2311 год. Утопии, о которой писали фантасты нет. Все из-за катастрофы, случившейся двести лет назад.
Новый Свет — последнее пристанище человечества. Общество города разделилось на два класса: высший — люди, вышедшие из бункера, — и низший — люди, созданные искусственно для восстановления численности популяции. Высшую ценность приобрели знания, а точнее, одно конкретное — секрет победы над смертью, за который ведётся ожесточенная борьба. Ибо нет ничего важнее жизни… Или все-таки есть?
Вступая в игру, помните об одном: никакая правда не может быть ложью.
9 сентября. 2111 год. Планета Земля. Пулковские высоты
— Быстрее, бегите сюда! Здесь есть укрытие, — пронзительный крик разнесся над сумасшедшей толпой.
В воздухе пахло гарью, от дыма саднило легкие. Некоторые прикрывали лицо тряпками и платками. Через несколько десятков минут все эти так называемые меры безопасности станут бесполезными, когда на город ляжет тонкая завеса из радиационной пыли, когда с неба прольется смертоносный дождь.
Словно этих бед было мало, откуда-то донесся стрекочущий звук пулеметной очереди. Криков и паники сразу стало вдвое больше.
— Ворота совсем близко!
Близко и недостижимо далеко. Совсем юная девушка, закутанная в потрепанное, дырявое в нескольких местах пальто, понимала это, но продолжала упрямо тащить на себе худую женщину, вероятно, ее мать. Она не кричала, как другие, лишь тихо всхлипывала, шмыгая носом.
— Они никого не пускают.
— Не пускают?
— Не пускают…
По толпе прокатился недовольный возглас, накрыв волной слепого отчаяния. Идущие впереди люди остановились, но те, кто шел сзади, продолжили напирать, зажимая в тиски тех, кому не посчастливилось оказаться в центре. Снова раздались выстрелы. На этот раз где-то совсем близко.
Девушка, все так же шмыгая носом, опустила женщину на землю, вжалась в ее костлявые плечи.
— Не смотри. — Мать закрыла глаза дочери своими руками.
Девушка упрямо тряхнула копной спутанных черных волос и сквозь узкий просвет между пальцами увидела, как кто-то из толпы упал в чавкающую глину. Она вывернулась из объятий матери, проскользнула под ногами соседей по несчастью и, повинуясь неестественному любопытству, склонилась над упавшим.
На земле лежала ее ровесница со светло-русыми волосами и мягкими серо-голубыми глазами. Лицо было покрыто сажей и ссадинами, но все равно казалось прекрасным. Девушка тяжело дышала, хрипя от боли. Она держалась за бок, но под толстым слоем одежды было не разглядеть раны.
— Вот же черт. Как только вы умудрились попасть под пулю? — Оттолкнув шмыгающую девушку, к раненой пробился мужчина с металлическим чемоданом наперевес. Его голос дрожал от волнения, а пальцы только со второй попытки открыли замок. — Я свяжусь, чтобы в бункере подготовили все для операции.
— У меня нет Спирит. И никогда не было, — голубоглазая девушка, которую назвали Кассией, сказала об этом без сожаления. — А сейчас на это нет времени.
Мужчина, не обратил внимания на её слова и принялся лихорадочно с кем-то переговариваться по рации, параллельно достав из чемодана сканирующее устройство, которое навёл на тело. Тем временем шмыгающая носом девушка присела на колени рядом с Кассией и принялась шепотом читать молитву, раскинув руки в сторону, чтобы оградить от давки толпы. Кассия с трудом повернула голову к испуганной защитнице, выдавив слабую улыбку:
— Ты хочешь жить?
Она кивнула, но тут же свалилась в грязь лицом, получив толчок в спину от рвущегося вперед человека с безумным взглядом.
— Тогда возьми мое право на жизнь.
— Кассия, перестань, ты бредишь! — закричал мужчина с серыми глазами. Он чуть ли не плакал, глядя на неловко поднимающуюся на ноги нескладную девчонку.
— Смерть приходит тогда, когда нужно, — успела шепнуть Кассия, прежде чем сканирующее устройство выдало ошибку, прежде чем ее сердце остановилось.
2311 год. Планета Земля. Новый Свет
— Кассия, вы снова решили ночевать на рабочем месте? — Директор клиники бесцеремонно ворвался в кабинет и развалился на диване, где обычно располагались пациенты во время сеанса психотерапии. — В общем-то я не против. Только сообщите брату, что я не держу вас здесь насильно.
Не услышав ответа, мужчина посмотрел на девушку, сидящую за рабочим столом. В приглушенном свете ламп ему сначала показалось, что она спит, но, приглядевшись, он наткнулся на блестящие серо-голубые глаза, полные непонятной тоски.
Директор кое-что знал о биографии своей сотрудницы. В основном это касалось ее жизни после катастрофы, произошедшей двести лет назад по вине человеческих жадности и глупости, допустивших применение ядерного оружия. Помимо воспоминаний об апокалипсисе, в ее жизни не было и не могло быть ничего, что заставило бы так страдать. Заботливый брат, представительные и богатые знакомые, среди которых сам мэр Нового Света — чего еще можно просить от жизни?
Непонимание настроений Кассии, её странностей во время рабочего процесса и невозможность уволить девушку из-за вышеперечисленных обстоятельств не рождали в директоре ничего, кроме неприязни.
— Думаете, как от меня избавиться? — Кассия с тихим шелестом сменила позу: откинулась на спинку кресла, закинув ногу на ногу. На ее лицо легла тень, но мужчина был уверен, что на нем застыла улыбка. — Смотрите, как бы невзначай такие мысли не посетили меня.
Директор нервно усмехнулся, оттянув воротник рубашки, точно почувствовав, как в шею вцепились чьи-то ледяные пальцы. Кассия плавно поднялась на ноги, заставив мужчину вскочить с дивана, как ужаленного.
— Что ж, я сказал все, что хотел. Не буду больше вам мешать, — засуетился он и попятился к выходу.
«Чтоб я еще раз остался с ней наедине. И как только ее брату удалось убедить всех в том, что эта женщина — сущий ангел?» — подумал директор, поспешив покинуть опустевшую клинику.
Кассия же презрительно поморщилась вслед, закрыла дверь на ключ, опустила шторы на окнах и потушила весь свет. Оставшись в кромешной темноте, она на ощупь добралась до стола, откуда достала спичечный коробок. Подожгла сначала одну, потом другую спичку, глядя, как мерцает живой свет, читая беззвучные молитвы.
Над Новым Светом нависли серые тучи. Собираясь в непроглядную черную массу с самого утра, к вечеру они разразились слезами, словно вспомнив о годовщине трагедии, о которой люди предпочли забыть.
Большинство жителей Нового Света знало о том, что в прошлом на Землю обрушились ядерные бомбы, разрушив облик высокотехнологичных мегаполисов и погубив многомиллиардное население и природные экосистемы. Знали они и о бункере на Пулковских высотах — единственном на тот момент убежище, способном укрыть в своих недрах остатки человечества. Этот Ноев ковчег был оснащен системами криозаморозки, которые позволили выжившим уснуть на долгие годы в ожидании, когда гнев природы сойдет на нет и она снова будет готова принять своих детей, пусть и не с распростертыми объятиями. Но человеку оставалось радоваться и тому, что в атмосфере по-прежнему был кислород, солнце изредка баловало своим присутствием, а на руинах цивилизации проглядывали зеленые островки мхов и лишайников.
Новых людей было не так много — всего около пятидесяти тысяч, — но благодаря спрятанным в недрах Пулковского бункера лабораториям с замороженными стволовыми и половыми клетками численность человеческой популяции стремительно возросла до двухсот тысяч. За пятьдесят лет они превратили останки бетонных конструкций, частично ушедших под землю, частично осыпавшихся и прогнивших, в небольшой городок, получивший название Новый Свет. Здесь проложили электричество и дороги, построили школы и детские сады, больницы и даже дома культуры и отдыха. В оборот ввели виртуальную валюту — зорки, название которой представляло собой аббревиатуру фамилий четырех экономистов, работавших над ее созданием.
Перечислять достижения новых людей можно бесконечно долго, но это не значит, что у них не было провалов и грехов…
Николс Ланген перебежками перемещался от одного панельного здания к другому, стараясь незамеченным добраться до окраин Нового Света, за которыми начиналась неизведанная пустошь. Делал он это скорее из осторожности, чем из необходимости: редкие прохожие, отважившиеся выйти из дома в дождь, смотрели лишь себе под ноги, пытаясь не угодить в одну из многочисленных луж.
Николс успел продрогнуть до костей от сентябрьского ледяного ветра, теперь характерного для нового облика старушки Земли. Он не застал ядерный конфликт, родившись уже в Новом Свете, поэтому изменение климата не было для него удивительным. Хотя рассказы бункерных людей о некогда теплой осени и так называемом бабьем лете вызывали легкое сожаление.
Николс остановился у неработающего фонтана, во время обильного дождя до краев наполняющегося водой, словно вспоминая о своем назначении. Лишенное смысла в другие дни, сооружение уродливо возвышалось в центре площади, привлекая местную ребятню, использующую его в качестве потешной цитадели.
От фонтана радиально расходились узкие улицы, окаймленные серыми многоэтажными сооружениями, из-за которых квартал получил негласное название «Серый». Многие здания в Новом Свете имели серый оттенок, из-за того что изготавливались из переработанной бетонной крошки, оставшейся от прошлой цивилизации. Но в этом квартале серый цвет чуть ли не переходил в черный: не на все дома хватило бетона и терпеливости рабочих, поэтому в будущие стены стали добавлять примеси, которые не способствовали ни эстетическому виду, ни прочности конструкций. Швы между панелями имели такой же состав, поэтому в домах Серого квартала гулял ветер и властвовала сырость.
Николс провел рукой по лицу, откинув в сторону прилипшие ко лбу темные пряди волос, и свернул к обшарпанной входной двери одного из домов. Он быстро набрал код и вошел внутрь, оказавшись накрытым с головой удушающей волной затхлости. Под громкий аккомпанемент механизма лифта, явно требующего починки, Николс с грехом пополам добрался до верхнего этажа. Выйдя на лестничную площадку, он угодил ботинком в лужу неизвестного происхождения. Поджав губы, попытался сохранить остатки самообладания и с непроницаемым лицом подошел к одной из дверей, ничем не отличающейся от остальных. Громко постучав, он услышал приглушенные шаги и скрип петель.
— Николс! Не думал, что ты так скоро отреагируешь на мое сообщение. — Из-за двери показался тощий низкий старичок в помятой выцветшей тужурке чёрного цвета.
— Господин Перес, может быть, вы забыли, но я просил не называть меня здесь по имени — у стен есть уши.
— Я устал повторять, что не буду играть в эти твои шпионские штучки, Николс. — Старичок улыбнулся, как довольный дерзкой выходкой мальчишка, и, шаркая, отошел от двери.
— Ваше пренебрежение мерами безопасности рано или поздно сыграет против вас, — мрачно заявил Николс, проследовав за господином Пересом.
— Так ты хочешь увидеть его?
— Очень.
— Сейчас, подожди, — с этими словами старичок прошаркал в другое помещение.
— Ужасный район вы себе выбрали. Сколько бы раз я здесь ни появился, картина все та же.
— Если бы я еще что-то выбирал. В магазине из товаров ничего не выбрать с моим бюджетом, а ты мне про квартиру говоришь. Старики вроде меня такими темпами скоро вымрут.
Господин Перес был одним из тех, кто строил Новый Свет, заработав ряд хронических заболеваний. Когда он перестал быть полезен возрождающемуся обществу, его списали со счетов. И таких историй в Серых кварталах было предостаточно.
— На что же вы тратите свою долю награды за наше рискованное предприятие?
— Рискованное предприятие? Так ты называешь грабежи?
Господин Перес вышел из комнаты. Голос старика был сердитым, но внешне он выглядел скорее уставшим и раздосадованным.
— Хотите прочитать мне лекцию? Вы такой же преступник, как и я. — Темные кошачьи глаза Николса гневно сверкнули в полумраке. Улыбка на худом лице с острыми чертами стала больше похожей на оскал.
Господин Перес изучающе посмотрел на него и опять скрылся в другой комнате, ничего не ответив. Николс тяжело вздохнул и стал мерить шагами помещение, попутно рассматривая скудный интерьер. На стенах, обитых белыми с желтоватыми разводами пластиковыми плитами, висели полки с пыльной грудой хлама: склянки, обертки, металлические обручи. За очередной кучей Николс заметил странную конструкцию из разноцветных проводов, диодных лампочек и ряда кнопок. Он осторожно взял ее в руки и пальцем стер пыль с механизма.
— Интересуешься? — хриплый голос господина Переса, раздавшийся прямо за спиной, застал Николса врасплох.
— Если бы я ещё знал, что это, — буркнул он, быстро развернувшись лицом.
— Бомба, моё первое изобретение.
Николс нахмурился и осторожно вернул на место выуженную из хлама вещицу, оказавшуюся вовсе не безобидной.
— А это моя последняя работа. — Господин Перес вытянул дрожащую руку и продемонстрировал короткий пистолет из фрагментов металла разного цвета. — Нравится?
Николс кивнул, хищно рассматривая оружие.
— Снимаешь предохранитель, взводишь курок — и готово, — коротко проинструктировал господин Перес. — Сколько тебе лет?
— А что? Людям младше восемнадцати не продаете? — рассмеялся Николс.
— Сколько тебе лет? — серьезно повторил господин Перес.
— Двадцать пять.
— А мне семьдесят два.
— Поздравляю.
Старичок сердито нахмурился и стукнул его тростью по ноге чуть ниже колена.
— Да что такое? — Николс раздраженно потер ушибленное место.
— Я стар. Мне терять нечего. Ты еще молодой. Охота грех на душу брать?
— Помнится, вы сами отправили моему информатору сообщение, что создали оружие, которое может заинтересовать, а теперь не хотите его отдавать. — Николс начал терять терпение, часть которого он оставил, добираясь до этого захолустья.
— Как ты понял, я… нуждаюсь в средствах, — старик зашёл я в лающем кашле, прежде чем продолжил: — Если бы не нуждался, ничего бы не отдал.
— Но вы нуждаетесь, поэтому отдайте его мне. Свою часть вы получите, можете не сомневаться, — нетерпеливо отозвался Николс.
— И все же… Ты не выглядишь, как человек, готовый с легкостью убивать.
— Никто и не говорил, что будет легко.
— Николс…
— Не надо ничего говорить. Просто отдайте мне эту штуку. — Николс протянул руку.
— У меня есть цель. А у тебя?
— И какая же у вас цель?
— Хочу, чтобы внучка прожила достойную жизнь. Достойнее моей. — Господин Перес попытался отвести вытянутую руку Николса.
— Вот куда вы тратите свою долю. — Николс посмотрел в глаза старичка, полные сожаления, раскаяния и надежды. — Что ж, неплохое оправдание вы придумали для ужасных поступков.
Он грубо выхватил пистолет из слабых рук господина Переса и поспешил к выходу.
— Ты не выглядишь, как человек, готовый с легкостью убивать, — тихий голос догнал его уже у самой двери.
— Я это уже слышал.
Николс, не оборачиваясь, вышел и галопом спустился по крутым ступенькам вниз, попутно спрятав пистолет под полы длинного, до конца не просохшего пальто. Он тяжело выдохнул и прислонился к щербатой стене.
В воздухе повисли густые ароматы сырости и дыма. Прикрыв глаза, Николс наслаждался тихим мелодичным шелестом дождя, стоя под узким козырьком крыши, пока откуда-то слева не раздался стук каблуков, эхом отразившийся от стен домов. Николс встрепенулся, нащупал рукоять пистолета и только потом повернулся на звук. По улице шла девушка в белом длинном платье с накинутым на плечи плащом. Она походила на призрака, и только посиневшие, мелко дрожащие пальцы выдавали в ней живого человека.
«Что она здесь забыла?» — Николс прикинул расстояние до центра Нового Света, где девушка смотрелась бы более гармонично, чем в Серых кварталах. Получалось прилично, а значит, случайно забрести сюда она не могла. В округе не было ничего, кроме жилых домов и Пулковских высот, где стоял бункер. Николс удивленно вскинул брови: «Неужели она ходила к спасительному храму нового человечества? Стоило ли выходить ночью из дома ради обычной сентиментальной прогулки?»
Погруженная в свои мысли, девушка не заметила Николса, почти слившегося со стеной. Только подойдя вплотную к тому месту, где затаился мужчина, она строго посмотрела на него и продолжила идти, не оборачиваясь.
Николс наметанным взглядом зацепился за блестящий браслет на ее руке и тонкое колье на шее, для которых можно было найти покупателей на черном рынке. Недолго думая, он последовал за ней, плавным движением вскинув пистолет на изготовку, но пронзительный скрежет и грохот, раздавшиеся за спиной, заставили его испуганно застыть.
В конце улицы на опрокинутом мусорном баке восседала крыса, жадно пожирающая крошки вместе с пластиковой упаковкой. Николс слышал от господина Переса, что до ядерной войны крысы были мелкими грызунами, но после катастрофы мутировали, став больше похожими на крупных собак с голым черепом и толстыми грязно-розовыми хвостами. Вместо мелких плоских зубов у них появились острые клычки, а на лапах — длинные прочные когти. «Хорошо еще, что эти зверюги переняли повадки падальщиков, а не хищников», — повторял старичок, с отвращением глядя на крыс.
Николс недовольно зыркнул на нарушителей спокойствия и обернулся к дороге, чтобы продолжить преследование девушки, но та словно сквозь землю провалилась.
Мысленно представив карту района, Николс ускорил шаг, надеясь, что незнакомка просто свернула в один из проулков. Так оно и оказалось. Уже знакомый белый, будто издающий слабое свечение силуэт плыл между двух глухих стен домов, вот-вот угрожая выйти к оживленному шоссе.
Николс побежал, поднимая в воздух грязные брызги. Если за сегодняшний вечер можно было убить двух зайцев сразу — испытать пистолет, собранный Пересом, и украсть пару дорогих стекляшек, — упускать такую возможность он просто не имел права.
Девушка, подчинившись обострившимся в Новом Свете животным инстинктам самосохранения, обернулась назад, заметив несущегося на нее мужчину с пистолетом наперевес. Вопреки ожиданиям, она не закричала, а только ускорила шаг.
— Стой! Стрелять буду.
Незнакомка и ухом не повела — спасительное шоссе, по которому с гулом неслись автомобили, было совсем близко.
— Стой! — Николс наконец нагнал девушку и уже готовился вцепиться в ее руку, как вдруг она вильнула в сторону и без раздумий выбежала прямо на трассу.
Для несостоявшегося вора, наблюдавшего за этим со стороны, время словно замедлилось в несколько раз. Вот он увидел, как девушка испуганно отшатывается назад, ослепленная огоньками фар встречных машин, и теряет скорость. Ноги путаются, и она уже готова упасть под вращающиеся колеса.
Николс вздрогнул — представшая перед глазами картина подействовала на него как разряд электрического тока. Собравшись с духом, он принял единственно верное для себя решение.
Николс выскочил вслед за девушкой на мерцающую влажную дорогу, обхватил свободной рукой за талию и толкнул в канаву. Вместе они кубарем скатились по пологому откосу прямо в холодные сточные воды. Услышав пронзительный гудок удаляющейся машины, Ланген с облегчением уткнулся лбом в землю.
Отдышавшись, он поднялся из жидкой грязи и огляделся в поисках девушки. Она лежала недалеко от него на спине, раскинув в стороны руки и прикрыв глаза. Капли дождя по длинным ресницам скатывались на шею и ниже, к оголившейся при падении части груди. Под светлой кожей сквозь черно-серые подтеки воды виднелся голубой узор, отдающий металлическим блеском, чем-то похожий на татуировку.
Заметив приподнимающиеся веки девушки, Николс поспешно отвел взгляд в сторону, позволив ей поправить разрез платья.
— Всё увидел, что хотел? — недовольно отозвалась она.
В ее голосе не читалось страха, хотя причин для того, чтобы испугаться, было достаточно.
— Ненормальная, — процедил сквозь зубы Николс.
— И это мне говорит человек, кинувшийся на меня с пистолетом.
— Да я спас тебе жизнь, неблагодарная.
— Спас жизнь? — Незнакомка рассмеялась ему в лицо.
Рука Николса, все еще сжимающая мертвой хваткой пистолет, задрожала. Он не мог взять в толк, откуда в ней столько высокомерного бесстрашия. Ее будто не пугало само слово «смерть». Девушка задумчиво смотрела вверх, туда, где заканчивались крыши домов и начиналось иссиня-черное полотно неба, не обращая на прямую угрозу для жизни прямо у себя под боком.
— Честно говоря, не рассчитывал встретить в Серых кварталах кого-то вроде тебя. — Николс должен был потребовать отдать ему украшения, но вместо этого поддался странному любопытству.
— Я просто люблю дождь и ненавижу город.
— И чем же может прельщать дождь? — переменившись в лице, спросил он.
— Дождь смывает позолоту. И кровь.
Незнакомка поднялась, глядя на мужчину сверху вниз.
— Кажется, ты охотился за этим? — Она сорвала с шеи колье и бросила к его ногам. — Или все же за этим? — К колье присоединился браслет.
Николс безотрывно следил за разгневанным лицом девушки, а в его голове эхом звучали слова господина Переса: «Ты не выглядишь как человек, готовый с легкостью убивать». Встав с земли, он разобрал пистолет, заткнул его за пояс брюк, снял с себя пальто и накинул на дрожащие от холода плечи девушки. От его внимания не укрылось, что легкий плащ, который был на ней, сгинул во время марафона по Серому кварталу.
— Желаю добраться до дома без приключений, а то получится, что я зря жизнью рисковал.
Николс развернулся и чуть ли не бегом поспешил скрыться с места происшествия.
Отвернувшись от трассы, Николс увидел простирающиеся на многие километры серо-бурые земли пустоши. Прогулка по Серому кварталу привела его к границе, отделяющей обжитую местность Нового Света и неразведанные территории. Если приглядеться, вдалеке можно было заметить огромные башни-генераторы, тускло светившие в сторону города, защищая его жителей от враждебности внешнего мира.
«Пусть это происшествие останется здесь. Ведь память о прошлом — лишь фактор, ограничивающий сознание». Николс натянул на бледное лицо улыбку и нетвердым шагом побрел обратно в Серые кварталы.
Каждый месяц после пробуждения от криосна Кассия ходила к Пулковскому бункеру, чтобы отдать дань памяти всем знакомым и близким, что остались погребенными под пылающими грудами осколков старого мира. Она самостоятельно создала мемориал, натаскала булыжников и засадила небольшой клочок серой земли одуванчиками, огромные желтые головы которых всё лето дружелюбно кивали ей, приветствуя на скалистом склоне, обрамленном огромными дверьми-запорами. Осенью без цветов голые камни выглядели убого и тоскливо, особенно на фоне теплых огоньков в окнах города. В такие дни Кассии часто казалось, что она одна еще страдает и помнит. В такие дни ей казалось, что она одна на всем белом свете. Поэтому для нее было большой неожиданностью встретить на обратном пути от мемориала грабителя. Уже потом, бредя к дому, она осознала, что большей неожиданностью было бы не встретить подобных личностей в Серых кварталах, где проходил ее путь.
