"Ходок" - фантастический роман Александры Лисиной, первая книга цикла "Темный лес", жанр героическое фэнтези, приключенческое фэнтези.
Стрегон и его побратимы — лучшие наемники Интариса, и их услуги всегда востребованы. Однако последний заказ оказывается непростым: от них требуется найти проводника через Проклятый лес, где даже спустя пять веков после гибели Изиара, древнего владыки темных эльфов, люди стараются не появляться. Стрегон поначалу сомневался, что сумеет отыскать нужного человека: безумцев, готовых сунуть голову в пасть хмере, в Обитаемых землях было немного. Однако проводник, как ни странно, нашелся. Правда, местные поговаривали, что Ходок — существо со странностями и что ни один из тех, кто уходил с ним в Проклятый лес, обратно не вернулся. "Но это уже проблемы нанимателя…" — так подумал Стрегон, соглашаясь на услуги этого человека и даже не подозревая, насколько сильно новый заказ изменит его жизнь.
Содержание цикла "Темный лес":
Книга 1. Ходок
Книга 2. Дикий пес
Книга 3. Вожак
Возрастные ограничения 18+
© Лисина Александра
© ИДДК
Постоялый двор стоял на виду. И захочешь — мимо не пройдешь: приветливо распахнутые ворота и восхитительные ароматы готовящейся стряпни вкупе с огромным подворьем и добротной коновязью просто не давали возможности ошибиться. За забором сновали расторопные парнишки, готовые со всем уважением принять хоть короля, хоть рейдера , а хоть простого бродягу; между ними с важным видом вышагивали купцы; рядом толкалась детвора в ожидании заработка; то и дело пробегали хорошенькие девчата с полными корзинками снеди; метались конюхи, суетились люди попроще, а чужие кони под крепким навесом никогда не задерживались надолго. Но для самых непонятливых над гостеприимно раскрытыми воротами все равно висела большая вывеска, для которой какой-то умелец не пожалел сил и труда, чтобы нарисовать лохматого зверя, небрежно прижимающего громадной лапой семилучевую звезду.
— «У старого пса», — прочитал название остановившийся напротив входа мужчина. — Похоже, нам сюда.
Он кинул оценивающий взгляд за ворота и на мгновение прищурился.
В отличие от многих подобных заведений, постоялый двор приятно радовал глаз. Деревянный дом в три этажа оказался по-настоящему мощным и поистине не сносимым, ворота — свежевыкрашенными и добротными, изящные завитушки на ставнях — любовно вырезанными, а тонкие ароматы из пышущей жаром кухни — дразнящими и поразительно вкусными. Причем, судя по цвету бревен, сруб поставили относительно недавно: каких-то три или четыре года назад. Однако камни в основании были старыми, могучими, привезенными сюда еще со времен, наверное, пра-пра-прадеда нынешнего короля, да и ворота выглядели гораздо темнее и старше, чем все остальное. А это говорило, что дела у хозяина идут весьма неплохо. Что он не прогорел, не купил оставленный менее удачливым предшественником кусок земли, не начинал с нуля, пытая счастье вдали от родных земель, а занимался своим делом не первый день. А то и не первое десятилетие. Более того, занимался хорошо. Причем настолько, что сумел заново отстроить мощную домину, обновил двор, вместе с сараями, конюшней и каменным забором. Да еще вымостил превосходной брусчаткой. Однако и на оставшуюся за забором землю не поскупился, потому что пышные зеленые ветви разбитого за оградой сада не оставляли сомнений в хорошем достатке и уверенном, постоянном доходе. Что значило только одно — сюда можно с чистой совестью зайти, отдохнуть с дороги и славно перекусить, не опасаясь страшного расстройства живота. А буде в том необходимость — и переночевать на чистой постели, чтобы наутро, выспавшись и набравшись сил, двинуться в дальнейший путь.
Незнакомец, закончив осмотр, удовлетворенно кивнул. Затем отряхнул запылившийся плащ, кинул быстрый взгляд за спину, обменялся выразительным взглядом с двумя молчаливыми спутниками и уверенно шагнул за ворота.
— Забавно, — вдруг негромко хмыкнули сзади. — Стоит на самом виду, а мы его искали целых три дня. Терг, ты уверен, что Плуга не ошибся?
Мужчина чуть качнул головой.
— Раз сказал этот, значит, все проверил. Не зря его люди столько времени носом землю рыли.
— Ходока они все равно не нашли.
— Зато нашли того, кто может к нему привести.
— Не слишком ли это сложно? — вмешался в разговор третий.
Терг только вздохнул про себя: он уже вторую неделю задавал себе тот же вопрос. Ровно с того дня, когда наниматель дал им задание обыскать Синтар , вторую такую же тройку бойцов отправил в Дексар, а сам двинулся в условную столицу Новых земель — Ардал, чтобы отыскать одного типа, о котором только и было известно, что прозвище — Ходок, и то, что он единственный в этих местах знает короткую дорогу через Проклятый лес.
Зачем это сдалось нанимателю, Терг не имел ни малейшего понятия: кодекс братства не поощрял любопытства в отношении заказчиков и не вынуждал раскрывать инкогнито, если наниматель проявлял осторожность. Однако полностью на самотек дело не пускалось: подготовка нужных кадров требовала затрат, времени и особого рода талантов, поэтому в братстве не гнушались предварительным сбором информации о заказчике. Если подвоха не было и за невинным с виду предложением не стояло политическое убийство, а просьба о наемной охране не подразумевала переворот в какой-нибудь близлежащей стране, то с нанимателем заключался договор.
Нередко работой братства служила охрана богатых караванов. Бывало, что их нанимали для перевозки особо ценых грузов или для сопровождения именитых особ. Случалось также, что наниматель заключал договор через доверенное лицо. Но на этот раз заказчик явился в контору лично и за нужным человеком отправился тоже сам, что было несколько необычно. Тогда как присутствие двух полных ситтов воинов требовалось ему исключительно для ускорения процесса. Ну и для обеспечения собственной безопасности, разумеется: не зря «братья» вот уже три с половиной века слыли лучшими бойцами Обитаемых земель. А ветераны, носящие на своем правом предплечье алого «пса», дошедшего до нас еще с того времени, когда Новые земли не являлись таковыми, а Проклятый лес был гораздо больше и страшнее, вовсе могли по праву считать себя достойными преемниками знаменитых Стражей. По крайней мере, в том, что касалось воинского дела.
Сам Терг редко задумывался о временах, когда Серые пределы слыли опаснейшим местом на Лиаре, а последний рубеж обороны от демонов хранили прославившиеся на весь мир Дикие псы. Пять веков прошло с тех пор. За эти годы многое забылось. А если и остались какие-то следы, то отыскать их с каждым годом становилось все труднее…
Терг повел широкими плечами, поправляя перевязь, и по привычке обшарил двор настороженным взором: все, как обычно — люди, кони, гости, слуги… крупный кобель на цепи возле забора взглянул остро, показал широкую пасть и, поворчав, снова улегся. Остальные были слишком заняты, чтобы обращать внимание на вошедших: кто таскает воду из глубокого колодца, кто — продукты из погреба, парни постарше заводят в конюшню трех неплохих жеребцов… уже без седел и попон… значит, кто-то совсем недавно прибыл и явно собирался остаться надолго. Парочка мальчишек с готовностью дернулись от забора, но вовремя приметили, что гости налегке, без коней. Идут уверенно, будто хорошо знают дорогу… но, может, чего еще требуется?
Терг отрицательно качнул головой, и детвора разочаровано вернулась на место.
Нет, помощь ему была не нужна. Все, что требовалось узнать, для него сделали в местном отделении братства. Да и вряд ли Плуга отправил бы ситт сюда, если бы не был уверен, что именно здесь найдется человек, знающий, как отыскать его нынешний заказ. Любопытно другое: наниматель не дал им, вопреки здравому смыслу, описания нужного человека. Не сообщил ни возраст, ни род занятий, ни особые приметы. Вообще ничего, кроме клички. Хотя Тергу отчего-то показалось (и Брон с Ивером с этим тоже согласились), что заказчик нужной информацией как раз владел. Некоторые обстоятельства позволяли это подозревать. В первую очередь, его незаурядная внешность и манера держаться, по которой становилось понятно, почему такого клиента братство признало, согласилось на все его условия, после чего еще и снабдило лучшими людьми, что нашлись в распоряжении. Более того: обоим ситтам настоятельно посоветовали не только держать языки за зубами, но и потребовали подчинения, будто к ним за помощью обратился, по меньшей мере, его величество Кравис Третий. Вот они и подчинялись, будь неладен этот наниматель. Перебрались через Драконий хребет, явились, как дураки, в Синтар. Переполошили местных и потребовали содействия, подкрепив слова увесистой бумагой, выданной в центральном отделении Аккмала .
На ошарашенные лица коллег только развели руками: дескать, не наша вина, извините. А потом целых три дня терпеливо ждали, пока что-то решится. И теперь, стоя у дверей нужного дома, мысленно гадали: какого Торка заказчик лишил их самой необходимой информации? А из зацепок назвал лишь кличку и намекнул на грядущий визит в Проклятый лес, что, кстати, тоже не добавляло оптимизма.
Ответ напрашивался лишь один: наниматель надеялся отыскать свою «пропажу» сам. В славном городе Ардале, которого не мог миновать ни один путешественник. А ситты отправил в соседние Синтар и Дексар только по той причине, что была крохотная… прямо-таки призрачная возможность найти следы Ходока именно там.
Как ни удивительно, следы действительно нашлись, хотя местному братству пришлось побегать, выясняя все подноготную Ходока. Более того, судя по кислой физиономии Плуги, про этого типа он смог выяснить крайне мало. В частности, только то, что Ходок действительно существует, в Синтаре бывает довольно редко; иногда берется провожать особо состоятельных господ в сторону Золотого леса , причем короткой дорогой, в обход Большого тракта, не боясь близости Проклятого леса. И что в последний раз его тут видели лет пять или шесть назад. А останавливался он (как, впрочем, и в прошлый свой приезд) именно на этом постоялом дворе — «У старого пса».
Собственно, на этом все. Ни один из источников не сумел дать толкового описания этого загадочного типа. Оставалось надеяться, что господин Фарг, вот уже лет двадцать как содержавший вышеназванный постоялый двор, сумеет хоть что-то вспомнить.
Терг толкнул толстую дверь и вошел внутрь.
Обеденный зал оказался просторен и чист. С высокими потолками, застеленным свежей соломой полом, тремя аккуратными рядами старательно вымытых столов и тяжелыми скамейками, которые и захочешь, а над головой не поднимешь. Впрочем, лениво прислонившийся к косяку здоровенный детина вполне мог справиться даже с этой задачей — ширина грудной клетки и толщина предплечий, на которых красовались тяжелые наручи вышибалы, позволяли думать, что пара-тройка подобных деревянных «снарядов» окажутся ему вполне по зубам.
Гостей внутри немного, но одеты хорошо, добротно — видно, что при деньгах. Пара купцов — явно заезжие; их охрана (из тех, кому доверяют не только кошелек, но и невинность собственной дочери), а вон там, в углу, похоже, кто-то из местных. Но тоже не из простых писарей, если судить по справным сапогам и хорошо пошитой одежке. Все сидят спокойно, чинно, неторопливо вкушая предложенные яства. Мух почти нет. А вот стойка хозяина отчего-то пустует — то ли на кухню отошел, где приглушенно гремят сковородки, то ли во двор, а то ли наверх поднялся — устраивать важного гостя. Но это не страшно: они подождут. Сколько потребуется, столько и подождут: при их работе терпение — просто жизненно необходимое качество.
При виде вошедших гостей верзила у входа моментально подобрался. И было отчего: все трое широкоплечие, уверенные в себе; идут так, чтобы мгновенно развернуться и выхватить оружие, если придется. Одеты просто, по-военному лаконично, в длинных плащах, высоких сапогах и в коротких кожаных жилетах поверх недорогих, но чистых рубах. Лица загорелые от постоянного пребывания на солнце. Глаза цепкие, внимательные, привычные и к блеску стали, и к бликам ночного костра. У первого тянется длинный шрам от левого виска до самого подбородка, волос черный и жесткий, но пострижен так коротко, как только позволяют приличия — не любит обременять себя излишним уходом. Остальные двое — интариссцы: русоволосые, кареглазые, сухие, как кимбалла , из которой вытопили весь жир. За плечами у всех троих торчат рукояти мечей; да не простых, а с гномьим клеймом у основания, что сразу возводило мужчин в ранг крайне неудобных клиентов, от которых можно всего ждать — от мирного разговора до заказного убийства.
Терг только хмыкнул, заметив внимание к своей персоне, но вышибалу при этом понимал: братья всегда выделялись среди прочего наемного люда. И, хоть слава убийц за ними закрепилась не по праву, прекрасно сознавал, что какая-то доля правды тут все-таки есть: работа лучших в этом мире наемников без крови не обходится. А его ситт считался элитным. Правда, Брон и Ивер только-только в силу вошли, не так давно алых «псов» получили, но им он верил как себе. Не зря побратимами взял.
— Доброго утра, уважаемые. Чего желаете? — отвлекла его от размышлений бойкая девица в аккуратном белом передничке, внезапно вынырнувшая из пустоты. — Мяса? Рыбы? Может, блинчиков принести? Еще горячие, вкусные...
Терг почти почувствовал, как усмехнулись за его спиной побратимы: девчонка хороша, налита молодой силой, как спелое яблочко, шустрая, глазастая, румяная. Сама полнотела, но не слишком. Как раз настолько, чтобы вызывать жаркие взгляды мужчин и здоровую зависть у женщин. Вся аж пышет здоровьем, будто свежеиспеченная булочка. Даже удивительно, что этакую красотку господин Фарг не побоялся отпустить в зал.
— Хозяина позови, — негромко сказал он.
Девушка подметила грозно топорщащуюся из-за левого плеча гостя рукоять огромного меча и заколебалась. На мгновение заглянула в холодные черные глаза и, бросив неуверенный взгляд в сторону верзилы у входа, как-то странно запнулась.
— Он, знаете… а дядюшка занят.
— Ничего, мы подождем.
— Я тогда скажу ему, — торопливо пробормотала она, совсем встревожившись. — Вы пока присядьте… ненадолго. А я его найду и немедленно передам. Может, вам вина принести?
— Благодарю, не откажусь, — кивнул Терг. — Красного. Занийского. А этим двоим пива. Только свежего и холодного.
Девчонка быстро закивала и, стараясь не встречаться с гостями взглядом, упорхнула на кухню.
— Ты ее напугал, — негромко упрекнул побратима Брон, едва белый передничек пропал в дверях. — Не мог повежливее?
— Я не грубил.
— Да? А смотреть на нее, как на пустое место, по-твоему, было вежливо?
— Я не грубил, — рассеянно повторил Терг и сбросил на лавку запылившийся плащ. Сейчас его меньше всего волновали подначки напарника или переживания незнакомой девчонки: времени у них осталось немного — всего шесть дней, за которые нужно было не только все выяснить насчет этого Ходока, но еще добраться до оговоренного места и сообщить нанимателю о результатах.
Проблема в том, что туда только ехать четверо с половиной суток, тогда как у него пока нет ни подтверждения, ни опровержения факта пребывания в Синтаре нужного человека. Опаздывать не стоило: наниматель на этот раз достался серьезный. Такого не пошлешь к Торку и не навешаешь лапши… гм… на уши. Не зря на него с откровенной опаской косились в Аккмале. Не зря носились, как с писаной торбой, и даже вякнуть не посмели, когда он с ходу запросил два лучших ситта. А с учетом того, что начальство не только эти ситты из-под земли ему вырыло… да в свете того, что таинственный Ходок обладает весьма специфичными знаниями… Торк! Похоже, вскоре нам придется идти за ним в Золотой лес! Причем, не по Большому тракту, как все нормальные люди, а прямиком через Проклятый! Иначе не было бы всей этой суеты!
Наемник медленно опустился на лавку, краем глаза отметив, что побратимы расположились так, чтобы видеть и обе двери, и лестницу, и дверь на кухню, и даже напрягшегося громилу на входе. Мысленно вздохнул, отгоняя нехорошие предчувствия, так же рассеянно кивнул расторопному мальчишке, поставившему на стол три запотевших кружки. Понадеялся, что все обойдется, и, погрузившись в размышления, принялся терпеливо ждать.
Когда-то в Серых пределах велась война — долгая и, казалось, нескончаемая. Нельзя было и шагу ступить, чтобы не наткнуться на ядовитую колючку, чьи-то зубы или острые когти. Повсюду царили страх и безумие, насмерть бились люди и звери, эльфы и гномы, смертные и бессмертные… много, много веков подряд… ради того, чтобы Лиара выжила и больше никогда не узнала проклятия владыки Изиара.
Теперь это время прошло. На месте бывших застав раскинулись торговые города во главе с пышным и крикливым Ардалом, вокруг расселились люди, выросли деревни, села. Буйным цветом расцвели ремесла, потянулись к земле изголодавшиеся по работе крестьяне, очистились от старых костей поля, разбились сочные пастбища. Угроза Проклятого леса стала далекой и малозначительной, а привилегированная каста Диких псов канула в лету. Потому что с того времени, как Серые пределы присмирели и перестали набрасываться на каждого встречного, потребность в охране их границ отпала.
Спустя несколько десятилетий после окончания той войны заставы начали медленно, но неуклонно меняться. Их длившая почти девять тысячелетий стража, наконец, закончилась. Постепенно каменные стены разрушились, древние укрепления осели, сторожевые башни были снесены. Некогда могучие крепости из-за неуклонно прибывающего народа разрослись, раздобрели. А еще через полвека и вовсе вышли за пределы каменных стен, уже ничем не напоминая непобедимые, суровые твердыни, с высоты которых Дикие псы несли свою долгую вахту.
Потом остатки стен убрали, чтобы не портили внешний вид, высокие скалы вокруг порушили, освобождая место под жилые дома. Улицы расширили, облагородили, разбили парки, обустроили фонтаны… и спустя всего пять веков никто не признал бы в цветущем Синтаре бывшую Левую заставу. Никто не догадался бы, что остатки мостовой в центре Дексара имеют возраст побольше, чем некоторые перворожденные. Не понял бы, что Брадокар и Брадован были не так давно перестроены гномами из таких же могучих твердынь. Что Ардал перехватил эстафету у самой Центральной заставы, а роскошные сады Аллмеры и Литтовы на самом деле посажены уходящими оттуда эльфами — в знак памяти и скорби по погибшим сородичам.
Нет, бессмертные не ушли отсюда полностью. Гномы (то ли в силу привычки, то ли по причине многочисленных шахт) так и не соизволили полностью отдать смертным свои заставы. Да, их переделали, старые укрепления снесли и с азартом принялись копаться в недрах здешних гор. Как ни странно, позволили селиться чужакам в заново отстроенных городах, прежние названия которых — Брадокар и Брадован (что значит в переводе «Непобедимая» и «Неприступная»), так и не сменили. Со временем людей в них стало так много, что гномам с Лунных гор досталось лишь несколько густонаселенных кварталов, но они, что удивительно, даже к этому отнеслись вполне лояльно. А с некоторых пор развернули в Интарисе такую обширную торговую сеть, что на их изделия стали поступать и внушительные королевские заказы.
Эльфы, в свою очередь, обзавелись поразительной терпимостью к более слабым соседям. Все чаще и чаще их можно было встретить в Аккмале, в Бекровеле, в последние пару веков даже в Ардал зачастили. Они, по общему мнению, стали гораздо менее щепетильны в отношении полукровок, хотя, естественно, не все и не везде. Но в конце концов и эльфы смогли изменить отношение к себе к лучшему. И теперь редко где можно было увидеть перворожденного, цедящего сквозь зубы приветствие стражнику-человеку на воротах. Или смертного, шипящего проклятия вслед остроухому, посмевшему ни за что облить его презрением.
Конечно, прецеденты все же случались. Но нечасто. А в Золотом лесу, где, по слухам, в подозрительной близости устроились целых два эльфийских рода, остроухие не гнушались обучать особо одаренных смертных своему искусству. Даже маги с некоторых пор считали за честь у них поучиться. Не говоря уж о том, что на Лиаре появились счастливчики, которым впервые за девять с половиной тысяч лет повезло заполучить в руки выкованное эльфийскими мастерами оружие. И это был тот несомненный прогресс, за который столько времени боролись светлый и темный владыки. Потому что теперь, когда эльфы перестали считаться реликтовой расой, когда прервали свое добровольное отшельничество, а у эльфов завязались прочные отношения с соседями, Лиара могла не опасаться новых расовых войн. И могла спокойно жить и развиваться так, как когда-то заповедал создатель.
