По воле случая. Теона Рэй

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ГЛАВА 1
• ГЛАВА 2
• ГЛАВА 3
• ГЛАВА 4
• ГЛАВА 5
• ГЛАВА 6
• ГЛАВА 7
• ГЛАВА 8
• ГЛАВА 9
• ГЛАВА 10
• ГЛАВА 11
• ГЛАВА 12
• ГЛАВА 13
• ГЛАВА 14
• ГЛАВА 15
• ГЛАВА 16
• ГЛАВА 17
• ГЛАВА 18
• ГЛАВА 19
• ГЛАВА 20
• ЭПИЛОГ

АННОТАЦИЯ

Умерев, я попала в тело нищенки с чужих земель. В новой жизни у меня муж-тиран, маленькая дочь и крошечная комната на чердаке.

   Чтобы спастись, придется сбежать, но одинокой матери не найти свое место в этом мире. Женщины вокруг считают меня падшей. Ненависть соседок и нападки их мужей превосходят границы. Ради ребенка я должна справиться с бедами, заработать денег и выжить, несмотря ни на что.

ГЛАВА 1

Кулак мужа завис в воздухе у моего лица. Я стискивала зубы, чтобы не разрыдаться в голос. Прижимала руки к груди, страшась ответить ему.

   — Живо на кухню! — рявкнул мужчина.

   Мне оставалось только нырнуть под его руку и быстро покинуть спальню. Едва не споткнулась о поленья, лежащие у камина. В голове шумело, перед глазами стояла пелена.

   Господи, во что я вляпалась?!

   На кухоньке у горячей печи стояла старушка. Она помешивала в казане что-то совсем несъедобное. Я уже видела ее ранним утром, но мы так и не заговорили. У меня и сейчас не было желания общаться с ней, но пришлось.

   — Второй котелок в углу. Вчерась я туды поставила, — скрипящим голосом произнесла она и лишь на миг оторвалась от варева. — Поживее давай, сын с самого утра не емши!

   Мне едва хватило благоразумия промолчать. Трясущимися руками схватила котелок, обернулась в поисках воды. Нашлась она в бочке у окна. Не очень чистая, да и пахла болотом. Впрочем, лучшего в таких условиях ожидать я и не могла. Весь воздух в этом доме был пропитан чем-то едким и прогорклым, отчего дышать становилось трудно.

   Пока вода закипала, старуха подгоняла меня. Крупно порезать морковь, картофель, зелень. Нарубить жирное мясо и скинуть все это в котелок. Похлебка… Так назвала это варево мать моего мужа.

   Мужа… Я замерла на мгновение, не в силах до конца осознать происходящее. У меня не было мужа еще вчера!

   — Чего застыла? Помешивать кто будет? Пригорит, Нико тебя плетью отходит!

   — Да пошли бы вы… — только и смогла я произнести еле слышно.

   Со спины на меня обрушилось нечто тяжелое. Половник выпал из моих ослабевших пальцев, а когда я обернулась, то наткнулась взглядом на гору тряпья.

   — Постирай сейчас же, чтоб до вечера высохло, — приказал муж.

   Этого человека я видела второй раз в жизни. И оба раза – только сегодня.

   — Таз где? — спросила я тихо.

   — В сарае, — ответила мне свекровь.

   Я выскочила на улицу в мгновение ока. Хватанула ртом свежий утренний воздух и дала волю слезам. Всего на секунду. После зло вытерла их и осмотрелась.

   Вокруг простиралось поле, засеянное рожью. В небольшом дворике кособокого дома, из которого я только что вышла, валялись груды хлама: железо, доски, бревна. Будто здесь что-то строили, стройка закончилась, а материалы так и остались лежать никому не нужные.

   Но как меня сюда занесло?!

   Думать об этом прямо сейчас не было времени. Я лихорадочно соображала, в какую сторону бежать, и как быстро Нико меня догонит. А станет ли догонять?

   Я видела только одну дорогу – узкую и протоптанную, но куда она вела, не знала. Оставаться в доме, где заработала кулаком в бок сразу, едва проснулась, не было ни малейшего желания. Если этот человек, Нико, мой муж – то он имеет полное право воспользоваться и мной…

   Ни за что!

   От злости я топнула ногой по ступеньке. Бежать, бежать! Неважно куда, главное, подальше отсюда!

   Стоило мне спрыгнуть с крыльца и броситься к калитке, как сзади раздалось:

   — Мамочка!

   Я застыла в воздухе, не успев поставить ногу на землю для очередного шага. Мамочка?!

   Медленно обернулась и встретилась взглядом с белокурой девчушкой лет пяти. Ребенок выглядывал из окна, махал мне ручкой.

   — Закрой окно, мелкая пакость! — грозный голос Нико разорвал тишину.

   Девочка испуганно потянулась к створкам, а в окне за ее спиной уже возник мой муж с ремнем в руках.

   Ноги сами понесли меня к сараю. Там отыскался таз. Я долго смотрела на него и боролась с желанием продолжить свой побег. Но перед глазами то и дело возникало светлое личико девочки с большими голубыми глазами, в которых таилась сначала радость после того, как она меня увидела, а потом страх – когда закричал ее отец.

   Нико боялись, кажется, все, кроме его матери. Я не боялась. Ведь страх, который я ощущала, принадлежал не мне, а телу, в котором я очутилась.

   Вспышка огненной боли пронзила виски. Картинками в голове принялись вспыхивать воспоминания. Чужие, не мои. Знакомство с Нико… Брачный обряд… Рождение ребенка… Истязания… Скандалы…

   Мое новое тело когда-то носило имя “Арья”.

   Это были не мои воспоминания, зато теперь я могла в полной мере ощутить весь ужас от пребывания в этом месте.

   Мне не нужно было долго собираться с мыслями. Схватила таз и в дом вошла с натянутой улыбкой. Набрала воды, поставила на печь, чтобы согреть. Похлебка почти сварилась, и Нико нетерпеливо ждал за столом, когда я наполню его тарелку.

   Моя улыбка сбила его с толку. Мужчина потер подбородок огромной ладонью, крякнул подбоченившись:

   — Девку свою приструни, — сказал он негромко.

   В ответ на мой вопросительный взгляд добавил:

   — Мелкая снова окно открывала. Сто раз ей повторять нужно, чтобы она этого не делала?

   — Почему же? Комнаты необходимо проветривать.

   С грохотом кулак мужа опустился на стол. Тарелка подпрыгнула и едва не соскользнула на пол, я вовремя успела ее перехватить. Тут же налила в нее похлебку и опустила на стол перед мужчиной.

   Пока вода в тазу грелась, у меня было несколько минут, чтобы побыть в одиночестве. Под предлогом разговора с дочерью я ушла с кухни и нырнула за шторку, разделяющую небольшой зал и спальню девочки.

   — Майя? — имя ребенка я вспомнила, но опасалась, что ошиблась.

   Девочка радостно протянула ко мне ручки.

   В скромной комнате стояла только одна узкая кровать возле окна. Ни шкафа, ни стола, ни табурета. Игрушек и одежды я тоже не увидела, но порадовалась хотя бы наличию постельного белья.

   С кухни донеслись разговоры. Нико кричал на свою мать, а та в ответ на него. Майя закрыла уши ладошками.

   — Милая, — шепнула я, садясь на корточки перед кроватью. — Не хочешь прогуляться?

   Девочка замотала головой, широко распахнув глаза.

   — Нельзя же, мам!

   — Кто сказал?

   — Папа. Папа будет бить меня ремнем. Мне нельзя на улицу!

   Я быстро обернулась в сторону кухни. Скандал, разгоревшийся между моим мужем и свекровью, не утихал. Доли секунды мне понадобились на то, чтобы принять решение.

   — Ну, давай проверим? — улыбнулась я.

   Я шагнула на скрипучую кровать, распахнула створки. Быстрым движением усадила на подоконник Майю, а сама спрыгнула на землю. Адреналин в крови зашкаливал. Казалось, вот-вот и в глазах помутнеет, а я просто свалюсь в обморок от паники.

   Майя оказалась легкой, как пушинка. Я подхватила ее на руки и со всех ног бросилась бежать к воротам.

   Девочка лично мне приходилась никем, но я не могла оставить ее в этом аду.

   Впрочем, мы в него вернулись спустя мгновение.

   Нико нагнал нас за забором. Майя вскрикнула, когда он схватил меня за косу и со всей силы дернул назад. Я бы ни за что не смогла удержаться на ногах, а от резкой вспышки боли в затылке окончательно потеряла равновесие. Девочку из рук не выпустила.

   — Вот тварь-то! — рычал муж. — Куда собралась? Ее приютили, обогрели, а она сбегать удумала?!

   — Мы гуляли, папа! Просто гуляли! — рыдала Майя.

   Я трясла головой, прогоняя мушки перед глазами. Встать с земли мне не позволил Нико – прижал тяжелым ботинком. Среди тысячи воспоминаний, нахлынувших на меня волной, я не могла отыскать ни одного, которое подсказало бы мне, как себя вести в такой ситуации.

   Таких ситуаций раньше было много. Я отчетливо ощущала каждое избиение в прошлом, каждый синяк на моем теле горел словно в огне.

   Нико выхватил Майю из моих рук и толкнул ее к забору. Девочка с плачем бросилась в дом. Мне же так легко не отделаться.

   — Мерзкая какая, а! — рычал он, дергая меня за руки, чтобы поднять. Одним рывком ему удалось это сделать, и я едва сумела удержаться на ногах. — Куда собралась опять, я тебя спрашиваю?!

   “Опять”? Арья уже пыталась сбежать? Господи, если у нее, а теперь и у меня не получилось, то есть ли вообще надежда на спасение?

   — В дом живо!

   Я могла бы прямо сейчас пуститься по дороге изо всех сил. Я бы бежала и бежала, не оглядываясь, и вскоре Нико бы отстал. Он был крупным, с выпуклым животом, массивной шеей и двумя подбородками. Такие быстро и далеко не бегают, дыхания не хватает.

   Мой взгляд метнулся к окну спальни ребенка. Не оставлю ее.

   — Мы просто вышли погулять, — хрипло шептала я. — Ты ведь запретил открыть окно. Я хотела подышать свежим воздухом, пока вода не нагрелась.

   — А еще я запретил Майе выходить из дома!

   — Но почему?

   — Совсем тупая?!

   Меня оглушил его голос. Нико со всей силы пихнул меня кулаком в спину, и я невольно побежала к входной двери. Старуха уже ждала на крыльце и, кажется, злорадствовала. Иначе, что это за улыбка на ее сморщенных губах?

   В доме раздавался громкий плач Майи, на плите в тазу бурлила вода, в углу громко орала тощая кошка. Она метнулась мне под ноги и тут же ринулась в дырку, ведущую в подпол.

   — Нико, сынок! — позвала старуха. — Авось одумается, а? Пусть одёжу-то постирает сначала?

   Я скрипнула зубами. Застыла у печи. Стискивала кулаки что есть мочи, стараясь не слышать плача девочки. Нико напирал. Оставалась пара сантиметров до того, как я вплотную окажусь у раскаленной плиты.

ГЛАВА 2

— Ну, чего застыла?

   — Я постираю вещи, — мой голос дрогнул.

   — Поторопись, — муж отступил. — Вечером я должен быть в Глоаке. И, не приведи Создатель, ты что-нибудь натворишь, пока меня нет! Запру! Посажу в подполе на цепь и запру, ясно тебе?

   — Да, я поняла, — я закивала, подобно болванчику.

   Только бы он ушел, только бы оставил одну.

   Нико вышел на улицу. Его мать, Гана, чье имя промелькнуло в чужих, а теперь уже моих, воспоминаниях, принялась перебирать в углу поленья. Сухие подкидывала к топке, сырые укладывала сверху возле дымохода.

   Смогу ли я найти общий язык с Ганой? Старуха только кажется злобной, но может, сын и ее держит в страхе?

   — Гана, — тихонько позвала я с надеждой. — Нет ли у вас мази какой от… От синяков?

   Свекровь подняла на меня взгляд, полный удивления.

   — Еще чего попросишь, а? Ты эти синяки заслужила, так носи с гордостью!

   — Не для меня, для Майи.

   — А девку почто жалеть? Ей уж шесть, скоро замуж выйдет, пущай привыкает.

   — Может, ее бить не будут, — буркнула я, отворачиваясь от Ганы.

   Старуха мне не ответила. Но хотя бы стало ясно, что я здесь один на один со своей бедой.

   Постирать вещи в тазу – дело трудное, когда ты всю жизнь прожил в квартире и пользовался стиральной машиной. Я знала, как стирать на руках, не совсем уж дремучая, но ведь не такую гору одежды!

   Мужнины засаленные рубахи в смоле, штаны в зеленых травяных пятнах, штопаные на десятки раз носки и панталоны. Я не представляла, как всю эту одежду привести в божеский вид в одном небольшом тазу горячей воды.

   Благо хоть какое-то подобие порошка нашлось в пыльной кладовой среди мешков с картофелем и копченым окороком.

   Я уж и не стала обращать внимания на то, что мне поесть не предложили. Нико доел похлебку в один присест, оставил лишь немного для своей матери. Нам с Майей придется приготовить что-то, но будет ли время?

   Изо всех сил я стирала вещи. Неоднократно приходилось менять воду, ждать, пока согреется, и снова стирать. От усталости дрожали ноги, желудок сводило от голода. Последний раз я ела еще в другой жизни.

   Майя не выходила из своей комнаты. Гана расправилась с дровами и ушла возиться на огороде, а Нико курил у крыльца. Он сидел так уже довольно давно.

   Предпринять еще одну попытку сбежать было бы равнозначно самоубийству, поэтому я начала готовить план. Но чтобы привести его в действие, требовалось дождаться вечера, когда Нико уйдет.

   Я развесила белье над печью, чтобы наверняка успело высохнуть. Ухватила черствую краюху хлеба из-под полотенца на тумбе и жадно вгрызлась в нее. Торопилась, пока никто не заметил.

   Жалости к себе в этот момент не испытывала. Напротив – я дико злилась, и злость моя грозилась вылиться в нечто страшное.

   Майя спала, когда я пришла ее проверить. Хотела поделиться с ребенком сухарем. Но так даже лучше. Во сне ей живется спокойнее.

   Дверь с грохотом распахнулась, впуская в дом Нико. Муж осмотрел свою одежду, кивнул мне:

   — Идем-ка, награжу.

   — Наградишь? — выпалила я непонимающе.

   — Вещи ты постирала, молодец. Я для тебя кое-что приготовил.

   Его заявление повергло меня в шок настолько, что я едва не растеряла весь пыл. А ведь хотела послать куда подальше, хоть это и было рискованно.

   Нико вывел меня на улицу, подтолкнул к сараю. К той его части, в которой жили свиньи и козы.

   — Вон, смотри, — муж ткнул пальцем в сторону маленького поросенка, который сидел в клетке отдельно ото всех. — Единственный выжил, остальных мать сожрала.

