Оглавление
АННОТАЦИЯ
У нашей мамы не было детей — у неё была привычка говорить «в смысле это нечей ребенок?! Значит, будет мой». Так и вышло, что меня подобрали в 18, когда я сбежала из дома. Злату мы нашли позже, Ульянка нам досталась в наследство. Хотя, пожалуй, это сейчас к истории отношения не имеет.
Загадочные исчезновения, ритуальные круги и предметы, симпатичный товарищ полковник полиции, который видит куда больше, чем признает?.. Мой домовой курит в форточку, но соглашается, что помогать полковнику я согласилась за отличную плату. А начиналось все так мирно: я переехала в Архангельск!
ГЛАВА 1: Младший лейтенант (мальчик молодой)
– Ох, е-ё-ё, на что же ты нас такой молодой покинул! – вздыхает из угла Ефимий Варфоломеевич. – Какой он был молодой! Зачем нас так рано покинул, пошто!
Да, домовой у меня явно переигрывает. Ко всему прочему, от его воя уши болят только у меня, а полицейский остаётся к нему равнодушен. Младший лейтенант, совсем ещё молодой парень, сидит рядом со мной за столом и что-то пишет в протокол. Признаюсь честно, мужчин в форме я очень люблю, особенно полицейских. Но мальчик слишком уж молодой, да и погоны младшего лейтенанта меня в последние годы уже не привлекают. Подавай рыбку покрупнее. Да и к тому же прямо сейчас этот молодой человек записывает мои показания, что не может радовать.
– Какой он был молодой, – снова вздыхает из угла Ефимий Варфоломеевич.
– Может, вам чаю сделать? – вежливо улыбаюсь я и чуть наклоняюсь вперёд, опираясь локтями на стол. Немного кокетливо, но не слишком навязчиво.
Младший лейтенант лишь качает головой и отмахивается. Я уже не первый раз предлагаю, давно бы его травками напоила. Но этот упрямец продолжает спрашивать меня о событиях того самого дня, когда мой бывший парень, некий Захар Петров, вдруг упал с лестницы и оказался в реанимации. Потому что, конечно же, просто так упасть с лестницы мой бывший не мог! Он умудрился носом проехаться с моего третьего этажа до первого, переломав себе все возможные и невозможные кости. Потому что, как мне раньше казалось, существо он был бесхребетное, а тут сразу столько переломов!
Но молодого лейтенанта ни мои мысли, ни рассказы о домовом не интересуют. Он строчит протокол и ни на что не отвлекается.
– Я с Максом в тот день гуляла, – поясняю я. – Меня все соседи видели.
Потому что, конечно же, просто так мой бывший не мог упасть. Те же самые соседи ко всему прочему услышали, что он мне изменил, и мы как раз за пару дней до этого разругались. Нет, конечно, я могла бы столкнуть его с лестницы. Или, как любая порядочная ведьма, могла бы хотя бы его проклясть, а если лень, то уж сглазить. Но ни того, ни другого, ни третьего я не стала делать. Вот ещё руки об него марать! К тому же, мой бывший в тот день внушал мне только отвращение, даже пакости ему делать не хотелось.
Если уж я случайно вышла в тот день побрызгать свои волосы на лестничной площадке средством для расчёсывания ровно за полчаса до того, как по этой лестнице пробежал мой бывший, и оно случайно попало на пол или другую поверхность, то что с того? Это средство не так просто отмыть, к тому же оно очень скользкое. А вот то, что я знала, что по лестнице не пойдёт никто другой, и что мой бывший снова прибежит извиняться за измену и умолять вернуться к нему — вот это я ведьма вредная, об этом я знала заранее и всё рассчитала по минутам.
Младший лейтенант удивлённо приподнимает брови, и я только сейчас обращаю внимание на то, что могло показаться ему подозрительным. Мы ругались из-за измены, и об этом ему, скорее всего, уже рассказали соседи. А тут я гуляю с каким-то Максом.
– Макс! – громко зову я, и из квартиры раздаётся собачий лай. – Максим Фёдорович, идите сюда!
Мой пёс послушно подходит и садится рядом со столом. Он смотрит на меня, и я слегка киваю в сторону полицейского. Макс подходит к нему и также послушно садится рядом. Я ловлю восхищённый взгляд младшего лейтенанта, который, впрочем, спешит его спрятать и продолжить писать протокол. Да, Макс, и правда, замечательный. Зачем только мне этот Захар понадобился, когда у меня есть такая замечательная собака?
– Максим Фёдорович на пенсии, – рассказываю я полицейскому, чтобы хоть как-то его заболтать или немного отвлечь от протокола. – Он раньше тоже в полиции служил, – подмигиваю и мягко улыбаюсь, – а мне достался по наследству. Поэтому, поверьте, Макс очень послушный, и все соседи его любят. Когда мы выходим, нас всегда встречают, можете спросить у кого угодно. В тот день я вернулась лишь в шесть.
Полицейский делает пометки. Он знает, что бывший упал с лестницы в полшестого. Младший лейтенант допрашивает меня именно про этот промежуток времени с четырёх до шести. В пять я ещё была дома, но об этом умалчиваю — всё равно мои пожилые соседки на часы не смотрели. Я не вру, я действительно вернулась в шесть, а во сколько ушла — просто не уточняю.
– Какой он был молодой! – не унимается и воет Ефимий Варфоломеевич. – Какой неосторожный! Там же мокро было, на улице такой ливень лил, а он по лестнице бежал! Какой неосторожный, какой молодой!
Кстати, то, что полицейский домового не слышит, ещё ничего не значит. Ефимий Варфоломеевич так заливает, что даже самому невосприимчивому человеку стало бы худо. А то, что младший лейтенант именно из таких, я поняла, когда он вошёл, полностью проигнорировав амулет на двери. Нет, мой амулет его всё равно не впустил, но когда младший лейтенант влетел прямо в косяк, он не придал этому никакого значения, лишь споткнулся ещё и через коврик и распластался передо мной в прихожей.
Короче говоря, история с моим бывшим получилась пресловутой. Он мне изменил, а я просто помогла обстоятельствам сложиться так, чтобы он упал посильнее. Я ведь не просто так решила прокатить его по лестнице: я видела, что с ним случится нечто подобное, и логически давно пора было этому случиться. Он всегда бегал по лестнице, даже когда полы мыли или после дождя. Поэтому рано или поздно он бы сам упал. Только с моей помощью он переломал абсолютно все кости, которые смог найти в своём теле. Без меня сломал бы, например, всего лишь ногу.
Отдыхаю, не так я планировала провести этот вечер. В крайнем случае ожидала пожилого участкового. Я не так давно переехала в этот дом и этот город, всего месяц назад, поэтому его ещё не встречала. Но о Степане Павловиче мне уже рассказали соседки, которые сразу полюбили меня за то, что я иногда сидела на лавочке у подъезда и что-то вязала. Как завоевать любовь всех бабушек района? Я умею. А ещё можно угостить их печеньем. То, что я вязала перчатки с проклятием, чтобы у человека, надевшего их, всё начало сыпаться из рук, или что в печенье была совсем капелька приворотного зелья, об этом им знать совершенно не обязательно. В этом доме только я и Ефимий Варфоломеевич такие.
Тем не менее, разбираться со всем прислали младшего лейтенанта. Куда делся его напарник — понятия не имею. Может, на него на лестнице Зинаида Павловна набросилась, а может, Клавдия Петровна утащила. Или они всеми бабушками первого этажа его окружили. Я вообще в этом доме какой-то странный элемент: все остальные его обитатели помнят как минимум Брежнева. А мне квартира по дешёвке досталась, к тому же с нормальным ремонтом, а район просто замечательный. Не зря я сюда сбежала от шума и суеты большого города. Ну что я всё о себе да о себе? Когда же там мальчик молодой закончит писать свой протокол?
– Может, – спрашиваю я и мягко ему улыбаюсь, – у вас ещё будут какие-то вопросы?
Полицейский пожимает плечами, просматривает протокол, но, видимо, ни к чему новому не приходит. Со стороны всё выглядит точно как несчастный случай. Человек после сильного дождя забежал в дом с бетонными лестницами. На хрущевке в отличном состоянии, её недавно ремонтировали, но это не делает её новостройкой: ступеньки здесь узкие, а он ещё и бежал не по поручню, а ближе к стене. По записям из больницы можно быть уверенным, что под дождь он попал, ведь его привезли в промокшей до нитки одежде. То есть, с него буквально лилось, лилось на лестницу, и на последней ступеньке, достигнув моего третьего этажа, Захар Петрович поскользнулся и полетел вниз, но схватиться за поручень не смог. Упал, переломал себе все кости, соседи вызвали скорую. Полчаса после этого события я вернулась домой. У младшего лейтенанта мог возникнуть разве что один вопрос:
– Что же вы делали на улице под таким проливным ливнем?