Казалось, за эти века Серые пределы преобразились, расслабились. Забыли о прошлом и смирились с тем, что люди так ловко заполонили эти бескрайние просторы. Казалось, они безропотно отдали себя в руки предприимчивых чужаков, которые без приглашения явились в опустевшие заставы. И это было бы сущей правдой, если бы не одно «но». Потому что даже сейчас, через пять веков мира, когда о древних войнах почти забыли, когда Серые пределы исчезли, а возникшие на их месте Новые земли по-настоящему расцвели… когда люди познали богатства этой земли… когда эльфы прекратили грызться с гномами… большая часть этих просторов до сих пор осталась неизведанной. Несмотря на все свои возможности, многочисленные люди так и не заселили их полностью. Предусмотрительные эльфы не смогли обойти их целиком. Жадные до подземных чудес гномы не выбрали эти горы до дна. Предприимчивые крестьяне не распахали на пастбища бескрайние равнины, не посеяли рожь на всех полях, не вырубили под корень деревья…
Как будто что-то останавливало их от излишнего продвижения вглубь Серых пределов. Страшные сказки и подзабытые легенды все еще заставляли чужаков осторожничать, напоминали о прошлом. Незваные гости и сейчас старались не тревожить старый лес, словно чувствуя в нем не до конца уснувшую силу, и редко заходили дальше хорошо изведанного межлесья .
Многое еще оставалось скрытым под зелеными кронами. И каждый раз, когда доводилось на них пристально посмотреть, все равно появлялось чувство, что с деревьями что-то не так. Еще витал над ними аромат скрытой силы. Какой-то древней магии. Тщательно замаскированный привкус угрозы, старательно скрытый за дымом печных труб и восхитительным ароматом свежеиспеченных булочек… почти неуловимый и невесомый, но он все-таки был. Даже в городах, вдали от роскошного, почти нетронутого леса, восточную окраину которого бесстрашно облюбовали перворожденные.
Да, Проклятый лес больше никого не тревожил. Однако тот, кто отваживался зайти дальше знакомых с детства тропинок, переступить невидимую черту межлесья и нарушить покой старого леса, нередко исчезал в его бездонных недрах.
Говорят, там видели огромных волков, способных становиться людьми. Великанских гиен и поистине страшных в своей мощи вепрей. Говорят, у Границы до сих пор можно было наткнуться на громадных змеюк, чьи тела способны разрушить даже здание городской ратуши. А где-то там, далеко… за холмами и реками, оврагами и неодолимыми горами… в безвестности, за надежными зелеными стенами… все еще сохранились твари, о которых эльфы и по сей день говорят с содроганием. Самые совершенные хищники этих земель. Страшное наследие Изиара. Лучшие его убийцы. Неутомимые охотники, чутко ждущие приказа хозяина.
Говорят, именно там, в глубине, бьется настоящее сердце Проклятого леса — пугающе большое, крепко уснувшее, но не отнюдь не погибшее. А стерегут его покой громадные костяные кошки — знаменитые своей жестокостью, вечно голодные и поистине беспощадные хмеры…
От глубокомысленного созерцания дна собственной кружки Терга отвлек странный звук, подозрительно похожий на то, будто кто-то крутил на столе тяжелую монету. Долго так крутил. Настойчиво. Терпеливо.
Кр-р-р-рак… завертелся и упал на стол невидимый кругляш.
Кр-р-р-рак… закрутился и звякнул снова.
Кр-р-р-рак…
Поначалу Терг не обратил внимания, но теперь, когда ровный гул в помещении перестал быть монотонным и распался на отдельные голоса, в мысли ворвался грохот кастрюль и сковородок, а у побратимов закончилось вкусное пиво, этот звук стал слишком выбиваться из общего шума. И начал откровенно раздражать его чуткий слух.
Кр-р-р-ак…
Поморщившись, Терг оглядел ближайшие столы.
Где тут объявился надоедливый сосед?
Но нет, все вроде в порядке: купцы по-прежнему ведут степенную беседу, обсуждая цены, дороги, прибыли и товары. Охранники рядом с ними так же неторопливо насыщаются — ровно, неспешно, в запас, как опытные звери, знающие, что в следующий раз перекусить удастся не скоро. Руки держат на виду, оружие тут же, на лавке, прямо под ладонями; спины прямые, чуткие; чуть прищуренные глаза безостановочно шарят по залу. Вроде бы бесцельно, но на ищущий взгляд Терка немедленно холодеют и становятся напряженными. Правда, ненадолго, потому что сразу понимают, что он тут не по их душу.
Кр-р-р-ак…
А следом — тяжелый вздох верзилы у входа, и снова это надоедливое:
Кр-р-р-рак…
Вышибала испустил очередной страдальческий вздох, но не пошевелился, чтобы найти неведомого любителя крутить монетки. Сам здоровый, макушкой почти царапал потолок. Плечищи огромные, ручищи мощные. У иных ноги тоньше, чем предплечья у этого кабана, а на шею вообще взглянуть было страшно — такую никакими цепями не удавишь. Кожаная безрукавка на груди распахнулась, демонстрируя толстые пластины мышц, сама грудина волосатая, черная. Голова круглая, коротко стриженая, чтобы в драке не ухватили за волосы. Над левой бровью белел старый шрам, придававший парню еще более грозный вид. Но кожа на лице, как ни странно, была гладкой, молодой, а глаза и вовсе оказались голубыми и ясные, как весеннее небо.
Правда, на гостей вышибала не смотрел, только краем глаза следил за подозрительной троицей и чего-то терпеливо ждал.
Кр-р-р-ак…
Братья одинаковым движением подняли головы.
— Что за дрянь? — недоуменно пробормотал Брон, когда понял, что из присутствующих никто не мается дурью. — Ивер, ты слышишь?
— Слышу, конечно, — хмуро отозвался побратим. — Только не пойму, кому надо руки оторвать.
Кр-р-р-ак…
А купцы беседуют, как ни в чем не бывало. Так, на вышибалу покосятся неприязненно, а потом сделают вид, что монотонное звяканье нисколько их не раздражает. Впрочем, может, и не раздражает — слух у них не усилен специальными заклятиями, как у некоторых. Охранники, конечно, морщатся, но вопросов не задают — не положено. Местные просто пропускают мерзкий звук мимо ушей, с аппетитом доедая свой завтрак, а затем излишне торопливо уходят. И больше нет никого вокруг, с кого можно было бы спросить. Разве что на кухне поинтересоваться?
Кр-р-р-рак…
А за этим — новый мученический вздох, полный тоски и еле сдерживаемого желания заткнуть уши.
— Яш, ты чего дергаешься? — вдруг раздалось веселое из-за спины верзилы. — Не нравится?
Вышибала, не оборачиваясь, мотнул головой.
— Не. Ничо. Порядок.
— Вре-е-шь… — с удовольствием протянул все тот же голос. Звонкий, молодой, совсем мальчишечий. — Не н-дравится, значит… терпения не хватает… но это еще что. А я сейчас вот так сделаю…
По залу прокатился отвратительный полувздох-полувизг-полускрежет, будто кто-то мстительно провел ребром монетки по ржавой железке. Или по донышку глиняной миски.
От раздавшегося звука верзила болезненно скривился, а наемников просто перекосило.
Из-за спины вышибалы донесся тихий смешок.
— Ну, как?
— Н-ничего, — мужественно выдавил из себя Яшка.
— Тогда я продолжу?
— Нет!
Терг прищурился, запоздало сообразив, что возле двери имелся еще один стол — совсем крохотный по сравнению с теми, что стояли в общем зале, и он до поры до времени прятался за широкой спиной охранника. Но теперь верзила сдвинулся, и наемник различил в полумраке склонившуюся над столешницей вихрастую макушку, бледное лицо с чуть раскосыми глазами, аккуратный нос, тонкую шею, короткую черную курточку и изящные пальцы, которые снова бездумно крутанули тяжелый золотой кругляш, заставив его провернуться вокруг своей оси, а потом звонко упасть.
Кр-р-рак…
— Может, хватит? — тихо взмолился вышибала. — Звук — просто жуть. Аж мороз по коже. Зачем ты это делаешь?
— Скучно, — вздохнул мальчишка и снова крутанул монету, на что Яшка неприязненно передернул плечами и буркнул:
— А мне — нет.
— Правда? — пацан вдруг оживился и поднял голову. — Слу-у-ушай, а может, поменяемся? Ты пока посидишь, отдохнешь, покуришь… в смысле, поешь, поплюешь в полоток, а я за тебя у дверей постою?
— С ума сошел?! — неподдельно отшатнулся Яшка. — Что я бате потом скажу?!
— Да он и не узнает ничего.
— Тю на тебя! Мне только с ним объясняться не хватало!
— Яш, ну, не будь гадом! Дай хоть попробовать! — вдруг заныл пацан, просительно поглядывая снизу вверх крупными глазищами. — Тут же скукотища жуткая! Ни повеселиться, ни подраться не с кем… я ж помру за то время, пока сижу! Ну дай! Я никому не скажу, честное слово!
Громадного парня аж перекосило, с лица сбежала вся краска, а плечи зябко поежились, едва он только представил, как это будет выглядеть: мелкий сопляк на входе, он сам — где-нибудь в сторонке, потому что малец никому не позволит портить себе развлечение. А если, не дай бог, какой баламут появится, да за ножи схватится…
— Ни-ни-ни. Даже не проси! — замотал головой вышибала, поспешно отступая в сторону. — С меня потом батя не только шкуру, но и много чего другого спустит.
Купцы оглядели выбравшегося на свет мальчишку и спрятали в бороды добродушные усмешки: мал еще пацаненок для таких геройств. Тонкий, как стебелек, ручки худенькие, поясок и того — соплей перешибешь, волосенки густые, каштановые, во все стороны торчат, придавая ему лихой вид. Курточка справная, чистенькая, штанишки ладные, сапожки новые… кажется, у дородного хозяина появился младшенький? А старший братец, выходит, присматривать должен, чтоб не затолкали его тут, мелкого?
— Яш, да че ты трусишь? Батя твой за поросенка уже взялся — сам знаешь: он его никому не доверит. С полчаса еще маяться будет. Вот пока его нет, я малость за тебя побуду! А ты тем временем и перекусить можешь… голодный, небось? Давай Уланке сейчас крикнем, она и принесет?
— Хрена она принесет, — вздохнул Яшка. — Батя раньше обеда теперь не отпустит.
— А мы скажем, что для меня! — нашелся мальчишка, возбужденно сверкнув глазами и буквально повиснув на могучей руке брата. — Ты ж знаешь, мне никто не откажет! Я тебе даже утку закажу, плюшку домашнюю… все отдам, только пусти-и-и… тебе и отходить никуда не надо — тут перекусишь! А если что, я на тебя сразу укажу! И громче всех заору, что ты тут главный! Идет?
— Тебе-то зачем? — обреченно опустил плечи здоровяк.
— Ску-у-чно. Знаешь, как скучно, когда вокруг тихо и никто даже не голоса не повысит? Яшк, ну пожа-а-а-луйста…
— Боже… что я делаю? — безнадежно вздохнул вышибала.
— Ур-р-а! Ты мне только браслеты свои отдай, а то никто не поверит. И в сторонку сядь… да не туда, дурень! За соседний стол, будто ты посетитель! Дальше! Дальше, кому говорят! Во-о-т! — малец, вскочив с лавки, проворно затолкал верзилу в угол, умудрившись каким-то волшебным образом придать здоровяку приличное ускорение. Весело подмигнул закашлявшимся купцам, дерзко показал язык их молчаливой охране. Тергу и сотоварищи погрозил кулаком, чтоб, значит, не смели выдавать, если что. Наконец подцепил массивные наручи, покорно отданные понурившимся братцем, проворно надел, а потом подскочил к кухонному проему и на удивление зычно гаркнул: — Уланочка! Милая, ты не окажешь услугу? Я кушать хочу!
— Сейчас! — тут же отозвались изнутри. — Сейчас принесу! Утка уже готова!
— Э, нет! Ты мне так отдай, в дверях, а то я вместо утки тебя загрызу! Или стойку поцарапаю!
— Несу-несу! Сейчас, только ничего не ломай!
— Спасибо, солнышко, — пацан коварно улыбнулся, уверенно подхватил принесенный той самой бойкой красавицей полный до краев поднос. А дождавшись, когда она снова скроется из виду, сгрузил добычу перед тяжко вздохнувшим вышибалой.
— Вот. Как обещал!
— Батя меня точно убьет, — уныло повторил громила, небрежно отрывая утиную ножку и вяло засовывая ее в рот. — Вот как выйдет, точно убьет.
— Ничо. Не боись, — бодро отозвался пацан. — Ежели что, все на меня свалишь.
— Не-ет. Не вы-ы-ыйдет: он тебя лю-у-у-бит.
— Это он тебя любит. А меня уважает.
— Все равно-о…
Неслышно хихикнув, мальчишка встал у дверей, демонстративно сложив тощие руки на груди. От этого движения широкие наручи, которые едва сходились у верзилы на запястьях, моментально сползли куда-то в сторону плеч. Но сопляка это не смутило: шмыгнув носом, новоявленный «вышибала» проворно высунулся за дверь, просиял. После чего принял как можно более внушительный вид и выразительно надул щеки.
Терг против воли кашлянул, уже позабыв, что пару минут назад был готов удавить мелкого за вредность, и со странным чувством принялся ждать продолжения: шустрый пацан его неожиданно заинтересовал. Купцов за соседним столом, похоже, тоже. Мальчишка тем временем нахмурился, засопел, явно подражая могучему приятелю, отчего присутствующих охватила настоящая эпидемия кашля. А потом вдруг начал мерно постукивать пальцами по металлическим обручам на плечах, словно в такт неслышной мелодии. Или же шагам невидимого гостя.
Спустя пару секунд снаружи действительно послышались чьи-то шаги. Не слишком тяжелые, не слишком легкие. Затем дверь со скрипом открылась, и в зал вошли двое чужаков. Судя по всему, местные — молодые парни со знаками рабочего цеха на лацканах зеленых курток. Конопатые, патластые, с добродушными улыбками, они явно заканчивали какой-то разговор: от самых дверей еще послышались довольные смешки — то ли подружку какую вспомнили, то ли радовались, что долгая смена в кузнице у мастеров-гномов, наконец-то, закончилась… но, едва парни переступили порог, в зале неожиданно стало очень тихо.
Купцы благосклонно оценили грозную позу мальца у входа, их охрана старательно прикусила усы, чтобы не заржать, вышибала у стены стал совсем несчастным, а мальчишка вдруг раздулся так, словно его накачали воздухом через соломинку. Правда, глаза блестели не хуже ограненных камней в сокровищнице короля. Красивых таких камней, ярких, голубых…
Оказавшись на перекрестье множества взглядов, парни даже запнулись, потому что причины всеобщего внимания не поняли. Однако предупреждающий взгляд Яшки поймали быстро, после чего как-то напряглись и бочком-бочком сдвинулись в сторону. Но убедившись, что звероватый верзила не делает движений навстречу, что он трезв и вроде не собирается буянить, слегка успокоились. Затем осторожно присели на свободную лавку, поискали глазами служанку, желая сделать заказ, и лишь тогда увидели, КТО стоит на почетном месте вышибалы у двери.
Надо было видеть в этот момент их лица.
— Че уставились? — грозно осведомился маленький негодник, когда челюсти у мастеровых со стуком ударились о столешницу. — На мне что, лики святых писаны? Третья рука отросла? Еще один глаз открылся? Может, вас мама не учила, что невежливо пялиться на людей?
— Ты кто такой?! — наконец, поперхнулся один из парней.
— Стою тут, охраняю, — без тени сомнения выдал пацан, демонстративно звякнув болтающимися наручами. — А че, не видно?
Яшка в углу с тихим стоном закрыл лицо руками.
— Дык это… — непонимающе переглянулись парни, не зная, как реагировать на такое заявление. Но наручи были настоящие, литые, те самые. Откуда бы пацану взять, если не врет?
— Так что не так?! — совсем грозно осведомился малец. — Вы зачем пришли? Завтракать? Или на меня посмотреть?
— Кхе… — мучительно подавился Яшка, явно испытывая желание упасть лицом в горячую кашу. — Кхе-е…
Пацан быстро глянул в ту сторону.
— Так. Я не понял: а че там случилось? Тебе, приятель, еда наша не по вкусу пришлась?! Че не нравится?!!
— Нра…вит…ся, — просипел опасно побагровевший верзила. — Я в восторге…
— То-то же, — хмуро кивнул пацан. — Пришел есть — ешь. Не хочешь — скатертью дорожка. Нам тут неблагодарные гости не нужны. И те, кто не ценят наш скорбный… э-э, в смысле тяжелый… труд — тоже. Деньги-то есть заплатить, громила?!
— Д-да, — из последних сил выдавил из себя Яшка.
— Тогда сиди. Не трону. А вы двое — заказывать будете?!
Парни оторопело уставились на здоровяка, не посмевшего на мальца даже вякнуть. Растеряно переглянулись. Собирались было что-то спросить, но пристальный взгляд сопляка буквально пришпилил их обратно — не успев раскрыть ртов, они как-то странно икнули.
Мальчишка тем временем неторопливо прошел вдоль стола, заложил руки за спину и вдруг гаркнул:
— УЛАНА!
— Бегу, бегу! — откликнулся из-за стены звонкий девичий голосок. — Что, пора второе нести?!
В то же мгновение из кухни выпорхнула симпатичная племянница хозяина, неся на руках уставленный мисками поднос, машинально кинула взгляд на дверь, а потом наткнулась на преобразившегося приятеля и едва не выронила свою ношу.
— Ой, мамочки!
— Гости у нас, Улана, — внушительно произнес мальчишка, явно кому-то подражая. — Спроси, чего надобно. Чего желают откушать?
— Т-ты… чт-т-о это… и п-почему…
— Гости, говорю, пришли, — сопляк невозмутимо сложил руки на груди, словно не замечая промелькнувшего в ее глазах ужаса. — Накорми, напои, обиходь. У нас заведение честное, доброе, гостям мы завсегда рады. Ну? Что стоишь? Люди ждут.
— А-а-а… й-я-а… ч-чего изволите? — наконец, сумела выдавить девушка, все еще диковато косясь на пацана. Тот благожелательно кивнул, а за спиной погрозил присутствующим кулаком, потому что несчастный Яшка уже сползал под стол от такого позора. Купцы откровенно давились своими бородами, сидящие рядом охранники кашляли почти непрерывно. Терг с побратимами молча отсалютовали, показывая, что оценили спектакль, а между собой так же молча поспорили, сколько пинков Яшке и мелкому проказнику достанется потом от строгого бати.
Поскольку все взгляды были прикованы к неловко мнущимся парням, появление нового действующего лица осталось практически незамеченным. Вернее, Терг с напарниками краем глаза отметили, что по соседству с купцами пристроился белобрысый парнишка в поношенной одежде. Но тот был не вооружен, резких движений не делал и, едва присев за стол, заинтересованно уставился на разворачивающуюся сцену. Правда, быстро сообразил что к чему (видно, знал настоящего вышибалу в лицо) и хитро улыбнулся.
— Итак? — продолжал все тем же внушительным голосом пацан, грозно изучая растерянных парней. Те выжидательно уставились в ответ, явно не зная, куда себя девать. — Чего сидим? Кого ждем? Заказывать будете или нет?!
— Мы… это… мы не голодные.
— Чего?! — возмутился малец, неожиданно растеряв всю свою значимость. — Зачем тогда приперлись?! Своими штанами лавки обтереть?! Глаза мне тут повылупливать?! Улана, брысь! Не будем мы их кормить! А вы… раз сытые…
Вошедший последним юнец от восторга аж по коленкам себя хлопнул, выразительно показав «вышибале» большой палец. Правда, слегка перестарался с эмоциями и выронил шапку, которую держал под мышкой, но быстро нагнулся, едва не толкнув одного из купцов вихрастой макушкой, и вернул ее на место. Спрятал для верности за пазуху и поднял на пацана отчаянно веселый взгляд.
Тот неожиданно хмыкнул и отошел от краснеющих парней.
— Что? Тоже решил повеселиться за чужой счет?
Юнец понимающе хихикнул.
— Еще бы.
— Ясно. Ты как, перекусишь?
— Ага, конечно… то есть… ой! — незнакомец вдруг звучно хлопнул себя ладонью по лбу. — Я ж кошель дома оставил! Во, балбес! Придется возвращаться… ты уж прости, друг. Хочется есть, да не могу. Сейчас сбегаю, заберу, а потом прибегу снова. Ага?
— Ну, беги, — странно хмыкнул пацан, отойдя на шажок и почти коснувшись плеча Терга. — Беги… друг.
