Оглавление
АННОТАЦИЯ
Никто не выживает в пустоши Забвения. В ней смертные теряют надежду на спасение и разум, а стервятники лакомятся разлагающимися телами. Там правят злобные твари из низшего мира, жаждущие человечины.
Ярун, последний боевой волхв, гонимый тревожными видениями, ждет своего часа, чтобы вернуть роду волкодлаков былое уважение. Дивья княжна Ива в одночасье теряет все, что так любила: семью, жениха и княжество. У нее остается лишь капля чародейства и надежда на того, кто сможет остановить растущую пустошь. Они встретятся на границе миров, чтобы противостоять вечному забвению или забыться на веки вечные.
ПРОЛОГ
— НАВЬИ!!! — громкий ор глашатая пронесся эхом по всему небольшому дивьему княжеству, что затихло, прислушиваясь к любому странному звуку. Не было слышно ни птиц, ни колыхания ветра. Казалось, само время замерло в ожидании смерти.
— ОНИ ИДУТ! ОНИ БЛИЗКО! — Мощный звук боевого рога прогудел три раза, чем заставил дивий народ приготовиться к самому худшему, что только могло случиться — стать пылью в пустоши Забвения. Княжна Ива гордо стояла в высокой башне деревянного острога рядом с хмурым седовласым воинственно настроенным отцом, двумя старшими братьями: Игорем и Олегом, да чувствовала крепкое плечо своего нареченного Владара, который крепко сжимал рукоять меча. Владар, сын воеводы Купича, несмотря на молодой возраст, славился храбрыми подвигами и уже имел хороший боевой опыт. И пусть за княжну все уже решили, Ива ничего не имела против этого брака. Однако теперь о свадебном обряде можно было забыть. Дивья княжна голубыми, будто чистое небо глазами наблюдала за тем, как в воздухе кружили крупные пепельные хлопья и падали на ее толстые косы цвета выгоревшей соломы. Она чувствовала сильный запах гари. Видела, как вдалеке под солнечными лучами сверкали искры, что поднимались высоко в небо и представляли собой подобие огненных столбов, устремляющихся к облакам. А вскоре показались они — навьи, жуткие духи темной Нави, походившие на разлагающихся мертвяков с черными дырами вместо глаз и ртов. Прошли они через границу пустоши Забвения, которая разрасталась и поглощала в себя остатки Светлой Грани, потерявшей почти все в вечной войне с Тьмой, да двинулись прямиком на дивье княжество. От страха, казалось, даже древний лес боялся и звук издать, а что уж про честной дивий народ говорить. Попрятали матери своих чад в дальние темницы острога, а юные девы в своих покоях схоронились, и лишь юная княжна Ива глядела прямо в лицо опасности, полагаясь на мужество отца, братьев, да надежного как скала жениха. Еще на могучих воинов надеялась, ведь обладали они не только отвагой, героизмом и силой, но и боевым чародейством. Все дивьи мужчины были крепки не только телом, но и духом.
— Отец, мы готовы к схватке! — уверенно изрек старший из детей князя Угрюма – Игорь. — Наши воины мечами бьют и рвутся в бой, только дай приказ! — настаивал отпрыск.
— Не время! — грубо осек князь Угрюм сына. — Много их, боюсь, не справимся!
— Но и отступать нам не пристало! — тут уж средний Олег голос подал, переча взволнованному тяте.
— Нет, я сказал! — злился князь, потому что видел небывалую темную силу навий. — Как бы нам бежать из родного места не пришлось, да спасать детей и женщин.
— Дык отступать-то некуда, князь! Это княжество наш родной кров! — вмешался Владар. — Мой отец хороших воинов подготовил. Все они отважны и не поймут твоих мыслей о бегстве!
В этот момент младшая дочь князя сжала плечо будущего супруга, мол, негоже князю перечить, даже если воевода Купич почти породнился с княжеским родом, а все одно: прыгать через голову — не моги. Опустил глаза долу Владар, понял, что брякнул не подумавши.
— Цыц, сказал! — гаркнул князь Угрюм. Юная Ива на месте подпрыгнула от гнева отца. — Чтобы думы думать, так на то нет времени. Ежели так в бой рветеся, значит, надобно и мозгами шевелить! Мы-то мужи сильные, а вот женщины… — зыркнул князь Угрюм острым взглядом на свою младшенькую, а после продолжил: — Хоть и владеют они чародейством, а все одно слабы по сравнению с этими чудищами из темной Нави. Да и уходить-то некуда, тоже верно! — задумался князь, проводя еще крепкой рукой по густой с проседью бороде, а после принял важное для всех решение: — Ну что же, значит, в бой! Не побоимся темных тварей, дадим отпор, пусть и ценой своих жизней, но княжество спасем!
Последние слова князь Угрюм прокричал так, что бы весь дивий народ его слышал, а тот в свою очередь откликнулся боевым кличем, давая понять, что готов к сражению за свою честь и землю-матушку. Потом мужчина развернулся к дочери, обхватил красивое лицо княжны шершавыми от мозолей ладонями и продолжил:
— А ты, Ива, немедля уходи к мамкам да нянькам. Схоронись так, чтобы в живых остаться. Матерь твоя, чья душа шестнадцать весен назад в светлую Правь отправилась да в Ирий-саду поселилась, авось убережет!
Горько юной княжне от отцовских слов сделалось. По румяной щеке скатилась слеза, ведь не видела она ни разу своей матери, померла она, давая Иве жизнь. Однако теперь угроза смерти висела над всем ее родом и княжеством.
— П-позволь, князь, с тобой бок о бок сражаться, ведь мой чародейский морок поможет в этой схватке!
Впервые она поперек отцовского слова пошла и позволила себе высказаться. Увидела, как изменился князь Угрюм в этот недобрый час. Взгляд его потяжелел, а лик нахмурился. Он промолчал, лишь поднял крепкую руку вверх, жестом приказал своим воинам стать плечом к плечу и приготовиться к обороне. Знал князь, что его молодцы ни за что на свете не сдадутся и не отступят, ведь трусости дивий народ не учили. Вдруг раздался глухой звук, будто где-то совсем рядом с острогом гудит, али ревет огромный лось. Этот гул стремительно нарастал и внушал страх. Однако то были не животные, а навьи. Вскоре навязчивый звук стал напоминать жужжание целого роя диких пчел, а затем все стихло. Княжна Ива умело пользовалась своим чародейским мороком, который тут же напустила на воинов княжества, чтобы те не отвлекались на неприятный, действующий на нервы гул.
— В АТАКУ! — приказал князь Угрюм.
Вмиг бросилось дивье войско к тяжелым непробиваемым воротам острога. Загремели цепи, быстро поднимая вверх дубовую створку, а затем воины под предводительством воеводы Купича ринулись в атаку…
ГЛАВА 1. Смерть всегда снится
Лежала дивья княжна Ива на тюках с соломой, покрытых овечьими шкурами, и металась из стороны в сторону, покуда и вовсе на месте не подскочила вся покрытая испариной. Вот уже как целую весну снился ей один и тот же сон: смерть отца, братьев, жениха и княжества. Тот год — год Кричащего петуха – княжна Ива никогда не забудет. Не забудет она и то, как навьи твари рвали воинов на куски, совершенно не ощущая чародейского морока юной княжны. Тогда она видела ужасную смерть княжества своими очами. Помнила, как потеряла отца и братьев, тела которых забрали с собой навьи в пустошь Забвения, откуда не возвращаются. Стали они там едой для стервятников, а затем и прахом для самой пустоши. Если бы Владар не закрыл ее собой, будучи жестоко и смертельно раненым, то и она сейчас не о мести бы думала, а о том, как хорошо в Ирий-саду рядом с матерью. Перед глазами княжны все еще стоял образ окровавленного отца, склонившегося над разорванным на две части телом Игоря, а рядом и Олег лежал в луже алой крови, походившей на брусничный морс. Красивы и статны были братья княжны — ликом светлы, глазами чисты, да любимы женщинами. Отваги ни Игорю, ни Олегу было не занимать, казалось, жить да жить, детей растить, но не судьба…
Сжалось тут больно сердце юной Ивы от тех воспоминаний, когда все они были живы и здоровы. Когда радовались каждому прожитому дню, покуда проклятая пустошь темной Нави не приблизилась к дивьему княжеству, что располагалось на границе с дремучим лесом и глубокой рекой. Не голодал тогда дивий народ, да не бедствовал благодаря щедрым дарам природы, которая еще сохраняла свою способность жить в Светлой Грани, покуда не пришла Тьма.
Вновь потекли по девичьим щекам горькие слезы, ведь последнее, что навеки застыло в глазах княжны — это то, как густые светлые волосы братьев лежали в кровавых лужах на вытоптанной весенней траве.
— Княжна, опять, что ли, сон плохой привиделся? — Умила, подруженька-прислужница, вошла в шалаш, сделанный из веток и соломы, откинув темную мешковину с входного проема. Девица чуть постарше княжны, в самом соку, двинулась дальше к круглому пню, что служил подобием стола. Поставила на него поднос с глиняной чаркой, в которой колыхалось парное молоко, а рядом парила только что испеченная ржаная лепешка. — Поесть надобно, а то совсем исхудала. Тоненькая, что тростинка, того и гляди сломаешься!
— Не хочется мне есть, Умила! Уходи, без тебя тошно! — нахмурилась княжна. — Лучше мою порцию мальцам отдай, изголодались они, верно, по здоровой и сытной пище, — грустно изрекла юная Ива и смахнула с лица слезы. Не пристало княжне слабость свою показывать перед кем бы то ни было. Да и терзаться местью и горем тоже надоело. На ее хрупкие плечи легла тяжелая ноша — забота о дивьем народе, вернее о тех, кто чудом уцелел от набега навий.
— Дык не голодают пока ребятишки, княжна, — удивилась Умила. — Слава великому Роду, есть три козы и одна корова, авось десяток малышни прокормим. Да и наши старики с женщинами уже привыкли к тяготам бремени, — успокаивала прислужница заботливую княжну.
— Умила, ты не понимаешь, — отмахнулась Ива. — Покуда пустошь Забвения все больше становится, не будет мне ни покоя, ни сна. Я обязана найти его, — княжна на миг замолкла, а после продолжила: — Того, о ком чародейка Рада говорила. Лишь он может остановить сердце пустоши Забвения и избавить нашу пропитанную чернотой землю от этой напасти. Скоро она и остальные княжества с селениями проглотит, а уж тогда-то дивий народ исчезнет из Светлой Грани на веки вечные, как и сама Светлая Грань. Ведь темнота наступает, а с ней и смерть. Я просто обязана позаботиться о своем народе, Умила!
— Где ж его, того спасителя-то искать, княжна, когда темные сущи, нежить и навьи кругом лютуют? — возмущалась прислужница.
— Пора мне в путь выдвигаться! — уверенно вымолвила княжна и накинула на плечи темную накидку, сотканную из конопли и льна. — Идти на север надобно, в горы, где раньше жили волкодлаки. Там его и найду! — продолжала юная Ива, совершенно не воспринимая страшные слова прислужницы. Она будто их и вовсе не слышала.
— Не пущу! — взвизгнула Умила и перегородила выход хозяйке.
— Княжне перечить вздумала? — грозным, тяжелым взглядом окинула Ива прислужницу, а та и взор вниз потупила.
— Ну хоть Яромира с собой возьми, семнадцать ему весен, совсем мужчина. Или же Казулу, он хоть и стар, зато рукой крепок и умом смекалистый!
