Оглавление
АННОТАЦИЯ
Я Аня Капранова, одинокая мама. У меня есть маленькая дочь. На детском утреннике я сажусь рядом с незнакомцем. Оказалось, наши дочки ходят в одну группу и у каждого ребенка есть своя заветная мечта. Моя дочка мечтает о сестренке, а дочка незнакомца о котенке.
А о чем мечтаешь ты, Светлов?
ГЛАВА 1.
Аня
Мой день начинается в половине шестого. Рань ранняя. Пропев веселое всем спящим: «Добрый день и с бодрым утром» телефонный будильник с третьего раза наконец-то замолкает. Хотя тихо он звучит, прямо у самого уха.
Уф!
Глубоко вздохнув, потягиваюсь на кровати. Чувствую, как просыпаются все части тела. Сначала просыпается и тянется спина, следом плечи, поясница, потом коленки, стопы. Дергаю ногой, сминаю одеяло. Приподнимаюсь на локте, пробую открыть глаза. Никак. Эх, жаль, сегодня не суббота. Любимый, между прочим, день. Но сегодня точно не суббота. Вчера был понедельник, значит, ненавистная среда еще только впереди. Я не люблю среды, потому что пятидневка, а еще потому, что работа не любимая, но денежная, а это крайне важно для меня, для нас...
Не раскрыв еще толком глаза, уже слышу цокот. Ко мне придвигается мокрый и холодный нос. Альта – ласкучая и длинношерстая дворянка. Дворянки, они, знаете, бывают не признанных кровей. Я ее нашла щенком на остановке. У меня тогда еще не было Алиски, и в голове все было очень хорошо. В общем, не прошла я мимо обездоленной собачьей детки.
Добрая я девушка и сердобольная, ранимая и чуткая. Была. Тогда моя скорлупка еще не была треснута настолько.
Из того щенка выросла Альта, подобранка номер раз. Рыжая яркая собака. Шерсть густая, длинная, струится как лава. Уши стоячие, а хвост, обильно украшенный длинной мягкой шерстью, идет кольцом.
– Привет, привет! – глажу голову собаки. Собака у меня воспитанная, не лает, не скулит, а просто трется рядом то хвостом, то мордой, подставляет для объятий попку с выгнутым кольцом хвостом, крутится здороваясь.
Взбодрив меня тычками носа по коленкам, щелкнув пастью в затяжном зевке, Альта оборачивается, так как в комнату заходит кот Василий.
Это подобранец номер два. Почти белый, с серыми носочками на лапках и серыми кончиками ушей. Хвост обычный, не пушистый, тоже серый. Оригинальная раскраска и добрейший зверь.
Еще есть номер три – кошка Мурка. Коричнево-полосатая, обычная дворовая, ушки с аккуратными черными кисточками и черной подводкой у глаз. Мурка. Да, так бесхитростно и просто. Альта, пожалуй, самое вычурное имя, Васька и Мурка совсем простые имена.
Вздыхаю. Не время для уныния. Все славно, хорошо у нас с Алисой, вот только тяжело. Ну, ничего!
Алиса – это моя дочь. Вон, спит в кроватке. Скоро нужно кроватку менять, ведь доченька растет.
Я с сомнением оглядываю нашу комнату. Она единственная в квартире. Сама квартира – студия: смежная ванна/туалет, небольшая прихожая и крохотная кухня, объединенная с комнатой. Немного метров, два больших окна. Второй этаж. И выход в общий коридор, где все квартиры однотипные малосемейки.
Иначе муравейником еще зовут такие дома, или человейниками, что вполне обосновано. Наш дом – башня, семнадцать не очень дружных этажей. Под окнами нет зелени, затоптаны газоны и везде, где только хватает глаз, стоят автомобили.
Но!
У меня своя жилплощадь. Это чертовски огромный плюс для меня, для нас…
У меня большая дружная семья, хотелось бы добавить позитива, но вся моя семья состоит из дочки и меня, и подобранцев: Альты, Васи, Мурки.
Я – мама для всех и единственный кормилец или, иначе говоря, рабочий аппарат по добыванию денег, а еще готовщик и закупщик пищи и оплатчик коммунальных платежей. Еще и волонтер в придачу. Но все по порядку.
Сейчас на очереди у меня подъем…
Тяжеловато одиноким. Нет у меня ни родителей, ни дедушек и бабушек. Зато квартирка есть, и дочка есть. И живность. Куда уж без нее! Хотя без живности, да и без детей жить можно и очень многие живут и хорошо, но у меня так не выходит.
Улыбаюсь, видя, как робко заглядывает в комнату кошка.
– Привет! – говорю ей.
Ее гоняет по квартире Альта, а Вася смотрит строго так. Ну, Вася кот, ему положено так смотреть, а кошка у нас баловница и ночная гонщица. Из-за нее мне часто прилетает негатива от соседей. Стены. Стены в нашем доме, словно из картона, слышно все.
Но я надеюсь накопить на шумоизоляцию однажды.
Еще толком не проснувшись, умываюсь, одеваюсь и, заглядываю в детскую кроватку, убеждаюсь, что моя малышка еще спит. Мне же пора на прогулку с Альтой и пробежку.
За окном туманно, ночью был ливень. Одеваю ветровку, кроссовки, цепляю за ошейник поводок.
Открываю дверь. Иду до лестницы.
Утро – самое спокойное в нашем доме время. Усмехаюсь и качаю головой. М-да, соседи у меня не сахарные, но условия не выбирают, в моем случае мне еще сильно повезло.
Из подъезда сразу же ныряю в утро, как в густую вату с головой и вместе с Альтой.
Побежала в парк трусцой.
Ох, бодрит эта хмарь и сырость, но и мобилизует силы. Мне это необходимо, иначе не прожить. В тоске люди, птицы, творческие личности и одиночки не живут. Они загибаются и мрут, как в неуютной клетке. Я не птица, но с тоской дружу. Поэтому бодрюсь и сама себя мобилизую на пробежку.
Тряхнув головой, спешу отогнать все нехорошие мысли. Только позитивные мысли пусть пользуются головой. У меня, у нас с Алисой все предельно хорошо. Денег нам хватает до зарплаты. Живем мы дружно, не болеем. Болеть совсем нельзя. Алиса ходит в детский садик. Я бегаю утром, а потом иду на работу. И начальник у меня мужчина золотой. Отпускает в пять часов.
Бегу в сторону парка одиноко, только Альточка со мной. В поясной сумке телефон. Алиса если проснется, то уже умеет набирать мой номер. Дети нынче развитые и моя не отстает…
Алисе неделю назад исполнилось четыре года. Совсем большая моя крошка. Ух и устроили мы праздник! Пригласили в кафетерий девочек из ее группы, был вечером салют.
Бегу, думаю о ней и в сердце разливается тепло. Это очень позитивные моменты.
Увы, всему радоваться в нашей жизни не выходит, поэтому, как любой человек я иногда поддаюсь унынию. Но не сегодня! Утру радоваться нужно, иначе день кривой пойдет.
Я молодая, у меня есть дочь, собака, кошки.
Принимаюсь я по привычке перечислять свои позитивчики и ставить в ряд.
У меня есть квартира. Есть работа. Есть хобби – хвостатым помогать.
Забежала в парк через раскрытые ворота.
Так, сейчас нужно свернуть на утопанную собачниками тропку вдоль кованой ограды. Здесь моя Альта должна сделать все свои дела, я за ней убрать. Пока собака выбирает место, я отдыхаю от стремительного бега, не спуская Альту с поводка. После снова будет бег и долго, минут сорок.
Пробежав два больших круга по парку, мы с Альтой возвращаемся домой.
Захожу в подъезд, пока все тихо. Тяжелый вдох, заглядываю в коридор. Пустой. Прохожу до своей двери.
Соседка дальше по коридору выпивает и таскает в гости мужиков. Соседи ближе к лестнице ненавидят живность и постоянно угрожают всех моих убить.
Ну, ничего! Я на своей территории, дверь запираю. И моя собака не воет днем. И кошки не орут.
Захожу домой, кошки на дежурстве. В общий коридор не смеют выходить, там злость живет в образе людском и вовсе образе не человечьем.
– Отойдите, – пихаю в пузико Василия ногой. Кот крутится в своем любимом танце «дайте жрачку», Мурка рядом, но терпеливо ждет.
Вытираю лапы Альты влажной тряпкой, убираю тряпку в стиралку и сразу же ее включаю на короткий режим. Мою руки. Иду заправлять кровать. Потом готовить завтрак. Сегодня у нас чай с лимоном и печеньем, каша манная – самая простая с маслом.
Смываю лоток за кошками, споласкиваю миски. Насыпаю корма всем зверям.
– Алиса, вставай! – бужу ребенка.
Тишина, но я улыбаюсь. Спит ребенок. Ну, пусть еще немножечко поборется со сном.
Приготовив завтрак, бужу окончательно ребенка.
На часах начало седьмого.
– Солнышко вставай! Присмотри за кисками, я в ванну.
Вижу, как поднимается взлохмаченная светлая головка. Ее сонная мордашка, встретив мой взгляд, улыбается.
У меня нет ни минуты лишней. Быстро споласкиваюсь, чищу зубы, одеваюсь второпях и открываю дверь. Дочка уже рядом.
– Заходи, – впускаю.
Смотрю, как она чистит старательно зубки, встав на табуретку, умывается. Какая же она еще малышка! Расчесываю быстро светлые кудряшки, закалываю волосы двумя заколками-стрекозами.