Кассия не помнила, как добралась до квартиры в центре Нового Света, как скинула ставшие ненавистными туфли и платье и заснула. Утром она проснулась от громких позывных будильника. В голове сразу же всплыла картина незнакомца с пистолетом. Чтобы убедиться, что события вчерашнего дня не были сном, Кассия взглянула на правое предплечье, вдоль которого тянулся глубокий порез с запекшейся коркой крови — последствие падения в обнимку с грабителем в придорожную канаву. Каждое движение руки отзывалось болью. Доказательства правдивости происшествия оказались более чем убедительными.
Раздавшийся стук в дверь заставил девушку вздрогнуть от неожиданности.
— Кассия, ты еще дома? — Стук повторился уже более настойчиво.
Кассия вскочила с кровати и сорвала с неё одеяло, в которое закуталась наподобие плаща, прикрыв рану. Только после этого она открыла дверь.
— У тебя сегодня выходной?
В комнату влетел молодой парень с короткими вьющимися светло-русыми волосами, которые стали причиной прозвища, ласково придуманного Кассией, — Овечка Долли.
— Нет, у меня сегодня не выходной, братец. Хотя очень этого хотелось бы.
Кассия порывалась скрестить руки на груди, изобразив возмущение, но вовремя спохватилась, вспомнив про скрываемый шрам.
— Похоже, кто-то встал сегодня не с той ноги. — Овечка Долли наконец прекратил мерять шагами комнату и замер, пристально вглядываясь в лицо сестры. — Что-то случилось? Ты опять поругалась с директором клиники?
Кассия покачала головой.
— С одним из клиентов?
Снова отрицательный ответ.
— Только не говори, что тебя уволили.
— Ты прекрасно знаешь, что меня никто не уволит. Только если я сама не напишу заявление. — Кассия нахмурилась, встретившись с разноцветными глазами Долли.
— Тогда не вижу повода для ворчания.
— Его и нет. — Кассия ослепительно улыбнулась, надеясь усыпить внимание чересчур заботливого брата.
Овечка Долли захохотал и поднял руки вверх, капитулируя перед столь веским аргументом. Кассия заметила многочисленные складки на рукавах рубашки брата. Подобная небрежность во внешнем виде была ему не свойственна. Даже если он находился в походно-полевых условиях, его одежда всегда выглядела так, будто только что вышла из-под утюга химчистки.
— Тебя не было ночью. Ты куда-то уезжал? — Кассия с прищуром посмотрела на брата.
— Внештатная ситуация. Требовалось мое личное присутствие. Статус секретно, — по-военному строго отчеканил Овечка Долли, моментально превратившись в Алексиса Иво, и отсалютовал сестре рукой, встав по стойке смирно.
Кассия поджала губы, не позволив себе улыбнуться: статус сестры обязывал выглядеть серьезно. Кроме того, во внештатную ситуацию ей верилось с большим трудом. Организовывать встречи и управлять внутренними процессами в компании Спирит можно было и без заломов на рукавах рубашки. Пообещав себе, что разберётся с этим позже, Кассия недовольно покачала головой и побрела на кухню, где шкворчало масло и шипели подгорающие на сковороде блины, от которых исходил приторно сладкий запах заменителя молока.
Кассия устроилась на краю стола и по привычке щелкнула тумблером, включая допотопный черно-белый телевизор. До ядерной войны в каждой семье был цветной телевизор с качественным изображением, но в Новом Свете запуск производства жидкокристаллических матриц не был развернут, поэтому приходилось довольствоваться тем, что было. Двести лет назад и каналов было не меньше сотни. Сейчас же с помехами передавался один единственный — новостной.
— Ты в клинику тоже в простыне поедешь? — спросил Овечка Долли.
Он успел переодеться в чистый свежевыглаженный серый костюм, параллельно бегая переворачивать блины, так как эту работу никак не мог поручить сестре.
Кассия неопределенно взмахнула рукой и уткнулась в ежедневник, где были записаны фамилии клиентов, с которыми сегодня планировалось провести сеанс психотерапии.
— Не надоело им это повторять? — Кассия зевнула, в очередной раз услышав про стройку новых установок, призванных защитить Новый Свет от солнечной радиации, проникающей на Землю через истощенный озоновый слой.
— Поспорил с другом, что построят быстрее: системы защиты от радиации или новый корпус для разрастающегося коллектива Спирит.
— Надеюсь, ты поставил на Спирит, — сказала Кассия, уверенная в обратном. — И надеюсь, что друга, с которым ты поспорил, зовут не Леонхард Ортон.
Леонхард Ортон был мэром Нового Света, одним из тех представительных знакомых, которых боялся директор клиники. Ортон нечасто выходил в свет, но вот с семейством Иво и конкретно с Алексисом они встречались часто. Гораздо чаще, чем того хотелось бы Кассии.
— Ни одна из твоих надежд не оправдалась, — Долли состроил гримасу и уже серьезно добавил. — Я знаю, как ты относишься к Лео. Но с кем мне ещё спорить, да и не только спорить? С тобой?
— Со мной можно. Но не нужно.
Кассия отрешенно смотрела на мерцающий экран телевизора. И думала она вовсе не об Ортон и не о строительстве новых щитов-генераторов. Ее мысли вновь и вновь возвращались к сточной канаве автомагистрали, и тому странному незнакомцу, вручившему ей пальто, от которого она предпочла избавиться. Правда, уже когда подошла к самому дому.
— Что-то случилось? — Овечка Долли подошел к сестре, заглянув через плечо в раскрытый ежедневник, словно ища там ответ на свой вопрос.
Кассия ничего не ответила, боясь, что проболтается обо всем, как только раскроет рот. Для того чтобы скрывать ночное происшествие, у неё было достаточно причин. Одна из них сидела прямо перед ней.
Овечка Долли являлся примером образцово показательного брата: понимающий и заботливый. Если бы он узнал о ее ночной вылазке, перетекшей в забег от грабителя с пистолетом, трудно было бы представить выражение его лица и предсказать последующие действия. Скорее всего, Кассия просто лишилась бы и без того малой толики свободы, которой располагала. Овечка Долли перестал бы отпускать ее одну на работу или в магазин, запер бы в неприступной цитадели офиса Спирит.
Кассия прекрасно понимала причины такой гиперопеки, поэтому не сердилась и принимала как должное. От любого другого человека она восприняла бы это как оскорбление, но не от Алексиса Иво.
— Опять отмалчиваешься? — брат тяжело вздохнул, но больше не предпринял попыток вытащить из сестры хотя бы слово.
Тем временем на экране крупным планом показали фотографию какого-то склада, на котором орудовала группа людей из семи человек. Их лица было почти не разглядеть из-за темноты на складе и низкого качества изображения. Однако взгляд Кассии зацепился за знакомое пальто. Точно такое же она отправила минувшей ночью в мусорный бак. Скрежещущий голос ведущего сообщил об участившихся случаях кражи и о телефоне горячей линии для сообщений граждан, которые могли видеть воров, представленных на фото, или знать об их местоположении.
«В заключение выпуска хочу очередной раз напомнить: в новом мире достойны жизни лишь те, кто полезен возрождающемуся обществу. Нет цели более важной, чем служение будущему Нового Света», — сказал диктор.
Овечка Долли, прикрыв глаза, шёпотом повторил заученные фразы вместе с ним. Кассия же прикусила губу, размышляя, как ей поступить. Она успела убедить себя в том, что на складе орудовал её недавний преследователь и, как бы ей не хотелось признавать, спаситель. Если она наберет указанный номер и сообщит о приметах вора в пальто, то убьет двух зайцев сразу: накажет виновного, сумев при этом избежать упоминания обстоятельств встречи, и сможет считать себя добросовестной жительницей Нового Света, служащей будущему города. Этот вариант показался Кассии довольно привлекательным. Ее рука сама собой потянулась к проводному телефону, примостившемуся рядом с телевизором.
— Кассия, блины готовы, — возвестил Овечка Долли.
Ее пальцы застыли в миллиметрах от круглых кнопок цифр. «Не сейчас», — мысленно успокоила себя Кассия.
Разложив еду по тарелкам и обильно полив сгущенкой, брат принялся за трапезу, обеспокоенно поглядывая на сестру. Кассия медленно откусила от блина маленький кусочек. На белом тесте остался кровавый отпечаток. Оказывается, девушка прикусила губу до крови. Рана, оставленная зубами, отозвалась в унисон со шрамом на предплечье.
— Блины невкусные? — Долли перестал поглощать завтрак, увидев странное выражение лица сестры.
— Вкусные. Просто сгущёнки многовато. — Кассия незаметно стерла большим пальцем капли крови и отодвинула тарелку с блинами в сторону.
Долли нахмурился, но ничего не сказал. Либо обиделся, либо просто был не в настроении устраивать допрос с пристрастием. Кассию устраивали оба варианта.
Выпив целую чашку остывшего кофе, от которого в напитке было лишь название, она выскользнула из-за стола и принялась собираться на работу. Когда Кассия уже стояла перед дверью, готовая покинуть квартиру, ее остановили слова Овечки Долли:
— Мне нужно тебе кое-что сказать.
Он стоял, прислонившись спиной к стене, и переминался с ноги на ногу.
— Говори.
— На самом деле сегодня ночью я был не в офисе «Спирит», — Долли сделал паузу. Достаточно длинную для того, чтобы Кассия успела оторваться от застежки ботинок и посмотреть ему прямо в глаза.
— А где?
— Я был у Ортона.
— И что ему было нужно? Хотел напомнить тебе в очередной раз о долге перед Новым Светом? — Кассия непроизвольно сжала руки в кулаки, впившись ногтями в ладони.
Одно только имя мэра вызывало в ней раздражение. Как ни странно, в первую очередь по отношению к самой себе.
— И да, и нет. Дело не в том, чего он хотел. — Долли взлохматил рукой волосы.
— А в чем?
— А в том, что я хочу, чтобы между нами не было лжи и недомолвок.
— Поэтому ты сначала решил мне солгать? — Кассия холодно усмехнулась и открыла дверь на лестничную площадку.
— Мы оба привыкли врать друг другу. Но пора это дело бросать и вводить новую привычку.
— Сегодня понедельник, Алексис. А дела с понедельника не начинают.
Кассия, не глядя на искаженное болью лицо брата, вышла из квартиры. Разве что дверь за ее спиной не захлопнулась с драматичным грохотом, а бесшумно встала на место.
Всю дорогу до центра психологической помощи Кассия проделала в раздражённом настроении. Ей с трудом удалось вбиться в маршрутный автобус — в Новом Свете успели проложить всего несколько маршрутных линий до центра, но из-за больших интервалов между рейсами транспорт вечно был загружен под завязку.
Какой-то парень, встретившись с Кассией взглядом, буквально подскочил, уступая место. «Искусственный. Такой же, как вчерашний грабитель», — отрешенно подумала она, глядя на его потрепанный, устало-запуганный вид и глаза с приплюснутыми с боков зрачками.
Правительство Нового Света на каждом углу кричало о том, что смогло успешно восстановить человеческую популяцию, применив передовые методы генетической инженерии, но всегда умалчивало, какими последствиями обернулись эти эксперименты. Созданные в пробирках люди были призваны первыми покинуть бункер и подготовить землю к выходу из криосна свидетелей ядерной войны, в числе которых была и Кассия. Вплоть с 2254 года «искусственные» люди занимались восстановлением домов, установкой первых защитных экранов от радиации и другой опасной работой, которая, впрочем, не требовала специальных знаний.
Только спустя тридцать лет усердной работы искусственных на облагороженную землю ступила нога бункерных людей. Они быстро осознали, что с исчезновением большей части человечества исчезло и все его наследие, включая бесценный накопленный опыт. Тогда бункерные получили значительное преимущество перед искусственными.
Отличить бункерных от искусственных обычно не составляло труда: первые предпочитали в одежде более светлые оттенки, вторые — более практичные, темные. К тому же, нарочно или случайно при работе с генетической информацией будущих искусственных людей в пробирку был занесен ген, отвечающий за ночное зрение у животных. В полной мере этот признак не проявился, но зрачки у всех искусственных имели неправильную форму, а радужка глаза обладала свойством флуоресценции.
Когда в оборот были введены зорки (от аббревиатуры фамилий экономистов-создателей новой валюты) и определены средние заработные платы, отличие бункерных от искусственных стало выражаться еще и в денежном эквиваленте. Бункерные превратились в элитарную группу, передающую знания по наследству, не стремясь выдавать тайны своего ремесла искусственным. Искусственные, которые за пятьдесят лет успели обзавестись детьми, что сделало их преобладающим большинством, получили ярлык обслуживающего класса.
Кассию такое положение дел устраивало, ведь она находилась у вершины этой пирамиды. Ей не приходилось вкалывать на заводе или рисковать жизнью, подвергая себя воздействию солнечной радиации, разрабатывая новые территории.
Кассия вышла из криосна всего семь лет назад, будучи свидетельницей расцвета Нового Света. По прошествии четырех лет обучения она получила работу ведущего специалиста в клинике, чтобы соответствовать лозунгу о всеобщей полезности, но, по правде говоря, не ощущала от своего дела ни малейшего удовлетворения, поэтому справлялась с обязанностями по-своему, то есть весьма специфическим образом.
Как только Кассия появилась на пороге психологического центра, очередь людей в приёмной, как по команде, замолчала. Махнув рукой, она пригласила к себе в кабинет первого пациента — истеричного вида женщину, нервно теребящую воротник безвкусного бадлона.
— Госпожа Андерс? — Кассия расположилась в кожаном кресле перед рабочим столом и открыла журнал ведения сеансов, заполнив сегодняшнюю дату и данные пациентки.
— Да, — тихо ответила женщина, стоя на пороге кабинета.
— Садитесь.
Кассия придала чертам напряженного лица и голосу мягкость. Госпожа Андерс расслабилась, но все еще с опаской уселась на край дивана, предназначенного для посетителей. Поерзав и наконец приняв удобное положение, женщина принялась разглядывать стены, пол, потолок.
Кассия искоса наблюдала за посетительницей, отмечая каждое ее движение рук, ног и мышц лица.
— Госпожа Иво? Мы чего-то ждем? — госпожа Андерс с нетерпением обратилась к Кассии.
— А вы куда-то торопитесь?
— Да нет. Просто там в приемной люди ждут, а я тут всех задерживаю.
— Не волнуйтесь. Мы с вами уже на полпути решения проблемы, — Кассия подавила в себе отвращение к поведению пациентки и продолжила. — Вы абсолютный рекордсмен, госпожа Андерс.
Женщина вздрогнула и недоуменно уставилась на Кассию.
— Семь секунд. Ровно столько вы находились в тишине. Ровно столько времени вам понадобилось, чтобы вызвать у самой себя чувство вины перед незнакомыми людьми в коридоре.
Госпожа Андерс ухватилась костлявыми руками за подлокотники дивана, как будто собиралась провалиться под землю или, наоборот, взлететь вместе с ним. Кассия подавила смешок и серьёзно продолжила:
— Есть у вас еще какие-то проблемы, которыми вы хотели бы со мной поделиться?
— Я даже не знаю. — Слова Кассии явно попали в цель, окончательно смутив посетительницу. — У меня проблемы с мужем.
— Какие конкретно? — Кассия закинула ногу на ногу и улыбнулась особого вида улыбкой, которую мог надеть стоматолог, готовясь вырвать коренной зуб.
— Он не воспринимает меня всерьёз. Все мои увещевания почти никогда не находят в нем отклика. Я ему скажу, что надо зайти в магазин, а он лишь смеётся, скажу ему, что надо сходить оплатить счета, — он снова смеётся. — Госпожа Андерс ссутулилась и сложила руки на коленях.
Кассия недовольно поджала губы. Клиника призвана была помочь людям с адаптацией в изменившемся мире, преодолеть страх от переселения в новый мир. Однако в последнее время Кассия все чаще сталкивалась с мелкими бытовыми неурядицами, с которыми к ней могли обратиться только бункерные, имевшие достаточно денег и не имевшие достаточного количества развлечений. Казалось, людей больше беспокоило устройство личной жизни, чем устройство целого мира, раскинувшегося за их спиной.
Директора клиники, у которого был исключительно предприимчивый склад ума, подобное положение дел только радовало, в то время как Кассию — все больше удручало. И причиной у нее такого настроения было отнюдь не благородное желание оказывать помощь тем, кто в ней нуждался больше. Причина была в обыкновенной скуке.
— Возможно, дело как раз в тех семи секундах, о которых я сказала в начале.
— Может быть… Но я здесь для того, чтобы вы убедили моего мужа, что ко мне нужно хоть иногда прислушиваться. Понимаете?
В глазах госпожи Андерс блеснули слезы.
«Понимаю. Хочешь, чтобы муж изменился, а не ты. Думаешь, проще заставить волка надеть шкуру овцы, чем овце надеть шкуру волка», — Кассия раздраженно постучала ногтями по столу и как бы невзначай посмотрела на часы.
— Я не умею быть убедительной. Но вы умеете. Вы хороший специалист. — Госпожа Андерс жалостливо посмотрела на Кассию.
«Если сама не можешь бороться, найди того, кто может сделать это за тебя? Хорош принцип, нечего сказать», — Кассия глубоко вздохнула и показала на дверь:
— Станьте сильнее или найдите себе другого мужа.
— Что? — Глаза госпожи Андерс полезли на лоб. — Да как вы можете ставить мне условия? Вы же… Это ваша работа. Вы обязаны помочь моему мужу.
— Моя работа помогать тем, кто просит о помощи. — Наигранная улыбка мигом слетела с лица Кассии.
Госпожа Андерс хотела ещё что-то сказать, но передумала и, вскочив с дивана, выбежала из кабинета. Кассия покачала головой: посетительница поставила рекорд еще и по самому короткому сеансу.
Рабочий день тянулся как резина, угрожая вот-вот лопнуть.
— Кассия, бегом ко мне. — Директор клиники в своей привычной бесцеремонной манере вломился к подчиненной, прервав на середине фразы очередные жалобы пациентки, которые и яйца выеденного не стоили.
— Это что-то срочное, — улыбка Кассии была искренней, когда она обратилась к посетительнице.
— Вас просит господин Ортон, — лихорадочно зашипел директор, проводив девушку до дверей своего кабинета. — Оказывается, он названивает мне с самого утра, а я как белка в колесе кручусь-кручусь, даже нет времени сесть и всем ответить. А тут он лично приехал. Понимаете, Кассия, лично! И опять из-за вас.
Кассия отмахнулась от жалобных причитаний директора, напуганного визитом мэра. День и так омрачился нелицеприятным разговором с братом, а теперь угрожал стать совсем невыносимым с приездом Ортона.
— Куда вы? — Кассия уже открывала дверь в кабинет, когда директор, будто забыв о почетном посетителе, решил зайти внутрь вместе с ней. Она одним взглядом заставила его опомниться и остаться снаружи.
Кому-то эта сцена могла показаться комичной, но никак не человеку, застывшему возле рабочего места директора.
— Это ты?
Он отвернулся от открытого настежь окна, из-за чего в лицо ударило волной промозглой сырости. Пронзительно голубые глаза мерцали холодным пламенем, тогда как ни в позе, ни в жестах не читалось ни намека на угрозу. В этом был весь Леонхард Ортон, двадцатисемилетний единогласно избранный Советом управленец Нового Света. Ни единое слово, ни действие никогда не выражали недовольство, и всё же собеседник всегда считывал его настроение и предпочитал сделать соответствующие выводы.
Кассия хорошо знала Ортона. Она даже уверилась в мысли, что знает его лучше всех остальных, поэтому не стала ни отвечать на риторический вопрос, ни здороваться, ни заранее извиняться. Она просто подошла к столу и замерла в ожидании приговора.
Взгляд Ортона на неуловимые доли секунды смягчился, только чтобы снова стать жестким и неотвратимым.
— Алекс был у меня прошлой ночью.
Кассия молчала, давая понять, что знает об этом.
— Он устроил очередной протест, отказавшись от своих обязанностей.
Кассия не смогла сдержать разочарованного вздоха. Овечка Долли не позволял себе в присутствии сестры показаться слабым и неспособным принять новую реальность. В особенности это касалось компании «Спирит», где ему приходилось работать, чувствуя довлеющее чувство вины. Причины такого поведения корнями уходили далеко в прошлое, предшествующее событиям ядерной войны. Кассия не была посвящена во все подробности произошедшего, поэтому не могла помочь брату облегчить ношу. Зато Ортон думал, что её присутствие в жизни Алексиса равноценно панацее, призванной избавить его от страданий и воодушевить на выполнение работы, которую мэр Нового Света мог доверить только ему одному.
— Алекса можно понять, — после долгой паузы произнесла Кассия.
— Его можно. Тебя — нет. — Ортон опёрся руками на стол, сократив расстояние между ним и девушкой. — Может быть, ты забыла, что живешь не своей жизнью, а жизнью, которую взяла в долг? Это тело тебе не принадлежит. Я позволяю тебе в нем находиться, только потому что Алекс сойдет с ума, если узнает, что его настоящая сестра мертва вот уже как двести лет.
Кассия удивленно заморгала. Ортон давно не припоминал ей тот случай на Пулковских высотах. Значит, между ним и братом состоялся весьма и весьма неприятный разговор.
— Если честно, у меня остается всё меньше желания позволять тебе разыгрывать весь этот спектакль. Всё равно толку от него ровным счетом никакого. Я поручил тебе предупреждать меня заранее, если Алексису станет хуже, — ты не справилась. Поручил изображать идеальную сестру — тоже провал, раз ему по ночам дома не сидится. Настоятельно просил должным образом справляться с рабочими обязанностями — и снова мимо. Может быть, ты забыла, но в новом мире достойны жизни лишь те, кто полезен возрождающемуся обществу.
Кассия с силой сжала челюсть, мысленно проклиная стоящего перед ней. Со стороны могло показаться, что Ортон переживает за своего единственного друга, но Кассия была уверена, что всё дело в контроле, которым мэр Нового Света чересчур злоупотреблял. Именно поэтому она всеми возможными способами отлынивала от его «поручений».
— Тебе всё понятно? — Ортон ждал от неё ответа.
— Да.
Кассии даже удалось выдавить улыбку, хотя она и готова была прямо сейчас ударить его чем-нибудь тяжелым.
— Тогда иди.
Ортон отвернулся к окну, ни разу за весь разговор не обратившись к Кассии по имени, что всегда сильно её уязвляло. Все их беседы с ним длились от силы минут десять — самое то, чтобы уложиться в телефонный разговор. Однако Ортон каждый раз наведывался в клинику лично, пугая директора и раздражая Кассию. Она была уверена, что всё это он делал нарочно, чтобы заставить чувствовать себя виноватой должницей, которая только и может, что покорно подчиняться его приказам.
— Что сказал господин Ортон? — Директор встретил её в коридоре привычным кудахтаньем.
