Спасая свою честь, я нарушила Устав и готовилась к отчислению, но неожиданно попала в программу по обмену студентов и надела форму лучшей академии Первого Континента. Я и представить себе не могла, что окажусь единственной девушкой на факультете боевой магии и настоящей занозой для командира, который возненавидел меня с первой минуты знакомства. Но и он не учёл того, что мне позарез нужен диплом. Ради этой «корочки» я не только готова день и ночь грызть гранит науки и побеждать во всевозможных соревнованиях, но и выжить собственного командира.
Только с планами придётся повременить, потому что ещё до приезда сюда я вынужденно заключила одну подозрительную сделку… Но я обязательно найду выход из ситуации и несносный командир мне в том поможет.
Участник литмоба «Академия магии. Студенты по обмену» на ПродаМане https://prodaman.ru/prodaman/contests/Akademiya-Studenty-po-obmenu
В незапамятные времена боги создали на Земле воду и сушу – один суперконтинент под названием Родания. Засадили её растениями, заселили зверями и птицами и создали людей, чтобы те повелевали над ними. Наделили каждого четырьмя частичками магии – воды, огня, воздуха и земли. И всё было хорошо, пока в самом начале эры Ориона в результате череды природных катаклизмов Родания не распалась на четыре континента. Два из них оказались под властью эльвов и их прислужников, которых наши предки окрестили адскими гончими. Ну а сами люди потеряли три составляющие своей магии, оставшись только с одной – кому-то досталась стихия воды, кому-то огня, третьи владели магией земли, а четвёртые, оказавшись в меньшинстве, повелевали магией воздуха. Редко кому посчастливилось стать обладателем двух стихий сразу, а уж о трёх или четырёх и говорить нечего – это стало недостижимой мечтой. Люди верили, что, стоит четырём континентам соединиться в один, как на планете снова настанет благодать, эльвы исчезнут, а люди обретут утраченную магию.
Никто толком не знает, откуда пришли эльвы и их гончие. Кто-то утверждает, будто они жили на Родании ещё до появления людей, кто-то собирает доказательства тому, будто они прилетели из другой галактики и их космолёт потерпел на нашей планете крушение, третьи говорят, что эльвы – иномиряне и им не подвластны ни пространство, ни время, а четвёртые уверяют, будто эльвы и есть сошедшие с небес боги. В Альверии, где двадцать один год тому родилась я, никого особо не заботило происхождение эльвов. «Неважно, откуда они взялись, – говорила тётя Эмили, – важно, когда они уйдут насовсем». Жители Альверии ненавидели их так же сильно, как и боялись. Почти тысячу лет длилась кровопролитная борьба, и в этой борьбе я потеряла родителей и почти всех родных и знакомых. Но ещё сильнее альверийцы ненавидели гончих – настоящих исчадий ада, одержимых жаждой крови и не ведающих ни жалости, ни сострадания.
Всё это (разумеется, кроме факта моего рождения) иллюстрировали многочисленные картины, развешанные в галерее по пути к кабинету ректора. Обычно мимо полотен с изображением адских гончих и их хозяев я пролетала кометой, но сегодня невольно замедлила шаг – сама не знаю зачем, наверное, чтобы окончательно угробить оставшиеся нервные клетки. И вдруг расхохоталась – какой-то смельчак, не страшась ректорского гнева, пририсовал эльвам чёрные крылышки, хвосты и копытца – символ того, что вся эта братия дружно отправляется в ад на вечную каторгу.
Этот мимолётный приступ веселья здорово поднял пошатнувшуюся было самоуверенность и придал сил и надежды, и в приёмную ректора я входила с гордо поднятой головой и без внутреннего трепета.
Мисс Хавьер – платиновая блондинка в идеально выглаженном синем костюме и стильных квадратных очках – бросила, не отрываясь от печатной машинки:
– Из-за вас, кадет Фостер, приходится перепечатывать идеально составленный приказ!
– И вам всего хорошего, мисс Хавьер, – отозвалась я. – Ректор Уоллингтон у себя?
Секретарь презрительно хмыкнула, не удостоив меня ответом, и, оправив китель, я постучалась в резную дубовую дверь.
– Вызывали, ректор Уоллингтон?
В просторном кабинете ректора царил полумрак. Защитной магии достаточно, чтобы полуденные лучи не проникали сквозь стекло и не раздражали ненавидящего солнце главу академии. За глаза его все называли вампиром и я не была исключением.
– Входите, кадет Фостер, – велели мне.
Тот факт, что меня всё ещё называли кадетом, а не «мисс Фостер», говорило о многом. Да, меня запросто могли отчислить. Было за что.
В кабинете мы не одни. Мистер Нокс, небезызвестный глава попечительского совета, тоже здесь. Сидит в кресле, пытаясь испепелить меня взглядом. Но, насколько мне известно, он не владеет магией огня, а потому ничего у него не выйдет.
Я уселась в кресле напротив, держа спину ровно. Тётя Эмили учила меня в любой ситуации не опускать три вещи: подбородок, руки и чувство собственного достоинства, и я как послушная племянница всегда старалась придерживаться этого правила.
– Мы изучили вашу ситуацию, кадет Фостер, – прочистив горло, начал ректор Уоллингтон, – и готовы пойти навстречу. Вы попадаете в число кадетов, отобранных для программы межконтинентальной академической мобильности. Поздравляю. Необходимые документы вы получите у секретаря.
Хм. И в чём подвох?
– Но с одним условием, – добавил ректор.
– Скорее, просьбой деликатного характера, – уточнил глава попечительского совета. Голос у него был в высшей степени неприятный – дребезжащий, как расстроенное фортепиано.
– Ничего предосудительного от вас не требуется, – продолжал «вампир», – всего лишь выполнить одну небольшую услугу.
– Услугу какого плана? – поинтересовалась я.
– Детали мы сообщим вам на месте, – продребезжал мистер Нокс.
– Прошу меня простить, но я не могу согласиться на то, чего не понимаю, – возразила я.
– Видите ли, у вас совершенно нет выбора. – Ректор говорил вкрадчиво, будто не угрожал вовсе, а одолжение делал. – Подумайте о своей семье. Что с ней станет, если мы дадим ход заявлению мистера Нокса? Вас не только отчислят из академии, но и предадут суду за умышленное причинение тяжкого вреда здоровью кадету Ноксу с использованием запретной магии. А это значит, что ваша тётя и ваш брат никогда не станут полноправными гражданами Союза Трёх Континентов. Сколько мальчику, кстати? Семь? Восемь?..
– Восемь, – скрипнула зубами я.
– Значит, мальчик уже учится в школе, – проехался по ушам мистер Нокс, – подумайте о его будущем и о том несмываемом пятне, которое вы самолично нанесёте его репутации.
Не перегибать палку – великое искусство. И этим искусством мужчины из семейства Ноксов явно не владеют.
Но и я хороша. Владея магией земли (и то, нужно признать, весьма посредственно), в критические минуты я воспламенялась, словно сухая трава от малейшей искорки.
– Простите, но не вам подавать на меня заявление в префектуру! И не вашему сыну! – взвилась я. – Это он должен предстать перед префектом, а не я! Я не просто так превратила вашего сыночка в корягу – я защищала свою честь, здоровье и, возможно, даже свою жизнь!
– Следите за своей речью, мисс Фостер, – пригрозил ректор, – иначе к прежним обвинениям добавится обвинение за распространение заведомо ложной информации.
– Мой сын не мог так поступить, – вторил ему мистер Нокс, – он воспитан настоящим джентльменом, который никогда не обидит девушку.
– Вы плохо знаете собственного сына! – запальчиво отвечала я. – Он заносчивый, наглый, высокомерный и совершенно невыносимый тип, который третирует первокурсников, грубит преподавателям и не пропускает ни одной юбки. Джентльменством от него и не пахнет!
– Да это вы вели себя вызывающе, что готовы подтвердить не менее дюжины свидетелей! – верещал папаша Нокс. – Несчастному мальчику по вашей вине предстоит длительная реабилитация, и кто знает, восстановится ли когда-нибудь его здоровье! А о психологической травме я вообще промолчу. Вы знаете, милочка, во сколько мне обойдётся его лечение? Учитывая вашу финансовую несостоятельность, на помощь я не рассчитываю.
Я могла бы сказать, что уродец нисколько не пострадал – нечего ему там травмировать, а в деревянном состоянии он и пяти минут не пробыл – скрипел так, что на шум сбежалась охрана. Которая, конечно же, не слышала, как звала на помощь я. Избирательная у некоторых людей глухота, что тут скажешь. Ну а справку о болезни ничего не стоит купить – тоже мне новости. А у меня тётя и маленький Миррен, будущее которого меня заботит больше, чем своё собственное. Могу ли я одним махом лишить их всего, о чём они мечтают и к чему стремятся?
– Хорошо, – скрепя сердце, согласилась я. – Если ваша просьба не касается моей чести и здоровья, я согласна. Где подписать?
– Сразу бы так, – с явным облегчением произнёс ректор, – подписывать ничего не нужно.
– Много о себе мните, милочка, – отворачивая свой длинный нос, продребезжал Нокс. – Не в вашем положении что-либо требовать.
– Подойдите, – велел вампир и открыл верхний ящик обитого алым бархатом стола.
Я догадывалась, что за этим последует, и предпочла бы поставить подпись, но раз уж согласилась, глупо идти на попятную.
Вампир водрузил на стол некое подобие телефонного аппарата устаревшей модели. Щёлкнул рычажком и в полу открылся круглый люк. Всего одна ступенька вела к пентаграмме, начерченной прямо на земле.
– Становитесь сюда, – последовал очередной приказ.
Я сделала так, как мне велели, и, старательно держа лицо, протянула правую руку. Вампир собственноручно поднял крышку инкрустированной драгоценными камнями шкатулки, где на маленькой подушечке покоились прелестные женские часики из сплава ртутного металла и адамантия. Одно короткое заклинание – и браслет обвил моё запястье. Вонзился в кожу, вызывая зудящий ожог и резкий отток магии к ногам и оттуда – прямо в землю. Пентаграмма вспыхнула насыщенным зелёным пламенем с красноватыми прожилками. Язычки пламени лизнули носки сапог и с шипением погасли. Моя же голова сделалась вдруг совершенно пустой, тело обмякло, как будто вместе с магией из него выкачали добрую половину крови, но на ногах я устояла.
Стрелки на часах начали свой бег.
– Согласно статье одиннадцать дробь три Устава Хендфордской академии вы, кадет Фостер, за причинение тяжкого вреда здоровью по неосторожности лишаетесь части своих магических сил на время, оговоренное комиссией в составе главы попечительского совета и действующего ректора академии в моём лице, – слышалось сквозь звон в ушах. – И пусть могущественные боги наших предков и Великий Магистр четырёх стихий станут тому свидетелями! Силы будут возвращены вам в обмен на безукоризненное выполнение задания, о котором обязуемся сообщить позже. Держите рот на замке, кадет Фостер, это в ваших же интересах. А теперь ступайте.
– И будьте благодарны за то, что отделались так легко! – каркнул Нокс.
На ватных ногах, не сказав ни слова, я поплелась прочь. Мисс Хавьер сунула какую-то папку мне в руки, но я словно потерялась во времени и пространстве. Магии я совершенно не чувствовала, в мыслях было совсем тоскливо и только каким-то чудом жизненно важные системы организма продолжали функционировать, обеспечивая свою непутёвую хозяйку кислородом и мало-мальским ориентированием на местности.
Пришла в себя лишь оказавшись на морозном воздухе. Окинула взглядом здание из казённого серого кирпича, где проучилась три с половиной года. В лучах полуденного солнца снег переливался розовато-оранжевыми тонами. Снегири облюбовали кусты рябины, растущей под окнами читального зала. У крыльца, ведущего во второй корпус, красовались снежные фигурки оленей и медведей – результат недавних упражнений в магии снега и льда. Мы с друзьями в тот вечер отлично повеселились, а на следующий день, когда добрая половина кадетов разъехалась на зимние каникулы, случилась эта дурацкая история с Ирвином Ноксом. И… это что же получается, я уеду, а Брайс останется? Сердце совершило резкий скачок, и я, проглотив застрявший в горле комок, заторопилась в сторону мужского кампуса.
Но Брайса на месте не оказалось и мне пришлось топать к себе.
Там меня ждала Рейна Кавано, с которой я делила комнату с самого первого дня учёбы.
– Твоё имя в списке кадетов, отобранных для Академии Балленхейда, – припечатала Рейна, словно обвинительный приговор зачитывала. – И ты мне ничего не сказала!
– Если б я знала, тебе бы первой сказала, – ответила я. – Я только что от ректора – там меня и огорошили новостью.
– Ну-ну. – Подруга скрестила руки на груди и прищурилась – не верила. – Очередная привилегия для жителей Альверии. Как, оказывается, выгодно родиться на Третьем Континенте! Несправедливо по отношению к тем, кто имеет гражданство Тройственного Союза, не находишь?
– Так может сказать только тот, кто никогда не видел эльвов вживую, – выдавила я, чувствуя, как к горлу снова подкатывает противный ком, а в ушах слышится отдалённый звон, так напоминающий колокольчики на ошейниках адских гончих. С тех пор, как я слышала этот звон наяву, прошло шесть лет, а я до сих пор помню каждый его оттенок.
– Прости, – смягчилась подруга. – Я не хотела тебя обидеть. Случайно вырвалось.
– Проехали.
– Помочь тебе с вещами?
– Нет, спасибо. У меня и вещей почти нет. Все в рюкзак поместятся.
– Пиши мне, ладно?
– И ты мне.
– Договорились.
– Могу передать письма родным. Если хочешь, конечно.
– О нет, я уже отправила домой новогоднюю открытку. Кстати, из нашей группы едут Беккет, Карсон и Флинт. И ещё трое бытовиков со второго курса.
При упоминании Брайса Беккета настроение взлетело стремящейся в небо птицей. Брайс, как и я, родом из Альверии – Третьего Континента, входящего в состав Тройственного Союза. Сотни лет наши земли находились под властью эльвов и только совсем недавно, каких-то шесть лет назад, континент полностью очистили от захватчиков, после чего освобождённые земли вошли в состав Союза – теперь уже не двух, а трёх континентов. Однако гражданство жителям Альверии давать не спешили. Сперва нужно доказать, что ты достоин стать полноправным гражданином Союза Трёх Континентов и чуть ли не единственной возможностью для этого была служба в легионе и участие в освободительной кампании на Четвёртом Континенте – Аластурии, где всё ещё господствовали эльвы. Мало того, что мы с Брайсом прошли сложнейший отбор в Хендфорд, каждый божий день на протяжении первого и второго курса нам приходилось доказывать, что мы достойны здесь учиться. С нас и спрашивали больше, и наказывали строже, но это только нас закалило. Рейна называет нас «привилегированной кастой» за возможность учиться в одной из лучших академий Первого Континента – Балленхейде. Но ей, родившейся в свободной Ла Риоре и видевшей эльвов только на картинках, никогда не понять наших чувств. Винить её за это было бы глупо. В конце концов, у меня не так много подруг, чтобы ими разбрасываться.
– А это у тебя что? Подарок? – поинтересовалась Рейна, заметив часы у меня на руке. – Ух ты и скрытная, Фостер! Колись, кто он?
– Прислали из дома, – солгала я.
– Ври больше, – не поверила она. – Часы явно очень дорогие.
– Тётя Эмили получила повышение, вот и подарок мне к Новому году.
– Не хочешь говорить – не надо. Но всё равно обидно.
– Прости. Но это чистая правда. У меня никого нет, кроме тебя и этого прохудившегося кителя, который я вскоре сменю на китель Балленхейда.
– Удачи, подружка. И пусть в тебя влюбится самый противный кадет на курсе!
– Взаимно, дорогая.
– А вообще, я рада, что ты побываешь у меня на родине. – Рейна шмыгнула носом. – Непременно посети Золотой дворец, Центральный ботанический сад, арену для боя быков и археологический музей.
– Археологический музей – в первую очередь, – фыркнула я.
Мы обнялись на прощание. Рейна рыдала навзрыд. У меня тоже глаза были на мокром месте, но и дальше оставаться в Хендфорде было выше моих сил.
Тишина давит на барабанные перепонки. Тьма и неопределённость пугают до тошноты. Руками и ногами не пошевелить – они надёжно закреплены, а сама я подвешена в воздухе в позе звезды. Сердцебиение зашкаливает, кажется, тысячи сердец бьются в каждой мышце и каждой клеточке. Как я ни силюсь вытолкнуть изо рта кляп, у меня ничегошеньки не получается. Пытаюсь барахтаться, но верёвки лишь туже впиваются в запястья и щиколотки, я чувствую, как они кровоточат. Паника достигает пика, в груди нестерпимо жжёт и я молюсь про себя о скорейшем конце. Однако тот не приходит и когда я, совершенно обессиленная от страха, чувствую, что вот-вот потеряю сознание, вспыхивает огонь. Он везде – справа, слева, снизу и сверху. Ослепительный, яростный, очищающий…
Это давнее и практически стёртое из памяти воспоминание из детства воскресает всякий раз, когда я нахожусь между жизнью и смертью. Справедливости ради нужно отметить, что в подобном состоянии я нахожусь не часто. Например, когда меня одолевает морская болезнь – а иначе в Ла Риору не попадёшь.
Утро или вечер – неизвестно. Всё слилось в бесконечных розовато-серых сумерках. Спроси кто, сколько я здесь пролежала, я бы ответила, что целую вечность, хотя, если учесть, что официант заходил в мою каюту только один раз, значит, время обеда ещё не настало. Да и Брайс бы не оставил меня надолго одну.
А вот и он! Сквозь шум бьющих о борт волн я различила наш условный с Брайсом стук – два длинных, три коротких.
После моего вялого «да» в каюту заглянул высокий крепкий блондин с такими широченными плечами, что едва поместился в пространстве два на полтора.
– Элла, не спишь? Как дела?
– Не спится. Заходи. – Я изо всех сил старалась выглядеть живой, но друг сразу меня раскусил.
– Совсем плохо, да? – сочувственно произнёс он и присел на край койки. Взял меня за руку. По сравнению с моей, безжизненной и ледяной, его ладонь ощущалась жаркой как печка.
– Вода – не моя стихия, ты же знаешь, – попыталась пошутить я.
– Позвать целителя?
– Уже приходил.
– Что за целитель? Кому уши пообрывать?
Я изобразила подобие улыбки и получше присмотрелась к Брайсу. Выглядел он вполне здоровым, несмотря на то, что вода с его огненной стихией тоже не особо-то дружит.
– Сам-то как? Смотрю, водичка огонь не потушила?
– Куда ей до меня! – рассмеялся Брайс. – На самом деле моя последняя девушка – магичка воды – научила меня кое-каким штучкам.
– И кто же она? – поинтересовалась я. – Кайли Портман? Или Френни Майерс?
– Почему тебя интересуют мои любовные победы, а не реальные заклинания, облегчающие морскую болезнь? – прищурился Брайс. – А! Понял! Ты ревнуешь! Святые Альверии, неужели Элла Фостер в меня влюблена?
– Ха-ха-ха. Очень смешно, Брайс. – Я попыталась выдернуть свою ладонь из его хватки и у меня почти получилось.
– Прости, Одуванчик. Просто хотел вдохнуть в тебя немного жизни. Говорят, смех её продлевает.
– Кажется, в моём случае бессилен даже смех.
– Не прибедняйся. Пульс прощупывается, речь вполне осмысленна. А кожа не настолько зелёная, чтобы бить тревогу. Жить будешь.
– Хотелось бы тебе верить.
– А когда я тебя подводил?
– Честно? М-м-м… Дай подумать.
– Эй, так не пойдёт! Или ты признаешь, что я – самый лучший друг на свете, или…
– Никогда.
– В смысле?
– Никогда не подводил, Брайс. Ты – мой самый лучший друг. Даже больше, чем друг. Ты тот самый старший брат, о котором можно только мечтать. Ты всегда поддерживаешь, помогаешь, вдохновляешь. И я очень благодарна тебе за это.
– Я сейчас расплачусь. Честно.
– Как же! Брайс Беккет скорее лишит себя магии и сгорит в адском пламени, чем выдавит солёную каплю из уголка глаза. А вообще, я бы хотела на это взглянуть.
– Если это входит в список твоих заветных желаний, я подумаю, как это сделать без ущерба для самолюбия.
Когда мы устали смеяться и подкалывать друг друга, Брайс уселся поудобнее, прислонился спиной к перегородке, вытянул свои длиннющие ноги и протяжно вздохнул. Мне всегда нравилось смотреть, как при этом трепещут его длинные ресницы.
– Любуешься? – поддел он.
