Оглавление
АННОТАЦИЯ
Паскаль ироничен, расчетлив и безжалостен. Аякс весел и опасен.
В их руках - сила, которой нет у людей. В их памяти - золотой песок пустыни, великие пирамиды и черная утроба мира мертвых - Дуат. Уже давно они живут среди нас, выслеживая зло, не давая ему воцариться в реальном мире. Никто не догадывается, кто они и для чего пришли. Но что-то подозревает старший оперуполномоченный по особо важным делам Алексей Зайцев, которого три года назад, во время расследования дела секты Зелёная благодать, судьба свела с Паскалем. Но некромант Серафим возвращается в команду, однажды им покинутую, а медиум Александра, несмотря на страшное предсказание, наоборот, не спешит уходить...
Маньяки, живые трупы, монстры, загадочные преступления, немного нецензурной брани, мировой истории и культуры, и много кофе - все это вы найдете в Бригаде Д. 18+
ГЛАВА 1.1: Интро
Вечное молчание этих бесконечных пространств
ужасает меня.
Блез Паскаль
«Мысли о религии»
Свежевыпавший снежок поскрипывал под черными армейскими ботинками. Паскаль петлял между березами, двигаясь на звук: голоса, щелчки рации, треск ломаемых под тяжестью тел ветвей. Улица, тянущаяся вдоль Ясеневской лесополосы, осталась позади, даже просвета не было видно между деревьями. И вроде лес в черте города, а словно чащоба дремучая, сойдешь с тропы, сгинешь. Паскаль усмехнулся собственным мыслям и замедлил шаг, ступая нарочито громко.
- Эй, гражданин, сюда нельзя! – заступил ему дорогу румяный полицейский паренек. Вот словно только что от бабушки с пирожками и чайком.
- Я к Зайцеву, он мне звонил.
- Товарищ подполковник, тут гражданин к вам.
Стоящий поодаль мужчина в черных джинсах и кожаной куртке с поднятым меховым воротником обернулся. Увидев Паскаля, махнул рукой.
Полицейский посторонился, пропуская его.
Место преступления никакой лентой, как показывают в кино, огорожено не было. Двое криминалистов осматривали землю вокруг тела, прикрытого черным мешком. Тем самым, в который его потом и упакуют. Должно быть, судмедэксперт уже отбыл, потому что кроме еще одного полицейского больше никого здесь не было.
Прежде чем подойти к Зайцеву, Паскаль остановился у трупа, затем наклонился к нему, словно прислушивался к тому, что тот мог ему сказать.
Подполковник – крупный мужчина с лицом вышедшего на пенсию боксера, наблюдал за посетителем терпеливо, но со странным прищуром, будто ждал какой-то пакости.
Распрямившись, Паскаль подошел к нему, не замечая удивленных взглядов, которыми проводили его криминалисты, похожие как братья-близнецы.
- Здравствуй, Павел Андреевич, - первым сказал Зайцев, протягивая руку.
- Привет-привет, товарищ старший оперуполномоченный по особо важным делам, - пожимая протянутую руку, поздоровался Паскаль. – Чей трупешник? Кого-то особо важного?
Зайцев скупо усмехнулся:
- Торчок, закладку искал. Видели его граждане, гуляющие с собакой, их сейчас в машине коллега опрашивает. Ползал по земле, светил фонариком, когда они вон по той тропочке шли. А когда возвращались, он уже лежал. Другие бы мимо прошли, а эти, сердобольные, решили посмотреть, живой или нет. А у него лицо в обратную сторону смотрит.
- Это приход такой? – пошутил Паскаль и добавил уже по делу: – Успел ширнуться?
- По первому осмотру – нет.
- Значит, раскроете дело, как найдете второго торчка, который этого за дозу замочил, - решил Паскаль.
- Скорее всего, - кивнул Зайцев. – Но я тебе вот что скажу. Он не искал дозу. Он пытался кое-что закопать...
- Так-так, - протянул Паскаль.
Подполковник порылся в кармане и протянул раскрытую ладонь, на которой лежала ветка. Вот только форма у нее была странная – сросшийся треугольник. Если бы продеть через него шнурок, получилось бы украшение в этностиле. Страшненькое такое.
- Отдашь чарм? – спросил Паскаль.
В этом вопросе было нечто большее, чем просьба просто подержать, посмотреть. Нечто, понятное только им двоим в этом лесу, да еще тому, кто тихо лежал под черным мешком. Нечто, что оправдывало присутствие опера по особо важным делам у тела обычного наркомана.