   — Гана?..

   — Специально меня выводишь? — рыкнул Нико.

   От неожиданности я дернулась в сторону, но тут же была поймана крепкой рукой.

   — Я просто не понимаю… — шептала я.

   Я ничего не помнила о свиньях! Но помнила Арья… В голове вспыхнуло воспоминание.

   Свиньи едят своих детей сразу после их рождения, и малышей требуется немедленно отсаживать в другие клетки. Нико не успел этого сделать, и поросенок остался один.

   — Спасибо, — еще тише прошептала я. Произнесла это, и мне стало так тошно, что я едва удержала внутри ту краюху хлеба, что успела съесть. — Он ведь для меня?

   — Если будешь хорошо себя вести. А не как сегодня, ясно тебе?

   — Я буду послушной. Обещаю.

   Нико зыркнул на меня не без брезгливости. Покинул сарай, оставив меня один на один со свиньями. Хрюкали они громко, и я могла бы вволю поплакать, не боясь быть услышанной.

   Но не стала. Не время раскисать. Я должна как следует подготовиться, чтобы мы с Майей смогли покинуть этот дом беспрепятственно.

   Нико ушел вечером, как и говорил. Но запер дом на ключ, и даже ставни на окнах подпер чем-то, из-за чего я не смогла их открыть. А Гана отправилась спать, когда солнце коснулось горизонта.

   Я наконец-то оказалась в относительном спокойствии. Тихо, как мышка, вытащила из кладовки мясо, сыр и овощи, быстро нарезала бутерброды. Заварила чай из шиповника и прокралась в комнату Майи.

   — Я принесла тебе поесть, — негромко сказала я.

   Девочка села на постели, пригладила растрепавшиеся волосики ладошками.

   — Папа ушел?

   — Ушел. Надеюсь, вернется нескоро.

   — А куда он уходит каждый вечер?

   — Не знаю, Майя. Он не говорит мне.

   Он и правда не говорил. Арья не знала, куда ходит ее муж. Быть может, на работу, а может, и к другой женщине. Это оставалось для меня загадкой.

   Дочка… теперь уже моя, как бы странно это ни звучало, поспешно сунула в рот кусок мяса, а следом и сыр. Жевала быстро, торопилась, запила горячим чаем и закашлялась.

   Я постучала ее легонько по спине.

   — Мам, ты мне сегодня сказку расскажешь? Ту, про волшебные земли?

   — Про волшебные земли? Хм… Мне нужно ее вспомнить.

   — Ты что, — рассмеялась Майя. — Ты ведь ее сама придумала! Забыла, что ль?

   Я не смогла сдержать улыбки.

   Рассказала сказку про колобка. Я отчетливо помнила ее, да и Майе понравилась. Девочка уснула почти сразу же, несмотря на то, что и так проспала весь день.

   Я отправилась в спальню, принадлежащую Нико и Арье. Засыпать и не думала. Отчитывала каждую минуту в ожидании рассвета. Ходила из угла в угол, постоянно взбивала перьевые подушки, зачем-то вытерла пыль с пустых полок в стеллаже. Будто мне было какое-то дело до чистоты в этом доме.

   Даже пыталась открыть окна, но тщетно. Створки не поддавались, а снять их было невозможно. Я лазила и в подпол, в темноте пыталась нащупать проход на улицу, но его не было. В пыли и паутине выбралась наружу, застелила люк половиком и осмотрелась. Шансов на то, чтобы выбраться из дома, пока хозяин далеко, практически не было.

   До утра оставалось еще несколько часов, и, к моему ужасу, Нико вернулся гораздо раньше.

   Когда он вошел в дом, я поняла, что задремала, сидя за столом.

   От Нико несло спиртом. Муж шатался, не в состоянии удержать равновесие. Я подскочила, зачем-то схватилась за спинку стула, словно он мог бы меня защитить.

   Нико ухмыльнулся, покачнулся и вцепился пальцами в косяк. В его мутных серых глазах плескалась ярость. Толстые губы в обрамлении темных усов и бороды кривились в ухмылке. Грязные спутанные волосы муж собрал в пучок еще утром, но теперь они были растрепаны.

   Руки мужчины потянулись к ремню. Звякнула пряжка. Ремень был вытащен из брюк, и Нико хлопнул им себя по ладони.

   — Побегать хотела? Ну, побегай. Давай, дрянь, беги! Что стоишь?

   Я ничего не могла противопоставить рослому мужчине в хмельном состоянии. Разве что упасть на колени и молиться ему или всем известным богам, неважно.

   Бедная Арья, как она жила все эти годы? Впрочем, я знала как. Все ее воспоминания теперь принадлежали мне.

   Ни за что не допущу, чтобы Нико так же обращался и со мной.

   Отбросила стул. Не отрывая взгляд от лица мужа, двинулась влево, к двери, ведущей в нашу с ним комнату. Рывком бросилась в спальню, хлопнула дверью и только каким-то чудом успела сдвинуть к ней тяжелый сундук.

   Наверное, будь Нико менее пьян, у меня бы не получилось справиться так скоро.

   Мужчина со всей мощи врезался в дверь. Та сотряслась от удара, зазвенели стекла. Слишком хлипкий был дом, словно из тонких досок.

   Я прикусила кулак. Сердце билось, как сумасшедшее. Хотелось кричать, звать на помощь, но я уже знала, что соседей здесь нет. Мне никто не поможет, кроме меня самой.

   Дверь содрогнулась от очередного удара. Сундук сдвинулся в сторону, и я вскрикнула.

   — Арья, открой! — рычал муж. — Открой немедля или хуже будет!

   — Успокойся! — крикнула я в ответ. Знала ведь, что бессмысленно, но подала голос, чтобы отвлечь.

   — Я спокоен! Дверь открой!

   — Только если обещаешь не… — я это слово даже выговорить не могла. Меня в жизни никто никогда не бил. — Убери ремень, Нико. Я впущу тебя и мы поговорим, хорошо?

   Удары прекратились. Я в панике обдумывала, как выломать ставни, но ничего не приходило в голову. Мне придется впустить мужчину в спальню. Если я этого не сделаю, ему все равно рано или поздно удастся войти.

   Послышался металлический звон. Я вскинула голову и обвела взглядом сундук. Тяжелый, но еще один удар в дверь с той стороны, и его отбросит на середину комнаты.

   — Открывай, — язык Нико стал заплетаться сильнее.

   Мужчина уже не мог кричать, и очень громко дышал. Я отсюда чувствовала резкий запах алкоголя. Надеюсь, Нико заснет быстрее, чем успеет мне навредить.

   Дрожащими руками отодвинула сундук и схватилась за ручку двери. Осторожно приоткрыла. Взглянула в лицо мужчины, которого я должна звать мужем.

   Нико стоял, опершись обеими ладонями о косяки. Из его рта капала слюна. Он вытер ее рукавом и усмехнулся.

   — Будь послушной, мерзавка, — промычал, делая шаг вперед. — Раздевайся.

   — Нико, — я отступила, машинально прижала руки к груди. — Ложись спать, хорошо? Завтра утром мы…

   — Раздевайся!

   Чего мне стоило не заорать в ответ! Сейчас мне было страшно. Я этого чувства ранее никогда не испытывала. Ни перед кем. К несчастью, я больше не являлась собой.

   — Пожалуйста, Нико…

   Мужчина рванул меня за руку к себе. Грязными пальцами вцепился в подол платья и дернул его наверх. Я вскрикнула, ошалев от ужаса.

   Заставила себя прикусить губу, чтобы не закричать и не напугать Майю еще сильнее.

   — Закрой дверь, — чуть не плача, попросила, но Нико будто не услышал.

   Я почти сдалась. Запах спирта пьянил и меня, от табачной вони начало тошнить. Грубые огромные ладони бесстыдно шарили под моей юбкой, а я обмирала от страха.

   Не шевелилась. Убеждала себя, что Нико пьяный и у него ничего не выйдет, а если и выйдет, то я сумею продержаться несколько минут.

   Тело мгновенно стало липким от пота. Меня трясло от отвращения. Взгляд метался по комнате в поисках хоть чего-нибудь, что могло бы послужить оружием.

   Из глаз брызнули слезы. Не сдержалась.

   — На хрена столько тряпок, — пыхтел муж, запутавшись в подъюбниках.

   С силой дернул один из них. Ткань с треском разошлась, обнажая правую ногу.

   — Соскучилась, а, дрянь? У меня с тобой разговор короткий. Я ведь обещал, что ты пожалеешь, если попытаешься сбежать снова?

   Не смогу. Я не смогу продержаться ни минуты. И пусть тело не мое, и оно уже не единожды было под этим чудовищем, но душа в нем теперь моя.

   — Это еще подарок… Тебе же нравится, да? Пожалеешь ты завтра, мерзавка.

   Канделябр, стоящий на столике, казался хлипким. Я моргнула, смахивая слезы с ресниц, и потянулась к нему, но…

   Нико одним движением швырнул меня на кровать. Тонкий матрас не защитил от падения, и от боли в спине в моих глазах помутнело.

   — Нет! — я закричала, не в силах больше сдерживаться.

   Пиналась изо всех сил, молотила руками. Одной рукой мужчина вжимал меня в постель, другой срывал белье. — Нико! Хватит!

   Тихий голосок из коридора заставил меня замолчать:

   — Мам?

   В голове с ужасающей скоростью пронеслись обрывки воспоминаний. Майя уже видела это. Не один раз.

   Ярость, застелившая мне глаза, оказалась сильнее давления на тело пьяного мужа. С рычанием я дернулась вперед, дотянулась до канделябра и со всего маху обрушила его на голову Нико. Мужчина крякнул, посмотрел на меня затуманенным взглядом и рухнул на кровать, придавив меня к ней.

   Слезы обжигали щеки. Я с трудом выбралась из-под тела, и оно кулем свалилось на пол. Руки тряслись так, что я не могла поправить рваный подол. Канделябр выпал из моих ослабевших пальцев. Ладонями вытерла щеки и бросилась в коридор.

   — Милая, ты чего? Ну? Не спится? — голос дрожал, срывался.

   Я горела желанием заорать во все горло.

   — Я пить хочу, — шепнула Майя.

   — Идем, малышка. Мы уходим, ладно? Погуляем, да?

   — Но…

   — Никаких “но”. Мы уходим.

   Заскрипел протяжно засов. Звякнула связка ключей, и замочная скважина хрустнула.

   В полумраке кухни я могла отчетливо разглядеть Гану.

   — Отпустите нас, — взмолилась я. — Прошу! Зачем мы вам?

   — Ребенка спать уложи.

   — Откройте дверь! Мы уйдем, и вы нас больше никогда не увидите!

   Гана ушла без ответа. Дверь в ее комнату захлопнулась. Войти в нее я не могла – старуха запирала ее на ключ.

   Я залилась слезами снова, проклиная себя за слабость. Майя цеплялась за мои руки, просила воды, будто ее совсем не волновало, что происходит в доме.

   Привыкла или не хочет замечать?

   Всего день новой жизни, а я поддалась отчаянию так скоро.

   Утро. Я должна дождаться утра, и тогда мы выберемся из этого дома. Оставалось прожить всего несколько часов.

ГЛАВА 3

Я провела остаток ночи на кухне. Настраивалась на то, что собираюсь сделать. Кипятила воду в тазу, варила кашу. Последнее было что-то вроде отвлекающего маневра, и чтобы успокоиться. Готовка всегда меня успокаивала.

   Собирать мне было нечего. У Арьи не оказалось ни украшений, ни вещей.

   Гана проснулась первой. Прежде чем выйти на улицу, чтобы покормить птицу, разбудила Нико. Я ждала, когда тот выйдет из спальни, но он не торопился.

   Старуха на меня и не взглянула. Отворила дверь и оставила открытой, а после в дом ворвался солнечный свет – свекровь распахнула ставни.

   В комнате заворочалась Майя. Я слышала, что она проснулась, но не стала к ней заходить.

   Ждала. Молилась всем известным богам и ждала.

   Нико, пошатываясь, добрался до бочки, стоящей на кухне в углу. Залпом выпил кружку воды, следом еще одну, и только тогда вспомнил обо мне.

   Ни слова не говоря, двинулся в мою сторону. Его злой взгляд не предвещал ничего хорошего, и это было мне только на руку.

   Я тихонько выдохнула. В моей голове настойчиво билась ужасная мысль, а руки сами собой потянулись к полотенцу. Муж не обратил на это внимание, а я не отрывала взгляд от его лица.

   Мгновение, и я схватила таз с плиты, полный кипятка. Резким движением, не заботясь о собственной безопасности, выплеснула столько воды, сколько смогла, на Нико. Вода с шипением ошпарила его с груди до ног. Ошалев от неожиданности, мужчина только спустя несколько секунд осознал, насколько ему больно.

   — Тварина! — выл Нико. Потянулся ко мне, ударился о стол, заорал что есть мочи. — Убью тебя, мерзость!

   Я не ведала, что творю. Кинулась в спальню ребенка.

   — Я все равно найду тебя! Беги, мерзавка, беги!

   Я его не слушала. Могла бы поверить в то, что все это просто сон, но ожоги на моих руках, которые оставили несколько капель воды, были вполне реальными.

   — А вот теперь мы точно идем гулять! — сообщила я сонной Майе.

   С разбегу заскочила на подоконник, толкнула створки и уже привычным движением сдернула с него девочку. Прижала ее к себе, спрыгнула на землю и со всех ног кинулась за ворота.

   Дом, который я толком и осмотреть не успела, и люди, которых не захотела узнать, остались позади. Впереди было только поле, узкая дорога, и чужой, незнакомый мне мир, в котором я очутилась прошлым утром.

   Нико не смог бы нас догнать, ни за что не смог. Ему с такими ожогами сейчас и двигаться больно, не то что бегать.

   — Мам, мама-а-а, — сквозь слезы звала меня Майя. Меня, не кого-то!

   — Милая, — запыхавшись, я поудобнее перехватила ребенка. Дом остался уже далеко позади. — Папа тебя больше не обидит, слышишь? Все закончилось, мы ушли оттуда.

   — Но куда?

   Куда? Этого я и сама не знала. Очнулась в сырой постели чужого дома, вышла из комнаты, столкнулась в коридоре со старухой и вернулась назад. Так и металась по спальне, пока не потеряла сознание. В чувство меня привел удар в бок и крик Нико. Он требовал еды, орал, что я должна была проснуться еще до рассвета.

   Чья это жизнь? В кого я превратилась? Тело не мое. Дом не мой. Муж, ребенок… Еще вчера я была одинокой и бездетной. Куда все это делось?

   Я вертела головой во все стороны. Видела только поле и узкую тропинку. Ни крыш домов, ни леса, ни хоть какого-то ориентира.

   — Ты не знаешь в какой стороне живут люди, Майя?

   Девочка еще крепче обвила мою шею руками.

