Барин. Роман Соловьев

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ГЛАВА 1
• ГЛАВА 2
• ГЛАВА 3
• ГЛАВА 4
• ГЛАВА 5
• ГЛАВА 6
• ГЛАВА 7
• ГЛАВА 8
• ГЛАВА 9
• ГЛАВА 10
• ГЛАВА 11
• ГЛАВА 12
• ГЛАВА 13
• ГЛАВА 14
• ГЛАВА 15
• ГЛАВА 16
• ГЛАВА 17
• ГЛАВА 18
• ГЛАВА 19
• ГЛАВА 20
• ГЛАВА 21
• ГЛАВА 22

АННОТАЦИЯ

Андрей возвращается домой из колонии, где сидел по сфабрикованному делу. По дороге он неожиданно попадает в свой городок, но только в 1852 год. Андрея принимают за вернувшегося из Петербурга барина, но вскоре он понимает, что и у дворян жизнь не так сладка, как кажется на первый взгляд...

ГЛАВА 1

Старенький «жигуленок» скрипнул и остановился возле дорожного указателя. Я сразу потянулся за бумажником, но пожилой водитель покачал головой:

   – Не надо, браток. Тебе деньги самому понадобятся. Долго чалился?

   – Пятерку.

   Водитель протянул широкую ладонь с потертой наколкой:

   – Счастливо!

   Я пожал руку, вышел из машины и вдохнул свежий апрельский воздух. Какое же это счастье вернуться домой!

   До Новореченска оставалось всего два километра. Полчаса неспешной ходьбы. Родителям я не сообщил, что меня отпустили на неделю раньше, да и друзьям тоже. Хотя и друзей-то осталось всего двое.

   Пока я спускался с пригорка, вспоминал, как всегда мечтал покинуть Новореченск, и вернувшись из армии, вскоре перебрался в Волгоград. Не хотелось сидеть на шее у родителей. Три года трудился в строительной бригаде, а потом понял, что больших денег я никогда не увижу, если не научусь думать головой.

   Мне повезло встретить человека, который твердо вбил, что никто просто так ничего не даст, лучше всего полагаться на себя. Еще до армии я увлекался литературой по ЗОЖ, здоровому питанию, даже когда-то мечтал поступить в медицинскую академию, но эта мечта так и не осуществилась.

   Из десятков прочитанных книг я понял, что в целом здоровье человека на три четвери зависит от правильного питания, а не от того, чем нас пичкают в современных супермаркетах. Что поделать, век торгашей и барыг. С помощью химии выращивают овощи, птице и животным вкалывают гормоны, чтобы быстрее набирали вес, в конечном счете вся эта гадость попадает в организм человека.

   Когда мне было двадцать семь, мы с товарищем открыли магазин здорового питания «Здравушка», натуральные продукты от местных фермеров: хлеб, сливочное масло, сыр, экологически чистые овощи и фрукты. Наши продукты стоили недешево, однако раскупались почти мгновенно. Я понял что нашел золотую жилу и через год открыл еще два магазина в разных района города. К тому времени у меня уже имелась надежная команда, мы сотрудничали с фермерами из близлежащих поселков, я лично тщательно следил за качеством продуктов, поступающих в магазины.

   Вскоре приобрел двухкомнатную квартиру в центре, почти новую «Ауди», но основные деньги крутились в бизнесе, который явно шел в гору.

   Со временем я стал задумываться о достойной спутнице жизни. К сожалению, в основном мне попадались меркантильные шлюхи, которые мечтали только о деньгах и заграничных поездках. Но вскоре я познакомился с хорошей и скромной девушкой Настей, студенткой Педагогического института.

    Однако белая полоса в жизни длилась недолго. В один прекрасный день в магазин пожаловал странный гость Тимур и сходу предложил продать магазин. Тимуру требовалось помещение для кафешки, место престижное, в самом центре. Предложил хорошую цену. Когда я отказался, он начал угрожать. Тогда я попросил охранника Мишу вышвырнуть нежданного гостя.

   Тем же вечером я позвонил помощнику Владу и попросил разузнать про этого Тимура, очень уж дерзко он вел себя. Через час Влад навел справки. Оказалось Тимур – сын чиновника из городской администрации, он серьезно занимается торговлей и недвижимостью, а его дядя – полковник полиции, начальник Центрального отделения.

   «Может не будем бодаться и уступим магазин? – предложил Влад. – За такие деньги откроем два таких магазинчика, но в отдаленном районе…»

    Но я уперся и отказал. Однажды ночью кто-то разбил витрину магазина. Я сразу догадался откуда руки растут, отыскал Тимура и пообещал ему «веселую» жизнь, если он не отстанет. Я вообще по жизни ненавижу мажоров, которые поднялись за счет папочек.

    Эта история закончилась предсказуемо. Однажды утром я ехал на работу, меня остановили гаишники и ссылаясь на введенный в городе план «Антитеррор», обыскали машину и обнаружили в багажнике пакет с кокаином. Тут же на улице нашлись понятые, подъехал следователь из управления и меня доставили в участок. Все было разыграно как по нотам. Никаких предложений мне больше никто не делал, а количества наркоты оказалось достаточно, чтобы приземлить меня на семь лет.

    Влад нанял дорогого адвоката, но все равно дали пятерку.

    Хорошая девушка Настя написала мне единственное письмо, в котором упомянула, чтобы я навсегда забыл о ее персоне, она совсем не желает иметь дел с наркоманом и уголовником.

    Через полгода я узнал, что два моих магазина сгорели, а третий, из-за которого началась вся канитель, закрыли по санитарным нормам. Чуть позже здание магазина через городскую администрацию все же перешло к Тимуру. Владу заплатили какие-то копейки, а чтобы он не бузил, прозрачно намекнули что и его найдется за что закрыть.

   Все эти годы я, будто граф Монте-Кристо, разрабатывал суровый план мести. Но все сложилось иначе. За полгода до моего освобождения Тимур скончался в больнице от передоза, я еще тогда подозревал что он наркоман. Его дрожайший папочка с треском слетел с должности, а дядю-полковника зарезали в подъезде. Наверняка устранили, чтобы случайно не развязал язык, а может просто отомстил отсидевший зек, вроде меня…

   И вот теперь я на свободе. Ни денег, ни работы, ни семьи. Только пожилые родители в маленьком городке, пару друзей, но зато и полное отсутствие врагов, что тоже немаловажно. Что же, пора начинать жизнь с белого листа. Тридцать пять лет как раз самый подходящий возраст…

   Я почти добрался до первых домиков Новореченска. Ничего не изменилось за эти годы. Разбитые серые дороги, в стороне чернели трубы кирпичного завода, который закрыли еще в конце девяностых.

    Впереди, на площади, блестел фасад нового супермаркета.

    На обочине тормознула синяя «Шкода». Из машины бойко выпрыгнул увалень в спортивной куртке.

    – Андрюха!

    Я с трудом узнал одноклассника Костю. Ну и репу он отъел, куртка чуть не трещала по швам на полном рыхлом теле.

    – Садись, подвезу.

    – Спасибо, Костян. Хочу пройтись по родному городу, пять лет здесь не был. Как там наши?

    – Почти все уехали…– пожал плечами одноклассник.– Из класса в Новореченске всего четверо осталось. Кстати, Консервный завод в прошлом году открылся. Я замдиректора…

    – А то смотрю, где же ты такую репу наел… в школе же был худой как спичка.

    Одноклассник расплылся в улыбке и шмыгнул носом:

    – Если надумаешь, приходи. Найдем для тебя место.

    – У меня же судимость.

    – Ерунда. Главное, чтобы трудился… с кадрами сейчас туго, – одноклассник посмотрел на часы.– Ладно, Андрюха, поскачу я, через час встреча с заказчиками… Вечерком обязательно загляну.

   Как только одноклассник уехал, я обернулся и увидел необычную картину. Такое можно увидеть только в российской глубинке. По грунтовке семенила пегая лошадка, несущая гремящую повозку.

   Я даже остановился. Не знаю почему, с детства люблю лошадей, этих милых неутомимых тружениц с роскошными гривами и грустными глазами. Когда повозка приблизилась, из вороха сена показалось тело. Я рассмотрел невзрачного мужичка в засаленной фуфайке. Он неожиданно вскинул кнут и изо всех сил саданул лошадку по крупу:

    – А ну, пшла зараза!

    Лошадка вздрогнула и понеслась быстрее.

    – Эй, дядя! – остановился я.

    Терпеть не могу, когда бьют беззащитных животных. Извозчик наверняка пьян в стельку.

    Мужик натянул вожжи и направил лошадь прямо на меня. Я даже не успел отскочить и тут же почувствовал сильный удар в грудь, в глазах мгновенно потемнело и я потерял сознание.

    … Когда я очнулся, надо мной склонился широколицый мужик с неряшливой бородой.

   – Живой?

   Я вздохнул и ощутил боль в грудине. Голова слегка кружилась. Я лежал на полу, на толстом овчинном полушубке. В комнате воняло гарью.

   – Тебя Ванька Кочубей сбил, придурь из соседнего хутора.

   – Дебил…– вздохнул я.

   – Ты к кому шел-то?

    Я пригляделся к мужику. Здоровый. Прямо богатырь Илья Муромец, одна борода чего стоит. Я конечно слышал, что у нас опять мода бороды носить, но лично меня разводить растительность на лице и за миллион не заставишь…

    – К кому шел? Домой я шел…

    – Никак не признаю я тебя… В Новореченском полсотни дворов, вроде всех знаю. И одежда у тебя чудная…

    Я только сейчас заметил что на мужике просторная рубаха и широкие штаны, подвязанные обычной бечевкой. Он протянул здоровенную ладонь:

    – Макар Игнатов, мельник.

    – Андрей Никитин.

    Мужик сразу изменился в лице.

    – Никитин… Барин?!

    Он немного отступил и поклонился.

    – Простите меня, невежду… не признал я вас…

    – Макар, хватит комедию ломать. Какой я тебе барин?

   – Столько лет прошло, вовсе вас не узнал… Вы же уехали совсем юнцом безусым, а теперь вон как возмужали. Тетушку вашу, Екатерину Семеновну, жалко очень… золотой была человек. Во всей губернии такой больше не найти. За своих холопов гранитной горой стояла…

    Матвей помог мне приподняться и усадил за стол.

    Мебель у мужика странная. Стол, грубо сколоченный из досок, такие же табуретки и почти на треть комнаты – большая беленая печь. Похоже печь и являлась источником гари.

    – Барин, у меня по случаю сливовочка имеется. Вы как, уважаете?

    – Давай,– махнул я рукой.

    Матвей достал большую бутыль с желтоватой жидкостью, на столе развернул вощеную бумагу с нарезанным салом и двумя горбушками черного хлеба, придвинул две чищенные луковицы и налил пол кружки сливовки. Я выпил и дыхание тут же сперло. Глаза полезли на лоб. Я едва удержал в себе огненную сливовку, выдохнул и закусил ароматным сальцом.

    Матвей тоже выпил и откусил сразу половину луковицы, будто яблоко.

    – Вот я и говорю, за своих крепостных ваша тетушка грудью стояла. К примеру, прошлой осенью приехали в Новореченское рекрутов набирать, может слышали, опять с туретщиной война назревает? Так вот Екатерина Семеновна тогда собрала людей и предложила кто желает – может идти в солдаты, а самолично никого не отдаст. Только двое добровольцев вызвалось. Левка, сын кузнеца и Никола-душегуб… Да что говорить, село наше будто крепость. Когда ваша тетка Богу душу отдала – три дня бабий вой по всей округе стоял…

   Меня точно с кем-то путают. Нет у меня тетки в Новореченске. Есть единственная тетя Аня, младшая сестра отца, но она в Курске живет, ей еще и пятидесяти нет…

   – Еще, барин? – с надеждой спросил Матвей и кивнул на бутыль.

   – Нет, хватит. Уж больно крепкая у тебя сливовка…

   Я почувствовал что горячительный напиток даже немного помог. Грудь почти перестала болеть. Наверняка лошадка едва задела меня, при прямом столкновении я вряд ли сейчас сидел за столом.

    – Вот скажи, барин, чему ты научился в своем Петербурге? Какой науке?

    – Да я нигде не учился. Только среднюю школу окончил. А в Питере всего один раз был, еще в девятом классе с экскурсией…

   – Не понимаю… а где же вы столько лет пропадали?

    Нужно валить из этого дома. У мужика, похоже, сдвиг по фазе. Чушь несет, да еще барином меня обзывает.

   – Ладно, спасибо за угощение. Пойду я.

   Матвей резко приподнялся;

   – Пойдемте. Доставлю вас в имение в цельности и сохранности.

    Мы вышли из избы и тут я обомлел…

    Город исчез, будто растворился в утренней дымке. Я стоял на краю небольшой деревушки с бревенчатыми домиками и плетнями вместо заборов. По широкой улице с гоготом важно шагали горластые гуси, вытянув длинные шеи. Мимо прошмыгнула темноглазая полноватая женщина в длинном платье, с платком на голове. Она чуть заметно улыбнулась. За домами шумели высокие тополя.

    – Барин! – окликнул Матвей и показал на небольшую повозку с черным, как крыло ворона, конем.

    – Где мы?

    – В Новореченском…– удивился Матвей и помог мне сесть в повозку. Боль в груди все же ощущалась. Я осторожно расстегнул рубашку и обнаружил огромный синяк.

    – Вот скажи, барин, какие там бабы в столице? Наверно сладенькие, корсеты носят, чулочки, рейтузы… духи там французские… Многих оприходовал?

   Я молчал, потому что был в ступоре. Что происходит?

   Мы медленно ехали по селу, а я недоуменно озирался. Похоже на декорации к фильмам девятнадцатого века. Может здесь и вправду кино снимают?

   Старик в картузе семенил по улице, неуклюже шаркая ногами. Он остановился и окликнул Матвея:

    – Далече?

    – Барин вернулся!– гордо ответил Матвей, кивнув на меня.

    Старик тут же услужливо снял картуз и слегка поклонился.

    Все это напоминало странный сон. Когда проехали село и поднялись на небольшой лысый холм, я вздрогнул от неожиданности. На берегу реки стоял двухэтажный особняк из красного кирпича, так знакомый еще с детства. В этом старом, давно заброшенном доме, мы еще мальцами играли в «войнушку», сбежав с уроков. А когда рухнула крыша особняка, взрослые настрого запретили туда подходить, пугая привидениями. Дом окончательно разобрали уже в середине нулевых. Строители говорили, если бы отремонтировали кровлю – особняк точно еще лет сто простоял, но живописный участок у реки понадобился важному чинуше из города…

    Сейчас особняк выглядел обжитым. Во дворе виднелись еще несколько небольших каменных и деревянных построек, а двор обнесен высоким зеленым частоколом. На берегу обваловка из огромных камней, небольшая деревянная пристань и лодочка.

   Повозка остановилась у калитки и тут же протяжно залаял пес.

    – Свои, Мордан! – усмехнулся Матвей и обернулся.– Вот и приехали, барин…

   Из калитки медленно, слегка прихрамывая, вышла старуха лет семидесяти, в толстой вязанной жилетке и юбке до земли. Она прищурилась, глядя на меня и медленно растянула краешек века пальцем. Так обычно делают очень близорукие люди.

