Оглавление
- АННОТАЦИЯ
- ГЛАВА I. Тыквовство и естество
- ГЛАВА II. Демисезонные забавы
- ГЛАВА III. Осенне-зимнее баловство
- ГЛАВА IV. Любовное осенение
АННОТАЦИЯ
Всем известно: «В сорок пять баба – ягодка опять». Об одном только люди, как правило, не догадываются – о том, что эти слова – часть древнего заклинания омоложения, которое, при правильном применении, может творить чудеса. А вот если применить его не совсем правильно, а тем более совсем не правильно, то эффект получится вообще непредсказуемый, и в осенний возраст вместо покоя и зрелости вихрем багряных листьев и толпой шальных оранжевых тыкв ворвутся приключения, опасности, важная осенняя магическая миссия и, конечно, любовь – такая, какой позавидует и тысяча юных дев.
ГЛАВА I. Тыквовство и естество
Я возвращалась домой промозглым осенним вечером: в мыслях сумбур, в ногах усталость, а в руках тыква. Первое объяснялось кризисом среднего возраста, внезапно настигшим меня в мою сорок пятую осень, второе — высоченными шпильками, сдуру применёнными мною для создания привлекательного образа, а тыква... На кой чёрт я взяла её с собой?! Надо было, оставить это рыжее недоразумение лежать на лавочке у заброшенного дома, внезапно случившегося у меня на пути в самом центре города, и пройти мимо, но я вопреки логике поступила иначе: уж очень яркими и гладкими были оранжевые — тыквенные бока, создавая эффект сияния на фоне начинавших сгущаться сумерек. Вообще у меня в хозяйстве не наблюдалось острой потребности в тыквах, но эта притягивала, как манит. Может быть, потому что мне не хватало цвета и яркости среди сгущавшейся осенней депрессии, в которой неуловимо и беспощадно угадывалась поступь грядущей зимы? А ещё у тыквы был очень милый хвостик с засохшим, свернувшимся в трубочку листочком. В подъезде я столкнулась нос к носу с моей соседкой.
— О! Ты что это так быстро вернулась, Рина? Я думала, вы будете гулять до рассвета! Он ведь такой романтик! — запричитала она.
Именно с лёгкой руки этой соседки я пошла на свидание с престарелым, но всё ещё прекрасным, принцем на белой иномарке в надежде на сказочные перспективы, но, как говорится, не срослось: как-то не складывалось у меня с принцами.
— А что тебя, собственно, удивляет?! — спросила я у соседки. — Уже почти полночь, я чуть не потеряла ногу вместо туфельки, которая грозила отвалиться из-за от долгого хождения на каблуках, а карета превратилась в тыкву досрочно. В общем, всё по канону. Вот!
Я предъявила ей оранжевое чудо, которое держала в руках, и двинулась вверх по лестнице.
— Ух-х-х! — шумно вздохнула соседка мне вслед. — И этого жениха, значит, забраковала. Ничем тебе не угодишь! Ну и сиди теперь одна!
Соседка была неправа. На этот раз я никого не отвергала, просто свидание не состоялось. Но не рассказывать же соседке, что её протеже как ветром сдуло? А что ещё ожидать от человека с именем «Казимир»? С одной стороны это целый козий мир получается, а с другой присутствовало в его имени что-то зимнее и художественное, правда, фамилия была не «Малевич», а просто «Озимов», как какой-нибудь злак, которому надо было перезимовать в борозде. Такие насмешливые мысли об этом, судя по всему, очень уважаемом и неплохом человеке, были моей защитной реакцией на неудачу. Может, всё и к лучшему? Я была так разочарована в мужчинах, что к каждому из них заранее уже имела какое-то слегка предвзятое отношение. Да и кому какое дело, что потенциальный кавалер мой куда-то запропастился?