— Нет, пущай тут за женщинами и малышней приглядывают. Дочь дивьего князя сможет о себе позаботиться! — Ринулась тут юная Ива к соломенному ложу, подхватила лук, что всегда рядом лежал на всякий непредвиденный случай, и колчан со стрелами. — Уж поверь! — закинула княжна на плечо оружие, а затем на прислужницу зорко глянула. — Да и остатки чародейства еще со мной, — с грустью в голосе молвила княжна, вспоминая мертвого Владара, который сражался с навьями как медведь, рубя духов заколдованным мечом направо и налево до тех пор, покуда не увидел сраженную врагом невесту. Одно из чудищ пустоши схватило юную Иву за горло и, открыв черную, как бездна, пасть, высасывало из девицы чародейство. Тут-то и пропустил нареченный княжны смертельный удар, но, невзирая на кровоточащие раны, Владар ценой своей жизни спас тогда невесту. — Так что поможет мне мой морок от нежити, да от разбойников всяких схорониться, а там и горы покажутся.
— Ну раз так, хоть от трапезы не отказывайся, княжна! А уж после я подчинюсь твоей воле!
Насытившись скудным завтраком, княжна вышла из своего пристанища и оглядела небольшой лагерь, расположившийся на опушке дремучего леса. Десяток шалашей, где выжившие прятались от ночного морока, да зимой от Мары Моревны кое-как согревались, стояли вокруг капища бога Рода. Ему, главному из богов, вездесущему и всемогущему, поклонялся дивий народ, а также уважал и почитал. Хоть надежда на существование в Светлой Грани окончательно исчезла, еще оставалась вера в спасителя, который сможет остановить сердце пустоши Забвения, что с каждым прожитым днем становилась все больше. Сжалось все внутри у княжны от того, как тяжко приходилось ее народу в последнее время. После набега навий ушел дивий народ в дремучий лес искать новый кров, да не тут-то было: то дикий зверь побеспокоит в поисках пищи; то ведьмы припрутся за волчьей ягодой. Так однажды одна из них вместо трав и белых поганок чуть дивье чадо не уволокла прямо из-под носа няньки. А еще, бывало, лешие прогонят. Последние так вообще не любили хоть какого-нибудь соседства. Приходилось дивьему народу кочевать по лесу, каждый раз уходя все глубже в дремучую чащу. В один из таких зимних переходов встретилась княжне чародейка Рада, живущая почти на границе миров, там, куда даже оборотни-берендеи не хаживали. Вот она-то и поведала юной Иве, что на севере в горах живет потомственный боевой волхв из племени волкодлаков, который обладает той самой силой, что сможет остановить пустошь Забвения. И что еще на многое способна его чародейская мощь. А раз так, то княжна непременно найдет его, чтобы спасти свой народ и вернуться туда, где остались лишь обломки от ее княжества. Долго ждала этой весны княжна Ива, чтобы двинуться в путь на север, а теперь пришло время действовать. Откинула девица край подола накидки, низко поклонилась дивьему народу, а затем и лесу. Подняла ясные очи к хмурому небу, на котором уже давно и солнечного лучика не проскальзывало. Хорошо хоть дождь не лил. Вздохнула уверенно девица, сжала крепче лук и со словами: «Не поминайте лихом!», двинулась в опасный, полный неизвестности путь.
***
День быстро сменился ночным мороком. Страшно было княжне в древнем лесу. Однако она двигалась по заросшей молодой травой тропинке в сторону севера, невзирая на внутреннюю тревогу. Ива с опаской оглядывалась по сторонам и прислушивалась к любому шороху листьев, да треску сухих веток. Вздрагивало ее сердце от уханья ночной птицы, но дивья княжна назад возвращаться и не думала. Ее путь лежал к северным горам, к волкодлакам, ведь именно туда направляла чародейка Рада. Не доверять ей — сильной ведунье — у Ивы причин не было, поскольку Рада обладала ясновиденьем и яснослышаньем. Единственное, о чем волновалась дивья княжна, что не распознает того самого спасителя, который должен остановить растущую пустошь. Да не различит знака судьбоносной встречи, о коей тоже упоминала волшебница. К тому же волкодлаки — это могущественные волхвы, превращающиеся в огромных хищников. А ежели они порвут княжну на части, как навьи ее отца и братьев? Этот страх был ни с чем не сравним, но и его девица гнала от себя прочь, ведь как ни крути, а волкодлаки наполовину смертные, не чужды им чувства и переживания. Чего не скажешь о темной Нави и ее жутких, беспощадных выродках. Думы о навьях снова заставили Иву плакать, но она, как всегда, быстро взяла себя в руки. Негоже княжне слезы лить, когда беда шла по пятам ее народа, а сама она все еще двигалась на север, гонимая надеждой на спасенье и новую безопасную жизнь.
Ровно к половине ночи княжна ощутила сильную усталость, ей необходимо было перевести дух и немного отдохнуть, ведь с самого утра Ива еще ни разу не присела. Да и тропинка в ночных сумерках уже совсем плохо различалась, хоть и были ее очи привычны к темноте, а все равно ноги цеплялись за коряги. Княжна решилась на привал. Она свернула в сторону густых кустов волчеягодника. Аккуратно прошла мимо колючего репейника и остановилась у векового дуба, за необъятным стволом которого быстро расположилась, укутавшись плотной накидкой. Ива прислонила голову к твердой бугристой коре дерева и закрыла глаза, но напрягла слух, вслушиваясь в ночной разговор дремучего леса. Она слышала, как шелестели крыльями летучие мыши, перелетая с ветки на ветку. Как выла где-то недалеко на болоте большая выпь, прячась в камышах. Еще ощущала легкий весенний ветерок, что нежно скользил по ее толстым косам, и чувствовала, как тело расслабилось. Только вот разум отдыхать не хотел и обострился. Чутье не давало погрузиться в сон, ведь хищный зверь и нежить могли застать Иву врасплох в любой миг. Погибать так бессмысленно и просто ей не хотелось. Ежели отдать свою жизнь, то по существу — за спасенье своего дивьего народа. Окутав себя чародейским скрывающим мороком, княжна все же впала в неглубокую дрему. Однако окончательно погрузиться в сон ей не удалось. Иве почудилось, будто где-то совсем рядом плачет грудное чадо. Она мигом распахнула глаза, стала прислушиваться к душераздирающим звукам, что доносились вместе с болотным запахом тины. И это точно была не выпь, птица так плакать не умела. Значит, ревел действительно ребенок. Княжна быстро вскочила на ноги и впотьмах бросилась на зов, думая о том, откуда тут, в дремучем лесу, еще и глубокой ночью мог взяться малец? Ежели только к этому причастна сама кикимора болотная, а с ними у Ивы был разговор короткий: надобно лишь ослепить ее дивьим мороком и уже после договариваться. Слепоты эта нежить боялась больше всего на свете.
Вскоре княжна очутилась у зарослей камыша, а за ними показались и болота-топи. Посередине, на холме изо мха, Ива увидела желто-зеленый свет, что окутывал сгорбленную костлявую старуху в рванье. На ее голове сидела огромная жаба, которая громко утробно квакала. Внизу же лежало чадо, над которым склонилась кикимора, собиравшаяся полакомиться чистой душой ребенка.
— Ну-ка, стой! — крикнула княжна. Кикимора резко обернулась, зафыркала. Зеленая жаба на ее голове грозно квакнула и вздыбилась. — Отдай мне ребенка, иначе ослеплю! — пригрозила Ива.
— Ди-вья кня-жна! — прошипела костлявая тварь. — Тут ты и встрети-шь свою с-мерть!
— Как бы не так! — не испугалась девица и, ощутив внутри себя дивью силу, быстро направила чародейский ослепляющий морок на кикимору, что уже было двинулась в сторону княжны.
Болотное чудище резко остановилось, на миг замерло. Окруженная белой дымкой, костлявая баба резко опустила голову, после запрокинула ее вверх. Покрутила по сторонам, тем самым скинув с себя недовольную квакшу. Жаба запрыгала по болотному мху, колыхая его волнами. Нежить зашевелилась над трясущейся топью и громко заорала так, что ветер вихрем пронесся по воздуху:
— Будь ты проклята, дивья княж-на! Я тебе этого никогда не про-щу! Ты еще пожалеешь! — угрозы сыпались на Иву как из рога изобилия.
— Отдай мне ребенка и к рассвету прозреешь! Обещаю!
— Забирай! — со злостью прошипела нежить и взмахнула рукой.
В этот же миг холм с чадом двинулся, поплыл к берегу прямо к княжне. Сама же кикимора плюхнулась на топи и, склонив голову, вновь застыла на месте. А пока, не шевелясь, сидела, та самая жаба вынырнула из болотной пучины и снова устроилась на зеленой голове нежити.
— Где ты взяла этого младенца, кикимора? — спросила княжна, подхватив на руки плачущее чадо, которое, почувствовав тепло, успокоилось.
— Пойдеш-шь на север, дивья княжна, тут неподалеку есть поселение. Там я ребенка и взяла! — вновь со злобой прошипела нежить. — А за то, что лишила меня зрения и еды, тебе никогда не найти спасителя, ведь род волкодлаков давным-давно исчез!
Поднялся тут такой гогот, что волосы у княжны на голове зашевелились. Взревел и порывистый ветер, который погнал девицу с ребенком подальше от болота-топи и от злющей нежити. Кинулась Ива на север прочь из дремучего леса, прикрывая своей накидкой малое чадо. Она шла сквозь густые кустарники и заросли, одной рукой убирая колючие ветки. И ближе к рассвету наконец-то вышла к небольшому поселению, окруженному широким, распаханным вручную полем.
— Видать, пришли! — молвила Ива спящему ребенку. — Значит, я смогу тут подкрепиться и немного отдохнуть! А ты теперь к мамке с тятькой вернешься и даже не вспомнишь, что с тобой случилось. Пусть теперь кикимора болотная своей жабой подавится, а уж я-то спасителя найду во что бы то ни стало! Не верю, что род волкодлаков исчез. Врет нежить болотная!
Сжала крепче княжна младенца и быстро двинулась к деревянному, чуть покосившемуся частоколу, что служил кое-каким защитным барьером небольшого поселения.
ГЛАВА 2. Гонимый видениями
Он сам не знал, куда ему идти. Стоял на распутье, на перекрестке четырех дорог, да назад оглядывался. Смотрел на горы-великаны, где под шальной ветер резвился в детстве в образе черного волчонка с такими же волкодлаками, как он сам. А теперь, гонимый непонятными видениями, Ярун точно для себя решил покинуть родной кров и северные горы, где почти никого не осталось. Большую часть его рода скосила непобедимая хворь. Даже сильнейшие волхвы не смогли с этой напастью справиться. Ни заклинания, ни отвары, ни ритуалы не помогли, а все потому, что темная Навь совсем озверела. Наслал Чернобог на племя волкодлаков, что охраняли северные земли от нежити, двенадцать сестер-трясавиц. Те же принесли с собой лихорадку с чахоткой, да еще десяток неизлечимых болячек. Извели они большую часть смертных, а кому удалось уцелеть, те ринулись куда подальше от этого гиблого места, только пятки сверкали. Вот и Ярун не мог более остаться тут. Все ему напоминало о смерти отца и матери, о суженой Гордее, умершей от страшного озноба. Думал он и о потере малых братьев-близнецов, которые еще не достигли брачного возраста. Оборвались их жизни так скоротечно и внезапно, что до сих пор не верилось. Лишь погост с каменными погребальными дольменами мозолил Яруну глаза, терзал сердце, больно жалил душу. Оставаться на зараженных родных землях было опасно. В любой момент могла объявиться какая-нибудь из трясавиц. Впрочем, смерти Ярун вовсе не боялся. Его вырастили и научили быть не только мудрым волхвом, но и отважным воином. Правда, этого не хватило, чтобы спасти родных и близких, от этих дум Яруну горько становилось. Свежа была рана потери. И между тем он видел в своих видениях страшные вещи и девицу, которая звала его на помощь. Ей молодой волкодлак должен чем-то помочь, только пока еще не ведал чем именно. Его гнали эти тревожные видения куда-то на восток с тех самых пор, как померли все родные. Конечно, в голове Яруна проскальзывали мысли о самообмане и на самом деле его никто не звал. Это лишь плод его воображения, чтобы заглушить душевную боль и одиночество. А ежели и так, то все одно: в родных местах жизни больше нет.
