В его улыбке, странно-длительной,
В глубокой тени черных глаз
Есть омут тайны соблазнительной,
Властительно влекущей нас…
Валерий Брюсов
– Господи! Красота-то какая! – прошептала Глаша, раскинув руки, словно хотела обнять весь мир вокруг.
– Ого-го-го-го-о-о-о! – громко крикнул Василий, стараясь выплеснуть переполнявший его восторг, и от избытка чувств запрыгнул на большой гладкий валун. Его голос слился с голосом ветра, шумом реки и шелестом крон вековечного леса.
– Если бы я не знала, где мы сейчас, то подумала бы, что это какая-нибудь сказочная долина фей! – сказала Глаша.
Вдвоём они приехали в Тебердинский заповедник, чтобы дать клятву вечной верности друг другу, поднявшись поближе к облакам на одну из вершин Домбая, ведь браки, как известно, заключаются на небесах (это потом они могут разбиться о земную твердь, но влюблённые не думают об этом). По сценарию Василия и Глафиры уже на земле грешной, то есть внизу, у подножия горы, планировалось скрепить клятву верности подписями, зарегистрировав брак. Поэтому сейчас в рюкзаке у Глаши прятались фата, шорты и кеды – белые, как снег на далёких склонах гор, уходящих в небо, в безвременье, в ирреальность, а у Василия во внутреннем кармане хранились новенькие обручальные кольца.
– Это Кавказ, детка! – важно сказал он, обняв свою возлюбленную за талию. – Здесь много всего, но феи точно не водятся!
– А мне кажется, что их должны привлекать именно такие благодатные места! – возразила Глаша. – Посмотри, какие здесь леса, какие горы! Небо какое! Здесь всё будто пропитано магией!
– Ты права, я ошибся, – улыбаясь согласился Василий. – По крайней мере, одна фея здесь точно есть, причём самая прекрасная и волшебная!
– Правда?! – обрадовалась Глаша. – Какая?!
– Это ты! – сказал Василий и нежно поцеловал её в губы.
Глаша и правда была похожа на фею: тонкая лёгкая светловолосая, она отличалась удивительным изяществом форм и движений и выглядела какой-то нездешней, даже неземной на фоне всех остальных студенток журфака, и, как казалось Василию, вообще на фоне всех девушек на земле. Их пара была противоречивым союзом физика и лирика, правда, вместо физика тут каким-то образом затесался развесёлый математик в лице Василия – парень самой обычной славянской внешности: коренастый, крепкий, русоволосый и круглолицый. Он иногда задумывался на тем, почему Глаша выбрала именно его, не иначе как за ум и весёлый нрав.
Перед тем, как подняться в горы, Василий и Глаша решили набрать прозрачной воды из реки Уллу-Муруджу и побродить по сосновому лесу, покрывавшему её берега. Мир был окутан волшебством поздней весны. Шум воды, лёгкие касания ветра, мерно шелестящие кроны деревьев вокруг оказывали поистине психоделический эффект, будто стирая грани общепринятой реальности. Глаша завороженно рассматривала исполинские сосны, подпиравшие небо, а Василий, как натура крайне деятельная и математическая, спустился к воде, чтобы, рискуя свалиться в белые скачущие струи, пробежать по камням на тот берег и обратно.
Эта река казалась живой до последней капли, скатывающейся с огромного гладкого валуна. Было ощущение, что она несёт свои серебряные воды из каких-то иных параллельных миров, а вместе с ними таинственные истории и предания. Надо только прислушаться! Повторив свой рискованный трюк, Василий посмотрел на Глашу. Лучи солнца, чудесным образом проникшие сквозь стволы и кроны, образовывали светящийся ореол, похожий на крылья у неё за спиной, и будто проводили черту между нею и Василием, оказавшимся в тени.
– Представляешь, ещё совсем чуть-чуть, и ты будешь носить мою фамилию «Бесюра»! – весело сказал он.
