Запрет на любовь. Екатерина Ромеро

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ГЛАВА 1
• ГЛАВА 2
• ГЛАВА 3
• ГЛАВА 4
• ГЛАВА 5
• ГЛАВА 6
• ГЛАВА 6.2
• ГЛАВА 7
• ГЛАВА 8
• ГЛАВА 9
• ГЛАВА 10
• ГЛАВА 11
• ГЛАВА 12
• ГЛАВА 13
• ГЛАВА 14
• ГЛАВА 15
• ГЛАВА 16
• ГЛАВА 17
• ГЛАВА 18
• ГЛАВА 19
• ГЛАВА 20
• ГЛАВА 21
• ГЛАВА 22
• ГЛАВА 23
• ГЛАВА 24
• ГЛАВА 25
• ГЛАВА 26
• ГЛАВА 27
• ГЛАВА 28
• ГЛАВА 29
• ГЛАВА 30
• ГЛАВА 31
• ГЛАВА 32
• ГЛАВА 33
• ГЛАВА 34
• ГЛАВА 35
• ГЛАВА 36
• ГЛАВА 37
• ГЛАВА 38
• ГЛАВА 39
• ГЛАВА 40
• ЭПИЛОГ

АННОТАЦИЯ

— Мамочка сказала подготовить тебя.

   — К чему?

   — К клиентам.

   — У меня не будет никаких клиентов!

   — Хм… а чего так дрожишь? Ты такая молоденькая. Девственница, что ли? Да ты расслабься, это в первый раз с клиентом страшно, во второй и дальше уже как по маслу.

   Я стану куклой в руках взрослых мужчин и попаду в страшное место, из которого нет выхода. Что меня ждет в борделе, ведь там только одна истина, имя которой — запрет на любовь.

   #большая разница в возрасте

   #настоящий мужчина

   #Однотомник

ГЛАВА 1

— Ты девственница?

   От страха сжимается все внутри. Какой правильный ответ, не знаю.

   — Я тебя спрашиваю, ты была уже с мужчиной или нет?!

   — Нет. Не была.

   Потупляю взгляд, стараюсь не смотреть на эту мадам напротив, которая больше смахивает на расфуфыренную ворону. Не первой свежести, и даже не второй.

   Ее зовут Анфиса или “мамочка”, как ее здесь величают. Я впервые вижу эту женщину, как и многих других людей в этом месте.

   Все еще не верю, что это со мной случилось и как такое вообще возможно в наше время. Меня забрали. Так просто. Молниеносно набросили невидимый ошейник и теперь хотят затянуть удавку на шее.

   — Так-так, отлично. Ты такая хорошенькая! Иди пока, куколка, переоденься, душ прими и успокойся! Никому твои слезы здесь не сдались. Марту на днях вызову, посмотрит тебя, все сделаем, не переживай.

   — Послушайте, я вам заплачу, пожалуйста! Просто дайте мне уйти! – вру дрожащим голосом. У меня нет денег, но мне нужно найти выход. Здесь закрыты все двери и трехметровый забор по периметру. Я попала в клетку с красивым названием “Эдем”. Он же рай, он же загородный бордель.

   — Заплатишь, конечно, сумму долга ты знаешь, Оленька. За год отработаешь. Осваивайся. Привыкай.

   — Я не буду здесь работать! Вы не имеете права, я не буду шлюхой в этом притоне!

   “Мамочка” в один миг оказывается возле меня, вцепляется своими цепкими пальцами с острым маникюром мне в лицо, больно сжимая скулы. И нет, она не кричит, но от ее тона мурашки бегут стайками по телу.

   — Котеночек мой, а кто тебе сказал, что это притон? И где ты тут видишь хоть одну шлюху? Это мужской клуб, и все девочки – модели, которые очень хорошо зарабатывают. Все официально. Скажи спасибо, что попала сюда. Подумай, кстати, и ты, как будешь строить карьеру. Я такое место не всем предлагаю.

   Анфиса говорит предельно просто, с легкой улыбкой на лице. Она очень дорого одета, увешана украшениями, на лице плотный макияж. Мы в огромном, шикарно обставленном особняке, который и правда похож на какой-то клуб, вот только это все мне не надо. Ни модели, ни подиумы, ни такие заработки.

   — Отдайте мой паспорт! Немедленно верните документы! Вы не можете, я ничего не подписывала, я вам ничего не должна!

   — Фагот! Проводи ее в комнату. Надоела мне. Будет характер показывать — знаешь, что делать.

   Я не успеваю отскочить, когда ко мне подходит двухметровый шкаф и, больно схватив за руку, волоком тащит на второй этаж.

   А еще утром все было нормально. Я пришла устраиваться на работу секретарем в одну строительную фирму. Нашла объявление случайно, на остановке. Опыта не надо было, зарплату обещали хорошую, просто сиди и отвечай на звонки.

   Я хочу поступить в медицинский, нужны деньги, а без опыта меня никуда не брали. Это объявление показалось счастливым билетом. Я позвонила, потом пришла по адресу на собеседование. Офис шикарный, и все было так легко. Меня встретила красивая девушка. Блондинка с яркими глазами, и имя у нее необычное – Джина.

   Мы долго беседовали, она расспрашивала про мою семью и родителей, откуда я, чем планирую заниматься. По правде, Джина была первой, кто вообще с интересом слушал обо мне, и, кажется, она даже сочувствовала.

   Потом Джина сказала, что я им подхожу и они готовы уже заключить со мной контракт на испытательный срок – три месяца. Она взяла мой паспорт, чтобы сделать копию, и вышла.

   Пока я, счастливая, уже подсчитывала, что денег с трех зарплат мне точно хватит на поступление, никакой паспорт мне не вернули. Из офиса вышли еще трое человек, я осталась там одна.

   Спустя пять минут я поняла, что что-то не так. Джина больше не вернулась, а вместо нее в кабинет вошли два бугая. Они скрутили меня, забрали сумку, тыкали мне в лицо этот подписанный мною контракт и требовали огромные деньги, которых я даже в глаза не видела.

   Я ничего не понимала, испугалась их, расплакалась, а потом они затолкали меня в машину и привезли сюда.

   “Эдем” — это большой двухэтажный особняк на отшибе, с трехметровым кирпичным забором и красной крышей. Похож на дачу, только более помпезную. Во дворе растут скромные ели, но, когда попадаешь внутрь, спирает дыхание от красоты: все в золоте, сверкает и лучится. На полу белоснежный мрамор, явно дорогие ковры, хрустальные люстры, на стенах витиеватые картины, а мебель как из музея.

   Я сначала подумала, что это какой-то отель или дом миллионера, пока из одной из комнат не вышли полуобнаженные девушки на высоких каблуках, а за ними следом Анфиса, она же “мамочка”.

   — Входи! Мотылек. И умойся, в восемь чтобы была готова.

   Этот шкаф Фагот грубо толкает меня в спину, отчего я едва не торможу носом о пол.

   Дверь закрывается, и, точно птичка, я ошалело подбегаю к ней и дергаю за ручку, но клетка уже закрылась. На замок.

   Паника тут же захлестывает с головой. Я же думала… я думала, что все начну сначала, я хотела заново, новую жизнь.

   Год. Они сказали, я год должна отработать, вот только это не отель никакой, и моделей тут нет. Это бордель для богатых мужиков с элитными проститутками, которые спят с ними за деньги.

   Вещи надо называть правильными именами, и от попытки их украсить красивыми словами суть не изменится.

   Осматриваюсь по сторонам. В этой комнате я одна. Она крошечная, у самой крыши. Здесь маленькая кровать-раскладушка, окошко, выходящее на ворота, туалет и душ. На стене зеркало, на тумбочке часы.

   Какая-то подсобка, никакой роскоши, в отличие от всего особняка. На камеру похоже больше.

   Подхожу к окну, но оно не открывается. Быстро вытираю слезы. Что мне делать, что?! Тут нет телефона, меня, как птицу, заперли здесь, и я не стану, нет… лучше вены себе перегрызу.

   — Привет, ты Оля?

   Дверь распахивается. Передо мной молодая блондинка с подносом на руках. За ней Фагот маячит, как надзорщик.

   — Да.

   — Я Лера. Вот, мамочка поесть тебе сказала принести, подготовить тебя.

   — К чему подготовить?

   — К клиентам, к чему же еще?

   Она прикрывает густо накрашенные веки и усмехается, поправляет длинные светлые волосы. Какая красивая. Фигура и правда как у модели.

   — У меня не будет никаких клиентов!

   — Хм… а чего так дрожишь? Ты такая молоденькая. Девственница, что ли?

   Молчу. Какое их дело?

   — Да ты расслабься, это в первый раз с клиентом страшно, во второй и дальше уже как по маслу. Презервативами только пользуйся всегда. С любым, даже для минета заставляй его надевать, мало ли, с заразой какой припрется. Вот. Подарок тебе дебютный.

   Эта Лера достает из кармана несколько цветных квадратиков, протягивает мне.

   Что это… конфеты? Но, приглядевшись к ним лучше, я, кажется, улавливаю суть.

ГЛАВА 2

— Мне не надо это.

   — Дура, что ли? Бери, пока даю! Будет еще надобность — Еве скажешь. Она все, что надо, тебе даст. Тут с этим порядок.

   — Дай мне телефон. Лера, пожалуйста, я тут не по своей воле!

   Попытка. Зря. Она непонимающе смотрит на меня.

   — Ты от кого, вообще? Что за контракт у тебя?

   — Ни от кого. Я пришла на работу устраиваться, а там Джина…

   — А-а! — усмехается, поднимаясь с кровати. — Ну да, бывает. Что могу сказать? Сама виновата. Ты, видать, на легкое баблишко повелась. Джина на пару с Фарадеем дурочек, как, ты ищут, иногда сюда продают мотыльков. У них схема обкатана до идеала. Видать, и паспорт забрали. Джина та еще лиса.

   — Да. Помоги, пожалуйста, выпусти меня отсюда!

   — Детка, я не могу. Видела, сколько тут охраны? Сегодня Фагот дежурит, он маленько пришибленный, может и вломить. И вообще, скажи спасибо, что к людям Чеха не поехала! Так бы не на постельке мягкой сидела, а уже по пакетам расфасована была.

   Мотаю головой. Что это за ужас? Вот и она, взрослая жизнь, полна острых камней на каждом углу.

   — Значит, так, Оленька, бесплатный совет: старайся, глядишь, и во вкус войдешь. Я тоже поначалу нос воротила, а теперь видишь как: и шубы, и цацки, и клиенты постоянные щедрые, так что не жалуюсь. И не рыдай, тебя, такую зачуханную, никто не выберет даже, а девки наши просто заклюют.

   — Ну и пусть! Пусть никто не выберет!

   — Дурочка ты маленькая. Ты мамочку нашу не зли. Не по зубам тебе она, ты еще жизни не знаешь. И в окно так не гляди. Там собаки везде шастают. Король бойцовских каких-то привез — дрессированных. Раздерут, даже пикнуть не успеешь. Шмотки в шкафу, и накрасься нормально, за тобой придут.

   Лера ставит поднос и уходит, тогда как я смотрю то на эти бутерброды с чаем, то на презервативы, брошенные на покрывало. Куда я попала? Это ведь и правда публичный дом.

   Едва дверь захлопывается, беру чашку чая, делаю несколько глотков. Есть не хочется, я всегда от еды отказываюсь, когда нервничаю. Живот болит, хочется на воздух.

   Осторожно сажусь на кровать, боясь даже представить, сколько на ней уже побывало. Здесь все кажется чужим и грязным, хотя на самом деле очень даже чисто и пахнет приятно.

   Нет, это не какой-то дешевый притон. Анфиса навала это “Мужским клубом”, что очень похоже на правду, вот только я в петлю скорее залезу, чем позволю хоть одному мужику прикоснуться к себе.

   Вскоре прямо из-за стены начинаются доноситься звуки. Ахи и охи, кто-то стонет так, словно его убивают, а после смеется, снова кричит. Меня же тошнит. Аж дурно.

   Сглатываю, сердце истошно прыгает в груди. Не хочу этого слышать, не хочу знать.

   — Готова, Оленька? Стоп, ты еще не одета?!

   Мамочка заглядывает ко мне уже вечером. Я как сидела на краю кровати, так и сижу, с места сдвинуться не могу, точно заморозили. Анфиса быстро входит внутрь, дергает меня за руку, заставляя встать.

   — Ну-ка, быстро собралась, не то я прикажу Фаготу тебя лично искупать! Поверь, тебе не понравится.

   Это отрезвляет, мне плохо от одной только мысли, что этот Фагот прикоснется ко мне, потому я сама принимаю душ и вымываю волосы. Когда выхожу в халате обратно в комнату, эта ворона уже ждет.

   — Иди сюда. Накрашу тебя.

   — Я не буду.

   — Мне позвать Фагота?

   Многозначительно смотрит на меня. Внутренне сжимаюсь, давя сопротивление, и терплю, пока эта сука елозит кисточками по моему лицу. Кажется, будто Анфиса нанесла на меня тонну штукатурки и залила все это едкими сладкими духами.

   — Красота! Вот. — Бросает мне комплект кружевного белого белья и яркое оранжевое платье, чулки, туфли. — Надень это. Шевелись, клиенты уже приехали, быстрее! — Подходит ближе и до боли сжимает мое предплечье острыми наманикюренными когтями. — Я надеюсь, сегодня ты будешь пай-девочкой, я тебя со всеми познакомлю. Ну-ну, Оленька, только не надо плакать! Клиенты любят веселых. Давай, котенок! Чем быстрее отработаешь, тем быстрее пойдешь на свободу. Я свое слово всегда держу. Давай же.

   Когда остаюсь одна, беру в руки это платье, оно полупрозрачное и больше похоже на какой-то длинный пеньюар, который я в жизни не надевала. У меня таких вещей не было, да и не нужны были они мне.

   Как только натягиваю этот маскарад, открывается дверь. Фагот.

   — Выходи. Время.

   Толкает меня в плечо, и я быстро шагаю, обхватив себя руками. Ступаю осторожно, так как каблуки высоченные. У меня тридцать пятый размер ноги, потому я едва не теряю эти огромные для меня туфли по пути.

   Мельком взглянув на себя в зеркало, не могу сдержать слезы. Волосы еще не до конца просохли, на губах ярко-розовая помада, темные тени, густо нанесенная тушь и румяна. Как шлюху меня нарисовала, нежели кто-то такое любит? В этом пеньюаре у меня открыты ноги, грудь видна и все как на ладони… Мамка будет презентовать меня, точно товар.

