Ядовитая роза, колючий змей. Чисто росское убийство. Яна Черненькая

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ПРОЛОГ
• ГЛАВА 1 — Юрист с внешностью флибустьера
• ГЛАВА 2 — Профессор
• ГЛАВА 3 — Договор
• ГЛАВА 4 — Сумочка с незабудками
• ГЛАВА 5 — Коса и Башня
• ГЛАВА 6 — Странные сны
• ГЛАВА 7 — Расследование Ксении
• ГЛАВА 8 — Банный день
• ГЛАВА 9 — Чары Делроя
• ГЛАВА 10 — Убийцы
• ГЛАВА 11 — Долг перед альбийцем
• ГЛАВА 12 — Александр Можаров
• ГЛАВА 13 — Приключения на Фетровке
• ГЛАВА 14 — Генерал
• ГЛАВА 15 — Бой на брудершафт
• ГЛАВА 16 — Преисподняя
• ГЛАВА 17 — Визиты и сороки
• ГЛАВА 18 — Вызов
• ГЛАВА 19 — Письмо с того света
• ГЛАВА 20 — Новые обстоятельства
• ГЛАВА 21 — Дуэль
• ГЛАВА 22 — Панчулидзев и друг семьи
• ГЛАВА 23 — Прощание с прошлым
• ГЛАВА 24 — Ведьма
• ГЛАВА 25 — Рыбы снулые
• ГЛАВА 26 — Объяснение
• ГЛАВА 27 — Ядовитая роза
• ГЛАВА 28 — Договор
• ГЛАВА 29 — Колючий змей
• ГЛАВА 30 — Возвращение
• ГЛАВА 31 — Черная книга
• ЭПИЛОГ

АННОТАЦИЯ

Титулярный советник Александр Можаров обвинен в убийстве любовницы. Все улики против него, и сам он не отрицает вину. Но правда ли это? Ксения, его сестра, пытается узнать, что случилось на самом деле. По силам ли барышне, которая собирается уйти в монастырь, провести собственное расследование или стоит воспользоваться помощью неожиданного помощника? Он иностранец, не слишком хорошо знает язык и особенности местных нравов, зато хитер, умен и, по слухам, уже занимался сыском. Подозрительно одно — иностранный гость слишком уж интересуется Башней колдуна Брюса, реконструкцией которой должен был руководить Можаров.

   Сюжет книги основан на художественной интерпретации реальных событий и содержит выдержки из настоящего уголовного дела.

   Выражаю огромную благодарность специалисту по судебной медицине и психологии Ольге Александровне Чернышовой. Ее участие позволило проанализировать рапорты полиции и судебных медиков 19 века, а затем восстановить вероятную картину произошедшего, чтобы на ее базе написать альтернативную версию истории.

ПРОЛОГ

— Александр Васильевич просили передать, что завтракать не изволят, — сообщил Тихон, которого отправили за Сашей.

   Отец помрачнел. Мать нервно поставила чашку на блюдце. Фарфор громко звякнул. Но ни слова не было произнесено.

   Саша уже второй день ничего не ел. В его отказе спуститься не было ничего неожиданного, но все же… Больно было смотреть, как он себя изводит.

   — Я поговорю с ним, — решилась Ксения на еще одну попытку.

   — Не поможет, — сухо ответила мать.

   Отец сокрушенно покачал головой.

   — Я попробую… — пообещала Ксения.

   В прихожей требовательно зазвонил колокольчик. Тихон пошел открывать. Вскоре из прихожей донеслись громкие мужские голоса.

   — Барин… — только и успел сказать слуга, прежде чем его отодвинул в сторону дюжий городовой.

   — Титулярный советник Александр Васильевич Можаров! — в столовую шагнул широкоплечий и дородный мужчина в черной шинели, наверное, следователь.

   — Он… — отец помедлил, пытаясь сообразить, как себя повести.

   — Я здесь! — увидев полицейских из окна, Саша и не подумал бежать, а напротив — спустился к ним. Сейчас на его лице читалось странное облегчение, словно он только и ждал, когда за ним явятся.

   — Титулярный советник Александр Васильевич Можаров, — сурово повторил следователь, — вы арестованы по подозрению в убийстве Луизы Дюваль. — Саше протянули бумагу с печатью, но он даже не взглянул на нее. Сам шагнул следователю навстречу, заведя руки за спину.

   Ни прощального взгляда на родных. Ни попытки оправдаться хоть перед семьей. Словно Саша знал, что виноват и уже смирился с неизбежностью воздаяния.

   Последним ушел следователь. Словно ворон-горевестник, растворился он в темном дверном проеме, оставив за собой запах холодного дождя, мокрого сукна и опавших листьев.

   Ксения бросилась к окну и увидела, как ее брата усадили в черный экипаж. Она растерянно оглянулась на родителей. Те даже не шелохнулись.

   — Папа! — обратилась она к отцу, сделав ударение на последний слог. — Вы должны что-то сделать! Саша не виноват! — Отец отвел взгляд. — Матушка!

   Тишина.

   — Тихон, принеси перо и бумагу! — опомнился хозяин дома. — Отнесешь письмо Юрьеву. Знаешь, где он живет?

   — Да, барин, — поклонился Тихон.

   — Юрьеву? Адвокату? — удивилась Ксения. — Вы, что же, верите, что Саша убил Лиззи?

   — Помолчи, — раздраженно шикнул на нее отец и добавил: — Не твоего ума дело!

ГЛАВА 1 — Юрист с внешностью флибустьера

Почти все утро Ксения металась по кабинету брата, не в силах успокоиться. Да и как, скажите на милость, успокоишься? Судьба словно задалась целью уничтожить все, что Ксения любила. Может, то был знак свыше, и сразу после гибели Мити ей следовало уйти в монастырь, чтобы не навлекать еще большие беды на близких?

   Уже в третий раз девушка выдвинула ящик письменного стола. Зачем-то снова заглянула в него… с неизменным результатом, но чему удивляться? Во флигеле, где до несчастия с Луизой жил брат Ксении, провели целых три обыска — еще до того, как явились арестовывать Сашу. Следователь велел забрать все письма и блокноты, заодно прихватил с какой-то целью два ферентийских кинжала.

   Глупо было надеяться, что хоть одна тайна укрылась от внимания полиции. Но Ксения с отчаянным упрямством искала подсказку. Хоть какую-нибудь. И все без малейшего результата. А Лиззи с портрета на стене, словно живая, с грустной улыбкой смотрела на бесплодные старания прежней подруги и наперсницы.

   Ксения достала принесенную с собой гадальную колоду. Она и до того гадала на произошедшее, но карты упорно отказывались с ней говорить с того самого дня, когда она увидела... Когда она увидела… Девушка зажмурилась, отгоняя затаившийся в душе страх. Не время. Ее дар был, пусть и слабой, но все же единственной надеждой получить совет, и он не мог совсем уж пропасть. Надо стараться.

   Минувшей ночью сделала еще попытку и, пусть не так явно, как хотела, но все же получила совет — начать с флигеля. Мужчина, Дом. Ключ. Что это еще могло быть?

   Сев в кресло, Ксения наугад вытянула карту, задав первый вопрос:

   — По какой причине с Лиззи случилось несчастье?

   Змея. Ключ. Крыса.

   Предательство. Удар в спину… ревность. Последнее — то самое, в чем обвиняют Сашу. Но причем здесь ключ?

   — Кто убил?

   Мужчина. Змея. Лиса.

   Коварный лицемер, предатель. Это может быть кто угодно, но не Саша! Да, сейчас многие ставили ему в вину умение виртуозно блефовать. Александр Можаров прекрасно актерствовал за карточным столом. Но сейчас был не тот случай, и речь шла не о картах. Саша действительно скорбел по Луизе. Он места себе не находил уже несколько дней! Ксения даже полагала, что арест случился к лучшему — все эти дни она боялась за брата, ведь он мог в помрачении рассудка наложить на себя руки. Оружия у него было в достатке…

   — За что убили Луизу?

   Гроб. Ключ. Развилка.

   Кто-то искал выход из непростого положения. Луиза мешала чьим-то планам.

   — Какова роль Саши в смерти Лиззи? — спросила Ксения, возвращаясь к картам.

   Змея. Дом. Ребенок…

   Ах, если б Саша хоть отрицал свою вину. Но нет — с того вечера, как принесли известие о гибели Луизы, он почти ни с кем не говорил. Сидел в своей комнате, смотрел на горящую свечу и ничего не отвечал даже на вопросы Ксении. И почти ничего не ел. В комнате, где он ночевал уже после несчастия, было очень душно. Слуги приносили свечи целыми коробками. Догорала одна, Саша брал другую. Зажигал и смотрел, смотрел в пламя, словно видел там какие-то картины. И, что страшнее всего, он все время бормотал нечто неразличимое. Словно лишился рассудка.

   Ксения решительно тряхнула головой — нет, исключено. Саша горяч нравом. В речах и суждениях резок — все так, оттого и врагов у него много. Силен и быстр — тоже правда. Порой хитер и осторожен — что есть, то есть. Но руку поднять на Лиззи… Да еще и так... Словно лютый безжалостный зверь. Нет-нет. Невозможно такое!

   — Змея. Дом. Ребенок, — произнесла вслух Ксения, пытаясь не думать о том, что карты считают Сашу убийцей. Неужто все же он убил Луизу у себя дома, во флигеле, в порыве ревности, как утверждает полиция? Некстати вспомнились собственные упреки, когда Саша завел очередной роман. Она ведь еще тогда говорила брату: «Ты потеряешь Лиззи и будешь жалеть!»

   Саша порой вел себя как ребенок, падкий до красивых игрушек… Но убийство… Ах, если бы Ксении досталось больше дедовской силы. Но нет, карты упорно молчали.

   — Как мне помочь Саше?

   Еще три карты.

   Всадник. Собака. Башня. Просто карты. Просто сочетания и значения, но никаких видений.

   Всадник — движение, стремительность. Собака — верность, друг. Башня — защита. Взять спасение Саши в свои руки? Но что может сделать Ксения?

   — С чего мне начать? — вырвался очередной вопрос.

   Башня. Книга. Крысы.

   Башня. Адвокат Юрьев? Вряд ли. Отец уже отправил ему письмо. Здесь ничем не поможешь. А что еще? Девушка вновь принялась ходить по комнате брата, надеясь высмотреть в его вещах хоть какую-то подсказку. На глаза попалась шкатулка с артефактными кристаллами. Ксения открыла ее. Посмотрела на переливающиеся разными цветами драгоценности. Закрыла, поставила на стол. Чудо, что полиция не забрала. Не иначе как побоялись. Как использовать эти кристаллы знал только Саша. А с артефактами шутки плохи. Не тот камень возьмешь, не так его активируешь… всякое случиться может. Вернув шкатулку на место, Ксения вернулась к размышлениям.

   Книга.

   Книг в комнате Саши было много. При обыске их побросали на пол, но слуги уже навели здесь порядок. Ксения остановилась у шкафа, провела рукой по корешкам. В основном здесь были издания, так или иначе посвященные архитектуре — от учебников до исторических трактатов о строителях прошлого.

   Охваченная приступом тоски, девушка сняла с полки толстый справочник «Сопротивление материалов. Учение о прочности построек и машин» и долго его листала, не особенно вникая ни в цифры, ни в текст. Поставив книгу на место, вытянула другую — «Расчет арок и сводов»… Саша — прекрасный архитектор, талантливый. Совсем недавно ему доверили возглавить реконструкцию самой Брюсовой башни. Его ждало великое будущее… Ждет! Ксения не позволит погубить брата.

   Взгляд девушки остановился на знакомой тоненькой обложке, что стыдливо пряталась на верхней полке за двумя толстыми томами энциклопедии. Встав на цыпочки, она достала книгу «Толкования сновидений госпожи Леман». Задумчиво оглядела непритязательное издание, почти брошюру. Ксения хорошо помнила, откуда она взялась — брат купил совсем недавно в одной из лавок на рынке у Брюсовой башни. Сомнительно, что ее писала госпожа Леман. Нынче этим именем кто только не прикрывал свои мистические изыски. И все же Саша купил сонник. Зачем?

   Полистав брошюру, девушка наткнулась на страницу с загнутым уголком. Там было много разных сновидений. «Смерть друга», «Смотреться в зеркало», «Убить змею», «Убить собаку», «Укол»… Мало ли что могло привлечь внимание Саши.

   Закрыла книгу, убрала ее обратно и задумалась. Может, наведаться к Брюсовой башне, где куплен толкователь снов? Крыс там в избытке. И людей, что ведут себя как крысы, и собственно грызунов. Понять бы только, что искать…

   Ксения спрятала карты и выбежала из флигеля. Время было не позднее. Почему бы и не попытать удачи? Даже если ничего не получится — терять-то нечего.

   Сбежать из дома оказалось проще простого — отец с матерью куда-то уехали. Отправив слугу за извозчиком, Ксения заявила, что едет в церковь, но на деле велела везти ее к Брюсову рынку.

   Ах, маменька пришла бы в ужас, узнав, что ее дочь в одиночестве отправилась в такое место. Не дело это — девице благородного и древнего рода расхаживать по толкучке. С Сашей гулять здесь было и интересно, и не страшно, но сейчас она была одна.

   У подножья величественной Брюсовой башни толпился народ. Целая улица была уставлена нестройными рядами грубо сколоченных столов под навесами. Лоточники разносили товары, ловко маневрируя между людьми, а кому не хватило места под навесами, раскладывали свои «богатства» кто прямо на тротуаре, кто на ящиках. Люди толпились, толкались, кричали. Зазывалы оглушительно расхваливали товары. Лавочники хватали за одежду, пытаясь всучить хоть что-то из своего бесконечного изобилия всевозможных вещей.

   — Спинджаки из альбийской шерсти! Рубь за два! Купите мужу, не пожалеете! — предлагали ей.

   Сердце сжималось, как часто бывало, когда что-то напоминало Митю. Не было у нее мужа. Митя погиб незадолго до свадьбы. Глупо. Бессмысленно. На дуэли, о которой Ксения узнала в тот миг, когда уже ничего нельзя было изменить. Карты показали ей смерть любимого… и с тех пор замолчали.

   Кто-то толкнул девушку под руку. Ксения обернулась — никого, но потом взгляд ее выхватил странного человека, который без всяких усилий шел против движения толпы. Люди обходили его сами и шли дальше, не оглядываясь. Что удивительно, ведь человек этот выглядел крайне примечательно — высокого роста, на голову выше любого из толпы, с дорогой черной тростью в руке… в белоснежном длинном парике и костюме, которые были в моде лет двести тому назад. Ксения развернулась и попыталась следовать за ним, но толпа, по доброй воле огибающая незнакомца, совершенно не хотела так же пропускать и хрупкую девушку. Вот уже виден лишь белый парик. Вот он уже и из виду пропал. Ксения свернула на соседнюю линию лавок — там людей было меньше. Добравшись до места, где в последний раз видела незнакомца, растерянно оглянулась, но он, конечно же, уже исчез.

   — Не проходите мимо, барышня! — В этот миг кто-то беззастенчиво схватил девушку за руку и потянул в сторону. — Гребни резные! Булавки на любой вкус! Дюжину на гривенник!

   Ксения бросила задумчивый взгляд на прилавок — он и впрямь ломился от милых дамскому сердцу мелочей. Чего здесь только не было. Судя по слегка потертому виду вещей, прежде они принадлежали другим хозяевам. Такого товара здесь, на Брюсовском рынке, было предостаточно. Но если уж доверять знакам, то следует доверять им до конца.

   Ксения послушно зашла в палатку. Далеко уже не первую сегодня. Без особой охоты оглядела выложенные предметы. Продавец вцепился в новую покупательницу и принялся расхваливать товары. Ксения смотрела, слушала, но все было не то. Булавки. Дешевые броши. Мятые ленты. Гребни. Обычный ничего не стоящий хлам.

   — А для знатных барышень товар-то у нас есть и получше! — не растерялся торговец и, занырнув за прилавок, вытащил из-под него круглое серебряное зеркальце с затейливой инкрустацией, увидев которое Ксения прикусила губу, чтоб не выдать волнения. Карты не обманули! И человек этот… странный. Уж не сам ли Брюс? А ведь и точно — так его описывали те, кто видел. Появлялся чернокнижник и среди бела дня. Кому пальцем погрозит. Кому улыбнется или поклонится. Зачем, почему? Кто же поймет? И даже примет никаких не было, словно речь шла о живом человеке, а не призраке.

   Стараясь держать себя в руках, девушка повертела зеркальце, приметила еле заметную царапину на нем и убедилась, что ошибки нет.

   — Где ты его взял? — спросила она.

   — Откуда взял, там уж больше нет, — уклонился от ее вопроса торговец.

   Стращать его городовым не было ни малейшего смысла — ничего противозаконного не совершалось. У кого-то купил, кому-то продает. А если даже и украденное, так поди докажи.

   — Мне бы увидеться с тем, кто принес это зеркальце. А я в долгу не останусь, — Ксения вытащила из перчатки пятирублевую купюру и положила ее на прилавок.

   Торговец удивленно приподнял брови — еще бы, не каждый раз увидишь благородную барышню, которая мало того что ходит одна по Брюсовскому рынку, так еще и прячет деньги в перчатку. Этому Ксению научил брат — воришек в городе было в достатке, а руки у них не в пример какие ловкие, но поди вытащи купюры из-под тугого манжета. Не слишком удобно так ходить, зато надежно. Что нынче и требовалось.

   — И зачем же красивой барышне понадобился тот человек? — осторожно спросил торговец.

   — Дело у меня к нему. Выгодное! — Смело сказала Ксения, вспоминая уроки Саши. Брат всегда говорил: «Будешь бояться — люди поймут. Нюх на страх у них не хуже собачьего — слабость чуют и тотчас бросаются».

   — И какое же? — лавочник с легкой насмешкой уставился на Ксению.

   — Ему и скажу. Или ей. А тебе про то знать не обязательно, — резко и твердо ответила девушка, правда, после запоздало подумала, а не слишком ли увлеклась — вдруг откажется помогать из-за ее грубости.

   Торговец подумал. Покачал головой. Потом бросил неохотно:

   — Мальчонка один принес. Кто и откуда — не ведаю.

   — А если пять рублей сверху? — еще одна купюра упала на прилавок.

   — Касьяном его зовут, — шепотом проговорил торговец, в мгновение ока прибирая деньги. — Из местных.

   — Где его найти?

   — А кто ж знает? Я ему не сторож.

   — Как выглядит?

   — Обыкновенно. Как все. Тощий. Белобрысый… Лет ему около десяти примерно, может, немногим больше, — Ксения выложила на прилавок еще пятирублевую, от души надеясь, что ее хватит. — Вот, разве что, глаза у него разных цветов, — тут же добавил торговец. — Зеленый и карий. И в этот раз одет был прилично. Я не сразу его узнал. Может, в дом какой взяли.

   — Он только зеркальце принес?

   — Не только. — И многозначительное молчание.

   Ксения вздохнула — с собой она взяла всего тридцать рублей. Пятнадцать уже отдала. Хватит ли теперь?

   — Дам еще червонец, — решилась девушка. — За все, что принес этот мальчишка. Не нравится — найди тех, кто заплатит больше за ненужный хлам.

   — Ну вы-то за этот хлам червонец готовы заплатить, — резонно заметил торговец.

   — То я. А ты другого найди, — не смутилась Ксения.

   — Синенькую накинуть бы! — глаза торговца загорелись алчностью.

   — Рубль сверх обещанного, — Ксения поджала губы, вспомнив, как вел себя Саша. Брат любил под настроение поторговаться. Развлечения для.

   — Ну хоть зелененькую*! (*Простонародное название: червонец — 10 рублей, синенькая — 5 рублей, зелененькая — 3 рубля.)

   — Не хочешь рубль сверху? Тогда бери один червонец и это последнее слово.

   — Рубь сверху и забирай! — сдался торговец.

   Ксения выложила на прилавок еще одиннадцать рублей, радуясь, что деньги взяла с разменом. Перед нею тотчас положили знакомую расшитую бисером сумочку. Стараясь не выдать волнения, девушка взяла ее в руки.

   — Зеркальце тоже заберу! — заявила она торговцу, который не хотел отдавать его вместе с остальным…

   Прижимая к себе сумочку, чтоб не выхватили, поспешно пошла прочь с рынка.

   Карты не соврали. Но что дальше? Где искать мальчишку? Разноцветные глаза — ценная примета. Вот только город огромный. Один мальчишка, хоть и такой заметный — иголка в стоге сена. Отдать сумочку следователю? Не лучшая идея. Как бы потом еще и Ксению в чем не обвинили. Или окончательно уверуют в вину Саши. Лужин, обер-полицмейстер, и без того наверняка велел всем своим подчиненным искать доказательства вины Александра Можарова в убийстве. С Сашей у него отдельные счеты. К чему давать ему в руки лишние козыри?

   Жаль, нет в Росской империи частного сыска, как в той же Альбии или Галлии. Нанять бы кого дельного. Но где ж его возьмешь? Следователи под обер-полицмейстером ходят, а иных сыщиков и нет. Не положено. Сыск — дело государственное.

   Горечью опалило душу — с чего она вообще решила, будто сможет спасти брата? У нее ведь даже подруг не осталось — после гибели Мити Ксения больше не выезжала в свет. А нынче те немногие, кто делал им визиты, решили раззнакомиться с семьей убийцы. Одна Катенька Самоедова с ее матушкой еще наведывались, но не приходилось сомневаться — они просто собирают сплетни, чтоб разнести их по салонам. Сороки — так их называл отец…

   Ксения спохватилась. А ну как от сорок тоже какая-никакая польза будет? Не заглянуть ли к ним на огонек? Вдруг дома?

   Поймала извозчика. Велела везти на Брюсов переулок, где жило семейство Самоедовых.

   Яркое и все еще теплое сентябрьское солнце радостно грело землю. И, не случись несчастья с Луизой и Сашей, Ксения наслаждалась бы погожим днем. После гибели Мити она полюбила осень с ее увяданием, меланхолией и последними ясными и теплыми днями, в прохладе которых уже сквозило мертвящее дыхание грядущей зимы.

   Лошади неспешно цокали копытами по мостовой. Медленно, словно нарочно снизив скорость, проехали они мимо белокаменного особняка Гудовичей, где совсем еще недавно жила бедная Луиза. Там, в пятикомнатной квартире на втором этаже, по-прежнему лежали ее вещи. Совсем еще недавно Ксения с радостью заехала бы в этот дом, а теперь он навевал лишь нервную дрожь и чувство безвозвратной потери. Расшитая бисером сумочка жгла руки, но время для ее осмотра было неподходящее. Пришлось терпеть.

   Казалось, прошла целая вечность, прежде чем извозчик остановил у дома Брюса. Когда-то этим особняком владел племянник величайшего из колдунов Росской империи — Якова Вильмович Брюса. Семья его происходила из Альбии, но сам колдун родился уже в России. Нынче в особняке находился обычный доходный дом, однако название так и осталось — дом Брюса. Если задуматься, почти знак.

   Самоедовы снимали здесь квартиру.

   Расплатившись с извозчиком, Ксения подошла к дому. Бдительный дворник проводил ее внимательным взглядом и даже не подумал поклониться. Молва расходилась словно круги по воде. Лиззи даже похоронить не успели, а фамилию Можаровых уже ославили на весь город и даже за его пределами. Еще бы, теперь они семья убийцы, а что Саша — точно убийца, так это вопрос решенный. «Все знают» — фраза, способная заменить любые доказательства.

   Тихо открыв дверь, Ксения зашла в просторный вестибюль со сводчатыми потолками.

   — У вас в стране не принято принимать визитеров? — услышала она вопрос, заданный на чистейшем альбийском.

   Говоривший эти слова высокий мужчина бросил короткий взгляд на Ксению. Выглядел он весьма примечательно. Дорогой твидовый костюм, безукоризненная осанка и холодное, отстраненное лицо за версту позволяли узнать в нем жителя Туманной Альбии, причем не из числа простых смертных. Однако смуглая кожа, широкоскулое лицо с черными как смоль бровями и хищными чертами, выдавали в нем некоторую примесь восточной крови. Но даже не это необычное сочетание привлекало внимание с первого взгляда. Куда приметней был длинный ножевой шрам, который тянулся от нижней челюсти через всю левую щеку к глазу, из-за чего мужчина отчетливо напоминал морского пирата из слезливых любовных романов. О да, раньше Ксения непременно придумала бы историю о незаконнорожденном сыне альбийского аристократа от восточной красавицы, который посвятил жизнь мести отцу или за отца… и много чего еще дальше. Но то было раньше. В юности. Почти вечность назад. В январе Ксении должно было исполниться двадцать семь лет — не тот возраст, в котором еще верят в сказки и благородных разбойников.

   Молодой мужчина, что держался рядом с альбийцем, разночинец или студент, если судить по одежде, перевел слова третьему из собеседников — тот стоял спиной ко входу и Ксению не видел. Каково же было удивление, когда девушка поняла, что это Тихон, Сашин камердинер, которому совершенно нечего было здесь делать.

   Лишний раз порадовавшись прозорливости матушки, настоявшей, чтобы ее дети изучали не только галлийский, но и новомодный альбийский языки, Ксения шагнула вперед, не скрывая своего интереса к происходящему.

   — Я передал барину вашу просьбу. Но они не в духе. Никого видеть не хотят. К тому же дела-с у них срочные. Уехали. А я барину не указ, — донесся до нее голос Тихона.

   «Студент» перевел его слова. Воцарилась тишина. Альбиец смотрел на девушку, не собираясь продолжать разговор при ней.

   — Тихон, — громко спросила Ксения, обращаясь к камердинеру брата. — А кого именно нынче не принимает барин?

   Слуга резко обернулся. Побледнел.

   — Так это… — невнятно промычал он.

   — Я слушаю внимательно, — сурово потребовала Ксения.

   — Дозвольте, барыня, без посторонних объясниться, — жалобно попросил Тихон.

   — О чем они говорят? — спросил альбиец у переводчика, тот ответил.

   Ксения сделала вид, что не понимает и вышла вместе со слугой на улицу.

   — И что же сие означает? — требовательно спросила она.

   — Так это, барыня, не извольте гневаться, из Альбии приезжий, — сознался Тихон. — А они известно чего хотят — лес им подавай. Александр Васильевич ужо контракт подписал с купцом из Веймара, а остальных велел гнать в три шеи. Ну а этот больно настойчив, так я думаю… рубь, другой лишним-то мне не будет. Он не обеднеет, а мне прибыток.

   — И что же ты ему наобещал? — спросила Ксения.

   — Так известно — обещал, что с барином поговорю. Сначала с Александром Васильевичем — этот шаромыжник к нему приходил недели две назад. Потом — с Василием Федоровичем.

   — Поговорил?

   — Никак нет-с! — Тихон выпрямился, словно на солдат плацу. — Как можно-с?

   — А почему?

   — Так Александр же Васильевич не велели-с к нему иноземных купцов допускать.

   — Но деньги при этом ты брал охотно… чтобы встречу устроить, — заметила Ксения.

   — А вы, барыня, покажите того, кто деньги берет без охоты! — невозмутимо ответил Тихон.

   — То есть, две недели назад этот бедняга пришел к Саше… — Ксения сделала паузу, позволяя Тихону продолжить рассказ.

   — Сказал, что дело есть важное. Александр Васильевич тогда не в духе были. Опять с Лизкой поругались…

   — Тихон, не гневи меня, — с угрозой посмотрела на него Ксения — слуги не любили и не уважали Луизу, считали ее выскочкой, что всячески подчеркивали, но одно дело — шушукаться между собой, другое — в разговоре с барыней так говорить.

   — Прошу прощения, Ксения Васильевна, — опамятовался Тихон. — Ну этот, — он кивнул на дверь, — настаивал. Сказал, мол, очень важное дело. Я беспокоить барина не стал, сделал вид, что пошел с докладом. После вернулся, сказал, мол, не принимают. Но посодействовать пообещал… не даром, конечно. Он мне три рубля за это отстегнул. Сказал, выжду момент, как барин добрый будет, и сразу записку ему вручу.

   — А потом?

   — Потом Александру Васильевичу совсем не до иноземцев сделалось… ну, сами знаете… Так через день этот уже к батюшке вашему явился. И опять со своим срочным делом. Я еще рубь с него взял и пообещал, что посодействую.

   — И как? Посодействовал?

   — И не собирался даже! Что вы, Ксения Васильевна, как я могу к барину да против его воли…

   — А батюшка-то знает, что к нему приходили?

   — Да зачем же ему знать-то такие глупости? — всплеснул руками Тихон.

   — То есть, ты уже и за барина все решил? — подытожила Ксения.

   — Виноват-с! — спохватился Тихон. — Все по рвению своему неизменному. Разве ж можно в такое время беспокоить барина глупостями чужеземными.

   — Допустим. В таком разе тут ты чего забыл?

   — Так меня обманом из дома выманили! Явился мальчонка, наплел, мол, барин к себе требует. Срочно. Адрес назвал, — он махнул рукой на соседнее здание. — Я и пришел. А тут этот черт меня ухватил, отчета требовать начал. Ну я что? Я ничего. Решил, раз так, еще на нем заработаю.

   — Еще? — удивилась Ксения. — Неужто даже не испугался?

   — А чего их пугаться? Они ж завсегда нам проигрывают. Нет в них смекалки! Хотел посоветовать гостю заграничному коньяк дорогой для барина купить и в подарок через меня прислать. Даст денег на коньяк — мы ж завсегда им применение найдем. Даст коньяк — тоже не пропадет…

   — Ох ты и жулик, Тихон, — Ксения не знала, то ли смеяться, то ли батюшке рассказать, чтоб всыпал прохиндею.

   — Так это ведь альбиец! А они вот у нас где! — Тихон выразительно помахал сжатым кулаком. — Вечно всем нагадить норовят, рыбы снулые! Так за нами-то не заржавеет!

   — Да ты патриот, я погляжу, — изо всех сил старалась не рассмеяться Ксения. — Из чистой любви к отечеству действовал, живота не жалея.

   — А как иначе? — на полном серьезе заверил ее слуга. — За царя-батюшку мы любого иноземца в бараний рог…

   — Вот что, Тихон, — Ксению осенила великолепная идея, — я не расскажу отцу о том, как старательно ты выполняешь долг перед родиной, а взамен желаю знать все, о чем судачат люди про гибель Луизы и вину Саши. Абсолютно все. Каждую мелочь. Ты понял? Будешь моими глазами и ушами. А что интересное об этом деле найдешь — не обижу.

   — Хорошо, барыня! — просиял Тихон.

   — Про альбийца забудь. Я сама с ним разберусь. Жди меня здесь.

   Ксения вернулась обратно в дом. Иностранец с переводчиком стояли там же, где она их и оставила, и о чем-то разговаривали, но, увидев ее, замолчали. Повинуясь кивку нанимателя, переводчик вежливо поклонился и сообщил:

   — Мистер Аллен Делрой, прибывший из Ландерина, просит его представить и узнать, имеет ли он честь разговаривать с мисс Можаровой.

   — Приятно познакомиться, мистер Делрой. Вы правы, я Ксения Васильевна Можарова, дочь отставного полковника Василия Можарова, — ответила девушка по-русски, не торопясь выказывать свое знание альбийского. — Знаете ли вы галлийский язык? — спросила она с надеждой — переводчик в их разговоре был явно лишним, к тому же еще и раздражал своим жутким акцентом и манерой перевирать сказанное.

   — Знаю, — ответил ей Делрой на чистом галлийском. — Мистер Репейников, благодарю за помощь, дальше я разберусь сам, — вытащив из кармана портмоне, он извлек из него купюру в десять рублей и вручил «студенту». Излишне щедро, по мнению Ксении.

   Когда переводчик ушел, девушка с облегчением вздохнула, хотя оставаться наедине с посторонним было неловко. Но за собственную репутацию она не переживала. Если Сашу оправдают, Ксения решила уйти в монастырь, а за его высокими стенами уже никому не будет дела до того, что произошло в миру.

   — Я невольно услышала ваш разговор с нашим слугой, — обратилась она к Делрою. — Вы сказали, будто хотите увидеть отца по некоему важному делу, а до того — искали встречи с моим братом. Хочу сразу предупредить, вопрос с поставками древесины уже закрыт, и если вас интересует именно он, то в вашем визите к нам нет ни малейшего смысла.

   — Я не торговец, мисс Можарова, — ответил Делрой с легкой усмешкой, хотя было непонятно, что его так веселит. — Но мне нужна помощь вашего брата в одном важном деле, связанном с архитектурой. К сожалению, мистер Можаров попал, скажем так, в затруднительную ситуацию и теперь, насколько удалось разобраться в ваших законах и обычаях, у меня два выбора — либо приложить усилия, чтобы вашего брата выпустили на свободу, либо ждать, притом достаточно долго, когда найдется человек, способный его заменить.

   — Приложить усилия, чтобы моего брата выпустили на свободу? Вы иностранный гражданин и, насколько могу судить, лишь недавно приехали к нам. Чем вы можете помочь? Деньгами? Вряд ли ваше благосостояние так велико, чтобы для нас оно показалось хотя бы существенным. Моя семья богата, но, увы, это не может решить проблему моего брата.

   — Нет. Не деньгами. В этом мне с вашей семьей не сравниться, — покачал головой Делрой, и вновь усмешка и ирония, ох уж эти загадочные альбийцы! — Однако в Ландерине я был юристом. И очень хорошим притом. Мне приходилось заниматься также и расследованиями. Как вы считаете, мисс Можарова, действительно ли виновен в произошедшем ваш брат?

   — Нет, я не верю, что он мог убить Луизу, — ответила она. — Более того — полностью убеждена в его невиновности. В городе судачат, будто Саша сделал это из ревности или в пылу ссоры. Но он никогда не ревновал Луизу. Это она его ревновала! Они ссорились иногда, только я не могу себе представить, чтобы Саша поднял руку на женщину… тем более — ударил ее шандалом* (*Шандал — чугунный подсвечник)! Но даже если предположить… просто предположить, будто так случилось, то зачем он потом перерезал ей горло? Зачем такое варварство?! — У Ксении перед глазами встало тело в гробу. С высоким воротом, чтобы не видно было чудовищного разреза. Зашитого, но все равно заметного. — Мой брат — не разбойник с большой дороги!

   — Простите, если невольно вас расстроил, — извинился Делрой. — Надеюсь, теперь вы понимаете, почему мне важно повидаться с вашим отцом?

   — Понимаю, мистер Делрой. Но, боюсь, к моему отцу вам лучше не подходить.

   — Почему? Он считает вашего брата виновным?

   — Дело не в этом. Видите ли… — Ксения задумалась, пытаясь объяснить как можно мягче. — Отношения России с Альбией уже давно напряженные. Отцу в молодости довелось воевать с вашей страной, и он очень предубежден против вашего народа. Настолько, что семейными делами уже давно занимается мой брат, ведь несмотря на некоторое… недопонимание по части политики, торговля с Альбией ведется бойко. Кроме этого обстоятельства, наш отец — сложный человек. И он считает, если Саша виновен, то будет отвечать. Если нет — его оправдают. Поэтому даже ради Саши отец не согласится иметь с вами дело.

   Делрой замолчал, задумчиво глядя куда-то поверх головы Ксении.

   — Очень жаль, — сказал он.

   — Отец не согласится, — торопливо повторила Ксения. — Но, если вы скажете свои условия, то, возможно, вашими услугами воспользуюсь я. Что вы хотите за свою помощь?

   — А что вы можете мне предложить? — спросил ее Делрой.

   Ксения даже на мгновение подумала, будто за этим вопросом скрывается какой-то намек, понимать который девушке из приличной семьи не полагается, но, поглядев на бесстрастное лицо альбийца, успокоилась. С таким лицом пошлых намеков не делают.

   «Рыба снулая». Было что-то в этом определении… вот только не рыба, а целая акула, и не снулая, а холодная, нарочито неторопливая и смертельно опасная. И как же не сочетались этот лед и расчетливость с романтичной внешностью флибустьера и карими глазами, которые обычно бывают теплыми! Интересно, как Делрой получил свой шрам? Последствия детской шалости или что-то куда более существенное?

   — Деньги вас не интересуют, — произнесла Ксения, почти не сомневаясь, что дела обстоят именно так.

   — Разумеется.

   — При этом вас интересует что-то, связанное с архитектурой. И, кажется, я могу предположить, что именно, — в общем-то, ответ лежал на поверхности. — Вы хотите получить ключи от башни?

   — Вы удивительно проницательны… но не угадали, — покачал головой Делрой. — Есть много людей, для которых двери прекрасно открываются и без ключей. Нет. Мне нужна помощь Александра Можарова. И только его.

   — Вы, разумеется, понимаете — я не могу говорить за брата. Но, если вас устроит, пообещаю сделать все возможное, чтобы Александр вам помог. Конечно, если эта услуга никак не связана с интересами нашего государства, — девушка решила не говорить, что знает башню ничуть не менее Саши. Зачем? Пусть лучше альбиец считает, что Александр Можаров — его единственная возможность получить консультацию.

   — Все, что происходит в вашем государстве, так или иначе связано с его интересами, — прозорливо заметил Делрой. — Ваш народ очень хитрый и умный. Я уже недооценил вашего слугу, постараюсь не повторить эту ошибку с вами. Услуга, которая нужна мне от вашего брата, никак не связана со шпионажем или государственной изменой. Вас устроит такое обещание?

   — Устроит.

   — Хорошо. Я составлю договор.

   — Договор?

   — Разумеется. Я юрист, мисс Можарова. Юристы не верят обещаниям.

   Вот уж точно — юрист. И это очень хорошо. Саше нужен кто-то в этом роде.

   — И когда мне можно будет подписать ваш договор?

   — Не спешите, — остановил ее Делрой. — Сначала я хочу изучить это дело и решить, стоит ли вообще за него браться. Если ваш брат виновен, то в моих услугах не будет ни малейшего смысла, как и в договоре.

   — Понимаю.

   — А до тех пор я хочу узнать все, что известно вам, — Делрой стал еще более деловитым, и еще больше проявилась одна неприятная его особенность.

   Альбийцы редко смотрят в глаза собеседникам. Ксения знала это еще по своей гувернантке. Но Делрой ухитрился довести до совершенства и без того невыносимую черту своих соотечественников — он смотрел не в сторону и не под ноги, а куда-то на лоб или выше головы. И, вроде, взгляд в глаза, но вместе с тем нет. Это чудовищно раздражало.

   — Боюсь, знаю я очень немногое, — призналась меж тем Ксения.

   — Вы думаете, будто знаете немногое, — поправил ее Делрой, но не уточнил, что именно он имеет в виду. — Также мне нужен будет доступ в дом, где, по мнению полиции, произошло убийство, и в дом, где жила убитая… если, конечно, последнее в ваших силах.

   — Я смогу это сделать.

   — Когда?

   — Завтра вас устроит?

   — Да.

   — В таком случае зайдите к нам в полдень, — пригласила его Ксения, зная, что в это время мать отправляется на прогулку, а отец сидит в кабинете, пьет водку и свято уверен, что никто не догадывается о его слабости.

   — До встречи, мисс Можарова, — коротко поклонился Делрой и, не дожидаясь ее ответа, направился к лестнице.

   Похоже, он снимал жилье где-то рядом с Самоедовыми. Тем лучше — сороки уж наверняка узнали все, что только можно о господине Делрое и с охотой расскажут о нем… если правильно задавать вопросы.

ГЛАВА 2 — Профессор

Мисс Можарова, можно сказать, единственная из всего своего семейства, сделала хоть что-то в попытке помочь брату. До того, как она появилась, Аллен уже твердо вознамерился оставить мысль о попытке оправдать архитектора. В конечном счете, времени у него было с избытком, планов и задач — тоже. Повесят или посадят Можарова — рано или поздно назначат на его место кого-то другого. И, может, новый архитектор окажется более разумным, чем этот, даже если и будет проигрывать в знаниях.

   Но, прежде чем заняться другими делами, Аллен решил проучить излишне предприимчивого слугу. И, кто бы мог предположить, что выйдет еще лучше? Как говорит Касьян: «На ловца и зверь бежит». В Альбии предпочитают «Мяч летит к игроку», но росский вариант больше подходил к сути вопроса.

   Что ж, хитрый слуга теперь должен благодарить хозяйку, которая спасла его шкуру — за минувшие месяцы Аллен завел знакомства с нужными людьми, и пройдоху ждал сюрприз неподалеку.

   Отослав Репейникова передать, что «урок» не нужен и подкрепив это достаточной наградой за беспокойство, Аллен пообщался с мисс Можаровой и решил все же заняться расследованием убийства Луизы Дюваль.

   Аллен Делрой с отличием закончил Даргфордский университет, самый престижный и старый во всей Альбии, потом много лет работал солиситором* (*Солиситор — английский поверенный, помимо оформления договоров и сделок, занимается поиском и подготовкой судебных материалов) в одной из лучших юридических контор Ландерина, дослужился до статуса младшего партнера. Он прекрасно знал, как искать улики, на что обращать внимание и как восстанавливать картину произошедшего. И, судя по тем сведениям, которые он уже успел собрать, вина Можарова была очень сомнительной. Будь это не так, Аллен и не подумал бы тратить время на игру в сыщиков. Оставалось лишь удивляться тому, что сам обер-полицмейстер и его следователи не понимали очевидного… или не хотели понимать. По некоторым слухам, Можарова арестовали не потому, что считали виновным, а потому что захотели от него избавиться.