    – Что, не признала, тетка Ефросинья? – заливисто рассмеялся Матвей.– Хозяин вернулся!

    Я спрыгнул с повозки.

    Старуха покачала головой, что-то пробормотала и вернулась во двор.

   – Совсем у бабки крыша поехала,– усмехнулся Матвей.

    Из калитки выскочил седой краснощекий мужик в черном картузе, а следом огромный бородатый амбал. Такой здоровенный, что я, сам не ожидая, слегка попятился назад.

   – Прохор Петрович, не признали? – улыбнулся Матвей.– Батюшка наш, Андрей Никитин из Петербурга вернулся.

   – Господи праведный…– седой тут же снял картуз и слегка поклонился, приложив правую ладонь к груди.

    Великан сначала застыл как истукан, но тут же поклонился до самой земли.

   – Батюшка, а мы вас только к Троице ждали… – пробормотал седой и прослезился. Он толкнул здоровяка локтем в живот.– Что стоишь, оглобля, беги к Аглашке, пусть стол накрывает…

   Великан развернулся и поспешил к серой постройке.

    – Прохор Петрович,– пролепетал Матвей.– С барином по дороге беда приключилась. Ванька Кочубей его на лошади зацепил. Надобно фельдшеру осмотреть.

    – Вот разбойничья душа! А фельдшер как раз у нас, кофию кушает…

    Седой бросил Матвею монетку, которую мельник ловко поймал. Матвей кивнул мне и тут же запрыгнул на козлы. Встряхнул вожжами и повозка понеслась обратно в село. Прохор осторожно взял меня под руку и завел во двор. Огромный лохматый пес покосился и тут же полез в будку. Посреди двора стояла деревянная беседка, увитая диким виноградом. К особняку вела широкая дорожка из брусчатого камня, вдоль забора раскинулись кусты смородины и шиповника.

    Мы вошли в особняк и очутились в просторном полутемном холле. Из комнаты осторожно выглянул низенький толстячок в круглых очках. Он почесал лоб, и наконец, показался во всей красе. Совсем небольшого росточка, весь кругленький, даже щеки такие, будто бы он их постоянно надувает.

    – Митрич, барин из столицы вернулся! – радостно сообщил Прохор.

    Толстячок застыл и тут же растянул губы-сардельки в улыбке. Он слегка пошатывался, и я сразу догадался, что фельдшер пьян. Да и от Прохора тоже несло перегаром.

    – Осмотреть барина нужно, лошадь на дороге чуть не зашибла… опять этот дурак Кочубей...

    Толстячок тут же сосредоточился и будто мгновенно протрезвел. Он завел меня в небольшую комнату и показал на диванчик:

    – Ложитесь, Андрей Иванович.

    – Я… Андрей Сергеевич…

    Фельдшер приоткрыл плотные шторы, в комнате сразу стало намного светлее.

    – Где у вас болит?

    – В грудине… и голова немного кружится.

    Я прилег на диванчик и расстегнул рубашку. Фельдшер тревожно покачал головой, слегка надавил на грудь.

    – Юшка была из носа?

    – Что?

    – Кровь текла?

    – Нет вроде. Меня как ударила лошадь, я сразу сознание потерял. Очнулся уже в доме Матвея.

    – Не больно, когда я давлю вот так?

    – Нет. Только голова еще сильнее разболелась.

    – Перелома ребер нет. Только сильный ушиб. И наверняка сотрясение мозга … – он внимательно заглянул в мои зрачки и выглянул в коридор:

    – Аглашка, воды! И мой саквояж!

    Через минуту в комнату вошла худенькая большеглазая девушка с кружкой и саквояжем. Фельдшер вытащил из саквояжа небольшой пакетик с порошком и размешал в кружке.

   – Выпейте. И поспите немного, должно помочь. А если после сна голова так и будет болеть – тогда кровь пустим.

    Он грозно посмотрел на девушку:

    – Что стоишь, дура? Неси тазик с теплой водой, да хорошенько оботри барина!

    Я выпил терпкое кисловатое содержимое. Несмотря на то, что фельдшер пьяненький, он почему-то внушал доверие.

    – Мне, наверное, МРТ нужно сделать…– пробормотал я.

    – Что, извините?

    – Магнитно-резонансную томографию…

    – Голова кружится? Провалы в памяти есть? Может галлюцинации?

    – Доктор, я совершенно не понимаю куда попал…

    – Завтра же напишу в участок на этого разбойника Кочубея. Давно уже по нему кандалы плачут… Надо же, какого интеллигента нам чуть не испортил… Рвать не тянет?

   – Я у Матвея пол стакан сливовки выпил, чуть обратно не вышло.

   – А вот это, батенька, очень зря. Крепче чаю пока ничего не рекомендую. Хотя бы неделю…

   В комнату вошла девушка с тазиком.

   – Что так долго ходишь, дура? – набросился фельдшер.– Раздень барина до пояса. Оботри лицо, грудь… как уснет – следи, глаз не спускай…

   Девушка поставила тазик на табурете возле диванчика и помогла мне снять рубашку.

   – Да ладно, не тяжелораненый…– пробормотал я.

   Фельдшер кивнул и вышел.

    Девушка старательно промокнула тряпицу, нежно обтерла мне щеки, шею и грудь.

    – Тебя как зовут, красавица?

    – Аглая. Из Березкина я, племянница Прохора Петровича. Барин, кто же вас так…

   – Пустяки, до свадьбы заживет…

   Девушка улыбнулась.

   – Послушай, Аглая, а что тут вообще происходит?

    Девушка насторожилась.

    – А что не так-то, батюшка?

    – Прямо девятнадцатый век какой-то…

    – А какой же еще, барин…

    Аглая нежно обтерла мои руки влажной тряпкой, а я и сам не заметил, как провалился в глубокий сон…

ГЛАВА 2

Коля Зима окликнул меня. Я вышел из гудящего швейного цеха в холодный коридор.

   – Андрей, там тебя спрашивают.

   – Кто спрашивает?

   – По коридору до конца, крайняя дверь слева.

   Я прошел мимо сидящего на стуле сержанта. Он покосился, но ни слова не сказал.

   Насколько я знал, в дальней комнате лежали поломанные ящики и картонные коробки.

    Дверь оказалась слегка приоткрыта. Я вошел и увидел незнакомого седого мужика в обычном пуховике. За его спиной стоял угрюмый малый с недоброй ухмылкой. Возле двери Груздь, верзила с длинными, почти до колен ручищами из третьего отряда.

    Седой усмехнулся:

    – Назовись.

    – Андрей Никитин. Второй отряд. Статья двести двадцать восьмая. Пять лет. А кто спрашивает?

    – Топаз. Ты первоход?

    – Да. Первый раз на зоне…

    – Что для себя решил: к нам прибьешься или с мужиками?

   В отряде шептались про Топаза, он из воровских авторитетов. Только до этого дня я его не видел, хотя сидел уже почти месяц.

    – С мужиками,– ответил я.

    – Пятерку по полной хочешь размотать?

    – Как получится. Может УДО…

    – Чтобы УДО получить, нужно куму петь, ты разве не знал?

    – Догадывался.

    Груздь медленно заходил сзади.

    – Важные люди сказали, ты на свободе берега слегка путал. Барыжил, а на общак не отчислял. Хороших людей обидел. Просили привет тебе передать, чтобы сидел всю пятерку и не рыпался…

   Сзади на меня обрушился мощный удар по затылку. Ноги предательски подкосились и я рухнул лицом прямо на картонные коробки, проваливаясь в темноту…

   … Я вздрогнул и проснулся. Этот сон-воспоминание снился уже в третий раз. За окном ярко светило солнышко, весело пели птички.

   Я лежал на мягкой взбитой перине в полутемной комнате. Огромный рыжий кот на комоде слегка приподнял голову, приоткрыл зеленый глаз, и тут же снова уснул.

    В комнату торопливо вошла худенькая девушка в длинном платье и я тут же все вспомнил.

    – Барин, уже проснулись? Как себя чувствуете?

    Это уже переходило все границы.

   – Что-то не пойму: здесь что, кино снимается? Или реалити-шоу?

    Я резко приподнялся. Голова уже не болела. Я чувствовал себя отдохнувшим и посвежевшим, только на груди еще остался большой синяк.

    Я спал в штанах, а моя рубашка и ветровка аккуратно висели на плечиках.

   – Барин, может вам принести чистые панталоны и халат?

    Тут я не выдержал:

   – Что, нашли дурачка, Андрюшу Никитина, бывшего зека, и решили поиздеваться…

   Девушка застыла, слегка приоткрыв рот. Мне даже стало ее немного жаль.

    – Ладно, это не твоя вина. Зови режиссера вашего шоу!

    Девчонка всплеснула руками и убежала.

    Я внимательно осмотрел комнату. Мебель раритетная. Один комод из красного дерева чего стоит. В этом-то я разбираюсь, дедушка был краснодеревщиком.

   Недовольный рыжий кот спрыгнул, наверняка потревоженный шумом, и быстро выскользнул в открытую дверь

   В комнате появился Прохор, слегка отекший, с красными веками. Он пыхтел как самовар.

   – Андрей Иванович, как себя чувствуете?

   – Как космонавт. Мужики, мне бы домой. Надоела эта ваша комедия.

   – Митрич строго наказал следить за вами. Он с утра отъехал, в селе Голубиха рожает… Предупредил, что вы, барин, после вчерашнего сотрясения возможно того… слегка умом тронулись. Уж не обессудьте…

    Это я умом тронулся? Ничего, ни на того напали, сердечные, похоже вы сами тут все умом недалекие…

   – Желаете кофию откушать? Пойдемте, Аглашка все в беседку принесет, погода сегодня изумительнейшая…

    Мы вышли из особняка и направились к беседке. Денек и вправду по-летнему теплый.

   Навстречу шагала широкобедрая молодая женщина с ведром воды. Она тут же поставила ведро на землю и слегка поклонилась:

   – С приездом, барин!

   Я вежливо кивнул, отметив что молодуха привлекательная и грудастая. Девка в самом соку.

    – Прасковья, сегодня баню протопи. Барин попарится с дороги,– приказал Прохор.

    – Конечно…– улыбнулась женщина.– Это мы зараз, Прохор Петрович…

    Она легко подхватила ведро с водой и направилась дальше.

    От Прохора снова за версту несло перегаром.

    – Скажу как на духу, Андрей Иванович… изменились вы сильно. Оно и понятно, четырнадцать лет прошло. Даже тетка Ефросинья вас не сразу признала. Но я же насквозь вижу Никитинскую породу… Батюшка ваш покойный, какой строгий барин был… с ним не забалуешь. Если что – сразу сечь. Двести душ в имении держал…

    Прохор тяжело вздохнул:

    – В нашем хозяйстве дела нынче в упадке. Прошлый год неурожай, крепостные сдали мало… да и ваша покойная тетушка, Царствия ей Небесного, в последнее время много жертвовала на благотворительность, на городской лицей… Зачем-то вздумала французский учить на старость лет. К тому же сосед, помещик Гарин ее шибко надул… Тридцать душ купил почти задарма, хорошо без вывода. Но мужички такие все работящие, толковые, да еще две девки-ткачихи… В нашем селе осталось около сотни людишек. Половина старики и детки. Мужиков крепких и трех десятков не наберется… В поместье две лошадки, коровка да птица… того гляди, придется прислугу распускать…

    – Прохор, а какой нынче год?

    Прохор удивленно взглянул на меня.

    – Тысяча восемьсот пятьдесят второй от рождества Христова.

    – А ты, значит, приказчик?

    – Барин, только скажите. Сдам зараз всю бухгалтерию и тут же уйду… как ваше благородие изволит…

   – Ладно. Хватит уже комедию ломать. Поиграли в девятнадцатый век, пора и честь знать… где вы только столько костюмов раздобыли…

    Прохор слегка задумался и кивнул на беседку. Мы вошли и сели за стол.

    Аглая принесла тарелки с зажаренными рябчиками, нарезанные варенные яйца, ломтики копченного мяса, горшочек квашенной капусты с грибами и графинчик.

    Я внимательно рассмотрел девушку. Симпатичная, с небольшим носиком и огромными карими глазами, красивая линия губ, тонкие черные брови причудливо изогнуты. Если ее приодеть – точно княжна. Под платьем девушки так и вздымалась высокая грудь.

   Приказчик нахмурился:

    – Аглашка, кофию барину подай!

    Когда девушка удалилась, он хитро подмигнул:

    – Племяшка моя. Хорошая девка, справная…

    Я кивнул на графин:

    – Это водка?

    – Особая. Из Царицына. Такой здесь не сыщешь, мужичье самодел или сивуху хлещет…

    Я осмотрелся. Тишь да гладь. Нигде не видно видеокамер, автомобилей, и полное отсутствие линий ЛЭП, это меня больше всего смущало.

    – Прохор, я хочу немного прогуляться по окрестности, осмотреться…

    Приказчик хмыкнул:

    – Андрей Иванович, вас же вчера лошадь чуть не зашибла. Подлечитесь, а завтра вместе проедем и посмотрим хозяйство. В село заглянем…

    – Я вообще-то Андрей Сергеевич.

    – Позвольте, но папенька ваш, брат Екатерины Семеновны, был Иваном. Это я точно помню. Фельдшер предупреждал, что у вас после травмы могут быть провалы памяти. Это со временем пройдет. В родном доме и стены помогают.

    Пока я поел и откушал кофию, которое оказалось вкусным и ароматным, приказчик успел откушать почти пол графина водки и сожрать две тарелки рябчиков, облизав пальцы.

    – Вот скажи, Прохор, какой может быть порядок в хозяйстве, когда ты с утра хлещешь водку как слон? Да от тебя перегаром несет, как от сборища бомжей…

   – Так это… праздник же у нас. Барин вернулся. Я даже Герасиму четвертинку поставил.

    Он кивнул в сторону конюшни, где в кучу складывал сено великан с бородой.

   – Он и вправду Герасим?– рассмеялся я.– Немой?

   – Почему немой? Нормальный мужик. Только силен неимоверно. В позапрошлом году своего соседа насмерть зашиб по пьяни. Одним ударом.

   – А почему не посадили?

   – Екатерина Семеновна за него внесла в участок, вдовушке покойного коня отдала безвозмездно, да пятьдесят рубликов пожаловала… Работник-то он отличный, и конюх, и плотник, зачем ему на каторгу…

   Я задумался:

    – Послушай, так может проедемся по окрестности?

    Прохор привстал и окликнул:

    – Герасим, запрягай Каурку! Прокатимся нынче с барином!

    Приказчик сам повел двухколесную бричку. Мы спустились с холма и выехали за село. Вдоль реки тянулась полоска леса. Река Ахтуба была широкой и полноводной, вдоль берега песчаные берега с кустами и редкой порослью. На другой стороне шумел густой лес. Бричка поднялась и проехала по грунтовой дороге. Прохор показал на поля:

   – Здесь на семь верст наши земли, до Гаринского села.

   – До какого села?

   – Гарин, сосед наш. Я уже рассказывал про него. Бывший статский советник, купил поместье пять лет назад. Зверь лютый, палец в рот не клади…

   Я всматривался и совершенно нигде не видел признаков цивилизации. Ни линий ЛЭП, ни асфальта, ни автомобилей. Медленно, но все же до меня начало доходить, что невероятным образом я и вправду очутился в девятнадцатом веке…

   Мы подъехали к большому озеру с темной водой, заросшим камышом. Два мужика тащили бредень, в котором серебрились караси да окуни, даже два небольших рака.