Я с грохотом закрыла за собой дверь, а потом, прошла в комнату и села у окна, собираясь бесцельно таращиться туда, где в свете фонаря пролетали падающие листья. В общем-то, в моём эксклюзивном случае, листопад был тотальным, то есть наблюдался всегда в моей мятущейся душе и даже прямо в моей квартире. Просто фамилия у меня такая: «Листопад» и имя подходящее «Октябрина». Когда училась в школе, обо мне даже стишок сочинили, гласивший: «Октябрина Листопад, не влюбляйся невпопад!» Но я не слушала и влюблялась в кого ни попадя, причём безответно, из-за чего, наверное, моя квота на влюблённости с годами была исчерпана. Теперь мне хотелось, чтобы влюблялись исключительно в меня — вот такое скромное желание!
Я взглянула на тыкву, которая теперь лежала передо мной на столе и будто освещала комнату внутренним светом. Красота какая! Нет! Я не стану запекать её в духовке. Кстати заброшенный дом, рядом с которым я нашла это круглобокое великолепие, когда-то был аптекой, так что возможно, это какая-то особая оздоровительная тыква. Знать бы ещё рецепт применения. Я решила оторвать засохший лист, и он буквально рассыпался у меня в руках, неожиданно обнаружив маленький скомканный листок бумаги, оставшийся на моей ладони. Я воззрилась на него так, будто это было какое-нибудь тайное предсказание, или долгожданное объяснение в любви.
Листок пришлось долго разворачивать, попутно твердя себе что-то вроде: «Это просто бумага! Выбросил кто-то и всё», а когда он всё-таки был развёрнут, мой взгляд зацепился за первую строчку: «Заклинание омоложения». Да ладно! Кто-то очень креативный вложил в тыквенный лист записку такого странного содержания. Или, правда, попытать счастье и омолодиться? А, может, действительно, прочту и сброшу внешне лет двадцать, без потери жизненного опыта и образования?! Хоть бы, хоть бы! Соседка просто обзавидуется! Да и шансов на влюбление в себя молодых и симпатичных, а так же зрелых и импозантных мужчин точно прибавится.
— Октябрина Листопад молодеет невпопад! — смеясь прошептала я, а потом добавила, в шутку слегка исковеркав фразу заклинания: — Всем известно, в сорок пять баба — тыковка опять!
Утверждение, конечно, спорное, но если арбуз биологи второпях признали ягодой, то тыква тоже вполне подходила под это условие. Как бы то ни было, стоило мне произнести заклинание омоложения, и тыква, мирно лежавшая на столе, вдруг вспыхнула миллиардами огоньков, словно диско-шар. Я осторожно взяла её в руки, стараясь разглядеть причины такого фееричного свечения, как вдруг, оторвав взгляд от оранжевых боков, внезапно заметила, что меня окружает целый звездопад бликов, а от привычного интерьера моей квартиры и следа не осталось!
— Что за притча?! — пробормотала я, озираясь по сторонам и судорожно сжимая в руках тыкву, которая, кажется, и была виновницей всего этого «торжества».
Ноги потеряли опору и непривычно болтались в воздухе, потому что вместо пола было клубящееся марево бликов, плохо скрывавшее зияющую глубину головокружительной бездны, созерцание которой заставило меня испуганно воскликнуть:
— О, Боже!
— Мы за него! — неожиданно объявили странные сущности, тут же возникшие рядом, чтобы на лету похватать меня под локти, тем самым удачно препятствуя моему неминуемому обрушению в пропасть.
— Кто это «мы» и как это «за Него»?! — возмущённо спросила я, разглядывая их.
Это были крылатые создания без определённого пола и возраста. Их крылья состояли вовсе не из перьев, а словно из алых закатных облаков, лица лишь отдалённо напоминали человеческие, а головы украшали венцы из рыжих осенних листьев.
— ОсеньАнги! — представились мне крылатые.
— Кто?! — поразилась я, думая о том, что у меня ум зашёл за разум от трудовых подвигов на почве отсутствия любви.
— Осенние Ангелы, — расшифровали мне это сокращение крылатые, а потом добавили, запутав меня окончательно: — Занимаемся отбором нужных кандидатур в этой части вселенной. Поздравляем: вы пошли отбор и были придуманы!
— Какой отбор?! Каких... э-э-э-э, каких кандидатур?! Как придумана?! Кем и зачем? Эй! — крикнула я, но загадочных осеньангов уже и след простыл.
