Наследники. Любовь под запретом. Татьяна Абалова

Оглавление

• АННОТАЦИЯ:
• ПРОЛОГ
• ГЛАВА 1. Вскрытое письмо
• ГЛАВА 2. Сумасшедшие планы Аннабель
• ГЛАВА 3. Моя глупость не знает границ
• ГЛАВА 4. Еще одно письмо
• ГЛАВА 5. Ошибка отчима
• ГЛАВА 6. Побег
• ГЛАВА 7. В пути
• ГЛАВА 8. Север все ближе
• ГЛАВА 9. Определение дара
• ГЛАВА 10. Я – бастард
• ГЛАВА 11. Начало
• ГЛАВА 12. Разрешите представиться – растяпа
• ГЛАВА 13. Наследники
• ГЛАВА 14. Волнение и страх
• ГЛАВА 15. Испытание
• ГЛАВА 16. Ловушка
• ГЛАВА 17. Планы на будущее
• ГЛАВА 18. Стычка
• ГЛАВА 19. Как зреет ненависть
• ГЛАВА 20. Сюрприз
• ГЛАВА 21. Месть Элеоноры
• ГЛАВА 22. Суета перед Посвящением
• ГЛАВА 23. За день до
• ГЛАВА 24. Посвящение. Врата Познаний
• ГЛАВА 25. Шепчущие арки и Осколки времени
• ГЛАВА 26. Перепутье
• ГЛАВА 27. От Поющих камней до Портала перерождения
• ГЛАВА 28. Странное завершение испытаний
• ГЛАВА 29. Встреча с королем
• ГЛАВА 30. Когда все встает на свои места
• ЭПИЛОГ

Наследники. Любовь под запретом

АННОТАЦИЯ:

Анна случайно узнает, что отчим собирается продать ее другу, похоронившему уже трех жен. Выход один – бежать. Но куда и к кому, ведь после смерти матери девушка осталась круглой сиротой? На помощь приходит подруга. Она умоляет заменить ее в Академии для Высших. Ее родители и слышать не хотят о любви дочери к сыну злейшего врага. Подмена - это выход для обеих, но к чему приведет рисковое решение, не знает ни одна из них.

   - Героиня–сирота и коварные планы опекуна

   - Вперед к знаниям вместо подруги

   - Пробуждение любви и редкого дара

   - Тайны прошлого и счастливое завершение испытаний

ПРОЛОГ

– Гони! – приказал мой прекрасный кавалер и захлопнул дверь кареты.

   Кучер звонко ударил хлыстом, и двойка лошадей понеслась. Меня кидало из стороны в сторону. Если бы не мягкая обшивка внутри, я убилась бы. Лампа под потолком прыгала, разбрасывая неверный свет, что взвинчивало и без того напряженные нервы. Страх поднимался удушающей волной, и хотелось тоненько выть. Возможно так и было.

   Когда экипаж выехал за пределы города – я поняла это по сменившемуся стуку колес, кучер перестал гнать лошадей. Карета поехала более плавно, и мне уже можно было не опасаться за свою жизнь. Правда, скорость сохранялась все еще приличная, и никто не рискнул бы в такой ситуации выпрыгнуть на ходу. За окном стояла непроглядная темень.

   Я понятия не имела, кто меня украл и куда везут.

   Поправив платье (в перекрученный вырез едва не вываливалась грудь), я все же подергала ручку двери. Та оказалась заперта снаружи. В голове рисовались всякие ужасы. Сильно саднило над верхней губой. Словно сошедший с ума кавалер ткнул мне в лицо не пальцем, а ножом.

   «Зачем он это сделал?» – это был всего лишь один вопрос из целого ряда, что вспыхивали в мозгу, нагромождаясь друг на друга.

   Увидев болтающуюся ленту колокольчика, связывающую пассажира с кучером, я вцепилась в нее и начала трезвонить. Ответом мне было открывшееся под потолком окошко, где появилась мужская рука. Пальцы разжались, и вниз плюхнулся довольно увесистый конверт.

   Я увеличила яркость лампы и трясущимися руками распечатала конверт. Из него вывалилось несколько женских колец. Развернув само письмо, я бегло пробежалась по первым строчкам.

   – Вот же! – воскликнула я, узнавая почерк любимой подруги.

   «Милая Анна!

   Прости, что не смогла заранее предупредить тебя о похищении, но ты же знаешь, я была лишена права переписки. Теперь и ты, и я обрели долгожданную свободу. Я помню, как ты мечтала учиться в Магической академии для Высших. Считай, что твоя мечта сбылась. Тебя везут именно туда. Правда, учиться в Вышке ты будешь под моим именем. Запомни, отныне тебя зовут Аннабель Элата. Об оплате не беспокойся, отец выслал ректору деньги за полный курс обучения.

   Теперь мои родители будут уверены, что их дочь зубрит науки, а твой опекун ни за что не догадается, куда ты спряталась. Пусть вместе с бароном ищут ветра в поле.

   Обо мне не переживай. Я счастлива. Георг нашел способ быть нам вместе. Куда мы направляемся, не скажу. Я знаю, что ты ни за что не выдала бы места моего пребывания, но так будет спокойнее для всех нас.

   В ящике под сиденьем ты увидишь кофр, где лежат мои личные вещи, драгоценности и деньги. На крыше привязаны сундуки, куда моя мама уложила многочисленные наряды на все случаи жизни. Кольца, что ты нашла в конверте, сразу же надень. Они лучше любых документов подскажут, что их носитель – дочь герцога Элата.

   Писать моим родителям не обязательно, хотя я помню, что почерк у нас одинаковый. Пансионный учитель каллиграфии вымуштровал нас на славу. Я сделала вид, что сильно обижена на родителей. Надо же, придумали запереть меня в Академии на четыре года. Лишь бы оторвать от Георга.

   Я «в сердцах» поклялась им, что не буду приезжать на каникулы и не позволю навещать меня. Крикнула даже, что вычеркнула их из своей жизни. Ну ты знаешь, какой я иногда бываю невозможной.

   Георг тщательно проверил списки учащихся в Вышке. Он выяснил, что никто из студентов нас в лицо не знает. Все же мы большую часть своей недолгой жизни провели в пансионе. Ни я, ни ты за год после его окончания так и не выбрались в свет. Я из–за того, что была наказана родителями за связь с братьями Ларотт, а ты... Ну ты сама знаешь причины, не позволившие тебе наслаждаться балами и встречами с подругами. До сих пор грущу о безвременной кончине твоей матери.

   Я знаю, что у тебя сейчас должно болеть над верхней губой. Но еще до прибытия в Вышку все успокоится. Теперь, когда на твоем лице появится точно такая же родинка, как у меня, мы будем почти не различимы. Это на тот случай, если у ректора имеются портреты его подопечных. Забыла спросить у мамы, отправляла она мое изображение вместе с личными документами или нет. Но можешь не переживать, я никогда не получаюсь хорошо. Художники не способны нормально передать ни цвет глаз, ни оттенок волос, ни величину носа.

   Кстати, мысль о том, что мы похожи, и ты можешь заменить меня в Академии, пришла как раз в тот день, когда ты навестила меня в последний раз. Спасибо тетушкам и любимой бабушке за их болтливые языки.

   Я знаю, что наш обман рано или поздно откроется, но я уже буду замужем за Георгом. Постараюсь сразу понести дитя, чтобы нас невозможно было разлучить. Как моим родителям, так и его. Я верю, что ты тоже найдешь в Академии свою судьбу. Полюбившему тебя человеку будет все равно, Анна ты или Аннабель.

   Ну вроде все сказала. Надеюсь ты не посрамишь мое имя. Будь счастлива, подруга!

   Любящая тебя, Бель.

   P.S. Прошу после прочтения письмо сжечь. О том, что мы провернули такое невозможное дело никто не должен знать».

   Я перечитала письмо дважды, прежде чем выполнить просьбу подруги. Я не сердилась на нее. Она нашла выход из сложного положения, в которое я попала.

   Дорога до Академии была долгой, и у меня нашлось время предаться воспоминаниям. Как удивительно все сложилось!

   Мои приключения начались с письма опекуна, на конверте которого было выведено имя ненавистного мне человека. И я не удержалась, чтобы не вскрыть его.

ГЛАВА 1. Вскрытое письмо

Я случайно наткнулась на письмо, оставленное отчимом на подносе и еще не отданное посыльному. Я бы прошла мимо, так как никогда не интересовалась чужой перепиской, но адресатом значился барон Пьер Монгуль. Я замерла. Оглянувшись, нет ли кого поблизости, цапнула письмо и кинулась в чулан. В нашем огромном особняке было много свободных гостевых комнат, но я выбрала то место, куда слуги заглядывали реже всего.

   Чулан давно стал моим тайным убежищем – еще со времен болезни и безвременной кончины матери. За узким проходом среди поломанной мебели и сваленных в кучу пыльных ковров, прятался небольшой уголок, где я чувствовала себя свободной. Даже собственная спальня не была таковой. Я не могла хранить там вещи, до которых кто-нибудь не дотрагивался бы по долгу службы или из интереса.

   Я отгородила угол старыми занавесками, поэтому смело могла зажигать лампу и строчить подругам письма или доверять сокровенные мысли дневнику. Его я прятала в продавленной софе, которую ради удобства и, желая создать хоть какой-то уют, застелила шерстяным пледом. Кроме софы здесь имелась колченогая этажерка. На ее полках уместились несколько романов о любви, коробка с писчей бумагой, чернильница и куча перьев в стакане.

   Я сама передавала посыльному письма для подруг. Отчим не знал, что я веду переписку, иначе вскрывал бы мои послания. Все оправдывалось тем, что он назначен опекуном и должен быть в курсе моих переживаний. Джозефу не нравилось, когда я запиралась в библиотеке. Но в то же время он ворчал, заставая меня за чтением «бесполезных» романов, поэтому книгами я тоже наслаждалась в своей тайной обители.

   Он всегда считал, что женщине не обязательно быть грамотной. Ее главное предназначение – служить мужчине. И когда я заикнулась, что моя мама не была бы против, чтобы я продолжила образование в академии, пусть даже не в самой престижной, чтобы не платить большие деньги, Джозеф ответил резким отказом.

   Он, нисколько не смущаясь, заявил, что мама первая возразила бы, если бы была жива. Подписывая документы на опекунство, она сразу предупредила его: «Анне нельзя открывать дар. Пусть будет просто женой и матерью». И сколько бы я ни допытывалась, почему мне нельзя быть магом, отчим отвечал обтекаемо: «Это распоряжение твоей матери, и я, как опекун, не могу нарушить его».

   Вскоре после этого разговора в нашем доме появился гость – давний друг отчима, который вдруг начал оказывать мне знаки внимания. Он приносил подарки, но такие, от которых я не могла отказаться. Цветы в корзинке или в горшках – их выставляли на подоконниках в моей комнате. А еще торт, ягодную пастилу иди фигурный шоколад, заказанные в лучшей кондитерской лавке. Они подавались к столу в этот же вечер.

   Меня тошнило, когда друг отчима облизывал свои пухлые губы, испачканные в креме или сахарной пудре. Я видела в том дурной знак – он облизывался на меня.

   Барон Пьер Монгуль был большим и мягким, словно отродясь не имел мышц. Глядя на него, я видела дрожжевое тесто, вылезающее из кадки. Дряблая кожа, не знающая солнца, бесцветные на выкате глаза, редкие волосы, смазанные пахучим маслом и зачесанные на один бок.

   А ведь он был ровесником отчиму, которому исполнилось всего–то тридцать пять. Джозеф против барона смотрелся нервным восточным жеребцом. Темная грива волос, смуглая кожа, рельефное тело, влажные глаза.

   Нагрев обратную сторону конверта над лампой, я осторожно поддела сургуч ножом. Этому приему меня научили подруги из пансиона, где мы провели чуть ли не все детство и покинули его только год назад.

   Я очень боялась, что поврежу оттиск кольца, поставленного отчимом на расплавленном сургуче, поэтому чувствовала себя напряженно. Вздрагивала, когда слышала голоса или шаги слуг за дверью.

   Сам отчим уехал в соседнее поместье, где собирался приобрести породистую лошадь для развода. Это дело небыстрое, поэтому я не переживала, что он внезапно вернется. Да даже если обнаружит отсутствие конверта на подносе, решит, что его уже отправили. Правда, тогда мне самой придется позаботиться, чтобы письмо дошло до адресата. Прикормленный посыльный с удовольствием брал деньги за молчание.

   Я вздохнула. Стоило подумать о деньгах, как во мне поднялась обида. На себя Джозеф Берн средств не жалел. И совсем не хотел делиться со мной. Как говорили слуги, держал сироту в черном теле. Свою часть наследства, если та останется целой после неумеренных трат отчима, я смогу получить только в двадцать один год, а до того я полностью зависела от него.

   Это мама избаловала его деньгами. «Красивому мужчине нужно красивое оформление», – говорила она, выдавая кошелек на очередную дорогую вещь, которую захотелось иметь ее молодому мужу. Она была старше его на десять лет и очень боялась остаться одна. Джозеф утешил ее после смерти отца и не бросил даже тогда, когда она заболела, превратившись за полгода в старуху.

   Она всегда смотрела на высокого черноволосого красавца, как на бога, спустившегося к ней, смертной. И верила в его большую любовь. Я видела, что отчим с гнильцой, и даже как–то сказала ей об этом, но... Следующие каникулы я провела в пансионе. Мама не разрешила приехать домой, чтобы я лишний раз не расстраивала ее и не пыталась поссорить с любимым Джозефом.

   Я с замиранием сердца развернула письмо.

   «Дорогой друг!

   Я намерен узнать, какое ты принял решение. Да, запрошенная мною сумма может показаться чрезмерной, но учти, ты получаешь девственницу, губы которой не покрывал поцелуем ни один мужчина. Она красива, благородна и... беззащитна. Если с ней вдруг случится несчастье, тебе никто не предъявит претензию. И ей не к кому обратиться, кроме меня».

   Я вскрикнула и закрыла рот рукой. Когда смогла дышать, продолжила чтение.

   «Подозреваю, что все твои предыдущие супруги оказались слишком слабы здоровьем, только поэтому отправились на тот свет раньше срока. Тебе пришлось выплатить немалую сумму их родственникам, чтобы смягчить их горе. Я же просто прошу эти деньги вперед».

   Я не стала дочитывать. Мне хватило, чтобы понять, что мой опекун продает меня животному.

   Не заметила, как сорвалась с ресниц и капнула слеза. Под кляксой расплылись чернила. Я зажала рот рукой, чтобы рвущиеся из меня рыдания никто не услышал.

   Мой отчим нашел легкий способ избавиться от меня. Мало того, что он получит деньги за разрешение измываться над падчерицей, так еще, в случае моей кончины, останется наследником состояния моих родителей.

   Я укусила себя за руку, чтобы вернуть уплывающее сознание. Нельзя ждать, когда меня продадут. Надо действовать. Но как? Куда бежать? Отчим был прав, мне не к кому обратиться.