Зайцев стряхнул ветку с ладони, как стряхивают насекомое вроде садового клопа: осторожно, но брезгливо.
- Лежало под ним, - пояснил он.
- Значит, второй не в курсе, - кивнул Паскаль. – Ты не возражаешь, я похожу вокруг?
- Делай, что считаешь нужным, - пожал плечами подполковник.
В следующее мгновенье он уже не обнаружил собеседника рядом с собой. Пробормотал что-то сквозь зубы и пошел к криминалистам.
***
Паскаль двигался в амальгаме, словно хищная рыба, еще не оголодавшая, но и не сытая. Здесь, между секундами, он мог не опасаться ни взглядов криминалистов, ни повышенного внимания полицейских, ни неодобрения Зайцева. Он понимал подполковника. У людей с нормальной психикой крыша не выдерживала, если дело касалось другой реальности. У Зайцева психика была отличная. Она выдержала три года назад, когда общее расследование столкнуло их лицом к лицу с Паскалем, но это вовсе не означало, что подполковник принял это знание, как родное. Понял? Возможно. Принял – нет.
Березы в амальгаме плавились теплыми свечами. Зимнее сияние было притушено, это летом они светились так, что глазам делалось больно. Там, где росли березы, граница между миром и амальгамой становилась тоньше, проходимее. Недаром испокон веков березы считались обережным деревом. Их сажали за заборами.
В янтарном свечении разлапистое пятно тьмы было особенно заметно. Рядом с пятном гасло другое, вытянутое, источало мертвенно-синее сияние сквозь едва заметную пленку мешка.
Пройдя мимо, Паскаль остановился у черной кляксы. Она потихоньку уменьшалась в размерах – земля всасывала ее, как нефть, березы растворяли светом. Однако время еще было.
Присев на корточки, Паскаль протянул руку, и погрузил ладонь в темноту. Тысячи иголочек тотчас же вонзились в нее, причиняя невыносимую боль, но он был готов. Лишь тихо хэкнул, задышал глубоко, подчиняя ее.
След был тот же. Глянули в душу желтые совиные глаза…
Паскаль отшатнулся и едва не упал, но сгруппировался, вскочил мягко, как кот. Спустя мгновение уже стоял за спиной Зайцева.
Тот резко обернулся, почувствовав движение воздуха. Паскаль заметил, как рука подполковника привычно метнулась к кобуре, спрятанной под полой куртки, и виновато улыбнулся.
- Тьфу, черт, - пробормотал Зайцев. – Я тебе говорил так не делать никогда! Неровен час, введешь в грех!
- Это три года назад было, я уже забыл… - пожал плечами Паскаль. – Мне нужно труп осмотреть. С другом. Поспособствуешь?
- Это оно? – подполковник кинул на него потемневший взгляд. – То самое?
Паскаль молча кивнул. В памяти возник треск огня и крики людей, похожий на костяной стук падающих ветвей-факелов. И надрывное дыхание Зайцева, который, виртуозно матерясь, вытаскивал его, Паскаля, из адского пекла.
Видимо полковник вспомнил то же самое, поскольку артачиться не стал, а тихо проговорил:
- Шестьдесят четвертая больница, сегодня в десять. Я вас встречу у КПП номер два.
И отвернулся, будто никакого Паскаля за ним и не стояло.
Впрочем, его там уже и не стояло.
Выйдя из леса, Паскаль позвонил по телефону и долго ждал ответа. Наконец, в трубке раздался возмущенный голос:
- Я занят. За-нят! Чего тут непонятного? И не надо мне названивать в неурочное время!
- Окстись, Серафим, - беззлобно ответил Паскаль, - вторник, девять утра. Добропорядочные граждане давно на ногах. У тебя йога во сколько?
- Что тебе нужно, а? – помолчав, ответил собеседник. – Ты знаешь, что только что сделал? Ты меня из астрала вышиб своим звонком! У меня теперь голова будет весь день болеть, если не больше.
- Ты бы телефон выключал на время своих… вояжей.
- Я и выключил, - мрачно ответил Серафим, - но я же знаю, что он звонит. И знаю, кто это звонит. Чего тебе?
- Есть работа для тебя, сегодня в двадцать два нуль-нуль. Расспросить надо кое-кого…
Паскаль замолчал. Пускай сам догадывается, о каком разговоре речь.
