Магическая аксиома чувств. Анастасия Шелест

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ГЛАВА 1
• ГЛАВА 2
• ГЛАВА 3
• ГЛАВА 4
• ГЛАВА 5
• ГЛАВА 6
• ГЛАВА 7
• ГЛАВА 8
• ГЛАВА 9
• ГЛАВА 10
• ГЛАВА 11
• ГЛАВА 12
• ГЛАВА 13
• ГЛАВА 14
• ГЛАВА 15
• ГЛАВА 16
• ГЛАВА 17
• ГЛАВА 18

АННОТАЦИЯ

Ванесса Мартин, маглаб Академии Эльвендора, всегда верила в науку и порядок, пока не столкнулась с хаосом в лице Бальтазара — загадочного пленника, чья магия бросает вызов всему, на что она опиралась. Он ведет себя как гость, а не как пленник, и, кажется, знает о ней больше, чем она сама.

   Когда правда начнет раскрываться, Ванессе придется решить, стоит ли рисковать всем ради того, кто может быть воплощением самой опасной магии в мире.

ГЛАВА 1.

Пробирки и склянки с лязгом падают на пол, и я успеваю только отпрыгнуть назад, чтобы не попасть под шипящие ядовитые капли. Полу везет куда меньше, и ярко-зеленая жижа оставляет на плитке мелкие дыры.

   Темная Матерь, да что за день такой? Почему все валится из рук?

   Усталость побеждает остальные эмоции. Я просто смотрю, как зелье разливается по полу, уничтожая кафель, и потираю переносицу, прицельным тычком вернув на нос съехавшие очки — давно пора было бы обратиться к целителям и подправить зрение, но в Эльвендоре лечебная магия такого уровня доступна только высшему классу. Можно было бы написать заявку, чтобы Академия оплатила лечебный ритуал или даже провела его силами академовских целителей, но я предпочитаю лишний раз не попадаться начальству на глаза.

   Хочется зажмуриться и раствориться. Хочется исчезнуть и ни о чем не думать. Никогда. Хватит с меня этих дурацких научных вызовов, изучений магии и попыток прыгнуть выше головы. С чего вообще я решила, что мое место здесь? Сидела бы где-нибудь в отделе отслеживания спонтанных вспышек магии и отыскивала новых многообещающих колдунов.

   Секундное желание бросить все проходит, как и всегда. Я вздыхаю и отработанным движением руки убираю с пола осколки и разлившееся зелье. Досадно, конечно, что придется начинать сначала, но эта попытка и так была обречена на провал. Время сэкономлю.

   Осмотрев просторную комнату, которую мне выделило Магическое Правление, я отмахиваюсь от заманчивой мысли завалиться на диван и уснуть. Здесь действительно есть все необходимое. Большую часть комнаты занимает длинный лабораторный стол с подставками для котлов. Вдоль стен тянутся шкафы и стеллажи. Поодаль, возле зашторенного окна, уместился потрепанный диванчик с журнальным столиком. От основной части комнаты ширмой даже отгорожена маленькая смешная кухонька.

   Можно решить, что Правление высоко меня ценит, раз выделило целую мини-лабораторию, но на деле они просто решили откупиться от моих навязчивых предложений и идей. Уж не знаю, что им не нравится. По-моему, изучать теоретические стадии превращения колдуна в темную сущность, свойства простейших материй и возможности их трансформации и неподдающиеся никакому объяснению законы магических вспышек – куда разумнее, чем плодить бесконечные артефакты, увеличивающие силу колдуна и подавляющие магию другого.

   Впрочем, не мне судить. Я всего лишь ученый. Мое дело – наука. А что там более актуально для общества решит Магическое Правление.

   Заправив за ухо выбившуюся рыжую кудряшку, я вздыхаю и возвращаюсь к столу. Сосредоточиться. Вернуться к работе. Нагрузить себя так, чтобы ни о чем больше не думать. Начать все заново.

   Вытянув из палеты пробирку, я аккуратно помещаю ее на весы и по крупицам добавляю толченый лунный камень. Главное – не промахнуться с дозировкой. В моем деле важна точность, да и осталось у меня не так уж и много, а надеяться на дополнительное финансирование не приходится.

   Короткий стук в дверь и моментальное появление в комнате посторонних сбивает. Я вздрагиваю, и вся блестящая каменная крошка высыпается в пробирку, которую я чудом не смахиваю со стола.

   Не нужно даже смотреть, кто это. Вот так бесцеремонно ворваться ко мне может только один колдун. Я не хочу его видеть, поэтому слепо сверлю взглядом стол, сжимая кулаки.

   — Несса, срочное дело. Для тебя есть работа.

   Как только ему это удается? С чего он решил, что может так ко мне обращаться? Кто ему сказал, что можно врываться ко мне, не дождавшись разрешения войти? Какого дьявольского грифона я вообще должна подчиняться его прихотям?

   Я вскидываю голову и тут же жалею об этом – я не должна подчиняться, но буду. Очевидно.

   У Чарли Мора поразительные голубые глаза, милые светлые кудри и очаровательные скулы. Широкие плечи, уверенная осанка и хитрый прищур. У него длинные тонкие пальцы, и когда они пробегают вдоль позвоночника, спускаясь к бедрам, дыхание перехватывает. Губы у него узкие и мягкие, горячие, когда нетерпеливо касаются шеи.

   Я натужно сглатываю и жмурюсь, мотнув головой. Мы расстались три месяца назад, а я до сих пор не могу избавиться от этих ощущений. Может, дело в том, что он меня бросил, а я даже не догадывалась, что что-то не так. До сих пор не понимаю, что произошло.

   Пока я борюсь с неуместными воспоминаниями и неприятным покалыванием под ребрами, в комнату протискиваются еще двое – высокий Кристиан и темноволосый Пол. Они оба – друзья Чарли и работают с ним в отделе Магического Надзора, следя за порядком в обществе и выполняя боевые приказы Правления. Их уж точно тут быть не должно.

   Колдуны оценивающе осматривают комнату и, быстро махнув мне рукой, останавливаются неподалеку от дивана. Опустившись на корточки, они уверенно откидывают мягкий коричневый ковер и рисуют на дощатом полу руны.

   Я не успеваю ни удивиться, ни возмутиться. Магия вспыхивает столпом. По периметру рун появляется магическая прозрачная завеса. Внутри кто-то есть! Совсем спятили?

   — Какого грифона вы…

   — Нет времени на препирания, Несса! – обрывает Чарли, окинув меня глубоким взглядом. – Считай, что это приказ Правления. Мы перехватили «это», — он брезгливо косит глаза на магическую клетку. – А твоя задача выяснить, что с ним произошло и кто он. Нас интересует все. Влезай в мысли, изучай планы, мотивы, задачи. Как устроена его магия, что он сделал, чтобы ее заполучить, — ворох задач валится на меня обезоруживающими градинами, сбивая с толку. – Не беспокойся, можешь особо не церемониться. К «этому» можешь не применять свои великие принципы гуманизма и маголюбия. Такие отбросы этого не заслуживают.

   Хищная улыбка вздергивает уголки губ Чарли, и вдоль позвоночника пробегает холодок. Мягкость растворяется в голубых радужках, сменяясь неоправданной жестокостью. Мне становится не по себе. Чарли, конечно, не идеальный, но таких садистских замашек я прежде не замечала.

   — Все поняла? – он сводит светлые брови и требовательно наклоняет подбородок.

   Я вздрагиваю и, встрепенувшись, выпаливаю:

   — Да что тут можно понять? С чего вообще я должна это делать? Я даже…

   Чарли щурится и отрывисто сплевывает:

   — С того, что это приказ, Несса, — все намеки на игривость и легкость исчезают из его голоса. – Нужно ведь как-то отрабатывать все, что дает тебе Правление.

   Рот захлопывается. Из меня исчезают все слова от такой грубости. Почему он так говорит со мной? Зачем? За что?

   Я с самого начала знала, что меня будут попрекать подачками Правления. Не нужно было оставаться в Академии. Да и вообще в Корстене. Вместо столицы нужно было бежать в какую-нибудь далекую деревеньку вблизи озера Тельмар. Я могла бы спокойно работать знахаркой, а в свободное время заниматься своими исследованиям, бродить по берегу бездонного озера, любоваться звездными лилиями и ни о чем не жалеть.

   Но предложение Правления было таким заманчивым, что я не смогла отказаться.

   Губы вздрагивают, и я опускаю голову, вцепившись пальцами в края лабораторного халата. Чарли уже намекал, что мое положение при Правлении не совсем обоснованное, но чтобы вот так прямо – это настоящая пощечина.

   — Умница, — довольно заключает он, смерив меня победоносным взглядом.

   Чарли уже делает шаг к двери, кивнув друзьям, но я все-таки собираюсь с духом. Если они сейчас уйдут, что мне делать? Менее четкого задания я еще никогда не получала. Они наверняка будут недовольны результатом, потому что я совершенно не понимаю, чего от меня хотят.

   — Так что нужно выяснить? – выпаливаю я, испуганно вжав голову в плечи.

   Чарли останавливается, обернувшись ко мне, и тяжелый вздох заполняет комнату. Он смотрит на меня так, словно я последняя идиотка, совершенно безмозглая и лишенная способности думать. Челюсти у него стискиваются, можно даже расслышать в тишине скрежет зубов.

   Высокомерная ухмылка Кристиана добивает. Он зачесывает назад волосы и, смерив меня презрительным взглядом, скрещивает руки на груди:

   — Все, маглаб Мартин. Нас интересует все, что Вам удастся выяснить. Не заставляйте Правление разочароваться на Ваш счет. Это в Ваших же интересах.

   Остается только кивнуть. Я сверлю взглядом пол, пока быстрый топот выносит незваных посетителей из моей комнаты и хлопок двери не оповещает об их уходе. Даже после этого я не могу двинуться еще минуту. Так и стою, не зная, то ли расплакаться, то ли разозлиться.

   Прежде друзья Чарли меня просто не замечали, а теперь позволяют себе такие грубости. Разве так просят об одолжении?

   — Эти ребята с тобой не очень-то вежливы, — низкий бархатный голос заставляет меня вынырнуть из мрачных мыслей и вздрогнуть. – Я-то думал, меня отдадут какому-то серьезному маглабу, пользующемуся уважением, а о тебя просто ноги вытирают. Даже немного обидно.

   Кончики ушей вспыхивают. Я вскидываю голову и порывисто шагаю вперед, застыв, так и не дойдя до магической клетки.

   Внутри, за незримым потрескивающим барьером, оказывается высокий темноволосый мужчина. Черная рубашка на нем порвана и испачкана кровью, на плече кровоточит рваная рана. Лицо у мужчины бледное, волевая челюсть четко выделяется, и щетина покрывает широкий подбородок. Темный взгляд вцепляется в меня ледяными клещами, кажется, смотрит внутрь, прямо под кожу. Угадывать возраст я не берусь: для колдуна что двадцать, что сорок — юность, и под такой расплывчатый период мужчина в клетке вполне подходит. Если, разумеется, он вообще колдун.

   Ответные колкости так и застывают на кончике языка, не срываясь. Я смотрю на незнакомца и не понимаю, что делать. Он выглядит как колдун. Ничего жуткого, кроме внимательного острого взгляда. Разве что ни намека на боль на лице, когда рваная рана наверняка приносит ему мало удовольствия.

   И что прикажете делать? Грифонье дерьмо, невозможно работать, когда у тебя нет четкой задачи!

   — Вы кто? – я изо всех сил стараюсь вложить в голос уверенность и даже расправляю плечи, но вопрос все равно выходит скомканным и жалким.

   В ответ рассыпается бархатный хриплый смех. Мелодичный, глубокий, чарующий. Мужчина скрещивает руки на груди и, окинув меня насмешливым взглядом, протягивает:

   — Надо же, какая вежливая ведьмочка. Просто очаровательно. Ты куда более воспитанная, чем твои друзья.

   Я растерянно моргаю и, захлопнув рот, поджимаю губы. Почему он смеется надо мной? Откуда эти снисходительные нотки в голосе? Почему все вокруг говорят со мной так, словно они лучше?

   Пока я теряюсь в возмущениях, мужчина вздыхает и, склонив голову к плечу, все-таки отвечает:

   — Меня зовут Бальтазар. Приятно познакомиться, Ванесса Мартин, — он осматривает меня снизу вверх и задумчиво щурится. – Я не слышал твою фамилию прежде. Твоя семья не из высших сословий?

   Кончики ушей вспыхивают. Да что он о себе возомнил? Кто вообще в своем уме станет задавать такие вопросы? Это некультурно, как минимум.

   Впрочем, в Эльвендоре не преминут тыкнуть тебя носом в происхождение, если оно хоть на долю ниже происхождения собеседника. Я просто умудрилась забыть об этом, заперевшись в комнате и не выходя к людям.

   Возмущенно шагнув вперед, я вскидываю голову и процеживаю:

   — Я здесь задаю вопросы. Кто ты? Отвечай.

   Мой воинственный выпад не вызывает ничего, кроме снисходительного смешка. Бальтазар сводит четкие черные брови и лениво улыбается, пожимая плечами:

   — Будет совсем неинтересно, если я расскажу тебе все сам, разве нет? В чем же тогда будет твоя работа, маглаб? Потрудись хоть немного. Может, я тебе и помогу потом. Если докажешь, что действительно на что-то способна.

   Да он просто издевается. Какого грифона? Он стоит в магической тюрьме, ничего не может сделать, пойманный, лишенный сил, попавший в западню, а ведет себя так, словно это я пришла что-то у него просить.

   Это не просьбы. Не хочет отвечать по-хорошему, придется вести себя иначе.

   Показательно фыркнув, я призываю пару колб и решительно подхожу ближе. Не планирую отчитываться и рассказывать, что собираюсь делать, но из меня все равно вылетает вежливое:

   — Мне нужно взять кровь.

   Скучающий взгляд ввинчивает в меня острую иглу раздражения. Бальтазар пожимает плечами и наигранно вздыхает:

   — Попробуй, ведьмочка.

   Я и не должна рассчитывать на содействие. С чего я вообще взяла, что он будет мне помогать? Он в плену и явно не хочет, чтобы его секреты раскрыли, а я именно это и собираюсь сделать. Правда, даже не представляю, в какой области эти секреты искать, но это неважно. Для начала хватит и элементарного анализа крови и магии.

   Отбросив стойкое ощущение, что подопытная здесь я, я подхожу вплотную и напряженно двигаю пальцами. Царапина моментально расползается по предплечью Бальтазара, но он даже бровью не поводит. Что это с ним? Не чувствует боли или такие мелочи его совершенно не заботят?

   Я подношу пробирку к самому краю магического барьера и аккуратно двигаю пальцами. Струйка крови, подчиняясь магии, медленно двигается ко мне, но замирает у самого края барьера. Сначала я думаю, что проблема во мне – снова растеряла концентрацию, — но понимаю, что все делаю правильно.

   Святые грифоны, да быть этого не может!

   Испуганно распахнув глаза, я отшатываюсь от барьера, вскинув голову. Он не может пользоваться магией. Чарли должен был об этом позаботиться! Они не могли бросить меня непонятно с кем, не подавив его магические способности. Это настоящее безумие!

   Волна ужаса, сменяющаяся недоумением, Бальтазара только веселит. Он даже не двигается. Смотрит на застывшую кровь и вздыхает, издевательски протягивая:

   — Какие-то проблемы, ведьмочка?

   Нет, это что-то странное. Если бы он мог использовать магию, то давно бы схлопнул и барьер, и всю комнату вместе со мной и сбежал бы — судя по рунам под ногами, барьер создавали для очень сильного колдуна. Что-то здесь не так. Да и Чарли не мог меня так подставить. Это просто небезопасно.

   Исследовательское любопытство берет верх, а снисходительный тон не позволяет мне выказать растерянность. Я безразлично пожимаю плечами и набираю в грудь побольше воздуха, стиснув пробирку. Ничего со мной не случится. И не такие авантюры ради результата проворачивала.

   Я вытягиваю руку, и кисть легко проходит сквозь магический барьер. Кожу немного покалывает, но это ерунда. Мне почти удается подцепить капли крови пробиркой, когда на запястье внезапно сжимаются длинные пальцы.

   Резкий выдох вырывается из груди. Я дергаюсь назад, но цепкая хватка не дает отшатнуться. Бальтазар дергает мою руку наверх, и его губы касаются тыльной стороны ладони, а потом пальцы разжимаются.

   По коже пробегает холодок. Щеки вспыхивают. Я распахиваю рот, задохнувшись то ли возмущением, то ли недоумением, то ли ужасом. Нельзя этого показывать.

   Поймав кровь в пробирку, я все-таки отшатываюсь и возмущенно свожу брови, приглаживая волосы к щекам:

   — Какого грифона Вы вытворяете?

   О, ну какая идиотка. Зачем я потакаю его самолюбию? К чему эта вежливость? Это просто нелепо. Я только выставляю себя полной дурой.

   Глухой смешок подтверждает мои мысли. Бальтазар наклоняет голову к плечу и, оглядев меня сверху вниз, пожимает плечами:

   — Всего лишь отвечаю вежливостью на вежливость. Разве можно иначе?

   Что-то меняется в его взгляде. Темный прищур словно мрачнеет. Брови напрягаются. Он смотрит на меня по-другому. Я понятия не имею, что произошло, но этот вопрос – всего лишь один из многих, которые появились за последний десяток минут, и уж точно не самый важный.

   Гораздо интереснее, что произошло с кровью. Может быть, он все еще может использовать магию внутри барьера? Может, его способности просто как-то ограничены? К грифонам догадки. Мне нужны четкие гипотезы, чтобы их подтвердить или опровергнуть.

   Но для начала мне стоит хотя бы немного разобраться, с чем вообще я имею дело. Начну с изучения крови.

   Выносить задумчивый взгляд своего нежданного испытуемого я больше не могу. Да и смотреть на него – тоже. Поэтому я отворачиваюсь и, игнорируя еще один смешок, шагаю к столу. Опустив пробирку в исследовательскую коробку, я закрываю крышку и бормочу заклинание.

   Тихий треск оповещает о том, что все удачно. Теперь остается только немного подождать, чтобы магия помогла разбить цельную кровь на интересующие составляющие. Совершенно не представляю, чем заняться в это время, и по привычке подхватываю перо, вкратце описывая все произошедшее. Записи — основа жизни любого хорошего маглаба. Только так возможно ничего не упустить.

   Взгляд цепляется за часы, и я удивленно свожу брови. Да уже ночь наступила, а я даже не позавтракала с утра. Я и не спала толком, провозившись полночи с зельем, которое в итоге просто разлилось по полу. Отвратительный день.

   Желудок сжимается. Лучше бы не вспоминала, что не поела. Если занять голову чем-то важным, то никакие телесные нужды не напомнят о себе. Всегда работало.

   Бороться с желанием поесть и поспать глупо. У меня есть немного времени, пока кровь подготавливается к исследованию, и я шагаю к морозному шкафу, распахнув дверцу.

   Внутри мягко мерцает голубоватый холодовой кристалл. Пора бы его заменить, если не хочу, чтобы продукты начали портиться и тухнуть. Пара коробок замороженной еды смотрит на меня укором. Некогда мне готовить и ходить по магазинам. И так сойдет. Когда Чарли заглядывал ко мне, приходилось хоть немного заниматься готовкой, но ради одной себя я не стану тратить время.

