Всем известно: «В сорок пять баба – ягодка опять». Об одном только люди, как правило, не догадываются – о том, что эти слова – часть древнего заклинания омоложения, которое, при правильном применении, может творить чудеса. А вот если применить его не совсем правильно, а тем более совсем не правильно, то эффект получится вообще непредсказуемый, и в осенний возраст вместо покоя и зрелости вихрем багряных листьев и толпой шальных оранжевых тыкв ворвутся приключения, опасности, важная осенняя магическая миссия и, конечно, любовь – такая, какой позавидует и тысяча юных дев.
Я возвращалась домой промозглым осенним вечером: в мыслях сумбур, в ногах усталость, а в руках тыква. Первое объяснялось кризисом среднего возраста, внезапно настигшим меня в мою сорок пятую осень, второе — высоченными шпильками, сдуру применёнными мною для создания привлекательного образа, а тыква... На кой чёрт я взяла её с собой?! Надо было, оставить это рыжее недоразумение лежать на лавочке у заброшенного дома, внезапно случившегося у меня на пути в самом центре города, и пройти мимо, но я вопреки логике поступила иначе: уж очень яркими и гладкими были оранжевые — тыквенные бока, создавая эффект сияния на фоне начинавших сгущаться сумерек. Вообще у меня в хозяйстве не наблюдалось острой потребности в тыквах, но эта притягивала, как манит. Может быть, потому что мне не хватало цвета и яркости среди сгущавшейся осенней депрессии, в которой неуловимо и беспощадно угадывалась поступь грядущей зимы? А ещё у тыквы был очень милый хвостик с засохшим, свернувшимся в трубочку листочком. В подъезде я столкнулась нос к носу с моей соседкой.
— О! Ты что это так быстро вернулась, Рина? Я думала, вы будете гулять до рассвета! Он ведь такой романтик! — запричитала она.
Именно с лёгкой руки этой соседки я пошла на свидание с престарелым, но всё ещё прекрасным, принцем на белой иномарке в надежде на сказочные перспективы, но, как говорится, не срослось: как-то не складывалось у меня с принцами.
— А что тебя, собственно, удивляет?! — спросила я у соседки. — Уже почти полночь, я чуть не потеряла ногу вместо туфельки, которая грозила отвалиться из-за от долгого хождения на каблуках, а карета превратилась в тыкву досрочно. В общем, всё по канону. Вот!
Я предъявила ей оранжевое чудо, которое держала в руках, и двинулась вверх по лестнице.
— Ух-х-х! — шумно вздохнула соседка мне вслед. — И этого жениха, значит, забраковала. Ничем тебе не угодишь! Ну и сиди теперь одна!
Соседка была неправа. На этот раз я никого не отвергала, просто свидание не состоялось. Но не рассказывать же соседке, что её протеже как ветром сдуло? А что ещё ожидать от человека с именем «Казимир»? С одной стороны это целый козий мир получается, а с другой присутствовало в его имени что-то зимнее и художественное, правда, фамилия была не «Малевич», а просто «Озимов», как какой-нибудь злак, которому надо было перезимовать в борозде. Такие насмешливые мысли об этом, судя по всему, очень уважаемом и неплохом человеке, были моей защитной реакцией на неудачу. Может, всё и к лучшему? Я была так разочарована в мужчинах, что к каждому из них заранее уже имела какое-то слегка предвзятое отношение. Да и кому какое дело, что потенциальный кавалер мой куда-то запропастился?
Я с грохотом закрыла за собой дверь, а потом, прошла в комнату и села у окна, собираясь бесцельно таращиться туда, где в свете фонаря пролетали падающие листья. В общем-то, в моём эксклюзивном случае, листопад был тотальным, то есть наблюдался всегда в моей мятущейся душе и даже прямо в моей квартире. Просто фамилия у меня такая: «Листопад» и имя подходящее «Октябрина». Когда училась в школе, обо мне даже стишок сочинили, гласивший: «Октябрина Листопад, не влюбляйся невпопад!» Но я не слушала и влюблялась в кого ни попадя, причём безответно, из-за чего, наверное, моя квота на влюблённости с годами была исчерпана. Теперь мне хотелось, чтобы влюблялись исключительно в меня — вот такое скромное желание!
Я взглянула на тыкву, которая теперь лежала передо мной на столе и будто освещала комнату внутренним светом. Красота какая! Нет! Я не стану запекать её в духовке. Кстати заброшенный дом, рядом с которым я нашла это круглобокое великолепие, когда-то был аптекой, так что возможно, это какая-то особая оздоровительная тыква. Знать бы ещё рецепт применения. Я решила оторвать засохший лист, и он буквально рассыпался у меня в руках, неожиданно обнаружив маленький скомканный листок бумаги, оставшийся на моей ладони. Я воззрилась на него так, будто это было какое-нибудь тайное предсказание, или долгожданное объяснение в любви.