   Прохор нахмурился и тут же остановил бричку.

    – Это Гаринские мужики. Разобраться нужно.

    Крепкий широкоплечий мужик уже обулся и поспешил навстречу.

    – Какого черта вы здесь делаете? – злобно прикрикнул Прохор.

    – Не серчай, Прохор Петрович. Взяли немного рыбки на ушицу…

    Мужик удивленно вылупился на меня и поклонился.

    – Барин, хоть ты ему скажи…– вздохнул приказчик.

    – Вы это… больше не безобразничайте…– пролепетал я.– Чтоб в последний раз…

    Мужик неожиданно встал на колени и наклонившись, ударился лбом в самую грязь.

    – Батюшка, не серчай… хочешь – выпори меня, дурака, но только не говори нашему помещику… Если Владимир Иванович узнает – подать увеличит… а у меня четверо ртов и все младшенькие. На поденную не отпускает, рыбачить не дает… одна греча да полба… не гневайся, барин…

    – Поехали!– кивнул я приказчику.

    Вскоре мы добрались до широкой накатанной дороги с верстовыми столбами.

    – Это куда дорога?

    – Так на Царицын,– удивился Прохор.– Пятьдесят верст. А если в обратную сторону ехать – до Тимофеево, уездного города. А дальше так до самой Астрахани, дней шесть добираться…

   – Здесь вокруг наши земли?

    – Через две версты начинаются владения генеральши Поповой. У вдовы большой надел, почти на тридцать верст, в придачу два больших села… Поповская мельница самая большая на весь уезд…

    Приказчик задумался:

    – Генеральша уже год как овдовела, между прочим, не стара и совсем недурна собой. Неплохой вариантец, Андрей Иванович…

    Прохор развернул бричку. Мы возвращались к селу по другой дороге.

   – Земель-то у нас не так много…

   – Это правда,– кивнул Прохор. – За Старой Ахтубой еще луга для выпаса, но половину ваша тетушка Гарину уступила.

   – А что на западе?

   – Бесплодные земли… балки и рытвины, глина…

   – Красная глина?

    – Мужики иногда таскают на саман… уж этого добра здесь навалом.

    Я задумался. А ведь они даже не знают, какое богатство лежит под ногами. Нужно только все тщательно распланировать и сделать красиво.

   – Похоже вы с тетушкой дела неважно вели…

    Приказчик остановил бричку почти на краю села.

    Я грустно смотрел на покосившиеся домишки и грязных ребятишек возле качелей. Они вылупились на меня, будто на заморскую диковинку, но приближаться боялись.

    – Хозяйство и вправду в долгах…– признался Прохор.– В прошлом году Гарин купил крепостных, а в этом году хочет еще часть лугов захрапастать… он уже предварительно договаривался с вашей покойной тетушкой. Барин, у вас есть только один надежный вариант, найти богатую вдовушку и жениться, чтобы объединить хозяйства и вылезти из долгов...

   – Прохор, мы расплатимся с долгами и поднимем хозяйство. Попомни мое слово.

    К нам быстро подошел высокий жилистый мужик лет сорока.

    Увидев меня, он поклонился.

    – Здравствуйте, барин.

    – Это Платон Щукин, староста Новореченского…– сказал приказчик.

    – Рад видеть вас, барин, в здравии и прекрасном расположении духа…– староста покашлял в кулак.

    – Говори что хотел,– строго спросил приказчик.

    – Вы бы пособили…– староста показал на покосившиеся избы.– Нам бы гвоздей с пуд, домишки поправить, да доски хотя бы повозку…

    – Подумаем,– кивнул я.– Все что нужно – пишите и передавайте в поместье.

    Староста даже слегка приоткрыл рот от удивления.

    – И вот что еще, барин… Кузьма Жидков кровлю чинил, упал с крыши и ногу сломал… на пахотную не выйдет, фельдшер сказал месяца полтора пролежит.

    – Вот бездельник! – рявкнул приказчик.– Андрей Иванович, надо Жидкову подать увеличить в этом году.

    – Так человек и так пострадал…– удивился я.– Много у него ртов?

    – Трое,– пожал плечами староста.– Можно было бы, конечно, и его жинку выгнать на пахотную, но она хилая, как бы ноги не протянула…

    – Решим вопрос,– кивнул я.– Прохор, обеспечьте Кузьму Жидкова всем необходимым, пока он болеет…

    Когда мы отъехали от села, приказчик недовольно пробурчал:

    – Зря вы так с мужиками, Андрей Иванович… Нельзя их распускать…

    – Послушай, дружище. Они тоже люди. Если человек сейчас не может работать и обеспечивать семью – обеспечьте крупой, мясом, мукой… возьмите из наших запасов.

    – Сегодня один упал с крыши, завтра другой… всех не накормишь…

    – Прохор, поменьше водку жри, скоро займемся настоящим делом…

    Несмотря на то, что дела в поместье оказались в плачевном состоянии, я обедал так, как никогда в жизни. Аглая подала говяжий язык, жирные щи с большими кусками мяса, холодец и черную икру в тарелке, запарила большую кружку киселя.

    Я обедал в гордом одиночестве. Прохор с Герасимом отъехали по делам в Антоновку, узнать насчет гвоздей и досок.

    Аглая приветливо улыбалась и постоянно спрашивала о здоровье, только вредная старуха Ефросинья злобно косилась и обходила меня стороной.

    Я подумал, а что если появится настоящий наследник? Что тогда со мной будет? Съев только половину обеда, я выпил киселя и решил обойти двор. На старой конюшне на привязи были две кобылки и резвый вороной жеребец, к которому я даже не осмелился подойти. На выгоне рябая корова лениво жевала сено.

    – Барин! – окликнула Прасковья.– Я баньку истопила. Желаете попариться?

   – Хотя бы через часок. Так брюхо набил, что лишний раз пошевелиться лень…

   – Что же вы, в столице, совсем что ли отвыкли трапезничать? –

    рассмеялась женщина, сверкнув белоснежной улыбкой.

   – А где банька-то?

   – В конце огорода… Я тогда пойду еще дровишек подброшу…

   Я обошел двор, обнаружив еще большой деревянный птичник с курами и десятком гусей. Огромный петух важно шагал, косо поглядывая на меня. За особняком тянулся огород. Уже поднималась картофельная ботва, грядки с зеленью, у забора низкорослые кусты малины и три раскидистые яблони. В конце огорода я приметил небольшую бревенчатую избу, из трубы шел белый дым. Наверняка это баня.

    Я присел на широкую скамью под яблоней и решил серьезно обдумать свое нелегкое положение.

ГЛАВА 3

В отряде его звали Юрбас. Лет пятидесяти, небольшого роста, он носил очки с толстыми линзами, работал в лагерной библиотеке. Юрбас сидел за убийство педофила.

   В прошлой жизни он был ученым-физиком. Необыкновенно умный и начитанный мужик. Иногда мы спорили, но Юрбас всегда доказывал свою правоту неопровержимыми фактами.

   Как-то мне в руки попалась зачитанная до дыр книжонка из библиотеки, американского писателя-фантаста. По вечерам, после работы в швейном цеху, я любил немного почитать, чтобы хоть на время вырваться из мрачной реальности.

   Когда отдавал книгу, у нас с Юрбасом произошел нешуточный спор.

   – Я еще могу понять, что в будущем возможно создание андроидов, полусинтетических людей, полеты на автомобилях и путешествия в иные галактики… но в перемещение во времени я никогда не поверю.

    – Андрей, всего тридцать лет назад никто не думал об интернете, о сотовых телефонах с возможностью общения с друзьями на другом краю Земли. Как ученый-физик с большим стажем я утверждаю, что нет ничего невозможного. Мы еще многое не знаем, впереди нас ждет столько открытий… думаю перемещения во времени вполне возможны…

    – Конечно. Разобрать человека на атомы, переместить через пространственно-временную воронку, а после снова собрать…

    – Ты просто фильмов про Терминатора насмотрелся, при скачках во времени наверняка используются совершенно иные технологии…

    Юрбас задумался:

    – Как думаешь, кто строил Египетские пирамиды многие тысячи лет назад? Даже сейчас нет такой техники, чтобы это повторить… А ты знаешь, что в глыбе льда, найденной в Антарктиде, и которой почти триста тысяч лет, найден элемент микропроцессора?

   – Не слышал,– удивился я.

   – Это тщательно скрывают, чтобы не переписывать всю историю человечества. Доказано, что на Земле уже была ядерная зима примерно сорок тысяч лет назад.

   – Это гипотеза.

   – К сожалению нет, это доказали сразу несколько независимых ученых из разных стран…

    Юрбас усмехнулся:

   – Как много нам открытий чудных готовит просвещения дух. И опыт, сын ошибок трудных, и гений, парадоксов друг…

   Я понял что немного задремал и приоткрыл глаза. Передо мной стоял лохматый мужик с куцей рыжей бороденкой и рыбьими глазами. Он быстро скинул шапку и поклонился.

    – Барин, доброго вам здоровьица.

    – Ты кто?

    – Степан Полухин. Прошу вашего позволения отлучиться на неделю в Андреевку. Шабашка подвернулась.

    – Ступай, Степан…

    – Премного благодарен. Золотой вы человек, барин…– мужик еще раз поклонился и быстро засеменил к калитке. Огромный лохматый пес лениво посмотрел ему вслед, но даже не тявкнул.

   Да, мне остается признать, что я действительно в девятнадцатом веке. Факты – вещь суровая. Как и почему я попал в прошлое – другой вопрос. Положительный момент – это то, что меня приняли за племянника и наследника умершей барыни. Отрицательный – бедноватое поместье, а еще рано или поздно наверняка заявится настоящий наследник. Кстати удивительно, что у нас совпали имя и фамилия. Хотя дед рассказывал, что его отец был из дворян, воевал за белую гвардию у Колчака, потом отбывал ссылку в Сибири, где уже родился мой дедушка Степан в далеком 1929 году…

   Ну что же, нужно всерьез подумать как поднять захиревшее хозяйство, раз уж я здесь и кое-какие соображения на этот счет у меня имелись.

   А что прикажете, жрать водку как Прохор и набивать брюхо местными деликатесами? Крепостные и так подать принесут… да нет, не такого я склада человек. Привык чтобы все было по уму и по совести.

    – Барин, вы идете? – окликнула Прасковья возле бани.

    Да, пора уже и попариться

    Я привстал со скамейки вошел в баню и осмотрелся. Чистенько, лавки, деревянные шайки, в печи потрескивают дровишки. Я разделся, повесил одежду на крючки и остался в одних трусах. Прасковья не торопилась уходить, с любопытством рассматривая меня.

    – Барин, парку достаточно?

    В банном отделении оказалось жарковато. Я все же не стал до конца оголяться и лег на нижнюю полку.

    – Исподнее тоже снимайте,– заглянула Прасковья.– Я вашу одежду постираю… ну и чудная же у вас одежда. Так все в Петербурге ходят?

    Я отвернулся, снял трусы и бочком подал Прасковье. Она бросила их в плетенную корзинку и вынесла в предбанник.

    Я прилег на живот. Пахло свежей липой и сосной. Мягкий пар ласково ударял в ноздри. Люблю баню с самого детства.

    Двери осторожно приоткрылись.

    – Барин, вас может веничком попарить? – ласково спросила Прасковья.

    – Это можно.

    Я услышал как Прасковья потрясла веником и тут же начала слегка хлестать меня по спине и ногам, постепенно увеличивая силу удара. Мое тело и кожа просто блаженствовала. Я на миг обернулся и тут же опешил. Прасковья стояла в короткой сорочке, намного выше колен. Сквозь пар белели ее крепкие ляжки. Волосы распущены до плеч. Большая грудь игриво подпрыгивала от ударов. Прасковья лукаво улыбнулась и совсем стянула сорочку, отбросив на скамейку. Я приподнялся и уставился на ее полную грудь с розовыми сосками. Пять лет воздержания – совсем не шутки, и я уже был как пионер, который всегда готов. Прасковья приблизилась и отбросила веник.

    Я резко привстал, крепко обнял ее, и повалил на лавку…

    …Когда уже отдыхал в предбаннике, Прасковья оделась и принесла из кухни холодного вишневого киселя. Девка оказалась мастерица в любовных утехах и расслабила меня по полной программе. Я отхлебнул киселя и выдохнул:

   – Хорошо-то как!

   Прасковья тоже была довольна. Глазки сияли, щечки розовые.

    – Ну что, девушка Прасковья из Подмосковья… теперь рассказывай…

    – О чем, Андрей Иванович?

    – Просто Андрей. Когда мы вдвоем, зови меня просто Андрей.

   Она кивнула.

   – Для начала расскажи о жильцах особняка. Только честно, как на духу. И начни с бабки Ефосиньи.

   – Я в поместье недавно, всего два года. Прохор Петрович сказал, тетка Ефросинья ваша дальняя родственница. Екатерина Семеновна приютила ее тридцать лет назад, когда она овдовела. Тетка Ефросинья помогала воспитывать вас, пока вы не уехали в Петербург. Иногда у нее бывают припадки от хандры, но в целом старуха здоровая и выносливая. Вот только ходит и нашептывает дворовым, что будто вы не настоящий барин… но все и так знают, что она полусумасшедшая.

   – Понятно, что про Герасима расскажешь?

   – Мужик как мужик… Рукастый и выносливый невероятно. Сильный, говорят быка-трехлетку на спор с ног свалил одним ударом. Сама не видела, врать не буду. Наверное, что он своего соседа насмерть зашиб, вы уже слышали…

    – Слышал. Герасим надежный мужик?

    – Надежный. Только когда выпьет – лучше не подходить.

    – И часто пьет?

    – Раз в неделю, но до беспамятства. Впрочем, как и все мужики в селе.

    – А Прохор Петрович?

    Женщина засмущалась.

    – Он напротив, раз в неделю бывает трезв. Но в этот день злой как собака… Частенько с фельдшером гуляют, в картишки любят по ночам поиграть… А вообще он хороший человек. Бухгалтерию справно ввел при вашей тетушке, с мужиками в селе ладит… Еще в поместье жил учитель французского Пьер, но после смерти Екатерины Семеновны, Прохор Петрович уволил его. Привез племянницу Аглашку из Березкина… она девка хорошая и готовит справно…

    Прасковья вздохнула:

   – Барин, отпустите меня сегодня пораньше. Муж завтра на поденную уезжает, нужно приготовить…

   – Так ты замужем?

   – Знамо дело… двое детишек у нас, еще малолетки.

   Я слегка покраснел.

   – Хорошо. Иди, конечно…

   – Только в бане приберусь, да пойду…– кивнула Прасковья.

    Я не ханжа, но и не животное, которое бросается на все что шевелиться. Возможно с Прасковьей я поступил не очень хорошо, просто не знал, что она замужняя. Однако все произошло так быстро и спонтанно, что я даже не успел подумать. Мне трудно было удержаться после нескольких лет воздержания. Да и Прасковья все сделала так легко и непринужденно, отдалась, будто для нее это было как картошку почистить… но мастерица, этого не отнять.