Парень, закивав, проворно вскочил, старательно прижимая полу обшарпанной куртенки, с выражением искренней досады на лице покачал головой, вздохнул, раскланялся. А потом действительно побежал на улицу, торопясь, как на пожар. Правда, бежал он недолго — ровно до закрытой двери. Успел только коснуться ручки, уже расплываясь в непонятной усмешке…
Как тут что-то с огромной скоростью просвистело через зал.
Так быстро, что никто даже опомниться не успел. Это странное нечто стремительным снарядом промчалось мимо ошарашенных лиц, с которых еще не сошло выражение искреннего веселья, звонко треснуло торопыгу по темечку. Проворно отскочило, жалобно зазвенев по деревянному полу кучей глиняных осколков. Юнец сдавленно охнул и, споткнувшись, грохнулся на пол, выронив из-за пазухи подозрительно звякнувшую шапку.
В зале мгновенно повисла безрадостная тишина.
— Надо же, попал, — удивился пацан, опуская руку. — Ты гляди-ка… на бегу, да с разворота… от-т, я молодец!
Терг неверяще глянул на бездыханного парня, на стремительно бледнеющего вышибалу, враз передумавшего прятаться под столом, на задрожавшую девчонку, застывшую возле двери на кухню. Даже не сразу сообразил, что удачный бросок был совершен за долю секунды, с места, невероятно точно — той самой кружкой, которую он недавно опустошил.
— Ты что наделал?! — в оглушительной тишине прошептал Яшка, хватаясь за голову.
Пацан пожал плечами.
— Захотелось себя проверить, вот и бросил, что под руку подвернулось. Не бежать же за ним следом?
— Мамочки! — так же тихо простонала Улана, в ужасе закатывая глаза. — Ты же его убил!
А потом вдруг выронила полный снеди поднос и под грохот разбившейся посуды плавно осела.
На некоторое время постоялый двор словно вымер: пораженные люди неверяще таращились то на распростертое тело у двери, то на белого, как снег, вышибалу, лихорадочно выискивающего выход из совершенно безвыходной ситуации. Но еще больше — на невозмутимо кашлянувшего дурака, зачем-то прибившего случайного прохожего.
Правда, переглядывались они недолго: заслышав звон разбившихся мисок, со стороны кухни что-то загремело, задребезжало, потом звучно грохнуло, будто кто-то со злостью отшвырнул от себя пустую кастрюлю. А следом из кухни донесся сочный бас, больше похожий на рев разбуженного медведя:
— ЧТО ТАМ ОПЯТЬ СЛУЧИЛОСЬ?!
Терг обернулся на жалобный визг дверных петель и тяжелый топот, но потом увидел источник этого баса и сразу понял, в кого именно несчастный Яшка уродился таким здоровым.
— ЧТО ТУТ ПРОИЗОШЛО?! — раненым вепрем взревел господин Фарг, показываясь на пороге кухни. Он с трудом протиснулся в узкий проем, старательно ужимая огромные плечи. Легонько задел дверной косяк, чуть не выворотив его с мясом, едва не снес головой несущую балку. Наконец, вломился в зал, мгновенно ставший тесным и каким-то неуютным, а затем по слогам процедил:
— ЧТО?! ТУТ?! ЗА ШУМ?!
У интариссцев невольно вырвался вздох восхищения, потому что они еще не видели, чтобы земля рождала таких богатырей. В хозяине «Пса» было почти на голову больше роста, чем у сжавшегося возле стены сыночка; еще более могучая стать, потрясающей ширины грудная клетка, на которой рубаха все равно не сходилась. Огромные кулаки, способные расплющить даже наковальню. Свирепое лицо с тяжелыми надбровными дугами и побелевшими от ярости шрамами на щеках, красноречиво говорящих о насыщенной событиями молодости. Небольшое брюшко, тщательно спрятанное под кожаным фартуком. Мощные ноги-столбы. И жуткого вида мясницкий топор, на чьем широком лезвии налипло что-то красное, смешанное с чем-то, подозрительно напоминающим осколки костей.
— ЧТО ТАКОЕ?! — рявкнул уважаемый господин Фарг, обводя злыми глазами притихший зал.
Несчастные мастеровые, попав под его гнетущий взгляд, в полуобморочном состоянии сползли на пол. Яшка совсем сник, а Улана жалобно пискнула, не смея не то, что встать — глаза поднять на строгого дядюшку. Оба купца смущенно кашлянули, их доблестная охрана мудро потупилась. Терг только ошарашено покачал головой, не слишком представляя, каким образом сможет получить от этого чудовища нужные сведения, и даже Ивер с Броном заметно скисли.
Да уж. От ТАКОГО человека шиш им с маслом, а не информация о Ходоке.
И только виновник трагедии никак не отреагировал на шум: смерив разгневанного великана с ног до головы, малец пожал плечами.
— Вот уж не думал, что ради меня ты оставишь своего поросенка. Но тут уж, как говорится, извиняй. Я не хотел портить тебе удовольствие.
— Да? А что это за недоумок валяется на полу? — гораздо тише рыкнул хозяин, при этом хищно прищурившись. — Помнится, еще с утра его там не было!
— Да так. Зашел один… — заложив руки за пояс, мальчишка неторопливо подошел к неподвижно лежащему парня, носком сапога перевернул его на спину, всмотрелся. — Дружок недалекий… любитель чужого добра… только промахнулся малость с клиентом. Даже жаль его немного, но спускать было нельзя, иначе совсем обнаглеют.
— Убил, что ль? — как-то буднично осведомился Фарг, ни капли не расстроившись.
— Не. Оглушил маленько, чтоб не так шустро бегал. Тебе ж не нужны проблемы со стражей?
— У меня не бывает проблем со стражей.
— Угу. Это у них бывают проблемы… с тобой! — хмыкнул пацан, а затем нагнулся и подбросил на ладони обороненную белобрысым шапку.
Под ошарашенными взорами малец выудил из старой шапки тугой мешочек, а потом небрежно кинул на стол. Кошель тяжело упал, замерев перед носом обалдевшего купца внушительной горкой, и только после этого присутствующие пришли в себя. Наемники мысленно присвистнули, запоздало сообразив, что за манипуляции производил невзрачный юнец, когда якобы случайно ронял эту шапочку на пол. Охрана скисла, поняв, что увлеклась представлением и самым банальным образом пропустила карманника. А один из купцов, торопливо похлопав себя по поясу, вдруг громко ахнул:
— Мать моя женщина! Начисто срезал, хотя я шнурок специально зачаровал! Пять золотых потратил, а он все равно срезал, как простой волосок! Нет, это ж надо?! Я и не заметил даже!
— Где зачаровал-то? — громогласно хмыкнул Фарг, ничуть не удивившись. — У нас? На площади?
— Где ж еще! Как товар продал, так и зачаровал!
— Ну, ты б его еще сам отдал им в руки… разве не знаешь, что доверять можно только магу с бляхой? И не где-нибудь, а в ковене? Тот, белый домик с финтифлюшками на флюгере? Ну, там еще петух ободранный из золота наляпан?
— Да кто ж знал-то? — с нескрываемой досадой бросил купец. — В ковене чуть ли не десятину требуют в оплату! А эти дешевле предложили в два раза… э-э-х!
— А красавец этот тебя, похоже, от самой площади пас… Яшка, чего уставился?! — вдруг рыкнул хозяин постоялого двора. — Марш за стражей, пока я не придал ускорение! То, что оболтуса выловил, хорошо, но если через пару минут здесь не будут стоять сине-желтые…
— Да, отец, — обреченно вздохнул здоровяк и, мимоходом поставив кузину на ноги, послушно поплелся к выходу. — Улан прибери, пока не прилипло. А то натопчут, разнесут.
— Та-а-к… а браслеты твои где? — вдруг подозрительно прищурился Фарг и выразительно качнул в могучей длани жуткий топор. — Опять просс… на спор продул?!
Яшка совсем скис.
— Да ты что, Фарг? — поспешил вмешаться пацан, вынимая откуда-то из-за спины требуемое. — Вот они, целехонькие. Я их у Якова на сохранение взял. Чтоб бросок, значит, не испортить и сохранить безупречную репутацию твоего чудного заведения. Держи на здоровье. Возвращаю в целости и сохранности, как обещал. Яш, а ты иди, иди… пока не поторопили.
Яков снова вздохнул и покорно потопал за стражей. А почти ограбленный купец, наконец, пришел в себя. Затем поднялся из-за стола, коротко поклонился, приложив правую руку к груди, и внушительным басом изрек:
— Мое уважение, господин Фарг. Мир твоему дому и всей твоей семье. Пусть дело твое процветает, а сыновья растут достойными такого славного отца. Имя мое Берторан Залесский. Лавку держу в Ардале, да и на окраинах меня хорошо знают. Буде что потребуется, обращайся: отказу не будет. Слово свое в том даю и прошу его свидетельствовать.
— Да ладно, чего там, — неожиданно смутился хозяин. — Всяко бывает. А Яшка у меня еще мал… шестнадцать весен тока перешагнул. Хотя порой и смекалист.
— Я не об этом сыне говорю, — улыбнулся купец, кивнув в сторону.
Мальчишка вдруг отвернулся и опасно закашлялся. Прямо ненормально громко, вот-вот грозя подавиться или захлебнуться неуместным весельем. А господин Фарг замер, неверяще и вместе с тем как-то потеряно уставившись на отчаянно пытающегося не загоготать во весь голос недоросля.
— А… э-э-э… так это…
Пацан согнулся пополам и, чтобы не упасть, уткнулся носом в бок замявшемуся здоровяку, ничуть не убоявшись близости окровавленного топора. Плечи его затряслись, из-за могучей спины раздался сдавленный всхлип, потом — приглушенное хихиканье, которое очень быстро перешло в настоящий, звонкий, задорный смех.
— Ой, не могу! Фарг, ты хоть понял, что он сказал?! Что ты… ха-ха-ха… чтобы меня… и нас с тобой…
Грозный хозяин неожиданно покраснел, словно его застукали в неурочное время с хорошенькой девицей. Затем воровато оглянулся, будто искал нечаянных свидетелей своего позора, покосился за плечо, где содрогался от хохота мелкий пакостник. Непонятно качнулся от восторженного тычка в бок, а потом опустил могучие плечи.
— Ну хватит ржать-то…
— Ха-ха-ха… прости, но это выше моих сил! Ой, кем меня только не называли, — утирая слезы, простонал пацан. — Но что б подозревать этого громилу…
— Перестань, чудовище! — простонал Фарг, мученически подняв глаза к потолку. — Прекрати, ради всего святого! Не позорь перед людьми! Я ж потом до конца жизни не отмоюсь!
— Отмоешься… на улицу выйдешь, пару ведер с водой на себя опрокинешь, и все… ха-ха… с тебя всегда было, как с гуся… так что не трусь, прорвемся! Прям как в старые добрые времена!
— Да перестань! Сам им скажи!
— О чем? — неожиданно посерьезнел пацан. После чего звучно хлопнул Фарга по мощному плечу и повернулся к ничего не понимающему купцу. — Вы ошиблись, уважаемый Берторан: Фарг мне не отец. Хотя кое-что родственное у нас все-таки есть…
Фарг поперхнулся.
— Спятил?!
— Нет, — странно улыбнулся малец, обернувшись к возмущенно зашипевшему гиганту. — Просто мы с тобой слишком давно знакомы, чтобы это отрицать. Что же касается воришки, то всегда пожалуйста. Это действительно был неплохой бросок, хотя, наверное, мне просто повезло. А теперь, если не возражаете, я отсюда сбегу: стража скоро появится, а я так ее не люблю.
Малец вдруг отвесил присутствующим изящный полупоклон, подмигнул хозяину и, вытащив из дальнего угла длинный сверток, перевязанный толстой бечевкой, направился к выходу.
— Поросенок будет готов через два часа! — крикнул вдогонку спохватившийся хозяин.
— Да, спасибо, — не оборачиваясь, кивнул пацан и выскользнул на улицу. — Лучше тебя его никто на всем свете не готовит. Думаешь, зря все время к тебе заворачиваю?
Фарг еще немного постоял на месте, выжидательно глядя на потемневший проем, а затем неслышно пробормотал:
— Знать-то ты всегда знал, где можно поживиться. Жаль, не даешь себе труда предупредить друзей заранее… Э-эх, старым я, что ль, становлюсь?
Он сокрушенно покачал головой и, не меняясь в лице, вдруг швырнул громадный топор в стену. Коротко, без замаха, мощно. Равнодушно проследил, как тот воткнулся в невинное дерево почти на половину лезвия. Снова вздохнул, быстро подошел, не заметив, как округлились при этом глаза у троицы в углу. Рывком вытащил. А затем, спохватившись, крикнул в сторону кухни:
— Улана! Так кто, говоришь, меня спрашивал?..
Все то время, пока хозяин, ловко умеющий швырять тяжелые топоры, переодевался, отмывал руки и раздавал указания на кухне, Терг напряженно размышлял. И в самый последний момент все-таки поменял ранее принятое решение, начав разговор совсем не с того, с чего собирался. Немного времени на обдумывание у него было: пока утряслись дела с городской стражей, пока рассыпавшийся в благодарностях купец и несколько залетных посетителей покинули зал, а Улана отмыла пол и убрала остатки разбившейся посуды… неполного часа опытному воину вполне хватило, чтобы разработать план наступления и, на всякий случай, пути отхода, если все пойдет не так, как планировалось. Поэтому, едва господин Фарго уладил свои дела и подошел к терпеливо дожидающимся гостям, Терг разжал ладонь и выложил перед собой три невзрачных камушка со старательно выбитыми на них рунами.
Он был уверен, что не ошибся. Вернее, он просто не мог ошибиться, потому что своими глазами видел промелькнувший на правом предплечье уважаемого господина Фарга до боли знакомый рисунок — оскаленную собачью пасть, выполненную с поразительным тщанием и умением. Крохотный рисунок, с медную монетку всего, бледно-зеленого цвета, почти незаметный. Но знающему человеку он мог рассказать многое. В частности, то, что звероподобный громила не всегда был добропорядочным гражданином славного города Синтар. Что не все время прожил здесь, в Новых землях, изображая из себя успешного трактирщика. А примерно пятнадцать лет отработал на благо той же организации, в которой вот уже два с половиной десятилетия состояли сидящие перед ним люди. И дослужился ни много ни мало до четвертого по значимости воинского чина, о чем красноречиво свидетельствовал зеленый цвет его татуировки.
То, что рисунок оказался не просто магически наведен, а старательно вытравлен на коже, говорило о том, что службу господин Фарг покинул давно, но добровольно и с честью. И учитывая этот факт, он просто не мог не откликнуться на просьбу… точнее, на требование старшего брата.
— Та-ак, — протянул Фарг, едва взглянув на руны. — И как это понимать?
— Присядь, — вежливо предложил Терг, но хозяин словно не услышал — нехорошо прищурившись, он очень внимательно изучал три крохотных руны на обычной речной гальке, при виде которой у него беспокойно стукнуло сердце.
В них не было ничего сложного, в этих рунах: каждый ученик братства знал их наизусть. Первая в виде правильного треугольника, вписанного в круг, означала принадлежность к братству. Вторая представляла собой ломаную линию, завернутую в спираль, и подтверждала высокий статус собеседника. А третья, при виде которой у грузного здоровяка брови сами собой поползли вверх, выглядела еще проще — крохотной красной точкой, небрежно намалеванной по центру невзрачного камушка. Однако именно она заставила его, в конце концов, опуститься на лавку и тяжело вздохнуть — магистрам братства не отказывают. Перед ними только вежливо кланяются и деликатно интересуются, чем и как могут помочь. Потому что сидящий напротив человек, как ненавязчиво намекала последняя руна, был не только способен на лету перехватить брошенный им топор, но и успеть отправить его обратно. При этом не слишком утруждаясь и не прерывая начатого с напарниками разговора.
— Кхм, — прокашлялся Фарг, недоверчиво косясь на гальку. — Не ожидал… честно говоря… да еще целым ситтом. Не возражаете, если я гляну на ваши руки?
Терг вопросительно приподнял бровь, но здоровяк не отвел взора, хотя понимал, что его просьба граничит с дерзостью — предоставленных доказательств вполне хватало, чтобы низко поклониться и пробормотать смущенные извинения, ведь изготовленные магами братства руны невозможно подделать. Впрочем, Фарг давно вышел из братства и мог что-то позабыть, поэтому Терг поддернул правый рукав и позволил Фаргу взглянуть на свое предплечье с алой татуировкой в виде собачьего когтя, перекрещенного с мечом.
Надо признать, сходство с меткой исчезнувших пять веков назад Диких псов было слишком явным, чтобы отрицать факт связи нынешнего братства со Стражами. Однако имелись и отличия. В первую очередь, в отлаженной системе обучения, тщательном разграничении братьев на ранги, а также в опознавательных знаках, благодаря которым каждый из них мог легко судить о статусе собеседника.
Личный узор Терга означал две важных вещи: первое, что он действительно носил статус магистра — высшего ранга в братстве; и второе — что по способностям и умениями был очень близок к тем, кого раньше несведущие люди называли «Волкодавами». Иными словами, обладал незаурядной, специально нарощенной силой, ускоренной реакцией и практически не поддавался магии. Достигалось это непросто, годами напряженных тренировок и специальными приемами, что были придуманы и внедрены магами братства. А затем не раз подтверждено заказами, испытаниями и просто тем фактом, что он за столько лет службы все еще оставался жив.
Более того, свой нынешний ситт Терг подбирал тщательно и скрупулезно, поэтому сейчас перед слегка оторопевшим здоровяком сидел не один, а сразу три магистра. Три! Когда их и поодиночке-то было почти невозможно встретить! Причем двое имели равную квалификацию, а последний носил на правой руке искусно выполненный рисунок в виде собачьего когтя, пронзающего небо — Ивер всегда больше тяготел к оружию дальнего боя, поэтому пошел по пути Сторожей. И вряд ли на этом свете нашелся бы дурак, вздумавший соревноваться с ним в меткости.
— Я вас слушаю, — прокашлялся Фарг, когда рукава необычных гостей опустились на место, а дар речи все-таки вернулся в его перехваченное спазмом горло. — Чем могу быть полезен?
Терг тонко улыбнулся.
— Информацией.
— Заказ?
— Ходок.
На лице Фарга не дрогнул ни один мускул. Только глубоко посаженные глаза чуть вспыхнули и мгновенно погасли. Однако Терг все равно заметил.
— Мне сказали, он у тебя бывает?
— Иногда, — замедленно кивнул здоровяк. — На пару-тройку дней заглядывает.
— Знаешь, где его найти?
— На данный момент — нет.
— Связи? Знакомые? Друзья?
— Он мало общается с посторонними.
Терг остро посмотрел на бывшего брата, однако магически наведенная татуировка молчала: трактирщик не лгал.
— Но тебе он все-таки доверяет?
— В какой-то степени, — так же медленно кивнул Фарг. — Сваливается, как снег на голову, проспится, побуянит, дела свои закончит и так же незаметно исчезнет. Ни ответа, ни привета.
— О нем нет информации в наших архивах, — скупо заметил Ивер, поигрывая треугольным камушком на коротком кожаном шнурке, который, как и все братья, носил на шее. — Он не числится среди прибывающих, не отмечается, когда покидает город. Приходит и уходит, минуя городские ворота и избегая стражу.
Фарг только усмехнулся.
— Он не любит стражу. А пройдет везде, где захочет. Даже в игольное ушко, если надумает.
— Как он выглядит?
— По-разному.
— Молодой? Старый? Седой? Чернявый? Рыжий?
— Я же сказал: по-разному, — почему-то улыбнулся великан. — Однажды нищим прикинулся, от самого базара за мной увязался. Прилип, как репей, всю душу вымотал, пока до меня, наконец, не дошло. Потом среди ночи заявился, в драном плаще и босиком, изображая поддатого гуляку, но песни орал так, что я чуть стражу не вызвал. Даже девкой, было дело… гм… нарядился. И вообще, кем только не показывался. Так что в лицо вы его не узнаете, не старайтесь: он меняет маски, как перчатки. Может мимо пройти, в бок пихнуть, а ни за что не почуете. Нет у него лица, понятно? По крайней мере, такого, чтобы я смог вам его в подробностях описать и дать гарантию, что вы найдете его именно таким. А что касается возраста, то… даже не знаю, как и объяснить.
— Точнее, — потребовал Терг. — Он человек?
— Нет.
— Эльф? Гном? Полукровка?
— Он ничего о себе не говорит, — чуть поморщился Фарг, неотрывно следя за тем, как Ивер теребит приметный камушек на шее. — Две руки, две ноги, одна голова… с виду вроде человек. Но творит порой вещи, что… ну, не бывает такого, хоть ты тресни! Ни один эльф не сумеет повторить то, что удается ему. Но в то же время уши у него обычные, наши. Как-то я рискнул спросить, отчего, так он мне по шее дал. Больше я не спрашивал.