Листок пришлось долго разворачивать, попутно твердя себе что-то вроде: «Это просто бумага! Выбросил кто-то и всё», а когда он всё-таки был развёрнут, мой взгляд зацепился за первую строчку: «Заклинание омоложения». Да ладно! Кто-то очень креативный вложил в тыквенный лист записку такого странного содержания. Или, правда, попытать счастье и омолодиться? А, может, действительно, прочту и сброшу внешне лет двадцать, без потери жизненного опыта и образования?! Хоть бы, хоть бы! Соседка просто обзавидуется! Да и шансов на влюбление в себя молодых и симпатичных, а так же зрелых и импозантных мужчин точно прибавится.
— Октябрина Листопад молодеет невпопад! — смеясь прошептала я, а потом добавила, в шутку слегка исковеркав фразу заклинания: — Всем известно, в сорок пять баба — тыковка опять!
Утверждение, конечно, спорное, но если арбуз биологи второпях признали ягодой, то тыква тоже вполне подходила под это условие. Как бы то ни было, стоило мне произнести заклинание омоложения, и тыква, мирно лежавшая на столе, вдруг вспыхнула миллиардами огоньков, словно диско-шар. Я осторожно взяла её в руки, стараясь разглядеть причины такого фееричного свечения, как вдруг, оторвав взгляд от оранжевых боков, внезапно заметила, что меня окружает целый звездопад бликов, а от привычного интерьера моей квартиры и следа не осталось!
— Что за притча?! — пробормотала я, озираясь по сторонам и судорожно сжимая в руках тыкву, которая, кажется, и была виновницей всего этого «торжества».
Ноги потеряли опору и непривычно болтались в воздухе, потому что вместо пола было клубящееся марево бликов, плохо скрывавшее зияющую глубину головокружительной бездны, созерцание которой заставило меня испуганно воскликнуть:
— О, Боже!
— Мы за него! — неожиданно объявили странные сущности, тут же возникшие рядом, чтобы на лету похватать меня под локти, тем самым удачно препятствуя моему неминуемому обрушению в пропасть.
— Кто это «мы» и как это «за Него»?! — возмущённо спросила я, разглядывая их.
Это были крылатые создания без определённого пола и возраста. Их крылья состояли вовсе не из перьев, а словно из алых закатных облаков, лица лишь отдалённо напоминали человеческие, а головы украшали венцы из рыжих осенних листьев.
— ОсеньАнги! — представились мне крылатые.
— Кто?! — поразилась я, думая о том, что у меня ум зашёл за разум от трудовых подвигов на почве отсутствия любви.
— Осенние Ангелы, — расшифровали мне это сокращение крылатые, а потом добавили, запутав меня окончательно: — Занимаемся отбором нужных кандидатур в этой части вселенной. Поздравляем: вы пошли отбор и были придуманы!
— Какой отбор?! Каких... э-э-э-э, каких кандидатур?! Как придумана?! Кем и зачем? Эй! — крикнула я, но загадочных осеньангов уже и след простыл.
Блики постепенно стали обретать форму звёзд, опадающих с колоссального древа, будто пронзающего все реальности. Картинка казалась настолько яркой и завораживающей, что это отзывалось всплеском немыслимых эмоций в моей душе. В какой-то миг, осмелившись, я прижала тыкву к груди и протянула высвободившуюся руку вперёд, желая прикоснуться к этим фантасмагорическим субстанциям, и (о, чудо!) одна из звёзд мягко опустилась в мою ладонь, приняв форму кленового листа. Мой взгляд зацепился за прожилки, словно впитавшие в себя силу магии созидания.
Я могла бы поклясться, что по ним движется сок жизни. На мгновение мне даже показалось, что прожилки преобразовались в реки, текущие по неведомым полям, лугам и лесам, а так же по огородам с созревшими оранжевыми тыквами на грядках. «Тыквы-то здесь причём?!» — подумала я, и в этот момент под ногами у меня стала ощущаться твёрдая почва. Блики сменились падающими листьями, один из которых — рыжий кленовый лист, по-прежнему лежал у меня в ладони, но теперь казался самым обычным. Что же это такое было?! Страх уже улёгся у меня в душе, уступая место любопытству, которое было совершенно «не к лицу и не по летам» такой даме, как я, но Когда всё вокруг обрело обычный вид и уже не отдавало фантасмагорией, я решила оглядеться, и не могла отделаться от ощущения, что иду по какому-то закулисью и вот-вот вывалюсь на сцену не зная текста пьесы, в которую попала волей судьбы.
