниях.

   Эланна прикусила губу.

   — Магия рун — это исконно магия Создателей.

   — Это и наша магия тоже.

   — Да, — кивнула она. — С некоторых пор.

   — Вы не одобряете нас за это? — неестественно ровно уточнил эльф.

   — Не знаю, — после томительной паузы отозвалась владычица. — Я еще не слишком хорошо понимаю причины.

   — Имеете в виду наше «предательство»? — мягко спросил Тиль, краешком глаза следя за собеседницей, и Эланна, словно почувствовав это, поспешила отвернуться.

   — Не ваше, ллер. Просто прошлое.

   Тирриниэль понимающе кивнул.

   — Я слышал вашего хрониста: в его изложении прошлое выглядит довольно неприглядно. Но я склонен с ним согласиться, что наша сила, включая рунную магию, была получена от Создателей — для этого есть все предпосылки: Огонь жизни, его неожиданная для Алиары мощь, наша общая ярость, которую порой нелегко держать в узде…

   — Создатели были вспыльчивыми существами, — неохотно согласилась владычица. — Однако их сила, отданная в руки ушедших, привела к катастрофе.

   — Вы о войне?

   — И о ней тоже. Говорят, когда ушедшие… а тогда их называли просто Ищущие… изменились…

   Тиль болезненно поморщился.

   — Они созвали совет старейшин, чтобы предстать перед владыкой и показать новые умения. Владыка ответил, что в силе Создателей слишком много непознанного и той ярости, которой не противостоит такая же могучая сила созидания. Поэтому было бы опрометчиво использовать ее, не умея контролировать.

   Владыка Темного леса нахмурился.

   — Иными словами, им отказали?

   — Да, — ровно отозвалась Эланна. — И это было мудрое решение, потому что вмешиваться в естественный ход вещей — неправильно. Ищущие получили силу от Создателей — это верно. Но как это случилось, никто из нас доподлинно не знает. Сами они утверждали, что это был дар, однако то, что произошло впоследствии, заставляет сомневаться в правдивости этих слов. Более того, Создатели во всеуслышание заявили, что обряд был проведен без ведома и согласия стаи. Без благословения Матери. Именно поэтому было принято решение о вашем изгнании… но это случилось немного позже. Когда же закончился первый совет, и было решено, что больше никто из нас не коснется этого сомнительного дара, отступники пришли в ярость. А потом мы воочию увидели, как сильно они изменились, и как пагубно сказалась на их разуме дарованная сила. Мой дед, который правил Алиарой в то время, именно так и заявил, за что был обвинен главой рода Ираэль в трусости.

   — Гм… — неопределенно кашлянул Тиль. — Насколько я понимаю, по итогам этого разговора между нашими родами произошла довольно серьезная ссора?

   Владычица холодно на него посмотрела.

   — Вставал вопрос об отречении, ллер. Полагаю, вам не нужно объяснять, до какой степени был взбудоражен совет, если все зашло так далеко?

   — Мне почему-то кажется, что одними обвинениями мои предки не ограничились.

   — После их ухода наш дворец превратился в руины. Хотя, к счастью, никто не погиб.

   Тирриниэль отвел глаза: кто-кто, а он-то отлично знал, на что способен Огонь жизни. А Огонь жизни в руках неопытных магов… о-хо-хо. В роду Л’аэртэ каждый мужчина тратил годы только на то, чтобы научиться им управлять. Для этого юных магов тренировали, учили жить с мыслью о постоянном контроле над эмоциями, некоторые из которых способны стать воистину смертоносными. Такие как ярость, злость, ненависть…

   Вероятно, те из Создателей, кто рискнул поделиться с его предками силой, не предполагали, к чему это приведет. И не слышали мудрой поговорки, что оружие бога никогда не должно попасть в руки смертных. И пусть Создатели не боги, но умея создавать и разрушать миры, они должны были подумать о последствиях. Предположить, что разум молодых эльфов окажется недостаточно стоек. И догадаться, что этот разум может просто-напросто угаснуть в тот момент, когда неистовствующий Огонь захватит его целиком.

   В то, что дар Создателей достался ему не по праву, Тиль не верил: никаких иллюзий по поводу собственных возможностей он не питал. Ни пятьсот лет назад, ни, тем более, сейчас. А вот с рассуждениями Белки был согласен, потому что в те далекие времена ни у кого из его предков не было и не могло быть шансов, чтобы безнаказанно потребовать, получить обманом или, тем более, украсть этот самый дар.

   Истинная же проблема состояла в другом: подвергнувшиеся изменению эльфы (возможно, не все, а лишь некоторые из них) вполне могли возгордиться новыми способностями. Не удержаться от соблазна и, не получив признания сородичей, противопоставить себя совету старейшин и владыке. А то и начать раздумывать о смене правящей династии. Огонь жизни — весомый аргумент в пользу завышенной самооценки. И он становится еще более весомым, когда речь заходит о собственном превосходстве. Искушение могло быть слишком велико. А соблазн поддаться амбициям и вовсе — непреодолимым.

   — Как повели себя наши предки после ссоры? — осторожно покосился Тирриниэль на Владычицу.

   — Им было запрещено пользоваться силой. На их умения наложили заклинания ограничения. Главы трех родов на время были лишены статуса старейшин и отстранены от заседаний в совете. Однако, до отречения дело не дошло: для правящей ветви… а тогда они были очень близки к ней… все-таки сделали исключение. Но запретили появляться во дворце до тех пор, пока не истечет срок, в течение которого им давалась возможность одуматься. Таково было условие совета: пятьсот лет без права пользоваться магией. Временное изгнание. И, вместе с тем, полная изоляция от народа.

   — Судя по всему, мои предки вскоре нарушили запрет? — так же ровно осведомился Тиль, ничуть не сомневаясь в ответе.

   — Да, — кивнула Эланна. — Через двести лет после ухода они покинули выделенный им остров и, вопреки приказу владыки, вернулись на Эоллар.

   Владыка кивнул: все правильно — как только эльфы осознали, чем владеют, и поняли, что теперь для них никто не соперник, то могли так озлобиться, что решили отомстить. Возможно, намеревались сперва попугать, а потом…

   Тирриниэль снова покосился на владычицу.

   — Вероятно, эта встреча прошла не слишком спокойно?

   — Главы трех ваших родов вернулись с множеством невыполнимых требований. Угрожали совету и владыке. Пытались запугать придворных, кого-то даже сожгли…

   «Похоже, ошалели от собственного могущества, — спокойно заключил Тиль. — Вполне могу их понять — то ядро, что стало основой нашей магии, действительно способствует усилению инстинктов. В том числе, зависти, мстительности… а уж если за годы отлучения эльфы научились ненавидеть сородичей, то вполне вероятно, что после их возвращения на Эолларе произошел небольшой апокалипсис».

   — Они никого не пожелали слушать, — с горечью продолжила Эланна. — Посчитали, что имеют право делать все, что угодно. Они посмеялись, когда владыка сказал, что они потеряли души. Огонь жизни свел их с ума и превратил в чудовищ! А когда владыка разгневался и потребовал отречения, они… они выпустили свою магию на свободу…

   Она отвернулась и до боли сжала кулаки.

   — Это было страшно, ллер. Я видела, что случилось, в памяти отца. Тогда он был молод и не претендовал на трон, потому что наследовал лишь в третью очередь после старших братьев. Однако в тот день из всей нашей ветви уцелел только он. И дед, который усилиями лекарей прожил еще несколько столетий, прежде чем обрел покой. В тот далекий день Эоллар пострадал от магии отступников. Земля покрылась пеплом по щиколотку. Тысячи погибших, многие тысячи раненых, над Алиарой несколько месяцев полыхали пожары… весь народ взялся за оружие, чтобы остановить безумцев. А с нами — люди, гномы… все, кто посчитал своим долгом помочь. Но наших сил все равно не хватило, чтобы остановить их, поэтому мы… мы проиграли, ллер. Мы ничего не смогли им противопоставить, и именно это было страшно!

   Она прерывисто вздохнула.

   — Я не стану вас утомлять подробностями. Достаточно сказать, что из мужчин нашего народа в той войне уцелела лишь треть. Мы потеряли почти всю правящую ветвь. На Алиаре из одного материка образовалось сразу четыре, морское дно на большем своем протяжении опустилось, а где-то, напротив, сильно поднялось. То, что было построено, оказалось разрушено до основания. То, что жило, оказалось безвозвратно уничтоженным. Нам пришлось начинать все заново. Да и то лишь тогда, когда в войну вмешались Создатели, потому что только с их помощью войну удалось остановить.

   — Значит, потом был суд? — недобро прищурился Тирриниэль. — Судили тех, кто уцелел в той войне?

   — Да. На Скальных берегах, где испокон веков обитали Создатели, — тихо ответила Эланна. — Но это было еще одной ошибкой. Правда, уже не нашей, а Создателей.

   — Почему вы так считаете?

   — Никто из нас не присутствовал на суде, ллер, — твердо посмотрела на Тиля владычица. — Однако зарево над Скальными берегами было так велико, что его видели даже на Бравегоне. Конечно, мы не знаем, что именно там случилось, но именно в тот день Скальные берега оказались разрушенными. А Создатели покинули Алиару, и больше их никто не видел.

   — Вы тоже полагаете, что это — наша вина?

   — Не ваша, — устало отвернулась эльфийка. — Поверьте, я понимаю разницу. Это вина ваших далеких… для вас — далеких, конечно… предков, которых мы искренне считали погибшими. Однако, как недавно выяснилось, какая-то их часть сумела выжить и смогла уйти в другой мир.

   — А теперь вернулась, — хмуро закончил Тиль.

   Эланна тяжело вздохнула.

   — Я должна была вам это рассказать, чтобы вы лучше понимали, почему нам так трудно. С тех пор на Лиаре прошло много времени… много даже для бессмертных. Вы стали другими. Сумели найти равновесие со своей силой. Обуздали Огонь жизни и сохранили разумы. Однако для нас время текло иначе. На Лиаре в это время прошли многие сотни эпох, за которые не осталось никого из тех, кто принес сюда великое горе… у вас сменились многие поколения бессмертных, в жизни которых не осталось даже памяти, не говоря уж о былой неприязни… а в этом мире минуло лишь шесть тысячелетий. Совсем немного для тех, чей век исчисляется десятками эпох.

   — Мне жаль, — неожиданно обронил темный владыка. — Жаль, что наш приход означает для Алиары возрождение старых страхов. Жаль, что он принес вам лишь горькие воспоминания. И еще больше жаль, потому что я не могу сказать, что они совсем беспочвенны. Однако мне бы не хотелось, чтобы они встали между нашими народами неодолимой стеной и подтолкнули к неверным решениям. За годы изгнания мы многое забыли, но и многое обрели. Мы научились ладить со своим Огнем. Мы нашли новый дом, леди. Настоящий дом, и нам нет нужды зариться на ваш. Ведь в некотором роде мы — это не те ушедшие, которых вы так боялись. К тому же, вернулись сюда мы, а не ОНИ. МЫ — понимаете, леди? Я не хочу сказать, что мои предки не совершали ошибок, и не имею в виду, что мы совсем за них не в ответе, однако сегодня мы все же здесь. И пришли, в том числе, для того, чтобы показать: мы — не враги Алиаре.

   Эланна слабо улыбнулась.

   — Мне бы хотелось в это верить.

   Тиль серьезно кивнул.

   — Мне бы тоже хотелось, чтобы вы поверили.

   Она ненадолго замолчала, нервно теребя тонкими пальцами кружевной платок и изучая клубящуюся темноту под ногами.

   — Я видела ваш мир, ллер. Не скажу, что было легко на это решиться. Но когда я пришла в Золотой лес, то подумала, что прошлое действительно осталось для вас далеко позади. Я долго сомневалась, наблюдала, изучала вас, сравнивала с образами из памяти рода, что подарил мне отец… но Лиара цветет рядом с вами. Одаривает, как собственных детей. Вы сумели полюбить ее, а она за это приняла вас. Это — чудо, ллер. Самое настоящее чудо, раз те, кто нес с собой только смерть, вдруг научились ценить жизнь.

   Тиль благодарно поклонился.

   — Я рад, что вы сумели это увидеть. Но таковы законы мироздания, и их не обойти никому. Признаться, я много думал об этом. Особенно, в последние несколько дней, потому что в вашем мире меня почему-то стали посещать очень странные…

   Тирриниэль неожиданно осекся и к чему-то прислушался. Какое-то время стоял неподвижно, с силой стискивая похрустывающие от такого напора перила, но потом вдруг на его лице появилось непонятное выражение, а из груди вырвался долгий вздох.

   — Что не так? — беспокойно повернулась Эланна, едва не позабыв, о чем сейчас говорила.

   — Таррэн…

   — А что с ним?

   — Вы не слышите?

   Рен Эверон обратился в слух. Какое-то время он ничего не понимал, потому что вечер слишком уж сильно полнился шелестом листвы, стрекотом цикад, порыкиванием эолларских львов. Но потом что-то изменилось в воздухе. Неуловимой тенью пронеслось над притихшими садами, заставляя крикунов умолкнуть, шебуршащихся у корней грызунов — неверяще замереть на месте. А самых чутких и понимающих — изумленно привстать на задние лапы и всем существом потянуться в сторону южного крыла, из которого полилась мелодия эльфийской флейты.

   Рен Эверон ошеломленно моргнул.

   Бездна… Неужели чужаки играют?! Неужели среди них нашелся кто-то, кто способен разбудить музу и упросить ее спеть для ценителей этого чуда?!

   Леди Эланна, мгновенно растеряв свою холодность, неверяще ахнула.

   — Как это, Таррэн?! Он что, поет?!

   Тиль прикрыл глаза.

   — Он играет… для Бел.

   Леди Эланна оторопела. Точно так же, как оторопел от нее растерянный и почти раздавленный новым знанием Сорен ал Эверон. Потому что это было невероятно… невозможно… немыслимо! Но темный лорд действительно играл! Тихую, печальную песнь, в которой только недалекий глупец мог не распознать тщательно укрываемого отчаяния!

   Голос невидимой флейты будил странные чувства. Мелодия звучала во внезапно наступившей тишине, делясь своей болью с каждым, кто мог ее понять. Она беззвучно шептала в замершем от неожиданности лесу. Заставляла ветер сочувственно вздыхать. Молча вычерчивала в небе огненные знаки, настойчиво зовя за собой, обещая, умоляя. Она, как живая, разговаривала с миром. И, как путеводная ниточка, указывала дорогу к той, для которой была предназначена.

   — Как красиво, — зачарованно прошептала Эланна, завороженная магией песни. — Что это, ллер? О чем он играет?

   Тирриниэль поколебался, но потом все же решился и тихо, стараясь не перебить мелодию от еще звучащей флейты, запел:

   По серым дорогам в обрывках одежд

   Бродит без сна одинокий скиталец.

   Когда-то живой, полный сил и надежд,

   Способный на песнь и чарующий танец.

   Когда-то давно был он молод, красив,

   Обласкан вниманием юных прелестниц.

   Когда-то горяч был, безумно ревнив

   И верил, что может познать бесконечность.

   Он был на вершине, великий Творец,

   Но вдруг это все потеряло значение.

   Лишь оттого, что однажды во сне

   Дыханием чуда был нежно овеян.

   ОНА появилась из грез, как луна,

   Возникла из мрака прекрасным видением.

   Богиня. Волшебница. Чудо. Мечта.

   Всевышнего знак и его откровенье.

   Любовь закружила его до утра,

   Крылами надежды его наделила.

   Заставила сердце пылать без огня

   И верой мятущийся дух озарила.

   Он счастлив был ею, безумен до слез.

   Желая кружить ее в медленном танце.

   Смеялась Любовь, говоря, что из грез,

   Способна не раз для него возрождаться.

   Не зная отказов и страстью гоним,

   Он ринулся к ней, невозбранно и смело,

   Желал подхватить, но опасно забыл,

   Что чудо не может жить в клетке из тела.

   Едва лишь коснулся рукою мечты,

   Как вскрикнула муза и с болью упала.

   «Зачем? — прошептала беззвучно. — Ведь ты

   Мог счастлив быть здесь…» и ее вдруг не стало.

   Он замер, неверяще шаря по тьме

   Пустыми, лишенными света глазами.

   Но не было больше любви в этом сне.

   Ушло упоение ее чудесами.

   Осталась лишь горечь на серых губах,

   Осталась лишь рана на сердце умершем.

   Осталась лишь мука в потухших глазах

   И боль от ошибки его сумасшедшей.

   С тех так и бродит по царству теней

   Невидимый призрак, не зная покоя.

   Живущий единственной мыслью — о НЕЙ,

   Несчастный безумец с пустою душою …

   Рен Эверон судорожно вздохнул. Разве он мог подумать, что чужаки сумеют сохранить наследие своих родов?! Разве мог хотя бы на миг предположить, что хоть кто-то из них вдруг окажется не просто магом, а творцом?! Творцом слов, создателем рифмы и настоящим богом почти утерянного искусства, которому на Алиаре были готовы поклоняться, как исчезнувшим в веках Создателям?!

   Он во все глаза уставился на того, в ком никогда бы не заподозрил такого творца: лорд Тирриниэль… непримиримый, насмешливый, суровый, жестокий… и вдруг — творец?! А его сын — не только сильнейший и опаснейший маг своего мира, не только прямой потомок Изиара, но еще и созидающий?! Лорд Таррэн?!

   — Это старая песня, — неожиданно донесся до его затуманенного сознания бархатный голос темного владыки. — Еще с тех времен, когда не было Изиара и расовых войн, в которых он потерял разум. Ее сочинили светлые эльфы, леди. А пару лет назад нам снова напел ее проснувшийся Лабиринт.

   Эланна подняла подозрительно блестящие глаза.

   — Это очень красивая песня, ллер. Благодарю, что исполнили ее для меня.

   — Честно говоря, давно этого не делал, — неловко кашлянул Тиль. — Поэтому прошу прощения: она не стала лучшей в моей жизни.

   — Нет, — эльфийка медленно покачала головой. — Вы не правы: это восхитительная песня. Я не знала, что Таррэн умеет так играть.

   — Бел тоже умеет, — со вздохом признался Тиль. — Так что, надеюсь, оценит ее по достоинству. Если услышит, конечно.

   — Да, за такую песню… я бы, наверное, простила все.

   Он не ответил. Только посмотрел на печально замершую владычицу, которая подошла к нему совсем близко, и смотрел так долго, внимательно, что она неуловимо порозовела. А потом едва не утонула в мерцающих изумрудах глаз, в которых снова, как и в прошлую их встречу, взволнованно закружились огненные снежинки. В какой-то миг они оказались так близко, что кожу на лице Эланны едва не обожгло этим пламенем. Но все закончилось так же резко, как и появилось, потому что Тиль вдруг вздохнул и отвернулся.

   — Прошу прощения, — тихо сказал он, отойдя на шаг. Юная владычица, наконец, опомнилась и тоже отстранилась. — Со мной все еще опасно находиться рядом.

   — Опасно даже мне? — попыталась улыбнуться она, с некоторым трудом приходя в себя, и вздрогнула, потому что из его глаз на мгновение проступила алая бездна.

   — Любой огонь может нести тепло. Но это не значит, что он стал безобидным: пожары случаются даже в благополучных домах. И при определенных обстоятельствах наш Огонь может быть опасным. А мне бы не хотелось, чтобы кто-то пострадал.

   «Почему?» — едва не спросила Эланна, но вовремя прикусила язык. После чего напомнила себе, что стоит рядом с потомком одного из ушедших, запоздало вернула лицу бесстрастное выражение и церемонно наклонила голову.

   — Благодарю за предупреждение, ллер. Я запомню.

   — Вам пора: темнеет, — довольно сухо заметил владыка Темного леса, переведя потемневший взгляд на горизонт, и Эланна снова едва не вздрогнула, уколовшись о холод его слов. Правда, на этот раз она пришла в себя гораздо быстрее. А опомнившись, еще церемоннее кивнула и так же холодно согласилась.

   — Доброй ночи, ллер.

   Рен Эверон еще долго с подозрением следил за неподвижно стоящим эльфом, однако Тирриниэль не сделал попытки догнать Эланну или извиниться за резкий тон. Он, казалось, даже не дышал, пока неотрывно смотрел на клубящуюся под ногами бездну. Только кулаки сжал с такой силой, что перила под ними жалобно хрустнули, да прикрыл нещадно горящие веки, чтобы сгустившаяся темнота не испугалась его жутких глаз.

ГЛАВА 3

В южном крыле снова царила неестественная тишина. Было настолько тихо, что Тиль, возвращаясь, даже начал надеяться, что Бел все-таки вернулась. Однако увидел у дверей стражников Эланны и тут же понял, что ошибся.

   Кажется, эта часть дворца просто была ошеломлена музыкой. Слишком уж невероятно было услышать ее здесь. И слишком ценили алиарцы владеющих голосом, чтобы позволить себе нарушить волшебство, оставшееся после умолкшей флейты.

   Равнодушно пройдя мимо почтительно склонившихся эльфов, владыка Л’аэртэ плотно прикрыл за собой дверь, молча кивнул Ташу, как раз дежурившему в коридоре, а затем направился в дальнюю комнату, существование которой до сих пор оставалось для алиарцев тайной за семью печатями. Она была небольшой, эта запретная комната, однако ее единственному обитателю большего и не требовалось — молодому, но уже смело разросшемуся белоснежному ясеню пока было рано показываться на глаза посторонним.

   Остановившись на пороге, Тиль, как и всегда, почтительно наклонил голову, отдавая дань покровителю своего рода, которого они рискнули принести в этот мир. Просто удивительно, что ясень смог так быстро прижиться. Невероятно, что он согласился принять эту землю. Немыслимо было видеть и понимать, что в самом средоточии силы чужого владыки вдруг проросло и активно продолжало развиваться крохотное семечко, в котором Л’аэртэ веками черпали силу.

   Хотя, если уж начистоту, первым его принес сюда Таррэн. Ему требовался источник на случай, если с порталом что-нибудь случится. А когда темный лорд в спешке покидал Алиару, росток, которому он позволил вырасти прямо во дворце Эланны, не только не погиб, а разросся еще больше, раздобрел, набрался сил. И, словно понимая, что на Эолларе он все еще слаб, затаился. А когда хозяин вернулся, этот хитрец так резво пошел в рост, что даже Таррэн удивился.

