Человек с островов. Анюта Соколова

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ЧАСТЬ первая. И́нго
• ГЛАВА 1
• ГЛАВА 2
• ГЛАВА 3
• ГЛАВА 4
• ГЛАВА 5
• ГЛАВА 6
• ГЛАВА 7
• ГЛАВА 8
• ГЛАВА 9
• ГЛАВА 10
• ГЛАВА 11
• ГЛАВА 12
• ГЛАВА 13
• ГЛАВА 14
• ГЛАВА 15
• ГЛАВА 16
• ГЛАВА 17
• ЧАСТЬ вторая. Ло́у
• ГЛАВА 1
• ГЛАВА 2
• ГЛАВА 3
• ГЛАВА 4
• ГЛАВА 5
• ГЛАВА 6
• ГЛАВА 7
• ГЛАВА 8
• ГЛАВА 9
• ГЛАВА 10
• ГЛАВА 11
• ГЛАВА 12
• ГЛАВА 13
• ГЛАВА 14
• ГЛАВА 15
• ГЛАВА 16
• ГЛАВА 17
• ГЛАВА 18
• ГЛАВА 19
• ГЛАВА 20
• ЭПИЛОГ
• ГЛАВА 1
• ГЛАВА 2
• ГЛАВА 3
• ГЛАВА 4

АННОТАЦИЯ

В современном мире, где наравне с техническим прогрессом существует узаконенное рабство, девушка вместо щенка покупает на рынке полуживого раба. Но всё не так, как кажется. И скромная служащая отдела делопроизводства вовсе не та, за кого себя выдаёт, и раб отнюдь не влюбляется в неё с первого взгляда. Да и со второго, и с третьего тоже…

***

Пока люди любят, они прощают.

   Франсуа де Ларошфуко

ЧАСТЬ первая. И́нго

ГЛАВА 1

Вифо́н в моём кармане тихо пискнул. На экране высветилась надпись: «Ю́ли, мы тебя ждём! Поторопись, пока нас не занесло снегом!» Я вздохнула, подобрала повыше полы пальто и неуклюже перелезла через высоченный грязно-серый сугроб. Снегоуборщик прошёл ровно посередине дороги, оставив после себя крутые валы. В ботинки набилось ледяное крошево, иголочками закололо щиколотки.

   — От ж зараза! — от души выругался полный усатый мужичок, перебирающийся следом за мной. — Сколько бытовикам не плати, никакого толку!

   Мысленно согласилась с ним, прибавив парочку крепких выражений. Выбралась на расчищенный тротуар и направилась в сторону рынка. Под подошвами весело хрустел песок, которым щедро присыпали бугристую наледь. В морозном воздухе кружились редкие снежинки, но, судя по надвигающимся с юга плотным низким тучам, прояснения не ожидалось.

   — Опять снег повалит, — проворчал всё тот же мужичок, семенивший позади меня. — Сыпет и сыпет, сыпет и сыпет… тьфу!

   Таких обильных снегопадов в Скиро́не не помнили даже старожилы. Бытовые службы не справлялись, снегоуборщикам приходилось проезжать по одной и той же улице несколько раз за день. Дворники, сплошь рослые северяне, с раннего утра и до позднего вечера расчищали тротуары деревянными лопатами по старинке. И всё равно, вот уже которую неделю, просыпаясь, я видела в окне неизменную картину: ровное белое поле, упирающееся в стену соседнего здания.

   Город опустел. Мелкие машины вязли в снегу, общественный транспорт ходил по сокращённому расписанию. Зажиточные горожане предпочитали лишний раз не вылезать из дома, по неотложным делам и за покупками отправляли и́нго. Государственные учреждения ограничили приём посетителей, кафе и рестораны перешли на доставку готовой еды. Курьеры, почтальоны и разносчики мужественно штурмовали полностью занесённые снегом переулки. Учащихся дважды в день развозили специальные автобусы, махины с колёсами не менее ярда диаметром. До деловых и промышленных районов люди добирались подземкой. Мне повезло больше: управление технического надзора, где я служила, находилось в трёх шагах от моего дома, а центральные проспекты худо-бедно откапывали.

   — Когда же закончатся эти проклятущие снегопады! — не унимался мужичок. — Император обещал нам релугир… регулир… Погоду по расписанию! А вместо этого сыпет и сыпет!

   — До весны осталась неделя, — ответила резче, чем собиралась. — Потерпите немного.

   В голосе прорезались властные нотки. Мужичок притих. Поравнялся со мной, скосился — и живо прибавил шагу. Все государственные служащие Кергáра носили знак присяги империи — ромб с восходящим солнцем, герб династии Рени́ров. Его цепляли на браслет, крепили к короткой цепи на шею или же, как я, прикалывали на лацкан пальто. Главное, чтобы был на виду. А там гадай — в канцелярии управления я бумажки перекладываю или же в Третьей тайной службе выискиваю недовольных политикой императора. Мой случайный попутчик решил не рисковать.

   Мостовую вокруг рынка расчистили до старинной брусчатки из тёмного, обточенного временем булыжника. Само круглое приземистое здание с плоским куполом насчитывало восьмой век. Оно помнило расцвет и развал Кергарской республики, годы изобилия и голодные бунты, баррикады на улицах и пламенные речи Ало́нсо Великого, первого императора и уроженца Скирона. Алонсо и ныне приглядывал за своими земляками — бронзовый, с высоты стоярдовой колонны из розового гранита, установленной к столетию со дня его смерти. Орлиный профиль императора был обращён к морю, скрещённые на груди руки выдавали волевую, сильную натуру. К сожалению, Бергáн, правнук Алонсо, от доблестного предка унаследовал не только привлекательную внешность и нос с характерной горбинкой, но и вспыльчивость и упрямство, свойственные роду Рениров.

   — Юли! — услышала я жизнерадостное. — Юли, мы здесь!

   Для надёжности Патри́ша помахала мне рукой. За ней возвышалась могучая фигура Джи: инго тоже улыбался. В отличие от хозяйки, нарядившейся в лёгкое кашемировое полупальто, он закутался в шубу с капюшоном. Жители архипелага в нашем промозглом приморском климате постоянно мёрзли.

   — Светлого дня, льéна Диги́ш, — поприветствовал меня Джи. — Что случилось с вашей машиной? Может, я взгляну?

   — Вместо машины у меня во дворе сугроб, — рассмеялась я. — Проще ждать, пока он по весне растает, чем откапывать. Спасибо, что согласились выручить. Обратно со щенком на руках я бы не дошла.

   — Рассказывай! — потребовала Патриша. — С чего это ты вдруг надумала завести собаку?

   Мы работали в разных отделах управления, хотя частенько пересекались и болтали о всякой всячине, от модных фасонов сумочек до классической оперы. Не закадычные подружки, но хорошие знакомые. Моим единственным настоящим другом была Зéя, инго, принадлежавшая ещё моей бабушке. Когда бабушки не стало, Зея переселилась к нам. После смерти родителей она заменила мне семью. Вела хозяйство, вязала толстые шерстяные носки и варежки, постоянно мурлыкала под нос незамысловатые песенки. Готовила традиционную для степей еду, крохотные полупрозрачные лепёшки с различными начинками. Полное блюдо этих лепёшек, от которого исходил невероятно аппетитный запах, всегда встречало меня на кухне. В начале осени Зеи не стало.

   — Слишком тоскливо возвращаться в пустой дом. Особенно сейчас, когда всё завалило снегом. Никуда не выйти, скучаешь в четырёх стенах. Так хотя бы рядом будет живое существо.

   Патриша понимающе кивнула.

   — Ты уже определилась с породой?

   — Остановилась на северных шéнах. Милахи, и охранники из них хорошие.

   — Отличный выбор, — одобрил Джи. — Только брать собаку на рынке рискованно. Цены там ниже, зато запросто могут подсунуть бракованного или больного щенка. Лучше обратиться в питомник.

   — Не с моими доходами, — приуныла я.

   — Юли, я с удовольствием одолжу тебе любую сумму, — напомнила Патриша.

   У неё, дочери весьма состоятельных родителей, проблем со средствами не существовало. В управлении она служила исключительно из желания доказать, что вполне способна сама себя обеспечить. Это не отменяло дорогостоящих подарков: на восемнадцатилетие отец подарил Патрише двухэтажный особняк в центре Скирона, а мама — инго с архипелага. Джи представлял собой образец мужской красоты — высоченный широкоплечий блондин с идеальной фигурой, бронзовой кожей и глазами цвета морской волны. Полагаю, таким образом родители хотели удержать излишне влюбчивую дочь от опрометчивого раннего брака. Затея вышла им боком: к двадцати пяти годам Патриша не обзавелась мужем и втайне от отца и матери подала документы о признании Джи полноправным гражданином империи.

   — Спасибо, Пат, но я предпочитаю жить по средствам, — вежливо отказала я.

   Центральный городской рынок поражал разнообразием товаров. Единственное место в Скироне, где можно было свободно продать и купить что угодно, от костяного фарфора династии Варéш до тропических рыбок с Юá-Тамуá. Оформляй документы, плати налог и торгуй сколько душа пожелает. Животные располагались в самом конце, сразу за развалами с ношеной одеждой. В помещениях исправно работали климатические установки, тёплый чистый воздух позволил снять шапку и расстегнуть ворот. Мы прошли мимо клеток с надменными породистыми кошками и котятами, миновали экзотических питомцев вроде карликовых свинок и сонных удавов и добрались до собак. Шенов продавали отдельно. Мохнатые белоснежные и добродушные псы размерами с телёнка привлекали в основном зевак, нежели покупателей, и немудрено. За полугодовалого щенка просили двадцать пять тысяч реáлов, трёхмесячные стоили от тридцати до пятидесяти тысяч — половину моей зарплаты.

   — Смотри, какая прелесть! — Патриша потянула меня в сторону корзинки, из которой выглядывали умильные пушистые мордочки.

   — Прекрасный выбор, льена! — встрепенулся продавец. — Всего сорок тысяч, и с готовыми документами! Будущие чемпионы, от золотых медалистов!

   — Я не могу отдать все имеющиеся деньги за собаку, — торопливо зашептала я на ухо Патрише. — До зарплаты ещё две недели, а понадобится заплатить ветеринару и купить специальный корм, и лежанку, и собачьи игрушки…

   — Тогда возьми того большого, — Патриша указала в сторону подращённого щенка.

   — Что ты! — запротестовала я. — Почём я знаю, отчего его до сих пор не купили? Вдруг он кусается или гадит по углам? И двадцать пять тысяч для меня всё равно слишком дорого!

   — Цены какие-то бешеные, — поддержал меня Джи. — Стоимость последней модели ви́зора за собаку — по-моему, это перебор.

   — Что вы хотите, льены, — начал оправдываться продавец. — Шены нынче подорожали. Можете высказать претензии этим ненормальным Саё.

   — Сайо́, — машинально поправила я. — Но при чём здесь островитяне? Шены — коренная кергарская порода.

   — Так-то оно так, да из-за войны с островами их приходится возить посуху, это втрое дольше, чем морем, — продавец почесал выбритый до блеска подбородок. — А без свежей крови собачки вырождаются. Мало их у нас для разведения. Мне вот за сукой пришлось в Раскéн сгонять, триста лиг туда, триста лиг обратно. Девяносто тысяч реалов одна дорога обошлась! Поэтому отдать дешевле никак не могу.

   — Юли, пойдём, посмотрим других собак, — наморщила изящный носик Патриша. — Дáрленские волкодавы ничуть не хуже!

   — Льены, погодите, не торопитесь! Вы только гляньте, экие красавцы! — продавец выхватил из корзины крупного щекастого малыша. — Видали уши? Прелесть, а не уши! И лапы — оцените, что за лапы! Отличный кобель, самых чистых кровей! У него родословная не хуже, чем у нашего императора Бергана, дай ему Всевышний здоровья и долгих лет! Тридцать девять тысяч — себе в убыток!

   Щенок и впрямь был очаровательным. Раззявил розовую пасть и облизнулся. Светло-голубые весёлые глазёнки уставились на меня с любопытством. Тем более странным показался сдавленный болезненный то ли стон, то ли хрип. Я заозиралась, ища источник звука.

   За продавцом на толстой мягкой подстилке мирно дремали родители щенков — откормленные, лоснящиеся, с великолепной густой шерстью. Между шенами на коленях стоял человек, сам похожий на пса, только доведённого до крайней стадии истощения. Грязный, лохматый, кое-как одетый в куцее пальто и поношенные штаны. Похожие на паклю свалявшиеся волосы наполовину скрывали лицо, губы растрескались до кровавых корок. Почувствовав мой взгляд, он поднял голову: в ярко-голубых глазах пылала звериная ненависть — настолько явная, что обжигала на расстоянии. Невольно я подалась назад. Продавец оглянулся и нахмурился.

   — Не пугайтесь, льена. Это мой инго, он закован. К тому же собачки не дадут ему напасть. В конце дня сдам красавца в Департамент, пусть его усыпят. Безнадёжный экземпляр. Дикий совсем. Семь раз бежать пытался — знак выгрызал зубами! Подсунули мне, шельмы раскенские, «на сдачу»!

   Инго испепелял меня взглядом. Если бы на свете существовал прибор для измерения злости, то подобное устройство сейчас зашкалило бы. Теперь я рассмотрела неестественно вывернутые плечи и заведённые за спину руки, цепь от которых вела к широкому металлическому ошейнику на тощей шее.

   — Уж я пытался с ним по-всякому — и по-хорошему, и по-плохому, — распинался продавец. — Напрасный труд! Этот парень или больной на голову, или совсем тупой. Слов не понимает, сам молчит как в рот воды набравши. Жаль потерянных денег, но другого выхода нет. Всё равно он скоро себя уморит: от еды отказывается, раны лечить не даёт. Гуманнее прикончить, чтоб не мучился.

   На последних словах инго чуть повернул голову, израненные губы изогнулись в кривой усмешке.

   — Какой ужас! — Патриша ахнула и прикрыла рот ладонью в лайковой перчатке. — Нельзя так жестоко поступать с инго!

   — А что мне прикажете с ним делать? — развёл руками продавец. — Ни на что не годен, глупее собаки! Бар, И́ри! Голос!

   Шены вскочили и оглушительно рявкнули.

   — Видели? Животные — и то разумнее! А это… Восемьдесят тысяч на ветер!

   — Люди, в отличие от дрессированных собак, не обязаны выполнять команды, — возразила я.

   Продавец внимательно оглядел меня, задержал цепкий взгляд на знаке государственной службы, оценил добротную, пусть и неброскую одежду.

   — Льена, коли вам не по карману щенок — купите инго. За четверть цены отдам!

   — Вы же говорили, он не жилец, — поддела я.

   — Пятнадцать тысяч! — сбавил продавец. — И все документы оформим за мой счёт.

   Я подошла поближе и присела на корточки в ярде от инго. Чисто-голубые глаза на сером от грязи лице горели неукротимой злобой. Такой не подчинится, скорее умрёт.

   — Скажите, вы меня слышите? Как вас…

   Инго не дал продолжить — рванулся и попытался плюнуть. Вместо слюны на губах запузырилась кровь. Патриша испуганно вскрикнула, псы зашлись лаем, Джи поспешил мне на помощь.

   — Осторожнее, льена Дигиш!

   В предупреждении уже не было смысла: отчаянный рывок отнял у инго последние силы. Он ничком упал на подстилку и затих. Скованные цепью кисти рук безжизненно обмякли. Продавец прикрикнул на собак, и те послушно отпрянули в стороны.

   — Двенадцать тысяч, — заискивающе предложил продавец.

   — Десять, — я выпрямилась и стряхнула с пальто несуществующую пылинку. — И с вас документы.

   — По рукам!

ГЛАВА 2

Через четверть часа я подписывала договор на право владения инго: пол — мужской, имя — на усмотрение нового владельца, возраст — совершеннолетний, состояние здоровья — удовлетворительное, место рождения — Раскен. Пожилой флегматичный нотариус, всякое повидавший за время работы при рынке, невозмутимо заверил документ. Деньги с моей карты перешли на счёт бывшего хозяина, я же получила знак, заменяющий инго удостоверение личности, — крошечную, в полдюйма, золотистую пластинку.

   — У нас неплохой ветеринар, — намекнул нотариус после того, как я забрала коробочку со знаком, и не дождавшись ответа, продолжил: — Вживит за секунды под местным обезболивающим.

   — Спасибо, я намерена воспользоваться услугами своего доктора, — сухо отказалась я.

   Когда мы вернулись в собачьи ряды, инго валялся в той же безжизненной позе. Над телом, никого не подпуская, замерли шены. Строгий окрик продавца отогнал псов, но стало ясно, что инго в глубоком обмороке.

   — Льена Дигиш, я его донесу, только завернуть бы во что-нибудь тёплое, — предложил Джи. — Замёрзнет ведь.

   — Сейчас, сейчас, — продавец засуетился и извлёк откуда-то чистую собачью подстилку. — Возьмите, льен.

   Джи помог мне поплотнее закутать инго, затем с лёгкостью поднял его и направился к выходу. В машине я села сзади, чтобы придерживать свою покупку: даже через толстую стёганую ткань чувствовалось, насколько выпирают кости. Устроившись, я позвонила доктору Тодéшу, кратко обрисовала ему ситуацию и договорилась о визите на дом.

   — До чего же ты добрая, Юли! — всхлипнула Патриша. — Как это благородно с твоей стороны — выкупить полуживого инго у жестокого хозяина! Этого ужасного продавца нужно наказать! Обязательно пожалуйся в Департамент!

   — Сейчас меня волнует только здоровье бедолаги-раскенца, всё остальное подождёт.

   Джи шумно вздохнул.

   — Льена Дигиш, вы должны знать, — заговорил он, не отрывая взгляда от дороги. — Продавец соврал, никакой ваш инго не раскенец. Он островитянин, я встречал их на архипелаге. Майу́, Койу́ или даже Сайо. Не удивительно, что он пытался бежать.

   — Этого не может быть, — фальшиво удивилась я. — Идёт война, островитянин не попал бы на материк.

   — Его могли выловить в воде без документов и воспользоваться беспомощным состоянием. В любом случае Департамент сочтёт его лазутчиком и усыпит, — голос Джи дрогнул. — Они не будут разбираться: враг есть враг.

   — Если он сбежит, его поймают и казнят, — тихо сказала Патриша.

   — Значит, нельзя позволить ему сбежать, — отрезала я. — Джи, не знаешь фирму, которая установит прочную решётку на окно и засов на дверь?

   — Ой, я знаю, — просветлела Патриша. — Папе поставили решётки после того, как в их районе участились кражи.

   — Позвони им, пожалуйста, пусть пришлют мастеров.

   Во внутренний двор машина не смогла въехать из-за сугробов, и я в который раз порадовалась, что не отправилась на рынок одна. Джи донёс инго до дома и бережно опустил на кровать в спальне Зеи. Собачью подстилку осторожно развернули, инго даже не пошевелился. О том, что он жив, свидетельствовало лишь слабое дыхание. По контрасту со светлой тканью одежда выглядела особенно грязной, но я не рискнула её снимать, ограничилась обшарпанными ботинками. Потревожу, инго очнётся и набросится на меня — и что я буду делать?

   — Хочешь, мы останемся с тобой? — предложила Патриша.

   Я покачала головой:

   — Мне совестно вас задерживать. Вы и так меня здорово выручили, большое спасибо!

   — Ерунда! Давай хотя бы дождёмся доктора.

   К счастью, льен Тодеш уже звонил в дверь. Его сопровождали две помощницы — молодые рослые инго, комплекцией не уступающие Джи. Только тогда Патриша и её спутник попрощались и ушли.

   — Ну, Юли, — доктор хитро прищурился, — показывай своё приобретение.

   Однако, едва он склонился над инго, его весёлость моментально слетела.

   — Милость Всевышнего, Юли… Какие же изверги существуют на свете! Таким хозяевам нельзя держать ни инго, ни животных!

   — Собаки у продавца были в прекрасном состоянии.

   — Если человек способен на жестокость, рано или поздно он проявит её по отношению к кому угодно! Хорошо, что мальчик без сознания, первым делом введу обезболивающее, иначе до него дотрагиваться боязно. Неси тёплую воду и мягкую губку. Ещё какую-нибудь простыню, которую не жаль потом выбросить, иначе мы всё тут испачкаем.

   Губку я забрала из ванной, старенькую простыню отыскала в комоде, воду набрала в свою пластиковую детскую ванночку. Льен Тодеш достал из чемоданчика с десяток ампул, флаконы с раствором, бинты и тампоны. Помощницы ловко срéзали с инго одежду, сняли ошейник и цепи. Я всегда считала себя хладнокровной, но при виде худющего, сплошь в кровоподтёках и следах от кнута тела стиснула зубы, чтобы не застонать в голос. Плечи инго покрывали воспалённые рваные раны — он действительно выгрызал знак зубами.

