Оглавление
АННОТАЦИЯ
Елена Андреевна Воронцова — успешный бизнес-тренер.
Среди её клиентов топ-менеджеры, политики и главы корпораций.
Жизнь расписана буквально по минутам, а в основе всего — чёткие правила и железная дисциплина.
Но один артефакт рушит всё: во время поездки в Тибет она оказывается в далёком будущем, где её принимают за шпионку.
Единственный, кто предлагает помощь — Кайл Ренар, дипломат и одинокий отец четверых детей.
Чтобы избежать тюремного заключения, Елена соглашается на абсурдную сделку — стать няней для его непоседливых наследников.
Вот только она понятия не имеет, как обращаться с детьми, а те объявляют ей настоящую войну!
Сможет ли она принять новый мир, новую судьбу и… новую любовь?
Или при первой же возможности попытается вернуться назад?
Романтическое приключение о том, что иногда судьба отправляет нас туда, куда мы меньше всего хотели попасть… но, возможно, именно там нас ждёт настоящее счастье.
ГЛАВА 1. Расписание не предусматривает чудес.
06:00 – Подъём.
06:05 – Стакан тёплой воды с лимоном.
06:15 – Пробежка 5 км.
07:00 – Протеиновый коктейль.
07:15 – Душ и утренний уход.
07:30 – Выезд из дома.
08:30 – Конференц-звонок с клиентом из Сингапура
09:45 – Прибытие в офис.
10:00 – Личная консультация с топ-менеджером нефтяного холдинга.
11:00 – Гимнастика для глаз и спины (5 минут).
12:00 – Закрытая встреча с инвесторами.
13:30 – Обед с Елисеевым И.И. («МосГеоТранс»)
обсуждение программы корпоративного обучения для руководителей среднего и высшего звена.
14:30 – Гимнастика для глаз и спины (5 минут).
15:00 – Перекус, просмотр отчётов по эффективности отдела продаж за последний квартал.
!! Напоминание: отправить поздравление с днём рождения двоюродному дяде.
16:00 – Гимнастика для глаз и спины (5 минут).
17:00 – Переговоры с заказчиками, стратегия на квартал.
18:30 – Гимнастика для глаз и спины (5 минут).
19:00 – Свидание с Глебом Анатольевичем, совладельцем инвестиционного фонда.
Ресторан «Белуга», Ritz-Carlton. (третий перенос)
21:30 – Медитация.
21:45 – Ночной уход за кожей, витамины.
22:00 – Сон.
Сжатый, чёткий, идеальный график.
06:00 – Подъём.
!! Правило первое: никогда не нажимать кнопку «ещё 5 минут». Это удел слабых.
Елена открыла глаза ровно за секунду до будильника — за столько лет организм привык работать как часы. Никаких полусонных морганий, никаких попыток ухватить ускользающие обрывки сновидений. Сон для неё — лишь техническая пауза, вынужденная перезагрузка перед новым рывком.
Едва коснувшись ногами прохладного паркета, она направляется на кухню. Стакан тёплой воды с лимоном – наиважнейший утренний ритуал, запускающий череду годами отточенных действий. Кисловатая на вкус жидкость раскачивает метаболизм, мягко будит пищеварительную систему после ночного простоя, увлажняет организм, вымывая токсины, накопившиеся за ночь. Лимон, богатый витамином C, укрепляет иммунитет – для Елены, чья жизнь расписана по минутам, болеть недопустимо.
Щелочной эффект сока балансирует кислотность, подготавливая тело ко дню, наполненному стрессом.
06:15 – Пробежка.
Чёткие, выверенные движения: спортивный костюм, беговые кроссовки, смарт-часы последней модели, беспроводные наушники, лёгкая ветровка с тонкой мембраной.
И, конечно же, увлажняющие капли для глаз – отопление и кондиционеры пересушивают слизистую, а бег на холодном воздухе только усугубляет ситуацию.
После 35 тело уже не прощает ошибок, но интенсивная нагрузка заставляет его работать чётко, без сбоев. Выносливость – это не только про километры, но и про способность выдерживать стресс, часами вести переговоры, не терять концентрацию. Бонусом идёт отсутствие случайных складок, вялых мышц или потерянного тонуса. В мире, где на тебя смотрят тысячи глаз, где каждая деталь считывается за секунды, внешний вид – это визитная карточка.
Это было единственное время — исключительно для неё, без звонков, без электронных писем, без посторонних голосов. Только размеренное дыхание, ритмичный стук подошв по асфальту и холодный утренний воздух. Здесь она одна, и никто не может нарушить этот баланс.
!! Правило второе: нет утреннему негативу.
06:50 – Протеиновый коктейль с коллагеном.
Никаких компромиссов, никаких лишних калорий. Организм должен получать только то, что ему действительно нужно.
Каждый глоток — это топливо: протеин — для восстановления мышц после пробежки, аминокислоты — для энергии, коллаген — для кожи и связок, жиры — для гормонального баланса.
Ведь Елена не гонится за удовольствием — еда для неё инструмент, а не награда.
07:00 – Душ и утренний уход.
На все процедуры Елена тратит ровно 15 минут, всё настолько чётко, что можно сверяться с секундомером.
Понежиться под упругими горячими струями, но не более пяти минут, иначе пересушит кожу. Затем – контрастный режим, чтобы разогнать кровообращение.
!! Правило третье: ни в коем случае не игнорировать тщательный уход за лицом.
Эмульсия для умывания – очищает, но не пересушивает.
Тонер – для восстановления pH и барьерных функций кожи.
Крем для век – отёки ей не знакомы, но профилактика важна.
Сыворотка с витамином С – осветляет и укрепляет.
SPF 30+ – каждый день, даже в пасмурную погоду.
Лёгкий макияж: тональный крем с увлажняющим эффектом, прозрачная пудра, акцент на брови. Строгий, но естественный вид – в её деле важно выглядеть безупречно!
В 7:15 уже ждёт автомобиль — чёрный седан премиум-класса, с тонированными стёклами и идеально чистым кузовом, несмотря на уличную слякоть. Водитель, мужчина лет сорока, замечает её ещё издалека и выходит из машины, распахивая заднюю дверцу.
— Доброе утро, Елена Андреевна, — произносит он тихо, без лишних эмоций.
Воронцова сдержанно кивает, усаживаясь на кожаное сиденье. На подлокотнике её уже ждёт горячий стаканчик кофе — только что доставленный из её любимой пекарни в двух кварталах отсюда. Елена аккуратно снимает крышку, и салон наполняется густым и насыщенным ароматом свежесваренного эспрессо с лёгкой горчинкой и терпкими нотками ореха. Она делает большой глоток, чувствуя, как тепло приятно растекается по горлу. Это её слабость, единственная уступка себе. Кофе вымывает кальций из костей, раздражает слизистую желудка, повышает кортизол, особенно утром, когда уровень стресса и так высок. Она знает это лучше любого нутрициолога. И всё же…
Машина плавно трогается, медленно выезжая на Тверскую. Сквозь тонированные окна проступают силуэты просыпающегося города: серые фасады, мигающие светофоры, редкие прохожие с зонтами. Но ничто не нарушает тишину салона, кроме равномерного гула двигателя. Она делает ещё глоток, ощущая, как горьковатый вкус будит её окончательно, и отставляет стакан. Взгляд уже устремлён вперёд — к первой встрече, к списку задач, к новому дню.
В 7:30 машина вливается в поток, а Елена Андреевна полностью готова к очередной битве.
Седан мягко скользит по улице, шины шуршат по влажному асфальту. За окном всё активнее просыпается Москва, неумолимо наполняя пространство машинными гудками, топотом спешащих прохожих, мерцающим хаосом светофоров, словно испуганно моргающих в свинцовом полумраке.
В салоне пахнет остывшим кофе и её парфюмом — резким, с нотами кедра, который сегодня почему-то кажется ей слишком тяжёлым.
Елена размеренно поглаживает кожу любимого портфеля пальцами, пытаясь сосредоточиться на предстоящем звонке с Сингапуром. Но мысли текут лениво, как река, забитая мусором — впервые за долгое время она отчего-то не чувствует того огня, что обычно гнал её вперёд.
Внезапно машина дёргается, и Елену жёстко подбрасывает — ремень безопасности болезненно впивается в плечо, а бумажный стаканчик падает на пол, оставляя уродливое тёмное пятно на светлом велюровом коврике.
Водитель, Алексей, слишком резко нажал на тормоз, отчего колёса пронзительно завизжали, и неповоротливый седан замер на перекрёстке.
Выругавшись себе под нос, мужчина виновато развернулся к Воронцовой и, стараясь сохранять спокойствие, выпалил:
— Секунду, Елена Андреевна, тут мальчишка на дорогу выпрыгнул. Придётся разобраться.
Мужчина спешно покинул салон, а пассажирка сквозь лобовое стекло нервно уставилась на ребёнка — худенького, лет шести, в синей куртке.
Парень перепуганно сидел на асфальте, словно воробышек, сорвавшийся с ветки.
Воронцова криво сжала губы, бросая взгляд на часы — 7:43, график трещит по швам.
Лёгкая волна раздражения прошла по телу — она не привыкла к таким сбоям, к этим непредсказуемым человеческим пятнам на её идеальной карте дня.
К мальчишке, спотыкаясь, тут же подбежала молодая женщина с младенцем на руках, который пищал, словно крохотный будильник.
Девушка со всхлипами кричала что-то невнятное, бросаясь прямо с малышом на землю, крепко обнимая пострадавшего мальчика и прижимая к себе так сильно, будто хотела раздавить вместо автомобиля.
— Всё в порядке, слегка зацепили, — рапортовал вернувшийся водитель, приоткрывая пассажирскую дверь. — Нужно дождаться скорую помощь, на всякий случай.