   Вытащив коробку, я двигаю пальцами, магией подогревая еду. По комнате тут же расползается запах размороженных овощей и курицы. Не очень аппетитно, но желудок предательски урчит. Я готова съесть все, даже не глядя, но дурацкое сознание напоминает о Бальтазаре.

   Разве можно просто есть, когда кто-то с тобой в одной комнате? О, святые грифоны, я даже не знаю, кто он и чем питается. Может, он крадет младенцев и ужинает ими. Почему вообще меня это должно заботить? Я маглаб, а не горничная для всех, кого схватит магнадзор.

   Возмущения в голове стихают. Пока буду спорить с собой, не смогу поесть, а это меня не устраивает.

   Поморщившись, я вытаскиваю вторую коробку и, быстро подогрев еду, взмахом руки отправляю за магический барьер. Не хочу смотреть в ту сторону. Не буду.

   — Спасибо, Ванесса. Это очень гостеприимно.

   Что? Гостеприимно? Да он спятил совсем? Для него это все шутки какие-то? Словно он действительно на ужин ко мне забежал.

   Возмущенно вскинув голову, я натыкаюсь на темную стену насмешки и поджимаю губы. Плевать. Пусть говорит, что хочет. Я просто не буду реагировать.

   Проглотив ужин и даже не почувствовав вкус от голода, я заставляю магию прибраться, а сама добредаю до диванчика. У меня есть еще немного времени. Все-таки даже ведьмам иногда нужен отдых. Если я прилягу на пару часов, пока кровь еще не пригодна для исследования, ничего не случится.

   Запрокинув голову, я упираюсь макушкой в спинку дивана и закрываю глаза. Усталость берет свое моментально. Меня не смущает ни присутствие постороннего, ни его внимательный неотрывный взгляд.

ГЛАВА 2.

Луна за окном пульсирует серебром. Прозрачные занавески раздувает легкий ветерок. Косая молочная полоска падает на кафель, добираясь до дивана.

   Особая ночная магия. Так красиво, что дыхание спирает, но я не могу любоваться видом. Все внимание поглощают темные глаза. Они впиваются в мое лицо, оглаживают каждую клеточку, оставляют незримые прикосновения. Я завороженно смотрю на тьму в радужках, утопая в абсолютном непроницаемом мраке. Есть в мире что-то более притягательное?

   Аромат хвои и ветра втягивается в легкие, перекрывая доступ к кислороду. Хочется уткнуться в широкую грудь и вдыхать его, задыхаться, тереться щекой о ткань черной рубашки.

   Длинные пальцы уверенно подцепляют мой подбородок, заставляя задрать голову и продолжить утопать во мраке. Легко поглаживают линию челюсти, падают к шее, распуская волну горячих мурашек, и сдвигаются к задней поверхности, через мгновение сжимаясь на волосах. Я вынужденно запрокидываю голову, но даже не думаю сопротивляться, а, когда горячие губы дразняще скользят по щеке, задыхаюсь.

   Зачем эти пытки? Хватит издевательств. Темная Матерь, пожалуйста, хватит.

   Мои молитвы услышаны. Горячее ровное дыхание опаляет кожу, мягкие губы требовательно сминают мои, и влажный язык уверенно проскальзывает в рот, не оставляя возможности отступить или передумать.

   От безумного поцелуя кружится голова. Я закрываю глаза, бесконтрольно выгибаясь навстречу. Хочется больше. Еще больше прикосновений. Больше хаотичных движений. Больше аромата хвои и ветра, чтобы он заполнил легкие, вытеснив оттуда воздух.

   Грубая хватка сжимается на талии, заставляя меня сдавленно выдохнуть. Широкая горячая ладонь проскальзывает к животу, и беззастенчиво дергает края рубашки, минуя халат. Подушечки пальцев скользят по коже, очерчивая ребра, выводя замысловатые дразнящие узоры, пока не добираются до груди. Быстрое движение отодвигает чашечки бюстгальтера, и я прогибаюсь в пояснице, умоляюще царапая рубашку на плечах.

   Прикосновения к груди сводят с ума, то аккуратные, почти невесомые, бережные, то такие грубые, что хочется вскрикнуть. Я задыхаюсь, срываясь на полустоны, но они тонут в чужом рте, так и не заполняя комнату.

   Вторая рука выпускает мои волосы, медленно соскальзывая к бедрам. Сжимает ягодицы, толкнув меня вглубь дивана, на подушки, и добирается до колена. Быстрое движение легко разводит ноги, игнорируя попытку стиснуть их плотнее.

   Жар переполняет. Я вожу руками по широкой спине, обнимаю жилистую шею, но не могу даже сменить положение. Контроль совершенно мне не принадлежит, и от этого невыносимое желание пульсирует только отчетливее, напрочь стирая грани реальности.

   Низ живота мучительно тянет. Я не могу больше ждать. Не могу терпеть эти пытки. Не могу отвечать на поцелуй, теряя контроль над собственным телом.

   Влажные губы соскальзывают вниз, цепляя линию челюсти. Горячий язык касается шеи, окончательно лишая рассудка, но кожу тут же прихватывают зубы, прикусывая. Контраст уничтожает. Я извиваюсь под тяжелым телом, но не могу ни выскользнуть, ни приблизиться. Легкие толчками высвобождают воздух, и сдавленные стоны все-таки повисают в ночной тишине.

   Странные звуки. Непривычные. Давно они не звучали в моей комнате, да и сейчас не должны бы.

   Я цепляюсь за эту мысль, но надолго она не задерживается. Мужские пальцы скользят по бедрам вверх, добираются до края белья, и подушечка большого касается влажной ткани.

   Я закусываю губу и жмурюсь, напрочь теряясь в реальности. Неспешные круговые движения вытесняют посторонние мысли. Остаются только длинные пальцы, мои сдавленные вздохи и уверенная волна удовольствия, с каждым прикосновением нарастающая и готовая вот-вот захлестнуть с головой.

   Не так просто. Я выгибаюсь, подмахивая бедрами навстречу уверенным движениям, но они прекращаются. Всего на мгновение, но я тут же распахиваю глаза, обиженно кусая губы.

   Возмущению так и не суждено вырваться. Все это только для того, чтобы окончательно разломать на куски и без того надтреснувший мир вокруг, сжать его до одной точки — черных насмешливых радужек, внимательно следящих за моим лицом.

   Горячий язык касается моей груди, вынуждая подавиться удовольствием. Легкие покусывания так быстро чередуются с нежными прикосновениями языка, что я не успеваю их уловить. Пальцы отодвигают край белья, проскальзывая под него, и внутренности сжимаются.

   Медленные движения ускоряются. Испуганные полустоны срываются, становясь громче. Я перестаю контролировать тело — цепляюсь за широкие плечи, подаюсь навстречу и двигаю бедрами, пока пальцы вырывают из меня все новые и новые стоны.

   Реальность расплывается окончательно. Тугой узел в животе скручивается так плотно, что становится нестерпимо больно, но острая вспышка удовольствия отгоняет эти ощущения. Я вскрикиваю, и дрожащие ноги обессиленно расслабляются, а мягкие отголоски наслаждения покачивают мир вокруг, не позволяя сосредоточиться.

   Я закрываю глаза и медленно выдыхаю, пока ласковый поцелуй касается моего подбородка, а нарочито заботливое движение одергивает юбку.

   Мир смазывается и расплывается, бескомпромиссно ускользая, как бы я ни пыталась за него цепляться.

***

Безжалостный рывок вытягивает меня в реальность. Я подрываюсь, принимая сидячее положение, и испуганно распахиваю глаза. Первые мгновения сознание не справляется и не может сбросить вуаль сна.

   Спокойно. Я все еще в своей комнате. На своем диване. Одна.

   Сон. Темная Матерь, это всего лишь сон. Позорный кошмарный сон.

   Руки взметаются к лицу, и я прижимаю их к пылающим вискам, давясь воздухом. Хочется колотить себя по щекам. Что на меня нашло? Как это вообще возможно? Мне не снятся такие сны. Еще и ощущения были слишком реальными.

   Попытка встать проваливается. Колени все еще подрагивают. Я аккуратно свожу ноги. Тугой узел внизу живота все еще пульсирует, а белье действительно оказывается влажным.

   Святые грифоны, да что со мной?

   Сдвинувшись к углу дивана, я медленно выдыхаю и поправляю растрепавшиеся волосы. В комнате светло. Я легла вздремнуть, а проспала до утра. Давненько со мной такого не случалось.

   Да и не мудрено с такими снами, честно говоря. Будь моя воля, я бы вообще не просыпалась.

   Сцены сна мгновенно влетают в сознание, яркие и детальные, словно только что произошедшие в реальности, и новая волна стыдливого жара обдает лицо. Воспоминания пульсируют в голове. Я кусаю губы, но ни стыд, ни неловкость не могут побороть любопытство, и я аккуратно скашиваю взгляд на клетку.

   Лучше бы мне этого не делать. Я хотела всего лишь невзначай посмотреть и убедиться, что Бальтазар мирно спит на своем месте.

   Он не спит. Мало того, он мгновенно перехватывает мой взгляд, словно все это время только на меня и смотрел. Понимающая ухмылка растягивает его губы, и низкий бархатный голос скручивает внутренности, распуская трещины по куполу самообладания:

   — Доброе утро, ведьмочка. Как спалось? Приятный сон или кошмар?

   У меня вспыхивают даже кончики ушей. Нет. Нет-нет-нет. Он просто так спросил. Он не может знать. Откуда бы?

   Нелепые попытки изобразить безразличие проваливаются. Подавившись паникой и приливом стыда, я вскакиваю, бормоча что-то невнятное, и бросаюсь в ванную. Нужно умыться. Нужно смыть с себя остатки сонного позора и остудиться. Нужно прийти в себя.

   Захлопнув дверь маленькой ванной, я спешно скидываю одежду и нервно верчу вентили. Водный поток ударяет в керамическую поверхность небольшой ванны, и я торопливо залезаю в нее, подставляя струям лицо.

   Глубокий вдох и медленный выдох. Волосы мокнут, тяжелеют и липнут к спине. Мысли крутятся в голове бесформенной кашицей, сбивая с толку. Насмешливый голос, пропитанный хриплой издевкой, все еще звучит в ушах, взращивая новые приливы стыда.

   О, да к грифонам. Я не могу контролировать свое подсознание. Как может быть стыдно за сон? О нем никто не знает, кроме меня.

   Никакие уговоры не помогают. Я просто повторяю про себя одно и то же и совершенно не могу ни на чем сосредоточиться. Раздраженно поджав губы, я шумно выдыхаю и впечатываюсь лбом в холодный кафель стены.

   Все равно не остужает. Мне так жарко, словно я перепутала реактивы и снова создала в комнате условия пустынных земель за Эльвендором. Тело ноет, настойчиво требуя воплощение сна в реальность. Ноги подрагивают. Бездумно смежив веки, я тут же понимаю, что совершила чудовищную ошибку.

   В сознании мгновенно вспыхивают черные блестящие радужки. Они словно пульсируют мраком, притягивают, топят в себе, не оставляя ни шанса выбраться. Рука бездумно поглаживает живот, медленно опускаясь, и падает к бедрам.

   Острое осознание прошивает иглой. Какого грифона я делаю? Что за безумие?

   Новый прилив стыда обдает с ног до головы. Я отдергиваю руку и разочарованно закручиваю вентиль, выключая воду. В пекло такой душ. Довольно. Еще немного, и я окончательно свихнусь.

   К счастью, я прекрасно знаю, как вытравить из головы лишние мысли. Это не так сложно, но мгновенно осуществить план не выходит — желудок обиженно урчит, напоминая, что даже ведьмам не чужд голод.

   Мной движет желание поскорее разобраться с этим досадным недоразумением и приступить к работе, утопившись в ней и похоронив позорные воспоминания. Щелчок пальца подогревает замороженную еду. Я взмахиваю рукой, и неаппетитный слипшийся ком каши с переспевшими красно-желтыми ягодами падает на тарелку с чавкающим звуком, пока кофейник, промахнувшись, наливает немного на стол, но все же заполняет чашку.

   Я и не надеюсь на вкусный завтрак. Яростно замахнувшись ложкой, почти доношу серую жижу до рта, когда насмешливый голос за спиной разбивает все мои усилия и заставляет вздрогнуть:

   — Все твое гостеприимство закончилось вчера? Теперь даже завтрак не предложишь?

   Вместо неловкости и сожалений во мне вспыхивает острое раздражение. Я ему что, кухарка? Может, прислуга? С чего вообще я должна этим заниматься? О чем думал магнадзор, когда сбросил на меня какого-то узника? Это их задачи — организовывать питание и удовлетворять базовые нужды. Хоть бы доплатили за дополнительную работу.

   Злиться можно сколько угодно, но ответить мне нечего. Я не рискую даже смотреть на Бальтазара, чтобы ненароком не наткнуться на черные радужки и не потонуть в позорных сценах сна.

   Махнув рукой, отправляю ему тарелку с кашей, метнув туда же и кофейник. Наверное, это все-таки лишнее.

   Ожидаемый грохот не раздается, и я облегченно выдыхаю, не рискуя оборачиваться. Значит, все в порядке. Нечего о нем беспокоиться. Нужно побыстрее позавтракать и заняться работой.

   Набрав полную ложку каши, я засовываю ее в рот, но безвкусная жижа встает поперек горла, когда за спиной раздается ленивый насмешливый голос:

   — И вот так ты питаешься каждый день, ведьмочка? — Бальтазар разочарованно прищелкивает языком, и я спиной ощущаю его прищуренный издевательский взгляд. Могу даже представить, как он покачивает головой.

   Ну это уже ни в какие ворота. Что он о себе возомнил?

   От резкого разворота влажные волосы ударяют по лицу, но я только отбрасываю липнущие пряди и, возмущенно сузив глаза, выпаливаю:

   — Не нравится — не ешь. Я тебе не кухарка. У меня другие задачи.

   Дребезжащий голос совсем не смущает Бальтазара. Он пожимает плечами, показательно зачерпывая ложкой кашу, и вздыхает:

   — Разве я что-то сказал про себя? Я даже не думал жаловаться, Несса. Мне приходилось перебиваться едой и похуже, — мрачная усмешка растягивает бледные губы, и мне становится не по себе, а Бальтазар как ни в чем не бывало продолжает. — Но ты знала, что общее состояние организма влияет на магические способности? Ты же маглаб. Нельзя так безответственно к себе относиться.

   Да он издевается? Это даже не смешно. С чего вообще он взял, что я нуждаюсь в подобных советах?

   — С моей магией все в порядке, — раздраженно фыркаю я, закатывая глаза, и собираюсь отвернуться, но не успеваю.

   Ленивый изгиб бровей тормозит меня, пробуждая странное предчувствие. Бальтазар окидывает меня спокойным бесцветным взглядом, но его вопрос почему-то звучит как издевка:

   — Разве? Может, тебе это только кажется?

   Холодок проскальзывает вдоль шеи, и я порывисто отворачиваюсь. Не буду я с ним говорить. Откуда ему знать? Болтает что попало, а я себя накручиваю.

   В конце концов, это я занимаюсь наукой, а он вообще неизвестно кто. Не всем дано творить великую магию и использовать все возможности колдовства с размахом. Кто-то должен и другими вещами заниматься. Я давно смирилась, что сил во мне меньше, чем в том же Чарли. И что? Сомневаюсь, что полноценный завтрак позволит мне хотя бы приблизиться к уровню таких колдунов, как он.

   Да мне это и не нужно вообще-то. Я нашла свое место, и меня вполне устраивает роль безумного маглаба. Никто меня не трогает, дают заниматься своими исследованиями, исправно платят. Чего еще можно желать?

   Каша больше не лезет в глотку. Мысленно отблагодарив Бальтазара за испорченный аппетит, я отправляю тарелку в раковину взмахом руки и натягиваю халат, перехватывая волосы в хвост.

   — Чем сегодня займемся, ведьмочка? Снова будешь тыкать в меня иголками или проведем время приятней?

   Грифон меня дернул посмотреть на Бальтазара. Темный взгляд подгоняет к щекам жар, и воспоминания о злополучном сне вспыхивают с новой силой. Все эти его идиотские интонации и игривая издевка в голосе пробирают до мурашек.

   Не буду я ему отвечать. Пусть болтает с собой сколько угодно. Я не обязана перед ним отчитываться и знакомить с планами на день. И вообще, продолжит издеваться — лишу его способности разговаривать. Отличная возможность лично убедиться в моих магических способностях.

   Добравшись до лабораторного столика, я вытаскиваю пробирку из исследовательского ящика и, встряхнув, присматриваюсь к расслоившейся крови. Ничего необычного. Хотя сложно, конечно, утверждать, когда даже не представляешь, что именно ищешь.

   Ноготки постукивают по колбе, пока я пытаюсь понять, что делать дальше. Вариантов так много, что мысли разбегаются. Не мог Чарли хоть немного сузить задачу? Сейчас начну проверять его на аллергии и сдам им такой отчет. Уверена, они будут в восторге. Аллергенов не меньше сотни, а некоторые реагенты такие дорогостоящие, что Правление сильно пожалеет, что не конкретизировало задачу.

   Ладно, так рисковать я не готова. У меня и так сложилось стойкое ощущение, что Правление терпит меня, стиснув зубы. Чем не отличный повод доказать им свою пользу?

   Мысль растягивает на губах улыбку. Ну конечно. Экстраординарные ситуации требуют экстраординарных решений. Возьму самый ценный реагент, чтобы получить максимум возможной информации, а там по ходу дела разберусь, что еще искать.

   И все-таки так не делается. Сначала гипотеза, потом эксперимент. Иначе выходит бессмыслица какая-то.

   Выбора все равно нет, и я быстро тянусь к верхней полке, вытаскивая графитовый сверкающий порошок. Толченый камень знания — реагент крайне редкий и ценный. Не планировала я использовать его на какого-то самоуверенного то ли колдуна, то ли грифон знает кого, но что поделать. Остается надеяться, что Правление все компенсирует.

   Стоит открутить крышечку, как со стороны клетки раздается подозрительный смешок. И что это значит? Это смешок в духе «ну и дурочка» или «ого, как удачно она придумала»?

   О, Темная Матерь, почему вообще меня это волнует? Если бы маглабов интересовало мнение испытуемых о ходе эксперимента, половина открытий так и осталась бы неизвестна.

   Я не стану даже пытаться выяснить значение его смешков. Пусть хмыкает сколько угодно. Меня не волнует мнение подопытных. Ему вообще никто голоса не давал.

   Кивнув своим мыслям, я аккуратно набираю порошок, боясь лишний раз вдохнуть. Бережно, чтобы ничего не просыпать, перемещаю ложечку к колбе и пересыпаю внутрь, спешно затыкая пробку. Бордовый дымок мгновенно заполняет пробирку, вырывая из меня облегченный выдох.

   Похоже, все работает. И с пропорциями не промахнулась, и с техникой.

   Тщательно закрутив крышечку и расстроенно взглянув на остатки порошка, я убираю его обратно и встряхиваю колбу, пристально следя, чтобы все перемешалось. Реакция идет, ударяя в стекло цветастыми искрами, и я с нетерпением вытаскиваю магоскоп, тщательно вставляя линзы.

   Сейчас что-нибудь точно прояснится. Станет проще планировать. Я во всем разберусь. Справлюсь с поставленной задачей, какой бы странной она ни была. Определенно.

