Я хотела всего лишь глоток свободы перед замужеством, выгодным моему отцу. Но вместо легкой прогулки влипла в подозрительную историю с криминальным душком. Настоящий телохранитель погиб. А тот, кто его заменил… Он кто угодно, но не охранник. Скорее уж похититель. Я до одури его боюсь, но еще больше боюсь оказаться пешкой в чьей-то игре и погибнуть из-за собственной глупости. Выход один: попробовать его перехитрить. Но как перехитрить того, кто, кажется, видит тебя насквозь?
Сайфер: Да ты шутишь! Так просто не бывает! Уже давным-давно во всем обитаемом космосе торжествует свобода выбора, тебя никто, слышишь, никто не имеет права запирать! Даже твой родной папа! Ты меня просто убила! О-о-о-о…
Лучик: Во всем освоенном космосе может быть. Но не мне тебе рассказывать, что такое самобытные этнические общины, и что такое традиции. Простые обитатели Объединенного Союза Планет, отвечающие только за себя, эту свободу имеют. Они вправе сами решать за себя, где будут работать и как будут добывать себе средства к существованию, будут создавать семью или им и так хорошо, хотят они перемен в…
Сайфер: Ты рассуждаешь, как древняя старуха, как доисторическое ископаемое. Пытаешься убедить меня, что у тебя этого выбора нет?
Я грустно усмехнулась, глядя на последнее сообщение в мессенджере. Выбор! Конечно же, он у меня есть. Но очень и очень ограниченный. Например, какого цвета я надену завтра платье. Или: гладкую прическу сделаю утром или оставлю кокетливые локоны. От этих мыслей настроение катастрофически испортилось. Ведь, как ни крути, а Сайфер прав: выбора как такового у меня нет. Отец давно все за меня решил. И не в моих силах здесь что-то изменить. Смахнув невольную слезу, я быстро набрала ответ:
Лучик: Не пытаюсь, а говорю открыто. У нас принято, чтобы дети следовали выбору родителей. Родители уже имеют практический опыт и лучше смогут распланировать жизнь своего ребенка, чтобы тот не набил шишек на тернистом пути. Или набил, но как можно меньше.
Сайфер: (смайлик с выпученными глазками) Слушай, подруга, а сколько тебе лет? Может, мне нужно обращаться к тебе на «вы» и по батюшке?
Лучик: (хохочущий смайлик) Не знаю, что такое «по батюшке», но я это определенно не заслужила. Мне девятнадцать.
О том, что по законам нашей расы я все еще несовершеннолетняя, я скромно умолчала. Какая, в сущности, разница? Мы все равно никогда не увидимся, а для общения в мессенджере неважно, совершеннолетняя я или нет.
Сайфер: О-о-о! Вот так бы и сразу! Слушай, подруга, пошли своего папашу с его замшелыми, доисторическими замашками в черную дыру и айда со мной в столичный дендропарк! Тебе там точно понравится…
— Лина Милена, — дверь в мою комнату резко распахнулась, являя моего личного телохранителя Чада, — вашего родителя нет дома. Вы не знаете, когда он вернется? Мне бы отпроситься ненадолго…
Я с трудом подавила желание воровато спрятать за спиной планшетник, с помощью которого я общалась в мессенджере с Сайфером. К счастью, мне хватило ума вовремя понять, что таким поступком я скорее привлеку к себе внимание, чем если буду и дальше сидеть с ним в руке. Мало ли чем я могла заниматься? Может, я себе свадебные туфли ищу!
— Точно не знаю, — небрежно пожала я плечами, стараясь выглядеть спокойной. Потому что на деле сердце у меня вдруг забилось как сумасшедшее. — Вроде бы, у него сегодня какая-то деловая встреча. Но я не уверена. Ты же знаешь, Чад, отец никогда передо мной не отчитывается. — Это была истинная правда. Сколько уже раз ужин задерживался из-за того, что отец не возвращался домой вовремя и забывал позвонить, сказать, чтобы я ужинала без него. — А что случилось?
Чад неловко затоптался под моим любопытным взглядом. И я почувствовала, как от удивления брови ползут куда-то на лоб. Обычно телохранитель себя так не вел. Был спокоен, уверен в себе и авторитетен. Обычно это я мялась перед ним, не зная, каким словами уговорить его сходить на выставку или в кафе. Клубы, рестораны и прочие сомнительные с точки зрения моего отца развлечения для меня были категорически запрещены. Я могла посещать только приличные заведения, только днем и только те, которые несли в себе для меня какую-либо пользу. Например, просвещали на тему того, какой должна быть идеальная мать и супруга. Которая, между прочим, по вечерам обязана быть дома и ждать возвращения со службы супруга.
— Понимаете, лина Милена, — смущенно пробормотал Чад, окончательно меня заинтриговав, — мне необходимо на час отлучиться из дому… Я хотел взять отгул, если…
Представляю, каким глазами я таращилась сейчас на Чада, если под моим взглядом он окончательно стушевался и смолк. Такого за три года работы телохранителя не было ни разу! Чад всегда ставил интересы клиента превыше всего! И вот тебе на… Что же такого могло произойти у моего непрошибаемого телохранителя, чтобы он, во-первых, забыл про профессиональный кодекс чести, а во-вторых, краснел и мямлил почти как я?
Любопытство во мне взыграло с небывалой силой. И я с трудом сумела его задавить, надавав себе мысленных оплеух и строго напомнив себе, что уже всего через год я выйду замуж, стану хозяйкой большого дома и именно мне придется решать вопросы подобного рода, чтобы не отнимать время у своего сверхзанятого супруга. Воспоминание о будущем муже пришлось как нельзя кстати и надежнее воды и противопожарной пены потушило огонь моего любопытства, помогло взять себя в руки.
— Чад, — осторожно начала я, пытаясь на ходу решить, как будет правильнее поступить в данной ситуации, — расскажи, что случилось. Я попробую тебе помочь. Если причина серьезная, то могу, в конце концов, связаться с линой Юджини, личной помощницей отца, и узнать у нее, какие у отца планы на сегодня.
Обычно спокойное и неподвижное, смуглое от природы лицо моего телохранителя, сейчас являло мне всю гамму смущения, темные глаза Чада не отрываясь смотрели на мыски его туфель:
— Да, наверное, не стоит… Мне только встретиться кое с кем нужно было бы в столичном дендропарке… Но ради этого не стоит беспокоить лина Герцоу…
План сложился у меня в голове моментально. Едва я только услышала «столичный дендропарк»:
— О! Если так… — Я прикусила губу, изображая глубокие раздумья в попытке помочь своему телохранителю. — Наверное, это очень важная встреча, Чад, ты никогда ранее не отпрашивался со службы…
Краем глаза я наблюдала за телохранителем, пытаясь предугадать его реакцию на мои слова. Смутится? Или, наоборот, испытает облегчение? Но Чад меня разочаровал.
Телохранитель внезапно успокоился и глубоко вздохнул:
— Ну ладно. Видно, не судьба. Завтра увидимся…
Он повернулся, чтобы выйти из комнаты, и я чуть не взвыла. Стройный план, спонтанно возникший у меня в голове, рушился на глазах.
— Постой, Чад! — окликнула я мужчину, торопливо соскакивая с подоконника, на котором сидела до сих пор. — Ты сказал, что тебе нужно в дендропарк? — Телохранитель кивнул. — Ну так если это так важно, — я притворилась, что уже позабыла про слова Чада о том, что он перенесет встречу на завтра, — то мы можем сделать вид, что туда нужно мне. Например, сегодня последний день демонстрируют навыки ухода за каким-то редким растением и мне обязательно нужно на это посмотреть. Ты же знаешь, что лин Монтриалли, мой жених, просто обожает свой сад. Следовательно, я должна многое знать и уметь сама, чтобы проконтролировать работу садовников…
Я несла откровенную чушь и молилась про себя всем богам нашей Вселенной, чтобы телохранитель этого не понял, не распознал. Если бы на его месте был мой отец, то он бы сразу понял, что я ему лгу. Во-первых, лин Монтриалли был не только компаньоном, но и ближайшим другом отца. Обо всех его увлечения папа был осведомлен хорошо. А во-вторых, у папы, кажется, уже давно развился сверхъестественный нюх на мое вранье, и уж кому-кому, а папе я бы точно даже не заикнулась о посещении столичного дендропарка. Чтобы у него и тени подозрения не возникло, что у его правильно воспитанной и праведной дочери есть какой-то свой интерес.
Телохранитель колебался недолго. Видимо несмотря на его слова о переносе встречи, это было для него все-таки важно. Потому что спустя всего пару секунд я услышала:
— Ну если вам несложно, лина Милена, то я буду вам очень признателен! И много времени не отберу: мне и нужно всего минут десять!
Я кивнула, стараясь подавить торжествующую улыбку, так и норовящую растянуть собой мои губы:
— Неважно. Дай мне просто пять минут, чтобы переодеться. Если папа увидит меня на улице в неподобающем виде, он никогда не поверит, что я отправилась в дендропарк по делам.
Это была правда, и мы оба с Чадом это знали. Поэтому телохранитель, ничего не заподозрив, согласно кивнул и сообщил, что подгонит к крыльцу мой аэромобиль. Вот только он не знал, что, сдирая с себя одной рукой так презираемые моим отцом джинсы, в которых я могла находиться только за закрытой дверью своей комнаты, второй рукой я торопливо отстучала в мессенджере сообщение:
Лучик: Обстоятельства изменились. Через двадцать минут я буду в дендропарке. Вот только я буду не одна, со мной будет мой телохранитель. Да и времени у меня будет в обрез.
Как бы мне ни хотелось, а за пять минут собраться у меня не получилось бы, даже если бы я не отвлекалась на мессенджер. Даже если бы из нервно дрожащих пальцев не вываливались вещи, а пуговицы нормально проходили в предназначенные им петельки. Просто потому, что лине Милене Герцоу не пристало выходить из дому растрепанной и неприлично одетой. А «прилично» в понимании моего отца — это в платье или юбке, прикрывающем колени. Неяркой расцветки, со скромным, закрытым под самое горло лифом. С гладкой прической, чтобы не выбивался ни один волосок. С аккуратно подстриженными и, боже упаси, не накрашенными ногтями. В строгих туфлях на невысоком каблуке. В лицее, который я закончила всего полтора месяца назад, все одевались достаточно скромно. Но девочкам родители разрешали носить классические брюки, стричь коротко волосы и организовывать пикники с парнями из приличных семей. Мне же не позволяли даже этого. Впрочем, к подобному я давно привыкла. И в отсутствие требовательного отца, в своей комнате, носила то, что хотелось мне.
Да, мне не нравились строгие рамки, в которые с самого детства загонял меня родитель. И все же открыто его распоряжение я нарушала впервые. Наверное, поэтому у меня тряслись руки, а колени подгибались от одной только мысли о затеянной авантюре. А ведь мне настоятельно требовалось собраться и взять себя в руки. Ведь если Чад что-то заподозрит…
Телохранителя три года назад нанял отец, выбрав из целого сонмища претендентов после весьма и весьма жесткого кастинга. Помнится, тогда кандидатов было двое. Но худощавый и подвижный тенриец с узкими и приподнятыми к вискам глазами, увидев объект охраны, то есть меня, не сдержался и ошарашенно ляпнул:
— Я думал, мне придется вас охранять, лин Герцоу… Вы словно наемника на смертельно опасную миссию подбирали.
Отец, услышав реплику, промолчал. Только бросил косой взгляд на свою помощницу. Больше тенрийца я не видела. А скорость расправы настолько впечатлила второго кандидата, Чада, что он с тех пор соблюдал инструкции дословно, буква в букву. Хотя справедливости ради нужно сказать, что я никогда не давала ему повод пойти наперекор распоряжениям лина Герцоу. И вот… Чаду нужно с кем-то встретиться. А мне, уже чувствующей на себе ярмо скорого и нежеланного замужества, как никогда, вдруг захотелось урвать хоть глоток свободы. Почувствовать себя хотя бы на краткий миг молодой и беззаботной. Именно это мое желание, с каждым днем, с каждым часом наливавшееся все больше силой, привело к знакомству во всегалактической сети на каком-то дурацком форуме, посвященном лирике постмодернизма, с парнем под звучным ником Сайфер.
Поначалу мы с ним просто перебрасывались ничего незначащими сообщениями, обсуждали прочитанные на форуме стихи и погоду. Но постепенно переписка становилась все более личной. А Сайфер начал все настойчивее звать меня встретиться в реале. Я отнекивалась как могла. Даже частично приоткрыла перед Сайфером завесу тайны своей личности. И так бы это знакомство и осталось виртуальным, все же отец воспитывал меня довольно строго и мне бы просто не хватило смелости, если бы не дурацкий случай, подброшенный самим телохранителем.
В аэромобиль я садилась затаив дыхание и почти до судорог вцепившись в сумочку, чтобы Чад, не дай бог, не заметил, насколько я взвинчена. Чинно поставила ноги вместе и расправила на коленях юбку из тускло-синего шелка. Ненавижу этот старушечий цвет, но сегодня он был для меня чем-то вроде брони. Телохранитель же, кажется, был весь в своих мыслях и на меня особо не смотрел. Привычно дождался, пока я устроюсь на сидении и пристегнусь ремнем безопасности, а потом просто захлопнул дверь. Я тихо выдохнула, пока Чад обходил аэромобиль, чтобы занять место водителя, и расслабленно стекла по спинке сидения вниз. У меня получилось! И сразу же я едва не взвыла: планшетник остался в моей комнате, я по привычке его спрятала подальше от глаз отца. Но позабыла поинтересоваться у Сайфера, как он выглядит! Конечно, я написала, что буду с телохранителем, и указала, где и в какое время. Но мы же там точно будем не одни…
От острого разочарования в самой себе, от допущенной ошибки, солнечный денек померк перед глазами. Ну я и дура! Так мне и надо, что одно-единственное знакомство с парнем для меня так и останется виртуальным. А я так и не узнаю, что это такое: встречаться с молодыми парнями, а просто выйду замуж за старого и жирного урода…
— Лина Милена… — негромко позвал меня Чад, поглядывая в зеркало заднего вида. Мы с ним частенько так общались, и я давно к этому привыкла.
— Да, Чад? — сдержанно отозвалась, поймав взгляд телохранителя и стараясь не показать, как мне на самом деле плохо. Отчаянно хотелось заставить Чада вернуться назад, под предлогом того, что я в спешке забыла нечто важное, а самой забрать планшетник. Но я не посмела. — Ты что-то хотел?
— Спасибо, — вдруг улыбнулся мне телохранитель в зеркало. — Вы очень добрая и отзывчивая лина. Надеюсь, у вас все сложится хорошо, и вы будете в замужестве счастливее, чем в родительском доме.
Растерявшись от неожиданности, я кивнула и слабо улыбнулась. Будто поблагодарила за пожелания. А сама содрогнулась. Да, жить с отцом — это далеко не предел мечтаний, он много мне запрещает, моя комната для меня — это тюрьма. Комфортная и роскошная, но даже отсутствие решеток на окнах никого не обманывает. Я в ней узница. И вряд ли замужество меня освободит. Просто одно место заключения сменится другим. Вот и все. Вспомнив своего жениха, я содрогнулась.
Отец обручил меня с лином Монтриалли, едва мне исполнилось десять лет. Уже тогда он был лысоват и тучен. А сейчас я без содрогания не могла вспомнить необъятные телеса своего жениха, его водянистые глаза, тонущие в рыхлых, с нездоровым оттенком кожи щеках, жидкие волосенки, которые не могли спасти никакие мастера парикмахерского дела. И запах. Мерзкий запах, который не мог перебить никакой, даже самый ядреный парфюм. Запах больного тела и немощного духа. Отец говорил, что его близкий друг очень сильно болен. И ему крайне необходим наследник его финансовой империи. А потом хитро усмехался и добавлял, что мне нужно будет потерпеть всего чуть-чуть, а потом все будет в шоколаде. Вот только отец ни разу не сказал, у кого все будет в шоколаде. Явно, не у меня.
Я была совершенно уверена, что для меня легко и просто не будет ничего. Лин Монтриалли не идиот. Иначе бы не нажил себе такое состояние на торговле эксклюзивным программным обеспечением. А значит, он никогда ничего не оставляет на самотек. Даже если его… и не станет, то он найдет, кто будет контролировать жизнь его молодой вдовы после его смерти. До которой мне еще нужно дожить. В моем лицее шепотом и тайком от преподавателей передавались неприятные сплетни о том, что лин Монтриалли был уже женат пять раз. И все пять его супруг оказались на кладбище… Я пыталась поговорить на эту тему с отцом. Но, то ли я неверный тон разговора выбрала, то ли не вовремя заговорила на эту тему, отец не стал меня даже слушать. Разозлился, ударил меня по лицу, не став разбираться, и велел выбросить из головы глупости.