Елена дернула подбородком, но в её кивке можно было прочитать слишком много недовольства.
— Хорошо, — сказала она сухо, но внутри всё бурлило от негодования: каждая минута — это её время, её ресурс, и теперь оно утекает из-за какого-то глупого ребёнка.
Вокруг между тем, начинала собираться толпа: зеваки, пара таксистов, дама с собачкой, которая визгливо лаяла на младенца.
Елена, вздохнув, вышла из машины — не потому, что хотела, а потому, что сидеть в этом кожаном коконе вдруг стало невыносимо.
Холодный ветер ударил в лицо, принося запах бензина и мокрого асфальта, а вокруг гудели голоса, перебивая друг друга.
От нечего делать Воронцова с интересом стала рассматривать мать мальчишки.
Волосы, собранные в неряшливый пучок, торчали во все стороны как воронье гнездо. Поверх нелепого спортивного костюма был накинут дешёвый пуховик из масс-маркета, выцветший, с потёртыми рукавами. Красное от слёз лицо, без единого намёка на макияж, тёмные круги под глазами.
Елена ловила себя на том, что изучала её, словно экспонат на очередной выставке: эти потрёпанные кроссовки, грудничок в комбинезоне с пятнами на воротнике, мальчишка, вцепившийся в мать, как в спасательный круг.
Странно, но от этой картины внутри начало неприятно колоть — не раздражение, нет, даже не привычная досада словно от проигранного тендера, а что-то глубже, острее, как обломок ржавого гвоздя, который не удалось вовремя вытащить из пятки.
Елена фыркнула и отвернулась, но взгляд словно магнитом тянуло обратно — к тому, как нежно мать гладила сына по голове, как доверчиво младенец жался к ней и к брату, как они ласково улыбались друг другу, несмотря на грязь, холод и хаос вокруг.
Горло предательски сжалось, и это бесило ещё сильнее.
Она, великолепная, изысканная, утончённая, вдруг завидует этой растрёпанной девице?
Завидует этим объятиям, этой близости, этой жизни, такой вот — не по расписанию?
Она могла бы быть матерью, но выбрала карьеру, выбрала контроль над своей жизнью, выбрала элитные высотки из стекла, костюмы за тысячи долларов, поездки бизнес-классом.
Всегда приходится чем-то жертвовать.
И она очень гордилась тем, чего смогла добиться.
Что же не так?
Вот её бы сын точно не стал бросаться под колёса…
Офис встретил её привычной рабочей обстановкой: мягкое освещение, запах кофе, лёгкий шелест документов, монотонные голоса за стеклянными перегородками. Благодаря Елене всё здесь функционирует как хорошо отлаженный механизм.
Тонкие каблуки отбивают чёткий такт по мраморному полу, сотрудники приветливо кивают, но с каждым её шагом всё больше ощущается нарастающее напряжение. Расслабленная до появления начальницы атмосфера стремительно наливается давящей тяжестью. Елене Андреевне даже доставляла удовольствие подобная перемена, ведь это наглядно демонстрировало, насколько сильное впечатление она производит на подчинённых. Боятся — значит, уважают, так ведь?
В её кабинете — идеальный порядок: стол из тёмного дерева, на котором красуется лишь стопка бумаг, выровненная до миллиметра, и огромный монитор, приютившийся в углу. Панорамное окно на всю стену дополняет аскетичный вид. За ним суетливо гудит Москва, но сюда доносится лишь приглушённый шум, как эхо чужой жизни.
Воронцова бросает портфель на офисное кресло и порывисто открывает ноутбук. Утренний инцидент на дороге всё ещё гудит в голове, как назойливая муха: переговоры с Сингапуром пришлось отменить. Стоило ей опоздать, пусть всего на сорок пять минут, и мир словно сместился на пару градусов. График, выстроенный с ювелирной точностью, рухнул, как карточный домик, оставляя в душе раздражающее чувство беспорядка. Теперь нужно перестраивать всё на ходу: сдвигать встречи, писать извинения, искать новые окна. От этого Елену терзала откровенная досада.
«Непредвиденные обстоятельства», — набирает она клиенту, и пальцы чуть дрожат, выдавая раздражение. Обычно она справлялась с такими сбоями, как шахматист, умело переставляющий фигуры, но сегодня всё шло наперекосяк.
Она сверялась с календарём, записывая новые временные промежутки, но мысли упорно ускользали. Раздражение от сегодняшнего утра разрасталось, как трещина на идеально гладком стекле. Они ведь даже не сбили мальчишку. Всё закончилось благополучно. Почему же этот незначительный инцидент настолько выбил её из колеи?
Елена прижала пальцы к вискам, закрыла глаза на пару секунд. Может, она заболела?
Эта мысль казалась настолько абсурдной, что Воронцова всё-таки достала телефон, включила приложение и проверила показатели давления и температуры. Всё в норме. Как у космонавта.
Тогда в чём же дело?
Она пыталась сосредоточиться, но взгляд сам собой добирался сквозь стеклянную перегородку, цепляясь за случайные мелочи: как ассистентка нервно теребит кольцо на пальце во время телефонного разговора, как секретарь ссутулился над клавиатурой, как в стекле кабинета отражается её собственное лицо — с непроницаемым, но почему-то усталым выражением.
Елена поправила и без того идеальную причёску. Досадно.
А ещё более досадным на текущий момент было то, что через несколько дней ей предстояло лететь в Тибет. Месяц назад она очень радовалась этой уникальной возможности, соглашаясь выступить в качестве эксклюзивного спикера на закрытой конференции. Путешествие представлялось ей великолепным шансом совместить полезное с приятным.
В её случае это было идеальной формулой расслабления — быть в красивом месте, но не отвлекаться от дел.
Ведь за все свои предыдущие поездки ей так ни разу и не удалось расслабиться и полностью отложить рабочие задачи. Потерять контроль, пусть и временный, над проектами было «смерти подобным».
В Париже она смотрела не на Эйфелеву башню, а на графики в отчётах. В Дубае — думала, как внедрить в свою работу новую стратегию управления командой. В Тоскане — разрабатывала проект по корпоративной культуре прямо на террасе винодельни.
Говорят, работающая женщина может всё. Но, кажется, она не умела только одного — отдыхать. И возвращалась с неизменным чувством вины, что опять не вышло.
Поэтому изначальный формат «два в одном» показался ей шикарным. И, просиживая штаны до самого утра за компьютером, можно было смело успокаивать свою совесть тем, что она летит прежде всего работать.
Но сейчас, наблюдая плотный график, в котором не было ни единого свободного окна, отчего-то расстроилась.
Елена вдохнула и выпрямила спину. Что за глупости лезут в голову? В конце концов, не время анализировать свою жизнь.
Конференц-звонок шёл ровно 57 минут, но субъективно — лет 20.
— Мы видим необходимость в реструктуризации кадрового резерва, но возникает вопрос о KPI оценки эффективности сотрудников…
Елена незаметно потёрла висок.
Вопросы об оценке эффективности сотрудников могли бы быть увлекательными, если бы она была маньяком.
Но, увы, ей просто платили за то, чтобы она помогала корпорациям становиться более бесчеловечными и эффективными.
— Формирование KPI — это не просто вопрос количественных показателей, — ровным голосом ответила она. — Важно учитывать мотивационные модели и ценностные ориентиры персонала…
Где-то в глубине души её внутреннее «Я» уже начало тихо посапывать в такт речи собеседников.
Из-за двери слышалось размеренное постукивание клавиш ноутбуков, шорох переворачиваемых страниц, скрип печатающих принтеров. Обычно этот звук её вдохновлял. Драйв, скорость, концентрация — всё это было частью игры, из которой она неизменно выходила победителем.
Но сегодня...
Сегодня ей казалось, что этот день слишком похож на вчера.
И позавчера.
И неделю назад.
Она слушала клиента, пытаясь улавливать нужные слова, но где-то в глубине сознания вдруг подумала, что разговоры, которые она ведёт, в сущности, одинаковые.
— Нам нужно повысить эффективность команды, снизить текучку, улучшить внутреннюю коммуникацию…
Они все говорили одно и то же…
— Если мы изменим систему мотивации, как это повлияет на внутреннюю динамику команды? — раздалось настойчивое.
Елена автоматически ответила, даже не сделав паузы:
— Главное — правильно выстроить баланс. Если система поощрений слишком линейна, она перестаёт работать, слишком сложна — вызывает отторжение. Важно учесть не только числовые показатели, но и психологические факторы.
Снова мелькнула мысль, что за последние три года она повторяла эту фразу, наверное, не меньше сотни раз.
Воронцова всегда знала, что делать. Знала, что сказать.
Раньше это придавало ей уверенность, а сейчас…
Сейчас казалось, что она идёт по застывшей поверхности воды, не оставляя за собой следов.
Наконец, последний вопрос был закрыт, нужные выводы сделаны, и очередная конференция, наконец, завершилась.
Даже обед у Елены был всегда по расписанию, иначе в это время обязательно появлялась какая-нибудь слишком важная встреча. В итоге ближе к вечеру Елена Андреевна становилась нервной и вспыльчивой, как и любая голодная дама, да ещё к тому же её начинали одолевать мигрени. Решать какие-то вопросы в таком состоянии было практически невозможно, поэтому в какой-то момент Елена приняла волевое решение и зафиксировала обеденный перерыв в своём расписании.
Конечно же, это не отменяло возможности неформальных переговоров за столом. Вот и сегодня компанию ей составлял Иван Игнатьевич, генеральный директор крупного транспортного холдинга. За возможность отобедать со столь значимой фигурой многие были готовы даже заплатить немалые деньги, но эту встречу Елисеев назначил лично, настояв на Воронцовой в качестве собеседника.
Ресторан был лаконичным и строгим, а вот меню — впечатляюще скучным.
