Оглавление
АННОТАЦИЯ
Меня парень рассматривает нагло и бесстыже — с головы до ног, чуть задержавшись взглядом на груди. Наверное, увиденное качку не понравилось — он зло щурится, и кидает к моим ногам окурок. Господи, чем я заслужила немилость бандита?
Воспоминания о лихих 90-х, времени веселом и страшном, но прекрасном, потому что это время нашей юности.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
— "Нынешняя осень очень теплая, будто и не осень вовсе. Будто лето продолжается!" — думаю я, расстегивая ветровку. Жарко!
Иду не спеша, что бы насладится последними теплыми деньками, и поглядываю по сторонам. А посмотреть есть на что — наша улица прилегает к рынку, и теперь, почти до самого моего дома, стала его продолжением. По обе стороны, прямо на тротуаре, торговые палатки, лотки, просто столы со всякой всячиной. А местами торгуют, разложив товар прямо на земле. Чего тут только нет! От жвачек в ярких разноцветных обертках, ссыпанных в ведерко из-под майонеза, до курток и дорогих шуб, сваленных в кучу, в которой роются покупатели. Это для меня уже привычно, и не удивляет. Больше расстраивает — все такое привлекательное, многое нужное... Но, у меня нет денег — мама дает только на обед в институтской столовой. Сегодня я не стала есть, потому что хочу купить пластинку "Седая ночь". Как раз эта песня и слышится из торговых рядов.
— И опять не в месте, и опять не в месте, будем мы с тобой, и завтра и сейчас...— поет сладкий голос Юры Шатунова, волнуя и будоража мое сердце.
Возле палатки с пластинками, журналами и всякой хренью — очередь. Пристраиваюсь в ее хвост, и опять глазею по сторонам. И вижу мамину коллегу, мою бывшую учительницу математики Зою Павловну, которая торгует колготками, носками и трусами. Меня она или не замечает, или не хочет заметить, и на мое "Здрасте!" не отвечает. Огорчает меня не это — до смерти хочу колготки-сеточки, но мама не разрешит такие носить. Да у меня и денег нет, даже на колготки... Подходит моя очередь, забираю тонкий синий пластиковый блин, и радуюсь вдвойне — на другой стороне тоже какая-то песня, с изъяном, забракованная, а следовательно, бесплатная. Мне все равно на недостатки записи — с радостью послушаю!
Пластинку купила вовремя — на стихийном рынке появляется группа крепких бритоголовых парней в спортивных костюмах. Бандиты! Надо сматываться!
Не я одна спешу удрать с рыночной толкучки — многие покупатели, и даже некоторые торгаши, тоже спешат ретироваться. Братков бояться все!
До дома почти бегу, и замедляюсь только в нашем тихом, безопасном, заросшим кустами сирени дворе. Вижу возле своего подъезда парня, и иду еще медленнее — похож на бандита! В синем спортивном костюме, крепкий, высокий. Правда, не бритоголовый, как те, с рынка, но волосы короткие. А вот лицо симпатичное, открытое. Парень даже на Юру Шатунова похож! Стоит у подъезда, курит. Мне страшновато проходить мимо, но приходится — домой-то надо!
Когда приближаюсь, парень цепляет меня взглядом. Офигеть! И глаза, как у Юры — синие, и прищуренные! Меня парень рассматривает нагло и бесстыже — с головы до ног, чуть задержавшись взглядом на груди. И зачем я расстегнулась?
Видимо, увиденное качку не понравилось — он зло щурится. В это время во двор въезжает машина, большая, темная. Влетает, я бы сказала — на большой скорости, лихо разворачивается, едва не зацепив меня, дико сигналит, и тормозит возле курящего парня. Успеваю отскочить — чуть не врезавшись в него. В машинах не разбираюсь, но думаю, что это крутая иномарка. Понимаю, что сигналили не мне, а парню, и понимаю, что просто так, для понтов — он и так тачку заметил.
Качок снова смотрит на меня, презрительно кривится, и кидает к моим ногам окурок. Боже, чем я заслужила немилость бандита? Испуганно пячусь, и гляжу на свои окна. Мама смотрит!
Парень садится в машину, из которой на весь двор звучит ДДТ:
— Что такое осень? Это ветер, что играет рваными цепями...
Наконец, крутая тачка сваливает.
Дома уже который день воняет мочой. М-да! Раздеваюсь, и иду на кухню — мама смотрела из этого окна. Да, она так и стоит там. И бабушка тут же, за столом — СПИД—Инфо читает.
— Привет, мамуль, бабуль!
— Яна, он тебе ничего не сделал? — поворачивается ко мне мама. Испуганная и злая.
— Кто? — уточняю я. Да, уточняю, кого она имела ввиду — парня с сигаретой, или водителя машины.
— Бандит этот, Пашка Марков! Курил который! — бросает мама, и добавляет — Такой дом был хороший! Двор тихий! Теперь рынок этот, и понаехали всякие!
— Марков к бабке своей перебрался! К Вере Петровне из седьмой квартиры! — объясняет бабушка — Вернулся — и сюда!
— Откуда вернулся? — настораживаюсь я.
— Не из тюрьмы, где ему самое место! — восклицает мамуля — Из армии!
И чиркает спичками, зажигая газ — подогревает мне обед.
— Понятно! — киваю я, и добавляю — Кстати, о рынке! Я видела Зою Павловну! Она трусами торгует!
Мама встрепенулась, и очень громко произнесла:
— Конечно! Все торгуют, крутятся! Деньги зарабатывают!
Это она, что бы папа слышал. Что он дома, я заметила по куртке на вешалке, и ботинкам. Да и где ему быть?
— Может мне пойти торговать? — так же, во весь голос, вопрошает мама.
— Так и иди! — комментирует бабушка — Все равно на работе не платят!
— Мама! — хмурится моя мамуля — Убери эту срамоту! Ребенок дома!
Мне, кстати, 18. Но все равно называет ребенком!
Бабушка закрывает газету, и обнаруживает на первой странице картинку еще более развратную, чем на той, которую она читала. И переворачивает СПИД—Инфо вниз лицом, пестротой рекламы кверху.
— Кстати, бабуль! — говорю я — Когда ты прекратишь уринотерапию? Вся квартира провоняла! И одежда! И даже я!
— Прямо уж и провоняла! — неуверенно возражает бабушка.
Мама хмыкает, и осуждающе качает головой — спорить с бабулей она опасается. Вздыхает, словно стряхнув неприятную тему, и велит мне:
— Мой руки, и садись кушать!
Когда я возвращаюсь из ванной, и усаживаюсь за стол, мамуля опять принимается предостерегать:
— Держись от этого Пашки Маркова подальше!
— Мамуль! — укоризненно говорю я — Не собираюсь с ним знакомиться, или дружить!
— Я не это имела ввиду! — морщиться мама — В прямом смысле подальше! Если встретиться — обходи за километр! Не привлекай внимания!
— Такой страшный?
— Да! Всегда был бандитом, драчуном, даже в школе! У него и прозвище было Бешеный!— вскрикивает мама, и даже краснеет, от гнева. Чем меня удивляет — чем он ей так насолил, этот Пашка?
Об этом я узнаю, когда мамуля выходит из кухни.
— Злиться твоя мама потому, что ее совесть мучает! — произносит бабушка — Она была не права, и жизнь парню сломала!
— Кому? Пашке этому?
— Ага! Драка произошла в нашей школе, во дворе. Я тогда еще работала, продленку вела, и своими глазами видела! — рассказывает бабушка — Ух и страшная драка! И пострадавшие были — кому голову пробили, кому руку сломали... Ну, зачинщиков исключили из школы. А они все выпускники, десятые классы. И Пашку в зачинщики записали, хотя он, как говорят, разнимать пытался. Ну и его тоже вон! Просили за него — парень же отличник, светлая голова! Характер, конечно, сложный, но умница! Но мама твоя, как представитель РОНО, настаивала — хотела принципиальность показать. Вот из-за нее его и отчислили. В армию ушел, теперь вернулся. И почему-то живет тут, у бабки своей, Веры Петровны, а не дома.