   Тирриниэль, ощутив теплую волну от родового дерева, благодарно зажмурился, однако не позволил себе расслабиться, потому что у корней, низко склонив голову и горестно обхватив ее руками, сидел его единственный сын, который отчаянно нуждался в помощи.

   — Таррэн?

   Таррэн медленно обернулся, и у владыки Темного леса сжалось сердце: таким измученным он не видел его никогда. Бледное лицо, глаза — как два провала в бездну. Бескровные губы, серая кожа… казалось, что-то сжигает его изнутри, каждый миг отнимая жизнь. Так, бывает, смотрят безнадежно больные на пришедшего к ним жреца. Так страшно меняются люди, когда в одно мгновение теряют смысл жизни. Так приговоренные ждут смерти от удара палача. И так безмерно страдающие мертво следят, как утекают последние капли крови из порезанных вен.

   Увидев обреченный взгляд сына, Тиль едва не отшатнулся.

   — Святые небеса… Таррэн, что случилось?! Где Элиар?!

   — Ушел, — глухо отозвался тот.

   — Почему?!

   — Все оказалось бесполезным: его сила, твой венец, мои узы. Мы рискнули отпустить на свободу силы ясеня, но и это, как видишь, не помогло: Белка… мне кажется, она не вернется.

   Владыка Л’аэртэ вздрогнул, когда Таррэн без сил опустился на колени, согнувшись, как сломленный болезнью старик. А потом оторопело воззрился на скорбно застывшее дерево.

   Погодите… как он сказал?! Эти безумцы позволили корешкам ясеня выбраться за пределы южного крыла и расползтись по дворцу в поисках Белки?! Рискнули засветиться и позволить отцу Эланны узнать, что во дворце, где он искренне считал себя неуязвимым, существует совсем иная сила. Та самая, которой ему будет нечего противопоставить, потому что природа ясеня (как и самой основы магии Создателей) такова, что он станет постепенно прорастать внутрь стен, полов, потолков, камня и заменять их собой! Избавляясь от лишнего, подстраиваясь под новые условия, неумолимо разрастаясь и постепенно превращая дворец владыки Эоллара в самые настоящие чертоги, которые будут подвластны лишь одному хозяину — старшему в роду Л’аэртэ!

   Тирриниэль судорожно сглотнул.

   Бездна… выходит, сегодняшнюю песню слышал не только он, а все живущие тут эльфы! Живые и мертвые, смертные и бессметные, люди и нелюди… И ладно Таррэн — без Белки он сам не свой… но Элиар?! О чем думал белобрысый мерзавец, когда пошел на это, не посоветовавшись со старшими?!

   Владыка Темного леса открыл было рот, чтобы разразиться гневной тирадой, однако бросил взгляд на склонившегося до самой земли сына и неожиданно передумал.

   — Таррэн… — Тиль осторожно присел рядом, тронув его за плечо. — Таррэн, не надо.

   — Мне плохо, отец…

   — Бел вернется. Она ждала тебя не для того, чтобы бросить. К тому же, у вас есть Тор, Тебр, Милле. Даже Тир все еще нуждается в вас! Как бы Бел ни обиделась, она вернется — ради детей, дочери и внуков. А когда это случится, ты сможешь все ей объяснить.

   Таррэн медленно покачал головой.

   — Ты не понимаешь, отец.

   — Чего именно?

   — Мне больно, — глухо уронил Таррэн, не поднимая глаз. — Мне так больно, что это уже невозможно выносить. Будто сжигает что-то изнутри. Что-то, чего не было прежде и с чем я, как оказалось, совсем не умею бороться.

   Тиль нахмурился.

   — О чем ты?

   — Мне больно, отец, — Таррэн крепко зажмурился, с силой прижав левую руку к груди, где гулко и безрадостно билось сердце. — Днем и ночью. В покое и в лабиринте. Когда беру мечи, когда смотрю, разговариваю… и, особенно, когда вспоминаю. Каждый миг. Каждое мгновение. И я не знаю, как это остановить.

   — Таррэн? — Тирриниэль нахмурился еще сильнее, а потом заставил сына поднять голову и похолодел: его глаза были пустыми, как выжженный дотла котлован. Но, в то же время, тлело в них что-то такое, отчего у немолодого владыки мороз пробежал по коже. — Что с тобой происходит?!

   — Не знаю, — прошептал Таррэн, пошатнувшись, словно от порыва ветра. — Кажется, я схожу с ума, отец… но каждый раз, когда закрываю глаза, я вижу, как она умирает, и ничем не могу помочь. Это сон… но и не сон тоже, потому что каждый раз мне становится больно. Невозможно остановиться… невозможно успеть… и спасти ее тоже невозможно. Я сделал что-то не так, отец. Я позволил ей погибнуть. И это сжигает меня изнутри.

   Тиль совсем встревожился.

   — Таррэн, опомнись! Это просто сон!

   — Нет, отец… я не справился. Или не справлюсь… очень скоро…

   — Это просто сон! — не сдержавшись, рявкнул владыка Темного леса, встряхивая сына за плечи. — Ничего больше!

   — Огонь говорит обратное, — шепнул Таррэн непослушными губами. — За последнее время он стал еще сильнее. Я едва могу удерживать его внутри. Он злится… в бешенстве оттого, что я не пускаю его на волю. Не знаю, сколько еще я смогу… но Бел так и не пришла. Разорвала узы, а без них Огню некуда деваться. Когда-то я еще мог… один… даже здесь. Но сейчас все по-другому. Почему-то я больше не могу с ним бороться… почему, отец?

   На Тиля взглянули два алых провала на месте некогда зеленых глаз, и владыке стало нехорошо — столько мощи оттуда выплеснулось, так много магии… причем магии, почти ничем не сдерживаемой! Эта борьба отнимала у Таррэна все силы! Она причиняла ему боль! Выматывала сильнее, чем что-либо другое! Хотя, конечно, не так сильно, как невесть откуда взявшееся чувство вины за ничтожный проступок, на который в прежние времена никто и внимания бы не обратил. Даже Белка. Однако здесь, на Алиаре, это все-таки случилось: Таррэн, похоже, впервые не сдержал своего раздражения… она тоже вспылила и заупрямилась… и это почему-то сделало Огонь жизни нестабильным! Как в те времена, когда на Лиаре правил владыка Изиар, а его магия срывала покров безумия с бесчисленного количества разумов.

   — Бездна… Таррэн, держись! — Тирриниэль сорвал с ветки опустошенный венец, из которого не так давно выкачали всю магию, и спешно всунул в ладонь сына. Тот машинально сжал, и заключенный в венце изумруд моментально засиял. Секунду спустя заметно разогрелся, раскалился, а всего через два удара сердца запылал так неистово, что Тиль выругался и выдернул его обратно. Однако почти сразу выронил, обжегшись, и с растущим страхом посмотрел на сына.

   Мать мастеров… да что же это такое?! В его венец легко входит резерв трех высших магов! ТРЕХ! А Таррэну хватило пары мгновений, чтобы наполнить его до краев, едва не разрушить и при этом ничуть не убавить своих возможностей! Как такое стало возможным?! Что за сила в нем вдруг проснулась?! И как он смог стать таким могучим всего за несколько лет, если после возвращения с Алиары этого еще не было?! Неужели из-за Белки?! Или тут примешивается что-то еще? Что-то, отчего сын буквально помертвел и стал каким-то чужим? Неправильным? Если не сказать — одурманенным?

   Тиль в панике обшарил глазами неподвижное лицо сына.

   Нет, узы разорваны — Белка действительно его покинула. Даже в мыслях. Но тогда что это? Откуда? Как, в конце концов, мы не заметили этого раньше?! Неужто Эл поэтому решился попробовать с ясенем? Увидел неладное, влез чуть поглубже и едва за голову не схватился?! Но тогда почему не сказал мне сразу? Почему не позвал на помощь?!

   «Тиль! — тут же раздалось в голове темного эльфа напряженное. — Где бы ни был, возвращайся! Ты нужен Таррэну!»

   «Я с ним, — потрясенно отозвался владыка Л’аэртэ, торопливо забирая у обездвиженного сына бурлящую и клокочущую силу Огня. — Где ты ходишь, мерзавец?! Как посмел бросить его в таком состоянии?!»

   «Прости… я больше не смог. Я все-таки не темный, — в голосе Элиара послышалась смертельная усталость. — Все, что я сумел, это попросить ваш ясень забрать излишки и направить их хоть на что-то полезное. Но, как видишь, не помогло: Таррэн, как выронил флейту, так в себя и не пришел».

   Тирриниэль раздраженно покосился на сиротливо белеющую между корней трубочку из поющей ивы и едва сдержался, чтобы не отшвырнуть ее подальше.

   «Почему ты не послал мне зов раньше?!»

   «Не мог, — кротко отозвался светлый. — От вашего Огня можно только с ума быстро сойти, но никак не прийти в себя. Как только я понял, что могу загореться прямо там, ушел. А когда сумел переварить, сразу позвал тебя. Как Таррэн?»

   «Плохо, — буркнул Тиль, с невыразимым облегчением видя, что аура сына становится прежней. — Но лучше, чем пару минут назад. Где ты?»

   «В соседней комнате».

   «Прийти сможешь?»

   «Нет», — почему-то хмыкнул Элиар.

   Тиль нахмурился, уловив в его голосе сарказм, но отвлекаться было недосуг: Таррэн все-таки сумел обуздать свой неистовый огонь, очнулся и, глубоко вдохнув, посмотрел на владыку вполне осмысленным взглядом.

   Тирриниэль устало улыбнулся.

   — Ты как?

   — Терпимо, — изо рта Таррэна выскочил и тут же пропал огненный язычок. — Прости. Я не успел тебя позвать.

   — Может, все-таки скажешь, что тут случилось?

   — Если бы я сам понимал… Эл, когда пришел, сказал, что с моей аурой что-то не так. Предложил посмотреть. Я согласился. А пока он работал, я решил сыграть для Бел… — молодой лорд мгновенно помрачнел. — Мне показалось, что это поможет ей услышать и понять. Показалось, что так надо. Но потом Эл что-то затронул…

   — Эл?!

   — Или я сам… не знаю, еще не разобрался. Просто накатило откуда-то… как лавиной накрыло… и огонь сошел с ума. Я думал, меня разорвет на части, едва успел Эла оттолкнуть и закрыться. Конечно, он иногда прорывался наружу, особенно в последние пару лет, но такого, как сегодня… — Таррэн прислушался к себе и поднял растерянный взгляд. — Отец, что это было? Что со мной происходит?!

   Тирриниэль снова нахмурился, однако смог, наконец, отнять руку от груди сына, на которой остался выжженный, почерневший и осыпающийся пеплом отпечаток ладони.

   — Что ты помнишь?

   — Все. Даже то видение, в котором Белка… прости. Я не понимаю, как и почему это произошло, — Таррэн опустил глаза на свою правую руку и облегченно вздохнул. — Ее перстень в порядке, изумруд тоже — значит, она жива и хорошо себя чувствует. Насколько далеко, не скажу, но точно жива. И мое второе сердце тоже молчит. Хотя всего пару минут назад я был почти уверен…

   — Встать можешь?

   Таррэн нагнулся за флейтой, ухватился за ближайший корень, а потом почувствовал, что с ясенем что-то не так, и охнул:

   — Когда же он успел… отец!

   Тиль, не оборачиваясь, только хмуро кивнул: да, для него неожиданный рост дерева тоже стал загадкой. А когда Таррэн покачнулся, владыка вовремя подхватил сына под локоть, придержал и пристально всмотрелся в его исхудавшее лицо. К счастью, признаков недавнего безумия там не было — просто безмерная усталость, тоска, почти прежнее отчаяние… и слабая надежда на то, что все образуется.

   Таррэн больше не походил на живого мертвеца. Его огонь притих. Аура стала почти нормальной. Не совсем, конечно, потому что за такой короткий срок Тиль не смог ее восстановить, но выглядела гораздо лучше, чем несколько минут назад.

   — Я живой, — на всякий случай заверил его пришедший в себя сын. — Еще не совсем, но уже почти.

   — Вижу. Давай-ка Эла проведаем, а то чует мое сердце, что он неспроста валяется на постели и даже встать не соизволил, чтобы меня поприветствовать.

   Молодой лорд отправил побратиму зов, но быстро успокоился: светлый был жив, скалил зубы и, как всегда, был полон ехидства. Однако, когда отец и сын переступили порог соседней комнаты, а затем рассмотрели, в каком на самом деле виде находится владыка Золотого леса, у Таррэна непроизвольно вырвалось ругательство. А более сдержанный Тиль укоризненно покачал головой.

   — Кажется, этот тип стал таким же ненормальным, как ты.

   — Ничего, — упрямо прошептал Элиар, с трудом сидящий, если не сказать — полулежащий в обугленных останках некогда роскошного кресла. — Ему было нужнее… а я и сам почти справился… все ж не полный дурак — в лечении кое-что смыслю…

   Владыка Л’аэртэ криво усмехнулся: скромник какой. Если бы не феноменальные способности к целительству, от ушастого не осталось бы даже головешки. Кажется, Элиар слегка преуменьшил грозившую ему опасность и здорово приукрасил свое плачевное состояние. Потому что вместо прежнего красавца-эльфа перед ними сидел полуголый, прокопченный до черноты, безжалостно обгоревший… ну, почти что труп, у которого на стремительно очищающемся лице блуждала неуместная ухмылка. Кресло под ним сгорело практически полностью. Зеленый ковер превратился в дымящееся пепелище. На стенах до сих пор виднелись лизуны от недавно бушевавшего пламени. А стремительно отрастающие пальцы на руках и ногах наглядно демонстрировали, что совсем недавно светлому пришлось туго.

   — Что, хорош? — прошептал Элиар, прикрывая бешено горящие глаза.

   — Очень, — буркнул Таррэн, с некоторым трудом дохромав до побратима. — Погоди, я сейчас помогу…

   — Не смей! — рявкнул Тиль, мигом оказавшись рядом. — Не хватало еще раз Огонь разбудить! Сиди! И не трогай ничего!

   Он приложил ладонь к обгоревшему лбу Элиара, но тот и сам неплохо справлялся, несмотря на боль и раны. Да еще и Таррэну часть сил начал отдавать, чтобы поскорее пришел в себя.

   Тиль, не сдержавшись, шлепнул дурака по руке, чтоб не лез, куда не просят, перебросил одну из ниточек восстанавливающего заклятия на сына, а потом сердито рыкнул:

   — Болваны вы оба! Вместо того, чтобы позвать меня, вон чего натворили! Охотники ваши где?!

   — Я велел им закрыться в лабиринте и носа оттуда не казать, — прошелестел светлый, на теле которого с невероятной скоростью нарастала новая кожа, исчезали ожоги и рассасывались рубцы. — Они молодцы: сказали не лезть — они и не полезли. Бел их хорошо воспитала.

   — Идиот! Они могли вам помочь!

   — Нет… не могли. Даже я хватанул столько, что, пока сюда полз, в коридоре живого места не оставил. Если бы они не ушли, то спалил бы и их… ясень только сейчас стены восстановил, а тогда там дверей было не видать за пламенем. Хорошо, что защита не пострадала, иначе не знаю, как бы ты оправдывался потом перед Эланной.

   Тирриниэль чуть не сплюнул.

   — Какого Торка ты вообще туда сунулся… Стрегон! Шир!

   За дверью что-то грохнуло, в коридоре прошуршали чьи-то шаги, а миг спустя в задымленной комнате материализовались двое перевертышей. При виде потрепанных эльфов у них расширились глаза, но, надо отдать охотникам должное, лишних вопросов никто задавать не стал. Просто подошли, окружили уставших магов и принялись впитывать излишки витающей вокруг магии.

   Почувствовав крепкое плечо Стрегона, Таррэн слабо улыбнулся.

   — Спасибо за след.

   Перевертыш мрачно рыкнул и подумал, что зря, наверное, предложил свою помощь: если бы не он, может, остроухие пироманты были бы целее?

   — Это не твоя вина, — правильно понял его сомнения темный. — Это со мной что-то неладно.

   — Со мной тоже, — буркнул посвежевший Элиар. — Чтобы я и вдруг согласился объединить с тобой силы?!

   — Посмотрим, как ты запоешь, когда нас прижмут.

   — Когда прижмут, тогда и буду думать, а до тех пор — Торка с два.

   Тирриниэль неодобрительно покосился на обоих.

   — Хватит. Надо понять, что с вами сегодня произошло, и решить, как нам быть дальше. Почему-то мне не хочется в один прекрасный день проснуться на пепелище и с прискорбием осознать, что кое-кто перестал себя контролировать.

   — Я не нарочно, — виновато вздохнул Таррэн.

   — Это ничего не меняет. Сегодня все обошлось, а что будет завтра? И что-то мне подсказывает, что Бел тут не при чем: дело в тебе — в другие времена ты на нее так не реагировал.

   — В другие времена мы не расставались надолго!

   — Ты два месяца жил здесь один, без нормального источника, — напомнил Элиар.

   — Я был уверен, что делаю правильно, — возразил Таррэн. — И знал, что Бел от этого не пострадает. А сейчас, когда я не знаю, где ее искать, мне тревожно. Она уже не такая стойкая, как раньше. Из-за меня она ослабла, и за эти пять лет не восстановила форму до конца — близость Траш далась ей очень трудно. Я этого боюсь, понимаешь? Ведь, кроме меня, ее некому будет удержать.

   — Не думаю, что она всерьез обиделась, — задумчиво отозвался светлый. — Бел — не ребенок. Она многое пережила и вынесла столько, что нам с тобой даже не снилось.

   — Не сейчас, Эл, — устало вздохнул Таррэн. — Если бы ты знал, как сильно она изменилась за время моего отсутствия… даже меня это пугает.

   — Меня тоже.

   — Я боюсь за нее, — повторил темный лорд. — Не того, что она не простит, а того, что в сердцах сделает что-нибудь безумное.

   — Ну за безумцами далеко ходить не надо — один вон, сидит. До сих пор уши дымятся.

   — Эл, перестань. Не до шуток.

   — А я не шучу, — мрачно отозвался Элиар. — Я тоже за нее боюсь. И за тебя, дурака, боюсь не меньше. Если бы я задержался еще на пару минут, восстанавливать было бы нечего. Не знаю, как ясень выдержал, но полыхнул ты как никогда в жизни.

   Таррэн устало прикрыл глаза.

   — Мой Огонь стал другим, брат. И это случилось здесь, на Алиаре. Только в прошлый раз мне было не до него. В этот же, пока рядом была Белка, я тоже не ощущал особых проблем — она забирала излишки, которые мне мешали. Но теперь, когда ее нет, я… живу, как на вулкане, брат. Одно лишнее слово — и тут же взорвусь. Как будто не учили меня хранители в подземельях Иллаэра. Будто не было тех веков без магии. И будто не был я тем единственным, кого принял Лабиринт. Что-то изменилось, Эл. Что-то словно бы проснулось… еще не до конца, иначе я бы не остановился сегодня. Но какая-то часть меня стала другой, я чувствую. И Огонь чувствует тоже. Мне трудно его контролировать. Трудно не вспыхивать, как Тор, каждый раз, когда происходит что-то, что мне не по нраву. А еще мне стало трудно отделаться от мысли, что весь местный совет как-то… мелок и ничтожен. Что проще было бы его уничтожить к Торку, чем возиться, как с малыми детьми.

   Тирриниэль беспокойно переглянулся с Элиаром, чувствуя пугающую правду в словах сына, а перевертыши замерли у дверей.

   — Пока я держусь, — тихо вздохнул Таррэн. — Но не знаю, насколько меня хватит. День, неделя, месяц… надо заканчивать, отец. Мы давно перестали быть для Алиары добрыми гостями. Мы для нее чужие. И может, именно поэтому мне здесь так нехорошо.

   — Не стоит тебе завтра идти на совет, — поджал губы Элиар.

   — Это опасно, — согласился Тиль. — Пусть аура восстановится, пусть успокоится Огонь. Если этого не хватит, то помогут охотники.

   Стрегон перехватил быстрый взгляд владыки и кивнул: конечно, они помогут — забрать у хозяина излишки силы, кроме Белки, больше некому.

   — Пойдем, Эл, — Тиль со вздохом поднялся. — Завтра мы отправимся с тобой на совет, а Таррэн останется латать дыры в своей защите.

   — Я с вами, мой лорд, — спокойно сообщил Шир.

   — Бел велела? — криво усмехнулся эльф.

   — Конечно.

   — Хорошо. Но Стрегон и рыжий останутся здесь: они самые молодые и чувствительные. Таррэн, ты слышал? Остаешься с ними и к Огню больше не прикасаешься!

   Таррэн потер виски.

   — Хорошо, я попробую.

   — Ты сделаешь, а не попробуешь, — почти ласково сообщил ему отец. Точно таким же тоном, каким говорила Белка, когда начинала сердиться. — Если ты сорвешься, остановить тебя будет некому. Мои резервы не бесконечны, у Эла — тем более, перевертышей у нас всего пятеро, а у Лана пока не хватает опыта в таких делах. Светлые тут вообще не помощники, так что сделай одолжение — не отходи далеко от ясеня. По крайней мере, пока не вернется Белка.

   — А как ты объяснишь старейшинам мое отсутствие?

   — Да уж придумаю что-нибудь, — снова усмехнулся Тирриниэль. — Что я, повода не найду?

   — Учти: Адоррас — сильный маг. Лжи в своем доме не потерпит.

   — Теперь это не только его дом, — буркнул под нос Элиар. — Если, конечно, я все правильно понял.

   — Так, наговорились, — оборвал его Тирриниэль. — Стрегон, кто из вас останется дежурить?

   — Я и Шир.

   — Тогда присмотрите за фоном: если почувствуете неладное, будите.

   Тирриниэль, дождавшись, пока недовольный светлый и бодро подскочившие с места охотники выйдут, обернулся к сыну.

   — Я в порядке, — не слишком охотно откликнулся тот. Но Тиль не удовлетворился ответом — быстро подошел, придержал его за плечи и внимательно всмотрелся в полные тоски глаза.

   — Не лги мне, — тихо попросил владыка. — Я знаю, что ты далеко не в порядке. И вижу, что твоя аура стала иной. Это пугает меня, сын, и я не хочу тебя потерять. Но еще больше не хочу, чтобы тебя потеряла Белка.

   Таррэн виновато опустил голову.

   — Я не хотел тебя в это втягивать.

   — Ты мне не доверяешь? — еще тише спросил Тирриниэль.

   — Доверяю.