   Вопреки общественному мнению о людях его профессии, талантливый архитектор любил красивых женщин, был совершенно лишен благоразумия и отличался вспыльчивым и конфликтным нравом. Пару раз его замечали в компании молодой жены губернатора. Можаров едко высказывался в адрес обер-полицмейстера, плеснул водкой в лицо его сыну. Чуть позже, когда оскорбленный молодой человек бросил вызов, архитектор предложил ему вместо поединка «получить канделябром по морде». Можарову также приписывали авторство нашумевшего шаржа на полицию и пары десятков едких эпиграмм на городское руководство и министров… А еще архитектор наставил рога многим влиятельным людям в городе.

   Однако Можарова никогда бы не назначили архитектором, отвечающим за реконструкцию башни Брюса, если бы он не знал ее досконально и во всех подробностях. А именно это и нужно было Аллену. Значит, в ситуации с убийством как минимум следовало разобраться.

   Теперь оставалось продумать, как сформулировать условия договора, чтобы и мисс Можарова, и ее брат не захотели сыграть в ту же игру, в какую пытался играть с Алленом их слуга. В этой стране свое слово держать умели очень немногие.

   Поднявшись по широкой мраморной лестнице в свои апартаменты, Аллен зашел в кабинет, вытащил из шкафа папку с записями и газетными заметками, и принялся внимательно изучать собранные материалы по делу об убийстве Луизы Дюваль.

   Вырезки из росских газет скреплялись с переводами на альбийский. Аллен делал их сам со словарем, стараясь запомнить слова и построение фраз. Потом Репейников все проверил, внес исправления. Это была хорошая практика в языке, а выучить его требовалось как можно быстрее. Без знания росского общаться с местными стоило немалых усилий, а переводчику Аллен не особенно доверял, как, впрочем, и почти всем людям — в этой стране и за ее пределами. Жизнь научила его главному — доверять можно только себе и то с оглядкой.

   Открыв папку, Аллен достал записи и просмотрел их еще раз.

   Луиза Дюваль пропала вечером седьмого сентября. По словам слуг, она вернулась в десять вечера, пробыла дома не более часа, а потом ушла в той же одежде, пообещав вернуться вскоре, но не вернулась. Утром восьмого сентября, часов около девяти, в дом к убитой зашел Александр Можаров. Узнав, что женщины до сих пор нет, всполошился и принялся искать ее по городу. К вечеру зашел в полицейское управление. Сообщил об исчезновении Луизы Дюваль, да выказал слишком много беспокойства. Во всяком случае, именно это, насколько смог понять Аллен, стало отправной точкой для обвинения Можарова.

   Слишком много беспокойства…

   Если бы речь шла о жене, сестре или возлюбленной, то волнение было бы более чем понятным — ушла поздно вечером из дома одна и не вернулась к утру. Тут есть о чем волноваться. Но с Дюваль все было не так очевидно. Эта женщина в течение восьми лет была постоянной любовницей Можарова. Он снимал ей апартаменты недалеко от своего дома. Он познакомил ее с собственной семьей… что само по себе дикость. Кто же знакомит любовницу с родными? Впрочем, в этой стране ничему не приходилось удивляться.

   Особой верностью Можаров не отличался. Этот факт сомнений не вызывал. Луиза Дюваль по большей части терпеливо сносила похождения ветреного любовника по другим дамам, но ссоры у них все равно случались. И в последнее время чаще и чаще. Включая и день исчезновения, когда Луиза явилась под окна дома, где Можаров развлекался на балу у очередной фаворитки — замужней дамы Надежды Нарышевой.

   Одна не в меру любопытная леди, личность которой в газетах не разглашалась, увидела, как седьмого сентября, в день убийства, Можаров около девяти вечера вышел из особняка и имел довольно длительные объяснения с Луизой. Правда, до конца сцену свидетельница не досмотрела — на балу принято танцевать, а не выглядывать из окон. Остальные гости расходились в показаниях, когда именно Можаров вернулся обратно. Это могло бы стать свидетельством в пользу обвинения, если бы слуги Дюваль не утверждали, что хозяйка к десяти вечера вернулась домой. Значит, в во время ссоры под окнами Нарышевых Можаров ее не тронул.

   Исчезла женщина только после десяти. Ушла из дома ненадолго и не вернулась. В это время Можаров все еще был на балу и ушел оттуда только в час ночи. Домой вернулся в два. Что он делал с часу до двух, ведь между его особняком и домом Нарышевых всего десять минут неспешной ходьбы? Он утверждает, что решил прогуляться и подумать, но никого из знакомых по дороге не встретил.

   В пользу Можарова говорил способ убийства — Дюваль ударили по голове, а потом перерезали ей горло. Во всяком случае, так утверждала пресса. Удар во время ссоры — дело возможное, но к чему горло-то резать? Можаров не был сумасшедшим, а только это способно объяснить желание добить умирающую женщину. Ту самую, с которой он прожил почти восемь лет. Сумасшествие или ненависть, но ни того, ни другого не было даже по слухам.

   Получить бы медицинский отчет о вскрытии и составить более понятную картину, ведь кое-где в газетных заметках говорили о попытке удушения. Но вряд ли полиция позволит постороннему смотреть материалы дела. А если…

   — Касьян! — позвал Аллен.

   Мальчишка появился быстро, словно под дверью сидел. Русоволосый, улыбчивый, бесхитростный и честный… грабитель. Хотя можно ли его таковым назвать? Касьян потерпел полное фиаско в самом начале карьеры. Так, собственно, и попал к Аллену в услужение.

   Уличные мальчишки постарше ограбили ювелира. Стащили ожерелье и передали Касьяну, как самому быстрому. Ему бы бежать со всех ног. Он и побежал… прямиком к полицейскому, мол, вот, дяденька, верните обратно. Ожерелье вернули ювелиру, Касьяна вкусно накормили и даже рубль дали за честность. Свою награду он отдал сообщникам. Наивно думал — те обрадуются, что воровать не пришлось.

   Деньги у него, конечно взяли, а самого начали бить.

   Жалеть об этом несвойственном ему приступе жалостливости Аллену не пришлось — несмотря на юный возраст, Касьян стал незаменимым помощником. Пожалуй, единственным, на кого в некоторой степени можно было положиться. В тот же день ему удалось завести много полезных связей — в трущобах оказалось немало интересных людей.

   — Касьян, привези ко мне Профессора, — сказал Аллен по-росски, старательно выговаривая слова. — В «Тюряге». У Генерала.

   Мальчишка кивнул, получил деньги на извозчика и поспешил прочь.

   Профессором звали спившегося хирурга, который жил в ужасающей нищете в ночлежке под названием «Тюряга». Аллену довелось с ним познакомиться в тот же день, что и с Касьяном. Избитому мальчику нужен был врач, и какая-то сердобольная нищенка привела к ним Профессора. Тот, как выяснилось, неплохо говорил по-галлийски. Так и познакомились. Аллен знал, что Профессор прежде работал с полицией. И не просто с полицией, а с «самим Путниковым», как сказал Генерал — одним из лучших росских следователей…

   На самом углу письменного стола Аллена ровной стопкой лежали сегодняшние газеты. Касьян выучил наконец, куда и как их нужно правильно класть, и больше не бросал то на подоконник, то на кресло. Это очень радовало, так как Аллен не выносил беспорядка.

   Взяв первую газету, он внимательно посмотрел на заголовки. Буквы росского алфавита отчасти напоминали альбийский, но воспринимать их все равно было непросто.

   Над переводом заголовков пришлось долго мучиться со словарем, но Аллен не торопился и не нервничал — он умел и любил учиться. Сейчас ему требовалось понять две вещи.

   Первая из них — какие отношения связывали Александра Можарова с убитой. Во всех подробностях, чтобы понять возможные мотивы.

   Вторая — способ убийства. Он многое говорит об убийце. Между тем газеты не могли прийти к единой точке зрения. Одни писали, что Дюваль убили шандалом. Другие — что ее зарезали после того, как оглушили. У третьих была версия, будто несчастную сначала душили, потом избили, потом еще и перерезали горло. Нашлась и одна газетенка, которая утверждала, что убийц наняли, причем сразу двух, и эти двое по совпадению пришли выполнять заказ в одно время. Один начал душить, другой перерезал горло. Все это никак не вязалось с образом Александра Можарова и версией об убийстве из-за ревности.

   К моменту, когда Касьян привез Профессора, Аллен успел перевести все статьи и составить таблицу непроверенных слухов, отметив из них те, которые внушали некоторое доверие и те, что выглядели заведомо ложными.

   — Мистер Делрой, к вам Профессор! — Касьян открыл дверь, пропуская гостя.

   — Мистер Коваль, добрый день! — Аллен приподнялся, приветствуя доктора по его настоящей фамилии, а не по прозвищу.

   — Рад вас видеть, — по-галлийски ответил ему Коваль. Выглядел он ожидаемо плохо — многодневная щетина, круги под глазами, взъерошенные волосы с преждевременной сединой, грязная одежда. Но Аллен лучше других знал, какой обманчивой бывает внешность.

   — Чаю, мистер Коваль?

   — Если не затруднит, — ответил гость, тяжело опускаясь в кресло у входа в кабинет.

   — Касьян. Нам нужен чай, — проговорил Аллен по-росски.

   — Yes, sir, — ответил ему мальчишка по-альбийски и с готовностью выбежал за дверь.

   — Я смотрю, вы взяли его к себе, — заметил Коваль, пытаясь смотреть Аллену в глаза, как это было принято по местным обычаям… очень раздражающим, если говорить откровенно.

   — Мистер Коваль, — Аллен не счел нужным ответить на замечание о Касьяне, — мне нужна ваша помощь, чтобы разобраться с одним делом. Вы слышали что-нибудь об убийстве мисс Дюваль?

   — Сложно не услышать о таком скандале. Не завидую Можарову. Теперь на нем отыграются за все прежние прегрешения.

   — Так получилось, что я должен разобраться в этом деле и понять, виновен ли мистер Можаров, — сообщил ему Аллен. — Как вы считаете, возможно ли достать заключение медиков по трупу мисс Дюваль и полицейские отчеты?

   — Да вы на мелочи не размениваетесь, Делрой, — хмыкнул Коваль, и глаза его стали чуть менее мутными, чем обычно.

   — Так это возможно? — Аллен проигнорировал фамильярность, с которой к нему обратились. В этой стране дистанцию держать умели немногие.

   — Понадобятся деньги, — предупредил его Коваль.

   — Понадобятся — будут. Я хочу получить документы.

   — Хорошо. Подумаю, что можно сделать, — пообещал бывший хирург.

   — Также мне нужны ваши консультации.

   — Буду рад помочь.

   — Я составлю договор. Какую сумму в нем указать?

   Глаза Коваля удивленно расширились.

   — Вы шутите?

   — Вам не нужен договор? — уточнил Аллен.

   — Купите мне выпивку, и мы в расчете. А договор — это лишнее. У нас так не принято, — легкомысленно ответил ему бывший хирург.

   — Нет, мистер Коваль, я не буду покупать вам выпивку, — жестко ответил Аллен. — Я составлю договор и заплачу вам гонорар за консультации. Захотите купить спиртное — купите сами.

   — С вами приятно иметь дело, мистер Делрой, — с непонятной жалостью сказал Коваль. — Но альбийская любовь к бумажкам не доведет до добра. Я от души готов помочь, а вы мне договором под нос тычете.

   — С вами тоже приятно иметь дело, мистер Коваль, — парировал Аллен. — Но мне нужен партнер и консультант, а ваша выпивка здесь совершенно неуместна. Если вы готовы отказаться от нее на время, буду рад предложить вам гостевую комнату и, разумеется, вознаграждение за помощь.

   — Гостевую комнату? — удивился Коваль. — И зачем же мне гостевая комната?

   — Ваши апартаменты в «Тюряге» находятся слишком далеко отсюда, — не удержался от иронии Аллен, — а консультации мне понадобятся часто. К тому же господин Репейников, который сейчас работает моим переводчиком, слишком вольно относится к чужим вещам и деньгам. Уже пару раз он был замечен в попытке воровства. Я с удовольствием сменю его на вас. Разумеется, с достойной компенсацией… согласно договору. Если вас это устраивает — перевозите вещи. Готов дать вам в помощь Касьяна. Если нет, что ж, придется искать другого консультанта… к моему великому сожалению.

   Аллен внимательно следил за Ковалем, мгновенно подмечая все, даже самые крохотные, изменения в его настроении. Помощь этого человека была бы неоценимой.

   По своему обычаю Аллен успел навести о нем справки и теперь старательно подбирал правильные аргументы, чтобы Коваль сделал нужный выбор. Знакомая игра, отчасти даже любимая, но здесь, в России* (*Россия — ударение на «о».), люди были слишком непредсказуемыми.

   — Чем вас заинтересовало дело Можарова? — спросил Коваль и, странное дело, его мутные от пьянства глаза оживились.

   — За него просила сестра.

   — И причем здесь вы?

   — У вас в России нет частных сыщиков. А у нас — есть. Как солиситору, мне приходилось вести расследования и искать обстоятельства, способные оправдать клиента.

   — И что же, эта девочка, сестра Александра Можарова, вдруг ни с того ни с сего явилась к вам с просьбой расследовать убийство Луизы Дюваль, а вы тут же согласились? — с недоверием в голосе уточнил Коваль.

   — Не совсем так. Я сам ей это предложил.

   — Зачем?

   — Мистер Коваль, так вы принимаете мое предложение или нет? — уклонился от ответа Аллен.

   — Вы хотите, чтобы я помогал вам, не понимая ваших мотивов?

   — А зачем вам мои мотивы? — спросил Аллен и добавил, смягчив жесткий тон: — Я хочу помочь человеку, которого собираются отправить на каторгу лишь потому, что он оказался кому-то неудобен. Как знать, не по той ли причине и была убита мисс Дюваль. Разумеется, здесь есть и моя выгода, но никто не запрещает помогать правосудию, одновременно преследуя собственные цели.

   Коваль размышлял. Аллен следил за ним, как хищник за добычей. Он намеренно ударил по самому уязвимому месту собеседника, ведь когда-то Коваль был одним из немногих людей, кто верил в торжество правосудия, на чем и погорел. Его дочь зверски убили, а убийца ушел от возмездия, дав большую взятку за сокрытие улик. Подробностей выяснить пока не удалось, но и слухов было достаточно, чтобы понять: если не считать постыдной, но отчасти объяснимой слабости к алкоголю, Коваль станет отличным помощником в делах. Куда лучшим, чем Репейников. Надо только дать ему подходящую цель. И смысл. В этом проблема многих людей. Потеряв смысл жизни, они ломаются и очень быстро.

   Смысл… Почему-то почти никто не понимал простой истины — смысл жизни в том, чтобы… жить. Просто жить. И играть в собственную игру, где есть победы и поражения. Успех приходит лишь к тому, кто знает — вечно выигрывать невозможно, а поражения — всего лишь инструменты, чтобы шагнуть на ступень выше, научившись чему-то новому. И ни в коем случае нельзя цепляться за потерянное. Если жизнь что-то отбирает, значит, нужно идти вперед, не оглядываясь. Прошлое — как трясина, шагнешь в нее, увязнешь и уже не выберешься. Во всяком случае, без помощи извне. Аллен хорошо это знал. Ему довелось начать с полнейшего нуля, достичь больших высот, а потом — все потерять. И теперь он снова начинал. Но уже не с нуля, потому что за его спиной был бесценный опыт и умение выживать вопреки, а не благодаря.

   — Я помогу вам, — неохотно произнес Коваль.

   — И, пока помогаете, откажетесь от спиртного.

   — Этого не обещаю.

   — Мисс Можаровой и ее брату нужна наша помощь. И чем скорее, тем лучше. У нас нет времени на то, чтобы пить и бороться с похмельем. Закончим с этим делом — у вас будет достаточно денег, чтобы восполнить упущенное.

   — Надеюсь, ваши мотивы лежат в плоскости закона.

   — Исключительно в ней они и лежат. Скажу даже больше — если выяснится, что мистер Можаров все-таки виновен в гибели мисс Дюваль, я перестану заниматься этим делом. Обвинительный приговор ему обеспечат без меня, — пообещал ему Аллен, ничуть не соврав. — Так что, я могу на вас рассчитывать?

   Коваль помолчал немного, раздумывая. Потом посмотрел на свои трясущиеся руки, перевел взгляд на грязную и местами порванную одежду.

   — Мне нужно сходить в баню, — глухо сказал он.

   — И купить новую одежду, — кивнул Аллен. — Искупаться вы можете и здесь. Здесь есть ванная комната.

   — Нет. Мне нужно в баню, — упрямо замотал головой Коваль.

   — Хорошо, — не стал настаивать Аллен. — Вот, — он достал из ящика в столе портмоне и, вытащив купюру в десять рублей, положил ее на стол перед своим новым помощником. — Достаточно?

   — Более чем.

   — Тогда идите и приведите себя в порядок и… — Аллен внимательно посмотрел на Коваля. — Никакого алкоголя, если хотите работать со мной. Мы помогаем молодой леди вернуть брата и найти настоящего убийцу. Надеюсь, вы понимаете, как это важно.

   — Понимаю…

   Проводив взглядом Коваля, Аллен откинулся на спинку кресла. Что ж… он сделал все возможное, чтобы Профессор пришел в себя. Если это не поможет, значит, придется думать над другими вариантами, которых пока, увы, не было вовсе. В Ландерине у Аллена остались многочисленные знакомства и связи, а здесь… Ну что ж, тем интересней задача.

   Аллен смотрел на людей, как мастер — на инструменты, и Коваль виделся ему как важный, редкий и очень нужный инструмент. Да, сейчас он был в запущенном состоянии, но что с того? Привести в порядок и, глядишь, работать будет не хуже прежнего, а то и лучше, если поставить правильную цель и использовать в том деле, для какого он и предназначен.

   Надо бы завтра взять Коваля к Можаровым. Сестра архитектора, конечно, значительно старше убитой дочери Профессора, но выглядит молодо. Возможно, это сыграет свою роль. Люди любят искать замену умершим в лицах живых людей. Такие слабости следует использовать.

   — Касьян! — позвал Аллен.

   Мальчишка влетел в дверь, словно ему кто-то отвесил пинка. Рот до ушей. Довольный, как будто получил конфету.

   — Не бегать! — сделал замечание Аллен. — Доктор Коваль, — он указал взглядом на дверь. — Иди с ним. Он выпить — нет. Если выпить, ты иди сюда и скажи, — подбирать росские слова было непросто.

   — Мне, — Касьян показал пальцем на себя, — нужно идти с доктором Ковалем и не дать ему зайти в рюмочную? А если он выпьет, то прийти сюда и сказать вам?

   — Рюмочная? — переспросил Аллен, не поняв последнего слова и с трудом его выговорив.

   — Рюмочная — это где люди пьют водку, — мальчишка щелкнул себя по горлу.

   — Да, — кивнул Аллен. — Водки нет.

   — Никакой водки, — тут же подсказал ему Касьян.

   — Никакой водки, — повторил за ним Аллен, запоминая.

ГЛАВА 3 — Договор

В сумочке Луизы, как Ксения и надеялась, обнаружились ключи от ее апартаментов, а перед приходом Делроя девушка взяла у отца ключи от флигеля. Тот вопросов не задавал — привык. Ксения часто ходила туда по разным поводам — то проверить, хорошо ли прислуга убрала Сашин кабинет, то просто хотелось посидеть в тишине.

   Альбиец явился ровно в полдень. Минута в минуту. Желая избежать лишнего внимания со стороны отца и слуг, Ксения ждала гостя на улице рядом с домом, делая вид, что гуляет. Увидев Делроя, она кивнула в сторону флигеля, зашла в проулок, со стороны которого было крыльцо, и, отворив дверь, шагнула в сени.

   Ее встретил привычный запах старого дерева и сырости — при обыске полиция проявила много усердия, вырубив несколько досок с пола. Теперь от фундамента тянуло влажной землей, как из свежей могилы.

   Дверь Ксения закрывать не стала и встретила гостя у порога. К ее удивлению, он явился не один, а в компании неприметного мужчины неопределенного возраста. Этот второй одет был просто, но в новую и чистую одежду. Среднего роста, худощавый, с преждевременной сединой в темных волосах, казался он одновременно и свежим, и помятым. Словно совсем недавно либо болел, либо, что вернее, беспробудно пил, но с тех пор успел немного и отоспаться, и привести себя в сравнительный порядок. Ксении с трудом удалось предположить, сколько же ему может быть лет. Седины много, а по лицу — от сорока до пятидесяти лет. Но, если убрать потухший взгляд и синяки под глазами, то он мог оказаться и моложе.

   — Мисс Можарова, — Делрой склонил голову в приветствии: — Позвольте представить вам доктора Коваля…

   — Аркадий Яковлевич, — поклонился мужчина.

   — Доктор Коваль, это мисс…

   — Ксения Васильевна, — самостоятельно представилась девушка, понимая, что альбиец не привык к росским обращениям по имени и отчеству.

   — Очень приятно, — еще раз склонил голову Аркадий Яковлевич, а потом, оглядевшись, спросил, перейдя на галлийский язык: — Это те самые сени?

   — Вы о том, здесь ли нашли пятна крови? — догадалась Ксения.

   — Да.

   — Здесь. Видите, доски из пола вырублены, — девушка показала на дыру в полу.

   — Вижу, — доктор открыл небольшой саквояж, который принес с собой, и, вытащив странный прибор, похожий на очки с мощными линзами, принялся осматривать полы и стены.

   — Пройдемте в дом, — предложил Делрой. — Не будем мешать.

   Ксения направилась к двери, хотя то, чем занимался Аркадий Яковлевич, выглядело любопытно.

   — Скажите, мистер Делрой, а доктор Коваль… — начала она.

   — Мой консультант по части судебной медицины, — не дослушав ее, ответил альбиец. — И переводчик с росского.

   — У вас, вроде бы, был другой переводчик, — припомнила Ксения.

   — Был, — Делрой прикрыл глаза, чуть кивнул, но пояснять не стал. — Удобно ли вам говорить со мной по-галлийски?

   — Да, разумеется, — заверила его девушка.

   Через небольшую прихожую они прошли в гостиную с большими окнами и светлыми обоями. Из всей мебели здесь стояли лишь два кресла рядом с чайным столиком, скромный бар, камин, отгороженный ширмой, бюро в дальнем углу, напольные часы. Слева, рядом со входом в прихожую, был безжалостно вырезан кусок обоев. Полицейские нашли на нем следы крови. Два небольших пятна, но им хватило.

   Альбиец внимательно оглядел комнату, прошелся вдоль стен. Ксении показалось даже, что он к чему-то принюхивается. С любопытством осмотрев дыру в обоях, он вытащил из кармана карандаш и записную книжку в черной обложке:

   — Я изучил все, что было в газетах, — сказал он. — Теперь хотелось бы узнать что-то более реальное. Без домыслов и слухов, — Делрой взглядом указал Ксении на одно из кресел, а второе передвинул так, чтобы оно оказалось напротив и на довольно большом расстоянии. — Зачем ваш брат переселился во флигель? — спросил он.

   — В конце августа я к нам приехали родственники, — пояснила Ксения, — а Саша не любит, когда дома много людей. Поэтому он и перебрался сюда. Здесь, правда, давно не делали ремонт, зато есть отдельный выход и тихо.

   — У меня создалось впечатление, что ваш брат общителен, — заметил Делрой.

   — Да, у него много знакомых, — подтвердила Ксения. — Но дома он любит тишину. Особенно когда работает. А тетушка с кузинами… шумные.

   — Они и сейчас у вас живут?

   — Нет. Отбыли, едва прознали про несчастье с Луизой.

   Делрой коротко кивнул все с тем же непроницаемым лицом.

   — В газетах пишут, что ваш брат и погибшая состояли… в очень близких отношениях и достаточно давно.

   — Верно, — подтвердила Ксения, стараясь не краснеть — говорить о таком с посторонним было неловко. — Девять лет назад Саша поехал в Галлию и там встретил Луизу. Он совершенно потерял голову от ее красоты и пригласил мадемуазель Дюваль к нам. Обещал составить ей протекцию. Спустя некоторое время она и впрямь приехала сюда. Саша устроил ее в крупное ателье. Луиза — модистка… была. Но проработала она совсем недолго. Мой брат… — Ксения замялась, не понимая, как это объяснить. — Он выделил ей средства для собственного дела. Открыл на ее имя торговлю игристым вином. Увы, Луиза оказалась без деловой жилки, поэтому торговлю пришлось прекратить, и Саша решил просто давать ей деньги.

   — Вместе они не жили, — уточнил Делрой.

   — Нет.

   — Как часто он у нее бывал?

   — Простите? — густо покраснела Ксения.

   — Мисс Дюваль была любовницей и содержанкой вашего брата, — безжалостно подытожил Делрой. — Это называется так. Меня интересует характер их отношений. Как часто он бывал у нее раньше? Изменилось ли что-то в последнее время? Ссорились ли они? Часто или нет? По какой причине? Насколько я понимаю, их связи уже восемь лет. Учитывая любовь вашего брата к красивым женщинам, это очень долгий срок. Не собирался ли мистер Можаров жениться на ней или, напротив, расстаться? Мисс Можарова, я буду задавать вам любые вопросы, а вы, если хотите помочь брату, будете на них отвечать, называя вещи своими именами. Так мы сбережем много моего и вашего времени. Итак, как часто ваш брат бывал у мисс Дюваль раньше, изменилось ли что-то в последние месяцы или дни?

   — Да. Изменилось, — Ксения вновь попыталась поймать взгляд Делроя, вспомнила, что это невозможно, прикусила губу, стараясь поменьше смущаться. — Саша довольно ветренный, но Луиза прощала ему измены. Плакала так, чтобы он не видел, и терпела. У нее не было выбора. И Саша всегда возвращался к ней. Это был его островок спокойствия. Женщина, которая рядом, несмотря ни на что. В последние несколько месяцев у Саши начался новый роман. Та дама замужем, поэтому я не могу назвать ее фамилию…

   — Мисс Можарова, ее фамилию знает уже весь город. Это миссис Нарышева, — Делрой совершенно не считался с приличиями. — Я просил вас называть вещи своими именами. В третий раз просить не буду — встану и уйду. Ваш брат мне интересен не до такой степени, чтобы терять время попусту. Итак, у мистера Можарова появилась новая любовница. Далеко не первая. Рискну предположить, раз уж вы об этом заговорили, что в этот раз все было не так, как обычно…

   — Да. Саша потерял голову от Надежды Нарышевой и перестал замечать Луизу. Он не отвечал на записки, не приходил к ней, а стоило ей появиться у нас, велел слугам говорить, что его нет дома. Луиза была в отчаянии и собиралась уехать обратно в Галлию. К тому же Нарышева — женщина ревнивая. Она делала все, чтобы настроить Сашу против Луизы.

   — Скажите, мисс Можарова, считается ли в вашей стране нормальным знакомить семью, включая младшую незамужнюю сестру, с любовницами? — бестактно поинтересовался Делрой, и ни тени смущения не промелькнуло на его холодном лице.

   — Скажите, мистер Делрой, считается ли в вашей стране нормальным задавать незамужним девушкам подобные вопросы? — не выдержала Ксения.

   — Да. Если вопросы задает солиситор, которого наняли, чтобы оправдать обвиняемого, — не моргнув глазом, парировал ее выпад несносный альбиец.

   Ксения спохватилась, жалея о своей несдержанности. Она понимала, что Делрой прав, но очень сложно было говорить с посторонним о таких вещах. Тем более, еще и с иностранцем.

   — Простите, — поспешила извиниться она. — Я стараюсь отвечать, но…

   — Понимаю, — кивнул Делрой, делая в блокноте очередную пометку. — Так что же? Считается ли у вас подобное поведение нормальным?

   — Не совсем. Но, видите ли, Саша представил нам Луизу не как свою… любовницу. Он познакомил нас с хорошей модисткой.

   — Действительно хорошей? — уточнил Делрой.

   — Да. Мы быстро сдружились. Луиза такая добрая, милая…

   — Я не спрашивал про ее характер, — резко одернул ее Делрой. — Я спрашивал, хорошей ли модисткой она была.

   — Хорошей. Когда отношения Саши и Луизы перестали быть тайной, наша матушка продолжила пользоваться ее услугами. Это о многом говорит.

   — Верно. Итак, мисс Дюваль поняла, что ваш брат больше ее не любит, сдалась и решила уехать? Все?

   — Нет. Она пыталась его вернуть. Ждала Сашу у нашего дома и несколько раз устраивала сцены… довольно неприятные.

   — Как на них реагировал мистер Можаров? Мне нужны подробности. Все. Даже те, которые могут свидетельствовать против него. Чтобы найти преступника, я должен видеть всю картину. Если вы уверены в невиновности брата — говорите правду. Если нет — тем более. По незнанию я могу ухудшить его положение.

   Впервые за все это время Ксении удалось заглянуть в глаза альбийца — то был немигающий бесстрастный взгляд смертельно опасной змеи. Его голос оказывал странное магнетическое влияние. На несколько мгновений Ксения потеряла всякое представление о том, где находится и зачем она здесь. Потом в висках начало покалывать, а через несколько ударов сердца голову прострелило болью, и наваждение закончилось.

   Ксения поспешно отвела взгляд и ответила:

   — Если вы хотите спросить, не бил ли Саша Луизу, то нет. Не бил. Он никогда бы не ударил женщину. Тем более, любимую… пусть даже и в прошлом. Он ценил ее.

   — При этом постоянно изменял.

   — Таковы мужчины, — пожала плечами Ксения.

   — У вас большой опыт в таких делах? — деловито уточнил Делрой, черкнув еще что-то в своем блокноте.

   Ксения растерялась.

   — В каких? — удивилась она.

   — В мужчинах и их изменах.

   — Нет, но…

   — Мисс Дюваль могла ударить вашего брата? — бесцеремонно перебил ее Делрой.

   — Да, — Ксения с трудом заставила себя ответить правду. — Вообще-то они не так часто ссорились. И свидетелей обычно не было. Мне Луиза рассказывала. Она очень переживала. А видела я их ссору лишь один раз. Случайно. Луиза кричала и несколько раз ударила Сашу по груди.

   — И как себя при этом вел ваш брат?

   — Никак. Стоял и ждал, когда она успокоится. Луиза была моего роста, а Саша даже немного выше вас. Она ничего не могла ему сделать. Просто била руками в грудь и все. Неприятно, но ничего такого. Он… нет, он не считал себя виноватым, и все же понимал ее чувства. Саша никогда не обманывал Луизу. Сразу предупредил, что не женится, но будет содержать. Можаровы — древний род. Хоть и дальние, но родственники императору. Отец никогда не одобрил бы женитьбу на простолюдинке, да еще и галлийке. Саша, впрочем, и сам не стал бы так поступать, хотя порой и казалось, что он рано или поздно передумает. Луиза почти всегда безропотно принимала его увлечения, и потому они так долго были вместе…

   — То есть, вы считаете, даже если мисс Дюваль попыталась бы ударить вашего брата, он не причинил бы ей вреда?

   — Нет, конечно, нет. Даже если предположить невозможное, что Луиза бросилась на него с ножом, Саша легко обезоружил бы ее. Он хорошо фехтует, боксирует… Он даже у меня оружие забирает с легкостью, не то что у Луизы.

   — Даже у вас?

   — Меня с детства учили фехтованию и стрельбе, — пояснила Ксения. — Отец настоял, а Саша любит со мной заниматься. В нашем роду это принято. «Мужчины могут погибнуть. Женщина должна уметь позаботиться о себе и тех, кто слабее», — процитировала девушка слова отца.

   — И тем не менее, он мог ее толкнуть…

   — Не мог, — Ксения решительно отвергла его предположение. — Мистер Делрой, мой брат и пальцем бы не тронул Луизу… да и любую женщину на ее месте. Саша гордый человек, а ударить или хотя бы толкнуть женщину для мужчин нашего рода — это приравнять самого себя к слабому полу.

   — Тем не менее, ваш брат занимается с вами фехтованием, — заметил Делрой.

   — Да. Занимается, а не бьет — в этом большая разница. И он настолько же превосходит меня в умениях, насколько я превосходила Луизу. Знаю, есть женщины, которые могут соперничать с мужчинами и в фехтовании, и в стрельбе, и в умении ездить верхом. И, пожалуй, Саша мог бы посчитать одну из них ровней до такой степени, чтобы согласиться на поединок. Но только так, мистер Делрой, — с нажимом повторила она. — Луиза не брала в руки ничего опасней иглы или ножниц, а ее сначала ударили по лицу, избили, перерезали горло, увезли за город и бросили в овраге рядом с чумным Огневским кладбищем. — Ксения с вызовом посмотрела на альбийца, называя вещи своими именами, как он и просил. И на сей раз он позволил ей скрестить с ним взгляды, словно только теперь она заслужила это право. — Ее убил слабый человек. Слабый и трусливый. Потому что только трус и слабак способен на подобные зверства. Такие люди наслаждаются властью над беззащитными и боятся сильных. И это кто угодно, но не мой брат. Саша не ангел, нет. Он легкомысленно относится к женщинам, не следит за тем, что говорит и часто досаждает тем, кто выше его по положению. Видите, насколько не сходятся эти образы? Даже если бы они с Луизой поссорились, он все равно убил бы любого, кто поднимет на нее руку…

   — Вашему брату повезло с сестрой, — на губах Делроя впервые появилась улыбка. Не та равнодушно-протокольная, которую он позволял себе то и дело при общении, а живая, почти даже теплая, если, конечно, предположить, будто акулы умеют тепло улыбаться.

   — Надеюсь, что так, — смутилась Ксения.

   — Допустим, мистер Можаров не мог ударить мисс Дюваль в пылу ссоры. Подумайте, могли ли у него быть другие мотивы, чтобы захотеть от нее избавиться? — мелькнув, улыбка пропала, и вновь альбиец был невозмутим и бесстрастен.

   — Ни малейших. Он оплачивал жилье и давал деньги на содержание. Луиза полностью от него зависела. Если так рассуждать, то мотивы убить могли быть у нее, а не у Саши.

   — Какие-нибудь тайны, которыми мисс Дюваль могла шантажировать вашего брата? — предположил Делрой.

   Ксения задумалась. Делами семьи занимались Саша и, в меньшей степени, отец. После гибели Мити брат начал советоваться с Ксенией в попытке отвлечь, но девушка с большей охотой помогала ему с проектами, чем с бизнесом. Что до Лиззи, то она к семейным предприятиям вообще никакого отношения не имела. Для нее все началось и закончилось на магазине игристых вин.

   Что-то незаконное? В коммерции Саша часто рисковал, но его риски никак не были связаны с преступлениями. Он мог купить новую непроверенную технику, если считал, что от нее есть прок, а недавно вложил большую сумму в росскую компанию, разрабатывающую первые безлошадные и безартефактные экипажи в пику Альбии, но никакие законы его предприятия не нарушали… насколько знала Ксения. А что еще?

   Секреты, связанные с амурными похождениями? Тоже сомнительно. Даже если бы Луиза захотела шантажировать Сашу такими тайнами, вряд ли у нее это бы получилось.

   — Нет, мистер Делрой, — проговорила наконец Ксения. — Я не могу придумать ни одного мотива, по которому бы Саше захотелось убить Луизу и, тем более, нанять для этого кого-то другого.

   — Допустим, а были ли у мисс Дюваль недоброжелатели?

   — Не думаю. Она со всеми была добра и мила. Единственная причина, по какой ее могли убить — грабеж. Саша много раз говорил Луизе, чтобы она не гуляла вечерами одна и не садилась к случайным извозчикам, но ей хотелось хоть немного свободы. Думаю, было так — они с Сашей поссорились, Луиза вернулась домой, не смогла уснуть и отправилась гулять. Взяла извозчика и тот ее убил, чтобы ограбить.

   — Выглядит вполне вероятным, однако я читал в прессе, что полиция обыскала всех извозчиков — следы крови ни на одной повозке так и не найдены.

   — И это ровным счетом ни о чем не говорит. Они могли кого-то пропустить, на что-то не обратить внимания, в конце концов, убийца мог все отмыть. Он же не дурак и едва ли будет ездить на повозке, залитой кровью.

   — Вы знаете, почему именно арестовали вашего брата? Полиция как-то объяснила это?

   — Полиция? — горько усмехнулась Ксения, а потом по памяти процитировала на росском языке: — «Полиция сидит то в луже, то в болоте, изрядно веселя народ. Чтоб лужу осушить, булыжник не подходит. И хорошо — ведь в ней комар живет».

   Альбиец задумался, потом вопросительно посмотрел на девушку, не понимая, о чем идет речь.

   — Саша написал эту эпиграмму на обер-полицмейстеров — прежнего и нынешнего — Болотырева и Лужина, — пояснила Ксения, вновь переходя на галлийский. — А еще на губернатора Булыжникова и полицмейстера Комарова, который ходит у Лужина в любимчиках.

   — Я пока не так хорошо знаю ваш язык, — признался альбиец.

   Постучав, в дверь зашел доктор Коваль.

   — Я закончил, — сообщил он Делрою.

   — Что-нибудь нашли? — спросил альбиец.

   — Кое-что.

   — Осмотрите эту комнату? Здесь были пятна, похожие на кровь, — Делрой показал рукой на вырезанные обои.

   Коваль понятливо кивнул, посмотрел на стену, потом покрутил головой, разглядывая залу, и сообщил:

   — Не думаю, что это была кровь. Я вообще очень сомневаюсь в том, что Луизу Дюваль убили в этом доме.

   — Почему? — заинтересовался Делрой.

   — Думаю, такие вещи в присутствии Ксении Васильевны лучше не обсуждать, — доктор с укором посмотрел на альбийца.

   — Речь идет о моем брате, — вмешалась Ксения. — Поэтому в моем присутствии можно обсуждать любые вещи.

   — Доктор Коваль, вы можете говорить, — разрешил Делрой, ни секунды не сомневаясь.

   — Как знаете. — Доктор еще раз, сомневаясь, взглянул на Ксению, но потом все же пояснил: — Кусок обоев вырезан чуть выше моей поясницы. И он совсем небольшой. Пятна тоже, судя по всему, были маленькие. Сквозь обои не просочилось ни капли. Меж тем в сенях выпилили сразу несколько досок. Следует полагать, пятен на них было больше. Допустим, Луизу Дюваль убили где-то здесь ударом канделябра, причем таким, который не размозжил ей череп — во всяком случае нигде не упоминается, что голова была проломлена, — Коваль встал недалеко от дыры в обоях. — Раз уж вы хотите помогать, Ксения Васильевна, встаньте сюда. — доктор показал на место рядом с собой. — Убитая была выше вас или ниже?

   — Примерно моего роста.

   — Тогда встаньте вот сюда, — Ксения выполнила его просьбу. — А теперь смотрите — допустим, это мадемуазель Дюваль. Я ее бью по голове вот так, — он изобразил предположительный удар. — И бью не так сильно, чтобы проломить череп. Куда кровь брызнет, если вообще брызнет?

   — При таком ударе, скорее всего, выше моей головы или на уровне висков, — предположила Ксения.

   — Не совсем. Кровь не брызнет. Над бровью сосудов много, но крупных, которые могут мгновенно дать сильное кровотечение, нет. Поэтому, если человек стоит, при рассеченной брови кровь будет стекать вниз. На лицо, шею и одежду, но не на стену. Если человек упал, то потеки крови останутся на полу и испачкают волосы. Теперь предположим, что вам перерезали горло. Куда кровь брызнет?

   — Вверх, — подал голос Делрой.

   — Верно. Будет такой пульсирующий фонтан, что крохотным кусочком обоев дело не обойдется. Если жертва находится далеко от стены, то кровь, падая вниз, оставит на полу большие пятна, а если она стоит рядом со стеной, то пятна будут располагаться на стене, начинаясь выше человеческого роста и спускаясь вниз массивными потеками. Значит, мадемуазель Дюваль убивали не здесь, а, забегая наперед, если сделано это в сенях, то зачем было тащить ее обратно в дом? Таким образом, по первому впечатлению пятна на обоях — не кровь, а скорее либо вино, либо соус, — пояснил Коваль. — В отчете я этого бы не написал — слишком мало фактов, — но мнение могу озвучить. Теперь перейдем в сени, коль скоро большая часть пятен обнаружена именно там. — Ксения и Делрой вышли из залы следом за Ковалем. Тот первым делом направился к дальней стене. — Здесь предположительной крови много, — он наклонился и обвел рукой четыре нижних бревна. Уж не знаю, почему полиция обратила внимание только на полы. Находятся эти пятна еще ниже, чем те, которые были в зале. Зато по характеру они весьма похожи на то, что искала полиция. Вот только главное в моих словах — «еще ниже». А теперь извольте посмотреть, — он указал рукой на рассохшееся и черное от времени корыто, стоящее в сенях. — Ксения Васильевна, ваш брат любит блюда из курицы?

   — Да, — ответила девушка, зачарованно глядя на доктора. Казалось, этот человек с легкостью поворачивал время вспять, чтобы узнать убийцу.

   — И также очевидно — птицу к его столу резали вот здесь, — он указал на корыто. — На крыльце нашлись темные следы. Я взял пробы, чтобы узнать наверняка, но мое предварительное мнение — здесь убивали только кур, а в зале, возможно, нерадивая прислуга брызнула на стену соусом, убирая тарелки.