***

Спускаюсь по крутой лестнице и на первом этаже в зале вижу несколько накрытых столиков. Там выпивка и закуски, девочки в коротких платьях смеются, и уже пришли мужчины. Человек пятнадцать, все дорого одеты, похоже, хорошо друг друга знают. За другим столом отдельно другие мужики сидят, четверо. Другая, видать, компания.

   Мне от этого зрелища становится дурно. Пячусь назад, но цепкая рука Анфисы не дает смыться.

   — Идем, познакомлю тебя со всеми.

   Поправляет мои волосы, расплываясь в улыбке, отчего ее накрашенные бордовые губы становятся тонкими, как нити.

   — Господа! Позвольте представить нашу новую модель! Это Котенок. Знакомиться можно.

   Мамка проводит ладонью по моей талии и груди, волосам. Презентует, точно животное на рынке, и я вижу, как эти мужики все поворачиваются ко мне. Чувствую себя голой, ненавижу внимание, хоть бы мне провалиться, проклятье!

   Анфиса подходит к клиентам за соседним столиком, а я жмусь к стене, ища выход.

   Мельком поглядываю на этих гостей. Здоровенные бугаи, каждый груда мышц, особенно тот бородатый мужик, что по центру сидит. У меня от его вида мурашки бегут по коже, в дрожь бросает и ладошки покрываются инеем.

   Этот дядька откидывается на стул – расслабленная и в то же время готовая к нападению поза. Широкие плечи, большой вырез на груди, под свитером проглядывается рельеф мышц. Взгляд какой-то хищный, бр-р… На миг мы встречаемся взглядами. Он смотрит на меня прямо и закуривает, жадно затягивается сигаретой, выдыхая сизый дым через нос.

   Начинаю дрожать. Он так посмотрел на меня, взглядом просто раздевал, и его глаза… Я никогда таких не видела. Янтарные. Глаза цвета виски, и он не смазливый, нет. Суровый какой-то, страшный. Брюнет, да еще и бородатый. Мне не нравятся бородатые мужчины. Они меня особенно пугают.

   Постепенно все начинают чувствовать себя расслабленно, даже слишком. “Модели”, как они сами себя называют, усаживаются мужчинам на колени, массируют им плечи, а некоторые довольно быстро берут клиента за руку и поднимаются с ним наверх. Лера тоже там. Она одна из первых, кто ушла с клиентом.

   Я же не двигаюсь. Точно попала в логово разврата, а после меня в жар бросает, когда я вижу, как тот бородатый мужик с янтарными глазами поднимается и идет ко мне.

   Теряюсь, ищу глазами Анфису, а она, как назло, куда-то испарилась. Леры тоже нет, а остальных я не знаю.

   Этот мужик с янтарными глазами уже рядом. Подошел близко… ого, какой же он высокий! Я хоть на каблуках, но даже так едва до груди ему достаю.

   Вся сжимаюсь, пытаюсь прикрыться хоть чем-то, но эта тряпочка на мне прозрачная, и видно почти все.

   — Выпьешь со мной?

   Протягивает мне бокал с чем-то явно ядреным, но я не беру, делаю шаг назад.

   — Нет.

   Сглатываю, вжимаюсь в стену. Мне страшно. Он огромный! Плечистый, высокий, крепкий бугай. От меня после такого разве что мокрое пятно останется.

   — Пойдем наверх?

   — А не пошел бы ты на хрен! – парирую, едва сдерживаясь. Его взгляд темнеет, а у меня в душе холодеет. Само вырвалось. Само.

ГЛАВА 3

Этот бородатый мужик окидывает меня цепким взглядом, “ощупывает”, точно щупальцами, а после резко хватает меня за скулы, всматриваясь в лицо.

   — Ты слишком грубая для проститутки. Могут и грубо оттрахать, не думала?

   — Я не проститутка! – выпаливаю, а он ржет. Надо мной! В голос. Своим большим ртом. Этот двухметровый дядя меня уже заколебал. Он смотрит на меня, точно на товар, как и все здесь присутствующие. Хочу домой, хотя сама не знаю, где он.

   И он зажал меня у стены. Как ни дергаюсь, увильнуть не выходит. Паникую, Анфисы рядом нет, а остальным моделям на меня плевать абсолютно.

   Невольно вдыхаю его запах. У него не только глаза цвета виски, он и пахнет им. Дорогим. Шикарным просто. Одет с иголочки, на руке красивый браслет-плетенка, на шее золотая цепочка. Одежда облепляет крепкое тело. С таким шутки плохи, и, похоже, стакан со спиртным уже треснул в его руке.

   — Борзая, дикая. Мало платят или плохо ебут, шлюшка?

   Его лапища накрывает мою грудь, а у меня рефлекс и дыхание спирает. Я не знаю, как так получается, честно, но я плюю ему в лицо.

   От страха и, наверное, просто желая, чтобы он перестал меня лапать. Я не люблю чужих прикосновений, мне плохо от них – уже давно.

   Этот дядя и правда меня отпускает, да так резко, что я едва на пол не плюхаюсь, щеки горят огнем, сердце танцует чечетку. Бородач быстро вытирает лицо, и его громовой голос проносится через весь холл:

   — Анфиса!

   Мамочка вырастает словно из ниоткуда, и я уже не знаю, радоваться мне ее появлению или горевать.

   — Да, дорогой. Выбрали?

   — Выбрал. Ее, – басит и кивает на меня, а после поднимается по ступенькам, пока я пытаюсь собрать в кучу свой разум и остатки гордости.

   — Не надо… пожалуйста, не надо!

   Вцепляюсь в руку мамочки, но она отшатывается от меня, а я получаю отрезвляющую пощечину. Больно, оказывается, у женщин тоже может быть тяжелая рука.

   — Ну-ка, быстро успокоилась! Чего ты боишься, чего?!

   Анфиса тащит меня наверх под руку. Я же еле иду, шлепая пятками в этих огромных для меня туфлях.

   Меня всю колотит, этот мужик там уже ждет, а я не могу! Только не так, я себе обещала, я клялась в этом не раз.

   — Оля! Прекрати плакать! У всех бывает первый раз, ничего страшного в этом нет, поверь мне. — Мамочка вытирает мои слезы, пытается поправить макияж. Снова эта противная липкая помада, румяна, тошнотные сладкие духи. — Посмотри, какой он шикарный, видный мужчина! Не бойся, девочка, могло быть хуже. Гораздо! Давай, дальше будет проще, и сегодня ты “Котенок”. Отзывайся на эту кличку, не то, клянусь, я буду разговаривать с тобой по-другому!

   После этого мамка уходит по длинному коридору, а я к месту прирастаю. Фагот рядом стоит. Сторожит меня, как какую-то ценность. Она возвращается минут через пять. Видать, он заплатил, и все так просто.

   — Ну все, все! Я попросила этого клиента быть с тобой нежным в первый раз. Все же девственница. Смотри, чтоб Черный пользовался презервативом, будь послушной, и все будет замечательно, котенок, поверь мне.

   Где-то я такое слышала. Лидия Ивановна, воспитательница из моего детского дома, говорила почти слово в слово так же. Чертово дежавю.

   — Я никуда не пойду. Ничего делать не буду, – говорю твердо, высоко задираю голову, и взгляд мамочки меняется. Из только что добренького он становится цепким, холодным, отстраненным.

   — Фагот, проводи нашу модель в комнату, – бросает уже через плечо и уходит, а меня буквально сгибает пополам от боли. Это Фагот, и он влупил мне в живот большим кулаком. Молча. С размаху. Воздух заканчивается, удар тупой и достаточно сильный для того, чтобы я и правда перестала сопротивляться.

   А дальше коридор и заветная дверь. Я не особо помню, как меня туда дотягивает этот шкаф. Я не могу кричать, да и смысл? Мне здесь никто не поможет.

   Вхожу в эту спальню, дверь захлопывается, и я оказываюсь наедине с этим бородатым мужиком, которого послала каких-то пять минут назад.

   Он стоит у окна. Высокий, как гора, крепкий, статный. Мужчина оборачивается, когда меня замечает, а я уже даже реветь не могу. Едва дышу. Больно, но сейчас будет больнее. Готовься, Оля. Просто потерпи.

   — Пришла все-таки.

   — Пришла.

   — Как зовут?

   — Я… котенок.

   Опускаю голову. Здесь, наедине с этим бородачом, я уже не такая резвая. Не могу смотреть на него. Сжимается все внутри и колет.

   — Настоящее имя какое?

   — Оля.

   — Проходи, Оля. Располагайся.

   Кивает на огромную застеленную кровать, а я с места сдвинуться не могу. Это комната для клиентов. Большая, просторная, с дорогим ремонтом и мебелью, мягкими коврами и хрустальной люстрой. Красные оттенки, все в бархате, красиво, чисто и одновременно пафосно до ужаса.

   — Дай мне сигарету.

   — Ты куришь?

   — Балуюсь, – отвечаю честно. Я обычно не лгу, и курить сейчас очень хочется. Да, знаю, привычка паршивая, но когда-то именно она мне помогла. Больше никто.

   — Мне не нравятся курящие женщины.

   — Ну, так пойди и выбери ту, которая тебе понравится.

   — Я уже выбрал игрушку на сегодняшнюю ночь. Тебя, маленькая агрессивная шлюшка.

   — Я не шлюшка!

   — Ах да! Ты, типа, девственница из борделя Короля. Ладно, пока верю. Подойди.

   Кивает, как щенку, а я голову опускаю. На дверь кошусь. Как быстро я до нее добегу, как быстро он меня догонит?

   Хищники любят охоту, и он тоже, тоже похож на таких. Все они одинаковые. Скоты.

   Осторожно подхожу к бородачу, вижу, что доволен. Смотрит на меня прямо, а мне хочется прикрыться. Стыдно, неловко, дико.

   — Почему ты так пялишься на меня?

   — Ты красивая. Очень. Особенно когда молчишь. Раздевайся.

   — Зачем?

   — Хочу видеть, за что заплатил.

   Опускаю голову. Он огромный, а я слишком мелкая против него. Такой за секунду скрутит, я ничего не сделаю, совершенно. Сила девушки ничто по сравнению с мужской. Шансов никаких. Проклятье.

ГЛАВА 4

Молчу, не шевелюсь даже. Ноги словно к полу приросли, не могу я, он что, не понимает? Я не могу.

   — Ты глухая? Снимай одежду.

   — Не надо, – одними губами, на выдохе, потому что нет у меня смелости на большее сейчас. Меня загнали в угол: видимо, этот мужик отвалил кучу бабла за мою девственность.

   Врач меня так и не смотрела, Анфиса не стала ее дожидаться в спешке заработать. Похоже, я смахиваю на ту, которая еще не знала мужчины, а деньги, как говорится, не пахнут.

   Бородач подходит ближе, а меня пошатывает на этих каблуках. Хоть бы не успеть, мамочка, пожалуйста, хоть бы не свалиться тут.

   Как мне защититься от такого бугая? Могу шпилькой его уколоть либо отбиваться этими копытными туфлями. Собственно, все.

   — В чем дело, змейка, слова забыла?

   Молчу. Глаза закрыла. Смотреть на него не могу. Быстрее бы уже. Ненавижу, когда они так тянут.

   — Ты дрожишь. Боишься меня, Оля?

   Сглатываю, с силой сжимаю руками края платья. Не смей показывать слабость. Потом поревешь, когда Он уже этого видеть не будет.

   — Нет. Я ничего не боюсь. Я котенок, а не Оля для тебя.

   — Посмотри на меня.

   Распахиваю глаза. Что-то все так кружится. Господи, я думала, уже давно прошло, но нет.

   Меня аж шатает. И эти каблуки, будь они неладны. Вообще неустойчивые. Меня же пни в них — я упаду сразу.

   — Ты девственница или меня развели?

   Сказать “да” – и он тут же полезет ко мне убеждаться в этом, сказать “нет”— доложит Анфисе.

   — Что с тобой, ты обкуренная? Под чем ты?

   Он смотрит. Сканирует глазами, ходит кругами вокруг меня, как тигр перед мышкой. Сейчас нападет.

   — Я… — сглатываю, храбрюсь. — Я не занимаюсь таким. Меня здесь насильно удерживают, не выпускают.

   Смеется. Этот бородач ржет надо мной натурально. Не верит, конечно, нет.

   — Еще скажи, что мама с папой тебя дома ждут.

   — Нет. Меня никто не ждет, но я тут не работаю. Пожалуйста, выберите другую модель.

   — Сама хоть слышишь, как жалко это звучит? Плохая актриса, дешевый театр. Я такие игры не заказывал, и я уже заплатил за тебя. Подойди ко мне. Мы оба знаем, зачем ты здесь. Работай.

   Слушаю его, знаю, мужика лучше не злить, особенно того, кто хочет секса. Крепко зажмуриваюсь, когда Он обхватывает меня за талию крупными руками, подтягивает к себе.

   — Ближе.

   Мне так страшно, что кажется, я сейчас в ноги ему рухну. Меня шатает, дышать тяжело, страшно и больно. Я это уже проходила.

   — Будешь меня слушать, котенок?

   — Да.

   Сглатываю, сердце пускается в галоп. Этот мужчина взрослый, он от меня разве что мокрое пятно оставит, сожрет, поломает, сорвет под корень. Он крепкий, здоровый, высокий. У меня нет иного варианта, кроме как ответить ему согласием. Или так, или будут трещать кости. Они все одинаковые, я знаю. Все.

   Вблизи я хорошо вижу черты его лица. Прямой нос, янтарные глаза с длинными черными ресницами, скульптурные черты лица, чуткие губы. Волосы немного вьются и уложены назад, темные, а кожа матовая, ни единого изъяна. И у него борода такая страшная. Делает его похожим на дикаря. Я всегда бородатых боялась, еще с детства.

   — Как вас зовут? – тяну, еще немного.

   — Мы уже на “вы”?

   — Да.

   Мне так безопаснее, когда дистанция, но ему не говорю.

   — Владимир.

   Владимир. Мысленно повторяю его имя. Тот, кто владеет. Мной.

   — Зачем вам это, Владимир?

   — Что именно?

   — Зачем вы посещаете такое место? Вы бы и так смогли найти ту самую.

   — А кто тебе сказал, что я ищу ту самую?

   Ловит меня, дура. Конечно, в мужском клубе никто жену себе не ищет, сюда приходят за удовольствиями.