   — Тогда в чем дело? Что тебе мешает?

   Таррэн невольно вздрогнул, припомнив свой ужасающе реальный сон, в котором погибала старая Драконица, и едва не зажмурился, чтобы не видеть ее лица — проступающего сквозь толщу камня, как смутный образ. Поразительно красивого, невыносимо знакомого… лица Белки, которое появлялось перед ним всякий раз, когда доводилось закрыть глаза.

   Он вздрогнул снова и, поняв, что отец все еще ждет ответа, хрипло сказал:

   — Прости. Я еще сам не понимаю.

   Тирриниэль нахмурился, подозревая, что услышал далеко не всю правду, но потом вздохнул и вышел, не сказав больше ни слова. А Таррэн, убедившись, что остался один, опустился на чудом уцелевшую кушетку и, обхватив руками голову, глухо застонал.

ГЛАВА 4

…Все то же море, блестящее в багровых лучах заходящего солнца. Все тот же ветер, вольготно гуляющий над волнами. Но нет больше едкого дыма. Вообще ничего нет, кроме моря, звенящей вечерней тишины и опустевшего Гнезда, на котором больше никогда не поселятся Драконы.

   Ровное плато, на котором когда-то бушевал яростный Огонь, пустовало. На нем не было слышно голосов, над ним не летали с криками чайки. Ни кустика, ни деревца в округе — там, где некогда свирепствовала всепожирающая ненависть, больше нет места жизни. Все сожжено. Все уничтожено. И только огромная статуя возвышалась на прежнем месте… раскинувшая в защитном жесте крылья статуя мудрой и всепрощающей Матери, от которой даже сейчас, спустя столько лет, веяло чем-то забытым и почти родным.

   Он смотрел на нее, не в силах сдержать набегающие слезы. Запертый в клетке из зеленоватого стекла, он не был способен пошевелиться, поэтому лишь смотрел на некогда живое тело, изящную шею и гибкий хвост, еще не закончивший опасную дугу. Драконица не сомневалась, когда закрывала собой тех, кто, по мнению ее старших детей, был этого недостоин. Увидела в них что-то, чего не смогли уловить остальные. Поверила. Защитила. Но сама спастись уже не смогла.

   Он не знал, сколько времени провел вот так, глядя на нее и вспоминая о прошлом. Просто стоял рядом и терпеливо ждал того мига, когда станут возможными чудеса, когда вновь оживет погасшая надежда и когда в душе зародится чувство, что это — еще не конец. И что частичку прошлого… хотя бы малую… все же можно вернуть.

   Он не знал, в какой момент вокруг что-то изменилось. Не видел, как и откуда рядом с ним возникла еще одна тень — совсем маленькая, в нелепой одежде и со взлохмаченными волосами цвета спелого каштана. Ее очертания зыбки и беспрестанно ломались на гранях его изумрудной тюрьмы, зато лицо он рассмотрел хорошо.

   Она не шевелилась и не замечала его, глядя подчеркнуто перед собой, словно сравнивая себя и нависшую над ней Драконицу. Она не боялась. Напротив, сосредоточенно хмурилась, словно пытаясь о чем-то вспомнить. Едва заметно шевелила губами, хотя с них не слетело ни звука. И, заложив большие пальцы за пояс, потихоньку раскачивалась на носках. То ли сама по себе, а то ли под слышимую лишь ей мелодию.

   Узнавание пришло к нему внезапно, и в этот миг неожиданного прозрения весь остальной мир разлетелся на тысячи кусков. В его глазах все плыло и плавилось, то и дело утягивая мятущееся в сомнениях сознание в небытие. Однако проснувшаяся память больше не могла молчать. Она заставила его встряхнуться, сбросить сонную одурь. Наконец, с размаху ударила по лицу и…

   — Бел… — всплыло откуда-то нужное имя. — БЕЛ!

   Все остальное мгновенно утратило значение: спаленный остров, разрушенные скалы, выжженная дотла земля, неподвижно замершая статуя… будто пелена вдруг упала с глаз. Будто он очнулся от забытья. Осознал себя, вспомнил, забился в невесть откуда взявшихся путах и ринулся вперед. Туда, где в сумасшедшем галопе забилось его второе сердце, где вновь проснулся неистовый ветер. Где смутно белело ее неповторимое лицо и где все так же, как и наяву, горели ее удивительные, чудесные, безумно притягательные глаза.

   Но она не слышала: так и стояла, пристально разглядывая громадную Драконицу. За ее спиной приглушенно застучали копыта, затем мелькнула и пропала вторая тень — еще более размытая, но, кажется, крылатая. Потом она исчезла, снова оставив маленькую женщину наедине с камнем. А он неистово бился в зеленых путах, стараясь докричаться, предупредить, напомнить, наконец… и никак не мог.

   Он в ярости ударил кулаком по проклятой перегородке.

   Торк! Да что это за дрянь?!

   Затем ударил снова, вложив в удар все силы, однако именно сегодня их не хватило даже на то, чтобы оставить на изумруде хотя бы крохотную царапинку. Ни просвета в проклятой стене, ни щелочки. Она как пленка… стеклянный колпак, которым гномы так любили накрывать драгоценные камни. Да только не стекло это, не ткань и не рыбацкая сеть — не поддалась, зараза. А еще, будто в отместку, внезапно сжалось вокруг него, заставив бессильно выть в этом плену, как зверя в клетке. Вынуждая пятиться, таиться во тьме и падать, падать, падать… куда-то очень глубоко, где не было видно дна.

   — БЕЛ! — он в последнем усилии все же вырвался из бездны и приник к зеленой стене, бешено царапая ее ногтями. Жадно смотрел на задумчиво раскачивающуюся фигурку и едва не взвыл от радости, когда она, наконец, повернула голову и с недоверием всмотрелась в его лицо.

   — Бел! Вернись ко мне… пожалуйста, не уходи!

   Она почему-то нахмурилась, но все-таки подошла ближе.

   — Бел! — с невыразимым облегчением выдохнул он, чувствуя, как одновременно с этим слабеют чужие путы. — Бел, я виноват! Но я не хотел тебя задеть! Слышишь?! Я люблю тебя, Бел! Больше жизни, сильнее свободы… пожалуйста, возвращайся… мне без тебя тяжело…

   Он измученно прижался вспотевшим лбом к проклятому стеклу, с безумной надеждой глядя, как она подошла еще ближе. Как отложила в сторону свои драгоценные клинки. Как снова нахмурилась, будто бы не узнав. Как прищурились ее позеленевшие глаза, в которых начинает проступать раздражение. А затем… когда его сердце уже приготовилось выпрыгнуть из груди… она остановилась напротив и с неодобрением покачала головой.

   — Ну и что ты с собой сотворил?

   — Бел… — упрямо шепнули онемевшие губы. — Вернись, Бел.

   — Не сейчас, пожалуй. И ты был прав: я вам мешаю.

   — Это не так! Я был зол… я сказал глупость!

   — Тем не менее, ты все равно прав, — она пожала плечами и собралась отвернуться. И видя это, что-то в нем буквально взорвалось новой болью. Из горла сам собой вырвался рык, пальцы сжались в кулаки, больно раня кожу неожиданно удлинившимися ногтями, а из широко раздувшихся ноздрей вдруг вылетел целый сноп огненно-алых искр.

   — БЕЛ! — на изумрудную стену обрушился еще один удар. — Нет, Бел! Не уходи!

   — Что такое? — изумилась она, увидев, как по преграде зазмеились опасно длинные трещины. — Таррэн, это же сон… просто сон. Не злись, пожалуйста. Все образуется.

   Не слушая, он с ненавистью начал обрушивать на проклятое стекло удар за ударом, с мстительной радостью подметив, как оно начинает болезненно выгибаться. И он почти справился, почти победил в этой тяжелой борьбе… но потом увидел ее лицо и опустил занесенную руку.

   А она с неожиданной болью смотрела на него почти в упор. До крови прикусив губу, нервно сжав пальцы на вороте своей коротенькой куртки. Ее лицо снова было бледным и, кажется, испуганным: его яростью, внезапной вспышкой, поистине безумной ненавистью к проклятой перегородке. Однако в прекрасных глазах стояли слезы. И боль. Боль за него.

   — Господи… Таррэн, что ты с собой сотворил?!

   — Прости меня, Бел, — горестно прошептал он, неотрывно глядя на нее сквозь толщу стекла. — Пожалуйста, вернись… я не хочу жить без тебя!

   И тогда что-то вдруг надломилось и подозрительно хрустнуло в сковавшем его зеленом льду. Он даже понять не успел, что именно, но внезапно ощутил, что свободен. А почувствовав, с облегченным вздохом обнял свою потерянную душу, ради которой прошел бы и портал, и отречение, и даже смерть. Все, что угодно, только бы знать, что она по-прежнему его любит.

   — Таррэн… — у него сладко дрогнуло сердце, когда маленькие руки ласково погладили его разметавшиеся по плечам волосы. — Безумец… без меня тебе будет легче. Не надо следить. Не надо сомневаться или бояться, что обо мне узнают.

   — Без тебя мне нельзя, — хрипло прошептал он, обнимая ее гибкое тело. — Я не хочу так, Бел. Это меня убивает. Прости…

   — За что?!

   — Я тебя обидел, — он жадно зарылся лицом в ее волосы и с наслаждением вдохнул их неповторимый запах. — Я не хотел, малыш. Я не собирался все портить.

   Она укоризненно качает головой.

   — Каким же ты иногда бываешь глупым. Ну скажи: разве я когда-то злилась на такие пустяки? Разве обижала тебя несправедливым ворчанием? Разве делала больно лишь для того, чтобы отомстить?

   Он неверяще замер, растерянно обшаривая глазами ее грустное лицо.

   — Мне просто нужно было уйти, чтобы никто не заподозрил подвоха. Истаэр оказался удачным поводом. И мне всегда казалось, что ты достаточно догадлив, чтобы это понять. После всего, что мы с тобой обсуждали и планировали, после того, как я не раз тебе говорила, что хочу кое-что проверить, после того, как ты согласился, что с хрониками многое неясно… боже, я никак не могла подумать, что ты вдруг начнешь себя изводить из-за таких пустяков! Да еще и узы порвал, как будто и правда меня возненавидел!

   «Я порвал?!»

   — А кто же еще? — устало вздохнула она. — Но раз ты все решил и посчитал необходимым их спалить, то я не стала спорить. Что ты сотворил с собой, любовь моя? Что наделал, пока меня не было рядом?

   Он невольно вспомнил ту нелепую вспышку. И вторую такую же, буквально пару часов назад, когда и впрямь качался на грани безумия. Мог ли он случайно порвать кровные узы? Мог ли, ослепленный невесть откуда взявшимся, каким-то чужим гневом, этого не заметить?!

   Мог. Наверное. От одного воспоминания о той ярости его и сейчас бросало в дрожь, а тогда… находясь в каком-то ослеплении… стоя буквально в шаге от непоправимой глупости…

   — Неужели ты так плохо меня знаешь? — беззвучно шепнула Белка, коснувшись губами его щеки. — Что с тобой творится, родной? Откуда эта злость? И почему ты смотришь сейчас так, как будто и правда виноват? Ведь я ни в чем тебя не обвиняю.

   Он вздрогнул, готовый от стыда провалиться сквозь землю, но она не дала ему времени опомниться: нежно поцеловала, а потом снова тихо шепнула:

   — Это ты меня прости, родной. Кажется, с нами происходит что-то странное. Но даже если и так, не надо за меня бояться или думать, что я оставлю тебя по своей воле. Я люблю тебя. Я принадлежу тебе и телом, и душой. Навсегда. Я поклялась. А Гончие… ты же знаешь… никогда не нарушают слова.

   Неожиданно наступившее утро застало его в собственной комнате — вольготно разметавшегося по постели, растрепанного, взъерошенного и с почти забытой улыбкой на умиротворенном лице.

   Таррэн расслабленно потянулся, словно вырвавшийся на свободу кот. Глубоко вдохнул, зарывшись пальцами в шелк простыней, затем потянулся снова и прижался щекой к прохладной ткани, все еще не желая возвращаться из объятий дивного сна.

   — …Спи, ненасытный, — с тихим смехом попрощалась с ним ночь. — Спи и не вздумай бродить, как призрак, на пару со своими мечами. Узнаю — накажу.

   — Не уходи, Бел…

   — Я вернусь, — ласково улыбнулась она. — Днем я буду только мешать, ты был прав: Белик замедляет процесс переговоров. Но вести себя иначе я не могу, а затягивать это дело надолго… думаю, вы и без меня отлично справитесь. А когда этот нелепый договор будет подписан, я вернусь. Обещаю…

   Все еще блаженствуя, Таррэн открыл глаза, собираясь нежиться ровно столько, сколько того захочет его пара. Какое-то время невидяще смотрел перед собой, блаженно вдыхая запах родного дома. Но потом подметил неладное и озадаченно уставился на потолок, где между обычными зелеными ветвями возбужденно подрагивали подозрительно знакомые серебристые листочки. Те самые листья, которых еще вчера и в помине не было.

   Пару минут он ошарашено на них таращился, силясь представить скорость, с которой его родовое дерево заполняло собой чужой дворец.

   — Бездна… Бел, ты это видела?!

   Однако ему никто не ответил.

   Таррэн быстро обернулся, выискивая на постели каштановую макушку, но неожиданно не нашел ее рядом и непонимающе нахмурился. Он обшарил глазами всю спальню, с замиранием сердца подметил пустующий крюк, на котором всегда висели ее ножны. Табурет, где не было ее одежды. Несмятую подушку, на которой не виднелось ни единого волоска. Торопливо наклонился, пытаясь уловить ее запах и убедиться, что вчерашний сон был на самом деле…

   Но запаха почему-то не было. И Белки не было тоже. Только в груди что-то болезненно сжалось, да в горле поселился невесть откуда взявшийся комок.

   Таррэн беспокойно оглядел комнату еще раз, но зрение его не обмануло: она была совершенно пуста. Не желая отказываться от иллюзий, тяготящийся дурными предчувствиями эльф прошел в смежную комнату, где обшарил все углы, придирчиво прощупал стены, низко припал к полу, словно дикий зверь, настойчиво выискивающий след желанной добычи… но везде пусто. И медом нигде не пахло. Совсем.

   Он устало опустился на чудом уцелевшую после вчерашних подвигов кушетку и уронил голову на скрещенные руки.

   — Ох, Бел…

   На душе стало так пусто, что хоть вешайся. Недавняя радость мгновенно испарилась, будто ее и не было. От уютной неги, которой он так неоправданно долго наслаждался, не осталось и следа. Хотелось задрать голову и завыть от такого предательства. Хотя бы на луну. Или на коварное солнце, которое посмело взойти, забрав с собой надежду.

   Таррэн сгорбился, обхватив виски пальцами, и глухо застонал. А потом подметил нечто на ковре возле самой двери и машинально протянул руку, желая рассмотреть поближе. Как дома. Совсем как дома, где ему не надо было задумываться о том или ином действии: Лабиринт немедленно исполнял все его желания. Порой даже те, о которых он и не подозревал.

   Эльф почти не удивился, когда трава у невысокого порога сама собой вздыбилась, будто живое существо, и вернулась обратно, преподнеся загрустившему хозяину то, что он захотел рассмотреть поближе — три аккуратно разломанных пополам ореховые скорлупки, на которых чьей-то твердой рукой было небрежно нацарапано по-эльфийски:

   «Не обольщайся: это просто сон!»

   Таррэн ошарашено уставился на неожиданный подарок. Но потом его ноздри дрогнули, почувствовав тончайший аромат, который он так долго искал. На сердце разом потеплело. Холодная сосулька, образовавшаяся в груди, тут же растаяла. А губы сами собой расползлись в счастливой улыбке.

   — Бел…

   Живой пол смиренно занял прежнее положение, перестав топорщиться зелеными колючками. Густая трава улеглась роскошным ковром и тихонько зашелестела, постепенно восстанавливая невесть откуда взявшуюся проплешину. Одновременно с ней дрогнули и принялись стремительно меняться стены. Откуда ни возьмись сплелась и аккуратно встала на место восстановленная мебель. Под потолком мигнули сразу с десяток магических огоньков, насыщаясь струящейся из замершего эльфа магией. В воздухе пахнуло грозой. Сразу стало легче дышать. Бессмертное сердце заколотилось с новой силой, а приютившийся на безымянном пальце перстень немедленно потеплел.

   Значит, хоть что-то из того сна ему не померещилось. Например, ее тихий голос. Или мягкие губы. Сильные руки, которыми она недавно обвивала его шею. Безумно притягательный аромат ее кожи… и огонь. Их общий огонь, от которого наутро почему-то не осталось следов.

   — Бел… — Таррэн бережно погладил подаренное ею пять лет назад кольцо. — Какая же ты у меня еще дикая.

   Он невольно улыбнулся снова, когда увидел отчетливо промелькнувший в глубине изумруда лукавый огонек, а потом припомнил, при каких условиях оказался обладателем этого сокровища, и едва не рассмеялся в голос.

   Бедный Крикун… бедный отец… бедный Эл, взявший на себя смелость начать вступительную речь на том балу. К ее окончанию большинство присутствующих запутались в витиеватых оборотах, долженствовавших спасти бесценную шкуру владыки Золотого леса. Однако Белка не обманулась предисловием и быстро поняла, что против нее был организован самый настоящий заговор. А когда во всеуслышание прозвучали слова касательно некоего обряда, который кое-кто давно заслужил, а кое-кто другой бессовестно провел, не посвятив в него всех заинтересованных лиц… когда Крикун буркнул что-то насчет ножен к своему «подарку» и того, по какой причине там вдруг появился дракон… о-о-о, пожалуй, Золотой лес давно не слышал такой отборной ругани. И не видел, как по его залу в панике носятся высокопоставленные гномы и не менее высокопоставленные эльфы.

   Если бы Белка не была в платье, пожалуй, вечер мог закончиться печально. По крайней мере, двое из присутствующих лишились бы длинных ушей, а третьему пришлось бы возвращаться в Лунные горы в изрядно помятой короне. Но, к счастью, обошлось. Потому что, когда Гончая подустала бегать на каблуках, а довольный отец все-таки взял слово, Таррэну удалось перехватить свою взрывоопасную пару и испытанным средством отвлечь от Крикуна. Правда, ради этого пришлось пожертвовать ее дивным платьем, но он рассудил, что в ближайшие несколько часов все равно намеревался его бессовестно сжечь… где-нибудь подальше от остролистов.

   Таррэн осторожно сжал в ладони ореховую скорлупу.

   Что ж. Раз Белка пожелала остаться в тени, то пускай так и будет. По молчаливому уговору она была вольна творить все, что душе угодно, а он четко знал, что она всегда его ждет.

   Что еще нужно мужчине?

   Таррэн подозвал к себе ближайшую ветку, бережно вложил в услужливо подставленный листик скорлупу, наказав больше никому не показывать. Затем поднялся с кресла, подхватил потертые ножны. Убедился, что недавно родившиеся темные чертоги уже взяли на себя заботу о его благополучии. А потом хищно усмехнулся и, приведя себя в порядок, решительно шагнул к дверям.

   Пора было определиться, кто здесь настоящий хозяин.

ГЛАВА 5

В зал совещаний он явился нежданным гостем. Стража у дверей тревожно дернулась, завидев выглядывающие из-за плеча чужеземного лорда рукояти родовых мечей, однако эитаррэ только вежливо поклонились и после секундного замешательства расступились в стороны, позволив вооруженному чужаку войти.

   Таррэн не стал над этим задумываться. Просто отметил для себя и мысленно усмехнулся: в прошлый визит на Алиару к нему относились с меньшим почтением. Однако с тех пор кое-что изменилось, и не реагировать на это было бы верхом неуважения… к себе. Поэтому Таррэн без угрызений совести нарушил этикет и явился в зал не только с оружием, но и с возросшей магической защитой. При виде которой владыка Эоллара удивленно привстал с кресла, рен Аверон прикусил губу, рен Роинэ сжал подлокотники, Элиар скептически хмыкнул, а Тирриниэль вопросительно приподнял брови, молча спрашивая у сына о причинах.

   В особенности его заинтересовало, почему Таррэн вообще рискнул высунуть нос из южного крыла. А еще хотелось знать, что он сотворил со своей аурой, за которую теперь даже родному отцу не удавалось заглянуть без спроса. За каким Торком вдруг решил дразнить старейшин своими клинками. И, наконец, что за чудо такое случилось, благодаря которому глаза сына снова засветились мягким изумрудным светом.

   — Прошу прощения, задержался, — ровно сказал Таррэн, пройдя мимо обалдевших алиарцев и вежливо кивнув владыке Эоллара.

   «В чем дело? — мысленно хмыкнул Элиар. — Какая муха тебя укусила?»

   «Между прочим, мне пришлось оправдываться за твое отсутствие, — поддержал светлого Тирриниэль. — Адоррас очень желал узнать, как себя чувствуешь. И он, как мне кажется, весьма привязан к своему дворцу, на который в твоем неуравновешенном лице надвинулась нешуточная угроза!»

   Таррэн, проигнорировав многочисленные взгляды, спокойно занял свое место.

   «Все в порядке. Я себя контролирую».

   «Правда? — Эл заинтересованно повернулся к побратиму, однако тот выглядел действительно неплохо. — Кажется, ты выздоровел, брат? Никак, Белка вернулась?»

   Ллер Адоррас внимательно посмотрел на гостя: спокойная аура, никаких признаков недавнего волнения. Да и в защите больше не было тех пугающе длинных языков пламени, которые намедни заставили дымиться пол и вызвали искреннее беспокойство владыки.

   — Вам уже лучше, ллер? — нейтральным тоном поинтересовался он.

   — Да, благодарю. Ллер Адоррас, леди Эланна, ллеры… прошу вас продолжать. Какой вопрос вы решили сегодня затронуть?

   — Я рад, что с вами все в порядке, ллер Таррэн. Надеюсь, Бел сегодня удостоит нас своим визитом?

   — Нет, — спокойно отозвался Таррэн. — Бел еще гуляет.

   — Так и не вернулся? — тревожно привстала Эланна.

   — К сожалению.

   Владычица озабоченно нахмурилась.

   — Наш дворец — вовсе не то место, где можно беззаботно прогуливаться. Даже в компании Духов леса, которым Бел невероятно нравится.

   — Крайне редкий феномен, — задумчиво кивнул ее отец. — Хотя, конечно, никто еще не смог затеряться в моем доме так, чтобы даже я его не нашел.