Впереди, и правда, маячил занавес, будто сотканный из листьев и дождевых струй. Я остановилась, собираясь с мыслями, с силами, с духом, и ещё невесть с чем, а потом решительно отодвинула его, чтобы сделать шаг навстречу судьбе. В глаза мне ударил нестерпимо яркий свет то ли софитов, то ли далёких солнц, опавших с того самого мирового древа из моего недавнего видения, а поставленный красивый мужской голос произнёс совсем рядом:
— А вот и она! Поприветствуем!
Пока невидимый зал неистово аплодировал, я на всякий случай сделала книксен и пошла на голос. Вот и шпильки пригодились! Жалко, что платье я нацепила на себя какое-то серое, а надо было надеть моё любимое — приталенное винного цвета с открытыми плечами и юбкой в пол. Глаза постепенно привыкли к яркому свету и я, оглядевшись вокруг, поняла, что иду по ярко освещённой сцене, а зал полон зрителей.
— «Осень - 5134»! — радостно провозгласил ведущий.
Что бы это значило?! Размышлять над прозвучавшей фразой мне мешал внешний вид ведущего. Казалось, что этот парень явился прямиком из какого-то сказочного спектакля, забыв переодеть костюм. Это был очень стройный и лёгкий юноша с длинными волосами, одетый в просторные одежды из летящего струистого материла. Воплощение изящества и тайны — он будто парил над полом, но подойдя ближе я заметила, что он только кажется молодым, а вообще к нему больше подошла бы характеристика в стиле «без возраста».
— Да здравствует Осень! — закричали зрители, вскакивая со своих мест, и тут только мне бросилось в глаза, что все они тоже выглядят весьма оригинально.
Это касалось и их невероятных нарядов, которым позавидовали бы лучшие современные модельеры, и их лиц, среди которых попадались и не совсем человеческие экземпляры. Что же это такое? Что происходит?! Неужели тот смешной стишок в записке и правда был заклинанием?! Но даже если предположить, что заклинание могло на самом деле сработать, что, в общем-то, абсолютно невозможно, то ведь оно касалось омоложения, а не сумасшествия. Разве не так? Или сумасшествие это побочный эффект наступления вторичной юности, своего рода впадание в детство?
Тем временем парень, которого я сначала приняла за ведущего неизвестного мне мероприятия, без предупреждения начал танцевать, сделав красивый взмах рукой и пируэт, отчего пряди его длинных волос рассыпались, изящно змеясь в воздухе и преобразовалась в струи ветра, как и летящая ткань его одежд. Сначала это был лёгкий ветерок, слегка касавшийся всего вкруг, но вскоре с развитием танца, ветер усилился до пугающих масштабов и унёс зрителей прочь, словно те были сонмом осенних листьев. Стены и потолок зала тоже не выдержали натиска ветряных струй и, рассыпавшись на мелке осколки, тоже улетели вдаль.
Теперь я и этот необычный танцор находились посреди осенней аллеи, заполненной золотом листопада, оттеняющим мрачный философский аристократизм тёмных морщинистых стволов старых деревьев, склонившихся друг к другу и будто застывших в неведомом людям танце. Мне даже показалось что они медленно и величественно движутся, словно подтанцовка позади главного солиста! Я наблюдала за этим, исполнившись восхищения и желания убежать, но бегство не представлялось возможным, потому что ноги были ватными от страха, да и шпильки совсем не способствовали развитию высокой скорости, к тому же я и в юности не отличалась талантом спринтера, а теперь с учётом небольшой прибавки в весе и подавно. И куда, скажите на милость, мне убежать, если я не пойми где?! Лучше уж я буду наслаждаться танцем.
Парень танцевал, как бог! Никогда ещё мне не приходилось видеть таких красивых лёгких отточенных батманов и гран-жете неизменно исполненных магии и нечеловеческой грации. Его танец был квинтэссенцией какого-то нереального запредельного балета и порой абсолютно опровергал известные мне законы физики, так надолго парень зависал в воздухе при прыжках. Когда это чудесное безумие закончилось, ветер стих, а парень застыл в изящном поклоне под мои аплодисменты.
— Рад вас видеть! — сказал он мне. — Мы уже заждались.
— А вы, простите, кто? — почтительно спросила я.
— Кажется, это я должен просить прощения: не представился и ввёл вас в замешательство! — всплеснул руками парень, а потом сделал шаг ко мне и, эффектным жестом приложив руку к груди в районе сердца, добавил слегка склонив голову: — Вей Листокрут — осенний ветер, к вашим услугам.