   — Полиция обыскивала весь дом? — спросил Делрой.

   — Весь флигель, — уточнила Ксения. — Причем несколько раз.

   — А вы после полиции?

   — Я?

   — Мисс Можарова, — Делрой вновь позволил себе посмотреть девушке в глаза, — не принимайте меня за глупца. Я неплохо разбираюсь в людях. Хотите сказать, что за все прошедшее время после ареста вашего брата вы не пытались найти какие-нибудь подсказки в его кабинете или комнате?

   — Пыталась, — вздохнула Ксения, досадуя, что ее читали, как открытую книгу.

   — И что нашли?

   — Сонник.

   — Почему вы обратили на него внимание?

   — Саша купил этот сонник совсем недавно. Не знаю зачем. Он никогда не интересовался мистикой или гаданиями, — ответила девушка. — А недавно я просматривала его полки и обнаружила сонник среди книг по архитектуре. Саша явно его читал. И уголок был завернут.

   — Принесите его, — потребовал Делрой.

   Ксения спорить не стала. Быстро поднялась в кабинет брата и принесла книгу. Альбиец взял ее в руки. Открыл на нужной странице. Было видно, как он силится хоть что-то понять, но знаний языка не хватает. Пришлось Ксении перевести ему весь разворот. Выслушав ее, мистер Делрой произнес:

   — Здесь все. Нам пора ехать на квартиру к убитой. Вы обещали, что постараетесь обеспечить этот визит.

   — Я достала ключи. Но прежде, мистер Делрой, скажите, беретесь ли вы за это дело или нет. Кажется, доктор Коваль дал достаточно информации для того, чтобы принять решение.

   — Достаточно. И я уже взялся за это дело, — ответил Делрой.

   — Вы обещали подготовить договор, — напомнила ему Ксения.

   — Успеется. Я еще не продумал формулировки. Услуги третьего лица не могут быть предметом договора, так как вы не имеете права ими распоряжаться. Нужен какой-то иной вариант.

   — Нужен. И я знаю точно, какой именно, — Ксения всю ночь размышляла над этим. Спасибо Саше, в договорах она кое-что понимала, и не была заинтересована в том, чтобы Делрой тратил время на обдумывание соглашения. Пусть лучше делом занимается. — Перед тем, как ехать к Луизе, мы с вами отправимся к нотариусу. У меня есть приданое, которым я до определенной степени вольна распоряжаться. На ваше имя будет составлена закладная. Выплата по ней составит десять тысяч рублей. Весьма солидная сумма, которая с лихвой окупит ваши хлопоты в том невероятном случае, если я вдруг решу уклониться от обязательств. Подписав закладную, вы передадите мне на хранение документ, который стал причиной вашего интереса к Саше и его судьбе. Если Сашу освободят и затем он согласится вам помогать, мы вернем друг-другу то, что оставили в качестве зарока.

   — Не могли бы вы подождать нас на улице, — попросил Делрой, обращаясь к Ковалю.

   Доктор кивнул и вышел вон.

   — И о каком документе мы говорим? — спросил альбиец, когда их оставили наедине. Теперь он пристально смотрел Ксении в глаза, и это говорило как минимум об интересе.

   — Мистер Делрой, — Ксения с долей насмешки повторила его прежние интонации, — у меня нет вашего опыта в расследованиях, но кое-что я тоже умею. Так же, как и вы, я неплохо разбираюсь в людях. Вы совсем не похожи на кладоискателя, который приезжает в чужую страну, не имея точных планов, и в своих поисках руководствуется лишь старинными легендами. Подобные вам люди хорошо знают, что делают. Вы занимались расследованиями, а при расследованиях нужны факты. И если вы приехали сюда, то наверняка потому, что появилось нечто конкретное. Какая-то серьезная подсказка или старинный документ, который не прямо, но косвенно может подсказать, где колдун Яков Брюс спрятал свои сокровища или, возможно, Черную книгу. Предполагаю, в нашем случае речь идет о письме, без которого ваша миссия обречена на неудачу. Вчера я навела о вас справки. Вы уже почти три месяца живете в нашей стране, снимаете апартаменты в доме Брюса. Вас несколько раз видели на Фроловской улице. Рядом с тринадцатым домом. Да, тем самым, который когда-то принадлежал колдуну. И рядом со вторым домом на Елоховской, про который ходит много связанных с Брюсом слухов, вы тоже замечены. Несколько раз вы уезжали из дома на долгое время. И уж не в Глинково ли при этом ездили? Три адреса и все три связаны с колдуном, который был вашим соотечественником. Кроме того, вам нужен мой брат, который, как известно, знает башню Брюса лучше, чем собственный дом. Выводы напрашиваются сами собой. Предлагаю равноценный обмен. У вас будет в залоге мое приданое, а у меня — письмо, которым вы так дорожите.

   — Именно письмо? — теперь Делрой разглядывал Ксению с доброжелательным любопытством, что совсем не вязалось с его прежним поведением..

   — Это не точно, но вероятней всего, — подтвердила она. — План или карта указывали бы на один дом, и вам не пришлось бы рыскать по всемадресам, связанным с колдуном Брюсом.

   Правый уголок рта Делроя дернулся, обозначив улыбку, а холодные глаза потеплели. Или, может, так только показалось.

   — Вам удалось меня впечатлить, мисс Можарова, — признал альбиец. — Но в ваших рассуждениях имеется просчет.

   — Какой?

   — У меня есть только копия нужного письма. Могу отдать ее вам, но не хочу обманывать. Историческая ценность этого документа невелика, а текст я прекрасно помню наизусть.

   — Спасибо за честность. Раз так, мне придется положиться на ваше слово. Я рискну, — твердо сказала Ксения. — Мистер Делрой, вы обещаете, что поможете моему брату?

   — Обещаю, что приложу все усилия, — исправил ее альбиец. — Если будет хоть малейшая возможность снять обвинения с вашего брата, я это сделаю.

   — Хорошо. Меня устраивает такая формулировка, — с достоинством кивнула Ксения.

   В конечном счете, даже если этот человек обманет, она потеряет всего лишь десять тысяч. Да, очень большая сумма. Треть от немалого приданого, но брат дороже денег. Приданое все равно отойдет монастырю, так какая разница?

   Закрыв флигель, они взяли извозчика и втроем с доктором Ковалем направились к нотариусу.

   В дороге молчали. Ксения наблюдала за уличной жизнью, довольная тем, что смогла удивить альбийскую акулу, а все благодаря удачному визиту к Самоедовым.

   Марфа Илларионовна в компании своей Катеньки творила чудеса шпионажа, ухитряясь везде обзавестись глазами и ушами. Особливо это проявлялось в случаях, когда речь шла о мужчинах, подходящих по возрасту для ее дочери. Делрой идеально вписывался в их представление о потенциальной партии. То, что он приехал из Альбии, никого не смущало. Какая разница, если жених при деньгах? А при деньгах он был точно. Уже более двух месяцев снимал большие апартаменты. Не барские, но всяко больше тех, где жили Самоедовы. Обедал в дорогих ресторанах. Хорошо одевался. Даже мальчишку-слугу приодел на совесть, хотя тот был из росских оборванцев, а не привезен из Альбии.

   Деньгами зазря не швырялся, но и не экономил на мелочах, что особенно пришлось по душе Марфе Илларионовне — во время разговора она трижды подчеркнула это обстоятельство. Несколько раз отлучался из города на несколько дней, значит, наверняка деловой. Заводил связи и не только с соотечественниками. Как пример Марфа Илларионовна упомянула Гулевича, директора второй губернской гимназии. Серафиму Давыдову, вдову тайного советника, известную своей деловой хваткой. Купца Якова Лопатина и еще ряд лиц, довольно разношерстных, но в основном состоятельных. Услышав это, Ксения сначала решила, что Делрой мошенник, но, вспомнив о его интересе к Брюсовой башне, поговорила вечером с матушкой, навела окольными путями справки и пришла к выводу, что не деньги интересовали альбийца, а дома, связанные с колдуном, владельцами коих и были почти все перечисленные персоны.

   Марфа Илларионовна разливалась соловьем, нисколько не видя в Ксении соперницу для дочери. Ей вполне хватило объяснения, мол, альбиец хочет вести дела с Можаровыми, явился к Саше, а тот… сами знаете, вот и пришлось навести справки, что это за птица такая заморская.

   «Птица» пришлась по вкусу Самоедовым. А что взгляд ледяной да смотрит куда угодно, только не в глаза собеседнику, так этого даже не заметили. Главное — богат, обручального кольца на руке нет и по слухам ни о какой жене или невесте речи не идет.

   Ну да бог бы с ними, с сороками, Ксения понимала, что у бедной Катеньки нет ни единого шанса с Делроем и это, безусловно, к огромному для нее счастью. Оказаться замужем за глыбой льда с повадками то ли змеи, то ли акулы — врагу такого не пожелаешь. Богат он или беден — разницы ни малейшей.

   Вчера перед сном Ксения разложила карты на то, как вести себя с Делроем. Выпали: Лиса, Совы, Собака. Хитрость, осторожность, наблюдение за противником и… доверие? Во всяком случае, Ксения именно так поняла эти карты.

   Все получилось в точности — пришлось проявить довольно хитрости и изворотливости, держаться предельно настороже, а потом — довериться.

ГЛАВА 4 — Сумочка с незабудками

Мисс Можарова оказалась проницательной… и все же не настолько. Она легко попалась на уловку Аллена. Он ни словом не солгал, сказав, что у него есть лишь копия документа, но при этом умолчал о нежелании отдавать ее в чужие руки. Тем более — в руки кого-то из семьи Можаровых, учитывая, как хорошо один из них знает Брюсову башню. Чем именно эта башня интересовала самого архитектора? Почему он так тщательно ее изучал? Хороший вопрос. Так что письмо по возможности следовало оставить при себе.

   К счастью, мисс Можарова отреагировала спокойно, словно ее не очень-то волновала судьба залога. И хорошо. Аллен не собирался обманывать. Арестованный архитектор нужен был ему на воле. И потому что хорошо знал башню, и потому что нового могли назначить не скоро — по словам знающих людей, архитектора на реконструкцию искали несколько месяцев. Следовательно, замену ему тоже быстро не найдут.

   В росском государстве бюрократия не знала себе равных. Любые начинания и действия упирались в совершенно абсурдные препятствия, например, невозможность добиться приема у чиновников, которых либо никогда не было на месте, либо они вовсе не принимали. Сначала Аллен терял время в бессмысленных попытках решить проблемы законными и привычными способами, но потом познакомился с Генералом и Касьяном, благодаря их подсказкам жизнь наладилась.

   Двери контор и резиденций открывались просто — вручением некой суммы секретарю, но многих вещей можно было добиться и без чиновников. Для этого требовалось обратиться к рядовым исполнителям, в руках которых порой оказывалось куда больше власти, чем положено. Странно, конечно. Однако, отправляясь в Росскую империю, Аллен был готов ко всему, и старался, если и не понять, то приспособиться.

   Он гордился тем, что может справиться с любой ситуацией и поладить с любым человеком… или почти любым. Но происходящее в России то и дело заставляло его сомневаться в своих умениях. Слишком много хаоса, а Аллен терпеть не мог хаос.

   Тем не менее мисс Можарова оказалась ценным приобретением. Умная, смелая, сообразительная и не лишенная деловой хватки. С такими работать — одно удовольствие. И ничего, что женщина. Аллен прекрасно знал, какими невероятными могут быть особы слабого, как его именуют, пола. Ему довелось знать одну такую…

   На мгновение перед мысленным взором Аллена промелькнули знакомые черты. Заноза, застрявшая глубоко в душе, дала о себе знать отголосками сожаления о том, чего никогда случиться не могло. Слишком отравленными они были. Оба. Отравленными и искалеченными.

   «Я не хочу быть великой женщиной. Я хочу быть любимой», — слова, которые раскаленным клеймом впечатались в душу. Тогда, когда он их услышал — ощутил лишь разочарование — она оказалась такой, как остальные. Понимание ее мудрости пришло позже. Понимание и восхищение вместе с той самой глухой болью, что порой поднимала голову, напоминая о себе. Любил ли он ту женщину? Аллен сомневался. Но он испытывал к ней сильные чувства, названия которым не существовало. Они были разные, но все искаженные, изувеченные, словно отражения в кривых зеркалах. Она это поняла… Он тоже понял. Пусть и не сразу.

   — Мы приехали, — услышал Аллен голос мисс Можаровой, и понял, что пролетка остановилась напротив помпезного трехэтажного здания с витыми башенками и вывеской «Нотариус Золотов».

   Процедура не заняла много времени. Нотариус прекрасно знал семью Можаровых, поэтому не прошло и получаса, как залоговая расписка на крупную сумму уже лежала в портмоне Аллена, а они ехали обратно — к дому убитой Луизы Дюваль.

   Всю дорогу девушка нервно теребила руками бежевую сумочку, расшитую бисерными незабудками, то и дело поглядывая на Аллена, словно не решаясь о чем-то заговорить. Сумочка, к слову, привлекала внимание. Хотя бы потому, что не сочеталась с темно-зеленым платьем. Мисс Можарова хорошо одевалась и не была стеснена в средствах. Так что же заставило ее выбрать именно эту сумочку? Как ни старался, Аллен не мог придумать объяснение неувязке. Это слегка нервировало его, как и все, что не получалось объяснить логически.

   Дом, где жила мисс Дюваль, Аллен видел не раз, так как сам он снимал апартаменты неподалеку. Можаров явно питал слабость к своей любовнице и не экономил, выбрав для нее квартиру в монументальном белоснежном особняке с богатой лепниной и колоннами.

   У парадного входа в здание маячил дворник, подметая и без того чистый тротуар. Мисс Можарова кивком поздоровалась с ним, удостоилась в ответ подозрительного взгляда и осторожного поклона.

   Остановить их не попытались, но Аллен заметил, что девушка вела себя не очень уверенно.

   Зайдя в дом, они прошли в пустынный светлый вестибюль и поднялись по широкой лестнице на второй этаж. Свернули налево и почти сразу остановились у солидной дубовой двери. Мисс Можарова тотчас полезла в сумочку и принялась искать ключи. Аллен подметил ее неуверенные и нервные движения и, проверяя внезапную догадку, спросил:

   — Знаете ли вы, в одежде какого цвета нашли мисс Дюваль?

   — Бежевое платье с бирюзовыми вставками, — ответила девушка.

   Вот оно что.

   Замок тихо щелкнул. Дверь открылась.

   — Мистер Коваль, начинайте осмотр, — скомандовал Аллен, заходя в небольшую прихожую, — а мы с мисс Можаровой должны поговорить. Идемте, — не скрывая недовольства, он взял девушку за локоть и потянул ее за собой в квартиру.

   За первой дверью обнаружился зал… обставленный мебелью все в тех же бежево-бирюзовых тонах. Это окончательно убедило Аллена в правильности выводов. Он наугад свернул налево и открыл дальнюю дверь. Удачно — за ней оказался кабинет.

   — Проходите, — велел Аллен. Пропустив девушку вперед, он указал рукой на кресло в углу. — Садитесь.

   Нет, он вовсе не злился. Попытки мисс Можаровой что-то утаивать или хитрить его только забавляли. Однако для общей пользы следовало пресечь их раз и навсегда, так что пришлось изобразить сдержанный гнев.

   Девушка села прямо, нервно теребя завязки сумочки.

   Некоторое время Аллен пристально смотрел ей в глаза, усиливая ее и без того растущую тревогу, а потом спросил сурово:

   — Вы по-прежнему мне не доверяете?

   — С чего вы взяли? — спросила девушка, храбрясь.

   — С того, что вы зачем-то носите с собой сумочку убитой, но ни словом об этом не упомянули. Эта сумочка была с ней в момент убийства?

   — Откуда вы…

   — Мисс Можарова! — перебил ее Аллен. — Отвечайте на вопрос!

   — Да. Я так думаю, — мисс Можарова виновато потупилась.

   — Где вы ее нашли?

   — На рынке рядом с Брюсовой башней. Я случайно наткнулась на торговца и узнала эту вещь, — девушка вытащила из сумочки небольшое карманное зеркальце и с такой виноватой доверчивостью протянула его Аллену, что тот чуть не улыбнулся — так забавно это выглядело. Увы, приходилось хранить суровость, и он весьма невежливо сделал вид, будто не замечает протянутой руки. Мисс Можарова разозлилась.

   — Мистер Делрой, — сказала она, возвращая Аллену гневный взгляд и убирая зеркальце, — прежде чем отдавать вам ценную улику, я хотела удостовериться, что вы собираетесь заниматься этим делом.

   — Моего слова вам было недостаточно?

   — Нет. Мы с вами совершенно незнакомы. Вы могли оказаться мошенником… — девушка осеклась, сообразив, что наговорила лишнего.

   — Мог, — спокойно ответил Аллен. — Вы правы. А еще прямо сейчас мы можем вернуться к нотариусу и уничтожить расписку. И вы уже наверняка будете знать, что я не мошенник. Правда, на этом наше общее дело закончится. Мое время стоит дорого, мисс Можарова. И я не собираюсь тратить его на то, чтобы следить за вашими действиями. Мне казалось, мы на одной стороне.

   — Простите. Я собиралась вам рассказать, но немного позже, — виновато произнесла девушка.

   — Мисс Можарова, прежде чем принять решение о дальнейшем, я хочу спросить. Один раз. Готовы ли вы всецело доверять мне в расследовании? Подумайте трижды. Я настаиваю на полном и безоговорочном доверии с вашей стороны. То, что вы проделали, должно стать вашей последней попыткой утаивать от меня какие-либо факты, догадки, обстоятельства. Я должен знать все, что знаете или предполагаете вы. Если нет, забирайте расписку.

   Ответ прозвучал не сразу и это хорошо. Значит, обдумала.

   — Мистер Делрой, примите мои извинения, — с достоинством проговорила девушка. — Я сожалею о том, что не сразу сообщила вам о сумочке. Больше такого не повторится.

   Аллен смотрел ей прямо в глаза и молчал, заставляя нервничать. Потом спокойно произнес:

   — Я принимаю ваши извинения. Теперь расскажите все, что удалось узнать.

   — Увидев зеркальце, я спросила, кто его принес, — заговорила мисс Можарова. — Торговец не хотел ничего рассказывать, но некоторая сумма помогла договориться. По его словам, зеркальце вместе с сумочкой он приобрел у одного мальчика. Его зовут Касьян. Он худой и со светлыми волосами. Как сказал торговец, раньше Касьян нищенствовал или воровал, но сейчас, возможно, его кто-то взял к себе на работу, так как в тот день на мальчике была хорошая одежда. А еще у него есть особая примета — глаза разных цветов. Один зеленый, другой карий…

   Услышав имя и описание, Аллен захотел выругаться и лишь с большим трудом не выдал досады. Нет, он не считал, что Касьян мог быть причастен к этому делу, но глупость мальчишки могла разрушить хрупкое доверие, которого удалось достичь. Сестра Александра Можарова — умная девушка. Даже если сказать ей все прямо сейчас, она может сделать неправильные, но вполне логичные выводы из той информации, какую уже имеет. Например, что Аллен участвовал в преступлении или хотя бы знал о нем и молчал, желая подставить ее брата, а после — получить помощь. И в пользу этой версии сыграет его догадка относительно сумочки. Теперь сложно будет доказать, что Аллен не знал заранее о том, чья она, а всего лишь сделал правильные выводы. Когда человек и так не слишком-то тебе верит, любая мелочь может отбросить далеко назад.

   Взвесив все «за» и «против», Аллен решил, как обычно, использовать правду… но не всю.

   — Вы нашли ценную информацию, мисс Можарова, — похвалил он девушку. — Я знаю, где можно разыскать этого мальчишку. Уверен, сегодня или завтра мы выясним, где он взял сумочку мисс Дюваль. А пока позвольте взглянуть, — он требовательно протянул руку, и мисс Можарова, не раздумывая, отдала ему свой трофей.

   Не особенно церемонясь, Аллен высыпал содержимое тяжелой сумочки на стол. Зеркальце, носовой платок, серебряная коробочка с нюхательной солью, кошелек… Судя по звуку, с которым он упал, то был не просто кошелек.

   Аллен взял его в руки. Открыл. В основном отделении лежала мелочь, но не это интересовало альбийца. Щелкнул еще один замок, и в руках Аллена оказался крохотный «Бульдог». Маленький дамский револьвер с гравировкой по стволу и костяной рукояткой, по которой вился изящный растительный узор скримшоу. Незабудки на узоре были того же цвета, что и на сумочке:

   — Он ваш? — спросил Аллен на всякий случай, хотя все понял и так.

   — Нет. Его всегда носила Луиза, — покачала головой девушка. — Подарок Саши.

   — Она любила незабудки?

   — Саша их любит. Очень, — девушка прикусила губу, словно боясь расплакаться.

   Проверив, Аллен убедился, что из револьвера не стреляли — патроны на месте.

   — Она часто брала его с собой?

   — Всегда. Саша настоял. Я же говорила — Луиза любила по вечерам кататься одна по городу. Саша волновался, требовал, чтобы она прекратила. Когда понял, что Луиза не послушается, подарил кошелек с револьвером. Надеялся, что это убережет ее.

   — Она его даже не достала… — задумчиво проговорил Аллен.

   — Не успела? — предположила мисс Можарова.

   — Возможно, — ответил ей Аллен, убирая оружие в кошелек и укладывая вещи в сумочку. Об этом определенно следовало подумать. Нападение, конечно, могло быть и внезапным. Достать бы отчеты судебного врача и следователя.

   — Что ж, мисс Можарова, надеюсь, мы прояснили вопрос доверия и больше к нему не вернемся, — подытожил Аллен. — Вам нужно знать главное — я собираюсь помочь вашему брату. А что до вас… Хотите принять участие в расследовании или предпочитаете подождать результатов? — Аллен прекрасно понимал — Можарова не захочет ждать. Скажешь ей сидеть дома — начнет действовать самостоятельно и наверняка докопается до Касьяна. Уж лучше постоянно держать ее в поле зрения. Глядишь, некогда будет глупостями заниматься.

   — Вы не станете меня отговаривать? — удивилась мисс Можарова.

   — Я не знаю ваш язык и плохо понимаю обычаи. Доктор Коваль мне поможет, но вы хорошо знакомы и с жертвой, и с подозреваемым, и с их окружением, — пояснил Аллен. — Хотя должен предупредить — это может оказаться опасным делом, так что если боитесь…

   — Я ничего не боюсь и буду участвовать в расследовании, мистер Делрой, — решительно заявила девушка. — Можете на меня положиться.

   Как предсказуемо. И вновь некстати вспомнилась та женщина, имени которой Аллен старался не произносить даже в мыслях. Она тоже ответила бы так. Страх был ей неведом. И как же горели ее глаза, когда приходилось рисковать, как твердо и при этом мелодично звучал ее голос… Та женщина жила опасностью и ею дышала…

   Усилием воли он отогнал глупые и такие нелепые теперь воспоминания. Все в прошлом.

   — Пойдемте, — Аллен кивнул на дверь. — Если хотите посмотреть на то, как работает доктор Коваль, самое время к нему присоединиться.

   Профессора они обнаружили в спальне. Он лежал на полу и смотрел на ножку кровати у изголовья.

   Аллен огляделся, запоминая обстановку.

   В небольшой уютной спальне стояла большая дубовая кровать, украшенная резьбой. Здесь находилось любовное гнездышко Можарова и Дюваль. Рядом с одной из стен располагался громоздкий шифоньер из того же гарнитура. Сейчас его дверцы были распахнуты, а одежда и прочие вещи валялись на полу.

   Напротив кровати находился камин. Рядом с ним — заваленная мелкими подушками козетка. Справа кто-то небрежно приставил к стене сложенную ширму для переодевания. Пол покрывали многочисленные следы от грязной обуви. Подсохшие песок с глиной хрустели под ногами.

   — Мистер Делрой, вы очень кстати, — обрадовался доктор, услышав их шаги. — Мне нужно осмотреть ножку и то, что под ней. Сможете ли вы ненадолго приподнять угол кровати?

   Аллен подошел поближе. Примерился. Кровать была тяжелая, но, вроде, не настолько.

   — Смогу, — ответил он.

   — Точно справитесь? — Коваль вопросительно посмотрел на Аллена. — Если нет, просто подвинем. Обойдусь полом. Лишь бы хоть что-то там уцелело.

   — Справлюсь. Но постарайтесь сделать быстро, — ответил Аллен.

   Коваль кивнул. Подтянул к себе саквояж, с которым пришел, вытащил перочинный нож и пробирку. Вновь улегся на пол и скомандовал:

   — Давайте!

   Большая двуспальная кровать оказалась тяжелее, чем представлялось сразу. С огромным трудом Аллен лишь немного приподнял тот угол, который интересовал доктора. Стараясь дышать ровно, сосредоточился на том, чтобы не уронить неподъемную громадину на эскулапа. К счастью, долго терпеть не пришлось. Коваль быстро поскреб лезвием под ножкой, потом — саму ножку, тут же выбрался обратно и разрешил опускать.

   Почти уронив кровать, Аллен не без труда разогнулся и незаметно потер поясницу. Мышцы тянуло.

   Тем временем доктор стряхнул собранную грязь с лезвия в пробирку и закрыл ее пробкой. Потянувшись к саквояжу, он вытащил оттуда пузырек и капнул жидкостью из него прямо на нож. Лезвие покрылась налетом белой пены. Посмотрев на это, Коваль довольно произнес:

   — Знаете, мистер Делрой, а я совсем не удивлюсь, если мисс Дюваль убили именно здесь.

   — Поясните.

   — Извольте, — кивнул доктор. — Я обратил внимание на грязь, — он указал пальцем на ножку кровати в том месте, где она соприкасалась с полом, но Аллен не увидел там ничего подозрительного. Заметив его недоумение, Коваль пояснил: — Посмотрите вблизи. Теоретически, это может быть что угодно. Но сейчас я сделал пробу перекисью водорода, — доктор взял в руки пузырек и поболтал им в воздухе. — Скорее всего это кровь. Но как она могла оказаться здесь?

   — Затекла? — предположил Аллен.

   — Правильно. Причем не просто затекла, а затекла вместе с водой.

   — Пытались отмыть пол от крови? — подала голос мисс Можарова.

   — Похоже на то, — кивнул Коваль.

   — А еще что-нибудь нашли? — поинтересовался Аллен, пропуская любопытную девушку, которой хотелось лично увидеть грязь на ножке кровати.

   — Пока только это. Здесь затоптали все, что только можно было. Нам повезло, что никому не пришло в голову устроить уборку. Но это слабое утешение, потому что я не волшебник, мистер Делрой, и даже не колдун.

   — Чтобы творить чудеса, мистер Коваль, магия не нужна, — ответил Аллен. — Достаточно силы разума. А в этом вы лучший.

   Доктор хмыкнул. Ему было приятно, хотя виду он и не подал. Оставив кровать в покое, Коваль прошелся по периметру комнаты, внимательно оглядывая мебель и стены.

   Аллен не стал мешаться у него под ногами — сделал пару шагов в сторону и остановился рядом с мисс Можаровой, которая закончила свои изыскания и теперь с интересом наблюдала за Ковалем.

   Тюль, выглядывающий из-под штор, еле заметно дрожал, словно от сквозняка. Аллен заметил это лишь потому, что смотрел в окно, пытаясь не обращать внимания на ноющую поясницу. Стараясь двигаться плавно и осторожно, он подошел ближе. Окно оказалось затворено, но не заперто.

   — Доктор, вы что-нибудь здесь трогали? — спросил он.

   — Нет. Я сюда еще не добрался, — отозвался Коваль.

   — Вам стоит на это посмотреть, — сказал Аллен, обнаружив на подоконнике следы подсохшей грязи.

   Доктор устремился к нему вместе с мисс Можаровой.

   — Крови здесь нет, — сообщил он, осмотрев и подоконник, и пол под ним. Открыв окно, осторожно выглянул наружу и, свесившись, проверил раму. — Краску зацепили. Наш неизвестный проник в комнату отсюда.

   — Странно, — заметил Аллен. — Полиция следов не нашла. В доме все было тихо. Убийца вымыл полы, убрал лужи крови, ведро и тряпку, а потом вылез из окна вместо того, чтобы просто выйти через черный ход… А тело он с собой вытащил, что ли, через окно?

   — Точно нет, — покачал головой Коваль. — При перерезанном-то горле тут вся стена была бы в крови.

   — Может, это грабитель и он проник в дом после убийства? — предложила свою версию мисс Можарова.

   — Маловероятно. Ксения Васильевна, я заметил характерные царапины на мебели, — обратился к ней доктор. — Здесь держали небольших собак?

   — Да. Четыре кинг-чарльз-спаниеля. Луиза была от них без ума.

   — Они спали в ее комнате и не подняли шум, когда хозяйку убивали? — удивился доктор. — В газетах ни слова о собаках.

   — Они скорее игрушки, чем охранники, к тому же Луиза оставляла их на ночь в кабинете, чтоб не будили. И мы пока не знаем точно, здесь ли совершено убийство.

   — У вас есть какое-то иное объяснение крови под ножкой кровати? — уточнил Аллен. Поясница болела все сильнее и приходилось прикладывать усилия, чтобы никто ничего не заметил.

   — Нет, но все может быть. Слуг нужно расспросить, — предложила мисс Можарова.

   — Не помешало бы. Где они сейчас?

   — У нас дома. Здесь служили четверо. Но постоянно — только две служанки. Повар и кучер приходили от нас, — пояснила девушка.

   — Придется возвращаться к вам, — сказал Аллен, не испытывая ни малейшего энтузиазма.

   — Не стоит. Слуги непременно расскажут о вашем интересе моему отцу, а Ефим, наш повар, и вовсе может заартачиться. Он очень характерный. Вы лучше напишите мне список вопросов, которые нужно задать, а я потихоньку все вызнаю. Так, чтобы никто лишнего не подумал.

   При других условиях Аллен бы воспротивился. Он привык задавать вопросы лично — умел надавить на свидетелей, чувствовал все хитрости и умалчивания, в конце концов, мог применить свой дар. Но боль в пояснице мешала сосредоточиться на чем-то. Надо попросить Коваля посмотреть. Чертова кровать! Из чугуна ее сделали, что ли?!

    Аллен не привык болеть. Он даже не мог припомнить, когда в последний раз простужался. Вот, разве что три года назад болела ножевая рана на щеке. Особенно после того, как ее зашил хирург. Так себе был хирург. Из числа мастеров, место которым на живодерне, а не в медицине. Но чтобы болела поясница… Как у старика. В голове мелькнула безумная, почти паническая мысль о том, что ему уже тридцать три года и тридцать четыре не за горами… Аллен стыдливо прогнал ее, посмеявшись над собой. Его отец до самой смерти оставался опасным противником, а ведь ему тогда было за шестьдесят… И все же глупая мысль затаилась, но не ушла. А боль… ноющая, глухая, раздражала все больше и больше.

   — Хорошо. Мне нужно подумать над вопросами. Пришлю к вам слугу, — пообещал Аллен. — На сегодня заканчиваем. Доктор, вы все осмотрели?

   — Не совсем, — ответил доктор и полез еще раз осматривать подоконник и полы.

   Аллен вздохнул, стараясь игнорировать боль. Нет, как же все-таки глупо получилось. Лучше бы вместе с доктором подвинули кровать и все. Но не хотелось смазать следы…

   Прошла целая вечность, прежде чем Коваль закончил. Больше ничего интересного он не нашел. Только выразил недовольство «стадом носорогов», которое, по его словам, затоптало следы, даже если таковые и имелись.

   На обратном пути отвезли мисс Можарову. Несмотря на боль и общее раздражение, Аллен захотел убедиться, что девушка зашла в дом. Теперь она была ценным активом, о благополучии которого приходилось заботиться. Пока не станет ясно, за что убили Луизу Дюваль, нужно предполагать опасность и для тех, кто с нею был связан, а также для тех, кто связан с Александром Можаровым.

   Через десяток минут, полных неприятных ощущений, которые усилились в сидячем положении и в подпрыгивающей на бесконечных ухабах пролетке, Аллен добрался до дома. Ему хотелось лечь в кровать в надежде, что все само пройдет, но сумочка, которую отдала ему мисс Можарова, требовала внимания. Вернее, не сама сумочка, а участие Касьяна в ее появлении на Брюсовском рынке.

   По своему обыкновению мальчишка ждал Аллена у двери. Он всегда неведомо каким образом узнавал о появлении нанимателя еще до того, как тот заходил в квартиру. Ругать его не хотелось. Аллен не сомневался в том, что Касьян не связан с убийством и ничего не воровал, но нужно было узнать, каким образом сумочка мисс Дюваль попала к нему.

   — Доктор, побудете моим переводчиком? — спросил альбиец и, дождавшись кивка Коваля, велел Касьяну: — В мой кабинет. Быстро!

   Мальчишка увидел сумочку в руках хозяина, и в его разноцветных глазах застыл страх, напоминая Аллену о днях, когда его собственный отец решал уделить бестолковому отпрыску немного драгоценного внимания. Отпрыск бестолковым себя не считал, но его мнение никого не интересовало. Важно было лишь то, что говорит и думает отец.

   Запустив мальчишку и доктора в кабинет, Аллен зашел следом и, закрыв за собой дверь, положил «улику» на стол.

   — Тебе знакома эта сумочка? — спросил он, глядя прямо в глаза Касьяну.

   Доктор перевел.

   Мальчик замер, напоминая испуганную мышь. Он не привык видеть хозяйский гнев и, судя по затравленному взгляду, знал за собой вину.

   Аллен редко смотрел людям в глаза. Причин тому было две. Во-первых, в высшем обществе Альбии прямые взгляды считались вызовом и несли личную окраску. Во-вторых, в былые времена Аллен не всегда контролировал свой дар и иной раз невольно внушал людям не самые нужные мысли. Мимолетный спонтанный импульс мог принести несоизмеримо много вреда. Со временем, конечно, он взял свои умения под контроль, но привычку смотреть не в глаза, а чуть выше сохранил. И эта привычка очень сильно смущала собеседников, что служило на пользу в некоторых переговорах.

   — Да, сэр, — тихо произнес мальчишка, опомнившись.

   — Как она к тебе попала?

   — Я ее нашел.

   — Подробности! — потребовал Аллен.

   — Она из пролетки вывалилась, — признался Касьян.

   — Когда? Где? Мне нужны все подробности!

   — Ночью я возвращался сюда. Было это… — мальчик нахмурил лоб и принялся считать по пальцам. — Одиннадцать дней назад.

   — В ночь убийства мисс Дюваль?

   — Да. Но я тогда не знал, что ее убили.

   — Где именно вывалилась сумка, и почему я не знаю о том, что ты выходишь из дома по ночам?

   — Сэр, вы ведь не запрещали, — виновато сказал Касьян.

   — Мне казалось, ты достаточно благоразумен, чтобы не появляться по ночам в городе. Так куда же ты ходил?

   Тишина. Поджатые губы. Взгляд в пол.

   — Я задал тебе вопрос, Касьян! Куда ты ходил?

   — Сэр… я не могу сказать.

   — Касьян! Во-первых, смотри мне в глаза! Во-вторых, отвечай на вопрос! — Аллен усилием воли отодвинул на задний план тянущую боль в пояснице. Он уже знал, что мальчишка достаточно упрям и если заартачится, то правду из него никакими клещами не вытянуть.

   Неохотно Касьян подчинился и замер, встретившись взглядом с Алленом.

   — Куда ты ходил в ночь убийства Луизы Дюваль? — повторил альбиец свой вопрос.

   — К дедушке Феде, — сонным голосом ответил Касьян, мгновенно попав под влияние Аллена. Видимо, сказалось полное доверие. Обычно люди хотя бы пытались сопротивляться.

   — К какому дедушке Феде? — удивился Аллен, который не был готов к такому повороту событий.

   — Он меня воспитал.

   — И зачем ты к нему ходил?

   — Деньги относил и еду.

   — Какие деньги?

   — Какие вы мне платите. А еще, когда вы уезжаете или у меня есть время, я помогаю всяким людям. Кому покупки донести, кому дорогу показать. Иногда они платят. Я коплю и дедушке Феде отношу. А еду беру с кухни. Если вы не доедаете. Пропадет же.

   Переведя последние слова мальчика, доктор с любопытством посмотрел на Аллена, интересуясь его реакцией. По-хорошему, мальчишку следовало отчитать и, возможно, выпороть за своеволие. С другой, он ничего дурного не делал. А что предан человеку, который его вырастил, так это говорит о его верности. Не худшая черта. И очень полезная для того, на кого верность направлена.

   — Итак, ты шел к своему деду, — повторил Аллен. — Где и в какое время увидел пролетку, из которой выпала сумочка?

   — Напротив генерал-губернаторского дома, — ответил Касьян. — А время было, пожалуй, около часу иль двух пополуночи. Точно не знаю.

   — Куда ехала пролетка?

   — К Страстному бульвару.

   — Ты разглядел, кто в ней был?

   — Кучер и двое… мужчина и женщина. А лиц я не видел. Они быстро ехали.

   — А что ты успел увидеть?

   — Женщина была то ли пьяная, то ли спала на плече у мужчины. А он ее обнимал.

   — Цвет одежды?

   — Не знаю. Темно было.

   — Ты подобрал сумочку, а дальше?

   — Кричал им, чтоб остановились, но они не услышали. Даже быстрее покатили. Ну я на другой день и отнес находку на рынок. Что добру пропадать? А деньги дедушке отдал.

   Аллен прервал зрительный контакт. Все и так уже было понятно.

   — Можешь идти, — разрешил он. — По ночам из дома больше не выходи. Нужно к деду, просто подойди ко мне днем и предупреди.

   — Спасибо, сэр! — просиял мальчишка.

   Да уж, спасибо… Отец альбийца выпорол бы Касьяна без всякой жалости, но то отец. А у Аллена на это не было ни сил, ни желания — поясница болела так, что хотелось умереть.

   Касьян дал небольшую зацепку. Пьяную женщину везли в пролетке со стороны особняка Гудовичей, где жила Луиза Дюваль, в направлении Страстного бульвара, где стоит дом Можаровых. И далее — Огневское кладбище, где нашли тело.

   И вот вопрос — была ли женщина в пролетке пьяной или мертвой, которую выдавали за пьяную?

   Если последнее, то любовницу Александра Можарова точно убили в ее собственной квартире. Правда, Можарову это ничем не могло помочь — он ушел с бала у Нарышевых в час ночи, а домой вернулся в два. Значит, вполне мог убить Дюваль, и отвезти ее тело на кладбище. А смотрела ли полиция пролетку Можаровых? В прессе ничего об этом не было? Полиция обыскивала извозчиков, но не частные повозки. Нужно завтра нанести визит мисс Можаровой и попросить показать пролетку. А пока хорошо бы что-то сделать с проклятой поясницей. Даже смешно! Но не идти же завтра в таком виде к Можаровым! И расследование уже не отложишь…

    — Доктор, можете меня осмотреть? — попросил Аллен у Коваля, когда Касьян ушел. — Кажется, я что-то себе повредил, когда поднимал кровать…

ГЛАВА 5 — Коса и Башня

Ксении показалось, что Делрой ни с того, ни с сего потерял интерес к делу. Произошло, когда доктор пошел обследовать шторы и подоконник. Альбиец стал беспокойным и куда-то заторопился. Когда думал, что на него не смотрят, он нетерпеливо поводил плечами, словно спешил куда-то. А потом свернул все дела, отвез Ксению домой и уехал, едва попрощавшись, хотя время было не поздним. В тот день они могли узнать еще много всего полезного. Неужели Делрой передумал помогать?.. Неужели все-таки обманул?

   Саша не одобрил бы риск, на который пошла Ксения, подписав закладную и не заручившись гарантиями ее возврата. Очень не хотелось чувствовать себя глупой и доверчивой дурой. Но был ли у нее выбор?

   За ужином Ксения сидела как на иголках. Обещанный слуга со списком вопросов все не приходил. Еле дотерпев до конца обеда, Ксения бросилась к себе в комнату и достала карты сразу, как только выдалась такая возможность.

   — Почему Делрой до сих пор не прислал мне вопросы? — проговорила она и вытащила две карты.

   Коса и Башня.

   Заболел? С чего бы вдруг? Делрой не производил впечатление слабого и болезненного человека. И сегодня он тоже выглядел бодро. Так какая же болезнь могла подкосить его к вечеру?

   Ксения раздраженно отложила карты. Ничего-то у нее не получается. Даже такие простые ответы понять не в силах. Может, не тратить время и срочно отправиться в монастырь? Вдруг в этом все дело? Принесет Ксения обет, и Сашу выпустят… Глупость, конечно, но вдруг…

   Вновь взяла карты в руки. Перетасовала.

   — Что будет с Сашей, если я приму постриг так быстро, как только возможно? — спросила она.

   Всадник. Крест.

   Значит, монастырь — не выход. Только хуже станет, причем быстро.

   Что бы еще спросить? В голову пришел еще один вопрос:

   — Кто я сейчас для Делроя?

   Собака. Книга.

   Хорошо. Значит, если верить картам, то они сейчас на одной стороне. Их объединяют общие интересы. Если так, беспокоиться не о чем. Правда ведь? Но тогда чем таким ужасным мог заболеть альбиец?

   — Тихон! — она что есть сил подергала за колокольчик у кровати. — Тихон!

   Слуга пришел не сразу.

   — Чего изволите, барышня? — спросил он.