Планета Кахелия, бывшая моей родиной, уже давным-давно превратилась в один огромный мегаполис. Я и не знаю ее другой. А ведь когда-то, еще когда мой ныне покойный дед учился в лицее, тогдашнее правительство Кахелии приняло странное, на первый взгляд, решение, и принялось методично превращать планету в столицу робототехники и искусственного интеллекта. В ту пору кахелийцы испытывали огромные финансовые трудности. Многие улетали куда глаза глядят в поисках лучшей доли. И как показало время, на первый взгляд сложное, трудновыполнимое решение политиков оказалось лучшим. Сейчас Кахелия была поставщиком программного обеспечения и дроидов для всей Галактики, кахелийцы процветали, бедных среди коренного населения не было. Но оборотной стороной медали, ценой за процветание планеты было отсутствие естественной растительности — лесов, полей и рек давным-давно не стало, безжалостный город поглотил все. Улицы планеты-мегаполиса, залитые сплошным износостойким покрытием, призванным оберегать кахелийцев от травм при падении, украшали ухоженные и одинокие деревца в передвижных клумбах на колесиках. А побродить между деревьев можно было только в немногих тщательно оберегаемых садах мегаполиса. Или на других планетах. Одним из таких мест и был дендропарк, в котором кто-то назначил встречу Чаду. В которое меня звал Сайфер…
Телохранитель привычно завел аэромобиль на подземную парковку возле южного входа в дендропарк. Мы здесь ранее не были, но все подобные места были похожи, как близнецы. И мне пришлось, как всегда, дожидаться, пока Чад выберет безопасное, по его мнению, место парковки, выйдет из аэромобиля сам, осмотрится, и только после этого откроет дверь для меня. Сегодня эти привычные действия раздражали как никогда. Хоть я и понимала, что встреча с Сайфером не состоится по моей собственной глупости, раздражал Чад.
— Лина Милена, — позвал меня неподозревающий о моих мыслях и чувствах телохранитель, — пожалуйста, не отходите от меня ни на шаг! — виновато попросил он. — Я быстро разберусь, зачем меня сюда позвали, а потом мы сможем пойти туда, куда вы скажете! И… — телохранитель замялся, но потом выпалил: — Я вас очень благодарен! Если вы захотите, чтобы я и дальше вас опекал, я не стану отказываться. Или, если захотите, чтобы вас после свадьба сопровождала девушка, дам рекомендации. У меня есть пара знакомых сослуживиц, которых я могу рекомендовать не глядя. Если честно, — нервно бормотал Чад, увлекая меня под локоть сначала под аркой прохода в дендропарк, а затем и по одной из неприметных боковых аллей, — я удивлен, что ваш батюшка изначально не нанял для охраны дочери женщину. Это было бы логичнее, чем нанимать бывшего звездного десантника, мужчину…
У меня невольно вырвался вздох. Я до сих пор не знала наверняка, но теперь начала догадываться. Отец так телохранителю ничего и не рассказал за прошедшие годы. Не мне его судить, покушения давным-давно прекратились, но охранник, как мне кажется, должен был знать…
— Отец считает, что женщины в роли бодигардов ненадежны, — со вздохом ответила на невысказанный вопрос, тщательно подбирая слова и невидящим взглядом провожая мелькавшие по бокам дороги деревья, — что они могут увлечься подставным парнем и предать. Женщины не умеют быть верными.
— А мужчины, по его мнению, в этом отношении надежны? — изумлено поинтересовался Чад, запнувшись от удивления на месте. — По-моему, мужику тоже можно подсунуть подходящую телк… кхм… девушку и заморочить ему голову так, что он и не вспомнит о долге!
Я молча пожала плечами в ответ. Да и что здесь говорить? Образцово-дрессированных тараканов в голове моего отца хватит на всю Кахелию, я в этом убедилась давно. Если он что-то вобьет себе в голову, спорить с ним бесполезно. И даже опасно. Я никогда не понимала отца и мотивов его поступков. К счастью, мы шли очень быстро, я даже начала слегка задыхаться, хоть и исправно посещала четыре раза в неделю тренажерный зал, поддерживая тело в форме. И к тому моменту, когда мне нужно было что-то сказать Чаду в ответ, мы уже пришли на назначенное место. Я это поняла по тому, как телохранитель подвел меня к какой-то скамейке и попросил посидеть пару минут. Едва я присела и расправила на коленях юбку, в дальнем, противоположном конце аллеи, из-за поворота появилась мужская фигура.
Незнакомец шел быстро, чеканя шаг. Но при этом в нем не чувствовалось военной выправки, как у Чада. От нечего делать я принялась его изучать.
Длинные, ненамного короче, чем у меня, волосы незнакомца, трепал легкий ветерок, шаловливо качавший ветки деревьев. Мужчина был еще далеко, я не могла рассмотреть черты его лица, но в душе почему-то зашевелилось смутное узнавание. Неизвестный кого-то мне напоминал. Хотя я могла бы поклясться на библии, что раньше его никогда не видела. Просто разворот плеч, обтянутых то ли курткой, то ли спортивным пиджаком, посадка головы и походка были мне почему-то знакомы.
Чад взволнованно шагнул парню, хотя нет, скорее молодому мужчине навстречу:
— Диллон, что случилось? Что за спешка? Ты же знаешь: у меня контракт!..
— Это важнее, — сухо и враждебно отрезал тот, кого Чад назвал Диллоном. — Кто это с тобой?
— Объект. — Незнакомец уже достаточно к нам приблизился, чтобы я смогла рассмотреть поднятые в удивлении брови, узкое, худощавое лицо, еще больше вытянувшееся от изумления, и округлившиеся глаза. — Ну а что ты хотел? — обиженно отозвался Чад. — У меня контракт, и не так просто отпроситься у нанимателя. Сменщиков нет…
— Чад, тебе что, все мозги отшибло в последнем бою? — сердито огрызнулся тот, кого назвали Диллоном. — За каким… ты притащил сюда девчонку? Не мог сказать, что встречу нужно перенести?!
— Не мог! — буркнул Чад, виновато оглядываясь на меня. — Ты же сказал, что очень срочно и важно…
Телохранитель и тот, кто назначил Чаду сегодня встречу, остановились всего в полуметре от меня. Так близко, что я не только все могла слышать, но даже рассмотрела серые, как грозовое небо, глаза незнакомца, смотревшие сейчас на Чада, как лазерный прицел.
— Идиот! — выплюнул Диллон в лицо моему телохранителю. — Вояка, как есть! Отец прав, что не доверяет тебе семейный бизнес. Ты как не умел думать, так и не научился до сих пор!..
— Ты меня позвал, чтобы оскорбить и напомнить, что я в собственной семье паршивая овца? — обманчиво-спокойно спросил в ответ Чад. А я напряглась. Острое чувство опасности вдруг почему-то полоснуло по нервам. Они же сейчас не подерутся? Нет?
Диллон хорошо владел своим лицом, оно почти не изменилось. Но вот его глаза… В них и так было страшно смотреть. А сейчас и вовсе начало казаться, что это глаза смерти. Стараясь не показать своего страха перед ним, будто это был дикий зверь, а не гуманоид, я медленно, с показным безразличием отвернулась, уже сожалея и досадуя на саму себя, что отважилась на авантюру, и принялась разглядывать аллею в той стороне, откуда пришли мы с Чадом.
Именно в этот момент, у меня на глазах, в дальнем конце аллеи возникло несколько быстро мчащихся фигурок на аэроскейтах — популярном развлечении подростов всех социальных сословий. На досках гоняли все: и бедные, и богатые. Даже я одно время каталась по нашему саду, и отец сквозь пальцы смотрел на это мое развлечение. Только заставлял защиту надевать, чтобы не переломалась при падении. Поэтому быстро приближающие фигурки не насторожили никого. Да и чего опасаться? С визгами и гиканьем соревнующихся подростков? Так они опасны лишь тем, что могут сбить с ног. Так думала я. Но лишь до того момента, как один из четверых скейтбордистов, поравнявшись со мной, вдруг не выкрикнул, замахнувшись в мою сторону:
— Привет папочке от Храмцевых и Сайфера!..
В меня полетел какой-то предмет.
Я слышала, что иногда так бывает. Но сама впервые наблюдала подобный эффект вживую, а не на мониторе искина или по галавидению. Время будто превратилось в резину. Замедлилось, растянулось, давя на нервы и психику. Только сейчас я обратила внимание на то, что все скейтбордисты вместо защиты были одеты в одинаковые безразмерные серые худи с накинутыми на бейсболки с козырьком капюшонами. Они все были на одно лицо, если так можно было сказать про тех, у кого из лиц в зоне видимости мелькали лишь подбородки. И только аэроскейты, на которых подростки стояли, были разного цвета. Например, тот, кто выкрикнул привет и замахнулся, стоял на черной, зловеще отливающей багровым мраком доске со стилизованной надписью, вьющейся сбоку от ног юнца «Посланец смерти». И меня поразила не столько сама надпись, сколько умение мальчишки балансировать на довольно большой скорости, не теряя при этом равновесия. Парень словно сросся со своим аэроскейтом, легко стоял на нем, будто влитой. Я так и не смогла подобному научиться.
Наверное, это глупо с моей стороны. Но я так и сидела, как примерная девочка, на скамье, поставив вместе ноги, расправив юбку, выпрямив спину, развернув плечи и сложив на коленях руки. И только сведенные смертельной судорогой пальцы, сжавшиеся на сумочке, могли бы выдать происходящее со мной. Если бы кто-то присматривался со стороны. Я даже не осознавала, какое впечатление производит выражение моего лица. Бледна ли я или нет? Расширены ли мои глаза от ужаса или мне удалось «сохранить лицо»? Хотя, в принципе, чего пугаться? Ну подумаешь, швырнули в меня какой-то коробок, сверкающий предостерегающим красным индикатором! Ерунда какая! Не было такого раньше, и я не знаю, что теперь делать и как поступить? Так всегда бывает первый раз!
В голове у меня была какая-то каша. А вот тело будто парализовало. Я продолжала наблюдать за всем словно со стороны. Вот подростки с улюлюканьем и свистом почти пронеслись мимо. Мелькнул какой-то перекошенный, напряженный подбородок того, кто швырнул в меня коробком. Вот Чад и Диллон одновременно повернули головы и увидели, что происходит. От острого, режущего без наркоза по живому взгляда последнего у меня внутренности скрутило от боли. Этот взгляд презрительно сообщал мне, что я — тупая идиотка, овца, не стоящая усилий Диллона. А потому меня совершенно не удивило, когда Диллон вдруг прыгнул подросткам наперерез. И испуганное, с выражением смертельного ужаса в глазах лицо бросившегося ко мне Чада тоже не удивило. Ему положено так поступать, у него контракт. А вот дальше мой мир вдруг раскололся, дал трещину и начал распадаться на куски у меня на глазах…
— Во имя свободы моей с!.. — вдруг выкрикнул тот, кто зашвырнул в меня коробок, но захлебнулся криком.
Диллон врезался в него всем корпусом, сбивая мальчишку с доски. Последний из четверки скейтбордистов резко присел на доске и вынужден был сильно вильнуть, чтобы избежать столкновения с упавшим с доски товарищем. Багровая надпись «Посланец смерти» в последний раз ярко сверкнула, и черный аэроскейт на скорости врезался в дерево напротив меня. Раздался хлопок, в разные стороны брызнули осколки пластика и отколовшиеся от ствола дерева щепы. Его хозяин плашмя упал на дорогу и пару раз обернулся вокруг своей оси, откатываясь к обочине. Там и затих. Диллон, бросившийся на него, каким-то немыслимым образом сгруппировался и сразу же вскочил после падения на ноги, бросившись к неподвижному пацану. Сдернул капюшон худи и бейсболку. И смачно выругался. Увы, что он там увидел, мне не было видно.
Казалось, все эти действия заняли вечность. А на самом деле прошел, наверное, миг. Во всяком случае, коробка все еще летела в мою сторону, но я уже могла различить на одном из ее боков дисплей и мигающие на нем цифры. И так же летящего в прыжке по воздуху Чада с открытым, перекошенным ртом. Кажется, телохранитель что-то кричал мне. Вот только в ушах у меня стоял сплошной непрекращающийся гул. Я не могла разобрать слов бодигарда. Кажется, я действительно дура…
Одновременно с этой странной, непривычной мыслью, по-хозяйски расположившейся у меня в голове, проклятый коробок, летящий в мою сторону, вдруг словно раздуло почти до состояния шара. Блеснул огонь. Раздался оглушающий, больно бьющий по ушам грохот. И в разные стороны помчались клубы дыма и пламени в сопровождении осколков пластика и чего-то еще, чему я не могла дать названия…
Ясный солнечный денек для меня померк. Дендропарк, наполненный шорохом листвы и безмятежностью, словно отодвинулся куда-то очень далеко от меня, невообразимо далеко. Я не могла бы до него дотянуться, даже если бы очень этого хотела. Но мне этого и не нужно было. Куда сильнее меня занимало то, что в левую щеку будто сахранские шерши жала воткнули, впрыскивая в кровь свой парализующий яд. Мне было так больно! Так безумно больно, что хотелось заорать на всю Вселенную. Вскочить и бежать пешком на край освоенного космоса, только бы избавиться от жгучей, разрывающей на части боли. Но тело будто парализовало. Оно мне не подчинялось. Из сведенного спазмом горла не вырывался даже хрип…
Подумалось, что это уже конец. И даже стало немного жаль, что в свой последний день я выгляжу так, как нравится отцу и лину Монтриалли, а не мне. Может быть, хотя бы в крематорий меня отнесут в джинсах и вот той шелковой, полупрозрачной кофточке, на которую отец презрительно фыркнул, что она не стоит денег за ценник, на котором напечатали ее цену.
Чада было жалко до слез. На моих глазах в его тело впились тысячи крохотных кусочков, разлетевшихся в разные стороны от лопнувшей коробки. Чада выгнуло дугой. Но он, не обращая внимания на совершенно очевидную боль от ран, все пытался добраться до меня, спасти.
Я не могла отвести от телохранителя глаз, когда в мозг пробился чей-то чужой, полный бессильной ярости и отчаяния крик:
— Ча-ад!.. Не смей умирать! Слышишь?! Не смей!
Бодигард приоткрыл мутные, больные глаза, нашел взглядом меня и прошептал:
— Объект… Девушка… Поклянись, что не дашь ее в обиду…
От первого слова в душе все перевернулось. Стало больно, хоть слова Чада и были логичными: отец ему заплатил немалые деньги, чтобы Чад охранял меня. И эта разорвавшая надвое боль словно ослепила меня, лишила возможности что-либо еще чувствовать. Поэтому я совершенно безразлично отнеслась к следующим словам бросившегося к Чаду Диллона:
— Да провались она пропадом, маленькая идиотка!.. Мне на нее начхать!..
Но телохранитель, не обращая внимания на полные бессильной ярости слова в мой адрес и сделав поистине титаническое усилие, приподнялся и вцепился в руку склонившегося над ним Диллона:
— Нет… — Чад тяжело, с надрывом дышал. — Нет… Поклянись! Поклянись, что не бросишь ее…
Телохранитель так требовательно, так умоляюще смотрел в лицо Диллону, что у меня сердце рвалось на части в груди. И тот сдался. Скривился, но кивнул:
— Ладно. Если ты так хочешь…
— Хочу!..
Кажется, это последнее усилие стоило для телохранителя слишком много. Получив так необходимое ему обещание, что меня не бросят и защитят, он обмяк. Рукав курточки Диллона выскользнул из его пальцев, а глаза закрылись. Диллон отчетливо скрипнул зубами.
Несколько мгновений он пристально смотрел на обмякшее тело Чада. Потом воровато оглянулся по сторонам, не обращая, впрочем, на меня никакого внимания, что-то достал из кармана брюк, на мгновение сжал в кулаке, а потом положил на грудь Чаду. Присмотревшись, я различила коробок, похожий на тот, что метнул в меня скейтбордист, и что совсем недавно взорвался в воздухе.
Сердце в ужасе сжалось. Этот Диллон решил взорвать тело Чада?! За что?! Почему?! А если телохранитель еще жив и его можно спасти? Вот теперь неведомая сила, до этой секунды надежно прижимавшая меня к лавочке и не дававшая встать и уйти, исчезла, а меня будто пружиной подбросило:
— Не-е-е!..
Я захлебнулась криком и не смогла договорить «нет». Просто Диллон, по-змеиному взвившись в воздух, перехватил меня на лету и сжал так, что в легких мгновенно закончился воздух, а вдохнуть еще я не смогла. Глаза заволокло блаженной темнотой, в которой не было боли, взрыва, мертвого телохранителя и этого чокнутого Диллона, чтоб ему…
— Очухалась? — Чужой, злой и какой-то опасный голос ворвался в уши, заставляя мгновенно испуганно распахнуть глаза. — Поднимайся, — последовал не терпящий возражений приказ, — хватит уже изображать из себя труп!
