Третьего раза не будет! Ульяна Муратова

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ПРОЛОГ
• ГЛАВА 1. Десять лет спустя
• ГЛАВА 2. Столкновение миров
• ГЛАВА 3. Разговор о детях
• ГЛАВА 4. Дежавю
• ГЛАВА 5. Знакомство с детьми
• ГЛАВА 6. Суета сует
• ГЛАВА 7. Патологическая доброта
• ГЛАВА 8. Портал
• ГЛАВА 9. По тонкой грани
• ГЛАВА 10. О дивный новый мир!
• ГЛАВА 11. Сахарные деревья
• ГЛАВА 12. На крыло!
• ГЛАВА 13. Охота на кракена
• ГЛАВА 14. Честность непредсказуема
• ГЛАВА 15. Мир Юрского периода
• ГЛАВА 16. Боевой настрой
• ГЛАВА 17. Недоскандаленный скандал
• ГЛАВА 18. «Клещи»
• ГЛАВА 19. Приятный хруст
• ГЛАВА 20. События в Нинаре
• ГЛАВА 21. Причины нелюбви к вирралю
• ГЛАВА 22. Разговор с Ксендрой
• ГЛАВА 23. Родео на ящерах
• ГЛАВА 24. Разногласия

АННОТАЦИЯ

Порой прошлое возвращается тогда, когда ты его уже отпустила, и снова выворачивает жизнь наизнанку.

   Спустя десять лет после своего исчезновения на пороге внезапно появился Алекс, моя первая и единственная любовь. И всё бы ничего, можно было бы и выгнать поганой метлой, но оказалось, что он — целитель из другого мира, по обряду которого мы давно женаты. А ещё двоим нашим сыновьям угрожает опасность, поэтому необходимо срочно вернуть их на родину Алекса.

   И на торте всех этих неприятностей есть вишенка — «муж» совершенно ничего не помнит ни обо мне, ни о детях, ни о годах, проведённых в нашем мире.

   Кажется, придётся довериться Алексу второй раз.

   Но если он обманет, то третьего раза не будет!

ПРОЛОГ

   Мирное потрескивание костра убаюкивало, а свежий ночной воздух приятно холодил лицо. Вдалеке тёмный лес нашёптывал мерцающим звёздам свои тайны. Пахло жжёной карамелью — это я передержала розовую пастилу над огнём, и один бок с шипением подгорел.

   — Аня, ты мне доверяешь? — неожиданно спросил Алекс, с затаённой тревогой взглянув на меня.

   — Конечно. Безгранично, — честно ответила я, дуя на горячую сладость.

   — Ты согласна провести со мной всю жизнь, стать моей женой и хранить верность до смерти одного из нас?

   Он пытливо смотрел мне в лицо и ждал ответа, словно приговора. Я так и замерла с шампуром в руке.

   — Конечно. Господи, да что на тебя нашло-то? — сначала удивилась я, а потом вдруг сообразила: это он так предложение делает, а я… сижу лохматая, комарами покусанная и в грязных на коленях штанах.

   И руки теперь липкие, как на них кольцо надевать?

   Обычно Алекс избегал разговоров об отношениях и своём прошлом, и за три года совместного обучения и два года безоблачных отношений я научилась с этим мириться. Да и неважно прошлое, если настоящее наполнено одним лишь счастьем.

   Так ведь?

   — Тогда ты согласишься на один обряд? Мне нужно будет уйти… по одному делу на какое-то время, а обряд позволит знать, что ты в порядке, и прийти на помощь, если что-то случится.

   — Алекс, да что может случиться? — ответила я, не понимая, к чему он клонит. — А что до обряда — ну давай, если хочешь, я тебе полностью доверяю.

   — Тогда ничему не удивляйся, — тихо хмыкнул он.

   А дальше случилось то, чего случиться никак не могло.

   Сначала он достал из сумки металлический футляр со скальпелями. Я лишь изумлённо наблюдала за его уверенными, ловкими движениями. Не обработав инструмент, он вдруг сделал надрез на своей ладони, а затем прочертил лезвием идеальную окружность. Я вытаращила глаза и воскликнула:

   — Иртов, ты чего?!

   — Так надо. Спокойно, Василёк, — сдержанно ответил он, и вдруг порез засветился.

   Свет пробивался через рассечённую кожу, образуя яркий круг, и мне оставалось лишь ошеломлённо наблюдать за происходящим. Когда Алекс взял мою руку и тем же необработанным скальпелем вычертил на моей ладони такую же окружность, я от шока чуть с ума не сошла. Во-первых, боли не было. Тебя наживую режут, а боли нет! Как так? Во-вторых, моя ладонь вдруг тоже засветилась в ответ… С чего бы? Я лампочки с батарейками точно не глотала!

   Алекс уверенно прижал наши ладони друг к другу, совмещая вырезанные круги, переплёл наши пальцы и улыбнулся. От ладоней исходил невероятный свет, и постепенно он перетекал всё выше по руке, сначала к запястью, потом к локтю, а дальше — до самого плеча. Я резко рванула вверх рукав футболки, чтобы посмотреть, где остановится это свечение. Шов затрещал и, кажется, лопнул, а сияние начало сплетаться на коже в потрясающе сложный ажурный узор.

   Только теперь я увидела, что у Алекса появилась такая же татуировка, и наши руки словно стали продолжением друг друга.

   — Повторяй за мной: ора́йн гуре а́рима бат дира́.

   Я завороженно подчинилась, шокированная случившимся до того предела, когда ты скорее поверишь в свою неадекватность, чем в то, что происходящее — реальность.

   — Теперь мы с тобой связаны навсегда, Василёк, — с нежностью улыбнулся он.

   — Хорошо, — слабым от шока голосом проговорила я.

   Это был первый раз, когда я целиком доверилась Алексу.

   Ох, если бы я тогда знала, чем это обернётся!

ГЛАВА 1. Десять лет спустя

Анна

   — Алло, на проводе богиня, — раздался в трубке голос школьной подруги. — Какие планы на этот томный вечер?

   — Олесь, ну какие у меня могут быть планы на первое сентября? Детей сдала в образовательно-исправительное учреждение под названием «Лицей математики и информатики» и вот, домой приехала, пакеты с покупками разбираю, — ответила я, засовывая в холодильник коробку с тортом.

   — Ань, вот скажи, ты там опять собралась оплакивать своего Алекса-хреналекса?

   — Олесь, отлезь, — привычно фыркнула я в ответ, зажав телефон плечом.

   Подруга знала, что первое сентября — особенный для меня день. День знакомства с Алексом. День начала наших отношений на втором курсе. И день, когда я узнала о своей беременности, так уж совпало. Поэтому сегодня я планировала в одиночестве предаться слезам, проклятиям, сладким воспоминаниям и горьким сожалениям — в произвольном порядке. Заранее программу не готовила, поэтому как пойдёт, под настроение. Своего часа ждали торт, коньяк, вино, огромная банка фаршированных миндалём оливок, полкило копчёного бекона и пачка кукурузных палочек. Проклятия у меня хорошо шли под бекон, воспоминания под торт, а сожаления — под кукурузные палочки с оливками. Так что можно сказать: я была во всеоружии.

   — Нет, ну сколько можно-то, а? Сколько в этом году будет? Десять лет? Не многовато ли?

   — Так уж вышло, — буркнула я.

   Не объяснишь же подруге, что бывший не просто сделал мне двоих детей и исчез. Он ещё и оставил клеймо, надёжно перечёркивающее все возможности устроить личную жизнь.

   — Ань, ну нельзя же так, — Олеся оседлала рога любимого быка. — Ты же красавица и умница. Ну и что, что дети есть? Они уже взрослые, пару лет — и бухать с ними можно будет.

   — Им девять, какие пару лет? — возмутилась я.

   — Ну ладно, не пару. Напомнить, в сколь юном возрасте ты первый раз перебрала и заблевала все кусты в округе?

   — Лучше напомни, почему я с тобой до сих пор дружу, — проворчала я, убирая пакет в пакет с пакетами, главный органайзер на любой кухне постсоветского пространства.

   — Потому что я всегда говорю правду и люблю тебя, как припадочная. Но вернёмся к мужикам, а то от них нельзя уходить надолго — кобелиться начинают. Так вот, спонсора ты не ищешь, жильём и работой обеспечена, да такую бабу с руками оторвут…

   — Кто, альфонсы? — хмыкнула я, наливая себе воды.

   Для коньяка ещё слишком рано: и полудня нет. А я девушка приличная, до полудня не пью, а после полудня пью, но преисполненная праведного негодования на тему собственного падения в алкогольную пучину.

   — Ну почему сразу альфонсы? — возмутилась подруга. — Хочешь, я тебя с Павликом познакомлю? Очень хороший парень, наш ровесник, не импотент, я ему даже зарплату подниму, если вы сойдётесь.

   Олеся была ярой феминисткой: она считала самой большой гендерной несправедливостью, что харасят и сексуально эксплуатируют подчинённых на работе, как правило, только мужчины-начальники, и отчаянно боролась с этим стереотипом во вверенном ей отделе, приставая к симпатичным сотрудникам. Развела личный гарем, да ещё и за чужой счёт. И почему после этого у слова «гений» нет женского рода?

   — Олесь, ну как я с ним сойдусь, если ты с ним уже переспала? Тебе это не кажется странным?

   — Вовсе не кажется! Странным было бы, если бы я с ним спала после того, как вы сошлись. И вообще, я не спала, а тестировала. Что я, малочлена какого-то неумелого стала бы подруге подсуропливать? Я человек ответственный и с понятиями, поэтому заявляю: Павлика брать можно. И вообще, он хочет семью и играть в патриархат, это как раз твой вариант.

   — Олесь, я ни с кем быть не хочу.

   Ложь.

   Хочу, но не могу. Стоит достаточно плотно прижаться к другому мужчине или поцеловать его, как клеймо начинает жечь с неимоверной силой. Это быстро выветривает из головы все романтические мысли.

   Я невольно скосила глаза на рисунок на руке, оставленный Алексом на память, перед тем как он бросил меня одну с двумя детьми. В его защиту можно было бы сказать, что о беременности он не знал, ведь я сама о ней узнала только месяц спустя после его ухода, но мы не ведём переговоров с террористами и не оправдываем садистов. А то, что он со мной сделал — чистой воды издевательство.

   — Хватит хоронить свою личную жизнь! Тебе всего двадцать девять! Это вторая юность.

   — Звучит, как вторая свежесть, — хмыкнула я.

   Сегодня я личную жизнь планировала не просто хоронить, а ещё и отпевать, вернее — отвывать.

   Невольно снова кинула взгляд на левую руку. Рисунок этот был непростой, выглядел, как татуировка, но словно чуть светился изнутри. Раньше молочно-белое, теперь клеймо стало пепельно-серым и тусклым, в обрамлении отчётливо проявившейся практически чёрной каёмки. В день, когда его поставил, Алекс ничего толком не объяснил. А я была невероятно, невозможно счастлива и заглядывала ему в рот, вместо того чтобы головой думать, поэтому объяснений и не попросила.

   Но пусть кинет в люстру камень та, что не была дурой в девятнадцать лет.

   Вот и я поверила Иртову безоговорочно и обзавелась магическим ошейником. В том, что клеймо волшебное, я не сомневалась с самого начала. Но витала в облаках.

   Тем больнее оказалось падение на землю.

   Некоторые называют это взрослением, я же считала гвоздями мудрости, забитыми молотком жизни мне прямо в затылок.

   — Ань, давай я к тебе зарулю? Зацеплю роллов… Сядем, поболтаем, поплачем вместе, в конце концов… Не дело же, что ты там одна, — настаивала подруга.

   — Я сегодня хочу побыть одна, Олесь. Детей из школы Тома с Ильёй заберут.

   — Ну ладно, — сдалась подруга. — Но если что, я всегда на расстоянии телефонного звонка, хорошо?

   — Договорились. Ты — моя первая экстренная служба душевной помощи.

   — Ну, пока тогда… — неуверенно сказала подруга. — Я пойду, сделаю вид, что начальство тоже иногда работает.

   — Сделай, это важно! — улыбнулась я и добавила: — Пока.

   — Пока.

   Сдав с утра двух своих сорванцов-третьеклассников Ольге Михайловне, милейшей женщине, в совершенстве постигшей дзен и науку преподавания младшим школьникам, я обрела временную, но оттого ещё более ценную свободу. Сегодня четверг, а на работе отгулы аж до понедельника. Наконец-то закончилось лето, всё-таки тревожно было оставлять мальчишек дома одних, теперь пусть сотрясают здание школы, там людям хотя бы платят за то, чтобы иметь дело с шилопопыми любопытными сорванцами. Хотя платят слишком мало, тут не поспоришь. За такой труд надо давать деньги паллетами и транквилизаторы вёдрами.

   Лениво глотнула воды из высокого стакана, пришла в гостиную, щёлкнула пультом и наконец смогла посмотреть не мультики или передачи про компьютерные игры, а просто музыкальный канал. Компьютерные игры, к сожалению, присутствовали в нашей жизни в очень больших количествах, выполняя роль строгой няни, пока я работала в летние дни. Выбивая из боссов мечи и кольчуги, мальчишки хотя бы не разносили квартиру, поэтому с неизбежным злом я смирилась, тем более что играли они только в моё отсутствие. Сдать бы их в лагерь, но где на это деньги найти?

   В гостиной всё напоминало об Алексе.

   Сейчас, будучи взрослой женщиной, я понимала, что бывший был не просто необычным, а запредельным. Он мог поднять на ноги того, на ком уже поставили крест врачи, имел странные привычки, практически не говорил о своём прошлом, никогда не знакомил с родителями или друзьями из жизни до университета.

   Однажды Иртов дал в газету объявление: «Целитель-маг излечит любые болезни. Оплата за результат. Дорого». А потом действительно лечил. Никто не понимал как. А он не объяснял и от вопросов уходил. Со временем я просто перестала их задавать.

   Когда год спустя после исчезновения Алекса я заплатила знакомому следователю за поиск своего, как это смачно называли в правоохранительных органах, «сожителя», тот огорошил новостью, что Алекс Иртов — это подделка, хоть и качественная.

   Да, у него имелись свидетельство о рождении и паспорт, вот только не имелось родителей и предыдущего места прописки. Следователь не поленился сделать запрос в школу, аттестат которой Алекс использовал для поступления в университет, и такого ученика там не помнили и не знали. К счастью, мне удалось убедить того знакомого не копать дальше.

   Если раньше я питала надежду, что бывший ещё может вернуться, то после этого поняла: всё кончено. Кроме того, решила для себя, что не приму его, даже если однажды он снова возникнет на пороге. Слишком болезненным стало его предательство, слишком сложно было вытравливать из себя любовь к тому, кто всё ещё смотрит на меня невозможными фиолетовыми глазами наших сыновей.

   А ведь мы с бывшим даже не были женаты. И теперь за два года прекрасных отношений и чувственного удовольствия я расплачивалась десятью годами вынужденного целибата и гордым званием матери-одиночки.

   На работе получила репутацию отмороженной ледышки, потому что отказывала всем. Раз за разом, месяц за месяцем вынужденно повторяла: «Спасибо, мне не нужны отношения». Самое паршивое, что отношения-то были нужны. Хотелось ласки, тепла, сильного плеча, да элементарно мужского влияния на сыновей. Но бывший всё решил за меня, и вынужденный целибат всё длился и длился, а подруги шутили, что скоро у меня всё настолько зарастёт, что я вернусь обратно в стан девственниц. Как назло, сердобольные знакомые и сослуживцы не оставляли надежд сосватать меня хоть кому-нибудь, так что мучения и не думали заканчиваться.

   Телефон снова завибрировал. Из динамика послышался как всегда чересчур бодрый голос Томы:

   — Привет! В общем, Илья сразу после уроков забирает детей и едет на лодочную базу. Ты сменную одежду и обувь им с собой положила?

   — Привет, да, конечно.

   С Томой мы были не особо дружны, но Саша с Лёшей — одни из немногих одобренных друзей для её сына Вениамина, поэтому завтра дети вместо школы отправятся на три дня на рыбалку с Вениным отцом и его друзьями. С одной стороны, пропускать школу детям неправильно, с другой — мальчишкам нужнее мужская компания, природа, костры, комары и все прочие радости походной жизни.

   — Аня, ты, главное, не волнуйся: еды у них вдоволь, и отплывать далеко от города они не станут.

   — Да я и не волнуюсь. Илья прекрасно о них позаботится. Кроме того, после таких вылазок мальчики обычно возвращаются домой с ведром рыбы и массой впечатлений, а у меня получается какой-никакой отдых. Так что я вам с Ильёй очень благодарна за организацию мероприятия. А Веню завтра по телефону поздравлю.

   — Если там связь будет ловить. Ты же знаешь, что они вечно выбирают острова, где связь плохо ловит.

   Я знала, и Илью за это ни капли не осуждала. Томы всегда было очень много, так что не удивительно, что он периодически сбегал на рыбалочно-островную реабилитацию для мужчин, пострадавших от семейных отношений. Вроде бы раньше он предпочитал мастерскую в гараже, но с ней имелась одна большая проблема: Тома до неё могла дойти пешком. Так что два года назад Илья продал гараж, купил катер и регулярно сматывал от жены удочки.

   — Да уж. Ну не строят сотовые вышки на волжских островах, что поделаешь.

   — Ты если захочешь сегодня встретиться… — начала Тома.

   — Ой, я бы с удовольствием, но у меня уже другие планы, совершенно нет времени на встречу, — дипломатично соврала я. — Никак не получится, извини. А вы меня так выручили, спасибо! В следующие выходные я жду Веню в гости к нам, договорились?

   — Конечно, — поскучнела собеседница, и мы попрощались.

   Во время разговора я прохаживалась по квартире, прибирая игрушки, складывая в стирку оставленные на раковине носки, доставая из холодильника детали от Лего, а из духовки — истребитель. Судя по количеству солдатиков в униформах разных лет и стран, там была организована внеисторическая военная база. Кусочки паззлов просто ссыпала в одну из коробок, пусть сами потом ищут, шерлоки.

   Наведя подобие порядка, в задумчивости села на диван в гостиной.

   Квартиру обставил Алекс. Дорогая деревянная мебель тёмных тонов, светло-серый мраморный пол, нейтральные шёлковые обои и ковёр из натуральной шерсти, благополучно переживший в кладовке появление и взросление двух мальчишек. Алекс обожал бирюзу, поэтому из ярких оттенков — только этот цвет. И никакого пластика, его бывший ненавидел и называл мёртвой материей, поэтому огромный телевизор я решилась купить, только когда детям уже исполнилось пять. И теперь девайс гордо висел на стене в массивной картинной раме. Без неё в этом интерьере он выглядел чересчур чужеродно и нелепо.

   Особенно тяжело воспринималось исчезновение Алекса потому, что он всегда очень хорошо ко мне относился. Даже ушёл, оставив достаточно денег и огромную пятикомнатную квартиру на верхнем этаже одной из новостроек в центре города. Проблема только в том, что элитная недвижимость мне не принадлежала. Следовательно, продать её было невозможно, а коммунальные платежи и налоги съедали половину и без того не особо больших доходов. На жизнь, конечно, хватало, но с двумя растущими со скоростью света мальчишками — впритык.

   А от покойного отца осталась машина. Так что с виду девушка я упакованная, но если начать вникать в детали, то и хата не моя, и старенькая ауди больше времени стоит в ремонте, чем ездит.