Елена уже несколько минут туда-сюда переворачивала единственную карточку с предлагаемыми на выбор блюдами.
Наконец, выбрав наилучшую, на её взгляд, позицию более или менее подходящую под фильтр «здоровое питание», смогла сосредоточиться на речи оппонента, внимательно вслушиваясь во вдумчивые рассуждения Елисеева о будущем корпоративных программ.
— Я ознакомился с вашими методами, и они мне интересны, но меня беспокоит реализация в наших условиях, — проговорил мужчина, сдержанно прокручивая в пальцах стакан с водой.
Елена кивнула, сложив руки в замок перед собой.
— Какие конкретно моменты вызывают у вас сомнения?
Иван Игнатьевич чуть нахмурился.
— Будут ли руководители готовы к таким изменениям? Не спровоцируем ли мы, так скажем, отторжение?
Воронцова позволила себе чуть заметную улыбку.
— Сопротивление переменам — нормальный процесс. Но если ваши управленцы не способны адаптироваться, может, проблема не в системе?
Елисеев тяжело вздохнул.
— Вы жёсткая.
— Эффективная, — поправила она.
Наконец, принесли еду, и Елена сжала вилку, радуясь небольшой передышке.
Гендиректор увлечённо продолжал что-то вещать, но у Воронцовой никак не выходило полностью сконцентрироваться на его речи. Её взгляд теперь то и дело переключался на столик у окна.
Там сидела молодая пара — девушка, одетая слишком легко для промозглого марта, и парень, чьи пальцы, протянувшись через стол, нежно сжимали её ладошку.
Молодые ворковали, смеялись и многозначительно переглядывались.
Девушка заметно кокетничала — демонстративно заправляла невидимую прядь волос, мило хмурила брови, теребила небольшой кулончик у самой груди.
При этом она смотрела на парня с такой искренней радостью, будто за их столиком не было больше никого в мире.
Елена поймала себя на том, что уже слишком долго наблюдает за ними.
Она резко отвела глаза, вернувшись к Елисееву.
— Вы правы, но важно учитывать нюансы при внедрении новых программ… — начала она, прокомментировав первую выхваченную фразу.
Внутри скребло неприятное ощущение.
Она уже много лет не сидела вот так, как эта девушка — не улыбалась кому-то настолько откровенно, не проводила время без цели и смысла.
Её свидания тоже всегда были по графику, запланированными точками в календаре.
И вот одно из них, кстати, стояло в её расписании сегодня.
С Глебом Анатольевичем, совладельцем инвестиционного фонда.
О чём напомнило пиликающее уведомление.
Они дважды переносили встречу, и Елене уже казалось, что проще отменить её совсем.
Что она, собственно, и планировала сделать, раз сегодня всё и так шло не по гарфику.
Елена посмотрела на пару у окна ещё раз.
«А что, если не отменять?» — внезапно подумала она.
Впервые за долгое время появилось желание просто поужинать, не обсуждая стратегии, не заключая сделки, не добиваясь очередной победы.
Она сжала пальцы на столе, не узнавая саму себя.
Но когда снова посмотрела на экран телефона, её палец уже нажал зелёную кнопку «Подтвердить».
Она выдохнула, убрала устройство в сумку.
День пролетел незаметно.
Елена привычно погрузилась в рабочую суматоху: встречи сменялись телефонными звонками, отчёты заполняли экран планшета, в голове мелькали цифры, схемы, планы…
И только когда у входа в офис остановилось такси, она осознала, что время близится к семи.
Воронцова подняла глаза от экрана, чувствуя, как ноет шея от долгого сидения.
Ассистентка предусмотрительно вызвала машину, зная, что Алексей после утреннего инцидента отправился в сервис — провести технический осмотр автомобиля и убедиться в отсутвии возможных последствий.
Елена сморщила губы, глядя на чёрный седан с логотипом бизнес-такси.
Чужая машина. Чужой запах. Чужой человек за рулём.
Неожиданные перемены — то, чего она всегда старалась избегать.
Водитель, мужчина лет пятидесяти, вежливо вышел, открыл заднюю дверь и, чуть наклонив голову, произнёс:
— Добрый вечер, Елена Андреевна.
Она сдержанно кивнула в ответ и уселась в салон.
Седан мягко тронулся, растворяясь в потоке вечернего города.
Елена демонстративно отвернулась к окну, где беспорядочные огни сливались в длинные полосы, как мазки краски на холсте. Общаться с незнакомыми людьми — последний пункт в списке её желаний на сегодня. А вести пустые разговоры с таксистом — и вовсе за гранью терпения.
Но, к её бесконечному облегчению, водитель оказался молчаливым.
Через несклько минут Елена Андреевна успокоилась, устроилась поудобнее, положив сумку рядом на сиденье, и закрыла глаза.
В салоне стоял полумрак, улицы за окнами сменяли друг друга, размываясь в приглушённом свете фонарей.
Она сидела неподвижно, наслаждаясь моментом без мыслей, без дел, без слов.
Мозг будто отключился, наконец, не прокручивая стратегические планы, не анализируя поступки коллег, не пытаясь вспомнить, что нужно сделать завтра.
Просто тишина — словно редкий глоток чистого воздуха в шумном мегаполисе.
Елена даже не заметила, как такси свернуло к ресторану.
Автомобиль плавно остановился, водитель посмотрел на неё в зеркало заднего вида и ровно произнёс:
— Прибыли, Елена Андреевна.
Она открыла глаза, с глубоким вдохом возвращаясь в реальность. Поправила волосы, выпрямила спину и, не оглядываясь, вышла из машины.
Ресторан встретил её приглушённым светом хрустальных люстр, звоном бокалов и шорохом дорогих тканей — место встречи подбирала её ассистентка, и Елена нисколько не сомневалась, что выбор будет сделан идеально. Что-что, а свою работу девчонка делала на отлично и чётко знала вкусы начальницы.
Официант провёл её к столику у окна, где уже сидел Глеб, и Елена, бросив на него беглый взгляд, отметила, что выглядит он значительно хуже, чем в её воспоминаниях: пиджак слегка помят, а глаза взволнованно бегают на одутловатом лице.
Мужчина встал и натянуто улыбнулся, словно репетировал перед зеркалом.
— Елена, рад встрече. Выглядишь, как всегда, безупречно, — пролепетал он, протянув руку.
Она кивнула и пожала потную ладонь, внутренне брезгливо поморщившись.
— Спасибо, Глеб Анатольевич. И я рада, надеюсь, вечер будет приятным, — ничем не выдав своей реакции, ровно произнесла дама.
Уже через пять минут она поняла, что надежды её были напрасны.
Официант принёс меню, и Глеб тут же скривился, листая его с таким видом, будто ему подсунули список штрафов и задолженностей.
— Вот это цены… — недовольно начал он, тыча пальцем в строчки, — 7500 за кусок рыбы? Да это просто наглость! Я в прошлом году ел только что выловленного тунца в Португалии за полцены.
Елена подняла бровь, ощущая, как пальцы невольно сжимают край салфетки, но промолчала, решив дать ему шанс окончательно, не рухнуть в её глазах. Однако Глеб не останавливался:
— А винная карта? Это что, серьёзно? Надбавка в три раза, а выбор — как в провинциальном баре. Скудно и бездарно.
Она сделала глоток воды, едва не закашлявшись, и тут же попыталась сменить тему:
— Глеб, как ты сам? Как дела в инвестиционном фонде?
— Не хотел о работе, но раз ты сама спросила, — оживился мужчина, откинувшись на стуле, — дела идут совсем не так хорошо, как хотелось бы. Инвесторы давят, проекты сыпятся, а команда — сплошные идиоты.
— С инвестициями вообще всё сложнее стало, — продолжал он, как будто не замечая, что Елена начала делать заказ, — народ жмётся, клиенты не те… не те времена, не те суммы.
Мужчина принялся долго и подробно объяснять, в чём суть спада, как подводят партнёры, как глупо ведут себя сотрудники.
— Вот, например, Елена, ты же топ в этой теме, скажи честно — как бы ты вытащила из такой ямы портфельный актив, если внутренний конфликт и внешняя неопределённость? Без привлечения дополнительного кэша. Только вот на основе существующего ресурса.
Она выпрямилась и расправила салфетку.
— В самом деле не хотелось бы о работе, — тяжело вздохнув, заявила Воронцова, — ситуация непростая. Если тебе нужна моя профессиональная помощь, можешь записаться через ассистента, и мы всё тщательно обсудим в деловой обстановке.
— Ну я же не как клиент! — тут же улыбнулся он, широко, почти обиженно. — Мы ж просто, по-дружески…
По его тону и мимике стало очевидно, что это совсем не свидание, а попытка выжать из неё бесплатную консультацию.
Елена разочарованно сжала губы, стараясь сохранить вежливость, и твёрдо сообщила:
— Глеб, я не намерена обсуждать подобные вопросы в своё свободное время.
— Да-да, конечно, я понимаю, — с явной досадой закивал мужчина, — думал, просто совет, между нами.
Елена чувствовала, как раздражение растёт, словно горячий ком в груди, но уходить голодной не хотелось, а заказ как раз только что принесли.
— Расскажи лучше о себе. Как живёшь, чем занимаешься помимо работы? — снова попыталась свернуть разговор в сторону.
— Да какое там «помимо работы», — ядовито процедил он, быстрым глотком осушив бокал вина, — ишачу один за всех, тяну всё на себе. Раньше как-то с друзьями собирались, а сейчас все сдулись, сидят по своим домам с жёнами и детьми, не вытащишь.
— Я бы и сам женился, — смакуя напиток, протянул Глеб, — но, знаешь, женщины нынче пошли слишком меркантильные. Всё им подавай — шикарные рестораны, подарки дорогие, тропические курорты. А вы нам что? Улыбки да борщ? Что у вас есть, кроме щели между ног? Да и та столько денег не стоит…
Елена аж опешила, вилка с едой зависла в воздухе, а глаза непроизвольно расширились от шока. Это было не просто бестактно — это было словно удар под дых, грубый и неожиданный.