– Почему это «Бесюра»?! – поджала губы Глаша, разрушив эти вопросом окружавший её светящийся ореол. – Я хочу оставить свою девичью фамилию «Летучая», потому что это красиво! А с твоей фамилией только в уголовных хрониках звучать: Василий Бесюра своими шутками довёл до нервного срыва несознательные массы.
– Здрасте, пожалуйста! Это же древний обычай: жена берёт фамилию мужа! – урезонил свою возлюбленную Василий, в котором внезапно всколыхнулись отголоски домостроя и прочие частнособственнические инстинкты.
– Пережиток прошлого, которому не место в настоящем! – не унималась Глаша, словно кто-то её специально за язык тянул. –Эта фамилия подходит только тебе, потому что ты и правда по жизни либо бесишься, либо бесишь!
Их ссора, возникшая на пустом месте, нежданно-негаданно превратилась в серьёзную проблему. Дело в том, что добродушный Василий и в общем-то неконфликтная Глаша до этого не ссорились никогда, а сейчас дело дошло даже до саркастических реплик в адрес оппонента. А дальше больше. Слово за слово, скалкой по столу... Что же произошло?! Василий не мог найти рационального объяснения. Он чувствовал, что его охватила какая-то непреодолимая жажда споров, и с Глашей тоже творилось что-то подобное, будто та черта, которая померещилась Василию недавно, действительно разделила их, как какой-то магический барьер.
Внезапно у Василия даже на миг потемнело в глазах, а потом тоже на краткое мгновение вспыхнул нестерпимо яркий свет, будто канувший в реку, словно упавшая звезда, сопровождавшаяся угольно-чёрной тенью. Затем всё стало, как прежде, кроме одного: Глаша исчезла, наверное, в сердцах убежала лес, пока он пытался восстановить зрение.
Василий бросился её искать, но оступился, будто кто-то ему ноги подсёк, и упал, зачерпнув рукой прибрежную гальку. Вот же невезуха! Как назло всё одно к одному! Он уже собрался выбросить эту горсть ненужных камней, когда среди обычных круглых и плоских камешков, заметил два экземпляра со сквозным отверстием: красноватый и чёрный. Такой тип камней называли «куриный бог». Считалось, что камни эти волшебные: чёрный «куриный бог» отражает тёмную энергетику, а красный дарит счастье в семейной жизни. Василий был далёк от подобных суеверий, но хорошо знал, как такие вещицы могут впечатлить Глашу. Он уже представил, как найдёт её в лесу, подарит ей этот красный «волшебный» камень, и они помирятся.
Василий взял чёрного куриного бога и заглянул в отверстие. Бытовало ещё одно суеверие, согласно которому, применяя камень таким вот образом, можно было увидеть иные миры и их жителей, жалко, что свидетельства очевидцев этого действа не дошли до наших дней или их вообще не было. Вот и сейчас чуда не произошло. Сквозь отверстие в камне, Василий по-прежнему видел часть леса, и больше ничего. Хотя, нет! Невдалеке за стволами сосен веселилась какая-то компания. Как же он их сразу-то не приметил?
Недавно пришли, наверное. Так, может быть, Глаша, убежала туда, к ним? Как большинство журналистов, она любила заводить новые знакомства. Василий отправился на поиски, рассматривая окрестности сквозь отверстие в камне. Он не сразу заметил, что с каждым шагом мир вокруг всё больше погружается в странные сумерки, будто сочившиеся из-под земли, а лес, и без того прекрасный и восхитительный, становился каким-то нездешним фантасмагорическим таинственно-мрачным. Цветы выглядели как горящие самоцветы, кроны деревьев сияли алым, рассыпая сполохи на ветру, и всюду разливался неведомый сладостный аромат, наполнявший душу приятной истомой.
Утончённая поэтическая натура уже млела бы от восторга, но математический склад ума и явно пролетарское происхождение мешали Василию проникнуться внезапно свалившейся на него романтикой. Он думал о Глаше и о том, что она, как девушка умная и адекватная, не должна была уйти далеко в лес из-за какого-то пустячного повода и, скорее всего, уже одумалась, взяла себя в руки и ждёт его. Компания была уже близко. Василию показалось, что это ролевики выбрали лес своим пристанищем.