   Пожалуй, вот её давно стоит продать. Живём мы в самом центре, всего в двух кварталах от шикарного городского парка. Школа рядом, мальчики уже умеют пользоваться транспортом, да и езжу я редко, ведь садиться за руль то страшно в снегопад или в гололёд, то не получается из-за поломок. Решившись, взяла телефон и отправилась на парковку, чтобы сделать пару фото для сайта объявлений. И деньги выручу, и от трат на страховку и ремонты избавлюсь.

   Спустившись к машине, навела на неё брелок и нажала на кнопку. Но заветного пик-пик не прозвучало.

   — Чёрт, опять, что ли?

   Открыла водительскую дверь ключом и удостоверилась: аккумулятор снова сдох. А ведь я его не так давно меняла! Неужели опять Марка просить прикурить?

   С соседом с седьмого этажа у нас сложились взаимовыгодные отношения. Я ему раз в неделю готовила щи-борщи и котлеты-голубцы, а он помогал по хозяйству с кранами, поломками, новыми полками и люстрами. К счастью, Марк был жутким бабником, поэтому я, может, и интересовала его в качестве очередной галочки в списке побед, но развлечений ему хватало и без меня. Опять же, готовку мою он уважал, как и отсутствие посягательств на его обтянутый чёрными джинсами зад, родительскую хату и купленный в кредит Порш.

   Потенциальная свекровь несколько раз жирно намекнула, что не против, чтобы ценнейший образчик мужской породы переехал ко мне, несмотря на два таких существенных недостатка в виде детей. За названных недостатками сыновей хотелось подбить ей глаз, но терпения хватило просто пропустить гадости мимо ушей, всё равно её Марк мне даром не упал, даже не будь клейма. Лидия Павловна, кстати, была знакома с Алексом, который сначала впечатлил её покупкой элитного пентхауса, а потом обнадёжил своим исчезновением. Соседка, вероятно, уже прикидывала, как распорядиться моим «приданым», и не знала, что мы с детьми живём дома на птичьих правах.

   На вопросы об Алексе приходилось отвечать, что он уехал в длительную командировку, да так в другой стране и затерялся. Зато не возникало вопросов ни о могилках, ни об обстоятельствах. А вот сыновьям я всегда говорила правду, что папа ушёл и, возможно, погиб. И что ничего о нём не известно. Пару лет назад сыновья много фантазировали о возвращении Алекса, но, к счастью, этот этап давно прошёл, и сейчас отец для них больше не существует. В итоге они сошлись на том, что если бы он хотел, то давно вернулся бы, а значит, случилось что-то плохое. Возможно, стоило сказать им ту же ложь, что и остальным, но я не привыкла врать детям, тем более что поначалу и сама верила, что он может вернуться.

   Сделав несколько фото машины с разных ракурсов, написала Марку и попросила помочь её прикурить, но сообщение повисло в непрочитанных.

   Вернулась домой и принялась за разбор гардероба. Что-то после лета можно только выкинуть, а что-то отдать, ибо мальчишки вырастали из вещей с космической скоростью, и уже сейчас приходилось одевать их в подростковых или взрослых магазинах: для своего возраста они были слишком высокими и плечистыми, в отца.

   Я так увлеклась, что не заметила, как стемнело. Включив свет, выставила в коридор несколько пакетов с вещами на отдачу и в мусор (главное — не перепутать!) и развалилась на диване с книжкой.

   Поздний звонок в дверь застал врасплох. Поплотнее запахнув домашний шёлковый халат, открыла соседу и случайно впустила его в квартиру до того, как поняла, что он пьян. И это в четверг! За воротник Марк закладывал довольно основательно и регулярно, но вроде бы особо не дебоширил, поэтому я просто поджала губы и сказала:

   — Марк, привет. Ты извини, что побеспокоила, мне просто нужна была помощь с машиной. Но сейчас уже поздно, давай завтра?

   — Э?

   — Давай завтра. Приходи завтра.

   — Ань, ну я всё сделаю, — заплетающимся языком проговорила жертва алкогольной невоздержанности.

   — Спасибо, но сегодня уже не надо. Давай завтра, — спокойно настаивала я на своём.

   — Ань, ну чё ты какая сложная, а? Вот ты позвала, я пришёл. Я к тебе всегда бегу по первому зову, но тебе плевать, — Марк исподлобья смотрел пьяными злыми глазами.

   Ситуация из неприятной становилась откровенно мерзкой.

   — Марк, я тебе очень благодарна за всю помощь. Но давай завтра? Я уже спать ложусь.

   — А я лягу с тобой, раз ты так благодарна, — гаденько ухмыльнулся сосед.

   — Нет, спасибо, не нужно. Давай поговорим завтра.

   — Слушай, в чём проблема, а? Чё те не хватает? Я нормальный мужик или где?

   — Или где! Уходи, Марк, — я попыталась выпихнуть его за дверь, но весовая категория была не та.

   Попытка выставить его из квартиры соседу категорически не понравилась, поэтому он поймал меня за запястья, завёл руки мне за спину и обдал лицо перегаром. Хоть речь и выдавала сильную степень нетрезвости, на ногах он стоял вполне твёрдо и был раза в два крупнее меня.

   — Перестань, Марк! Ты не в моём вкусе!

   — А на вкус надо сначала попробовать, тебе понравится, — пьяно прорычал он мне в лицо.

   Попыталась вырвать руки, но клеймо обожгло болью, лишая и без того невеликих сил к сопротивлению. Я закричала, но Марк лишь лягнул ногой дверь и отрезал нас от спасительного подъезда. А затем принялся стаскивать с меня халат.

   Вот теперь стало по-настоящему страшно, и в мозгу вспыхнула непрошеная мысль, что большинство жертв хорошо знают своих насильников. Я с ужасом смотрела на такого знакомого соседа и едва не выла от пылающей боли в руке.

   Забилась в его хватке, попыталась достать коленом, но Марк прижал меня к стене и дышал в шею вонью перегара.

   — Хватит из себя недотрогу строить! — рявкнул он.

   — Марк, отвали! Остановись! — заорала я, но тщетно.

   Он лишь сильнее вдавил меня в стену. От страха и боли в руке перед глазами поплыли круги. Я вырывалась изо всех сил, но бесполезно…

   Алексис

   — Какие планы на завтра? Останешься на охоту или вернёшься домой? — спросил Эрта́нис.

   — Пожалуй, останусь ещё на денёк. Ты последний, с кем мне нужно было встретиться, — ответил я. — Со всеми остальными договора уже перезаключены.

   — Тянул до самого конца?

   — Оставил приятное на десерт, — ухмыльнулся я, глядя на неунывающего кудрявого друга.

   Каким бы задом ни поворачивалась к нему жизнь, он всегда улыбался, и этой нахалке так или иначе приходилось вставать к нему лицом, чтоб посмотреть, чему он так радуется.

   — Эй, полегче с такими намёками! Я как минимум антрекот или карбонад, а не какой-то там десерт, — рассмеялся Эртанис. — И вообще прибереги комплименты для кого-то другого, а я уже женат.

   — Хм, с одной стороны женат, а с другой — можешь и развестись, тебе же хватило мозгов не проходить через Обряд, — пожал плечами я.

   Друг сразу стал серьёзным. Зря я коснулся этой темы, проклятая метка тускло чернела на руке, доползая почти до самой ключицы. Эту метку я ненавидел так, словно она — само воплощение зла. Хотя для меня всё так и было, потому что я не знал, с какой женщиной связал себя нерушимыми узами Обряда Единения Душ. Поэтому не мог её убить и наконец обрести свободу.

   — Никаких новостей о ней?

   — Нет, она всё также скрыта от поиска. Надежды, что она сгинет в войне или сдохнет от голода, не оправдались. Я искал её всеми возможными способами, даже отца привлёк, хотя ты знаешь, что я предпочту себе ногу отгрызать, сидя в костре, чем обращаться к нему за помощью, — я откинулся в кресле и сделал большой глоток вирра́ля.

   Напиток в этом году получился отменный: в меру терпкий и сладкий, с ярким послевкусием.

   — Ты по-прежнему уверен, что она повстанка? — спросил друг.

   — У меня по-прежнему нет других версий. Смотри, после взрыва Капитолия меня нашли в месте, откуда активировали бомбы, так?

   — Так.

   — Раненого и без памяти, но в положении, которое предполагало, что меня вытащили из-под обломков стены, кровавые следы вели к ней, так?

   — Так.

   Эртанис достал листок и принялся рисовать место, где меня обнаружили шесть годин назад.

   — И память я потерял ровно с момента, когда поссорился с отцом. То есть две с лишним годины жизни. В течении этого времени я не выходил на связь, не поддавался магическому поиску, не оставлял вообще никаких следов… Как ни прискорбно это признавать, но чем больше я ищу, тем больше убеждаюсь, что я всё-таки связался с повстанцами. Не знаю, чем они меня зацепили, не знаю, чем меня зацепила она, но другого объяснения просто нет.

   — Но метка была ярко-белой и кайма тоже. И до самой ключицы, Алексис. Ты сам знаешь: это означает очень сильные взаимные чувства. Ладно, оставим взаимность. Это были очень сильные чувства с её стороны. Кроме того, тебя проверяли на приворотные зелья и магию, никаких следов. Ментальные проверки тоже ничего не дали.   

   — Хотелось бы посмотреть на её метку. Знаешь, что самое странное? За все эти годины лишь пару раз были слабые отголоски реакции. Ни ранений, ни болезней, ни романов с другими мужчинами. Только тот раз через полгодины после падения Капитолия, когда я сам был пустой и не мог прийти на зов. Только один раз за шесть годин! Кем она может быть?

   — Вопрос на миллион э́ргов, Алекс. И каков план, если ты её всё-таки найдёшь?

   — Убью. За свою свободу, за то, что мне приходится до сих пор отмываться от всей этой грязи, связанной с повстанцами, и за то, что она меня там оставила, раненого.

   — Уверен, что она там была? — с сомнением спросил Эртанис.

   — Скорее всего, это она активировала взрыватели и оставила меня в качестве коза́ра отпущения на потеху палачам.

   — Но кайма метки горела белым. Нужно иметь очень сильный мотив, чтобы предать человека, которого так любишь.

   — Вероятно, она просто фанатичка.

   — Женщин среди повстанцев было очень мало, их всех проверили и допросили, среди движения не было значимых фигур, кроме Алой Крамолы, а у неё метки не было, это утверждали все.

   — Но Алую Крамолу так и не нашли, а метка могла появиться перед самым взрывом. Знаешь, я бесконечно благодарен Провидению, что отец с матерью тогда опоздали на приём. Я бы с ума сошёл, зная, что запачкан и в их смертях тоже, мало мне других друзей и знакомых, что погибли в тот день?

   — Вот поэтому я и не верю, что ты взорвал Капитолий. Скорее уж пытался их остановить, даже если и связался с повстанцами. Или, возможно, твою загадочную жену они держали в заложницах, шантажируя тебя. И тогда она ни в чём не виновата.

   — Шесть годин держат в заложницах? — раздражённо хмыкнул я. — Если они её за это время раскормили, то не получат от меня ни эрга.

   Наш смех разорвал ночную тишину.

   — Да ладно, заплатишь любое состояние, чтобы просто узнать, кто она.

   — Пожалуй.

   Мы помолчали.

   — Как с отцом? — осторожно спросил Эртанис.

   — Вооружённый нейтралитет. С одной стороны, я потенциальный пособник повстанцев, это минус, с другой — активно финансировал остатки Старших семей в обеих войнах, это плюс. Ах да, боевой маг из меня по-прежнему никакой, это ещё один минус. Но на войне отличился, поэтому хоть на что-то да гожусь, это ещё один плюс. Наследников нет и не предвидится, это снова минус. Но сколотил неплохое состояние сам, и это, опять же, плюс. Так что пока не понятно: вроде и позор рода, а вроде и не совсем. Отец с отношением ко мне никак не может определиться.

   — Ты слишком категоричен, Алексис. Ему тоже нелегко. После всех тех обвинений им с леей Исбе́лой пришлось горько, особенно когда оказалось, что ты ничего не помнишь.

   — Отец был в ярости. Сказал, что моё беспамятство — удобнейшая отговорка для труса.

   — Но ты не трус и никогда им не был, уж после трёх годин войны бок о бок могу сказать это с уверенностью.

   Эртанис сделал глоток вирра́ля и отсалютовал мне бокалом.

   — Если ты сейчас опять будешь вспоминать, как я начал форсировать укрепления альва́тов, то я тебе снова повторю: случайно вышло! Я вообще в лазарет торопился и тебя звал, просто в дыму запутался и ринулся через линию фронта, а не в тыл. Кто мог подумать, что все примут это за призыв к штурму и поднимутся за мной вслед? Я вообще-то возглавлял медкорпус, какой из меня штурмовик?

   — Но укрепления мы взяли, а альватов ты существенно проредил, щитом своим прикрыл несколько десятков бойцов, в том числе и меня. И как ни крути, а это был перелом войны, после альваты почти всё время отступали. Так что ты военный герой.

   — В голове с дырой.

   — Ещё скажи, что когда госпиталь отбивали и ты нескольким десяткам боевых магов устроил скоропостижную кончину, а потом ещё десяток уложил в рукопашную, то это тоже вышло случайно. И Доктор Смерть — это тоже так, случайное прозвище, ты мимо шёл, а оно само прилипло.

   — Может, и шёл, — я глотнул ещё немного вирраля, очень уж он удался в этот раз.

   — Тогда я просто иду за тобой, дружище, всегда зная, что у тебя прямо по курсу весёлая заварушка. И если ты найдёшь свою единую, то дай слово прихватить меня с собой.

   — Обещаю. Не может же она скрываться вечно. Я всё ещё не теряю надежды, что она наконец сдохнет, и я смогу зажить обычной жизнью.

   В этот момент метка откликнулась лёгким жжением. От удивления я едва не выронил стакан, в последний момент успев поставить его на стол.

   — Алекс?

   — Метка!

   Я закрыл глаза и сосредоточился на связи. Ну, иди ко мне, дорогая, я так долго этого ждал! Метка продолжала накаляться, обдавая волнами жара и боли. Однако этого почему-то было слишком мало, чтобы открыть к ней портал. Да что ж такое, каскарр её забери?

   — Алекс, держи! Возьми меня с собой! — Эртанис сунул мне в руки несколько накопителей.

   С ними дело пошло проще, я наконец смог поймать нить и попытался пройти по ней, открывая портал к своей клятой единой.

   — Не смогу! Она в другом мире! — успел крикнуть я, прежде чем провалился в серое ничто межмирового перехода.

   Сбежала в другой мир, тварь? Ну ничего, сейчас ты ответишь за всё!

   ©Ульяна Муратова 2025 Специально для feisovet.ru

ГЛАВА 2. Столкновение миров

Анна

   Я билась из последних сил и уже почти отчаялась, когда Марка буквально оторвало от меня. Хватая ртом воздух, судорожно попыталась закутаться обратно в порванный халат и чуть не разрыдалась от облегчения: жгучая боль в руке наконец отступила!

   Наверное, у меня случилось помутнение рассудка, потому что в прихожей стоял Алекс, держа Марка за шиворот. Несколько коротких ударов, и бывший выкинул соседа за порог, не сразу совладав с ручкой незапертой двери. Страх, что он сейчас снова исчезнет, ничего не объяснив, подкинул меня с пола и вынудил вцепиться в локоть бывшего возлюбленного.

   — Алекс!

   Выкинув соседа за дверь, спаситель повернулся ко мне. Он стал совсем другим! Я во все глаза смотрела на такое родное лицо и едва могла узнать его, заматеревшего, раздавшегося в плечах и покрытого шрамами. Один особенно крупный белел через всю левую половину головы ото лба до затылка. Лицо рассекали несколько отметин поменьше, подчёркивая, насколько сильно он успел измениться.

   Сделав шаг навстречу, Алекс схватил меня за запястье, задрал рукав, а затем стянул с руки халат, чтобы хорошенько рассмотреть клеймо. При этом выглядел так, словно видит его впервые. С момента появления в квартире он не проронил ни слова, только яростно сверкал невозможными фиолетовыми глазами. Облегчение, неверие, злость и какая-то фантастическая удовлетворённость от его возращения смешались в гремучий коктейль, и я часто дышала, глядя на своего спасителя и не зная с чего начать — со скандала или слезливых радостных объятий.

   Изучив рисунок, Алекс уставился в моё лицо, а затем заговорил на совершенно незнакомом языке.

   — Алекс, я ничего не понимаю!

   Кажется, бывший тоже удивился внезапному языковому барьеру. Не выпуская руки из стальной хватки, он протащил меня через всю квартиру, заглянул во все углы и помещения, надолго задержавшись в спальне. При виде кровати он опешил и переводил ошеломлённый взгляд с меня на постель и обратно. В душе рождалось тревожное чувство. Может, это не Алекс? Его брат? Он тоже явно был шокирован встречей. Как же так? Хотя есть способ проверить. Заставила его стянуть с правой руки странного кроя комбинезон, чтобы осмотреть рисунок на его коже. На вид узор был точно таким же, как раньше, но разве возможно достоверно помнить столько лет спустя?

   Алекс продолжил сверлить меня яростным взором.

   Я попыталась выдернуть руку, но не преуспела, тогда пришлось подтащить Алекса к тумбочке, где лежали наши фотографии, и достать самую последнюю, где мы стоим в джинсах и белых майках, держимся за руки и улыбаемся в объектив. Таких фоток было две, на одной мы прижались спинами друг к другу, и рисунок хорошо виден на обеих руках, моей левой и его правой. Пока я сравнивала, Иртов заинтересовался другими фотографиями. Они лежали в отдельном альбоме, и я никак не могла набраться сил его выкинуть, хотя иногда очень хотелось.

   И снова он разглядывал альбом так, словно видит впервые, хотя мы сделали его вместе, некоторые фотографии он даже сам подписал. Указала на эти места. Плотные картонные страницы он перелистывал по нескольку раз, всматриваясь в лица знакомых и одногруппников, что попали в кадр. Надписи, сделанные собственной рукой, заинтересовали его больше всего, их Алекс изучал с особой тщательностью.

    Затем он завороженно коснулся отделанной бирюзой спинки кровати, потрогал зеркало в старой бронзовой раме, внимательно обошёл квартиру ещё раз, дотрагиваясь до вещей. Надолго остановился у обшитого медью щита, купленного им на одной из питерских барахолок. Затем он сел на диван и властно усадил меня рядом с собой, заставив смотреть ему в глаза.

   «Кто ты такая?» — его голос ворвался внутрь разума, и настал мой черёд терять почву под ногами.

   «Аня. Анна. Твоя бывшая возлюбленная».

   Этот странный мысленный контакт дал возможность словно проникнуть в его чувства. Меня обдало ледяной враждебностью. А ещё я вдруг очень ясно осознала: сидящий рядом человек меня совершенно не знает. Это причинило боль. Я не понимала, как такое могло произойти.

   Алекс не разрывал тяжелого зрительного контакта и словно присутствовал у меня в голове, читая мысли.

   Отвечать было сложно, но оказалось, что можно показывать картинки из прошлого.

   И я вернулась в воспоминания, начиная с нашей первой встречи. Первый год мы просто дружили, и если я была безнадёжно влюблена в него почти с начала первого курса, то он держался холодно до тех пор, пока я не расцеловала его первого сентября на второй год обучения. Так обрадовалась встрече после целого лета разлуки, что не удержалась и повисла у него на шее, покрывая щёки восторженными поцелуями. Тогда Алекс подхватил меня и поцеловал в губы, прижав к себе ещё крепче. С того момента мы стали неразлучны, а месяц спустя съехались.