Ну да, ещё одна ведьмина особенность — я почти уверена, что он спросит, за пару секунд до того, как это происходит. Я встаю и развожу руками, ухожу в коридор и достаю свой дождевик вместе с галошами.
– Максим Фёдорович у меня замечательный, – говорю я тоном, полным уверенности. – Но ему ведь не скажешь, что сегодня гулять мы не пойдём. А если честно, то мы плавали в Двине. Посудите сами, мокрая я бы уже не стала, а сейчас август, и дождь тёплый.
Я всё равно демонстрирую полицейскому свой армейский дождевик, добыть который стоило мне немалых усилий. Макс коротко лает один раз — это значит «да». Ефимий Варфоломеевич перестаёт бормотать — ему эта пластинка явно надоела, он продолжает лишь охать и выть, прихватывая с полки сигарету. Младший лейтенант склоняет голову, замечая какое-то движение краем глаза, но наивно списывает его на солнечные лучи. Погода сегодня и правда просто замечательная.
Казалось бы, вопросов у младшего лейтенанта больше не осталось. Я уже его провожаю, Макс верно сидит рядом и, судя по морде, тоже явно желает гостю счастливой дороги и ещё в придачу, чтобы он сюда больше не возвращался. На бывшего мне всё равно, но тратить время на что-то, связанное с ним, я больше не хочу. Так что мы провожаем младшего лейтенанта.
Я замираю, чувствуя какой-то подвох. Настораживается и Макс, резко приподняв уши. Моя рука застывает на ручке двери, но сообразить быстро у меня не получается, а младший лейтенант к такому невосприимчив, поэтому он аккуратно обходит меня и сам открывает дверь.
И натыкается на незнакомого мне мужчину. Вот знаете, встречаются такие люди, на которых смотришь — и планка сразу падает? Вот для меня это был один из таких случаев. Мужчина был немного помят, устал и чем-то обеспокоен, но это придавало ему лишь тёмную загадочность. Высокий, слегка смуглый, скорее загорелый, с короткими чёрными волосами, которые были слегка растрёпаны. Он был в пальто, что сразу добавляло ему очков в моих глазах, а ещё он катил до безобразия яркий неоновый чемодан.
Так что младший лейтенант, мальчик молодой, попал дверью именно в его чемодан, но тот, будучи на колесиках, позволил мужчине моей мечты не потерять управление.
За пару секунд, пока чемодан отлетал назад к мужчине, и до того, как он снова прокатился по его ногам, я успела о многом подумать. Например, какого чёрта я повелась на Захара? Нет, понятно, что я его не любила. Я вообще мало кого люблю, а уж людей тем более. Но ведь ведьм у нас мало, а кушать хочется. Захар был вполне себе симпатичный, но на фоне такого соседа смотрелся просто бледно. И вот какого чёрта я повелась на Захара, когда всё это время под боком был такой сосед?!
Примерно в те же самые три секунды, что чемодан летел к ботинкам мужчины, он смотрит на меня. Я вдруг понимаю, что вышла открывать младшему лейтенанту, хоть и не в чём попало, но с волосами, собранными в странный кривой пучок. Они у меня короткие и вьются, поэтому я как закрутила их, так и ходила всегда по квартире. Благо хоть в пижаме не пошла открывать — на мне были вполне приличные спортивные штаны и футболка. Мужчина смотрит на меня, я смотрю на него — и мы оба вдруг забываем про третьего персонажа этой ситуации.
– Товарищ полковник! – в ужасе орёт младший лейтенант, пугая и меня, и мужчину, и даже домового. Ефимий Варфоломеевич перестаёт шептать и притихает на моём фоне.
ГЛАВА 2: Товарищ полковник
— Товарищ полковник, говорите?
Моё лицо непроизвольно вытягивается, и я бегло оглядываю мужчину с ног до головы. Да нет, ему больше сорока точно не дашь. Максимум тридцать пять. Допустим, в полицейских званиях я не особо разбираюсь. Да и не в форме он сейчас, но звание высокое. Что ж, сосед явно привлёк внимание, и мне придётся обязательно сходить познакомиться и угостить чем-нибудь. Может, и сразу приворотной выпечкой — это я потом решу. Но для начала точно стоит познакомиться, делаю заметку в голове.
— Ой, какой же он молодой, — раздаётся голос домового из моей квартиры, и я невольно морщусь: какой же у него противный голос! Обычно ведь нормальный, а тут переигрывает! — На что ушёл такой молодой!
Но, помним, что мой сосед домового совершенно не слышит, поэтому мне приходится держать лицо.
Стоп.
Я широко распахиваю глаза, замечая, что мой сосед тоже дёрнулся. Впрочем, может, у него нога болит после того, как он проехался по ней своим явно тяжёлым чемоданом.
— Извините, извините, товарищ полковник, — запинается младший лейтенант. Он тушуется, но потом вспоминает, что старших нужно приветствовать, и, наконец, берёт себя в руки, отдавая честь.
Эх, жаль, у меня нет чести, чтобы её отдать такому мужчине. Так, куда это меня понесло?
— Макс, — зову пса я, и мой верный фамильяр подходит ближе и садится рядом со мной. Я взъерошиваю пальцами его жёсткий мех, это одновременно успокаивает и заземляет. Для начала стоит вести себя прилично.
Сосед задерживается на Максиме Фёдоровиче внимательным взглядом, после чего мягко усмехается, улыбается мне и отворачивается к младшему лейтенанту.
— Полная ерунда, Макаров, — отмахивается сосед. — Я возвращаюсь из отпуска только завтра, а сегодня я не при исполнении. Будет тебе.
— Какой он был молодой! — продолжает выть домовой.
Да что он заладил? Нет, это я сама начала, мы с Ефимом Варфоломеем пропустили пару стопок за поминки бывшего. И плевать, что он ещё жив и просто лежит в больнице. Ехидства мне не занимать, так что ведьминой вредности мы за него выпили. Сначала меня это веселило, я вместе с домовым подвывала, изображая безутешную вдову. И плевать, что Захара я никогда особо не любила, чтобы так горевать. Но потом нагрянул младший лейтенант, и Ефимию Варфоломеевичу пора бы уже успокоиться.
— Что у вас здесь происходит? — обращается сосед к младшему лейтенанту.
— Несчастный случай, товарищ полковник, — отрапортовал мальчик.
Ага, замечательно. Значит, всё замнут как несчастный случай, и ко мне больше не наведаются. Ведьма в душе ехидно потирает руки: с бывшим в больнице может случиться всё что угодно. Нет, конечно, он останется живым, но моя семейка так легко никого не отпускает. В лучшем случае, ему достанется единственный прокисший йогурт в больничной столовой. Чисто из вредности, когда в семье одни ведьмы, концентрация вредности достигает катастрофических размеров. Опасно для окружающих, разумеется.
— Вы что здесь, — начинает младший лейтенант.
— Я здесь живу, — разводит руками полковник. — Он указывает на квартиру дальше по этажу, ту самую, в которой я не заметила никого за последний месяц, что я здесь поселилась. — Вернулся из отпуска, направлялся домой, и тут вы.
Младший лейтенант продолжает извиняться, а я краем глаза разглядываю своего соседа. Интересно, где он был целый месяц и в каком таком отпуске? Кольца нет, и мне плохо видно его руки, но ведь необязательно смотреть обычными человеческими глазами. Насчёт девушки, невесты и прочих персонажей — это я бы дома на картишках раскинула, от него сильно фонит.
Точно! От него фонит, и я никак не могла понять, что меня так долго удерживало, что я не открыла дверь. Я часто видела события за пару секунд до того, как они происходили: способностей у меня достаточно, но они часто бесполезны. Не успеешь отойти, продумать, как лучше среагировать, тоже не успеешь. Тем не менее способности у меня были, как и у многих подобных мне. Не совсем людей, а я гордо звала себя нечистью.
Так вот, от мужчины фонит, сбивая мои чувства, что выходят за пределы человеческих. Что-то вроде фона, когда у вас шипит телевизор. Я обычно так реагировала на других ведьм, хотя нечисть тоже могла действовать так же. Даже действия того же Ефимия Варфоломеевича в следующие две-три секунды были для меня загадкой. Но ведь не может же он?..