   Замираю, когда Владимир наклоняется и убирает волосы с моей шеи. Целует возле уха, а у меня табун мурашек, и плакать хочется. Всхлипываю, аж переклинивает всю.

   — Ты ведешь себя странно, девочка Оля. Ты совершеннолетняя, я надеюсь?

   — Да.

   — Паспорт покажи.

   — У меня его нет. Анфиса забрала.

   — Смешно. Играй дальше.

   — Мне недавно исполнилось девятнадцать, и… я не хочу секса сегодня.

   — Набиваешь себе цену протестом?

   — Нет, я просто не ложусь под мужчин за деньги!

   — Хватит! — оборвал Владимир резко, его только что спокойный тон стал угрожающим. — Мне надоела эта игра. Опустись на колени.

   — Зачем?

   Хлопаю глазами, только не это, прошу, нет.

   — А сама как думаешь? Не бойся, доплачу сверху мимо кассы. За “прекрасную” актерскую игру, – язвит, не верит мне, но кусаться с ним мне уже не хочется. Опускаюсь перед Владимиром на колени, он расстегивает ремень, ширинку, опускает черные боксеры, и, как только я вижу его огромную эрекцию, меня накрывает. И нет, не от возбуждения, а от ужаса. Липкого и мерзкого, холодного страха.

   У него большой член. Очень, и кажется, я не выйду отсюда живой.

   Закрываю ладонями лицо, чтобы он не видел моих выступивших слез. Тот самый случай, когда надо притвориться мертвой либо сбежать, а я не могу ни первого, ни второго. Меня загнали, закрыли тут с ним на замок.

ГЛАВА 5

— Да что с тобой такое? – спрашивает, а я не шевелюсь. Не хочу, чтобы он видел мои слезы, не хочу быть слабой и жалкой, потому просто сжимаюсь сильнее, вот только это не работает. Слышу, как Владимир оделся, застегнул ремень.

   — Ай! – вскрикиваю, когда Владимир с пола меня поднимает, как куклу, и, взяв за талию, усаживает на кровать. Он коснулся того места, куда меня ударил Фагот, а я заорала. Не смогла промолчать.

   Обычно я более бойкая, но сейчас не могу ничего сделать. Владимир присел на корточки напротив, смотрит то в один мой глаз, то во второй, а я затихаю. Я не смогла сделать ему минет, потому что испугалась его члена, но жаловаться нельзя. Толку? Он все равно не поверит.

   Не шевелюсь даже, когда мужчина медленно развязывает полы моего прозрачного платья. Закрываю глаза. Выключить тело и разум, забыться, подумать о космосе и тихом океане, ветрах, кораблях и листочках, но только не о его руках на моем теле. И не о том, что этот бородач сейчас видит меня в одном только белье. Я не могу так, я просто…

   — Это что такое?

   Касается большой рукой моего трепещущего живота, а там красный след, уже синеющий.

   — Я упала.

   — На кулак упала?

   Молчу. Смотрю в его глаза. Янтарные. У него крепкие руки, такими может с легкостью мою талию обхватить, а после сломает, как тростинку, перебьет.

   Грудь в тугом бюстгальтере быстро вздымается, дрожит все тело, мне плохо. Дыхание спирает, хочется закрыться, залезть в скорлупу.

   Владимир смотрит на меня как-то страшно, и, похоже, он чем-то недоволен. Он весь как груда мышц, и кажется, я не выйду отсюда целой.

   Пытаюсь прикрыться руками, но знаю, они такого не любят, да и это мне ничем не поможет, а наоборот, сделает хуже. Сбежать тоже не выйдет: у него включится охотничий инстинкт.

   Не двигаюсь, как застыла, замерла на месте. Смотрю на Владимира расширенными от страха глазами и не знаю, что делать.

   Меня тут заперли с ним, как птичку со зверем, и зверь этот может разодрать на куски. Он купил меня, мне не поможет ни одна живая душа, и да. На самом деле я трусиха. Но никому знать об этом не обязательно, и особенно ему.

   — Одевайся, девочка Оля, – пробасил Владимир, взял пиджак со стула и молча вышел, а я села на кровати и дрожащими руками запахнула платье, быстро застегнула его сбоку.

   Хлопнула дверь, я осталась одна. Это получается, я клиенту отказала или как? Еще же начало вечера, а Владимир просто взял и ушел. Что ему так не понравилось? Думаю, что все, но что мешало ему все равно взять то, за что он заплатил? Я не знаю.

***

Не проходит и десяти минут, как в эту спальню врывается Анфиса. Включает яркий свет, заставляя меня стушеваться и зажмуриться.

   — Что тут произошло, почему Черный так быстро ушел?!

   — Мы уже все. Все сделали.

   — Что сделали? За пять минут?!

   Подходит и срывает одеяло с кровати, всматривается в простыню.

   — Он трахал тебя или нет, я не поняла?

   Не знаю, что ответить, хотя мамочка и так все видит. На постели даже вмятин нет, не тронута вазочка с презервативами, нет крови девственницы, которую она сегодня так выгодно продала.

    — Нет. Он меня не тронул.

   — Ну почему?

   Кажется, Анфиса и правда удивлена. У нее глаза по пять копеек.

   — Я ему не понравилась. Владимир передумал, наверное. Сделал возврат.

   — Какой возврат?! — орет. — Какой, к чертям, возврат, Оля? Мы тут деньги никому не возвращаем, и Черный уже заплатил за следующую встречу!

   — Как… – спрашиваю онемевшими губами. Я, честно говоря, надеялась больше никогда его не увидеть, не то чтобы он снова купил меня.

   — Вот так, девочка. Видать, ты все же ему понравилась. Хорошо, ладно, может, у Черного случилось чего, раз так быстро сорвался. Может себе позволить, он тут очень редко, наш ценный состоятельный гость. Значит, так: пока ты за Черным зарезервирована, дальше видно будет.

   — Отдайте мои документы!

   — Отдам, как отработаешь долг! Все, свободна на сегодня. Иди спать. Живо.

   Анфиса кивает на дверь, и я выхожу. Сегодня у меня больше нет сил упираться, потому, добравшись до своей конуры, я забираюсь на кровать, прижимаю колени к ноющему животу и закрываю глаза.

***

Утро начинается с каких-то визгов, и, быстро поднявшись на кровати, я отчетливо слышу ругань, словно кто-то ссорится.

   Наспех принимаю душ и переодеваюсь. Вещи не мои, благо мне выдали простые джинсы и кофту, обычное белье. Похоже, “модели” не наряжаются как шлюхи, когда нет клиентов, да и с утра ходить в вызывающих тряпках до тошноты противно.

   Спустившись на первый этаж, я едва не натыкаюсь на битое стекло. Сервиз или ваза прямо посреди коридора. Все разбросано, точно тут случился смерч. Иду к двери, но меня замечают. Сразу же.

   — Ты, что ли, новенькая?

   — Да.

   Ко мне обращается высокая блондинка. Ухоженная, яркая, с короткой модной стрижкой.

   — Я Ева. Если что, дверь на ключ закрывается и во дворе куча охраны с собаками, так что не советую. Пошли, завтракать будем.

   Киваю и следую за ней. Сбежать будет сложнее, тут везде “глаза”.

   Кухня оказывается отдельно от приемного зала. Небольшая, но вместительная, хорошо оборудованная. За столом уже сидят четыре девушки. Рыженькая, Лера светленькая и две брюнетки.

   — Что застыла, здесь все свои: вон Лера, Надежда, Тонька и рыжик Юлька, она же Джулия, — говорит Ева, кивает мне на стул. — Приземляйся и ешь. Слуг тут нет. Продукты привозят, но мы готовим сами, убираем после себя тоже сами, так что не дай бог в твоей комнате я найду крошки!

   Похоже, Ева тут главная, пока отсутствует Анфиса. Она довольно собранная и строгая, ей двадцать девять, может, тридцать лет, тогда как другим девушкам не будет и двадцати пяти точно.

   — Как выйти отсюда, Ева?

   — Ну тебе же мамка пояснила все, я повторяться не буду. Втягивайся, приспосабливайся. Поначалу сложно, потом легче будет, еще и кайф поймаешь, да, Лерок? Как вчера прошло, твой Масик раскошелился?

   — А то! Глянь, какие цацки. Скоро меня ими как елку новогоднюю обвешает! Жене такие не покупает, как мне.

   Лера протягивает руку, и я вижу, что на запястье у нее сверкает браслет с красными камнями.

   — Сказал, рубины. Настоящие.

   — Да у него бабла не хватит на рубины! Пф, обычное стекло.

   — Захлопнись, Джулька! У Масика стройфирма своя, так что у него и на бриллианты хватит, а вы не завидуйте.

   — Ой-ой, чему так завидовать-то! — Эта рыжая Джулия закатывает глаза. — Твой Масик уже пень престарелый. У него давно на полшестого, вот он тебя по полночи и не отпускает, пока ты его хуй не воскресишь, Лаврентия!

   Все ржут, Джулия показывает весьма недвусмысленный знак рукой, отчего я тушуюсь, становится не по себе, противно.

   Они все друг друга хорошо знают, и у меня почему-то складывается ощущение, что я попала в большой такой, красивый и бархатный серпентарий.

ГЛАВА 6

— Ну и сука ты, Джулька! Ядовитая жаба! — фыркает Лера, откусывает бутерброд с колбасой.

   — На себя посмотри! Пизда, блядь, растраханная!

   — Закрыли рты! Заткнулись обе, не то Фагота позову, утихомирит сразу! – одергивает Ева девушек и садится за стол, показывает мое место. — Оля, бери кофе, бутерброды и завтракай. На этих коз не смотри, они скоро у меня будут наказаны! И да — сервиз отработаете. Тоже мне, нашли, где итальянские разборки устраивать.

   — У меня денег нет. Пока что, – бубнит Лера. Ее настроение резко скатилось вниз.

   — У Масика своего попроси надбавку, и чтобы это был последний раз! — командует Ева, точно великий начальник. — Я задолбалась прикрывать ваши задницы перед мамкой! У нас и так потери, да, Тоня?

   — А что такое?

   Все оборачиваются к брюнетке, она стискивает зубы.

   — Жена пронюхала, куда Пончик бабло все время сливает. На меня, естественно. Разводится теперь мой Леха, таких гонораров уже не будет. Женушка, сучара та еще, полбизнеса его отгрызет. Леха в ауте полном, не приезжает больше. У меня нет постоянного теперь.

   — Я своих клиентов не дам!

   — Я тоже!

   — Так, все! Достали уже. Сейчас, что ли, это обсуждать?! Девки, дайте поесть спокойно.

   Это Надежда, и, похоже, она самая тихая здесь.

   — Надюха, расслабься! Чего такая напряженная? Ах да, у тебя же этот, суслик, прости господи, был вчера. Ушастый нянь! – подкалывает Тоня, все ржут. Ева пытается всех успокоить, а после череда внимания переходит ко мне.

   — Может, расскажешь что о себе, новенькая?

   — Я Оля.

   — Целку сбили вчера тебе, Оля? Между ножек не саднит? У Черного ого-го размерчик! Я чуть не померла под ним прошлый раз. Думала, затрахает до смерти! – язвит Джулия, она, похоже, тут королевская кобра.

   — Не твое дело, – защищаюсь, но выходит слабо. Я здесь чужая, и это еще мягко сказано.

   — А у нее ничего не было! Черный через пять минут свалил, видать, испугался, че там у нее между ног такое!

   Это уже Тоня. Две на одну. Ладно.

   — Уж получше, чем у тебя, – отвечаю уверенно, Тоня сверкает злым взглядом.

   — Черный раньше трех часов никогда никого не отпускает. Со мной так точно, еще и на всю ночь оставался!

   Джулия задирает нос, с гордостью ведя плечом.

   — И вообще, Вова крутой мужик, щедрый, горячий, и на хуя ему такая тюлька, как ты, сдалась?! Видать, плохо ему от тебя стало, вот и свалил.

   — А мне он сказал, что змей не выносит. Особенно всяких там “Юлек”. Травма у него после тебя. Психологическая, – парирую. Или не буду держать удар, или они меня тут сожрут с потрохами.

   — А новенькая-то с зубками! Смотри только, чтоб не обломали.

   — Да ладно, сосать легче будет!

   Ржут. Надо мной. Всем стадом.

   Джулия убирает чашку со стола, а после проходит мимо меня и с силой хватает за шею, разворачивает ко всем.

   — Ну-ка, покажи зубы, сучечка!

   К счастью, это не мужик, и в детском доме с захватами я имела дело, потому не теряюсь. Быстро выкручиваюсь, хватаю стеклянную бутылку, разбиваю ее о стол и прикладываю к горлу этой рыжей кобры острым краем.

   — Свои зубы покажи, змея!

   Не знаю, что на меня находит, обычно я не такая, но быстро понимаю, что у них тут иерархия и они решили оторваться на мне как на зеленой. Вот только я не собираюсь играть в эти игры, и вообще, я не намерена здесь оставаться дальше.

   — Убери стекло, дура! Быстро! Олька!

   Ева вскакивает и оттаскивает меня, пока Джулия держится за шею дрожащими руками.

   — Сука ты дикая! Ничего, я тебе еще припомню…

   — Заткнулись обе, мамка идет! – шикает Ева, и тут распахивается дверь, на кухню входит Анфиса. При полном параде, накрашена уже с утра, как обычно.

   Мамка кладет на стол несколько коробок с конфетами и шикарный букет цветов.

   — Так, девочки, сегодня Король заявится, а после будет банкет, новые клиенты. Приедут официанты, еду привезут уже готовую. К вечеру чтоб все при параде были. Все, кроме тебя, Оля. Ты отдыхаешь.

   — Это почему ее не будет?! – негодует Джулия, и да, один враг у меня уже есть.

   — За нее уплачено на три дня вперед.

   — И кто же у нас такой щедрый?

   — Не твое дело! За своими клиентами смотри, — шипит Анфиса. — Значит, так: никого к новенькой не пускать, беречь нашу единственную девственницу. Ева — на контроле.

   Анфиса раздает указания, точно какой-то военный деятель. Коротко и внятно, все девушки ей подчиняются и даже не спорят. Они ее боятся либо уважают, как какую-то старшую.

   — Да, мамочка, как скажешь. Девки — поубирайте тут все и готовьтесь к вечеру. Король бардак не переносит. Чтобы все сверкало и пахло бабочками.