   Я показывала ему наши дни и ночи, учёбу, которая всегда давалась легче, когда мы делили сложности на двоих, вечеринки с друзьями, редкие путешествия на машине отца, которую Алекс не очень любил и совершенно не умел водить. Наши летние вылазки на дачу к друзьям и поездки на пляж, редкие ссоры и бурные примирения.

   «Что я рассказывал тебе о себе?»

   Да толком ничего. Кусочки информации про то, как недоволен его отец выбором специальности, иногда что-то про друзей детства со странными именами.

   «Покажи Обряд. Метка. Как она у тебя появилась?»

   Это произошло тем летом, когда он ушёл. Болезненные воспоминания наворачивались слезами на глазах, да и голова начала раскалываться от тяжёлого мысленного контакта. Но я подчинилась и показала воспоминания из того вечера.

   «Что было дальше?»

   «А дальше ты ушёл на каких-то десять лет. И я сначала ждала, а потом перестала. Ты можешь снять это клеймо?»

   «Я за этим и пришёл», — саркастично ответил Алекс, и я почувствовала его эмоции, мрачные и враждебные.

   «Ты меня не узнаёшь? Как такое может быть?»

   «Я тебя не помню, потому что получил травму головы во время взрыва и потерял две с лишним годины из жизни».

   «Две годины? Но ты жил тут не меньше трёх лет, и это только то время, которое мы учились вместе».

   «А сколько времени прошло с тех пор, как я ушёл?» — мрачно спросил он.

   «Десять лет», — ответила я.   

   «Видимо, година в нашем мире равна двум годам в вашем. Тогда по времени примерно совпадает», — ответил Алекс.

   «Ты… ты из другого мира?» — я не удержалась от глупого вопроса, хотя давно предполагала нечто подобное.

   Как иначе объяснить и странный обряд, и способности, и невозможные фиолетовые глаза?

   «Да. И судя по тому, что я тебе этого не рассказал, наши отношения были не столь радужными и близкими, как ты пытаешься показать. По крайней мере, я тебе не доверял».

   Его слова воскресили давно забытую боль. Наверное, он прав.

   «И что изменилось сейчас?»

   «Сейчас это уже не имеет значения. Мне жаль, что я связал нас Обрядом».

   В ответ на такие простые слова внутри взорвались эмоции, которые я годами считала остывшими. Наши ночи, наша любовь, наша страсть — неужели он так просто их забыл? То ли яркие воспоминания так повлияли, то ли я просто не готова была его отпустить, но вместо того, чтобы обиженно оттолкнуть, я прижалась к нему, вдыхая его запах, такой родной и такой чужой одновременно.

   Халат он стянул с меня ещё в коридоре, поэтому я осталась в одной тонкой майке и шортиках. Это было так жалко, так глупо, однако я его не отпускала. Безумно хотелось, чтобы это всё оказалось страшной ошибкой, чтобы он вспомнил… и остался. За все эти годы ожидания я не смогла придумать ни одного стоящего оправдания его поступку, но вот сейчас он стоял передо мной, покрытый шрамами, забывший, но пришедший на помощь в момент, когда так нужна была его защита.

   Когда рука Алекса скользнула под майку, я лишь крепче вцепилась в него в ответ. Касание шершавой ладони было умопомрачительно приятным, и пришлось замереть, чтобы не спугнуть эту ласку, такую забытую и такую необходимую. А дальше всё случилось словно в первый раз — его прикосновения и мои жаркие поцелуи, сильные пальцы, скользящие по груди и сжимающие её в сладких тисках, горячее дыхание, одно на двоих.

   Первый раз он взял меня на диване, едва не запутавшись в своём странном комбинезоне. Я не возражала, напротив, подавалась ему навстречу, обхватывала руками и ногами, сходя с ума в объятиях. Первая волна наслаждения накрыла, едва он успел набрать ритм, двигаясь во мне яростными толчками. Почувствовав мой экстаз, он тоже взорвался горячим удовольствием. Мы приходили в себя, глубоко дыша, переплетённые на узком диване, разгорячённые и ошарашенные случившемся.

   «Алекс, а ты мог быть с другими?» — осторожно спросила я.

   «Нет, метка работает в обе стороны. У меня тоже никого не было всё это время, если ты об этом».

   Конечно, об этом, о чём же ещё? Я ошалело улыбнулась и утянула его в спальню. В конце концов, после стольких лет вынужденного воздержания одного раза мало. Не знаю, слышал ли он мои мысли или сам наметил схожий курс, но остаток вечера мы провели в постели. Единственное, что смутило, так это отсутствие поцелуев. Раньше мы обожали целоваться, а теперь он предпочёл ограничиться только прикосновениями, и это было непривычно и немного неправильно. Но настаивать я не стала, посчитала, что ещё успею спросить об этом завтра.

   Впервые за долгие годы я засыпала в кольце сильных мужских рук, и это было потрясающе приятно, хоть и немного жарко по летней поре.

   Уже отключаясь, подумала, что я так и не спросила, что будет завтра.

   Алексис

   Переход между мирами — мерзкое ощущение, будто пытаешься пройти сквозь каменную стену, только стены нет, камня нет, ничего нет… и тебя, возможно, тоже нет. В общем, к каска́рру такие удовольствия. Злость на неизвестную жену-повстанку становилась только сильнее, и я был готов накинуться на неё и начать душить, как только выйду из портала.

   Но оказалось, что позиция экзекутора уже занята каким-то сипящим и хрипящим телом, под которым яростно дрыгались женские ноги. Пару мгновений потребовалось, чтобы разобраться, дрыгаются они в порыве страсти или в сопротивлении. Судя по крикам, амбре перегара, а также борьбе, которую отчаянно проигрывала моя единая, согласием тут не и пахло.

   И я бы, может, полюбовался на то, как они развлекаются, вот только руку жгло нестерпимо, а поиздеваться над мерзавкой хотелось и самому. Поэтому пьяного я поднял за шиворот, впечатал ему в грудь аркан и отправил уже мёртвое, но ещё не знающее об этом тело за порог. Не люблю насильников.

   Девушка, поднявшаяся с пола в драном балахоне, была очень напуганной. А ещё она явно не ожидала меня здесь увидеть, но сбежать не пыталась, наоборот вцепилась в локоть, но не в попытке остановить процесс эвакуации своего пьяного кавалера, а скорее из страха, что я уйду. Даже прижалась ко мне.

   — Алекс!

   Я рассматривал её с любопытством. Симпатичная, даже красивая, но не яркой порочной красотой Ксе́ндры, а какой-то милой и уютной, хоть и скучноватой. А ещё она улыбалась, причём радость была подлинной, её аура искрилась от счастья. Надо же, ни страха, ни вины, чистое счастье и никакого ментального блока. Ящерица она или человек, почему защиты на ней нет никакой?

   Руку из балахона было видно только до локтя, пришлось стянуть с неё рваное нечто, чтобы хорошенько рассмотреть рисунок, оплетающий кожу от тыльной стороны ладони до плеча. Неужели я так сильно её любил? Напротив меня стояла совершенно чужая незнакомка, если бы не улыбка. Улыбка трогала за душу, а странные ямочки на щеках только добавляли ей какого-то необычного очарования.

   Таких я никогда не видел, и внутреннее чутьё подсказывало, что девушка родилась не в Мунда́ре. Что-то неуловимо чуждое сквозило в её чертах: вроде и нос обычный аккуратный, и губы вполне полные и выразительные, и глаза голубые в обрамлении густых ресниц, но было в её лице нечто завораживающе иное. Особенно сейчас, когда она с удивлением и радостью рассматривала меня в ответ. Её поразили шрамы, даже рука дрогнула, словно единая хотела прикоснуться ко мне, но остановилась буквально в пяди от моего лица. Всё равно я бы ей этого не позволил.

   — Он самый. А теперь ты мне будешь много и обстоятельно рассказывать о том, кто ты такая и где мы находимся. И тебе же лучше, если ты сделаешь это добровольно.

   Она изумлённо ответила на какой-то тарабарщине. Я понял, что это местный язык, и даже уловил смысл. Девушка со странными ямочками на лице не говорила на алара́нском, а значит, когда-то я говорил на местном.

   Сильнее всего поразила кровать, отделанная бирюзой. Насколько же богата эта девица? Пришлось взглянуть на неё по-другому. Это вполне объясняло, почему я появился у Капитолия с нательной сумкой, полной дорогущих украшений из этого редкого камня. До сегодняшнего дня на ум приходило лишь то, что со мной таким образом расплатились за взрыв, но что если я пришёл из другого мира, где смог раздобыть эти сокровища сам?

   Единая тем временем заинтересовалась моей меткой и даже настойчиво попыталась стянуть с меня петора́к, чтобы на неё посмотреть. Под впечатлением от кровати, инкрустированной бирюзой, сопротивляться не стал ни когда она оставила меня полураздетым, ни когда потащила к ящику и стала сравнивать рисунок на коже с картинкой в странной книге.

   Но что это была за картинка! На ней очень чётко были изображены мы с ней, улыбающиеся и счастливые. Я — такой, каким помнил себя до падения Капитолия, а она почти совсем не изменилась. Мы стояли рядом в странных синих штанах и не менее странных, слишком откровенных белых майках. Картинок оказалось много, целая книга состояла из них целиком, лишь кое-где мелькали надписи. Девушка указала на одну из них и ткнула пальцем в меня. Всмотрелся в чуждые символы и вдруг осознал, что этот почерк принадлежит мне.

   Да, символы незнакомы, но вот такой же росчерк я всегда ставлю в буквах с нижней петлёй. Рассматривая свидетельства из прошлой забытой жизни, я испытывал одновременно горечь и удовлетворение. Стало жаль забытых дней, но чем дольше я рассматривал книгу, тем яснее становилось, что именно тут прошли исчезнувшие из памяти две годины, даже на картинках где-то волосы у меня были совсем короткие, как сейчас, а где-то длинные. Так они отрастают только за половину, а то и за целую годину, не меньше. На картинках встречались незнакомые лица. Светловолосая девушка с ямочками присутствовала почти на всех, и становилось очевидно, что мы были близки. Часть картинок сделана здесь, именно в этом доме, а значит, я тут часто бывал или, возможно, даже жил.    

   Ещё раз прошёлся по жилью, коснулся поразительной кровати, потрогал странную раму вокруг зеркала, порассматривал предметы в надежде, что какой-то из них отзовётся озарением, но вещи вызывали лишь исследовательский интерес.

   Выглянув из окна, едва не вскрикнул от неожиданности. Жильё незнакомки располагалось очень высоко! На высоте станции, не меньше. Дома вокруг непривычные, по дорогам движутся какие-то странные коробки, а в небе не видно ни одного крыла́ра. Другой мир. Чужой, непонятный, незнакомый. Что я тут делал? Пожалуй, пора задать несколько вопросов хозяйке дома. Да, местным языком я не владею, зато ментальной защиты на ней нет, поэтому попробуем вести диалог с помощью мыслеобразов. Менталист из меня никудышный, но с простой мыслеречью не справится только ребёнок.

   «Кто ты такая?» — я попытался формулировать кратко и не сильно рассчитывал на успех, но улыбчивая единая приятно удивила.

   «Аня Анна. Я твоя бывшая возлюбленная»

   Значит, Аня Анна. Странное имя, короткое и какое-то куцее. Неужели это родовое имя такое короткое? Или она решила его не говорить? В тот момент, когда я уже хотел задать этот вопрос, она раскрылась и впустила в свой разум. Каска́ррова бездна, к такому я оказался не готов!

   Нахлынули десятки, сотни воспоминаний. Образы, чувства, события. Целая жизнь, прожитая за пару годин. Стоит ли доверять транслируемым мыслеобразам? С одной стороны, у незнакомки нет никакой защиты, да и сам мир крайне скуден на магию, это я успел ощутить. С другой — это может быть и ловушкой. Согласно мыслям Ани Анны, мы вместе учились лечить людей без применения целительской силы! В её воспоминаниях это прошло вскользь, но я поразился тому, как естественно она к этому относилась. Лечить без магии! Словно её и не существует вовсе!

   Вдруг нашли объяснение новаторские техники лечения больных и раненых, которые я применял во время войны. Иногда возникала уверенность, что вот так будет правильнее, и я доверял интуиции. Например, резал и вынимал осколки руками вместо того, чтобы магической силой выводить их из тела, как делали все поколения целителей раньше. Забавно осознавать, что меня этому, оказывается, учили три местных года. Как же жаль этих утраченных знаний и воспоминаний!

   Убедившись, что действительно прожил забытые годины вдали от дома и не имел отношения к заговору и подрыву Капитолия, я испытал неимоверное облегчение. Вина, угнетавшая всё это время, словно осыпалась металлическим прахом к ногам, и я с мрачным удовольствием представил, как расскажу обо всём отцу. Можно было бы даже притащить девчонку к дознавателям и дать возможность допросить, чтобы очистить своё имя, но тогда у них возникнут вопросы после её неминуемого исчезновения, а мне это ни к чему. Не стоит очищать одно пятно на репутации, чтобы тут же ставить другое. Аня Анна что-то спрашивала, и я отвечал чисто механически.

   «Ты можешь снять это клеймо?»

   «Я за этим и пришёл», — ухмыльнулся я.

   Она явно не знала, что метку можно снять, только убив одного из супругов. Девушку, конечно, жаль. Судя по её воспоминаниям, она не виновата в том, что произошло, даже не знала, на что соглашалась, когда позволила провести Обряд. Но для меня она — чужачка, что стоит между мною и свободой. Что одним существованием не позволяет мне быть с Ксендрой и иметь детей.

   Раньше я бы не отважился на подобный поступок, посчитал бы его слишком подлым, но война сделала меня циничным и жёстким, научила ценить свои потребности, шкуру и жизнь. Научила убивать безоружных, пытать слабых, нападать со спины и бить по самому больному месту. А те, кто не захотел принимать эти уроки, стеклянными глазами смотрели в небо после битвы. Я же прошёл через этот ад и отстоял свою землю и свободу не для того, чтобы положить жизнь на алтарь забытой любви незнакомки. У меня есть к кому возвращаться и кого любить.

   При мысли о Ксендре и о том, что мы наконец сможем быть вместе, стало жарко.    

   «Ты… ты из другого мира?» — наконец сообразила незнакомка.

   «Да. И судя по тому, что я тебе этого не рассказал, наши отношения были не настолько радужными и близкими, как ты пытаешься это показать. По крайней мере, я тебе не доверял».

   «И что изменилось сейчас?»

   «Сейчас это уже не имеет значения. Мне жаль».

   Мне было действительно её жаль, возможно, её лицо не раз приснится мне в кошмарах, но оно будет лишь одним из многих. Мы просто оказались по разные стороны фронта, и победит тот, кто сильнее.

   Так было в гражданской войне с повстанцами, так было в последовавшей войне с альва́тами, когда пришлось объединиться с недавним врагом против общей угрозы: междоусобные распри мы решили оставить на потом. Вот только после окончания войны за свободу Алара́на, нас осталось слишком мало, чтобы делить должности, власть и разрушенную страну. Пройдя ад под руку со вчерашним врагом, мы все осознали, что больше не имеем права на слабость. Эло́рцы когда-то совершили ту же ошибку, и А́льва быстро их поглотила, сделав рабами. Больше никто не говорит на эло́рском, некогда прекрасном певучем языке поэзии.

   С другой стороны, Обряд провёл я и решение принял за двоих, значит, и ответственность нести мне вне зависимости от того, помню я её или нет. Есть разница между тем, чтобы быть способным на подлость и совершить её. Убить безымянного врага на войне и доверившуюся тебе влюблённую женщину — разные вещи.

   Придя сюда, я хотел выплеснуть годины ненависти и вынужденного одиночества, хотел наказать подставившую меня повстанку, но вместо этого нашёл ответы на многие вопросы и девушку, которая пострадала от моей потери памяти не меньше меня.

   Поэтому я колебался. Колебался, когда она прижалась ко мне, колебался, когда скользнул под тонкую ткань её странной одежды, лаская такую нежную бархатистую кожу, колебался, когда вдыхал её запах, до странного волнующий. А затем желание всколыхнулось с такой силой, что мне было уже не важно, кто она и что будет дальше.

   Податливое, мягкое тело, изгибающееся в моих руках, чуть хрипловатые стоны, дрожь наслаждения, проходящая через неё и возвращающаяся пульсацией ко мне. Такие забытые и сладкие ощущения близости, забытый ритм и забытое, но такое острое удовольствие.

   Я не возражал, когда она потянула меня в спальню и даже оценил удобство непозволительно дорогой и роскошной кровати. В таком скудном на магию мире она неплохо аккумулировала энергию, поэтому я без раздумий восполнил часть сил. Пусть копится ещё, энергия потребуется на обратный портал.

   Моя единая оказалась страстной и далеко не сразу дала мне забыться удовлетворённым усталым сном. Впервые за долгое время я уснул быстро и спокойно, и непривычное чужое дыхание совсем не мешало.

   Я уснул, не думая, что пришёл убить эту Аню Анну и что вопрос с меткой всё-таки придётся решать, так или иначе.

   Метка слишком сильно мешала, и требовалось от Ани избавиться, хотел я того или нет. Да и делить с ней жизнь и имущество никакого желания не было. Жаль, конечно, что всё сложилось именно так, но другого выхода нет.

ГЛАВА 3. Разговор о детях

Анна

   Проснулась оттого, что меня обнимал кто-то большой и очень горячий на ощупь. Медведь-калорифер, не иначе. Потребовалось несколько долгих мгновений, чтобы вспомнить вчерашний день и соотнести ноющие, как после тренировки, мышцы с непривычной постельной нагрузкой. От осознания того, что бывший всё-таки вернулся, перехватило дыхание. Я выбралась из кольца его рук, чтобы первой занять ванную и одеться. Но вместо этого уставилась на спящего Алекса.

   Нужно время, чтобы всё обдумать. Воспользовавшись приглашением, мысли ринулись внутрь головы, до звонкого пустой после вчерашнего, и устроили там настоящую потасовку. Беспощадными нокаутами всех победила одна: «Теперь он уйдёт или останется?». Она звенела и скреблась изнутри, пока я надевала свой самый эротичный пеньюар (еле нашла на верхней полке в шкафу и чуть не сверзилась со стула, когда его доставала), пока расчёсывала волосы и подкрашивала ресницы (видимо, чтобы взмахнуть ими ему вслед), пока старательно перед зеркалом делала вид, что я всегда просыпаюсь исключительно причёсанная, накрашенная и никак иначе.

   А ведь внезапно материализовавшегося из ниоткуда мужика нужно было ещё чем-то кормить.

   Алекс всегда любил сытно позавтракать, мог без зазрения совести умять пяток котлет с гарниром, либо пару стейков с бататом, либо половинку запечённой курицы, либо пару тарелок борща или десяток горячих бутербродов с копчёным мясом. Еду без мяса он таковой не считал. А в холодильнике оливки и торт…

   Можно, конечно, предложить яичницу, но там осталось только два маленьких яичка, которых, конечно, не хватит.

   Из подходящего в морозилке ждали звёздного часа домашние пельмени. А в холодильнике ассорти из подсохшей колбасы… Можно по-быстрому сварганить солянку, добавить остатки купленного вчера бекона, оливки и немного каперсов, банка с которыми уже год прозрачно намекала, что мы с мальчишками не гурманы и не ценители. Жалко, что в солянку нельзя пустить половинку граната и ссохшийся кусок имбиря. Если не изменяла память, их тоже можно было найти в холодильнике под категорией «жалко выкинуть, а вдруг пригодятся». В жизни у меня пока ни разу не возникало ситуации, в которой пригодилась бы именно засохшая половинка граната, но кто знает, как всё в дальнейшем сложится. Всё-таки события нетривиальным образом развиваются.