- Где? – коротко спросил Серафим.
- ГКБ-64, КПП нумер два.
В трубке раздались короткие гудки.
Паскаль театрально вздохнул, убрал телефон в карман куртки и возвел глаза к небу, где, за облаками, плыл в своей небесной ладье солнцеликий Ра. «За что мне все это?» - привычно поинтересовался Паскаль. Солнцеликий также привычно не ответил.
Он подошел к черному Порше Кайен, и тот приветливо мигнул фарами. Открыв заднюю дверь, Паскаль увидел на заднем сидении гору шерсти. Гора мерно вздымалась и опадала. Запустив в нее пальцы, он нащупал ногу и подергал со словами:
- Вставай, Бармалей, гулять пойдем!
При слове «гулять» гора зашевелилась. Из бурой гривы показался черный лоб, перечеркнутый уродливым шрамом, черный же кожаный нос, открылся живой ореховый глаз - второй был слепым, поскольку шрам проходил через него; зевнула алая пасть, демонстрируя нехилые клыки. Похожий на ель хвост забил по спинке сиденья со звуком боевого тамтама, и здоровенная псина выпрыгнула на асфальт, стряхивая дремоту, ткнулась лбом в бедро Паскалю, едва не уронив того на асфальт.
- Полегче, бегемот, - улыбнулся тот и двинулся вдоль лесополосы. – Пойдем, а то я потом уеду на весь день, а ты останешься за старшего.
Пес был несуразный: длинноногий, кудлатый, шерсть на загривке и шее казалась по-медвежьи бурой, а тело – по-тигриному желтым, как и уши, забавно торчащие из темного жабо. Ходил он нормально, но когда бежал, зад смешно подпрыгивал, как у щенка, у которого задние лапы обгоняли передние. С этим неврологическим последствием травмы так ничего сделать и не удалось.
Человек и собака уходили все дальше от того места, куда подъехала машина, очень похожая на машину скорой помощи. Труповозка.
***
В десять вечера поставить машину в старом районе – задача сродни доказательству теоремы Ферма. Пока Паскаль, чертыхаясь, искал место, стрелка на часах почти подобралась к десяти.
Еще издали он увидел у КПП высокую фигуру в длинном белом пальто, красно-зеленом шарфе и красном берете. Зайцева наверняка удар хватит…
Улыбнувшись от этой мысли, Паскаль помахал фигуре рукой. Та двинулась навстречу. Нарочито неторопливо.
- Ты куда это так вырядился, Серафим? – не здороваясь, спросил Паскаль.
- В отличие от тебя, я имею стиль, - высокомерно заявил подошедший красивый блондин лет двадцати пяти и нервно поправил завернувшийся край шарфа.
В том, как он произносил слова, была странная тягучесть, выдававшая прибалтийские корни, что подтверждалось «скандинавской» внешностью: тонкие волосы, из-под берета падающие на плечи, худое лицо с правильными чертами, неяркие серые глаза, светлая кожа.
Ботинки у мужчины тоже были белые – на высоченной подошве, с сотней ремешков от щиколотки до колена. Мечта любого гота – если б не цвет.
- Мы идем? – спросил Серафим и указал на КПП, словно Паскаль плохо видел. – Вот вход.
- Мы ждем кое-кого, - пояснил тот. – А пока ждем, покажу тебе дизайнерский чарм.
Он достал из кармана ветку-треугольник, полученную от Зайцева, и протянул собеседнику. Зрачки того расширились, как у кота. На мгновенье Серафим стал белее своего пальто и машинально спрятал руки за спину. Шум мотора подъезжающей машины отвлек Паскаля, а когда он снова посмотрел на собеседника, тот выглядел как обычно, если не считать мелких, почти незаметных бисеринок пота на висках.
Из подъехавшего Патриота тяжело вылез подполковник Зайцев, захлопнул дверь и подошел к ним. Машина осталась стоять там, где никаких машин не должно было быть, но он будто забыл о ней. Приблизившись, оглядел Серафима от макушки до платформ, похожих на копыта священной коровы. Выражение лица у него было такое, словно он из всех сил сдерживался, чтобы не покрутить пальцем у виска.
Наблюдая за ним, Паскаль искренне веселился.
- Этот мой ослепительный друг – Серафим, - представил он Серафима подполковнику, а затем наоборот: - Серафим, это товарищ Зайцев, тоже мой друг.
- И какое звание у товарища Зайцева? – прищурился Серафим.