– Пф! Никогда не считала тебя красавчиком. Ничего личного, ладно?
– Хочешь, открою один секрет?
– Только один?
– Пока только один.
– Валяй.
– Я всегда мечтал побывать в Ла Риоре. Не просто побывать – стать полноправным её гражданином. Хотел поступать в Балленхейд.
– Почему же поступал в Хендфорд?
– Потому что туда поступала ты, Одуванчик.
– Да брось, Брайс. Перестань мне льстить и научись подавать правду как положено.
– Кто бы говорил!
На мгновение мне показалось, что Брайсу известно о случае с Ноксом. Я поклялась никому об этом не рассказывать и, если честно, Брайс был бы последним, кто бы узнал правду. Потому что меньше всего мне хотелось, чтобы из-за меня пострадал друг. А уж в том, что он отомстил бы за меня Ноксу, я нисколько не сомневалась.
Но он не знал. И я нашла в себе силы продолжить:
– Пусть в Балленхейде вступительные экзамены намного сложнее, чем в Хендфорде, ты бы поступил. Я уверена. Нужно было попробовать! А я бы как-нибудь пережила разлуку с тобой.
– Я бы не пережил.
Брайс скорчил такую потешную рожицу, что я не удержалась и прыснула со смеху. А он стал меня щекотать. Негодник! Знает ведь, что я ужасно боюсь щекотки!
Наверное, со стороны можно было подумать, будто мы питаем друг к другу романтические чувства, но на самом деле это не так. Мы с Брайсом познакомились одиннадцать лет назад. Тогда наш городок несколько раз переходил от эльвов к людям и наоборот. Район, где жила моя семья, эльвы сожгли дотла, и мы перебрались к югу в поселение ферджинианцев, стремящихся к простоте жизни и отвергающих любое проявление силы. Беккеты были первыми, кто принёс погорельцам тёплые вещи, еду и питьевую воду, несмотря на то, что сами жили впроголодь. Так мы и подружились. Вместе мы прятались от адских гончих и выхаживали раненых бойцов сопротивления. Вместе трудились на фермерских полях, обеспечивая семьи каким-никаким пропитанием. Вместе практиковались в бытовой и стихийной магии. Знали друг о друге всю подноготную. А когда Брайс объявил своим, что собирается поступать в военную академию, семья от него отказалась и его изгнали из общины. Никого, кроме меня, у него не осталось. Иными словами, мы считали друг друга больше, нежели братом и сестрой. Чувства были, но совсем не те, которые Брайс испытывает к своим многочисленным пассиям, да и у меня никогда не возникало желания поцеловать его в губы, а это, как утверждает Рейна, первый признак влюблённости. Не могу сказать, насколько верно её определение (ибо тётя Эмили считает иначе), поскольку я до сих пор не влюблялась. Как-то не до того было, да и не в кого. Я планировала окончить академию, получить диплом и гражданство, купить тёте и брату домик на берегу океана и сделать головокружительную карьеру в легионе. Ну, может, не совсем головокружительную – успешной мне хватит с лихвой.
Наконец, вняв моим просьбам, Брайс прекратил. Замер, вытянувшись надо мной на вздувшихся мышцами руках.
– Честно, Одуванчик, когда Бренда сказала, что я попал в программу по обмену студентами, то первым делом отправился к вампиру с требованием остаться в Хендфорде. – Он нахмурился, заметив часы на моём запястье. – Это что за хрень?
Я поспешно натянула рукав.
Ну почему всех так интересует, откуда у меня взялись эти чёртовы часы?!
– Да так. Подарок.
– От кого? От Нокса? Уломал всё-таки?
– Дурак, что ли? – вспылила я. – Это прощальный подарок от Рейны.
Я понимала, что рано или поздно пожалею о своём вранье, но Брайс, прекрасно осведомлённый о жизненных реалиях альверийцев, никогда бы не поверил, что часы подарила тётя. Ей, бедной, пришлось бы пахать на них лет эдак двести.
– Часы очень дорогие. И совершенно новые. Рейна не стала бы так тратиться даже ради тебя. Прости, Одуванчик, но это так.
– Ты плохо её знаешь! – гнула свою линию я. – Мы лучшие подруги. Знаю, мне не стоило принимать подарок, но она настаивала. Я тоже в долгу не осталась.
– И когда вы успели прошвырнуться по магазинам?
– Когда тебя не было в академии.
В этот момент корабль сильно качнуло и Брайса отбросило в сторону. Лампа под потолком потухла и каюта погрузилась в лиловый полумрак.
– Ты не ушиблась? – обеспокоился парень, усаживаясь у меня в ногах.
– Я в порядке. Ты как?
– Знаешь, чему меня научила Бренда? – неестественно глухим голосом спросил он.
– Кто такая Бренда?
– Мисс Хавьер. В ночь перед отъездом я был у неё. Из-за меня она даже опоздала на работу.
– Мисс Хавьер? – опешила я. – У тебя роман с секретаршей вампира? Боже, Брайс! Как ты мог?!
– А что тут такого? Она не мой преподаватель. Устав не нарушен.
– Фактически нет, но для меня это мерзко и неестественно.
– Она далеко не стерва, как может показаться на первый взгляд, а очень даже милая и добрая девушка.
– Я знаю её три с половиной года и за это время она не проявила по отношению ко мне ни капли добра.
– Иногда я понять не могу, как мы могли подружиться, если мы такие разные.
– Как земля и огонь.
– Кстати, о стихиях. Перед отъездом Бренда всучила мне флакон с заговорённой морской водой. Вот он. Не знаю, поможет ли. Во всяком случае, я ни одного симптома морской болезни до сих пор не ощутил.
– Дорогой мой Брайс! – растрогалась я. – Спасибо тебе. Ты чудо, и я не устану это повторять.
– Слышала, что частички магии передаются при поцелуях? Так вот, это истинная правда. Так что, если тебе очень надо, я рядом.
– Очень мило с твоей стороны, но мне пока не нужен огонь.
– Точно. Прости. Тебе вода бы не помешала, но чего нет, того нет.
– Увы.
– Хотя… Карсон и Флинт в десятой каюте.
– Спасибо, но я предпочту обнять тазик, чем кого-то из них.
– Вот же загадку ты мне загадала!..
– О чём ты?
– Я тебя прекрасно знаю, Элла. Нокса ты бы и на милю не подпустила.
– Всё гадаешь, от кого подарок?
– Подозреваю, что это не моё дело, но…
– Но?
– Если тебе нужна помощь, только намекни.
– Ну почему ты такой невозможно положительный?
Я ожидала, что Брайс, как обычно, превратит всё в шутку, но он оставался предельно серьёзным.
– Флакон оставь себе, – сказал он. – Можешь использовать воду в нём как духи.
Я последовала совету друга. Действительно, не прошло и пяти минут, как мне полегчало. Головокружение поутихло, тошнота отступила.
– Работает! – обрадовался Брайс. – К тебе вернулся румянец.
– Спасибо, Брайс. Что бы я без тебя делала?
– Поправляйся, Одуванчик. – Он заправил выбившуюся прядь мне за ухо, как-то странно посмотрел на мои губы, торопливо попрощался и вышел, плотно прикрыв за собой дверь.
То ли заговорённая морская вода помогла, то ли судовой лекарь, но я потихоньку поправлялась и уже на третий день плавания рискнула выйти на палубу.
Погода радовала. Море не штормило и невысокие сине-зелёные волны бились о борт корабля. Пассажиров было немного, все желающие встретить Новый год в тёплых краях отправились в плавание ещё две недели назад – ровно столько требуется, чтобы доплыть из Фелильи до Ла Риоры. Мои товарищи по Академии Хендфорда наперебой бросились поздравлять меня с возвращением, а Брайс на радостях поднял меня и закружил, но, видно, почувствовав, что мой вестибулярный аппарат снова начинает барахлить, вернул обратно на палубу.
И вновь мы, как в детстве, много времени проводили вместе. Болтали, смеялись, строили планы на будущее и перезнакомились со всеми пассажирами и членами экипажа. Упражняться в магии на борту было строго запрещено, поэтому мы стали завсегдатаями кинозала, бильярдной и библиотеки. О Ноксе я старалась не думать и начала понемногу отпускать ситуацию, погружаясь в мечты, связанные с предстоящей учёбой в Академии Балленхейда и службой в легионе. Неугомонный Брайс уже мечтал о южных красотках Первого Континента и попытался было завязать знакомство с одной из пассажирок, но у той оказался ревнивый жених, и он переключился на горничных и официанток. Впрочем, не думаю, что Брайсу что-то перепало, потому что с самого утра и до позднего вечера мы практически не разлучались, а по утрам друг выглядел вполне отдохнувшим.
С каждым днём становилось всё теплее и наши зимние куртки, в которых мы зашли на борт «Принцессы Фелиции», стали не нужны вовсе, а когда мы добрались до экватора, команда устроила нам настоящий праздник с песнями, танцами, обливанием водой и шикарным фейерверком. Праздник экватора плавно перешёл в празднование Нового года, и так, в веселье и ничегонеделании, и прошли две недели нашего путешествия по морским просторам.
На пятнадцатый день на палубе, несмотря на палящее солнце, царило оживление – каждый намеревался первым разглядеть на горизонте долгожданную землю, хотя, по моим подсчётам, до Ла Риоры оставалось не менее десяти часов пути. Тем не менее, я не могла толком сосредоточиться на книге, которую взяла в библиотеке, то и дело поглядывая в ту точку, где соприкасались небо и земля – не покажутся ли скалистые берега легендарного Первого Континента?
– Что читаешь? – послышался за плечом голос Брайса. – «Созидающая магия огня: практическое руководство»? Хочешь узнать меня получше?
– Напугал чёрт!.. – проворчала я, заправляя непослушную прядь за ухо.
– Прими этот чудный коктейль в качестве моих извинений. – Друг протянул мне стакан и пристроился на соседнем шезлонге.
– Спасибо.
– Капитан говорит, вот-вот покажется земля.
– Да? Я думала, мы прибудем на континент поздно вечером.
– Мы идём с опережением.
– Здорово! Как же не терпится ступить на плоскость, которая не качается под тобой, точно припадочная!
– Мне тоже.
Брайс задумался, потягивая коктейль через трубочку. Казалось, за две недели тесного общения мы могли бы смертельно надоесть друг другу, но на самом деле у меня имелась куча тем, нуждающихся в обсуждении. Думаю, у Брайса тоже.
– М-м-м, как вкусно!.. – протянула я, попробовав прохладный цитрусовый напиток.
– Наслаждайся, – улыбнулся друг.
Солёный ветер трепал мои белокурые волосы, из-за них, собственно, Брайс и назвал меня Одуванчиком. Мне не то чтобы нравилось это прозвище, но в устах друга оно звучало по-особенному мило, поэтому я ничего не имела против.
Какое-то время я с жадным нетерпением вглядывалась в горизонт, пока морская рябь вновь не вызвала головокружение. Я отвернулась, повертела книгу в руках и, более не пытаясь вникнуть в смысл текста, подняла тему, которая давно меня волновала:
– Не сочти меня суеверной, но, если представить на минутку, что в одном человеке могут соединиться все четыре магические стихии…
– Тогда древнее пророчество сбудется и многовековое противостояние с эльвами закончится, – продолжил мою мысль друг.
– Было бы здорово.
– Ты так вздыхаешь, будто ни на миг не допускаешь такой возможности.
– Если не принимать во внимание утопическую версию о воссоединении континентов, теоретически это возможно, однако на практике все попытки воплотить четыре стихии в одном человеке провалились. Мы знаем по меньшей мере о двенадцати неудачных попытках, проводившихся за последнее десятилетие в одной только Альверии, а сколько их было на самом деле, Брайс? Таких, где люди положили свои жизни на жертвенный алтарь науки? А таких, где у людей не спрашивали, хотят ли они того или нет? Сколько? Пятьдесят? Сто? Тысяча?..
– Давай о хорошем, – предложил Брайс и бросил взгляд на книгу, покоившуюся у меня на коленях. – Узнала что-то новенькое?
– Нет, но книга навела на интересные мысли.
– Поделишься?
– Даже не знаю, с чего начать…
– С самого начала.
– Легко сказать. Но я попробую. – Я чуть помедлила, собираясь с мыслями, и начала издалека: – Наверное, я не удивлю тебя, если скажу, что в море я практически не чувствую в себе магических сил.
И это я ещё скрыла тот факт, что значительную их часть отобрал вампир, связав меня обязательством!
– Понимаю, – кивнул Брайс, – из меня тоже будто все соки выжали. А Карсон и Флинт, наоборот, чувствуют себя королями жизни.
Я проследила за направлением его взгляда. Друг прав. Морская стихия благоприятствовала магам, чьей врождённой силой была вода. Вон тщедушный заучка Карсон, красуясь перед девушками, ходит на руках. Я и не помню, когда в последний раз видела его в очках, кажется, за время морского путешествия он научился обходиться без них. А тестостероновый тугодум Флинт неожиданно прослыл на корабле интеллектуалом. А ведь на экзаменах по теории он едва набирал минимальный балл!
– А тебя, мой дорогой, не берёт огонь, – констатировала я.
Брайс завёл было свою шарманку о том, что магический потенциал у всех разный и не стоит по этому поводу отчаиваться.
– Нет, Брайс, – покачала головой я, – сил моих не прибавится, хоть ты в землю меня зарой. Я вот часто вспоминаю один свой сон… То есть я толком и сказать не могу, сон ли это или давно забытое воспоминание из детства.
– Какое же?
Мне показалось, Брайс напрягся, но, быть может, это оттого, что рядом громко рассмеялся ребёнок.
– Огонь. Он был везде, а я крепко привязана, никак не убежать. А главное, этот огонь не тронул меня, не причинил абсолютно никакого вреда. Почему, как ты думаешь?
– Огонь не несёт опасности в двух случаях: либо ты маг огня – а мы оба знаем, что это не так, – либо огонь этот используется в определённых ритуалах, – проговорил Брайс. – Но, постой, ты же не хочешь сказать, будто когда-то давно стала жертвой тёмного колдовства? Быть такого не может!
– Почему ты так категоричен?
– Ну, во-первых, эльвам человеческая магия без надобности, а во-вторых, мы живём в цивилизованном мире, где ритуалы над детьми запрещены. Да, в тяжёлые времена люди часто нарушают законы, однако же такие случаи единичны. Кому придёт в голову отбирать у тебя магию земли, если в Альверии большинство магов – именно землевики? Ну нет, Элла, прости, конечно, но тебе это просто приснилось.
– Сам посуди, маг земли из меня, мягко говоря, посредственный, и не надо убеждать меня в обратном. Там, где той же Рейне на усвоение нового заклинания хватало двух-трёх повторений, мне требовалось в десять раз больше, и я всегда выезжала исключительно на упорстве и трудолюбии. Сечёшь, к чему я веду?
– Нет-нет-нет, – покачал головой друг, – ты перегибаешь. Это просто-напросто побочный эффект чуждой стихии. Уверен, когда ты ступишь на землю, силы к тебе вернутся и ты сама посмеёшься над сегодняшними выводами.
– Возможно. Но если предположить, что в детстве я всё-таки стала жертвой запрещенного колдовства и моя родная стихия – вовсе не земля?
Последнее сказанное мной слово неожиданно слилось с чьим-то сорвавшимся на фальцет криком:
– Земля! Земля!
Одиночный возглас подхватили десятки голосов, и мы с Брайсом, разорвав напряженный зрительный контакт, присоединились ко всеобщему веселью.
Сперва на горизонте виднелась всего лишь серая точка – мыс Торильяк, но вскоре точка увеличилась и растянулась, превратившись в скалы Первого Континента. На возвышенности раскинулся красивый портовый город с высокими церковными башнями, с выбеленными стенами домов под красно-оранжевыми крышами и с зеленью экзотических растений. Над всем этим великолепием, утонув вершиной в шапке белоснежных облаков, торчал спящий вулкан Эрта Далле.
Отлично. Вот и посмотрим, кто прав – Брайс или я.
Автобус весело подпрыгивал на кочках. Ребята пели под гитару. Заучка Карсон уткнулся в книгу, а сидевший рядом Брайс дремал, склонив голову мне на плечо. Я же, любуясь открывающимися из окна пейзажами, прислушивалась к собственным ощущениям – отзывается ли моя магия на полную разнообразия природу Ла Риоры?
Флора и фауна Первого Континента разительно отличались от нашей. В то время, как на Фелилье и Альверии мели метели, здесь царило жаркое лето. Вместо клёнов и дубов возвышались оплетенные лианами пальмы и прочая субтропическая растительность, на ветвях сидели не хмурые воробьи, а пёстрые попугаи. В лесу кто-то выл и стенал, но водитель посоветовал не обращать на это внимания.
Нет, единения с местной природой я не чувствовала. Объяснить это можно, во-первых, тем, что вампир лишил меня значительной части магических сил, во-вторых, оставшуюся часть сдерживает браслет и, в-третьих, для Ла Риоры я пока чужая, нужно время, чтобы установить контакт со здешними субтропиками. Не стоит забывать, что и Фелилья приняла меня далеко не сразу.
Однако в глубине души я понимала, что обманываю саму себя…
Дорога пошла в гору, петляя меж исполинскими буками и кипарисами, по ветвям которых вился цветущий плющ, когда вдали мелькнули зубчатые замковые стены.
– Замок Балленхейд расположен на самой высокой точке долины Валькорна, где в древние времена находилось каменное городище, – тоном экскурсовода возвестил «четырёхглазый» всезнайка Карсон. – В восьмом веке, опасаясь вторжения эльвов, здесь построили оборонительное сооружение, от которого до наших дней сохранились две башни – Восточная и Западная. Замок в его современном виде является отреставрированной постройкой шестнадцатого века и имеет репутацию неуязвимого благодаря четырём башням из особо прочного камня и единственному входу. Успел послужить королевским дворцом, государственной казной, тюрьмой для особо опасных преступников, мужским монастырём и военной академией. В настоящее время здесь расположена Академия стихийной магии и обороны Ла Риоры.
– Вызубрил буклет для абитуриентов? – усмехнулся Флинт. – Хорош заливать.
– Уже приехали? – зевнул Брайс.
– Похоже на то, – отозвалась я.
– Добро пожаловать в Академию Балленхейд, – возвестил водитель.
Автобус остановился у площадки перед величественным древним сооружением, мощь и красоту которого не способны передать никакие рекламные буклеты и фотографии. И даже неугомонные птицы смолкли, предоставляя возможность насладиться впечатляющим зрелищем в тишине.
Заходящее солнце освещало массивные, испещренные ядрами стены, придавая им зловещий серо-фиолетовый оттенок. К обитым железом воротам вёл перекинутый через ручей мост. Четыре зубчатые башни взмывали высоко в небо и над каждой из них реяли флаги по цвету стихий: зелёный цвет символизировал землю и всё, что на ней обитает, синий – морскую пучину, голубой – воздух и красный, соответственно, огонь. Башни отбрасывали длинные тени и казалось, если наступишь на них, случится что-то ужасное и непоправимое.
– Идём, Одуванчик, – позвал меня Брайс, и я поняла, что Карсон, Флинт и остальные ребята уже внутри и нам самое время поспешить за ними.
Я бы хотела обойти тень или перепрыгнуть – боги свидетели! – однако иначе в замок было не попасть, да и перед Брайсом неудобно – он и так, верно, считает меня чересчур мнительной и склонной к суевериям.
Но как только я ступила на неосвещенный солнцем участок…
Пресвятые боги, мне не послышалось?!
Нет, никогда мне не забыть этого дикого жуткого воя, от которого в буквальном смысле душа рвётся в клочья и стынет в жилах кровь.
– Что это, Брайс? Почему здесь? – залепетала я, повисая у друга на руке и замирая на самой середине моста. В мутных водах ручья мелькнул шипастый плавник какой-то очень крупной рыбы.
– Проклятье, – выругался Брайс. – Что она здесь делает?
Конечно, мы оба имели в виду вовсе не рыбу.
– Эй, вы чего там зависли? Любуетесь тигровой пираньей? – из-за ворот выглянул кудрявый рыжеволосый парень в форме светло-зелёного цвета. Здесь парням разрешают стричься не по Уставу? – Осторожно, она ядовитая. А вы новенькие, да? Мне велено проводить вас к секретарю Пламфли.
– Тебе доложить забыли, – огрызнулся Брайс. Не тянул рыжеволосый на командира, иначе друг не стал бы грубить.
Гончая завыла снова и эхо разнесло эти жуткие звуки по всей долине Валькорна.
– Проходите, не бойтесь, гончая в клетке под двойной магзащитой, – зазывал рыжий.