    — Ага, мотыльками, блядь, – ржут, а я догоняю Анфису уже на выходе. Она высоких каблуках и в бордовом платье, накрашена так, будто собирается выступать на сцене.

   — Подождите!

   — Чего тебе еще?

   — Мой долг.

   — Мы уже все обсудили, малышка.

   — Это незаконно! Вы меня здесь удерживаете против воли!

   — Надо смотреть, что подписываешь.

   — Меня обманули. Та Джина, она подсунула какой-то другой контракт! Я не хотела этого всего. Пожалуйста, я не шлюха, не модель, я хочу учиться на медсестру!

   Анфиса внимательно слушает меня, а после нежно убирает упавший мне на лоб локон.

   — Девочка моя, я ж не тварь, все понимаю, но ты сама подписала те документы. Я делаю тебе одолжение, предоставляю возможность не только отработать долг, но и хорошо заработать впоследствии. Опыта наберешься, он никому еще не мешал.

   — Я не буду работать. Не буду!

   Едва сдерживаюсь уже, а Анфиса лишь слегка улыбается. Спокойная, уверенная в себе, точно анаконда.

   — Послушай меня, Оленька: работать ты будешь, и будешь работать хорошо, не то я договорюсь с Королем, и вместо этого элитного клуба ты поедешь в Египет принимать по тридцать мужиков в сутки. И поверь мне, когда тебя разденут, привяжут к кровати и начнут трахать во все дыры один за другим арабы, ты не протянешь и трех дней, так что давай, малышка, не расстраивай меня. Будь послушной девочкой.

ГЛАВА 6.2

Она очень отличалась от других моделей Анфисы. Стояла в стороне, обхватив себя руками. Молодая девчонка с длинными шоколадными волосами и красивой хрупкой фигуркой.

   Она не пыталась понравиться, не липла и не лезла на колени, как это делали другие модели. Но при этом почему-то я не мог оторвать от нее взгляд.

   Я подошел ближе и понял, что выбор сделан. Вблизи девушка оказалась еще краше. Миловидные черты лица, маленький нос, пухлые губы сердечком и глаза – зеленющие, темно-нефритовые, точно у кошки.

   Грудь плотная – так и манит обхватить в ладонь, осиная талия, точеные ножки, и уверен, задница тоже что надо. Она была как живая кукла, с которой я собирался провести сладкую ночь, а когда узнал, что еще и невинна, то сразу подхватил эту игру. Конечно, скорее всего, эта фальшивая девственница уже трижды штопанная, но почему-то это меня не остановило. Эта маленькая змейка не была похожа на шлюху, либо я очень хотел в это верить и обманывал самого себя.

   Я захотел ее. У меня встал на эту шлюшку от одного лишь ее вида даже до того момента, как я ее коснулся.

   Котенок. Ее так представили, и она и правда была похожа на него. Такая себе молодая зеленоглазая кошка с охуеть какими острыми коготками. Она едва ли не шипела на меня, а мне нравилось. Это подстегнуло, ввело в азарт.

   Я думал, она и по натуре котенок, да вот только хрен там. Девочка Оля оказалась той еще пантерой и оскорбила меня при всех.

   Самбо тогда чуть со стула не упал, когда она плюнула в меня. Это был вызов, и он, конечно же, был сразу принят. Я больше не видел никаких баб, кроме этой кошки. Она меня вывела из себя, и я тупо захотел ее отыметь. Даже там. В зале.

   Я ее видел впервые, но она меня заинтересовала. Не знаю даже чем. Своей строптивостью, наверное. Обычно заказные девушки ласковые и нежные, лезут в штаны, пытаются угодить, так вот эта кошка угодить не старалась. Она хорохорилась, как маленький воробей, и мне было сложно понять ее мысли.

   Такая в постели будет горячей, вот только до постели, собственно, дело не дошло. Нет, змейка явилась через несколько минут. Я ожидал, что станет спокойнее, сговорчивее даже, но она едва стояла, держась за живот, и ее трясло просто не на шутку. Нет, это были не наркотики или алкоголь. Шлюшка просто чего-то боялась. Да так сильно, что с трудом разговаривала со мной.

   Первым делом я подумал, что это Анфиса развлекается, устраивая для меня спектакль а-ля “трахни застенчивую девственницу”, вот только девушка не играла. Она реально чего-то боялась, и ее реакция на мои прикосновения просто вводила в ступор.

   Это было неумело, не сексуально и вообще просто НИКАК. Змейка не то что не умела делать прелюдию, она тупо спотыкалась на тех чертовых каблуках. И это было бы смешно, если бы я не отвалил за нее хренову тучу бабла, а получил просто красивое “ни хуя”.

   Девочка Оля, Оленька. Змейка ты красивая, но совершенно никакая в постели. Ну нет у тебя опыта, на кой черт ты пришла в это место работать?! Я все пытался ее раскусить, но она упорно молчала, а когда поставил девчонку на колени, затряслась еще больше и расплакалась, точно ребенок.

   Это выбесило, просто вывело из себя. Я бросил модельку на кровать, но, как только коснулся ее талии, она запищала. Я распахнул ее платье и просто охренел. У шлюшки на животе красовался внушительных размеров проступающий синяк. От удара. Кулаком.

   Трахаться сразу перехотелось, да и уламывать эту недодевственницу-шлюху желания больше не было. Не хочет — не надо, насиловать я никого не собираюсь, вот только ее слова о том, что она тут не по своей воле, крепко въелись в мозг.

   Я ушел тогда. Свалил злой, как пес, я был недоволен. Если это и был театр одной актрисы, то я его вообще не вкурил.

   Юляша звала к себе, но секса мне больше не хотелось. По крайней мере, точно не с ней.

   Перед глазами была та маленькая кобра на высоких туфлях, которые с нее тупо спадали. Я ее хотел, за неё заплатил, а в итоге только раздразнил себя, точно помахал красной тряпкой перед рожей.

   По-хорошему, я имел полное право требовать бабки обратно, но не сделал этого. Хуже того — я захотел увидеть еще раз Олю, и нет, я не перебрал. Просто она меня чем-то цепанула. И вот вроде все как у всех, они все одинаковые, но эта шлюшка обладала каким-то уникальным даром: она очень эффективно дразнила меня, и я возился. Как лох, но я вообще не наелся, я ее даже не попробовал.

   Оля. Странно, что вообще запомнил ее имя, обычно модельки все на одно лицо, вот только эта новенькая отличалась, и я все же хотел ее себе. И под собой в особенности. Продаются все. И она тоже, и тут, похоже, вопрос только в цене.

***

— Ну как, попробовал ту брюнетку, реально целка или штопаная?

   — Не твое дело.

   — Значит, шитая. Развели тебя, Вовка, как идиота.

   — А ты свечку стоял держал? – огрызаюсь. Нервный весь. Мало того, что девушку не получил, так еще и друг теперь мозги полощет. Проверяльщик, мать его.

   — А что такого? Мне лично та блонди Лерочка понравилась. Супердевка, я такого еще не видел. Что она со мной вытворяла, я прям кайфанул. Мечта!

   — Так женись, Самбо.

   — Ага, вот счас! На модельке из Эдема? Разбежался! Так что ты молчишь, Черный? Что-то ты недовольный вернулся. Что, котенок оказался кусачим в постели?

   — Отъебись.

   — Пф, больно надо! Девка-то общая. Сам закажу, пойму, чем она тебя так вставила.

   — Не смей! Она моя, я ее себе заказал, понял?!

   Сам не понимаю, как хватаю Андрюху за грудки и вжимаю в стену. Похоже, я просто перебрал вчера. Да, точно. Наваждение какое-то, я хотел хорошо провести ночь, сбить напряжение, а в итоге сделал только хуже.

   — Да пусти!

   — Извини. Сорвался.

   Опускаю руки, отхожу на шаг, закуриваю. У нас общая фирма с Самбо, и я не помню, когда мы дрались последний раз. Наверное, еще подростками.

   — Да я извиняю, но смотри не заиграйся, дружище! Не будь жадным, Владимир, и не меняй шлюху на друга. Сегодня она тебе дала за бабло, а завтра мне – и любить будет одинаково, так что не прельщайся.

   Стискиваю зубы: Андрюха прав, вот только мне тошно осознавать, что такая девочка, как Оля, раздает всем направо и налево. Как, на хрена, блядь, ей это надо? Да, сейчас всем сложно зарабатывать, но неужели она не могла найти себя в чем-то другом? Да хоть в вязании, мать ее так.

   — Я знаю, брат, ты в бабах сильно и давно разочарован, но не думай, что там, в Эдеме, райский сад. Вова, какими бы элитными и дорогими шлюхи не были — это все равно шлюхи. И они все продажные суки, все до одной.

   — Не учи ученого. Знаю я все.

   Я глубоко затянулся сигаретой и посмотрел на часы. До нашей встречи с этой маленькой коброй оставались сутки.

***

Я в детском доме многое повидала, но то, что здесь происходит, просто вводит в шок. И вот вроде бы Анфиса говорит со мной, и даже приторно, вот только от ее слов у меня дрожь разливается по телу. Она не шутит, и ее обещания про “привяжу к кровати, и будешь принимать по тридцать мужиков в день” больше не кажутся какими-то призрачными.

   — Не надо меня никуда продавать. Пожалуйста, ну пожалуйста! Я не хочу!

   — Да никто не хочет и не будет, если ты будешь слушаться маму! Оля. — Анфиса подходит ближе, приобнимает меня. — Смотри, как все хорошо получается: уже в первый вечер тебя богатый бизнесмен приметил, оплатил ночь, забронировал все красиво. Это мечта, котенок, так не каждой везет! Ты девственность свою выгодно продашь, часть долга спишется, а там, глядишь, за годик отработаешь остальное. А если найдешь себе постоянного клиента, я тебе бонусы даже начислю, еще и на учебу свою припасешь. Здорово же звучит, правда?

   Вытираю слезы. Я не верю в это. Какой-то бред. Так ласково меня в ад и в детском доме отправляли. Вперед и с песней, что называется, а я потом собирала себя. По кускам, по кубикам одним кровавым.

   — Кто меня забронировал?

   Анфиса закатывает глаза, копается в своей сумочке, протягивает мне платок.

   — Вот, возьми. Рыбка моя, память девичья? Ну что ж ты не понимаешь ничего: Черный за тебя заплатил, Владимир. Только не говори никому, а то за него девки наши тебя с потрохами сожрут, будь умнее. И да, Петр сегодня приедет, выйди с ним познакомься. Это хозяин клуба, и будет неплохо, если ты ему понравишься. Он тебя рекомендовать своим товарищам будет, так что будешь в шоколаде.

   — Я не хочу. Не хочу себя продавать.

   Мотаю головой. Джина мне тоже сказки пела там, в кабинете. И про высокую зарплату, и про красивую жизнь. Я уже один раз повелась. Дура. Второй раз я на эти грабли наступать не буду.

   — Так это не продажа! Это бизнес, Оленька. Очень выгодный и эффективный бизнес. У тебя есть все данные для этого, поверь мне. Я сделаю тебя звездой Эдема. Ты будешь моей любимицей! Я знаю, что у тебя нет родителей, так вот я тебе стану и мамой, и папой. Я тебе дурного не посоветую, просто слушайся меня.

   — Я хочу по-нормальному, а не так! Не хочу я быть ни моделью, ни шлюхой. И вот это все — не мое это! Я хочу по любви. Мужа и семью. Настоящую. А не за деньги.

   Анфиса слушает меня, а после снисходительно смеется, гладя меня по щеке.

   — Господи ты боже мой, какое же зеленое еще, наивное дитя! Котенок, жениться тут никто не запрещает, и замуж выходить тоже, вот только женатики эти потом все равно СЮДА ходят отдыхать, так что одно другому не мешает. Оля, я понимаю, ты выросла в детском доме, потому сильно оторвана от реальной жизни, но пойми: сказки нет, принцы все давно подохли! Так что выкинь эти розовые мечты из головы. Нет любви, девочка, есть только бизнес! И да: те, кто замуж выходят, тоже себя продают, чтоб ты знала. Одному мужику только. Это просто сделка.

   — Я вам не верю.

   — А ты поверь! Вот возьми и поверь, у меня жизненный опыт за плечами немалый, в отличие от тебя, вчерашней школьницы. Оленька, кроме как в Эдеме, ты нигде сейчас таких денег не заработаешь. Посмотри на наших девочек, какие цацки у них, какие украшения, и по своей личной квартире уже у каждой! Все довольны, никто не плачет, не жалуется. Тебе очень повезло с таким первым клиентом. Он молод, ни разу не урод, красивый, богатый – чего еще надо то?! Черный тут очень редкий гость, тем он ценен и любим нами. Отработай ночи с ним, будь послушной. Поверь мне: лучшего клиента для первого раза и быть не могло! Давай, котенок, иди готовься, и никаких слез! Будь хорошей девочкой, не заставляй мамочку переживать. С Черным лишиться девственности — это награда.

   Анфиса уходит на улицу, а я опускаюсь на диван. Меня забронировал Черный, и ко мне, кроме него, никого не будут пускать. С одной стороны, это хорошо, вот только Владимир все равно захочет взять то, за что заплатил.

   И все бы ничего, я понимаю, что Анфиса меня выгодно продала ему, вот только тут есть маленькая проблема: я не девственница, и уже давно. И меня никто не “штопал”, как они тут все любят говорить.

   Мне очень стыдно, но так вышло. Я была той, кому не повезло. Угодной бабочкой нельзя стать по своей воле, вот только сам факт того, что они думают, будто я невинная, пока меня бережет от других клиентов. Ключевое тут “пока”, и я не знаю, как долго еще смогу выплывать на этой лжи из этого болота.

ГЛАВА 7

К обеду все ждали хозяина заведения, Анфиса была при полном параде, но он не приехал. Все зовут его “Король”. Не знаю, кличка это или фамилия, но я так и не увидела Короля, и, наверное, это хорошо.

   Человек, занимающийся таким бизнесом, не может быть нежным одуваном. Более того, что-то подсказывает мне, что этот Король будет похуже бандитов, раз перед ним стелется сама Анфиса и все девочки боятся одного лишь упоминания его имени.

   Петр. Стоит это имя произнести, как все тут же подбираются, выпрямляют спину и прекращают спорить.

   В этой ситуации меня радует только одно: у Анфисы тоже есть своего рода начальник, а значит, на нее управу тоже можно найти.

