Шесть лет назад лорд Виктор Флэм отправил свою дочь в глухую деревню. Но теперь лорд мертв, и Андалина возвращается домой, как полноправная наследница всех его владений и титулов. Никто, кроме угрюмого конюха Грея, связанного с ней далеким прошлым, не воспринимает девушку всерьез. Только Андалина не так проста, как кажется. Она понимает, что ее отец не просто умер, и что за его наследство начинается настоящая война, в которой она не собирается сдаваться раньше времени. Сможет ли она отстоять свое, когда кругом ложь и лицемерие, из сторонников только Грей и старая подруга, а последние годы жизни отца опутаны загадками, разгадать которые не сможешь, если не начнешь верить в невозможное.
– Лина, холодно!
Карайя капризно надула губки и поплотнее закуталась в теплый плащ. Еще и капюшон набросила, а Андалина, глядя на подругу, добродушно ухмыльнулась. Карайя, хоть и была уроженкой севера, но мерзла всегда и везде, где только не палило солнце. А вот Андалину, напротив, холод совсем не страшил.
Перед тем как закрыть небольшое окошко дорожной повозки, уже третий день трясущейся по фелидийским дорогам, девушка глубоко вдохнула влажные запахи поздней осени и бросила взгляд наружу. Мимо проплывали серые, угрюмые леса. Ржавая листва еще не успела осыпаться, но уже потемнела и отяжелела, и деревьям стало невмоготу ее удерживать на своих ветвистых плечах. За частыми стволами висел полупрозрачный мрак, унылое солнце дремало под покрывалом плотных туч и облаков. Эти края Андалина знала. И в ее памяти они остались именно такими.
Она, наконец, дернула задвижку и откинулась на спинку сидения.
– Волнуешься?
Из-под шерстяного капюшона показался остренький нос и точеный подбородок Карайи, а также ее приободряющая улыбка. Андалина только неопределенно покачала головой. Уж чего – чего, а волнения она точно не испытывала.
– Уже скоро, потерпи, – ответила она на заботу продрогшей подруги. – Приедем, прикажу сделать тебе теплую ванну.
– Хорошо бы, – Карайя блаженно прищурилась, как кошечка под ласковой рукой. – Я уже представляю.
– Что ты там себе представляешь? Не припомню, чтобы за последние шесть лет ты хотя бы раз принимала настоящую ванну.
– Ну, знаешь, я, может быть и деревенщина, но не дикарка, в конце концов, – возмущенно осадила ее подруга. – А вот вам, миледи Андалина Флэм, не мешало бы побольше уделять внимания внешнему виду.
– И что с ним не так?
Андалина осмотрела свой наряд: плотные штаны, серую блузку на туго затянутой шнуровке, куртку из грубой кожи. И не увидела ничего неприемлемого. Опрятная, чистая и, главное, удобная одежда.
– Да ты на кого угодно похожа, только не на дочь советника, – фыркнула Карайя. – Где это видано, чтобы юная леди носила штаны. Ты их еще на бал надень.
– Рановато мне о балах думать, – равнодушно отозвалась Андалина и прикрыла глаза, снова удаляясь в воспоминания.
В последний раз она ехала по этой дороге шесть лет назад, вот только в другую сторону. Тогда ей, совсем еще девочке, не хотелось покидать родной дом, и казалось, что случится что-то страшное и непоправимое. Но отец был непреклонен. Он сказал, что это ненадолго, и совсем скоро Андалина вернется. Но она возвращалась лишь теперь, а отец за все время ни разу не навестил дочь. Он только отправлял деньги, большую часть которых Андалина отдавала лучшей подруге и ее отцу – своему наставнику. А еще слал письма, но им она быстро перестала верить. Когда девушка распечатала последний конверт, она не надеялась увидеть там ничего нового, но красивый, ровный чужой почерк известил о том, что ей нужно срочно вернуться в отчий дом.
Повозка дернулась и остановилась, снаружи устало всхрапнули лошади, и раздались торопливые, чавкающие по грязи, шаги возницы.
– Приехали? – встрепенулась Карайя.
– Прибыли, – отстраненно ответила Андалина.
Дверца распахнулась, а Андалина почувствовала, как не от холода, но ноги ее онемели, а по спине пробежала орава мурашек.
– Кара, иди первая, – она и не заметила, как голос, предательски дрогнул.
– Эй, с тобой все нормально? – обеспокоенно справилась Карайя и, получив в ответ с десяток нетерпеливых кивков, опираясь на руку, предложенную возницей, шагнула вон.
Андалина собралась с духом. Что бы ни случилось в прошлом, ее ждал дом – ее родной дом. И переборов волнение, она выглянула наружу.
Они остановились на дороге, ведущей к Обители – фамильному поместью, лишь символично называемому замком. Здесь не было крепостных стен, испещренных бойницами, рвов или навесных мостов. Лишь желтый камень, башенки и пики, изогнутые лестницы и балконы. Обитель возвели давно, еще во времена Старой Фелидии. Здесь Андалина родилась и жила до двенадцати лет, за исключением времени, проведенного вместе с отцом в его дипломатических разъездах.
Между повозкой и домом собрались люди, облаченные в неброскую одежду прислуги, проглядывающую из-под светло-серых плащей. Андалине они показались холодными статуями: мокрый снег усилился и валил крупными хлопьями, оседая на плечах и головах встречающих.
Один человек с непокрытой головой стоял чуть впереди, и его Андалина разглядела внимательнее. Это был симпатичный светловолосый молодой мужчина с большими голубыми глазами, казалось, светящимися изнутри. Приветственно улыбаясь до ямочек на разрумянившихся щеках, он шагнул навстречу Карайе и почтенно поклонился.
– Миледи Андалина, Обитель приветствует вас!
Карайя издала урчащий смешок и добавила:
– Краты меня разорви, а приятно быть леди!
– Будешь так выражаться – никогда не станешь.
Андалина спрыгнула с подножки, не воспользовавшись помощью кучера, и, не обращая внимания на хлюпающую под подошвами грязь, подошла к подруге и прямо взглянула в глаза встречающему.
Ластос, отец Карайи, когда-то учил: «Лина, глаза никогда не лгут, только скрывают. Сквозь все оболочки зри в самую суть. Научишься, и от тебя не ускользнет ни одна, даже самая заветная тайна человека. Некоторые умельцы научились даже у покойников разглядывать последние мгновения жизни».
С молодым человеком ей не пришлось даже пытаться. Его взгляд растерянно метнулся с одной девушки на другую, скользнул по Андалине и недоуменно остановился на ее лице.
– Андалина Флэм, миледи Обители, ваша госпожа – это я, – четко расставила она все по местам. – Эта милая девушка – Карайя, моя подруга и советница. Так что прошу любить и жаловать. А вот вы? С кем имею честь разговаривать?
– Фэй, сын Акролла, управляющий Обители и ваш покорный слуга, – прозвучал уважительный, но все еще растерянный ответ.
Андалина присмотрелась и не увидела в глазах управляющего доверия. Но не поспешила винить. На отца она была не слишком похожа, как и на мать. Те, кто знал обоих ее родителей, утверждали, что Андалина – копия своей прабабки по отцовской линии, но где молодому, на вид почти ровеснику Андалины, Фэю было это знать. Карайя в своем дорогом платье и отороченном мехом плаще на благородную даму походила значительно больше.
Андалина еле заметно нахмурилась.
– Фэй, сын Акролла? А куда же подевался старина Рокси?
– Мне это не известно, – вполне искренне пожал плечами молодой управляющий. – Ваш отец пригласил меня около полугода назад по рекомендации своего старого друга. Почему впал в немилость старый управляющий и куда он делся – мне хозяин не объяснял.
– Однако, кто такой Рокси, вы знаете… Ну что же, Фэй, сын Акролла, раз уж вы к моим услугам, тогда проводите нас в дом и рассчитайтесь с возницей. Я так понимаю, к моему приезду все готово?
– К вашему, миледи. Но о приезде вашей спутницы нам ничего известно не было. Потребуется немного времени, чтобы приготовить комнату для…, – Фэй замялся, не зная, как правильно обратиться к Карайе.
Та игриво захлопала ресницами и очаровательно улыбнулась:
– Просто Карайя или вовсе Кара. Там, откуда я родом, титулов не раздают, а отец недолюбливает, чтобы о нем упоминали. Не волнуйтесь, я подожду у Андалины. Ты не против, подруга?
Андалине было все равно. Она оставила Карайю вместе с управляющим за спиной и приблизилась к собравшейся прислуге.
Их было пятеро, но ни один не шевельнулся, не поднял головы, чтобы взглянуть на нее. Все застыли в почтении.
– Холодно, – строго обронила Андалина. – Прошу всех собраться через час у камина. Познакомимся.
И направилась к распахнутым дверям заждавшегося дома.
Он обнял Андалину, едва она переступила порог. Ураган запахов, знакомых с детства набросился на девушку, поглотил и на миг унес в прошлое. Не стало Андалины – осталась лишь шкодливая малышка Лина, убегающая от нянек. И отец был тут же – сильный защитник, самый важный человек в мире, незлобно грозящий маленькой озорнице: «Не балуйся, Лина, а то останешься без сладкого». Это было мгновение мимолетной радости, но тут Андалина увидела отца, и теплое наваждение исчезло.
Она стояла на цветных плитах просторного холла, напротив украшенного причудливыми барельефами камина. За чугунной решеткой танцевало пламя, треск поленьев наполнял комнату. По обе стороны от камина, изгибаясь, тянулись вверх лестницы. А между ними висел большой портрет, на котором гордо замер хозяин Обители – лорд Виктор Флэм.
Он выглядел таким же сильным и уверенным, как и в день расставания с дочерью. Его большие руки, которые без особого труда подхватывали и подбрасывали в воздух маленькую Лину, скрывали металлические перчатки, наручи и наплечники всадника тяжелой конницы. Андалина хорошо знала и не любила эти доспехи — они принадлежали ее деду и помнили кровавый штурм бывшей столицы Фелидии Аборна. Руки Виктора были единственной частью тела, облаченной в металл. Грудь его покрывало багряное сюрко с вышитой свечой – гербом рода. Талию обхватывал ажурный кожаный пояс с вставками из полудрагоценных камней, над которым выпирал возрастной животик. На поясе висели ножны, из них торчала мощная рукоять фамильного меча, который Виктор Флэм едва ли хоть раз поднимал ради сражения.
Андалина внимательнее вгляделась в лицо отца. Он постарел. На лбу, в уголках рта и глаз появились глубокие морщины. Волосы поредели, но отросли, появились две залысины, разделенные серебристой дорожкой, спускающейся прямо к густым пепельным бровям. А под ними сверкали холодом выцветшие серо-голубые глаза. Взгляд, некогда всегда радушный, теперь колол пронзительным недоверием, пугал, настораживал и отталкивал. Глаза безумца, страдающего манией преследования, смотрели на Андалину, теперь осознавшую, что этот человек не приехал бы за ней никогда. Он мог только называться Виктором Флэмом, но быть им уже перестал.
– Кто это сделал? – спросила она, не оборачиваясь.
– Портрет? – уточнил Фэй, подошедший со спины. – Работа мастера Тура из Гадана. Он известен в Фелидии благодаря своим пейзажам, но лорд Виктор почему – то именно на нем остановил выбор. Господин считал, что этот Тур – единственный, кто видит истинную сущность вещей и умеет ее точно и красиво передать.
– И вы согласны?
– Не знаю, миледи. Я не разбираюсь в живописи.
– И как давно появилось это творение?
– Около полугода. Я как раз только вступил в свои обязанности, когда милорд приказал найти и привезти Тура. Портрет писался две недели…
– Две недели?! – едва ли не воскликнула Андалина.
– Да, миледи. Они работали сутки напролет, Тур почти не спал. Видели бы вы, во что он превратился. Скелеты выглядят лучше. Но господин заплатил ему столько, что Туру этих денег хватило бы и на поправку здоровья, и на долгую и счастливую жизнь.
– И где он сейчас?
– Кто? Тур? Не знаю, миледи. Взял деньги и был таков. Вернулся в свой Гадан, предполагаю.
– Я спрашиваю про отца!
Фэй замялся на секунду.
– В подвале, госпожа. Его личный врач рассудил, что там – самое подходящее место…до вашего приезда, разумеется. Желаете спуститься?
– Нет, – отрезала она, – мы три дня провели в дороге и имеем право на отдых. Я навещу его позже. Какую из комнат вы приготовили для меня, Фэй?
– Вашу бывшую детскую. Она одна из самых больших и светлых, там вам будет удобно.
– Не думаю, – жестко не согласилась Андалина. – Пусть там живет Карайя, это для нее то, что нужно. Мне же подготовьте комнату отца.
– Миледи, – выдохнул Фэй, – но ведь это… каморка.
– Ничего. До недавнего времени там жил лорд Обители. Мне не нужно ваше мнение, Фэй, делайте то, что велено!
Управляющий отшатнулся, Андалина же снова посмотрела на портрет.
– И вот еще что, – добавила она, – когда все закончится, снимите это и уберите. Куда-нибудь подальше, с глаз долой.
– Зата всемогущая, как же хорошо! – в полный голос воскликнула Карайя, утопая в белом облаке перины. – Линаа, вот это настоящая жизнь!
– А до этого была фальшивая?
Андалина стояла возле окна, скрестив руки на груди и осматривала комнату, в которой когда-то жила. От прежней скромной детской не осталось и следа, теперь покои были переполнены роскошью, от которой пестрило в глазах. Дорогая резная мебель не могла не восхищать, на мягкий ковер было страшно ступить обутой ногой, расшитое вручную покрывало, небрежно отброшенное в сторону Карайей, переливалось перламутром и золотом, портьеры на окнах изумляли тонкостью ручной вышивки. А стены украшали небольшие, но искусно написанные картины, которые больше всего привлекли внимание девушки.
Андалина подошла поближе, внимательно рассмотрела каждую. На первой она узнала разрушающиеся башни Аборна — некогда большого города, превратившегося в руины после штурма. На второй белели облитые солнечным светом стены и улицы молодой Балии — нынешней столицы. Рассматривая картину, Андалина смутно припомнила, что была там однажды, лет в пять или шесть, вместе с отцом. И уже тогда большой и шумный город не вызвал у девочки приятных впечатлений. Сейчас она навестила бы столицу лишь в случае самой крайней необходимости.
Третья картина оказалась самой мрачной. На ней художник прекрасно изобразил знаменитый на всю Фелидию «костлявый лес», «лес вечной осени» – Нюэль. Андалина увидела решетки их голых ветвей, почерневшие стволы, чешуйки прелых листьев под ногами, из-за которых лес казался проржавевшим насквозь. Мрачное место, считающееся проклятым.
Последняя картина заинтересовала Андалину больше всего, настолько, что даже Карайя, заметив задумчивость подруги, приподнялась на локте и спросила:
– Ты чего там увидала?
– Странно, – негромко отозвалась Андалина, потирая подбородок.
Карайя поднялась и приблизилась, бегло скользнула взглядом по полотну и только руками развела:
– И чего тут странного? Поле да дядька на коне.
– Дядька?
Простодушный вывод Карайи вывел Андалину из размышлений и заставил изумиться.
– Ты что, не знаешь кто это?
– А кто это? – подозрительно прищурилась ее подруга.
– Ну, знаешь, – оставалось только удивиться, – Кара, если ты собираешься выйти замуж за влиятельного человека высокого статуса, не помешает побольше знать о своей истории и порядках. Это — хранитель веры, охотник на магов.
Андалина едва ли не ткнула острым ногтем в полотно, на котором вздыбился вороной жеребец необыкновенной животной красоты. А верхом на нем восседал мужчина в черной, укороченной рясе и развевающемся плаще поверх нее.
– Кое-что я слышала, – заметила пристыженная Карайя.
– И что же?
– Что им на пути лучше не попадаться, иначе на костер отправишься.
– Не совсем так, – поправила Андалина и, поняв, что без более-менее подробного рассказа не обойтись, пояснила. – Когда Старая Фелидия пала и возникла Новая, сменилась и наша вера. Однако не все ее приняли, и некоторое время по всей стране вспыхивали религиозные волнения. И тогда Сирус, один из сыновей первого короля Новой Фелидии, создал орден защитников истинной веры. Они путешествовали по стране, отлавливая всех непокорных и, либо истребляли их, либо клеймили и ссылали в Степи. А когда таких не осталось, переключились на так называемых магов. Вот только с ними все сложнее. Их по сей день сжигают без права оправдаться. И не важно, кто ты, хоть лекарь или аптекарь. Уличат в том, что, по их мнению, противоречит канонам веры и похоже на магию, и все.
Карайя от этого рассказа мгновенно побледнела и нервно сглотнула, вспомнив отца. Андалина, подметив это, поспешила успокоить:
– Не бойся, я уверена, не всех это касается. Иначе половина Фелидии уже обратилась бы в пепел. И потом, нет никакой магии и колдовства, Кара. Есть только то, чего люди не знают и не умеют. А тех, кто открывает и осваивает новое, записывают в чудотворцы. Вот и все. А охотники под прикрытием магической миссии уничтожают неугодных им людей. Твой отец – чудак, живет в глуши и просто лечит людей. А если и стремиться что-то узнать, то только ради нового опыта. Он никому не мешает.