   — Милая, нам нужно найти город или деревню… Хоть что-то, понимаешь?

   — Мам, папа ведь не брал меня с собой.

   — Он говорил, что тебе нельзя на улицу. Почему?

   Майя нахмурила светлые бровки. Я же отчаянно копалась в чужих воспоминаниях, чтобы не пугать ребенка своими вопросами. Я ведь ее мать, а значит, сама все должна знать.

   — Помню, — счастливо выдохнула я. — Помню, малышка, не волнуйся. Это все из-за стресса, память меня подвела, но теперь все хорошо.

   — Я могу идти сама, — сказала девочка спустя несколько минут.

   — Конечно, — я опустила ее на землю. Облегчение пришло мгновенно, я смогла вздохнуть полной грудью. Майя хоть и весила немного, но все же бежать с ребенком на руках оказалось мне не по силам. — Но мы должны торопиться, хорошо? Я не знаю, где мы…

   Я недоговорила, осеклась. Вспомнила, куда идти. По дороге вперед, потом свернуть в лес, пройти по неприметной тропинке и выйти в Береговом. Поселок, где я родилась. Точнее, где родилась Арья. Она не была там уже много лет, но я знала, что там ее ждут родители. Когда-то Арья оставила их, чтобы навсегда уйти в дом своего мужа.

   Майя едва перебирала ногами. Туфли были ей велики, а широкое платье обвивалось вокруг лодыжек. Я сбавила шаг. Нам оставалось всего ничего, вот-вот и покажется лес.

   Трава, покрытая холодной росой, искрящейся в первых солнечных лучах, промочила наши ноги. По полю змеями вился туман, но вскоре солнце поднимется чуть выше, и он исчезнет.

   Мы добрались до леса и только войдя в него смогли утолить жажду у родника. Ледяная ключевая вода вернула нам силы.

   Я всю дорогу поглядывала на девочку. Как я могла в одночасье стать матерью? К такому меня жизнь не готовила.

   Майя больше не стремилась заговаривать первой. Она замкнулась, шугалась каждого шороха среди деревьев, крепко держала меня за подол старенького платья.

   Все же перенесенные мной страдания, слабость от голода и то, что я пережила вчерашним вечером, дали о себе знать совсем скоро. Едва впереди показались дома, сознание меня покинуло. Последнее, что я услышала перед падением, был крик Майи.

   Очнулась в теплой комнате. Резко села на постели, обвела взглядом мебель, камин, полки. В глазах помутнело, к горлу подступила тошнота.

   За окном слабо светило солнце, небо постепенно затягивали серые тучи и собирался дождь. Значит, я совсем недолго была без сознания. Но где оказалась на этот раз? На мне все также было одето рваное платье, стоптанные ботинки, а руки покрывали синяки. Я всё в том же теле.

   Откуда-то раздался шорох. Вскочила на ноги, заметалась по комнате. Неприметная дверь в стене отворилась, когда я уже пыталась залезть под кровать, чтобы спрятаться.

   — Решил проверить, все ли в порядке, — тихий голос проник в дверной проем. Следом в него просунулась голова молодого мужчины.

   Ранее я его не видела. В воспоминаниях Арьи этого человека не было.

   Неуверенно поднялась на ноги, оправила юбку. Надо бы что-то сказать, да только язык прилип к нёбу. Наверное, мне бы впору сойти с ума, но я еще держалась каким-то чудом.

   — Где Майя? Где я нахожусь? — мой голос показался мне слишком громким в царившей здесь тишине, и я поморщилась.

   — Девочка спит в другой комнате. Я могу проводить вас, если хотите.

   — Хочу!

   — Идите за мной. Вам нужно будет выпить отвар и лечь спать, вы слишком слабы. Не стану докучать вопросами, но… что случилось?

   — Как я здесь оказалась? — спросила я, пропустив его вопрос мимо ушей.

   — Я нашел вас у леса. Не помните?

   Я мотнула головой. Переступила с ноги на ногу и решительно зашагала на выход из комнаты. Мужчина отстранился от двери, скрываясь в темноте коридора.

   — Мое имя – Рикард. А ваше?

   — Окс… — начала я и сделала вид, что закашлялась. Поправилась быстро: — Арья. Меня зовут Арья, а мою дочку Майя.

   — У вас чудесная дочь. Это она привела меня к вам. Сообщила, что ее мама лежит и не шевелится, просила помощи.

   Рикард вывел меня из широкого коридора в небольшое помещение, где находилось три двери.

   — Девочка в той спальне, — мужчина указал мне на крайнюю дверь. — Отвар стоит на тумбочке, выпейте и ложитесь спать. Позже мы сможем поговорить.

   Он ушел. Я не поблагодарила его, будучи ошеломленной. Слишком многое свалилось на меня за последние дни, счастье, что вообще могла говорить.

   Майя спала на узкой кровати, приставленной к стене у окна. Рядом, на тумбочке, и правда стоял кувшин, полный теплого напитка, пахнущего ромашкой и мятой. В уютной комнате я наконец успокоилась. Мы в безопасности, насколько я могу судить.

   Несмотря на усталость, не смогла сомкнуть глаз. Тихонько ходила из угла в угол, осмысливая произошедшее. Я помнила подарок на мой двадцать пятый день рождения – прыжок с парашютом. С инструктором, но мне все равно было волнительно.

   Помнила и то, как стропы запутались с плохо раскрывшимся основным. Или что тогда произошло? Я никогда не разбиралась в этом спорте, но инструктор мне что-то кричал про запасной… Нет, я не понимала. В любом случае имела ли компания, предоставляющая мне услугу, лицензию и профессиональных инструкторов, я уже не узнаю.

   Помнила и то, как мы стремглав летели к земле. Но не упали. Я не помнила падения. Просто где-то на середине полета отключилась, а пришла в себя уже в новом теле.

   Все это какая-то дикость. Все это не может быть правдой!

   Мой взгляд метнулся к Майе, мирно сопевшей в кровати под пушистым одеялом. Ребенок был настоящим. Я была настоящей. Мне не снится, это не галлюцинации.

   Рикард разбудил нас поздно. Солнце уже клонилось к горизонту, а я впервые за долгое время проснулась с улыбкой. По привычке дернулась, чтобы скорее бежать на кухню готовить завтрак, иначе Нико снова станет кричать. Но сразу же поняла, что мне больше некуда торопиться. Как долго меня будут преследовать эмоции Арьи? Наверное, всегда.

   — Мам? — сонная Майя прильнула к моей груди.

   Я провела рукой по ее волосикам, сдерживая слезы. Девочка больше никогда не станет подвергаться избиениям. И как Арья могла допустить все, что творил с ней Нико? Ее правая ручка была вся в синяках и кровоподтеках. Я прижалась к ней губами, чтобы хоть немного ослабить боль.

   — Кушать хочу, — тихо-тихо шепнула дочка. — Папы нет?

   — Мы его больше никогда не увидим, — сказала я.

   И тут же поняла – увидим.

   Он прекрасно знает, где мы. Нико вполне сможет приехать в дом моих родителей, когда оправится от ожогов. Что нам тогда делать? Он обещал, что найдет нас, и он найдет.

   Я не позволила страху снова взять надо мной верх.

   — Прошу прощения, — раздалось из-за двери. — Хочу пригласить вас умыться, а после жду за столом. Все ли у вас в порядке?

   — Все хорошо! — ответила я.

   Шаги удалились от двери.

   — Идем умываться, милая?

   — Дядя Рикард хороший, правда? Он живет совсем рядом с лесом, где ты вчера уснула. Почему ты уснула, мам?

   — Я просто очень устала. Так бывает.

   Покидать комнату, в которой мы с Майей чувствовали себя спокойно, очень не хотелось. И пусть я мозгом понимала, что Рикард не причинит нам зла, но годы, проведенные Арьей едва ли не взаперти, давали о себе знать. Ее страх одолевал меня, и я ничего не могла с этим поделать. Значит ли это, что душа Арьи все еще в этом теле? Как бы я хотела узнать, что с ней случилось!

   Мне было страшно предстать перед незнакомым мужчиной. Я ведь не сумею защитить себя, если что-то пойдет не так. Но Майя вновь заговорила о том, что хочет есть, и я решилась.

ГЛАВА 4

Рикард ждал нас в небольшой столовой, найти которую не составило труда. Дом был небольшим, очень уютным. Чувствовалась женская рука.

   Стол у окна был накрыт на троих. Я помогла Майе забраться на стул и остановилась в полушаге от того, который был для меня.

   — Прошу вас, садитесь, — пригласил Рикард.

   Я справилась с собой и заняла место за столом. Краем глаза рассмотрела мужчину – не слишком молод, может, чуть меньше сорока. Но выглядит хорошо. Ровный нос, тонкие губы, густые темные брови аккуратной формы. Уголки карих глаз подернуты сеточкой морщин. Волосы, короткие и темные, Рикард укладывал волосок к волоску.

   — Поешьте, я не стану отвлекать вас от трапезы.

   Майя, дождавшись разрешения, жадно схватила куриную ножку с тарелки и взглядом обвела остальные блюда: сыр, булочки, сливочный соус к мясу, салат из свежих овощей.

   Мне кусок в горло не лез, но чтобы не обидеть гостеприимного хозяина, положила на свою тарелку несколько долек огурцов.

   Рикард ждал, когда мы поедим. Пил кофе из маленькой чашки, любовался видами в окне. Я тоже выглянула на улицу и порадовалась: мы в Береговом.

   Поселок большой, насколько я помнила. Здесь были и двухэтажные дома близко друг к другу, создавая витиеватые улочки. И одиночные, по эту сторону моста.

   Через весь поселок тянулась неглубокая река. Грязная из-за отходов, но зловонный запах мешал жителям, только когда рыбаки, живущие в самом конце Берегового, сбрасывали в нее потроха.

   При этих воспоминаниях у меня щемило сердце. Арья скучала по поселку, по дому, по родным. Но почему-то не могла вернуться.

   — Я не поблагодарила вас, — начала я. — Извините. Вы помогли нам, а я совсем растерялась…

   — Что у вас случилось?

   — Семейная ссора, — уклончиво ответила и пригубила чай. — Не хочу вспоминать, прошу прощения.

   — Понимаю. Я должен уехать совсем скоро… Вам есть куда идти?

   — Да, — поспешно ответила я. — Здесь живут мои родители. Благодарю вас за помощь, но мы пойдем. Я хочу увидеть маму.

   — Конечно, — Рикард поднялся из-за стола. — Проводить вас?

   — Не стоит, — я улыбнулась. — Майя, идем?

   Девочка вытерла ладошки о салфетку и выбралась из-за стола. Молча взяла меня за руку.

   Я попрощалась с Рикардом, отчетливо понимая, что мы еще не раз увидимся… и интуиция подсказывала, что в самых неожиданных обстоятельствах.

   Дом родителей был совсем рядом. Рикард жил у кромки леса, чуть в стороне находился скромный домик многодетной вдовы миссис Хом, а напротив – мой дом.

   Я смотрела на него с тоской. Крыша покосилась от ветров, дожди стерли краску с фасада. Окна оказались заколочены, а значит, в нем давно никто не живет.

   Прогнившее крыльцо даже со стороны не внушало доверия. Входная дверь была чуть приоткрыта.

   В заросшем сорняками дворе не было видно тропинку. Дикий вьюн опутал лежащие на земле ведра, доски, столбы, между которыми когда-то была натянута бельевая веревка. Он опутал и угол дома, тем самым добравшись до чердака.

   Сразу за домом был небольшой пруд. Я отчетливо видела его в воспоминаниях Арьи. Но был ли он населен рыбой, не знала. Прилагался и небольшой огород, возделать который сейчас не представлялось возможным. Слишком сильно он зарос, слишком твердой стала земля. Да и что я посажу на нем среди лета?

   — Майя, — осторожно позвала девочку задумавшись. — А какой сейчас месяц?

   — Месяц? Что это?

   — Сейчас ведь лето, да?

   — Конечно. Травка же зеленая.

   — А когда она зазеленела, ты помнишь?

   Майя нахмурилась. Ушла в свои мысли вспоминая.

   — Совсем недавно. Я видела через окно, как распускались почки на деревьях, тогда же и трава позеленела.

   Я вздохнула. Нет, так мне не выяснить, какой сейчас месяц. Но стало понятно, что здесь это слово не используется. Знать бы еще где оно, это “здесь”!

   Мы пробрались через сорняки к крыльцу. Дверь отворилась с жутким скрипом давно не смазанных петель. В лицо тут же дыхнуло спертым воздухом и пылью.

   Внутри оказалось прохладно. Дождь так и не собрался, но небо было затянуто уже наполовину, вот-вот ливанет.

   Дверь я заперла изнутри из страха, что Нико придет внезапно и попытается войти в дом. Скорее всего, искать он нас будет именно здесь, но идти нам больше некуда.

   Полумрак, царивший в комнатах, скрывал всю грязь: пыль, мусор, пятна на полу и мебели. В небольшом торговом зале, куда мы попали с улицы, находился камин, полный золы. Словно огонь погас уже после того, как хозяева покинули это место.

   Я помнила, что первый и единственный этаж был занят пекарней. Мои родители славились в поселке, как продавцы самой вкусной выпечки. Что теперь осталось от всего этого? Пустой зал, столик у окна, прилавок, а за ним три деревянных стеллажа.

   Жили они на чердаке. Папа называл его “мансардой”, но мансарды намного больше и имеют не одно крошечное окно.

   Я оставила Майю внизу и поднялась по крепкой лестнице наверх.

   Всё здесь выглядело так, будто мои родители вышли лишь на минутку. Да, пыль успела осесть плотным ковром, но вещи все еще оставались в таком состоянии, как если бы совсем недавно ими пользовались.

   Раскрытая на середине утренняя газета лежала на столике, на ней стояла чашка, кофе из которой давно испарился, и теперь на дне было лишь черное пятно все в трещинах и плесени.

   Рядом притулился моток пряжи, недовязанный шарф и две деревянные спицы. Столик стоял между двух кресел, и я могла детально представить, как отец Арьи, пожилой седовласый мужчина, читает свежие новости за чашкой ароматного напитка.

   Напротив него сидит мать. Она, как обычно, ворчит на мистера Грэка из-за того, что тот начал читать новость вслух, а потом забылся и дочитывал уже про себя. Она вязала в это время очередной шарф. Больше ничего у нее не получалось связать, но это было ее любимым занятием.

   Громкий стук в дверь вырвал меня из размышлений. Кто может стучать с такой силой?

   — Майя! — негромко крикнула я, сбегая по ступенькам. — Не открывай!

   Девочка уже тянулась к ручке двери.

   Майя отдернула руку, а я в этот момент подскочила к окну. Сквозь щель между досок могла увидеть крыльцо и того, кто пришел. С облегчением поняла, что не Нико.