— Свободен, — хлопает мой сосед по плечу младшего лейтенанта. — Макаров, у тебя ведь полно другой работы, хватит передо мной извиняться. Ну, задел дверью — с кем не бывает.
Младший лейтенант прекращает свои извинения, раскланивается, подхватывает свои бумаги и сумку, ещё раз кланяется мне и спешит удалиться.
Сосед поднимает голову и смотрит поверх моего плеча. Мне не нужно оборачиваться, чтобы понять, что Ефимий Варфоломеевич залез на полку и теперь наблюдает оттуда. Товарищ полковник задумчиво смотрит на него, потом на меня, потом на Макса, который верно сидит рядом с моей ногой. А потом хмыкает.
— Знаете, я одного понять не могу: почему у вас здесь поминки, а труп всего лишь в больнице? — усмехается он.
Етить!? Да он, и правда, моей породы. Не знаю, радоваться мне или напрягаться. Всё-таки с подобными мне старалась не заводить связи. Моя семья — это одно дело, а вот к другим ведьмам и не только женского пола я относилась с опаской. В нашей семье был неприятный случай.
У мамы было две сестры, у неё было три дочери, включая меня — итого нам вшестером максимально комфортно и безопасно. Относительно товарища полковника — не знаю. Не решила ещё. Разве что присмотрелась к нему уже совершенно другим взглядом.
Приглашаю внутрь, мы только на кухню дойти и успеваем.
Блин, я же дверь забыла закрыть. Об этом я думаю именно сейчас, потому что слышу, как дверь распахивается. Внутрь уже шаркает моя любопытная соседка, зуб даю, что это Алевтина Макаровна: она самая любопытная, да и другие пока побаиваются ко мне заходить. Однажды пришли с пирожками, а Ефимий Варфоломеевич будто случайно именно тогда уронил мешок с бетоном. Хотя чего это я, он специально. В общем, соседки знали, что у меня ещё шёл ремонт, но не ожидали, что ремонт нападёт на них. После этого меня любят, но в гости не заходят. Вот сейчас Алевтина Макаровна и сует в комнату свой кривой и длинный нос.
— Оленька, — охает она, и только сейчас замечает, что я не одна. — О, Яньчик, и ты наконец вернулся. Где ты пропадал? Мы тебя так давно не видели.
На самом деле, я Олеся. Но моё имя так часто путали или коверкали, что мне как-то всё равно. Скорее привычка морщить нос, когда это снова происходит. Товарищ полковник тоже поморщился, потому что Алевтина Макаровна не ограничивается парой предложений. Она продолжает говорить, но раз всё её внимание переключилось на товарища полковника, я перестала слушать. У неё, ко всему прочему, такой неприятный голос, что слушать её не только невозможно, но и не хочется пытаться. Я и не пытаюсь. Из всего я разве что сделала вывод, что товарища полковника зовут Ян. Скорее всего, бабулька на оба уха глухая, так что из моего «Олеся» вышло «Оля».
В любом случае, а что? Отличное имя «Ян», мне нравится.
Товарищ полковник каким-то чудом отделывается короткими фразами — в отпуске был, дела были, — и Алевтина Макаровна, кажется, у вас там котлеты пригорают. Я принюхиваюсь, но ничего не чувствую. Старушка смотрит на меня, явно ожидая вердикт.
— Так это вы котлеты жарили?! — с ужасом в голосе спрашиваю я. — А я всё думала, сначала так вкусно пахло, а теперь горело. — Я смотрю вниз, где рядом со столом по-прежнему сидит мой верный Макс. — Правда ведь, Максим Фёдорович?
Я чуть сгибаю под столом мизинец, что только Макс и видит. Может, другие могли бы заметить и обратить внимание, но они точно не знали бы, что это наш тайный знак.
Пёс принюхивается, а затем звонко и очень громко лает один раз.
— Это значит да, — перевожу я. Впрочем, как Макс говорит «да», соседка уже успела выучить, поэтому след Алевтины Макаровны исчез пару секунд назад. Мне остается только встать и запереть за ней дверь, чтобы она снова случайно не пришла. Полицейский смотрит за моими действиями с улыбкой — уж не знаю, что его так веселит.
— Пёс на вашей стороне, домового уже завоевали. Есть хоть кто-нибудь, кому вы не можете найти подход, Ольга? — Он замолкает, явно предлагая мне представиться.
Я снова привычно морщусь.
— Олеся, — говорю я, наклоняясь и похлопывая Макса по холке. — Олеся Ярославовна Бреговая. А это Максим Фёдорович, мой фамильяр.
— Ян, — протягивает мне руку товарищ полковник.
Я, счастливо отвечая, ловлю его взгляд. Он внимательно смотрит мне в глаза, я чуть приподнимаю брови, предлагая ему продолжить. Он лишь усмехается и целует тыльную сторону моей ладони, прерывая мои попытки пожать ему руку. Я немного теряюсь — он этим пользуется и отпускает мою ладонь.
— Ян Северьянович Север, — со вздохом и легкой полуулыбкой представляется он. — Полковник Север.
Я не могу удержаться от хмыканья. Понятно, почему он сразу не представился. Забавно.
— Вы поэтому на Севере и живёте? — улыбаюсь я слишком мило, чтобы он мог воспринять это как оскорбление. — Тогда ваша семья уж лучше переехала бы за Полярный круг.
Товарищ полковник глухо смеётся и по-прежнему не спускает с меня глаз. Мне от его взгляда даже как-то неловко становится, но сидеть на месте, ёрзая, тоже не вариант! Я сижу, чтобы чем-то занять руки, глажу Макса по холке.
Верный фамильяр сидит рядом, но ничего не предпринимает. Да и домовой на фоне что-то замолчал, перестав скрашивать нашу беседу своим воем.
— Возможно, — разводит руками полковник, — только это зря, мой отец в Санкт-Петербурге, дядя в Москве, так что зона их ответственности даже частично не попадает в Арктическую полосу. В Архангельск переехал я сам, десять лет назад, если точнее. Когда только поступил на службу.
Он явно даёт мне возможность прикинуть его возраст. А ещё он не упоминает никакой другой семьи, да и этот взгляд внимательный... Нет, со мной он пока что не флиртует, но как будто намекает. Впрочем, я вполне за. По крайней мере пока что он мне нравится.
— Поэтому зовите просто Ян, — говорит он.
Я улыбаюсь чуть шире и продолжаю молчать. Ну, что ты мне сейчас предложишь? Я чую!
— Знаете, — начинает Ян.
Я его перебиваю:
— Знаешь, — хмыкаю я, — я вообще много чего знаю.
Он тихо посмеивается и снова целует мою руку.
— У меня к тебе заманчивое предложение, — наконец-то переходит к делу товарищ полковник.
— Заманчивое оно или нет — решать мне, — вставляю я.
— Я точно не ошибся в тебе, — слишком довольно собой замечает он. — Тогда слушай: за последние полгода в этом городе пропали три человека. Казалось бы, пропало гораздо больше, и в этом нет ничего необычного. Но я уверен, что эти случаи связаны, я это чувствую. Мне нужна помощь кого-то, подобного мне.
— Но ты подозреваешь, что замешан кто-то из местных. Поэтому и не можешь попросить помощи, — догадалась я.
Макс поддерживает и лает один раз.
— Я точно в тебе не ошибся, — Ян улыбается ещё шире. — А если точнее, нас в городе не так много, и все друг друга хорошо знают. Если это кто-то из местных, то это все местные. В противном случае мне бы уже доложили.
— Думаешь, они не догадались, что ты заметил? — я чуть склоняю голову набок.
— Догадались или нет, сейчас у них нет никаких доказательств. Я никого не допрашивал, следов не нашёл. С местными ведьмами не связывайся, — подмигивает он. — Вот здесь ты мне и поможешь. Эти три человека, на первый взгляд, никак не связаны. В каждой квартире ничего подозрительного не нашли. Но когда я держу в руках эти три дела, я чувствую, что они связаны. Мне нужна лишь твоя внимательность. Нужна вторая пара ведьминых глаз.
Я быстро прикидываю последствия. Первое: придётся связываться с местными ведьмами, и, скорее всего, я им после этого не понравлюсь. Хотя и так не собиралась с ними пересекаться, значит, это не важно. Они могут на меня обозлиться — это второе. Ну, обозлятся, значит, будут помнить. В принципе, это даже не так уж плохо. Исчезновение — это не убийство, так что особой опасности нет. Хотя маме лучше не говорить, и Злата не оценит. Ульянке можно, она у нас всё равно бешеная. Тётки поржут, но могут и товарища полковника потом проклясть. Так что лучше заранее не говорить.