Она медленно отложила приборы, чувствуя, как холод металла под пальцами контрастирует с жаром, поднимающимся к щекам.
— Не думаю, что нам стоит продолжать этот разговор, — многозначительно произнесла она, подзывая официанта.
— Ну, как знаешь, — пробормотал мужчина, пожав плечами, будто не замечая её тона.
— Рассчитайте нас, — попросила Елена подошедшего юношу, и затем, развернувшись к Глебу, резко произнесла: — Мне уже пора.
Глеб поднял взгляд, явно не поверив, но кивнул:
— Ладно, но давай тогда счёт 50 на 50, раз уж так…
Елена едва сдержала ироничное фырканье — она была готова заплатить и сама, лишь бы поскорее вырваться из этого кошмара.
Официант принёс счёт, она молча приложила к терминалу свою карту, не глядя на сумму, и встала, снимая пальто с вешалки.
— Спасибо за вечер, Глеб. Удачи с фондом, — холодно, словно мартовский ветер за окном, прошелестела Елена.
Она вышла на улицу, чувствуя, как свежий воздух смывает с неё этот липкий, неприятный осадок. Елена вызвала такси, села в машину и откинулась на сиденье, глядя в тёмное окно, где огни Москвы мелькали, как осколки её рухнувших ожиданий. Ресторан остался позади, а с ним — Глеб с его жалобами и женоненавистными тирадами.
«Какой-то эпик фейл», — подумала она, и уголки её губ дрогнули в горькой усмешке.
Впервые за долгое время она позволила себе слабость — и получила урок.
Машина мягко покачивалась на неровностях дороги, в салоне пахло старой кожей и лёгким ароматом мятной жвачки, которую, активно двигая челюстями, пережёвывал водитель, так увлечённый своим занятием, что, к счастью, даже не пытался завязать разговор. Правда, тишина, которая всегда была спасением, сейчас давила, как тяжёлое одеяло, не дававшее нормально дышать. Настроение, на редкость, было паршивым — почти забытое ощущение, когда всё внутри сворачивается в тугой узел, а мир кажется серым, как бетонные стены промзоны за МКАДом.
Серое небо. Серые дома. Серые, словно неживые, люди.
Елена смотрела в тёмное окно, по которому лениво стекали капли грязного мартовского дождя, и мысленно прокручивала прошедшее свидание. Снова и снова.
«Вот дура, — думала она, глядя на своё отражение, лицо казалось усталым и словно чужим, — только зря вечер потратила. На что я вообще рассчитывала?»
Она сжала пальцы вокруг телефона, чувствуя, как гладкий металл нагрелся от её ладони, и горько фыркнула.
«Но ведь люди как-то знакомятся… Вполне удачно ходят на свидания, начинают отношения. Кто-то даже создаёт семьи и заводит детей. А у неё — пустота».
Воронцова никогда не понимала этой лёгкости в общении, этой способности отдавать себя кому-то без остатка. Её последняя и единственная любовь была в институте, на выпускном курсе, когда ей было двадцать два, а действительность казалась шире и проще, чем теперь.
Его звали Артём — высокий, с ярко-голубыми глазами, в которых всегда плясали весёлые искорки, и такой яркой улыбкой, что у женской половины курса замирало сердце. Они встречались почти год: долгие прогулки по паркам, разговоры ни о чём до самой ночи, редкие моменты тишины, когда он просто держал её за руку, а она чувствовала себя самой счастливой. После выпуска Артем ушёл в армию — сказал, что вернётся, и всё обязательно будет как прежде, нет — лучше. И Елена ждала — месяц, потом два, а потом пришло письмо — короткое, словно наспех написанное неровным почерком, где он извинялся, говорил, что встретил кого-то в части, что «так бывает». Несколько дней напролёт она ревела, заливая кривые строчки горючими слезами. Но подруги быстро успокоили, доложив, что никогда Елена не была его единственной любовью, всеобщий фаворит — Артём не пропускал ни одной симпатичной девчонки в его поле зрения. Об этом знали все, кроме, похоже, самой Елены, так что не за чем убиваться.
Она тут же сожгла помятый лист, а вместе с ним — ту часть себя, которая верила в любовь. Да и с подругами больше не общалась.
С тех пор Воронцова ушла с головой в работу, прогрызая себе путь к вершинам, как крошечный зверёк, отчаянно роющий нору в каменистой почве. Она строила карьеру с упорством, граничащим с одержимостью, каждый успех и каждый новый контракт становились её щитом от боли и отчаяния.
Нет, конечно же, в ее дальнейшей жизни было множество романов, но все они после себя внутри оставили огромное НИЧЕГО. Хотя некоторые длились годами.
Артём же, как она узнала позже от общих знакомых, остался тем же — слишком красивым, слишком любвеобильным, меняющим женщин как перчатки. Он всё же женился на той девушке, что встретил во время службы, но это нисколько не изменило его отношения к жизни. И Елена тогда решила — хорошо, что на её месте оказалась не она. Так бы и жила в нищете, разрываясь между ревностью, работой и детьми.
Автомобиль уже подъезжал к дому, фонари знакомого квартала мелькали за окном, отражаясь в лужах, как размытые воспоминания. Она задумчиво смотрела на свои руки, лежащие на коленях, — пальцы, всё ещё сжимавшие телефон, казались чужими, бледными в свете ярких огней, и вдруг, поддавшись импульсу, который она сама не до конца поняла, произнесла:
— Поверните на Садово-Каретную.
Водитель даже не взглянул на неё, лишь кивнул, ткнув что-то в приложение на своём стареньком смартфоне, и машина плавно развернулась, уходя с привычного маршрута. Колёса загудели, набирая скорость, и Елена поёжилась на сиденье, ощущая, как кожа обивки холодит даже сквозь пальто.
«Вот старая ведьма удивится, увидев меня на пороге», — подумала она, губы дрогнули в слабой, почти незаметной улыбке. Со стороны могло показаться, что звать родную бабушку старой ведьмой — верх неприличия, но только они с Еленой знали, насколько тёплым и душевным для них было это прозвище.
Бабуля, Анна Сергеевна, была, пожалуй, единственным по-настоящему близким человеком в её жизни — сумасбродная, яркая, вдова бывшего адмирала, которая в свои семьдесят с лишним носила броские экстравагантные дизайнерские новинки, курила тонкие сигареты и разговаривала так, будто была женой не адмирала, а портового дворника.
Елена закрыла глаза, и в памяти всплыли те времена, когда мать хваталась за голову, крича: «Ты погубишь себя с этой работой, найди нормального мужика!», а отец, багровея, брался за ремень в момент продажи подаренной ими квартиры, чтобы вложиться в свой бизнес.
И только ба всегда вставала на неё сторону, одобрительно шептала на ухо, выдыхая тугой табачный дым:
«Делай, как хочется, Элли, никого не слушай. Они просто боятся, а ты — нет».
Благодаря её словам и безусловной поддержке любых внучкиных выкрутасов, Елена упорно шла вперёд — через слёзы, через сомнения, через ночи без сна. Бабуля была не просто заступником — она учила её верить в себя, когда весь мир кричал обратное, именно эта вера стала тем самым фундаментом, на котором Елена построила всё.
Такси свернуло во двор, и Воронцова открыла глаза, глядя на знакомый и родной, но такой старый дом, с облупившейся штукатуркой на фасаде, с большими витражными окнами, где всегда горел свет. Она вспомнила, как в детстве сбегала сюда вместо школы, как ба угощала её горячими пирогами из соседней столовой, пахнущими так, что слюнки текли ещё на лестнице, и рассказывала истории про деда-адмирала, про море, про жизнь, которая «не для слабаков». Сегодня Елена ехала сюда не за пирогами и не за историями — ехала за чем-то, что сама не могла назвать, наверное, за тем теплом, которое вдруг стало ей нужно особенно остро.
Машина остановилась, водитель буркнул что-то вроде: «Приехали», Елена вышла, чувствуя, как холодный воздух кусает щёки, а запах мокрой земли смешивается с ароматом дыма из чьей-то форточки. Она посмотрела на окна бабулиной квартиры — занавески шевельнулись, и ей показалось, что старая ведьма уже стоит там, с сигаретой в одной руке и рюмкой коньяка в другой, готовая встретить её с ехидной улыбкой и словами: «Ну что, Элли, жизнь тебя всё-таки догнала?» Елена поправила шарф, вдохнула поглубже и пошла к подъезду.
Квартира находилась на третьем этаже, где лестничная площадка пахла пылью, линолеумом и чужими ужинами. У входа всё ещё висел тот самый медный колокольчик с зелёной патиной, который бабушка купила на Арбате ещё в начале девяностых — на «волне интереса к эзотерике». Она громко постучала в тяжёлую дверь, обитую дерматином, с облупившейся краской на косяке, — и через секунду услышала шаркающие шаги и низкий, чуть хрипловатый голос. Дверь распахнулась, и перед Еленой предстала Анна Сергеевна. На ней был яркий шёлковый халат с узором из павлиньих перьев, и как себе и представляла Елена, в одной руке ба тлела тонкая сигарета, а в другой поблёскивала янтарная жидкость — явно коньяк. Седые волосы, покрашенные в модный пепельный оттенок, были накручены на керлик — мягкую ленту из гладкой ткани, плотно набитую наполнителем.
— Элли, душа моя! — воскликнула она, как будто внучка вернулась из экспедиции в Антарктиду. — Ты что, с ума сошла? Вечером без звонка! Что случилось?
— Просто решила заехать. Увидеть тебя. — Елена слабо улыбнулась, проходя в комнату.