– Хорошо, если так, – Карайя неуверенно вздохнула, – а что странного-то в картине? Что художник этакое чудовище написал?
– Не совсем, – Андалина снова впала в размышления, но на этот раз вслух. – Это один и тот же художник, Кара, видишь?
– Нет. Это ты у нас наукам да искусствам обучалась, а я лошадей пасла. Они в картинах не понимают.
– Один, – раздалось твердое подтверждение, – стиль одинаковый. А теперь смотри, как вышло так, что художник, явно пишущий природу, вдруг изображает человека? И зачем он здесь?
Карайя взглянула на ряд картин и кивнула:
– Да, как-то выделяется. Может, просто так? Разнообразия ради?
– У отца никогда не было ничего «просто так».
Стук прервал их разговор и заставил обернуться. Без ответного дозволения дверь распахнулась и на пороге появился высокий мужчина в сером плаще — слуга из тех, кто недавно смиренно мерз под снегопадом в ожидании приезда Андалины. В тепле снег растаял, плащ промок. Однако мужчина не поспешил его снять, а, напротив, так глубоко натянул капюшон, что лица, кроме крепкого щетинистого подбородка и тонких губ видно не было. Зато руки открывались взору: мощные, напряженные, удерживающие на весу сундук с нарядами Карайи, который он, все-таки, опустил перед собой, грохнув об пол.
– Ты что делаешь, неуклюжий! – резко вскинулась Карайя. – У тебя что, головы нет?! Поаккуратней нельзя?!
Андалина нахмурилась и строго осадила:
– Кара!
Девушка изумленно взглянула на подругу.
– Лина, но…
– Ничего страшного с твоими вещами не случилось.
Опущенная рука прислуги сжалась в каменный кулак, не обещающий ничего хорошего. Только на секунду – через мгновение пальцы снова расслабились. Но Андалина успела это заметить. Голова в капюшоне обернулась к ней, но мужчина не проронил ни слова. Зато девушка ощутила взгляд, и тут же внутри у нее сжалось, а из памяти вырвалось что-то пугающее своей неясностью.
– Спасибо, – промолвила она, стараясь держать тон ровным и невозмутимым, – сообщите, пожалуйста, всем остальным, что я спущусь через пять минут.
Мужчина кивнул и, не кланяясь, вышел, прикрыв за собой дверь.
– Ничего себе у тебя тут прислуга, – недовольно заметила Карайя, – надеюсь не все такие, как эта невоспитанная детина. Гнать таких надо…
– Кара, – снова сделала замечание Андалина, – гнать или нет, я разберусь потом. Это человек, Кара! Поуважительнее.
– Что-то ты с управляющим не слишком уважительна была, – язвительно парировала Карайя, – а он куда приятнее этого… мужлана.
Андалина не услышала. Она посмотрела на дверь, подумав о том, что вдруг произошло. Она вспомнила: крик, переполненный ужасом, слезы, не чужие — свои, и острое желание, остановить что-то… Но что?
– Знакомиться пойдешь? – спросила она, отвлекшись.
– Нет уж, давай без меня, – Карайя немного обиделась, – успею еще.
– Как знаешь, – равнодушно кивнула Андалина и вышла из комнаты.
Двадцать шесть ступеней вниз. Она считала. Один раз и давно. Тогда она задерживалась на каждой, стараясь хоть немного потянуть время до своего неминуемого отъезда. Внизу терпеливо ждал отец. А Андалина шла и надеялась, что что-то изменится и вот-вот он объявит о том, что ехать уже никуда не нужно.
Теперь на месте отца стоял Фэй. За его спиной выстроились слуги. Все шестеро молчали, ожидая, когда их миледи заговорит первой.
– Все в сборе, как я посмотрю, – обратилась к ним Андалина, пробежав взглядом от одного к другому, – тогда начнем. Я, как вы уже поняли, ваша новая госпожа, наследница Обители, миледи Андалина Флэм. Я не стану требовать от вас многого – у каждого были свои обязанности, вот и исполняйте их. Если что-то не устраивает – милости просим, обсудим. Сразу же выгонять со службы я никого не собираюсь. Покажете мне, что хорошо работаете – будете пользоваться моим почтением и уважением. И поднимите, наконец, свои глаза. Что вас всех во мне пугает?
Никто не ответил, только Фэй приблизился к хозяйке.
– Прошу извинить меня, миледи, – негромко произнес он, – все дело в том, что ваш отец в последнее время был несколько суров с окружающими, особенно с прислугой.
Андалина не стала выяснять, как такое могло стать возможным. Она подошла к девушкам – служанкам. Обе были молодыми, примерно одного возраста, но разные по росту. Та, что пониже оказалась плотной, румяной милашкой, смущенно теребящей кончик своей длинной, толстой косы. Вторая же была худой и бледной, над впалыми щеками выпирали скулы, нос выступал небольшим клювом, острый подбородок нависал над торчащими ключицами. Андалина предположила, что девушка больна, пока не заглянула в ее глаза и не увидела сильную личность, переполненную гордыней и достоинством, граничащим с высокомерием. Служанка смело посмотрела на новую хозяйку, даже не подозревая, что та читает ее, как простенькую книгу.
– Как вас зовут? – спросила Андалина.
– Аллора, – представилась толстушка.
– Сария, – подхватила худая.
– Сария прислуживала вашему отцу и следила за порядком в жилой части дома, – добавил Фэй, – Аллора ей помогала.
– Я не отец и меня бояться не стоит, – объяснила Андалина. – Вас всего двое, как вы справлялись?
– С помощью божественной, – послышался тихий ответ Аллоры, – мы привыкли.
– Придется отвыкать. Я обойдусь без личной прислуги. Если мне понадобится помощь, изволь явиться.
Аллора все же осмелилась поднять глаза – большие, голубые, пропитанные недоумением.
– Миледи… а как же… Сария?
– Мне и твоей помощи хватит.
Андалина сделала шаг в сторону, но спиной почувствовала – злобный взгляд Сарии мог бы дыру в ней прожечь.
Справа от девушек стоял светловолосый, хорошо одетый мужчина лихого вида. Как и Сария, он не боялся смотреть на Андалину и самодовольно ухмылялся. Всего один ее короткий взгляд все расставил по местам – мужчина воспринимал хозяйку как девочку, вдруг почувствовавшую свою важность после свалившейся власти.
– Сидор, сын Арлепия, врач из Балии, – доложил Фэй.
– Из Балии? – Андалина нахмурилась. – Далековато забрались.
– Хорошему врачу – хорошее место, – нескромно улыбнулся Сидор.
Андалина скрестила руки на груди.
– Я так понимаю, вы были личным врачом отца?
– Обители, – поправил Сидор, – и вашего отца также, разумеется.
– Ну что же, личный хороший врач, как же вы допустили несчастье, произошедшее с отцом?
Ответа Андалина дожидаться не стала и отвернулась, успев напоследок уловить, как быстро исчезла с лица Сидора улыбка, а ее место заняла кислая гримаса униженого.
Следующим стал невысокий круглый мужичок, из-за чего-то сильно беспокоящийся. Он то и дело озирался в сторону левого крыла здания и, казалось, только и ждал, чтобы поскорее убежать из главной гостиной.
– Пай, – представляясь закивал он седовласой с огромной залысиной головой, едва Андалина приблизилась к нему, – главный и единственный повар Обители. Госпожа, я прошу меня извинить, но… я никогда не оставляю кухню во время готовки более чем на пять минут, а сейчас прошло много больше, а у меня там ужин, понимаете?!
От его честности Андалина едва не улыбнулась, и она просто махнула рукой, отпуская старину Пая.
– Всем бы так относиться к своему делу. Идите, конечно, не смею более вас задерживать.
Пая тут же и след постыл, Андалина приблизилась к последнему. И вздрогнула.
– Миледи, с вами все в порядке? – озабоченный голос Фэя раздался откуда-то издалека, хотя стоял он по-прежнему возле.
Андалина смогла только кивнуть. Она смотрела в глаза мужчине, но впервые не видела ничего. Зато видел он. Андалина чувствовала это, а в голове чужой голос шептал:
«Вспоминай!»
Она помнила….
– Это Грейон, миледи, – продолжал звучать вдали голос Фэя, – наш конюх. Грей...
«Нет, не Грей! – мысленно запротестовала Андалина. – Его зовут иначе. Как? Я не помню!»
Конюх еле заметно кивнул. Она внимательнее вгляделась в его лицо. Оно было изуродовано: от правой брови, огибая глаз к ноздре протянулся кривой шрам, изувечивший и без того грубоватую внешность этого человека. Правая половина лица несколько перекосилась, складка безжизненной кожи оттянула книзу уголок глаза.
«Ты же помнишь, признай!» – потребовал голос в голове.
«Да, я помню!» – взорвалось ее сознание.
И голос тут же смолк, Андалина почувствовала облегчение.
– Все свободны, – сказала она, собравшись с духом, – Сария, Аллора, затопите нам с Карайей лиаматскую баню. В каком часу подают ужин?
– Как прикажете, миледи, – ответил Фэй.
– Отлично. Тогда в семь. И больше я никого не задерживаю.
Андалина вернулась на лестницу, но на четырнадцатой ступени оглянулась. В проеме входной двери как раз маячила спина удаляющегося Грея. Широкая, массивная, как плита. Конюх… Кто бы мог подумать. Андалина не могла. Потому что за шесть лет, проведенных в деревне, она ни разу не задумалась о Норге, человеке со шрамом, здесь носящим имя – Грейон.
– Да как же это делается-то!
Карайя в сердцах бросила на стол нож и вилку, с которыми пыталась сладить после очередного замечания: «Леди, вообще-то, руками не едят».
– Не переживай, – вяло отозвалась Андалина, – научишься.
– Это от усталости, – тут же нашла себе оправдание ее подруга. – Я зверски спать хочу.
– Так иди и отсыпайся.
– А ты?
– Посижу еще.
– А зачем? – Карайя с сомнением заглянула в полную тарелку Андалины. – Тоже бы отдохнула. У тебя завтра непростой день.
– У меня теперь каждый день непростой. Иди, Кара. Если уж про «завтра» речь — мне твоя помощь может понадобиться.
Карайя поднялась и удалилась, не забыв пожелать подруге доброй ночи. Андалина же осталась на месте.
В столовой скопился вечерний мрак, разбавляемый пламенем свеч в расставленных на столе канделябрах. Неяркий рыжий свет падал на высокое кресло во главе стола — место Виктора Флема во время семейных трапез. Пустое, мрачное, одинокое теперь. Андалину снова захватили воспоминания, но ненадолго. Осторожные шаги, отчетливые в тишине, заставили ее оглянуться.
– Миледи!
– Да, Фэй, – Андалина узнала голос управляющего. – Ты что-то хотел?
Он приблизился, в рыжем свете появилось его обеспокоенное красивое лицо.
– Лишь уточнить, не нужно ли вам еще что-то, – негромко произнес Фэй.
Андалина задумалась, снова взглянув на отцовское кресло.
– Нужно, – решилась она. – Ты сказал, что отца отправили в подвал?
– Да, миледи.
– Вот и проводи меня туда.
Фэй не ожидал такого решения. Не мудрено, Андалина сама себе бы подивилась пять минут назад. Просто вдруг отчетливо поняла, что пришло время.
– Миледи, прямо сейчас? – все-таки уточнил управляющий.
– А почему бы и нет, – она поднялась со стула и взяла один из тяжелых канделябров, не дожидаясь помощи мужчины.
– Миледи, но вы устали, и потом уже темно и…
«Страшно» – могла бы закончить за Фэя Андалина. И едва не скривилась. Ей ли было бояться подвалов, когда на яву она видела и делала то, от чего другие замирали в ужасе.
– Если ты боишься, – закончила она вслух, – я могу справиться сама. Или вход в подвал теперь в другом месте?
– Нет, миледи, насколько мне известно.
Ему ничего не оставалось, как выполнить приказ. Прихватив еще один канделябр для лучшего освещения, он провел Андалину в сторону кухни, в арку, из которой вниз убегали семь белых ступеней. Последняя упиралась в массивную, но потемневшую и растрескавшуюся местами, обитую металлическими пластинами дверь. Немного проржавевшая замочная петля сиротливо болталась, разрешая проникнуть внутрь всем желающим.
– Почему не заперто? – недовольно спросила Андалина.
– Не от кого, миледи. В этом доме нет воров, потому что все знают, как жестоко это карается.
– И насколько же жестоко?
– Милорд приказывал пороть пойманных воришек до потери сознания, а затем на трое суток запирал в дальней камере в подвале.
Фэй не мог видеть, но Андалина нахмурилась, не доверяя услышанному.
– Верни замок на место, – распорядилась она чуть погодя. – Пусть ключи будут только у нас двоих. Ну, может быть, у Пая, если он часто туда спускается.
– Как прикажете, миледи.
– А теперь иди. Дальше я справлюсь без вашей помощи.
Фей удивленно вскинулся.
– Миледи, вы уверены? Все же…
– Иди, Фэй, – настойчиво повторила Андалина. – Уверена, у управляющего найдутся дела по дому.
Он больше не настаивал, несколько секунд потоптался возле, затем откланялся и удалился. А Андалина с усилием толкнула дверь и шагнула в сырую, прохладную тьму.
Два факела дремали у входа. К одному из них девушка поднесла свечу, и огонь с фитиля мгновенно переметнулся на промасленную пеньку. Факел запылал, им Андалина заменила громоздкий канделябр и направилась в холодную глубину подвалов Обители.
Она миновала еще одну дверь, ветхую и незначительную, и с десяток отживающих свой век ступеней. Затем впереди вытянулся коридор – широкий, но заваленный мешками с какими-то корнеплодами. Андалина прошла мимо, оставила по правую руку комнату для хранения вин и, наконец, достигла цели — комнатушки, в которой, видимо, и держали когда-то неудачливых воришек.
Виктор Флэм, лорд Обители, бывший посол Фелидии в заморском Лиамате, член верховного совета при короле, Глава северных земель лежал в центре помещения на огромном столе. Андалина приблизилась. Ее отец походил на спящего, вот только грудь его не двигалась и ни один мускул не дрогнул на бескровном лице, когда на него упал огненный свет.
– Здравствуй, папа, вот и увиделись, – промолвила его дочь.
Мертвец ответил безразличием. Сложенные руки Виктора покоились на груди, на том самом сюрко, что он надевал для художника. Золотистая свеча выглядывала из-под переплетенных закостеневших пальцев. На среднем левой руки, поймав огненный свет, вспыхнул кровавый янтарь.
Андалина узнала фамильный перстень в виде оскалившейся драконьей морды, между клыками которой и светился камень цвета сливовой смолы. Отец с ним никогда не расставался, а дочери рассказывал, что это – то немногое, что осталось от ее матери.
– Как так вышло, папа?
Андалина всунула древко факела в кольцо на стене, оперлась обеими руками на стол, не страшась близости смерти.
Она не понимала. Художник Тур постарался на славу – сходство портрета в гостиной с натурщиком оказалось ошеломительным. Виктор постарел, но не одряхлел. Он выглядел крепким и здоровым пожилым мужчиной, а не уставшим от жизни старцем.
Андалина поднесла руку к лицу покойника, задумалась и решилась. Ее пальцы легли на холодные веки: указательный – на верхнее, большой – на нижнее – и разомкнули их. Выдох разочарования вырвался из груди девушки, хотя она и не слишком надеялась на удачу. Ничего… Глаза Виктора уже давно закатились, а мутные роговицы не оставили надежды даже на попытку что-нибудь «прочитать».
– И что же мы теперь будем делать, папа?
«Андалина!» – неожиданно позвал кто-то не то наяву, не то в голове.
Девушка обернулась, ища позвавшего, но в подвале она по-прежнему оставалась одна, не считая мертвеца.
– Бред, – негромко определила она, вглядываясь в полумрак. – Что ты еще надумаешь, Лина?
И получила ответ. В помещении без окон и сквозняков, спрятанном под землей, почувствовалось движение воздуха. Теплое, как мимолетное дыхание живого существа, неосторожно коснувшееся ее открытой шеи.
Нежданное ощущение заставило Андалину дернуться в сторону, развернуться и обнажить короткий нож, спрятанный под широкой манжетой на левом запястье. Лезвие рассекло воздух, но бесцельно. Руку Андалины перехватили, подтянули, и девушка едва не врезалась лицом в чью-то широкую грудь.
Злость на собственную беспомощность сбила дыхание, она вскинула взгляд, но смогла только выдохнуть, сраженная очередной неожиданностью.
– Норг!
– Грейон, – тонкие губы конюха незначительно дрогнули, поправляя ее.
Его темные, в полумраке казавшиеся и вовсе черными, глаза смотрели на Андалину так же пристально, как и утром, лишая самообладания. Свободной рукой он забрал нож, потом отпустил запястье девушки и попятился, предоставляя ей больше свободы.