– Что наденем, платье?
– Да.
***
– Мама, не хочу в сад! Можно я останусь дома?
– Нет, Алиса, ты же знаешь, я не могу тебя одну оставить.
– Ну почему? Я буду сидеть как мышка тихо.
– Нет, Алиса, – отвечаю кратко.
Солнышко хмурится и надувает губки. Как всегда, ну ничего тут не поделать, одну Алису я не оставляю. Никогда. Нельзя пока.
Помогаю дочке застегнуть ремешки на туфельках, отдаю ей детский рюкзачок. В нем кофточка, светлые носочки и бутылочка воды на всякий случай. Лето. Днем бывает очень жарко, а нам пешком до садика идти.
– Ой, мамочка, я забыла Фию!
Дочка срывается стремительно, сбегает в комнату, лезет на свою кровать и вытягивает из-за подушки мягкую игрушку – кота Филю. Бежит с ним ко мне.
Вздыхаю:
– Давай его сюда.
Толкаю Филимона в рюкзачок ребенка. Места там предельно мало, но Филя помещается.
Открываем дверь в общий коридор. Смотрю на провожающих. Наши коты и Альта смотрят неотрывно. У Альты грустный взгляд. У кошек взгляд равнодушный, но это не значит, что им все безразлично. Просто кошки смотрят так всегда и кошки знают, что орать нельзя. У нас соседи черти.
– До вечера, ребятки, – говорю зверям и запираю квартиру. Поправляю коврик и тяжело вздыхаю.
Два дня назад на наш придверный коврик кто-то из моих соседей вывалил собачье дерьмо в отместку, что держу собаку. И ведь не поленился притащить сюда. Вот сволочь.
Так и живем. Почти холодная война, но я за своих зверей держусь обеими руками. И переезжать нам некуда, дом не престижный. Ничего более удачного я не подберу сейчас.
Идем с Алисой к лестнице. Чую неприятный сигаретный дым. Вон, вырывается клубами. Уже на лестнице кто-то курит утром.
– Здравствуйте! – спокойно здороваюсь. Даже не смотрю, кто там, не поднимаю глаз. Мне все равно. По голосу сосед, что дальше нас по коридору.
– И откуда только ты такая вежливая до усрачки тут взялась…, – летит нам с дочкой вслед. Не оборачиваюсь, крепко сжимаю в руке ладошку дочки. Аккуратно проходим мимо.
Выходим из подъезда. Солнышко блестит через листву. Лето в своем разгаре. Тепло с утра и нега.
– Мама, дядя Витя скверносовить?
– Да, не нужно повторять.
Идем до садика пешком. Торопимся. Я поглядываю на мобильник.
ГЛАВА 2.
Стася
– Мамочка! Приходи быстрее, я не хочу последняя сидеть! – тянет ручки дочка на прощанье.
Даю свои ладошки и киваю, как бы соглашаясь, поднимаю глаза. Нас ожидает воспитательница на открытой веранде нашей группы.
Свою крошку привожу я очень рано. Мне к восьми на работу.
– До свидания, – поднимаюсь с корточек.
Воспитательница приветливо кивает:
– До свидания, Анна Сергеевна! Пойдем Алиса! – протягивает руку дочке.
Вечером будет другая воспитательница. Работа в детском садике посменная, что, конечно, удобно. Мне бы так! Но у меня нет профильного образования, если только няней. Но нянечкам платят мало, так что без вариантов для тебя, Анют. Пока.
Я, бывает, задерживаюсь на работе, забираю Алису самой последней. Ну, так выходит, даже с условием, что я официально работаю с восьми и до пяти. Но бывает просто надо задержаться. Ради премии и так, потому что надо все доделать, довести, как мой начальник говорит: «до ума».
Не спорю…
Чуть ли не бегом спешу и краем глаза замечаю, как возле ограды сада тормозит приметная машина – большой и дорогой крассовер. Красный цвет. Непроизвольно замедляю шаг, хочу полюбоваться и заодно увидеть, кто же приехал на такой машине.
Дверь открывается. Выпрыгивает девушка в бежевом брючном костюме и темных очках. Обращаю внимание на цвет волос. Он черный, волосы прямые. Наверное, выпрямление в салоне. Идеальные, иначе говоря. Дамочка открывает заднюю дверь и раздается злое:
– Быстро выходи! Ну почему ты такая рохля, Мася! Я опаздываю! – режет слух грубоватый голос.
Мася? Уменьшительное имя для ребенка? Конечно, дело не мое…
– Поторапливайся! – следом раздается.
– Ай!
Вижу, как женщина буквально выдергивает из машины девочку за ручку. Толкает сразу в спину так, что ребенок спотыкается, чуть ли не носом летит вперед и сразу на коленки. Хнычет, поднимаясь.
Мои руки непроизвольно взлетают вверх, я дергаюсь скорей на помощь и… торможу от резкого хлопка машинной двери.
Дамочка не смотрит на ребенка. Следом раздается еле слышный щелчок автоматического закрывания двери и женщину это волнует больше, чем ребенок. Дождавшись мерного моргания огней, лишь тогда она поворачивает голову.
Девочка уже поднялась самостоятельно, бежит к калитке сада, а дамочка стоит и смотрит.
Дверь у нас автоматическая, если нет ключа от домофона, то нужно позвонить. Охрана впустит. Кто будет звонить? Звонок же высоко.
Вот уже ребенок у двери, а мать стоит и смотрит. Подойдет или…
С той стороны двери подходит чья-то мама, открывает дверь.
– Иди! – женщина кричит.
Девочка мгновение медлит, оборачивается, смотрит на нее, как бы прося поддержки.
– Ну, быстрее, мямля.
От этих грубых слов у девчушки наворачиваются слезы, сразу много. Вот и потекли ручьем. Да, да! Обильные такие. С расстояния я вижу.
Замираю. Неужели не проводит, не обнимет на прощание. Не поцелует?
Кто она? Мама? Тетя? Няня? Хотя, няни на таких машинах в детский сад детей не возят. У нас, конечно, очень хороший садик, но вовсе не крутой.
Я не знаю маму. Первый раз вижу эту машину, девочку не узнаю.
Этим летом наш садик дежурный по району, к нам приводят деток из соседних садиков. Видимо, эта девочка одна из них.
Пока размышляю, отвлекаюсь. Девочка уходит. Женщина, а может это мать стоит еще минуту. Равнодушно смотрит в сторону веранды, но за очками не видно взгляда. Отмечаю про себя, к какой веранде девочка подходит. Это наша, группа значит, «Пчелка». После дамочка вынимает из сумочки мобильный телефон, набирает номер и что-то говорит негромко.
Дальше открывает дверь, садится, уезжает…
***
Вечером прихожу в группу за ребенком, а меня ждут две новости.
Первую озвучивает воспитатель.
– Анна Сергеевна! У нас в среду утренник в саду, напоминаю. Нужно смастерить, купить или сшить костюм рыбки для ребенка. И конечно, нужно по возможности прийти. Аня выучила наизусть стишок?
Замираю той самой рыбкой.
– Выучит сегодня. Где стишок?
– Я Алисе отдала вчера бумажку.
Вчера и выучить нам было надо, но хорошо, что есть еще сегодня. Мысленно хлопаю в ладоши и мысленно даю себе пинка.
– Да, конечно! Я отпрошусь с работы.
Вижу, как загораются огнем глаза моей Алисы.
– Мамочка, ура!
А сама думаю о том, как я могла забыть об этом?! И костюма нет. Что делать? Утренник уже завтра. Завтра же среда! Ненавистная среда недели.
Начинаю помогать Алисе. Дождь опять пошел. Вынимаю из рюкзачка кофту и опять толкаю Филю в рюкзачок. Замечаю краем глаза, как в раздевалку бочком входит девочка. Я ее не знаю. Думала опять свою последней забираю, а нет, есть еще одна. Новенькая видимо.
И тут цепляюсь взглядом за коленки. На каждой по наклейке и зеленка через лейкопластырь протекла. И тут я узнаю ее. Это та девочка из красной иномарки.
– Смотри, Алиса, а ты сегодня не самая последняя!
И тут вторая новость:
– Да, мамочка! Это моя сестренка, можно?
– Что можно? – открываю рот и замираю снова рыбкой и как рыбка открываю молча рот.
– Мы понарошку, мама. Пусть Стася будет понарошку мне сестренкой! Можно? – дочка повторяет свой вопрос.
Поднимаю на воспитательницу глаза. Женщина молчит.
– Конечно, – говорю. – Понарошку, можно.
ГЛАВА 3.
Николай
«Приезжай есть дело»
Смахиваю сообщение на телефоне, хмурюсь.
Блин! Вот и утро началось.
В такой вульгарной форме даже без приветствия со мной общается только она, моя бывшая супруга.
Провожу рукой по голове. Привычка. Сколько лет прошло с тех пор, как носил длинную, густую челку, спадающую вечно на глаза, а вот, поди же! Помнит все природа. До сих пор в волнующий момент провожу рукой по волосам, которых почти нет. Привычка напоминает мне о том, что прежде был другим. Не таким хмурым, резким, черствым.
Бросаю взгляд на запястье, на циферблат часов. Время восемь. Проснулся от звука входящего сообщения.
Что там могло случиться в восемь? Утром.