Кассия не удостоила его и взглядом. Она быстрым шагом проследовала в свой кабинет и выгнала пациентку. Откинув журнал учета в сторону, Кассия подвинула к себе ежедневник, на полях которого был написан номер горячей линии, где собирали сведения о ворах. Цифры, выведенные красными чернилами, били по сетчатке глаза, вынуждая принимать решение быстрее.
Воры, вчерашнее столкновение с грабителем, шрам на руке, сегодняшняя посетительница, встреча с Ортоном — все эти события смешались в разноцветную массу, из которой вдруг выплыли слова: «Если сама не можешь бороться, найди того, кто может сделать это за тебя». Кассия жестоко улыбнулась наметившейся перспективе.
Алексис Иво знал Леонхарда всю сознательную часть своей жизни. Отец Алексиса был лучшим другом отца Ортона, они вместе вели научно-исследовательскую деятельность в институте экспериментальной медицины, работая передовыми специалистами в области хирургии. Будучи вдохновленными успехами своих отцов, Алексис и Леонхард пошли по их стопам, став медицинскими учеными. Если для Ортона полученная профессия была напрямую связана с гордостью и честью фамилии, то для Алексиса она была любимым делом, без которого он не представлял свою жизнь.
До ядерной войны Алексис не вылезал из лаборатории, иногда проводя в ней по несколько дней кряду. Слушая, как с тихим стуком крутятся якоря магнитных мешалок в стеклянных стаканах с растворами, он медитативно, с особой осторожностью и даже нежностью перекладывал экспериментальные образцы раневых повязок и защитных пленок таблеток. Ему нравилось то, что он делал, потому что вся его работа виделась ему ключом к спасению человечества.
Никто другой не верил в возможность создания панацеи так же яро, как Алексис Иво. Рисуя формулы на полях бумажных заметок о ходе эксперимента, он любил складывать из существующих веществ новые, возлагая на каждый набор черточек углеродного скелета и кругов бензольных колец особую надежду.
Однажды за этим делом его застала одна из коллег в лаборатории. Алексис почувствовал на себе ее пытливый взгляд и поднял голову, встретившись с неловкой улыбкой девушки с блестящими карими глазами. «Мария Кравец», — прочитал Алексис на бейдже. В тот момент набор букв ее имени виделся ему таким же набором черточек и кругов структурных формул — настолько естественным и знакомым, что Алексис невольно улыбнулся в ответ. Девушка рассмеялась и молча указала на свой подбородок. Алексис недоуменно нахмурился. Девушка снова указала на свой подбородок, потом на его. Только после долгого обмена взглядами Алексис догадался, что она имела в виду.
Увлекшись рисованием формул, он не заметил, как чернила ручки протекли и испачкали лицо. Алексис слишком поспешно полез в карман за салфеткой, столкнув локтем штатив с пробирками. Резкий звон разбитого стекла, многочисленные удивленные взгляды коллег, перепачканное чернилами лицо — все это настолько смутило Алексиса, что тот покраснел, быстро собрал осколки и поспешил выйти за дверь лаборатории.
Он никогда не замечал в себе неосторожности или неуклюжести, всегда стремясь к аккуратности и строгой определенности во всех словах и поступках, поэтому ему показалось неправильным то, что он испытал, глядя на пока не изученную им формулу «Мария Кравец». Однако, когда она присоединилась к его добровольному изгнанию, предложив помочь оттереть чернильные пятна, Алексис не смог отказаться, с интересом разглядывая россыпь бледных веснушек на ее открытом лице.
Алексис и Мария с той встречи довольно быстро признали в себе чувства, проклюнувшиеся, как первые ростки цветов из-под оттаявшей земли. Но, признав их в себе, не спешили признавать в другом. Алексис корил себя за нерешительность и вместе с тем будто наслаждался повисшей в воздухе недосказанностью. Мария же терпеливо ждала, чем завершится его борьба с самим собой, с легкостью уводя в сторону разговор при малейшем намеке на появление неловкости. Никто из них не знал, что ожидание сыграет злую шутку.
Всего год спустя после знакомства Алексиса с Марией в лаборатории совместными усилиями отцов Иво и Ортона при помощи ассистирующего им студента Хэла была создана Спирит — уникальная медицинская технология, способная оживить человека после констатации биологической, т.е. необратимой, смерти. Каким образом проходила эта операция оставалось тайной для всех, кроме семей троих ученых и их ближайших коллег. Новость об открытии произвела фурор, разрывая заголовки новостных статей. О научном прорыве высказались все, кто только мог, начиная от политиков и заканчивая министрами обороны. Без внимания новость не оставили и церковные служители, которые среди обилия научных терминов смогли выхватить для себя только самую суть операции — воскрешение человека.
Эволюция, как ни странно, устроена так, что с появлением чего-то нового, доселе неизведанного человеком, всегда появляются противники прогресса, настроенные так же решительно, как и новаторы.
Посчитав Спирит высшей степенью богохульства и проявления безнравственности, священники, уподобились незавидному примеру прошлого, когда устроили охоту на ведьм, и превратились в инквизиторов, поклявшихся избавить мир от вредоносного изобретения. Религиозные фанатики после череды выступлений на всевозможных протестах и митингах, окрыленные наличием единомышленников, набрались смелости и сожгли лабораторию вместе с находившимися в ней учеными. Отцы и матери Алексиса и Ортона оказались в числе жертв трагедии. Мария тоже.
Тогда в Алексисе случился надлом. Он стал часто впадать в приступы ненависти и отвращения по отношению к горячо любимой им науке за то, что та вместо утопии и панацеи даровала людям ненависть, страх и смерть; за то, что, несмотря на всю многогранность содержащихся в ней знаний, не могла даже с помощью Спирит воскресить кого-то лишь из горстки пепла, частично унесенного ветром, частично прибитого дождем и слезами оплакивающих.
Алексиса с тех пор больше нельзя было встретить в лаборатории, хотя Леонхард и настаивал на его возвращении, чтобы продолжить работу над Спирит, начатую их отцами. Ортон видел в проекте способ мести всем противникам идеи и способ отдать должное отцу, которого он чуть ли не боготворил. Алексис видел в Спирит причину крушения всех его мечтаний об идеале, поэтому всеми способами отрекался от непосредственного участия в доработке и развитии проекта.
Кассия, переживавшая трагедию вместе с братом, уговорила его отвлечься от разрушительных мыслей и помочь Ортону с внутренней организацией процессов в новой научной команде, которая вскоре превратилась в целую научную корпорацию. Именно ученые Спирит впоследствии сконструировали и построили бункер на Пулковских высотах, оснащенные криокамерами, а затем вырастили искусственных людей, воссоздав в Новом Свете примитивный образ жизни маленького городка.
— Добрый день, Алексис.
Офис Спирит сверкал чистыми прозрачными окнами, играющими солнечными лучами.
— Полковник Кахане. — Алексис почтительно кивнул лысеющему мужчине средних лет.
Многие сторонились его из-за сурового выражения лица с вечно нахмуренными бровями и странной походки — каждый шаг, совершаемый полковником, сопровождался взмахом левой руки, будто отталкивающейся от воздуха за его спиной.
— Как там поживает твоя сестра?
Полковник смял худощавого Алексиса в объятиях, расслабив напряженный лоб со складками морщин. Каждая встреча полковника Кахане, военного врача, с Иво начиналась с этого ставшего привычным вопроса.
— Все также, — односложно отвечал Алексис, глядя прямо в серые добродушные глаза.
Иво был обязан полковнику Кахане спасением сестры. Военврач сумел в полевых условиях провести операцию Спирит Кассии, когда та оказалась смертельно ранена на подходе к Пулковскому бункеру. Казалось, этот факт должен был вернуть Алексису доверие к предавшей его науке, но он лишь сильнее начал ее ненавидеть, став замечать перемены в сестре после медицинского вмешательства.
Алексису было неудобно в присутствии полковника. Ему мерещилось, будто врач распознает в нем недовольство проведенной операцией и тем самым оскорбится. Поэтому Алексис был способен только кивать и поддакивать всем подряд репликам полковника.
— Куда ты? Опять к господину Ортону? — Кахане прошел вместе с Алексисом к лифту, заметив выбранный им этаж. — Я видел, как он отъезжал недавно.
— В середине рабочего дня? Куда он мог отлучиться?
— Известно куда, — подмигнул полковник, — к твоей сестре на работу. Наш мэр частенько туда заглядывает.
— К Кассии? Зачем?
— Шут его знает. Может, поднимает моральный дух?
Алексис в первый раз услышал о том, что Ортон посещает клинику Кассии. Это показалось ему странным, поэтому он решительно вышел из лифта, намереваясь поехать вслед за ним.
— Ну-ка стой.
Полковник схватил его за шиворот, втащив обратно в кабину. Дверцы сомкнулись, и лифт начал движение.
— Куда ты так подорвался? Уверен, господин Ортон уже обратно поедет, когда ты до автобуса доберешься. — Кахане потрепал Алексиса по плечу. — Подожди его в кабинете, а лучше приходи завтра. Наш мэр сегодня рвет и мечет.
Алексис недовольно поджал губы, став похожим на Кассию. Он знал причину дурного настроения Ортона, так как сам был этой самой причиной.
Вчера Леонхард снова заговорил о возвращении к научной деятельности Спирит, разбередив старые раны. Все это наложилось на воспоминание о годовщине начала ядерной войны, и старые друзья поссорились. Алексис чувствовал, что наговорил ночью лишнего, поэтому поспешил сегодня установить перемирие.
Не послушав совета Кахане, Алексис добрался до кабинета Ортона, поздоровавшись с секретаршей на входе. Девушка подтвердила слова полковника об отъезде начальника и предложила подождать в приемной. Алексис усмехнулся и, достав из кармана ключ-карту, прошел внутрь кабинета.
Рабочее место мэра Нового Света не содержало ни единой детали, которая могла бы рассказать больше о его личности. Ни фотографий, ни статуэток, ни картин — только голые стены и пустой стол. Создавалось впечатление, что комнату только сдали после ремонта. Но Алексис знал, что все дело в скрытности Ортона, чересчур обострившейся после смерти родителей.
Леонхард уверился в мысли, что каждая лишняя деталь и движение говорили громче всяких слов о нем и в том числе о его возможных слабостях. С получением должности директора корпорации Спирит, а затем и должности мэра он создал себе образ безукоризненного лидера, твердого и хладнокровного, которого не страшили ни конкуренция, ни возможное общественное осуждение. Ортон боялся только одного — показаться слабым. «Самое ужасное, что может быть, это сделаться в глазах других тем, кем ты не являешься», — любил повторять он, довольный выведенным им самим принципом.
Алексис уже пожалел, что не остался в приемной с секретаршей, потому что делать в кабинете было абсолютно нечего. Походив из стороны в сторону, он уже собирался выйти и прогуляться по офису, но тут его взгляд зацепился за дверь, ведущую в собственную лабораторию Ортона, где он изучал тонкости процесса операции, храня главный ее секрет в тайне ото всех. Алексис знал эту тайну, поэтому не боялся встретиться с осуждением друга по поводу того, что он заглянет в его обитель. Однако Алексис давно не получал былого удовольствия от созерцания творческой мастерской науки, сознательно избегая всего, что могло быть связано с его Мари, как он всегда ласково называл ее при всех, но никогда — при ней самой.
В этот раз что-то толкнуло Алексиса в сторону двери лаборатории. Он открыл ее той же картой, с помощью которой вошел в кабинет, и осторожно переступил через порог. Здесь его встретил полумрак с голубоватым оттенком из-за подсветки операционного стола, который занимал большую часть всего помещения. Алексис вздрогнул и поспешно отступил назад — на столе лежало чье-то неподвижное тело. Поддавшись любопытству, он сделал два шага вперед — ровно столько, чтобы рассмотреть лицо пациента. Прищурившись, Алексис невольно схватился рукой за стену. Он знал это лицо.
Леонхард Ортон не считал себя героем, но хотел, чтобы такой образ сложился у остальных. В прошлом мире, разделенном границами государств, сделать это удалось с большой натяжкой. В новом мире, ограниченном двадцатью шестью кварталами, претворить любую задумку в жизнь было гораздо проще. Искусственные люди считали его вторым отцом за жизнь, подаренную в стенах лабораторий, а все бункерные люди превозносили молодого мэра за возможность укрыться в выстроенном по его проекту убежище.
Когда-то давно Ортон проездом был с отцом в Пулковских высотах. Он еще тогда обратил внимание на величественность картины, открывавшейся со склонов, поросших редкими дубками и осинами. Когда над миром повисла угроза войны, Ортон загорелся идеей создать бункер, потратив почти всю прибыль от операций Спирит. И лучшего места, чем Пулковские высоты, он не мог себе и представить.
Многие называли его безумцем, не веря, что обострившиеся между государствами и отдельными вооруженными группировками конфликты заведут человечество так далеко, что ему останется только упасть, желая скорее разбиться. В мечтах Ортона, казавшихся безумными даже ему самому, он раскрывал двери бункера, сначала встречая счастливые, обнадеженные лица людей, а затем выпуская спасенных в преображенный мир, который должен был предстать пред ними во всей красе с высоты бункера.
Однако все случилось далеко не так, как грезилось Ортону. Когда он открыл ворота бункера с первыми взрывами ядерных боеголовок, разрушивших крупные города на юге государства, его встретила безумная толпа, которая давила и крушила все, до чего могли дотянуться ее лапы. Но больше всего Ортона поразило не её поведение, а размеры: Пулковский бункер не мог вместить в себе и сотни тысяч человек, в то время как к холмам со всех сторон подступало, по меньшей мере, полмиллиона.
Тогда Ортон закрыл ворота и пришел к единственному разумному решению — составить список тех, кому был разрешен вход в бункер. Все желающие подавали заявку, в которой указывали личные данные о себе и родственниках. Операторы, сотрудники бункера, обрабатывали заявки, отбирая счастливчиков по таким критериям, как род занятия, здоровье и возраст. Этот процесс сортировки напоминал огромное сито, через которое промывали песок в поисках крупиц золота. «Мне нужны люди, которые будут полезны новому обществу. Вот и все», — повторял Ортон, глядя, как с каждым днем список растет все больше и больше.
Ортон никогда не был человеком религиозным. После самосуда, устроенного инквизиторами церкви над родителями за изобретение Спирит, он и вовсе отвернулся от всего, что считалось священным. Однако, возвращаясь к событиям бункера, он оправдывал себя, обращаясь к Библии. Ортон читал ее когда-то в детстве урывками. Он хорошо запомнил часть текста о Ное, о том, как Бог, зная о его праведном образе жизни и видя разврат во всем остальном человеческом роде, возжелал истребить людей, устроив потоп. Ною же он даровал спасение и поведал о строительстве Ковчега.
«Из птиц по роду их, и из скотов по роду их, и из всех пресмыкающихся по земле по роду их, из всех по паре войдут к тебе, чтобы остались в живых» (Бытие, глава 6). Ортон нашел у себя Библию, подчеркнул и особо выделил эти слова. Он увидел в них отражение своей истории. Бог не мог сказать Ною, чтобы тот взял всех, иначе в Ковчеге не хватило бы места. Поэтому решено было отобрать всего живого лишь по паре.
«И я взял всего живого по паре по роду их. И касалось это не только животных, но и человека, ведь человек — то же животное», — так думал Ортон, вспоминая злосчастные списки проходивших в бункер. И все же каждую ночь его мучила бессонница. Даже когда по земле прошёлся огненный смерч, поглотив в пламени тех, кто мог бы встретить смерть с проклятьем в его адрес.
Ортон ни с кем не делился своими мыслями, кроме Алексиса. Ему он рассказывал все по нескольку раз, ожидая приговора, как от мирового судьи. Но друг не ругал и не хвалил — принимал все как должное. И это еще больше заставляло думать о принятом решении.
Чтобы отречься от прошлого, Ортон заставил отречься от старого мира всех вместе с ним. Минувшей же ночью Алексис, словно нарочно, снова напомнил о бункере и о смерти их родителей, хотя Ортон просто предложил в очередной раз вернуться к работе в научной группе.
Все утро глава города чувствовал себя преданным и никак не мог подступиться к делам, поэтому вызвал водителя и, сев на задние кресла машины, тупо смотрел на строящиеся или уже возведенные дома Нового Света. Заезжать к сестре Алексиса Ортон изначально не собирался, но водителю зачем-то назвал этот адрес. Разговор с Кассией вышел странным, поэтому в офис Спирит он вернулся еще раздраженнее, чем был. Последнее, о чем думал Ортон, заходя в свой кабинет, так это о том, что там увидит.
Алексис Иво и Леонхард Ортон знали друг друга чуть ли не с пеленок. Одногодки, с разницей всего в пару месяцев, они часто проводили время вместе из-за тесного общения двух семей. Они пошли сначала в одну школу, потом в один университет, ни разу не задумавшись о том, что могли бы пойти иными, отличными друг от друга путями. Но связано это было не со стадным чувством, а с родством интересов или, что скорее, с выбором одинаковых инструментов для достижения разных целей.
Когда они оба появлялись в одной лаборатории, то почти никогда там не пересекались. Ортон был завсегдатаем больших компаний, смех которых раскатами разносился по всем этажам. Алексис предпочитал тихие укромные уголки, в которых он методично проводил свою работу. По натуре он был не склонен к появлению эмоций, но делал это непроизвольно, в отличие от Ортона.
Однако прямо сейчас Алексис стоял посреди кабинета, расставив ноги, будто готовился драться с Ортоном. На его лице читались гнев и животный ужас. Ортон тут же понял, что, а вернее кого, увидел Алексис.
— Я все объясню, — предвосхищая возможные оскорбления или требования, с порога заявил он.
— Объяснишь? Как это можно объяснить?
— Если я сказал, что объясню, значит, объясню.
Ортон прошел мимо дрожащего Алексиса прямо в свою лабораторию, ожидая, что он последует за ним, умерив пыл.
— Это она? Это Мари? Моя Мари? — накинулся Алексис с вопросами.
Ортон холодно скользил по казавшемуся ему невыразительным профилю девушки на операционном столе, озаренному мягким голубым светом. Если бы Алексис не был возбужден открывшимся зрелищем, то, вероятно, заметил бы, какое пугающее выражение приняло лицо друга.
— Да. Это Мария Кравец.
— Я думал, ее уже нельзя вернуть. Ведь Спирит тоже не всемогуща… Но как?
Ортон поборол желание улыбнуться, ощутив тот ярый интерес Алексиса, который так нравился ему раньше.
— Ты разочаровался в науке, а я дал ей шанс.
— Но почему ты ничего не сказал мне? Почему скрывал? — Алексис не заметил, как перешел на крик.
— Потому что новый эксперимент прошел совсем недавно. Я хотел показать тебе все вчера, но из-за ссоры мне пришлось отложить демонстрацию.
— Извини. Я здесь оказался как раз по этой причине, — пробормотал Алексис, не отрывая взгляда от тела Марии Кравец.
Ортон кивнул, но ответного извинения не выразил. Впрочем, Алексис и этого не заметил.
— Когда ее можно будет пробудить? — Он начал раскачиваться на носках от нетерпения.
— Сегодня.
Алексис чуть ли не подпрыгнул от восторга — от недавнего возмущения не осталось и следа.
— Но есть одно «но». Она ничего не вспомнит.
Алексис пораженно застыл, неверяще уставившись на друга, подарившего надежду и тут же ее отнявшего.
— Но с другими такого не бывает. Я знаю, Спирит…
— Это была операция, гораздо более сложная, чем Спирит.
— Тогда мне все равно. Главное, что она будет жива.
Алексис смиренно умолк. Ортон наклонился над операционным столом, взял прибор, похожий на большой прозрачный зонт, и раскрыл его над телом Марии, чувствуя легкое покалывание в кончиках пальцев, как от слабого электрического разряда. На частично оголенной груди девушки вспыхнул яркой голубизной вживленный под кожу металлический узор. Мария сделала рваный вдох, потом еще один и еще.
Алексис не раз видел этот процесс и все-таки следил за манипуляциями Ортона, затаив дыхание. Когда операция завершилась, друзья покинули лабораторию, пройдя обратно в кабинет.
— Если ты смог оживить Мари, значит ли это, что наши родители…
— Нет, — отрезал Ортон. — К сожалению, нет. Я смог отыскать на пепелище только фрагменты пластины госпожи Кравец.
Алексис поник, но с надеждой поглядел на закрытую дверь.
— Я отвезу ее к себе.
— Пусть она пока останется в Спирит. Поначалу ты для нее будешь таким же незнакомым лицом, как и мои врачи.
Алексис неохотно согласился.
— Спасибо, Лео. Спасибо. Я могу тебя как-то отблагодарить? Ведь это все не дешевое удовольствие. Тем более от ее тела ничего не осталось, а значит, восстановление…
— Перестань. Жизнь Марии — заслуга ученых и науки, — Ортон особенно подчеркнул последнее слово.
— Ты опять за свое? Я не вернусь в лабораторию, слышишь? — Алексис невесело рассмеялся, но тут же опомнился. — Тебе, наверное, нужна помощь в других делах? Ты только скажи, в каких. Я все сделаю.
Ортон улыбнулся. Алексис еще раз пошел посмотреть на Марию, после чего покинул кабинет, пообещав, что ночь проведет возле нее. Ортон устало вздохнул, с презрением глядя на закрытую лабораторию, где лежало теперь уже живое тело. Он кое в чем обманул друга, но вину за это целиком и полностью возложил на плечи Марии Кравец.
Кассия отменила все вечерние сеансы, зная, что вызовет этим гнев директора клиники. Но она также знала, что личный визит Ортона слишком напугал руководителя, чтобы он решился кому-то пожаловаться на нерадивую сотрудницу.
Уверенно шагая по холодной улице, Кассия свернула за угол и спустилась по крутой лестнице в подвал одного из самых обычных серых домов по улице Поворотной, где расположилось огромное помещение бара. Немногие знали, что здесь же, помимо бара, был притон, состоящий не из самого благонадежного слоя населения Нового Света. Здесь словосочетание «поворотная точка» обретало совершенно особый смысл. Если бы Овечка Долли узнал, куда собралась посреди рабочего дня его сестра… Кассия даже не хотела представлять лицо брата в этот момент и ту бурю возмущения и разочарования, которые он бы испытал.
В соответствии с законами Нового Света — они отличались от прошлых законов мира лишь тем, что имели множество дополнительных ограничений, — курение, потребление алкоголя и другая разрушающая здоровье деятельность была строго запрещена, каралась огромными штрафами и всячески порицалась обществом. Ведь не мог человек самостоятельно сокращать срок своей жизни, слушая каждый день о том, что он есть движущая единица прогресса.
Однако не каждый гражданин Нового Света мог считать себя сознательным, раз не пренебрегал возможностью спуститься в бар на Поворотной. К таким несознательным гражданам относились как бункерные люди, приходившие сюда только для того, чтобы гордиться тем, что отважились пересечь черту закона, так и искусственные люди, посещавшие бар, чтобы отвлечься от недовольства своим положением, отругать бункерных и, если повезет, ввязаться с ними в драку.
Так как у искусственных людей причин зайти в бар на Поворотной было больше, то и их численность намного превышала численность остальных посетителей. Но вот заправлял заведением бункерный, вышедший из криосна, как и вся верхушка элиты, всего семь лет назад.