И вот самое главное:
— А что я получу взамен? — Он ведь не думает, что я стану ему просто так помогать.
— Людское, которое ты так ненавидишь, — Ян постукивает пальцами по столешнице. — От меня ты получишь защиту. Ты ведь сильная ведьма, но не любишь людей. Я могу предоставить тебе защиту от их дел. Не хочешь возиться с юристами, налогами. А ведь недавно переехала, тебе сейчас много кто нужен.
Я развожу руками. Планировала нанять кого-то для этих дел — сама разбираться в юридических вопросах не хочу.
— И ещё ты боишься, — продолжает Ян. — Хотя логически бояться тебе нечего. Что там с кредиторами и твоей матерью? Разобрались, но ты теперь избегаешь банков и юридических контор.
Я закатываю глаза, откидываюсь на спинку стула. Сам догадался? Вроде не всё, но близко. Хотя, может, просто моя мимика слишком выразительная. Ян осторожно щупает почву и быстро понимает, куда вести разговор. И это без предварительных справок обо мне, хотя уверен, что завтра он бы навёл.
— Чем же полковник полиции сможет мне помочь? — ёрничаю я. — Сил маловато.
Ян лишь хитро улыбается:
— Возможно, не в этом статусе. И, кстати, я не уточнил, чем именно занимается мой отец. Представь, что завтра ты при свете дня и в присутствии свидетелей набросишься со скалкой на Алевтину Макарову, и конец придёт старушке. Все соседи это увидят, а предприимчивый внучок даже снимет на камеру. Один звонок — и уже все уверены, что скалку ты взяла для самообороны, видео таинственно исчезло, а бабушка просто упала с лестницы. Кстати, лестницу ты хорошо намыла.
На слове «намыла» я не могу не хмыкнуть.
— Впечатляет, — соглашаюсь, протягивая ему руку. Но я не соглашаюсь на самом деле, просто проверяю его. — И почему я должна тебе верить?
Ян догадывается и коротко сжимает мою руку. Не врет, это чувствуется. И всё же я не настолько доверчива, чтобы сразу соглашаться. Поворачиваюсь к Максу, киваю. Фамильяр прикасается носом к Яну и лает один раз. Макса не проведёшь. Ян действительно не врёт. Он только улыбается ещё шире.
— Ладно, я согласна, — вздыхаю я, чувствуя, что скоро пожалею об этом решении.
ГЛАВА 3: Злата
Ян выходит, а я остаюсь сидеть, не потрудившись его проводить. Достаю сигареты и пепельницу. Поджигаю сигарету и смотрю на телефон, который лежит передо мной на столе. Я закатываю глаза, ведь слышу как он звонит, но зазвонит он лишь через пару секунд.
— Да, Злата, — перебиваю я её визги, не дожидаясь, пока она начнёт расспрашивать обо всём сразу.
Сестре – как обычно – интересно всё: как я устроилась, как мне квартира, как я себя чувствую в новом городе. Она говорит так быстро, что мне едва удаётся вставить хоть слово. Затем, не удержавшись, радуется, когда я упоминаю, что спустила Захара с лестницы — она его никогда не любила, и это было предсказуемо.
Про «красавчика» тоже спрашивает, ещё не понимая, кто это. Она его едва видела — только что рядом со мной появился некий мужчина, будто тень. Я вздыхаю.
– Встретила такого сегодня. Только что вышел.
От моего невеселого голоса Злата настораживается.
— Он что, хотя бы представился? — не успокаивается она.
— Представился, — говорю я, не без некоторого удовлетворения, что удалось немного её успокоить. — Полковник. Ян Северьянович Север. По крайней мере, так он себя представил, смешно, да? Да-да, ты не любишь мужчин в форме, не надо тут мне кричать. Да-да..
Давняя наша история. Я вот очень падка на военных, но и в целом мужчин в погонах – Злата их люто ненавидит. Даже почтальонов. Так что криков не избежать, я только перехватываю телефон и держу подальше от уха. Звонок продолжается, и я подношу сигарету к губам, вдыхая дым. В комнате повисает лёгкий аромат табака, и, на мгновение, шум и суета вне её кажется отдалённым.
— Ну, а что этот Ян? — спрашивает Злата, наконец оставив свои размышления. — Он хоть тебе понравился?
Я пожимаю плечами, и неважно, что она меня не видит. Чувствует, мы ведь сёстры. Но про сделку я молчу, Злата сразу расскажет маме. А мне этого вот совершенно не нужно.
Сестра вздыхает, и её голос становится чуть более мягким.
— Ты справишься, как всегда, — говорит она с легкой улыбкой в голосе. — Только не забывай заботиться о себе. И следи за тем, чтобы не ввязаться в неприятности.
— Постараюсь, — обещаю я, хотя и не уверена, что это получится. Не получится, в нашей семье не «все неприятности от меня» – а «ваша неприятность это я». Поднимаю взгляд на Макса, сидящего у меня под ногами, и вижу, как он спокойно дремлет, всё ещё не отрываясь от меня. — Пойду, мне нужно ещё кое-что сделать.
— Ладно, — отвечает Злата, — если что, звони. Буду ждать новостей.
Я обрываю связь и откидываюсь на спинку стула. Смотрю на дымящийся фильтр сигареты. Макс вяло поднимает голову, словно читая мои мысли, и, сев рядом, тихо лает, будто подбадривая меня. Время действовать. Ефимий Варфоломеевич шуршит вафельной конфетой, забираясь между кухонных полок.
ГЛАВА 4: Все дороги ведут… в полицейский участок
Утро начинается с мелких сюрпризов. В двери меня ждет записка, воткнутая кое-как между косяком и дверью в щель, которую мне давно пора починить. Мог бы и подвезти, а не просто сунуть бумажку, наигранно обижаюсь я, и в ответ слышу одобрительное ворчание домового.
Ян ждёт меня в участке — адрес тоже указан. Я бросаю взгляд на часы: семь утра. Прикидываю, что выгуляю Макса, вернусь к восьми, и этого будет вполне достаточно, чтобы успеть на встречу. Ясно, что записка была оставлена вчера, ведь в шесть утра никто в здравом уме не уйдет на работу. Даже такой как Ян. Ну, я надеюсь.
– Его почерк, – деловито замечает Ефимий Варфоломеевич, зевая, стоит сунуть домовому сигаретку.
Он, может, и спит в такое время – но от шороха свежей упаковки чаще просыпается. Чем ему так полюбились именно только что открытые пачки? Уж не знаю, может, запах ярче, свежее. На меня любая ведьма, кроме мамы, криво посмотрит, что я домовому вообще сигареты предлагаю, а не конфеты и сливки. Но это мама начала! А они, домовые то есть, так падки и не только на приевшееся сладкое!
Но ведьмы народ пакостный. Сбегаю в кухню за поводком, Макс уже предвкушает утреннюю прогулку. Мы выходим в подъезд, и я машинально стучу в соседнюю дверь на этаже — разбудить соседа, воткнувшего мне в дверь записку. Только мне никто не отвечает. Я нахмуриваюсь. Никто не выходит, нет ни звука, даже шороха. Странно. Прислушиваюсь всеми чувствами, а ведь и правда! Ушел. Причем судя по всему даже не в шесть утра, а куда раньше…
— Что ж, — шепчу себе под нос, спускаясь вниз с Максом. Он ведёт себя спокойно, как обычно, значит, ничего сверхъестественного не происходит. Но осадок остаётся. Кто тащится в участок в пять утра? Четыре ночи?.. На что я такое подписалась… Я-то еще ладно, а вот Злата бы в ужасе была, она в это время едва ложится спать. Я-то могу в шесть встать, у меня Макс ждет.
На улице воздух свеж и прохладен, город ещё только просыпается. Макс, как всегда, рад этой короткой прогулке, проверяет каждую травинку и столб, пока я тупо залипаю в пейзаж. Люблю эту набережную и Северную Двину. Как впервые увидела, так и влюбилась, что переезжать решила именно сюда.
Возвращаюсь домой к восьми, как и планировала. Дверь соседа всё так же молчит, как будто его вообще никогда не было. Макс присаживается рядом, тихо рычит, как будто ему что-то не нравится.
— Ну, хорошо, Ян, — решаю я, откладывая записку. — Проверим, что у тебя на уме.