   Волнение покалывает кончики пальцев, и я небрежно вытираю вспотевшие ладони о халат, разминая кисти. Все нормально. Я не зря растратила остатки порошка. Это все ради высшей цели — преданной службы Правлению и доказательства своей пользы.

   Поборов панику, я надеваю очки и быстро сгибаюсь над столом, прикладываясь к магоскопу. Пара осторожных движений поправляет линзы. Темнота расходится, открывая препарат, и меня парализует.

   Это что еще за грифоновы шутки? Не понимаю, как это возможно.

   Среди красных клеток крови и плазмы разбросаны островки магии, облепленные частицами порошка. Пульсирующие, яркие, они совсем не похожи на обычные. Словно кто-то собрал магию из крови пары десятков колдунов, смешал все и впрыснул в пробирку.

   Дыхание перехватывает. Я жмурюсь, отпрянув от магоскопа, и мотаю головой. Не может такого быть. Это чушь какая-то.

   Сколько бы я ни моргала и ни протирала линзы, картина не меняется. Округлившимися глазами я наблюдаю за пульсирующими черными островками, пока в ушах разливается назойливый писк и в голове формируется жуткая пугающая мысль.

   Обычные чары, руны и символы, направленные на ограничение магии, рассчитаны совсем не на такой поток. Едва ли вообще что-то способно удержать такое.

   Отпрянув от магоскопа, я делаю слишком широкий шаг назад, врезаясь поясницей в лабораторный столик. Пробирки обиженно звенят, обрушиваясь, что-то шипит, раздается маленький взрыв, но это меня совершенно не волнует.

   Вскинув голову, я напряженно выискиваю Бальтазара, тут же напарываясь на темную стену насмешки. Его моя реакция нисколько не удивляет. Черные брови наигранно взволнованно сводятся, и он наклоняет подбородок, встревоженно уточняя:

   — Что-то стряслось, ведьмочка? Что тебя так напугало?

   Не понимаю. Просто не могу понять. Что это? Как это вообще возможно?

   Невероятные островки магии. Подозрительная легкость и веселость, несмотря на чудовищное положение подопытного пленника. Насмешка в темных глазах. Очевидные издевки над моим непониманием.

   — Кто ты? — выпаливаю я, бросив все попытки скрыть испуг.

   Дыхание перехватывает, говорить спокойно не получается. Брови вздрагивают и приподнимаются, а Бальтазар только усмехается. Лениво наклонив подбородок, он вытягивает губы и пожимает плечами, спокойно отзываясь:

   — Это ты мне скажи, маглаб. Это ведь твоя задача.

   Моя задача? Разве они просили меня узнать, кто он такой? Это что-то за гранью науки, я не понимаю. Есть темная магия. Есть темные ритуалы. Есть запрещенное колдовство. Но ничто из этого не делает кровь колдуна такой. Это слишком мощная магия. Невозможная.

   Спокойно. Так я только тешу его самолюбие и выставляю себя полной идиоткой. Нужно взять себя в руки и попробовать выяснить хоть что-то полезное. Очевидно, на прямые вопросы Бальтазар отвечать не станет. Ему нравится играть, а я подыграю.

   Прочистив горло, я медленно выдыхаю и поправляю на переносице очки, набросив на лицо непринужденный вид:

   — Если ограничивающие чары на тебя не действуют, то почему ты еще здесь?

   Матерь милостивая, как только мне удалось спросить это без нервного придыхания? Если ограничивающие чары не действуют, то лучше спросить, почему я еще жива.

   — Кто тебе сказал, что они не действуют, ведьмочка? — усмехается Бальтазар, смерив меня издевательским взглядом. — Решила, что мне нравится сидеть тут с тобой? Не обижайся, но компания из тебя сомнительная, а у меня полно более важных дел.

   Пропустив очевидную издевку мимо ушей, я сосредоточенно почесываю подбородок. Значит, действуют. Что ж, по крайней мере, я в безопасности. Только вопросов все же остается достаточно. Откуда такая концентрация магии в крови? Почему она пульсирует так же ярко, словно и нет никаких защитных рун?

   Странно все это. Странно и подозрительно. Но что из меня за маглаб, если я отступлю от одной только мысли, что задачка попалась нерешаемая?

   Отбросив назойливое беспокойство, я возвращаюсь к столу и пипеткой набираю немного крови, разливая ее по другим пробиркам. Мысли кружатся в голове хаотичным вихрем, подкидывая идеи для проверок. Буду пробовать. Буду искать, пока не найду хоть что-то объяснимое. Если раскладывать сложное и непонятное на все более мелкие детали, рано или поздно наткнешься на что-то знакомое.

   Или откроешь врата к Темной Матери.

   Впрочем, последнее мне вряд ли грозит.

   — Что такое, маглаб? Неужели идеи появились? — насмешливо тянет Бальтазар, каждым звуком показывая, что не верит в состоятельность моих попыток.

   Мне его вера и не нужна. Как-то справлялась до этого без нее. И в этот раз справлюсь.

ГЛАВА 3.

Ничего. Я бьюсь над проклятой пробиркой целый день и не могу понять ровным счетом ничего. Магия структурна. Магия подчиняется правилам. Магия существует по своим законам.

   Но не в этот раз. Я не могу уловить ни намека на какую-либо логику. Я не могу выявить ни одной знакомой структуры. Островки магии словно издеваются, не желая поддаваться анализу. Я бы даже поверила, что они специально сползаются к одной точке, мешая разделить их, но я знаю, что это невозможно. Магические вкрапления не обладают собственным сознанием.

   Это абсурд. Чистая неконтролируемая сила. Но если бы это было так, от моей комнатки не осталось бы ни кирпичика. Да от всей Академии не осталось бы ни единого камня. Первородная магия — древнее зло, теоретический конструкт, который даже представить четко сложно. Столкнись кто с таким кошмаром, унес бы свое открытие в могилу.

   Должно быть что-то другое. Что-то простое и понятное. Я знаю, ответ где-то рядом, нужно просто протянуть руку и ухватить его, а я блуждаю где-то поблизости, все время промахиваясь.

   Запал, удерживающий меня на ногах, иссякает. Я раздраженно отпихиваю очередную испорченную порцию крови и порывисто шагаю к дивану, обессиленно обрушиваясь на него. Ворох мягких подушек мгновенно валится на меня со спинки, погребая перьевой лавиной.

   — Что такое, маглаб? — неутомимо насмешливый голос вырывает меня из мрачных мыслей. — Ничего не получается?

   Чего он хочет? Он целый день пристает ко мне с этими идиотскими издевками. Это просто невыносимо. Я игнорировала их, потому что возможные варианты поглотили меня с головой, но теперь каждый звук попадает точно в сознание:

   — Не расстраивайся, маглаб. Может, ваше Правление ошиблось, решив, что эта задачка тебе по зубам. Это ведь нормально — ничем не выделяться и быть посредственностью, — Бальтазар хмыкает и добавляет. — Я вот с первого взгляда понял, что ты даже близко не подберешься к правильному ответу.

   Барьер отчужденности, покрывшийся мелкими трещинками, прорывается без предупреждения. Меня захлестывает такое раздражение, что тело дергается наверх. Я вскакиваю на ноги, яростно сжимая кулаки, и шагаю к клетке:

   — Да что ты? И что, позволь узнать, помогло тебе сделать такие проницательные выводы?

   Лучше бы я не спрашивала. Как можно заниматься наукой, но так и не усвоить, что не стоит задавать вопросы, ответы на которые тебе не понравятся?

   Бальтазар окидывает меня снисходительным взглядом и пожимает плечами:

   — Ты себя видела вообще? Боишься нос высунуть из своей каморки, лишь бы не привлекать внимание. Думаешь, великие открытия приходят к таким трусихам?

   Голова дергается. Мне словно влепили пощечину. Даже в ушах начинает звенеть.

   Обескураженно распахнув рот, я глухо двигаю губами, едва выталкивая из себя возмущенный хрип:

   — Ты... Да что ты о себе возомнил? Меня не волнует, что ты дам думаешь!

   Бальтазар даже не пытается сгладить углы. Он скучающе упирается плечом в незримую стену клетки и, скрестив руки на груди, вежливо улыбается:

   — Да это не я. Это ведь ты так думаешь.

   Раздражение так резко сменяется обидой, что меня пошатывает. Губы вздрагивают, но я яростно кусаю их, стараясь скрыть дрожь. Онемевшие пальцы сжимаются в кулаки.

   Чего он добивается? Думает, если вывести меня из себя, я не выдержу и выпущу его на свободу, лишь бы не слышать эти издевки? Да кто он вообще такой?

   — А ты мысли что ли читаешь? — сузив глаза, я выдавливаю смешок, но выглядят мои жалкие попытки так ненатурально, что едва ли смогут обмануть даже доверчивого детеныша единорога.

   Темный взгляд пропитывается искусственным сожалением. Бальтазар сочувственно сводит брови и смотрит на меня так, словно я полная беспросветная идиотка:

   — Да как можно, маглаб? Ты же своими глазами видела, как накладывали сдерживающие чары.

   Разговаривать с ним — все равно что на моем уровне магии использовать чары света. Бессмысленно и неприятно.

   — Будешь много болтать, наложу еще и чары немоты, — досадливо поджав губы, ворчу я, отворачиваясь и шагая обратно к дивану.

   Тут я погорячилась, конечно. Это не та магия, которую можно использовать по щелчку пальцев каждому колдуну.

   — А у тебя получится, ведьмочка? — издевательский вопрос врезается в спину холодным лезвием прямо между лопаток.

   Нет уж. Достаточно того, что я сама себя уничтожаю такими вопросами.

   Не знаю, что со мной, но не могу контролировать яростный взрыв. Резко обернувшись, я вскидываю руку и быстро скрещиваю пальцы, повторяя формулу заклинания. Припугнуть — тоже неплохо. Пусть чары у меня обычно и не выходят, но я по крайней мере их знаю — вычитала давным-давно в учебнике.

   — В следующий раз сработает, не сомневайся, — невероятное усилие вкладывает в голос уверенность, хотя я знаю, что это всего лишь пустая угроза.

   Я уже готовлюсь услышать очередной поток издевок, но ничего не происходит. Бальтазар молча смотрит на меня, и на мгновение в темных радужках проскальзывает то ли удивление, то ли удовольствие. Он открывает рот, но из него не вылетает ни звука.

   Снова издевается? Это не смешно.

   — Хватит, — не выдержав, выпаливаю я, сконфуженно поморщившись. — Что за уличное представление? Нравится кривляться?

   Бальтазар не отвечает. Он открывает рот, но тут же его захлопывает. Темные глаза сужаются, и узкие бледные губы растягивает насмешливая ухмылка.

   Серьезно? Он и сейчас собирается надсмехаться надо мной? Разве можно смотреть на кого-то снисходительно, если у тебя действительно отняли возможность говорить? Он меня совсем за идиотку держит?

   Решительно тряхнув головой, я возмущенно ступаю вперед и ударяю кулаком по магическом барьеру, шипя:

   — Очень смешно. Зачем мне подсунули подопытного с интеллектом детеныша криворога?

   Тяжелый вздох подкашивает уверенность в собственных словах. Бальтазар щурится, складывая руки на груди, и окидывает меня таким мрачным взглядом, что становится не по себе. Если бы он мог говорить, то наверняка уже обрушил бы на меня целый поток уничижительных реплик, но он молчит.

   Темная Матерь, он молчит. Да не может этого быть.

   Глаза расширяются, и я недоверчиво повожу подбородком, изо всех сил стараясь замаскировать удивление. Выходит паршиво, и я отбрасываю попытки.

   Аккуратные шаги подводят меня ближе, и я внимательно всматриваюсь в лицо Бальтазара. Конечно, невооруженным глазом магию не увидеть, но крошечные следы можно отыскать, если очень постараться. Нужно просто знать, что именно ищешь.

   Пространство возле его шеи едва заметно рябит. Я медленно вдыхаю полной грудью, втягивая носом воздух, и легкий, едва уловимый аромат кардамона, трав и дыма впивается в слизистую, заставляя ошарашенно распахнуть рот.

   Сработало. Это идиотское заклинание сработало.

   Невозможно. Никогда не срабатывало. У меня никогда не выходила магия этого уровня. Да мне она и не нужна была, но все же.

   Бальтазар усмехается, легко подмечая смену мимики, но меня мало волнует, что он думает по этому поводу. Куда важнее узнать, как это произошло.

   Медленно выдохнув, я настороженно обхожу клетку, тщетно пытаясь осмыслить произошедшее. Нет, ничего не выйдет. Я не могу сама в этом разобраться.

   Остановившись напротив Бальтазара, я поднимаю руку и неторопливо двигаю пальцами, снимая чары. Вот уж заклинание отмены у меня всегда выходило чудесно.

   — Снимать не то же, что накладывать, а, ведьмочка? — Бальтазар мгновенно заставляет меня пожалеть об отмене заклинания. Нужно было оставить чары немоты, вдруг понял бы, что иногда лучше промолчать. — Что случилось? Почему на тебе лица нет?

   Он спрашивает так легко, словно я действительно могу ему ответить. Словно нормально делиться таким непонятно с кем.

   Растерянность путает мысли. Вопросительные нотки витают в воздухе, сбивая с толку. Я не могу их выносить и потеряно протягиваю:

   — Я не умею накладывать такие чары.

   Ответ кажется чужим. Будто и не я это только что сказала, но больше некому. Я прикусываю кончик языка, а Бальтазар снисходительно сводит мохнатые брови, с интересом уточняя:

   — С чего ты это взяла?

   Что я теряю, в конце концов? У меня в жизни не так много возможностей поговорить с кем-то, а Бальтазар даже передать никому не сможет. Разбрасываться такими шансами просто глупо.

   — Мы все проходим тестирование в детстве, ты разве не знаешь? — получив в ответ неопределенное движение головой, я отмахиваюсь от него и продолжаю. — Мне дали средний уровень. Ничего выдающегося настолько, что нечего даже пытаться.

   Впервые за столько лет озвучив вердикт комиссии, я прикусываю язык. Вслух это звучит обиднее, чем в памяти. Словно в сознание давно вогнали занозу, а сейчас я расшатываю ее, ковыряя ранку. Не нужно было все это говорить.

   Смешок заставляет меня сгорбить плечи, а Бальтазар безжалостно уточняет:

   — Надо же, и ты просто поверила? Комиссия не может ошибиться?

   Да за кого он меня принимает? Я верно служу Правлению и благодарна за те возможности, которые оно дает каждому члену нашего общества. Сомневаться в тестировании — значит сомневаться во всей системе, но даже это не так страшно.

   Я ведь маглаб. Я прекрасно знаю, как устроено тестирование. Магия работает четко и стройно, у нее есть проявления, есть знаки, по которым можно определить предел, есть испытания, которые показывают твой текущий и максимально возможный уровни. Сомневаться в решении комиссии — все равно, что сомневаться во всей науке. Разве можно?

   — Тестирование — безупречная форма проверки, — поджав губы, твердо чеканю я, но одного взгляда на Бальтазара хватает, чтобы сомнение маленькой змейкой подтачивало уверенность.

   Тонкие губы вздрагивают, но Бальтазар сдерживает улыбку и легко пожимает плечами, всем своим видом показывая, что не собирается со мной спорить. Только вот говорит совсем другое:

   — Раз так, получается, заклинание у тебя не удалось? Отрицаем реальность, маглаб? Выстроишь теории параллельных вселенных или магических парадоксов?

   Точно! Магический парадокс! Это отличное объяснение. Произошел какой-то сбой, и заклинание сработало. Может, выделенная из крови магия сыграла какую-то роль. Причин можно придумать бесконечное множество. Как вообще в моей голове появилась мысль, что я действительно могу справиться с такими чарами?

   Убеждения вертятся в голове, но маленький огонек надежды пульсирует между ребрами, не давая покоя. А что, если это действительно было? Что, если я смогла? Исключения ведь только подтверждают правила, это любой маглаб знает.

   — Ты специально все это подстроил, — недоверчиво протягиваю я, убеждая не столько Бальтазара, сколько саму себя. — У меня не могло получиться ничего подобного.

   — Ну конечно, — скептически хмыкает он. — Мне же больше нечем заняться. Развлекаю глупых ведьмочек.

   Вообще-то занятий у него действительно не так уж и много, но какой во всем этом смысл? Устроить все это просто ради веселья? Чтобы выставить меня идиоткой и поселить крохи сомнений? Раздразнить и забросить крошечную надежду? Жестоко и бессмысленно.

   Я подцепляю очки и устало стягиваю их с носа, прикусывая пластиковую дужку. Мысли мучительно носятся по сознанию, но ответы не желают так легко подбираться. Тяжелый вздох заставляет меня поднять голову и вернуться в комнату. Бальтазар окидывает меня скептическим взглядом и как ни в чем не бывало предлагает:

   — Я кое-что в этом понимаю. Дай руку.

   Совсем спятил? Я же не самоубийца. Может, мне еще и в клетку к нему зайти, а заодно снять все ограничивающие заклинания и стереть руны?

   Уловив мои страхи, Бальтазар хмыкает и прищелкивает языком:

   — Брось, Несса, чего тебе бояться? Ты же прекрасно разбираешься в законах магии. На мне куча сдерживающих заклинаний. Я безобиден.

   Пульсирующие огоньки в черных радужках говорят об обратном, но я не могу сопротивляться. Раз в его крови такая концентрации магии, то он действительно может что-то знать. Если бы заклинания не работали, он бы уже сбежал. Мне ничего не угрожает. Не о чем беспокоиться.

   Поколебавшись с десяток секунд, я все-таки подшагиваю к клетке, неуверенно переступая с ноги на ногу. Внимательный взгляд скользит по фигуре Бальтазара. Я упорно ищу в нем хоть намек на угрозу, но тщетно. Не нахожу ни единой причины, ни малейшего знака, что стоит опасаться.

   К грифонам. Я могу постоять за себя в случае чего. Каждому маглабу нужна львиная доля храбрости. Как иначе идти к великим открытиям? Останусь трусихой — так и буду вечность перебирать склянки.

   В горле пересыхает. Рука словно приклеивается к корпусу, но я заставляю себя поднять ее и медленно протягиваю через барьер.

   Долго ждать не приходится. Длинные бледные пальцы быстро обхватывают мою кисть, плотно сжимая запястье. От теплого уверенного прикосновения спирает дыхание и к щекам приливает жар.

   Я помню это ощущение. Один в один, как во сне. Темная Матерь, это не может быть так реально.

   По коже словно разбегаются искорки. От легкого покалывания в ладони перехватывает дыхание. Я испуганно дергаю руку, но высвободиться не выходит — Бальтазар усиливает хватку. Из меня вырывается сдавленный выдох.

   Время останавливается. Смирившись, я застываю, уставившись под ноги, и завороженно жду, пытаясь свыкнуться со странными ощущениями. Когда начинает казаться, что это никогда не закончится, Бальтазар поднимает голову и выпускает мою ладонь, хмыкая:

   — Поверь, ведьмочка, все не так плачевно, как тебе говорили.

   И что, к Темной Матери, это значит? Я задираю подбородок, вцепившись требовательным взглядом в лицо Бальтазара, но тот не торопится объяснять. Издевательски сводит брови и делает вид, что не чувствует мое нетерпение.

   — Хочешь, чтобы я еще подержал тебя за руку? Любой каприз, Несса, только попроси.