   Занявшись солянкой, обдумывала, как начать разговор о детях. Можно, конечно, потерпеть ещё какое-то время и пригласить Алекса сразу на их выпускной, но интуиция подсказывала, что о таких вещах лучше рассказывать сразу. Пока он снова не исчез лет на десять. От этой мысли всё похолодело внутри, и я на всякий случай сходила проверила, вдруг смылся.

   Нет, спал, раскинув руки и сбросив покрывало, а я невольно залюбовалась. За прошедшие годы он стал сильнее и крупнее, покрылся порослью пепельных волос на груди и животе, а ещё стал жёстче, это чувствовалось как в жестах, так и в эмоциях. Я встречалась с юношей, а сейчас передо мной лежал взрослый, состоявшийся мужчина, который, кажется, привык командовать и не умел уступать.

   Пока я караулила в дверях, чтобы Алекс не просочился обратно в свой мир (и заодно разглядывала его вдоль и поперёк), солянка убежала и шипением призвала обратно в бренную действительность. Пришлось вернуться.

   Итак, нужно рассказать ему о детях. А если он после этого сбежит? Хотя… тогда пусть снимает своё клеймо и катится на все четыре стороны, справлялась столько времени без него и дальше как-нибудь справлюсь. На свидания похожу в кои-то веки, а то стыдно кому сказать, что у меня любовник последний раз был ещё при Медведеве.

   Пока варилась солянка, я принялась за котлеты, обнаружив в морозилке два десятка заготовок, про которые успела забыть. Пожарю заодно, чтобы об обеде уже не думать. Вообще, готовка меня успокаивает, вот я и успокаивалась теперь.

   Пока Алекс спал, я бесконечными вопросами накрутила себя до такой степени, что дело закончилось шарлоткой, кастрюлей пюре на гарнир, винегретом, двумя десятками котлет и… кастрюлей изначально запланированной солянки, конечно. И овсянки себе тоже сделала, по утрам предпочитаю кашу.

   Есть пока не садилась, ждала, пока проснётся спящее чудовище. То есть мужчи́нище. Оно, кстати, перевернулось на живот и теперь дразнило взгляд накачанными ягодицами и широченной спиной. Наверное, поэтому проверять наличие Алекса в спальне приходилось примерно каждые пять минут… чтобы не сбежал до того, как я наслажусь не только визуально, но и тактильно.

   — Алекс, идём завтракать… — позвала я, когда послышался шум из спальни.

   Придирчиво оценила количество еды. На семерых бы точно хватило.

   А дальше случилось недопонимание, потому что на кухню он пришёл завтракать искупанный, сердитый и абсолютно голый, а я — в пеньюаре и кастрюлях — от этого слегка растерялась. Воспользовавшись замешательством, он прижал меня к холодильнику (холодному, кстати) и взял за горло.

   Не душил, нет, проводил большим пальцем по тонкой коже шеи, словно решая — сломать или поцеловать. Мне стало не по себе от такой демонстрации силы, внутри всколыхнулся страх: если уж я с Марком вчера не справилась, то с Алексом можно и не пытаться — он на полголовы выше и раза в полтора крупнее соседа. Но прижатая к горячему и очень привлекательному телу я не могла не почувствовать, что кто-то увлёкся и сейчас уже был готов отнюдь не к удушающим мероприятиям.

   Не заставляя себя долго ждать, он развернул меня лицом к столу, заставив упереться в него, и заскользил руками по телу. Прогнулась и потёрлась об него, чтобы он там не задерживался, потому что я уже заждалась. Но он не торопился, нарочито медленно задирая полупрозрачный подол и сжимая рукой ягодицу до той сладкой границы удовольствия и боли, которая привносит пикантность в процесс. Одной рукой он держал меня под живот, а другой жадно ласкал, навалившись всем телом и заставляя упираться в стол изо всех сил.

   — Алекс, не томи… — простонала я, но он лишь хмыкнул мне в шею, продолжая дразнить.

   Острое вожделение, вызванное его хищными, грубоватыми движениями, туманило рассудок и заставляло тело двигаться в завораживающем ритме. Когда он наконец вошёл в меня, я была уж на грани и взорвалась сладким удовольствием сначала один, а потом и второй раз, когда его рука скользнула по животу вниз.

   В общем, о детях поговорить не вышло. Как-то к слову не пришлось.

   «Алекс, а контрацепция?» — запоздало спросила я, когда нахлынувшая страсть была утолена, и в голову вернулись адекватные мысли. С непривычки не задержались, правда, и ретировались при первой же возможности.

   Господи, да с чего же меня так накрыло? Не девочка ведь уже!

   «Об этом можешь не беспокоиться, ты не сможешь от меня забеременеть», — раздался его голос в голове, и уверенность, с которой это было сказано, передалась и мне.

   Наконец удалось загнать его за стол и накормить. Если я раньше считала, что Алекс много ел, то сейчас меня ждало новое открытие. Раньше он ел средненько. А вот сейчас из моего изобилия на семерых остались половина пирога, пюре и винегрет. Я на всякий случай проверила, не вываливается ли из него с обратной стороны, но нет, всё реально куда-то уместилось.

   Интересно было бы его взвесить. Выглядел он, конечно, очень внушительно. Ростом под два метра, плечистый и ширококостный, в его присутствии кухня сразу казалась меньше раза в два. Раньше он был просто высоким, а мышцы нарастил за последние годы. Или, судя по тому, что происходило сейчас, наел. В общем, заматерел товарищ.

   Пока я убирала посуду, он ушёл в гостиную. Сев рядом с ним на диван, осторожно погладила по шраму. Он не стал сопротивляться и позволил себя изучить. Шрам был неправильный, рваный, перетянутый, и до меня не сразу дошло, что эту рану никто не зашивал, она срослась сама и, вероятно, до сих пор доставляла неприятные ощущения.

   «Голова часто болит? После физической активности?» — осторожно спросила я, заглядывая ему в глаза.

   Он удивлённо кивнул, и пришлось продолжить:

   «Мне кажется, что ткани неправильно зарубцевались, и поэтому мышцы тянет. Можно попытаться размять. Если делать это регулярно, то должно помочь. Попробуем?»

   Я спрашивала мягко и боялась надавить.

   Алекса невозможно было заставить или уговорить на что-то, чего он делать не хотел, поэтому мне всегда оставалось только ждать, пока он решится сам, но это было тогда. Сейчас передо мной сидел другой мужчина, ещё менее сговорчивый, и казалось, что даже проявить заботу он позволит исключительно дозированно.

   Как ни странно, он разрешил. Взяв кокосовое масло, аккуратно начала гладить и массировать кожу головы с левой стороны. Сначала нежно, круговыми движениями по всей площади, а потом уже более настойчиво в районе шрама. Алекс сидел с закрытыми глазами, ничем не выдавая своих ощущений, но мне показалось, что процессом он наслаждался. Он всегда любил, когда я его массировала, чесала или гладила.

   С головы я плавно переместилась на левое плечо. Там тоже был огромный рубец, более свежий на вид.

   «Здесь тоже болит?»

   Он хмыкнул и кивнул.

   «А рука хорошо двигается? Покажи», — попросила я, хотя от мыслеречи уже начинала побаливать голова.

   Просьбу Алекс выполнил неохотно, хотя в глазах мелькало что-то вроде любопытства, поэтому он не только позволил потрогать, но и подвигал руками, чтобы показать, насколько сильно нарушена функциональность левого плеча. Я разочарованно вздохнула. Знания в области ЛФК оставляли желать лучшего, но если заниматься каждый день, то даже под моим присмотром могли бы быть результаты.

   «Что произошло?»

   «Рассекли плечо в бою. Я был почти пустой, поэтому руку прирастил, как получилось».

   Я вздрогнула от такого сухого описания настолько страшной травмы. Судя по шраму, руку действительно почти отсекли.

   «Чтобы стало лучше, можно массировать и разминать, а затем делать растяжку и упражнения каждый день. Но пока руку расслабь, я всё сделаю сама».

   «Делай. Каждый день», — мне пришлось уткнуться лбом в его плечо, чтобы спрятать предательски радостную улыбку.

   Он остаётся! Выровняв дыхание, я продолжила плавно разминать и осматривать его тело. Ещё один устрашающего вида рубец нашёлся на бедре, но разрез пришёлся вдоль мышцы, и шрам, судя по всему, не беспокоил обладателя.   

   Доведя Алекса до состояния полного расслабления, я струсила и о детях так и не заговорила, даже думать о них побоялась, чтобы он не прочёл эти мысли. Решила показать ему кино. Выбор пал на «Властелина Колец», и я с разочарованием узнала, что в мире Алекса нет ни гномов, ни эльфов, ни даже хоббитов, а магией обладают все за очень-очень редким исключением. Как ни странно, он довольно легко воспринял концепцию фэнтези и только в самом начале спросил, мои ли это друзья на экране. Видимо, по аналогии с фото.

   После фильма мы поели, а я, наконец, набралась сил и, заглянув ему в глаза, сказала:

   «Алекс, нам надо поговорить».

   Алексис

   Я не смог. Всё утро прокручивал в голове аргументы в пользу свободы, представлял, в какой ярости будет Ксендра, но всё равно не смог убить Аню Анну. Погладил тонкую кожу на хрупкой шее и поддался предательской реакции организма. Потом сытно и вкусно поел, а затем и вовсе позволил чужачке интимно трогать мою голову. И пусть в этот момент мне открывался вполне неплохой вид в вырезе её полупрозрачной сорочки, но всё равно это было странно. Спокойно, плавно, умиротворённо, что ли. В общем, скучно, как в стариковской бане.

   С Ксендрой было иначе, её аура будоражила и держала в напряжении, и мне нравилось это ощущение. Она любила себя, деньги, власть и брата. Меня, конечно, тоже говорила, что любит, но я не настолько наивен, чтобы верить. Зато с ней интересно, остро, пряно.

   Капризной, взбалмошной, упрямой и умопомрачительно красивой, ей не было дела ни до моего плеча, ни до порой раскалывающейся головы, но именно благодаря Ксендре после войны я достиг того, чем мог гордиться.

   Ксендра просто рассмеялась в лицо ухажёру без дела и поддержки семьи, чётко обозначив, во сколько мне встанет общение с ней. Язвительная и дерзкая, она была на удивление честной с собой и окружающими, вызывая или ненависть, или обожание, однако чаще всё-таки первое.

   И она могла бы стать моей женой, но вместо этого я решил поиграть в благородство.

   С другой стороны, такая жена, как Аня, меня бы вполне устроила. Тихая, спокойная и милая до оскомины. Такая будет подавать суп, с нежностью утирать сопливые носы, вязать пинетки и старательно не замечать шашни мужа на стороне. И только очень юный и очень наивный идиот мог бы решиться на Обряд именно с ней. Брак — тысячу раз да. Обряд? Ни за что! Идиотизм на грани гайрони́зма1. Как же я умудрился так облажаться?

   В постели с ней было хорошо, но в остальном? Что она вообще понимает, кроме того, как варить суп и печь пироги? Хотя училась целительскому делу… Ладно, возможно, я делаю слишком скорые выводы. Но судя по тому, насколько Аня наивна и легковерна, она не сильно умна. Кухарку можно и нанять, а вот что делать с пустоголовой женой?

   Резерв в этом мире восстанавливался очень медленно. Пройдёт не меньше кинте́ны2, пока наберу сил для обратного портала. Нужно ещё прикинуть, как ей сказать, что планирую взять её с собой. Если заартачится, придётся тащить силой, а в портале на это уйдёт слишком много энергии, его и так открывать на двоих придётся.

   Методично уничтожая остатки утренней трапезы, я размышлял, как поступить с Аней. Вообще, мир у нас, не сказать что очень уж безопасный. То ящеры забалуют, то магией кто-нибудь жахнет, то война, то нападение мариго́р3, то мор какой-нибудь, то конкурентки за мою руку и титул. Если единая там сама обо что-нибудь самоубьётся, то моя внезапно проснувшаяся совесть будет чиста. Оставлю её пока в имении, всё равно я там бываю лишь наездами. А в городском доме будет жить Ксендра, так они с женой даже никогда не встретятся. Если же жена станет доставлять проблемы, то избавлюсь от неё.

   На том и остановился.

   Аня показывала движущиеся картинки со странными существами, очень забавные.

   Пожалуй, это ещё одно очко в её пользу.

   «Алекс, нам надо поговорить».

   Я чуть не поперхнулся, мысленно забирая очко назад.

   Вот только то, что она рассказала, повергло меня в шок.

   Двое сыновей. У меня — двое сыновей!

   Пришлось просмотреть сначала другую книгу с картинками, потом её воспоминания. Каска́ррова бездна, да как же так?! В пору сказать спасибо своей внезапно активизировавшейся совести, хорош бы я был, если б лишил детей не только отца, но и матери. Ошалев от обилия информации, я вдруг понял, что мне нужно побыть одному и подышать свежим воздухом.

   Бросив Ане хмурое «скоро вернусь», я натянул петорак и вышел из жилья. Лестничный пролёт был странным и предельно нищим, в приличных домах даже переходы для домашней прислуги делают более искусно. Тут всё пространство покрывала невзрачная серая плитка, а стены не имели совершенно никакого узора или резьбы. Но это ладно. Тут ещё и смердело каким-то дымом.

   Вышел на улицу и понял, что ошибся, рассчитывая подышать свежим воздухом. Свежего воздуха тут не было: он вонял со страшной силой чем-то совершенно непонятным, словно весь город жёг уголь, кости и спирт одновременно. Коробки на колёсах издавали мерзкие гудящие звуки и испускали миазмы, а из-под одной вырвался такой клуб зловонного чёрного дыма, что даже местные шарахнулись в стороны. Этот мир — надо, кстати, уточнить, как он называется, — окончательно перешёл в разряд неприятных. Я пошёл вдоль улицы, старательно запоминая дорогу, чтобы без проблем вернуться.

   Глаза слезились от гадкого душного воздуха, но я упрямо шёл вперёд. В конце улицы зеленели деревья, может, там будет легче дышать. Мне показалось странным разделение дороги для пеших людей и блестящих самоходных повозок. При этом и те и другие так и норовили заступить на чужую территорию. Я старался двигаться с группами людей, которые переходили дорогу либо по световым знакам на высоких столбах, либо просто так. В первых случаях самоходные повозки ждали, во вторых гудели. Я недоумевал. Раз даже я с первого раза понял, как правильно переходить дорогу, то что мешало разобраться местным? Однажды высунувшийся из цветной коробки с колёсами мужик крикнул пешеходу вслед какое-то ругательство, и мне почему-то подумалось, что это извозчик, очень уж знакомой была интонация.

   Технологический мир. Никто не пользуется магией. Кошмар!

   Нет, как меня сюда занесло, я догадывался. Всегда интересовался методами излечения болезней и травм без магического вмешательства. А где их ещё изучать, как не в мире, столь скудном на магию?

   Вопрос в другом: как я этот мир столько времени терпел?!

   Дойдя до маленького леса, который почему-то огородили забором, но при этом таким хлипким, что его можно не только с лёгкостью преодолеть, но и сломать, я испытал облегчение. Внутри пахло действительно лучше, особенно рядом с небольшой цветочной полянкой в каменной лохани. В крошечном убогом леске имелся даже прудик, и всюду стояли грубо сработанные лавки. На длинных столбах висели фонари, дающие вполне приятный свет, пожалуй, это пока единственное, что не вызвало отторжения.

   Попытавшись найти уединённое место, я не только не преуспел, но и помешал другим. На лавках сидели, общались, пили, ели и даже целовались! Такая всеобщая демонстрация чувств смутила и вызвала глухое раздражение: в Мундаре принято отворачиваться при виде поцелуя, всё-таки это дело двух влюблённых, неприлично за таким подглядывать. Вот только ещё неприличнее целоваться в общественных местах, где люди не сразу могут отвернуться от такого зрелища.

   Потрясения на этом не закончились. На одной из лавок сидела компания из парня и двух девушек, которые целовались друг с другом по очереди. Я был настолько поражён этой картиной, что понаблюдал за ними какое-то время. Неужели тут такое практикуют? Ужас какой! Тут одну-то жену не знаешь, как терпеть и куда девать, а если их две?!

   В конце концов, я нашёл пустую лавочку, сел, уставился на метку и попытался прийти в себя.

   Мальчишки были мои, тут даже сомнений не возникло: один похож на моего отца, второй — моя копия. Да и возраст хороший, уже не сопливые крикливые младенцы, но ещё и не скверноголовые подростки. Если бы отец узнал, он бы по потолку ходил от счастья, как вирха́н. Только вот кого Аня могла навоспитывать одна? Мямлей.

   Опять же, магия в них может проснуться совсем скоро, а в этом мире непонятно, как пройдёт этот процесс. Утратят? Спалят дом или кого-то из близких? Покалечатся, потеряв контроль? Погибнут, выжженные силой изнутри? Это случается и у нас под присмотром опытных наставников, а тут? Нет, детей надо однозначно забирать.

   И Аню тоже. Вот только как теперь от неё избавиться, когда захочется? Она уже не просто единая, ещё и мать моих детей, наследников. Для мальчиков переход и так будет потрясением, в такой ситуации потеря единственного близкого человека станет огромной травмой, а я, как целитель, знал, что такая боль — это всегда ещё и болезнь, которая следует за ней по пятам. Нет, детей придётся беречь. И жену, получается, тоже. По крайней мере, пока они не освоятся.

   А это значит — наступать на горло столь долгожданной свободе.

   Ксендра будет в ярости. К счастью, её гнев всегда можно унять подарком, и я начал мысленно прикидывать, во что мне обойдутся жена и двое наследников. С другой стороны, зная характер возлюбленной, я очень сомневался в её стремлении стать матерью. И доказательством тому служило отсутствие у неё детей. Ксендра, если уж намечала какую-то цель, шла к ней напролом. И если бы материнство входило в круг её интересов, она бы на меня даже внимания не обратила.

   Её, кажется, вообще втайне устраивали наши отношения. Верности я от неё не требовал, денег давал, претензии пропускал мимо ушей. Связывало нас в первую очередь то, что она единственная не отвернулась от меня после падения Капитолия, а на все слухи о моих связях с повстанцами отвечала: «Даже если и так, то что?». Они с братом потеряли в том взрыве отца, но горевать не стали, перепрофилировали отцовскую посудную фабрику под изготовление оружия и озолотились сначала на междоусобной, а затем альватской войнах.

   Жаль, что успех был недолгим. Качество оружия, произведённого специалистами по изготовлению кастрюль, оставляло желать лучшего. Это если сказать мягко. К концу войны имя Си́точ стало нарицательным для некачественно сделанного оружия, и в народе ходили шутки, что со сковородкой, сделанной отцом, воевать куда сподручнее, чем с клинками, сделанными детьми.

   С Ксендрой можно быть собой, с ней не нужно казаться лучше, чем ты есть. Доктор Смерть? Её это не волновало, к чужим грехам она относилась с тем же равнодушием, что и к своим. На публике она, конечно, старалась поддерживать благочестивый образ, но это была лишь маска, зато близких она принимала со всеми недостатками. Она была из тех, кто молча поможет спрятать труп, замести следы и создать алиби, не задав ни одного вопроса. Но при этом порой требовала ответной любезности и не терпела критики ни в каком проявлении.