Веки будто кто-то склеил вечным клеем для пластика, я такой видела у помощницы отца, но в сердце уже впились жесткие, ледяные пальцы страха. И в кои-то веки у меня включился инстинкт самосохранения. Испуганно распахнув глаза и увидев склонившегося надо мной незнакомого типа, я рефлекторно, будто откинутая пружиной, мгновенно откатилась подальше от незнакомца, села, подобрала под себя ноги, для надежности обхватив их руками, и огляделась.
Вокруг все было чужое. Я сидела на какой-то убогой койке, которую назвать кроватью не поворачивался язык: серое, грубое и комковатое нечто подо мной, то ли матрас, то ли одеяло, тусклые металлические трубы, изображающие спинку кровати, а за спиной холодная обшарпанная стена. По ощущениям тоже металлическая.
— Где я… — Голос хрипел и был едва слышен. Я испуганно прочистила горло, наплевав на приличия, и попыталась еще раз: — Отпустите меня! Я хочу домой!
На этот раз голос вернул былую звонкость, но в конце фразы позорно сорвался на визг. Даже я съежилась от этого противного звука и испуганно покосилась на того, кто стоял у кровати, закрывая мне остальной обзор.
Мужчина, нет, молодой парень, вдруг как-то странно хмыкнул:
— Не боись… Не обижу.
Из его голоса ушла звеневшая до этого злость, но холод и отчужденность остались, заставляя внутренности сжиматься от неясной угрозы. И все же не смотря на страх, и ненавидя себя за это, я умоляюще попросила, внезапно осознав, кто сейчас стоит передо мной:
— Диллон… отпусти! Пожалуйста! Зачем я тебе? А мой папа заплатит…
То, что я допустила серьезный просчет, поняла моментально. Голова на удивление работала ясно. Я вспомнила все: и мою интригу, и дурацкий просчет с Сайфером и планшетником, и подозрительную сцену на аллее дендропарка. Услышав от меня свое имя, Диллон сразу как будто расслабился. Но стоило мне только заикнуться о деньгах, как он снова превратился во взбешенного, разъяренного зверя:
— Заплатит? — Серые глаза снова лазерными прицелами впились в меня, причиняя почти физическую боль своим взглядом. Диллон, до этого стоявший, склонившись надо мной и опираясь одной рукой о стену у меня над головой, резко выпрямился и выплюнул: — Конечно, заплатит! Даже и не сомневайся! Жизнь Чада дорого стоит. — И жестко добавил: — Но не деньгами! Кредиты — это мусор! Они мне не нужны!
Где-то в груди похолодело. Стало безумно страшно. Постепенно я начала сознавать, в какую задницу вляпалась. Хотя до конца картина мне еще не была видна. Облизнув губы, я решилась осторожно уточнить:
— А что же тебе тогда нужно?
Серые глаза снова полоснули меня лазерным лучом, заставляя мысленно корчиться от боли. Ну у него и взгляд! Да этому Диллону и оружие не нужно, чтобы держать в повиновении своих врагов! А их у него, судя по его поведению…
— Придет время — узнаешь! — отрезал парень, поворачиваясь ко мне спиной и направляясь на выход. — А пока сиди здесь и не рыпайся!
Диллон скрылся за такой узенькой дверцей, что еще немного, и парню пришлось бы протискиваться боком. И как только он исчез из поля зрения, мне сразу же стало даже легче дышать.
Медленно расправив уже начавшие неметь от напряжения конечности, я ошеломленно обвела помещение взглядом, пытаясь осмыслить, куда я влипла, и как теперь выкручиваться из создавшегося положения. Отец же меня просто убьет! Особенно когда узнает, что из-за моей глупости погиб телохранитель, а ему теперь придется выплачивать его родным компенсацию. Был такой пункт в договоре, я знала. Если охраняемый объект не будет вести себя разумно и подчиняться справедливым требованиям безопасности, что повлечет за собой гибель охранника, всплыли в голове скупы строки, то… Стоп!
От новой, пришедшей в голову мысли, я даже беспокойно завозилась на кровати. Ведь если Чад мертв, то никто и никогда не узнает о моей афере! Мне бы только добраться до галанета и посмотреть список проводимых в дендропарке мероприятий! А там уже никто и никогда не докажет, что я помогла телохранителю выбраться из дому на ему нужную встречу, рассчитывая и сама тайком увидеться с посторонним парнем!
Окрыленная, я соскочила на пол, нашла свои туфли, мимолетом отметив, что для грубияна Диллона еще не все потеряно, раз у него хватило ума снять с меня обувь перед тем, как положить на постель, а в том, что именно он меня сюда принес, я не сомневалась, и бросилась на поиски своей сумочки. Итак, сначала обеспечиваю себе законный повод для выхода в город. А дендропарк был в списке одобренных отцом к посещению мест. Потом связываюсь с отцом и сообщаю, что меня похитил какой-то странный тип и что ему от отца что-то нужно. Потом… Потом по обстоятельствам. Все же моя версия событий, которую я сейчас пытаюсь создать, как говорится, шита белыми нитками. Я очень многого не знаю, и это всерьез беспокоит.
Комната, в которой я открыла глаза, оказалась небольшой, я бы даже сказала крохотной. В ней помещались две убогие кровати, на одной из которых очнулась я, какая-то странная модификация стола или тумбочки под окном и по жалкой олеографии на стенах над каждой кроватью, претендующих на громкое название картин. Их рамки были такими же унылыми и невзрачными, как и напечатанные на обыкновенном бытовом принтере изображения инопланетных ландшафтов. В чем-чем, а в этом я разбиралась хорошо, ибо одним из самых главных предназначений окончивших наш лицей девочек было стать хорошей супругой и обеспечить в доме уют для семьи. Нас учили разбираться во всем, что могло пригодиться или потребоваться в богатых домах. Так что я вполне могла по одной картинке в галанете определить, из чего сделан тот или иной предмет обихода, и сколько он стоит кредитов.
Мой план по спасению составился быстро и как будто сам по себе. Уже тогда следовало догадаться о том, что он не будет жизнеспособен. Просто потому, что мне в моей жизни вот так просто, по щелчку пальцев не доставалось ничего, хоть у отца и достаточно денег. Через несколько секунд лихорадочного обшаривания всего, до чего я могла дотянуться, пришлось с горечью констатировать: мой план провалился, а сумочки в номере просто нет. К тому же, с руки исчез коммуникатор, остался лишь простенький детский браслет с часами, который я носила из сентиментальности. Папа подарил мне его тогда, когда отвратительное замужество еще не маячило на горизонте, а я была бесконечно счастлива.
Мне стало физически плохо и холодно от понимания того, что позвать на помощь не получится. Что я осталась один на один с проблемами и с не совсем адекватно ведущим себя незнакомцем. То, что я знаю его имя не в счет. Что теперь, впервые в жизни, мне придется самой со всем разбираться…
На глаза навернулись слезы. Но сразу же высохли, едва за моей спиной раздалось издевательски-презрительное:
— Цыпа, ты случаем не это ищешь?
Резко обернувшись, я увидела стоящего в дверях Диллона в одних брюках. С мокрых волос на обнаженный торс стекала вода. Но мне было не до любования совершенным мужским телом. Потому что на пальце у мерзавца болталась моя потеря, моя сумочка.
— Отдай!
Отчаяние и близость так необходимой мне для спасения вещи затмили все. И я, не раздумывая, бросилась на парня, чтобы отобрать у него сумочку. Глупо. Хотя бы потому что он физически заведомо сильнее меня. Еще на подлете к его торсу Диллон перехватил меня жесткой как сталь свободной рукой, не позволив дотянуться до сумочки. И, не успев даже испугаться, через мгновение я, преодолев короткое расстояние по воздуху, уже лежала на боку, на той койке, с которой спрыгнула несколько минут назад.
От удара перехватило дыхание. И вместе с болью пришел запоздалый страх: да, Диллон закинул меня на койку как огрызок симмеры в утилизатор. Очень ловко. А если бы промахнулся? Удар виском о железную спинку койки, и прощай, Милена! Твоему телу пора в крематорий! Я в ужасе уставилась на неторопливо приближающегося ко мне молодого мужчину.
— Значит так, лапуля, — его голосом можно было заморозить космос, — пора тебе уяснить некоторые правила поведения: ты сидишь тихо, не создаешь мне дополнительных, к уже имеющимся, проблем. Не скандалишь, не истеришь, не делаешь пакости. И твоя шкурка не пострадает. А когда все закончится, я тебя отпущу, пташка, на все четыре стороны. Уяснила?
Страх, нет, не страх, а настоящий животный ужас, унижение, беспомощность были малой толикой того, что я чувствовала, лежа на боку, на койке в каком-то мерзком притоне и глядя на вполне привлекательного парня, оказавшегося таким… таким… таким… Впервые подумалось, что отец прав, говоря, что все красавчики — полные мрази. И в душе шевельнулось что-то, похожее на благодарность родителю за то, что пусть и драконовскими методами, но столько лет ограждал меня от неприятностей и неприглядной стороны жизни.
— Не слышу! — требовательно рявкнул Диллон, не дождавшись от меня никакой реакции. Его глаза снова превратились в раскаленные почти добела лазерные лучи, которые прожигали во мне дырки.
По спине пробежала дрожь. Боги Вселенной! Да я оказалась во власти какого-то психа! Облизав пересохшие, какие-то спекшиеся губы, я с трудом выдавила из себя:
— Уяснила…
Диллон, выбив из меня нужный ему ответ, почти мгновенно успокоился:
— Давно бы так, — проворчал, отворачиваясь от меня и направляясь ко второй койке. Тебе лучше не злить меня больше, чем я уже зол. Иначе, поверь, последствия тебе не понравятся!
Наблюдая за тем, как он расслабленно вытягивается на убогом ложе, ловко подбив поудобнее тощую подушку в изголовье, я подумала, что мне уже не нравится то, что со мной происходит. Сверхъестественная скорость, с которой Диллон переходил от спокойного состояния к крайнему бешенству, ужасала. Моя прежняя спокойная и сытая жизнь в созданном отце ограниченном, но уютном мирке никак не могла подготовить меня к происходящему.
— Если нужен санузел, — вдруг снова заговорил Диллон, по-хозяйски расстегивая и потроша мою сумочку, — это там! — Он не глядя ткнул пальцем в дверь, из-за которой недавно вышел. — Там же можно и воды напиться, если мучает жажда. Она мерзкая на вкус, но чистая и безопасная, не боись. А вот с едой придется пока обождать. Можешь вообразить, — он гадко ухмыльнулся, — что сидишь на предсвадебной диете. Чтобы лучше угодить будущему мужу.
Диллон не смотрел в мою сторону, перебирая и рассматривая содержимое моей сумочки. Наверное, именно то, что я не видела, не ощущала на себе жуткого взгляда его серых глаз, и придало мне смелости. Я наконец-то нашла в себе силы подняться и сесть на кровати, ладонями разгладила уже изрядно измятый подол синей юбки, находя некоторое успокоение в простых и обыденных вещах. Посмотрела на лежащего на кровати молодого мужчину и решилась осторожно спросить:
— Кто ты? И зачем я тебе?
Диллон в этот момент ковырялся в моем коммуникаторе, и мне пришлось проглотить сердитое замечание по поводу того, что брать чужие вещи без спросу неприлично. Закончив свои манипуляции с моим устройством, он удовлетворенно хмыкнул:
— Вот так. Кто я? — он мельком взглянул в мою сторону и снова вернулся к своему занятию. — Неужели не знаешь? Странно. А ведь твой папаша одно время отчаянно добивался твоего брака со мной! Типа, слияние бизнеса и династический брак, и прочая белиберда…
Если бы этот Диллон сейчас сказал, что у него в руках вместо моей расчески ежик, а мне нужно его проглотить, я бы и то не так удивилась:
— Брак с… тобой?.. Но… Я же уже десять лет обручена!
В мою сторону полетел новый презрительный хмык:
— И что? Как будто это кому-то когда-то мешало. Браки расторгаются! А здесь помолвка. Причем, как я понимаю, на словах. Да если бы мой родитель вдруг дал свое согласие, то ты бы готовилась к свадьбе со мной, а не с этим… — Диллон явно в последний момент проглотил нелестный эпитет, которым собирался наградить моего жениха. Бедняга, чуть не поперхнулся, пытаясь соблюсти этикет! — В общем, — в меня вдруг полетела моя собственная сумочка, — я безумно рад, что мой отец не страдает таким патриархальными замашками, как твой. Мне не нужна жена в качестве мебели и красивого дополнения к интерьеру. А от тебя совершенно однозначно толку никакого. Пустышка.
Сумочка ударила меня в грудь и упала мне на колени. Потрясенная злыми, беспощадными откровениями мерзавца, расслаблено валявшегося на соседней койке, я даже не подумала поймать ее или как-то защититься. То ли от удара, то ли от слов Диллона, в глазах закипели горячие слезы:
— Я не бесполезная! — крикнула ему в лицо, позабыв про безопасность и про свое зависимое положение. — У меня хорошее образование!..
Чуть повернув голову, Диллон приоткрыл один серый глаз, блеснувший на меня расплавленной сталью:
— Да-а-а?.. И что же ты умеешь? Выбирать тряпки, в которых будешь ожидать в спальне, когда муж и повелитель соизволит снизойти до тебя? Сидеть на диетах, чтобы супруг мог похвастаться безупречным телом своего приобретения перед приятелями? Дай-ка подумать… Нет! — с торжеством сообщил он мне. — Лучше всего ты умеешь транжирить мужнины деньги! Но с этим я прекрасно справлюсь и сам. А теперь заткнись, — он вульгарно зевнул, продемонстрировав мне идеальные зубы, — я хочу подремать, мне нужно отдохнуть. Да и тебе не помешает. Ибо я не потерплю нытья, что ты устала. Вырублю, и дело с концом!
Серый глаз снова закрылся. Диллон размеренно и тихо дышал, будто мгновенно отрубился. А я все никак не могла привести в порядок мысли и подавить возмущение. Подумать только, этот грубиян, этот подлец, которого я впервые в жизни вижу, посмел обвинить меня в полной бесполезности и порадоваться, что ему не придется на мне жениться! Посмел сравнить меня с мебелью! Почти открытым текстом обозвал тупицей! Хотелось вскочить и отхлестать этого… Диллона сумочкой прямо по лицу! Да у меня просто ладони чесались это сделать! Мне с детства вдалбливали в голову правила поведения приличных леди, но сейчас моя совесть даже не мяукнула бы от такого вопиюще-вульгарного поступка, как драка! Да и вообще, он первый начал! Я не навязывалась ему!..
Мне понадобилось немало времени, чтобы успокоиться. И только тогда я смогла понять, что, несмотря на все сказанное в этой комнате, я так и не узнала: у кого в руках я нахожусь и с какой целью этот Диллон меня похитил…
Внутри меня сплелись в тесный клубок страх перед будущим, неуверенность, беспомощность и ощущение какой-то неправильности. Чем дольше я сидела и смотрела на лежащего Диллона, тем невыносимее мне было. Словно убогую постель подо мной кто-то по ошибке превратил в костер. Или разогретую на огне сковородку. В итоге я не выдержала, вскочила, едва не уронив позабытую сумочку, и на цыпочках, стараясь не греметь каблуками, отправилась в санузел. Не то чтобы мне это требовалось, но хотелось хоть немного побыть наедине со своими мыслями, без раздражающего фактора, едва слышно посапывающего на соседней койке. А другого места для уединения здесь не было.
Комнатушка для гигиенических процедур была крохотной, как мой ноготок на мизинце. Закрыв потихоньку за собой дверь, я прислонилась к ней спиной и печально осмотрела такие же странные, будто бы металлические стены, допотопный душ в правом углу, состоящий из дырки в полу и длинного, гибкого шланга с душевой насадкой на конце, закрепленного в неказистый штырь под потолком. Достаточно высоко, я точно его не достану.
На расстоянии полушага от двери прямо напротив входа находился умывальник. Тоже допотопной, непривычной конструкции. И традиционно на стене над ним висело зеркало. Самый простой овальный кусок зеркальной глади, лишенный даже самой простецкой рамки, ехидно демонстрировал мне растрепанные волосы, бледное лицо, искусанные губы и ужас в округлившихся от переизбытка эмоций глазах. На левой щеке темнели какие-то подозрительные полосы. Будто следы чьих-то жестоких пальцев. Я невольно содрогнулась от мысли, что это может быть реальная метка руки Диллона, и бросилась к крану, чтобы хотя бы попытаться умыться. Если смогу открыть воду.