Блики постепенно стали обретать форму звёзд, опадающих с колоссального древа, будто пронзающего все реальности. Картинка казалась настолько яркой и завораживающей, что это отзывалось всплеском немыслимых эмоций в моей душе. В какой-то миг, осмелившись, я прижала тыкву к груди и протянула высвободившуюся руку вперёд, желая прикоснуться к этим фантасмагорическим субстанциям, и (о, чудо!) одна из звёзд мягко опустилась в мою ладонь, приняв форму кленового листа. Мой взгляд зацепился за прожилки, словно впитавшие в себя силу магии созидания.
Я могла бы поклясться, что по ним движется сок жизни. На мгновение мне даже показалось, что прожилки преобразовались в реки, текущие по неведомым полям, лугам и лесам, а так же по огородам с созревшими оранжевыми тыквами на грядках. «Тыквы-то здесь причём?!» — подумала я, и в этот момент под ногами у меня стала ощущаться твёрдая почва. Блики сменились падающими листьями, один из которых — рыжий кленовый лист, по-прежнему лежал у меня в ладони, но теперь казался самым обычным. Что же это такое было?! Страх уже улёгся у меня в душе, уступая место любопытству, которое было совершенно «не к лицу и не по летам» такой даме, как я, но Когда всё вокруг обрело обычный вид и уже не отдавало фантасмагорией, я решила оглядеться, и не могла отделаться от ощущения, что иду по какому-то закулисью и вот-вот вывалюсь на сцену не зная текста пьесы, в которую попала волей судьбы.
Впереди, и правда, маячил занавес, будто сотканный из листьев и дождевых струй. Я остановилась, собираясь с мыслями, с силами, с духом, и ещё невесть с чем, а потом решительно отодвинула его, чтобы сделать шаг навстречу судьбе. В глаза мне ударил нестерпимо яркий свет то ли софитов, то ли далёких солнц, опавших с того самого мирового древа из моего недавнего видения, а поставленный красивый мужской голос произнёс совсем рядом:
— А вот и она! Поприветствуем!
Пока невидимый зал неистово аплодировал, я на всякий случай сделала книксен и пошла на голос. Вот и шпильки пригодились! Жалко, что платье я нацепила на себя какое-то серое, а надо было надеть моё любимое — приталенное винного цвета с открытыми плечами и юбкой в пол. Глаза постепенно привыкли к яркому свету и я, оглядевшись вокруг, поняла, что иду по ярко освещённой сцене, а зал полон зрителей.
— «Осень - 5134»! — радостно провозгласил ведущий.
Что бы это значило?! Размышлять над прозвучавшей фразой мне мешал внешний вид ведущего. Казалось, что этот парень явился прямиком из какого-то сказочного спектакля, забыв переодеть костюм. Это был очень стройный и лёгкий юноша с длинными волосами, одетый в просторные одежды из летящего струистого материла. Воплощение изящества и тайны — он будто парил над полом, но подойдя ближе я заметила, что он только кажется молодым, а вообще к нему больше подошла бы характеристика в стиле «без возраста».
— Да здравствует Осень! — закричали зрители, вскакивая со своих мест, и тут только мне бросилось в глаза, что все они тоже выглядят весьма оригинально.
Это касалось и их невероятных нарядов, которым позавидовали бы лучшие современные модельеры, и их лиц, среди которых попадались и не совсем человеческие экземпляры. Что же это такое? Что происходит?! Неужели тот смешной стишок в записке и правда был заклинанием?! Но даже если предположить, что заклинание могло на самом деле сработать, что, в общем-то, абсолютно невозможно, то ведь оно касалось омоложения, а не сумасшествия. Разве не так? Или сумасшествие это побочный эффект наступления вторичной юности, своего рода впадание в детство?