   Издевка оплеухой ударяет по сознанию. Уставившись на свою протянутую кисть, я удивленно моргаю и тут же отдергиваю руку, потирая пальцами запястье. Совсем спятила. Наверняка переработала и перестала адекватно воспринимать реальность.

   Тряхнув головой, я свожу брови и требовательно протягиваю:

   — Ну?

   Бальтазар поджимает губы, пряча ухмылку, и насмешка мелькает в темных радужках, вплетаясь в ленивый вопрос:

   — Что ну? Интересует вердикт какого-то никчемного пленника? Неужели ты готова поверить неизвестно кому больше, чем комиссии?

   Нет, конечно, что за бред бешеного грифона? Но все же я дала ему руку. Все же зачем-то согласилась на этот глупый бестолковый эксперимент.

   Вскинув руку, я облизываю пересохшие губы и, прицельным тычком вернув на переносицу съехавшие очки, серьезно проговариваю:

   — Ни одна теория никогда не может быть полностью доказана. Это основное правило науки. Нужно всегда быть открытым для иной точки зрения. Признание авторитетов — верный путь к застою.

   Гулкий бархатный смех заполняет комнату, обволакивая. От этих звуков хочется улыбаться. Уголки губ приподнимаются, но я одергиваю себя, тут же нахмурившись. Чего смешного?

   Идиотка. Нечего было в это влезать. С самого начала было ясно, что идея паршивая.

   Я уже собираюсь послать Бальтазара к Темной Матери и вернуться к своим занятиям, когда он скрещивает руки на груди и, улыбаясь, кивает:

   — Отличный аргумент, маглаб. Ты приятно удивляешь.

   Он снова издевается? Это сарказм? Услышать от него похвалу так неожиданно, что я задумчиво морщу нос и не рискую делать однозначные выводы, а Бальтазар, воспользовавшись моей заминкой, продолжает:

   — Если хочешь, я могу помочь тебе. Если не освободить весь потенциал, то хотя бы доказать, что ты способна на большее, чем всегда считала. Это не так уж и сложно. Как я уже говорил, я немного в этом разбираюсь.

   Не сложно доказать мне что-то? Это мы еще посмотрим.

   Зародившееся в груди любопытство натыкается на очевидную преграду. Предложение звучит заманчиво. Оно бы и было заманчивым, скажи это кто-нибудь знакомый или хотя бы кто-то, кто не был бы заперт в клетке посреди моей комнаты. Я даже не знаю, кто он такой. Глупо доверяться первому встречному.

   Но что я теряю? Я достаточно знаю о магии, чтобы не позволить Бальтазару провернуть какую-нибудь аферу и обвести меня вокруг пальца. Даже когда смиряешься с судьбой посредственного магического недоразумения, всегда приятно помечтать о чем-то большем.

   Сузив глаза, я наклоняю голову к плечу и уточняю:

   — Хочешь мне помочь? Что, просто по доброте душевной? Я видела твою магию — добротой там и не пахнет. В чем подвох?

   Грубовато. Я запоздало прикусываю язык, но Бальтазар и не думает обижаться. Улыбка на его губах вздрагивает, становясь пугающей, но завораживающей. Он легко поводит широкими бровями и заявляет:

   — Бескорыстная помощь? Ты, конечно, милашка, Несса, но это не про меня. Уж тебе-то должно быть прекрасно известно, что во всем нужно соблюдать баланс. Тем более когда речь о взаимодействии двух магических существ.

   Меня передергивает от его странных формулировок. Слишком туманно, чтобы принимать решение, но я не успеваю задать логичный вопрос. Бальтазар сам продолжает:

   — Я предлагаю сделку. Я помогаю тебе пользоваться твоей магией более успешно, а ты выполнишь одну мою маленькую просьбу.

   Ну конечно. Едва ли он говорит о сделке на словах. Магические клятвы обладают такой силой, что потом никогда не отвертеться. Хорошо, конечно, ведь ему придется выполнить свою часть, но меня это тоже касается.

   — Какую еще просьбу? — настороженно протягиваю я, внимательно всматриваясь в лицо Бальтазара, чтобы не пропустить ни единой подсказки.

   Он пожимает плечами, словно мы обсуждаем, что будем готовить на завтрак, и отмахивается:

   — Я пока не придумал. Потом решу.

   Из меня вырывается сухой смешок. Может, у колдунов с таким объемом магии совсем не остается мозгов? Нужно провести исследование и проверить.

   — Ты что, принимаешь меня за полную идиотку? — выпаливаю я, насмешливо качнув подбородком. — Ты потом попросишь тебя освободить, а мне придется повиноваться. Знаешь, это просто жалко.

   — Ну что ты, Несса? — Бальтазар прищелкивает языком и покачивает головой, словно это я его оскорбила своим предположением. — Разве я могу? Ты не идиотка, ты талантливый маглаб, иначе тебе бы не дали такое серьезное поручение.

   Снова издевается. Да и к грифонам. Я не стану слушать. Все это с самого начала было сомнительной затеей. Помечтала немного, и хватит, пора возвращаться к работе.

   — Давай ограничим. Это будет маленькая бытовая просьба. Ничего такого, что заставит тебя нарушить закон или причинит тебе вред. Так пойдет?

   Я застываю вполоборота, недоверчиво поводя плечами. Звучит достаточно безопасно, но какой в этом смысл? Я наверняка что-то упускаю.

   — В чем подвох? — вопрос слетает с языка быстрее, чем я успеваю осознать его абсурдность. Ну конечно, так он мне все и расскажет.

   Бальтазар только хмыкает, подтверждая опасения, и пожимает плечами:

   — Какой подвох? Магические клятвы нужны как раз для того, чтобы обе стороны остались довольны условиями сделки. Ты разве не знаешь?

   Да все я знаю, только магия никак не защищает от хитрости и подлости второй стороны. С чего вообще я взяла, что это про Бальтазара? Какие у меня основания полагать, что он хочет мне навредить? То, что он заперт в клетке, еще ничего не значит. Я ведь даже не знаю, как он сюда попал и что натворил. Натворил ли вообще хоть что-то. Пока вина не доказана, он не виновен, а я даже обвинений-то толком не слышала.

   — Ладно, — губы двигаются раньше, чем я все обдумываю. Если я совершаю ошибку, то спишу потом все на спонтанные необдуманные решения, продиктованные слабостью и желанием думать о себе лучше, чем есть на самом деле.

   Дело за малым. Нужна пара капель крови и заклинание. Правильная формулировка и плотный поток магии, который не позволит никому из нас нарушить свою часть сделки. Я почти протягиваю руку, когда Бальтазар прищелкивает языком и деловито заявляет:

   — Есть еще кое-что, Несса. Ты будешь выполнять все, что я говорю, даже если тебе будет казаться, что это бессмысленно. Знаю я таких. Вечно вы считаете, что знаете все лучше всех, — он закатывает глаза и окидывает меня испытывающим взглядом. — Идет? Это крайне важно для достижения цели, иначе ничего не выйдет.

   Отлично. Мало мне неопределенного желания, за которым может скрываться абсолютно что угодно. Я еще и должна выполнять всякие прихоти неизвестно кого.

   Здравый смысл сегодня — не мой конек. Мотнув головой, я отгоняю предупреждающие вопли внутреннего голоса. Теперь я точно понимаю, почему тщеславие правит миром, но разве я должна становиться исключением?

   — Хорошо, — обещание слетает с языка, и я вскидываю руку, чтобы не передумать.

   Мрачные огоньки в черных радужках должны бы меня остановить, но я упорно игнорирую их. Просунув ладонь между прутьев, я сдавленно выдыхаю, когда пальцы Бальтазара снова обхватывают мою кисть. Ничего не происходит. Почему ничего не происходит?

   — Колдуй, Несса, — спустя бесконечность неловкой тишины насмешливо заявляет Бальтазар. — Я не могу сделать это за тебя. Моя магия заперта.

   Темная Матерь, ну что за дурочка? Преодолев желание хлопнуть себя по лбу, я кусаю нижнюю губу и спешно бормочу заученную формулу. Мне никогда прежде не приходилось делать ничего подобного, если не брать в расчет шутливые детские клятвы, которыми мы разбрасывались во время учебы. Хорошо, что никто не додумался договариваться о чем-то серьезном. Все-таки не помешало бы развивать во время обучения и инстинкт самосохранения.

   Секундный болезненный укол касается подушечки указательного пальца. Я морщусь, а Бальтазар даже бровью не поводит. Только перехватывает мою руку, соединяя наши пальцы. Кровь смешивается, и на груди словно стискивается плотное ледяное кольцо.

   Я не могу вдохнуть. Воздух исчезает из легких. В глазах темнеет, а головокружение едва не сбивает меня с ног. В ушах разливается звон, но странные ощущения проходят через мгновение.

   Распахнув глаза и жадно глотая снова доступный кислород, я смотрю, как на запястье остается маленький черный узор — напоминание о нашем уговоре. Бальтазар выпускает мою руку и закатывает рукав рубашки, показывая, что такая же метка появилась и на его коже.

   Волна ужаса обдает с ног до головы, стоит осмыслить произошедшее. Что я натворила? Как вообще согласилась на это? Это же настоящее безумие!

   Выдернув руку из клетки, я дергаю рукав халата и тру пальцами крошечный узор, но чернота въедается в кожу. Уже не оттереть, не смыть, даже не скрыть от посторонних глаз. Чтоб меня грифоны разорвали, я совершила ужасную глупость.

   Темные глаза сужаются, пока Бальтазар ехидно наблюдает за моими жалкими потугами. Нельзя выдавать страх. Нельзя показывать, что я напугана.

   Невероятным усилием выпустив собственное запястье, я натягиваю рукава халата и, поборов порыв отшатнуться, свожу брови, легко поводя плечами:

   — Раз уж на то пошло, может, тогда и расскажешь, кто ты такой и чего от меня хочет Правление? Это значительно сэкономит нам обоим время и нервы.

   Прикусив язык, я сконфуженно поджимаю губы. Темная Матерь, что я несу? Как вообще эта глупость вырвалась из меня?

   Вопреки ожиданиям, Бальтазар не спешит обрушить на меня поток осуждений. Он хмыкает и, скрестив руки на груди, отрицательно поводит подбородком:

   — Хорошая попытка, маглаб, но нет. В чем тогда будет твоя бесценная работа? Разве я могу лишить тебя научного интереса?

   Уголки губ вздрагивают, растягиваясь. Мне требуется целый десяток секунд, чтобы осознать свою улыбку и спешно стереть ее с лица. Не хватало еще реагировать на его шуточки.

   — Жаль, — я пожимаю плечами и собираюсь вернуться к лабораторному столику, но Бальтазар не позволяет.

   Тяжелый вздох разносится по комнате, и он заявляет:

   — Твое первое задание, ведьмочка. Ложись спать. Прямо сейчас. Время уже позднее, нужно соблюдать хоть какой-то режим отдыха.

   Застыв на полушаге, я недоверчиво свожу брови и, моргнув, непонимающе смотрю на непроницаемое лицо Бальтазара. Это что, очередная шутка? Он продолжает надо мной издеваться или будет теперь раздавать бессмысленные глупые указания?

   — Не могу, — настороженно протягиваю я, тут же добавляя оправдания. — У меня еще куча работы. Мне нужно...

   — Лечь спать, — решительно обрывает он. — Немедленно. Полное повиновение, помнишь?

   Проблем с памятью у меня уж точно нет, но я прекрасно знаю, что в науке добивается успеха только тот, кто не знает отдыха. Нельзя же просто взять и сломать весь мой привычный уклад жизни.

   Я открываю рот, чтобы пуститься в долгие нудные объяснения, но Бальтазар и слушать не хочет:

   — Все будет бесполезно, Несса, если ты не будешь меня слушать.

   Да к грифонам. Я действительно устала. Я отдала Правлению несколько лет усердной кропотливой работы. Один жалкий вечер ничего не изменит. У меня накопилось такое количество отпускных дней, что одна ночь — просто секунда в вечности.

   — Как скажешь, — изо всех сил пытаясь не показывать, как нелегко мне дается даже такое простое решение, я неспешно шагаю к дивану, опускаясь на край.

   Взмах руки заставляет плед вылететь из шкафа и пару подушек упасть в изголовье дивана. Я уже собираюсь поудобнее устроиться, но тяжелый недовольный вздох рушит все планы.

   — Не так, ведьмочка, — Бальтазар закатывает глаза и осуждающе сводит брови. — Тебе нужен нормальный отдых. Прими ванну, переоденься, расстели свой жуткий диван и ложись спать. Это не обсуждается.

   Расстелить диван? С того самого момента, как комната стала моей, я ни разу этого не делала. Это же просто кощунство. Столько бесполезных действий, не дающих совершенно никакого результата.

   Одного взгляда на Бальтазара хватает, чтобы понять, что спорить бесполезно. Вздохнув, я облизываю губы и поднимаюсь на ноги, шагая к ванной. Придется подчиняться.

ГЛАВА 4.

Влажные губы медленно скользят по шее, сводя с ума. Широкие ладони аккуратно касаются талии, неспешно продвигаясь вниз. Небольшая щетина колет кожу.

   Я не была к такому готова. Ничего не предвещало беды, а теперь я стою в кромешной темноте, боясь шевельнуться и вдохнуть. Горячее тело прижимается сзади, и я невольно двигаю бедрами, бросив попытки мысленно отругать себя за непристойное поведение.

   Стоит чуть шевельнуться, потираясь ягодицами о вжимающийся пах, как над ухом раздается тяжелый выдох. Горячее дыхание обдает шею, и руки тут же наливаются тяжестью, отказываясь слушаться. Я безвольно опускаю их вдоль тела и запрокидываю голову.

   Теплые ладони смещаются на живот, задирая рубашку, и неспешно продвигаются наверх. Добравшись до груди, длинные пальцы нарочито медленно расстегивают пуговицы, словно только для меня каждая секунда превращается в изощренную пытку.

   Наконец идиотская ткань сдается. Горячие пальцы касаются кожи над кружевными чашечками и пробираются под них. Я закрываю глаза и сдавленно выдыхаю, моля Матерь, чтобы это никогда не прекращалось.

   Прикосновения такие томительные и приятные, что я выскальзываю из реальности. Сильные руки сжимают грудь, а я даже не задаюсь вопросом, что вообще происходит. Что бы ни происходило, пусть так и будет. Пусть так продолжается как можно дольше.

   Нет. Пальцы разжимаются, вырывая из меня возмущенный выдох, и поднимаются к шее, цепляя подбородок. Мягкое движение заставляет запрокинуть голову, но мне уже недостаточно таких прикосновений. С губ слетает раздосадованный полустон, и я спешно кусаю губы, жмурясь.

   В затылок вжимается лоб. Мужской нос аккуратно пробирается сквозь завесу из волос, проскальзывая к открытой коже, и над ухом раздается низкий бархатный голос:

   — Что такое, ведьмочка? Что-то не так?

   Лучший звук, который я когда-либо слышала. Мягкий, пропитанный хрипотцой, в нем хочется плескаться, и я поддаюсь желанию, закрывая глаза и отдаваясь потоку прикосновений.

   Грубая хватка сжимается на бедрах, вынуждая прогнуться в пояснице. Юбка бесцеремонно задирается, и легкий шлепок касается ягодиц, лишая остатков рассудка.

   Картинка смазывается. Громкий хлопок заставляет темноту расступиться. Бодрящий ветерок откидывает с лица волосы.

   Нет больше никаких прикосновений. Нет тепла чужого тела. Нет сводящего с ума тяжелого древесного аромата. Я все это прекрасно понимаю, но все равно не могу избавиться от ощущений. Они тянутся за мной из сна, заставляя плотнее сжать ноги и закусить губу. Колени подрагивают.

   — Доброе утро, ведьмочка, — бархатный голос, один в один как во сне, влетает в сознание, и я испуганно распахиваю глаза.

   Резкий рывок поднимает меня с дивана, и взгляд мгновенно находит Бальтазара. Темная Матерь, он там, где и должен быть. В своей клетке, а не рядом со мной. Как только мне в голову попала эта безумная мысль?

   Спешно пригладив растрепавшиеся волосы, я бормочу приветствие и вскакиваю, метнувшись в ванную. Смотреть на него и слушать эти завораживающие нотки просто небезопасно. Тяжесть внизу живота и без того становится болезненной, нечего рисковать еще сильнее.

   Холодный душ снова не помогает. Я смываю капли горячего пота, но не могу избавиться от слишком реальных прикосновений, сколько бы ни терла кожу мочалкой. Безумие. Настоящее помутнение. Как такое возможно? Что происходит с моим подсознанием? Вот что нужно изучать маглабам, а не все эти идиотские бесполезные законы и способы увеличить магический резерв.

   Когда я возвращаюсь в комнату, то боюсь даже взглянуть лишний раз на Бальтазара. Мне хватило секундного пересечения взглядов. Черные радужки мгновенно полыхнули игривыми огоньками, словно он прекрасно знает, что только что делал со мной во сне.

   Конечно, он не знает. Мало того, что это невозможно, так он бы никогда не упустил возможность бросить пару колкостей, узнай о чем-то подобном.

   Тряхнув головой, я собираюсь заняться привычным незамысловатым завтраком, когда сзади раздается недовольный вздох:

   — Если собираешься сотворить тот же кошмар, что и вчера, то даже не пытайся. Так не пойдет. Ты приготовишь нормальный завтрак.

   Мне даже кажется на мгновение, что я совсем спятила от безумных снов, но уверенные спокойные нотки все еще звенят в голове. Я оборачиваюсь, недоверчиво уставившись на Бальтазара, и он деловито кивает, подтверждая подозрения.

   Скрестив руки на груди, я скептически морщусь и заявляю:

   — Признайся, ты просто решил сделать из меня прислугу, чтобы не давиться гадкой кашей.

   Хитрый ход, но я же не идиотка. Нельзя просто раздавать глупые бессмысленные указания и верить, что я стану потакать всем его прихотям.

   — Я бы не стал называть это недоразумение кашей, — хмыкает Бальтазар, но, уловив мой раздраженный взгляд, пожимает плечами. — Как ты могла подумать обо мне так плохо, Несса? Можешь ничего мне не давать, но для тебя нужен нормальный завтрак.

   Не кормить его — отличное решение. Так и поступлю. Я не кухарка, в конце концов. Я маглаб!

   Закрутившееся в груди негодование затухает под непреклонным темным взглядом. Да к грифонам. Спорить с ним себе дороже.

   Порывисто развернувшись, я добираюсь до морозного шкафа, распахивая створки. Удручающая картина. На полке одиноко стоит замороженная каша. Ничего больше. Вряд ли из этого даже при желании можно приготовить что-то дельное, а во мне и желания особо нет.

   — Не из чего, — захлопнув створки, я оборачиваюсь к Бальтазару и с вызовом задираю подбородок. — В другой раз. Сейчас это неосуществимо.

   Снисходительно сведенные брови начинают по-настоящему злить. Бальтазар смотрит на меня так, словно я капризничаю и отрицаю очевидные вещи, хотя я всего лишь констатирую факты.

   — Тогда сходи в столовую. Поешь нормально, — спокойно заявляет он.

   Столовая Академии? Ну уж нет.

   — Ни за что я туда не пойду! — выпаливаю я, спешно прикусив язык. — Лучше уж разогретая магией каша, чем помои, которые там подают.