Братья быстро переглянулись.
— Где его можно найти?
— Где угодно, — пожал плечами здоровяк. — Насколько мне известно, он нечасто выбирается в города. В Синтар, в Дексар… в Ардале порой его видали… но не знаю, правда это или только языком треплют.
— Давно с ним знаком?
Фарг быстро кивнул.
— Встретил-то я его впервые еще лет сорок назад. Совсем сопляком еще, только-только обучение прошел, первого «пса» получил на руку, гордился… дураком был, конечно, кто спорит? Но на первом испытании меня к оркам закинули — под Бронлор, возле их треклятой границы. Как раз в то время, когда они в очередной раз рыла свои из нор повысовывали. Я, можно сказать, точнехонько на них нарвался, когда дорогу искал. Вот тогда Ходок меня и выдернул прямо с вертела. Заодно представился по имени. А потом еще пару раз оказывался рядом… ну, когда совсем хреново было… и сказал еще, что это, дескать, батя мой попросил приглядеть по старой дружбе.
— Не понял, — озадаченно нахмурился Брон. — Хочешь сказать, что ему лет больше, чем тебе?
— Его еще мой отец знал. А до него — дед. Теперь вот — я. Он потому ко мне по старой памяти и заглядывает — винца глотнуть, поговорить по душам, да, гм, поросенка жареного отведать. Я ж не откажу старому другу в такой маленькой просьбе? Когда батя помер, мне в братство весточка пришла… рано, конечно, ему было уходить к Ледяной богине , но постоялый двор не бросишь. Он у нас в семье больше пяти веков держится. Еще с того времени, как тут Левая застава стояла. Семейное дело. Честь всего рода. Вот я и ушел из братства.
— Занятно, — протянул Терг. — А насчет Проклятого леса что знаешь? Правду говорят, что Ходок там свой человек?
— Правду, — неохотно отозвался Фарг. — Он там, почитай, всю жизнь живет. Хоть и не тот уже лес, хоть и отступил, когда эльфы сюда пожаловали, но, говорят, не зря Стражи так долго жили и в бараний рог могли согнуть любую хмеру. Полагаю, что силу свою Ходок оттуда черпает. И внешний вид… эм… тоже. Потому что, сколько я его ни видел за эти годы, дряхлее он явно не стал.
Братья переглянулись, осмысливая новую информацию, после чего Терг неопределенно повел плечами и снова обратился к хозяину «Старого пса».
— Что еще знаешь о Ходоке?
— Странный он, — отвернулся Фарг. — Странный, но незлой. По крайней мере, для тех, кому верит. Может за какой-то пустяк настоящее сокровище отдать, а за неловкое слово башку снесет и не поморщится. Не знаю. Не понимаю его совсем. Другой он. Не больно-то к себе в душу пускает, а последние лет десять вообще одни колючки наружу торчат. Единственное, что я понял за эти годы, это то, что в бой с ним пошел бы без колебаний. Ведущим бы принял и не пожалел никогда. А если и пожалел, то только о том, что стар стал для таких дел. Не гожусь больше для подвигов. Хотя, может, он моего Яшку для чего присмотрит? Все ж не на пустом месте возвращается-то?
— Найти его сможешь? — поджал губы Терг.
— Нет. Пока сам не заявится, никто не отыщет.
— А связь с ним какая-то есть?
— Вам зачем? — неожиданно спросил Фарг.
Братья мгновенно насторожились.
— Значит, что-то есть?
— Я этого не сказал.
— Фа-а-арг, — прищурился Терг, чувствуя, как правое предплечье слегка кольнуло. — Он нам нужен. Братству нужен. Ты понимаешь?
— Зачем? — упрямо набычился великан, сверля глазами бывших сотоварищей. — Кто дал на него заказ? Какой?
— Не твоего ума дело! — холодно отрезал Ивер, прекратив терзать шнурок и буквально воткнув тяжелый взгляд в некстати заартачившегося здоровяка. Но тот не дрогнул, а вместо того, чтобы уступить, вдруг прищурился и уставился на собеседников с такой же злостью. — Где его найти? Как связаться?
— Что вам от него…? — под угнетающим взором троих магистров Фарг закашлялся, осекшись на полуслове, и побагровел, ощущая, как на горле все теснее сжимается невидимая удавка.
Если чужаки нажмут еще немного, он задохнется. Если пожелают услышать ответ, он будет жить. Но это не магия, вовсе нет: братья не поддаются обычной магии и сами ею не владеют. Это рунное умение, не иначе. Умение, позволяющее ломать чужую волю и добиваться целей быстро, жестоко, но совершенно бескровно.
— Итак? — сухо осведомился Терг, чуть отпуская незримую удавку.
Фарг закашлялся и едва не сплюнул на пол, проклиная свою невезучесть. Но вовремя вспомнил, что Улана совсем недавно помыла, и сдержался. Однако брошенный им на бывших соратников взгляд был весьма и весьма недобрым. Да, заказ есть заказ, его нельзя отменить или отказаться, потому что братство не прощает небрежности. Но… проклятье! Эти трое не представляют, с чем имеют дело!
— Итак? — повторил Терг, убедившись, что его внимательно слушают. — Как связаться с Ходоком?
— В заказе стоит его жизнь? — упрямо подобрался Фарг.
— Нет, — помедлив, отозвался магистр. — По крайней мере, пока.
Великан облегченно вздохнул.
— Тогда шансы есть.
— В каком смысле?
— Мне нужно время… день или два…
— У нас нет двух дней, — так же холодно известил его Ивер.
— А раньше не получится, — неожиданно хмыкнул Фарг. — Я не знаю, как его отыскать, если он того не хочет, зато могу найти того, кто может к нему проводить. Разумеется, не бесплатно. Вот только мой… гм, знакомый… сразу потребует сказать, что вам понадобилось от Ходока, а если посчитает причину недостаточно важной, то может и отказаться.
— Ничего, — хищно улыбнулся Ивер. — Мы найдем способ его уговорить. Сколько тебе понадобится времени?
— Сегодня или завтра к вечеру должен быть ответ.
— Где?
— Он сам вас найдет. Я передам весточку, а там… — Фарг снова хмыкнул. — Если повезет, то отыщете, кого нужно. А если нет — извиняйте, как любит говорить один мой друг: в том моей вины уже не будет. Я сказал все, что мог.
Братья снова обменялись взглядами, но все-таки решили не давить: день задержки они могли себе позволить. Если же за этот день ничего не решится или трактирщик умудрился слукавить, то вернуться за разъяснениями никогда не поздно. Тем более, когда у него есть что терять и есть за кого бояться. Да и татуировки выразительно похолодели: Фарг не соврал хотя в одном — все, что мог, он действительно уже сказал.
Терг кивнул, бросив на стол плату за пиво, коротко черкнул на бумажке название трактира, где остановился с братьями, и вышел. Ивер, поднявшись следом, кинул пристальный взгляд на хорошенькую племянницу Фарга и все с той же холодной улыбкой отвернулся, откуда-то твердо зная, что ради нее этого любитель кидать топоры не посмеет ввести коллег в заблуждение, даже если забыл, каким жестоким может стать наказание за ошибку. Брон же чуть наклонил голову и обозначил понимающую улыбку, словно говоря, что у них нет другого выхода, после чего тоже бесшумно покинул зал, оставив скрипящего зубами хозяина изучать их широкие спины.
— Дядюшка? — испуганно прошептала из кухни Улана, когда за незнакомцами закрылась дверь. — Что они хотели? Что-то случилось?
— Нет, — машинально потер саднящее горло великан. — Ничего не случилось. А что хотели… полагаю, что получить на свои головы одну ОЧЕНЬ большую проблему.
С наступлением ночи Синтар погрузился в темноту. Долгий суетный день, наконец, закончился, шума на улицах поубавилось, прохожие поредели. В окнах домов приветливо зажглись первые лампы и крохотные магические светильники, но по давней традиции огонь в них оставался слегка приглушенным. Неярким. Так, чтобы и видно было, и не слишком резало глаз.
В свете далеких звезд пыльные мостовые казались заботливо вымытыми, крыши домов заблестели влажными капельками, которые оставил после себя короткий дождь. На улицах закипела иная, совсем другая, нежели в светлое время суток, жизнь. Снизу доносился ровный гул голосов, бряцанье посуды и торопливый топот быстрых ног, только успевающих носиться по переполненному трактиру взад и вперед…
Терг откинулся на жесткой постели и, заложив руки за голову, задумался.
За полтора дня, что прошло со времени разговора в «Старом псе» он успел сделать немало. В первую очередь, снова потревожил Плугу, заставив по новой поднять архивы и выяснить имена всех рейдеров из числа местных, кто рисковал соваться в Проклятый лес в одиночку. К своему удивлению, узнал, что, кроме Ходока, таковые действительно имелись: только в Синтаре отыскалось трое смельчаков, которых не пугала мрачная слава этих мест.
А желающих, к слову сказать, находилось немало, потому что по Большому тракту каравану требовался почти месяц, чтобы доползти до земель остроухих. Дорога, конечно, была ровной, широкой и ухоженной, потому как ее сами эльфы проложили еще два века с половиной назад. Насадили в тех местах своих обожаемых остролистов , окопались в холмах, поскольку были одними из первых, кто рискнул шагнуть в освободившиеся от проклятия Изиара пределы. После чего пустили слух, что возьмут на обучение любого желающего, чуть ли не первыми среди сородичей поманили древними секретами мастерства… в общем, нетрудно представить, почему Большой тракт никогда не пустовал. К ушастым, говорят, даже гномы не гнушались делегации отправлять, чтобы секреты по оружейным делам выведывать. К вящему неудовольствию светлого и темного владык.
Правда, люди первое время опасались, что между эльфами вспыхнет свара, потому что слишком уж рьяно Золотые принялись нарушать веками освященные традиции. Однако обошлось: ни один из владык эльфов так и не сделал попытки испортить с Золотыми отношения. Правда, и официального посольства к отступникам они тоже не отправили. Просто проигнорировали существование нового источника беспокойства и продолжали жить, как жили.
Однако речь сейчас не об эльфах, а о том, что в новый, свежесозданный, любовно выращенный ими островок рая попасть хотели слишком многие — от бродячих трубадуров до повидавших виды магов. А остроухие, хоть и открыли в кои-то веки границы, все же не горели желанием принимать у себя всякий сброд. Поэтому и разместили на Большом тракте череду укрепленных застав, в чьи обязанности входило отсеивание неблаговидных посетителей; да еще вдоль Золотого леса выставили собственные посты. Таким образом, что под сень роскошных остролистов с благоговением заходили лишь немногие счастливчики, кого перворожденные действительно желали видеть.
Разумеется, существовал еще Южный и Северный тракты, в обход эльфийских застав. Однако, во-первых, по ним топать было гораздо дольше, а, во-вторых, охраны там отродясь не имелось. Так что рисковому купцу, вздумавшему сэкономить на пошлинах или досадных задержках, светила безрадостная встреча с местными зверушками, редкими гостями из Проклятого леса или, что гораздо более вероятно, с расползшимися по округе разбойниками. Которых король Интариса, хоть и желал искоренить, да руки все никак не доходили.
— Раньше, говорят, было вообще не пройти, — сообщил въедливому наемнику единственный из трех рейдеров, кого Плуга сумел доставить пред светлые очи магистра немедленно — подтянутый, лихого вида парень с копной рыжих волос и искалеченной левой рукой, на которой не хватало трех пальцев. — Там почти до самого тракта тянулись непроходимые дебри, в которые сам Торк побоялся бы сунуться. Говорили, даже эльфов порой утаскивали за шкирку, а потом торопливо жрали у дороги. Но остроухие молодцы: потеснили Проклятый лес. Где-то три века, как между ним и дорогой появилось межлесье, в котором еще как-то можно жить, но дальше… если рискнешь сунуться, сплошной заслон — ни пройти, ни проехать, ни в щелочку проскользнуть: ветки, колючки, шипы и когти. Порой даже не сразу сообразишь, где просто куст, а где притаился какой-нибудь зверь. Бывало, смотришь — вроде заяц оттуда побежал. Только здоровый, с собаку. Дернешься за луком, стрельнешь, думаешь, что попал, а хрена — он на стрелу твою фыркнет, выдернет и такую пасть раззявит, что потом штаны менять приходится.
Терг выразительно покосился на изувеченную руку.
— Не, — отмахнулся рейдер. — Это белка. Крупная, правда, да злющая, как батин пес. Я ее, заразу, с дерева снял… думал, что сдохла, потому как не двигалась, сволочь. Подошел, поднял за хвост… у них мех дивный, мягкий… за такой полновесным серебром отсыплют… а она вдруг как морду повернет, да как цапнет… лет десять тому уже случилось, да, как видите, господин, следочек-то на всю жизнь она мне оставила.
Магистр, прикинув длину зубов «белочки», мысленно присвистнул. Если там белки такие, то какие ж тогда звери покрупнее?!
— Значит, ты по межлесью ходишь? — задумчиво повторил он.
— Все наши ходят. Много полезного там осталось, несмотря на то, что старый лес давно отступил. Особенно травок разных, за которые маги руки оторвут и мешок золота отсыплют на радостях. Ну, когти еще, мех тот же… бывает, чешую змеиную найдешь и поскорее свалишь, пока хозяева не объявились… ну, я имею в виду не простую чешую, конечно, а такую, из которой можно себе целый дом на радостях выстроить...
— Самих змей видел? — быстро уточнил Терг, но парень только головой покачал.
— Живыми — нет. И не думаю, что смог бы уцелеть, если бы наткнулся на такую змеюку, у которой только СТАРАЯ кожа протянется до середины этой улицы. Но их, слава богам, немного. В последние годы я вообще ни одной не встречал. Вымерли, что ли? А вот кабана видал, что было, то было: почти с меня ростом, здоровущий, злой как демон… хорошо, я на дерево вовремя запрыгнул и затаился. Не то, думаю, он бы и дерево клыками быстренько обрубил, а я не сидел бы тут с вами и не вспоминал про его зубищи треклятые. С руку мою, не меньше!
— Что ж ты туда возвращаешься-то? — хмыкнул Терг, почувствовав, как слегка нагрелась татуировка. Но немного, совсем капельку. Так что, если рейдер и преувеличил относительно кабана, то тоже не слишком. — Раз там так опасно, а часть ваших вообще не возвращаются?
Парень независимо пожал плечами.
— Деньги. За любую диковинку из межлесья хорошо платят. Порой прихватишь что-нибудь необычное, сразу не разберешься, что нашел, а потом магу покажешь и глядишь — можно на покой уходить.
— А Граница?
— Не был я там, — моментально помрачнел рейдер. — Мне еще жизнь дорога. Хотя знавал и тех, кто однажды рискнул.
— В самом деле? — оживился Терг, поняв, что он снова не лжет.
— Из тех двоих, что я встретил, один за день поседел, как лунь, и до сих пор заикается, хоть и живет довольно неплохо, а второй и поныне гадает, кому отдал на обед свою правую руку и половину ноги. Так что попомните мое слово, господин: за Границу не стоит соваться. Нельзя тревожить Проклятый лес, потому что живой он еще. По окраинам-то пройтись еще можно, через межлесье до эльфов добежать тоже нетрудно… там и есть-то всего две седмицы по прямой… коли повезет, конечно. Но дальше Границы не суйтесь — зверье там осталось ПРЕЖНЕЕ, старое и чужое. Наше счастье лишь в том, что Граница не только лес от нас защищает, но и нас — от него.
— А если б я тебе предложил на ту сторону сходить, до эльфов? Взял бы?
Рейдер смерил крепкую фигуру наемника оценивающим взором.
— Вполне вероятно. Только дорого это выйдет.
— Сколько?
— Триста.
— Фьють, — непроизвольно присвистнул Терг. — Золотом, что ль?
— Половина на половину. Кто ж за одно серебро подставляться будет?
— А гарантии?
— Никаких, — с готовностью отозвался парень. — Скорость — лишь та, на которую у вас хватит сил идти — пешком, разумеется, и на подножном корму, потому как никто из нас не рискнет там жечь костры и жарить дичь себе в удовольствие. Но дорогу все равно сократите почти вдвое. Оплата по прибытии, но сразу вся. Без дураков. Эльфы за этим тоже следят. Условие только одно — магов с собой НЕ БРАТЬ! И амулетов активных тоже. Это железно.
— Почему так? — удивился Терг.
— А потому, господин, что любого мага там даже сейчас схарчивают за один удар моего сердца. Как сунется дальше обычного леса, так и попадает, как кур в ощип. Раньше, говорят, аж из повозок утаскивали, давясь слюнями. А теперь эльфы следят, чтоб до них даже чародеи добирались без ущерба. Порой сами отстреливают, если узнают, что какая-то тварюга через Границу пролезла, или гномов на это дело подряжают.
— Хмеры, что ли, тревожат?
— Тю на вас! — неподдельно шарахнулся рейдер. — Не поминайте к ночи! За пятьсот лет ни одной тут не видели, но не думаю, что они все вымерли. Если уж громадные питоны порой заворачивают на огонек, да кабаны с меня ростом носятся — значит, есть им там, за Границей, кого жрать. А если вдруг не станет, тогда и нас не останется — от этих тварей, сказывали старики, вообще спасения не было. Коли возьмет след, то все, не отпустит.
Терг ненадолго задумался.
— А Ходок? — наконец, задал он последний вопрос. — О нем что-нибудь знаешь?
— О нем вообще никто ничего не знает, кроме того, что он вроде бы есть, всегда тут был и частенько гуляет по межлесью в одиночку. Отец как-то обмолвился, что видел в детстве. Дескать, Ходок вытащил его из-под упавшего бревна, когда вокруг уже гиены собрались. Мечом, говорит, махал так лихо, что батя не сразу понял, что он гиен-то всех до одной порубил. Целый десяток. Минут где-то за пять. Может, и приврал, конечно, но... — парень странно запнулся и вдруг понизил голос до шепота. — Говорят, что Ходок подолгу ходит на ТУ сторону. За Границу, понимаете? Что он даже не человек. И что будто бы у него нет лица. Мол, за столько лет стерлось оно, вот и носит он теперь длинный плащ с капюшоном, чтобы, стало быть, людей не пугать.
— Найти его можно?
— Не. Еще никто не сумел: после него в лесу вообще следов не остается, будто он — призрак и по земле не ходит. Но говорят… — Терг посмотрел на рейдера остро, пристально, и под этим взглядом парень дернулся. — Говорят, что те, кто решаются заглянуть к Фаргу, иногда… очень редко, но все же могут с ним встретиться. Не здесь, разумеется, а подальше, рядом с Границей. А кого-то он даже на ту сторону, к Золотым, провожал. Вот только… простите, господин, но больше я тех людей никогда и не видел. У нас говорят: кто с Ходоком уйдет, тот обратно уже не вернется. Так-то.
Терг только нахмурился и надолго замолчал.
За прошедший день он на всякий случай забрал у Плуги координаты всех проводников — на случай, если наниматель действительно решит прогуляться в сторону Проклятого леса, а Ходока они так и не найдут. Затем взял с рейдера слово, что тот останется в Синтаре еще на пару недель, оставил задаток, запомнил его лицо… чем Торк не шутит? Вдруг действительно придется возвращаться? Хороший воин не должен тратить время нанимателя попусту, и обязан обеспечить его всем, что нужно для выполнения заказа. Поэтому Терг отправил напарников заниматься более прозаическими делами, а сам посвятил день изучению вероятного маршрута.
Однако едва на улице потемнело, он все-таки вернулся в таверну: сроки для Фарга как раз подходили к концу, а следующим утром они должны были уехать из города. Если, конечно, хотят явиться на встречу с заказчиком вовремя. А тот явно не привык к досадным задержкам. Более того: за несколько недель, что Терг успел понаблюдать за нанимателем и двумя его спутниками, ему не раз доводилось убедиться в том, что положение в своих кругах тот занимает ОЧЕНЬ высокое. И это хорошо чувствовалось — во властном взгляде, в осанке, в манере держаться… даже в том, как он садился в седло или вставал поутру к завтраку. А еще — исходила от него странноватая аура внутренней силы, необъяснимое чувство превосходства, хотя, надо признать, он честно пытался это скрыть.
Но Терг не был бы Тергом, если бы не рассмотрел за внешней холодностью и безразличием нанимателя тщательно укрываемое беспокойство: кажется, заказчику был ОЧЕНЬ нужен Ходок. Иначе не стал бы он разоряться на магистров, не стал бы срываться с места и не тратил бы свое драгоценное время на личное участие в поисках.