   Чтобы оттянуть решение моей судьбы двумя нелюдями, я не стала возвращать конверт на место. Пусть отчим напрасно ждет ответа, а потом разбирается, куда делось письмо. А я пока навещу свою лучшую подругу, которая все годы нашего пребывания в пансионе покровительствовала мне. Ее род считался приближенным к королевскому, поэтому воспитатели относились к ней почтительно. Я пользовалась этим и пряталась в ее тени.

   Сунув письмо туда же, где лежал дневник, я вытерла слезы, задула лампу и поспешила покинуть свое убежище. Дождалась, когда в коридоре никого не будет и выскользнула за дверь.

   – Прикажите запрячь коляску. Хочу навестить леди Аннабель, – велела я дворецкому, намеренно назвав имя подруги.

   Мой отчим испытывал глубокое уважение к персонам, в чьих жилах текла благородная кровь, поэтому потворствовал тому, чтобы я поддерживала с ними связь. Верил, что когда-нибудь ему пригодится каждое мое знакомство. Сам он был из обнищавших дворян с сомнительной репутацией, но являлся обладателем смазливого лица и хороших манер, что позволило ему добраться до безутешной графской вдовы и сделаться ее любимым мужчиной.

   Благодаря матери, Джозеф Берн стал вхож в высшее общество и сейчас активно пользовался этим, выискивая очередную благородную и богатую вдову. Я видела его насквозь, а поэтому сильно мешала. Нет, мы не разговаривали на подобные щекотливые темы, но мое отношение к нему можно было прочесть по моим глазам и кривой улыбке, которой я награждала щегольски одетого отчима.

   Когда я выезжала из ворот, то едва столкнулась с ним. Он как раз повернул на подъездную дорожку. Покинь я наш особняк чуть раньше, и мы не увиделись бы. Но я слишком долго припудривала покрасневший от слез нос. В замок подруги не заявишься неумытой и одетой как попало. Слишком много глаз, которые потом разнесут по всей столице, что дочь графа Дармон сделалась без матери совсем простушкой.

   – Почему заплаканная? – Джозеф прищурил глаза в ожидании ответа.

   Конь под ним гарцевал, но отчим держал спину прямо. Как всегда блестели начищенные сапоги, на одежде ни одной морщинки, на голове красивый беспорядок. Я знала, что он достигался долгим пребыванием у зеркала и множеством косметических средств, на которые опекун не жалел денег. Все для того, чтобы создать образ романтичного мужчины.

   Лишь щетина указывала, как давно отчим покинул дом. В этом отношении Джозефу не повезло. Как бы он ни старался приобрести благородную гладкость кожи, быстро отрастающие волосы тут же делали нижнюю часть лица синюшной.

   – Взгрустнулось. Вспомнила о маме, – я вздохнула. – Поэтому решила развеяться и навестить дочь герцога Элата.

   – Почему без кучера?

   – Захотелось острых ощущений, – я показала ему длинный хлыст.

   – Я заеду вечером за тобой. Дождись меня. Надеюсь, на обратном пути ты не будешь так безрассудна, – Джозеф кивнул и направил коня к воротам.

   Кто бы сомневался. Он обязательно появится в замке Элата, чтобы показать, что заботится обо мне. А на самом деле прокладывает дорожку к королевскому двору.

   Захотелось спросить, а не рано ли он собирается избавиться от меня? В пансионе нас, девочек, было двадцать, и еще не во всех благородных домах побывал мой отчим. Разве он не мог чуточку подождать и не сбывать меня с рук первому попавшемуся «жениху»? Но нет, ему важнее была сиюминутная выгода. Вдруг я влюблюсь, и мои губы познают поцелуй мужчины? Тогда задорого падчерицу не продать.

   Долетела я до замка герцога Элата быстро. Рисковой ездой хотелось вытравить боль, что скопилась во мне. Я даже поднялась на ноги и размахивала хлыстом, как заправский жокей, чем, конечно же, подвергла себя риску вывалиться из открытой коляски.

   Ветер растрепал мои волосы и высушил злые слезы. Прогромыхав колесами по каменному мосту, который в военные времена поднимался, и лихо описав дугу, объезжая монументальную чашу фонтана в центре двора, я, наконец, остановилась.

   По ступеням белокаменной лестницы ко мне тут же кинулась парочка слуг в ливреях. Один поторопился опустить ступеньку и протянуть мне руку – так положено встречать леди. Но я, толкнув дверь, просто спрыгнула, словно деревенская девчонка. Вручив второму слуге кнут, я поспешила по лестнице вверх. Передо мной незамедлительно распахнулись двери.

   – Леди Анна Дармон! – громогласно объявил мое имя дворецкий и сделал шаг в сторону.

ГЛАВА 2. Сумасшедшие планы Аннабель

Когда я вошла в просторный холл, где эхо несколько раз повторило мое имя, дворецкий уже более тихо добавил:

   – Наша юная леди находится в библиотеке. Вас проводить?

   – Нет, спасибо! – я улыбнулась старому слуге. – Я найду Бель сама.

   Мне не нужно было показывать путь. В тот год, когда матушка отказалась принимать меня дома, я неплохо провела каникулы вместе с Аннабель. Поэтому прекрасно знала расположение комнат в красивом замке.

   Бель выскочила мне навстречу. В их доме, если хозяева были готовы к приему, дворецкий всегда вставал на определенное место, чтобы его слова магическим путем доносились до ушей всех членов семьи Элата. О моем приезде теперь знали и мать подруги – грациозная леди Элата, и многочисленные тетушки с дядюшками. Дом герцога слыл своим гостеприимством.

   – Как же я рада тебя видеть! Живем рядом, а времени навестить друг друга не находим, – защебетала подруга, крепко меня обнимая.

   А уж как я была рада встрече с ней!

   – Как ты? – я поцеловала подругу в надушенную щечку. – Ты здорова? Ты не отвечала на мои письма.

   От Аннабель всегда приятно пахло. Ее мама заказывала духи в столице. Их делали специально для ее дочери, магически обрабатывая слезинку Бель, пепел сожженной ресницы и капельку пота. Поэтому получался неповторимый аромат, свойственный только ей.

   – О, у меня столько новостей! – ее глаза горели восторгом. – Хорошо, что ты заехала. Не люблю письма. В них приходится врать или говорить иносказательно, иначе правда будет известна всем, даже слугам, которые любят сунуть нос в чужие откровения. Идем ко мне. Пошепчемся.

   Она потянула меня за собой. Проходя мимо библиотеки, я заглянула в распахнутую дверь. Там у доски с указкой в руках стояла чопорная леди. В очках и вся в черном, она походила на встревоженную ворону. Женщина проводила нас долгим взглядом и выразительно поджала губы, показывая тем, насколько она недовольна.

   – Кто это? – тихо спросила я.

   Бель вздохнула.

   – Меня отправляют в Академию для Высших. А леди Кларк безуспешно натаскивает по наукам. Ты же знаешь, я никогда не была сильна в математике и географии.

   – Академия – это же хорошо? – я на месте Бель прыгала бы от восторга. – О Вышке мечтали почти все девочки в нашем пансионе, а повезло тебе одной.

   Обучение в любой академии стоило дорого, а в Вышке плата для моей семьи и вовсе была бы неподъемной. Но полученное там образование стоило больших затрат. Вышку оканчивали почти все известные мне короли и государственные деятели. Сейчас там учились их дети, а то и внуки. Одно упоминание этой Академии гарантировало вхождение в высший свет в любом королевстве.

   – Ничего хорошего, – Аннабель надула губки. – Если наши девочки стремились туда, чтобы удачно выйти замуж, то мне никого из принцев и даром не надо.

   – Ты решила уйти в монастырь? – я улыбалась, зная, что из Бель получилась бы никудышная монахиня.

   – Нет, – она оглянулась. Мы шли, взявшись за руки, по длинному коридору с множеством дверей. И за каждой из них мог притаиться любопытный родственник герцога Элата. Понизив голос, Бель добавила. – О какой Вышке может идти речь, если я выхожу замуж?

   – Как?! Зачем же тогда нанятый учитель, математика и география? – я в удивлении распахнула глаза. Родители Бель не были настолько расточительны, чтобы кидать деньги на ветер. Заподозрив неладное, я остановилась и спросила шепотом. – А отец знает, что ты выходишь замуж?

   Аннабель загадочно покачала головой. Нет. Не знает.

   – Во что ты ввязалась, подруга? – прошипела я, разнимая наши руки.

   – Все будет хорошо. Я уже все продумала, – она опять цапнула меня за руку и потащила по лестнице вверх. Когда мы, наконец, добрались ее комнаты. Бель закрыла за нами дверь на ключ.

   С тех пор, как я была здесь в последний раз, ничего не изменилось.

   Аннабель, скинув туфельки, залезла на кровать. Похлопала рукой по покрывалу, приглашая меня туда же. Я поторопилась, понимая, что сейчас услышу одну из тех волнительных тайн, какими богата моя подруга. Искательница приключений, она вечно вляпывалась в трудные ситуации, но благодаря имени, а порой и деньгам, благополучно выбиралась.

   – Ты же знаешь сыновей герцога Ларотт?

   – Их трое, – на этом мои знания ограничивались.

   Слишком высокая ступень на иерархической лестнице нашего королевства. Если бы эта лестница существовала на самом деле, мне пришлось бы сильно задрать голову, чтобы различить силуэт герцога Ларотт. Вторые за королем. Даже род Элата стоял на несколько ступеней ниже.

   Я помнила, что отца Аннабель трясло, если кто–то вспоминал гордецов Ларотт. Вечное противостояние при дворе, старые обиды, сути которых уже никто не помнил, и множество трупов в борьбе за власть с обеих сторон – все это делало семейства Ларотт и Элата непримиримыми врагами. Отец Аннабель из шкуры вон лез, чтобы шагнуть выше и однажды скинуть неприятелей с насиженного места, но те только посмеивались над попытками герцога.

   – Так вот, я люблю среднего сына герцога Ларотт. А Георг любит меня, – глаза у подруги горели восторгом. – Мы тайно встречаемся уже полгода.

   – Боже! Тебя убьет твой отец!

   – Ему уже донесли, что я якшаюсь с Лароттами, поэтому нахожусь под домашним арестом. Прости, но мне не разрешают вести переписку даже с подругами, поэтому я не могла ответить. Я очень–очень рада, что ты сама додумалась навестить меня. Я приготовила письмо, которое ты вынесешь из дома и отправишь Георгу.

   – Прости, но я не отважусь пойти против воли твоего отца.

   Ну как объяснить избалованной девице, что одного движения пальца герцога Элата будет достаточно, чтобы стереть нашу семью в порошок? Он был добр ко мне, принимал в собственном доме, и я вдруг стану способствовать безумным идеям его дочери?

   – Значит, ты пойдешь против меня? – Бель надула губки. Слезла с кровати и повернулась ко мне спиной, уставившись в окно.

   – Я люблю тебя и всегда поддерживала, но как я могу рисковать, когда вопрос касается твоего будущего? – я старалась говорить мягко, но убедительно. – Раз ты сидишь под арестом, одна из твоих тетушек не постесняется обыскать меня, прежде чем выпустить наружу. Они, конечно же, догадываются, что ты попытаешься использовать меня для связи с врагами твоего отца. Мы просто глупо попадемся, и меня больше никогда не пустят в твой дом.

   Я уже понимала, почему Аннабель хотят запереть в Академии для Высших. Там царили строгие порядки. Администрация Вышки делала все, чтобы их студенты не стали участниками громких скандалов, и уж тем более, любовных. Им за это родители учеников платили огромные деньги.

   – А ведь ты права! – Бель развернулась. – С моих родственников станется обыскать тебя. Они так ненавидят Лароттов, что пойдут на любую низость. Поэтому я не буду просить тебя прятать письмо под одеждой. Ты просто выучишь его наизусть.

   Аннабель откинула край ковра у кровати и, встав на колени, отодвинула плашку паркета. За ней показалась небольшая ниша, откуда подруга извлекла пухлый конверт.

   Я ахнула, представив, сколько мне придется выучить.

   – Подожди! Я не давала согласия! – запротестовала я. Я всегда пасовала перед напором Бель, но сейчас речь шла о ее судьбе. – А вдруг братья Ларотт нарочно провоцируют тебя на скандальный поступок? Может, они хотят воздействовать на твоего отца через тебя? Такое не приходило в голову?

   Но Бель только рассмеялась.

   – Ты не знаешь братьев Ларотт так хорошо, как знаю я. Это старшее поколение распаляет войну, мы совсем другие! Мы хотим мира и любви! – голос Анабель звенел. – Когда мы с Георгом тайно поженимся, а потом сообщим родным, нашим семьям не останется ничего другого, как помириться.

   – Ты рискуешь, хотя и прикрываешь свою авантюру громкими словами о мире без вражды. И я отказываюсь во всем этом участвовать, – теперь я надула губы и, покинув постель, уставилась в окно.

   – Не хочешь, не надо. Я сама найду способ связаться с Георгом. В доме полно слуг, жадных до денег.

   Я выдохнула, прекрасно понимая, что слуги скорее донесут хозяину на его дочь, чем пойдут против него. И это убережет Аннабель от необдуманного поступка.

   – Ну все? Мир? – она, улыбаясь, протянула мне руку. Я ответила пожатием.

   – Мир.

   – Кстати, ты совсем не рассказываешь о себе. Как ты уживаешься со своим опекуном?

   – Плохо уживаюсь. Сегодня нашла письмо, в котором отчим предлагает меня одному мерзкому барону. Если они договорятся о цене, я буду четвертой женой Пьера Монгуля.

   – Как это «продает»? – Бель скривила лицо. – Продает той самой мерзкой жабе?!

   – А ты знаешь барона?

   – Видела на одном из балов у соседей. Поверить не могу, – Бель схватилась за голову и рассмеялась. – Ты и эта жаба!

   – Тебе смешно, – я посмотрела на подругу с укором. – А мне хоть в омут бросайся.

   – Всегда можно что-нибудь придумать, – уверенно произнесла Аннабель. – Например, ты можешь сбежать.

   – И куда я сбегу? Без денег, без связей. Кинуться в ноги к твоему отцу? И что он скажет моему отчиму? Ай-я-яй? Сама знаешь, по закону отцы и опекуны вправе распоряжаться судьбами дочерей. Как они решат, так и будет. Иначе ты сейчас не строила бы планы на тайную свадьбу.

   – Да, в суд на отчима не подашь, – Аннабель кусала ноготь на указательном пальце – эта привычка появлялась у нее в минуты сильного волнения или величайшей задумчивости. – Опекун вправе пристроить сироту по своему усмотрению. Барон богат и имеет вес. Никто не посмотрит, что его жены мрут, как мухи. Родственники не возмущаются, значит, все в порядке. Сейчас немногие могут похвастаться отличным здоровьем.

   – Придешь ко мне на могилку? – спросила я, улыбаясь.

   Но Бель заметила слезы в моих глазах.

   – Конечно. Розочки посажу. Буду поливать, – она обняла меня. – Не плач, мы обязательно что-нибудь придумаем. Пойдем пить чай? Или давай я прикажу подать сюда? В столовую обязательно сбегутся тетушки и начнут тебя пытать, а у нас с тобой не то настроение, чтобы беззаботно болтать. Да?