Одетые в средневековые наряды из струящихся воздушных тканей, поблёскивающих при каждом движении, парни и девушки танцевали на поляне, внутри широкого круга, очерченного высунувшимися из земли поганками. Такой стиль поведения грибов называли ещё «ведьмиными кругами». Василий, которому медведь капитально наступил на ухо, не мог оценить красоту музыки, но она звучала и явно была какой-то нетрадиционной льющейся неведомо откуда. «Всё-то у ролевиков по канону, даже место нашли мистическое и музычку подобрали соответствующую», – подумал Василий, пытаясь разглядеть Глашу среди танцующих, и перешагнул через поганки.
Внутри круга странные ощущения усилились. Тьма стала гуще, свет, струящийся от цветов, ярче и резче, а музыка будто пронизывала сердце, заставляя его биться учащённо. Василию вдруг бросилась в глаза удивительная красота танцующих девушек. Бледные и прекрасные, они парили над землёй, не касаясь травы, а их платья, словно созданные из зелёных и фиолетовых паутинок, покрытых блестящими каплями росы, служили дразнящей завесой, которая едва могла скрыть стройность стана и манящие прелести.
– Хочешь потанцевать со мной? – спросила одна из них, и её нежный голос окутал разум Василия струящейся паутиной соблазна, стремясь отодвинуть на второй план память о прошлом, желания, цели и даже саму жизнь.
Василий заглянул красавице в глаза, поражённый их чёрной зияющей глубиной, а та уже протягивала ему тонкую узкую руку с длинными блестящими ногтями – каждый, словно маленький кинжал.
– В другой раз, – сказал Василий, с трудом выговаривая эти слова, словно что-то удерживало его от отказа. – Я ищу мою невесту. Вы её не видели?
Он показал фото Глаши, открытое на экране его мобильного телефона, вызвав бурную реакцию бледных красавиц.
– Ты посмотри, какой занятный человечек! Твои чары, кажется, не действуют на него, Маринона, – послышался отовсюду девичий смех, звенящий, как осколки мерцающих льдинок.
– Сопромат, знаете ли, – пошутил Бесюра, будто слегка отрезвев, когда девица, приглашавшая потанцевать, отвела от него взгляд, и пояснил, видя, что аудитория его не понимает: – Сопротивление материалов в смысле. У меня конструкция очень прочная.
– О! Да тут другая постаралась: фатум Света даже в круге Ночи пытается диктовать свои права, – зашушукались девицы, разглядывая фото. – Отдай человечка нам, Маринона! Мы проверим его конструкцию на прочность, и тогда он нам расскажет, как ему удалось поймать образ первой фаты Света и заключить его в тёмную рамку!
Василий не понял, о чём они говорят. Что это за «фатум» и «фата», в которых ударения ставятся на первый слог? Похоже, эти странные ролевики просто заигрались в свою сказку. Из какой она книги, Василий тоже не мог припомнить.
– Вот ещё! – сдвинула брови девица, которую все называли Мариноной. – Это моя добыча! Он пришёл по моему камню-наживке ко мне, а не к той, о ком я не хочу даже говорить и вам не советую! Когти прочь от него!
«Да у нас тут внештатная ситуация: кажется, поганки поганок объелись!» – подумал Василий, а вслух сказал, медленно отступая назад:– Дамы, я ошибся. Я явно не вашего круга. Всего доброго!
– Кош и Мар! – воскликнула тогда Маринона. – Взять его!
– Я бы предпочёл Галлю и Цинации, – проворчал Василий, заметив как, вняв приказу Мариноны, рядом с ним возникли чёрные размытые силуэты, представлявшие собой настоящий кошмар наяву. До этого момента Василий яростно отвергал все доводы рассудка в пользу того, что сейчас перед ним не люди, а представители какого-то иного народа, но после того как на него чуть не совершили нападение эти чёрные субстанции, все сомнения отпали, вызывая у него, махрового атеиста, дикие мысли в стиле «Свят, свят, свят!» и желание защититься крестным знаменьем или хотя бы увесистой дубиной. Тем временем чёрные силуэты приближались и неизвестно, чем бы закончилось это противостояние, если бы не мрачный бас, прервавший это действо громогласным торжественным заявлением:
– Его Высочество младший фат Лёвинон!