От невеселых мыслей Терга отвлек звук приближающихся шагов. Правда, подняться с постели не пожелал: шаги побратимов узнал бы из тысячи, а раз они вернулись, значит, свою задачу выполнили, и о дорожных мелочах беспокоиться больше не надо.
Однако, как ни странно, братья почему-то не проследовали в соседние комнаты, а остановились, отчего под дверью пролегла густая тень, заставив Терга насторожиться. Что за дела? Поняв, что что-то изменилось, он резким движением сел и выжидательно посмотрел на вошедших побратимов.
— Звал? — лаконично спросил Ивер, бесшумно прикрывая за собой дверь.
— Пацан на входе сказал: ты просил подняться. Что-то выяснил? — небрежно подвинул табурет Брон и по-хозяйски уселся, заставив старую мебель жалобно скрипнуть. Ивер, подтащив к себе соседний стул, пристроился напротив. — Фарг, наконец, прислал весточку?
— Нет, — непонимающе нахмурился Терг. — Никаких вестей — ни от него, ни от… что за мальчишка внизу?
— Да здешний половой. С утра нам тарелки приносил. Сказал, что ты велел сразу зайти.
— Ну-ка, позови его! — Терг нахмурился еще больше и машинально потянулся за оружием.
— А что такое? Ты разве не…?
Неожиданный порыв ветра, со стуком распахнувший ставни, задул теплившуюся на столе свечу и заставил Ивера осечься. В комнате мгновенно потемнело, снаружи пахнуло грозой. Льняные занавески взметнулись чуть ли не до потолка, на миг уподобившись диковинным крыльям, но почти сразу бессильно опали.
— Не трогайте мальч-чика, — вкрадчиво прошептала ночь, мягким бархатом втекая через окно. — Это я вас-с позвал…
В кромешном мраке, к которому даже чувствительные глаза братьев не сумели приспособиться сразу, смазанной тенью промелькнул невнятный силуэт, обдав присутствующих ветерком угрозы. Заставил опытных наемников молниеносно выхватить мечи, а потом бесшумно опустился в соседнем углу. Где растекся черной кляксой и… со смешком встретил арбалетный болт, звучно впечатавшийся в стену.
Разумеется, братья не медлили. Иверу даже вставать не понадобилось — пусковая скоба миниатюрного самострела всегда была у него под рукой. Как раз на такие вот, непредвиденные случаи. И он своего шанса не упустил.
— Зря, — шепнуло существо, неуловимо быстро сдвинувшись. А затем, легким движением вырвало из стены стальной болт и бешено сверкнуло в темноте двумя крупными изумрудами глаз. — Эт-тим меня не убит-ть.
Терг вздрогнул от отчетливого шипения в чужом голосе, подобрался для прыжка, но наткнулся на пристальный взгляд гостя и словно окаменел. Это было как наваждение, дурной сон, бесконечно длящийся кошмар, в котором он стоял всего в нескольких шагах от Ледяной богини, но не мог, к собственному ужасу, пошевелить даже пальцем. Эти жуткие глаза словно насквозь его пронзили и не позволили не то, что меч поднять, а даже веки опустить в попытке избежать пронизывающего взора. А еще через миг его пальцы позорно задрожали, с трудом удерживая внезапо потяжелевшее оружие, колени предательски подогнулись, заставив Терга пошатнуться и медленно, как во сне, опуститься на смятую постель.
Существо в углу тихо рассмеялось.
— Брос-сьте оруж-жие…
Терг молча взвыл, заслышав глухой стук упавших мечей. Почувствовал, как правую руку обожгла татуировка — как всегда случалось, когда рядом гуляла смерть. Потом скосил глаза направо, надеясь на подмогу братьев, и едва не взвыл снова — от стыда и злого бессилия, потому что у Брона с Ивером помертвели лица и остекленели глаза, словно у завороженных гадюкой мышей. А в глубине зрачков промелькнул самый настоящий страх. Потому что нечто… это жуткое бесформенное нечто, которое они даже разглядеть толком не смогли… в одно мгновение парализовало их волю, заставило мысли пугливо разбежаться в стороны, а разум — в панике забиться куда-то очень глубоко. Туда, где неподвижный взгляд ядовито-зеленых глаз не смог бы его окончательно погасить.
Терг хотел отвернуться, чуя, что только в этом его единственное спасение, но не смог. Попытался прикрыть веки, но они застыли на месте, как приклеенные. Захотел зарычать, разбивая оковы чужой воли, однако даже это ему не удалось: тяжелый, парализующий взгляд гостя гасил сопротивление на корню. Его глаза были единственным, что Терг мог видеть. Держали на невидимой привязи, всю душу выматывали, буквально надвое разрывали между каким-то животным страхом и стыдливым, позорным, но неимоверно острым желанием шагнуть навстречу, покорно подставляя беззащитное горло.
Никогда в жизни Терг не думал, что встретит смерть вот так — униженным, беспомощным и совершенно неспособным к сопротивлению. Когда все понимающий разум бьется внутри, истошно воя от сознания собственной слабости, отчаянно рвется прочь, но не может ничего сделать. И вроде кажется, что так не бывает. Кажется, ты умираешь, стоя под чужим пронизывающим взглядом. И именно в этот миг Терг неожиданно поверил, что Проклятый лес все еще жив. Что он здесь, рядом, всего в двух шагах и смотрит на него через глаза своего порождения. И Терг снова молча взвыл, прекрасно понимая: если НЕЧТО пожелает забрать его жизнь, ОНО это сделает. И никто в целом мире не сумеет ему помешать.
— С-с-лавно, — прошептало-прошипело жуткое создание, слегка пошевелившись. — Но я не голоден, не бойтес-с-сь. Говорят, вы ищ-щ-ете Ходока?
Терг ошеломленно моргнул.
— Говор-р-ри, — милостиво разрешил гость. — Вам нуж-жен Ходок?
— Да, — против воли раскрыл рот наемник.
— Зач-ч-ем?
— У нас заказ, — снова сказал Терг то, что совсем не собирался, и тут же возненавидел себя за эту неестественную покладистость.
— Мр-р-р… хотите его убит-т-ть? — проворковало существо, вызвав у братьев еще одну волну неконтролируемого страха. — Я ж-жду ответа, с-с-мертные. Ты, со ш-шрамом… отвеч-ч-ай, раз начал. Вы хотите его убить?
— Нет, — обливаясь потом, выдавил Терг, тщетно пытаясь сопротивляться.
— Тогда зачем?
— Нам велено найти. Просто найти и отвести к условленному месту.
Злое пламя в глазах чудовища утихло, позволив наемнику сделать неровный вдох. Но, кажется, проклятую тварь вполне удовлетворил такой ответ. И это было хорошо, поскольку Терг вовсе не был уверен в том, что при другом результате она не оставила бы после своего ухода три разорванных пополам тела.
— З-зачем он вам? — после долгой паузы прошипел странный гость.
— Не знаю. Нам не сообщили.
— И вы даж-же не спрос-сили? Овцы бес-словес-сные… за то и не люблю вас-с-с… кто заказ-з-ч-чик?!
Терг плотно сомкнул губы, пытаясь умолчать о самом главном, но давление снаружи было таким неистовым, что он едва язык себе не откусил. Ценой диких усилий ему почти удалось перебороть волю мерзкой твари. Слова больше не рвались наружу, стало чуточку легче себя контролировать, появилась даже крохотная надежда… и тварь, кажется, этому удивилась, пробурчав что-то нелестное в его адрес. Но потом снова придвинулась и впилась в него бешеным взглядом.
— КТО ЗАКАЗ-С-С-ЧИК?!
Наемник задрожал от внутреннего напряжения, но все же выдержал: данная братству клятва была важнее смерти. И, будто почувствовав что-то, существо раздосадованно отступило. После чего задумчиво качнулось из стороны в сторону, пристально изучая бледные, мокрые от пота, но все еще полные злого упрямства лица наемников. Чуть приглушило ядовитый блеск своих радужек и наклонило голову. По крайней мере, Тергу показалось, что голова у него все же есть. Как есть и гибкое тело, спрятанное под плащом; что-то, похожее на руки (или крылья?) и, разумеется, ноги. Может быть, даже с когтями — темно.
— Упрямые, — вдруг довольно причмокнула тварь, почти улыбнувшись. — Это даже хорош-шо-о-о… ну-ка, поднимите р-рукава!
Наемники снова дернулись, словно марионетки, и как в бреду исполнили требуемое.
— Надо ж-же, — удивился гость, ничуть не смутившись темнотой и в подробностях рассмотрев алые узоры на коже. — И впрямь, магис-с-стры. Не с-соврал Фарг…
Терг придушенно охнул, сообразив, кому именно обязан этим поздним визитом и тем, что сидит на собственной постели, пришпиленный к ней, как бабочка к коре старого дуба. Так вот о каком «человеке» говорил этот урод?! Вот кого на них навел?! Тварюгу местную, кровососа проклятого! Недаром говорят, что возле здешних деревень все еще встречаются насухо испитые трупы! Выходит, живы древние сказки о ночных охотниках?!
— Пересмешник?! — неверяще выдохнул Терг, лихорадочно вспоминая все, что слышал об этих тварях и их ненасытной жажде.
— Нет, — тихо шепнул гость. — Я — гораздо хуж-же. Но ваши жиз-зни мне пока без надобнос-сти. Так что не дергайс-ся. Не по ваш-ши душ-ши приш-шел. Хотел лиш-шь познакомитьс-с-я. Лично, так с-с-казать.
— ЧТО?! Так это ты… Ходок?! — дружно дернулись Братья, на что жуткий визитер лишь беззвучно рассмеялся
— Тс-с-с-ш-ш. Меня попрос-с-или прийт-ти, и я приш-шел. Вопрос-с-с в др-ругом: что вам нуж-ж-но от моего… м-м-р… з-знакомого? И стоит ли ему на вас-с-с отвлекатьс-ся? Коли убить его не хотите, то и с-сами ж-живыми уйдет-те. Но раз уж вы с-сюда заявилис-сь, да еще в такой с-с-странной компании, знач-чит, кому-то с-срочно понадобилис-сь наш-ши ус-слуги. Так что там с-с-с заказч-чиком? Ч-что ему от нас-с нуж-жно?
— Проклятый лес, — звучно сглотнул Терг. — Полагаю, что он.
— Это как р-раз яс-с-но. Поч-чему з-заказчик не с-с-с вами?
— Ищет в Ардале и Дексаре.
— Знать, с-сильно мы ему нуж-жны… это хорош-ш-шо. Что он велел передать?
Терг снова дернулся, пытаясь повторить свой первый успех и вырваться из невидимых оков, но слегка опоздал: зеленые глаза снова держали его не хуже стальных цепей. Правда, теперь не с такой силой, как раньше, но он все равно не мог ни встать, ни подхватить оружие, ни даже голову повернуть. Не говоря уж о том, чтобы попробовать снести башку этой въедливой и излишне осведомленной твари. Однако в тот же самый момент он неожиданно ощутил, как успокаивается рисунок на коже, и со странным чувством подумал, что непонятный гость, судя по всему, действительно передумал их убивать. А держал на невидимой привязи лишь для того, чтобы они не вздумали швыряться острыми предметами с перепугу.
— Пр-равильно понимаеш-шь, — с усмешкой встретил его облегченный вздох визитер. — С-считай, я заинтерес-с-совался. Ос-собенно, твоим нанимателем. Так ч-что он велел передать? Ес-сли он знает о нас-с, з-значит, знает и то, как нас-с попрос-сить об ус-слуге.
— Граиррэ терре оторэ, — послушно ответил Терг, ломая язык и нещадно коверкая эльфийский. — Терте. Сатуро оэлле.
— Кхм, — задумалось существо, не особо удивившись. — Значит, дейс-ствительно Проклятый лес-с… какие с-сроки?
— Чем быстрее, тем лучше, — обреченно опустил плечи наемник, со всей ясностью понимая, что был прав в своих выводах. И проклятая тварюга это только что подтвердила: заказчику нужен быстрый и безопасный проход по лесу. То ли просто к эльфам, то ли еще к кому… хотя нет. За то время, что братья потратили на поиски Ходока, до Золотых можно было успеть дотопать и по Большому тракту. Причем не особенно торопясь. А значит, заказчику нужны были не эльфы, а что-то иное. Что-то, с чем мог помочь только тот, кто знал в Проклятом лесу каждый камешек.
Терг вздрогнул при мысли о Границе, но додумать не успел.
— С-сколько вас-с? — неожиданно жестко осведомился гость.
— Трое.
— Я с-с-спросил: сколько всего?!
— Девять, — мысленно ругнулся Терг.
— С-слишком много для дальних пр-рогулок… Братс-ство?
— Да.
— Все до одного? — озадачился гость, от удивления перестав даже шипеть.
— Нет, — мотнул головой наемник, с облегчением осознав, что смог сделать это нехитрое движение самостоятельно. — Нас шестеро: два полных ситта. Плюс заказчик, плюс двое сопровождающих.
— Братья — вашего уровня? — с растущим интересом придвинулось на шаг существо.
— Нет. Еще один Сторож и Волкодав.
— Шс-сшс! Р-раздери вас Торк! — вдруг без причины взъярился гость, едва не сплюнув от отвращения. — Вз-здумали они Пс-сами назваться… а третий?!
— Высший мастер.
— Типа Гончая?! — презрительно фыркнули из темноты. — С-сопляки нераз-зумные! Едва ходит-т-ть науч-чились, а туда ж-же… щ-щенки!
Вот теперь на визитера посмотрели с ненавистью: за своих братья всегда стояли горой. Хоть против людей, хоть против бессмертных, а хоть против порождений мрака. Пусть и сильнее сейчас этот упырь, но не ему судить о ценностях братства и осмеивать тех, кто может и таких, как он, засранцев удавить без всякой жалости. К тому же, Стрегон и его ситт, отправившиеся в Дексар, не спускали насмешек. А за любое оскорбление наказывали быстро и жестоко. Не говоря уж о том, что Стрегон не зря носил метку Гончей и считался в своем деле высочайшим профессионалом. Настолько, что даже Терг безоговорочно признавал его лидерство и без сомнений доверил бы собственную спину.
Ночной гость снова зашипел — чем-то упоминание о Диких псах ему не понравилось. Однако удавку на горле наемников все же не затянул. Пощадил. Лишь раздраженно дернул спрятанными под плащом плечами и буркнул:
— Торк с вами. Где вс-стречаетесь со с-своими?
— Белые озера.
— А наниматель?
— Подойдет позже.
— Где именно? — с нажимом спросил визитер, попеременно перемежая слова с шипением и нехорошим ворчанием. А потом снова пристально посмотрел, да так остро и властно, что рот раскрылся сам собой.
— Мертвая река, — брякнул Терг и тут же прикусил язык, но поздно: тварь довольно хмыкнула, убавила давление, заставив его тихо выматериться про себя. А потом звучно прищелкнула языком. И до того громко, что братья от неожиданности едва не подскочили со стульев и табурета, судорожно хватаясь за оружие.
— Ладно, недорос-сли, — насмешливо оглядел их гость, отступая к окну. — Найдет вас-с Ходок, уговорили. Вс-с-стретите его у Мертвой реки, в излучине, рядом с границей межлес-сья… или у самой Границы… ашс-с-с, он найдет вас-с сам. А чтобы вы не заблудилис-сь, приш-шлю проводника. Молодого, но шус-с-трого. Он и проведет, куда надо. С нанимателем ваш-шим Ходок с-сам разберетс-ся. Ус-словия простые: двести при вс-стрече и еще пятьс-с-сот по прибытии. Золотом. Без-с-с всякой тор-р-рговли.
— Сколько?! — дружно охнули Братья.
Торк! Рейдер ведь божился, что вперед никто денег не требует! Тем более, ТАКИХ! Но гость лишь внятно шикнул:
— Не думаю, что у человека, с-способного нанять сразу шес-стерых магис-стров братс-ства, не хватит с-средств, чтобы с нами рас-сплатиться. У вас-с четыре дня, чтобы добратьс-ся до мес-с-ста. Опоздаете — пойдете через лес-с одни. Проводник вс-стретит на озерах на рассвете пятого дня, начиная с с-сегодняшнего, доведет до Мертвой реки и с-согласует ос-стальное. Не понравитес-сь ему, значит, и Ходока не увидите. Так ч-что глядите — заденете гос-стя, получите от хвос-ста уш-ши. И Фарга не тревож-жьте: он все ещ-ще верен братс-ству. Просто передал, что прос-сили. Потому ос-ставьте его в покое и… до с-скорой вс-стречи, с-смертные. Помните: я за вами с-слеж-жу-у!
До наемников донесся странный звук, словно лопнула тетива стального лука. Затем что-то ударилось о доски, с грохотом укатившись под подоконник. Темнота в углу снова сгустилась, поджалась и плотно облепила смутно виднеющийся силуэт, похожий на припавшего к полу зверя. А потом резко сорвалась с места, стремительной тенью метнувшись к окну.
Тень мелькнула в ночи, тихо хлопнула — то ли расправившимися крыльями, то ли просто плащом, звучно царапнула когтями деревянную раму и мгновенно пропала из виду. В тот же момент невидимые оковы рухнули, позволив людям пошевелиться. Воздух снова стал прохладным и чистым. С плеч словно гора свалилась. Однако даже Тергу потребовалось целых полминуты, чтобы встать, нетвердой походкой подойти к окну и кинуть быстрый взгляд наружу. А потом подобрать брошенную страшным существом вещь, по достоинству оценить оставленные им в стене глубокие царапины и в полной оторопи уставиться на умело закаленный, стальной, гномами выкованный арбалетный болт, аккуратно разломанный пополам.
Белые озера — село не то чтобы очень крупное, но и не хилая деревенька, где нет даже собственного трактира. Закладывали его когда-то с расчетом, что караваны, сворачивая на Большой тракт, непременно заглянут в последнее на пути человеческое жилье, чтобы перед межлесьем перехватить кружку холодного пива, поспать на нормальной кровати, потискать симпатичных служаночек, а наутро отправиться в долгий путь.
Сегодня постоялый двор оказался на удивление полон. То ли из-за разыгравшегося дождя, а то ли просто так совпало. Однако внутри было не протолкнуться, а надышали там до того плотно, что когда мокрая дверь с некоторой натугой распахнулась, на улицу вырвалось мощное облако пара.
Стрегон поморщился и шагнул на свежий воздух, гадая, успели ли Лакр с Торосом устроить лошадей и, если да, то куда запропастились сами. Спешить им теперь было необязательно, но оставаться дольше необходимого в битком-набитом доме, где, кстати, были замечены устрашающих размеров клопы, ему не хотелось. Надо было всего лишь дожить до завтра, стараясь не обращать внимание на запахи пота, гари и пережаренного мяса, на задорные вопли вернувшихся с поля крестьян да клубящийся в зале дым от жаровни, который неприятно резал глаза. Пришлось выйти проветриться, а заодно, проследить, куда запропали побратимы.
Свои дела в Дексаре ситт закончил: местное братство передало им всю информацию на Ходока и оказало посильную помощь. Косых взглядов, конечно, было хоть отбавляй, но насмехаться не рискнул никто. Стоило только раз посмотреть в сторону ропщущих коллег, как все вопросы снимались сами собой: взгляд Стрегона с трудом выдерживали даже опытные братья. Что уж говорить о расслабившихся в тепле и сыте дексарцах. В итоге, за неполных три дня им дали четыре сомнительных адреса, с десяток смутных намеков и целый рой самых фантастических слухов, которые просто в голове не укладывались, но которые все равно требовали проверки. Наемники, разумеется, добросовестно проверили все, скрупулезно отсеивая правду от вымысла и истину — от искусно слепленной лжи. Но быстро убедились: Ходока в городе нет. Был сравнительно недавно, недолго покрутился, а потом исчез — так же тихо и незаметно, как всегда.
Тергу повезло больше: он хотя бы напал на след, ухватил кончик ниточки, ведущей к их трудновыполнимому заказу. Правда, ненадежной, но ничьей вины тут не было — каждый из них действовал скорее наугад, повинуясь чутью, чем следовал заранее продуманному плану.
Терга, кстати, Стрегон сегодня уже видел — в назначенное время тот явился в село, коротко кивнул, показывая, что кое-какой результат есть. Некоторое время посидел в том самом постоялом дворе, откуда сейчас доносились разудалые вопли набравшихся и охочих до «отдыху» деревенских работяг. А потом, пользуясь шумихой, сумел вроде как случайно пересечься со старшим братом на улице и кратко пересказал то, что успел сделать.
