После событий в Гнилом Квартале (дилогия "Разбитые маски") главный герой и его друзья, изгнанные из Отрядов, основали в Волжанске собственный пост. В объявленном зеленым городом Волжанске неспокойно, и посту не приходится сидеть без работы. Дела им попадаются разные - и некоторые закрываются навсегда, но ряд дел предвещает новую подступающую к городу опасность.
ГЛАВА 16
- Вот так! – прощебетал младший паучок, облаченный в белоснежное платье в греческом стиле, с открытым плечом и длинным разрезом на правом бедре, аккуратно завязал серебристый галстук и придирчиво похлопал по узлу пальчиком, после чего поправил белые крылья воротничка рубашки. – Жаль, конечно, что ты отказался от «бабочки» - она бы сюда очень пошла.
- Юль, «бабочку» я бы точно не пережил! – Манул осторожно подергал подбородком, потом попытался было ослабить узел галстука, но Юля тут же треснула его по пальцам. – Туговато!
- Не трогай – все там нормально! Теперь жилетку!
- Очень много пуговиц! – пожаловался жених, натягивая небесно-голубую жилетку и не попадая в петли слегка подрагивающими пальцами. – Да еще такие маленькие!..
- Стой спокойно – я сама застегну! – Юля наклонила голову, занявшись пуговицами, и Манул, разглядывая ее сложную высокую прическу с длинными локонами с одной стороны и каффой в виде букета белых цветов на левом ухе, вздохнул слегка страдальчески.
- Ты же должна помогать Гере…
- У Геры и без меня много помощников, а я отвечаю за твой внешний вид! – отрезала Юля, тщательно одергивая жилетку. – Я должна быть уверена, что ты выглядишь идеально! И что ты в самый последний момент не запрыгнешь в майку и спортивные штаны!
- Я же обещал! – обиделась гончая, снова потянувшись к галстуку – и снова получив по пальцам. – Это… Юль… слушай, спасибо, что ты так обо всем заботишься! Ты классная!
- Я знаю, - снисходительно заверила Юля.
- Но тебе же это… нельзя столько суетиться. Тебе надо отдыхать.
- Аристарх, я жду ребенка, а не третью группу инвалидности! – Юля, повернувшись, схватила вешалку, пристроенную на мраморной руке стоявшей посреди комнаты статуи. – Так, пиджак!
- Юль, я сварюсь! – встревожился Манул.
- Ничего, потерпишь! Снимешь после фотосессии! Никто не заставит тебя сидеть в нем весь день. Самое главное – это церемония, когда всех еще можно узнать.
- Я особо пить не собираюсь, - сообщил Манул. – Я так решил! Все должно быть прилично! Во всяком случае, с моей стороны.
- Ох, - вздохнула Юля, застегивая пиджак, - не напоминай мне про алкоголь!
- Ой, прости! А где мужики? Почему ты никого сюда не пустила.
- Мужики в порядке, ждут на улице. Я никого сюда не пустила, потому что это испортит сюрприз.
- Сюрприз? – насторожился жених.
- Не пугайся, это хороший сюрприз, мне он понравился. Оценишь. Тебе тоже понравится. Они сами его придумали.
- Мне понравится сюрприз, который они придумали? – с сомнением произнес Манул.
- Последний штрих, - Юля пристроила на левый лацкан его пиджака бутоньерку с крошечными белыми цветами, огладила Манула по рукавам, отступила и, прикусив губу, осмотрела его критичным взором, после чего всплеснула руками. – Ох, Манульчик, какой же ты красивый!
- Разве? – спросил Манул с легким недоверием, и Юля с некоторым усилием развернула его к зеркалу.
- Сам посмотри!
Манул подался вперед, озадаченно вглядываясь в серебристую поверхность, повел плечами, поднял руку к волосам, но тут же опустил ее и хрипловато сказал:
- Это… ну ничего себе! Юль, это… прям не я!
- Ну конечно это ты! – Юля аккуратно потерла уголки влажно заблестевших глаз. – Манульчик, я так за тебя рада! Мне так всегда хотелось, чтобы ты нашел себе чудесную девушку… а Гера точно заслуживает такого прекрасного человека, как ты!
- А я прекрасный? – Манул широко улыбнулся своему отражению, после чего пальцами слегка поправил улыбку.
- Даже не сомневайся в этом!
- Не буду, - пообещал Манул, повернувшись. – Я очень хочу тебя обнять, но очень боюсь помять твое платье.
- Ничего с ним не случится, - Юля, всхлипнув, прижалась к нему, и Манул бережно обхватил ее руками, - только осторожно, чтоб на тебе не отпечатался мой макияж.
- Здорово, когда у тебя есть такие друзья! - с искренней теплотой сказала гончая. – И, Юль, ты извини, что мы тогда из-за костюма так все переругались. Хороший костюм. И у тебя тоже хороший костюм… в смысле, платье. Офигенно выглядишь! Ты когда вошла, я прям это… обалдел!
- Главное не забудь обалдеть от своей невесты, - улыбнулся младший паучок, отпуская его. – Нервничаешь? Хотя чего я спрашиваю – все нервничают на своих свадьбах.
- Еще как! – Манул издал длинный вздох. – Я ни на одном деле так не нервничал… да я там вообще не особо нервничал, да и некогда было… а тут прям жуть, хотя с чего бы? – это же свадьба, это же здорово!
- Это очень важный шаг в твоей жизни, - пояснила Юля.
- То есть, когда я кому-то голову отламывал, это не было важным шагом?
- Конечно нет! Все, пошли…
- А цветы?
- Мы все взяли.
- А та твоя подруга точно разбирается в кошках?
- Ваша Пушинка с ней в полной безопасности. Мы потом ее вам привезем. Идем, нельзя опаздывать на свадьбу – это плохая примета!
- Дык я не суеверен, - Манул ухмыльнулся, и Юля, потянувшая его за руку, удивилась.
- А при чем тут суеверие? Чистый реализм – если ты опоздаешь, Гера расстроится, и тебе будет плохо.
- Согласен! – поспешно сказал Манул, закрывая за собой дверь квартиры. По лестнице он начал спускаться довольно быстро, но чем ближе становилась подъездная дверь, тем медленнее делался его шаг, и в конце концов он остановился на предпоследней ступеньке, нерешительно покачиваясь вперед-назад. Юля, нажимая на кнопку замка, хихикнула:
- Все еще беспокоишься о том, что подумают люди, увидев тебя в голубом костюме?
- Совершенно не беспокоюсь! – сурово ответил Манул, но выражение его глаз стало слегка жалобным.
- Сейчас от твоего беспокойства и следа не останется! – пообещал младший паучок и распахнул дверь, впуская в подъезд ослепительное солнце и кружевной птичий щебет. Манул, настороженно хмыкнув, вышел следом за Юлей и резко остановился, приоткрыв рот.
Постовые машины, обильно изукрашенные лентами, цветами и игрушками, заполонили весь небольшой двор, и возглавлял кортеж суровый Ромкин «хаммер», который, казалось, был слегка рассержен столь непривычным и фривольным нарядом. Тарановский «чероки», на полных правах носивший звание ветерана гончей службы, просто выглядел нелепо, на огромный же пикап Тичи украшений и роз навесили столько, что он смахивал на колесницу римского триумфатора. Но больше всего озадачивал притулившийся в конце двора грузовик с логотипом местной транспортной компании, также обмотанный лентами.
Перед кортежем же стоял весь пост в полном составе, исключая Тосю и Пашу. Все гончие были облачены в одинаковые классические небесно-голубые костюмы, и едва взгляд Манула устремился им навстречу, как его друзья синхронным отрепетированным приветственным жестом приподняли над головами элегантные небесно-голубые шляпы.
- Ну вот нифига себе! – потрясенно вырвалось у Манула, и Юля улыбнулась:
- Я же говорила, что тебе понравится!
- Вы только поглядите, какого шикарного парня к нам вынесло! – Ромка руками изобразил восхищение. – Шляпы надеть! Дюха, устранить отличие в композиции!
Постовые плавным движением вернули шляпы на головы, после чего Летчик проворно вскинул камеру, принявшись снимать, а Дюха подошел к Манулу и, выхватив из-за спины идентичную небесно-голубую шляпу, надел ее на Манула, сдвинув чуть набок. Манул немедленно расправил плечи и приобрел предельно царственный вид.
- Ты тогда так разбушевался из-за этого костюма, что мы подумали – это будет хороший способ тебя поддержать в столь важный день. Самой большой проблемой было запихнуть в костюм Вальку, да еще боялись, что на Тичу в городе не хватит материала, - пояснил Ромка, возложив ладонь на плечо подпорхнувшей к нему Юли, и Манул, прижав руки к груди, растроганно произнес:
- Мужики, ну… я прям не знаю, что сказать! Я очень тронут, ей богу!
- Мы все давно очень тронуты, - улыбнулся Сергей, и Индеец Джо пробурчал:
- Особенно я, раз добровольно связался с вами! Мануляра, отлично выглядишь! Конечно, не так отлично, как я…
- Тебе этот цвет не идет, - тут же сказал ему Скворец, - я выгляжу гораздо лучше!
- Вы оба – жалкие подобия меня! – заверил Руся, и Таран ожег их взглядом.
- Так, вы, трое – если опять что-нибудь устроите – тут же заступите на сутки – и никакого банкета!
- Ну началось! – недовольно протянул Индеец Джо и посмотрел на Летчика. – А как же свобода слова?! Что по этому поводу скажет наш руководитель?
- Я оператор, отстань от меня! – Данька развернулся так, что объектив уткнулся чуть ли не в лицо Таю, и тот заслонился ладонью.
- Никаких бесплатных фото!
- Так, хорош галдеть – давайте грузиться! – велел Ромка. – Церемонию изымания невесты из дома мы отменили, так что ее привезут прямо к ЗАГСу. Поехали, пока кто-нибудь не вызвал эвакуаторы.
- Зачем нам эвакуаторы? – рассеянно спросил Летчик, переводя камеру на Манула. – Да мы и не успеем их украсить.
- А грузовик для чего? – недоуменно поинтересовался Манул.
- Для пианино, - пояснил Бедуин. – Это еще один сюрприз – у тебя для свадебного танца будет живая музыка. Надеюсь, в профессионализме Скворца ты не сомневаешься? Диме недавно кто-то за долги инструмент подогнал, а у него в семье никто не музицирует, и он предложил его нам, когда узнал, что Ленька, оказывается, музыкант. Они вдвоем его проинспектировали, и Ленька остался доволен пианино, а Дима – Ленькиным исполнением, правда, настоятельно попросил его больше никогда не петь и ограничиться игрой на пианино.
- «Бехштейн»? – Манул слегка насторожился.
- «Стейнвей», в отличном состоянии, - сообщил Скворец с явным удовольствием. – Играть на нем – сплошное наслаждение. Но я считаю, что из ЗАГСа его надо отвезти сразу к Ромке, а не таскать по всему городу! Это вам не магнитофон! Вы можете его испортить! Я против!
- Не нуди! – отрезал Руся. – Да и Дима разрешил.
- Как по мне, нас тоже из ЗАГСа надо сразу отвести к Ромке и приступать к банкету, а не шляться по окрестностям, да еще и в такую жару! – недовольно заметил Барик, жуя незажженную сигарету. – И вообще свадьбы лучше проводить зимой!
- Свадьбу затеяли не для того, чтобы ты как можно быстрее и качественней накидался! – Валентин, поежившись, дернул себя за полу пиджака, и Юля сердито шлепнула брата по руке.
- Свадьбы затевают именно для этого!
- Поехали! – с нажимом повторил Ромка, и Манул, посмотревшись в окно «хаммера», вздохнул.
- Эх, жаль, бабка не видит.
- Может, и видит, как знать… - Фенёк похлопал его по плечу. – И говорит сейчас, какой же у нее красивый внук.
- Ну, зная ее, она сказала бы не совсем это и не совсем такими словами, - Манул снова вздохнул. – Но точно бы порадовалась. Ром, Юля сказала, вы взяли цветы… а кольца у тебя?
- Мануляра! – Ромка шлепнул ладони ему на плечи. – Все будет нормально! А знаешь, почему все будет нормально?! Потому что я всегда лично контролирую хорошие истории! А теперь – лезь в машину и поехали на заклание!
- А может, еще передумаешь? – со смешком спросил безалаберный буддист, и Ромка показал ему кулак.
- Еще одна подобная реплика – и поедешь в багажнике!
Постовые машины, гоня перед собой волну пронзительных гудков, величаво вырулили со двора и вскоре влились в плотный утренний поток машин, продолжая неистово сигналить. Шедшие по тротуару две пожилые женщины с сумками проводили их настороженными взглядами, потом обратили друг на друга разноцветные фасеточные глаза.
- Постовые ж машины, вроде, да все разукрашенные, - произнесло первое болтало. – Свадьба что ль там у них?
- Я слышала, да, - закивало второе. – Пить-гулять будут.
- Знаешь, что я тебе скажу, Люсь, пошли-ка лучше в подвал!
- Вот согласна!
Когда постовой кортеж в туче пыли подлетел к нарядному бело-бирюзовому зданию с башенками и колоннами, перед которым с шипением плескался большой фонтан, там среди прочих машин уже стоял длиннющий, как вагон поезда, лимузин, и Барик, выбравшись из машины и вытянув шею, раздраженно спросил:
- Вот зачем такая роскошь? Не так уж нас много. Все девчонки вполне могли бы поместиться и в наших тачках!
- Во-первых, ты дурак! – сказала Юля, выпорхнув из «хаммера». – Во-вторых, в ваших тачках не поместились бы их прически! А в-третьих, ты дурак!
- Так, Барик, - Сергей покосился на слегка побледневшее лицо Манула, - держи рот закрытым. Тай, ты тоже. Руся, Скворец, Индеец – вас тоже касается! Знаете, лучше пока вообще все помалкивайте!
- Ну здрассьте-пожалуйста! – обиделся Валентин, помахав стоявшей возле лимузина Стасе, которая, подпрыгнув, восторженно замахала в ответ. Жулановские близнецы, тарановские Леша и Соня и пухленькая дочь Фенька, Лана, уже с неистовыми воплями носились вокруг фонтана, Слава же топтался рядом с матерью, изо всех сил делая вид, что он уже слишком взрослый для подобной возни. Неподалеку на скамейках хихикала пестрая стайка нарядных девиц, и безалаберный буддист, широким жестом указав на нее, сообщил:
- Эти со мной!
- То есть, ты так и не выяснил значение слов «разумный предел», – констатировал Ромка, и Данька недовольно произнес:
- Они съедят всю нашу еду!
- Хорош бухтеть! – Индеец Джо окинул замахавших Таю девиц оценивающим взглядом. – Вполне! Но вообще мог бы позвать и побольше. И ты совершенно не подумал о Скворце! Чего все такие длинные?
- Как по мне, вполне нормальные, - спокойно сказал Скворец, - особенно та, справа…
- А где же Гера?! – нервно перебил его Манул. – Почему она не выходит? А вдруг она передумала? А вдруг…
- Успокойся! – Юля, пихнув его, сунула Манулу в руки букет из белых роз и голубых гортензий, и в этот момент из лимузина изящно выскользнул Жулан в ярко-синем костюме и, повернувшись, протянул руку. На его ладонь аккуратно легли чуть подрагивавшие тонкие пальчики, колыхнулась пышная юбка, и на плиты осторожно и немного испуганно ступила Генриетта в открытом небесно-голубом платье, усыпанном гроздьями мелких белых цветов. Ее длинную шею обвивало роскошное жемчужное ожерелье, в золотистых волосах, уложенных на затылке в форме розы, тоже сверкали жемчужинки, и в широко раскрытых глазах плескалось летнее южное море, пронизанное солнечными лучами. За шлейфом платья русалки из лимузина вытянулись руки, словно продолжение ее великолепного платья, и мясник быстро извлек наружу крепко державшуюся за шлейф Дарью, раздувавшуюся от гордости из-за возложенной на нее миссии. Юная гончая была в таком же белом платье, как у Юли, только с менее откровенным разрезом на бедре, красиво уложенные короткие рыжие локоны слева скрепляла длинная заколка с голубыми цветами, а глаза лучились совершенно детским восторгом. Манул, широко распахнув глаза, прижал свадебный букет к приоткрывшемуся рту, и Юля поспешно дернула его руки с цветами вниз, после чего легко толкнула в спину, и Манул медленно двинулся вперед. Жулан, сохраняя серьезное выражение лица, подвел к нему Генриетту и переложил ее пальцы на протянувшуюся ладонь жениха, после чего вернулся к лимузину.
- Это… - Манул сглотнул, - ты прям… ну ты такая… эх, елки, я столько хотел сказать… а все слова повыскакивали!.. Ты как принцесса… хотя ты и есть принцесса… ты для меня самая принцессная принцесса… то есть, я…
- Арик, - Генриетта улыбнулась, - я прекрасно понимаю, что ты хочешь сказать. Ты готов?
- Очень! – Манул, спохватившись, протянул ей букет. – Юля велела отдать тебе… ой, то есть, это тебе! Его потом надо кидать, но ты не переживай, у нас для фоток есть еще…
- Я знаю, - русалка посмотрела на него восхищенно. – Ты такой красивый! – она перевела взгляд на подошедших гончих. – И вы все такие красивые!
- Мы очень старались! – скромно сказал Ромка, пожимая руку Жулану, рядом с которым улыбалась Геля. Ее прическа, украшенная цветами белых орхидей, представляла из себя целое произведение косоплетельного искусства. – Так, давайте вынимать из машины наших девчонок.
- Тащите их, если будут упираться! – хихикнул Индеец Джо, и Данька попросил:
- Можете мою тоже достать? А то у меня руки заняты!
Вскоре перед лимузином трепетал на легком ветерке целый ворох белых платьев. Паша, цвет наряда которой на фоне шоколадной кожи казался ослепительным, придирчиво поправила на Летчике шляпу, и тот негодующе дернул плечом.
- Не вздумай здесь летать, соколенок!
- Я же оператор – как я буду летать?! – сердито отозвался Данька. – Я не умею держать камеру ногами!
- Ритуха, я смотрю, ты сегодня без топора? – Руся подмигнул Рите-Викингу, которая в своем белом платье походила на оперную диву, и подруга Тичи, дружелюбно осклабившись, пихнула его так, что волчья гончая чуть не улетела на дорогу. Сам Тича удовлетворенно хохотнул, и Ромка предупредил громадную гончую:
- Не чихать! Иначе ты к чертям развалишь весь дворец бракосочетания! А он расположен в объекте архитектурного наследия! В моем доме чтобы тоже не чихал! Вообще нигде не чихай сегодня, понял? А если прям уж приспичит – иди на соседнюю улицу!
- Время! – упреждающе крикнула Милана, держась за своего мужа. Тося пререкалась с Валентином, порывавшимся снять пиджак, рядом с Юлей нетерпеливо подпрыгивала тоненькая флейтистка из их с Генриеттой группы, с любопытством крутя коротко остриженной головой по сторонам и держа в руках футляр со своим инструментом. Флейтистка носила диковинное имя Роза-Марина, и уже успевшие устремиться в ее сторону некоторые заинтересованные гончие взгляды вдребезги разбились об обручальное кольцо на ее пальце. Не смутило оно только Тая, который, болтавший со своими спутницами, то и дело томно поглядывал на флейтистку. Скворец всполошено бегал вокруг двух массивных грузчиков, слаженно извлекавших белоснежное пианино из своего транспорта.
- Осторожней!
- Мы свое дело знаем! – вскоре пророкотал один из грузчиков. – Эй, да уберите его!
Негодующе брыкавшегося Скворца унес Тича, а Стася принялась торопливо собирать разбежавшихся малолетних участников церемонии. Непослушную пронзительно верещащую Соню пришлось ловить Сергею. Три прибывших такси выгрузили Максима Тимофеевича и его внуков с семьями, отчего количество галдящих детей выросло вдвое. Леся, обвившись вокруг своего возлюбленного, смотрела на окружение Тая, словно защитник крепости на приближающееся вражеское войско. Еще одно такси доставило к зданию симпатичную сильно декольтированную блондинку, которую тут же хозяйски подхватил под руку Кусто, и она принялась очень быстро что-то ему говорить. Передние зубы блондинки слегка выдавались из-под верхней губы, отчего она выглядела несколько голодной. Индеец Джо, поймав взгляд Кусто, показал ему отогнутый большой палец, а Руся заинтересованно спросил:
- А кого это наш Мулдар приволок?
- Преподает чего-то, - пояснил Индеец Джо.
- Хм, я б у такой поучился. Чего Скворец там скачет? Уже пора пойти и отобрать часть свиты у Тая!
- Рано. Пусть выпьют.
- Ты не уверен в наших силах? – возмутился Руся.
- Я уверен в силах чертовой тигрятины – в ближайшее время они от него никуда не денутся, - Индеец Джо сделал заговорщическое лицо. – Пока сидим в засаде.