   — Тише, тише, Юли, — доктор вставил катетер и одно за другим вводил лекарства. — Ты очень вовремя вмешалась. Мальчик молодой, выкарабкается. Сколько ему — двадцать три, двадцать пять?

   — Не знаю.

   — Оба плеча вывихнуты, нужна жёсткая повязка. Повреждённую кожу на шее бинтовать не следует, открытые ссадины заживают быстрее. Остальное не так страшно, как кажется. Покой и уход, и через пару недель твой инго будет в прекрасной форме.

   Помощницы обмыли тело специальным раствором и сбрили грязные колтуны, оставив на голове короткий светло-серебристый ёжик. Льен Тодеш обработал раны и наложил повязки.

   — Первые дни его нужно будет кормить часто и понемногу. И побольше питья, организм обезвожен. Предлагаю нанять сиделку.

   — Я справлюсь. У меня два выходных, потом буду приходить в обеденный перерыв.

   — Подумай хорошенько. Ты крепкая девочка, но твой инго — мужчина. Кстати, я не обнаружил знака.

   — Он у меня. Пока не нужно его вживлять.

   Доктор пристально посмотрел из-под кустистых бровей.

   — Юли, все инго в Кергаре обязательно должны быть помечены. Лишь при этом условии им разрешено выходить в город.

   — Куда он выйдет — в таком ужасном состоянии? — ухватилась я за оговорку. — Вы же сами видели — на нём живого места нет!

   — Можно вживить под лопатку.

   — Пусть он сначала поправится, — упёрлась я.

   — Как скажешь, Юли, — уступил льен Тодеш. — Я ввёл ему сильнодействующее снотворное, сутки он проспит. Утром, часиков в девять я загляну и проверю, как подействовали лекарства. Тогда уже и назначу курс лечения.

   — Сколько я вам должна?

   — Полторы тысячи реалов, — доктор занизил стоимость услуг минимум вдвое. — Но я должен честно предупредить тебя, Юли. Судя по характеру увечий, этот инго — очень проблемный мальчик. А жестокое обращение могло усилить агрессию. Будь осторожна.

   После ухода льена Тодеша я первым делом вынесла на помойку грязные вещи, туда же отправились и цепи с ошейником. Затем подошли присланные Патришей мастера. На окно спальни со стороны улицы установили крепкую раздвижную решётку, снаружи на дверь — массивный засов. Несмотря на шум, инго даже не шевельнулся. Я разыскала в кладовой коробки с одеждой отца и достала пижаму. Она всё равно будет болтаться: папа был стройным, но не до такой степени. Мелькнула мысль самой надеть на инго пижамные штаны, однако я побоялась лишний раз дотрагиваться до истерзанного тела и просто прикрыла его чистой простынёй.

   Уже в сумерках я сбегала в ближайший магазин за продуктами. Вернулась вся в снегу: пессимистический прогноз мужичка оправдался, на улице кружила метель. Сварила куриный суп, накрошив овощи как можно мельче, приготовила картофельное пюре и паровые котлеты. На столик рядом с кроватью поставила кувшин с водой и наполненный до половины стакан: мало ли, инго настолько обессилил, что не сможет налить сам. Ближе к ночи спохватилась и проверила, не осталось ли в спальне Зеи острых предметов. Забрала её шкатулку с швейными принадлежностями и посмеялась над собой — при желании легко разбить голову об стену или разрезать вены осколком того же кувшина. И всё же мне хотелось верить, что инго не настолько отчаялся.

   Засыпая, вновь вспомнила лютую ненависть в глазах островитянина и поёжилась. Как я собираюсь кормить человека, который сознательно отказывается от пищи? Каким образом удержу его от побега? Смогу ли с ним договориться?

   С щенком было бы гораздо проще.

ГЛАВА 3

Ночью мне снилась Зея, и когда я проснулась, то какую-то долю секунды верила, что сейчас вновь услышу ласковое: «Юли, вставай, завтрак стынет!» За тринадцать лет я почти забыла голоса родителей, но мягкое воркование Зеи ещё не изгладилось из памяти. Последние полтора года она еле ходила, постоянно дремала и всё равно потихоньку возилась на кухне. «Старики живут, пока чувствуют себя полезными, — приговаривала она, — а ничего не делать — скука заедает».

   Стрелки часов показывали половину восьмого. За окном шёл снег. На фоне бледно-свинцового неба снежинки мельтешили, словно растревоженный рой суетящихся насекомых. Двор опять завалило, верхушки кустов еле выглядывали из сугробов. Вылезать из-под тёплого одеяла не хотелось, но нежиться я себе не позволила. Решительно встала, оделась, заправила постель и прислушалась. В доме царила тишина. На цыпочках я подкралась к спальне Зеи, отодвинула засов и заглянула.

   За ночь инго так и не поменял положение. Я осторожно подошла, чтобы рассмотреть его поближе. Льен Тодеш назвал островитянина «мальчиком», однако доктор разменял восьмой десяток и считал мальчиками и девочками всех людей моложе сорока лет. Но я тоже видела скорее юношу, нежели мужчину — исхудавшего до костей и крайне непривлекательного. Бледная с землистым оттенком кожа, удлинённый нос, заострённый подбородок. Тонкие бескровные губы под слоем желтоватой мази едва угадывались, уши на стриженой голове смешно выпирали, волосы за ночь здорово отросли и серебрились на висках. Нареканий не вызывали лишь тёмные брови и короткие густые ресницы. Вчера всё лицо инго покрывали ссадины, сейчас они практически зажили, а рана от ошейника затянулась розовой кожицей. В империи самый высокий уровень медицины и лучшие в мире лекарства.

   Льен Тодеш, как и обещал, пришёл ровно в девять. Пожелал мне светлого утра, но к своему пациенту заходить не спешил.

   — Юли, прости, если моё любопытство покажется тебе назойливым. Однако ты дочь Ро́бера, и я обязан поделиться с тобой подозрениями. Вчера я весь вечер места себе не находил из-за беспокойства. Очень уж сомнительной кажется твоя покупка. Не разрешишь мне взглянуть на договор?

   Он внимательно изучил документ и возмущённо ткнул пальцем в «состояние здоровья»:

   — «Удовлетворительное!» Да если бы не твоё сострадание, мальчик не протянул бы и недели! К счастью, договор составлен по всем правилам.

   — Что вас смущает? — прямо спросила я.

   — У этого мальчика весьма примечательная внешность. Конечно, я не антрополог, но признаки слишком явные: узкая кость, высокие скулы, уникальный цвет волос, характерный разрез глаз. Я бы предположил, что он — островитянин, как бы нелепо это ни звучало. И его нахождение в империи в разгар военных действий вызывает вопросы.

   По спине пробежали мурашки.

   — Ты понимаешь, Юли? Вполне вероятно, у тебя в доме не просто жертва жестокого обращения, а враг. Который способен в любой момент наброситься, причинить вред, даже убить!

   Доктор отдал мне договор, глубоко вздохнул и продолжил уже спокойнее:

   — На твоём месте я обратился бы в Департамент надзора. У них есть специальный отдел по контролю за инго. А пока они разбираются, мальчика подержат под охраной. Так будет безопаснее.

   — И что сделает Департамент, если выяснит, что мой инго — человек с островов?

   — Ликвидирует угрозу, — уверенно заявил льен Тодеш. — Юли, девочка моя, к сожалению, стоимость покупки тебе никто не вернёт. Но собственная жизнь гораздо дороже денег!

   Корректное слово «ликвидирует» вызвало злость.

   — Льен Тодеш, вы сами сказали, что не антрополог, а раскенцы и жители островов очень похожи. Давайте подлечим инго до состояния, когда он сможет говорить. Вдруг вы напрасно волнуетесь.

   — Разумеется, Юли. Профессиональный долг превыше всего.

   Доктор подхватил чемоданчик и проследовал за мной в спальню. Одобрительно глянул на оконную решётку и пошёл мыть руки в прилегающую ванную комнату. Я лихорадочно размышляла. Льен Тодеш действительно был близким другом моего отца и ко мне относился с искренней симпатией. Достаточно ли этого, чтобы он не обращался в Департамент без моего ведома? Смогу ли я убедить его в том, что инго — раскенец? Внешне они напоминают островитян, хотя это если не приглядываться. Неужели отличия так сильно бросаются в глаза? Джи тоже догадался сразу, но Джи с архипелага, можно сказать, сосед.

   В этот раз я внимательно следила за тем, как льен Тодеш осматривает инго: искала особые приметы — татуировки, родинки, шрамы. Увы, ничего подобного — гладкая, прозрачная до просвечивающих голубых вен кожа, там, где положено, — серебристый пушок волос, выпирающие рёбра и неожиданно чёткий рельеф мускулов. Доктор вколол необходимые лекарства, поменял повязки и поцокал языком:

   — Прекрасная регенерация! Пара недель, нормальное питание — и следа не останется. Юли, я напишу рекомендации.

   Писал он недолго, затем достал из чемоданчика две баночки.

   — Это мазь для лучшего заживления и рассасывания синяков, а это — комплексные витамины, принимать трижды в день. Ты завтра на службу, Юли? Тогда я приду вечером, часов в восемь или в половине девятого.

   За услуги льен Тодеш опять взял меньше обычного. У входной двери замешкался.

   — Давай я пришлю тебе одну из своих инго? Они крепкие женщины, легко справляются с буйными больными. Ты ведь совсем одна.

   — Спасибо, это лишнее, — отказала вежливо, но твёрдо.

   Не терплю посторонних в доме. И любопытные мне тоже ни к чему.

   Проводив доктора, я вспомнила, что не завтракала. Есть не хотелось, ограничилась чашкой чая и кусочком булки с джемом. За окном по-прежнему шёл снег, на подоконнике уже вырос целый сугроб. На островах нет зимы, круглый год лето…

   Память услужливо подкинула карту мира. В центре раскинулась огромная Кергарская империя — от непроходимой тайги на севере до безжизненных пустынь юга. С востока её ограничивают безлюдные горные кряжи, а на западе расположено внутреннее море, где находятся сто тридцать восемь островов архипелага. Дальше — бескрайний Океан и десяток крошечных островков. Самый простой и лёгкий путь с юга Кергара на север лежит мимо этих островов. Беда в том, что корабли империи с каждым годом становились всё больше и больше, и гигантские грузовые теплоходы начали мешать островитянам — распугивали рыбу, загрязняли воду. В Кергар прибыло посольство Сайо, самого крупного острова, которое потребовало от империи перенести морские торговые пути.

   Наверное, гнев спровоцировало именно это неудачное слово «требуем». Вряд ли Берган привык к тому, что от великого Кергара кто-либо смеет что-нибудь требовать. Подозреваю, он даже не стал углубляться в причины недовольства. Раз острова в столь бедственном положении по вине империи — значит, сделаем их частью империи, включим в общую экономику и продолжим развивать морские пути дальше. К островам отправили специальные отряды, а в обиход граждан Кергара после полутора веков мира вернулось слово «война». Нет, конечно, официально её провозгласили военной кампанией, но если два государства ведут боевые действия, то суть уже не в названии. Однако у империи не получилось подчинить острова с наскока: помешала стихия. Разыгрались неожиданно сильные шторма, и вот уже месяц крошечные Сайо, Койу, Майу, Пайю́ и им подобные сохраняют независимость. Позор для империи и удар по самолюбию Бергана.

   Оглушительный грохот заставил меня бросить недопитый чай и опрометью метнуться в спальню. Отодвинула засов, рванула на себя дверь и замерла. Островитянин очнулся и, кто бы сомневался, первым делом попытался сбежать. Настежь распахнул окно и попытался выломать решётку, при этом опрокинул стол с кувшином, полным воды. Дальше силы его оставили, и я нашла горе-беглеца скорчившимся на полу среди битого стекла.

   — Осторожно! — крикнула я в ужасе. — Вы же сейчас порежетесь!

   Он с трудом поднял голову и посмотрел мне в глаза. Ненависть никуда не делась, но кроме неё была какая-то обречённость, отчаяние, почти боль. Я торопливо обошла лужу и захлопнула раму. Затем подняла перевёрнутый стол, носком домашней туфли оттолкнула подальше крупные осколки.

   — Вы вообще соображаете, что творите? На улице мороз, вы в чём мать родила! Хотели замёрзнуть насмерть?

   Скорее всего, на это он и рассчитывал. Вряд ли взрослый человек в здравом уме надеется зимой голым и без денег добраться до островов. Я подобрала с пола простыню и согнала воду со стёклами в угол.

   — Самостоятельно на кровать заберётесь?

   — Нет.

   Светлые духи, заговорил! Хрипло и зло, но это уже свидетельство разумного поведения. Обнадёжило и то, что островитянин знает имперский язык. Я подхватила его под мышки, помогла подняться и перевалиться через край кровати, после чего накрыла ледяное костлявое тело свободным краем покрывала.

   — Сейчас принесу ещё воды.

   — Зачем? — он с трудом развернулся ко мне лицом.

   — На пол вылью — лужа маленькая! — огрызнулась я. — Держите пижаму. Хватило сил добраться до окна — значит, штаны надеть сможете. И залезайте под одеяло, коли выстудили комнату.

   Ходила я недолго. Разогрела суп, размяла овощи и добавила картофельного пюре. Поставила еду на поднос вместе с большой кружкой воды. Когда я вернулась, инго был уже в пижаме, однако не лёг, а сел, прислонившись к спинке кровати и подложив под спину подушку. Взгляд его изменился, стал настороженным и выжидающим. Сначала я подала ему воду: он жадно выпил и облизнулся.

   — Ешьте, — я протянула ему поднос с тарелкой. — Сразу предупреждаю: готовлю я весьма средне. Но ресторанную еду вам пока нельзя, поэтому наберитесь мужества и считайте это тоже лекарством.

   — Тоже? — едко переспросил он.

   — Доктор сделал вам два десятка уколов, поэтому вы и не чувствуете боли.

   Инго переводил взгляд с подноса на меня.

   — Зачем? — повторил он.

   — Понятия не имею, — ответила с напускным равнодушием. — Я заканчивала исторический факультет, а не медицинский. Врачу виднее, что и почему он вам колол.

   Он усмехнулся и тут же болезненно поморщился: чуть затянувшиеся трещинки на губах лопнули и выступила кровь. Я машинально поставила поднос ему на колени и промокнула кровь бумажной салфеткой.

   — Ешьте, — повторила строго. — Холодное будет совсем невкусное.

   — С условием, — он прищурился. — Вы расскажете, на кой чёрт вам понадобился полудохлый раб.

   Последнее слово резануло по ушам сильнее, чем лёгкий акцент. Островитянин прекрасно говорил по-кергарски, хотя чувствовалось, что язык ему не родной.

   — Инго, — поправила я.

   — Раб, — выплюнул он. — Вы привыкли лицемерить, но суть от этого не меняется. Ваша великая и могущественная империя возродила и узаконила рабство. Наряду с домашними питомцами вы заводите себе людей. Приравняли их к вещам!

   — Инго не вещи, у них есть права.

   — Серьёзно? Может, сострадательная льена, это — доказательство прав рабов? — он задрал голову, демонстрируя едва зажившую рану от ошейника. — Или это? — он указал подбородком на перевязанное плечо, откуда раз за разом выгрызал знак.

   — Жестокое обращение с инго запрещено законом, — произнесла я и сама почувствовала, насколько фальшиво звучат мои оправдания. — Мне очень жаль, что вам попался плохой хозяин.

   — У меня нет хозяев! — островитянин вскинулся, чуть не опрокинув поднос. — Я родился свободным и умру свободным!

   — Тем более мне жаль. Но вы попали в империю как инго. Мне продали вас как инго. А если не начнёте есть, то и помрёте как инго. Вам нравится последний вариант? — докончила я мрачно.

   — Нет, — буркнул он и взялся за ложку. — Рассказывайте.

   Его приказной тон меня задел. Всё-таки из нас двоих хозяйкой была я.

   — Послушайте, то, что я не хочу быть с вами строгой, не значит, что вы можете командовать мной.

   Инго зло скривился.

   — Желаете, чтобы я лебезил? Вилял хвостиком? К каждой фразе добавлял: «Да, хозяйка», «Как скажете, хозяйка»?

   — Меня зовут Ю́лика. Льена Юлика Дигиш. Будет достаточно, если вы перестанете грубить и начнёте называть меня по имени.

   — Так зачем вам, льена Юлика, — он издевательски выделил имя, — полуживой хамоватый недрессированный раб? Вы воплощённая добродетель? Подкармливаете бездомных кошечек? Протестуете против отстрела бродячих собак? Спасаете птичек с подбитыми крыльями?

   — В Кергаре не отстреливают бездомных животных, — возразила я. — Их отлавливают и помещают в приюты.

   — Ах да, гуманное отношение! — инго ухмыльнулся. — Как я мог забыть! А что вы делаете с беглыми рабами? Грозите пальчиком?

   Вместо ответа я подалась вперёд и потрогала тарелку. Разумеется, суп уже остыл. Забрала тарелку, сходила на кухню, разогрела повторно и вернулась. Инго встретил моё возвращение непередаваемой гримасой.

   — Я уж думал, в наказание за дерзость вы решили уморить меня голодом.

   — Не судите о других по себе, — хмыкнула я. — Вы — моя собственность, забыли? Причинять вам вред не в моих интересах.

   Он открыл рот.

   — Ешьте! — рявкнула в третий раз со всей силы. — Слова не скажу, пока не увижу пустую тарелку!

   Невероятно, но подействовало. Неуклюже, потому что мешали повязки, островитянин начал есть. Помочь ему я не предлагала, поскольку не сомневалась, что он не позволит. Я воспользовалась паузой для того, чтобы убрать осколки разбитого кувшина и вытереть пол насухо. Забрала пустую посуду, сделала сладкий чай — себе и ему. Вручила инго чашку и присела на край кровати.

   — Теперь слушайте. Я понятия не имею, какой чёрт, по вашему меткому выражению, дёрнул меня вас купить. Мне не нужны инго, я ненавижу посторонних в доме, на рынок я пришла, чтобы приобрести щенка. И я ни в коем разе не поддалась жалости! У меня чёрствое сердце, о чём мне тысячу раз говорили.

   Сначала он с жадностью выпил чай и только потом ответил:

   — Хорошо, жестокосердная льена Юлика. Спрошу по-другому: что вы собираетесь со мной делать? Откормить и перепродать?

   — А что, неплохой вариант, — я глотнула чаю. — Вы мне достались по бросовой цене. Глядишь, ещё и останусь в прибыли. Смогу позволить себе северного шена.

   Бледные щёки вспыхнули.

   — Я стоил дешевле собаки?!

   — Шены — дорогая и редкая порода. Отличаются необыкновенной преданностью хозяину, к тому же виляют хвостом по доброй воле.

   — Вы издеваетесь? — выдохнул он.

   — Беру с вас пример. Кстати, по поводу беглых инго. Такое изредка случается, и должна вас предупредить: их всегда ловят. И, в назидание остальным, усыпляют. Поэтому решётку на окне воспринимайте как заботу о вашей жизни.

   — И о потраченных деньгах, — съязвил островитянин.

   — Разумеется, — подтвердила я. — На столе баночка из тёмного стекла с витаминами, принимать следует по одной штуке три раза в день. Рядом заживляющая мазь. Вы разрешите смазать вам спину?

   — Вам нужно разрешение раба? — он отставил кружку и повернулся ко мне.

   Свободный верх пижамы легко соскользнул с плеч. Отметины от кнута почти исчезли, но я аккуратно смазала и их, и розовую полоску следа от ошейника.

   — Остальное сами. Кувшин прошу не бить: он последний, наливать воду из стеклянной банки неудобно. На двери стоит крепкий засов, ломать не советую. Пока возитесь, я успею вызвать подмогу. Лучше ложитесь спать, быстрее поправитесь.

   Направилась к дверям, затем спохватилась и обернулась:

   — Совсем забыла: как вас звать?

   — Как угодно моей хозяйке, — усмехнулся инго. — Подбирайте любую собачью кличку — мне глубоко плевать.

   — Дело ваше, — пожала плечами. — За язык вас никто не тянул. Будете Шеном.

   Он странно усмехнулся, но промолчал, несказанно меня этим обрадовав. Теперь я честно могла сказать, что купила Шена.