   Так что вопрос о том, простит ли она мне внезапно появившуюся семью, не стоял. Скорее он стоял в том, во что встанет подобное прощение. Сейчас дела у них с Санда́ром идут не очень хорошо. К моменту, когда оружие перестало пользоваться большим спросом, остальные производственные ниши в стране уже были восстановлены, а значит, и заняты, в том числе нами с Эртанисом. Я охотно нанимал специалистов, которых Ситочи выгоняли, и улаживал вопросы с поставщиками, которым они не платили.

   Ситоч-старший был одним из самых именитых фабрикантов посуды и кухонной утвари в Мундаре, но его империя, создаваемая десятки лет, разрушилась за каких-то три годины войны. Три годины назад брак со мной считался бы для Ксендры мезальянсом, а сейчас я стал желанной партией, и не только для неё. Не будь метки, охота на меня открылась бы самая кровавая. Война сильно умерила женские запросы и требования, выкосив мужские ряды и оставив после себя калек и угрюмых психопатов, но даже они пользовались спросом. Что уж говорить обо мне, сильном маге, состоятельном отпрыске одной из Старших семей.

   Уверен: мою таинственную жену искал не только я. Ксендра как-то обмолвилась, что мечтает добраться до неё первой, чтобы освободить место, которое по праву считает своим, а значит, беречь Аню нужно в первую очередь от Ситочей. И если пасынкам Ксендра, может, даже обрадуется, как готовым наследникам, которых не надо рожать, то вот единую точно не потерпит. Необходимо будет как-то усыпить её бдительность. По крайней мере, на первое время.

   Погруженный в свои мысли, я не заметил, что занятая мною лавочка пришлась по вкусу какой-то скудно одетой женщине неопределённого возраста. В синяках и короткой юбке, вид она имела крайне потасканный. Обратив на меня ненужное внимание, неодетая сначала предложила вонючие белые палочки (можно подумать, без них воздух был слишком ароматным), а потом и себя. Пута́ра.

   Внутренне содрогнувшись от перспективы соития с настолько потасканной шлюхой, я молча поднялся и пошёл в сторону временного пристанища.

   Нужно объяснить Ане, что мальчикам тут не место, и убедить её уйти со мной, без неё сыновья вряд ли согласятся пойти, тем более что я даже не знаю, где они находятся, а магический поиск в этом мире потребует слишком большой траты сил.

   И как же я так влип?..

   1 Гайро́н, гайро́на — самое сильное оскорбление в аларанском, означающее умственно отсталого человека, практикующего секс с ящерами. Синоним отвратительной глупости.

   2 Кинтена равна пяти дням

   3 Маригоры — крупные плотоядные жуки размером с овцу, имеют ярко-красные крылья с чёрными пятнами

ГЛАВА 4. Дежавю

Анна

   Когда за Алексом захлопнулась дверь, меня накрыло чувство дежавю. Он ушёл, а я понятия не имела, вернётся он или нет. И если да, то когда? Ещё через десять лет? Липкий страх сковал по рукам и ногам, и я просто сидела на диване, глядя в одну точку, пока окончательно не стемнело. Но даже после этого сил встать и включить свет не нашлось.

   Нет, ну надо быть такой клинической идиоткой, чтобы с настолько завидным упорством танцевать на одних и тех же граблях?

   Щелчок замка разорвал тишину, но не вывел из прострации, поэтому я даже оборачиваться не стала. Возможно, это Марк вернулся, чтобы закончить начатое: у него имелась запасная копия ключей на всякий случай. Хотя даже эта мысль не заставила меня пошевелиться. Когда Алекс сел передо мной в темноте, я равнодушно посмотрела на него сухими глазами.

   «Аня, ты подумала, что я не вернусь?»

   «Я подумала, что ситуация повторяется. Ты ушёл, а я сижу тут, не знаю, когда ты вернёшься и вернёшься ли вообще. А ещё я могу быть беременна, мы же даже не предохранялись».

   «Не переживай об этом. Я же уже говорил: ты не сможешь зачать, пока я не захочу этого сам. Ты знаешь, скорее всего, тогда, шесть годин назад я знал, что ты забеременела. Я же целитель, мы такое сразу чувствуем. Поэтому и отправился обратно в Аларан. Думаю, я планировал встретиться с отцом, чтобы восстановить с ним отношения и подготовить почву для вашего переезда. Он должен был находиться в Капитолии, когда произошёл взрыв, но они с матерью безбожно опоздали, а меня ранило, и я потерял память. Поэтому о тебе и детях никто так и не узнал, — Алекс взял моё лицо в ладони и продолжил: — Для сыновей, если они магически одарены, здесь, в этом мире, может быть опасно. Я не в силах предсказать, что произойдёт, когда проснётся их магия. Возможно, она так и будет дремать, однако может случиться бесконтрольный выброс, либо полное выгорание и смерть. Я хочу забрать вас с собой. Для мальчиков мы найдём наставников. А ты моя жена, и я хочу, чтобы ты была рядом».

   Когда я утром думала о наших отношениях, то предполагала, что Алекс останется здесь, и к предложенному варианту оказалась совершенно не готова.

   «Я — твоя жена?»

   От шока даже дыхание перехватило.

   «Да, я связал нас Обрядом Единения Душ», — вздохнув, ответил Алекс.

   Я неверяще смотрела в его лицо. Уйти с ним в другой мир? Бросить всё? Довериться снова? А вдруг что-то опять пойдёт не так? Кто нам с детьми поможет в ином мире?

   С другой стороны, если магия действительно опасна для сыновей, то выбора-то и нет. Да и родственников здесь у нас почти не осталось. Мама погибла два года назад. Нелепая смерть — прихватило сердце, она потеряла сознание и упала, сильно разбив голову. Так что из близких у меня лишь подруги.

   Кроме того, я хотела быть с Алексом. Последняя ночь показала, что как я ни старалась его забыть, чувства всё ещё тлели внутри, и хватило небольшой искры, чтобы разжечь старый пожар. Да, мы оба изменились, но это всё ещё он, мой Алекс, мужчина, которому я клялась в любви и верности до последнего вздоха.

   «Как скажешь. Через сколько нужно будет уходить?»

   «Через три-четыре дня, не раньше. Мне нужно восстановиться и постараться зарядить накопители. Обратный портал на четверых и так будет на пределе моих возможностей. Я подпитываю след, который остался от перехода, чтобы проще было вернуться. В этом мире магии очень мало, поэтому он всё ещё сильно выделяется на общем фоне».

   «Что нужно с собой взять?»

   «Я возьму бирюзу, это самый дорогой товар в Мундаре. Она редко встречается, прекрасно накапливает магию и не теряет её со временем. Её используют для самых дорогих артефактов и накопителей».

   «А из одежды? Лекарств? Для мальчиков?»

   Я старалась держать себя в руках, но тревога всё равно взметнулась в груди.

   Другой мир! Какие там болезни? Еда? Вода? Климат? Опасности? А вдруг аллергия?..

   Ладно, если в Мундаре будет хуже, чем тут, придётся вернуться и принять на себя риски здесь. Судя по тому, как улыбнулся и кивнул Алекс, мои мысли он прочёл без проблем. Ох уж эта мысленная речь, никакой приватности. Ещё и голова после неё болит.

   «Не подглядывай!»

   Я мстительно представила одну очень пикантную картинку, включающую в себя двух осьминогов, носорога и козла. Алекс вздрогнул и отпрянул, а потом расхохотался.

   «Это ненадолго. Когда прибудем в наш мир, я напою вас зельем, которое улучшает память и способности к обучению. С ним вы выучите язык за одну-две кинтены».

   «Хорошо. Тогда нужно начинать сборы? Мальчики вернутся послезавтра».

   «Сборы — завтра. А сейчас я знаю одно очень приятное занятие, которое отвлечёт тебя от мыслей о других мужчинах и рогатых животных».

   И он не обманул, предложенное им занятие действительно отвлекало от мыслей о рогатых животных, поэтому мы сначала оккупировали спальню, затем наелись пельменей на ночь глядя (будем считать, что лишние калории я потратила в постели), а затем снова вернулись в кровать.

   Заснула я сытая, довольная и влюблённая, чтобы проснуться поздним утром и ужаснуться пустому холодильнику и объёму предстоящих дел.

   Из морозилки были извлечены все сокровища, завтрак в итоге получился вполне сносный, а на завтрашний торжественный ужин я запланировала утку с яблоками. Подаренная подругой птица теперь оттаивала в холодильнике. А ящик с яблоками достался от одной из коллег, что давала каждому в довесок ещё и несколько монструозных кабачков, из которых я навертела рулетиков с чесноком и сметаной. Часть фарша неизвестного происхождения пустила на макароны по-флотски, а заскучавшую половинку капусты — на витаминный салат.

   Вообще, у меня в запасе много консервов и круп, поэтому даже с пустым холодильником голод нам не грозил, но заниматься готовкой будет некогда, а крупы вместе с квартирой передам в пользование Софье. Уж подруга-то оценит! Отправив ей несколько сообщений, я продолжила броуновское движение по кухне.

   И что брать с собой? Пинцет, венчик, скальпель, тёрку, зажигалку, шприцы, зажимы, упаковку антибиотиков широкого спектра, чертежи медицинских инструментов? Когда Алекс только ушёл, я читала книжки про попаданцев и попаданок (жаль, после рождения двойняшек о такой роскоши, как чтение, пришлось забыть), и у них почему-то вечно возникали проблемы с трусами. Нужны ли пожизненные запасы трусов?

   В общем, нужно составить список и докупить необходимое. Может, снаряжение в туристическом магазине? Книгу с патентами на разные устройства? Учебники по химии и физике? Голова разрывалась от мыслей, и пришлось идти будить виновника всей этой суеты, чтобы хорошенько расспросить. Да, мыслеречь давалась с трудом, и после даже кратких диалогов я чувствовала себя, как пюре из тыквы, но ничего, отдохнуть ещё успею, зато если упущу что-то важное в сборах, то никогда себе не прощу.

   Вернувшись в спальню, застала Алекса спящим на боку и погладила по спине, чтобы разбудить. Разбудила, да ещё как! Он жёстко перехватил и вывернул мою руку, стоило только прикоснуться к основанию шеи.

   — Ай! — вскрикнула я от неожиданности и боли, на глаза навернулись слёзы обиды.

   «Никогда не подходи со спины».

   «Извини. Я просто хотела погладить. Вот так…»

   Даже сейчас он оставался настороженным, поэтому я молча погладила напряжённые мышцы и убрала руку.

   «Очень больно?» — смягчившись, спросил он.

   «Мало приятного», — ответила я, потирая пострадавшее запястье.

   «Прости, это рефлекс. Не трогай мне спину и шею во сне», — сказал он.

   А потом взял за руку, и боль мгновенно унялась.

   «Алекс, у меня столько вопросов! Что брать с собой? У вас в мире есть трусы? Какой уровень технического развития? Какой климат? Какую одежду вы носите? Что будет с детьми? Какое у вас образование?»

   «Можешь брать то, что тебе дорого. Всем необходимым я вас обеспечу, бери только вещи из дерева, камня или металла, эта ваша странная мёртвая материя, скорее всего, отторгнется Мундаром. Климат у нас прохладный большую часть времени. Трусы есть, но ты можешь взять то, к чему больше привыкла. Одеждой я вас обеспечу. Уровень развития — высокий. Транспорт гужевой, люди передвигаются в основном на крыларах, это такие летуны, или аххи́тах, это такие крупные травоядные ящеры, они же перевозят товары. По рекам на лодках или плотах, по морям нет дураков плавать, морские ящеры не дремлют, так что рыбаки дальше десятка эста́д4 от берега не отходят. Металлы мы умеем обрабатывать, устройства тоже разные есть, но магия обходится дешевле, и она проще, чем многие изобретения. Одежду носим удобную, чаще всего петора́ки, но на торжественные мероприятия и мужчины, и женщины надевают расшитые или даже расписные кафтаны. Кафтаны бывают летние и зимние. Знать носит платья и брюки с рубашками, однако такое удобно только в доме надевать, на улице петорак куда лучше. У мальчиков будет лучшее образование, об этом я позабочусь. Ещё вопросы?»

   «А семена можно брать? Если я хочу укропчик у вас посадить или петрушку?»

   «Отличная идея, если вкус придётся мундарцам по вкусу, то разобьём плантации, будем экспортировать. Земли у меня много».

   «Сколько можно взять по весу?»

   «Детям по арро́бу и тебе два. Больше я, боюсь, не вытяну».

   «А арроб — это сколько?» — с надеждой спросила я, представляя размер самого большого чемодана.

   Арроб — это два с половиной килограмма или около того, это мы выяснили на кухне экспериментальным путём. То есть мне предлагается уместить всю свою жизнь в 5 кг, не считая нательных вещей? Ладно, судя по всему, Алекс не бедствует, купит нам с детьми кафтанов заморских, летних и зимних.

   Покормив мужа (вот что значит этот Обряд, оказывается… и даже кольца не нужны, вся рука и так разрисована), я разложила вещи на кровати. Отдельно выложила десяток самых любимых фотографий, несколько упаковок шерстяных колготок, самое лучшее кружевное бельё (его оказалось ровно два комплекта), дорогущую голубую шёлковую пижаму (подарок от подруг на прошлый день рождения).

   Порылась в украшениях и достала всё ценное: бирюзу и золото. Первой оказалось немало. Алекс в своё время напокупал. А вот жёлтое золото я не носила, хранила на чёрный день небольшое количество, доставшееся от мамы и бабушки. Сама же предпочитала белое, но денег на украшения вечно не хватало, так что из всех ювелирных богатств у меня были только кулон и серьги с сапфирами, которые подарил Алекс. От бабушки, кстати, по наследству перешёл крупный серебряный кулон с бирюзой, Иртов в своё время пришёл от него в восторг, камень в нём был очень крупным, чистым и пронзительно-голубым. На всякий случай сразу его надела, чтобы не забыть.

   Предметы первой необходимости отложила для ревизии. Если зубная щётка в другом мире распадётся на атомы, то смысл её брать? Зубная паста без тюбика и в свободном полёте тоже мало вдохновляла. Не зря же Алекс к пластику питал отвращение, называя его мёртвой материей. А вот любимые духи взяла, хорошо, что у них флакончик стеклянный, а крышечка металлическая.

   Из одежды решила брать только то, в чём пойду — шикарные твидовые брюки, новая голубая блузка и кашемировый свитер. Стиснув зубы, оставила остальное в шкафу.

   «Вот это хорошие сапоги», — выудил из ящика Алекс самые страшные гряземесы, которые я только в непогоду надевала.

   «А мальчиков во что можно обуть?»

   Внезапно возникший в моей жизни муж порылся среди россыпи кроссовок и ботинок и неодобрительно покачал головой:

   «Не в это точно… Хотя… А вот это интересно. Ну-ка примерь».

   Неожиданно сильно Алексу понравились дублёнки, купленные мною в апреле на распродаже. Две ярко-синих мальчишеских и нежно-голубая моя. Они были рассчитаны на суровую русскую зиму, но, видимо, «прохладно» в их мире — это не пятнадцать градусов выше ноля. А жаль, я всегда мечтала о переезде в тропическую страну.

   «Вот эти дублёнки обязательно возьми, у нас цветная кожа такой выделки редко встречается и стоит дорого».

   «Кстати, посмотри, может, тебе что-то приглянётся из твоих старых вещей?»

   Я принесла из кладовки коробку, и Иртов с любопытством её открыл. Джинсы по размеру пришлись только одни, остальные оказались малы. Зато в знакомой футболке с земным принтом он уже не выглядел настолько странно и чуждо нашему миру. Можно и в люди выйти.

   Мы продолжили разбор шкафов.

   Шерстяные шапки Алекс категорически отверг, зато одобрил ушанку как модель, но забраковал материалы. Добавляем в список кожаные ушанки и перчатки с шерстяной или меховой подкладкой. На память взяла несколько связанных покойной мамой серебристых шарфов из невесомой альпаковой нити, туда же уложила потрясающий павловопосадский платок и мамину оренбургскую пуховую шаль тончайшей работы. Как же хотелось взять с собой всего и больше!

   С детскими вещами оказалось сложнее, слишком много пластика и флиса. В итоге Алекс одобрил пару штанов и несколько хлопковых толстовок. На первое время хватит. Муж был на удивление терпелив и даже согласился на поход в торговый центр.

   «У тебя есть деньги, которые мы могли бы потратить на покупку бирюзы?» — спросил он, когда мы закончили разбирать одежду.

   «Да, есть немного».

   «Хорошо, тогда нужна оптовая ювелирная лавка. Посмотри, может, что-то можно продать, чтобы потратить на закупку».

   «Оптовых ювелирных лавок я не знаю, да и в выходные они точно не работают.

   Наш вахтёр-охранник, дежурящий в будке у шлагбаума на въезде в придомовую территорию, много раз хвалил мою машину и в шутку сетовал, что эта ласточка досталась такой неумехе, как я. Наспех натянув футболку с шортами и схватив ключи, спустилась вниз. К счастью, он оказался на месте.

   — Василий Иванович, добрый день, нужен ваш совет.

   — Здравствуй, Анечка, что, с машиной что-то опять не так? Не любит она тебя, вот и ломается. Не занимаешься ты ею.

   — Да, с машиной. Снова аккумулятор сдох, нет уже никаких сил. Продавать её надо, да понятия не имею, сколько она может стоить.

   — Да уж не меньше четырёхсот тысяч.

   — Мне бы срочно продать, я в понедельник уезжаю, в квартире подруга поживёт. Уезжаю надолго, а машина мне теперь как кость в горле. Кто же её купит, раз она даже не на ходу? Я бы за любые деньги отдала! — горестно вздохнула я, наблюдая, как хитрая улыбка расцвечивает лицо пожилого охранника.

   Наш вахтёр был афганским ветераном, но о войне не говорил никогда и мальчишек, играющих в войнушку, гонял нещадно, чем только подстёгивал их интерес к такому времяпрепровождению.

   — Анечка, я бы взял, но больше двухсот тысяч предложить не смогу, нету.

   — А если двести тысяч и что-то из бирюзы? Может, есть какие старые украшения, камушки? Возьму с удовольствием. Мне в подарок нужно.

   — А что, есть бусики одни у жены, думаю, что она взбрыкивать не станет, всё удобнее на дачу на машине ездить, а не на электричке. По рукам.

   — Тогда в понедельник утром сможем оформить? Только мне нужно быстро-быстро и одним днём. А деньги срочно нужны.

   — Есть у меня друг один, думаю, он нам быстро всё сделает, я договорюсь. Тогда в восемь спускайся, мы с сыном за тобой заедем. Паспорт возьми и документы на машину все, какие есть.

   — Да. А вы вот ключи возьмите, может, посмотреть хотите или механику показать. Я вам полностью доверяю, Василий Иванович.

   — Ох, девочка, вот через это доверие люди тебя и обманут. Но ладно уж, иди. Уезжает она. Видел я мужика твоего, рожа страшная и в шрамах. Столько лет носа не казал, а теперь приехал, а ты всё бросаешь и за ним? Так, что ли? — сощурился вахтёр.

   — Он был ранен и память потерял. А мы думали, что он погиб. Сами знаете, как бывает. Мне и самой страшно, если честно, но у нас дети, попробовать надо. Машину я ещё раньше хотела продать, так что это ни при чём, разве только спешки такой не было. Вы не волнуйтесь за меня.