Делать нечего – пришлось войти. Ворота за нами со зловещим скрипом захлопнулись, отрезая путь к побегу.
– Догоняйте! – помахал один из бытовиков, ушедших вперёд.
Внутреннее пространство с ухоженными клумбами и газонами, журчащими фонтанами и экзотическими деревьями могло бы мне понравиться, если бы не отвратительное существо, помещенное в клетку в самом центре большого прямоугольного двора. Исхудавшее, с потухшими глазами и обломанными рогами, с клочковатой тёмно-серой шерстью и покрытыми узловатыми рубцами ногами, оно представляло собой пародию на тех гончих, которые наводили ужас на жителей Альверии. Тем не менее, это была именно адская гончая.
– Её зовут Дотти, – представил рыжеволосый кадет, шагавший рядом, – привезена сержантом Фултоном из самой Альверии. Там, говорят, то ещё пекло было.
– Напомни, как тебя зовут? – отозвался Брайс.
– А я не представился? Прошу прощения. Глава студенческой редколлегии Долан Морган к вашим услугам.
Ребята представились по очереди и Морган вновь завладел всеобщим вниманием.
– Вы из Хендфорда, да? Как добрались? Нормально? Не мучила морская болезнь? Я вот однажды отправился с друзьями в морской круиз, так всего за пару часов раз сто пожалел об этом и никогда прежде так не радовался возвращению на родную землю.
Как это знакомо!..
– Пламфли распределит вас по группам и выдаст всё необходимое, – трещал рыжий. – На каком факультете собираетесь учиться?
Из-за воя адской гончей и безудержной болтовни Моргана у меня ужасно разболелась голова и я предпочитала молчать, несмотря на то, что рыжий явно обращался ко мне. У них что, дефицит девушек?
– Мы боевые маги, – ответил за меня Брайс.
– И вы, мисс?
Морган с таким неподдельным интересом заглядывал мне в лицо, что пришлось ответить:
– И я.
– Выпускной курс, правильно? – чему-то обрадовался он. – Значит, будем учиться вместе. Было бы здорово, если бы вы попали в мою группу. Если что, я из «Центавра». Вы какой магией владеете, если не секрет?
– Не секрет, – ответил Карсон. – Фостер – земля, Беккет – огонь, а мы с Флинтом – вода.
– Значит, никто из вас не владеет магией воздуха? – огорчился Морган.
– Да будет вам известно, что даром воздушной магии наделены лишь десять процентов граждан Тройственного Союза, – выпятил свою эрудицию Карсон и, с опозданием уразумев, что допустил оплошность, виновато поморгал и на всякий случай отошёл от Брайса подальше. – Скажите, пожалуйста, какова вероятность того, что среди них окажутся кадеты Академии Балленхейд?
– Очень даже велика, – ответил рыжий. – Командир «Гидры», например, владеет магией воздуха и воды.
Флинт присвистнул, а Карсон крякнул и поправил очки. В Хендфорде не насчитывалось не то что ни одного кадета, кто бы владел сразу двумя стихиями, но и ни одного преподавателя. Да и вампир, собственно, непонятно какой стихией управлял, о нём знали одно – уж точно не стихией огня. А тут нам прямо с порога сообщают и о пленённой гончей, и об уникальных кадрах. Иными словами, лучшей военной академией Первого Континента Балленхейд назван не просто так.
Тем временем мы поднялись в верхний двор и очутились на дорожке, с обеих сторон окаймлённой шипастыми растениями, плотоядно пощёлкивающими ловушками размером с две вытянутые ладони. Один из бытовиков, желая подразнить хищное растение, сунул палец между зубастыми пластинами, за что тут же поплатился и, размахивая окровавленной конечностью, с визгом отскочил и напоролся на такой же цветок, но уже пятой точкой. Флинт невоспитанно расхохотался, второй бытовик попытался его пристыдить и был бесцеремонно послан в весёлое плотское путешествие.
– Пожалуйста, осторожнее! – взывал Морган. – Дионея занесена в Книгу редчайших растений Ла Риоры и имеет особый статус. Колдовать рядом с ней запрещено, как и желать ей зла или трогать руками. Дежурные пять раз в день кормят её вредными насекомыми и окучивают землю для стимуляции роста растения.
– Она не ядовита? – опасливо покосившись на хищную дионею, поинтересовался коренастый парень-бытовик.
– Нет, ни капли, – поспешил ответить Морган. – Но очень своенравна. Прошу сюда.
Поднявшись по мраморной лестнице, мы оказались в продолговатом холле. Второй этаж опоясывала открытая галерея, высокие потолки покрывала позолоченная роспись, а многочисленные колонны пестрели от обилия афиш, объявлений, расписаний, карт и прочего.
– Объявляется конкурс красоты. – Брайс ткнул пальцем в одно из объявлений. – Тебе обязательно нужно поучаствовать, Одуванчик.
– Не называй меня так при всех, – шикнула я, толкнув его локтем в бок. И добавила: – Пожалуйста.
– Как скажешь, – пообещал друг.
Интерьеры замка поистине впечатляли, но больше всего нас заинтересовал золотой кубок, стоявший посреди холла на постаменте и защищенный прозрачной сферой. От него исходило сверкающее сияние, а драгоценные камни, которыми была усыпана чаша и основание, символизировали цвета четырёх основных магических стихий.
– Перед вами кубок четырёх стихий, – возгласил Морган. – Считается, что его изготовили ещё тысячу лет назад по заказу Исидора Эрнандеса – первого магистра тогдашнего Союза Двух Континентов. С его помощью намеревались соединить все четыре вида магии и подселить к одному человеку, короче, творили жуткую дичь. Хорошо, что сейчас таким никто не занимается. Уже много лет кубок используется в качестве высшей награды, которую получает лучшая академия Тройственного Союза на ежегодном смотре высших учебных заведений. Наша академия выигрывает её уже четвёртый год подряд.
– Семь лет назад кубок четырёх стихий стоял в Академии Хендфорда, – ввернул Карсон.
– Этой зимой пройдут юбилейные игры среди академий за кубок четырёх стихий, – продолжал наш гид, – и мы снова надеемся в них выиграть.
– Раз уж мы здесь, поможем вам в этом непростом деле, – снисходительно протянул Флинт.
– Вам сюда, – пригласил Морган, открывая двустворчатую дверь с табличкой «Секретарь Рамос Пламфли. Обращаться по всем организационным вопросам и не только».
Не удостоив взглядом назойливого Моргана, я прошла в кабинет. За мной подтянулись и остальные.
Секретарь Пламфли оказался высоким сухощавым мужчиной средних лет с иссиня-чёрными волосами и тонкими «гангстерскими» усиками над верхней губой. Одет он был в щеголеватый тёмно-серый костюм в тонкую светлую полоску. При нашем появлении оставил печатную машинку в покое, поднялся из-за стола и радушно приветствовал нас в Академии Балленхейд. Мисс Хавьер стоило бы поучиться у него манерам.
– Надеюсь, вам у нас понравится, – говорил он. – Вы уже успели осмотреть город, в честь которого академия получила своё неофициальное название? Как, проехали транзитом и даже не остановились у археологического музея? Очень жаль, но, уверен, в ближайшие выходные ваши новые друзья с удовольствием проведут экскурсию.
– Как же дотерпеть до выходных, чтобы побывать, наконец-то, в археологическом музее? – скептически проговорил Флинт.
Пламфли прочистил горло и перешёл к сути:
– Итак, наша академия представлена следующими факультетами: военно-магической разведки, боевой магии, связи и радиотехнического обеспечения, военной медицины, бытовой магии, инженерным и командным факультетами. Вас какой интересует? Наверное, факультет военной медицины?
И он уставился на меня.
– Факультет боевой магии, сэр, – отчеканила я.
– Э-э-э, – замялся секретарь, – простите, возможно, я неправильно понял… Или произошла какая-то ошибка… Позвольте, как ваша фамилия?
– Кадет Элла Фостер, – представилась я.
Пламфли заглянул в свои бумаги.
– В рамках программы академической мобильности, – бормотал он, – Хендфордская академия боевой магии и межконтинентальной безопасности направляет… Факультет боевой магии… Следующих кадетов: Нормана Гроувза, Грейди Карсона, Адама Крейтона, Тайрона Флинта…
– Прошу прощения, мистер Пламфли, – вмешался Брайс, – это устаревшая информация. В последний момент произошла замена и вместо Гроувза и Крейтона назначение получили Беккет и Фостер. Вот наши документы. Прошу.
– Ну что ж, – выдохнул секретарь. – Надеюсь, всё обойдётся.
– Что вы имеете в виду, мистер Пламфли? – осведомилась я.
– На факультете боевых магов испокон веков учились исключительно представители сильного пола, – ответил он. – Но я в любом случае желаю вам удачи, мисс Фостер.
– Кадет Фостер, сэр, – поправила я. – И, позвольте, мой пол вовсе не слабый.
– Как скажете, – галантно склонил голову он. – Исполняющий обязанности декана факультета боевой магии – профессор Прингл, куратор четвёртого курса – сержант Фултон, вы с ним скоро познакомитесь. Кадеты распределены по группам таким образом, что в каждой имеются, если можно так выразиться, представители всех четырёх стихий в двойном экземпляре. Хотя воздуха, конечно, не хватает, но у нас учится пять воздушников, а это, учитывая их катастрофическую нехватку по всей стране, уже достижение.
– Вот освободим Аластурию, где воздушников большинство, и настанет в Тройственном Союзе магический баланс, – ввернул Флинт.
– В Хендфорде училось всего двое воздушников – Корин Найтли и Дэвид Милберн, – с гордостью проговорил Карсон, как будто сам взрастил этих боевиков.
Пламфли любезно улыбнулся и продолжал:
– На данный момент на выпускном курсе боевиков насчитывается четыре группы, названые в честь основных созвездий южного полушария: «Хамелеон», «Центавр», «Феникс» и «Гидра» и каждую возглавляет свой командир.
– Пожалуйста, нас с кадетом Фостер запишите в одну группу, – брякнул Брайс.
Пламфли окинул нас таким взглядом, будто бы в мыслях уже обвенчал и благословил наших многочисленных детей. Мне стало смешно, но бесцеремонный Флинт, естественно, не сумел промолчать:
– Нет, они не пара, как можно подумать, а разделённые в детстве близнецы.
И тут же получил от Брайса тычок в плечо.
– Что ж, я запишу вас обоих в «Гидру», поскольку из-за программы обмена студентов она оказалась самой неукомплектованной из всех, – решил Пламфли. – И вас, кадет… м-м… Карсон, тоже. А вы, кадет Флинт, пополните славные ряды «Феникса».
Снабдив нас целым ворохом бумаг и пожеланий, секретарь отправил нас искать своих командиров и занялся распределением бытовиков.
Покинув приёмную, мы вчетвером, не сговариваясь, ударили друг друга по рукам.
– У нас всё получится, друзья, – весело сказал Брайс.
– Докажем «Фениксам» и «Гидрам», что хендфордцы не в капусте подобраны, – подхватил Флинт.
– Мы теперь тоже кадеты Академии Балленхейда, – возразил дотошный Карсон, – и ты, Флинт, вызвался помочь завоевать Балленхейду кубок.
– Глубоко вам сочувствую, – закатил глаза Флинт. – Чао, пойду поищу «Фениксов».
– Удачи, – пожелала я.
– Вас проводить? – выскочил из-за колонны Морган.
– Нет, спасибо, – поспешила откреститься я, – нам подробно объяснили, куда идти.
– Тогда я подожду ваших друзей, – с явным сожалением отозвался тот.
Проводив взглядом удаляющуюся спину Моргана, мы с Брайсом переглянулись и побрели на поиски баскетбольной площадки, где, по словам секретаря Пламфли, в это время суток тренируются «Гидры».
– Стойте! – окликнул нас Карсон. – Если верить карте, которую любезный мистер Пламфли изволил вложить в папку…
– Не нуди, – оборвал его Брайс. – Если территория, где могут находиться кадеты, ограничена замковыми стенами, площадка, скорее всего, расположена за Восточной башней.
– Верно, так и есть, – пробормотал Карсон, сверившись с картой. – Ну что ж…
Брайс оказался прав. За корпусом, над которым трепетал зелёный флаг, находилось огороженное защитной оградой поле. Солнце уже село, но благодаря многочисленным фонарям территория академии была отлично освещена. И чем ближе я подходила к этой ограде, тем больнее сдавливал моё запястье браслет и сильнее колотилось сердце. Наверное, так реагировал сплав металлов на невидимый защитный барьер, опоясывающий поле. Его не могло не быть, так как за ним проходили учения по метанию заговорённых ядер.
Мы остановились у самой границы защитного поля. Вблизи оно выглядело как плотное прозрачное желе. От малейшего колебания воздуха по его поверхности расходились зыбкие волны. Я знала, что, стоит тронуть его пальцем или просто подуть, это безобидное на вид желе выбросит в лицо ядовитую струю. Зато, если вести себя дружелюбно, расположенные по периметру фонари и толстые стены позволяли наблюдать за происходящим внутри.
Парней было четверо – все одеты в броневые жилеты поверх светло-зелёных рубашек с короткими рукавами и шлемы. Все широкоплечие, сильные и стройные, почти как мой лучший друг. Однако их мастерство оставляло желать лучшего. Не слушаясь заклинаний, норовистые ядра старательно избегали мишеней и, сталкиваясь друг с другом, разлетались по сторонам. Это и есть хвалёные «Гидры»?
– Эркин, подтяни теорию. Кёртис, проверься у окулиста – косишь после игры с «Фениксом». Реншоу, свободное время проводи лучше на поле, – доносился голос, полный силы и власти. Наверное, командир разъярялся.
– Вот если бы они сконцентрировались получше и поймали стихийный поток, процент попадания был бы выше, – умничал наш «четырёхглазый» душнила.
– Не сомневаюсь, ты покажешь этим лузерам настоящий мастер-класс, – съязвил Брайс.
Карсон лишь крякнул в ответ, ибо всем хендфордцам было известно, что он силён только в теории, а вдали от большого скопления воды он растерял свои силы и вновь превратился в душного зубрилу.
А я вдруг почувствовала, что напряжение, которое невольно испытывала всё это время, схлынуло волной. Не такие уж здешние кадеты и небожители, как мне представлялось, раз даже с ядром справиться толком не могут.
Но тут один из парней перехватил летевшее мимо ядро, которое из оранжевого вмиг сделалось синим с голубыми прожилками и отточенным движением запустил в корзину, расположенную в самом дальнем углу. Не дожидаясь результата, он резко развернулся, как будто мог видеть нас спиной, и зашагал прямо к нам. И пусть рисунок на его визоре был просто ужасен – в виде простреленного навылет черепа и двойного ряда заострённых зубов, – я не могла отвести от него взгляд. Он одновременно пугал и притягивал, вызывал невольный трепет и неподдельное восхищение, давно забытое чувство защищенности и ожидание чего-то неотвратимого, и было не понять толком, то ли бежать от него сломя голову, то ли, наоборот, к нему…
– Чётко в цель, – чему-то радуясь, сообщил Карсон.
Парень поднял затянутую в чёрную кожаную перчатку руку, расчерчивая воздух руной, и зыбкие стены с бульканьем расступились перед ним, образовав аркообразный проход. Сняв шлем, он тряхнул головой и волосы блестящей тёмной волной легли ему на плечи. В нашей академии училось немало ла риорцев и этот ничем не отличался от остальных. И тем было удивительнее, отчего я с такой жадностью разглядывала его чётко очерченные брови, глубоко посаженные карие глаза, прямой нос и идеально подходящий к загорелой коже тёмно-розовый оттенок губ. Рост у него немаленький – Рейна бы сказала, что нужно подняться на носочки, чтобы его поцеловать.
Только вот зачем я об этом думаю? Потому что парень явно не рад нашему появлению.
– Вам заняться нечем? Почему без формы? Кто ваш командир? – упорно игнорируя меня и Карсона, незнакомец обращался непосредственно к Брайсу.
– Видимо, ты, – ответил тот. – Кадет Брайс Беккет. Прибыл из Хендфордской академии по программе обмена студентов. Вот назначение. А это мои друзья – кадет Элла Фостер и кадет Грейди Карсон.
Так и не удостоив меня взглядом, парень скривил губы. Пробежался глазами по бумагам и выдал только одно слово:
– Огонь?
– Огонь, – подтвердил Брайс.
– Отлично, можешь заселяться. Занимай любую свободную кровать. Сверься с расписанием и присоединяйся к группе за ужином. Всё, – и он отвернулся, собираясь вернуться к товарищам.
– Погоди, а как же Фостер и Карсон? – остановил его Брайс.
– Мы получили назначение в «Гидру», – поддакнул Карсон, – если мы не по адресу, так и скажи.
– «Гидра» всегда была лучшей в Балленхейде. Без обид, но вы мне не подходите. Я найду вам места у бытовиков.
– Нет, так не пойдёт, – взвилась я. – Мы не бытовики, а боевые маги. Лучшие на курсе. Мы преодолели чёртову тысячу миль по морю не для того, чтобы некто с простреленным черепом решил, что нам здесь не место!
Парень наконец-то снизошёл до того, чтобы на меня посмотреть. Но, боги, каким был его взгляд! Так гончие глядели на своих жертв перед тем, как растерзать заживо.
Брайс прочистил горло и произнёс:
– Тебе следовало бы представиться. Элла у нас с характером. А я за неё порву любого.
– Здесь не курорт для молодожёнов, а военная академия – это во-первых, – процедил наглец, – а во-вторых, я не повторяю дважды. Фицрой моя фамилия.
– Мы с Брайсом дружим с детства, – сообщила я, – и будем учиться в одной группе, хочешь ты того или нет. Вот моё назначение. Или принимаешь всех троих, или на первой же показательной тренировке мы порвём твою «Гидру» на мелкие ошмётки. Усёк, Фицрой?
Как на замедленной перемотке плёнки я видела, как раздувались крылья его идеального носа, как углублялась вертикальная складочка между бровями, как заливалась мглой радужная оболочка глаз и изгибались кончики тёмно-розовых губ.
Но он ничего не сказал. Видно, помешали пробежавшие по плацу кадеты в чёрных кителях с оранжевыми нашивками на рукавах. Среди них краем глаза я углядела и Флинта. «Фениксы», значит. Девять человек. А у Фицроя только четверо, включая его самого.
– Сама запросишься в другую группу, если до завтра доживёшь, – прошипел командир.
– Не запрошусь – я выносливая, – пообещала я.
– Подтверждаю, – заступился за меня Брайс.
– В Балленхейд направили лучших из лучших, – вякнул и Карсон, хотя никто его о том не просил.
Фицрой смерил тщедушного Карсона убийственным взглядом и проговорил:
– Я был лучшего мнения об Академии Хендфорд.
– Лучше не хами, командир, – надвинулся на того Брайс, и я испугалась, как бы не началась драка. Если в Хендфорде на это, учитывая прежние заслуги Брайса, могли закрыть глаза, то здесь вряд ли.
– Новенькие? Добро пожаловать в «Гидру»! – Из-за близости защитного желе голос говорившего сильно искажался, зато видно его было прекрасно – это был высокий светловолосый парень с пронзительными голубыми глазами и россыпью веснушек на носу и щеках. В руках он держал шлем – чёрный, без рисунка, но с маленькими заострёнными рожками, как у адских гончих.
Двое других парней стали по обе стороны от него и с нескрываемым интересом водили по мне взглядами вниз-вверх, задерживаясь на стратегически выпуклых местах.
– Устроим небольшое соревнование, – выдал командир, – трое моих друзей против вас троих.
– Что нужно делать? – деловым тоном поинтересовался Карсон.
– Играем в стихийный баскетбол, – пояснил Фицрой, – только мишени будут подвижными – так интереснее. Проиграете моей команде хотя бы в одно очко – отправляетесь в «Центавр» или «Хамелеон». Там всех подбирают.
Мы могли бы поторговаться, но меня будто кто-то за язык дёрнул, и я сказала:
– А ты что же, командир, не станешь играть? Боишься продуть девчонке?
Наглец бросил на меня такой взгляд, будто я была не симпатичной блондинкой, а сорняком, который нужно немедленно уничтожить, и процедил сквозь зубы:
– Мы в разных весовых категориях.
– А я сыграю, – подал голос голубоглазый. – Так что удачи, красотка.
– Не красотка, а кадет Фостер, – уточнила я.
– Ещё какая красотка, – продолжал наглеть голубоглазый. – Джед, нам жизненно необходимы в «Гидре» такие кадры.
– Таких кадров сам знаешь где навалом, – презрительно бросил командир.
Боги, да что с ним не так? Кто его так сильно обидел?