   — У нашего малыша — особые таланты, — загадочно улыбнулся Тирриниэль. — К примеру, в моих чертогах он имеет обыкновение «теряться» почти постоянно. И снова «находиться» в самых неподходящих местах именно тогда, когда я меньше всего этого ожидаю.

   — Вот как? — нахмурился ллер Адоррас. — Должен сказать, что мой дом умеет себя защитить и не позволит безнаказанно творить в нем все, что взбредет кому-то в голову. Присутствия Бел я не ощущаю с того дня, как он ушел. Но такого не могло случиться, если бы он остался в пределах дворца. Вы не боитесь за него?

   — Нет, — хмыкнул Тиль. — Бел умеет хорошо прятаться, так что даже наши охотники теряют его след. В то же время, как Глава рода, я способен понять, кто и когда из моих родичей оказывается в беде, а с Бел такого еще ни разу не случалось. Поэтому — нет. Я за него не боюсь.

   Владыка Эоллара быстро покосился на темных эльфов.

   — Ллер Таррэн, у вас о нем есть какие-то известия?

   Перехватив сразу несколько любопытствующих взглядов, Таррэн улыбнулся.

   — Скажем так: я видел сон. И там с Бел все было в полном порядке.

   — Всего лишь? — скептически приподнял бровь Элиар. В то время как весь его, насквозь ехидный вид отчетливо говорил, что он в эту сказку не верит ни на грош.

   Но Таррэн снова кивнул, с нежностью вспомнив прощальные слова своей дикой пары, и после этого даже ллер Адоррас вынужденно отступился: лжи в словах собеседника он не почуял. Да ее и не было, этой лжи: Белка ведь не зря написала, что это был только сон. Просто хороший, теплый, сладкий сон о прошедшей ночи, которая не оставила после себя никаких следов. И пускай томящееся сердце все равно знало правду, но остальным эти знания были совершенно ни к чему.

   — Магия Создателей простиралась далеко, — неожиданно обронил в наступившей тишине рен Аверон. — Им были подвластны большие силы и, особенно, сны. Возможно, мой лорд, часть этой силы реализовалась именно таким образом. И раз уж ллер Таррэн настолько уверен в своих ощущениях, возможно, мы просто слишком мало об этом знаем.

   «Но были бы не прочь узнать больше, — хмыкнул про себя Элиар. — Заметь, Тиль, в свое время они не желали о Драконах даже слышать и до сих пор не верят, что их силу мы не украли, а получили в дар. В то далекое для нас время алиарцы не желали нам помогать. Дескать, ваши проблемы с Создателями, вы и разбирайтесь. Никто из них не заплакал, когда наших предков живьем сжигали на Скальных берегах. Однако теперь, когда мы выжили и нашли возможность вернуться, когда справились с Огнем и стали сильнее, они изволят интересоваться!»

   Тирриниэль промолчал, но мысленно согласился с Элом: да, шесть тысяч лет по здешним меркам — это почти что вчера. Однако он был готов признать, что один из Драконов поторопился со своим даром. Или же не был достаточно мудр, чтобы предусмотреть и предупредить все последствия. Не подумал, что тела эльфов, хоть и бессмертные, с трудом воспримут Огонь жизни. А кого-то эта магия и вовсе сведет с ума.

   Однако, выслушав Таррэна и просмотрев его память, поговорив с Эланной и узнав ту часть хроник, что им любезно предоставил владыка, он ни на миг не усомнился, что даже в такой ситуации его предкам можно было помочь. Если бы речь не зашла о древних законах, если бы дед Эланны посмотрел глубже, если бы он не был настолько упрямым и если бы нашлись среди эльфов те, кто сумел бы разобраться, что же тогда произошло… возможно, и не было бы никакого отречения. Не было бы изгоев, влачащих жалкое существование на отдаленных островах. Ничего бы этого не случилось. Ведь надо было всего-то помочь их предкам справиться с Огнем жизни! Но, как и следовало ожидать, тогда никому из местных не было до этого дела.

   Владыка Темного леса горько усмехнулся.

   Впрочем, о чем говорить? Пришедшие на Лиару эльфы, хоть и изменились благодаря Огню, все же остались истинными детьми своего прежнего мира — гордыми, высокомерными и равнодушными к чужим страданиям. Они отвоевывали место для жизни силой — у людей и гномов, у чужой природы и абсолютно чуждого им мира. Многие годы они отчаянно сражались за право стать там своими. Без угрызений совести проливали кровь и тем самым провели между собой и другими народами жирную черту, навсегда запретив посторонним соваться в свои леса. А со временем отделились и друг от друга, постепенно погрязнув в интригах… точно так же, как это испокон веков происходило и в родном мире. В том самом народе, представители которого сидели сейчас напротив и пытались заверить его в том, что на самом деле вина за ту войну лежит на нем.

   Да, конечно, в чем-то его предки действительно были виноваты. Но так не бывает, чтобы неправы оказались только с одной стороны. Яблочко от яблони, как говорится… а эльфы Лиары недалеко ушли от остальных. Все их ошибки — типичные ошибки для любого представителя всего эльфийского народа. Обиды, страхи, разочарования, раздражение. Ярость, усиленная магией Драконов. Их страшноватая злость, равнодушие, презрение к более слабому — это то, что есть (всегда было!) и будет во всех эльфийских родах. Просто потому, что мы — такие же, как они. А они — точно такие же, как мы. Один народ, одни ошибки, одни слабости. И нет ничего удивительного в том, что предкам Л’аэртэ, растерявшимся от свалившихся на их головы проблем, никто не протянул руку помощи: эльфы были слишком горды, чтобы уметь по-настоящему сочувствовать. При этом они никогда не упускали шанса взглянуть, как медленно, но верно идут ко дну корабли их давнишних врагов. Целые рода, целые семьи. В то время как Л’аэртэ… или Ираэль, как их называли когда-то… будучи ветвью правящего рода, уже тогда имели немало врагов. И было бы логично предположить, что в то время, когда сразу три старших рода вдруг оказались на краю пропасти, в окружении владыки нашлось достаточно разумных, которые предпочли не помогать, а, напротив, подтолкнуть их к опасной грани. Просто избавиться от них изящным, тонким и весьма удобным способом — отречением.

   Элиар, уловив обрывки мыслей Тирриниэля, мрачно кивнул: он тоже не раз об этом думал и неуклонно приходил к выводу, что тут не все так просто, как говорили об этом старейшины. О том, как ловко подчищаются древние хроники, он прекрасно знал. А уж по поводу того, что далеко не все сведения, которыми обладают большинство, являются правдой, его уже больше тысячелетия, как не надо было учить. Поэтому он не верил хроникам. И с изрядной долей сомнения воспринял версию Эланны о событиях многовековой давности.

   Владыка Эоллара, нутром почувствовав изменения в настроении гостей, насторожился. Однако ни его магия, ни многочисленные умения не помогли проникнуть в суть молчаливой беседы лордов-чужаков. Ллер Адоррас справедливо полагал, что это магия Создателей позволяла им хранить свои размышления в тайне, и, вместе с тем, надеялся, что никто из этих магов не поймет, какой жгучий интерес (а вместе с ним — и сильнейшее опасение) вызывал сам факт их появления на Алиаре. А чтобы они и дальше не сообразили, он подал незаметный знак Роинэ и первым нарушил воцарившееся молчание.

   — Что ж, ллеры, предлагаю вернуться к этому вопросу позже, как ко второстепенному. Тем более что по большинству пунктов договора мы уже пришли к согласию.

   Таррэн нахмурился и неожиданно поднялся, с грохотом отодвинув кресло.

   — Нет.

   — Что? — изумленно переспросил владыка Эоллара. Тирриниэль с не меньшим удивлением воззрился на сына, а Элиар едва не поперхнулся. Тем временем Таррэн медленно обвел взглядом собравшихся и ровно, тихо, но очень весомо повторил:

   — Нет: наша сила — не второстепенный вопрос. Более того, именно с нее нам стоило бы начать разговор. В противном случае наш приход теряет всякий смысл.

   Тирриниэль озадаченно кашлянул.

   — Таррэн, ты здоров? — вежливо поинтересовался Элиар, мысленно ругнувшись на побратима, на которого вдруг зашло какое-то затмение. — Что ты несешь?

   — То, о чем нам надо было задуматься сразу: о Создателях и наших предках. О нашей маги. Об Огне жизни. Вероятно, я должен рассказать об этом еще в первый свой визит на Алиару. Но, в силу определенных причин, я этого не сделал, что, как мне кажется, ввело уважаемый совет и вас, ллер Адоррас, в серьезное заблуждение.

   Владыка Эоллара нахмурился.

   — Заблуждение какого рода?

   — Сегодня утром я просмотрел память рода, — спокойно сообщил ему Таррэн.

   — Рад за вас, — пожал плечами ллер Адоррас. — Но что это изменило?

   — Вы не поняли, ллер: я просмотрел ВСЮ память нашего рода. Начиная с момента прихода наших предков на Лиару и глубже. Гораздо глубже. Да, я знаю, что вашим магам не составляет труда проделать этот трюк. Однако с некоторых пор для нас эта память стала практически недоступной.

   Владыка едва заметно нахмурился.

   — Вот как?

   — Я не знаю причин, по которым это произошло, но, насколько мне известно, ВСЕ перворожденные, прошедшие вратами, утратили эту способность. Как и многие другие свои умения в обмен на возможность сохранить жизнь. Элиар, я прав?

   — Прав, — неохотно отозвался светлый. — Память рода доступна лишь главам наших домов. Да и то, не всем, а только сильнейшим, и на сравнительно небольшой промежуток времени. Картины прошлого при этом отрывистые, смазанные и не всегда узнаваемые. Иногда не получается понять, о ком вообще идет речь. Не говоря уж о том, чтобы составить точную хронологию событий. А сил на это уходит столько, что оно себя практически не оправдывает. Поэтому мы ведем письменные хроники. Да и вы, собственно, тоже.

   Совет старейшин ошеломленно переглянулся, но Таррэн быстро кивнул.

   — Без хроник мы вряд ли смогли бы удержать в памяти события большей давности, чем несколько тысячелетий.

   — Сожалею. Нам не было об этом известно, — коротко отозвался отец Эланны. — И летописи мы ведем больше из соображений сохранения традиций, чем для практической пользы. Более того, для наших магов существует возможность просмотреть память даже чужого рода — при определенных усилиях и с согласия его главы. И мне трудно представить, что кто-то из эльфов мог лишиться этого знания.

   — Однако это произошло, — сухо отозвался Таррэн. — И до недавнего времени составляло для нас серьезную проблему, потому что для освоения заклятий памяти приходилось использовать внешний источник, мощность которого была бы сравнима с силами трех ваших венцов, ллер. А поскольку выдержать такое воздействие, как вы понимаете, крайне затруднительно, то о памяти рода нам пришлось надолго забыть.

   — Но вы, как я вижу, все-таки нашли способ? — с интересом покосился на чужака владыка Эоллара.

   — Верно. Правда, первоначально мне не удавалось добраться до событий, предшествующих нашему появлению на Лиаре, однако этим утром все получилось.

   — В самом деле? — голос владыки приобрел вкрадчивые нотки. — И где же вы в моем дворце отыскали необходимый источник?

   Таррэн промолчал. Зато Элиар и Тиль переглянулись, а Эл даже позволил себе негромко присвистнуть.

   — Значит, все-таки нашел свое сокровище…

   — Я давно его нашел, — мимолетно улыбнулся Таррэн, не собираясь вдаваться в подробности. Потом перехватил настороженный взгляд от рена Роинэ и пояснил: — Нужный источник есть у меня давно. Правда, временами он бывает весьма агрессивным, поэтому его использование сопряжено с определенными сложностями. По этой же причине он почти неотлучно находится рядом со мной. Раньше я не рассматривал его, как возможность обращения к памяти рода, но наш с тобой разговор, отец, и тот сон, о котором я тебе говорил, подсказали мне интересную идею. Этим утром я ее осуществил и, как оказалось, не зря: теперь я точно знаю, как и почему мы стали такими, как сейчас. И почему вся эта идея с договором обречена на провал.

   Ллер Адоррас дернул щекой.

   — Не поделитесь ли выводами, ллер Таррэн? Что привело вас к такому умозаключению?

   — Мы с вами касались этой темы в прошлый мой визит, но тогда я не мог сообщить все подробности. Поэтому сказал лишь то, о чем хорошо знал сам. А знал я, как выяснилось, не слишком много. Именно по этой причине вы были ненамеренно введены в заблуждение, но, если позволите, сегодня я постараюсь исправить эту ошибку.

   — Пожалуйста, — напряженно отозвался владыка. — Хотелось бы знать причины нашей общей оплошности.

   Таррэн кивнул.

   — Я и теперь уверен не во всем: то, что случилось до ухода с Алиары, увидеть целиком не получилось даже сейчас — одни обрывки воспоминаний, имена, вспышки Огня… но вот дни после нашего прихода в новый мир я воссоздал почти полностью. По крайней мере, смогу вам объяснить, почему попавшие под отречение рода…

   — Это не было истинным отречением, — негромко напомнил рен Роинэ.

   — Нет, — криво усмехнулся Таррэн. — На словах вы позволили нашим предкам остаться в народе. Но по факту вы отделили три рода от общей ветви и отправили в изгнание на неопределенный срок, что можно вполне считать именно отречением. В первую очередь потому, что главы тех родов надолго потеряли право появляться здесь, утратили позиции при дворе, лишились принадлежности к правящей ветви и были объявлены отступниками.

   Владыка незаметно поморщился.

   — Мы надеялись, они сумеют понять причины такого решения и отрекутся от чужой силы сами. Магия Создателей превращала их в чудовищ, жадных до власти, жаждущих крови и способных погубить всю Алиару.

   — Они не могли этого понять, — жестко отрубил Таррэн. — Огонь жизни — не та вещь, которую можно отрезать и выбросить за ненадобностью. Да, моим предкам он достался слишком рано. Они не были к этому готовы. И не были готовы к тому, что после этого вся их жизнь коренным образом изменится.

   — Это — дело прошлого…

   — Нет, ллер. Это — дело настоящего, потому что если бы в то время эльфы Ираэль, Сориэль и Эраэль знали то, что знаю сейчас я, то войны бы не случилось. Огонь жизни, как вы сами сказали, чуждая нам сила. Он яростен по своей природе. Он способен подчинить слабого и сломать неподготовленного. Он изначально был предназначен не для нас, а для Драконов и их потомков. Но никак не для эльфов. Поэтому в то время ВСЕ мы не были к нему готовы. Даже ОНИ не были.

   — Мы уже говорили об этом, — так же резко поднялся из кресла ллер Адоррас. — Мы видели, во что превращает Огонь наших братьев. Видели, что убедить их не удастся, и не хотели, чтобы это случилось с кем-то еще. Особенно, с нашими детьми, которые слишком падки на лесть и способны наделать глупостей лишь ради идеи всемогущества.

   Таррэн горько улыбнулся.

   — Все правильно. Чтобы обезопасить остальной народ, вы изгнали отступников на необитаемый остров, запретив им переступать порог своего дома. Вы отправили их в изоляцию и сделали все, чтобы они остались там до конца своих дней.

   — Мы не требовали их смерти, — снова вмешался ллер Роинэ.

   — Вы и не могли этого требовать, — неожиданно подал голос Тирриниэль. — Но отнюдь не из-за родственных связей, а лишь потому, что за тремя нашими родами стояли Драконы. Хотя бы один из них, если считать, что вы хоть в чем-то правы, а ваши хроники также правдивы, и тот Дракон действительно пошел против своих.

   Глава совета старейшин едва заметно вздрогнул.

   — Вы… не вправе говорить о том, чего не видели!

   — Я это видел, — тихо сказал Таррэн. — Я вижу это почти каждую ночь. Каждый раз, когда закрываю глаза. И поэтому знаю, что наше обращение было проведено не с согласия ВСЕХ Создателей — это было решение одного из них… или двоих, которые провели ритуал единения тайно. И от вас, и от Гнезда… спорить здесь бессмысленно. Что-то доказывать или говорить, что все было иначе, глупо. Если бы это было не так, наши предки не оказались бы в положении изгнанников. Им помогли бы раньше: или вы, услышав просьбу от наших общих Создателей, или же ОНИ сами. А поскольку мы оказались никому не нужными, то… полагаю, сейчас нет смысла снова озвучивать старые доводы и гадать, почему этого не сделали Драконы. И нет смысла выяснять, кто был более виноват: мы, они или вы. Тот, кто нас изменил, по каким-то причинам тоже не помог. Но это — ИХ проблема и ИХ трудности. Тогда как ВАША ошибка заключалась в том, что, вынося решение о судьбе измененных Драконами эльфов, вы не подумали, что со временем они могут измениться еще сильнее. О том, что обида и жажда мести сделают их неуправляемыми. О том, что не имея понятия, как бороться с собственной ненавистью… а Огонь жизни просыпается, в первую очередь, от сильных эмоций… ваши братья вернутся. Снова. Поэтому вы не знаете, что многие из них погибли в попытке овладеть даром Создателей. Не знаете, как они сгорали заживо, будучи не в силах сопротивляться его мощи. Не знаете, как это больно, когда по твоим жилам вместо крови течет раскаленная лава. И не знаете, как быстро эта боль умеет сводить с ума.

   Таррэн немного помолчал, обведя потяжелевшим взглядом притихший Совет, и еще тише сказал:

   — Вы также не знаете и другого. Когда в нашем роду рождается наследник, на родовом дереве всегда появляется новый росток. Я не помню, кто придумал эту традицию и впервые использовал на ясене магию крови, перенятую нами от Создателей, зато хорошо знаю, что сразу после рождения этот росток еще слаб. Он остается таким до момента первого совершеннолетия — до того дня, как в нас просыпается Огонь жизни. Как только это происходит, молодой эльф уходит в подземелья Иллаэра — учиться и постигать то, на что у наших предков ушли тысячелетия. То, чего не было у наших предков, и то, что помогло нам сохранить рассудок. Учеников обучают вызывать Огонь, контролировать его и гасить, когда в нем нет необходимости. Огонь — это наш дух, сила, боль, ярость и… долгое время он был нашим проклятием. Тех, кто не сумел им овладеть, настигала мучительная смерть. Те, кто выжил, были обречены всю жизнь провести под гнетом собственной силы, и порой это приводило к безумию. Мы потратили много эпох, чтобы отыскать способ примириться с даром-проклятием Драконов. Мы много веков его изучали. Сдерживали. И, в конце концов, отыскали единственно возможный способ уцелеть, не сходя при этом с ума, — эльф опустил взгляд на свою правую руку, где сиял крупный изумруд в оскаленной пасти дракона. — Наши родовые перстни во многом похожи, ллеры. В ваших даже есть какая-то сила, и при желании их можно использовать, как дополнительный источник… однако нам, чтобы выжить, пришлось пойти еще дальше и изменить саму основу перстней, потому что наши рода, как близкие к правящей ветви, имели свою магию, стихийную. И у тех, кто пробудил в себе Огонь жизни, именно она чаще всего становилась причиной гибели: Огонь Драконов не терпит конкуренции. Он вступает с обычной магией в противоборство, усиливая ее или, наоборот, полностью гася. Но при этом он всегда убивает носителя. Именно из-за этого многие наши предки погибли. Поэтому те острова, на которых они провели в вынужденной изоляции целых два столетия, стали называться островами смерти. Уцелела лишь жалкая горстка — тех, у кого магия стихий была настолько мала, что почти не тревожила Огонь. От нескольких тысяч эльфов за два века осталось всего несколько десятков. И в этих смертях они обвинили вас: совет, старейшин и собственного владыку, который когда-то не захотел их выслушать.

   Ллер Адоррас побледнел.

   — Мы не могли поступить иначе: Огонь был слишком опасен! Одна-единственная вспышка могла уничтожить половину материка… и именно это произошло, когда отступники вернулись на Эоллар! Никто не знал, что так получится!

   — Не знал, — согласился Таррэн. — Но изгнав их, вы, тем самым, обрекли их на мучительную смерть. Накрыв острова защитными заклинаниями, вы не позволили им выпустить излишки магии в первородные стихии. Фактически, вы заперли их в огромной ловушке, где каждый выброс магии… а маги без своей силы — как рыба без воды… приводил к чьей-либо гибели. Горели все — мужчины, женщины, дети… горела трава, сам воздух, горела даже вода в родниках, но и ее там скоро не осталось. Горели души, полные желания отомстить. Горели сердца, в которых больше не осталось слез. Все сгорело. Выжили только те, кто был изначально слабее и просто не мог сопротивляться Огню жизни. Или же те, кто, наоборот, оказался достаточно силен, чтобы загасить в себе исходную магию и полностью принять магию Драконов. А когда Огонь в них стал таким, что позволил разорвать полог… полагаю, ненависть к вам немало в этом помогла… вот тогда они и вернулись. И вот тогда Алиара запылала.

   Леди Эланна закусила губу.

   — Мы не знали, — прошептала она, опуская глаза и отчаянно страшась посмотреть на Тирриниэля. — Понятия не имели, что их осталось так мало и что они погибали от своего Огня.

   — Наши предки не умели обращаться с этой силой, — вздохнул Таррэн. — Вот что я увидел в памяти рода. Но они и не могли этого уметь, потому что никогда раньше сила Создателей не доставалась перворожденным или смертным. Когда же разразилась война, Драконы вернулись. После чего случилась еще одна война. Отступники были повержены. Эоллар, так сказать, освобожден. Немного позже на Скальных берегах состоялся показательный суд над так называемыми «врагами», от которых к тому времени осталась жалкая горстка, а в результате на Алиаре не осталось ни их, ни Великой Матери, ни самих Драконов. Остальное вам известно.

   Владыка Эоллара замер, неподвижно глядя прямо перед собой и с трудом воспринимая новую правду. Ему было тяжело. Хотелось вскочить, обвинив чужаков во лжи, и выиграть для своей совести еще несколько драгоценных лет или даже столетий. Однако он также знал: ни слова лжи не было сказано сегодня на совете. Память рода не подделаешь и не перепишешь, как хроники. И раз чужаки настолько уверены в своей правоте, то, вероятно, нет смысла просить открыть эту память посторонним. Потому что они, вероятнее всего, согласятся, и вот тогда не останется ни единой причины считать их врагами.