- Так, все, поднимаемся! – крикнул Ромка и засемафорил руками. – Даня, на позицию! Тай, сгребай уже свой цветник! – он подхватил проносившееся мимо с визгом малолетнее чадо в кукольном розовом платье. – Так, чей ребенок?!
- Не знаю, наверное, со стороны прибился, - предположил один из внуков Максима Тимофеевича, и Тартарыч посмотрел на него скептически. – Ладно, это мое, давай сюда.
Участники церемонии, галдя, нестройной толпой начали неторопливо подниматься по широкой лестнице. Летчик, метнувшись к верхней ступеньке, развернулся и принялся снимать. Грузчики слаженно потащили пианино к дверям, постепенно обогнав остальных, и спускавшиеся им навстречу участники предыдущего бракосочетания проводили инструмент недоуменными взглядами.
- Манул, вы рояль-то обгоните! – крикнул Барик. – Не он же женится!
Жених посмотрел на него свирепо, а Генриетта сердито фыркнула. Тай, проходя мимо Даньки, закрыл ему объектив пятерней.
- Кто пустил сюда журналистов?
- Отвали! – прошипел Летчик, попытавшись пихнуть его. – Вы можете так не толпиться?! Мне трудно брать крупные планы! Постройтесь нормально! И мне нужны хорошие кадры детей! Велите им не беситься, я ни одного лица поймать не могу. На свадьбах всегда показывают ангелоподобных детей.
- Тут таких нет, - сурово сообщил начальник жулановской охраны, крепко удерживавший буйствующих близнецов, рвавшихся к Соне, которая, перекинутая через плечо Сергея, корчила им издевательские рожи.
Когда они ввалились в украшенный цветами белый с золотом зал бракосочетания, там уже стояло пианино. Регистраторша, пухлая дама средних лет с пышной предельно лакированной прической и столь же лакированной улыбкой, двинулась было к ним, но Ромка, метнувшись вперед, тут же развернул регистраторшу и принялся что-то ей втолковывать. Прочие, болтая и хихикая, построились неровным полукругом, выдвинув на передний план жениха и невесту вместе с Дарьей, приросшей к шлейфу, после чего Барик ехидно посоветовал Манулу:
- Сделай лицо попроще! У тебя такой вид, будто ты пришел в процедурную.
Гончая ощерилась из-под маски, а русалка, не выдержав, прошипела, сверкнув сиреневыми глазами:
- Отстань от него!
Барик поспешно отдернулся, а Тося едко заметила:
- Ты даже ее уже заколебал! И неужели нельзя было побриться хотя бы сегодня?!
- Бедуин тоже небритый! – огрызнулась леопардовая гончая.
- У Игоря элегантная небритость, - возразила Милана, державшая шляпу Манула, - а ты похож на сантехника!
- А сантехники не люди, что ли?!
- Хватит болтать! – одернул их Сергей, и дети, которых Стася пыталась построить перед собой, загомонили, а Француз, заручившись кивком Жулана, аккуратно встряхнул близнецов, которые, лишенные возможности добраться до кривляющейся Сони, решили подраться друг с другом. Вернувшийся Ромка сделал руками расцветающий жест, потом задумчиво посмотрел на пианино.
- Кажется, в нашем музыкальном центре не хватает очень важной детали.
Тича, ойкнув, убежал и вскоре вернулся, торжественно неся фортепианную банкетку, на которой сердито восседал Скворец. Громадная гончая водрузила ее перед инструментом, Скворец протянул руки к клавишам и издал негодующий возглас. Тича, хмыкнув, ногой подвинул банкетку со Скворцом поближе, гончая ласка беззвучно возложила пальцы на клавиши и удовлетворенно кивнула. К пианино подошла Юля, держа скрипку и смычок, и рядом с ней встала Роза-Марина со своей флейтой, задорно стреляя глазами по сторонам.
- Что-то не помню я флейты в марше Мендельсона, - удивленно сказал Дюха.
- Это перуанский вариант, - пояснил Индеец Джо, обмахиваясь шляпой, и Геля иронично покачала головой.
- Флейта смягчит торжественность и придаст мелодии легкую релаксацию. Это поможет не так нервничать.
- А бывает свадебный марш на барабанах? – поинтересовался Руся.
- Может, у людоедов, - Барик пожал плечами. – Спроси у Пашки.
Темная гончая, сжимавшая в пальцах поля шляпы Летчика, презрительно сморщила нос, а Барик, схлопотав подзатыльник от Сергея, встал смирно. Данька, закончив снимать всех собравшихся с разных ракурсов, подбежал к пианино и сунул камеру в лицо Скворцу, который в ответ показал в объектив кулак. Регистраторша тем временем заглянула в свою позолоченную папку, приглашающе поманив бракосочетающихся, и приподняла брови.
- Аристарх и Генриетта?
- Обычное дело, - небрежно прокомментировал Валентин. Манул с русалкой сделали несколько шагов вперед, и за ними засеменила Дарья, накрепко вцепившаяся в шлейф. Жулан, поспешно скользнув следом, с усилием отделил обиженную юную гончую от платья невесты и отвел к остальным, негромко обещая, что шлейф ей потом непременно вернут. Ромка встал рядом с Манулом, потом негодующе обернулся, и Валентин сердито толкнул в спину собственную зазевавшуюся невесту. Тося проворно подскочила к Генриетте и приняла важный вид. Скворец, переглянувшись с Юлей и Розой-Мариной, кивнул, и зал наполнил смягченный воздушный вариант марша Мендельсона, качая, как на волнах, протяжный раскатистый голос регистраторши. Руся привалился к Индейцу Джо и склонил голову ему на плечо, потребовав:
- Разбудите, когда закончится вся эта бодяга про корабль «Семья» и союзы любящих сердец.
- Какая смешная шутка, - лисья гончая пихнула его, и Бедуин заметил:
- Это не шутка. На моей свадьбе он даже храпел.
- Спать во время церемонии очень плохая примета, - наставительно произнес Индеец Джо. – Если ты сделаешь это больше трех раз, тебя станут преследовать неудачи и жуткие кожные заболевания. Это практически проклятие!
- Ты это сейчас придумал, - встревоженно сказал Руся.
- Хм, ну проверь.
Руся неохотно выпрямился. В этот момент фортепианная составляющая свадебного марша, до сих пор звучавшая гармонично с прочими инструментами, начала стремительно ускоряться и усиливаться, погребая под собой скрипку и флейту и переходя из классики в пиано-рок. Юля, почти не прерывая мелодии, треснула заимпровизировавшегося Скворца смычком по макушке, маленький постовой подпрыгнул на банкетке, и марш вернулся в прежнее русло. Жулан покачал головой, а Кусто ободряюще прошептал:
- Ну, по крайней мере, он не поет.
- Да уж, - отозвался Индеец Джо, - у него голос эмо.
- Трагичный голос сейчас был бы не очень уместен, - согласилась Паша, - а так…
- Трагичный и унылый – разные вещи.
- Заткнитесь уже! – прошипел Сергей, и все замолчали, слушая музыку и речь регистраторши, которая перешла к вопросам, и Мендельсон сменился «Историей любви» Френсиса Лея. Генриетта отвечала звонко и четко, голос же Манула слегка пошатывался, и в нем слышались волнение и обалдение. Скворец, хмыкнув, покосился на Юлю и его пальцы забегали проворней, оплетая мелодию кружевом пассажей. Скрипка и флейта мгновенно подстроились, и часть лиричности композиции превратилась в нечто подбадривающее. Голос Манула тут же зазвучал уверенней.
- … я предлагаю тебе свою любовь и верность…
- Гера, бери, пока он не понял, что сказал! – громко посоветовал Тай, и его свита, явно обладавшая большим тактом, сердито затеребила тигриную гончую. Ромка показал Таю кулак, а Тося, обернувшись, сверкнула бирюзовыми глазами. Тича, бесшумно подкравшись к Таю, зажал ему рот широченной ладонью, и Рита-Викинг одобрительно закивала. Манул и Генриетта подошли к столу для росписи, и Барик сказал:
- Мануляра, подпишись чужим именем!
Сергей от души наступил ему на ногу, Валентин двинул леопардовую гончую под ребро, а Паша пихнула Барика коленом. Бегавший туда-сюда Летчик успел снять это крупным планом, после чего, метнувшись к столу, снял роспись и обмен кольцами, также делая предельно крупные планы и уворачиваясь от регистраторши, раздраженно отмахивавшейся от него своей указкой.
- Объявляю вас мужем и женой! – наконец, с явственным облегчением сообщила регистраторша и разрешающе кивнула Манулу. – Можете поцеловать невесту!
- Цалуй тщательнéе! – потребовал Руся на весь зал, и Дюха воткнул в него локоть. Манул, порозовев и смущенно заморгав, притянул к себе новоиспеченную супругу, попутно отпихнув Летчика, который, желая снять поцелуй крупным планом, влез объективом между их лицами. Все зааплодировали, дети завизжали, а Дарья, желавшая получить обещанный шлейф обратно, нетерпеливо запрыгала на месте.
- Слава богу! – Ромка махнул шляпой Скворцу. – Маэстро!
- Лариса! – поспешно крикнула Юля, и из волнующейся толпы вынырнула жена Фенька. Данька, перекинувшись парой слов с регистраторшей, вручил Ларисе маленький микрофончик, та что-то пробормотала в него и удовлетворенно кивнула. Ромка отошел к остальным, утащив с собой замечтавшуюся Тосю, Манул, широко улыбнувшись, потянул себя за галстук и еще раз поцеловал русалку, после чего зал снова наполнила музыка. Вначале вступление вело только пианино – негромкое, вкрадчивое, переливчатое, словно падающие с листьев капли недавно прошедшего сильного ливня, тишина после которого первые мгновения бывает особенно густой. Манул встал перед Генриеттой, плавным жестом протянув ей руку, и русалка мягко положила на его широкую ладонь тонкие пальцы.
- Я думал, это шутка была про танец, - удивленно прошептал Барик. – Он же запутается в ее платье. И отдавит ей все ноги!
- Я тебя сейчас засуну вон в ту вазу! – прорычал Ромка.
Тут вступили скрипка, чуть погодя к ней присоединилась флейта, из мелодии начала уходить вкрадчивость, и в ней словно поднялся ветер – пока еще легкий и безобидный, которого хватает лишь на то, чтобы ерошить траву и шелестеть листьями – и все же он сорвал с места нарядную пару, и она медленно закружилась по залу, и движения Манула неожиданно были такими грациозными, при этом не выглядя заученными, что снимавший действо Летчик приоткрыл рот. Тут вплела в музыку свой голос и Лариса – у жены Фенька оказалось чарующее лиричное сопрано. Инструменты чуть притихли, словно прислушиваясь к нему, а потом подхватили голос бесплотными ладонями и понесли его над танцем.
- Что это за язык? – недоуменно прошептал Руся.
- Испанский, - недовольно едва слышно отозвалась Геля, умиленно наблюдавшая за своими учениками. – Это «Hijo De La Luna», ее написал Хосе Мария Кано, и Гера обожает ее в исполнении Сары Брайтман. Содержание грустное, но песня очень красивая, и в данном случае перевод не нужен.
Мелодия набирала силу, крепчая в припевах почти до урагана, а на куплетах снова превращаясь в игривый ветерок, и пара продолжала кружиться все быстрее, сейчас глядя только друг на друга, словно танцуя где-то в своем мире, а не на сверкающем полу регистрационного зала. Инструменты в умелых руках и волшебный голос пухленькой Ларисы чудесным образом создали некую сказочную иллюзию, для каждого свою, и притих даже Барик, глядя перед собой широко раскрытыми глазами. Геля прижалась к обнявшему ее Жулану, Ромка, потирая глаз, жадно смотрел на свою музицирующую жену, сейчас недоступную, Валентин притянул к себе Тосю, а Дюха улыбнулся Лесе, уткнувшейся кончиком носа в его щеку. Летчик пытался одновременно снимать танец и смотреть на свою девушку, наблюдавшую за влюбленными сверкающими желтыми глазами. Бедуин покосился на мечтательно улыбавшуюся Милану и провел кончиком указательного пальца по ее щеке. Стася лучилась солнечной улыбкой, поглаживая ладони Сергея, лежавшие на ее плечах. Дарья следила за движениями танцующих с диким восторгом, беззвучно шевеля губами. Помалкивали даже близнецы, держась за свои одинаковые синие галстучки. А потом Манул подхватил свою русалку на руки, отчего в воздухе всплеснулась волна голубого шелка и кружева, Генриетта, счастливо рассмеявшись, обвила руками его шею, и тут песня исчезла – не затихла, а словно внезапно улетела прочь куда-то в чудовищную высь, и все ошеломленно заморгали, точно их невежливо выдернули из чудесного видения. Манул аккуратно поставил свою жену на пол, и все кинулись их поздравлять и выражать свое восхищение танцем.
- Вот уж не ожидал от тебя, - сказал Руся, пожимая руку гордому Манулу. – Ладно, Генриетта, но ты и вальсы… я до последнего момента думал, розыгрыш.
- Аристарх очень способный, - заверила его Геля, - и вообще они с Генриеттой просто невероятная пара!
- Я и не знал, что Лариска твоя так здорово поет, - Барик покрутил головой, и Фенёк иронично ответил:
- Я не раз говорил, что моя жена поет в хоре, но, конечно же, зачем такое запоминать?!
- А разве бывает медицинский хор?
- Желаю счастья в семейной жизни! – провозгласила регистраторша. – А теперь, извините, у меня следующие брачующиеся!
- Отступаем! – велел Ромка, сгребая в охапку Юлю, и Гера поспешно подхватила со стола для росписи свой букет. Скворец, сдвинув брови, громко заиграл «Имперский марш» из «Звездных войн», и Барик захохотал, а Сергей иронично покачал головой. – Андрей Витальич, заберите маэстро!
Тича, ухмыльнувшись, утащил банкетку с возмущавшимся Скворцом. Дарья обрадованно вцепилась в шлейф платья Генриетты, и все потянулись к выходу. Данька умчался первым – снимать исход участников церемонии на лестницу. Манул, на лице которого теперь читалось явное облегчение, важно вел под руку Генриетту, то и дело поглядывая на обручальное кольцо на своем пальце. Свадебные грузчики подхватили пианино и понесли его следом за гостями.
- Самое важное дело сделано и задокументировано, - сказал Ромка Юле. – Остались покатушки и банкет, а это уже не так страшно.
- Подарок, - напомнил младший паучок.
- Черт, да, это будет сложно!
Когда все выкатились на улицу, Летчик командным голосом крикнул:
- Так, сейчас кидание цветами! Лучше сделать это там, - он указал на пространство перед фонтаном. – Гера, иди туда, а все, кто будет ловить, встаньте за ней! Нет-нет, Манул, отпусти ее – ты в этом не участвуешь!
- Я рядом могу постоять! – возразил Манул с легким беспокойством.
- Нельзя! – завизжала свита тигриной гончей. – Иначе не будет считаться!
- Арик, я только брошу цветы – и сразу вернусь к тебе! – со смехом заверила мужа русалка, и Бедуин пихнул его.
- Отпусти ее – она никуда не денется. Чего ты в нее так вцепился?!
Манул неохотно отпустил Генриетту, и она пошла к фонтану, а за ней кинулась все незамужние участницы церемонии, азартно галдя. Ромка, поставивший было Юлю на плиты, поспешно снова схватил ее в охапку.
- Ты чего? – удивилась она.
- А вдруг ты нечаянно букет словишь! – пояснил Ромка. – Нет уж, мне нужны гарантии, что ты снова не выйдешь замуж!
- Рома, букет не заставит меня с тобой развестись. С каких пор ты веришь во всю эту чепуху?!
- Не верю, но лучше подстраховаться.
- Я тоже буду ловить! – обрадовалась Дарья, отпуская шлейф, и Сергей улыбнулся.
- Ты же говорила, что ни за что и никогда не выйдешь замуж.
- А я сейчас посмотрела – так красиво! Тоже хочу!
- А уже есть кандидаты? – поинтересовался Тай, и юная гончая важно ответила:
- Не скажу!
- Так, ты ничего ловить не будешь! – Валентин сердито придержал Тосю, рванувшуюся было к остальным нетерпеливо повизгивающим девицам вслед за Пашей и Лесей. – Тебе-то теперь зачем?
- Но я же еще считаюсь незамужняя! – возмутилась Тося, отбиваясь. – Я тоже хочу участвовать!
- Практически не считаешься!.. перестань кусаться!
- Паш, а тебе прям очень хочется ловить этот букет? – обеспокоенно спросил Летчик.
- А что такого? – удивилась темная гончая. – Веселый же обычай! Чего ты так испугался?
- Ничего я не испугался! – обиделся Данька. – Просто… ну вот тебе это прям надо?
- Так, Даниил! – Паша сверкнула провернутыми глазами. – Ты – оператор! Вот и оперируй!
- Хоть бы не поймала! – тихонько сказал Летчик своей камере. Индеец Джо обеспокоенно огляделся.
- Где Фенёк и Тартарыч? Надо, чтобы врачи были поблизости. Это опасный обычай – могут быть травмы!
- Герочка, готова? – весело крикнула Геля, и Генриетта, важно кивнув, повернулась к охотницам за букетом спиной. – На счет три! Раз! Два! Три!
Букет влетел в воздух по широкой дуге, и участницы неистово завизжали, подпрыгивая как можно выше и размахивая руками. Пошедший было на снижение букет треснулся об одну из машущих рук и, срикошетив, кувыркнулся в сторону и впечатался в лоб закуривавшему неподалеку Барику. Тот, ахнув, выронил сигарету и машинально схватил цветы, тут же уставившись на них с предельным ужасом, после чего отшвырнул их от себя, точно огромного паука. Букет словила одна из спутниц Тая и пронзительно заверещала, прыгая и размахивая цветами, словно знаменем.
- Поздравляю, Борислав! – важно сказал Ромка под общий хохот, и леопардовая гончая яростно оскалилась из-под маски.
- Что за чушь?! Я в это не верю! Идиотизм! К тому же, я его не ловил, так что это не считается!
- Гляди, как он напугался! – фыркнул Руся.
- Для неверящего он прям в ужасе, - согласился Индеец Джо. – Ты можешь представить его женатым?
- Для представления есть множество более интересных вещей. Ром, как думаешь, на посту все нормально?
- Раз не звонят, значит нормально, - небрежно ответил Ромка, и Генриетта, которую Манул поспешно снова схватил под руку, с любопытством спросила:
- Ромочка, но кого же вы там оставили, если вы все здесь?
- Котов оставили. Ну и еще немножко людей.
- Людей?
- Практически да.
- Ну что?!
- Ничего! – Сазон, сидевший за столом Летчика, сердито повернулся. – Михаил Александрович, перестаньте каждые пять минут спрашивать! Если что-то пришлют, я сразу вас позову!
- А ты правильно смотришь? – недоверчиво спросил Дягин, развалившийся в Ромкином кресле.
- Как тут можно смотреть неправильно? – иронично отозвался молодой баламут. – Да успокойтесь вы уже! Даня все мне объяснил. Между прочим, он сказал, что очень часто весь день вообще никаких запросов и ориентировок не присылают. Скорее всего, сегодня вообще ничего и не произойдет.
- Очень на это надеюсь, - проворчал внешник. – И не вздумай там читать секретные документы! Я за тобой слежу! Я за всеми вами слежу! Не забывайте, что я тут главный!
- Забудешь об этом! За последний час вы сказали об этом раз восемьдесят! Знаете, Михаил Александрович, без бороды вы стали еще более странный.
- Разговорчики, Сазонов! – рыкнул внешник. Сазон, закатив глаза, уткнулся в ноутбук, а Дягин осторожно оглядел сегодняшний коллектив поста, представленный, помимо шести котов, Сазоном, Татьяной Алексеевной, занятой тщательной протиркой постового телефона, почтальоншей Кирой Казимировной, проворно сплетавшей крючком белую нить в умопомрачительной красоты и сложности ажурную салфетку, воплеником-поваром Миланы Аркадием Санычем, смотревшим какой-то фильм по компьютеру Бедуина, и огромным баламутом из долины Всеволодом, который, сидя рядом с поваром, одним глазом смотрел в монитор, а другим – на какие-то эскизы, которые держал в руках. Также здесь присутствовал Семафорыч, который мирно дремал в кресле под кондиционером, распахнув рот. Хмыкнув, Дягин извлек новое письмо из пачки «рукописного нытья», принесенного Кирой Казимировной, распечатал конверт, развернул измятый лист и недовольно уставился на шатающийся почерк корреспондента, после чего зашевелил губами:
- Сообщаю вам, что Николашка, прожора из шестнадцатой квартиры, уже три раза был замечен мной в подъезде в непристойно полностью провернутом виде, который у него мерзопакостный и неприличный, особенно посередине. На замечания реагирует глупым смехом и оскорблениями. Считаю, что мне был нанесен таким образом моральный ущерб! Требую принять меры к Николашке и взыскать с него в мою пользу компенсацию моральных страданий!.. Хм, эксгибиционизм – это незаконно!
- Чего-чего? – спросил Всеволод.