Я смерила его взглядом, в котором смещались восхищение в стиле «Ты крут, Листокрут!» и жёсткий скепсис. Ветер?! Да ладно! Впрочем, я, как никто другой, знала, какими ветреными бывают мужчины. Собственно, этим отчасти и объяснялось моё одиночество, но чтобы мужчина вот так вот запросто признался — дескать ветер я и всё тут, это что-то из ряда вон выходящее.
— Знаю, Октябрина Дормидонтовна, для вас всё здесь непривычно и кажется странным, — продолжал Вей, продемонстрировав завидную осведомлённость в сфере моих персональных данных. — Я, как только узнал, что вы прибываете к нам, сразу помчался сюда, чтобы подготовить встречу. Пажеский корпус подтянется позже. Пажи лишены лёгкости, как все ответственные лица.
«А вы, значит, лицо безответственное?» — хотела поинтересоваться я, но вместо этого спросила о другом:
— У меня есть пажеский корпус?!
— Да, как и подобает особе вашего звания, — ответил Вей Листокрут.
Кстати, лицо у него, правда, было какое-то безответственное. Слишком тонкие черты, которые порой неуловимо менялись, словно часть мимики и элементов внешности сдувало ветром.
— Какое же у меня звание?! — осторожно поинтересовалась я.
— «Осень - 5134»! — сказал Вей и снова поклонился.
— То есть... вы... хотите сказать, что я... — пробормотала я себе под нос, пытаясь сопоставить факты. — Осень?!
— Да, — кивнул осенний ветер. — У нас строгий отбор на эту должность. Осеньанги постоянно мониторят ситуацию в мирах и никогда не ошибаются. Женщина, выбранная для осенней миссии, должна идеально подходить к слову «очень». То есть чтобы каждый мог на вопрос: ну как она вам? Ответить: «Очень!», что, кстати, по-японски звучит как «осень», — продолжал Листокрут. — Так что, уверяю вас, вы — самая настоящая Осень!
Я усмехнулась, примерив этот забавный критерий на себя. А что? Пожалуй, он прав и с точки зрения японцев: я осень, осень, осень, осень хороша! Другое не давало мне покоя:
— Ну, допустим, с Осенью разобрались. А что за странное число 5134 ? Если что, то мне только сорок пять стукнуло, причём здесь такие большие числа?
— О, не пугайтесь! — мягко улыбнулся Вей. — Это номер нашего столетия по Вселенскому календарю, к вашему возрасту он не имеет никакого отношения, хотя бы потому, что теперь у вас нет возраста: вы ведь заметили оставленную мною метку и применили заклинание омоложения.
— Так это вы... — я не знала, что делать, плакать или смеяться.
Значит, вот кто подложил мне такую свинью (то есть такую тыкву) с этим «омоложением»!
— Стоп! Не путайте меня! Давайте всё по порядку! — воскликнула я. — Где я нахожусь? И что вообще здесь творится?! Какие должности?! Какие столетия?
Словно проникшись моим праведным возмущением, с деревьев пачками повалили листья, норовя засыпать нас с ног до головы.
— Хорошо, хорошо! — согласился Вей Листокрут, весело усмехаясь. — Вы только не нервничайте, пожалуйста! Здесь всё взаимосвязано: эмоции Осени накладывают отпечаток на мир вокруг. Видите, какое упадническое настроение стало у листьев?
— Вижу! — насупилась я, стоя уже по колено в листве, которая продолжала упадать с веток.
Надо взять себя в руки. Упадничество — это явно не мой стиль, ведь в душе я, несмотря на возраст или его отсутствие, всё та же наивная оптимистка, что была в юности!
— Во вселенной множество миров. Тот, в который попали вы, все называют Заосеньем. И не столько потому, что он, как зазеркалье привычной для людей осени, сколько потому, что мир расположен сразу за осью вселенной, — продолжил Вей, когда деревья, сменив упадническое настроение на любопытствующее, перестали заваливать нас листвой и склонились пониже, словно чтобы лучше слышать. — А чем ближе мир к оси, тем сильнее его магия. Из-за этого многие люди воспринимают осень и тем более её Заосенье, как фантасмагорию и нечто непознаваемое.
Вей слегка задумался, из-за черты чего черты его лица слегка сместились в разные стороны, и продолжал:
— Так вот, за такими магическими угодьями требуется глаз да глаз, заботливая рука требуется, женская. Одним словом, хозяйка нужна — Осень. Но на случайную женщину мы не можем возложить такие обязанности, поэтому проводится отбор.