Ярун крепко держал в руке длинное копье-алебарду, служившее ему еще и посохом, да глядел по всем четырем сторонам.
Назад ему пути не было. Вперед идти сомневался. На запад мог, но не хотел. Оставалось двигаться на восток. Именно туда несли его ноги. Он поднял глаза на хмурое небо, висевшее над его головой тяжелыми серыми тучами, а затем прикрыл веки и стал взывать к богу Велесу, чтобы тот благословил и подсказал волкодлаку верную дорогу. В очередной раз видения показывали ему юную девицу, что подобна белому лебедю, хрупкую да невинную. Лица, правда, ее он ни разу не видел, лишь изящное девичье очертание то появлялось, то исчезало в сознании боевого волхва. А вот мелодичный голос он ни с чьим другим не спутает. Звала его дева, будь он трижды проклят — звала! Открыл очи Ярун и увидел путь, вдруг засветившийся серебром. На восток идти все же надобно, в неизведанные им еще земли, авось придется свидеться с незнакомкой, которой так нужна была его помощь.
Уверенно зашагал Ярун по узкой тропинке, ведущей через дремучий лес, и к разным звукам прислушивался. Его звериный слух улавливал шуршание весенней листвы, что неспешно теребил ветерок, трель птиц и потрескивание сушняка, по которому пробегал лесной зверь. Тут-то хищное зрение волкодлака усилилось. Видел он, как чуть поодаль черный большущий паук загнал в свои сети стрекозу и вил вокруг нее свой паучий кокон. Еще узрел почти у самой макушки векового ясеня дупло, а в нем белку с бельчатами. На соседней ели навязчиво стучал дятел, клювом вытаскивая из коры насекомых. Еще видел, как серая маленькая лягушка сидела на широком листе репейника и попивала скопившуюся на нем утреннюю росу. Жила в этих местах природа, да ароматными травами и соцветиями баловала. Только вот надолго ли? Темная Навь, как тот паук, все живое в свои сети захватывала, и не было этому бедствию ни конца, ни края.
Как бы ни хотелось Яруну покидать место, где родился и вырос, но он все дальше отдалялся от дома по зову видений. За свои почти девятнадцать лет волкодлак еще никогда не был так далеко от северных гор, как теперь. И все новое, неизведанное вызывало в нем небывалое любопытство, от чего захотелось волхву обернуться темным огромным волком и промчаться по древнему лесу. Да так, что бы ветер трепал его густую шерсть, сердце бешено колотилось, а в глазах горел огонь свободы. Только вот свобода была делом мимолетным, почти как видения с той девушкой. Вроде бы есть она, а будто бы и нет никакой воли. Оставался ощутимым лишь всеобщий страх перед темной Навью. Его-то молодой волкодлак чувствовал всем своим нутром везде, куда бы ни пошел.
Ярун наморщил нос и принюхался. Снова этот ни с чем не сравнимый запах сгоревшего кострища и гнилья витал в воздухе, перебивая ароматы древнего леса. Именно так воняло, когда в поселение волкодлаков пришла самая настоящая смерть. Горестно сделалось на душе молодого волхва от вспоминания о том, как он потерял всех своих родных и близких. Перед глазами в очередной раз возникли погребальные дольмены. Ярун тряхнул головой в надежде, что эти больно терзающие душу картинки, наконец, исчезнут из его головы, но не выходило. Тогда молодой волхв сжал рукой свое волшебное копье-алебарду с такой силой, что натянулась добела кожа на костяшках его пальцев. Стукнул он древком по земле три раза, и алебарда тут же превратилась в небольшой топорик с тупым обухом. Быстро убрал его в походную суму Ярун и низко присел, будто готовясь к нападению. Вмиг высоко подпрыгнул волкодлак, а на твердую почву опустился уже грозно рычащим огромным черным хищником. Волк, не раздумывая, рванул с места в самую чащобу древнего леса. Он мчался быстрее ветра, рассекая воздух мощным телом, перепрыгивая валежник и колючие кустарники. А там, где пробегал, оставались на поверхности когтистые большущие следы. Мчался волкодлак туда, куда глаза глядели, лишь бы подальше от скорбных воспоминаний. Конечно, Ярун прекрасно осознавал, что беги не беги, а от себя и своего горя далеко не уйдешь. Нужно было ему пережить боль потери. Как-то постараться начать жить заново, да найти ту девицу из видений, авось тогда и покинут волхва душевные терзания.
Сколько верст отмахал по лесу Ярун, то было неведомо, но много. Остановился волкодлак лишь тогда, когда учуял смертных, работающих в поле. Крепкие мужики вручную засеивали некогда плодородную почву в надежде, что в эту весну взойдут на ней зеленые колосья пшеницы. Молодой волкодлак притаился за высокими елями и острым хищным взором глядел вдаль на небольшое поселение, расположившееся рядом с быстротечной глубокой рекой.
— Маклай, закругляться надобно. — Мужик средних лет, крепкий, будто какой богатырь, поправил красный пояс под животом, а затем смахнул со лба испарину. — В жаркий полдень сама полудница в поля выходит хороводы водить. Того и гляди заведет нас туда, откуда назад не возвращаются!
— А ты, поди, испугался, Кузей? — расхохотался Маклай, такой же огромный, что скала, селянин. Видать, главный из пяти работяг. — Негоже нам нежити бояться, когда жрать по зиме нечего будет! Али душа к Прасковье рвется? По молодой супружнице поди истосковался!
Раздался тут мужской гогот. Смешно мужикам было. Смеялись они и продолжали сеять, а Кузей почесывал затылок и глядел на своих соплеменников с некой обидой. А когда вспомнил свою красу ненаглядную, то тоже усмехнулся, хороша была молодуха, глаз не оторвать.
— И вправду истосковался, братцы, — прогудел Кузей. — Как представлю женские прелести, так и вовсе обо всем на свете забываю. — Упоминая о супружнице, Кузей не забыл и на себе показать, какими пышными достоинствами обладала его Прасковья, от этого мужики и вовсе смехом закатились. Ярун же наблюдал за ними и чуял — беда близко. — Так-то оно так, братцы, — успокоившись, продолжил Кузей. — Однако полудница не любит, когда в самый полдень в поле работают. Если увидит нас, то не обрадуется.
— Чуток осталось, — отмахнулся Маклай. — Вот дойдем до границы с лесом, а там и домой скоро воротимся!
Хотел было Ярун выскочить к мужикам, да сказать, чтоб убирались с поля подобру-поздорову, но не успел. Сгустились над ними темные тучи. Грянул гром. Рассекла небо пополам яркая молния, а ветер поднялся такой, что закружил в воздухе прошлогодним сеном, пылью и опалыми ветками из леса. Это вышла она — полудница — хозяйка полей, что станом лебедушку напоминала, а ликом была ужасна, будто сама смерть. Бледная, посеревшая кожа мало напоминала человеческую. На голове венок из полевых колосьев, а во впадинах-очах — навья бездна. Узкие уста искажались злобой, а острые зубы, будто наконечники копий, клацали в такт ее игривому танцу. В полдень не должно быть в поле смертных, поскольку этот час – час полудницы.
«Эх, зря вы, мужики, Кузея не послушали», — подумал про себя Ярун, обернувшись смертным. Достал свое оружие из сумы и бросился на помощь.
Мужики от буйства природы окончательно ослепли. Колючая пыль больно впивалась в их лица и очи. Они сильно жмурились и пытались устоять на ногах. А полудница ликовала. Она крутила вокруг селян свой смертельный хоровод одной рукой взмахивая по воздуху серпом, тем самым еще больше закручивая воронку из пыли и веток, а второй держала подол длинного красного сарафана, расшитого сакральными руническими знаками. Белая сорочка на рукавах свисала рваными тряпками, открывая сморщенную кожу плеч. Страшна была полудница не только ликом, но и темной сущностью. Она явно решила позабавиться с мужиками, а заодно полакомиться свечением их душ. Пришлось Яруну снова в волчий облик оборачиваться, чтобы спасти безумцев от страшной погибели. Рванул волкодлак в самую гущу событий, тут же встретившись с самой разбушевавшейся нежитью. Бросился волхв в атаку и получил удар серпом. Больно полоснула его полудница по хищной плоти, оставив глубокую кровоточащую рану. Взвыл волкодлак от боли, но сдаваться не собирался. В мгновенье обернулся человеком и ловко достал волшебный топорик, уворачиваясь от очередной атаки полудницы. Стукнул три раза о землю и в его крепких руках оказалось длинное копье. Ярун взмахнул им несколько раз и нанес теперь раны самой нежити. Та завопила так, что уши заложило, а вскоре она и вовсе исчезла в кружившемся вихре.
— Я боевой волхв Ярун! Оставь этих смертных, полудница! Иначе я истреблю тебя! — угрожал волкодлак. — Как с вашим братом сражаться — научен с самого малу!
— Да ты никак угрожать мне вздумал, волкодлак? — прошипела нежить. — А коли так не терпится спасти этих смертных, значит, придется и плоды пожинать! Вскоре ты узнаешь, каково их гостеприимство! Аха-ха! — разразилась громким хохотом полудница и через миг исчезла, как и не было ее вовсе. Вместе с ней утихомирилась буря. Разошлись темные тучи, открывая ясное солнце. Ярун потер темные очи кулаками, а когда огляделся, то понял, что стоит окруженный пятью крепкими мужиками. Те на него так грозно пялились, будто не нежить их погубить хотела, а сам волкодлак.
— Эй, вы чего, братцы, так уставились, словно я злыдень какой? — ухмыльнулся Ярун, нападать на смертных ему вовсе не хотелось, ведь он только спас их никчемные жизни от прислужницы темной Нави.
— Схватить волкодлака! — громко приказал Маклай и взмахнул рукой. — Это он нас извести хотел, нежить проклятущая!
— Нет, я… — не успел Ярун и слова молвить, как получил удар ногой сзади.
Повалили его на землю пятеро громил, да связали заговоренными веревками. Кляп в рот засунули и даже слушать не стали никаких оправданий. Дернулся молодой волхв и понял, что пленен. Сила его чародейская потеряла свою магию, а значит, превратиться в волка теперь не получится.
— Веди его, Кузей, в поселение, — скомандовал главарь. — Пусть с ним старейшины разбираются, да допросят его хорошенько. Вдруг этот навий сын не один пришел, а с полчищем волкодлаков.
— Может, мы его того… туточки?.. — Кузей провел большим пальцем по своему толстому горлу, мол, порешим в поле и дело с концом. — Зачем смерть в поселение тащить?
— Тебе лишь бы всех неугодных порешить! — отмахнулся Маклай. — Поведем к старейшинам, сказал! Это уже не наше дело!
— Дык как же не наше, когда вон в соседних селениях малые чада прямо из-под носа мамок исчезают? А может, их волкодлаки и жрут! — Сильно дернул за веревку Кузей и рванул на себя пленника так резко, что тот еле на ногах устоял.
— Сказано было, что кикиморы лютуют. Волкодлаки тут не при чем, — вмешался в разговор еще один из работников поля.
— Вот я и говорю, — молвил Маклай. — Старейшины мудрее нас, пусть и разбираются!