Андалина почувствовала облегчение.
– Тебя звали Норг, я помню, – уточнила она, потирая запястье, хоть оно и не беспокоило.
– Звали, – коротко ответил конюх и протянул Андалине нож рукоятью вперед.
Она осторожно приняла оружие и поспешила убрать на место: в специально сшитый под лезвие браслет — ножны.
– Что ты здесь делаешь?! – сурово, вспомнив о своем положении, спросила Андалина. – Конюху место на конюшне!
– То же, что и вы.
– Ты смеешь нас равнять!? Он мой отец, а тебе кто?! Или что, за пять дней не нашлось времени проститься?
Андалина сама не поняла, чему так рассердилась. Может быть, что она переоценила свои боевые способности, когда выхватила нож, а в итоге потерпела быстрое и позорное поражение?
Но Грея не беспокоил гнев молодой госпожи. Оставаясь бесстрастным, он обогнул стол и дотронулся до холодной руки покойника. Андалина отметила, что человек с невозмутимым изуродованным лицом не сверкал чувствами, но он чувствовал.
– Он спас тебе жизнь, – смягчившись, вспомнила она.
– Не он, – поправил Грей.
– Но он разрешил тебе жить в Фелидии. И ты стал прислугой, но не рабом. Мог бы начать новую, свободную жизнь. Почему остался?
– Иначе было нельзя.
– Ты хорошо его знал? – спросила Андалина, почувствовав странное для себя доверие к малознакомому человеку.
– Неплохо, – отозвался Грей.
– Тогда скажи мне, это правда? Все, что я услышала сегодня?
Грей кивнул, и едва вспыхнувшая робкая надежда получила сокрушительный удар.
– Он очень любил вас, – голос конюха донесся как будто издалека.
– Да ну, – недовольно бросила Андалина.
– Почему вы сомневаетесь?
– Были причины, – ей совершенно не хотелось откровенничать.
– Причины?! – ровный тон Грея вдруг сменился непониманием. – Я не знаю, какие, но не проходило и дня, чтобы он не вспоминал о вас.
– Иногда воспоминаний недостаточно, – отрезала Андалина. – Мне было двенадцать, когда он оставил меня одну. Мне был нужен отец, а не его воспоминания!
На этот раз Грей промолчал, а она, воспользовавшись моментом, поспешила перевести тему:
– Ты был здесь, когда его не стало?
– Был. Я его нашел.
– Ты?! И как это было?
Грей заметно напрягся, и Андалина уже приготовилась получить в ответ очередное молчание, когда его голос прогудел:
– А вам еще не доложили?
– Я не спрашивала. Мне пришло письмо, подписанное Фэйем, в котором говорилось, что отец умер, и мне необходимо как можно скорее вернуться в Обитель для вступления в права наследницы и похорон отца. Отец настаивал на этом в завещании. Что бы ни случилось, не хоронить его, пока не приедет дочь.
– Он хотел что-то передать. Что-то важное, что сгинуло бы, случись похороны без вас.
– И что это, знаешь?
Грей отрицательно покачал головой.
– Только вы должны знать. Не сомневайтесь в милорде Викторе.
Его ответ в очередной раз заставил Андалину задуматься.
– Как он умер? – напомнила она свой главный вопрос.
– Ночью. Сидор сказал, что от разрыва сердца.
– И все?
– Все. Тело спустили в подвал, и Фэй немедленно оповестил вас.
Андалина недоверчиво нахмурилась.
– Если ты действительно знал отца, скажи, он жаловался на здоровье?
– Нет, – Грей ответил, не задумываясь ни на миг. – Милорд был здоров и следил за этим. Даже придворного лекаря сменил, потому что счел его бесполезным.
Андалина поверила охотно. Она помнила Даария. Старый, вечно усталый лекарь действительно к болезням относился слишком поверхностно. Может, для господ он и старался, но прислуга на его помощь не рассчитывала, а простой люд и вовсе предпочитал лечиться у знахарей, а рожать у повитух. Она бы и сама прогнала Даария, если бы этого не сделал отец.
– А сам ты ничего не заметил? – продолжила она спрашивать. – Может, отец уставал быстрее или жаловался на боли в груди?
– Нет, ничего не было.
Грей заявил это так уверено, будто что-то понимал в медицине или был ближе Виктору, чем родная дочь. Нотки ревности мгновенно дали о себе знать, и Андалина, чтобы приглушить их и вспомнить собственную значимость протянула руку к сцепленным пальцам отца и осторожно попыталась снять со среднего фамильный перстень. Трупное окоченение уже спало и это удалось без труда. А затем сжала украшение в кулаке.
– Теперь это мое, по праву, – твердо заявила она не только Грею, но и всему миру и самой себе.
Но отозвался только он:
– Как и все остальное.
Грей вывел Андалину другим путем, тем самым, которым сам проник в подвал. Она сомневалась – сильный мужчина мог сделать с ней что угодно, и никто бы ничего не узнал, однако желание раскрыть как можно больше тайн старого дома все же взяло верх над осторожностью.
– Вы должны знать Обитель, – объяснил он без упрека, – здесь три подземных лаза, сохранились они еще со времен строительства дома. Первый самый длинный. Он тянется из леса и поднимается к вашей бывшей детской. О нем лучше не думать – слишком обветшал и стал опасным. Второй соединяет кабинет и задний двор. Он самый разветвленный, в него можно попасть и из библиотеки, и из «небесной» гостиной, и из господской спальни. Третий короткий, он ведет из подвала на задний двор.
По нему они и пробирались. Андалина с опаской ступала по рассыпающимся ступеням и с неприязнью косилась на земляные стены, бородатые из-за торчащих корешков. Чтобы не упасть, она вынуждена была держаться за руку Грея, но не сильно стеснялась этого. В конце концов, их никто не видел.
Вышли они на задний двор через горбатый погреб, и там Грей оставил свою госпожу, ушел в маленький, отдельно стоящий домик близ конюшни, лишь слегка поклонившись напоследок.
Андалина отправилась к себе, но заснуть так и не смогла. Одна мысль настойчиво прогоняла сон. И промучившись с пару часов, девушка выбралась из-под одеяла, оделась и вышла.
На ее стук в покои Карайи лишь спустя несколько минут открылась дверь. Подруга: сонная, лохматая, в наспех наброшенном халате поверх ночной рубашки, еще не разлепившая до конца век, недовольно спросила:
– Ты чего?
– Одевайся, – коротко распорядилась Андалина, – поговорить нужно.
– Сейчас?! А до утра не потерпит?
– Нет.
Карайя пробубнила что-то невнятное, но уже через пять минут вышла переодетая в дорожное платье.
– Ну, и чего ради ты подняла меня среди ночи? – спросила она и сладко зевнула, не прикрывая рта.
– Не здесь, – ответила Андалина, – идем.
– Куда? Ночь на дворе.
– Именно. В доме много ушей.
– Еще и суток не прошло, а ей уже враги везде мерещатся, – пробубнила ее подруга, но все же двинулась за Андалиной, успев прихватить еще и плащ.
Холод поздней осени окутал их с первых шагов по облетевшему саду. Карайя мгновенно закуталась и, не переставая ворчать, застучала зубами.
– И что ей, спрашивается, в доме не сиделось. Нельзя было в библиотеке, там, запереться и поговорить, а лучше, дождаться утра… Чего хотела-то, Лин? А то я так скоро околею.
– Хотела, чтобы ты вспомнила, – не обращая внимания на пар изо рта, пояснила Андалина, – чему учил тебя отец.
– Мой?
– Ну, не мой же.
– Ну, ты даешь. Он меня многому учил, и почти все мне нет охоты вспоминать. Что именно надо?
– Сердце, разрыв сердца.
Карайя еле слышно взвыла.
– Он у меня сейчас случится. Зачем тебе мои воспоминания, когда ты сама все прекрасно знаешь?
– И все же, напомни. Как выглядит человек, умерший от этого.
– Как он выглядит? – поиски в памяти явно не приносили Карайе удовольствия. – Мертвым он выглядит. Зачем тебе все это?
– Отец, Кара, отец умер от разрыва сердца.
-– И что ты хочешь, чтобы я вспомнила? Синие они, вены на шее вздуваются, на боли грудные жалуются накануне. Только ты все это проверить не сможешь. Пять дней прошло. О таких признаках рассуждают, как только человек умер.
Карайя откровенно мерзла, а вот Андлина по-прежнему не чувствовала холода.
– И что мне делать? Забыть? Сделать вид, что меня это не волнует? – спросила она с напором.
Кара только руками развела.
– Сделай, как папа говорил: «Если поверху не видно, так в изнанку загляни». Поспрашивай прислугу, личного врача, уж он-то должен знать. Может, Виктор перенервничал перед смертью или перетрудился или… да мало ли что.
– А если ничего?
Кара измученно прорычала что-то непонятное, а затем яснее добавила:
– Тогда уж точно, в изнанку. Чтобы наверняка.
Андалина опустила руки от сложной прически и взглянула на свое отражение. Из глубокого и чистого лиаматского зеркала на нее взирала истинная леди Обители, вступающая в свои права. Девушка несколько секунд рассматривала чуждое ей отражение, а затем криво усмехнулась и вернула лицу его обычное скучающе отстраненное выражение. Притворяться никогда не входило в ее правила.
Грядущий день обещал заботы. Уже за завтраком Андалина обрадовала Карайю предстоящей поездкой в Сирак, отдала распоряжение Грею о подготовке крытой повозки на двоих, лично заглянула к Паю, чтобы поблагодарить и похвалить за отменную стряпню, и подготовила список обязательных дел для Фэя. А теперь вот приготовилась к дороге.
Город находился на расстоянии трех часов езды в повозке, полутора – верхом. Будь Андалина одна – непременно выбрала бы второе, но Карайя, хоть и была замечательной наездницей, ни за что бы ни отправилась впервые в город в седле. А без помощи подруги было не обойтись.
Андалина бросила последний взгляд в зеркало, поднялась, прихватив перчатки, и вышла во двор, где ее уже заждались. Темноволосая красавица Карайя, выглядевшая превосходно в темно-зеленом платье, отороченном мехом, и черном жилете с капюшоном, кокетничала перед Фэем. Одного взгляда на лицо управляющего Андалине хватило, чтобы понять, что он совсем не был очарован симпатичной девушкой, а скорее наоборот, не мог дождаться ее отъезда. Заметив приближение хозяйки, Фэй мгновенно оживился, спешно извинился перед Карайей и поклонился Андалине.
– Доброе утро! – просиял он. – Как вам спалось миледи?
– Плохо.
Андалина не лукавила. После ночной прогулки с Карайей она еще долго ворочалась, стараясь не думать об отце, оставшемся в подвале, и уснула только тогда, когда тело отказалось терпеть причуды разума.
– Быть может, вам отложить поездку?
– Нет, – категорично отрезала молодая хозяйка. – Завтра похороны – откладывать уже некуда.
– Уже завтра?
– А когда же, Фэй? Я не собираюсь ждать, когда отец червей начнет кормить.
– Тогда разрешите мне поехать вместо Грея. Я помогу вам в городе и, уверяю, отлично управлюсь с повозкой.
– О, это отличная мысль! – воскликнула, вмешавшись Карайя.
За ее спиной всхрапнула лошадь, запряженная в повозку. Андалина оглянулась на звук и увидела на козлах Грея. Хоть он и не смотрел в их сторону, а все же, ей показалась, тень недовольства, промелькнувшая на его полуприкрытом капюшоном лице.
– Охотно верю, – ответила Андалина строго, – только я не думаю, что вы справитесь лучше Грея. Давайте каждый будет заниматься своим делом, к тому же у вас их предостаточно. Ждите нас к ужину. Карайя, идем.
Раздосадованной подруге ничего не осталось, кроме как, придерживая подол платья пройти к повозке и усесться внутрь. Андалина же подошла к Грею.
Он смотрел на дорогу, но заметив приближение госпожи, обернулся. Взгляд его уже не казался таким пронзительным, как накануне, и, стараясь не думать о минувшей ночи, Андалина спросила:
– Мне нужен Рокси. Ты знаешь, где его найти?
Грей едва заметно кивнул.
– Это в городе?
Снова кивок.
– Тогда заедем туда, когда Карайи не будет.
Грей отвернулся к лошадям, но и без подтверждений Андалина поняла, что он исполнит.
А в повозке ее ожидала хмурая подруга.
– И в чем дело? – спросила Андалина, когда они тронулись. – Мы же в город едем, ты так мечтала.
– Мечтала, – фыркнула Карайя, – но не в такой компании.
– А чем тебя не устраивает моя компания?
– А ты тут причем? Зачем, лучше скажи, понадобилось Фэя менять на этого…убогого?
– Кара, – Андалина смогла только утомленно вздохнуть, – я же сказала, Фэй мне нужен в Обители. Завтра похороны, я не в силах все подготовить сама.
– Что, там так много, что сделать нужно?
– Конечно. Разослать сообщения всем знакомым отца. Жрецов из ближайшего храма вызвать, подготовить все для этой толпы. Накормить, опять же, их всех надо будет. Пай, каким бы замечательным поваром ни был, один не справится. Советника короля хороним, это тебе не деревенский увалень.
– И все же этот урод меня пугает…
– Сделай одолжение, не называй его так.
– Если он урод, что я могу поделать? – развела руками Карайя. – Извини, но видимые увечья превращают человека в урода.
– Он в этом не виноват, – таинственно объяснила Андалина, – в своем уродстве.
– Быстро ты его раскусила.
– Нечего было кусать. Сама все видела.
– Да ладно! – от обиженного тона Карайи не осталось и следа, и она едва ли не подпрыгнула от любопытства. – Рассказывай, давай, и немедленно.
Из-за человеческого столпотворения на улицах близ торговой площади открытая повозка посла Фелидии в Лиамате ползла еле-еле. Стояло безветрие, колеса и копыта поднимали желтую пыль, забивавшую носы и разъедающую глаза до слез. Легкие протестовали против духоты, требовали воздуха. Только где его было взять в самом зените знойного лета?
Андалина скучала. Подперев ладошкой голову, она разглядывала проплывающие мимо торговые лавки, торговцев и покупателей, галдящих на все лады и снующих, как озабоченные муравьи. Рядом с девочкой с видом необычайно гордым и важным восседала напыщенная нянька, а напротив отец о чем-то глубоко задумался. Наверное, о том, что они могли опоздать на корабль, отчаливающий в Фелидию, из-за этой толчеи.
– Папа, скоро? – в очередной раз проныла Андалина.
– Миледи! – тут же спохватилась нянька. – Где ваше терпение?
– Ничего страшного, – Виктор быстро отвлекся от своих мыслей и осмотрелся. – Действительно, сегодня нечто странное. Мы должны были быть в порту еще час назад!
– Прошу прощения, милорд, – ответил возница на ломаном фелидийском, – день работорговли.
Виктор огляделся и, понимая, что так запросто с места не сдвинуться, выбрался из повозки. К нему тотчас же приблизился сопровождающий всадник.
– Папа, ты куда? – встрепенулась Андалина.
– Подожди здесь, – распорядился отец. – Я скоро вернусь. Постараюсь что-нибудь изменить, возможно, для посла они и расчистят дорогу.
И Андалина осталась ждать. Прямо перед ней, за спинами и головами мельтешащих торговцев виднелась небольшая площадка, которую полукольцом обступили люди. В центре стояла клеть с человеческий рост, возле которой суетился работорговец. А в клетке, низко склонив темноволосую голову, на коленях сидел юноша. От его шеи к верхним перекладинам решетки тянулась цепь, словно это не человек был, а дикое животное, опасное даже в заточении. Руки пленник держал перед собой, запястья его обхватили стальные браслеты, сцепленные между собой.
Работорговец выкрикнул что-то унизительное и прерывисто расхохотался. Люди подхватили, но пленник не шелохнулся. А у Андалины от жалости свернулось нутро. Она обернулась к няньке, но та молча смотрела в другую сторону и, как лиаматка, все равно бы не поняла страдания раба.
Тем временем один из зрителей приблизился к клетке, гаркнул что-то наглое и злое, выгнул шею так, что кадык заходил ходуном, и плюнул. И пленник воспрял. Он дернулся так быстро и резко, что никто и опомниться не успел, рванулся к обидчику и протянул руки, чтобы дотянуться до его незащищенного горла. И это бы обязательно удалось, если бы не цепи, отдернувшие юношу. А перепуганный грубиян отскочил, споткнулся и рухнул на спину под всеобщий гогот.
Только работорговец не засмеялся. Он подошел к клетке и ударил пленника в грудь. Андалина и предположить не могла, что в этом невысоком, жилистом человеке оказалось достаточно силы, чтобы крупный юноша отлетел и врезался в прутья голой спиной. Цепь ошейника на мгновение натянулась, сдавила ему горло и, несмотря на расстояние их разделявшее, Андалина услышала хрип. А работорговец вытащил из-за пояса длинный кривой нож.