— А если я откажусь? — спросила я. — Я вернусь обратно?
— Да, — сказал Вей, слегка помрачнев. — Но вы ещё не видели свои владения. Осмотритесь, подумайте.
Логика и здравый смысл подсказывали мне, что Вей Листокрут что-то не договаривает мне и надо бежать отсюда, теряя тапки, но я, всегда полагавшаяся на интуицию, выбрала другое:
— Ну что ж , начнём осмотр! Но если...
Начатое предложение было прервано фантасмагорическим зрелищем. По хрустально чистому льдисто-голубому небу среди рассеянных, как последний привет лета, перистых облаков эффектно плыла ладья, выполненная в виде сложенного пополам осеннего листа, который, казалось, сорвался с ветки гигантского вяза. В ладье находились пассажиры, рьяно махавшие мне с высоты.
— Осенний пажеский корпус! — сказал Вей Листокрут. — Прибыли наконец! Теперь вы в надёжных руках и под защитой, Октябрина Дормидонтовна, а я вынужден вас покинуть — дела, но мы ещё встретимся.
Он снова закружился в танце, на этот раз исполняя бесчисленные фуэте, и исчез, превратившись в небольшой вихрь, растворившийся в осеннем небе. В это время «ладья» пошла на снижение, а я придала себе как можно более царственный вид: всё-таки первый раз пажей встречаю, надо соответствовать. Корпус состоял из трёх мужчин и трёх девиц, глядя на которых я сразу вспомнила письма Пушкина к жене, где он пару раз в шутку назвал её «камер-пажихой». Как выяснилось, «пажихи» были и меня, надеюсь, что без каких-либо камер. Все шестеро оказались обладателями пышных шевелюр разной степени рыжести, и носили венцы из опавшей листвы.
— Приветствуем, госпожа Осень! — сказал за всех самый старший и, судя по лицу, самый ответственный из пажей. — Простите, что задержались! Надеюсь, наш несносный спец по переносам и развеиванию проблем, Вей Листокрут, не давал вам скучать?
У этого пажа были пышные ярко-рыжие гусарские усы и карие глаза, а одежда по покрою напоминала экстраординарный плащ в стиле викторианской готики. Несносный спец по переносам?! Интересная должность. Не ввести ли такую в штатное расписание компании? В своей реальной жизни я работала креативным директором в развлекательном центре, и такой оригинал, как Вей Листокрут без работы бы у нас не остался. Заметив, что паж ждёт моего ответа, я кивнула и улыбнулась, не в силах что-то произнести вслух. От охватившего меня волнения все слова рассыпались по закоулкам мозга отчаянным мыслепадом, поэтому я решила больше молчать и слушать, а главное, сохранять спокойствие.
— Я Хмурень — старший осенний паж, или если кратко «осе-паж», — представился мой собеседник, тряхнув тёмно-каштановой шевелюрой. — А это мои младшие братья Грудень и Вересень.
Пажи поклонились мне, а Вересень, обладавший самыми светлыми волосами и удивительно голубыми глазами, подарил букетик вереска. Очень мило!
— Осенины — ваши фрейлины, — продолжал Хмурень.
Я взглянула на замерших в поклоне девушек и усмехнулась, потому что мне пришло в голову, что, если пажа называют «осе-паж», то фрейлин «осе-нины». Такие осенние Нины получаются. Что ж, буду звать их Нинель, Нинон и Нинок. Девушки были просто воплощением красоты типажа «Осень» (был такой цветотип внешности). Первая воплощала мягкую осень: золотисто-русые волосы, зелёные глаза, светлая кожа. Вторая — тёплую осень: тут были и премилые веснушки в сочетании с карими глазами и медный оттенок волос. А последняя отражала тёмную осень и отличалась бронзовым тоном кожи и каштановым цветом волос. Кстати, в юности я, обладая неприметным серым цветом шевелюры, мечтала быть отчаянно рыжей, что и воплотила с приходом первой седины, окрасившись в цвет моей осенней мечты, так что тоже вполне вписывалась в осенний типаж, и глаза у меня были подходящие: зеленоватые с карими прожилками.
— Рада познакомиться! — сказала я, и сразу перешла к делу. — Осмотрим угодья?
— Прошу за мной! — согласился Хмурень и подал мне руку. — Пока мы следуем во дворец, вы сможете увидеть Заосенье с высоты птичьего полёта и составить общее впечатление.