   Сунув конверт в тайник и потопав по краю ковра, чтобы тот не топорщился, Аннабель позвонила в колокольчик. Распорядившись относительно чая, она вышла следом за мной на веранду. Я не хотела, чтобы служанки видели мое заплаканное лицо.

ГЛАВА 3. Моя глупость не знает границ

Бель положила голову мне на плечо и обняла за талию.

   – Почему так несправедливо устроен мир? – спросила она, глядя на ухоженный цветник, раскинувшийся внизу. В ответ я только вздохнула.

   Когда служанки накрыли стол на веранде и удалились, мы вернулись к прерванному разговору.

   – Нет, на самом деле? В чем мы провинились? – не успокаивалась подруга. – Я люблю и не могу выйти замуж из-за старой вражды. Желаю я того или нет, мне придется отправиться в Вышку, хотя я ненавижу учиться. Ты не любишь барона, но тебя принудят, хотя ты с удовольствием зубрила бы математику и географию в какой-нибудь академии.

   – Знаешь, твой папа поступает мудро, – я отпила пахучего чая. – У вас с Георгом будет время испытать вашу любовь. Четыре года разлуки – большой срок. Может, однажды ты скажешь отцу спасибо.

   – И ты смиришься со своей судьбой? – Аннабель посмотрела прямо в глаза. – Тоже скажешь отчиму спасибо за жабу?

   Я пожала плечами.

   – А ты? – я надеялась, что наша беседа пошатнула желание подруги творить глупости.

   – Я? Ни за что! – Бель гордо вздернула нос.

   Больше мы к разговору о женихах, Вышке и желанию сбежать не возвращались. Болтали обо всем и ни о чем: вспоминали годы в пансионе, делились сплетнями – моя переписка с другими подругами помогала быть в курсе их жизни. Много смеялись. Я отвлеклась, и вскрытое письмо отчима уже казалось далеким дурным сном.

   Не выдержав приступов любопытства, к нам заявилась целая компания тетушек. Позже к ним присоединились дядюшки, и притащилась, опираясь на клюку, бабушка Аннабель. Когда нас стало слишком много, и на веранде сделалось тесно, мы перешли в музыкальный салон. Нас уговорили продемонстрировать способности играть в четыре руки на рояле и даже спеть. Мы не раз пели дуэтом в пансионе и даже получали похвалу за тонкий слух и нежные голоса, поэтому с удовольствием вспомнили былое.

   – Девочки, а вы знаете, что вы удивительно похожи? – заявила после очередной песни одна из сестер герцога. – Если бы я не присутствовала на родах матери Аннабель, решила бы, что она родила двойню, и одну из девочек у нас украли.

   Мы с Бель переглянулись и рассмеялись. Одинаковое воспитание в течение многих лет выхолостило из нас домашние привычки и индивидуальные особенности. В классе и на прогулке мы – все двадцать девочек, едва ли были различимы. Единая форма, туго заплетенные косы, спрятанные под чепцами, и даже манера поведения, вымуштрованная нашими учителями, делали нас похожими. Мы были словно солдатики на плацу. Вряд ли кто-то вглядывается в лица военных, когда они маршируют.

   Лишь к окончанию пансиона, когда мы повзрослели, и у нас начали формироваться фигуры, мы хоть как-то стали отличаться друг от друг, но платья и фартуки скрывали и эти изменения. Когда у Бель начала расти грудь, а у меня еще нет, пришло время слез и сомнений, что она вообще у меня появится. Я налегала на еду, что привело к прыщам на лице и потери талии. Домой я уехала розовощекой пышкой.

   Мои волосы всегда были на тон темнее, хотя нас обеих смело можно было назвать блондинками. Но после смерти матери я сильно изменилась. Похудела. Мои золотистые прежде локоны словно покрылись пеплом. Утончились черты лица, кожа сделалась прозрачной и гладкой. И, наконец, у меня появилась талия.

   – У Аннабель глаза голубые, как и у Анны, но более светлые, – нашел различие кто–то из дядюшек.

   – Родинка! У Анны над губой нет родинки! – возразил другой.

   – А если нарисовать, то чистая Бель! – заявила бабушка Аннабель, хлопнув об пол клюкой.

   – Да что вы такое говорите! – привлеченная музыкой и разговорами, в залу вошла герцогиня. – Вам всем нужно выдать очки. Прости, милая Анна, ты прелестна, но у моей дочери и волосы погуще, и губки попухлее, и ресницы длиннее.

   – Я не спорю, – улыбнулась я, приседая перед герцогиней в низком поклоне. – Аннабель и в пансионе была признанной красавицей.

   Каждая мать видит в своей дочери идеал красоты. Если бы здесь была моя мама, она тоже включилась бы в спор, не желая проигрывать герцогине. И тогда в ход пошли бы такие аргументы, как мои более высокий рост, нежный овал лица и ямочки на щеках при улыбке, аккуратный прямой носик, ведь у Бель он был уточкой, чего она страшно стеснялась.

   Глупая! Я не видела более милой девушки, чем моя подруга. Но я была согласна с бабушкой Бель: если не изучать нас с лупой, то со стороны мы могли показаться сестрами.

   – Лорд Джозеф Берн! – проорал дворецкий, отправляя всему замку сообщение, что явился мой отчим. Улыбка слетела с моего лица, а Бель посмотрела на меня сочувствующе.

   Вся компания дядюшек и тетушек пошла меня провожать. Прежде чем отпустить гостью к улыбающемуся во весь рот опекуну, каждый из родни Аннабель обнял меня. По мне так тщательно водили руками, похлопывали по спине, плечам и едва не заглядывали в вырез платья, что я поняла – меня обыскивают.

   Конверт Бель непременно обнаружили бы, можно не сомневаться, поэтому я порадовалась своей стойкости. Как пришла ни с чем, так ни с чем и отправилась под крыло своего опекуна.

   Он стоял у дверей в свете огней и смотрелся блестящим рыцарем, прибывшим спасать юную деву. Раскланивался, слал приветы и благодарил, что к его воспитаннице так благосклонно относятся.

   «Какой же он лицемер!» – я едва держала лицо.

   Тетушки от его комплиментов плавились, дядюшки, не умеющие складывать такие изысканные обороты, в зависти покусывали усики. Даже бабушка Бель распрямила спину и спрятала в пышных складках платья трость. Одна герцогиня гордо вздернула подбородок и оказалась непроницаемой для похвалы.

   Я бегом проскочила мимо Джорджа, выхватила из рук слуги хлыст и запрыгнула в коляску, игнорируя опущенную ступеньку. Хлестнула отдохнувшую лошадь и понеслась в темноту. Я засиделась у подруги. На небе вовсю светила луна.

   Я часто навещала Бель и даже при желании не могла бы заблудиться. Пусть бы мне завязали глаза, я все равно попала бы домой. Но моя быстрая езда не понравилась отчиму. Он нагнал меня и потребовал остановиться. Я не послушалась.

   – Ненавижу! Как же я вас ненавижу! – выкрикнула я и стегнула лошадь.

   Во мне поднялась волна негодования и обиды. Я так и не нашла, как избежать замужества, и чувствовала себя бесправной жертвой негодяя. А Джозеф надувал щеки перед герцогиней и строил из себя заботливого папочку. Мне было так противно, что сейчас я даже не боялась умереть. Я готова была сделать что угодно, лишь бы сорвать его мерзкие планы. Хороший способ угробиться, гоня коляску по темной дороге.

   Но отчим показал себя во всей красе. «Хочешь свернуть себе шею? Я тебе помогу». Он просто выстрелил в мою лошадь. Та, еще не понимая, что в нее попала пуля, какое–то время продолжала двигаться, но уже не так быстро, и в итоге споткнулась и упала.

   Джозеф за руку выдернул меня из коляски, забросил себе за спину и, поскакал по направлению к нашему дому. Я вынуждена была держаться за него, понимая, если начну артачиться, то он поступит со мной точно так же, как с лошадью. И даже не посмотрит, что теряет приличные деньги.

   Я только что убедилась, что мой отчим хладнокровен, невероятно силен и может пойти на любое преступление, если я скажу хоть слово поперек. Он ценит деньги, но наплюет на них, если ему откажутся подчиниться. Он слишком долго был внизу, чтобы какая-то девчонка попрала его право ощущать себя хозяином и главой семьи.

   Желание умереть прошло. Я чувствовала себя виноватой. Из-за моей выходки погибло красивое животное.

   Нас встретили слуги. Отчим бросил поводья конюху, спрыгнул сам и стащил меня. Погнал в дом впереди себя, крепко держа за плечо. Я была уверена, что завтра найду на теле огромные кровоподтеки.

   – Что случилось, господин? – к нам навстречу спешила экономка.

   – Прикажите пригнать коляску в усадьбу, – Джозеф давал распоряжения не останавливаясь, поэтому мадам Тильде пришлось бежать за нами. – Мы ее бросили на границе графских земель. Лошадь понесла, и я вынужден был ее пристрелить.

   Мадам Тильда вскрикнула.

   – А как же барышня? Не убилась?

   – Бог уберег, – выдал ей свою версию отчим и втолкнул меня в дом.

   Я сорвалась на бег, мечтая только об одном – успеть закрыться в своей комнате. Но Джозеф кинулся следом. Я слышала, как по паркету громыхают его сапоги. И обмирала от ужаса.

   Отчим сунул ногу в щель, и я не смогла захлопнуть дверь. Я уперлась в нее руками в надежде, что опекун сдастся, но он просто саданул по ней плечом. Меня откинуло на пару метров.

   – Что на тебя нашло? – прорычал он, поднимая меня с пола. Потряс, словно куклу. Я боялась, что у меня оторвется голова.

   – Я вас ненавижу, – прошипела я, сделав узкими глаза.

   – Что обо мне наговорили в доме Элата? М? – он вперился в меня таким злым взглядом и так близко притянул меня за ворот платья к своему лицу, что я чувствовала его дыхание. Пахло ромом и табаком.

   – Что вы бесчестный человек, и мне нужно держаться от вас подальше!

   Мне хотелось разбить его мечты втесаться в общество герцога. Я почти не врала. Да, мы с подругой пришли к убеждению, что мой отчим подлец, но пусть он думает, что и остальные в замке Элата такого же мнения.

   Мои слова больно ударили по нему. Я даже в свете ламп увидела, как на его лбу от напряжения выступила испарина, и как безобразно скривилось его красивое лицо. Еще бы! Я только что обрушила его надежды найти себе богатую невесту, входящую в круг герцога. И возможно, в любой другой, с кем Элата даже не общались. Слухи, если они появились, быстро расползутся по всему королевству.

   Я видела, как мое вранье поколебало уверенность Джозефа, что после смерти матери он остался ровней всем тем, с кем я легко общалась. Я невольно поселила в нем мысль, что он интересен высшему обществу лишь как красивая вещь, которой можно любоваться, но не обязательно хотеть брать ее в дом. И все улыбки тетушек – пустое. Точно так же можно восхищенно замирать перед красивой картиной.

   Я сжала зубы. Мне так и хотелось выплюнуть ему в лицо, что теперь его тоже можно продать. Как вещь. Чтобы какая-нибудь стареющая женщина потешила свое самолюбие, держа возле себя молодого красивого самца. Но он никогда не будет ей ровней.

   В одно мгновение мне даже показалось, что Джозеф ударит. Но нет. Он отпустил меня. Отцепил руки от моего платья, и я выдохнула. Я не замечала, что все время стою на цыпочках, чтобы не повиснуть на его руках, точно марионетка.

ГЛАВА 4. Еще одно письмо

– Ты наказана, – произнес отчим холодным тоном. – Больше из дома ни ногой. Пока я не приму решение, что с тобой делать.

   Он развернулся и вышел. Как выяснилось, за дверью толпились слуги. Они убедились, что опекун меня не прибил, и тоже разошлись. А я опустилась на ковер. Ноги не держали.

   Чуть погодя в комнате появилась моя личная горничная. Лина раздела меня, умыла и расчесала волосы. Все молча, понимая, что любое слово может вызвать слезы. Они копились во мне. И прорвались, когда служанка ушла, и я осталась в полном одиночестве. Я накрылась с головой одеялом, чтобы мой вой не услышал весь дом. Какая же я дура! Зачем надо было дразнить отчима?

   Утром я завтракала в своей комнате. Джозеф, как подсказала Лина, с утра умчал по делам. Я забеспокоился, не поехал ли он к барону, чтобы поскорее получить ответ. Но горничная уверила, что хозяин, взяв с собой конюха, отправился на сельскую ярмарку, чтобы там присмотреть пару ездовых лошадей. Вместо вчерашней, чья смерть лежала на моей совести.

   Чуть позже, когда унесли завтрак, а я собралась на прогулку к реке, Лина шепнула, что меня приказано не выпускать за ворота. В саду гуляй сколько хочешь, но за ограду ни-ни.

   – Хотите, я составлю вам компанию? – спросила горничная.

   Лина – хорошенькая рыжеволосая девушка, была в нашем доме новенькой. Появилась сразу после смерти мамы. Иногда мне казалось, что отчим нанял служанку, чтобы та следила за мной. Или я ошибалась, или горничная хорошо знала свое дело, так как она ни разу не попалась. Да, она копалась в моих личных вещах, но только по долгу службы. И всегда спрашивала разрешения, чтобы не вызвать у меня подозрения.

   – Нет, мне надо побыть в одиночестве, – сказала я, позволяя снять с себя пеньюар и ночную рубашку.

   По тому, как расширились у Лины глаза, я поняла, что со мной что–то не так. На руке цвел огромный кровоподтек, а на плече остались следы от цепких пальцев отчима.

   – Он когда-нибудь меня убьет, – выдохнула я, рассматривая себя в зеркало.

   Показать бы кому, как со мной обходится душка-Джозеф. Но тогда, обвиняя его, я покривила бы душой: я сама спровоцировала его на жестокость. Не останови он меня на дороге, я наверняка убилась бы. Любой камень, попавший под колеса, перевернул бы коляску и отправил меня к праотцам. Мне было стыдно за вчерашнюю истерику, но и просить у Джозефа прощения я не собиралась.

   Переодевшись, я оставила Лину чистить вещи, а сама направилась в сад. Взяла зонтик, чтобы утреннее солнце не испортило лицо. Спустившись, я опять обнаружила на подносе письмо. И все тому же барону Пьеру Монгулю. Переживая, что второе письмо даст понять обоим мужчинам, что первое затерялось, я цапнула конверт и вновь скрылась в тайном убежище.

   Вскрывала конверт без осторожности, поскольку, как и первое, не собиралась отправлять адресату. Я пребывала в уверенности, что в нем мой отчим торопит барона с решением. Или даже снижает цену, чтобы быстрее от меня избавиться. Но действительность меня ошеломила.

   «Дорогой Пьер!

   Пока я ждал от тебя ответа, обстоятельства изменились. Приношу свои извинения, но наша сделка относительно моей падчерицы не состоится. Взвесив возможности, я решил ничего не менять в своей семье».