С краном удалось разобраться довольно быстро. Но когда я подставила пальцы под струю холодной воды, в голову неожиданно пришла странная, но здравая на мой взгляд мысль: все вокруг ненастоящее. Нет, стены, пол, вода, мебель и сантехника были вполне себе материальны. Но почему большая часть того, к чему я прикасалась, была сделана из металла? Даже я, домашняя девочка, оранжерейный цветочек, знала, что в наше время расходные материалы, особенно для мест общественного пользования, стараются удешевить. И при этом сохранить износостойкость. Чтобы извлечь из вложений максимальную выгоду. На последнем курсе лицея я писала работу на подобную тему и перерыла тогда кучу информационных носителей, разбираясь в том, что и для чего больше подходит. Тогда преподаватель меня похвалил. И благодаря проделанной тогда работе я знала, что для отеля, особенно если это не престижная гостиница в центре, логичнее использовать высокоустойчивые к износу полимеры и металлопласт. Материалы, не особо сберегающие экологию и в какой-то степени даже вредные для живых организмов, но дешевые и прочные. Даже при высоком потоке постояльцев могущие прослужить не один десяток лет. А вот металл давным-давно стал слишком дорог в производстве, чтобы вот так, бездумно, лепить его в качестве стен и потолка, делать из него мебель. Окружающая меня обстановка подозрительно напоминала виденную по галавидению тюрьму. Так куда же притащил меня этот чокнутый Диллон? И, главное, зачем?
Смыв со щеки полосы, к моему огромному облегчению оказавшиеся всего лишь грязью, я бросила на себя последний взгляд в зеркало и отвернулась. Последним неисследованным мною предметом в комнатушке оказался стульчак унитаза. И сейчас я с интересом осматривала его на предмет прочности крышки: другой поверхности, пригодной для сидения, здесь не было. А мне хотелось спокойно подумать. Мне не давал покоя вопрос зачем?
Диллон этот вопрос стойко игнорировал. А мне казалось куда логичнее, если уж Чад вырвал у этого подозрительного типа обещание сберечь мне жизнь, просто доставить меня домой и сдать отцу с рук на руки. Но нет же. Меня почему-то увезли в какую-то дыру. Вывод напрашивался сам собой и мне категорически не нравился. Особенно если вспомнить все двусмысленности и подозрительные намеки этого странного типа, дрыхнувшего сейчас в соседнем помещении будто, младенец. Будто совесть у него кристально чиста. Я поморщилась.
Теперь мне уже казалось подозрительным все. Даже эта странная, какая-то дурацкая, словно поставленная по плохому сценарию встреча в дендропарке. Диллон явно был умнее, чем старался казаться. Когда он забывался, то его речь была гладкой, отточенной, лишенной разговорного мусора. Так говорят только те, кто получил очень хорошее и разностороннее воспитание. Я достаточно насмотрелась на знакомых и деловых партнеров отца, чтобы понимать, о чем говорю. Точно так же и поведение моего похитителя: он словно примерил на себя чужую роль из совершенно неподходящего амплуа. Будто бы натянул чужие одежды, слишком маленькие ему по размеру, и постоянно из них выпадал. Словно шило высовывалось из мешка. Как известно, этот древний инструмент невозможно спрятать в тканевой упаковке, слишком острый. Непременно проткнет дырку и высунет свой любопытный кончик наружу.
Складывая воедино все эти соображения, я приходила к неутешительному выводу, что этот Диллон не так прост и, скорее всего, ведет какую-то свою игру. А я ему нужна, чтобы надавить на отца, что-то стребовать для себя… Хотя… Вспоминая повадки и одежду Диллона, я все же склонялась к тому, что он не врал по поводу своей обеспеченности и кредиты ему не нужны. Но что-то же тогда нужно?..
Прерывая мои нерадостные мысли, вдруг с отвратительным грохотом и металлическим лязгом распахнулась входная дверь. Хотя я точно помнила, что, войдя, запирала ее на запор.
— Ты что здесь делаешь?
На пороге нарисовался злой, заспанный и взъерошенный Диллон. И фиг сотрешь ведь, мелькнула дурацкая мысль.
— В унитазе собираюсь с горя утопиться, — недовольно покосившись на него и не подумав, огрызнулась я. Он снова меня перепугал до икоты.
Худощавое лицо молодого мужчины перекосило. То ли от ярости, то ли от отвращения. Неуловимо-презрительным жестом он скрестил на груди руки:
— Ну, давай!
Серые глаза снова начали набирать температуру, раскаляясь добела, готовясь прожигать во мне дырки. Я его явно не просто раздражала, а бесила до невозможности. Но почему-то Диллон продолжал терпеть раздражитель в моем лице. Бесился, ярился, усилием воли брал себя в руки, и снова срывался. Что же его толкало так издеваться над собой?
— Что — давай? — недоуменно переспросила, глупо хлопнув ресницами, чем окончательно взбесила своего похитителя.
Показалось, что еще мгновение, и Диллон просто взорвется, настолько он побагровел и будто бы увеличился в объеме. Я невольно поежилась под его яростным взглядом, ругая себя за то, что снова довела его до белого каления.
— Топись! — Диллон выразительно указал глазами на то место, на котором я сидела. — Начинай!
Я просто ушам своим не поверила, когда услышала. Даже невольно беспомощно оглянулась по сторонам. Он вообще нормальный?! Что ему от меня нужно?! Ну да, я виновата, погорячилась, забыла, с кем разговариваю и огрызнулась. Но это же не повод смотреть на меня так, будто сам сейчас удавит меня голыми руками!
Диллон сорвался с места внезапно. Будто лазерный заряд из пистолета. Я даже осознать, что происходит, не успела, а он уже больно вцепился сначала мне в запястье, сдергивая с насиженного места, а потом, когда он на немыслимой скорости свободной рукой откинул крышку унитаза, жесткие пальцы оставили мою руку и вцепились в затылок. Мгновение, и уже перед самым моим носом колышется красноватое марево утилизирующего излучения. Унитаз в отличие от душа и умывальника оказался современным, волновым.
Мне понадобилось целых пять секунд, чтобы осознать, что этот мерзавец, непонятно за что меня возненавидевший с первого взгляда, едва не сунул меня головой в отхожее место. Едва не убил, ведь излучение утилизатора для всего живого смертельно…
И тогда я заорала…
Мной овладел какой-то темный, первобытный, абсолютно не рассуждающий ужас. Сердце, казалось, колотилось где-то в горле, мешая дышать. Воздуха категорически не хватало. От собственного крика заложило уши. А перед глазами плясало и жадно изгибалось алое марево. Утилизатору без разницы, что в него суют, главное, что это нечто материально, а вот имеет оно разум, или нет, все равно. Излучатель все расщепит на атомы. Даже тело человека. Разница только в мощности: в слабом излучателе должны оставаться следы. Должны, но это не точно.
Шок от выходки этого мерзавца для меня затмил все. Отключил способность думать и рассуждать. Остался лишь первобытный инстинкт, толкающий любое разумное существо, оказавшееся на краю гибели, сделать все, но избавиться от опасности. Выжить любой ценой…
…Опомнилась я на все той же койке, с которой совсем недавно (или целую вечность назад) убегала в санузел, чтобы побыть одной. Под щекой все та же тощая подушка, под боком серое нечто, выполняющее роль одеяла. Тело ныло, растрепанные волосы закрывали обзор. Я раздраженно смахнула с лица их свободной рукой и невольно скривилась, и зашипела: пальцы тоже болели. Будто я стерла или обожгла их кончики. Да и на лице, наверное, была какая-то рана, которую я так неосмотрительно задела.
— Очухалась? — Такой знакомый и такой злой голос заставил вздрогнуть всем телом. Дежавю. Жаль, что все это мне не приснилось. — Дикая кошка! И кто только занимался твоим воспитанием? — В голосе Диллона звучала… досада?
Я настолько удивилась этому обстоятельству, что бездумно одним движением поднялась, села на кровати и свесила на пол ноги. И сразу же едва не вскрикнула от боли: бока и ребра почти взвыли от боли, заставляя затаить дыхание, чтобы уменьшить болезненные ощущения. Но это не помешало мне сердито огрызнуться:
— К счастью, не ты, — буркнула, отыскивая взглядом причину всех моих бед. И застыла.
Диллон сидел на койке прямо напротив меня. Взъерошенный. Будто его стая ворон атаковала. Волосы нелепо торчат в разные стороны. А лицо и верхнюю часть обнаженного торса густо покрывали уже подсохшие кровавые царапины…
Я ощупала потрясенным взглядом отметины, изучила их длину и глубину. Под моим взглядом смугловатая кожа Диллона покрылась пупырышками. Будто от холода. А мышцы слегка напряглись, подчеркивая красивую линию явно знакомых с физическими нагрузками мускулов. Однажды, когда мне было четырнадцать лет, мой жених лин Монтриалли решил сменить рубашку, когда я находилась с ним в одной комнате. Его оплывшее, будто расплавленный воск, тело с обвисшей, почти женской грудью тогда настолько меня потрясло, что я еще очень долго потом пряталась от жениха по углам и в ужасе просыпалась ночами, когда лин Монтриалли приходил ко мне в снах без рубашки. Постепенно воспоминание сгладилось, если не стерлось. И вот я снова вспомнила рыхлые телеса жениха, разглядывая почти идеальный торс какого-то… подонка.
— Любуешься делом своих рук?
Я вздрогнула и резко отвела глаза в сторону, впившись взглядом в какую-то зазубрину на полу. Стало неловко. От того, что Диллон поймал меня за таким неприличным занятием, как разглядывание его тела в упор, и от неожиданности. А потом до меня дошло, и я ахнула:
— Как своих?..
От потрясения я позабыла про неловкость и снова уставилась в лицо Диллону. Тот ответил мне кривоватой ухмылкой:
— Что, не помнишь? — Я отчаянно замотала головой. — Ну и хорошо, — хмыкнул он как-то неопределенно. — Забудь все вообще. Но на будущее: не стоит злить того, кто заведомо сильнее. А если все же решилась, то будь готова к последствиям. Ребра болят? — без всякого перехода, с гаденькой ухмылкой поинтересовался этот мерзавец.
Нахмурившись, я неуверенно кивнула в ответ. Нет, ребра болели, даже дышать было больновато. Но боль не мешала мне думать, и я никак не могла понять, что происходит, что этому странному типу о меня нужно. Отсюда и неуверенность.
Диллон снова одарил меня кривой, зловещей ухмылкой:
— Вот и ладно! — Я нахмурилась еще сильнее. Ну он и хам! — Это поубавит тебе резвости, а переломов там точно нет, я не настолько сильно тебя сжимал. Синяки же заживут еще до того, как я верну тебя папаше. И вообще, скажи спасибо, что я тебя смог удержать, не уронил головой в излучатель!
— Если бы ты не намеревался изначально макнуть меня туда головой, то ничего бы этого не было бы, — тихо возразила, усилием воли подавляя рвущееся из груди возмущение, искоса наблюдая за реакцией парня и судорожно соображая, что же делать дальше. Оставаться и далее во власти этого ненормального не хотелось. Но…
Диллон длинно и тяжело вздохнул:
— Извини, виноват. Сорвался. — У меня от изумления брови поползли вверх. Диллон передо мной извиняется??? А я точно не сплю? — Знаю, что поступил ужасно, но я и так был на взводе, а ты меня бесила еще больше, вот я и… — Он еще раз вздохнул, взъерошил себе и без того растрепанные волоса, разом став похожим на странного инопланетника с торчащими во все стороны антеннами вместо волос, задел рукой ранку у виска и поморщился, отдернув руку и посмотрев на испачканные кровью пальцы.
— Если есть чем, я могу промыть царапины и обработать, — вдруг вырвалось у меня, и я испуганно прикусила губу. Как-то я не планировала ухаживать за своим похитителем, но слово не воробей — вылетело, не поймаешь.
Диллон изумленно воззрился на меня. Будто у меня вдруг резко выросла вторая голова. Или заговорила молчавшая до этого домашняя зверушка.
— Ты-ы-ы?.. — как-то оскорбительно, пренебрежительно начал он. И вдруг резко оборвал сам себя. Окинул меня взглядом и спросил: — А сможешь? В обморок не грохнешься?
Захотелось съязвить, мол, не попробуешь — не узнаешь. Но стоило только открыть рот, как за меня будто кто-то чужой ответил:
— Не должна. Сейчас же не падаю.
Наградив меня еще одним недоверчивым взглядом, Диллон поднялся и направился в санузел, кивком позвав за собой.
В санузел я входила очень осторожно. Словно от любого неловкого шага пол подо мной мог провалиться, уронив меня куда-то, где еще хуже условия, чем здесь. В сторону унитаза смотреть вообще не хотелось. Но Диллон, что-то нажав сбоку от зеркала и открыв его как шкафчик, выудил оттуда довольно объемную аптечку с межгалактическим опознавательным знаком в виде красного креста на белом фоне и уселся именно на крышку унитаза, сунув аптечку мне в руки:
— Ну давай, сестра милосердия! Посмотрим, каким красавчиком я буду после твоих нежных ручек!
Он насмехался надо мной. А я смотрела в серые глаза и отчаянно кусала губы, чтобы промолчать, не ляпнуть снова что-то не то, что-то, от чего этот странный тип снова впадет в состояние бешенства. Но проиграла битву с собой и собственным любопытством:
— Ты землянин? — как-то помимо воли вырвалось у меня.
Учитывая всю предыдущую вспыльчивость Диллона и его неадекватные реакции на мои поступки, я съежилась, глядя в серые глаза в ожидании взрыва. Его глаза были настолько близко, что я могла рассмотреть каждый блик в них, каждую черточку в радужке, светлый, почти белый кантик вокруг суженого зрачка и темную траурную кайму по внешнему краю радужки. Взгляд Диллона зачаровывал. И пробирал до костей. Я не могла оторваться от него, нервно стискивая в руках аптечку. В ней даже что-то жалобно хрустнуло. Этот печальный звук и привел нас обоих в чувство.
— Ну что застыла? — Новая кривая ухмылка, и парень кивнул мне на аптечку. — Или уже передумала? Переоценила свои силы? Ну да, это же не тыкать пальчиком дроидам, куда поставить цветы. И не…
— Замолчи! — сердито перебила его издевательскую речь. Опять он надо мной насмехается! — Ты ничего обо мне не знаешь! Так что лучше помолчи!
Положить кейс с набором для оказания первой медицинской помощи в крошечном санузле было негде. Умывальник с водой мне мог понадобиться. На унитазе сидел сам пострадавший. Никаких полочек и столиков не наблюдалось. Да и места для них здесь попросту не было. Не на пол же в самом деле класть медикаменты! И негигиенично, и не хотелось доставлять этому психу удовольствие, склоняясь перед ним, как перед королем. Обойдется! Так что я сердито пихнула аптечку слегка опешившими Диллону в руки и решительно ее раскрыла:
— Держи! Больше пользы будет!
Удивительно, но Диллон молча проглотил мою выходку. А я склонилась над раскрытым кейсом, перебирая его содержимое, и стараясь не смотреть в сторону своего пациента, лицо которого находилось слишком близко ко мне. Чересчур близко для того, чтобы я чувствовала себя в безопасности. Злость туманила голову и толкала на необдуманные поступки. Злость не только на Диллона, но и на всю ситуацию в целом. И на собственную беспомощность. Лучше бы отец научил меня приемам самозащиты, чем нанимал мне телохранителя!
Я на мгновение застыла, пораженная пришедшей в голову мыслью. Сколько я себя помню, разнообразные преподаватели с самого раннего детства старательно вбивали мне в голову правила и нормы поведения. И до этого странного похищения я даже мысли не допускала, что благородная лина вроде меня сможет сама защищаться с помощью кулаков или оружия, принимала как данность, наличие телохранителя и то, что он в случае чего закрое меня собой. Неужели я настолько изменилась за короткий срок похищения?
Чувствуя на себе пристальный взгляд серых глаз и понимая, что вот-вот последуют новые насмешки, я с досадой мотнула головой, отгоняя неуместные мысли, схватила упаковку медицинских спонжей и тюбик с заживляющим гелем. О происходящих со мной изменениях я смогу подумать потом. Сейчас есть более важные дела.
Выудив из вскрытой упаковки первый спонж, я смочила его водой из-под крана и принялась протирать Диллону его «боевые» ранения. Совесть угрюмо шептала мне, что я подлизываюсь к врагу. Разум педантично возражал, что с похитителем стоит наладить отношения, чтобы попытаться сбежать. Так делали жертвы во всех виденных мною галапостановках.