   Я здесь все еще не со всеми познакомилась, но, как оказывается, девушек тут работает гораздо больше, чем было тогда на завтраке. Они меняются, и у каждой есть своя “рабочая смена”, если так можно выразиться.

   Более того, у каждой модели есть свои постоянные клиенты, и, как я уже успела выяснить, они ими очень дорожат, и любая готова перегрызть глотку “подруге”, если та хотя бы попытается переманить клиента себе.

   В каком-то роде это напоминает мне бои без правил, вот только эти девушки не дерутся. Они используют куда более изощренные методы: сплетни, склоки, оскорбления – или попросту брызгают друг в друга ядом.

   Все модели здесь очень красивые, но это только оболочка. Большинство из них жесткие, жестокие даже, и за свой кусок пирога отгрызут голову любому. Я понимаю эту простую истину очень быстро. Наверное, в тот момент, когда Джулия позволяет себе унизить меня при всех.

   Почти все время я сижу в своей комнатке на чердаке и выхожу только за едой. Обедать с моделями вместе нет никакого желания, потому что здесь нет подруг, а их общество мне больше напоминает стаю опасных хищниц.

   И нет, я не считаю себя королевой среди черни, а попросту боюсь их. Все, включая Тоню и Джулию, смотрят на меня, как на новую игрушку, которую нужно непременно сломать. Почему-то они сразу меня невзлюбили, и эта конкуренция летает прямо в воздухе, отравляя здесь все вокруг.

   Это все просто дико для меня, но все же очень напоминает детдомовские устои. Мы там тоже часто дрались за еду получше, одежду качественнее и даже заколки.

   Казалось бы, какие-то обычные блага, они доступны домашним детям по умолчанию, да и я вроде тоже домашняя – отчасти. Так просто вышло. Я росла в детском доме при живой матери, но чувствовала себя сиротой, я была ею.

   Маму я не помню. Ни ее образа, ни голоса, ни рук. Тетку чуть помню, и то хотела бы забыть. Пожалуй, я все же была больше детдомовским, чем домашним ребенком.

   Обещанный врач все еще не приехал, и я с опаской его жду. Он, конечно же, сразу поймет, что я не девственница. Что будет после, думать не хочу. Я постараюсь потянуть время и все же сбегу, вот только огромные бойцовские псы, разгуливающие по территории, не внушают мне уверенности в моих силах.

   Черный. Владимир. Он придет сегодня ко мне, и я не знаю, радоваться этому или грустить. Лучше он или кто-то другой? Это выбор без выбора. Я его совсем не знаю, и меня в ужас бросает от одной только мысли, что он меня коснется. Как мужчина.

   Почему Владимир забронировал еще ночи со мной? Почему не с любой другой девушкой, которая была бы рада его принять? Я не знаю, но с каждым часом к приближающемуся вечеру мне становится тревожнее.

   Я знаю, что секс — это очень больно. Последний раз, когда это случилось со мной, я едва выжила. Наверное, надо было к психологу тогда сходить, вот только Лидия Ивановна забросила меня в изолятор, а после сказала: если открою рот о случившемся, на подобные свидания буду ездить каждые выходные.

   Я заткнулась тогда, но еще месяц не могла толком говорить без заикания, а после начала бояться мужиков. Любых: старых, молодых – неважно. Мне они казались какими-то демонами, прикосновение которых приносит одну только боль и… и ломает кости.

   Даже сейчас, спустя столько лет, при воспоминании об этом мне плохо, неприятно, стыдно. Пожалуй, я была той, кому просто не повезло, моя анкета попалась в руки раньше. Я была слишком трусливой, чтобы сбежать, хотя у нас были и такие девочки. Отчаянные, как Тася. Они сбегали в никуда, зимой в морозы, неважно, лишь бы не стать угодной бабочкой, как стала ею я. Я могу только надеяться, что они еще живы.

   Ближе к вечеру я улавливаю милицейскую машину у ворот клуба. От радости не могу поверить своим глазам. За мной приехали, меня ищут, я спасена!

   Бросив все, я выбегаю из своей комнатушки и спускаюсь по лестнице, видя, как в холл входит мужчина в форме.

   — Вы за мной? Помогите, пожалуйста, помогите!

   Вне себя от предвкушения скорой свободы, я едва сдерживаю эмоции, тогда как этот дядька снимает фуражку и окидывает меня масленым взглядом.

   — Ты кто, красота?

   — Я Оля! Оля Скворцова! Меня сюда насильно забрали и удерживают, какие-то долги навешали, я ничего не брала! Вызовите еще наряд, умоляю, спасите меня отсюда!

   Он внимательно смотрит на меня, а после криво усмехается, поправляя ремень брюк.

   — Сколько ты стоишь, краля?

   — Что…

   — Цену за час назови! Ай, ладно! У Евы узнаю.

   Понимание обрушивается ушатом холодной воды. Этот мент сюда не спасать меня приехал. Он приехал развлечься.

   — Я не продаюсь.

   — Ахах, а я не покупаюсь! Мамуля, что здесь происходит? – говорит куда-то мимо меня, и я вижу, как из-за спины выплывает мамка, отодвигая меня на задний план.

   — Товарищ Егоров, ну нельзя же без предупреждения!

   — Все готово?

   — Конечно-конечно! Идемте. Ты, — обращается ко мне, — ну-ка, марш собираться!

   Анфиса берет мента под руку, и они уходят в ее кабинет, а я распахиваю входные двери, чтобы тут же встретиться со скалящимися псами. Они лают на меня, загребают траву крепкими лапами, рычат. Такие разорвут по команде, я даже до ворот не успею добежать.

   — Чего ты там ошиваешься?

   Лера. Видно, только из душа, с еще влажным волосами, в длинном халате.

   — Тут мент приехал. Егоров. Я думала, он мне поможет.

   — А-а, так он свой. Не поможет он тебе, он за данью приехал.

   — Данью?

   — А ты думаешь, мы тут без протекции работаем? Нет, конечно, нас бы уже сто раз накрыли, но у маман все договорено, не придерешься.

   — То есть милиция вас еще и покрывает?

   — Пф, ты как будто с луны упала, девочка! Проснись и пой, что называется. Ты в Эдеме!

   Лера смотрит на меня как на дуру, и я понимаю, что милиция мне не поможет. Они тут все завязаны, и в то же время каждый сам за себя. Как в диких условиях, хотя, собственно, что меня удивляет?

   В детском доме муж Лидии Ивановны тоже ментом был, и они на все закрывали глаза. У них даже свой прайс-лист был. Кто помладше стоил дороже, либо красивый ребенок, как Тася была, например.

   Ее продали за баснословную сумму, меня дешевле, вот только я, в отличие от Таси, не сбежала. Не знаю почему, я ведь тоже об этом думала, но не рискнула. Наверное, я боялась замерзнуть на улице, и это была моя ошибка. Лучше бы я тогда окоченела где-то в снегу, чем попала к своему покупателю.

   — Пошли, Олька! Собраться помогу, волосы тебе накручу. Давай же, ну, приходи в себя, ведь не на каторгу тебя ведем.

   Лера тормошит меня и берет за руку. Я иду за ней на деревянных ногах, понимая, что вечером я все же должна буду принять Черного, и права на отказ у меня больше нет.

   Как мне скрыть свой факт отсутствия девственности? Я не знаю, Владимир же все сразу поймет, мужчины такие вещи по-любому засекают.

   Мне страшно. Я словно птичка, попавшая в клетку, и он будет делать это со мной снова. Так же, как делали они.

ГЛАВА 8

— Ну что ты все слезы льешь! Олька, хорош, а то туши на тебя не напасешься!

   — Я не хочу. Все, отстань! Не буду!

   Отталкиваю от себя эту Леру. Хоть она и пытается мне помочь, вот только больше помогает Анфисе.

   На часах уже девять. На мне короткое черное платье, стойкий макияж и красивая прическа. Лера могла бы стать отличным парикмахером, вот только выбрала она другое.

   Я же смотрю на себя в зеркало и вижу там куклу. Красивую куколку, которую собирают для мужчины. И никому дела нет до того, хочу я этого или нет.

   — Все готовы? Девочки, спускайтесь! – слышу голос Анфисы за дверью, а после она заглядывает ко мне. — И ты тоже выходи. Котенок, давай, через полчаса приедет Черный!

   — Я никуда не выйду. Можете силой тащить или снова Фагота прислать — не пойду!

   Анфиса переглядывается с Лерой, и та молча смывается, тогда как мамочка спокойно входит и берет меня за руку.

   — Оля, что за капризы, что снова не так?

   — Я не буду спать с мужчиной за деньги. Не буду, не буду я!

   Анфиса долго смотрит на меня, а после ласково поправляет мои волосы.

   — Хорошо. Раз уж так не хочешь — не надо. Я все же не чудовище. Заставлять не буду, сделаем замену. Как ты видишь, у нас тут все добровольно работают.

   Улыбается мне так добродушно, как бы, наверное, улыбнулась моя настоящая мама. Если бы любила меня.

   — Правда?

   — Да. Идем попьем чаю, успокоишься.

   Заботливо обняв, Анфиса берет меня за руку, и мы вместе идем на кухню. Она ставит вазочку с конфетами на стол и наливает мне чай.

   — Вот, перекуси и выпей чаю. Мятный. От нервов хорошо помогает.

   Я же смотрю на Анфису и не понимаю. С чего вдруг такая резкая перемена и сострадание? Еще днем они шипела на меня, точно змея. Похоже, встреча с тем ментом улучшила настроение мамочки, так как после разговора с ним Анфиса вернулась более чем довольной.

   Может, ей больше не нужны от меня деньги и она спишет мой долг? Мне так хочется верить в чудо.

   — Расскажи о себе, Оленька.

   Анфиса пододвигает мне чашку с чаем, и я делаю несколько глотков. Сразу становится лучше, он горячий, с какими-то травами.

    — Да особо нечего рассказывать. Я росла в детском доме. Почти все детство там провела. Потом его расформировали и…

   И у меня резко все плывет перед глазами. Чудесный напиток, просто сказка. Мир становится ярче, я вдруг чувствую такую легкость в теле, мне больше не страшно и так хорошо.

   — Я и… я училась там…

   — Пей-пей. Давай еще, до дна, милая. Ну все, только не надо плакать!

   Допиваю весь чай, и становится очень приятно внутри. Словно бабочки парят. Никогда такой счастливой не была. И как будто в мультике. Все такое цветное, на миг меня пошатывает, и я, довольная, смеюсь.

   — Это… чай такой крепкий. Мне так хорошо после него стало.

   — То-то! Маму надо слушать, Оленька. Мама плохого не даст.

   В голове какой-то туман, но спать совсем не хочется. Хочется веселиться и смеяться, хочется наконец-то жить. Чувствую, как меня подхватили под руки, и вот я уже куда-то иду. Правда, я не сильно понимаю, куда я иду и кто рядом со мной.

   Все вокруг парит. И я такая расслабленная, уверенная в себе, какой никогда не была прежде.

   — Идем, котенок. Работать пора.

   — Да! — усмехаюсь. — Я котенок! А знаете, как делает котенок? Он мурчит! Мур-р!

***

Долго стою и курю под клубом. Не то чтобы я часто тут бывал, но отдыхал несколько раз. Всегда нравилось, оставался довольным. Да, Анфиса сдерет три шкуры, но так и девки у нее шикарные, каждая умелая, опытная, старательная.

   Самбо вон сам чуть не женился, хотя это, конечно, он загнул. На славу потрахаться без обязательств и влюбиться — это разные вещи. Мы оба это прекрасно понимаем, тогда с какого я приперся сюда снова, да еще и к той самой шлюшке, которая мне в прошлый раз не дала, сам себе удивляюсь.

   На часах девять, и, закрыв машину, я вхожу внутрь. Сегодня тихо, но меня ждали. Ева проводит сразу наверх, заботливо предложив выпить, вот только пить мне не хочется. Почему-то хочу быть трезвым с этой девочкой с нефритовыми глазами и все ощущать без алкоголя.

   Несколько дней Олю не видел, но думал постоянно. С ума сойти, все же цепанула она меня чем-то, и сам даже не знаю чем. Старею, наверное, сентиментальным становлюсь. Хрен поймешь, но отказываться от этой колючки я не буду.

   И вот вроде же знаю, что шлюшка, что пользованная уже сто раз, а все равно где-то теплится эта идиотская фантазия, что Оля нетронутая и я буду у нее первым. Да, наивно, смешно даже мечтать об этом в таком месте, но я отвалил за Ольку кучу бабла как за девственницу, и Анфиса сильно пожалеет, если посмеет меня обуть.

   Сегодня меня проводят в другую комнату. Фиолетовые оттенки, картина с фиалками на стене. Большая кровать с сиреневым покрывалом, множество подушек – и Оля как цветок среди них в туфлях на шпильке и маленьком черном платье.

   Я как вижу ее, так и вставляет меня. Пробирает до костей сразу, кипит кровь. На кой хрен мне алкоголь, если вот она – лежит на кровати! И на нее смотреть надо трезвым, не то лишишься разума, совсем спустишь тормоза. Сексуальная, привлекательная, красивая — глаз не оторвать. Ядовитая дикая змейка. Моя девочка. Оля.

   — Приятного вечера! – поет Ева и закрывает дверь, а я делаю шаг вперед, коротко усмехаюсь. Я не зря заплатил, блядь, да она стоит каждой копейки, мало даже будет за такую, мало.

   Оля сидит на краю кровати, смотрит на меня и кротко улыбается. Ее глазки нефритовые аж искрятся, волосы шоколадные красиво накрутила, она рада видеть меня, да и я рад. В джинсах уже тесно, болит все, как рад.

   Оля облизывает свои прелестные пухлые губки и поднимает руку, призывает меня пальчиком к себе. Милая, расслабленная, ласковая, охуительная сегодня просто.

   — Ну привет, недотрога.

   — Приве-ет! Ух, ты мой сладкий пирожок! – улыбается и начинает хохотать, а я пока не понимаю. Все еще, блядь, не вкуриваю, но такой Оля мне очень даже нравится! Может, в прошлый раз у нее луна не в той фазе была, хрен знает.

   — Ты очень красивая сегодня. Попытка номер два? Для меня готовилась, котенок?

   — Конечно. Я твой котенок. Мур-р-р… Иди ко мне! Ну же, иди сюда, мой страшный бородач с глазами цвета виски! – лепечет и поднимается, идет ко мне. Я вижу, что у Оли лямка платья спала и открывает упругую вершинку груди.