Уже сидя в машине, открываю снова мессенджер и переписку с «бывшей». Есть новое сообщение от «дорогой». В контактах она у меня забита как Эльза. Без аватарки, просто пустой серый кружок и все. Но след в моем сердце девушка Эльза с редким для средней полосы России именем оставила болезненный, если не сказать, кровавый.
Морщусь. Чую, как нарастает раздражение, но открываю чат, читаю:
«Ну и где ты я сказала приезжай светлов»
Подъезжаю к новостройке. Дорогой элитный квартал, вытянутые, словно рвущиеся в космос, монолиты. В одном из них я выкупил жилье. Как думал, для своей семьи… Ага! Наивный дядя Коля. Капитан запаса. Если б не друзья, то прозябал сейчас ты, дядя Коля, кем-то несерьезным на гражданке.
Семья теперь живет сама, и ты живешь сам по себе, теперь один в берлоге. Съемной.
Бывшая все соки тянет, такое ощущение, что средства зарабатываю только на нее.
«Терпи, Светов! Я ищу тебе замену, найду, вот тогда вздохнешь».
Ее слова, кусачие, жестокие и ранят больно. Становится и неуютно, и горячо душе. Воспоминания накатывают, словно волны. И все с пеной, какой-то темной.
Зачем я это все терплю? Ответ мне ясен. У нас ребенок. Общий.
Эльза в поисках любви, а ты, Светлов?
Паркуюсь возле дома. Набираю номер. Жду: один гудок, второй, третий…
Сбрасывает вызов. Сволочь.
Значит ждем…
У нас с ней уговор: в квартиру без разрешения не захожу. А почему? Потому что так хочет Эльза Ларсон. А ты Светов терпи и свою фамилию после развода обратно забери. Хорошо, что у ребенка моя фамилия, а не ее, чужая словно. Но ребенок все равно живет отныне с ней.
Что тут поделать я не знаю. Законы на стороне матерей детей. Все что мне позволено это финансировать ребенка. Я не крутой. Я не ее герой.
И не бандит ты, Коля, чтобы силой отбирать ребенка.
Минут десять жду еще, и вот она выходит. Легкая походка, нараспашку кардиган, брюки бежевые в тон…
Конечно, мне нужно утром на работу, но если бывшая зовет с утра, значит лучше мне приехать. Быстро.
Не успеваю ничего додумать про нее. Она подходит к машине со стороны пассажирской двери, перекинув через локоть сумочку, стоит. Не выйду. Дверь стерве не открою. Смотрю вперед на движущиеся машины.
– Открой мне дверь Светлов!
– Она открыта, – говорю угрюмо. Чую, как внутри вскипает все. Уже как год в разводе. Дверь сама открыть в состоянии, но сволочь, ждет, что я выскочу как прежде и расшаркаюсь перед ней, как много было раз.
Не дождавшись, дергает сама за ручку двери. Влезает в салон головой и телом, брезгливо поджимает губы и, не сняв очки, осматривает весь салон. Особое внимание сиденью.
Но, наконец, садится.
– Ты, как всегда, Светлов! Не делаешь в салоне чистку.
– Все я делаю. Чего звала?
На Эльзу не смотрю. Давно как насмотрелся.
Она минуты три молчит, держит паузу. Я медленно матерею. Мне давно пора ехать по своим делам.
Наконец Эльза отмирает.
– Я уезжаю завтра, срочно. Ты идешь на праздник в садик к Масе.
– К кому?! – разом вскипаю. – Я сколько раз тебя просил не называть так дочку!
– Ой, Светлов, отстань, а? Какая разница как я ее называю? Мой ребенок.
– Ты называешь так ее при всех? – мрачно задаю вопрос, уставившись в глаза сидящей рядом маме моего ребенка, но глаз не вижу из-за темных очков. – А ну, сними очки. Хочу увидеть твой сучий взгляд.
Эльза выполняет просьбу, кривит губы.
Они у нее накаченные силиконом. Это уже без меня. Мне, честно, все равно. Показывает мне свои глаза. Аккуратно подведенные глаза. Большие, черные, не настоящие ресницы. Вся ее красота как собранный из разных элементов пазл. Отреставрированная, измененная до безобразия бабенка.
– Где Станислава? – отворачиваюсь, задаю вопрос.
– В садике, где ж ей быть, Светлов?! Там завтра праздник. Я не могу. У меня утром самолет. Я отведу, а ты пойдешь на праздник. Ребенок будет рад тебя увидеть, – бывшая кидает фразу как собаке кость.
– С ума сойти, какой подарок, – кривлюсь, а ничего так кроет. Знает, что сорвусь, все брошу ради Стаси. Но все же пробую взбрыкнуть. – А ничего так, что я работаю как вол?! И вас кормлю, твои хотелки выполняю?
– Светлов! Я уезжаю по делам.
– Опять на смотрины? Идиотка, – добавляю сухо.
Отворачиваюсь. Еле выношу рядом эту женщину, но приходится терпеть. И в подтверждение моих мыслей слышу голос:
– Ох, Светлов! Ты радоваться должен. Скоро твоя повинность станет легче. Все же ты должен радоваться, если я найду кого.
– Если найдешь, я заберу себе ребенка.
– Зачем она тебе, Светлов? Ты тогда не сможешь девок приводить в свою берлогу. Опять же, в садик придется отводить и забирать потом. Не справишься, меня попросишь или заведешь няньку? – нагло кривит губы, смотрит. – Уже лучше так, как у нас сейчас. Дочь живет со мной. Ты помогаешь.
– Я не помогаю, Эльза! Я полностью вас обеспечиваю, не принижай мою роль и не зли.
– Хорошо, Светлов.
Слава Богу, не начинает спорить о моей роли и не спорит о деньгах. И так все уже ее.
– В общем, завтра уже этот утренник. Нужен костюм какой-то. Выясни сам, вот телефон.
Смотрю на бывшую и оху***ю. Честно! Нет нормальных слов, чтобы передать все, что кипит в душе.
Толкает мне мобильник, золотой айфон, между прочим. Я смотрю и понимаю, я видимо достаточно даю, раз она такой себе позволить может. А может, кто другой ее содержит, как я ее с тех самых пор.
На экране номер.
– Запиши себе. Это кто-то из администрации.
– Откуда? – ничего не понимаю.
– Детский сад дал этот телефон. Светлов, ты что, тупой?
Нет, она меня выбешивает и конкретно. Сволочь. Откуда я знаю, чей это номер? Но переписываю его себе.
– Не забудь, Светлов, костюм и уже завтра праздник.
Бывшая выходит. Не оборачиваясь, идет куда-то по стоянке, виляя, как шалава задом. Я смотрю ей вслед, на задницу смотрю. Эх, жаль, что дочка еще маленькая. И конечно, любит маму. Я бы купил ей телефон, но рано и поэтому свидания с ребенком только так – по договоренности с вот этой, мамой.
Вздыхаю. Набираю номер. Трубку сразу же берут.
– Э…, – на мгновение замираю, не понимаю, что я должен говорить. Кому? – Мне этот номер дала бывшая жена.
– Вы кто? – задает вопрос незнакомка.
– Меня звать Николай Светлов. Я отец Станиславы.
– Из какой группы девочка? – очередной вопрос.
А я не знаю. Садик новый. Временный пока наш закрыт на лето. Это все, что я узнал от бывшей и то мимоходом.
– Мне жена сказала, что нужен костюм какой-то. Утренник у дочки завтра.
– А! Так это завтра в группе «Пчелка». У нас праздник Нептуна. Девочке нужен костюм рыбки, ну или русалки.
– Где его найти? – конкретизирую вопрос.
– Не знаю, – отвечает голос. – Кто покупает, кто сам шьет.
– Вы можете мне выслать хоть что-то? Снимок, вариант какой? Я папа, мне с этим очень трудно, – замолкаю.
– О, понимаю, – смеется кто-то на том конце Москвы, мне вот не смешно. – Я вам сейчас пришлю фото. Нужно смастерить что-то подобное. Вы придете завтра?
– Да, приду. Пришлите, пожалуйста, адрес. Садик у нас подменный, – добавляю.
– Хорошо. Я все пришлю.
– Спасибо!
Завершаю разговор. Сижу в машине. Перевариваю все и разговор с бывшей, и с той, неизвестной. Скоро прилетает сообщение. Открываю. Фото девочки в костюме. Это рыбка? Еще фото и еще. Следом прилетает адрес.
Ну, понятно. Это нужно на работе Свете показать. Она найдет подобное и быстро.
Трогаюсь и еду на работу.
Завтра ты увидишь дочь, Светлов.
ГЛАВА 4.
Алиса
– Ура! Стася, ты моя сест-ёнка! – авторитетно заявляет моя крошка.
Невольно вздрагиваю, а вот воспитательница улыбается, наверное, все хорошо. Такая тут игра?
Дети часто зацикливаются на интересных им моментах. Бывает очень сложно их разубедить. Моя малышка, вот просто помешана на идее обрести сестрёнку.
Солнышко срывается стрелой со скамейки в раздевалке, бежит навстречу смущенной девчушке, налетает на нее и обнимает. Крепко жмет к себе. Я же рассматриваю новую подружку дочки. Ростом выше моей крошки. Одета в шорты и футболку. Острые коленки притягивают взгляд, и сразу глаза цепляются за лейкопластырь. Вспоминаю утренний инцидент и хмурюсь.
– Алиса, – окликаю дочку. – Нам пора.
– Ой! – вспыхивает дочка. – А у меня есть кошки. Пиходи ко мне!
– Нет, мои, хорошие! Сначала нужно спросить разрешение у мамы, – останавливаю свое сверх гипер активное дитя.