   — Да как не волноваться, девка ты хорошая, хоть и переборчивая. Но раз решила, то решила, думаю, не мне тебя отговаривать. Уж раз Марк за столько лет не уговорил, то куда уж старому хрычу соваться?

   — Марк — подонок, — помрачнела я.

   — Тоже мне новость. Это ты, Анечка, в людях видишь только хорошее, даже в самых паршивых, а остальные-то всё замечают. С ним-то давно уж весь двор расплевался, только ты дружбу и водила. Вот как кота Смирновского он задавил, так и ополчились на него все. И даже не из-за животины этой полосатой, а из-за того, как он его тело за хвост поднял и в мусорку швырнул прямо на глазах у детей, — Василий Иванович пожевал губами под седыми усами, пышностью с которыми могли сравниться разве только его брови. — Что он, обидел тебя?

   — Не успел. Алекс вовремя вернулся.

   — Так его поэтому на скорой увезли? — одобрительно спросил собеседник.

   — Что? Его на скорой увезли? — удивлённо спросила я.

   — А то ж! Если не твой Алекс, то перепился небось. Ну и хрен с ним. В общем, в понедельник в восемь не забудь, — посуровел вахтёр. — Да ты и не забудешь, порядочная и ответственная, да и сорванцы твои вежливые. Я, Анечка, по детям смотрю. Дети-то, они завсегда лучше покажут, у кого что творится в семье. Твои мальчики, хоть и без отца росли, да славные парни.

   — Спасибо, Василий Иванович. Выручите меня здорово. Буду вас добрым словом вспоминать. До понедельника! — улыбнулась я и распрощалась со сторожем.

   Вот уж не думала, что за старенькую ауди можно выручить четыреста тысяч, давно бы её продала, недвижимость парковочную.

   Поднялась обратно домой радостная и вывалила Алексу все новости, а затем подбила список, написала на работу извиняющееся проникновенное письмо о внезапном отъезде и потащила мужа в ближайший ТЦ.

   Оставив его в ювелирном прицениваться к бирюзе, быстро пробежалась по магазинам одежды и прикупила два чёрных джинсовых рюкзака с металлической фурнитурой для парней и один лёгкий из нежно-розовой замши для себя. Рюкзаки, что я купила мальчикам к школе, пришлось вернуть. Для путешествия они не подойдут: слишком громоздкие, да ещё и с пластиковыми вставками.

   «Хорошие рюкзаки, особенно крепления с небольшим карабином на груди. И ручка вот эта очень кстати, можно за неё перехватить, если что. А вот этот розовый никуда не годится. Себе поищи рюкзак с такой же застёжкой, чтобы нельзя было его с тебя сорвать или уронить», — посоветовал Алекс.

   Наши напряжённые гляделки изрядно удивили продавщицу ювелирного, которая и до этого смотрела на Алекса с опаской, а после и вовсе чуть не сползла под прилавок. Женщины, кстати, реагировали на него странно — шарахались в стороны. Меня это изрядно удивило, так как сама я находила Алекса очень даже необычным и привлекательным. Один рост и фигура чего стоили.

   «Знаешь, дурные это лавки. Треть бирюзы — подделка», — недовольно хмыкнул Алекс, рассматривая витрины.

   «Да и дорого. Но нам же только прицениться. Закупаться лучше в ломбардах, на рынке или на ярмарке, это гораздо дешевле. Наверное. Никогда не покупала бирюзу в промышленных масштабах…» — вздохнула я.

   Пришлось идти менять розовый рюкзак на ярко-фиолетовый. Он был чуть побольше и погрубее, но имел на груди пластиковую застёжку, которую в ремонтном ателье на первом этаже тут же поменяли на металлическую подходящего под остальную фурнитуру цвета, не забыв содрать втридорога за срочность.

   Пока я оплачивала несколько скидкочных товаров в трёх разных ювелирных магазинах, продавщицы смотрели на меня со смесью ужаса и сострадания. Мне в какой-то момент показалось, что одна сейчас скажет: «Подмигни, если он держит тебя в заложницах».

   Мне с каждым разом становилось только веселее. Алекс тоже улыбался, и я, воспользовавшись его добродушным настроением, потащила его по обувным. Нужную обувь для мальчиков мы нашли в дорогущем туристическом магазине, и отвалила я за неё без преувеличения целую зарплату. Кто, скажите мне, вообще может позволить покупать такое на детей? Или весь этот магазин существует исключительно при поддержке детных путешественников между мирами?

   Для себя я тоже кое-что нашла, причём в три раза дешевле. В одном из магазинов приглянулись качественные высокие зимние ботинки с плотным густым мехом. Алекс их одобрил. А ещё купила всем тонкие войлочные стельки, их я вкладывала под меховую стельку, чтобы ноги не мёрзли даже в самые лютые морозы.

   Кожаные шапки-ушанки продавались в изобилии, даже со скидками, и я ради смеха взяла всем одинаковые, белые. Пока мы выбирали шапки, Алексу предложили чернильно-синюю мужскую дублёнку из овчины. Застеснявшаяся продавщица сказала, что модель идёт с большой скидкой, потому что хоть она и очень большого размера, но вот на животе ни у кого не застёгивается. Муж заинтересовался плотным мехом, а мне понравилось, как она на нём сидела, но увы, денег на неё не хватило. Мы потратили почти всю заначку за каких-то пару часов!

   Возвращались уставшими, по пути домой пришлось заказать две пиццы, так как продукты мы так и не купили. Вот такая я легендарная хозяюшка, хватило ровно на два дня.

   Алекс, нагруженный пакетами, хотел пойти по лестнице, но я его удержала.

   «Ты куда?»

   «Домой, куда ещё?» — удивился в ответ он.

   «Поехали на лифте!» — радостно предложила я.

   Тот как раз подъехал и дружелюбно распахнул перед нами серые двери.

   «В этой зеркально-металлической коробке?» — недоумённо спросил Алекс, с опаской оглядывая пространство лифта.

   «Это безопасно…» — протянула я, демонстративно заходя внутрь.

   «Пожалуй, воздержусь», — хмыкнул Алекс и пошёл по лестнице.

   С пакетами. На двадцатый этаж. Вот и раскрыт секрет накачанной мускулистой задницы.

   Пиццы привезли быстро, Алекс расправился с ними обеими, мне достались два кусочка и остатки винегрета.

   Ночь была потрясающей, я начала с массажа, который пришлось делать обнажённой, чтобы пациент не сопротивлялся. Оказывается, ритмичное покачивание нагой женской груди действует на больного гипнотически и усиливает его стремление лечиться.

   Интересно, кто-нибудь ещё об этом догадывается?

   4 Эстада — Аларанская мера длины, равная 2,5 метра

ГЛАВА 5. Знакомство с детьми

Алексис

   Отвратительный мир!

   Витрины — слепяще яркие, упаковки нарочито цветастые, люди пёстрые, материалы искусственные, воздух зловонный. Особо неприятным оказалось то, как местные женщины норовили отвернуться и отпрянуть от меня подальше, а вот мужчины на Аню кидали более чем заинтересованные взгляды. Возмутительно!    

   Получается, по местным меркам я для неё не пара. Или всё дело в шрамах? Их я тут на мужчинах не видел, неужели нет воинов? Или они научились их лечить? Каким бы сильным ни был целитель, зарубцевавшаяся ткань ему неподвластна, потому что она здорова, а как лечить здоровое? Если неправильно зажившую кость можно перебить и срастить заново, то с рубцом такое не сработает. Поколебавшись, решил не спрашивать об этом у жены. Зачем акцентировать её внимание на моих недостатках?

   Да, приходится приучать себя называть Аню Анну женой.

   Весь день я старался сдерживаться и не рычать, когда она подходила с вопросом или в поисках одобрения. Надо отдать должное, вопросы не были глупыми, и сама она сделала максимум для того, чтобы поменьше меня дёргать. Я даже сам несколько раз проявил инициативу, увидев, как она мучается. Сборы прошли спокойно. Когда сказал, что разрешаю ей взять два арроба вещей, ждал истерики, но она лишь кивнула. Послушная. Это обнадёживает. Может, я и смогу на время смириться с нашей связью.

   Вечер же закончился исключительно хорошо. После ужина она загнала меня в душ, а затем искупалась сама, но одеться я ей не дал, сказав, что если она хочет разминать мой рубец, то пусть делает это так, чтобы мне было приятно смотреть. И трогать. В какой-то момент я настолько увлёкся, что забыл, чем она занимается и начал откровенно саботировать процесс.

   Аня позволила, но после утоления страсти всё равно вернулась к разминанию и разгибанию руки. Вот ведь упёртая. В её усилия я не верил, однако спорить не хотел. Да и предложить иного варианта времяпрепровождения не мог, так что этот был не хуже и не лучше любого другого.

   С момента обнаружения жены я вообще был удивительно добродушен. То ли зловонный воздух этого мира лишал боевого духа, то ли сексуальное удовлетворение действовало умиротворяюще, но я позволял ей очень многое, особенно если она делала это обнажённой.

   Я стал понимать, почему когда-то её полюбил. Мне нравилась её хрупкость, стройный силуэт, точёная спина, переходящая в узкую талию и округлые мягкие ягодицы. Мне нравилось, как она стонет и прогибается под моим напором, как краснеет бархатистая кожа в местах, где я её сжимаю. Мне нравился её запах, лёгкий и дразнящий, цепляющий и заставляющий наклониться ближе, чтобы проверить: только показалось, или он действительно настолько хорош? Но особенно мне нравилось доводить её до пика удовольствия, заставлять нежное тело дрожать и сжиматься, а затем горячо пульсировать. Это было настолько остро, что я сам не мог сдерживаться.

   Прежде чем уснуть, я подмял жену под себя и закинул сверху ногу.

   Определённо в нашей связи было несколько плюсов. Естественно, они и близко не могли сравниться с громадными минусами, но не имея возможности окунуться в счастье с головой, я привык довольствоваться его редкими брызгами.

   Утро началось с того, что жена сама проявила инициативу. Прохладные пальчики дразнили и гладили, и я ничего не имел против, когда она проложила дорожку нежных поцелуев по шее, а затем перевернула меня на живот, сев рядом. А дальше она меня чесала. Если кто-то пару дней назад сказал бы мне, что я буду млеть и покрываться мурашками от того, что меня легонько почёсывают острыми ноготками, я бы не поверил.

   Однако эта ласка понравилась настолько, что я едва не издал полный разочарования стон, когда она закончилась. Жена позволила мне повернуться на спину и оседлала сверху, проведя коготками по животу. Я едва сдерживался, чтобы не излиться в неё раньше времени. А Аня всё продолжала, двигаясь нарочито плавно, расчерчивая грудь, живот и руки тонкими красноватыми полосками. Не в состоянии больше терпеть сладкую пытку, я с силой сжал её бёдра в руках и вошёл до предела. Моя маленькая мучительница прогнулась назад, дразня взор и лишая остатков самообладания. Дальше мною овладела животная страсть, и я даже не пытался её сдержать.

   Бурный, как взрыв, оргазм оглушил. Маленькая жена обнимала меня за шею, доверчиво прижавшись всем телом.

   «Я не сделал тебе больно?» — на нежной коже до сих пор алели отметины от моих пальцев, и мне стало не по себе.

   «Ровно настолько, насколько мне хотелось. Мне нравится, когда ты такой… несдержанный».

   «Не боишься?»

   «А должна?» — улыбнулась она, показав очаровательные ямочки на щеках.

   «Да».

   «Тогда тебе нужно лучше стараться, пока что самое страшное в тебе — это скорость, с которой ты уничтожаешь еду», — она потёрлась о мою щёку и прикусила за мочку уха, пустив по телу новую волну мурашек.

   Даже не подозревал, что это может быть настолько приятно. Не помню, чтобы кто-то кусал меня за уши. Как такое вообще могло прийти кому-то в голову?

   Когда Аня ушла в ванную, а затем на кухню готовить завтрак, я задумался, что, в общем-то, ничего не имею против такой удобной жены. Чаще всего женщины раздражали суетой, которую умудрялись создавать вокруг себя из ничего. А ещё требовательностью и нытьём. Порой хотелось отдать последнюю пару исподнего, лишь бы они отстали и заткнулись. С Аней такого ощущения не было, и это удивляло. Напротив, она не требовала, а щедро дарила ласку, тепло и заботу. Пожалуй, это я мог принять. В ограниченных дозах, которые определял сам, разумеется.

   Остаток утра после завтрака посвятил просмотру телевизора. По прошествии пары дней я уже неплохо понимал местную речь, хоть пока и не мог говорить сам. Аня закончила сборы и собралась идти за продуктами. Одну я её не отпустил. И вроде не было необходимости идти с ней, однако взыграло любопытство. Стало интересно посмотреть на их еду, может, даже что-то выбрать и попробовать самому. Мелькнула мысль: не хочу, чтобы она несла тяжёлые сумки сама и ходила одна под взглядами других мужчин, но я задавил эту мысль на корню. Мною двигало любопытство и ничего более.

   Рынок в этом мире находился в здании и, вопреки ожиданиям, вонял вполне привычно.

   Необычные крошечные фрукты цепляли взгляд. Нормального размера были только зелёные полосатые круглые плоды. Остальное всё было твое маленькое, что приходилось даже по несколько штук покупать. Удивительно.

   Хотелось попробовать сразу всё, хотя скажу откровенно: некоторая еда выглядела отвратно. Особенно изогнутые палочки ядовито-жёлтого цвета.

   Аня купила самых разных овощей и фруктов, а также несколько видов мяса и птицы. У нас на рынке отрезают куски от туши при клиенте, чтобы он сразу видел, мясо какого животного берёт. Здесь же покупателям предлагалось нарезанное мясо, и становилось непонятно, кому оно принадлежит? Ящеру, сколопендре, морской твари… Ясность была разве что с маленькими ощипанными птичками, их крошечные — меньше кулака — яички продавались в смешных подложках.

   Самое забавное, что товары тут разрешалось пробовать маленькими кусочками, поэтому я надолго задержался около прилавка с сырами и перепробовал, кажется, все. Грузная продавщица не поскупилась на товар, ловко орудовала длинным, как сатака́й, ножом и одаривала заискивающей улыбкой. Выбрал в итоге несколько кусков, но Аня отказалась брать так много, мотивируя тем, что мы столько не съедим. Наивная. Спорить я не стал, дорогу на рынок запомнил, так что вернусь и сам куплю, когда кончатся. Отсутствие собственных денег неприятно царапало, я не привык зависеть даже от родителей, хотя утешал себя тем, что это временная мера, а Аню я ещё успею искупать в роскоши в Мундаре.

   В одном из углов рынка пристроились прилавки с разными цветами.

   «Какие тебе нравятся больше всего?» — спросил я жену.

   Она зарделась и указала на крупные пахучие белые пятилистные бутоны.

   «Вон те».

   «И какие они на вкус?» — поинтересовался я.

   «Что? На какой вкус?» — удивлённо вытаращилась она.

   «На самый обычный. Может, купим? Как их едят? Запекают в сладком сиропе?» — предположил я, не понимая, чему так удивилась Аня.

   «Их не едят, дарят женщинам и ставят на стол», — погрустнев, ответила жена.

   «Ставят на стол цветы, но не едят?»

   Очень странный обычай.

   «Да. Для красоты», — вздохнула Аня и двинулась прочь от заставленных зеленью прилавков.

   Мы едим цветки у многих растений, добавляем в салаты и десерты, почему она так странно отреагировала? И зачем ставить на стол что-то, что нельзя есть? Бред какой-то. Может, цветы нужны, чтобы перебить вонь? Я прошёлся вдоль ряда и понюхал самые необычные — цветные — бутоны. Пахли далеко не все, так что стало окончательно непонятно, зачем их ставят на столы.

   Я догнал Аню у лотка со сладостями. Чего тут только не было! Но пробовать не давали. Аня сама выбрала каких-то желтоватых кругляшков, тёмно-коричневых пластинок и маленьких белых башенок. Спрашивать, какие они на вкус, не стал, вдруг жена опять расстроится на ровном месте? В итоге поход на рынок занял намного больше времени, чем было запланировано, поэтому вернулись мы к самому обеду.

   На этот раз Аня сделала омлет с ветчиной, и я с удовольствием съел его и несколько бутербродов с сыром, причём последнего приходилось накладывать сразу по три-четыре кусочка, уж больно тонкими ломтиками жена их нарезала. В итоге сыр почти закончился, и я не удержался от невинного «я же говорил». Единая лишь нежно улыбнулась и погладила по щеке, вслух сказав непонятное слово. То ли прогнот, то ли прогмот. Интересно, что оно означает? Наверное, восхищение моей прозорливостью.

   Убрав посуду, Аня усадила меня перед телевизором, выдала кусочек пластика, показала, как «листать» изображения, и ушла обратно на кухню. Я и листал, пока на экране не появилась раздетая пара. От удивления я чуть не выронил пластиковый управлятель. Пара тем временем окончательно утратила стыд, а я растерялся. Пришлось идти за Аней.

   «Аня, там творится нечто странное. Это твои знакомые?»

   Когда я подвёл её к телевизору и указал на картинку, жена слегка порозовела, смущённо рассмеялась и ответила:

   «Нет, это не мои знакомые и они не знают, что ты смотришь. Это запись. Двигающаяся картинка. Их делают специально для того, чтобы люди смотрели и возбуждались», — едва сдерживая улыбку пояснила жена.

   «Что ж, это работает. Я возбудился», — оценил я эффективность двигающейся картинки.

   «Ты тоже так хочешь?» — лукаво спросила Аня.

   Такого вопроса я совершенно не ожидал, вытаращился на неё, потом перевёл взгляд обратно на экран. Такие ласки в нашем мире были не то чтобы под запретом, но возможны только в редких случаях. Поцелуи вообще — это выражение сильнейшей любви, а такие поцелуи от женщины означали полное и безоговорочное подчинение и признание. Такое не купишь за деньги и не получишь насильно — скорее тебе орган откусят, чем позволят подобное надругательство над собой.

   «Хочу», — ответил я на всякий случай, ещё не веря в то, что она предлагает всерьёз.

   У меня самого подобного опыта не было, но могу предположить, что невообразимо приятно, да и мужчина на движущейся картинке выглядел весьма довольным. О происходящем он явно не жалел и орган откусывать ему никто не собирался.

   «Хорошо, мы обязательно попробуем позже. Только выключи, пожалуйста, а то дети сейчас придут. Я вообще не знала, что у нас такие каналы есть», — она вернулась обратно на кухню, а я с шальной улыбкой осел на диван.

   Кажется, мне только что крупно повезло. Самому просить или предлагать подобное никому бы в голову не пришло. Это слишком… интимно? Сокровенно? Есть лишь одна женщина, которую я целовал — Ксендра. И ни при каких обстоятельствах я не поцеловал бы её тело. Поцелуй — это признание любви, настолько мощное, что уместно лишь в крайних случаях. В воспоминаниях Ани Анны мы целовались. Но сейчас я и близко не ощущал желания это делать. Да, с ней можно делить постель, однако поцелуи — для Ксендры, и точка.

   Если честно, после увиденного я был готов сразу перейти к делу, так что пришлось усмирять желания плоти и думать о разном, чтобы хоть немного успокоиться. Даже окно открыл, чтобы подышать смрадным воздухом и отвлечься. Надо же такое изобрести! Думаю, эти картинки и у нас пользовались бы спросом. Купил один раз и смотришь, не надо каждый раз ходить в бордель. Удобно.