— Ну уж нет. Ты никогда просто так не ездишь. Что у тебя там сейчас по расписанию? Вечерняя йога? Медитации? — бабуля щёлкнула пальцами в воздухе, как фокусник. — Давай рассказывай. Мужчина? Работа? Власть? Кровь?
Тепло бабушкиной квартиры нежно окутало Елену, смешиваясь с запахом табака, лаванды и чего-то пряного — может, корицы, которую ба добавляла в свой чай. Гостиная встретила её знакомым уютным хаосом: на старом диване с выцветшей обивкой лежала стопка журналов, на небольшом деревянном столике красовалась пепельница, полная окурков, а вдоль стен тянулись полки, заставленные книгами, статуэтками Будды и стеклянными банками с травами, названия которых Елена никогда не могла запомнить. Над всем этим царил огромный портрет деда-адмирала в парадной форме, смотрящего с суровой гордостью, будто до сих пор командовал этим маленьким флотом эксцентричности. Но главным в комнате был стол у окна, где лежали несколько колод карт Таро — яркие, с золотыми обрезами, — и пара свечей, оплывших воском, будто только что закончили какой-то мистический ритуал.
В юности, когда Елене было лет десять, Анна Сергеевна всерьёз увлекалась всем, что попадало под категорию «загадочное». Тогда, в эпоху позднего СССР, она переслушала всех, кого можно было услышать — и Анатолия Кашпировского, и Аллана Чумака, которого обожала до хрипоты и ставила воду под экран каждый вечер. Говорила, что «вибрации» у него правильные.
Позже, как и многие, перешла на современные эзотерические веяния. Водила подруг на «кружки женской силы», покупала амулеты на ярмарках, подписывалась на все каталоги с магическими свечами и даже как-то ухитрилась попасть на платный семинар «трансформационной астрологии». А когда открыли первый магазин «Мир магии и тайн», бабушка с триумфом вернулась домой с двумя колодами Таро — одной классической, с райдеровскими арканами, и второй, по её словам, «авторской, с энергией женского рода».
С тех пор делала всем желающим расклады — эффектные, громкие, с театральными паузами и глубокомысленными «карта башни указывает на разрушение старого, чтобы создать новое».
Елена, конечно, всё это не воспренимла всерьез. Но бабушка была настолько увлечена и искренне верила в свою невероятную пользу в людских судьбах, что спорить с ней не имело никакого смысла. Да и главное ведь, что это приносило ба настоящее удовольствие. И, чего уж скрывать, доход от "ведьмовства" вышел неплохой: эксцентричная барышня не только покрывала свои расходы на коньяк и сигареты. А несколько лет назад, благодаря «энергии луны и пяти клиенткам из мэрии», сделала капитальный ремонт в квартире. Старый паркет отреставрировали, стены покрасили в тёплый кремовый цвет, а кухню обставили современной техникой.
Сначала соседи перешёптывались, потом привыкли, а спустя год уже и просились на приём. Некоторые даже не стесняясь: «Анна Сергеевна, у меня внук никак не женится — гляньте, что там по судьбе». Вот так и прилипло к ней прозвище — ведьма.
Елена взяла в руки одну из колод, провела пальцем по шероховатой поверхности карты.
— Не собираешься мне сейчас делать расклад?
— А хочешь? — глаза ба вспыхнули. — Я тебе давно говорила: у тебя будет переломный год. Любовь, путешествие, переоценка ценностей… Всё по карте Шута.
— Вот только без Шута, — поморщилась Елена, откидываясь на спинку дивана. — Я сегодня уже одного «шута» выслушала — хватило.
Анна Сергеевна посмотрела на неё с прищуром, в котором было больше мудрости, чем в любом оракуле.
— Тогда просто чай. Без предсказаний. Но с мёдом. И ты мне всё расскажешь. Или, может, желаешь коньячку?
— Чай. — совсем по-детски быстро закивала Елена.
Наверное, только здесь, в этом сумасшедшем доме с запахом зверобоя и розмарина, можно было действительно выдохнуть.
Елена сидела на мягком диване, чувствуя, как пружины слегка впиваются в бёдра, и смотрела на кружку в своих руках — пар поднимался тонкими завитками, а запах мяты смешивался с горьковатым ароматом каких-то трав, которые бабуля, видимо, добавила «для здоровья».
Анна Сергеевна устроилась в кресле напротив, закинув ногу на ногу и хитро прищурившись, пускала дым от сигареты в потолок. Елена надеялась, что её эмоциональный монолог принесёт облегчение, как это обычно бывало, особенно в бабушкином доме. Но вместо этого на душе стало только тяжелее, будто она нечаянно ткнула палкой в пчелиный улей, и теперь рой вопросов — острых, злых, неугомонных — гудел в её голове, жаля сознание снова и снова.
Мысли, высказанные вслух, вскрыли ту жуткую правду, от которой Елена отмахивалась многие годы. Жизнь, которую она выстраивала с таким трудом и упорством, шаг за шагом, как архитектор, возводящий сложнейший небоскрёб из стекла и стали, оказалась вовсе не той счастливой сказкой, что она рисовала в своей голове. Она видела себя на вершине — уверенной, сильной, окружённой уважением и даже благоговением, где каждый день был бы полон смысла. И что в итоге? Елена посмотрела вокруг — на бабулину уютную квартиру, на свои руки, которые слегка подрагивали от внутреннего хаоса, и подумала: «Я добилась всего, о чём мечтала, но почему же так тоскливо…».
Анна Сергеевна сделала глоток коньяка, громко причмокнула губами и вдруг задумчиво выдала:
— Знаешь, Элли, я тут вспомнила того твоего ухажёра… как же его… Александр! Ну, который дипломат норвежский. Вот с ним у тебя расклад был знатный, прямо искры от карт летели! Такая пара могла выйти. Зря вы разбежались…
Елена подняла взгляд, чуть нахмурившись, поправила:
— Дипломатом был Константин, только совсем не норвежским, а грузинским. И если ты вдруг не помнишь, то у него, чисто случайно, оказалась жена и трое детей. Так что вариантов «не разбегаться» не было.
Ба чуть кашлянула, подавившись дымом, но осталась сидеть с невозмутимым лицом.
— С Александром же, он был главой коммерческого отдела ИнвестБанка, мы не сошлись во мнении о современной роли женщины в семье и обществе. Он хотел, чтобы жена была его красивым дополнением на мероприятиях, ну и ещё бесплатным круглосуточным личным ассистентом.
Видно, история так поразила Анну, что пепел упал прямо на стол, оставляя на кружевной салфетке небольшую проталину.
— Твою ж… — выругалась бабуленька, тряся прожжённым имуществом.
— С Норвегией связан Виталий, его партнёры владели частью акций в каком-то рыбном предприятии, — воодушевившись, вещала Елена, — но в свои 45 он жил с мамой и уже через пару месяцев нашего знакомства всерьёз предлагал мне продать мою квартиру, чтобы мы в складчину купили большой загородный дом — ведь так его маме и нам будет комфортней.
Елена покачала головой, и её губы дрогнули в саркастической улыбке — сейчас это казалось таким нелепым, почти смешным, но тогда бесило до чёртиков.
Бабуля расхохоталась, хлопнув себя по колену так, что браслеты на запястье зазвенели, словно колокольчики.
— Ты меня прости, милая, но здесь без расклада не обойтись!
Анна Сергеевна прищурилась, глубоко затянулась и выпустила дым колечком, которое медленно поплыло к потолку.
— Всё у тебя будет, Элли, всему своё время, — сказала она таинственно, потянувшись к столу.
Резво схватила одну из колод — ту, с золотыми обрезами и потёртой коробкой, — и начала тасовать карты с такой ловкостью, что позавидовал бы и матёрый шулер.
— Как бы ни петляла дорога, Вселенная всегда выводит нас туда, где мы должны быть. Просто иногда… через чёрный ход.
Пальцы на миг замерли, и она начала раскладывать карты на столе — три штуки, одну за другой, с лёгким шлепком, будто ставила печати на судьбу.
«Колесница», «Влюблённые», «Звезда».
Бабуля хитро улыбнулась, ткнула пальцем в расклад и заявила:
— Ну, смотри! Скоро тебя ждёт путешествие — большое, значимое, не просто поездка, а что-то, что хорошенько встряхнёт. И любовь, Элли, настоящая, не эти твои… Вот ещё — надежда, свет, всё как по писаному.
Елена фыркнула, откинувшись на спинку дивана, и закатила глаза.
— Ну про поездку я тебе и так рассказывала, через несколько дней лечу в Тибет. А вот любовь… это ты загнула. Какая любовь, ба, в моём-то возрасте? Мне почти сорок, я слишком цинична, чтобы в кого-то влюбиться. Розовая пелена, бабочки в животе — это всё для необъезженной молодёжи.
Дама грозно нахмурилась, выхватила карту «Влюблённых» из расклада и потрясла ею перед лицом Елены, как учительница линейкой перед нерадивым двоишником.
— Карты не обманывают, Эль! Это тебе не глупые выдумки. Вот сама увидишь, если поменьше носом воротить будешь. Так что не фыркай тут, а пей чай, пока не остыл совсем.
Она слегка обиженно сунула «Влюблённых» обратно в расклад, подлив себе ещё допинга в бокал, а затем не спеша вытащила ещё одну карту и положила в центр.
— А вот и он. — гордо выпятив грудь, протянула бабушка. — Император, да ещё и в сочетании с Королём Жезлов. Сильный, уверенный, влиятельный. Такой знаешь… будто с другой планеты. Серьёзный мужчина! С задачей. И очень даже... привлекательный, если судить по энергии. Этот не будет строить глазки за кофе — появится, как ураган, и жизнь всю перекроит.