— А чем жизнь сломали? Армия — не тюрьма, все же! Отслужил, вернулся, и даже в Афганистане не погиб. Он же не служил в Афгане?
— Не знаю, где он был! Мы с Петровной особо не общаемся! А жизнь сломали — школу не закончил, в институт не поступил! А голова была светлая! Но, мама твоя права — остерегайся Пашку этого! Он может и переселился к бабке, что б отмстить.
— Скажешь тоже! — неуверенно возражаю я.
— Всяко может быть! Остерегайся! Раньше хорошим был мальчиком, ничего не могу сказать! А теперь — бандит.
Бабушка вздыхает, и добавляет:
— А кто еще? Теперь все или торгаши, или бандиты!
Поев, я принялась мыть посуду. Бабушка, опять увлекшаяся газетой, откладывает ее, и вдруг заявляет:
— Если моя урина вам мешает, я, пожалуй, вернусь к себе. Выгоню съемщиков, и вернусь! Не знаю, конечно, на что вы жить будете, без моей пенсии и денег с аренды, но, раз мешаю...
— Бабуль, ты чего? — восклицаю я — Не мешаешь! Не надо уходить от нас! Я скучать буду!
И я принялась обнимать и целовать старушку. И не притворяюсь — не хочу, что бы она уезжала!
— Ой, лиса! — улыбается бабуля, и объясняет — Уринотерапию скоро закончу! Цикл лечения надо завершить, и сделать перерыв!
Потом спохватывается, восклицает:
— Ой, Чумак же по телевизору выступает! Надо мазь зарядить!
И почти бегом уносится с кухни, забыв на столе газету. Почитаю!
Во дворе опять ревет и гудит машина. Эти же? Выглядываю в окно, и натыкаюсь глазами на Маркова — идет к подъезду. И смотрит на наши окна! Мне даже кажется, что мы встретились взглядами. Отшатываюсь — нет, не может быть! Не мог он видеть мои глаза сквозь стекла ! Или мог? Все же, наши окна на первом этаже.
ГЛАВА ВТОРАЯ
О профессии "оператор-программист" я узнала в школе. В десятом классе из "избранных" учеников организовали группу, и стали знакомить с ЭМВ. Конечно я, как дочка инспектора РОНО, отличница и активная комсомолка, в избранные входила. Программирование очень понравилось, и я решила поступить в институт именно на эту специальность. Мама была против — она видела во мне продолжение династии педагогов, а папа за. Тогда он еще не потерял работу, был главой семьи, и мама уступила.
На нашем курсе, в основном, парни. А в группе девушка вообще одна — я, поэтому, чувствую себя принцессой, окруженной толпой верных и влюбленных рыцарей! Но, у сокурсников нет шансов завладеть моим сердцем — оно уже занято. С первых дней в институте я влюбилась, в студента третьего курса, Игоря Спирина. Увидела его однажды в столовой, и все — пропала! Меня же мой принц, к сожалению, не замечает.
Подходя к желто-охряным стенам института я, как обычно, раздумываю, где смогу встретить Спирина. Может, не подниматься в аудиторию, а поболтаться в холле, подождать его? И обнаруживаю на двери объявление:
" Всех, интересующихся компьютерными технологиями и играми, пригашаем в клуб "Эра", расположенный..."
Дочитать не успеваю, потому что слышу волнующий голос:
— Хочешь записаться?
Мое сердце начинает бешено колотится... Поворачиваюсь — да,это Игорь!
— Ты же с программирования? — спрашивает принц, смотря ласковыми серыми глазами.
— Да! — киваю я, и чувствую, как губы растягиваются в глупую блаженную улыбку.
— Я тоже! — произносит Спирин — Третий курс! Я Игорь!
И протягивает руку, которую я робко пожимаю.
— Яна! — блею, продолжая лыбиться.
— Приходи в наш клуб! К трем!
Молчу, потому что в "зобу дыханье сперло".
— Придешь? Я буду ждать! — продолжает уговаривать Игорь.
— Да! — наконец, прорывает меня — отдышалась!
И даже смогла закончить фразу:
— Приду обязательно! Это очень интересно!
— Хорошо! До встречи в "Эре"! — улыбается парень, и уходит.
А я продолжаю млеть. Вообще-то, я и так бы пошла в клуб, потому что...Потому что, оказавшись среди математических гениев, обнаружила, что я не только единственная девушка, но и единственная тупица...И ничего не понимаю... Так что, дополнительные занятия мне не помешают. Может, Спирин возьмет меня под свою опеку? Если Игорь лично позвал меня, значит, я ему нравлюсь! И, он знает, на какой я специальности! Значит, интересовался!
Продолжая витать в грезах, я поднимаюсь на третий этаж, усаживаюсь в аудитории, напротив ящика монитора — у нас у каждого свое место и свой компьютер. Неудобные конечно, громоздкие — но что поделать. Такие они. Рядом со мной сразу пристраиваются сокурсники — кто успел первым, тот и будет возле меня на этих парах. Мне все равно, любой из них поможет, если нужно. Я продолжаю мечтать об Игоре.
Фантазии прерываются самым жестоким образом — в аудиторию входит парень, в котором я узнаю Пашку Маркова! И замираю от ужаса — что он здесь делает? Пришел по мою душу?Однако, Пашка не обращает на меня внимания, и садится на свободное место. Чего? Он студент? Но как это может быть? Марков же не закончил школу! Да и не ходил первые дни! Однако, это обстоятельство немного меня успокаивает — не из-за меня он здесь! Но все равно Пашку опасаюсь, и жду пакостей. Еще, умираю от любопытства — как? Как он смог стать студентом?
Является препод, лысоватый мужчина в очках, здоровается, и проводит перекличку. На фамилии Маркова задерживается, словно спотыкается, однако, даже не спрашивает, почему тот не ходил на занятия. В перерыве обнаруживаю, что наши мальчишки не толкутся возле меня, а окружили Пашку! Предатели! В гордом одиночестве отправляюсь на первый этаж, в в холл, позвонить домой из автомата, и предупредить, что задержусь в компьютерном клубе после занятий. Что бы не волновались.
Наконец, последняя пара позади, и я опять спешу вниз, где и нахожу заветную дверь, с прикрепленной кнопками бумажкой с надписью "Эра". Захожу, и останавливаюсь у двери. Народу — человек десять, и все парни... И никто не обращает на меня внимание! Собрались кучей у компа, и что-то шумно обсуждают. Осматриваюсь — где Игорь? Зато Пашка присутствует — сидит тихонько в сторонке. Опять он! Да что же это такое! Собираюсь свалить, раз Спирина нет, а Марков есть, но тут дверь открывается, и появляется Игорь, с какой-то девушкой. Мой рот опять растягивается, да и Спирин улыбается — рад меня видеть!
Более того, Игорь приобнимает меня за плечи, и громко сообщает:
— Ребят! Внимание! У нас пополнение!
Парни перестают спорить, и поворачиваются в нашу сторону.
— Две прекрасные девушки! — продолжает Спирин — Яна, и Оля!
И обнимает пришедшую с ним. Эту девку я не знаю. Страшненькая, тощая, в очках.
Парни недружно нас приветствуют, и возвращаются к своему занятию.
Мы проходим вперед, причем Спирин убирает от меня руку, а от очкастой — нет. Я хмурюсь — чего-о?
Игорь велит нам заполнить анкеты, сообщает, что мы разобьемся на команды, и будем выполнять прикольные задания. А затем, если останется время, можно и поиграть. И распределяет, кто с кем. Я попадаю с Марковым...Это расстраивает меня не так, как то, что Спирин сам себя назначает в пару с Олей.