— Надо же, — вдруг задумчиво протянул позабытый мной Диллон, отвлекая меня от споров с самой собой, — и в обморок не падаешь, и действуешь почти как настоящий медик. На ком натренировалась? На папочке или на женихе?
Представив укрытое царапинами рыхлое тело лина Монтриалли и меня со спонжем над ним, я ощутила волну дурноты и выронила из ослабевших пальцев спонж. Тот с влажным звуком шлепнулся на пол. Диллон ехидно хмыкнул, наблюдая, как я наклоняюсь, чтобы его подобрать и бросить в умывальник:
— Ну наконец-то нормальная реакция! А то я уже было подумал, что ошибся в своих суждениях, и ты святая.
Опять издевается! Сердито покосившись на своего похитителя, я выудила новый спонж из упаковки. Жаль, что каким бы гадом Диллон не был, я не смогу сделать вид, что ничего не случилось, и продолжать обрабатывать царапины тем, который побывал на полу, тем самым обеспечивая своему похитителю как минимум воспаление.
Ехидство Диллона имело один положительный момент: про жениха я забыла мгновенно. Злость прочистила мозги, помогла взять себя в руки. И я сумела совершенно спокойно промыть царапины и на его выставочно-красивом торсе. А взявшись за тюбик с гелем, вспомнила и о вырвавшемся у меня вопросе, и о том, что Диллон его проигнорировал, как и все остальные мои вопросы. Странный тип.
— Что опять? У меня третий глаз вырос?
Вопрос Диллона вдруг теплым ветерком коснулся моего лица. Вздрогнув, я, к своему стыду, обнаружила, что застыла, склонившись над его лицом с тюбиком заживляющего геля в руке и пристально вглядываясь в серые, начавшие темнеть глаза. Диллон понимающе усмехнулся. Стыд мгновенно плеснул горячей краской мне в лицо. Да что со мной такое? Уставилась на него, как на икону, обладанием которой безмерно гордится лин Монтриалли, потому что она очень и очень старинная, вывезенная с самой Земли и передается в его роду от поколения к поколению уже не один век.
Избегая взгляда серых глаз, я принялась торопливо смазывать гелем царапины. Неловкость за свое дурацкое поведение душила. Щеки горели огнем. Кажется, от пережитого я повредилась умом! Иначе как объяснить то, что я постоянно таращусь на этого психа? Словно… Словно пытаюсь выучить его наизусть, проникнуть под кожу, узнать, чем он живет и дышит.
Неожиданно от этой мысли мне стало легче дышать. Да, точно! Вот и объяснение моему странному поведению! Я просто хочу попытаться втереться в доверие к Диллону, а потом сбежать от него! Вот и все!
Найдя логичное объяснение странностям, я облегченно вздохнула и с легким сердцем закончила оказывать медицинскую помощь тому, кто меня едва не угробил.
Диллон молчал. И пока замазывала ему гелем царапины, и пока закрывала тюбик с ним колпачком, и пока убирала гель и оставшиеся неиспользованными спонжи обратно в аптечку. Когда я закрыла кейс у него на руках, он молча поднялся, давая мне возможность закинуть ненужное в утилизатор. Потом так же молча положил аптечку в шкафчик за зеркалом. И только когда я, ополоснув руки под краном, направилась на выход из санузла, за спиной раздался его тихий и невыразительный голос:
— По крови я тенриец, но родился здесь, на Кахелии. Так же, как и мой отец. Землянкой была мать Чада. А я в детстве много проводил времени с ней. Ольга была для меня кем-то вроде няни.
Запнувшись на пороге, я изумленно оглянулась через плечо. Какая совершенно неожиданная откровенность! Хотя теперь хоть немного понятны перепады в его настроении: тенрийцы, особенно молодые, славятся своим темпераментом и непримиримостью к врагам.
Диллон, остро следивший за каждым моим движением, неожиданно горько усмехнулся:
— Удивлена?
Я кивнула. Потом, чуть подумав, пояснила:
— Никак не могла понять, почему ты на меня так зол, ведь мы не просто не знакомы, но и никогда ранее не виделись…
— Ошибаешься, — ехидно перебил меня он. — Мы не только встречались. Нас даже знакомили! Но бесишь ты меня не поэтому. В моей жизни полно пустоголовых дурочек, претендующих на звание моей супруги и на мое состояние. Злиться на них всех никакой нервной системы не хватит. Ты вызываешь мой гнев другим: — на вид такая кроткая овечка, беспомощный цыпленок, шейку которого я мог бы свернуть двумя пальцами, и такая прожженная интриганка! — В словах Диллона снова начало просачиваться ожесточение. Я открыла рот возмутиться, какая я ему интриганка? Но меня ядовито перебили: — Молчи! Если бы не интриговала, то не оказалась бы с Чадом в дендропарке! — Я густо покраснела, ощущая свою вину. — И брат не пострадал бы, пытаясь защитить твою никчемную жизнь!
Брат?!
Некоторое время мы просто стояли и смотрели друг на друга. Я, как самая последняя дурочка, приоткрыла от шока рот, таращась в серые, как грозовое небо глаза Диллона, пытаясь осмыслить услышанное. Потрясло не то, что меня в очередной раз назвали пустышкой. И не то, что считают интриганкой. Больше всего меня шокировало то, что Диллон назвал моего телохранителя братом. Это же он образно, верно? Потому что подобное просто не может быть правдой! Он же сам сказал, что по крови тенриец! А тенрийцы все поголовно снобы! Кичатся чистотой крови и родственными связями, семьи создают только между собой. А с другими расами могут разве что короткую, ничего незначащую интрижку затеять. И уж точно не допустят рождения полукровок. А ведь Диллон, кроме прочего, сказал, что мать Чада — землянка…
Первым не выдержал наших гляделок именно Диллон. Нахмурился, сжал губы в тонкую, едва различимую линию. Такую острую, как лазерный луч. И поспешно покинул санузел, задев на выходе меня плечом так, что я отлетела к стене.
— Я сейчас выйду, — глухо и нервно сообщил мне Диллон, не оборачиваясь в мою сторону, — а ты сиди тихо, поняла? Чтоб ни звука мне! Не то пожалеешь, что на свет родилась!
Наблюдая за его рваными, судорожными движениями, я неожиданно даже для себя невпопад спросила:
— Зачем ты меня сюда притащил? Почему не вернул домой сразу? Тебе бы в первую очередь было бы проще. В чем смысл происходящего? Отправь домой, и не придется больше нянчиться со мной…
Диллон замер на месте с поднятыми руками, еще не закончив завязывать хвост, и все так же не поворачиваясь ко мне лицом. Почему-то показалось, что он колеблется: ответить или снова проигнорировать этот вопрос? Очевидно, что-то все-таки было, что заставляло парня избегать разговора на эту тему. Что-то неприятное или раздражающее для него лично. Тенрийцы не особо терпимо относились к тем, кто пытался вторгнуться в их личное пространство без разрешения. А тут я со своей раздражающей настойчивостью. Но я кожей чувствовала: просто так никто бы не стал возиться с незнакомой девицей, к тому же действующей на нервы.
— Не пришлось бы нянчиться, говоришь, — медленно протянул Диллон, затягивая в последний раз резинку на волосах и проверяя, насколько надежно она стягивает хвост. — Твоя правда. Не пришлось бы. — Он повернулся ко мне лицом и цепко впился взглядом: — Вот только твой папаша ввязался в очень опасную игру с целью отобрать у моей семьи сферы влияния. И все бы ничего, нас не так просто подвинуть. А даже если бы и получилось, то твой отец, даже с помощью этой жирной жабы Монтриалли, мнящей себя великим экспертом, все равно очень быстро бы сдулся. У него не хватило бы ни капитала, ни ресурсов, чтобы соревноваться с нашей империей. Но вот беда, — глаза Диллона снова превратились в два смертоносных лазерных луча и сейчас сверлили во мне дырки, я поежилась под этим неприятным взглядом, — твой… неумный папаша обратился за помощью к тем, кого на арену честного бизнеса вообще выпускать не следует. Кто опаснее диких зверей. Разнюхав, что и к чему, эти… существа решили избавиться от твоего папаши и твоего женишка, и самим попытаться отжать у нас бизнес и территории. Понимаешь? — Я ничего не понимала. Но кивнула утвердительно. Пусть договаривает, я потом все обдумаю. — Ну вот, — удовлетворившись моим кивком, продолжил Диллон, — если помнишь, что тебе крикнул исполнитель в дендропарке, то поймешь: зачистка лишних игроков уже началась. Эти твари, которым твой отец так необдуманно дал карты в руки, не перед чем не остановятся, раз почуяв запах наживы. А Чад, которого мы внедрили в твой дом, воспользовавшись его десантным прошлым, успел к тебе привязаться, и вырвал у меня обещание, что я сберегу тебе жизнь. Поэтому пришлось тащить тебя сюда и, как ты изящно изволила выразиться, нянчиться. — Диллон вдруг неожиданно сжал переносицу двумя пальцами и поморщился: — Я не спал двое суток, закидываясь энергетиками и пытаясь разобраться в интригах твоего папаши. И теперь еще и вынужден возиться с бесполезной истеричной девицей. Так что окажи услугу себе и мне: веди себя тихо, и с твоей шкурки не упадет ни один волос. Поняла?
Истерики я этому хмырю точно не катала, но заострять на этом моменте внимание не стала. Вместо положительного ответа на поставленный вопрос я тихо спросила:
— Но ведь тот коробок, что ты положил Чаду на грудь… Он… — Выговорить «взрывчатка» я не смогла. Как и обвинить Диллона в попытке убийства телохранителя. Просто язык не повернулся.
Диллон вздохнул:
— Это был маяк для нашей службы безопасности. Парни должны были быть поблизости, но не попадаться на глаза. По идее, сразу после нашего с тобой ухода, они должны были забрать Чада и доставить его к медикам…
— А почему мы не могли дождаться этих твоих парней там, возле Чада? И убедиться лично, что с ним все в порядке?
— И второй попытки покушения на убийство дождаться заодно? — Диллон скривился. — Чад вырвал у меня слово, что я тебя спасу. А своим словом я дорожу и привык его держать. Отбиваться же от боевиков подпольного синдиката у меня было нечем. А даже если бы и было, то количество жертв возросло бы в разы и неминуемо привело бы к скандалу. Все, не морочь мне больше голову, подробности тебе без надобности. Сиди тихо, и я принесу поесть. И новости о брате, раз тебе интересно.
Не дожидаясь моей реакции на его слова, Диллон тремя широкими шагами пересек небольшое пространство и открыл незамеченную мною ранее, хорошо замаскированную дверь, за которой мелькнуло темное, плохо освещенное пространство. Дождавшись, пока за парнем закроется дверь, я поплелась на кровать. Больше здесь заниматься было нечем. В голове был такой сумбур, что я даже не пыталась разобраться в своих мыслях и чувствах. Отец — преступник? Или мошенник? И попросил помощи у преступников? Но… Почему? Ведь мы всегда, сколько я себя помню, жили на широкую ногу. Деньги у нас точно были. Неужели это жадность, а я совершенно не знаю собственного родителя?
Устроившись на краю кровати, на боку, и свернувшись в позу зародыша, я попыталась вспомнить, когда и при каких условиях меня знакомили с Диллоном. И как так получилось, что я совершенно не запомнила его? У меня была довольно хорошая память на лица и имена, я специально ее тренировала. Это началось еще тогда, когда у меня была еще жива надежда стать помощницей своему отцу в бизнесе, но я не забросила тренировки, даже когда поняла, что дальше кухни и дома отец, а потом и будущий муж меня не допустят. И вот теперь какой-то подозрительный тип говорит, что нас знакомили, и мой отец даже имел виды на него, как на моего будущего мужа, а я совершенно не помню его? Странно. Впрочем, как и вся эта история.
Отчаявшись откопать в недрах памяти знакомство с Диллоном, я попыталась вспомнить конкурентов отца. Здесь уже было сложнее. Так как в детстве я подобными вопросами не интересовалась, да и интересы отца было довольно разносторонними. В отличие от моего жениха. А сейчас при мне вообще деловые разговоры не велись, так как отец считал, что женщинам вопросы бизнеса доверять нельзя.
Внезапно и с грохотом распахнувшаяся входная дверь заставила меня подпрыгнуть на месте, едва не свалившись на пол. Схватившись за сердце и сев на кровати, я испуганно уставилась на ворвавшегося в комнату Диллона. Тот с каменным лицом через всю комнату швырнул мне какой-то серый сверток и ледяным тоном отчеканил:
— Одевай! Немедленно! И бейсболку тоже! А потом поверх капюшон! Мы немедленно отсюда уходим! — И зловеще прищурившись прошипел: — Только попробуй выкинуть какой-то финт, и я тебя вырублю! Поняла?
Швырялся предметами Диллон метко. Сверток, как и моя сумочка, попал мне четко в центр груди, на пару секунд выбив из меня весь дух. Но под сверкающим от ярости серым взглядом я не рискнула жаловаться или возмущаться. Развернула сверток и выудила из него штаны, футболку, толстовку, бейсболку и нечто настолько растоптанное, что уже потеряло не только цвет, но и форму, и назвать это нечто кроссовками язык не поворачивался. А еще от тряпок и обуви шел стойкий и неприятный душок. Где бы Диллон это ни добыл, чистой одежда не была…
— Ты что, на помойке это взял? — вырвалось у меня прежде, чем я подумала, а стоит ли вообще открывать рот.
Диллон мгновенно рассвирепел:
— Послушай, принцесса, если тебя что-то не устраивает, и ты желаешь сдохнуть ради того, чтобы твоего неумного папашу наконец смогли заставить отдать все, что у него есть, то так и скажи! Я не стану трать свое время, силы и здоровье, чтобы вытащить тебя из этой заварушки! — У меня непроизвольно вытянулось лицо от услышанного, а этот… экземпляр фыркнул: — Прониклась? Тогда шевелись! Боевики синдиката в двух кварталах отсюда и методично все прочесывают. Желательно, чтобы и духу нашего здесь не было, когда они сюда доберутся, будет свинством подставить приютивших нас людей под криминальные разборки!
Все происходящее казалось дурным сном. Кошмаром. Вот сейчас я проснусь, открою глаза и увижу, что лежу в собственной постели, в своей комнате, а на первом этаже отец отдает домашним дроидам распоряжения. Вот только проснуться почему-то не получалось, а кошмар все тянулся и тянулся.
Превозмогая отвращение, разложила отвратительное тряпье на кровати, встала и потянулась к застежкам блузки на груди. Но, опомнившись, сухо скомандовала:
— Отвернись, извращенец!
Губы Диллона немедленно скривились в отвратительной, издевательской ухмылке:
— Мне неинтересны пустоголовые дурочки с гладильной доской вместо фигуры! А ты не тяни время! Иначе уйду без тебя!
«Гладильная доска» была обиднее всего, ибо фигура у меня была шикарная, я это точно знала. Аккуратная грудь третьего общегалактического размера, тонкая талия и плавные изгибы бедер заставляли моего жениха, лина Монтриалли, в последнее время раздевать меня глазами всякий раз, как мы оказывались в одном помещении. Однажды я даже случайно услышала, как отец сделал ему замечание, что, мол, лин Монтриалли мог бы хотя бы при нем не… заниматься со мной сексом в своих мечтах. Отец тогда выразился гораздо жестче. Так, что у меня, стоящей за дверью, вспыхнуло не только лицо и уши, но и все тело загорелось от стыда.
Сердито рванув застежку, я ядовито процедила, глядя прямо в серые, лихорадочно блестевшие глаза:
— Что ж ты тогда отвести от меня взгляд не можешь, раз гладильные доски тебе неинтересны?
Едкий выпад подействовал. Одновременно с тем, как с моих плеч упала блузка от костюма, Диллон повернулся ко мне спиной.
Стараясь не задумываться над тем, кто носил до меня эти вонючие тряпки, я избавилась от юбки и влезла в не по размеру огромные штаны, к счастью, снабженные веревкой в качестве пояса. Иначе при малейшем движении для меня существовала реальная угроза потерять их даже в застегнутом виде. Нырнула в пропахшую чужим потом футболку с длинными, обтрепанными на обшлагах рукавами, кое-как затолкала волосы под бейсболку и, наконец, надела и застегнула на себе худи.
— Я готова, — сдержанно проинформировала, стараясь не дышать теми миазмами, которые источала «новая» одежда. — Сейчас возьму сумочку…
Я направилась к «столу», стоящему в стороне от кроватей, но в спину вдруг прилетел сухой приказ:
— Сумочку, как и твои тряпки, выбрасываем в утилизатор. Я не проверял ее на наличие маячков и прочей следящей дряни, а потому рисковать не намерен! И там все равно нет ничего важного!