Через полчаса я уже направляюсь по указанному адресу. Подсознательно ожидаю чего-то необычного, а может, даже странного, но город по-прежнему спит, и только редкие машины пересекают пустые улицы. Здесь недалеко, можно и пешком.
Накрапывает мелкий дождик. Я поднимаю ворот куртки, но капюшон не надеваю, как обычно, прячу только нос. Улица, ведущая к участку, носит звучное название проспекта Чумбарова-Лучинского, она же просто Чумбаровка – излюбленное туристами место. Но в это утро она особенно тиха. Я полюбила её такой, пока не начинают высыпать из гостиницы «Двина» шумные группы туристов. Одиночки на длинной улице ещё могут затеряться, раствориться в утренней прохладе, но толпы — совсем другое дело. Да, я всё ещё люблю собак больше, чем людей, и этот город, когда он принадлежит только мне. Мой, так сказать, я в него влюбилась и со всех ног спешила переехать. Кто ж знал, что один отпуск так обернётся: соберу вещи и больше «не домой» не вернусь. Мой «дом» здесь.
К участку я подхожу ровно к восьми тридцати, хотя специально не смотрела на часы. Время как будто само сложилось, встало на свои места. И вот, как ни странно, на входе стоит Ян. У него безупречный вид, форма сидит отлично. Обращаю внимание, что он почти совершенно сухой, хотя дождь накрапывает уже полчаса. Лишь пара капель успела зацепить его, значит, вышел на порог от силы пару минут назад. Зараза, хорош, если знал, когда именно меня ждать. В записке не было указано время встречи, но он явно рассчитал всё правильно. Мою ежедневную рутину он не мог бы просчитать, ведь вчера поздно приехал из своего отпуска.
Я останавливаюсь перед ним, с усмешкой поднимаю бровь:
— С точностью до минуты? — спрашиваю я, слегка склонив голову набок.
— Привычка, — отвечает он, не теряя своей спокойной уверенности. — Догадался, когда ты будешь. Не думаю, что ты из тех, кто спешит по утрам.
Я хмыкаю. Я как раз из тех отбитых жаворонков, по мнению окружающих сов, которые встают в шесть утра, делают свои дела рано и, да, потом весь день совершенно никуда не спешат. Только мне ещё на работу, пускай и удалённую, так что в участке задерживаться я не планирую.
Ян улыбается, протягивая мне руку. Похоже, он намерен пожать её, но не слишком понятно зачем. Возможно, это просто вежливость или часть какой-то игры. Я не спорю и протягиваю свою руку в ответ. В этот момент второй рукой он незаметно передаёт мне паспорт и удостоверение. Я не глядя убираю их в куртку, уже зная, что документы фальшивые. Ян явно постарался на славу.
— Не могла бы просто так войти в участок, да? — спрашиваю я, усмехаясь, и поднимаю на него взгляд.
— Верно, — подтверждает он с лёгкой улыбкой. — Не та дверь, чтобы её толкать без приглашения.
— Форму мы мне тоже сейчас утащим? — продолжаю я с долей сарказма, глядя на него с прищуром.
— Нет, — спокойно отвечает Ян. — Ты приглашённый из Москвы следователь, инкогнито. Форма тебе не полагается.
— А жаль, — вздыхаю я, чувствуя лёгкую досаду. Полицейская форма была бы весьма кстати. На мужчинах она выглядит эффектно, но я не сомневаюсь, что мне бы тоже пошла. В целом, мне нравятся погоны, они добавляют образу серьёзности и авторитета.
— Что с младшим лейтенантом, который допрашивал меня вчера? — вдруг спрашиваю я, вспомнив о вчерашней встрече.
— Его сегодня повысили и перевели в другой район, — отвечает Ян, делая вид, что это совершенно случайное совпадение. — Более спокойный, престижный спальный район. Там новостройки, красиво, но бездушно.
— Была там, — говорю я с ноткой досады. — Красиво, но не по мне.
Мы подходим к проходной. Я протягиваю документы, Ян проходит первым. Охранник внимательно смотрит на меня, разглядывая из-под фуражки.
— Ольга Александровна? — уточняет он, сверяясь с документами.
Держу лицо. Внутренне не давлюсь от смеха, но точно подмечаю этот момент. В конце концов, могла бы быть и Ольгой, если бы захотела. Когда мы проходим дальше, я незаметно щипаю Яна за руку. Надо было ему выбрать именно это имя!
Ян, конечно, не упускает случая усмехнуться. Так мы доходим до его кабинета. Он вежливо приглашает меня войти, держит дверь. В этот момент мне кажется, что весь этаж замер и из всех кабинетов выглянули головы. Интересно, чем именно я привлекла их внимание — своей небрежной походкой или тем, что Ян сам проводит меня до своего кабинета, словно она заходит не просто гостья, а кто-то поважнее. Или их так впечатлило, что мне все двери на этаже – Ян придерживает? Кто бы понял этих полицейских…
ГЛАВА 5: К делу
В кабинете Яна сразу бросается в глаза аккуратный, хорошо организованный стол, на котором нет ни лишних бумаг, ни беспорядка. Небольшое окно, пропуская скудный свет утреннего дня, открывает вид на улицу, где всё ещё моросит дождик. На подоконнике — единственный акцент, зелёный цветок в пластиковом красном горшке. Выглядит ухоженно, будто Ян за ним действительно следит. Впрочем, и вся советская мебель в кабинете, хотя и видавшая виды, всё ещё в хорошем состоянии. Удобные кресла, солидный письменный стол — всё это явно помнит другие времена, но служит верой и правдой.
А вот обои, кажется, видели Брежнева, если не кого постарше. Я чуть не открываю рот, чтобы пошутить, мол, в углу наверняка найдётся портрет Брежнева, а где бюст Ленина, спросить не забудьте? Но шутка застревает в горле, когда мой взгляд падает на угол кабинета. Там, где действительно должен висеть портрет, приклеена бумажка на скотче, на которой чёрным по клетчатому белому написано: «Здесь был Горбачёв, но мы его сняли».
Ян замечает мой взгляд, едва заметно приподнимает бровь, выжидая реакции. Я не могу удержаться и передразниваю его, но поднимаю другую бровь и скрещиваю руки на груди, как он.
— На нового вождя финансирования не хватило? — язвительно интересуюсь я.
— Нет, — Ян разводит руками с нарочитой серьёзностью. — Он просто не вписывался в атмосферу. А на ремонт всего участка денег уже не осталось.
Я хмыкаю, Ян посмеивается в ответ. Давно не встречала никого, кто бы с таким удовольствием воспринимал моё чувство юмора. Даже сестра терпит меня с трудом, если говорить о Злате. Ульянка, правда, в восторге, и муж Златы тоже, так что, знаешь, бывает, что и пицца с ананасами находит своего фаната. Ян, похоже, один из таких, и заодно получает лайк от меня.
Но он внезапно становится серьёзным. Доставая из стола папки, он отодвигает ящик, который был закрыт на ключ. Разложив передо мной три картонные папки, он жестом предлагает присесть. Я тянусь, чтобы перевернуть одну из них и прочитать, что написано на титульной стороне, но Ян мягко, но настойчиво останавливает меня.
Я закрываю глаза и присматриваюсь. Вернее, принюхиваюсь. Руки держу на коленях, стараясь не касаться папок, хотя знаю, что Ульянка бы уже лапала их во всю. У меня другой подход: Злата видит, Ульянка трогает, а я — нюхаю. Примерно через минуту я осторожно перекладываю папки в другой последовательности.
Ян не может скрыть усмешки, наблюдая за этим процессом. Он откидывается на спинку стула, давая понять, что мои манипуляции его не удивляют.
— Занятно, — произносит Ян, задумчиво потирая подбородок, — хотя это не было тестом. Я уже разложил их в хронологическом порядке.
Я пожимаю плечами, переворачиваю первую папку, затем вторую и третью. Читаю имена на обложках, но они мне ничего толком не говорят.
— Вот на этого влияние было самое сильное, — указываю я на последнего. — А этот сбежал с крючка быстрее остальных, — добавляю, кивая на первый файл.
Ян привстаёт и наклоняется над столом, внимательно всматриваясь в папки. Его глаза сузились, лицо стало серьёзным.
— Так и знал, что не ошибся в тебе, — усмехается он, снова потирая подбородок. — А вот в запросе, похоже, ошибся. Мне всё это время не нужна была вторая пара глаз, мне нужен был нос.
Я хмыкаю, довольная собой.
— Такой, как у меня, ты нигде не найдёшь.