   Вообще-то нет, разумеется, но я давно решила, что не сунусь туда. Столовая — оплот жизни Академии. Все собираются там своими компаниями, а с утра так вообще не протолкнуться. Если бы я просто оставалась невидимкой, еще можно было бы смириться, но все куда печальнее. Я за время учебы наслушалась летящих в спину издевок. Казалось бы, теперь мы не глупые адепты, но приятнее наше общение не стало. Насмешки стали изощреннее, а оскорбления обиднее и точнее. Да лучше вообще с голоду умереть.

   Мысленно подготовившись отбивать аргументы Бальтазара, я поджимаю губы, но он не торопится ничего говорить. Долгий пристальный взгляд скользит по моему лицу, а потом Бальтазар пожимает плечами:

   — Ладно, как хочешь, — да быть этого не может. С чего такая милость? — Ты знала, что на кухне можно взять продукты? Сотрудникам их выдают без проблем. В столовую даже заглядывать не обязательно.

   Серьезно? Я слышу об этом впервые.

   — Откуда ты знаешь? — недоверчиво уточняю я, нахмурившись, и беспокойно переступаю с ноги на ногу. Бальтазар кажется подозрительно осведомленным. А еще складывается впечатление, что он знает настоящую причину, по которой я отказываюсь идти в столовую.

   Но это глупости. Такого просто быть не может.

   Ленивое пожатие плечами и откровенная издевка во взгляде намекают, что честный ответ я не получу. Так и есть:

   — В любом приличном месте так. Академия, пожалуй, самое приличное место в вашем безумном мире.

   Честно говоря, не очень убедительно. Я должна просто поверить в условный мировой порядок? Приду на кухню, а они там будут смотреть на меня, как на идиотку. Впрочем, ничего нового.

   Объяснять Бальтазару, почему я не хочу выползать из своей норы, я уж точно не готова. Выбор не такой уж и большой. Передернув плечами, я подхватываю со стула пушистую объемную кофту и, цокнув, шагаю к двери, бросив напоследок:

   — Если я вернусь, а ты сбежал, я найду тебя и прокляну.

   Перед тем, как дверь за моей спиной закрывается, сзади разносится короткий смешок:

   — Куда же я от тебя денусь, ведьмочка?

   Слова все еще звучат в голове, когда я выскальзываю в коридор. Каменные холодные стены угрожающе нависают. Одинаковые ряды дверей вводят в ступор. Я едва подавляю желание метнуться обратно и запереться в комнате. Останавливает только просто мысль — придется объяснять свое странное поведение Бальтазару.

   Ладно. Спокойно. Ничего страшного тут нет. Я могу просто игнорировать всех, кого встречу по пути. В моем крыле никто не живет. Когда спущусь в более людные места, буду смотреть в пол и молиться, чтобы никто меня не узнал. У всех наверняка полно своих дел. В конце концов, в Академии все заняты. У каждого полно работы.

   Сомнительное утешение помогает сделать первую пару шагов. Я добираюсь до лестницы и медленно выдыхаю, повторяя про себя мантру. Никто не обратит на меня внимания. Я никого не встречу. Нет ничего страшного в том, чтобы выйти из комнаты.

   Помогает. Пара лестничных пролетов сменяет друг друга, и я сворачиваю по пустому коридору, торжествуя. Нет здесь никого. Все либо завтракают, либо уже работают. Слава Темной Матери!

   Невзрачная деревянная дверь на кухню вырастает перед глазами внезапно. Я застываю перед ней, не решаясь идти дальше. Что сказать? Как вообще нужно это делать? Святые грифоны, зачем я подписалась на эту безумную авантюру? Еще бы отправилась за продуктами на людный рынок Корнуа за улицей магов. Хотя, конечно, там шансов встретить кого-то знакомого значительно меньше — такая толпа людей всегда смешивает лица. Может, так и стоило поступить? Я все еще могу пойти туда. Потрачу больше времени, ну и что? Я все равно трачу его бесцельно, часом больше, часом меньше — разницы никакой.

   Я уже собираюсь развернуться и зашагать в противоположную сторону, когда дверь открывается. На меня падает огромная тень. Вскинув голову, я замечаю крупную женщину с лиловыми глазами и зализанными на макушке волосами. Она окидывает меня суровым взглядом и гаркает:

   — Чего надо?

   Слова вылетают из головы. Я не могу выдавитьничего внятного. Стою, потупившись, и бормочу:

   — Я... ну... э-э-э... знаете...

   — Маглаб? — усмехнувшись, уточняет женщина. Суровая складочка на лбу расправляется, и она спрашивает. — Выползла из своей лаборатории за продуктами?

   Я киваю так спешно, что волосы выбиваются на лицо. Какое чудо. Мне не везло так с момента выпускного экзамена, когда я вытянула единственные чары из списка, которые соответствовали моему уровню.

   — Знаю я вас, — снисходительно хмыкает женщина. — Запретесь у себя, а потом пары слов связать не можете. Вам бы с людьми побольше общаться, а не склянками трясти, — дождавшись от меня покорного кивка, она отмахивается и, прекратив вздыхать, кивает. — Погоди, сейчас выдам.

   Дверь закрывается, пряча женщину, а я преодолеваю желание прислониться спиной к стене и зажмуриться. Что-то все-таки есть в ее словах. Когда мы с Чарли были вместе, он хотя бы иногда заставлял меня выбираться из комнаты. Впрочем, даже тогда мы были только вдвоем — в компанию своих друзей он меня не звал, утверждая, что мне с ними будет скучно. А теперь я напрочь утратила всю способность общаться с незнакомыми людьми. Да еще и мысли о том, что я могу наткнуться на каких-нибудь не самых приятных старых знакомых не помогают делу.

   Скрип предупреждает, что стоит отшагнуть. Я отступаю как раз вовремя — женщина выходит, протягивая огромный бумажный пакет, и, всунув его мне в руки, молча удаляется. Я даже поблагодарить не успеваю. Она скрывается за дверью, пока я хватаюсь за продукты, боясь уронить такую тяжесть. Как она так легко его принесла?

   Рассматривать содержимое нет никакого желания. Что бы там ни было, разберусь уже у себя. Не собираюсь оставаться за пределами своей комнаты ни одной лишней секунды.

   Перехватив пакет поудобнее, я торопливо шагаю по коридору, мысленно уже закрывшись у себя. А не так ведь и страшно. Женщина оказалась вполне себе милой и понимающей. Ничего ужасного не произошло.

   Стоит ободряющей мысли посетить мою голову, как писклявый женский голосок бесцеремонно разрушает все спокойствие:

   — Мартин? Святые грифоны, да быть этого не может! Посмотрите-ка, кто вылез из своей норы!

   Попытка загородиться пакетом проваливается. Я поднимаю его повыше, чтобы спрятать лицо, но эффект оказывается ровно противоположным. Резкое движение портит все планы. Продукты подпрыгивают и вываливаются, падая под ноги. Коридор тут же заливает дружный хохот.

   У меня вспыхивают щеки. Да я вся заливаюсь краской. Даже кончики ушей пульсируют. Все буквально как всегда. Невыносимо.

   Я не хочу смотреть по сторонам, но взгляд уже цепляется за высокую голубоглазую красотку с безупречными светлыми локонами. Моргана Хартман — мой учебный кошмар. Сейчас она работает помощницей ректора Академии. Не понимаю, как ее взяли на такую ответственную должность — мозгов у нее вообще нет. Что-то мне подсказывает, что идеальная фигурка и откровенное декольте сыграли в этом не последнюю роль.

   Подружки Морганы мелко хихикают, перекидываясь дурацкими шутками про мою неуклюжесть, но я стараюсь не слушать. Пусть болтают что хотят. Порывисто опустившись на корточки, я спешно собираю рассыпавшиеся продукты, засовывая в пакет яблоки, пока перед глазами не появляются черные лакированные туфельки на высоченной шпильке.

   Как она только на них держится? Это выглядит пугающе.

   Моргана наигранно сожалеюще цокает и протягивает:

   — Матерь милостивая, Мартин, что с тобой случилось? Сколько мы не виделись? Ты за эти полгода хоть раз выбиралась из своего изгнания? — она притворно вздыхает и добавляет. — Тебе нужно чаще бывать на людях, а то совсем в пугало превратишься. Впрочем, — она закусывает розовый ноготок и растягивает на губах приторную улыбку, — не уверена, что людям это пойдет на пользу.

   Что-то темное поднимается в груди, расширяясь. Оно клокочет, пульсирует и злобно клацает зубами, нашептывая на ухо заманчивые, но жуткие предложения.

   Медленный вдумчивый выдох не помогает. Яблоко в руке брызжет соком, превращаясь в кашицу. Сознание отключается. Нельзя терпеть это вечно. Сейчас она ответит за все годы моего кошмара.

   Хохот подружек Морганы заливает сознание, превращаясь в невыносимый шум. Картинка перед глазами мутнеет, и все расплывается. Магия искорками бегает по коже. Что происходит? Я никогда прежде не ощущала ничего подобного, а сейчас не сомневаюсь, что мне хватит сил стереть Моргану в порошок, даже если она попытается защищаться. А ведь ее уровень значительно выше, да и статусом она меня обошла.

   Пришло время поплатиться. Пришло время показать, что нельзя безнаказанно изводить других, думая, что тебе все сойдет с рук.

   Голова медленно поднимается. Взгляд скользит от носочков лакированных туфель к тонким голеням, добирается до острых коленок и переходит на плотную ткань облегающей бедра юбки. Еще мгновение. Еще пара секунд, и ничто ее не спасет.

   — Ванесса?

   Мужской голос пробивается через барьер клокочущей ненависти, и в голове словно щелкает переключатель. Я порывисто опускаю подбородок, уставившись на остатки яблока на пальцах, и спешно отряхиваю руку. На меня падает вытянутая узкая тень. Моргана кокетливо протягивает:

   — Чарли? Доброе утро! Мы как раз обсуждали, что вас не было на завтраке. Что-то случилось?

   Вас? Они тут всей своей чудесной компанией? Да быть этого не может. Чарли бы никогда не назвал меня по имени при всех своих друзьях.

   — Работа появилась, — коротко отзывается Чарли. Я не вижу, но прекрасно представляю, как светлые брови Морганы удивленно сводятся. Она не привыкла, чтобы кто-то так с ней говорил, а Чарли так вообще вьется возле нее при любом удобном случае.

   — Надеюсь, ничего серьезного, — розовые губки растягиваются в милой улыбке, но Чарли на нее даже не смотрит.

   Шаги приближаются, и он, отмахнувшись, уточняет:

   — Что вы тут устроили? Что происходит?

   Вопрос точно не ко мне. Я хватаю оставшиеся продукты и старательно засовываю их в пакет, пока Моргана презрительно фыркает:

   — Решили поболтать с Мартин, а она уже и разговаривать разучилась.

   Я прикрываю глаза, медленно выдыхая. Спокойно. Разносящийся со всех сторон смех не пошатнет мое самообладание. Даже несмотря на то, что к женским голосам примешиваются мужские. Только вот голоса Чарли я почему-то не слышу.

   Взгляд цепляется за мужские ботинки, а потом я недоверчиво моргаю. Чарли опускается на корточки и подхватывает помидор, протягивая мне. Отвернувшись, он сухо заявляет:

   — Слабо верится, что вы просто болтали. Опять решили поиздеваться над тем, чего не понимаете?

   Формулировка интересная, но прежде Чарли не заступался за меня даже так, и я принимаю у него помидор, бросая в пакет. Все это странно. Ужасно странно. Нужно уходить отсюда, пока мир окончательно не сошел с ума и не выкинул еще что-то из ряда вон выходящее.

   Я уже собираюсь подняться на ноги, когда Чарли оборачивается ко мне, быстро распрямляется и протягивает ладонь:

   — Давай я тебя провожу.

   Ничего не могу с собой поделать. Судорожно обернувшись, я не нахожу рядом никого, к кому мог бы обращаться Чарли. Только его друзья позади усмехаются и странно переглядываются.

   Мозг отказывается работать. Пауза затягивается. Разозлившись на себя, я решительно вскидываю руку и вкладываю ладонь в пальцы Чарли. Он обхватывает мою кисть и помогает подняться, отнимая пакет.

   — Увидимся на обеде? — натянуто уточняет Моргана, но Чарли только неопределенно передергивает плечами, увлекая меня за собой, подальше от бывших однокурсников.

   Вообще-то такое развитие событий должно меня радовать — неприятная стычка позади, скоро я смогу вернуться в свою комнату, Чарли ведет себя подозрительно галантно, — но все почему-то происходит наоборот. Напряжение скручивает мышцы. Каждый шаг дается с трудом. Рука Чарли обжигает.

   Я вжимаю голову в плечи и смотрю строго под ноги, не понимая, что происходит. Удивленная компания остается позади. Мы поднимаемся по лестнице и, добравшись до моего этажа, шагаем по коридору, когда Чарли как ни в чем не бывало уточняет:

   — Ну, как дела, Несса? Решила все-таки прогуляться? Смотрю, даже продукты взяла. Поразительно.

   И что я должна ответить? Не могу же я сказать, что пленник, которого мне велели изучать, убедил меня нормально выспаться и прилично позавтракать? Чарли просто не поймет. Вопросов у него возникнет гораздо больше, чем я готова отразить. Наверняка он решит, что я спятила.

   — Овощи положительно влияют на умственную деятельность, — выдавливаю я, подстраиваясь под замедлившийся шаг Чарли.

   Он усмехается и поворачивается ко мне, сверкнув голубыми глазами:

   — Вот как? Раньше ты и без этого отлично справлялась.

   — Раньше у меня и задачки были куда понятней, — автоматически огрызаюсь я и тут же прикусываю язык. Не знаю, что пугает больше — спонтанный необдуманный ответ или мысль о том, что Чарли решит, будто я не справляюсь.

   Не похоже, чтобы он собирался осуждать. Чарли только понимающе кивает и уточняет:

   — Какие-то проблемы? Как вообще успехи?

   Какие-то проблемы есть определенно. Например, метка клятвы на моей руке. Темная Матерь, что я вообще вытворяю? Только сейчас, столкнувшись с реальностью, я вижу, как произошедшее обрастает всеми чудовищными деталями, которые невозможно было заметить раньше.

   Нужно рассказать. Нужно во всем признаться, пока не поздно, остановить себя и отказаться от этого дела. Пусть кто-нибудь другой занимается Бальтазаром. Чарли поймет. Он даже поможет придумать что-нибудь, чтобы обойти магию клятвы.

   — Работаю пока, слишком обширный запрос, чтобы говорить что-то конкретное вот так сходу, — с языка слетает совершенно не то, что я планировала.

   Почему? Почему я вдруг решила промолчать?

   Да потому что это настоящее безумие. Ничто так отчетливо не указывает на мое сумасшествие, как эта история. Чарли покрутит пальцем у виска и сдаст меня Правлению. Меня запрут где-нибудь, лишат и тех крох благ, которые подают, и отнимут возможность заниматься наукой.

   Нет, меня это совершенно не устраивает. Одно дело быть слегка двинутым маглабом, и совсем другое — спятившей ведьмой, заключающей договоры с кем попало. Я же даже не знаю, в чем обвиняют Бальтазара. Вдруг там что-то политическое? Так и подельницей стать недалеко, а за такое не просто в камеру бросят — магии лишат, если не головы.

   Чарли не замечает ни мой бегающий взгляд, ни нервное движение пальцев, вцепившихся в подол юбки. Он улыбается и спокойно отвечает:

   — Я уверен, ты справишься, Несса. У тебя всегда получаются подобные штуки. Мы все очень ждем результаты.

   Они все? Его друзья? Правление? Да какая вообще разница?

   — Да, я поняла, — я хмуро опускаю голову, стараясь лишний раз не пересекаться с Чарли взглядом.

   — Но ты слишком не упорствуй, — внезапно выдает он, вырывая из меня растерянный выдох. — Дело очень важное и срочное, но о себе тоже нужно не забывать. Здорово, что ты выбралась за продуктами и выкроила время на готовку.

   У меня слов нет. Происходит что-то из ряда вон. Чарли никогда особо не заботился ни о моем режиме, ни о моих делах. Вполне ожидаемо, что теперь он будет говорить со мной только о задании, но складывается все иначе.

   Дверь комнаты вырастает перед глазами спасительным барьером. Я торопливо выхватываю пакет из рук Чарли и бормочу:

   — Спасибо, что проводил, мне пора, там как раз должна закончиться реакция. Нужно проверить.

   Не дожидаясь ответа, я шагаю к двери, собираясь спрятаться от странных нервирующих событий, но Чарли легко перехватывает меня за локоть. Его лицо стремительно приближается, но он замирает, катая на губах милую улыбку, и выдыхает, понизив голос:

   — Надеюсь, скоро увидимся, Несса.

   Порывистый испуганный кивок — все, на что меня хватает. Я дергаюсь в сторону и, метнув на Чарли секундный удивленный взгляд, скрываюсь за дверью. Громкий хлопок прячет меня от внешнего мира, но сердце все еще странно колотится, а перед глазами стоит красивое лицо Чарли, застывшее всего в паре сантиметров от моего.

   Не сдержавшись, я приваливаюсь спиной к стене и медленно выдыхаю, пытаясь привести себя в чувство. Забыть все это, как страшный сон. Я снова в своем укромном мирке. Продуктов хватит на неделю, а в следующий раз я аккуратно выскользну на рынок. Специально выкрою время и все продумаю. Я же маглаб. Думать — моя лучшая способность.

   — Что с тобой, ведьмочка? Неужто столкновение с реальным миром такое болезненное? — скептический смешок прорывается сквозь поток мыслей.

   Я распахиваю глаза и раздраженно поджимаю губы. Бальтазар. Это все он. Из-за него все это случилось.

   А что, в сущности, случилось-то?

   В голове тут же вспыхивает подозрительный поток магии, и я теряю все раздражение. Холодные мурашки проскальзывают по коже, путая мысли. Выжидательная тишина сбивает с толку.

   Не стану я ему ничего говорить. Умник, сам во всем разберется. Да и не нужны мне его дурацкие советы. Я ими сыта по горло.

   — Кое-что странное произошло, — выпаливаю я, шагнув ближе к клетке, и проклинаю свой язык. Да что со мной такое? Почему я это сказала?

   Черные густые брови сводятся, и темный взгляд требовательно впивается в мое лицо. Бальтазар напряженно складывает руки на груди, ожидая объяснений. Обойдется. Хватит с него личной информации.

   — Магия. Я почувствовала ее. Слишком много, — сдавленно выдыхаю я, вспомнив бесконтрольное желание крушить все вокруг, и прикрываю глаза.

   Это неправильно. И очень странно. Что еще хуже, со мной такое впервые, и нет ни одного логичного объяснения произошедших изменений. В мире, где все работает по своей логике и законам, ее отсутствие должно пугать.

   В темных радужках вспыхивают огоньки. Бальтазар растягивает губы в ехидной улыбке и нарочито спокойно уточняет:

   — Вот как? И что же случилось? Расскажи в деталях, — его настойчивые вопросы заставляют осечься. Я вскидываю голову и недоверчиво сужаю глаза, а Бальтазар тут же добавляет. — Я ведь пообещал помочь, ведьмочка. Это может быть важно.

   Да в самом деле. Я должна ему за это неизвестно что. Пусть прикладывает все мыслимые усилия, копается в глупых бессмысленных историях и сам ломает голову над тем, что произошло. Это достойная плата. Нечего было обещать.