   Реагирую мгновенно, уже предвкушая жаркую ночь. Член быстро каменеет, и я беру Олю за талию, привлекая к себе. Какая она хрупкая и красивая, точно кукла. И она моя. На всю ночь сегодня.

   — Будешь моей сегодня, малышка?

   — Угу…

   — И сделаешь все, что захочу?

   — Все-все…

   Глажу ее по осиной талии, сжимаю ягодицы, осторожно целую в шею, вдыхая сладкий запах. Девчонка льнет ко мне, закатывает глаза от моего прикосновения. И никакого там яда, сопротивления или игр в недотрогу, как в прошлый раз, нет. Оля как мягкий пластилин сегодня. На все готовая и аж мурчит в моих руках.

ГЛАВА 9

— Иди ко мне. Хочу тебя, малышка.

   — Я тоже. Очень!

   Признаться, я малость охреневаю от того, какая Оля сегодня, и да, мне это нравится. Без всяких там игр, она просто льнет ко мне, ластится, лезет целоваться.

   С легкостью подхватываю девчонку на руки и укладываю на кровать. Наваливаюсь сверху, подминая ее под себя. Она идеальная, такая красивая, нежная, игривая. Точно выточена под меня.

   Провожу ладонями по ее молочной шее. Точеные ножки, платье уже задралось, открывая вид на ее бедра.

   Касаюсь губ Оли, проталкиваю язык ей в рот, дразню, смотрю на реакцию. Оля сразу отвечает, мяукает, мурчит, тяжело дышит, а меня вставляет не на шутку.

   — Так-то лучше, чем в игры играть, правда, котенок?

   — Да… о да, да!

   Целую ее шею, ключицу, опускаюсь к холмикам груди, а Оля аж спину прогибает. Открытая, доступная, желанная до чертей. Мною.

   Хорошая, охренеть, какая она хорошенькая! И пахнет сладко, вылизал бы ее всю.

   Не выдерживаю, ныряю ладонью ей под платье, отодвигаю в сторону резинку трусиков, провожу по промежности. Гладкая, мокрая, готовая. Для меня.

   — Ты очень горячая сегодня, малышка.

   Она и правда горячая. То ли от температуры, то ли от возбуждения. Кипит вся, горит просто в моих руках.

   — Да… да, горячо! Мне так хорошо, Владимир!

   Оля аж дрожит, губы прикусывает, трогает меня за плечи, тянется к шее, к губам. Целует жадно, как-то даже слишком, если вспомнить, какой эта змейка была в прошлый раз.

   — Все нормально? Тебе точно хорошо?

   Присматриваюсь. У меня уже колом стоит, а эта пигалица развалилась на кровати и уже тянется к моему ремню. Голодная самка, меня уже самого нехило трясет от возбуждения.

   — Мне хорошо! И ярко. И жарко! Владимир, какие у тебя большие руки. Какой ты весь большой! – щебечет, но вот тут уже меня что-то напрягает, потому как Оля мурчит, а после кусает мою руку и тут же зализывает. Трется об меня и смеется. Сама себе. Сама над собой, мать ее.

   Олька стонет и хохочет, дает к себе прикасаться, тогда как в прошлый раз тряслась от одного только моего вида. Так не бывает и точно не здесь.

   — Стоп. Да подожди! Оля, ну-ка, посмотри на меня.

   Быстро перехватываю ее мордашку, включаю свет. Твою ж мать, а! У Оли зрачки по пять копеек, бледная кожа с испариной и раскрасневшиеся губы. И она не реагирует на меня, точнее, она бы сейчас и на дерево точно так же реагировала. С ахами и стонами.

   И она вся как пластилиновая сейчас, что хочешь с ней делай. Хоть трахай, хоть лупи — ей тупо по фигу, все ей нравится, все в кайф! Блядь, Оля же чем-то накачана. Она не в себе, вообще не в адеквате.

   — Что тебе дали?

   — Не надо грубо… или ты хочешь? Что ты хочешь, мой бородатый зверь?

   Лезет ко мне, а я бешусь уже. Меня за идиота тут держат или как?!

   — Да не брыкайся! Покажи руки, так, быстро показала руки!

   Проверяю ее локти, но следов уколов нет, но Оля точно под чем-то. Никакая, блядь, просто куколка для забавы. Она бы так же радовалась, будь тут толпа мужиков, ей тупо без разницы.

   — Оля, глаза на меня, на меня! Что тебе скормили, что ты пила? Отвечай!

   Фиксирую ее, ловлю нефритовые глазки. Такие блестящие сейчас. От наркоты, а не от возбуждения.

   — Я пила чай с мамкой. Вку-усный такой! На травках, и я теперь ни-ичего не боюсь! Иди сюда! Владимир, потрогай меня. Ну же, вот она я, бери меня всю!

   И ржет, глаза закатывает, мурчит. Отпускаю ее от греха. Поднимаюсь с кровати. Вот это ночь. Пиздец просто отдохнул. Второй раз притом так лохануться!

   Обхватываю голову руками. Ни хрена не выйдет так, потрахался, мать их, на славу.

   Злость берет верх, так и хочется пойти и открутить Анфисе голову, вот только понимаю, что могу подставить этим Олю. Я пока не понимаю, какого ляда здесь творится, но так никто не делает. Девочки здесь добровольно работают, никто никого наркотой специально не накачивает, в этом просто нет необходимости.

   Оля не хотела идти ко мне? Настолько, блядь, сильно, что ее чем-то напоили для храбрости? Она сказала, что ей дали чай, чтоб не боялась. Значит, все же боялась идти ко мне.

   — Посмотри на меня, Владимир! Я тебе нравлюсь?

   Оборачиваюсь и вижу, что эта фурия уже слезла с кровати и стащила свое платье, сняла лифчик.

   Сглатываю, когда ее голую грудь замечаю. Как и думал, небольшая, но плотная, с красивыми персиковыми сосками. Длинные темные волосы оттеняют молочную кожу. Милая мордашка, немного потерянные сейчас, но все же красивые зеленые глаза. Она и правда как живая кукла.

   На тонкой талии у пупка крошечная родинка, красивые ножки, маленькие ступни. Оля раскраснелась, яркий румянец выступил у нее на щеках, и она совсем без стыда на меня смотрит, глупо улыбается. Она не пьяная, но едва стоит на ногах.

   Девчонку сильно шатает, легкая добыча, такую вообще уламывать не надо, готовая на все сама. Бери и трахай сейчас, еби до умопомрачения, она даже возражать не будет, вот только так с ней я не хочу.

   — Нравишься. Красивая ты, Оль. Очень.

   — Хочешь, станцую для тебя?

   — Хочу.

   Ладно, хотя бы так, вот только Оля танцевать даже не в состоянии. Ее сильно шатает, и я едва успеваю ее подхватить.

   — Эй, ты что…

   — Потом дотанцуешь. Иди сюда.

   Подхватываю девчонку на руки и укладываю в постель, отодвинув покрывало. Олька не упирается, наоборот, лезет обниматься, целует меня в шею, в губы, вот только это не она сама хочет, а наркотик, ударивший ей в голову.

   — Ты мой, мой, мой… ох, какой ты красивый! Владимир, люби меня сильно-сильно! – мяукает что-то тихо, цепляется, лезет, вот только мне так не интересно. Мигом загасился весь азарт, а трахать девку, доверху накачанную транквилизаторами или еще какой хренью, просто не вставляет.

   — Ты не в себе. Все, хорош. Давай на боковую, закрывай глаза.

   — Не-ет, я хочу с тобой! – протестует, лезет на руки и, что хуже, снова лезет мне в штаны.

   — Ладно, хорошо! Только успокойся уже. Руки убери. Спи давай.

   Ложусь с ней, тогда как Оля котенком укладывается на меня и засыпает голая поперек моего торса.

   Благо трусы она не стащила, хотя и так всю ее разглядел. Член колом стоит, и в горле пересохло, а эта пигалица уже спит! Ее вырубает просто за секунду, но есть еще кое-что, что я замечаю: у Оли на правом боку пара бугорков.

   Так бывает, когда ломают ребра, а после они срастаются сами, без нормального лечения. На другом боку и правом запястье у нее на коже следы ожогов. Когда тушишь бычок о кожу, такие же следы остаются.

ГЛАВА 10

Я прихожу в себя оттого, что мне жарко. Кто-то меня согревает, я чувствую его руку на своей голой спине. Уже утро, светло, за окном моросит дождь, но я не одна в постели.

   Распахиваю глаза и громко вскрикиваю, когда понимаю, что я лежу голая на мужике! На нем, на Владимире!

   — А-а-а!

   Со всей дури пинаю его ногой в бок. Владимир просыпается мгновенно, нависая надо мной, придавливая своим телом, как мышку.

   — Ты сдурела? Какого…

   — Пустите, НЕТ!

   Царапаю его по лицу, отбиваюсь изо всех сил, пока, наконец, Владимир не дает мне вылезти из-под него, но хуже другое: я голая. Совсем! Нет одежды, одни только трусы на мне, а он смотрит, глазами жжет.

   Осматриваю себя, паникую. Ощущение провала в памяти, какой-то дыры не проходит.

   Я ничего не помню, боже, как это возможно?! Помню, что была на кухне и пила с Анфисой чай. Собственно, все, дальше просто пелена.

   Я не помню, как встречала Владимира. И как проводила с ним ночь, я тоже не помню! Паника мгновенно захлестывает, душит. Владимир ведь трогал меня, он меня пользовал.

   А я что? Что они мне дали… чем они меня напоили?

   Смотрю на этого дьявола. Я сильно его лицо поцарапала, у Владимира кровь на щеке выступила, которую он вытирает простыней.

   Всхлипываю, меня всю начинает трясти. Это было, было, я знаю!

   — Ты озверела? Оля, что такое?! – спрашивает, а я быстро дышу, прислушиваясь к собственным ощущениям, и слова вымолвить не могу. Это снова случилось, они обманом меня заставили, а я и повелась, как дура.

   — Я… вы! Я…

   Хватаю первое, что под руку попадается, — вазу – и со злостью швыряю в Черного, но он успевает отмахнуть ее от себя, и мы оба слышим дьявольский треск стекла.

   — Блядь, ты бешеная или что?!

   — Ненавижу! Ненавижу!!! – криком сквозь слезы, а Владимир усмехается. Доволен, конечно же, он воспользовался моим состоянием вареного кабачка, с которым можно делать все, что только можно.

   — Ночью мне так не казалось, или ты только ночами в голодную самку превращаешься, а днем снова ни-ни? – рычит, а после переводит взгляд мою голую грудь, и я быстро разворачиваюсь, прикрываясь руками. Меня всю трясет, я даже не знаю, использовал ли он презерватив, я ничего не помню!

   Подхожу к стене, забиваюсь в угол. Почему-то начали неметь пальцы, боже, я так надеялась, что этого снова не будет. Дура, какая же я дура, это ведь бордель! Анфиса меня просто обманула, и все ее ласковые слова, внимание — это обычная ложь, чтобы заставить меня подчиняться.

   — Лови, недотрога.

   В меня летит мое платье, которое я тут же натягиваю на себя и так и стою к Черному спиной.

   Быстро вытираю слезы, корю себя за эту реакцию. Нельзя ему видеть, никому нельзя. Шмыгаю носом, осторожно осматриваю свои руки, прислушиваюсь к телу. Где у меня болит, он сломал мне что-то или я просто пока не чувствую?

   Тогда болело сразу. Я все еще помню, как хрустели ломающиеся кости. Я была ребенком, и никакой анестезии у меня не было, как сегодня.

   Владимир тоже без рубашки, я видела, что у него ремень расстегнут на джинсах. Мамочка, ну почему я? Что со мной не так?

   Ненавижу их. Я их всех ненавижу, и себя особенно. За то, что я теперь такая. И что они со мной так. Как с вещью какой-то.

   — Что за слезы, змейка? Или ты после всех клиентов ревешь?

   — У меня НЕТ никаких клиентов! – огрызаюсь. Да он просто издевается! Тогда надо мной тоже потешались. Смешно им, видите ли, было, а я кровь с носа вытирала да собирала себя по кускам. Как лего заграничное, по кубикам.

   — Повернись, когда я с тобой разговариваю! – тон его голоса меняется, становясь предупреждающим. Я это сразу же улавливаю и не рискую противостоять. Такой, как Черный, меня раздавит и дальше пойдет. Вообще удивляюсь, что я могу ходить после этой ночи. Странно, а может, он просто не во всю силу? Я не помню.

   Медленно разворачиваюсь, чтобы встретиться с его янтарными глазами. Не знаю, чего от Черного ожидать. Чувствую себя просто куклой, с которой играют чужие люди. Сегодня он, а завтра кто-то другой и третий. И права на отказ у меня нет, я же “модель”, как они это называют.

   Сглатываю, машинально себя руками обхватываю, хоть это и глупо. Владимир сидит на краю кровати. Мой клиент. Тот, кто заплатил за меня, кто меня выбрал.

   — Подойди ко мне, Оля.

   Нет, это не просто просьба, но и дерзить ему мне что-то не хочется. Уверена, дверь закрыта, и выйдем мы отсюда только тогда, когда Черный сам этого захочет.

   Хуже того, я уже сама не знаю, рада ли я тому, что меня чем-то опоили, или нет. Может, так оно даже и лучше, что я ничего не запомнила.

   Я бы и сейчас, наверное, хотела выпить что-то такое, от чего мой страх бы притупился, а он уже пусть делает со мной, что хочет. Порой неведение лучший анальгетик.

   Осторожно подхожу к Владимиру. Мне стыдно смотреть ему в глаза. Он ведь понял, что я не девственница. Конечно же, понял, тогда почему не ушел? Я не знаю.

   — Что тебя так напугало?

   — Ничего. Я ничего не боюсь.

   Делаю шаг назад, но Владимир за руку меня ловит, крепко сжимает запястье своей большой ладонью.

   — А мне так не кажется. Смотри.

   Раскрывает свою ладонь, и мы оба видим, как подрагивают мои пальцы от его прикосновения, меня словно бьет током и я вся дрожу.

   — Ты боишься меня, девочка Оля.

   — Вовсе нет, – вру, и он это считывает, коротко усмехается.

   — Почему ты все время врешь? Что такое, Оля?

   Слезы наполняют глаза. Когда-то я уже это проходила, только тогда со мной никто особо не разговаривал. Насыпали конфет в карманы и отправили в детский дом на такси. Хотела бы я забыть все это вплоть до секунды, вырезать и выжечь из памяти, да вот только так не бывает. Только не со мной.