    Однако я все равно чувствовал легкую вину перед ее мужем. Вот такой я совестливый, ничего тут не поделаешь…

    А вообще мне начинало нравится быть барином. После бани я отправился в особняк, поднялся в спальню на второй этаж и проспал часа три. Может проспал бы по больше, но двери неожиданно скрипнули и тихонечко вошла бабка Ефросинья, шаркая ногами. Она молча присела на табурете возле кровати и грозно нахмурила брови:

    – Так кто ты такой?

    – Андрей Никитин.

    – Ты похож на Андрейку, но вовсе не он. Я ведь его нянечка. Андрюшенька давно покинул поместье, после смерти отца, никто его уже толком не помнит… кроме меня.

    Бабуля скривилась и неожиданно вцепилась за мой чуб цепкими пальцам:

    – Признавайся, разбойник! Куда девали настоящего Андрейку?!

    В комнату вбежал Прохор и тут же оторвал безумную старуху от меня:

    – Да успокойся ты, тетка Ефросинья! Ступай к себе! Андрей Иванович, помещик Гарин прибыл. Желает с вами аудиенции.

    – Через пять минут выйду…

    Прохор утащил бабку, а я стал неторопливо одеваться. Мою одежду изъяли на стирку, теперь вместо трусов я носил накрахмаленные панталоны, странную рубашку со стоячим воротом и узкие брюки. Сверху я накинул темно-синий камзол с блестящими пуговицами и посмотрел на себя в зеркало. Ну и пугало! Только ворон в огороде стращать!

    Однако сделал грозный вид и спустился в гостиную.

   Посреди комнаты стоял высокий мужик лет сорока пяти. Напыщенный как петух. Крепкий, широкоплечий, с пронзительным взглядом и квадратной челюстью. В нарядном сюртуке и синих форменных брюках, черные лакированные туфли непривычно блестели, будто покрытые глянцем. По осанке он скорее напоминал военного или полицейского, нежели помещика.

    – Владимир Иванович Гарин,– представился гость. У него оказалось крепкое рукопожатие.

   – Андрей Никитин,– улыбнулся я.

   Гарин сурово посмотрел на Прохора:

   – Хотелось бы поговорить с вашим барином наедине…

   Я кивнул Прохору и он тут же вышел, оставив нас с гостем.

   – Да вы присаживайтесь,– я показал на кресло.– Может приказать принести чаю?

   – Да бросьте вы этот этикет, я совсем ненадолго… – помещик уселся в кресло и вцепился в меня тяжелым взглядом. – Знаете, господин Никитин, я тут о вас навел кое-какие справки. Уж не обессудьте.

   – Да что вы, право дело…

   – По моим сведениям, в Петербурге вы вели жизнь молодого повесы. Приживались с богатыми вдовушками, завсегдатай игральных домов и клубов, вас даже называли бретером… а теперь, значит, решили вернуться в поместье тетушки…

    Наверняка он навел справки про настоящего наследника, только для чего?

    Гарин замолчал, пристально глядя на меня.

    – Продолжайте.

    – Для чего вам поместье, господин Никитин? Или вы уже заложили его кредиторам?

    – Это не вашего ума дело,– грубо ответил я.

   Я хорошо знал такой тип людей. Резкие и настырные. Его нужно сразу осадить.

    – Хм-м. Возможно вы слышали, что в прошлом году я приобрел тридцать душ у вашей тетушки и часть земель… У меня к вам дельное предложение. Уступите мне все поместье. Село и земли. Оставьте себе особняк и прислугу. Ну в самом деле, господин Никитин… вы же все проиграете или отдадите за долги. А я десять тысяч дам. Серебром. Две тысячи сразу, остальное после оформления сделки. Знаете, я ведь почти всю жизнь в городе прожил, теперь решил заняться землей, хозяйством… а вам земля и даром не нужна, так же как и крепостные…

   Я вспомнил как вчера мужики жаловались на помещика Гарина, боялись что он им подать увеличит за провинность. Похоже, этот Гарин и вправду скотина редкостная.

    – Так как, господин Никитин? А если здесь жить не будете, можно в Москве или Петербурге за десять тысяч хороший домик прикупить… да еще и останется…

    – Не дешево вы поместье оценили?

    Помещик помолчал. Он свел к переносице кустистые брови.

    – Хорошо. Это деловой разговор. Еще две тысячи сверху накину, из уважения к вашему роду…

    У меня перед глазами стояло маленькое село с низкими домиками, грязными ребятишками и стариками… Я невольно чувствовал себя ответственным перед крепостными. Ведь я для них барин, батюшка… как я могу так запросто продать их этому мерзавцу Гарину… да он десятилетних ребятишек на поля выгонит, зверюга… землю он любит. Любишь, так иди паши, сучий потрох…ручки вон какие беленькие, наверняка ничего тяжелее пера не поднимал…

    – Не будет сделки,– покачал я головой.

    – Да как же это не будет, господин хороший…– удивленно пробормотал Гарин.– Мы же с вашей тетушкой предварительно все дело обмозговали еще по зиме… обсудили все дельце-то.

    – Поместье не продается,– упрямо ответил я.

    Помещик покашлял в кулак. У него был удивительный взгляд, то жесткий, то немного смягчался. Возможно, в нем пропал хороший артист.

    – Ну хорошо… Землицу-то можете продать, раз не хотите уступать все поместье?

    – Владимир Иванович, ничего я продавать не буду. Ступайте себе с Богом. Это мой окончательный ответ.

    Гарин нахмурился и резко встал с кресла. Его лицо покрылось мелкими пунцовыми пятнами. Он подошел к входной двери и напоследок сказал:

    – Как бы вам не пришлось пожалеть о своем отказе…

    – Идите, Гарин. Я все сказал…

    Помещик вышел, громко хлопнув дверью. Надо же, обидчивый какой… вот же сосед мне достался…

    Я подошел к письменному столу. Отодвинул верхний ящик и достал чистый лист. Здесь же нашел чернильницу и перо. Знал бы я, что когда-то придется писать перьями.

   В комнату заглянул Прохор.

   – Барин, что вы с Гарином сделали! Он выскочил из особняка как помешанный, чуть калитку не сшиб… Похоже, обиделся шибко наш друг...

    – Таких друзей за хрен, да в музей…– проворчал я.

   Поначалу не получалось писать чернилами, на листок так и падали упрямые черные капли, но вскоре я приноровился.

    Прохор терпеливо стоял возле входа.

    – Да ты присаживайся, Прохор Петрович. Разговор у нас будет серьезный…

ГЛАВА 4

Приказчик послушно ждал, когда я закончу писать свои каракули.

    – Прохор, чем мужики в селе занимаются? Я имею в виду, когда не пашут, не сеют, и урожай не собирают?

    – Да кто чем… рыбалка, охота, но охота в наших краях скудная, зимой заяц, осенью утка. Шабашат …

    – И водку жрут.

    – И такое бывает, барин. Через две недели пахотная начинается, потом посевная.

    – А что сажаете?

    – Пшеницу, овес, картофеля подсаживаем. Капуста и тыква хорошо растут. В прошлом году урожай скудный был, жарища стояла неимоверная… все парило. Всего три или четыре дождя за лето, просто казни Египетские…

   – Сельское хозяйство – рискованный бизнес. Много посторонних факторов. Сам же говорил засуха, мало дождей или семена плохие… Чтобы поднять хозяйство, нужна другая тема.

   – Андрей Иванович… мы столичных университетов не кончали, при всем уважении – не совсем вас понимаю.

   – Ты пересчитай, сколько в селе мужиков в возрасте от восемнадцати до шестидесяти. Узнай, кто что умеет, какими специальностями владеет. Есть у меня задумка построить кирпичный заводик. Земли наши богаты глиной очень хорошего качества.

   – Так это средства нужны. Десятки тысяч… где же столько найти? И люди грамотные, специалисты… а про мужиков местных я и так знаю. Матвей с сыном мельники. Селифан кузнечит. Два плотника имеются, Агап и Никодим корзинки плетут да стулья из лозы, даже продают в Тимофеево… Ну а остальные мужики особых талантов не имеют. Но у всех земельные наделы, подать приносят исправно.

    – Сколько всего мужиков?

    – Трое сейчас на поденной, двое на Волге бурлачат, значит двадцать два в селе осталось. Жидков ногу сломал, сами знаете…

   – Маловато. Но с людьми мы после решим. Где бы найти толкового инженера?

   – Я это… к чему клоню… Мы же с Герасимом в Антоновку ездили, узнать насчет доски и гвоздей. Арханин завтра к вечеру сам все привезет. Так вот, генеральше Поповой уже доложили, что в Новореченское намедни прибыл молодой барин. Она с нетерпением ждет вашего приглашения.

    Прохор покашлял в кулак:

    – Может и не нужен кирпичный заводик, суета какая… охмурите генеральшу, Андрей Иванович, тогда и дела как по маслу пойдут… У Поповой хозяйство обширное. Большая мельница, пасека, маслобойня имеется. Покойный генерал крепким хозяйственником был, у него не забалуешь, мужичка крепко в кулаке держал. Объединить бы ваши хозяйства, Андрей Иванович…

   – Знаешь как это называется, Прохор? Без меня меня женили… Так что насчет инженера посоветуешь?

   Приказчик задумался:

    – В Царицыне нужно поискать или хотя бы в Тимофеево. Послезавтра суббота, Дмитрий Михайлович Кирюшин дает бал, в честь помолвки старшей дочери… давайте съездим в Тимофеево, заодно развеемся. Народец там разный, можно поспрашивать…

    – А кто такой Кирюшин?

    – Городской глава. Сердечный человек. С папенькой вашим в молодости дружили.

    – Значит так и быть. Поедем.

    – Пойду прикажу Герасиму, пусть заранее бричку готовит, лошадок почистит… Какой никакой, но Тимофеево – город. Цивилизация. И графа можно встретить, и даже князя….

    Я еще немного посидел за столом. У меня возникли еще идеи по бизнесу, но начинать нужно с Кирпичного завода. Как говорил Остап Бендер: «Когда деньги валяются под ногами, их нужно просто взять…»

   Глины здесь в избытке, причем глины хорошего качества, средней жирности, наиболее пригодной для кирпича. Не зря же именно здесь построили завод в 1952 году, который наши молодые реформаторы похерили в конце девяностых не от большого ума…

   Я уже загорелся этой идеей, оставалось только все тщательно обдумать и найти грамотных специалистов. Терпеть не могу, когда люди вполне могут жить лучше, но прозябают в нищете. Я сделаю все, что в моих силах, попробую исправить ситуацию и поднять хозяйство.

    На улице смеркалось. Я спустился к реке и сел в небольшую лодочку. Тишь да гладь, только рыбка плещется. С откоса осторожно спустилась Аглая, придерживая подол:

    – Барин, прикажете ужин принести?

    – Я скоро поднимусь. Посиди немного со мной…

    Она послушно присела рядом, плотно сжав ноги.

   – Аглая, сколько тебе годков?

   – Восемнадцать, Андрей Иванович.

   – Ты очень красивая девушка, жених-то есть?

   – Ваня Хватов из села. Он сейчас на Волге, бурлачит. К осени вернется, авось свадьбу отыграем…

   – Так напиши жениху, пусть возвращается. Скоро мне нужны будут рабочие руки. И здесь заработает.

   – Нет, барин. Договор на полгода, до осени, нарушать никак нельзя…

   – А родители твои как?

   – В Березкино, у меня же еще четверо, два брата и две сестры, я самая старшая. Отец рыбачит, большой надел земли, мама прачкой у генеральши…

   – Ты читать-писать умеешь?

   – Конечно обучена…– удивилась девушка.– Барин, про вас чудное рассказывают.

    – Что рассказывают?

    – Будто вы Кузьме Жидкову из своих запасов выделили… не припомню такого, чтобы помещик с холопом делился…

    – А какая разница, Аглая? Крепостной, помещик или князь… мы же все люди. У всех в груди такое же сердце… у всех душа. Человек тем и отличается от зверя, что он милосерден, имеет сострадание, эмпатию…

   – Чудные вы слова говорите, барин… Вот уже два дня в поместье, и даже никого еще не высекли.

   – Еще чего… Ладно, ступай, принеси ужин в беседку. Я скоро приду.

    Она приподнялась и легкой походкой направилась к особняку. Я проводил девушку взглядом и вдруг понял, что она мне нравится. Аглая из тех, кого хочется оберегать, защищать и любить… маленькая юная глупышка… я мог бы легко затащить ее в койку, но никогда не стану этого делать. Пусть эта милая девушка дождется жениха, выйдет замуж и живет счастливо…

    В особняке все засыпали уже после девяти вечера. Не было электричества, телевизоров и айфонов, наверняка и люди потому здесь здоровее и физически, и душевно.

    На всякий случай я закрыл двери на задвижку. Что-то мне совсем не нравится тетка Ефросинья. Возможно она еще поедет жаловаться на мою персону в полицейский участок. Интересно, если Прохор Петрович хорошо знал настоящего наследника, почему он не заметил разницы? Неужели мы настолько похожи?

    Я зажег лампадку и обследовал спальню. Ничего примечательного. Кровать с периной, которую снова старательно сбила Аглая, два комода, большой желтый шкаф и письменный столик. На стене две картины. На одной шумит осенний лес, а по узкой тропинке бредут два охотника. На второй картине приятная молодая женщина в шляпке с вуалью и загадочной улыбкой.

   В углу висела старая икона Николая-Чудотворца с золотистой рамкой, под ней лампадка с огарком свечи и какие-то подсохшие травы. На подоконнике я заметил старую книгу с пожелтевшими страницами, открыл и полистал, но читать почти невозможно, шрифт выцветший, старинный, с ятями.

    Я прилег на перину и вскоре уснул.

    Утром в поместье неожиданно пожаловал купец. У ворот остановились две груженные повозки, в каждой запряжено по паре гнедых лошадей. Пес слегка побрехал, видно для приличия, и тут же умолк. Дворовые выбежали посмотреть, будто приехали знаменитые рок-звезды.

    – Пойдемте, Андрей Иванович! – позвал Прохор.– Купцы люди нужные, с ними ладить – тогда и скидку хорошую справят.

   У повозки стоял степенный купец с иссиня-черной бородой и крючковатым носом. Сначала я принял его за чеченца, но он дружелюбно кивнул и представился

    – Купец Егор Вологин. Везем ткани в Астраханскую губернию… по случаю заглядываем в поместья и поселения…

   – Андрей Никитин. Помещик.– представился я.

   – В прошлом году здесь пожилая барыня жила…

   – Екатерина Семеновна уже месяц как Богу душу отдала…– проинформировал Прохор.– Андрей Иванович ее племянник, законный наследник, недавно вернулся из столицы.

    – Вот горе-то какое…– вздохнул купец.– Значит преставилась старушка… Помню любила она вышивку, у нас тканей полно… может чего купите? Есть и ситец, и порча, бахрома, кружева для занавесок… сорочек цельный ассортимент, сарафанчики женские…

    Я заметил на второй повозке, кроме извозчика, бодрого удалого офицера. Он спрыгнул и быстро приблизился.