   Какое-то время в зале было неестественно тихо. Алиарцы угрюмо молчали, не рискуя заглядывать в память своих родов слишком глубоко. Чужаки терпеливо ждали ответа, незаметно придвинувшись друг к другу и готовясь к самому худшему.

   — Как вы выжили? — наконец, отрывисто спросил ллер Адоррас, холодно посмотрев на Тирриниэля. — Если все действительно было именно так, то как вам удалось уцелеть?

   Владыка Темного леса криво усмехнулся.

   — Насчет Гнезда не уверен — сам не все знаю. Могу сказать лишь, что в этом поучаствовала Великая Мать. И что именно ее усилиями нам удалось выжить во время того взрыва. А что касается Лиары… как можно было уцелеть горстке эльфов, оказавшихся в чужом мире без оружия и без магии? Оборванных, израненных и обозленных на весь белый свет? Огонь еще бурлил в их жилах, потому что некому было его остудить. Ненависть владела ими безраздельно. И первые годы в новом мире дались им нелегко. Но со временем мы научились с этим бороться. Нашли способ отделять врожденную магию и заключать ее в родовые перстни, чтобы избежать конфликтов с Огнем Драконов. Потом мы смогли овладеть их магией, освоили руны, новые заклятия, способные черпать силы из чужого Огня. Мы осели, прижились, успокоились. Нашли пригодные для жизни леса, изменив их с помощью магии крови так, как было нужно. На это ушло много веков, ллеры. Пожалуй, даже несколько тысячелетий, пока нас не стало достаточно, чтобы снова осознать себя единым народом.

   — Почему же произошло второе разделение? — сухо осведомился ллер Адоррас.

   — А вы не догадываетесь? — мрачно посмотрел на него Элиар. — Из-за того же Огня, который один раз уже едва не привел к непоправимому.

   — Вы… отказались?

   — Да, — кивнул светлый. — Когда мы посчитали, что Огонь способен только разрушать, когда устали от войн и магических дуэлей, когда захотели мира и покоя… мы — те, кого впоследствии стали называть светлыми эльфами — от него отказались. Правда, полностью изжить магию Создателей нам было не под силу, однако кто-то нашел заклятие, при использовании которого на новорожденных Огонь жизни как бы… засыпает. И спит так долго, как мы того хотим.

   Владыка кинул быстрый взгляд на перстень светлого.

   — Он там?

   — Нет. Он внутри меня, как и у темных. Просто не разбужен и поэтому безопасен.

   — Ваш внешний вид связан именно с этим?

   — Вероятнее всего, — кивнул Элиар, убрав со лба золотистую прядь. — Первоначально цвет волос был менее насыщенным и более приближен к таковому у владеющих Огнем. Но впоследствии мы умышленно отказались и от этого, чтобы… ну, скажем так, не походить на темных даже внешне. Конечно, необязательно было противопоставлять себя именно таким способом, но, поскольку разрыв между нашими родами был довольно болезненным и несколько… кровавым, то вполне допускаю мысль, что мои предшественники пытались таким образом показать, что не имеют к темным никакого отношения.

   — Дело было только в Огне? — неожиданно подал голос рен Аверон.

   Элиар хмыкнул.

   — Скорее, в тех изменениях, которые он вызывал в перворожденных. И в последствиях, значимость которых не могла перебороть даже гипотетическая возможность владения этой силой.

   — Что вы имеете в виду, ллер Элиар? — удивленно обернулась Эланна.

   — Сколько живут ваши соплеменники, леди? — задал встречный вопрос Тирриниэль. — Сколько лет вашему отцу? Братьям? Придворным дамам? Сколько лет, наконец, тому телохранителю, который стоит за вашей спиной и просто мечтает прибить меня, если я поинтересуюсь вашим собственным возрастом?

   Эльфийка покосилась на рена Эверона, в глазах которого вспыхнули опасные огоньки, а потом нерешительно посмотрела на отца.

   — Мне семь с половиной тысячелетий, ллер Тирриниэль, — сухо отозвался ллер Адоррас. — Моей дочери, если вас это интересует, всего два. В совет избираются главы родов и иные достойные кандидаты по достижении пятитысячелетнего возраста. А рен Роинэ не так давно перешагнул середину девятой эпохи. Чем эта информация необычна?

   Тиль безмятежно улыбнулся.

   — Тем, что на Лиаре за последние девять эпох ни один перворожденный не перешагнул рубежа в два тысячелетия. По крайней мере, в Темном лесу. А у светлых, если мне не изменяет память, после отказа от Огня жизни критическим уровнем стал рубеж в три тысячи лет. Но это скорее исключение, чем правило.

   — ЧТО?!

   Владыка Темного леса спокойно выдержал потрясенные взоры алиарцев, испуганно-неверящий взгляд Эланны и сдержанную оторопь ее отца, который уставился на гостя так, словно в первый раз увидел.

   Всего три тысячи?! С такой-то силой?!

   — Вы не ослышались, — кивнул Тиль, когда тишина в зале стала поистине звенящей. — Огонь жизни отобрал у нас некоторые привилегии. Сократил срок жизни, в определенной мере придал особенности внешности, которые тем схожи, чем могущественней наша магия и чем ближе мы по силе к своему Создателю. Одновременно с этим Огонь изменил наш образ жизни, значительно увеличил возможности, позволил проникнуть в тайны магии крови, но при этом сильно ограничил количество молодежи.

   — В каком смысле? — неслышно уронила Эланна.

   — У мага моего уровня, леди, возможно рождение только двух потомков мужского пола без ущерба для дара. Если их будет больше, то возрастает риск гибели плода еще в утробе или того, что после рождения ребенок лишится половины своей силы. В этом случае Огонь его уничтожит. Если наследник родится один, то вся сила сосредоточится в нем, и тогда Огонь станет еще опаснее. Когда же наследников двое, то старший получает чуть большую его часть, чем младший. В то время как младший приобретает определенную стойкость и, как правило, гораздо лучше себя контролирует.

   Эльфийка посмотрела почти с ужасом. Сперва на него, потом на Таррэна.

   — Так вы?!

   — Нет, — поспешил успокоить ее Таррэн. — Некоторое время назад у меня был брат, но сейчас разговор не об этом. Дело в том, что до прихода к власти Изараэля ограничений по наследникам у нас не было, и сила постепенно рассеивалась в роду. Более того, я даже не могу точно сказать, как именно он это сделал — все хроники до его правления оказались уничтоженными. Однако с того момента, как он увлекся магией крови и… э-э… тем, о чем с Бел лучше не говорить… в нашем роду произошли еще более заметные изменения.

   — Женщины… — прошептала эльфийка, неожиданно прозревая.

   — Да. Девять эпох назад у нас перестали рождаться женщины. Отец считает, что это связано с тем, что наш дар перестал рассеиваться, и девочки, будучи более слабыми, гибли во время вынашивания. Я много думал об этом и полагаю, что он прав. Хотя и не во всем. Потому что Изараэль, как мне кажется, первым понял, кто мы такие, какой силой владеем и откуда пришли. Он же наткнулся на остатки первых врат и задумался: а нельзя ли вернуть нам бессмертие? Возможно, на том месте, где потом вырос Проклятый лес, остались древние артефакты. Может, это было что-то иное — я не знаю. Изиар, к сожалению, не вел записей. Однако факт в том, что он каким-то образом… на одной своей силе… сумел открыть портал на Алиару. Причем вы отыскали его лишь тогда, когда он уже знал о вас, многое выяснил о себе и, вероятно, придумал какой-то план. Он же выкрал из вашего дворца зеркало мира, в его же руках оказались двенадцать камней бездны, которые принесли нам впоследствии много неприятностей…

   — Где они?! — вскинулся рен Аверон, уставившись на темного владыку горящим взглядом.

   — Уничтожены.

   — Кем?! — ошарашено переглянулись маги.

   — Мной, — скромно улыбнулся Тирриниэль. Правда, он сделал это не один, но о роли Белки мудро умолчал. Хотя и так его слова произвели эффект разорвавшегося снаряда — эльфы сперва застыли, силясь представить мощь, с помощью которой можно было разрушить творение Создателей, а потом подскочили с кресел.

   — Это невозможно! — заявил рен Аверон, нервно стиснув подлокотники кресла. — Выброс сил при уничтожении ожерелья должен был быть таким, что мог сжечь целый континент!

   — Кусок леса он нам сжег, — фыркнул Элиар. — Да и то, потом восстановили.

   — Такого не может быть! Эти камни копили силу более шести тысяч лет, — сухо сообщил рен Роинэ. — Для того, чтобы безболезненно ее выпустить, потребуется, как минимум, не меньшая сила и изолятор для сброса энергии размерами с этот дворец.

   — У нас такой есть, — спокойно пожал плечами светлый. — Весь Проклятый лес, считай, такой изолятор. К тому же, насколько я понял, Тиль вобрал часть этой энергии в себя, слегка подымил потом, но все равно благополучно ее усвоил и до сих пор жив-живехонек, в отличие от некоторых.

   Тирриниэль поморщился, но смолчал. А вот то, что испуг в глазах Эланны стал еще больше, ему не понравилось.

   — Продолжайте, ллер, — напомнил о себе ллер Адоррас, и совет послушно примолк, рассевшись по своим местам. — Часть этой истории я слышал, но хотел бы уяснить некоторые моменты. Вы сказали, что Изараэль запретил своим потомкам иметь более двух наследников?

   — Да, — кивнул Таррэн. — Его же усилиями произошло полное исчезновение женской ветви рода Л’аэртэ, которое мы смогли преодолеть лишь пять веков назад.

   — Когда он ушел с Лиары?

   — Девять с половиной тысяч лет тому. По нашему летоисчислению.

   — Вы говорили, что он использовал врата, — нахмурился владыка Эоллара. — И, судя по всему, действительно некоторое время оставался на Алиаре неузнанным и не замеченным. Но почему же он тогда не покончил со всем сразу? Зачем ему понадобились круги жизни? Только ли для возвращения бессмертия?

   — Этого мы не знаем, — пожал плечами Таррэн. — Но хроники сходятся на том, что Изиар бредил вечной жизнью и занимался магией крови, испытывая ее на живых существах. Сперва на тех животных, которых смог достать на Алиаре. Потом — на смертных и на своих собственных сородичах. О результатах я вам уже говорил. Что же касается кругов жизни, то ему пришлось ими воспользоваться, поскольку в последний момент его планам помешали. Изиар был ранен и сумел только притащить в наш мир измененных зверей, чтобы они стерегли врата, не позволяя его потомкам (а он считал, что все мы захотим последовать его примеру) завладеть порталом раньше времени. Он никому не рассказал об Алиаре и о Создателях. Единственное, что мы взяли от него, это родовой ясень. И покровителя, изображение которого нашло отражение в наших родовых перстнях.

   — И вы его уничтожили, — задумчиво произнес ллер Адоррас, изучая черного дракона, обвивающего палец опасного гостя. — Того, кого считали прародителем и основателем рода.

   — Изиар был основателем рода Л’аэртэ, это верно, — кивнул Тирриниэль. — Но он был безумен. Умен и гениален по-своему, но все-таки безумен. Обмануть весь мир, стравить между собой разумные расы, чтобы получить возможность на протяжении девяти эпох выцеживать кровь из собственных детей… он заслужил смерть. Не думаю, что, если бы он уцелел, вы бы избежали нового визита.

   — Который наверняка стал бы для вас последним, — буркнул себе под нос Элиар.

   Ллер Адоррас хмуро покосился в его сторону, но ничего не сказал. Так же ему было понятно требование Изараэля касательно сохранения преемственности магии Огня. А также стремление восстановить утерянное и одержимость, с которой этот безумец шел к своей цели. Непонятным оставалось другое: каким образом его удалось уничтожить? Если Изиар был так силен и изобретателен, и если все, чем владеют его потомки, было создано именно его руками… то как?! И почему Таррэн отказался рассказывать подробности?

   Насчет возраста и ранней смертности чужаков с Лиары владыка, правда, догадывался, но одно дело думать, а другое — видеть вот так, своими глазами, седого эльфа, который на Алиаре считался бы еще молодым. Тогда как Тирриниэль был далеко не юн, умен, хитер, и ничем не уступал прожженному интригану Роинэ. За прошедшие пару недель ллер Адоррас не раз успел в этом убедиться. И мысленно проклял наглого пришельца за его непримиримость и поистине нечеловеческую проницательность, от которой порой становилось не по себе.

   Пожалуй, на Лиаре не только мало живут, но и взрослеют рано. Ничем иным такое несоответствие просто не объяснить.

   — Благодарю вас, ллеры, за откровенность, — со вздохом вернулся в свое кресло владыка. — Признаюсь, сведения очень важные и требуют детального изучения. Но не сейчас. Рен Роинэ, буду рад видеть вас в Зеленом зале сегодня вечером. Рен Аверон, отложите ваше предложение для уважаемых ллеров до завтра. Рен Эганарэ, прошу вас временно приостановить работу, пока мы не получим точных данных по безопасности Эоллара.

   Старейшины синхронно поклонились.

   — Ллер Таррэн, ллер Тирриниэль, я бы хотел вернуться к вопросу об объединении наших родов. Вы не могли бы…?

   Таррэн странно сузил глаза.

   — Нет.

   — Почему? — нахмурился ллер Адоррас: вопрос о династическом браке одним махом решал массу проблем и на данный момент был ключевым. Брак — это спокойные границы, гарантия мира, стабильности, новые знания, доходы и хоть какая-то уверенность в отношении опасных чужаков. И вдруг отказ?

   — Я сказал, что это невозможно, ллер, — ровно повторил темный. Тиль беспокойно дернулся, Эл сделал большие глаза, но Таррэн не обратил внимания. — Никакого династического брака между нашими народами быть не может.

   — Почему вы в этом уверены? — владыка пристально посмотрел на дерзкого чужака, ничем не выдав досады.

   — Я готов назвать, как минимум, три причины, по которым это условие невыполнимо.

   — Мне помнится, что на предварительном обсуждении вы не были так категоричны.

   — Я не был категоричен против соединения чьих-то судеб в принципе, — ровно ответил Таррэн. — Однако касательно Л’аэртэ и женщин Алиары вопрос о династическом браке не стоит. Для согласия кого-то из светлых нужно присутствие владыки Эллираэнна, которого здесь нет, а без него решать судьбу его подданных мы не будем. Из тех Золотых, кто пришел с нами, кандидатов на подобный союз немного, однако они — простые воины, а вы вряд ли удовлетворитесь браком такого уровня…

   При этих словах ллер Адоррас едва уловимо напрягся, а рен Роинэ незаметно кивнул.

   — Из тех же, кто присутствует сейчас в зале, смертные исключаются сразу, лорд Элиар — тоже, по причине наличия пары… кажется, он не намеревается ее менять в ближайшее время?

   Светлый только кулаком погрозил «шутнику», вздумавшему намекнуть ему на Милле.

   — Что же касается меня и отца… то вопрос о Л’аэртэ, как я уже сказал, нами изначально не ставился.

   — Почему? — не выдержал рен Аверон, в глазах которого промелькнуло странное выражение, смутно напоминающее облегчение и, вместе с тем, настороженность.

   — Потому что Огонь жизни смертелен для тех, в ком его нет. В том числе и для женщины, которая рискнет стать нашей парой. Любая, кто осмелится прийти в мой род, погибнет от Огня, от которого у нее не будет защиты. Но этого я ни для кого не желаю. Да и вы, я полагаю, тоже. Поэтому и говорю: нет. Никто из нас не вступит в династический брак и не станет рисковать чужими жизнями.

   Эланна вздрогнула, как от удара, и неверяще уставилась на лицо Тиля, не в силах осознать услышанное. Совет беспокойно зашевелился, а владыка Эоллара откинулся на спинку кресла и надолго замолчал.

   Слишком многое нужно было переосмыслить заново.

ГЛАВА 6

— Ты в своем уме?! — прошипел Элиар, едва они оказались в южном крыле. — Совсем спятил — вот так, в лоб… Мы с Тилем такую изящную комбинацию придумали, а ты взял и все испортил!

   Таррэн поморщился.

   — Это все равно надо было сделать.

   — Да, но важно КАК сделать! Мы собирались осторожно, исподволь, постепенно подготавливая совет к мысли насчет Тиля… а ты что натворил?!

   — Это было неразумно, — тяжело вздохнул Тирриниэль. Первый упрек, который он позволил себе отпустить в сторону сына.

   Таррэн поджал губы.

   — Отец…

   — Хватит. Что сделано, то сделано, — Тиль повернулся, чтобы уйти, старательно пряча досаду, но был остановлен твердой рукой сына.

   — Нет, отец. Я все сделал правильно.

   — Как же, — возмущенно фыркнул Элиар. — Ты бы еще сказал им, что притащил сюда ясень и через пару часов он, если ты захочешь, превратит этот дворец в твои личные чертоги! А если надо, то опутает весь Эоллар и создаст из него второй Проклятый лес! Только хмер и будет не хватать, хотя при определенном усилии, я думаю, он даже их тебе вырастит и предоставит на блюдечке — голодных, свирепых и очень покладистых.

   — Это было правильно, — упрямо повторил Таррэн. — И в отношении Эланны — тоже.

   — Тьфу! — только и сказал светлый. А Тирриниэль снова вздохнул: с Элом он, как ни странно, на этот раз был согласен.

   — Отец, послушай…

   — Не надо. Я сейчас не слишком хороший собеседник.

   — Нет, ты должен меня выслушать, — настойчиво развернул Тиля за плечи Таррэн. — Я много думал и пришел к выводу, что мы совершили ошибку, когда намекнули Эланне на Эла.

   — Ну, наконец-то, дошло! — «обрадовался» светлый.

   — Да помолчи! Дай слово вставить!

   — Ах, пожалуйста-пожалуйста. Только в следующий раз заранее меня предупреди, когда решишь все переиграть без моего участия!

   — Эл!

   — Все, умолкаю, — Элиар примиряюще поднял руки и всем видом показал, что от него больше ни слова не услышат, ни упрека, ни возгласа, ни даже намека на недовольство.

   — Отец, — Таррэн пристально посмотрел на неподвижного Тирриниэля. — Пойми: Эланне нужно было сказать насчет Огня. Я все понимаю. Я вижу, как ты на нее смотришь, и не возражаю, но… пожалуйста, пойми: без рун ты не сможешь быть с ней. А без ее согласия никто не станет этого делать. Мы поклялись, помнишь? Мы предупредили твой совет, что за нарушение будут уничтожены все, кто только посмеет заикнуться об изменении. Абсолютно все, невзирая на статус, возраст и заслуги перед лесом. Ты создал новый закон. Ты обрек изменение на гибель, помнишь? А теперь собираешься сам же все и разрушить?

   Владыка Л’аэртэ сжал кулаки.

   — Руны — единственный способ для Эланны.

   — А ты у нее спросил?

   — Это не больно, — нахмурился Тирриниэль. — Мы научились гасить боль. Ей будет гораздо проще, чем в свое время Мирене.

   Таррэн снова вздохнул.

   — Да как же ты не поймешь… хорошо, попробую по-другому, — он пару секунд помолчал, собираясь с мыслями. — Представь, что случится, если мы сейчас умолчим про Огонь, сделаем вид, что готовы на династический брак, все твои планы исполнятся, и Эланна действительно согласится выйти за тебя замуж. Причем согласится по доброй воле, поскольку ты сумел ее очаровать и вызвал искреннюю симпатию. О большем пока не говорю — для этого требуется время. Теперь представь, что Адоррас тоже одобрит ваш союз и устроит грандиозный праздник в честь любимой дочери, а на время церемонии бракосочетания превратит свой дворец в один огромный карнавал. Все случится так быстро, как ты того пожелаешь. Будет музыка, цветы для невесты, много тостов и игристого вина. Будет вечер, а за ней и ночь. И много слов, когда после обряда ты поведешь жену в ваши общие покои. Я согласен — это прекрасная мечта. Но ответь мне: что ты скажешь своей любимой, когда придет время для объятий, и она потянется к тебе, ожидая взаимности?

   — Мы проведем ритуал раньше, — буркнул Тиль, отводя глаза.

   — Где? Во дворце? Накануне церемонии?

   — Почему нет?

   — А если что-то пойдет не так? — покачал головой Таррэн. — Если Эланна перенесет его плохо? Если нам помешает то, что она рождена на Алиаре, или наши руны подействуют на нее не так, как на Мирену?

   Владыка Темного леса вздрогнул.

   — А если Адоррас об этом узнает? Если сама Эланна в последний момент усомнится или передумает? Ты хоть раз говорил с ней об этом? Предупреждал о последствиях и о том, что руны изменения, будучи нанесены однажды, больше никогда не покинут ее тело? А сам процесс? Хорош же ты будешь, если жена вдруг спрыгнет с алтаря и в ужасе побежит за помощью! Ты хоть подумал, что она не имеет никакого понятия насчет изменения? Подумал о том, что она не знает, какую боль причиняют наши руны? Подумал, наконец, что с ней все может пойти по-другому и, даже если она согласится, то просто не будет к ЭТОМУ готова? А если и будет, то не к тому, что во время ритуала надо сохранять полную неподвижность? Как считаешь, ей понравится, что кто-то из наших будет видеть ее обнаженной и начнет чертить на ее коже руны? Понравится, если ты сам решишь это сделать, а потом ей будет без конца жизни сниться это в кошмарах? Понравится, если что-то мы не предусмотрим, и с ней произойдет то же, что и с Литой?!

   Тирриниэль побледнел.

   — Мы не допустим…

   — Нет, конечно, — устало сказал Таррэн. — Но и гарантий мы, в общем-то, дать не можем. Все может пойти не так: другой мир, другая магия… мы давно уже не принадлежим Алиаре. Пойми: проводить ритуал здесь опасно. Во дворце Адорраса слишком много посторонней магии. Один сбой, и все окажется под угрозой… а к нам Эланну никто не отпустит. В первую очередь, Адоррас. Разве что сбежать, пока все будут увлечены другими вещами? Но в этом случае, сам понимаешь, о хороших отношениях речи идти уже не будет. А то нас еще и обвинят в похищении члена правящей семьи. Нет, отец. Так нельзя. Если ты мне не веришь, то представь, что бы сделала со мной Белка, если бы я попытался провернуть подобное без ее согласия?

   Элиар поежился и инстинктивно огляделся: нет ли где этой дикой хмеры? От нее всего можно ожидать. Даже того, что вдруг спрыгнет сверху и ка-а-ак даст по шее. Тем более один раз с ней посмели обойтись некрасиво. Что из этого получилось, все они знали — Талларен, вон, до сих пор из могилы выкопаться не может. А если она узнает, что они тут напридумывали, пока ее не было…

   Светлому стало не по себе.