Спорить долго не стали и повели плененного волхва в поселение на суд к старожилам. Ярун сопротивляться не стал и решил следовать за мужиками, а заодно и узнать, кто детей малых похищал, да смертным жизни не давал. А еще можно было время потянуть, чтобы выждать определенного момента и сбежать.
***
Перед Яруном медленно открывались тяжелые высокие дубовые ворота. Под напором нескольких молодцев, что упирались ногами в сырую землю, а руками в деревянные перекладины, воротины с большим трудом двигались в разные стороны.
«Такие ворота даже хороший таран выдержат!» — подумалось волхву.
И это он верно подметил, ведь что ворота, что сам частокол были сделаны на совесть и уберегали поселение от непрошеных гостей, коих развелось в лесных чащобах очень много. Того и гляди собьются в кучи, да нападут, а еще и нежить совсем озверела, в темную Навь все новые души утаскивала. Так что хорошая оборона и защита — это уцелевшие жизни родных и близких. На Яруна в очередной раз нахлынули скорбные воспоминания, ведь от сестер-трясавиц ни один забор с воротами не спасет, какими бы прочными они ни были. Молодой волхв про себя усмехнулся — ловко обхитрила полудница мужиков-работяг, внушив в их бестолковые головы то, что якобы не она настоящее зло, а Ярун. Покуда они все вместе шли в поселение, речи велись об ужасных, злющих, жаждущих кровушки волкодлаках. Особенно тогда они были опасны, когда хищниками оборачивались. Единственное, чего эти бедолаги никак не могли понять: как им удалось пленить чародея-колдуна, еще и самим не пострадать от такой опасной встречи?
«Ай да, молодцы! Хорошо, что веревки заговоренные взяли!» — загордился про себя Маклай.
«Ну мы даем! Самого волкодлака пленили!» — не верилось Кузею.
Однако про полудницу никто и словом не обмолвился, будто этой нежити ни то что в поле, а даже поблизости не было. Хотел бы Ярун все объяснить, так ему не дали. Да и не послушали бы, ведь про род волкодлаков свои страшные легенды ходили, мол, больно эти чародеи кровожадны, а в особенности до детей и юных красавиц. Но это была неправда. Волкодлаки оберегали северные горы от темной Нави, а та очернила их сущность, распространив разные страшилки и небылицы. Так и потерял род волков былое уважение. Про то, как боевые волхвы насмерть сражались с нежитью, давным-давно позабыли. Теперь же волкодлаки сами стали той самой нежитью, от которой спасения никому нет. Приходилось им скрывать свою настоящую сущность, особенно теперь, когда оставшиеся выжившие разбрелись поодиночке и по миру кто-куда.
— Не стоило его все же в селение вести, — с опаской молвил Кузей, когда его очи заметили в толпе пышногрудую девицу в синем сарафане, которая руками теребила толстую косу. — Ну-ка, нежить проклятая, на землю смотри, — пробубнил он и со всей дури залепил Яруну звонкую оплеуху. — А на наших девок даже зыркать не смей, ясно?
Волхв не ответил, он и не мог.
— Будет тебе, Кузей! — осек Маклай. — Пусть старейшины с ним речи ведут! Наказанья придумывают. Нам же его в темнице закрыть надобно, подальше от людских глаз!
Ощутил Ярун сильный толчок в спину, отчего ринулся вперед, споткнувшись о булыжник. Волхв устоял на ногах и двинулся вглубь поселения под громкие проклятия селян, что спешно собирались поглядеть на самого настоящего волкодлака. Мужики с вилами и топорами повыскакивали, детей и женщин за спины задвинули. Видел Ярун в глазах смертных самый настоящий страх, да всем своим хищным нутром ощущал ужас и тревогу. Стал народ заложником этих чувств, поэтому ничегошеньки хорошего тут волкодлаку не светило.
ГЛАВА 3. В добрый путь
Хмурое небо встречало тусклый рассвет. Тот алыми бликами разливался вдали за верхушками вековых елей. Глядела на него дивья княжна и понимала, что время не терпит, пора снова в дальний путь выдвигаться. Несколько дней она провела в селении как почетный гость. Отдохнула, сил набралась — пора и честь знать. Синеока и Прозор, немолодые родители малышки Даринки, когда увидели незнакомку с их малым чадом, что совсем недавно на свет белый народилось, глазам своим не поверили, как и счастью. Ведь искали они свою малышку везде, где только можно. Все поля, леса и болота облазили, да все тщетно. Синеока и Прозор должны были уже внуков иметь, но их предыдущие семьи забрала проклятущая Навь. Вот и получилось так, что само горе соединило этих двоих, а судьба даровала новую семью и ребенка, дав надежду на будущее, которое для самой Ивы оказывалось вовсе не радужным. Как раз накануне этого дня дивья княжна узнала от чародейки селения, старой ведуньи Гордеславы, что род волкодлаков исчез. И там, куда она следовала, уже никого не найти. Тут-то Ива снова вспомнила слова кикиморы болотной, в которые сразу не поверила. Правда, и теперь она сомневалась в том, что боевые волхвы покинули северные горы. В этом дивья княжна из-за упертого характера сама должна убедиться. Но даже если и так, то Ива все равно свои поиски не прекратит и найдет того самого спасителя, о котором ранее поведала чародейка Рада.
— Еще бы немного побыла у нас, княжна? — молвила Синеока, ставя глиняную расписную чарку с парным молоком перед Ивой, которая совсем недавно вошла в скромную избу и присела за дубовый стол, накрытый расшитой скатертью. Ее доставали специально для важных гостей. Хоть селение оказалось небольшим, всего-то два десятка бревенчатых срубов, а древние традиции чтили. Прозор тут был вроде воеводы, однако в этом месте от былой рати не осталось и следа, а все темная Навь виновата. Она, как будто жуткое чудовище, все никак не могла нажраться людскими душами, истребляя все больше смертных. И это еще пустошь Забвения с навьями отсюда далековато. Правда, расстояние — лишь вопрос времени.
— В путь мне собираться надобно, Синеока! — уверенно изрекла Ива и, напившись молока, резко выпрямилась. — Я вам за все благодарна. За кров. За радушный прием, но пора и честь знать!
— Куда ж теперь-то ты пойдешь, княжна, ежели нет в тех далеких местах больше волкодлаков? Да и опасны они, — молвила Синеока шепотом и с некой опаской, как будто само зло за ее спиной стоит, да вот-вот нападет.
— Поговаривают, будто они еще хуже навий будут. Не знают боевые волхвы ни жалости, ни сострадания. Особенно когда в волков оборачиваются.
— Пущай хоть в вурдалаков, Синеока! — выдала как отрезала дивья княжна. — Ты просто еще навий не видела! Со стервятниками пустоши Забвения не сталкивалась. Это и есть наша погибель. Поэтому-то нужно действовать и пробовать все, что может остановить настоящее зло!
— Вижу, не переубедить тебя, — продолжила Синеока.
— Нет! — гордо ответила ей Ива.
— Твой путь лежит через поселение сеяльщиков. Опасайся их. Они настолько запуганы нежитью, что любого принимают за приспешника Нави.
— Благодарствую! — Низко поклонилась дивья княжна хозяйке, нежно на колыхающую плетеную из лозы люльку глянула, где кряхтела Даринка, и вышла из избы. За ней следом и Синеока.
— Это мы должны благодарить тебя, княжна Ива! — проговорила заботливая мать.
— Прими нашу искреннюю благодарность! — прогудел Прозор, окруженный жителями селения. Все они вышли низко поклониться княжне за спасение младенца, за отвагу, да за благое дело, которое она собиралась совершить для всего дивьего народа.
— Принимаю! — ответила Ива.
— Одной-то опасно в этих местах, — беспокоился Прозор. — Возьми с собой Топора и Хлыста. Они молоды, да мной боевому делу обучены. Авось помогут тебе в недобрый час, когда недруги на пути встанут!
Окинула Ива молодцев взглядом. Хороши они были: высоки, плечисты и, наверное, сильны. Усмехались лукаво, да горящими очами на нее глядели так, как мужчина смотрел на женщину — с интересом, а возиться с этим у нее времени не было.
— Не волнуйтесь за меня, люди добрые, — с уважением молвила Ива. — Не по пути мне с вашими молодцами идти. Чародейский морок — мое спасенье. А вояк своих лучше поскорее жените. Горят их глаза больше азартом и любопытством к женскому телу, нежели к борьбе!
От этих слов потупили молодцы очи вниз и краской залились. Вокруг народ вдруг разразился диким хохотом так, что птицы от страха ввысь устремились, скрываясь за хмурыми тучами. Еще раз поклонилась Ива, накинула на голову капюшон от накидки и двинулась в путь, лежащий к северным горам. А пока шла, то мысленно взывала к спасителю, которого ни разу в глаза не видела и при встрече боялась не узнать. Очень опасалась княжна с ним разминуться.
***
Снилась Яруну все та же девица. Теперь шла она по широкому зеленому полю, а вокруг нее темная дымка в разные стороны расстилалась. Над ее тонким станом летали каркающие вороны, а подол темной длинной накидки волочился по земле. Лика ее он вновь не видел, скрывалось оно за большим капюшоном. Видел лишь, что на плече девичьем висит лук и стрелы, да слышал мелодичный голос, что звал его не по имени:
«Последний из рода волкодлаков, ответь же мне! Где ты? Где искать?»
«Ярун мое имя! А тебя как кличут?»
— Эй, проснись! — Волхва трясли за плечо. Он слышал, как звенели цепи. — Проснись же, волкодлак, за тобой идут!
Резко распахнул Ярун глаза, с тревогой огляделся и увидел вокруг себя деревянные стены, покрытые мхом и плесенью. Под потолком было узкое окно, а на нем частая железная решетка. Пахло тут ужасно сыростью и землей. Ярун наморщил нос и хотел было прикрыть его рукой, но ощутил на запястьях и щиколотках тяжелые оковы. Он поднял глаза и увидел сидящего в углу молодого мужчину с заросшей густой бородой. Его длинные непонятного цвета патлы свисали грязными сосульками, а по рваной одежде можно было определить, что этот смертный сидел в темнице уже довольно давно.
— Они за тобой идут! — повторил пленник, гремя цепью, которая вилась от его ошейника и крепко крепилась к стене.
— Кто они? — прохрипел волкодлак и прочистил горло кашлем.
— Эти… сеяльщики, — ответил пленник. — Сейчас поведут тебя на суд. Старейшины во главе с их чародейкой будут принимать решение, что с тобой делать: казнить, али помиловать! — отчего-то усмехнулся бородач, а после промолвил: — Со мной вот уже как пять полнолуний не знают, что делать, нелюди проклятые. Уже б казнили и дело с концом, а так гнию тут заживо.
— Как тебя кличут-то?
— При рождении Ерохой нарекли!
— А ты чьих будешь, Ероха?
Не успел пленник ответить Яруну, как в темницу вошли трое крепких молодцев во главе с Кузеем. Подхватили волхва без лишних разговоров и вывели наружу. Остановился волкодлак и на хмурое небо глянул, там увидел черных воронов, что летали и громко каркали. Напомнили ему пернатые недавний сон, где кружили над головой незнакомки, что приходила к нему в видениях. И хотя чувствовал он, что веет от этой девицы опасностью, а все одно душа Яруна как-то сама к ней просилась. Размытые и непонятные видения заставляли молодого волхва задумываться, однако не теперь, когда сильный толчок в спину вернул Яруна в настоящее. Резко подался вперед волхв и со злобой на обидчика глянул.