   Осторожно убираю свою руку из его ладони. Мне так легче. Когда меня не трогают. Я не люблю чужих прикосновений. Ничьих. Мне от этого больно, и, по правде, я всегда боюсь удара. Никому в этой жизни верить нельзя: ни мужчинам, ни женщинам. Как показывает мой горький опыт, все предают. Все.

   — Хотите знать, что такое?

   Владимир кивает, а я сцепляю зубы, горько усмехаюсь. Кому тут сдались мои слезы? Не смешите. Чужая беда всегда чужой и остается. Особенно здесь, когда я, типа, проститутка, а он мой клиент.

   — Вы меня изнасиловали ночью. Что ж, надеюсь, пользовать меня вам было приятно и я отработала деньги, которые вы за меня заплатили. А даже если и не понравилось, возвратов тут не делают. Сожалею, – говорю со слезами на глазах, опуская голову, но Владимир не дает, берет меня за подбородок, и я впервые читаю в его глазах такую неприкрытую злость.

ГЛАВА 11

— Ты это помнишь? Ты помнишь, как я тебя насиловал, Оля?

   — Нет. Я ничего не помню.

   — Потому что не было ничего! — рычит, а после поднимается, закуривает, жадно затягивается сигаретой. Вижу его крепкую спину, широкие плечи. Владимир по-мужски красив, спортивен. Кому-то же достается такой мужчина. Но не мне, конечно. У меня не будет семьи. Я порченая. Ко мне это клеймо теперь на всю оставшуюся жизнь приклеено.

   — Я скажу один раз, малышка: ты была под наркотой, и трахать тебя было бы не веселее, чем резиновую куклу, поняла?

   — Я голая проснулась! Вы меня трогали! – парирую. Не верю, мужчины всегда врут.

   — Ты сама свое платье стащила! У меня нет надобности девок силой брать, они обычно сами себя предлагают, недотрога. И да, если бы я тебя трахнул, Оленька, ты бы почувствовала! Даже под наркотой помнила бы.

   Кивает мне, и я опускаю голову. Прислушиваюсь к ощущениям. Ничего не болит, пить только хочется. В остальном же чувствую себя нормально. Никакой крови и сломанных костей, синяков, ушибов. Владимир не врет, он меня не тронул, и мне становится от этого намного легче. Сама не замечаю, как выдыхаю и улыбаюсь. Как дурочка.

   — Вот, наконец-то шестеренки заработали, – кивает, видя мою глупую улыбку, которая тут же гасится его вопросом.

   — Кто тебе ребра ломал, девочка?

   — Откуда вы…

   — Я задал вопрос!

   — Никто!

   Закрываюсь тут же, натягиваю панцирь. Два шага назад, пока не упираюсь спиной в дверь, а Черный наступает, точно хищник. Такой высокий, здоровый против меня. И туфель, как назло, нигде нет, я бы ему каблуком, наверное, хотя… бесполезно. С таким не повоюешь, расшибет с одного удара точно.

   Стою и хлопаю на Владимира глазами. Он берет меня за запястье и показывает на мои шрамы. Проклятье, а их видно. Он заметил. Вот черт.

   — Это что?

   — Это… я обожглась, когда жарила котлеты.

   — Ладно поёшь змейка, да вот только такие следы остаются, когда бычки о кожу тушишь. Тоже “никто” постарался?

   — Да.

   — Что “да”? Не смей мне врать! – рычит на меня, но я еще хорохорюсь. Маленький воробей против черного медведя. Смешно даже, плакать хочется.

   — Это не ваше дело!

   — Верно, не мое, вот только я заплатил уже за две ночи с тобой, а ты пока ни одну не отработала. Что с тобой такое, загадка?

   Всматривается то в один мой глаз, то во второй, а я как будто распятая. Не знаю, куда деть глаза, как же мне стыдно. И больно, и все вместе просто.

   — Ничего.

   — Оленька, ты, наверное, любишь, когда о тебя ноги вытирают, лупят? Любишь пожестче, да, малышка? – подначивает меня, показушно берется за пряжку ремня, а я не могу расслабиться. Как на иголках вся, он просто припер меня к стене!

   Когда мужчины рядом, мне страшно, я знаю, что так мне небезопасно, и с Владимиром в том числе. С такими шутки плохи, а накладывать гипс тут мне никто не станет.

   — Нет. Я не люблю пожестче. Пожалуйста, не надо с ремнем, – тихо отвечаю, потупляю взгляд, лишь бы он прекратил. Мне страшно. Я боюсь ремня и всего этого. Знаю, что после пряжки остаются рубцы. Не хочу такого. Только не опять.

   — Успокойся, змейка, не трону. Я слушаю. Правду.

   — Я не буду ничего вам рассказывать. И ваше время уже давно вышло!

   Задираю нос, а Черный кивает на часы.

   — Еще три часа, я до полудня бронировал. Нам никто не помешает, и да, ты права, недотрога. Я за тебя заплатил, так что давай отрабатывай. Хоть как-то!

   Черт, лучше бы я молчала.

   — Я хочу пить. Пожалуйста.

   — Бери пей, – кивает на небольшой столик, на котором стоят нетронутые фрукты и бутылка красного сухого. Воды тут не находится, потому я беру бокал и наливаю себе вина.

   Сушняк просто адский, так что я залпом осушаю бокал до дна, и только тогда немного отпускает. Правда, сильно щиплет в горле и текут слезы от крепости алкоголя. Я, вообще-то, не пью, и это была паршивая идея.

   — О боже…. о боже-боже, жжет!

   Жадно хватаю ртом воздух, машу руками перед лицом, попутно замечая, как Черный смотрит на меня. Не отрывая взгляда.

   — Что?!

   — Закусывать, вообще-то, надо.

   Сгребаю горсть винограда и заталкиваю несколько ягод в рот. Да, и правда так чуть лучше.

   — Откуда ты такая взялась?

   — Неважно.

   — Мне важно.

   — Может, вам свою биографию зачитать?!

   — Нет, не стоит. Раздевайся.

   — Что?!

   — Что слышала. Снимай свое платье. Я намерен трахнуть тебя как минимум дважды до конца нашего времени.

   Владимир то ли насмехается, то ли намеренно пугает, вот только идти у него на поводу я не хочу. Мотаю головой, опускаюсь на пол у столика.

   — Ну что затихла, змейка? Пошипи, что ли, на меня, как ты всегда и делаешь.

   Подъебнул, засчитано, но мне не смешно. Это ужасно. Чувствовать себя каким-то товаром. Клиент сказал — я подчинилась, и неважно, хочу я этого или нет. Плевать им всем, и Черному особенно.

   — Не надо.

   — Что “не надо”?

   Мельком смотрю на него. У Владимира красивый подтянутый торс, на груди поросль черных волос, спускающихся к пряжке ремня.

   Ох, лучше бы он застегнул рубашку. И ведь я спала на нем сегодня! Как я могла? И мне не было страшно? Это так странно. Я ведь касалась, получается, его. И мне не было больно, мне было тепло.

   — Не надо со мной делать это. Я не хочу.

   — Снова та же песня?

   Молчу, а он злится, я прямо вижу, как напрягаются плечи Владимира, а после он походит ко мне. Вздрагиваю, машинально отползаю подальше, и, черт, он видит, замечает мою реакцию.

   Становится стыдно. До чертиков уже просто, и неловко, и как-то не так все. Чувствую себя уязвимой.

   — Ты боишься не меня клиента, а меня мужчину. На всех мужиков так реагируешь или только я для тебя такой страшный?

   Прямой вопрос, а у меня нет ответа. Молчу. Нечего мне сказать. Владимир и так все видит. Я и правда боюсь мужчин, но так было не всегда.

   — Это как-то связано с тем, что у тебя ожоги и следы переломов на теле?

   Опускаю голову. Да блин, вот докопался же.

   — Откуда они? Хватит вилять, говори!

   Владимир наступает, и, кажется, я слегка опьянела и не заметила, как попалась в его ловушку.

   — Ну… не знаю даже, как сказать. Честно.

   — Скажи как есть. Я уж как-то пойму. Откуда следы? Быстро сказала!

   Глубокий выдох. Смысл скрывать, правда всегда выходит наружу, какой бы грязной и постыдной она ни была.

   — Я так девственности лишилась.

ГЛАВА 12

Владимир резко меня отпускает, отходит на шаг, а я усмехаюсь. Даже не ожидала другой реакции от него. Все хотят чистенькую нетронутую девочку, а тут я. Вот такая, какая есть: пользованная, познавшая чужие руки.

   Собственно, чем же я отличаюсь от любой из моделей в Эдеме? Не знаю, если так посмотреть, то, по сути, ничем. Меня тоже брали, правда, это не было моим желанием даже близко.

   — Что ты сказала?

   — Я не невинная, Владимир. Вас нагло обманули. Вы можете устроить скандал Анфисе и попытаться вернуть свои деньги обратно. Нет девственности у меня. Я порченый товар. Давно уже, – добавляю тихо, но, пожалуй, лучше горькая правда, чем и дальше сладкая ложь. Не хочу ему пудрить мозг, Черный ведь тут ради моей девственности только. Теперь же быстро потеряет интерес, я уверена.

   Повисает долгая пауза, и лицо Владимира в этот момент надо просто видеть. Он, бедный, аж побледнел, нахмурил лоб и смотрит на меня как на падаль какую-то.

   Наверное, так и выглядит разочарование. В человеке, в личности, а мне больно. Вот поэтому я никому и никогда об этом не рассказываю. Чтобы не видеть вот точно таких же лиц. Удивленных, обескураженных, непонимающих. По правде, меня никто давно не понимает, а доказывать свою правду я устала.

   Еще тогда в детском доме Лидия Ивановна мне четко пояснила, что, если начну рот открывать, от меня разве что мокрое пятно останется, а такие клиенты, какие у меня были, покажутся цветочками.

   На моей могилке разве что, потому что сложнее того, что я вынесла, мне было страшно представить, потому я и молчала. А смысл говорить? У Лидии Ивановны муж в милиции работает, я бы все равно ничего не добилась этим, влетело бы еще сильнее только.

   И хоть прошло уже столько лет, мое прошлое все равно темным шлейфом тянется за мной. Куда бы я ни пошла, кого бы ни встретила. Как какая-то грязная тряпка, которую приклеили ко мне, и мне так стыдно за это. Порой я даже жалею, что выжила тогда. Лучше бы они били чуть-чуть сильнее. Теперь бы я так не ненавидела себя.

   Мельком смотрю на Владимира. Он все это время молчит. Строго строит на меня, а мне не по себе от его тяжелого взгляда. Как будто я виновата. Он все же заплатил за меня. Свои кровные отдал, а я ничего ему не принесла, кроме разочарования.

   — Вы выглядите расстроенным, Владимир. Кажется, вы ошиблись с выбором, но у Анфисы еще девушки есть. На любой вкус, правда. Возможно, она даже сможет другую девственницу достать, если для вас это имеет такое большое значение.

   — Я не хочу другую. Я за тебя заплатил! – рыкнул и поднялся, закурил, глубоко затягиваясь. Какой Владимир красивый. Статный, высокий, крепкий. Жаль, что не мой. У меня не будет никого. Мне теперь до конца дней своих нести эту ношу “испорченности” и грязи. А я ведь тоже мечтала, как все девочки. Чтобы влюбиться без памяти и любимый у меня был, семья хоть какая-то. И нетронутой выйти замуж, чтобы муж ценил. Я тоже этого хотела, но кому это теперь интересно, правда? Реальная жизнь не сказка, и я вообще ни разу в ней не принцесса, а скорее та, кто вечно огребает по шапке.

   Подхожу к столику и наливаю себе еще вина, выпиваю залпом, как лекарство, закусываю виноградом. Я здесь заперта в клетке с недовольным клиентом, и мне хочется забыться, расслабиться, просто отпустить себя. И чтобы Владимир не смотрел на меня так разочарованно, как сейчас. Чтобы не пялился, как на грязную потаскушку, которой теперь меня считает.

   — Владимир, хотите, я потанцую для вас? Я немного занималась, неплохо двигаюсь. Обычно зрителям нравилось, правда, то была детвора в детском доме. Ну что, хотите?

   Улыбаюсь, да, я уже слегка опьянела, все же пить вино на голодный желудок не лучшая идея. Зато я расслабилась, меня чуть повело, стало аж легче на душе и веселее. Когда хочется плакать — смейся, дерзи, уколи словесно кого-нибудь. Наверное, это и был мой девиз все эти годы.

   — Не хочу.

   — А если бы девственницей была, захотели бы? — подливаю себе еще вина, язвлю, мне просто обидно. — Это все меняет, не правда ли, Владимир? Но вы не думайте, я сдавала анализы потом, ходила по врачам. Никакую заразу мне не занесли, так как тоже эти квадратики использовали. Презервативы. Повезло, можно сказать, подфартило. Они только девочек брали невинных всегда, слишком чистенькими были, брезгливыми даже.

   Я не знаю, почему оправдываюсь перед ним. Все же мне нельзя пить. Язык развязывается напрочь, и самые страшные секреты сейчас выдаю Черному, который, по сути, мне никто. Чужой мужчина, клиент, который заплатил за мое тело деньги и теперь, кажется, думает над тем, как бы их побыстрее вернуть.

   — Они? Сколько их было?

   — Вначале трое, а потом двое. Они как начали меня раздевать, тот третий почему-то испугался и ушел. Наверное, потому, что я рыдала сильно, боялась их и этого… всего. Его особенно, – говорю, усмехаясь, но, если честно, мне вообще не смешно. Ни разу. Так проще. Не показывать, что чувствуешь, потому что всем всегда все равно, бессмысленно даже тратить время. Каждый в этом мире сам за себя. Человек человеку волк. Знаем, проходили.

   — Кого это “его”?

   — Того, к кому меня привезли. Хозяин дома. Риччи.

   — Ты его знала?

   — Нет, конечно, откуда? Что может связывать меня с олигархом? Мы из разных вселенных, хоть и из одного города. Только тогда познакомилась. Меня к Риччи привезли, но там были еще и его друзья. Взрослые.

   Да уж, это не вино, а сыворотка правды какая-то. Я не знаю, почему жалуюсь, почему вообще оголяю душу перед Владимиром. Это так странно, но я вижу, что он слушает. Каждое мое слово. Неужели ему интересно? Почему?

   — В смысле “взрослые”? Сколько лет им было?