   Полнотелая миссис Хом в цветастом платье и косынке на голове, заложив руки за спину, ждала пока ей откроют. Женщина топталась на месте, сверлила взглядом носки своих туфель.

   Я помнила ее доброй и отзывчивой, а потому, не раздумывая, поспешила отворить дверь.

   — Миссис Хом! — преувеличенно радостно воскликнула, протягивая к соседке руки.

   Та, в свою очередь, сделала вид, что тоже рада меня видеть.

   — Да из окна тебя увидела, — махнула рукой Ванда, — думаю, ты иль не ты? К родителям приехала впервые за столько лет, неужто!

   — Никак не могла выбраться раньше. А мои…

   — Родители-то? Померли уж три года назад. Что, не слыхала?

   — Некому было передать мне эту новость, — я поджала губы. Грусти от потери людей, которых я не знала, не было. Только эмоции Арьи всколыхнулись и исчезли.

   — А ты что, — Ванда заглянула через мое плечо в торговый зал, — одна, что ль? Где муж-то твой?

   — Я с дочерью миссис Хом. И буду жить здесь с ней вдвоем.

   — Разошлись? — ахнула женщина.

   — Так вышло. Да вы проходите… Только у меня ни чая, ни угощений. Проходите внутрь, расскажете мне как дела в поселке, — я пригласила соседку совершенно искренне и, вдруг вспомнив один примечательный момент из жизни Берегового, спросила: — Мистер Клент все также бегает за каждой юбкой?

   С Ванды вдруг спала всяческая любезность. Женщина поджала губы, а после сплюнула перед собой:

   — Еще одна потаскуха. Что вам всем, медом здесь намазано?

   Я оторопела на миг. Открыла и закрыла рот, так и не найдя что сказать.

   — Мужики вас бросили, так вы сюда претесь за нашими? Так ты учти – баб с чужими детями тут только юзают, да замуж никто не берет.

   Мои щеки вспыхнули. Стало одновременно стыдно почему-то и за себя, и за Ванду. Или в воспоминаниях Арьи какая-то ошибка, и на самом деле миссис Хом никогда не была настроена к ней по-дружески?

   — Миссис Хом, следите за своими словами, — произнесла я сквозь зубы. — Имейте совесть, хотя бы перед моей дочерью.

   — Убиралась б ты отсюда, — выплюнула соседка и, больше ни слова не говоря, развернулась к своему дому.

   Я захлопнула дверь с силой. Злость клокотала внутри, не находя выхода. Приятное знакомство, ничего не скажешь.

   Боги, Арья, как ты здесь жила вообще?!

   Майя сидела прямо на полу у прилавка. Играла какой-то дощечкой и наш разговор не слушала. По крайней мере, вопросов задавать не стала.

   Я едва успокоилась, чтобы начать нормально разговаривать и сдерживать себя от ругательств. Нужно было что-то делать с домом, с ночевкой. Скоро солнце совсем сядет, а у нас ни дров для камина на чердаке, ни воды, ни чистой постели. Впрочем, чистая постель в этих условиях была бы роскошью.

   Топливо можно насобирать во дворе, а при наличии топора удастся расколоть все длинные доски и натопить чердачное помещение.

   Я отправилась на поиски кладовой. Нашлась она рядом с просторной кухней, в которой родители раньше проводили целые дни с утра до вечера. Мне казалось, что здесь до сих пор пахло свежей сдобой и слышался мамин смех.

   Чужие воспоминания все быстрее затапливали мои собственные. Эмоции Арьи брали верх. Я этого не замечала, слияние моей души с телом Арьи проходило будто мимо меня. Лишь иногда я замирала на миг, когда сознание словно затягивало туманом.

   Я боялась потерять себя, Оксану Волконскую из небольшого городка на Земле, но рано или поздно это должно будет случиться.

   Пока я искала топор, на улице совсем стемнело. Отказаться от идеи согреть комнату я не могла, так как постель была сырой и холодной. Майя запросто подхватит простуду, если проведет в ней ночь.

   Колоть доски, как оказалось, я умела – руки Арьи помнили. На приготовление охапки щепок ушло немного времени, гораздо больше мне понадобилось на то, чтобы найти хоть что-то, отдаленно напоминающее спички.

   В доме Нико и Ганы я уже видела, как свекровь затапливала печь – она использовала длинные палочки, покрытые чем-то темным и шершавым. Терла их друг об друга, и появлялась искра.

   Такие же палочки обнаружились в ящике тумбы на кухне. Более того, их была целая коробочка! Хоть одной проблемой меньше.

   Спустя некоторое время, когда в небольшом камине на чердаке заплясало пламя, мы с Майей вытряхивали постельное белье от пыли, взбивали подушки.

   Хотелось чаю перед сном. Но сегодня мы радовались хотя бы тому, что спать будем вдвоем и без страха быть побитыми ни за что.

   В очередную ночь мои глаза не хотели закрываться. Дочь мирно спала рядом, во сне причмокивая губами. Несколько раз вскрикивала и хваталась за мое плечо ручками. Вскоре она затихла и провалилась в глубокий сон.

   Я осторожно выпуталась из ее объятий и спустилась на первый этаж. Через дверь, ведущую на террасу, вышла на улицу.

   В воспоминаниях мне здесь нравилось. А сейчас, вдохнув свежего воздуха, наполненного озоном, я была очарована.

   Небольшой пруд затянули кувшинки. Со всех сторон он порос высокой зеленой травой. Ветер гонял сухую листву по террасе, сбрасывал ее в воду, и тогда раздавался плеск, а над поверхностью пруда в воздухе мерцали гладкие бока рыб.

   Мелькнула мысль, что стоит поискать удочку в кладовой. Топор я нашла быстро и особо не рассматривала, что еще там есть. Но если удастся поймать рыбу, то смерть от голода нам с Майей не грозит.

   Не знаю, сколько я так стояла, всматриваясь в бескрайний лес за прудом. Обдумывала все, что произошло и что еще может случиться. Завтра, послезавтра, через неделю.

   Нико придет. Обязательно придет, и тогда мы должны быть готовы.

   Вернувшись в дом, я поднялась в спальню. В комнате стало гораздо теплее, и я приняла решение раздеться. В шкафу нашлись несколько маминых платьев. Они были мне большеваты, но все же лучше того, которое разорвал Нико.

   Стянула платье, панталоны, взялась за край плотной майки, которая была пошита таким образом, что надежно стягивала грудь. У Арьи она была пышной, не в пример той, что осталась в моей прошлой жизни.

   С шелестом из-под майки выпал клочок бумаги. На мгновение я решила, что мне показалось, но присмотревшись внимательнее, обнаружила на полу сложенный вдвое лист.

ГЛАВА 5

Я даже не успела подумать, для чего Арье прятать записку под одеждой, потому что увидела первые строки:

   “Береги Майю и никогда не снимай с нее амулет. Уже слишком поздно каяться, тебя не оставят в живых. Это дитя принадлежит не мне и не Нико, девочка – наследница старейшего богатого рода.

   Мой родной сын умер при рождении – муж вынес его на мороз. Нико сказал, что укради мы Майю младенцем, никто и не поймет, что она не наша. А потом, много лет спустя, мы разбогатеем.

   Он и женился на мне только для того, чтобы я родила дитя, которого можно будет подменить. Жаль, я этого не знала, прежде чем пошла к алтарю.

   Кто бы ты ни была, надеюсь, ты поймешь, почему я отказалась от жизни. Я не смогла этого вынести, не выдержала и сдалась.

   Колдунья пообещала, что мое тело займет та душа, которая точно сможет выбраться из этой дрянной семейки. Воспитать ребенка и не сгинуть самой. Надеюсь, так оно и случится. Мои воспоминания будут с тобой частично, а вскоре и вовсе исчезнут. Воспользуйся ими с умом.

   На случай если это письмо нашел Нико:

   Желаю тебе сдохнуть вслед за мной и...”

   Следующие несколько слов я не смогла разглядеть, они были заляпаны жирной кляксой чернил. Но и того, что прочитала, хватило, чтобы едва не потерять рассудок.

   Арья поступила подло и страшно. Она убила себя, а заодно и меня. Да, она называет это переселением душ, но я не желала переселяться! Я была счастлива в своем мире, у меня была хорошая жизнь, я не хотела становиться грушей для битья тупого мужлана черт знает где!

   Когда первая вспышка ярости прошла, я в ужасе уставилась на спящую Майю. Наследница? Чужой ребенок, которого ищут, а найдя, убьют похитителя?!

   Премного благодарна тебе, дурацкая Арья! Как жаль, что ты умерла – прибила бы собственными руками!

   Я быстро переоделась в одно из платьев матери. С меня схлынуло всякое очарование домиком, террасой, прудом.

   Арья сказала, что ей помогла колдунья… Что, если найти ее? Вернет ли она меня домой?

   Все эти вопросы рисковали остаться без ответа. Незнакомый чужой мир, который я знаю только благодаря Арье. Где искать колдунью, если она не объявится в воспоминаниях?

   Остается только ждать, вдруг вспомню.

   А Арью я понимала. Ой как понимала! В первый же день после пробуждения я была избита, голодна, презираема. Арья жила так много лет, а я всего чуть больше суток и то не выдержала. Но это не отменяет того факта, что девица поступила подло – свалила свою ответственность на другого.

   В усталости от злости я крепко заснула и просыпалась несколько раз в слезах, чтобы шепотом проклинать колдунью, которая вытащила меня из родного дома.

   — Мам? — тихий голосок Майи смел с меня остатки сна ранним утром.

   Еще ночью, проснувшись в очередной раз, я пообещала себе, что девочка будет моей дочкой. Моей. Мы с ней обе заложницы ситуации, мы обе оказались жертвами.

   — Да, милая?

   — У нас совсем нет еды?

   — Совсем. Но мы что-нибудь придумаем, — со вздохом я села на кровати. Как бы ярость ни глушила мой здравый смысл, я понимала, что назад дороги нет, а выживать нужно прямо сейчас.

   Пока Майя умывалась в лохани в купальной комнате водой из пруда, я рыскала по шкафам в поисках вещей, которые можно было бы продать. Точно помнила, что у матери никогда не было милых безделушек, а что-то полезное мне пригодится и самой. Но часть можно будет продать на базаре, если удастся.

   В плетеную корзину полетели серебряные ножницы, подаренные матери моим отцом на один из дней рождения. Ими можно покромсать разве что крошечный кусок бумаги или отрезать нитку, больше ничего они бы не разрезали, но были очень красивыми.

   Рядом с ними лег кусок душистого мыла в праздничной упаковке и шарфы.

   Много, очень много вязанных мамой шарфов, которые она берегла “на подарки”. Дарить их было некому, у них с отцом, выходцев из приюта, не было родственников. Да и друзей я их не помнила. Клиентов в пекарне было полно, и все безумно любили нашу выпечку, но почему-то мама всегда сторонилась завязывать дружбу с кем-либо.

   Говорила, что друзья предают. Мол, верить людям нельзя, а как дружить без веры? Так и жили с папой вдвоем, наслаждаясь обществом друг друга до самой смерти.

   Знать бы еще, как они умерли. Не от старости ведь? Судя по моему отражению в зеркале, мне от силы лет двадцать пять. Наверное, так оно и есть – на Земле моему телу было столько же лет. Хотя кто знает, во сколько родители Арьи ее родили.

   Собрав все шарфы, я позвала Майю, и мы выдвинулись в ту часть поселка, в которой находился базар.

   Береговой делила река на две части: деревенская, старая часть, где люди все еще жили в простых домиках, держали скотину и садили огороды. И вторая, за мостом, где совсем недавно, может, полвека назад, построили большие дома, пансионаты, лавки, организовали базар. Там даже стояла мэрия, так и не открывшая свои двери, потому что староста предпочитал жить в деревенской части. Береговой всеми силами стремился стать городом, но люди, его населяющие, в душе все еще были сельскими жителями.

   Идти до “городской” части поселка было недалеко. Минут двадцать ходьбы до моста, а сразу за ним начинались торговые улицы, дальше раскинулась площадь на которой в праздники устраивали гуляния, а за ней длинный базар, где местные фермеры и рукодельники, не сумевшие открыть собственную лавку, сбывали товар.

   Спасибо Арье и колдунье за воспоминания! Хоть с чем-то мне удружили. Боюсь представить, как бы я жила, не зная ничего о новом месте. Думаю, я бы сбежала от Нико, а посреди пути разревелась и вернулась...

   Нет, не вернулась бы. Никогда не была пугливой, и здесь бояться не стану.

   Совсем скоро я поняла, что мой сильный характер в этом мире мне очень пригодится. Если на Земле таким, как я, советовали быть мягче и женственнее, то здесь я буду только рада, что не умею быть мягкой.

   Я знала многие правила, законы, привычки местного населения, но почти не помнила, как тут относятся к одинокой женщине с ребенком. Здесь одинокая мать могла удостоиться жалостливого взгляда, только если осталась вдовой.

   Но Нико жив, я вовсе не была вдовой. Жены из семей по своей воле не уходят, их выгоняют мужья. А если тебя прогнал муж, значит, ты гулящая. Других вариантов просто не может быть. Женщины страдают и терпят. Не все, к счастью. Только те, кому “повезло” так же, как Арье.

   Дикий мир, дикие нравы. Но, уже совсем забыв о неприятном разговоре с миссис Хом, я и не подозревала, как тяжело будет доказывать людям, что муж меня не прогонял.

   Майе нравилось рассматривать по пути все!

   С рождения не выходя из дома она видела только три крохотные комнатки, кухню и прихожую. Из окна вид открывался не самый удачный для любования: бескрайние поля, и лишь на горизонте виднелась тонкая линия леса. Майя видела, как убирали рожь, потом начинались дожди и холода, следом приходили морозы. А после на долгие-долгие дни природа укрывала все вокруг пушистым белым одеялом.

   Играла Майя с лоскутным одеялком, а общалась только с матерью.

   Ужасное детство оставило на ней отпечаток, и только благодаря тому, что с мамой у девочки были теплые отношения, не стала дикаркой.

   Мы неторопливо шагали через всю деревню. Я косилась по сторонам, вспоминая, кто где живет. Я знакома была со всеми соседями, но плотно никогда не общались. Разве что с Велизаром – сыном местного молочника. Любви у нас не вышло, но дружба была крепкой.

   Майя крутила головой во все стороны, часто принималась восторженно рассказывать мне, что видит: петуха, тощую собаку на цепи, зашедшуюся в лае при нашем приближении, лошадь и телегу. Она знала, как все это называется, мама показывала ей рисунки и рассказывала. Но девочка никогда не видела вживую ни пса, ни петуха.

   Детский смех в одном из дворов привлек ее внимание. Жалобно Майя взглянула на резвящихся девчонок, а после на меня:

   — А можно потом и мне с ними поиграть?

   — Потом – да. Но сейчас мы с тобой должны пойти на базар, чтобы продать шарфы и купить поесть.