   — Меня никто не спрашивал?

   — А вы это у карт узнали? — удивился слуга. — Так я потому и не сразу пришел, что спрашивают вас, барышня. Аккурат внизу оставил. Мужчина какой-то. Не вашего круга, но выглядит благопристойно-с. Он просил позвать вас на улицу.

   — Представился?

   — Аркадий Яковлевич Коваль. Да-с.

   — Я сейчас же спущусь к нему, — обрадовалась Ксения и поспешила к доктору. — Вы от мистера Делроя? — спросила она, выйдя на улицу.

   — Да. Он просил занести вам вопросы, которые нужно задать прислуге. А вот сюда запишете ответы. Умеете пользоваться? — Аркадий Яковлевич протянул Ксении сложенный вчетверо лист бумаги и красивый синий камень на цепочке, грани которого покрывали рунные знаки.

   — Кристалл памяти? — удивилась девушка.

   — Да. Так что же, умеете им пользоваться?

   — Да.

   — В таком случае, позвольте откланятся, — доктор коснулся рукой своей шляпы, прощаясь и поклонился. — До завтрашнего вечера управитесь?

   — Управлюсь и раньше, — заверила его Ксения.

   От сердца сразу отлегло. Мошенник не стал бы посылать кристалл памяти — это совсем не дешевое удовольствие. У Саши есть такой, но намного меньше. Хватает его всего на полчаса. А здесь записей на пару часов будет. Значит, карты не соврали, и альбиец ведет честную игру. Но если не соврали…

   — Аркадий Яковлевич! — поспешно окликнула доктора Ксения, и даже сбежала со ступеней, боясь, что он уйдет. К счастью, ее услышали. Коваль остановился, обернулся и вопросительно на нее посмотрел. — Мистер Делрой… Мне показалось, ему нездоровилось, — Ксения от души надеялась, что ее вопрос воспримут правильно, ведь спросила она во-многом наобум — карты напророчили болезнь, так, может, и здесь не солгали. — Все ли с ним в порядке?

   — Ксения Васильевна, мое почтение, вы, похоже, куда более внимательны, чем я, — доктор еще раз поклонился. — Нет, с ним не все в порядке. Мистер Делрой потянул спину, когда поднимал кровать, но он так успешно это скрывал, что я ничего не заметил, пока он сам не сознался. Не стал бы вам рассказывать, но, раз уж вы спросили… И надеюсь на вашу скромность. Человек он гордый.

   — Насколько все плохо? — спросила Ксения, волнуясь — еще не хватало в самом начале расследования потерять ценного помощника.

   — Банька исправит, — заверил ее доктор. — Я на завтра кабинет ему заказал. И веники можжевеловые. Отправим мистера Делроя в баню. Самое время ему познакомиться с росскими обычаями. Пусть привыкает. Не думаю, что завтра он сможет вести дела, но через день будет как новенький, это я вам обещаю. А вы тем временем слуг расспросите.

   Дурные мысли ушли. Распрощавшись с доктором, Ксения почувствовала, как с души упала целая глыба. Конечно, плохо, что альбиец потянул спину, но зато стало ясно — он честно выполняет обязательства. Карты не соврали. У них на двоих одна цель, и этому человеку можно доверять.

   Сил тут же прибавилось. Голова заработала.

   Ксения просмотрела список. Наметила план. Поднялась к себе в комнату, подошла к трюмо. Намотала цепочку от кристалла на фигурный выступ сбоку и повесила так, чтобы артефакт не бросался в глаза и вместе с тем «запоминал» лицо служанки и ее слова.

   Убедившись, что все готово, вызвала Фенечку, свою служанку, и отправила ее в дальнюю кофейню за пирожным. Дождавшись, когда горничная уйдет, потребовала к себе Аграфену, ту самую, которая прислуживала Луизе.

   — Хочу покататься по городу, — сказала ей Ксения. — Приготовь платье для прогулок и сделай мне прическу.

   Если Аграфена чему и удивилась, то виду не подала, а молча занялась делом. Передвигалась она тихо, словно боялась кого-то потревожить, а когда Ксения, выбирая платье вместе с ней, дернула рукой чуть более резко, чем обычно, горничная в испуге отшатнулась. Прежде ее поведение казалось следствием гибели хозяйки, но теперь…

   — Аграфена, все ли у тебя в порядке? — удивленно спросила Ксения.

   — Да, барыня, — ответила та, пряча глаза.

   Ксения знала, что Луиза не была добра к слугам. Одну девушку Саша отослал в деревню по ее просьбе, потом Аграфена со второй служанкой пожаловались в полиции на грубое обращение. Дело замяли, заплатив отступные, но…

   — Скажи, Аграфена, Луиза тебя била? Не бойся. Ты можешь сказать мне правду, — мягко спросила Ксения.

   — Да, барыня, — еле слышно ответила служанка, аккуратно расчесывая густые темно-каштановые волосы Ксении.

   — Часто?

   — Как Александр Васильевич два месяца тому поговорил с мадемуазель Дюваль, так та потише стала. Потом лишь раз по лицу меня ударила, когда я не поняла ее наказ. Но я галлийского-то не знаю. А по-росски Лизка… — девушка испуганно округлила глаза и поспешно исправилась: — Простите, барыня, мамзель Дюваль по-росски говорила уж больно непонятно.

   Ксения сокрушенно покачала головой. Луиза была мила с Можаровыми, но… Так всегда бывает, когда человек копит в себе обиды, они рано или поздно выливаются злостью на окружающих. И достается обычно самым беззащитным и безответным. В голову пришла страшная мысль, что беззащитные, загнанные в угол, могут стать очень опасными.

   — В тот вечер, когда Луизу убили, в каком она была настроении и когда вернулась домой? — спросила Ксения.

   — В восьмом часу она приехала от своей подруги, мамзель Ландерт. Вроде, в хорошем настроении. Отправила Ефима с запиской к барину, потом велела подать набор для рукоделия и что-то шила. Когда Ефим вернулся, поговорила с ним, разозлилась. Оделась тепло и куда-то убежала. Вернулась часам к десяти. Плакала. Потом засобиралась. Сказала, что выйдет ненадолго прогуляться. Свет гасить не велела. Но так и не вернулась.

   — Сумочку с собой она взяла?

   — Да, барыня.

   — А что было надето поверх платья?

   — Накидка темно-синяя с оторочкой из песца.

   — Думаешь, ее украли? На месте, где Луизу нашли, накидки не было.

   — Думаю, да, барыня. Вещь-то недешевая.

   — А собаки как себя ночью вели? Не волновались?

   — Что им волноваться-то, барыня? Спали они крепко и все.

   — И ничего подозрительного не было? Ни дома, ни на улице?

   — Ничего, барыня!

   — В доме только вы с Пелагеей были? Из мужчин никто не заглядывал?

   — Да что вы, барыня! Какие же мужчины могут быть? — Аграфена, нервничая, сильно дернула волосы Ксении, и тут же принялась извиняться, испуганная до крайности. Хотелось спросить про следы крови в квартире, но на листочке, который передал ей доктор, в самом верху было написано и подчеркнуто: «Мисс Можарова, о найденных нами следах крови ни слова!»

   Ксения выждала, когда Аграфена закончит прическу, дала ей успокоиться, а потом продолжила расспросы.

   — А в последние дни перед гибелью Луизы к ней никто подозрительный не заглядывал? Ни с кем она не ссорилась?

   — Да как будто ни с кем. Вот, разве, мужчина тот странный. Он пришел около семи утра. Рано очень. Аккурат когда мадемуазель Дюваль пропала. Спросил, дома ли хозяйка, а как узнал, что нет, нахмурился и пробормотал: «Плохо дело». И поспешил прочь.

   — Как он выглядел?

   — Среднего роста. При усах. Держится представительно. Я бы сказала, что он военный, но только мундира на нем не было.

   — Ты полиции об этом рассказала?

   — Конечно же, барыня. Как я могла не рассказать?

   — Молодец, Аграфена, ты большая умница, — похвалила ее Ксения, а сама задумалась, как бы узнать, что это за военный такой приходил в неурочный час. Семь часов… даже Саша не стал бы приходить к Луизе в такую рань. Есть же правила приличия. — А прежде ты его не видела?

   — Нет, барыня.

   — Ну нет, так нет, — равнодушно сказала Ксения. — Сходи, вели Галактиону пролетку подготовить. Да побыстрее! А после возвращайся и помоги мне переодеться…

   Когда Ксения вышла из дома, на улице стемнело, хотя еще и восьми вечера не было. Узнав, что дочь намерена кататься, матушка собралась ехать с ней. Насилу удалось уговорить ее остаться дома, пообещав, что заедет к Самоедовым, а более нигде останавливаться не будет. Самоедовых матушка не любила, а потому ехать передумала.

   На всякий случай в сумочку Ксения положила подаренный братом револьвер. Почти такой же, какой был у Луизы. Подумав, прихватила артефактный светоч. Мало ли.

   Проехав по Страстному бульвару, кучер свернул на Царскую улицу, а там по переулку довез Ксению до самого дома Брюса.

   До того, как нанести визит Самоедовым, девушка постучалась в дверь мистера Делроя, намереваясь рассказать ему о том, что удалось узнать у Аграфены.

   Дверь открыл мальчишка… Ксения замерла, увидев его разноцветные глаза. Тот самый, о котором говорил торговец. Служит Делрою?!

   — Чего изволите? — спросил мальчишка.

   — Простите, дверью ошиблась, — тихо пробормотала Ксения и поспешно позвонила в квартиру напротив, к Самоедовым. По счастью, служанка открыла быстро, и девушка поспешно юркнула в прихожую.

   Марфа Илларионовна и Катенька приняли ее в гостиной. Хозяйка апартаментов держала в руках книгу, ее дочь — вышивала. Обе были удивлены столь позднему визиту, но приняли гостью со всей возможной душевностью и предложили ей чаю. Ксения отказываться не стала. Она не хотела выходить сейчас в коридор, опасаясь Делроя. Если мальчишка расскажет, кто постучал к ним в дверь, альбиец наверняка сделает правильные выводы и как знать, что придет ему в голову, ведь про своего слугу он не сказал ни слова, хотя точно узнал его из рассказа Ксении.

   — Какой странный слуга у вашего соседа, — заметила девушка, когда обмен любезностями был закончен. — Он попался мне на встречу. Мальчишка с разными глазами. Никогда такого не видела!

   — Его зовут Касьян, — охотно поделилась с ней Катенька. — Мистер Делрой подобрал его где-то на улице. Около месяца назад. Слуга он старательный — все время бегает по поручениям хозяина.

   Ксения представила, как сплетницы вздрагивают от любого шума и тотчас бегут подглядывать кто и куда идет. Неужели заняться нечем? Впрочем, Делрой ведь их очень живо интересует. Наверняка они в курсе всех его связей и контактов.

   — Мистер Делрой порой отправляет его с поручениями поздно вечером, даже ночью, — подхватила Марфа Илларионовна. — Мне иногда не спится, так я за полночь слышала шаги в коридоре, пару раз выглядывала, думала, может, призраки шалят, но ничего интересного. То мальчишка куда-то уходит, то мистер Делрой. Сразу видно, деловой человек.

   — Порядочные люди по ночам спать должны, — с неприязнью произнесла Ксения, понимая — никто не ответит ей на прямой вопрос.

   — Порой дела и по ночам спать не дают, — тут же заступилась за Делроя Марфа Илларионовна.

   — По ночам только лихие дела и делаются. Луизу-то убили как раз ночью, — Ксения старалась не думать о том, как ужасно звучат эти слова в досужих сплетнях, но что еще ей было делать? — На улицах неспокойно. Мистер Делрой, конечно, мужчина, но душегубы всякие бывают… С другой стороны, если б он, прогуливаясь по своим делам, в ночь убийства Луизы увидел злодейство, наверняка бы вступился. Как жаль, что он в это время спал…

   — И вовсе не спал! — тут же влезла Катенька. — Но, видно, дела у него где-то в другом месте были. Мистер Делрой тогда вернулся поздно. Почти к утру. Даже его мальчишка и то раньше пришел.

   — Да неужто весь город в ту ночь не спал? — «удивилась» Ксения. — Как же тогда никто и ничего не увидел?

   — Увидел или нет — про то мы ничего не знаем, а точно известно, что мистер Делрой седьмого числа вышел из дома в девять вечера и вернулся к четырем утра. А мальчишка его уходил ненадолго. Вышел часу в двенадцатом. Обратно явился примерно к двум, — с гордостью в голосе сообщила Марфа Илларионовна.

   С такими сороками и шпионы были не нужны. Картинка складывалась неприглядная. Выходит, Делроя не оказалось дома в часы, когда погибла Луиза. Мальчишка, прислуживающий альбийцу, продал на рынке сумочку убитой. Сам Делрой умолчал о нем, хотя наверняка узнал в описании. И ему очень нужна помощь Саши. Мог ли он из-за этого убить Луизу? Вряд ли, конечно. Слишком странный способ. Наверняка можно было найти и другой, менее опасный и противозаконный, но…

   Пообщавшись с Самоедовыми еще немного, Ксения вызнала, что доктор Коваль тоже поселился в апартаментах Делроя, правда, совсем недавно. Буквально вчера. Если так, то, возможно, он не имеет никакого отношения к преступлению. Может, с ним поговорить?

   Девушка допила чай. Посмотрела на время. Четверть десятого. Нужно идти домой. Было страшно — вдруг Делрой караулит ее перед дверью, но не оставаться же на ночь. Да и Галактион там, на улице, вмешается, если что.

   Собравшись с духом, Ксения сердечно распростилась с Самоедовыми, осторожно выглянула наружу — в коридоре никого не оказалось. Выдохнув с облегчением, она спустилась по лестнице и вышла на улицу, не забывая держать сумочку в руке так, чтобы в любую секунду выхватить револьвер…

   — Мисс Можарова, — тихий голос альбийца раздался почти над ухом, вынудив девушку вздрогнуть от испуга. Она с неслыханной прытью отскочила в сторону, одновременно выхватив револьвер — спасибо Саше, он много времени потратил, чтобы научить младшую сестру защищаться.

   — Не подходите, я буду стрелять! — дрожащим голосом предупредила его Ксения.

   Ей стало чудовищно страшно — стрелять в людей не то же, что по мишеням. Ксения не была уверена, что сможет нажать на спусковой крючок. Руки дрожали, револьвер вилял из стороны в сторону.

   — У вас хорошая реакция, — на лице Делроя появилась улыбка, которую можно было бы посчитать искренней, только Ксения больше не верила этому человеку. — Но вы не сможете выстрелить, — он словно читал ее мысли. — Во всяком случае, если я не буду делать резких движений. А я не буду их делать. Нам нужно поговорить. Для этого я и ждал вас здесь.

   — Приходите завтра. К нам домой, — задыхаясь от ужаса сказала Ксения.

   — Нет. Сегодня! Ни вы, ни я не заинтересованы в потере времени. Доктор Коваль помог мне получить копии полицейских отчетов по этому делу. Скоро у нас будет много нового…

   — Много! Тут вы правы! — Ксения взяла себя в руки, и револьвер перестал дрожать. — Где вы были в ночь с седьмого на восьмое сентября? Почему умолчали о том, что именно ваш слуга продал сумочку Луизы на рынке? Как она вообще попала к нему в руки?! Это вы убили Луизу? Вы?!

   — Не я, — покачал головой Делрой. — Мисс Можарова, уберите револьвер. И поговорим…

   — А ну не тронь барыню! — с облегчением услышала Ксения крик Галактиона. — Вот я тебя сейчас палкой-то огрею по хребтине, душегубец окаянный!

   Размахивая чем-то вроде дубины, молодой кучер, бросив пролетку и лошадей, устремился к Делрою.

   — Защитник, — произнес альбиец с одобрением и, словно забыв о револьвере в руках Ксении, повернулся к Галактиону.

   Кучер подбежал к нему. Делрой подпустил парня к себе, потом ловко перехватил палку. Галактион по инерции пробежался кругом, держась за свое оружие. Альбиец дернул рукой, вынудив парня повернуться спиной. Взмах кисти… Короткий, но мощный удар по шее ребром ладони.

   — В-вы… его убили? — с ужасом спросила Ксения, глядя на кучера, лежащего на дорожке у дома.

   За всю короткую схватку она так и не выстрелила, хотя пыталась себя заставить. Револьвер вновь трясся и ходил из стороны в сторону.

   — Ни в коем случае, — заверил ее Делрой, и Ксении почудилось, будто он на мгновение сгорбился, поморщившись как от боли. — Просто отправил поспать. Ну что, может, опустите револьвер? Или так поговорим? Но, учтите, у вас скоро устанут руки. А кроме того нам нужно быстрее осмотреть пролетку. Я правильно понимаю, она принадлежит вашей семье?

   — Д-да, — Ксения не понимала, что делать. Стрелять она не собиралась, но вместе с тем, как уберешь револьвер, если мотивы этого человека совершенно непонятны? Вдруг он специально так себя ведет, заставляя Ксению потерять осторожность…

   — В таком случае, нам необходимо ее проверить. Новые сведения заставляют предположить, что тело мисс Дюваль перевозили именно здесь… Нет, не пугайтесь, я по-прежнему не подозреваю вашего брата, но об этом поговорим позже. Мисс Можарова, не сочтите за труд, поднимитесь наверх. Попросите доктора Коваля, он живет у меня, взять саквояж и спуститься сюда. А я пока осмотрюсь.

   Делрой устремился к пролетке, не обращая более внимания на направленное в его сторону оружие, словно то был обычный веер. Стоять с револьвером в руке было глупо. Поколебавшись, девушка убрала его обратно в сумочку и пошла в дом. Вопросы задать можно и после, раз уж непосредственной опасности нет. Судя по реакции Делроя, у него определенно имелись удовлетворительные объяснения собственному поведению.

   Доктору не потребовалось ничего объяснять. Услышав просьбу альбийца, он, не задавая вопросов, сходил за саквояжем.

   Стараясь не шуметь, чтобы никого не потревожить и не привлечь внимания Самоедовых, Ксения и доктор спустились вниз. По дороге девушка бросила взгляд в окно, что находилось на лестничной площадке, и заметила, как Делрой, вопреки ожиданиям, не осматривает пролетку, а стоит рядом с ней, сгорбившись и держась за поясницу. Но когда они вышли на улицу, альбиец сделал вид, будто внимательно осматривает повозку. Наверное, услышал шаги и успел распрямиться. Гордый. Как доктор и сказал.

   Несмотря на свои опасения, Ксения невольно прониклась сочувствием к Делрою. Какая ж выдержка должна быть, чтобы не показывать виду, когда так болит? Брат пару раз тоже увлекался подъемом гирь и штанги в гимнастическом клубе, так он потом, пока в баню не попадет, ходил только согнувшись и раздражался почем зря. А этот словно ничего не произошло — все в себе держит.

   Увидев лежащего на земле Галактиона, доктор проверил его пульс и потом подошел к остальным. Оглядел пролетку. Поднял голову. Глянул на уличный фонарь. Недовольно нахмурился и сказал:

   — Сплоховал я. Надо было из дома хоть лампу взять. Ксения Васильевна, не могли бы вы сходить…

   — У меня есть светоч, — девушка полезла в сумку и достала чехол с камнем, радуясь, что взяла его с собой. Еще один Сашин подарок…

   В первую очередь доктор осмотрел колеса. Потом принялся за сидения. Двигался он с большой сноровкой. Видно было — хорошо знает свою работу. Ксения в который уже раз задумалась о причинах — обычно такими вещами занимаются следователи и полицейские, а не доктора.

   — Он служил в полиции? — тихо спросила Ксения у Делроя, который молча стоял рядом с ней.

   — Можно и так сказать, — ответил альбиец. — Доктор Коваль работал судебным врачом в столице при следователе по особо важным делам Путникове, которого, как мне сказали, считали лучшим росским сыщиком. Но Путников четыре года назад вышел в отставку. Теперь доктор Коваль работает со мной.

   Стоя рядом с Делроем, Ксения чувствовала запах спирта и чего-то еще странного. Но альбиец выглядел абсолютно трезвым.

   — Можно ли считать, что теперь лучший сыщик — вы? — спросила Ксения, приглядываясь к нему.

   Делрой пожал плечами.

   — Я ничего не сказал вам о Касьяне, потому что понимал — вы решите, будто я связан с неприятностями вашего брата, — сказал он, переведя разговор на другую, куда более важную, тему. — Но это не так. Про сумку и Касьяна мне сообщили вы. Вернувшись домой, я расспросил мальчишку. Он рассказал, что ночью, в день смерти мисс Дюваль, видел пролетку, в которой ехали мужчина и женщина. Женщина, как ему показалось, была пьяна или же спала на плече у спутника. Больше он ничего не разглядел, но пролетка двигалась в сторону вашего дома по Царской улице. Касьян увидел выпавшую из нее сумочку, крикнул вдогонку, намереваясь вернуть пропажу, но кучер лишь еще быстрее поехал прочь. Вот мальчишка и рассудил, что можно продать находку на рынке. Что до меня, то я был в то время в совсем ином месте. Не один. На этом все, мисс Можарова. Держите, — Делрой вытащил из кармана расписку и протянул ее Ксении: — К нотариусу я заеду позже, но не извольте беспокоиться, все будет сделано так, как надо.

   — Вы отказываетесь мне помогать? — Ксения от досады прикусила губу. А ведь Делрой предупреждал ее о том, что откажется от дела… но ведь она ничего от него не утаила. Это он промолчал о мальчике-слуге. Или он все-таки замешан в убийстве Луизы?

   — Не отказываюсь. В конце концов, в этом и мой интерес имеется. Но ваша расписка создает дополнительные проблемы с доверием. От нее больше вреда, чем пользы, — альбиец коротко и рвано выдохнул, невольно выдав, как тяжело ему стоять. — Я не хотел, чтобы вы узнали о Касьяне, полагая, что от этого знания будет много проблем. Увы, не смог предугадать ваше появление поздним вечером, как и глупость мальчишки, который открыл дверь по привычке. Я запретил ему это делать, но мы с доктором разговаривали и не услышали ваш стук. В итоге проблем теперь еще больше. Мне жаль.

   — Замечу, что не сказав мне о вашем слуге, вы продемонстрировали свое недоверие, — сказала девушка.

   — Я никому не доверяю. Но это никак не сказывается на моих умениях, — недовольно парировал Делрой, глубоко вздохнув в очередной попытке набраться сил. — В нашем договоре про взаимное доверие речи не шло.

   — Мистер Делрой, идите домой и ложитесь спать, — не выдержала Ксения. Она позволила себе дотронуться до руки альбийца — было непросто смотреть, с каким трудом он пытается, что называется, держать лицо. — Не мучайте себя. Я помогу доктору и все объясню Галактиону. Послезавтра поговорим, когда вам станет лучше. Расписку оставьте себе. Я вам верю. Клянусь, что больше не буду сомневаться в вашей порядочности.

   Невозмутимость Делроя дала трещину. На высокомерно-холодном лице мужчины на мгновение отчетливо проступили смятение и растерянность. Он опустил удивленный взгляд на руку Ксении в серой перчатке, которая касалась его твидового пиджака в районе предплечья. Сообразив, что нарушила привычную для альбийцев дистанцию, девушка поспешно убрала ладонь. В России этот жест сочли бы просто попыткой поддержать, но там, в Туманной Альбии, его же могли счесть настоящим бесстыдством.

   — Простите, — извинилась она. — Я…

   — Спокойной ночи, мисс Можарова, — склонил голову Делрой и нечто вроде признательности проскользнуло в его взгляде. — Доктор, я буду ждать вас дома, — обратился он к Ковалю.

   — Я вообще не понимаю, зачем вы выходили, — буркнул тот, продолжив заниматься своим делом. — Только растирание вам сделал…

   — Доктор… — одернул его Делрой.

   — Именно! Доктор, — Коваль повернулся и сурово уставился на альбийца. — И как доктор я велю вам идти в постель! А не послушаетесь — вместо расследования неделю или две будете пить лекарство и лежать бревном.

   Делрой хотел что-то ответить. Потом передумал и, еще раз кивнув Ксении, ушел в дом.

   — Неугомонный, — проворчал Коваль.

   — Он поджидал меня на улице, — поделилась с ним Ксения.

   — Когда Касьян сказал, что зашла девушка, но она просто квартирой ошиблась, мистер Делрой тут же взыскался, — доктор принялся рассматривать откидной верх. — Потребовал у мальчонки ваше описание, потом посмотрел на беднягу так, что тот до сих пор, поди, прячется в кладовой. Сам мигом оделся и поспешил на улицу. А ведь я муравьиным спиртом только его натер… В тепле бы теперь лежать. Хорошо хоть мы с вами вдвоем смогли его прогнать. Одного меня он не слушается вовсе.

   Ну конечно. Вот чем пахло! Ксении стало неловко за свою горячность. Обвинила бедного альбийца чуть ли не в убийстве, а ведь тот изо всех сил старается ей помочь. Конечно, поговорить о произошедшем все равно нужно, но…

   Доктор вылез из пролетки.

   — Нашли что-нибудь? — с замиранием сердца спросила Ксения.

   — Ничего. Кто-то с большим тщанием все вымыл, а вот зачем… Сейчас попробуем узнать.

   Коваль подошел к Галактиону, все еще лежащему на пожухлой листве, вытащил из саквояжа пузырек с нюхательной солью и сунул парню под нос. Тот мигом зашевелился.

   — Поднимайся, голубчик, — обратился доктор к кучеру. — Хозяйку домой доставить сможешь?

   Галактион осторожно покрутил головой, держась за шею. Поморщился.

   — Смогу. А где этот? — спросил он, пытаясь осмотреться.

   — Этот ушел домой, — пояснил доктор, нисколько не усомнившись в том, кто такой «этот». — Вы чего же с ним не поделили?

   — Ксения Васильевна в него из пистолета целилась. Небось защититься хотела. Ну я и вступился. Наша молодая барыня — ангел божий. Никому обиды не чинит. А ежели пистолет на кого наставила, значит, не просто так, — с обидой в голосе проговорил Галактион, стыдясь, должно быть, что с ним так легко справился какой-то «душегуб». — А лошади-то! А пролетка?!

   Он с помощью доктора поднялся. Увидел Ксению, стоящую около повозки, слегка смутился, но одновременно и обрадовался.

   — Ксения Васильевна, вы живы!

   — Жива и здорова. Спасибо, Галактион. Ты вел себя как настоящий герой, — похвалила Ксения парня. — Как ты себя чувствуешь?

   — Хорошо, барыня.

   — Лошадью править сможешь?

   — Смогу, барыня.

   — А я, смотрю, пролетку вы недавно мыли, — заметил доктор. — Чистая такая. Аж блестит. И не жалко время тратить? Все одно дожди зарядят не завтра, так через пару дней. Испачкается быстро.

   — Так что ж с того? Если так думать, и мыться не надо. Все одно измараешься, — рассудительно ответил Галактион.

   — И то верно, — покивал доктор. — А что, голубчик, это ты сам так хорошо пролетку моешь или помогает кто?

   — Знамо дело — сам.

   — Старательные слуги у вас, Ксения Васильевна, — с одобрением сказал Коваль. — Всем бы таких.

   И что-то в его голосе очень не понравилось Ксении, но спрашивать она ни о чем не стала — не время. Как бы теперь завтрашний день пережить. Ох, как не вовремя мистер Делрой сорвал себе спину…

   — И доброй ночи, Ксения Васильевна! — поклонился ей доктор.

   Он подал ей руку и помог забраться в пролетку. На том и простились.

ГЛАВА 6 — Странные сны

Боль в спине была бы терпимой, не окажись она постоянной. После возвращения домой Аллен тщетно пытался устроиться поудобней, но ничего не помогало. Доктор Коваль намазал его какой-то вонючей дрянью, по запаху напоминающей спирт. Потом отправил куда-то Касьяна. Тот вернулся быстро с широким серым шарфом, колючим даже с виду. Выглядела эта штука премерзко. Но доктор велел Аллену раздеться и обмотать ее вокруг поясницы. Хорошо хоть пришло в голову спросить, что это такое. Ответ заставил внутренне содрогнуться — пояс из собачьей шерсти.

   — Это уже слишком, — запротестовал Аллен. — Мне не настолько больно, чтобы пользоваться такими… странными лекарствами.

   — К ночи станет настолько, — «порадовал» его доктор. — Поэтому не советую упрямиться.

   — Я лучше потерплю, — Аллен не смог побороть брезгливость. Да и боль сразу стала не такой уж сильной. Во всяком случае, на некоторое время. — Пойду поработаю.

   — Как скажете, — доктор смерил Аллена выразительным взглядом. — Что ж, если вам стало лучше, схожу-ка я в гости к одному знакомому. Попробую раздобыть полицейские отчеты о нашем деле.

   — Подождите. Вы сможете занести мисс Можаровой вопросы, которые следует задать слугам? — спросил Аллен.

   — Извольте, — доктор вернулся в гостиную и, взяв с полки какую-то книгу, принялся ее листать в ожидании.

   Аллен дошел до кабинета, взял лист бумаги и набросал список. Тот оказался довольно коротким. Большинство вопросов пришлось отбросить, потому что они могли насторожить убийц, и тогда сестра Александра Можарова будет в опасности, чего всеми силами следовало избегать.

   Голова работала плохо. Боль в пояснице отвлекала и мешала сосредоточиться.

   Заглянув в ящик стола, Аллен вытащил кристалл памяти, радуясь, что заблаговременно запасся необходимыми артефактами. Хотел идти к доктору, но подумалось, что мисс Можарова, как это часто бывает с женщинами, может захотеть сделать как лучше. И вот этого самого «как лучше» допускать не следовало. Поэтому, вернувшись за стол, Аллен написал на самом верху листа крупными буквами, да еще и подчеркнул, чтобы уж точно прочитали: «Мисс Можарова, о найденных нами следах крови ни слова!»

   После этого вопросы и кристалл памяти отправились с доктором в особняк на Страстном бульваре, а Аллен позволил себе лечь в кровать…

   Легче не стало. Отвратительное ощущение, когда боль, вроде, не усиливается, но постепенно сводит с ума одним фактом своего существования. И, наверное, поэтому в голове снова появились мысли о том, что жизнь прошла удивительно бестолково.

   Случись все иначе, Аллен мог бы стать одним из богатейших и влиятельнейших людей Ландерина и всей Альбии или, что еще лучше, делал бы сейчас карьеру барристера с расчетом через несколько лет получить место в парламенте. И о втором он почему-то куда больше жалел, чем о первом. Может, потому что в глубине души никогда не хотел занимать чужое место. У него было свое. То самое, которое он столько лет зарабатывал потом, кровью и одиночеством. То самое, ради которого отказывался от отдыха, сна, развлечений, которым придавались остальные студиозусы в Даргфорде. И, наконец, то место, которое он выбрал сам. По велению сердца, а не по чужой указке. Он мог бы стать лучшим из барристеров, мог бы стать политиком, министром…

   Но все рухнуло в одночасье. И теперь он вынужден жить в чужой стране, выполняя странное поручение чудаковатого графа Гритти, на которое согласился от безысходности и необходимости хоть чем-то заняться, чтобы не сойти с ума. Да и деньги ему были нужны, так как собственные средства постепенно подходили к концу.

   Теоретически Аллен мог поправить дела женитьбой. В его положении это было непросто, хотя и возможно, если задаться целью. Но… при мысли о женитьбе хотелось сразу повеситься. Лучше умереть, чем…

   — Касьян! — громко позвал Аллен, не желая вспоминать. — Касьян! — В дверь опасливо зашел мальчишка, который все еще переживал из-за истории с сумочкой. — Возьми тетрадь, учебник и письменный прибор! Мы учить альбийский, — сказал альбиец по-росски.

   И тут же на детском лице улыбка, счастье в глазах. Был бы хвост, завилял бы.

   Касьян любил учиться и впитывал знания как губка, поэтому Аллен любил с ним заниматься. И сам потихоньку изучал росский язык.

   Дурные мысли отступили, и даже спина уже как будто не так болела. Правда, урок продлился не больше часа — доктор вернулся довольно быстро. Постучав, зашел в комнату.

   — Ну что ж, мистер Делрой, мне удалось найти для вас материалы, — сообщил он. — Я переписал все самое важное из отчета судебного врача. Списки с остального подготовят завтра. Но уже то, что есть, заставляет серьезно задуматься.

   — Касьян. Ты идти, — сказал по-росски Аллен, а потом повторил то же по-альбийски.

   — «Можешь идти», — подсказал доктор и пояснил, свободно переходя с галлийского на росский. — Здесь лучше сказать: «Можешь идти». Или «иди». Первый вариант — более вежливый и мягкий. Второй — приказ.

   — Спасибо, запомню. Так что вам удалось узнать? — спросил Аллен.

   — Что плохой из меня учитель, — вздохнул Коваль. Аллен вопросительно на него посмотрел, ожидая продолжения. Доктор вытащил записную книгу и зачитал: — «На передней части шеи, ниже гортанных частей, находится поперечная как бы порезанная, с ровными разошедшимися краями окровавленная рана длиною около трех вершков, дыхательное и пищеприемное горло, обе боковые сонные артерии и обе крововозвратные яремные жилы… совершенно перерезаны*»... (*Здесь и далее цитаты из реального дела. Прим. авт.) Вы представляете, какой фонтан крови должен быть? Вся гостиная была бы в крови, пятна которой не вдруг и выведешь из штукатурки. Меж тем я смотрел стены — их давно не обновляли. Нет, мистер Делрой, Луизу Дюваль убили где угодно, но только не во флигеле у Можарова. Во всяком случае, не так, как это вообразил следователь. А теперь вот еще послушайте: «На верхней части всей шеи заметен поперечно вдавленный рубец в объем мизинца». О чем это говорит?

   — Ее душили? — тут же догадался Аллен.

   — Верно. В анатомическом освидетельствовании, сделанном врачом Тихомировым… Я два года потратил на то, чтобы наставлять этого молодца на путь истинный, а получил… это! — Коваль с негодованием потряс своей записной книжкой. — Впрочем, он честно признался, что на него давил обер-полицмейстер, которому нужно было заключение о смерти Луизы Дюваль от побоев. Настолько нужно, что Тихомиров отказался давать заключение без анатомического освидетельствования. Не захотел подставляться. Хоть на это ума хватило. Но давайте по порядку. Итак, «на верхней части шеи поперечно вдавленный рубец в объем мизинца». Иными словами, странгуляционная борозда от чего-то довольно тонкого вроде шпагата или шнура. Тихомиров так и не смог внятно мне объяснить, какого вида были края. Поэтому теперь мы вряд ли узнаем, чем именно ее душили. Но что душили — это точно. Мне бы тело осмотреть, но… — он вздохнул. — Посмотрел я акт вскрытия, — он покачал головой и вернулся к записям: — «Кости черепа целы и швы оных не разошлись, сосуды мозга и его оболочек малокровны».

   — Душили, но не задушили, а потом зарезали? — предположил Аллен.

   — Не совсем. Думаю, что как раз задушили, а горло перерезали уже после смерти. Точнее мог бы сказать по пятнам Тардье, но Сергей Пантелеевич Тихомиров не изволили-с обратить на них внимание! — бедняга Коваль никак не мог успокоиться. Похоже, его так же, как и Аллена, раздражал непрофессионализм. — Горло ей перерезали вскоре после наступления смерти. Именно поэтому ткани и органы малокровны, а не обескровлены. А еще вот: «В полости рта, зева, пищеприемного канала и дыхательного горла ничего болезненного и противуестественного не было». Если бы причиной смерти стало перерезанное горло, там была бы кровь или хотя бы ее следы. А ее нет… во всяком случае, в отчете наличие оной крови не указано. Хотя, конечно, здесь еще много чего не указано. Таким образом, можем заключить, что на момент перерезания горла ток крови уже был замедлен. Сердце не билось.

   Слушая его, Аллен подумал, что можно было бы открыть свое детективное агентство в Росской империи. Это в Ландерине и в целом по Альбии частных сыщиков много. А здесь их просто нет, хотя полиция не на высоте. Конечно, без проблем не обойдется. Наверняка отсутствие частных детективов — часть какой-то политики. Но никто не заставляет называть агентство детективным. Можно назвать это… консультированием. Или как-то еще. И доктора Коваля к себе взять непременно. Нельзя позволить ценному профессионалу спиться и пропасть. Он же далеко еще не старик. Ему бы перестать пить. Аллен вообще не понимал, как росское правосудие ухитрилось потерять такого человека. Подобные инструменты следует оберегать всеми силами.

   Идея про собственное детективное агентство так захватила Аллена, что даже боль в спине отступила. Да, непривычная, варварская страна. Но есть в ней и такие люди, как доктор Коваль, стало быть, все не настолько плохо, насколько казалось в первые дни пребывания в России.

   — Так болит? — с сочувствием спросил Коваль.

   — Что болит? — не понял Аллен.

   — Спина, вероятно, — доктор удивленно приподнял бровь. — Вы, я смотрю, в мыслях где-то не здесь.

   — Я внимательно вас слушал, — заверил его Аллен.

   — Я заметил, — хмыкнул Ковали и велел: — Снимайте рубашку, натру вас еще раз. Уже пора.

   Аллен хотел возразить — дрянь, которой его мазали, пахла каким-то мерзким пойлом. То ли дешевым бурбоном, то ли еще чем-то не лучше. Однако спина болела и пришлось смириться с необходимостью слушать доктора, который уже приготовил склянку с «лекарством».

   — Теперь вот еще что, — продолжил рассуждать Коваль, натирая спину Аллена. — Можарова обвиняют в том, что он убил Луизу Дюваль шандалом. Но кости черепа жертвы целы. При ударе шандалом такого не будет — Можаров сильный, тренированный мужчина. Он проломил бы ей череп с одного удара. И к чему тогда дальнейшие зверства? А еще у нас есть вот это: «На левой руке, начиная от плеча до локтя, по задней стороне, находится сплошное темно-багрового цвета, с подтеком крови, пятно, посередине которого заметен вдавленный рубец темного цвета, косвенного направления, ближе к локтю. На конце этого пятна видна незначительная трехугольная ссадина». И это точно не шандал. Это что-то твердое с острым треугольным выступом. Мадемуазель Дюваль была избита, причем…

   Аллен услышал, как хлопнула дверь и насторожился. Поднял руку, останавливая доктора, а сам осторожно выглянул в коридор. В прихожей никого не было, но Касьян топтался у двери.

   — Кто-то пришел? — спросил Аллен.

   — Да. Барыня какая-то. Шла к Самоедовым.

   — Доктор! — позвал Аллен, и когда Коваль вышел, спросил с его помощью: — Как она выглядела? — У Аллена перед глазами стоял образ Ксении Можаровой, и он почти готов был побиться об заклад, что дверью она не ошиблась, зато увидела Касьяна, будь он неладен! Запрещено же было открывать!

   — Молодая. Росту среднего. Может, чуть ниже, — доктор перевел, а Касьян показал рукой рост — примерно до подбородка Аллена. Все сходилось. — Волосы темные. С рыжинкой. Нос немного… — это слово доктор передать не мог, и лишь вздохнул, услышав. Звучало оно как-то вроде curnose. — Глаза голубые? — спросил Коваль, не дожидаясь вопроса Аллена. Это и по-росски удалось понять без труда.

   Мальчишка кивнул.

   — Ксения Васильевна, — подытожил Коваль.

   Зло посмотрев на Касьяна, Аллен хотел его отругать, но мальчишка втянул голову в плечи и стал выглядеть совсем жалко. Да и на каком языке его ругать? По-альбийски, которого Касьян еще не знает, или через доктора? Или избить непослушного мальчишку, как это в свое время практиковал отец Аллена? Тот, к слову, никогда не злился. Просто брал розги и хлестал сына с совершенно равнодушным лицом. А если Аллен в процессе не улыбался или, что еще хуже, морщился, то побои становились еще сильнее и продолжительнее. Со временем пришлось научиться терпеть боль, ничем себя не выдавая. И Аллен широко улыбался, представляя себе, как однажды возьмет нож и навсегда с этим покончит…

   Так ничего и не решив насчет Касьяна, Делрой наградил его сердитым взглядом, вернулся в комнату, оделся и вышел на улицу. Можно было бы постучать к двум любопытным леди из соседней квартиры, но как объяснить интерес к их гостье? Проще подождать. Все равно визит не продлится более пятнадцати или двадцати минут…

   Идея оказалась не такой хорошей, как думалось изначально, потому что мисс Можарова обратно не спешила. Кучер терпеливо ждал ее, сидя в пролетке, которую поставил довольно далеко от дома. Парень развлекался, строгая перочинным ножиком фигурку из подобранной сухой ветки.

   Во дворе рядом с домом стояла удобная скамейка, спрятанная за густыми кустами. Оттуда можно было незаметно следить за входом. Аллен устроился на ней, позволив себе согнуться, чтоб хоть немного уменьшить мучительную боль, которая отдавалась уже и в бедре.

   Примерно через полчаса ожидания входная дверь открылась, но вместо Можаровой вышел доктор. Не увидев Аллена, он начал растерянно оглядываться. Пришлось тихонько окликнуть его, стараясь не привлечь внимания кучера.

   Обнаружив пациента сидящим на лавочке, Коваль решительно потребовал, чтобы Аллен вернулся в дом.

   — Вы сейчас только хуже себе сделаете, — заявил он. — После растирания нужно сидеть в тепле.