— Будешь так зыркать на меня, волкодлак, очи твои выдавлю! — Кузей наглядно на себе показал, как мог бы сделать: обхватил голову ручищами, а большими пальцами чуть вдавил в свои глазные яблоки. — А ежели на зазнобу мою позаришься, то вырежу острым серпом сердце и растопчу его! — Тут Кузей ткнул пальцем в широкую грудь Яруна, а затем ногой притопнул.
Ярун же, стиснув зубы, промолчал, ведь молвить без толку был не приучен.
— Будет тебе, Кузей! — послышался голос Маклая. — Старейшины заждались. Поторапливайтесь!
Двинулись они дальше вдоль добротных бревенчатых изб. Выстроились в два ряда жители поселения сеяльщиков и гудели между собой. Всем хотелось на живого волкодлака поглядеть, а если бы еще и в волчьем обличии — вот где было бы зрелище, получше, чем сами скоморохи показывали.
— А он хорош собой, однако! — слышал Ярун, как в толпе девицы о нем шептались.
— Гляди, как черны его волосы и на свету. Словно воронье крыло, переливаются!
— Брови густые вразлет, очи — будто темная бездна Нави!
— А уста… Уста какие чувственные!
— Хоть нос не картошкой, как у нашего Кузея и Маклая! — Тут прокатилось тихое хихиканье.
— Хорош — глаз не оторвать. Высок, плечист, статен. Нашим белобрысым мужикам и вовсе не чета!
— Хорош, да опасен! Бояться его надо, бабоньки, а не разглядывать мужскую красоту!
Тряхнул головой Ярун, густые брови нахмурил. Рассматривали его тут, как будто он товар какой, али мужик на выданье. Противно ему стало от того, о чем шептались местные неженатые девицы, да замужние молодицы. Хорошо, что эти речи только он и слышал, а иначе бы воплотил Кузей все свои буйные мечты, связанные с волкодлаком, в реальность, не доведя его до суда старейшин.
Вскоре они приблизились к месту капища бога Хорса — покровителя земледельцев. В самом центре стоял резной идол жителя Прави, а по правую руку от него восседали на тронах трое. Два старика с длинными до пупка седыми бородами были одеты в сотканные из конопли накидки. Старцы важно наблюдали за тем, как собирался люд честной на суд над существом, которого все боялись, как огня. Между старейшинами-мужчинами находилась преклонных лет упитанная старуха с большой родинкой на горбатом носу. В руках она держала странный костяной посох с вороньим черепом. Ярун сразу понял, что эта немолодая особа и есть главная чародейка поселения. И именно она делала заклятия на оковы, веревки и предметы обихода для сдерживания сверхъестественных существ.
— Ну, здравствуй, боевой волхв из рода волкодлаков! — промолвила чародейка скрипучим голосом. — Заждались мы тебя, однако!
— Я не понял? — удивился Ярун такому приему и речам старухи.
— Скоро все узнаешь! — загадочно ответила она и выкрикнула в собравшуюся на капище бога Хорса толпу: — Час расплаты настал! Великий суд старейшин решит судьбу волкодлака!
— КАЗНИТЬ!!! — заорали в толпе. — Нет веры этим кровожадным тварям!
И снова Ярун убедился в том, что ничего хорошего для него этот суд не вынесет. Как правило, старейшины делали то, чего от них требовал народ. Хотел бы боевой волхв обернуться зверем и умчаться подальше от этого места, но не мог. Дернул кулаками в стороны, прозвенев оковами, и стиснул зубы в ожидании приговора.
Волкодлак гордо выпрямился и задумался, как может кто-то удерживать его — боевого и вольного волхва против воли? Однако заговоренные оковы на крепких мужских запястьях немного сдерживали разгорающуюся внутри ярость. Тут нужно было шевелить мозгами, а не гневом, поэтому он решил выслушать обвинения и уже затем справиться со своим глупым пленением. Но народ сеяльщиков все гудел о том, что нужно непременно казнить чудище Нави, ведь волкодлаки подобны злобным темным духам Чернобога и могут причинить поселению непоправимый вред.
Поглядел Ярун сначала влево, где молодухи все еще рассматривали его с интересом. После повернул голову направо и увидел Кузея, который сжал руку в кулак и большим пальцем провел по своему горлу, давая понять, что волкодлаку совсем скоро придет конец. Усмехнулся на это молодой волхв, чем заставил мужика-сеяльщика, ненавидящего его больше из-за ревности, нежели из-за боязни, стиснуть зубы от внутренней ярости и нахмуриться. Правда, Ярун и вовсе не понимал, отчего местные девицы на него так зарились, особенно зазноба Кузея – Прасковья. Та так взглядом прожигала спину волкодлака, что ему хотелось быстрее выслушать приговор и скрыться от посторонних глаз в той темнице, откуда его совсем недавно вывели. Мотнул головой Ярун, словно стряхнул с себя все эти ненавистные и любопытные взгляды, перевел очи на старейшин, которые тихо между собой перешептывались. Теперь эти смертные решали его судьбу. Смертные, которым он мог бы перегрызть глотки, если бы не сдерживающие оковы. Злость и ярость в его душе все больше разгорались от несправедливости. Конечно, Ярун прекрасно осознавал, что поселением двигал страх перед Навью и ее нежитью, поэтому старался держать себя в руках, чтобы еще больше не настроить против себя народ.
Через некоторое время старейшины замолкли, и лишь старая чародейка, опустив свою курительную трубку на колени, обратилась к толпе:
— Казнить — это самое простое наказание, что только может быть!
— Как это?! — удивился Кузей. — Прихвостня Нави будем миловать?
Взревел снова недовольный народ, крови и смерти волкодлака захотел. Да и сам Ярун не понимал старуху. Что же она этим хотела сказать?
— МОЛЧАТЬ! — крикнула чародейка в толпу и вмиг сеяльщики замолкли, видимо, уважали и одновременно опасались старую чародейку. — Меня зовут Купава Грынична! Я возглавляю суд старейшин! Поэтому прошу уважения! — грозно нахмурившись, молвила старуха. — Чтобы разобраться, виновен ли волкодлак в том, в чем его обвиняют или нет, мне нужно провести наедине с ним древний обряд предков. Поклониться богу Хорсу и спросить у него разрешения на казнь!
— Уважаемая Купава Грынична, — не унимался Кузей, — великий Хорс уже дал разрешение на казнь, когда в том чистом поле помог нам схватить эту навью тварь! — Он сплюнул, а затем ткнул пальцем в волкодлака, что все еще молчал и гордо стоял перед старейшинами.
— Успокой свою душу, Кузей! — изрекла чародейка. — Никто на твою Прасковью не зарится, а ежели она сама любопытствует, так из-за этого казнить волкодлака мы точно не станем!
Залилась тут краской зазноба Кузея, а сам сеяльщик еще раз на землю сплюнул и вниз потупил очи. От слов чародейки пронесся хохот, а затем снова все угомонились, поскольку Купава Грынична продолжила говорить, обратившись уже к самому боевому волхву:
— Как кличут-то тебя?
— Яруном! — сухо ответил волкодлак.
— Так вот, Ярун, суд старейшин принял решение провести обряд. На полной луне, что на вторую ночь появится в темном небе, будет вынесен приговор. А теперь уведите поскорее волкодлака в темницу, иначе наши девахи все очи-то проглядят!
Снова Ярун получил грубый толчок в спину. Развернувшись, он двинулся обратно к месту заточения, а покуда шел, то видел, как мамки уводили подальше от волкодлака своих дочерей. Кому-то даже подзатыльники и тумаки доставались. Вскоре волхва пихнули в темницу, где его Ероха дожидался больше, чем своего суда.
— Ну что? Что они с тобой решили сделать? — молвил он, как только тяжелая дверь захлопнулась. — Как казнить-то будут?
— Пока никак, — усмехнулся Ярун и опустился на холодную землю. — После обряда богу Хорсу решат. Так их чародейка сказала.
— После обряда? — удивился Ероха. — Баба она страшная. Хитрющая, аки лиса. Точно что-то задумала! — напрягся узник. — Наслышан я о ней от местных.
— Для начала посмотрим, Ероха, что же она от меня хочет, — ответил волкодлак. — А уж после будем думать, как нам отсюда выбраться живыми. Расскажи лучше, как ты сюда попал и почему тебя так долго держат?
— Да злыдень их знает! — Ероха загремел цепями. — Я так-то вообще беглый. С малых лет работал на рудниках у пещерного трехглавого змея. Тот как огнем изрыгнет, обязательно кого-нибудь в пепел превратит, — мотнул головой Ероха, мол, и вспоминать о тех ужасных днях не хочется. — Мне удалось сбежать. Пока шел куда глаза глядят, тут-то и наткнулся на сеяльщиков. Решил помощи попросить, а они меня скрутили и сюда кинули! Вот и сижу теперь тут, жду своей участи. Поначалу эти изверги меня пытали. Не знали же кто я такой. Даже по лицу серпом полосонули, — Ероха откинул с лица грязную прядь и показал Яруну заживший шрам. Узрел волкодлак, что нет у его нового приятеля правого уха, но об этом спрашивать не стал. Решил как-нибудь после, не до того сейчас. — А после сказали ждать.
— И что же старейшины медлят?
— Говорю же, злыдень их знает! Я думаю, эта старуха меня испытывает временем или ждет, когда лишусь рассудка и превращусь в юродивого, вот поселению потеха будет!
— Или же… — задумался Ярун.
— Или? — переспросил Ероха.
— Или же тут что-то другое! Ладно, давай спать, утро вечера мудренее! — скрестил волкодлак пальцы и закрыл тяжелые веки. Хотел быстрее погрузиться в сон, чтобы вновь услышать манящий голос незнакомки, приходящей к нему в видениях.
ГЛАВА 4. Дивья княжна и полудница
Длинный путь уже прошла дьвья княжна по дремучему лесу, скрываясь своим чародейским мороком от разной, повстречавшейся на пути, нежити, а затем и к широким полям вышла. Она все думала над словами о том, что племени волкодлаков больше нет. Что их род почти исчез из северных гор, и Ива только зря туда направлялась. Но отступать княжна не собиралась. Не в ее крови было сдаваться, тем более когда речь шла о выживании дивьего народа в остатках Светлой Грани. Ведь темнота наступала, а с ней росла и пустошь Забвения, где лютовали навьи, где сгинули на веки вечные ее братья и отец. От тех воспоминаний больно кольнуло в сердце, по румяной щеке скатилась скупая слеза, которую Ива небрежно смахнула. Княжна глянула на ясное небо, и где-то вдали услышала красивое женское пение. Мелодичные голоса, как теплое молоко, растекались в сознании дивьей княжны. Песня напомнила ей о родном крове и о том, что надежда на спасенье все же существовала, только нужно набраться терпения и найти того самого боевого волхва. Но как о нем узнать, ежели не спрашивать в поселениях? Возможно, кто-то видел, или наслышан о волкодлаках. Невзирая на предупреждения о сеяльщиках, именно к ним и двинулась дивья княжна, будто предчувствуя, что у них есть вести о ее спасителе. Ива ускорилась на звук песни и вскоре увидела трех здоровенных мужиков, что плугом вспахивали землю, а следом за ними засевали поле рожью несколько молоденьких девиц. Они-то и пели мелодично, тоскливо. Притаилась за густыми кустами Ива, стала рассматривать девиц. Стройны они были, будто березки. Светлые косы свисали до пояса, а на головах красивые очелья. Поверх белых льняных рубах темные юбки тянулись до земли, спереди расшитый запон служил неким украшением. Мужчины тоже были в светлых одеяниях: длинные рубахи подвязаны красными поясами, широкие холщевые штаны трепетали под дуновением ветра.
— Это и есть они, — вымолвила вслух Ива. — Сеяльщики.