   — Конечно, — с готовностью кивнула дочка. — Кушать очень уж хочется!

   За мостом нас ждало оживление. Деревенские жители в такой ранний час уже были в полях или на огородах, а те, кто жил в более развитой части поселка, по утрам спешили на работу в лавки, школы, лекарские, аптеки.

   Я с удивлением увидела на одном из домов вывеску частной сыскной конторы. Не помню, чтобы раньше она здесь была. Староста так и не сумел добиться обеспечения, чтобы нанять нескольких стражей. Беспорядков в Береговом как таковых не было, но людям все же было бы спокойнее жить, зная, что помощь совсем рядом. А тут целая сыскная контора! И кто же вдруг решил, что детективы в тихом поселке вдруг понадобятся? Да еще и частные – цены на их услуги были запредельными.

   Мимо промчалась лошадь, тянущая за собой телегу, полную набитых под завязку мешков. Возничего не было, и одинокая лошадь могла посшибать людей, внезапно появившихся у нее на пути.

   Я распереживалась, принялась оглядываться по сторонам. Народ всполошился, кто-то попытался прыгнуть в телегу и задержать животное, но у него не вышло. Храбрец опрокинулся на мощеный тротуар и со звоном смел уличную витрину у лавки с посудой. Огреб от торговки и под ее визги бросился наутек.

   Майя оцепенела, схватившись за мою юбку. Это-то меня и отвлекло.

   — Что такое? — я присела на корточки, заглянула ребенку в глаза.

   Девочка со страхом смотрела на скандал, разразившийся между пожилой парой у лавки через дорогу.

   — Кричат, — тихо ответила девочка. — Давай уйдем, мама? Шумно. Они сейчас будут драться!

   — Нас это не касается, — отрезала я.

   Та пара бы не подралась. Старик любовно кричал на старушку, я уловила несколько фраз: он возмущался, что женушка купила слишком мало сладостей для себя. Старуха кричала, что ей достаточно, а деньги нужны на мази для его больной ноги. Они и кричали то только потому, что оба плохо слышали, но точно не скандалили.

   До базара мы добрались без происшествий.

   Насколько я помнила, то торговать можно хоть весь день, если найдешь свободный стол. С выручки полагалось отдать небольшую часть старосте, и за этим строго следил хозяин базара, который получал свою долю уже от самого старосты.

   Стол нашелся рядом с торговкой яблоками. Я улыбнулась ей приветливо, принялась раскладывать свои товары, а девушка за мной пристально наблюдала.

   — Не видела тебя здесь раньше, — сказала она, упершись ладонями в свой стол. — Первый день торгуешь?

   — Первый, — кивнула я.

   — Вязаными шарфами в разгар весны, — протянула торговка. — Этак тебе тут не нажиться.

   Разгар весны?

   Я вскинула голову, еще раз более внимательно взглянула на деревья, траву. Покосилась на яблоки.

   — Не этого года? — спросила я, кивнув на фрукты. — Как сохранились?

   — Обижаешь! Ну точно не местная, погляди-ка. Неужто не слышала, что у мистера Ногра теплица зачарованная появилась? Весь поселок гудел, когда ее привезли!

   — И что, в ней яблоки растут круглый год?

   — Еще бы, кучу денег стоит! Зато у меня всегда есть работа, да и мистер Ногр не бедствует. Яблоки-то знаешь, как спросом пользуются в несезон?

   Торговке пришлось отвлечься от разговора, чтобы взвесить целую корзину сочных фруктов для подошедшего мужчины. Тот долго нахваливал яблоки, одно даже попробовал, не взвесив, а после удалился, расставшись с пятнадцатью медяками.

   На мой стол и не взглянул.

   Я подвинула шарфы ближе к себе, а впереди выложила ножницы и мыло. Попробую продать хотя бы их.

   Живот урчал от голода, да и не только у меня. Майя сидела на земле в шаге от меня, и урчание ее животика слышала наверняка вся улица.

   — Как зовут-то? — спросила торговка у Майи, вытирая тряпицей крупное яблоко. — Возьми-ка, угощайся.

   — Мне нечем заплатить, — поспешно сообщила я.

   — Да ничего! Одно яблоко мистера Ногра не разорит.

   Майя дождалась от меня одобрения и вгрызлась в сладкий плод. Ее отец не баловал нас фруктами, яблоки последний раз были лишь на зимнем празднике и то – одно на всех.

   Торговля у моей соседки шла ладно. Вскоре опустел второй ящик, потом и третий. Оставалось лишь несколько небольших тканых мешков, но и их вскоре забрали.

   Юна, так представилась девушка, с улыбкой попрощалась со мной, пожелала удачной торговли и ушла с кошелем, полным денег.

   Мои ноги словно вросли в землю. Солнце было уже высоко на небе, а я не сдвинулась ни на шаг. Упорно стискивала зубы, стараясь не обращать внимания на головокружение от голода, и ждала.

   Люди проходили мимо, скользя взглядом по всем торговым столам. Скупали молоко, сыры и творог, кухонную утварь, инструменты. Шарфы весной уже никому не были нужны.

   Одна девушка, скромно одетая, тощая, в старом платье, заинтересовалась мылом. Я назвала самую низкую цену, какую могла – медяшка.

   Девушка забрала мыло, мне в ладонь перекочевала медяшка, и в этот момент я разозлилась.

   — Шарфы весной со скидками! — закричала я на весь базар.

   Майя от неожиданности икнула, подпрыгнула на ноги и подхватила:

   — Зимой вы купите гораздо дороже!

   — Только сейчас у вас есть возможность приобрести теплый, уютный шарф за одну медяшку! Зимой они будут стоить пять!

   Несколько мужчин обернулись в нашу сторону. Один подошел, недолго подумав.

   — Шарф за медяшку? — крякнул он, погладив усы. — Ну а что? Женушке подарю, обрадуется. Да и мне вот этот коричневый давай… Теплые?

   — Теплые, дяденька! — обрадованно ответила ему Майя.

   Я с нетерпением ждала, пока мужчина вытащит из кошеля две монеты. У меня даже руки дрожали до тех пор, пока медяки не оказались в моем кармане.

   Пока раскладывала шарфы заново, поближе к народу, я и не заметила, как солнце заслонила туча.

   — Че орешь на весь базар? — рявкнула женщина, которая и была этой самой тучей.

   Крупная, в разы выше меня, с огромными руками-молотами. Злющие глаза сверкали, заставляя меня отступить от стола.

   — Тебя кто торговать учил? — не унималась она. — Аль не слышишь, что все в тишине работают? Ты так всех клиентов к себе переманишь, а нам что?

   — Но у меня только шарфы, — обвела я товар рукой. — Вряд ли вы продаете то же самое!

   Под десятками взглядов других торговок я стушевалась. Втянула голову в плечи, сгребла шарфы поближе к себе.

   — Предупреждаем один раз, — выплюнула та и больше слушать ничего не стала.

   Народ стал шушукаться, переглядываться, но вскоре все вернулось на круги своя. Мой стол никто не замечал, торговки с других рядов спокойно продавали свои товары, а я изо всех сил сжимала в кулаке три медяка.

   Хозяин базара, заметив, что торговля у меня была, напомнил, что когда буду уходить, то должна отдать ему часть заработанного, чтобы он передал деньги старосте. Я могла бы сбежать, наверное, но никто и никогда так не делал, потому что второй раз тебя сюда уже не пустят даже в качестве покупателя.

   — Не ожидал увидеть вас здесь, — донесся до меня знакомый бархатистый голос.

   Рикард, наш спаситель, стоял напротив и щурился от солнца.

   — Работаю, — буркнула я, но тут же спохватилась: — Простите, не хотела показаться грубой. Жарко просто очень. Весна всегда такая?

   — Не каждый год, — улыбнулся мужчина. — Скоро начнутся дожди, не волнуйтесь. А уже затем лето, еще более жаркое.

   — А вы, я смотрю, жару любите? — кивнула я на его костюм из плотной темной ткани синего цвета.

   — Не особо. До вечера планируете здесь быть?

   — Нет, уже ухожу.

   В подтверждение своих слов я подала корзинку Майе и принялась складывать в нее шарфы.

   — Не пользуется спросом зимняя одежда, — объяснила я.

   — А эти ножницы?

   — Пять медяков, — сказала я. — Наверное, слишком дорого.

   Передо мной на стол легли пять монет. Ножницы Рикард забрал себе прямо из моих рук и положил в карман. Он их даже не проверил!

   — Как ваша матушка?

   — Умерла, — через секундную паузу ответила, слегка ошарашенная выручкой в еще пять медяшек. От радости даже сердце стало стучать быстрее.

   — Соболезную.

   — Спасибо. И благодарю вас за то, что спасли меня тем вечером. Если бы не вы…

   — Если бы не ваша дочь, — заметил он. — Не желаете выпить холодного лимонаду под тем навесом?

   Я перехватила взгляд Майи. Дочка едва заметно отрицательно мотнула головой, прося меня отказаться.

ГЛАВА 6

— Извините, нам пора, — я одарила щедрого покупателя благодарной улыбкой.

   Не знаю, провожал ли Рикард нас взглядом. Уходила я не оборачиваясь.

   Мужчина был симпатичным. Я бы даже сказала – красивым. Но даже самые распрекрасные мужчины нам с Майей не нужны. Был уже один, пусть и не красавчик, едва ноги унесли.

   — Ты отказалась от лимонада, — начала я осторожно. — Почему? Мне казалось, Рикард тебе понравился.

   — Ага, — буркнула дочка. — Он мне, и ты ему. Не хочу, чтобы кто-то был с нами. Мы вдвоем будем. Правда ведь?

   — Правда, — поспешила заверить я ее, пропустив мимо ушей ее фразу: “И ты ему”. Детская фантазия безгранична!

   На восемь медяшек особо не разгуляешься. На мясо оставалось только облизываться, на сыры и молоко – тоже. Мы смогли позволить себе мешочек муки, соли и сахара, а еще чай и немного картофеля. Заплатили за это четыре монеты, а еще четыре приберегли на потом.

   Дом встречал нас все той же пылью и застоявшимся воздухом. Следовало начать уборку, но и я, и Майя, просто не смогли бы ею заняться не пообедав.

   На плите, без сковороды, пеклись простые лепешки. Рядом в кастрюльке варился картофель. Скудный обед, но он придал нам сил, и жить стало веселее.

   Я носила воду из пруда, терла кусок хозяйственного мыла в лохань, а дочь мочила в ней тряпку и вытирала пыль там, где достанет.

   Со стен я веником собрала пыль и паутину, со щелоком очистила камины, печь и всю мебель. Собрала занавески, постельное, полотенца, и бросила в купальной комнате, чтобы потом постирать.

   Полы вымыла дважды – смахнула пыль влажной тряпкой, после почистила доски от въевшихся пятен грубой щеткой с песком, и прошлась чистой водой. Перемыла всю посуду, окна, подоконники. Руки тряслись от усталости, но усталость оказалась приятной. Главное, что мы с дочерью в безопасности.

   В доме стало на порядок чище. Не хватало только проветрить комнаты, но сделать это я могла, лишь оторвав доски с наружной стороны окон.

   Майя разбирала шкафы – я наказала ей вытащить из них все, чтобы я потом рассортировала. А сама отыскала выдергу в кладовой, но тут же про нее чуть не забыла, обнаружив удочку. Рыбалку оставила на вечер и скорее побежала отрывать доски.

   Недюжинная сила приколачивала их! Я пыхтела, вытирала лоб рукавом, пот лился по моей спине, и тяжелая ткань маминого платья прилипла к коже, сковывая движения. Доска поддалась с одной стороны, и я принялась отрывать с другой.

   Промучившись с одним окном почти до заката, остальные оставила на завтра.

   Но и одного распахнутого настежь окна хватило, чтобы в дом ворвался свежий воздух. Я еще дверь отворила и на крыльце ждала, пока сквозняк унесет с собой всю затхлость.

   Не могла оставить дверь открытой и не следить за входом. Всё боялась, что Нико придет. А он обязательно придет, после того как прочитала письмо Арьи, я в этом более чем уверена. Он украл ребенка, чтобы разбогатеть, когда тот вырастет и получит наследство. Арья не писала мне об этом, но совсем дурой надо быть, чтобы не понять истинных мотивов Нико. Разве откажется он от своей идеи только потому, что я сбежала, захотев жить отдельно? Да как бы не так.

   Уложив Майю спать, взялась за стирку. В горячей мыльной воде перестирала сначала платья, которые принадлежали матери, потом те, что когда-то в детстве носила я.

   Уже глубокой ночью достирывала занавески и постельное белье. После развесила всё по дому – что-то у камина, что-то у печи. Остальное на спинки стульев, дивана, на крючки и гвозди, вбитые в стены.

   Ничего, завтра растяну во дворе бельевую веревку, благо столбы остались, и будет куда легче.

   Следующим утром я все раздумывала, на какой стадии находится весна. Можно ли посадить в огороде хоть что-то?

   — Нужно пойти в поселок, — сказала я Майе за завтраком. — Купим картофель на посадку, и если повезет, то какие-нибудь семена.

   — Как мы их есть-то будем? — не поняла дочка.

   — Семена, конечно, есть не будем, но к осени из них вырастут вкусные овощи.

   — К осени? Это еще долго!

   — Долго, — согласилась я. — Но что делать? Продать нам больше нечего, а на четыре медяка особо ничего не купить. Зато, если повезет, то осенью у нас будет запас картофеля на всю зиму.

   Сказала это и поняла, что на овощах можно ноги протянуть. Без хлеба, крупы и мяса одним картофелем сыт не будешь, а купить поросенка на убой – никаких денег не хватит. Животные стоят дорого, для нас уж точно.

   Кусок лепешки застрял в горле, аппетит пропал. Я взглядом осмотрела огород, виднеющийся из окна – работы предстоит немало.

   В доме не найти ничего, что можно было бы материализовать в деньги. О том, чтобы вернуть пекарню родителей и речи быть не могло… По крайней мере, пока.

   — Думаю, мне придется найти работу, — со вздохом признала я.

   Работать я любила и не гнушалась самой грязной, но с кем оставить шестилетнего ребенка? Раньше у меня детей не было, и таким вопросом я не задавалась.

   Майя глянула на меня скептически.

   — Я могу сидеть одна, пока ты работаешь, — сказала она неуверенно.

   А я представила, что вернусь домой в один из вечеров, а Майи нет, потому что ее забрал отец. Меня передернуло, и мысль с поиском работы пришлось отмести. Разве что можно найти подработку, куда я могла бы приходить с ребенком.

   — Ладно, — я хлопнула в ладоши преувеличенно бодро. — Сначала мы помоемся, потом подумаем обо всем остальном.

   Майя мыться любила, это я точно помнила. В купальной комнате мы с ней могли закрыться ото всех и подолгу разговаривать без едких замечаний Ганы. Это было наше маленькое укрытие, где никто не мог помешать.