ГЛАВА 4

Два выходных — великое счастье. Я не относилась к любителям провести весь день уткнувшись в книгу или визор, но ценила возможность как следует выспаться и никуда не торопиться. А в свободное время предпочитала активный отдых: прогулки, поездки за город и тому подобное. Месяц непрерывных снегопадов лишил меня любимых удовольствий, зато я наконец-то освоилась на кухне. При жизни Зеи подходить к плите не было надобности, после её смерти пришлось срочно учиться готовить — не настолько огромное мне платят жалование, чтобы постоянно питаться в ресторанах. Увы, искусного кулинара из меня не вышло, осталось надеяться, что островитянин не окажется сильно привередливым.

   Я внимательно изучила рекомендации, оставленные доктором. Вздохнула и опять собралась в магазин, благо он в соседнем доме, а не в нескольких лигах, как в центральных районах города. Снег так и не перестал, плавно кружил и медленно оседал чистейшим белым слоем поверх слежавшихся сероватых сугробов. Бригада дворников уныло расчищала улицу, выход со двора мне пришлось протаптывать самостоятельно. Оглянувшись на цепочку глубоких следов, я припомнила вчерашнего мужичка. «Сыпет и сыпет, сыпет и сыпет…»

   В магазине собралась очередь. Дородная льена за прилавком двигалась словно в полудрёме, вдобавок постоянно отлучалась за товаром в подсобные помещения. Нетерпеливая льена передо мной в сердцах обозвала её сонной клушей и ушла — не иначе в другой магазин с более расторопными продавцами. Я не торопилась и от нечего делать прислушивалась к болтовне двух девушек позади меня.

   — А потом корабли ка-а-ак накроет гигантская волна! Высотой с лигу!

   — Ой, Фай, выдумаешь тоже! Волна с лигу — все острова утонули бы.

   — И ничего я не выдумываю! — обиделась первая. — В газетах утром писали! И в новостях покажут обязательно, сама увидишь! Тридцать кораблей погибло!

   — Болтушка ты, Фай! Тридцать кораблей — да разве мы отправили бы к дикарям такой флот? Им и трёх много! Чем эти Саё воюют — гарпунами и костяными ножами?

   Ответ неизвестной Фай я не расслышала — подошла моя очередь. Однако слова девушек встревожили. Настолько, что, вернувшись домой, я включила визор и выбрала первый канал: там каждый час передавали новости. Через двадцать минут мрачный диктор со скорбным выражением лица начал обзор с самого громкого события дня. И пусть волна оказалась высотой не с лигу, а в сорок ярдов, и кораблей, как правильно предположила вторая девушка, было всего три, факт оставался фактом. Корабли империи затонули возле берегов Сайо. Приглашённый учёный пустился разглагольствовать на тему опасных природных явлений, его сменил бодрый министр с заверениями, что Кергар не отступит от намеченного курса. Я вполуха слушала их и смотрела в окно. Непрекращающиеся месяц снегопады начались спустя неделю с того дня, как разгневанные послы островов покинули империю.

   В полдень я приготовила ещё одну порцию супа, добавив в неё перетёртое мясо. Открыла пачку с гранатовым соком, наполнила стакан. Не удержалась и попробовала: вкусно. Шен — буду звать так, пока не скажет настоящее имя, — спал, но на звук открывающейся двери поднял голову.

   — Не рановато для обеда? — хрипловатым со сна голосом спросил он.

   — Ваш желудок после длительной голодовки не примет много пищи сразу, — начала я объяснять, натолкнулась на иронично-вызывающий взгляд и замолчала. Необразованным дикарём островитянин точно не был.

   — Странные у нас отношения, — заметил Шен, когда я поставила перед ним поднос. — Вроде раб я, а прислуживаете мне вы.

   — Наслаждайтесь, — невозмутимо откликнулась я. — Это ненадолго. Как только окрепнете, будете есть вместе со мной на кухне.

   — Если вы рассчитываете, что я стану для вас готовить, вынужден разочаровать, — усмехнулся он. — Мои кулинарные способности ещё хуже ваших.

   — Проверяли?

   — В подростковом возрасте. После чего кухарка начала заикаться, а кухню пришлось ремонтировать… — Шен осёкся.

   — То есть у вас тоже существует некое подобие инго? — вздёрнула я бровь.

   — На островах нет рабства! Прислуге выплачивают жалование, и никто не посмеет ограничить их свободу!

   — Но они выполняют за вас вашу работу. Вы отдаёте им приказы, наказываете за неповиновение. Не такая уж огромная разница — отсутствие знака под кожей.

   Я ожидала очередного всплеска гнева и ошиблась, услышав лишь осторожное:

   — Кстати, о знаках. Куда вы вживили мой?

   — Никуда. Вы не в том состоянии, чтобы выходить на улицу, а дома он вам не нужен.

   Шен затих и занялся супом. Затем медленно выпил сок.

   — Правильно ли я понимаю, льена Юлика, что принадлежу вам только на бумаге?

   — Как вы думаете, Шен, зачем инго вживляют знаки? — ответила я вопросом на вопрос.

   — Пометить своего домашнего питомца?

   — Чтобы обеспечить свободу передвижения в пределах Кергара. Инго без знака — беглый инго. Его задержат и отправят в Департамент до выяснения личности хозяина.

   — А что, у рабов статус отражается на лице? — съязвил Шен.

   — В любом виде общественного транспорта установлены сканеры, считывающие либо знаки, либо именные карты оплаты для граждан. Но, предположим, беглецу невероятно повезёт, и он угонит машину… Кстати, вы в курсе, что пешком до порта не добраться?

   — Почему?

   — Его от города отрезает дамба — древняя защита от наводнений. Так вот, даже если удачливый беглый инго проникнет на территорию порта, он лишь издали полюбуется на корабли. Посадка осуществляется по билетам, контроль очень жёсткий, билеты можно купить только по предъявлению удостоверения личности или знака принадлежности хозяину.

   — Льена Юлика, вы на самом деле считаете меня полным идиотом? — вкрадчиво поинтересовался Шен.

   — Вы семь раз пытались бежать — без денег и документов. У меня на глазах собирались замёрзнуть заживо. По-вашему, это поведение разумного человека?

   — И как же ведут себя разумные люди?

   — Приспосабливаются. Выживают. Ждут удобного момента.

   В ярко-голубых глазах разгорался гнев. Уже не слепая ненависть ко всем имперцам, а злость лично на меня.

   — Легко рассуждать, когда это касается других.

   — Наверное, — согласилась с ним. — Я не знаю, как поступила бы на вашем месте, и не узнаю до тех пор, пока не поменяюсь с вами ролями.

   — Но? — с нажимом произнёс Шен.

   Удивлённо посмотрела на него.

   — В вашей гладкой фразе, льена Юлика, отчётливо слышится «но».

   — Раз вы настаиваете… Но я не настолько глупа, чтобы сражаться в том случае, когда не смогу победить.

   Он подался вперёд. Мелькнула мысль, что я правильно дала ему собачью кличку: островитянин сейчас как никогда напоминал зверя. Только не пса, а волка: дикого, хищного, неукротимого.

   — Вы предпочли бы сдаться без боя?

   — Для боя следует выбирать нужное время. Ввязываться в заведомо проигрышную битву — это не геройство, а дурость.

   Его губы дрогнули. Затем Шен рассмеялся — сначала тихо, потом всё громче и громче, пока смех не начал напоминать истерику. Честно — я испугалась. Быстро собрала пустую посуду, выскользнула за дверь и задвинула засов. Не попросить ли у льена Тодеша успокоительных? Кто его знает, вдруг от всего перенесённого островитянин и впрямь повредился рассудком?

   Время тянулось со скоростью ползущей в гору улитки. Я ещё раз перебрала вещи отца. Увы, слишком разные комплекции, что доказывала пижама, в которую Шен легко смог бы завернуться два раза. Одежду надо покупать. И обувь, для начала хотя бы домашние туфли. Папины не подойдут — размер ноги, как я успела заметить, у островитянина был чуть больше моего. Мерки с себя он снять не даст, придётся подбирать на глазок. Уже понятно, что никаких нормальных отношений у нас не получится. Шен не приспособится и не притворится рабом… Тьфу, какое противное слово!

   Вернулась к визору. Передавали последние новости из столицы: Грасо́р был полностью завален снегом. Город спасало то, что его застраивали по плану, утверждённому Алонсо Великим всего полтора века назад. Там, в отличие от Скирона, не существовало ни старых районов с узкими извилистыми улицами, ни маленьких двориков вроде моего. Лишь широкие прямые проспекты, по которым так удобно проходить снегоуборочникам. Несмотря на это, и в Грасоре первые этажи зданий утопали в сугробах, а от огромных площадей, изюминки новой столицы, остались небольшие расчищенные кольца. Слово «аномалия» звучало в каждой фразе. Затем показали Ренго́р и Кирсо́р: циклон бушевал и там. Я с тоской посмотрела за окно, где за белым вихрем почти исчезли дома.

   Неделя до весны… Обычно к этому времени от снега не оставалось и воспоминаний. Из-за близости моря в Скироне умеренная зима, ранняя весна, прохладное лето и поздняя осень. Обильные снегопады довольно редки, в основном льют дожди. Но не в этом году. И я не особо верю в «аномалии». Ещё меньше — в совпадения. Месяц назад Берган объявил войну островам — и вот уже месяц центральную часть империи заносит снегом. Мы только начинаем разрабатывать системы контроля климата. Кто поручится, что учёные того же Сайо нас не опередили? Это в газетах рисуют карикатуры, изображающие островитян в юбках из пальмовых листьев на фоне хлипких соломенных хижин. В Кергар посольство прибыло на вполне современных кораблях, ничем не уступающих имперским.

   Вряд ли Шен захочет со мной откровенничать, да и нехороший истерический смех говорит о том, что островитянина лучше лишний раз не беспокоить. Пусть отдохнёт. Около трёх часов я отнесла ему пюре с протёртым мясом. Он спал, пришлось осторожно дотронуться до руки. Кожа показалась мне ледяной.

   — Вам не холодно? — спросила, стараясь, чтобы голос звучал ровно.

   — Холодно, — с вызовом ответил он. — У вас в доме отключено отопление?

   — Вчера я поставила его на максимум.

   Подошла к комоду, вынула тёплый плед и шерстяные носки, которые вязала ещё Зея.

   — Возьмите. После островов вы должны постоянно мёрзнуть.

   Шен смерил меня мрачным взглядом исподлобья.

   — Так вы понимаете, что я не раскенец?

   — Разумеется. Я тоже не страдаю идиотизмом. Выпейте горячий чай, сразу согреетесь.

   Он обхватил кружку обеими руками, грея пальцы. Машинально подумала, что ему не мешало бы постричь ногти — когда-то явно ухоженные, они изрядно отросли.

   — Занятная у вас мораль. Вы знаете, что я попал в империю незаконно, и закрываете на это глаза.

   — Я купила вас легально. Остальное меня не интересует.

   — Даже то, что я подданный чужого государства? Ваш враг?

   — В настоящий момент вы — мой инго, Шен. Пожалуйста, ешьте, а то опять всё остынет.

   Он проглотил всё за несколько минут, натянул носки, лёг и отвернулся к стенке. Я укрыла его пледом поверх одеяла. В следующий раз я пришла в половине седьмого с овощами и котлетами. Настенное бра освещало пустую спальню: Шен рассматривал себя в поясном зеркале в ванной. Отросшие почти на дюйм волосы торчали во все стороны.

   — С этими повязками можно мыться? — спросил он недовольно.

   — Ещё утром вы еле держались на ногах, — заметила я, стараясь не обращать внимания на вызывающий тон. — Подождите хотя бы пару дней.

   — Не переношу грязь, — скривился островитянин.

   — Как все нормальные люди. Завтра вечером придёт доктор, он скажет, что вам можно, а что нельзя.

   — Визиты доктора, вероятно, недешёвы? — ухмыльнулся он. — Вам не жаль выбрасывать столько денег на раба?

   — Забочусь о своём имуществе, — вернула ему издёвку.

   Шен не нашёлся что ответить. Быстро съел овощи, забрался в кровать и пробурчал:

   — Не гасите свет.

   Боится темноты? Забавно, конечно, но не повод для шуток. К тому же меня радовало уже то, что он безропотно ест и не пытается бежать. Тем не менее задвигать засов я не забывала. На ночь я принесла островитянину тёплого молока с бисквитами, полусонный Шен покорно перекусил, и мы обошлись совсем без слов. Прежде чем лечь спать, я вышла во двор.

   Фонари освещали сверкающее белое поле, в лучах света искрился падающий снег. Ступеньки заднего входа сравнялись с сугробами, на соседней крыше красовалась снежная шапка высотой в ярд. Над моим домом, не сомневаюсь, была такая же. Царила необычная для города тишина. Я задрала голову и смотрела в чёрное небо, ощущая себя крошечной и жалкой в сравнении с этой бесконечностью. Так странно, так неуютно. Словно ты — одна из миллиарда снежинок, носимых ветром. Безликая, безголосая, беззащитная.

   Но множество слабых снежинок образуют буран.

ГЛАВА 5

Проснулась я в семь по будильнику. Позёвывая, сварила молочную кашу. Себе поджарила гренки, Шену оставила мягкий бисквит. Островитянин встретил меня хмурым взглядом, однако я поразилась тому, как быстро он поправляется. Синяки бесследно пропали, кожа посветлела, землистый оттенок исчез. Самое невероятное — волосы отросли ещё на дюйм и блестели в свете бра.

   — Вижу, вам гораздо лучше, — отметила, ставя поднос с едой на стол.

   — Вашими стараниями, — откликнулся Шен с неизменной иронией. — Вы, великодушная льена Юлика, решили посвятить свою жизнь заботе о рабах? Второй день только и делаете, что меня обслуживаете.

   — Третий, — поправила невозмутимо. — Я обслуживаю вас третий день. Но вчера и позавчера были выходные, сегодня мне пора на службу. В обеденный перерыв я приду и принесу вам поесть. Будут какие-либо пожелания?

   — Белое марочное вино с Ол-То́у, свежие морепродукты и выдержанный сыр, — съязвил он.

   — Если доктор разрешит, то пожалуйста. Боюсь, правда, качество морепродуктов вас разочарует — их возят с архипелага, свежесть не та.

   Островитянина задевало моё поведение и ещё больше — моё спокойствие. Шен уже составил определённое мнение обо всех имперцах, и то, что я в него не вписывалась, вызывало его раздражение. Он искал в моих поступках подоплёку, не находил и злился.

   — Вы пожертвуете собственным обеденным временем, чтобы накормить меня?

   — Невеликая жертва. Управление технического надзора, в котором я служу, находится в пяти минутах ходьбы отсюда.

   — Какое удобство, — хмыкнул Шен. — Купили дом поближе к работе или подобрали работу рядом с домом?

   — Можно сказать, что и так и так. Дом приобрёл мой отец, и он специально искал что-то в двух шагах от службы. А я устроилась в управление, потому что ленива и не хочу по полдня проводить в дорожных пробках.

   — И кем же вы работаете, льена Юлика?

   — Канцелярской крысой.

   Его глаза округлились.

   — Кем?..

   — Делопроизводителем, — пояснила я.

   — Секретарём?

   — Ну что вы, Шен! — рассмеялась от души. — Секретарши бывают двух типов: одних держат за смазливую внешность, других за опыт. Первому я не соответствую, второго пока не приобрела. Скромный работник канцелярии — входящая и исходящая документация, письма, базы учёта. Бумажная канитель.

   — Не скучно?

   — Скучно, — созналась я. — Зато у меня стабильная зарплата, мне не приходится тратить время на дорогу и моё пальто украшает знак государственного служащего.

   — Добровольное рабство, — фыркнул Шен.

   — А полной свободы не бывает. Мы всю жизнь от кого-то зависим: в детстве от родителей, затем от учителей, начальника, жены или мужа, под старость от детей и внуков. Даже монах-отшельник в Раскéрских горах приспосабливается к капризам погоды, — я поискала взглядом часы. — Пожалуйста, допивайте чай. Мне пора идти — за опоздания нас штрафуют.

   Он пристально посмотрел на меня. К неприязни примешивалась подозрительность. Стало даже интересно — что он на самом деле думает о моей персоне? Какой я ему кажусь?

   — Сколько вам лет, льена Юлика?

   — Двадцать пять. А вам, Шен?

   — Мы ровесники, — буркнул он и уставился в окно, давая понять, что разговор закончен.

   Без четверти восемь я вышла из дома. К этому времени дворники прокопали узкую тропинку, на которой два человека могли еле-еле разминуться. По улице медленно двигались снегоуборочные машины, грузовики один за другим увозили снег. Словно в насмешку, снегопад тут же присыпáл тёмное дорожное покрытие белой порошей. Дворник-северянин с трудом разогнулся, потёр поясницу и поднял удручённое лицо к небу:

   — Эка напасть… Прорвало его, что ли?..

   Утешить его было нечем: просветов среди плотной облачной завесы не намечалось. Я попыталась вспомнить, когда в последний раз видела солнце. Казалось, тучи зависли над Скироном навсегда. От невесёлых мыслей отвлекли толчея на входе в управление и привычная суета в коридорах. Внушительные штрафы за опоздания волновали сотрудников куда больше погодных аномалий. К счастью, канцелярию общая суматоха не затрагивала. Почту доставляли только в девять, и до этого времени мои коллеги пили чай и увлечённо болтали. Преобладали вечные проблемы добропорядочных семейных дам — мужья, дети, домашнее хозяйство и всевозможное рукоделие. Ещё горячо обсуждали знаменитостей, визосериалы и политику. К сожалению, ни одну из тем я не могла поддержать достойным образом: мужем не обзавелась, сериалы не смотрела, ко всяческим вышивкам-вязаниям испытывала стойкую неприязнь, а о политике по определённым причинам предпочитала помалкивать.

   Тем не менее я всегда присоединялась к утренним чаепитиям. Отчасти из инстинкта самосохранения — противопоставлять себя сплочённому коллективу чревато последствиями. Не то чтобы я боялась осуждения, но зачем портить себе жизнь по мелочам? С другой стороны, послушать опытных жён и матерей даже полезно — разумеется, не слепо следуя их советам, а делая собственные выводы. Вот и сейчас я тепло поприветствовала дам и с удовольствием выпила уже вторую за утро чашечку чая. Сегодня обсуждали детские капризы и снегопад, плетение из бисера и снегопад, творожные кексы и опять снегопад — и так ровно до девяти, пока запыхавшийся курьер не внёс целый мешок писем. После чего в отделе наступила вожделенная тишина, нарушаемая лишь тиканьем старомодных часов в простенке между окнами.

   На обеденный перерыв сотрудники управления срывались за пять минут до положенного срока. Мои коллеги устремились в столовую, я направилась домой. После утренней уборки успело выпасть не менее трёх дюймов свежего снега. Дворники обречённо махали лопатами, наращивая стенки снежных коридоров. На секунду я представила, что с потеплением снег сменят бесконечные дожди, и содрогнулась. Скирон привык к мороси и повышенной влажности, но с такими потоками воды ливневая канализация не справится. Город банально затопит.

   Во дворе меня ждал приятный сюрприз: сосед выкатил ручной снегоуборщик и расчистил проходы к своему и заодно моему домам. Я благодарно поклонилась, пожилой краснощёкий льен добродушно отсалютовал мне рукой в меховой рукавице. В приподнятом настроении я прошла на кухню и провела ревизию холодильника. Супа осталось ровно на две тарелки — мне и Шену. Вечером придётся сварить что-то ещё. Свою порцию я съела прямо из кастрюльки, с сожалением облизала ложку и разогрела котлеты. Если мне не хватило, молодому парню точно будет мало. Перед тем как войти в спальню, я постучала.

   — Я бы открыл, да дверь заперта с вашей стороны, — язвительно откликнулся Шен.

   Когда я вошла, он стоял, закутавшись в плед, и смотрел в окно на пустую заснеженную улицу. Обернулся и усмехнулся.

   — Вы поражаете меня всё больше, льена Юлика. Может, у вас тоже где-то вживлён знак? Всячески ублажаете, не забываете о вежливости — образцовая рабыня при господине.

   — Предпочитаете ошейник и кнут? — невозмутимо откликнулась я.

   — Уж лучше они, чем ваше лицемерие! — на бледной коже вспыхнули яркие пятна румянца. — Пытаетесь убедить в том, что не все имперцы мерзавцы?!

   — Всевышний упаси вас в чём-либо убеждать, — поставила на стол тарелку с котлетами, взяла одну, с наслаждением откусила и прожевала. — Я — женщина, которая пусть плохо, но способна сварить суп. Вы — мужчина, и подпускать вас к плите, по вашим же собственным словам, чревато катастрофой. Поскольку ни ставить вас в неловкую ситуацию, ни ремонтировать кухню я не хочу, придётся мне и дальше соблюдать приличия и готовить на двоих.