И в этот раз они заработались так, что не заметили, как полдень наступил. Жарил нещадно Ярило-солнце землю и раскалял воздух. Пора бы с поля долой, а нет — работу нужно было непременно завершить.
Вдруг что-то сверкнуло в самом центре поля. Княжна напрягла зрение и пригляделась. Действительно сверкало. Она решила приблизиться к пашне, чтобы разглядеть свечение, а когда поняла, что это блестел серп в руках самой полудницы, то мигом рванула к ничего не подозревающим сеяльщикам.
— Скорее! — прокричала дивья княжна. — Она здесь! ПОЛУДНИЦА!
Испугались сеяльщики, заговоренные веревки да клинки достали. Молодухи за широкие мужские спины попрятались, а полудница расхохоталась. От ее хохота поднялся ветер и закружил вокруг смертных воронкой из пыли и сухой травы. Молодые люди между собой в страхе переглядывались и на Иву с некой надеждой бросали взгляды.
— Сама дивья княжна на защиту этим убогим сеяльщикам встала! Ну когда еще такое увидишь? Ах-ха-ха! — гоготала нежить.
— Отступи, тварь поганая, ведь ты прекрасно знаешь, что мой морок с тобой может сделать! — угрожала Ива.
— Навьи забрали твою силу, княжна…
— Осталось немного, для тебя хватит! Мой морок умеет пленять нежить! Эти смертные наконец-то смогут от тебя избавиться! Всех ты запугала своими пакостями, но будет уже! — грозно изрекла Ива, раскинула руки в разные стороны и раскрыла изящные узкие ладони. Из них в сторону нежити пополз темный туман. Он сгущался и напоминал длинные корни вековых деревьев, что будто ожили в предвкушении обвить шею полудницы и утащить в самую темную Навь.
Испугалась нежить и прошипела:
— Что тебе, дивья княжна, что волкодлаку я это еще припомню! А уж после не ждите от нежити ничего хорошего!
— Волкодлаку? — удивилась Ива. — Ты его видела? Здесь?
Но на эти вопросы никто ей не ответил. Скрылась нежить подальше от глаз дивьей княжны, а за ней утих и ветер. Сжала Ива крепко кулаки, убирая чародейство, и обернулась к сеяльщикам. Те же перед княжной на колени упали, да челом в сырую землю уткнулись. Так они выражали ей свое почтение и благодарность за спасение.
— Поднимитесь, люди добрые, — молвила дивья княжна. — А ежели что знаете о волкодлаке, то поведайте правду, прошу!
— Если б знали, то непременно рассказали тебе, дивья княжна! — прогудел один из молодцев. Встали с колен сеяльщики, еще раз низко Иве поклонились, а между собой странно переглянулись. Однако не придала этому значения княжна, в ее голове звучали последние слова полудницы о волкодлаке, но где именно нежить могла видеть его, в уме не укладывалось.
— Любезно просим в поселение, — предложила молодица, указывая тонкой рукой в сторону. — Прими наше гостеприимство, дивья княжна, да передохни с дороги. Мы тебя как почетного и важного гостя примем, лишь не отказывай!
— Коли с добром предлагаете, то я не откажусь! — кивнула Ива и вместе с сеяльщиками двинулась в поселение, чтобы немного перевести дух, и поспрашивать о боевом волхве: авось кто видел его, али слышал что.
Дивью княжну поселили в верхней палате небольшого терема, что принадлежал одному из старейшин поселения. Палаты были скромными по меркам княжеской особы. Вдоль бревенчатой стены стояли широкие лавки, на одной из которых лежали овчинные тулупы: один рыжий, а другой черный. В углу резной ларец с увесистым замком сверху, накрытый вышитой скатертью, будто внутри него находилось самое настоящее сокровище. Именно на него и падал дневной свет, проникающий через мутноватые слюдяные окончины разной неприхотливой формы. Хоть и темновато тут было, но Ива уж и позабыла, когда спала и отдыхала в таком месте последний раз, разве что до набега на дивье княжество навий из пустоши Забвения. Терема у ее покойного отца отличались богатым убранством внутри, а снаружи резными ставнями, да прозрачными из чистой слюды окнами и крышей из дубового лемеха. Но теперь девице было не до тех давних воспоминаний, когда жилось в достатке, спокойствии и родительской любви. Все это осталось в прошлом, да что говорить: будущее тоже особо не радовало. Однако Ива была настроена решительно в своих поисках. Она искренне верила в силу спасителя и в глубине души мечтала о его мощи, которая сможет не просто остановить растущую пустошь, но и вовсе изничтожит ее. Правда, то были просто наивные девичьи грезы, ведь чародейка Рада упоминала лишь о том, что сила волкодлака велика и предупреждала: если тот действительно согласится помочь княжеству, то ему придется поплатиться жизнью. Это было несправедливо и ужасно, только при встрече с волкодлаком Ива решила о его смерти не упоминать. Для нее важнее всего было спасти свой народ даже ценой своей жизни, что уж говорить о чужой.
Неожиданный стук в дверь заставил дивью княжну подскочить на месте и отвлечься от тревожных нехороших дум. Резная створка со скрипом отворилась и на пороге появилась молодая девица с поля, которую звали Галкой. Галка — девица на выданье с румяными щеками – оказалась внучкой одного из старейшин. Ее нос картошкой был усыпан веснушками, а две толстые косы по цвету напоминали лесную облепиху.
— Баньку для тебя истопили, дивья княжна! — Низко поклонилась Галка, а после продолжила: — Венички липовые, да березовые запарили. Водицы студеной в дубовую бочку натаскали. Не откажи!
— Это то, что мне сейчас очень нужно, Галка, — ответила Ива. — Еще хотела одежды свежей попросить, если можно.
— Конечно княжна, — быстро вымолвила Галка. — Есть у меня зеленый сарафан из парчи и сорочки белые, поделюсь с тобой!
— Прими же мою благодарность! — Ива поклонилась в ответ, а затем, выйдя из палаты, проследовала за девицей по узкому коридору, ведущему к лестнице. И уже совсем скоро они оказались на улице, где собралось народу, чтобы на гостью посмотреть.
— Ну, чего собрались! — грубо рявкнула Галка. — Расходитесь!
Почесали затылки молодцы, на дивью княжну поглядывая, а та на голову капюшон накинула, чтобы поменьше ее рассматривали. Кузей тоже глядел, да всмотреться пытался, а после получил громкий подзатыльник от своей зазнобы Прасковьи:
— Чего глазеньки-то вылупил, злыдень окаянный! — услышала Ива уже позади себя. Они с Галкой быстро прошли мимо этого громилы, что казался очень грозным, а теперь походил на шкодливого мальца, которого отчитывала супружница.
— Ай, хватит уже, Прасковья, народ честной смешить, — отмахнулся Кузей. — Сама-то тоже на волкодлака слюни пускала! — ревностно проревел мужик.
— Чушь несешь, злыдень окаянный, — повторила ругательства Прасковья. — Волкодлаки — сильные злобные колдуны, ими не любоваться надобно, а бежать подальше. Так что не ревнуй понапрасну! — успокаивала мужа молодая супружница, хотя и сама очей не могла отвести от красивого, статного и сильного узника.
Краем уха уловила Ива речи о волкодлаке и резко остановилась. Обернулась на ругающихся супругов и уже к Галке обратилась:
— Они про волкодлака говорят? Неужто они что-то знают о боевых волхвах?
— Почудилось тебе, дивья княжна! — быстро залепетала девица. — Откуда тут волкодлакам взяться? Мы — племя сеяльщиков, злобную нежить в свое поселение не пускаем! Пойдем скорее, покуда наши молодцы тебя очами не сожрали! — легко подтолкнула Иву внучка старейшины в сторону бани, что находилась на заднем дворе терема.
Запахло дымком и сырым паром. Княжне так сильно захотелось пройтись по распаренному телу липовым веником, что она ускорилась под натиском Галки.
— Правду говоришь, откуда тут взяться волкодлаку, когда в поселении сильная чародейка живет! — проговорила княжна вслух, когда увидела разные сакральные обереги на частоколе, стенах изб и всюду, где только можно было их вырезать, или нарисовать. Эти древние чародейские знаки даже дивий морок обойти не сможет, а это значит, что если бы волкодлак и был рядом с поселением сеяльщиков, то непременно почуял хищным нутром для себя опасность. Может, и зря Ива надеялась тут что-то узнать о роде боевых волхвов, однако мысли о бане и отдыхе немного утешили ее.
Жаром обдало изящное и тонкое тело дивьей княжны. Сквозь белую нательную сорочку проглядывали стройные ноги Ивы и тонкая талия. Густые русые волосы свисали длинными локонами ниже поясницы, да и белым лицом дивья княжна была прекраснее всех девиц на свете. Румяные щеки и большие, чуть раскосые, голубые очи с пышными темными ресницами выглядели необычно для племени сеяльщиков. Тонкие брови вразлет и алые правильные уста делали ее очень-очень милой. Природа наградила княжну аккуратным, маленьким, чуть вздернутым кверху носом, не то что у самой Галки — вместо носа какая-то картошина. Залюбовалась сеяльщица дивьей красотой, вот бы хоть чуток походить на гостью, то и ей пришлось бы отбиваться от женихов-то. А так никто не зарился на рыжие волосы и маленькие глазки Галки. Хоть и был ее стан тонким, только больше походил на плоскую доску, нежели на девичьи прелести. Почувствовала Ива на себе этот прожигающий взгляд и передумала снимать с себя сорочку. Неудобно ей стало от разглядываний Галки, некая злость и зависть ощущались от этой девицы.
— Галка, я хочу немного побыть одна и расслабиться. Надеюсь, ты не будешь в обиде, — мягко вымолвила Ива.
— А кто ж по тебе веником пройдется? — возмутилась девица. — Няньки да мамки ужин готовят.
— Да сама справлюсь!
— Ну хорошо, я тогда рядом посторожу, чтобы наши молодцы за тобой не подглядывали.
— Благодарствую! — вымолвила княжна в спину уходящей в расстройствах девице.
И снова Ива подумала, что попала в очень странное место с причудливыми людьми. Она огляделась. В предбаннике стояла огромная бочка с чистой водой, принесенной из местного озера. Скинув с себя сорочку, она вошла в парилку, где забралась почти под потолок на самый верхний выступ. Жаркий пар тут же окутал тело молодой княжны. Ива ощутила, как мгновенно промокла от кончиков волос на голове, до самых пяток. Она крепко прошлась по себе липовым веником несколько раз, а затем еще немного решила отлежаться под горячим паром, как вдруг услышала, что в предбаннике с грохотом что-то упало на пол. Княжна напряглась, открыла веки и сползла вниз. Прикрыла причинные места вениками и медленно с настороженностью вышла из парной. Осмотрелась по сторонам — никого, а после заметила на лавке чистую одежду, которую обещала ей Галка.
— Значит, это была сеяльщица, — с облегчением выдохнула Ива и, переступив несколько деревянных ступенек, погрузилась с головой в бочку с водой. Немного так посидев, княжна вынырнула и ощутила небывалую негу. Расслабленность волной прокатилась по ее разгоряченному телу, а затем девица неожиданно услышала позади себя:
— Она тоже заходила! Но ушат уронил я!
Княжна с ужасом распахнула веки и чуть было не захлебнулась озерной водой прямо в бочке. Но, быстро взяв себя в руки, Ива осмотрелась, но снова никого не увидела.
— Ты кто? Ну-ка, покажись!
— Да банник я! — Княжна увидела сидящее на лавке лохматое сморщенное существо, облепленное дубовыми листьями с головы до ног и походившее на древнего старикашку. — Бедная Галка, — он поцокал языком. — Завидует дивьей красоте-то.