   Пока я грела воду на огне в камине, дочь перемыла посуду. После я порыскала по шкафчикам, и в одном из них нашлось лавандовое масло.

   Над купальней густым облаком стоял белый пар, аромат лаванды разнесся по всему дому, окончательно прогнав застоявшийся запах старости.

   Сытые и начисто вымытые, в чистеньких свежих платьях, мы с улыбкой и надеждой собрались идти в поселок.

   И никак не ожидали встретить на пороге Гану. Свекровь не постучала в дверь. Стояла на крыльце и со злой ухмылкой ждала, пока я сама к ней выйду.

   Я не позволила себе ни закрыть перед старухой дверь, ни отвести взгляд, когда наши глаза встретились. Только Майю пихнула в дом и рукой ей указала на угол – чтобы стояла там, за дверью.

   — Пришли просить за сыночка? — грубо спросила я, не желая и вовсе говорить с Ганой.

   — Ты обварила его кипятком, — выплюнула свекровь. — Думаешь, тебе это так просто сойдет с рук?

   — Он заслужил. И не надейтесь, что я принесу извинения.

   — Да больно нужны ему твои извинения! — взревела старуха. Глаза ее налились кровью, ладони сжались в кулаки. Свекровь была низенькой, сухонькой женщиной, и бояться ее мог разве что беззащитный котенок. — Ребенка верни! Лучше мне ее отдай, не то Нико придет – хуже будет. Тебя же, дура, защищаю! Шла сюда, торопилась, а ноги-то у меня больные.

   — Сюда дошли, значит, не такие уж и больные. Можете топать назад, к своему драгоценному сыночку. Я знаю, что хочет Нико от Майи, — зло прошипела я. — Знаю. И можете передать ему, что ребенка он не получит.

   С удовольствием оттолкнула бы старуху с дороги и увела Майю в поселок, но не могла – ключ от дома я так и нашла, а оставлять дверь открытой на глазах у Ганы не буду.

   Гана взбесилась. Спрыгнула с крыльца, пыталась что-то сказать, но только тыкала в мою сторону пальцем и беззвучно открывала рот.

   Наконец, она сумела выдавить из себя:

   — Ты еще пожалеешь, дрянная девка! Мы тебя приютили…

   — Накормили, обогрели, — перебила я ее. — Да-да, Нико мне сказал. Только вы меня не приютили – муж обязан привести жену в свой дом. Что, законы вам неизвестны? Так почитайте! Ах, вы читать-то не умеете. Ну, ничего, спросите в министерстве, вам расскажут. И Нико заодно пусть поинтересуется, сколько лет он будет работать на рудниках за то, что сделал. Что-то мне подсказывает, что управа на вашего сына найдется. Пусть не в министерстве – им плевать, но тот, кто ищет… — я осеклась, вспомнив, что Майя стоит за дверью. Гана и так поймет: — Тот, кого Нико так боится, с удовольствием лишит вашего сына свободы или головы.

   — И тебя заодно, — Гана сверкнула глазами и резко развернулась.

   Я провожала старуху взглядом, пока та не скрылась в лесу. Пешком ведь шла такую даль, а все ради чего? В надежде, что я пожила одна, передумала и захочу вернуться?

   Вряд ли. Для чего-то она приходила… И, что вероятнее всего, проверить, живем ли мы в родительском доме.

   Я взглянула на перепуганную дочь, и сердце сжалось. Майя вжималась в стену, ладошками вытирая мокрые от слез щеки.

   — Тебе не нужно ее бояться, — я присела перед дочерью на корточки. — Старуха тебя больше никогда не обидит. Веришь мне?

   — Она же сказала, что папа придет? А вдруг он заберет меня?

   — Тебя никто никогда у меня не заберет, — ответила я без раздумий. В ту же секунду поняла – никто и никогда. Даже родной отец. Он нас просто не найдет, я не позволю.

   Моя самоуверенность воспитывалась на Земле. Просто там я никогда не была знакома с кем-то, кто хоть чем-то был бы похож на родного отца Майи. Арья писала, что он из старого и богатого рода…

   В тот момент я даже не подозревала, что это значит на самом деле.

   — Покажи-ка мне, — я осторожно дотронулась до веревочки на шее ребенка. Впервые за все время решила рассмотреть амулет внимательнее. В купальне видела, но он ничем не примечательный, и я не обратила особого внимания.

   Майя вытащила амулет из-под платья и стиснула его в ладони, глянула на меня с широко распахнутыми глазами.

   — Мам, только не забирай его. Папа говорил, что я умру, если снять…

   — Что? — ошарашенно переспросила я. — Умрешь?

   — Да! Мама, не забирай! — испуг дочки снова перешел в плач.

   Я быстро прижала ее к себе, погладила по волосам. Успокаивая скорее себя, чем ее.

   — Ты не умрешь, но снимать его и правда нельзя. Хорошо? Никогда этого не делай.

   — Я никогда не сниму.

   — Вот и умница, — я отодвинула дочку от себя и снова глянула на амулет.

   Обычный плоский ромбик из куска темного дерева был испещрен мелкими завитушками. Если это буквы, то какого-то другого государства. Разобрать я их не могла, но что-то мне подсказывало, что это были колдовские руны – видела однажды что-то похожее в какой-то книге Ганы.

   Поселок за мостом шумел, как и вчера. Мы прогуливались по улочкам, любовались красивыми платьями в витринах швейных мастерских и мечтали, что когда-то сможем купить себе любое из них, и даже не одно! Майя облизывалась на карамель на палочке, которых было просто видимо-невидимо в лавках со сладостями. Торговцы специально ставили их так, чтобы дети видели их, канючили и просили купить.

   Майя и словом не обмолвилась, но я все равно зашла узнать стоимость карамели. Вышла из лавки ни с чем, так как отдать медяшку за леденец просто не могла.

   Зато из земной жизни вспомнила домашние конфеты: сахар, который мы насыпали в ложку, а в него добавляли каплю воды и долго держали на печи. Жженая карамель была любимым лакомством в моем детстве!

   Я воспрянула духом, представив, как обрадуется Майя, когда мы вернемся домой и будем готовить конфеты.

   Лавка с семенами и рассадой нашлась на окраине поселка. Я обрадовалась, увидев рассаду капусты – это значит, что сейчас самый сезон для посадок!

   — Майя, смотри, — указала я дочке на картонные коробочки с капустой, — мы можем сейчас посадить и картофель. А еще много чего другого!

   — У нас денег нет, — сказала она, без всякого интереса глядя на рассаду. Еще бы, шестилетнему ребенку не понять, что значит полный огород овощей. — А мы до осени как будем жить?

   — Мы что-нибудь придумаем. Но мы не должны жить сегодняшним днем, понимаешь? Нам нужно подумать и о будущем – что есть весь год. У нас имеется хороший сухой погреб, и когда мы соберем урожай, то еды хватит до следующей осени. Что-то, конечно, нужно будет съесть сразу, что-то только зимой, но картофель мы дотянем до осени. Понимаешь?

   — Значит, нам нужно купить картошку, — кивнула Майя и на радость мне улыбнулась.

   — Картофель? — спросила торговка, выходя на крыльцо. — Этого добра навалом! Вам сколько надо?

   — Мешок, — с готовностью ответила я и за спиной скрестила пальцы.

   Не помогло, цена оказалась слишком высокой.

   — Десять медяков за мешок, но это самая мелкая картошка. Для посадки пойдет, а на еду – сами смотрите.

   — Нам на четыре медяка. Больше нет.

   — Мама, но это наши последние деньги! — зашептала Майя. — Кушать-то что будем?

   Я на миг зажмурилась. Виновато улыбнулась торговке и отошла от лавки вместе с дочкой. Удрученно окинула взглядом шумную улицу, веселых сельчан, которых не беспокоил голод.

   Четыре медяка в кармане душу совсем не грели. Если не найти работу, мы просто пропадем.

ГЛАВА 7

Навыков выживания у меня не было. На Земле я жила счастливо и сыто, никогда не думала, как сэкономить и на что потратить последние рубли.

   Здесь же я не впала в отчаяние только благодаря Арье, ее воспоминаниям и умениям. Колоть дрова, топить печь, готовить еду почти из ничего – лепешки из воды, муки и соли, лично я уж точно делать не умела.

   Легкий ветерок принес с собой умопомрачительный аромат свежеиспеченных булочек с корицей. Я проглотила слюну, еще крепче стискивая в кулаке последние монеты.

   Что делать-то? Хоть бы кто-то подсказал, хоть бы боги указали путь!

   — Идем-ка домой, Майя. Ты ведь вытащила все из шкафов? Нужно посмотреть, есть ли там что-то, что можно продать…

   Я сказала это и осеклась. По спине пробежал холодок.

   Нас на базар не пустят!

   — На базар пойдем — выдохнула я, утягивая дочку по дороге влево. — Представляешь, мы совсем забыли оплатить место! Ох, как стыдно-то, неудобно получилось. Нужно извиниться перед хозяином и заплатить.

   — Что? — пискнула дочка. — Отдать те крохи, что у нас есть?

   — Мы обязаны это сделать, иначе нас никогда уже не пустят за ворота.

   — Хапуги!

   “Твоя правда”, — подумала я грустно.

   Хозяин базара был удивлен. Он даже переспросил, точно ли мы хотим оплатить?

   — Я забыла, понимаете? — виновато мямлила я. — Не подумайте, у меня и в мыслях не было скрываться!

   Мужчина погладил бороду и кивнул.

   — Что же, и правда не лжешь. Иначе зачем пришла-то, да? Хотела бы удрать – тебя никто бы и не нашел.

   — Сколько я вам должна?

   — Два медяка стоит место.

   Два медяка?!

   Майя покачала головой, да и у меня ком встал в горле. Дрожащей рукой протянула хозяину две монеты.

   Это все. Конец.

   — Вам дом не нужен? — выпалила я.

   Мужчина вскинул голову, одарил меня непонимающим взглядом.

   — Дом небольшой, но не очень старый. В старой части находится. Отдам недорого. Может, кто-то из ваших знакомых подыскивает жилье?

   — А что продаешь-то, раз жилье не старое? Избавляешься, поди?

   — Уехать хочу.

   — Мам? — Майя потянула меня за руку.

   Я сделала вид, что не услышала. Потом все объясню ей.

   — Никому тут дома не нужны, — пожал плечами хозяин. — Кто покупает жилье, тот старается брать в новой части поселка. А в старом Береговом никто уж не оседает. Только местные, что живут там много лет, уезжать не спешат.

   Мы попрощались с ним и выдвинулись домой. Майя ничего не спрашивала, а я не спешила заговаривать первой. В моей голове будто гудел рой пчел, и гул с каждой минутой только нарастал.

   Паника и страх умереть от голода толкали меня на необдуманные поступки. Я несу ответственность за маленького ребенка, но как мне справиться с ней, если сама о себе позаботиться не могу?

   Быстро вытерла пробежавшую по щеке слезу, пока дочь не заметила. С этой слезой из меня словно исчезли переживания, сердце успокоилось, и я глубоко вдохнула прогретый солнцем воздух.

   — Значит так! — бодро сказала я, крепко стиснув в своей руке маленькую ладошку. — Сейчас мы пойдем домой, посмотрим, что нам оставили бабушка и дедушка. Моя мама не любила побрякушки, но ценные вещи у нее имелись.

   — Шарфы-то? — скептически поинтересовалась Майя.

   — Не только! Серебряные ложки с гравировкой королевского двора, например. Они очень редкие, такие в лавках не продают.

   — А откуда они у твоей мамы?

   — Клиентка ей принесла. Та работала когда-то у самого короля, представляешь? Когда ее прогнали, она стащила ложки, и после переезда в Береговой продала их моей маме.

   — Почему “клиентка”? Твоя мама…

   — И твоя бабушка.

   — Моя бабушка оказывала услуги? Ты же говорила, что клиентами являются те, кто получает какую-нибудь услугу.

   — Она и ее муж, твой дедушка, пекли самые вкусные булочки в Береговом! Видела у нас внизу какие стеллажи стоят? Когда-то все полки в них были заставлены вкуснейшим хлебом, батонами, булочками, рогаликами. Чего только не было! Каждое утро из окон нашего дома на всю улицу тянулся вкусный аромат и привлекал клиентов.

   — Было бы здорово снова печь булочки и привлекать клиентов! — очарованная моим рассказом воскликнула дочка.

   — Может быть, когда-нибудь мы сумеем это сделать, — с улыбкой согласилась я, а про себя добавила: “Раз уехать не можем”.

   Я бы с удовольствием сгребла ребенка в охапку и рванула куда-нибудь подальше. Может быть, даже в Ейолус! Так далеко Нико бы нас точно искать не стал. Но без денег мы сумеем добраться разве что до Глоака, и то, жить в нем нам не на что и негде. Кто захочет приютить женщину с ребенком? Никому чужие люди в доме не нужны.

   От размышлений меня оторвали звуки драки. У входа в один из домов между лавкой пряностей и кузницей, грозная пышнотелая женщина избивала щупленького мужика мокрым полотенцем.

   Зрелище оказалось настолько необычным, что мы с Майей замерли. Непривычно было видеть в роли жертвы мужчину.

   — Скотиняка какая, а! Вы поглядите на него, люди добрые! — ревела на всю улицу женщина, продолжая хлестать его полотенцем.

   Мужик уворачивался, как мог, лепетал что-то неразборчивое, пытался падать на колени, но тогда тряпка приходилась прямо по его лицу.

   — Из собственного дома вынес! — орала женщина. — У родной семьи отобрал!

   — Да не отбирал я, не отбирал! Ну, взял немного, что с того? Сам ведь заработал!

   — Сейчас ты у меня заработаешь!

   Мужик заскулил. Тощими коленками грохнулся на вымощенный тротуар, сложил руки в умоляющем жесте.

   — Прости ты меня!

   — Пшел вон с глаз моих, и чтоб я тебя больше не видела! — от крика женщины вздрогнула улица. Несколько зевак поспешили спрятаться в ближайших лавках, другие усмехались, качая головами.

   — Но это мой дом! Куда мне идти-то?

   — А мне плевать! Ты из него последнее вынес! Вот куда унес, туда и иди!

   Женщина скрылась в доме, грохнула дверью. Мужик кинулся к ней, припал ладонями и принялся просить прощения у супруги.

   — Почему люди дерутся? — тихонько спросила Майя.

   — Хотела бы я знать, — мотнула я головой, провожая взглядом жертву взбешенной фурии.

   Мужик растерянно озирался по сторонам. Нашел у кузницы свою шапку, всю в пыли, и побрел к ней. Надел, прикрывая всклокоченные рыжие волосы. Снова осмотрелся. Любопытствующие расходились, да и мы с Майей двинулись к мосту.

   — Мам, — дочка остановилась обернувшись. — Его ведь прогнали. Мы с тобой сами ушли, по своей воле, а его прогнали. Где он будет жить этой ночью? Давай возьмем его к себе?