– Всё нормально, Брайс, – остановила я загоревшегося праведным гневом друга и предупредила остальных: – Не люблю, когда мне поддаются. Так что удачи, кадеты.
– Я Билл Реншоу, – представился парень. – Этот громила откликается на имя Дирка Кёртиса, а рыжего зовут Лиам Эркин. Ну а командир «Гидр» в представлении не нуждается – в долине Валькорна и за её пределами Джеда Фицроя знают все.
Мои друзья тоже назвались в ответ и командир всея долины Валькорна озвучил правила игры.
– Уверена? – шепнул мне Брайс. – Придётся вытягивать вдвоём, Карсон не в счёт.
– Уверена, – кивнула я, стаскивая рюкзак с плеча, и вдруг перехватила взгляд командира – едкий, презрительный и высокомерный, как у эльва.
А пространство академии вновь огласилось жутким воем гончей, полным затаённой злобы и ненависти.
Отличие стихийного баскетбола от обычного в том, что здесь используется уйма мячей и корзин, причём первые можно заговорить, а последним не возбраняется хаотично передвигаться по воздуху, прятаться от игроков либо, наоборот, выбирать себе любимчика и принимать только брошенные им мячи или выплёвывать их обратно – в таком случае очки не засчитываются. Применять магию не запрещается, но не рекомендуется намеренно ломать инвентарь и вредить другим участникам, например, драться или запускать в головы горящие мячи. Но данный запрет обычно игнорируется, поскольку спорные моменты в стихийном баскетболе решаются в пользу команды, на счету которой больше очков. Выигрывает та команда, которая первой забьёт в корзины двенадцать мячей. Учитывая норовистость корзин, мячей и особенно игроков, матч может длиться несколько часов подряд и известны случаи, когда он затягивался на трое или даже четверо суток.
– Корзины новичков красные, – распорядился Фицрой, – «Гидр» – зелёные. Остальные – на базу.
Он произнёс короткое заклинание, и корзины синего, серого, оранжевого и коричневого цветов, сталкиваясь друг с другом, словно стадо неразумных овец, полетели в сторону небольшого деревянного строения, притаившегося в углу поля.
Пока латунные ядра заменяли на обычные баскетбольные мячи, дотошный Карсон пересчитал корзины и недовольно произнёс:
– Так не пойдёт! Красных корзин на три штуки меньше, чем зелёных!
Лицо командира вспыхнуло, точно в него краской красной плеснули. Впрочем, не думаю, что он нарочно сжульничал. Скорее, количество корзин того или иного цвета было разным изначально.
– Кёртис, убери лишнее, – приказал он.
– Нам выдадут шлемы? – вопросил Карсон, наблюдая за тем, как Кёртис справляется с непослушными корзинами.
– Голову потерять боишься? – неприязненно бросил Реншоу.
– Всего лишь забочусь о собственной безопасности, – ответил наш умник.
– Могу свой одолжить, – произнёс командир и Карсон, похоже, не уловил в его тоне плохо скрытого презрения.
– Играем без защиты, – подал голос Эркин, уловив настрой командира, и, показывая пример, стащил с себя бронежилет.
Вслед за ним и Реншоу с Кёртисом побросали свои броневые жилеты и шлемы прямо на траву. Карсон глубоко вздохнул и был вынужден принять и это правило.
Мне не раз доводилось играть в стихийный баскетбол и моя команда нередко брала первенство, но впервые мне предстояло сыграть на чужом поле без подготовки, без защиты и с таким малым количеством игроков.
– Удачи! – пожелала я Брайсу.
– Удачи, Одуванчик, – ответил друг и, вспомнив наш уговор, поправился: – Удачи, Элла!
Почувствовав спиной чей-то пристальный взгляд, я обернулась, и командир «Гидр» поспешно отвёл взгляд. Дождавшись, пока игроки рассредоточатся по полю, он прочистил горло и крикнул:
– Готовы? Погнали!
Что тут началось! Пестревшие в траве мячи разом взмыли в воздух и, сталкиваясь друг с другом, разлетелись кто куда. Я не успела и глазом моргнуть, как один из шаров просвистел около самого уха, задев развевающийся на ветру локон, а от другого, целящегося в лицо, я успела увернуться. Корзины двигались не настолько быстро и большой угрозы здоровью не представляли.
Парни из команды соперников сориентировались скорее, а может, мячи им больше благоволили. Кёртису прямо в руки влетел мяч оранжевого цвета и тот ловко забросил его в пролетающую мимо корзину.
– Ты чем слушал, идиот? – рыкнул командир. – Наши корзины зелёные. Бросок не засчитан.
Хорошо смеётся тот, кто смеётся последним, однако я не смогла удержаться от шпильки:
– Чувствую, игра будет интересной!
– Я Дирк, – разулыбался парень.
– На шесть часов, Дирк.
– Понял, – протянул он и зачем-то поглядел на свои наручные часы.
Вот и зря, а ведь я предупреждала! Своенравный мяч, уверенно набирая скорость, влетел бедняге прямо в затылок и тот, не удержавшись на ногах, как подкошенный рухнул лицом в траву.
– Один – ноль! – возвестил маячивший на поле Фицрой. – «Гидры» открывают счёт.
Убедившись, что Дирк не пострадал, я отвернулась и попыталась использовать давно проверенный приём.
– Воларэ ин манибус, – приказала я пролетавшему рядом зеленоватому шару.
Мяч замедлил полёт. Я повторила заклинание и тот с явной неохотой повиновался.
Есть! Теперь бы с таким же успехом забросить его в корзину красного цвета.
– Воларэ эд каниструм рубрум, – прошептала я рвавшемуся из рук мячу.
Кое-как прицелившись, ибо шар так и норовил раньше времени вырваться на волю, я повторила заклинание.
Бросок. Короткое ожидание. И… Мяч отскочил от кольца и устремился к Реншоу, на ходу меняя цвет из зелёного на синий.
Голубоглазый блондин улыбнулся и помахал мне рукой, а в следующий миг отправил предательский шар в зелёную корзину.
– Реншоу принёс второе очко команде «Гидр», – объявил командир.
Да что ж такое!
Я поискала глазами Брайса. Всем известно, что огневики – самые сильные маги. Если землевики и воздушники, по большому счету, находятся в контакте со своей врождённой стихией двадцать четыре на семь, то водникам приходится таскать на себе объёмные флаконы с заговорённой на удачу водой, ну а огневик никогда не станет носить в кармане горящую свечу. Огромная сила воли, несгибаемость характера и внутренний огонь – всё, что у них есть. И прямо сейчас Брайс заколдовывал вращающиеся вокруг него мячи. Прямо на глазах они теряли свой прежний окрас и буквально зажигались изнутри. Как только пламя прорывалось сквозь оболочку, друг отправлял их по корзинам. Но, видно, не успевал их как следует заколдовать. Потому что мячи разлетались в разные стороны и лишь один достиг цели.
– Два – один в пользу «Гидр», – бесстрастным тоном комментировал командир. – Поправка: два – ноль. Мяч в корзине не задержался.
Карсону повезло ещё меньше. Выпущенный им мяч атаковали сразу несколько огненно-красных шаров и, так и не долетев до места назначения, тот лопнул и с шипящим свистом полетел в кусты. А синий мяч противника с глухим ударом врезался ему в грудь. Карсон охнул и присел. Ну, в общем-то, мы на него особо и не рассчитывали.
Но к игре стоило отнестись серьёзнее.
Упав на одно колено, я зарыла пальцы в траву и решилась прикрыть глаза, концентрируясь на внутренней силе и призывая стихию земли. Браслет сдавил запястье так, что онемели пальцы, но я продолжала читать призывающее заклинание. Вокруг свистели мячи, кто-то пробежал совсем близко, читая на ходу заклятия.
– Беккет принёс своей команде первое очко, – крикнул Фицрой и, не удержав нейтралитет, добавил: – Шевелите ластами, «Гидры»!
Отлично, Брайс! Трепещите, «Гидры»!
– Эркин, не считается! – разъярялся командир. – Наши корзины – зелёные! Вы с Кёртисом, случайно, не разлученные в детстве близнецы?
– Но наши всегда были красные! – виновато протянул Эркин.
Магия упорно не откликалась. Похоже, я напрасно пытаюсь оживить то, что давно умерло. Наверное, те две недели, проведенные вдали от суши, поставили окончательную точку в моих взаимоотношениях со стихией земли.
– Да пропади оно всё пропадом! – рассердилась я, подскакивая на ноги.
И получила мячом по плечу. Дыхание оборвалось, сердцебиение тоже. Меня качнуло в сторону и я едва устояла на ногах.
– Элла!
Ко мне со всех ног бежал Брайс. Отшвырнул объятый пламенем мяч, который тут же перехватил Реншоу.
– Всё в порядке, – прохрипела я. – Что ты творишь?! Считай, отдал очко противнику!
Но нет. Заклинание Брайсу удалось неплохо. Пущенный Реншоу мяч не пожелал лететь в зелёную корзину. Изменив траекторию, он угодил в желеобразную стену, вызвав всплеск брызг. Благо, поблизости никто не пробегал. Только сине-зелёный мяч летел вдоль стены. Попавшие на него брызги, точно серная кислота, мигом растворили оболочку, превратив увесистый мяч в комок непонятного цвета. Зато по другую сторону защитной стены собирался народ. «Фениксы» в полном составе наблюдали за игрой. Переговаривались, делали ставки. Увидев, что я смотрю в их сторону, дружно засвистели. Даже чёртов Флинт.
– Три – один в пользу «Гидр», – голос командира перекрыл всеобщий гвалт.
– Заколдовываешь мячи, я бросаю по корзинам, – сказала Брайсу я.
Он молча кивнул. Времени на обдумывание ситуации и слова поддержки попросту не было.
Мы с Брайсом находились в центре поля. Учитывая большое расстояние от брызгающих ядом стен, это неплохая позиция. Из минусов – мы находились под непосредственным обстрелом мячей. А те, как назло, будто нарочно ополчились против нас – только успевай уворачиваться!
Но дело потихоньку налаживалось. Брайс перехватывал и заколдовывал мячи, я отправляла их по корзинам, предварительно остановив «мишени» заклинанием неподвижности.
Не прошло и минуты, как Фицрой возвестил:
– Три – два в пользу «Гидр».
И затем уже практически не останавливался:
– Четыре – два в пользу «Гидр». Четыре – три. Четыре – четыре, твою налево. Эркин, соберись, не будь тряпкой, и забей, наконец, мяч в корзину! Пять – четы… Чёрт, пять – пять, вы там совсем опухли? Не спать!.. Кёртис, тебе штрафной, корзины на противника сможешь надевать тогда, когда будешь вести счёт. Очкастый… Карсон то есть, живой? Если живой, вставай и… Шесть – пять в пользу новичков. Да за ноги кверху, вы чё творите?! Не сравняете счёт, отправлю на кухню посуду мыть. Новенькие, не наглейте, цельтесь в подвижную мишень, всё, что не движется больше минуты, целью не является. Другое дело. Шесть – шесть. «Гидры», от мёртвых и то больше пользы, чем от вашей игры! Но если хотите, чтобы «Фениксы» обанкротились, лажайте и дальше – они наверняка поставили на вас. Семь – шесть в пользу новеньких. Реншоу, слева!.. Кёртис, я тебя в порошок сотру! Ещё раз промажешь, будешь замыкающим в «Центавре». Семь – пять, мяч ушёл из корзины. Семь – шесть. Можешь, Кёртис, если захочешь. Семь – семь! «Гидры», осталось пять очков. Восемь – семь! Вы меня живьём зарываете, идиоты! Ну кто так играет?! Кто хочет занять место арбитра? Эркин, ты?.. Эй! Фостер! Дышишь? Стоп игра!
Ой, не знаю, дышу ли.
Перед глазами снова огненная стена встаёт, как в далёком детстве. Вместо кислорода – раскалённый газ. И вся я как натянутая струна. Но шевелиться могу. И дышать, оказывается, тоже, только вместо живительного кислорода грудь распирает жидкий огонь. Кажется, выдохну сейчас пламенной струёй, как мифический дракон.
– Эй! Жива? – повторили совсем рядом, и я ощутила чью-то тяжелую руку у себя на плече.
Огненная завесь медленно опадала. Сквозь неё проглядывало донельзя озабоченное лицо Брайса и, что уж совсем неожиданно, командира «Гидр». За ними маячили остальные.
– Элла, как ты? Позвать врача? Я мигом!
Брайс подскочил на ноги, а рука на плече осталась. Чья это рука, если не Брайса?!
– Нет! Постой! – взвизгнула я, с ужасом отмечая, что сижу на земле, а рука принадлежит Фицрою, который, похоже, сам в шоке оттого, что меня тронул – вон как его перекосило. И на свою конечность глядит с таким выражением, будто на полном серьёзе раздумывает, не отсечь ли предательницу. – Я в порядке! В полном! Продолжим игру.
Наскоро ощупала руки и ноги. Всё целое. Наверное, когда я защищала руками голову, мяч угодил в ректорские часы. Звенья цепочки погнулись, стекло на циферблате треснуло, но секундная стрелка продолжала свой бег. Чуть выше запястья наливался крупный синяк.
– Что? – удивилась я. – Мы играем уже полтора часа?
– На ужин опоздали, – констатировал Кёртис.
– Кость цела? – осведомился командир.
– Вполне, – ответила я.
– Часы жалко, – протянул Эркин. – Красивые. А ссадина заживёт, чего ей сделается!..
– Налицо намеренный вред участнику игры, – объявил Карсон. Волосы у него растрепались, на лбу кровоточила свежая царапина, дужки очков погнулись.
– Какой намеренный? Ты попутал, очкастый? – наехал на Карсона громила Кёртис. Впрочем, и он выглядел ненамного лучше тщедушного Карсона.
– Счёт вели новенькие, – сквозь зубы процедил командир, – правда на их стороне. Разрешается один бросок в полностью неподвижную мишень. Если вы, конечно, хотите продолжить игру.
– Я же сказала, мы продолжим, – с нажимом произнесла я, поднимаясь на ноги. – Ты глухой, Фицрой?
– Ты совсем того, Фостер? Таким, как ты, не место в «Гидре», разве не ясно? Один раз мячом прилетело, и ты почти труп, – кипятился командир. – Реальный бой – это не детские побегушки с мячом. Ты не представляешь, что это такое на самом деле. В бой, понятное дело, никто тебя не отправит, твой максимум – вертеть перед солдатами задницей или бумажки в штабе перекладывать. Только зря занимаешь место какого-то способного парня. Из-за тебя и тебе подобных победа не приближается и в Аластурии прямо сейчас гибнут мирные люди и виновата в этом ты. Да, именно ты. Что, мозгов не хватило самой до этого додуматься?
– Фильтруй речь, командир, – предупредил Брайс. Казалось, ещё секунда – и он набросится на того с кулаками.
– Всё сказал, Фицрой? – процедила я. – А теперь слушай сюда. Я родилась и выросла в Альверии и в то время, когда ты учил в школе азбуку, я пряталась от адских гончих в подвале. Когда у тебя начался подростковый кризис и проблемы с родителями, я похоронила своих в братской могиле. Ты посещал музеи, кинотеатры, парки развлечений и всё, что там положено посещать гражданам Тройственного Союза, а я видела, как умирают от голода соседские дети, как горят наши дома, как уходят родные и больше не возвращаются. У меня не было кукол, книжек, нарядных платьев, сладостей и всего, что принято считать счастливым детством, и не только у меня – его не было у многих поколений Третьего Континента. И ты думаешь, что после этого я мечтаю спокойно перебирать в штабе бумаги или вертеть перед тобой задницей? Да во мне злости больше, чем в целом отряде адских гончих, и всё, чего я хочу – это избавить мир от исчадий зла.
Я ещё много чего хотела сказать, но вдруг обнаружила, что мои кулаки стучат по командирской груди. Боги Альверии, что они там делают?!
Руки я убрала, конечно, но успокоить дыхание удалось далеко не сразу.
А Фицрой наклонился ко мне близко-близко, чтобы услышала его только я:
– Много, говоришь, злости? А играешь как сонная муха.
Я задохнулась. Что?! Сонная муха?! Да как он смеет вообще?! Это, конечно, не самая моя лучшая игра, но ведь и какая-никакая магия до недавних пор была со мной. А сейчас, когда я хочу убить проклятого Фицроя взглядом, она не откликается.
– Ну так что, друзья, воспользуемся привилегией и забьём мяч в неподвижную мишень? – севшим голосом проговорил Карсон, разрядив напряженную атмосферу.
Первой мыслью было отказаться от сомнительной привилегии, но я оборвала себя на полуслове. В конце концов, мы это заслужили.
Девятое очко в зелёную корзину забил тщедушный Карсон. Затем «Гидры» двумя чёткими попаданиями сравняли счёт. Пока Брайс гонялся за улепётывающими из корзин мячами, я почувствовала прилив магии (наверное, из-за потерявшего целостность магического браслета) и принесла нашей команде десятое очко. За ним последовало одиннадцатое от Брайса.
– Одиннадцать – одиннадцать, – объявил Фицрой, когда Реншоу совершил отчаянный прыжок и, чудом избежав столкновения с защитным ограждением, забросил очередной мяч в зелёную корзину. – Остался решающий бросок.
Парни за защитным желе заволновались. На фоне свиста и аплодисментов слышались отдельные выкрики:
– «Гидры»! «Гидры»!
– Покажите этим хендфордцам небо в алмазах!
– Фицрой, а ты чего бездействуешь? Давно бы уже сделал этих хлюпиков!
– А девчонка ничего вроде.
– Академия Хендфорд круче всех! Ждёт нас всех большой успех!
Последнее явно принадлежало Флинту. Приятно, чего уж там. Краем глаза я отметила, что зрителей стало значительно больше. Должно быть, весь факультет собрался поглазеть на игру.
Тётя Эмили как-то говорила, будто проиграть достойному противнику не стыдно и что не каждый соперник – твой заклятый враг. Но в нашем случае первое абсолютно исключено, а второе сомнительно.
– Соберись, Фостер, и не посрами фамилию своих родителей, – сказала я самой себе. – Они погибли не за то, чтобы ты облажалась перед этим заносчивым гражданином.
Я быстро оценила ситуацию. Уже совсем стемнело и мощные фонари слепили глаза – вон Эркину, находящемуся в невыгодной позиции, приходится прикладывать ладонь козырьком ко лбу. Почти все корзины были наполнены мячами и зависли в воздухе существенными помехами, а свободные предпочитали прятаться за ними. Мячей на поле осталось совсем немного и предприимчивый Реншоу, укрывшись за переполненной мячами красной корзиной, намеренно посылал их на смерть в изрыгающие ядом желеобразные стены. А командир видит и молчит!
Хотя…
– Реншоу, это уже перебор! – гаркнул он на ходу. – Ты дисквалифицирован!
– Да брось, Джед, такого пункта в правилах нет, – огрызнулся тот.
– Теперь есть!
Я не стала дожидаться конца спора и помчалась по полю за последним уцелевшим мячом.
А с противоположного угла бежали Кёртис и Эркин. Карсон мчался наперерез. Брайс догонял. И все мы читали противоречащие друг другу заклинания. Потому что несчастный мяч то загорался, то терял цвет, метался то влево, то вправо, скакал по земле или выписывал в воздухе зигзаги и петли.
– Нолитэ эум! – кричала я.
– Нолитэ эум! – повторил за мной Брайс.
Мяч на несколько секунд застыл у Карсона над головой. Дёрнулся и целенаправленно двинулся к корзине зелёного цвета.
– Не-е-ет! – схватился за голову Карсон.
Мне хотелось кричать то же самое, но нужно бороться до последнего!
– Воларэ эд каниструм рубрум! – кричали мы с Брайсом в унисон.
– Воларэ эд вериди каниструм! – вопили «Гидры».
В ход пошла стихийная магия. С ладоней Брайса скользнули огненные ручейки и пылающими щупами потянулись к мячу. Кёртис, видно, владел магией земли, потому что та задрожала под ногами, а вырванная с корнем трава поднялась в воздух, застилая видимость. Эркин метнул пару фаерболов и угодил в соседнюю корзину, куда стремился попасть оставшийся мяч.
Но к нему уже подбиралась другая, такого же ярко-зелёного цвета, и совершенно пустая.
– Реншоу, я же сказал, не вмешиваться! – рявкнул командир. – Сегодня приберёшь в комнате вместо меня!
И корзина безвольно опала на землю. Разве я могла упустить такой шанс, пока остальные плели травяные сети и пытались сбить застывший в небе мяч фаерболами?
Зрители за стеной бесновались от напряжения и предвкушения.
– Заклинаю всей своей магией, найди пристанище в красной корзине! – и отправила прицельный магический поток.