— А не стыдно ли подглядывать за голыми девицами? — возмутилась Ива, скрываясь в бочке с водой.
— Ой, брось! Чего я там не видел за свои многовековые лета? — ответил банник, покачивая маленькими ножками в разные стороны. Лавочка для него была явно высока.
— Хорошо! От меня чего тебе надобно?
— Тоже пришел посмотреть на дивью княжну, таких как ты тут днем с огнем не сыщешь. Истосковался я по истинной красоте, — пролепетал банник, взглядом и мыслью поднял с пола деревянный ушат, что сначала завис в воздухе, а потом переместился на полку и аккуратно там устроился.
— Ну ты и льстец! — усмехнулась Ива. — А если по правде?
— А если по правде, то мне твоя помощь нужна. — Тут старикашка нахмурился.
— С чего это? — удивилась дивья княжна. — Я же тут гостья, на рассвете покину поселение и пойду своим путем.
— Ты же волкодлака ищешь? — лукаво прищурился банник. — Дык я знаю, где он, — изрекла нежить и хлопнула правым веком, то есть подмигнула. Насторожилась Ива, верить сущностям Нави, все равно, что оказаться наивнее всех на свете, но ее-то не проведешь. — Ну так что, по рукам?
— Ежели ты от меня такой сделки хочешь, значит, просьба твоя будет невыполнимой! Да, я ищу боевого волхва уже много дней — это вопрос жизни и смерти не только моего княжества, но и всей Светлой Грани.
— Мне-то что до Светлой Грани, я ж темный! — захохотал банник, держась за кругленькое пузо.
— Ты мне еще вот что поведай: как тебе удается жить в поселении сеяльщиков, когда кругом знаки-обереги от нежити? — поинтересовалась Ива.
— Все дело в волшебном угольке! — Банник раскрыл маленькую ладошку, показав черный, отдающий серебром уголек. — Эти сеяльщики те еще злыдни, я тебе скажу. Не верь им. Они из-за своего страха перед темной Навью совсем ума лишились.
Повисло молчание, прерванное стуком в дверь.
— Княжна, нужна ли тебе моя помощь? — Галка явно беспокоилась.
— Нет, Галка. Я скоро выхожу.
— Хорошо, наши-то пир для тебя приготовили, не задерживайся.
— Так, о чем это я. — Банник моргнул несколько раз, а затем вымолвил: — Так ты поможешь мне или нет? Я знаю, где тот, кого ищешь, да и уголек волшебный вон в топке лежит, — нежить кивнула в сторону печи. — Они топят баню древним перуновым деревом.
— То есть дубом? — не веря, усмехнулась Ива.
— Именно! — Банник развел руки в стороны. — Возьми уголек и нарисуй на ладони знак Перуна. Увидишь, как твой морок вернется, несмотря на все тутошние обереги! Ну так что — по рукам?
Ива кивнула в знак согласия. Она была готова на сделку с любой нежитью, лишь бы найти своего спасителя. Банник же оказался убедительным, да еще и рассказал про перуново дерево, так что выбор у дивьей княжны был небольшой.
— По рукам!
ГЛАВА 5. Девица из грез
Вверх поднимались световые столбы до самого алого неба. Как никогда Ярило-солнце был настроен воинственно. Больше не ласкали его светлые лучи зеленую луговую траву да высокие старые ели в лесу. Нет. Совсем не ласкали. Наоборот, злился небожитель на всю Навь и хлыстал горящими кнутами природу, испепеляя все живое на своем пути и оставляя после лишь безжизненную поверхность. Огляделся Ярун по сторонам, увидел скелеты мертвых деревьев, что редко стояли и напоминали невиданных ранее чудищ. Под ногами вместо твердой земли — рыхлая пыль-песок, а в красном небе кружили стервятники с огромными клювами, что так и норовили напасть на волкодлака и рвать его плоть до самых костей. Пекло так, что тело волхва покрывали крупные капли испарины, хоть и был он одет лишь в кожаные штаны, да голую грудь прикрывала коричневая кираса из вываренной кожи кабана. Вдруг поднялся ветер и закружил колючими пылинками прямо перед самым носом Яруна.
Волхву пришлось на миг опустить тяжелые веки, крепко зажмуриться, а когда вновь открыл глаза, то снова увидел ту девицу в длинной накидке. Загадочная незнакомка стояла так близко к нему, что невольно крепкие руки Яруна потянулись к ней, к её капюшону, который молодой мужчина аккуратно и медленно стянул. А когда волкодлак, наконец, увидел ее лицо, то замер на месте как вкопанный от небывалой красоты. Прекраснее и милее всех на свете оказалась незнакомка. Белолица да с ледяной поволокой в очах — в них можно было тонуть бесконечно. Червленые уста — спелая брусника, а светлые тугие косы-канаты устроились на вздымающейся груди. Ее голову украшал венец с драгоценными камнями, ни одни сокровища Нави не могли сравниться с неземной красотой незнакомки.
— Как же ты прекрасна! — пролепетал Ярун и почувствовал сильнейший удар прямо в свою широкую грудь. Он громко выдохнул, но, невзирая на боль, не мог оторвать очей от девицы, которая только что вонзила в его сердце острую стрелу. Волкодлак быстро ощутил во рту привкус железа и чутко услышал, как по горячей коже вниз поползли тоненькие красные струйки. Этот кровавый запах заставил стервятников встрепенуться и закружить над головой Яруна в предвкушении сытного обеда.
Схватился за грудь волкодлак, вынул с силой стрелу из своей плоти и упал на колени перед своей убийцей, а когда поднял глаза, то никого рядом с собой уже не увидел. Исчезла незнакомка, оставив после себя глубокий след в пылающем сердце.
— За что? — истошно прокричал Ярун, да так громко, что от своего же ора резко очнулся от странного видения в темнице, где все еще находился. Тревожные чувства нахлынули новой волной, ведь волкодлаку еще ни разу не снилась его смерть. А если это было предупреждение свыше и Яруну совершенно не нужно встречаться со своей предполагаемой убийцей?
— Эй, с тобой все хорошо? — забеспокоился Ероха.
— Не знаю, брат! Не знаю! — молвил Ярун, потирая ноющую грудь. — Но, думаю, что не к добру эти видения! Они будто предупреждают меня об опасности! — задумчиво продолжил он, вспоминая о дивной красоте незнакомки. Он никогда еще в своей жизни не видел такой прелестницы. Да, его умершая невеста тоже была хороша и ладна, но только их брак должен был быть по договору. Тут же другое: незнакомка из видения настолько запала в сердце и душу Яруна, что он испугался этих ощущений.
— Сегодня второе полнолуние и Купава Грынична придет за тобой, волкодлак! — напомнил Ероха, искренне опасаясь за приговор. — От этих сеяльщиков одни беды, ведь про полудницу-то они совершенно не помнят. Эта коварная сущность оставила в их тупых головах воспоминания лишь о тебе в образе зверя. И поскольку вести о волкодлаках, как о приспешниках темной Нави, всем смертным известны, то ничего хорошего ждать не приходится.
— Я все прекрасно понимаю, Ероха! — ответил Ярун. — Нужно как-то устроить побег, но в голову пока ничего не лезет. Если бы только мое чародейство вернулось…
***
Сидела гостья на почетном месте за полным столом, разглядывая разные яства. Тут и квас хмельной в глиняных кувшинах стоял, и каша пшеничная с сушеными грибами. Были еще запеченные куропатки с лепешками ржаными и орехи лесные с мочеными яблоками. Целый пир для нее накрыли по приказу старейшин, что сидели по бокам, а во главе снова старая чародейка заседала. Купава Грынична и тут свой странный посох с вороньим черепом из рук не выпускала. Она изредка постукивала им по деревянному полу, чем заставляла Иву еще больше настораживаться.
— Ты угощайся, дивья княжна, — скрипучим голосом молвила чародейка. — Девки наши старались, не обидь отказом-то.
— Благодарствую за теплый прием, — ответила Ива, откусывая кусок от лепешки. Чувствовала гостья некое напряжение со стороны хозяев. По правую руку от нее Галка орехи уплетала, а по левую ее мать яблочко моченое грызла. Мужики квас попивали и как-то странно пересматривались между собой. В очередной раз убеждалась Ива, что чудные они, эти сеяльщики, и явно от нее что-то или кого-то скрывали. А ежели верить словам банника, то прятали они как раз того, кого княжна уже столько времени искала да найти не могла.
— Куда же ты, княжна, путь держишь? — спрашивала Купава Грынична, постукивая посохом.
— На север, уважаемая чародейка, на север! — изрекла Ива. — Волкодлака мне найти надобно. Боевого волхва, что сможет остановить растущую пустошь Забвения! — выдала девица, чем заставила чародейку нахмуриться. — Может, вы что-то слышали о нем? Может, доводилось встретиться?
От этих вопросов сеяльщики и старейшины еще пуще напряглись и жевать перестали. На Купаву Грыничну уставились, а та мигом выдала:
— Да ты что, княжна Ива! — усмехнулась чародейка. — Откуда тут волкодлаку взяться? — Купава Грынична перестала стучать посохом. — Мы нежить навью на свой порог не пускаем. Вон защищающие руны везде намалеваны, да заговоренные обереги по всему поселению расставлены. Тут лишь мое чародейство имеет силу для нашей же безопасности! — врала и вроде как оправдывалась старуха.
Однако Ива теперь точно знала, что банник ей не солгал насчет чародейки и волкодлака. Только как договор, заключенный с банной нежитью, выполнить, дивья княжна пока еще не знала. Поведал ей банник о своем горе да обещал, что если Ива вернет его похищенную давным-давно шапку-невидимку, то он подскажет, где искать боевого волхва. Всего раз в году, в день весеннего равноденствия, ровно в полночь банник, по обыкновению, снял свою волшебную шапку, чтобы просушить ту на каменке, но и подумать не мог, что ее бессовестно сопрут прямо из-под его носа. Покуда он на верхней полке лежал в полудреме, молодая Купава Грынична исподтишка совершила наглое воровство. Ведь она прекрасно знала — кто завладеет шапкой-невидимкой банника, тот сделается могущественным колдуном. А ежели надеть шапку задом наперед, то станешь невидимым.
Громко вздохнула княжна, проглатывая очередной кусок лепешки. Было понятно, откуда у Купавы Грыничны столько чародейства. Все благодаря волшебной шапке банника. Правда, где может прятать старая ведунья эту ценную вещь, Ива не представляла. Это в ее голове совершенно не укладывалось, разве что с Галкой поговорить по душам, да обманным мороком выведать все, что девица знает о старой чародейке поселения. Дивья княжна незаметно на ладонь глянула, где сажей от перунова дерева красовался сакральный знак. Чуть усмехнулась про себя, на старуху уверенно поглядывая.
— Вижу, чародейство твое велико, Купава Грынична! — молвила Ива. — Безопасно тут и заночевать, если позволите, конечно? А на рассвете я покину ваше поселение и пойду дальше своей дорогой, — хитрила дивья княжна. Она непременно хотела остаться в поселение еще ненадолго, чтобы выполнить договор и найти своего спасителя.
— Оставайся, дивья княжна! — Стукнула чародейка посохом и поднялась с лавки. Следом за ней и двое молчаливых старцев. — На рассвете и проводим тебя! Галка, убери со стола да накрой дивьей княжне постель помягче и потеплее, ночи еще холодные!
Галка кивнула в ответ и быстро принялась собирать пустые плошки со стола. По одному следом за чародейкой покинули горницу важные особы поселения сеяльщиков. Вышла за ними и княжна. Она глянула на темное небо, что усеивалось яркими звездами, увидела край полной луны, которая медленно ползла из-за горизонта, будто неповоротливая, но в самом соку баба. Опустила Ива глаза и поглядела вслед отдаляющимся от нее сеяльщикам, которые куда-то шагали за старой чародейкой под свет горящих факелов.