- Демонстрация своих половых признаков посторонним лицам против их желания, - важно пояснил Дягин.
- Это видят только хищники, - рассеянно сказала Кира Казимировна. – Ходить полностью провернутым без веских на то оснований считается очень неприличным, но не незаконным.
- Это очень неудобно! – сердито буркнул внешник. – Как представлю, сколько подобных типов передо мной в таком виде шастало, а я про это и знать не знал и, соответственно, не имел оснований для их ареста! Вы ведь все сейчас прилично выглядите? Вы ведь скажете мне, если у вас возникнет повод выглядеть… ну… иначе. А то сижу тут, как слепой! Мало ли, что вы мне показываете!
- Успокойтесь, Михаил Александрович, здесь все воспитанные люди, - заверил его Аркадий Саныч, не отрываясь от фильма. – И мы очень ценим ваше мужество. На самом деле, нужна действительно большая смелость, чтобы согласиться провести целые сутки с пятью хищниками и при этом не иметь возможности видеть малейшие провороты.
- Вот именно, что с пятью, - внешник вскинул мрачный взгляд на спящую прожору. – Что этот здесь делает до сих пор?! Мы уже убедились, что у него нет никакой стоящей информации! Я вообще не очень понял, что он говорил. Я только понял, что на сей раз дело не в инопланетянах.
- Пущай поспит в холодке, - уборщица отмахнулась тряпкой, - жалко что ли? Безобидный он.
- Перестаньте все протирать! – потребовал Дягин. – Во все поверхности тут уже смотреться можно!
- А чегой еще делать-то? – сердито осведомилась пожилая пиявка. – Компуктеры я не люблю, а телевизор глядеть наверх вы не пущаете!
- Вы все должны быть у меня на глазах, - пояснил внешник. – Я вас плохо знаю и оснований для доверия у меня нет. Я понимаю, что у вас рекомендации, - у Сазонова даже мои рекомендации, но… - тут его взгляд скользнул по окну, выходившему на постовой двор, и Дягин, издав негодующий вопль, вскочил и вылетел из зала. Все повернулись и с ленивым интересом принялись наблюдать, как внешник бегает вокруг своей «мазды», сгоняя пристроившихся на ней котов.
- Забавный человек, - снисходительно заметил Всеволод, - но слишком громкий.
- Роман Валерьич говорил, что его помощь посту неоценима, но у Романа Валерьича не всегда четко можно понять, где шутка, а где – нет, - Сазон отвернулся от окна, и огромный баламут покосился на него с любопытством.
- Я слыхал, ты с Дарьей нашей гуляешь?
- Ничего я с ней не гуляю! – тут же озлился Сазон. – Просто общаемся. Город ей показываю и как вообще тут все устроено… И слежу, чтоб училась! А то ей лишь бы скакать целыми днями! У нее провал в знаниях просто гигантский! В вашей долине обучением детей вообще не занимались! Понятное дело, зачем им там умные? Жаль, что эту долину раньше никто не накрыл! И как можно было не замечать, что людей там пачками гробят?!
- Не тебе меня совестить! – нахмурился Всеволод. – И про болтало слыхал, которое нам в голове все стирало постоянно? Может, и замечали мы, местные, - да наверняка замечали, только не помним ничего про это.
- Очень слабо верится, что какое-то болтало может быть настолько сильным, что его хватало на все население! – Сазон уткнулся в компьютер. – По крайней мере, она больше не там, и тут до нее никто не доберется!
- И ты лично за этим проследишь? – иронично спросил огромный баламут.
- Может, и прослежу – не ваше дело! – огрызнулся Сазон, на мгновение провернув зрение, и почтальонша посмотрела на него слегка встревоженно. – Извините. А что это у вас за рисунки?
- Заборы мастерим, решетки… Смотрю, чего давалец желает.
- Кто?.. а-а, в смысле, клиент?
- Чертовы коты! – прорычал внешник, вваливаясь в постовой зал. – Только сгонишь, как сразу обратно лезут! Какой интерес спать в такую жару на раскаленном металле?!
- Я котов не люблю, - сообщила уборщица. – У меня куры. А ты, Аркадий Саныч, значит, готовишь?
- Случается, - вопленик с улыбкой погладил бродившего по его столу Коктебеля, кот потерся о его руку, потом подошел к краю столешницы и, подавшись вперед, с любопытством заглянул в распахнутый рот спящего Семафорыча. Внешник, плюхнувшись обратно за Ромкин стол, тут же с подозрением огляделся, отпихнул вскрытый конверт и взял следующую жалобу. Тут постовой телефон зазвонил, и Татьяна Алексеевна поспешно сунула его подскочившему Дягину. Внешник прижал трубку к уху, пододвинув поближе свой листок с инструкциями, а все остальные вытянули шеи, глядя на Дягина.
- Волжанский пост слушает! Нет, он на выезде… и он тоже на выезде – весь основной состав на выезде, а что вы хотели? У вас какая-то информация?.. В смысле, вы не даете информацию несуществующему посту?! Нет, я не новенький! Какие еще свободные средства?! – Дягин начал стремительно повышать голос. – Обязаны мы, значит?! Так, кто говорит?! Как ваша фамилия?! – его палец уткнулся в одну из строчек инструкции: «Элиста всегда звонит только клянчить деньги, не разговаривай с ними». – Это пост Элисты?.. Вот что я вам скажу – я таких, как вы, знаю, как облупленных! Еще раз позвоните сюда, чертовы попрошайки, - и я лично за каждым из вас приеду! Вы у меня при виде телефона начнете заикаться и сможете пользоваться только голубиной почтой! – он злобно бросил трубку на стол, и Сазон, хохотнув, спросил:
- А вы понимаете, Михаил Александрович, что сейчас, возможно, разговаривали с какой-нибудь очень злопамятной медвежьей гончей?
- За мной динозавр гонялся – что мне какая-то гончая? – небрежно ответил Дягин. – К тому же, я не называл свою фамилию. Так, - он открыл другой конверт. – Степанков каждый день водит в комнату женщин легкого поведения. Хм, и в чем тут криминал?
- Там написано, что он их ест? – спросил Аркадий Саныч.
- Нет, тут вообще больше ничего не написано.
- Выкиньте, - посоветовал Сазон. – Это либо вахтерша писала, либо тот, кому завидно. Валя говорил, большая часть жалоб обычно всякий мусор.
- Кто такие «вахтерши»? – полюбопытствовал Всеволод.
- Страшные люди, - со смешком сказал повар. Дягин бросил жалобу в мусорную корзину и развернул следующую.
- Настоятельно рекомендую проверить Каменкова И.В., баламута, из КБ «Волжанский» на предмет получения им в наследство жилплощади от скоропостижно скончавшейся при подозрительных обстоятельствах тещи. Также рекомендую проверить Гальскую С.В., прожору, по поводу ее недавней поездки в Турцию, где она занималась противоречащим соглашению вытягиванием.
- Вероятней всего, кто-то у себя на районе устраняет конкурентов, - предположила Кира Казимировна, не отрываясь от вязания. – Не факт, конечно, но очень похоже. Оставьте мальчикам, они сами решат, стоит ли это проверять.
- Все эти фамилии есть в базе, - сообщил Сазон, щелкая клавишами. – Хм, интересно.
- Что? – насторожился Дягин.
- Они все живут в одном дворе. Чехова, дома восемь, десять и двенадцать. Вон тут и по карте видно расположение – у них точно общий двор.
- Соседские свары, - небрежно сказала Татьяна Алексеевна. – Уж я на такое насмотрелась.
- Да, я в свое время тоже немало получал подобных жалоб, – внешник оттолкнул листок. – Конечно, там не было про поедание людей… а хотя нет, было. Жена заявила что ее мужа укокошил его собутыльник, после чего съел его ноги, а кости выбросил в палисадник. Ну там жена быстро в соответствующее заведение уехала, а мужа через день нашли у любовницы – бывшей жены этого собутыльника. Ноги, конечно, при нем были.
- Какая скучная история, - с улыбкой заметил Сазон.
- Да я с такой ностальгией вспоминаю все эти скучные истории! – Дягин содрогнулся. – Все, что я видел в последнее время… - в этот момент ноутбук Даньки разразился веселыми трелями, и Сазон, бросив взгляд на экран, настороженно посмотрел на Дягина.
- По мессенджеру звонят!
- Кто?! – внешник вскочил.
- Написано «Пост Жигули».
- Какие еще жигули? – внешник удивленно заглянул в свой листок. – А-а, так, это лояльный постовой Новозахарьевска, Жигуленко Олег Петрович, я про него слышал.
- Я его знаю, - кивнул Всеволод. – Видел его там, когда нас на пост привозили. Странный мужик. Хотя в целом вроде ничего.
- Но мне говорили, он звонит только по телефону…
- Мне тоже про такие вызовы ничего не говорили. Отвечать? – нетерпеливо спросил Сазон.
- Отвечай! – велел Дягин, становясь за его спиной, и все прочие обитатели поста торопливо передислоцировались туда же.
- А камеру включать?
- Хм, у меня в инструкции про это ничего нет. А у него сейчас камера будет включена?
- Не знаю.
- Ладно, лучше включи. В конце концов, раз звонит не по телефону, значит что-то из ряда вон, и камера нужна. Правда, тогда он сможет нас увидеть…
- Да отвечай уже! – не выдержал Аркадий Саныч, и Сазон, пожав плечами, ответил на вызов. Ноутбук пиликнул, и на экране предельно крупным планом появился распахнутый рот с двумя рядами желтоватых зубов. Кира Казимировна ойкнула, а повар заметил:
- Кажется, он не в настроении.
- Уберите зубы! – сердито потребовал Дягин. Рот качнулся, потом захлопнулся и отъехал назад, превратившись в часть худощавого сонного мужского лица. Человек потер правый глаз, зевнул, снова наклонился вперед, теперь демонстрируя крупным планом свой нос, и озадаченно произнес:
- Так, а чего я вас вижу-то? Не туда нажал, что ли?
Прежде чем Дягин успел что-то сказать, изображение сменилось черным экраном, а из динамика донеслось задумчивое пыхтение.
- Странный мужик, - повторил Всеволод. Тут на экране снова появилось гигантское изображение носа, качнулось туда-сюда, после чего звонящий воодушевленно сообщил:
- Вспомнил! Все правильно я нажал! Так, кто из вас Ромка?
- Никто, - ответил Дягин, - все гончие на свадьбе.
- Вот как? – Жигули снова зевнул. - А кто женится?
- Аристарх Алексеевич.
- Кто?
- Манул.
- А-а, точно, вспомнил! Мне приглашение прислали, чтобы поиздеваться?! Ведь понятно, что я из Новозахарьевска к вам не попрусь, да и с какой вообще стати – мне вашего поста и по телефону хватает, будто больше звонить некому… А ты кто?
- Майор Дягин, внешняя слу… тьфу, черт, уже прям в привычку вошло! – рассердился внешник.
- Слышал про тебя. Говорят, ты так орешь, что может начаться землетрясение.
- Я вспомнил – я тоже про вас слышал! – встрял Сазон. – Мне про вас Даня рассказывал. А вы, когда не спите, тоже спите?
Нос на экране качнулся и и сменился гигантским глазом, уставившимся на Сазона с подозрением.
- А ты что за малец?
- Сазонов, стажер.
- Ты мне не нравишься, - недобро сообщил глаз.
- Да и вы мне не особо.
- Ну и ладно, - Жигули отъехал от камеры, опять зевнул и посмотрел на Всеволода. – А вот тебя я помню, кузнец, с Тараном вместе приезжал сюда и кучей баб… елки, вспомнить страшно! Куешь, значит?
- Кую, - спокойно подтвердил огромный баламут.
- Не шалишь?
- Некогда.
- Ясно. Так, а остальные кто?
- Технический персонал, - раздраженно ответил внешник. – С какой целью вы звоните?!
- Целью? Хм-м. Так я вам и сказал! А где гарантии, что вы этот пост не захватили?
- А зачем нам тогда отвечать на видеозвонок? – ехидно осведомился Сазон.
- Видимо, это часть вашего коварного плана.
- А может, вашего?
- Каким образом… - новозахарьевский постовой потянул из пачки сигарету. – Так, ты сбил меня с мысли!
- А она точно у вас была?
- Ясен пень, стал бы я вам звонить добровольно! – буркнул Жигули. – Так, вспомнил! И про камеру вспомнил! Я по поводу документов.
- Каких документов? - насторожился Дягин.
- Которые мы вам отправили. Уже должны были доставить. Ну начальство ваше обходными путями запросы делало по старым архивам вашего поста и областного, копии которых когда-то в Канцелярию отсылались… а иногда что-то могли и изымать полностью, только часть канцелярских архивов же растащили во время войн Ведомств, вот мы у себя часть этого барахла и нашли – кто и когда его сюда приволок, бог его знает, та еще рухлядь, это давно никому не интересно. Я удивился, что ее не выкинули. Зачем это вообще вашему начальству?.. впрочем, ладно, это мне тоже не интересно. Но дело в том, что посылку собирал Шмель, этот безглазый умственно отсталый придурок! – и я думаю, что он вместе с прочим запихнул туда мой постовой журнал, потому что я нигде не могу его найти!
- Я думал, у вас все уже компьютеризировано, - удивился Сазон.
- Во-первых, откуда у нас столько средств, чтобы все компьютеризировать? А во-вторых, некоторые вещи компьютеризировать опасно, - наставительно сообщил Жигули. – Короче, он мне прям нужен! Можете поискать? Здоровенная зеленая тетрадь. В камеру покажите, чтоб я убедился, что это она. Только не читать! Правда, вы все равно там нифига не поймете.
- Я про документы ничего не слышал, - сказал внешник.
- Ну так позвоните им да спросите! – потребовал Жигули. – Свадьба давно началась?
- Не очень.
- Слава богу! – обрадовался новозахарьевский постовой. – Значит, они еще способны что-то понимать! Звони быстрее! Не только ж вам что-то у меня просить!
- Ладно, сейчас, - Дягин, повернувшись, с подозрением оглядел прочий коллектив. – Так, никуда не ходить и ничего не делать! Я сейчас вернусь! А ты, - он ткнул пальцем в экран, - наблюдай за ними!
- Делать мне больше нечего! – рассердился Жигули. – Да и зачем выходить? Это ж не секретный звонок.
- Это не вам решать, - важно ответил внешник и покинул зал. Жигули вывернул шею, словно пытался выглянуть из ноутбука, после чего на его лице тоже появилось подозрение.
- И, все-таки, что-то я вас раньше не видел.
- Я так понял, вы никого раньше не видели, - заметил Сазон. – В любом случае, мы здесь бываем редко. Обычно-то мы на плантациях – убираем хлопок, пока не сядет солнце.
- Юморист, типа? – постовой снова вытянул шею. – А кто это там в кресле дрыхнет? Тоже технический персонал?
- Это свидетель, - пояснил Аркадий Саныч.
- Свидетель чего?
- Он забыл.
- А ты – тоже свидетель?
- Нет, я повар.
- Ну нифига себе! – возмутился Жигули. – Вечно жалуются на проблемы с финансами, а у самих личный повар! Может, у вас там еще и дворецкий есть?
- Не у всех, - заверил Сазон.
- Хорошо устроились! А что там эта мелкая рыжая, которую Таран с собой забрал, - приткнули куда? Шума от нее было больше, чем от прочих баб, вместе взятых!
- Она у его дочки сейчас живет, тоже на свадьбе сегодня.
- Вот как? – Жигули ухмыльнулся. – А тебя чего туда не взяли? Недостоин?
- А с чего им меня туда брать?! – рассердился Сазон. – Я им кто?! К тому же, у меня ответственное задание!
- А внешника чего не взяли?
- У него на свадьбы аллергия.
Новозахарьевский постовой хохотнул, тут в постовой зал ввалился Дягин и, оглядев всех, в том числе и ноутбук, с подозрением, произнес:
- Так, ну я все выяснил! Посылка ваша тут, но ее еще не открывали. А вы до завтра подождать не можете?
- Я и до сегодня не очень ждать могу! – возмутился Жигули. – Давайте, открывайте!
- Ладно, я получил соответствующее разрешение. Она стоит в комнате отдыха, - внешник кивнул молодому баламуту. – Сазонов – за мной! Остальным – не двигаться с места!
- Особенно мне? – фыркнул ноутбук, и Кира Казимировна закатила глаза. – Ты такой же нудный, как и наши внешники!
- Я все слышу! – предупредил Дягин, направляясь к лестнице в компании Сазона. Поднявшись в комнату отдыха, они остановились, глядя на здоровенный ящик, стоявший неподалеку от телевизора, после чего внешник негодующе сказал:
- И это – посылка?! Да это же целый контейнер! И как его открывать? Ты не знаешь, где они держат лом?
- А зачем он вам? – удивился Сазон, подходя к ящику и разглядывая его.
- Что за глупые вопросы, Сазонов?! Чтобы открыть кры… - Сазон, провернув верхние конечности, ухватился за крышку и с треском выдрал ее вместе с гвоздями, и внешник осекся, широко раскрыв глаза, потом, сделав шаг назад, возмутился:
- Я же просил предупреждать, если начнешь всякое показывать! А я знаю, что ты показывал – ты не мог такое сделать голыми руками… то есть, обычными голыми руками!
- Так я не вам показывал, а ящику, - фыркнул Сазон, откладывая крышку в сторону.
- Так, ты не умничай! – Дягин осторожно заглянул в ящик, где громоздилась целая гора упакованных папок, тубусов, тетрадей и журналов. – Господи, ну и как во всем этом искать его журнал?! Это ужасно неудобно! Я думаю, Сазонов, нужно выломать еще и одну из стенок.
- Если мы ее выломаем, тогда все это может вывалиться, - заметил Сазон.
- Оно вывалится под мою ответственность. Действуй!
- Как знаете, - Сазон взялся за верх ящика, и внешник поспешно попросил:
- Только не мог бы ты выломать ее так, чтобы потом можно было обратно приколотить? Ну, в смысле, аккуратно.
- Хорошо, - Сазон ухмыльнулся. – Михаил Александрович, я вам сейчас буду всякое показывать.
- Понял, - Дягин снова сделал шаг назад и разрешающе кивнул. Молодой баламут напрягся и медленно, осторожно выломал переднюю стенку ящика. Едва он убрал ее, как на пол с легким шелестом высыпалась часть содержимого контейнера, одна из упаковок треснула, и из нее высыпалось несколько папок, точнее, больше похожих на небольшие кожаные портфельчики с каплеобразными медными застежками и тонкими ремешками. Папки, судя по всему первоначально имевшие красно-коричневый цвет, были сильно потертыми, во многих местах их покрывали трещины и разрывы, а излохмаченные ремешки истончились до такой степени, что теперь были не толще пергамента. На одной из папок темнело большое бурое пятно, выделявшееся на белесых потертостях кожи, и Сазон посмотрел на него с неким благоговейным страхом.
- Ничего себе, дыхание древности! – он протянул руку к портфельчику, и Дягин, уже принявшийся деловито рыться в содержимом контейнера, недовольно произнес:
- Ну вот кто так упаковывает, тоже мне!.. Так, Сазонов, не трогай секретные документы руками!
- Откуда вы знаете, что они секретные? – Сазон отдернул руку, продолжая заинтересованно разглядывать портфельчики.
- Это совершенно очевидно! Не говоря уже о том, что это явный раритет! Этим папкам лет сто, может двести!
- А вы знаете, что первая папка, как таковая, была изобретена в конце девятнадцатого века? В любом случае, раз это раритет, нельзя, чтобы они просто так тут валялись. Я переложу их на стол.
- Разрешаю, - пророкотал внешник из ящика, - но не вздумай ничего свистнуть! Я за тобой слежу!
- Я же не крыса, Михаил Александрович!
- Да, но ты можешь сделать это из любопытства, что-нибудь поломаешь, или перепутаешь, или узнаешь то, что тебе знать не положено, начнешь об этом болтать, и в результате снова начнется какой-то бардак, еше и под моей ответственностью!
- И как вы сами себя понимаете?
- Понимать самого себя в мои обязанности не входит! – отрезал Дягин и чихнул, отчего в воздух взлетело облачко пыли. – Господи, хоть бы протерли! Они понятия не имеют, как обращаться с документами! Руки пообрывать за такое надо!.. Так, Сазонов!
- А? – отозвался Сазон, с предельной осторожностью собирая раритетные папкопортфельчики.
- Ты ничего не слышал!
- А я и не слышал, Михаил Александрович… Интересно, что там внутри?
- Не сметь это выяснять! И не забывай, Сазонов, ты еще не полноправный сотрудник поста, вот и веди себя соответственно!
- А вы – вообще не сотрудник поста! – огрызнулся баламут. – И чего вы меня до сих пор по фамилии называете? Я вот вас – по имени-отчеству. Это вы в знак презрения или превосходства? Или я у вас до сих пор подозреваемый?
- Ты подозреваемый в наглости и излишнем любопытстве, - пробурчал внешник. – А что плохого в собственной фамилии?