   Я выдохнула, думая, что на отчима подействовала моя попытка убиться. Все же я была дочерью его любимой женщины. И ему не следовало относиться ко мне как к вещи, которую можно продать. Вполне вероятно, что Джозефа отрезвили мои слова. Ему не понравилось, что все видят в нем негодяя, и он решил доказать обратное.

   Наивная!

   «Все дело в том, что я сам собираюсь жениться на леди Анне. Она носитель графского титула, доставшегося ей от отца. За неимением других наследников мужского пола, этот титул перейдет к ее ребенку. Почему бы ему не быть моим сыном? Еще раз прошу прощения. Надеюсь, ты уничтожишь предыдущее письмо. Оно нас обоих выставляет в невыгодном свете.

   Твой старинный друг, Джозеф Берн».

   Не помню, сколько я сидела с открытым ртом. Как же сильно надо мной издевается судьба! Вчера я была невестой барона, сегодня уже являюсь суженой собственного отчима. Да, в нас не течет родственная кровь, и закон не будет препятствовать нашему союзу, но... Джозеф спал с моей матерью!

   Ситуация с каждым днем становилась все сложней. Если в моей голове зрел план как-то договориться с бароном: например, пригрозить ему разоблачением и потребовать отпустить, то теперь я находилась в западне. Джозеф не тот человек, что выпустит добычу из лап.

   Вчерашнее сольное выступление истеричной падчерицы привело к тому, что отчим отказался от идеи искать богатую вдовушку на стороне. Зачем, если рядом есть та, что родит ему наследника? А потом, когда у него будет сын – носитель графского титула, эта глупая гусыня может спокойно отправляться к праотцам.

   Я спрятала измятое письмо там же, где лежало первое. Его нельзя посылать в таком виде. Я надеялась, что Джозеф не станет интересоваться, отправили послание барону или нет. Слуги всегда исправно исполняли свои обязанности, поэтому у него не должно было появиться сомнение, что в этот раз что-то пошло не так.

   Выбравшись из чулана, я направилась в сад. Нельзя слишком долго задерживаться в тайном убежище, иначе меня кинутся искать. Думать о своем будущем можно и на свежем воздухе.

   Ничего путного я не придумала. Единственное, что пришло в голову, написать Аннабель. Рассказать ей о произошедших изменениях. Еще вчера я заметила, как ее мама была неприветлива с Джозефом. Наверное, стоило попросить подругу рассказать обо мне герцогине. Взрослая женщина дала бы дельный совет. Тем более, что она хорошо знала моих родителей и не оставила бы крик о помощи без внимания. Жаль, что я не догадалась об этом раньше.

   Я видела, как вернулся отчим. На его лице светилась улыбка, словно он обстряпал хорошее дело. Касалось то купленных лошадей или успокоило принятое относительно меня решение, но Джозеф пребывал в приподнятом настроении.

   Не знай я, что он представляет из себя, даже могла бы влюбиться, так великолепно он выглядел в этот момент. Белый плащ, но черная одежда под ним. Смуглая кожа и темные волосы, но белозубая улыбка. Отчим был полон резких контрастов.

   У какой женщины не забьется сердце при виде такого? Благородный вдовец, не оставивший без любви и внимания больную жену. Красивый мужчина с хорошими манерами. Знает толк в лошадях и женщинах. Опытен в любви. Мечта любой романтически настроенной дамы. Только вот я совсем не была романтически настроенной женщиной.

   Я сидела в беседке, увитой белыми розами, и вдыхала нежный аромат. Прислушивалась к щебетанию птиц. Я чувствовала умиротворение в душе после принятого решения написать Аннабель. Не хотела возвращаться домой, хотя слуги не раз являлись напомнить, что стынет обед. Я умышленно избегала встречи с отчимом за общим столом.

   В итоге дождалась, когда он пришел сам, хотя прежде никогда этого не делал. Когда Джозеф приблизился и навис надо мной, словно скала, я невольно съежилась. Он увидел это.

   – Служанка сказала, что на твоем теле после вчерашнего остались синяки?

   – Да.

   – Ты сама виновата, – он изучал мое лицо так, словно видел впервые.

   – Да, конечно.

   – Запомни, не надо мне дерзить, иначе...

   Я подняла на отчима глаза.

   – Иначе вы меня пристрелите, как ту лошадь?

   – Иначе в нашей семье не будет мира. Ты же хочешь выходить в свет, носить красивые платья и блистать драгоценностями? Я все это могу устроить.

   – И что в обмен?

   – Послушание, – он сел на скамью напротив моей. Расслабленно откинулся на спинку и опять уставился на меня.

   – Почему вы так странно смотрите на меня? – спросила я, не собираясь давать ответ на его условие.

   Джозеф смущал меня. Я видела, что он хочет высказаться, но раздумывал, стоит ли. Я нарочно увела беседу в сторону, так как была уверена, что сейчас он выдвинет еще одно условие. «Ты получишь все, что желаешь, если станешь моей женой». Но он меня удивил.

   – Почему я раньше не замечал, что ты совсем не похожа на свою мать? Совсем.

   Я ожидала не этого.

   – Я похожа на отца, – спокойно заметила я, но Джозеф меня не слушал.

   – У нее были черные волосы, крупные черты лица и изумительно зеленые глаза, ты же голубоглазая блондинка. А из крупного у тебя только глаза, но даже разрез не тот. И фигуры у вас совсем разные. Ты тонкокостная и узкая в бедрах, она же была... – он остановился, увидев, как я краснею, поймав его взгляд на своей груди. – Ты должна была хоть что-то взять от своей матери, но не взяла.

   – Я копия отцовской бабушки, – уверенно произнесла я. – Папа упоминал об этом.

   Отец тоже не видел сходства между нами, поэтому нашел способ утолить мое любопытство. Мне нравились густые и пышные волосы мамы. Мои были абсолютно прямые. Ни одного завитка, хотя у нее были вьющиеся локоны. Она никогда не боялась загара, так как от природы была смуглой, а я на солнце моментально краснела.

   – Ты знаешь, что мама тебя не любила? Интересно, почему?

   – Неправда! – я не выдержала. Поднялась, чтобы уйти. Но отчим поймал мою руку и притянул к себе. Теперь он смотрел снизу.

   – Правда. Сколько раз она навещала тебя в пансионе?

   – Не было нужды, – резко ответила я, попытавшись вырвать руку. – Я сама приезжала домой на каникулы.

   – А по выходным? – вкрадчиво парировал он. – Я сам наведывался к тебе, помнишь? Чтобы моей любимой падчерице не было одиноко, когда к подругам приезжали родители.

   Да, это было правда. Джозеф привозил мне гостинцы и подарки от мамы. Ссылался на ее плохое самочувствие. Но ведь так и было? В итоге она умерла от неизлечимой болезни.

   – Какая мать откажет дочери в доме, ревнуя к ней своего мужа? – отчим продолжал ломать мою веру в любовь мамы.

   – Вы не понимаете. У нее не было оснований ревновать меня к вам.

   – Разве? Она – увядающая женщина, ты – молода и красива. У многих матерей в эти годы появляется к дочерям ревность. У первых жизнь на исходе, у вторых – все впереди.

   – Перестаньте переворачивать! Она обиделась, когда я указала ей...

   – На то, что я рядом с ней из-за денег? – Джозеф выразительно изогнул бровь. – Я любил твою мать. Она дала мне почувствовать, что я ценен. Ценен не только как любовник, но и как человек. Иначе она не вышла бы за меня замуж. Разве тебе не хотелось бы быть счастливой? Такой же счастливой, как все годы со мной была твоя мать?

   Отчим поднялся. Он был гораздо выше меня, и мне пришлось задрать голову.

ГЛАВА 5. Ошибка отчима

Лицо Джозефа было так близко, что я не смогла сфокусировать взгляд. Мне показалось, еще мгновение и он меня поцелует. Но он не сделал этого. Распрямился и отпустил мою руку. Я не стала ждать. Схватила зонтик и покинула беседку.

   Сердце стучало как сумасшедшее. Мой отчим определенно обладал магией. Я едва не поддалась искушению. Не отпусти он мою руку, и я уступила бы животному магнетизму.

   «Так вот как он обрабатывает ждущих любви женщин!» – я с полной очевидностью поняла, как моя мама попала к нему в сети, и почему обожала до последнего вздоха. Так сильно была привязана к нему, что стала равнодушна к дочери.

   После встречи в саду отчим оставил меня на несколько дней в покое. Словно давал время обдумать его слова. Я же пыталась сочинить письмо подруге. Первое, написанное в сердцах, изорвала в клочья. Подразумевалось, что Бель покажет его матери, поэтому следовало подобрать правильные слова, чтобы они побудили герцогиню действовать. Нельзя указывать, что я узнала о намерениях Джозефа, вскрыв чужую почту. Это постыдный поступок.

   Я понимала, что могу не дождаться ответа от подруги. Тому было несколько причин. Во–первых, Бель лишена права переписки, а во–вторых ее ждала Академия для Высших, а я не знала точную дату ее отъезда. Вполне возможно, она просто не успеет получить письмо. Поэтому я надеялась, что мое послание распечатает и прочтет ее мать. Я собиралась написать на конверте: «В случае отсутствия адресата, передать послание герцогине Элата».

   В итоге я нашла обтекаемые фразы. Я ничего не утверждала, просто описывала ощущения. Мол, опекун ведет себя так, словно собирается соблазнить меня. В конце сообщения я попросила дать совет. «Приемлемо ли такое развитие событий, когда муж матери становится мужем ее же дочери? И как уйти от брака, если сама мысль оказаться женой отчима мне ненавистна».

   Я все утро караулила посыльного. Когда он явился с кучей писем для Джозефа, я вручила ему свое. Приплатив медяк, взяла слово, что послание будет доставлено без промедлений. Тот горячо пообещал.

   Отдав письмо, я немного успокоилась. Последние дни меня мучил вопрос, любила ли меня мама. Мы с отчимом мастера наносить друг другу травмы. Он всколыхнул во мне воспоминания. И я все чаще склонялась к мысли, что больше внимания мне уделял именно Джозеф. Мама всегда была холодна ко мне.

   Отчим радовался, когда я приезжала на каникулы. Даже как-то съездил со мной в город, чтобы заказать новые платья. Давал при выборе ткани и фасона дельные советы. Сейчас я припоминала, что он был щедрым. Щедрым, пока была жива мама. И только став моим опекуном, резко начал ограничивать в расходах. Он словно почувствовал свободу самостоятельно распоряжаться деньгами. Без оглядки на их хозяйку.

   Не знаю, какая блоха его укусила, когда он решил продать меня своему другу. Ведь мы вполне ладили. Да, между нами были недомолвки, я даже винила его в смерти матери. Несправедливо винила, ведь она в нем не чаяла души. Вполне возможно, что я чувствовала себя обделенной. Отсюда и ревность, и желание ущипнуть побольнее. Причем обоих.

   Для меня стало чем-то новым думать о себе, как о не очень приятном человеке. Неужели это я сделала Джозефа монстром? Кому понравится, когда его встречают презрительным взглядом в месте, которое он считает своим домом? Он решил избавиться от меня, заодно дав прочувствовать, каково это быть нелюбимой. Не без выгоды для себя, конечно.

   Думая об отчиме и маме, я не заметила, как оказалась на втором этаже – как раз возле ее покоев. После смерти жены Джозеф перебрался в другое крыло особняка. Наверное, ему было больно видеть ее вещи, прикасаться к ним.

   Я повернула ручку двери и оказалась в темном помещении. Занавеси были глухо задернуты, а вся мебель накрыта простынями. Затхлый запах давно непроветриваемого помещения вкупе с холмами спрятанной под белой тканью мебели создавали впечатление, что я нахожусь в склепе. Мне сделалось жутко, и я направилась к окну, собираясь разрушить иллюзию. Раздвинув шторы, я распахнула его. Желая глотнуть свежего воздуха, высунулась чуть ли не по пояс.

   Только благодаря этому, я увидела прячущихся в тени деревьев посыльного и Лину. Они спорили. Горничная вытащила из–за пазухи серебряную монету – та блеснула на солнце, и получила взамен... мое письмо.

   Пока я думала, что делать: грозно окрикнуть посыльного или перехватить Лину, чтобы поймать с поличным, та убежала в дом. Подкупленный негодяй, вскочив в седло и пришпорив лошадь, скрылся за поворотом.

   Я поторопилась спуститься, надеясь перехватить горничную, но в холле оказалось пусто. Сначала я заглянула в ее комнату, потом проверила, нет ли ее на кухне – пришло время пить чай, и Лина должна была принести поднос с чайником в мои покои, но кухарка только покачала головой.

   – Нет. Не заходила, хотя чай готов.

   В итоге я дошла до кабинета отчима. Остановившись у двери, прислушалась к разговору. Лина была там. Возбужденно рассказывала, что посыльный не соглашался, но его подкупили три серебряные монеты. Откровенно врала.

   – Черт, – выругался отчим после недолгого молчания и шелеста бумаги. – Анна знает, что я собираюсь на ней жениться.

   – Ничего. Никуда не денется твоя красотка, – хмыкнула Лина.

   Меня до зубовного скрежета возмутил тон горничной, говорившей обо мне так пренебрежительно. С каких это пор слуги имею собственное мнение? И почему хозяин делится планами со служанкой?

   – Это письмо нельзя отправлять, – я слышала, как опекун рвет бумагу. – Пусть сколько угодно ждет ответа.

   – Из дома ей не выйти, а все сообщения, как и прежде, будут перехватываться, – поддакнула горничная.

   Нетрудно было догадаться, что мои письма вскрывались и отправлялись только тогда, когда в них не было угрозы разоблачения. Все подруги, кроме Аннабель, отвечали мне, а значит, они получали мои послания.

   – Милорд, я молодец? – пропела Лина. Я вытаращила глаза, понимая, что служанки с хозяевами так не разговаривают.

   – Молодец, – согласился Джозеф. Я словно наяву увидела, как он ей улыбается.

   Хихиканье горничной и шелест одежды заставили меня опуститься до позорного поступка. Я пригнулась к замочной скважине. Ничего не увидела, но по звукам догадалась, что мой отчим предается близости с горничной. Ритмичное поскрипывание стола, влажные шлепки, протяжные стоны и... меня вырвало.

   – Там кто–то за дверью, – послышался встревоженный голос горничной.

   Я распрямилась и вытерла рукой рот. Бежать не могла. Кружилась голова. Да и почему я должна прятаться? Я нахожусь в доме, который построил мой отец.

   Дверь открыл Джозеф. Его одежда не была в порядке. Увидев меня, он закаменел лицом. Шагнул, чтобы закрыть за собой дверь, но я успела увидеть, как Лина одергивает юбку.

   Я опустила глаза.

   – Вы вляпались, – сказала я, вялым движением руки указывая, что опекун наступил на вывернутое содержимое моего желудка. Развернувшись, я ушла, оставив за спиной побледневшего отчима.

   Лину я больше не видела. Я даже не пыталась узнать, куда она делась. Помогать в одежде приходила старая служанка Бани, помнившая еще моего отца. Опекун, если и встречался со мной, то не за столом. Больше мы вместе не обедали.