Эта странная фраза заставила всех девиц и сопровождавших их парней, склониться в низких изящных поклонах, а тёмные фигуры, вызванные Мариноной, вообще растворилась в воздухе, видимо, опасаясь попадаться на глаза загадочному Его Высочеству. Улучив момент, когда на него, казалось бы, никто уже не обращал внимания, Василий со всех ног рванул вон из круга. Но ему не суждено было второй раз пересечь границу из поганок, потому что навстречу, так что они чуть не столкнулись лбами, буквально из ниоткуда вышел высокий и худощавый молодой человек, с появлением которого, контур круга начал сочиться мраком и вскоре уже напоминал гладкий высокий тёмный цилиндр, заслонивший краски привычного для людей реального мира.
Василию, которого неведомой силой повалило наземь, ничего не оставалось, как внимательно рассмотреть виновника случившегося переполоха. При первом же взгляде на вошедшего, Василий подумал, что если этого парня немного откормить, нарядить в нормальные джинсы и футболку, дать позаниматься спортом, чтобы подкачать мускулатуру, и слегка развеселить, то Его Высочество вполне бы вписался в круг студентов – друзей Василия. Но сейчас этот младший фат производил впечатление чего-то неземного и прекрасно-жуткого.
Иссиня-чёрные волосы красиво обрамляли его бледное совершенное лицо. Лёгкий наряд, состоявший из тёмного приталенного длиннополого жилета, сорочки с воротником апаш и пышными рукавами, узких брюк и сапог подчёркивал красоту стройной фигуры незнакомца. Но самое яркое впечатление производили его глаза. Абсолютно чёрные, будто обведённые серебром по контуру, они сияли каким-то нездешним блеском, что в сочетании с немного нервной улыбкой, застывшей на тонких губах, смотрелось несколько зловеще. У парня за спиной замерла в ожидании поручений послушная свита, состоявшая из намного менее бледных черноглазых парней (наверное, какой-то низшей касты) и неизвестных науке летающих насекомых.
– Что здесь происходит?! – холодно спросил Его Высочество красивым тенором у смиренно потупивших взоры красавиц.
– Мы... с сёстрами хотели преподнести вам этого недостойного, младший фат Лёвинон... – немного замявшись, почтительно начала главная зачинщица беспорядков, указывая на Василия.
Было видно, что она совсем не хочет отдавать свою добычу, но стремится угодить Его Высочеству, которого почему-то именовали младшим фатом. Василий вспомнил, как на уроках литературы когда-то говорили, что фат – это театральное амплуа для ролей ограниченных, но самовлюблённых людей. Интересно, что это слово означало в среде пленивших его существ. Кто они кстати? Может инопланетяне?
– Это подарок в честь вашего трёхсотого цикла одиночества, – закончила свою речь охотница.
– Бессовестная ложь, Ваша Бледность! – решился возразить Василий, вскочив на ноги и вызвав долгий оценивающий взгляд Его Высочества и хихиканье остальных участников этой сцены. – Я точно не подарок, я Бесюра, честное слово!
– Доставьте его на нижний уровень Фатума Ночи! – наконец, холодно произнёс младший фат, молниеносно начертав перед носом у Василия какой-то замысловатый символ росчерком длинного острого блестящего ногтя.
Этот знак рассыпался золотистыми искрами, окутывая разум Василия слоем таинственной черноты. Сознание вернулось, когда из ведьминого круга в загадочно шелестящем сумеречном лесу Бесюру переместили в пугающую тишину неизвестного помещения. Первое время состояние было почти такое, как после наркоза: не хватало сил даже просто пошевелиться или поднять веки, не то что убежать, оставалось только слушать и пытаться понять, что происходит и стараться не умереть от холода. Рядом с красавицами из ведьминого круга Василия тоже бросало в дрожь, но тогда он не придал этому значения, а сейчас холод вроде даже усилился, словно Василия занесло к каким-то иномирным чукчам. Вскоре тишину нарушили голоса. Разговаривали двое. Василий узнал голос фата Лёвинона, которого уже мысленно окрестил Лёвой, а вот второй голос был ему незнаком. Низкий и тёмный, он звучал величественно, властно и жёстко:
– Сегодня трёхсотлетие вашего одиночества, младший фат, вы помните, что это означает?