– Мама, можно? – сразу же подхватывает мысль Алиса. Ну и шустрая ты у меня!
– Нет, пока нельзя, – мягко добавляю.
Я устала. Нужно где-то раздобыть еще за этот вечер костюм на утренник, приготовить ужин, с собакой погулять…
Вот мне бы так к концу дня, как моя Алиса – энерджайзер. Утром я более активна, а моя малышка наоборот – блещет энергией с обеда и до ночи. Самой темной и глубокой. Засыпает плохо, все время норовит урвать еще хоть полчаса от сна. Невольно снова улыбаюсь, наблюдая, как девочки прощаются.
Летом в садике полно чужих детей. Группы сборные, большие. Моя дружить умеет, любит. Очень активная, всегда как егоза.
В этом саду мы с ясельной группы. Знаем всех своих детей и некоторых старше. Эта девочка чужая. Видимо, временно у нас.
Вспоминаю ее мать. Миниатюрная фигурная брюнетка. Все при ней, а роста нет. Девчушка явно не в нее пошла фигурой. Мимоходом думаю, что конституцией Стася видимо в отца.
– Когда мама раз-ешит, я покажу тебе кошечку.
Слышу слова воспитательницы:
– Станиславу мама забирает, а в гости без разрешения нельзя. Твоя мамочка права, Алиса.
– Где, где твоя мама?! – Алиса не упускает идею увести девочку к себе. – Мы ее довдёмся, спосим…
– Мама позвонила, задерживается мама, – сообщает воспитатель и вздыхает. Я сочувственно киваю – у воспитателей всегда тяжелый, напряженный день.
И тут Стася начинает плакать.
Второй раз сегодня вижу слезы у нее: крупные, большие как горошины. Текут из светлых глаз.
Встречаюсь взглядом с воспитательницей группы и понимаю: нам с Алисою пора.
Уже закрыв дверь в раздевалку группы, слышу:
– Ну, Стасенька, нельзя же так! Мама задерживается немного…
***
По пути домой заходим в большой торговый центр. Денег у меня в обрез, но я иду в отдел, где продаются ткани. Шить я умею, но сейчас из-за финансов могу только на руках, машинки швейной нет. Но на один раз наспех я смогу смастерить хоть что-то для своей малышки.
Вместе выбираем яркую синюю органзу, и еще одну – розового цвета. У меня будет яркая морская рыбка, синяя и розовая. Еще цветные ленты, еще вот эту маленькую брошь с россыпью блестяшек, чтобы зафиксировать костюм.
– Пошли скорее! Альта заждалась.
– Иду мамуя! А Стася мне сестра?
Моя малышка хорошо выговаривает имя. Вижу, как старательно вытягивает звуки. К логопеду нам давно пора. Вздыхаю. Сад хороший. Очень. Но логопедическую группу только со следующего года обещают. Моя девочка еще мала.
– Нет, Алиса. Мы договорились, вы сестры понарошку.
– А по-настоящему незя?
Молчу. Вздыхаю. Что тут скажешь…
Открываю дверь подъезда, удерживая за руку ребенка, поднимаемся на наш второй этаж. Лифтом никогда не пользуюсь. Вообще-то надо, потому что на лестнице грязь почти всегда, окурки, перевернутые жестяные банки. Я выхожу вечерами, сметаю все. Но утром меня снова ждет все тоже, часто. Иногда я даже мою пол в общем коридоре. Ничего это не меняет. Совершенно.
Понимаю, некоторых не перевоспитать. Их нужно умерщвлять. Но так не случится. Умерщвляют только люди и не себе подобных – мораторий у нас, а четвероногих. Сразу хмурюсь. В моем телефоне две заявки на срочное пристройство двух возрастных собак.
Это моя добровольная работа: чаты волонтеров, размещение объявлений, переписка с кандидатами, отслеживание. Без денежного вознаграждения, а по велению души.
Но я точно знаю, что спасая и пристраивая чьи-то жизни, я делаю это мир пусть чуточку светлей, добрей и как-то человечней, что ли.
Слышу в коридоре голоса…
Вцепляюсь посильнее в руку Алисы, морщусь. Опять у моей двери всей толпой стоят? Похоже так.
Останавливаемся на лестничном пролете. Сразу сердце вскачь, но для своей доченьки я должна выглядеть спокойной.
У нас светское, гуманное к уродам государство и законы. А дом обычный, семнадцать этажей и все квартиры однокомнатные. Тьма народу проживает. Много чужих, тех, кто снимает жилье или как я, социальных сирот.
Квартира у меня от государства.
***
Все верно, стоят толпой у нашей двери, гомонят. Иду и уже ясно слышу, как за дверью поскуливает Альта. Они ее специально беспокоят, даже злят. Слышу, как стучат ногой по двери. Но у меня собака золотая, как понимает – не нужно голос подавать.
Подходим.
– Расступитесь, – объявляю просто. В руке сжимаю Алискину ладонь.
– О! – заявляет чья-то рожа. – Твоя псина снова воет.
– Отойди от двери, дай пройти домой.
Алиска в страхе жмется, понимаю, что нужно снова участковому звонить. Его номер – рабочий и личный забит в контакты. За это время участковых на районе сменилось ПЯТЬ! И года не прошло.
И тут у бока раздается детский голос:
– Плохие дядьки. Отойдите! Мамочка, иди, – толкает меня ладошками в попу дочка.
Смелая малышка.
Это заступничество за меня ребенка гасит злобу. Толпа нетрезвых мужчин расступается, пускает к двери.
Не смотрю ни на кого. Толкаю в замочную скважину ключ. За дверью беспокойно дышит Альта. Милая моя, ты только не рычи на них. Сейчас уйдут. Но ключ в личинку не проходит.
Слышу смешок, следом догоняет терпкая волна выдыхаемого перегара:
– Что? Не подходит?
Ставлю Алиску рядом с дверью, бросаю сумку на пол, поворачиваюсь к мужчинам лицом. Вынимаю из кармана телефон.
– Алиса, рядом.
– Блин, ну как собаке! Это же ребенок, – рычит мне дядя чуть ли не в лицо.
Набираю трехзначный номер.
– Диспетчер Финорова Ольга, что у вас произошло?
– Улица Фруктовая, пятнадцать. Второй корпус, второй подъезд, второй этаж. Нападение у квартиры, – уныло объявляю.
Все быстренько уходят. Сажусь на корточки у двери. Открыть дверь не могу, испорчена личинка, залили, скорее всего, какой-то клей или вставили чего.
Следом за полицией я вызвала сантехника из ЖЭКа. Угрюмо прикидываю в уме, сколько придется отдать за ремонт. Альта больше не скулит за дверью. Время половина девятого. Устала. Спать хочу.
– Мамочка, я тебя спаса от дядек?
– Спасла, ты умница. Завтра на утреннике ты будешь самой яркой рыбкой.
– Мамочка, хочешь, я расскажу тебе стишок?
– Хочу, конечно! Но мы же не учили? – удивляюсь.
– Учили. В садике с няней Викой. Она пиходила к нам, – объясняет моя крошка. Старательно пытается выговорить сложные для нее слова. Я замираю восхищенно. Стишок она выучила! Золотце мое!
– Давай, рассказывай, скорей!
ГЛАВА 5.
Николай
Секретарша Света слушает мою просьбу о «наряде рыбки» с ангельским терпением. Чего только я не поручаю ей! Но тут куда сложней. Не знаю, как описать свою проблему более понятно: нужно праздничное платье? Видимо это называется совсем не так.
– Какой размер одежды вашей дочки?
В моих глазах растет огромный знак вопрос. Это нужно у Эльзы узнавать. Я звонок делать не хочу.
– Хотя бы рост какой?
Не могу такое вспомнить.
– Я не знаю.
Показываю рост ладонью.
– Крупненькая, – заключает Света.
Приходится кивнуть.
Секретарша у меня ну просто супер. Досталась мне вместе с местом гендира от моего кореша по службе. Очень толковая и сдержанная. Профессионалка в своем деле скрепок, папок и кофемашин. Жаль, что смотрит пока высокомерно. Мы в периоде притирки, но работает на совесть.
Пока она и вся команда еще не привыкли, нервно обсуждают резкий мой заезд на эту должность. Прежнего убрали одним днем и поставили меня. А я не очень соответствую такому креслу. Привыкаю управлять, а это нелегко.
– Худая?
– Да.
– А фото есть?
Лезу в телефон, листаю галерею. И почему фото моей дочурки у меня не ищется никак?! Мелькает все в глазах. Волнуюсь. Замечаю краем глаза – Света смотрит. Ну, а куда смотреть? В моем же кабинете?
Дверь в приемную открыта и другая дверь на наш этаж. Снуют люди, слышу голоса…
Фото дочки сразу не могу найти. Все время попадается не то, все по работе и не только. Дочку нахожу с трудом, в самом конце объемной папки галереи. Я плохой отец, и муж плохой. Хорошо одно, что мужем был давно и не так долго...
Показываю фото Свете. Та кивает, улыбается радостно так и делает мне комплимент:
– Похожа как на Вас!
И тут я понимаю – фото Стаси в теплом комбинезоне, зимнем! Фото ничего о росте, о фигуре дочери не говорит: комбез толстенный. Фотография обрезана по пояс. Улица, еще к тому же и темно. Мороз и снег – вот это помню. Фонарь горит и тени отдает. Ужасный симок, у Стаси красные глаза.