   Но невозможно, живя в одном доме, не сталкиваться. Мы вынуждены были лицезреть друг друга в холле, на лестнице или в библиотеке, где я демонстративно читала любовные романы. Все наши встречи носили случайный характер. Я делала вид, что Джозеф стеклянный, он – что сильно занят.

   Наше молчаливое противостояние вскоре закончилось. Я гадала, что стало тому причиной, но не находила ответы. Инициатива исходила не от меня.

   – Хозяин прислал это вам, – Бани положила на край туалетного стола бархатную коробку. Очередной подарок.

   Даже спустя полмесяца, я отказывалась разговаривать с Джозефом. И даже пыталась не встречаться с ним. Для чего выбирала для прогулок дальнюю часть сада, подальше от окон его покоев, или запиралась в своей комнате. Мне так и не позволялось покидать усадьбу.

   – Верни. Мне ничего от него не нужно.

   – Зачем вы так? – служанка не понимала. – Он же вам вместо отца. Старается...

   Она осеклась, когда я строго посмотрела на нее. Распустились. При матери рты боялись открыть.

   В другой раз, когда слуги принесли огромную коробку с платьем, Бани сама развязала ленты. Видимо, научили, что не надо ждать, когда я захочу посмотреть содержимое. Нужно соблазнять. Я и соблазнилась бы, если бы оставалась такой же наивной, как сразу после окончания пансиона. Теперь же у меня к опекуну было такое отвращение, что я готова была ходить в рванье, лишь бы он держался подальше.

   И опять служанка открыла рот.

   – Вас пригласили на бал к герцогу Вальд. Хозяин собирается сопровождать вас. Не пойдете же вы туда оборванкой? – она достала из коробки конверт с пригласительным билетом. Я взяла его, так как дочь герцога училась вместе со мной.

   «Анна, только попробуй не приди! – было приписано ее рукой. – Будешь жалеть всю жизнь».

   Я отошла к окну, оставив служанку, которая демонстрировала платье, держа его на вытянутых руках. Красивое, изысканное, нежное. На кровати стояли атласные туфельки под цвет. Такого наряда у меня никогда не было. Но думала я сейчас не о том, как пойти на попятный и согласиться выехать из дома рука об руку с отчимом. Я планировала собственное спасение.

   У меня появилась возможность передать письмо с криком о помощи. Уж Элоиза Вальд постарается донести его до матери Аннабель. Останется только написать и спрятать где-нибудь в одежде.

   – Хорошо. Я согласна ехать на бал, – сказала я, поворачиваясь к служанке. – Передайте хозяину, что я буду готова к назначенному времени.

   – Вот и правильно. Надо развеяться. А то сидите, как в клетке, – закудахтала Бани. Я махнула рукой. Теперь ее не остановить.

   В день бала на столике с зеркалом появились все те коробочки, от которых я отказалась. Бани открыла каждую и над каждой восхищалась. Бриллиантовая тиара, серьги и колье. Все под цвет белого бального платья.

   Джозеф пригласил в дом женщину, которая собиралась навести на моей голове красоту. Она прибыла с горелкой, щипцами, пахучей серебристой пудрой для волос и с кучей расчесок и средств для укладки.

   Когда она закончила, а меня одели и подвели к зеркалу, у меня захватило дух. Да, я нисколько не похожа на маму, но готова была признаться, что так же красива, как она. Мои глаза светились счастьем. Для юных девушек очень вредно не ходить на балы.

ГЛАВА 6. Побег

Отчим ждал меня внизу. Красивый, с белым цветком в петлице, с напомаженной головой и отполированными ногтями – он был хоть куда. На пальцах сияли перстни. Среди них один отцовский. Я закусила губу. Как мама посмела отдать его второму мужу?

   Смотрела я на Джозефа без какого-либо выражения на лице, но он заметил, что я остановила взгляд на памятном кольце. Поднял брови, спрашивая, что не так.

   – Даже если вы полностью облачитесь в одежду моего отца, графом от этого не станете, – произнесла я, отказываясь подать ему руку. Пошла впереди него, гордо задрав голову.

   – Злючка, – смеясь, сказал он. Догнав меня, на ходу надел белые перчатки.

   Мне пришлось опереться на его руку, когда я залезала в карету. Он выбрал одну из самых красивых. Мы давно ею не пользовались, но я заметила, что ее обновили – перетянули заново салон и начистили металлические части. Вот для чего отчим покупал новых лошадей. Он давно готовился к этому балу.

   Ехали молча. Я делала вид, что смотрю в окно, Джозеф с улыбкой рассматривал меня. Он словно испытывал мое терпение.

   Дворец герцога Вальда встретил огнями. Вереница карет медленно тянулась к центральному подъезду – к мраморным ступеням. Они каскадом устремлялись к входу. Слуги в ливреях, обслуживая кареты, действовали расторопно. По два десятка слуг выстроились вдоль ковровой дорожки, уходящей ввысь.

   Пройдя в числе прочих приглашенных анфиладу комнат, мы подошли к дверям бальной залы. Здесь громко объявляли имена, и нарядные пары шествовали через всю залу, чтобы поприветствовать хозяев бала. Такой длинный проход был устроен специально, чтобы гости успели показать себя, а те, кто уже удостоился парадной процедуре – обсудить вновь прибывших.

   Мне было неуютно под взглядами знакомых и незнакомых людей. Зато мой отчим, которого объявили, как опекуна леди Дармон, шел так, словно впереди его ждал трон. Поприветствовав герцога и герцогиню поклоном и перекинувшись парой дежурных слов, мы отошли в сторону, уступая дорогу другим.

   – Что будешь пить? – спросил Джозеф, с надменным видом оглядываясь по сторонам. Он чувствовал себя превосходно. И выглядел так же. Ловил на себе взгляды женщин. Что сказать, он был здесь одним из красивейших мужчин. Только его красота нисколько не волновала меня.

   – Лимонад, – ответила я, хотя пить не хотела. Лишь бы ушел. Я видела, как мне делает знаки Элоиза. Ей срочно нужно было со мной поговорить.

   – Как ты? – спросила она, беря меня за руку и уводя подальше от диванов – они во множестве стояли вдоль стен. Некоторые уже заняли матроны – матери невест и женихов. На таких собраниях стараниями старшего поколения складывались пары.

   Элоиза была хорошенькой рыжеволосой девушкой с веснушками по всему телу. Она злилась на них и мечтала свести, но многое потеряла бы, если бы ей это удалось. Веснушки придавали ей очарование.

   Я вздохнула и с тоской посмотрела в сторону столов, куда ушел мой отчим. Высокий, он был на голову выше обступивших его дам. Я видела, как он расплывается в улыбке, оказавшись в цветнике. Выбирай – не хочу. Но при всем его желании жить сладко и дальше, он понимал, что флирт на балу обычно заканчивается ничем. Всем просто хочется хорошо провести время. Чтобы было потом что вспомнить и о чем посплетничать.

   – Я слышала от Аннабель, у вас с ним не складываются отношения?

   Я подняла бровь. Выходит, Бель нашла способ списаться с подругой.

   – Мне бы дожить до совершеннолетия и стать, наконец, свободной от него, – прошептала я.

   – Свободной? Милая, ты грезишь. Даже если наследство отца принадлежит тебе по праву, распоряжаться им сможет только мужчина. Ты забыла в какое время живешь? Опекун или муж – вот, кто в итоге будет владеть тобой и твоими деньгами.

   Я знала. Устои общества не изменить. Пока рядом с отчимом, у меня не будет ни права выбрать жениха по душе, ни денег. Он просто не позволит, чтобы кто-то сделал мне предложение.

   – Ты не хочешь сбежать? – Элоиза разговаривала со мной, параллельно раскланиваясь с идущими мимо гостями.

   – Куда? Дом, в котором я живу, принадлежал моему отцу. По-хорошему, это Джозефу нужно покинуть его. Но он ни за что не уйдет. Я в капкане. Одна надежда, если он присмотрит какую-нибудь вдовушку с титулом и увлечется ей.

   Я незаметно потрогала шелковый пояс. За ним пряталось письмо для Бель. Я все никак не решалась отдать его Элоизе. Отчим мог увидеть. С него станется устроить мне допрос.

   – Вдовушку, говоришь? – Элоиза хитро посмотрела на меня. – Есть такая. Кузина моего отца. Правда, у нее, кроме титула, ничего нет, но твоему опекуну сегодня об этом знать не обязательно. Она займет его. Можешь спокойно танцевать и веселиться.

   – Почему ты думаешь, что она увлечется им? – я хмыкнула, поймав взгляд отчима на себе. Отвечая на вопросы обступивших его дам, он не забывал поглядывать на меня.

   – Она уже занялась им. Вон та – жгучая брюнетка с блестящими глазами. Все продумано, милая. Тетушка не выпустит твоего Джозефа из своих цепких пальчиков, – Элоиза загадочно улыбнулась. – Видишь, даже бокал, что предназначался тебе, уже в ее руке.

   – Разрешите пригласить на вальс? – возле нас выросла парочка молодых мужчин.

   Элоиза вложила ладонь в руку одного из них. Улыбнувшись мне, прошептала одними губами:

   – Удачи!

   Я пошла в круг под встревоженный взгляд своего опекуна, но веселая тетушка Элоизы не позволила ему отвлечься.

   – Анна...

   – Да? – я подняла глаза на высокого мужчину, с которым легко вальсировала. Он был умелым танцором и вообще очень привлекательным: высоким, сильным, уверенным в себе. – Мы знакомы?

   Его черные волосы, не знавшие лака, красиво подпрыгивали при каждом повороте во время танца. Карие глаза загадочно сияли. От него божественно пахло мужскими духами.

   – Нет, не знакомы, – он широко улыбнулся. Я дикая. Простая улыбка мужчины вызвала у меня волнительный трепет. – Но у нас есть общие знакомые.

   – Кто?

   Наклонившись к уху, мой кавалер прошептал:

   – Аннабель. И она хочет увидеть вас.

   – Она здесь? – я огляделась. Почему бы моей подруге не прийти на бал?

   – Нет, она в карете. Ей нельзя здесь показываться. Она на пути в Академию. Но она хотела бы попрощаться с вами.

   Я посмотрела на опекуна. Он отдал свой фужер слуге и уже хотел было выйти из круга женщин, но тетушка Элоизы не позволила – нашла какую-то причину, чтобы отвлечь его на себя.

   Я начала подозревать, что все это – веселая вдова, красивый мужчина, кружащий меня в танце и уводящий все ближе к выходу из залы, было заранее продумано. В животе завозился червячок сомнений, но слова моего кавалера провоцировали на необдуманный поступок.

   – Бель не может ждать долго. Решайтесь: встречаетесь здесь и сейчас или через четыре года, когда она окончит Академию.

   Еще раз оглянувшись на отчима, стоящего ко мне спиной, я кивнула. Нырнув в толпу, мы выскочили из зала. Торопливо миновав анфиладу, свернули не к центральному входу, куда все еще продолжали прибывать гости, а в какой-то мало освещенный коридор.

   – Ее карета за оградой, – объяснил мне мой провожатый. – Бель не хочет, чтобы ее родители знали, что она свернула с пути. Поторопимся.

   Пришлось бежать через безлюдные помещения. Тревога в моей душе росла, но я летела, как мотылек на свет. И уже не могла резко остановиться и заявить, что все это мне не нравится, и я никуда не иду. Успокаивало одно – Элоиза видела, кто пригласил меня на танец, и была спокойна. Даже пожелала удачи. Неужели она знала, что Аннабель захочет попрощаться со мной?

   У моего кавалера оказались ключи – еще одно доказательство того, что он действовал не без ведома дочери герцога. Выйдя на задний двор, я оглянулась. Отсюда были видны огни, освещающие центральный подъезд, и слышался людской гомон. В случае опасности я смогла бы быстро добежать туда и попросить помощи.

   – Сюда, здесь в ограде есть калитка, – позвал меня черноволосый парень, видя, что я озираюсь. – Еще немного. Карета Бель сразу за ней.

   Он не обманул. Увидев карету с гербами герцога Элата, я выдохнула и даже успела отругать себя за необоснованные страхи. Но дальнейшее произошло совершенно неожиданно. Когда я заглянула в карету и не увидела подруги, кавалер подсадил меня совершенно бесцеремонным образом и тут же захлопнул дверь.

   – Гони! – крикнул он, и карета понеслась.

   Не зря я переживала, что ввязываюсь в какую–то авантюру. Я успокоилась только тогда, когда прочла письмо Аннабель, объясняющее, что отныне я выступаю в роли дочери герцога Элата, пославшего меня учиться в Академию для Высших.

   Долгая дорога и предыдущий день вымотали меня, и я не заметила, как уснула. Герцогская карета была удобно обустроена, и я даже нашла на соседнем сиденье пару подушечек и плед. Сначала просто укрылась, так как мы неслись на север королевства, а тут с каждым часом пути становилось все прохладнее. Бальное платье из тафты и шелка совсем не грело, а одежда Бель была вне досягаемости – тряслась в дорожных сундуках на крыше кареты.

   Мы ехали всю ночь и все утро. Когда я позвонила в колокольчик, чтобы предупредить, что мне нужен туалет, появилась та же рука в белой печатке и пальцем показала, чтобы я порылась под крышкой второго сиденья. Там я нашла горшок.

   – Вы что, не собираетесь останавливаться все три дня пути?

   Мне не ответили.

   Я поздно сообразила, что Академия находится не в столице, а в горах Орхады – самой северной провинции нашего королевства. Это в столицу я прибыла бы свежая и красивая в своем бальном платье, а до Академии я доберусь в виде лохматого чучела. Жаль, что Аннабель не подумала об этом и не припасла для меня дорожную одежду.

   – Черт! Она же написала, что под сиденьем есть кофр с личными вещами, – я стукнула себя по лбу и, встав, скинула на пол подушки и плед. Вытащив довольно объемный кофр, раскрыла его. – Вот же я бестолочь.

   Прямо сверху лежали пижама и большой, до пят, халат. Полотенце, несколько бутылок воды и знакомый сундучок Бель. Его я помнила по пансиону. Там я нашла духи, баночки с кремами и пудрой, гребни, щетки и прочие вещи, которые так необходимы девушкам. Я тут же переоделась и протерла себя нежно пахнущей жидкостью для лица. Платье аккуратно свернула, в надежде, что оно еще пригодится.

   Да, выходить из кареты в пижаме и халате не так эффектно, как в бальном платье, но мало кто приедет, выдержав утомительную дорогу до Академии, в том же виде, в каком покинул дом.

   – Успокойся, успокойся, – сказала я себе, вгрызаясь в галету. – Все будет хорошо. Ты – это не ты, а эксцентричная Бель. Раз она приготовила пижаму и халат, значит, сама бы не постеснялась предстать в Академии в таком виде.

   В кофре я не нашла другой одежды. Но зато Аннабель позаботилась о перекусе. В том же ящике под сиденьем я обнаружила корзинку с яблоками, домашним печеньем и коробку, где в салфетки были завернуты более сытные продукты – сыр, холодное мясо и хлеб.