   — Хорошо, я понял, — дрогнувшим голосом согласился Тиль, явно подумав о том же. — Тогда стоит закончить договор и побыстрее вернуться: не уверен, что Адоррас снова рискнет поставить этот вопрос.

   — Эланна поймет, — улыбнулся Таррэн. — Она — умная и смелая женщина. Раз уж она рискнула в одиночку прийти на Лиару… думаю, вам следует поговорить. Только на этот раз — предельно откровенно.

   — Спасибо, не надо.

   — Надо, отец, — Таррэн улыбнулся шире. — Она должна знать, чем мы опасны и почему это именно так. Должна понимать, что иногда мы при всем желании теряем над собой контроль. Должна видеть, что ты уважаешь ее мнение, и подумать над тем, что способ для вас быть вместе существует. Если, конечно, ты ей небезразличен.

   — Если… — пробормотал Тиль, неловко отворачиваясь. — Ты прав: если… это, пожалуй, самая главная проблема.

   — Ты плохо знаешь женщин.

   — Я плохо знаю? — мрачно покосился на сына владыка Л’аэртэ.

   — Ты, ты, — тихо рассмеялся Таррэн. — Возраст здесь не имеет значения, а ты, хоть и живешь дольше, все-таки… прости за откровенность… пока ни разу не был близок к тому, что называется любовью. Это не в обиду тебе сказано, а к тому, что, если Эланна не бросается к тебе на шею и не кричит о своих чувствах, это совершенно ничего не значит. Бел, к примеру, из меня душу едва не вытрясла, когда я признался, что с ума от нее схожу. Я уж подумал: все, кончилась моя жизнь — никакой пары, никакого будущего, никакого счастья… а она выругалась и пообещала, что убьет, если я немедленно ее не поцелую.

   Элиар с интересом обернулся.

   — Удивительно, что ты после этого еще живой.

   — Сам порой поражаюсь.

   — Э-эх, везунчик. Если бы не Бел, остались бы от тебя одни подметки. И в Лабиринте, и позже, и вообще.

   — Помалкивай, — беззлобно фыркнул Таррэн. — Если бы не Бел, не видать бы тебе Милле, как своих ушей. И вообще, кто-то до сих пор бродил бы по моему лесу неприкаянным призраком, если бы она не надумала вытащить его с того света.

   — Насчет этого не спорю. И насчет Милле тоже. Хотя к ее появлению ты тоже слегка приложил… э-э… руку.

   — Пошел вон, — беззлобно пихнул побратима темный. — Лучше придумай, что сказать вечером о портале. Чует мое сердце, Аверон захочет его осмотреть или потребует, чтобы мы обучили обращению с Огнем его магов прямо сейчас.

   — Я уже думаю. Кстати, ты заметил, что у них нет полноценных хранителей?

   Таррэн пожал плечами.

   — А зачем они? Хроники у них никто не прячет, магов полно в любом роду: посильнее, послабее… каких угодно. За рассеиванием сил следить не надо. Никакой угрозы для перворожденных в этом мире давно нет. Боевая магия не в почете — все направлено на созидание. А если и есть какой-нибудь рен Аверон со своей огненной стихией, так и пускай балуется: у владыки достаточно сил, чтобы щелкнуть его по носу, если зарвется.

   — Когда-то им и три рода было не проблемой щелкнуть по носу.

   — Вот именно, что было, — наконец, усмехнулся Тирриниэль. — Как считаешь, что случится, если с нами попробуют поступить так же, как с ними?

   — Ничего, — ухмыльнулся Элиар. — Если Создатели не надумают навестить этот мир после шести тысяч лет молчания, любой из моих хранителей легко одолеет целый род местных магов. А если придут еще и твои…

   — Никаких ссор, — оборвал его мечтания Таррэн. — Мы пришли сюда не за этим. Сходи, взгляни, как дела у Лана и добились ли они чего с тушкой дирсы. Отец, а нам с тобой стоит навестить ясень.

   Тирриниэль кивнул.

   — Идем. Заодно, расскажешь, что за сон тебе такой странный приснился и каким образом ты прошел по памяти рода аж на девять эпох назад.

   — Сплетничать собрались, да? — подозрительно покосился на родственников Элиар. — Ну и ладно. Я с Бел потом сам поговорю и все у нее выведаю.

   — Бел здесь нет, — честно ответил Таррэн.

   — В смысле?

   — В прямом: ее до сих пор нет во дворце. Она сказала, что не вернется, пока мы не закончим с договором.

   — А как же?..

   — Вот так, — хмыкнул темный, не вдаваясь в подробности, и первым двинулся прочь.

   — Эй! Но ты же сам сказал, что видел ее! — крикнул ему вслед Элиар.

   — Да. Во сне.

   — Но твоя аура!..

   — А что с ней?

   — Торк! Да ничего! — окончательно взвился Элиар. — Ничего такого, что заставило бы меня беспокоиться!

   — Так это ж хорошо, — усмехнулся Таррэн. — Чем ты недоволен?

   — Тем, что ничего не понимаю!

   — Просто поверь: с Бел все отлично, она недалеко и, если потребуется, в любой момент сможет дернуть тебя за ухо. Но на глаза не покажется — не хочет осложнений с местными.

   Эл проворчал что-то неразборчивое, насупился, заподозрив, что ему дурят голову, и, отмахнувшись от побратима, ушел. Ну их, с этими тайнами и загадками. С Бел никогда не было все ясно, а теперь, когда появился Тор, от нее можно ждать чего угодно. Так что Торк с ней, потом сама все расскажет. А начнешь настаивать — не поймут.

   Тирриниэль, проводив его долгим взглядом, повернулся к сыну.

   — Разве у нас появились от него секреты?

   — Пойдем, — вздохнул Таррэн, направляясь в дальнюю комнату. — Я хочу открыть тебе память, а ты сам решай: стоит ли говорить Элу или лучше подождать.

   — Все так плохо? — насторожился владыка Л’аэртэ.

   — Скорее странно. Но сон непростой, даже с учетом того, что там успела побывать моя жена.

   — Что она хотела?

   — Чтобы я перестал себя загонять и выспался, наконец, — пожал плечами Таррэн.

   — И?..

   — И я не стал.

   — Почему? — с интересом покосился на сына Тиль, на что его Таррэн только усмехнулся.

   — Я что, дурак — спать в такое время?!

   — О… тогда все ясно, — хитро прищурился владыка Л’аэртэ. — А ты уверен, что это был только сон? И что твоя аура не пришла в порядок сама по себе?

   Таррэн вместо ответа зашел в комнату с приветственно зашелестевшим ясенем, без удивления принял от него три ореховых скорлупки и мягко улыбнулся.

   — Насчет Бел я уверен, — прошептал он, раз за разом читая эльфийские руны. — Все же разгрызенные орехи не падают с неба. А вот насчет остального… хочу, чтобы ты тоже это увидел.

   Тирриниэль тут же кивнул.

   — Давай попробуем. Только… хочешь совет?

   — Какой?

   — Когда в следующий раз уснешь… — Тиль на мгновение замолчал, и Таррэн вопросительно изогнул бровь, — и если вдруг все получится… то передай Бел от меня привет. Где-нибудь между страстным поцелуем и крепкими объятиями.

   — Отец!

   — А если ты не уверен до конца, сон это был или нет, то положи с вечера под подушку пару орехов, а потом проверь, так ли ты хорошо в себе разобрался. В конце концов, в жизни всякое бывает. Даже такое, что на скорлупе сами собой появляются эльфийские руны.

   Таррэн изумленно моргнул, никак не ожидая от отца подобного напутствия, но Тирриниэль лишь тихо рассмеялся. После чего посерьезнел, осторожно присел на услужливо приподнявшийся ясеневый корень и повелительно кивнул.

   — Я готов тебя принять.

   Спустя два часа они сидели в одной из комнат южного крыла и задумчиво изучали неуловимый для простого глаза танец ясеневых листьев на одной из стен. Тирриниэль уже довольно долго был погружен в размышления, Таррэн рассеянно вертел в руках ореховую скорлупку, зеленый ковер у него под ногами то и дело начинал ходить мелкими волнами, словно чуя нетерпение хозяина, а напоенный лесными ароматами воздух едва не гудел от скопившегося напряжения.

   — Что это за место? — наконец, нарушил затянувшееся молчание владыка Л’аэртэ.

   Таррэн встрепенулся

   — Ты про сон? Скальные берега, конечно.

   — А статуя — та самая?

   — Думаю, да, — кивнул Таррэн. — Она слишком живая, чтобы быть плодом моей фантазии.

   — Согласен, — Тиль медленно отпил из хрустального бокала и едва заметно нахмурился. — Насчет Бел я, кстати, не уверен — уз на тебе все еще нет. Следов чужого воздействия тоже. Если это действительно была она, то почему все так странно переплелось? Даже я не могу отличить, где закончился сон, а началась реальность. Такое впечатление, что и она там была… или же ты так хотел ее увидеть, что увидел по-настоящему, а воспоминания наложились на сон… не знаю, сын. Теперь — действительно не знаю. Что сам думаешь?

   — Я вижу этот сон каждый день с тех пор, как исчезла Белка. Иногда она просто стоит напротив. Когда-то отворачивается и уходит. Однажды растаяла прямо у меня на глазах, а вчера, вот, сама подошла.

   — Она могла заставить тебя увидеть этот сон?

   — Уз ведь нет, ты сам говоришь, — вздохнул Таррэн. — Да и я не почувствовал. А ее помню хорошо. Мое тело помнит. И от орехов пахнет медом — я не мог перепутать.

   — Тогда почему статуя всегда одна и та же? Почему они обе так похожи?!

   — Не знаю, — помрачнел Таррэн. — Даже предполагать не хочу, потому что такое тогда получается…

   — Просто так ничего не бывает. При чем тут Мать Драконов? И почему у меня сложилось впечатление, что Бел там действительно была, а ты какое-то время смотрел ее глазами? — Тирриниэль прикусил губу. — Или это был кто-то другой? Мы все еще мало знаем о Создателях. Слишком мало для того, чтобы делать какие-то выводы.

   — Но их сила просыпается, — возразил Таррэн. — Ты тоже это чувствуешь. Видишь, каким раздражительным стал Эл — на него это не похоже.

   — С моим огнем тоже творится что-то непонятное, — согласился Тирриниэль. — То готов вспыхнуть от малейшего ветерка, то, напротив, никак не дозовешься… да что говорить: если уж Эл с его спящим даром реагирует, то нам с тобой придется быть вдвойне острожными!

   — У Эла дар уже не спящий: если помнишь, я его пробудил.

   — Он малоактивен.

   — Это пока, — сумрачно предрек Таррэн. — Если так будет продолжаться, у него могут возникнуть проблемы: Алиара почему-то выводит огонь из равновесия. Я еще в прошлый раз почувствовал, но не так сильно. А сейчас… кажется, Эл становится таким же вспыльчивым и непримиримым, как мы в юности. Только, в отличие от нас, он не понимает, что происходит. Я пытался вчера уточнить кое-что, так он надулся и ушел. И сегодня, если ты заметил, тоже.

   Тирриниэль задумчиво повертел хрустальный бокал.

   — А еще я заметил, что на наших охотников это не действует.

   — У них нет дара.

   — В Стрегоне есть кровь Белки. Конечно, всего капля, но в ней, если помнишь, и твоя кровь… и моя… слегка разбавленная.

   Таррэн неожиданно замер.

   — Ты думаешь, она тоже?!

   — А ты только сейчас сообразил? — удивился Тиль. — Конечно, и Бел чувствует: в ней, считай, почти треть нашей крови. И, соответственно, магии: твоей, моей, Талларена. А он, между прочим, унаследовал гораздо больший Огонь, чем ты. Тебя, правда, выручает Лабиринт, тогда как Белка этой силой пользоваться не умеет. Однако не забывай: твоя жена тоже приняла в себя магию Огня, иначе у вас не было бы ни Тира, ни Милле, ни Тора с Тебром. Просто она, как всегда, первой забеспокоилась, хотя, возможно, не была уверена, что беспокоится правильно. А поскольку в последние годы она себе вообще мало доверяла…

   Таррэн прикрыл глаза.

   — Торк… она побоялась сорваться!

   — Скорее всего. Поэтому и ушла: подумать, посидеть в тишине и разобраться, в чем дело. Если Бел выпустит из-под контроля свою силу, последствия будут не меньшими, чем если сорвешься ты или я. В ней наша кровь. В ней кровь Траш, Карраша… всей стаи! Теперь добавились перевертыши. Быть может, кто-то еще, о ком мы с тобой понятия не имеем. Кто знает, как она жила эти двенадцать лет?

   Таррэн переменился в лице.

   — Отец, я — дурак…

   — Ты просто плохо подумал.

   — Бел все еще наполовину человек! Проклятье! Я должен был заметить, понять, помочь, наконец!

   — Когда? Это же не сразу проявилось, а разговаривать в последнюю неделю нам было некогда: сам помнишь — мы почти не спали. Такое впечатление, что Адоррас решил испытать нас на прочность.

   — Но почему она не сказала мне?! — тихо простонал Таррэн. — Почему не пришла и не попросила помощи?!

   — Бел не любит просить, — напомнил Тирриниэль. — Если тебя это утешит, то она и мне ничего не сказала. Но я, слава богу, давно научился различать, где она шутит, а где сердится по-настоящему. К тому же, мне кажется, Бел сама не была уверена, что с ней что-то не так, вот и отошла в сторонку, чтобы ни нам не мешать, ни самой не наделать глупостей.

   Таррэн обхватил голову руками.

   — Это неправильно… я бы посмотрел, помог… может, надо защиту какую поставить? Или убрать амулет? Вдруг ясень помог бы?

   — Если Бел ушла, значит, не помог, — медленно уронил Тиль, изучая солнечные блики на хрустальных гранях бокала. — Или случилось что-то еще, раз ей понадобилось уйти именно таким образом. Честно сказать, не знаю, что для нее важнее. Но раз она вернулась, то, видимо, свои трудности решила. Или же нашла, что искала. В любом случае, это у нее надо спрашивать. Наше же с тобой дело — выбрать подходящий момент и задать ей нужный вопрос.

   — Я попробую, — невесело кивнул Таррэн. — Но результатов не обещаю.

   — А я ничего и не жду.

   — Какой ты стал мудрый… местами. Если бы еще и с Эланной решил…

   — Другим советовать проще, — хмыкнул Тиль. — А что касается Эланны, то я подумаю, как ей объяснить. Правда, результатов, как ты сказал, не обещаю.

   — Она ведь тебе нравится, — повернулся Таррэн, внимательно глянув на отца.

   Тот кивнул.

   — Ты обязан с ней поговорить.

   — Все, хватит, — Тирриниэль поставил бокал и поднялся. — Если уснешь сейчас, то постарайся припомнить свои сны поточнее. Если это случится поздно ночью — я тебе уже сказал, что делать. В любом случае попроси ясень поставить на комнату дополнительную защиту и пройдись Огнем по углам.

   — Зачем?

   — Чтобы дирсы не подкрались, — подозрительно серьезно ответил отец.

   — А ты куда?

   — К Ланниэлю загляну, — усмехнулся владыка Темного леса. — Посмотрю, как у него успехи. Может, ошейник сумел собрать или дирсу нашу разговорил? Чем Торк не шутит? Все же он у Линнувиэля способный. Пожалуй, даже способнее Ларриэля. А когда они работают на пару с Вертэлем, то вообще — загляденье. Такое впечатление, что они — две половинки одной сущности, которой почему-то вздумалось отыскать себе двоих носителей.

   — Ты прав: они на удивление хорошо ладят.

   — У них магия отлично сочетается, несмотря на то, что Ланниэль — темный и почти что хранитель, а Вертэль — целитель в сотом поколении. Но это только подтверждает твою теорию, что все мы на самом деле — один и тот же народ. А наша магия, какой бы она ни была и от кого бы ни досталась, в своей основе имеет очень много общего. Спокойной ночи, Таррэн.

   — Спокойной ночи, — отозвался Таррэн, провожая глазами отца. Тот слабо улыбнулся, пользуясь тем, что никто не видит, а про себя подумал, что, наверное, все же не зря живет на этом свете, раз даже после стольких лет слышит в голосе сына неподдельную заботу.

   Тиль порой даже сомневался, что подобное стало возможным: после стольких лет молчания, недоверия, обвинений и упреков… после полного разрыва, отречения… ох, как он понимал чувства Адорраса, когда их с Таррэном предки вернулись с островов смерти! Но как же тяжело признавать свои ошибки и делать что-то наперекор прежнему опыту. И как невыносимо трудно видеть, что вся твоя прежняя жизнь была бессмысленной, никому не нужной бравадой.

   «Я, может, и моложе многих местных, — хмыкнул Тиль про себя. — И, возможно, незаслуженно приобрел седину в волосах. Но, как оказалось, сама по себе ошибка — ничто, если ты не сумел ее понять и исправить».

ГЛАВА 7

— Впусти, — коротко велел ллер Адоррас, когда его уединение грубо нарушили, и Ортэ, которому только и дозволялась подобная наглость, лаконично доложил о приходе важного гостя.

   Страж, молча поклонившись, бесшумно исчез. Но буквально через секунду двери в личные покои владыки снова отворились, и в комнату зашел необычный посетитель.

   Невежливым пинком захлопнув за собой двери, он огляделся, словно ища какой-то подвох. Но покои повелителя, как и триста лет назад, остались все такими же аскетичными и совсем не соответствующими статусу хозяина. Просто стены, свитые из ветвей эльфийской лозы. Четыре мраморных колонны по углам, отгородившие куцее пространство двадцать на двадцать шагов. Ровный пол. Два плетеных кресла. И небрежно брошенная на ковер роскошная туника, которую владыка раздраженно сорвал, отшвырнув прочь, как кичливую, до смерти надоевшую тряпку.

   Ллер Адоррас сидел спиной к двери, вперив тяжелый взгляд в пустоту и находясь в напряженном раздумье. Его чеканный профиль был ровным, как срез столетнего дерева и таким же твердым. Синие глаза потемнели, усталые веки уже с трудом прятали их неестественную глубину. На благородном лбу пролегли не свойственные перворожденным морщинки, а красиво очерченные губы едва заметно шевелились, будто он разговаривал с кем-то, испрашивая совета или помощи.

   Незваный гость некоторое время постоял, изучая седой затылок повелителя, однако владыка и не подумал повернуться. Впрочем, эти двое уже давно не соблюдали церемоний, когда оставались наедине, а потому вошедший без всякого смущения подвинул второе кресло, по-хозяйски рухнул на жалобно пискнувшее сиденье и уставился на владыку.

   — Что? Тяжко? — хмыкнул он, когда ллер Адоррас не пошевелился. Спросил то ли сочувственно, то ли, напротив, с насмешкой.

   Царственный эльф, очнувшись от дум, потер гудящие виски.

   — Вот уж не ждал тебя сегодня увидеть.

   — Да я… гм… и не собирался оставаться в стороне. Когда горит Эоллар, глупо продолжать ловить рыбу, надеясь, что начавшийся пожар не доберется в мою тихую заводь.

   — Поэт, — усмехнулся владыка. — Мне казалось, после разговора с чужаками ты еще три года не сунешься во дворец. Неужто замыслил отыграться за поруганные хроники, Ис?

   Рен Истаэр ал Истаэрр раздраженно дернул щекой.

   — Представь себе, нет.

   — Почему же тогда ты ушел?

   — У тебя во дворце стало неуютно, а я захотел еще раз просмотреть память рода.

   — Что? И ты тоже? — удивленно повернулся ллер Адоррас.

   — Что значит «тоже»?

   — Да так… зачем тебе память?

   Летописец, хронист, поэт и, одновременно, кузнец повел широкими плечами.

   — Хотелось проверить записи отца и сравнить со своими ощущениями.

   — Полагаешь, он передал тебе не все?

   — Эти чужаки не идут у меня из головы, — признался рен Истаэр. — В отличие от тебя, я не застал той войны. Поэтому все, что мне известно, известно лишь по памяти отца. А он, если помнишь, с трудом пережил ту бойню и, в конце концов, утратил ясность ума.

   — Да. Война многим повредила разумы.

   — Мы — не воины, — горько усмехнулся кузнец. — К несчастью, большинству из нас чужда даже мысль об отнятии чужой жизни. Многих она приводит в священный трепет, а те, кто еще хранит память о войнах, вряд ли сумеют заставить себя снова увидеть этот кошмар. Слишком сильно ОНИ прошлись по Эоллару. И слишком много боли принесли, чтобы ее можно было спокойно вынести. Если уж даже отец не смог… многие предпочли забыть прошлое, как страшный сон, и до сих пор стараются не думать, что все это может повториться.

   — Мы с тобой думаем, — сухо напомнил повелитель. — И уже не раз отнимали жизни.

   — Да, но какие? И какой ценой?

   — Большое начинается с малого. А многим даже простая охота кажется кощунством.

   — Звери, — криво улыбнулся кузнец. — Мы убиваем всего лишь зверей, а нас с тобой клеймят и за спиной называют чудовищами. Дикарями, презревшими блага цивилизации.

   — С чего-то же надо было начинать, — вздохнул ллер Адоррас. — Какой же я правитель, если начну обрекать своих воинов на то, цену чему не знаю сам? Пришлось учиться. А потом учить их. Заново.

   — Твои эвитарэ хороши, не спорю. Но их слишком мало: что такое две сотни воинов против настоящего врага? А маги? Ты ведь понимаешь разницу?

   — Других у нас нет, Ис. Война уничтожила слишком многих. Весь цвет нашего народа. Всю ударную силу. А те, кого она не уничтожила, к несчастью, остались по другую сторону завесы между мирами.

   — И теперь они вернулись…

   Владыка Эоллара снова помрачнел.

   — Я не знаю, что мне делать, Ис. Как не допустить новой войны? Раньше мы считали, что этот кошмар не повторится. Кажется, мы слишком верили в непогрешимость Драконов и уповали на их могущество. И ведь это я им поверил, Ис! Ты понимаешь?! Я! — ллер Адоррас прикрыл глаза рукой.

   — Решение принимал совет старейшин и лишь потом владыка.