Сажу рядом с Пашкой, не обращая на него особого внимания. Ему тоже, вроде бы, пофиг. Интересует меня только Игорь, и то, как он ведет себя с Олей. Плохо ведет, неправильно! Обнимает, смотрит нежно, в глаза заглядывает. Колючая ревность ворочается в моем сердце. И недоумение — я же лучше! Я красивее! Почему же...? И почему, если у Спирина есть Оля, он пригласил в клуб меня?
Чувствую, как нога Маркова прижимается к моему бедру. Да, за столом тесно, но что он развалился-то? Отодвигаюсь, и пялюсь на экран монитора — задание надо делать! И делать хорошо, что бы Игорь обратил на меня внимание. Мониторы в клубе не такие, как в аудитории, да и компы другие — более крутые, и размером меньше. Странно! Интересно, кто этот клуб спонсирует?
Марковская конечность опять прижимается к моей, а рука Игоря обвивает Олину талию. Я, отпихиваю Пашку, и шиплю:
— Отвали!
Он удивленно на меня взглядывает — наверно, даже не замечал, что прислонялся — и отодвигается. Пялюсь в экран, и размышляю:
"Игорь не знает, что нравиться мне! Как только поймет — сразу ответит взаимностью! Надо как-то намекнуть!"
— Хватит ерзать и таращиться на Спирина! — слышу у своего уха, и вздрагиваю от неожиданности — Марков впервые что-то говорит. И голос его оказывается приятным баритоном с хрипотцой, словно мурлыканье кота...
Таращусь на парня, и опять отмечаю, какие красивые у него глаза — голубые, окруженные черными густыми ресницами...
— Гуляют они, не видишь, что ли? Тебе не светит — Спирину, походу, умные девушки нравятся! — продолжает Марков, а затем, вздохнув, поднимает руку, и громко сообщает — Игорян, мы закончили!
Спирин отрывается от своей подружки, и подходит к нам. А я сижу, как хрен склевавши. Марков, всего лишь, подтвердил мои наблюдения, что Игорь вместе с Олей. Но при этом унизил меня, назвав глупой...
Игорь склоняется к нашему монитору, и я вижу его лицо у своих губ...И чувствую приятный запах чего-то фруктового. Запах Игоря.
Сердце опять стучит, как сумасшедшее, и дыхание учащается.
— Надо же! — произносит Спирин — Оригинальное решение! Вы вместе делали?
И смотрит на меня с сомнением. Любимые серые глаза глядят с сомнением...Он тоже считает меня тупой!
— Конечно вместе! — произносит Марков — Янка помогала. Она разбирается.
Боже! Спасибо тебе, Паша Марков! Ты хороший парень!
Возвращаюсь домой в сумерках. Рынка на прилегающей улице уже нет, но присутствуют его следы — мусор, пустые коробки...Тороплюсь — ходить по темноте опасно, да и дома волнуются. Мимо, у самого тротуара, проносится мотоциклист на красном мотике, в красном шлеме, и обдает из лужи...
— Козел! — кричу я вслед, и еле сдерживаюсь, что бы не зареветь. Отстойное завершение сегодняшнего отстойного дня!
Но, оказывается, измена Игоря и грязь из лужи — не самое мерзкое, что случилось со мной этим днем...
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Когда подхожу к нашему двору, меня обгоняет вчерашняя черная машина. "Разъездились!" — мрачно думаю я, направляюсь в сторону подъезда, и останавливаюсь — у кустов вижу "Жигули" отца, и его самого, стоящего рядом.
— Пап! — кричу я, и бегу к нему. Но замечаю, что отец не один. Возле "Жигулей" та самая черная тачка, и двое парней — один коренастый крепыш, второй выше и худее. Оба бритоголовые, и в спортивных костюмах...
— Слышь, дед! — гнусаво бубнит высокий — Ты ниче не попутал?
— В чем дело? — спрашивает папа, пятясь к жигулям. Видно, что он боится.
— Подрезал ты нас, старый хрен! — рявкает коренастый — И наша машина об дерево чиркнула боком! Краска ободралась! Знаешь, сколько эта тачка стоит? Ты за всю жизнь столько бабла в руках не держал! Гони деньги на ремонт!
— Ничего подобного! — возражает отец — Не было такого! Я ехал...
И замолкает, потому что коренастый, набычившись и сжав кулаки, подступает к нему.
— Слышь, ты! — шипит он — Бабки давай!
Вижу испуганное и несчастное лицо папы. Он не понимает, что происходит. Он не знает, как себя в такой ситуации. Но он мужчина, и должен быть мужиком. Поэтому, продолжает спорить:
— Не было такого! Я сейчас милицию вызову, вот и посмотрим...!
Коренастый бьет ногой по двери жигуленка. Папа вздрагивает, и прикрывается. Я выскакиваю из темноты, хватаю отца за руку, тащу прочь, и бормочу:
— Папа, не спорь! Пойдем домой!
— Яна, ты тут зачем?! — еще больше испугавшись, восклицает отец.
— Э! Куда! — рявкает длинный, и хватает меня за плечо. Пальцы у него цепкие, длинные, острые. Больно! Я вскрикиваю. Папа бросается к парню, но получает удар под дых от коренастого, и скрючивается, задыхаясь.
— Заплатите, и валите! — рычит бандюк. А длинный подтаскивает меня к себе.
— Глянь, какая! — ощеривается он в улыбке, и добавляет — Слышь, Мокрый! Отпусти деда! Простим его!
— Чего это? — хмуро интересуется коренастый.
— Не будем обижать девочку, и ее папу! Как тебя зовут, красотуля?
Меня охватывает страх. Понимаю, что злить бандитов нельзя, и не пытаюсь убежать — не могу оставить все еще задыхающегося отца! Они продолжат над ним издеваться! Лихорадочно соображаю, что делать, и ничего придумать не могу.
— Поехали, прокатимся? — предлагает мне длинный. Короткий Мокрый тоже поглядывает на меня с интересом.
— Пацаны, хватит беспределить в моем дворе! — раздается бархатно-хрипловатый голос, и из темноты появляется Марков.
— Бешеный! — восклицает Мокрый — Дед нам денег должен! А девочку не обижаем, приглашаем вот...
— Хватит, я сказал! — спокойно произносит Пашка, и добавляет — Давайте в машину, резче! Нас ждут! Не хорошо опаздывать!
Длинный с неохотой отпускает меня, а коренастый бьет ладонью папу по кепке, так, что она съезжает отцу на нос.
— Бабло готовь! — говорит папе Мокрый, и они с длинным садятся в машину — коренастый за руль. Залезает в салон и Пашка, бросив на меня короткий взгляд. Тачка уезжает, а папа, наконец-то отдышавшийся, поправляет кепку, и отчитывает меня:
— Яна! Зачем ты влезла? Не понимаешь, как они опасны! Я бы сам разобрался!
— Прости, пап! — виновато произношу я.
Разобрался бы он, как же! Папа всю жизнь сидел в креслах руководящих работников, спортом не занимался, и физически слаб. Что он, против качков! И, хоть папа и не дед, как его обозвали, ему чуть больше сорока, но не с молодежью тягаться...
— Распоясались! — ругается отец, смотря вслед уехавшей тачке. А я замечаю, что он и правда старо выглядит... Сдал за последний год. А папа продолжает, выговаривая не слышащим его бандитам:
— Думаете, управы на вас не найду? Так со мной разговаривать! Завтра же позвоню участковому!
И уже мне:
— Пойдем домой! И не бери в голову! Я разберусь!
Пока идем по двору, спрашиваю, куда папа ездил.
— Тасовать пытался! — хмуро отвечает он.
Пытался... Понятно. Не получилось.
Заходим в подъезд, папа опять начинает возмущаться произошедшем, на что я замечаю:
— Хорошо, что обошлось! Если бы не Пашка...
Отец собирался сунуть ключ в замочную скважину, но, услышав мои слова, отдернул руку от двери.
— Он во всем и виноват! — негромко, и очень зло произносит папа — Привадил сюда бандитов! Заступник нашелся! Раз помог, потом сто раз за это спросит! Держись, Яна, от него подальше!