   Решительно прошагав к кухонному островку, я опускаю на столешницу пакет и, вытаскивая продукты, начинаю неторопливый рассказ. Не упускаю ни малейшей детали, начиная с момента выхода из комнаты и заканчивая возвращением в нее. Пока слова бесконтрольно стекают с языка, я лениво колдую, занимаясь приготовлением завтрака.

   К моменту, когда Бальтазар вклинивается в мой поток речи, на двух тарелках дымится пышный румяный омлет с грибами и огненными томатами. Я беру одну из тарелок, и настойчивый вопрос застает врасплох:

   — Так что все-таки тебя остановило? Почему ты не уничтожила эту неприятную ведьму?

   Темная Матерь, я доверилась полному идиоту. Как я могу уничтожить Моргану? Да она от меня мокрого места не оставит, если захочет. Ее уровень магии ни в какое сравнение с моим не идет.

   Признаваться в этом не хочется, да и, начистоту, в тот момент меня это совершенно не волновало. Я шагаю к Бальтазару, взвешивая возможные варианты ответа, и, просунув тарелку через магическое поле, все-таки говорю:

   — Чарли появился. Я растерялась. Странно там все было.

   Вес тарелки перестает давить на руку. Я разжимаю пальцы, собираясь отойти, но на запястье сжимается цепкая хватка. Бальтазар впивается в мою руку, дергая к своему лицу, и темные брови хмурятся. Серьезный взгляд сверлит мою ладонь, пока он не процеживает:

   — Вас что-то связывает, да? Или ты на всех так реагируешь?

   К лицу приливает краска. На такие вопросы я отвечать не собираюсь. Что вообще он о себе возомнил?

   — А это тебя не касается! — выпалив, я выдергиваю руку, спешно шагая к кухне.

   Вопреки ожиданиям, Бальтазар не наседает с расспросами. Он вообще ничего не говорит, а я не могу выносить эту внезапную тишину. Схватив вилку, бездумно засовываю в себя омлет, совершенно не чувствуя вкуса. Мне даже начинает казаться, что я магией случайно уничтожила всю вкусовую ценность продуктов — бытовые заклинания мне плохо даются, — когда Бальтазар разрушает предположение:

   — Очень вкусно, Несса. И, что самое главное, для тебя это намного полезнее.

   Не хочу вникать. Не хочу ни в чем разбираться. У меня есть более насущные проблемы, и именно ими я собираюсь заняться.

   Отставив тарелку, я игнорирую слова Бальтазара и шагаю к лабораторному столику. Времени я и так потратила немало. Нужно работать.

ГЛАВА 5.

Спина затекла. Глаза слезятся, и строчки смазываются. Я упрямо читаю один и тот же абзац, снова и снова пытаясь вникнуть, но суть упорно ускользает.

   Так не должно быть. Куда подевалась моя способность сутками торчать за книгами и не ощущать ни усталости, ни голода?

   Пару раз в голове даже проскальзывает шальная мысль все закрыть и передохнуть, но я ее отгоняю. Этого еще не хватало. Нет у меня такой роскоши. То, что показывают результаты исследований, вводит в ступор. Магия Бальтазара так плотно переплетена с его кровью, что их не разъединить, но Правлению повезло, что они обратились именно ко мне. С этим я справилась, только вот вопросов с каждым новым действием становится все больше.

   Его магия пугает. Она не вписывается в привычные понятия, не входит в логичную выстроенную структуру, не подчиняется всеобщим законам. Она яркая, яростная и мощная. Невозможная.

   Но я прекрасно знаю, что все невозможное рано или поздно происходит. В голове даже откладывается навязчивое ощущение — когда-то я читала о чем-то подобном. Эта мысль показалась настоящим спасением, но на деле только добавила проблем. Я листаю книгу за книгой, но ничего похожего не нахожу, а безумный азарт захлестывает, подталкивая к борьбе с бесчувственными магическими фолиантами. Им придется сдаться и выдать мне эту тайну.

   Но, возможно, не прямо сейчас.

   — Заканчивай, ведьмочка, — бесстрастный голос оглаживает сознание. Предложение такое заманчивое, что я едва справляюсь с порывом тут же ему последовать и шумно захлопнуть книгу. — Тебе еще с ужином разбираться.

   Он просто невыносимый нахал. Такое ощущение, что Бальтазар всерьез устроил все это только ради того, чтобы обзавестись личной кухаркой в лице талантливого маглаба. Это просто унизительно, в конце концов.

   Все-таки захлопнув книгу, я швыряю ее на стопку уже просмотренных и, стянув с переносицы очки, протираю глаза.

   — Знаешь, это уже перебор, — нахмурившись, я окидываю Бальтазара недовольным взглядом. — Если ты проголодался, то можно просто вежливо попросить, а не прикрываться заботой о моих способностях.

   Тяжелый вздох насквозь пропитан насмешкой и снисхождением. Бальтазар цокает, но на мою фразу не реагирует, заявляя:

   — Пока ты займешься ужином, можем кое-что попробовать. Маленькая тренировка.

   Он издевается что ли? Что за тренировка после выматывающей умственной деятельности? Да грифоны с ней, с усталостью. Как он себе это представляет? Я что, какая-то великая ведьма в его представлении?

   — На приготовление ужина вообще-то тоже силы уходят, — вяло огрызаюсь я, автоматически записывая на пергаменте мелочи, которые сумела за сегодня обнаружить в книгах. — Как прикажешь одновременно выполнять все твои безумные поручения?

   Лучше бы я отвернулась и не видела брезгливый изгиб черных бровей. Бальтазар морщится и бросает так насмешливо, что меня передергивает:

   — Если нарезание овощей отнимает у тебя весь запас сил, то не отвлекайся, конечно. Я и не думал, что ты можешь оценивать себя настолько низко.

   Я вскакиваю на ноги, раздраженно сжав кулаки. Мы договаривались о помощи, а не о бесконечных насмешках и издевках. Этого мне сполна хватает и без него. Будет много болтать — останется без ужина и без собеседника. Ни слова ему не скажу. Вообще перестану на него реагировать.

   Да и к чему эти провокации? Я вполне здраво оцениваю свои силы. Не все в состоянии резать морковь и одновременно покорять мир, иначе и быть не может. Иначе разверзся бы хаос.

   Озвучить мысли я не решаюсь. Проигнорировав выпад Бальтазара, я морщусь и взмахом руки открываю морозный шкаф, вытаскивая нужные продукты. Магия нехотя, но все же повинуется, подготавливая ингредиенты. На самом деле, будет уже огромным шагом вперед, если я смогу приготовить ужин, не используя физическое воздействие на продукты.

   Едва ли Бальтазар считает так же. Он склоняет голову к плечу, наблюдая за неторопливо летающим ножом, на котором я упорно концентрируюсь, и сбивает меня, отвлекая:

   — Подойди, Несса.

   Он всерьез воспринимает меня как прислугу? Выполняю все его пожелания, так еще и подбегать должна по первому зову?

   Новый виток раздражения закручивается в груди, вытесняя остальные мысли. Сейчас я все выскажу этому нахалу. Пусть знает, что помыкать мной не выйдет!

   Развернувшись, я быстро шагаю к нему, за пару мгновений пересекая комнату. Даже не пытаюсь скрыть возмущенный взгляд, гневно свожу брови и открываю рот, чтобы выпустить поток претензий, но Бальтазар опережает:

   Ну вот, видишь, вовсе и не обязательно сверлить взглядом нож, чтобы почистить картошку.

   Рот захлопывается, не позволяя издать ни звука. Я недоверчиво оборачиваюсь и удивленно моргаю, наблюдая за тем, как все на кухне работает и без моего пристального внимания.

   Как же так? Кажется, что посуда даже двигается увереннее, быстрее и точнее. Разве что нож вздрагивает на мгновение, когда я оборачиваюсь, но ничего не падает, не взрывается и не разбивается. Магия все еще справляется.

   Я бы убедила себя, что это не я, а кто-то другой управляет предметами, но больше некому. Как неудобно, когда под рукой нет никого, на кого можно свалить все странности.

   Легкий смешок рядом призывает меня снова повернуться к Бальтазару. Он поднимает брови и разводит руками, как бы показывая, что он тут ни при чем, а мне даже противопоставить ему нечего. Все ругательства, которые мгновение назад готовились сорваться с языка, растворяются, уступая место немому удивлению.

   Может, он и вправду знает, что делает?

   Я почти готова в это поверить, когда Бальтазар разрушает веру в свою компетентность, легко предлагая:

   — Так вот, насчет тренировки. У меня для тебя очень простое задание. Создай маленький шар света.

   Точно издевается. Или хочет прикончить меня, чтобы как-нибудь выбраться отсюда и сбежать. Странный и неоправданно сложный план, но я его все равно не понимаю, так что не готова отметать этот вариант.

   — С ума сошел? — скептически бурчу я, обиженно сморщив нос. — Ты хочешь помочь или доказать, что я жалкая?

   В самом деле, это уже слишком. Магия света — не для всех. Уж точно не для меня. К этому должна быть предрасположенность, а встречается она не так уж и часто. Конечно, частично чему-то научиться могут многие, но есть нюансы. Одно дело — осветить помещение, используя специальные магические светильники, усиливающие магию, и совсем другое — создать чистый сгусток света. Он бы еще открытый огонь без свечей наколдовать предложил.

   — Не знаешь заклинание? — сочувственно уточняет Бальтазар. — Не переживай, я подскажу.

   Я? Не знаю заклинание? Да за кого он меня принимает? Проблема в том, что теоретические знания никогда не заменят практические навыки и абсолютно бесполезны, если ты колдовская посредственность. Разве что эрудицией блистать можно, да хорошие оценки иногда получать.

   — Все я знаю, — огрызаюсь я, запоздало закусив губу, но Бальтазар уже понял, что точно попал в больную точку.

   Он поводит плечами и усмехается:

   — Колдуй тогда, раз все знаешь. В чем проблема, ведьмочка?

   Я бы ему сказала, в чем проблема. Я бы ему столько всего сказала, что он бы существенно расширил свои представления о лексике маглабов.

   Сколько бы негодования во мне ни клубилось, сказать я так ничего и не решаюсь. К чему дурацкие слова и оправдания, когда все можно показать? Пусть своими глазами увидит, что его безумные задумки не работают.

   Преисполнившись мрачного злорадства и жгучего желания доказать Бальтазару, что он не такой уж и умник, каким хочет показаться, я складываю перед собой ладони, тщательно мысленно проговаривая заклинание, и потираю их. Старательно, с чувством, но совершенно ничего не происходит. Нет даже легкого покалывания зарождающейся магии — совсем паршивый знак.

   Абсолютно ничего. Разве что ладони нагреваются, и темное торжество разливается в груди, дергая уголки губ.

   Я честно стараюсь еще пару минут. Изо всех сил. С полным чувством поражения. Но потом все-таки сдаюсь и вскидываю голову, торжествующе сводя брови:

   — Вот видишь? Ни-че-го.

   — Вижу, — деловито кивает Бальтазар, окинув меня скептическим взглядом. Ни одна жилка на лице не выдает, что он облажался. — Впервые вижу ведьму, которая так радуется собственной неудаче.

   Хлесткая оплеуха по сознанию отдается в груди секундной досадой. Дурак. Я радуюсь не своей неудаче, а его. Это он ошибся. Я-то прекрасно знала с самого начала, что такие задачки мне не под силу.

   Сконфуженно поджав губы, я повожу плечами и вяло огрызаюсь:

   — А ты чего ждал? Что я создам тебе яркий шар из света, как будто каждый день занимаюсь чем-то подобным?

   Непробиваемый. Бальтазар даже не пытается смягчить слова, спокойно соглашаясь:

   — Да. Честно говоря, именно этого я и ждал, ведьмочка.

   Ну и как можно на это реагировать? Раскричаться, что он вообще не понимает, с чем имеет дело? Обвинить его в том, что он совершенно не разбирается в вопросе? Фыркнуть и отказаться с ним работать? Да куда разумнее просто покрутить пальцем у виска и перестать реагировать.

   — Ваши ожидания — ваши проблемы, — закатив глаза, бросаю я, но ожидаемой реакции не наступает.

   Он не злится. Не разочаровывается. Ему абсолютно плевать на происходящее. Бальтазар словно живет в какой-то своей реальности, где нет никаких противоречий между тем, что он вбил в свою голову, и тем, что происходит на самом деле.

   Вздохнув, он прикрывает глаза на мгновение, а потом устало приказывает:

   — Подойди ближе, — острый взгляд не оставляет шансов на сопротивление. Я послушно шагаю к нему, тут же получая новое указание. — Дай мне руки.

   Глупость. Я так спокойно проникаю через барьер, словно это нормально, но ничего нормального в этом нет. Он преступник. Это небезопасно. Это вообще настоящее безумие.

   Я все понимаю, но руки поднимаются сами, отказываясь прислушиваться к голосу разума. Стоит кистям преодолеть незримый барьер, как по коже разносится легкое покалывание. Пальцы Бальтазара тут же впиваются в мои запястья и аккуратно проскальзывают к ладоням, обхватывая их.

   Дыхание спирает. Я выталкиваю из легких рваный выдох и испуганно опускаю взгляд, не понимая, что со мной происходит. Приятное тепло усиливает покалывание. Невесомые, почти нереальные прикосновения ощущаются так отчетливо, что ноги становятся ватными. Хочется присесть, отдернуть руки, отшатнуться, но я стою, завороженно впитывая странные непонятные ощущения.

   Да что это такое? Почему внутренности скручиваются, сердце ускоряется и мышцы наливаются приятной тяжестью? Почему в голове стелется сплошной плотный туман?

   — А теперь попробуй еще раз, маглаб, — голос Бальтазара едва долетает до сознания, с трудом пробиваясь через пелену тумана.

   Зачем ему это? Что за глупости? Я не знаю и не хочу вникать. Если он просит — я сделаю. Просто чтобы наглядно показать, насколько утопичную идею он создал в своей дурной голове.

   Разум отключается, перестав контролировать и движения, и слова, и магию, и даже мысли. Я аккуратно потираю ладони, пока чужие руки касаются моих ободряющим теплом, и беззвучно повторяю заученные слова заклинания. Снова и снова, потеряв счет времени и попыткам.

   Между ладонями словно проскальзывают искры. Воздух становится плотнее, и кожу оглаживает приятное тепло. Какого грифона?

   Не могу поверить. Отказываюсь признавать собственные ощущения. Такого просто не может быть.

   У меня есть только один способ убедиться. Боясь двинуться, я фиксирую руки в одном положении, хотя ладони Бальтазара и так не позволят мне что-то испортить, и аккуратно поднимаю подбородок. Взгляд проскальзывает по черным мужским брюкам, добирается до живота и упирается в наши ладони.

   Завороженный недоверчивый выдох вылетает из легких. Глаза расширяются, и рот открывается в немом удивлении.

   Между ладонями застывает совсем крошечный, тусклый, но все же сгусток света. Ни в какое сравнение с тем, что делают те, кому эта магия дается с рождения, но уже что-то. Я и на такое рассчитывать не смела. Никогда.

   Темная Матерь, что же это происходит? Что все это значит? Если это действительно происходит, то комиссия ошиблась, но это невозможно. Их методы диагностики безупречны. Они не знают осечек.

   И что мне делать с этим? Идти и докладывать? Я обязана доложить о таком серьезном событии. Если кто-то узнает, что я скрыла такой важный факт, то мне конец. Если расскажу, то вызову слишком большое количество вопросов, отвечать на которые совсем не хочется.

   Мысли о будущем действуют отрезвляющей пощечиной. Рвано выдохнув, я шарахаюсь назад, вырывая руки, и прижимаю их к груди, потирая ладони.

   Шар схлопывается, исчезая. Стоит пальцам Бальтазара соскользнуть с моих рук, как тоскливая волна захлестывает сознание, окончательно сбивая с толку.

   Нет, все это слишком. Это странно. Подозрительно. Плохо. Ничего хорошего такие события не предвещают.

   Нервно мотнув головой, я вцепляюсь испуганным взглядом в самодовольное лицо Бальтазара и выпаливаю:

   — Это все ты. Ты это устроил. Ты сам-то умеешь создавать шары света? Вот ты его и создал.

   Он даже глазом не поводит. Проигнорировав мой скачущий тон и нервные нотки в голосе, Бальтазар прищелкивает языком и, скрестив руки на груди, заявляет:

   — Если бы я создавал шар света, Несса, он бы не был таким крошечным и слабым. Но ты ведь знаешь, я не мог сделать ничего подобного. Моя магия заперта рунами, — перехватив мой взгляд, он доверительно наклоняет подбородок и приподнимает брови. — Ты все сделала сама. Я всего лишь сработал как проводник.

   Проводник? Бред. Чушь. Невозможно. Чтобы стать проводником между ведьмой и ее дремлющей магией, нужно обладать слишком серьезными магическими способностями. Сомневаюсь, что в Правлении найдется хотя бы парочка таких сильных колдунов.

   Я не готова это принять. Не могу осмыслить. Мотаю головой и хватаю ртом воздух, пытаясь подобрать хоть какое-то вменяемое оправдание.

   Это помешательство. Галлюцинация. Я надышалась токсичными реагентами, и Бальтазар тоже. Вот так вполне подойдет.

   — А теперь ужинать и отдыхать, — бескомпромиссно заявляет Бальтазар, игнорируя мою растерянность.

   Я не нахожу сил ни на споры, ни на разборки. Прислушаться сейчас — лучший вариант. По крайней мере во сне мне удастся не мучать себя разгадками очередной сложной задачки.

ГЛАВА 6.

Похоже, теперь каждое утро в моей жизни будет начинаться одинаково — резкое пробуждение от дурного стыдного сна, холодный душ, который не помогает, приготовление завтрака и внимательный темный взгляд, неотрывно следящий за каждым движением.

   Сегодня я не в настроении болтать. Если мне еще пару ночей будет сниться такое, я сойду с ума. Я не понимаю, как смотреть на Бальтазара и не вспоминать, как его губы скользили по моей шее. С каждым разом желание узнать, так ли это приятно в реальности, как во сне, проступает все отчетливей, и это пугает.

   Природу этих снов не понять. Может, стоит окуривать комнату перед тем, как ложиться отдыхать? Я готова сделать что угодно, чтобы избавиться от дразнящих распаляющих сцен в голове. Как они вообще туда попали? Им не место в моем сознании. Никогда прежде ничего подобного со мной не случалось.

   Магией отправив Бальтазару тарелку с тостами, я пропускаю мимо ушей его благодарность и, сделав глоток крепкого кофе, хмуро потираю глаза. Засунув в себя завтрак и почти не ощутив вкуса, я решительно продвигаюсь к лабораторному столику и уже собираюсь согнуться над магоскопом — работу никто не отменял, — как спокойный голос Бальтазара нарушает планы:

   — Не хочешь попрактиковаться, ведьмочка? Ты вчера делала внушительные успехи. Лучше бы закрепить.

   Я хочу. У меня аж ладони чешутся от желания попробовать сделать что-нибудь такое же яркое и необычное, как вчера, но есть одна проблема.

   — Работа сама себя не выполнит, — чеканю я, скосив взгляд в сторону Бальтазара. — Или, конечно, ты можешь рассказать мне сам, кто ты такой и почему твоя магия не поддается привычному описанию. Тогда у меня освободится куча времени, и я вся в твоем распоряжении.