Любой, узнав об этом, сразу задался бы вопросом: как уважаемый в обществе бункерный мог проворачивать подобные махинации прямо под носом у строгого мэра, не боясь возможных санкций. Люди в баре, чаще всего таким вопросом не задавались, предпочитая не думать вовсе. Но если бы кто-то все же спросил об этом, Кассия ответила бы коротко: «Итан Хэл».
Каждый бункерный отлично помнил новость о создании Спирит и помнил фамилии двух учёных-создателей — Ортон и Иво. Однако в головах людей практически не сохранилось воспоминаний о третьей фамилии, числившейся в качестве ассистента великих ученых. И эта фамилия не звучала иначе как Хэл.
Итан был весьма своеобразным человеком. Не обделенный умом и талантами, он, как и Алексис, отошел от дел Спирит, но уже после ядерной войны. Это событие перевернуло его жизнь с ног на голову. И если Алексис, покончив с работой в лаборатории, неохотно, но занялся организаторской деятельностью в офисе, то Итан Хэл решил и вовсе ничем не заниматься, даже не попытавшись создать видимость деятельности, которая была бы полезна обществу. Он жил каждый день так, будто с минуты на минуту несчастную Землю ожидала новая катастрофа, и свои знания химии употреблял лишь для того, чтобы заниматься перегонкой спирта и его разбавлением в требуемых посетителями концентрациях.
— А вот и наша зве-е-ездочка, — протянул знакомый Кассии хрипловатый голос, перекрывший громкую музыку.
— Итан.
Кассия обернулась к низкорослому, но крепко сложенному мужчине с черными прямыми волосами и белоснежными зубами. Он поднялся из-за стола, где что-то бурно обсуждал с недовольным искусственным, и вразвалку подошел к девушке, раскинув руки в стороны для дружеских объятий, но она протянула ладонь для пожатия, сморщив нос. Итан нисколько не обиделся, но и позволить Касси поздороваться по-своему не дал: осторожно обхватил ее руку и быстро поднес к губам.
— Какими судьбами? — Итан поправил полы помятого пиджака, ткань которого переливалась всеми цветами радуги в свете софитов.
«Вульгарно и непрактично», — подумала Кассия, знавшая, что фабрики одежды не были заточены на производство эксклюзивных вещей, поэтому все жители Нового Света носили преимущественно однотонный простой гардероб.
— Интересный костюм, — вслух сказала она.
— Что за неумелая лесть? — Итан змеей проскользнул между двух обнимавшихся посетителей, застывших перед барной стойкой, вернувшись к Кассии уже с полным бокалом коктейля. — По штрафной?
Кассия покачала головой. Лишь однажды она пришла сюда, чтобы целенаправленно прошерстить весь ассортимент бара. Тогда ей и пришлось познакомиться с Итаном Хэлом, сумевшим предостеречь ее от ошибок, которыми могли закончиться пьяные беседы с посетителями.
Итан пожал плечами и залпом опрокинул в себя содержимое бокала, оставив его на соседнем столе.
— Так зачем ты здесь?
— Мне нужна информация.
Итан поджал губы, очевидно не воодушевленный таким запросом, но все же поманил Кассию за собой в переговорную комнату, толстые стены которой заглушили вой и грохот основного зала. Прыгнув на протертый угловой диван, сразу заняв большую его часть, Итан в ожидании посмотрел на продолжившую стоять Кассию.
— Ты смотрел утренний выпуск новостей? — спросила она, оглядывая комнату в поисках телевизора или хотя бы радио.
— Смеешься? Не смотрел я ничего. А что, меня показывали? — Итан потер лоб и с наивной улыбкой глянул на строгую Кассию.
— Показывали воров, которые крали что-то со складов. Мне нужно встретиться с одним из них.
— О-о, так это как иголку в стоге сена искать. Знаешь, сколько мимо меня такого рода личностей проходит? И ни с одной из этих личностей я бы тебе не советовал встречаться, звездочка.
Кассию начали раздражать шутливый тон Итана и его странное обращение к ней, но она взяла себя в руки и продолжила:
— А что, если я скажу, что этот вор в ближайшее время будет искать покупателя для серебряных браслета или колье?
Кассия рассталась с украшениями, бросив их в раскисшую землю придорожной канавы возле Серых кварталов. Вор не поднял то, за чем охотился, но Кассия готова была поклясться, что впоследствии он вернулся на то место и забрал свою добычу.
— Да-а, украшения сейчас — штука редкая. Ювелирное дело перестало входить в список достойных профессий. Хотя все дело в отсутствии для этого ресурсов…
Итан задумчиво перевел взгляд в потолок, наверное, вспомнив о старом мире. Кассия терпеливо ожидала его вердикта. Итан, словно почувствовав ее досаду, усмехнулся и рывком вскочил на ноги.
— Я постараюсь найти его для тебя, звездочка, но пообещай взамен, что в следующий раз посидишь с моей тетушкой. По рукам?
Кассия улыбнулась, зная, что Хэл никогда не брал с нее трудновыполнимых или просто невыполнимых обещаний. Все его горячо любимые принципы «зуб за зуб» и «глаз за глаз» в отношении нее всегда имели условный характер. Она догадывалась, что особое отношение Итана к ней связано с тем, что они оба одинаково недолюбливают Ортона, хотя и по разным причинам. Поэтому Кассия доверяла Хэлу и доверяла с особым удовольствием.
— По рукам.
Николс Ланген всю сознательную жизнь считал себя честным гражданином Нового Света. Родившись в семье искусственных, он, как учили заботливые родители, всегда и во всем был старателен и усидчив.
Николс Ланген всю сознательную жизнь считал себя честным гражданином Нового Света. Родившись в семье искусственных, он, как учили заботливые родители, всегда и во всем был старателен и усидчив. Николсу показывали, как вскапывать землю в поисках остатков металла и стекла, — он запоминал, тут же повторяя вслед, с точностью воспроизводя всю последовательность действий. Ему показывали, как из купленного куска белка насекомых и мелкого жухлого салата, растущего круглый год на подоконнике, приготовить завтрак, обед и ужин, — он записывал все в толстый блокнот с серыми листами синтетической бумаги.
В школе Николс закончил с отличием все семь бесплатных классов. Своим интересом к знаниям он был обязан учителю физики — старому бункерному, одному из немногих, что работал в школе и отвечал на вопросы искусственных подопечных без утайки и недомолвок, как часто делали другие. Именно он рассказал Николсу о том, как в прошлом строил не просто дома, а целые комплексы сооружений. Учитель с трепетом вспоминал о своих проектах, а после занятий провожал Николса до самой границы Серых кварталов, размахивая руками по сторонам, описывая здания, которые стояли здесь раньше.
По окончании школы Николс однозначно уверился в мысли, что станет блестящим инженером. Вопреки возражениям родителей он поступил на бесплатные профессиональные курсы, где вникал в процессы прикладной механики, проектирования и расчетной графики. Все время обучения Николс твердо верил, что чем больше сил он приложит сейчас, тем больше перспектив ему откроется в будущем, поэтому без отдыха трудился: утром корпел над чертежами, вечером помогал отцу перекапывать поле за границей Нового Света в поисках останков прошлой цивилизации, которые можно было сдать в переработку и заработать небольшие деньги.
Однако все его мечты разрушились после окончания курсов. Работу, на которую он подавал заявку, отдали отпрыскам бункерных людей, обосновав тем, что они лучше знакомы с реалиями инженерного отдела. Никто не собирался учить практическим навыкам искусственных, само название которых говорило об их оторванности от жизни.
Так, обойдя еще несколько потенциальных рабочих мест, Николс в конце концов оказался перед дверьми городского водоканала. Здесь ему отказали в должности инженера, но предложили должность охранника пропускного пункта. Николс был отлично сложен благодаря работам с отцом в полях, поэтому ему без труда удалось сдать нормативы, получить табельное оружие и, вооружившись камерами видеонаблюдения, днями и ночами дежурить на своей точке, получая скромную зарплату. Но и этот период стабильности продлился недолго: развитие технологий, обещающее возвращение к некогда инновационному обществу, привело к внедрению специальных карт и пропусков, поэтому численность рабочих сократили.
Одновременно с этим у отца Николса проявились первые признаки лучевой болезни — распространенного явления среди искусственных, которые долгое время работали на планете без защитных щитов, оберегающих от солнечной радиации. Он мучился целый месяц, пока не скончался. Чувствуя необходимость обеспечивать и мать, страдающую от горя, и себя, Николс снова взялся за поиски работы, терпя одну неудачу за другой. Конечно, у него всегда оставался один запасной вариант — вернуться к разработке полей за границей спасительных щитов Нового Света, но Николс даже боялся думать об этом, с содроганием вспоминая изменившееся до неузнаваемости лицо отца.
Однажды во время блужданий по городу Николс наткнулся на бар на Поворотной улице, прельщенный многообещающим названием. Здесь он познакомился с ворами и грабителями, отдельные группировки которых промышляли кражей разной сложности с применением разных по тяжести методов. Среди них нашлось место и неприкаянному Николсу Лангену.
Прошла целая неделя с того момента, как Николс решил напасть на девушку-призрака, и всего два дня с того момента, как он решил вернуться на место несвершившегося преступления, чтобы забрать выкинутые незнакомкой браслет и колье. Николс имел понятие о чести и принципах, поэтому он не наклонился поднять украшения при ней. Вместе с тем его положение было настолько бедственным, что он решился проделать весь тот путь, что совершил, гонясь за девушкой, чтобы все-таки вытащить из грязи бесценные безделушки.
Наивно было полагать, что за воровское дело Николс взялся без свойственных ему дотошности и старательности. В первый же день он начал вести записи, отмечая важные детали освоения этого ремесла. Итак, первое правило воров гласило, что украденное нельзя перепродавать в первый же день его получения. Считалось, что, находясь во власти азарта, можно было наделать массу глупых ошибок. Второе правило воров говорило о том, что покупателей ценной добычи стоило искать лишь через своего постоянного информатора. Пусть он и задерет до небес процент от выручки, зато не отважится бросить, разорвав взаимовыгодное сотрудничество.
Следуя прописным истинам, Николс оказался на пороге бара на Поворотной, где назначил встречу со своим проверенным информатором.
— Ваш членский взнос? — встретил его жизнерадостный голос девушки-администратора на пороге.
Николс с тяжким вздохом протянул вперед руку, развернув ее запястьем вверх. Между голубовато-зеленых вен предплечья под верхним слоем кожи располагалась чип-карта, на которой хранились все его скромные сбережения. Новшеством пользовались все поголовно искусственные, считая подобный способ хранения денег весьма надежным, хотя Николс и знал о том, что среди воров были и такие отморозки, которые не гнушались отрубить руку, чтобы добраться до заветных зорков. Бункерные люди почему-то относились к вопросу хранения денег очень щепетильно, предпочитая везде носить с собой пластиковые карты. Они объясняли это тем, что не хотят портить тело посторонним вмешательством, при этом не гнушаясь наносить на кожу татуировки.
— Благодарю.
Девушка-администратор поднесла к его руке терминал. Николс поморщился, увидев на экране число 600.
— В прошлом месяце взнос был 500 зорков.
— Новый месяц — новая цена взноса, — произнесла девушка с такой радостной улыбкой, будто только что сделала подарок.
Николс нервно рассмеялся, оглядывая зал бара в поисках своего информатора. Он еще долго блуждал по заведению в поисках знакомого лица, пока не почувствовал на себе чей-то пристальный взор, упиравшийся между лопаток. Николс, помня об n-ом по счету правиле воров, ни на секунду не замедлил движение, наоборот, ускорился, совершил круг почета вокруг одного из столов и как бы невзначай посмотрел в тот угол, откуда ему померещилась слежка.
«Итан Хэл, чтоб его крыса за ногу схватила, — Николс поймал взгляд владельца заведения и склонил голову в качестве приветствия. — Умеет же он жить красиво». На самом деле Николс считал Хэла одним из образцово показательных бункерных людей. Такие не скрывали своего положения в обществе, но при этом позволяли себе спускаться на одну ступень с искусственными. Отвернувшись от Итана, Николс наконец увидел знакомые выпученные глаза информатора и поспешил к нему, убедившись в том, что нагрудный карман по-прежнему оттягивает тяжелое ожерелье.
Сделка прошла успешно. Николс получил даже больше, чем рассчитывал, поэтому не мог сдержать довольной улыбки, уже зная, как распорядится полученными средствами. Избавившись от тяжкой ноши, он неспешно вышагивал вдоль аллеи, уставленной прямоугольными коробками с растущим в них мхом. По заверению ученых, именно эти растения эффективнее всего производили кислород, обогащая им атмосферу. Николс подумал о том, что было бы неплохо взять часть этого мха и отнести домой матери, которая так любила выращивать на окне зелень. Недолго думая, он подошел к коробке, перегнулся через край стенки, упершейся в ребра, и оторвал шмат от ровного зеленого полотна, тут же запихнув его в карман. Теперь Николс шел, улыбаясь еще ярче, чем прежде, будто заменяя прохожим солнце, весь день скрывающееся за толстым слоем серо-белого смога туч.
Из окон верхних этажей казалось, что на город опустился туман, скрывший очертания всех домов в радиусе трех километров. Вскоре из мрачных облаков посыпались крупные липкие хлопья, тут же таявшие при подлете к земле. Усилившийся ветер подкидывал снежные сгустки в лицо и за шиворот, заставляя Николса то и дело останавливаться и сбивать с себя белые наросты. Коря непогоду, он задержался под раскидистыми лапами лиственницы, оглядываясь по сторонам в поисках ближайшей автобусной остановки, пока не увидел ее. Ту самую незнакомку, которую он спас из-под колес машины. Девушка шла с уверенной улыбкой на лице. На ее длинных распущенных волосах оседал пушистым узором снег.
Николс отвернулся, но сделал это слишком поздно.
— Николс Ланген, если не ошибаюсь? — обратилась она к нему больше утвердительно, чем вопросительно.
Николс дернулся, как от удара, чувствуя что-то неправильное во всей этой ситуации, но еще не до конца осознавая, что именно в ней неправильно.
«Откуда она знает мое имя?» — Сердце Николса ухнуло вниз, кровь отхлынула от лица, сделав его еще бледнее, чем прежде. Ноги сами собой присогнулись, готовые ринуться в бег хоть сейчас. Однако разум подсказал, что бежать бесполезно, раз незнакомка знает, кто он и как выглядит. Более того, она не привела с собой представителей закона, а значит, не намеревалась сдать властям. По крайней мере, пока. После минутного колебания Николс в конце концов остался стоять на месте, развернувшись лицом к девушке.
— Мудрое решение, — сказала она, с интересом наблюдая за борьбой, шедшей внутри Лангена.
— Что вам надо? Решили найти, чтобы вернуть пальто? — Николс знал, куда бить, с удовольствием заметив, как между бровями незнакомки пролегла едва заметная складка.
— Вы и сами можете его найти, если перероете городскую свалку. А я пришла, чтобы забрать то, что принадлежит мне.
— Вы про безделушки? Так вы и сами можете их найти, если пройдетесь вдоль шоссе у Серых кварталов, — Николс самозабвенно врал, ощутив потребность сделать это с той же дерзостью, с которой начала беседу девушка.
— Мне кажется, или вы все больше и больше хотите обсудить это в штаб-квартире безликих судей? — Кассия произнесла эти слова подчеркнуто бесстрастно, будто ночью не было смертельных догонялок рядом с проезжей частью.
При упоминании безликих судей — карательного отряда Нового Света, славящегося жестокостью выносимых на месте преступления приговоров, — у Николса встал ком в горле. Безликие судьи были подготовленными, хорошо вооруженными бойцами, которым он мог противопоставить лишь свой нож, недавно освоенный пистолет Переса и опыт уличных драк.
— Так почему же я до сих пор не там? — тихо спросил он.
— Если хотите знать ответ, идите за мной.
Девушка отвернулась от него и свернула на боковую дорожку. Николс стиснул зубы, но послушно последовал за ней, попутно перехватывая удобнее нож под подкладкой пальто.
Вскоре они вышли к огромному пруду, образовавшемуся в воронке упавшего снаряда. По его пологим берегам были раскиданы стволы плакучих ив, наклонившихся к самой воде, точно разглядывая свое отражение. На одном таком дереве, ветка которого протянулась над прудом подобно жердочке, незнакомка и устроилась, свесив ноги. Николс осторожно присел рядом, с опаской поглядывая вниз на стылые воды, в которых растворялись снежные хлопья.
— Что вам от меня надо? — он сразу перешел к делу, не став дожидаться, пока девушка вдоволь налюбуется открывшимся видом. — Кто вы вообще такая?
Девушка удивленно обернулась к нему. Со стороны казалось, что Николса лихорадит: в светло-карих глазах плясали безумные огоньки, на лбу блестели капельки пота, а левая рука, лежавшая на бедре, выбивала мелкую дрожь.
— Не волнуйтесь так. Я вас не съем. Всего лишь хочу, чтобы вы были благоразумны и согласились на ряд моих условий.
— Условий? Дохлые крысы, каких условий?
Николс молниеносно выхватил нож и приставил лезвие прямо к тонкой шее девушки.
— Я не буду соглашаться ни на какие условия. Судей рядом нет, так что мешает мне избавиться от вас прямо здесь и сейчас?
— А-а, вот почему вы последние десять минут были покладистым. Выжидали подходящий момент для удара в спину. — Незнакомка даже не вздрогнула, однозначно готовая к подобной реакции.
— Почему вас не пугает смерть? — Рука Николса дрожала, из-за чего край ножа то и дело задевал кожу. Но лезвие не было достаточно острым, чтобы оставить царапины.
Мысленно он корил себя за то, что сразу не довел начатое до конца. «Идиот», — мысленно ругался Николс, вспоминая, как хорохорился перед господином Пересом. Но ругань не заставила руку и мысли быть тверже в намерениях. Все-таки он еще ни разу никого не убивал.
— А как вы думаете? Какой человек не боится умереть?
Николс замер. На его лице промелькнуло едва заметное раздражение.
— Что? — рявкнул он. — Любой человек боится смерти, только если он не бессмертный.
Аквамариновые глаза девушки торжествующе сверкнули. Николс от неожиданности выпустил рукоять ножа из пальцев, услышав тихий всплеск, с которым он упал в воду.
— Кто вы?
— Всего лишь человек, нуждающийся в ваших услугах.
— Каких?
— Меня заинтересовал род вашей деятельности. Вор, так вы себя называете, да? Хотя раньше вы работали охранником на водоканале, пока не потеряли эту должность.
Николс вздрогнул, как от пощечины.
— Как ваша мать? Она очень расстроится, если узнает, кто вы? Или она больше расстроится, если вы угодите в руки судей?
— Это господин Перес вам всё разболтал? Я же просил соблюдать его конспирацию, — Николс перешел на шепот, судорожно вцепившись рукой в твердую кору дерева. — Кто вы такая, раз знаете даже это?
— Лучше спросите, кто вы такой, если даже мне известно это.
Николс изобразил смирение с поражением, однако все еще искал способ выбраться из капкана незнакомки. Мысль об убийстве он задвинул в дальний угол, оправдав себя тем, что его воровское чутье чувствовало во всей этой ситуации подвох, а вовсе не тем, что не мог думать об умерщвлении девушки-призрака как только посмотрел ей в глаза.
— Будете шантажировать меня? — уже спокойно уточнил Николс.
— Шантажировать? Надеюсь, просто убеждать.
Николс провел рукой по шее, поправив прикрывающую ее тряпку, лишь отдаленно похожую на шарф. Девушка внимательно проследила за этим движением, сузив глаза.
— Николс, куда же делся ваш задор? Он мне еще понадобится. Я предлагаю вам сделку.
— Сделку? Сомневаюсь, что с вами можно заключать сделки.
— Можно, не сомневайтесь. — Девушка по-прежнему улыбалась. — Я попрошу вас всего об одном — выкрасть для меня одну вещь.
Николс с сомнением посмотрел на нее, ожидая подвоха, который тут же был озвучен следом.
— Эта вещь сейчас находится у мэра Нового Света.
Николс удивленно вытаращился на девушку, все еще теряясь в догадках по поводу того, кем она являлась. Судя по ее планам, она и правда была бессмертной.
— И что это за вещь? — притворно скучающе отозвался Николс.
— Мы не настолько близки, чтобы я сразу открыла перед вами все карты.
Николс нутром чуял, что подобное дело шло бы в списке информатора со звездочкой, означавшей, что оно невыполнимо.
— Я не лучший специалист по части воровства.
— Вот как. Жалко, значит, мне придется сегодня же сообщить о вас судьям и отправиться на поиски лучшего специалиста.
Николс начал всерьез рассматривать перспективу упасть в пруд вслед за ножом, лишь бы избавить себя от необходимости участия в этом унизительном разговоре.
— Почему я? — вырвалось у него. — Почему не кто-то другой?
— Не каждый вор согласится обокрасть мэра, а если даже согласится, то запросит большую цену. Я хоть и из бункерных, но достаточными средствами не обладаю. А шантажировать всех подряд посетителей бара на Поворотной мой информатор не позволит, поэтому выбор пал на вас. Кроме того, мне уж очень хочется свести с вами личные счеты.
Девушка приподняла рукав куртки, показав Николсу шрам, оставшийся после падения в канаву. Улыбка на ее лице резко потухла.
— Решайтесь быстрее, Николс. Либо вы из кожи вон лезете, чтобы достать нужную вещь, после чего я дарю мои безделушки и забываю о вашем существовании.
Николс передернул плечами, вспомнив нелицеприятное зрелище умершего отца. Он не мог умереть такой же ужасной смертью, не мог подвести ждущую его мать. Ответ на «предложение» Кассии мог быть лишь один.
— Я согласен. Согласен.
Девушка вернула на лицо улыбку.
— Встретимся завтра вечером. Там же, где вы осмелились продать мое ожерелье.
Николс стремительно поднялся, поспешив покинуть аллею парка и черную воронку пруда.
— Смотрите не выроните по дороге мох из кармана, — насмешливо донеслось ему вслед.
До ядерного конфликта операция Спирит была целью жизни многих, если и вовсе не каждого. Ее рекламировали, советовали в качестве беспроигрышного подарка. Спирит стоила дорого: дороже хорошей машины или квартиры в столице. Однако люди не жалели денег, чтобы купить шанс на возрождение. О самом механизме операции знали немногое: лишь то, что было написано в ознакомительных брошюрах о побочных эффектах и противопоказаниях (среди них значилось лишь отсутствие тела погибшего).
Подготовительным этапом к покупаемой операции было вживление под кожу узора из особого материала-травиата, о роли которого в операции только догадывались. Счастливые обладатели метки Спирит, решили, что нет ничего лучше, чем использовать её как украшение. Они носили татуировку, с гордостью выставляя ее напоказ, крича о своем статусе.
Но там, где появляется возможность, появляются и те, кто не может себе ее позволить. Большая часть людей не смогла купить право на операцию, но и не смогла смириться с мыслью, что они хуже отмеченных Спирит. Так родилась радикальная группировка, целенаправленно убивающая тех, кто купил Спирит. Они делали это легко, без зазрения совести, ведь мертвецы вскоре возвращались к жизни, рискуя снова стать жертвами радикалов.