И решительно звякает ключами. А мне за Маркова обидно — реально же заступился! И вот, вместо благодарности!
Наша квартира очень большая — сталинка с высоченными потолками и огромными окнами. Но, в ней всего три комнаты, причем, одна проходная. И в этой большой квартире папе негде укрыться от маминых упреков — они живут в одной спальне. Отец очень медленно разувается и снимает куртку, а потом запирается в ванной. Мне нужно застирать брызги от мотоцикла, но торопить папу не хочу. Заглядываю в большую комнату — там теперь обитает бабушка. Мама тоже тут. Они сидят на диване, на фоне красивого дорогого ковра (у нас вся квартира в коврах и паласах), и обсуждают, под гомон телевизора, правильно ли сеять морковку осенью. А потом переходят к более насущным вопросам.
— Да что ты, мама, в самом деле! — сердится моя мамуля — Уж не такие мы и голодающие! Тех заготовок, что ты делаешь, вполне хватит на зиму!
— Это пока! Но, в магазинах ничего нет! А будет еще хуже!— мрачно вещает бабуля — И пенсию платить престанут! Тебе вон, зарплату задерживают, по нескольку месяцев, хоть ты и начальство! А что мы, пенсионеры? Сдохнем, и ладно! И пенсию тоже задерживают! Если не заниматься огородом, с голоду помрем!
Иду к себе, переодеваюсь, включаю "Ласковый Май", сажусь на кровать, и любуюсь плакатом Юры Шатунова, висящем на стенке. Думаю о подлом любимом Игоре, и о Пашке Маркове, спасшим меня второй раз за день... Мама, бабушка, а теперь и отец утверждают, что он бандит, и его нужно опасаться. Да я и сама вижу, какие у парня друзья... Вспоминаю жаркое, влажно-отвратительное дыхание длинного на моей щеке, его противные пальцы, и передергиваюсь. Мерзость! Но мне кажется, Паша, в отличие от этих, хороший, и не собирается мстить и вредить нашей семье. Думаю и о папе — он то чего на Пашку взъелся? Потому что тот видел его позор и унижение?
Папа всегда был на руководящих должностях. И что бы на него кто-то орал, кроме начальства, или бил — такого и представить невозможно. И папа не знает, как себя вести в таких ситуациях. Может быть, он и дрался в детстве или молодости, но теперь уже забыл, как это бывает. И ему вдвойне обидно, потому что он понимает, что слабый. А был всесильным.
В отличие от отца, я умею за себя постоять. В школе, среди других детей, я была такая же, как все. И всякие ситуации бывали. Даже нос до крови разбивали. Да, учителя моих родителей выделяли, и меня тоже — но среди одноклассников, по общению, мы все были равными.
Вздохнув, отправляюсь на кухню — есть хочу, как голодный мамонт. Но останавливаюсь в коридоре — слышу ссору папы с мамой, и не хочу при этом присутствовать.
— Не могу я! — с отчаянием кричит отец — Меня узнают! Секретарь горкома народ по городу развозит!
— Бывший секретарь! — ехидно произносит мама, и добавляет — И кто тебя узнаёт? Давно забыли все!
Папа уходит в комнаты, мелькнув в коридоре, и хлопнув дверью.
Захожу на кухню. Мама стоит у окна, и, кажется, плачет.
— Мам? — осторожно окликаю я. Нет, она не плакала. Мне показалось.
— Правильно, что ты не пошла в педагогический! — ни с того ни с сего, заявляет мамуля — Надо было в торговый идти. Или общественного питания. Люди вон, всего с работы натаскали. На года хватит. А мы с твоим отцом что могли домой принести? Портрет Ленина?
Вздыхает, и произносит:
— Садись, кушай!
...Марков на занятия не явился, что меня огорчило — хотела поблагодарить, да и вообще, наладить отношения. Не пришел он и на следующий день. Не явилась и Оля — в клуб. Игорь был один, чем я воспользовалась, и принялась усиленно флиртовать.
Я постоянно спрашиваю у Спирина обо всем, даже о том, что знаю, Игорь намеки понимает, и приглашает меня к себе в пару. Радости нет предела — мы сидим рядом, и я, помня, как делал Пашка, специально касаюсь Игоря бедром. Он не отодвигается, и поглядывает на меня с интересом.
Но, сказка заканчивается — пищит пейджер, Спирин читает сообщение, и быстро сворачивает занятия. Однако, перед уходом просит меня заглянуть к Маркову, и узнать, почему Паша не ходит в клуб.
— Вы же соседи! — говорит он, и добавляет — У меня проект интересный нарисовался, и Марков нужен!
— Почему именно он? — удивляюсь я.
— Мыслит нестандартно! — объясняет Игорь, и сообщает, что и меня возьмет в команду — мы же вместе с Марковым нашли то оригинальное решение!
Заходить к Пашке не хочу, боюсь и стесняюсь, но раз мой принц просит...Тем более, обещание совместной работы! Соглашаюсь.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
В подъезде нашей двух-этажной сталинки тоже все просторное и большое — и площадки, и окна, и лестницы. Правда, пролеты длинные и крутые, а второй этаж — все равно что третий, в обычном доме. Прохожу мимо своей двери, поднимаюсь по лестнице, и останавливаюсь у двенадцатой квартиры. Стремно как-то...Не хочу нажимать на кнопку звонка, но надо. Не стоять же тут вечно! Звоню. Один раз, и коротко, в надежде, что не услышат. Может, мне повезло, и дома никого нет?
Но, дверь открывается, и передо мной предстает невысокая полная старушка в вязаной растянутой жилетке. Вот прямо старушка-старушка, в отличии от моей бабушки. Моя наряжается, "химию" делает...А Вера Петровна словно бабка деревенская.
— Здравствуй, Яночка! — улыбается она, но улыбка выходит натянутая — наши квартиры не дружат, и мой визит вызывает у женщины тревогу. Мало ли за чем соседка с низу приперлась! Может, труба под ванной потекла, и заливает.
— Здрасте, Вера Петровна! Паша дома?
— Ты к нему! — облегченно вздыхает бабуля — Дома, дома! Проходи!
Пропускает меня в тускло освещенную прихожую, и кричит:
— Павлик! К тебе пришли!
Дверь одной из комнат открывается, и оттуда выходит Марков. В одних трусах. Я таращусь на парня, и посмотреть есть на что. Его гладкое, стройное, золотисто-загорелое тело словно сгусток мускулов; но он не качок, даже скорее, худощав; а на его плоском животе красуются ряды кубиков, будто у сошедшего с плаката-календаря культуриста. Перевожу взгляд ниже, и мое сердце словно падает в бездну — на парне такие трусы, которыми торгует на рынке моя бывшая учительница, облегающие и обтягивающие. И обтягивают они большой, здоровенный...
Я быстро, словно обжегшись, отвожу взгляд.
— Оденься, срамник! — ругается на Пашку его бабушка, и он исчезает за дверью.
— Проходи, Яночка, проходи! — повторяет Вера Петровна, и уходит в другую комнату, оставив меня в одиночестве. Все же, она меня явно недолюбливает... Я прохожу — не торчать же в коридоре — и открываю Пашкину дверь. Он одел спортивки, и все — торс остался голый. Да и ладно! Я не средневековая девица, и полуголых парней видывала — да хоть на пляже. Однако, по какой-то причине (может потому что мы только вдвоем в одной комнате, или от того, что только что смотрела на его трусы), все равно испытываю неловкость.
— Привет! — говорит Пашка — Ты что хотела?
Скидывает со стула одежду, бросает мне:
— Присаживайся!
И плюхается на кровать. На разобранную, со смятыми простынями... Спал, что ли? Смотрит он, при этом, на меня — бесцеремонно и оценивающе, как тогда, у подъезда. Просто нагло пялится! Замечаю, что под глазом у парня почти прошедший синяк — только желтизна осталась. Вот почему он на занятиях не был — из-за фингала!