— Стоп, — фыркнула Елена. — Вот не надо мне ничего перекраивать, я, может, и не совсем довольна текущим положением, но хотелось бы без ураганов!
— Так я здесь ни при чём, Элли. Я просто читаю, что карты говорят! Хороший мужик, явно не из твоего круга. Не боится брать ответственность, семейный...
Она прищурилась и добавила:
— И ты его не сразу узнаешь. Сначала будет раздражать. Очень.
— Прекрасно, — показательно скривилась Елена. — Как говорится, от любви до ненависти?
Бабушка засмеялась.
— А вот это уже ты сказала. Но учти — он совсем непростой. Непредсказуемый. Неподконтрольный. Нелегко тебе будет. Но если не упустишь! Ух!
— Ох, ба! Было бы всё в жизни так гладко, — снисходительно улыбнувшись, протянула Елена, — раз — и карты подсказали верный путь, единственную любовь… Встречалось бы столько несчастных вокруг?
— А у них судьба, может, такая, свои жизненные уроки… — убеждённо добила бабуля. — У тебя — своя дорога. И я теперь как никогда спокойна!
— Поеду я домой, моя дорогая, — выдохнув, пролепетала Елена вставая. — Спасибо тебе за всё.
Она нежно обняла сухонькую старушку на прощание, вдыхая родной аромат.
— Всё хорошо будет! Помни мои слова, — лепетала бабуленька, вытирая скупую слезу, словно прощалась навсегда, а не жила с внучкой буквально на соседней улице.
Через сорок минут машина остановилась у дома Воронцовой, водитель скупо буркнул:
— С вас восемьсот семьдесят, — и Елена молча протянула карту всё ещё подрагивающими руками.
Она вышла, полной грудью вдохнула прохладный сырой воздух, пахнущий перегнившими за зиму мокрыми листьями и городским дымом, и поднялась к себе.
Квартира встретила её тишиной и холодом — всё как всегда: стерильно, безупречно.
Елена бросила пальто на стул, не потрудившись повесить, и села на диван, глядя в тёмное окно.
И горько расплакалась. Верить бабушке очень хотелось, но никак не получалось…
ГЛАВА 2. Карма не ждёт твоего одобрения.
«Карма, Элли, — как поезд без тормозов: ты можешь не верить в расписание, но он всё равно за тобой придёт. Лучше уж быть в красивых туфлях».
— Анна Сергеевна, ведьма с пропиской и характером.
Несмотря на весьма печальное окончание вечера, утро встретило Елену неожиданным приливом сил. Сон был глубоким и чистым, без привычных тревожных сновидений, будто ба в своей шёлковой цветастой пижаме проникла в мысли, разогнав всех демонов.
Елена проснулась в шесть, как всегда, бодро встала с кровати и, как ни в чём не бывало, сделала глоток воды с лимоном. Тело было, на удивление, лёгким, а разум — ясным, будто кто-то за ночь вымел весь мусор из её головы. Вчерашняя грусть, все сомнения, все горькие упрёки — всё растворилось, как весенний иней на солнце. Будто кто-то тихо подкорректировал её внутренний компас. Странно, но факт: разговор с бабушкой под травяной чай и сигаретный дым подействовал лучше любой психотерапии.
Вот не зря она называлась ведьмой — вновь её магия, её непостижимая энергетика сработала, даже без всяких заклинаний.
Воронцова снова втянулась в привычный ритм — график, звонки, клиенты, таблицы. Рабочие дни проносились один за другим, чётко заполняя ячейки календаря. Всё было отлично — не просто хорошо, а именно так, как она и любила: привычно, уверенно, выверено до секунды. И перед вылетом Елена чувствовала не тревогу, а лишь лёгкое волнение.
Путь в Тибет был долгим и утомительным, несмотря на шикарное место в первом классе. Вылет из Москвы ранним утром, транзит в Пекине, перелёт в Лхасу и несколько часов на акклиматизацию в гостинице — с видом на золотые крыши, свинцовые горы и кристально чистое, почти нереальное небо.
На подлёте к Тибету она проснулась от ощущения абсолютной тишины — настолько густой, что, казалось, можно было услышать собственные мысли. За иллюминатором простирались снежные гималайские пики, переливаясь холодным серебром в рассветных лучах. Елена смотрела на них с невольным почтительным трепетом.
Ни одно фото в туристических брошюрах, ни один репортаж в National Geographic не могли передать того, что она сейчас видела своими глазами.
Горы вздымались вверх, как безмолвные титаны, покрытые ослепительно-белым снегом, который сверкал в лучах утреннего солнца, будто был инкрустирован бриллиантами. Рельеф был настолько внушающим, что казалось — это не земной пейзаж, а тщательно выстроенная декорация к какому-то фильму о прекрасных богах и других волшебных мирах.
В груди неотвратимо поднималась горячая и светлая волна, будто за спиной расправлялись невидимые крылья. Привычное напряжение, постоянная собранность, контроль — всё на миг ослабло, отступило, растворилось в величии той картины, что разворачивалась перед ней.
Она прижалась лбом к стеклу, словно хотела приблизиться, коснуться этого волшебства. Губы тронула лёгкая улыбка — не напряжённая, не выделанная для кого-то, а та самая, настоящая и искренняя, что рождается из восторга, детского восхищения и осознания: «Вот он, момент, который останется в памяти навсегда».
Мир под ней был громадным, чистым, нетронутым. И впервые за долгое время Елена ощутила, что она — не хозяйка своей жизни, а всего лишь её гость. И это чувство вовсе не было пугающим.
— Через пятнадцать минут наш самолёт приступит к снижению, — сообщил пилот с явным акцентом.
Елена встрепенулась, вмиг отбрасывая захлестнувшие её эмоции, достала из сумки планшет, в очередной раз перепроверяя расписание.
Сам ретрит проходил в монастыре Сэра, на окраине Лхасы — одной из древнейших святынь, окружённой скалами и пышной зеленью. Участников мероприятия было всего тридцать — CEO, владельцы международных брендов, политики и несколько медийных личностей. Воронцова была приглашена как один из ключевых спикеров — тот самый человек, который умеет внедрить «осознанность» в топ-менеджмент без потери KPI.
Встречала её ассистентка одного из организаторов — молодая азиатская девушка в струящейся униформе цвета шафрана. Она учтиво поклонилась несколько раз и, улыбаясь, предложила следовать за ней на безупречном английском. Они пересели в чёрный внедорожник, и машина, плавно катясь по извилистым горным дорогам, повезла Елену к месту назначения.
Лхаса предстала словно страница из старой легенды — не город, а мираж из иной реальности. Могло показаться, что всё это — лишь декорации к какому-то древнему сну.
Столица раскинулась в долине, окружённая суровыми горами, будто укрытая каменным венцом. Серые стены старых зданий с резными деревянными оконными рамами и красными крышами соседствовали с современными стеклянными фасадами — но в этом соседстве не было противоречия. В Лхасе время, казалось, не текло вперёд, а кружилось спиралью: здесь можно было увидеть молодого монаха со смартфоном в руках, проходящего мимо женщины в алом тибетском наряде, которая молилась, крутя молитвенное колесо. За чуть запылёнными окнами автомобиля проплывали яркие флаги, террасы с ячменём, старцы в бордовых одеяниях и паломники, идущие босиком с крупными ткаными тюками на шее. Но Елена даже не поднимала головы, внимательно вглядываясь в экран, где отражались её заметки к выступлению, слайды презентации и список участников с краткими биографиями. Всё как всегда.
Она так погрузилась в свою привычную работу, что даже не заметила, как впереди возник монастырь. Неожиданно — словно за мгновение вырос из камня. Он был старым, но невероятно ухоженным, с широкими лестницами, белыми стенами и окнами, за которыми таилось своё особенное волшебство. Внутри удивительно пахло сандалом и сухими травами.
У входа их небольшую группу встретил молодой послушник, с уважением склонив голову в глубоком поклоне. Юноша повёл Елену внутрь — через зал, где у стены стоял гигантский барабан, расписанный мандалами, мимо ниши с курильницами, до комнаты, где её временно разместили.
Помещение было скромным, но довольно уютным: низкая кровать, резной деревянный шкаф, коврик для медитации, небольшой ночной столик, на котором уже стояла чашка с горячим ячменным чаем и миска с экзотическими фруктами. Всё лаконично и, как ни странно, приятно.
Сбросив пальто и убрав планшет, Елена села на край кровати, сложив руки на колени. В ушах звенела непривычная городскому жителю тишина, нарушаемая лишь отдалёнными звуками колокольчиков и пением птиц. Впервые за много месяцев Воронцова ничего не делала. Не спешила, не проверяла почту, не писала тезисы. И это ощущение… словно невидимая рука вытянула из неё провод, по которому тёк постоянный ток. Внутри стало... спокойно.
Елена откинулась назад и закрыла глаза.
Первые дни в расписании больше напоминали оздоровительный тур, чем деловую поездку. Организаторы, прекрасно понимая, что перелёт, смена климата и разреженный воздух могут сильно сказаться даже на самых выносливых из гостей, намеренно сделали старт максимально мягким — стараясь не столько погрузить участников в повестку мероприятия, сколько дать им возможность адаптироваться и выдохнуть.
И стоило признать, Елена это оценила. Воронцова, привыкшая к строгому ритму московских будней, вполне естественно, сначала ощутила серьёзный дискомфорт от этой плавности, от этого почти ленивого распорядка, но всё же вскоре позволила себе немного расслабиться. Впервые за долгие годы у неё было законное право ничего не делать и при этом не испытывать вины. Хотя «ничего» — это слишком сильно сказано, она продолжала внимательно следить онлайн за всеми московскими проектами, а здесь пыталась быть максимально дружелюбной и обзаводиться новыми полезными знакомствами.