   — Ну, я точно знаю, что Риччи было тридцать три, а его другу чуть меньше, но тогда мне они, конечно, взрослыми казались.

   Владимир сводит брови и внимательно на меня смотрит, а я почему-то икать начинаю. Опьянела я, стыдно до жути, хоть под землю провались.

   — Сколько тебе лет, Оля? Только честно.

   — Девятнадцать. Я же уже говорила. Я самой мелкой в классе была. Наверное, мало морковки для роста мне давали, зато знаете — это удобно! Не надо вещи там каждый год менять, и обувь тоже. Экономная я в целом.

   Смеюсь, закрываюсь, хоть о ромашках с ним поговори, но только не об “этой” теме. Мне слишком больно, настолько, что, даже будучи пьяной, я не хочу об этом говорить дальше. Это словно ковырять корочку на едва затянувшейся, но все же не зажившей ране. Больно, неприятно, мерзко. Пусть оно горит адским пламенем, когда же я уже это забуду?

   — Наверное, вы очень разочарованы во мне. Мне жаль, правда. Не хотела вас обманывать. Так вышло. Я обычно не вру. Ну, по надобности только. Владимир, ну, скажите хоть что-то, а то я вам так все секреты выдам. Так нечестно!

   Икаю снова – вот это меня пробрало! И танцевать хочется, и смеяться, и рассказывать о жизни. И подойти к Владимиру хочется, обнять его, но я не рискую. Он все же мужчина, а они только и могут, что делать больно.

   — Я пытаюсь тебя понять, малышка, и не понимаю, Оля. Ты как запечатанный конверт. Я никак не могу прочесть тебя полностью.

   — Да не парьтесь! Меня обычно никто не понимает. Я уже привыкла, не морочьте себе голову, Владимир.

   — Что это были за мужчины, к которым тебя привезли? Ты занималась проституцией или что?

   — Нет. Я ничем таким не занималась. Это было “свидание”. Лидия Ивановна так это называла. Я просто не знала, что свидания вот такими бывают. Не была готова. Испугалась я их тогда. Сильно.

   — Сколько тебе было лет, когда это случилось?

   — Ай, да неважно! Давайте лучше я вам сделаю массаж. Я умею!

   Еще вина, пью большими глотками, заливая свое горе, свою беду, вот только допить очередной бокал мне не дает Владимир. Он подходит и буквально выдирает у меня алкоголь из ладони.

   — Хватит!

   — Э-эй! Не забирайте!

   — Сколько тебе было лет тогда, Оля?! Говори!

   Владимир хватает меня за плечи и грубо встряхивает, а я пугаюсь, тут же выпаливаю:

   — Четырнадцать!

ГЛАВА 13

Я никому не рассказывала этот секрет, мой позор, мою тайну, а Владимиру проболталась и теперь корю себя за это. Его взгляд надо было видеть. Он тут же отпустил меня, отошел на два шага, как от чего-то грязного, какого-то мерзкого даже, неприятного для него.

   Я была слишком пьяна, чтобы попытаться оправдаться, ну или хотя бы сказать, что это шутка, поэтому все, что смогла, — сползти на пол по стене и обхватить колени руками.

   Глупо оправдываться, ведь я уже рассказала Черному правду, и он это понял. Черт, ну зачем? Вот дурочка. Как же я жалею, что сказала. Если до этого Владимир еще хоть как-то пытался понять меня, то теперь, похоже, я просто стала ему противна.

   Я не знаю, что случилось в этот момент. Как будто перелом какой-то и без анестезии. Владимир смотрел на меня еще ровно минуту, и мы просто молчали, а после он ушел. Ни слова мне не сказал, просто взял и ушел, а я поняла, что больше его не увижу.

   Дура, идиотка, знаю! Возможно, Владимир был моим единственным шансом хоть как-то отсрочить все плохое, что приготовила Анфиса, а я все испортила. Хотя, с другой стороны, Черный и так бы все понял, если бы занялся со мной сексом. Не было бы крови, он бы, конечно, догадался и устроил скандал, хотя скандал и так, похоже, уже есть, судя по визгам на первом этаже дома.

   Началась какая-то суета, крики, что-то хлопнуло, залаяли собаки. Я же так и сижу у стены, как моль. Мне плохо от этого вина, но еще хуже внутри, аж грызет там. Я больше не увижу Владимира, и почему-то мне грустно от этого невероятно.

   Выходить я не рискую, а после ко мне входит Ева, она же поднимает меня с пола.

   — Что произошло?! Оля, почему клиент ушел такой недовольный?

   — Я не знаю. Мы говорили. Много говорили, я в основном, а потом он вышел.

   — О чем вы говорили? Что ты ему наплела?! Я никогда Черного таким не видела! Думала, он разнесет нам там все к чертям!

   — Он, наверное, требовал вернуть деньги обратно?

   — Да я не знаю, толком не услышала, но Владимир с Анфисой покусался сильно, грозился сжечь тут все и всех! Маман, видать, теперь не в духе будет весь день. Из-за тебя, Оленька.

   Ответить мне нечего, но Ева как в воду глядела, потому что в следующий миг дверь распахивается и на пороге Анфиса появляется. Раскрасневшаяся и растрепанная. Чуть-чуть похожа на Бабу-ягу при параде.

   — Что ты ему наговорила, паршивка?! А? Я тебя спрашиваю, что ты такого сказала Черному, что он едва горло мне не перегрыз?!

   — Правду.

   Я ее пугаюсь, потому что в таком взвинченном виде Анфиса похожа на бешеного бульдога, который так и норовит вцепиться в руку.

   Она подходит и хватает меня за лицо, всматривается то в один глаз, то во второй, нахмурив тонкие черные брови.

   — Какую еще правду?! Черный был в ярости, сказал, что с Королем свяжется, и мне это не нравится, девочка, мне очень это не нравится! Не вздумай создавать мне проблемы, не то, клянусь, я тебе потом устрою сладкую жизнь!

   — Отпустите! Руки уберите… мамаша, ик!

   — Бог мой, да ты же пьяная! Вот сучка маленькая! — Анфиса больно хватает меня за волосы и тянет, а я едва стою на ногах. — Что было ночью, Черный тебя трахал?! Какого дьявола он ушел таким недовольным? Я тебя спрашиваю, у вас было сегодня что-то или нет?

   — Нет! Пусти, он не такой. Он хороший!

   Глаза Анфисы темнеют, и ее худосочное лицо озаряет едкая ухмылка.

   — Ах, вот оно что, “хороший”, значит! Что же твой “хороший” за тебя не заплатил больше, Оленька?! Видать, не выдержал мужик больше. Конечно, ведь мы мозги ему только трахаем, а выхлопа никакого!

   — Пусти! Мне больно!

   У мамки рука как будто клешня – цепкая и сильная. Я чувствую, что меня вжали в стену, слезы наполняют глаза. Владимир больше не придет. Я так и знала.

   — Значит, так, Ева, сейчас же ее быстро в холодный душ и приведи в чувство. Я уже вызвала Марту, придет проверит нашу строптивую должницу, и не дай бог! Слышишь меня, Оленька, не дай господь ты не окажешься девственницей! – шипит на меня и резко отпускает. Я падаю на пол. Поражена, беспомощна и теперь без хотя бы призрачного защитника. Я одна в этом аду, и, похоже, свой шанс я упустила.

***

Я где-то слышала, что девственность можно восстановить, мне даже одна девочка в интернате об этом рассказывала. Что, мол, идешь к гинекологу, он там все, что надо, сшивает, и как будто все так и было, вот только сейчас я из комнаты не могу выйти, не то что искать какую-то больницу с врачом.

   Ева вылила на меня ушат ледяной воды, потому теперь я сижу на кровати, обмотанная полотенцем, мелко подрагиваю в ожидании своего приговора. И он, точнее, она входит в мою комнату, раскладывая небольшой чемоданчик на кровати.

   Врач пришла. По мою душу.

   — Привет, я Марта. Давай сразу к делу. Ложись. Посмотрю тебя.

   Эта Марта – дамочка лет сорока. Невысокая, с короткой стрижкой и выпуклыми бесцветными глазенками. Она со знанием дела обрабатывает руки и надевает перчатки, тогда как я сцепляю кулаки. Я ей все глаза выдеру, пусть только посмеет подойти.

   — Нет! Меня нельзя трогать!

   Забиваюсь к изголовью кровати, Марта на миг закатывает глаза, а после выходит, возвращается уже с Анфисой за спиной.

   — Мамуль, ты не предупредила, что девушка дикая. Я на это не подписывалась.

   — Ты ее смотрела, что там?

   — Нет, я же говорю, что девушка не дается, шипит на меня, точно бешеная. Я таким не занимаюсь.

   Чувствую себя каким-то кроликом, которого сейчас будут свежевать. Не знаю, что делать. Они меня просто загнали, и, кажется, Анфиса больше мне не доверяет. Она проверить хочет. Чертова сука.

   Мамка подходит ко мне, приторно ласково поправляет мои волосы, наклоняясь у уха:

   — Оленька, в доме двадцать пять девушек, но проблемы только с тобой. Ты сейчас же ляжешь на кроватку и расставишь свои прелестные ножки, чтобы тетя доктор тебя посмотрела. Это займет одну минуту! Если же будешь капризничать и дальше, я позову Фагота, и он будет держать тебя, пока Марта убедится, что твоя девственность на месте.

   От ее елейного голоса шумит в ушах, но все, угроза с Фаготом срабатывает, и я коротко киваю. От одного лишь представления о том, что ко мне прикоснется этот шкаф, меня тошнит.

   — Хорошо. Не надо Фагота. Я буду лежать спокойно.

   — Умница! Марта, делай свою работу.

   Анфиса выходит, а я сцепляю зубы и ложусь на кровать, стягиваю трусы и крепко свожу ноги вместе.

   Не знаю, просто машинально такая реакция. Все тело каменное, не могу расслабиться, почти не могу дышать. Я боюсь этого. Панически и до чертей. Лучше бы избили меня, чем лезли туда своими щупальцами.

   — Спокойно, не бойся. Расслабься, не надо так напрягаться.

   — Больно будет?

   — Нет, мужчины ж у тебя не было?

   — Не было, – вру, хватаюсь за последнюю шлюпку, хоть и знаю, что она дырявая. Вот проклятье.

   — Отлично, если ты девственница, вообще не о чем переживать, Анфиса на руках будет носить, пока целку твою не продаст. Ляг, девочка. Расслабь бедра и не напрягай так сильно живот.

   Кое-как, с огромными усилиями, я все же расставляю ноги. Тело как будто каменное, и я замираю, когда Марта начинает смотреть мою промежность, а после быстро снимает перчатки и упаковывает все в чемоданчик.

   — Можешь одеваться, – заключает кратко, я быстро натягиваю одежду. Поднимаюсь, всматриваюсь в ее лицо. Бесчувственное, такое же бесцветное, как и ее глаза.

   — Ну что там? Все в порядке? – спрашиваю с замиранием сердца, все еще надеясь на какое-то чудо, каких не бывает в моей жизни.

   — Я думаю, ты сама прекрасно знаешь ответ на этот вопрос.

   Шлюпка затонула. Меня больше ничего не спасет.

   — Может, хотя бы чуть-чуть есть девственности? Ну, восстановите или что…

   Да, наивный вопрос, но блин… Что мне делать?

   — Я таким не занимаюсь. Тебя насиловали когда-то, девочка? – спрашивает прямо. Конечно, Марта все там отлично увидела.

   — Да. Дважды.

   — Ну, если честно, то могло быть хуже. У тебя там все давно зажило, ничего такого страшного я не увидела. Да, плевы нет, ну так и что, убиваться теперь? У многих ее нет с рождения, тоже мне, проблему нашла. На первый взгляд все выглядит неплохо, думаю, даже сможешь родить. Анализы сдавала тогда?

   — Да, не раз. Все было чисто. Они предохранялись.

   — Тогда, можно сказать, повезло. Могло быть хуже. Гораздо.

   — Марта, не говорите Анфисе, что я не девственница! Пожалуйста, меня только это спасает здесь!

   — Прости. Я не могу. Мне семью кормить надо, а тебе стоило головой думать, прежде чем связываться с такими людьми.

   Наивная, я еще думаю, что здесь есть хоть кто-то, кто мне поможет, но Марта вообще не тот случай. Она вышла за дверь, зашелестели купюры, постучали каблуки по коридору.

   Я же обхватываю голову руками и вскоре слышу яростные причитания Анфисы. Она, конечно же, узнала, и я даже представить боюсь, что меня теперь ждет.

   — Ах ты, лживая сука!

   Анфиса не церемонится и фурией врывается в мою комнату. Щеку опаляет ее звонкая пощечина, и я машинально отшатываюсь назад, пугаясь ее.

   Нет, это не Тоня или даже Джулия. Анфиса в гневе из нежного цветочка превращается в опасное животное, которое готово вырвать тебе глотку голыми руками.

   — Не трогайте меня!

   — Я попала на бабки из-за тебя! Черного ладно, ты обвела вокруг пальца, но я переплатила за тебя Джине в ПЯТЬ раз! Сучка ты такая, но ничего-ничего, Оленька, отрабатывать теперь будешь по полной, и никаких поблажек не жди! Вечером придут важные гости. Готовься, котенок, я сама выберу тебе клиента на всю ночь.

ГЛАВА 14

Отношение Анфисы ко мне резко меняется, так как я больше не ценная девственница, которую можно выгодно продать. Теперь я одна из моделей, на которой мамка желает сорвать злость за свои потерянные деньги.

   Я сижу как мышь в своей комнатушке до вечера, боясь выйти и показаться Анфисе на глаза, впрочем, как и остальным девушкам. Кожей чувствую, что они все уже знают о моем обмане, и, кажется, эти ядовитые змеи не прочь сожрать теперь меня на завтрак.

   Ева сегодня выходная, Лера заболела, потому на кухню я не рискую выходить. Без них я совсем не чувствую хоть какой-то защиты, да и в горло кусок не лезет, то и дело корю себя. Глупая, лучше бы я провела эти ночи с Владимиром. Лучше бы он, а не кто-то другой это сделал со мной. Ну почему я так боюсь, что со мной не так? До Риччи я не боялась мужчин. Это он сломал меня, внушил мне этот страх, который никуда не девается, сколько бы времени ни прошло.

   Вечером мы все собираемся в большом зале. Тихо играет музыка, льется шампанское, девочки начинают работу. Меня