— Игорь Спирин попросил узнать, почему ты не ходишь в клуб. Ты ему нужен, для нового проекта! — наконец, сообщаю я.
Марков молчит, и я добавляю:
— В институт тоже не ходишь. Тебя отчислят!
— В понедельник буду! — бросает Марков.
У-ф-ф! Миссия выполнена, и я могу уйти.
Вместо этого прохожу, и сажусь на стул. Осматриваюсь, потому что никогда не бывала в комнате у парня. Комната как комната — голубые обои с розовыми цветочками, какие я видела много у кого в квартирах подруг; на стене над диваном ковер; дальше старый шкаф, возле которого на полу лежат гантели; на стене календарь с Памелой Андерсон; телевизор, видик, и компьютер. Да еще какой! Я таких даже не видывала. Хм. Дорогой... Мне тоже недавно купили комп (в кредит), но мой похуже, чем у Пашки.
— В "блин" идешь? На дискотеку? — неожиданно спрашивает Марков.
"Блином" все называют ночной клуб, открывшийся в бывшей блинной. Ближайший к нам, и по слухам, очень крутой и модный. Сегодня пятница, и там танцы.
— Нет! — отвечаю я.
— А чё так? Мама не пускает?
— Да! — говорю я с некоторым вызовом — помню, как парень должен не любить мою маму.
Пашка встает, открывает форточку, берет с подоконника красную пачку сигарет, на которых написано "Прима", и протягивает мне. Отрицательно качаю головой.
— Не куришь?
— Нет!
Марков пожимает плечами — типа, было бы предложено, чиркает спичкой, и дымит в форточку. А я опять пялюсь на его красивое тело — благо, стоит спиной, и не видит. Кстати, когда он предлагал курево, заметила, что костяшки пальцев у него сбиты, в ссадинах — определенно, дрался!
— А ты на дискотеку пойдешь? — спрашиваю я.
— Да-а! Порядки наводить! — усмехается парень.
Мне очень хочется расспросить его о многом: с кем дрался, как оказался в институте, и собирается ли мстить моей маме. Но, как-то неловко... Прощаюсь, и ухожу. Пашка провожает до входной двери.
...Следующим днем, в субботу, прямо с утра приходит Юлька Сажина, моя лучшая подруга, будит меня, и сообщает, что вчера ходила в "Блин", на дискотеку, и сегодня опять пойдет. А пока зовет меня гулять. Я тоже хочу в "Блин", но мама не отпустит...
Для начала, мне нужно переделать домашние дела — всего лишь, пропылесосить наши многочисленные ковры. Мама считает, что ребенок должен приучаться к труду, и у него должны быть обязанности. Мои — пылесосить и мыть посуду. Ну и стираю свои вещи сама. Пылесос у нас появился недавно, до этого ковры приходилось таскать во двор, вешать на перекладину, и выбивать. А раз в год так и вообще мыть — там же, во дворе. Пылесос очень облегчил мою жизнь, но все равно я ненавижу ковры, и чувствую себя жительницей юрты.
Покончив с уничтожением пыли, шерсти и ворса, я собираюсь гулять. Собираюсь долго, но нам с Юлькой не скучно — обсуждаем последние сплетни, и знакомых парней. Игоря в том числе, под возмущенные вопли подруги. Про Марковские трусы я тоже рассказываю, и мы долго ржем.
Юлька симпатичная девчонка, хотя и соответствует своей фамилии — ее кожа смуглая, а волосы и брови черные, как сажа. Зато она модная, умеет одеваться, и делать красивые прически. И, болтая о парнях, помогает мне выглядеть красоткой.
Надеваю лиловые лосины, и приталенную длинную рубашку — вроде и блузка, и за короткое платье сойдет. У меня лосины лиловые, так как Юлька считает, что этот цвет подходит к моим голубым глазам и светлым волосам. Я ржу — как? Как штаны могут подходить к глазам? Но Сажина непреклонна. Потом она делает мне укладку, истратив на это дело пол-баллончика лака. И я иду к маме — отпрашиваться. Они с бабушкой на кухне — закручивают заготовки, рассовывая овощи по стеклянным банкам.
Конечно, мама отказывает.
— Ну мам... — ною я, но мать категорична.
— Нет, я сказала! И гулять только до девяти!
— Летом же можно было до одиннадцати! — возмущаюсь я.
— Так то летом! — говорит мама — А теперь в девять уже темно!
— Все ходят на танцы, а мне нельзя! — чуть не плачу я.
Мать отставляет банку, и толкает воспитательную речь. Она произносит ее по особенному, словно злой робот — четко выделяя слова, которые вылетают из ее рта, словно стальные горошины.
— Яна! Ты должна понимать, как опасно, в наше время, ходить по улицам по вечерам! Не говоря уже про ночь! И днем убивают, грабят, насилуют! Знаешь сама, и все равно просишь!
Я молчу, смотря в пол. И хоть ничего не сделала, но чувствую себя виноватой. Поднимаю глаза на бабушку — может она отпустит? Но нет!
— Такие ужасы творятся! — подхватывает бабуля — Подъедет машина, оттуда бандиты выскочат, схватят, в салон затащат, и пустят по кругу!
— Мама! — восклицает мамуля — Перестань свои журналы пересказывать! Как можно такое читать!
Она брезгливо передергивает плечами. Но, ее крик слышать легче, чем нотационный тон — теперь это живой, человеческий голос.
— Можно хоть у Юльки переночевать? — спрашиваю я.
— Нет! — хором отвечают мама с бабушкой. Мамуля добавляет:
— Пусть лучше Юля у нас!
Надо было не говорить про дискотеку, а сразу просить у Сажиной с ночлегом остаться! Может, не догадались бы, что мы в "Блин" собираемся... Конечно, Сажина у меня ночевать сегодня не останется — собирается веселится в клубе всю ночь.
Днем ходить по улицам можно, и мы с Юлькой отправляемся гулять. В прямом смысле — просто болтаемся по городу, и смотрим по сторонам. Купили по шаверме, съели — вкусно!
— Говорят, ее из кошек делают! — сообщает Юлька, вытирая руки одноразовым носовым платком — всегда в сумке носит. А потом бросает бумажный комок в урну. Я платки предпочитаю традиционные, тряпошные, хотя ими руки особо не повытираешь — жалко выкидывать. Поэтому, Сажина дает бумажный и мне.
От слов подруги подкатывает тошнота.
— Раньше не могла сказать? — возмущаюсь я — До того, как съели!
— Так пи...дят! — машет рукой Юлька — Неправда это!
Однако, мне не успокоиться, и я пытаюсь запить вкус шавермы пепсиколой.
Домой прихожу в десять минут десятого — даже постояла в подъезде, выжидая время. Да, мне нельзя задерживаться, но десять минут — такая мелочь! И ругать не будут, и запрет нарушен! Маленький, сладкий бунт!
В воскресенье Юлька не приходит, и я не знаю, как прошел ее поход на дискотеку. Самой идти мне к ней лень, и я провожу этот день или валяясь в кровати с книжкой, или смотря, вместе с бабушкой, мамой и папой, телевизор. Да, и с папой — мамуля его временно простила.
Вот так — никак — проходят мои выходные. Из-за ничегонеделанья я много и лениво размышляю о жизни, и о парнях. И больше всего думаю о Маркове, о его теле, и... о некоторых отдельных частях его тела. Конечно, я не ребенок, и знаю различия мальчиков от девочек. Знаю, и как "применяются" эти отличия, и даже видела, как — иногда мы с Сажиной, когда я бываю у нее, смотрим порнокассеты, стащенные ею у ее родителей. Но образ полуголого Пашки намертво засел в моей голове, и не хочет ее покидать.
...Понедельник начинается серым мокрым утром, и дождем. Прошу папу отвезти меня на занятия — брести до метро под дождем, а потом, под ним же, от метро до института, не хочется.