Тут вспоминаю этот день и вечер…
В канун Нового года я упросил бывшую отдать мне дочь на день. Мы погуляли в парке, после пошли на Елку в Цирк. Это фото я сделал уже рядом с домом, когда вспомнил, что уже сейчас ребенка отберут.
Весь день я не вспоминал о таком моменте, чтобы как-то этот день с ребенком запечатлеть.
– Николай Леонидович, покажите вариант, что вы хотите видеть на ребенке? – голос Светы вырывает меня из воспоминаний.
– Я не знаю, Света. Мне сказали праздник, день какой-то и костюм рыбки. Больше ничего.
Света морщит нос, а я словно читаю ее мысли: «Жить нужно с ребенком и семьей, отец! Тогда не будет вот такой конфуз и «платье рыбки»».
– Это называется карнавальный костюм русалочки Диснея, Николай Леонидович. – Света показывает мне варианты маркеплейса. – Но нужен рост или размер.
– На пять лет, – я уточняю.
– Сложно, но возможно. Предлагаю заказать разные варианты. Курьер доставит в садик, выберете тот, который подойдет. Оплатите на месте, остальные вернете.
– Отлично, Света!
Светлана начинает оформление, сверяясь с адресом детского сада, который мне выслали.
Отхожу к окну, смотрю на улицу и двор.
На самом деле много ли отцов знают рост и номер на одежде дочки? Мало точно кто, так что спокойно, Коля. И почти никого не волнует вот такой вопрос – есть мамы у всех дочек, ну или почти у всех.
Для меня все это архи важно. Эльза сволочь. Если и позволит мне чего, то вывернет всю душу наизнанку, а еще терзает дочку. Знаю, плохо все, но выдернуть ребенка из этой среды пока я не могу.
Нет, не силенок не хватает, а весомых аргументов. Для суда. Один суд был, и суд я проиграл.
– Начало праздника в одиннадцать утра. Пусть тогда курьер доставит к десяти, чтоб уж точно было время выбрать.
– Хорошо, Николай Леонидович. Оформила четыре наряда, оплата по факту картой за один, который выберете.
– Отлично, Света, ты очень помогла, – оборачиваюсь к секретарше.
– Рада была помочь, Николай Леонидович.
Светлана морщит симпатичный носик, улыбаясь. Щурит красиво подведенные глазки. Очень эффектная, миловидная, высокая. Шатенка. Но не в моем вкусе.
Внутренне сжимает все.
Светлов! То, что в твоем вкусе, качает твою кровь и наматывает нервы на кулак.
Верно, же?
Ага! Соглашаюсь и с собой не спорю.
Бестолку.
– К десяти утра, – напоминаю время. – Завтра!
– Да, конечно. Может, кофе? – задает вопрос Светлана и смотрит на меня.
Знаю, Свете я нравлюсь, и она наверняка читала мое дело в кадрах: холостяк на очень перспективной должности отныне. Новый в этом месте человек. Мужик.
Наверное, для кого-то, кто меня не знает, я красивый. Внешний фон. А что в душе?
Вздыхаю.
Пролистываю снова телефон. Ищу другие фото Станиславы. Нахожу еще, но там она меньше возрастом. Мозг подкидывает мысль написать Эльзе и попросить скинуть фото Стаси, но…
Сам себя и торможу.
Знаю, не пришлет.
На своей работе я не самый главный, есть начальник надо мной, он дядька золотой. Терпит мои закидоны, в связи с главной ролью в этом коллективе. Вот и сегодня, лишь кивнул на просьбу выделить мне завтра выходной. Стерва улетает, значит Стася будет…
Тут вспоминаю, что ночевать моя дочка будет с тещей. Вновь морщусь, словно прожевал лимон. Как не хочется, но нужно делать звонок, вернее, два звонка: старой змее и бывшей змейке. Ядовитой. Выдернуть бы зубы первой и второй.
Дверь в мой кабинет не прикрыта плотно. Закрываю. Сначала набираю бывшую. Не с первого дозвона слышу в трубке недовольное:
– Тебе чего?
– Кто завтра вечером забирает Станиславу? – также без приветствия задаю вопрос.
– Кто-кто, Светлов, мать моя, а что?
Молчание в трубке. Через километры городских дорог и проводов вижу на ее губах похабную улыбку.
– Я могу забрать Станиславу к себе, ты улетаешь…, – хочу продолжить, но Эльза перебивает:
– Я дней на пять, так что не лезь Светлов. С матерью я договорилась. Твоя задача прибыть на праздник. Больше не нужно ничего.
Молчит, и я молчу. Понимаю всю бесполезность разговоров.
Эльза задает вопрос:
– Ты меня услышал, Светлов?
Отключаюсь первым.
ГЛАВА 6.
Анна
Ночью, во сне опять оказываюсь в мрачной повседневности, несколько раз просыпаюсь.
В регулярно посещающих меня кошмарах я теряю Алису, а еще я слышу жалобный собачий вой.
Но под утро и не без помощи хвостатых талисманов, которые со мною рядом спят – коты в ногах, собака на полу, я оказываюсь в новом сне – спокойном, мягком, светлом. В нем рядом со мной мужчина. Лица не вижу, как обычно и бывает во сне – лишь ощущение присутствия кого-то. Мы гуляем в парке, держимся за руки, он мне что-то говорит, я слушаю. Блики солнца сквозь яркую листву. Пение птиц и шорох листьев. И так мне хорошо, тепло в душе! К глазам подступают слезы умиления, прямо чувствую их, грудь переполняет ощущение счастья.
На излете сна, слышу звук будильника на телефоне. Вдруг понимаю, что в этом мягком и таком желанном сне, не видела Алису.
Вскакиваю, кидаюсь к кроватке дочки. Спит моя звездочка, спокойно, мирно спит.
Стираю слезы с мокрых щек. Вот это да! Во сне я плакала… от счастья?
Бывает даже так.
Алиса рядом. Утро. Среда, недели середина. Детский утренник, а я не отпросилась с работы. Поэтому встаем. День начался.
Быстро одеваюсь, цепляю за ошейник поводок. Утро и пробежка в парке.
Пока готовлю завтрак и кормлю своих зверей, не отпускает трепетное чувство, что сон вещий.
***
Я немного опоздала.
Из группы все уже ушли в актовый зал. Пришла, наверное, последней. Нашла глазами воспитателей. Какие они красивые сегодня, а деток нет, но колышется занавесь на сцене. Родители заняли места. Все в тревожном ожидании, слышен рокот сдерживаемых голосов, а за моей спиной кто-то обсуждает утро.
– Татьяна Васильевна! Разве так можно – ребенок по звонку?
Невольно прислушиваюсь к разговору и ищу глазами для себя свободный стульчик в актовом зале. Ничего не нахожу, уже переживаю, что увижу, как моя крошка ищет взглядом маму в рядах и не находит. А я вот тут, почти в дверях стою. Наверное, придется помахать.
Правила я знаю, мы, родители, молчим, детей не отвлекаем. Но я опоздала, и волнуюсь, дочка ждет…
– А сегодня привела ребенка просто злыдня, и оставила мне слова не сказав. Я даже не поняла, а кто она такая?! – снова отвлекает голос. – Девочка в слезах. Еле успокоили и стих она не выучила, но зато, Татьяна Васильевна! Пришел папа! И курьер такие яркие костюмчики принес! Девочка…, – тут голос замолкает.
Оборачиваюсь. Кажется, голос узнаю. Верно. Наша воспитательница, а рядом с ней стоит заведующая: невысокая стройная шатенка в очках. Приятная женщина. Весь ее облик как бы нам, мамам, говорит: я здесь дорогие мои, на своем месте. Так что не переживайте!
Хороший садик, сине-белый, двухэтажный. Есть бассейн и отличный спортивный зал. Укомплектован штат. Светлый и большой, и что очень важно – сад обычный, но из-за дружного, сплоченного коллектива мамочкам и деткам как передается весь настрой на позитив.
И тут так вкусно пахнет!
Внутренне усмехаюсь. Ты, Капранова, зациклена на запахах и ощущениях. Пережитки прошлого бурлят в тебе. Ориентируешься как слепец на чувства, обоняние, тактильность. Это надо просто исправлять. Психолог в помощь! Но на психолога вечно денег нет. Поэтому у тебя как у психа с детства он бесплатный, социальный, для жителей Москвы. И ты исправно посещаешь и там выливаешь из себя весь негатив на человека по роду службы вынужденного выслушивать таких как ты.
После разговора становится немного легче.
Я невольно улыбаюсь. Переключаюсь снова к теме сада. Прекрасная здесь кухня, умелые повара. Вот поэтому так вкусно пахнет.
Вот сегодня, явно творожная запеканка была на завтрак, наверное, и со сгущенкой. Завтрак давно уже прошел, а запах сладкий есть, витает в коридорах.
Заведующая и наша воспитательница уходят.
Я осталась у дверей и вдруг:
– Девушка, вам нужен стульчик?
Оборачиваюсь. Молодой мужчина. Очень рослый, сложен, словно он атлет. По крайней мере, его легкий трикотажный свитшот очень плотненько обтягивает торс мужчины, что мне завидно становится. Такой красивый. Пахнет сладко. Обращаю внимание на светлые глаза и вновь мысленно себя одергиваю: «Опять, Капранова, про запахи и виды? Успокойся! Такой красивый чей-то папа, муж. У него наверняка семья».
Иначе чего он тут забыл.