   Котлету я доела под его недоверчивым взглядом, отошла к окну, повернулась спиной. Нападёт или остережётся? Насколько хорошо я объяснила островитянину его незавидное положение? По звуку отодвигаемого стула и звяканью ложки о тарелку поняла, что он благоразумно выбрал обед, и искренне этому порадовалась.

   — Шен, вы знаете историю империи?

   — В общих чертах.

   — Сто пятьдесят лет назад на разваливающуюся Кергарскую республику вероломно напали соседние государства, Дáрлен и Раскен. Война длилась четыре года. Талантливый молодой генерал Алонсо Ренир, никакой ещё не император, ни тем более Великий, с огромными потерями отстоял нашу независимость. Будучи благородным человеком, в ходе военных действий Алонсо щадил противника. Врагов не добивали, а брали в плен. В результате после победы в Кергаре образовалось немыслимое количество военнопленных. Алонсо прекрасно понимал, что если он их отпустит, то спустя пару-тройку лет получит новую войну. Содержать же такое количество людей в лагерях не позволял скудный государственный бюджет. Тогда уже император Алонсо издал указ о придании пленным нового статуса — инго. Гражданам империи разрешалось забирать их в безраздельное пользование, но взамен хозяин обязан был обеспечить инго всем необходимым и брал на себя ответственность за его поведение. Ослабленной войной стране требовались рабочие руки, и сотни тысяч пленных дарленцев и раскенцев разобрали мгновенно. Кстати, многие из тех первых инго вступили в брак с кергарками, именно поэтому в империи столько светлокожих блондинов и жгучих брюнетов — потомков северян и южан. Спустя поколение вражда между бывшими противниками свелась на нет — очень трудно ненавидеть соседа, когда вы связаны родственными узами.

   — Льена Юлика, — прищурился Шен, — уж не хотите ли вы сказать, что в империи одобряют браки между свободными гражданами и рабами?

   — Хозяин инго после семи лет владения может обратиться в соответствующие органы с просьбой дать инго статус гражданина. Как правило, его просьбу удовлетворяют.

   — Поразительное великодушие, — издевательски протянул он. — И часто подобное происходит?

   — Где-то полторы сотни случаев в год. С учётом того, что во всём Кергаре сейчас около семидесяти тысяч инго…

   — Сколько?! — резко перебил Шен.

   — Шестьдесят девять с половиной тысяч, — уточнила я. — В Скироне при миллионной численности населения всего девять тысяч инго. В пятимиллионной столице — двадцать три тысячи. Остальные равномерно раскиданы по крупным городам. В сельских и промышленных областях инго не прижились — стоимость налога и расходы на содержание превышают пользу. Наёмные работники и квалифицированные рабочие гораздо выгоднее.

   — С момента основания империи прошло полтора века. Тем не менее вы сохранили рабство!

   — Да, — я отвернулась от окна и посмотрела на часы: без двадцати два. — Любой гражданин может стать инго. Заключает договор, получает приличную сумму и переходит в собственность хозяина. В Раскенской провинции, например, это обычная практика. На севере до сих пор много мелких поселений, где жизнь сильно отличается от городской в худшую сторону. Доктор льен Тодеш семнадцать лет назад купил там двух помощниц. До этого ему катастрофически не везло, наёмные служащие постоянно увольнялись в самый неподходящий момент. Он отчаялся и решил один раз заплатить приличные деньги и больше не переживать, что помощница бросит его без предупреждения и отработки.

   — А рабы с архипелага? — нахмурился Шен.

   — Их зачастую отдают собственные семьи. Моей хорошей знакомой принадлежит инго, которого продали его же родители. На вырученные деньги они приобрели небольшой участок земли с домом. Детей у них аж шестеро, почему бы не поправить благосостояние.

   — Следовательно, вы, сострадательная льена Юлика, оправдываете рабство, — усмешка получилась зловещей, чуть ли не кровожадной.

   — Разумеется — я же вас купила, — ложь далась мне легко.

   — Кажется, я знаю, зачем, — желчно заметил он. — Непривлекательная льена решила заполучить послушного мужа?

   — Вы себя в зеркало видели? — бросила я холодно. — На вас не польстится последняя уродина в империи. А уж с вашим-то характером и подавно.

   Ярко-голубые глаза гневно сузились.

   — Кто бы говорил!

   — По крайней мере, у меня всё в порядке с мозгами и с инстинктом самосохранения, — едко парировала я.

   Собрала пустую посуду и вышла. Нет, ну каков?! В мужья его купили, ага! Мечтай! Сердито шмыгнула носом. По пути в управление покосилась на собственное отражение в тёмных окнах дома напротив. И вовсе я не дурнушка! Лицо лишь немного портит нос с горбинкой, так никуда не денешься: фамильная черта, папино наследство. А в остальном — самая обычная девушка, тёмно-русая, сероглазая, среднего роста, нормальной комплекции. Накрашусь — стану даже симпатичной. Но не для этого же… языкатого супового набора прихорашиваться!

ГЛАВА 6

В канцелярии вернувшиеся с обеда дамы опять чаёвничали. Судя по тому, сколько чашек за день они выпивают только на службе, их кровь как минимум наполовину состоит из чая. Я изобразила любезную улыбку, повесила пальто в шкаф и вернулась к учётным книгам. Во время перерыва принесли огромную пачку документов для рассылки, следовало их зарегистрировать, снять копии, разложить по конвертам и надписать. Отличное занятие, когда тебе нужно успокоиться. Раздавшийся писк местного переговорника застиг меня врасплох.

   — Льена Дигиш, зайдите в приёмную, — прошелестел тихий голос.

   Коллеги подавились чаем. Когда секретарь директора управления вызывал рядового сотрудника, это означало штраф, выговор или иные неприятности вплоть до увольнения. Я вышла, провожаемая сочувствующими взглядами. Служебный лифт бесшумно доставил меня на пятый, последний этаж, ковровая дорожка с жёстким ворсом привела к помпезным белым с золотом дверям, которые сделали бы честь императорскому дворцу. Просторная приёмная тоже поражала пышностью — дорогая полированная мебель, вычурные бронзовые светильники, уголок, обтянутый белой кожей. Секретарь, похожий на нахохленную сову, сухо кивнул мне и указал на неплотно закрытую дверь в кабинет директора.

   — Вас ждут, льена Дигиш.

   Несмотря на роскошь обстановки в приёмной, кабинет директора управления отличала деловая простота. Сам хозяин кабинета утопал в глубоком мягком кресле. Рядом напряжённо застыл невысокий худощавый мужчина неопределённого возраста с цепким и умным взглядом. Едва я вошла, он нетерпеливо рванулся вперёд и стиснул меня в объятиях.

   — Юли, чёрт бы тебя побрал!

   Сначала я попыталась высвободиться из железной хватки. Естественно, безуспешно. Затем покосилась на директора управления.

   — Сарéн, — совсем иным, властным тоном приказал гость, — будьте любезны, оставьте нас.

   Без единого возражения грузный директор выбрался из кресла и покинул кабинет. Я укоризненно покачала головой.

   — Дядя Бриш, как тебе не стыдно! Ты выгоняешь начальника управления, словно нашкодившего щенка! Что теперь подумает секретарь?

   — Плевать я хотел… — начал Бриш, задумался и скривился. — М-да, Юли. Перегнул. Но это ты виновата! Три дня ни одного звонка! Уже жалею, что согласился на твою авантюру!

   — Мне не о чем было докладывать, — я воспользовалась тем, что Бриш ослабил бдительность, выскользнула из объятий и присела на край огромного директорского стола. — К тому же твои люди перестарались с достоверностью. Островитянин попал ко мне в ужасном состоянии. Счастье, что он не знает о том, что любой гражданин империи, уличённый в подобной жестокости, будет немедленно строго наказан. Ошейник, цепи и кнут, серьёзно?

   Глава Третьей тайной службы с мальчишеской ловкостью запрыгнул на стол и устроился рядом со мной.

   — Юли, мы хотели сыграть на контрасте. Мерзавец-хозяин, благородная спасительница, вечная признательность и всё такое прочее.

   — Ты перечитал любовных романов, в которых прекрасная героиня спасает инго, а он влюбляется в неё и совершает подвиги, — фыркнула я. — Надо сказать твоему помощнику, чтобы прятал от тебя подобные книжки. Твоей работе романтика вредит.

   — Девочка моя, в жизни срабатывают самые простые варианты, — вздохнул Бриш.

   — Простые? — усмехнулась я. — Этого парня похитили и избивали, его переполняет ненависть к империи, он зубами выгрызал знак! И ты ждёшь, что в благодарность за тарелку супа он тут же выложит мне секреты островов?

   Бриш многозначительно дёрнул плечом.

   — К тому же ты забываешь: я не «коварная обольстительница» и не «очаровательное дитя», — озвучила я самые распространённые типы агентов. — На этот раз мой заурядный облик сыграл дурную службу. Нужно было поручить дело Нари́те или Дéлике. Меня островитянин только что назвал непривлекательной!

   — Это он погорячился, — Бриш приобнял меня. — Юли, однажды выбранная тобой роль исключительно удачная. Обыкновенная, неприметная, незапоминающаяся — идеальный образ. Ещё подростком ты великолепно справлялась с заданиями. Отец гордился бы тобой. И сейчас — я в тебя верю. Именно поэтому оставил лишь внешнее наблюдение и позволил самой выбирать линию поведения с островитянином.

   Он с тоской покосился за окно, где мельтешили белые хлопья.

   — Снежный циклон. Потом, не сомневаюсь, его сменят ураганные ливни. За ними придут цунами вроде той волны, что вчера потопила корабли. А дальше? Пожары, бури, нашествия саранчи? Не представляю, как такое возможно, но это работа островов! И если мы не поймём как, то могущественная империя спасует перед крошечными клочками суши!

   — Оставили бы их в покое, — резко произнесла я. — Бергану не нужны эти, как ты правильно сказал, крошечные клочки суши. Неужели так трудно на несколько лиг перенести морские торговые пути?

   — Берг не привык, что кто-то открыто плюёт ему в лицо. Знаешь, что написал императору великого Кергара князёк Сайо? «Ты пожалеешь». В ответ на официальное послание на четырёх листах, фактически завуалированное предложение о мире, — два слова! Во дворце весь день ходили на цыпочках, лишь бы не попасть Бергу под горячую руку!

   — Значит, это не было предложением мира, — упрямо возразила я. — Дядя, попробуй объяснить Бергану, что гордость не всегда благо. В конце концов, у него целая служба получает жалование за то, что занимается созданием положительного образа императора. Пусть снисхождение к островам преподнесут как великодушие потомка Алонсо Великого. Мы слишком мало знаем об островитянах. Шен поправляется на глазах, у него кровоподтёки проходят за ночь, рубцы рассасываются с невероятной скоростью, даже волосы растут по дюйму в день!

   — Шен? — заинтересованно переспросил Бриш. — Это же порода собак? Что, его правда так зовут?

   — Надо же было как-то к нему обращаться, — пожала я плечами. — Своего имени он не сказал. К тому же он чем-то похож на пса. Всё, что мне удалось вытянуть, — ему двадцать пять лет, он говорит на имперском почти без акцента и люто ненавидит Кергар. А ещё он страшный, как чёрт из преисподней! — добавила обиженно.

   — Юли! — рассмеялся дядя. — Вот уж от кого-кого, а от тебя не ожидал! Ты умеешь подобрать ключик к любому объекту, независимо от своего к нему отношения. И я не требую, чтобы ты изображала страсть или влюбила парня в себя. Достаточно доверия.

   — Давай я «перепродам» его Нарите? — предложила я. — Уверена, уже завтра они станут любовниками. Ещё ни один мужчина не устоял перед девушкой с ангельской внешностью!

   — Моя цель заключается не в том, чтобы удовлетворить потребность островитянина в женской ласке, — отрезал Бриш. — Наша задача, Юли, — оценить масштаб угрозы, которую несут острова. И ты с этим справишься лучше других.

   Он встал и выпрямился.

   — Не хотел тебе говорить. Чтобы захватить твоего Шена, я отправил десять агентов. Лучших агентов, Юли. Из них трое погибли. Этот парень достался мне слишком дорого.

   Я застыла.

   — Дядя, кто?..

   — Нéрит. До́раш. Лю́кер.

   Каждое имя отзывалось тупой болью. Мы все знали друг друга. Пусть не общались годами, не встречались вне службы, делали вид, что незнакомы, случайно столкнувшись на улице. Наши отношения даже дружбой нельзя было назвать. Двойная жизнь, тайная служба во благо империи. Дораша похоронят как скромного бухгалтера, Люкер останется в памяти близких учителем физики, Нерита оплачут безутешная жена и две дочери. Их любящий муж и отец — простой клерк, которого почему-то очень часто отправляли в длительные командировки.

   — Теперь ты, по крайней мере, понимаешь, почему я сходил с ума от твоего молчания, зная, что ты наедине с опасным объектом.

   — Он один убил троих? — холодно уточнила я.

   — Он защищался, Юли. Я поступил бы точно так же в подобной ситуации. Пожалуйста, не переноси…

   — Дядя! — от возмущения спрыгнула со стола. — Я профессионал! Прекрасно умею отделять личное от работы!

   Бриш тепло улыбнулся.

   — Конечно, Юли. Ни секунды в этом не сомневаюсь. Буду ждать твоего звонка.

   В приёмной директор пил ароматный кофе с густой шапкой молочной пены. На меня он старался не смотреть: директор управления был единственным, кто догадывался, почему глава Третьей службы Кергара лично приходит с неожиданными проверками. Разве что неприметную сотрудницу канцелярии обычно вызывали с каким-нибудь пустячным документом из архива. Но даже директор не подозревал, что Бриш — родной брат моего отца. О моих семейных связях не знала ни одна живая душа. Я носила фамилию матери, получала положенные мелкой должности восемьдесят тысяч и ни реалом больше, не пользовалась привилегиями, держалась в соответствии со своим скромным статусом… Список можно было продолжать до бесконечности. Такую роскошь, как друзья, я тоже не могла себе позволить. Максимум — Патриша, с которой приятно поболтать о театре и сумочках. С друзьями хочется быть честной, а откровенничать я не имела права.

   — Льена Дигиш, — секретарь вежливо протянул мне запечатанный конверт и записку. — Это письмо следует срочно отправить с курьером. Здесь адрес.

   Отлично. Не нужно ломать голову, объясняя любопытным коллегам причину вызова. Я поспешила обратно в канцелярию. Ещё три часа — и можно возвращаться к Шену. К человеку, убившему наших агентов. К островитянину с немыслимой регенерацией. К зыбкой надежде остановить эту чёртову войну.

ГЛАВА 7

По пути с работы я сделала крюк, зашла в универсальный магазин и еле дотащила до дома два больших пакета с покупками. Первым делом отправилась на кухню и поставила вариться курицу на бульон, в очередной раз с грустью вспомнив Зею. Переоделась в домашнее, для фона включила визор. В Грасоре открывали новый университет, очевидно, хотели показать, что никакие военные кампании и природные аномалии вместе взятые не сломят боевой дух великого Кергара. Алую ленточку торжественно перерезал сам император. Берган выглядел не по возрасту усталым и осунувшимся, обязательная для подобных церемоний улыбка не вязалась с холодным взглядом. Валивший хлопьями снег не прибавлял оптимизма. Приглашённые на открытие зрители тоже натянуто улыбались и прятали хмурые лица за шарфами и шапками.

   В семь я принесла Шену ужин. Он уже вполне бодро сидел на кровати, серебристые волосы прикрывали кончики ушей. Наверное, ему было настолько скучно, что при моём появлении островитянин даже не съязвил. Без разговоров съел всё, что я принесла, выпил сок и с сожалением отставил пустой стакан.

   — Хотите добавки? — предложила я.

   Гордость в нём боролась с потребностями выздоравливающего тела.

   — Не откажусь.

   Со второй порцией он разделался так же быстро, сам собрал пустую посуду на поднос. Я не спешила уходить.

   — Шен, выслушайте меня. Скоро придёт доктор. Для вашего же благополучия прошу: сделайте при нём вид, что вы — образцовый инго, пример послушания и преданности хозяину. Льен Тодеш уже советовал перепоручить вас Департаменту надзора. Боюсь, при малейших признаках агрессии с вашей стороны он обратится туда без моего ведома и согласия.

   — Чем плох Департамент? — уголки губ предсказуемо поползли вверх. — Мне-то без разницы, кому принадлежит клетка, в которой меня будут держать.

   — Вас не будут держать в клетке, точнее, не продержат в ней долго. Первый же серьёзный осмотр подтвердит, что вы — островитянин, враг, нелегально оказавшийся в империи. Шпион или случайная жертва — не важно. Благодаря князю Сайо, отказавшемуся от переговоров, между Кергаром и островами нет соглашения о выдаче военнопленных. Вы доведёте мою мысль до логического конца, или мне продолжить?

   — Намекаете, что меня казнят? — усмехнулся Шен.

   — Не намекаю, а говорю прямо. У вас два варианта: добровольно потерпеть четверть часа или бесславно умереть. Очень сложный выбор, не правда ли?

   — Вы не собираетесь вживлять мне знак? — спросил он после долгой паузы.

   — Нет.

   — Обещаете?

   — А вы поверите имперке на слово? — вздёрнула я бровь.

   — Имперке — нет. Вам попробую.

   В голосе Шена не было ни теплоты, ни признательности. Уверена, он просто наконец-то начал здраво рассуждать. Положение инго спасало его от смерти, хозяйка-девушка, одинокая и слабая, увеличивала шансы на побег. Теперь он перестанет предпринимать отчаянные попытки, начнёт собирать информацию, попросит доступ к газетам и визору.

   — Льена Юлика, а если я дам вам слово, что не сбегу? Вы позволите мне свободно перемещаться по дому? Смотреть новости?

   — Разумеется, Шен. Всё, кроме выхода на улицу.

   Он кивнул.

   — Можно считать, что мы договорились?

   Вместо ответа я вышла, демонстративно оставив дверь открытой. Вернулась с объёмистым пакетом.

   — Здесь одежда. Пижама, брюки, рубашка, бельё, носки и тапки. Если что-то не подойдёт — не срывайте бирку и скажите мне, завтра я обменяю на ваш размер.

   Шен ошарашенно развернул бумажную упаковку и хмыкнул.

   — Всё чёрное?

   — Я не знаю ваших предпочтений, но, согласитесь, нежно-салатовое в горошек или персиковое в цветочек было бы вам не к лицу.

   На его лице возникла слабая, почти нормальная улыбка, но переодеваться он не стал.

   — С вашего позволения, льена Юлика, я дождусь доктора. Не хочу надевать чистую одежду на грязное тело.

   Льен Тодеш появился через час. Долго сбивал снег с ботинок, потом отряхнул пальто.

   — Ужас, что творится, — пожаловался со вздохом. — Метель, ни зги не видно, машину бросил на улице, вернусь — не найду среди сугробов… Как твой мальчик?

   — Судите сами.

   При виде Шена доктор всплеснул руками.

   — Невероятно! Ну-ка, мой хороший, иди поближе ко мне.

   От бесцеремонного обращения инго закусил губу, однако смолчал. Послушно сел на край кровати и позволил снять повязки. Льен Тодеш присвистнул.

   — Поразительно! Опухоль спала, от воспаления не осталось и следа! И ни одного шрама — просто чудеса! Кожа как у ребёнка!

   — Льен Тодеш, ему можно мыться? — спросила я.

   — Сколько угодно! Фиксация больше не нужна. Только, пожалуйста, мой милый, никаких резких движений! Чудеса чудесами, но повреждения были слишком значительны. На всякий случай я сделаю пару уколов. И витамины — не забывай про витамины!

   Уколы Шен тоже перенёс стоически. Напоследок доктор заставил инго открыть рот. Островитянин стерпел и это, лишь прикрыл глаза, чтобы не выдать гнев.

   — Мальчик мой, ты практически здоров. Когда последний раз тебе делали прививки? Не знаешь? Юли, недельки через две смело прививай. Листок с рекомендациями можешь выбросить в мусорное ведро. Никаких ограничений. Пусть ест всё, что хочет. Если бы не погода, я рекомендовал бы и прогулки, но увы… Кстати! Давай я заодно вживлю знак.

   — Позже, — возразила твёрдо. — Я ещё не придумала место.

   — Ох уж эти юные выдумщицы! — развёл руками льен Тодеш. — С тебя тысяча реалов, Юли.