   К моменту прихода детей я выкинул из головы посторонние мысли. Первое впечатление очень важно́, не хотелось бы сыновей напугать или оттолкнуть. Аня попросила подождать, пока она сама не подготовит их и не расскажет о произошедшем. А у меня даже подарка для них не было… Стоило что-то купить, но я не подумал, и теперь ощущал себя глупо. Если бы знал, захватил бы у Эртаниса пару кинжалов с резными рукоятями. Что ещё дарят мальчикам в этом возрасте, кроме оружия?

   Нужно будет сводить их в оружейную лавку, когда мы вернёмся в Аларан, пусть выберут себе что-нибудь по руке. Можно голема им сделать или взять на охоту. Это, конечно, может быть и опасно: с нашей фауной никогда нельзя быть до конца уверенным — ты охотишься или на тебя. С другой стороны, возле такой матери они научились разве что из окна на улицу смотреть выразительно. А это не дело.

   Парням нужна мужская рука, хотя тут важно и не переусердствовать, меня столько лет не было в их жизни, и теперь необходимо проявить терпение и осторожность, налаживая контакт. Заслужить уважение и авторитет. Хотя… ходили же они на рыбалку с чужим отцом, разве не любопытно им будет сходить со своим хотя бы разок? А там я уж постараюсь сделать вылазку поинтереснее. Можно завалить ящера покрупнее и дать им полопать глаза и вырезать язык, а потом ловить на него ос. Или как мы с друзьями развлекались в их возрасте?

   Хлопнула дверь, из прихожей раздались восторженные голоса.

   Разговор немного затягивался, иногда переходя на шёпот. Аня что-то объясняла, мальчики что-то спрашивали.

   Выйдя к ним, я увидел двух серьёзных насупленных мальчишек, пахнущих рыбой и костром. Как же сложно без языка! Я присел на корточки, чтобы оказаться с ними на одном уровне и посмотрел каждому в глаза. Общего диалога не получалось, пришлось представляться для каждого отдельно. Мыслеречь давалась им сложновато, поэтому долго мучить сыновей я не стал.

   «Меня зовут Алекс, я твой отец. Я не знал о твоём рождении, но очень рад видеть тебя. Как тебя зовут?», — спросил я у того, который больше походил на своего деда.

   «Саша», — ошарашенно ответил он.

   «Рад знакомству», — дружелюбно улыбнулся я.

   Сын вздрогнул всем телом, глядя на мой шрам. Да, с обаятельными улыбками дело у меня не очень хорошо обстоит, но что поделаешь. Пусть привыкают. Я отца не выбирал, и им не дано.

   Второй мальчишка, что пошёл в меня, был осторожнее. Я почувствовал и враждебность, и подозрительность, и затаённый интерес.

   «Я Алекс, твой отец. Очень рад познакомиться. Так вышло, что я не знал о своих сыновьях. Я очень рад знакомству. Как твоё имя?» — спросил я, глядя в фиолетовые глаза.

   Этот цвет — отличительная родовая черта Иртовильда́ренов.

   «Алексей», — ответил мальчишка, стараясь скрыть всю гамму эмоций.

   И волнение, и страх, и смутная надежда, и обида за мать.

   Его брат был куда проще — в его мыслях я почувствовал лишь интерес и нетерпение.

   — Мальчики, идите купайтесь и переодевайтесь к ужину. У нас сегодня утка с яблоками, — улыбнулась Аня, потрепав сыновей по головам.

   Вот, о чём я говорил. Женское воспитание. И что ей скажешь? Она же не виновата, что женщина. Я снова почувствовал клятую непривычную растерянность.

   Прежде чем приниматься за воспитание, нужно наладить с мальчишками связь. Наверное, стоит показать им какие-то магические трюки… так я целитель, самое зрелищное заклинание из моего арсенала — цветной щит, однако на него уходит слишком много сил. А что, если показать им пару трюков с ножами?

   Дождавшись, пока дети искупаются, переоденутся и придут к столу, я взял у Ани несколько кухонных ножей и на радость детям метнул их в запечённую утку, лежащую на огромном блюде. Жена взвизгнула. У мальчишек открылись рты.

   Подозвав их жестом, я встал в стойку и показал, как правильно держать нож и как его кидать. Получилось у них не с первого раза, но в итоге ещё два ножа воткнулись в румяную птичью тушку. Это вызвало тик у жены, а у сыновей — восторг.

   «Чем ты недовольна?» — спросил я у Ани, садясь за стол.

   «Испугалась. Алекс, я не разрешаю им играть с ножами!» — её брови сдвинулись, а лицо стало серьёзно-озабоченным.

   Дети притихли, глядя на то, как мы с Аней меряемся взглядами. Восторг моментально испарился.

   «А с чем ещё должны играть мальчишки? С куклами?» — резонно спросил я.

   Аня смотрела на меня огромными глазами.

   «Это будет гораздо сложнее, чем я думала. Нам придётся обо многом договариваться. Кидать ножи в еду неприемлемо. Это у тебя хорошо получается, а они могут промахнуться и попасть в меня или что-то разбить, а ещё устроить бардак. Для таких игр есть улица!» — Аня старалась выговаривать мне мягко, но общая тенденция всё равно не радовала.

   Она что, собралась воспитывать не только их, но и меня?

   «Допустим, насчёт места ты права. Но я сам решу, чем заниматься с сыновьями», — немного резче, чем стоило, ответил я жене.

   Она кивнула, соглашаясь, хотя я всё равно ощущал отголоски недовольства.

   Птица с фруктами получилась вкусная.

   — Мальчики, у нас с вашим папой важные новости. Как я уже рассказала, выяснилось, что ваш папа о нас не знал. Это очень грустно, но он получил тяжёлую травму и забыл часть своей жизни. Если бы он о нас помнил, обязательно вернулся бы раньше. К сожалению, мы не всегда можем влиять на события в своей жизни, иногда приходится к ним приспосабливаться. Помните, мы об этом долго разговаривали недавно? Не всегда дела идут так, как нам хочется. Поэтому я вас очень прошу — постарайтесь принять изменения, которые нас ждут. Алекс объяснил мне, что у вас, как у его детей, скорее всего, есть магические способности.

   На этих словах у сыновей загорелись глаза, и они переглянулись.

   — Какие способности? Файрболы метать? — встрепенулся Саша.

   — Вот честно: не знаю. Магия просыпается в людях в более старшем возрасте. Но чтобы она проснулась, нам нужно будет перейти в другой мир. Туда, где живёт ваш папа.

   Оба сына повернули ко мне шокированные лица с открытыми ртами.

   — А покажите магию, — очнулся Лёша. — Как она выглядит?

   Жаль было разочаровывать мальчишек… Ничего эффектного показать я не мог. Хотя…

   «Я целитель. Если не боишься порезанного пальца, могу тебе показать, как рана срастается», — весело предложил я.

   — Не боюсь! — вслух ответил сын. — Давайте!

   — Погодите, что вы задумали? — разволновалась Аня, когда я взял чистый нож.

   Надеюсь, она не станет вмешиваться.

   — Мам, наш папа — хилер. Он сейчас порежет мне палец, а потом отхилит!

   Лёша решительно протянул мне руку и не пискнул, когда я сделал крошечный надрез на пальце. Только побледнел немного и челюсти сжал плотно. Вот оно, женское воспитание. Хорошо хоть не плачет. Не безнадёжен.

   Аня на происходящее смотрела неодобрительно, но молчала. И на том спасибо.

   А дальше парнишки завороженно наблюдали, как под воздействием моих чар порез проходит через все стадии заживления и становится едва заметной розовой отметинкой на пальце. Глаза, которые поднял на меня сын после этого, стоили любой траты сил. В них читались восхищение, завороженное предвкушение нового и — принятие.

   — Круто! А мне можно? — тут же вклинился Саша, протягивая свою руку.

   Замешкался. Силы тратить лишний раз не хотелось, один раз заживление я уже показал, к чему вторая демонстрация? Аня вдруг сделала подгоняющий жест рукой, словно подталкивая согласиться.

   Что ж, пришлось повторять. Теперь сыновья с одинаковыми ошеломлёнными мордашками рассматривали свои пальцы. Я не выдержал и рассмеялся. Забавно, конечно, лица разные, а выражение — одно на двоих. Сыновья, конечно, довольно похожи между собой… особенно глазами. Глаза у них — от Иртовильда́ренов, и почему-то это откликалось затаённой гордостью. Хотя будем откровенны, моя заслуга в этом была минимальна.

   — Так что, вы не против путешествия? — с улыбкой спросила Аня. — Школу, правда, придётся бросить… — дразня, протянула она.

   Саша аж взвизгнул от счастья. Мальчишки от идеи бросить школу и отправиться в магический мир оказались в полнейшем восторге. Они принялись наперебой задавать вопросы, а мне оставалось лишь кивать в ответ.

   «А ты умеешь драться на мечах?»

   Кивок.

   «А ты нас научишь?»

   Кивок.

   «А у тебя меч волшебный?»

   Два кивка.

   «А у тебя есть конь?»

   «Нет. Что такое конь?»

   Пришлось смотреть на картинки странного толстого безрогого животного на тонких ногах. Оно чем-то походило на наших козаров, но у них шерсть погуще, ноги потолще, рога шикарные ветвистые с острыми кончиками, такими хоть хищника можно отогнать, хоть пьяного селянина приструнить. В общем, выяснилось, что коня нет не только у меня, но и в Мундаре вообще. Впрочем, это никого не расстроило, так как было решено, что на них ездить всё-таки немного страшно. Зато на крыларах вообще не страшно, сидишь себе и смотришь по сторонам.

   «А почему ты раньше не приходил?»

   «Не мог найти вашу маму».

   «И теперь никуда не уйдёшь?»

   «Надолго — нет», — ответил я и понял, что деваться мне теперь действительно некуда.

   Это с женщиной можно расстаться, а с детьми — никогда.

   Ужин закончился, Аня убрала посуду, а мальчики её помыли. И вот как к этому относиться прикажете? С одной стороны, молодцы, что матери помогли. С другой — к чему она их приучает?

   Хотя прислуги у них нет, да и денег, видимо, немного, раз на дублёнку не хватило. Но от вида Иртовильдаренов, моющих посуду, мне стало не по себе.

   — Может, если хотите, выйдем во двор поиграть в ножички там? — предложила Аня. — Всё лучше, чем кухню разносить.

   Мальчишки пришли от идеи в дикий восторг и вскоре уже стояли у двери обутые, переминаясь с ноги на ногу.   

   Игра получилась вполне захватывающая, у обоих сыновей выходило не так плохо, как можно было ожидать. Я исподволь наблюдал за ними. Лёша вёл себя сдержаннее, а Саша однозначно пошёл в деда, и характером обладал взрывным и непоседливым.

   Когда игра в ножички им надоела, мальчишки повели к турникам. Пришлось вспомнить кое-что из армейской практики и показать пару трюков. Тяжеловат я, конечно, стал для таких развлечений, но куда деваться, положение обязывает.

   Правда, странную рубашку с коротким рукавом и без пуговиц пришлось снять и Ане отдать, чтобы не испачкать. Дети бесновались на турниках, пришлось их подсаживать и страховать, но каждый подтянулся по семь раз, что единодушно было признано отличным результатом. Не говорить же им, что по сравнению с мальчишками из моего мира они пока что хлюпики? Придётся всерьёз заняться их физподготовкой.

   Вернулись домой уставшие и довольные.

   Когда уже расходились спать, мальчики проводили меня в гостевую спальню, что вызвало смех у Ани. Она лишь помахала ручкой, а я неловко потоптался на пороге пустой комнаты. А потом решил не подыгрывать, а сразу устанавливать новые правила.

   Потрепал мальчишек по голове и отправился ночевать на кровать со встроенными бирюзовыми накопителями.

   Стоило принять душ и залезть в постель, как в дверь постучали. Пришлось одеваться, чтобы Аня могла открыть.

   — Мальчики, вы видели, какие у вашего папы шрамы? Ему нужен массаж. Идите и ложитесь, мы дальше сами разберёмся, — с улыбкой поцеловала сыновей Аня и выставила их из родительской спальни.

   Дети вроде бы смирились и ушли, но через полчаса снова раздался стук.

   — Вы массаж уже закончили? Мы папе постелили в гостевой, — раздался настойчивый Лёшин голос из-за двери.

   Ревнуют? Скорее берегут маму, она у них одна.

   — Пока нет, — отозвалась абсолютно обнажённая Аня, заговорщически подмигивая мне. — Идите спать, дети.

   С той стороны двери тихонько посопели, потоптались и шёпотом посовещались. А потом всё-таки ушли.

   Аня закончила разрабатывать мне руку и принялась просто гладить. Тело откликнулось мгновенно. Видимо, пыталось компенсировать вынужденное многолетнее воздержание. Но и развратные двигающиеся картинки повлияли. От воспоминания об увиденном бросало в лёгкий жар, и тело томительно просило прикосновений.

   Я протянул руку, чтобы коснуться дразняще обнажённой, нежной даже на вид груди, но жена лукаво улыбнулась и мягко отпрянула. Эти необычные ямочки снова появились на её лице, и мне внезапно захотелось, чтобы они навсегда остались там, настолько они были уместны. Она откинула длинные светлые волосы назад и коснулась тонкими пальцами средоточия моего желания. А потом прижалась к нему губами.

   Не знаю, что заводило сильнее — смотреть или ощущать. Я забыл как дышать, забыл обо всём. Одновременно хотелось и как можно скорее дойти до пика, и оттянуть его до предела. Скользящие, горячие поцелуи проникали под кожу и разжигали под ней пожар. По венам циркулировала жидкая лава, и я упивался подаренными ласками.

   Подаренными и в то же время незаслуженными.

   В каждом движении я чувствовал искрящееся обожание Ани, на которое никогда не смогу ответить. Хотя лёгкая горчинка даже делала удовольствие пикантнее.

ГЛАВА 6. Суета сует

Анна

   Утро выдалось хмурое. Вчера я предупредила мальчиков, что в школу они не пойдут, а нам с Алексом необходимо будет уехать. Пусть высыпаются и набираются сил.

   Кажется, я пока сама до конца не осознавала, насколько большие изменения нас ждут. Но никакого внутреннего сопротивления не возникало. Я всегда знала, что Алекс не такой, как все, и давно приняла это. Кажется, даже подсознательно всегда ждала его возвращения. Не меняла обстановку в квартире, не переезжала, не влюблялась. Да, физический контакт с мужчинами ограничивало клеймо, но ведь и чувств ни к кому не возникало. Интересно, на это тоже влияет клеймо или нет? Надо спросить.

   Возвращение Алекса словно пробудило от спячки мою женскую сущность. Последние годы я была лишь матерью и утонула в этой роли целиком. Сейчас же всё ощущалось острее, ярче, цветнее, вкуснее и приятнее. Наверное, я бы отправилась вслед за мужем, даже если бы не существовало никакой угрозы сыновьям. Ему достаточно было бы просто позвать.

   Так что вперёд, по намеченному курсу.

   На сделку мужа прихватила с собой, всё-таки с ним спокойнее, пусть деньги носит. С его шрамами и выражением лица — только в инкассацию и идти. Ещё в коллекторы можно или в группы боевого устрашения цыган.

   Переоформление машины действительно не заняло много времени, а я, помимо денег, разжилась ещё бусами, двумя подвесками и массивным кольцом из бирюзы. Василий Иванович радостно заверил, что машина у меня в очень хорошем состоянии, а аккумулятор постоянно садится из-за редкой езды. Это правда, последние годы на дорогах столько стресса, что проще пешком дойти, чем окунаться в мир нервных автомобилистов.

   На обратном пути мы заехали в школу, чтобы предупредить о планируемом отсутствии сыновей. Не хотелось волновать Ольгу Михайловну, поэтому я сообщила лично, что мы вынуждены срочно переехать в другую страну и, возможно, не вернёмся. И что документы я заберу позже, если они понадобятся. Потом даже подписала, не вчитываясь, какое-то странное заявление и покинула здание школы лёгкой походкой. От слов «уроки», «мам, нам задали к завтрашнему дню» и «нужно сдать деньги» потряхивало уже года два. Вот уж по чему точно никогда не стану скучать!

   Стоило оказаться на улице, как я сделала вещь, о которой мечтает любой здравомыслящий человек. Вышла из всех родительских чатов. Боже, какое блаженство! Это даже немножечко лучше, чем секс с Алексом. Муж, кстати, спокойно ждал моего возвращения из школы, привалившись к раскидистому дереву.

   «Куда дальше?» — с ленцой спросил он, кладя руку мне на поясницу.

   Такая привычка у него и раньше была — всё время сохранять тактильный контакт, когда мы оказывались на улице. Это льстило, а ещё неплохо помогало не расквасить нос в гололёд.

   «На барахолку!» — торжественно объявила я.

   А что? Там тоже может продаваться бирюза. И подешевле.

   «В ювелирных лавках было много подделок. Так странно, красивые прилавки, нарядные продавцы, а качество плохое. Можно же было бы не тратить деньги на сверкающие витрины, а просто улучшить качество, тогда люди бы сами пришли. Неужели до этого никто не додумался?» — спросил он.

   «Скорее сначала у всех было одинаковое качество, потом кто-то придумал более красивые витрины, и вскоре выяснилось, что на качество не обращают внимания, если продукт хорошо подать. Это называется маркетинг. Ты смотришь, что делают твои конкуренты, а потом просто изменяешь упаковку или распространителя, и вот твой товар уже больше запомнился, чем другие».

   «Интересно. Я учту».

   На рынке нам долго не везло. Попадались лишь подделки. И только у одного дедушки мы нашли шкатулку, отделанную бирюзой, и купили не торгуясь. А дальше я потащила Алекса в тур по ломбардам и антикварным магазинам, и вот тут-то мы сорвали джекпот. И как я раньше не догадалась идти напрямую сюда? В итоге денег потратили немеряно, но улов получился приличный. Возле последнего ломбарда нас и подкараулила компания неадекватных худых парней в обтягивающих джинсах и грязных футболках.

   — Ребят, мы смотрим, вы при деньгах. Извольте поделиться, — прохрипел один из них, медленно моргая красными глазами.

   Алекс одним движением отодвинул меня себе за спину и оскалился. Я инстинктивно прижала к груди сумку с покупками.

   Нас окружили. И всё это в трёх шагах от ломбарда! В середине дня на, казалось бы, людной улице один из этих отморозков достал нож, но никто из прохожих даже не остановился. Напротив, улица опустела в мгновение ока.

   Неловкими пальцами я выхватила из сумки телефон и судорожно попыталась позвонить в полицию, а потом вдруг осознала, что у Алекса из документов только фальшивый паспорт, а проблемы с законом нам сейчас ни к чему.

   Раздались звуки ударов. Алекс стремительно перетекал из одного положения в другое, всё происходило так быстро, что я даже ничего не поняла. Выпад — и один из гопников летит на землю. Взмах руки — и второй отлетает в сторону и свозит колени об асфальт.

   — …ять! — обиженно заорал тощий парень.

   Пока я в ступоре замерла с телефоном в руке, напавшие уже потеряли троих.

   Алекс двигался молниеносно. Я не успевала за ним взглядом. Обезвредил того, кто махал ножом, а затем каждым ударом отправлял по одному нападающему в нокаут.

   Видимо, тактикой своры было навалиться и запинать, но стоило им встретить отпор, оказалось, что к реальной драке они не готовы. Нападали по одному, действовали неслаженно и быстро потеряли численное преимущество. Когда на ногах осталось всего двое, до них дошёл реальный расклад сил. Алекс поймал их за шкирки, очень чувствительно стукнул головами друг об друга и швырнул на землю. От смачного звука сомкнувшихся лбов меня передёрнуло.