Я поднялась на борт этого оригинального средства передвижения и опасливо взглянула вниз, когда мы стартовали прямо в белые проседи перистых облаков. Моему взору открылась картина настолько чарующая взор, что сердце буквально замерло у меня в груди. Полёт проходил над лесами, раскинувшимися внизу, словно богатое пёстрое полотно. Багрянец кленовой листвы сменяло золото крон трепещущих осин, а к ним примешивались бурые листья вязов и оранжевые рябиновые. Кое-где остались и вкрапления зелени. Это дубы всё ещё сохраняли зелёные одежды в память о прошедшем лете, и всё это разноцветное пышное великолепие, бурно радовалось Осени, встречая мой перелёт громким приветственным шелестом.
— Леса Осенения, — прокомментировал это зрелище Хмурень. — Содержат особые сорта деревьев, выведенные с помощью магии. Здесь каждого, даже самого далёкого от творчества человека, может осенить порыв внезапного вдохновения, эдакого легкого сумасшествия. С давних пор эти леса из многих миров порой проникают поэты и влюблённые. Не даром осень считается — временем творчества и обострения чувств.
Звук его речей, сперва напоминавший передачу «Театр у микрофона», всё больше проникал в моё сознание, и через несколько минут мне уже казалось, будто я всегда жила в Заосенье, летала на ладье и заслушивала доклады пажеского корпуса.
— А чьи это поля?
Хотя ответ был ясен — осенние поля, мои то бишь. Вот разбогатела я на старости-то лет: такое приданое досталось, только замуж уже не судьба, наверное! За тыквенными полями раскинулись вересковые пустоши — огромные пространства цветущего вереска, на которых попадались многочисленные ульи и медоварни. А за ними, прячась за завесой тумана среди живописного сада с дорожками, засыпанными разноцветной галькой и стрижеными по-осеннему оранжевыми кустами располагался замок настолько необычный, что я первые несколько секунд не могла оторвать глаз от этого изящного сооружения. Стены из красного янтаря казались хранилищами тёплого, мягкого света, делавшего замок очень уютным и родным.
— Резиденция Осени! — сказал Хмурень, указав на этот великолепный образчик архитектурного смешения готики и футуризма, и ладья начала снижение.
Я сперва была удивлена тем, что мы снижаемся, находясь так далеко от замка. Может быть моя свита решила устроить мне пеший марафон, чтобы, так сказать, Осень - 5134 не расслаблялась. Возможно, и расстояние было именно 5134 метра, что на моих шпильках — смерти подобно. Но мои опасения оказались напрасными. Ладья зависла у начала аллеи, а потом плавно подалась вперёд, проплывая по воздуху между осенних деревьев. Вся моя свита при этом с трогательным вниманием разглядывала деревья. Для чего?!
Ответ нашёлся через несколько минут, когда с одного из деревьев сорвался небольшой, но отчаянный листопад. При этом осенины, делая изящные, почти балетные прыжки, старательно поймали все листья и с загадочным видом преподнесли их мне. Я взглянула на принесённый гербарий, не понимая, что происходит, а осенины торжественно продолжали, тихо произнося, как заклинание:
— Нам судьбу узнать не трудно:
Будет «червы» — лист осины,
И ещё какой-то — «бубны»
И ещё какой-то — «вини»...
Этот странный ритуал, казавшийся сначала забавным розыгрышем, вдруг начал действовать: листья приняли форму указанных карточных мастей. Я насчитала шесть виней, девять червей и четыре листа масти «крести». В юности я увлекалась гаданиями на простых игральных картах, поэтому мне в голову сразу пришла трактовка этого расклада. Шесть виней — поздняя дорога или ночное свидание, девятка червей — любовь, а четвёрка крести — это... то ли трудности на пути к успеху, то ли так обозначался трефовый король, которому присваивалось четыре очка в игре.
Осенины, видимо, тоже собирались трактовать полученный гербарий, бормоча что-то про «выпали «червы» — берегите нервы, выпали «крести» — на рожон не лезьте».
— Гадательная аллея! — пояснил мне Вересень, склонившись к моему уху. — Квота предсказаний — одно в неделю. Очень удобно делать запросы.
— Оригинально! — усмехнулась я, с интересом взглянув на деревья, росшие с той и с другой стороны аллеи.
И в этот момент на осиновый лист вдруг опустилась белая снежинка, сверкающая, хрупкая и очень похожая на обозначение карточной масти «крести». «Откуда ей взяться в Заосенье?» — только и успела подумать я, а мой пажеский корпус приступил к активным действиям. Пажи оттеснили меня назад, закрывая собой от непонятной мне угрозы, а осенины, как сумасшедшие, замахали веерами из листьев, будто стараясь прогнать все напасти. И всё это из-за одной единственной снежинки?!
— А что случилось? — удивлённо спросила я, выглядывая из-за широких пажеских спин.