ГЛАВА 7. В пути

Как выяснилось, кучеру и лошадям тоже нужен был отдых. Как только мы прилично отъехали от места моего похищения, карета остановилась. Дверь открылась, и веселый мужской голос произнес:

   – Барышня с горшком на выход.

   Почему я упомянула только о голосе? Нижнюю половину лица кучера скрывала черная косынка, а на голову была нахлобучена широкополая шляпа, так что я могла видеть только смеющиеся глаза. Их цвет остался так же загадочен. Мужчина продолжал играть в разбойника, умыкнувшего красавицу.

   «Разбойник», как и полагается, был широкоплечим и сильным. На нем ладно сидел шерстяной кафтан, перетянутый на талии ремнями с оружием. В дальнюю дорогу без него нельзя. Верхнюю одежду – что-то вроде огромного черного плаща, он бросил на дверцу кареты. Двигался легко, без суеты.

   Когда я, запахнув халат поглубже, выбралась из кареты с горшком в руках, на котором позорно громыхала крышка, увидела, что сопровождающих меня в Академию двое. Второй незнакомец спал на крыше кареты, укутавшись в плащ. Его рука свисала, и по ней я поняла, что он тоже молодой. И совсем не маленького роста, судя по размеру ладони.

   Карета остановилась в живописном месте. Лес, тропинка, ручей. Пока я прикидывала, где опустошить горшок, загадочный кучер распряг лошадей и увел их к ручью.

    Я не стала лезть с разговорами, у самой забот по горло – пока мы ехали, я основательно насорила в карете. Мне было стыдно, поэтому я собрала все опустевшие коробочки–бутылки, вытряхнула плед и выложила подушки посушиться на солнышке.

   – Проголодались? – спросил меня кучер, вытаскивая из-под облучка топор. Он оставил лошадей пастись на обочине тропинки. Там трава была высотой по пояс. – Сейчас разожжем костер. А вы сходите пока к ручью. Наберите воды. Горячего хочется. На одном хлебе все три дня не протянем.

   Он сунул мне в руки видавший виды котелок.

   – А если остановиться на постоялом дворе? Там и приготовят, и комнату для отдыха дадут, – я держала котелок на вытянутой руке, боясь испачкать в саже нежно-розовый халат.

   – Как минуем столицу, остановимся. А пока нельзя. Слишком много глаз у вашего батюшки.

   Я обреченно пошла к ручью, попутно обдумывая, какого «батюшку» он имел в виду: отца Аннабель или моего отчима? Уверена, что и у первого, и у второго были обширные знакомства. Только батюшка Бель знался с высшим светом, а мой отчим с отребьем, каким и был сам. Вспомнить хотя бы мерзкого барона Монгуля.

   Прежде чем подойти к ручью, я подобрала полы халата и заткнула их за пояс. Штаны замотала до колен, понимая, что у самой кромки глинистого берега чистой воды не набрать. Сняла мягкие тапочки с помпонами. Зашла в воду, клацая зубами – она оказалась ледяной.

   Солнце играло лучами на поверхности ручья, течение красиво волновало нити травы. Со стороны могло показаться, что я, опустив руку в воду, завороженно смотрю на свое отражение и забыла, зачем меня послали. На самом деле, я краем глаза наблюдала за кучером, одетым в слишком хорошие для прислуги сапоги. У моего отчима были похожие, а он какие попало не купит.

   «Кто же ты, мой загадочный спутник?»

   Он ходил среди деревьев и собирал сухой хворост. И опять-таки я видела руки, затянутые в тонкие замшевые печатки. Ни капли открытого тела, хотя день выдался не по-осеннему жаркий. Оставалось только гадать, кого Аннабель послала выкрасть меня, и куда делся герцогский кучер.

   Пока я, погруженная в раздумья, засмотрелась на камни на дне ручья, сапоги замерли в метре от меня. Я вздрогнула от неожиданности.

   – Дайте руку, – сказал «кучер». – Здесь скользко, вы можете упасть.

   Он удержал меня, когда мои ноги разъехались на глине, но котелок, описав дугу и вылив содержимое на наши головы, улетел куда–то в камыши.

   – Растяпа, – с досадой обругала я себя. Краска моментально залила мое лицо. Я чувствовала, как горят уши.

   Кучер хмуро смотрел на меня, а с полей его шляпы стекала вода. Я думала, он снимет ее и отряхнет, и тогда я хотя бы увижу цвет его волос, но нет. Вздохнув, он полез в камыши, вспугнув сотню стрекоз.

   Леди не пристало извиняться перед слугами. Но в то же время я знала, что рядом со мной далеко не слуга, поэтому не нашла ничего лучшего, чем поинтересоваться вторым кучером.

   – А почему он все время спит? Правил лошадьми ночью? Вы меняетесь, да?

   – Он мертв, – просто ответил мужчина, отряхивая черный камзол от налипшего пуха камыша.

   – Как?! – я попятилась. Если бы тапочки с помпонами позволяли бы, я бы побежала. Но вокруг лежало столько камней и коряг, что я разбила бы ноги в кровь, а догнать меня не составило бы труда.

   – Он не умел молчать.

   Я поняла, чего от меня хотят, поэтому как могла быстро доковыляла до кареты. Подхватив горячие от солнца подушки, закрылась в ней. Лучше жевать сухое печенье или вовсе поголодать, чем есть из одного котелка с убийцей.

   «Куда же ты вляпалась, Аннабель?» – в данном случае я спрашивала не только подругу, но и себя, исполняющую роль дочери герцога Элата.

   Если наш побег готовился так основательно, что его организаторы решились на убийство, то мне становилось страшно за Бель. Почему-то я была уверена, что меня все-таки довезут до Академии – я была неинтересна герцогу Ларотту, а вот куда повезли дочь его давнего врага?

   Неужели средний сын герцога настолько жестокий и хладнокровный, что с охотой включился во вражду между родителями и соблазнил дурочку Бель? Вспомнив, что мертвец лежит прямо надо мной, я быстро пересела на соседнее сиденье – с этой стороны крепились сундуки с вещами подруги.

   Я слышала, как потрескивают сучья в костре, а потом уловила и запахи еды, но не подумала вылезти из кареты. Переживала, что она не закрывается изнутри. Даже здесь я не чувствовала себя в безопасности.

   Заслышав шаги и видя, как повернулась ручка, я кинулась к противоположному краю сиденья и натянула до носа плед. Дверь резко распахнулась. За ней стоял «мертвец». Волне живой и здоровый.

   – Барышня, есть будете? – спросил второй незнакомец, едва сдерживая зевоту. Понятно было, что он поспал бы еще, но голод заставил встать. Этот тоже играл в разбойников. Его голову вместо шляпы закрывал повязанный на пиратский манер платок, а шелковая маска прятала верхнюю половину лица.

   Увидев, что я забилась в угол, он крикнул с задором в голосе сидящему у костра товарищу.

   – Ты что с ней сделал? На барышне нет лица.

   – Сказал, что ты мертвый.

   – За что ты так с ней? – глаза в прорези маски смеялись.

   – Болтала слишком много.

   – Идите сюда, барышня, не бойтесь. Рут хороший, он не кусается.

   – Вы сейчас о себе или об этом в шляпе? – я злилась. Так провести меня! Теперь будут смеяться всю дорогу.

   – Зови меня Клевер, а этот... путь будет Шляпой, – улыбка здоровяка была искренней.

   По потемневшим скулам – за сутки пути отросла щетина, я поняла, что он обладает темной шевелюрой. В прорези маски мерцали такие же темные глаза, скорее всего карие. По тому, как он оперся о дверцу кареты, схватившись за нее крупной ладонью, можно было заключить, что Клевер выше и здоровее, чем Шляпа.

   Хорошие имена для разбойничков.

   – А меня зовите... – начала я.

   – Мы знаем, что вас зовут Бель, – не дал развернуться моей фантазии Клевер.

   Протянув руку, он помог мне выбраться из нутра кареты и повел к костру. Свернув в несколько раз свой плащ, Клевер бросил его на камень и предложил сесть. Шляпа не смотрел на нас. Он лениво помешивал прутиком тлеющие угли.

   Судя по тому, что рядом на траве валялись кости, хмурый «кучер» уже поел. Его рот и нос все так же закрывала косынка. Я не понимала, почему они даже при мне продолжают прятать лица. Одно дело угонять карету, боясь, что похитителей кто-нибудь запомнит, совсем другое находиться в безлюдном месте, но все равно не снимать маски.

   Выходит, братья–разбойники не хотели, чтобы их запомнила я? В отличие от моих подруг в пансионе, я мало общалась с противоположным полом. У меня не было братьев, к которым приходили бы друзья, что значительно расширяло бы круг знакомств. В семье я росла одна. Отчим друзей домой не водил, за исключением того случая, когда за мной пытался ухаживать барон Монгуль, а слуги... Слуги, как мама говорила, для нас должны быть бесполы.

   Когда я поела, Клевер помыл котелок и ложки в ручье, сложил все в ящик под сиденьем на козлах. Шляпа запрягал лошадей. Ну а я прогуливалась с независимым видом. Пусть я давно определила, что меня сопровождают не слуги, но я охотно поддерживала их легенду. Каждый занимался своим делом.

   Обойдя карету несколько раз, я поразилась, сколько вещей набрала с собой Аннабель. Сундуки не только были перетянуты ремнями на крыше, но и крепились к задку кареты. Бель явно не собиралась наведываться к родным на каникулы. Может и им было бы спокойнее, если бы дочь не приезжала. Ведь любое возвращение домой – это вероятность возвращения к старому. Она вновь начала бы «якшаться» с сыновьями Ларотт.

   – Все, трогаемся! – крикнул мне неприветливый Шляпа. Я спохватилась, но он меня остановил. – Горшок в кустах не забудь. Остановимся не скоро.

   На этот раз я из вредности долго шуршала в кустах, выискивая, где оставила горшок. Я надеялась, что им займутся слуги. Это было еще до того, как сообразила, что слуг среди нас нет. Потом со всем тщанием полоскала горшок в ручье. Покончив с хозяйственными делами, забралась в карету и всю дорогу до столицы не высовывала носа.

   Столицу пролетели из конца в конец на высокой скорости. Сначала я удивилась, зачем нужно было заезжать в Гольдаг, если операцию по похищению проводили в строжайшей секретности. Потом поняла. Все дело в гербах на карете.

   Клевер и Шляпа делали все, чтобы карету запомнили. В случае, если герцог Элата захочет удостовериться, что дочь двигалась в правильном направлении, ему это запросто подтвердят. Народ едва выскакивал живым из-под колес и сыпал вслед проклятиями.

   К исходу вторых суток я с нетерпением ждала, когда можно будет остановиться на постоялом дворе. У меня болело все. Начиная от головы, кончая ногами. Первая от быстрой езды. Меня мотало из стороны в сторону, и я, наверное, получила приличное сотрясение мозга. Последние мучили судорогами. Карета хоть и была высокой, стоять не получалось из-за тряски. За столицей дороги оказались в плачевном состоянии.

   – Мне бы размяться! – не выдержала я, понимая, что за окном ночь, а «разбойники» не собираются останавливаться.

   – Скоро! – ответил мне Клевер. Его голос был более низким, и я уже умела различать своих похитителей.

ГЛАВА 8. Север все ближе

Где-то в полночь мы заехали в небольшой городок. Луна освещала одноэтажные здания без единого огонька в окнах. Лаяли собаки. Мы проехали мимо церкви – я узнала ее по высокому шпилю и колокольне. Карета свернула на боковую улицу и, проехав достаточно долго, остановилась у какого-то особняка.

   Он не был похож на постоялый двор, поскольку нас встречали слуги в ливреях с лампами в руках. На постоялых дворах для привлечения ночных путников обычно разжигали костры и там же жарили мясо.

   В темноте я не могла определить, к какому дому относятся цвета одежды слуг.

   – Молчать, – предупредил их Шляпа, когда один из них пустился в радостное приветствие. Что-то вроде «А мы вас ждали!»

   А я-то предвкушала, что на постоялом дворе моим попутчикам придется расстаться с маскарадными костюмами. Но и здесь они решили сохранять инкогнито. Тут уж я точно уверилась, что главная задача похитителей, чтобы их не рассмотрела я. Почему?

   Неужели нам и дальше придется сталкиваться, поэтому они не пожелали быть опознанными? Или их скрытность на тот случай, если обман с подменой подруги откроется, и мне придется давать показания против сообщников?

   В доме нас развели в разные стороны. Разбойники удалились в правое крыло, меня же направили в левое.

   – Ваши покои, миледи, – сказал мужчина с седыми висками. Он делал вид, что принимать гостью в пижаме и замызганном халате привычное дело.

   Я уже разглядела, что ливреи на слугах зеленые с коричневыми вставками и увиты бронзовыми галунами. Но эти цвета ни о чем мне не говорили, хотя я была сильна в геральдике. Вот если бы галуны были золотыми, а коричневый цвет напрочь отсутствовал, то я решила бы, что в мое похищение включился королевский двор.

   Зеленый – как дань эльфийскому народу, который, увы, уже окончил свое существование. Может быть, где-то в глухих лесах и доживал свое тысячелетие старейший из эльфов, но он уже не мог ничего изменить. Эльфы вели слишком закрытый образ жизни, не принимали в свои семьи чужаков и в итоге выродились.

   Они спохватились, но поздно – их чистокровные дети оказались слабы и не могли производить себе подобных. На смену им пришли полукровки. Именно они правили нашим миром, так как были более сильными и живучими, смешением рас кратно увеличив магию. В наших краях бытовало мнение: если ты видишь заостренные уши – будь уверен, что рядом с тобой особа королевских кровей. Или Элита – так называли самых могущественных магов.

   – Скажите, кто является хозяином этого особняка? – войдя в покои, я огляделась. Все было слишком шикарно. Даже по меркам герцога Элата и его семьи.

   – У нас хозяйка. И это ее загородный дом. Это все, что я могу сказать, – слуга с достоинством поклонился и отбыл восвояси.

   Покои, которые мне выделили, были полностью готовы к приему гостьи. Постель расправлена, на столе приборы, где под крышками томилась только что приготовленная еда. Чтобы я не пропустила нужное помещение и не донимала вопросами слуг, приоткрыли дверь в комнату, откуда доносился шум воды. Я прошла прежде всего туда. И едва не ослепла от белизны и золота.

   Огромная ванна стояла на золотых ножках в виде лап льва. Вода лилась из золотых кранов. Судя по пару, одна из них была горячей. Золотая раковина для умывания и зеркало над ней в золотой же раме. Белая этажерка с разными склянками и корзиной для полотенец. В углу за ширмой пряталось белое кресло с прорезью для горшка. Я попала в рай.

   Мы сами были далеко не бедными, но здесь все дышало роскошью. Я обернулась на шум. Двое слуг втаскивали дорожный сундук. Наверняка им дали команду, а мне намек, что пора бы переодеться. Я выключила краны, чтобы вода не перелилась через край, и направилась к сундуку.