Солнце над крепостью поднималось неторопливо, лениво выглядывая из-за скал. В звенящем рассветном воздухе звуки казались особенно чёткими — лёгкий шорох одежды, еле слышные шаги, скрип обуви по камню. На высокой террасе, обращённой в сторону заснеженных пиков, уже собрались участники ретрита, укутанные в шерстяные пледы, в одинаковых льняных шарфах на плечах. Воодушевлённые гости сидели ровными рядами, словно фигуры из песочной мандалы.
У каждого в руках была чашка с горячим напитком, от которого поднимался тающий в утреннем свете пар. Вокруг сладко пахло дымом, сухими травами и свежестью, принесённой с горных вершин. Где-то вдалеке доносился глухой, равномерный звон колокола — монастырь постепенно просыпался.
Сидя на коврике, Елена смотрела на горы и ловила редкие для себя моменты настоящей тишины. Не внешней — а внутренней. Она была внутри этого ритуала, частью общего сознания. Обволакивающий голос монаха лишь дополнял эту волшебную идиллию.
— …Покой начинается в дыхании… горы стоят, потому что они — внутри себя… — дублировали слова в маленькой капельке, едва ощутимой за ухом.
Над головами клубилась золотистая воздушная пелена, яркие лучи, словно робея перед священным моментом, медленно скользили над белыми вершинами. Их края сверкали, будто драгоценные клинки, а между скалами вздымался туман, похожий на полупрозрачное покрывало, застилающее долину.
Елена глубоко вдохнула. Воздух был сухим и хрупким, будто его легко можно было раздавить губами. Он врывался в лёгкие, освежая сознание. В какой-то момент она почувствовала, что здесь никто никуда не спешит. И стало так легко и свободно.
Обычно подобные групповые мероприятия вызывали у неё скуку и раздражение. Но сейчас было совершенно иначе. Молчание вокруг было живым, наполненным. Каждый, казалось, слышал себя, но вместе с этим — и остальных. Общее поле. Единое дыхание. Как будто эти люди, с их безупречными резюме, выверенными движениями и мимикой, впервые сбросили маски. По окончании им дали несколько минут, чтобы привести мысли в порядок.
И в этой прозрачной тишине, в этой церемонии света и покоя Елена думала о словах бабушки…
Об «Императоре».
Она, конечно, ни во что это всерьёз не верила. Ни в карму, ни в знаки судьбы, ни тем более в предсказания карт. Но слова о том, что скоро появится «Император» — сильный, решительный, способный перевернуть её жизнь, — застряли в голове слишком прочно и теперь, глядя на каждого мужчину в группе, Воронцова невольно задавалась вопросом: «А вдруг это он?»
Её несказанно раздражала собственная нелепая надежда. Казалось бы, взрослая женщина, трезвомыслящий профессионал, спикер на международной встрече, а теперь сидит на коврике и, как девчонка, высматривает, на каком пальце у какого мужика кольцо.
Надо отдать должное: на съезде собралось немало интересных персонажей. Высокие, подтянутые, в шикарных костюмах. Кто-то представлял модный экобренд, кто-то руководил стартапом по энергохранилищам, один даже оказался основателем сети бутиков в Скандинавии. Все как на подбор — ухоженные, вежливые, образованные. Невероятно огромный выбор потенциального спутника жизни, но... у всех на безымянных пальцах поблёскивали кольца, словно маяки, свирепо сигнализирующие: «Занято!». И это бесило. Прямо физически.
— Ну, конечно. Император, ага… — проворчала она себе под нос, поёрзав на пятой точке. — Надо было уточнить у бабули: может, он, как папа Римский, символически «обручён с профессией»?
Она невесело усмехнулась и снова осмотрела ряды участников.
Все были заняты собой, подставляя лица солнечному потоку. Но, кажется, кто-то в другом конце террасы — в тёмном пледе — в этот самый момент тоже смотрел в её сторону. Или ей только показалось.
После медитации был травяной чай, неспешные беседы и экскурсии по монастырю. Настроение Воронцовой было непривычно ровным. Казалось, будто Лхаса отключила в ней какую-то лишнюю программу — суету, многозадачность, тревожный контроль. Конечно, в сумке всё ещё лежал планшет, и Елена, как маньяк, периодически проверяла почту, но делала это всё реже, а потом и вовсе доверилась нотификациям в часах.
На второй день группа должна была отправиться к пещерам Драк Йерпа — священному месту, которое тибетцы почитают как уголок уединения и внутренней трансформации. Гиды предупреждали, что маршрут будет не самым лёгким: тропа поднимается серпантином на высоту более четырёх тысяч метров, где разреженный воздух способен выбить дыхание даже из бегуна-марафона.
— Но именно там, — уверял гид с сияющими глазами, — можно почувствовать дуновение самого неба. И услышать, если повезёт, ответ.
Поход был запланирован на раннее утро, и Елена, хоть и относилась к таким вещам с изрядной долей скепсиса, вдруг почувствовала... интерес. Не рациональный, а тот самый, что толкает человека выйти за порог, свернуть с маршрута, заглянуть за холм, просто потому что «а вдруг?».
Пока же у неё была минимум половина дня, чтобы впитать это странное ощущение покоя. Гулять по узким каменным дорожкам, вдыхать аромат можжевельника и тибетских благовоний, пить ячменный чай и следить за тем, как лучи солнца переливаются на золотых крышах.
Насладиться тишиной. И новой собой — вне расписаний, задач и требований.
Следующее утро началось с того же неспешного ритма — глубокого, медленного, пропитанного сухим воздухом и тишиной, которую нарушали лишь редкие звуки: хлопанье молитвенных флагов на ветру и далёкий звон колокольчиков, привязанных к якам где-то за холмами. Сегодня у гостей была практика и разговор о силе намерения: холодный воздух кусал кожу, как мелкие иглы, а солнце, пробивающееся сквозь серую пелену облаков, ложилось на лицо тёплыми пятнами. Елена растягивала тело, чувствуя, как мышцы отзываются лёгкой дрожью. После быстрого завтрака группа собралась для похода. Во дворе монастыря их уже ждал Тензин — худой монах в бордовой робе, чья мягкая улыбка казалась словно вырезанной из старого дерева. Он кивнул группе, познакомил со своими помощниками и повёл всех вперёд.
Маршрут был проложен по старой тропе, усыпанной галькой, петляющей между скал, редкими кустами и корнями, которые цеплялись за камни, как за последнюю надежду не быть унесёнными ветром. Погода выдалась неожиданно мягкой: в конце марта воздух уже не обжигал, а лишь приятно холодил кожу. Солнце пробивалось сквозь лёгкие полоски облаков и, отражаясь в снегу на вершинах, озаряло всё вокруг приглушённым серебром.
Дул ровный, пронзительно чистый ветер, от которого щёки быстро розовели, а глаза начинали слезиться. Елена осторожно ступала по дороге, не отводя взгляда от цепочки шагов впереди. Тело, привычное к нагрузкам, справлялось легко, а вот мысли — наоборот, разбегались в стороны, как испуганные голуби на столичной площади.
Группа двигалась размеренно, в основном молча — дыхание быстро сбивалось, и лишние разговоры здесь были бы неуместны. Время от времени гид останавливался, делал знак рукой и показывал куда-то в сторону: «Там, вон, древние ступы… а вот — заросли можжевельника, под которыми, как говорят, молился сам Падмасамбхава…»
Солнечные лучи нежно касались плеч, а ветер трепал края шарфа, словно шептал забытые легенды сквозь горные ущелья. Елена бодро шагала, иногда обмениваясь вежливыми фразами с соседями. Остальные участники были заняты своими мыслями, кто-то слушал аудиогид, кто-то ловил кадры для соцсетей. Воронцова же наслаждалась редким чувством одиночества в толпе — когда тебя не трогают, не дёргают, не ждут ответа.
И всё бы было прекрасно, если бы не ощущение... чужого взгляда. Сначала она подумала, что это случайность. Потом — совпадение. Но каждый раз, поворачиваясь, чтобы взглянуть на тех, кто шёл позади, никого не видела, но всем телом чувствовала: кто-то наблюдает. Целая россыпь мимолётных касаний, будто кто-то следил за ней издалека — неуловимо, но настойчиво.
Она ещё раз оглянулась, внимательно рассматривая каждого из попутчиков. Мужчины и женщины с одинаковыми рюкзаками, в тёплых куртках — никто из них не выглядел особенно загадочно. И всё же… ощущение не проходило. Оно скользило за плечами, ныряло под кожу, зудело в затылке.
— Всё в порядке? — спросила дама, идущая неподалёку.
— Да… наверное, — отозвалась Елена, натянуто улыбнувшись. — Просто… всё хорошо, не волнуйтесь.
Воронцова отвернулась, раздосадованно продолжив путь.
Тропа становилась круче, камни под ногами сменялись мелкой щебёнкой, что хрустела под подошвами, как сахар под ложкой. Над головой кружила стая птиц. Усталость начинала накапливаться, отдаваясь напряжением в коленях, но было в этом что-то медитативное — каждый шаг отбрасывал назад мысли, сомнения, слабость.
В какой-то момент колея значительно сузилась, вплотную прижавшись к скале, и Елена, придерживаясь за камень, инстинктивно отступила в сторону, чтобы пропустить соседа, и именно тогда… почувствовала, как кто-то подошёл вплотную. Шаг — и шорох ткани. Тонкий аромат древесного мха, земли и чего-то, что невозможно было уловить. Неизвестный молнией скользнул по коже, не оставив ни следа, кроме лёгкой дрожи. Воронцова стремительно обернулась, но вместо лица заметила только тёмный капюшон. Высокая фигура мгновенно растворилась в движении группы.