   — В России визиты слишком длительные, — вместо ответа заметил Аллен, задумчиво глядя в светящиеся окна дома.

   Нет, он не пытался увидеть мисс Можарову — квартира Самоедовых располагалась с другой стороны, что к лучшему, — просто нужно было подумать, а ведь мало что настолько способствует мыслительной работе, чем наблюдение чужого вечернего уюта, неспешной, размеренной жизни. Далекой, непонятной и непостижимой и вместе с тем — успокаивающей.

   — Вы, что же, рассчитывали, что Ксения Васильевна быстро выйдет? — удивился доктор.

   — Время позднее. Да и неприлично надоедать хозяевам так долго.

   — О, дорогой мой, вы нынче в России. Здесь любят посплетничать за чашкой чая. А Самоедовы еще и купеческого сословия. Ксения Васильевна, если пожелает, и до одиннадцати может просидеть. Так что напрасно вы здесь ее поджидаете. На худой конец — попросите Касьяна понаблюдать. А сами в дом идите.

   — Не сейчас, — отмахнулся Аллен, которому пришла в голову чудесная мысль. — Мистер Коваль, вы говорили о каких-то пятнах, которые не заметил судебный медик. Скажите, если у вас появился возможность осмотреть тело, это позволит составить более полное впечатление о произошедшем?

   — Да, безусловно. Прошло не так много времени. Это бы очень нам помогло, — кивнул доктор. — Но о незаконной эксгумации даже не помышляйте. Никто не позволит присовокупить к делу результаты подобной экспертизы. Более того, за такие сомнительные истории недолго и самому под суд угодить.

   — Вы можете представить меня ночью на кладбище с лопатой в руках? — спросил Аллен, которому все больше и больше нравилась придуманная идея.

   — Нет, но…

   — Какова вероятность, что вас примут обратно на службу и допустят до ведения актов осмотра?

   — Да хоть завтра же, но…

   — Доктор, идите домой, — Аллен бесцеремонно оборвал его рассуждения — идею нужно было срочно обдумать со всех сторон. В одиночестве. И уже потом обсудить детали с Ковалем.

   Укоризненно покачав головой, доктор оставил его в покое, и Аллен, вытащив из кармана блокнот и карандаш, принялся записывать, что и в какой последовательности следует предпринять. Это помогало справляться с раздражающей болью. Он настолько увлекся своим делом, что чуть не пропустил появление мисс Можаровой. Опомнился лишь когда она прошла почти рядом, направляясь к пролетке.

   Пришлось срочно распрямляться, убирать блокнот и карандаш и догонять.

   — Мисс Можарова, — позвал он, подойдя поближе. Пугать ее он не хотел, но услышав его голос, девушка мгновенно отпрыгнула в сторону и почти тотчас в лоб Аллену уставилось дуло крошечного револьвера.

   — Не подходите, я буду стрелять!..

   Все повторялось. И сложно было не заметить чудовищного сходства. Будто не прошло минувших трех лет.

   «Я требую, чтобы вы объяснили, в какие игры играли за моей спиной и с какой целью это делали?..» — услышал он как наяву хлесткий, звенящий как сталь голос Той женщины.

   Три года назад смерть смотрела на него своими темно-синими глазами. Сегодня ее глаза стали бы голубыми, если бы…

   — Где вы были в ночь с седьмого на восьмое сентября? — натянутой струной дрожал голос мисс Можаровой. Ксении Васильевны — так называл ее доктор Коваль. Странный обычай россов называть людей так длинно. — Почему умолчали о том, что именно ваш слуга продал сумочку Луизы на рынке? Как она вообще попала ему в руки?! Это вы убили Луизу? Вы?!

   «На вашем месте я бы выбрал какое-нибудь другое место, чтобы стрелять в меня, — ответил Аллен три года назад Той женщине. — Дом большой, вокруг слишком много людей. Выстрел услышат. А я не хочу, чтобы вас казнили за убийство. Не хотите прогуляться в более тихое место?»

   В ту ночь он был предельно честен. Не солгав ни словом, ни делом. Он позволил бы ей выстрелить, если бы Та женщина захотела. Ей — позволил бы…

   Не лгал он и сейчас, убеждая мисс Можарову в собственной невиновности. Правда, умирать от ее руки Аллен не собирался.

   Досадное вмешательство кучера сбило ощущение дежавю, как называли это галлийцы. Пришлось уложить парня отдыхать, чтоб не мешал.

   Связь с прошлым прервалась. Теперь Аллен видел перед собой лишь дрожащую мисс Можарову, в глазах которой были только страх и неуверенность. Она никогда бы не выстрелила, тем более, что забыла снять револьвер с предохранителя. Напоминать об этом Аллен не стал. С трясущимися руками легко выстрелить случайно. К чему им обоим такие проблемы?

   Уладить недоразумение оказалось куда проще, чем Аллен рассчитывал. Достаточно было переключить мисс Можарову на дело, которое касалось ее брата, а потом дать пусть и сжатые, но объяснения случившемуся. Свою роль сыграла пауза, которую Аллен предоставил девушке, намеренно отправив ее за доктором. Он знал, что Коваль оказывает успокаивающее воздействие на людей. Не раз уже это замечал. Когда появлялся доктор, страсти вокруг утихали. Становилось спокойно. Вот и мисс Можарова вернулась вместе с ним, настроенная на мирный лад.

   Аллен старательно делал вид, что все в полнейшем порядке. Ему казалось, будто со стороны никто ничего не заметит. И тем неожиданней стало участие мисс Можаровой, которая вдруг вознамерилась отправить его спать.

   — Не мучайте себя. Я помогу доктору и все объясню Галактиону. Послезавтра поговорим, когда вам станет лучше. Расписку оставьте себе. Я вам верю. Клянусь, что больше не буду сомневаться в вашей порядочности.

   Нарушив должную дистанцию, мисс Можарова коснулась его руки. Без смущения, без робости, зато с почти оскорбительным сочувствием. Так, словно она имела на это право, словно они не были едва знакомыми людьми, словно это казалось ей вполне естественным.

   И прошлое вновь встало перед глазами.

   «Аллен, у меня нет более верного и надежного друга, чем вы. И мне все равно, какого вы рода. Вы стократно уже доказали благородство своей души, и это куда важнее длинной родословной! Я всем сердцем верю в вашу невиновность, что бы вы там себе ни возомнили!» — так говорила Та женщина, не подозревая о том, какой злостью и ненавистью отдаются ее слова в сердце Аллена. Ненавистью не к ней, а к себе самому и той ситуации, заложниками которой они оба оказались…

   Нужно было идти вперед, не оглядываясь. Раньше он так умел. Думал, что умеет. Но, видимо, синеглазая смерть оказалась не той, кого можно забыть. Наверное, это было его проклятие.

   «Ненавижу тебя! Ненавижу! Будь ты проклят! И весь твой…» — Та женщина говорила это не о нем. Но даже не прозвучавшее до конца проклятие способно отравить жизнь... Простила ли она? Иногда ему казалось, что да. Иногда — нет. А вернее всего, сейчас ей было не до воспоминаний о бывшем друге… или враге… или…

   Аллен тоже старался обо всем забыть. И порой даже казалось, что преуспел в этом. Но нет — мисс Можарова словно в насмешку снова и снова выпускала на свободу этих призраков. Словно специально била по больному. Хотя глупо было подозревать ее в подобном коварстве — обычная избалованная росская дворянка. Ничего особенного. Может, чуть умнее прочих. Может, чуть самостоятельней. Но она стала орудием судьбы, в которую Аллен никогда не верил.

   Дома его встретил Касьян. Виноватый. Растерянный. Похоже, он так и просидел все время рядом с дверью.

   — Иди спать, — по-росски велел ему Аллен и, не удержавшись, взлохматил непослушную шевелюру мальчишки. Боль, наверное, действовала. В такие моменты Аллен становился мягче, чем обычно, хотя и сам не знал, по какой причине.

   Касьян шмыгнул носом, словно собираясь расплакаться, но сдержался. Молодец. Однако спать не пошел. Вместо этого помог Аллену снять пиджак и, сбегав в кладовую, притащил шарф из собачьей шерсти. Видя, что альбиец по-прежнему настроен решительно, мальчишка уложил свое «лекарство» на тумбочку рядом с кроватью, чем здорово напомнил миссис Перри.

   То была благообразная старушка, у которой Аллен жил в студенческие годы. Миссис Перри пустила его без оплаты, но с условием, что он будет помогать ей по хозяйству. Дом у нее был ветхий в нищем районе Даргфорда. Никто из отпрысков благородных семейств и не подумал бы соглашаться на подобные предложения. Но Аллен учился на скромную стипендию. Денег не всегда хватало даже на еду. Предложение миссис Перри он принял с благодарностью и по сей день с теплом вспоминал добрую старушку, ведь она оказалась единственным человеком, который действительно беспокоился об Аллене Делрое. Порой ее внимание было навязчивым, как сейчас — внимание Касьяна, но забота есть забота. И чем меньше тебе ее достается в жизни, тем выше ты ее ценишь.

   Когда Касьян ушел, Аллен позволил себе согнуть спину. Достал записную книжку и карандаш. История с Александром Можаровым выглядела отвратительно. Будь на месте следователя кто-нибудь толковый вроде ландеринского инспектора Стрикленда, архитектора даже не заподозрили бы. Чем больше появлялось подробностей, тем яснее становилась невиновность Можарова.

   Это было и хорошо, и плохо. Хорошо — потому что не придется жонглировать доказательствами, пытаясь выдать черное за белое. Плохо — потому что полиция уже выбрала обвиняемого и твердо вознамерилась отправить его в тюрьму, на каторгу или виселицу, а чтобы ее переубедить, придется искать поистине железные аргументы.

   Итак, что в итоге? Во флигеле у Можаровых мисс Дюваль, скорее всего, не убивали, зато в ее собственной квартире найдены следы крови под ножкой кровати. И больше их нигде в комнате не было. Очевидно, кто-то тщательно убрался и вымыл полы. Отсюда напрашивался вывод о том, что замешаны слуги. Без их участия такое не провернуть. Но зачем нужно одновременно душить, избивать, потом — резать горло? Это даже на ненависть непохоже. Тогда бы жертву просто избили так, чтобы места живого не осталось. Здесь же почерк настоящего безумца.

   Но странностями можно заняться позже. А сейчас нужно припугнуть и допросить слуг. И делать это следует самому, не вмешивая мисс Можарову. Если кто-то пошел на убийство однажды, во второй раз он не остановится, а объяснять архитектору, по какой причине убили его сестру — вовсе не то, чем хотел бы заниматься Аллен.

   Стало быть, придется нанести визит Генералу.

   В комнату без стука зашел доктор. Постоял, сердито глядя на Аллена.

   — Вы зря впутываете в это дело Ксению Васильевну, — сказал он без предисловий. — Луизу Дюваль убили слуги, которые работают в их семье.

   — Я тоже склоняюсь к этой мысли, — кивнул Аллен. — И насчет мисс Можаровой согласен. Поэтому завтра схожу к Генералу. Вы со мной?

   — Разумеется, — согласился Коваль без раздумий. — Я не хочу, чтобы вам голову отрезали.

   — На этот счет не тревожьтесь. Мы с Генералом неплохо поладили, — заверил его Аллен.

   — Только потому, что рядом были мы с Касьяном. Не обольщайтесь, мистер Делрой, Генерал опасней медведя. И так же, как с медведем — никогда не знаешь, в какую минуту он решит напасть. Вы чем-то ему интересны. Вернее всего — прикидывает, какую пользу можно из вас извлечь. Но боже упаси возомнить, будто он испытывает к вам дружеское расположение. Особенно теперь, когда я перебрался сюда. И, — он с непонятной горечью заметил, — похоже, вы не намерены отпускать меня в ближайшее время.

   — А вы хотите вернуться? — удивился Аллен.

   — Захочу — вернусь. Только речь не о моих желаниях. Генерал и его люди остались без врача. Доволен ли он этим обстоятельством, как считаете?

   Аллен задумался и, к собственной досаде, понял, что совершенно упустил из виду это важное обстоятельство. Был бы он наивным юнцом, непременно задался бы вопросом справедливости. Но преступный мир живет по своим законам, а свой врач, тем более, такой как Коваль — на вес золота. Придется договариваться. Для этого нужно что-то равноценное. Шла бы речь про Альбию, Аллен предложил бы свои услуги, как юриста, но для Росской империи его даргфордский диплом не значил ровным счетом ничего.

   — Вы уже что-то придумали? — спросил он у Коваля.

   — Пока ничего. Поговорим с Генералом и будет видно. А теперь идите спать. С утречка пойдем в баню. Вылечим вашу спину.

   Доктор был прав. Следовало идти спать, но проще сказать, чем сделать. Стоило только принять горизонтальное положение и перестать думать о деле, как боль в спине стала совершенно невыносимой. Она словно специально ждала, когда Аллен захочет отдохнуть, чтобы заявить о себе во весь голос.

   Промаявшись некоторое время, альбиец встал и принялся ходить по комнате, обдумывая собранные факты о деле Александра Можарова, коих уже накопилось немало.

   Возможно, убийц было двое. Именно такая точка зрения высказывалась в одной из газет. И это приводило к мысли, что Луиза Дюваль может быть не так проста, как казалось изначально. Простых людей не пытаются уничтожить с такой старательностью. Вместе с тем, Ксения Можарова считала ее тихой и безобидной любовницей своего брата. Почти женой. Что интересно. Жаль, так и не получилось разобрать с доктором все добытые материалы.

   В дверь постучали.

   — Зайдите, — разрешил Аллен, недоумевая, кто это мог быть.

   — Вот, — доктор зашел в комнату и поставил на стол склянку. — Снотворное, — пояснил он. — И от боли тоже. Две ложки выпейте и спать. Завтра с утра отведу вас в баньку, а послезавтра все как рукой снимет. Только слушайтесь меня, будьте так любезны. В противном случае как бы хуже не вышло. То, что сейчас — цветочками покажется. Я это вам как врач обещаю. И, да, к Генералу вы пойдете не завтра, а послезавтра.

   — У нас мало времени…

   — Послезавтра. А если захотите своевольничать, то я ни за что не ручаюсь, мистер Делрой, — в обычно добрых глазах доктора вдруг проглянуло что-то новое, непривычно властное.

   Любопытно. Надо бы копнуть поглубже. Аллен знал, что Коваль служил при Путникове и считался одним из лучших судебных медиков столицы, знал, что его жена умерла от чахотки, а позже, три года назад, убили дочь. Путников в то время уже был в отставке и не смог помочь бывшему соратнику призвать убийцу к ответу. Коваль уехал из северной столицы, некоторое время работал в больнице. Но переезд не помог. Аркадий Яковлевич быстро спился и оказался в «Тюряге». Но что было до всего этого?

   Проводив доктора, Аллен послушно выпил пару ложек горько-сладкой микстуры и спустя десять минут с удивлением понял, что боль стала терпимой. Страшно захотелось спать. Сняв с себя и бросив на стул домашний халат, он прилег на кровать и не заметил, как заснул.

***

— Вы — убийца, Аллен! — прозвучало, как приговор.

   — Идите к черту, Делрой, с вашими фокусами! — прошипела леди-смерть, с неженской силой отталкивая от себя Аллена. — Вы — нищий и безродный неудачник, — ее голос становился все громче и громче и, наконец, оглушительно загремел. — Вы ухитрились потерять даже то немногое, что имели благодаря моим милостям. Вы никому не нужны и умрете в бедности и одиночестве, проведя остаток жизни в жалких попытках найти свое место под солнцем. Но вы его не найдете! Этого места не существует, мистер Делрой. Вам нет места среди людей! Поймите уже это и избавьте мир от жалкого червя, которым вы были всю вашу жизнь!.. — голос, выкрикивающий страшные слова, ревел на целую вселенную, а образ Той женщины размылся, смазался и после — вспыхнул ослепительным светом. Это говорила не она. Это говорил сам Бог. Бог, в которого Аллен Делрой никогда не верил…

***

Задыхаясь от ужаса, Аллен вздрогнул и проснулся. Сердце колотилось как бешеное. Того и гляди разорвется. От острого приступа отчаяния хотелось взять револьвер и пустить пулю в висок. Страхи, которые он так старательно изживал из своей жизни, проявились в полной рост.

   В комнате было чертовски холодно. Аллен поплотнее закутался в одеяло, но это не помогло. Потусторонний замогильный холод с легкостью проникал через все преграды. Аллен хотел встать, чтобы растопить камин, но тут от темного окна отделилась тень. Черная. Маслянисто-густая. Бесшумная и огромная. Аллен замер. Как ни силился, он даже рукой пошевелить не мог.

   Меж тем тень сделала несколько шагов, и ночную тишину нарушил стук тяжелой трости.

   Из темноты над Алленом склонился высокий и весьма крепкий старик в длинном белом парике и одежде, которая вот уже несколько веков как вышла из моды. Незнакомец укоризненно покачал головой, шевеля губами, но не издавая при этом ни звука. В правой руке он держал массивную трость.

   — Кто вы? — с трудом спросил Аллен.

   — Мальчишка жаждет обрести наследство, но не выказывает ни старательности, ни прилежания, — донесся до него голос. — Прислал ко мне наемника, так я, что ж, наемнику должен книгу отдать? Так и отпиши щенку нерадивому — хочет книгу, пусть приезжает сам. А я погляжу на его усердие и выберу достойного. Что до тебя, — старик с интересом посмотрел на Аллена и взгляд его полыхнул потусторонней силой. — Сын востока и запада. Внук любви и сын ненависти. Проклятый и благословенный. Я бы выбрал тебя, да книга не признает. Что ж… Мальчишка заплатил тебе за поиски наследства и передачу его законному наследнику, коим он и является. А ежели он не единственный законный, так что?

   Аллен понял, что ему вернули возможность двигаться, но не стал делать резких движений.

   — Вы правы. В договоре прописана именно такая формулировка — «законному наследнику», — ответил он. — В случае, если граф не является законным наследником, в дело вступают формулировки о «невозможности выполнения поручения».

   — Невозможность, — старик недовольно сжал губы. — Я бы не сказал. Граф — моей крови. Но он не один такой. А книга достанется одному. Самому достойному. Ты, вот что, — смерив Аллена пронзительным оценивающим взглядом, словно заглянув в его мысли и душу, ночной гость сказал: — Мне надобен толковый стряпчий. Ты им и станешь.

   — Не могу, — вынужденно отказался Аллен. — Я представляю интересы вашего наследника… граф Брюс, если не ошибаюсь?

   Старик одобрительно улыбнулся.

   — Не ошибаешься, отрок, — ответил он. — Что же, ты даже не испугаешься?

   — А должен? — Приснившийся Аллену кошмар был намного страшнее, чем беседа с призраком.

   — Обычно пугаются.

   — Не в моем случае. — Услышав это, Брюс одобрительно покачал головой и принялся в раздумьи постукивать тростью по полу. — Но я не могу стать вашим поверенным из-за конфликта интересов, — не без сожаления признался Аллен — завести себе призрачного клиента казалось ему интересным опытом и, одновременно, способом побыстрее узнать разгадку.

   — Ну какие интересы могут быть у призрака? — заметил граф, а глаза его лукаво блеснули. — Я недаром спросил про договор с бездельником Андрейкой Гритти. Черная книга сама выберет нового хранителя из отпрысков моей крови. Твоего слова никто не спросит. Но токмо надобно, чтобы ты собрал всех наследников в одном месте и уже опосля вскрыл тайник. При иных условиях книга вам в руки не дастся. И прочее тоже не в твоей власти. Коли книга выберет не Андрейку, то денег ты от него не возымеешь, но обретешь признательность самого Якова Брюса. Это дорогого стоит. Выполни поручение как должно, а там поглядим… — старик распрямился. — Ну, прощевай… стряпчий. Пора мне. Рассвет скоро, — произнес он, растворяясь в ночном мраке.

   — Стойте! А где искать тайник с книгой и кто ваши наследники, если это не только граф Гритти? — поспешил спросить Аллен.

   — Ищи и найдешь, чай голова-то не токмо для красоты дадена, — раздалось из темноты. — Разговариваешь с призраком и хочешь получить готовые ответы?

   Аллен прикрыл глаза, пытаясь собраться с мыслями. Почему-то разговор с призраком не произвел на него особенного впечатления. Не больше, чем ранее — разговор с обычным клиентом.

   — Вставайте, мистер Делрой, в баньку пора! — услышал он голос доктора. Открыл глаза. — Вот это я понимаю — хорошо выспались, — убедившись, что Аллен проснулся, Коваль отошел к двери. — Две ложки выпили или больше? Уж больно крепко спали.

   — Две, — Аллен потер глаза, с трудом собираясь с мыслями. Визит Брюса оказался сном, но каким реальным!

ГЛАВА 7 — Расследование Ксении

Неприятность, случившаяся с мистером Делроем, означала, что будет потерян целый день. И этот день Саша проведет в тюрьме. Каково ему там? Хорошо хоть мистер Делрой оставил Ксении задание опросить слуг — не придется сидеть, сложа руки. Девушка обмотала цепочку с кристаллом вокруг запястья и активировала камень на запись.

   — Галактион, спасибо, что заступился, — сказала Ксения, когда они вернулись домой. Желтая купюра в один рубль перекочевала в руку молодого конюха.

   — Да как же не заступиться-то было, — смутился парень, но награду взял. — Благодарствую.

   — Скажи, Галактион, а ведь это ты Луизу возил днем, перед тем, как она погибла? — спросила Ксения.

   — Я, барыня, — не стал отрицать конюх.

   — Куда она в тот день ездила и с кем общалась?

   Галактион похлопал лошадь по морде, украдкой протянул ей сухарь, потом виновато посмотрел на Ксению, словно извиняясь, а потом ответил:

   — Утром, часов около девяти, мамзель Дюваль изволили-с поехать за мамзель Ландерт на Газетный переулок. Через полчаса обе барышни велели отвезти их в торговые ряды на Охотной улице. Там они закупили провизию и вернулись к мамзель Ландерт. Побыв там какое-то время, мамзель Дюваль отбыла к себе.

   — А потом? — спросила Ксения.

   — Где-то около часа она побыла у себя, после кликнула меня и велела везти ее в книжный магазин, что в Шереметьевском переулке. Накупила там книг, опять вернулась к себе, — конюх говорил складно — видно было, уже не в первый раз повторяет рассказ. — Книги я ей принес и уложил в ящик, в какой она показала. Потом этот ящик мамзель Дюваль отвезла в контору Шепелевых. Оттуда поехала к портнихе своей, а после — опять домой. Переоделась к обеду у мамзель Ландерт, куда я ее и отвез. После обеда они с мамзель изволили кататься с двумя господами.

   — Господами? — насторожилась Ксения.

   — Так точно-с. Господами. Одного я знаю. То был поручик Сушков. Я как раз вез в нашей пролетке его и мамзель Ландерт.

   — А кто вез Луизу и второго мужчину?

   — Кучер мамзель Ландерт.

   — Как выглядел мужчина, с которым ехала Луиза?

   — Примерно моего роста. Чернявый. С усами. Моложе Александра Васильевича. Одет был в партикулярное платье, хотя выправка имеется. Может, служил где.

   — И ты не знаешь, кто он такой?

   — Нет, барыня.

   — И нигде раньше не видел?

   — Нет.

   — Что было дальше?

   — Так все. Часов к семи или восьми мамзель вернулась домой. Лошадь устала, мамзель велела распрягать, а сама сказала, что вечером поедет на извозчике. Куда — не ведаю. Больше я ее не видел.

   — Спасибо, Галактион! — поблагодарила его Ксения и вручила еще одну купюру. Теперь на три рубля. — Ты только никому не рассказывай, о чем я тебя сейчас расспрашивала, — попросила она.

   — Не расскажу, барыня, — пообещал Галактион. Было видно, что ему очень хочется спросить, с какой целью Ксения справляется о Луизе, но виданное ли дело — задавать такие вопросы молодой хозяйке.

   Ксения вернулась домой. Фенечка, ее горничная, помогла переодеться.

   — Тебя кто-то обидел? — спросила Ксения, заметив покрасневшие глаза служанки.

   — Нет, барыня, — ответила девушка.

   В последнее верилось с трудом да и не в первый раз такое случалось в последнее время.

   — Феня, точно ли все в порядке? Не могу ли помочь? — с сочувствием спросила Ксения.

   — Нет, барыня, — покачала головой служанка, а потом по приказу госпожи позвала в спальню Аграфену и ушла.

   — Вот что, душенька, — обратилась Ксения к Аграфене. — Какого цвета были волосы того господина, что утром восьмого числа заходил к Луизе?

   — Темные как будто.

   — И прежде ты его не видела?

   — Нет, барыня, — Аграфена нервно провела руками по фартуку. Видно было, что вопросы Ксении ее пугают. Да и понятно — ее уже пару раз допрашивали в полиции. Приятного-то мало.

   — Галактион сказал, что в восьмом часу привез Луизу домой от Эрнестины Ландерт. Она была в хорошем настроении?

   — Да, барыня.

   — А потом?

   — К ней пришел Ефим за распоряжениями насчет того, что готовить на другой день. Она отправила его к Тихону за уточнением насчет обеда. Потом Ефим вернулся.

   — И после этого настроение у нее испортилось?

   — Да, барыня, — подтвердила Аграфена. — Она места себе не находила. Вскоре ушла. Вернулась только к десяти.

   — А после ее настроение улучшилось?

   — Еще хуже сделалось. Я говорила — она долго плакала, а потом ушла и уже не вернулась.

   — Позови Ефима, — распорядилась Ксения.

   По всему выходило, что нужно нанести визит к Эрнестине и поручику Сушкову. Загадочный знакомый Луизы казался уж очень подозрительным типом, которого непременно следовало найти. Тем более, что ни в одной газете о нем не говорилось. Мистер Делрой на этот счет не оставил никаких распоряжений, но Ксения не собиралась ограничиваться тем, что он попросил ее разузнать. Альбиец вынужденно пропустит целый день, но Ксения не могла себе позволить такого промедления.

   Повар явился нескоро и с явной неохотой. Ефим был парень молодой, норовистый, несдержанный на язык, за что порой получал от Саши. Брат терпеть не мог непочтительных слуг, а этого не прогонял лишь за его мастерство, да и Ефим в присутствии барина на рожон не лез. Вот только Саши теперь не было…

   — Чего звали, барыня? — спросил Ефим.

   — Вечером седьмого числа, перед тем, как погибла Луиза, ты приходил к нам с запиской от нее.

   — Ну приходил, — без особого уважения подтвердил Ефим, засунув руки в карманы. При этом он так нагло и оценивающе посмотрел на Ксению, что будь здесь Саша, не сносить бы нахалу головы.

   — Расскажи об этом, — пришлось делать вид, будто она ничего не замечает.

   — Да чего ж говорить, коль вы и так все знаете. Сходил к Тихону. Тот сказал, что барин уехал на бал к Нарышевым, и передал пирожные от вас. Лизка, как услышала про Нарышевых, так и взъерепенилась…

   — Ефим! — одернула его Ксения. — Следи за языком! Она тебе не Лизка.

   — Прощения просим, барыня, — с издевкой ответил Ефим, всем видом демонстрируя, что он нисколько не сожалеет. — Так вот, мамзель тотчас понеслась вон из дома. Думаю, к Нарышевым. По слухам, тот еще скандал устроила.

   — А вернулась когда?

   — Да я за ней следил, что ли? Доложил, пирожные передал да ушел обратно сюда.

   Ксения повелительно махнула рукой, показывая, что он может идти. Одарив ее еще одним вызывающе-оценивающим взглядом, Ефим вышел из комнаты нарочито небрежной походкой вразвалочку. Оставалось жалеть, что нельзя его прогнать вон из дома — полиция непременно заинтересуется, а обиженный Ефим что-нибудь лишнее еще наплетет против Саши. С него станется.

   Следующим утром Ксения, прихватив с собой кристалл, поспешила к мадемуазель Ландерт, едва только настало время, подходящее для визитов.

   При других обстоятельствах представительнице древнего рода Можаровых было не по чину навещать содержанку поручика Сушкова, с которой до того она и знакомства-то никакого не водила. Но нынче Ксения не могла себе позволить подобной щепетильности.

   Если Эрнестина и была удивлена визиту, то умело это скрыла.

   Ксению гостеприимно пригласили в дом, угостили чаем с пирожными. После недолгого обмена любезностями и обсуждения погоды настало время поговорить о действительно важных вещах.

   — Слуги сказали мне, что бедняжка Луиза навещала вас в день своей гибели, — как бы между делом заметила Ксения, дождавшись, когда разговор свернет к Саше и последним новостям.

   Цепочка с кристаллом была намотана на ее запястье на манер браслета, поэтому включить артефакт на запись оказалось просто.

   — В этот день она была такая веселая, — заговорила Эрнестина. По-росски она объяснялась намного лучше Луизы, но с заметным галлийским акцентом. — Рассказывала, что Александр Васильевич грозится отвезти ее в Чубаровку. Луиза очень любила собирать грибы, — расчувствовавшись, девушка всхлипнула. — Вы ведь тоже не верите, что Александр Васильевич убил Луизу? — спросила она.

   — Он не мог, — подтвердила Ксения. — И тем более — так.

   — Тогда кто же?

   — А вот это я и пытаюсь выяснить. Обер-полицмейстер и губернатор ненавидят моего брата и будут рады отправить его на каторгу. Но настоящий убийца избежит наказания. Разве это правильно?

   — Нет, конечно, нет! — горько вздохнула Эрнестина.

   — Тогда помогите мне.

   — Но как?

   — Расскажите о последнем дне Луизы. Быть может, она чего-то или кого-то опасалась. О чем-то говорила.

   — Ах, что говорила… что говорила, — Эрнестина сжала в руках платок. — Беспокоилась об Александре Васильевиче. Говорила, что он вечно пропадает у Нарышевых.

   — Но ведь это не все, — Ксения посмотрела Эрнестине в глаза. — Луиза умерла. Ее убили. И найти убийцу — наш долг. Ваш тоже. Или хотя бы помочь мне с этим. Я знаю, что Саша ей изменял, а Луиза страдала по его вине. Вы не расскажете мне ничего нового.

   — Так о чем же мне еще рассказывать, если вы все знаете? Луиза хотела вернутся в Галлию и уговаривала меня уехать вместе с ней. А в тот день, вечером, еще сказала, что у нее скоро будет достаточно денег на жизнь.

   — Она не говорила, откуда у нее должны были появиться деньги? — спохватилась Ксения.

   — Нет. Не говорила. Возможно, ваш брат собирался обеспечить ее будущее. Это было бы справедливо.

   — Возможно.

   — Или мадам Нарышева, — добавила Эрнестина. — Она ненавидела Луизу. Возможно, хотела заплатить ей, чтобы избавиться от соперницы.

   — И это может быть, — признала Ксения. — А о чем Луиза говорила за обедом? Слуга сказал, у вас были гости…

   — Так вот что вас волнует! — доброжелательность Эрнестины таяла как снег под солнцем. — Вам донесли про господина Панчулидзева, и теперь вы готовы обвинить Луизу в измене?

   — Я никого и ни в чем не хочу обвинять. Просто пытаюсь понять, кто и почему убил вашу подругу, — Ксения понимала, чем вызвана такая враждебность, но как еще разобраться в происходящем, если не задавать вопросы? Наверное, Делрой будет недоволен ее самостоятельным расследованием, но мадемуазель Ландерт вряд ли согласится с ним говорить.

   — Господин Панчулидзев — друг Сергея… поручика, — исправилась Эрнестина, хотя смысла в этом было мало — Ксения прекрасно знала, какие именно отношения связывают мадемуазель Ландерт с Сушковым. — Луиза иногда виделась с ним у меня в гостях. Поручик приглашал. Но ничего сверх того не было.

   — Панчулидзев? — переспросила Ксения. Фамилия была приметная, но не на слуху.

   — Самуил Александрович. Титулярный советник. Служит у губернатора, — пояснила Эрнестина.

   — Наш конюх сказал, что Панчулидзев катался с Луизой в вашем экипаже. Почему в вашем?

   — Ах, ну какая разница, кто и в каком экипаже ехал? Мы же вместе катались! — всплеснула руками Эрнестина и, встав со стула, заходила по комнате.

   — Могу я поговорить с вашим слугой, который их вез? Возможно, он заметил или услышал что-нибудь важное, — попросила Ксения.

   — Госпожа Можарова, — возмутилась Эрнестина, — с каких это пор вы начали работать на полицию? Следователя Пантелеймон не интересовал, так с чего бы вдруг вам понадобилось с ним говорить?

   — Потому что следователь не хочет искать настоящего убийцу Луизы. И я уже говорила об этом. Ему хочется отправить на виселицу или на каторгу моего брата.

   — Ваш брат не менее виновен в гибели Луизы, чем убийца. Или, возможно, он и есть убийца, как считает следователь, — былая доброжелательность исчезла, в глазах Эрнестины сверкал гнев. — Бедняжка Луиза так много страдала по вине Александра Васильевича. Он не ценил ни ее любовь, ни ее верность! Так пусть получает, что заслужил!

   — Я не оправдываю брата, но Саша с самого начала ничего не обещал Луизе. Он сразу сказал, что не женится, но будет содержать. Это ужасно — согласна, но приехав сюда, Луиза приняла его условия! — разозлилась Ксения. — Она ни в чем не нуждалась. Саша нанял ей слуг, оплачивал все прихоти. Уверена, если бы она решила уехать, он обеспечил бы ее будущее. Так за что же ему расплачиваться?

   — Пантелеймон! — истерично выкрикнула Эрнестина. Ксения вздрогнула от неожиданности. — Пантелеймон!

   — Я здесь, мамзель Ландерт, — в дверь зашел дюжий детина.

   — Ответь на вопросы, которые задаст тебе госпожа Можарова и сопроводи ее на улицу! — велела ему Эрнестина.

   Разгневанная Ксения хотела ответить, но вовремя прикусила язык — не время тешить гордость. Ей нужны ответы Пантелеймона, значит, придется стерпеть.

   — Чего изволите, барыня? — густым басом спросил слуга.

   — Ты ли восьмого сентября возил кататься мадемуазель Дюваль и господина Панчулидзева? — спросила Ксения.

   — Точно так, барыня, — подтвердил Пантелеймон.

   — А слышал ли ты, о чем они говорили? Или, может, видел что-нибудь?

   — Не имею обыкновения подслушивать, — обиделся Пантелеймон.

   — Меня не интересуют сплетни, но мадемуазель Дюваль убили, и, возможно, ты слышал что-то, что поможет найти убийцу, — пояснила Ксения.

   — Так вы, барыня, вроде, не из полиции. Что вам-то до убийцы?

   — Луиза была моей подругой.

   — Оставили б вы это дело, барыня. Негоже вам за убийцами-то бегать, — покачал головой слуга.

   — А это не твоя печаль, любезный, — осадила его Ксения. — Так ты слышал что-нибудь полезное для моего дела?

   — Не слышал, — покачал головой Пантелеймон. — Они тихо шушукались себе позади — не больно-то поймешь, чего говорили. Так, пару раз упомянули Александра Васильевича, а больше и ничего не разобрал — они на галлийском изъясняться изволили. А! Еще видел, что в начале прогулки господин Панчулидзев передал мамзель какую-то бумагу. Почему заметил — меня Варенька, служанка, окликнула, вот и повернулся.

   — Как выглядела эта бумага?

   — Бумага и бумага. Может, письмо, может, рисунок какой — почем мне знать?

   Не густо. Ксения отключила кристалл памяти, и побрела в сторону дома, размышляя о том, что удалось узнать. Какие-никакие, а результаты были — не стыдно показать мистеру Делрою.

   Дорога к дому Можаровых лежала вдоль Царской улицы и резиденции генерал-губернатора, где и служил Панчулидзев. Сообразив это, Ксения решила зайти туда на удачу — время было присутственное, глядишь, удастся застать таинственного знакомого Луизы.

   Миновав суровую охрану, Ксения остановилась у закутка, где сидел распорядитель, и спросила, как ей найти титулярного советника Панчулидзева. Ее направили на второй этаж. К столоначальнику по паспортам. Услышав это, Ксения тут же придумала, с чего начать разговор.

   Подойдя к кабинету, она некоторое время стояла, настраиваясь на правильный лад. Поколебавшись немного, достала кристалл, надеясь, что мистер Делрой верно поймет ее игру.

   Изобразив на лице легкомысленную улыбку, Ксения зашла в помещение.

   Самуил Александрович Панчулидзев сидел за конторкой и оформлял паспорта — черноволосый, худощавый, при усах — все, как и описывали слуги. Каморка, в которой он находился, была темной и тесной. Пахло пылью, старой бумагой и чернилами.

   Ксения робко уточнила:

   — Здравствуйте! Имею ли я честь говорить с господином Панчулидзевым?

   Вопросительный взгляд. Доброжелательная улыбка.

   — Доброго здоровья! Так точно-с, титулярный советник Самуил Яковлевич Панчулидзев к вашим услугам, — сказал он, поднимаясь.

   — В таком случае, не могли бы мы с вами поговорить… по личному вопросу? — Ксении даже не пришлось изображать смущение — она и впрямь сильно волновалась.

   — Я вас внимательно слушаю.

   — Видите ли, какое дело… — начала Ксения. — Зовут меня Екатерина Сергеевна. Самоедова. На днях я навещала свою знакомую, мадемуазель Эрнестину Ландерт, и она посоветовала обратиться к вам по одному… довольно деликатному вопросу.

   — Деликатному? — переспросил Панчулидзев.

   — Вы, вроде, имеете отношение к выдаче паспортов. А меня интересует один иностранец. Альбийский подданный. Он изволит оказывать мне знаки внимания, но я девушка осмотрительная, — она со значением посмотрела на Панчулидзева. — И непременно должна узнать, стоит ли принимать его ухаживания. У вас ведь лежат паспорта всех иностранцев, которым вы выправляли росские бумаги?

   — Так точно, — Панчулидзев теперь лучился доброжелательностью. — Желаете взглянуть?

   — Желаю, — Ксения положила на стол двадцать рублей, гадая, хватит ли этой суммы — ей было интересно, как обстоят дела с деньгами у Панчулидзева. Двадцать рублей — около половины жалованья скромного чиновника в месяц. Но предложи кто такую сумму Саше, тот только посмеялся бы.

   Панчулидзев не посмеялся. Деловито убрав мзду в стол, спросил:

   — Как зовут вашего альбийца?

   — Делрой. Аллен. Возможно, он юрист. Но это лишь по его словам.

   — Сейчас посмотрю. Вы очень вовремя явились. Ждите здесь, — сказал Панчулидзев и зашел в смежную комнату.

   Похоже, дела у титулярного советника шли неважно, раз клюнул на такую сумму.

   Саша и Панчулидзев были в одном и том же чине, но разница в благосостоянии исчислялась десятками и даже сотнями тысяч. Если брат Ксении терпел свой чин лишь потому, что это давало ему доступ к городским архитектурным проектам, то Панчулидзев жил одним жалованьем. При желании, Саша легко мог подняться и выше, до статского советника, например. Но зачем? А для Панчулидзева его чин мог оказаться пределом карьеры.

   Пока кабинет пустовал, Ксения перегнулась через конторку и посмотрела бумаги — какие смогла. Увы, ничего интересного там не было. Сплошные бланки паспортов — чистые и заполненные.

   Панчулидзев вернулся быстро, в руках он нес небольшую папку.

   — Мистер Аллен Морис Делрой, — прочитал он, потом, пробежав документ глазами, сообщил: — Ваш альбиец не из простых — окончил Даргфорд. Туда нищих не берут. Родился не в Ландерине и вообще не в Альбии, а в Нью-Стюарте. Это Новая Альбия, — зачем-то уточнил Панчулидзев, решив, что Ксения не слишком хорошо знает географию. — Наверное, семья его переехала за океан, когда он был ребенком. После Даргфорда Делрой получил место младшего партнера в юридической конторе Максвелла в Ландерине. Подробностей нет, но если там был младший партнер, то, наверное, не такая уж и маленькая контора. Жены нет. Детей нет. Родители умерли. Свободен как ветер. Увы, насчет его благосостояния сказать ничего не смогу. Таких сведений у нас не имеется. Вот, барышня, чем мог, тем помог.

   — Премного благодарна, — улыбнулась ему Ксения, доставая из портмоне еще десять рублей. Потоптавшись немного, словно в нерешительности, она спросила: — Мы с Эрнестиной долго говорили. И она упомянула, будто вы были знакомы с бедняжкой Луизой Дюваль, и даже видели ее вечером перед тем как она умерла, — Ксения выразительно шмыгнула носом — так обычно делала Катенька Самоедова, когда речь шла о каком-нибудь несчастье. — Эрнестина говорит, будто мадемуазель Дюваль была весь день спокойна и ни о чем дурном не помышляла, а мне кажется, что накануне такой страшной смерти человек не может ничего не почувствовать. Неужто она и впрямь никого не опасалась?

   — Вот что, Екатерина Сергеевна, — Панчулидзев взглянул на десять рублей, но взгляд его потемнел, а с лица пропала улыбка, заходили желваки. — У меня дела и некогда обсуждать слухи. Если у вас все, то пожалуйте на выход!

   Настаивать было глупо и неосмотрительно. Хотя и уходить с пустыми руками — обидно. Стоило так стараться, чтобы потом показать Делрою запись своего любопытства к его биографии. Был бы результат — победителей не судят, а без результата… И стереть никак — только вместе с остальными записями.