Невольно вспоминаю сон, наверное, в нем был такой мужчина…
– Спасибо, – отвечаю. – А вы останетесь стоять?
– У меня их два.
Он поднимает выше руки.
– Пойдёмте, – берет инициативу на себя.
Как ведомая лошадка, я следую за ним и к самой сцене. Незнакомец ставит рядом стулья на проходе.
– Садитесь, – предлагает мне.
Сажусь и вижу – место замечательное. Хорошо все будет видно, и мое солнышко легко найдет меня.
– Николай, – протягивает он мне просто руку.
– Аня, – отдаю свою ладонь. Он осторожно жмет мне самые кончики пальцев. Кошу глазами, замечаю – нет на пальце обручального кольца. Руки сильные, а еще ухоженные, не такие, какие у большинства знакомых мне мужчин. Это одновременно и привлекает, и волнует.
Какая интересно, у него работа?
Не помню, чей он папа, хочу уже спросить, но занавес начинает отъезжать. Сразу же смолкает рокот зала. Все внимание на сцену. Свет в зале притухает, а сцена загорается ярче. Сразу вижу дочку в яркой группе деток. Наша яркая поделка отличается от всех. На большинстве девчушек карнавальные костюмы русалочек и рыбок. А мальчишки до чего же хороши! Они такие аккуратные, одеты в шортики, футболки. У каждого в руке блестящий хвост. Не знаю точно, что это такое, но выглядит шикарно.
Начинается представление. Звучит музыка, и дети разбиваются на пары. Чуть позже я соображаю – мальчишки — это морские коньки, в руках у них хвосты.
Улыбаюсь, слежу глазами за своей красивой яркой рыбкой. Я знаю в группе всех детей, но есть и новенькие, или вернее, временные детки в группе. Раз за разом останавливаюсь взглядом на девочке, что выше всех детей. Она не кажется мне старше, просто ростом вышла, и будет еще выше и стройней.
Моя вот коротышка и пухляшка. Светлые вьющиеся кудряшки, задорно вздернутый чуть кверху нос. Моя рыбка смело ведет вперед всю группу в нужном направлении, шагает широко, а стайка рыбок или же русалок чуть не поспевает, и от этого они сбиваются в яркую группу и толкаются чуть-чуть. Но все равно все очень мило и красиво.
– Чей вы папа или может дядя? – задаю, не поворачивая головы, вопрос.
– Я папа Станиславы. Светловой, – добавляет.
Отвлекаюсь от происходящего на сцене, поворачиваю голову, смотрю ему в глаза и понимаю, как они похожи: девочка что выше и стройнее всех в группе и ее отец.
Мне очень хочется пожаловаться на маму Стаси. Ну, вот просто распирает изнутри, но я молчу.
– А мама?
Черт! Не выдерживаю.
Он молчит.
Отворачиваюсь и чуть слышно, хотя, какое в принципе, мне дело. Но Капранова, твой язык – твой главный враг:
– Вчера я видела картину, как ваша девочка упала.
– Да? А я спросил, когда и где, она не говорит.
– Она упала на глазах у мамы, – отвечаю.
Я смотрю на сцену, и говорю так тихо, но он явно слышит все и, кажется даже, чуть наклоняется ко мне, чтобы стать чуть, но ближе. Молчит, но слышу, как сопит. А мне вот хочется, чтобы он опять чуть сжал мне пальцы.
– А наши дети дружат. – Говорю негромко, просто чтобы говорить. Молчание, что разлилось между нами и какое-то напряжение по теме Станиславы, давит.
– Мне Стася рассказала, что у нее теперь сестра есть в группе, – и словно в исполнении моих желаний, он ловит вновь мою ладонь и говорит: – Спасибо.
Человечно. Просто так. И я невольно понимаю, почему «спасибо», потому что детям очень важно дружить и нужным быть. Пусть и игра, но в ней заложено начало.
Отношений.
Будущего счастья и, может быть, задела на семью.
Глупости, себя одергиваю в мыслях. Просто дети дружат и хотят играть в семью. Наша семья неполная, никакой сестры уже не будет. Я вообще стараюсь теперь не думать о семье.
А детям свойственно играть: в войнушку, в прятки, в казаков-разбойников, к примеру. В дочки-матери – хорошая игра.
Высвобождаю против своей воли руку. Николай не препятствует. Ровно сажусь и понимаю, что упустила часть представления, пока общалась с ним. А дети уже выходят в центр сцены и какому-то мужику в костюме водяного? рассказывают стишки о море, солнце, пляже.
Жду выхода своей рыбки. Вот она! Красивая, счастливая такая. На меня стреляет глазками, и вдруг уже находясь в самом центре зала, к ней подбегает Станислава. Берет за руку мою дочку и смотрит на меня и своего отца.
– А у меня сестра, – кричит так громко моя дочка и обнимает Станиславу.
– Немного не по теме утренника, но мне нравится, – вдруг говорит ее отец.
ГЛАВА 7.
Николай
Утренник окончен, дети радостные, возбужденные спускаются со сцены вниз. Здорово придумали, оригинально и каждый вышел рассказать перед морским царем стишок. И моя, пусть и выступила со своим экспромтом, но рассказала свой кусочек очень хорошо и с выражением.
Я на лету хватаю свою «рыбку».
– Папа, папочка, забери меня домой!
Крепко прижимаю Станиславу, держу подольше на руках, но все же ставлю на пол. Яркая какая. Ей очень подошел костюм. Сам сажусь перед ней на колени. Так я хоть немного становлюсь с ней вровень. Смотрю в светлые глаза. Замираю, чувствую, как бьется сердце от волнения. До дрожи у меня буквально общение с доченькой всегда. Кажется, что если заговорю сейчас, то губы задрожат.
Ну какой же я дурак! Почему у меня все чувства через край?! И не только с дочкой, а и с матерью ее буквально до искр и скрежета металла каждый раз.
Улыбаюсь. Чувствую в уголках глаз влагу. Только не заплакать перед всеми.
Я должен выглядеть, как взрослый, не показать ребенку, как мне плохо жить без этих светлых глазок. Без нее сейчас.
Постараюсь. Очень постараюсь для нее и себя быть сильным и успешным.
В окружении народа мы как два столба в пустыне мира. Нам ни до кого нет дела. Я смотрю в дочкины глаза и вижу там себя. Себя! Большого и несчастного мужчину, у которого отобрали главное.
И дело не в разводе. Не я инициатор был, но, когда она выгнала меня, признаюсь, я недолго убивался. Я нашел, чем занять себя. Я начал создавать свой новый мир для одинокого себя, и только моя дочка в прежнем мире оставалась. А я прекрасно знал, что это был за мир, и какие в этом мире взращивались идеалы.
Я за ребенка воевал в суде. И мой бой, я знаю, еще не проигран.
Будет новый раунд.
Все как на войне. Есть бой и временный успех, ее. Мое поражение, такое горькое, но! скоро будет новый бой.
Мы или с ней договоримся по-хорошему, или же я выиграю дело. Дело моей жизни, ведь у меня есть дочь, пусть нет теперь семьи.
Свадьбу мы сыграли ради Стаси, хотя я уже тогда прекрасно понимал, насколько мы не пара, но Вселенная одна у нас – это Станислава. Единственная точка соприкосновения, единственное прекрасное, что мы смогли создать.
Никогда ей не хватало денег, власти, удовлетворения в постели. Она корила меня за слишком мизерные, как она их называла, доходы «выживалов», за то, что на работе пропадаю, что для ее удовольствия делаю так мало.
Я старался…
Вот вспомнил бывшую, и сразу туча словно набежала.
– Папочка! Почему ты грустный стал?
Трясу головой и улыбаюсь сквозь выступившие слезы.
– Я люблю тебя, золотце мое! – негромко говорю. – Иди сюда.
Снова обнимаю.
– Папочка, а ты сейчас куда?
– С тобой побуду, можно?
Стася приближает к моему лицу свое и буквально шепчет в губы:
– Папочка! Забери меня домой. У тебя есть дом?
– Да, – давлюсь, проглатывая ком, вставший разом в горле. Признаваться в этом тяжело, словно в преступлении.
– Хорошо, туда поедем, ладно? – смотрит на меня, а у меня все в душе переворачивается.
– Стася, как же мама? У вас сейчас свой дом. Вечером тебя бабушка заберет…
– Я не хочу туда, пап-почка, – Стася запинаться и начинает тяжело дышать открытым ртом. У меня прихватывает дыхание. Знаю, сейчас она заплачет, как уже, бывало, сотни раз.
В моем присутствии почти всегда. Истерика и затяжная.
Но я не мог не прийти. И не могу обманывать ее. Я НЕ МОГУ ЕЕ ЗАБРАТЬ!
– Стася…, – тяжело вздыхаю и снова прижимаю крепче к сердцу.
Дочка начинает плакать. Чувствую, как ее потряхивает всю. Всем этим мамам и немного папам нет дела до нас, несчастных. У каждого есть своя золотая рыбка или сказочный конек.
– Стася, я не могу забрать тебя к себе. Ты же знаешь, дочка.
Внутри меня разливается океан огня и щемящей боли.
Разве можно так любить своих детей?
Знаю ясно, точно, что всегда хотел иметь детей. А Стася воплощение мечтаний о девчонке. Дочке. Ангелочке. Только слезы на ее глазах жгут меня сильней огня.
– Стася, ну моя родная! Ты так хорошо выступила, стих такой шикарный, длинный рассказала, – начинаю успокаивать ее. – А я купил тебе подарок. Куклу. Только я ее забыл. В машине. Я сейчас сбегаю за ней.