Я знаю, что хороша. И Ян это признаёт, кивнув.
— А что твои коллеги думают? — спрашиваю я, изучая его реакцию.
— Думают, что дела загадочные, но люди пропадают каждый год, и в этом нет ничего необычного, — ответ Ян прозвучал сдержанно, словно он сам был не до конца уверен в правильности такого заключения.
— То есть ты согласен, что на них было влияние? — уточняю я, пристально глядя на него.
Ян замедляется, обдумывая ответ.
— Раньше не обращал на это внимания. Искал связи, места, которые все посещали, проверял людей, с кем они контактировали, тщательно осматривал их квартиры. Но ни разу не замечал… паутину. Ты права. Да, я едва её вижу, — он водит рукой над папкой, а затем достаёт фотографию и поднимает её слишком близко к глазам, чтобы можно было что-то разглядеть человеческим зрением.
Понятно, он смотрит, как большинство. Теперь ясно, почему он так обрадовался моему носу — мы, ведьмы с таким даром, редкий типаж.
— Вижу «что-то», но рассмотреть или осознать не могу, — признаётся Ян, опуская фотографию. — Давай зайдём к той жертве, чей запах для тебя сильнее всего?
Я выбираю того, у кого след слабее.
— Он смог убежать, понимаешь? Соскочить с крючка. Найти его сложнее всего, но у него самый цельный крючок — когда он ещё не растворился в жертве.
Ян описывает это как паутину, а для меня это скорее неприятный запах, как от прокисшей молочной продукции. Я уже встречала подобное и не могу сдержать гримасу отвращения.
Ян уже начинает собираться, как я напоминаю ему, что мне еще сегодня работать. Он останавливается, награждая меня хмурым взглядом, в котором читается недовольство. Его глаза сузились, а брови сомкнулись так, что между ними образовалась глубокая морщина. По одному только взгляду стоило бы догадаться, что завтра у моей фирмы случится что-то ужасное. Ничего катастрофического, конечно, нет чего-то достаточно неприятного, чтобы выбить меня из колеи.
Серьезных последствий не будет — я ведь всего лишь разрабатываю программное обеспечение, да и работаю на удаленке. Вот только странным образом всю компанию отправили в «отпуск» после того, как половина сотрудников отравилась чем-то в своем Москва-Сити. Никогда не любила тот район, да и вообще здания выше пяти этажей мне как-то не по душе. Но об этом я узнаю только завтра, а пока Ян подозрительно быстро соглашается отвезти меня домой.
Он расправляет плечи, небрежно захлопывает папки и берет ключи со стола. Глядя на него… а, я на него пялюсь. Хорош, зараза, хорош как внешне, так и внутренней силой, кто-то бы назвал это харизмой, уверенностью в себе. Как по мне? Он пахнет смолой. Он пахнет открытым огнём. Моё любимейшее, это ведь я в нашей ведьминой семейке вечно говорю, «если вашу проблему не решает поджог, то у вас слишком мало дров».
Ян, к слову, отлично должен чувствовать, что я на него засмотрелась. Но он лишь невозмутимо открывает дверь кабинета и выходит первым, придерживая её для меня.
— Как-то ты слишком быстро согласился, — замечаю я, проходя мимо него.
— Я умею быть гибким, — отвечает он с лёгкой усмешкой, которая вызывает у меня мурашки.
Дожили. Захар мне за место еды был нужен, а вот «хорошего» мужика у меня слишком давно не было. Но, ладно, пока он лишь мне свой номер на бумажке отдает. Как будто я не знаю, где он живет…
ГЛАВА 6: Ведьма идёт по следу
Просыпаюсь и сразу тянусь к телефону. Ну что, я уже говорила, что проснусь и обнаружу на почте рассылку об отпуске для всей компании? Вот, проснулась. Отлично. Пока что понимаю, что почту нужно прочитать сейчас, а не за завтраком, потому что там «что-то пришло».
– Ага, ещё лучше… – тяну я.
Полкомпании отравилось, а меня теперь отправили в принудительный «отпуск». Впрочем, я ведь не против. Погладила Макса, сходила погулять. День начался вполне обычно. Ну, давайте забудем про «пол-компании в больнице»?
– Ян, – вместо приветствия говорю я, собираясь достать из кармана ключи.
Он стоит на пороге нашего дома при полном параде полицейской формы. Блеск его начищенных ботинок слегка раздражает, будто специально выделяется на фоне моего слегка помятого утреннего вида. Ян оценивающе меня осматривает, явно ожидая, что я захочу зайти обратно, переодеться, оставить Макса. И ведь действительно, я об этом уже подумываю. Но.
– Пожалуйста, скажи мне, что мои коллеги в порядке.
– Твои коллеги в порядке, – сразу же говорит Ян.
– Ага.
– А теперь скажи, но не ври мне в глаза? – посмеивается он, наклоняясь чуть ближе ко мне.
Мы почти одного роста. «Почти», правда, настолько растяжимое понятие, но в берцах я вполне достаю макушкой ему до носа. Если шагну ближе.
– Они в порядке, – мягче говорит Ян. – Разве что паранойя, им всем сообщили, что в столовой бизнес центра нашли некую бактерию, которая опасна для здоровья и направили на осмотр. – Ян разводит руками. – Кто-то пошёл, лишь бы работу пропустить, кто-то, вон, истерику сам устроил, сам виноват, а так они были в полном порядке.
Я вздыхаю. Ладно, зато теперь верю, что у него руки куда дальше Архангельска дотянутся. Да и не так уж мне и жалко моих долбае... замечательных калек. Тьфу ты, коллег, я хотела сказать коллег!
– Я могу хотя бы зайти и оставить собаку? Переодеться, например? – с лёгким, наигранным раздражением спрашиваю я, уже разворачиваясь к двери.
– Ты сама мне рассказывала, что Макс – бывший полицейский, – перебивает Ян с лёгкой улыбкой, заставляя меня замереть на месте. – Теперь ты можешь нюхать сколько захочешь, и все решат, что просто натаскиваешь собаку. Никто и глазом не моргнёт.
Я на мгновение нахмуриваюсь, переваривая его слова, а затем вздыхаю. Придётся смириться с тем, что он прав. Макс вёл себя на прогулке подозрительно, словно уже знал, что снова будет работать. Глаз у собаки как у настоящего оперативника, и я не удивлюсь, если он уже подметил, что у меня на носу очередное задание. Фамиляр, верный мой фамиляр.
– Ладно, – говорю я с притворным вздохом. – Поехали.
Ян, удовлетворённо кивнув, жестом приглашает меня в машину.
– По пути расскажешь, откуда он у тебя, – улыбается он.
– Будто ты не знаешь! – я всплескиваю руками. Мне начинает казаться, может, и правда – что он достал обо мне все, что обо мне только можно знать.
– Мог бы, но не дочитал, – посмеивается он.
Макс радостно запрыгивает на заднее сиденье, а я сажусь рядом с Яном. Мы направляемся к первой квартире, и хотя снаружи всё кажется привычным… Я в городе недавно: на Карла Маркса обычно тихо. Мы проезжаем мимо двух банков с почти одинаковыми вывесками и мечети, возле которой едва видно пару пожилых мужчин. Они стоят, кажется, тихо разговаривая.
Проезжаем мимо Титан Арены, и тут хотя бы редкие прохожие появляются на тротуаре. Возле остановки стоит женщина в длинном красной кофте с вязаной сумкой через плечо. Она держит за руку маленького мальчика, видимо, ожидают автобус, который снова опаздывает. Рядом прошмыгивает студент с огромным рюкзаком, судя по всему, опаздывает на занятия. Шаги его быстрые, а взгляд сосредоточен на телефоне, и он едва не врезается в фонарный столб, когда идёт наискосок. Женщина в яркой кофте цвета фуксии раздаёт флаеры чуть дальше по улице. Она невысокая, капюшон закрывает лицо, а на шее болтается огромная табличка в рамке – там название с логотипом какого-то благотворительного фонда. Мне не видно, да и мало ли таких фондов. Могу её понять: сегодня ветрено, что хотелось надвинуть капюшон как только можно низко. Всё это просто обычные люди, занятые своими делами.
Ян сворачивает во двор и паркуется возле старой хрущёвки. Дом выглядит ветхим, с обшарпанными стенами и облупившейся краской на подъезде. Впрочем, в этом районе таких много. Мы выходим из машины, Макс чинно идёт рядом со мной. Ян молча кивает мне, и мы направляемся к подъезду.