   — Милая, мы не можем взять домой человека как бездомного щенка. К тому же мы его совсем не знаем. Может, он плохой?

   — Тогда бы он избил свою жену, а не она его.

   Пока я подбирала слова, чтобы ответить дочери, в голове вспыхнула мысль. А что, если и правда пригласить мужичка пожить у нас? За помощь, разумеется. Привести в порядок огород я не сумею одна, а вдвоем всё сподручнее.

   Я оглянулась, нашла мужика взглядом и внимательно рассмотрела его лицо. Худое и осунувшееся, оно не вызывало неприязни, а взгляд, как у побитой собаки, так и вовсе заставлял пожалеть несчастного. На вид мужчине было лет пятьдесят, может быть, чуть больше.

   — Он защитит нас от папы, — добавила Майя еще тише.

   И я решилась. Со смешком, правда, потому что мужичок ростом достигал едва ли мне до плеч. Он был чуть выше Майи и имел такую же комплекцию: руки-палки, на худых ногах парусами болтались штаны, стянутые веревкой на поясе. Такой, как он, защитить не сможет, но может отпугнуть…

   При свидетелях Нико не станет нападать.

   Я, возможно, пожалею о своем решении чуть позже, но сейчас подняла глаза к небу и одними губами шепнула: “Спасибо”.

   Сама ведь просила небеса помочь мне – помогли чем смогли.

   — Сварливая она, да? — спросила я, одарив мужичка улыбкой.

   Тот хлопнул глазами, глянул на меня и в сердцах смял шапку, стащив ее с головы

   — Сварливая? Да она свихнулась! Где ж это видано, чтоб за добрые дела из дома-то выгоняли? Из родного дома!

   — Что натворил?

   — Натворил?! Да я хлеба детям отнес! Мисс Марбери одна совсем, помочь некому, детей орава! Голодают дети, а у нас хлеб на полках сохнет! Женушка его все равно выбрасывает, ну я собрал краюхи, да отнес голодающим. Жалко что ли? Там было-то всего ничего: засохший батон, да корочки от булок – моя супруженька корочки не ест.

   Мы с Майей переглянулись. Обе одобрительно хмыкнули, понимая, что приютим не вора, а благотворителя.

   — Ночевать есть где?

   — Да какой “ночевать”? — вздохнул мужичок. — Меня и на порог не пустят. Ух, злобная ведьма! — последнее он прокричал, повернувшись в сторону своего дома.

   — А пойдемте к нам? — весело спросила Майя, растягивая губы в улыбке.

   — Кхм, — нарочито громко кашлянула я в кулак. — Моя дочь хотела сказать, что нам не помешает помощь, как и вам. Мы вдвоем живем, в старой части поселка.

   — Помощь? — не понял мужик.

   — С огородом, да по дому. Ну а вам было бы где жить. Разве что с комнатами беда – одна всего. Внизу большой торговый зал, есть лишняя перина, которую можно было бы постелить у камина…

   — Я согласен! — незнакомец радостно закивал. — А вы что ж, совсем не боитесь?

   — Нет, — хором ответили мы с Майей, одновременно хихикнув. Кого тут бояться? Кожа да кости. На таком комара на спине убьешь, так и мужичка заодно прихлопнешь.

   — Да я не про себя, — смущенно сказал он. — Но вы одна с дочерью, а тут мужчина в самом расцвете лет вдруг в доме появился. Осудят ведь, как есть осудят. Бабы-то наши с языками без костей, дай только сплетни пособирать.

   — Сплетни меня не волнуют. Хотят собирать? На здоровье. Мы сейчас в тяжелой жизненной ситуации, и все, что я хочу – перекопать огород, посадить на нем овощи и не умереть с голоду.

   — А ты смелая… Меня Яном кличут. А вас как?

   — Я Арья, а это моя дочь Майя. Ей шесть.

   — Ну что ж, — Ян почесал затылок. — Я ведь отказываться-то не буду, не у порога ж мне ночевать, в самом-то деле? Идти больше некуда. Я мог бы к Калояну попроситься, да у того бабка при смерти, не до гостей ему.

   Сговорившись, мы отправились в наш с Майей дом. Ян по пути все о себе, да о жене рассказывал, о мисс Марбери упомянул. Говорит, что приехала она еще прошлой зимой, да работу так и не нашла. Приезжих не берут никуда, мол, своим мест не хватает. Разве что в поле подрабатывала, но то лишь весной да осенью, когда посев и сбор урожая.

   Так мы и дошли до дома, а когда я отворила дверь и впустила Яна внутрь, мужичок присвистнул.

   — Так ты что ль дочка самих Грэков? А я смотрю – дом знакомый! А тут вона чего, стеллажи, которые я сам своими руками делал! Свою работу я с закрытыми глазами узнаю, по запаху!

   — Я Арья Грэк, верно, — подтвердила я. — Хорошо знали моих родителей?

   — Да кто их не знал? Батя твой с моим дядькой свинью как-то раз резали вместе.

   — Ну, располагайтесь. Предложить обед не могу, уж извините. У нас продуктов немного, на ужин приготовить, да и все.

   — Тоже голодаете?

   — Мы переехали сюда два дня назад без монеты в кармане. Так что да, с провиантом все плохо.

   Сама не знаю, почему я вдруг стала все это рассказывать незнакомому человеку. Но я говорила, и мне становилось легче. Майя плыла со мной в одной лодке, да и маленькая она, с ней не обсудишь проблемы и их решение. Встретила Яна, и меня словно прорвало. Да и добродушным он мне показался, равно как мой отец.

   — Да ты не волнуйся, — отмахнулся мужик. — Будет у вас и еда, и огород перекопаем! Я за добро плачу добром, вы меня приютили, совсем не зная. Что, думаете, нахлебником стану? Да ни в жизнь!

   О Нико я ему не стала говорить. Незачем пугать человека заранее, ну а Нико слаб и труслив – он может поднять руку только на женщину. Даже такой хиленький мужичок, как Ян (в чем только душа держится?), сможет дать отпор. Пусть не кулаками, но и пострадать не пострадает.

   Я надеялась на это.

   Ян вместе с Майей приволокли перину из чулана в торговый раз. Расстелили ее подальше от камина, туда же бросили подушку, шерстяное покрывало. Рядом поставили столик и стулья.

   Наш новый постоялец спросил, может ли он иметь наглость и отгородиться, и я разрешила. Потом с удивлением наблюдала, как ловко Ян вбил в потолок гвозди, натянул между ними бельевую веревку, а на нее повесил старую простыню.

   — Вот и комнату сделали, — радостно потирал он руки.

   Я за время его работы не успела даже вторую коробку разобрать! Не зря, ой не зря мы Яна пригласили!

   — Это еще что, — сказал он. — Вот я сейчас в погреб-то схожу да принесу еды. На ужин мяса пожарим с овощами, или потушим, тут уж как хотите.

   — Не стоит! — поспешно отказалась я. — Ваша супруга вас за краюху хлеба из дома прогнала, а за мясо так и вовсе убьет.

   — Я домой-то и не пойду, у меня тут неподалеку родители живут. Я у них в погребе продукты храню, он у них большой и холодный, не то что у нас.

   — Обирать родных тоже не стоит… — уже с меньшей уверенностью сказала я. Но подумав мгновение, согласилась. — Только немного.

   — Я вам теперь должен, так что не спорьте. Не буду же я тут за чужой счет жить?

   Ян умчался. Резвый мужичок, хоть и совсем уже не молодой.

   — Ой, мама, — хихикала Майя, — дядя Ян мне нравится! Правда, от папы он нас точно не защитит.

   — Думаешь?

   — Да он же как мальчишка! Ты погляди на него. Мы с ним одного роста.

   Дочка покатилась со смеху. Я только улыбнулась – нам защита и не нужна, не хотелось бы подставлять хорошего человека. Нам нужен свидетель. Тот, кто отпугнет Нико, тот, при ком Нико даже в дом не войдет.

   Законы не запрещают бить и унижать своих жен – дело семейное. Но общеправовые законы запрещают входить в чужой дом без приглашения.

   Дом моих родителей принадлежит мне, так как они умерли уже после того, как я вышла замуж. Значит, уже не приданное, и прав на него Нико не имеет, и войти сюда не сможет. Если муж нарушит закон, я запросто пожалуюсь в министерство, мне бояться нечего – Нико никогда не выдаст ни себя, ни меня. Он слишком сильно боится того человека, от которого родилась Майя.

   Да и человек ли отец Майи?..

   На этой мысли мое сердце екнуло, словно в подтверждение.

   Дочка помогала мне тем, что переносила коробки, ящички, шкатулки и мешочки в один угол. Я отсортировывала нужное в одну большую коробку, а все ненужное в мусорный мешок.

   Мама, видимо, со временем все же стала любительницей безделушек. Не помнила я ее такой, раньше она никогда не стала бы хранить целую шкатулку атласных лент для волос.

   — Какие красивые, — глаза дочки загорелись при виде них. — Мамочка, можно мы их оставим? Пожалуйста!

   — Конечно, — я протянула шкатулку Майе и принялась за мешочек.

   В нем нашлись ровные отрезы тканей, нитки и иголки, серебристые бусины, бантики и кружева. Мама помимо вязания и шитьем стала заниматься, судя по всему, но пошить ничего не успела.

   Дочь подвинула к себе деревянный ящичек, с любопытством сунула в него нос и выудила на свет красивую небольшую шкатулку.

   — Не открывается, — нахмурилась Майя, подцепив пальцем крышку.

   — Ну-ка, дай посмотрю.

   Шкатулка в синем бархате была тяжелой.

   В моей голове вспыхнула мысль картинкой: торговый зал залит предзакатными солнечными лучами, в воздухе мерцают пылинки. С кухни тянутся смешанные ароматы: корицы, земляничного варенья, жженого сахара и свежей сдобы. Мама улыбается женщине, запирает за ней дверь и возвращается за стойку. Мисс Флэвери была последней клиенткой, мамин рабочий день заканчивался в семь часов.

   Мама пересчитывает выручку. Сегодня удалось наторговать целый золотой! Говорят, у какого-то богатого мужчины, живущего в новой части поселка, день рождения, а его кухарки не успели приготовить выпечку. Он их, конечно, лишит части платы, но маме их промах был только на руку – на золотой можно закупить продуктов, а еще купить пятилетней дочери красивое платье.

   Я крепко зажмурилась, прогоняя видения. Подскочила на ноги и вихрем бросилась на чердак вместе со шкатулкой. Нашарила маленький ключик под периной, где родители его всегда хранили, и дрожащими руками вскрыла замочек.

   Мой визг наверняка был слышен на соседней улице. Раздался топот маленьких ног, Майя влетела по лестнице быстрее ветра.

   — Мамочка?!

   — Мы спасены, — я не могла сдержать слез. Размазывала их по щекам, смахивала с ресниц.

   До монет в шкатулке дотронулась осторожно – вдруг исчезнут?

   — Твои бабушка и дедушка не любили тратиться на чепуху, — счастливо принялась объяснять дочери. — Они копили деньги, сколько я себя помню. Сначала на поездку к океану – папа мечтал увидеть большую воду. Потом на старость, чтобы было что оставить в наследство.

   — Много накопили? — взволнованно спросила Майя.

   Я крепко вцепилась в шкатулку и наклонила ее, показывая дочери.

   Полная!

   — А что это значит, мам? Это много? Нам хватит на новый дом? А уехать куда-нибудь далеко?

   — К сожалению, нет, — я поджала губы, пальцем разгребая монетки. — Здесь не хватит на дом. На переезд – да, но где мы будем жить на новом месте?

   — А на картошку? А на капусту? — Майя встревоженно кусала кончики пальцев. — На конфеты?..

   — Много медяков, — бормотала я, — несколько серебрушек и три золотых. — Этого хватит, чтобы скромно и бедно, но существовать целый год.

   — А через год у нас уже будет много овощей! — радостно вскричала дочка.

   Я улыбнулась. Задумчиво сдвинула брови к переносице, стараясь совладать с волнением. Мама хотела бы, чтобы я продолжила ее дело. Я это точно знаю, она говорила мне об этом.

   — А через год у нас будет пекарня, — заговорщицким тоном сказала я. — Нам хватит денег, чтобы жить сейчас, посадить овощи и заняться восстановлением маминого дела.

   Майя радостно кричала и кружилась по комнате, когда вернулся Ян. Я жестом попросила дочку молчать и шепотом сказала:

   — Наш гость не должен знать о наследстве. Мы не знаем, что он за человек, и лишиться денег не хотелось бы.

   — Но он же все равно увидит, что мы покупаем что-то?

   — Не будем тратить много, давай воспользуемся монетками с умом? Сегодня у нас есть еда, а завтра мы с Яном займемся огородом. После чего земля должна напитаться солнечным светом, и вот тогда мы с тобой уже отправимся на базар или в лавку за семенами.

   — Ох, как же все это долго!

   — Нетерпеливая ты, егоза, — рассмеялась я, звонко чмокнув дочку в щеку.

   — Хозяева! — голос Яна был довольным.

   Когда мы спустились, Ян уже был на кухне. Раскладывал снедь на столе.

   — Говядинки кусок на рагу, — принялся он перечислять. — Маслице сливочное, молоко – родители мои коров держат. Яйца вот, от Маньки да Ёньки – две курочки только осталось, остальные померли по зиме. Чесночок, картошка вот, перцы. Ну хлеба не взял, уж не обессудьте.

   — Спасибо вам и за это, Ян.

   — Да полно благодарностей! Я помог чем смог. Такова моя натура – добро нести людям.

   — Почему тогда вас жена прогнала? — подозрительно прищурилась Майя. — Добрых людей разве много? А если вы один такой, так вас беречь надо!

   Ян расхохотался, обнажив коричневые зубы.

   — Эх, малявка! Тебя-то я и возьму с собой, когда пойду к супруженьке мириться. Ты ей все это скажи, меня она не слушает.

   — Собираетесь мириться? — осторожно полюбопытствовала я.

   — Ой, она часто меня прогоняет, но я-то всегда у Калояна жил, а сейчас не могу. Бабка у него при смерти, я говорил. Скоро мы с женой помиримся, вот увидите. Не может же она в самом-то деле прогнать меня навсегда?

   С последней фразой в глазах Яна мелькнула грусть, смешанная с надеждой. Он будто ждал от меня ответ, хотел услышать подтверждение своих слов.

   — Не может, — ответила Майя первой. — Таких добряков, как вы, из домов навсегда не выгоняют.

ГЛАВА 8

Под шуточки Яна мы приготовили обед. Мясное подобие рагу и яичницу, и запили все это кипяченым молоком. Мы с Майей любили горячее молоко без пенки, а Ян пробовал такое впервые, но ему очень понравилось.