Ужас, граничащий с безрассудством, понес Андалину вперед. Она пихнула в бок ничего не подозревающую няньку, толкнула дверцу повозки, но впопыхах запуталась в длинной юбке и упала. Тем временем, просунув руку сквозь прутья, работорговец схватил пленника за волосы и запрокинул его голову назад. Тот, дышащий-то с трудом от оков на шее, не сопротивлялся. Кончик ножа едва успел блеснуть на солнце и разрезал лицо несчастного юноши до самой кости. Но работорговцу и этого оказалось мало. Под восхищенные крики толпы он отошел от клети и направился к стоящей неподалеку жаровне, на которой шипело и истекало жиром горячее мясо. Торговцы как раз ворочали угли длинным металлическим прутом. Не говоря ни слова, мучитель забрал орудие из их рук и вернулся к своей жертве. Юноша еще не успел прийти в себя после ножа, как в свежую, еще кровоточащую рану вошло и повторило путь лезвия раскаленное острие.
Несчастный не закричал – он взревел. А садист, войдя в азарт, занес горячий прут над чудом уцелевшим глазом юноши.
Все это Андалина видела на бегу. Поднявшись, она снова бросилась вперед, но толпа отняла у нее драгоценные минуты. Девочка пробралась, орудуя локтями, толкаясь, давя ноги, гонимая одним желанием – остановить поскорее это изуверство. Как ненормальная, вопя: «Не сметь!» – она врезалась в работорговца. Сбить с ног не сбила, но на пару шагов он отступил. Андалина же, забыв от волнения, что находится в чужой стране, повернулась к клетке спиной и закричала на фелидийском:
– Я – Андалина Флэм, дочь фелидийского посла в Лиамате, именем короля приказываю остановиться!
Ее никто не понял. Гул только усилился, а работорговца перекосило от ярости. Прут, все еще сжимаемый в руке, рассек воздух, собираясь обрушиться Андалине на голову. Она успела вскрикнуть и зажмуриться. Но удара не последовало, только звон столкнувшегося металла. Андалина открыла глаза и увидела меч, зависший прямо над ней и остановивший прут. Рука, сжимающая гарду, принадлежала одному из сопровождающих их воинов. Кто-то схватил девочку за плечи, и она увидела няньку, перепуганную и негодующую:
– Ты в своем уме?! – закричала она на лиаматском. – Ты на кого руку поднял? Это дочь фелидийского посла!
Жестокий оскал работорговца несколько смягчился, но не исчез вовсе. Прут он опустил, воин спрятал меч.
– Это мой раб! – рявкнул мучитель на няньку. – Будь хоть королевой, она не имела права вмешиваться.
– Ты хоть понимаешь, чем это грозит?!
Андалина знала — скандалом между двумя не враждующими, но и не дружественными друг другу странами.
– Что здесь происходит?! – громовой голос ударил над толпой.
Стена из людей подалась в разные стороны, и возник отец: высокий, величественный, в дорогом камзоле, внимательно оглядывающий место безрадостных событий. Рядом с ним стояли двое воинов, урожденных лиаматцев, держащих руки у недлинных мечей и готовых мгновенно обнажить их, если потребуется.
– Андалина! – обратился Виктор к дочери и, все еще дрожа, но не считая себя виновной, она пролепетала:
– Они измывались над ним. Так нельзя, папа, он же человек, он же живой… Ему больно!
Виктор взглянул на пленника. Юноша снова сидел на коленях, схватившись за изуродованную часть лица.
– Кто он? – прозвучал строгий вопрос.
– Раб, – выплюнул мучитель. – Мой раб.
– А это – моя дочь, – спокойно ответил Виктор, – и я никому не позволю поднимать руку на моего ребенка, в чем бы ни была причина.
– Она посмела посягнуть на мое!
– Посягнуть? Не думаю. Впрочем… Сколько стоит этот несчастный человек?
Глаза работорговца превратились в узкие щелочки.
– Я не собираюсь его продавать.
– Тогда зачем вы привезли его на торговую площадь в день работорговли?
– Это мое дело! Раб не продается, я сказал! Идите своей дорогой и забудьте, что произошло. По законам Лиамата…
– Я их прекрасно знаю. Любой раб, оказавшийся на торговой площади в день работорговли, может быть куплен, вне зависимости от того, для продажи он доставлен или нет. Призываю всех собравшихся в свидетели истины моих слов.
Толпа снова заволновалась, подтверждая правдивость слов посла. Отказ от продажи раба оправдывался лишь в том случае, если покупатель не мог заплатить обозначенную, но не завышенную после сумму. А уличенные в обмане или неповиновении закону торговцы сами карались рабством.
Работорговец с ненавистью взглянул на пленника, затем на Андалину. Она теснее прижалась к отцу, чувствуя его защиту.
– Фелидийцу не нужны рабы, – предпринял он последнюю попытку.
– Но мы пока в Лиамате, – парировал Виктор, – и пока я стою на этой земле, то имею право иметь рабов, если могу себе это позволить.
– Этот вам не нужен! Он убил десятерых! И привез я его, чтобы продать на арену!
Посол нахмурился, рассматривая юношу:
– Он горец, – уточнил Виктор – таких как он, на войну кланов детьми отправляют с мечом в руках. И я должен удивляться, что на его счету десять жизней? Не тратьте ни свое, ни мое время, называйте цену или я отправлю своих людей за стражами закона.
Работорговцу ничего не осталось, как выругаться на незнакомом Андалине шипящем языке, швырнуть Виктору ключи и гаркнуть цену.
– Выпустите его, – обратился Виктор к своим воинам, – и снимите цепи.
– Милорд, он убийца, – осторожно напомнил один из них.
– Он – горец, – ответил на это посол. – А для них нет ничего важнее чести и долга.
Стражник поспешил исполнить приказ. Из клетки пленник вышел, чуть покачиваясь, не отрывая окровавленных ладоней от лица. Растерянный, он замер перед своим спасителем.
– Как тебя зовут? – спросил Виктор.
– Норг, – хрипло ответил юноша.
– Норг, я – Виктор Флэм, посол Фелидии. Теперь ты – мой, но у нас в Фелидии нет рабства, поэтому я не могу, да и не очень хочу брать тебя с собой в этом качестве. Ты свободен.
Юноша вздрогнул, взгляд его единственного открытого глаза наполнился недоверием.
– Ты не ослышался, – продолжил Виктор, – только тебе, пожалуй, не стоит оставаться в Лиамате после всего этого. Ты поедешь со мной??
Норг медленно, но уверенно кивнул.
– Тогда не будем больше задерживаться. За что они так с тобой? Убил из десятерых кого-то, кого не следовало?
Норг не ответил, а Виктор похлопал бывшего раба по спине и направился к повозке, не обращая внимания на предупреждающие протесты стражи.
Андалина последовала за отцом, выслушивая упреки няньки о своем непозволительном поведении, но думая о спасенном Норге и о том, что ей довелось о нем узнать. В повозке его усадили напротив няньки Андалины, в противоположном от девочки углу. Он сел, не поднимая головы, оглушенный болью и не понимая происходящего до конца. Андалина рассмотрела его, чувствуя, как жалость затмевает страх. Обнаженное до пояса мощное тело Норга было покрыто ссадинами, синяками, шрамами и располосовано воспаленными следами плети. На шее и запястьях краснели круги от кандалов, а когда Норг шел, Андалине и вовсе казалось, что он хромал.
В ногах у нее стоял сундучок, который придворный лекарь настоятельно советовал всегда возить с собой. Андалина забралась внутрь и вытащила небольшой флакончик и тряпицу.
– Миледи! – возмущенно воскликнула нянька.
Но Андалина не обратила на нее ни малейшего внимания. Она смочила тряпицу жидкостью из флакона и протянула ее Норгу. Наречия горцев девочка не знала, поэтому сделала это молча, а когда он не заметил, тихонько позвала по имени.
Он поднял на нее взгляд, сомневаясь, не ослышался ли. Рана больше не кровоточила, превратившись в темное увечье, навсегда изуродовавшее его грубоватое, но привлекательное лицо.
– Керек, – произнесла Андалина, что на лиаматском означало «Возьми» и помахала тряпицей в воздухе, показывая, что бояться нечего.
Норг взял, и на миг пальцы их соприкоснулись. Кожа его рук оказалась жесткой, задубевшей и горячей. Только уроки сдержанности, которые Андалина все же усвоила, заставили ее быстро отдернуть ладонь и прикоснуться к своему лицу в том месте, где у Норга зияла рана, и он повторил ее движение. Но взгляд не опустил ни на секунду, и смотря в глаза спасенного, девочка как будто поняла: «Я не забуду».
– Ничего себе. А дальше, что было? – присвистнула Карайя и уселась поудобнее в ожидании продолжения.
Рассказ Андалину несколько утомил, но она прекрасно понимала, что без ответов подруга от нее не отстанет.
– Ничего особенного. Мы вернулись в Фелидию, отец устроил Норга в Обители как слугу. Наш придворный лекарь, как смог, залатал его рану, хотя и не слишком успешно. Норг выучил язык…Впрочем, мы с ним мало виделись. Я же…миледи, – Андалина поморщилась, – мне не престало общаться со слугами. Да и побаивалась я его. А потом и года не прошло, как отец меня отослал.
– Грей звучит лучше, чем Норг, – подметила Карайя после задумчивой паузы. – Но все равно, зачем было менять имя? Скрывался он, что ли?
– Вряд ли, – Андалина руками развела, – от кого ему в Фелидии прятаться? Скорее просто решил начать жизнь с чистого...имени.
– Из раба стать слугой? Сомнительное новшество.
– Кара, а ты не устала от этого обсуждения? Мне, вот, занятнее узнать, что ты думаешь по поводу моего наряда на завтра?
Карайя мгновенно оживилась и принялась рассуждать о своих любимых платьях, тканях, сложностях и особенностях покроя церемониальной одежды. А Андалина слушала подругу в одно ухо, радуясь тому, что удалось сменить тему и сейчас немного отдохнуть от размышлений, к которым еще предстояло вернуться и не раз.
Они ехали еще около двух часов и за это время Карайя успела обсудить с подругой все то, до чего Андалине, собственно, совсем не было дела. Будь ее воля, она бы не устраивала пышных, торжественных похорон и обошлась бы удобным брючным костюмом темных цветов. Но обычаи знатного общества требовали, а значит, предстояло Карайе найти для подруги подходящее платье, в котором той предстояло встречать скорбящих гостей и провожать отца в последний путь.
– Лина, кажется, приехали!
Карайя распахнула окошко и бесстрашно высунула голову из повозки. По радостному возгласу, донесшемуся снаружи, Андалина поняла, что они действительно, если еще не приехали, то были на подъезде. Да и повозка катилось плавно – ровная городская дорога сменила ухабы и рытвины.
– Сядь уже, леди! – Андалина дернула подругу за юбку, возвращая на место. – А то так шею свернешь от любопытства..
Большие глаза Карайи превратились в огромные от восхищения.
– Лина, – взволнованно затараторила она, – Лина, ты видела?! Ну, это вообще! Это...
– Город, – усмехнулась Андалина, – а вообще, ты бы держала все восторги при себе. А то сразу видно, что из глубинки ты приехала.
– А еще замечания будут? Нет, ну правда, я же должна знать, как себя в обществе вести?
Андалина призадумалась.
– Поменьше болтай с простолюдинами – леди всегда выше этого. Коротко и четко говори только тогда, когда тебе что-то от них нужно. Помни, что твоя улыбка бесценна. Чаще всего ты должна сохранять холодное равнодушие. Спину держи ровно, а ходи плавно и мягко, словно плывешь.
Карайя замолчала, пытаясь представить и осознать все сказанное, а повозка аккуратно остановилась, через минуту Грей открыл дверцу, Андалина вышла и огляделась. Сирак совсем не изменился с тех пор, как она была здесь в последний раз. Все те же пыльные узкие улочки, отдельно стоящие дома не выше двух этажей, каменные и деревянные стены, в зависимости от достатка хозяев. И люди… Впрочем, одинаковые во всех городах.
Они стояли возле приземистого домика под деревянной крышей, спрятанным за плетеным заборчиком.
– Это что? – спросила Карайя, встав рядом с Андалиной. – Это дом лучшего портного?
– Самого лучшего, – подтвердил Грей.
– Мда, я немного иного ожидала. И сколько у меня времени?
– Три-четыре часа, – прикинула Андалина, – сшить, само собой, не успеешь, поэтому, выбирай из готового. Надеюсь, оно там будет.
– Не учи ученого. Через четыре часа у тебя будет самое лучшее платье, даже если этому портному его зубами шить придется.
Карайя самоуверенно выпрямилась и направилась к дверям дома портного, старательно применяя все то, что объяснила ей Андалина. А та только неодобрительно покачала головой и больше себе под нос, чем подруге пояснила:
– Бедрами не виляй.
– Ничего у нее не выйдет, – неожиданно вмешался Грей.
– Это еще почему? – удивилась Андалина. – Карайя старательная.
– Выскочку с амбициями ничем не переделать. Это у нее в крови. Точно так же, как у вас – быть леди.
– Ты, я посмотрю, хорошо в людях разбираешься, раз делаешь такие смелые выводы.
– Достаточно, – и Грей вернулся на козлы.
Андалина решила сесть с ним рядом — замкнутая душная повозка уже порядком ей надоела. К тому же, было что с Греем обсудить.
– Ну, знаток людей, – обратилась она к нему, когда кони тронулись, – расскажи мне о Рокси. Я так понимаю, он был последним, кто ушел из Обители из тех, кого я знала.
– Я знаю не больше вашего. Рокси, каким был шесть лет назад, таким и остался.
Андалина вспомнила старого управляющего, которого могла бы назвать своим вторым отцом. Она любила этого старика: за уместные советы, за ласковые слова, когда они были особенно нужны, за простое человеческое понимание проблем ребенка. У Рокси никогда не было своей семьи – Обитель стала его домом, женой и матерью, а Андалина, выходит, дочерью.
– Почему он ушел? – вслух спросила она.
– Его выгнали.
– Это невозможно, – Андалина прищурилась, предчувствуя подвох, – Рокси был отцу лучшим другом, советником даже! За что его могли выгнать?
– За шпионаж.
Колесо наскочило на камень, повозку сначала качнуло, затем подбросило. Андалина на миг потеряла равновесие и покачнулась. Очень неудачно: она сидела на краю и непременно бы соскользнула с сидения, если бы не Грей. Он невзначай, не отрывая взгляда от дороги, выбросил правую руку в сторону, ухватил Андалину за предплечье и вернул на место.
– Спасибо, – тихо поблагодарила она, а уже знакомый голос в голове напомнил: «Осторожнее».
– Какой еще шпионаж? – вернулась Андалина к странной теме. – Если Рокси не изменился, как ты говоришь, он бы ни за какие сокровища не согласился работать против отца.
– Враги есть у всех.
– О каких врагах ты говоришь? Ты что-то знаешь?
– Если бы знал, – произнес Грей с неожиданной жестокостью, – милорд был бы жив.
Андалина на миг испугалась и присмирела, как когда-то, когда девочкой протянула Грею тряпицу. И, вместе с тем, почувствовала в нем родственную душу.
– Ты думаешь…
Грей дернул поводья, останавливая лошадей.
– Дом Рокси, – пояснил он, перебивая. – Я думаю, он вам все сам расскажет.
Это был маленький, какой-то сказочный домик: белые стены, ярко-красные распахнутые ставни, черепичная крыша с торчащей трубой, из которой вился легкий дымок. За живой изгородью угадывался облетевший садик. А на крыльце стоял Рокси.
Буйная радость моментально захлестнула Андалину. Она спрыгнула на землю и поспешила к крыльцу. Старик обернулся, а девушка едва успела различить удивление на изрытом морщинами лице, потому что в следующую секунду заключила бывшего управляющего в объятия. Тот от неожиданности застыл, но затем осторожно поднял руку, коснулся волос Андалины и произнес неуверенно:
– Миледи Лина, это вы?
Андалина отстранилась и, едва ли не плача от радости, рассмеялась:
– Ну, а кто же Рокси? Милина, твоя маленькая, непослушная Милина!
Только он так называл ее, смешивая статус и имя.
– Не может быть, – прошептал Рокси неуверенно. – Миледи… Как же вы изменились. Как вы прекрасны… Простите...
– За что же?!
Он вдруг спохватился, шагнул в сторону, одновременно открывая перед Андалиной дверь и причитая:
– Ох, что же это я. Проходите, миледи, проходите. Садитесь, где вам удобно. Сейчас, сейчас… Пожалуйста, проходите.
Он засуетился, как престарелая наседка. Андалина присела на лавку у стены и, пока Рокси возился с огнем и наливал воду в небольшой чайник, оглядела новый дом старого управляющего. Здесь было две небольшие комнаты, одну из которых Рокси использовал как кухню и гостиную, а вторую – как спальню. Везде царил порядок, воздух пах свежестью и легкой прохладой, ни единой лишней пылинки не кружилось вокруг. Под ногами лежала связанная из старых лоскутов дорожка – обычное для деревенских жителей украшение полов, а на столе возле распахнутого окна пустовала глиняная вазочка. Андалина представила, как летом каждый день в ней появлялись свежесорваные ромашки, купленные у веселой розовощекой цветочницы.