Их походная компания состояла всего из тридцати человек — запомнить лица довольно просто. Тем более Елена обладала почти фотографической памятью. А вот этого мужчину — никак не могла вспомнить. Был ли он на завтраке, медитации, лекциях? Словно появился только сейчас. Или всё же был, но оставался в тени? Раздражение медленно нарастало. Не страх — нет. Елена вовсе не из тех, кто боится. Скорее — беспокойство, лёгкое напряжение, как будто кто-то вторгся в её личное пространство. Она резко обернулась — и снова ничего. Лишь улыбающийся мужчина с камерой и двое послушников, поглощённые разговором.
Путь тем временем шёл всё круче. С каждым метром склоны становились резче, а земля под ногами — ещё более рассыпчатой. Елена остановилась перевести дух и украдкой оглядела группу. Он был там. Снова. Стоял чуть поодаль, рассматривая что-то вдали, на скале с ритуальными флагами. Она кинулась вперёд, но тут же споткнулась о присевшего компаньона.
— Ох, простите! — пролепетала Лена, пытаясь обойти недовольного мужчину.
— Это вы меня извините, не стоило проверять рюкзак на дороге, — проворчал собеседник.
Елена молча кивнула и подняла глаза, но место незнакомца пустовало. Воронцова отвернулась, сжав губы.
Это всё глупости. Просто усталость и кислородное голодание. Подумаешь, показалось. Но внутри упорно грыз червяк сомнения.
Она сделала глубокий вдох и снова пошла вперёд, за поворот тропы, где впереди открывался новый пейзаж — высокий склон, усыпанный валунами, и где-то далеко, в выемке между горами, тянулось к небу тёмное пятно пещер Драк Йерпа.
Но пока до них было ещё несколько часов пути.
Как и предупреждали, дорога оказалась совсем непростой. Время будто растянулось, растеклось, словно солнечный воск на склонах. Тропа петляла всё выше, воздух становился прозрачнее и острее, теперь каждый вдох отдавался лёгкой болью, словно внутрь проникали осколки льда.
Елена Андреевна Воронцова шагала по тропе к пещере, чувствуя, как камни, словно старые кости, поскрипывают под ботинками, а ветер, сухой и холодный, треплет края её куртки, принося с собой запах стылой земли и трав.
Группа двигалась неспешно, голос Тензина плыл впереди, рассказывая о паломниках и древних молитвах, Елена слушала вполуха — её внимание снова и снова цеплялось за то странное ощущение. Ускользающий образ не давал ей покоя, и она то и дело оборачивалась, окидывая взглядом людей, что шли с ней, в надежде приметить незнакомца.
Вдруг на повороте, где холм обрывался крутым склоном, она снова увидела тёмный, расплывчатый силуэт, словно мираж в пустыне, промелькнувший за скалой. Елена замерла, сердце застучало быстрее, и она внимательно прищурилась, пытаясь, наконец, разглядеть, кто это. Совершенно точно он не был местным — тибетцы, что встречались ей в Лхасе, были невысокими и коренастыми, этот же был длинным и, казалось, излишне худощавым. Мужчина стоял в стороне, повернувшись прямо к ней, будто ожидая, когда она его заметит.
Елена сделала несколько быстрых шагов вперёд, отрываясь от группы. Но утёс скрыл незнакомца за поворотом. Она ускорилась, чувствуя, как начинает сбиваться дыхание. Камни сыпались из-под ног, шурша, как песок в ритуальных чашах. Елена резво свернула за выступ. Он должен быть где-то здесь… Совсем рядом…
И снова, на миг, в просвете между двумя скалами она увидела его фигуру в длинной, тёмной одежде.
— Эй! — голос прозвучал неожиданно хрипло.
— Подождите… — добавила она, пробираясь к чужаку.
Но он снова исчез.
Елена сделала ещё шаг, потом второй… а затем прибавила ходу, едва не споткнувшись о камень, и, свернув за валун, резко потеряла опору.
— Чёрт! — выдохнула она, уже не слыша собственного голоса.
Земля ушла из-под ног. Камни с грохотом посыпались вниз, сорвавшись вместе с ней.
Мир перевернулся. Летящая галька хлестала по спине, ладоням, коленям, лицу. Ветер, словно сумасшедший, свистел в ушах. Одежда с треском рвалась о встречные ветки и выступы. Боли не было — ещё нет, только очень страшно и холодно. Перед глазами всё плыло, превращаясь в разноцветное месиво: серые скалы, белые пятна снега, синее небо, блики солнца…
Елена неслась вниз по склону, кувыркаясь, словно переломанная кукла, и только каменистая поверхность остановила это падение, приняв тело с глухим ударом, от которого пространство погрузилось в вязкую тишину. Воздух с хрипом вырвался из лёгких, и Елена распласталась на земле, не в силах вздохнуть.
Она беззвучно разевала рот, будто рыба, выброшенная на берег, но грудь оставалась недвижимой. Казалось, лёгкие забыли, как работать. Грудная клетка словно окаменела. На глаза медленно опускалась красная пелена. Вокруг было так тихо, что даже собственного сердцебиения не было слышно.
А потом пришла боль.
Удушающая волна — резкая, горячая, острая, стремительно расползающаяся по телу, будто воспроизводя все кочки, булыжники и выступы, что встретились на пути. Вместе с болью прорвался и судорожный глоток кислорода, обжигая лёгкие изнутри. Воронцова сипло застонала, стараясь не шевелиться.
Минуту — или, может, вечность — она просто лежала, вбирая в себя тишину и воздух. Потом аккуратно пошевелила пальцами. Скрюченная кисть отозвалась ноющей болью, но вращалась. Затем проверила ноги. Всё цело.
— Слава Богу, — выдохнула она, едва двигая губами.
С трудом повернув голову, почувствовала, как по щеке тянется горячая дорожка — кровь. Потихоньку подняв дрожащую руку, Елена нащупала ссадину на виске. Ничего серьёзного. Только кожа вспухла, пульсируя под пальцами. Затем, медленно, с осторожностью, как после долгого сна, она попыталась приподняться. Руки дрожали, едва удерживая её вес, переборов себя, Лена всё же села, морщась от боли.
Картинка перед ней плыла, то приближаясь, то ускользая, словно изображение в старом телевизоре. Глаза никак не могли сфокусироваться — всё вокруг казалось расплывчатым, нарисованным широкой кистью, не настоящим. Пришлось облокотиться о ближайший валун и замереть, дав себе время на восстановление.
Когда внутренняя «качка» прекратилась и зрение более или менее пришло в норму, Елена обвела взглядом ущелье. Судя по высоте, она скатилась со склона минимум с трёхэтажный дом, а может, и выше. Она должна была разбиться. Должна была поломать себе всё, что можно. А вместо этого — грязная, изодранная, в порванной куртке и с окровавленными коленями — сидела живая. И даже целая. Просто невероятно. Елена ещё раз осмотрела себя со всех сторон, но не обнаружила никаких видимых серьёзных повреждений, лишь небольшие ссадины.
— Просто чудо... — прошептала она, переворачиваясь на четвереньки.
Дрожащими пальцами Воронцова стянула перчатки и вытерла кровь с подбородка.
Рюкзак нашёлся метрах в десяти от неё. Ткань была в грязи, шов сбоку разошёлся, но содержимое почти не пострадало. Елена неспешно добралась до него, стараясь не делать резких движений. Из внешнего кармана вытащила смартфон — экран был разбит, ажурная паутинка трещин поблёскивала на солнце, но устройство, к счастью, всё ещё работало. Сеть, разумеется, отсутствовала. Даже экстренный вызов не дал никакого результата — глухой писк и пустота. Елена выругалась едва слышно и вернула телефон на место.
Она ещё раз оглянулась на обрыв, с которого рухнула. Каменистый склон уходил вверх почти вертикально. Подняться обратно тем же путём было совершенно точно невозможно — даже пытаться не стоило. Слишком высоко. Слишком круто. Слишком опасно. Если в первый раз ей повезло, то ещё одно падение она уж точно не переживёт.
Елена глубоко вдохнула, но тут же скривилась от боли. Она попробовала кричать. Позвала — раз, другой, но звук, едва вырываясь наружу, болезненно бил хозяйку по рёбрам, разливаясь раскалённым железом внутри.
— Бесполезно… — прошептала она, быстро бросив это занятие.
Хорошо хоть аптечка была при себе — в этом она всегда была предусмотрительной. Елена вытащила компактный набор, нашла антисептик, пластыри, стерильные салфетки и села, разложив добро перед собой. Аккуратно промыла все обнаруженные ссадины, заклеила их, сделала компресс у рассечённого виска. Затем, чуть помедлив, выудила блистер обезболивающего и проглотила одну таблетку, запив остатками воды из походной бутылки.
«Противовоспалительный эффект сейчас тоже не помешает», — подумала она, складывая всё назад.
Небо над головой было безмятежным, ленивые облака медленно плыли вдоль горизонта, никуда не торопясь — в отличие от неё. Вокруг царила звенящая тишина, в которой исчезали любые надежды на то, что её скоро найдут. Она в который раз посмотрела наверх — пусто. Ни голосов, ни движущихся теней. Только камни и небо.
— Похоже, никто меня не ищет. Или ищут… не там, — с глухой досадой выдохнула она и опустила голову.
Сидела долго, прислонившись к скале, обнимая колени, как в детстве. Дыхание постепенно выравнивалось, боль стихала, мысли медленно собирались в кучу. Елена не была паникёршей. Она привыкла рассчитывать ходы, прикидывать варианты, действовать хладнокровно. Просто сейчас нужно было немного подождать. Дать организму прийти в себя. А потом решить, что делать дальше.
Стало смеркаться.
Такой длинный и насыщенный день теперь медленно стирал свои краски — солнечное золото исчезало с вершин, оставляя лишь свинцово-серую тень, неторопливо ползущую по склонам. Воздух становился плотнее и холоднее, густым облаком скользя по расщелине. Елена поёжилась, кутаясь