- Я уже объяснил. Вам там в контейнере плохо слышно? Меня Артем зовут. Чаще – Тема.
- Это уже фамильярность.
- Артем Федорович.
- Ни за что! – запыленный Дягин вынырнул из недр контейнера, с победоносным видом держа большую темно-зеленую тетрадь. – Думаю, это она!
- Точно? – Сазон понюхал свою ношу и сдвинул брови. – Что там написано?
- Запретили же читать!
- И как вы что-то расследуете, если ничего не читаете?
- Значит так, - внешник встал, - во-первых, сейчас никакого следствия не ведется! А во-вторых, Сазо… хм… Артем…
- У вас очень хорошо получается, - одобрил Сазон.
- Знаешь что, - вспылил Дягин, - ты договоришься, что я тебе дам по шее и запишу это, как служебную необходимость! – он покосился на руки баламута. – Слушай… а ты вообще как выглядишь?
- Хорошо выгляжу, Михаил Александрович.
- Ты понимаешь, о чем я!
- Не, не понимаю, - баламут ухмыльнулся.
- Хорош придуриваться! Я попросил у Ромы рисунки ваших сутей посмотреть, а он мне сказал: «Меньше знаешь – веселей компания».
- Ну так все правильно он вам сказал, - Сазон пожал плечами. – Зачем вам знать, как мы выглядим под масками? Чтобы, сидя с нами сутки, постоянно из-за этого нервничать?
- А так я нервничаю из-за того, что не знаю!
- Уж поверьте, это намного лучше. Я бы предпочел тоже всего этого никогда не знать.
- Хм… м-да… Так, - Дягин встрепенулся, - почему ты еще не сложил секретный раритет на стол?!
- Да кладу, кладу… - Сазон всмотрелся в верхнюю папку. – Тут какие-то знаки, но почти ничего не разобрать… и цифры… Один и восемь… вроде восемь… Ух ты, может, это тысяча восемьсот какой-то год?!
- Какая разница, нас это не касается! Все – вниз!
Когда они спустились, Дягин продемонстрировал тетрадь ноутбуку, и Жигули удовлетворенно кивнул.
- Она, слава богу! И Шмель еще смел верещать мне, что он тут не при делах!
- Отнести на почту? – спросил внешник.
- С ума сошел?! Чтобы я получил ее года через два?! Нет, я сейчас свяжусь с нашими почтальонами, они пришлют кого-нибудь к вечеру. Меня наберут, я дам подтверждение… - взгляд Жигули уплыл чуть правее. – А, нет, это не мое, это мне не надо.
- Что? – Дягин повернул голову и узрел в руках Сазона один из кожаных портфельчиков. – Так, я кому велел ничего не трогать?!
- Неужели вам не интересно?! – изумился молодой баламут.
- Какая разница, интересно мне или нет, - это секретные документы!
- Их явно никто не открывал лет сто!
- Вот именно! – внешник нахмурился. – Но если их так давно никто не открывал, как вы вообще поняли, что это часть… ну часть тех архивов, о которых вы сказали?
- Шмель отправлял, мне откуда знать? – Жигули небрежно пожал плечами. – Может, и тут напутал? Щас позвоню этому олуху!.. а, черт, он же здесь! Щас! – новозахарьевский постовой исчез, а прочие наклонились, с любопытством разглядывая портфельчик, который Сазон положил на столешницу.
- Старинная вещь, - с уважением произнесла Кира Казимировна. – Девятнадцатое столетие… наверное, середина…
- Я видал похожую, - Всеволод осторожно дотронулся до папки кончиком пальца. – Варвара… главная долины приносила как-то справить… замочек сломался, не открывалась, а взрезать жалко было. Только у той кожа была покачественнее, да и хранилась явно лучше. Пылищи!
- Сейчас тряпочку подберу, - Татьяна Алексеевна поспешно заковыляла прочь, и внешник вознегодовал:
- Так, подождите! Мы трогать эту вещь вообще права не имеем! К тому же, от вытирания она может рассыпаться!
- Я так понял, главным является ее содержимое, - заметил Аркадий Саныч.
- А на содержимое смотреть запрещено!
- Короче, - вернувшийся Жигули плюхнулся на свое место, - Шмель сказал, что он все правильно отправил, все это было в помеченном ящике, но тот развалился, когда он его вскрывал.
- И это столько лет у вас в архиве валялось – и вы даже не соизволили взглянуть?! – Сазон широко раскрыл глаза. – Это же история!..
- Слышь, малый, мне и настоящего по уши хватает, когда мне заниматься историей?! В любом случае, это ваше – сами и разбирайтесь, а у нас куча дел!
- То есть, вы разрешаете с этим разбираться? – вкрадчиво спросил Сазон.
- Ну а я чего сказал?!.. – Жигули, вытаращив глаза, наклонился вперед и погрозил с экрана пальцем. – А-а-а! Не прокатит! Спрашивай свое начальство!
- Я сегодня начальство, - напомнил Дягин, - и я запрещаю! Немедленно верни папку к остальным!
Сазон, насупившись, неохотно приподнял портфельчик со столешницы, попутно зацепив большим пальцем замок, тот неожиданно распахнулся, и часть разнообразных пожелтевших от времени бумаг высыпалась на столешницу с громким сухим шуршанием, словно прошлогодние листья. Кира Казимировна ахнула, а вернувшаяся с тряпкой уборщица покачала головой.
- Вот криворукий, собирай теперь! – недовольно велел ноутбук.
- Извините, - пробормотал молодой баламут, и Всеволод, потрогав пальцем замочек, хмыкнул.
- Не открылся бы он так запросто. И ремешки распущены. Ты еще пока сюда нес, разобрался, а? Нехорошо!
- Тема, о чем ты думал?! – негодующе воскликнула почтальонша. – Старые бумаги очень хрупкие! Они могли повредиться! Видишь, в каком они состоянии!
- Состав преступления налицо! – торжествующе констатировал внешник.
- Да какого преступления – пацан просто любопытный, - сказал повар.
- Это не то место, чтобы быть любопытным! – сурово отрезал Дягин, и тут Татьяна Алексеевна присоединилась к преступному сообществу в лице Сазона, неожиданно протянув руку и схватив один из листов.
- Ой, что это за ужасть?!
Она развернула листок к остальным, и Дягин скривился, с отвращением разглядывая нарисованное чешуйчатое существо с длиннющим змеиным телом и головой саргана, свернувшееся в несколько колец. Его вытянутые челюсти были распахнуты, демонстрируя частые острые зубы, а бока покрывали острые короткие шипы. Единственный видимый круглый глаз казался непропорционально большим для столь узкой головы. На нижнем крае листка была сделана едва заметная надпись, и Сазон, почти уткнувшись в нее носом, прочитал:
- Согласно общим наблюдениям предположительно пятьдесят… пятьдесят футов, - он тут же защелкал клавишами ноутбука. – Пятьдесят футов – это больше пятнадцати метров!
- Что больше пятнадцати метров?! – нервно вопросил внешник. – Вот эта зубастая штука больше пятнадцати метров?! Что за ерунда – разве бывают такие огромные хищники?! Это ведь хищник нарисован, да?! Как по мне, это какой-то динозавр! А динозавров с меня хватит! В любом случае, как я понимаю, все это произошло очень много лет назад – и все умерли! И слава богу!..
- Нехорошо так говорить, - осуждающе заметила Кира Казимировна, - и это не может быть хищник. Даже вывернутые не бывают такими огромными!
- Видел я как-то вывернутого! – сердито сказал Дягин. – И мне это совершенно не понравилось. Он сожрал мои документы! И мое личное оружие! Мне потом такое было!..
- Из-за чего вы там так раскричались?! Покажите! – потребовал Жигули, и Татьяна Алексеевна поднесла листок к экрану. – Фу, гадость какая! – зачем вы мне это показали?! Не понимаю – мы же вам документы из архива отослали, а это что за зоофантазии? Это точно не рисунки сутей. Там есть еще такое?
- Разрешаете посмотреть? – обрадовался Сазон.
- Так, подождите, - встрял Дягин, - если это секретные документы…
- Секретные документы? – с сомнением переспросил новозахарьевский постовой. – Как-то не очень похоже. Так что там еще есть?
- Много чего… - молодой баламут принялся аккуратно перебирать содержимое кожаного портфельчика, а Дягин забрал у уборщицы рисунок чудища и начал его разглядывать.
- Бумага явно очень старая, но я не могу понять, чем это нарисовано? Вроде бы не чернила…
- Похоже на чернографитный карандаш, - сказал Аркадий Саныч.
- Разве он может держаться так долго? Разве он не должен был давно стереться, осыпаться? – удивился внешник. – Посмотрите, многие линии очень четкие до сих пор…
- Все зависит от условий хранения, - повар пожал плечами, - но, если честно, я в этом не разбираюсь…
- Смотрите! – Сазон извлек из портфельчика подобие большого черного кожаного блокнота, некогда перетянутого резинкой, которая, теперь лопнувшая, намертво приклеилась к обложке. – Похоже, это чьи-то записи! – он бережно открыл блокнот и посмотрел на форзац. - Не очень разборчиво, но можно понять!.. Тут написано «Строгин Е.М.» - видимо, это его дневник. А ниже фамилии стоит «А» в кавычках… точнее, я думаю, что это кавычки, хотя они какие-то странные.
- Покажи! – снова потребовал Жигули. – Хм, что-то знакомое, - он повернулся и заорал: - Шмель, ты еще здесь?! – в ответ раздалось раздраженное ворчание. – Что значит «частично»?! – иди сюда, нужна консультация!.. Ну ты же архивами занимаешься!
Через полминуты на экран рядом с лицом Жигули выплыла чья-то предельно заросшая физиономия, блеснув очками в сторону собеседников крайне неприветливо, и Дягин посмотрел на обильную растительность на лице Шмеля с ностальгией.
- Чего надо?
- Вон! – Жигули ткнул пальцем в экран. - Глянь туда! Это там, под фамилией, - то, что я думаю?
- Не знал, что ты умеешь думать, - проворчал волосатый Шмель и прищурился. – Ближе! – Сазон придвинул блокнот вплотную к экрану. – Да не настолько!.. Ну да, два косых креста с точкой… второй еле разобрать. Это не кавычки и точное значение этих символов я не знаю, разве только то, что они вряд ли имеют отношение к христианству. Вероятно, все вполне себе примитивно – схематичное изображение черепа и скрещенных костей… хотя тоже спорно. В любом случае, во времена Канцелярии до первой мировой так отмечали группы жандармов.
- Кого? – удивился Сазон. – То есть, в смысле, полиции до революции?
- У гончих эти должности задержались почти до девяностых, и жандармы были до постов, - пояснила Татьяна Алексеевна. – Точнее, до гончих войн, я даже знавала парочку и одного пристава, а уж городовых без счета…
- Я тоже, - кивнула Кира Казимировна. – Тогда совсем другие были времена… и не могу сказать, что я о них сожалею.
- Понятно, но что такое группа «А»? – жадно спросил Сазон.
- Ликвидаторы и следователи, - важно сообщил Шмель. – Их направляли на уничтожение вывернутых, опасных гончих, ведение серьезных дел, на которых не допускалась массовость, - они, как правило, работали в одиночку. И имели право на уничтожение без всякого суда. Серьезные мужики были, короче. Жандармы группы «Б» работали на постах – обычные следователи. Когда появился Комитет, часть полномочий перешла к группе «Б», а постовые следователи стали группой «В».
- Хм, - сказал Дягин, - у нас тоже не сразу поймешь, где кто и чего делает. Но если это личные записи жандарма группы «А», значит, точно секретные!
- Были когда-то, - небрежно бросил Жигули. – Все, на кого эти секреты могли как-то повлиять, давно в могилах.
- Я бы не был в этом так уверен, - заметил Шмель.
- В этом блокноте листки не скреплены, - Сазон аккуратно приподнял верхнюю страницу, - и, похоже, это часть их и высыпалась. Но он нумеровал страницы… Смотрите, вот тут на верхней написано… правда с «ятями» и «ерами»… но, в целом, понятно… «26 сентября 1897 года я поднялся на борт парохода «Прекрасный Голубой Дунай», согласно полученным указаниям. В Нижний Новгород мы должны прибыть через шесть дней…»
- Ты прочитал без «ятей», – уточнил Дягин.
- Михаил Александрович, - иронично сказал баламут, и Аркадий Саныч хихикнул, а Семафорыч громко всхрапнул во сне, и Коктебель, все еще пытавшийся изучить его распахнутую ротовую полость, отдернулся.
- Если рисунки принадлежат этому жандарму, у него явно были проблемы с головой, - Жигули подпер подбородок ладонью, и Шмель сделал то же самое. – Вероятно, в этом блокноте не столько описание его расследования, сколько история развития его психического расстройства… хотя… группа «А»…
- Вполне возможно, навыки группы «А» были сильно преувеличены, - Шмель зевнул.
- Странное название для парохода, - Аркадий Саныч заглянул через плечо Сазона. – Тогда суда чаще всего называли либо именами всяких дриад и нереид, либо в честь литераторов, либо всяких царственных особ. Например, «Граф Лев Толстой» или «Великая княжна Ольга Николаевна». Я не слышал о пароходах, названных в честь вальсов.
- В то время было немало пароходных сообществ и частных судоходных компаний, - снисходительно сообщил Шмель, - а судов и вовсе дофига! И со странными названиями тоже.
- Я не нашел такого парохода, - сказал Сазон, щелкая клавишами.
- Его могли перепродать, перестроить и переименовать раз сто! Или списать, и он давно сгнил где-нибудь. В конце концов, он мог утонуть. Это было больше века назад. Какая-то информация могла затеряться. Или ее могли затерять…
- Секретная! – обрадованно встрепенулся внешник. – Я про такой пароход тоже никогда не слышал… правда, я ими никогда особо не интересовался…
- А я интересовался! – с нажимом произнес повар. – И тоже про него никогда не слышал. Это было пассажирское или грузопассажирское судно?
- А какая разница?
- У грузопассажирского больше шансов затонуть – при перегрузке, например, сильном ветре и плохо задраенных нижних иллюминаторах.
- В любом случае, все это никак не объясняет нарисованное зубастое чучело длиной в пятнадцать метров, - Жигули поджал губы. – И рисунок сделан качественно, детально, его рисовали явно не в панической спешке. Это вполне может быть работа жандарма.
- Я слышал, тут когда-то водился огромный сом-людоед, - задумчиво произнес Дягин. – А сом мог бы потопить пароход? Ну, просто, может, в те времена сомы были побольше.
- Не настолько, - фыркнул Сазон, - да он и не похож на сома. Это, скорее, какой-то змей. Слушайте, самый простой способ узнать, что случилось, - это прочитать дневник этого жандарма. Только сначала собрать все страницы и рисунки и сложить, как надо. Ну чего – ну интересно же! Гончее расследование конца девятнадцатого века!
- Какой смысл? – Дягин сделал скучающее лицо. – Никого уже не посадишь!
- Я бы не был в этом так уверен, - повторил Шмель. – Если тут замешаны гончие и хищники, они вполне могут быть еще живы. Но вряд ли тут что-то интересное. Пароход затерялся в реестре судов, жандарм поймал какого-то очередного хищника и съел его, а в ходе охоты заработал душевное расстройство. Таких историй – вагон и маленькая тележка! Хотя если вам так охота с этим возиться – пожалуйста.
- Я могу даже послушать начало, - великодушно сообщил Жигули, - хотя это наверняка будет очень скучно. Когда я засну – вы сразу поймете.
- Я тебе помогу, Темочка, - Кира Казимировна окончательно отложила свое вязание и принялась осторожно перебирать пожелтевшие листки. – Вдруг это действительно захватывающая история.
- С драками! – воодушевленно предположил Всеволод.
- И с хорошим обедом, - добавил Аркадий Саныч.
- И чтоб про любовь и страсти всякие! – потребовала Татьяна Алексеевна.
- И пострашнее чтоб было, - сказал Жигули, - хотя все равно засну.
- И чтоб никаких котов, - мрачно произнес Дягин, поглядывая на Коктебеля. – Ну вот вообще ни одного! И хотелось бы, чтоб все законно, но, я так понимаю, в девятнадцатом веке с этим все было еще хуже.
- Вроде уже везде отфоткались? – с надеждой спросил Манул и потянул с плеч давно расстегнутый пиджак, но, наткнувшись на взгляд своей слегка запылившейся супруги, вернул пиджак на место. – Не, все очень здорово, только очень уж жарко!
- Практически – только причал остался, - Ромка, сдвинув на затылок свою голубую шляпу, сделал знак Тиче, и громадная гончая с уже привычной сноровкой унесла с берега пруда фортепианную банкетку с безпиджачным и слегка нетрезвым Скворцом, а следом грузчики уволокли нагревшееся пианино, и колыхавшаяся на поверхности пруда лебединая стая дружно вытянула шеи, провожая их недоуменными взглядами, а еще несколько фотографировавшихся тут же свежепоженившихся пар недовольно загалдели. – Спокойно, граждане, это наш бумбокс, надо было приезжать со своим! Пашка, - Ромка кивнул пантерьей гончей на Даньку, которому сегодняшняя жара явно была нипочем, - он с бешеным энтузиазмом носился вокруг пруда, снимая всех с разных ракурсов, - приглядывай за оператором, а то еще куюкнется к лебедям вместе с камерой.
- А что на причале-то? – удивился Манул.
- Там романтично, - пояснила Генриетта. – Это там, где лодочки и катера, у Димы там тоже причал. Я видела фотографии оттуда – они получаются такими светлыми!
- Хм, ну, раз так, надо сгонять, конечно, - согласился Манул, и все гости, кроме таевской свиты, незаметно облегченно переглянулись. Руся пихнул локтем Индейца Джо, кивая на хихикавших вокруг Тая девиц.
- Ну что?!
- Рано, - рассудительно отозвалась лисья гончая.
- А теперь-то чего рано?! – возмутился Руся. – Они уже бахнули! Мы тоже! А Тай все время на Юлькину флейтистку отвлекается, хотя его уже несколько раз предупредили, что за этот Розмарин ему все ноги переломают! Между прочим, две таевские девчонки начали как-то нехорошо на Скворца поглядывать.
- Думаешь, он настолько впечатлил их своим бренчанием, что они на него запали? – встревожился Индеец Джо.
- Ну, это вряд ли. Думаю, они хотят его свистнуть и включать у себя на вечеринках.
- Хорошо, что я взял с собой банджо, - задумчиво произнес Индеец Джо. – Может, они захотят свистнуть и меня?
- Банджо – не свадебный инструмент, - пробурчала волчья гончая.
- Пара банкетных тостов – и станет свадебным.
- Все, по машинам! – зычно крикнул Ромка. – Собирайте детей, где они все опять?!
- Может, ну их? – предложил один из внуков Тартарыча. – Я устал за ними гоняться!
- Внучата! – сладко заголосил Максим Тимофеевич, поправляя очки. – Идите сюда, деда чего-то вам даст!
- По попе как следует, - проворчал Барик. – Чего они так носятся? Дети на мероприятиях должны ходить строем, чтобы их было отовсюду видно!
- Тебя именно так и воспитывали? – ехидно спросила Паша. – Посмотрю я на тебя, когда у тебя будут свои дети!
- Это я на тебя посмотрю!
- Зачем Пашке еще один ребенок? – удивился Индеец Джо, и пробегавший мимо с камерой Данька зло глянул на него желтыми глазами, а Руся двинул приятеля в спину.
- Отстань уже от Летчика! Нормальный парень! Ну, может и инфантильный немного, зато боевой! Хочешь узнать его с этой стороны?
- Хочу узнать, как долго ты учил слово «инфантильный». А ты, Барик, лучше б помог мелких собирать – ты же один из немногих, кто пока за рулем, хоть отвлечешься от своей трезвости!
- Тебя забыл спросить, что мне делать! – огрызнулась леопардовая гончая, надвигая шляпу на нос.
- Когда свадьба? – вкрадчиво спросил Индеец Джо.
- Иди ты – знаешь куда?!
- Мне одному туда идти страшно.
- Возьми с собой Русю.
- Я в такие места не хожу! – сообщил Руся. – Ну, разве если только ты будешь проводником. Ты в таких местах явно бываешь постоянно.
- Клоуны! – буркнул Барик и отвернулся, а Руся пожал руку Индейцу Джо.
- Поздравляю с получением нового титула!
- Мне эти титулы уже записывать некуда! – проворчала лисья гончая. – У меня за всю жизнь в Можайске меньше титулов было, чем я тут за пару лет понаполучал!
- Щас еще один будет! – прогудел Тича, сгребая обоих! – Сказано же – по машинам!
Манул усадил на диванчик «хаммера» свою жену, действуя с предельной осторожностью и по отношению к Генриетте, и к ее платью – русалка наотрез отказалась кататься по городу на лимузине, предоставив его в полное распоряжение подружек, - в «хаммере» ей было уютней, как, впрочем, и самому Манулу. К этому с пониманием отнеслись все, кроме Дарьи, считавшей, что шлейф нужно держать везде, в том числе и в машине, и негодующую юную гончую с трудом утихомирили. Кое-как собрав разбежавшихся по парковым окрестностям малолетних участников церемонии, свадебный кортеж с бибиканьем и улюлюканьем двинулся дальше, и Генриетта милостиво сказала:
- Знаешь, Арик, все-таки, я думаю, пиджак уже можно снять – для фотографий на причале подойдет и жилетка.