Марков на занятия не явился, хотя обещал. Зато к нам в аудиторию явился Игорь, и с явным нетерпением учинил мне допрос — говорила ли я с Пашкой, и что он ответил. Я честно доложила, что Марков обещал быть, но не пришел. Спирин расстроился, и покинул кабинет с хмурым видом. И зачем ему так нужен Марков? Что за дела?
Однако, эти события и обстоятельства не сильно меня волнуют. Настроение сонное и вялое, и на все пофиг. Видимо, из-за плохой погоды... К трем я расхаживаюсь, и спускаюсь в клуб "Эра". Как бы там не было, дополнительные занятия помогли — я уже не чувствую себя такой тупой, когда дело касается программирования. Интересно, это наш препод не умеет преподавать, или Игорь так хорошо объясняет?
Моя хандра совсем пропала, и я отрываю крашеную половой коричневой краской дверь клуба в радостном предвкушении — опять с Игорем позанимаемся! И я опять построю ему глазки! Захожу в довольно тесное помещение "Эры", и офигеваю — Марков явился! Это меня радует — все же, не зря к нему домой ходила! Однако, радость сменяется недоумением — Пашка сидит не один! С ним за столом девушка, которую я не знаю, и, по ее виду, не имеющая отношения к программированию — сисястая сильно накрашенная блондинка, с сожженными перекисью волосами. Что это за чудо? И почему она в клубе?
Ищу глазами Игоря, и убеждаюсь, что он тут — объясняет что-то парням, сидящим за одним из столиков. Оли опять нет! Заметив меня, Игорь улыбается, словно счастлив видеть, будто и не встречались утром в аудитории. Здоровается, и велит садится к Маркову — " Вы в одной команде! А я потом к вам присоединюсь! Я тоже с вами!" Спрашиваю у него, что за девушка рядом с Пашкой — "Мы же в одной команде! Мне надо знать!" Спирин объясняет, что девицу привел Марков — типа, она хочет заниматься — а больше Игорь ничего не знает. Поколебавшись, наглею, и спрашиваю, с самым невинным видом, почему нет Оли. Спирин скучнеет, его взгляд становится злым, и он сухо и коротко отвечает:
— Ей неинтересно!
Чем приводит меня в тайный восторг — похоже, они поругались, и расстались! Игорь свободен!
Несмотря на отсутствие Оли, настроение у Спирина хорошее. У меня же опять не очень! Не хочу сидеть с Пашкой и его пассией — хочу с Игорем! Но тот занят — ходит от стола к столу, и участвует в каждом задании каждой команды. Ничего не остается, как присесть за стол к Маркову, с краешку, как бедной родственнице... Даже не подвинулись! Пашка кивает мне, почти не отрываясь от компа, и на этом все. Я же поглядываю на Игоря, и жду, когда он подойдет и к нам. Тогда я его не отпущу!
Рассматриваю, украдкой, и парочку. Оба кажутся невыспавшимися и помятыми, девка жует жвачку и тупо таращится на экран монитора — явно не понимает, и явно ей скучно. Марков особого внимания на нее не обращает. Как зовут девушку неизвестно — мне ее не представили, а сам Пашка называет ее, неизвестно, почему, Морковкой.
Пытаюсь вникнуть в задание самостоятельно. Пора самой разбираться! Если думать, пробовать решать, то все получиться! Я не тупая, как пассия Маркова, и даже язык "си" более-менее знаю!
Обращаю внимание, что Пашка делает другое. У нас новое задание? Почему мне не сказали? Или только у Маркова оно новое? Тогда зачем мне считаться его командой, и сидеть с ним? Между тем, блондинка что-то тихонько говорит Пашке, и судя по заискивающему выражению лица, что-то просит.
Марков забирает листок с ее заданием, и кладет передо мной.
— Сделай за Морковку! — бросает он.
Обалдеть! Совсем офигел! И не просит, а приказывает!
— Сам делай! — шиплю я, и отодвигаю бумажку.
Пашка никак не реагирует, и на листок с заданием внимания не обращает. Вспоминаю, что и Игорь в нашей команде, и должен присоединиться. Нельзя ссорится с Пашкой, иначе, придется покинуть группу! Сердито придвигаю к себе бумажку. И у Морковки задание другое! Почему тогда мы считаемся командой?
Игорь подходит к нам, когда уже пора расходится. И не за тем, что бы проверить задания — ему похоже, пофиг. Он подходит из-за меня! Ко мне! Приобнимает за талию, и спрашивает, вроде бы всех нас, всех троих — не желаем ли мы посидеть в кафешке, отдохнуть, и поболтать?
Марков соглашается, Морковку не спрашивая, но говорит мы:
— Мы не против!
Я же колеблюсь. Дома знают, я говорила, до скольки занятия в клубе. Дольше задерживаться не могу! Но, мы ж недолго посидим? И я тоже соглашаюсь.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Выйдя из здания института я размышляю, в какое кафе пойдем — рядом их немало! Но оказывается, они парней не устраивают, поэтому, не пойдем, а поедем — на машине Игоря. У него есть машина — классно! И не какой нибудь "Жигуль", а иномарка!
— Мы на своем! — заявляет Марков, показывая на стоящий на стоянке мотоцикл. И они с Морковкой направляются к нему, и усаживаются, напялив шлемы. А я хмурюсь — шлемы красные! Мотоцикл — тоже! А куртка у Пашки черная, кожаная, как у того говнюка, что меня обрызгал! Уж не он ли это был? И не было ли это сделано специально?
Но, сразу о прошлых неприятностях забываю — Игорь распахивает передо мной дверь авто, и я усаживаюсь на переднее пассажирское! Моему счастью нет предела! Вижу в зеркале свое довольное лицо, и придаю ему строгий вид — позорище, так радоваться вниманию парня! И с замиранием бьющегося через раз сердца жду и предвкушаю, что же будет. Знаю, Спирин должен положить мне на коленку руку, а я... Или скинуть возмущенно и кокетливо, или сделать вид, что не замечаю. Как поступлю, пока не решила.
Однако...Едем недолго, и почти не разговариваем — Игорь просто включает музыку, перевернув кассету в магнитофоне, что бы играла с начала. Но я бы предпочла поболтать с парнем, чем слушать музыку. Тем более, это не "Ласковый Май"! И никаких мужских ладоней на моем колене...
В кафешке со странным названием "Муравейник" усаживаемся за один стол, и парни заказывают нам с Морковкой по мороженому. А всем четверым — алкогольные коктейли.
Алкоголь я пробовала один раз в жизни, в лагере. Мальчишки раздобыли в деревне самогона, и мы всем отрядом, по очереди, отхлебнули. Самогонка оказалась очень жгучей, очень вонючей, и меня стошнило. Что же касается коктейлей — это было очередное новшество, пришедшее к нам с Запада. По крайней мере, я такого никогда не видывала, и не пробовала. И смотрела на стакан с зеленым содержимым, и торчащей из него трубочкой, как на чудо. Еще и долька лимона к бокалу пришпандорена! Смотрю на ребят — они преспокойно поглощают напиток через трубочку. Но мне алкоголь нельзя! Мало того, что домой опоздаю, еще и запах будет! Родители меня убьют! К тому же, помню свой опыт, и думаю, что меня опять вырвет... Однако, не сидеть же с постным видом! И я, осторожно, пробую зеленую гадость. Хм! Вкусно, и запах приятный, не алкогольный! Наверное, спирта тут совсем мало, и вреда не будет! Продолжаю тихонько потягивать коктейль, и поглядываю на своих спутников. Слева от меня сидит Морковка, и поглощает напитки один за другим — Марков едва успевает подзывать официанта. Морковка девушка симпатичная, со вздернутым носом и большим ртом с полными губами; а ее длинные белые волосы свисают пышными потоками вокруг лица в форме сердечка. Только чересчур накрашена — ярко голубыми тенями, и черной размазывшейся тушью.