Почему случайно, спросите вы? Да потому, что трое вооруженных мужчин всяко привлекают к себе меньше внимания, чем шестеро. К тому же наниматель просил их не светиться. Вот и пришлось разыгрывать сценку «знать тебя не знаю, вообще в первый раз вижу» и, обменявшись сведениями, уходить поодиночке. Вроде как тоже — в разные стороны. Терг со своим ситтом ушел еще часа три тому, намереваясь дождаться братьев на берегу тех самых Белых озер, от которых взяло название это суетливое село. А второй ситт, убедившись, что никому нет дела до выехавших под вечер соратников, останется здесь до утра. Для гарантии.
Стрегон задумчиво пожевал губами.
Информация, полученная его людьми, несильно разнилась от той, что добыл Терг: о Ходоке кое-что слышали, вроде бы видели, еще больше напридумывали, но толком никто ничего сказать не мог. А немногие счастливцы, кто воочию видел их неуловимый «заказ», давали совершенно разное описание, причем в каждом случае татуировки показывали: рейдеры не врут. Забавно, да? Правда, о Фарге Стрегон раньше не знал. А о том существе, при упоминании которого всегда невозмутимый Брон начинал кривиться, будто от зубной боли, а Ивера вообще перекашивало — даже не слышал. С ним, судя по всему, братьям предстоит столкнуться возле Проклятого леса, и, вполне возможно, это доставит проблемы нанимателю. Но, так или иначе, свое дело они сделали.
С этими мыслями Стрегон спустился с крыльца, предусмотрительно накинув капюшон, потому что дождик все еще накрапывал. Огляделся в поисках побратимов, но никого поблизости не увидел: ни Тороса, ни Лакра, ни коней, которых велел устроить еще полчаса назад. Более того, Стрегон смутно подозревал, что терпеливый южанин наверняка не просто так запоздал к ужину, а, скорее всего, выясняет отношения… в своей, в южной манере… с чрезмерно острым на язык ланнийцем, у которого порой случался настоящий словесный понос.
Отлично представляя, что именно способен наговорить язвительный от рождения Лакр, можно было представить, как это должно было достать Тороса, чтобы тот позволил себе задержку. Кажется, этих обормотов опять придется лишить заслуженного отдыха, чтобы прекратили, наконец, осыпать друг друга остротами и тумаками. Не дети, в самом-то деле, до магистров как-никак дотянули, но все равно — хоть за ремень порой берись.
Стрегон свернул к конюшне, собираясь высказать все, что думает о расслабившихся побратимах, но не успел: из темноты на него кто-то налетел. Да не просто налетел, а на полном ходу пихнулся, наступил на ногу, ойкнул от неожиданности. Разумеется, тут же отлетел обратно, едва не сев в большую лужу, и, возмущенно вскинув голову вверх, прошипел:
— Торково копыто! Ты глаза свои дома, что ли, забыл?!
К несчастью, от резкого движения с наемника слетел низко надвинутый капюшон, и говоривший осекся. Попятился даже, будто привидение увидел, как-то странно осел, а потом судорожно вздохнул:
— М-мать моя!
Стрегон хмуро взглянул на невежу, испортившего ему новые сапоги, но, к собственному неудовольствию, увидел лишь промокшего до нитки мальчишку, спешащего укрыться от дождя. Обычного, невысокого, закутанного в плащ мальчишку, с головы которого тоже сполз капюшон, открыв совсем еще молодое безусое лицо, облепленное мокрыми каштановыми прядями.
Он плохо рассмотрел подробности, просто отметил, что парнишка хорош собой, но заострять на этом внимание не стал. А вот его глаза неожиданно заставили Стрегона нахмуриться — крупные, светло-голубые, каких просто не бывает в природе. А если и бывает, то не у людей. И светилась в этих глазах такая оторопь, такое искреннее смятение, что наемник с досадой поджал губы.
— ТЫ-Ы?!! — неслышно выдохнул потрясенный до глубины души пацан, отшатнувшись от него, как от самого Торка. Даже за грудь схватился, словно за спасительный оберег. Но почти сразу понял, что ошибся: на долгое мгновение замерев, он вдруг как-то разом осунулся. А потом и вовсе отвернулся, пряча погасший, тоскливый взгляд. — Прошу прощения. Обознался.
Стрегон так же хмуро кивнул, про себя подумав, что его-то как раз сложно с кем-либо спутать — длинные седые волосы, стянутые на затылке в хвост, и блекло-голубые глаза не слишком-то подходили его жесткому, обветренному лицу, лишенному какого бы то ни было изящества. Крепкая фигура воина, жилистые руки, твердые мозоли на ладонях от постоянного упражнения с оружием. Немало рубцов, расчертивших его тело причудливой росписью шрамов… он не был старым — не так давно разменял пятый десяток, в самую силу вошел, однако белые волосы, как какое-то проклятие, носил на голове с детства. Точно так же, как его отец, дед… и еще пять поколений предков, на которых всю жизнь стояла несмываемая метка: полукровка.
Когда-то внешний вид доставлял ему беспокойство. Когда-то чуть заостренные кончики ушей сводили с ума, а цвет волос заставлял кипеть от ярости, едва подметив отвращение на чужих лицах. Полукровка… и этим все сказано. Как позорное клеймо, как жестокая метка, ненавистный ярлык, от которого не было никакого спасения. Эта слава тянулась за ним с раннего детства, словно навязчивый бред. И никому не было дела до того, что эльфийской крови в нем не половина, а лишь жалкая часть, щедро разбавленная обычной, человеческой кровью. Что у настоящих полуэльфов глаза красные, а не голубые, волосы светлеют не с рождения, но лишь по достижении совершеннолетия. Что грешила не его родная мать, которую отец всю жизнь пытался уберечь от насмешек. Что на поверку дело происходило задолго до того, как появились Новые земли… но никто не хотел ничего понимать или слушать: люди видели его лицо и каждый раз отворачивались.
Точно так же, как этот безусый пацан сегодня.
Правда, сейчас Стрегона это почти не задело. Ничто не промелькнуло в голове, кроме мимолетной мысли о забрызганном плаще, смутном сожалении об ушедшем детстве, когда он мог позволить себе смотреть чисто и открыто, как едва не упавший в грязь сопляк, да некстати вспыхнувшем раздражении на побратимов. Ни гнева, ни ярости, ни обиды. Ничего. Просто потому, что за годы в братстве он узнал себе настоящую цену. Со временем белые волосы из проклятия превратились в его персональный, хорошо узнаваемый знак. Голос огрубел, превратившись из звонкого эльфийского колокольчика в хрипловатый баритон зрелого мужа. Юношеская мягкость черт исчезла под холодной маской отчуждения и щедрой россыпью шрамов. Уши свои он теперь видел только в отражении на речной глади. Шутить не любил. На любую насмешку отвечал стремительным и быстрым ударом. А глаза… что ж, за эти годы и они превратились из жалобных, вопрошающих и несчастных в холодные, жесткие и сухие. Как раз такие, чтобы даже в братстве его откровенно побаивались, а за спиной, думая, что он не в курсе, называли Бесцветным.
Заслышав голоса от конюшни, Стрегон моментально забыл о мальчишке, которого чуть не сбил с ног. Озаботившись более важными проблемами, просто прошел мимо, как всегда делал. А вспомнил о нем только через полминуты, когда уже почти завернул за угол, но все-таки услышал напоследок потрясенное:
— Вот так и поверишь в невозможное… иррадэ! Ну как же я его упустил?!
Ночь, как ни странно, прошла спокойно: вчера хозяин трактира, обеспокоенный появлением опасных постояльцев, выпроваживал выпивох из дому лично. А кое-кому еще и старательно подливал, чтобы надрались поскорее и сползли под стол, поскольку один из гостей (по виду — урожденный южанин с длинной косой и парными саблями за плечами) пообещал, что любого, кто посмеет вякнуть у него под дверью, самолично вышвырнет в окно. Второй здоровяк посоветовал другу просто прикопать неугодных под ближайшим кустом. В то время как третий (тот, белобрысый с порезанным лицом) всего лишь мельком покосился, зато так, что перетрусивший трактирщик вмиг понял — ежели чего, то в доме не только не останется ни одного целого окна, но его же первым и прикопают. А стекла даже в нынешнее время стоили ужасно дорого. Своя шкура была еще дороже, не говоря уж о том, что загулявших односельчан было просто-напросто жалко. Но, что хуже всего, вчера тут еще трое таких же крутилось — молчаливых, мордатых, с холодными глазами наемных убийц. Явились, зыркнули, заняли лучшие места… таким попробуй, не угоди — весь двор на ножи поднимут. Однако обошлось, хвала милосердной Линнет : одна троица уехала еще до ночи, и смертоубийства не случилось, а вторая с рассветом поднялась, молча перекусила, так же молча расплатилась и уже седлала коней.
— Скатертью дорожка, — с невыразимым облегчением пробормотал хозяин, самолично выпроваживая гостей. — Доброго пути. Всего хорошего. Чтоб с погодой, значит, вам свезло…
«Пропадите пропадом!» — читалось в воровато бегающих глазках.
Стрегон неуловимо поморщился.
— Прощевайте, стало быть… припасов в путь-дорожку вам собрали… вот и солнышко снова светит… и птички поют… и народу никого… езжайте себе с богом…
Наемник отвернулся и вывел со двора оседланного жеребца. Следом с усмешкой последовал Лакр, у которого на языке крутилась очередная острота, а нога прямо-таки чесалась врезать по оттопыренному заду усиленно кланявшегося толстяка. Последним, по давно сложившейся традиции, шел хмурый Торос, у которого по утрам, как правило, всегда было скверное настроение.
Непонятно, каким образом в ситте уживались столь непохожие друг на друга люди: внешне развязный и ленивый ланниец с рыжими патлами и ожидаемо скверным характером, бледноволосый полуэльф, от которого за версту шибало смертельной угрозой, и вечно хмурый южанин, который, кажется, вообще не умел улыбаться. Но факт остается фактом: ситт за годы службы полностью сложился, притерся и был поразительно цельным. Несмотря даже на то, что Лакра за его дерзкие шуточки и бесконечные подначки временами хотелось подвесить на ближайшем суку, а от Тороса порой было и слова не дождаться.
Едва ворота постоялого двора вместе с угодливым хозяином остались за спиной, Стрегон глубоко вдохнул, рассеянно оглядывая пустую улицу. Впрочем, кого тут можно встретить в такую рань? Даже петухи еще не прокашлялись, мужики только-только продирали глаза. Стрегон уже собрался взлететь в седло, но вдруг зацепился взглядом за сидящую на соседнем плетне одинокую фигурку: вчерашний мальчишка, кажется, тоже имел привычку вставать спозаранку.
Стрегон узнал его сразу — по густым каштановым вихрам, хрупкому даже для подростка сложению и идеальному овалу немного бледного, будто с недосыпу, лица, на котором горели ярко голубые глаза. Необычные, слегка раскосые, поразительно чистые… почти такие же, как у него когда-то.
Пацан сидел на плетеном заборе, безучастно болтая ногами и рассматривая пыльные разводы на земле. Одинокий, взъерошенный, какой-то печальный. И наемник, на мгновение задержав на нем взгляд, отчего-то подумал, что вчера в таверне было столько народу, что яблоку негде упасть. Наверняка свободной комнаты мальцу не досталось — все разобрали те, кто приехал раньше и заплатил больше, чем мог себе позволить парнишка. Скорее всего, пузатый хозяин отказался даже принять припозднившегося просителя, и мальцу пришлось со вздохом тащиться под дождь, слушать голодное урчание в брюхе, а потом ночевать или в заброшенном амбаре, или в сарае, или… гм, под этим же самым плетнем, накрывшись плащом вместо одеяла и подложив под щеку ладошку.
Словно почувствовав что-то, мальчишка поднял голову, и Стрегон чуть не вздрогнул, встретившись с ним взглядом. Там была такая тоска... но вместе с тем и такая ясность… узнавание… какая-то печальная истина, смешанная с внутренней болью, что у полуэльфа впервые за сорок с лишним лет что-то екнуло в груди. А потом появилось неуместное сожаление о том времени, когда красивому пацану с утонченными чертами лица придется испытать тот ужас, через который пришлось пройти ему самому. Ведь у людей действительно не бывает таких глаз. У них не бывает точеных скул, идеально очерченных губ и пушистых ресниц, по которым сходят с ума молодые девчонки. И как-то неожиданно стало грустно от мысли, что у этих мальчишек, как правило, неизбежен скорый надлом в душе — ровно в тот день, когда вместо задорного юнца на них из зеркала в ужасе уставится красноглазый альбинос.
Пожав губы, наемник отвел глаза.
У каждого свой путь и своя дорога. Если пацану суждено через это пройти, значит, так надо. Он может сломаться, не вынеся насмешек, может загнуться от ножа в какой-нибудь сточной канаве, а может… и для него это — лучший вариант… зажать волю в кулак, в кровь разбить кому-нибудь лицо, но заставить остальных замолчать. И найти в себе силы стать выше тех, кто очень скоро выжжет ему на лбу ненавистное, хорошо знакомое немолодому воину клеймо: полукровка…
— Едем, — хрипло бросил наемник, забираясь в седло. Накинув капюшон, чтобы не пугать крестьян, он первым направил скакуна к закрытым воротам. Но даже так, через многие десятки шагов, тяжелый плащ, плотную куртку и наросшую за эти годы скорлупу равнодушия, ощутил на себе пристальный, очень странный взгляд, от которого почему-то хотелось поскорее избавиться.
— Торос, тебе не кажется, что наш вожак за это утро еще немного поседел? — неожиданно поинтересовался у побратима Лакр.
— Отвали, — привычно огрызнулся южанин, скользя цепким взглядом по домам.
— Нет. Действительно… мне показалось, что вчера он был более…
— Заткнись, Лакр, — рыкнул Стрегон, отчего-то именно сегодня чувствуя давно позабытое раздражение. Странный пацан чем-то его зацепил. Даже побратимы почувствовали: Торос с удивлением покосился на вожака, а неугомонный ланниец послушно закрыл рот.
Стрегон подавил необъяснимое желание обернуться, чтобы еще раз взглянуть на мальчишку. Даже пришпорил коня, стараясь выкинуть ненужные мысли из головы, однако уйти просто так им не позволили — в одной из подворотен вдруг послышался свирепый рык и зазвенела потревоженная цепь. Потом донесся истошный женский крик, оборвавшийся громогласным лаем. За ним послышалась приглушенная мужская ругань. Громко опрокинулось пустое ведро, дробно застучала по земле развалившаяся поленница. Наконец, в одном из заборов с треском разлетелась гнилая доска, почти сразу за ней — вторая, а на пустую улицу, раздвинув мощной грудью податливое дерево, выбрался крупный пес, волочащий за собой оборванную цепь.
С коротким рыком, больше похожим на раскаты грома, кобель отряхнулся, отчего серая шерсть на загривке встала дыбом, шальными глазами обвел соседние дома. При виде троих всадников у него что-то замкнулось в лихорадочно блестящих зрачках, лапы непроизвольно напряглись, напружинились. Мощное тело подобралось, зубы угрожающе обнажились…
Вот же Торк! Кажется, с привязи сорвался? То ли ударили его, не подумав, то ли не кормили, то ли лапу защемили возле поленницы, и пес от боли взбеленился… кто знает. Главное, что он был зол сейчас на весь свет, так и рыскал по сторонам, на ком бы сорваться. И разбираться бы с этой зубастой проблемой не уехавшим братьям, потому что, кроме них, подходящей добычи перед глазами пса не маячило, как вдруг…
Стрегон аж похолодел, когда на другом конце улицы распахнулась калитка, и оттуда с задорным смехом выскочил босоногий мальчишка. Совсем мелкий, белобрысый, в одной нижней рубашке — явно от мамки сбежал в погоне за красивой бабочкой. Он еще не увидел ни всадников, ни грозно обернувшегося пса — с широко открытым ртом уставился на закружившую вокруг него прелестницу, а потом восторженно запрыгал, пытаясь поймать ее неуклюжими ладошками.
Если бы не бежал он сейчас, если бы не кричал, размахивая руками и беззаботно смеясь, может, и не заметил бы его взъярившийся кобель. Но тот, как почувствовал, что детеныш совершенно беззащитен — низко пригнув лохматую голову, сдавленно захрипел, а потом сорвался с места и огромными прыжками кинулся навстречу.
— Мать вашу! — тихо охнул Лакр. — Задерет же мальчишку!
Еще не успев закончить фразу, ланниец выхватил из-за пояса арбалет и торопливо взвел. Стрегон так же молча пришпорил коня и пустил галопом, надеясь, что все-таки успеет. Да, Лакр — превосходный стрелок, один из лучших, что он только знал, но, во-первых, ему все равно понадобится время, и, во-вторых, на таком расстоянии он может зацепить пацана. А братья, хоть и частенько убивали на заказах, все же не были настолько бессердечными, чтобы рисковать жизнью ни в чем не повинного малыша.
На рык озверевшего кобеля крохотный человечек, наконец, обернулся. Сперва даже не понял, почему так быстро скачет к нему какой-то незнакомый дядя, почему так густо вьется пыль под копытами его большого коня; отчего у других двух дядей вдалеке так жутко исказились лица; но потом увидел взбеленившегося зверя, огромными прыжками стелящегося по земле, и как-то растеряно замер.
«Беги, малыш!» — хотел крикнуть Стрегон, но пацаненок впал в опасное оцепенение, какое бывает при внезапном испуге. Замер, сжался побитым щенком, как-то жалобно всхлипнул, не сделав даже попытки убежать. Только глаза стали совсем большими, неверящими, да лицо беспрестанно кривилось в преддверии громкого плача.
«Беги, малыш!» — так же кричал ему когда-то отец, заступая дорогу набегающим оркам — в тот черный день, когда орда свинорылых перешла через бурную реку и прямо под утро ворвалась в маленькое приграничное селение Верда…
Стрегон едва не застонал от мысли, что все равно не успевает. Стремительным движением выхватил нож, чтобы хоть в спину взъярившемуся псу воткнуть, отвлечь, увести от беззащитного пацана… и снова опоздал: с покачнувшегося плетня упруго спрыгнула фигурка, о которой он, признаться, успел позабыть. Тот самый, вчерашний малец, не поменявшись в лице, поднял с земли закутанную в тряпки палку, в два коротких шага достиг середины дороги и загородил оторопевшего ребенка собой. Встал, пристально следя за стремительно приближающимся зверем, небрежно откинул с лица длинную челку, как-то по-особенному прищурился. Но на лютый рык кобеля даже не дрогнул. Просто стоял, спокойно заложив большие пальцы за пояс, знал, что поступает правильно, и терпеливо ждал, когда пес набросится.
Лакр, увидев помеху, с досадой отвел палец от скобы, чуть не сплюнув в сторону дурного подранка, а Стрегон грязно выругался про себя.
Однако злобно урчащий кобель неожиданно запнулся. Какое-то время еще бежал по инерции, заворожено глядя в необычные глаза парнишки. Не дойдя какой-то пары шагов, и вовсе остановился, как вкопанный. Огромный, всклокоченный, с бурно вздымающейся грудной клеткой. А еще через долгий миг, не обратив внимания на грохот копыт за спиной, вдруг тоненько заскулил и припал на брюхо, униженно выворачивая шею и виновато виляя хвостом.
Стрегон, ураганом пронесшись мимо, подхватил невредимого ребенка на руки и выдохнул, только сейчас начав различать звуки. Услышал испуганные крики за спиной, женский плач, запоздалый мат в исполнении мужского баса, костерившего мохнатую скотину на чем свет стоит. Наконец шумно перевел дух. Убедился, что дрожание маленького тельца на руках — всего лишь результат испуга и едва родившегося плача. Заставил разгоряченного жеребца перейти на шаг, затем остановился и непонимающе оглянулся: странный пацан все так же стоял на середине дороги, а к нему на брюхе подползал скулящий и полностью покорный зверь, всем видом просящий пощады.
— А-а-а-а... Каришек!
Завидев вылетевшую из-за забора молодуху и ее шальные глаза, наемник опомнился и поспешил вернуться, чтобы девка не вздумала срываться на крик. Приблизился, спрыгнул с седла, с рук на руки передал зареванного малыша. Неловко отвел взгляд от распахнутой рубахи, в вырезе которой дразняще промелькнули налитые молоком груди. Зачем-то подумал, что растрепанная деваха наверняка недавно стала матерью и лишь поэтому упустила из виду сорванца. Но потом встретил ее неподвижный взгляд, в котором при виде его шевелюры и блеклых глаз промелькнул неподдельный испуг, и почти с раздражением отвернулся.