— Это Его метка! — проворчали пажи, испепеляя снежинку ударами из неизвестного мне оружия.
Мне показалось, что это было испепеление взглядом, хотя увидеть что-то из-за широких мужских спин представлялось довольно трудным занятием.
— Продолжайте путь, госпожа Осень! Вересень вас проводит вот дворец, а мы с Груднем должны осмотреть окрестности, — сказал Хмурень, и я, кажется, поняла, почему его так называли: паж насупил брови и поджал губы, внимательно глядя по сторонам, и выглядел довольно сурово.
А Грудень вообще был довольно мрачным типом такого крепкого телосложения, что вполне мог, как говорится, голыми руками сгрудить пару-тройку нарушителей порядка и разместить их в местную темницу. Хотя могут ли быть темницы в таком красивом замке, как тот, что ждал меня впереди?! Как жаль, что сейчас его было плохо видно, потому что дальнейший мой путь проходил будто под зонтом, который образовывали осенние листья, нависшие куполом над нашей ладьёй. Защита на грани фантастики!
— Почему обычная снежинка вызвала такой ажиотаж? — спросила я у Вересеня, смирившись с тем, что «зонт» закрывает обзор.
— Да как же иначе?! — ответил тот, эмоционально всплеснув пуками (из всех пажей Вересень вообще был самым эмоциональным.) — Это, долетая до вашего мира, снежинки теряют часть своих разрушительных сил и кажутся людям просто кристаллическими структурами, которые радуют глаз и могут легко растаять на губах, а здесь, в мирах, близких к оси, снежинки обладают колоссальной мощью. Фактически, они — печать холода Безвременья, метка, которую ставит Тот, кто владеет льдами безразличия и ветрами вечных снов.
— И кто же ими владеет? — решила уточнить я. — Какая-то местная Снежная Королева куражится, или тоже такая выборная дамская кандидатура, как Осень, снежинку обронила?
В разрезе сложившейся ситуации я рассуждала так: если снежинками кидается некая могущественная сущность, то она представляет реальную угрозу, а вот если это какая-нибудь очередная «Зима-123456...», тогда с ней можно договориться. Да, может, и снежинку она просто случайно закинула по недосмотру, изучая свои владения?
— Выборная, — подтвердил мои догадки Вересень, — но от этого ничего не меняется. Отбор тщательный и безошибочный. Да и кандидатура это вовсе не дамская!
— Вы хотите сказать, что холодами у вас мужик заведует?! — весело усмехнулась я. — «Дед Мороз-2024» что ли? Или «Снеговик 50+» какой-то?
— Почему, дед... нет! — возразил Вересень. — Зим-Зим очень даже не дед!
Услышав последнюю фразу, все мои осенины смущённо покраснели и опустили глаза, после чего мне в голову втемяшилось непременно взглянуть на выборную кандидатуру мужского пола. Слово «Зим» у меня прочно ассоциировалось с автомобилем класса люкс, выпускавшимся в 50-х годах ещё в Советском Союзе. А уж «Зим-Зим» — это, похоже, нечто вдвойне люксовое и шикарное, хотя уже и не молодое, а, так скажем, зрело-мужественное. Что ж, посмотрим, что за зимний «антиквариат» закидывает снежинками моё Заосенье! И почему он это делает, если так безразличен ко всему? Осень я, или кто в конце концов?!
В это время в замке подняли решётку, защищавшую вход, и пропустили ладью внутрь. Внутри это сооружение оказалось ещё более прекрасным, чем снаружи. Мне даже закралась мысль о том, что знаменитая исчезнувшая янтарная комната, так и не найденная любопытными и алчущими потомками, каким-то образом перекочевала в Заосенье и была клонирована в расчёте на целый дворец. Красный янтарь, называемый ещё драконьей кровью, нравился мне больше всех других видов этого камня. Было в нём какое-то загадочное тепло, эстетика и трагичность.
Пока я шла по анфиладам янтарных комнат в сопровождении осенин и Вересеня, меня то и дело охватывало странное чувство: янтарные стены казались живыми и вязкими, а ещё сквозь них можно было прекрасно обозревать окрестности, правда всё за стенами приобретало оранжевый оттенок. Такой эффект мне нравился: я вижу всех из своей цитадели, а меня никто, потому что снаружи стены замка были непроницаемыми. Добравшись до роскошного будуара, оформленного в стиле ампир с преобладанием бордовых и золотых тонов, я вдруг заметила, что всю мою усталость, как рукой сняло. Ноги не болели, как это обычно бывало под конец дня, и вообще во всём теле была такая нечеловеческая лёгкость и энергия, что того и гляди начну скакать по комнатам и петь что-то жизнеутверждающее. Правда, сделать это не представлялось возможным, потому что осенины всерьёз занялись моим внешним видом.