   — Отец был слаб после войны, — глухо отозвался повелитель. — Он считал это своей ошибкой: сотни тысяч погибших, лавина извержений вулканов, бесконечные цунами, шторма… и новые жертвы… ты же видел в памяти рода, что творилось на Алиаре. Атторас считал, что это его вина, и гибель двух третей народа лежит на нем. Он видел исход. Видел, как горят наши леса. Чувствовал боль нашего мира. Всю, до последней капли. Он взял эту боль на себя — единственное, чем мог тогда помочь. Но это не рана его убила, Ис. Его убила вина за совершенную ошибку. И я должен был это предвидеть. Должен был настоять на сохранении союза с гномами и людьми и отменить запрет на убийства хотя бы для мужчин. Хотя бы для магов.

   — Ты не мог знать, — тихо сказал кузнец. — Все верно: мы слишком уповали на Создателей. К тому же, Атторас издал закон, против которого ты не мог пойти.

   Владыка сгорбился в своем кресле.

   — Боюсь, он уже не ведал, что творил, Ис. Боль Алиары терзала его день и ночь, год за годом, пока мы восстанавливали свой мир. Он не хотел, чтобы смерть сеяла разрушения дальше, поэтому и пошел на введение закона о непричинении. Вместо того чтобы растить новых воинов и укреплять ослабевшую армию.

   Рен Истаэр опустил глаза: он тоже считал, что это было ошибкой. И отец его считал так же, за что и был когда-то отлучен от дворца вместе со своими летописями. Он уехал с Эоллара — один, раздавленный, страшащийся за судьбу своего народа, но не имеющий возможности ее изменить. Лишь спустя три тысячелетия, когда глаза старого владыки закрылись, и трон занял владыка новый, старший Истаэр рискнул вернуться. А вернувшись, пришел в ужас, когда увидел, во что превратила эльфов воля прежнего повелителя: от искусных лучников и непревзойденных мечников не осталось практически ничего! Выжившие в войне оказались сосланы подальше от благостно-гармоничного дворца. В умах молодежи, не заставшей кошмары битв, царила идея о непричинении смерти любому живому существу. Охота запрещена. Дуэли исключены. Веками оттачиваемые воинские умения были вычеркнуты из обучения молодых эльфов. Дамы стали похожи на ленивых домашних кошек. Кавалеры превратились в болтливых щеголей, главным занятием которых стали словесные дуэли и вычурные конструкции из ничего не значащих фраз, которыми эти разодетые петухи пытались поразить одуревших от безделья красоток.

   У старого воина выступили слезы, когда он увидел, как стремительно деградировали перворожденные. Всего за три с половиной тысячи лет! Ни охотников не стало, ни кузнецов, ни доблестных воинов. Только утратившие искру настоящего искусства бездари, которые искренне гордились тем, что превратились в жалкое подобие самих себя.

   Когда старик Истаэр, впервые в жизни опьянев от безмерного количества выпитого, ураганом ворвался в тронный зал, по пути расшвыривая так называемую «охрану», Адоррас был молод и оглушен свалившейся на него властью. Но прослезившийся ветеран, на лице которого огнем пылал старый шрам, произвел на повелителя впечатление вылитого за шиворот ведра ледяной воды. Истаэр кричал, не стесняясь придворных. Обвинял. Укорял. Проклинал. Плакал… ллер Адоррас до сих пор не мог забыть, сколько боли тогда горело в глазах старого воина. И сколько муки было в его срывающемся голосе, описывавшем угасание эльфийской расы.

   Вопреки ожиданиям двора, новый владыка не оттолкнул израненного ветерана и не приказал выставить вон. Напротив, терпеливо выслушал, стараясь не выдать собственных сомнений и больно колющего внутри чувства стыда. Именно тогда он понял, что старик был прав. Сто раз прав: если ничего не сделать, всего через пару поколений это увядание будет не остановить. Целая раса погибнет, выродившись в пустоцветов. Все их знания пропадут. Сама память выветрится, и не останется на Алиаре ничего, чем когда-то так гордились перворожденные.

   Но резко менять каноны… а отцовский закон до горечи быстро стал каноном и незыблемой традицией… было нельзя. Нового владыку бы не поняли и не поддержали. Слишком инертно праздное общество. Слишком ленивы и беспечны стали эльфы. Слишком удобно им было в этой обманчиво милой сказке, в которой все прекрасно и весело, где нет смерти, крови, боли и разочарований. И где лишь безумцы пытались плести вялые интриги, но и то большей частью для того, чтобы хоть как-то развеять бесконечно долгую скуку.

   Адоррас потратил много лет, чтобы отыскать единомышленников среди этого блаженствующего стада. Еще больше времени он потратил, чтобы постепенно подвести их к мысли о переменах. Несколько сотен лет специально вылавливал в развращенных негой родах молодых эльфов, способных стать опорой нового трона. Он год за годом привлекал их к своим делам. Терпеливо выманивал из домов, словно пугливых бабочек — к огню. Настойчиво отсылал на границы, на Бравегон, в королевства смертных, в бескрайние воды Островной империи… куда угодно, лишь бы держать подальше от двора. Он взращивал их, как заботливый садовник растит любимый огород. Поощрял, привлекал, исподволь приучая к мысли, что нужно многое менять на Эолларе. Он возился с ними, как с малыми детьми, стараясь вложить в ветреные головы хоть немного рассудительности. И, в конце концов сумел убедить старейшин в необходимости создания не просто личной стражи, но и личной сотни, в которой властвовали бы иные ценности. И в которой ничто не имело бы значения, кроме верности долгу и безусловной преданности своему сюзерену.

   Они до хрипоты спорили со стариком Истаэрром, придумывая новый кодекс взамен запрещенного владыкой Атторасом. Искали лазейки в законах, до рези в глазах пересматривали старые хроники в попытке обмануть бдительных старейшин. Были бы они теми, прежними, вряд ли за несколько сотен лет двум вольнодумцам удалось бы это провернуть. Однако прежний совет, к счастью, не пережил войны — большая часть родов осталась без своих глав едва ли не в самый первый день, когда разъяренные отступники выпустили свой Огонь из-под контроля. Впрочем, был бы жив старый совет, ничего бы этого не потребовалось: древние эльфы не допустили бы беды. А так — владыке пришлось восстанавливать все с нуля. Учить, растить, пояснять, принимать клятву верности…

   И, как ни странно, у них получилось.

   На исходе первого тысячелетия после приятия власти Адоррас обзавелся, наконец, по-настоящему преданными сторонниками. С помощью Истаэра, еще не утратившего старых навыков, он воспитал первых воинов взамен погибших. Обрел верных стражей, рядом с которыми мог чувствовать себя спокойно. Он создал и закрепил новые традиции. Вернул из забвения полузабытое воинское искусство. Окружил его ореолом почета. Бросил все силы на восстановление магии, едва не скатившейся до уровня ярмарочных фокусов. Увидел, наконец, что его народу можно и нужно жить по-другому. Зажег в себе надежду и каждый раз, глядя на суровых эвитарэ, чуждых развлечениям и праздной лености, тайком ото всех улыбался, где-то глубоко внутри чувствуя, что сделал что-то действительно важное.

   Возвращение Изараэля было для него как гром среди ясного неба. Его сперва не узнали, не поняли. Его приняли как гостя, окружили вниманием и почетом. Ему не побоялись показать даже сердце Эоллара — священную рощу с редчайшими видами животных, которых после войны нигде больше нельзя было встретить. Благородные эолларские львы, изящные цапли, венценосные змеи, дающие редкий яд, от которого исцелялись болезни. Поющие пески, голубой шиповник, чьи плоды умели забирать печали… Эоллар хранил много чудес, несмотря на пережитое потрясение. И перворожденные приложили все усилия, чтобы Алиара снова зацвела.

   Но кто же знал, что чужеземный владыка, прозванный на своей земле Проклятым, совсем не тот, за кого себя выдавал? Кто знал, что пылающий в его глазах Огонь — на самом деле не Огонь Создателей, а сам он — вовсе не один из повелителей небес? Высокий, прекрасный, как бог, с внешностью Дракона, с их аурой и огромной силой… кто мог заподозрить подвох?! Кто мог узнать в нем одного их ушедших? И подумать, что изменения в обитателях рощи самым прямым образом связаны с его появлением?

   Кто знал, что Изараэль уже тогда отравил их души своим ядом? Кто мог хотя бы представить, что они так быстро изменятся? И предсказать, что в один прекрасный день некогда мирные существа превратятся в кровожадных тварей, готовых рвать живые тела и давиться податливой плотью — не для насыщения, но ради удовольствия и утоления жажды крови?

   Изараэль обманул своих прародителей. Явившись незваным гостем, он изуродовал и выжег прекрасную рощу, непостижимым образом искорежив, а затем забрав с собой чудовищно изменившихся созданий, которых больше язык не поворачивался назвать зверьми. Он предал и убил ничего не подозревавших эльфов, рискнувших в тот день приблизиться к месту открытия портала. Его Огонь уничтожил многие тысячи деревьев, опалил вскрикнувшее от такого предательства небо. Умыкнул в никуда последние оставшиеся от Создателей артефакты и исчез, оставив после себя покореженные, оплавленные стволы, обугленные трупы и пугающе ясное осознание того, что страшные времена вернулись.

   Адоррас еще помнил тот шок, когда стало ясно, откуда черпал свою силу пришелец. Помнил, как гнал от себя единственно-верную мысль и как с тихим стоном осматривал разграбленное святилище: Дракон не мог натворить такого. Чтобы заполучить камни бездны, ему достаточно было лишь попросить… но чужак этого не знал. И он убил стражей, стерегущих древние артефакты. Убил безжалостно, не побоявшись оставить после себя жутковатый знак: черного змея, держащего в пасти крупный зеленый камень и тесно обвивающего какое-то дерево.

   И вот тогда Эоллар по-настоящему испугался.

   Вот тогда совет старейшин всполошился.

   Вот тогда и стало ясно, что старик Истаэрр вовсе не был безумцем. Когда случилась беда, его отыскали и привели во дворец, да не одного, а вместе с возмужавшим сыном, в котором невероятным образом смешалась кровь эльфийского и подгорного народов. Но тогда уже было не до выяснения причин и не до распрей: дворец гудел как растревоженный улей, маги метались по материку в панике, силясь познать природу пришедшей в их мир силы. Личная стража Адорраса прочесала весь континент, но тщетно — убийца исчез. И уверенности в том, что он не вернется, ни у кого не было.

   За годы, прошедшие с того дня, владыка успел сделать немало. Оставив Эоллар на подросшую дочь, он побывал на Брадоване, испросив совета и помощи у гномов. Втайне от совета навестил королей людей, напомнив о давнем союзе и заручившись их поддержкой на случай беды. Он без устали гонял крылатого Леинара, облетев Скальные берега в поисках ответов на свои вопросы. Побывал на всех материках, сообщив живущим там об угрозе возвращения отступников. Отговорившись внезапно проснувшейся страстью к охоте, он велел Истаэру и наиболее близким соратникам начать натаскивать молодых эльфов, приучая их убивать. Хотя бы зверей. Хотя бы так. Чтобы в будущем… которого так не хотелось видеть… они смогли без трепета защищать свои дома, родных и свои леса.

   И вот это время пришло…

   Адоррас и сейчас напряженно гадал, что было бы, если первой Таррэна встретила не Эланна, а он сам. Была ли хоть крохотная возможность, что чужака удалось бы уничтожить своими силами? И как бы сложилась судьба Алиары, если бы разгневанный наследник Изиара… а разгневаться ему было отчего в этой ситуации… обратил свою силу против алиарцев?

   Владыка Эоллара и сейчас боялся об этом подумать.

   Он много времени провел в беседах с непредсказуемым гостем, силясь представить последствия его прихода. Довольно быстро понял, что молодой темный абсолютно неподвластен его чарам. С беспокойством осознал, что встретил не только мага, но и воина — одного из тех сильных духом и крепких телом бойцов, возродить которых пытался на Алиаре без малого три тысячелетия. Однако одной-единственной тренировки гостя с лихвой хватило, чтобы понять, насколько велика была разница между хвалеными эвитарэ и неоспоримым мастерством бойца, совершенствующего свое искусство с младых лет.

   Продемонстрированный Таррэном Огонь, силу которого он даже попытался преуменьшить, произвел на старейшин эффект разорвавшегося снаряда. Даже Роинэ не представлял, с какой силой им довелось столкнуться. Не говоря уж о том, что Глава рода Аверон, слывший наиболее опытным в искусстве управления огненной стихией, не сумел противопоставить чужаку абсолютно ничего. Сравнивать его с темным лордом было все равно, что сравнивать детский кинжальчик с искусно выкованным клинком.

   Когда Таррэн покинул дворец, Адоррас надолго погрузился в размышления. Опасный гость отличался от своего безумного прародителя. Он не кичился своей силой. Не порывался ее доказывать. Когда просили, охотно делился знаниями. Когда чувствовал, что его пытаются запутать, твердо настаивал на своем… он не производил впечатления охваченного низменными страстями монстра. Умелый маг, воин, интересный собеседник… но, быть может, это всего лишь маски? Кто знает, до чего дошли в своей ненависти отступники? И кто знает, был ли чужак до конца откровенен?

   Владыка до сих пор не мог избавиться от сомнений. А слова старого друга заставили его усомниться еще больше.

   — Что ты решил? — наконец, нарушил молчание Истаэр. — Уже отправил зов?

   — Нет, — после минутной паузы неохотно отозвался правитель.

   — Надеешься, что обойдется?

   — Просто боюсь, что если сделаю это, то Алиара уже не устоит. Может, для кого-то мой зов и будет спасением, но второй войны наш мир не переживет. И ты, если разбудил память рода, должен это понимать.

   — Поэтому и пришел, — кивнул Истаэр. — В прошлый раз нам хватило нескольких месяцев, чтобы оказаться на дне пропасти, а теперь… не знаю, друг. Я понимаю твои чувства и, если честно, рад, что ты сомневаешься.

   Ллер Адоррас криво усмехнулся.

   — Недавно я узнал от наших гостей, что камни бездны уничтожены. И неосторожно спросил, как именно это произошло.

   — Кого спросил? Таррэна?

   — Нет. Его отца. Он сказал, что сделал это лично.

   — И ты поверил? — хмыкнул Истаэр.

   — Он не солгал.

   — Тебе, наконец, удалось пробить его щит?

   — Нет. Он сам его снял.

   — Что-о?!

   — Да, — вздохнул владыка. — Я ждал чего угодно, кроме того, что этот… Тирриниэль… откроет мне свою память.

   Кузнец нетерпеливо подался вперед.

   — Что ты видел?! Камни действительно уничтожены?!

   — Да, — снова вздохнул повелитель, в который раз за вечер возвращаясь к увиденному. — И уничтожены действительно им — не скажу, что легко, но довольно грубо.

   — В каком смысле?

   — В прямом, — сухо отозвался ллер Адоррас. — Этот темный накачал их силой так, что они расплавились прямо на шее его врага. Заметь, все двенадцать уничтожил. И мне, к примеру, ОЧЕНЬ хотелось бы знать, откуда он взял источник, способный уничтожить артефакт Создателей. Ни одному магу такое не под силу в одиночку — физическое тело просто не выдержит.

   — У Тирриниэля есть Огонь жизни, — неуверенно возразил Истаэр.

   — Да. Но он все-таки эльф. Причем эльф, почти потерявший бессмертие.

   — Ты о чем?

   Владыка пристально взглянул на собеседника.

   — Они живут не более трех тысяч лет, Ис. По крайней мере, в последние девять эпох. Те, кто принял Огонь жизни, еще меньше — до двух эпох. Понимаешь?

   Истаэр пораженно замер.

   — Думаешь, это из-за магии Создателей?!

   — Они полагают, что так.

   — И… что?!

   — Они считают это нормальным, — ллер Адоррас отвернулся. — Как сказал сегодня Таррэн, они воспринимают это как плату за полученную силу: дескать, Огонь не способен ужиться с их внутренней магией. Он или убивает носителя, или со временем сводит его с ума. Попав на Лиару, они научились разделять эти две силы и заключать одну из них во внешний источник…

   — Перстни!

   — Верно. Родовые перстни, которые хранят данную им при рождении силу. Вместе с бессмертием.

   — Но это же… — кузнец аж замер от диковатой догадки. — Это же значит, что они уязвимы! Значит, с ними все-таки можно бороться! Нужно бороться, Ад! Стоит только добыть такой перстень…

   — Не спеши, друг мой, — усмехнулся владыка. — Неужто ты решил, что они не позаботились о своей душе?

   Истаэр нерешительно поднял голову.

   — Эти перстни нелегко уничтожить, — подтвердил его догадку повелитель. — Для нас с нашей силой — вовсе невозможно. Когда я просматривал память Тирриниэля, мне удалось узнать, что для этого требуется, и, могу тебе сказать, что никто из наших магов на такое не способен. Это — уровень Создателей. Или самих чужаков, если они решат начать уничтожать себе подобных направо и налево.

   — Они что там… все такие?!

   — Нет. Только маги. С остальными проще, хотя я не совсем уловил, в чем именно состоит разница по перстням. Однако такого мага, будь уверен, убить невероятно трудно, а одолеть их защиту не под силу даже мне — она основана на магии крови.

   Рен Истаэр прикусил губу.

   — Значит, они подчинили себе исконную магию Драконов…

   — И магию рун, — кивнул владыка, устало откинувшись в кресле. — Ту, которой мы с тобой, к счастью или к сожалению, не владеем.

   — Поганое сочетание, — сокрушенно вздохнул кузнец. — Сравнительно небольшая продолжительность жизни и сумасшедшая сила в придачу… что ты узнал еще?

   Владыка Эоллара задумчиво прикрыл веки.

   — Насчет женщин — сущая правда, Ис: у них действительно сложности с наследниками. Мужчины способны зачать ребенка не позже, чем к концу второго-третьего века… это у темных… у светлых есть немного больше времени. Но, максимум, лет до пятисот. После этого — провал, какой-то выверт природы, который они сами называют вторым совершеннолетием. Если не успеют с ребенком до него, даже правящий род может угаснуть.

   — Создатель… и они с этим живут?! — непритворно ужаснулся Истаэр.

   — Жили, — невесело хмыкнул ллер Адоррас. — До недавнего времени. Но потом и здесь отыскали какой-то выход. Подробностей я не уловил — Тирриниэль хорошо закрыл эту тему, но, полагаю, и тут вмешалась магия рун или магия крови, которой они поразительно хорошо овладели. Более того, до последних лет темные теряли женщин так быстро, что неуклонно двигались к вымиранию, потому что на каждого наследника правящей ветви приходилась, как минимум, одна материнская смерть, о чем они нам сегодня сами же и заявили. Но потом… не знаю, что именно темные не договаривают, потому что эту тему от меня закрыли еще более тщательно, чем предыдущие. Но мне удалось уловить, что светлые этому року неподвластны.

   — Хочешь сказать: нет Огня — нет и смертей?

   — До некоторых пор Огонь Драконов выкашивал их, как сорную траву. Потом светлые решили, что не желают погибать и отказались от проклятого дара, что продлило им жизнь, отсрочило второе совершеннолетие, сохранило женщин и помогло увеличить численность. Тогда как темные…

   — Твоя дочь сказала, что Таррэн обошел это проклятие.

   — Да, — медленно наклонил голову владыка. — Однако память мне так и не открыла.

   — Кто? Эланна?!

   — Сама она не смогла бы сопротивляться, — так же медленно произнес повелитель, вертя в руках пустой бокал. — Я слишком хорошо ее знаю. Но сейчас на ней стоит такой ментальный щит, который я не смог одолеть даже пока она спала.

   Рен Истаэр ошарашенно замер.

   — Думаешь, ее заставили?

   — Нет. Она призналась, что знает о защите. Но кто ее ставил, мне не сообщила.

   — Наверняка Таррэн!

   — Я бы не был так в этом уверен…

   — Ты на его отца намекаешь? — недоверчиво покосился кузнец. — Полагаешь, Эланна так наивна, чтобы позволить незнакомому эльфу, да еще прямому потомку Изараэля, невозбранно копаться в своей голове?!

   Владыка осторожно поставил бокал на стол.

   — Мне кажется, Ис, что щит наложили до того, как она о нем узнала.

   — Это невозможно! Навести на мага ее уровня щит такой силы… Эланна достаточно опытна в подобных делах!

   — А ты заметил, какой щит у Элиара? — словно между прочим заметил Адоррас.

   — Нет. Откуда? Я ж не маг, — буркнул летописец.

   — А я обратил внимание. И полагаю, что щит, висящей на моей дочери, именно его работа. Слишком уж тонкая. Правда, свой щит у него намного проще… но лишь от того, что за ним есть второй и, возможно, даже третий.

   Рен Истаэр нахмурился.

   — Этот хлыщ? Ты уверен?

   — Нет, — усмехнулся владыка. — По крайней мере, не был уверен до сегодняшнего вечера. Однако в воспоминаниях Тирриниэля я нашел один интересный факт: оказывается, примерно с пол-эпохи назад, когда светлые и темные были далеки от союза и устраивали совместные походы по велению Изараэля… этот, как ты выразился, хлыщ, сумел вылечиться от одного весьма неприятного заклятия, смутно напоминающего наш лиственный вихрь. Только раз в десять сильнее. Причем вылечился сам, без чьей-либо помощи. А до этого энное количество лет носил звание хранителя трона. Тебе это о чем-нибудь говорит?

   — Лиственный вихрь? — озадачился хронист. — Отец писал о нем, когда упоминал о войне. Считается, что вылечиться от него невозможно, поэтому, собственно, его и использовали против отступников.

   — Именно, Ис. А теперь представь, что мощность заклятия увеличена в десять раз, и подумай: какими силами и каким искусством нужно обладать, чтобы выжить после такого удара? И вообще, тебе не кажется, что этот светлый просто неплохо носит свою маску?

   Рен Истаэр надолго замолчал. Но спустя несколько минут напряженных размышлений пришел к выводу, что Адоррас может быть прав.

   — Значит, маг, воин и целитель, — задумчиво уронил он. — Тирриниэль, Таррэн, Элиар… кажется, мы их недооценили, и они подготовились к этому визиту гораздо лучше, чем мы с тобой. Кстати, Ад, ты проверил Золотых?

   — Насколько мог, — кивнул владыка. — Но магов нашел всего двоих — тех, про которых нам и так сказали. На всех — отменные щиты, с которыми не справился даже Роинэ.

   — А смертные?

   — Не уверен, что они смертные… хотя магией не владеют, это точно. Правда, защита есть и у них, только основанная Создатель знает на чем, и вообще, непонятно как на них держится.