Меня будто пригвоздили к месту. Будто ударили по голове и полностью дезориентировали. Да что здесь происходит?! Какие, к грахху, маячки? Я что, промышленный шпион? Мата Хари, или как ее там правильно звали? Зачем в мою сумочку совать какую-то там следящую дрянь, как Диллон изволил выразиться? Особенно, с учетом того, что сумочек у меня было около двух десятков, и я сама никогда заранее не знала, с какой из них выйду из дому!
Решение принялось мгновенно. Одним прыжком покрыв оставшееся расстояние, я схватила сумочку, бросилась назад к кровати, вытряхнула из нее все содержимое на постель, швырнула саму сумочку поверх лежащего кучей измятого синего костюма, а начинку принялась рассовывать по карманам.
— Доволен? — едко поинтересовалась у безразлично наблюдавшего за мной типа.
Вместо ответа, Диллон сухо распорядился:
— Капюшон надевай, и за мной!
Судя по тому, что он никак не прокомментировал мой бунт, запрет распространялся только на сумочку. А значит, Диллон всерьез считает, что в ней могут быть какие-то следилки. Натягивая на голову поверх бейсболки засаленный капюшон худи, я испытала настоящий шок. Уже в который раз.
— Засунь руки в карманы, ссутулься и опусти плечи, — последовал новый приказ, как только мы покинули комнату. — Идешь рядом со мной, но голову вверх не поднимаешь! Смотришь себе под ноги! Сверкнешь хоть раз мордашкой, брошу там, где это произойдет!
Я уже вообще перестала реагировать на угрозы со стороны Диллона. Во-первых, их было много, и эффект уже притупился. А во-вторых, парень сейчас говорил сухо и деловито, то и дело зорко оглядываясь по сторонам. Если это не игра, значит, угроза для нас и в самом деле существует нешуточная. И если раньше я склонялась к тому, что все это дурацкий розыгрыш, какая-то низкопробная шутка с неясной для меня целью, то теперь все больше и больше верила этому странному нервному парню, по какому-то дурацкому стечению обстоятельств заменившему собой степенного Чада.
Гулкий и очень плохо освещенный коридор с рядом закрытых дверей, как две капли воды похожих на ту, которая минуту назад закрылась за нашими спинами, закончился почти внезапно. В полутьме резко вырисовался поворот направо, и как только мы повернули, перед самым моим носом распахнулась входная дверь, выпуская нас в сгущающиеся сумерки. Я даже споткнулась: это уже столько прошло времени?! Мы с Чадом покидали дом еще до полудня, а сейчас уже вечер. Значит, отец уже или пришел домой из офиса, или вот-вот придет. Обнаружит мою пропажу и…
— За мной! — глухим и хриплым, до неузнаваемости изменившимся голосом скомандовал мне Диллон, сбивая с полета мысли. — И под ноги смотри! Расквасишь нос, заляпаешь кровью тряпки и привлечешь тем самым к нам внимание законников! А я в тюрягу из-за тебя, дурака, не хочу! Понял?
Откуда-то сбоку в ответ на эту тираду раздался хриплый и мерзкий смешок. Мне стало страшно. За нами наблюдают? Это случайность и можно не бояться, или?.. Вместо ответа, ссутулилась еще сильнее и ускорила шаг, старательно шаркая растоптанными кроссовками и не забывая пнуть подвернувшиеся под ноги случайные камешки. Пусть думают, что я — пацан. Именно в этом, судя по словам Диллона, он и хотел убедить окружающих. Кажется, игра началась…
Кахелия, поглощенная мегаполисом, давным-давно уже обзавелась искусственным климатом. В городе никогда не было слишком холодно или слишком жарко, слишком сыро или слишком засушливо. Умные искины тщательно регулировали громоздкие климатические установки, расположенные глубоко под городом, исходя из среднеарифметического потребностей жителей планеты. То есть, большинству проживающих на Кахелии всегда было комфортно, я знала об этом потому, что мой жених, лин Монтриалли, вернее, его корпорация, была одной из тех, кто отвечал за беспроблемную и бесперебойную работу искинов и установок. Но вот именно сейчас мне почему-то показалось, что они сломались…
Успевать за широким и целеустремленным шагом Диллона, да еще и изображать при этом парнишку, не желающего идти туда, куда его ведут, было и без того сложно. В меня годами вбивалось, что нужно плечи держать развернутыми, а спину — прямой, что ходить нужно, не шаркая, поднимая ноги. А тут сутулься и не поднимай головы. И это в то время, когда любопытство буквально ест поедом, требуя осмотреться и понять, куда меня занесло. А еще постоянно мерещится, что кто-то очень любопытный уставился в спину и пристально наблюдает за моим малейшим движением. В общем, волны озноба ритмично прокатывались у меня по коже, заставляя усомниться в крепости собственного здоровья или правильности работы климатических установок. И это не добавляло спокойствия. Понять, куда мы направляемся, было совершенно невозможно. А задать вопрос я откровенно боялась.
У меня не было привычки доверять своей интуиции. То ли жизнь не приучила, то ли у меня это вообще не было развито, но сейчас я старалась отгородиться от своих не особо приятных ощущений. Вместо того чтобы к ним прислушиваться. Боялась, что если Диллон обратит внимание на то, что я без конца дергаюсь, то психанет и действительно бросит меня посреди незнакомого района и без средств связи. Но уже буквально через пару минут я сильно пожалела, что не заострила внимания своего невольного телохранителя на том, что мне постоянно кажется, будто я чувствую на себе чужой взгляд.
Мы прошли не более пары десятков шагов, когда с неба слева от нас камнем упал какой-то странный транспорт: похожий на доску скейта, но ведь аэроскейты в состоянии взлетать не выше, чем на метр от дороги! Я едва не завизжала от испуга и шарахнулась в сторону, толкнув Диллона. И похоже, именно это и спасло нам жизни…
В тот момент, когда я всем телом врезалась в Диллона, испуганно отшатнувшись от резкого падения воздушного транспорта, раздался пронзительный, бьющий по ушам свист. В воздухе остро и едко запахло раскаленным металлом. А грузная женщина с тяжелой сумкой в руке неуклюже отпрыгнула в сторону от нас и от сумасшедшего, управлявшего необычным транспортом. Раздумывать, что это было, времени точно не было.
Столкновение привело к тому, что я всем телом ощутила, как дернулся Диллон. На краткий миг застыл, словно оцепенел. А потом, сцедив сквозь зубы длинную свистящую фразу, очень похожую на ругательство на незнакомом мне языке, резко развернулся, ухватил меня за шкирку и повалил на выщербленное и неровное бетонное покрытие тротуара…
Все случилось слишком уж неожиданно. Я не успевала ни вывернуться из рук сбрендившего окончательно Диллона, ни как-то затормозить свое падение, ни предупредить удар. От столкновения с допотопным дорожным покрытием у меня не то что воздух вышибло из легких, а от резкой боли потемнело в глазах. На какое-то время я ослепла и оглохла, потерявшись в болевых ощущениях. А потом сверху на меня упало тело Диллона и стало еще хуже.
По телу пробежала новая волна дрожи, когда серые глаза, так пугавшие меня еще несколько минут назад, вдруг оказались близко, очень-очень близко от моих собственных. Так близко, что я хорошо видела, как нервно пульсирует темная звездочка зрачка посреди серой зеркальной глади. Эта пульсация почему-то неимоверно притягивала и завораживала меня.
— Испугалась? — вдруг хрипловато и как-то по-доброму шепнул парень, и не думая скатываться с меня.
— Нет, — слишком ошарашенная произошедшим чтобы соврать, шепнула бездумно. — Кажется, просто не успела.
Диллон криво усмехнулся одним уголком рта:
— Ничего, сейчас тебе представится повторный шанс ужаснуться происходящему. Соберись. Я сейчас собью этого гада с доски, и мы ее ненадолго позаимствуем…
У меня как-то непроизвольно округлились глаза. На кончике языка вертелся вопрос: «Что значит, позаимствуем?» Первая часть фразы как-то вообще прошла мимо моего сознания. Вот только задавать этот вопрос было некому. Раздался новый отвратительный свист, заставляющий меня кривиться как от зубной боли, и Диллон резко вскочил. В тот же миг сверху на меня посыпалось нечто мелкое и очень колючее, причиняющее крайне болезненные ощущения не защищенным одеждой участкам лица и шеи.
События развивались с такой скоростью, что я уже перестала вообще хоть что-нибудь понимать. Перекатившись на бок и пытаясь избавиться от того, что просыпалось на меня сверху, и от чего кожа горела, будто по ней прошлись теркой, я услышала короткий возмущенный вопль. Крик оборвался мгновенно. Будто кричавший задохнулся или ему резко заткнули чем-то рот. А в поле зрения возникла уже знакомая рука Диллона:
— Хватайся! Быстрее! Эта мразь, скорее всего, здесь не одна! Нам нужно побыстрее отсюда выбираться!
Слишком ошеломленная, чтобы вникать в смысл сказанного, я машинально ухватилась за протянутую ладонь, как за единственный островок незыблемости в окружающем меня хаосе. И едва не завизжала, в последний миг прикусив кончик языка. Диллон вздернул меня с тротуара с такой силой, что меня будто пружиной подбросило!
Опомнилась я уже на стремительно набирающей высоту доске, в сильных руках Диллона.
— Замри и не дергайся! — прокричал он мне в ухо. — Этой пакостью чрезвычайно сложно управлять, а на падение у нас права нету!
Доска поднималась так быстро, что от ветра у меня слезились глаза, а окружающие здания размазались как на некачественном снимке. Снизу доносились какие-то невнятные звуки, но я боялась даже голову повернуть, что уж говорить о том, чтобы наклониться и рассмотреть происходящее внизу!
— Что происходит? — прокричала, давясь тугими воздушными струями, забивавшимися в открытый рот. — И куда мы направляемся?
Доска в этот момент прекратила набор высоты, плавно повернулась на сто восемьдесят градусов и рванула вперед с такой скоростью, что, если бы не руки Диллона, клещами сжимавшие мою талию, я бы полетела вниз, как сорванный ветром с ветки осенний листок.
Ветер сорвал слишком широкий капюшон худи с головы, и я забеспокоилась, чтобы не потерять еще и бейсболку, которая единственная сейчас оберегала мои волосы от злых порывов ветра. Диллон подбородком отодвинул в сторону мешающий ему капюшон и крикнул мне в ухо:
— Что происходит? Боевики оказались либо умнее, чем я думал, либо осведомленнее! Если ты не поняла, то нас уже успели обложить. Если бы этот лопух с лазерной пушкой не слишком сильно на нее надеялся, мы бы, скорее всего, уже были у них в руках! А так нам повезло вырваться из окружения. И сейчас мы направляемся в сторону космопорта. Купить билеты на межзвезник не получится. Но можно укрыться на одном из искусственных спутников Кахелии, у моей семьи там склады и лаборатории. Чужие не смогут пробраться туда. Главное, суметь проникнуть незамеченными на территорию космопорта!..
До сегодняшнего дня моя жизнь протекала предсказуемо и размеренно, по давным-давно расписанному сценарию. Элитный закрытый колледж для девочек, в котором учились дочери верхушки планеты, из которого выходили будущие жены и матери политиков и бизнесменов, на чьих плечах и покоилось спокойное будущее Кахелии. Строгий отец, редко бывающий дома, но знающий обо мне все. Богатый жених-бизнесмен. Посещение благотворительных вечеров, приемов, выставок и музеев. Все как у всех. Моя жизнь не предполагала потрясений. Но все изменилось в один миг, и вот уже я на закате дня мчусь в неизвестность в объятиях подозрительного красавца, а за нами охотятся мафиози. Романтика. Вот только я оказалась не готова к подобной сказке.
Страх полета на такой высоте и на такой скорости долго не отпускал меня. Даже то, что Диллон цепко, почти до боли сжимал мою талию, не особо помогало успокоиться. Я съежилась, скукожилась в его руках почти до состояния камня, стараясь хотя бы так уменьшиться в размерах, прилипнуть к доске. А когда я все-таки смогла взять себя в руки, мы уже начали снижение. Не знаю, сколько по времени занял наш полет, но я успела продрогнуть на ветру, хотя поношенная толстовка, в которую я обрядилась по настоянию Диллона, была все еще очень плотной и теплой. Да и рассмотреть что-то по дороге не получилось. То мешал страх, то слезы на глазах от ветра, а теперь мы плавно снижались прямо в какие-то ржавые железные трущобы. В голове мелькнула идиотская мысль, что в мегаполисе других трущоб, если они есть вообще, быть не может.
Посадка оказалась жесткой. От удара о почву колени у меня подломились. Устояла на ногах я только благодаря Диллону. Доска, и не думая останавливаться без пассажиров, выскользнула у нас из-под ног, как-то рвано дернулась и врезалась в огромный, проржавевший до дыр контейнер, или чем там еще мог быть при жизни подобный куб, и разлетелась на сотни кусочков острого пластика. Осколки зловеще свистнули, врезаясь в ржавый металлолом. Я потрясенно уставилась на эту картину, даже не собираясь что-либо предпринимать. Диллон за спиной зло выругался, и в следующий миг я ощутила сильный удар под колени, заставивший меня все-таки потерять равновесие и полететь носом вперед, в пыль и мусор свалки, на которую притащил нас Диллон.
— Идиотка! Беспомощная тупица! — яростно вызверился он мне в лицо, мгновенно вскочив после падения и так же мгновенно, неуловимым движением, хватая меня за руку и поднимая на ноги.
Психика живых существ странно устроена. Я почти не обратила внимание на очередное оскорбление и обвинение в тупости. Но несправедливая нападка Диллона и обвинение в якобы лживости меня возмутили:
— Я не лгунья!
Неуправляемые события сегодняшнего безумного дня явно повлияли на мою психику. Не думая, что я делаю, и к каким последствиям это приведет, развернулась к мерзавцу на пятках и с размаху залепила пощечину. На смугловатой коже Диллона медленно проступили уродливо-коричневые очертания моей пятерни. Звонкое эхо удара испуганно заметалось среди ржавого хлама, стремясь, как можно быстрее убраться подальше от убийственно вспыхнувших серых глаз. Я тоже попятилась, только в эту секунду осознав, что натворила, импульсивно поддавшись эмоциям.
Отец всегда требовал от меня, чтобы я сохраняла ясную голову, и всегда обдумывала свои поступки и их последствия. Но только сейчас, пятясь от смертоносного выражения лица своего невольного телохранителя, я осознала, почему это так важно. Страх сдавил горло. Диллон не особо считался со мной, хоть и оберегал почему-то мою шкурку. А теперь, когда я по собственной воле так унизила его, он вполне может вышвырнуть меня где-нибудь на дороге, предоставив своей судьбе.
— П… пп… — Голосовые связки не подчинялись, я не могла выдавить из себя ни слова. Оставалось лишь продолжать пятиться, надеясь, что ярость Диллона слегка поутихнет. Или что-то его отвлечет от моей не особо умной, как оказалось, особы.
Под ногой что-то громко хрустнуло. Звук оказался громкий, как выстрел из древнего пистолета с пороховым зарядом. Боязливо дернувшись, я потеряла равновесие и начала падать, испуганно размахивая руками. И я даже не надеялась, что взбешенный парень окажет мне помощь. Но Диллон помог. В свойственной ему манере.
— Никогда! Слышишь, никогда! — прошипел он мне в самое лицо, больно схватив за шею и передавив мне горло. — Никогда не смей больше поднимать на меня руку, ты, маленькая идиотка! Мне уже осточертели твои выходки! Еще один подобный финт ушами, и я сам перевяжу тебя золотой ленточкой, и отправлю синдикату в подарок! Пусть хоть режут тебя на гуляш! Я только порадуюсь! Ты меня поняла?
Не имея возможности ни сказать слово, ни кивнуть, я что-то невнятно просипела. И, к счастью, этого хватило, чтобы остудить ярость Диллона. Еще несколько мгновений он пристально всматривался мне в лицо, будто ища в нем признаки бунта, а потом медленно расслабил пальцы на моей шее, с бешенством прошипев в пустоту:
— Демоны! Как же я жалею, что пошел на поводу у Чада! Что вообще согласился на эту глупейшую авантюру! С самого же начала было понятно, что без применения силы от Герцоу и Монтриалли ничего не добиться! — Одним рывком поставив меня на ноги, он резко отвернулся и со свистом втянул в легкие воздух. Потом как-то брезгливо посмотрел на свою ладонь, которой касался моей шеи, и принялся с ожесточением тереть ее об бедро, будто пытался стереть с кожи любые следы прикосновения ко мне. Это было неимоверно унизительно. Но я просто молча сглотнула. И ни звука не проронила, когда Диллон презрительно бросил мне через плечо: — За мной! И не зевай по сторонам, возится с тобой больше не буду! Отныне твоя безопасность в твоих же руках!