– Да, Ваше Величество, архифат Михенон, – ответил Лёва (Похоже, у этих существ все имена оканчивались на «нон»).
Прозвучало это почтительно, но безрадостно. А Василий, ёжась от холода, наконец смог приоткрыть глаза и даже повернуть голову, чтобы увидеть говоривших (они располагались несколько ниже, – там, где мрак прорезали кинжалы света, исходящего от парящих в воздухе самоцветов). Первый из говоривших был тот самый бледный парень, шагнувший из ниоткуда. Сейчас он витал в вышине, делая лёгкие взмахи тонкими крыльям цвета фиолетовых сумерек, словно гигантский махаон, притворявшийся человеком. «Так этот младший фат ещё и летает! – подумал Бесюра. – Что же это за существо? Он что, разумная бабочка, или как это будет в мужском роде: «бабчик»?! Нет, скорее уж мотылёк. Хотя, тоже нет! В общем, бывает НЛО, а это настоящий НЛЛ: неопознанный летающий Лёва.»
Собеседник младшего фата расположился напротив своего визави, гордо восседая на качелях, будто созданных из лунных лучей. Был он мрачен и худощав, но, несмотря на эту худобу, в нём ощущалась недюжинная пугающая сила. Голову архифата украшал венец из горящих самоцветов, роскошная тёмная шевелюра была слегка тронута серебром, а брови разрослись настолько, что торчали сантиметров на двадцать в вправо и влево ото лба, видимо, компенсируя отсутствие бороды и усов. Они очень напоминали сенсорные органы у бабочек (те самые усики), или антенны для связи с космосом. Лицо архифата Василий толком разглядеть не смог, но предполагал, что это лицо было не менее прекрасно-жутким, чем у его сына.
– Этот возраст во всех фатумах фей считается оптимальным для создания пары, – продолжал архифат.
Фей?! Так вот в чём дело! Василий усмехнулся. Была бы здесь мечтательница Глаша, наверное, прыгала бы от счастья, ведь она верила в фей и грезила о встрече с ними, а вот в планы реалиста Василия такие встречи не вписывались. Его математический ум всё ещё пытался прорабатывать версии рационального объяснения ситуации, в виде, например, сна или галлюциногенного воздействия поганок, через которые переступил Василий, но всё это не выдерживало критики. Оставалось встроить сложившуюся ситуацию в свои планы и повернуть её в свою пользу. Вот только как? Для этого требовалось собрать как можно больше информации, чтобы продумать план действий. И Василий, к которому постепенно возвращались силы и привычный юморной и слегка циничный взгляд на мир вокруг, делал для этого всё возможное.
Важна была каждая деталь. Например, мрак, видимо, модный у пленивших Василия фей, именовавших свою общность Фатумом Ночи, был здесь настолько вязким, что казалось, будто сооружение внутри которого проходила беседа, создано из ночной черноты. В эту вязкую тьму кое-где были вбиты сияющие гвозди звёзд, с которых свисали немыслимые полотна синего сумрака с портретами таких же худощавых и венценосных крылатых индивидов, общей чертой которых был породистый нос с горбинкой и красиво вырезанными ноздрями: Лёвина родня по всей видимости.
Помещение по форме было похоже на трубу, разделенную на ярусы. Оно и понятно: летающие создания строили дома, приспособленные под их таланты и потребности. Кое-где в вышине виднелись выступы и странные конструкции, напоминавшие паучьи сети (в одной из таких конструкций обретался и сам Василий), некоторые участки стен казались мерцающими, как экраны мониторов, а иные выглядели гладкими как зеркала. У Василия это помещение прочно ассоциировалось с устойчивым выражением «дело – труба».