   В расстроенных чувствах Ксения отправилась домой, радуясь, что обед уже пропустила. Сидеть за столом с родителями было непросто — слишком тяжелой и давящей казалась атмосфера в доме.

   Занимаясь расследованием, Ксения чувствовала себя на месте — она прикладывала силы, чтобы выручить брата. Ей не приходилось сидеть в напряжении дома и ждать новостей. Совместные дела с мистером Делроем и доктором Ковалем отвлекали и от угрызений совести. Позволяли не думать ни о монастыре, ни о постриге, ни о том, что сейчас происходит с братом. Ксения просто действовала. Просто шла к своей цели. И верила, что спасет Сашу… а уже потом уйдет в монастырь.

   Она не была набожной, но вместе с гибелью Мити закончилась ее земная жизнь. Ей претило улыбаться другим мужчинам. Мысли о том, что место погибшего жениха может занять кто-то другой, вызывали омерзение к себе самой.

   Ксения любила Митю. В белоснежном мундире кавалергарда светловолосый и голубоглазый Митя казался сошедшим на землю ангелом… и так же быстро ушел обратно, на небеса. В монастыре Ксения могла стать хоть немного ближе к нему… Но отец был против. Брат был против. А мать выразилась предельно жестко: «Какая из тебя монахиня? В тебе ни смирения, ни кротости. И что потом прикажешь делать с Кесарем? Этого дикого зверя в монастырь не примут».

   Кесарь — белоснежный жеребец, который принадлежал Мите. Саша выкупил его для сестры. Сейчас Кесарь тосковал по хозяйке в Чубаровке. Но мать была права, такого норовистого коня в монастырь с собой не заберешь. Да и не дело монахине, переодевшись в мужскую одежду и распустив волосы, мчать верхом по полям, забыв обо всем на свете… И все же Ксения приняла решение. Теперь окончательное и бесповоротное. Спасет Сашу и уйдет. А Кесарь… брат справится и с ним. Нет на свете ничего, с чем Саша бы не справился. Лишь бы только вышел на свободу.

   Вернувшись домой, Ксения взяла ключи от флигеля, колоду карт и спряталась в кабинете брата, попросив Тихона принести ей чего-нибудь поесть.

   — Не говори родителям, что я вернулась, — попросила она слугу, когда он разложил скатерть и яства на столе в Сашином кабинете. — Останусь здесь до ночи.

   — Ох, барыня, чудите вы. Хозяева на стол велели подавать. Поужинали бы с ними, — покачал головой Тихон.

   — Хочу побыть в одиночестве, — отмахнулась от него Ксения. — И, кстати, Тихон, ты обещал вызнать для меня, что судачат люди про убийство Лизы и вину Саши. Есть о чем рассказать?

   — Не занимались бы вы этим делом, барыня, — посоветовал Тихон. — Кто бы ни убил мамзель Дюваль, он не обрадуется, если вы начнете к нему подбираться. Оставьте это дело полиции. Опасно ведь! Лихие это люди, сразу видно.

   Сделав вид, будто рассматривает книги, Ксения в который уже раз за сегодня активировала кристалл — не хотела пропустить что-нибудь полезное. Проведя рукой по томам, она оставила камень с краю. Так, чтобы виден был весь Сашин кабинет, где они разговаривали.

   — Ты все-таки что-то узнал, — Ксения пристально посмотрела на Тихона.

   — Узнал-то узнал, да вам не расскажу. Не хочу брать грех на душу, — слуга опасливо перекрестился.

   — Какой такой грех?

   — Скажу сейчас, а вы после пойдете любопытствовать. И добром это не кончится. А каково будет потом вашим батюшке с матушкой? О себе не думаете, так о них вспомните!

   — Я о них непрерывно вспоминаю, Тихон. Только мой путь прямиком в монастырь, а Саша единственный наследник нашего рода. Его спасать надо, а не обо мне заботиться!

   Конечно, не дело с обычным слугой рассуждать о подобных вещах. Но семья Лукьяновых много поколений служила Можаровым. И Тимофей, и его матушка. Эти люди были если и не членами семьи, то кем-то вроде них.

   — И все равно говорю вам, барыня, оставьте вашу затею. Чай, в полиции не лапотники работают. Лучше нашего с вами в таких делах понимают. Вот они пусть и расследуют. А вам о девичьем надо думать!

   — Тихон, не гневи меня, добром прошу! — разозлилась Ксения. — Не тебе рассуждать, чем я должна заниматься! Выкладывай, что узнал и ступай себе с богом!

   — Поговаривают, будто люди Генерала отметились, — неохотно ответил слуга.

   — Генерал? — удивилась Ксения.

   — Страшный это человек, барыня, — пояснил Тихон. — Из разорившихся дворян. Заправляет всеми душегубами в округе. Упаси вас Господь искать с ним встречи! Обещайте, что не будете!

   — А где его можно найти? — продолжила настаивать на своем Ксения.

   — Кого надо — он сам находит.

   — Где находит?

   — Нигде! — слуга решительно поджал губы.

   — Батюшке расскажу про твои недавние махинации! — пригрозила Ксения.

   — Мои дела с альбийцем — последнее, что интересует вашего батюшку! — заупрямился Тихон. — Я расскажу, как его облапошил, и барин мне приплатит за находчивость. Альбийцев он страсть как не любит! А еще взамен расскажу, что вы общие дела с этим самым шаромыжником имеете. И вот тут-то ваш батюшка точно рад не будет! Видел давеча, как вы с ним сюда ходили.

   — Ты мне угрожаешь?! — возмутилась Ксения.

   — Беспокоюсь за вашу жизнь! — парировал Тихон. — Никому ни словечка не сказал за все время! Вот вам крест!

   — А если я обещаю, что не пойду туда одна?

   — Ни одна, ни со своим альбийцем! — потребовал Тихон.

   — Он не мой!

   — Обещайте!

   — Обещаю, — вздохнула Ксения, которая, впрочем, и не собиралась бродить по притонам в поисках таинственного Генерала. Вот уж нет.

   — На Фетровке он обитает. А как с ним связаться — не имею представления. Я, уж простите, барыня, не по этой части, — сообщил Тихон.

   — И это все?

   — Все, барыня!

   — А что говорят о вине Саши? — сдалась Ксения.

   — А что говорят? Почти все считают, что он убил мамзель шандалом, испугался и попытался свалить это на лихих людей. Вот и вся недолгая. Полиция тоже так считает. Характер Александра Васильевича всем известен, как и его тяжелая рука. Такой раз ударит и повторять не придется.

   — Только не говори, что ты веришь в такую чушь! — Ксения с недоверием посмотрела на Тихона.

   — Не мое это дело — рассуждать о том, кто и в чем виноват, — уклонился от ответа слуга. — Так что, барыня, будут еще распоряжения?

   — Ступай, — отпустила его Ксения.

   Без аппетита поев, она в который уже раз принялась перебирать Сашины книги. У нее не было надежд что-то найти. Просто это занятие успокаивало. Альбомы с чертежами. Альбомы с рисунками, на которые Ксения с детства заглядывалась. Саша любил рисовать, но рисовал он странные вещи — небывалые пейзажи, чудесные волшебные замки, прекрасных людей, но все совсем инородное, небывалое, не из этого мира. Когда его спрашивали, что это такое, он пожимал плечами и говорил, мол, приснилось. Наверное, так и было. Но Ксении всегда хотелось хоть одним глазком заглянуть в столь дивный мир.

   Вернув альбомы на место, Ксения взяла проект старой башни, потом — вытащила из рулона чистый ватманский лист и, заточив карандаш, взялась за дело, потеряв счет времени. Очнулась лишь затемно, когда Тихон зашел в кабинет и спросил:

   — Я уберу, барыня?

   — Да, спасибо.

   — Вы бы домой шли, — посоветовал слуга. — Или снова ждете альбийца? Он, что же, ухаживать за вами вздумал?

   — Тихон! — Ксения с угрозой на него посмотрела. — Ты забываешься! У меня с мистером Делроем нет ничего общего, кроме одного — он был юристом у себя на родине, а в Альбии некоторые юристы все равно, что сыщики. Вот мы с ним и пытаемся Сашу вызволить.

   — Вон оно что, — Тихон почесал в затылке. — В таком разе передайте ему про Генерала. Пусть ищет его. Глядишь, на Фетровке и останется. А сами никуда! Иначе батюшке расскажу! — пригрозил слуга.

   — Ты не слишком ли много на себя берешь, Тихон?! — возмущению Ксении не было предела. — Не забыл ли свое место? Может, нужно напомнить?

   — А сколь ни напоминайте, я о вас пекусь. Барин, бог даст, вернется из тюрьмы, как мне ему в глаза глядеть, коль сестру его не уберегу?

   — Ступай, — Ксения махнула рукой. — Я позже приду. Посижу здесь еще немного.

   Тихон собрал посуду, протер стол и, всем своим видом демонстрируя неодобрение, ушел в дом.

   И вновь тишина. Звенящее одиночество. Словно комар над ухом. Пламя лампы отбрасывает на стены десятки диковинных теней, и кажется, будто они шевелятся сами по себе. У Саши был артефактный светоч, но Ксения любила огонь, пусть даже и керосиновый.

   За окном давно стемнело. Самое время спросить совета у карт. Ксения понимала, что Аллен и доктор заподозрили слуг в убийстве Луизы. И основания у них имелись, но сложно было представить в роли убийцы кого-то из дворовых людей, кроме разве Ефима. Этот, пожалуй, что и мог. Да ему и не впервой лишать жизни божьих тварей — как повар он убивал и кур, и гусей, и поросенка мог зарезать. А там и до человека не так далеко. Крови не боится.

   Надо собраться и перестать бояться. Это все страх. Ее страх. Наверняка именно он мешает заглянуть за пределы реальности и увидеть желаемое.

   Простое выпадение карт ничего толком не говорило. Ксении нужно было прозрение. Такое, как прежде. Такое, как было в день, когда погиб Митя… Гадая на будущее замужество, она своими глазами увидела смерть жениха. Увидела. Но уже ничего не смогла исправить… И с того дня дар пропал. Затаился. Ушел. Но сейчас он так нужен!

   Ксения прикрыла глаза, стремясь ощутить где-то в самой глубине души крохотную частичку магии, увы, там было ужасающе пусто.

   — Мне не нужно будущее. Я никогда не буду больше заглядывать в будущее, — твердила девушка, пытаясь убедить самое себя. — Мне нужно прошлое. Луизу убили, я хочу узнать — кто и как это сделал.

   Глубоко вздохнула. Выровняла дыхание. Перетасовала колоду. Сняла несколько карт. Подумала о слугах, что служили при Луизе. Ефим, Галактион, Аграфена и Пелагея.

   — Какую роль в убийстве Луизы играла Аграфена? — спросила Ксения.

   Первые две карты легли на стол. Всадник и Развилка. Гонец или вестник, который выбирает путь на развилке… между жизнью и смертью? Сочетание могло обозначать убийцу… или нет. Но, Аграфена такая милая и тихая девушка. Вот бы посетило озарение. Но карты просто лежали на столе, и ничего не происходило.

   — Пелагея.

   Еще две карты. Дерево и Письмо. Нет. Это вряд ли. Кому-то что-то сказала. О чем-то сообщила. На этом, скорее всего, все.

   — Галактион.

   Ребенок и Луна. Возможно. Но тогда он был не в себе.

   Ксению раздражала беспомощность. Она сейчас смотрела на карты, так, словно неграмотный человек — на книгу. Какие-то картинки, но что за ними? Ей требовалось понимание, а не догадки.

   — Ефим, — она уже ни на что не рассчитывала.

   Первая карта… Гроб. Вторая… Ключ. Ключ от…

   В глазах потемнело.

   Кто-то зажал ей рот рукой. Ксения попыталась вдохнуть, но не смогла пошевелиться. Тело словно паралич охватил. И стало холодно. Очень холодно.

   Удар по лицу. Голова дернулась, но боли не было. И страха не было. Ничего не было…

   В глаза светила керосиновая лампа. Ксения чуть не закричала, но вовремя спохватилась. Никто ее не бил и не душил. Да и вообще в кабинете никого, кроме нее не было. Значит… Получилось. Значит… Ефим? Ксения в ужасе отшвырнула от себя карту «Ключ». Ей было страшно. Она добилась своего, но теперь не знала, что с этим делать. Ефим убийца. Идти домой? А если он ей встретится? Сможет ли она удержаться и не выдать, что раскрыла его тайну?

   Надо срочно рассказать обо всем мистеру Делрою. Наверняка он что-нибудь посоветует. Ксения оглянулась, выискивая сумочку. Схватила ее и вытащила револьвер, с которым теперь не расставалась. Рукоять оружия легла в ладонь, успокаивая и обещая защиту.

   Теперь Ксения могла размышлять спокойно. В первую очередь пришлось отказаться от мысли на ночь глядя бежать к альбийцу. Глупости какие. Уж быстрее Тихона позвать.

   Но домой возвращаться было страшно. Оставался лишь один вариант — остаться на ночь в флигеле. Может, даже стулом ручку подпереть, чтобы наверняка.

   Отцу рассказывать глупо — он не поверит. В лучшем случае прогонит Ефима прочь, но никто не помешает злодею вернуться. Он все входы и выходы в доме знает. В окно заберется. На улице душегуб станет еще опасней, потому что не знаешь, когда нанесет удар.

   Решив, что поговорит завтра с Делроем, Ксения хотела вызвать Феню, благо, из флигеля был проведен звонок в часть для слуг, но тут снизу раздался настойчивый и громкий стук в дверь. Посчитав, что на убийцу это не похоже, девушка взяла револьвер и спустилась вниз. Спросила, не спеша открывать:

   — Кто там?

   — Госпожа Можарова, вам срочное сообщение от мистера Делроя! — сообщил мальчишеский голос.

   Если бы говорил мужчина, Ксения и не подумала бы открыть, но мальчик… Вероятно, тот самый, с разноцветными глазами. Срочное сообщение от альбийца. Он не стал бы присылать слугу по пустякам.

   Ксения сняла револьвер с предохранителя и осторожно открыла щеколду. Кончиком ноги толкнула дверь, держа оружие за спиной, но в любой момент готовая пустить его в ход.

   — Госпожа Можарова, — там действительно был мальчишка, похожий на слугу Делроя. Увидев Ксению, он протянул ей запечатанный конверт. В темноте тусклых уличных фонарей глаз его было не видно, а кепка на голове мешала разглядеть лицо, но он был один.

   Забыв об осторожности, Ксения шагнула за порог и потянулась к конверту… Она лишь краем глаза углядела еле заметную тень, метнувшуюся к ней из-за крыльца. И тут же на ее шее сомкнулись чьи-то руки. Ксения выронила револьвер, инстинктивно пытаясь защитить горло, но ничего не успела сделать. Даже вскрикнуть. В ушах застучало. В глазах потемнело. Ноги подкосились. Кто-то подхватил падающую девушку и, зажав ей рот, потащил прочь… Она не увидела нападавшего и едва сознавала, что происходит.

   В голове пронеслось воспоминание: «Стрекозка, так дело не пойдет! От страха дрожат руки и сбивается дыхание. Успокойся. Дыши глубже». Так говорил Саша, когда учил десятилетнюю сестру стрелять из ружья. Ксения до ужаса боялась выстрела и думала не о мишени, а о том, что это громко и страшно. Сейчас было намного страшнее, чем в детстве, но воспоминание о брате помогло взять себя в руки и дышать. Не так глубоко, как хотелось бы, но достаточно, чтобы удержаться и не потерять сознание.

   В голове шумело меньше, но Ксения не открывала глаза и не сопротивлялась, лихорадочно соображая, что делать дальше.

   Тренировки с Сашей выглядели совсем не так. Уверенность в своих силах разлетелась, столкнувшись с жестокой реальностью. И теперь приходилось придумывать что-то новое.

   Ее грубо швырнули на сидение повозки. Похититель, лицо которого было закрыто старым шарфом, встал на подножку и потянулся рукам девушки с веревкой. Стало понятно, что надо бежать. Прямо сейчас. Иначе станет поздно. Кричать смысла не было — никто не успеет помочь.

   «Дыши глубже, Стрекозка», — опять вспомнился голос Саши.

   Ксения вздохнула, собираясь с силами, а потом резко и неожиданно ударила незнакомца локтем. То ли в грудь, то ли в живот. Он завалился и начал падать, а девушка выпрыгнула в другую сторону и, спотыкаясь, побежала прочь… но не к дому, потому что страшный человек находился как раз с той стороны.

   Похититель быстро опомнился и кинулся за ней. Ксения попыталась закричать — тщетно. Только сбилась с дыхания, а ведь бежать в домашней обуви и без того неудобно. Преследователь уже почти настиг свою жертву, но в последний момент, судя по звуку, оступился и с грохотом растянулся на тротуаре, а из дальнего переулка донесся быстрый стук копыт. Кто-то мчал во весь опор как раз навстречу Ксении.

   Не разбираясь, что случилось с преследователем, девушка побежала еще быстрее навстречу к всаднику, который как раз появился из переулка. Замахав руками в попытке привлечь внимание, Ксения неловко подвернула ногу и, сделав по инерции лишний шаг в сторону, чуть было не угодила под копыта.

   К счастью, несмотря на темноту, наездник вовремя заметил девушку и резко осадил лошадь. Раздалось истеричное ржание. Скакун сделал свечу, ударяя копытами по воздуху. Незнакомец припал к его шее, пытаясь удержать равновесие, а Ксения отпрыгнула в сторону.

   — Помогите! — жалобно прохрипела она.

   Но на нее не обратили внимания. Едва лошадь выровнялась, всадник ловко соскочил на землю и бросился к похитителю, не удостоив Ксению даже взглядом. Впрочем, злодей и не пытался встать. Лежал себе там, где упал. А над ним стоял невысокий мальчишка с сучковатым поленом в руке.

   Отдышавшись, девушка с удивлением заметила, что странный всадник выглядит так, словно собирался впопыхах и успел надеть только штаны, кое-как заправив в них белую ночную рубашку. Оставленная лошадь тоже оказалась лишь с уздечкой, но без седла. И кто это мог быть?

   Охваченная дурным предчувствием Ксения, прихрамывая, приблизилась к своим спасителям. Тем временем мальчишка, обменявшись какими-то знаками с мужчиной, юркнул в соседний проулок и исчез.

   — Мисс Можарова! Я был о вас более высокого мнения! — услышав этот до отвращения спокойный голос с легкими нотками недовольства, Ксения с трудом подавила желание сбежать.

ГЛАВА 8 — Банный день

— Вы понимаете, что мое появление в бане может послужить источником лишних слухов? — спросил Аллен, одевшись.

   — Вы о своих шрамах? — уточнил Коваль.

   — Да.

   — Не волнуйтесь, их никто не увидит, — успокоил его Коваль.

   — Уверены?

   — Я обо всем уже позаботился, — без тени сомнений заверил доктор. — Простыня закроет вашу спину в раздевальной, в остальном же у нас будет лучший баенник из всех возможных. Он сумеет оградить вас от лишних взглядов. Никто и ничего не увидит.

   — Баенник? Кто это?

   — Считайте, что служащий бани.

   — И он будет молчать?

   — Как рыба. Правда, за его услуги придется заплатить. И заплатить не деньгами.

   — А чем? — насторожился Аллен.

   — Не знаю. Он сам назначит цену, — пояснил Коваль.

   — При этом цена не в деньгах. Мне не нравится эта идея. Я юрист, доктор. Мне нужны четкие формулировки, — Аллена вновь посетила мысль, не стоит ли отменить поход в баню.

   — C Козьмой четких формулировок не бывает. Но если вас не устроит цена, мы пригласим кого-нибудь другого. Хотя я не советовал бы отказываться. Козьма сегодня же поставит вас на ноги. Он… скажем так, настоящий волшебник.

   — Волшебник? Вы верите в магию? — удивился Аллен.

   — Сами увидите, — с самым загадочным видом пообещал Коваль. — Впрочем, вы можете и не скрывать свои шрамы. Едва ли кому-то есть до них дело.

   — Сомневаюсь.

   — Как знаете. Тогда идем. Я не повел бы вас в опасное место, мистер Делрой.

   — Допустим. Но если мне не понравятся условия, мы уйдем, — предупредил его Аллен и, спохватившись, напомнил: — Вы говорили, что за отчет медиков нужно заплатить, а сами за деньгами не пришли.

   — Как раз сегодня собирался. Но позже — когда за копией пойду, — кивнул доктор.

   — Сколько?

   — Рубль.

   Аллен достал из портмоне пятирублевую купюру и протянул доктору, пояснив:

   — На расходы.

   Коваль отказываться не стал, но по его лицу проскользнуло странное выражение, словно в нем гордость боролась с необходимостью. Следовало поразмыслить над тем, где и у кого навести справки о прошлом доктора. Аллен все больше убеждался, что в истории этого человека есть белые пятна, о которых хорошо бы узнать подробности во избежание проблем. Недостаточная информированность могла дорого обойтись, но идти к Генералу с вопросами о Ковале сейчас было неоправданным риском. Придется искать другие варианты.

   Росская баня, на первый взгляд, не слишком сильно отличалась от любимых в Альбии хамамов.

   Раздевшись в отдельном кабинете, Аллен с доктором закутались в простыни и сдали одежду в гардероб. Коваль был в приподнятом настроении, со всеми здоровался, улыбался, обменивался новостями со знакомыми, а знал он здесь, похоже, всех.

   Аллен ощущал себя неловко, постоянно поправляя простыню. Шрамы на его спине выглядели слишком неоднозначно… или напротив, однозначно. Доктор во время лечения не задавал лишних вопросов. Аллен был ему признателен, но в бане они находились не вдвоем. И даже боль, которая нисколько не уменьшилась за ночь, сейчас досаждала, но не так, чтобы забыть о шрамах.

   Россы в раздевальной вели себя шумно. Громко разговаривали, смеялись, хлопали знакомых по голым плечам, а порой позволяли себе и большие вольности. Казалось, их совсем не смущает необходимость щеголять телесами друг перед другом. Впрочем, они не сильно отличались от альбийских студиозусов из благородного сословья. Те вели себя не лучше.

   Доктор представил Аллена нескольким знакомым, но ни о чем интересном с ними поговорить не удалось. Позволяя себе вольности по отношению друг к другу, россы становились предельно корректными в общении с иностранцем, а их корректность означала разговоры исключительно о погоде и городе.

   В раздевальной Аллен с доктором пробыли очень недолго и вскоре перебрались в помещение с купелями. Как пояснил Коваль — он снял отдельный «кабинет» со своей мыльной и загадочной «парилкой». Последнее название вызывало у Аллена тревожные ассоциации.

   Здесь было тихо и тепло.

   — Козьма! — негромко позвал Коваль, и почти тотчас откуда-то из глубины мыльни появилось косматое чудовище, больше напоминающее гориллу или медведя, вставшего на задние лапы. Козьма, даром что оказался ниже Аллена на целую голову, зато в плечах был шире отнюдь не миниатюрного альбийца раза в три. Внушительная борода его топорщилась в разные стороны, густые брови нависали над глазами, придавая лицу угрожающее выражение. На баеннике не было ровным счетом никакой одежды, исключая кожаный фартук и удивительно густые волосы по всему телу.

   Оглядев Аллена, Козьма грозно засопел, потом прогудел таким низким басом, что, казалось, даже пол задрожал:

   — Привел?

   — Привел, — ответил доктор, поглядывая на спутника, словно проверяя, не испугается ли он.

   Аллен невозмутимо поздоровался по-росски, ничем не выдав оторопи.

   — Ну раз пришли, так проходите! — Козьма гостеприимно махнул рукой.

   — Для начала давайте договоримся о цене, — по-галлийски напомнил Аллен и, повернувшись к доктору попросил перевести.

   — Цена? — Козьма удивленно приподнял брови, не дожидаясь перевода. — Что ж, много я не попрошу. Уж больно у вас высокие поручители, — он ткнул толстым, похожим на сардельку пальцем куда-то в сторону. — А ценой станет правда. Тогда, когда я об этом попрошу. И солгать ты не сможешь.

   — Вы говорите на альбийском? Откуда вы его знаете? — удивился Аллен.

   — Потому что я баенник. Таким, как я, не нужно знать язык людей, чтобы с ними общаться. Если, конечно, сами того желаем.

   — «Чтобы с ними общаться»? А сам вы кто тогда?

   — Экий ты, братец, сущеглупый остолбень, — поморщился Козьма. Аллен перехватил ироничный взгляд доктора. Коваль наслаждался бесплатным спектаклем. — Вы, альбийцы, привыкли к своим артефактам, а у нас здесь все иначе. Только чужакам про то знать не полагается. Вот вы и не знаете.

   — Но я по-прежнему чужак.

   — Яков Вилимович за тебя просил. Глянулся ты ему чем-то.

   — Кто такой Яков Вилимович? — спросил Аллен, хотя уже начал догадываться о том, что недавний сон был не совсем сном.

   — Вы его Джеймсом Дэниэлом Брюсом кличите. А для нас он уже давно просто Яков Вилимович.

   — Но он умер сто пятьдесят лет назад!

   — Кому умер, а кому и не совсем, — хохотнул Козьма.

   Аллен вопросительно посмотрел на Коваля. Доктор улыбнулся и подтвердил:

   — Козьма — баенник, и он не человек.

   Когда какая-нибудь деревенская знахарка несет чушь про магию, заклинания и добрых соседей — это еще можно понять, но когда хороший врач утверждает нечто подобное — повод заподозрить, что с его головой не все в порядке. И Козьма, видимо, не лучше. Наверное, Аллену не удалось сохранить невозмутимость — банщик заметил настороженность, с какой альбиец посмотрел на Коваля.

   — Аркаша, он из Альбаина, — прогудел Козьма, обращаясь к доктору. — Альбийцы завладели половиной мира, но мира совершенно не знают.

   Аллен хотел ответить, но вовремя одумался. Альбаин — так называлась Альбия много тысячелетий назад. Аллен знал это из университетских уроков истории. Услышать такое от банщика, которому и грамоту-то знать не полагалось…

   — Покажи ему, — попросил Коваль баенника.

   — Ну, можно и показать, раз Яков Вилимович разрешил, — пожал плечами Козьма. Он скрестил руки на груди и весело взглянул на альбийца. — А вот извольте.

   Сначала совсем ничего не происходило, и Аллен решил, что его разыгрывают, но потом ошарашенно увидел, как мочалка, которая лежала на скамье неподалеку, поднялась в воздух и принялась выписывать круги по помещению.

   — Видишь, Фома неверующий? — добродушно хохотнул Козьма. — Это тебе не Альбия.

   — Вы гипнотизер? — предположил Аллен, настороженно наблюдая за полетом мочалки, которая закладывала виражи прямо над его головой.

   — А Яков Вилимович сказал, что ты сообразительный, — покачал головой баенник. — Ну считай, что я гипнотизер, если тебе так проще. Так что насчет уговора? Согласен сказать правду, когда я об этом попрошу? — Мочалка сделала еще один торжественный круг по мыльне и покорно опустилась в огромную руку Козьмы.

   Аллен задумался — происходящее выбило его из колеи. Ему приходилось сталкиваться с проклятиями и, конечно, артефактами, но фейри… это же детские сказки. И все же летающая мочалка, знание альбийского языка…

   Козьма терпеливо ждал ответа.

   Правда. Иной раз она способна принести много неприятностей. С другой стороны, Аллен старался не лгать без нужды. Всегда можно довольствоваться полуправдой или умолчать о чем-то. И все же соглашаться не хотелось.

   — Мне не нравится этот договор, — признался альбиец. — Я бы предпочел заплатить деньгами.

   — Мне не нужны деньги, — отказался Козьма. — Но воля ваша. Могу позвать сюда человека, да хоть Ваньку Ошпаренного.

   — Не советую, мистер Делрой, — вмешался Коваль. — Человек не сможет быстро поставить вас на ноги. И помощи в своем деле вы ни от кого другого не получите. Козьма много чего может рассказать. Я отчасти за этим и привел вас сюда.

   Аллен еще раз посмотрел по очереди на доктора и на Козьму, а потом решился.

   — Хорошо, — сказал он. — Пусть будет правда, но только та, которая касается лично меня. Я не имею права разглашать сведения, которые касаются моих клиентов или иных людей.

   Козьма улыбнулся, блеснув крупными, удивительно белыми и слегка заостренными зубами.

   — По рукам, — он протянул Аллену огромную ладонь.

   Скрепив договор рукопожатием, перешли к мытью под теплым душем.

   — Как тебя угораздило-то? — в отличие от доктора, Козьма, увидев спину Аллена, не стал играть в дипломатию.

   — Это и есть та самая правда, которую вы хотите услышать? — спросил Аллен, наслаждаясь струями горячей воды, смягчающими боль в спине.

   — Хитрец, — одобрительно усмехнулся Козьма. — Нет. Мне эта правда без надобности. Я и сам до нее могу дойти. Смекалка у меня имеется.

   — И до чего же вы дошли? — поинтересовался Аллен.

   — На каторжника ты не похож, на нищего — тем более, — Козьма принялся с силой тереть спину мочалкой Аллена, не прерывая рассказа: — Рубцы у тебя старые, мыслю так — тростником хлестали. Расщепленным. Но до недавнего времени ты служил в Альбии юристом, стало быть, в преступлениях не замечен, хотя крови на руках много. Душегуб ты, братец. Но пострадал не за это. Значит, кому-то сильно досадил. На любителя замужних баб ты не похож — стеснительный больно. Те иначе себя ведут. Но зато слышал я, ты с благородными вместе учился. И вот, думается мне, от них и получил. Благородные шалопаи чего только не творят, особенно если кто по вкусу не придется. Мне ли не знать. Тот же Санька Можаров… ну вы еще познакомитесь. А раз получил от благородных, значит, сам не из их числа будешь. Ворон ворону глаз не выклюет. Похоже, байстрюк ты, братец, или, как у вас говорят — бастард. Вона как и Аркашка. Потому, поди, и спелись. Угадал? Благородные байстрюков не любят, вот и решили место тебе указать. Чтоб не забывал, значится.

   — Не совсем, — ответил Аллен. — Я рожден в законном браке. В остальном вы почти угадали.

   — Вот видишь, до всего головой додуматься можно. И никакого чародейства не надобно.

   — Вы говорите, что чужеземцам правды о таких, как вы, не раскрываете. Но Джеймс Брюс разрешил рассказать ее мне, — заговорил Аллен, собравшись с мыслями. — И, видимо, сделал он это не просто так. Мы виделись с ним. Во сне. И он попросил меня об услуге.

   — Верно, — подтвердил Козьма.

   — Так зачем мне эта правда?

   — Вот сам и ответь. Раз умный такой.

   — Он хочет, чтобы я не сомневался в его существовании и был готов к встрече с колдовством? — предположил Аллен.

   — Верно. А теперь послушай, отрок. В давние времена в вашей Альбии преследовали таких, как я. Те, кого вы называли фейри, покинули ваши земли, запечатав ходы в свой мир и лишив вас самих магии. Здесь, в Роси, все иначе. Мой народ испокон веков живет рядом с россами. Нас побаиваются, но и уважают, а потому правители договорились миром — нас не трогают, а мы не шалим, живем по совести, законов не нарушаем. В городах таких, как я, немного. На весь город почитай что баенников пятеро, да с десяток домовых. Все на виду, пользуются почетом и уважением. Занимаются своими делами. Не зная, от людей и не отличишь. Все прочие живут к лесам, полям да рекам поближе, ну и деревнями не брезгует. Но ежели супостат какой пойдет войной на Рось, так кровушкой и умоется. О том отдельный договор. Думаешь, чего Галлия недавно все страны пожгла, а с нами не справилась? То-то — им на наших землях жизнь медом не показалась. В лес зайдут — лешие как один кружить начинают, к болотникам в гости заманивают, а своих, партизанов, укрывают так, что не найдешь. Полевики сонную одурь наводят, да сводят с ума. Оттого и войны было всего ничего. Пару месяцев промучались галлийцы да насилу ноги унесли. Почти всего войска лишились. Вот оно как бывает, если уважать добрых соседей. Здесь нас чудью, кстати, зовут, хотя это и не совсем верно. Но, впрочем, как ни называй, а только к нам с душой и мы в беде не оставим. И коль скоро мой народ никуда не уходил, то и магия в Роси, пусть немного, но осталась, а потому среди людей колдуны как были, так и есть.

   — И сейчас вы рассказываете мне, альбийцу, государственную тайну, — происходящее очень дурно пахло. Аллен уже начал жалеть о том, что согласился помогать графу Гритти в его затее.

   — Рассказываю. Потому что ты никому не проболтаешься, — добродушно заметил Козьма.

   — Почему? — насторожился Аллен.

   — А попробуй произнести вслух «россы поладили с чудью». — Аллен попытался, но язык слушаться отказался. — Вот и я о том. И написать не сможешь, — заверил его Козьма. — Так что знание твое с тобой же и умрет. Кроме того, думается мне, никуда ты отсюда не уедешь.

   — С чего вы взяли?

   — Не ты первый, не ты последний. Рось — она гостеприимная. Всякого пригреет и место найдет. Ты не явился бы сюда, если б чего не натворил в Альбии. Но ежели Яков Вилимович к тебе интерес имеет, значит, чует родственную душу. Иначе бы другого выбрал. — Только теперь Аллен заметил, как внимательно слушал доктор их разговор с Козьмой. Может, для того сюда и привел, чтобы узнать побольше? — Так чего же ты натворил? Убил кого-нибудь не того? — не унимался Козьма.

   Отвечать не хотелось. Баенник был прав, Аллену доводилось убивать. Не раз. И далеко не на дуэлях. Но о таких вещах посторонним не рассказывают, да и своим — тоже, если бы они были.

   Не дождавшись ответа, Козьма невозмутимо продолжил свое занятие, а потом погнал посетителей в парную.

   Перед Алленом открыли дверь, из которой тут же вырвался поток обжигающе-горячего влажного воздуха, пахнущего деревом, хвоей, мятой и еще какими-то травами. Первой мыслью было: «Они решили меня сварить?»

   Идти внутрь не хотелось, но Козьма подтолкнул Аллена сзади. Вроде, совсем легонько, но этого хватило, чтобы альбиец буквально влетел в самое пекло. Дыхание сперло. Аллен, выпучив глаза, кое-как втянул немного раскаленного воздуха. Потом еще немного, удивляясь, что еще не умер. В хамамы он пару раз ходил, но не дальше раздевальной, где проводились переговоры — имелись такие оригиналы среди клиентов. Все остальное ему было известно лишь в теории, но теория ничего не говорила про подобные ужасы. Да и не могла. В альбийских хамамах все выглядело куда более разумно. Там не было парных, а лишь залы с повышением температуры. Каждый мог подбирать атмосферу для себя.

   Кое-как совладав с дыханием, Аллен огляделся. Парная оказалась сравнительно небольшой комнатой с тремя полками, расположенными одна над другой подобно ступеням широкой лестницы. На полках лежали простыни. В углу стояла печь. Освещение было неяркое, но вполне достаточное. У стены в странных больших ведрах зачем-то лежали веники. То ли из ели, то ли из можжевельника.

   — Вы что, к преисподней готовитесь? — вырвалось у Аллена.

   Козьма гулко хмыкнул.

   — Нет, мы здесь тело очищаем. И голову! — ответил за него доктор. — Привыкайте, мистер Делрой. Раз уж вы не планируете в ближайшее время уезжать, то пора узнавать наши обычаи. Попаритесь и станете как новенький! Давай, Козьма, пару подбавим!

   Баенник взял огромный ковш и щедро плеснул водой на раскаленную печь. Дышать опять стало нечем.

   — Вы сумасшедшие! — не выдержал Аллен и повернулся, чтобы выйти.

   — Сядь, малохольный! — осадил его Козьма. — Все одно дверь не откроется.

   Не слушая его, Аллен раздраженно потянул на себя ручку... Дверь даже не шелохнулась.

   Ситуация выглядела по-дурацки. Прорываться с боем? Но голышом особенно не навоюешь. Можно, конечно, подобраться и схватить веник, но толку с него?

   — Зачем вы это делаете? — Аллен из последних сил пытался держать себя в руках, хотя происходящее выглядело угрожающе.

   — Успокойтесь, мистер Делрой, — доктор спокойно сидел на второй снизу полке и, похоже, не испытывал ни малейшего неудобства. — Устраивайтесь и получайте удовольствие. Мы начнем с малого. Погреетесь немного, потом в душ, потом опять сюда… Кваску попьем. Это по-первости кажется, что нечем дышать, но скоро привыкнете и понравится.

   Аллен не ответил, но искренне усомнился, что ему может понравиться сидеть у чертей на сковороде.

   Решившись, сел на нижнюю полку. Горячо. С трудом заставил себя не вскочить. Дышать стало как будто легче. Вспомнилось из университетской науки, что горячий воздух поднимается наверх, а холодный, более тяжелый, опускается вниз. С трудом подавил желание упасть на пол и отдышаться. Но план спасения потихоньку наметился. На тот случай, если россы и впрямь замыслили недоброе.

   Однако пока Козьма не «поддавал пару» и не пытался убить Аллена. Во всяком случае, не сразу. Поразмыслив, альбиец решил отнести происходящее к росской придури. Они тут все были не в себе.

   — Да ты ложись, чего уж. Спина-то болит, — с нотками сочувствия посоветовал Козьма.

   Спина, кстати, уже почти не болела — Аллену стало не до нее.

   — Я знаю, зачем вы ходите в баню, — произнес альбиец, прикрыв глаза, но так и не решившись лечь.

   — Чтобы помыться? — предположил доктор.

   — Нет, чтобы потом спокойно грешить, точно зная — в аду вы будете чувствовать себя как дома. Мне жаль ваших чертей! Вы будете постоянно просить подбавить пара.

   — Наш чертяка! Скоро таким же станешь, — одобрил Козьма. — Ну, на первый раз довольно. Ступай.

   Новый сюрприз ожидал Аллена в мыльне. Баенник указал на широкую купель, мол, полезай. Ну тот и послушался… на свою голову. Прыгнул в воду… и заорал. После раскаленной парной было ощущение, что его бросили в ледяной родник.

   Аллен никогда не ругался. Ни во время учебы в Даргфорде, ни позднее, работая солиситором. Даже когда приходилось общаться с докерами в Ландерине или с нищими. Но сейчас совершенно неожиданно для себя он выдал такую длинную тираду, которая заставила бы покраснеть и бывалого боцмана.

   Он быстро подтянулся на руках и выскочил из купели, даже не вспомнив про больную спину.

   — Ну, знаете, мистер Коваль и вы… кто бы вы там ни были! — Аллен разгневанно посмотрел сначала на доктора, потом перевел взгляд на баенника. — Вы что, убить меня пытаетесь?!

   — Мы вас лечим, мистер Делрой, видите, каким бодрым кузнечиком вы уже скачете? А ведь это только начало! — радостно ухнув, доктор прыгнул в свою купель, крякнул от удовольствия, потом сообщил: — Эх, хорошо!

   — Вы, россы, сумасшедшие! Вас лечить надо! — Аллен схватил простыню, намереваясь уйти, но дверь не открылась. — Не хочу знать, чем это все должно закончиться. Скорее всего, моей смертью. А умирать я пока не собираюсь! Откройте дверь!

   — Ох, Аркаша, если б не Яков Вилимович, — вздохнул Козьма, хватаясь за шайку. — Отпусти дверь, малохольный, она все равно раньше времени не откроется!

   — Это…

   Договорить ему не дали, окатив со спины ледяной водой.

   Дыхание сперло, и только это не позволило Аллену повторить недавнюю тираду. Кожу закололо. Правда, вскоре стало скорее приятно. Голова закружилась. Злость улеглась.

   — А теперь и отдохнуть можно! — пророкотал Козьма. — Ступайте, чайку попейте с бараночками. И обратно возвращайтесь.

   Аллен глубоко вздохнул, подавив желание бежать отсюда. Можно даже без одежды — не до глупостей и условностей. Ноги бы унести.

   Закутался в сухую простыню, которую подал ему доктор. На сей раз дверь открылась легко, словно никто ее и не запирал. Аллен с доктором вышли в зал для отдыха.

   Это помещение напоминало роскошный ресторан с той только разницей, что посетители все как один сидели в простынях. Обитые кожей диваны с высокими спинками создавали иллюзию отдельных кабинетов. Между диванами стояли столы. Когда Аллен с доктором уселись, к ним подошел местный служащий. Коваль сделал заказ, и вскоре стол перед ними оказался уставлен блюдами. Чего здесь только не было — гора тонких и широких блинов, пироги, круглые какие-то штуки под названием baranky, варенье и… мерзость какая, рыбьи яйца. Аллен старался не смотреть в ту сторону, но миска с черной мелкозернистой гадостью то и дело бросалась в глаза.

   По центру водрузили самовар — странное устройство, из которого россы предпочитали лить кипяток в чай. Еще одна варварская традиция. К этому трудно было привыкнуть. Как и к отвратительному кисловатому вкусу чая, который россы доставляли отнюдь не из Майсура. Спасало лишь знакомство с Дэвидом Фуллером — торговцем из местной альбийской общины. Благодаря соотечественнику Аллен мог пить нормальный чай… дома. В остальное время приходилось довольствоваться либо кофе, либо водой. К счастью, доктор знал вкусы Аллена, поэтому не забыл заказать молоко в небольшом кувшине.