   Запоздало прикусив язык, я поджимаю губы. Темная Матерь, хоть бы ему хватило такта не акцентировать внимание на глупости, которая вырвалась из меня.

   Как же. Бальтазар игриво приподнимает брови и растягивает губы в ухмылке:

   — Прямо вся, ведьмочка? — каждый звук пропитан издевкой и липким подтекстом. Кончики ушей краснеют, но я упрямо молчу, пытаясь слиться с обстановкой. Кажется, работает, потому что Бальтазар вздыхает и протягивает. — Предложение, безусловно, крайне заманчивое, но вряд ли я смогу его принять. Мы уже договаривались — так нечестно. Позанимаемся, когда решишь отдохнуть от своих научных изысканий.

   Ну и к грифонам его. Не хочет помогать — не надо. Справлюсь сама. Пусть не так быстро и просто, как выходит обычно, но рано или поздно я докопаюсь до истины, найду все ответы и...

   И что тогда? Сдам отчет Правлению и никогда больше не увижу Бальтазара? Сердце напряженно замирает.

   Глупости. Да. Именно так. Никогда больше его не увижу, вернусь к спокойной размеренной жизни и сама буду разбираться во всех проблемах. Главное, чтобы он успел помочь хоть немного продвинуться в магии. Вдруг все это — не такая уж и бессмысленная затея.

   Тряхнув головой, я отгоняю назойливое неуместное сопротивление, которое разгорается внутри и никак не желает исчезать. К счастью, я прекрасно знаю, как отвлечься от неудобных мыслей.

   Нет ничего более затягивающего, чем исследование. Наклонившись над магоскопом, я набираю в пипетку новый реагент и капаю на предметное стекло, завороженно наблюдая за реакцией. Черные вкрапления магии приходят в движение и сплетаются в причудливые узоры.

   Все. Я пропала. Время растворяется, все вокруг исчезает, вытесненное безупречной магией и любопытством. Реальность смещается, утягивая меня в глубины происходящего на предметном стеклышке.

   Распрямляюсь я, только когда шея безнадежно затекает, простреливая предупреждающей болью. Длинно выдохнув, я стягиваю с переносицы очки и жмурюсь, потянувшись на стуле. Беглый взгляд на часы заставляет усмехнуться. Семь часов без перерывов и ощущения времени — не так уж и много. Бывало и хуже.

   — Ты безумная, маглаб, — бескомпромиссно заявляет Бальтазар, но мне даже спорить с ним не хочется.

   Куда интереснее, как он сам проводит это время. Я вот представить не могу, чтобы у меня получилось несколько часов сидеть без дела и смотреть в потолок. Как он справляется?

   Спрашивать ничего подобного я, конечно, не буду. Да и Бальтазар уже явно собирается сказать что-то еще, но не успевает. Короткий стук в дверь отдается в сознании секундной паникой. Я вскакиваю из-за стола и дергаюсь к ванной, зачем-то пытаясь спрятаться, но не успеваю.

   Дверь открывается, и в комнату просачивается Чарли. Он натягивает милую улыбку и старательно прячет за спиной букет цветов, а я недоуменно моргаю. Это что еще такое? Он дверью ошибся? Решил заглянуть ко мне перед свиданием с Морганой? Не мог же он в самом деле принести цветы мне.

   — Привет, Несса, — Чарли одаряет меня ласковым взглядом и подмигивает. — Не возражаешь, если я зайду?

   Чисто технически вопрос лишен смысла, потому что он уже зашел. Я так теряюсь, что чуть не озвучиваю мысли, но вовремя прикусываю кончик языка и пожимаю плечами:

   — Проходи, конечно.

   Мне бы спросить, зачем он пришел, но язык не поворачивается. Чарли сам обязательно озвучит все свои пожелания, а до тех пор у меня есть немного времени, чтобы потешить себя нелепыми надеждами. Вдруг он просто заглянул меня проведать. Пока не сказано обратное, вполне можно в это верить.

   Чарли уверенно пересекает комнату, оказываясь рядом со мной за пару шагов. Я безвольно наблюдаю за яркими искорками в зеленых радужках, а он протягивает мне букет пышных радужных ирисов, обезоруживая:

   — Это тебе, Несса.

   Слова исчезают из головы. Я наверняка провалилась в очередной дурацкий сон. Не может же это происходить на самом деле. Нельзя просто прийти и принести бывшей девушке цветы как ни в чем не бывало. Любой скажет, что это странно.

   Охапка переливающихся ирисов опровергает теорию. Я слишком долго стою, не решаясь ни взять цветы, ни поблагодарить Чарли. Осознав это, я выхватываю букет, скомкано кивнув, и вместо благодарности выпаливаю:

   — Какой повод?

   Матерь милостивая, кто тянул меня за язык? Лучше вообще промолчать, чем выдать такую чушь.

   Вопреки логике и здравому смыслу, Чарли не обижается. Он усмехается и пожимает плечами, подмигивая:

   — Разве нужен повод, чтобы подарить прекрасной ведьме цветы?

   Так, ясно. Я надышалась реагентами. Он никогда ничего подобного не говорил. Даже когда мы были вместе. С чего бы теперь начинать?

   Выдавив кривую улыбку, я торопливо отворачиваюсь — яркий голубой взгляд затягивает, угрожая лишить меня остатков разума. Быстрый взмах рукой призывает из верхнего шкафчика вазу, и я старательно наполняю ее водой, слишком долго засовывая цветы в горлышко, чтобы потянуть время.

   Чарли наблюдает за моими жалкими потугами со снисходительной улыбкой. Пока я расправляю цветы, на деле просто перебирая стебли, он подходит к кухонному островку и облокачивается о него, наклонив голову к плечу. Светлые кудри спадают на лоб, и я украдкой посматриваю на него. Ладони потеют.

   Так не пойдет. Нужно что-то сделать. Что-то спросить.

   — Налить тебе чего-нибудь? — выпаливаю я, надеясь, что этот вопрос вытащит из Чарли истинную причину визита.

   Ничего подобного. Чарли дергает уголком рта и уничтожает во мне ощущение реальности, заявляя:

   — Можем пропустить бокальчик-другой вина, Несса, — тишина после его слов зависает такая яркая, что меня оглушает. Я замираю, медленно сводя брови, и удивленно моргаю, уставившись на Чарли, а он все-таки понимает, что не совсем угадал с ответом. — Если ты не в настроении, можешь просто угостить меня чаем. У тебя получаются отличные сборы. До сих пор вспоминаю их с особой теплотой.

   Сборы? Он вспоминает с особой теплотой мои сборы? Да что за чушь? Я ему не травница какая-то, мог бы придумать комплимент получше.

   Сколько бы я ни повторяла это про себя, подсознание все равно откликается на приятные слова. Я улыбаюсь и послушно выставляю пару чашечек, старательно заваривая чай. Чарли подхватывает их и переносит на журнальный столик, вальяжно опускаясь на диван.

   Мне ничего не остается, кроме как сесть рядом. Беспокойство тут же покалывает ладони, и я порывисто тянусь за чашкой, чтобы чем-то занять руки. Горячий пар и аромат трав успокаивают и греют похолодевшие ладони. Я медленно вдыхаю умиротворяющий запах и пытаюсь сконцентрироваться на нем.

   Даже почти получается, но вопрос Чарли выбивает из колеи:

   — Ну, как у тебя дела, Несса? Скучаешь?

   Попытка сделать глоток — серьезная ошибка. Чай встает поперек горла, и мне приходится приложить непомерное количество усилий, чтобы не закашляться, выдавая удивление. Дрогнувшая рука отставляет чашечку на блюдце, и я настороженно протягиваю, стараясь не смотреть на Чарли:

   — Нормально. Занимаюсь своими делами, все как всегда.

   Тактика безотказная. Не нравится какой-то вопрос — не отвечай на него. Только вот отсутствие ответа — тоже ответ, и Чарли это прекрасно понимает.

   Он усмехается, зачесав назад выбившиеся кудри, и придвигается ко мне, опустив руку на спинку дивана за мной. Его лицо оказывается подозрительно близко, но он только пожимает плечами и как ни в чем не бывало уточняет:

   — А как твое задание? Есть продвижения?

   Чарли хорошо меня знает. Единственная тема, на которую я могу болтать бесконечно, не заботясь ни о времени, ни о реакции, — это работа. Так было всегда, но сейчас мне нечего рассказать. Хотя, пожалуй, не так. Рассказать можно поразительно много, но я не уверена, что хочу делиться этой информацией.

   Разумеется, потому что она пока не проверена. Не хочу вводить никого в заблуждение. Именно так.

   — Пока ничего конкретного, — выдавливаю я, заметив мелькнувшую во взгляде Чарли тень.

   Он быстро берет себя в руки. Не подает вида, что удивлен — наверняка он ждал восторженного рассказа на пару часов, а не жалкую фразу из трех слов. Наклонив голову набок, он прищелкивает языком и вздыхает:

   — Ты бы поторопилась, Несса. Создала бы хотя бы видимость каких-то результатов. Например, можно написать промежуточный отчет.

   Это еще что такое? Он будет учить меня, как выполнять мою работу? Пусть занимается своими делами, а в мои не лезет. Каждый должен делать то, что умеет, а не поучать других.

   Четко уловив повисшее напряжение, Чарли морщится, а у меня перехватывает дыхание. Его ладонь аккуратно опускается на мое колено, пальцы сжимаются, и он понижает голос:

   — Не пойми меня неправильно, Несса. Меня это все вообще не касается, но я кое-что вижу. Начальство помешано на этом исследовании, им нужны результаты, — он поводит плечами и перехватывает мой взгляд, внушительно проговаривая. — Не хочу, чтобы у тебя из-за этого возникли проблемы. Я говорю это только ради тебя.

   Не касается? Ради меня? Да как же это?

   Мысли путаются в голове, мешая здраво оценивать слова. Где-то в глубине настойчиво стучит здравый смысл, призывая открыть глаза и вслушаться, найти несостыковки, но я отмахиваюсь от него, не находя сил. Все концентрируется на широкой теплой ладони на колене. Ни о чем больше думать не выходит, как бы я ни старалась.

   О, Темная Матерь, да что происходит?

   Тяжело сглотнув, я вскидываю голову, всматриваясь в лицо Чарли. Хочу найти там ответы на внутренние вопросы, но вместо этого проваливаюсь в темнеющие голубые радужки, напрочь теряясь в происходящем. Остатки здравого смысла поглощает синева, мягкие правильные черты лица и приоткрытые губы.

   Чарли уверенно встречает мой взгляд, с готовностью его перехватывая. Я не вижу в нем ничего, кроме искреннего желания помочь и странной темной пелены. Сердце в груди вздрагивает, начиная усиленно колотиться в ребра. Взгляд Чарли отрывается от моих глаз и опускается, остановившись где-то в районе подбородка.

   Во рту пересыхает. Я не понимаю, почему, но не могу шевельнуться. Просто сижу, огненной вспышкой ощущая ладонь на колене, и завороженно наблюдаю, как светлые длинные ресницы подрагивают.

   Время ускользает, расползаясь по комнате тяжелым ожиданием неизвестно чего. В голове разливается пустота, только гул крови отдается в висках, и дыхание Чарли — или мое — долетает до слуха.

   А потом время возвращает ход с такой скоростью, словно пытается наверстать упущенное. Чарли подается вперед — я не успеваю ни осмыслить, ни отреагировать, — и его пальцы вплетаются в волосы на моем затылке. Еще мгновение — и его губы врезаются в мои. Язык легко проталкивается внутрь, и я задыхаюсь, не решаясь ни ответить, ни оттолкнуть его.

   Пара бесконечных секунд отпечатывается в сознании горячим дыханием. Настойчивые, но аккуратные движения не оставляют выбора. Приоткрыв рот, я все-таки подаюсь вперед и испуганно отвечаю на поцелуй.

   Я подумаю об этом потом. Потом взвешу все последствия и проведу кучу часов за самокопанием и попытками осмыслить эту странную вспышку.

   Ладонь на колене вздрагивает. Пальцы сжимаются, надавив почти до боли, и рука медленно поднимается, забираясь под юбку. Я с трудом это осознаю. В черепной коробке стелется сплошной туман, в ушах стучат сбитые выдохи. Я прогибаюсь, пытаясь придвинуться к Чарли, и его ладонь проскальзывает выше.

   В сознании совсем некстати вспыхивает пара черных глаз. Такая яркая и отчетливая, что я моментально выдыхаю и неуверенно толкаюсь ладонью в плечо Чарли, пытаясь отстраниться.

   Достучаться до него выходит не с первого раза. Только настойчивый удар в плечо и попытка оттолкнуться помогают. Чарли нехотя открывает глаза и, мазнув по мне затуманенным взглядом, хрипло протягивает:

   — Что такое, Несса? Что-то не так?

   Я даже теряюсь на мгновение. Что-то не так? Да у меня целый список, но все это не так важно.

   — Мы тут не одни вообще-то, — мотнув головой в сторону клетки, я не рискую взглянуть в ту сторону.

   Внутри вспыхивает настойчивая вина. Хочется отшатнуться, поправить волосы и чинно натягивать пониже задранную юбку, но из стальной хватки Чарли выбраться не так просто.

   Он непонимающе сводит брови. Обернувшись, Чарли все-таки осознает, о чем я говорю, но только отмахивается, усмехнувшись:

   — А, это. Да брось, Несса. Как давно тебя смущают подопытные крысы?

   Меня передергивает. Увернувшись от губ Чарли, я собираюсь все ему высказать, но он меня опережает.

   Тяжело выдохнув, Чарли выпускает мои волосы и щелкает пальцами, выставляя звуковой барьер, а взмах руки набрасывает на незримую клетку темное покрывало. Довольно кивнув, Чарли бормочет:

   — Ну вот, теперь его как будто здесь и нет.

   Недоумение обезоруживает. Я не могу поверить в то, что происходит. Он вообще понимает, о чем говорит?

   Пока я растерянно моргаю, Чарли снова наклоняется, врезаясь в мои губы. Пальцы стискивают бедро. Вес тела придавливает меня к дивану, и Чарли наваливается сильнее. Его губы соскальзывают к шее, покрывая кожу влажными горячими поцелуями, а вторая рука тянется к груди, торопливо расстегивая халат.

   — Стой, Чарли, — протестующий хрип едва вылетает из меня.

   Может, у меня и не выходит ничего сказать. По крайней мере, никакого эффекта слова не имеют. Чарли даже не пытается сдвинуться. Он продолжает целовать мою шею, прикусывая кожу, а ладони требовательно скользят по бедрам, задирая юбку.

   Волна страха окатывает с ног до головы, заставляя задыхаться. Я врезаю ладонь в его плечо, но нелепая попытка оттолкнуться проваливается. Голос сипнет и утекает в пустоту:

   — Чарли, остановись, хватит. Не надо.

   Он меня не слышит. Или умышленно игнорирует все слова. Может, думает, что я кокетничаю, пытаясь отомстить ему за наш разрыв. Причины меня мало волнуют. Гораздо хуже — рубашка на моей груди уже расстегнута, а губы Чарли сминают кожу над ключицей.

   Я не хочу. Не так. Не сейчас. Не с ним.

   Мелкие нелепые удары в грудь его не останавливают. Чарли до боли сжимает бедро, а у меня закладывает уши. Удушающая волна отвращения смывает все мысли. Я перестаю соображать и бессильно барахтаюсь в океане отрицания. Не может всего этого быть. Это настоящий абсурд.

   В висках стучит паника, мешая здраво мыслить. Я не понимаю, что должна сделать, и продолжаю бормотать бесполезные просьбы. Бестолку. Задыхаясь, я жмурюсь и пытаюсь вывернуться, верчу головой, пока под закрытыми веками не вспыхивают мелкие искорки.

   Хватит! Хватит, во имя Матери!

   Отчаянный вскрик в сознании остается неуслышанным. Губы вздрагивают, и я всхлипываю, но вес тела внезапно исчезает, а оглушительный грохот заставляет распахнуть глаза.

   Спешно одернув юбку и запахнув края халата, я распрямляюсь и ошарашенно осматриваюсь. Пальцы все еще подрагивают, и испуганное сознание отказывается воспринимать реальность.

   Чарли поднимается на ноги, откидывая свалившиеся на него книги. Похоже, он врезался спиной в шкаф. Какого грифона?

   Тишина между нами повисает кристальная, только сбитое дыхание убеждает, что время не остановилось и продолжает свой неумолимый ход.

   Что случилось? Как это произошло? Это ведь сделала не я? Я не могла.

   Медленно выдохнув, Чарли одергивает воротник белой рубашки и шагает ко мне. Лицо у него напряженное, но лишенное явных проявлений эмоций. Я не могу понять, о чем он думает, и инстинктивно отшатываюсь, врезавшись в спинку дивана.

   Мой испуганный жест останавливает его. Чарли вскидывает ладони и аккуратно покачивает головой:

   — Прости, Несса. Не знаю, что на меня нашло.

   Слова встают поперек горла. Я не могу ничего ответить. Во мне буквально нет слов, и я неопределенно дергаю головой. Хочется отвернуться и не видеть Чарли, но я боюсь отводить взгляд. Он же смотрит на меня пристально и неотрывно, словно что-то взвешивает и анализирует.

   Как долго эта идиотская немая сцена будет продолжаться?

   — Прости, — глухо повторяет Чарли, и глубокий вдох заставляет меня вжать голову в плечи.

   Он должен сказать что-то еще. Спросить, как я это сделала. Обязан. Потому что мы оба прекрасно понимаем, что ничего подобного у меня получиться не могло.

   Только Чарли молчит. В голубых радужках клубится смесь задумчивой отрешенности и вины. Он прикусывает губу и, скользнув по моей фигуре напряженным взглядом, все-таки выдает:

   — Я, наверное, пойду. Надеюсь, ты все же простишь мою несдержанность и позволишь заглянуть в другой раз.

   Я не верю своим ушам. Несдержанность? Он называет это несдержанностью?

   Так и не дождавшись ответа, Чарли кивает несколько раз и, напоследок наградив меня прощальным взглядом, выходит.

   Стоит двери закрыться за его спиной, как меня обдает волной осознания. Прижав ноги к груди, я утыкаясь лицом в дрожащие ладони и медленно выдыхаю, пытаясь осмыслить произошедшее.

   Он ничего не спросил. Почему? Почему вообще все это произошло?

   Я не чувствую в себе ни малейшего колебания магии. Не чувствую ничего, кроме захлестывающей паники и обиды. Глаза щиплет, и горячие слезинки все-таки стекают по щеке. Я утыкаюсь лбом в колени и отрешенно мотаю головой, пытаясь хотя бы выровнять сбившееся дыхание, но срываюсь на беззвучные всхлипы.

   Вот и весь идиотский день. Какие бы планы у меня ни оставались, едва ли я заставлю себя сделать хоть что-то еще. Я просто не могу. Тело становится ватным, и силы растворяются. Мышцы наливаются тяжестью. Я не могу и не хочу шевелиться.

   Единственное желание, которое во мне остается, — провалиться в сон и забыть случившееся. Сделать вид, словно ничего и не было.

   Шатнувшись вбок, я заваливаюсь на диван, обессиленно утыкаясь головой в подлокотник. Так и продолжаю прижимать колени к груди и глотать слезы, пока отдаленная мысль не пробивается сквозь густой туман в голове.