    – Ротмистр Вахрушев, в прошлом имел честь служить в Драгунском полку…

    – На дорогах нынче не спокойно, с Астраханской губернии мужики бегут на Дон…– вздохнул купец.– По дороге грабят… без охраны нынче никак нельзя. В Чернославском мужичье совсем обезумело. Поместье сожгли, барина прямо на заборе повесили. Губернатор послал полк солдат, приказал из мужиков никого живьем не брать…

   – У нас тишь да гладь,– сказал Прохор.– Мужик не то что грубое слово, даже никогда косо на барина не посмотрит. Смирехонькие у нас мужики, ладные…

    Купец с опаской посмотрел на здоровенного Герасима, который как раз мыл бричку у амбара.

    – Раз заехали – проходите, позавтракайте с нами…– предложил я.

    – Разве только ненадолго, чайку…– задумался купец.– Пойдемте, ротмистр.

    Он окликнул мужиков на козлах:

    – Лошадей пока напоите, фетюхи…

    Аглая уже принесла в беседку медный пыхтящий самовар, на столе томились свежие блины, баранки, горячие яблочные пироги, белые вазочки с медом…

    – Хороша девка,– подмигнул мне ротмистр.

    Аглая наполнила четыре бокала густым ароматным чаем, рядом поставила блюдечки с золотистой окаемкой и тут же удалилась.

    – Что нынче в Царицыне ? – поинтересовался Прохор.

    – Город – сплошная стройка. Растянулся вдоль Волги почти на двадцать пять верст…– ответил купец.– Одних фабрик и мануфактур дюжина наберется… три больших завода. По Волге лес сплавляют. В городе два военных полка стоит. Одно слово – Южный форпост.

    – А что болтают, будет война с турком?

    – Сначала в Молдову и Валахию зайдем,– твердо ответил ротмистр.– Турка тоже нужно пощипать, отомстить за православную веру…

    – Сил-то хватит? – задумался Прохор.– Уж очень наш батюшка Николай миндальничет с Западом… особливо с Лондоном.

    – Хватит,– заверил ротмистр, обильно обмазывая жирный блин медом.– В восемьсот двенадцатом по мостовым Парижа прошли, и до Лондона еще доберемся, попомните мое слово…

    – В Париже народ чудной,– улыбнулся купец, отхлебывая чай из блюдечка. – Все не как у людей. Лягушек отваривают и принимают как деликатес, будто варвары какие, а мода посмотрите – вся только из Парижа. Корсеты, юбки, чулочки, рюши… на любой вкус для взыскательной дамы… не хотите, барин, что-то для своей супружницы приобрести?

    – Холостой я. В творческом поиске.

    – Это правильно,– кивнул ротмистр.– Еще успеется аркан на шею надеть… да и зачем жениться, когда такой цветник рядом…

    Он показал на Прасковью и Аглаю, которые стояли в сторонке.

    Я решил сменить тему.

    – Конечно, торговля дело хорошее. А кирпичный завод в Царицыне имеется?

    – Есть такой, барин,– кивнул купец.– А вы для чего интересуетесь?

    – Да так, просто полюбопытствовал.

    – А я вот слыхал, французы машину специальную придумали для казни,– сказал Прохор.– Преступник голову кладет, нажимают рычаг, и тут же сверху падает огромное тяжелое лезвие. Гильотина называется. Французы говорят, будто это самый гуманный метод казни… Человек помирает за три секунды. Вроде чтобы казнить преступника, и чтобы он долго не мучился – р-раз, и душа сразу на небеса отлетела…

   – Французишки даже здесь изгаляются, лягушатники проклятые…– пробурчал ротмистр.– Хотят себя со всех сторон просвещенными показать…

    – Как бы они не пыжились, но просвещенный люд только в Матушке-России рождается…– вздохнул купец.– Возьми хоть Ломоносова, из простых поморов – а все же блеснул знанием и прогремел на весь мир… а на Западе сплошные Содом и Гоморра… вспомните хоть Древний Рим. Какое величайшее государство было! Сенат, демократия… но развратничали, содомничали в своих термах… Иные с сестрами и матерями сожительствовали. Император Нерон сжег Рим, чтобы удовлетворить безразмерное самолюбие… христиан угнетали, выпускали на арены и спускали на них диких зверей… вот и пали безбожники…

    – Пусть только еще сунется на Русь басурманин какой, лях или французишка…– грозно сказал ротмистр.– Узнает зараз, что за вещь такая казачья удаль да храбрость…

    – Вот же Аника-воин…– рассмеялся Прохор.

    Ротмистр грозно посмотрел на приказчика, но ничего не ответил.

    Гости неторопливо допили чай и мы с Прохором проводили их за ворота.

    Бабка Ефросинья и Прасковья крутились возле повозки с товаром.

    Дородный мужик-извозчик старательно раскладывал рулоны с тканью на

   повозке, неторопливо развернул тюк с сорочками и сарафанами.

    – Прохор, возьми рулон сатина и ситца,– скрипучим голосом пробормотала старуха.

    – Барин пусть решает,– пожал плечами приказчик.

    – Батюшка, Андрей Иванович, купи пару сорочек да сарафан…– жалобно попросила Прасковья.

    Горячий ротмистр слегка хлопнул Прасковью по попе:

    – А ну, титястая! Может со мной поедешь? В обиду никому не дам!

    Прасковья рассмеялась и быстро спряталась за моей спиной.

    – Зачем тебе столько ткани, тетка Ефросинья? – спросил я.

    – На постель, на занавески… с осени цена, небось, опять поднимется…

    – За все восемь рублей,– махнул рукой купец.– За ткани и сорочки. Как своим людям…

    Прохор кивнул, сбегал и принес деньги.

    Когда купеческий караван уехал, недовольная бабка Ефросинья отозвала меня в стронку:

    – С дворовыми девками путаешься?

    – Не понял тебя, тетка Ефросинья…

    – Думаешь не вижу, как Параська на тебя смотрит, кабель ты шелудивый… и торговаться совсем не умеешь, надул тебя ухарь-купец. Не Никитинской ты породы, а я вот завтра поеду в участок, обо всем доложу, попомни мое словцо…

    Бабка Ефросинья пошамкала беззубым ртом, смачно сплюнула и заковыляла к особняку. Вот же заноза на мою голову…

    Я увидел что Прасковья опять таскает воду из реки и подозвал Прохора:

    – В огороде я вроде видел колодец.

    – Андрей Иванович, колодец заилился уже второй год, все никак руки не доходят…

    – Да как же из реки постоянно воду таскать, а зимой, да еще на горку…

    – Ничего, дворовые привычные.

    – Пойду-ка, я, пожалуй, к кузнецу прогуляюсь

    – Пешком? А для чего вам, барин?

    – Будем строить водопровод в поместье. Для начала сделаем винт Архимеда. Слышал о таком?

    – Врать не буду, никогда не слышал, барин.

    Сегодня мной овладела кипучая жажда деятельности. Я накинул сюртук и направился в село. Удивленный Прохор еще долго смотрел мне вслед, думая о чем-то своем…

ГЛАВА 5

Когда я спустился с холма, солнышко зашло за тучи. Поднялся легкий весенний ветерок, и я подумал, что наверняка скоро попаду под дождь. Но с неба только слегка покапало и темная свинцовая туча свалила за реку. Я шел по дороге, с удовольствием вдыхая запах степной полыни.

    Когда почти приблизился к селу, увидел что навстречу едет крытая бричка. Тощий извозчик подгонял крупного белого рысака. В бричке сидел пожилой грузный мужчина в котелке. Он крикнул и извозчик тут же остановился.

    Мужчина бодро спрыгнул на землю. В солидном фраке, широкоплечий, лет пятидесяти. Он внимательно окинул меня тяжелым взглядом и снял шляпу:

   – Доброго здоровьица, господин. Уж не вы ли местный помещик?

   – Да, это я. Помещик Никитин. С кем имею честь?

   – Яков Савельевич Шпагин. Приказчик графа Бекмешева. А вы изволите пешком?

   – Для здоровья полезно, насиделся я в свое время…

   Приказчик задумался.

   – Собственно, господин Никитин, у меня к вам будет несколько деликатное предложение.

   – Слушаю вас внимательно.

   – Не сочтите за любопытство, сколько душ имеете в собственности?

   – Около сотни.

   – Небогато, так это ваше село?

   – Да, а вы с какой целью интересуетесь?

   – Не сочтите за странность, по распоряжению графа путешествую по губернии, приобретаю юных особ женского пола. Тринадцати-пятнадцати годков. Имеются у вас таковые? Возможно даже сестер, но чтобы без изъяну. Не кривые, без увечий, с хорошей кожей и зубами. В общем, приятной наружности. Очень дорого платим.

   Мне стало противно. Дикость какая, продавать и покупать людей, будто это вещь…

   – Странное дело. А зачем вам молодые девушки?

   Приказчик пожал покатыми плечами:

   – Мое дело маленькое. Граф поручил, а я объезжаю поместья для предложений… зачем и почему совершенно не уполномочен…

   – А где ваш граф живет?

   – В Орешкино, рядом с Царицыном. У Бекмешева большая усадьба на Волге. Граф человек порядочный, в друзьях с самим губернатором. Так как, найдем в селе две-три красивых девки? Ежели товар хороший – хоть триста рублей за каждую заплатим.

    – Твой граф случаем не педофил?

    – Позвольте, что вы в самом деле, господин Никитин… если деньги не интересуют – можем предложить выгодный обмен. Обменять на орловских рысаков или английские ружья…

   – Нет. В мое поместье даже не суйтесь! Никого я продавать не буду!

   – Может немного повремените с ответом? Подумаете хорошенько…

   – Чеши отсюда, Шпагин! И больше не приезжайте в мое поместье…

   – Напрасно вы так…– скривился приказчик и лихо запрыгнул в бричку.

   Мне совсем не понравился этот мутный приказчик. Зачем и вправду покупать в поместьях девочек-подростков? Уж точно не для института благородных девиц…

   Бричка развернулась и покатила назад. Ко мне уже семенил дедок, которого я увидел еще в первый день. Он скинул картуз и пробормотал:

    – Никак сам барин к нам пожаловал?

    – Деда, как дела в селе?

    – Так дела у генерала-губернатора, а у нас так, делишки… Голубиха третьего пацана родила, здоровый, румяный, весь в отца. Никодим Фролов вернулся с шабашки, по дороге заглянул в кабак, все спустил под чистую. Даже седло и лошадь заложил… а у самого в хате вот-вот стена рухнет и крыша дырявая…

    – Пьют мужики?

    – Ну а как батюшка не пить, жизнь такая… хочется русскому мужику праздника души…

    – Дед, а где живет кузнец Селифан?

   Старик показал на вторую с краю избу с вальцованной жестяной крышей.

   Я не успел подойти к калитке, как кузнец вышел на встречу. Крепкий малый, чернявый, похож на цыгана.

   Он слегка поклонился.

   Я обратил внимание, что во дворе кузнеца много полезного хлама. Обрезки труб, листы жести, чугунные швеллеры и стальные пруты. Тут же стояли две недоделанные рессорные повозки и зимние сани.

   Видать, мастеровой мужик.

    – Селифан, дело к тебе важное. Найди бумагу и карандаш, хочу кое-что заказать.

    Через несколько минут кузнец удивленно смотрел на чертеж:

   – В длинной полой трубе шнек, на одном конце винт, а на другом – рукоять, я все правильно понял?

   – Правильно.

   – А длина какая?

   – Двадцать четыре метра.

   – Не понял вас, барин, что за метры?

   Черт, у них же другая система измерения…

    Я отошел подальше.

    – Сколько от меня до забора?

    – Двенадцать саженей.

    – Вот такой длины и делай. Еще нужны желобки, можно из тонкого металла. Сейчас нарисую.

   Я изобразил вторую схему.

   – Когда сделаешь?

   – Работа сложная. Но думаю, дней за пять-шесть управлюсь.

   – Труба должна быть герметичной, на стыках соединяй хомутами, да покрепче…

   – Сделаем, барин. Можете не сомневаться…

   – Если нужны помощники – попроси старосту, чтоб дал. Как закончите – доставите конструкцию в поместье…

   – Пойду Пантелея кликну, да и начнем с божьей помощью…– кивнул немногословный кузнец.

    Таких людей я любил. Тихих, немногословных, старательных. Без преувеличения, именно такой народ и есть Соль русской земли, а не говоруны и кликуши…

    Когда я вышел от кузнеца, на улице мне попалась женщина с синяком под глазом. Она поклонилась и тут же отвела взгляд.

   – Э.. матушка… кто это тебя так?

   – Муж, барин. Да я совсем не в обиде.

   – За что?

   – Пустяки, дело житейское…

   – Как тебя зовут?

   – Варвара Лушникова.

    Я схватил женщину за локоть.

    – Веди к мужу!

    Она кивнула на колодец-журавель у дома с соломенной крышей. Возле колодца стояли староста Платон Щукин и рябой мужик с мальчишкой лет семи. Вместо обуви на ногах пацана странные тряпки.

   Рябой не на шутку испугался и вышел вперед:

   – Еремей Лушников,– он поклонился, староста и мальчонка сделали тоже самое.

   – Твоя супружница?

   – Моя, барин.

   – За что ты ее?

   – Так в целях воспитания. Гречу с салом не отварила, когда я с поденной вернулся. Пришлось сухарями давиться… Так нечто я не прав? Ведь как в народе говорят: «Бей бабу молотом – будет баба золотом!»

   – Это сын твой? Как зовут?

   – Егорка…– чуть слышно произнес мальчик.

   – В чем он обут?

   – Так порвал башмаки, теперь в портках бегает, а скоро лето – можно и вовсе босым, к следующей зиме справим какую обувку.

    – Где хочешь возьми, но чтобы купил сыну ботинки. А если еще раз жену тронешь, высеку! Ты понял?

    – Так это, барин… как не понять…

    Испуганная женщина стояла рядом и печально вздыхала.

    – Платон, собирай все село! – приказал я.– Пару слов хочу сказать.

    – Варвара, Егор! – приказал староста женщине и мальчику.– Пробегите по домам, кликнете народ!

    Я взглянул на Еремея. Мужик наверняка мается с похмелья. Глазки бегают, ручки трясутся, да еще нашел на ком злость срывать, на бабе…

    Лично у меня отношения с алкоголем сложные, вернее, совершенно никаких. Люди пьют от скуки, при встречах или на праздниках, для настроения и даже для аппетита. Я почти не употреблял алкоголь, но не потому что такой правильный или сторонник ЗОЖа. У меня физическое противопоказание, стоит выпить порцию, которая для нормального мужика считается нормой, скажем, триста грамм водки или виски, меня начинало плющить, на утро руки тряслись, потроха скручивало, а голова страшно гудела. Чем так мучиться, я еще в двадцать два года решил не пить, кроме одной-двух традиционных стопок на больших праздниках и юбилеях.

    Как оказалось, я не один страдал таким противопоказанием. В колонии мне однажды попалась книга-автобиография знаменитого разведчика Павла Судоплатова, он писал, что тоже физически не мог употреблять алкоголь, его плющило даже с рюмки, и он всю жизнь старательно держался подальше от алкоголя…

    Впрочем, у меня не имелось особого пунктика против алкоголиков и бытовых пьяниц, какой-то страшной к ним ненависти. Такой пунктик обычно бывает у пожилых теток, которые обличают девок в мини-юбках в пошлости, а сами в молодости отрывались на полную катушку в плане секса, знаем мы такие примеры.