   — Берите блин и макайте в варенье! — подсказывал Коваль, хватая еду руками. Аллен попытался взять блин с помощью ножа и вилки, но доктор его остановил. — Мистер Делрой, вы с ума сошли? У нас такое не принято! Козьма не поймет!

   — Вы о чем? — не понял Аллен.

   — Да чтобы блины и ножом тыкать! Бросьте это дело. Руками их нужно брать. Руками! — пояснил Коваль. — Козьма за такие штуки вас кипятком обварит. Мигом поймете разницу между парной и преисподней.

   Пришлось обойтись без блинов. Брать их руками Аллену не позволяло воспитание. А доктор, ничуть не смущаясь, положил в свой блин ложку рыбьих яиц, завернул и отправил в рот, лишний раз убедив альбийца, что в этой стране все сумасшедшие. Но пироги с капустой оказались недурны, поэтому Аллен не голодал.

   После пережитых испытаний альбиец испытывал упадок сил, хотя ощущение это было скорее приятным. Тело расслабилось, тянуло в сон. В таком состоянии даже местный чай с молоком показался терпимым.

   — Может, домой отправимся? — предложил Аллен, не испытывая желания возвращаться в пыточную.

   — Да что вы, мистер Делрой! — замахал руками Коваль. — Мы только начали.

   — Боюсь подумать, что дальше в программе, — мрачно ответил ему Аллен. — Я полагал, что вы готовитесь к преисподней, но теперь понимаю — у вас более широкие планы. Думаете, ад может замерзнуть, поэтому нужно привыкнуть и к пеклу, и к холоду? На всякий случай? Или у вас уже есть росский государственный план?

   — Какой? — с улыбкой спросил Коваль, макая новый блин в варенье.

   — Как заморозить ад. Вы мне о нем расскажете, но я никому не смогу проболтаться? — Аллен и сам не знал, шутит он или нет. Кажется, сумасшествие этой страны оказалось заразным.

   — Задачи такой пока не было, но мы подумаем над вашим предложением, — на полном серьезе ответил Коваль, а потом рассмеялся. — У вас хорошее чувство юмора, мистер Делрой. Теперь, быть может, продолжим?

   Идти обратно не хотелось, но приходилось признать — странное лечение работало. Спину уже почти не тянуло. Набравшись решимости, Аллен вернулся вместе с доктором и Козьмой обратно в парную. И все было почти хорошо до тех пор, пока Козьма не велел лечь на нижнюю полку, мол, сейчас начнем лечить. Аллен лег. Дышать здесь было полегче. Стало почти хорошо.

   Аллен даже прикрыл глаза ненадолго, как вдруг услышал странный плеск, на который сперва не обратил внимание, но потом, повернув голову, увидел Козьму, который уже занес над ним мокрый веник из можжевельника.

   В голове, словно и не прошло десятка с лишним лет, пронесся мерзкий манерный голос Оливера Квинси, одного из студентов, кому Аллен имел несчастье преподавать в Даргфорде: «Держите его крепче, парни! Этот нищий ублюдок посмел поднять руку на графа Сеймурского. Фрэдди, неси тростник! Покажем ему, как обращаются с подобным сбродом на плантациях! Он думает, если закончил Даргфорд с отличием и допущен до кафедры, то имеет право мнить себя нашей ровней!»

   Аллен, ужом извернувшись, ухитрился откатиться в сторону и рухнуть на пол за мгновение до того, как веник коснулся его спины. Быстро вскочив на ноги, альбиец отпрыгнул к двери, мгновенно переходя в боевую стойку. Да, у него не было трости и даже одежды, но руки с ногами — это тоже оружие.

   — Гляди, как запрыгал! — благодушно захохотал Козьма, обращаясь к доктору. — А ты говоришь — спину растянул. Вот она — сила росской бани! И мертвого на ноги поставит! Ну ты чего, баламошка, спужался-то? Это веник! Им твою спину лечить и будем.

   — Спасибо! Обойдусь без лечения, — Аллен напряженно смотрел на Козьму, готовясь защищаться.

   — Да не переживайте вы так, мистер Делрой, — примирительно обратился к нему Коваль. — Козьма, давай покажем ему, что ли, как это делается.

   Доктор преспокойно улегся на полку. Баенник взял по венику в каждую руку и принялся водить ими над спиной и ногами Коваля, даже не касаясь тела, словно воздух нагонял. Это выглядело необычно — как таинственный обряд или странный танец, а не как порка, которую уже представил себе Аллен. Веник приятно шелестел. Движения ускорялись. Хвоя начала похлопывать по коже. Осторожно, деликатно.

   Подняв руку, доктор встал:

   — Ну что, мистер Делрой, убедились, что вас не собираются убивать? Ложитесь-ка на полок, и начнем лечить вашу спину, иначе ужареете. А меня после вас попарят.

   Все еще сомневаясь, Аллен тем не менее послушался. Весь напряженный, он еле заставил себя лежать спокойно, когда Козьма взял два новых веника и подошел к нему, попутно поддав пару. Зашуршала хвоя. Кожи коснулся горячий воздух. Пожалуй, это было даже приятно. Сразу захотелось спать — последствия мучительной минувшей ночи.

   Напряжение уходило. Прикосновения хвои были мягкие, ласковые. Мерный шелест убаюкивал. Как-то совсем незаметно для себя Аллен закрыл глаза, а потом — заснул.

   Разбудил его Козьма:

   — А я говорил — наш чертяка! — сообщил он довольно. — Вот уже и спит на полоке. Но буде! Иди в мыльню и ныряй в купель, а я пока Аркашей займусь.

   Сидеть в холодной воде Аллен не захотел, но все же окунулся, как было велено. Сердце вновь чуть не выпрыгнуло из груди, однако после этого стало так легко, как никогда прежде. Аллен обнаружил, что улыбается. Просто так. Словно стряхнул с души всю грязь, что скопилась за прожитые годы. Кажется, он никогда так не улыбался — искренне, от души. Не по привычке, не снисходительно и не пытаясь произвести на кого-то благоприятное впечатление, а потому что самому захотелось.

   Закутавшись в полотенце, вышел в зал для отдыха и вернулся на их с доктором место. Налил чай по местному обычаю — немного заварки из чайника наверху, разбавил кипятком из самовара. Хотел добавить молоко, но потом передумал — если это росское лекарство, то надо попробовать вести себя, как окружающие. В конце концов, потянутая спина не только прошла, но и как будто во всем теле сил прибыло, и на душе сделалось удивительно спокойно.

   Попробовал чай, скривился, но сделал пару глотков. Положил варенье в маленькое блюдце и нерешительно потрогал блин пальцем. Ощущение неприятное. Блин оказался масляный и такой тонкий, словно вот-вот порвется. Брать такое рукой — варварство. Аллен потянулся к нему ножом и вилкой, но вспомнил предупреждение доктора о том, что Козьме это не понравится. Кто его знает, почему у россов не принято есть блины цивилизованно, однако с баенником лучше не шутить.

   Решившись, протянул руку к тарелке, сложил верхний блин треугольником и обмакнул в варенье, как это делал доктор. Стараясь не обращать внимание на испачканные пальцы и общую неловкость ситуации, откусил кусочек. Необычно. Но вкусно. Блин буквально таял во рту. С таким вприкуску даже чай показался не особенно противным. Может, в этом и секрет?

   С громким хохотом в зал для отдыха заявилась большая компания.

   — Ванька! Рассолу! — рявкнул кто-то.

   Мимо стола, за которым сидел Аллен, промаршировало пятеро мужчин в простынях. Все они были красные, распаренные и вели себя очень шумно. Один из незнакомцев бросил взгляд на альбийца.

   — А ты, чего, душая моя, один сидишь? — спросил он по-росски. — Иди к нам! Ты откуда взялся?

   Аллен даже растерялся. В Альбии такое было немыслимо — вот так запросто обращаться к постороннему, занятому своим делом. В иное время он проигнорировал бы наглеца, но баня странно на него повлияла, и вместо гордого молчания Аллен произнес по-росски:

   — Я из Альбии. Ландерин.

   — Альбиец! — невесть чему обрадовался мужчина. — Надо выпить за встречу!

   Аллен показал рукой на самовар, но настырный незнакомец только засмеялся.

   — Да кто такое пьет? — спросил он. — А ну идем со мной! Ванька! Подай нам водки! — крикнул он слуге.

   — Нет, спасибо! — попытался отказаться Аллен, который, хотя и понимал, чего от него хотят, но не горел желанием присоединяться к развязной компании.

   Увы, россы даже не догадывались о значении слова «нет».

   — Идем! — продолжил настаивать незнакомец.

   — Сэр, я не знать вас! — коверкая слова ответил ему Аллен.

   — Так это мы исправим! — просиял незнакомец. — Меня зовут Иван Дмитриевич Шепелев, а это, — он махнул туда, где скрылись остальные, — мои друзья! Сейчас я вас познакомлю! — то ли пригрозил, то ли пообещал он.

   Аллен хотел отказаться, но… Шепелев! В собранном досье значилось, что это кузен Александра Можарова. Именно Иван Дмитриевич. Прекрасная возможность узнать новые подробности! Аллен тут же представился и принял приглашение, попутно предложив перейти на галлийский — Шепелев и его приятели, как большинство росских дворян, на этом языке говорили свободно.

   — Так каким ветром тебя сюда занесло? — спрашивал новый знакомый.

   — Я юрист. Приехал по поручению, — сдержанно ответил Аллен. — Мне, кажется, знакома ваша фамилия, — он сделал вид, будто пытается припомнить: — Шепелев, Шепелев… Родственник Александра Можарова?

   — Да! Он мой кузен! — похоже, дурная слава, которую заработал его родственник, Шепелева вовсе не смущала.

   Аллена представили остальным присутствующим. Их фамилии были не на слуху. Но один из них оказался князем Шаховским. Судя по титулу и непомерному высокомерию — либо особа, приближенная к императору, либо полагающая себя таковой.

   — Эй, милейший! — неуемный Шепелев, от которого на милю разило перегаром, потребовал от слуги: «Под водочку блинов, икру красную и черную, соленых рыжиков, груздей и огурчиков с хренком».

   Аллен почти ничего не понял из его фразы, но «икра красная и черная» означала появление на столе мерзких рыбьих яиц. Оставалось молиться, чтобы остальное оказалось более съедобным. Увы, надежды разлетелись вдребезги, когда на стол водрузили, помимо запотевшего графина с водкой, два сорта рыбной гадости, еще две салатницы с подозрительными поганками и одну — со странными огурцами. То ли испорченными, то ли протухшими. Пахло от них чесноком и еще какой-то дрянью.

   — Ну, за знакомство! — Шепелев отослал слугу и сам налил водку всем присутствующим.

   Пришлось выпить. Целую рюмку за раз. Аллен старался не поморщиться. Алкоголь он не любил, но был к нему привычен — без этого, увы, в обществе не обойтись. Однако вино, виски, бренди, коньяк или джин совершенно не то же самое, что водка.

   Горло обожгло. Потом стало жарко.

   — А ты чего не закусываешь? — тут же обратился к Аллену Шепелев, который, похоже, решил взять альбийца под свою опеку.

   — Спасибо, я не голоден, — из всего, что стояло на столе, есть можно было только масляные блины и те — по-варварски, руками.

   — Или не по вкусу пришлось наше росское угощение? — с враждебностью в голосе спросил князь.

   — Федор, не бузи! — Шепелев похлопал друга по плечу. — Брезговал бы угощением, так и водку пить бы не стал, правда, Делрой?

   — Правда, — подтвердил Аллен, выказывая улыбкой полнейшее расположение к собеседнику. Не встретив ответной агрессии, князь слегка притих. — А что, мистер Шепелев, как думаете, скоро ли вашего кузена отпустят? — спросил Аллен, переводя разговор в более интересное для него русло.

   — Отпустят ли? — хмыкнул Шепелев.

   — Думаете, он убил?

   — Ну а кому еще могла понадобиться его содержанка? Эта Дюваль в последнее время совсем от рук отбилась. Сцены на людях устраивала. Даже смешно. Неужто мечтала, что он на ней женится? Вот, поди, и вывела Сашу из себя. А он один раз приласкает кулаком, больше и не понадобится. Давно говорю — от этих галлийских шлюх одни только неприятности. К счастью, Василий Федорович способен вести дела не хуже сына. Мои заводы не пострадают.

   — А это как сказать, — хмыкнул один из его приятелей. — Готов поставить сто рублей, что из-за свистопляски с Можаровым контракт на чугун отдадут Дементьеву.

   — Чтоб тебя! Гришка! Не сглазь! — шикнул ему Шепелев по-росски.

   — Крупный контракт? — тут же спросил Аллен.

   — Выпьем! — не захотел отвечать Шепелев, разливая водку.

   Аллен с нарочитой нежностью посмотрел на свою рюмку, хотя в голове крутилось только одно: «Безумные россы — спалить пытались, заморозить пытались, теперь еще и отравить надумали».

   — За успех в делах! — провозгласил Шепелев, поднимая рюмку и накалывая на вилку розовую поганку.

   Выпили. Наверное, если б закусить, было б не так противно, но чем здесь закусишь?

   Аллен протянул руку к блинам и взял один, стараясь не думать об испачканных маслом пальцах. Выпил, заел. В голове шумело.

   — А я думаю, Можаров не убивал! — сообщил всем альбиец, свято помня о своих интересах.

   — Чего вдруг? — спросил Шепелев.

   — Луизе Дюваль перерезали горло. Зачем дворянину резать горло своей любовнице? Кто она, кто он? Если б случайно убил — поверить можно. Но горло случайно не перерезать.

   — Сашка мог и просто перерезать! — вмешался еще один из компании. — Он любит холодное оружие и фехтует преизрядно. Я знаком с обер-полицмейстером. Тот говорит, кинжалы у Можарова в доме нашли. А в квартире у Дюваль обнаружили записку с угрозами.

   — От Можарова? — с любопытством посмотрел на него Аллен.

   — А то от кого же? “J’aime mieux vous rappeler près de moi pour avoir une femme ingrate et perfide sous mes yeux et à la portée de mon poignard*” (Цитата из реального письма), — процитировал он по памяти и добавил по-росски: — Лужин так и сказал.

   Собравшиеся прыснули.

   «Я предпочитаю призвать вас к себе, чтоб видеть перед собой неблагодарную и вероломную женщину в пределах досягаемости моего кинжала», — звучало очень странно и больше напоминало грубый флирт, чем угрозы. Прочитать бы всю записку.

   — Любопытно, что еще он там написал, — спросил наудачу Аллен.

   — Вроде, упрекал в неверности.

   — Думаете, она ему изменяла?

   — Может, и изменяла, — равнодушно ответил болтун. — Кто их знает, этих женщин?

   — И что, он мог убить содержанку из ревности, зная, что его отправят за это на виселицу или на каторгу? — усомнился Аллен. — Были ли у него какие-нибудь иные мотивы?

   Шепелев дернул плечами и признал:

   — Ну, если с такой стороны смотреть, то и впрямь для Можарова не слишком-то умно.

   — Вот и я так думаю, — поддержал его Аллен. — А если не Можаров, то кто?

   — Ваня, ты кое-что забыл! — влез в их разговор князь Шаховский. — Мы Можарова обсуждаем или пьем?

   — Сию секунду исправим, — хохотнул Шепелев, вновь наливая водку всем собравшимся. — Водку замени, нагрелась уже! — окликнул он слугу, переходя на росский. Такие короткие и простые фразы Аллен уже понимал и без перевода. Это радовало. Не радовало другое — угрожающее количество водки, которую приходилось пить, чтобы продолжать общение. Да, кое-что интересное удалось узнать, но какой ценой.

   Третья рюмка, четвертая, пятая… Мысли начали путаться. Разговор от Можарова как-то незаметно перешел к его семье. Сначала рассказывали, что отец у него толковый. Хотя и военный, но и в делах много чего смыслит. Потом вспомнили про сестру.

   — Ксению Васильевну жалко, — заметил Шепелев. — Барышня видная, а вот в жизни не везет. Поговаривают, в монастырь собирается.

   — В монастырь? — удивился Аллен, который никак не мог себе представить сестру Можарова в роли монахини. Слишком уж живая и деловитая.

   — Так у нее года три назад или около того жениха убили.

   На сей раз пили, не чокаясь.

   — А что за история? — спросил Аллен, не особенно заботясь, что подобное любопытство совершенно неуместно. Сейчас ему было все равно. Россы и сами не очень-то церемонились.

   — Разное говорят. Но точно никто не знает, — заплетающимся языком проговорил Шепелев. — У Можаровых в роду сила имеется. Дед Саши и Ксении Васильевны был сильный колдун. Отец — дара лишен. А Ксения Васильевна, говорят, раньше предсказывала будущее по картам. Очень точно. До того, как жених ее погиб. И, по слухам, через это дуэль и случилась. Нагадала она беду своей подруге. И сбылось. А брат той подруги в сердцах Ксению Васильевну ведьмой назвал. Северцев услышал и вызвал обидчика. Любил он свою невесту. Да… Ну… пуля, как известно, дура. Вот и… — он широко махнул рукой. — А обидчика Можаров вызвал в тот же день. И застрелил. Слухи ходят, будто Ксения Васильевна, гадая, увидела смерть жениха. Выбежала из дома в чем была, но спасти никого не сумела — только город переполошила. После того и гадать перестала. Кто бы ни просил — отказывает. Хотела в монастырь уйти, но брат с отцом не дали. Но, если Можарова осудят, наверняка постриг примет.

   — И очень жаль. Приданое за ней хорошее, — с сожалением произнес один из собравшихся, если Аллен правильно помнил, его представили как Григория Козлова.

   — Вот и посватался бы, — недовольно буркнул князь Шаховский. — Кто мешает?

   — Да я сватался. Отказала, — вздохнул Козлов. — Она хоть пока и не в монастыре, а замуж все равно идти не желает. И в свет не выходит. Совсем затворницей стала.

   — Это да, — подтвердил Шепелев.

   — А чего это вы, мистер Делрой, так Можаровыми интересуетесь? — подал голос князь, который все больше отмалчивался и слушал.

   — Меня не так давно представили Ксении Васильевне, — ответил Аллен, не забывая изображать благодушного простака. — А после рассказали про ее брата.

   Все покивали. Шепелев не забыл наполнить рюмки. В голове Аллена все плыло, а внутренний голос трубил тревогу и требовал как можно быстрее бросать все и идти искать, куда запропастился доктор. Правда, уверенности в том, что удастся дойти хотя бы до их с Ковалем стола, не было.

   — Мистер Делрой, вот вы где!

   Доктор как будто услышал его мысли и пришел на выручку. Аллен несказанно обрадовался возможности улизнуть, но его внимание, несмотря на алкогольный туман в голове, все равно привлек злобный взгляд князя на прибывшего. Было заметно, что Шаховский узнал Коваля и совсем ему не рад. Посмотрев на доктора, Аллен заметил и его настороженность.

   — Удивительно! — вкрадчиво проговорил князь, перейдя на росский, отчего понимать его стало сложнее. — Ты все еще жив, и даже как будто при деньгах, раз здесь okolachivaeshsya.

   Последнее его слово Аллен не понял, но предположил, что имелось в виду присутствие доктора в дворянском отделении бани.

   — Я тоже рад тебя видеть, — произнес Коваль, и лицо его при этом выражало одновременно и неуверенность, и гнев.

   — Мне говорили, что тебя на Фетровке пьяным видели, — глаза князя были полны возмущения, но на лице отражалось лишь презрение: — И ходят слухи, что ты, со своим дипломом из Сорбонны, теперь лечишь всякое otrebye. — при этом он бросил красноречивый взгляд на альбийца. — Стоило ли тратить на это отцовские деньги?

   Что такое otrebye Аллен не знал, но по тону догадался о значении. Наверное, будучи трезвым, он предпочел бы не вмешиваться в конфликт, но сейчас что-то перемкнуло в голове. Не иначе как крошечная доля благородной крови дала о себе знать. Или просто дьявол в ухо нашептал, как это бывало, когда в Даргфорде его начинали травить безмозглые отпрыски благородных семейств Альбии.

   — Ну, раз уж доктор Коваль лечит всякое otrebye, — сказал по-галлийски Аллен, глядя на руку Шаховского с признаками подагры на большом пальце, — то вам, князь, совершенно точно следует явиться к нему на прием.

   Тишина, повисшая в эту минуту, казалась почти осязаемой. Замолчали все, с ужасом глядя на Аллена.

   Потом князь рассмеялся.

   — Будь вы дворянином, я вызвал бы вас на дуэль, — сказал он. — Но для вас в том слишком много чести. Ванька! Hlyst! — Последнее слово он выкрикнул по-росски.

   Расторопный слуга тотчас принес лошадиный стек. Увидев его, Аллен пришел в ярость. Старые шрамы на спине напомнили о себе давно забытой болью.

   — Попробуете замахнуться, и я сломаю этот стек об вашу голову, — пообещал он князю.

   От злости Шаховский покраснел как помидор — того и гляди удар хватит.

   — Господа, господа! — вмешался Шепелев. — Не горячитесь! Возможно, вы неверно поняли друг друга! Мистер Делрой не так хорошо знает росский. Правда ведь, мистер Делрой?

   На этом следовало остановиться. Следовало согласиться с Шепелевым и позволить ему замять скандал. Однако избыточное количество водки сыграло дурную шутку.

   — Я действительно не так хорошо знаю росский, — сказал он. — Но достаточно, чтобы заметить попытку оскорбить человека, которого считаю своим другом, — Аллен не считал доктора своим другом — друзей у него никогда не было, но как-то иначе определить статус Коваля он затруднился. — А что до вызова, то не переживайте, меня едва ли можно считать простолюдином, и если вам угодно, могу через секунданта передать вам свидетельства своего происхождения.

   — Следует ли считать это вызовом? — тут же попытался схитрить князь.

   — Нет. Всего лишь облегчаю вам задачу, — Аллену хватило благоразумия не поддаться на такую немудреную уловку. Он плохо знал росское законодательство, но прекрасно понимал, что принявшая вызов сторона всегда находится в более выгодных условиях, не говоря уже о возможности выбирать оружие.

   — Господа, довольно! — опять вмешался Шепелев. — Вы оба погорячились, с кем не бывает.

   — Я не намерен терпеть оскорбления! — горячился князь.

   — Так не терпите! — подначивал его Аллен, утративший под влиянием выпитого львиную долю своего хладнокровия и благоразумия. До сих пор ему и в голову не приходила идея участвовать в дуэлях. Он всегда считал это занятие бессмысленным и глупым, прекрасно обходя острые углы. Но в России воздух был отравлен сумасбродством и лихостью.

   — Мистер Делрой, вам лучше последовать за мной! — доктор настойчиво потянул Аллена за руку, вынуждая встать с дивана.

   — Князь, а не пойти ли нам в парную? — поддержал его начинание Шепелев. Остальные их приятели тоже повскакивали с мест, стараясь увести Шаховского.

   Понимая, как нелепо будет выглядеть сопротивление, Аллен вынужденно последовал за доктором.

   — Что такое на вас нашло, мистер Делрой?! — принялся отчитывать его Аркадий Яковлевич, стоило им отойти подальше. — Вы с ума сошли? Вызывать на дуэль князя Шаховского — форменное самоубийство!

   — И почему же? — спросил Аллен.

   — Он хорошо стреляет.

   — Я тоже.

   — Он князь и весьма влиятелен.

   — Ну этим я, пожалуй, похвастаться не могу. Однако слышал, что в вашей стране за дуэли не вешают.

   — Не вешают. Это правда, — согласился с ним доктор.

   — А с остальным разобрались бы.

   — Сколько вы выпили? — спросил Коваль с укоризной.

   — Не помню. Много, — честно ответил Аллен.

   — При знакомстве вы показались мне сдержанным, хладнокровным и рассудительным человеком!

   — И это говорите мне вы? Человек, который сначала парится в преисподней, потом прыгает в ледяную воду, радуется, когда его бьют веником, ест поганки и рыбьи яйца? При всем желании мне вас не превзойти!

   — Рыбьи яйца? — растерялся Коваль. — Вы про икру?

   — Да. Вы это икрой называете.

   — Вы никогда ее не пробовали?

   — И не испытываю ни малейшего желания.

   — Но вам просто необходимо…

   — Доктор, на сегодня мне вполне хватило впечатлений. Давайте оставим это на следующий раз, — Аллен не испытывал желания экспериментировать с росскими блюдами. Уж лучше вернуться к князю и продолжить его доводить. — Кстати, а что вы не поделили с Шаховским? — вывернулся он.

   Доктор не ответил. Лишь распахнул перед ним дверь, ведущую в их «кабинет», а точнее, в мыльню.

   Увидев Аллена, Козьма возмутился:

   — Да что ж ты, охламон эдакий, пить в бане-то вздумал?! Аркаша, — повернулся он к доктору. — Это никуда не годится!

   — Мистер Делрой еще и с князем Шаховским сцепился, — ответил ему доктор. — Насилу по углам развели.

   — Шаховский явился? И точно! А я ведь и не заметил! Прости, Аркаша. Отвлекся. Иначе предупредил бы, — посуровел Козьма. — Ну и что мне теперь с тобой делать? — спросил он Аллена. — В таком виде и в парную? А потом голова разболится. Ох, дурень! Ох, дурень!

   Несмотря на вольности, которые позволял себе баенник, у Аллена не возникало и мысли о том, чтобы поставить его на место… Почему-то в исполнении Козьмы даже ругательства не выглядели оскорбительными.

   — Может, магией дело подправишь? — спросил доктор у баенника.

   — Не положено! — нахмурился Козьма. — Разрешения у меня нет. Рисковать не буду.

   — Зелье?

   — Только в обмен на плату.

   — Еще одну правду? — влез в их разговор Аллен. — Обойдусь без зелья. Я не так уж пьян и вполне способен стоять на ногах.

   Доктор вздохнул.

   — Придется протрезвлять, — сказал он. — Сами напросились. Спину вылечить хотите?

   — Хочу.

   — Тогда делайте, что я вам говорю.

   Пришлось подчиниться. Терять еще один день из-за больной спины — такого Аллен не мог себе позволить. Сейчас она прошла, но лучше довести лечение до конца. Мало ли.

   Протрезвление по-росски оказалось тем еще испытанием. С минуту или две в ледяной купели, столько же в парилке и обратно в купель. И так раз пять. В конце Аллен взмолился о пощаде. От былого опьянения не осталось и следа. Зато страшно захотелось спать, стоило только растянуться на полоке.

   Все последующее запомнилось плохо. Когда Козьма пропаривал его веником, Аллен опять заснул. Коваль чуть ли не волоком оттащил его в раздевальню и помог тепло одеться, а потом доставил клюющего носом альбица домой.

   Тут бы и сразу же лечь в кровать, но пришлось сначала дать указания Касьяну, чтобы он нанял кого-нибудь следить за мисс Можаровой. Альбиец не слишком-то верил в ее благоразумие. И оказался прав…

   Ночью его разбудило жжение на груди, где висел кристалл связи. Парный артефакт Аллен выдал Касьяну минувшим днем.

   — Ксения Васильевна осталась на ночь во флигеле. Сейчас к ней стучится какой-то мальчишка, — сообщил Касьян по мыслесвязи — по счастью, для этого не требовался переводчик. — За углом прячется мужчина.

   Этого только не хватало. Злой как черт Аллен велел:

   — Следи. Попытаются похитить — не потеряй из вида. И не смей вмешиваться, уши оторву!

   Вскочил с кровати. Только и успел, что штаны надеть. Рубаху заправил уже на бегу. Доктора будить не стал.

   Несмотря на испытания, выпавшие на его долю утром, проспав весь день и вечер, Аллен чувствовал себя на удивление бодро. Ловить извозчика — долго. Через дом жил мистер Фуллер — альбиец, которому принадлежало несколько галантерейных магазинов. Тот разрешил пользоваться своей конюшней.

   Заспанный конюх без лишних вопросов вывел лошадь. Хотел оседлать, но Аллен торопился и решил обойтись одной уздечкой.

   Стук копыт всколыхнул сонную тишину темной улицы. Слева промелькнула темная громада альбийской церкви Святого Эндрю, принадлежащей общине, потом — роскошный особняк Гудовичей, где жила Луиза Дюваль. Широкая Царская улица по ночному времени была немноголюдна, равно как и Страстной бульвар.

   Дорога до места заняла не более пяти минут, но Аллену показалось, что прошла вечность. И вот наконец незаметный переулок, ведущий к дому Можаровых… Арка. Одинокий фонарь, еле разгоняющий ночной мрак…

   Девушка в светлом домашнем платье бросилась прямо под копыта. Аллен резко потянул за повод, вынуждая лошадь встать на дыбы. По счастью, отец намертво вколотил в него умение держаться в седле и без оного. Избегнув позорного падения, Аллен соскочил на землю.

   Не тратя времени на то, чтобы узнать, в порядке ли девушка — не упала, значит, жива — Аллен бросился к ее преследователю, над которым с поленом в руке стоял Касьян.

   Оглушенный злодей не шевелился.

   — Я говорил тебе не вмешиваться? — упрекнул Аллен мальчишку. — Тебе так хочется умереть?

   Касьян перемялся с ноги на ногу. Потом неуверенно произнес:

   — Excuse me, sir, — тирада Аллена на альбийском, разумеется, осталась непонятой.

   Глубоко вздохнув, указал мальчишке в сторону дома, мол, свободен, дальше сам разберусь, а потом повернулся к прихрамывающей леди, которая подошла поближе:

   — Мисс Можарова! Я был о вас более высокого мнения! — произнес Аллен, постепенно успокаиваясь.

   Вопреки этому громкому заявлению, девушка полностью оправдала его ожидания, хотя лучше бы она этого не делала. Увы, в своем умении находить неприятности мисс Можарова напоминала Ту самую женщину. Жаль только, что постоять за себя она едва ли могла. Иначе не потребовалось бы вмешательство Касьяна.

   Мисс Можарова еле слышно шмыгнула носом, но, к счастью, не расплакалась, чего очень опасался Аллен.

   — Идите в дом, — приказал он ей. — Еще не хватало, чтобы нас с вами в таком виде кто-то увидел.

   — Я хочу знать, кто это… кто это был, — девушка кивнула на лежащего преступника.

   Что ж, Аллен тоже не отказался бы узнать, кому обязан ночным подъемом. Подойдя поближе, он перевернул человека на спину. Взглянув на него, мисс Можарова побледнела, а потом проговорила:

   — Ефим.. Ефим Егоров. Наш повар… Я так и знала… Я… Мистер Делрой, но как вы появились так вовремя? — растерянность в ее голосе пропала, и в светлых глазах девушки проглянула обычная мисс Можарова, которая вечно ищет подвохи и никому не доверяет.

   — Я подозревал слуг в убийстве мисс Дюваль, и попросил Касьяна нанять кого-нибудь приглядывать за вашим домом. А ночью он решил подежурить сам. Что и к лучшему, — как обычно, Аллен удовольствовался полуправдой, не упомянув о том, что настоящей причиной были не столько слуги, сколько неспокойная натура самой мисс Можаровой.

   Утренний разговор с компанией Шепелева окончательно прояснил поведение девушки. Уж Аллен-то хорошо знал, что бывает с женщинами, подобными Ксении Можаровой, когда они теряют всякую надежду на счастье. Нет, они не сдаются. Они превращаются в пламя и, не жалея ни себя, ни других сжигают все препятствия на своем пути… пока не превращаются в уголь. Особенно если борются за кого-то близкого или любимого. Вот как сейчас. Похоже, мисс Можарова очень привязана к своему брату.

   — Нам нужно поговорить! — деловито потребовала мисс Можарова, в голосе которой не осталось и следа от пережитого страха. — Помогите перетащить Ефима в прихожую, во флигель. Там мы его свяжем, потом допросим, и я расскажу вам все, что за сегодня узнала.

   — Вам не кажется, что время и место выбраны не самые подходящее?

   — Мистер Делрой! Мы нашли настоящего убийцу Луизы! Завтра моего брата могут отпустить. О каких месте и времени вы говорите?

   — Я одет не надлежащим образом. Если нас увидят вместе…

   — Да пусть думают, что хотят. Мне нет до этого никакого дела! Я просто хочу, чтобы Сашу отпустили. И вы наверняка хотите того же!

   Она была права. Аллен действительно желал как можно скорее повидаться с Александром Можаровым и закончить свои дела с графом Гритти. Правда, в отличие от своей союзницы, альбиец не рассчитывал на быстрое разрешение проблемы. Попытка похитить мисс Можарову — еще не признание в убийстве мисс Дюваль. Повару могли заплатить, его могли шантажировать, могли одурачить. Словом, прежде чем радоваться победе, следовало тщательно разобраться в происходящем.

   — Что с ногой? — вздохнул Аллен. — Я видел, вы хромали.

   — Подвернула. Это ничего. Пройдет. Так вы поможете? — она указала взглядом на повара, который начал приходить в себя.

   — Веревку принесите, — распорядился Аллен, которому не хотелось утихомиривать преступника, если он придет в сознание.

   Несмотря на легкую хромоту, девушка быстро вернулась обратно с длинной пеньковой веревкой. Аллен связал повару руки за спиной. Стараясь как можно меньше напрягать спину, подхватил пленного, поставил его на ноги и потащил к флигелю. Слуга к тому моменту уже достаточно опомнился, чтобы не висеть совсем уж мертвым грузом.

   — Ой! — вдруг громко произнесла мисс Можарова, заставив Аллена вздрогнуть. — Мистер Делрой, у вас же спина болит!

   — Уже нет, — с усмешкой ответил ей альбиец, втащив повара сначала на крыльцо, оттуда — в прихожую, которую здесь называли senyi, а после — швырнув его без всякой жалости на пол в зале, где на столе светила керосиновая лампа. Пленный начал громко ругаться или сыпать проклятиями — Аллен уже слышал такие слова на Фетровке, но значения их не знал. — С вами, мисс Можарова, долго болеть не получается, — сообщил он, пиная лежащего слугу в живот и обрывая поток его брани. — Сегодня утром мне пришлось прогуляться в преисподнюю, чтобы успеть выздороветь к вашему вечернему выходу.

   — В преисподнюю? — спросила девушка, стараясь не смотреть на шипящего от боли пленного.

   — Вы называете ее «баня», — очень серьезно уточнил Аллен.

   — Ну какая ж это преисподняя? — улыбнулась мисс Можарова. — Очень даже приятное место, откуда выходишь чистый и легкий, как пушинка.

   — Вот я и говорю — преисподняя. Если выживаешь после парилки, то с души снимаются грехи. Может, не все, но хотя бы часть. Еще несколько таких визитов и даже я стану святее самого Папы. Вы, россы, очень хитрые люди. Знаете, как вымостить дорогу в рай.

   — Ах, если бы это было так, мистер Делрой, — погрустнела девушка.

   — Жаль, я уже начал надеяться, — хмыкнул Аллен, нанося пленному еще один болезненный удар. Он решил рискнуть и использовать свой дар, полагая это самым быстрым способом добиться результата. Способности позволяли ему одурманивать людей, подталкивая их делать то, чего они и сами бы хотели или против чего хотя бы не возражали, но идти против воли… До сих пор это не получалось в принципе — стоило начать внушать неправильные мысли, как человек начинал сопротивляться и рано или поздно выходил из-под контроля. После таких экспериментов у Аллена сильно болела голова, так что при прочих равных он предпочитал пользоваться иными способами. Более обыденными. Однако сейчас слуга был полностью в его власти и если его правильно подготовить…

   Еще один удар в живот, чтобы уменьшить желание сопротивляться, и взгляд мисс Можаровой — больше удивленный, чем испуганный.

   — Спросите его, с какой целью он хотел вас похитить, — попросил Аллен.

   Девушка перевела.

   Повар выслушал и с презрением сплюнул на пол. Аллен улыбнулся, подошел к нему ближе и, почти без замаха, ударил кулаком в живот. Пленный захрипел и согнулся в три погибели.

   — С какой целью ты хотел похитить мисс Можарову? — Аллен по-росски повторил вопрос, заданный девушкой, немного его подправив. Знаний на это хватило.

   — Да иди ты… — слуга начал ругаться, но получил еще один удар под дых и некоторое время только и мог, что открывать рот.

   — Мисс Можарова, вам лучше подняться в кабинет вашего брата и немного там посидеть, — обратился Аллен к девушке. — У нас будет мужской разговор.

   — Я останусь, — заупрямилась она.

   Ставить при ней эксперименты не хотелось. Кто знает, получится ли. Пришлось пойти на хитрость.

   — Хорошо, но у меня будет просьба. Могу ли я воспользоваться гардеробом вашего брата? Раз уж вы решили продолжить дознание, я бы хотел привести себя в порядок, — Аллен указал пальцем на свою рубаху.

   — Конечно, мистер Делрой, поднимитесь…

   — Нет, мисс Можарова, подняться придется вам. Я не могу оставить вас наедине с этим человеком, — он кивнул на незадачливого похитителя.

   — Но он связан… — продолжила упорствовать девушка.

   — Тем не менее идите наверх и подберите мне одежду на свой вкус. А потом принесите ее сюда. И кристалл памяти прихватите. Он нам понадобится.

   На сей раз мисс Можарова подчинилась, хотя и неохотно. Взяв с камина небольшой чугунный подсвечник, она зажгла свечу и отправилась выполнять поручение.

   Когда она вышла, Аллен подождал немного, подошел к двери и убедился, что за ним не подглядывают. После этого вернулся обратно, взял слугу за подбородок, заставил его смотреть себе в глаза и начал мерным речитативом читать стихотворение. То самое, которое идеально подходило по ритмике. То самое, которое Аллен запомнил еще с университетских времен.

   Разговор одиночества с вороном. Вороном, в котором Аллен порой узнавал себя.

   Пленник не понимал ни слова, но зато, вслушиваясь в незнакомую речь, постепенно начинал забываться, ослабляя защиту.

   — Once upon a midnight dreary, while I pondered, weak and weary, over many a quaint and curious volume of forgotten lore — while I nodded, nearly napping, suddenly there came a tapping, as of some one gently rapping, rapping at my chamber door. ’Tis some visitor,” I muttered, “tapping at my chamber door — only this and nothing more»*? (*«Ворон». Эдгар По) — слуга перестал дергаться, и Аллен наконец-то смог отпустить его, ощутив легкое раздвоение сознания — именно с этого начинался контроль над другим человеком. Альбиец не торопился. Он осторожно подстраивался под разум пленного, успокаивая, внушая покорность и желание отвечать на вопросы.

   Ритм стихотворения был подобен приливу у скал. То нахлынет, то отойдет и вновь нахлынет…

   — Мистер Делрой, я все принесла, — услышал Аллен голос откуда-то издалека.

   — Хорошо. Активируйте кристалл и переводите, — ответил он, не глядя на подошедшую к нему девушку и ни на мгновение не выпуская жертву из-под контроля.

   — Все готово, — сообщила она.

   — С какой целью ты хотел похитить мисс Можарову? — в третий уже раз повторил Аллен.

   — Я не хотел ее похищать. Хотел припугнуть. Чтобы перестала задавать вопросы, — ответил слуга голосом, лишенным всяких эмоций.

   — Чем тебе не нравились вопросы мисс Можаровой?

   — Близко подобралась.

   — К чему? — повар молчал. Защита, уже ослабевшая, вновь встала непреодолимой стеной. Аллен глубоко вздохнул, пытаясь удержать контроль и хоть немного уменьшить головную боль, которая постепенно становилась сильнее, сдавливая виски подобно железному обручу. — К чему она подобралась? — потребовал Аллен.

   Тишина. И вновь сопротивление. По-хорошему, бросить это безнадежное дело, но как не попытаться? Превозмогая боль, тошноту и головокружение Аллен увеличил давление.

   — Это я Лизку порешил! — вдруг выкрикнул слуга. — Вместе с Галактионом!

ГЛАВА 9 — Чары Делроя

В том, что Делрой отправил ее в гардеробную Саши не потому, что хотел переодеться, Ксения не сомневалась.

   Бесшумно спустившись вниз, она прильнула к замочной скважине и видела, как альбиец сломил волю Ефима с помощью своего дара. Был ли это гипноз или что-то магическое — Ксения не знала. Ей приходилось слышать о колдунах, умеющих подчинять людей, и гипнотизеры тоже встречались. Но какая разница, если это поможет спасти Сашу?

   Потешив свое любопытство, Ксения поднялась наверх, взяла из гардероба Сашины рубашку, жилет и пиджак, подходящие к брюкам Делроя, прихватила галстук и кристалл, а потом поспешно спустилась вниз — испытывать пределы возможностей альбийца ей не хотелось.

   Ожидаемо, про одежду никто не вспомнил, зато Ксении было велено активировать кристалл, после чего начался допрос. Альбиец, почти не мигая, смотрел в глаза повару, и этот взгляд делал его похожим на огромного змея. А Ефим был перед ним как безвольная мышь.

   Слуга отвечал на вопросы так, словно находился глубоко во сне. Но главное — отвечал. И запись с кристалла можно будет показать обер-полицмейстеру.

   Ксения переводила с альбийского на росский и наоборот, не позволяя себе отвлекаться, вскользь отмечая, как бледнеет лицо Делроя. В какой-то момент его смуглая кожа сделалась серой, еще больше подчеркнув сходство со змеем. Но Делрой упорно задавал вопросы, безжалостно сминая любые попытки Ефима сопротивляться. И своего он добился.