Тем временем парень, которого я сначала приняла за ведущего неизвестного мне мероприятия, без предупреждения начал танцевать, сделав красивый взмах рукой и пируэт, отчего пряди его длинных волос рассыпались, изящно змеясь в воздухе и преобразовалась в струи ветра, как и летящая ткань его одежд. Сначала это был лёгкий ветерок, слегка касавшийся всего вкруг, но вскоре с развитием танца, ветер усилился до пугающих масштабов и унёс зрителей прочь, словно те были сонмом осенних листьев. Стены и потолок зала тоже не выдержали натиска ветряных струй и, рассыпавшись на мелке осколки, тоже улетели вдаль.
Теперь я и этот необычный танцор находились посреди осенней аллеи, заполненной золотом листопада, оттеняющим мрачный философский аристократизм тёмных морщинистых стволов старых деревьев, склонившихся друг к другу и будто застывших в неведомом людям танце. Мне даже показалось что они медленно и величественно движутся, словно подтанцовка позади главного солиста! Я наблюдала за этим, исполнившись восхищения и желания убежать, но бегство не представлялось возможным, потому что ноги были ватными от страха, да и шпильки совсем не способствовали развитию высокой скорости, к тому же я и в юности не отличалась талантом спринтера, а теперь с учётом небольшой прибавки в весе и подавно. И куда, скажите на милость, мне убежать, если я не пойми где?! Лучше уж я буду наслаждаться танцем.
Парень танцевал, как бог! Никогда ещё мне не приходилось видеть таких красивых лёгких отточенных батманов и гран-жете неизменно исполненных магии и нечеловеческой грации. Его танец был квинтэссенцией какого-то нереального запредельного балета и порой абсолютно опровергал известные мне законы физики, так надолго парень зависал в воздухе при прыжках. Когда это чудесное безумие закончилось, ветер стих, а парень застыл в изящном поклоне под мои аплодисменты.
— Рад вас видеть! — сказал он мне. — Мы уже заждались.
— А вы, простите, кто? — почтительно спросила я.
— Кажется, это я должен просить прощения: не представился и ввёл вас в замешательство! — всплеснул руками парень, а потом сделал шаг ко мне и, эффектным жестом приложив руку к груди в районе сердца, добавил слегка склонив голову: — Вей Листокрут — осенний ветер, к вашим услугам.
Я смерила его взглядом, в котором смещались восхищение в стиле «Ты крут, Листокрут!» и жёсткий скепсис. Ветер?! Да ладно! Впрочем, я, как никто другой, знала, какими ветреными бывают мужчины. Собственно, этим отчасти и объяснялось моё одиночество, но чтобы мужчина вот так вот запросто признался — дескать ветер я и всё тут, это что-то из ряда вон выходящее.
— Знаю, Октябрина Дормидонтовна, для вас всё здесь непривычно и кажется странным, — продолжал Вей, продемонстрировав завидную осведомлённость в сфере моих персональных данных. — Я, как только узнал, что вы прибываете к нам, сразу помчался сюда, чтобы подготовить встречу. Пажеский корпус подтянется позже. Пажи лишены лёгкости, как все ответственные лица.
«А вы, значит, лицо безответственное?» — хотела поинтересоваться я, но вместо этого спросила о другом:
— У меня есть пажеский корпус?!
— Да, как и подобает особе вашего звания, — ответил Вей Листокрут.
Кстати, лицо у него, правда, было какое-то безответственное. Слишком тонкие черты, которые порой неуловимо менялись, словно часть мимики и элементов внешности сдувало ветром.
— Какое же у меня звание?! — осторожно поинтересовалась я.
— «Осень - 5134»! — сказал Вей и снова поклонился.
— То есть... вы... хотите сказать, что я... — пробормотала я себе под нос, пытаясь сопоставить факты. — Осень?!
— Да, — кивнул осенний ветер. — У нас строгий отбор на эту должность. Осеньанги постоянно мониторят ситуацию в мирах и никогда не ошибаются. Женщина, выбранная для осенней миссии, должна идеально подходить к слову «очень». То есть чтобы каждый мог на вопрос: ну как она вам? Ответить: «Очень!», что, кстати, по-японски звучит как «осень», — продолжал Листокрут. — Так что, уверяю вас, вы — самая настоящая Осень!