    Пока я размышлял, сельчане уже собрались.

    Похоже, пришли все. Две молодухи даже держали на руках грудничков. Грустное зрелище представляли крепостные. Я заметил только семерых крепких мужиков, вроде Матвея-мельника. Остальные махонькие или чрезвычайно тощие, бородатые, грязные и одетые во что попало, кое-кто в откровенных лохмотьях. Один мужичок тоже стоял в войлочных тряпках вместо ботинок. Женщины, даже молодые, неопрятные, серые, в длинных платьях, сарафанах и почти все в косынках. Впереди две древние старушки, а на задних рядах детвора разного пола, от трех до пятнадцати лет.

   Вперед вышел староста Щукин:

   – Все собрались, барин. Девяносто семь человек.

   Что-то было в этом собрание грустное, печальное, еще Некрасовское: «Вот приедет барин, барин всех рассудит…»

    – Здравствуйте, селяне! Давайте знакомиться, Андрей Никитин. Ваш барин.

    Толпа зашушукалась и поклонилась.

    – Как вы знаете, я только недавно приехал. И если честно, мне совсем не понравилось то, что я здесь увидел…

    Стояла необыкновенная тишина. Даже грудные дети на руках молодых мамаш сурово молчали.

    – Вы ступайте,– кивнул я молодым мамам.– Не мучайте детей…

    Молодухи кивнули и быстро удалились.

    – Я думал увидеть здесь процветающее село, а увидел грязь, серость, нищету и ущербность…

    – Андрей Иванович, позвольте, подать исправно платим. Недоимки ни за кем не числится…– пробормотал староста.

    – Иди сюда, Варвара…

    Женщина подошла и стыдливо опустила голову.

    Я осторожно поднял ее за подбородок и показал синяк.

    – С сегодняшнего дня никакого рукоприкладства и пьянства! Выпивать разрешаю только по праздникам и воскресеньям. Поймаю в будни пьяным – сразу высеку! Иди, Варвара…

    Мужики тихо зароптали.

    – Теперь еще один вопрос. Если увижу плохо одетого и не обутого ребенка – тоже строго спрошу, не взыщите. Не дай боже узнаю, если кто ребенка побьет – на кол посажу.

    Старуха впереди побагровела и стала судорожно хватать воздух, кто-то сзади поддержал ее, чтобы она не грохнулась. Это я зря сказал, похоже, местные шуток вовсе не понимают.

   – Займитесь собой. Вы же люди. Господь создал человека по своему подобию, а вы шляетесь, как оборванцы. Нет денег – ко мне приди, я подать отсрочу, еще и взаймы выдам…

    Женщины заулыбались, а мужики стали недоуменно переглядываться, наверняка подумали, что у барина крыша поехала…

    – И еще важный вопрос. Скоро я хочу затеять строительство кирпичного завода. У кого есть желание заработать – приходите записываться, теперь не нужно ходить на шабашки за пределы поместья, на поденную и на Волгу бурлачить…

   Два мужика сразу вышли вперед, вслед за ними Еремей Лушников.

    – Записывай нас, батюшка!

    – Повремените немного, начнем дня через три-четыре. Приказчик объявит.

    Я внимательно обвел взглядом толпу селян:

    – Теперь хочу, чтобы вы высказались о наболевшем. У кого какие предложения…

    – Барин! – крикнул Матвей-мельник.– Соседский помещик Гарин половину лугов заграбастал в займище, ходит слух и остальное хочет забрать… где скотину пасти и сено заготавливать?

   – Гарина я уже послал куда подальше. А много в селе коровок?

   – Двенадцать,– ответил староста.

   – Маловато. Со временем постараюсь, чтобы в каждом дворе была корова. Это молоко, творог, сливки, и сыр… излишки будем продавать, думаю покупатели всегда найдутся…

   – Барин, нам бы церквушку справить,– проворчала старушка, что пободрее.– Да попа привезти, на церковные праздники в Антоновку ездим… Екатерина Семеновна обещала три года, да не случилось…

    – Об этом обязательно подумаю,– кивнул я.

    Вперед вышла крепкая полноватая женщина.

    – Дарья Кондрашова. Барин, Андрей Иванович, у меня четверо детей, от шести до пятнадцати. Ни один грамоте не обучен… да что греха таить, у нас даже из взрослых многие читать не умеют…

    Я кивнул:

    – Это первостепенная задача. Школа в селе обязательно нужна. Думаю скоро решим этот вопрос, только отыщу хорошего учителя. В селе есть пустые дома?

    – Шесть домов пустуют,– ответила Дарья.– В прошлом году Гарин тридцать душ выкупил, дома остались.

    – Выберете самый большой добротный дом, там и откроем школу. Приберитесь, наведите там порядок…

    – Есть такой дом,– улыбнулась Дарья.– Прямо с нами по соседству…

    – Барин! – выкрикнул длинный рыжий мужик с насмешливым взглядом.– Нам бы в село торговую лавку, в Антоновку не наездишься…

    – А зачем ездите?

    – Хлеб-то мы сами печем, а вот соль, спички, керосин, махорка…

    – И водочка?

    – Нет, барин. У нас самопал.

    Я нахмурился и погрозил ему пальцем.

    – Будет вам и торговая лавка, селяне. Это зависит не только от меня, но и от вас. Я не демагог и постараюсь сделать все, что от меня зависит…

    Назад в усадьбу меня подвозил на повозке мельник Матвей. Он вез в поместье три мешка муки.

    – Барин, извини за открытость, но мужики ропщут, что ты пить запретил. Как же может мужик от скуки не напиться?

    – Какая скука? Да у каждого во дворе дел просто невпроворот. Я прошел по селу и обратил внимание – у половины огороды бурьяном поросли, стены валятся, крыши дырявые, сарайчики на соплях держатся, дети вон босыми бегают… а они в кабаках деньги пропивают…

    – Доложили уже…– усмехнулся мельник.

    – Для начала нужно навести порядок в голове, а какой может быть порядок, когда там постоянно синий туман… но поверь моему слову, Матвей, я еще сделаю наше село процветающим…

   Что мне стоить навести порядок в маленьком селе, когда на зоне я был бугром и держал в узде сто двадцать уголовников в цеху, треть из которых матерые рецидивисты.

    Мне невольно вспомнилось прошлое, которое все никак не отпускало…

    Через полгода кум предложил мне стать бугром, вместо освободившегося грузина Горгадзе. Я согласился, понадеявшись на досрочное освобождение. Но вскоре понял, что невольно попал между молотом и наковальней.

    Почти во всех колониях имеется свое производство. Не исключением было и наше учреждение. За активом числился швейных цех, а приближенные к ворам, блатные, присматривали за теплицами. Никто из блатных, конечно, не работал в теплицах, они просто приходили и в наглую забирали семь-восемь мужиков из швейного цеха, припахивая работать за себя.

   Все труднее становилось натягивать норму. Баркас, заведующий по производству, только руками разводил, не хотел связываться с блатными и неожиданно оказаться на промзоне с ножом в боку. Вертухаи делали вид, что ничего не замечали, а жаловаться куму – последнее дело.

    Я заметил что блатные никогда не трогали невысокого седого мужичка, которого звали Майор. Они даже старательно обходили его стороной. Майор жил обособленно, почти ни с кем не общался. Он мастерил мебель в полуразрушенном здании бывшего клуба, даже частенько там ночевал, за что ему такие привилегии я не знал, но работал он всегда исправно и не пререкался.

   Однажды я не захотел отдавать мужиков из цеха. Груздь рассердился, ударил меня в челюсть и свалил с ног. В умывальнике я выплюнул окровавленный зуб в раковину и приложил к ушибленной челюсти мокрое вафельное полотенце.

   В столовой меня отозвал Майор, он оказался невольным свидетелем разборок.

   – Вечером приходи, есть разговор.

    После ужина я пришел в старое здание. Майор заварил крепкого чифиря. Мы неторопливо выпили по кружке.

    – Смотрю я на тебя, Никитин, вроде ты пацан неплохой. – сказал Майор.– Справедливый и правильный. Но блатным ты не нравишься, они не отстанут, пока ты не покажешь им Силу. Они же дикие звери и понимают только древний язык Силы.

    – Что мне нужно сделать?

    – Завали Груздя на ристалище. Сделай из него отбивную. Возьми блатных на характер.

    Я усмехнулся. Груздь почти на голову выше и намного тяжелее, да еще с длинными сильными руками орангутанга. Его боялась половина колонии, оставшаяся половина обходила стороной.

    – Ты где служил?– поинтересовался Майор.

    – Ракетные войска.

    – Значит как боец никакой… нулевой уровень…

    – Я в школе полтора года самбо занимался.

    Майор улыбнулся.

    – Хочешь стать на зоне авторитетом, а не тряпкой, об которую ноги вытирают? Слух ходит, блатные хотят тебя под шконку задвинуть, а в бугры своего человека поставить…

    – Майор, если можешь, помоги завалить Груздя…

    – С завтрашнего дня приходи каждый день, после ужина. Часа вполне достаточно. Я кое-чему научу тебя, и через месяц ты растопчешь этого мамонта…

    Майор оказался бывшим офицером-инструктором из легендарного спецподразделения «Вымпел». Почему он сидел на обычной зоне было загадкой. Через боль, пот и кровь Майор действительно вылепил из меня бойца за месяц, используя ускоренную программу подготовки сотрудников спецподразделений, но тогда я еще не знал, что мне предстоит выйти на ристалище с более опасным противником…

ГЛАВА 6

В последнее время я расслабился и просыпался не раньше восьми часов утра, сегодня и вовсе заспался до половины девятого. На стульчике меня уже ждал чистый бархатный халат, сияющие белизной кальсоны, новые брюки и мягкая рубаха. Халат я отбросил, никогда их не носил. Неторопливо оделся и выглянул в окно. Небо удивительно голубое, с легкими белыми облачками. На ветке тутовника у окна приземлилась черная стайка воробьев-разбойников, громко почирикав, воробышки тут же сорвалась и взметнулись в прозрачную высь.

    Во дворе Прохор громко ругал Герасима.

   – Дурья башка! Я же тебе сказал, круглой щеточкой, да с мылом… колеса до блеска натри, да порожки!

    К воротам медленно подъезжала небольшая серебристая бричка, на козлах сидел кудрявый юноша, в пассажирах я сразу же узнал фельдшера Митрича.

    Мы с фельдшером встретились внизу, в холле. Следом вошел и раскрасневшийся Прохор. Сегодня Митрич оказался трезвым, гладко выбритым и необыкновенно нарядным. Бежевый сюртук сидел на нем как влитой, под воротом накрахмаленной белой рубашки пижонская бабочка.

    – Как себя чувствуете, Андрей Иванович? – участливо спросил фельдшер.

    – Отлично.

    Он внимательно посмотрел на меня, осторожно пощупал синяк на груди и показал на стул. Неторопливо достал из саквояжа стетоскоп, послушал дыхание и удовлетворительно кивнул.

    – Я же говорю – в родном доме и стены помогают,– улыбнулся Прохор.– Барин наш здоров как медведь.

    – Голова не болит, в глазах не двоится? – спросил Митрич.

    – Нет…

    Видел бы фельдшер, что мы позавчера с Прасковьей в бане вытворяли… может она таким методом меня и излечила?..

    – Митрич, может по сопаточке? – предложил Прохор.

    – Благодарю, любезнейший. Через час выезжаю в Царицын, на консилиум сельских врачей.

    – А мы в Тимофеево сегодня решили махнуть. Кирюшин бал дает.

   Фельдшер внимательно посмотрел на меня:

    – Андрей Иванович, так вы на бал едете?

    – Хочу немного прошвырнуться. Людей посмотреть. Себя показать…

    – Не забудьте воздержаться от всяческих излишеств, хотя бокал шампанского на балу вам совсем не повредит…

    – Если вы насчет алкоголя – то к этому делу я абсолютно равнодушен. Может позавтракаете с нами?

    – С превеликим удовольствием…

    На завтрак Аглая подала фаршированные перчики, тушеную картошку с грибами и прожаренную индюшку. Привычный самовар тоже был тут как тут, на большой чашке пылали жаром румяные калачи и пирожки с капустой.

    Во сколько же девка встает, если успевает состряпать все это на завтрак?

    – Андрей Иванович, графинчик подавать?– спросила девушка.

    – Нет, конечно.

    Я грозно посмотрел на Прохора, он печально вздохнул и тут же набросился на фаршированные перчики.

    – Как вам после столицы? – поинтересовался Митрич.

    – А что столица? Просто большая деревня. Только дома повыше, да людей на улице побольше… зато какой здесь запах! Я вчера шел в село и просто наслаждался… разве сравнится с нашей природой уличная городская пыль и сажа…

    – Утром Прасковья из села пришла,– сказал Прохор.– Говорит, селяне под впечатлением после вчерашней сходки. Мужики в трауре ходят, говорят барин пить запретил…

    – Ничего, им только на пользу пойдет… позже еще благодарить будут. А то живут, право дело, хуже папуасов африканских…

    – Так вы, Андрей Иванович, решили русского мужика перевоспитать? – удивился Митрич.– Пустое это дело, неблагодарное… Русский мужик понимает только один довод – свист барского кнута. Будут и пить, и драться, отлынивать от работы, когда случится такая возможность… Вот в Царицыне фабрику запускали. Один цех строили немцы. Все сделали в срок, аккуратно, чисто, любо-дорого взглянуть. Второй цех возводили местные мужики. То детали сломают, то запьют как сапожники… пока хозяин не выпорол всех поголовно – совершенно работа не шла…

   – Мужику стимул нужен, он должен видеть результаты своего труда. И не нужно говорить что немец или англичанин лучше русского. Наш долго запрягает, зато дальше едет… Сколько уже веков на мужика все свалили: земли, подати, оброки… а как война – иди, Ванюша, вот тебе ружье да пика – защищай Отчизну от супостата. А кто русскому мужику в душу заглянет? Кто с ним поговорит, с горемычным? Что он хочет от жизни, в которой видит только беспросветную серость и грязь… Русь наша – великая Империя и ее величие держится на плечах обычного крепостного мужичка…

   – А вы, Андрей Иванович, философ и русофил…– рассмеялся фельдшер.

   – Да, я патриот. Но не такой, чтобы до мозга костей… Просто, если родился в России, люби свою Родину. Делай что можешь для ее развития и процветания, и не надо смотреть на этот Запад. Там совершенно другая история и менталитет… да, согласен, пусть немцы более аккуратны, китайцы трудолюбивы, но ведь и мы не лыком шиты, правда, Прохор Петрович?

    – Угу… – ляпнул приказчик, прожевывая крылышко индюшки.

    – Вот скажем, вы доктор – тогда стремитесь к мастерству в профессии. Мельник, кузнец, землепашец, да любой может стать счастливым, если видит результаты труда…

    – Простите, как землепашец может быть счастлив? Он пашет землю по необходимости, для пропитания,– возразил Митрич.– Разве тяжелая физическая работа может доставить какую-то малейшую радость? Счастлив может быть художник, создавший шедевр, композитор, написавший красивую сюиту или поэт, сочинивший любовный романс… Наверняка я тоже не совсем счастлив, просто выполняю свою работу…

   – Если вы с удовольствием и верно служите делу, которое избрали, то наверняка счастливы… а я вижу, что вам очень нравится ваша работа.