- Ой, слава богу! – обрадовался Манул, поспешно сдергивая с себя пиджак. – Нет, он классный, просто уже хоть выжимай!.. – он покосился на Ромку в зеркало обзора. – Слушай, Ром, а чего это у тебя с лицом?
- А что у меня с ним? – удивился Ромка.
- Какой-то оно у тебя странное стало. Ну вот будто бы в тебя сейчас кирпичом запустят, но ты пока в этом точно не уверен.
- Что за глупости, Манул?! – сердито сказал Юля.
- Вот! – Манул обвиняюще вытянул руку. – Теперь и у тебя такое лицо стало! – он посмотрел на жену. – И у тебя тоже! Вы что-то задумали?
- А какой смысл, Арик? – улыбнулась Генриетта. – Подпись-то ведь ты уже поставил.
- Ну да… то есть, при чем тут это, я же сам хотел, меня никто не заставлял! Просто… у меня такое странное ощущение…
- Это просто остаточная нервозность, - пояснил Ромка. – А еще у тебя свадебно-пиджачное перегревание, вот и наложилось.
- А разве такое бывает?
- Да сплошь и рядом!
- Хм, ну ладно, - Манул успокоился, держа Генриетту за руку и внимательно разглядывая их обручальные кольца. Кортеж миновал треть города на устрашающей скорости, впрочем, дисциплинированно притормаживая на светофорах, после чего, свернув на узкую тихую улочку, спустился к реке. Сердитый седовласый человек открыл перед кортежем ворота, увешанные множеством упреждающе-запрещающих табличек, и, поочередно указав на лимузин и грузовик, предупредил:
- Вот этого тут не надо.
- Понятное дело! – Ромка, высунувшись в окошко, махнул водителю лимузина, после чего завел «хаммер» в открытые ворота и обернулся. – Манул, вы пока сидите тут, хорошо?
- Все-таки, что-то задумали, да? – встревожился Манул.
- Самую малость, - Ромка выскочил из машины и, оббежав ее, вынул из салона Юлю. Прочие принялись извлекать из лимузина его галдящее и слегка пьяное содержимое, мимо охранника грузчики протащили пианино, и тот посмотрел на него так, словно видел подобное каждый день. Летчик тщательно снял оба этих процесса, после чего встал неподалеку от «хаммера» и нацелился камерой на окошко.
- Гера, - Манул повернулся к жене, хранившей безмятежное выражение лица, - ну ты-то ведь знаешь, в чем дело?
- Арик, неужели ты считаешь, что твои друзья могли придумать для тебя какую-то гадость?! – обиделась русалка.
- Ну нет, конечно. Только тогда почему они выглядят именно так?
- Просто тебе так кажется, потому что ты опасаешься сюрпризов.
- Ну, - Манул ухмыльнулся, притягивая Генриетту к себе, - все твои сюрпризы мне понравились.
Тут дверца с его стороны распахнулась, в салон просунулась Ромкина голова и сказала:
- А теперь, Мануляра, закрой глаза!
- Кому? – удивился Манул. – Ром, погоди, я думал, сегодня, все-таки, будет выходной! Да и Гера же тут…
- Генриетта, - Ромка призывно кивнул, - разберись со своим благоверным!
- Арик, милый, - русалка выхватила откуда-то голубой шелковый шарфик, - давай я завяжу тебе ненадолго глаза для сюрприза…
- Мы будем играть? – удивился Манул. – Не, Гер, я, конечно, не против… но, может, мы поиграем там, где есть кондиционер или хотя бы штук двадцать вентиляторов…
- Арик, - Генриетта чуть сдвинула брови, - я ведь теперь твоя жена, и ты должен меня слушаться!
- А не наоборот разве?
- Нет, если муж хороший. Вот Рома же слушается Юлю.
- Она тоже меня слушается, - заверил Ромка. – Иногда. Очень иногда. Кажется, последний раз это было на Пасху… Давай, Мануляра, люди нервничают!
- Люди хотят, наконец, выпить! – гаркнул из толпы Барик, и Манул, вздохнув, наклонился, и русалка завязала ему глаза шарфиком, после чего Ромка помог другу выбраться из машины и повел за собой под полившуюся над причалом увертюру Дунаевского «Дети капитана Гранта», которую самозабвенно исполнял водруженный вместе с пианино в начале причала Скворец, попутно жадно глотавший холодную минералку из поднесенной Русей бутылки, которую волчья гончая сунула ему горлышком в рот.
- Вы хотите меня куда-то скинуть? – настороженно осведомился Манул, шаря перед собой и по сторонам свободной рукой. – Ну это так себе сюрприз, я вам скажу!
- Стоять! – Ромка придержал его, потом слегка развернул, и Генриетта, привстав на цыпочки, сдернула повязку с глаз мужа. Манул несколько раз моргнул и, чуть приоткрыв от восхищения рот, уставился на возвышавшийся перед ним установленный на стапельную тележку семиметровый белоснежный катер с красной полосой по ватерлинии. Ветровое стекло сверкало первозданной чистотой, серебристые поручни ослепительно сияли на солнце. Катер выглядел предельно нетерпеливо, он казался устремленным к воде и чудилось, что он вот-вот слетит с креплений, промахнет причал и умчится прочь в веерах брызг, безжалостно полосуя сонную желтоватую реку.
- Эх, - вздохнул Манул, - вот это игрушка! А зачем вы мне его показываете?
- Все-таки, хоть ты и начитанный стал, но все такой же медленный, - со смешком произнес Бедуин. – Это твоя игрушка. Подарок на свадьбу – от всех, кто тебя любит и ценит.
- Что? – недоверчиво спросил Манул, потом осторожно протянул руку и, дотронувшись до белоснежного борта катера указательным пальцем, округлил глаза и глубоко вздохнул, но его брови тут же съехались к переносице, и Ромка встревоженно шепнул Юле:
- Сейчас начнется!
- Так, что-то я не понял! – Манул повернулся, внимательно оглядывая всех присутствующих. – Я цены на такие штуки знаю – и они прям занебесные! Это ж такие деньжищи, а вы… - его взгляд уткнулся в слегка порозовевшую Генриетту, и русалка внезапно свирепо топнула ногой по доскам причала, а Дарья, уже снова державшая ее шлейф, подпрыгнула.
- Да! Да, я продала дурацкое кольцо, ну и что?! Ты не раз говорил, что я могу делать со своими бриллиантами, что захочу, вот я и сделала! По-моему, это превосходное вложение денег! Только не вздумай опять становиться в позу и кричать, что не возьмешь денег от женщины, потому что в этот катер вложены не только мои деньги! Мы купили его все вместе! И если ты от него откажешься, то обидишь не только меня, но и абсолютно всех своих друзей! Даже детки в него денежку вложили из своих накопленных – и Гелечкины с Димой близнецы, и Стасины Леша со Славой, и Толина Лана – ведь все давно знают, как сильно дядя Манул хочет себе катер!
- Это… - Манул, запнувшись, потер правый глаз и посмотрел на подарок, - я… ну я прям не знаю, что сказать…
- Просто скажи, как ты рад и как сильно он тебе нравится.
- Нравится?.. Да он офигенный, это лучший в мире катер! Он прямо точь в точь как… я всегда… только что же это получается? Свадебный подарок ведь для обоих должен быть, а это для меня – да еще и от тебя тоже…
- Так он и для меня, Арик, - Генриетта широко улыбнулась. – На нем ты разведаешь какие-нибудь чудесные места и будешь возить меня туда на рыбалку! И на пикники! И можно будет брать с собой друзей! Это будет так весело! Я очень люблю, когда весело!
- Восемь человек запросто влезут! – деловито сказал Ромка. – Но если нужно будет отвезти всех, то сначала везешь самых достойных, а потом уже всех остальных.
- Какая жалость, что Тай вообще не поедет, - заметил Индеец Джо, и тигриная гончая посмотрела на него с царственным презрением. – Ну а что – вряд ли места, которые разведает Манул, кто-то пылесосил и протирал, а у тебя нормального шмотья для пикников нет – сплошь Италия. А возить Летчика нет смысла.
- Чего это?! – тут же обиделся Данька. – Я люблю возиться!.. то есть, кататься! Я вообще летать над рекой не собираюсь! Я вам что – чайка?!
- Так что скажешь? – осведомился Валентин слегка нервозно, и Манул, глубоко вздохнув, снова осторожно потрогал катер.
- Я скажу, что это – самый лучший в мире подарок! – искренне ответил он. – Я столько слышал тут про места, где хорошо щука берет, но своим ходом туда добираться… а машиной не вариант! Я теперь… да я теперь… да мы все вместе как!.. – Манул притянул к себе Генриетту и посмотрел на нее задумчиво. – А ты, оказывается, очень хитрая.
- На какую хитрость не пойдешь, чтобы любимый муж был счастлив, - русалка обвила руками его шею. – А ты счастлив – я вижу! Мы с тобой поднимемся на борт этого замечательного катера и отправимся наводить порядок в бестолковом королевстве!
- Это уж точно! – Манул обвел всех взглядом. – Спасибо вам! Всем вам! Он точь в точь, как я хотел! Эх, сколько раз он мне снился! Он обалденный! Да я бы прям сейчас…
- Уверен, что тебе не терпится опробовать его в деле, - с улыбкой сказал Сергей, - но, полагаю, для этого лучше выделить отдельный день.
- Еще бы, - поддержал его Ромка, - мы торжественно спустим его на воду и кокнем об него бутылку шампанского – кстати, Манул, твоей яхте будет нужно название! До дня спуска надо будет придумать и написать!
- Вот задачка! – Манул почесал затылок. – Так сразу в голову ничего не приходит! Странно – я столько о нем мечтал, но в мечтах почему-то у него никогда не было названия.
- Назови «Александр Македонский», - предложил Барик.
- Зачем? Я ничего завоевывать не собираюсь.
- Тогда назови «Буцефал», - сказал Индеец Джо.
- А это еще кто?
- Конь Александра Македонского.
- Еще в честь его собаки предложи назвать! – рассердился Манул. – Название должно быть красивым и суровым.
- «Гроза Волги», - со смешком бросил Бедуин.
- С дождем или с градом? – осведомился Ромка. – Судя по сегодняшней погоде, актуальней было бы «Самум Волги».
- Полагаю, Аристарх сам разберется, как ему лучше назвать собственный катер, - лениво произнес Жулан.
- Можно назвать «Апполинарий Великий» - в честь Скворца, - Ромка протянул руку в направлении пианино, и гончая ласка, не прерывая мелодии, удивленно обернулась.
- Кто такой Апполинарий Великий?
- Дык это ж в твою честь – ты и должен знать.
- Думаю, я все разложил правильно, - Сазон бережно обеими ладонями подвинул старинный блокнот на середину столешницы. – Кто будет читать?
- Сам и читай, раз уж начал разбираться, - велел ноутбук. – Да и голос у тебя, вроде, не противный.
- Спасибо за доверие, дядя Жигули, - ухмыльнулся баламут.
- Ты дотрындишься, племянничек! – проворчал новозахарьевский постовой, и Дягин посмотрел на Сазона с хмурой задумчивостью.
- Так, Сазо… Артем, я так понимаю, что пока ты все складывал и разбирался, то читал всякие отрывки и смотрел всякие рисунки?
- Ну да, нумерация не везде разборчиво…
- Никаких спойлеров в ходе повествования, понял?!
- Понял, но я, в общем-то, ни на что особенное и не натыкался…
- Что такое «спойлеры»? – настороженно спросил Всеволод.
- Когда тебе заранее говорят, чем все закончится, - пояснил Шмель с экрана ноутбука. – Рушат всю интригу.
- За такое надо крепко бить! – сурово произнес огромный баламут. – Поленом очень хорошо.
- Это незаконно! – отрезал Дягин, и Аркадий Саныч, посмотрев на продолжавшего безмятежно дрыхнуть Семафорыча, спросил:
- Может, стоит его разбудить и выставить отсюда?
- Только если сам проснется, - отмахнулся внешник, - а то, если его разбудить, он начнет разговаривать, а я с ним не могу справиться, потому что чем ему страшнее, тем больше он говорит.
- Ой, да и хрен с ним! – Жигули недовольно покосился на своего коллегу. – А ты-то почему до сих пор здесь? Информацию дал – все, до свидания, дел нету, что ли?
- Есть, - невозмутимо ответил Шмель, - как и у тебя, но меня внезапно, так же, как и тебя, охватила неодолимая страсть к истории.
- То есть, тебе тоже влом что-то делать, да?
- Именно.
- Ладно, приступим, - Дягин подхватил ноутбук и, повернувшись, шагнул в сторону и ступил на прогибающиеся, изъеденные в некоторых местах толстые доски пристани. Сырой, пахнущий рыбой, крепким до першения в горле табаком и чем-то прогорклым воздух заполнился плотной какофонией звуков. Все обозримое пространство было завалено бочками, ящиками, тюками и огромными мешками, всюду сновали люди изумительно разнообразного вида, медленно катились телеги, запряженные тяжеловесными неопрятными лошадьми, распространявшими вокруг себя острый животный запах. Внешник окинул взглядом десяток индивидуумов, вкатывавших по сходням тачки с мешками и бочки на приземистое судно с массивной надстройкой и огромной трубой, оглядел целый лес грузовых стрел и хитросплетения тросов, плотно забитую судами акваторию порта и сказал:
- Ну порт я относительно узнаю, но где весь подотчетный мне район?
- Так его тогда ж тут еще не было, Михаил Александрович, - удивился Сазон, перепрыгивая через любезно оставленную чьим-то четвероногим транспортом навозную кучу. – Вон там немного домов мелких – и все. Город-то тогда был втрое меньше, чем сейчас.
- Грязищи! – заметила Татьяна Алексеевна почти со священным ужасом. – Что о себе думают все местные дворники?! Района, может, и не было, но дворники-то были.
- Я не вижу в этом бардаке нашего парохода, - проворчал ноутбук голосом Жигули. – Тут сплошь погрузочные работы, а где пассажирские суда? Нужно поискать неплохо одетых людей и стоянку такси.
- Вы хотите сказать, извозчиков, - уточнил Аркадий Саныч. – Думаю, мы находимся не в той части порта. Возможно, нам нужно туда, - он махнул рукой в ту сторону, где, намного правее, расположился нарядный зеленый дебаркадер с деревянными резными ограждениями и белыми колоннами. – Непонятно, почему изначально мы оказались здесь?
- Это очевидно, - Сазон важно кивнул на блокнот в своих руках. – Осмотр окрестностей. Мог попасться на глаза опасный хищник.
- Получается, он не знал точно, где его искать? – Всеволод посмотрел на криво возносящийся в воздух на тросах большой бесформенный, закутанный в брезент предмет и критично покачал головой.
- Может, он не знал, сколько их? – предположила Кира Казимировна. – Или знал, что хищник будет на определенном судне, и надеялся перехватить его до посадки.
- Но из этого ничего не вышло, - добавил Шмель из ноутбука. – Ладно, давайте туда, там как раз пришвартован какой-то пароход… пароходик, я бы сказал, - вообще я ожидал чего-то более внушительного.
- Смотрите! – Сазон взволнованно вытянул руку, указывая на шедшего впереди легкой упругой походкой человека, который в этот момент резко свернул, незаметно оглядевшись, и теперь казалось, что он направляется к дебаркадеру от небольшой площади, где стояло несколько извозчиков. В ту же секунду его походка изменилась, став ленивой и скучающей – теперь он выглядел так, словно вообще никогда не имел привычки торопиться и уж тем более прогуливаться по крикливой грязной рабочей пристани. Его темный расстегнутый пиджак из тонкой ткани легко развевался на ветру, на жилетке с растительным узором виднелась изящная золотая цепочка. В одной руке человек держал дорожный саквояж, в другой – шляпу с трубчатой тульей, охваченной черной тесьмой. Лицо идущего покрывал легкий загар, тонкие темные усики были слегка подкручены вверх, а густые чуть волнистые волосы имели природно-небрежный вид. – Это он! Евгений Строгин!
- Как-то слишком молод он для жандарма группы «А», - тут же усомнился ноутбук.
- Раньше взрослели быстрее, - Татьяна Алексеевна оббежала идущего жандарма, пристально его разглядывая. – А какой симпатичный!
- Так, вы этого знать не можете! – рассердился Дягин. – Он такого не писал, он лишь в общих чертах обрисовал свой внешний вид и указал возраст. Про то, как конкретно выглядело его лицо, здесь нет! В реальности он мог быть совершенно не симпатичный! Ну уж точно не симпатичнее кого-то из нас!
- И, тем не менее, я тоже уверена, что он симпатичный! – встала на сторону своей подруги Кира Казимировна. – Думаю, он похож на Венсана Переса времен девяностых, да, Таня?.. Ах, какой он был красавчик в «Индокитае»!
- Чтоб я знал, кто это вообще! – прорычал внешник.
- Да какая разница? – Сазон пожал плечами. – Ну хотят тетя Таня и тетя Кира, чтоб он был симпатичным – пусть будет, мне не принципиально. Вам не все ли равно? Главное, что тут случилось, и с чего вдруг этот парень, который пока кажется вполне разумным, начал рисовать пятнадцатиметровых динозавров.
- Вот именно. И вполне логично предположить, что жандармы группы «А» были людьми серенькими, незаметными, не привлекающими внимания – именно таким проще всего все узнавать.
- Жандармы группы «А», как правило, были людьми тренированными и физически развитыми, также образованными, умными и обаятельными, и могли чувствовать себя, как рыба в воде, в любом обществе, особенно высшем светском, - сказал ноутбук. – Так что сереньким и уродом он точно не был… хотя мне тоже не принципиально.
Молодой жандарм тем временем непринужденно смешался с неторопливо переходившими на дебаркадер прочими будущими пассажирами, попутно галатно предложив руку какой-то тучной даме в помощь преодоления нескольких ступенек. Его взгляд незаметно и осторожно бегал среди присутствующих, тщательно ощупывая каждого, и в глубине серых, кажущихся беспечными глаз то и дело мелькали почти незаметные синие вспышки.
- У него волчья суть, - важно сообщил Сазон, после чего добавил в ответ на приподнятые брови Дягина: - Как у Руслана Петровича… Ну, у Руси.
- Руслан Петрович постоянно говорит всякую ерунду, в частности суеверного характера, да и не очень он образован… Вряд ли бы его взяли в жандармы, - внешник негодующе вытянул руку. – Нет, ну что это у него за усы?!
- Тогда так было модно, Михаил Александрович, - пояснила Кира Казимировна. – А вашу неопрятную бороду и в то время бы не очень поняли.
- Не напоминайте про бороду – мне от этого грустно!
- Хищник! – Аркадий Саныч указал на стоящего у ажурного ограждения дебаркадера высокого господина злобного вида с трубкой в зубах и крошечными щелочками лиловых глаз. – А вон еще один, - он кивнул на невысокого толстяка, беспокойно озиравшегося желто-зелеными двузрачковыми глазами. – Но этот паук перенасыщен. Либо для него это предельно неохотничья поездка, либо он жаждет стать вывернутым. Но никто из них нашего Строгина явно не видит.
- Просмотреть жандарма группы А было еще сложнее, чем матерого отрядника, насколько мне известно, - пояснил ноутбук голосом Шмеля. – И уловить его внимание к своей сути было так же сложно. Скорее всего, они не узнают о нем и до конца поездки. Но, судя по тому, что я до сих пор не нашел никаких сведений о «Голубом Дунае», а личные записи жандарма попали в канцелярский архив, поездка эта вышла очень так себе.
- Вот черт! – вырвалось у Дягина. – Жека, держись! Мы с тобой!
Все, исключая Сазона, тут же посмотрели на него иронично, а ноутбук захохотал, попутно чем-то брякнув.
- Это сто двенадцать лет назад было, Михаил Александрович, - напомнила почтальонша. – Все уже произошло.
- Ну не для нас же! Так, Сазо… Артем, куда мы идем?
- Ну дык туда же, куда ж еще? – Сазон указал на громаду парохода возле дебаркадера – несмотря на презрительное высказывание Шмеля пароход действительно казался довольно большим, и длинная синяя с красной тенью надпись на борту «Прекрасный Голубой Дунай» выглядела новенькой. Внимательно посмотрев на надпись, внешник сказал:
- Он кажется новым… и в то же время не очень.
- Это пароход американского типа, - повар прищурился. – Полагаю, он был построен минимум лет тридцать назад, а после перестроен. Это было обычной практикой. И, все-таки, название странное.
- Много народу грузится, - заметил Всеволод, глядя на сходни, по которым в данный момент поднималось целое семейство, за которым носильщики тащили устрашающее количество саквояжей, картонок и сундуков.