Я усмехнулась, примерив этот забавный критерий на себя. А что? Пожалуй, он прав и с точки зрения японцев: я осень, осень, осень, осень хороша! Другое не давало мне покоя:
— Ну, допустим, с Осенью разобрались. А что за странное число 5134 ? Если что, то мне только сорок пять стукнуло, причём здесь такие большие числа?
— О, не пугайтесь! — мягко улыбнулся Вей. — Это номер нашего столетия по Вселенскому календарю, к вашему возрасту он не имеет никакого отношения, хотя бы потому, что теперь у вас нет возраста: вы ведь заметили оставленную мною метку и применили заклинание омоложения.
— Так это вы... — я не знала, что делать, плакать или смеяться.
Значит, вот кто подложил мне такую свинью (то есть такую тыкву) с этим «омоложением»!
— Стоп! Не путайте меня! Давайте всё по порядку! — воскликнула я. — Где я нахожусь? И что вообще здесь творится?! Какие должности?! Какие столетия?
Словно проникшись моим праведным возмущением, с деревьев пачками повалили листья, норовя засыпать нас с ног до головы.
— Хорошо, хорошо! — согласился Вей Листокрут, весело усмехаясь. — Вы только не нервничайте, пожалуйста! Здесь всё взаимосвязано: эмоции Осени накладывают отпечаток на мир вокруг. Видите, какое упадническое настроение стало у листьев?
— Вижу! — насупилась я, стоя уже по колено в листве, которая продолжала упадать с веток.
Надо взять себя в руки. Упадничество — это явно не мой стиль, ведь в душе я, несмотря на возраст или его отсутствие, всё та же наивная оптимистка, что была в юности!
— Во вселенной множество миров. Тот, в который попали вы, все называют Заосеньем. И не столько потому, что он, как зазеркалье привычной для людей осени, сколько потому, что мир расположен сразу за осью вселенной, — продолжил Вей, когда деревья, сменив упадническое настроение на любопытствующее, перестали заваливать нас листвой и склонились пониже, словно чтобы лучше слышать. — А чем ближе мир к оси, тем сильнее его магия. Из-за этого многие люди воспринимают осень и тем более её Заосенье, как фантасмагорию и нечто непознаваемое.
Вей слегка задумался, из-за черты чего черты его лица слегка сместились в разные стороны, и продолжал:
— Так вот, за такими магическими угодьями требуется глаз да глаз, заботливая рука требуется, женская. Одним словом, хозяйка нужна — Осень. Но на случайную женщину мы не можем возложить такие обязанности, поэтому проводится отбор.
— А если я откажусь? — спросила я. — Я вернусь обратно?
— Да, — сказал Вей, слегка помрачнев. — Но вы ещё не видели свои владения. Осмотритесь, подумайте.
Логика и здравый смысл подсказывали мне, что Вей Листокрут что-то не договаривает мне и надо бежать отсюда, теряя тапки, но я, всегда полагавшаяся на интуицию, выбрала другое:
— Ну что ж , начнём осмотр! Но если...
Начатое предложение было прервано фантасмагорическим зрелищем. По хрустально чистому льдисто-голубому небу среди рассеянных, как последний привет лета, перистых облаков эффектно плыла ладья, выполненная в виде сложенного пополам осеннего листа, который, казалось, сорвался с ветки гигантского вяза. В ладье находились пассажиры, рьяно махавшие мне с высоты.
— Осенний пажеский корпус! — сказал Вей Листокрут. — Прибыли наконец! Теперь вы в надёжных руках и под защитой, Октябрина Дормидонтовна, а я вынужден вас покинуть — дела, но мы ещё встретимся.
Он снова закружился в танце, на этот раз исполняя бесчисленные фуэте, и исчез, превратившись в небольшой вихрь, растворившийся в осеннем небе. В это время «ладья» пошла на снижение, а я придала себе как можно более царственный вид: всё-таки первый раз пажей встречаю, надо соответствовать. Корпус состоял из трёх мужчин и трёх девиц, глядя на которых я сразу вспомнила письма Пушкина к жене, где он пару раз в шутку назвал её «камер-пажихой». Как выяснилось, «пажихи» были и меня, надеюсь, что без каких-либо камер. Все шестеро оказались обладателями пышных шевелюр разной степени рыжести, и носили венцы из опавшей листвы.