    На щеках фельдшера вспыхнул легкий багряный румянец. Он призадумался:

    – Я вот что подумал, вы все же государственник, Андрей Иванович. Но и мужику крепостному тоже хотите поблажку. Любите вы русского мужичка, будто дитя неразумное. Пожалуй, нужно познакомить вас со своим приятелем, Кириллом Аксаковым из Царицына. У него тоже похожие взгляды. Может слышали про Аксаковские маслодельни?

    – Как же не слышали… на весь юг России славятся…– пожал плечами приказчик.

    – Аксаков человек широких взглядов, как и вы русофил, считает сельское хозяйство и промышленность в нашем регионе – основным фундаментом вехи развития России… он активно борется за прогресс и за строительство железной дороги между Царицыным и Астраханью. Поддерживает расширение Российской Империи.

    – Наверняка интересный человек, этот ваш приятель…

    – На днях мы приедем к вам вместе.

    – Жду с превеликим удовольствием…

   Вскоре фельдшер откланялся и умчался.

   А мы стали собираться в Тимофеево. Прохор Петрович принарядился, одел светло-серый сюртук и надушился как баба. Я тоже по случаю облачился в длинный черный камзол с золоченными пуговицами, модные брюки и обул остроносые лакированные туфли. На голову нацепил высокий цилиндр. Даже Герасим приоделся в праздничный красный кафтан.

    Мы выехали в полдень. Грунтовая дорога оказалась широкая и накатанная. Однако нетрудно представить что здесь творится, когда несколько дней зарядят дожди. Вскоре мы добрались до развилки.

   – Смотри, Прохор, какое дело… Сколько повозок здесь проезжают за день? В Царицын, Астрахань, да хоть в Тимофеево…

   – Тридцать, а то и пятьдесят… Летом путники чаще ездят, зимой пореже…

   – Здесь на развилке трактир со временем поставим. Путникам надо же пожрать в дороге, припасов подкупить… Можно даже со спальными номерами. Бьюсь об заклад, трактир за год окупится и начнет приносить хорошую прибыль…

    – Золотая вы голова, барин! Не зря в столице обучались… а то что

   помещик Гарин разносит – думаю брехня полная…

    – А что он разносит?

    – Будто бритер вы и пошляк… по старым вдовушкам таскались в Петербурге, а как серьезным дворянам глаза намозолили, так и перебрались в далекое поместье…

    – Гарин, похоже, сволочь редкая, наверняка еще будет нам палки в колеса вставлять… это он тебе лично говорил?

    – И мне, и в селе его людишки слухи распускают…

    – Ничего, побесится и успокоится…

    – Позвольте сказать, барин…– пробухтел Герасим.

    У великана и голос мощный, будто железная труба в самоваре колышется.

    – Слышал я от станового, будто сводный брат Гарина – в Царицынском полицейском управлении служит. Только фамилия у него другая, то ли Вольский, то ли Дольский… вроде имперского сыщика.

    Теперь понятно, откуда Гарин все разузнал про настоящего наследника. Да что же такое, попал в девятнадцатый век и здесь у меня начинаются проблемы с власть имущими …

    Нужно почитать местные законы, в особенности Уголовный Кодекс, что тут можно, а что нельзя.

    Бричка мчала по равнине, по краям от дороги виднелись зеленые лепестки степных тюльпанов, которые уже отцвели. Вдали серебрилась широкая полоска реки и небольшие перелески, чернели невспаханные поля. Я заметил фигуры мужиков, которые ходили по полю с длинными колышками и саженями. Это уже Гаринские поля.

    Эх, мужики… вам бы трактора, сеялки, комбайны… У меня много светлых идей, но что я могу дать населению девятнадцатого века? Маловато технической литературы в свое время читал, даже простой радиоприемник не смогу собрать, да и из чего собирать? Хотя можно подумать на досуге, как установить в поместье пару ветряков… главное не расслабляться, не вжиться в роль помещика и не стать равнодушным…

   Равнодушие это вообще бич человечества. Сегодня ты прошел и не обратил внимание, как гопники отнимают телефон у тщедушного очкарика, завтра отвернулся и не захотел замечать, как слащавый дяденька на «Мерседесе» предлагает тринадцатилетней девчонке проехаться, а после завезет ее в лесопосадку… Такие вещи нужно видеть и пресекать, иначе что ты за человек? Только жрешь, ходишь, да гадишь… не человек, а биомашина… существо, живущее в свое удовольствие. Нет, никогда не хотел бы я стать равнодушным…

    Мы неспешно ехали уже около двух часов, когда я увидел на обочине, недалеко от реки, невысокого мужичка, который старательно перевязывал рубахой руку, выше ладони, ревущему мальцу.

    – Останови, Герасим! – приказал я.

    Когда мы приблизились и бричка остановилась, я строго спросил:

    – Что случилось?

    Мужик слегка поклонился.

   – Барин, сын сетку проверял у коряги, да сильно порезался об ракушки… все кровью забрызгал…

    Малец хныкал, приобняв здоровой рукой отца. Совсем малой, лет шести. Штанишки в пятнах от крови.

    – Да мы тут недалече, из Андреевки…– мужичок показал на домики под холмом.– Как доберемся – бабка ему руку зашьет…

    – Садитесь в бричку! – приказал я.

    – Барин,– пролепетал приказчик.– Доберутся они, тут две версты, не больше…

   – Двигайся!

   Я помог мальчонке и мужику сесть на бричку, ошарашенный Прохор прижался сбоку. Однако я уже не помещался.

    Прохор хотел спрыгнуть, но я покачал головой и надел свой цилиндр на приказчика:

    – Довезете их до Андреевки и вернетесь. Я здесь пока подожду. Полюбуюсь на местные пейзажи…

    Как только бричка уехала, я спустился по откосу к реке. Берег песчаный. Спуск не слишком крутой, но и не пологий. Над рекой склонилась плакучая ива. Злополучная коряга чернела в семи шагах от берега, там же я заметил порванные сети. От воды тянулась полоска подсохшей крови, наверняка малец и вправду сильно порезался, хорошо отец оказался рядом.

    Я присел на корточки перед водой. Эх, надо как-нибудь посидеть с удочкой на берегу. Наверняка рыбы в реке немерено, никто здесь еще не знает об электроудочках и прочих варварских способах ловли…

    На противоположном берегу, из камыша, показалась длинная серая цапля, она вздрогнула, увидев меня, хлопнула большими крыльями и тут же устремилась в высь.

    Рыба так и плескалась на речной глади. Посреди реки, почти на поверхности, проплыли две огромные белуги, показав широкие спины. Ну и звери здесь водятся! Однако где же Герасим с Прохором? До Андреевки и вправду не больше двух верст, прошло уже почти полчаса, давно уже должны вернуться.

   По берегу брели два мужика. Они заметили меня и слегка прибавили шаг. Интересно, чьи это? Гаринские или генеральши Поповой? Мы уже верст тринадцать от поместья отмахали…

   Мужики быстро подходили. Оба невысокие и какие-то грязноватые. Один безбородый и смуглый, я сразу назвал его Метис. Второй с жидкой бороденкой и кудрявый. Оба лет тридцати.

   Метис улыбнулся:

    – Митяй, жирная нам нынче птица попалась, ты как в воду смотрел!

    Что-то здесь не так. Я неожиданно почувствовал острую угрозу, исходящую от путников… ага, привык что все кланяются и расслабился.

   Когда они приблизились, кудрявый неожиданно гаркнул:

   – Барин, камзол скидай, деньги и часы бросай на землю. И беги отсель подальше…

    Он медленно достал большой нож из-за спины.

    Я посмотрел на его невозмутимое лицо и жесткие носогубные складки. Мужик точно не шутил и нож у него внушительный: широкое длинное лезвие с острой заточкой.

    Метис достал из кармана небольшой шипастый кистень и осклабился, показав желтые неровные зубы.

   Я пробормотал:

    – Мужики, давайте только без крови…

   Расстегнул камзол, снял и осторожно положил на землю.

   – Теперь деньги и часы!– прохрипел Метис.

   И тут я понял, что у меня ни денег, ни часов. Я даже совсем не думал о деньгах, положившись на Прохора. Он вроде взял в город какую-то сумму.

    – А нет ничего. Я же налегке прогуляться вышел…

   Мужики переглянулись и тут я все понял. Если они действительно разбойники с большой дороги, им не резон оставлять меня в живых. Я видел их лица. А на лицах было все ясно написано. Мне приходилось встречать убийц на зоне и редко кто из них выглядит ангелочком без крылышек. За этими путниками наверняка не одна загубленная душа…

    Кудрявый усмехнулся и сделал вид, что пытается спрятать нож за спину. Метис быстро огляделся: нет ли свидетелей, слегка размахивая кистенем. У меня оставалось секунды три-четыре, не больше. Я кинулся первым, когда кудрявый уже заносил нож для удара и вмазал в левый глаз костяшками кулака. Он заорал как павиан в джунглях, выронил нож и сразу присел. Если кто не знает – нужно вогнать костяшки прямо в глазное яблоко, внутренние нервы глаза напрямую соединяются с мозгом. От страшной боли человек иногда даже теряет сознание… Метис не успел развернуться, я сбил его с ног жесткой подсечкой, ударив по икроножной на излом. Когда он упал и тут же попытался встать, я вмазал боковым в челюсть, даже почувствовав легкий хруст. Кистень отбросил ногой. Кудрявый уже протер глаз, из которого сочилась красная густая сукровица и попытался дотянуться до ножа. Я навылет ударил его мыском ботинка по голове. Совершенно негуманно, зато эффективно. Кудрявый крякнул и сразу уткнулся лицом в грязь.

   – Ба-рин!!! – с откоса бежали Герасим и Прохор. Однако помощи уже не требовалось.

   До Тимофеево оставалось всего четыре версты. Прохор придумал привязать душегубов к бричке и вести на привязи. Когда разбойники пришли в себя, так и сделали. Герасим крепко связывал разбойников и все порывался приголубить каждого огромным кулаком, но я не разрешил. Ребятам сегодня и так крепко досталось.

   Мы ехали на бричке медленно, чтобы душегубы успевали перебирать ногами. Они стойко переносили тяготы, которые сами заслужили, даже уныло молчали всю дорогу. На окраине города мы сдали преступников, ножи и кистень в полицейский участок. Два дюжих солдата тут же отвели их в холодный подвал. Но сразу нас не отпустили.

    Меня пригласил в кабинет невысокий, гладко выбритый мужчина с седыми баками, в полувоенном френче:

    – Капитан-исправник Михаил Семенович Нагайцев.

    – Помещик Андрей Никитин из Новореченского.

    – Где же вы поймали этих разбойников?

    – На реке, в четырех верстах от Тимофеева.

    Капитан показал на стул:

    – Трубку курите, господин Никитин?

    – Спасибо, бросил еще после армии.

    – Так вы служили? – удивился капитан.– В каком полку?

    И кто меня за язык тянул?

    – В Драгунском…

    Капитан уважительно посмотрел на меня и кивнул. Он достал из стола небольшую черную трубку.

    – Позволите?

    – Конечно курите, господин капитан…

    Нагайцев подпалил трубку, затянулся и выпустил дым колечком.

    – Это ваш здоровяк подпортил этих беглых крепостных?

    – Так они беглые? Я думал просто разбойники.

    – Мы еще будем проверять. Но похоже, это та самая парочка, что убили купца Лядова и снасильничали девку в Озерном… по всем приметам именно они… Сбежали из Никольского поместья неделю назад.

    Капитан достал сероватый листок из ящика стола и обмакнул перо в чернильнице.

    – Вы уж извините, господин Никитин. Мне нужно заполнить протокол для отчетности. Задержу вас не более десяти минут.

    – Очень рад содействовать Российскому сыску…

    Капитан удивленно посмотрел на меня и усмехнулся:

    – Так где вы заметили беглых?

    – По дороге мы встретили мальчика, который сильно порезался. Он был с отцом. Я посадил их на бричку и отправил в Андреевку, а сам остался у реки, где и повстречал беглых…

    – Так это вы их приголубили…– рассмеялся капитан.– Сразу видно драгунца…

    Он неожиданно подошел к двери и прислушался, приложив ухо к двери. Такого я еще не видел. Одно дело подслушивать кабинет, другое – что происходит в коридоре…

    Капитан вернулся к столу, присел и снова выпустил дым колечком.

    – В поместье и окрестностях ничего странного не замечали?

    – Я недавно прибыл, еще даже не осмотрелся как следует…

    – Откуда прибыли?

    – Из Петербурга.

    – В уезде еще одна разбойничья шайка орудует. В Киляково поместье ограбили и сожгли, стреляли в помещика Кирсанова. Он чудом выжил. Не слышали?

    – Нет, еще не слышал.

    – Квартальных и солдат два раза посылали, лес тщательно прочесывали. Так никого и не нашли…

    – Спасибо за информацию.

    – Ну а у вас мужики не лютуют?

    – Нет, в нашем поместье все в порядке.

    – В Антоновке, недалеко от вашего поместья, служит становым приставом мой старый приятель, Еремей Самохвалов. Обращайтесь к нему в любое время дня и ночи, если возникнут какие-то затруднения.

    Капитан прищурился и посмотрел на часы:

    – Что же, не смею вас задерживать, господин Никитин. Благодарю за поимку опасных преступников. В ближайшем номере уездной газеты мы обязательно отметим ваш храбрый и благородный поступок!

    Я пожал капитану руку и вышел из полицейского участка.

ГЛАВА 7

По дороге в гостиницу мне лезли в голову нехорошие мысли: « А не заигрался ли я, примерив на себя чужую жизнь?»

    Девяносто из ста процентов – что настоящий наследник рано или поздно заявится. Есть немного шансов, что он приживется в столице с какой-нибудь богатой вдовушкой-графиней и хоть на время, а то и навсегда, забудет маленькое поместье в заволжской степи.

   Может наследника вообще грохнут на дуэли, если он известный столичный бретер. Вот Пушкин, насколько знаменитый поэт, и то раз пятнадцать стрелялся на дуэлях…

    Но если наследник все же появится, нужен запасной план. Если он не конченый баклан, можно попытаться договорится, чтобы и настоящий барин не остался в накладе, да и у меня чтобы сохранилось место под солнцем.

    Но договориться все же маловероятно, скорее всего мне предъявят как самозванцу и заставят отвечать по закону, тогда можно попробовать еще один вариант, чтобы не угодить на нары. Когда я работал на стройке, приятель поведал удивительную историю. Год назад его дядю сбила машина. Он даже провел в коме три дня. А когда очнулся, совершенно ничего не помнил до того момента, когда его сбили. Мужик не утратил никаких навыков, мог ходить, разговаривать, практически все, но совершенно не помнил прошлого. Куда только не возила его жена, профессора только руками разводили и говорили что мозг – величайшая загадка, возможно память к нему вернется, а может и нет…

   Если меня серьезно возьмут за жабры – буду косить что потерял память после того, как меня сбила лошадь. Фельшер Митрич подтвердит, что в тот день я был чумной, а поскольку все меня сразу же приняли за барина, (наверняка из-за внешней схожести), то я решил, что действительно настоящий барин, утратив память о прошлой жизни… Если надо – пусть проверяют, обследуют. Хотя вряд ли кто будет меня здесь обследовать…

    Совершенно не хотелось пока думать о плохом, бабушка всегда учила не вспоминать и не звать беду – тогда, глядишь, она стороной и обойдет. Главное – больше позитивных мыслей…

   Тимофеево оказался небольшим провинциальным городком. Здесь уже встречались признаки цивилизации: мощенные мостовые, парки, иногда даже попадались кирпичные дома с изысканной архитектурой, да и горожане одевались богаче.