«Считал! – восхитился про себя Паскаль. – Вот стервец!»
Зайцев пожевал губами, ничего не ответил и двинулся к КПП. Стукнул в окошко, показал «корочку», которую достал из внутреннего кармана куртки, призывно махнул рукой.
- Звание ты и сам мог бы… - продолжал веселиться Паскаль, косясь на Серафима.
- Ну вот еще, силы тратить на такое, - поморщился тот. – Как его звать-то?
- Алексеем, - не оборачиваясь, сообщил шедший впереди Зайцев.
Они прошли прямую аллею, завернули налево. Больница была большой и старой. Деревья здесь давно выросли на высоту пятиэтажного дома, стучались ветвями в окна палат, то ли подбадривали, то ли пугали лежащих в них пациентов. Над крышами поднималась мерцающая марь, наводя грустные мысли о бренности земного существования. Взглянув на нее, Серафим глубже уткнул острый нос в теплый шарф, хотя никакого ветра не было – корпуса защищали внутренний периметр. Если здесь и сквозило, так только от человеческой боли, страданий и немощей.
В отличие от спутников Зайцев ничего такого не видел. Неторопливо шел, засунув руки в карманы, будто в Пятерочку за пивом, и казался совершенно будничным. Но Паскаль знал, что впечатление обманчиво.
Над стоящим поодаль двухэтажным зданием марь была другой – глухой, плотной, лохматой по верхней границе, будто ветер растрепал ее, как влажную кудель. При взгляде на нее, Паскаля охватила тоска. Серафим тоже это почувствовал, потому что выпростал руки из широких рукавов пальто, с силой растер длинные музыкальные пальцы, сжал-разжал и снова спрятал в рукава.
Она сидела на скамеечке у входа, рядом с полной окурков мусоркой. Полы черной хламиды мели изъеденный солью асфальт, костяшки пальцев белели в сумерках, но лица под капюшоном видно не было. Ни лица, ни глаз, лишь ощущение осенней сырости, темных ноябрьских вечеров, ломоты в костях, непонятной тоски…
- Мир тебе, - проходя мимо, вежливо поздоровался Паскаль.
Фигура кивнула в ответ.
Серафим, не смотря в ее сторону, ускорил шаг, почти сорвался на бег.
А вот подполковник, остановившись у дверей, нажал на звонок, после чего оглянулся на пустую скамейку, и, сам не понял отчего, поежился.
Дверь открыл здоровенный парень в белом халате. В одной руке у него была чашка с дымящимся кофе, в другой – бутерброд с колбасой.
- Зайцев, я звонил, - негромко представился подполковник.
Парень молча отступил в сторону, впуская посетителей.
Шедший последним Паскаль оглянулся – она шла за ним, и дела ей не было, что прямо перед ней дверь плотно закрылась, щелкнув магнитным замком.
***
Тело было худое и пожившее. Руки и ноги в следах от уколов. Аккуратный, даже красивый шов визуально делил живот и грудную клетку на сектора. Лицо, слава богу, успели повернуть туда, куда ему и положено.
- Как его звали? – спросил Серафим.
Странное дело, но труп его не испугал. Наоборот, Серафим подобрался, сосредоточился. Снял берет и сунул в карман пальто, размотал шарф, скинул, как королевскую мантию, подбитую горностаем, на руки Паскалю.
Паскаль поискал глазами, куда деть с барского плеча полученную вещь, повесил на крючок на стене, на котором уже висел не совсем чистый клеенчатый фартук.
- Личность установили? – спросил он Зайцева, наблюдая, как Серафим тремя кругами обходит стол, вытянув над усопшим руки.
- Денис Берданцев, сорок два года, жена умерла десять лет назад, на наркоте плотно сидел последние лет пять. Из родственников осталась дочь Диана двадцати лет отроду, которая давно живет отдельно.
- Она уже знает?
- Да, приезжала на опознание.
- Быстро вы его нашли!
Зайцев пожал плечами.
- Был в нашей базе.
По коридору прошелестели шаги. Паскаль повернул голову на звук, но успел увидеть лишь край черного одеяния.
Серафим встал в изножье, положив ладони на щиколотки мертвеца, и закрыл глаза.
- Ты уверен, что хочешь это увидеть? – шепотом поинтересовался Паскаль у Зайцева.
- Не уверен, но хочу, - буркнул тот.
- Тогда не лезь вперед меня, - посоветовал Паскаль, выступая на пол шага вперед, чтобы в случае чего прикрыть собой подполковника.