К группировке убийц вскоре примкнули и инквизиторы церкви, заставляя приверженцев Спирит сходить с ума от многочисленных путешествий в загробный мир и речах о Божьей каре за богохульственную операцию. Понятие смерти размылось, и люди утратили страх, сдерживающий их от применения самых зверских способов насилия и убийств. Ожесточенная борьба между сторонниками и противниками Спирит переросла в войну, где впервые со времен Хиросимы и Нагасаки было применено ядерное оружие, направленное непосредственно на человека.
Раньше считалось, что именно Спирит стала причиной крушения старого доброго мира. Однако после выхода из криосна в Новый Свет Ортон убедил всех свидетелей трагедии, то есть бункерных людей, что причина произошедшего была в знании. В том, что знанием о Спирит обладали те, кто не мог приобрести эту операцию. Поэтому в новом мире информацией и шансом на возрождение владели исключительно бункерные люди. Они прятали метки Спирит. Ни одному искусственному не было известно ровным счетом ничего ни об операции, ни о предпосылках ядерной войны.
Желание обладать порождает желание убивать. Однако эта цепочка не будет существовать, если в сознании людей не будет существовать объекта, который можно было бы возжелать. Из такого простого правила родился закон Нового Света, воздвигший непреодолимую стену между искусственными и бункерными людьми: чем меньше знают искусственные, тем крепче спят бункерные.
Леонхард Ортон, мэр Нового Света, был автором многих законов, в том числе и закона о неразглашении возможности воскрешения. Благодаря ему жило человечество, благодаря ему жила Спирит, не становясь причиной нового конфликта. Однако ненависть Кассии к Ортону этот факт нисколько не убавил и даже, наоборот, заставлял разгораться сильнее.
Ортон пытался убедить всех, возможно, и себя самого, в том, что сохранил Спирит, несмотря на катастрофические последствия в прошлом, только чтобы память о жертве его отца и отца Алексиса жила вечно. Но Кассия видела в этом поступке совсем другую причину.
Все наследники изобретения великих ученых по разным причинам отказались от своих прав: Алексис — еще до ядерной войны, Итан Хэл — сразу после выхода из криосна семь лет назад. Таким образом, единоличным обладателем Спирит и ее секрета стал Леонхард Ортон. Он превратился в неприкасаемую персону, от расположения которой в прямом смысле зависели жизнь и смерть. Он стал мэром в городе, где главным рычагом давления на членов руководящего Совета и других представителей власти была Спирит и возможность ее предоставления.
Кассия вернулась обратно в бар на Повротной, чувствуя полную и безоговорочную победу в сегодняшнем сражении, исходом которого стала вербовка Николса Лангена.
— Ну что, заинтересовала нашего воришку своим предложением?
— Заинтересовала. — Кассия с благодарностью посмотрела на Итана. — Спасибо, что помог. Мне кажется, он решит мою проблему.
— А у этой твоей проблемы имя случайно не начинается на букву «л»? Может быть, у этой проблемы еще и фамилия «Ортон»?
Итан облокотился на барную стойку, подперев голову рукой. На его лице играла усмешка, но взгляд темных глаз был цепким, изучающим. В такие моменты Итан напоминал того ассистента Хэла, который помогал великим ученым с открытием, а не того Хэла, который днями напролет кутил с посетителями своего бара.
Кассия напряглась, словно поверив в то, что Итан научился читать мысли. Если бы он и правда обрел такую способность, то с ужасом обнаружил бы, что Ортон занимал преобладающую часть ее мыслей. Кассия ненавидела его, и для этой ненависти была масса причин, известных лишь ей одной. С помощью Николса Лангена у нее наконец появился шанс претворить лелеемые планы в жизнь.
— Кассия, скажи, что случилось.
— И что будет? Что будет, если я тебе скажу? — Кассия не заметила, как повысила голос. — Ты все равно не будешь вмешиваться в дела, связанные с Ортоном, иначе тебе придется распрощаться с твоей богадельней, на которую он закрывает глаза.
Улыбка Итана стала кривой. Кассия никогда не била вполсилы.
— Ты знаешь о моей слабости, но какая слабость может быть у тебя? — Хэл, не стесняясь, придвинулся к ней вплотную, раз за разом обводя взглядом лицо.
— Зачем мне рассказывать о своих слабостях? Чтобы ожидать удара еще и от тебя? К чему вообще ты затеял этот разговор? Тоже решил попробовать себя в качестве психолога? — Кассия, не выдержав, отвела взгляд. Ей не нравился серьезный Итан. Гораздо легче было общаться с повесой, раздающим комплименты каждой встречной девушке.
— Думаешь, кем я тут работаю за барной стойкой? — Итан рассмеялся, но продолжил допытываться: — Что ты задумала, Кассия? Зачем тебе вор? Что ты хочешь украсть?
Кассия сжала губы. Она хотела выкрасть то, что позволяло Ортону дергать за веревки, управляя всеми и ей в том числе. Однако делиться своим планом с Итаном, только что вышедшим из вечного пьяного бреда, она не собиралась.
— Кассия, пожалуйста, брось эту затею.
— И не подумаю. Ты собственноручно вручил мне оружие, так зачем теперь отговариваешь от применения его по назначению?
— Кас, я знаю, что Ортон сильно тебя обидел, когда отверг твое признание в чувствах, но…
— Замолчи, — прошипела Кассия, почувствовав, как кровь прилила к лицу, заставив полыхать.
Итан понял, что совершил оплошность, упомянув то, о чем зарекался никогда не говорить, но сделал это слишком поздно. Кассия раздраженно поднялась на ноги и развернулась в сторону выхода.
— Подожди, — крикнул ей вслед Итан, лихорадочно придумывая причину, чтобы ее задержать. — Ты же обещала посидеть с моей тетушкой. Помнишь?
Тетушка Кахане казалась Кассии той еще чудачкой. Конечно, подпольного бара, какой содержал племянник, у нее не было, зато имелся целый музей, который она устроила прямо в своей квартире. Но самым странным было даже не это. Квартира, в которой тетушка Итана жила и коллекционировала старинные вещи, располагалась прямо над баром на Поворотной улице. Она знала о том, чем занимается ее племянник и где пропадает целыми днями, но никак на этот факт не реагировала. То ли смирилась, то ли просто не могла ему ничего запретить.
— Кассия, милая моя, хорошо, что ты пришла.
Хриплый голос встретил Кассию на пороге огромной квартиры, в которой гуляло эхо. Высокие потолки, массивные шкафы со стеклянными полками и фарфоровыми статуэтками, громкий стук маятника напольных часов, разбитое пианино с выцветшей крышкой и отколовшимися кусками лака, запах прогорклого масла и отсыревшей бумаги. Все это Кассия ощущала на коже толстым липким слоем, от которого хотелось поскорее отмыться. Ко всему прочему в квартире она ощущала нечто, похожее на невидимый глазу эфир, скользящий вдоль позвоночника к шее холодным прикосновением, заставляя ежиться и оглядываться по сторонам.
— Добрый вечер, — Кассия натянула дежурную улыбку.
Тетушка Кахане выглядела немощной старухой, годясь не в жены, а в матери полковнику Кахане, хотя у них была незначительная разница в возрасте. Впрочем, жили они душа в душу, неустанно кидая друг на друга любящие заботливые взгляды.
— А полковника Кахане сегодня нет? — Кассия постаралась, чтобы ее голос не прозвучал уж слишком радостно. Ей всегда было стыдно встречаться с военным врачом, спасшим ей жизнь на Пулковских высотах, потому что она никогда не знала, что ему говорить.
— Нет, как всегда в делах, — промурлыкала тетушка, с тоской поглядев в окно. — Признавайся, снова тебя прислал ко мне мой Итти? — Так она называла Итана.
— Да ну что вы.
— Значит, точно он. Все думает, что раз я из дома не выхожу, то мне кровь из носу нужны компаньоны и компаньонки вроде тебя. Думает, я сойду с ума или впаду в маразм.
Тетушка свела брови, но тут же смягчила взгляд, увидев смущение Кассии.
— Ну-ну, даже если так, все равно я тебе рада.
Тетушка поправила толстый плед, который всегда носила на тощих плечах, закрывая руки, и пошаркала в комнату, едва передвигая ноги. Кассия выдохнула и последовала за ней в гостиную.
На самом деле Итан и правда волновался, что с тетушкой что-то случится, пока его или дяди нет дома. Госпожа Кахане выглядела не просто нездоровой — она напоминала человека при смерти. И это отталкивало от нее всех посетителей. Если все же такие смельчаки находились, то они не могли смотреть на хозяйку без жалости и отвращения.
Смерть никогда не выглядела красиво. Кассия не могла припомнить никого, кто встречал бы ее с радостью. Смерть была заклятым врагом, болезнью, с которой долгие годы боролись и от которой все же нашли лекарство — Спирит. Кассия дрожащей рукой коснулась груди там, где под слоем одежды и кожи виднелся рисунок, ее защитный оберег, обещающий, что она не умрет. Холодный эфир, от которого стынет кровь, никогда не коснется ее, а если коснется, то она воспрянет вновь. Только ради Спирит стоило унижаться перед Ортоном. Только ради нее стоило поступиться принципами и отважиться на ложь и шантаж.
Пока была жизнь, она жила.
— Кассия, милая моя, где ты? Я не могу поднять чайник с водой.
Кассия обнаружила себя стоящей перед собственным отражением в зеркальной поверхности шкафа.
— Милая моя, давай скорее.
Кассия улыбнулась самой себе и поспешила на кухню к тетушке.
— Как все прошло? — Итан встретил Кассию на выходе из дома, подав руку, чтобы помочь спуститься по лестнице на потрескавшийся асфальт тротуара.
Она пожала плечами, не став признаваться, что испытала огромное облегчение, выйдя на улицу. Снег прекратился. Над городом зажегся острый серп месяца.
— Давай провожу тебя до дома, — предложил Итан.
— Не надо. Я сама дойду.
Кассия очнулась и отпустила его руку, ощутив на коже колючий холод.
— Мне звонил Алексис. Я обещал, что ты вернешься со мной.
Кассия недовольно цокнула, но спорить не стала. Не хватало только, чтобы из-за нервозности Овечки Долли ее снова посетил Ортон.
— Я хотел извиниться, Кассия. Мне не стоило говорить о том случае, — Итан разорвал тишину, прерываемую лишь тихим стуком каблуков и шелестом колес редких машин.
— О каком случае? — Кассия разглядывала небо, ища знакомые созвездия. — Ты имеешь в виду тот случай, когда я подумала, что испытываю чувства к Ортону, призналась ему в этом, получила в ответ гневную тираду и отправилась к тебе в бар заливать обиду? Брось, кажется, тогда я просто была не в себе.
Итан видел, как блестели в темноте ее глаза.
— Я давно хотела спросить: почему ты отказался от прав на Спирит? Ты же был единственным выжившим ученым из тех, кто непосредственно работал над проектом. — Кассия часто заморгала и опустила голову, посмотрев на Итана.
Долгое время она нарочно избегала этого вопроса, догадываясь, что он сопряжен с не самым счастливым периодом в жизни Итана. Однако сегодня посчитала нужным затронуть тему Спирит, раз мужчина позволил себе задеть ее за живое воспоминанием об Ортоне.
— Подумал, что со всем этим слишком много мороки. А какой смысл в жизни, если в ней нет места наслаждению?
Итан, очевидно, не был готов к такому вопросу, еще более очевидным для Кассии стало то, что он не сказал всей правды. Впрочем, как и она сама.
Когда Итан и Кассия уже подходили к дому, где проживали брат и сестра Иво, прямо перед ними выскочила девушка с безумным взглядом.
— Помогите! Помогите, прошу, — она с криком бросилась к Кассии, схватив за руку.
Девушка трясла ее, испуганно озираясь по сторонам. Кассия же не знала, куда себя деть, разглядывая голые ступни незнакомки и чересчур легкую для осени одежду. «Искусственная? Наверное, какая-нибудь попрошайка», — подумала она, с каменным лицом высвободив руку из крепкой хватки незнакомки, и попутно попыталась рассмотреть форму зрачков.
— Мария? Мария, постой! — Парадная дверь распахнулась. На дорогу выбежал запыхавшийся Алексис. — Кассия, задержи ее.
Кассия удивленно посмотрела на босоногую девушку, та — на нее. Итан Хэл, наблюдавший за ними, выглядел еще удивленнее. Он все не мог понять, как Марии Кравец удалось восстать из пепла, и уж тем более не мог объяснить, почему ни она, ни Кассия не узнали друг друга.
Через полчаса на кухне квартиры Иво собрались трое: Алексис, Кассия и Итан Хэл. Марию увезли в офис Спирит врачи, запретив оставаться у семьи Иво. Всю дорогу до машины бригады скорой она что-то бормотала, дрожа всем телом и заламывая руки. Кассия, к которой Мария льнула в поисках поддержки, лучше всех слышала ее бессвязную речь, поэтому сумела вычленить одно слово: «Спирит».
— То есть Ортон смог с помощью операции воскресить нашу общую знакомую Марию? Хотя еще до войны она сгорела вместе с вашими родителями в ходе поджога лаборатории. Из-за долгого пребывания в небытии Мария забыла ключевые события своей жизни и приобрела… нервное расстройство? А ты просто хотел ей помочь все вспомнить, приведя к себе домой, так? — подытожил Итан, выслушав сбивчивый рассказ Алексиса, который, к слову, выглядел не лучше Марии.
— Да, все так. А ты думаешь, я специально ее напугал? — взвился Алексис, различив в вопросе Хэла недоверчиво-обличительные ноты.
— У меня и в мыслях такого не было, дружище, — Итан сделал особый упор на «дружище». — Просто ты забыл о том, что Новый Свет совсем не похож на старый мир, который помнила Мария. Немудрено, что она голову совсем потеряла. И куда только смотрел Ортон…
Алексис намеревался сказать в ответ что-то грубое, но Кассия осторожно положила ладонь ему на плечо. Она знала о чувствах брата к Марии и понимала его желание немедленно вернуть прошлое в том виде, в каком оно существовало когда-то. Но ничто в мире не подлежало мгновенному восстановлению: ни сгоревшие леса, ни выжженные поля. Даже Спирит требовала времени, чтобы оживить человека: сначала нужно было восстановить все его разрушенные ткани и органы, затем влить кровь, проверить функцию почек, легких, сердца, мозга. Только после этого в процесс вмешивался Леонхард Ортон, вдыхая в готовое тело жизнь. Операция Спирит могла занимать недели в зависимости от состояния тела умершего. Вполне возможно, что за время отсутствия в материальном мире Мария утратила важные части себя, на восстановление которых могли уйти месяцы, а то и годы.
Кассия посмотрела на Долли с сочувствием, увидев, как постепенно до него начинает доходить эта суровая мысль.
Итан ушел, а Алексис все сидел, уставившись в одну точку, и хрустел суставами пальцев. Кассия терпеливо ждала, зная, что от нее не потребуется ничего, кроме молчаливого присутствия. Под ужасный звук хруста она не переставала думать о том, чем конкретно для нее обернется возвращение Марии. «Неужели Ортон что-то задумал? Сначала поссорился с Алексисом, потом заявился в клинику и угрожал лишить роли Кассии, с которой я якобы справляюсь все хуже и хуже. А теперь он воскресил Марию. Какова вероятность, что эти события взаимосвязаны? Может быть, Ортон планирует вывести меня из игры, заменив Марией, чтобы она заняла то место в душе Алексиса, которое освободится после моего разоблачения?»
Кассия приложила руку к груди, туда, где был вживлен узор. Она рисковала потерять и свое положение, и Спирит — с появлением Марии у Ортона становилось все меньше причин держать ее рядом с собой. Хуже всего, ни Долли, ни Итан Хэл не станут помогать ей, если узнают, что она не Кассия Иво, а криво выполненная подделка.
9 сентября. 2111 год. Планета Земля. Пулковские высоты
Кассия замерла, раскинув руки в стороны. Люди, которые стояли рядом, постоянно пытались наступить на них, но нескладная девочка не позволяла им этого сделать.
— Кассия! — Мужчина с серыми глазами тряс девушку за плечи, не желая смириться с ее уходом. Он спустил с груди часть ткани, убедившись, что под кожей не блестит заветный узор.
Рядом с ним лежал зонт с прозрачным куполом, впитавший в себя окрестную влагу и грязь. Девчонка, откинув со лба темные космы волос, подобрала его и протянула мужчине. Тот внимательно оглядел ее лицо, худое тело и в конце концов остановился на глазах, прозрачно-голубых, поразительно похожих на глаза умершей.
— Она хотела подарить тебе жизнь. — Мужчина кивнул на Кассию. — Ты примешь ее?
Девчонка растерянно огляделась по сторонам в поисках матери, совершенно не понимая, о чем он говорит.
— Идем со мной в бункер.
— Вы возьмете со мной мою маму? — жалобно прошептала она.
— У проверяющих на входе в бункер есть описание и отпечаток пальцев, принадлежащие только Кассии Иво, а у нее нет матери, — произнес мужчина чересчур серьезно, напугав ее. — Нам сообщили о новых ударах. Бомбы прилетят сюда с минуты на минуту. Так что утри слезы и решай, что будешь делать.
Девчонка вдруг ясно увидела, что окружающие ее люди обречены. До нее только сейчас дошел смысл фразы о воротах, о списках. До этого ей казалось, что все, кто хотел жить, выживут. Ведь в ее представлении жизни достойны были все, кто ее по-настоящему желал. Но мужчина перед ней утверждал, что возможность жизни не зависела от желания.
— Пожалуйста, — прошептала девчонка, схватив его за рукав.
Ей стало тошно от криков, раньше казавшихся такими же привычными, как звук ветра, завывающего в окнах старой квартиры. Ее они с матерью покинули еще три месяца назад, когда та услышала о завершении строительства бункера. Несмотря на сообщение о нехватке мест, они пришли сюда с надеждой на спасение.
Девчонка застонала, закрыв уши руками. Ей мерещилось, что где-то рядом мать отчаянно зовет ее по имени. Она представила себе бункер и его толстые стены, за которыми не будет слышно ничего.
— Пожалуйста, — взмолилась она, мечтая лишь о тишине. — Заберите меня отсюда.
Мужчина подобрал с земли сканирующее устройство, похожее на лазерную указку, и навел его на зажмурившуюся девчонку. Он намеревался — подумать только — перенести душу из одного тела в другое, чего никогда не предполагала обычная операция Спирит. Не то чтобы ему первому пришла в голову такая мысль, просто подобные опыты еще ни разу не давали положительного результата. Мужчина нервно выбивал дрожь свободной рукой, сомневаясь, что задумка сработает, но другого решения он не видел. Никто не позволил бы ему провести в бункер человека, не прошедшего проверку, позволявшую занести его в список, а на объяснение всех обстоятельств произошедшего у него просто не было времени.
Сканирование завершилось, прибор издал радостный писк. Мужчина достал из коробки кусок блестящей субстанции, похожей на пластилин, и осторожно прижал к груди девчонки. Она должна была впитать в себя душу, как губка — воду, чтобы не дать той исчезнуть, раствориться или просто отплыть на порядочное расстояние от тела.
— Если надо будет кого-то винить, то назови имя полковника Кахане, — на ухо сказал он ей, мысленно извиняясь за то, что сделал после.
Схватив из кобуры на бедре пистолет, он выстрелил прямо в грудь испуганной девчонке, на всю жизнь запомнив ее выражение лица, полное страха и обиды предательства.
Полковник отнял от ее груди субстанцию, окропившуюся кровью, и дрожащей рукой положил в чемодан, захлопнув крышку. Бросив последний взгляд на спину упавшей девчонки, он взвалил на плечо соседнее тело Кассии, поспешив к воротам бункера.
Полковник Кахане стоял, устало облокотившись на операционный стол. Напротив него, по другую сторону, мелькали напряженные лица Алексиса Иво и Леонхарда Ортона.
— Зачем она только сбежала из бункера? — шептал Алексис, раздражая всех нервным хрустом пальцев. — Мы прибыли сюда вместе, и я ведь сказал ей никуда не отходить.
Его карий глаз полыхал огнем, голубой был полон сожаления и вины за то, что ему не удалось защитить сестру.
Ортон молчал, не произнеся ни слова с того момента, как ему передали новость о том, что Кассия при смерти. Он смотрел на ее лицо, превратившееся в бледную маску, и все сильнее сжимал в кармане листок, который она отдала ему в начале осени прошлого года. Эта записка помялась, кое-где чернила расплылись, делая буквы практически нечитаемыми, но Ортон продолжал бережно носить ее с собой, перечитывая по несколько раз.
Он не чувствовал холода операционной, не видел, как полковник Кахане извлекает пулю и зашивает рану, как переливает кровь и наносит под кожу узор из травиата — носителя душ. Он чувствовал лишь жар вины, обжигающей лицо горячим дыханием. Если Алексис винил себя только за то, что не углядел за сестрой, то Ортон винил себя за то, что не мог ничего сделать, кроме как ожидать результата операции. Еще он корил себя за то, что думал лишь о Кассии, а ведь снаружи уже разверзлась пропасть в ад, утащив людей, которые надеялись на его спасение.
Ортон пытался отвлечь себя мыслями о том, что он сделал все возможное и что спасти всех не казалось реальной задачей, но он раз за разом возвращался к мертвенному лицу Кассии, не сумев убедить самого себя в том, что ее смерть лежала не на его совести.
Когда подошло время вмешательства Ортона в процессы Спирит, он попросил выйти из операционной и полковника, и Алексиса.
Он подключил флеш-карту через разъем и раскрыл купол прозрачного зонта над Кассией, перенося душу из травиата в тело. Вскоре ее веки дрогнули, глаза распахнулись, испуганно забегав по потолку, на котором прыгали синие отблески ламп. Сердце Ортона дрогнуло. Он готов был зарыдать при виде того, как губы Кассии порозовели, а рука заскользила по гладкой поверхности стола, пока не наткнулась на руку Ортона, крепко вцепившись в нее.
— Кассия, — тихо позвал Ортон, увидев, как она склонила голову.
Встретившись с ней взглядом, он нахмурился, не прочитав в нем ничего, кроме страха. Девушка между тем принялась рассматривать свое тело, проигнорировав замершего в растерянности Ортона.
— Кто ты? — Он наклонился, схватив ее за плечо. — Кто. Ты?
Девушка затравленно вжалась в стол, открывая и закрывая рот.
— Что здесь написано? — Ортон вытащил из кармана записку, написанную Кассией, замахав перед ее лицом.
Девушка прищурилась, рассмотрев ряд букв, упорно не складывающихся в слова. Она замотала головой. Казалось, она сейчас забьется в истерике, но Ортон словно не замечал этого. Он окончательно уверился в мысли, что перед ним — самозванка.
— Где Кассия? — Он все сильнее сжимал ее плечо.
Девушка стиснула губы, не издав ни звука. В итоге Ортон сдался и позвал из коридора полковника Кахане, сидевшего на полу в скрюченной позе.