Злобно пнув какую-то не вовремя подвернувшуюся под ноги железку, Диллон сунул руки в карманы и, ссутулившись, быстро направился прочь, к одному ему известному выходу с этой железной свалки. Откуда-то доносился гул, будто работало множество каких-то механизмов. Сухой, пропитанный неприятными запахами погибающего металла ветерок равнодушно бросал в лицо поднятую ногами Диллона мелкую пыль и мусор. Я невольно потерла горевшую огнем шею, глядя ему вслед. Горло будто кошки когтями раздирали, даже дышать было больно. Но этот проклятый садист был моей единственной надеждой на спасение. Пока. В эту секунду я, домашняя робкая девочка, испытывая жуткую боль, усталость, страх и разочарование, поклялась себе, что обязательно найду способ не только вернуться домой, но и доказать этому бездушному роботу, что я — живое и мыслящее существо, имеющее свои чувства, мечты и надежды, что я — не пустышка. Я сделаю для этого все. Я менялась именно в эти мгновения. Но пока еще не осознавала происходящих со мной перемен. И к чему все это меня приведет в итоге.
Ржавые джунгли, на нашу беду, оказались очень обширными, а мы приземлились едва ли не в самом их центре. Не особо присматриваясь к дороге, я уныло плелась за Диллоном, старательно отгоняя от себя мысли на тему того, как мы с ним будем сосуществовать дальше. Тело болело, моральная усталость, да и физическая тоже давили, притупляя эмоциональную восприимчивость. Но вопрос, почему Диллон не хочет вернуть меня домой, занимал меня по-прежнему. И как бы я ни прокручивала в голове эту проблему, вывод напрашивался только один: не только непонятный, мифический синдикат хочет что-то получить от отца путем его шантажа моей жизнью. Диллон и его семейка тоже не гнушаются подобных методов. Остается только надеяться, что парень все же честнее тех, кто совсем недавно в нас стрелял.
Свалка закончилась как-то незаметно. Споткнувшись в очередной раз, я вдруг осознала, что запнулась я не о ржавую железку, а о неровности дорожного покрытия, выглядевшего так, будто это был древний бетон, а под ним протянулись, взрывая ровную поверхность, мощные корни деревьев. Растений поблизости не наблюдалось. Только старые, местами покосившиеся ангары. А трещины в дорожном покрытии под ногами своим видом, шириной и глубиной напоминали каньоны. Я огляделась по сторонам и невольно содрогнулась. Место, по которому меня вел Диллон, было каким-то мертвым до основания. Выцветшим, обветшалым, серым. Казалось, что вот-вот едва ощутимый ветерок подхватит скомканную бумажку и лениво погонит ее по улице вдаль. Вот только мусора нигде не было. Не было людей, дроидов, транспорта, механизмов. Если бы ни все нарастающий гул, я бы подумала, что мы на той проклятой доске провалились куда-то в безвременье.
— Где мы? — не выдержав, с дрожью в голосе спросила у спины Диллона. И если честно, то ответа не ожидала. Но парень ответил:
— Свалка на краю промышленной зоны космопорта, — сухо сообщил он мне не оборачиваясь. — Самое безлюдное место в этом районе. И самое безопасное для нас в плане того, чтобы незамеченными пробраться на территорию космопорта. По негласному закону — внутри нейтральная территория, разборки там не проводятся. Если сумеем проскользнуть внутрь, то дальше дело техники, — совершенно неожиданно, хоть и безэмоционально продолжил Диллон. — Я найду корабль, который отправляется в наши лаборатории. Скорее всего, это будет грузовик. То есть, комфорта не жди. Но и лететь всего ничего — чуть больше стандартного часа. Можно посидеть и на неудобной скамье.
Я проигнорировала прозвучавшее в словах этого… экземпляра скрытое предупреждение, что мне надлежит вести себя тише воды, ниже травы, и взволнованно поинтересовалась:
— А если не сможем пробраться? Вдруг… Вдруг там засада?
На этот раз Диллон презрительно фыркнул:
— Ты пересмотрела полицейских постановок прошлого. Что из того, что я предпринял после нападения на нас, могло навести синдикат на мысль о том, что я планирую увезти тебя с планеты?
Пренебрежительное отношение Диллона причинило боль. Но уже далеко не такую сильную, как в начале нашего знакомства. Кажется, я начала привыкать к этому хаму. Или сыграло свою роль то, что я приняла решение доказать ему, что я не пустышка. Так или иначе, но я просто пожала плечами в ответ на его вопрос. Потом спохватилась, что Диллон не может видеть этот мой жест, и неуверенно ответила:
— Не знаю. Но как-то же они вычислили нас в том месте, где мы находились?
Я думала, Диллон промолчит в ответ, или обольет меня презрением. Но он, не меняя скорости передвижения, повернул голову, мазнул взглядом по мне, потом — по проплывающим справа ангарам, и вздохнул:
— Предполагаю два варианта: либо за мной следили от самого дендропарка, это наиболее вероятно. Я тогда был взвинчен и зол, и не особо шифровался. Пристроиться в хвост моего аэрокара мог и ребенок, я больше беспокоился о Чаде, и о необходимости возиться с обморочной девицей. И только гораздо позже осознал, что все намного сложнее. И что синдикату, скорее всего, ты нужна живой, а я — в виде трупа. — Тут я невольно содрогнулась. Второй возможный вариант, как нас нашли — это следилка в твоей сумочке. Но она осталась в убежище. А я тщательно следил, чтобы за нами не было хвоста, когда мы удирали на одолженном у синдиката скутере.
Оказалось, что человеку не так уж много и нужно. Ободренная нормальным ответом Диллона, я с энтузиазмом включилась в разговор:
— Мне кажется, ты не прав насчет моей сумочки.
— Это еще почему? — Диллон не останавливался и не замедлялся, но все уже успел заинтересованно окинуть меня взглядом через плечо.
Я вприпрыжку поравнялась с этим несносным типом, чтобы ему не пришлось постоянно оборачиваться на меня:
— Ну, смотри: у меня несколько десятков сумочек. И порой я сама заранее не знаю, с какой из них выйду из дому. Не могли же их все напичкать следилками?
Диллон на ходу задумчиво потер уже начавший темнеть от проступающей щетины подбородок, покосился на меня:
— А демон его знает… Слушай, на ближайшие дни у тебя были какие-то планы? На вчера-сегодня-завтра? Ты знала, в чем и куда пойдешь?
Я аж запнулась от такого вопроса, но быстро выровнялась, чтобы не отставать от парня:
— Э-э-э-э… На вчера у меня были планы. Я кое с кем должна была встретиться. И да, одежда для этой встречи была выбрана заранее. Но это было платье совершенно другого цвета и стиля, сумочку под него я брала другую. А сегодняшний визит в дендропарк был спонтанным и… — Я запнулась, не зная, какими словами объяснить этому снобу, что одевалась так, чтобы в случае чего отец не имел ни малейшего повода придраться к моему внешнему виду. Что синий костюм, оставшийся в странной комнате, нравился бы моему отцу, он считал его идеальным нарядом для меня. А я его терпеть не могла, и никогда бы по собственной воле не надела. — В общем, — решительно закончила я, — та сумочка, что я брала сегодня с собой, была абсолютно новой. Она покупалась специально к тому костюму, что был надет на мне. И если бы не моя авантюра с созданием причины выхода из дому для Чада, я бы в жизни не натянула на себя ту одежду и не взяла бы в руки ту сумочку!
— Мда… — вдруг крякнул Диллон. — На редкость уродливые тряпки. И сильно тебя старят. — Я пожала плечами, не зная, что сказать в ответ. — Если все так, и у тебя не было в ближайшем обозримом будущем планов вывести в свет ту сумочку, то мы возвращаемся к первому варианту: я сам не заметил слежки и привел синдикат к нашему убежищу. Неприятно, однако.
За разговором мы как-то незаметно дошли до конца ангаров. Повернув за угол следом за Диллоном, я неожиданно оказалась на огромном, открытом, шумном пространстве, по которому сновали десятки, если не сотни дроидов, занятых погрузкой и разгрузкой. Трудолюбивыми муравьями туда-сюда сновали гравитележки: одни пустые, другие заваленные грузами так, что нередко с трудом перемещались по воздуху в считаных сантиметрах от дорожного покрытия. Я даже остановилась, ошарашенно наблюдая, как в здание космопорта и из него текут ручейки грузов, чем вызвала новое недовольство Диллона:
— Не зевай! — рыкнул он мне, перекрикивая шум. — Здесь живых быть не должно, поэтому постарайся не оказаться на пути гравитележек! В противном случае дроиды сразу же подадут сигнал в центр управления погрузками, и нас мгновенно обнаружат. А нам этого не нужно.
— А что нужно? — растерянно поинтересовалась, со страхом поглядывая на громоздкие по виду платформы и совершенно по-детски хватаясь за рукав толстовки Диллона.
К счастью, парень никак не выказал своего неудовольствия моим поведением. Только сосредоточенно сообщил:
— Сейчас я найду принадлежащие нашей корпорации грузы, и мы заберемся на гравитележку, чтобы она доставила нас на корабль.
Я даже хмыкнула от простоты и элегантности плана Диллона. Я бы до такого никогда не додумалась. А значит, нам повезет. Но вскоре оказалось, что не только Диллон умеет мыслить нестандартно.
Первый шок у меня случился, когда Диллон нашел гравитележку, принадлежащую его семье. Очень быстро и почти случайно: она пролетала мимо нас, пустая, направляясь вместе с сопровождавшим ее дроидом в здание космопорта. Соответственно, тележка занималась разгрузкой и не подходила для наших целей по ряду причин. Одной из которых являлось то, что мы не знали, будет ли корабль возвращаться в лаборатории пустым или возьмет паузу и останется на поверхности Кахелии. Гравитележка была просто огромной, и, на мой взгляд, скорее являлась платформой, чем действительно тележкой для грузов. Но что бы я в этом понимала! А шокировал меня не размер. А логотип корпорации «FIIDA Inc»
— Ты — Фейтерре? — с ужасом вырвалось у меня. Я застыла на месте, потрясенно уставившись в уже начавшие разгораться злостью серые глаза.
— Да! — жестко отрезал Диллон в ответ. А сейчас он с чего начал беситься? — Да! Я — последний из оставшихся в живых сыновей Аурдана Фейтерре! Довольна?
Шум процесса погрузки вдруг как-то отдалился, растворился в пространстве. Голова пошла кругом, а твердая поверхность площадки, рассчитанная на многотонные нагрузки, вдруг словно стала жидкой и пошла волнами подо мной. Эту историю я знала, пусть и без особых деталей. Да, боги Вселенной! Ее знали все! Два года назад в одной из лабораторий «FIIDA Inc» во время тестирования нового процессора для дроидов-телохранителей произошел сбой и опытный образец «сошел с ума»: набросился на тестировщиков. По какому-то странному, нелепому стечению обстоятельств погибли четверо из большой рабочей группы: жена и два сына Аурдана Фейтерре, и один из инженеров рабочей группы. Сам Аурдан Фейтерре получил серьезные травмы. Настолько серьезные, что в наш век развитой медицины ему не сумели оказать необходимую помощь. Аурдан остался калекой, прикованным к инвалидному креслу. Ну, если можно так сказать. Специалисты «FIIDA Inc» разработали и создали для своего шефа электронный экзоскелет, который позволял мужчине двигаться и управлять своим телом, будто ничего и не случилось. Об этом писали во всех изданиях, говорили в каждом ток-шоу. И о том, что Аурдан — герой, мужественно и до последнего старался спасти своих людей от сбрендившего дроида с оружием, и о том, как ему «повезло», являться главной самой большой во Вселенной корпорации, занимающейся разработкой и созданием самых разнообразных дроидов и искинов…
— Идиотка! — вдруг ударил по ушам яростный рык. И я ощутила, как какая-то сила отбрасывает меня в сторону. — Проснись и разуй глаза! — рявкнул мне в лицо взбешенный Диллон. — Нашла место, где мечтать! Я тебе что говорил?
Обведя ошарашенным взглядом окружающее пространство, я увидела удаляющуюся от нас в сторону грузовых ворот космопорта груженую гравитележку с логотипом одной известной фирмы виртуального оборудования, и поняла, что, зазевавшись, чуть не угодила под нее.
— Извини. — Губы не слушались, мне с трудом удалось их разлепить. — Больше не повторится.
Диллон неразборчиво что-то пробормотал себе под нос и грубо дернул меня за руку, почти притискивая меня к своему боку:
— Прилипни ко мне, как жвачка, если не в состоянии сама следить за пространством!
Мне показалось, что парень процедил еще что-то очень нелестное в мой адрес, что-то вроде того, что я бесполезное приложение, но я не была в этом уверена. Просто именно в этот момент у меня заложило уши от низкого и угрожающего воя, сообщающего всем, что в эти минуты то ли стартует, то ли опускается на поверхность планеты очередной корабль, и нужно быть предельно осторожным. А когда вой стих, его продолжением в ушах зазвучали ругательства Диллона. Оказалось, что пока я зевала по сторонам, он уже осмотрелся и понял, что на этот момент гравитележек, принадлежащих его семье, на погрузочной площадке нет.
— Твою же!.. — с безнадежной яростью парень зарылся пятерней в и без того встрепанные волосы, а потом обреченно дернул их, будто хотел вырвать с корнем. — Да что ж так не везет! Будто кто-то все подгадал нарочно. Придется пробираться в здание космопорта и ожидать удобного момента там. Не самый лучший вариант, — он разговаривал будто сам с собой, — но это в любом случае лучше, чем ждать на открытой погрузочной площадке…
— А если вернуться к ангарам, мимо которых мы проходили? Или вообще на свалку, на которой приземлились? — рискнула я подать голос, настороженно глядя в какое-то усталое и расстроенное лицо Диллона.
Я полагала, что мне посоветуют не лезть не в свое дело, от Диллона этого вполне можно было ожидать. Но он, в очередной раз отскочив с траектории движения гравитележки и дернув за собой и меня, задумчиво посмотрел в сторону грузовых ворот космопорта:
— Если на нас внутри наткнутся работники, живые работники погрузочной зоны, то либо препроводят в зону ожидания для пассажиров, либо выгонят вообще вон, — задумчиво протянул он, будто бы прикидывал варианты. — Что то, что то, для нас не очень хорошо — мы в любом случае обратим на себя внимание. А я почти уверен в том, что среди сотрудников космопорта у синдиката есть осведомители, готовые за деньги на все. То есть, о нашем присутствии и желании покинуть планету очень быстро станет известно тем, от кого мы удираем. А если вернемся назад, то инкогнито мы сохраним. Но рискуем проворонить и следующий корабль, идущий в наши лаборатории. И что лучше? — На меня уставились серые пронзительные глаза. — Как ты думаешь?
Вау! Интересно, что сдохло на Кахелии, что Диллон решил поинтересоваться моим мнением?!
Я пожала неловко плечами, не зная, что ответить, и как правильнее поступить. Действительно, не знала. Как-то не приходилось ранее решать подобные задачки.
— Если возможность наткнуться на осведомителя велика, — медленно протянула я, судорожно пытаясь просчитать варианты в голове, — то, я думаю, лучше вернуться назад. Даже если рискуем проворонить корабль…
Пока я говорила, Диллон что-то тыкал в наручном коммуникаторе. А потом, нахмурившись, сообщил:
— Согласно рабочему графику, с двадцати двух ноль-ноль по местному времени и до восьми ноль-ноль лаборатории не принимают и не отправляют корабли. Отец не стал раздувать персонал, за счет ночных и выходных часов предоставив сотрудникам возможность нормального отдыха. Но из-за этого, если сейчас опоздаем на погрузку последнего грузового корабля, отправляющегося с планеты на спутник, ночь придется провести непонятно где, скорее всего, в резервации. Там есть хоть какой-то шанс спрятаться от синдиката. И почему в графике не указано, какой корабль возвращается в лаборатории, а какой нет? — Вопрос явно был риторическим, но я все равно пожала на всякий случай плечами. — Придется, наверное, рискнуть и пробраться внутрь космопорта, — Диллон вздохнул и смерил меня странным взглядом, — так что будь внимательна. Одно неловкое движение, и мы влипли по самые ушки! Ты меня поняла? — Я кивнула. Но Диллона это не удовлетворило: — Нет, Милена, ты мне не кивай, а осознай: что любая твоя ошибка может привести к тому, что ты окажешься в руках боевиков синдиката! И я не берусь предугадать, что для тебя это будет означать. В самом лучшем случае — перепугают до полусмерти и заставят твоего отца что-то делать для них. Понимаешь?