– Не хочу куклу, папа! – вздрагивает, давясь слезами дочка. – Я котеночка хочу.
– Какого котеночка? – не понимаю. – Так я куплю тебе, вот прямо сейчас куплю.
Переживаю, что, не переговорив с ребенком, выбрал в качестве подарка куклу, а оно вон как! Хочется ей мягкую плюшевую игрушку. Так это легко. Полно таких.
Поднимаюсь с коленок, ищу глазами хоть кого-то из персонала сада, но кругом только родители с детьми. Видел в группе девушку. Она Стасю одевала и все восхищалась костюмами, что для нее курьер принес. Так вдохновленно восхищалась, что я уже растаявши, как масло на солнцепеке, хотел презентовать оставшиеся три.
Оборачиваюсь, не выпуская руку дочки, и натыкаюсь на глаза. Другая девушка. По имени Аня смотрит с сочувствием и молча на меня, а к ее коленкам прижимается кудрявая пухляшка.
– Мамочка! А Стася мне сестра?
– Конечно, крошка, только понарошку, и вот сейчас мы как одна семья попробуем узнать у дочки, почему она плачет?
Произнеся эту фразу, девушка Аня поднимает на меня глаза.
ГЛАВА 8.
Анна
– Мы можем в выходные поехать на выставку кошек.
Я бросаю взгляд на Николая, он кивает.
– Только уговор, без разрешения кошечек не трогать! Мы идем просто посмотреть и определиться для себя: серьезно ли мы подготовились к котенку в доме?
– А я, а я серьезно, – заявляет Станислава, – можно мне забрать котеночка домой?
– На выставке все только смотрят кошек. Мы будем смотреть и после выбирать. Договорились?
Девочки кивают.
– А у меня есть кошки. Два, – говорит Алиска. – Мама разрешиля.
Стася лишь вздыхает, только открывает ротик, словно силится что-то нам сказать.
– Выбор домашнего питомца – это серьезный, Стася, шаг! – включаюсь я в беседу. – Нужно приготовить место, миску, корм, ну и вообще-то получить согласие от мамы с папой.
Стася тут же сникает вся и тухнет словно огонек.
– Почему ты погрустнела?
Девочка не отвечает.
Моя егоза держится за мою руку и подпрыгивает на каждом втором шаге, а Стася просто шагает за руку со мной. Ее немного взвинченный папаша идет чуть сзади и мне раз за разом приходится оборачиваться, чтобы посмотреть его реакцию на мои слова. Я не психолог, но истерики ребенка необходимо гасить в самом начале, не допускать того, что у них произошло на моих глазах.
В моем детстве всем было наплевать на эмоциональное равновесие ребенка. Это было в моем прошлом, а в сегодняшнем я вижу по поведению, эмоциям, глазам отца Станиславы, что ему безумно горько такое наблюдать. Но не испугался, не сбежал буквально. Ну а я уже предложила просто погулять.
– Все равно с работы отпросилась. А вы не составите нам компанию? – поднимаю на отца девочки глаза.
Стася тут же замирает, смотрит полными надеждой глазами на отца.
– Давайте погуляем, – предлагаю Николаю.
Мое солнышко радостно вопит:
– Сестья! Идем гуять!
Вместо прогулки на площадке нашей группы мы решаем пройтись по микрорайону в сторону парка.
Взгляд Стаси после картавого, но такого очаровательного предложения моей малышки простыми словами сложно описать. Одно мне ясно точно – девочка хочет, чтобы папа с ней еще побыл и погулял, пусть будет так.
Это самое простое из возможных пожеланий. Не могу котенка обещать. Выставка – немного позитива и возможно, желание иметь котенка как-нибудь у девочки сойдет на нет. Нельзя же так, по первому хотению дарить живое существо ребенку.
А еще я слышала, что он не может взять ее с собой. Куда-то взять…
И вот мы вчетвером играем в игру под названием «дочки-мама-папа в парке».
– Ой, горка! – вскрикивает Станислава. – А можно? – смотрит на меня.
Киваю на отца, он отвечает взмахом головы что «да» и дети с визгом срываются словно с поводка собаки и убегают к детскому игровому комплексу. Внутренне усмехаюсь своим ассоциациям с поведением девочек. «Срываясь с поводка» – ты вся в своем собачьем, волонтерском мире, Аня!
Мы с Николаем остаемся вдвоем. Я неотрывно слежу глазами за детьми.
– Может, чем-то поделитесь, Николай?
Он молчит, стоит близко, смотрит в сторону игрового комплекса и девочек, а я втихаря любуюсь. До чего хорош, и в твоем вкусе, Аня, но…
В который раз напоминаю себе, что проще, спокойней, правильнее жить теперь одной.
Никто в здравом уме, Анюта, не станет потакать твоим привычкам, а еще идеям каждому хвостатому помочь. И Алисе никогда чужой мужчина не станет папой. Не бывает просто в жизни так.
В сказки ты перестала верить, будучи еще сопливой.
В любовь поверила всего лишь раз, и из этого состояния ты выползала долго, очень долго и болезненно. Серьезно выручила дочь, а то бы с ума, наверное, сошла. Она мне не давала опустить руки, а потом как-то пришли другие тоже важные дела.
Дела, которые нас держат в этом мире.
Ну а тогда, когда я полюбила, и в сказку всего на кончик пальчика ступила. Еще хорошо, что обошлось без обострения психоза. Ни таблеток, ни уколов. Так слезы и разбитые мечты.
Одиноким проще выжить. Вот и Николай…
Я осторожно снова покосилась. Толком не понять, чего он так взвинчен, явно перенервничал, увидев слезы маленького существа. Родного, безусловно. Они так похожи!
Не бесчувственный, но сейчас вернемся в группу, и он уедет. И возможно, больше не приедет, потому что сам не знает для чего ему все это видеть нужно: слезы, невозможность или просто нежелание брать что-то на себя.
– Хотел сказать спасибо, Аня.
– Да не за что! Как поняла, девочка хочет котенка завести. Нельзя?
– Нельзя.
– Можно узнать почему? Только не говорите мне про аллергию, – усмехаюсь криво.
Николай только вздыхает.
Я тоже честно не хочу, чтобы он ребенку уступил в таком вопросе просто из желания потворствовать капризам. Хотя Стася не выглядит избалованным ребенком, но ее желание иметь котенка меня беспокоит. Животное – это на самом деле не игрушка.
– Может, Стася на игрушечного котенка согласится?
– Нет, увы, не вариант. Она давно мечтает о котенке.
– Но она маленькая, и мне котенка жаль, честно вам скажу.
– Мне тоже, Аня.
– Правда? – удивляюсь. – Мне показалось, вы готовы уступить.
– Нет. И не потому, что я черствый. Мы отдельно проживаем. Стася с матерью, а она не потерпит в квартире животных.
– Злая, да?
Он молчит. И это молчание красноречивее всех слов и объяснений. Мне кажется, что я права.
– Если захотите, погуляем еще в выходные. И на выставку сможем съездить. Это здесь, недалеко.
– Спасибо. Если бывшая мне даст ребенка.
Николай вытаскивает телефон.
– Говорите номер.
– У меня простой: шестнадцать, три два, три два, три два…
ГЛАВА 9.
Эльза
– Ты с ума сошла! А если не срастется?
– Ты никогда не верила в меня, – эмоционально заявляет та, что выглядит моложе. На глазах темные очки.
– Глупости не говори! Верю я в тебя, – поджимает губы некрупная, ухоженная, словно голливудская звезда, брюнетка.
Две женщины сидят в кафе. Уютный и затененный от остального полезного пространства терминала уголок международного аэропорта. Живые пальмы в кадках. На столике дымятся чашки. В воздухе витает благородный аромат хорошо обжаренных кофейных зерен. Через равные промежутки времени звучит мелодичный рингтон, извещающий пассажиров о начале регистрации.
– Не торопись и не рви все резко. Оставь запасной аэродром. Пока.
– Он и так за мной. Моя квартира. Я уж постаралась.
Та, что старше выглядит, в молчании смотрит.
В международном терминале своя, отличная от внутренних линий атмосфера ожидания скорого пересечения границы. По ту сторону совсем другая жизнь и краски. Краски мира. Краски жизни.
– Что ты замолчала? – дочка смотрит косо. – Ну, говори! Знаю, нравился тебе Колян всегда, а мне вот никогда.
– Глупая! Я разве против? Найди сначала, потом уже перебирай и оставляй всегда надежные тылы. А так останешься у разбитого корыта.
– Мама, эта сказка о другом. Не примеряй ко мне сию балладу. Ты вообще ее читала?! Там не обо мне! О старике и этой, его бабке-дуре.
– Сказка же со смыслом, Эльзи! Рыбка и желания, нужно меру знать.
– Нет там смысла, меры нет, а если даже есть, то все не обо мне.
Молодая на последних фразах резко повышает голос, срывает с глаз очки, кидает их на стол. Раздается стук удара дужек. На них оборачиваются посмотреть, что произошло.
Молодая морщит лоб и кривит губы. От гримасы недовольства ее аккуратное, словно кукольное гладкое лицо делается некрасивым и плаксивым. Губы слишком выпирают, стрелки крашеных бровей ползут в раскос.