– У тебя замечательный дом! – отметила девушка.
– Спасибо, миледи, – тотчас же отозвался Рокси. – Повезло мне, знаете. Когда милорд…
Он споткнулся на словах, не желая произносить то, что было слишком неприятно.
– Попросил меня оставить Обитель, – нашлось, наконец, продолжение, – мне некуда было идти. Пару ночей я провел на постоялом дворе, думая, куда податься дальше, а потом услышал, что один зажиточный горожанин продает дом. За годы службы я скопил достаточно средств и вот, выкупил его. Много ли мне нужно, чтобы дожить спокойно свой век.
Рокси поставил перед девушкой чашку с травяным чаем, и именно в этот момент она заглянула старику в глаза. И не увидела в них счастья, только безграничное одиночество.
– Что же мы все обо мне? – встрепенулся Рокси, присаживаясь рядом с Андалиной. – Миледи, расскажите же, как вы жили все эти годы?
Ей не слишком хотелось затрагивать эту тему, но отмалчиваться было бы неуважительно.
– Как я жила? Не хуже и не лучше всех.
– Ах, как я не хотел, чтобы вы уезжали тогда, – печально вздохнул Рокси, – я просил милорда передумать, я говорил ему, что юная леди может и даже должна немного пожить самостоятельно, но дом Найерра не самое подходящее для этого место.
Андалина едва не поперхнулась.
– Прости, я не ослышалась? – виновато улыбнулась она. – Дом Найерра?
– Да, миледи. Хоть он и старинный друг милорда, но больно у него лихие нравы.
Андалина промолчала, не находя, что может добавить. Все эти шесть лет она действительно жила на землях Найерра, вот только не в доме. А в самом глухом закоулке его владений.
– Я хотел вам написать, – продолжил, между тем, Рокси, – да и написал. Вот только милорд…
Рокси расстроенно пожевал губами и потупил взор.
– Как только он узнал, что я собираюсь отправить вам послание, то пришел в ярость. Я никогда его таким не видел, миледи, клянусь. Он разорвал письмо, накричал на меня, чтобы я больше не смел думать о переписке с вами. До сих пор я не понимаю, что случилось.
– Именно тогда все началось? – спросила Андалина. – Перемены в его характере?
Рокси изумленно взглянул на нее.
– Вы все знаете, миледи?
– Смотря, что ты называешь всем. То, что отец переменился – знаю. Почему – нет. И почему он прогнал тебя – тоже. Вы ведь были едва ли не лучшими друзьями.
– Я не могу сказать точно, миледи, – помрачнел Рокси. – Милорд никогда не рассказывал мне о служебных делах, а с момента вашего отъезда – тем более. Но все случилось из-за них. Я просил его рассказать, но это не помогло. Я всегда очень переживал за милорда Виктора, поймите меня правильно, Милина. Милорд, вы, Обитель – для меня не было ничего важнее, вот почему я пошел на это.
– На что?
– Милорд назвал это шпионажем. На самом деле я просто хотел помочь. За пару дней до этого меня нашел человек и предложил за хорошую сумму украсть некоторые бумаги из кабинета милорда. Я прогнал его. Но про бумаги не забыл и решил узнать, что это такое, раз мне предлагают пойти на предательство. Если бы только я знал… Когда я пытался найти эту папку, вошел милорд. Представляете, что он подумал, когда застал меня с его бумагами в руках… Хоть вы мне поверьте, миледи! Я бы никогда и ни за что!
Андалина не верила – она видела, что Рокси не лжет.
– Ты можешь вспомнить, что это был за человек?
Старый управляющий призадумался, судя по выражению лица, память его подводила.
– Ничего особенного, миледи. Он был невысокого роста и в плаще. Большего я не видел.
– Ты знаешь, что отца не стало?
– Слышал, – ответил Рокси скорбно.
– Скажи мне, – Андалина вложила в голос все возможное тепло и нежность к старику, – ты служил у него достаточно долго, когда он стал…другим. Ты дошел почти до конца. Рокси, у папы были какие-то проблемы с сердцем? Он жаловался на него?
– Миледи, – бывший управляющий едва на месте не подпрыгнул, – хоть милорд Виктор и отдалился от меня, все равно я был почти всегда рядом. Если бы что-то такое было – я бы непременно знал. Но милорд хотел жить. Он следил за тем, что он ест, что пьет, а если, не допусти Зата, начинало что-то болеть, он немедленно обращал на это внимание врачей. Нет, миледи, нет, нет и снова нет. Хоть перед лицом богини меня поставьте, я не отрекусь от своих слов.
Андалина накрыла своей ладонью руку Рокси и попросила:
– Поедем со мной. Обратно, в Обитель. Домой.
Она ждала радостного неверия, но Рокси вместо этого погрустнел и отвел виноватый взгляд:
– Спасибо вам, миледи, но я не могу. Простите и поймите, после всего…я просто не могу.
– Не можешь? – не веря, повторила его слова Андалина. – Ты нужен мне, Рокси. Ты говорил, что служба довела отца до такого состояния. Теперь это мое бремя, мне надо что-то с этим делать. И мне не обойтись без твоей помощи.
– Простите, Милина, если вам нужна будет помощь, крыша над головой, совет…да что угодно, двери этого дома открыты для вас всегда. Но порог Обители я больше не переступлю.
Андалина убрала руку.
– Тогда начинай помогать сейчас, – промолвила она расстроенно. – Я – единственная из рода Флэм, в моих руках окажется все состояние после оглашения главного законника. Не надо, наверное, говорить, что начнется потом? Кому мне можно довериться, Рокси, если ты не поедешь?
Он ответил сразу же и серьезно:
– Этому мальчику, как его, Грею. Я не знал человека более преданного вашему отцу. Если он еще в Обители, можете смело на него положиться.
– А что насчет недругов? Кого мне стоит опасаться?
Рокси снова нахмурился, поднимаясь с места.
– Всех!
...Повозка стояла на прежнем месте, а Грей все так же сидел на козлах, будто Андалина отлучилась всего на пять минут. Она поудобнее устроилась рядом и спросила, не откладывая: – Скажи мне, где я жила все эти шесть лет?
– В деревне Дальний край, – ответил Грей быстро, несмотря на странность вопроса, – на землях Найерра. Милорд сначала сказал, что вы будете жить в другом месте, кажется, у самого лорда Найерра, но потом изменил свои планы.
«Он не планы изменил, – подумала Андалина, – он свое отношение к тебе изменил». И посмотрела Грею в глаза. Просто так, не читая. Он не отвел взгляда ни миг, это сделала она сама, когда приняла решение.
– Сможешь сегодня в полночь быть в подвале?
Это была просьба. Андалина могла бы приказать, но не захотела. Не ему и не сейчас.
Грей кивнул.
– Отлично. Тогда сейчас поехали к кожевнику, а потом к мяснику. Мне нужно кое-что приобрести.
Аллора дрожала, не смея взглянуть на госпожу, чем неимоверно раздражала Андалину.
– Подними уже глаза, – она постаралась не прикрикнуть, чтобы еще больше не испугать служанку, – я всего лишь хочу задать тебе несколько вопросов. Скажи, где ты была, когда мой отец умер?
Аллора вздрогнула, Андалина едва не нахмурилась. При таком отношении она бы многого не добилась.
– У себя, миледи, – пролепетала служанка. – Я готовилась ко сну, ночь ведь была. Потом раздался грохот в кабинете, мы перепугались, выскочили, Грей побежал на верх, потом спустился, забрал Сидора, а мы, все оставшиеся, ждали в гостиной. Так страшно было…
«Да тебе, похоже, всегда страшно», – подумала Андалина.
– Как к тебе относился мой отец? Вы все тут рассуждаете о его суровости.
Аллора задумалась, очевидно, вспоминая.
– Мне не с кем сравнивать, миледи, – наконец ответила она. – Милорд как-то объезжал земли и заехал к нам в дом. Увидев, как мы живем, пригласил меня к себе на службу. Сказал, что как раз выгнал старую служанку за воровство. У меня не было выбора. И не потому, что милорд его не оставил. Просто лучше уж у деспота служить, чем жить так, как я жила в деревне.
– Так значит, отец был деспотом, все-таки?
– Нет, нет, миледи, что вы! – спохватилась Аллора своей неосторожности. – Совсем нет. Он был строг, да, но никогда не наказывал просто так. А ко мне он был внимателен, жалование платил исправно. Мы договорились, и часть он отправлял моей семье. Мне не на что было жаловаться.
– Хорошо, – кивнула Андалина, – последние вопросы. Может, ты, все-таки, видела или слышала. Были ли у отца странные гости, и как он чувствовал себя накануне смерти?
Аллора едва ли не сжалась.
– Я не знаю, миледи, у меня было очень много работы, я просто не встречала посетителей милорда. Этим занимались либо Сария, либо Фэй. Вы лучше у них спросите. А как чувствовал – так это Сидор знает. Милорд у него каждое утро свое здоровье проверял. А когда Сидор нам сообщил, что все кончено, я даже не поверила сразу. Таким сильным милорд казался, а тут сердце…
– Ступай, Аллора, – ее хозяйка махнула рукой в сторону двери. – Позови ко мне Фэя, будь любезна.
Девушка удалилась мгновенно, а Андалина про себя удовлетворенно улыбнулась. Тех коротких мгновений, что она смотрела в голубые глаза Аллоры было достаточно, чтобы понять, что служанка не лгала, а если и утаила что-то, то из-за растерянности, а не по причине какого-то злого умысла.
Фэй появился почти мгновенно, будто под дверью ждал. Склонился, как всегда, перед Андалиной почтительно и спросил:
– Вы звали, миледи?
– Звала, – она едва не вздохнула удрученно. – Фэй, я прошу, перестань кланяться при любом возможном случае. Мне намного приятнее разговаривать с твоим лицом, а не с макушкой. Все ли готово к завтрашней церемонии? Успел?
– Да, миледи, – Фэй выпрямился и открыто посмотрел на нее, в очередной раз удивляя своей красотой. – Можете не сомневаться, завтра все пройдет идеально.
– Что же, это радует, – Андалина даже позволила себе улыбнуться. – Завтра мне понадобится твоя помощь. Я ни разу не присутствовала на похоронах такого масштаба, так что…
– Конечно. Я сделаю все, что потребуется.
– Благодарю.
Андалина отчего-то почувствовала себя неловко. Каким-то порывистым и даже горячим показалось ей согласие управляющего.
– Фэй, – собралась она, ведь отпускать его в планы пока не входило. – Я еще хотела спросить. Ты ведь отправлял мне письмо о кончине отца. Откуда знал, где меня искать?
– Ваш отец, милорд Виктор, – Фэй немного растерялся, но быстро подобрал нужные слова, – простите миледи. Незадолго до смерти, недели за три, милорд собрал нас всех для оглашения своей воли. Он сказал, что, если с ним что-то случится, чтобы мы открыли шкатулку, что хранится в его комнате и ознакомились с его посмертными указаниями. Вы же знаете, если бы мы не выполнили, нам пришлось бы ответить. Точно такие же указания хранятся у законника, и если он проверит… В общем, когда милорда не стало, мы нашли и открыли эту шкатулку. В завещании указывалось три пункта: ничего не трогать до вашего приезда на месте смерти милорда, не хоронить его до вашего приезда и отправить вам письмо о случившемся. Адрес в завещании прилагался.
– Значит, ничего не трогать в месте его смерти до моего распоряжения? – задумчиво пробормотала Андалина. – Фэй, мне нужны ключи от кабинета отца.
– Конечно, миледи. Только они у меня не с собой. Сейчас я схожу…
Его голос прозвучал так устало, что Андалина не смогла этого не отметить. А пойманный взгляд управляющего подтвердил — он действительно очень вымотался за минувший день.
– Не стоит, Фэй, не сейчас, – остановила она, – я все равно не собираюсь туда заглядывать до завтра. Так что, после похорон. И еще, спасибо за все. Без твоей помощи мне бы пришлось непросто.
– Моя работа – служить вам, – улыбнулся он нескромно и, пожелав Андалине доброй ночи, удалился.
Андалина измотанно опустилась в кресло. Его мягкое сидение за годы приняло очертания тела отца, и сидеть было немного неудобно, но все же она прикрыла глаза и задумалась. О чем мог размышлять Виктор, сидя вот так же? О государственных делах, не иначе. О дочери, живущей кое-как в деревне, куда он сам ее и сослал? Или отправил? И почему никому, кроме Грея, он не открыл, что дочь живет совсем не там, где принято считать? Потому что доверял, а Андалину… Ее глаза распахнулись от внезапной догадки. Прятал! Там, где ее точно никто не стал бы искать! Закопал так, что не отроешь! На шесть лет!
Андалина снова вспомнила Лиамат, последние дни перед отъездом. Виктор ведь уже тогда изменился. Он стал угрюмее и резче. Пару раз дочь замечала его за приемом каких-то настоек, по запаху напоминавших те, которыми потчевали ее няньки для спокойного сна. И Лиамат они оставили как-то неожиданно быстро. Тогда Андалина этому значения не придала и только обрадовалась возвращению домой.
Теперь же она смотрела в потолок, будто в щелях между камнями скрывались ответы. Именно тогда все началось. Все то, что вынудило Виктора убрать ничего не подозревающую дочь подальше от интриг, без которых в политике не обойтись. От врагов, о которых говорил Грей, тех, о ком упоминал Рокси.
Андалина снова прикрыла глаза и выдохнула, призывая спокойствие.
До полуночи еще оставалось время, а ей необходимо было поспать. Уснула Андалина сразу же, без сновидений, а очнулась как раз за несколько минут до выбранного времени. Открыла глаза и неосознанно посмотрела перед собой, понимая, что кто-то позвал ее. Все тот же голос, словно шепнул на ухо: «Пора, Андалина».
Она поднялась с кресла, взглянула в зеркало и подбадривая саму себя, шепнула отражению:
– Ну что, Лина? Согрешим в который раз?
Холодное стекло показало серьезную, решительную девушку, идущую в своих целях до конца. Андалина взяла со стола заготовленный сверток, свободной рукой подхватила подсвечник и вышла.
Если бы она верила в богов, то непременно бы молилась за то, чтобы никого не встретить. Хотя, если бы она действительно в них верила, то вряд ли бы осмелилась на задуманное. Андалина крадучись прошла по коридору, затем по лестнице, отомкнула замок и спустилась в подвал.
Четыре факела, прикрепленные к стенам камеры, озаряли помещение, стол и покойника. Грей стоял возле тела, и, сложив руки на груди, терпеливо ждал.
– Мне иногда кажется, что ты читаешь мысли, – отметила Андалина, не здороваясь и догадавшись, что в подвале конюх оказался, снова воспользовавшись потайным ходом.
Она отставила в сторону бесполезную свечу и положила сверток на стол.
– Мне нужно много света, – продолжила она, поясняя, – но не помню, чтобы я тебе об этом говорила.
– Здесь просто очень темно, – прогудел в ответ Грей.
Андалина ощутила легкую дрожь. Раньше уже случалось что-то подобное, но очень давно, и она привыкла не волноваться. Но сейчас это чувство усиливалось. Не просто волнение – неуверенность и какая-то нерешительность, которая злила.
– Грей, – сказала девушка достаточно громко, – мне нужна твоя помощь, я уже говорила. Но я должна предупредить. За то, что я собираюсь сделать, нас обоих могут отправить на костер.
Грей посмотрел на нее, и внутренний голос девушки заявил небрежно: «И что?»
– Ты согласен? Ты можешь отказаться…
– Что я должен сделать? – прозвучало уверенное вместо согласия.
Андалина посмотрела на тело отца и прикусила нижнюю губу.
– Раздень его, – приказала она Грею, – одежду аккуратно отложи.
Грей послушно принялся выполнять. Андалина же развязала сверток и по одному выложила небольшую тонкую пилу, несколько тряпок, иглу для шитья кожи и моток толстых, крепких ниток. Последним она достала нож – вытащила его из манжеты.
Ей по-прежнему было не по себе. Когда Грей уложил тело Виктора так же, как оно лежало с само начала, Андалина не просто задрожала – ее начало колотить. Даже четыре года назад ей было не так страшно. Тогда это был какой-то одинокий старик, до останков которого и дела никому не было. Но, несмотря на это, Андалина взяла нож и встала над мертвецом.
– Сердце само по себе не останавливается, – сказала она Грею, – тело подскажет нам в чем дело. Ты тоже хочешь это увидеть?
Грей молча кивнул.
– Хорошо, – и Андалина опустила нож.
Ее опытная рука и идеально заточенное лезвие сделали глубокий разрез. Андалина выдохнула и развела в стороны его края, обнажив грудную клетку, покрытую загустевшей, вязкой кровью. Затем взяла пилу и принялась пилить ребра.
– Можно и без этого, – снова вслух сказала она Грею, который хладнокровно наблюдал за происходящим, ожидая дальнейших приказов, – только не увидишь всего, как есть.