— Что происходит, Лео? — Алексис попытался заглянуть в операционную заглянув за спину Ортона.
— Все хорошо. Подожди еще немного.
Ортон моментально придал голосу холодную уверенность, убеждавшую всех и всегда. Алексис болезненно наморщил лоб, отвернувшись от Ортона. В коридоре было слышно, как эхом разносятся глухие удары бомб, словно над их головами прыгал многотонный великан.
— Еще немного, — повторил Ортон и, закрыв дверь, тут же накинулся на полковника. — Кто это? Где Кассия? Что ты сделал? Что ты, черт возьми, сделал?
Полковник задергал шеей, то и дело поглядывая на девушку, сжавшуюся в комок на операционном столе.
— Ты же знаешь, у Кассии не было Спирит. Она не давала согласия на сканирование и вживление пластины.
— Но ты был рядом с ней. Ты видел, как она умирала, и ничего не сделал? Все из-за какого-то согласия? — Ортон схватил полковника за лацканы военной формы, потянув на себя.
Кахане не сопротивлялся, устало глядя в его раскрасневшееся злобное лицо.
— Полковник Кахане пытался спасти, но не успел.
Ортон обернулся к девушке, вздрогнувшей при взгляде на него.
— Сканирование… не закончилось.
Ортон сузил зрачки и отпустил полковника.
— Так, значит, ты умеешь говорить.
— Лео, хватит ее пугать. — Кахане с жалостью смотрел на девушку, неловко дергавшуюся, привыкая к телу. — Кассия подарила перед смертью свое право на жизнь и место в бункере этой девчонке. Она была с ней рядом до конца.
— Ты отдал тело Кассии чужой душе? — От крика Ортона удерживал только факт того, что под дверью стоял Алексис. — Да лучше бы ты оставил тело там, — он махнул рукой куда-то наверх, где располагался вход в бункер, — чем осквернил его.
Ноги полковника подогнулись, и он упал на пол. Ортон изменился в лице, наклонился к нему, проверил пульс и позвал из коридора Алексиса.
— Он сегодня слишком много работал, — прокомментировал Ортон. — Отнеси его в медчасть, а я закончу с Кассией. Хорошо?
Алексис, как во сне, послушно приподнял полковника за руки, уже на выходе из операционной столкнувшись взглядом с Кассией. Та отстраненно кивнула ему, ничего не ответив. Алексис списал это на шок и поспешил передать Кахане медикам.
— И что мне с тобой делать? — Как только все лишние свидетели покинули операционную, Ортон вновь обратился к девушке. — Ты хоть понимаешь, что забрала чужое тело? Как тебе вообще это удалось?
Гнев Леонхард сошел на нет. Он надел известную всем знакомым с ним каменную маску.
— Во всяком случае никто не должен об этом узнать. А для этого тебе придется стать Кассией.
Девушка на столе подняла голову, понимая, что ее снова поставили перед выбором, имевшим всего один верный вариант ответа.
— Я буду Кассией. Обещаю.
Девушка в теле Кассии Иво навсегда запомнила обещание, данное Леонхарду Ортону. Она забыла свое имя и прошлую жизнь. После выхода из криосна посвятила всю себя попыткам в точности подражать умершей. Сам Ортон часто встречался с ней, рассказывая о том, что знал о Кассии и о ее увлечениях. Скромность, плавная речь, любовь к книгам, науке и людям — все это она усердно взращивала внутри себя, руководствуясь его словами.
Ей казалось правильным играть роль Кассии, ведь Ортон любил повторять, что так она спасала душу Алексиса Иво. «Он для меня что-то вроде младшего брата, который столь же талантлив, сколько несчастен. Поэтому постарайся не дать ему свалиться в пропасть безумия», — говорил Ортон. В такие моменты новоиспеченная Кассия не могла отвести от него взгляда. Несмотря на то, что ей отчаянно хотелось винить Ортона в смерти матери и знакомых, она видела перед собой пример идеального друга и милосердного человека. Тогда Кассия рассудила, что гнев в отношении сына одного из основателей Спирит и создателя бункера безоснователен, и стала винить во всем обстоятельства и человеческую природу.
В присутствии Ортона Кассия всегда робела, вспоминая о том, что говорит с директором Спирит и мэром Нового Света, но эта робость тут же исчезала, когда он начинал рассказ о ней. Кассия не могла с точностью сказать, в кого влюбилась раньше: в ту девушку, которую она пародировала, или в того, кто рассказывал о ней. Это было сродни чтению романа, завлекшего настолько, что читатель невольно стал главным героем.
Чтобы быть ближе к Ортону, Кассия приступила к медицинскому обучению. За четыре года она получила профессию психолога, рассудив, что именно эта стезя отражает все те качества, которыми должна обладать настоящая Кассия. Так, в двадцать лет она уже проходила практику в дочерней клинике Спирит, все еще ожидая встреч с Ортоном, как чуда. Одну из этих встреч Кассия помнила так же отчетливо, как список книг, прочитанных вместе с ним.
Кассия стояла под молодыми липами на заднем дворе клиники, чувствуя сладкий медовый запах, оседавший на волосах вместе с пыльцой мелких желтых цветов — вестников грядущей середины лета. Она смотрела на нечеткие контуры строительных кранов, отмечавших границы Нового Света, пока непривычного, но казавшегося ей романтичнее и прекраснее старого.
— Ждешь меня?
Кассия обернулась на голос, увидев Ортона. Ветер окатил прохладной волной, заставив листья над головой затрепетать, ловя отражение солнца в восковом глянце.
— Жду.
— Зря.
Губы Кассии дрогнули при виде суровой строгости Ортона, но тут же наметили улыбку, когда он добавил:
— У меня закончились истории.
В его голосе и взгляде чувствовалось сожаление, но ей оно казалось беспричинным. Она была уверена, что слилась с Кассией в единое целое, где уже нельзя было различить прежнюю себя. Если раньше, перед тем как что-то сделать, она надолго задумывалась, сверяя свою модель поведения с описанной Ортоном, то сейчас принятие верных решений давалось ей легко и естественно. Также легко и естественно у нее вырвались следующие слова:
— Мне кажется, я сама смогу создать новые истории.
Кассия сократила расстояние между ними, сверкая с ног до головы радостным предвкушением. Теперь она хорошо видела светлые глаза Ортона, ярко контрастирующие с темными волосами. Руки коснулись его плеч, ощутив звенящее напряжение, которое они смело проигнорировали, переместившись к лицу. Она ждала ответа с замиранием сердца: концы веревки были накинуты друг на друга — ему оставалось лишь затянуть узел.
Ортон молча достал из кармана уже знакомую ей записку, которую заставлял прочесть в операционной бункера. «Е, т, п, э, з, т, м, л, з, я, т, л» — вот и все, что она увидела на мятом листе бумаги.
— Скажи, что здесь написано, пожалуйста, — тихо попросил он.
— Важно ли это? — Она прочла по его лицу все, что ей стоило знать раньше, но не сейчас.
— Важно, потому что ты не Кассия.
Ортон убрал записку, молча снял с себя безвольные руки девушки и ушел. На следующий день он вернулся.
— Несмотря на вчерашний разговор, ты должна продолжать играть роль Кассии. Так будет проще для всех, — без прелюдий начал он, ворвавшись в кабинет клиники. — Если откажешься, я заберу все, как и обещал. В том числе исключу тебя из базы Спирит, несмотря на то, что Алекс оплатил твою операцию.
Кассия, которую она изображала, должна была молча выслушать это и смириться с принятым решением. Но все внутри новой Кассии воспряло против этого и против словосочетания «проще для всех». Она горько усмехнулась, поднявшись из-за стола.
— А вы, господин Ортон, я так погляжу, романтик?
Мужчина удивленно склонил голову.
— Все эти четыре года ждали, что к вам вернется настоящая Кассия, да? Что часть ее осталась жива, что ее можно пробудить воспоминаниями о прошлом? Вы на это надеялись? Как же много она значила, что вы решились обмануть меня, своего друга и самого себя?
— В чем же я тебя обманул?
— В том, что обращались как к человеку, при этом не считая таковой.
— Ты не Кассия, — повторил Ортон, будто этим все было сказано.
Девушка подошла к нему вплотную, гордо вскинув подбородок.
— Хорошо, если так, потому что Кассия никогда не позволила бы себе вот это.
Она отвесила Ортону пощечину, слабую и оттого еще более унизительную для него. Кассия физически ощущала, как Ортон сдерживает себя от грубых слов и криков.
— Не думай, что мои угрозы — шутка, — тихо произнес он. Ничто не выдало в нем раздражения, кроме сбившегося на середине предложения дыхания. И всё же Кассия посчитала это своей маленькой, но победой.
Когда Ортон ушел, деланное бесстрашие тут же исчезло. Она судорожно обхватила плечи, глотая слезы. На нее разом нахлынули воспоминания о старом мире, о Пулковских высотах, о списках, об оставленной матери. Все это она держала в дальнем углу сознания, не давая себе даже взглянуть в ту сторону, играя роль вечно счастливой Кассии.
Остатки былой эйфории протеста окончательно растворились в соленой воде, стекающей по щекам за воротник блузки. Ей пришлось смириться с ультиматумом Ортона, пусть и с запозданием. Как бы ни соблазнительно выглядела перспектива гордо отклонить его условия и разоблачить выдуманный им обман, Кассия с трудом представляла себе жизнь в низу общественной пирамиды. Пусть она провела детство в далеких от богатства условиях, но этот факт только усиливал желание сохранить свое положение. «Выживание дороже принципов. Особенно в мире, где у некоторых по девять жизней, как у кошки», — подумала она и приняла решение, вынужденное и потому вдвойне тягостное.
В тот же вечер Кассия оказалась в баре на Поворотной улице, где встретилась с Итаном, о котором тогда знала лишь со слов Ортона.
— Кассия, ты что здесь забыла? Алекс меня убьет, если узнает, что я тебя здесь спаиваю. — Он обнаружил ее в полуобморочном состоянии.
Итан забрал у нее из рук бокал, вылив в себя содержимое.
— На сегодня с тебя хватит.
Он подхватил ее на руки, вынес из бара и устроил на ночь в квартире тетушки.
— Кас, — тихо позвал ее Итан, положив на продавленный диван. — Не падай больше с небес на землю, хорошо? Звездочка…
Кассия смиренно жила чужой жизнью семь лет, довольствуясь мыслью о том, что такая участь гораздо лучше той, что постигла ее соседей в толпе на Пулковских высотах. Но глубоко в душе она ненавидела Ортона. Ненавидела за то, что он был директором Спирит, мэром Нового Света; ненавидела за то, что он был создателем бункера на Пулковских высотах, пускавшим в спасительные ворота убежища только тех, кого посчитал достойным спасения; ненавидела за то, что он относился к ней как к безликому и бесчувственному существу, каким был сам; ненавидела за его вечную спокойную уверенность, которую ей никак не удавалось пробить, чтобы доказать, что она больше, чем один из его многочисленных инструментов для достижения личных целей. Но больше всего ненавидела за власть, которую он имел над ней. Только Ортон, владея Спирит, мог лишить ее самого дорогого — жизни.
Кассия выдохнула, снимая с шеи балласт воспоминаний, сделала глоток жаркого воздуха и нырнула под воду, сделав резкий рывок вперед. Сотни пузырьков взметнулись за ней шлейфом и тут же растворились на поверхности. Она вытянулась в струнку и активно заработала руками и ногами. В ушах стоял приятный шелест волн, врезающихся в тело и бортики дорожки полупустого бассейна.
Спустя полчаса Кассия позволила себе небольшой перерыв. Она облокотилась на гладкие плитки стенки и сняла с лица очки. В спортивном комплексе стояла удивительная тишина, нарушаемая лишь тихими всплесками с соседних полупустых дорожек. Солнечные лучи пробивались через стеклянную крышу и щекотали гребни волн. Инструктор по плаванию за неимением заказов на тренировки сидел на скамье и мирно посапывал. Разве кто-то сказал бы, глядя на эту картину, что где-то там, за стенами, бушевал ветер, задувая в безжизненные глазницы окон разрушенных домов?
Кассия позволила себе намек на улыбку. Атмосфера раннего утра в окружении воды, а не бестолковых клиентов, заставляла ненадолго почувствовать себя живой. Она легла на спину и, прикрыв глаза, позволила воде направлять ее. Но не успела она расслабиться, как рядом раздался громкий всплеск, и в следующую секунду ее с головой накрыло высокой волной.
Кассия встрепенулась, уперлась ногами в дно и принялась отплевываться, попутно протирая глаза от воды. В поисках нарушителя спокойствия она огляделась по сторонам. Слева никого не оказалось, зато справа, вздымая столб брызг, плыл, а вернее, вгрызался в толщу воды мужской силуэт. Сильные руки поочередно показывались над водой, будто плавники хищной рыбы. Девушка невольно засмотрелась на то, как играючи мужчина преодолевает бассейн за бассейном.
Рискуя снова быть облитой, Кассия отплыла от пластиковых буйков-разграничителей на безопасное расстояние и оттуда продолжила наблюдать за упражнениями незнакомца. Как только он остановился, Кассия подплыла к нему и нарочито спокойно спросила, глядя в широкую спину:
— Я вам не помешаю?
Мужчина быстро обернулся.
— Нет. Сейчас уже нет.
Кассия поняла, с кем разговаривает, еще до того, как увидела его лицо.
— Николс, далековато же вас занесло.
— Вот это да. Сама госпожа Иво снизошла до меня. Чем обязан такой честью? — Николс взял пластиковую бутылку и сделал жадный глоток, не обращая внимания на недовольный взгляд Кассии.
«Откуда это он узнал мое имя? И как умудрился сюда попасть?» — подумала она, но внешне осталась спокойной.
— Плавать надо аккуратнее, иначе из-за вас тут случится потоп.
— Смешно. — Он с громким стуком поставил бутылку обратно на борт. — Я думал, хотели сделать мне комплимент. Все-таки не каждый искусственный может похвастаться тем, что умеет плавать.
— Что вы здесь забыли? Надеюсь, по поводу отсутствия воды в душевых пришли?
Кассия узнала о прошлой работе Николса на водоканале, поэтому посчитала уместным ненавязчиво напомнить о том, кто из них двоих действительно владел всей информацией. Вор наконец заглянул ей в глаза и усмехнулся:
— Так вы решили шутить? У меня тоже есть забавная шутка.
Он провел рукой над водой, после чего перевернул ее ладонью вверх, продемонстрировав Кассии браслет-пропуск в спортивный комплекс. Она посмотрела на свое голое запястье, чувствуя, как весь эффект от медитативных плавательных движений постепенно сходит на нет.
— Теперь понятно, как вы сюда попали. — Кассия выхватила свой браслет, надев обратно на руку.
— Подумал, неплохо было бы потренироваться, перед тем как браться за воровство личных вещей самого мэра, — Николс произнес это слишком громко, причем на его лице застыло злое выражение, никак не соотносящееся с насмешливыми словами. — У вас есть еще какие-то претензии?
— Претензий нет. Есть настоятельная рекомендация — больше не появляться здесь. — Кассия надела очки и подплыла к мужчине почти вплотную. — Кстати, через пять минут бассейн закроют на обработку. Так что вы поздновато решили заняться плаванием.
— Пришлось долго искать шапочку.
Кассия осклабилась, помахала Николсу рукой и нырнула, подняв высокий столб брызг, окативших мужчину с головой. Она порывисто раздвигала воду ладонями и била по ней ногами, перебирая в голове варианты тех людей, которые могли бы рассказать Николсу о том, кто она, и о том, как и где проводит утро буднего дня. Ни один искусственный таких подробностей знать не мог, а ни один бункерный не стал бы отвечать на вопросы Николса, руководствуясь правилом: чем меньше знают искусственные, тем лучше.
Уже на выходе из спортивного комплекса Кассия снова наткнулась на караулившего ее Николса.
— Вы каждое утро здесь бываете? — поинтересовался он, крутя на пальце браслет-пропуск. На сей раз свой собственный, а вернее, украденный у какого-то зазевавшегося бункерного, который мог себе позволить посещение комплекса.
— Нет. Теперь точно нет. Вы заставляете меня всерьез думать о том, чтобы разорвать наше соглашение.
— Почему? Я всего лишь решил встретиться пораньше, горя желанием как можно быстрее отделаться от этого самого соглашения. — Николс подстроился под ее темп ходьбы, заставляя Кассию нервно оглядываться по сторонам в поисках возможных свидетелей ее странного общества.
«Похоже, он всю ночь думал о том, как бы отомстить за вчерашнюю сцену у пруда», — подумала Кассия, не без удовольствия отметив, что у выбранного ею вора был характер.
— Энтузиазм — это похвально.
«Хочет закончить побыстрее? Хорошо, это только сыграет мне на руку. Особенно с появлением дополнительного обстоятельства в виде воскресшей Марии», — добавила она про себя.
— Однако сейчас у меня работа. Если у вас ее нет, не значит, что я должна бездельничать вместе с вами. До встречи в баре, — бросила напоследок Кассия и вошла в салон подъехавшего к остановке автобуса.
Николс не отстал от нее и запрыгнул на ступеньку рядом. Кассия сделала вид, что ничего не заметила.
— Я думал, у вас, бункерных, свои машины с личным водителем, — послышался голос Николса над ее ухом.
— А я думала, вас, искусственных, не пускают без зорков в транспорт.
Николс оглянулся на контролёра, тут же приложив запястье к валидатору.
— О, так вы не зайцем обычно передвигаетесь? — усмехнулась Кассия и потянулась к карману, чтобы достать банковскую карту. Пальцы нащупали знакомые гладкие края тонкого пластика. Однако, когда карта оказалась у Кассии на ладони, она увидела, что на ней нет привычного набора цифр и букв. Перед ней лежал обычный кусок пластика. Кассия почувствовала на себе внимательный взгляд контролера и зло посмотрела на вора.
Николс, наконец добившись внимания, гордо протянул Кассии ее карту, вытащив из своего кармана.
— Так вот оно что, — процедила сквозь зубы Кассия, отбирая карту. — Когда успели ее подменить? Вчера?
Валидатор довольно пискнул, принимая оплату.
— Да, пока вы упивались победой. Не волнуйтесь, все средства остались на месте, хотя их было не так уж и много. Я лишь узнал ваше имя и посмотрел историю операций, чтобы знать, где вас найти.
Кассия присела на место у прохода специально, чтобы ему не пришло в голову устроиться рядом с ней. Николс занял место ровно за ее спиной.
— Если вам интересно, как…
— Неинтересно.
Кассия недовольно скрестила руки на груди, решив больше не идти на поводу у болтливого вора. Тем более другие пассажиры уже поглядывали с удивлением на их нетипичную парочку. «Еще три остановки», — успокоила она себя и прикрыла глаза, притворившись спящей.
Когда диктор озвучил название нужной станции, Кассия быстро поднялась и направилась к выходу, едва не упав от резкого торможения.
— Может, как-нибудь и для меня проведете прием, госпожа Иво? — Николс поймал ее за плечи, помогая удержать равновесие, и теперь многозначительно смотрел на видневшуюся через запотевшее стекло клинику.
— Обязательно. Невооруженным глазом видно, что вы страдаете целым набором психических отклонений.
Кассия оттолкнула Николса и, пряча покрасневшее лицо, выбежала на улицу. То, с какой легкостью вору удалось выкрасть нужную информацию, заставило ее чувствовать себя уязвленной и уязвимой.
Уже пройдя несколько шагов по направлению к клинике, Кассия обернулась назад, увидев, как Николс с мрачной улыбкой машет ей из окна отъезжающего автобуса. «Может быть, стоило сдать его безликим судьям?» — подумала она, но отказываться от своего первоначального плана не стала: все-таки навыки вора произвели на нее впечатление.
— Так вы говорите, вам не везет? — уточнила Кассия, нервно постукивая ногой под столом. Вернуться в рабочее русло после утреннего происшествия получалось с большим трудом.
— Да, совершенно так, — писклявым голосом ответил ее посетитель — щуплый жилистый мужчина. Судя по дорогим часам и старомодным запонкам, он был весьма и весьма богат, поэтому Кассии приходилось вести себя не просто приветливо, но обольстительно приветливо. — Вы не представляете, но я все чаще задумываюсь о том, что меня кто-то проклял.
Кассия подавила желание рассмеяться ему в лицо и рассказать, кому действительно не везет в Новом Свете. Но ей все чаще приходилось признавать, что каждый человек в жизни имел разные линии старта и финиша, и то, что один считал финишем, другой мог оценить как старт. Только эта мысль не давала Кассии накинуться на посетителя с предложением пройтись по Серому кварталу и посмотреть на живущих там счастливчиков.
— Мне в детстве рассказали одну забавную историю, — начала она, наконец придумав, что ответить. — В одном честном и справедливом государстве жили-были умный и глупец. Почему я буду называть этих людей умным и глупцом и по какому принципу я буду это делать? Думаю, пока это не столь важно. Глупцу, как и положено всем дуракам, везло во всем. Не было ни дня, чтобы судьба не одарила его счастливой новостью. Умному же совсем не везло: он и дня не мог прожить, чтобы не выказать недовольство по поводу того, что имел. Глупцу все продолжало везти, пока не стал он, все по той же счастливой случайности, справедливым и честным государством править. Но тут пришло несчастье: урожай погиб, скот заболел, реки пересохли. Обеспокоился глупец, не зная, что делать. Позвал он советников своих, ближайших глупцов, но и они не знали, что предпринять.
Кассия позволила себе легкий смешок, ожидая того же от посетителя. Однако тот продолжал выжидающе на нее смотреть, как кот на мышь, которая должна была сама прыгнуть в его лапы.
— Тогда скажу по-другому, — сдалась Кассия, пустившись в пространные объяснения.
Когда сеанс кончился, мужчина уже попрощался, собираясь покинуть кабинет, но тут остановился и обратился к Кассии:
— Вы будете на вечере, посвященном дню создания Спирит? Двадцатого сентября?
— Не знаю. Меня пока никто не приглашал.
— А как же мэр? — Многозначительно покосился на нее мужчина, как и многие зная о ее связях.
— Думаю, он слишком занят в последнее время, чтобы выдавать персональные приглашения.
Кассия тут же помрачнела, вспомнив об Ортоне.
— Тогда я вас приглашаю. Настоятельно. — Мужчина мягко пожал ее руку и удалился.
«День рождения Спирит? Наверное, будет что-то масштабное. Ортон обязан будет там появиться, ходить среди толпы людей, здороваться и принимать поздравления. Разве не идеальная возможность для того, чтобы провернуть кражу при помощи Николса? Похоже, в моей жизни намечается белая полоса везения».
— Вы умеете танцевать?
Кассия ворвалась в бар на Поворотной, выцепила из толпы высокую фигуру Николса и без прелюдий перешла к делу. Лицо вора, будучи безжизненным, сначала стало удивленным, затем испуганным и, наконец, насмешливым.
— С ума сойти, у вас, оказывается, бывает хорошее настроение?
Кассия ничего не ответила и потащила Николса за собой на улицу.