   Шен внимательно следил, как я прикладываю карту к устройству и заверяю перевод кодом. Его лицо заметно скисло. Да, обокрасть кого-либо в империи практически невозможно. О том, как выглядят наличные деньги, граждане Кергара забыли уже лет сто назад. А карта без кода — простой кусочек пластика. Я пошла провожать доктора, у порога льен Тодеш спохватился.

   — Юли, я признаю, что был неправ. Твой мальчик неагрессивен и вполне послушен. И всё же его происхождение меня беспокоит. Да и регенерация эта больно странная: позавчера еле дышал, сегодня здоров. Обратись в Департамент.

   — Льен Тодеш, вы хотите, чтобы его у меня отняли? Шен — раскенец, потомок переселенцев с островов, но сейчас никто не будет разбираться! — я надула губы словно обиженная девочка. — Это мой инго, он мне нравится! Не отдам его какому-то Департаменту!

   — Конечно, конечно, раз нравится… — сразу сдался доктор. — Ты ведь всё одна да одна. Хотя, Юли, между нами, — понизил голос льен Тодеш, — страшненький он. Можно было бы взять кого-нибудь и посимпатичнее.

   — И ничего он не страшный! — запротестовала я. — Светленький, голубоглазенький… Ямочки на щеках, вот!

   Мысленно я дала себе пинка: переигрываю. Какие там ямочки — провалы, зубы через кожу можно пересчитать. Но лучше пусть льен Тодеш решит, что у меня извращённое чувство прекрасного, чем продолжит настаивать на вмешательстве Департамента. Доктор попрощался и ушёл, я развернулась — и натолкнулась на ухмылку Шена.

   — Вы бесподобно притворяетесь, льена Юлика.

   — А вы, кажется, собирались мыться, — невозмутимо отозвалась я.

   — Непременно… Только хотелось бы понять, почему вы в меня так вцепились?

   — Купила по дешёвке, теперь радуюсь.

   — О, нет, — он шагнул вперёд, мой взгляд упёрся в выпирающие ключицы. — Вы не выглядите меркантильной. Как, впрочем, и сострадательной. Но не это самое подозрительное, льена Юлика. Гораздо больше меня занимает вопрос — почему вы не испытываете страха? Я уже не немощный полутруп, мы одни в доме… Вы не боитесь?

   — Нисколько. Допустим, вы меня изнасилуете, а дальше? Запрёте в комнате? Сами же и умрёте с голоду: картой без кода вы пользоваться не сможете, да и денег на ней немного. Оглушите и сбежите? Смешно. В Скироне вы никого не знаете, никто вам не поможет, посольства островов здесь нет. Даже если чудом доберётесь до порта, вас тут же схватит охрана. И получается, что причинять мне вред не в ваших интересах. Так почему я должна бояться?

   — Вот это меня и тревожит, — Шен склонил голову к плечу. — Ваши рассуждения не подходят молодой девушке. Слишком хладнокровные, слишком логичные. Пожалуй, мне следует извиниться за глупое предположение о романтической подоплёке ваших поступков. Для вас я кто угодно, только не мужчина.

   — Вы инго, — ответила намеренно грубо. — Разумеется, я не вижу в вас мужчину.

   Теперь он рассмеялся.

   — Как и я в вас — женщину. Вы всё время врёте, льена Юлика. Когда притворяетесь жестокой и когда объясняете свои поступки взбалмошностью. Готов поспорить: в вашей жизни нет ничего спонтанного и непреднамеренного. Даже сейчас вы так тщательно обдумываете свои слова, словно от этого зависит будущее империи, не меньше. До вас я вообще не встречал девушки, которая бы столько думала.

   — Вам просто не везло.

   — Возможно.

   Он развернулся и ушёл. Я с облегчением выдохнула. Нет, если между нами и вспыхнет пылкое чувство, то это будет исключительно желание поубивать друг друга. Нужно действовать иначе, но как? Доверие — одна из тех вещей, которые не завоюешь силой. Шен не доверял мне, я ему, с неба сыпался бесконечный снег, а где-то за тысячу лиг отсюда корабли империи осаждали острова, потому что уязвлённое самолюбие было для императора важнее живых людей.

   Хотелось завыть от отчаяния, вместо этого я направилась в гостиную. Свет зажигать не стала, включила визор, забралась с ногами на диван и постаралась отвлечься. Показывали какой-то популярный сериал из тех, что обожали сотрудницы канцелярии. Несчастная, но милая сиротка-инго попадала в дом к богатому и властному хозяину. Честная сиротка с первой же минуты начинала проявлять характер, всячески перечила своему господину и одновременно взывала к его совести — немыслимое сочетание, крайне редкое в реальности. Хозяин, конечно же, проникался к ней искренней симпатией, а потом и нежной любовью, скрытой под напускной грубостью и сарказмом. Дамы из канцелярии обсуждали сериал не первый день, поэтому я была в курсе происходящего.

   Шен подошёл бесшумно, сел на другой конец дивана. В чёрной одежде он казался тенью, выделялись лишь светлые пятна головы и рук. Я невольно отметила, что, несмотря на худобу и общую угловатость, островитянин обладает грацией: так двигаются хищные звери, когда охотятся. Минут десять он заставлял себя смотреть на экран, на одиннадцатой не выдержал:

   — Льена Юлика, никогда не поверю, что вам такое нравится.

   — Я тщетно пытаюсь понять, отчего другие приходят от этого в восторг. Мои коллеги сегодня утверждали, что героиня — образец женственности и бескорыстия.

   — Вы так не считаете?

   — Если под женственностью понимать привычку падать в обморок по десять раз на дню, причём обязательно в крепкие мужские объятия, а под бескорыстием — продать себя за деньги, то да, я с ними согласна.

   — Никогда не теряли сознание?

   — Всевышний миловал.

   Из темноты донёсся приглушённый смешок.

   — И собой торговать не стали бы?

   — Смотря ради чего. Героине визокартины якобы пришлось обеспечивать свою семью.

   — Эта причина кажется вам недостойной?

   — Поддержать семью финансово можно и по-другому. Выучиться на экономиста, доктора, инженера, технолога. Образование в империи бесплатное. Но девушка выбрала быстрый и лёгкий путь. Причём она продала себя не пожилому дворнику или уборщику, а молодому богатому красавцу. Зачем тратить время на учёбу, если можно достигнуть всего и сразу? Гораздо проще проводить дни в праздности и под разговоры о всеобщем благе очаровывать своего господина.

   — А на кого выучились вы, льена Юлика, раз вынуждены прозябать в отделе делопроизводства?

   — На историка. Но мой диплом пылится уже четыре года. Я уже призналась, что ленива и предпочла работу поближе к дому.

   — То есть семье нечего рассчитывать на вашу поддержку?

   — У меня нет семьи, Шен. Родители погибли тринадцать лет назад, а Зея умерла в начале осени.

   — Зея? — он вцепился в имя. — Ваша родственница?

   — Инго. Бабушке подарили её на совершеннолетие. Они были лучшими подругами. После смерти бабушки Зея переселилась к нам, помогала маме по хозяйству.

   — Странные вы, имперцы, — заледенел голос островитянина. — Называете рабов друзьями, но не желаете дать им свободу.

   — С чего вы взяли, что не желаем? Ещё бабушка предлагала Зее гражданство, папа при мне несколько раз заводил этот разговор. Зея всегда отнекивалась. Она была степнячкой — из далёкого села на юге. Возвращаться домой не хотела, работать за жалование отказывалась наотрез, а жить в качестве нахлебницы не могла.

   — Какая-то вывернутая логика. Вы же всё равно её содержали.

   — Потому что к этому обязывал статус инго… — я запнулась и продолжила после долгой паузы: — Шен, как вы думаете, почему в огромном Кергаре нет нищих, бродяг, попрошаек?

   — Их всех превращают в рабов?

   — Далось вам это слово! — в сердцах выдохнула я. — Что за манера раскрашивать мир исключительно в чёрный и белый цвета!

   — Не хуже, чем ваше стремление находить пристойные названия для мерзости! Инго — рабы, ваша собственность, бесправные вещи! Завтра вы можете продать меня, словно мебель, как диван, на котором мы сейчас сидим! Или заставить исполнять ваши прихоти, или наказать кнутом!

   Я молча поднялась, сходила в кабинет отца, принесла приличных размеров книгу с золотым тиснением на переплёте и положила рядом с ним.

   — Законы Кергарской империи. Статьи с двадцатой по сорок седьмую посвящены инго. Изучите на досуге. Особенно обратите внимание на статьи двадцать вторую о добровольности принятия статуса и тридцать восьмую о порядке возвращения гражданства. Будете уходить — выключите визор. Если проголодаетесь, на кухне в холодильнике для вас молоко и ветчина, а на столе в хлебнице пакет с овсяным печеньем. Спокойной ночи, Шен.

   Он меня не остановил, я и не надеялась. Пошла в свою спальню, задержалась взглядом на задвижке. Нет, запираться не сто́ит. Во-первых, я должна показать, что доверяю ему. Во-вторых, надеялась на его благоразумие. В-третьих… вдруг он всё же полезет ко мне ночью, и тогда я с наслаждением врежу по противной физиономии!

ГЛАВА 8

Будильник безжалостно прозвенел в семь утра. Я поплелась на кухню, поминая недобрым словом острова, императора, Третью службу и даже дядю. Будь я одна, обошлась бы чашкой чая, а теперь каждый день приходится готовить! От овсяного печенья остались только крошки, молоко Шен тоже выпил. Из ветчины и десятка яиц я сообразила пышный омлет. Островитянин тут же нарисовался в дверях, явно привлечённый запахом.

   — Светлое утро, Шен, — безмятежно поздоровалась я. — Садитесь завтракать.

   Он с недоумением следил, как я перекладываю весь омлет со сковородки на тарелку и ставлю перед ним.

   — Льена Юлика, вы в него плюнули? Почему сами не едите?

   Вместо ответа я достала чистую вилку, отрезала от омлета маленький кусочек, прожевала и проглотила.

   — Убедились, что не отравлено? Мой аппетит просыпается к вечеру.

   Допила свой чай, чашку закинула вместе со сковородкой в мойку и оценила получившуюся композицию.

   — Вы умеете мыть посуду, Шен, или за вас это всегда делали слуги?

   Островитянин вмиг вспыхнул.

   — На что вы намекаете?!

   — Сужу по вашим рукам. Настолько нежная кожа не сочетается с грязной работой. Вряд ли вам приходилось заниматься домашней уборкой или чем-то подобным.

   Шен уставился на свои пальцы так, словно видел их впервые в жизни. А я мысленно прикидывала — на сколько дюймов отросли его волосы, раз теперь они полностью закрывают уши? От раны на шее не осталось и следа, кожа напоминала изысканный кардéнский фарфор — такая же гладко-матовая, белая, полупрозрачная.

   — Это не значит, что я не справлюсь с элементарными вещами!

   — Замечательно. Тогда посуда за вами.

   — Решили вспомнить, что вы — моя хозяйка? — съязвил Шен.

   — Обыкновенная справедливость. Я готовила — вам мыть. Встретите меня с обедом — без разговоров встану к мойке.

   Возразить ему было нечего. Поэтому я удивилась, когда он нагнал меня в прихожей.

   — Льена Юлика, вы уходите и оставляете меня одного в доме? Не связанного, не запертого? А вдруг я начну рыться в ваших вещах?

   — А вы начнёте?

   — Больно надо, — очень по-детски насупился он.

   — Тогда о чём речь?

   Хотелось рассмеяться, но я пощадила его самолюбие. Замоталась шарфом и шагнула в метель. Вьюга со вчерашнего дня только усилилась, пока я дошла до работы, снег облепил лицо и повис на ресницах. В холле управления постелили дополнительные грязезащитные коврики, но и это помогало мало. Уборщица не успевала убирать кашу из воды, снега и песка. Мои коллеги на разные голоса склоняли все природные аномалии в мире. Дамы в канцелярии на их фоне выглядели эталоном невозмутимости и спокойствия. Они пили чай — и сегодня это показалось мне чудесным. Если, несмотря ни на что, люди не изменяют своим привычкам, не так уж всё безнадёжно.

   Бумажная рутина и вовсе подняла мой дух. Война, снежные бури, операции тайной службы — и бюрократическая переписка по поводу необходимости выделения плановому отделу дополнительных скоросшивателей, папок, скрепок и зажимов. Вопрос на двести пятьдесят реалов неделю решало несколько руководителей. Особенно позабавила резолюция директора на одном из приказов: «Они их едят, что ли?!» Я настолько развеселилась, что не сразу заметила Патришу, которая подошла вплотную к моему столу.

   — Светлого дня, Юли.

   Обычно весёлый голос Патриши звучал сдавленно. Она не отрывала взгляда от носков своих лакированных полусапожек и, что ещё хуже, не улыбалась.

   — Светлого дня, Пат.

   Следующую фразу Патриша буквально выдрала из себя:

   — Юли, мне нужен твой совет.

   — Всегда рада помочь, — опешила я.

   — Не здесь, — она оглянулась на моих коллег, разумеется, навостривших любопытные уши. — Можно, я зайду к тебе после работы? Это очень-очень важно!

   Раньше для Патриши «очень-очень важным» был фасон туфель, которые не сочетались с очередной сумочкой, но я заметила опухший нос и покрасневшие глаза. Вряд ли из-за ерунды Пат станет портить свою внешность и лить слёзы.

   — Конечно, приходи.

   — Спасибо! — от избытка чувств Патриша схватила мою руку, сжала и почти опрометью выскочила из канцелярии.

   Всё время до обеденного перерыва и после, когда шла домой, я размышляла над странным поведением Патриши. Лишь у самого порога мысли переключились на Шена. Встретила меня подозрительная тишина. На секунду сердце ёкнуло: неужели всё-таки сбежал?! Понятно, что уйти далеко дядины агенты ему не дадут, но сколько лишних хлопот! Дёргалась я напрасно — островитянин нашёлся в гостиной. Сидел, уткнувшись в книгу, и при виде меня вздрогнул.

   — Идёмте обедать, Шен, — я показала ему завёрнутые в бумагу контейнеры, от которых шёл пар. — Вам сегодня повезло: в столовой управления продавались комплексные обеды на вынос, а там прекрасно готовят.

   — Я разбил чашку, — невпопад ответил он.

   — Печально, — преувеличенно горько вздохнула. — Это были любимые чашки Зеи. Хорошо, что осталась вторая, уберу и сохраню на память.

   — Вторую я тоже… разбил, — с трудом выдавил Шен. — Простите, льена Юлика.

   Стоило огромного труда изобразить не просто серьёзное, а грустное лицо.

   — Шен, вы прямо орудие разрушительной силы. Идёт всего четвёртый день нашего совместного проживания, а я уже лишилась кувшина, стакана и двух чашек. Надеюсь, сковородка цела?

   Если б это зависело только от меня, я любовалась бы его виноватым лицом вечно.

   — Цела, но…

   — Светлые духи! — всплеснула я руками. — Шен, Всевышнего ради, скажите — что можно сделать с чугунной сковородкой?

   — Поцарапать?

   Честно — он выглядел так, словно ожидал, что я прямо сейчас достану кнут. Или оставлю его голодным. А когда осмелился поднять голову и заметил мою улыбку — остолбенел.

   — Обед стынет, — напомнила я.

   Порции в столовой управления были рассчитаны на взрослого мужчину, я осилила салат и суп, а жаркое с мясом пододвинула Шену.

   — Выручайте.

   — Вы это нарочно? — сердито спросил он.

   — Берегу фигуру.

   — Было бы что беречь, — выпалил Шен и тут же поправился: — В смысле, вы и так слишком худая.

   — Спаси-ибо, — протянула я. — Забавно слышать это от вас.

   — У меня есть оправдание, — он прищурился. — Почти неделю я ничего не ел.

   — Решили таким мучительным способом отправиться на Небеса?

   — Сначала меня наказывали за плохое поведение. Потом — да, смерть предпочтительнее рабства.

   — Живой человек в состоянии вернуть свободу, мёртвый — нет.

   — Вы, несомненно, поступили бы умнее, — усмехнулся Шен. — Притворились бы покорной и сбежали в удобный момент.

   — Я не могу предугадать, как бы себя повела, — почему-то захотелось быть с ним откровенной. — Возможно, тоже перестала рассуждать здраво и с отчаяния грызла себя зубами. Это сейчас мне кажется, что я сумела бы всех обмануть, ослабить бдительность и улизнуть. Но знаете, Шен… Чтобы понять, что такое устрицы, надо попробовать устрицу. Всё остальное — сотрясение воздуха.

   Первый раз в ярко-голубых глазах появилось нечто человеческое. Не благодарность, но весьма близкое к ней чувство.

   — Интересная вы особа, льена Юлика, — наперекор взгляду, он подпустил побольше сарказма в голос. — Даже странно, что с подобным характером вы удовольствовались бумажной рутиной. Из таких, как вы, выходят искательницы приключений, безжалостные авантюристки с холодным сердцем. Вас легко представить естествоиспытателем, учёным-исследователем, даже шпионкой, только не канцелярской крысой.

   Мне потребовалось время справиться с холодком между лопаток.

   — Вы раскусили меня, Шен, — трагично вздохнула. — Я агент секретной службы. Между отправкой писем и регистрацией документов я обольщаю врагов империи и подсыпаю яд в бокалы с вином. Теперь моя карьера зависит от вашего умения хранить тайны.

   Он громко фыркнул:

   — Не больно вы похожи на коварную обольстительницу.

   — Что верно, то верно, — согласилась я. — Сока хотите?

   Дом я покинула в смешанных чувствах. Вышла в метель, направилась в противоположную сторону от управления. В небольшом магазинчике сувениров пожилой продавец — он же хозяин — тепло улыбнулся мне.

   — Юли, ты вся в снегу.

   — Сыпет и сыпет, — повторила я прицепившуюся фразу. — Льен Сéшир, помогите подобрать подарок.

   Продавец без лишних слов протянул мне пластиковую карту-ключ. Неприметная дверка привела в кладовую, заставленную нераспечатанными коробками с товаром. Я присела на табурет у окна, провела рукой под выпирающей столешницей и достала из тайника вифон. Наверное, мы все перестраховщики, и я спокойно могла бы поговорить из дома и по собственному устройству. Но рисковать не хотелось.

   — Юли? — мгновенно отозвался дядя.

   — Нужно встретиться.

   — Сегодня в девять у Нариты, — быстро сориентировался он.

   — Хорошо.

   Вифон отправился обратно, я покинула кладовую и вернула хозяину ключ. Всё дорогу до управления метель ледяными иголочками колола щёки. Прохожая часть тротуаров сузилась до пары ярдов. Люди шли, низко наклонив головы, к магазинам вели снежные коридоры. Два уборщика с лопатами второй раз за день расчищали площадку перед входом в здание управления. Я добросовестно стряхнула прилипший к подошвам снег.

   На долгие игры по завоеванию доверия островитянина не было времени. Нужны решительные действия, иначе Шен с его чёртовой интуицией докопается до правды.

ГЛАВА 9

Патриша пришла в половине шестого, я едва успела переодеться в домашнее. Она по-прежнему выглядела глубоко несчастной, по сторонам не смотрела и рассеянно поздоровалась с Шеном, который не покидал облюбованного дивана в гостиной. Островитянин оторвал взгляд от книги:

   — Добрый вечер.

   — Ой! — словно очнулась Патриша. — Добрый вечер! Простите, вы — тот самый инго, которого спасла Юли? Вы так быстро поправились?!

   — В империи прекрасные врачи, — Шен поднялся и издевательски поклонился. — Льена Юлика, я пойду к себе.

   Это «пойду к себе» прозвучало так царственно, что я поставила в памяти зарубку. Патриша забыла об инго через секунду. Опустилась в предложенное кресло, отказалась от чая.

   — Прости, Юли… Я сама не своя. Самое ужасное, что больше мне совершенно не с кем поделиться! Десятки подружек, но ни одна не даст разумного совета. Раньше я прибежала бы с подобным к маме, только мама ничего не должна знать. Иначе всё окончательно рухнет!

   Она потянулась к крохотной сумочке, вынула носовой платок, промокнула блестящие глаза.

   — Я говорила тебе, что подала документы для присвоения Джи гражданства?

   — В прошлом месяце, — подтвердила я.

   — Вчера вечером я получила положительный ответ из Департамента. Обрадовалась и рассказала Джи, — Патриша всхлипнула. — Понимаешь, я от него всё скрыла — не хотела напрасно обнадёживать. Мало ли, ведь случаются и отказы. Тем более что Джи с севера архипелага, а у нас сейчас военная кампания…

   Рука сжала платок с вышитым в углу вензелем.