Когда работа была закончена, Андалина вытащила отпиленную грудину и отложила ее, но в следующую секунду пальцы девушки разжались, пила упала, звякнув, на каменный пол. Андалина едва не вскрикнула и покачнулась, на пару шагов отшатнулась. Рядом возник Грей и подхватил ее под локоть, усадил на табурет и заглянул в лицо. От его близкого взгляда заколотило еще сильнее.
– Андалина, – окликнул он неожиданно резко и громко, и его ладонь легла на щеку девушки, не позволяя отворнуться. – Андалина Флэм!
– Грей, – пролепетала она почти беспомощно, – Грей, ты это видел?
– Видел, – отрезал он. – Теперь нужно, чтобы это больше никто не увидел! Соберитесь. Если нас поймают – все напрасно. Нужно завершить начатое. Я умею многое, но не это. Но я могу помочь. Говорите, что делать?!
– Помоги мне подняться.
Он помог, и не только с этим. Пока Андалина, стараясь не смотреть лишний раз в нутро покойника, почти бесчувственными пальцами пристраивала на место грудину, а затем зашивала разрез, Грей убирал все вокруг, чтобы не осталось ни одного, даже малейшего следа их ночного действия. А когда зашитое, одетое, причесанное тело Виктора Флэма осталось лежать, будто и не было ничего, Андалина почувствовала, что ее мутит, но не от страха перед смертельным наказанием за вскрытие. Она снова вспомнила нечто, заменившее Виктору внутренности. И сознание отказалось подчиняться. Последнее, что Андалина запомнила, было падение и изувеченное лицо, на котором наконец-то отразилось хоть что-то. Беспокойство за нее, не иначе.
Андалина очнулась уже не в подвале, хотя помещение тоже не отличалось размерами и освещенностью. Здесь не было каменных стен, прохлады и рыжих отблесков факелов. Это заменяло живое дерево и горящий очаг, дышащий теплом и уютом. Девушка шевельнулась – она лежала на жестком матрасе и почти плоской подушке, укрытая одеялом от пяток до самого подбородка. Выглянув из-под него, она увидела скудную обстановку помещения, состоящую из небольшого, но крепкого стола, табурета, сундука у окна, все того же очага, в пламени которого грелся старый чайник. А еще здесь был Грей… Он стоял за столом к Андалине спиной и что-то шинковал небольшим ножом. В комнате скопился жар, Грей снял рубашку, и девушка могла видеть его спину – широкую, изрытую бугорками мышц и уже постаревшими шрамами. Андалина вспомнила, как разглядывала эту спину в детстве, и вдруг поняла, что любуется. Тогда в Лиамате, она видела только шрамы, а сейчас засмотрелась на неприкрытую красоту мужского тела.
Андалина приподнялась бесшумно, но Грей тут же положил свой нож и обернулся.
– Где я? – спросила она, осматривая помещение. – Что-то не пойму, куда ты меня притащил?
– У меня, – ответил Грей. – В доме при конюшне.
– Ааа, то-то я смотрю – лошадьми попахивает, – Андалина почесала кончик носа и села на кровати, свесив ноги вниз, – можешь объяснить, что произошло?
– Ничего, – Грей отвернулся и снова продолжил мелкими, быстрыми движениями рубить что-то. – Вы просто потеряли сознание.
Андалина задумалась о случившемся, а вспомнив, еле слышно застонала.
Грей резко обернулся и едва не подскочил к ней, как натренированный пес, исполняя команду хозяина: «Ко мне!»
– Нет, нет, – махнула на него рукой Андалина, – со мной все хорошо. Просто…
– Устали, – решил Грей, – Вам нужно выспаться.
– Нет, дело не в этом.
Грей нахмурился.
– Вам нужно отдохнуть, – твердо настоял он, – Вы провели несколько ночей без нормального сна.
– Ну, а когда мне спать?! – защищаясь, выступила в ответ Андалина. – А когда я сплю, мне снится отец!
– Сегодня.
Грей сделал шаг в сторону. На столе Андалина увидела стебли и листья, часть из которых Грей уже измельчил.
– Что это? – спросила она с сомнением.
– В Фелидии – фалнер, там, откуда я родом – покощ.
– Откуда ты родом? – пробормотала Андалина. – Из Лиамата. И, насколько я знаю, фалнер кровь останавливает.
– С гор, – резко поправил ее Грей тоном, обозначающим, что эту тему он обсуждать не собирался.
– А что, в горах иначе?
– Сок фалнера останавливает кровь, а отвар покоща успокаивает.
Чайник над пламенем задышал паром. Грей схватил тряпку, снял его с огня и плеснул крепкий кипяток в глиняную чашку на столе. Потом туда же отправил пару щепоток покоща и накрыл тарелкой. Андалина проследила за ним, пытаясь справиться с тем, что ее снова встревожило до дрожи.
– Грей, – позвала она негромко, – ты действительно видел это? То, что у отца…внутри.
– Видел. Только не понял ничего.
– А там нечего понимать. Ты когда-нибудь видел вскрытый труп?
Грей склонил голову набок и с явной неохотой, но ответил:
– Разрубленный видел.
«Он убил десятерых»… Слова работорговца как наяву вспыхнула в памяти Андалины.
– Это разное, – продолжила она. – Там органы, внутри нас. Зрелище не из приятных, но что поделаешь, если мы так устроены. Все в установленном порядке, все связано, едино. И если это единство разрушить, человек заболевает или умирает. Я хотела найти, где эта связь оборвалось у отца.
Она снова сглотнула, не зная, правильно ли сделала, так примитивно все объяснив Грею. Он промолчал, ничем не выразив ни удивления, ни раздражения, ни насмешки.
– Там ничего нет, – наконец она решилась произнести это вслух. – В смысле, не разрыва. Там вообще ничего нет.
– Как нет? – голос Грея грянул неожиданно громко и изумленно, Андалина и не думала, что он способен на такую интонацию.
– Вот так нет. То есть, есть, конечно, но…
Андалина не знала, как описать. Она зажмурилась, представляя страшную картину.
– Там все слито, – выпалила она, – все одним комком. Расплавлено, как воск. Не поймешь, что где. Его сердце остановилось, Грей. Да, оно действительно остановилось, потому что…
Андалина все же споткнулась. Красно-багровое месиво стояло перед глазами, подгоняя к горлу последний ужин.
– Потому что, оно просто не могло стучать, – закончил за нее Грей.
– Да, – подтвердила Андалина. – И еще там все такое…как будто обожженное.
Грей резко отвернулся, вцепился пальцами в край стола и едва не перевернул его. От этого рывка Андалина вздрогнула, как птенец, не зная, чего дальше ожидать. Но Грей остановился, застыл, опираясь на столешницу.
– Грей, – окликнула Андалина.
– Выпейте. – Он разогнул спину и, как ни в чем ни бывало протянул Андалине чашку. – Теперь можно.
Андалина замешкалась, принимая напиток из его рук. Сомнение, могла ли она действительно доверять Грею, снова закралось в голову.
Но он был рядом в подземелье, он отвез ее к Рокси, он оставался с ней сегодня… «Не сомневайся», – пришел на выручку внутренний голос и осторожно, боясь обжечься, Андалина сделала глоток.
– Больше не нужно, – остановил Грей, когда она собралась отпить еще. – Лучше у себя, а то здесь уснете.
– А я завтра не просплю, – уточнила Андалина, – этого мне никак нельзя.
– Нет.
Андалина выбралась из-под одеяла, отыскала глазами свои сапоги и натянула их. Стояла уже глубокая ночь, на сон оставалось всего несколько часов, а завтра, вернее уже сегодня, необходимо было выглядеть отменно.
– Грей, – она не могла уйти, не сказав того, что колом встало на уме, – я не знаю, что там за дрянь в отце. Я понятия не имею, как такое возможно. Но я видела, ты видел – значит, возможно. И я не успокоюсь, пока не найду ответа. Отца убили… Я сомневалась раньше, но теперь я уверена. И я должна понять, кто это сделал и за что.
Грей шагнул к ней настолько близко, чтобы, подняв голову, девушка могла заглянуть ему в лицо. И, как всегда его глаза были красноречивее любых слов. «Я с вами, – читала Андалина, не боясь ошибиться, – до конца».
Их было очень много. Всего за каких-то полчаса площадь перед домом, на которой загодя соорудили погребальный помост, а чуть в стороне выставили поминальные столы, заполнилась людьми. Андалина стояла у окна и наблюдала, как прибывшие скорбеть знатные особы кишели, как пчелы в улье, а немногочисленная прислуга Обители старалась угодить всем.
– У твоего отца было много друзей, – заметила Карайя из-за плеча подруги, закончив укладывать складки на ее платье.
– Это не друзья, – хмуро высказалась Андалина. – Скорее те, кому необходимо о себе напомнить и на меня посмотреть. Но ты права, их действительно много. Я думала, успеет доехать меньше, а эти будто загодя собрались и только и ждали приглашения.
– Значит, ты не должна их разочаровать. Пусть видят истинную наследницу Виктора Флэм.
Карайя бережно обняла ее за плечи и развернула лицом к зеркалу. Андалина взглянула на себя и впервые улыбнулась за утро — стараниями подруги она выглядела действительно превосходно. Кара выбрала для нее темно-коричневое блио с огненно-рыжей вставкой на груди, обошлась без украшений, учитывая мрачность церемонии, и добавила лишь одну деталь — черную вуаль, призванную прикрыть от соболезнующих лицо хозяйки Обители. Рыже-каштановые волосы Андалины она завила и уложила аккуратными локонами. И сожалела только об одном — что вышить фамильное пламя свечи на платье времени не осталось.
– Идеально, – оценила Андалина. – Спасибо тебе, Кара.
– Не за что. Кто же еще, если не я.
Стук в дверь заставил обеих обернуться, а после разрешения войти на пороге появился Фэй. Он был одет в черное: рубашка, камзол, узкие брюки и высокие сапоги. Светлые волосы его растрепались в утренних заботах, но образа это не испортило.
– Миледи, нам пора.
Андалина бросила последний взгляд за окно, на скопище абсолютно чуждых ей людей, перед которыми предстояло появиться через несколько минут. Затем надела фамильный перстень. Он оказался слишком велик для женских пальцев, пришлось вдеть в кольцо цепочку и как кулон повесить на грудь. Карайя опустила подруге вуаль и набросила ей на плечи длинный шерстяной жилет с большим капюшоном.
– Идем, Фэй, – сказала Андалина, гордо приподняв подбородок. – Карайя, если хочешь – можешь не ходить. Не уверена, что с твоей жизнерадостностью тебе там место.
– Куда ж ты без меня, – усмехнулась та и вышла самой первой.
Андалина же последовала за Фэйем до самого выхода из дома.
– Вы готовы, миледи? – озабоченно спросил он, перед тем как открыть дверь, за которой шумела толпа.
– Как никогда, – раздался сдержанный ответ.
– Тогда я выйду первым и объявлю о вас. И еще, – Фэй вдруг запнулся и с легкой застенчивостью добавил, – вы прекрасны, миледи. Насколько это возможно сегодня.
Андалину несколько сбил с толку неожиданный комплимент, но растеряться окончательно она себе не позволила.
– Я очень рада, что ты заметил. А теперь объявляй! А то они без леди начнут.
Фэй вышел. Андалина же, переживая последние минуты перед триумфальным появлением, поняла, что не волнуется. Ни капли. Ей действительно было все равно, что подумают или как примут ее там, за дверью.
Раздался поставленный, высокий голос управляющего:
– Прекрасные леди и миледи, достопочтимые милорды! Наследница Виктора Флэма, посла Фелидии в Лиамате, члена королевского совета и Главы северных земель, из рода Неугасаемой свечи, госпожа Обители, миледи Андалина Флэм!
Толпа мгновенно притихла. Андалина сделала шаг, а затем ноги обрели легкость и сами вынесли ее за порог, где она не столько увидела, сколько почувствовала напряженное внимание со всех сторон. Медленно, величественно она провела взглядом по головам собравшихся, подумала было что-то сказать, но не найдя честных слов, прошла к высокому креслу, приготовленному специально для нее и села. Фэй встал рядом и сложил руки перед собой.
– Приготовьтесь, миледи, – прошептал он еле слышно, – сейчас начнется.
Всеобщего молчания хватило лишь на несколько минут, после чего по толпе прокатился шуршащий шепот и началось движение. Собравшиеся обсуждали Андалину, а она, не определившись — раздражаться ей или смеяться, ждала, кто же решиться сделать первый шаг.
Осмелился невысокий, полный мужчина в темном плаще с головы до пят. Фэй, увидев его, издал странный звук, напоминающий смешок, и заинтригованная Андалина обернулась.
– И что это значит?
– Это мой бывший хозяин, – коротко ответил он, и когда уже мужчина подошел достаточно близко, громко объявил:
– Керим Лаатос, лорд прибрежных гор.
– К вашим услугам, миледи.
Круглое, с мощным вторым подбородком, лицо мужчины расплылось от удовольствия. Андалина подала руку, и Керим аккуратно поцеловал ее.
– Миледи Андалина, – голос его звучал приторно, – это огромная честь быть представленным вам. Мы были очень дружны с вашим отцом. Ах, какое несчастье… Вы знаете, я ведь тоже тружусь в Совете, и смело могу сказать, что, если бы не отдаленность, весь, вне всякого сомнения, весь королевский совет собрался бы сегодня здесь. И Его Величество… Да-да, его величество тоже, непременно бы…
«Хорошо, что этого не произошло, – подумала Андалина. – Только короля мне тут не хватало». И постаралась не обращать внимания на возникшую неприязнь к Кериму. Слишком болтливым он показался, да и внешность отталкивала: огромный приплюснутый мясистый нос, небольшие глазки, в которые и заглянуть-то было сложно, красная кожа, толстые губы, походившие на двух вытянутых улиток.
Андалина аккуратно отвела взгляд в толпу. И почти сразу же увидела Грея. Он стоял в стороне, прислонившись плечом к старому, развесистому дереву и просто ждал чего-то. Глядя на него, у девушки защемило в груди. Это он должен был находиться на поляне. Он, Рокси и им подобные, если такие вообще были. Люди, для которых Виктор Флэм значил нечто большее, чем просто выгодное знакомство.
– Как вам Фэй? – услышала она вопрос.
– В каком смысле?
– В смысле управляющего, – Керим усмехнулся. – А что, есть еще какие-то…смыслы?
– Нет!
Его предположение Андалину разозлило мгновенно, но она все же смогла не выдать негодования. Лишь сверкнула глазами в сторону толстяка и ответила настолько резко, насколько это могла себе позволить леди:
– Фэй прекрасный управляющий. Вам бы следовало оставить у себя, но теперь поздно. Вам его никто не отдаст.
– Да он, похоже, и сам не пойдет, – Керим откланялся и, наконец, отошел от кресла.
После него гости осмелели и потянулись к креслу один за другим, нескончаемой цепочкой. Одни кратко выражали соболезнования, другие, подобно Кериму, пускались в пустые и ненужные разговоры. Одним Андалина смотрела в глаза, других не удостаивала даже этим. Как и подобало дочери усопшего лорда, она хранила ледяное величие и, играя свою роль, терпеливо ждала, когда этот людской поток иссякнет и можно будет приступить, наконец, к тому, ради чего все сегодня собрались в Обители.
Фэй не уставал объявлять подходящих. В какой-то момент Андалина даже спросила:
– У тебя, я посмотрю, отличная память. Когда успел всех выучить?
– Не вчера, миледи. Я был младшим из трех сыновей управляющего у Керима Лаатоса. Отец возлагал на меня большие надежды, но начать решил с герольда.
– А со временем, посмотрю, отточили знания.
– Никогда не знаешь, что пригодится.
К креслу приблизился очередной желающий выразить соболезнования и, посмотрев на него, Андалина поняла, что этого мужчину она не забудет, даже если очень постарается.
– Лорд Мирик Салитор с земли Парима, глава северо-восточных земель в королевском совете!
В Лиамате Андалина видела заклинателей змей и их страшных питомцев. Она помнила, как, покачиваясь под негромкую мелодию флейты, кобра раздувала свой капюшон, и тогда не ясно становилось, кто кого зачаровывает – человек змею или наоборот.
Перед на Мириком Салитором, она почувствовала себя молодым и неопытным заклинателем, впервые оказавшейся один на один со змеей. Лорд земли Парима на вид разменял шестой десяток, но сохранил мужскую привлекательность зрелого возраста. Он оказался высоким, худощавым мужчиной с идеально ровной, «будто шест вбили», осанкой. Мирик не хромал, однако опирался на трость: тонкую на вид, но очевидно крепкую, с набалдашником в виде змеи, обвивающейся вокруг запястья владельца. На вытянутом лице, украшенном аккуратной бородкой, застыла загадочная полуулыбка, а в зеленых, слегка прищуренных глазах, отразилась мудрость, будто бы он всю жизнь знал девушку, как и каждый ее предстоящий шаг.
– Миледи, – Мирик произнес только это, слегка кивнув.
– Милорд, – так же кратко и сдержанно поприветствовала его Андалина.