— Хотели побыстрее отделаться от долга? Поздравляю, вернее, вам придется поздравлять Спирит. — Она вкратце обрисовала ему ситуацию, в конце добавив: — Гордость всех бункерных — это память о прошлом, в том числе о культуре танца и музыки. Поэтому вы не должны упасть на этом мероприятии в грязь лицом.
Николс молчал. Кассия, недовольная тем, что он либо все прослушал, либо ничего не понял, уже собралась объяснять все по-новой, но тут заметила его выражение лица, полное предвкушения.
— Вы расскажите мне о старом мире?
Кассия с запозданием вспомнила, что общается с искусственным, для которого история началась с выхода людей из бункера на Пулковских высотах. Она с ужасом представила, какого это не знать ни фильмов, ни книг, ни музыки. Наверное, это было чем-то сродни выборочной слепоте: мир искусственные видели, а вот оценить его и наполнить содержанием не могли.
— У вас же тоже есть культура? Просто отличная от нашей, так? — Кассия на краткое мгновение ощутила чувство вины, но тут же убедила себя в том, что правило о незнании было придумано Ортоном, поэтому и виноват был он.
— Я не совсем понимаю, что значит культура. У нас есть одна песня, но она покажется вам странной.
Лицо Николса вновь стало хмурым, встретившись с любопытным взглядом Кассии. В воре еще чувствовалась враждебность, но сейчас она поутихла в ожидании ее рассказа. Кассия никогда не видела, чтобы в чьих-то глазах плескалась столь сильная жажда познания. Поэтому она без зазрений совести решила нарушить запрет на распространение информации.
— Потом как-нибудь поделитесь этой песней, а сейчас идемте за мной. Я познакомлю вас с тетушкой Кахане. Но прежде сложите оружие, дайте обещание, что ничего у нее не украдете, и накиньте это — будете хоть немного похожи на бункерного. — Кассия протянула ему свернутое белое пальто.
Леонхард Ортон задумчиво прогуливался возле одной из защитных башен-генераторов на границе Нового Света. Радиационное излучение здесь превышало норму в пять или шесть раз, но он игнорировал этот факт. Внимание Ортона было сосредоточено на бетонных остовах по ту сторону невидимой стены. Их очертания терялись в сумерках, казались миражом. Он знал, что где-то там теплилась жизнь. И ему очень хотелось познать эту жизнь, опередившую в развитии человечество на пару сотен лет.
Люди Нового Света не могли вечно прятаться за щитами или стенами бункера. Им необходимо было стать выносливее — не естественным путем, но, возможно, искусственным. Для этого требовался только образец для подражания.
— Вы поймали его? — спросил Ортон, когда к нему подошел начальник лагеря, раскинувшегося возле самого основания башни-тарелки.
— Нет. Оно слишком быстрое. Выскакивает ночью из развалин и бьется о генератор.
— Звуковые отпугиватели работают?
— Работают, но этого зверя не пугают.
— Если бы не пугали, существо давно оказалось бы в городе, — мрачно отозвался Ортон.
— Мы выпускаем по нему одну обойму, заставляя отступить от границы.
— Мне нужно его тело. Живое или мертвое.
Начальник базы вытянулся в струнку и пообещал сделать все возможное.
Ортон восхищался теми бункерными, что согласились сторожить подступы к Новому Свету, невзирая на опасность облучения. Возможно, их грела мысль о долгосрочном отпуске и преждевременном выходе на пенсию после окончания срока службы или, возможно, мысль о бесплатной операции Спирит, которую он им всем пообещал.
Когда Ортон уже садился в машину, то услышал приглушенные крики, доносящиеся из пустоши. И эти крики не были человеческими.
Николс Ланген направлялся в единственный спортивный комплекс во всем Новом Свете в приподнятом настроении. Целую ночь после разговора с Кассией у пруда он потратил на то, чтобы разобраться с картой незнакомки. «Кассия Иво», — Николс тихо произнес вслух выгравированное на лицевой стороне имя владелицы, словно пробуя его на вкус.
Он вернулся в бар на Поворотной. Это место уже не казалось ему безопасной обителью для тех, кто выступал против закона, как он. Поэтому Николс ничего не пил и не общался ни с кем, кроме знакомого, которому отдал выкраденную карту, чтобы получить копию всех операций, произведенных с нее за ближайшее время. У него возник соблазн еще и снять со счета все зорки — около двух тысяч, — но его отвлекли.
— Господин Ланген?
Громкий оклик заставил Николса подскочить на месте. Прямо перед ним застыла фигура владельца бара. Хэл улыбался, попутно оглядывая его со всех сторон.
— По бокалу? За мой счет, — предложил он и подсел к Николсу, несмотря на неприветливое выражение лица.
— Все владельцы заведений знают поименно своих посетителей? — сквозь зубы процедил Николс.
— Надеюсь, что только я один такой клиентоориентированный.
Николс тяжело вздохнул, готовясь к очередному разоблачению. Он уже смирился с тем, что попадет в руки безликих судей, а уж кто станет тому причиной — Кассия или Хэл — ему было все равно.
— Ну что вы, друг мой, нос повесили? Выглядите так, будто уже пообщались с нашей звездочкой.
Николс удивленно поднял взгляд на Итана, быстро догадавшись, что владелец бара был тем самым информатором, сдавшим его с потрохами Кассии Иво.
— Значит, правда пообщались. — Хэл задумчиво постучал по стенке принесенного бокала, заставляя мелкие пузырьки жидкости выскочить на поверхность. — О чем она вас попросила?
— Не в моих правилах раскрывать тайны заказчиков, — Николс произнес это слишком уверенно для человека, которому ни разу не поступали заказы на воровство.
— Воля ваша, господин Ланген, но если с ней что-то случится, то я в первую очередь буду винить вас. Не подумайте, что я угрожаю. Нет, это стало бы нежелательным пятном на моей репутации покровителя вашего ремесла.
Николс плотно сжал и без того тонкие губы, почувствовав, как возросли ставки.
Уже сидя в автобусе за спиной Кассии, Николс подумал о том, что в случае провала его не пощадят ни безликие, ни искусственные бара на Поворотной по указке Итана Хэла. И все-таки смущение девушки вперемешку с напускной строгостью заставили его отвлечься от невеселых мыслей и невольно улыбнуться, пока она не видела.
Когда Кассия встретила Николса в баре, он даже представить себе не мог, что ему выпадет шанс узнать больше о прошлом мире. Правда, он недоумевал, зачем Кассии понадобилось тащить его к какой-то тетушке. Вдвойне он недоумевал, почему Кассия продолжала игнорировать тот факт, что он был искусственным, который совсем недавно угрожал ей оружием. Причем дважды. Словно все это казалось ей не предупреждением, а неким залогом доверия.
«Может быть, она и правда бессмертная, раз так играючи подставляется под удар? Или она просто чересчур уверена в своих покровителях?» — думал Николс, наблюдая за тем, как Кассия чинно поднимается по лестнице жилого дома над баром. Каждый ее шаг в высоких сапогах был точно выверен, но вместе с тем едва заметно подрагивал. Ее спина и шея были открыты для атаки. Если бы он прямо сейчас вытащил пистолет и совершил выстрел, она бы даже не успела повернуть голову. Но пистолет остался на улице: Кассия забрала оружие, завернула в кусок ткани и спрятала в разбитом окне подвала.
— Даже не думайте.
Николс на мгновение потерял равновесие, ухватившись рукой за перила. Кассия остановилась на следующей ступеньке, оказавшись на несколько сантиметров выше.
— Не представляю, о чем вы, — последовал незамедлительный ответ.
Войдя в теплое светлое помещение, Кассия представила Николса как своего друга. Она убедила хозяйку квартиры в том, что привела его сюда, чтобы показать какую-то книгу. Тетушка согласно закивала и предложила Николсу осмотреть квартиру.
Он около получаса бродил между экспонатами миниатюрного музея, вертя в руках деревянную солонку, расписанную зелеными и красными красками, книги с отошедшими от переплета страницами, маленькие бюсты неких Чайковского и Штрауса, стеклянный шар, в котором стояло странное животное с длинным вытянутым носом. Здесь же были выставлены выцветшие картинки с изображениями людей. За их спинами Николс разглядел город, совсем не похожий на Новый Свет. Золотые выпуклые крыши с крестами, картины из разноцветных плиток под ногами и под потолком — все это казалось отражением чужого сна, но никак не реальностью.
— Госпожа Кахане не удивилась, что к ней в гости пожаловал искусственный? — спросил Николс у подошедшей к нему Кассии.
— Нет, для нее ты один из моих бункерных знакомых. Поэтому долго не смотри ей в глаза, чтобы она не смогла рассмотреть твои.
— Что это?
— Наш учебный класс по предмету «история».
Николс внимательно проследил за тем, как взгляд Кассии потеплел, упав на фотографию со странными домами. Он подумал, что, возможно, она жила в одном из них.
— Почему здесь на крыше крест?
— Потому что это церковь.
Николсу понятнее от этого не стало, но ему понравилось, как преобразилось лицо Кассии, когда она произнесла это слово.
— Церковь — это место, где молятся Богу о прощении и благодарят за спасение.
— Но кто такой Бог?
— Зачем тебе это? В нашем мире Его все равно больше нет. Зато есть господин мэр.
Гримаса отвращения тут же разбила вдребезги недавнее очарование. «Она сильно недолюбливает мэра, но за что?» — недоумевал Николс. В его голове образ главы города был неприкосновенен, потому что напрямую ассоциировался с его рождением, рождением его родителей.
Кассия заметила противоречивый взгляд Николса и плотно надвинула на лицо каменную маску, закрыв даже ту немногую часть, что отважилась показать.
— Начнем с середины двадцатого века, пожалуй. Революция, полет в космос, коммунизм, кинематограф, войны, гонка ядерного вооружения, — перечислила она, раздумывая, на чем остановиться. — Эту часть истории я всегда знала лучше всего. Это та немногая часть истории, что в принципе сохранилась. После апокалипсиса все электронные ресурсы были утрачены, восстановить серверы и хранилища — задачка на ближайшую сотню лет. Нам повезло, что сохранились вещественные доказательства довоенной эпохи, спрятанные в бункере.
Кассия присела на диван, над которым висела картина, изображавшая несущихся по снегу существ с длинными тонкими ногами.
— Лошади, — она злобно кивнула на существ и начала рассказ.
На кухне погромыхивал чайник. Тетушка Кахане стояла прямо над ним, держа руки около горячих металлических боков, то и дело поглядывая на молчаливого гостя.
— Кассия скоро придет. Она задержалась в клинике.
Николс кивнул. На второй вечер лекций он пришел с большим запасом по времени, а все потому что ноги сами принесли его на Поворотную улицу быстрее обычного.
— Ты-то сам чего так рано? Где работаешь? — Тетушка Кахане внимательно посмотрела на него, щуря глаза.
Николс тут же отвел взгляд, вспомнив о своих зрачках, выдающих в нем искусственного.
— Инженером. На водоканале, — соврал он с непозволительной для вора заминкой.
— Это хорошо.
Тетушка перешла к сковородке, на которой обжаривала незнакомые Николсу плоды. Она посолила их, помешала лопаткой и выключила огонь.
— Я так погляжу, не кормят вас там совсем.
Тетушка положила под сковородку толстую тряпицу и поставила на стол перед Николсом.
— Ешь, пока горячее. Потом остынет и вкус потеряет.
Николс порывался спросить, что это, но вспомнил, что играет роль бункерного, и благодарно кивнул, принимая вилку. Он старался не есть слишком быстро, чтобы куски плодов не ошпарили нёбо и чтобы не произвести дурного впечатления.
— Точно с голодного острова приехал. Неужто и дома не кормят?
Николс покачал головой. Тетушка укоризненно зацокала.
— Хорошо, что Кассия тебя к нам привела. Любо-дорого смотреть.
Николс удивленно замер, но женщина замахала на него руками, приказывая не обращать на нее внимание.
— Чем вы там занимаетесь? Кассия сказала, в нашей библиотеке тебя что-то заинтересовало, так?
— Да, у вас есть одна интересная книга, — Николс подтвердил легенду, придуманную Кассией.
Впрочем, у тетушки и правда нашлась книга, сумевшая заинтересовать Николса. Она была написана на неизвестном ему языке, однако содержала иллюстрации различных сооружений. Вчера Николс обвел пальцем очертания каждого из них, не сумев сдержать восхищенной улыбки. Плавные и заостренные линии, золотые, серебряные и голубые цвета стен, узорчатые окна — в каждой из этих деталей чувствовался свой особый почерк архитектора.
— Покажи мне, я тоже посмотрю, — попросила тетушка.
Николс принес книгу, отставив в сторону сковородку. Тетушка надела очки и принялась водить пальцем по строчкам, беззвучно шевеля губами. Николс заерзал на стуле, едва сдерживаясь, чтобы не попросить ее читать вслух.
— Не застал старый мир, да? — Тетушка пододвинула книгу к Николсу, закончив с чтением.
— Да.
— А я застала, — тетушка тяжело вздохнула. — Садись ближе, расскажу что-нибудь про то, что видела и что знаю.
Николс тут же вскочил вместе со стулом. Тетушка Кахане переворачивала страницу за страницей, для каждого здания у нее находился свой комментарий: «Здесь когда-то жили короли, здесь — композитор. Это бывший университет, а это — военное министерство».
— Как невинное дитя, — заключила тетушка Кахане, взглянув на Николса. — Где только Кассия тебя нашла? Забирай себе книгу, забирай. Вижу же, как понравилась.
— Спасибо. — Николс поднялся с места, не зная, как выразить благодарность. — Спасибо!
Перед тем как вчера назначить очередную встречу, Кассия предупредила его: «Только попробуй причинить вред тетушке или что-то украсть у нее. Я найду тебя, и тогда безликие судьи покажутся самыми милосердными людьми во всем Новом Свете». Держа книгу в руках, Николс мысленно усмехнулся, решая, сочтет ли она его поступок за воровство.
Услышав шорох, он обернулся в сторону прихожей, заметив Кассию. Николс не мог предположить, как долго она уже следила за ними. Но на ее лице не было признаков гнева или недовольства, только любопытство и что-то еще, для чего он не нашел четкого выражения, как и в случае с благодарностью.
— На сегодня все. — Кассия посмотрела на старинные часы, стрелка которых вот-вот должна была занять место напротив двенадцати. Она завершила седьмую по счету лекцию, проведенную в квартире тетушки Кахане.
Николс с трудом оторвал взгляд от сосредоточенного лица Кассии и поднялся с пола, не решившись сесть на диване рядом. Он покачнулся, но устоял на ногах, с трудом возвращаясь в реальность из нарисованного ею мира. Он все еще ощущал то непонятное, невыразимое чувство, властвовавшее над ним последние дни, — смесь гордости за предыдущие поколения и жалости к ним, смесь злости за жестокость и восхищения человечности.
— Почему вы не делитесь с нами этой информацией? — спросил Николс, уже выйдя на улицу.
— Потому что в этом нет смысла. От знания о том, что когда-то человек летал в космос, сейчас нет никакого проку, потому что у Нового Света нет средств, чтобы строить аэродромы. — Кассия безошибочно определила, что скрывалось под словами «этим» и «нами».
— А машины? Почему вы не даете нам послушать курс об автомобилестроении? Раньше многие знали и разбирались в их устройстве.
Он хотел добавить, что дело даже не в самих знаниях, а в чувствах, которые они вызывали, но побоялся, что Кассия не поймет его и высмеет. Девушка накинула на голову капюшон, скрыв от него лицо.
Николс еще никогда не чувствовал несправедливость по отношению к искусственным так, как сейчас, зная о том, чем владели бункерные. Раньше он считал, что бункерные отличаются от него лишь тем, что позволяют вести себя заносчиво из-за размеров банковских счетов. Но они, как оказалось, владели большим, чем просто зорки. Они владели миром, гораздо большим, чем Новый Свет с его унылым антуражем, чем весь огромный материк, чем вся планета. Теперь Николс был уверен, что бункерные видели не просто предметы, но суть этих предметов, а значит, представляли себе жизнь не как набор хаотичных действий, а как стройный сюжет, имеющий конец, определенный так же четко, как начало.
В его голове не укладывалось, как Кассия могла думать о краже какой-то вещи, принадлежащей мэру, вместо того чтобы наслаждаться тем, что в ее руках находилась целая подробная временная и географическая карта всего мира.
— Так почему? — повторил он.
— Потому что вы искусственные. — Жесткость в ее голосе прозвучала ненатурально.
— И что?
— Вам не стоит знать лишнего. Вот и все.
— А кто за меня решил, что лишнее, а что не лишнее? — взвился Николс.
— Господин мэр. Он запретил нам лишний раз делиться с вами знанием, потому что посчитал, что так будет лучше для общества.
Николс растерянно умолк, ища доказательства против этого, но на ум приходила только впечатавшаяся в подсознание фраза о том, что в новом мире достойны жизни лишь те, кто полезен возрождающемуся обществу, и о том, что нет цели более важной, чем служение будущему Нового Света.
— Так что в вашем незнании виновата исключительно ваша природа. Да и воровство, которое вы выбрали…
— Когда выбираешь между жизнью и смертью, разве это можно назвать выбором?
Кассия остановилась под фонарем, оранжево-желтый свет которого падал прямо на них двоих. Ветер сдул с головы капюшон, выставив на обозрение лицо с застывшей на нем мукой страдания. Николс интуитивно понял, что она сама была поставлена перед схожим «выбором».
— Не уверена, что выбор был столь ограничен. Разве на вас могло не хватить рабочего места?
— Мне бы хватило места только в отрядах смерти, что посылают за щиты, но больше нигде.
— Значит, вы недостаточно старались.
— Недостаточно старался. — Николс злобно рассмеялся, но спорить больше не стал.
Если бы она только знала, как он старался, сколько учился и работал, не теряя веры. Если бы мир был хоть немного справедлив, он получил бы то место, на которое рассчитывал. Но система была слепа к показателям таланта и желания. Еще меньше ее интересовали человеческие страдания и разочарования.
Лучшим способом выживания всегда считалось приспособление к окружающим условиям. Поэтому Николс последовал этой закономерности: уподобился системе, считывая лишь те однозначные показатели, которые характеризовали людей, не обращая внимания на посторонние шумы сигналов. Проще всего категоризировать людей было по принципу природы рождения, то есть на искусственных и бункерных, то есть на бедствующих и обеспеченных. Это в каком-то смысле однобокое мышление позволяло ему выходить на неприглядный воровской промысел.
— Я вам противен? Скажите честно. — Николс заметил, как Кассия морщится, глядя на него. Он почувствовал необходимость услышать ответ на этот и другие вопросы. — Если так, то зачем связались со мной? Зачем нарушили правило, введенное мэром? Зачем ведете себя со мной по-дружески, хотя отлично понимаете, что на самом деле нас связывает?
— Нас связывает дело. Для этого дела я поделилась с вами историей. Для этого дела я сняла с вас розовые очки в отношении мэра. Для этого дела я стараюсь наладить с вами отношения, чтобы вы не думали, что я не сдержу обещаний и сдам вас при первой же возможности безликим судьям, — медленно проговорила Кассия, будто только в процессе ответа находя эти самые ответы.
— Я понял, — Николс зачем-то произнес это так, будто ждал иного объяснения.
— Через шесть дней будет праздник Спирит, где у вас будет возможность встретиться с господином мэром. Завтра мы с вами съездим посмотреть на зал, где будет проходить мероприятие, и вы подробно расскажите, что и как будете делать. — Кассия снова накинула на голову капюшон, на этот раз придерживая его руками.
— Наконец скажете, что именно я должен буду украсть?
Кассия кивнула.
— Встретимся в четыре часа. — Она достала пластиковый контейнер с уже знакомыми Николсу плодами. — Тетушка Кахане хотела вам передать.
Поставив точку в разговоре, она направилась к центру города, разбрызгивая в стороны воду из луж — последствий кратковременной оттепели.
— Спасибо, — негромко сказал Николс, кутаясь в подаренное пальто взамен тому, что отправилось на городскую свалку.
Кассия уже успела выйти из области света, поэтому обычному человеку было бы трудно ее разглядеть. Однако Николс был не обычным человеком, а искусственным, который прекрасно различил в темноте, как вздрогнула шея Кассии, вот-вот готовой повернуть к нему голову. Но то был лишь миг.
Алексис Иво слыл одним из тех людей, которые стремились контролировать все: и то, что напрямую зависело от них, и то, на что не распространялась сфера их влияния. Будучи работником лаборатории, он скрупулезно следил за всеми условиями эксперимента, учитывая влажность, температуру, производителя реагентов. Если что-то не получалось, он винил свою невнимательность и возвращался к перечню условий, просчитывая, что могло вызвать негативный результат. И в каком-то смысле он любил те моменты провала, когда открывались истинные причины неудачи.
Однако, когда эксперимент проваливался из-за отключения света в здании, отсутствия реагента или поломки оборудования, Алексис впадал в состояние, сходное с отчаянием. Он знал, что не сможет ни починить проводку, ни получить одномоментно химическое вещество со склада на другом конце города, ни наладить технику, в устройстве которой не разбирался. Алексис также знал, что единственным решением всех этих проблем было ожидание человека, ответственного за свет, поставки и оборудование. И тогда это самое ожидание результата чужих действий превращалось в самую жестокую пытку.
Поэтому, когда Алексису сказали, что Марию кладут на обследование в офис Спирит, он едва не взвыл от злости на собственное бессилие. Все дни для него слились в один невообразимо долгий день, который начинался с постановки проблемы и который должен был закончиться новостью о ее решении. Все остальное попросту не имело смысла. Алексис не замечал, есть ли на улице снег, идет ли дождь, сколько людей в автобусе и что он ел на завтрак.
Особенно тяжело Алексису было пережить ночь. Когда фоновые действия исчезали, а голос разума засыпал, просыпалась тревожность, твердившая о том, что он сделал недостаточно и что ему следовало бы прямо сейчас встать и сделать хоть что-то, чтобы уже завтра насущная проблема решилась. Навязчивые мысли превращали его в сомнамбулу, бродившего по комнате, гадавшего, за что ему взяться, чтобы почувствовать удовлетворение от самого себя.
В такие моменты Алексис бросал все и приезжал к постели Мари, не позволяя себе даже дотронуться до нее. Он только смотрел на тяжело вздымающуюся и опадающую грудь, сомкнутые дрожащие веки и не понимал, почему те люди, которым он доверил такое важное задание — излечить человека, — не могли с ним справиться так же, как он всегда справлялся со своими задачами.
— Ты снова здесь?
Ортон в очередной раз застал Алексиса в ногах у пациентки палаты №3.
— Тоже не спится? — вопросом отвечал Иво.
— Попробуешь тут заснуть.
Алексис с трудом оторвал взгляд от Марии и посмотрел на друга. В полумраке помещения, подсвеченного тусклым ночником, Ортон выглядел жалко. Он совсем отощал, под глазами появились мешки. Алексис подумал, что выглядит наверняка не лучше его, и все же вслух произнес:
— Ты постарел лет на десять.