   Сытые и довольные занялись домашними делами. Ян с таким рвением отрывал доски от оконных рам с улицы, что мы заразились его трудолюбием. Быстро разобрали оставшийся мамин хлам, лишнего из него получилось едва ли не все. То, что могло бы пригодиться в быту, оставили, остальное выставили за дверь.

   — Свалка у нас вон там, — Ян махнул рукой в сторону небольшого оврага. — Там мусор сжигают раз в полугодие.

   — Да, я помню, — улыбнулась я.

   С треском отлетела последняя доска.

   — Ура! — воскликнул Ян, и Майя подхватила.

   Поужинали остатками обеда, заварили чай и собрались у камина в “комнате” Яна. Пообщаться перед сном, узнать друг друга получше. Мужичок нравился и мне, и Майе. От него веяло теплом и уютом, но в то же время чувствовалась безмерная энергия в этом маленьком человеке.

   — Хозяюшка, ты уж не говори соседкам, что вы меня приютили, а? Загрызут ведь тебя, как есть загрызут!

   — Что же я им скажу? — удивилась я.

   — Что я слуга твой. Мол, платишь ты мне за работу. А у тебя и доказательства есть – огород вон будем чистить, соседки-то и увидят.

   — Ты не работаешь нигде?

   — Дык лесничий я, за лесом местным приглядываю, тропку чищу для путников каждый раз, как зарастет, — ответил Ян. — Да по заказу мебель делаю. Родным твоим вон стеллажи собрал, а бабе, что через дорогу живет, шкаф кухонный.

   — Миссис Хом?

   — Ей самой, да.

   — Встречались мы уже на днях, — усмехнулась я. — Уж она самая первая по селу растреплет, что ты у меня живешь. Обвинила меня, что гулящим Иозифом Клентом заинтересовалась, обозвала нехорошим словом, да ушла. А я всего-то хотела в разговор веселья добавить.

   — Ты что ж, на Иозифа глаз положила? — охнул Ян. — Зря ты это, ой зря! Он же ни одной юбки не пропускает да пьет без меры.

   — И ты туда же? — фыркнула я. — Да не нужен он мне, я так просто спросила о нем.

   Мы помолчали, глядя на языки пламени. Затопили камин для уюта, а окна раскрыли нараспашку, чтобы не было слишком душно.

   Майя клевала носом, прислонившись ко мне. Ян тоже зевал, да и меня начало клонить в сон.

   Утро следующего дня началось сразу с работы и очень рано – едва серый рассвет опустился на крыши домов. Знала бы, что Ян любитель вставать ни свет ни заря, дважды бы подумала, приглашать ли его пожить с нами.

   — Ты чай-то допивай скорее, — с набитым ртом тараторил Ян. — Сейчас самое время на улице работать, пока воздух свеж и прохладен, а солнце еще низко.

   Я кое-как открыла слипающиеся глаза. Шумно опрокинула в рот остатки чая, а завтрак пропустила. Есть не хотелось, только спать.

   Майя еще дрыхла в постели, когда мы с Яном, наряженные в одежды моего отца, выползли в огород с граблями и плугом.

   Даже селяне еще спали, а уж они-то привыкли вставать рано!

   — Начнем мы с тобой сначала так, — Ян вскинул вверх руку с зажатыми в ней граблями. — А уж после плугом пройдемся.

   — У нас сил хватит? — я уныло осмотрела фронт работы. Огород не сказать, что большой, но за день с ним не управиться.

   — Хватит. За работу!

   Все шло хорошо, даже прекрасно. Настроение было отличным, стоило мне только вспомнить о шкатулке, полной денег. Особенно сладко пело сердце, когда я вспоминала золотые монеты с изображением короля. На одну такую монету можно купить неплохую лошадь или несколько коз. А можно было бы завести куриц! Один цыпленок стоит три медяка, на золотой можно собрать целую птицеферму!

   — Ты чего замечталась? — донесся до меня голос Яна.

   Одежда моего отца висела на мужичке. Штанины пришлось закатать, рукава рубашки тоже, а полы ее достигали Яну до колен. Со стороны посмотришь – не поймешь, что не мальчишка трудится, а взрослый и уже почти седой мужик.

   Я не стала делиться с Яном мыслями о хозяйстве. Начнет спрашивать, на какие деньги я собралась покупать птицу, так придется рассказать.

   Солнце было уже высоко, когда проснулась Майя, а мы прервались ненадолго. Четверть огорода была очищена, оставалось только перекопать землю плугом. Я боялась, что плуг не возьмет застоявшийся земляной покров, но Ян попробовал протянуть его, и плуг пошел как по маслу.

   Все было хорошо и было бы еще лучше, если бы соседи жили далеко от моего дома! Миссис Ванда Хом, вездесущая зловредная бабища, верещала на всю улицу. Ее дети не поделили деревянную лошадку, а самый младший, трехлетний мальчишка, в это время сбежал ко мне во двор.

   Миссис Хом заметила его раньше, чем я. Я увидел мальчугана, только когда соседка влетела через ворота и застыла у калитки в мой огород, забыв о сыне.

   — Ян, ты, что ли? — женщина приставила ладонь ко лбу, прикрывая глаза от солнца. После перевела взгляд на меня: — Вы поглядите на нее! И семиночия не прошло, а она уже чужого мужа увела!

   — Никого она не уводила, — буркнул Ян. — Я сам ушел.

   — Вертихвостка какая! Что Хрисандра скажет, а? Притащилась сюда с дитем, мужикам нашим глазищи строить!

   — Да работаю я у Арьи, работаю! — во весь голос защищал меня Ян. — Не видишь, что ли? Грабли тебе ближе к глазам поднести?

   Мужичок угрожающе двинулся на миссис Хом, размахивая граблями. Сунул их ей под нос, и Ванду чуть удар не хватил.

   — С чего вдруг ты ей помогать удумал?

   — За деньги, за что ж еще!

   — Я вот с Хрисандрой поговорю, — Ванда потрясла кулаком в воздухе, — разузнаю все, и если ты мне врешь…

   — А даже если и вру, то что с того? Пшла бы ты вон отсюда, из чужого-то двора!

   Малыш, пока мать его трепала мои нервы, пополз за угол дома. Я заметила его мелькнувшую попу в сереньких штанах, но из-за крика соседки не могла и слова вставить, чтобы сообщить о беглеце.

   Миссис Ванда Хом любила поскандалить на пустом месте. Я ее такой не помнила, но сейчас видела это в ее глазах – они были довольными. И чем громче переругивались Ян и Ванда, тем моложе становилось лицо Ванды.

   Энергетическим вампирам в моем дворе не место.

   Я двинулась на соседку.

   — Ребенка забирайте и уходите из моего дома, — перед собой угрожающе выставила грабли. — Поживее!

   Миссис Хом от возмущения забыла, как дышать. Хватала воздух ртом, словно рыба.

   — Да ты… Ты! Как смеешь так говорить со старшими?!

   — Как вы смеете заходить в чужой двор без спроса?

   — Я за сыном пришла!

   Ванда засеменила толстыми ногами за угол дома. Оттуда раздался детский визг, звук шлепка по попе, а через мгновение миссис Хом горделиво отправилась восвояси, стараясь удержать на руках изворотливого малыша.

   За забором соседка остановилась и на всю улицу громом разразился ее бас:

   — Хрисандру ждите в гости!

   — Вот гадина-то! — проворчал Ян, трясясь от гнева. — Везде свой нос сунет!

   — Давно вы знакомы?

   — Так с самого детства. Я ж вон в том доме жил раньше, пока не женился. Тебя тогда поди еще на свете не было, — Ян граблями указал на большой дом, виднеющийся вдали.

   — Родительский?

   — Да.

   Я прищурилась от солнца, внимательно рассматривая жилище его родителей. Светлый домик имел просторный первый этаж и мансардный. Ухоженный дворик был засажен кустистыми цветами, а окружал его беленький забор.

   — Почему ты у них не остаёшься, когда Хрисандра тебя прогоняет?

   Ян хохотнул, потом осекся и вопросительно глянул на меня:

   — Ты в своем уме-то? Чтоб взрослый мужик у мамкиной юбки терся? Да меня женушка не то что на несколько дней прогонит, она меня тогда и вовсе никогда на порог не пустит. Так еще по соседям растреплет, что я от нее к матери сбежал.

   — А так она будет уверена, что ты от нее к другой женщине сбежал, — хмыкнула я.

   — Это даже романтично, — Ян мечтательно заулыбался. — Ничего, чувство ревности еще никому не вредило, только помогало. Любовь-то в браке остывает, как огонь под дождем, и чтоб она совсем не исчезла, в нее нужно маслица подливать.

   — Вот из меня это маслице твоя жена и сделает.

   — Ты не подумай, супруженька моя, баба, конечно, боевая, но зла никому не причинит. Мы с ней поговорим, обсудим все, и она поймет. В конце концов, сама ведь меня прогнала! Где я должен был жить? А деньги в семью принесу, она меня и простит.

   — Я не могу заплатить, — взволнованно сказала я.

   — Так с тебя никто и не требует! У меня заначка есть, из нее и возьму. Мол, за работу ты мне заплатила.

   — Какой тебе толк от того, что ты мне помогаешь, Ян? Если только потому, чтобы было где ночевать, то ты слишком много для нас с Майей сделал.

   Ян на время замолчал. Усердно рвал траву граблями, скидывал ее в кучу и снова рвал.

   — Я помру скоро, Арьюшка. Старый уже, не смотри, что молодо выгляжу. Каких-то десять-пятнадцать лет, и все, никто обо мне и не вспомнит. Жил Ян, не стало Яна. Думаешь, хоть кто-то обо мне будет помнить? Как бы не так. Ничего полезного и выдающегося я в своей жизни не сделал. Молодость всю пил, гулял, женился, а потом меня мамка на работу пристроила, и стал я лесником. Отец научил меня мебель делать. Пить я бросил, Хрисандра с тех пор души во мне не чает.

   Ян заулыбался, но улыбка вскоре сползла с его лица.

   — Боюсь я, Арья. Страшно до жути, что помру, а от меня останется только вон, стеллаж в твоем торговом зале. А добрые дела вечные, понимаешь? Я вот одному помогу, второму, третьему, они меня хоть добрым словом помянут. Ты поди тоже вспомнишь однажды. На могилку придешь, поговоришь со мной. Я ведь все буду слышать, только ответить не смогу.

   — Так ты хлеб из дома утащил, чтобы та женщина вспомнила о тебе, когда ты умрешь? — непонимающе спросила я. — А в огороде моем возишься, чтобы я к тебе на могилку пришла?

   — Все так, Арьюшка, все так. Дед мой помер когда, только я к нему ходил. Дети его, родители мои, забыли его быстро. Раз в год сходят, сорняки вырвут, и снова на год забудут. А в поселке о нем и вовсе ничего хорошего не говорят. Все потому, что человеком он был злым, редкостным гаденышем. Не смотри на меня так, любил я его, семья всё ж, как никак. Но слова доброго о нем ты не услышишь ни от кого. Я не хочу, чтобы после моей смерти меня помоями поливали, и стараюсь нести доброту в мир. Ее в нём так мало.

   Я долго обдумывала слова Яна, вернувшись к работе. Аппетит у нас пропал после того, как миссис Хом тут побывала. Майя несколько раз выглядывала в окошко, заверила меня, что уже поела, и звала нас на чай.

   А я все думала, кто после моей смерти обо мне вспомнит? Не здесь, а на Земле. Я сейчас наверняка лежу посреди поля, а потом мое тело увезут и похоронят.

   Родители будут горевать, но трое младшеньких вскоре перетянут их внимание на себя.

   Подруги поплачут над могилкой, а через год будут щелкать пальцами и мычать, пытаясь вспомнить мое имя во время разговора.

   Возлюбленный мой, кобель, каких свет не видывал, найдет утешение на груди одной из своих пассий. Возможно, он даже на похороны не придет, слишком уж будет занят, срывая белье с очередной мадам.

   Так кто обо мне вспомнит? Добрых дел я не совершала. В памяти людей не осталась. Пройдет немного времени, и мое имя сгинет вслед за мной во мраке.

   — Ты чего задумалась-то?

   Я вскинула голову. Ян ногами утрамбовывал траву в куче, чтобы та занимала меньше места.

   — Да так. Над твоими словами размышляю.

   — Рано тебе еще о смерти думать, молодая вон какая. Живи в свое удовольствие, да ради дочки. Она у тебя красавица и умница, смышленая не по годам. В тебя поди пошла? Только больно уж вы непохожи. В отца, наверное?

   Я усмехнулась. Не дайте боги мне однажды встретиться с ее настоящим отцом, чтобы убедиться, что Майя на него похожа.

   Но Яну сказала, что в меня.

   — Вот, смотри, — мужичок упер руки в бока, выгнул грудь коромыслом. — Мы уже столько работы сделали! Еще немного, да можно будет картошку садить. Эх, жалко, что батя твой помер. Он такую картошку выращивал, загляденье! Крупная, вкуснючая-я-я. Уж не знаю, где он ее брал, может, привез откуда-то. У нас-то такую не продают.

   — От бабушки досталась по наследству, — выдала я секрет родительский. — Он берег эту картошку лучше, чем жену и дочь. Каждый год садил половинки, потом собирал – часть на еду, часть на посадку в следующем году. И так из раза в раз. Миссис Хом просила продать ей, так он отказался.

   — Сейчас-то поди пусто в подполе? Не осталось картошки?

   — Не осталось. Может, вытащил кто, не знаю. Если это так, то картофель действительно редкий, потому что кроме него ничего не взяли.

   — Да ну ты брось, кому нужно голову свою под плаху подставлять из-за картошки? В дом не полезет никто, даже если он рухнет весь.

   — Тогда не знаю. Папа, значит, съел все-таки, устал беречь. Как умерли мои родители, Ян? Ванда не успела мне рассказать. Узнала, что я одинока, и как с цепи сорвалась.

   — Болела мать твоя. Ушла быстро, а следом за ней и отец твой. От горя, говорят, помер. Всё письма тебе слали, а ты молчала.

   — Письма? — сердце сжалось. Я неверяще смотрела на Яна, молясь, чтобы он лгал. — Разве они писали мне?

   — Об этом мне мой отец как-то сказал за рюмочкой. Вон, говорит, соседи дочку взрастили, а она умотыляла и думать о семье забыла.

   В груди всколыхнулись обида и горечь – эмоции Арьи. Они заполнили меня всю, на миг погасив мои собственные чувства.

   — Сдается мне, что ты не знала? — угрюмо спросил Ян.

   — Не знала.

   — Во дела… А не приезжала почему?

   — Ребенок был слишком мал, — солгала я. Не говорить же, что муж запер нас и с территории своего дома не выпускал.

   Шум, раздавшийся через дорогу, отвлек нас от грустного разговора. Миссис Хом снова скандалила, на этот раз с соседкой родителей Яна – та жила как раз между Вандой и семьей моего помощника.

   Большое расстояние, которое занимал огород, вовсе не мешало миссис