Поднимаемся на третий этаж по ступеням с облупившейся краской по краю. На лестничной площадке тускло горит единственная лампочка, её свет только подчёркивает обшарпанные стены и грязный пол. Ян стучит в дверь, и через пару мгновений она открывается.
Нас встречает жена первой жертвы, Роза Дамировна Смирнова. Это женщина лет пятидесяти с небольшим, с усталым лицом и сгорбленными плечами. Она явно не ожидала гостей, но, увидев Яна, открывает дверь пошире и приглашает нас войти. Он здесь бывал, даже не представляется и не показывает удостоверение.
– Моя напарница, – поясняет он, когда женщина замечает меня. – Вернее, – смешок, – скорее, я ее напарник. Прислали мне помогать, раз я ваше дело распутать никак не могу.
Женщина польщенно всплескивает руками и охает. Причитает, но слов разобрать я не могу: слишком тихо она говорит. На Макса она обращает внимание лишь на секунду. Он садится на пол перед порогом и смотрит прямо на неё, честно говоря, людей обычно смущает, насколько осознано он смотрит. Так смотрел бы человек, но пёс? Кто-то пугается, кто-то умиляется, какой Макс у меня послушный. Роза Дамировна немного пугается, но быстро берёт себя в руки.
– Мне нечего вам больше рассказать, – причитает она громче, рассаживая по квартирке. – Но вы посмотрите, Ян Северьянович, посмотрите, вдруг вы чего не заметили, я его вещи так и не убираю, он вернётся, я верю…
Она замолкает. Иван Иванович Смирнов пропал четыре месяца назад, я запомнила из его папки, которую мне вчера давал посмотреть Ян. Его жена больше не говорит ни слова, только наощупь оседает на диван, так там и сидит, опустив голову, пряча лицо. Она явно истощена, и её надежда на возвращение мужа кажется единственным, что удерживает её от полного отчаяния.
Ян кивает, мягко, но твёрдо отвечая:
– Мы обязательно всё проверим, Роза Дамировна. Может быть, действительно найдём что-то, что раньше не заметили.
Квартира сразу производит тягостное впечатление. Маленький коридорчик завален старой обувью и верхней одеждой, а в воздухе ощущается затхлый запах, который не выветривается даже при открытых окнах. Обои на стенах выцвели от времени и, вероятно, были светло-зелёными, но сейчас приобрели неприятный сероватый оттенок. На некоторых участках обои отслоились и отклеились, обнажая облупившуюся штукатурку.
Мы проходим в гостиную, где обстановка такая же унылая. Старый диван с продавленными подушками, выцветший ковёр на полу, советская мебель, что помнит лучшие времена. Шкаф с треснувшими дверцами заставлен книгами и сувенирами, на телевизоре лежит вязаная салфетка. Ян оглядывается, но ничего не говорит: осматривает полки, перебирает вещи, но не трогает их слишком сильно, чтобы не нарушать порядок. На шкафу — несколько пыльных фотографий в рамках, старый будильник и книги с выцветшими корешками. Он заходит в спальню, куда я следую за ним. Обстановка там ещё мрачнее. Кровать аккуратно заправлена, на тумбочке рядом лежит книга, словно Иван Иванович только что вышел и скоро вернётся, чтобы дочитать её. В углу стоит комод, на котором лежат мужские часы и пара бумажников. Всё покрыто слоем пыли, который Роза Дамировна, очевидно, не осмеливается стереть.
Я краем глаза замечаю ванную, дверь которой приоткрыта. На кафеле вдоль швов — чёрные пятна плесени, а зеркало потускнело от старости. Здесь давно не было ремонта, и дом, похоже, медленно погружается в забвение, как и жизнь этой женщины… Бр-р-р. Пахнет мерзко, но совершенно не тем, что я почувствовала от папки её пропавшего мужа. Здесь жизнь остановилась.
Я не вижу никаких логических связей, не нахожу явных доказательств, но я просто знаю. Есть такие вещи, которые не объяснить рационально, не разложить по полочкам. Это знание — как запах, который нельзя увидеть, но который невозможно игнорировать. В этой квартире пахнет безысходностью, но она не связана с тем, что случилось с Иваном Ивановичем. Его утянуло нечто другое, и оно оставило после себя лишь пустоту. Ян что-то говорит Розе Дамировне, но я его почти не слышу. Мои мысли заняты этим неуловимым, но столь явным ощущением, что всё, что нам нужно, находится далеко за пределами этой квартиры. Проклятье. Макс тоже ничего не чует.
ГЛАВА 7: Безысходность
Мы выходим на улицу, и я молчу. Ян ничего не спрашивает. Мы идём по тротуару, и всё кажется таким обыденным и обычным — как будто ничего не изменилось, как будто всё это всего лишь часть рутинного дня. На углу улицы женщина всё так же раздаёт флаеры благотворительного фонда. Она энергично суёт бумажки в руки прохожих, и большинство из них принимают их, даже не глядя. Я замечаю, как один мужчина, получив флаер, тут же его смял и сунул в карман, не удостоив и взглядом.
А вот на автобусной остановке ждут уже совсем другие прохожие, чем когда мы проезжали сюда. Молодая пара стоит рядом, но каждый из них уткнулся в свой телефон. На краю скамейки сидит пожилая женщина с сумками.
Ян бросает быстрый взгляд на меня, но всё ещё молчит. Мы продолжаем идти по тротуару, и вдруг до меня доходит: мы ведь оставили машину во дворе. Я и не заметила этого раньше, но сейчас, оборачиваясь, понимаю, что мы не спешим к ней возвращаться. Он явно что-то понял, догадался о моих намерениях, хоть я и не сказала ни слова. Ян позволил мне сделать это без лишних вопросов, и я это ценю.
Мы идём медленно, словно случайно задерживаясь, давая мне время всмотреться и принюхаться к улице вокруг. Иван Иванович однажды вышел из своего дома и больше не вернулся. Эта мысль застревает в голове, как заноза. Важно не только то, что было внутри квартиры, но и то, что ждало его снаружи в тот день.
Я оглядываюсь на дома, дворы, деревья, пытаясь уловить что-то, что могло остаться в воздухе или на земле после его исчезновения. Может, какие-то следы или ощущение, которое подскажет мне, в каком направлении искать дальше. Ветер приносит запах свежего асфальта и разогретого металла, но ничего подозрительного или необычного.
Ян идёт рядом, спокойно, будто позволяя мне самой сделать выводы. У него по-прежнему нет нужды торопить меня. Но я знаю: если что-то уловлю, он будет готов к действию в тот же момент. Макс держится у моих ног. Он тоже не находит. Ничего не находит. У меня опускаются руки…
ГЛАВА 8: Дела семейные, явства пекарские
У меня опускаются руки. Ян видит моё разочарование и, словно, чтобы отвлечь меня, бросает невзначай:
– Ты не рассказала про Макса, – замечает он, увлекая меня в сторону.
Я чувствую знакомый аромат свежего хлеба и по запаху понимаю: пекарня.
– Я люблю только одну сеть, – вредничаю я. – Думаешь, просто так сюда переехала?
Он усмехается. Есть тут одна – «Двинские традиции». В этой шутке доля правды: из последнего отпуска я увозила с собой целых тридцать калиток оттуда, буквально скупив все, что были в наличии. «Для семьи», – говорила я, но на деле тёте «Для семьи», только тете Лене в итоге не досталось ничего. Елена Павловна Бреговая у нас в Питере живет. Ксении Макаровне Шумской повезло потому, что она меня в маме отвозила, от Кемерово своим ходом до мамы не так удобно, особенно с собакой, да и зачем когда есть тетя с машиной? Маме две я запасла. Отчаянно старалась не сожрать их сама. Златка все равно тоже в Питере, Ульяна... ну, Ульянка, надеюсь, что в Новосибирске, где мы ее и оставили. Элитная школа, все такое, очень хорошее мед училище. Ульянке шестнадцать, она… сбегает. И чудит. Мечтает стать патологоанатомом. Казалось бы, что ещё ей нужно?.. Но Ульянка – это Ульянка. Никогда не знаешь, что она выкинет в следующий раз. Впрочем, я, конечно, шучу, что она нам «в наследство» досталась, но в том тоже слишком много правды.
Её действительно оставили в наследство – буквально. Мама купила квартиру и нашла там ребёнка. Оказалось, отец Ульяны, он же бывший хозяин, погиб, а его жена, мачеха Ульянки, забрала только их общего сына. Про падчерицу она «забыла». Ульянка хулиганила, жила на улице и вот в квартире, пока мама не въехала, сменив замки заодно найдя внутри своего третьего ребёнка.