Вообще, преподаватели не рекомендовали использовать данное заклинание, поскольку оно буквально расходовало всю накопившуюся энергию. Но если очень-очень надо, то почему бы и нет?
Я не видела, что произошло дальше. Только услышала, как ликуют Брайс и Карсон, как Кёртис разражается проклятиями, а пространство за защитной стеной взрывается свистом и аплодисментами. В ушах зазвенело, руки обвисли безвольными плетями, колени ослабли и подкосились, и мой лучший друг очень кстати подхватил меня и закружил в объятиях. Мир вокруг тоже кружился и перемигивался разноцветными бликами.
– Элла, мы победили! – ликовал Брайс. – Победили «Гидр»! Ты умничка! Обожаю тебя!
– Я тебя тоже, Брайс, – устало отозвалась я, – только, пожалуйста, поставь меня на ноги.
Он послушался, но далеко не уходил, а я, ощущая рядом сильное и верное плечо, чувствовала, как ко мне потихоньку возвращаются силы.
– Двенадцать – одиннадцать в пользу новеньких, – возвестил во всеуслышание Фицрой и уже тише, так, чтобы услышали только находившиеся на поле: – Поздравляю и благодарю за отличную игру. Хендфордцы, приветствую вас в «Гидре». Но учтите, я не терплю лени, нытья и открытого неповиновения. Требования по нормативам – выше, чем прописано Уставом, но эльвы на поле боя на наши Уставы ориентироваться не станут. Не дотягиваете до верхней планки – мы прощаемся без сожаления.
– Мы не подведём, – ответил за всех Брайс.
– Неплохая стратегия, кстати, – сказал мне Реншоу.
– Спасибо, – сдержанно кивнула я.
– Добро пожаловать в «Гидру». – Эркин протянул руку, и мы по очереди обменялись рукопожатиями. Приятно, что парни не оказались снобами, какими я почему-то их представляла. Один только Фицрой руки не подал, но и чёрт с ним. Переживу.
Парни, обступив Брайса, стали обсуждать самые волнительные моменты игры.
А мне ничего не оставалось, как спросить у самого командира:
– Буду весьма признательна, если подскажешь, где здесь женский корпус?
В тёмных глазах вспыхнуло пламя, а губы исказились в мстительной ухмылке:
– Нет здесь женского корпуса, Фостер. Всё общее: столовка, тренажерка, раздевалка, спальня и душ с уборной тоже общие. Радуйся, ты же так рвалась на факультет боевой магии. И да, самое главное: время, отведённое на приём душа, тоже общее. Никаких привилегий, за которые вы так любите топить. Не нравится – я тебя не держу, у связистов и медиков вроде как есть отдельные комнаты для девчонок.
– Нет, спасибо, меня всё устраивает, – поспешила внести ясность я. – Главное, чтобы вы не требовали привилегий принимать душ отдельно.
И отвернулась, лишь бы противный Фицрой не увидел, насколько сильно я умею краснеть.
– Что-то вы сегодня подзадержались! Ждала вас, нарочно не закрывалась, припасла для своих любимчиков пирожков с рисом и ливером, они сегодня удались на славу – разлетаются, как золотые монеты на свадьбе! – частила низенькая румяная женщина за стойкой, накладывая парням порции побольше. И челюсть уронила, увидев меня. Как будто я не человек, а эльв в форме кадета боевой магии. – Ой, а у вас девочка! Боги Ла Риоры, где ж это видано, чтобы девочки боевыми искусствами занимались!.. Худенькая-то какая, нехорошо. Ну ничего, откормим, отпоим, станешь здоровенькая и ладненькая.
– Не припомню, чтобы я просила оценивать свой внешний облик, – бросила я. – Мне и одной отбивной достаточно, спасибо.
Улыбка сползла с румяного лица и мне в тарелку плюхнулась горка остывшей кукурузной каши с бобами и обильно приправленная специями мясная лепёшка. В Хендфорде нас кормили иначе, но не стоит судить местную кухню по одному приёму пищи.
– Это миссис Кёртис, тётушка Дирка, лучше её не обижай, – шепнул через плечо Эркин, отойдя от стойки следом за мной. – Она иногда перегибает, но чисто из лучших побуждений.
– Лучшими побуждениями вымощена дорога сам знаешь куда, – буркнула я и уселась за стол рядом с Брайсом. С другой стороны примостился Эркин, сильно меня потеснив.
То чувство командного духа, которое охватило меня после игры в стихийный баскетбол, притупилось и я снова ощущала на себе заинтересованные взгляды тестостеронового факультета. Парни вслед за «Гидрами» вломились в столовку пошуметь и пожевать заветрившихся пирожков и пересоленных отбивных. Кадеты обсуждали игру и перешёптывались, поглядывая в нашу сторону. Нетрудно догадаться, кого именно они обсуждали. За нашим же столом преимущественно молчали, проглатывали еду, практически не жуя и нахваливая то стряпню миссис Кёртис, то Брайсову подачу правой.
– На Третьем Континенте так не кормят, да? – самодовольно ухмыльнулся Кёртис, расправляясь с последним куском.
– Хендфордская академия находится на Втором Континенте, – поправил Карсон, – а во-вторых, наши кухни, конечно же, немного разнятся, и это общепризнанный факт.
– Сильно разнятся, – пробурчал Брайс, пытаясь разжевать жёсткую отбивную, – и это я ещё мягко выразился.
Карсон закашлялся, а я едва сдержала смешок. Обычно в таких ситуациях Брайс не церемонился и называл неудавшееся блюдо кулинарным преступлением против человечества.
– Каникулы закончились, с завтрашнего дня начинается второй семестр, – возвестил командир, отставляя пустую тарелку. – На всё про всё полчаса. Затем отбой. После отбоя по территории академии гулять запрещено. Подъём в пять утра. В пять тридцать без опозданий сбор на спортплощадке. Затем общее построение, завтрак и занятия по расписанию. Новенькие, вызубрите карту и распорядок дня назубок, чтобы не теряться.
Фицрой сидел за столом чётко напротив меня. Пока ел, не проронил ни слова. По сторонам не смотрел. Слопал всё до последней крошки, лимонад выпил до последнего глотка. Боги, да я слежу за ним, точно за своим заклятым врагом!..
– Обязательно, у нас же куча свободного времени до пяти утра! – не сдержалась я.
Его взгляд как прицел, за которым неминуемо последует выстрел. Только мне ни капли не страшно. Я давно не боюсь людей, какими бы грозными они ни казались. Даже самый жестокий убийца не вызовет во мне такого же трепещущего ужаса, как вызывает один вой адской гончей.
– Готовы? – вопросил командир. – Фостер, тебя одну ждём.
Подождёт! Я не спеша отрезала кусочек мяса и картинным жестом отправила его в рот. Пережёвывала нарочито долго, глядя командиру прямо в злющие тёмные глаза. Казалось, все вокруг замерли и молча следили за каждым движением моих челюстей. Но до остальных мне не было никакого дела.
За результатом «кулинарного преступления» последовал стакан с лимонадом. Пить можно, но, если бы туда додумались добавить несколько кубиков льда, стало бы намного лучше. То ли взгляд командира всё-таки меня смущал, то ли я не была достаточно аккуратной, но последний глоток попал не в то горло и мне стоило огромного труда не закашляться.
– Я закончила, – констатировала я.
– Ты ешь как кинозвезда, – восхищённо протянул Кёртис.
Мне ещё никогда не делали таких комплиментов. Приятно, не скрою.
Но Фицрой всё испортил брошенной вскользь фразой:
– Откуда тебе знать, как едят кинозвёзды? Даже Дотти ест намного аккуратнее.
Брайс покраснел и, уверена, вступился бы за меня, если бы кто-то за соседним столом, не стесняясь в выражениях, не предложил пари на то, как скоро Фицрой сживёт меня на факультет бытовой магии. И друг моментально переключил внимание на соседа.
– Что ты сказал? А? Слабо повторить? – наседал он.
– Что тебя так задело? – не понял тот. – Девушек на нашем факультете сроду не было. Это вопрос времени, сколько она здесь протянет. Скорее всего, уже завтра её переведут к бытовикам или связистам.
– Элла боевой маг и никуда её не переведут, – с нажимом произнёс друг.
– Ах, Элла. – Парень многозначительно приподнял одну бровь.
– Этвуд, отбой, – сделал предупреждение рослый светловолосый парень из «Фениксов». Должно быть, командир.
Но тот не желал слышать.
– Думаешь, хорошо устроился? – продолжал он. – На самом деле не очень удобно, когда твоя девушка спит в общей комнате. Или ей выделили отдельную?
В надежде сгладить конфликт я начала доказывать, что на Втором Континенте девушки учатся на боевом факультете наравне с парнями, но переоценила уровень коллективного интеллекта. Парни разразились хохотом. Брайс такого терпеть не стал.
Вдох, разворот, треск воротника, рывок и смачный удар правой в челюсть – и всё это буквально за пару секунд.
– Брайс! – ахнула я, пытаясь оттащить того за рукав. Нам ещё наказания в первый же день не хватало!
Кадеты с оранжевыми нашивками на рукавах вскочили с мест.
– Я позову сержанта Фултона! – голосила кухарка. – Прекратите немедленно!
– Тётя, не надо! – взывал Кёртис.
А Фицрой стоит, скрестив руки на груди и ничего не предпринимает. Ухмыляется так, будто наслаждается зрелищем.
– Сделай что-нибудь! – налетела на него я.
– Лучший способ узнать человека – посмотреть на него в гневе, – выдал тот мудрую фразу.
Но я уже стояла рядом с Брайсом. Реншоу и Эркин удерживали его за руки с обеих сторон. Одна бровь была рассечена и нижняя губа кровоточила, не считая небольшой дыры на плече. Этвуд выглядел намного хуже, но сердечко болело за друга.
– Брайс, ты как? Отпустите его! Немедленно! – причитала я, не обращая внимания на зрителей. – Ну зачем же ты?.. Больно? Давай к доктору сходим?
– Не надо, Элла, всё хорошо. – Брайс хотел улыбнуться, но из-за раны на губе получилось только скривиться.
– Беккет, заступаешь на ночное дежурство, присоединишься к неудачникам из «Центавра», – сквозь шум и гвалт различила я голос Фицроя.
Нет, ну это ни в какие ворота!
– Ты этого не сделаешь! – крикнула я.
– Устав для всех один, даже для новеньких, – ответил он и самым наглым образом улыбнулся во все белоснежные тридцать два.
Толком не понимая, как снова очутилась возле командира, я лишь обнаружила, что смотрю снизу вверх в бесстыжие тёмные глаза и воинственно стучу кулаками по его груди. Снова! Да он просто какой-то магнит для моих кулаков!
– Имей совесть, человек ранен! Только приехал, устал с дороги, а тут ты со своим баскетболом и ночным дежурством!
Фицрой со спокойствием удава обхватил мои запястья одними пальцами, но по ощущениям на них словно ещё по одному магическому браслету надели!
– Не советую так делать, Фостер, иначе отправишься на дежурство вместе с Беккетом.
– А может, я этого и добиваюсь? – не сдержалась я.
– Не думаю, что тебе доставит удовольствие кормить Дотти и чистить за ней клетку, – и с ухмылкой добавил: – Хотя, вдруг я ошибаюсь?
– Да пошёл ты, командир! – прошипела я. – Говоришь, мне не место на твоём факультете? А может, это тебе не место на моём?
Злость кипела во мне, заставляя грудь высоко вздыматься на вдохе и с шипящим свистом выдыхать углекислый газ. Мышцы напряглись, приготовившись дать отпор, а гулко колотящееся сердце, будто раскалённой иглой, раз за разом пронизывал электрический импульс. Я с удивлением констатировала, что так заявляла о себе магия. Не магия земли, а другая…
– А это не тебе решать, Одуванчик, – последнее слово командир выдохнул мне прямо в ухо, вызвав волну колючих мурашек по коже и новый мощнейший укол в сердце.
Приняв моё замешательство за слабость, Фицрой, глядя на меня из-под полуопущенных век и не отпуская моих рук, подался назад. Я невольно потянулась за ним, но в следующий миг с каким-то полувсхлипом-полурыком вырвалась из захвата.
– Так позволено называть меня только Брайсу, – процедила я и ринулась прямо на командира.
Отправиться с Брайсом вычищать нечистоты за адской гончей или спать в одной комнате с ненавистным командиром? Выбор очевиден.
Уверена, он предвидел, что именно я намереваюсь сделать. И стойко принял удар. Звенящее эхо разнеслось по всей столовке, а на смуглой щеке проявился алый след от моей пятерни. Моё же запястье пронзило болью. И не только запястье – всю руку до самой груди словно стрелой проткнуло.
– Фицрой, ты только что позволил девчонке прикоснуться к себе, – нарушил молчание кто-то из «Фениксов».
– И уже не первый раз за сегодня, – ошеломлённо произнёс Кёртис.
Я ожидала от командира «Гидр» чего угодно. Но только не того, что он, за считанную секунду оказавшись рядом с лидером «Фениксов», вмажет тому по физиономии.
– Никому из твоей команды не позволено сквернословить в адрес моей, – процедил он, – кто бы в ней ни был.
Нет, ну надо же! И пусть Фицрой за меня заступился, это нисколько не отменяет моей решимости избавиться от него как можно скорее.
– Отставить разборки! – раздался громоподобный голос.
Принадлежал он, как оказалось, мужчине средних лет с угрожающе квадратной челюстью и такой широкой грудью, что пара средних пуговиц на кителе едва держалась на распустившихся петлях. Весь его облик излучал силу, решительность и желание повелевать. Это тот самый сержант Фултон, которого грозилась позвать кухарка и который пленил на Альверии адскую гончую?
– Фицрой, не ожидал от тебя, – прогремел Фултон. – Заступаешь на ночное дежурство до утра. – Он обвёл взглядом поутихших кадетов и остановился на Брайсе как на менее пострадавшем. – Новенький?
– Кадет Брайс Беккет, – представился друг. – Получил назначение в «Гидру».
– Составишь Фицрою компанию, – приказал сержант. – Расходимся по комнатам, не задерживаемся. Через пять минут прозвучит отбой.
– Простите, сэр, – подала голос я, чувствуя, как кто-то легонько тянет меня за ткань рукава, мол, не отсвечивай. Я обернулась – Реншоу. И шикнула на него, чтоб не лез под руку.
– Вы кто, юная леди? – пробасил Фултон. – Из бытовиков или связистов? Идите-ка к себе на факультет и не провоцируйте моих кадетов на драку.
– Я на своём факультете, сэр. Моё имя Элла Фостер. И я тоже замешана в драке, а Устав, как мы знаем, один на всех.
Фултон моргнул, но, заметив алый след у Фицроя на щеке, крякнул и вынес вердикт:
– Устав есть Устав, но последнее слово за мной. Бегом марш в корпус и до рассвета не высовывайтесь. Это касается всех, кроме Фицроя и Беккета.
Реншоу споро потянул меня к выходу, лишь бы Фултон не передумал. Проходя мимо Брайса, я шепнула как можно тише:
– Я найду способ вырваться к тебе.
– Не смей! – прошипел друг, но взгляд выдавал его – он знает, что я сдержу слово.
С командиром мы встретились взглядами буквально на миг. Но этого хватило, чтобы лишить друг друга кучи нервных клеток и нескольких месяцев жизни.
Ура! На двери душевой оказалась задвижка. Нормальная такая, прочная. Парни галантно пропустили меня вперёд, однако я не переставала думать о том, что они прислушиваются под дверью и, пользуясь отсутствием Брайса, наверняка обсуждают моё поведение и физические данные. Поэтому водные процедуры прошли максимально быстро.
Облачилась в свежее бельё и новенькую летнюю (или, если оперировать местными категориями – зимнюю) форму, обнаруженную в одном из свободных шкафчиков. Мужскую, правда. В некоторых местах висевшую на мне мешком, в других, наоборот, едва по швам не трещавшую. Понятное дело, ведь девушку на боевом факультете не ждали. Надо будет завтра познакомиться с комендантом и попросить женский комплект.
И вообще, неплохо бы завести знакомство с девушками из других факультетов. Думаю, их здесь немало, ведь для парней, как правило, конкурс красоты не объявляют. И помириться бы с миссис Кёртис, а то как-то нехорошо получилось. Когда ты сплошь и рядом окружена представителями противоположного пола, всегда лучше заручиться поддержкой своего.
Интуиция меня не подвела – однокурсники толпились в коридоре. Одни переговаривались, вторые лупили друг друга свёрнутыми в жгуты полотенцами. И в один миг я ощутила на себе взгляды как минимум двух десятков пар глаз.
Дверной косяк подпирал громила Кёртис и я едва с ним не столкнулась.
– Так вкусно пахнешь, – протянул он, наклоняясь к моим мокрым волосам.
– Шампунь с ароматом крапивы, ничего особенно вкусного в ней нет, – пробормотала я и, прижимая к груди свёрток с бельём и банными принадлежностями, быстрым шагом направилась в сторону спальни. Грудь-то я прикрыла, а вот то, что сзади, туго обтянутое светлыми брюками, скрыть не удалось. И это я ещё выбрала самый большой размер из свободных!.. Судя по реакции парней, костюмчик им понравился.
Можно было бы попробовать наслать на них временную слепоту или ещё что-нибудь интересненькое, но ведь не заколдовывать же однокурсников всякий раз, когда я появляюсь в поле их зрения!
– Привыкайте, я здесь надолго, – бросила я через плечо и завернула за угол коридора. Боги, как же мне не хватает моего верного друга!..
Благоразумно решив дождаться, пока все улягутся и уснут, чтобы затем выбраться во двор к Брайсу, я, чтобы не привлекать излишнего внимания, выбрала нижнюю полку на самой дальней кровати, юркнула под одеяло, отвернулась к стене и притворилась спящей.
Только это мало помогло.
– А где Фостер? Уже сбежала? – прозвучал первый же вопрос, стоило парням вернуться.
– Вон она. На первом этаже у Джеда. Спит, кажется, – кто-то ответил.
Я что, умудрилась улечься на той самой кровати, где спит Фицрой?! При первом же удобном случае перелягу куда подальше. Займу нам с Брайсом одну кровать на двоих. Договоримся потом, кто поселится на верхней полке, а кто на нижней.
Послышался шорох снимаемой одежды, скрип старых металлических кроватей, стук деревянных дверей шкафчиков, зевки и почёсывания. Парни готовились ко сну.
– Всё-таки будет жаль, если она уйдёт, – видно, продолжая начатый разговор, произнёс Реншоу. Я узнала его по хрипловатому голосу.
– Будет намного хуже, если из-за неё опустится рейтинг команды, – возразил Эркин.
– Зря вы так. Элла всегда показывала высокие результаты, – заступился за меня Карсон.
Я со вздохом повернулась.
– Вообще-то, я здесь и всё слышу! – и уткнулась взглядом в чью-то пятую точку. Слава небесам, обтянутую нижним бельём. Аккуратную и ладную. Но кто в здравом уме на выпускном курсе носит трусы с машинками?!
– Как тебе у нас? Нравится? – свесился с соседней кровати светловолосый Реншоу.
– Нормально, – выдавила я, чувствуя, как стремительно и густо заливаюсь румянцем, и, несмотря на удушающую жару, натянула одеяло до самого носа.
– А парень у тебя есть? – продолжал допрос Реншоу.
– Эй, мы же договаривались! – прогремел Кёртис.
Договорились они! В Балленхейде никому ничего не светит – и точка.
– Отношения меня не интересуют, – ответила я, – только учёба и карьера. Всем доброй ночи. Надеюсь, мальчики, вы не боитесь спать в темноте.
– Как это – не интересуют? – не понял Реншоу. – Прости, но в это верится с трудом.
– Билл, не начинай! – предупредил Кёртис.
– Гм, понятно. – Видят боги, я старалась держать себя в руках, но что-то внутри вспыхнуло, точно облитый горючей смесью факел. – Вы решили, раз я девушка без гражданства, то приехала сюда с целью удачно выйти замуж и получить паспорт, так?
– Нет, мы вовсе так не думаем, – возразил Эркин, но его тон ничуть меня не убедил.
– Вот и отлично. Значит, вы не станете делиться с лицами без гражданства тем, что дано вам по факту рождения, – проговорила я. – Не будем же препятствовать друг другу в достижении заветных целей, и все останутся довольны. Куи ме контра ультерра ноктус опириентур волунтас. Чао, мальчики.
– Что она сказала? – ошарашенно переспросил Кёртис.
– Пусть те, кто этой ночью тронет меня против моей воли, покроются язвами, – пояснил Карсон.
– Чего?! – возмутился громила. – Да пошёл ты, извращенец!