— В масштабах тех двухсот лет, которые нам на самом деле исполнились, это пустяки. — Ортон потрепал его по плечу. — Иногда мне кажется, с каждым новым мертвецом, которого я вернул к жизни, моя сокращается на целую минуту.
Алексис принял виноватый вид, отчасти понимая, что мог бы разделить тяжесть ноши наследия их отцов, если бы имел смелость и силы это сделать. Однако он не хотел признаваться в отсутствии этих двух пунктов, оправдывая себя тем, что первым вышел из тройственного союза обладателей секрета Спирит. Поэтому на нем лежала меньшая часть ответственности, а вот на Итане Хэле — большая.
Алексис с сожалением вспомнил о том времени, когда видел в операции сакральный смысл соединения души и тела. Именно об этом рассказал ему отец, когда впервые поделился открытием.
«Ты веришь в существование души, Алекс?»
«Я верю лишь в то, чье существование можно доказать».
Отец тогда улыбнулся его максимализму.
«Эксперименты по части доказательства существования душ проводились еще двести, а то и триста лет назад. По большей части они заключались в регистрации веса человека до и после смерти. Оказалось, что после ухода в мир иной человек становится легче примерно на 21 грамм».
«Эти несколько грамм и есть душа? И как же она выглядит?»
«Как сгусток некой материи, которая создает вокруг себя особое поле».
«Ты видел ее?»
«Нет, только слышал сигнал регистрирующего датчика. Но важно не то, как она выглядит. Важно то, что, зная о душе как об объекте, поддающемся физическим методам исследования, можно попытаться на нее влиять».
«Ты говоришь об извлечении и перемещении душ?»
«Да. После смерти душа человека покидает тело, однако я нашел способ привязать ее к физической оболочке с помощью вещества, названного травиатом. Заставить душу заново слиться воедино с телом оказалось возможным, только воздействуя на нее полем с теми же частотами, что излучает она сама. Так душа входит в резонанс и возвращается обратно в тело, делая его по-настоящему живым».
«Значит, ты сможешь воскрешать людей? Сначала чинить их оболочки-тела, а потом запускать в них души?»
«Да, именно так».
Тогда мир в целом виделся лучше, чем был на самом деле.
— Скоро годовщина Спирит. Тебе надо прийти. Итана я уже позвал. — Ортон с надеждой посмотрел на Алексиса, ожидая не встретить сопротивления с его стороны.
— Да. Я буду.
Леонхард улыбнулся, а Алексис почему-то подумал о том, что ему совсем не идет улыбка. По крайней мере, не такая, будто ее добивались под пытками.
— У меня будет для тебя особое задание на празднике. — Ортон нахмурился, проложив складку между бровями.
— Нет цели более важной, чем служение будущему Нового Света? — машинально отозвался Алексис и кивнул, готовый согласиться сейчас на все, что ему предложат.
Кассия Иво долго не могла заснуть минувшей ночью. Ее не отпускала сцена из недавнего прошлого.
Всего месяц назад Кассия с Долли задержались в офисе Спирит до позднего вечера, из-за чего брат предложил остаться на ночь в одной из комнат для персонала. Поднявшись на нужный этаж, Кассия прищурилась, вглядываясь в темноту.
— А где свет? Когда мы проходили здесь раньше, лампы работали.
— Может, опять вышла из строя электростанция? Стой здесь, я сейчас вернусь, — за тихими словами Алексиса послышались его осторожные шаги и недовольное бормотание на тему сложности добычи электричества при нынешнем дефиците ресурсов.
Кассия честно простояла одна пару минут, пока на неё не нахлынули воспоминания о том месте, откуда возвращались души после операции Спирит. Паника подступила тугим узлом к горлу. Отчаянно хотелось кричать и звать на помощь, тем более что Алексис куда-то запропастился.
Но девушка не решилась издать хоть звук. Реальной опасности не было, поэтому выставлять себя пугливой дурой, подняв на ноги весь офис, Кассия не хотела. Стоять на месте она тоже не могла. Выбрав наугад направление, выставила перед собой руки и на ощупь двинулась вперед. Сделав несколько неуверенных шагов, она замерла, увидев тусклый свет, льющийся из проема комнаты впереди.
Руководствуясь любопытством, Кассия затаила дыхание и на цыпочках преодолела последние метры, отделяющие ее от источника света. Она облокотилась на стену и медленно вытянула шею, оглядывая комнату из-за косяка. То, что она увидела, заставило вздрогнуть от неожиданности.
Там, почти в полной темноте прямо на полу, спиной к ней на коленях стоял Леонхард Ортон. Его белые одежды будто сияли, отражая такой же белый свет половины луны, заглянувшей в большие окна комнаты. Темные волосы, наоборот, поглощали свет, из-за чего казалось, что голова Ортона сливается с окружающим мраком.
Он что-то шептал, судорожно ловя ртом воздух, точно задыхаясь. Кассия внимательно прислушалась к словам, подумав о молитве. Когда до нее дошел истинный смысл шепота, она осторожно отодвинулась от проема и стремглав бросилась к тому месту, откуда начала свое ночное путешествие, точно так же ловя ртом воздух, как Ортон.
В коридоре зажегся свет, а уже в следующее мгновение перед Кассией появился Алексис.
— Свет по вашему заказу! — с шутовским поклоном провозгласил он.
Кассия закричала, а Долли еще долго пытался ее успокоить. Он спрашивал о том, что так напугало сестру, но в ответ слышал лишь тишину.
Кассия потерла слезящиеся глаза, отгоняя прочь ужасное воспоминание. Она стояла перед стеклянными дверьми одного из самых высоких зданий Нового Света, разглядывая электронные афиши с голубой голограммой бабочки, логотипом «Спирит».
— Ни разу не встречал такого чудища, — прокомментировал Николс, пристроившийся рядом с ней.
Кассия постаралась над его обликом, подготовив дорогой костюм и линзы, которые должны были скрыть характерную для искусственных форму зрачков. Однако кое-что, присущее искусственным, спрятать было нельзя — откровенное невежество.
— Сами вы чудище, — беззлобно ответила Кассия, прикидывая, где и в каких количествах будут размещены охранники. — Думаю, пятеро здесь по периметру и трое еще внутри.
Она заметила, как Николс прищурился, привыкая к линзам. Вполне возможно, что он и бабочку не смог разглядеть из-за них.
— А не странно, что мы с вами стоим посреди улицы и открыто пялимся на этот дом?
Кассия вздохнула, словно собираясь что-то сказать, но после вчерашнего разговора с вором ей трудно было подобрать нужные слова.
Сначала чтение лекций Николсу казалось безобидным и в каком-то роде интересным занятием. Однако вчера, когда она увидела огонь в его взгляде, который угрожал разгореться в настоящий пожар, она осознала всю справедливость закона о незнании. Поэтому Кассия то и дело с опаской поглядывала на Николса, ища в нем признаки зарождающейся жестокости, присущей в прошлом всем экстремистам, противникам Спирит.
— Давайте зайдем внутрь. — Кассия подошла к двери, но ее опередил Николс, галантно распахнув створку. — Где подсмотрели этот жест?
— Нигде. Мы искусственные, но не отсталые.
Они молча поднялись в лифте на последний этаж, оказавшись в пустом зале с панорамными окнами и задвинутыми в угол банкетными столами.
— Итак, к делу. Вам нужно будет украсть флеш-карту, маленький черный пластмассовый прямоугольник. Она висит на цепочке на шее мэра. Он никогда с ней не расстается, — тихо произнесла Кассия, остановившись рядом с прозрачным стеклом, за которым открывался вид на серый город, сливавшийся с серой дымкой облаков.
— Мне нужно будет снять флеш-карту с шеи мэра? Но если он так ее бережет, то сразу заметит пропажу.
— Я постараюсь отвлечь его, чтобы на какое-то время он забыл о существовании флешки.
Николс напряженно замолчал, словно уже принялся просчитывать риски такого задания.
— Если что-то пойдет не так, я сделаю все возможное, чтобы вы не попали в руки безликих. — Кассия заметила, как он удивленно сузил глаза, но тут же вернул себе самообладание.
Она знала, что Николс сомневался в ее словах и всячески опасался доверять — все-таки их знакомство началось с взаимных угроз. Вероятность провала с таким отношением близилась к ста процентам, поэтому Кассия рассудила, что человечный подход несколько расположит вора, как и то время, что они провели вместе за рассказами о старом мире.
— Вам надо очень постараться, чтобы отвлечь господина мэра.
— Поверьте, я знаю, что делать, — Кассия невесело усмехнулась, не раз представляя, как сможет напоследок задеть Ортона побольнее.
— А что за информация на той флешке? — Николс обратился к ней с естественным любопытством.
После кошмарной ночи в офисе Кассия устроила наблюдение за Ортоном. Однажды она подглядела за тем, как он проводил операцию Спирит. Тогда она узнала о флеш-карте, которую Ортон подключал к устройству, называемому в народе зонтом за схожесть с этим предметом. После раскрытия зонта пациент оживал. Ни зонт, ни вживляемая в грудь пластина травиата не имели тайны изготовления. Кассия предположила, что весь секрет воскрешения находился именно на флешке, возможно, имея форму программного кода. У нее появился план: выкрасть у Ортона карту, лишить его права на монополию Спирит и тем самым обрести контроль над собственной жизнью.
— Один секрет, который попал в неправильные руки, — расплывчато ответила Кассия и отвернулась от окна к залу, продолжив начатые на улице рассуждения: — В прошлом году оцепление стояло здесь, здесь и здесь.
Увидев приближающуюся к ним девушку-управляющую, Кассия обернулась к Николсу, неловко схватив за руку, ожидая, что он ей подыграет:
— Если и проводить праздник, то только здесь, да? Тебе нравится?
— Нет, мне не нравится. — Вор ничуть не изменился в лице, но руку Кассии не сбросил. — Я бы предпочел что-то более приземленное, моя душа.
Девушка-управляющая, услышав последние слова, разочарованно засеменила обратно к стойке. Кассия потянула Николса к лифту и, когда створки дверей закрылись, наклонилась к нему, яростно прошептав:
— Никогда не называйте меня так.
«Моя душа… Душа… Душа», — звенело в ее ушах.
— Разве душа — это что-то плохое? — Николс улыбнулся. — У искусственных высшее проявление чувства заключается именно в этой фразе.
Кассия знала, что за счет души происходило воскрешение в операции «Спирит». Она знала, что душа в этот момент была чем-то вроде флеш-карты, которую вставляли в заново собранный компьютер. Так что душа не имела того сакрального смысла, что был присущ ей в религиозных учениях.
Несмотря на атеизм большинства жителей Нового Света, Кассия была верующей, но свою веру держала в тайне, зная, как отреагировали бы на нее Овечка Долли или Ортон, которые в том числе из-за религиозных фанатиков потеряли самых близких людей.
— Куда мы? — спросил Николс, когда Кассия, выйдя из здания, направилась в обход к приземистому прямоугольному строению.
— Сюрприз, — улыбнулась она и ускорила шаг.
Показав на входе пропуск и убедив охранника, что Николс может пройти с ней, она вывела его на широкую арену с песочным дном. Кассия во все глаза смотрела на вора, предвосхищая его реакцию.
— Лошади, — полуутвердительно-полувопросительно произнес он, не отрывая взгляда от тех тонконогих существ, которых видел на картине в квартире тетушки Кахане.
Новый Свет не славился животным многообразием, еще несколько веков назад присущим местам у Пулковских высот. Крысы-мутанты, чайки-помоечницы и тараканы с клопами — вот и все городские обитатели. За щитами животных было больше, но они избегали соседства с людьми из-за ультразвуковых ловушек, расставленных по периметру.
Однако ученые активно работали над выведением из замороженного генетического материала тех животных, которые жили в старом мире. Иногда опыты проходили успешно, как в случае с лошадьми, иногда плачевно, как в случае с кошками, которые быстро погибали в изменившихся условиях.
Кассия отвлеклась на громкое ржание, увидев в седле белоснежной кобылы Ортона.
— Спрячьтесь. Быстро, — прошептала она и заставила Николса присесть за высоким бортом, отделяющим арену от зрительской площадки.
Первые годы после выхода из криосна Кассия часто наблюдала за тем, как Ортон возится с лошадьми. Судя по его рассказам, настоящая Кассия любила этих животных, поэтому пристрастила и его к езде верхом.
Тем временем Ортон заметил посетительницу и, преждевременно завершив только начатый круг, подъехал к ней. Он лихо спрыгнул на землю и мягко погладил потную морду.
— Зачем ты здесь?
Кассия могла поспорить, что со своей лошадью он общался гораздо приветливее.
— Просто проходила мимо.
Ортон выразительно посмотрел на наручные часы.
— Сейчас разгар рабочего дня, а ты прохлаждаешься без дела. Стоит ли повторять, что нет цели важнее, чем служение будущему Нового Света? А ты не даешь и мизерного вклада в общую лепту.
Кассия сжала руки в кулаки, но оправдываться не стала. Она лишь думала упрекнуть и его самого в занятии отнюдь не самом полезном для общества.
— Как можно быть такой легкомысленной? Кстати об этом, директор клиники сказал, что ты часто отпрашиваешься у него по личным обстоятельствам. Что за личные обстоятельства у тебя могут быть? — Ортон говорил без насмешки, словно ему и правда было интересно послушать истинную причину отгулов. — У тебя есть одно единственное личное обстоятельство — Алексис. Если ходишь без дела, навести его. Он сказал, что вы не общались уже целую неделю. Это правда?
Кассия смотрела на лошадь, довольно помахивающую ушами от поглаживаний Ортона по лоснящемуся боку.
— Да, правда.
— По-моему, я четко описал твои обязанности. Так почему ты ими пренебрегла? — Ортон не стал кричать, не покраснел от гнева, просто смерил Кассию тяжелым взглядом и обернулся к лошади. — И не строй из себя обиженную. У тебя для этого нет ни одной причины.
Кассия отвернулась от него и зашагала к выходу, чувствуя, как горит лицо, а язык чешется наговорить ему в ответ каких-нибудь гадостей, лишь бы внутри поутихла буря безотчетной ярости. Уже стоя на улице, она запоздало вспомнила о Николсе, оставленном возле барьера.
— Я даже не буду спрашивать, что между вами двумя произошло. — Вор догнал Кассию, глянув на нее с сочувствием, показавшимся оскорбительным.
— Вот и не спрашивайте.
Кассия снова провела Николса в квартиру тетушки, которая оставила ключи, уехав в больничное крыло навестить полковника Кахане. Кассия по-хозяйски скинула верхнюю одежду на спинку стула, встряхнула головой, поправляя спутавшиеся волосы, пригладила пальцами непослушные пряди у лица и босиком прошла в комнату-музей, громко щелкнув выключателем. Николс тихо прислонился к стенке, настороженно наблюдая за ее чересчур резкими движениями.
— Ну что молчите? Можете съязвить что-нибудь про мою покорность господину мэру. — Она по-своему восприняла молчание вора и его поведение.
— С вами обошлись жестоко, поэтому вы учите жестокости других? — Николс сделал паузу и продолжил: — Я не вижу в произошедшем ничего смешного. Вы показали мне лошадей — я их увидел. На этом все. Мне остается только сказать «спасибо».
Кассия не поверила этим словам, но уже спокойнее подошла к полке со старинными кассетами, решив, что сейчас самый подходящий момент для музыки. Она долго перебирала их, стуча пластиковыми коробками друг о друга, пока не бросила Николсу:
— Выберите что-нибудь наугад. Буду наконец учить вас танцевать.
Он пожал плечами и достал кассету откуда-то из середины. «„Reality“ Ричард Садерсон» значилось на пожелтевшей наклейке. Кассия вставила кассету в магнитолу. Пощелкав кнопками, она включила выбранную Николсом композицию.
«Met you by surprise,
I didn’t realize
That my life would change forever…»
— Хороший выбор, — вырвался непроизвольный смешок у Кассии.
— Почему? — Николс, судя по всему, не понял ни слова. Старый английский язык искусственным, увы, был неподвластен.
Кассия покачала головой и кивнула, приглашая его встать напротив. Николс послушно следовал ее инструкциям, пока не принял нужную позу. С интересом исследователя, словно очередную лекцию, он слушал советы Кассии, хмурился, когда делал что-то неправильно, и радостно искал ее глаза, чтобы встретиться взглядом, когда комбинация все-таки получалась.
«Reality» играла уже седьмой раз подряд, когда Николс безошибочно начал чувствовать ритм и теперь уверенно следовал за Кассией.
— Как я им завидую, — прошептал Николс, будто боялся помешать невидимому певцу и музыкантам.
— Кому? — Кассия сделала поворот в одну и в другую сторону, прежде чем снова посмотреть на него.
— Тем, кто жил до нас.
— Не удивлюсь, если они мечтали оказаться в будущем, то есть на нашем месте.
Кассия улыбнулась, зараженная от Николса восторгом первооткрывателя. Музыка и старая квартира тетушки Кахане перестали казаться мертвыми, ожив и заиграв новыми красками сочных цветов, отличных от серого.
Кассия сменила кассету, поставив одну из любимых песен, под которую принялась танцевать, негромко напевая под нос слова. Николс, не зная, как подстроить заученные движения под новую музыку, решился на импровизацию. Его аляповатые движения были приняты Кассией с улыбкой, без тени обычной жестокой усмешки.
Когда они оба свалились на диван от усталости, Кассия вытащила диск, подсоединила дисковод к телевизору и включила один из любимых фильмов, которые она пересматривала на протяжении последних двух лет. Это было что-то из серии фантастики, боевиков, где все течение истории объяснялось судьбой, которая из всех исходов выбирала тот, что человечество проживало сейчас.
Кассии нравилось, как Николс заерзал, принимая удобную позу. Она словно видела, как у него в голове появляется невидимый блокнот, в который он старательно внесет все, что покажется ему важным или просто интересным. Она даже уверилась в мысли, что у него в квартире есть такой же блокнот, только вполне осязаемый, куда он продублирует записанное здесь и сейчас.
— Что? — Николс заметил на себе пристальный взгляд Кассии.
— Мне нравится за вами наблюдать, — честно призналась она.
— Это потому что я искусственный?
— Я знала некоторых искусственных, но вы… не такой, как они. До сих пор не понимаю, как вы оказались в Серых кварталах с пистолетом за пазухой.
— Тяжелые времена, — неохотно отозвался Николс. — Если хотите знать, нож — несерьезное оружие. Особенно для того, кто решился на убийство.
Кассия молча ждала пояснения.
— Есть люди, которые готовы платить за тела, чтобы пустить их на органы.
Кассия схватилась рукой за край подлокотника дивана. Операции Спирит требовали материала для реставрации поврежденных систем. Обычно нужные клетки и органы выращивали искусственно. Однако такой процесс был трудоемким и дорогостоящим, поэтому в Новом Свете появился черный рынок, где торговали уже готовыми частями тела — нужно было лишь выбрать подходящего донора и настроить должным образом иммунитет реципиента. Алексис рассказывал об этом Кассии, предупреждая, что на рынок в качестве товара могли попасть и бункерные.
— У моей матери слабое здоровье. Ей нужны лекарства.
— Поэтому вы решились в тот вечер на убийство? Правда выстрелили бы в меня и продали тело? — Кассия придвинулась ближе к Николсу, не желая упускать ни малейшего изменения в его взгляде. Мужчина вздрогнул, но не отодвинулся.
— Тогда я стоял под крышей, смотрел на нее и думал о том, как несправедливо иметь возможность укрыться от непогоды, но на деле получить дождь в лицо. — Он сделал паузу, поправил шарф, который не снимал даже в помещении, и продолжил: — Еще я думал, что выбор без выбора — хорошее оправдание даже для убийства.
— Что изменилось?
Николс неожиданно усмехнулся.
— Все.
— Жалеете о том, что произошло? — Кассия еще больше подалась вперед, пристально разглядывая светлые крапинки в темных глазах, отсвечивающих в полумраке комнаты.
— Нет. Ни разу по-настоящему не пожалел. — Николс не колебался с ответом, преподнес его как данное. — К чему эти вопросы, госпожа Иво? Разве вы не смогли прочесть ответы на них еще до того, как их задали? По-моему, в этом и состоит ваша работа.
— Я поняла лишь одно: сама мысль о смерти полностью противоречит вашей природе. Вы не убийца, это точно. — Кассия покачала головой и отвернулась к экрану, не зная точно, успокоило ее признание Николса или нет.
— Зачем вам этот риск? — спросил он, уже не обращая внимания на фильм.
Кассия сразу поняла, что речь о флешке — ее пропуске в будущее, где нет Ортона.
— От нее зависит моя жизнь, потому что на самом деле я не Кассия Иво, — она произнесла это быстро, на одном дыхании, тут же пожалев о признании. Она старательно разглядывала фотографию с куполами церкви, ожидая, что скажет Николс.
— Я с самого первого дня знал, что вы девушка-призрак.
Кассия боковым зрением заметила на себе его внимательный взгляд.
— Если вы решились на подобное, значит, и у вас был выбор без выбора?
Кассия вновь подумала о том, что в любой момент может уйти со сцены нелепого спектакля, достаточно только отказаться от Спирит и прочих привилегий бункерных. Но что это будет за жизнь? Жизнь как у Николса?
Если же она продолжит исполнять нужную Ортону роль, то какова вероятность, что ее игра однажды не надоест режиссеру картины и он собственноручно не выкинет ее на улицу?
— Выбор без выбора.
Николс еще долго молчал, а Кассия терпеливо ждала вердикт, словно ей и правда было важно услышать его мнение.
— Я украду ту флешку для вас, госпожа призрак.
Кассия удивленно посмотрела на него: она получила согласие еще на пруду, угрожая безликими судьями. Однако слова, произнесенные Николсом сейчас, впервые заставили ее поверить в то, что он действительно исполнит поставленное требование.
Кассия почувствовала, как сердце забилось чаще. Его пульсация раздавалась во всем теле в тревожном предвкушении чего-то давно забытого. Она ощутила необходимость дать в ответ свое обещание.
— Я постараюсь помочь вам и вашей семье, чем смогу. Только не беритесь больше за пистолет.
Николс достал из-за пазухи ее браслет. Камни и металл были тщательно вычищены от грязи и блестели, как новые. Рука Кассии осторожно коснулась его и тут же попала в плен пальцев Николса.
— Новая сделка? — спросил он, воззрившись на нее полными надежды глазами.
— Новая сделка.
В блокноте Николса Лангена имелась заметка: «Держи ухо востро, общаясь с искусственными. Увидев бункерного — даже не начинай беседу и уж тем более не заключай сделок». Он легко нарушил это правило, но не потому что забыл, а потому что думал вовсе не о нем.
Николс плохо понимал произошедшее в тот вечер, но не чувствовал вины или сожаления по поводу произнесенных слов. Что-то подсказывало ему, что жизнь Кассии была ничуть не лучше его собственной. Может быть, она и не жила в Серых кварталах, каждый день думая о том, где найти пропитание и пару сотен лишних зорков, но в ней остро ощущалось желание выжить.
Многие в Новом Свете жили, многие жили хорошо, но тех, кто выживал, было еще
Вы прочитали ознакомительный фрагмент. Если вам понравилось, вы можете приобрести книгу.