   — Магия крови? — быстро спросил кузнец.

   — Не знаю, — вздохнул ллер Адоррас. — И Эланна, как назло, все время уходит от ответов. Но подготовились они к приходу основательно. Заметь, портал не свернули, над южным крылом поставили все ту же демонову защиту, за которую нашим магам не удалось даже краешком проникнуть. Взяли с собой только воинов и магов, непонятные артефакты, от которых у меня уже дворец дрожит по ночам. Да еще смертные эти непонятные, которые готовы схватиться даже с моими эвитарэ… и Бел…

   Истаэр поспешно опустил глаза.

   — Да, — странным голосом уронил он. — Насчет Бел ты прав: ему тут не место.

   — Не пояснишь, что на тебя нашло пару недель назад? — вдруг вежливо осведомился повелитель. — Не подскажешь, за каким демоном ты отдал Бел свой кинжал?

   — Нет, — совсем тихо отозвался кузнец. — Мои клинки сами выбирают хозяина. Я не вправе ими распоряжаться.

   Владыка подозрительно покосился на друга, но хронист больше ничего не добавил. Только упорно смотрел в пол и нервно смял полу старой куртки, будто не знал, куда девать разом вспотевшие руки.

   — Ты видел Бел?

   — Когда? — отчего-то насторожился Истаэр.

   — Недавно. Или давно… не знаешь, где его носит?

   Кузнец насторожился еще больше.

   — А что не так?

   — Сбежал, — любезно просветил друга ллер Адоррас. — После того, как цапнул твой кинжал и рассорился со своими. И его не нашли ни мы, ни они, ни даже смертные.

   — Я… э-э… подробностей я не знаю, — неуверенно кашлянул Истаэр. — А ты во дворце искал?

   — Я похож на дурака?

   — Нет, но мало ли… у тебя тут львы неподалеку гуляют… укромных уголков полно, куда твои Духи не больно любят соваться…

   — Если бы дело было в кошках, мне бы сообщили сразу, — сухо просветил кузнеца владыка. — Но Бел там нет. И кошек, между прочим, тоже — гуляют где-то без спроса. Западное крыло я закрыл сразу, как только все выяснил. Хроники велел перенести в надежное место. А вместе с ними — все артефакты, о которых наши гости могут быть осведомлены. Может, это излишняя предосторожность, но пусть лучше наши амулеты побудут под хорошей охраной. Что же касается Бел, то мы его не нашли. Ортэ посылал своих бегунов и даже пару дней сам потратил на обход дворца, однако толку — ноль. Я бы даже рискнул предположить, что этот… это дерзкое существо покинуло Эоллар, если бы знал, каким именно образом у него могло это получиться.

   Хронист неопределенно пожал плечами.

   — И что, никаких следов?

   — Ис, если я сказал «нет», значит, нет.

   — Ну… может, спрятался в южном крыле… там же ты не видишь?

   — Не вижу, — со вздохом согласился Адоррас. — Но тогда его не искали бы чужаки, а Таррэн не ходил бы таким взбешенным. Знаешь, что он сегодня сделал? Явился ко мне с оружием! Прямо в зал совещаний! И стража… между прочим, моя личная стража... испытала облегчение, когда я разрешил его не останавливать! Даже Ортэ забеспокоился, а его, если помнишь, очень нелегко вывести из равновесия.

   Рен Истаэр нервно дернул щекой.

   — Надеюсь, никого из твоих не сожгли?

   — Нет, — буркнул повелитель. — Но еще немного, и, как мне кажется, Аверон со своими вопросами или Роинэ со своим упрямством останутся без ушей. У меня две ночи подряд дворец содрогался до основания! От крыши дым шел, пока темного не угомонили! А что будет дальше?

   — Но ведь зов ты все-таки не отправил…

   — Может, и зря, — владыка Эоллара неожиданно обмяк. — Сам уже не знаю, что лучше: то ли надеяться на династический брак и дожидаться, пока к нам соизволит прийти владыка светлых, то ли сдаться и просить о помощи… не знаю, Ис. Наверное, только Создатели могут понять, как мне сейчас тяжело. Выбрать неправильно нельзя: если оступишься, от нас не останется даже воспоминаний, а если опоздаешь и упустишь момент… боюсь, будет еще хуже.

   Истаэр вдруг поднял голову и пристально взглянул на своего владыку. Так непривычно остро, что Адоррас едва не вздрогнул.

   — Не спеши с выводами, — тихо сказал ему кузнец. — Ошибиться легко. Особенно, когда на кону стоит так много. Поэтому я прошу тебя, Ад: не спеши. Я, честно говоря, пришел именно за этим — поговорить и сказать, что… надо подождать еще.

   — Ничего себе. Вот уж от кого не ждал… обычно ты быстро все решаешь: раз-два, и готово… помнится, насчет Таррэна именно ты порывался первым кликнуть магов и испепелить его на месте?

   — На последней войне погиб мой дед. После войны сошел с ума мой отец. Мы потеряли твоего отца, Ад. Мать Эланны. Многих и многих других. Все это — правда, — Истаэр тяжело вздохнул. — Но сейчас я повторяю тебе: не спеши. Та война принесла нам слишком много горя, чтобы рубить с плеча и вот так, с ходу, начинать вторую.

   Ллер Адоррас мгновение ошеломленно взирал на старого друга, который сегодня был на себя не похож, а потом опустил плечи, будто сбрасывая тяжелый груз, как-то по-особенному тряхнул головой и, приняв, наконец, решение, благодарно улыбнулся.

   — Спасибо, Ис. Ты пришел очень вовремя: мне было бы не под силу тащить этот груз в одиночку.

ГЛАВА 8

Таррэн спал.

   Вернее, не совсем спал, но и не бодрствовал в полном смысле этого слова. Это было что-то среднее, похожее на туманную явь, обволакивающую мысли и придающую телу ощущение легкости. Ни лишнего звука, ни постороннего голоса поблизости — только уютная тишина, загадочный полумрак и теплая нега, медленно и незаметно окутывающая сознание.

   Привычной комнаты больше не было: казалось, ее стерла чья-то невидимая рука. Не было ни стен, ни пола, ни потолка. Только мерцающий вдалеке магический огонек слегка развеивал окружающий мрак. И лишь шелковое покрывало ласкало обнаженную кожу эльфа, овевая его разгоряченное тело приятной прохладой.

   Таррэн, во второй раз оказавшись в этом странном месте, затаенно улыбнулся: сон, говорите? Что ж, пускай будет сон. Он был твердо уверен, что поступил правильно, когда позволил невесть откуда взявшейся сонливости себя одолеть, и абсолютно точно знал, что именно хочет увидеть в этом сне.

   — А ты молодец, — игриво мурлыкнула ночь, когда эльф определился с местоположением и, улыбнувшись собственным мыслям, откинулся на подушки. — Больше не упрямишься.

   — А зачем? — зажмурился он, старательно сдерживая взволнованно заколотившееся сердце. — Ты все равно настоишь на своем: узы — твой конек.

   — Значит, ты смирился с неизбежным?

   — В каком-то роде.

   Ему показалось, что темнота по правую руку заинтересованно шевельнулась, однако виду Таррэн не подал: незачем портить игру, когда она только-только началась. Он лишь непринужденно закинул руки за голову и небрежным жестом отбросил назад распущенные волосы. Одновременно с этим по черным прядям пробежали короткие искорки — очень быстро, буквально за долю секунды. Однако на это время пространство вокруг него озарилось мягким красноватым светом и заиграло на шелковых простынях, привлекая внимание, очаровывая, заставляя заворожено податься навстречу в неодолимом желании коснуться этого чуда.

   Темнота, снова шевельнувшись, издала ехидный смешок.

   — Хитрец. Думаешь, это поможет?

   — Надеюсь, — признался Таррэн, краем глаза следя за непроглядным мраком, где, как ему показалось, снова наметилось движение. — Тебе же нравится?

   — Ужасно, — ему показалось, что совсем неподалеку на миг проступила неясная тень.

   — Бел? Ты действительно здесь?

   — Все. Тебе пора спа-а-ть, — тихо пропела в ответ темнота, стремительно набрасывая на эльфа покрывало ночи. — Ты обещал, помнишь?

   Поняв, что все-таки проигрывает, эльф с досадой прикусил губу.

   — А ты обещала вернуться.

   — Разве я тебя обманываю?

   — Это не то, — прошептал Таррэн, закрывая глаза. — Ты же знаешь, что это совсем не то. Бел, останься хотя бы сегодня. Побудь на самом деле. Дай знак… жестоко отнимать у меня надежду, когда она только-только появилась.

   По его волосам прошелся ветерок, будто кто-то на мгновение приоткрыл окно. Эльф замер, силясь отделить правду от вымысла, а сон от реальности. Глубоко вдохнул, стараясь уловить хотя бы запах и увериться, что ему это не мерещится. Однако, к собственному разочарованию, ничего не почуял и от этого снова засомневался.

   — Бел?

   — Тс-с-с, — беззвучно шепнула темнота, склонившись над самым изголовьем. — У тебя был трудный день. Я не хочу, чтобы и ночь стала такой же.

   Таррэн все-таки вздрогнул, почувствовав мимолетное прикосновение к щеке — настоящее, живое и теплое, как прежде. Но, как ни хотелось распахнуть глаза и схватить ускользающую тень, он все-таки заставил себя лежать смирно. Несмотря на то, что сердце уже сорвалось в сумасшедший галоп, дыхание так и норовило сбиться, а потревоженный Огонь явственно шевельнулся, едва не рванувшись наружу неистовым пламенем.

   Какая сила удержала его на месте — неведомо. Быть может, воля. Или страх потерять хотя бы то, что имелось. Он не знал. И совсем не думал об этом, хотя все чувства вопили, что надо действовать. Тело отчаянно бунтовало, в груди уже грохотало так, что за этим шумом не было слышно чужих шагов. Разгоряченная кожа начала потрескивать, с трудом выдерживая напор дара Создателей… а он по-прежнему не двигался. И не поднимал веки, словно держась за спасительное неведение, как за единственную возможность заставить ее остаться.

   — Никогда не могла этого понять, — неожиданно выдохнули ему в самое ухо, щедро обдав ароматом эльфийского меда. — Ты — коварный, упрямый и совершенно несносный эльф. У меня есть хотя бы руны, заставляющие дураков лишаться разума, а ты? Как ты это делаешь, бессовестный? Откуда берется твоя стойкость? Почему ты один можешь мне противиться так долго?!

   У Таррэна дрогнули губы в слабой улыбке.

   — Я не противлюсь, Бел.

   — И это сводит меня с ума, — рядом с ним так же неожиданно потеплело, соседние подушки промялись, как если бы на них появилась дополнительная тяжесть. Аромат меда усилился настолько, что стал совершенно невыносимым. Затем его бедра несильно сдавили, что-то заслонило свет единственного светильника. Горячей кожи на животе коснулось такое же горячее тело, а на грудь уверенно легли две твердые ладошки.

   — М-р-р, — едва слышно проурчала Белка, обдав мужа еще одной волной неистового жара. — Наглец… какой же наглец: так открыто меня игнорировать! Это просто невероятно. Немыслимо! Ты — словно вызов моей магии. Вызов всей моей жизни. Самый стойкий, самый сильный, самый дерзкий… несгибаемый и до жути возбуждающий… как на такой не ответить?

   Таррэн улыбнулся чуть шире: все-таки он сделал правильный выбор. Прямой вызов — это, пожалуй, единственное, мимо чего она не прошла бы никогда. И не оставила бы подобную дерзость без внимания. Он уже давно подметил за Белкой эту слабость. Научился использовать ее в своих целях. И именно поэтому вместо того, чтобы ломиться напролом, внезапно сменил тактику и поступил так, как не смог бы никто. Никто, кроме него. Правда, это было нелегко, но оно того стоило, потому что его губ, наконец, коснулось живое тепло, а нагнувшаяся к самому его лицу Белка довольно проурчала:

   — На этот раз ты выиграл, искуситель…

   — Еще нет, — прошептал эльф, неожиданно опрокидывая ее на спину и стремительно перехватывая инициативу. Затем уверено прижал, обездвижил, с торжеством ощущая под собой ее сильное, знакомое до последнего изгиба тело. Наконец, низко наклонился и с наслаждением вдохнул ошеломительный запах ее кожи. — А вот теперь — да, пожалуй. И это значит, что у меня больше не будет повода сомневаться…

   — Ллер Таррэн?

   Темный эльф вынырнул из приятных воспоминаний и вопросительно посмотрел на владыку Эоллара. Тот явно чего-то ждал, потому что смотрел в ответ настойчиво, твердо… кажется, какая-то часть беседы пролетела мимо?

   Таррэн настороженно замер. Но ллер Адоррас, поняв, что этим утром собеседник уже во второй раз упустил нить рассуждений, лишь укоризненно покачал головой.

   — Я хотел бы узнать ваше мнение по поводу врат, ллер.

   — Прошу прощения, — спохватился Таррэн, восстанавливая в памяти недавний разговор. — Разумеется, я согласен с реном Эганарэ, что непрерывная подпитка портала слишком расточительна. И хотя с нашей стороны, чисто теоретически, это возможно осуществить…

   — Еще бы, — хмыкнул Элиар. — Мы же как-то справлялись двенадцать лет?

   — Однако я не уверен, что это удастся повторить на Алиаре, — словно не услышав побратима, закончил Таррэн.

   Ллер Адоррас едва заметно нахмурился.

   — Вы считаете, что для наших магов это — непосильная задача?

   — Это весьма трудоемкая задача, ллер, — спокойно отозвался Таррэн, мысленно погрозив Элиару кулаком. — К тому же, для подпитки портала потребуется огромные ресурсы — ваши, ваших магов и даже дворца, а в сложившейся ситуации это не только затратно, но и, как мне кажется, нерационально.

   — Но открывать врата при каждом визите еще затратнее.

   — Нет. Если вы позволите нам зафиксировать координаты Алиары в рунном заклинании. И если для стабилизации портала мы сможем использовать стазис.

   — Я тут набросал пару вариантов, — словно невзначай обронил Элиар, подвинув к владыке несколько чертежей. — Для первого раза, разумеется, потребуется немало ресурсов, но если удастся закрепить стандартную точку выхода, то впоследствии ее можно будет легко активировать. И расход энергии упадет на несколько порядков. Вопрос только во внешних источниках.

   — И в полях стабильности, — добавил Тирриниэль, искоса поглядывая на сына. — В противном случае мы рискуем испортить здесь немало земли.

   Ллер Адоррас окинул задумчивым взглядом щедро исписанные листы.

   — Как вы предлагаете это осуществить?

   — Все довольно просто, — с готовностью ответил светлый. — Исходные координаты у нас есть — их уже проложил Таррэн. В настоящее время врата не закрыты до конца, поэтому координаты нашего мира в них тоже сохранены. По этой же причине энергия врат сведена к минимуму, на который хватает сил одного мага, что достигается полями стабильности, закрывающими гостевой зал по трем плоскостям, и работой одного артефакта, оставленного нами на Лиаре. Таким образом, даже при потере точки возврата мы больше не затеряемся в межмирье и сможем вернуться туда, откуда пришли. Собственно, постоянно активный портал нам не нужен. Но поскольку риск промахнуться все же остается, мы его до сих пор не свернули. Когда процесс наладится, будет проще, а пока, если бы не было полей стабильности, нам пришлось бы подпитывать врата своими силами. И вот на это вполне могла уйти большая часть резервов летнего дворца или почти все резервы здесь присутствующих.

   — Включая вас? — деликатно уточнил рен Аверон.

   Элиар усмехнулся.

   — Нет. Наших магов я в виду не имел. По той причине, что когда мы вернемся на Лиару, никто из них здесь не останется. Решение должно быть удобным, в первую очередь, для вас. Вряд ли вы пожелаете денно и нощно сидеть в соседней комнате и подпитывать врата за счет собственных сил. Поверьте, приятного в этом мало. Поэтому я взял на себя смелость и набросал схему коррекции потоков. При условии, что на поддержание портала потребуется примерно треть резерва среднего по силе мага в день. Меньше, увы, не получается, а тратить больше — нерационально. При этой же схеме возможна работа всего трех магов, которые будут сменять один другого один раз в два-три дня. В зависимости от сроков можно менять напряженность стазиса и охранных полей, это несложно.

   Рен Роинэ следом за повелителем внимательно изучил чертежи и точно так же задумался.

   — Как быть с остаточным выбросом?

   — Как хотите, — пожал плечами Элиар. — Я бы привлек к этому делу кристаллы накопления, чтобы не терять попусту силу. Пусть несколько штук всегда лежат неподалеку, а когда они наполнятся, можете их использовать там, где удобно: хоть магов своих восстанавливайте, хоть цветы растите, хоть крыши латайте. Камням все равно.

   Совет странно переглянулся.

   — А у вас есть такие кристаллы?

   Тиль вместо ответа выложил на стол три продолговатых «камня» длиной с ладонь, чем-то напоминающих осколки сталактитов, и, задержав над ними ладонь, выпустил из пальцев два крохотных шарика Огня. Те вспыхнули красноватым пламенем, но почти сразу вытянулись в две алых капли и молниеносно всосались в кристаллы.

   — Как видите, энергия распределяется между ними равномерно, — пояснил Тирриниэль. — Сколько бы ее ни вышло, она отложится в кристаллах в одинаковых количествах. Это удобно при больших выбросах: меньше риск разрушения кристаллов и больше пользы даже от небольшого количества «камней». С другой стороны, активирует их работу одна-единственная руна-ключ, для использования которой не требуется особых навыков, а накопленная магия впоследствии может быть преобразована в любой вид энергии, который вам потребуется.

   Ллер Адоррас повернулся к совету.

   — Рен Эганарэ?

   Темноволосый старейшина, собаку съевший на создании всевозможных артефактов, осторожно забрал слегка потемневший кристалл и с любопытством всмотрелся.

   — Интересное решение… основа — минеральная, решетка простая, измененная с учетом вероятного воздействия мощного излучения… пропускная способность невелика, что позволяет регулировать скорость и объем потоков… приличная емкость… усиленный внешний каркас… отличная защита… скажите, ллер, руна-ключ — это что?

   — Простой мыслеобраз, которого достаточно коснуться, чтобы кристалл заработал.

   — Подскажете?

   — Сперва положите кристалл на стол, — без тени улыбки посоветовал Тиль. — Он безопасен только в неактивном состоянии. Если же вы решите подержать его на руках во время работы…

   Черные глаза рена Эганарэ блеснули азартом.

   — Я не маг, ллер. Не думаю, что ваш кристалл может мне навредить.

   — Зато он навредит вашему соседу. А если вы будете настолько беспечны, что оставите его рядом с собой в активном состоянии на несколько дней, боюсь, результаты окажутся плачевными. Дело в том, что для кристалла нет разницы, какой вид энергии поглощать — до какого дотянется (а радиус действия у кристалла такого размера составляет пять с половиной шагов), того и «съест». Когда же истощится последний доступный источник, он с таким же успехом начнет поглощать вашу жизненную силу.

   Эльф поспешно положил опасную штуку обратно.

   — Благодарю за предупреждение. А сколько энергии в нем может поместиться?

   — Думаю, ваших с реном Эвисталле резервов хватит на половину его емкости.

   — Защититься от этого можно? — невежливо вмешался в обсуждение рен Аверон.

   — Магией — нет. Однако существуют шкатулки, в которых даже активные кристаллы не представляют опасности.

   Ллер Адоррас быстро покосился на темного: когда Тиль выкладывал кристаллы, никакой шкатулки при нем не было. Все видели: он просто вынул их из кармана и положил перед собой.

   — У кристаллов есть еще одна особенность, — тут же пояснил темный владыка, снова бесстрашно прикасаясь к камням. — Когда их становится больше, чем один, они начинают работать по принципу единой цепи, постепенно распределяя между собой накопленную энергию. Однако если внешний источник имеет резерв, многократно превышающий их суммарную емкость, то срабатывает вторая руна-ключ, заключенная в стенке каждого кристалла. Так что без специального разрешения, как вы только что видели, камни работать не начнут. Это позволяет избежать их повреждения рядом с мощными источниками и, одновременно, предотвращает неприятности для пользующегося ими мага.

   Ллер Адоррас посмотрел на Тиля еще более странно: если верить чужаку, получается, что его резерв превышает возможности ВСЕХ ТРЕХ камней в несколько раз?!

   Тиль тонко улыбнулся и выложил на стол еще два кристалла.

   — Думаю, на первое время этого хватит. Если пожелаете, я могу обучить любого вашего мага необходимым навыкам. Это не займет много времени. Однако, если рен Эганарэ заинтересуется, то, возможно, мы сумеем организовать производство «камней» непосредственно на Алиаре.

   — Д-да, — дрогнувшим голосом подтвердил старейшина. — Это сильно упростило бы работу. Насколько я понял, для сохранения активных врат нам потребуется много таких кристаллов, а принимать их каждый раз от ваших магов — не слишком удобно.

   — Безусловно, — кивнул Тирриниэль, сделав вид, что не понял подтекста. — Поэтому повторяю: я готов помочь.

   — Что нам потребуется для овладения ключом? — быстро спросил рен Аверон.

   — Ничего сверхъестественного. Если желаете, могу продемонстрировать.

   Ллер Адоррас кивнул.

   — Да, пожалуйста. Рен Аверон, Огонь — ваша стихия.

   — Здесь совсем необязателен Огонь, — пожал плечами владыка Л’аэртэ. — Кристаллы создавались так, чтобы ими могли воспользоваться даже смертные. А магия рун во все века считалась универсальной. Чтобы запустить руну-ключ, достаточно знать одно-единственное слово и уметь выполнять простейшие действия с аурой. Это — работа для новичка, ллер. Даже ученики справляются с первого раза.

   Элиар, потянувшись за чертежом, царапнул на нем несколько слов и снова подвинул к рену Аверону.

   — Здесь три варианта рун-ключей, которыми мы обычно пользуемся. Первая — универсальная руна Руэта, которая активирует кристалл независимо от того, кто именно произносит нужное слово.

   Элиар, на мгновение задумавшись, все-таки пририсовал последнюю руну к первым трем. Сделал вид, что не заметил хитрой усмешки Тирриниэля. После чего подтолкнул исписанный листок в сторону заинтересовавшихся старейшин.

   — Слово-ключ обязательно произносить вслух? — тут же спросил практичный рен Аверон.

   —