– Ты спросил, что имела в виду Элла, я перевёл, – под громкий хохот Эркина и Реншоу ответил Карсон. – Лучше бы ты качал мышцы не здесь, – я так и представила, как наш заучка с умным видом показывает свой неразвитый бицепс и затем стучит себя пальцем по лбу, – а здесь.
Парни ещё пошумели немного и утихли. Вскоре послышался дружный храп. «Сейчас встану и пойду искать Брайса», – мысленно сказала себе я, но усталость взяла своё. И, не успев высунуть ногу из-под одеяла, я провалилась в полусон-полуявь.
Яркий, очищающий, священный огонь. Светит, но не ослепляет. Лижет руки и ноги, но не жжёт. Шелестит, потрескивает, шепчет как будто: «Не бойся, я не причиню тебе никакого вреда».
– Эт магис, эт нон тотиус дикамус! – слышится откуда-то сбоку.
Поворачиваю голову – никого не вижу. Только прислушиваюсь к непонятным словам. Я принимаю их за язык эльвов и почти умираю от страха, пока сквозь огонь не проступают четыре вполне человеческие фигуры в плащах с надвинутыми по самые глаза капюшонами…
Проснулась резко, будто выныривая из морской глубины, и задышала часто-часто. Сердце билось как сумасшедшее, пульс молотом стучал в висках.
Что со мной такое? Почему мне снова снится этот сон, хотя я чувствую себя вполне здоровой? И почему я всегда просыпаюсь в самый неподходящий момент? Мне бы хотелось понять, что случилось после и что тому предшествовало.
В спальне душно, как в парилке. И темно, хоть глаза выколи. А парни храпят так, что уши закладывает. Ужас. Бывало, Рейна сопела во сне, когда была простужена, и это сильно мне досаждало, но теперь-то я понимаю, что в Хендфорде мне крупно повезло с соседкой.
Поднявшись с постели и растопырив руки, чтобы случайно не разбить себе лоб о металлическую кровать, я осторожно направилась к выходу. Как вдруг наткнулась на чью-то пятку. Я невольно ахнула и отшагнула, а парень всхрапнул и затих.
– Кто? – хриплым ото сна голосом спросил он. – Кёртис, ты? Снова галлон воды перед сном выпил?
– Спи, – ответила я, стараясь, чтобы голос прозвучал как можно ниже.
И двинулась дальше.
В коридоре под потолком тускло горела лампочка. Опасаясь наткнуться на дежурного, я вылезла в ближайшее окно. Гм, прекрасно. Второй этаж – не третий. Почти идеально приземлилась на корточки, угодив на мягкий газон. Едва ладони коснулись земли, вверх по нервным окончаниям заструилась магия. Странно то, что левая рука пропускала магию нормально, тогда как в правой, запястье которой сжимал браслет, ощущалось жжение и покалывание.
Поднявшись на ноги, я осмотрелась. Освещение на ночь приглушили, но внутреннее пространство академии просматривалось неплохо. И где же сейчас находится Брайс? Я сумасшедшая, знаю, но сейчас мне жизненно необходимо его увидеть!
И я, озираясь по сторонам и стараясь держаться тени, зашагала туда, где в просторной клетке под двойной магзащитой сидела адская гончая. Скажи мне кто раньше, что я по доброй воле буду искать встречи со своим заклятым врагом до того, как поступлю на службу в легион, ни за что бы не поверила.
Ночь была душной. Луны не видно, но небо усыпали звёзды, складывающиеся в незнакомые созвездия. А где-то за тысячи миль в заснеженном доме спит мой маленький братик Миррен. Я не имею права его подвести.
Но ведь не выгонят же меня за то, что я выбралась из душной спальни подышать свежим воздухом?
Я шла мимо благоухающих клумб, высоких кипарисов, фонтанов и учебного корпуса с растущими у самого крыльца зубастыми дионеями. Дежурный патруль я видела лишь раз, и то там оказался не Брайс и тем более не наш новый командир. Парни откровенно скучали и пытались травить анекдоты, но выходило так нудно, что я не удержалась от зевка.
Дождавшись, пока патруль не скроется за углом учебного корпуса, я двинулась дальше. Дорогу я более-менее помнила, однако в сумраке ночи всё казалось каким-то другим. Новым. Чуждым. Фантастическим. Вымощенные серой плиткой дорожки расходились из-под ног клубком змей, стороны света перепутались и, если бы гончая снова не завыла, я бы, наверное, свернула не туда. От этого жуткого воя кожа покрылась крупными мурашками, а внутри всё заледенело, будто я опустошила целый холодильник мороженого. И всё же было в этом вое что-то такое… подневольное, что ли. Словно гончая просила о чём-то. Нет, даже не так. Умоляла – вот это слово. Но разве оно применимо к самым жестоким и беспощадным созданиям на планете?
Фицрой говорил, ночью дежурные кормят пленённую гончую. Должно быть, именно этим Брайс сейчас и занимается. Что, если ему страшно? Нужна помощь? А если противный Фицрой над ним издевается и заставляет делать что-то против воли?
Стиснув зубы, я направилась туда, откуда раздавался рёв.
Площадка с клеткой была отлично освещена. Но, боги всемилостивые, Брайс подобрался к ней непозволительно близко! И бросает этому ужасному существу куски мяса через специальный жёлоб. Точнее, не бросает, а аккуратно кладёт, а та хватает крупные куски и при этом повизгивает, как обычная дворняга. Притворяется, гадина! Этим существам хитрости не занимать.
Мне бы броситься к другу, оттащить его как можно дальше, уберечь, защитить!.. Но мои ноги будто к земле приросли и корни пустили! Я не могла и шага сделать! Такое впечатление, что я не Нокса в корягу превратила, а саму себя. Всё, что мне оставалось – стоять и смотреть, как мой лучший друг по доброй воле кормит существо, которое, быть может, убило на Альверии не один десяток людей. А что, если среди них были наши знакомые? Друзья?..
Нет, не по доброй воле он это делает! Его заставили!
Где же этот проклятый Фицрой?
Я поморгала, перевела взгляд и глазам своим не поверила. Наш командир притащил длинный шланг и направил поток воды прямо в клетку. И этот человек пугал меня тем, что я буду убирать нечистоты за гончей! А вышло с точностью до наоборот. Как любит повторять тётя Эмили, «зло, задуманное и сотворённое тобой, к тебе во сто крат возвратится».
Он максимально сосредоточен и, кажется, не испытывает никакого внутреннего дискомфорта от того, чем ему приходится заниматься. Может, мне просто показалось? Освещение с той стороны такое себе. Он определённо должен испытывать стыд, ненависть и отвращение!
Но пока я, злорадствуя, наблюдала за командиром, Брайс исчез. Как только я это поняла, запаниковала страшно и бросилась на его поиски, не думая, что могу выдать себя с головой. Но тут меня окликнули:
– Элла!
Я не успела обернуться, как почувствовала широкую ладонь у себя на талии.
– Что ты здесь делаешь?
– Боги, Брайс! Зачем так пугать? – прошипела я и резко умолкла – за плечом друга появился Фицрой. – Не трогай меня! Убери руки!
– Ну зачем ты так? Не нужно было ради меня рисковать, – пожурил Брайс. Но руки при этом не убрал. Так Фицрой и поверил, что мы не пара! Пришлось выпутываться из объятий самой.
– Меня никто не видел, – поспешила уверить я. – И, если вы меня не сдадите, никто и не заметит.
– Не сдадим, даже не надейся, – усмехнулся друг. Узнаю прежнего Брайса!
– Я просто не могла не прийти, – я говорила так, будто оправдывалась, но на самом деле пристальное внимание командира и его скрещенные на груди руки ужасно меня бесили, – нужно было убедиться, что с тобой всё в порядке. Как твои раны?
– Беспокоилась? Моя ты хорошая. Всё отлично, не переживай.
Забыв о просьбе, Брайс приобнял меня за плечо. Для него это естественный дружеский жест, но Фицрой может подумать бог знает что. И выражение лица у него такое, будто его сейчас стошнит. Однако он смотрит и смотрит, извращенец!
– Хватит меня обнимать, Брайс, – процедила я.
– Ладно-ладно, прости, – улыбнулся он. – Давай проведу тебя обратно, раз уж ты убедилась, что я жив и здоров.
– Нужно поставить магзащиту. Сейчас же, – вмешался Фицрой. – И вернуть шланг и вёдра на место.
– Мне так жаль, что тебе пришлось этим заниматься, – посочувствовала я.
Брайс пожал плечом.
– Кому-то же нужно это делать.
Парни вернулись к клетке. Я не решилась подойти ближе, чем на двадцать футов. Это для меня и так непозволительно близко.
Брайс стал с одной стороны, Фицрой – напротив. И оба, направив раскрытые ладони к центру клетки, стали читать заклинания. С ладоней сорвались мерцающие плетения и паутиной оплели периметр с внешней стороны. Гончая при этом угрожающе рычала, но было видно, что за столько-то лет успела привыкнуть к данному ритуалу. Магия посверкала в темноте голубовато-оранжевыми сполохами и погасла. Дотти рыкнула и свернулась клубком в самом дальнем углу.
– Магзащита – это, безусловно, хорошо, – вслух подумала я, – но какой в ней смысл, если на этих тварей она не действует?
– Фицрой сказал, чтоб свои не лезли, – пояснил Брайс.
Почесав шею, он подхватил пустые вёдра и кивнул мне, словно спрашивая, хочу ли я пройтись с ним или останусь ждать здесь. Конечно, я иду с другом!
Однако, стоило мне приблизиться, как я увидела то, чего увидеть не ожидала никак. Лицо и шея друга покрывались красными пятнами.
– Боги, Брайс! – ужаснулась я. – Прости меня! Я не хотела! Разве я могла подумать, что именно ты станешь меня трогать?
– Ты о чём? Тебя кто-то обидел? – не понял друг и снова почесался. – Чёрт. Комары погрызли, что ли?
– Нет, не комары. Это я. Я наслала на тебя порчу. То есть не конкретно на тебя. Я прочла сильное защитное заклинание и, в общем, каждый, кто тронет меня этой ночью без спроса, покроется язвами.
– Получается, я прикоснулся к тебе против твоей воли?
– Ну да, я же просила тебя убрать руки. Прости! Нужно было снять чары, я не подумала.
– Не кори себя, я сам виноват. В следующий раз обязательно спрошу разрешения, – и он улыбнулся так обезоруживающе, как мог улыбаться только мой старый добрый друг Брайс Беккет.
– В чём дело? – уши резанул властный голос Фицроя.
Пришлось всё ему объяснить. Его лицо при этом выражало всё, что он о нас думает, и ничего хорошего в его мыслях точно не было.
– Исцелить сможешь? – только спросил он.
– Я не целитель, а боевой маг! – возмутилась я.
– Какой из тебя боевой маг, я узнаю завтра, – процедил он. – Мои лучшие ребята уехали в Хендфорд, а мне прислали каких-то…
Он сдержался от резкого слова. А вот Брайс от нападки не удержался.
– Тихо, – остановил его командир. – Мы идём к целителям, а ты, Фостер, возвращайся обратно в кампус.
– Нет, я останусь с Брайсом, – упёрлась я.
– Элла, тебе и правда лучше пойти поспать, – сказал друг.
– Когда меня нормально просят, я, так и быть, могу послушаться, но это не точно, – эти слова адресовались уже Фицрою.
– Чёрт с тобой, – со стоном выдохнул тот и вынул из кармана такую же фосфоресцирующую повязку, какие красовались на рукавах дежурных. – Если встретишь кого-нибудь, пусть примут тебя за дежурного. Я завяжу?
– Боишься, что тоже покроешься язвами? – злорадно спросила я.
– Самая большая язва в Балленхейде – это ты, Фостер, – и он, не дожидаясь позволения, продел конец повязки у меня подмышкой.
– Ошибаешься. Не в Балленхейде, а во всей долине Валькорна, – и добавила с неприкрытым сарказмом: – И только для тебя, мой командир.
Фицрой, явно не ожидая от меня подобного, отпрянул, будто я его током ударила.
– За мной, – кивнул он Брайсу и, не обращая на меня никакого внимания, быстрым шагом зашагал по дорожке.
Я поспешила следом. Всё равно мне по пути было.
– А мы разве не в медпункт идём? – поинтересовалась я, когда, по моему мнению, Фицрой свернул не туда.
– В медпункт нам нельзя, – бросил он, – если ты, конечно, не хочешь получить три наряда вне очереди. Нам нужно на факультет военной медицины.
– О!.. Гм… Отлично, – пробормотала я.
А вот Брайс не постеснялся озвучить мою мысль:
– Спасибо. От души.
– Я ничего не делаю просто так, – отрезал командир. – Будете должны. Оба.
Да что ж такое! Две недели назад меня вампир шантажировал, теперь собственный командир!
– Э нет, – возразила я, – я выбираю три наряда вне очереди.
Фицрой смерил меня презрительным взглядом и ничего не ответил.
– Да брось, наш командир не потребует ничего противозаконного, – оптимистично отозвался Брайс и добавил совершенно другим тоном: – Иначе сам загудит на губу.
– И это в лучшем случае, – поддержала я.
– Моя бабушка разводит собак карликовых пород, – как бы между прочим сказал Фицрой, – так вот, они очень смешно лают, а вреда причинить не могут.
– Ты на что это намекаешь? – напыжился Брайс.
– Считай, это ответ на твой вопрос о Дотти.
Бедняга Брайс! Все видимые участки тела покрыли язвы, и я только могла догадываться, что под одеждой дела обстояли намного хуже. Ну как я могла? Действительно, зло, сотворённое тобой, к тебе во сто крат вернётся. И сейчас я терзалась чувством вины почти так же сильно, как страдал от чесотки Брайс.
Мы остановились у торца старинного, облицованного песчаником здания. Фицрой тихонько просвистел. Два длинных, три коротких. Да это же наш с Брайсом условный сигнал!
Через минуту окно на втором этаже распахнулось и оттуда высунулось сонное женское лицо, обрамлённое длинными белокурыми волосами.
– Джед! – обрадовалась девица и, заметив нас с Брайсом, продолжила уже не так радужно: – Ты не один?
– Спустишься? – он и не спрашивал вовсе, а озвучивал приказ.
– Что ты хотел? – поинтересовалась блондинка.
– Пожалуйста, – тем же не особенно любезным тоном добавил командир.
Но блондинке хватило и этого. Она победным взглядом обвела его с головы до ног, мазнула глазками по мне и остановилась на Брайсе. В свете далёкого фонаря её черты просматривались не очень хорошо, но и этого хватило, чтобы понять: девчонка далеко не уродина. Я бы сказала, наоборот.
Не успела я подумать, как она собралась спускаться, как из окна вывалилась верёвочная лестница. Хм, интересненько.
Девушка высунула из окна ножку, развернулась… Боги, а я-то думала, что чересчур вызывающе смотрюсь в обтягивающих форменных брюках! На девчонке были короткие пижамные шортики и маечка, открывающая загорелую поясницу и живот. Я понимаю, что она в этом наряде не по учебным корпусам разгуливает, но всё же.
Спускалась она не меньше минуты, это точно. И Брайс с Фицроем глаз с неё не сводили. Чудненько просто. А я-то думала, что командир у нас страдает прогрессирующей стадией гинофобии. (Прим. автора: гинофобия – сильный иррациональный страх перед женщинами.)
– Всё, спустилась, – отряхивая руки, произнесла блондинка таким тоном, будто подвиг совершила. – Я так понимаю, дело очень срочное и тайное, да? Меня Эффи зовут. А вас?
– Брайс, – представился мой друг, – очень приятно. А это Элла.
Он не сказал: «Моя лучшая подруга». И даже не просто «подруга». Ладно, ради счастья лучшего друга можно и потерпеть. Вблизи Эффи выглядела настоящей красоткой, как раз во вкусе Брайса. Платиновая блондинка с волосами до пояса, глаза огромные, нос курносый, губы пухлые, фигура идеальная. Не удивлюсь, если окажется, что титул «Мисс Балленхейд» который год подряд присваивали именно ей.
– Так-так-так, – приговаривала она, оглядывая Брайса, – попал под защитное заклинание, да? Думаю, случай не самый тяжёлый. Сильно беспокоит?
– Нет, совсем не беспокоит, – быстро отозвался Брайс, не сводя с девчонки очарованного взгляда.
– Заклинание – моих рук дело, – заявила я. – Могу я чем-то помочь?
– Нет, сама справлюсь. – Красотка даже не повернулась в мою сторону. – Но мне понадобится кое-что из зелий. И реферат по новейшей истории войн Третьего Континента. Иначе не возьмусь.
– О, это без проблем, – пообещал Брайс. – Я историю Третьего Континента неплохо знаю.
А Фицрой рядом со мной облегченно выдохнул, как будто вместе с этим рефератом у него гора с плеч свалилась, и произнёс:
– Замётано.
– Отлично, – расплылась в улыбке красотка. – Подождите минутку. Я туда и обратно.
Её «туда и обратно» растянулось на неспешный подъём, долгие поиски обещанных зелий (я уж было подумала, что она уснула в процессе) и такой же замедленный, исполненный кокетства и грации спуск. Я чуть зубы от нетерпения не стёрла, а парням нормально. Судя по тому, что на Первом Континенте, в отличие от Второго и Третьего, где девушки-боевики не вызывали удивления и осуждения, до сих пор царил патриархальный уклад, я надеялась – совсем чуть-чуть, – что Эффи накинет какой-нибудь халат или спортивные штаны, но она не стала этого делать. Наоборот, приторно-сладкими духами от неё стало благоухать ещё сильнее.
И я не удержалась от вопроса:
– Комаров не боишься?
– Нисколько, – с ехидной улыбочкой ответила она, – у меня на этот случай имеется отличное средство. Сама готовила. Слышишь, как приятно пахнет? Это оно. Отдаю всем желающим за полтора реала. Деньги с собой?
– Нет, спасибо, магия земли в вопросах комариных укусов меня ещё ни разу не подводила.
Это было ложью чистой воды, но я добилась, чего хотела – Эффи переключила своё внимание на Брайса.
– Думаю, там нам будет удобно, – она кивнула в сторону цветущих зарослей, над которыми кружили ночные насекомые, – а ты, Джед, позаботься о том, чтобы никто не заметил лестницы.
Он ничего не ответил, но, судя по выражению его лица, такое времяпрепровождение не входило в его планы от слова «совсем». Меня терзал вопрос, не замешан ли тут любовный интерес, но не станешь же о таком спрашивать своего нового командира!..
Брайс с Эффи уединились в кустах, а мы с Фицроем остались сторожить верёвочную лестницу. Я переступила с ноги на ногу, собираясь с мыслями, чтобы завести ни к чему не обязывающий диалог, как командир протянул правую руку ладонью вверх и произнёс:
– Воларэ эт оккультаре. Эго те рого!
Откуда-то взялся резкий поток ветра, подхвативший сплетённую из льняных жгутов и деревянных брусков лестницу, и забросил её на подоконник так ловко, что, если присмотреться, виднелся лишь маленький кончик деревянной перекладины. Мне не часто доводилось лицезреть воочию магию воздуха и тем более практиковать, и это меня впечатлило. Но вслух я сказала совершенно другое:
– Тебе всё равно придётся тут торчать, чтобы помочь Эффи взобраться обратно.
Он медленно повернулся ко мне, причём в его тёмных глазах так и читалось заветное желание: «Дуй отсюда, Фостер. Достала».
– И не подумаю, – опередила его я, – я подожду своего друга.
– Да пожалуйста, – ответил Фицрой, – только молча.
– Как скажешь, – охотно отозвалась я и прислушалась к тому, что происходит по ту сторону зарослей. Эффи читала мудрёные медицинские заклинания и, судя по едкому запаху, обрабатывала язвы каким-то ядрёным снадобьем. И, вдохнув аромат ползущей по стене цветущей лианы, проговорила: – Чудная ночь. В Альверии сейчас тоже ночь, только холодная и снежная. А если взобраться на Скалистую гору за городом, можно увидеть северное сияние.
– Мне плевать, – бросил командир. – Я просил тебя помолчать.
– Нет проблем. Ты видел когда-нибудь северное сияние? Выбирался хоть раз за пределы своей райской Ла Риоры или всю жизнь проторчал в самом безопасном месте на Земле?
– Фостер, – прорычал он, надвигаясь на меня скалой, – ты нарываешься.
– И что ты мне сделаешь, а? – бесстрашно ответила я. – Я и так на ночном дежурстве. По собственной инициативе, между прочим. Так что? Впаяешь мне пару нарядов вне очереди? Меня это не пугает. Валяй.