– Примите мои соболезнования в связи с безвременной кончиной вашего отца.
Голос Мирика был мягким и нежным. Если бы он читал вслух историю любви, слушать его можно было бы бесконечно.
– Благодарю вас, милорд. Для меня большая честь видеть вас.
Андалина чувствовала себя скованно. Однако быстро прекратить беседу не могла — соратник ее отца требовал к себе внимания.
– Земли Парима далеки от Обители. Как вам удалось так быстро добраться?
Мирик сделал еще один шаг, и его красивая трость едва не чиркнула по сапожку Андалины.
– Вести разносятся ветром, – негромко объяснил он. – Как только я узнал о смерти Виктора, сразу же выехал в прибрежные земли Керима. И был там радушно принят. Так что сообщение о похоронах мы получили вместе.
– Еще раз благодарю вас за предусмотрительность. Я рада видеть столь значимого для Фелидии человека в Обители.
Мирик посмотрел в сторону, туда, где возвышался погребальный помост, а затем на собравшихся.
– Мы с Виктором не всегда сходились во мнениях, – наконец сказал он. – Но это не значит, что я его не уважал. Он действительно многое мог сделать для Фелидии, но великая Аталия не щадит никого. Миледи, что бы вам ни сказали о наших отношениях, знайте, я, может, один из немногих, кому действительно будет очень не хватать вашего отца. Теперь вы – хозяйка Обители, леди и ваш будущий супруг займет место в королевском совете. Не примите ли вы небольшой подарок от меня в залог будущей дружбы. Может, момент не самый подходящий, но, когда выдастся другой?
Такого Андалина никак не ожидала, но согласилась, сдержанно кивнув. Мирик обернулся, сделал своему слуге знак рукой и снова обратился к Андалине.
– Надеюсь, вам понравится.
Через пару минут толпа расступилась, раздались возмущенные возгласы, и под этот нестройный хор появился Грей. Мрачный и хмурый он прошел, не удостоив никого своим взглядом, устремленным только на Андалину и Мирика возле нее. А под уздцы он вел коня.
Андалина даже с места привстала. Конь, а вернее вороная кобыла, удивляла красотой: седая волнистая грива струилась по толстой мощной шее, острые уши стояли торчком, а мохнатые копыта беспощадно давили землю.
Грей остановился, лошадь дернула мордой и своенравно всхрапнула.
– Порода Парима, – с гордостью объяснил Мирик, остановив взгляд своих змеиных глаз на Грее и животном. – Таких во всей Фелидии не больше двух сотен. Пусть эта кобыла служит вам, миледи, так же преданно, как служили ее предки своим хозяевам.
– Как ее зовут? – спросила Андалина.
– У нее нет имени. Вы и дайте.
Андалина задумалась на миг. Такую пугающую красоту нельзя было назвать просто так. Лошадь олицетворяла мощь и грозную силу. Черная, прекрасная, как…
– Нура, – прошептала Андалина.
– Нура? – уточнил Мирик. – Богиня смерти! Смело! Вы умеете удивлять, миледи.
Кобыла дернулась, пытаясь встать на дыбы, но сильная, уверенная рука сосредоточенного Грея не позволила ей проявить норов.
– Ей не нравится толпа, – сухо произнес конюх.
– Тогда уведи ее, Грей, – распорядилась Андалина и обратилась уже к Мирику.
– Благодарю за подарок. Она прекрасна.
Тот снова еле заметно поклонился и удалился. А Андалина устало опустилась обратно в кресло.
– Много их еще? – спросила она у Фэя. – И не пора ли начинать? Полдень уже, наверное, скоро.
– Немного, миледи, – ответил Фэй, внимательно рассматривая гостей. – Я думаю, еще двое-трое.
Его предсказания оправдались, свои соболезнования Андалине выразили еще двое торговцев из прибрежных земель, и одна пышнотелая дама из Сирака, скорбевшая по усопшему Виктору до бурной истерики. Когда Аллора увела ее под руку в дом, чтобы дать успокоительное, Андалина вздохнула с явным облегчением.
– Можно начинать, Фэй.
Управляющий удалился немедленно. Пока его не было, Андалина живо представила, как Фэй объясняет нанятым на один день работникам, как и когда выносить покойника. Ей снова сделалось не по себе от предстоящего испытания, но неудобное чувство она подавила, вспомнив о том, что необходимо быть смелой и сильной.
Виктор Флэм покидал Обитель через главный вход, как и надлежало хозяину. Шестеро мужчин, двое из которых были Фэй и Грей, несли тело на крепких носилках. Неспешно, в полной тишине, мгновенно воцарившейся на поляне, они проследовали мимо Андалины, вниз по ступеням прямо к погребальному помосту. Андалина проследила за их движением и ощутила внезапную острую душевную боль.
Мужчины поставили носилки на помост и присоединились к толпе, из которой, как призраки, вышли четыре жрицы Заты: трое в серых плащах, одна в золотом. В наброшенных на головы капюшонах, они действительно были похожи на вестников с того света. Та, что была в золотом, встала над телом, трое остальных обступили ее, замерли, а потом начали петь.
Эта песня была на древнем языке, ныне признанным мертвым – языке основателей Фелидии, первых принявших веру в божественных сестер. Никто не знал слов, но не менее получаса все собравшиеся слушали, не смея перебить даже малейшим звуком. «Золотая» жрица прикасалась то к голове Виктора, то к его рукам и ногам, символически изображая уничтожение тела ради освобождения духа. А когда песня стихла, «серые» жрицы с усилием подняли массивные ведра с ритуальным маслом, которым щедро облили мертвое тело. «Золотая» извлекла из-под плаща древко, ее помощницы застучали кремнями, и высеченные искры перекинулись на паклю. Факел запылал.
Под дружный вздох толпы Андалина поднялась, чтобы исполнить свой последний долг перед отцом. Жрица молча протянула ей факел и, взяв в руки древко, девушка почувствовала силу огня, переполняющую ее и вселяющую уверенность. Андалина пошла, ощущая единство с пламенем, приблизилась к помосту и в последний раз взглянула на отца.
– Прощай, папа, – едва слышно прошептали ее губы. – Я не подведу тебя, обещаю.
И опустила факел ровно на вышитую свечу.
Вспыхнуло так, будто не человеческое тело сжигали, а сухую деревяшку. Раздались охи, ахи, причитания, но дочь Виктора Флэма не проронила больше ни звука. Она дождалась, пока жадный огонь не завладеет мертвецом, а затем развернулась и, минуя обращенные к ней лица, ушла в дом.
Дом пустовал, но в главной гостиной еще трещали в камине поленья. Андалина с удовольствием избавилась от тяжелого жилета и порадовалась своему одиночеству. Общаться сейчас с кем бы то ни было совсем не хотелось.
Она взглянула на портрет, все еще висевший над камином. Он ее больше не раздражал. Наверное, неприязнь исчезла вместе с былыми обидами, когда Андалина поняла истинную причину своего изгнания. Теперь, слегка прищурившись, она задумалась о том, чего ради отец выбрал именно Тура и почему они работали над полотном с таким безумным рвением? Задумалась глубоко, поэтому даже вздрогнула, когда за спиной раздались приближающиеся шаги.
– Кто здесь?
Андалина спросила, даже не обернувшись. И не удивилась, когда услышала голос управляющего:
– Миледи, простите, но ваш уход был столь внезапным, что я позволил себе последовать за вами.
– Что тебе угодно, Фэй?
– Гости интересуются, все ли с вами в порядке.
– Скажите, что да. Еще что-то?
– Да, миледи.
Она обернулась. Фэй держал в руках небольшую деревянную шкатулку, которую Андалина вспомнила сразу же. Много лет та стояла на столе в кабинете Виктора, а его маленькая дочь искренне верила, что когда-нибудь шкатулку ей подарят.
– Вы просили, – пояснил Фэй.
Андалина откинула крышку, покрытую мелкой, искусной резьбой. Внутри на красном бархате лежала связка ключей.
– Спасибо, – поблагодарила она. – У тебя есть еще что-то ко мне?
– Если только вы мне что-то прикажете?
– Нет, я хочу побыть немного одна. Разве что… Завтра всей прислуге, кроме Сидора, выплати двойное жалование. И о себе не забудь.
Фэй удалился, не смея больше тревожить свою госпожу. А Андалина, прижимая к груди шкатулку, пошла в «небесную» гостиную – комнату, которую очень любила ее мать. Сама девушка этого не помнила, зато Рокси рассказывал, как Эйра могла часами там просиживать, глядя в окно.
Стены гостиной были выкрашены в нежно-голубой цвет. У огромного окна, прикрытого сейчас портьерами, стоял круглый стол в окружении стульев и кресло с высокой спинкой. Еще одно, точно такое же, находилось в стороне, повернутое к стене. Андалина присела в то, что находилось у стола. Вытянула ноги, положила шкатулку с ключами на колени и прикрыла глаза, желая лишь одного — спокойно подумать.
– Миледи! – Ей не дали.
От неожиданности она едва не подскочила на месте и обернулась на источник твердого, с легкой хрипотцой голоса. И оцепенела на миг.
Незнакомец с ног до головы он был одет в черное. Даже волосы его, стянутые на затылке, казались жесткой вороной гривой. Вытянутое лицо мужчины изрезали неглубокие, острые морщины, однако они не превратили его в старика. Напротив, его поджарой фигуре позавидовал бы и юноша.
Андалина не знала мужчину, но этого не требовалось, чтобы понять – перед ней стоял настоящий защитник веры.
– Простите, что вы здесь делаете? – спросила она, стараясь не выдать испуга.
– Отдыхаю, миледи, – как ни в чем ни бывало, ответил незнакомец. – Толпа, она, знаете ли, так утомляет. А в этой чудной комнате тихо и спокойно. Правда ведь?
– С кем имею честь разговаривать? – сдержанно спросила она. – Я не запомнила вашего имени и титула, милорд, прошу простить.
– Вы не могли запомнить того, чего не знаете, – его улыбка расползлась еще шире. – Я приехал в числе последних и держался в стороне. К чему, знаете ли, пугать всех этих уважаемых людей.
Мужчина отвесил вежливый поклон.
– Леоний, сын Маврия, миледи, к вашим услугам. И я никакой не милорд.
О нем Андалина ничего не слышала, как бы не напрягала память.
– И зачем же вы приехали в Обитель? Попрощаться с отцом?
Леоний возмущенно выдохнул, хотя это было и наигранно.
– Конечно. Виктор был моим другом, мы вместе свершили много дел. Меня, правда, никто не приглашал, но, знаете ли, чтобы проститься с другом приглашение не требуется.
Не дожидаясь дозволения, он развернул кресло лицом к Андалине и уселся, непринужденно забросив ногу на ногу.
– Мне кажется, вы ошибаетесь, – холодно продолжила Андалина, – я не припомню, чтобы мой отец общался с охотниками на магов.
– Вас долго не было, миледи. Откуда вам знать?
– Едва ли он изменился настолько, чтобы заводить дружбу с теми, кто заживо сжигает людей.
– Во-первых, не людей, а преступников, – поправил невзначай Леоний. – Во-вторых, не заживо. Это сказки, миледи. Виновника перед сожжением умерщвляют иными способами. В зависимости от умения палача и решения судей.
– Оставьте эти разъяснения, будьте любезны. Объясните мне истинную причину вашего здесь появления?
Леоний опустил ногу и наклонился вперед, как будто это могло расковать их общение.
– Я смотрю, Виктор не слишком много рассказывал вам, – промолвил он загадочно, – ну да ладно, вам нужна причина моего здесь появления? Я не солгал, что приехал проститься со старым другом. Очень старым, миледи. Вы правы, Виктор в последние годы не общался с охотниками, если только пересекались политические интересы. Но не двадцать лет назад…Именно тогда я и видел его в последний раз.
– Двадцать лет? – уточнила Андалина.
– Как раз, когда он познакомился с вашей матушкой.
– Вы и ее знали?
– Довольно неплохо. Вы уж извините, но не понимаю, что Виктор в ней нашел. Но она подарила ему такую красивую дочь.
– Оставьте ваши комплименты, – фыркнула Андалина.
Но Леоний не останавился.
– И смелую, к тому же. Упрекнуть охотника в лицо не каждый сможет. Не стану вас разубеждать. Лишь посоветую – не делайте того, что нам может не понравиться.
– Вы что же, мне угрожаете?
– Угрожаю? Зата великая, что вы! Угрожать хозяйке Обители, в ее собственном доме… Я только предупреждаю, потому как беспокоюсь. Людям свойственны глупости… Одни зелья готовят, другие тела вскрывают… А потом удивляются, что их отправляют на костер или в тюрьму.
«Не поддавайся, он только этого и ждет!»
Поддержка внутреннего голоса оказалась весьма кстати. Андалина выдержала взгляд Леония, хотя чувства грозили забиться в истерике, и искренне недоумевая, спросила:
– Я не совсем понимаю, вы о чем?
– О том, что у вас есть друзья, – тепло ответил Леоний, – друзья, о которых вы сами не знаете. И я пришел от них. Миледи, вы унаследовали все состояние вашего отца, все его титулы и дела. И недругов тоже. Будьте осторожны и знайте, что в стенах нашего храма вы всегда найдете помощь.
– Далековато добираться, знаете ли, – устало ответила Андалина, всеми силами стараясь завершить общение с неприятным, подозрительным Леонием.
Но он не разделял ее стремлений и всеми силами продолжал добиваться расположения девушки.
– А вы только позовите, и мы явимся.
Леоний скосил взгляд на пол. Там лежала шкатулка, упавшая с колен Андалины, когда та подскочила от неожиданности. Защитник веры не стесняясь нагнулся, взял ее в руки, покрутил, разглядывая, и заметил:
– Чудная вещица.
Андалина молча и требовательно протянула руку за своим, не желая наблюдать, как опасный человек изучает то, что раньше принадлежало отцу.
– Работа мастеров северо-запада, – добавил Леоний, возвращая шкатулку хозяйке.
Леоний неторопливо вышел. Андалина еще постояла, растерянно рассматривая шкатулку и пытаясь собрать воедино разрозненные домыслы. А потом подошла к окну.
Двор был забит дымом, толпа гостей постепенно редела. Леоний показался на крыльце и оказавшиеся с ним рядом поспешили разойтись. Черная фигура, придерживающая у пояса недлинный меч, спустилась во двор, постояла, наблюдая за пылающим погребальным костром. Затем Леоний обернулся, вскинул голову к окнам небесной гостиной. И опять улыбнулся…
Андалина задернула шторы и вернулась в кресло, безуспешно пытаясь заставить себя не думать о намеках Леония и понимая, что ни Мирика с его змеиным взглядом, ни толстого Керима ей нужно опасаться, а только его.
– Что скажешь? – спросила она вслух у внутреннего голоса.
Но тот впервые промолчал.
Карайя неслышной тенью просочилась в комнату и подошла к креслу, в котором, окруженная вечерними сумерками сидела Андалина, бледная и унылая, как полная луна.
– Совсем плохо? – спросила Карайя сочувствующе.
– Терпимо, скоро пройдет. Не каждый день отца хороню.
– А я...вот. Фэй хотел тебе сам отнести, но я опередила.
Андалина нехотя посмотрела на подругу, прекрасно понимая, зачем та пришла. И не ошиблась — в руках Карайи была урна. Не слишком большая, но красивая, сделанная из простой глины, расписанная служителями Нуры – смертельно больными, нашедшими приют при храмах. Ярко красный орнамент четко выделялся на черном фоне. Андалина бесшумно перевела дух, понимая, что теперь точно — конец. Ее отец превратился в кучку пепла.
– Ты все правильно рассудила, – сказала она первое, что пришло на ум.
– Что ты будешь с ней теперь делать?
– Не знаю, – честно пожала плечами Андалина. – То, что обычно делают. Либо в землю закопаю, либо по ветру развею. Пока поставь на стол, пусть здесь стоит.
– Здесь?! – ужаснулась Карайя. – Лина, урнам не место в доме.
– Это всего лишь пепел, – потускнев, ответила Андалина, снова отворачиваясь к окну.
Карайя, не одобряя такого решения, исполнила волю Андалины. И замялась, не зная, что еще сказать.
– Может, мне остаться? – предложила она, все-таки. – Посидим с тобой, как прежде, поговорим?
Андалина выдавила улыбку. Поболтать с Карайей она всегда любила, но сейчас было не до того. Тоска по отцу навалилась неожиданно и сильно усугубилась страхом, оставшимся после ухода Леония. Подруга бы просто не смогла ее понять сейчас, даже если бы очень захотела. А значит разговоры превратились бы в пустой звук. Андалине нужна была поддержка, но иная, не Карайи.
– Нет, Кара, не надо, – махнула рукой Андалина, – просто не бери в голову. Иди отдохни, выспись, как следует.
– И оставить тебя переживать по человеку, который и одной-то твоей слезинки не достоин? – подруга тут же подтвердила ее предположения о недопонимании.
– Я не собираюсь переживать. Хочешь помочь – идти спать. Не хватало еще, чтобы моя грусть – тоска на тебя перекинулась.