- Да, вопрос в том, это просто пассажиры или будущие жертвы, - Дягин, немедленно оказавшийся на пересечении всех взглядов, сделал отстраняющий жест. – Специфика работы, что вы хотите! Артем, что там?
- Я уже говорил, - Сазон открыл блокнот. - 26 сентября 1897 года…
«26 сентября 1897 года я поднялся на борт парохода «Прекрасный Голубой Дунай», согласно полученным мною указаниям. В Нижний Новгород мы должны прибыть через шесть дней. Для кого-то эта поездка предполагала исключительно праздное времяпрепровождение и любование простыми окрестными красотами, коих будет в избытке для неискушенного взора, для кого-то это путешествие составляет лишь связанную с делами обыденность. Меня отнести можно, скорее, ко второй категории, хотя, в общем-то, имеется и третья, не ведомая простым пассажирам. Я – охотник, и здесь я разыскиваю другого охотника, который весьма опасен. Кто-то выбрал «Дунай» местом своей охоты, и ее необходимо прервать. И если прежде сведения не были столь точны, то, оказавшись здесь, я понял, что ошибки нет. Я не обладаю родовыми способностями, присущими кровным гончим, но я всегда предчувствую охоту, грозящую многими смертоубийствами. Это как нечто тяжелое, гнетущее, гонящее волну холода по хребту сути.
Следует заметить, что, будучи б хищником, я бы не выбрал «Дунай» для охоты. Это судно не самых внушительных размеров, кроме того, это товарно-пассажирское судно, и немало места в нем отведено исключительно под грузы, в ущерб количеству пассажиров. Кстати, я был немало удивлен, узнав, что билеты на «Дунай» продаются лишь первого и второго классов, благодаря чему на нем полностью отсутствовали пассажиры с тощими кошельками, на которых охотиться безопасней, при этом я не назвал бы сей пароход судном роскошным. Конечно, снеся свой багаж в каюту первого класса, коя расположена на нижней палубе, я обнаружил в ней умывальник, да и электрическое освещение, пока еще бывшее в некотором роде диковинкой и встречавшееся еще далеко не во всех городских домах, здесь присутствовало, голубые шторы и драпировки тоже были неплохи, но качество дорожки на полу коридора показалось мне неважным, равно как и полированного дерева каютной двери. Все здесь было красиво, но при этом как-то наспех, и казалось, что вкладывались больше в скорость, чем в хорошие материалы. Насколько мне известно, это второй рейс «Голубого Дуная». При подобном ведении дел интересно, сколько рейсов он совершит, прежде чем его владелец обнаружит его убыточность. А ведь конкуренция ныне среди пароходных сообществ весьма велика.
Итак, мы покидаем порт с изрядным грузом сукна, вяленой рыбы, а также почтовых отправлений, и семьюдесятью пассажирами обоих классов, что крайне мало для затратной шестидневной поездки. Экипаж «Дуная» составляет двадцать человек. Общество приличное, но громких имен нет, что, впрочем, не удивительно.
Всех пассажиров я еще пока не видел, но среди рассмотренной части уже обнаружил баламута и паука. Последний находился в предельной степени сытости, что с наибольшей вероятностью исключало охоту в этом рейсе, ежели, конечно, означенный паук не являлся существом умственно неполноценным. Нам запрещено общаться с хищниками в открытую, и, все же, когда мне, невзирая на этот запрет, удавалось переброситься с ними парой фраз, я четко уяснил следующую истину – ни один хищник не изъявит добровольного желания сделаться вывернутым.
Оставив свои скудные пожитки в каюте под нумером 8, я поднялся на верхнюю палубу, где вдоль перил были устроены диваны. Некоторые уже были обитаемы, несколько человек стояли возле перил, разглядывая еще прибывающих пассажиров. Под кормовой же мачтой, на которой трепетал коммерческий флаг, расположилась часть уже виденного мною прежде семейства. Два пухлых чада тыкали пальцами в подвешенную под кормовой мачтой белую шлюпку и смеялись, мать же семейства в старомодном платье с пышным турнюром что-то злобно выговаривала стоявшей рядом нескладной девице услужливого вида.
- Да, вот взять к примеру этот самый турнюр, - проговорил кто-то рядом со мной, и, повернув голову, я обнаружил перед собой некоего не знакомого мне полнотелого господина в яркой феске, вышедшей из моды, кажется, еще раньше турнюра, но где же подобающие феске халат с шелковыми кистями и золоченые туфли? – нет, господин был облачен в полосатый костюм, сидящий изрядно туго, и отчего-то напомнил мне бесчисленные диванные подушки моей покойной тетушки. Господин одним глазом глядел в сторону семейства, другим – в мою, его рыжеватые усы печально загибались вниз, а на переносице помещалось пенсне со шнурком. Сообразив, что господин относится к той забавной категории людей, кои заводят с вами беседу так, словно она идет уже давно, и они лишь делали паузу, я изобразил на лице внимание. – Такой конфуз произошел с моими дражайшими маменькой и сестрой когда-то из-за этого турнюра. Отшили платьев на сезон весной, а осенью, нате вам, – взял и вышел из моды этот турнюр, и весь их гардероб вне моды оказался! И куда, пардон, девать все эти платья, и шубки, и нижние юбки?! Перешить по моде уже никак невозможно – только отшивать все заново! Катастрофэ, ей богу, а уж разорение какое! Это заговор владельцев модных домов и промышленников, говорю я вам!
- Мне искренне жаль ваших маменьку и сестру, - с улыбкой ответил я. – Правда, женская мода не является областью моих познаний, но, как я слышал, подобные крутые повороты ей свойственны, и ваше утверждение вполне имеет под собой все основания.
- Позвольте представиться - Андреянов Василий Логинович, - господин, просияв, приветственно приподнял свою феску, и даже кончики его печальных усов слегка выпрямились, приобретя некую бодрость.
- Строгин Евгений Михайлович, - отозвался я, и критик моды щедрым жестом протянул мне черепаховый портсигар.
- Не желаете? «Сенаторские».
- Благодарю, - я взял папиросу, хотя курить сейчас особо не хотелось, да и предпочитал иной табак. Василий Логинович поднес мне спичку и закурил сам. Хищником он не был и интереса для моей охоты не представлял, а вот как человек общительный мог оказаться полезен, если только его внимание не будет чрезмерным.
- Вы путешествуете один, Евгений Михайлович?
- Да, направляюсь в Новгород по делам, - я снова принялся разглядывать пассажиров, - а вы?
- Я? О, нет, никаких дел, исключительно гастрономический вояж, - заметив мою удивленно приподнятую бровь, он улыбнулся, как ребенок. – Судовой ресторан, друг мой, в это время года еще держат хорошие цены на рыбные блюда. Мы с сестрой – два старых холостяка – и любим проводить сезон на реке с отменными кушаньями.
- Вам уже доводилось ходить на «Дунае»?
- Нет, я здесь по дружескому совету, и, откровенно говоря, ожидал большей роскоши, хотя в целом, - Василий Логинович пожал плечами, - оснований для придирок пока немного. В любом случае, я буду судить после того, как подадут первую перемену… Знаете, этот пароход прежде назывался «Колдунья» и ходил исключительно по Оке… Довольно дурное имя для судна, вам не кажется?
Но, прежде чем я успел ответить, к нам подплыли три дамы средних лет, одна из которых и по чертам лица, и по полосатости наряда была определена мною, как помянутая ранее сестра моего нового знакомца. На ней была довольно скромная по нынешним временам шляпка с зелеными перьями и зелеными же бантами, тогда как шляпка одной из ее спутниц была более похожа на пышную клумбу с главной городской площади, а на шляпке другой помещалась украшение-птица, напоминавшая фазана внешним видом и практически не уступавшая ему по размерам.
- Василий, голубчик, только поднялись на пароход – и сейчас курить! – осуждающе пророкотала полосатая особа, при этом нисколько не попеняв птичьей даме, извлекшей из своего портсигара тонкую папироску, коей я поспешно поднес спичку. – Натощак же!
- Полно! - Василий Логинович сердито отмахнулся. – Евгений Михайлович, позвольте представить – моя сестра, Аглая Логиновна Андреянова и… э-э…
Глаза полосатой дамы сверкнули огнем, а клумба и фазанья птичка негодующе колыхнулись. Глаза же цветочной шляпки на не уловимое для обычного взгляда мгновение сделались белесыми и затянулись черной паутиной прожилок, а нос, провалившись, соединился со ртом, образовав некое треугольное отверстие, наполненное шевелящимися игольчатыми зубами. Стаж богомерзкой прожоры был не особо велик, и распознать меня ей было не по силам, к тому же большинство хищников редко обладают надлежащим обонянием. Но, все же, она ощущала беспокойство, правда никак не могла отыскать источник возможной опасности. Ни ее маска, ни ее суть не были мне знакомы, и, поскольку я не заметил ее среди пассажиров, значит, к моему прибытию она уже была на судне. Уже третья. Интересно, сколько всего хищников на «Дунае»? Вероятней всего, это выяснится во время обеда. Прожора вряд ли имела отношение к причине моего прибытия сюда, но вот она определенно собиралась охотиться во время плавания. Но я был сыт, а уничтожать хищницу просто так было и опасно, и безрассудно – она могла бы понадобиться кому-нибудь другому. К тому же, судя по тому, что я видел, охотилась она способом, обыкновенным для большинства прожор, без полного вытягивания. Конечно, я мог бы ее приструнить на время рейса, но сделать это, не выдав себя, было невозможно. А ни один хищник здесь не должен был знать о том, что на судне гончая.
- Екатерина Павловна Воронкова, путешествует с супругом, - представила прожору Аглая, и хищница, юркнув под маску, сладко заулыбалась. – Княгиня Соколинская.
- Анна Леопольдовна, - добавила птичья шляпка, церемонно протягивая мне свою довольно пухлую ручку. – Я здесь с родственницей, девицей ума весьма недалекого, и, надеюсь, к обеду она управится с вещами.
Я представился, как положено облобызав все три подставленные мне дамские ручки. Велик был соблазн впиться зубами в руку прожоре, запах которой вблизи был оглушительным, но я добропорядочно вернул цветочной шляпке ее конечность.
- Вы, Евгений Михайлович, служите? – княгиня оценивающе оглядела меня сквозь папиросный дым, тоном голоса явственно давая понять свое отношение к служащему классу.
- Направляюсь в Нижний по делам, - обтекаемо ответил я. – Со мной должен был ехать компаньон, но, увы, некстати слег.
- Как это печально! – прощебетала цветочная шляпка. – А вам уже доводилось в этом году посещать Юрзуф? Мы были там в августе, и, я вам скажу, очень недурственно, но как же дорого! Очень много кто из столицы был там этим летом… А ведь я поначалу боялась туда ехать. Ведь княгиня Горчакова писала, что там одна грязь, неудобства и совершенно никакого досуга…
- Господь с вами, Екатерина Павловна, княгиня писала об этом лет десять назад, а то и больше! – прогудела Аглая. Я заметил, что с появлением дражайшей сестры Василий Логинович заметно приуныл, предпочитая помалкивать, и привлек его обратно в беседу малозначительным замечанием на тему обстановки «Дуная», и тот сразу оживился. Некоторое время мы непринужденно разговаривали под «Воспоминания о летней ночи в Мадриде» Глинки, что негромко доносились из центральной части судна – там размещался ресторан. Сестра моего нового знакомца и цветочная шляпка вовсю обсуждали крымское виноградолечение, и княгиня прислушивалась к ним со снисходительным лицом. Никто уже боле не поднимался по сходням, Василий Логинович с важным видом посмотрел на свой золотой брегет и, удовлетворенно кивнув, щелкнул крышкой, и тут к дебаркадеру подлетела упряжка с тяжело груженой коляской, которую бедная взмыленная лошадь влекла с трудом, а пассажиры были почти незаметны среди поклажи. Я насторожился, ибо лошадь, хоть и остановилась, вела себя крайне нервно, дергалась, фыркала и явно была не прочь сорваться с места – верный знак тому, что в коляске сидит хищник, заставлявший пугаться бедное животное. Рассерженный извозчик закричал на нее, к коляске подбежали носильщики и принялись снимать с нее чемоданы и картонки, но еще раньше из нее выпрыгнула гибкая женская фигурка, сделав это с неожиданным проворством для ее длинного платья, бесстыже сверкнув нижними юбками. Протянув руки, особа решительно практически силком извлекла из коляски свою немолодую спутницу, что-то жалобно квохтавшую в ответ, и, смеясь, повлекла ее за собой. Мгновение спустя они уже поднимались по сходням, а за ними носильщики потащили багаж.
- Нет, вы поглядите-ка! – с негодованием воскликнула княгиня Соколинская. – Это же Елизавета Бахметьева! И без сопровождения графа! Какой стыд!
- Незамужняя девица благородного происхождения путешествует одна! – возмущенно поддержала ее цветочная шляпка.
- Да какое благородство, о чем вы?! Граф Бахметьев уже не первый сезон выводит ее в свет, как свою дальнюю родственницу, хотя всем известно, что эта так называемая дальняя родственница на деле его незаконная дочь! И зовут ее вовсе не Елизавета, а Паола. Ее мать – какая-то итальянская певичка. Какой позор! И при всем при этом граф рассчитывает устроить ей хорошую партию!
- Ну, Анна Леопольдовна, времена нынче… - начал было Василий Логинович, но княгиня холодно сверкнула глазами.
- Времена всегда одинаковые! Просто выскочек становится все больше!
- Кажется, с ней какая-то дама, - аккуратно заметил я. Мне подобные разговоры не по душе, слишком часто слышал я подобное не только от надменной аристократии, но и от кровных гончих, к которым я не относился, и в жандармские ряды группы «А», куда пробудившихся обычно не брали, попал лишь исключительно, не стыдно сказать, своим умениям и упорству.
- Двоюродная сестра графа, - презрительно бросила княгиня. – На редкость беспомощное существо!
Обе дамы тем временем поднялись на палубу, и юная Бахметьева, заметив нас и, видимо, узнав княгиню, весело замахала рукой, после чего прислонила свою отдувающуюся и слегка покрасневшую тетушку к перилам и легко подбежала к нам, дробно стуча каблучками. Краем глаза я заметил, как княгиня Соколинская изобразила на губах пересахаренную улыбку, а после перевел взгляд на приближавшуюся девицу и в один миг осознал, что мое задание, и так бывшее непростым, только что безмерно усложнилось.
Елизавета-Паола была неспящей пиявкой – я понял это сразу же, до того, как моих ноздрей коснулся характерный для пиявок горьковатый запах полыни, оттененный густоватой лесной гарью. Ее стаж был незначительным, и мой взгляд беспрепятственно проник сквозь маску хищницы, не встревожив ее. Искажения были еще слабыми, и по их характеру я бы мог сказать, что по прошествии многих лет охоты ее суть вряд ли будет выглядеть пугающе-фантасмагорично, как это часто бывает, например, у сквернавцев, пауков и мясников. Тут не было ничего необычного, и, сняв след, суть Бахметьевой я боле не рассматривал – охотилась она явно стандартно, причем последний раз лишь несколько часов назад, вполне вероятно беззастенчиво откушав свою тетушку, – у хищников нет понятия родственной любви – им вообще неведомы такие чувства, как любовь или привязанность, голод застит им все чувства, и думать они способны только о себе.
Оказавшись подле нас, пиявка широко улыбнулась нам, при этом изначально посмотрев отчего-то на меня, хотя мы не были знакомы, а понять мою суть она никак не могла.
- Вот уж не ожидала вас тут встретить, милочка, - с ядовитой сладостью произнесла княгиня Соколинская, и по насмешливо вспыхнувшим в темных глазах огонькам, я понял, что Бахметьева прекрасно осознает отношение к ней сиятельной особы, но ее это, похоже, лишь забавляет. – А я полагала, Елизавета Григорьевна, вы с графом еще в Баден-Бадене.
- Меня утомило тамошнее общество, да и мужчины нынче стали слишком воинственны, а это скучно, - со звонким смешком пояснила Бахметьева. По-русски она изъяснялась чисто, с почти неуловимым акцентом, и голос ее оказался возмутительно приятным для моего слуха. – Мне захотелось попутешествовать среди русской природы – сейчас самое время, пока стоят такие чудные нежаркие погоды… как это говорят?.. бабкино лето…
- Бабье лето, - с неожиданно томным придыханием поправил ее Василий Логинович, и Аглая посмотрела на него зло округлившимися глазами, а Паола безмятежно кивнула.
- Ну да… в любом случае, Николай Константинович посчитал мое желание забавным и не стал возражать, при условии, что со мной отправится тетушка Жози.
- Для осмотра природных красот вам больше подошло бы иное судно с более протяженным маршрутом, - заметил я. – И это торгово-промышленный город, красот для любования тут немного.
Бахметьева посмотрела на меня неожиданно свирепо, будто я произнес некую гадость или обвинил ее в скудоумии – и, черт меня возьми! – как же прекрасна была эта свирепость! Я снова начал ощущать раздражающее смятение. Некоторых людей просто не должно существовать – для душевного спокойствия других.
Княгиня тем временем представила Елизавете-Паоле своих спутниц, и та устремила на цветочную шляпку провернувшиеся на мгновение белесые глаза с точками зрачков – изумительно, но это нисколько не испортило ее облика. Глаза Екатерины Павловны в ответ затянулись сеткой черных прожилок, и обе хищницы, чуть оскалившись из-под масок, слабо зашипели друг на друга, что осталось незамеченным для спящих. Пиявки и прожоры часто конфликтуют из-за добычи, особенно с учетом того, что прожоры едят больше и чаще и, в отличие от пиявок, нападают на всех подряд, хотя при всем этом они не менее часто неплохо ладят между собой, в отличие, например, от люто ненавидящих друг друга баламутов и болтал. Так что маловероятно, что на судне за время путешествия между юной пиявкой и прожорой средних лет произойдет настолько серьезная стычка, что мне придется в это вмешиваться.
- Андреянов Василий Логинович, к вашим услугам, - промурлыкала феска, поправив пенсне, и обрадованно прижался губами к протянутой для поцелуя загорелой ручке. После он представил меня, и я, старательно приветственно улыбнувшись, поцеловал золотистую кожу на тыльной стороне ладони Бахметьевой – и не ощутил никоего отвращения, что разозлило меня еще больше. Я почувствовал слабый запах полыни, сквозь который пробивался – ей же ей! – тонкий чуть древесный аромат пресловутых фиалок. Отчего фиалки? Я поспешил выпустить ее руку, которая начала пульсировать в моих пальцах, словно сердце, и ощутил в ее взгляде насмешку.
- А вы, Евгений Михайлович, я смотрю, мне свои услуги предлагать не спешите.
- Полагаю, и без меня желающих наберется немало, вот и Василий Логинович уже в их лагере, а я лучше проведу время мирно, без сердечных потрясений.
- Вы очень надменны, - она сдвинула брови, пытаясь что-то высмотреть в моем лице.
- Лишь мера предосторожности, Елизавета Григорьевна.
- Лизонька! – жалобно запищала в этот момент позабытая тетушка Жози. Рядом с нею нетерпеливо топтался стюард, который должен был проводить прибывших в их каюту, и пожилая дама поглядывала на него с потешным страхом.
- Прошу меня извинить, тетя Жози во всей незнакомой обслуге видит людоедов из воинственных племен, - хищница, рассмеявшись, отвернулась, напоследок метнув в меня недобрый взгляд, и застучала каблучками к свой родственнице. Мысленно я с какой-то детской злобой пожелал ей споткнуться и свернуть себе шею – и тут же перепугался этого желания. Все это было предельно ненормально, и я, сделав усилие, взял себя в руки, все же, продолжая недоумевать. Что со мной сейчас произошло? За годы службы в Канцелярии у меня ни разу не возникало никаких проблем с душевным равновесием, на первом месте для меня всегда была работа, и мне невольно вспомнился тот самый разговор о моем душевном равновесии, который состоялся несколько дней назад в одном из канцелярских кабинетов.
Будучи жандармом уже не первый год, я, тем не менее, впервые удостоился вызова в саму Канцелярию – более того, к одному из высших канцелярских чинов. Никаких грехов за мной не водилось, но некровных гончих не приглашают в Канцелярию для пространных бесед, значит, речь пойдет о деле, причем весьма серьезном, и к тяжелой двери кабинета я подходил в приподнятом настроении, ведь удостоиться подобной аудиенции – большая честь, - но и не без опаски, ибо барон фон Мёллер, занимавший должность действительного тайного советника Канцелярии лишь полгода, был не только очень сильной гончей, но и слыл человеком сурового нрава, при этом весьма язвительным. Охрана открыла передо мной тяжелую дверь, и я, немного волнуясь, но сохраняя внешнее спокойствие, шагнул в кабинет. Тайный советник, сидевший вполоборота ко мне среди густых клубов сигарного дыма и что-то рычавший в переговорную воронку на подставке, прижимая к уху другую воронку, сделал мне небрежный жест на полукресло, продолжая сыпать в телефонный аппарат смесью русской и немецкой речи с крайне агрессивной экспрессией. Вскоре он швырнул слуховую воронку, чуть не сломав ее, и грохнул:
- Дьяволское изобретение!