Он остановился в считанных дюймах от меня и, несмотря на густой полумрак, мне отлично были видны его выглядывающая из распахнутого воротника мощная шея, твёрдый подбородок, плотно сомкнутые губы, идеально прямой нос и горящие глаза, в которых отражалось столько разнообразных эмоций, что мне стало ощутимо не по себе. Пришлось постараться, чтобы выдержать этот взгляд и не отступить. Наверное, впервые в жизни я так явно ощутила магическую энергетику другого человека. Сильную, жёсткую, доминирующую. Словно воздух, она проникла в мои лёгкие и оттуда в результате химической реакции – прямо в кровь. Среди жаркой ночи по коже вдруг прошёлся холодок, а запястье в том месте, где его скрывал браслет, заныло. Окружающая реальность отодвинулась на второй план, стала ещё более причудливой, фантасмагорической. И, казалось, вот-вот должно произойти что-то особенное, но…
– Три лягушки сидят на кувшинке, одна решила прыгнуть в воду, – послышалось из-за угла, – сколько осталось на кувшинке?
– Это же задачка для первоклассников, – был ответ. – Фу, это магнолии так отвратно пахнут?
– Так сколько?
– Ну две.
– Подумай ещё, Алфи.
Я узнала в говорившем Долана Моргана, дежурного из «Центавры». Второй голос тоже был смутно знаком. Точно. Это один из тех парней, что травили у учебного корпуса дурацкие анекдоты.
И тут только я поняла, что в воздухе больше не ощущается едкого аромата лечебной мази. Неужели Фицрой постарался?
– Две, – настаивал Алфи. – Три минус один равняется двум, математик ты хренов.
– Сам ты математик. Три! Потому что решить и прыгнуть – это две большие разницы. – И тут тон его изменился из снисходительного на удивлённый: – О, привет, Фицрой. Мисс Фостер, вы тоже сегодня дежурите? В первую же ночь в Балленхейде?
– Да, как видите, проштрафилась и командир назначил меня дежурной.
Сама не знаю, зачем обманываю. Я не против лишний раз позлить командира, но ведь дело не только в этом. А в чём ещё – самой непонятно.
– Как обстановка? – сменил тему Фицрой.
– В восточной части спокойно, – в голосе Моргана сквозило осуждение, но напрямую высказать его Фицрою он не решился, – мы проверим, как там Дотти – и в корпус. Спать.
– На дежурство заступят Уордсворт и Росс, – добавил второй парень – Алфи. Рост средний, внешность самая обыкновенная.
– Мне всё равно, – бросил Фицрой.
– Я так и думал, – ответил Морган и, окинув меня сочувствующим взглядом, двинулся в сторону нижнего двора. Алфи – за ним.
Похоже, я перестаралась. Не люблю, когда мне так откровенно сочувствуют. Было бы за что – другое дело, но не из-за одного же вредного ла риорца! Кто хочет прослыть терпилой, над которым издевается собственный командир?
– Эй! Поторопитесь, – громким шёпотом проговорил Фицрой, раздвинув ветки кустарника.
В просвете я увидела брошенную на траву рубашку с фосфоресцирующей повязкой на рукаве и Брайса со спущенными штанами. Конечно, я сразу отвернулась. Бедняга!.. Выходит, магии во мне ещё ого-го и язвы распространились на всё тело. Если бы Эффи двигалась шустрее, лечить пришлось бы только руки и торс.
– Минутку! Я почти закончила, – раздался тонкий голосок Эффи.
– Учитывая её медлительность, смею предположить, что всё это затянется ещё на полчаса, – не удержалась от замечания я.
Фицрой повернул ко мне пылающее яростью лицо.
– Почему ты, Фостер? Какого чёрта на мой континент прислали тебя?
– Да потому что я одна из лучших на курсе. Разве это не очевидно? Мог бы напрячь извилины и догадаться сам.
– А я думаю, дело в другом.
Меня резко бросило в пот и сразу – в холод, да так, что зубы клацнули друг о дружку. Неужели он что-то заподозрил? Быть такого не может!
– Ты много болтаешь, что говорит о несдержанности и отсутствии силы воли, – продолжал Фицрой. – Это раз. Часто зеваешь, что свидетельствует о низкой степени выносливости. Это два…
– Просто в твоей компании ужасно скучно.
– Я тебе не клоун и развлекать не обязан, – прорычал он, резко надвигаясь в мою сторону.
Испугавшись, что он вот-вот протаранит своей грудью мою, я отступила. Но споткнулась о бордюр и, взмахнув руками, точно мельница, стала заваливаться назад.
– А-ах, – и упала на что-то упругое и… невидимое. Воздушная подушка?
– Случайно получилось, – сквозь зубы проговорил Фицрой. – Больше ты от меня такой щедрости не дождёшься.
– Настоящий командир так и поступает, конечно, – съехидничала я и тем разозлила его ещё сильнее.
– Если ты ради диплома и дальнейшей карьеры собираешься спать с преподавателями и в Балленхейде…
Он не успел договорить, потому что я, оскорблённая до глубины души, подскочила и бросилась на него с кулаками.
– Ты совсем больной? У тебя последняя стадия слабоумия? Или ты всех по себе судишь?
– Ты что сказала, стерва?! Совсем жить надоело? – прошипел он и обхватил мою шею руками. Ладони были такими огромными, что полностью обхватили мою шею. Подушечки пальцев сдавили сонные артерии. Не слишком сильно, но воздуха стало ощутимо не хватать. Колени ослабли, а пальцы сгребли тонкую ткань рубашки, оттянули пуговицу… Всё это я ощущала фоном. Главное происходило в глазах напротив – таких близких, тёмных и бездонно глубоких, в которых где-то на глубине двенадцатого круга ада плескалось огненное море, способное затянуть меня в свои омуты и погубить навсегда.
Но я так просто не сдамся!
– Это тебе не жить, Фицрой! – вытолкнула я последнюю порцию воздуха.
– Кхе-кхе, если бы мы знали, что вы тут вытворяете, так бы не торопились, – пропела Эффи и Фицрой тут же меня отпихнул, словно я была заразной.
– Всё в порядке? – прорычал он. – Отлично. Беккет будет должен.
– А то, – широко улыбнулась красотка и обернулась ко мне. – На будущее добавляй в заклятия имена тех, кого язвы затронуть ни в коем случае не должны. Это проще, чем ты думаешь. Доброй ночи. То есть уже с добрым утром.
– Значит, скоро увидимся. И спасибо ещё раз! – воскликнул Брайс, провожая её тем особенным взглядом, по которому я сразу понимала – он увлечён не на шутку.
А я с сожалением констатировала, что Эффи права – небо на востоке светлело. И это значило, что чары рассеялись и Фицроя минует проклятие, хотя я была бы очень даже не против, если бы он с головы до пят покрылся кровоточащими язвами.
И разжала ладонь – на ней блестела пуговица с выгравированной многоголовой гидрой. Пуговица полетела в кусты, а я потёрла шею. С ней-то всё нормально, а вот с моей репутацией – так себе. Неужели Брайс и Эффи всерьёз подумали, будто мы целуемся? Что за сумасшедшие фантазии! А несносный командир возомнил, будто я попала сюда через ректорскую постель? С Брайсом-то всё понятно – без мисс Хавьер не обошлось и я не стану его за это судить, потому что он мой лучший друг. Но я-то в Балленхейде по иной причине! Да, мои личные заслуги тут ни при чём и это жуть как бьёт по самооценке, но я докажу, что достойна находиться здесь как никто другой. Зимние юбилейные игры за кубок четырёх стихий, говорите? Конкурс красоты? Стихийный баскетбол, учёба, боевая практика? Я в любом соревновании готова участвовать и побеждать, лишь бы увидеть, как проклятый Фицрой захлебнётся собственной желчью.
– Уважаемые кадеты, я безмерно рад приветствовать вас в Академии стихийной магии и обороны Ла Риоры и торжественно объявляю начало второго семестра обучения, – вдохновенно вещал в микрофон ректор Косгроув – на вид полная противоположность вампиру. Статный, седовласый, представительный, в мундире, покрытом медалями и орденами. – Вы, верно, уже успели познакомиться со своими новыми однокурсниками. В этом семестре с вами бок о бок будут получать знания кадеты из четырёх военно-учебных заведений Тройственного Союза: академии Аделейны, Калаорры, Блессингтона и Хендфорда. Перенимайте у них самое лучшее и в свою очередь делитесь полученными знаниями и опытом.
На плацу яблоку негде было упасть. Кадеты выстроились ровными рядами строго по факультетам, курсам и группам и отличались цветом повязок на рукавах. Среди боевых магов я оказалась единственной девушкой и взгляды многих были устремлены вовсе не на ректора, а на мой затылок. То, что находилось ниже, из-за тесноты могли лицезреть только стоявшие в непосредственной близости Карсон, Реншоу и Брайс, но последний, я уверена, о моей заднице думал в последнюю очередь. Кстати, от вчерашних язв на его коже и следа не осталось. Эффи заслужила свой реферат.
– Планы на этот семестр поистине грандиозные, – продолжал стоявший на трибуне ректор, – во-первых, нашей академии пятый год подряд выпадает честь принимать у себя участников ежегодных зимних игр за кубок четырёх стихий среди высших военно-учебных заведений. Мы с вами обязаны приложить максимум усилий, чтобы выиграть этот кубок в очередной раз. Во-вторых, конкурс красоты «Мисс Академия Балленхейд» по многим причинам переносится с весны на зиму и пройдёт уже в январе и, наконец, в-третьих, гордость нашей академии – наших выпускников – ждёт боевая практика, экзамены и распределение в действующие части легиона на территории всего Тройственного Союза.
Жаркое южное солнце полностью показалось из-за зубчатой стены и ослепило глаза. Я прикрыла веки, но от этого меня только сильнее потянуло в сон. После ночного дежурства я даже не пыталась прилечь и многое успела. Первым делом познакомилась с комендантом – сержантом Ортегой, он подобрал для меня обувь и форму, скроенную по женскому типу, и снабдил всем необходимым. Во-вторых, я попросила прощения у миссис Кёртис и была одарена чем-то наподобие улыбки и двойной порцией жареного картофеля с тефтелями. Половиной, правда, я поделилась с Эркиным, но важно то, что контакт был более-менее восстановлен. А в-третьих, я подала заявку на участие в конкурсе красоты и секретарь Пламфли заявил, будто у меня большие шансы занять одно из призовых мест. Думается мне, из-за прирождённой галантности он всем говорит одно и то же, однако всё равно на душе стало чуть менее гадко.
А вот и он – причина моих душевных терзаний. Если скосить глаза вправо, можно увидеть его вздымающуюся от чувства собственной сверхважности грудь и шею с острым кадыком, который я бы с превеликим удовольствием выгрызла собственными зубами, если бы мне не было так противно к нему прикасаться. На рубашке присутствуют все пуговицы до единой – то ли он надел новую, то ли собственноручно пришил запасную пуговицу. После ночной стычки намеренно меня не замечает, словно я – пустое место. Но я-то знаю, что это не так. И что каждую минуту своей жизни он думает обо мне. Почему я так в этом уверена? Да потому, что с подачи Эффи девчонки уже судачат о нас как о паре. Я сама слышала, когда ждала под кабинетом Пламфли.
«А правда, что на факультет боевых магов взяли девушку?» – спрашивала одна.
«И она уже закадрила Фицроя!» – отвечала другая.
«Как? Серьёзно? Ничего себе! Значит, она красавица из красавиц, потому что после Эффи Фицрой, насколько я знаю, ни с кем не заводил отношений».
«Ну, это в академии не заводил, а что там вне замковых стен случалось, никто толком не знает».
«Ты права».
Так вот кто его обидел, несчастного. Красотка Эффи разбила мальчику сердечко и теперь он жутко страдает и на всякий случай ненавидит всех представительниц женского пола.
Нет, на самом деле мне его ни капли не жаль. Подумаешь, неудавшиеся отношения, их можно легко пережить. Гораздо хуже оказаться с адской гончей наедине, когда та не заперта в клетке, а твоя магия на неё совершенно не действует. Поэтому эльвы всегда выпускали гончих первыми.
Конечно, я не упустила возможности познакомиться с девушками и прояснить ситуацию. Пышечку с голубыми глазами и светлыми кудряшками звали Бонни Андерсен, а остроносую брюнетку – Ионой Райзли, и обе они учились на факультете военной медицины вместе с Эффи Хилтон.
Гимн Тройственного Союза отзвучал, когда неласковое ла риорское солнце уже вовсю припекало макушку, и только тогда ректор Косгроув велел отправляться на занятия всем, кроме командиров групп. У нас по расписанию в это время значилась начертательная магия.
– Пока ты заполняла свои заявки, к нам в группу поступил ещё один новенький, – сказал мне Брайс по пути в учебный корпус, – маг земли из академии Калаорры.
– И наш доблестный командир принял его с распростёртыми объятиями, – вслух подумала я.
– Объятий, конечно, не было, но ты права, в своей команде Фицрой предпочитает видеть парней.
– Кто бы сомневался!
– Зато теперь группа укомплектована и перевеса по численности ни у кого нет.
– Вот скажи честно, меня здесь никто не принимает всерьёз, не так ли?
– Не вешай нос, Одуванчик, я в тебя верю. Ты ещё покажешь всем, почём фунт изюма!
– Я не в настроении сегодня кому-то что-то доказывать, – честно призналась я, – а вот одну языкатую девицу прищучить не прочь.
– Стой, ты же не об Эффи сейчас? – нахмурился друг, удерживая меня за локоть.
– Неужели всё настолько серьёзно и мне стоит спрашивать у тебя разрешения, чтобы напудрить ей нос? – прищурилась я.
– С чего ты вообще взяла, что виновата именно она?
– Ты уже слышал?
– Ну, я же не глухой.
– А тебе не показалось, что мы с Фицроем просто ссорились?
– М-м-м… Если честно, не очень.
– И ты бы позволил ему меня целовать? Хорош друг!
– Слушай, ну за столько лет учёбы одна интрижка тебе точно не повредит.
– Интрижка в последнем семестре? Нет уж, уволь. И тебе не советую.
– Одно другому не мешает, а зачастую очень даже помогает.
Что-то Брайс совсем размяк. Если Нокса он был готов прикончить за один только грязный намёк в мою сторону, то к Фицрою, которого знает всего несколько часов, уже проникся уважением и доверием.
– Вот как мы поступим, – решила я. – Я поговорю с Эффи сама, но обещаю не задействовать кулаки.
– И магию.
– И магию, если она не станет применять свою.
Брайс согласился при условии, что будет находиться неподалёку.
Я нашла Эффи в женском туалете у зеркала в пол, где она пыталась затянуть потуже ремень на брюках. И немного грубовато (прости, Брайс, но я правда обошлась без кулаков) развернула её к себе.
– Неужели так сложно держать рот на замке? – процедила я.
– Ты о чём? – поморгала Эффи.
– Ладно бы ты только распространяла слухи обо мне и Фицрое, но подумать о том, что ты подставляешь и себя, не пробовала?
– Какие слухи? Какие подставы?
Ну что за святая простота!
– Ты рассказала Ионе и Бонни о том, что мы с Фицроем якобы целовались? Это неправда. Потому что мы друг друга на дух не переносим – это раз. А во-вторых, было темно и тебе могло показаться всё что угодно.
– У тебя самой какой коэффициент интеллекта? – рассердилась Эффи. – За прогулки по территории академии после отбоя полагается штраф и два наряда вне очереди. И я никогда не стану так подставляться, хоть вы там режьте друг друга!
Вся бурлившая в крови магия вдруг осела толстым слоем пепла. Я растерялась.
– Погоди, но… Не Брайс же обо мне сплетничает! Я знаю его десять лет, мы вместе росли и поступали в Хендфорд.
– Знаешь, что?
– Ну?
– Сплетни распускают сами боевые маги. Некто – не буду называть имён – говорит, что вы обжимались вчера в столовке у всех на виду. Я ничего не имею против, у нас всё давно в прошлом, так что не советую впутывать в ваши разборки меня, усекла?
– Да не обжимались мы! – возмутилась я. – Я треснула его пару раз, но он сам меня довёл!
– Повторяю: делай с ним всё, что хочешь. Мне плевать, любовь там у вас или война. А сейчас извини, мне некогда.
И Эффи демонстративно отвернулась к зеркалу, вытирая ватным тампоном потёкшую тушь.
А я тряхнула головой и в совершенно расстроенных чувствах отправилась искать двести шестую аудиторию.
Брайс нагнал меня на лестнице.
– Ты выглядишь ещё более взбудораженной, чем до разговора с Эффи, – констатировал друг. – Что случилось?
– Эффи утверждает, что слухи распространяет кто-то из своих – из тех, кто был вчера в столовке.
– Там был весь четвёртый курс боевых магов. Человек тридцать, может, больше.
– Отлично. И что же мне делать?
– Да ничего. Погалдят и перестанут, когда увидят, что между вами ничего нет.
– Тебе легко говорить, потому что ты парень.
– Одуванчик, ну серьёзно, ничего страшного не произошло. В конце концов, тебя же не с ректором застукали!
Брайс рассмеялся собственной шутке, а мне было совсем не до смеха. Потому что я понимала: совсем скоро мне придётся расплатиться за билет до Ла Риоры и цена будет очень высокой.
В аудитории уже собрался почти весь выпускной курс боевиков, кроме четырёх командиров. Свободных мест оставалось совсем немного и пришлось сесть с Брайсом врозь. И хотя многие парни зазывали под своё крыло, я выбрала место рядом с Карсоном в среднем ряду, а Брайс полез на «галёрку».
– Откуда такая красавица? – обернулся сидевший впереди парень. Симпатичный. Судя по цвету повязки на рукаве, из «Хамелеона». Не припомню, чтобы видела его вчера в столовке.
– Из Хендфорда, – ответила я.
– И много вас там таких?
– Каких?
– Красивых.
– Тебе бы попрактиковаться в искусстве заводить знакомства с противоположным полом, но в роли учительницы я выступать не собираюсь.
Сидевший рядом Карсон хмыкнул, а парень покраснел от гнева, но, к счастью, не успел придумать колкий ответ, так как в аудиторию ввалился низенький и крепенький, как пень тысячелетнего дуба, мужчина. Придвинул к кафедре трёхступенчатую лестничку и, взобравшись на неё, обвёл аудиторию сканирующим взглядом. Последние шепотки на «галёрке» смолкли.
– Кто ещё меня не знает, исполняющий обязанности декана факультета боевой магии, профессор Прингл к вашим услугам, – представился он, – я веду у вас начертательную магию, артефакторику и магическую психологию.
Исторически сложилось так, что на всех четырёх континентах сохранился язык, на котором в старину общались жители Родании. Когда мы с Брайсом только-только приехали на Фелилью, нас удивляли особенности местного диалекта и особенно акцент. Там все разговаривали манерно и свысока, словно делали нам одолжение. Поначалу мы обижались, но затем перестали его замечать, а когда спустя год я приехала на летние каникулы домой, тётя с братом дружно заявили, что я разговариваю «как чистокровная аристократка с холопами».
Так вот. Профессор Прингл говорил не то что с явным фелильским акцентом, а с преувеличенным фелильским акцентом. Так, будто бы он тут всех презирает до седьмого колена. У коренных же ла риорцев произношение мягкое и певучее, но, правда, далеко не у всех. Манера речи миссис Кёртис и того же Фицроя разнится как огонь и вода.
Пока Прингл зачитывал своим невозможным акцентом цели и задачи курса, ко мне на парту прилетел свёрнутый в шарик лист бумаги. Принёсшая его магия блеснула зеленоватыми искорками и погасла. Значит, это дело рук землевика.
Чёрт меня дёрнул развернуть послание!
«Ты очень красивая. Познакомимся? – писал аноним. – После занятия жду тебя в рекреации на втором этаже».
Едва я дочитала последнее слово, как из-за кафедры послышалось презрительное:
– Мисс Светлая Головушка, я к вам обращаюсь. Что вы там так пристально изучаете? Может быть, вы уже всё знаете и готовы провести занятие вместо меня?
– Простите, сэр, – повинилась я.
– В Балленхейде принято вставать, когда к вам обращается преподаватель, – взвизгнул он.
Я поднялась, приковывая к себе ненужные взгляды. Но раз штаны у меня сегодня не в облипку, то почему бы не извлечь из данной ситуации выгоду?
– Да, сэр, простите, сэр, больше такого не повторится.
Позади кто-то ахнул, а кто-то прошептал: «Смелая девчонка!» А я всего лишь произнесла фразу с подчёркнутым фелильским акцентом.