Из-под пальцев Серафима плеснуло индиго. Казалось, будто по худым рукам его потекла синяя кровь, бросая отблески на белый свитер крупной вязки, отражаясь в тяжелом серебряном медальоне, стилизованном под солнце со змеящимися лучами… В другую сторону, по голым ногам трупа, ползло, вихрясь и зачаровывая, голубое пламя.
Тело вздрогнуло. Зайцев вздрогнул вместе с ним – Паскаль почувствовал это, хоть и стоял теперь к подполковнику спиной.
Пламя дошло до лица трупа, втянулось в ноздри, будто он вдохнул…
Денис Берданцев открывал глаза, вращал ими в глазницах и тяжко, натужно стонал сквозь не желающие размыкаться зубы.
Подполковник Зайцев, кажется, перестал дышать. Во всяком случае, позади Паскаля царила мертвая тишина.
- Говори со мной, Денис, - вдруг произнес Серафим непривычным низким голосом. – Отвечай мне!
- Где… я…?
Голос был хриплый, лязгающий, как плохо смазанный, разболтанный механизм. И равнодушный. Такой равнодушный, что сразу же вспоминалась осенняя сырость, темные ноябрьские вечера, ломота в костях и тоска.
- Ты знаешь, кто тебя убил? – продолжал Серафим.
- Черный… черный человек…
- Как его имя?
- Не… знаю…
- Ты видел его раньше?
- Нет… Он – меня…
- Где он мог тебя видеть? – подался вперед Паскаль.
- Они… ищут…
- Кого? – спросил Серафим. – Кого они ищут?
Труп медленно поднимался. Сел, голова на размолотых позвонках свесилась назад и вбок. Скосив налитые кровью глаза, труп посмотрел прямо на Паскаля:
- Найди… - пробулькал он, - найди… ее! Ты… сможешь!
- Кого нужно найти? – прищурился Паскаль.
В следующее мгновенье труп прыгнул – молниеносно и с обезьяньей ловкостью. Хладные пальцы сомкнулись на шее Паскаля, жилистые ноги обвились вокруг его бедер.
- Спаси! – прохрипел труп. – Ее спаси! Умоля…
Он подавился звуком, разжал стальные объятия и рухнул на пол в страшных корчах. Подлетевший Серафим упал рядом с ним на колени, обхватил его голову ладонями и сжал, словно собирался раздавить, как орех. Зрачки под его закрытыми веками танцевали, как бешеные, красивое лицо казалось неживым, как и у мертвеца, которого он удерживал.
Скрипнула дверь.
Растирая горло, Паскаль обернулся, ожидая увидеть любопытное лицо встретившего их санитара.
Но увидел ее.
Под черным куколем фосфоресцирующей бабочкой в темноте играла жутковатая улыбка.
- Серафим, - позвал Паскаль.
Тот вскинул взгляд. Резко и широко развел ладони, и труп замер в страшной неподвижности.
Торопливо поднимаясь с колен, Серафим едва не задел край черного одеяния - она уже стояла рядом. Паскаль вовремя толкнул его в сторону.
Белые костяшки парили над телом. Нечто невидимое, но осязаемое, пахнущее осенней сыростью, тянулось к ним от тела, словно нити от марионетки – к кукловоду. Раздался тонкий тоскливый звук, будто лопнула струна, и Серафим беззвучно схватился за голову.
Черная фигура уходила, баюкая душу Дениса Берданцева. Праведно или нет жил умерший – ей не было дела, и никто не обнимал его нежнее ее.
- Да живешь ты вечно… - пробормотал Паскаль.
Она, не оборачиваясь, подняла руку в прощальном жесте.
В полном молчании Паскаль и Зайцев подняли тело и вернули на стол. Серафим все еще не двигался, лишь подрагивали пальцы, прижатые к вискам.
- У меня аспирин есть в машине, - сказал Паскаль. – Нужен?
- У меня тоже есть, - свистящим шепотом ответил тот.
- А у меня в машине есть коньяк, - неожиданно подал голос подполковник. – Пойдемте, хлопнем! Если вы все здесь… закончили.
Ушли, не прощаясь. Санитар, уже без чашки кофею и бутерброда, встретивший их в коридоре, повел носом, будто принюхивался, с подозрением заглянул в мертвецкую, но ничего особенного не увидел. И с явным облегчением распахнул дверь, выпуская посетителей.
В