Ульянка хотела бы стать врачом, благо, не лечить людей, но вот как сказать ей, что с её способностями ей кости лучше ломать, а не трупы резать?.. Впрочем. Главное, чтобы людей лечить не захотела, от неё ногами вперёд выносить будут.
Ульянка – словно ходячая бомба. Если её разозлить, беды начинаются буквально на пустом месте. Когда её мачеха «забыла», то попала под горячую руку – Ульянка рыдала так, что сотрясались стены. Итог: женщина и её сын в больнице с множественными переломами. Я так не умею, но у Ульянки… В такие моменты её злость оборачивается настоящей опасностью для окружающих. Особенно кости – ломает их, будто щелкает орехи.
Мама не была бы мамой, если бы не забрала Ульянку из детдома, когда та сбежала. Как будто у неё уже не было опыта в таких делах – ведь меня она тоже подобрала. Мне было восемнадцать, когда я наконец-то решилась уйти из дома. Хобби той женщины, которая меня родила? Язык не повернется звать ее матерью. Каждые два дня напоминать мне, что меня ей подменили в роддоме. А на другой день – что её жизнь закончилась в тот момент, когда я родилась. Отца у меня не было. Был его заменитель – человек, который молчал, когда надо было говорить. Он всё слышал, но никогда не вмешивался. И я однажды просто не выдержала, собрала вещи и ушла, куда глаза глядят.
Сидела потом ночью под каким-то случайным домом в случайном городе. На автостанции просто спросила, куда уезжает первый автобус, и поехала, лишь бы подальше. Замерзала на холоде, сидела прямо на асфальте, обняв колени. Помню, как одна коленка была разбита – я упала. Денег на обратный билет у меня не было. Пирожок был. Полпирожка. Так меня и нашла мама.
Она тогда вышла из того самого дома, под которым я сидела, просто так, вынести мусор или прогуляться перед сном. В два ночи, да, мама у нас раньше трех не ляжет. Увидела меня. Вместо того чтобы пройти мимо или вызвать полицию, она просто подошла и спросила:
– Ты чей? - спросила она
– Ничей, – огрызнулась я
Но она не ушла. Она разоралась на весь двор.
– В смысле ничей?! - возмутилась мама. – так, собаки женского пола, кто обижает моего ребенка??
И в тот момент я впервые за долгое время почувствовала, что кто-то действительно заботится обо мне. С тех пор она стала моей мамой. Она нескоро официально удочерила меня, мы с документами маялись. Потом Злата, потом Ульянка.
Но что-то я надолго задумалась. Я поднимаю голову, и вдруг вытаращилась - ведь Ян под руку привел меня к любимым Двинским традициям. Тут недалеко, я-то знаю, но откуда знает он?..
– Ты сказала название, а у меня есть карта, – хихикает Ян, буквально втаскивая меня внутрь пекарни.
Я смотрю на него, слегка ошарашенная. Да, к этой пекарне у меня едва ли не мания. Одержимость. Их несколько по городу, но меня знают в каждой, в той, что рядом с домом - по имени. В другие я поначалу бегала, если «какие-то нехорошие люди» успевали скупить мои любимые с сыром и чесноком или с вишней и творогом. Иногда просто из вредности. Ян улыбается, словно поймал меня на месте преступления.
Внутри пекарни нас встречает знакомый аромат свежей выпечки. Анна Семеновна, заметив нас, машет мне. На полицейского в форме рядом со мной?.. Ну, может, смотрит, но пожимает плечами, мало ли, почему он меня под руку тащит.
– Я-то здесь частый гость, и меня уже знают, – говорю я, присматриваясь к калиткам. Сегодня просто праздник какой-то! Все вкусы на месте, ничего разобрать не успели!
Ян хмыкает и кидает на меня ехидный взгляд:
– Конечно, частый гость. Ты ведь всё время просишь калитки, а не купюры.
Глаза закатываю чисто из упрямства, но удержаться не могу и прыскаю со смеху. Ян достает свою кошелёк и оплачивает за обоих. Себе ещё кофе хватает, наивный, кофе тут… «они стараются», такой кофе. Я достаю свой верный термос, который «чудом» умещается в маленькую сумочку, которую я всегда беру с собой.
– Не бойтесь, Анна Семеновна, – громко заявляю я и поднимаю свои руки, показывая, что там нет наручников, – товарищ полковник тут по своей воле.
Смеемся все втроем. Люблю эту пожилую женщину не только потому что она, в отличие от своей сменщицы всегда спрячет для меня пару любимых вкусов, но и за то, что она смеется над моими шутками. Так что нет, я не настолько хищная, чтобы наручниками в себе понравившегося мужика прицепить и пойти за калитками. Хотя я могла.
Ян вглядывается в меня:
– Готова к следующей части?
Я улыбаюсь и киваю. Ладно.
– Прорвемся, – ненавижу эту фразу, почему так часто ее говорю?!
Но в тот день мы так никуда и не попадаем. Потому что масло или что-то там в машине Яна решает сломаться именно сегодня… Мы вызываем транспортный коллапс, разумеется, посреди перекрестка. Прибывший на место патруль ДПС ржет в кулаки над «коллегой», а я беру Макса и смываюсь.
– Он не любит скопления людей! – кричу я Яну.
Эх, интересно, он поймет, что «скопления людей» - не люблю тут я?.. У меня паническая атака начинается от всех машин вокруг, что сигналят, шумят и нас проклинают.
ГЛАВА 9: Находка (к сожалению, не город)
Остаток дня я провожу дома, глядя в потолок. Не зря так настойчиво избегаю толпы, нет, в самих людях для меня ничего нет, но вот громкие звуки? Десятки голосов? И всё, пока, Олеся поехала кукушкой. Ничего нового, я привыкла к этому ощущению пустоты, когда мир вокруг теряет цвет, а звуки приглушаются. Макс, как всегда, рядом. Он лежит у моих ног, изредка вздыхая, чувствует моё состояние. Фамиляры чаще умнее своих ведьм.
Я смотрю в потолок, пытаясь поймать хоть какую-то мысль, но они ускользают, не оставляя следов. Ян, пекарня, квартира с плесенью — всё это, казалось бы, было в другой жизни. Сейчас же я просто существую, отрешённая от всего, что произошло. В голове — пустота. Завтра пройдёт. Я привыкла. Я… не могу. Громкие звуки. Слишком шумные десятки машин.
Макс слабо шевелится, поднимает голову и смотрит на меня. Я опускаю руку, гладя его между ушами, и он вновь укладывается поудобнее, верный и молчаливый. Даже если бы он мог говорить, вряд ли сказал бы что-то сейчас. Мы оба просто лежим в этой тишине, каждый в своих мыслях, но при этом ощущая друг друга.
Время тянется медленно, словно густой сироп, но мне некуда спешить. Завтра будет новый день, с ним придут новые чувства, новые запахи, новое... Но это будет завтра. А сегодня? Сегодня я просто смотрю в потолок, не чувствуя ничего.
***
Ночь. Густая, липкая тьма заливает улицы. Молодая девушка идёт по набережной, её каблучки спешно цокают по бетону. Ей страшно. Фонарь спасителем виднеется чуть дальше, здесь же вовсе нет освещения. Она не включает фонарик телефона, боясь привлечь к себе внимание. Мало ли кого, хотя пока она слышит лишь глухие волны Двины и собственное дыхание. И каблуки.
Она и сама не понимает, чего боится: в городе последние годы особенно спокойно. Ноги автоматически шагают быстрее, хотя разум подсказывает, что бежать — значит показывать страх, а бояться ей нечего и некого. Тогда почему?..
– Глупому сердцу не прикажешь, – деловито замечает она самой себе.
В домах справа от неё давно погасли огни. Право, она бы испугалась, если бы увидела свет хоть в одном в столь поздний час. Впереди возвышалась ещё советская бетонная лестница, ведущая вверх. По нижнему ярусу набережной ей было протий быстрее: они отмечали в ресторане на воде. Но теперь предстояло подняться на верхний ярус набережной, откуда можно пройти к первой линии домов. Девушка уже почти минуют ступени, как вдруг замечает в воде что-то странное.
Темное пятно, плавно двигается на поверхности реки, и сердце на мгновение останавливается. Она замирает, сжавшись. Вдруг это раненое животное? Тюлень, да-да, тёмный силуэт как раз был размером с маленького тюленьчика!
– Проклятые корпорации! – ругается девушка и спешит ближе к краю, ища телефон,