– Точно?
– Точно. Иди и ни о чем не думай.
Карайя ушла, унося с собой легкое сомнение, а Андалина неловко поднялась и обошла всю комнату по кругу, погасив развешенные масляные лампы. Оставила только две по углам, чтобы комната полностью не утонула во мраке. А бросив короткий взгляд в окно, оторваться сразу не смогла.
На улице поднялась настоящая метель. Снег, совсем робкий в день ее прибытия, сейчас летел параллельно земле, сносимый яростным ветром. Какой-то воздушный поток, видимо, угодил в щель, и Андалина услышала тягучий, походящий на мученический стон, вой.
Она обернулась к урне. Та стояла на прежнем месте – всего лишь силуэт в сумраке комнаты, подсвеченный с правого бока.
Холод рванулся не из окон, а из-под сердца. Андалина вдруг осознала, насколько действительно одинока. Отец был для нее всем. Даже когда, засыпая в деревенской кровати, измотанная тяжелыми буднями, она проклинала его в подушку, когда рвала, не читая, очередное письмо или плакала украдкой над счастливым прошлым. А теперь была только урна да воющий за окном ветер.
От неожиданной боли и слабости Андалина присела на корточки, едва не хватаясь за живот, как будто это могло сдержать приступ. Не помогло, а стало только хуже от понимания собственной беспомощности. Ей был необходим кто-то, кто помог бы пережить эту ночь. Кто-то, кто тоже чувствовал подобное.
«Грей!» – завопил внутренний голос, и Андалина поднялась.
Ее пальцы едва ли не впились в подоконник. Чтобы разглядеть что-то в темноте, да еще сквозь пелену метели, пришлось напрягать глаза. И все же она увидела – маленький, совсем не похожий на уличный масляный фонарь, огонек в окошке конюшни.
Андалина сунула ноги в сапожки, прямо поверх домашнего халата набросила плащ, и выбежала вон. Входную дверь она толкнула, как злейшего недруга. Озимевший ветер, с размаху швырнувший ей в лицо снежную горсть, взбил распущенные волосы, забрался под незастегнутый плащ. Но сводящего холода Андалина не ощутила, и, как могла быстро поспешила к Грею.
Она пересекла двор, затем свернула и дошла до конюшни. Домик Грея стоял рядом: небольшой, приземистый, похожий на одичавшего старика в старой соломенной шляпе. Андалина уже подняла сжатый для стука кулак, когда дверь дернулась и распахнулась внутрь, а прямо перед Андалиной возник Грей. Одетый, не заспанный, хмурый, как всегда. Он как будто ждал. Андалина оторопела на секунду и сказала первое, что пришло на ум:
– Впустишь?
Вместо ответа Грей схватил ее за плечо и протолкнул внутрь. Жест получился грубым и резким, но Андалина не заметила, потому что внутри клекотали более значимые чувства.
Грей закрыл дверь, нервным движением опустил засов и развернулся к Андалине лицом. Освещения в комнате было мало: лишь пламя трепыхалось на кончике фитиля в старой лампе. В этом тусклом свете фигура Грея виделась еще более значительной. Он возвышался над Андалиной каменным изваянием, от чего она ощутила знакомое чувство страха, но и нечто иное. От чего во рту пересохло, голос пропал, а сердце начало бешено колотиться.
– Непростой день, верно? – спросила она, не зная, с чего начать.
Грей шагнул навстречу. Она неосознанно попятилась и нашла спиной стену.
– Вы ведь пришли не за этим, – грянул голос, заставивший вздрогнуть.
Свет упал на его лицо, и Андалина увидела. Поразилась, как могла не заметить этого сразу же. Грей был переполнен горем и скорбью из-за потери близкого человека. И не спал он в этот час, потому что не мог, чувствуя то же самое, что и Андалина. Она была ему необходима сейчас так же сильно, как и он ей.
– Не за этим, – ответила Андалина, дрожа всем телом, но уже не от страха.
Грей в секунду оказался к ней вплотную. От этой близости Андалина шумно вздохнула, и в следующий миг мужские руки врезались в стену по обе стороны от ее головы, глаза блеснули напротив. Его резкость еще больше взбудоражила, и когда Грей поцеловал: напористо и жадно – Андалина ответила тем же.
Голову окатило жаром. Безумное, звериное желание затмило собой все моральные преграды. Андалина вцепилась в рубашку Грея, когда он прервал поцелуй, едва ли не сорвала с него одежду, пока возбужденные мужские губы продвигались от мочки ее уха по шее к изгибу плеча. Его пальцы раздраженно сжались, сминая ткань плаща. Не испытывая не малейшего желания останавливать Грея, Андалина отстранилась незначительно и дернула завязки. С ее халатом Грей справился уже сам, и едва обнаженные тела соприкоснулись, потерял контроль. Он сгреб Андалину в охапку одной рукой, приподнял, будто она и не весила ничего. Их лбы сошлись, дыхание слилось. Не отпуская девушку, свободной рукой Грей смахнул на пол какую-то посуду со стола, и усадил на него Андалину. Она обхватила ладонями его голову, заглянула в глаза, стараясь понять, почему он медлит. И увидела вопрос. Грей сдерживался, через силу.
– Я знаю, зачем пришла, – нетерпеливо ответила Андалина, скользнув рукой к ремню на его штанах.
Грей перехватил, как тогда, в подвале, но отпустил запястье сразу же, от штанов избавился сам и овладел девушкой прямо на столе. Андалина обняла его, поймала частый ритм движений, запрокинула голову, и, не стесняясь ничего, застонала. Грей ускорился, сквозь учащенное дыхание вырвались какие-то слова на его родном языке. А когда Андалина ощутила прилив наслаждения до потери сознания, резко покинул ее тело и отпустил. Оказавшись без поддержки, ослабевшая, она упала на столешницу, но тут же приподнялась. Грей отозвался. Переведя дух, но не позволяя страсти угаснуть, он жадно поцеловал Андалину, подхватил на руки и перенес на кровать.
– Продолжай, – потребовала его случайная любовница.
Он с готовностью подчинился, и не раз, пока силы не покинули обоих. А затем, прямо там, на сбитой простыни, в обнимку, измотанные, они забылись крепким, хоть и кратковременным сном.
Андалина лежала на спине, на уже знакомом жестком ложе, абсолютно голая, а рядом глубоко дышал Грей. Осторожно, чтобы не разбудить его, она села на краю постели и задумалась. Впрочем, мысль была одна: «Ты что учудила, Андалина?»
Не пытаясь найти ответа, поднялась, подошла к столу, вокруг которого валялись черепки и смятый халат. Андалина подняла его, расправила, рассмотрела и удрученно вздохнула. Теперь это уже был не халат, а просто рваная тряпка. А она — леди, отдавшаяся конюху на кухонном столе.
Андалина отшвырнула халат и обернулась к Грею. Он лежал на животе. Изуродованная половина лица покоилась на подушке. Темные волосы разметались по широким плечам, которые вместе со спиной казались творением рук талантливого скульптора. Обнаженное тело Грея не могло не привлекать, Андалина снова залюбовалась и захотела еще раз ощутить силу его объятий. Но желание оказалось мимолетным, она прервала сама себя. Что было – то прошло, а повторяться не стоило. И именно в тот момент Грей проснулся.
Он сел на кровати и без малейшего стеснения откинул покрывало в сторону. Андалина отвела взгляд и спешно закуталась в плащ — теперь собственная нагота ее смущала.
– Пытаюсь понять, сколько сейчас времени, – промолвила она.
Грей посмотрел за окно.
– Около двух часов, – ответил он в своей невозмутимой манере.
– Быстро время летит.
Грей молча вылез из-под одеяла, подошел к Андалине, но только для того, чтобы поднять с пола штаны. Неспеша натянул их, застегнул стальную бляху в виде волчьей головы. А девушка все не знала, как сказать то, что должна была.
– Грей, – наконец решила она. – То, что было… Ты не должен относиться к этому серьезно. Все было замечательно, но повторится едва ли. Меня не чувства привели. Ты был мне нужен, чтобы просто отвлечься.
– Расслабиться.
Прямое уточнение Грея пробудило стыд. Андалине пришлось подавить неудобное чувство, потому как извиняться за то, на что она в случае необходимости, пошла бы снова, было глупо.
– Я не хочу, чтобы ты считал меня потаскухой. С кем попало я бы в койку не прыгнула.
– Я не считаю, – отрезал Грей. – Вы леди и не важно, сколько у вас было мужчин до меня.
Он уточнил с ледяным безразличием, а Андалину словно кипятком ошпарило.
– Заметил? – она попыталась сдержаться, но голос все равно дрогнул.
– У меня было достаточно опыта, чтобы суметь отличить женщину от девственницы.
Андалине захотелось сквозь землю провалиться вместе с тем, что забыть было невозможно, хотя не мешало бы. Она отвернулась от Грея, но взгляд, буравящий ее затылок, продолжила ощущать.
– Не хотите говорить об этом, не будем, – прозвучал голос Грея, как будто утешающе.
– Не хочу, – Андалина замотала головой, не оборачиваясь. – Это даже тебя не касается. Мне все равно, кто и что думает, я правду знаю. Но не хочу, чтобы об этом судачили по углам.
– Никто не узнает, – заверил Грей. – Не от меня.
И спросил чуть погодя.
– Что вас тревожит?
– Отец, – ответила Андалина честно, но осторожно. – Он умер, мне надо слезы лить, черное носить, милостыню раздавать, мучиться. А я не хочу мучиться. Я бегу к конюху в объятия, чтобы только искоренить это чувство.
– Вы сделали так, как сделали, – спокойно ответил Грей. – Вы такая, какая есть. А скорбеть можно по-разному.
– И как же?
Грей ответил в сторону.
– У нас в горах женщины слез не льют. Одни уходят за мужьями, другие делают все, чтобы выжить без них. А третьи мстят. Но все они скорбят. Вам все равно, что подумают окружающие. Вы говорите, что знаете правду и это главное. Терзаться нет причин. Слезы не помогут найти убийцу милорда.
Его четкие объяснения пошли на пользу, Андалина даже улыбнулась тому, насколько хорошо конюх ее прочувствовал.
– Есть еще кое-что, – решила она признаться. – Подвал. Ты сказал, что никто о нем не узнает. Узнали… Откуда, я не знаю, но этот…добродетель донес не кому-нибудь, а охотникам на магов.
Грей настороженно прищурился.
– Вам угрожали?
– Нет, скорее предупреждали. Его зовут Леоний. Он был сегодня в небесной гостиной и ждал меня.
– Что он сказал?
– Ничего особенного, но дал понять, что ему все известно.
– Что-то предлагал?
– Да, – усмехнулась грустно Андалина, – дружбу.
– Вам страшно?
– Немного, – неохотно призналась она, – кто-то в доме доносит охотникам, они все знают и в любой момент могут отправить меня на костер. Как тут не бояться?
– Не могут, – уверенно заявил Грей и тут же пояснил. – Вы миледи Обители, наследница Виктора Флэма. Милорда любили люди, уважал король. Он входил в его совет. Теперь его место заняли вы. Это для сожжения простолюдина или бывшего раба достаточно простого доноса. Чтобы казнить вас нужно что-то большее. У них ничего не осталось.
– Этот Леоний не так прост, – уточнила Андалина, – он знает о моей семье больше, чем я сама. Он говорил, что отец общался с охотниками на магов. Тебе известно что-нибудь об этом?
Грей покачал головой, и этот жест был красноречивее всяких объяснений.
– И как мне быть? – безрадостно спросила Андалина. – Что-то узнать я могу только у того, с кем за одним столом сидеть не хочу.
– Только ли?
Догадка метнулась у Андалины в голове.
– Ты хочешь сказать…
Грей не шевельнулся, оставляя ей право слова. И решение не заставило себя ждать.
– С утра приготовь двух верховых, – распорядилась Андалина раскованнее, – мы с тобой едем в Сирак.
Дверь в кабинет Виктора Флэма открылась легко, но зайти внутрь Андалина не поспешила, а только остановилась в проеме, осмотрелась и не узнала комнаты, которую помнила. Здесь всегда царил уют и идеальный порядок, ее отец не терпел иного. Но не сейчас на них не осталось ни намека. Рабочий стол Виктора и несколько шкафов стояли на своих местах, но содержимое полок было разбросано по всей комнате: перемешанные, иногда смятые бумаги надежно прикрыли ковер на полу, а разбитые статуэтки то тут, то там проглядывали опасными осколками. Любимое кресло хозяина кабинета: громоздкое, тяжелое, но очень красивое произведение краснодеревщиков – валялось на боку, как и несколько стульев для гостей. Один из них, окажись чуть ближе, мог даже помешать двери открыться.
Сейчас Андалина могла только оценить размах беспорядка: разбираться она не имела ни времени, ни права, пока ее официально не признали наследницей. Все, что она сделала, это подняла первый попавшийся листок и взглянула. Бумага оказалась ежемесячным отчетом старосты одной из деревень о собранном урожае.
– Это точно был сердечный приступ? – спросила Андалина у Фэя, пристроившегося за спиной. – Такое ощущение, что здесь дрались.
– Не дрались точно, – уверенно ответил тот, – милорд никого не принимал в тот день и вообще велел его не беспокоить. Ночью нас разбудил грохот в этом кабинете, но зайти сюда решился только Грей. Милорд благоволил ему более остальных. Грей был очень напуган. Представьте себе, Грей...и напуган. Он потом едва ли не за шкирку оттащил Сидора в кабинет, а когда они вернулись, сообщил, что милорд мертв.
– После сюда точно никто не заходил?
Андалина спросила для уверенности. Она и так видела тонкий слой пыли на ножке стула неподалеку.
– Никто, миледи. Только когда тело спустили, но это было в ту же ночь. Ключи были только у милорда. Когда Грей и Сидор вынесли тело, я сразу запер дверь, а ключи спрятал в шкатулку до вашего приезда, как было завещано.
Андалина поднялась, вышла и закрыла дверь на ключ, затем обернулась к Фэю.
– Я должна отъехать на пару дней, – поставила она в известность управляющего. – Пора заявить о своих правах. Вы нашли мне Сидора?
Фэй неожиданно криво усмехнулся.
– А зачем его искать, миледи? Спал он в своей комнате, когда я отправил Сарию за ним.
– Спал?! – Андалина не смогла скрыть изумления и добавила с сарказмом. – Что ж, когда его светлость изволит покинуть свои покои, проводите его в библиотеку. Я приму его там. И Грея, если он будет меня искать, отправьте туда же.
Библиотека находилась на первом этаже. Это была огромная комната, заставленная высокими стеллажами и шкафами, с арочным окном во всю стену и высокими потолком, под которым висела люстра на сотню свечей. Раньше Андалина проводила здесь много времени и легко ориентировалась в полках. Благо за годы ее отсутствия в библиотеке ничего не изменилось.
Она пробежалась глазами по корешкам, выискивая нужный том, а найдя, уселась за стол и положила толстую, потрепанную книгу перед собой. «Яды» – значилось краткое на титульном листе. О них девушка знала немного – в деревне, если и травились, то только грибами, по ошибке попавшими в съедобную кучу. А вот какая отрава могла превратить внутренности человека в безобразную массу, вообще не представляла.
Страницы перелистывались, названия и картинки рябили в глазах, но ничего, хотя бы отдаленно подходящего, Андалина не находила, но и надежды не теряла. За этими внимательными поисками ее и застал Сидор.
Он вошел без стука, как наглый ветер, упал на стул напротив Андалины, развалился, едва ли ноги на столешницу не забросил.
– Миледи, мне сказали, вы меня искали.
– Не искала, – ответила Андалина, не выдавая неприязни, – а ждала. Как вам спалось сегодня, Сидор?
– Прекрасно, – воскликнул он, всплеснув руками. – Осенний воздух, он, знаете ли, творит чудеса. Советую вам не плотно закрывать окна. Хотя, как я посмотрю, вы от бессонницы не страдаете. Выглядите превосходно.
Андалина захлопнула книгу и отодвинула ее на край стола.
– Вы не забыли, что вчера я похоронила отца?
– Как можно, – без тени смущения ответил Сидор. – Но ведь это не отменяет того, что вы прекрасно выглядите. Так о чем вы хотели поговорить?
– О вас.
– Обо мне? – Тень недоумения все же скользнула по его лицу. – И что же миледи хочет знать?
– Как вы попали в этот дом?
Сидор демонстративно закатил глаза, будто воспоминания давались ему не просто.
– Я учился в столичной академии, закончил ее с отличием. Именно в это время в столице был наш покойный милорд. Насколько я знаю, он накануне поездки прогнал старого лекаря Обители. И вот, в перерыве между заседаниями королевского совета, заглянул в академию за рекомендациями. Ему посоветовали меня. Ехать, конечно, было далеко, но такой шанс, знаете ли, миледи, дается лишь раз.
– Значит, с отличием? – уточнила Андалина.
– Да, – Сидор гордо выпятил грудь, как боевой
Вы прочитали ознакомительный фрагмент. Если вам понравилось, вы можете приобрести книгу.