- Многие находят его весьма полезным, ваше высокопревосходительство, - осторожно заметил я. – Можно услышать собеседника на очень большом расстоянии.
- Я предпочитаю слышать собеседника на близком расстоянии, чтобы иметь возможность немедленно его покарать, если содержание беседы мне не понравится! Verdammte scheisse! Почему вокруг меня расставлено столко идиотов?!
- Кажется, ни один человек, задававшийся этим вопросом, не нашел на него ответа, ваше высоко….
- Обойдемся без чинов, или наша беседа продлится до зимы!
- Алексей Мстиславович, я…
- Я прекрасно знаю, кто вы, - проворчал барон, сверкнув медовыми глазами. – Или, полагаете, я к пятидесяти четырем годам выжил из ума?!
Я благоразумно решил промолчать, украдкой разглядывая фон Мёллера – а зрелище он из себя представлял прелюбопытное. Крепкий и высокий, с густыми темными волосами без единого взблеска седины, он не выглядел на названный возраст абсолютно – лет тридцать пять, не более, возможно, он выглядел бы и еще моложе, если бы не его густые старомодные бакенбарды и невероятных размеров чуть подкрученные усы. Каждый ус был, наверное, длиной с палаш, и мне даже невольно захотелось прикрыть ладонью собственное украшение над верхней губой, по сравнению с ними казавшееся жалким. Барон тем временем взял из пепельницы дымящуюся сигару и сунул ее в зубы, откинувшись на спинку кресла.
- Пробудившаяся гончая, которая смогла стать жандармом группы «А»… это, конечно, может впечатлить, но не меня. Вы не первый и не последний, а с учетом того, что пробудившихся гончих становится все болше, скоро это будет обычным делом, потому что у кадровых господ окажется крайне мало выбора… И если бы главный пристав отправил вас ко мне руководствуясь лишь этим критерием, я бы имел честь назвать и его идиотом. Но, изучив ваши дела, я сделал вывод, что это не так, чему я чрезвычайно рад, - советник выпустил изо рта огромный густой клуб дыма. – Евгений Строгин, единственный сын полковника Михаила Строгина, погибшего при пожаре вместе с двумя младшими дочерями. Вы в то время были в отъезде и опосля выяснили, что повинен в их гибели был не пожар – их убила ваша мать, из-за болезни лишившаяся возможности покидать родовое имение и сошедшая с ума от голода. Она была пауком. И ваш отец знал о ее наклонностях, но скрывал их, что плохо кончилось для вашей семьи.
- Как и Канцелярия о них знала, я полагаю, - ровно ответил я.
- Ваша мать имела высокое происхождение. Не каждого хищника можно уничтожить по щелчку палцев. Она спаслась при пожаре, но вы убили ее. И даже не стали ничего предпринимать для сохранения тайны этого убийства. Я понимаю, что вами двигала не только ненависть, но и желание избавить от страданий и ее, и себя… но скрыть истинную причину ее смерти Канцелярии стоило немалых усилий. Вы должны быть благодарны.
- Моя благодарность – в службе Канцелярии. Почему мы говорим об этом, Алексей Мстиславович? Немало гончих имели хищников среди своих семейств.
- Но мало кто из них служит жандармом группы «А» и на него падает выбор главного пристава.
- Вы пытались меня просмотреть во время этого разговора, - я чуть улыбнулся, и советник недовольно хмыкнул.
- И мне это не удалось!
- Простите.
- Зачем вы извиняетесь?! Полагаете, я сочту ваше развитое умение оскорблением для своей персоны? Как вы сумели достичь таких успехов при обучении, постоянно перед всеми извиняясь? Сколко лет вам было, когда вы пробудились?
Хотя барон, несомненно, и так знал ответ на этот вопрос, я произнес:
- Пятнадцать.
- Черт знает что! Пробуждение – сам по себе паршивый способ пополнения гончих рядов, но еще хуже, когда пробуждаются дети! Не делайте такое лицо, мein junger Freund, пятнадцать лет – это не взрослость… - советник ухватил себя за правый ус. – Я не был знаком с вашим отцом, но мне доводилось видеть вашу бабку на паре светских мероприятий… Кажется, в девичестве она была Верье. Не из тех ли французских Верье, которые яро поддерживали Карла Х и отважно бежали в первый же день Июлской революции?
- Полагаю, историю моего рода вы проследили вплоть до Перуновых времен, - с кривой улыбкой заметил я.
- О, ну что вы, Евгений Михайлович, - усы фон Мёллера чуть приподнялись в ответной улыбке. – Намного далше.
- Тогда бы я с интересом вас послушал, ибо бабушка не очень распространялась о своих французских корнях, но, полагаю, я здесь не для этого.
- Верно полагаете.
- И вы только что опять пытались меня просмотреть.
- Любопытно, - барон побарабанил пальцами по столешнице, щедро засыпая ее сигарным пеплом. – А ну-ка, попробуйте вы просмотреть меня.
- Насколько сильно вы разозлитесь, если я скажу, что уже сделал это? – осведомился я. – Ваша суть очень впечатляет.
- Да как вы посмели?! – грохнул фон Мёллер. – Пока вы шли по канцелярским коридорам, из вашей головы вылетели все протоколы?! Просматривать без спроса старший чин…
- Я сделал лишь то, чего вы от меня ждали. Вы хотели оценить мои навыки, а я привык применять их при тех обстоятельствах, когда разрешения не дают. Я не хотел вас оскорбить и готов принести свои извинения, но они вас явно раздражают еще больше, чем несоблюдение протоколов.
- Вот паршивец! – сказал советник с неожиданным дружелюбием. – Радуйтесь, что у меня нет желания проверять ваши боевые навыки. Посколку вам доводилось в одиночку сдерживать вывернутого до прибытия подкрепления, и вас при этом не разорвали пополам, они у вас явно достаточно хороши. Вы слышали о Хароне?
- Так понимаю, речь идет не о греческом мифе.
- Верно, речь тут скорее о скудоумии губернских жандармов, давших хищнику это прозвище, не имеющее ничего общего с действительностью. Харон перевозил души умерших через реку Стикс в царство мертвых. Этот же хищник никого не перевозит, он сам является пассажиром, как мы считаем, и охотится на волжских пароходах. То на одном, то на другом пропадает по несколко пассажиров – в среднем от трех до семи. И мало того, что они исчезают абсолютно бесследно, так еще и прочие пассажиры по прибытии утверждают, что таких людей на пароходе не видели. Экипаж также о пропавших ничего не знает. Как будто бы пропавшие никогда не поднимались на борт, - фон Мёллер хмыкнул. – Знаю, что вы скажете – пассажиров много, отнюдь не все запоминают друг друга… но есть такой прелюбопытный момент – многие из пропавших путешествовали не одни, и их спутники и родственники также ничего о них не помнят – более того, поднявшись с ними на пароход, по прибытии они были твердо уверены, что таких людей в их жизни никогда не существовало.
- Сколько было случаев? – заинтересованно спросил я.
- Более десяти. В том, что это охота, сомнений нет. Пропавшие пределно не связаны друг с другом, разного пола и возраста, разной степени благосостояния. По нашим сведениям, среди них были и хищники.
- За проблемы с памятью, как правило, ответственность несут болталы… но мы ведем речь обо всех пассажирах и экипаже. Даже если убрать большинство и оставить лишь тех, кто мог видеть этих людей и разговаривать с ними, тех членов экипажа, которые могли их обслуживать, и их непосредственных спутников, все равно получается очень много. Уж не говоря о близких – как возможно удалить настолько обширную часть памяти? Я не слышал о настолько мощных хищниках… и, уж тем более, о болталах. С их склонностью стремительно тратить все отобранное, я вообще не представляю болтало подобной силы. А с учетом того, что все пропавшие наверняка мертвы… Я встречал немало болтал – и они в массе своей мошенники и воры, но не убийцы. Нет, конечно они были убийцами, но лишь однажды – и обычно это происходило случайно…
- Вы лоялны к хищникам, Евгений Михайлович? – недобро осведомился советник.
- Я лишь говорю о своих наблюдениях, - возразил я. – Те люди, которые…
- Хищники – не люди! Хищники есть темные богопротивные твари – все до единого! Жандарму группы «А» следовало бы помнить эту истину. И мы не уничтожаем их всех разом лишь потому, что наше существование возмутителным образом зависит от них!
- Почему бы, в таком случае, не извлекать из этого больше пользы?
- Что вы имеете в виду?
- Мы чаще охотимся на серьезных хищников, а на мелочь – лишь при случае острой необходимости, но ведь подобных хищников можно было бы использовать и иначе. Многие трусливы и даже довольно безобидны. Мы могли бы…
- Я настоятелно советую вам, Евгений Михайлович, впредь ни с кем не вести подобных разговоров, - негромко произнес фон Мёллер. – Подобные идеи могут привести вас на плаху. Допускать возможное сотрудничество с лживыми, безумными, бессердечными тварями – вы с ума сошли?!
- Это лишь вопрос практичности. Подобное могло бы значительно улучшить…
- Подобное могло бы зародить в хищниках мысль, что с гончими можно договориться! – прошипел барон. – Никогда не должно быть ничего подобного. Хищники должны при виде гончей испытывать лишь ужас! Пока это так, и пока они разобщены и не выносят друг друга, преимущество на нашей стороне. Видимо, вы забыли, что хищников в мире намного болше, чем гончих!
- Мне жаль, если я позволил себе…
- Вашей матери никак невозможно было помочь, - советник посмотрел на свою тлеющую сигару. – Они так умело лгут и притворяются людьми, что им верят, особенно близкие… но они не люди. Это лишь голод, который умеет улыбаться. И лгать. Любить голод не способен. Вы хороший жандарм, но вижу, что даже имея уже неплохой стаж, вы продолжаете возвращаться к этому противоречию: вы убили тварь, которая уничтожила вашу семью, и вы убили свою мать, которая вас любила. Не любила. И съела бы вас так же, как и осталных. Подобное противоречие свело с ума не одну гончую. Избавьтесь от этих мыслей. Полагаю, это дело лишь поможет вам в этом… если вы, конечно, уцелеете. Хищники – это тьма, а мы поглощаем тьму. Все просто. И если я когда-нибудь увижу проблеск света в подобной тьме, это будет означать лишь то, что я сошел с ума. Но вернемся к нашему делу.
- Если случаев уже насчитывается более десяти… - начал было я, и барон метнул в меня раздраженный взгляд.
- Вы же не думаете, что все это время гончие лишь примерно вели учет несчастных жертв?!
- Отчего же? Разве не подобными методами следствия не так давно прославились несколько постов в Седлецкой губернии?..
- Молчать! – рыкнул советник, явно задетый за живое. – Гончие начали тщателно досматривать все пароходы при отправлении и по прибытии, но никаких резултатов это не принесло. Да, хищников выявлялось немало, но все это не то… И тогда было принято решение отправлять гончих с рейсами, чтобы раскрыть и изловить хищника во время поездки.
- Неудачно, я так полагаю?
- Более чем. Мы потеряли семь постовых жандармов и четверых из группы «А». Изуродованные тела троих были после обнаружены в разных частях реки, прочие исчезли так же, как и пассажиры.
- Что?! – я вперил в барона изумленный взгляд.
- Мне казалось, я изъясняюсь достаточно разборчиво, Евгений Михайлович.
- Тогда это не болтало – подобный хищник не в состоянии справиться с жандармом. К тому же болталы очень трусливы. Либо он охотится не один, бывает и такое, но мне не приходит в голову ни один хищник, который согласился бы на совместную охоту с болталом. Либо болтал был минимум десяток… но мне не представляется такое на одном судне.
- Мне тоже, - согласился советник.
- Жандармы поднимались на пароходы поодиночке или группами?
- По всякому.
- А найденные тела?
- Для умерщвления явно использовалась суть... Вы получите к ознакомлению все необходимые бумаги. Но вот что вам необходимо уяснить прямо сейчас, - фон Мёллер яростно ввинтил сигару в тяжелую бронзовую пепельницу, помещавшуюся на краю столешницы. – Хищника выслеживали не юнцы-выпускники. Это были опытные жандармы, силные, неглупые, с болшим стажем. И он обнаружил их всех!
- И вы полагаете, я в одиночку справлюсь там, где не справились одиннадцать опытных гончих? – я несколько удивился. – Я польщен, но…
- Вы не будете ни с кем справляться! – перебил меня барон. – Мне это совершенно не нужно! Более того, я вам это запрещаю!
- Боюсь, я вас не понимаю… Я полагал, вы хотите поставить меня на это дело, чтобы я поймал хищника…
- Мне нужен резултат, а не еще одна мертвая гончая! Я не зря сказал, что ваши боевые навыки мне не интересны. Вы не будете ловить хищника. От вас требуется лишь его найти. Уберите с вашего лица это глупое возмущение! Сколко раз я пытался просмотреть вас за то время, что мы беседовали? Смело отвечайте.
- Вместе с уже оговоренными – пять.
- Я не могу вас просмотреть, а ведь я очень хорошо умею это делать. Меня обучали этому с детства. У хищников нет подобных навыков, и брать след умеют единицы из них, обоняние у них намного хуже нашего… Он не сможет вас увидеть, если, конечно, вам не взбредет в голову ему себя продемонстрировать, чего, надеюсь, не случится. И не пытайтесь его убить. Вы не сможете.
- Вы хотите отправить меня лишь в качестве наблюдателя?! – уточнил я, не веря своим ушам.
- В качестве хорошего наблюдателя, - поправил барон. – Вы найдете хищника и рассмотрите его. Это все, что от вас требуется.
- Подождите, Алексей Мстиславович, но если он начнет…
- О, он непременно начнет! И вы не станете вмешиваться. Вы должны закончить путешествие и сойти на берег живым и здоровым. И передать жандармам его суть и маску, после чего его смогут выследить и уничтожить болшим отрядом. Мы должны знать как он выглядит. Мы не в состоянии выделять значителные группы гончих для охраны каждого рейса – тварь затаится или сменит дислокацию, переберется на другую реку, на морские рейсы или вовсе пересядет на поезда.
- Но как же люди?
- Людей мне искренне жаль, - советник развел руками. – Но вы понимаете, если его не поймать, жертв будет гораздо болше, и неизвестно, как долго еще будет длиться эта охота. И неизвестно, сколько пароходов вам предстоит посетить.
- Прежде я никогда не занимался исключительно наблюдением.
- Это очень сложное задание, Евгений Михайлович. У нас, как я уже сказал, нет ни малейшего представления об этой твари. А у нее не должно быть ни малейшего представления о вас. Никто не должен знать, что на судне путешествует гончая Канцелярии.
- Речь, я так понимаю, не идет о каком-то конкретном судне?
- У нас есть несколко вариантов, но наиболее вероятным мы сочли «Прекрасный Голубой Дунай» - перестроенный пароход не самой большой вместителности, принадлежащий купчихе второй гилдии Бондаревой. Это его второй рейс. Так что начнете с него, - фон Мёллер оглядел меня весьма критично. – И, все же, право, нехорошо, что вы так молоды. Умения умениями, опыт опытом, но, ко всему прочему, вы недурной на физиономию малчишка, а на пароходах всегда хватает хорошеньких барышень. Будет не очень кстати, если вам вдруг вздумается пуститься во все тяжкие…
- Я не имею привычки пускаться во все тяжкие, - ответствовал я не без раздражения.
- Отчего нет? – спросил барон скучнейшим голосом. – Что с вами не так? Вы болны?
- Просто душевно устойчив. И не занимаюсь глупостями.
- Какой вздор! Вы молоды – когда еще заниматься глупостями? К тому же, так вы будете выглядеть естественней во время вашего путешествия, главное не проглядите за глупостями эту тварь. Ну и посдержанней с коньяками, конечно.
- Предпочитаю исключительно мадеру.
- Дело вкуса, - советник пожал плечами, - лично я жалую толко крепкие напитки.
- Алексей Мстиславович, я не должен вмешиваться, если хищник начнет охотиться… но, надеюсь, это требование недействительно, если хищник начнет охотиться на меня? – я улыбнулся, но на губах советника не появилось ответной улыбки. – Я же могу защищаться?
- Если подобное произойдет, вам придется спрыгнуть в реку.
- Вы шутите?
- Нисколко. Мы должны узнать то, что узнаете вы. И он очень постарается не дать вам этого сделать. Собственно, - барон вздохнул, - если нечто подобное произойдет, вы вряд ли что сможете сделать. Я не пессимист, но увы… Поэтому очень постарайтесь, чтобы этого не произошло. Можете идти. Вы получите все необходимое.
Я встал и, все еще ощущая легкую растерянность и негодование, посмотрел на фон Мёллера испытывающе.
- Могу я задать вам вопрос?
- Изволте.
- Это ведь не главный пристав отобрал меня для этого дела. Вы это сделали? Почему?
- Кажется, я уже обозначил вам эти причины. Вы вновь не слушали? – советник опять схватил себя за ус, что явно служило у него признаком глубочайшего раздражения. – В конце концов, какая вам разница? Или мнение главного пристава для вас настолко малозначително?!
- Я наслышан о главном приставе. Он относится к некровным гончим с презрением и вряд ли пригласил бы одну из них в высокие кабинеты для беседы… ну разве что для вынесения приговора.
- Главный пристав – надменный старый осел! – неожиданно заявил барон, потянувшись за новой сигарой. – В группе «А» нужны люди, знающие свое дело, но ему важнее, насколко голубая у них кровь! Четверть жандармского состава хороша толко на балах! Вас хотят вернуть в группу «Б»…
- Но причина… - возмущенно начал было я.
- Не волнуйтесь, причина найдется. Я действително отобрал вас из-за вашего послужного списка и умения великолепно закрываться от чужих просматриваний. Но помимо этого, если вы удачно справитесь с делом, это будет весомой причиной оставить вас там, где вы есть сейчас, посколку, по моему мнению, вы есть на своем месте. Надеюсь, вы не подведете меня, Евгений Михайлович, и докажете, что гончая есть гончая – вне зависимости от своего происхождения и поступков своих предков.
- Не подведу! – я резко встал. – Алексей Мстиславович, я клянусь вам, что я…
- Оставьте – торжественные клятвы наводят на меня скуку, - советник небрежно махнул на меня незажженной сигарой. – Главное – выясните, кто он. Мне нужно лицо, жандарм!
- Все, что я узнаю, станет вам известно, даже если я окажусь на том свете, обещаю!
- Не стремлюсь туда – и вам не советую, - проворчал фон Мёллер. – Все – аудиенция окончена. После того, как я пытался просмотреть вас пять раз…
- Вообще-то восемь, барон, - не сдержавшись, я улыбнулся.
- Ваши усы выглядят отвратително! Что это за убогие модные веяния?! – прошипел советник. – Все - подите вон!
- До скорой встречи, Алексей Мстиславович, - я взялся за ручку двери, и советник, раскуривая сигару, хмуро произнес:
- Искренне на это надеюсь».
В этот момент громко запиликал сотовый, и рука барона с сигарой застыла в воздухе, и клубы дыма точно вмерзли в него, а из глубин кабинета негодующий юношеский голос воскликнул:
- Да блин, Михаил Александрович!!
- Так, Сазонов!.. то есть, Артем, молчать! – внешник, сопровождаемый возмущенными взглядами, подбежал к Ромкиному столу и схватил свой сотовый. – Да! Нет! Угу! – Дягин сунул телефон в карман рубашки, и ноутбук скептически заметил:
- Смысл было вообще отвечать.
- Хочу напомнить всем присутствующим, что у меня есть и другая работа! – огрызнулся Дягин, шлепаясь обратно в кресло рядом с Сазоном. – То есть, черт! – вообще работа! То, что я тут делаю, я даже не знаю, как назвать!..
- И, все-таки, поставьте мобилу на беззвучный! – потребовал Сазон.
- Да, вы портите всю атмосферу этими звонками, - поддержала его Кира Казимировна. – Тот мальчик очень хорошо пишет, а наш мальчик очень хорошо читает – я как будто прямо там, и тут ваш сотовый – в конце девятнадцатого века!
- Кстати, к мальчику у меня есть замечания! – заявил внешник, и молодой баламут, повернувшись к нему, негодующе сверкнул провернувшимися глазами. – Не к нашему, а к… Так, ты мне сейчас что-то показываешь?!
- Нет пока.
- Вот и нечего, я тебе запрещаю!.. Так, о чем это я?.. А-а, - внешник рассеянно потянулся за лежавшими на столе сазоновскими сигаретами. – Так вот, что касается нашего жандарма – я считаю, что это непрофессионально! Человек вроде опытный, поставлен на серьезное дело, пароход еще даже не отчалил, а он так распереживался из-за какой-то посторонней бабы!
- Из-за девушки, - сердито поправила его Татьяна Алексеевна.
- Мне тоже такое обращение не нравится, - согласился Аркадий Саныч. – И, как я понял, она очень красивая. И он ей явно тоже приглянулся…
- Это не оправдание! – отрезал Дягин. – У него есть задание!