– Ну не дуйся, рыбка, – Ларсон-старшая наклоняется к ней через столик, трогает дочь аккуратно, самыми кончикам пальцев, за плечо. Та резким движением сбрасывает кисть и отворачивается к панорамному окну с видом самолетов. Мама смотрит на экран табло, высвечивающийся в огромном мониторе. Обе старательно играют роли, каждая свою. Привычка жить на публику и тут спасает. К ним теряют интерес. Интрига гаснет, интерес стихает.
Эльза закрывает глаза и поднимает выше подбородок, старательно делает опять лицо. Губы не должны трястись, они должны быть идеальны.
– И зачем я послушала тебя и родила? Она ведь копия его. Я ее вижу и зверею.
Мать качает головой.
– Эльза, дочка, так нельзя.
Та отрицательно качает головой.
– Где он работает теперь? Ты знаешь?
– Не знаю, мама. Мне совершенно не интересно. Я еду к Роберто, он ждет меня.
– Скажи ему про дочь.
– Ты что?! Не буду! – Эльза вмиг распахивает широко глаза. – Если сложится, одна уеду, а там видно будет.
– Ну, хорошо, – примирительно вздыхает мать и снова гладит дочку по плечу. – Вон появился твой рейс на табло. Объявлена регистрация. Стойка 48,49.
– Давай прощаться. – Эльза резко поднимается, оправляет платье. – Да! Вечером не забудь забрать ее. А там как хочешь, можешь и не водить неделю в садик. Устанешь, напиши мне, отправлю Коляна за справкой к врачу. Отец он или нет, – смеется криво дочь.
– Зачем за справкой? – мать пугается, не понимает.
– Ой, мама, как отстала ты, забыла все? Справка чтобы взяли снова в садик. Два дня можно, дальше только со справкой от врача. Так что или води или давай задание Коляну. Или верней Светлову. Ненавижу это имя. Лучше уж Светлов, чем Коля, гад.
– Ой зря ты с ним так, Эльза. Не зли ты парня.
– Буду. Ненавижу. Всю мне жизнь испортил!
– Чем?
– Своим ребенком и огромным желанием иметь его. А я поторопилась. Правы люди. Нельзя без любви по расчету замуж выходить. Нельзя… И расчет на самом деле оказался не серьезным.
***
Пройдя паспортный контроль, Эльза оказалась в зоне Duty Free. Не торопясь, прошлась по магазинам, выбрала себе духи и швейцарский шоколад. Встала в конец очереди в кассу. Потом, поразмыслив, решила еще прикупить бутылку коньяка. Небольшую, сувенирную, но ей вполне хватит избавиться от горьких мыслей.
Не любила она Николая никогда, терпела его ухаживания, играла с чувствами мужчины. Забавлялась, видя, как реагирует он на любой ее каприз, как мчится развлекать и угождать за малую улыбку или ласку. Мать откровенно топила за Коляна, подруги советовали тоже не зевать, а брать мужчину в оборот быстрее, раз сам плывет навстречу. Но сердцем чувствовала Эльза, что не ее Коля вариант. Ой, не ее…
И вот…
Быстро забеременела и сглупила – рассказала Николаю. Вернее нет, все было не совсем так. Она почувствовала себя плохо, закружилась голова, а он был рядом. Вечно рядом и очень раздражал, ну, как всегда. Внимательно глянул на нее и на руки взял. Приобнял и сам спросил. Ну и она, вот надо ж было быть такой дурой! Вся молодость, свобода и успех коту под хвост. Сыграли свадьбу очень быстро. Колян решил купить семейное гнездо…
И кстати, кошаков, собак и птичек этих грязных, крылатых крыс московских - голубей, Эльза ненавидела всем сердцем. Голуби и воробьи гадили на капот и крышу тачки, что Колян и подарил ей в первый год, кошаки вечно бросались под ноги, когда она топала домой. Ну а собаки гадили на газоны и дорожки. Не-е, виноваты были ни хозяева собачек, люди, виноват был быт и вид испражняющейся псинки рядом с домом, прямо под окном. Пусть этаж был восемнадцатый, но все равно, вид неприятный рядом с домом. Эльза не любила, впрочем, никого. Себя любила. Ну еще мать совсем немножко.
Больше всего на свете Эльза Ларсон любила прибыль и уют. Вызывала клиринг раз в месяц, наблюдала за уборкой лично. А прибыль ей приносили выгодные вложения из тех средств, что выдавал ей бывший муж. Но средств от бывшего ей было мало, и Эльза искала вариант.
«Вдруг вылет задержится, хоть выпью, как было много раз», – решила Эльза, возвращаясь к кассе.
Фото кандидата на роль вероятного супруга Эльза никому не показывала. Летела, честно, наобум, и очень, рисковала. Но ощущение экшена и неизвестности при новой встрече и как выйдет все будоражило кровь, согревало нервы и дарило то непередаваемое чувство, что толкает нас, лихих, на приключения с интимом. Жуть жуткая, но как все вспомнишь, так хочется все испытать вновь. И вот снова тянет, тянет задницу на приключения и лучше заграницей. Там никто тебя не знает.
«В крайнем случае, выручит опять Светлов».
ГЛАВА 10.
Аня
Два рабочих дня прошли как всегда очень продуктивно. Я работала, не поднимая головы. Когда все же отвлеклась, чтобы дать отдых глазам, а заодно размять немного ноги, то вышла из плохо освещенного ангара на свежий воздух.
Как же хорошо на теплом сквозняке под ярким летним солнцем!
Подняла голову, подставила лицо солнечным лучам и невольно улыбнулась, согреваясь. По открытым плечам, шее, волосам прошлось горячее тепло. На складе я сидела в теплой кофте в маленькой каморке за компьютером с программой оптового склада.
– Светишься ты вся, Ань! Давно за тобой наблюдаю, – послышались слова.
Повернулась.
Лена – кладовщица. Я оператор склада. Работаем мы в паре вот уже два года. Я, как вышла из декрета. Лена тут уже лет пять. В курсе некоторых моих дел, например, в таком вопросе, что ращу ребенка я без мужа.
– Так лето же! Тепло и хорошо.
– Не в лете дело, Аня, а в настрое, – назидательно произнесла Лена и выпустила в светлый летний день табачную струю. Как сотни раз бывало, протянула пачку. Мол, если хочешь, закури.
Курила я когда-то, Лена это знает…
– Не, спасибо, Лен.
Лена хмыкнула и пачку убрала в карман. Добавила, довольно улыбаясь:
– Значит, точно права. Влюбилась ты.
Я только покривилась, подставляя солнышку лицо обратно.
Странный вывод. Сигаретку я ведь не взяла, нервы у меня – канаты. Ничем себя не выдала, но Лена догадалась.
Я не стану спорить или обратное с напором утверждать. И делиться я ничем не буду, внутренне все лучше утрамбую.
Николай Светлов два дня и вот уже как две тяжелых, длинных ночи утвердился прочно в голове. Давно со мной такого не бывало. И как я не гнала прочь пагубную для моих потрепанных нервишек мысль, что он не занятый мужчина, я раз за разом применяла полностью провальную роль николаевой жены. Роль на себя, дурную.
Красивый, молодой, литой как монолит. Прикрыв глаза, я вновь и вновь оценивала его облик, и светлые глаза. Лицо простое. Простецкое, еще так говорят. Николай общался с нами с некоторой долей паники, поминутно теряясь, замолкая. Постоянно тормозил, иначе говоря, а мне, вернее, нам с Алисой было так легко. Я, не смущаясь светлых глаз, задавала разные вопросы и видела, что он не понимает, или не знает, врать ли или прямо отвечать. Потом он плюнул на все разом и расслабился, стал совершенно мягким и домашним. Как большой и добрый кот. Ну а потом он резко изменился, как туча набежала на глаза. Отчаянно гасил в своих глазах волнение и даже что-то сродни испорченной истории покоя. Все с ним происходило резко, странно.
Во, как вывернула бытовушный термин: нервный тип. Взвинченный, расстроенный, плохо спавший ночь мужчина? Может в этом дело?
И чего я идеализирую его и правлю пьесы текст не моего героя? Может, ночью он воевал с подругой за подушку? Ну а что?! Устал и нервный стал. У такого богатыря не должно быть пустое ложе. Если только он не гей. Тогда облом, обломов, Ань.
Хотя в твоем варианте все обломны.
Видно, парень при деньгах. Ты видела его машину. Такая же красивая, большая и крутая, как у матери Станиславы. Новенькая. Вся как елочка горит.
Погуляв по парку, мы вернулись в садик. Я хотела забрать костюмчик дочки и рюкзак. Все равно на сегодня отпросилась. Николай хотел дочку вернуть обратно в сад, и тут внезапно, новая истерика у Стаси.
Я уже все поняла – малышка не хотела папу отпускать и как я не объясняла, помогая, как не говорила, что у отца работа и дела, не помогло. Никак. Станислава разрыдалась.
– А ну их всех! Давайте с нами в зоопарк. Прекрасный солнечный денек. Боюсь истерик Стаси, – Николай добавил тихо.
И я плюнула на все. Хочется порадовать Алису, Стасю. Мне хочется этот день с детьми и Николаем провести.
Мы поехали на его крутой, большой машине. Весь день вместе провели. Дети были счастливы, Николай был очень классным. Я осторожно наблюдала за ним и видела, он был рад общению с дочкой. И его телефон, что раз за разом он вынимал из кармана поясной сумки, отвлекал его ровно на столько, чтобы выслушать звонившего и коротко отбить звонок емкой репликой.
Все было славно. Мы прошли