   Потянув за тяжелую крышку, я поразилась конструкции сундука. Одним движением он превратился в небольшой, но удобный шкаф с полками. Обувь и одежда, в том числе нижнее белье, лежали в отдельных отсеках.

   Перед тем, как пойти купаться и сесть за стол, я выбрала, что надену перед сном – шелковый халат и нежнейшую ночную сорочку, а что утром – немаркий дорожный костюм. Он включал в себя меховую курточку и тонкие кожаные лосины, на которые сверху надевалась шерстяная юбка с запахом.

   Высокие сапоги с пряжками были в дороге куда удобнее тапочек с помпонами. На стоянке у ручья я их так испачкали, что стыдно было смотреть на ноги. Я с благодарностью подумала о хозяйке дома. Ведь только женщина могла понять, как неловко было бы предстать перед преподавателями Академии в замызганном халате и грязных тапочках, поэтому распорядилась, чтобы с кареты сняли один из сундуков с одеждой. Ее благородный жест говорил о том, что она видела меня в халате и сочла нужным помочь. Теперь я даже была готова ехать верхом. Конечно, если мне дадут лошадь.

   Ночь прошла спокойно. Мне достаточно было положить голову на подушку, чтобы заснуть. Никаких сновидений, я словно провалилась в темноту. Ранним утром слуги так же неслышно, как вчера убрали со стола, накрыли к завтраку. Меня как раз и разбудил приятный запах вкусной еды и горячего молока.

   Я не нашла брошенные в ванной комнате вещи. То ли их почистили и убрали в дорожный сундук, то ли я их больше не увижу. Сама стирать я точно не стала бы. Да, я была белоручкой. Как, впрочем, и все девочки в пансионе. Нас водили в купальни дважды в неделю, и там же мы оставляли грязные вещи.

   В пансионе нам выдавали новую форму, и главной нашей заботой было не испачкать ее до следующего похода в купальни. Дома у мамы, тем более, не приходилось возиться с чисткой вещей и прочими домашними делами. Всем этим занимались слуги. Поэтому умение моих похитителей готовить на костре, не брезговать мыть посуду и заниматься прочими хозяйскими делами, меня смутило. Я бы не смогла даже развести огонь.

   Как только я позавтракала и оделась, за мной пришел тот же седовласый слуга. Распорядился, чтобы вынесли сундук, и дождался, когда я покину покои. На улице было еще темно. Клевер топтался у кареты. Открыл дверцу и поприветствовал меня широкой улыбкой.

   Я оглянулась на горящий огнями холл. Слуги как раз выносили мой сундук и настежь распахнули двери. Только поэтому я смогла заметить целующуюся парочку. В руках Шляпы была женская фигурка. Девушка была босой и простоволосой – только с постели. Видно, догнала своего возлюбленного, чтобы попрощаться. Я видела, как рука в перчатке сжалась на ее груди.

   Вот это да! А Шляпа вовсе не простак, хотя я догадывалась об этом заранее. У него была жаркая ночка, несмотря на то, что он провел без сна два дня пути. Любимая женщина стоила того. Дверь закрылась, и я пришла в себя. Нахмурилась, когда заметила, как лыбится заметивший мой интерес Клевер.

   Еще сутки пути, и карета приблизилась к горам. Во время остановки в последнем предгорном селе, где нам меняли лошадей, мне не позволили выйти и размяться. Клевер встал у окна так, чтобы я не могла разглядеть, что происходит за пределами кареты. Видимо, Шляпе пришлось снять шляпу, чтобы нас быстро обслужили. Это было очевидно.

   Чем выше поднимались, тем становилось холодней. Я порадовалась, что выбрала меховую курточку и сапоги. Даже в закрытой и оббитой тканью карете чувствовалось, как было стыло снаружи. У меня даже появилось желание пригласить одного их разбойников погреться на соседнем сиденье. Ветер сотрясал экипаж и грозился скинуть нас в пропасть. А я не понимала, зачем Академия для Высших забралась так высоко.

   Хотя...

   Хотя в этом был смысл. В Академиях (в королевстве существовали еще как минимум пять) у дворянских отпрысков открывали магический дар. И как бы ни были сильны преподаватели, поначалу не всегда могли справиться с вспышками дара у новичков. Таких лучше держать подальше от населенных пунктов, где они, сами не желая того, могли разрушить дом, а то и целую улицу. Я слышала, что в Академиях были приняты особые меры защиты. Все они являлись своеобразными клетками для одаренных.

   Стоило вспомнить о даре, как у меня засосало под ложечкой. Мой отец был сильным магом Защитником, а вот мама из семьи Созидателей. Если бы она захотела учиться в Академии, то ей тоже отрыли бы дар. Но мама предпочла не пользоваться магией. Среди женщин это было в порядке вещей, поэтому она не понимала моего стремления учиться.

   Из всех девочек, что жили в нашем пансионе, только трое могли похвастаться, что их родительницы действующие маги. Я знала, почему моя мама была категорически против дальнейшего образования дочери: она прекрасно обходилась без дара сама и мне желала того же.

   «Для чего нам магия? – говорила она. – Мы должны быть слабыми, и тогда возле нас появятся мужчины, которые захотят нас защищать». Я никогда не расспрашивала, учился ли мой отчим в Академии, но чувствовала в нем присутствие магии. Дома ему не было нужды проявлять свой дар. Если только не считать период привязывания к себе моей мамы и попытки воздействовать на меня. Жаль, что нет касты Обольстителей. Он был бы там королем.

   Я точно знала, что мне достанется один из даров родителей: я буду Созидателем или Защитником. Выше головы не прыгнешь. Мама Аннабель тоже была из семьи Созидателей, а вот герцог Элата владел магией Разрушителя и относился военной касте. Как и его противник герцог Ларотт. Может, еще поэтому они до сих пор играли в войну?

   Всю дорогу, пока я глазела на красоту гор, не забывала обмереть от страха. Я боялась, что во мне проявится дар моего отца – Защитника, чего у Аннабель быть категорически не могло. «Пусть я буду Созидателем. Пусть я буду Созидателем», – шептала я, словно молитву. Это было единственное упущение, о котором совсем не подумала подруга, прежде чем сунуть меня в Академию для Высших. Мы могли попасться в первый же день.

   Единственное, чего я не боялась, так это того, что во мне проявится четвертая каста магов. Самая редкая и объединяющая все виды магии. Эти маги стояли над всем миром. Им беспрекословно подчинялись и Разрушители, и Защитники, и Созидатели. Элита. Кровь эльфов делала их такими. Она же возводила на престолы.

   Я не знала процедуру открытия дара. О ней не говорили. Папа как-то обмолвился, что сам процесс не очень приятен, и поэтому о нем стараются забыть как можно быстрее.

   – Мы почти приехали! – крикнул в верхнее окошко Клевер, запустив в карету ледяной ветер. – Смотри, какая красота!

   Он показал плетью куда–то в сторону и вверх. Я прилипла к окну. Высоко на скале стоял величественный белый замок. Острые шпили упирались в облака. Каскад строений, соединенных арками и переходами, спускался вниз, словно сошедшая с верхушки лавина.

   Солнце уже садилось, но даже последние его лучи успевали отразиться в цветных стеклах строений и продемонстрировать, насколько красива и необычна эта крепость. Здесь учатся лучшие из лучших. И среди них буду я – фальшивая дочь герцога Элата.

   «Пусть я буду Созидателем. Пусть я буду Созидателем».

ГЛАВА 9. Определение дара

Горный серпантин привел нас к огромным воротам. Клевер протрубил в рог, и они медленно начали открываться. Полностью распахнувшись, ворота явили площадь и центральное здание. Дух захватывало от его величины и количества башенок, арок и остроконечных крыш.

   Но более всего привлекали внимание четыре установленных в центре площади гигантских флага. Они красиво полоскались на ветру, создавая иллюзию, будто изображенные на них мифические животные были живыми.

   Каждое из них символизировало дар: Красный дракон – Элита, Черный бык – Разрушитель, Гнедая лошадь – Защитник, Белая птица с зеленой ветвью в клюве – Созидатель.

   «Я Созидатель», – напомнила я свою мечту относиться именно к этой касте.

   Карета остановилась. Я немного помедлила, ожидая, когда мне откроют дверь. Но этого не случилось. Я видела, что за окном стоят мужчины в черном. Их руки были сложены за спиной, что говорило об их нежелании служить новоприбывшей студентке. Не королева приехала. Кучера тоже не спешили, хотя до того всегда проявляли инициативу. Видимо, здесь не было принято выступать в роли слуги. И руку никто не подаст. Пришлось нажать на ручку самой и явить себя миру.

   – Леди Аннабель Элата, – громогласно объявил Клевер.

   Я обернулась на него, но заходящее солнце ослепило и не дало рассмотреть, в маске он был или нет.

   Стоило прозвучать моему имени, как карета тронулась, увозя мои вещи по аллее, опоясывающей группу зданий. «Интересно, а как похитители собираются вернуть карету отцу Бель?», – в голове роились совсем ненужные мысли. Я не удивилась бы, если бы карета оказалась поддельной. Как и я сама. Нетрудно прикрутить герб герцога Элата к любой другой повозке и перегрузить на нее чемоданы.

   – Приветствуем вас в Академии для Высших, – обращение заставило перестать думать о несущественном. – Прежде чем вы сможете отдохнуть с дороги, вам предстоит пройти в Сфере процедуру определения магического дара. От него зависит, какой факультет примет вас в свое лоно.

   Говоривший это мужчина был самым старшим из присутствующих. Седые волосы ворошил ветер. Встречающие меня отличались друг от друга как по внешности, так и по возрасту. Единственное, что их объединяло – одинаковая черная одежда. На рукавах строгих сюртуков были вышиты символы факультетов.

   Тот преподаватель, что обратился ко мне, являлся представителем факультета Элиты. Красный дракон на его рукаве, словно в насмешку, что не видать мне высшей касты, показывал длинный язык. Кстати, у седовласого мужчины не было заостренных ушей. Видимо, для того, чтобы читать лекции и учить магии, вовсе не обязательно относиться к определенной касте.

   От волнения у меня вспотели руки. Все четверо развернулись и направились к отдельно стоящему строению. Оно являло собой белую полусферу без единого окна. Я шла на подгибающихся ногах. Меня не страшила процедура, хотя ее описывали, как неприятную. Я боялась разоблачения.

   «Пусть я буду Созидателем. Пусть я буду Созидателем».

   Чем ближе мы подходили к Сыере, тем огромнее она мне казалась. Седовласый вставил в небольшую дверь ключ и, распахнув ее, пропустил остальных преподавателей, лишь потом меня. По щелчку замка, я догадалась, что он запер дверь.

   Изнутри Сфера выглядела еще величественнее. Просторная, высокая и почти пустая, она была разделена на четыре сектора, окрашенных в цвета мифических животных: красный, черный, оранжевый и белый. Преподаватели направились в свои сектора, где опустились в кресла, на спинках которых были изображены символы факультета.

   Мне указали на невысокую тумбу, вроде каменного гриба на толстой ножке, стоящую в центре. Я думала, мне нужно будет забраться на нее и, когда будут задавать вопросы, поворачиваться в сторону того или иного преподавателя. Но нет.

   – Садитесь, – произнес седовласый, направляясь к своему сектору. Чуткое эхо отразило звук шагов, голос и, как мне показалось, даже мое дыхание. – Не надо волноваться. Вы уже приняты в Академию, осталось лишь понять, каков ваш дар.

   – Понять? Я думала, вы его сейчас разбудите, – мой голос дрожал.

   – Нет. Это слишком сложный и длительный процесс, чтобы действовать в спешке, – ответил тот преподаватель, что сидел в белом секторе Созидателей. Он был самым молодым и доброжелательным. Он подбадривающе мне улыбнулся. Я хотела бы попасть в его команду.

   – Что бы с вами сейчас не произошло, не бойтесь. Это всего лишь иллюзия, – предупредил седовласый, опускаясь в кресло в красном секторе.

   Робея, я прошла к центру и села на каменную тумбу. Она оказалась на удивление теплой, словно внутри был источник огня. Я села поглубже и положила на отполированную поверхность озябшие пальцы.

   Послышалась тихая приятная музыка. Я повертела головой, пытаясь понять, откуда она льется, но заметила лишь, как все четверо преподавателей подняли вверх руки. Яркий свет ослепил меня, и я зажмурилась.

   Музыка сменилась, сделалась тревожной. Я осторожно приоткрыла глаза, но не увидела никакой Сферы. Бесконечная снежная даль, откуда на меня летела огромная белая птица. Почему-то я думала, что у Созидателей символом является белый голубь, но это был орел.

   Подлетев ближе, он начал описывать вокруг меня широкие круги. Орел не спускал с меня напряженного взгляда, отчего мне становилось не по себе. Гордая птица будто сомневалась, стоит ли такая тщедушная добыча, как я, ее сил. Мне было страшно и уже не хотелось стать частью команды Созидателей.

   Я вскрикнула, когда орел спикировал на меня и вцепился когтями в волосы. Он больно дернул, и из моих глаз брызнули слезы.

   – Я, кажется, запретила тебе поступать в Академию? Почему ты здесь?

   За волосы меня дергал не орел, а мама. Ее лицо было искажено судорогой ярости. И все равно я обрадовалась ей. Такой молодой и красивой, одетой в белые летящие одежды. Еще без следов болезни, которая под конец иссушила ее.

   – Мама! – прошептала я, глядя на нее во все глаза.

   – Дрянь! Какая же ты дрянь! – она с размаху влепила мне пощечину.

   Я схватилась за щеку, не понимая, почему она со мной так жестока. Мама никогда не была особа ласкова со мной, но она никому не позволяла поднять на меня руку. И уж тем более, не била сама.

   – Мама?

   – Ты все испортила! Я на многое пошла, чтобы люди считали нас семьей! Что теперь они о нас скажут? – на последних словах она словно выдохлась. Упала на снег и, закрыв ладонями лицо, расплакалась.

   – Мама! – я хотела кинуться к ней, чтобы обнять, успокоить и объяснить, но она растаяла вместе со снегом. Я ничего не понимала.

   Пока я лихорадочно оглядывалась, снег сошел и проступила молодая изумрудная трава. Послышался стук копыт – это по весенней степи несся огненно-рыжий конь. Он летел в мою сторону, и я поторопилась встать. Я готовилась бежать. Если белый орел был так неблагосклонен ко мне, то что говорить о крупном коне, который способен убить одним копытом.

   Он так же, как и птица, начал кружить вокруг меня. Косил карим глазом, задирал голову и тряс гривой. Я не понимала, чего от него ожидать. Но он вдруг прекратил бег, подошел ко мне и, хотя я вся съежилась, положил тяжелую голову мне на плечо. Я не ожидала такого доверия, поэтому осторожно потрепала его между ушами. Он фыркнул. Я закрыла глаза и засмеялась. Мне нравились Защитники.

   – Я соскучился по тебе, дочь, – я дернулась, когда поняла, что нахожусь в объятиях отца. Он был в терракотовой мантии. На голове квадратная шапочка с болтающейся на одном из углов кисточкой. Через очки на меня смотрели добрые глаза.