   — Мы с Джи любим друг друга, Юли. Уже семь лет. Мне не нужен другой мужчина, будь он каким угодно богатым, влиятельным… да хоть самим императором! Замуж я выйду только за Джи, и не важно, что он с нищего крошечного островка. Но вчера, когда я показала ему разрешение, он меня отругал! Заявил, что наш брак никогда не примут мои родители, что я порчу себе жизнь, что потом я его же возненавижу!

   — А твои родители действительно будут против? — осторожно спросила я.

   — Прыгать от счастья до потолка точно не станут, — выдохнула Патриша. — Папа здорово рассердится, мама примется каждый день звонить и плакать. Скорее всего, прекратят помогать деньгами. Только если они меня любят, должны понять. Но пусть даже не поймут — это моя жизнь и мой выбор!

   — Подобные громкие заявления звучат замечательно, когда ты не задумываешься о последствиях, — осадила я её порыв. — Пат, ты хоть примерно представляешь, что значит — жить на зарплату? И Джи не захочет сидеть на твоей шее, он же не бездельник какой-нибудь. Ему придётся работать. Высшего образования у него нет, значит, остаётся низкооплачиваемый труд. Разнорабочий, подсобник, грузчик… Предположим, ты продашь свой шикарный особняк в центре Скирона и переберёшься в домик попроще где-то на окраине, а вырученные деньги положишь в банк. Это даст небольшой месячный доход. Ещё тебе придётся уйти с непыльной должности в управлении и поискать другое место. Вместе вы сможете рассчитывать тысяч на сто пятьдесят — сто семьдесят. Сколько стоят твои сапожки, Пат?

   — Тридцать тысяч, — она невесело улыбнулась. — Поэтому я и пришла к тебе, Юли. Ты такая рассудительная. Всегда всё взвешиваешь и планируешь каждую мелочь. Мои подруги с жаром поддержали бы меня и даже не заикнулись о проблемах.

   — Пат, предложи Джи после получения гражданства закончить какие-либо курсы — он ведь неглупый парень. Отлично разбирается в машинах, а механики неплохо зарабатывают. Есть даже курсы с последующим трудоустройством от профильных предприятий. И сама обратись в агентство — у тебя ведь диплом экономиста? Если вы не будете спешить, то спокойно подберёте нормальные варианты. Так, чтобы контраст между прошлой жизнью и настоящим не ударил по вашим отношениям. Тебе же не обязательно сразу ставить родителей в известность о том, что твой инго — больше не инго. А когда почувствуете себя защищёнными в денежном плане — тогда и оформляйте официальный брак. В этом случае родители убедятся в серьёзности твоих намерений и окажутся сговорчивее.

   Патриша взвизгнула и кинулась обниматься.

   — Подожди! — я выставила вперёд ладони. — Всё, что я тебе насоветовала, хорошо в том случае, если ты целиком и полностью в себе уверена. Не пожалеешь через пару лет, что вышла замуж за бывшего инго. Не попрекнёшь его бедностью, в запале не бросишь ему в лицо: «Да я могла бы сейчас купаться в деньгах!»

   — Ты обо мне плохого мнения, Юли! — вспыхнула она. — Я была готова даже на архипелаг переселиться, лишь бы вместе с Джи! Он самый лучший, самый надёжный, самый-самый! Пойду, передам ему твои слова. Мы непременно так и поступим. Сначала найдём работу, потом поженимся.

   Она вылетела в прихожую, кое-как влезла в полупальто, не замечая, что пропускает пуговицы. Звонко чмокнула меня в щёку и исчезла в снежной круговерти. Я перевела дух. На коврик у порога оседали снежинки.

   В гостиную я не вернулась, сразу прошла в кухню. Заглянула в холодильник, прикидывая, что приготовить на ужин.

   — Льена Юлика…

   — Шен! — возмутилась я. — Почему вы вечно подкрадываетесь?! У меня сердце в пятки провалилось!

   — Извините, — он застыл в дверном проёме. — Могу я сесть?

   — Садитесь, — указала на стул в углу. — Вы едите свинину? На каких-то островах архипелага она считается нечистой пищей.

   — Скорее, непривычной. Но в данный момент я согласен на что угодно, лишь бы это было съедобно.

   — Прекрасно.

   Выложила куски мяса на сковороду и посыпала приправой. Теперь отварить пасту на гарнир, и получится вполне приличный ужин.

   — Законы империи — увлекательное чтение, — Шен забросил ногу на ногу.

   Чем дальше, тем сильнее в нём проявлялись черты человека, привыкшего вести себя, как ему заблагорассудится, без оглядки на чьё-то мнение. Уверенного, что никто его не одёрнет. Из всех близко знакомых мне людей так поступал один дядя Бриш.

   — И поучительное, — добавила я.

   — Несомненно. Особенно статьи о наказаниях за жестокое обращение с инго. Забавно было узнать, что мой предыдущий хозяин, — на слове «хозяин» Шен хищно усмехнулся, — нарушил почти все из них. И любой законопослушный гражданин — например, вы, льена Юлика, — обязан немедленно доложить о злостном нарушителе в контролирующие органы.

   К этому вопросу я успела подготовиться.

   — И я поступила бы именно так, не будь вы островитянином. Любое разбирательство приведёт к тому, что вас у меня заберут и ликвидируют, — повторила я корректную формулировку доктора Тодеша.

   — Потому что вам жаль потраченных денег, — усмешка Шена превратилась в издёвку. — Уникальное сочетание жадности и сострадания. Ещё удивительнее то, что хладнокровная, рассудительная девушка, к которой более эмоциональные подруги обращаются за советами, поддалась внезапному порыву и забрала себе доходягу, которого нужно лечить, кормить, содержать… Льена Юлика, признайтесь, для чего я вам нужен?

   Я резко подалась вперёд и обвила руками его шею.

   — Заставлю удовлетворять меня в постели — такой ответ устроит?

   Шарахнулся он так, что снёс стол. Перец из разбитой вдребезги перечницы усеял пол тонким слоем, рассыпанная соль дополнила картину, салфетки белыми бабочками разлетелись по кухне и стыдливо прикрыли это безобразие.

   — Ше-ен!.. — я не знала, плакать или смеяться. — Чёрт, нельзя же так! Мойте теперь пол, мне не отойти — мясо пригорит. Я знаю, как выиграть войну: нужно просто отправить вас обратно на острова, они сами сдадутся империи.

   Он тоже не мог определиться с чувствами: гнев боролся с комичностью ситуации.

   — Знаете, льена Юлика… Если однажды меня спросят о самой невероятной женщине в моей жизни, я честно назову ваше имя. Это вас следует использовать в качестве оружия — ни один противник не сравнится с вами по непредсказуемости.

   — Не заговаривайте мне зубы, — я перевернула мясо на сковородке золотистой корочкой вверх. — Ведро, швабра и тряпка в кладовой. Сначала соберите и выбросьте в мусор салфетки, соль и перец сметите веником в совок, и то, и другое в тумбе под раковиной.

   Шен не спорил. Сделал широкий шаг, нога поехала по соли. Островитянин покачнулся, нелепо взмахнул руками, зацепился за штору и рухнул вместе с ней. Ткань затрещала, но не порвалась. Вместо этого отлетел карниз, краем стукнув поверженного парня по уху.

   — Признайтесь, Шен, — вы мне мстите? — простонала я.

   Он поднялся, пошатываясь. Потёр заалевшее ухо, оценил устроенный погром и глубоко вздохнул.

   — Если бы… Очевидно, это вы на меня так влияете, льена Юлика. Где там ведро?

   — Нет-нет! — поспешно возразила я. — Сделайте одолжение, Шен, посидите в гостиной до ужина. Я как-нибудь сама всё приберу. Сейчас я очень хорошо понимаю вашу кухарку — тоже близка к тому, чтобы начать заикаться.

   Беда светлокожих людей в том, что они легко краснеют. Шен вспыхнул и вышел, на удивление больше ничего не своротив. Я дожарила мясо, отварила пасту и только после этого навела порядок. К счастью, карниз не сломался, просто выскочил из пазов, а шторы давно следовало постирать. Всё это время Шен провёл, тихо-тихо сидя перед визором. Показывали какой-то документальный фильм про снежных барсов. При виде сугробов меня передёрнуло.

   — Ужин готов, Шен.

   — Спасибо.

   Не сразу сообразила, что это первая благодарность, которую я от него услышала. Мы поели в благословенном молчании, лишь под конец он спросил:

   — Льена Юлика, я видел в кабинете шкаф с книгами. Их можно брать?

   — Да, только, пожалуйста, ставьте потом обратно.

   Он сам забрал пустые тарелки и встал к мойке. Я старалась не смотреть в ту сторону. В конце концов, достану из кладовой запасной сервиз.

   — Шен, я скоро уйду в гости, вернусь часа через полтора.

   — Вы меня ещё и предупреждать собираетесь? — его ухмылка уже не выглядела столь едкой.

   — Мало ли. Вдруг вы решите, что пошла развешивать объявления о продаже инго с отсутствием чувства юмора и склонностью разрушать всё вокруг себя.

   — Не продешевите, — хмыкнул он беззлобно.

ГЛАВА 10

Станция подземки находилась сразу за управлением, и у меня было стойкое ощущение, что я опять иду на работу. Внутри невольно вспомнилось, что Скирон — крупный портовый город, бывшая столица. В переполненный вагон поезда я еле втиснулась, благо, что проехать требовалось всего две остановки. Большинство пассажиров щеголяло такими же знаками, как и мой, — государственные служащие возвращались домой. Прислушалась к разговорам: горячо обсуждали личную жизнь Бергана, вернее, полное отсутствие оной, беззлобно поругивали острова и на чём свет стоит кляли снегопады. Особняком держались оживлённые группки подростков, их погода и политика волновали гораздо меньше, чем предстоящие экзамены и новая визокартина с участием популярной актрисы.

   Вышла я почти в центре города, в районе, прозванным «модным». Здесь жили самые известные законодатели стиля и располагались лучшие салоны красоты, ателье и выставочные галереи. Любимое место для вечерних прогулок респектабельных горожан. Сейчас бульвар завалило снегом, скамейки, клумбы и чаши фонтанов превратились в снежные горы. Переливающаяся на тёмном фасаде надпись «Одежда на заказ» окрашивала сугробы во все цвета радуги. Я проигнорировала табличку «Закрыто» и толкнула вращающуюся стеклянную дверь. Тихо звякнул старинный колокольчик. Внутри царил полумрак, вдоль окон выстроились пластмассовые манекены в пышных нарядах.

   — Добрый вечер, Юлика! — выпорхнула мне навстречу изящная красавица с ангельской улыбкой. — Льен Велон ждёт тебя в кабинете.

   — Доброго вечера, Нарита. Спасибо.

   Нарита растворилась в темноте так же бесшумно, как и возникла. Дорогу в кабинет я отлично знала и без неё. Дядя Бриш расхаживал из угла в угол. Даже издали чувствовалось, насколько он зол. Мне он сразу указал на кресло.

   — Садись, Юли. Если бы ты не позвонила, я сам тебя вызвал бы. Происходит чёрт знает что! Берг рвёт и мечет. Между Майу и Сайо пропало пять наших кораблей. Исчезли с радаров, не выходят на связь. В этот раз ни волн, ни свидетелей. Как корова языком слизнула!

   Бриш резко развернулся и впился в меня взглядом.

   — У нас больше нет времени разыгрывать спектакли. Я забираю островитянина, пусть с ним поговорят мои люди.

   — Нет.

   — Что? — грозно переспросил Бриш.

   — Нет, — твёрдо повторила я. — Это не тот человек, чтобы сломаться под пытками. Он умрёт, но ничего тебе не скажет.

   — А тебе? — дядя прищурился. — Тебе — скажет?

   — Возможно. Если я помогу ему сбежать.

   — У тебя есть идея? — оживился Бриш.

   — Есть. Перестать корчить из себя сумасбродку. Шен умён, он и так меня подозревает. Я могу, к примеру, изобразить врага императора, члена тайного общества, мстительницу, мечтающую свергнуть Бергана. Подробности не важны. Главное — я должна пообещать ему свободу в обмен на информацию.

   — Так пообещай! — вскинулся Бриш.

   — Дядя, ты не понял. Это будет не обман. Мы на самом деле его отпустим.

   — Юли, ты в своём уме? — скрестил руки на груди глава тайной службы.

   — Я-то да, а вот где были твои глаза? — спокойно парировала я. — Ты сам-то понял, кого мне подсунул? «Какой-то парень, взят в бою!»

   — Подробнее.

   — Пожалуйста. Шен получил прекрасное образование, свободно говорит и читает на имперском. Не привык подчиняться, но мгновенно подмечает и впитывает любую информацию. Вполне приличный по нашим меркам дом для него нечто вроде сарая, где негде повернуться. Он никогда не сталкивался с грязной работой, подозреваю, что посуду он сегодня тоже мыл впервые в жизни. В итоге мы получаем как минимум высшую аристократию Сайо. Это не деревенский мальчик с архипелага, впервые оказавшийся в империи. Он не растает от ласкового обращения.

   — Юли, зачем ты заставила его мыть посуду? — Бриш хохотнул.

   — Ждала возмущённого отказа. У Шена кожа на руках нежнее моей. Вероятно, он жил в роскоши, не уступающей императорскому дворцу.

   — Ты тоже могла бы купаться в роскоши, если бы ещё подростком не выбрала иной путь, — дядя улыбнулся краешком губ. — Ты понимаешь, что отпуская твоего Шена, мы теряем единственную ниточку к Сайо? Второго пленника уже не захватить — нам просто не подойти к острову!

   — Лучше запытать его до смерти? — скривилась я.

   — Я уже не знаю, что лучше, — Бриш покосился на окно, где за метелью расплывались очертания домов. — Меня который день подмывает пойти к Бергу, рассказать о наших подозрениях и умолять перенести эти клятые морские пути. Пусть он обзовёт меня трусом и отправит в отставку, пусть даже лишит всех наград. Всё равно о них знают только близкие люди… Юли, что тебе нужно для твоего плана?

   — Место на корабле до архипелага, средства на дорогу, надёжный человек в сопровождение — и честное слово Бришара Велона, что ты не перехватишь Шена на полпути к островам.

   — Умнеешь, — тяжело вздохнул дядя. — Слову главы службы доверяешь меньше, чем моему. И правильно. А в остальном — ты это придумала, тебе и выполнять. Когда ты последний раз официально отдыхала?

   — Прошлой осенью.

   — Вот и прекрасно, — Бриш посветлел. — Завтра оформишь отпуск, как положено, на месяц. Для всех ты отправишься морем на курорт в Ало́рис. Деньги я переведу на отдельную карту. Билеты тебе доставят с курьером, покажешь их инго. Доберёшься до Бару́, там вас встретят и проводят на корабль, идущий к архипелагу. Дальше смотри по обстоятельствам.

   Он поправил плотные портьеры.

   — Но в обмен у меня должна быть подробная информация, каким образом Сайо управляют погодой. Достоверные факты, которые я могу предоставить императору. Ты поняла, Юли?

   — О каких фактах идёт речь?

   — Что это за климатические установки, по какому принципу действуют, какова их дальность, где они расположены, почему никто не слышал о них раньше… Последнее, разумеется, ясно и так — секретное оружие потому и называется секретным, что о нём не кричат на всех перекрёстках. В идеале хорошо бы узнать, отчего Сайо не стали угрожать империи открыто, раз в их руках такой рычаг давления, но это, конечно, вопрос не к твоему островитянину.

   — Знаешь, что навсегда останется для меня загадкой? — выдохнула я, глядя в усталое лицо Бриша. — Почему люди, наделённые властью, никогда не признают свои ошибки? Князь Сайо взял неверный тон, Берган оскорбился — а страдают неповинные люди!

   — Алонсо Великий признавал, — хмыкнул дядя. — Его сын, Дилиáн Милосердный, тоже. Берг же слишком юн для императора. Он боится показаться мягким и уступчивым — по его понятиям, это признак слабости. Двадцать два года — возраст, когда мальчики изо всех сил стараются подчеркнуть, что они взрослые. И если допустили ошибку, то упрямо делают вид, что так оно и задумано.

   — Сколько кергарцев погибло с момента начала войны́?

   — Кампании, Юли, — машинально поправил Бриш.

   — Войны́! Сколько, дядя?

   — Тысяча семьсот тридцать два человека, — нехотя ответил он. — Не считая тех, кто находился на кораблях, исчезнувших этой ночью, — ещё тысяча триста восемьдесят человек.

   — Неужели в окружении императора нет никого, кто подойдёт и честно скажет: «Ваше Величество, цена вашей ошибки — три с лишним тысячи молодых парней? Не пора ли засунуть вашу гордость в одно место и отправить к Сайо посольство?»

   — Юли! — Бриш гневно топнул ногой. — Счастье, что ты не вхожа к императору! Иначе тебя давно бы выслали куда-нибудь в глухую тайгу или в степь к овцеводам! Марш домой к своему инго и готовь купальные костюмы к отпуску!

   — Не раньше, чем закажу у Нариты одежду для Шена, — ухмыльнулась я.

   — Заказывай, — моментально остыл дядя. — И ещё, Юли… мне кажется, твоё отношение к островитянину сильно изменилось.

   — Он забавный, — улыбнулась я. — Ненавидит империю и меня за компанию, но при этом никогда не ударит в спину. Жаль, что мы враги.

   — Иногда врага уважаешь больше, чем того, с кем ты вынужден быть на одной стороне.

   Бриш потянулся похлопать меня по плечу и задержал руку на полпути.

   — Всевышний, какая же ты уже взрослая, Юли! Завершишь это дело — бросай службу к чертям! Сколько можно?!

   Я поднялась, звонко чмокнула его в щёку и пошла искать Нариту.

***

Отпуск в управлении мне дали без вопросов. Очевидно, необходимое распоряжение спустили сверху, поскольку в отделе кадров меня поджидали распечатанный бланк заявления и кислая улыбка начальницы.

   — Вы выбрали неудачное время для отдыха, льена Дигиш. Летом я вам предлагала — не хотели, а сейчас вдруг надумали.

   — Так ведь и я не планировала, льена Решáн, — я понизила голос до заговорщицкого шёпота. — Знакомая вчера позвонила и попросила выручить — она купила тур в Алорис и подхватила ангину. Ни удовольствия, ни денег: выезжать завтра, фирма даже часть оплаты не вернёт. Предложила мне за треть цены. Разве я могла отказаться? Отели в Алорисе за полгода бронируют, а тут такая оказия. Грех не воспользоваться.

   — Ах, Алорис! — мечтательно протянула начальница отдела. — Море, пальмы, пляжи!.. Как вам повезло, льена Дигиш! Я прослежу, чтобы отпускные перечислили без задержек. И можете сегодня не работать — я оформлю ваше заявление вчерашним числом.

   — Вы очень добры, льена Решан, — поблагодарила я совершенно искренне.

   Метель на улице чуть поубавила пыл, и всё же домой я пришла в прекрасном расположении духа. Шен оторвался от книги и подозрительно покосился на меня.

   — Льена Юлика, у вас такой вид, словно вы сейчас начнёте напевать.

   Вечером нам не удалось поговорить — я вернулась слишком поздно, он уже спал. Утром мы едва перебросились парой слов, потому что я умудрилась не услышать будильник и собиралась в спешке.

   — Всё гораздо хуже, Шен: мне хочется танцевать.

   Он скептически хмыкнул и заправил за ухо спадающую на лоб прядь. Отросшие на четыре дюйма волосы здорово ему мешали, но в хвост их было ещё не собрать. Теперь стало видно, что они не просто серебряные: их оттенок напоминал скорее светлый перламутр.

   — Вы меня пугаете, льена Юлика.

   — У вас когда-нибудь был отпуск?

   — Нет, — усмехнулся он. — Моя работа не предполагала отпусков.

   — А кем вы работаете? — живо поинтересовалась я.

   — Работал, хотели вы сказать, — поправил Шен.

   Я не сводила с него вопросительного взгляда, не давая сменить тему, после чего он сдался:

   — У отца большое хозяйство, приходилось помогать. Всего понемногу — управление, финансы, контроль. Не до выходных. Хорошо, что я младший сын… — Шен запнулся, помрачнел, но продолжил: — Всегда было кому подстраховать.

   В дверь позвонили: курьер доставил билеты для льены Дигиш и её инго. Пассажирский теплоход «Литáвика», отправление из Скирона завтра в десять тридцать. К билетам прилагалась пластиковая денежная карта: увидев сумму «на расходы», я присвистнула и от души поблагодарила дядю. В приподнятом настроении я вернулась в гостиную. Шен по-прежнему смотрел в пол.

   — На каких частотах работают вифоны в империи?