Что ж, она правильно испугалась его посеченного лица: когда-то разлетевшиеся осколки оставили там щедрую россыпь белесых следов, причудливо раскрасивших кожу и сделавших ее похожей на маску. На правой щеке и вовсе повредили какую-то жилку — не зря она до сих ничего не чувствовала и с трудом шевелилась. Правда, когда Стрегон был спокоен и холоден, когда цедил фразы сквозь сомкнутые зубы, этого почти не было видно. Но улыбаться или широко раскрывать рот он не мог уже давно. А если вспомнить про белые волосы и бесцветные, холодные глаза…
— Спасибо, добрый человек, — пролепетала женщина, испугавшись страшного незнакомца едва ли не больше, чем свирепого кобеля. — Сп-пасибо… пусть боги тебя не забудут…
Потом вдруг стиснула свое сокровище, всхлипнула и, не веря в собственное счастье, со всех ног кинулась под защиту родного дома, надежного забора и кряжистого мужа, который тоже выбежал на крик.
В мгновение ока на улице стало шумно и людно. Разбуженные, полуодетые и взъерошенные селяне взволнованно гудели, обступив молодую мать и чудом уцелевшего мальчишку. В сторону чужаков поглядывали настороженно, на белобрысого полукровку — с откровенной опаской, а на хозяина кобеля, добежавшего, наконец, до своей бешеной скотины и вздумавшего отвесить ей сочный пинок, и вовсе — зло.
— Ах, ты…!
— Не тронь, — вдруг поднял голову пацан, которому пес исступленно лизал закрытые перчатками руки. И широкоплечий верзила, словно что-то почувствовав, неожиданно отступил. А потом и вовсе отвернулся, пробормотав под нос что-то непонятное.
Мальчишка, тем временем, оттолкнул от себя собаку, коротко велел: «Место!» Внимательно проследил за рьяно подпрыгнувшим кобелем, кинувшимся исполнять приказ с такой прытью, с какой и строгого хозяина не слушал. Затем обернулся, ожег нерадивого владельца пса еще одним коротким взглядом, отчего у того готовые сорваться с языка слова застряли в глотке. Наконец, подхватил свою палку и, протолкавшись сквозь толпу, быстрым шагом двинулся прочь, не глядя больше ни на людей, ни на спасенного ребенка, ни на озадаченных наемников.
Проходя мимо плетня, возле которого совсем недавно ждал рассвета, мальчишка вдруг оглушительно свистнул. Да так резко, что не готовые к чему-то подобному люди аж присели от неожиданности. За плетнем что-то глухо заворчало, затем раздалось громогласное ржание, неясный шум. Наконец, послышался нарастающий грохот копыт, звон опрокинутого ведра, шум падающих поленьев. А еще через секунду со двора на огромной скорости выметнулся невероятно крупный зверь — массивный, храпящий, звучно грызущий железные удила. Оседланный, но, кажется, совершенно дикий. Сам непроницаемо черный от носа до кончика длинного хвоста. С лихо развевающейся гривой и бешено горящими глазами цвета беззвездного неба. Громадный настолько, что казался настоящей горой. И при этом какой-то взбудораженный, неудержимый, откровенно хищный.
— Грамарец! — изумленно крякнул Торос. — Надо же… настоящий грамарец!
Лакр тихонько присвистнул.
— Торков хвост… С кем тут скрещивают гаррканцев, что могло получиться такое чудовище?! Слышь, Стрегон, ты когда-нибудь такое видал?
Стрегон не ответил. Но про себя подумал, что, пожалуй, фантастические слухи насчет местной породы лошадей, выведенной все теми же эльфами Золотого леса, не врут: жеребец выглядел неутомимым, быстрым как молния, и таким же непредсказуемым. От гаррканца ему досталась могучая стать, шелковая грива, крепкие копыта и едва заметный гребешок над переносьем, однако крупные черные глаза горели хищным волчьим блеском, а в алой пасти сверкали самые настоящие клыки, по которым, собственно, его и признали — говорят, остроухие этих лошадок для себя разводили, не для продажи. Утверждают даже, что грамарцы будут поумнее некоторых смертных, но при этом и преданнее любого пса. От всего закроет; себя не пожалеет, а хозяина сбережет. И в бою, если придется, может не только зубами цапнуть, но и копытами так вдарит, что больше не встанешь. Особенно, если учесть, что в подошвах у него спрятано еще одно внушительное оружие — длинные, невероятно острые когти, которыми странный зверь умел орудовать получше, чем иные вояки — саблями.
Стрегон молча покачал головой: в Новых землях ему довелось появиться впервые, так что о грамарцах он раньше только слышал. А своими глазами увидел лишь сейчас, и, признаться, правда его поразила: хорош был конь, действительно хорош, хоть и злобен, как настоящий демон.
Громадный скакун, тем временем, перелетел через высокий плетень, гулко ударив по земле тяжелыми копытами. Затем проворно заозирался, словно выискивая возможных врагов. Наконец, рассмотрел подозрительно шумную толпу, всхрапнул и остановился, как вкопанный, уставившись на подавшихся в стороны людей, как на потенциальную добычу.
М-да-а… немудрено, что от него так шарахнулись: вряд ли среди присутствующих нашлись бы безумцы, рискнувшие приблизиться к такому зверю или попытавшиеся его приручить. Бешеный он. Как есть, бешеный. Странно, что низкорослый пацан смотрит без удивления и всякой опаски. Да еще и губы поджал, словно был чем-то недоволен.
— Опять сарай сломал? — неприязненно покосился юнец на отряхнувшегося зверя, а потом бесстрашно подошел и хлопнул по широкой морде. — Зараза! Я тебе сколько говорил, чтоб не ломился напрямик?! Думаешь, нас в следующий раз кто-нибудь пустит на ночь, если так и дальше будет продолжаться? А, Курш? Чего глаза прячешь, морда бесстыжая?!
Стрегон изумленно моргнул, когда грозный скакун действительно спрятал нос у хозяина под мышкой, а потом виновато вздохнул, будто сожалел о содеянном, но оправдывался тем, что просто не мог не торопиться, когда услышал знакомый свист.
— Еще раз такое увижу, на неделю дома запру, понял? — сурово пообещал пацан. Конь в ответ неразборчиво хрюкнул и, тряхнув длинной гривой, с готовностью подставил бок.
Под оторопевшими взглядами мальчишка умело пристроил под седлом свою палку. Сердито отмахнулся, когда жеребец возбужденно дохнул ему в затылок, будто поторапливал пуститься вскачь. Наконец малец проворно взлетел в седло, несмотря на внушительную высоту грамарца, и, поправив седельный мешок, повернул вороного на выход.
— Белик, постой! — донеслось из-за пышных кустов, и оттуда стремглав выбежала поразительно красивая девушка в длинном голубом сарафане. — Погоди! Не уезжай!
Мальчишка обернулся.
— Вот, — красавица торопливо протянула закутанный в белые тряпицы сверток. — Возьми в дорогу. Матушка сама пекла, для тебя старалась. С орехами, как ты любишь! Еще горячий!
Стрегон услышал, как ошарашено крякнул Торос, как одобрительно присвистнул Лакр, оценив и симпатичное личико, и стать, и стройную фигурку девчонки. С еще большим удивлением проследил, как неловко пацан подхватил любовно приготовленную снедь, так же неловко наклонился, позволив себя обнять. Но как-то очень уж поспешно выпутался.
— Спасибо, Лиска. И матушке твоей тоже — спасибо.
— Ты уж возвращайся, пожалуйста, — просительно улыбнулась девушка, медленно отступая и печально глядя на отводящего глаза паренька. — Она будет ждать. Да и отец тоже обрадуется. Береги себя, хорошо?
— Постараюсь, — буркнул он и, не желая затягивать, тут же сорвался с места.
Грамарец довольно рыкнул, черной стрелой пролетев мимо замерших в ступоре людей, вихрем вылетел в открытые ворота и, махнув роскошным хвостом, бесследно растворился вдали.
Стрегон немного помедлил, привыкая к мысли, что здорово недооценил необычного сопляка. А потом вздохнул и решительно выкинул его из головы: у них и без того хватало дел.
До нужного места они добрались быстро: солнце едва доползло до верхней точки небосвода, как перед молчаливыми всадниками раскинулись знаменитые Белые озера — бескрайняя, чистейшая лазурь. Воистину необъятная и действительно впечатляющая, потому что с высокого холма, на котором остановились побратимы, противоположный берег едва просматривался. А все остальное пространство было залито бездонной синью, которую не перепрыгнешь, не перелетишь и мимо которой не свернешь. Настоящее море.
Сейчас, почти в полдень, над старыми озерами пугливо дрожал и переливался серебристо-белыми искорками непонятного происхождения туман. Легчайшая дымка, от которой через пару часов даже следа не останется. Но которая красноречиво показывала несведущим путникам, почему здешние озера носили столь необычное название.
Если верить картам, длинная цепочка Белых озер протянулась вдоль всего межлесья, отгородив от него Новые земли. Большие и малые, глубокие и не очень, они, словно неподкупные стражи, берегли покой людей от ужасов той стороны. Подернувшись дымкой тумана, которому в ясный день здесь было не место, они словно намекали, что тут тоже кроется какая-то тайна. И ненавязчиво советовали чужакам сто раз подумать, прежде чем решиться двигаться дальше.
На том берегу, если присмотреться, можно было рассмотреть полоску леса, к которому эльфы нашли способ проложить надежную дорогу. Как уж им удалось разобраться с этим трудным делом, неясно. Но остроухие заставили водяную преграду податься в стороны и образовать посреди самого крупного озера длинный узкий канал. Сверху ушастые нелюди насыпали землицы, подняли начинающийся отсюда Большой тракт на недосягаемую для воды высоту. Поставили ограждения, отвоевали еще один кусочек суши, чтобы позволить на прямой, как стрела, дороге разойтись сразу трем груженым подводам. Наконец, протянули своеобразный «мост» от одного берега к другому и пустили дорогу дальше, по холмам и низинам, забирая сразу после переправы резко к югу и огибая молчаливый лес по огро-о-омной дуге.
От этого леса, где росли обычные сосны, буки, грабы, где зудела мошка и звенели холодные ключи, опасности можно было не ждать — усилиями перворожденных он уже давно не причинял путникам беспокойство. Для того там и стояли вооруженные заставы, чтобы почтенных купцов не тревожили лишние хлопоты. И за последнюю сотню еще лет не было случая, чтобы кого-то серьезно поранили или повредили повозки.
Однако стоило только ступить немного дальше, лишь на денек удалиться от тракта и переступить невидимую черту, как лес плавно менялся. И превращался в нечто совсем иное, наполненное смутным предчувствием беды, ожиданием чего-то нехорошего. Здесь и звери были другие — крупнее, настойчивее, разумнее. И птицы провожали редких гостей долгими зглядами. И вездесущая мошкара казалось особенно злой. Но, что самое главное, здесь нередко пропадали люди. И чем ближе они рисковали приближаться к границе Проклятого леса, тем меньше народу находило отсюда выход.
Межлесье — это территория рейдеров, примерно на пять дней пути, если двигаться строго к северу от Большого тракта. Сюда многие стремились попасть. Но соблюдали негласные правила, которые каждому из живущих здесь были отлично известны: не шуметь, не убивать без причины, не носить амулетов и не пользоваться магией. На мелкого зверя охоться, от крупного — беги. Если не знаешь, кого встретил, беги еще быстрее. А уж коли попал в чужие лапы — смирись, потому что о последствиях тебя предупреждали заранее.
Окинув внимательным взором водяную преграду, Стрегон подметил тонкую струйку дыма над одним из пригорков. Удовлетворенно кивнул, зная, что Терг будет ждать столько, сколько потребуется, и направил коня в ту сторону. А сам мельком, что если второй ситт не промедлит, они еще до вечера переберутся через большую воду и, вполне вероятно, никого не встретят по дороге. Разумеется, если зеленоглазая тварь их не обманула. И если обещанный проводник все-таки соизволит явиться вовремя.
Спустившись с холма и миновав прибрежные кусты, Стрегон отыскал незаметную тропку, по которой вышел к берегу озера, а потом направился к месту стоянки второго ситта, которую тоже прекрасно знал, где искать. Добравшись, с ходу подметил собранных и готовых к дороге побратимов, оседланных коней, увязанные мешки. Мысленно кивнул (никогда не сомневался в Терге) и только тогда вопросительно уставился на одинокую фигурку, сидящую на корточках у издыхающего костра и ворошащую угли тоненьким прутиком.
Проводник оказался довольно молод и подозрительно мал ростом. Какой-то тощий, вихрастый и откровенно не внушающий доверия. В щегольских сапожках, тонкой рубахе из беленого полотна, узких черных штанах, заправленных за мягкие голенища. На худые плечи была небрежно наброшена добротная куртка из кожи какой-то рептилии…
Стрегон вопросительно глянул на поднявшегося Терга. Дескать, я не ошибся? Тот ответил раздраженным кивком: да, это тот, кто был обещан.
— Странно, — вдруг подал голос незнакомец, поворачивая голову к новоприбывшим. — Вы что, все утро пешком шли? Или с улитками в скорости соревновались? Судя по тому, что солнце уже высоко, улитки явно выиграли.
Стрегон внутренне вздрогнул, безошибочно узнав и голос, и юное лицо, и необычные глаза… тот самый пацан, которого он едва не сбил с ног и который одним взглядом остановил сегодня разъяренного кобеля! У которого в друзьях числился самый настоящий грамарец! Мать моя! Да вот же это чудовище! Выглядывает из-за кустов, щеря клыки!
У братьев что-то нехорошо ворохнулось в душе.
— Чего вылупились? — буркнула Белка (конечно же, это была Белка в любимом образе Белика!), вставая и демонстративно складывая руки на груди. — Если б вы не тащились сюда черепахами, давно б на той стороне были! Чего молчите, герои улиточного фронта? Языки проглотили? Или все страшное поражение от скоростных ползунов переживаете? Терг, твои приятели от рождения туповаты или это — отдаленные последствия контузии, на которую наложилась бурная радость от встречи с моей персоной?
— Не мельтеши, — сжал зубы Терг, которого она уже успела изрядно подогреть. — Это те, кого мы ждали. До кого тебе еще расти и расти, сопляк. И кто обрежет твой длинный язык, если вздумаешь и дальше кривляться, как у Фарга.
— А это уж не твоя забота, где и перед кем я кривляюсь. Сам решу, что мне делать и как себя вести. Без твоих ценных указаний.
— Ах ты, засранец…
Грамарец словно ждал этого: внезапно выметнулся из-за кустов, одним громадным прыжком встал между хозяином и глухо ругнувшимся воином, всем видом говоря, что в обиду не даст. А некоторым особо дурным готов не только руку, но и кое-что другое откусить, чтоб не лезли, куда не надо.
— Терг, что это за недомерок?! — изумился Лакр, первым придя в себя.
— Ваш проводник, верзила рыжий! Глаза, что ли, дома оставил? Или, может, подзабыл, что вам было обещано?
— Какой проводник?! Терг, что это еще за чудо? Откуда ты выкопал этого недоросля?!
— Сам явился, а встретили мы его в трактире. У Фарга, если тебе это о чем-нибудь говорит. Только не знали тогда… — наемник поджал губы, мысленно прикидывая, как поведет себя юнец, если прямо сейчас лишить его защитника. Ни один грамарец, хоть и очень здоровый, против ситта не устоит. Может, это научит сопляка покладистости и заставит подумать, прежде хамить в глаза сразу шести магистрам?
У Белки похолодели глаза.
— Курш, назад. Не стоит подходить к незнакомым дядям слишком близко. Вдруг заразу какую подцепишь?
Громадный конь зашипел, прижав уши к голове, но послушно отступил.
— Нет, я не понял! — окончательно растерялся Лакр. — Это что, шутка? Какой-то дурацкий розыгрыш?!
— На этой поляне есть только одна нелепая шутка природы — ты, — сухо отозвалась Белка. — А у меня другая задача — довести вас до нужного места и показать тому, кто желает лицезреть ваши небритые рожи. Мне это, между прочим, не слишком нравится. Так что если вы передумали, то счастливо оставаться. Курш, отстань от него, мы уходим.
Не дожидаясь ответа, она рывком подхватила с земли закутанный в чистые тряпицы чехол, где по привычке хранила свои парные клинки. Окинула насмешливым взглядом выбитых из колеи наемников и быстрым шагом направилась прочь. Однако ушла недалеко: Торос, перехватив выразительный взгляд вожака, моментально скользнул в сторону, уверенно перехватывая проводника на полпути. Терг с Броном так же неуловимо быстро заступили за спину, Ивер плавным движением выхватил метательной нож и замер: как только будет знак, непонятный проводник уже не только не сумеет уйти, но и язвить навсегда заречется — с перерезанными сухожилиями особо не побегаешь.
Стрегон чуть опустил веки, чтобы мальца не продырявили раньше времени, и подошел.
— Ты кто такой?
И снова, как утром, в полукровку уперся пристальный, оценивающий, совсем не детский взгляд. Правда, теперь в нем не было ни тоски, ни сомнений. Он стал жестким, твердым, но и язвительным тоже. А на лицо и вовсе нашла непонятная задумчивость.
— Вопрос скорее в том, кто ты? Странно… где-то я тебя уже видал… не знаешь, где?
— В Озерах, — буркнул вместо вожака Лакр. — Часа три всего прошло, болван.
— Хм. Значит, вы так долго сюда плелись, что я успел подзабыть. Хотя, дай-ка подумать… да, точно, теперь что-то такое припоминаю. Особенно, твою рыжую морду — ее, как ни странно, трудно забыть. А скажи-ка, рыжий, ты таким с рождения был или потом перекрасился? Говорят, нынче в моде огненная грива: столичные красотки готовы целое состояние отдать, чтоб стать похожими на медную стружку.
Ланниец на мгновение оторопел.
— Я задал вопрос, — тихо напомнил Стрегон, поражаясь про себя чужой беспечности. — Кто ты? Откуда взялся?
Белка пренебрежительно фыркнула.
— Мне что, своего ночного друга пригласить на огонек, чтобы ты поверил?
Терг невольно вздрогнул, вспомнив о кошмарной твари с повадками вурдалака.
— Откуда ты…?
— Вам Ходок нужен или нет? — бесцеремонно перебила она. — Если да, то поднимайтесь и пошли. Провожу, куда надо. Если нет, то я отправляюсь домой, досыпать. А вы валите на все четыре стороны и оправдывайтесь потом перед своим заказчиком сами. Ну?
На Стрегона опять выжидательно уставились крупные голубые радужки.
Он чуть сузил глаза, не подметив там ни страха, ни опаски, ни уважения. Слегка удивился, потому что мало кто способен был стоять в окружении готовых к бою братьев и спокойно дерзить. Так, будто знал, что его никто не тронет или… или же есть поблизости кто-то, кто сможет остановить даже ко всему готовых наемников?
Он неожиданно ощутил, как чуть потеплела татуировка под рубахой, и быстро огляделся. Даже воздух потянул ноздрями, как охотничий пес в поисках зверя. Подобрался, насторожился, отлично помня о том, как легко выбил из строя целый ситт тот непонятный визитер… но татуировка остыла так же быстро, как нагрелась. Ничего чужого вокруг он тоже не заметил. Хотя по глазам Ивера хорошо видел, насколько его беспокоила мысль о стремительной твари, взявшей мелкого наглеца под опеку.
— Да не трусьте, — хмыкнула вдруг Белка. — Сейчас мой друг спит. Он слова не нарушает. Раз сказал, что всего лишь проследит, значит, так и сделает. Курш, ты где?
Она проворно просочилась между крепкими телами наемников, в три быстрых шага достигла грозно урчащего грамарца и одним движением оказалась в седле. После чего обернулась и так же насмешливо посмотрела на мужчин.
— Так что? Вы решились, господа магистры? Идете на Мертвую реку или нам можно уезжать?
Стрегон обменялся быстрыми взглядами с побратимами: для стороннего человека пацан слишком много знал; столько, сколько даже Фарг не смог бы ему рассказать; и проводник им действительно был обещан; стоянку, опять же, он нашел, да так, что его даже не заметили, пока сам голос не подал; о кровожадной твари, про которую они еще не обмолвились, тоже знал; ничуть не боялся их; отлично знал, куда идти, к кому и зачем; грамарец этот злобный… наверняка еще и мясо жрет... много тут непонятного. Но другого подходящего кандидата в проводники поблизости не было. Значит, и правда он?
Лакр смерил «проводника» скептическим взором: вот эта сопля, которую пальцем перешибить можно?!
Брон чуть заметно качнул головой, выражая сомнение. Ивер задумчиво потеребил камушек на шее, второй рукой все еще перебирая серебряные насечки на рукояти метательного ножа. Терг, поджав губы, тоже колебался, хотя мысль о знакомстве мальчишки с их ночным визитером не давала ему покоя. Торос пристально изучал здоровенного грамарца, пытаясь понять, почему он слушается…
Стрегон, наконец, принял решение.