    Мы остановились в городской двухэтажной гостинице. Герасим хотел управиться с лошадьми и идти на постоялый двор, но я приказал, чтобы он поселился с нами. В холле сидел старик в ливрее с шевронами. Рядом, на стульчике пожилой солдат в суконной шинели и сапогах, которые «просили каши».

    Старик аккуратно переписал нас, подозрительно посмотрев на великана Герасима, который едва вошел в дверной проем. Когда старик ушел в каморку за ключами, солдат тихо спросил:

    – Господин хороший, не найдется двадцати копеек для бывшего гренадера?

   Я кивнул Прохору чтоб выдал.

   Мы сняли трехкомнатный номер на втором этаже, заплатив целых четыре рубля. Гулять так гулять. Комнаты в номере были выкрашены в зеленый болотный цвет, удобства во дворе, зато имелся большой балкон на центральную улицу.

    Мы отобедали, немного отдохнули и около семи часов вечера вышли с Прохором из гостиницы. Оказалось, приказчик вовсе не собирался идти на бал, потому что не дворянин. Прохор обещал дожидаться меня в трактире, напротив Городского Дворца.

    Это серьезная подстава. Я совершено не знал правил этикета и мог запросто попасть впросак. Однако глубоко вздохнул и решительно направился на бал.

    Городской дворец оказался величественным зданием с колоннами и балконами. Внутри просторный холл с нарядными гостями. Наверняка бал – знаменательное событие в небольшом уездном городе. Посредине холла стоял плотный рыжий мужчина с бакенбардами, в красивом фраке, придерживая под руку мадам в бальном платье и шляпке. Входящие подходили к парочке и здоровались, мужчины целовали даме руки.

    Женщин оказалось гораздо больше, прохаживалась даже парочка откровенных старух в бальных платьях и в широкополых шляпках, на лицах легкая вуаль.

    Я набрался решимости, медленно и с достоинством подошел. Снял надоевший цилиндр, кивнул городничему и поцеловал руку его супруге. Она с интересом смотрела на меня зелеными кошачьими глазищами.

    – Помещик Никитин,– представился я. – Только недавно прибыл из Петербурга. Рад выразить свое почтение…

   – Ба! – ударил по жирным ляжкам городничий.– Андрюшенька, сокол наш ясный… я и не признал вас сначала, сколько лет прошло…

   Я виновато улыбнулся.

   – Как Петербург? Говорят все строится… Величественные соборы, Петергофский дворец… Кого из бомонда встречали? Может видели самого императора Николая?

   – Признаться, видел императора только издали…

   – Пойдемте, Андрей Иванович… вы позволите, Дарья Агаповна?

    Супруга городничего кивнула и тут же направилась к престарелым модницам в вуалях.

    Кирюшин мягко взял меня под локоть и повел в залу:

    – Года, Андрюшенька, летят быстрее птицы. Когда вы уезжали, Екатерина еще пешком под стол ходила. А на днях уже под венец идет…

    Мы прошли через арку и я увидел огромный зал с высоченными потолками и многоярусными люстрами в тысячи свечей. Вдоль стен залы стояли величественные колонны с изображением героев греческих мифологий, пол украшен блестящим цветным мрамором. В центре залы в танцах кружились нарядные пары. Музыканты играли в другом конце, но музыка прекрасно разносилась по всему помещению. Вверх вела широкая лестница с лакированными перилами и резными балясинами, наверху оказалась надстройка почти в треть зала, там слышались приглушенные стуки и мужские голоса.

    Кирюшин гордо кивнул на худенькую востроносую девушку, с полуобнаженной спиной, кружащуюся в танце с молодым офицером.

    – Вон она, Катенька, мой цветочек… А вы, Андрюшенька еще не определились с законной супругой?

    – Уже задумываюсь... года и вправду бегут.

    Я совсем не ожидал, что городничий окажет моей персоне такое пристальное внимание. Сначала хотелось сбежать от Кирюшина, но раз уж такое дело, а наглость, как известно – второе счастье, я вздохнул и решился:

    – Дмитрий Михайлович, сегодня у вас великий праздник. Торжественное событие. Однако уделите мне пару минут для сугубо делового разговора.

    – Я весь во внимании, мой друг.

    – Поместье мое, как вы может слышали, малость в долгах… Я много времени размышлял как привести дела в надлежащий порядок. И вот что решил. Хочу построить кирпичный заводик возле глиняных балок. Думаю доход будет неплохой и спрос на кирпич имеется, для нашего уезда готов торговать по привлекательной цене…

    Городничий помолчал. Его низкий лоб покрылся сеточкой мелких морщинок.

    – Что же, задумка хорошая… деревянные дома частенько горят, кирпичные здания гораздо надежней. Да и печи постоянно нужны, а они, как известно, делаются из хорошего кирпича… Думаю спрос точно будет. Даже смогу выделить вам тысячи три из городского фонда, но этого наверняка маловато…

    – Мне бы для начала специалистов хороших отыскать. Инженеров, чтобы все рассчитали. Помогли с установкой оборудования…

    – В нашем захолустье это весьма затруднительно. Хотя…– Кирюшин задумался.– На Вишневскую завтра загляните. Управление речного хозяйства. Там трудится Ковалевский, мне он показался весьма грамотным инженером. Ковалевский двадцать лет жил в Сибири, отлаживал оборудование на горных приисках… вроде и на кирпичном заводике тоже работал…

    Подошла супруга городничего и брюнетка лет сорока, в красивом бальном платье с рюшами.

    – А вот и наша прекрасная Натали…– улыбнулся Кирюшин и любезно поцеловал даме руку, мне пришлось сделать тоже самое.

    – Кстати, ваша соседка, Андрей Иванович,– сообщила супруга городничего.– Наталья Петровна Попова. Вдова покойного генерала.

    Вдова и вправду оказалась интересной дамой. Особая стать, высокие скулы, слегка упрямый подбородок. Небольшой чувственный рот и голубые глаза несколько смягчали выражение лица, делали добрее и простодушнее. Ни худая и не полная, среднего сложения. Вдова заинтересованно поглядывала на меня, иногда застенчиво опуская взгляд.

    Кирюшин тут же привлек меня за локоть и прошептал на ухо:

    – Немедленно пригласите даму на танец!

    – Позволите? – я поклонился и вытянул руку.

    Генеральша кивнула и мы вместе вышли к середине зала.

    Кружась в танце, я все же невольно наступил даме на ногу.

    – Извините, совсем разучился танцевать…

    – Позвольте, Андрей Иванович… вы же только что вернулись из столицы… – голос у вдовы оказался певучий, с легким придыханием.

    Знаю я, голубушка, зачем ты на бал приперлась… наверняка развлечься и хер пожестче поискать…

    – Да, я действительно из Петербурга. Но пять лет не был в светском обществе. На приемах и балах…

    – Ну а чем же еще заниматься в столице?

    – Учеба, музеи, книги… я много читал о торговле и производстве. Регулярные спортивные тренировки, чтобы держать тело в хорошей физической форме.

   Генеральша засмущалась:

   – Вы весьма необычный человек. А где учились?

   – Государственная Академия.

   – Слышала, вам уже далеко за тридцать, а до сих пор не обзавелись семьей…

   – Я пока не тороплюсь. Хочу для начала крепко встать на ноги. Достичь чего-то в жизни…

    – Чего достичь?

    – Духовного и материального удовлетворения. Чтобы моим детям и внукам было что оставить…

    Генеральша кивнула:

    – Кажется, я начинаю вас прекрасно понимать, Андрей Иванович… у меня самой двенадцатилетняя дочь Софочка. Такой возраст, когда ребенок трудно управляем и необычайно взбалмошен…

    – Пусть больше занимается физическим трудом, хотя бы в саду, девочке только на пользу пойдет.

    – Да вы верно шутите, Андрей Иванович… – рассмеялась генеральша.– Какой физический труд, она же не девка крепостная…

    Музыка неожиданно прекратилась и по залу как тараканы забегали лакеи с большими подносами, на которых звенели стеклянными фужеры с шампанским. Татьяна Алексеевна бойко перехватила два фужера, один подала мне. Наверное, по этикету это должен был сделать я, впрочем, какая уже разница…

   – Давайте выпьем, Андрей Иванович! И хоть на этот прекрасный вечер забудем о наших невзгодах и проблемах…

    Мы только успели допить шампанское, к нам приблизилась высокая худощавая дама, красивая, с черной мушкой на щеке, примерно тридцати семи лет.

    Дамы поцеловались в щечки и генеральша представила:

    – Княгиня Анастасия Львовна Ягупова. А это мой сосед, Андрей Иванович Никитин. Недавно прибыл из столицы, унаследовал тетушкино поместье.

    Княгиня хитро, с прищуром посмотрела на меня:

    – Очень приятно, господин Никитин. Как прекрасно встретить в нашем городишке новое лицо. Вам понравился бал?

    – Довольно неплохо…

    – Да бросьте вы, господин Никитин, наверняка со столицей не сравнить!

    – Андрей Иванович почти не бывал на светских вечерах, он в некотором роде аскет…– подколола генеральша.

    – А…монах-отшельник…– звонко рассмеялась княгиня, осматривая меня.– Да нет, это на господина Никитина совсем не похоже…

    В середину зала важно вышел Кирюшин с дочерью.

    – Господа и дамы! Я очень рад приветствовать вас на субботнем балу. Мне радостно видеть здесь, в Городском Дворце, лучших представителей нашего прекрасного города. Какие милые, светлые лица, большие сердца, наполненные безудержным счастьем… Просто именины души! Гуляйте и веселитесь. И прошу всех присутствующих в следующую субботу на свадьбу моей любимой Катеринушки…

    В зале захлопали. Одна из старушек в вуали подошла и крепко обняла Кирюшина, а затем его дочь. Бабуля растрогалась и вытерла платочком слезы.

    – Андрей Иванович, только далеко не уходите,– тихо произнесла Наталья Петровна.– Мы с княгиней ненадолго отлучимся…

    Музыканты вновь заиграли. Парочки закружились по залу, а я решил подняться и посмотреть, что происходит наверху. Как только взобрался по ступеням, меня встретил носатый блондин с впалыми щеками.

   – Господин, не составите компанию для партии? Как раз ищем четвертого…

   Я обратил внимание на три стола с картежниками у стены, посреди залы стоял большой бильярд с бархатным зеленым сукном.

   – В карты не играю, а вот в бильярд с удовольствием.

    И тут я застыл, увидев у бильярдного стола помещика Гарина и щуплого брюнета. Похоже, игра только что закончилась. Брюнет с досадой положил кий, и направился к столику с выпивкой.

    Гарин тоже заметил меня:

    – Ба! Господа, сегодня к нам пожаловал сам помещик Никитин из Новореченского! Снимите шляпы!

    Картежники обернулись в мою сторону, все уважительно кивнули.

    – Не желаете сыграть в бильярдик? – вкрадчиво спросил Гарин.

    В бильярд я играл неплохо, но только знал, в этой игре все зависело не только от мастерства, но и от везения.

    Я подошел и осторожно взял кий. На полочке заметил кусочек мела и тщательно протер кончик.

    – На что играем?

    – Не будем мелочиться, мы же не мещане… Как насчет соточки? – усмехнулся помещик.

    – Согласен.

    Блондин сделал удивленное лицо, когда услышал про ставку. К бильярдному столу подошли еще двое молодых ротозеев, похоже они так и не нашли четвертого партнера для виста и решили поглазеть на игру.

    – Разбивайте, господин Никитин! – любезно разрешил помещик.

    Я ударил не сильно, но один шар все же плавно вошел в лузу. Вторая попытка оказалось неудачной и ход перехватил соперник. Гарин долго прицеливался, но тоже загнал шар, затем еще один. Настоящий мастер. Третий раз он не попал и гневно хлопнул себя по ляжке:

    – Вот зараза… он же четко шел. Наверняка вы, господин Никитин, мистик…

    – Просто не все коту масленица! – усмехнулся я. Но переволновался и ударил чуть сильнее, конечно же промахнулся!

    Гарин задумался и почесал высокий лоб. Он медленно обошел вокруг стола, неторопливо протер кончик кия мелом и поплевал на ладони. Наклонился, резко ударил, но тоже промазал. Гарин так разозлился, что чуть не сломал кий об колено. Шары после его неудачной попытки встали довольно удачно. Два оставалось только слегка подтолкнуть, еще два я смело забил в лузы, но после промаха все же дал еще шанс Гарину.

   К сопернику подошел лысый человечек и что-то сказал на ухо, показывая на поле. Гарин подозвал лакея:

    – Петрушка, принеси воды…

    – Что же вы так переволновались, Владимир Иванович,– усмехнулся я.– Небось, не поместье проигрываете…

    Помещик побагровел. Он залпом опрокинул стакан воды. Прицелился и резко ударил. Один шар четко, даже не задев края, вошел в лузу. Но второй раз он промахнулся. Больше я не дал ему шанса, забив подряд сразу три шара. Быстро и точно.

    Гарин покраснел как вареный рак. Похоже, он совершенно не любил проигрывать. Помещик тут же потянулся за бумажником.

    Я усмехнулся:

   – Оставьте. По приезду мужикам в селе водочки выкатите на стольник… Только чтоб без обману…

   – Что?! – резко выдохнул Гарин. Показалось, он даже готов броситься на меня. А что, проиграл – заплати… а выигравший уже сам распоряжается призом как захочет. Что тут такого, поставить мужикам водки, не развалится… устроит в селе праздник. Денег как раз должно хватить. Это в моем селе полусухой закон, а гаринские пусть гуляют…

   Блондин удивленно посмотрел на меня:

   – Вы это серьезно? Поставить крепостным водки на сто рублей?

   Покрасневший Гарин подошел к столу и залпом выпил стопку водки.

    – Так и есть. Вы все свидетели. Пусть помещик Гарин напоит крепостных на мои выигранные деньги.

    По ступенькам вбежал кудрявый малый и выкрикнул:

    – Господа, прошу вниз! Княгиня Ягупова петь будет!

   Картежники с одного стола привстали, бросив игру, а игроки на соседнем столе даже ухом не повели. Похоже игра шла нешуточная, на большой куш. Гарин, щуплый брюнет и двое ротозеев уже спускались вниз. Блондин смотрел на меня, не отрывая взгляд, я уже невольно подумал что он из «этих», когда дядя с дядей дружат, и тоже поспешил спуститься.

    – Вот вы где,– улыбнулась генеральша и подхватила меня.– Пойдемте, Анастасия Львовна поет как ангел…

    Гости встали большим кругом. Посредине зала на стуле сидел поручик с щегольскими усами, в руках красивая белая гитара. Он старательно перебирал струны и княгиня, вытянув тонкие руки, затянула:

   Гори-гори, моя звезда…

   Звезда любви приветная!

   Ты у меня одна заветная,

   Другой не будет никогда…

   Ты у меня одна заветная,