   – И я по тебе, папа, – я опять плакала.

   – Будь готова, тебе откроется невероятное, – прошептал он, целуя меня в лоб.

   – Ты рад, что я пошла учиться в Академию? Рад? Ты всегда хотел, – я боялась, что он проявит такое же недовольство, как и мама.

   – Да, рад. Но тебе придется нелегко. Держись. Помни, что я люблю тебя.

   – И я люблю тебя, папа, – я еще о многом хотела рассказать отцу, но он исчез. Растворился в воздухе, как легкая дымка, но я все еще видела перед собой его доброе лицо и умный взгляд за стеклышками очков.

   Меня отвлекло шуршание травы. Она оказалась уже высотой по пояс. В голубом без единого облачка небе звонко выводила мелодию птаха. Раздвигая грудью густую траву, в мою сторону брел огромный черный бык: холка выше головы, рога толщиной с мою руку. Из-под раздвоенных копыт грузного чудища врассыпную прыгали кузнечики.

   Бык остановился в метре от меня. Опустил голову. Фыркнул так мощно, что задралось мое платье. Разрушитель – это я поняла с первого взгляда. Выдохнув еще раз, черный монстр копнул копытом землю. Явно проявлял недовольство. Я видела, как налились кровью его глаза.

   Я попятилась, но быка это только подстегнуло. Еще раз копнув копытом землю, он бросился на меня. Я даже не спела развернуться, чтобы убежать. Запнувшись, я упала спиной на траву, и бык встал надо мной. Я зажмурилась.

   – Скажи, почему ты меня ненавидишь? – услышав голос отчима, я открыла глаза.

   Я все так же лежала на траве, а он стоял надо мной, опираясь на колени и ладони. Его длинные черные волосы свисали вниз и отрезали нас от мира, словно черные шторы. Но это не мешало Джозефу рассматривать меня. Когда его взгляд остановился на моих губах, я перестала дышать.

   – Я всегда был добр к тебе, – произнес он с укором.

   – Ты хотел продать меня барону Монгулю, – напомнила я его бесстыдный поступок.

   – Но я же передумал, – Джозеф дернул бровями.

   – Я ни за что не стала бы твоей женой. Это противоестественно выходить замуж за супруга собственной матери.

   – Я тебе не родственник. И мы неплохо ладили. Тебе бы понравилось быть моей женой. Я умею окружать женщин любовью и заботой.

   Губы Джозефа были так близко, что я чувствовала его дыхание. Я отвернулась, но он не позволил. Взяв меня за подбородок, приник к моим губам. Поцелуй был долгим, жадным. Я задыхалась, а он все длился и длился, пока невероятная сила не сбросила с меня Джозефа.

   Все вокруг тонуло в красном цвете. Но я разобрала в этом невероятном переливчатом алом золотые глаза. Они, не мигая, смотрели на меня.

   – Кто ты? – спросил дракон.

   – Я больше не знаю, – прошептала я, пытаясь отползти. От дракона исходил жар.

   – Что ж. Интересно будет понять, – выдохнул он и исчез в красном пламени.

   Я хлопнула глазами и вновь оказалась сидящей на грибообразной тумбе. Четверо мужчин со скучающим видом смотрели на меня. Словно я утомила их своим присутствием.

   – Она Созидатель. Что было вполне ожидаемо. К ней прилетела белая птица, – сказал молодой преподаватель, сделав кислое лицо. Мол, еще одна из огромного множества. Простой и слишком распространенный дар.

ГЛАВА 10. Я – бастард

Но неожиданно молодому преподавателю возразили.

   – Нет, она Защитник. Гнедой конь символ моего факультета, – сверкнул недовольным взглядом оппонент, сидящий в красном секторе. Ему уже не было скучно. Он не ожидал, что придется спорить.

   – Милорды, вы ошибаетесь, – встрепенулся третий. – Черный бык – это знак, что она Разрушитель.

   – Не спорьте. Она Элита. Ей явился красный дракон. Чего не случалось длительное время, – седовласый хмурился. Все трое с удивлением уставились на него.

   Как я поняла, никто из них не видел того, что происходило со мной, но каждому, сидящему в определенном секторе, открылось, какой из мифических символов посетил меня.

   – Как? Не может быть! – когда первый шок прошел, преподаватели разом поднялись со своих мест. Зашумели.

   Я втянула голову в плечи. Я – Элита? Но откуда?

   – Но откуда? – повторил мои слова молодой преподаватель. – Откуда в семье герцога Элата Дракон?

   Мысленно я дала этому преподавателю имя Орел. Он походил на него длинной шеей и взглядом с высока. Лорды не сочли нужным представиться, тогда я решила назвать их сама. Конь, Бык и Дракон – все в соответствии со знаками их факультетов. Так мне было удобнее.

   – Я тоже читал документы леди Аннабель Элата, – заявил Конь. Этот преподаватель был высоким и жилистым. Длинная каштановая челка падала ему на глаза, и он все время дергал головой, чтобы откинуть ее. – Отец Разрушитель, мать из семьи Созидателей. Правда, дар герцогини так и не был открыт. Она не пожелала продолжить образование.

   – Что-то здесь нечисто, – седовласый Дракон со значением посмотрел на собравшихся вокруг него преподавателей. Обо мне словно забыли. – Сдается мне, что мы имеем дело с бастардом.

   – Бастард?! – дал петуха Орел. – У герцога Элата – бастард?

   Седовласый шикнул на него, и преподаватель, стоявший ко мне спиной, густо покраснел. Не трудно было догадаться по цвету его ушей.

   – Это не наше дело, – строго предупредил Дракон. – Не советую распространяться. В каждой семье есть свои скелеты в гардеробе.

   – Но леди Элату придется обучать на факультете Драконов. Она окажется единственной девушкой среди них. Это вызовет у студентов вопросы, – волнуясь, произнес тот, у кого на рукаве был вышит символ черного быка. – Посмотрите на форму ее ушей.

   Все преподаватели обернулись на меня. Я невольно потрогала уши. Никогда не думала, что они странной формы. Вроде, как у всех. У нас в пансионе не училось ни одной девочки, у кого оказались бы заостренные ушки. Элиту видно сразу. И да, она действительно встречается очень редко. Мне не доводилось видеть.

   – Леди Аннабель, подойдите, пожалуйста к нам, – позвал меня Дракон.

   Я слезла с тумбы и, оправив юбку, поспешила присоединиться к мужской компании. Защитник с эмблемой лошади достал из кармана очки и, надев их на нос, вытянул шею, чтобы рассмотреть мое ухо. Вторую ушную раковину разглядывали остальные преподаватели.

   – Очень хорошая работа, – заявил Конь. – Если бы не магические линзы, я бы не поверил, что подобное возможно.

   Он снял очки и передал их седовласому Дракону. Тот не стал надевать, а посмотрел на мое ухо через стекло, точно через лупу. Потом передал Быку. Тот молодому преподавателю. Я поежилась. Не очень приятно, когда тебя рассматривают сразу четверо незнакомых тебе людей. Захотелось засунуть палец в ухо и потрясти им.

   – Согласен. Ей изменили форму ушей. Но как искусно! – восхитился Орел.

   – Они у меня должны быть острыми, да? – спросила я, все еще не веря, что подобное происходит наяву.

   – Да, – подтвердил Дракон. – Не стану скрывать, но кто-то из ваших родителей имел в роду эльфов.

   – То есть, вы хотите сказать, что кто-то из людей, что вырастили меня, мне не родной?

   – Ну раз ни у кого из них не было эльфийских ушей, то да. И ваше происхождение определенно хотели скрыть. Провели магическое изменение ушной раковины. Вам решать, задавать родителям вопросы или нет. Предупреждаю сразу, что подобные откровения могут разрушить семью. Возможно, один из них и не догадывается, что воспитывал чужого ребенка.

   – Вы полагаете, что отец скрыл от моей мамы, что я ей не родная? Как вы себе это представляете?

   Седовласый пожал плечами.

   – Например, подменил сразу после родов. Такие случае описаны.

   Я широко распахнула глаза.

   – А рожденного женой выкинул?

   – А вдруг он родился мертвым? – Конь опять мотнул головой, убирая упавшую на глаза челку. – В случае, если вас удочерили, оба ваших родителя вам не родные.

   – Скорее всего, леди Элата родила не от мужа. Чтобы скрыть, кто был любовником, она провела магическое изменение ушной раковины, – у Орла было свое мнение.

   – И понадеялась, что девочка будет Созидателем, как и она? Слабо верится, – Бык сложил руки за спиной. Он на самом деле походил на могучего животного: широкие плечи, объемная грудная клетка, толстая шея и крупная голова.

   – Что же теперь будет? – я пришла в ужас от того, что наше с Аннабель мошенничество чуть не сделало герцогиню Элата прелюбодейкой, а ее супруга рогоносцем. Но больше всего меня удручало, что догадки о моем происхождения будут на устах всего состава Академии.

   – Очень трудно найти правильное решение, чтобы никого не подставить, – Конь, вздохнув, спрятал очки в кармане сюртука.

   – Представьте, что будет, если сплетни о происхождении девочки просочатся за пределы Академии? – Бык оглядел товарищей. – Герцог Элата и так находится в непростом положении. А тут единственная наследница – бастард. Какой козырь в руках его врагов.

   – Ты об извечном противостоянии с Лароттами? – Дракон поднял бровь.

   – Да. Лишний повод уязвить его, – кивнул Бык.

   – Я бы не хотела, чтобы о моих родителях говорили, – я лихорадочно искала выход из положения, в которое я попала из-за Аннабель. – Нельзя ли скрыть мой дар? Засунуть, например, к Созидателям. Как я слышала, Элита владеет всеми четырьмя видами магии. И мне будет спокойнее, и имя герцогов Элата не затронут.

   Это был бы прекрасный выход. И овцы целы, и волки сыты.

   – Но мы не можем, – покачал головой Бык. – Элита слишком уникальны, чтобы ограничивать их знания. Они несут в себе кровь эльфов. Вы, юная леди, будете выделяться своими умениями. Помножьте способности обыкновенных Созидателей на два, и все равно будет мало. Студенты и преподаватели начнут удивляться, задавать вопросы. Дойдет до короля...

   – Я должен посоветоваться с ректором. Всем оставаться на местах, за пределы Сферы не выходить, пока я не вернусь с решением, – Дракон развернулся на каблуках и быстро покинул нас.

   Я вернулась к теплой тумбе и забралась на нее. Меня колотила дрожь. То ли от волнения, то ли от того, что в огромном помещении было холодно.

   Преподаватели разошлись по своим местам и погрузились в размышления.

   Мне тоже было о чем подумать. Вот таким странным способом я узнала, что мама мне не родная, и отчим был в курсе. Его намеки обрели смысл. Да и я со всей очевидностью поняла, насколько мы были непохожи. Темноволосая смуглая женщина не могла произвести на свет голубоглазую блондинку. Или могла?

   Могла или нет, теперь не имело значения. Я пребывала в уверенности, что именно мама настояла, чтобы мне изменили форму ушей. Насколько я ее знаю, она ни за что не захотела бы, чтобы ей задавали вопросы, откуда взялся ребенок с эльфийскими ушами. Леди София Дармон всегда болезненно относилась к чужому мнению, поэтому предпочла бы магическое вмешательство.

   Но как решился на подобное папа?

   Немного подумав, я пришла к тому же выводу, что и преподаватели. Или я для обоих родителей была приемной дочерью, или папа изменил маме. Не поэтому ли она не любила меня? Я все сильнее склонялась ко второму варианту – папа навязал меня своей жене. Но тогда появлялся главный вопрос: кто был моей настоящей матерью? Ну и не менее важный – где она сейчас?

   Поразмышлять на эту тему не позволил появившийся седовласый преподаватель. Он зашел и деловито оглядел всех нас. Мы поспешили встать рядом.

   – Ректор принял решение записать леди Элату в Академию под вымышленным именем. Ее карета уже покинула территорию, а на сундуках и баулах нет отметки, что вещи принадлежат определенной семье. Я лично убедился.

   – Как это «под вымышленным именем»? – не поняла я.

   – Для всех вы будете, к примеру, леди Альфа, Бета или Сигма, на ваш выбор, но по завершению Академии вам выдадут диплом с настоящим именем. Тогда ни у кого не возникнет вопрос, как в семье герцога Элата могла появиться девочка с несвойственным родителям даром. Вы смело можете заявлять, что вы сирота из глубинки, и тогда никто не станет копаться в вашей родословной.

   – Но здесь могут быть студенты, которые знают Аннабель в лицо, – Бык опять сложил руки за спиной. Его грудная клетка еще сильнее выпятилась.

   – Мы проверили по спискам. Ни одного человека с той части страны, где она жила, у нас не учится. И нет ни одной девочки, с кем она общалась в пансионе.

   – Но в последующие годы могут поступить те, кто способен опознать ее, как леди Элату, – Бык продолжал сомневаться.

   – Я знаю выход из положения, – я робко подняла руку, призывая внимание к себе.

   Раз карета с двумя странными кучерами уже уехала, то я смело могу воспользоваться пришедшим на ум вариантом. Если его примут, то все сложится наилучшим способом.

   Преподаватели развернулись в мою сторону.

   – У меня есть близкая подруга. Мы учились вместе в пансионе. Ее зовут Анна Дармон. Она сирота. Отец умер давно, мать скоро год как. Анна очень похожа на меня. Никто не удивится, если увидит ее в вашей Академии. Она всегда мечтала поступить сюда.

   – Хорошее предложение, – согласился Конь.

   – Я должен взять разрешение у ректора, – кивнул седовласый Дракон и вновь умчался.

   А я повеселела. Если ректор примет предложение, то я буду учиться под собственным именем. Вряд ли отчим начнет искать меня в Академии для Высших. За обучение здесь берут такие деньжищи, что мне ни за что не скопить их из тех скудных средств, что выдавались жадным опекуном.

   Ему и в голову не придет, что Аннабель провернула такую сложную махинацию. Возможно даже, что Джозеф навестит ее родителей, чтобы поинтересоваться, не прячут ли они меня, но уйдет ни с чем. Ему просто ответят, что их дочь давно в Академии, и на балу ее близко не было, чтобы обо мне что-либо знать.

   На этот раз седовласый появился быстро.

   – Да, он согласен. Леди Анна Дармон на самом деле обучалась в пансионе вместе с Аннабель. Надеюсь, вы будете откликаться на это имя и не выдадите себя. Это в ваших же интересах.

   – Я буду стараться, – я просияла.

ГЛАВА 11. Начало

Я была вне себя от счастья и готова была расцеловать всех четырех преподавателей. Кто бы мог подумать, что все так хорошо сложится?

   – Следуйте за мной, леди Дармон, – Дракон указал рукой на дверь.

   Я, присев в вежливом поклоне перед свидетелями моего преображения, поторопилась покинуть Сферу. С моего лица не сходила довольная улыбка.

   Ура! Леди Дармон будет учиться в Академии для Высших! И даже если здесь объявится настоящая Аннабель, у меня будет шанс закончить образование. Элита в нашем королевстве находится на особом счету. Никто не вздумает