   — Это я Лизку порешил! — в голосе повара послышались злость и отчаяние. — Вместе с Галактионом!

   Ксения прикусила губу. В том, что убийца — Ефим, она не сомневалась, но Галактион… Славный и добрый Галактион! Как он мог?

   — За что вы убили мисс Дюваль? — продолжал спрашивать Делрой.

   — За то что тварь она была галлийская! — рявкнул Ефим. — На слугах за свои неудачи отыгрывалась. Мою сестру, Василису, в деревню отправила, и денег не заплатила. Била ее, ругала. Измывалась по-всякому. Галактиона прогнала. Сказала, что он бесполезный. И за полгода работы отказалась ему платить. Аграфену и Пелагею тоже изводила. Со свету сживала. Одна управа на нее была — барин, а и тот все больше ее защищал.

   — Расскажи подробно, как вы ее убивали! — потребовал Делрой и извинился перед Ксенией, не поворачиваясь к ней: — Простите, мисс Можарова, но вам придется это выслушать. Без переводчика мне не справиться.

   — Все хорошо, мистер Делрой. Я понимаю, — ответила Ксения, а потом перевела его требование на росский.

   Ей было противно. Обидно. Страшно. Но альбиец делал то, что должно, и следовало помогать ему всеми силами.

   Ефим молчал, тяжело дыша. Делрой бледнел все больше, хотя, казалось бы, куда еще? А потом вдруг ни с того ни с сего у него пошла носом кровь. Альбиец поспешно прикрыл лицо рукой. Поздно. Ксения поняла — он довел себя до предела, но останавливаться не собирается. Такой же упрямый, как Саша. Пришлось вмешаться.

   — Хватит, мистер Делрой! — Ксения решительно встала между альбицем и Ефимом, нарушив зрительный контакт. Она не боялась попасть под воздействие чар. Делрой уже много раз доказал, что ему можно доверять: — Ефим сказал достаточно. Дальше его полиция допрашивать будет. Пожалейте себя!

   — Мисс Можарова! — зло прикрикнул на нее альбиец, но тут же прикрыл глаза, словно борясь с головокружением. Через пару мгновений он слабо шевельнул левой рукой, жестом велев Ксении отключить запись.

   Ефим выкрикнул странным лающим голосом:

   — На-ка, выкуси, пес альбийский! Ничего я не говорил, ничего не знаю!

   Ксения даже отвечать ему не стала, занятая Делроем, который выглядел так, что краше в гроб кладут. Того и гляди замертво рухнет.

   — Вам срочно нужно прилечь. Обопритесь на меня, я помогу…

   — Не нужно, — отказался альбиец, не пытаясь встать. — Немного посижу и пройдет.

   — Вы до утра собрались сидеть? Сознание не потеряете?

   — Нет, — пообещал Делрой, но в голосе его не было особой уверенности.

   Быстро сбегав в ванную, Ксения принесла все необходимое, включая медный таз с холодной водой, который поставила на стол.

   — Зажмите нос вот этим, — распорядилась она, выдав Аллену чистую тряпицу, а когда он все сделал, положила ему на переносицу мокрое полотенце.

   — Нехристь поганая, — попытался позлорадствовать Ефим. — Что, не по вкусу тебе росский дух?

   — Про росский дух будешь на каторге рассказывать, — не выдержала Ксения. — И не тебе, душегубу, о нехристях рассуждать!

   — А это мы еще посмотрим, барыня, кто на каторгу пойдет, — огрызнулся Ефим.

   Спорить с ним было недосуг, так что Ксения вновь обратила свое внимание на Делроя. Он сидел с закрытыми глазами, казался больным и смертельно уставшим, а шрам на его щеке выделялся сильнее обычного. И отчего-то Ксении захотелось дотронуться до него, провести по рукой по светлой линии между скулой и глазом альбийца, словно это могло ее стереть.

   — Вам нужно прилечь и, желательно, поспать, — сказала она, поспешно отбрасывая глупые мысли. — Можете устроиться в кабинете Саши. Там большой диван.

   — Хорошо. Спасибо, — не стал отказываться Делрой.

   Ксения не успела отвести взгляд, когда он наконец открыл глаза.

   Мгновение оцепенения. Смущение. Растерянность, словно ее застали за чем-то предосудительным. В черных расширенных зрачках альбийца царила ночь, и невозможно было ухватить на его бесстрастном лице даже отголоски его чувств или мыслей. Ксения заглянула в бездну и чуть не потерялась в ней. Но мужчина быстро отвел взгляд. Он не хотел навредить. Это было единственное, что Ксения успела понять.

   Стараясь ни в коем случае не дотронуться до ее руки, Делрой перехватил у Ксении мокрое полотенце, позволив ей отойти подальше на безопасное расстояние. Когда кровь остановилась, он попросил стакан воды. Потом вытер лицо полотенцем и спросил:

   — Где спит Галактион?

   — На конюшне.

   — Тогда нанесем ему визит. Но сначала… Мисс Можарова, здесь есть кладовая? — альбиец пытался вести себя как обычно, но в его обычно мягком и звучном баритоне слышались легкая нервозность и непривычная хрипотца.

   — Да.

   — Ведите!

   — Зачем вам кладовая? Вам нужно прилечь, а не расхаживать по дому, — возмутилась Ксения.

   — Прилягу, когда с делами закончим. Вы собираетесь ночевать в этом флигеле со мной или намерены отправиться в дом, зная, что сообщник убийцы все еще на свободе? — спросил альбиец. Ксения смутилась. Он был прав. Ночевать в доме наедине с посторонним мужчиной предосудительно и неловко, отправляться к родителям — небезопасно.

   Не дождавшись ответа Ксении, Делрой встал. Осторожно покрутил головой, проверяя свое состояние. Походил по комнате. Потом взял Ефима за шиворот, поднял его на ноги и все-таки заставил Ксению показать кладовую.

   Несмотря на свое далеко не лучшее самочувствие, альбиец, прежде чем запереть пленника, старательно его обыскал, внимательно осмотрел помещение и убрал оттуда все, что можно было использовать для разрезания пут. Потом взял с полки пеньковую веревку и связал Ефиму ноги с руками так, что тот уже и двигаться толком не мог. Повар попробовал ругаться, но, получив удар в живот, затих, под нос бормоча проклятия.

   — Вы ничего не делаете наполовину, — заметила Ксения, наблюдая за альбийцем.

   — Я профессионал, мисс Можарова, — пожал плечами Делрой. — Если мне не нужно, чтобы преступник сбежал, значит, он не сбежит. А теперь пойдемте к его сообщнику. Думаю, мы сможем с ним договориться.

   — Мистер Делрой, вы ужасно выглядите… — сокрушенно покачала головой Ксения, чувствуя себя виноватой.

   — Вот и прекрасно, значит, он испугается и быстрее все расскажет, — парировал неугомонный альбиец.

   — Или убьет и вас, и меня.

   — Не переживайте. С ним я без труда справлюсь даже сейчас. К слову, вы ведь принесли мне одежду. Могу я воспользоваться ванной комнатой? — спросил он.

   — Да, конечно.

   Делрой выслушал пояснения, где находится ванная, и ушел, прихватив с собой все, что принесла ему Ксения.

   Только теперь девушка смогла позволить себе перевести дыхание.

   Ночь выдалась непростая. Все это время Ксения держалась лишь на одном желании помочь брату. Это желание помогало ей справиться с ужасом пережитых испытаний, с неловкостью от необходимости оставаться наедине с Делроем, с разочарованием в Галактионе, который казался таким преданным и верным слугой.

   В общем-то убийц она понимала… хотя бы отчасти. Луиза, такая милая и нежная с теми, кто выше ее по положению, становилась домашним тираном со слугами. Но убивать за это немыслимо. Совершенно немыслимо! Ксения жалела одновременно и погибшую Луизу, и убившего ее Галактиона. Вряд ли беднягу повесят, но на каторгу точно сошлют. Надолго. Впрочем, расплачиваться он будет за свою вину. Главное — пусть Сашу отпустят, а потом… При мысли о монастыре вдруг стало тоскливо. Будучи чем-то далеким, постриг казался дорогой в безопасную и тихую гавань. Теперь же, когда цель оказалась близка, куда-то потерялась львиная доля ее привлекательности.

   Высокие стены. Размеренная жизнь без ярких событий. Молитвы и послушание. Конец земной жизни.

   Но решение принято. Негоже отступать! Только бы Сашу отпустили.

   Да и что толку цепляться за мирскую жизнь? Ксении уже двадцать семь лет. Старая дева. Без подруг. Без целей в жизни. Без интереса к светским сплетням и танцам на балах. На нее уже сейчас смотрят с жалостью и шушукаются за спиной. А в монастыре она будет на месте. Со временем еще и настоятельницей станет… Ксения совершенно не видела себя в этой роли, но пыталась увериться в том, что осознание придет со временем, как и интерес к духовному просветлению и молитвам.

   — Ну, мисс Можарова, не пора ли нам продолжить расследование? — Делрой зашел в зал — подтянутый, посвежевший, безупречно одетый, пусть даже и не в свою одежду, и с мокрыми волосами. Альбийца словно подменили. Сейчас он казался куда более оживленным и менее холодным, чем обычно. — Ведите меня к Галактиону. Только держитесь позади, — распорядился он.

   — Рада видеть, что вам лучше, — Ксения старалась не смотреть ему в глаза, чувствуя непонятную робость. Подумалось, что это все — следствие необычного дара альбийца. Не следовало на него смотреть, не попала бы под влияние чар.

   Делрой не ответил, распахнув перед ней дверь. Подойдя в передней к шкафу, снял с вешалки теплую лисью накидку и заботливо накинул ее на плечи Ксении. Проделал он это достаточно быстро, чтобы не создать неловкости, и все же… Девушка чувствовала странные изменения в его настроении и поведении, но объяснить их не могла.

   В прихожей на полке лежал револьвер — Ксения подняла его с мостовой и положила сюда, когда бегала в дом за веревкой, чтобы связать Ефима. Решив, что защита им не помешает, она проверила предохранитель и спрятала оружие под накидку.

   Сердито нахмурилась, перехватив полный иронии взгляд Делроя, но пояснять ничего не стала.

   Конюшня находилась позади особняка. Ступая как можно тише, Ксения вышла через черный ход. В лицо ударил запах тумана и осенней сырости. Девушка поежилась, запахнув накидку. Свет луны серебрил крыши сараев и конюшни, превращая двор во что-то потусторонне-жутковатое, словно Ксения невзначай перешагнула через границу между Явью и Навью.

   Альбиец шел рядом с ней. Совершенно бесшумно. Страшный и вместе с тем притягательный. Он смотрел прямо перед собой, не глядя по сторонам, но создавалось впечатление, что ему известно все происходящее и за спиной, и даже за дощатыми стенами дворовых строений.

   В конюшне всхрапнула лошадь.

   — Держитесь позади, — напомнил альбиец, опережая Ксению. — И не забудьте активировать кристалл.

   Галактион спал на большой охапке сена, закутавшись в одеяло и положив под голову седло. Делрой подошел к нему и легонько пнул в бок носком ботинка. Конюх заворочался во сне, потом вскинулся, глядя сонными перепуганными глазами на стоящих над ним людей.

   — Что вы…

   — Это я, Галактион, Ксения Васильевна, — подала голос девушка, жалея бедного парня. — Нам нужно с тобой поговорить.

   — Ночью? — растерянно спросил конюх, с подозрением косясь на Делроя.

   — Да, ночью, — Ксения подошла поближе, доставая кристалл памяти.

   — Скажите ему, что тот слуга пытался вас убить, — по-галлийски обратился к ней альбиец.

   — Но он же сказал…

   — Мисс Можарова, не спорьте со мной! — перебил ее Делрой.

   — Что он говорит? — спросил Галактион, вставая и смущенно оправляя одежду.

   — Этой ночью на меня напал Ефим, — ответила ему Ксения. — Выманил из дома и напал. К счастью, мистер Делрой оказался поблизости и смог меня защитить.

   — Ефим? — конюх побледнел как полотно.

   — Да. И он нам все рассказал… Галактион, голубчик, как же ты так? — печально спросила Ксения. — Ну Ефим-то всегда был беспутным, а ты зачем с ним связался?

   — Эта галлийка уволила меня, — тихо пробормотал конюх. — В деревню велела убираться.

   — И за полгода не заплатила, — кивнула Ксения. — Так ты ко мне бы подошел за деньгами.

   — Дело не в деньгах, — покачал головой Галактион.

   — А в чем тогда?

   — Не хотел я в деревню. Хотел вам служить, а она Александру Васильевичу на меня нашептала… гадюка подколодная.

   Ксении показалось, что глаза конюха влажно заблестели. Ей очень хотелось сказать: «Почему же ты ко мне не подошел?» Но врать не хотелось. Даже если бы и подошел, Ксения ничего бы не сделала. Знай она сразу, что от этого зависит жизни Луизы и Саши, костьми бы легла, а не допустила. Вот только не знала. Пожалела бы, извинилась, денег дала и все.

   — Так ты мог другую работу в городе найти…

   Галактион не ответил.

   — Он в вас влюблен, — с усмешкой проговорил Делрой.

   — Вы поняли, о чем мы говорили? — удивилась Ксения.

   — Я немного выучил росский, и очень хорошо знаю людей.

   — И с чего вы взяли, что он в меня влюблен?

   — Я выше его на голову и сильнее. И все же недавно он бросился на меня в попытке вас защитить. Да и сейчас — знает, зачем мы пришли, но не пытается бежать. Вы подошли к нему слишком близко. Он мог бы попытаться вас схватить. И что же? Стоит смирно, прячет глаза. Нет, мисс Можарова, этот юноша пал жертвой ваших чар, — усмехнулся Делрой. — И теперь он послушно расскажет все, что вы попросите. Только правильно разыграйте карту.

   Ксения посмотрела на Галактиона, терзаясь угрызениями совести. Правильно разыграть карту? Она и так приносят беды людям, которые ее любят. Митя погиб, Саша арестован, теперь вот Галактион…

   — Бедный мальчик, — тихо произнесла Ксения, обращаясь к кучеру. — Что же ты натворил…

   — Мисс Можарова, вы, кажется, хотели мне помогать, — напомнил ей Делрой и безжалостно потребовал: — Пусть расскажет в подробностях, что и как произошло.

   Подобно всем юристам, он не любил сантименты и прекрасно помнил о главном. А главным для него была свобода Саши. Ксении очень хотелось объявить его бесчувственным сухарем, но ведь именно это и делало Делроя незаменимым помощником. А интересы Саши были важнее остального.

   Вздохнув, Ксения попросила Галактиона:

   — Расскажи, как все случилось. — Кучер молчал, нервно теребя полу куртки, в которой спал, и не смел поднять взгляд. — Пожалуйста, милый Галактион, если Саша не убивал, разве должен он отвечать? — проговорила Ксения. — Обещаю, я сделаю все, чтобы облегчить твою участь. Ведь это Ефим тебя взбаламутил, правда?

   — Александр Васильевич… он верил ей. Всегда верил только ей! — выкрикнул Галактион. — А эта змеища много власти взяла. Я сам! Сам хотел ее убить!

   — Говори… как было! — подал голос Делрой. — Кто и как это делать!

   — Я только вам скажу, — Галактион поднял голову и с ненавистью посмотрел на альбийца. — Пусть он уйдет.

   — Мистер Делрой, оставьте нас, — попросила Ксения по-галлийски.

   — И не подумаю, — ответил Делрой таким тоном, что стало ясно — не уйдет ни за что на свете.

   — Он не причинит мне вреда. Я все вам потом расскажу, — несмотря на это пообещала Ксения. — Он не хочет с вами говорить.

   — Сейчас захочет, — Делрой посмотрел на Галактиона и обратился к нему на ломанном росском: — Мисс Можарова любит брата. Он, — альбиец жестом показал повешение, — она — идти… — он запнулся и по-галлийски спросил у Ксении: — Как по-росски монастырь?

   — С чего вы взяли?! — почти испугалась девушка, искренне не понимая, откуда Делрой узнал про ее планы.

   — Вы хотите спасти брата? — с раздражением спросил альбиец.

   — Да, но…

   — Как по-росски монастырь?

   Ксения ответила.

   — …она идти в монастырь, — продолжил свою речь Делрой. — Красивая. Добрая. Умная. В монастырь. Из-за вас. Да? Я здесь, — он показал пальцем на пол. — Вы говорить. Я и мисс Можарова вместе… помогать мистер Можаров. А Ефим — опасность для мисс Можарова.

   Ксения смутилась, услышав его отзыв о ней, хотя наверняка альбиец говорил все это, чтобы заставить Галактиона отвечать на вопросы. Он и крокодила бы красивым и добрым назвал, лишь бы достичь своих целей.

   — Ефим вечером ко мне пришел, — тихо ответил Галактион. — Я аккурат лошадь откладывал, на которой Дюваль каталась. Ну Ефим и говорит, мол, ночью приходи, порешим стер… галлийку, — быстро исправился он. — Я сказал: «Хорошо». Часу в двенадцатом он в дом меня пустил. Я взял утюг в кухне у печки. И мы пошли к Дюваль. Та спала. Ефим накрыл лицо ее подушкой, взятой из кухни, и начал душить, а я бил… утюгом. Я ненавидел ее, — Галактион зарыдал, закрыв лицо руками. — Я так ее ненавидел!

   — Дальше! — жестко велел Делрой, нисколько не проникнувшись его горем.

   — Потом Ефим снял подушку и сказал, мол, ведьма она. А ну как оживет. И горло ей… того, — еле слышно ответил Галактион. — После Ефим послал меня лошадь в сани закладывать. Я сделал. Подъехал к воротам со двора. Мы с Ефимом потащили тело к пролетке, усадили и укрыли медвежьей полостью. Ночью-то ныне прохладно. Я на козлах сидел, а Ефим обнимал Деманш и делал вид, будто пьяный гуляка возвращается с девкой домой, — Галактион вновь заплакал, а Делрой потребовал по-галлийски:

   — Мисс Можарова, переведите мне все, что он сказал.

   Ксение быстро пересказала.

   — Спросите у него, чем ее душили, — попросил альбиец.

   — Подушкой, — ответил Галактион, услышав перевод.

   — Подушка на лицо? И все? — Делрой вновь заговорил на русском языке.

   — Все.

   — Она спала. Кто платье на нее надевать?

   — Сами и надели, — сейчас Галактион врал и это было очень заметно.

   — Это не так, — покачала головой Ксения. — Я вижу, что ты говоришь неправду.

   — Ксения Васильевна, мы с Ефимом душегубы, нам и ответ держать. А прочие не должны расплачиваться, — удивительно твердо ответил Галактион.

   — В полиции тебя все равно заставят сказать правду…

   — Кто мыл полы? — глаза Делроя опасно сверкнули в свете керосиновой лампы, альбиец вновь перешел на галлийский. Ксения между делом заметила, что он использовал росский язык лишь тогда, когда ей было бы неловко задавать вопросы самой. Наверное, не доверял.

   — Мы с Ефимом, — упрямо повторил Галактион.

   — Почему собаки не лаяли? — спросила Ксения, не дожидаясь вопросов от альбийца.

   — Мы их в кабинете заперли. Они спали.

   — И они не слышали, как вы убивали хозяйку?

   — Наверное, не слышали.

   — Вы на кровати это? — по-росски спросил кучера Делрой, проведя пальцем по горлу.

   — Нет. Стащили на пол. На одеяло. Потом одеяло сожгли и все вымыли.

   — Служанки спать в доме?

   Галактион молча покачал головой. Не дождавшись его ответа, Делрой повернулся к Ксении.

   — Служанки Луизы Дюваль — соучастницы убийства, — сообщил он ей. — Если они были в доме, то их просто не могли не разбудить. Кроме того, убитую одевали со знанием дела.

   — Боюсь, что так, — согласилась с ним Ксения. — Аграфена и Пелагея с вами были? — обратилась она к Галактиону.

   — Барыня, не трогайте баб, они и без того намучились. Луизку они не убивали, вот вам крест, — конюх широко перекрестился. — А что помогли нам по мелочам, так то мы их запугали. Боялись они.

   — Ефим запугал? — уточнила Ксения. — Не верю я, что ты способен на такое.

   — Оба виноваты. Оба отвечать будем, — упрямо повторил Галактион. — А баб не троньте.

   Ксения вздохнула, слабо веря в то, что полиция пощадит служанок. Уж если они начнут копать, то всех четверых заберут. Может, в том и есть справедливость, но все же какая-то она неправильная. И вообще все происходящее было неправильным.

   — Пора звать полицию, — предложил Делрой.

   — Рано, — остановила его Ксения. — Губернатор и обер-полицмейстер ненавидят Сашу. Если арест случится сейчас, не будет свидетелей, а раз так, то и убийцы скорее всего пропадут.

   — Куда пропадут? — удивился альбиец. — Сбегут?

   — Нет. Их убьют и тела куда-нибудь выбросят.

   Делрой нахмурился, словно пытаясь уложить эту мысль в голове. Потом пробурчал себе под нос по-альбийски: «Эти безумные россы». Но настаивать не стал.

   — С утра пошлю за городовым, — пояснила Ксения. — Родителей предупрежу. На улице люди будут. Соседи, опять же. Слухи разойдутся. Тогда Сашу точно отпустят.

   Она старалась не думать о том, каково придется Галактиону, ведь публичный арест должен спасти ему жизнь.

   Ефима Ксения не жалела. Он никогда ей не нравился, даже несмотря на мастерство по части готовки. И, к слову, этим мастерством Ефим был обязан Саше, который отправлял его учиться к лучшим поварам.

   — Хорошо. Я готов посидеть с ними до утра, — согласился Делрой. — Правда, вам тоже придется переночевать во флигеле.

   — Почему? — растерялась Ксения.

   — Служанки. Ваше позднее возвращение домой неизбежно их насторожит даже если они не знали о планах Ефима. А если знали, то вы окажетесь в опасности. Поэтому поднимайтесь наверх, ложитесь в спальне, а я внизу посторожу и вас, и этих двух, — он кивнул на Галактиона. — Понимаю, вам будет неловко…

   — Вы же сами сказали, что я собираюсь уйти в монастырь, — повела плечом Ксения. — Могу не волноваться о репутации. Мне она ни к чему. Монахини начинают жизнь с чистого листа.

   — Вашего брата завтра выпустят, — зачем-то сказал Делрой. Сняв с гвоздя уздечку, он принялся связывать руки Галактиона.

   — Очень на это надеюсь, — согласилась с ним Ксения.

   — Вам не нужно идти в монастырь.

   — Со всем уважением, но решать это не вам! — резко ответила Ксения, которая предпочитала жить своим умом и не любила открывать душу перед первым встречным.

   Альбиец не ответил. Закончив вязать Галактиону руки, он толкнул его к выходу.

   — Пойдемте, мисс Можарова, — сказал он, выводя конюха во двор.

   Обиделся? Ксения то и дело бросала взгляды на Делроя, но тот выглядел как обычно — целеустремленно и вместе с тем совершенно бесстрастно.

   Вернувшись во флигель, альбиец заглянул в кладовую, тщательно проверил путы Ефима, оборвав ударом в живот очередную порцию грязных ругательств, потом вновь запер дверь. Галактиона он расположил в зале.

   — Идите спать, мисс Можарова, — сказал он, уложив конюха на пол и связав его так же, как и Ефима. — Не тревожьтесь, — он подошел ближе к Ксении и неожиданно посмотрел ей прямо в глаза. — Мимо меня никто не пройдет, — его голос теперь звучал очень тепло и мягко. Ксения хотела отвести взгляд, но не смогла. Страшные своей глубиной темные глаза Делроя затягивали ее в бездну. — Закройте дверь на засов. Так вам будет спокойней. А потом ложитесь спать. Вы устали. Так устали, что без снов проспите до утра…

   Спать действительно захотелось. Глаза закрывались сами собой. Ксения еще успела пожелать ему доброй ночи, в странном полусне поднялась наверх, заперла дверь и, положив револьвер рядом с кроватью, заснула, даже не успев раздеться.

ГЛАВА 10 — Убийцы

— Хватит, мистер Делрой! — девушка встала между Алленом и преступником, прервав связь, которую с таким трудом удавалось поддерживать. Головная боль на мгновение исчезла, но лишь для того, чтобы обрушиться на него с новой силой.

   Невероятные усилия пошли прахом!

   — Мисс Можарова!.. — этот возмущенный возглас стоил Аллену нового приступа чудовищной слабости и боли в висках. Он даже не смог продолжить свою фразу. Просто сидел с закрытыми глазами, изо всех сил борясь с тошнотой и головокружением, опасаясь самым постыдным образом потерять сознание.

   Дальнейшее смешалось в какую-то кашу. Аллен опомнился лишь когда на его переносицу опустилось ледяное полотенце, утишив боль.

   — Вам нужно прилечь и, желательно, поспать, — словно сквозь толстое одеяло донесся до него голос мисс Можаровой. — Можете устроиться в кабинете Саши. Там большой диван.

   Аллен кое-как поблагодарил, открыл глаза и…

***

Светловолосый военный в белом мундире целился из дуэльного пистолета в свою почти что копию. Выстрел…

   Следом за девушкой из дома выбежал высокий темноволосый мужчина примерно одних лет с Алленом. Он схватил мисс Можарову в охапку, не позволяя бежать дальше. Девушка вырывалась, словно тигрица. И с губ ее срывалось лишь одно имя «Митя, Митя, Митенька». Но брат… судя по внешнему сходству, это был именно он, смог удержать сестру. Он что-то говорил ей, но она ничего не слышала, а в ее голубых глазах отражалось лишь безумие.

***

С трудом вынырнул из пучины чужого горя. И тотчас в душе неожиданно всколыхнулась застарелая злость. Даже не злость — ненависть, от которой, как Аллен считал, он уже давно избавился. Но нет все это время она дремала, выжидая удобного случая.

   На мгновение он даже забыл о том, где находится, и что у него идет носом кровь.

   Чертов «Митя» оказался очень похож на восьмого графа Сеймурского. Аллен не питал к последнему ни малейших добрых чувств. И ненависть была адресована именно ему… Однако, вот ведь странность, женщины в жизни Аллена отличались постоянством своих предпочтений. Им нравились голубоглазые блондины. Порода. Живые ангелы… Даже если они Аллену и в подметки не годились. Видение лишний раз напомнило ему об этом.

   Нет, он не думал, что Можарова сознательно поделилась с ним воспоминанием. Вернее всего, это случилось случайно из-за переутомления Аллена. Лишнее напоминание о том, что не стоит смотреть людям в глаза.

   Глубоко вздохнув в попытке взять себя в руки, Аллен забрал полотенце у девушки, желая, чтобы она отошла от него подальше.

   Злость отхлынула. Разум медленно прояснялся. Теперь в голове возник вопрос, к чему вообще эти мысли про женщин в его жизни? Мисс Можарова — не Та женщина. Они лишь немного похожи. Совсем отдаленно. Да, умна, да, красива и даже богата, но что с того? В ней не было дикого куража Той женщины, который в свое время сводил Аллена с ума. И отчаянной смелости тоже не было. Обычная девушка. Может, чуть лучше прочих держит себя в руках. Чуть решительней остальных. Жалкое подобие…

   Холодный компресс на переносице помог. Аллен сумел собраться, встать и, даже более того — связал преступника и запер его в кладовке. Потом нашел время сходить в ванную и привести себя в порядок.

   Ледяная вода, льющаяся на затылок, прояснила голову и сгладила непривычную бурю чувств. Аллен даже порадовался, что за ним нет вины в гибели Мити Северцева — так Шепелев в бане назвал погибшего жениха Можаровой, да и граф Сеймурский тоже остался в живых, не прибавив лишних грехов на душу своего бывшего соперника.

   Нет, Делрой не был праведником, и точно знал, что в аду ему уготована торжественная встреча и большой котел с кипятком, но стать причиной несчастия Ксении Можаровой ему не хотелось.

   Отголоски видения все еще ворочались в памяти. Любые телесные раны — ничто по сравнению с таким испытанием… Как не порадоваться, что ему самому никогда не придется ощущать ничего подобного. Любовь — это настоящее бедствие, если разобраться. Она делает людей уязвимыми и слабыми, мешает рационально мыслить, и как хорошо, что Аллен смог пережить эту болезнь и не спятить. Болеть ею снова он не хотел.

   Одежда Александра Можарова пришлась ему в пору. В зеркале отразился прежний блестящий юрист. Немного бледный, но теперь уже совсем не похожий на ожившего мертвеца. Плохо он себя чувствовал или хорошо — лицо следовало держать. Слабость нельзя показывать никому.

   Спустившись, Аллен увидел ожидающую его девушку, и внезапно осознал, что отношение к ней стало слишком личным. Это совсем не годилось — испытывать сочувствие или симпатию к клиенту, коим и была мисс Можарова. Хотя, конечно, если подумать, может, судьба?.. Все равно рано или поздно нужно где-то осесть. Брак по расчету — хороший способ поправить дела, а если еще и девушка симпатична…

   Аллен внутренне содрогнулся — слово «брак» будило демонов, надежно угнездившихся в душе. К черту. Даже думать жутко. Кроме того, отец девушки не выносит альбийцев, и чтобы разыграть правильную партию придется приложить немало стараний. А зачем? Неужели других способов не найдется? Убедив себя в том, что идеи про брак безумны, Аллен занялся куда более безопасным и приятным делом — допросом убийцы.

   Рассказ Галактиона оказался весьма любопытным. Повествуя о том, как убивали мисс Дюваль, кучер сказал, что душили ее подушкой. А как же тогда «поперечно вдавленный рубец в объем мизинца», о котором говорил доктор Коваль? Уточнять Аллен не стал. Тут нужен был совсем другой переводчик.

   Помощь мисс Можаровой оказалась неоценимой, но сейчас на девушку было жалко смотреть. Тени под глазами, бледность. Не дело.

   Аллен отвел второго убийцу во флигель, намереваясь продолжить допрос позже, и отправил мисс Можарову отдыхать.

   Понимая, что после произошедшего она вряд ли сможет нормально уснуть, Аллен вновь прибег к помощи своего дара. К счастью, усилий это не потребовало. Девушка и сама смертельно хотела лечь, закрыть глаза и не видеть снов.

   Оставшись один, Аллен связался через медальон с Касьяном. Мальчишка был дома и спал. Пришлось разбудить, чтобы передал доктору артефакт для связи и просьбу явиться во флигель Можаровых.

   Закончив с организационными вопросами, Аллен поднялся в кабинет архитектора. Найти нужную комнату не представляло никаких сложностей и, что приятно — она не была заперта.

   Зашел, огляделся.

   Несколько шкафов. На полках не только книги, но и альбомы, рулоны с чертежами.

   Аллен внимательно рассмотрел лежащий на столе черновой набросок Брюсовой башни. Он был неполный и совсем сырой, словно делался на скорую руку. Покопавшись в бумагах, альбиец нашел копию старой планировки того же здания. И сразу в цель! Крохотный знак в форме змеи обнаружился на чертеже первого этажа. Какая удача, что копия оказалась точной! Аллен запомнил место, где пряталась «змея». На всякий случай. Нет, он не собирался бросать начатое дело. И один знак — еще не победа. Тем не менее, эта информация лишней не была.

   Рядом со старым чертежом обнаружился еще один проект реконструкции. Готовый и вполне недурной. Что приятно — почти не затрагивающий изначальную планировку. Похоже, Можаров питал слабость к старинной архитектуре и был настроен на реставрацию, а не на полную переделку, хотя некоторые изменения и внес.

   Медальон на груди нагрелся, сообщая о прибытии доктора. Аллен вернул чертежи на место, еще раз оглядел кабинет и спустился вниз.

   — Мистер Делрой, я далек от того, чтобы читать вам нотации, — заявил Коваль с порога, — но, помилуйте, вы только вчера еле разгибали спину. Мы кое-как привели вас в порядок и что же? Вместо щадящего режима вы рветесь в бой. Вам бы хоть немного себя поберечь! Это я как врач заявляю! Со всей ответственностью.

   — Я ничего тяжелого не поднимал, — ответил Аллен, решив не рассказывать о том, что ему уже пришлось перетаскивать по очереди то одного, то другого убийцу. Но не мисс Можаровой же этим заниматься.

   — Мне нужно сделать вид, будто я поверил? — хмыкнул Коваль. — Здесь зеркало есть? Взгляните на себя! Даже трупы порой выглядят более живыми!

   — Выглядеть и быть — разные вещи. Они только выглядят живыми, а я по-настоящему живой. Вот пусть так оно все и остается. А у нас впереди интересный допрос, — вывернулся Аллен, искренне не понимая, что такого разглядел в его лице доктор, вроде, буквально недавно смотрелся в зеркало и, кроме слегка побледневшей кожи, ничего иного не заметил.

   — Чем же он интересен?

   — Мисс Можарову попытались похитить, но я принял меры и в результате поймал возможных убийц мисс Дюваль. Они уже сознались в преступлении, но, по крайней мере один из них утверждает, что душили жертву подушкой, а не веревкой. Любопытно, не правда ли?

   — В протоколе обозначена странгуляционная борозда. Она не остается ни после подушки, ни после удушения руками, — подтвердил Коваль.

   — Вот это-то и интересно. Я не стал подвергать мисс Можарову лишним испытаниям, поэтому позвал вас. Не люблю сюрпризы, знаете ли. Мне нет никакой разницы, арестуют ли настоящих убийц, если отпустят Можарова, но не хочу, чтобы его опять арестовали сразу после того, как отпустят.

   Аллен развязал конюха — не полностью, но так, чтобы мог сидеть. Потом взял его за шиворот и водрузил на стул.

   — Это вы так ничего тяжелого не поднимаете? — покачал головой доктор.

   — Он худой совсем, — усмехнулся Аллен.

   — Надо было дать вам вволю со спиной помучиться, глядишь, внимательней бы к своему здоровью относились.

   — Дурака только могила исправит, — пошутил Аллен.

   — Вот именно. Вот вы, вроде, очень умный человек, мистер Делрой, а дурак! — отнюдь не смягчился доктор.

   — Мы интересную загадку отгадываем, а вы о мелочах печетесь!

   — Недавно вы меня другом назвали. Так вот, не знаю, как в Альбии, а у нас здоровье друга — это не мелочи, — доктор снял пальто и бросил его на спинку стула. — Ну, молодец, — обратился он к кучеру по-росски, — рассказывай, как оно все было.

   Некоторое время Аллену пришлось довольствоваться ролью наблюдателя. Вопросы задавал Коваль. Мешать ему было глупо — он хорошо изучил отчет судебного медика и знал, чем и как поинтересоваться. Так как оба говорили быстро, понимать их почти не получалось. В какой-то момент Аллен ненадолго задремал — сказывалась усталость. Очнулся он от вежливого покашливания:

   — Спрашивать, поняли ли вы хоть что-нибудь, не буду, — обратился к нему Коваль по-галлийски. — Недавно вы интересовались, поможет ли нам доступ к телу убитой. Если вы все еще не отказались от этой идеи, то самое время воплотить ее в жизнь.

   — Почему? — спросил Аллен.

   — Картина убийства не совпадает, но этот парень, — доктор кивнул на конюха, — свято убежден, что они с Ефимом убили мадемуазель Дюваль. Избили ее утюгом, задушили подушкой. Решив, что она ведьма и может воскреснуть, перерезали горло, прикрыв его той же подушкой, чтобы кровь не вытекала. Помогло не до конца, но потом они вымыли полы, следы замели, тело вывезли в пролетке, прикрыв полостью.… Как думаете, почему это люди так усердствовали?

   — До такой степени ненавидели? — предположил Аллен.

   — Я спросил у Галактиона, зачем он убил мадемуазель. Он ответил — потому что она ему не заплатила за полгода работы и потому что уволила. Притом создается впечатление, будто он и сам толком не знает ответа на мой вопрос. «Бес попутал» — так у нас говорят.

   — Он испытывает чувства к мисс Можаровой, — сообщил ему Аллен.

   — И что? Взял утюг и избивал им спящую женщину. Скажите, вот этот парень, — доктор показал на Галактиона, — похож на безумного садиста, который, зная, что может отправиться на виселицу, проделает такое только лишь из-за денег и нежелания увольняться? Испытывает чувства к Ксении Васильевне. Подумать только. Хороший повод, чтобы стать убийцей. Мне бы со вторым пообщаться…

   — Не получится. Это матерый зверь. Его даже мне разговорить не удалось…

   — Если не возражаете, я все же попробую. Куда вы его дели? — спросил Коваль.

   — В кладовой запер.

   — Показывайте, попробую поладить. Не в обиду будет сказано, но росская душа для вас потемки, а я к матерым зверям уже привык.

   Аллен не стал возражать. Опять связал конюху руки с ногами, уложил его на ковер, а потом привел доктора к кладовой и открыл дверь. «Матерый зверь» спал на полу, протяжно храпя, но мгновенно проснулся, услышав скрип петель.

   — Оставьте нас, мистер Делрой, — потребовал доктор. — Вы все равно мало что поймете, воспользуйтесь возможностью немного отдохнуть.

   Почему бы и нет? Ковалю Аллен доверял, а преступник был связан на совесть.

   Перейдя в гостиную, он устроился на диване. Спать действительно очень хотелось. Заснул сразу, едва закрыл глаза, а пробудился оттого, что на него опустилось что-то теплое. Вскинулся, готовый защищаться, и увидел доктора, который накидывал на него шерстяной плед. Замер, не понимая, как реагировать. Он совершенно не привык к чужой заботе. С самого детства учился заботиться о себе самостоятельно. Была, правда, миссис Перри… и все.

   Как-то неловко стало — не иначе как доктор слишком серьезно отнесся к его словам про друга.

   — Не надо. Спасибо, — Аллен встал, пытаясь скрыть смущение. — Я просто немного устал.

   — Домой вам надо, мистер Делрой. Вы не устали, а уже на последнем издыхании. Езжайте. Я сам посторожу этих бедолаг.

   — Они убийцы, — напомнил Аллен.

   — Вы видите только одну сторону, — покачал головой Коваль, — но их куда больше. Представьте себе, что несколько лет подряд вас считают не человеком, а мусором под ногами. И не только вас, но и ваших близких. Оскорбляют, бьют, срывают на вас злость… При этом издевается над вами человек, который ничем от вас не отличается — ни происхождением, ни богатством. Просто женщина, которая смогла выгодно продаться состоятельному человеку. Вы ее не уважаете. Вы не хотите ей подчиняться. Но вынужденно терпите все ее выходки, спите на полу, жалованье получаете через раз, а то и вовсе не получаете — только объедки и обноски с барского стола. И каждый день надеетесь, что она куда-нибудь денется, и вы вернетесь обратно в услужение к прежнему хозяину, то есть, Александру Можарову. Чувствуете опасность? С одной стороны, все ужасно, с другой — есть надежда на перемены к лучшему, если, позволю процитировать «клятая Лизка сдохнет». Можаров — хороший хозяин, но пока мадемуазель Дюваль жива, обратно к нему не вернуться.

   — Можно найти другую работу, — пожал плечами Аллен.

   — Думаете, много вариантов? К нам приезжает люд со всех деревень и уездных городов. Хороших мест не хватает. Иное дело — фабрики и заводы, но там условия намного хуже. А в деревню возвращаться никто не желает.

   — Вы, россы, странные. Очень странные, — заметил Аллен. — Не скажу, что наши слуги живут как богачи — их жалованье, разумеется, не идет ни в какое сравнение с доходами джентльменов, да и нищих достаточно. Однако если кому-то придет в голову позволять себе лишнее со слугами, сразу начнутся проблемы с наймом. Как минимум — толкового никого не нанять. Дурная слава быстро распространится. Так удалось ли вам что-нибудь узнать?

   — Удалось, — ответил Коваль. — Мы хорошо поговорили и… теперь это дело нравится мне все меньше и меньше. Нам нужно тело мадемуазель Дюваль

   — Будут подробности? — спросил Аллен.

   — Есть мнение, что мадемуазель Дюваль убили незадолго до того, как до нее добрались эти два молодчика.

   — Они пытались убить труп?

   — Точно не скажу, но могу предположить. Наш второй убийца хорошо знаком с Генералом. Через это мы с ним и договорились. И говорит он, что разок ударил мадемуазель Дюваль кулаком по лицу… гематома имеется, все верно. Потом, по его словам, он принялся душить жертву подушкой. Ему показалось, будто она сопротивлялась, но слабо. Точнее сказать не может — до тех пор людей убивать ему не приходилось. Испугался. От страха ничего толком не запомнил. Рядом был Галактион с утюгом, так что Ефим мог принять за сопротивление последствия его стараний. Однако ни веревки у них с собой не было, ни упряжи. Откуда же взялись следы на шее? Я говорил с Тихомировым, который проводил освидетельствование. Борозда была точно. Ее душили. И душили до того, как перерезали горло. Кто это сделал, если не наша парочка? А они не врут — им смысла никакого врать, раз уж в убийстве сознались.

   — Гематома на трупе появилась после удара? Такое бывает?

   — Бывает. Это указывает на время смерти. Если Дюваль убили до того, как до нее добрались Ефим с Галактионом, то произошло это пятнадцать или двадцать минут спустя, не больше, — пояснил доктор. — Но для дальнейших выводов мне нужно осмотреть тело.

   — Нужно, значит, осмотрите, — заверил его Аллен. — Мне бы с Генералом поговорить, но пока не знаю, как быть с вашим вопросом. Не решил, на что вас у него обменять.