   Скосив взгляд в сторону клетки Бальтазара, я едва заставляю себя приподнять палец, чтобы стянуть с нее темную ткань. Не то чтобы я хочу, чтобы он видел меня в таком состоянии, но он ведь не животное какое-то, чтобы завешивать его в неудобных ситуациях. Да и с животными так делать не стоит.

   Я прекрасно понимаю, что ни на чувство такта, ни на сочувствие от Бальтазара рассчитывать не приходится, и морально готовлюсь пропустить все едкие комментарии мимо ушей, но не слышу ни звука. На мгновение замечаю сосредоточенный темный взгляд, вцепившийся в мою фигуру, и напряженные сведенные брови, но надолго сконцентрироваться на этом не могу.

   Соскользнув обратно в горизонтальное положение, я сжимаюсь и закрываю глаза. Тело все еще подрагивает, и я кусаю губы, чтобы подавить всхлипы. Мыслей в голове нет совершенно никаких, и апатия наваливается неподъемным грузом.

   По рукам веет холодом, и я отрешенно думаю о том, что неплохо было бы достать хотя бы плед, но сил двинуться нет. Уже почти провалившись в сон, я отрешенно понимаю, что на меня опускается теплое одеяло.

ГЛАВА 7.

Утро выбивается из ставшей уже привычной картины. Я открываю глаза, и ничего не происходит. Никаких снов. Никаких неуместных мыслей. Ничего, кроме странного опустошения и желания уткнуться лицом в подушку.

   Откуда вообще взялась подушка?

   С трудом подхватив очки с журнального столика, я еле поднимаюсь и плетусь в душ, а, вернувшись, отрешенно машу рукой, заставляя продукты приготовиться. Пока на плите жарятся яйца, я обрушиваюсь на диван и, обняв себя руками, смотрю в одну точку.

   Ничего ведь не случилось. Ничего такого, чтобы погрязнуть в тоске. Но внутри почему-то так мерзко, что хочется вернуться в душ и бесконечно тереть себя мочалкой.

   Нужно просто забыть об этом. Погрузиться в работу и сосредоточиться на том, что я хорошо умею. Это всегда спасает. Если вымотать себя достаточно, можно забыть обо всех проблемах.

   Да и какие тут, к грифонам, проблемы? Мне никогда не удавалось хорошо понимать поступки многих колдунов. Нечего и сейчас заниматься бесплодным анализом.

   Вялое движение пальца отправляет одну тарелку Бальтазару, а вторую мне, но в глотку ничего не лезет. Я вяло ковыряю вилкой в яичнице, начиная сомневаться, что в комнате не одна, когда гулкий голос разносится впервые за это время:

   — Ты в порядке, Несса?

   Надо же, что это с ним? Никаких едких комментариев? Никаких издевок?

   Мне не хватает уверенности даже взглянуть в сторону Бальтазара. Неопределенно передернув плечами, я отталкиваю тарелку и решительно поднимаюсь на ноги, шагая к лабораторному столику.

   Работа всегда спасает. Работа лучше идиотских мыслей, дурацкого прокручивания неприятных воспоминаний и бесполезных попыток понять, что произошло.

   Набрав в пипетку новые реагенты, я капаю немного на предметное стекло. На самом деле, идей у меня нет. Если и это не поможет, то я не знаю, что еще можно сделать, чтобы выполнить задание. Впрочем, процедура это долгая, сегодня точно ничего выяснить не удастся.

   Закончив приготовления, я задумчиво морщусь. Сидеть и ждать, наблюдая за медленной реакцией, — не самое разумное занятие. Стоит отвлечься буквально на мгновение, как в голове тут же всплывает лицо Чарли, и я отчаянно цепляюсь за единственную мысль, которая не вселяет недоумение.

   Отчет. Я могу написать промежуточный отчет.

   Это, конечно, совершенно бесполезное задание и никакой новой информации промежуточный отчет никому не даст, но в Правлении до жути любят все эти бессмысленные бумажки.

   Вытащив пергамент, я старательно окунаю перо в чернильницу и вывожу название. Им ведь нужно еще и оформить все в соответствии с установленной формой. Работы тут на целую вечность, а толку в ней никакого. Хотя для меня это настоящее спасение.

   Выдохнув, я потираю переносицу и склоняюсь над столом, подробно описывая каждый проделанный шаг. Абсолютная тишина помогает сосредоточиться. Я проваливаюсь в описание исследования и напрочь теряю ощущение времени.

   Очнуться удается, только когда я ставлю последнюю точку. Устало выдохнув, я стягиваю очки и пробегаю взглядом по исписанным пергаментам.

   Не так и бесполезно, как я думала. Когда все записано, гораздо удобнее осмыслить и анализировать эксперименты. Сощурившись, я внимательно вчитываюсь в описанные результаты, и напряженная мысль зарождается где-то на задворках сознания, но я никак не могу за нее зацепиться.

   Нет, мне нужен перерыв, определенно. Мозг отказывается помогать и требует разгрузки. Сделав копию отчета щелчком пальцев, я подхватываю пергаменты и добираюсь до двери, всовывая их в специальный ящик с рунами. Через минуту отчет будет уже у секретаря Правления. Надеюсь, они удовлетворятся видимостью активной деятельности.

   Стукнув пальцами по крышечке коробки, я решительно разворачиваюсь и впервые за сегодня осознанно смотрю на Бальтазара. Спокойный и расслабленный, он все же сверлит меня неотрывным внимательным взглядом и словно чего-то ждет. Не может же он знать, что я планирую сделать?

   Не может. Я и сама отказываюсь верить в то, что собираюсь сказать. Медленный выдох, и я выпаливаю:

   — Что там насчет наших занятий? Давай продолжать.

   Это логично. Рабочие дела на сегодня исчерпаны, голову нужно чем-то занять, да и понять, что вчера произошло, было бы очень кстати.

   Бальтазар легко пожимает плечами и бросает:

   — Без проблем. Только для начала дай прочитать твой отчет.

   Я осекаюсь, сводя брови. Это еще что за фокусы? С чего бы мне делать нечто подобное? Это отчет для Правления, а не для подопытных. Да и не было у нас такого уговора.

   Все верно, но я послушно вытягиваю руку, подозвав копию бумаг, и вручаю ее Бальтазару, отправив сквозь незримую клетку легким движением пальцев. Бальтазар ловко перехватывает пергамент и моментально углубляется в чтение, проскальзывая взглядом по строчкам.

   Нечего там читать. Ничего интересного. Однако время идет, а я покорно жду, пока Бальтазар не хмыкает, отрываясь от записей:

   — Недурно, маглаб. Ты действительно кое-что понимаешь. Редкий случай, — небрежная издевка вплетается в голос, но направлена не на меня. Я свожу брови. — Только выводы странные. Такая чуткая работа и абсолютная неспособность составлять логические связи — немного подозрительно, не находишь?

   Кончики ушей вспыхивают. Подлетев к клетке, я выдергиваю пергаментный лист и сплевываю:

   — Ничего подобного. Не понимаю, о чем ты говоришь.

   На что вообще он намекает? Хочет сказать, что я вожу Правление за нос, умышленно не описывая напрашивающиеся выводы? Да грифона с два. Просто я прекрасно знаю, что делать вывод на промежуточных результатах — необдуманно и бесполезно. Да. Именно так.

   Короткий смешок доказывает, что доверия моим словам нет, но Бальтазар только кивает. Наклонив голову, он всматривается в мое лицо и спокойно уточняет:

   — Что пробудило в тебе внезапную тягу к занятиям? Что-то вчера произошло?

   Я настороженно повожу подбородком, пытаясь прикинуть, что лучше сказать. Вспоминать о вчерашнем вообще не хочется, говорить об этом вслух — тем более, а с практически незнакомым неизвестно кем — совершенно точно желания нет.

   — Кое-что, — аккуратно протягиваю я, надеясь, что этого хватит.

   Конечно, нет. Глупая надежда. Сомневаюсь, что это действительно важно для дела. Скорее, Бальтазар просто развлекается, намеренно окуная меня в липкую неловкость. Он поигрывает бровями и мрачно улыбается:

   — Твой парень...

   — Он не мой парень, — раздраженно сплевываю я, поведясь на очевидную провокацию, и тут же прикусываю кончик языка.

   — А целовал он тебя так, словно твой парень, — хмыкает Бальтазар.

   Это его уж точно не касается. Зачем вообще я обсуждаю все это с ним? Зачем возвращаюсь к идиотским занятиям? Нужно либо выставить четкие границы, либо отбросить уже мысль о своих скрытых способностях.

   Не делаю я ни того, ни другого. Проигнорировав выпад Бальтазара, я хмуро бросаю:

   — Он за это и поплатился. Кое-что случилось. Что-то отбросило его от меня, — закусив губу, я замолкаю, решив, что сказала достаточно, но Бальтазар так не считает.

   Он вопросительно сводит брови и наклоняет подбородок, подталкивая говорить дальше:

   — И что?

   Действительно. Будто бы так не понятно, что именно меня смущает.

   Сконфуженно поморщившись, я повожу плечами и аккуратно поясняю:

   — Я не делала этого осознанно. Хочу понять, что произошло. Если, конечно, это вообще сделала я.

   — Едва ли это сделал тот колдун, а больше здесь никого и не было, — заявляет Бальтазар, метнув на меня насмешливый взгляд. — Так что, полагаю, виновником можешь быть только ты, ведьмочка.

   Что-то в его голосе — не знаю, что именно, — заставляет меня осечься. Едва уловимое, насмешливое, оно сочится из каждого звука, но не позволяет полностью понять, что это такое.

   Сглотнув, я мотаю головой и быстро киваю. Не так и важно. Пусть говорит что хочет. Я пришла к нему за уроками, а не за философией.

   — Тебя что-то расстроило, Несса? — резко сменив тему, уточняет Бальтазар.

   Два черных уголька впиваются в мое лицо, мгновенно растеряв и насмешку, и издевку. Он смотрит внимательно и пристально, заглядывая куда-то под кожу, в подкорку, словно мысли читать умеет. Я не могу бороться. Понимаю, что рассказывать ему о таком глупо и бессмысленно, но сдавленно киваю.

   Что ему даст такой ответ? Я все равно не смогу сказать что-то более конкретное. Просто не заставлю себя вслух описать то, что вчера произошло.

   Вопреки опасениям, Бальтазар и не просит. В черных радужках мелькает секундная молния. Такая быстрая, что, вполне вероятно, мне кажется. Он протягивает ко мне руку и велит:

   — Иди сюда.

   Никогда приказ еще не звучал так мягко. Бальтазар словно точно знает, что я не смогу сопротивляться. Требует, но вкладывает в каждый звук что-то аккуратное и бережное. Заботливое?

   Темная Матерь, какая чушь. Я почти сбрасываю с себя пелену завороженности, но все равно шагаю ближе и протягиваю руку. Кожу покалывает, когда запястье проходит через магический барьер.

   Длинные пальцы обхватывают мою ладонь, сжимая. Дыхание сбивается. Уши закладывает. Губы пересыхают.

   Бальтазар всего лишь держит меня за руку, а в груди что-то болезненно шевелится. Напряжение усиливается, закручивается и распирает грудную клетку, пока по щеке не стекает одинокая слезинка. Рваный выдох слетает с губ, и все вдруг обрывается.

   Из меня словно вытащили огромную гниющую занозу. Словно непреодолимая сила потянула мрак из груди, освобождая от обиды, непонимания и спрятанного страха.

   Сбившееся дыхание выровнять не получается. Я бессильно хлопаю ртом, пытаясь осмыслить ощущения. Голова кружится. Хочется сползти на корточки и спрятать лицо в ладонях, но Бальтазар все еще сжимает мою руку, не позволяя двинуться. Чувствую себя парализованной, но эта вынужденная беспомощность и неспособность шевелиться очаровывают.

   Спокойствие. Оно заполняет меня, заползая в каждую клеточку. Назойливые мысли растворяются. Напряжение рассасывается. Тяжесть исчезает. Хорошо.

   Крепкая хватка разжимается, но я не спешу выдергивать руку. Понимаю, что сама оставляю ладонь в пальцах Бальтазара, но даже не реагирую на его сощуренный насмешливый взгляд.

   Плевать, что он подумает. Плевать, что скажет. Плевать, почему это так.

   — Колдуй, ведьмочка. Мы остановились на шаре света.

   Голос звучит словно из-под воды. Бальтазар сам опускает руку, и я, очнувшись, выдергиваю кисть из клетки, рвано выдохнув. Щеки вспыхивают и пульсируют.

   Святые грифоны, что это на меня нашло? Какой позор!

   Порывисто опустив взгляд, я пялюсь на свои руки и судорожно пытаюсь придумать хоть что-то, чтобы отвлечь внимание от своего идиотского поведения. В голову ничего лучше не приходит.

   Раскрыв ладонь, я сосредоточенно концентрирую магию, призывая свет, пока все внутри пульсирует и вздрагивает, путая мысли. Я не могу четко подумать о том, чего хочу, поэтому остается отдавать магии приказы не словами, а абстрактными ощущениями. Попытка, обреченная на провал.

   Я в этом даже не сомневаюсь, пока над ладонью не собирается яркий пульсирующий шарик. Не больше куриного яйца, но для меня и такое невозможно.

   В горле становится так сухо, что я болезненно сглатываю. Боясь шевельнуться и нарушить чудо, я испуганно застываю, пока низкий бархатный голос не оглаживает сознание:

   — Давай, отпусти, Несса. Перестань трястись над магией. Это она подчиняется тебе, а не ты ей.

   Чушь. Бред бешеного грифона. Мы все служим магии и Темной Матери, которая даровала нам к ней доступ. Это любой ребенок знает.

   Только у меня язык не поворачивается спорить с Бальтазаром, а мысли в голове ускользают, пряча очевидные аргументы. Я бы ни за что не прислушалась, но тело отзывается на приказы Бальтазара быстрее, чем мозг осмысливает их.

   Я убираю руку и тут же испуганно сжимаюсь, боясь даже предполагать, к чему это может привести, но ничего не происходит. Ни взрыва, ни вспышки. Ничего.

   Шарик света замирает в воздухе, покорно качаясь в невесомости, и я распахиваю рот, отказываясь верить своим глазам.

   Это я его создала. Сама. И он мне подчиняется.

   — Передвинь, — велит голос, раздаваясь словно в черепной коробке. Я теряюсь, плохо ориентируясь в происходящих чудесах, и подсказка не заставляет себя долго ждать. — Немного вправо. Просто представь, что это происходит.

   Где-то в глубине сознания вспыхивает научный протест, но я отмахиваюсь от него, не позволяя себе даже отзвуки услышать, и покорно следую инструкциям. Шарик сдвигается, подчиняясь мыслям.

   — А теперь потуши. Он тебе больше не нужен.

   Он мне больше не нужен. Сознание завороженно повторяет услышанные слова, и яркий шарик растворяется в воздухе, оставляя после себя только воспоминания. Я сверлю взглядом точку, где мгновение назад в воздухе зависло настоящее чудо, созданное моими руками, и медленно поднимаю голову, натыкаясь на взгляд Бальтазара.

   Удовольствие проскальзывает в легкой полуулыбке и приподнятых бровях. Бальтазар пожимает плечами, показывая, что снова оказался прав, а мне нечего ему противопоставить. Совершенно.

   Настолько, что я, не дожидаясь напоминаний, разворачиваюсь и шагаю к кухонному уголку, собираясь приготовить ужин. Усталость медленно обнимает за плечи, намекая, что неподготовленное тело не привыкло к таким магическим нагрузкам.

   Я принимаю это с пугающим спокойствием. Нужно просто поужинать и лечь спать. Восстановить силы и завтра попробовать снова.

   Не из научного интереса, а из невозможности противостоять желанию снова почувствовать над ладонью теплое прикосновение магии и света.

ГЛАВА 8.

— Несса, — горячее дыхание опаляет ушной хрящик и спускается к шее.

   Влажные губы цепляют кожу, мягкий язык скользит вниз, касаясь ямочки между шеей и плечом, и легкий укус вырывает из меня сдавленный стон.

   Крепкое горячее тело вжимается сзади, придавливая к стене. Широкие ладони с нажимом поднимаются от талии, скользя по ребрам. Длинные пальцы расправляются с пуговицами блузки, и подушечки обжигают кожу над кружевными чашечками белья, тут же отодвигая их.

   Я не могу себя контролировать. Бездумно выгибаюсь, потираясь ягодицами о пах, и кусаю губы, пытаясь сдержать рваные выдохи. Ничего не выходит. Они вылетают из меня, низкие, охрипшие, словно чужие, и жадные прикосновения к груди только усиливают звуки.

   Так горячо, что голова кружится. Воздуха не хватает. Я хлопаю ртом, извиваясь в сильных руках, пока влажные поцелуи чередуются с грубыми покусываниями, и перестаю думать о том, что происходящее неправильно.

   Какое это имеет значение? Кто установил эти запреты? Если мне хорошо, то почему я должна останавливаться?

   Уверенный рывок задирает юбку. Длинные пальцы сжимаются на ягодицах почти до боли, но я тону в безумном горячем удовольствии. Вслушиваюсь в сбившееся дыхание над ухом, растворяюсь в дразнящих поглаживаниях и даже не пытаюсь уследить за движениями мужских рук. Глаза закрываются, утягивая меня в звездную темноту. Так все ощущается еще острее.

   Сильная хватка сжимается на талии и резко разворачивает меня. Я мгновенно распахиваю глаза и натыкаюсь на темный пульсирующий желанием взгляд. Бальтазар смотрит на меня внимательно и пристально, пока руки гладят мой живот, аккуратно соскальзывая к внутренней стороне бедра, и ненавязчивый толчок раздвигает ноги.

   Мне впервые не хочется спрятаться, отвернуться или закрыть глаза. В темных радужках сквозит неприкрытое желание, и я купаюсь в нем, запустив руку в черные гладкие волосы. Пряди проскальзывают между пальцами, пока Бальтазар рывком отодвигает край влажного белья и проникает внутрь.

   Я задыхаюсь, подавившись стоном. Колени подгибаются, но горячее тело вжимает меня в стену, а широкая ладонь поддерживает за талию. Жар опаляет лицо, расползается по шее и закручивается внизу живота с каждым резким толчком пальцев.

   Порывистое движение дается с трудом. Потянувшись вперед, я врезаюсь в бледные узкие губы, а горячий язык оглаживает нижнее нёбо, через мгновение сталкиваясь с моим.

   Пальцы стискивают черные волосы, оттягивая, а вторая рука отчаянно царапает широкую спину. Голова кружится. Мысли плавятся. Я жмурюсь, теряясь в хаотичных движениях, и задыхаюсь в раскрытый рот. Губы Бальтазара заглушают стоны.

   Судорогой сводит пальцы, а потом все тело прошивает яркая вспышка дрожи. Я обессиленно повисаю в мужских руках, все еще сжимая гладкие волосы. Горячие губы вжимаются в мою шею и растягиваются в улыбке.

   Распахнув глаза, я порывисто распрямляюсь на диване, резко выдыхая. Жар все еще стучит в висках и пульсирует на щеках. Так ярко и красочно, что я не сразу могу поверить, что это всего лишь сон. Дрожащие пальцы заправляют за ухо выбившиеся пряди, и я отрешенно вытираю сбежавшую по виску капельку пота.

   Вот так все возвращается к привычному ходу жизни. Хотя непонятно, когда привычным в моей жизни стало просыпаться от реалистичных непристойных