— Приветствуем, госпожа Осень! — сказал за всех самый старший и, судя по лицу, самый ответственный из пажей. — Простите, что задержались! Надеюсь, наш несносный спец по переносам и развеиванию проблем, Вей Листокрут, не давал вам скучать?
У этого пажа были пышные ярко-рыжие гусарские усы и карие глаза, а одежда по покрою напоминала экстраординарный плащ в стиле викторианской готики. Несносный спец по переносам?! Интересная должность. Не ввести ли такую в штатное расписание компании? В своей реальной жизни я работала креативным директором в развлекательном центре, и такой оригинал, как Вей Листокрут без работы бы у нас не остался. Заметив, что паж ждёт моего ответа, я кивнула и улыбнулась, не в силах что-то произнести вслух. От охватившего меня волнения все слова рассыпались по закоулкам мозга отчаянным мыслепадом, поэтому я решила больше молчать и слушать, а главное, сохранять спокойствие.
— Я Хмурень — старший осенний паж, или если кратко «осе-паж», — представился мой собеседник, тряхнув тёмно-каштановой шевелюрой. — А это мои младшие братья Грудень и Вересень.
Пажи поклонились мне, а Вересень, обладавший самыми светлыми волосами и удивительно голубыми глазами, подарил букетик вереска. Очень мило!
— Осенины — ваши фрейлины, — продолжал Хмурень.
Я взглянула на замерших в поклоне девушек и усмехнулась, потому что мне пришло в голову, что, если пажа называют «осе-паж», то фрейлин «осе-нины». Такие осенние Нины получаются. Что ж, буду звать их Нинель, Нинон и Нинок. Девушки были просто воплощением красоты типажа «Осень» (был такой цветотип внешности). Первая воплощала мягкую осень: золотисто-русые волосы, зелёные глаза, светлая кожа. Вторая — тёплую осень: тут были и премилые веснушки в сочетании с карими глазами и медный оттенок волос. А последняя отражала тёмную осень и отличалась бронзовым тоном кожи и каштановым цветом волос. Кстати, в юности я, обладая неприметным серым цветом шевелюры, мечтала быть отчаянно рыжей, что и воплотила с приходом первой седины, окрасившись в цвет моей осенней мечты, так что тоже вполне вписывалась в осенний типаж, и глаза у меня были подходящие: зеленоватые с карими прожилками.
— Рада познакомиться! — сказала я, и сразу перешла к делу. — Осмотрим угодья?
— Прошу за мной! — согласился Хмурень и подал мне руку. — Пока мы следуем во дворец, вы сможете увидеть Заосенье с высоты птичьего полёта и составить общее впечатление.
Я поднялась на борт этого оригинального средства передвижения и опасливо взглянула вниз, когда мы стартовали прямо в белые проседи перистых облаков. Моему взору открылась картина настолько чарующая взор, что сердце буквально замерло у меня в груди. Полёт проходил над лесами, раскинувшимися внизу, словно богатое пёстрое полотно. Багрянец кленовой листвы сменяло золото крон трепещущих осин, а к ним примешивались бурые листья вязов и оранжевые рябиновые. Кое-где остались и вкрапления зелени. Это дубы всё ещё сохраняли зелёные одежды в память о прошедшем лете, и всё это разноцветное пышное великолепие, бурно радовалось Осени, встречая мой перелёт громким приветственным шелестом.
— Леса Осенения, — прокомментировал это зрелище Хмурень. — Содержат особые сорта деревьев, выведенные с помощью магии. Здесь каждого, даже самого далёкого от творчества человека, может осенить порыв внезапного вдохновения, эдакого легкого сумасшествия. С давних пор эти леса из многих миров порой проникают поэты и влюблённые. Не даром осень считается — временем творчества и обострения чувств.
Звук его речей, сперва напоминавший передачу «Театр у микрофона», всё больше проникал в моё сознание, и через несколько минут мне уже казалось, будто я всегда жила в Заосенье, летала на ладье и заслушивала доклады пажеского корпуса.