- Согласен, - сказал ноутбук голосом Шмеля, - но, в любом случае, он – гончая, а она – пиявка. Даже не будь никакого дела, эти отношения были бы невозможны… в те времена уж точно… да и сейчас, в общем-то…
- Неправда! – вырвалось у Сазона, и он тут же мрачно уставился на старые исписанные страницы. Всеволод многозначительно хмыкнул, а внешник вкрадчиво поинтересовался:
- Ты сейчас подумал об отношениях в данном коллективе или о своей подружке?
- Какой еще подружке?! – Сазон выдернул пачку из пальцев Дягина. – Это мои сигареты, между прочим!
- Я настоящих баронов никогда не видел, - задумчиво произнес повар.
- И не увидишь уже, - сообщил Жигули. – Настоящие бароны кончились давным-давно. Этот, конечно, производит впечатление. Если б у нас было такое начальство…
- Если б у нас было такое начальство, нам всем пришлось бы постоянно работать, иначе такое начальство может и пристрелить, - заметил Шмель, - а зачем нам это надо?
- Я не знала, что тогда уже были телефоны, - удивилась Татьяна Алексеевна. – И телефонные станции, получается, тоже были?
- Да - и туда брали работать высоких девушек с длинными руками, - сказал Сазон.
- А чегой это так?
- Просто они…
- Так, меня не интересуют длиннорукие девушки! – Дягин треснул кулаком по столешнице, после чего, поморщившись, очень внимательно его осмотрел.
- Меня всякие интересуют, - заверил ноутбук, - если у них закрыт рот. А еще очень хорошо, если у них…
Тут зазвонил постовой телефон, и все посмотрели на него настороженно. Внешник проворчал:
- Кто на этот раз?
- Длиннорукая девушка, - сказал повар, и пиявка с вопленицей захихикали.
- Отвечать-то будете? – вопросил ноутбук. Дягин, мрачно покосившись на него, неохотно протянул руку и, схватив телефон, прижал его к уху.
- Волжанский пост слушает… Нет, он на выезде. Что? Я сегодня главный, а в чем дело?.. А вы только знакомым можете рассказать?... Так… Да не тарахтите вы!.. Какая еще комната? Детская? Так, подождите, я в детях не разбираюсь… Не надо? А-а, понял, а в каком центре? Что она делает? Сильно? А вы уже вызвали наряд?.. Как съест?! Так, это незаконно. А фамилия?.. Хорошо, ждите на месте! – Дягин уронил телефон на стол. – Так, вот что я понял – в торговом центре «Меркурий» в детской комнате какая-то мамаша-баламутиха затеяла драку и в процессе нее активно жрет персонал, при этом провернутая и приближается к грани… Что это значит?
- Это плохо, - пояснил ноутбук. – Надо брать как можно быстрее! Еще, не дай бог, вывернется!
- Черт, неужели придется дергать парней с мероприятия?! – расстроился Дягин, вздрогнув при слове «вывернется».
- Зачем? – прогудел Всеволод. – Мы с Темой запросто с ней сладим.
- Так, ну это тоже незаконно – даже с двух сторон, вы ведь не…
- Так под вашим же присмотром, Михаил Александрович, - Сазон вскочил. – Мы с дядей Севой тетку скрутим, а вы пока будете пугать свидетелей! Только надо быстро, пока она не вывернулась и ваши коллеги не приехали!
- Я даже не знаю, - Дягин слегка растерялся, - и я не могу брать на такое дело практически ребенка.
- Кто ребенок?! И как насчет теплицы?! Там я что-то ребенком не был!
- Нужно же спросить разрешения…
- Мы разрешаем, - вальяжно сообщил ноутбук. – Помощь нужна?
- Мне вас оттуда скачать? – скептически спросил Сазон, и внешник развернул ноутбук экраном в постовой зал.
- Присмотрите пока за коллективом!
Повар снова закатил глаза, а Жигули хмыкнул.
- А вы своему коллективу не доверяете?
- Он же внешник, вспомни наших, - Шмель зевнул, - они все подозрительны до идиотизма!
- На выход! – злобно велел Дягин. – Брать оружие запрещаю!
- Дык оружейка закрыта, - напомнил Сазон. – Но нам тут оставили кое-какие дубинки…
- Я сказал, запрещаю!
- Тогда, если что, вами и будем отбиваться, Михаил Александрович.
- Ладно, можете взять, - поспешно сказал внешник и сурово оглядел остающихся. – Так, никуда не ходить и руками ничего не трогать! И, самое главное, без нас ничего не читать!!
- Готовы? – важно спросил стоявший возле дверного проема Степа, по случаю масштабного торжества облачившийся в раздобытый где-то смокинг, и Манул, сидевший во главе обильно заставленного кушаньями, но совершенно безлюдного огромного стола рядом с Генриеттой и уже избавленный не только от пиджака, но и от жилетки, посмотрел на Ромкиного дворецкого обеспокоенно.
- Слушай, Степ, а вот это вот прям обязательно? Может, просто все сядем да и навернем?
- Я пожалуюсь Юлии Вячеславовне, - пригрозил Степа.
- Видимо, это значит, обязательно, - со вздохом сообщил Манул захихикавшей супруге. – Лады, только, может торжественность чуть прикрутишь, а то прям не по себе. И как это даже Юли и Ромки нет – это же их дом!
- Ты хочешь поучить профессионального дворецкого, как правильно вести приемы?! – возмутился Степа.
- Я не знал, что ты – профессиональный дворецкий, - удивился Манул. – Ладно, буду помалкивать. Ты это – не злись.
- Я никогда не злюсь, - сообщил Степа, - но, думаю, если бы я разозлился, то сделал бы это очень хорошо, - он изящно повел рукой в сторону дверного проема и повысил голос, добавив в него отрешенной торжественности. – Приветствуйте, барон и баронесса Романовы, великие и прекрасные, особенно по пятницам!
Манул машинально вскочил, чуть не перевернув стул, Генриетта дернула его за рубашку, и он плюхнулся обратно. В столовую величаво вошел Ромка, ведя под руку Юлю, приподнял шляпу, подмигнул виновникам торжества и сказал:
- Здорово! Здесь наливают?
- И секунды не продержался! – прошипел младший паучок и пихнул барона в бок.
- Это наша столовая – нам можно! – пояснил Ромка и, подхватив Юлю, донес ее до стола и сунул на стул рядом с русалкой, а сам повалился на стул возле Манула и вернул шляпу на голову, сообщив упреждающему взгляду жены: - Мне нравится эта шляпа – к черту этикет!
- Постарайся не уронить ее в заливное.
- Не боись, даже если это произойдет, я сумею отличить одно от другого, - Ромка кивнул Степе. – Степан, проси!
- Ром, вот зачем ты над человеком издеваешься?! – вознегодовал Манул, и Генриетта снова захихикала.
- Арик, да он не в том смысле!
- Да, не в нем, - подтвердил дворецкий и снова вытянул руку. – Начальник городского поста Сергей Таран с супругой, очаровательной светлейшей Станиславой, а также их всякие дети!
«Всякие дети», вбежав в столовую вперед родителей, тут же с визгом принялись носиться вдоль стола. Вошедший за ними Сергей, тут же плюнув на торжественность, в длинном прыжке метнулся вперед и подхватил Соню, уже воодушевленно потянувшую на себя край скатерти.
- Детский сад! – снисходительно сказал Славка, усаживаясь на один из стульев, пока светлейшая с супругом кое-как водворяли на места прочих чад. Когда они, наконец, закончили, Степа, заручившись кивком Ромки, продолжил церемонию представления гостей.
- Величайший маэстро всех времен, повелитель клавиш и покоритель «Лестницы дьявола» Лигети, Леонид Скворцов.
- Я ничего не понял, - шепотом признался Манул Генриетте.
- «Лестница дьявола» - ужасно сложное произведение для фортепиано, - пояснила русалка.
- Зачем вообще такое сочинять?
Тича внес в столовую банкетку со взъерошенным Скворцом, взгляд которого был слегка стеклянным, водрузил ее перед пианино, уже пристроенным возле дальней стены комнаты, и приглушенно пророкотал:
- Я пока не считаюсь!
Развернувшись, громадная гончая исчезла, а величайший маэстро мрачно сообщил:
- Откровенно говоря, очень хочется жрать!
- Ты только под Степку музыкальный фон подложи, а потом перемещайся за стол, - сказал Ромка, вожделенно оглядывая бесчисленные блюда и потягивая носом, и гончая ласка проворчала:
- Так надо было меня первым внести!
- Вперед хозяев дома и начальства?!
- Зануды! – Скворец, шумно облизнувшись из-под маски, начал негромко играть один из штраусовских вальсов, и Генриетта улыбнулась Юле.
- Ой, «На прекрасном голубом Дунае»! Такие вещи никогда не надоедают. Этот вальс невероятно красиво звучит на природе.
- Послушаем и на природе, если маэстро до этого момента дотянет, - пообещал Ромка. – Степан, продолжай!
- Флибустьер Жулан с добычей! – провозгласил дворецкий, и Стася звонко рассмеялась. В комнату легким шагом вошел Жулан, придерживая перекинутую через правое плечо хихикающую Гелю, которая в свою очередь придерживала свои волосы, а за ними с победным ревом ворвались близнецы и Дарья, которая тут же нашла глазами Генриетту и насупилась.
- Димон, смотрю, ты верен своим традициям и опять спер дочь губернатора Тортуги, но на кой черт ты прихватил ее свиту? – вопросил Ромка.
- Пригодится, если нам не хватит еды, - мясник, чей внешний вид был так же безупречен, как и в начале церемонии, аккуратно поставил жену на ковер и подвел ее к столу. – Дети! Сидеть! Молчать!
Близнецы, захлопнув рты, дружно плюхнулись на стулья и нетерпеливо заболтали ногами. Жулан усадил Гелю между ними, сам сев рядом с Ромкой. Рыжая же, оставшись стоять, возмущенно осведомилась:
- А как же держать шлейф?!
- Теперь твоя задача держать вилку, - Сергей кивнул ей на стул, - торжественная часть закончена.
- Нуууу! Я так не хочу! Я хочу…
- Перетолочь центнер раков, которых мне нетрудно будет для тебя достать, – лениво произнес Жулан.
- Я не знаю, сколько это, дядя Дима, - призналась юная гончая с легким ужасом, - но точно нет!
- В таком случае, пересмотри свое поведение.
- Эхех! – Дарья шлепнулась на стул и жадно осмотрела стол. – Ух ты! А почему у меня нет титула?
- Потому что ты – добыча, - Ромка ухмыльнулся. – Добыче титул не положен.
- Почетный боевой казначей граф Андрей Слобода с дамой сердца сеньоритой Лесей Михайловной! – Степа повел рукой, и в столовую вошли Дюха с Лесей. Ромка, наклонившись к Жулану, сказал:
- Кстати, у Дюхи реально дальние предки были графья.
- А у Леси? – осведомился мясник.
- У нее предков не было – она вылупилась на свет из какого-то платья.
- Не смешно! – сердито отрезала гончая ласка, усаживаясь на выдвинутый стул, и Дюха, поправив очки, заметил:
- Я согласился на этот цирк только ради Степы. Я и не предполагал, что он воспримет отказ настолько болезненно.
- А чего Леська без титула? – спросил Манул.
- Не смогла выбрать, - засмеялась Стася. - Хотела все сразу.
- Назвалась бы тоже чем-нибудь почетным, - предложил Ромка. – Почетным филодендроном. Или почетным асплениумом.
Леся зашипела на него под общие смешки, а светлячок восхищенно раскрыл глаза:
- Ты начал запоминать названия наших растений?!
- Мама, все для тебя!
Сергей скептически покачал головой, и Степа сердито одернул барона:
- Вы меня сбиваете!
- Простите, многоуважаемый, извольте продолжать.
- Продолжаю! – дворецкий снова принял торжественный вид. – Магистр медицинских наук и рыцарь ордена Величайшего терпения шизофренических требований и выходок коллег по городскому посту Анатолий Борисович Доценко с супругой леди Ларой и дочерью Ланой.
- Как Степа ухитрился все это запомнить?! – изумился Манул, наблюдая за прибытием Фенька с женой и дочерью. – Ведь без бумажки читает!
- У парня талант, - Ромка нахмурился, - но что-то не помню я у себя шизофренических требований и выходок!
- За годы нашего знакомства у тебя их была целая куча, - заверил постовой врач, - но сегодня неподходящий день их вспоминать, к тому же, тут дети.
- А у папы тоже были такие выходки? – с любопытством спросил Славка.
- Я расскажу тебе об этом, когда твоего папы рядом не будет.
Сергей иронично улыбнулся, тут из коридора долетел какой-то грохот, Степа, повернувшись, высунул туда голову и, поспешно отдернувшись обратно, быстро сказал:
- Заслуженные непобедимые и неубиваемые городские берсерки капитан Валентин Лазутин и будущая миссис капитанша Лазутина – Антонина!
В комнату ввалился слегка взъерошенный Валентин, на руке которого висела сердитая Тося. Судя по их виду, по пути в столовую боевая пара успела не только поругаться, но и подраться, и Сергей спросил:
- Что опять случилось?
- Он хочет переодеться, - белобрысая раздраженно пихнула своего будущего мужа, и тот пихнул ее в ответ. – Я в кои-то веки вижу его нарядным, но он хочет все испортить!
- Ну не мое это! – Валентин почти в отчаянье дернул себя за воротник рубашки. – Костюмы эти ваши… Я и так выдержал всю торжественную часть!
- Торжественная часть еще не закончилась. Вот когда переместимся на шашлыки – ходи хоть голым, - Сергей отмахнулся, и Тося возмутилась:
- Еще не хватало!
- Мне это тоже не нравится! – недовольно поддержал ее Манул, покосившись на свою чуть порозовевшую жену. – Никаких голых мужиков на моей свадьбе!
- А как насчет женщин? – с надеждой спросил из коридора голос Тая, который, судя по звуку, тут же получил от кого-то по шее. Степа, высунув голову в дверной проем, издал злобное рычание, и в коридоре наступила тишина.
- Ты знал, что это будет сложно, - заметил Ромка.
- Да уж, - дворецкий утер лоб и вытянул руку. – Главный и единственный архивариус поста, главный и единственный системный администратор поста, свирепый уничтожитель полчищ дикарей, гроза неба, детектив, руководитель… - Жулан посмотрел на часы, а Ромка тихо пробормотал:
- Такое впечатление, что Данька слепил себе титулы из всего, чем мы его когда-либо обзывали.
Валентин фыркнул, и Степа, ожегши обоих взглядом, продолжил:
- …возможный спаситель человечества, генерал-лейтенант воздушных войск сэр Даниил Черных и принцесса всея Нигерии Прасковья Умар.
Принцесса всея Нигерии изящно скользнула в комнату, изо всех сил пытаясь хранить надменное выражение лица. Генерал-лейтенант и спаситель человечества, видимо от большой скромности, прятался у нее за спиной, крепко держа принцессу за талию.
- Даня, тебе не стыдно? – осведомился Сергей, и Летчик сердито выглянул из-за Паши.
- А чего это мне должно быть стыдно?! Мне сказали, что для приема надо титулы, а сколько надо – не сказали, к тому же, это же просто для прикола. И я хотел снимать прием! Почему мне запретили!
- Потому что, во-первых, ты будешь всем мешать, а во-вторых, нам не нужен компромат на самих себя, - пояснил Ромка.
- Чего я – не пойму, что можно снимать, а что нельзя?! – обиделся Данька. – Я – крутой оператор, между прочим!
- Елки, еще один титул?! – Ромка сокрушенно кивнул Степе. – Запиши для следующего мероприятия.
- А правительство Нигерии не предъявит тебе за авторские права? – осведомился Дюха у темной гончей.
- Они ничего не докажут! – Паша, развернувшись, потянула разворчавшегося Летчика за руку. – Пойдем, соколенок, ты всех задерживаешь!
- А есть все можно? – Данька жадно посмотрел на стол. – Или на еду какой-то лимит?
- Тебе есть вообще нельзя, - сказал Скворец, не переставая играть, - иначе ты из воздушных войск стремительно перейдешь в наземные.
- Хорош галдеть! – Ромка сдвинул шляпу на затылок. – Степа, валяй дальше!
- Их светлость князь и княгиня Бедины, - просто сказал Степа, и в столовую вошел Бедуин, ведя под руку Милану. Сергей удовлетворенно произнес:
- Наконец-то начали прибывать скромные люди.
- Клан Тартаровых в полном составе, - предварил дворецкий появление медэксперта и его потомков с семьями, и за столом на некоторое время воцарился громкий гвалт. Кое-как утихомирив возросшее количество детей, все снова обратили взоры на Степу.
- Наводящий ужас, - зловещим голосом начал дворецкий, и Соня, испуганно пискнув, спряталась за стаканом, - одинокий странник междумирья и грозный шаман ближних пределов, сокрушающий армии одним поднятием левой брови и отнимающий души одним прищуром правого глаза, лишенный жалости и сострадания…
- Кто там приперся?! – встревожился Ромка и Генриетта фыркнула.
- … великий открыватель земель и бутылок, Индеец Джо и его банджó.
Летчик сердито поджал губы, а часть гостей зааплодировала. В столовую вальяжно вошла лисья гончая, закинув свой музыкальный инструмент на плечо, и наставительно высказала Даньке:
- Учись, студент!
- Мои титулы были лучше! – огрызнулся Летчик.
- Нет, не были, - сказал Фенёк.
- Борец с темными силами и несправедливостью, - Степа откашлялся, сдерживая смех, - и просто красавец мужчина, полководец Руслан Ослепительный!
В столовую величаво вплыл Руся, и Индеец Джо немедленно поинтересовался:
- Где коня потерял? И с чего вдруг ты Ослепительный? Кому-то зенки вышиб, пока я странствовал между мирами?
- Ты сейчас не только жалости и сострадания лишишься! – пригрозила волчья гончая, садясь рядом с ним, после чего призывно протянула руку к Скворцу. – Ленька, нам скоро тебя отдадут?!
- Я уже заканчиваю, - успокоил его маленький постовой.
- Сотрясатели вселенной титаны Андрей и Маргарита! – провозгласил Степа, и Тича, введя в столовую свою брутальную даму, прогудел:
- Нравятся мне у вас двери, Ром. Нагибаться не надо, как везде.
- А вы которые из титанов? – спросил Индеец Джо. – Мифические существа, металлы или котлы?
- За своим котлом следи, - посоветовала Рита-Викинг, усаживаясь. – А то мало ли что.
- Хан Тайманов с одалисками, - Степа предусмотрительно отошел подальше от дверного проема, и в столовую хлынула свита тигриной гончей, наполняя ее болтовней и хихиканьем. Последним вошел Тай, обмахиваясь шляпой, и отвесил изящный поклон сидящим во главе стола. Генриетта, улыбнувшись, взлетела со стула и сделала книксен. Манул, озадаченно посмотрев на жену, почесал затылок и, встав, произвел то же действие, слегка двинув столом.
- Это было не обязательно, Мануляра, но, впрочем, приятно, - заметил Тай, пробираясь на свое место, и Руся толкнул локтем Индейца Джо.
- Ну вот как так?! Все его девицы знают друг про друга – и Тай все еще жив!
- Завидно? – со смешком спросила лисья гончая.
- А тебе нет, что ли?!
- Очень. Имей терпение – мы все еще в засаде.
- Да сколько можно-то?!
- Феодал Кортиев Мулдар, он же герцог Кусто, и его леди! – Степа показал двум приятелям кулак, и Руся с Индейцем Джо примолкли. Кусто ввел в столовую свою блондинку, на которой красовалась его шляпа, и проследовал к столу, попутно пихнув Индейца Джо – видимо, в продолжение какого-то конфликта, начавшегося еще за пределами столовой.
- Это все или еще кто-то остался? – осведомился Ромка. – Ах, да, не хватает злобной рожи и бессмысленного трындежа.
- Боярин Маркелов и его эго, - бодро доложил Степа, и вошедший Барик мрачно произнес:
- Я не давал тебе такого титула.
- Вы вообще никакого не давали, - буркнул Степа, - хотя просили всех прийти с титулами. Это же важный прием! Так прям сложно было?!
- Да, нечего возмущаться, - поддержал его Ромка. – В конце концов, он назвал тебя «боярином», а не «почетным эльфом». Кстати, Степа, ты забыл добавить, что он – главный мизантроп области.
- И главный зануда области, - ехидно подсказал Летчик.
- Сам-то ты кто? – проворчала леопардовая гончая, устраиваясь за столом. – Летающая Пашкина собачка!
- Черт, еще один титул, - вздохнул Ромка. – Степа, запиши.
- Не надо это записывать! – возмутился Данька.
- Точно, - Барик пододвинул поближе стопку, - не надо это записывать – это надо высечь в камне!
- Заглохни уже вместе со своим эго! – Ромка сделал русалке извиняющийся жест. – Не обращай на