– Вы должны жениться, – сказал в это время архифат так, будто произносил приговор. – Ваши братья уже послужили на благо Фатуму Ночи, теперь очередь за вами. Мы возлагаем на вас большие надежды! Для победы над Фатумом Дня нам нужно пополнение в наше войско и топливо для источников магии. Не мне вам говорить, что самый быстрый и лёгкий способ обрести всё это – заключение выгодного союза, а самый крепкий его тип – династический брак.
Он сделал росчерк ногтем, прорезая черноту золотыми искрами магии, и на участках стены, напоминающих мерцающие экраны, поплыли изображения кукольно-прекрасных шатенок и багряно-рыжих красоток в эффектных нарядах из летящих тканей и лёгкими трепещущими крыльями за спиной.
– Это невесты из правящих домов Фатума Вечера и Фатума Сумерек с которыми нам выгодно породниться: Дева Заката, Дева Затмения, Дева Вечерней Зари и Дева Последнего Луча. Любая из них будет рада стать частью Фатума Ночи, став вашей супругой. Вы должны сделать выбор, Ваше Высочество! – холодно и сурово сказал архифат. – Или его сделаю я, отказавшись от вас, как от сына, и тогда ваш недостаток станет известен всем!
Василий взглянул на Лёву, думая о том, какие такие могут быть недостатки у этого крылатого парня, что даже венценосный папа грозится от него отказаться? Что за внутрисемейный шантаж на минималках?!
– Да, архифат, – Лёва склонил голову, покосившись на портреты претенденток. – Я сделаю выбор.
– И ещё одно... – нахмурившись, продолжил Его Величество. – Вы уже не ребёнок и должны поступать так, как подобает фату круга мрака, сыну Полуночных Звёзд! Есть свод правил, и он вам известен. Действуя иначе вы разрушаете репутацию нашего правящего дома, а это может вызвать смуту среди наших поданных, что в период войны не просто недопустимо, но и преступно!
– Да, Ваше Величество, – снова кивнул Лёва.
После этого архифат расправил абсолютно чёрные крылья и, гордо взмахнув ими, будто слился с окружающим мраком, оставив поблёскивающие качели лунных лучей дрожать в наступившей тишине. Лёва некоторое время мрачно взирал на образы дев, которых прочили ему в невесты, а потом сделал быстрый росчерк ногтем и рядом с прекрасными дочерьми Фатума Вечера и Фатума Сумерек возникло изображение ещё одной девушки, светлой, как солнечные лучи и тоже чарующе прекрасной. Василий замер, уставившись на неё. Он мог бы поклясться, что это была ... Глаша, его Глаша!
Правда, выглядела она как-то странновато. На ней был наряд из летящих тканей в жёлто-оранжевых тонах, которые она терпеть не могла, золотистые волосы украшал венец из каких-то неземных прекрасных цветов, а за спиной трепетали светлые крылья, но не только эти изменения удивили Василия, а главным образом то, что ему никогда не приходилось видеть у Глаши такого надменного и холодного выражения лица, даже во время их недавней ссоры. Василий нахмурился, не понимая, что происходит.
Конечно, была мысль о том, что настоящее фото Глаши из памяти его телефона преобразовала нейросеть, но вряд ли это чудо научной мысли было в ходу у фей. Так в чём же дело? Может быть, его невеста тоже попала в плен, как и он, а теперь этот Лёва, похоже, на неё глаз положил? Чтобы лучше разглядеть портреты, Василий попытался наклониться как можно ниже, опасно перегибаясь через край сети, похожей на паучью, в которой он лежал, но младший фат, видимо, услышав шорох, встрепенулся и поднял голову, бросив взгляд вверх. Василий, заметив это, замер, вжавшись в сеть, и зажмурился, стараясь прикинуться ветошью, но обмануть крылатого сына Полночных Звёзд ему не удалось.
– Не притворяйся. Я знаю, что ты очнулся, – сказал младший фат. – Биения твоего сердца стали чаще. Я слышу их.