— Пойдем, княжна, в терем! — Галка быстро появилась за спиной Ивы. — Поспать тебе надобно, — сухо продолжила она и вышла вперед княжны.
— Права ты, Галка! Очень я вымоталась и устала в своих поисках!
— Может, тебе стоит воротиться в дивье княжество и забыть о волкодлаке? — вдруг вымолвила девка.
— Покуда не найду его — не будет мне ни сна, ни отдыха. Темная Навь наступает, а скоро пустошь Забвения и до вашего поселения дорастет. Тогда-то вы и узнаете, что такое настоящее зло!
— Не пугай, княжна, — отмахнулась Галка. — И так пуганые. Ладно, пойдем скорее, уже вон и полнолуние наступает…
— Вам тут действительно бояться-то нечего с такой сильной колдуньей, как Купава Грынична! — молвила Ива, а сама позади Галки свой чародейский морок выпускала. Тот начинал действовать.
— Это точно, княжна. Купава Грынична — моя бабка по отцовой линии. Так что мне ли не знать, какая у нее силища! — загордилась Галка, шагая к терему вдоль деревянных амбаров. Княжна следом. — Мне по роду написано стать ее преемницей.
— Думаю, что только ты и справишься с этим даром, Галка!
— Правда?
— Это истина! — лукавила Ива. — А откуда же такая силища у Купавы Грыничны? Должно быть по роду-племени? — сыпала вопросы княжна, когда они поднимались по лестнице в горницу с сундуком и лавками.
— И не только! — выдала Галка и быстро захлопнула дверь. Приложила палец к губам, а затем шепотом продолжила: — Есть у нее шапка-невидимка банника. Хранится она в этом тереме, в тайном месте под самой крышей, в сундуке с непростым замком. Ключ от того замка моя бабка на шее носит, никому его не достать!
— А что же, без ключа никак не справиться с тем замком? — продолжала спрашивать Ива и свой морок на Галку напускать.
— Того мне неведомо, княж-на-на! — опомнилась тут девка, хоть дивий морок на нее и подействовал, но быстро растворился. Видимо, из-за оберегов чародейки. — Ах ты ж, гадина! — прокричала девка да так толкнула в сторону дивью княжну, что та от неожиданности на лавки упала. Сама же Галка мигом вылетела из горницы, защелкнув дверь на ключ. — Сегодня в полнолуние казнят твоего волкодлака после обряда богу Хорсу!
— Галка, открой! — кинулась княжна к двери. — Вы не ведаете, что творите! Только он может спасти наш мир от злой Нави, а иначе мы все сгинем в пустоши Забвения на веки вечные!
— Ты мне зубы не заговаривай! На рассвете выкинем тебя из поселения, и пойдешь на все четыре стороны! — Эти слова были последними, что услышала дивья княжна.
Снова Ива убедилась в словах банника, ведь не врал он, когда говорил, что поможет ей найти волкодлака. Правда, теперь она и сама знала, где его искать, а толку-то, когда заперта в четырех стенах?
Но отчаиваться времени не было, а нужно было собрать всю волю в кулак и смекалку да выбраться из этого заточения поскорее, чтобы спасти его — последнего из рода боевых волхвов. И если ей все же удастся добыть волшебную шапку, то чародейство Купавы Грыничны ослабеет, а дивье возрастет. Это был последний шанс на спасение не только волкодлака, но и всего существующего мира.
***
Ярун слышал, как к темнице направлялась оголтелая толпа сеяльщиков. Пришло время полной луны, а значит, чародейка подготовилась к обряду поклонения богу Хорсу. В голове волхва зрел план побега. Он прокручивал все вероятные способы, но без своей чародейской силы все это не имело какого-либо смысла. У него даже отобрали мешок с личными вещами и волшебный топорик, а руки связали заговоренными оковами. Так что и тут в бой не вступишь. Будь все по-другому, то он бы показал свою силу в кулачном поединке, ведь в этом Яруну равных среди волкодлаков не было. Он легко мог бы справиться с безумцами на раз-два-три, будь все иначе. Сейчас же волкодлак проклинал тот день, когда вступился за этих скорбных умом сеяльщиков. Думалось Яруну, что руку к их сознанию приложила сама Купава Грынична, чтобы держать в страхе и под своей властью все поселение. Ведь внушив ужас в сознание, можно легко управлять общим разумом.
— Эта женщина-чародейка – самый настоящий злыдень! — выругался Ероха и сплюнул на землю. — Она явно что-то плохое задумала!
— Я постараюсь выжить, брат! — Кивнул Ярун. — И обязательно вернусь за тобой. Мы сбежим отсюда любой ценой.
— Не питай особых надежд на свободу, волкодлак, — с горечью вымолвил пленник. — Боюсь, тебя казнят раньше, чем наступит рассвет…
— Эй, ты! — громко прозвучал важный голос Кузея после того, как, открываясь, проскрипела дверь. — Вставай и шагай! — Ярун, прозвенев оковами, поднялся и бросил взгляд на Ероху, который, забившись в угол, терял всякую надежду на спасенье нового друга. — Ну же, быстрее! — Сеяльщик в очередной раз грубо толкнул в спину волхва, тот подался вперед и двинулся к выходу из темницы.
Ярун гордо шагал под громкие возгласы сеяльщиков. В воздухе пахло гарью от зажженных факелов и горящих в чугунных чанах костров. Над его головой в небе красовалась огромная луна, не предвещающая ничего хорошего. Вскоре показалось капище с идолом Хорса, рядом с ним сеяльщики установили шалаш из еловых веток. Там же на деревянном троне восседала Купава Грынична, а по бокам молчаливые старцы. Огляделся волкодлак по сторонам в поисках выхода и понял, что на капище собралось все поселение от мала до велика, так что о побеге можно было не мечтать. Мужики с топорами, алебардами, мечами. Старики с вилами, а женщины с горящими факелами. Лица их искажались злобой и гневом от страха перед волкодлаком. Сделай он хоть один шаг в сторону, эта толпа попросту разорвет его на мелкие кусочки.
— О бог наш Хорс! — взревела чародейка, посохом своим стукнула и поднялась. Руки к небу расправила и продолжила: — Бессмертен ты и вездесущ! Просим тебя, наш покровитель, о помощи, о справедливости и о решимости! Просим распознать врагов от друзей наших, как на полях сорняки от золотистой ржи!
— Да будет так! — прогудела толпа.
— Да будет так! — прокричала чародейка. — Ведите волкодлака в шалаш и не выпускайте, покуда я первая из него не выйду!
Почти девичьей прытью, опираясь на посох, старуха скрылась в шалаше. Ярун же, не дожидаясь, пока его снова толкнут, двинулся к сакральному месту чародейки и вскоре оказался внутри, где посередине в глиняной посудине тлела дурман-трава, открывающая путь в сознание и разум, а рядом горели три толстые восковые свечи. Опустился волхв на сырую землю прямо напротив чародейки, что уселась на соломенный тюк, и уверенно глянул в ее бесцветные и безжизненные очи.
— Думаешь, в обрядах ты сильнее меня, Купава Грынична? — усмехнулся Ярун, зная обо всех ритуальных поклонениях, будучи рожденным волхвом, его с детства обучали этому ремеслу. — Ты не сможешь проникнуть в мою голову, даже сковав заговоренными оковами! Ты же это понимаешь, старая?
— Ты меня за глупую-то не держи, волкодлак! — ответила чародейка. — Мне подвластны все знания навьего мира! Конечно, я знаю, что насильно ты не впустишь меня в свое сознание, но сам можешь войти в мое, и мы вместе увидим будущее! Другого выбора у тебя все равно нет, боевой волхв! — лукаво прищурилась Купава Грынична и подкинула еще горсть дурманящей травы поверх тлеющей. — Разве твое сердце не хочет вновь встретиться с той, что приходит к тебе в видениях?
— Откуда знаешь?
— Я знаю многое, Ярун! Сейчас твоя жизнь в моих руках, так что давай приступим к делу!
Чародейка сжала сильнее свой посох, а после кивнула волкодлаку, чтобы тот тоже взялся за него. Ярун так и сделал. Они глубоко вдохнули дурман-травы и опустили тяжелые веки. В один шепот стали сливаться их сакральные слова, а после оба затихли и замерли на месте, словно превратились в деревянных и неподвижных истуканов.
***
Мчалась Галка со всех ног к капищу бога Хорса, чтобы рассказать чародейке про дивью княжну и шапку-невидимку банника, да опоздала. Обряд уже начался и теперь ее никто к Купаве Грыничне не подпустит, а сказать об этом кому другому девка не могла — то была семейная тайна. Ей оставалось лишь дождаться завершения обряда, а уж потом все рассказать старой ведунье. Однако Галка и догадываться не могла, какой договор был у дивьей княжны с банной нежитью. Сама же Ива, дождавшись, пока останется одна в тереме старухи, вновь выпустила свой чародейский морок, что темным дымом просочился в узкую щель под дверью и пополз вверх с обратной стороны створки прямиком к засову. Приложив еще немного волшебного усилия, княжна услышала скрип открывающейся двери. Ей удалось избавиться от недолгого заточения. Ива тут же рванула из горницы вверх по лестнице, ведущей прямиком под крышу, и уперлась в еще одну закрытую дверь, на которой висел заговоренный железный замок, ключ от которого Купава Грынична носила с собой уже долгие лета. Именно за этой преградой должна была храниться волшебная шапка банника, а ежели ее достать и примерить на себя, то сильное чародейство Купавы Грыничны ослабеет и перейдет к новому хозяину шапки-невидимки. Правда, как обойти чародейскую защиту и проникнуть внутрь, княжа не знала. Ведь наложенное заклятие мог снять только тот, кто его и наложил. Времени на раздумья почти не оставалось, ведь совсем скоро обряд богу Хорсу завершится, и сеяльщики непременно потребуют жертву. Они захотят смерти волкодлаку, а этого Ива допустить никак не могла. Княжна быстро достала перунов уголек и на стене начертила руну, призывающую к себе банную нежить.
— Ну, чего тебе, дивья княжна? — недовольно пробубнил банник. — Али шапку мою нашла? — прокряхтел старикашка.
— Нашла! — уверенно изрекла Ива. — Да только как ее достать из заговоренной горницы – не знаю!
— Тьфу, невидать какая, — сплюнул банник в сторону. — Это уже мое дело. Ведьминские заговоры мне нипочем, главное, что ты отыскала то место, где моя шапонька лежит! — захохотал старикашка и тотчас же исчез, как и не было его вовсе.
Огляделась дивья княжна и поняла, что упустила последнюю возможность спасти волкодлака, поскольку без шапки банника ей не справиться с чародейством Купавы Грыничны. Уж больно сильна она, будучи хозяйкой волшебной шапки.
— Как мне своего спасителя-то вызволить из беды, а? — в гневе прокричала Ива. — Разве что самой на рожон полезть и будь что будет!
— Не кипятись, княжна! — услышала она голос банника, который снова предстал перед ней, держа войлочную, ничем не приметную банную шапку. Даже и не подумаешь, что она обладает волшебством. — Одолжу тебе свою шапоньку, но с условием! Вернешь ее обратно, когда спасешь волкодлака!
Закивала дивья княжна, мол, на все согласна, лишь бы поскорее покинуть поселение сеяльщиков вместе с плененным волхвом.
— Спасибо тебе, банный хозяин! Непременно верну! — молвила княжна и быстро перехватила шапку из рук банника.
— Надень ее на голову и станешь невидимой для всех, включая нежить! А также обретешь невиданную чародейскую мощь. Только не