У меня тени такого же оттенка, но почти незаметны, а стрелки, ресницы, и брови-ниточки коричневые, что больше подходит блондинкам. Фигура у Морковки шикарная — в низком вырезе черной футболки видны пышные белые полукружия, на которых лежит кулон, прикрепленный к цепочке. У меня, конечно, бюст поменьше, но тоже неплох, и туго обтянут блузкой. Еще я выше ростом, и стройнее! И ноги у меня длинные!
Справа расположился Игорь, и опять, как и в машине, не обращает на меня внимания — он беседует с Марковым, сидящим с ним рядом, и напротив меня. Разговаривают парни тихо, вполголоса, и играющая в "Муравейнике" музыка не дает мне услышать, о чем. Однако, отдельные слова и фразы долетают:
— Это воровство, грабеж! — слышится голос Маркова.
— И Ольга так говорила! — восклицает Спирин, и добавляет — Но вы не понимаете! Украсть у вора — не воровство! Все так делают!
Марков ловит мой взгляд, и произносит:
— Не здесь это обсуждать! — и кивает в мою сторону.
Игорь оглядывается, и замолкает. Похоже, он уговаривает Пашку на что-то нехорошее! Незаконное! И в кафе нас всех позвал не ради меня, а из-за Маркова. Что бы с ним поговорить.
Впрочем, мне все равно. Блаженное тепло возникает в голове, и разливается по телу. Мне легко и хорошо, я счастлива, и всех люблю...
Игорь, наконец-то, вспоминает обо мне, и наконец-то, обнимает. И сует мне в руки еще один коктейль. Но, вмешивается Марков. Привстав, он протягивает руку, и отнимает у меня стакан.
— Ну-у! — возмущаюсь я.
— Ей нельзя напиваться, родители строгие! — отвечает Пашка на недоуменный взгляд Игоря, и говорит мне — Пошли, отвезу домой!
— Не пойду! — отвечаю я, однако, встаю — Марков прав, мне нельзя пить, и пора домой.
— Сама доберусь! Без твоей помощи! — добавляю я, сердито и с вызовом смотря на Пашку.
— Я ее отвезу! — встревает Игорь, и добавляет — На машине лучше, чем на мотоцикле!
— Да, пусть лучше Игорь! — соглашаюсь я.
Но Марков не слушает, встает, и говорит Спирину, кивая на Морковку:
— Отвези Танюху!
Так ее Таня зовут!
Блондинка делает возмущенное и обиженное лицо.
— Про остальное — обсудим в более подходящем месте! — продолжает Пашка, все еще обращаясь к Игорю. Подходит ко мне, и пытается взять за руку.
— Отвали! — шиплю я, бью его по плечу, и отступаю.
— Пошли! — зло и настойчиво повторяет парень, и, уцепив меня за плечо, тащит к выходу. Пытаюсь поймать взгляд Спирина, надеясь на его помощь, но Игорь отворачивается. Козел!
Оба козлы!
Все парни — козлы.
— Не трогай меня! — огрызаюсь я на Маркова, дергаю плечом, сбрасывая его руку, но к выходу иду. Скандалить при людях мне стыдно, да и домой надо.
Пашка догоняет меня на улице, опять приобнимает, и поворачивает к стоянке.
— Да отстань! — верещу я, и пытаюсь освободится. Не получается — хватка у Пашки железная.
— Я отвезу тебя! — говорит Марков, направляясь — вместе со мной — к мотоциклу.
— Сама доберусь! — спорю я — На метро!
— И сколько это займет времени? — насмешливо спрашивает Марков.
Понимаю, что он прав — итак получу за опоздание. А если добираться буду еще час... Но...
— Откуда знаешь, во сколько мне надо дома быть? — с хмурым подозрением спрашиваю я.
— Догадался! Зная твою семью... И ты нервничала, и на часы поглядывала. Садись!
Мы стоим у красного мотоцикла, и Пашка сует мне в руки красный шлем.
— Это ты меня на днях из лужи обрызгал? — все также хмуро интересуюсь я.
— Не придумывай! — злится Марков, и повторяет — Садись на мотоцикл!
И оседлывает красную "стрекозу" сам. Вздохнув, пристраиваюсь за ним. Мы трогаемся.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
От института до моего дома не так и далеко — одна остановка метро. Но красный мотоцикл мчится не по прямой, почти не выезжая на проезжую часть — мы движемся по дворам и тихим улочкам. Я не возражаю — видимо, так быстрее. Сижу, уцепившись за Пашкину куртку. Встречный холодный ветер бьет в лицо, и кажется, что вот-вот скинет меня на землю. Жутко и сладко! Потому, что мне нравиться нестись вместе с Марковым по сумеречным дворам.
Пашка останавливается у соседнего с нашим дома, и говорит:
— Не надо, что б нас видели вместе!
Я слегка разочарована — хочу продолжать этот совместный полет. Пашка слезает с мотоцикла, и выжидательно смотрит на меня. Встаю, тоже снимаю шлем, и отдаю Маркову.
— Не замерзла? — спрашивает он.
Качаю головой — "Нет!" и произношу, строго сдвинув брови:
— Спасибо!
Не могу не признать, что Марков опять помог мне. И не могу признать этого! И продолжаю:
— Но, не нужно обо мне заботится! Помогать, опекать! Я не ребенок, и мы с тобой никто, даже не друзья!
Пашка делает шаг ко мне, опять берет за плечи. Я снова пытаюсь освободится, и снова не могу. Наши лица, наши губы близко-близко. Сейчас поцелует! Мое глупое сердце бешено колотится.
— Послушай, принцесса! — произносят эти влекущие, соблазнительные губы — Сколько тебе лет?
— Восемнадцать! — бормочу я.
Так нестерпимо хочу поцелуя!
— Ты целка? — спрашивает Марков, напрочь убивая романтику, и магию момента. Чувствую, как лицо заливает жаркой волной стыда.
— Не твое дело!
Опять пытаюсь освободится, и опять тщетно. Более того, Пашка прижимает меня к себе. Тесно-тесно... Из-за наших теплых курток я не должна чувствовать его тело. Но кажется, чувствую — каждый изгиб, каждую мышцу...
— Ты, восемнадцатилетняя дура, — говорит Марков мне в лицо, почти касаясь моих губ — соглашаешься поехать со взрослым, почти незнакомым парнем, и вообще, на все бы согласилась, не думая о последствиях!
— Какие последствия? — зло отвечаю я — Я тоже взрослая! И знаю, чего хочу! И Игоря знаю!
— Ничего, и никого ты не знаешь! Мелкая еще, что бы знать! — перебивает меня Пашка — И в Спирине ошибаешься! А забочусь о тебе, потому что соседи! Разве непонятно?
Знаю, что соседи словно семья. Все сообща. Праздники, свадьбы, похороны — везде присутствуют соседи. Знают друг о друге все, помогают, если надо... Но, не в этом случае! Наши квартиры, наши семьи — враги! Другая у Пашки причина заступаться за меня!
Марков опускает руку, и что-то делает со своими штанами. Я могла бы сейчас, наверное, вырваться, но стою, как истукан. Не будет же он...во дворе... при людях.
Пашка убирает и вторую руку с моего плеча, слегка отступает, и достает из кармана джинсов упаковку жвачки — начатую, и помятую. Вот оно что! В карманах он рылся, а я надумала!
— На, а то родители запах алкоголя учуют! — говорит он, сует упаковку мне в руку, садится на мотик, и уезжает, к моему великому огорчению... Да что со мной такое? Один парень нравится, второй волнует! Какая я... любвеобильная, как сказала бы моя бабушка.
В прихожей меня ждут — мама, папа и бабуля, разгневанные и грозные, словно три всадника апокалипсиса.
— Где ты была? — зло спрашивает мама.
— Задержалась в компьютерном клубе! — произношу я, и наклоняюсь, что бы расстегнуть сапог.
— Стой прямо, когда с тобой разговаривают! — чеканит мать.
Выпрямляюсь. Как же это все...тоскливо и муторно!