   От неожиданного вопроса я опешила и просто протянула ему свой. Он жадно схватил аппарат и даже ввёл какой-то номер, затем другой, третий…

   — Нет. Слишком разные, хотя внешне и похожи.

   Шен поднял голову:

   — Льена Юлика… Моя семья убеждена, что я мёртв. В таких случаях говорят: «Я отдал бы всё за то, чтобы с ними связаться». Беда в том, что мне нечего отдавать. Даже моё неприглядное тело и так принадлежит вам.

   — Вы уверены? — я присела рядом. — Шен, а если ваша свобода зависит только от вас?

   — Шутите? — зло бросил он.

   — Семья и свобода не темы для шуток, — я протянула ему билеты. — Решайте сами: хотите вы вернуться домой или нет.

   Билеты он изучил аж с двух сторон.

   — Алорис? Знаменитый курорт?

   — По пути в Алорис теплоход делает остановку в Бару. Там можно пересесть на корабль до архипелага.

   — К архипелагу не ходят суда, — его голос заледенел. — Это не раз звучало в новостях.

   — Пассажирские, — уточнила я. — Кроме них есть ещё торговые, рыболовные, почтовые, военные…

   На последнем слове он расхохотался.

   — Льена Юлика, если на военный корабль и проберётся крыса, то, увы, не канцелярская, а самая обычная. Серая с хвостом.

   — Допустим, что канцелярская крыса дружит с корабельными. И готова гарантировать вам, что через неделю вы окажетесь на архипелаге.

   — Что взамен? — шумно сглотнул Шен.

   — Вы расскажете мне, по какому принципу действуют ваши установки, управляющие климатом. Какова их дальность. Чего ещё, кроме цунами и снегопадов, опасаться империи.

   Шен медленно поднялся. Губы изогнулись в кривой улыбке, в глазах вспыхнул гнев.

   — Вот тебе и сострадательная льена Юлика… Первый раз встречаю женщину, способную столь искусно притворяться. Кто вы на самом деле?

   — Одна из тех, кому не нравится политика Бергана.

   — Интересно, — он несколько расслабился. — И насколько вам не нравится эта политика?

   — Достаточно, чтобы воспользоваться информацией и подорвать доверие к императору. В идеале — вызвать государственный переворот. Ещё лучше, если в результате этого переворота Берган отправится в ад.

   Я приглушила эмоции в голосе, чтобы звучало достовернее.

   — Вы так его ненавидите?

   — На то у меня есть личные причины. Мой отец был убит в результате покушения на императорскую семью. Папа случайно оказался рядом с Берганом и закрыл девятилетнего наследника своим телом. По политическим соображениям происшествие не предали огласке, смерть оформили как несчастный случай. Отец остался неизвестным героем: никаких наград, выплат вдове — ничего. Когда мама обратилась за пенсией, ей отказали — отцу только исполнилось пятьдесят четыре года, пенсию он не выслужил.

   — Сколько вам тогда было? — тихо спросил Шен.

   — Двенадцать лет.

   — Откуда вы узнали правду?

   — Нашлись те, кто меня просветил. Я не верила, мне показали запись с визокамеры — как папа спасает жизнь наследника престола. Счастье, что мама не дожила до этого момента. Ей было бы тяжело поверить в человеческую подлость.

   — Она?..

   — Пережила отца на неделю. Сердце отказало.

   — Великие духи, — Шен содрогнулся. — На что же вы жили?

   — После смерти мамы мне стали платить небольшое пособие. У меня были дом и Зея. Зея умела экономно расходовать деньги — сама готовила, шила, вязала. А в университете я получала стипендию.

   Ни слова лжи. «Никогда не врать» — первое и основное правило агента. Факты всегда можно перепроверить, найти свидетелей, документы, записи. Но мне стало неловко от того, как потеплел взгляд Шена.

   — Почему вы не рассказали это сразу, льена Юлика?

   — Не была уверена, что получится вас освободить. И не особо доверяла. Мне ещё жить в империи, Шен.

   Он с совсем иным чувством взял билеты.

   — То есть всё взаправду? Вы переправите меня на архипелаг и отпустите?

   — Клянусь памятью отца. Информация о секретном оружии Сайо в обмен на свободу.

   — Секретное оружие… — Шен озорно улыбнулся. — Льена Юлика, у вас крепкие нервы?

   — Не жаловалась, — скромно потупилась я.

   — Тогда выйдем во двор.

   Я оглядела его домашнюю рубашку из тонкой ткани.

   — Там мороз.

   — Мы ненадолго. Мне хватит пары минут. Правда, я не в лучшей форме, но мы всё равно не успеем замёрзнуть.

   — Нет уж, — запротестовала я. — Подождите, принесу тёплые кофты. Не хочу завтра на теплоходе хлюпать носом.

   В смешной полосатой кофте, которую когда-то связала Зея, Шен казался мальчиком-подростком — с тощей шеей, торчащей из пышного воротника, и худыми запястьями. Подозреваю, я выглядела так же нелепо. Хорошо, что двор окружали лишь глухие стены соседних домов и нас никто не видел. Шен смело вышел вперёд, задрал голову, поднял руки и уставился на низкие, плотные тучи, из которых сыпался снег. Его волосы вдруг засветились — неярким синеватым светом, напоминающим фосфоресцирующее свечение глубоководных рыб. Невероятно, но снегопад сначала поредел, а затем и вовсе прекратился. Высоко вверху облака начали расходиться. Возник просвет, сначала светло-серый, затем белёсый, бледно-голубой…Через минуту над моим двором сиял кусочек чистого неба — такого же яркого, как глаза Шена.

   Мне стало страшно. Островитянин в дурацкой кофте и был той могущественной силой, что топила корабли и заносила снегом империю. Он управлял огромными рассеянными массами воды: мог ли он с той же лёгкостью расправиться со мной? Кровь ведь тоже жидкость.

   — Всё, предел, — выдохнул Шен и уронил руки. — Я ещё не поправился толком, и волосы слишком короткие.

   Он покачнулся и еле устоял на ногах. Свечение угасло. Тучи тут же сомкнулись, словно ясное небо мне почудилось. Вьюга набросилась с новой яростью. Я подставила Шену плечо, за которое он с радостью ухватился, и мы вернулись в дом.

ГЛАВА 11

— Острова всегда зависели от океана, — Шен доел куриный окорочок и алчно покосился на сковородку. — Наша жизнь очень тесно связана с водой: приливы, отливы, течения, тайфуны, ураганы… В какой момент появились водники, никто не знает. Первые упоминания о Повелителях волн встречаются на каменных стелах трёхтысячелетней давности.

   Я подложила ему последний окорочок и подлила соку.

   — После выброса силы страшно хочется есть, — повинился Шен. — Поэтому никак и не наберу массу — всё уходит в энергию. Я довольно сильный водник, но не с этими огрызками, — он взлохматил волосы. — Отрастут хотя бы до лопаток, станет проще.

   Дождалась, пока он справится с курицей, и лишь потом спросила:

   — Волосы аккумулируют энергию?

   — Преобразовывают. Сила рождается здесь, — он приложил ладонь к солнечному сплетению. — Это сложно объяснить, надо чувствовать.

   — Вы в одиночку поднимаете волны, способные потопить боевой корабль?

   — Нет, конечно, — рассмеялся он. — Для подобного нужны совместные действия десятков водников. Тучи для империи создавала сотня человек.

   — И много водников на островах?

   — У Сайо около двухсот, про Майу и Койу не знаю. Такие тайны не открывают даже союзникам.

   — А если собрать всех водников, они могут представлять угрозу самому существованию Кергара? Направить волну такой чудовищной силы, что империю попросту смоет?

   — Никто из нас на это не пойдёт, — лицо Шена ожесточилось. — Есть разница между защитой своих интересов и убийством миллионов ни в чём не повинных людей.

   — Почему вы не предъявили Бергану ультиматум? Так и так, не сдвинете торговые пути — получите природный катаклизм.

   — Вначале император не пожелал нас выслушать. Затем князь принял решение вначале продемонстрировать наши возможности, чтобы Берган стал сговорчивее. Отсюда и снегопады. Что случилось после, я не знаю. О волнах я узнал из новостей одновременно с вами.

   Шен вертел в пальцах пустую чашку. Поразительно, насколько изменилось его поведение. Оказывается, он может быть очень даже милым, а улыбка, лишённая сарказма, превращала непривлекательное лицо в симпатичное.

   — Льена Юлика, сока больше нет?

   Громкий звонок заставил его дёрнуться.

   — Допивайте, — протянула ему упаковку и пошла открывать дверь.

   Курьер передал мне два огромных пакета, я оценила их габариты и предложила молодому человеку самому занести их в гостиную. На всякий случай я приобрела для Шена полный гардероб, благо расходы оплачивал дядя Бриш. Как мы и договаривались, вместе с одеждой Нарита прислала прочную цепочку с креплением для знака инго. Первой из всего вороха Шен вытащил именно эту коробочку, открыл и вопросительно поглядел на меня.

   — Не хочу дырявить вашу кожу, — пояснила я. — Наденете на шею, потом утопите в океане вместе со знаком. На пунктах контроля сканеры считают информацию, этого достаточно.

   — Вопросов не возникнет?

   — Если не вздумаете щеголять цепочкой поверх рубашки — нет. Забирайте одежду, она ваша. Там ещё должны быть дорожная сумка и мелочи — расчёска, зубная щётка, паста, бритва и тому подобное.

   Он хмыкнул.

   — Бритва мне не нужна.

   — Я заметила. Но её отсутствие в багаже покажется подозрительным. Для всех вы раскенец, а они довольно волосаты.

   — Ваша предусмотрительность одновременно и пугает, и восхищает, — Шен вынул из кипы вещей тёплую куртку, прикинул на себя и удивился. — Льена Юлика, вы обмеряли меня, пока я был без сознания? Ладно, свободные домашние вещи, но как вы угадали размер остального?

   — Уверяю, до вас дотрагивался только доктор. Размер я определяла на глазок.

   — Брезговали? — усмехнулся он.

   — Никогда не прикасалась к мужчинам без их ведома и согласия и намерена поступать так и впредь. Шен, в порту нужно быть за час до отплытия, выезжаем в половине девятого, подъём в семь тридцать. Соберите сумку заранее и скажите мне, если я что-то забыла. От Скирона до Бару плыть день, от Бару до архипелага — шесть, и за эту неделю нам не попадётся ни одного торгового пункта.

   Шен не стал спорить. Забрал вещи и понёс в комнату. Я же прошла в кабинет, достала два листа особой бумаги и дважды кратко изложила всё, что узнала про «климатические установки» Сайо. По мере написания бумага поглощала текст: теперь, чтобы его прочитать, следовало окунуть лист в специальный проявитель. Предосторожности на этом не закончились. Один экземпляр я спрятала в сейф, о котором из ныне живущих знал лишь дядя Бриш. Второй лист запечатала в конверт, оделась и добежала до магазинчика сувениров. Конверт отправился в тайник, взамен я забрала вифон, но звонить Бришу не спешила. Сначала пусть «Литавика» выйдет из порта. Не то чтобы я сомневалась в честном слове дяди, только где гарантии, что узнав о способностях Шена, он не захочет получше исследовать «секретное орудие» островов? Я бы на его месте непременно соблазнилась. А слово, данное племяннице, не перевешивает пользы для империи. В этом мы расходились — во мне, как посмеивался Бриш, ещё не перебродил юношеский максимализм. Пусть так. Я обещала Шену свободу и своё обещание сдержу.

   Собственные сборы заняли у меня не более четверти часа. Сумку с необходимыми дорожными принадлежностями я всегда держала наготове, упаковать пару летних платьев не составило труда. Для правдоподобности я положила купальный костюм, солнцезащитные очки и крем для загара. Что ещё нужно на курорте? Пляжные шлёпанцы, парео, широкополая шляпка… Глупейшее времяпрепровождение — лежишь на песке в окружении таких же расслабленных потных тел, потом барахтаешься в тёплой водичке и снова на песочек. Наверное, я чего-то не понимаю в жизни, не могут же все люди, стремящиеся в Алорис, поголовно быть идиотами.

   — Льена Юлика, — Шен вежливо стукнул в створку открытой двери, — мы ужинать будем?

   Взглянула на часы: девять вечера.

   — Конечно. Сейчас что-нибудь соображу.

   Соображать особо было не из чего. Поджарила остатки ветчины, залила яйцом. В шкафу обнаружила банку маринованных огурцов: Зея обожала делать домашние заготовки. Эту банку задвинули в самый угол, оттого она и уцелела.

   — Шен, откройте, пожалуйста.

   На консервный нож он уставился так, словно видел его впервые в жизни. Или без «словно», настолько озадаченным выглядел островитянин. Я отобрала банку и нож, вскрыла крышку и притворилась, будто ни о чём не просила.

   — Мне никогда не приходилось заниматься, — он замялся, подбирая слово, — бытовыми мелочами.

   — Это заметно, — я спрятала улыбку. — Слуги и всё такое… Шен, каким образом аристократ и водник оказался на передовой?

   — Честно? — его щёки порозовели. — По собственной дурости. Поругался с отцом и братом, психанул и отправился воевать. В первой же стычке меня славно приложили по голове, а очнулся я уже в империи и в ошейнике.

   — И дар вам не помог?

   — Чем? Пролить на своих похитителей дождик? Водники управляют только водой.

   — А кровью? — вырвалось у меня.

   — Если бы мне подчинялась кровь, мы с вами никогда бы не встретились, — в его голосе прорезалась сталь. — Я уважаю неприкосновенность чужой жизни ровно до тех пор, пока уважают мою.

   Он аккуратно выудил из банки огурец, разрезал ножиком на дольки, попробовал и довольно захрустел.

   — Вкусно! Это вы делали?

   — Зея мариновала, светлая ей память. В домашнем хозяйстве я почти такая же бестолковая, как и вы, Шен.

   — Чувствуется, — кивнул он. — Вашему дому не помешала бы генеральная уборка. На окне в вазе вообще засохший букет.

   — Эти цветы поставила Зея. Через несколько часов она умерла. Попросила меня сбегать в магазин за молоком — собиралась заводить тесто. Когда я вернулась, нашла её мёртвую на полу возле плиты… Она была моей единственной семьёй тринадцать лет. Про букет я сначала забыла, потом просто не смогла выбросить. Собиралась десятки раз, так и не поднялась рука. После смерти Зеи находиться в доме стало невыносимо. Каждый день я гуляла допоздна, приходила только ночевать.

   Шен перестал жевать.

   — У меня большая семья, льена Юлика. Отец, мама, бабушка, её второй муж, старший брат, его жена и сын, младшая сестра, тёти, племянники. Живём вместе, уединиться практически невозможно. Никогда не думал, что одиночество настолько угнетает.

   — Угнетает не одиночество, а сознание, что ты одна, — я посмотрела на яичницу и подвинула Шену свою тарелку. — Ешьте, я не хочу. Посуду поставьте в раковину, я потом вымою. Спокойной ночи.

   Кажется, он собирался что-то сказать, но передумал. Проводил меня задумчивым взглядом. В спальне я достала альбом с визоснимками. Рассматривала лица бабушки и дедушки, молодых родителей, маленькую себя на руках у мамы. Снимков было немного, служба приучила отца к скрытности. Он никогда не рассказывал мне о своих родственниках, я даже не знала о том, что у него есть младший брат. Здорово, наверное, иметь большую дружную семью.

   Я завела будильник на семь утра и заснула с альбомом в изголовье.

***

Во сне я видела волны. Огромные, грозные, мрачные, они неотвратимо надвигались на Скирон со стороны моря. Без помех миновали дамбу, нависли над гранитной набережной, обрушились всей тяжёлой массой и ринулись дальше. Затопили улицы, хлынули в дома, безжалостно захватили город. Вскоре на месте старой столицы Кергара плескался безбрежный океан, лишь бронзовый Алонсо возвышался над тёмной водой.

   Зазвонивший будильник я готова была расцеловать, потому что он выдернул меня из кошмара. Душ окончательно развеял тягостный осадок. В службе такси заверили, что машина не опоздает, в холодильнике нашлось немного молока для каши. В семь тридцать на кухню вышел Шен — слегка заспанный, но полностью одетый. Островитянин заметно поправился и уже не выглядел живым скелетом — просто тонкий в кости, изящный, невысокий парень. Волосы, которые отросли ещё больше, он собрал в куцый хвостик на затылке.

   — Светлого утра, — поздоровалась я. — Кашу будете?

   — С удовольствием.

   Заметив мой внимательный взгляд, Шен расстегнул верхнюю пуговицу рубашки и вытащил цепочку со знаком.

   — Не беспокойтесь, льена Юлика. Я не доставлю вам хлопот. Во всяком случае, постараюсь.

   Позавтракали мы в тишине, затем я перемыла посуду. Поменяла совершенно одинаковые с виду вифоны, тот, которым обычно пользовалась, убрала в сейф. Проверила все окна — закрыты ли, усмехнулась, глядя на решётку. Первым делом после возвращения с архипелага вызову рабочих, пускай снимают и её, и засов. Свою роль они отыграли, как и я — свою. Месяц незапланированного отдыха, и я вернусь к бумажкам и чаепитиям в отделе делопроизводства. Патрише придётся рассказать трагичную историю про инго, который утонул в океане. Добросердечная Пат будет рыдать, но ей хватает своих проблем, чтобы долго плакать над чужими.

   Машина подъехала ровно в половине девятого. Таксист зашёл за нами и любезно подхватил наши сумки. Крупные пушистые хлопья кружились в воздухе, оседали на одежде. Шен осторожно пробирался по узкой тропинке между сугробами. На полпути он обернулся, словно хотел запомнить дом — самый обычный, одноэтажный, облицованный светлым известняком. Снежная шапка на крыше скрывала черепицу и сливалась с белой отделкой.

   — Оказывается, у вас красивый особняк, — негромко сказал Шен. — Изнутри он не производит впечатления.

   — Возможно, когда-нибудь вы приедете в империю как мирный путешественник и зайдёте в гости, — доброжелательно откликнулась я.

   Шен скептически улыбнулся и не ответил.

ГЛАВА 12

Мы молчали всю дорогу до порта, и на пропускном пункте, и в зале ожидания, и при посадке на теплоход. Сканеры благополучно считывали знак, я предъявляла паспорт, а на лацкане моего пальто гордо поблёскивал герб Рениров. Вполне достаточно для уважительного отношения. С учётом стоимости билетов и времени года пассажиров было не так много. Наши каюты на «Литавике» оказались смежными, но на дверях имелись задвижки.

   — Тесно, — посетовал Шен, оглядевшись.

   — Тесно?! — возмутилась я. — Да здесь танцевать можно!

   — Вы не видели мою яхту, льена Юлика. Там ванная комната больше, чем эта каюта.

   — Ничего, один день потéрпите, — обиженно отозвалась я. — Завтра в пять утра мы уже будем в Бару.

   Он кивнул. Чтобы не расстраивать его ещё больше, я не стала говорить ему, что из Бару до архипелага нам придётся добираться в гораздо худших условиях. Мне-то приходилось путешествовать по-всякому: и в роскошных люксах, и в эконом-классе, и даже в каютах для обслуги. К отсутствию комфортных условий быстро привыкаешь — или это я такая неприхотливая?

   — Льена Юлика, на теплоходе существуют какие-либо ограничения для инго?

   Последнее слово Шен произнёс без запинки — очевидно, он начал воспринимать свой статус подобием маски, которую в любой момент легко мог сбросить.

   — Никаких. Гуляйте свободно, если заблудитесь — попросите любого стюарда вас проводить. С часу до трёх обед, с шести до девяти ужин, ресторан найдёте по указателям.

   — Вы не собираетесь за мной присматривать? — ухмыльнулся он. — А вдруг я чего выкину? Вокруг же сплошные имперцы!

   — Ше-ен, — протянула вкрадчиво, — кто из нас рвётся домой к семье: вы или я?

   — Я буду паинькой, — заверил он. — Но сидеть в каюте выше моих сил. Не переношу замкнутые пространства.

   Три гудка подряд прервали нас: «Литавика» покидала порт Скирона.

   — Какая скорость у этого теплохода? — спросил Шен, перевесившись за борт. Ветер почти растрепал светлый хвостик, пряди лезли в глаза.

   — Двадцать четыре лиги в час, — ответила я.

   — Нужно переименовать его в «тихоход». Даже удивительно, что с такими судами вы решили с нами воевать.

   Резко дёрнула его на себя, вцепилась в плечо и зашептала на ухо:

   — Вы забыли, где находитесь? Прямо за вами семейная пара слышит каждое ваше слово. Или действительно хотите, чтобы я заперла вас в каюте?