Профессор прочистил горло и произнёс:
– Нет нужды спрашивать, откуда вы к нам пожаловали. Что ж, прошу к доске. А всех остальных прошу записать тему сегодняшнего занятия: «Начертательная магия в условиях неврождённой стихии». Что это значит? Это значит, что мисс…
– Кадет Фостер, сэр, – подсказала я.
– Гм, кадет Фостер продемонстрирует навыки начертания рун, принадлежащих к тем стихиям, которые не являются для неё родными. Какова ваша родная стихия, кадет Фостер?
Я на секунду замешкалась. Что, если до того страшного ритуала я владела какой-то другой стихией и магия земли для меня чужая?
И всё же мой ответ был таким:
– Моя родная стихия – земля.
– И у меня! Будем дружить? – послышалось с задних рядов.
– Кто там шумит? Блейн? – отреагировал профессор Прингл. – Ещё одно слово – и я запишу вас на ночное дежурство.
– «Есть, сэр» считается? – весело отозвался парень.
– Договоритесь у меня, – проворчал Прингл и переключил внимание на меня. – Представьте, что перед вами ваш злейший враг и вам нужно его заморозить. Что вы сделаете?
– Адские гончие не подвластны человеческой магии, сэр.
– Тогда представьте эльва.
– Легко, сэр.
Правда, вместо эльва представился Фицрой со скрещенными на груди руками и злобной ухмылкой.
Рука сама потянулась кверху и изобразила в воздухе знак, обозначающий лёд.
– Фактис эн гласиес! – сорвалось с языка и в воздухе закружились довольно-таки крупные снежинки.
– Неплохо, – сказал профессор, – и всё же ваш снежок эльва не напугает, разве что придаст летнему вечеру романтики. Попробуйте ещё раз.
– Фактис эн гласиес! – увереннее произнесла я и в этот раз на пол посыпались мелкие кусочки льда.
По аудитории пронёсся восхищённый шепоток.
– Прекрасно. А теперь то же самое без вербальной составляющей.
– Молча? – переспросила я.
– Вам стоит пополнить словарный запас, кадет Фостер.
– Есть, сэр, – сквозь зубы проговорила я и отвернулась к двери.
Создавать воздушные или водяные руны, не приправленные привычными заклинаниями, было делом непростым. Требовалось активизировать все внутренние силы организма, абстрагироваться от всего ненужного, мысленно изобразить необходимую руну и, представляя, как стихия земли взаимодействует с водной стихией и в какой-то степени плавно трансформируется в неё, направить энергетический поток в строго очерченный контур…
– Она гасит воду! – раздался возглас.
– Ещё раз, кадет Фостер, – велел профессор. – Сосредоточьтесь.
Куда уж сильнее!.. Чувствую, как в глазах лопаются капилляры, а сердце беснуется так, что рёбрам больно.
Вдох-выдох. Максимальная концентрация. Взмах руки…
Пожалуйста-пожалуйста, пусть руна озарится белым сиянием! Ну или хотя бы голубым! Только не зелёным – иначе это будет настоящий провал.
Но в тот момент, когда воображаемая точка озаряется бледной лазурью, дверь распахивается и в проёме показывается Фицрой. Все мои накопившиеся эмоции вспыхивают вдруг, как облитый смолой стог сена, к которому поднесли горящий факел, и руна загорается. Ослепительно-ярким светом. Огненно-оранжевым внутри с предательски зелёной контурной подсветкой. И на условного «эльва» под всеобщие крики и свист вместо снега и льда сыплются обгоревшие комья земли вперемешку с угольной золой. Не моргая, не отстраняясь, он буквально распинает меня взглядом. Ответный посыл не уступает в силе, и я не без удовольствия и внутреннего злорадства вижу в его глазах недоумение и удивление. Из-за его спины выглядывают ошеломлённые лица командиров «Феникса» и «Хамелеона».
– Простите за опоздание, профессор Прингл, – отряхнув рубашку и брюки, невозмутимо произнёс Фицрой. – Разрешите войти?
– Входите, – милостиво разрешил тот и, проводив взглядом спины всех четырёх командиров, рассредоточивающихся по аудитории, вновь обратился ко мне: – Какой балл был у вас по начертательной магии в Хендфорде, кадет Фостер?
– Девяносто три по шкале «А».
– Если и дальше будете показывать такие результаты, вряд ли продвинетесь выше пятидесяти.
– Разрешите попробовать ещё раз, меня отвлекли.
– На поле боя вас будет отвлекать множество непредвиденных факторов и вместо низкого балла в лучшем случае вы получите ранение. Садитесь.
– Да, сэр.
Сгорая от противоречивых чувств, я развернулась и направилась туда, где остались моя тетрадка и ручка.
Но на моём месте рядом с Карсоном почему-то сидел Фицрой и изучал чёртову записку.
– Здесь занято, – процедила я.
Неспешно и завораживающе, как в замедленной съёмке, поднялись его чёрные ресницы и на меня уставились два наполненных чернильной мглой глаза.
И глубоко внутри расцвела огненная руна. Словно без единого слова кто-то выжег её у меня под кожей. Внешне я не выдала себя ни вздохом, ни жестом, оставаясь спокойной и даже какой-то отстранённой, зато внутри жарко пылал огонь. Священный. Очищающий. Неугасимый. И такой насыщенно-яркий, что, клянусь, я чётко увидела его отблески в глазах напротив. Ноздри его идеально прямого носа раздулись на вдохе и замерли, зубы прикусили нижнюю губу до крови, лоб покрылся испариной и я лишь могла догадываться, что он почувствовал.
Не проронив ни слова, Фицрой смял записку в руке и поднялся, уступая мне место. Я упала на стул, периферическим зрением успев отметить, что он, перепрыгивая через две широкие ступени, поспешил на «галёрку».
Вот и всё. В этом раунде я победила. Но такое впечатление, что ценой нескольких лет жизни.
Жизнь в аудитории шла своим чередом. Профессор Прингл увлечённо читал лекцию, периодически расчерчивая пространство перед собой узорами синего, зелёного, красного или голубого цвета. Два или три раза к доске выходили кадеты и пытались повторить упражнение с рунами, принадлежавшими к чуждой им стихии. Результаты впечатляли ещё меньше, нежели мои, однако это открытие не принесло мне абсолютно никакого удовлетворения. Всё моё внимание было приковано к внутреннему огню. Разгораясь всё ярче, он не вызывал дискомфорта. Наоборот. Согревал, выжигал лишнее и напускное, шептал будто: «Я не причиню тебе никакого вреда…»
– Почему ты ничего не записываешь? – попытался вразумить меня Карсон, но я лишь отмахнулась.
Я словно бы здесь и не здесь. Затылком чувствовала любопытные взгляды и среди них – тот самый. Отстранённо вертелись в голове вопросы: «Почему именно я? Почему вместо того, чтобы спокойно учиться, я должна отдуваться за весь свой пол и доказывать, что девушки ничем не хуже парней и тоже способны защитить родину?» Но, как правило, ответы на них были слишком просты и тем нелепее казалось поведение взрослого, казалось бы, во всех отношениях человека, которому доверили командование отряда в восемь человек.
Чтобы снова не вызвать гнев преподавателя, я взяла ручку и даже стала что-то писать, не особо вникая в смысл, пока не обратила внимание на треснувший циферблат. Стрелки остановились.
«Всё хорошо… Хорошо, – успокаивающе шептал огонь. – Я не причиню тебе никакого вреда…» И я ему… верила.
– Кадет Фицрой, прошу, – объявил профессор.
Я нарочно не глядела ему вслед, но каким-то чудом прочувствовала почти каждый его шаг. Чёрт возьми, почему я так зациклена на нём? Разве может один-единственный человек воплощать в себе те качества и черты, которые мне, в принципе, нравятся в других и тем самым вызывать острое неприятие? И пройдёт ли эта зацикленность, если… Если командиром станет кто-то другой? Например, Брайс. Чем он хуже? Да он лучше во сто крат и это не обсуждается.
– Представьте, что перед вами заклятый враг нашей отчизны, – соловьём заливался Прингл, – и вам нужно применить магию земли, чтобы нейтрализовать его силу.
– Почему именно земли? – чуть нахмурился Фицрой, не переставая при этом разминать кисти рук.
Ответ мгновенно прилетел откуда-то с «галёрки»:
– Это слишком просто, профессор, ведь его девушка – землевик.
– Землевичка! Земляничка! Землянка! Землеповелительница! – понеслось отовсюду.
Фицрой задрал подбородок и сощурился, запоминая жертв. Кожа из смуглой за долю секунды приобрела пугающий мертвенно-бледный оттенок.
– Ах, эти смелые утверждения о том, будто частички магии передаются при тесном физическом контакте, не одно десятилетие ходят в студенческой среде, – как ни в чём не бывало продолжал Прингл, – и сейчас нам представится возможность убедиться воочию, так ли это. Пожалуйста, Фицрой, приступайте.
– Что он им-меет в в-виду? – прозаикался Карсон, лихорадочным движением поправляя очки.
Я же не понимала, дышу ли или же научилась обходиться без кислорода. В аудитории повисла звенящая тишина. Все затаив дыхание ожидали реакции командира «Гидр».
– Есть, сэр, – только и сказал он.
Моргнул. Подвигал челюстями. Беззвучно вздохнул. И поднял правую руку, чертя в воздухе руну «камень». Я заметила, что и на предплечье кожа его побелела, будто утратила все краски, а рука едва заметно дрожала. Потому, наверное, руна вышла криво и контур засветился только частично.
На «галёрке» кто-то присвистнул и ввернул:
– Джед, поменьше лирики и побольше дела, тогда и руны будут получаться что надо!
– Торрес, – прикрикнул преподаватель, – назначаю вам два ночных наряда вне очереди. И не благодарите.
– Представлю на месте врага тебя. – Фицрой вытянул руку, я так предполагаю, в сторону того самого Торреса, однако при этом почему-то смотрел на меня.
Огонь внутри меня всколыхнулся и словно вышел за пределы телесной оболочки, оставшись замеченным лишь мной одной.
Стиснув челюсти, Фицрой повторил жест. Гораздо увереннее и быстрее. На паркет прямо под мерцающей в воздухе руной с грохотом посыпались камни размером со страусиное яйцо. Некоторые угодили на первую парту и сидевшие там парни, издавая крики и проклятия, вскочили с мест. Один шмыгнул под парту, второй споткнулся и растянулся на полу.
– Спасибо, кадет Фицрой, – захлопал в ладоши Прингл и аплодисменты подхватили на средних рядах, куда не долетели камни. – Отличный результат, к которому нужно стремиться каждому из вас. А о результатах эксперимента, как говорится, каждый волен судить в меру своей распущенности. Кто желает превзойти рекорд своего командира? Как? Нет желающих? Тогда буду вызывать по списку…
– Я всегда был выше всяких слухов и сплетен, но, – промямлил Карсон, – выходит, это правда? Насчёт тебя и Фицроя?
– Если бы это было правдой, камушки были бы размером со статую Великого Магистра на главной площади Фелильи, – ответила я. – И вообще, кроме меня, в академии есть и другие маги земли.
Та же Эффи, к примеру – об этом мне успели рассказать Иона и Бонни. Я-то помню, как она вертела задницей, спускаясь с чёртовой лестницы. Уж точно не комаров пыталась впечатлить.
Остаток урока прошёл в безуспешных попытках парней из «Гидр» повторить успех своего товарища. В хорошем смысле отличился только новенький по имени Эван Торберн.
Внешность у него была ла риорская, но, судя по фамилии, его предки были выходцами из Альверии и, скорее всего, отец или дед попали в эвакуационную волну восьмидесятых, когда мирных жителей южных портовых городов вывозили на Первый Континент. Эван продемонстрировал не только неплохие навыки владения воздушной и водной магией, но и серьёзную теоретическую подготовку, ибо профессору Принглу было угодно его проэкзаменовать. Но если заучка Карсон кичился своими знаниями, то Эван подавал их с подкупающей самоиронией и в целом он оставил благоприятное впечатление. А мне пару раз довольно жёстко пришлось пресечь поползновения соседей на частички моей земной магии. Да какая, к чёрту, земля, если внутри пылает огонь?!
Но пылал он только внутри. И все старания вызвать чистую огненную руну оказались провальными. Даже на спецкурсе по основам огненной магии мне повезло меньше, чем остальным. И на последней перемене, потеряв всякое терпение, я схватила Брайса за шиворот и потянула в укромное местечко.
– Брайс, миленький, прошу, помоги по-дружески, а? – молила я, поднявшись на носочки и крепко держа его за воротник.
– Без проблем, – несколько растерянно отвечал друг, видимо, не ожидая от меня такого напора, – только не совсем понимаю, чего именно ты хочешь?
– Поцелуй меня.
– Что-о? – протянул он, отшатываясь и округляя глаза.
– Просто поцелуй. Ну что тебе стоит?
– Погоди. – Он попытался отцепить мои руки от своей одежды, но я держалась цепко, точно голодный клещ. – Не пойму, зачем тебе это нужно. Если что-то хочешь доказать Фицрою…
– Фицрой тут ни при чём! – взвыла я. – Помнишь, ты говорил про поцелуи и частички магии? Дал мне понять, что я могу рассчитывать на тебя в любое время. Мне показалось, ты и сам этого хочешь.
– Я просто хотел облегчить твоё состояние при морской болезни. Ничего иного я в виду не имел, поверь.
– Только не увиливай от ответственности, Брайс! Понимаешь, мне кажется, моя родная стихия вовсе не земля, а огонь. И если ты мне поможешь, я это узнаю наверняка. Ты ведь поможешь мне, да?
Если бы мне сказали, что мой первый поцелуй случится с другом детства, я бы подняла этого человека на смех. Но сейчас вся моя жизнь зависела от того, поцелует он меня или нет.
И я бы хотела быть уверенной в его положительном ответе на сто процентов, но вся соль в том, что уверенности той не наберётся и на пятьдесят.
– Прости, Одуванчик, но я не могу.
– Из-за Эффи?
– Из-за тебя.
– Меня?.. Что во мне не так?
– В тебе всё прекрасно, Элла. Даже больше, чем прекрасно. Я тебе разве не говорил, что ты – лучшая девушка во всём Тройственном Союзе?
– Не заставляй меня разочаровываться в тебе, Брайс Беккет. Или мне стоит просить Эркина? Он точно не откажет.
Я почувствовала, как на вдохе расширяется и опускается его грудь. Длинные ресницы дрогнули. Я всегда их любила особенной любовью и даже немного завидовала, так как мне, чтобы добиться такой же длины, приходилось использовать тушь или накладные ресницы, но в эту минуту они показались мне… недостаточно густыми.
– Ты ведь на самом деле этого не хочешь, – глухо сказал Брайс. – Не так. Не здесь. Не со мной и не с любым другим огневиком. И дело тут вовсе не в магии, разве я не прав?
Я разжала пальцы. Не до конца – из-за перенапряжения они не разгибались, точно их хворью какой-то свело. И медленно опустилась на пятки.
Возможно, доля правды в его словах есть, так как – что толку врать самой себе? – с плеч будто непосильная гора скатилась.
Джед Фицрой пребывал в твёрдой уверенности, что порядок в его жизни наступил в тот день, когда его назначили командиром отряда «Гидр». Всё, что происходило до этого, настырная и абсолютно невменяемая новенькая обозвала «счастливым детством», хотя у него имелось другое, более подходящее и, безусловно, самое мерзкое слово, которое только могло придумать человечество – «манипуляции».
Он знаком с ними как никто другой.
«Джедуардо, милый, – растягивая слова на ла риорский манер, стенала вечно недовольная мать, – прошу, не шуми, у меня ужасно болит голова. Если ты не хочешь, чтобы я раньше времени умерла, будь хорошим мальчиком и поиграй во дворе».
«Съешьте ещё одну ложку, сеньор Джедуардо, – упрашивала няня, запихивая в рот остывшую овсянку, – если не хотите, чтобы ваша будущая невеста была рябой и сварливой, как жена дона Гарризо».
«Ты не уследил за своей матерью, как я велел тебе перед назначением в Альверию, – выпучив налившиеся кровью глаза, кричал на шестилетнего сына капитан сухопутных войск Джон Фицрой, – и какой ты мужчина после этого, если на тебя совершенно нельзя положиться?»
«У тебя скоро родится брат и ты не должен огорчать свою новую мать, – спустя полгода разъярялся он же, – поди и сейчас же извинись, если не хочешь, чтобы я опробовал свой новый ремень на твоей тощей заднице!»
«Твой непутёвый отец женился на моей единственной дочери только ради гражданства, – попыхивая трубкой, пеняла бабуля Вальенде – настоящая ла риорская матрона, державшая в страхе всю прислугу и добрую половину города, – а затем свёл её в могилу, чтобы жениться на вертихвостке из штаба. Если ты пойдёшь по его стопам, я лишу тебя наследства в пользу твоих никчёмных сводных братьев».
«Почему ты никогда меня не целуешь, Джед? – надувала губки Эффи. – Когда любят, всегда целуют. Неужели ты меня совсем-совсем не любишь?»
«Если ты и дальше будешь делать вид, будто мы для тебя никто, – пыхтел постаревший и обрюзгший отец, – я сделаю всё, чтобы после окончания академии тебя отправили в Аластурию в самое пекло».
И вишенкой на торте стало недавнее письмо от той самой сеньоры Вальенде: «Твоя бабка, увы, не вечна и, если ты ещё надеешься получить свою долю наследства, уважь её и познакомь, наконец, со своей невестой». Джед слишком хорошо знал свою родственницу, чтобы прочесть ненаписанную ею строку: «Иначе я найду её сама и только попробуй сорвать помолвку!»
Нет, дело вовсе не в наследстве. К старушке Вальенде, несмотря на её крутой нрав и прочие недостатки, Джед питал нечто вроде привязанности и её кончина безумно бы его огорчила. Он был готов простить её ворчание без всяких «если» и уж тем более отправиться туда, где желал видеть непокорного сына отец. Спорт, казарма, военная форма, не вызывающие лишних вопросов приказы и чёткая цель составляли смысл его жизни. Чувствам, каким бы то ни было, в ней не оставалось места от слова «совсем». Если бы Джеда спросили, ненавидит ли он эльвов и гончих, он бы, не задумываясь, дал утвердительный ответ, потому что так принято, но на самом деле он испытывал к ним не больше чувств, чем к паукам или крысам. И гордился тем, что никто и ничто не способно вызвать у него ярких эмоций, а человеком, не выказывающим чувств и эмоций, очень трудно манипулировать.
Вот только одна совершенно невыносимая девчонка, сама о том не подозревая, постоянно вскрывала болезненные раны, напоминая о не самом радужном детстве и воскресая те чувства, о существовании которых он не желал бы и знать.
Часто, лёжа в душной спальне без сна, он наблюдал, как медленно ползёт лунный луч по разметавшимся по подушке золотистым волосам, освещает выглядывающее из-под простынки круглое плечо, очерчивает нежные изгибы девичьего тела, щекочет ногу ниже колена и, блеснув на мозолистой пятке, плывёт дальше по дощатому полу. Когда месяц пошёл на убыль и света перестало хватать на пятку, Джед передвинул свою кровать ближе к окну, уверяя себя, что делает это исключительно из-за любви к свежему воздуху, но по-прежнему не мог уснуть до тех пор, пока тело ненавистной новенькой не скроет темнота. Стоп. Он сказал «ненавистной»? Нет уж, если даже лютый враг не удостоился такой чести как ненависть, то заносчивая девчонка без гражданства и подавно её недостойна. Он просто иногда немножко на неё злится – это допустимо, это не в счёт, беспокоиться не о чем.
А кстати, прозвище Одуванчик очень ей идёт. Цвет её волос напоминает то состояние вышеупомянутого цветка, когда из жёлтого он превращается в белый. И волосы наверняка у неё мягкие, как пух одуванчика. Но он, конечно же, проверять не станет.
Он видел, как парни по ней слюни пускают и среди них его лучшие друзья. Если она прибыла в Ла Риору за гражданством, то у неё неплохая как для девчонки выдержка, потому что желающих дать ей это гражданство немало (как оказалось, не одного Джеда родня мечтает поскорее женить и дождаться известия о предстоящем пополнении в молодом семействе перед тем, как посадить его главу на корабль, плывущий на Четвёртый Континент), а переборчивая новенькая ещё никому не отдала предпочтения.
Можно подумать, всё, что ей нужно – это учёба. Почти всё свободное время она уделяет практическим занятиям по огненной магии (правда, не особо успешно), штудирует монографии и методические пособия, до изнеможения занимается на спортплощадке и спит ночь напролёт как убитая. У неё неплохие показатели как
Вы прочитали ознакомительный фрагмент. Если вам понравилось, вы можете приобрести книгу.