— Позвонить, предупредить не могла? — это уже отец.
— Думала, успею! — оправдываюсь я — Потом автобус ждала, а он не пришел. Вы же знаете, как автобусы ходят!
— От института до метро пять минут пешком! — замечает бабушка таким тоном, словно пытается уличить меня во лжи.
— Не пять, а десять! — тихо возражаю я.
— Не огрызайся! — рявкает отец.
Папа с мамой последнее время часто ругаются. Я стараюсь их помирить, выступаю буфером. Бабушка не встревает, хотя на стороне своей дочери, тоже считает, что мужик должен содержать семью, а не быть бесполезным лежнем, и высказывает свое мнение презрительным молчанием. Сейчас они, все втроем, дружно объединились. Против меня.
Мама подходит ближе, смотрит внимательно, и, кажется, обнюхивает. Замираю, и задерживаю дыхание. У-ф-ф! Не учуяла! Троица инквизиторов переглядывается — улик не найдено! Однако, еще минут десять они, по очереди, читают мне нотации — как они переживали, у бабушки сердце, мать поседела, отец места не находил...
Наконец, меня отпускают, я могу раздеться, помыть руки, и идти кушать. Есть не хочу совершенно, а хочу закрыться в своей комнате и побыть одной. Но, отказаться от ужина — навлечь еще порцию ругани и упреков. Бреду на кухню.
Ночью сплю плохо — жаркие, приятные, непонятно—туманные про Пашку Маркова сменяются кошмарами с участием родных.
Из-за моего вчерашнего опоздания возить на занятия и забирать будет папа... В институте ждет сюрприз — наш компьютерный клуб обокрали! Уволокли все компы вместе с мониторами. Поболтавшись в фоей вместе с другими любопытными замечаю расстроенного Спирина. Подходить и утешать не хочу — совсем в нем разочаровалась, после вчерашнего. И узнаю из обсуждений, что компы украли через окно, которое кто-то не закрыл изнутри на защелку, и увезли на машине. Сторожа задержали, ибо как он мог не слышать? И Маркова тоже — думают, он причастен. Последнее меня очень взволновало. Переживаю о Пашке так сильно, что на душе будто кошки скребут. Не об этом ли просил его Спирин? Были же слова "ограбление", "кража"... А то что Игорь расстроен — так может притворяется, для отвода глаз.
Паша возвращается в первый перерыв, я сразу бросаюсь к нему, и засыпаю вопросами:
— Тебя отпустили? Все нормально?
— Ты обо мне беспокоишься? — усмехнулся Марков, смотря странным взглядом. Лукавым и облизывающим. Приятным, но смущающим!
— Вовсе нет! — фыркаю я, что бы скрыть и радость, и неловкость — Просто интересно!
— У меня железное алиби! — объясняет Марков — Я ни при чем!
— Ну и хорошо! — говорю я, и иду на свое место. Пашка идет следом, сгоняет парня, что сидел рядом со мной, и интересуется:
— А у тебя как? Ругали дома вчера?
— Нет, обошлось! — улыбаюсь я.
— Отвезти тебя домой после последней пары?
— За мной папа приедет!
— Понятно!
Молчит, о чем то думает, и рассматривает меня с любопытством — словно странную зверюшку.
— А гулять тебе можно? — наконец, спрашивает он.
— Конечно!
— Погуляем вечером? Покатаемся на мотоцикле! Тебе же понравилось!
— Вечером не могу! — отвечаю я упавшим голосом.
— Понятно! — снова усмехается Паша. Насмехается... Я обижаюсь, и гордо отворачиваюсь.
— Попробуй смочь! — говорит Марков мне в затылок, обдавая шею жарким дыханием, отчего кожа покрывается мурашками, а в теле происходит странная горячая дрожь.
— В одиннадцать буду ждать во дворе, возле скамейки! — добавляет он.
— Я... Попробую! — бормочу я, и чувствую, что Маркова рядом уже нет. Оглядываюсь — он уже возле двери, с перекинутой через плечо сумкой. Может, и не слышал моих слов... Уходит? А как же занятия? А как же я?!
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Домой я позвонила, доложилась, что занятий в клубе не будет, и папа приезжает раньше. Ему нравится меня возить — вроде как, при деле.
Мама еще на работе, бабушка где-то ходит — наверное, добывает с боем продукты, стоя в гигантских очередях. Папа ушел в спальню. Самое то, что бы позвонить Юльке! Никто не подслушает, не помешает! Я забираю телефон из прихожей, и иду в свою комнату — благо, шнур длинный, позволяет.
Семья Сажиных раньше не были особо богатыми — обычные работяги. Но, с Перестройкой все изменилось — Юлькин отец открыл кооператив, а мать стала ездить в Европу за товарами, и торговать ими. "Челнок" это называется. Сажины внезапно разбогатели, да еще как! Бывая у них диву давалась — все блестит, везде роскошь, черная икра в ведерках. И горничная. "Дорого-богато..."
Юлька, судя по голосу, только проснулась. И рассказала мне следующее: на дискотеку она не попала, потому что вечером того дня познакомилась с одним человеком, бизнесменом из папиного окружения, и замутила с ним.
— Знаешь, сколько он мне денег дал? — задает Сажина риторический вопрос — Знаешь, сколько у него денег? Он хочет мне квартиру купить!
— Офигеть! — завистливо ахаю я.
Юлька продолжает хвастаться, а мне в голову приходит мысль.
— Юль, а сколько ему лет? — перебиваю я подругу. Больших деньги у молодых не бывает... Да и юных друзей у ее папы быть не может.
Сажина замолкает, что-то мямлит, но я настаиваю — отвечай!
— Пятьдесят с хвостиком! — нехотя признается подруга.
Матерь божья! Вот так дед!
Но Юльке говорю просто — "Офигеть!"
— Зато богатый! — парирует подруга.
— Юль, а у вас с ним...было? — спрашиваю я.
— Конечно! Взрослый мужик не будет деньги тратить за гулянье под луной!
— И... Как?
— Терпимо! Сначала сильно больно, да! Только в первый раз, и недолго! А потом — даже и приятно!
Я молчу, обдумывая полученную информацию.
— А как у тебя дела? — интересуется подруга.
Рассказываю ей и про Игоря, и про Пашку.
— Про Маркова забудь! — наставляет меня Юлька — Нищеброд, и похоже, обычный боевик! Денег у него нет, да и не живут такие долго. Еще и быть с ним опасно! Или сам прибьет, из ревности, или те, кто его убивать придут! Держись от Пашки подальше! А вот Игорь... Он, похоже, посредник. Побогаче немного.
— Откуда ты про все это знаешь? — удивляюсь я.
— Ну... Все деловые знают. Это неважно! Ни один, ни второй неподходящие! Денег у них нет! Давай, я тебя с кем-нибудь нормальным познакомлю! Они девственниц знаешь как ценят! Озолотит, и квартиру купит! Избавишься от своей мамаши!
— Спасибо, не надо! — говорю я, и заканчиваю разговор.
Съехать от родителей я очень хочу! Но трахаться ради этого со старым дядькой — вот уж нет! Брезгливо передергиваю плечами. Даже к Юльке отношение поменялось. Каким-то проститутством она занимается!
Я звонила подруге, что бы рассказать о Маркове. Мне хочется о нем говорить! Но, и она туда же — "Держись от Пашки подальше!" Не с кем о нем даже поболтать! Остается только мечтать! И в дневник записать не могу — вдруг мама его читает? С нее станется!
И я мечтаю. О совместных рассветах. О цветах в букетах... Ой! Стих получается! Хватаю дневник, что бы записать новорожденное стихотворение, но, дальше двух строчек не придумывается. Потому что дальше я мечтаю о том, что в дневник писать нельзя. Пребываю в взбудораженно- лихорадочном состояние, брожу без цели по комнате, ничего делать не хочется. Чем ближе ко времени свидания, тем больше волнение, предчувствие, предвкушение...