   — Ой! — Шен закусил губу, оглянулся и виновато приглушил голос. — Льена Юлика, я не нарочно! Просто открытая вода действует на меня как вино.

   — Вы всё делаете не нарочно, — в расширенных зрачках с ярко-голубой окаёмкой я видела своё отражение — сердитую темноволосую девушку. — Только постоянно во что-то вляпываетесь. Пойдёмте на верхнюю палубу, там меньше народа.

   Издали берег Кергара выглядел словно окутанный плотным белым туманом. Облака над нами постепенно таяли, небо из серого становилось белёсым.

   — Неужели я наконец-то вспомню, как выглядит солнце? — проворчала я тихонько под нос, но Шен услышал.

   — Учёные утверждают, что если человек долго не видит солнце, то сходит с ума, — выдал он с ослепительной улыбкой.

   — И чему вы радуетесь?

   — Тому, что циклон над империей продержится ещё как минимум неделю.

   — И вы будете иметь дело не просто с упрямым императором, а с безумным.

   — Или с его более уступчивым преемником. Кстати, кому перейдёт власть в Кергаре после Бергана?

   — Его дяде Ю́нешу, младшему брату Валсара. Только льену Юнешу семьдесят три года, скорее всего, он откажется от трона в пользу своего сына — Андéра Ренира. Что крайне печально, поскольку Андер — талантливый учёный, а не политик.

   Я чуть было не ляпнула: мол, при всех своих недостатках Берган отнюдь не самый плохой правитель. Хорошо вовремя вспомнила, что мне полагается его ненавидеть.

   — Других претендентов нет?

   — Увы.

   — Почему у ваших правителей так мало наследников? — Шен в который раз заправил лезущую в глаза прядь за ухо.

   — Чтобы не было борьбы за власть. Когда-то именно политическая грызня сгубила Кергарскую республику.

   — Неразумно, — островитянин дёрнул плечом. — Предположим, ваш план удался и вы сейчас свергнете Бергана. У вас остаются на выбор или престарелый император, или негодный.

   — Или дочь Андера, Лиолéна, — задумчиво продолжила я. — Тоже печальный вариант.

   — Потому что она — женщина?

   — Потому что ей всего семнадцать лет.

   Поймала насмешливый взгляд Шена и пояснила:

   — Слишком мало для того, чтобы приобрести какой-то опыт, но достаточно, чтобы иметь самостоятельное мнение и считать себя умнее кабинета министров. А с учётом того, что вы сейчас сотворили с Кергаром… — я прикусила язык.

   Опасная тема. Обиженной мстительнице должно быть всё равно, во что выльется смена правителя в огромной империи. Беда в том, что у меня не получалось изображать настолько недалёкую особу. Сначала отец, затем дядя приучили к иному образу мыслей: личное уступает долгу. Даже имей я на самом деле зуб на Бергана, и то не стала бы сводить счёты в столь сложный для страны момент.

   — Интересно, — Шен прищурился. — Знаете, льена Юлика, с первой минуты знакомства вы напоминаете мне древнего островного божка. У этого божка десятки фальшивых обличий: в зависимости от ситуации он может прикидываться и мудрым старцем, и прекрасной девой, и ребёнком. Свой настоящий лик он открывает лишь избранным.

   — Вероятно, этот его лик ужасен, — ответила ему такой же ехидной усмешкой. — Уж лучше старик или юная дева.

   Рядом с нами остановилась влюблённая пара, юноша нежно обнимал свою спутницу и потянулся с явным намерением её поцеловать. Я вежливо отвернулась, Шен сделал то же самое. Внезапно подумалось, что дядя в чём-то прав. Сколько ещё я собираюсь служить агентом? В конце осени мне исполнится двадцать шесть: пора подумать о личной жизни, о семье и детях. Конечно, не прямо сейчас, но в принципе. Найти симпатичного молодого человека, надёжного, доброго, умного, обязательно с чувством юмора и непременно жгучего брюнета. Высокого — чем выше, тем лучше, широкоплечего, как этот милый юноша, только не с таким вздёрнутым носом и пухлыми губами, а подбородок более волевой и…

   — Льена Юлика, о чём это таком вы замечтались, что на секунду из ходячего арифмометра превратились в нормальную девушку?

   Язвительный голос грубо выбросил в реальность. Тощий бледнокожий блондин, антипод моих фантазий об идеальном мужчине, и здесь умудрился напакостить.

   — О чём мечтают все женщины во время морского путешествия? — я театрально закатила глаза. — Разумеется, о романтике!

   Шен громко расхохотался. Молодые люди разорвали поцелуй, испуганно оглянулись и отошли от греха подальше.

   — Нет более несовместимых вещей, чем вы и романтика. Вы же смотрите на людей, словно препарируете их с целью дальнейшего использования: это годится, это отложить на крайний случай, а это — мусор, выбросить.

   — Много вы понимаете, — обиделась я. — Сами-то тоже не больно похожи на героя-любовника!

   — Между прочим, у меня есть невеста! — выпалил Шен. — Чудесная девушка из знатного рода, к тому же ослепительная красавица.

   — То-то вы за неделю впервые о ней вспомнили. Всю свою семью перечислили, а о красавице невесте ни слова, — едко подметила я. — Ладно, Шен, я основательно продрогла и вас покидаю. Номер каюты вы знаете, ресторан найдёте, голодным не останетесь.

   Его взгляд обжигал затылок. Сравнение с арифмометром задело куда сильнее, чем я хотела это показать. Сквозь белёсую дымку прорезались лучи солнца, пассажиры высыпали на палубу полюбоваться на эдакое чудо, мне пришлось пробираться сквозь толпу. Неужели и правда я оцениваю людей лишь с точки зрения полезности? Вот эта дама — чтобы ей понравиться, нужно кивать и поддакивать, тогда она выложит тебе всё, что знает. Полному усатому мужчине в клетчатом пальто следует соблазнительно улыбнуться, а седовласому льену с военной выправкой придётся по душе невинное выражение глаз и трепетное дрожание ресниц…

   Тринадцать лет я играла роль невзрачной, незаметной простушки. Той, на которую не обращают внимания, не рассматривают в качестве помехи, в присутствии которой не понижают голос. Внешность мне способствовала: я казалась моложе своего возраста, в двадцать выглядела на семнадцать. Кто заподозрит скромную студентку в том, что она подслушает важный разговор, снимет копии важных документов, запомнит лица и имена гостей? Но не слишком ли я заигралась?

   В каюте я внимательно рассмотрела себя в зеркале. Прямые гладкие волосы самого распространённого в Кергаре тёмно-русого цвета, классическое каре до плеч. Брови, которых не касался пинцет. Золотисто-оливковая кожа, ни грамма косметики, естественный румянец на щеках вызван ветром. Серо-стальные глаза, колючие ресницы, холодный, цепкий взгляд. Вечно поджатые губы и папин упрямый подбородок. Всё это можно подать иначе. Чуть осветлить и завить волосы, выщипать брови, отчего их природный излом станет заметнее, подвести глаза, чтобы они стали глубже и ярче. Подчеркнуть неплохую фигуру и узкую талию яркой облегающей одеждой. В ослепительную красотку я не превращусь, но в толпе начну выделяться. А главное — ни один наглый островитянин не назовёт меня непривлекательной!

   Проверив, закрыта ли дверь, я набрала дядю. Бриш ответил спустя целую минуту, из чего сразу стало понятно, что звонок крайне некстати.

   — Ты на теплоходе? — сухо спросил он.

   Без имён — значит, следует употреблять кодовые фразы.

   — Я оставила тебе сувенир.

   — Отлично. Сейчас я по делам в Грасоре, заберу вечером. Надеюсь, плаванье будет удачным.

   — Как погода в столице?

   — Окончательно испортилась. Пришли мне открытку из Бару.

   — Обязательно.

   Связь прервалась. Потёрла висок, отложила вифон. У дяди неприятности — вряд ли из-за меня. Захват островитянина был личной инициативой Бриша, своими догадками он не поделился даже с Берганом. Наверняка параллельно шло множество других операций, о которых я не знала и не хотела знать. Моей задачей было вытянуть у Шена информацию — я с этим справилась. Точка. Осталось недолго потерпеть этого злоязыкого водника, и можно отдыхать. Погреюсь на архипелаге, наслажусь солнцем. А потом дома меня ждут нетронутые отпускные деньги. Кто мешает мне посетить парикмахера, обновить гардероб, сделать ремонт хотя бы в гостиной?

   Обед я заказала в каюту. Пододвинула столик к окну и спокойно поела, любуясь игрой солнечных зайчиков на волнах. О Шене я не беспокоилась: теперь, в шаге от свободы, он должен вести себя тише воды, ниже травы. И когда в дверь постучали, я открыла в полнейшей уверенности, что это стюард пришёл за грязной посудой. Но на пороге обнаружился льен в синей форме с офицерскими нашивками, который сухо поклонился мне.

   — Льена Дигиш?

   — Да, слушаю вас.

   — Вынужден сообщить, что служба безопасности «Литавики» задержала вашего инго — он устроил безобразную драку.

   Мысленно я застонала.

   — Офицер, простите, мне очень жаль! Мой инго из глубинки, всего две недели в империи и ещё не освоился!

   — В таком случае, вам следовало бы получше приглядывать за ним, льена Дигиш, — суровый тон не предвещал ничего хорошего. — Особенно если вы в курсе, насколько он вспыльчив.

   Я вдруг вспомнила про трёх погибших агентов и похолодела.

   — Надеюсь, никто не пострадал?

   — Льен Вило́ш получил лёгкие телесные повреждения. Но вы же понимаете, что такой вопиющий случай не может быть оставлен без внимания.

   — Понимаю, — обречённо выдохнула я, припоминая, сколько денег у меня на карте. — Какова сумма штрафа?

ГЛАВА 13

Шен с шикарным кровоподтёком на скуле выглядел настоящим удалым разбойником из исторических хроник.

   — Хорош-ши, — прошипела я злобно.

   Ярко-голубые глаза яростно сверкнули.

   — Вы под домашним арестом, — продолжила гневно. — Я пообещала, что не выпущу вас из каюты. Написала подробную объяснительную, наврала с три короба. Еле уговорила льена Вилоша не подавать на меня в суд. Заплатила огромный штраф! И всё почему?

   Вопрос повис в воздухе, и мне пришлось отвечать самой:

   — Потому что кто-то не смог попридержать свой островной гонор! Его бесценную родину задели, назвали соотечественников дикарями!

   — Тупыми дикарями, — сквозь зубы процедил Шен.

   Я схватилась за голову.

   — Шен, честное слово, будь вы на самом деле моим инго, я бы вас наказала. Исключительно в воспитательных целях! Неделя — и вы забудете о Кергаре как о страшном сне! Неужели нельзя потерпеть?!

   — Есть вещи, которые нельзя терпеть! — вскинулся он.

   — Есть вещи, ради которых можно вытерпеть всё что угодно! — я сжала кулаки. — Например, возможность снова увидеть семью! Чёрт вас побери, Шен! Загубленный день и куча денег ничто по сравнению с тем, что вас могли бы усыпить из-за этой дикой выходки!

   Он отвернулся.

   Где-то я читала, что мужчины взрослеют позднее, нежели женщины. И если девушка в двадцать пять уже серьёзная и ответственная личность, то парень в эти же годы недалеко ушёл от подростка. Тогда смелая теория показалась мне высосанной из пальца. Теперь, глядя на Шена, я подумала, что в провокационном утверждении заключалась доля истины. Не иначе Всевышний подсказал мне взять с собой чудодейственную мазь доктора Тодеша. Я потянулась к сумке с дорожной аптечкой.

   — Сядьте, Шен.

   — Зачем?

   — Привяжу вас к стулу и не отпущу до Бару, — без тени улыбки произнесла я.

   — Да пожалуйста! — окрысился он, с размаху плюхнулся на стул и сам завёл руки за спину.

   От прикосновения влажной салфетки, которой я осторожно стёрла кровь, Шен дёрнулся. Удивлённо поднял голову.

   — Сидите смирно.

   Чтобы не испачкать его волосы, я отвела пряди за ухо. Шелковистые, упругие, своим перламутровым блеском они навевали мысли о раковинах-жемчужницах и опасных обитателях морских глубин. Мазь практически сразу впитывалась в кожу.

   — Больше синяков нет? — спросила строго.

   — Спину саднит, — ответил он неохотно.

   — Снимите рубашку и наклонитесь вперёд.

   Под левой лопаткой набухал багровый след. Сердце ёкнуло: не поискать ли доктора?

   — Вам не больно дышать?

   — Рёбра целы. К утру всё пройдёт.

   — Как можно повредить спину, когда бьют в лицо? — проворчала я, бережно смазывая ушибленное место.

   — Если противник вдвое крупнее тебя, и ты от удара врезаешься спиной в угол переборки — легко, — просветил меня Шен.

   — У вас инстинкт самосохранения атрофирован с рождения? — поинтересовалась я невзначай. — Или вы привыкли к телохранителю, в присутствии которого никто не посмеет полезть к вам с кулаками?

   — Двум, — ухмыльнулся он, вставая и застёгивая рубашку.

   — Что — двум? — не поняла я.

   — Меня постоянно сопровождала пара охранников.

   — Скорей бы вы оказались дома! — выпалила сгоряча. — Пусть за вас переживают дедушка, бабушка, отец, мать, старший брат с женой, младшая сестра, тёти и племянники!

   — Вы забыли невесту.

   — Ах, действительно! Куда же вы без невесты! Бедная девушка, пусть примет мои искренние соболезнования! Она хоть в курсе, за кого выходит замуж? Советую ей закончить курсы медсестёр и заодно освоить практики Уá -Тáо по восстановлению душевного равновесия!

   — Уж лучше так, чем сидеть одной в доме с высохшими цветами! — вспыхнул Шен. — А мою невесту не трогайте! У неё, в отличие от вас, есть сердце!

   Щёки обожгло. У меня нет сердца. Нет друзей. Официально нет родственников. Вся моя жизнь — иллюзия, подделка. Льена Юлика Дигиш — фальшивка. Я отказалась от себя ради служения империи. И связалась с этим хамом, чтобы остановить войну!

   К чёрту всё!

   Я покинула каюту, с трудом удержавшись от желания громко хлопнуть дверью. Хотела подняться на палубу, но вспомнила, что на мне лишь лёгкая блузка. Не хватало ещё простыть. В результате направилась в ресторан, заняла столик у панорамного окна и попросила белого вина. Выпивала я редко, не более глотка: предпочитала не рисковать, вдруг не к месту развяжется язык. Официант принёс бутылку, с поклоном протянул бокал на пробу. Я пригубила янтарную жидкость, пахнущую нагретыми солнцем кистями винограда и летним зноем.

   — Разливайте.

   Напьюсь хоть раз. Знакомых здесь нет, совестить некому. Столик скрывала полутень, для пущей атмосферы на фигурной подставке мерцали свечи, в гранёной вазочке красовалась тёмно-бордовая бархатная роза.

   — Льена желает десерт? Фрукты? Мороженое?

   — Льена желает, чтобы вы доставили ужин в сто восьмую каюту для моего инго. Он под домашним арестом.

   — О, льена очень добра! Будет исполнено. А пока позвольте всё-таки предложить вам фирменный десерт «Литавика». Свежие персики, кусочки ананаса, манговый мусс, капелька ликёра и взбитые сливки.

   Почему бы и нет? Звучит заманчиво. Сколько лет я не ела ничего подобного? С момента смерти папы?

   — Уговорили, несите.

   За толстым стеклом лениво плескалось море, серебристый диск луны подсвечивал кучерявые гребни волн. Негромкое покашливание отвлекло меня от созерцания очаровательного ночного пейзажа.

   — Льена Дигиш, позволите?

   Могучий северянин указал на пустой стул. Настоящий раскенец — такой же бледнокожий, беловолосый и скуластый, как и Шен, но крупнее раза в два.

   — Пожалуйста, льен Вилош.

   Он сел, стул под ним жалобно скрипнул.

   — Прежде всего я хотел бы извиниться. Я был зол и вёл себя непозволительно грубо.

   Лицо льена Лерси́на Вилоша украшала небольшая ссадина у глаза. Шен явно не стремился убить — лишь выпустил гнев.

   — Вы проявили неслыханное благородство, льен Вилош. Только благодаря вашему великодушию мой инго на свободе.

   — Зовите меня Лерс, — улыбнулся северянин. — Собственно, и я отчасти виновен. Однако кто бы мог подумать, что инго окажется настолько обидчив.

   — В нём есть незначительная примесь островной крови, — я сделала глоточек вина. Сладкое тепло растеклось по телу. — А инго тоже люди.

   — О, конечно, — поспешно согласился Вилош. — Мне не понравилось бы, если бы кто-то при мне выразился в духе: «Все раскенцы — северные увальни».

   — Но в драку бы вы не полезли.

   — С тем, кто выше меня на голову — нет, — Вилош определённо стремился произвести благоприятное впечатление. — Льена Дигиш, поверьте, мне очень жаль. В последнюю очередь я хотел бы огорчить такую очаровательную девушку.

   Обычно после подобных намёков я вставала, желала собеседнику доброго вечера и уходила. Сегодня внимательно оглядела широкие плечи, модную стрижку, симпатичное мужественное лицо, которое нисколько не портила ссадина. Поймала восхищённый взгляд светло-серых глаз, решительно допила вино.

   — Юлика.

   — Очень рад знакомству, льена Юлика, — Лерс склонил голову. — Вы направляетесь в Алорис?

   — Да, мне повезло. Знакомая отдала бронь, две недели в отеле «Корона».

   — Замечательно! — просиял он. — Значит, мы будем жить вместе!

   По мере того, как до него доходила двусмысленность фразы, его щёки заливал румянец.

   — Я хотел сказать, что меня тоже ждёт номер в этом отеле… Льена Юлика, я вовсе не имел в виду ничего такого!

   «Лучше б имели», — чуть не ляпнула я вслух. Вино делало своё дело, и стильный интерьер ресторана, и таинственное мерцание свечей, и лунная ночь за окном настраивали на романтический лад. Напротив меня сидел привлекательный мужчина, и меньше всего мне хотелось думать о том, что порядочные девушки не бросаются на шею случайным знакомым.

   — Вы танцуете, льена Юлика?

   — Немного.

   На самом деле я танцевала очень даже неплохо, правда, давно не практиковалась. Разумеется, Лерс выбрал медленный танец. Ладонь северянина обняла мою талию, я положила руку ему на плечо. Сразу сказалась разница в росте: мой нос едва не уткнулся Лерсу в грудь, пришлось задрать голову. Он хорошо танцевал — для человека его комплекции, а пылкий взгляд приятно грел самолюбие. Когда танец закончился, мы вернулись к столику. Я обнаружила затейливо украшенный десерт, про который уже успела забыть. Лерс заказал ещё вина. Собирается меня споить? Заманчиво…

   Через четверть часа я беззаботно смеялась над забавными рассказами Лерса о его родном Дингáре и управлении железных дорог, где он занимал не последнюю должность. Северянин бесхитростно выложил о себе всё: ему тридцать два года, он живёт с родителями, которых обожает, повышение получил недавно и необычайно доволен, подумывает обзавестись своим домом и уже подыскал подходящий.

   — Возраст такой, Юлика, что хочется семью. Жену, детей, чтобы встречали меня с работы.

   — Лерс, но это же картинка из глянцевого журнала для домохозяек: на пороге чистенького опрятного особняка милая жёнушка и пара нарядных ребятишек, — запротестовала я. — Вдруг твоя жена не захочет оставить работу? Или не согласится сразу рожать?

   — Не страшно, — нашёлся он. — Главное, чтобы в доме был уют. И взаимопонимание, как у мамы с папой. Понимаешь, они смотрят в одну сторону. Могут спорить из-за мелочей, но в важном всегда сходятся.

   — А ты всерьёз считаешь островитян тупыми дикарями? — неожиданно для самой себя спросила я.

   — По-твоему, их ультиматум Бергану — показатель большого ума? Крошечные клочки суши, точки, которые на карте без лупы не разглядишь! Надо быть совсем безмозглыми, чтобы в подобном положении что-то требовать от Кергара! Юлика, может, я погорячился, но в сравнении с нашей империей они всё равно что ничтожные камушки против гранитной глыбы!

   — Камушки бывают разные, Лерс, — я поставила бокал так, чтобы пламя свечи играло в хрустальных гранях. — Кроме гранита существуют ещё и алмазы.

   — Юлика, — огромная ладонь северянина легла поверх моей. — Давай не будем портить вечер. Не женское это дело — рассуждать о политике. Пойдём потанцуем?

   Мы танцевали, потом пили вино и опять танцевали. Не говорить о политике? Хорошо. Подумаю о мускулистых