Я снова утвердительно кивнула. Но, кажется, только в этот момент начала по-настоящему осознавать, что для меня может означать это приключение: смерть, насилие, принуждение, это очень краткий список возможностей. А что я или отец можем в результате всего этого потерять…
— Я постараюсь быть предельно внимательной, — хрипло шепнула, с трудом шевеля пересохшими почему-то губами, — и не терять бдительности.
— Ну-ну, — скептически смерил меня взглядом Диллон, схватил за руку и увлек без дальнейших слов к темному зеву грузовых ворот космопорта.
Логики в действиях Диллона я не видела вообще. Хотя иногда мне казалось, что действует он не хуже заправского преступника. Например, к жерлу грузовых ворот, в которое то и дело ныряли пустые и загруженные грузами с разной степенью загрузки гравитележки, мы приближались по очень странной траектории. Петляли будто перепуганный ушастый зверек из рисованной галапостановки для детей, забыла, как он называется. Я не рискнула спросить у Диллона, зачем такие сложности. Но, случайно мазнув взглядом по стене здания у самой крыши, заметила целый ряд каких-то датчиков. Сначала подумала, что это обычное видеонаблюдение, но тут же обругала себя идиоткой.
Отец нечасто обсуждал в моем присутствии какие-то важные вопросы, в этом его позиция была неизменной: женщине не место в политике или бизнесе. Но несколько месяцев назад на приеме в нашем доме один из гостей поднял вопрос видеонаблюдения в общественно значимых местах вроде бизнес-центров, космопорта и прочего. Отец был недоволен, но гость оказался министром, и отцу пришлось проглотить то, что в его доме нарушают его же правила. Так я и узнала, что как такового видеонаблюдения в подобных местах нет. Каждый, кто снимает офисы или арендует площадь, сам обеспечивает себе видеозапись. А в космопорте видеокамеры стоят на дроидах, робопогрузчиках и гравитележках, принадлежащих разным фирмам. В случае чего, по сигналу, прилетают и роботизированные камеры, принадлежащие космопорту. Если имеет место быть инцидент, то при разбирательстве видеозаписи сравниваются.
Сообразив, что Диллон приближается к грузовым воротам странными скачками, чтобы избежать попадания на следящую сетку каких-то датчиков, я постаралась придвинуться к нему поближе, практически прилипнуть к нему, как сам парень и советовал поступить.
У самого устья ворот нам неожиданно несказанно повезло: четыре тележки под предводительством дроидов почему-то попытались пролететь внутрь одновременно. Возник затор. Воспользовавшись этим, Диллон, пригибаясь сам и тяня меня за руку, тем самым заставляя нагнуться пониже, подобрался к наименее загруженной тележке, на которой стоял по центру всего один контейнер средних размеров. Я смерила взглядом расстояние от дорожного покрытия до платформы, прикидывая, как бы туда половчее забраться, и чуть не взвизгнула от страха, когда неожиданно мои ноги оторвались от пола, а я сама без предупреждения взмыла вверх. В следующий миг, я еще не успела опомниться и отдышаться, как уже оказалась на платформе, и Диллон был рядом со мной, молча заставляя присесть возле контейнера. А еще через пару секунд проблема с затором была решена. Тележка дрогнула, повинуясь неслышному импульсу дроида, и поплыла в темный тоннель для грузов.
Шествующему впереди тележки дроиду освещение не требуется. Он ориентируется в пространстве благодаря своим сенсорам. А вот меня, окунувшуюся в гулкую и наполненную шорохом сжатого воздуха тьму, пробрала дрожь. Поежившись от непривычного и неприятного ощущения, нашарила в темноте руку Диллона и сжала ее. Плевать, что он в очередной раз про меня скажет, вряд ли его мнение изменится в еще более худшую сторону, а мне, ощущая живое тепло его тела, было легче переносить темную и холодную неизвестность.
Грузовой тоннель оказался достаточно коротким. Но на выходе из него снова произошла какая-то заминка, гравитележка зависла без движения минуты на три. А у меня почему-то в груди больно сжалось от страха сердце. Когда тележка все-таки снова поплыла по воздуху, у меня от облегчения даже подкосились ноги, я не удержалась и привалилась к горячему напряженному телу Диллона. Не знаю, что он подумал, но против всех ожиданий промолчал и не оттолкнул.
После практически абсолютной темноты грузового тоннеля слабый свет помещения, в которое влетела тележка с нами, показался просто ослепительным.
На этом наше относительное везение и закончилось. А неприятности начались с того, что я не удержалась на ногах, спрыгивая с гравитележки, и очень неудачно завалилась набок прямо под ноги Диллону. И как бы тот ни старался, на ногах удержаться не смог. Потерял равновесие и при падении толкнул некстати подвернувшегося под ноги дроида с логотипом космопорта Кахелии на груди и на спине. Диллон только и успел, что витиевато выругаться и схватить меня за локоть, как раздался противный визг сигнала, и нас мгновенно окружили дроиды с точно таким же логотипом, как и у того, которого толкнул мой спутник.
«Разбирательство» было коротким. Сначала нам не давали даже дернуться, удерживая в кольце замерших на месте роботов. На искинов эти устройства с сигарообразной тушей больше, чем две меня в обхвате и мобильными щупами вместо рук явно не тянули. А потом в конце длинного и скупо освещенного коридора появился торопливо шагающий в нашу сторону живой служащий космопорта. При виде него Диллон больно сжал мой локоть и едва слышно прошипел мне в ухо:
— Молчи! Чтоб ни звука, даже если он напрямую обратится к тебе!
В ответ я прикрыла глаза в знак согласия, надеясь, что Диллон увидит и поймет. Слишком уж настораживал пробирающий до костей, цепкий и какой-то алчный взгляд уже подошедшего почти вплотную к нам служащего. А также его показное равнодушие и незаинтересованность, когда он, приблизившись, что-то нажал на планшетнике, принесенном с собой. Дроиды, окружавшие нас, дрогнули. Будто проснулись. И больше не обращая внимания на нас, отправились кто куда, по своим делам.
Служащий космопорта же, равнодушно глядя мимо нас, безэмоционально сообщил:
— Вы заблудились. — Если бы я его не видела, а только слышала, то решила бы, что со мной разговаривает искин, настолько бесцветным и ровным был голос служащего. — Это грузовая территория космопорта. Во избежание травм, живым здесь не место. Следуйте за мной, я провожу вас в подходящее для пассажиров помещение.
В относительной тишине помещения отчетливо разнесся звук скрипа зубов Диллона. Однако он больше ничем не дал понять, как недоволен подобным поворотом событий. Подхватил меня под локоть и повел следом за сотрудником космопорта, нырнувшим в какое-то узкое боковое ответвление коридора со словами:
— Сюда, пожалуйста! Не будем мешать дроидам и гравитележкам исполнять их прямые обязанности.
Новый проход был очень узким — мы с Диллоном с трудом могли идти рядом, и без конца задевали плечами друг друга и серые безликие стены из полипласта. В таком же сером потолке скрывались неяркие светильники, отбрасывавшие слабые блики на пол и на форменный комбинезон идущего впереди. Окружающая серость давила. Ни окон, ни дверей в стенах не попадалось, только впереди маячило что-то вроде автоматических грузовых ворот. Я нервничала, мне все это не нравилось. И в какой-то момент не иначе как из-за нервозности подвернула ногу на абсолютно ровном и гладком полу.
Мой тихий вскрик смешался со злобным шипением Диллона — я дернула его за собой, потеряв равновесие, и с уже знакомым шипящим свистом. Осознав, где я уже могла это слышать, похолодела: в нас снова кто-то палил из лазера. В очередной раз.
Наверное, Диллон все-таки прав. Я — дурочка. Домашний тепличный цветочек, привыкший, что за него все решают другие. Осознав, что в нас, в меня снова кто-то палит из пистолета, увидев, как безжалостный лазерный луч вспарывает передо мной пол, как кипит и с шипением испаряется высокоустойчивый к износу полипласт, я впала в какое-то оцепенение. Даже дыхание затаила. Казалось, что если я не буду двигаться и дышать, то меня не заметят, не возьмут на прицел, меня не коснется беспощадный луч смерти. В прошлый раз я не видела явных признаков атаки лазером. Только каменная крошка с порушенной стены поранила мне лицо. Царапины, кстати, до сих пор саднили. А сейчас, прямо у меня на глазах, плавился и вспыхивал будто вулканическая лава материал, который считался в моем мире вечным. Это… ужасало.
Закричал высоким, полным боли и ужаса, голосом наш провожатый. А потом крик резко оборвался. Будто острым ножом обрезанный. Этот крик ударил по ушам, но заставил меня очнуться. Я вздрогнула и дернулась. Но в следующий миг жесткая, как клещи, рука Диллона схватила меня за шею и болезненным жестом пригнула к самому полу:
— Не смотри! — Голос Диллона был каким-то деревянным и в то же время переполненным отвращением. — Своего же осведомителя не пожалели, это плохо. Для нас плохо.
В воздухе отвратительно пахло паленым, перед глазами плавали сизые, непроницаемые клочки дыма. Мне почему-то показалось, что так выглядит и воняет смерть. Дышать через нос было совершенно невозможно. Желудок, хоть в нем с утра и не было даже крошки, от вони бунтовал сразу же и грозился извергнуть из себя все, что только можно. Зажав пальцами нос, чтобы не чувствовать запахов, я беспомощно прогундосила:
— Почему?
Ничего более умного в голову не пришло, там вообще царил какой-то хаос. Диллон, скорчившийся рядом со мной в странной позе, неожиданно бледно усмехнулся странно подрагивающими губами:
— Игра пошла по-крупному. Синдикат, похоже, отказался от мысли захватить нас живыми. С планеты нам не выбраться.
Не уверена, что до конца осознала услышанное, но по спине все равно пробежала волна ледяной дрожи. И я испуганно уставилась в серые глаза, в которых плавилась непонятная, незнакомая и несвойственная этим глазам муть:
— И что теперь делать? — Я не собиралась ныть, но с губ как-то невольно слетело жалобное: — Я боюсь…
Диллона рвано вздохнул, шевельнулся, поморщился будто от боли и оглянулся. А потом вздохнул:
— Что делать? Бежать и прятаться. Не знаю, как тебе, а мне еще хочется пожить. Так что выбираемся отсюда, возвращаемся на свалку, там с противоположного конца есть проход в гетто для низших сословий, и находим приют там. Местные трущобы считаются притоном синдиката, но это не так. Конечно, там есть его представители, и их немало. Но если соблюдать некоторые правила, то проще всего скрыться от синдиката и закона именно там. Дай что-нибудь, — вдруг без перехода попросил у меня парень, — что не жалко. Надо попытаться засечь, откуда стреляли. Я так понимаю, этот проход выбран не зря. Здесь, видимо, нет ни датчиков, ни камер. То есть, перестрелка не вызвала переполоха, и сюда еще долго никто не сунется.
Я была очень зла, когда рассовывала по карманам содержимое сумочки. И теперь даже под дулом лазера не смогла бы сказать, что и куда запихнула. Сунув левую руку в карман штанов, нащупала какую-то квадратную коробочку сантиметра три по каждой стороне и не глядя пихнула ее Диллону. Оказалось, что я выловила в кармане коробочку с мятными леденцами для освежения дыхания. Диллон обрадовался:
— О! Здорово! У этой штуки есть вес.
И он почти без замаха швырнул коробочку вперед, в сторону ворот.
Пролетев чуть больше половины расстояния, отделявшего нас от ворот, коробок шлепнулся на пол и дальше скользил по гладкому полу. Через секунду раздался слабый и глухой звук удара — коробок достиг ворот. А потом в коридоре повисла тишина.
Послушав ее немного, Диллон озабоченно свел на переносице брови:
— Что, и все? Даже не стали проверять, убиты мы или нет? Или настолько хитрый стрелок, что его наш маневр с коробком не обманул?
Меня вдруг словно под током тряхануло от внезапно пронзившего страха:
— А если… если целью было не убить нас, а ошеломить? И потом захватить в плен, пока не опомнились?
Диллон остро глянул на меня, а потом нахмурился сильнее:
— Демон его знает… Но похоже на правду. Рискнем?
Я не поняла, что этот ненормальный имеет в виду. А потому неопределенно пожала плечами вместо ответа. Диллон проказливо, по-мальчишечьи улыбнулся:
— Приготовься… Вдох-выдох… По моей команде вскакиваем и бежим изо всех сил…
Только в этот момент до меня начало доходить, что задумал этот сумасшедший. Но было уже поздно. Я только и успела, что сделать глубокий вдох и открыть рот, как последовала короткая и хлесткая команда:
— Вперед!
Бежать, зная, что тебя в любой миг могут располосовать лазером, невыразимо страшно. Если бы Диллон не вздернул меня на ноги за шкирку, я бы, наверное, даже не поднялась из нашего убежища за мертвым телом работника космопорта. Но поскольку этот гад придал мне довольно весомое ускорение, пришлось бежать. Но петляла я так, словно в одиночку выпила из горла бутылку любимого бренди отца: от стенки к стенке, спотыкаясь и прыгая в разные стороны.
То, что я со своим предположением попала в яблочко, выяснилось, когда до выхода оставалось рукой подать. Диллон уже протянул руку, чтобы нащупать панель управления раздвижными воротами, как вдруг они поползли вверх, открывая стоящих на пороге мрачных верзил с лазерами наперевес. Опешили все.
Застыли памятниками самим себе бугаи по ту сторону порога, забавно вытаращив глаза. Не ждали, видимо, такой прыти от нас. Резко замер с протянутой вперед рукой Диллон. И только у меня реакция была из рук вон плохой: я как раз в очередной раз прыгнула, когда ворота поползли вверх, и остановиться вовремя у меня не было никакой возможности.
Приземлившись прямо у черты, обозначающей границу раздвижных ворот, я пошатнулась, пытаясь отпрыгнуть назад, подальше от громил с мафиозными мордами. Но, как всегда, у меня ничего не вышло. Я запнулась на ровном месте, подвернула ногу и начала падать. Вперед. На громил. И на лазерные пушки у них в руках. Сердце в груди сжалось до состояния алмаза. Даже стало больно от этого спазма. И в этот момент Диллон схватил меня за плечо так, что, наверное, его пальцы до крови проткнули мне мышцы, и толкнул вниз. Одновременно, будто в страшном сне, черная точка пушки в руках одного из боевиков синдиката зловеще мигнула алым…
С уже хорошо знакомым мне зловещим шипением над головой пронесся один лазерный луч, потом второй. А потом… Вместо шипения раздался пронзительно-громкий щелчок! А потом снова и снова!
Боясь поверить в то, что капризная Удача для разнообразия решила повернуться к нам лицом, я подняла голову: один бандит раздраженно таращился на второго:
— Ты что, опять не проверил ствол перед тем, как идти на задание? — В хриплом голосе головореза слышалось все: отвращение, бешенство, беспомощность, ярость и… страх. Кажется, он боялся того, что может последовать за провалом задания. Или как это у них называется? — Ты совсем охренел? Мозги забыл между ног у…
Так иногда бывает, я читала: в стрессовых ситуациях у разумного существа открывается повышенная болтливость. Таким образом разум сбрасывает лишнее напряжение, могущее ему повредить. Своеобразный предохранитель живого организма. Сейчас он выглядел глупо и смешно. И давал нам с Диллоном шанс спасти наши шкуры. Я осознала это в тот момент, когда Диллон вдруг отмер, очень резко, смазанной тенью развернулся и заехал в челюсть тому, кто сжимал в руке лазер.
Пушка с мрачным стуком свалилась в считаных сантиметрах от моих рук. Следом мешком начал оседать на пол тот, кого нокаутировал Диллон. А еще через мгновение опомнился второй головорез:
— Ты!..
Что имел в виду отморозок, так и осталось загадкой. Потому что я, сама не зная с какого перепугу, протянула руку и подняла валяющийся на полу ствол. Черная прорезиненая рукоятка удобно легла в ладонь, на глянцевом боку весело подмигивал мне зеленым глазком какой-то индикатор. Словно зачарованная, я подняла опасную игрушку, не обращая внимания на то, что происходит вокруг. И как-то вообще не ожидала, что кнопка, находящаяся прямо под указательным пальцем, так легко нажимается…
Неожиданно раздавшееся шипение застало меня врасплох. Как и вырвавшийся из дула бледный, но хорошо видимый луч. Который как в страшном сне, будто пальцем, обвиняюще ткнул второго громилу снизу вверх. Снова отвратительно завоняло паленой плотью и горящими тряпками. Настолько остро, что мне пришлось выронить лазерный пистолет и зажать рот обеими руками, чтобы не оскандалиться. На сдерживание рвотных спазмов ушли все мои силы. Я даже не сразу сообразила, что в наступившей тишине Диллон обращается именно ко мне:
Вы прочитали ознакомительный фрагмент. Если вам понравилось, вы можете приобрести книгу.