Они расчесали мои волосы, рыжие, как янтарь, и приволокли кучу нарядов, один другого роскошней. Я неожиданно для себя выбрала платье на коричневом кожаном корсете, сочетавшемся с длинной юбкой-пачкой из оранжевого и коричневого фатина, украшенного разноцветными листьями, сверкающими каплями дождя и золотистыми нитями паутинок, которые так любит уносить вдаль осенний ветер. Неожиданно для себя, потому что я уже много лет не позволяла себе таких платьев, ведь я уже не была тонкой звонкой и прозрачной девушкой, как в юности, поэтому, когда Нинель, Нинон и Нинок принесли огромное зеркало, чтобы показать мне результат их усилий, я долго не решалась взглянуть на себя, а когда взглянула, то была поражена результатом.
Нет, я не стала молодой и прекрасной королевой, не похудела до состояния модели на подиуме, не приобрела ноги от ушей, и даже не утратила лёгкие морщинки, в которые трансформируется у женщин жизненный опыт, но те неуловимые изменения, что произошли со мной, придавали мне какой-то неведомый изящный шарм, тайное очарование. В чём оно заключалось? Трудно сказать. Пожалуй, во мне появилась вера в чудеса, которыми было пропитано Заосенье.
И эта вера будто наполнила меня светом мечты и силой её воплощения. Теперь этим светом — мягким, тёплым и ясным сияли мои глаза, губы расцветали в улыбке, осанка стала прямо-таки аристократической, хотя я, по словам родителей, имела самое крестьянское происхождение. А походка... Я прошлась туда-сюда, чтобы ощутить эффект преображения. Да, походка стала лёгкой, даже какой-то летящей, похоже общение с осенним ветром по имени Вей Листокрут, не прошло даром. Осенины стояли за зеркалом и улыбались. Похоже, они были искренне рады моему преображению, и эта моральная поддержка тоже дарила заряд сил и приятных эмоций. Как обычно, именно в этот миг на меня обрушился нереальный голод. Как обычно, потому что чувство голода у меня всегда возникало в самый неподходящий момент, заставляя поглощать колбасу и шоколад. В такие мгновения я утешала себя тем, что сладкое полезно для мозга, а относительно мясное действует, как общеукрепляющее.
— А поесть у вас что-нибудь найдётся? — спросила я. — Слона бы съела! Честное слово!
— Слона, к сожалению, нет, — виновато ответили осенины, поняв мой вопрос буквально. — Но в обеденном зале вас ждёт праздничный ужин.
— Вот это по-нашему, по-заосеннему! — обрадовалась я.
В обеденном зале и правда был накрыт стол. Я ожидала, что будет много блюд из тыквы, но это предположение оказалось ошибочным. Тыквы почему-то не было вообще. Интересно, для каких нужд тогда в Заосенье выращивалось столько тыкв? Этот вопрос был отодвинут на второй план восхитительными ароматами и аппетитным видом местных разносолов. Я могла бы суверенностью заявить, что этот ужин был самым необыкновенным и выгодно выделялся из череды прочих ужинов и перекусов набегу.
Мне предстояло отведать неимоверно вкусный острый перец в медовом сиропе, блинчики с красной икрой, тельное из судака и щуки, а в качестве напитков предлагался так называемый питный мёд — слегка хмельной и золотистый, словно впитавший в себя солнечные лучи. Осенины развлекали меня приятной беседой, иногда задавая мне какие-то безобидные, как мне казалось, вопросы, о том, нравится ли мне в Заосенье, комфортно ли мне в новой роли, на которые я неизменно отвечала «да», потому что мне, правда, всё очень нравилось. Вообще, после такого сытного ужина настроение моё улучшилось до опасно высоких степеней. Казалось, в мой осенний дворец не проникает осенняя хандра, и никакая опасность мне не грозит.
С этими мыслями я счастливо уснула в уютной спальне под шелест листьев и тихий шёпот дождя за окном, и спать бы мне так до самого утра, если бы не удивительный сон, всколыхнувший мою психику своей неожиданной реалистичностью. В этом сне я шла по тропинке, которую образовывали осенние листья, рассыпанные по полу чудесной резиденции Осени. Вокруг было величественно-пусто и как-то сладостно-жутко (это когда сердце замирает от смеси восторга и предвкушения неведомого удара судьбы).
Тому были причины: мягкая медово-янтарная
Вы прочитали ознакомительный фрагмент. Если вам понравилось, вы можете приобрести книгу.