— Мы идем с тобой.
— Ну, слава богу… изволили, — дурашливо раскланялась Белка. — Полгода не прошло, как у вас оформилась какая-то умная мысль. Прямо благодарен за высокую честь и оказанное доверие… так, живо по коням и вперед, пока на переправе не стало людно. Курш, топай. Но не быстро, а то они на своих клячах не угонятся.
Лакр только крякнул от возмущения, когда дрянное создание бесстрашно повернулось к ним спиной и, уцепившись за луку седла, послало свое клыкастое чудовище штурмовать почти отвесный склон, с которого они не так давно спустились.
Кажется, он и правда, разумен?
Повинуясь знаку Стрегона, наемники вскочили в седла, недоумевая о причинах принятого им решения, но и не споря — в те редкие моменты, когда объединялось несколько ситтов, каждый из братьев безоговорочно подчинялся однажды выбранному вожаку. Сейчас таким вожаком, по всеобщему молчаливому согласию, был Стрегон. Поэтому даже Терг не стал возражать. А задержался на пару мгновений лишь для того, чтобы залить водой из котелка не до конца угасший костер.
О том, чтобы братья пожалели о своем решении, Белка позаботилась сразу: как только их кони ступили на плиты Большого тракта и развернулись мордами на восток. А именно — скорчив недовольную гримаску, смерила запыхавшихся скакунов презрительным взглядом и, громко посетовав, что у некоторых совершенно нет чутья на лошадей, заявила, что не собирается доверять подобным растяпам собственную спину и, разумеется, поедет последней. Так, чтобы и их в поле зрения держать, и на недовольные морды не любоваться, когда вздумается повернуться, наслаждаясь прекрасным видом на озеро.
Братья промолчали: убить низкорослого гаденыша они не могли, потому что наниматель потом с них спросит за утерянную возможность отыскать Ходока. Догнать проворного грамарца и надавать его хозяину по шее не позволяла скорость — зубастый конь оказался быстрым и на диво выносливым. От идеи сбить стервеца с седла с помощью подручных средств Иверу и Лакру тоже пришлось отказаться — за увечным мальчишкой надо будет ухаживать, а легкую царапину он вряд ли воспримет как угрозу. Связать и засунуть кляп в его мерзкий рот тоже не представлялось возможным, поскольку для этого пришлось бы сперва настигнуть проворного жеребца. В то же время отвечать на ехидные подначки было недостойно. Поэтому мастера сделали вид, что ослепли, оглохли и напрочь забыли о том, кто остался у них за спиной. Но про себя решили: если выяснится, что Белик — не тот, за кого себя выдает, не имеет к Ходоку никакого отношения, а о кровожадной крылатой твари всего лишь услышал; что он — вовсе не тот, кого эта самая тварь красноречиво посоветовала не трогать… Торков хвост! В таком случае у пацана скоро возникнут проблемы. А до того времени они подождут.
Однако Белка не сдалась: немного отстав, она с усмешкой достала из кармана тоненькую флейту и неожиданно выдала такую пронзительную, пробирающую до мозга костей трель, что даже ко всему привыкший грамарец пугливо прижал уши. А боевые скакуны братьев захрапели с перепугу, прянули ушами и аж присели, не в силах вынести этот истошный визг.
Лакр, ругнувшись, поспешно натянул поводья, чтобы дурное животное не вздумало вышвырнуть его из седла, а потом с таким красноречивым видом обернулся, что Белка, издав вторую трель, поспешила отнять флейту ото рта и невинно хлопнула ресницами.
— Что?
— Еще один такой вопль, и ты пожалеешь.
— А что ты мне сделаешь? Ударишь? Пф-ф, сперва догони, а потом угрожай. Издалека-то вопить все вы горазды, а как до дела дойдет…
Лакр спокойно улыбнулся.
— Считаешь, не справлюсь?
— Не-а, — беспечно зевнула Белка. — Не родился еще на свете зверь, который смог бы меня догнать. А тебе с приятелями даже до Курша далеко. Так что сиди и помалкивай, если не хочешь познакомиться с одним моим голодным другом.
— О Курше не было речи, — с неприятной усмешкой обронил Ивер. — Велено не трогать только тебя. Но ведь никто не мешает мне сделать в нем лишнюю дырку, верно?
— Попробуй.
— Ты разрешаешь? — с сомнением переспросил Лакр, ничего уже не понимая.
— Конечно: ему понравится, — хихикнула Белка, а потом вдруг выхватила из-под куртки нож и с силой провела острием по лоснящейся холке скакуна. К вящему изумлению и искренней оторопи братьев.
Однако они напрасно ждали болезненного вопля или жалобного ржания: скакун лишь содрогнулся от удовольствия. А потом еще и шею повернул, чтобы хозяйке было удобнее чесать. Не говоря уж о том, что на его бархатной шкуре не появилось ни единой царапины.
Лакр озадаченно крякнул, а у Ивера забавно вытянулось лицо: его глаза отчетливо видели, что клинок не «балованный», острый, однако грамарец даже дискомфорта не чувствовал. Только ежился, словно от щекотки, восторженно фыркал и поглядывал на хозяина с нескрываемым обожанием.
— Хороший мальчик, — проворковала Белка. — Хороший… славный мой зубастик… если дяди захотят тебя почесать, пускай стараются. Я же знаю, как ты любишь. Вот та-а-к… да, мой маленький? Мы же должны дать им возможность доказать, что они не такие злобные и невоспитанные типы, как показалось сначала?
— Р-р-д-р-рау, — довольно рыкнул Курш, взглянув на «дядей» немного более благосклонно. И даже широко улыбнулся, охотно подтвердив, что совсем не против.
Ивер передернул плечами, рассмотрев в широкой пасти волчьи клыки, и отвернулся. Но для себя решил, что если придется заваливать этого зверя, надо будет целиться в глаза. Если у него вся шкура такая, как на холке, то стрелой ее не пробьешь. По крайней мере, с одного раза. А с учетом скорости, с которой могло передвигаться это чудовище, второго выстрела он может и не дать сделать. Так что глаза… только в глаза.
Лакр, поколебавшись, все же спросил:
— Ты где его взял-то?
— У эльфов, конечно, — лениво отозвалась Белка, не прекращая почесывать скакуна кончиком ножа. — Кроме них, грамарцев никто не может держать в узде. Почитай, два века старались, чтобы получить именно эту породу. За основу взяли, разумеется, гаррканцев. Кое-что подправили, кое-что поменяли. Потом добавили одну забавную примесь, вот и вышло… гм, что вышло. Остроухие, как известно, такие выдумщики! Зато теперь эти коники эльфийскую кровь за версту чуют, только ее и признают, родимую. Шкурка у них мягкая, но и прочная, как твой доспех. Зубы твердые, гранит грызут, словно простую древесину. Коготки, опять же. Еще кое-что по мелочи. А у-умные… жуть. Некоторым до них еще расти и расти. Короче, чудные коники. Славные. Прямо горжусь. Никакому чужаку в руки не дадутся и служить нипочем не будут. Нежить издалека чуют, к ядам почти равнодушны. Но уж если хозяина выберут, то это на всю жизнь, а живут они, к счастью, довольно долго. Лет полтораста, не меньше, что в некоторых случаях очень даже неплохо. Да, Курш?
Грамарец согласно рыкнул.
— Правда? — скептически приподнял брови Лакр. — А при чем тут ты?
— Ну-у… как тебе сказать… если коротко, то мне этого демоненка в подарок принесли. Мелкого еще, беззубого. Я на него глянул, он — на меня. Да так и вышло, что он со мной потом рос. А как силушку набрал, так и к седлу повел.
— Что значит, повел?!
— Ну… кого-то под венец ведут, кого-то к седлу… это ж на всю жизнь, рыжий. Понимаешь? Он ко мне больше ни одного коня не подпустит. Глотку вырвет, затопчет, на части разорвет — ревнивый. С другого конца света примчится, если узнает, что мне плохо, а уж если биться придется… кхе… ну, правда, этого мы совсем не планировали…
— Чего именно? — против воли заинтересовался ланниец.
— Да-а… — отмахнулась Белка. — Оказалось, у магии остроухих есть один побочный эффект. Какой-то умник что-то там намудрил с кровью, желая добиться преданности, вот и получилось, что теперь эти милые коники становятся слегка неадекватными, если у кого-то хватает ума ранить их хозяина. С ума сходят, если кровь его учуют. Любого, кого в таком состоянии увидят, рвут на части и не успокаиваются до тех пор, пока не сожрут или не затопчут. А с учетом того, что ранить их довольно трудно… короче, лучше не трогать вовсе.
Ивер, не оборачиваясь, звучно сплюнул.
— И кто ж тебе такое чудо подарил? — не обратив внимания на справедливое негодование побратима, полюбопытствовал Лакр. — Родители, друзья… может, Ходок?
— Да эльфы и подарили, чтоб им пусто было! На, говорят, наш дорогой Белик, тебе нового друга! Расти и воспитывай, как в свое время… а я — что?! Они принесли и свалили, прежде чем мы рот успели открыть! А он такой маленький, черненький, глазастенький… просто прелесть. Зато потом вырос здоровый, толстый и зубастый! Никакого сладу порой!
Курш возмущенно всхрапнул, притопнув крепким копытом, отчего камень на мосту брызнул в разные стороны, а Белка, пощекотав черные уши, тяжело вздохнула и о чем-то задумалась.
Какое-то время ехали молча.
Длинный мост пустовал до самого горизонта: ни каравана, ни одинокого путника. Только они, вшестером, да отчего-то пригорюнившийся сопляк, сетующий на то, что так некстати обзавелся могучим и сильным другом, способным защитить его от серьезных неприятностей. Что любопытно — сетовал он тоже искренне, а на бескрайнюю синюю гладь, раскинувшуюся в разные стороны, как щедро расстеленная скатерть, косился с такой неприязнью, будто надоела она ему хуже горькой редьки.
А ведь полюбоваться есть на что. Вокруг тихо, спокойно, ни ветерка, ни облачка в ослепительно синем небе. Вода вдоль моста чистая, прозрачная до невозможности. Волны мерно плещутся о каменистую насыпь. Никакой суеты, вокруг на сотни верст — сплошная идиллия, будто не по мосту идешь, а плывешь по бескрайнему синему морю, дыша полной грудью, наслаждаясь тишиной и совсем не думая о том, что впереди тебя поджидает Проклятый лес.
— А вообще-то, — вырвал братьев из размышлений задумчивый голосок Белки. — На самом деле грамарцы не носят черного окраса: дурные эльфы считают, что он неблагородный. Неутонченный, видите ли, для этих ушастых эстетов. Им все белый подавай, серебристый, медный… гнедой, на худой конец… навыводили, понимаешь, этого безобразия целый табун и теперь сидят, любуются! А этот — один-единственный получился. Случайно. В смысле, не совсем, потому что ТУ кровушку они ему добавили очень даже неслучайно… вот и вымахал такой здоровый! И характерец точь-в-точь, как у… гм, одного дальнего родственника. Иногда даже путаю, кто из них кто, того и гляди Каррашем покличу! В общем, подставили меня эти ушастые гады! Как есть, подставили! Причем я даже знаю, кто именно, но к ним разве так просто подберешься?!
Она выразительно возвела глаза к небесам.
— Запомни, Курш: как только вернемся и отыщем этого белобрысого мерзавца, обязательно уши оборвем. Правда, к нему теперь без разрешения не подойдешь и не спросишь у наглой морды, за каким Торком он мне так подгадил, но ничего — мое время еще придет. Как-нибудь выловлю его в этом дурацком Золотом лесу, и вот тогда он мне за вс-е-е ответит.
— Что ж ты так не любишь эльфов? — хмыкнул Лакр.
— А за что их любить-то?
— Ну… коня они тебе подарили?
— И что?
— Друг у тебя теперь есть?
— Ну-ну.
— Так что тебя не устраивает?
Белка сердито фыркнула и отвернулась.
— Если бы тебя столько лет кликали «малышом», тебя бы тоже не устраивало! Особенно, когда набить смазливые морды нет никакой возможности!
Лакр собрался было и дальше любопытствовать, но перехватил внимательные взгляды побратимов и смолчал. Пацан пацаном с его любопытным зверенышем, но что-то он и в самом деле не по делу расслабился. Ведь Стрегон просил только ненавязчиво уточнить кое-какие моменты насчет Ходока. Правда, насчет Ходока он честно уточнил: «пес» еще раз подтвердил, что Белик его действительно знает, но вот насколько хорошо — это им еще предстояло выяснить.
Едва копыта коней коснулись берега, а визгливое пиликанье флейты за спинами притихло, братья опустили сведенные плечи: за четыре с половиной часа, что им пришлось ехать по переправе, дрянной человечек все же сумел довести их до белого каления. Сперва тем, что позволил Куршу издать жуткий полурев-полувой, от которого над водой с истошными криками заметалось заполошное эхо. Затем, едва ко всем вернулась невозмутимость, снова засвистел в свою дурацкую дуду, от звуков которой мороз драл по коже. На вежливую просьбу Лакра, словно забыв о том, что всего пару минут назад вполне мирно с ним беседовал, Белик озорно высунул язык и с азартом предложил себе помешать. Когда ланниец со вздохом все-таки развернул коня, сопляк проворно умчался прочь, окончательно развеселившись. В общем, наслаждался полнейшей безнаказанностью. Разумеется, не отрывая при этом проклятую дудку ото рта, от звуков которой даже спокойного Тороса корежило от отвращения.
Поняв, что миг перемирия безвозвратно ушел, Лакр только головой покачал, но от идеи выловить изводящего его слух мерзавца не отказался: терпеливо выждав, пока тот рискнет снова приблизиться, со всей доступной скоростью дернулся, чтобы хорошенько тряхнуть мелкого стервеца за шкирку. Однако и в этот раз не преуспел, потому что Белка вовремя уловила опасность и проворно нырнула под чужую руку. Курш при этом оглушительно рявкнул, заставив наемника отшатнуться, а потом они вдвоем стремглав сорвались с места — только их и видели. В считанные мгновения растолкали замешкавшихся скакунов и умчались с невероятной скоростью, задорно хохоча и радостно взревывая. А достигнув берега, принялись знаками показывать, куда надо пойти всяким злобным и мстительным типам с их неуемным желанием надрать чей-то зад; где они видали их жалкие угрозы и куда те самые «типы» могут их засунуть. После чего гордо надулись, дождались помрачневших спутников, держась, впрочем, на почтительном расстоянии. И, чтобы не искушать никого лишний раз, дальше поехали впереди, но так, чтобы успеть вовремя удрать.
Правда, вскоре Белке надоело оглядываться на каждый подозрительный шорох. Помучившись и изъерзавшись в седле, она с довольным видом уселась на Курше задом наперед. Все-таки братья — это не деревенские увальни с их надоедливой медлительностью. Каждый из этих неразговорчивых мужчин находился не только в расцвете сил и недюжинных возможностей, а еще и заслуженно носил на руке алую метку магистра.
Однако она не боялась: до Диких псов им было далеко. Более того, ее несказанно раздражали их татуировки, практически полностью повторяющие татуировки Стражей. Но еще больше раздражало, что они посмели присвоить себе чужие звания, и, конечно, выводило из себя, что кто-то смел безнаказанно носить на руке метку Гончих. У них не было этого права. Как не было этого права у тех, кто создал все их нелепое братство. Это неправильно, что память о Стражах так исковеркалась. Неправильно, что новые «Стражи» так измельчали. Невыносимо видеть, что они превратились в самых обычных наемников. И совсем уж стыдно сознавать, что теперь уже ничего нельзя изменить. Разве что перебить всех до одного и надеяться, что братство больше не воскреснет?
К своей вящей досаде, Белка понимала, что виновата в этом сама: упустила то время, когда в Аккмале и в соседней Ланнии начало зарождаться это странное движение. Откуда-то появились первые мастера, стали проворно набирать молодняк, учить, наставлять… сперва — на задних дворах многочисленных таверн, а потом и в хорошо обустроенных школах. Иногда за плату, а иногда и без оной, если, конечно, малец того стоил.
И она упустила момент, когда из неуклюжих подростков постепенно стали получаться весьма неплохие воины… потом, когда в дело вступили маги, некоторые из братьев обрели странные, подчас необъяснимые умения… много чего было сделано во имя братства. Много потрачено времени. И она это время бездарно потеряла.
Но, что особенно плохо, не увидела тот опасный момент, когда появился кодекс братства, сформировалась система опознавательных знаков, в которой после окончания почти десятилетнего обучения вчерашнему мальчишке присваивали его первого «пса», с помощью заклинания выводя на коже сложный рисунок. Затем едва оформившихся пацанов выпускали в мир, заставляя пройти индивидуальное испытание, в котором они показывали все, чему смогли научиться. Заставляли применить полученные знания и умения на практике, от искусства таиться на голых камнях до способности бежать без устали несколько суток кряду. Вынуждали выживать там, где простому человеку было не выжить. А если юный щенок справлялся и доказывал, что достоин, его рисунок плавно менял свой цвет от бледно-серого к белому, затем — к оранжевому, желтому, зеленому, синему, фиолетовому, а по достижении нужного уровня и — ярко-алому. Точно такому же, которым по какой-то злой иронии была расчерчена ее собственная кожа.
К слову сказать, магическая печать становилась настоящей татуировкой только в двух случаях: если наемник достигал вершины мастерства и получал метку магистра (мастеров такого уровня во все времена было очень немного) или же если человек был вынужден покинуть братство. Из-за увечья, например. Или, как случилось с Фаргом, ради семейного дела. А до того момента ее наносили магией, поверхностно, и она легко меняла окрас, согласно уровню мастерства и боевому опыту воина.
Вообще, с этими татуировками возникло много вопросов. Начиная с того, какой дурак их изобрел и почему надоумил сделать именно так — чересчур откровенно подражая Диким псам. Да еще создал жесткую систему рангов, согласно которой узоры меняли форму, цвет и даже свойства.
Что за свойства, спросите?
Например, такие, что по татуировке можно было определить, где находится любой из братьев; понять, связан ли он заказом и жив ли вообще. Татуировка умела предупреждать хозяина об опасности и помогала отличать правду ото лжи. И если у кого-то возникало желание обмануть мастера или взять неправильный заказ, предать побратима или совершить что-то, позорящее саму идею братства, наказание отступнику светило быстрое и неотвратимое. Причем, насколько поняла Белка, провинившемуся, как минимум, отрубали правую руку по локоть, избавляя таким образом и от метки, и от возможности продолжать карьеру наемника. А то и вовсе отправляли на встречу с Ледяной богиней, как не оправдавшего доверия.
В свое время она пришла в ярость, узнав о том, что по всему Интарису и близлежащим странам в считанные десятилетия расползлась эта зараза. Однажды, встретив такого вот «брата» и опознав метку, искренне оторопела, не веря своим глазам. Однако поделать уже ничего не смогла: новая организация разрослась, встала на ноги. За верность слову и безупречное исполнение заказов заслужила признание. К братьям охотно шли, с чистой совестью платили за оказанные услуги и были твердо уверены, что обмана не будет. А те хитрецы, что решались использовать их в своих целях, довольно быстро убеждались, что за обман ВСЕГДА и очень быстро следовало жестокое наказание.
Разумеется, многие из тех, кому отказали, не на шутку взбеленились, потому что неожиданно выяснили, что всех своих клиентов братство тщательно проверяло. Кто-то возмущался. Кто-то пытался спорить или искал способ уничтожить компромат посредством личных (порой — немалых) связей. Было время, когда напряжение между братьями и знатью Интариса достигло состояния почти что войны… но, как ни странно, братство не только не исчезло, но даже видимых потерь не понесло. Более того, с некоторых пор даже самые рьяные противники стали относиться к нему с опаской. В первую очередь оттого, что в один прекрасный момент кого-то из крикунов деликатно сняли с высокого поста, к кому-то домой наведались тихие неприметные люди с вежливой просьбой не накалять обстановку. Кому-то ненавязчиво порекомендовали покинуть страну во избежание несчастного случая. А самые буйные внезапно осознали, что за братством стоит могучий и ОЧЕНЬ влиятельный покровитель, способный хладнокровно устранять любые препятствия на пути к своей цели. Или группа покровителей, для которых не составляло труда решить этот спорный вопрос самым радикальным способом.
Это быстро поняли: отступили, смирились. А с некоторых пор приняли существование братства, как свершившийся факт. Особенно, когда стало понятно: братья не принимали заказы на грабеж, воровство или политические убийства. Они не являлись гильдией наемных убийц или карателей. Они не вмешивались в дворцовые интриги. Не порывались свергать королевскую династию или
Вы прочитали ознакомительный фрагмент. Если вам понравилось, вы можете приобрести книгу.