   Внезапно стало очень тихо. Затем с земли раздался матерный стон, а Алекс подхватил меня под локоть и резво потянул прочь. Обратно в торговые ряды, которые мы пересекли на крейсерской скорости.

   Увидев такси, я замахала руками, и водитель кивнул, остановившись у тротуара. Я распахнула заднюю дверь и впихнула туда мужа, а потом следом села сама и дрожащим голосом сказала таксисту:

   — На Предмостовую!

   «Испугалась?» — спросил муж, накрывая ладонью мои судорожно сжимающие телефон руки.

   Меня аж потряхивать начало от ужаса.

   «Да. Их было шестеро!»

   «Плохо подготовленные слабаки. Такие разве что бабку ограбить могут, и то если она без клюки. Если тебе когда-то будет грозить опасность, то я скажу бежать. Тогда моя задача — отвлечь нападающих, а твоя — убежать и спрятаться, потому что в любой серьёзной драке ты моя главная слабость, поняла?»

   «А если за мной погонятся?»

   «Моя задача сделать так, чтобы не погнались. В любой опасности ты всегда выполняешь мои приказы, даже если они кажутся странными. Сказал бежать — ты бежишь. Сказал упасть на землю, ты падаешь, даже если под ногами грязи по щиколотку. Поняла?»

   — Да! — отчаянно воскликнула я вслух.

   Таксист озадаченно посмотрел на нас в зеркало заднего вида.

   «Ты голодный?» — спросила я после паузы.

   «Очень».

   «Хорошо».

   Остаток пути я молчала. Алекс притянул меня к себе, и страх отступил, наоборот, в душе рождался какой-то чисто женский восторг: муж победил шестерых и защитил меня! Пожалуй, кто-то заслуживает особенное поощрение.

   Вечером я хотела встретиться с подругами, чтобы передать Соне ключи от квартиры, а с Олесей и Катей просто посидеть и попрощаться. Кроме них, у меня были только дальние родственники, но после похорон матери связи мы не поддерживали.

   Мама умерла два года назад. Потерю мы с мальчиками переживали очень тяжело. Если бы не она, я бы никогда не вывезла двойняшек и универ. Даже сейчас я иногда машинально иду в её комнату, чтобы посоветоваться, и растерянно замираю, вспомнив, что мамы больше нет, и спальня, которую она заняла после рождения двойняшек, теперь пуста. Такое случается всё реже, но в груди щемит потом ещё долго.

   — Алекс, я сегодня хочу встретиться с подругами. Попрощаться… — сказала я, накрывая на стол. — Вы с мальчиками побудете втроём?

   — Конечно! — ответил за всех Сашка. — Не волнуйся, мам, мы папе покажем Майнкрафт.

   Вот по чему я точно не буду скучать — так это по их бесконечным видеоиграм.

   Встречаться с девочками мы решили в кофейне возле дома.

   С появлением детей мой круг общения сильно изменился, ведь бездетным подружкам было со мной неинтересно, а замужние или парные не горели желанием пускать в дом одинокую. Но три подруги для прощальной вечеринки всё же наскреблось.

   За столиком уже сидела Олеся, пунктуальная до зубовного скрежета.

   Олеся — старинная боевая подруга из детства. Её не отпугнули ни двойняшки, ни исчезновение их отца, ни смерть моей мамы, которую я так тяжело переживала. Олеся строила карьеру в банке и уже возглавляла один из крупных отделов. Она всегда была сногсшибательна в своих узких чёрных юбках, на высоченных шпильках и с острыми линиями коротких воинственных стрижек на безупречно-платиновых от природы волосах.

   Что у матери-одиночки с несостоявшейся карьерой может быть общего с одетой от кутюр и матерящейся, как сварщик, стервозной дамочкой, которая наводила страх даже на своего генерального? Например, прошлое. А ещё секрет, что в душе́ Олеська была очень нежной, любящей и щедрой. И я верила, что она своё счастье ещё найдёт и даже создаст семью, потому что детей Олеся искренне обожала, и моим сорванцам от неё доставалась внушительная порция любви.

   — Привет, красавица! Как же я соскучилась! — сжала я подругу в объятиях.

   — Привет! Так, у тебя появился любовник! Рассказывай!

   — Откуда ты?.. Ладно, за этим и встретились, только девочек подождём.

   — Ну уж нет! Соня твоя наверняка опоздает на полтора часа, а Катя, может, вообще не придёт, скажет, что у нее МРТ левой ключицы правой пятки!

   — Нет у неё никакого МРТ пятки! — фыркнула я.

   С Катей мы вместе учились, и Алекса она знала прекрасно. Бывшая одногруппница стала хорошим доктором, вдумчивым и критически мыслящим. К своим тридцати она состоялась, как эндокринолог с именем, да ещё успела окрутить молодого и крайне перспективного хирурга.

   — Хорошо, значит, вскрытие пункции дисфункции. А я уже тут и имею право знать! Кто он? — требовательно посмотрела на меня Олеся, угрожая бритвенно острым срезом каре.

   — Катя с Соней будут, причём обе уже на подлёте. Соня точно не опоздает, это в её интересах.

   — И что за интерес? — скептически протянула Олеська.

   — Ключи от квартиры. Я уезжаю, надолго, возможно, навсегда, — немного виновато улыбнулась я. — А её ситуацию ты сама знаешь…

   С Соней мы подружились на работе, вот ей повезло меньше всех. Рано выйдя замуж по огромной любви, она оказалась в ситуации, когда запланированные и желанные дети внезапно оказались нужны только ей, а тридцатипятилетний муж «не нагулялся». Решив наверстать упущенное и дотрахать недотраханное, он привёл двадцатилетнюю девушку без совести, но с большими сиськами жить на ипотечные метры к жене и троим детям. Мы все Петю хорошо знали и не раз замечали за ним некрасивое поведение и подколки в отношении жены, но такого поворота не ожидал никто. Теперь фраза «это Маша, она будет жить с нами» стала нашей локальной шуткой и синонимом полного звездеца, в котором не знаешь, за что хвататься — за кочергу или за сердце.

   Поэтому сейчас Соня снимает двушку на окраине и тянет одна троих детей, младшей из которых едва исполнилось пять. А в совместно нажитой трёшке обитает бывший с новой пассией. И, возможно, я бы поняла такую диспозицию, будь Петя основным добытчиком в семье, но две трети стоимости квартиры внесли Сонины родители, продав наследство от одной из бабушек, а Петин вклад должен был состоять в выплате ипотеки, но и тут возникли трудности.

   После тридцати и появления третьего ребёнка Петя резко уверился в том, что Соня от него никуда не денется. Стал огрызаться, перестал платить ипотеку и давать деньги на хозяйство. И в итоге нашёл ту, которая «умеет вдохновлять». Умелая вдохновительница училась в ПТУ и имела репутацию слабой на передок, но разве может такая малость служить помехой большой и светлой любви?

   Так что теперь, помимо работы, детей и развода, Соне предстояли суды и разборки с бывшим, отказавшимся съезжать добровольно. Я радовалась возможности помочь. Они с детьми жили у нас какое-то время сразу после ссоры с Петей, но потом Соня настояла на том, чтобы съехать на съём. Я хотела оставить ей квартиру на условии, что ей нужно просто оплачивать коммуналку с налогами и следить за тем, чтобы жильё не пришло в упадок.

   Мало ли, вдруг вернуться всё же придётся?

   Олеся всё ещё сидела, переваривая вываленную на неё новость об отъезде.

   — Ань, ты в себе вообще? — строго спросила подруга, оклемавшись. — Куда ты уезжаешь? С любовником? Нет, ну ты скажи, кто он и куда ты намылилась? Только не говори, что он турок и ты переезжаешь в Стамбул быть женой пятой, но любимой.

   — Нет, не турок.

   — Азербайджанец? — с сомнением протянула подруга.

   — Нет.

   — Но иностранец?

   — Почему ты так решила? — удивилась я.

   — Ну, местных мужиков ты пачками отшивала, а теперь вот намылилась уезжать. Я дедуктирую. Итак, продолжим. Грузин? Армянин?

   — Да что ты прицепилась? Подожди, сейчас девочки придут, и я всё расскажу.

   В кафе как раз вбежала Катя. Она вообще всё делала исключительно набегу и была из тех, кто способен делать одновременно тысячу дел, и все — хорошо. Поэтому я не удивилась, что она одновременно спешила на встречу к нам, говорила по телефону и записывала завтрашние встречи в ежедневник.

   — Приветы! Как оно? — бухнулась она на стул, убирая телефон в ежедневник, а ежедневник — в сумку.

   — Привет, я так рада тебя видеть! — улыбнулась я подруге и привстала, чтобы её обнять.

   — Привет! И я! А ещё я в шоке, что ты вовремя, — беззлобно поддела Олеся. — Сейчас, если Соня тоже не опоздает, то куплю лотерейку.

   — Надо было раньше покупать: если Соня не опоздает, то считай, что твоя удача на сегодня уже исчерпана, — не осталась Катя в долгу.

   Вообще, подруги неплохо ладили, правда, сами между собой особо не общались, хотя за жизнями друг друга следили и пересекались на совместных девичниках довольно регулярно.

   Соня, конечно, опоздала, но всего на двадцать минут.

   Когда все расселись и сделали заказ, три пары голодных до сплетен глаз уставились на меня, растерявшуюся и не знавшую с чего начать.

   — Итак, любовник-иностранец, — не выдержала Олеся, подгоняя меня жестом наманикюренной руки.

   — Девочки, тут такое дело, — я глубоко вздохнула и вывалила на подруг свою новость: — Я уезжаю и надеюсь, что надолго. Возможно, навсегда. Заявление на работе написала в электронном виде и нагоняй от Савелия Палыча уже получила.

   В этот момент подошёл официант, и мне пришлось замолчать, пока он расставлял напитки.

   — И куда ты намылилась? — с недоверием спросила Катя.

   — Я точно не знаю. Алекс вернулся, и я уезжаю с ним.

   Тишина рухнула на столик так, что чуть кофе не расплескался.

   — Алекс? Это тот, который тебе сделал двоих детей и свалил на десять лет? — невинно уточнила Соня.

   — Тот, после чьего ухода ты брала академ, а потом учиться нормально так и не смогла? И вместо того, чтобы стать нормальным врачом, прозябаешь на фельдшерской должности на каком-то сраном заводе? — недовольно скрестила руки на груди Катя.

   — А, возможно, это тот Алекс, который оставил ей пятикомнатный пентхаус в элитном доме в центре города и около миллиона на счетах, а про детей даже не знал. При этом мы не знаем, что с ним там случилось и какие у него оправдания. Давайте хотя бы выслушаем, — Олеся, как всегда, подходила к вопросу с практической точки зрения.

   Они с Катюшей Алекса хорошо знали, а вот Соня видела его только на фотографиях.

   — Он вернулся весь в шрамах. У него была серьёзная травма головы, и он ничего не помнит. И меня не узнал. И про детей не знал, познакомила их вчера.

   — Насколько серьёзная травма? — уточнила доктор.

   — Шрам вот такой, — показала я на левую щёку и повела к затылку, захватив висок. — И по-русски больше не говорит, не помнит ничего. Квартиру осмотрел с любопытством и вообще поначалу думал, что она моя. Я потом ему рассказала, как дело было.

   — Бразильский сериал какой-то. А где он был?

   — И почему по-русски не говорит? Он же Алекс Иртов, — нахмурилась Катя. — Разве русский ему не родной?

   — Не родной. Он… издалека.

   — И ты в это «издалеко» решила переехать? — сощурилась Соня.

   — Да. У нас дети. И для них там будет лучше.

   — Ой, ну девочки, что вы как дикие? Ну куда она переедет? Ну самое страшное — в Штаты, туда визу хрен получишь, но можно же всё равно и в гости прилететь, или, вон, в Мексике на каникулах встретиться. И ты, Анька, тоже не драматизируй. Сегодня уехала, завтра приехала. Хату уговори его на тебя переоформить, наплети что-нибудь. Безработной точно не останешься, я тебя к себе операционистом возьму если что. С голоду не помрёшь, — заверила Олеся.

   — Я не смогу приезжать. И вы не сможете, — сдулась я.

   — С чего бы это? В секретном военном городке будешь жить, что ли? Так Алекс у тебя вроде не военный…

   — Знаете, девочки, был такой эпизод, когда мы ещё все вместе учились, — начала вдруг Катя. — Я Алекса неплохо знала, всё-таки мы одногруппники. Был он, конечно, нелюдимым, но как-то всё равно общались, да и с Аней он всегда другим становился. Кто бы что ни говорил после его исчезновения, но Аньку он любил по-настоящему. Такое не скроешь и не сыграешь, тем более в течении двух лет. Не полторы же недели они встречались. И потом, когда все хату его увидели, и слух пошёл, что он из богатеньких, за ним много девчонок увивалось, но Алекс сквозь них смотрел и только Аню нашу замечал. Это я вам точно говорю. Так вот, был у нас на потоке такой парень Глеб. Вроде и не совсем конченый, но такой, с подлецой, что ли. Алекс его особо не жаловал, хотя так-то они и не пересекались. И вот помню, была попойка у нас в общежитии на втором курсе, Аня тогда не пришла, кажется, к маме уехала, а Алекс показался уже ближе к середине, посмотрел, что её нет, и уже уходить собрался, но заметил, что Глеб к Ларисе клинья очень откровенно подбивает. А Лариска перепила. Я-то знала, что Глеб ей не нравится, ну и приглядывала. И Алекс тоже посмотрел на это дело, да и остался. И вот зуб даю, девочки, что из-за этого остался. Глеб Ларису тогда прям спаивать начал, совал ей стакан под нос, я вроде это дело пресекла, но вижу, что повело её всё равно знатно. Я её оттащила в комнату и уложила, она уже в невменозе была.

   — Ты давай к сути, что за Санта Барбара? — нетерпеливо поторопила Олеся.

   — Я даю к сути! — фыркнула Катя и продолжила: — Прошло буквально минут пятнадцать, смотрю, а Глеба за столом уже нет. И Алекса тоже нет. И что-то тревожно мне стало, подумала, может, подерутся или ещё что. Я тогда даже не подумала, что Лариска Алексу нравится, он как-то очень уж отрешённо за ней наблюдал. А дальше я пошла в её комнату и застала такую сцену: Алекс Глеба со спущенными штанами с Лариски стащил. Та в пьяных слезах на кровати в разорванной кофте, а Алекс держит Глеба за грудки почти на весу и в глаза ему смотрит. И долго он так смотрел, молча, пока Глеб не обмочился. После чего Алекс Глеба из комнаты вышвырнул, а на меня зыркнул волком и приказал: «О том, что тут было, тебе лучше молчать». Мысленно приказал, девочки. Я долго думала, что мне по пьяни показалось, но ситуация из головы никак не шла. Он что-то Глебу внушил тогда, понимаете? И Глеб отчислился.

   — А клеймо? — осторожно спросила Олеся. — Я просто тебя, Ань, видела на следующий день после того, как ты им обзавелась. Ты тогда сказала, что Алекс тату тебе сделал, но разве татуировка вообще может так быстро зажить? И вообще, оно же изменилось, так? Сначала рисунок был целиком белый, а потом каёмка серая проступила почти сразу после того, как Алекс исчез. И вскоре вовсе почернела, а само клеймо — посерело через пару лет. А теперь, смотрите, сам рисунок светлый, почти белый, а окантовка серенькая стала, не чёрная. Я, может, в татуировках не очень хорошо разбираюсь, но они так себя не ведут!

   Олеся вынесла вердикт, и все трое вопросительно посмотрели на меня.

ГЛАВА 7. Патологическая доброта

Анна

   — И мальчишки у тебя странные, — сказала вдруг Соня. — Нет, не надо на меня так смотреть. Я таких глаз и волос никогда не видела даже близко. Там от Аньки всего и есть, что ямочки. И высокие очень. У нас сыновья так-то ровесники, но Сашка с Лёшкой всегда гораздо крупнее были.

   — Алекс тоже высокий. И внешностью дети в него, это как раз нормально, — ответила Катя. — А вот остальное — ненормально! Что за цвет глаз такой, я вас спрашиваю? Где его родители и родственники? Откуда у него такие деньги? И знаете что? Мне одна очень адекватная пациентка недавно по секрету рассказала, что был де лет десять-пятнадцать назад такой целитель Алекс, который одну больную с карциномой в терминальной стадии на ноги поставил за пару дней. А там стадия была — метастазы и пакет. Взял пять миллионов, по тем ещё деньгам. Там родители у больной очень высокопоставленные, заплатили как миленькие. Подлечил он, по слухам, ещё несколько десятков человек, а потом пропал куда-то. И я тогда ещё подумала: а не твой ли это был Алекс? И вообще, не многовато ли странностей?

   Подруги выжидательно уставились на меня.

   — Вы правы, скорее всего, мой. Он не отсюда. Ну, в смысле не просто не из России, а вообще не из нашего мира. Поссорился с родителями и перешёл в другой мир. А когда я забеременела, то вернулся, чтобы как-то отношения наладить, но там произошёл теракт, Алекс получил сильнейшую травму и потерял память. Не знал ни где жил всё это время, ни про меня не вспомнил, ни про детей. А в четверг я в неприятности попала, метка огнём загорелась, и он по ней пришёл.

   — Метка, значит?

   — Да. Метка Брачного Обряда. По законам его мира мы женаты. А ещё метка не только мне свободы не давала, она, оказывается, в обе стороны работает, — улыбнулась я. — Так что я не могла ни к кому прикасаться, но рассказывать об этом стрёмно как-то было, я боялась, что вы меня сумасшедшей сочтёте.

   — Так он что, десять лет без баб? — первой сообразила Олеська. — А чего он раньше тебя не нашёл?

   — Не искал так далеко.

   — И откуда он? — шёпотом спросила Соня.

   — Государство называется Аларан, — тихо ответила я.

   Нам как раз принесли остальной заказ, и мы ненадолго заговорщически замолчали, ожидая, когда уйдёт официант.

   — И ты теперь туда с ним уходишь? В этот Аларан? А связь будет?

   — Связи не будет. А здесь остаться мы не можем, потому что мальчикам нужно туда. Им тут может плохо стать, если проснутся способности, а там есть присмотр и специалисты, — пояснила я.

   — Вот значит как. А почему ты раньше не рассказывала?

   — А что мне было рассказывать? Он ничего конкретного не говорил, да, были подозрения и несостыковки, но я была молодой и влюблённой, как-то не обращала внимания, что ли. А потом не у кого стало спрашивать. Да и как о таком вообще говорить? Представляете, мне кажется, что мой парень — маг из другого мира? Все бы только у виска покрутили!

   — Ты только не вздумай от него забеременеть теперь! — строго сказала Олеся. — А то как начнёшь опять свои концерты выдавать, он мигом от тебя сбежит.

   — Да ладно тебе, не преувеличивай, — отмахнулась я.

   — Ничего Олеся не преувеличивает, — сказала Катя. — Ты когда забеременела, реально стала просто жутко капризной. Я потом даже порадовалась, что ты учиться стала на курс младше. Но зря, ты потом обратно стала нашей Анютой. Но те месяцы… мрак какой-то!

   — Может, это потому, что дети были магические?

   — Или, как вариант, потому, что их отец свинтил в неизвестном направлении, а мне пришлось академ брать? — насупилась я.

   — Н-да… Дела-а-а… — протянула Соня.

   — Да. Кстати, о делах. Вот ключи одни, я ещё два комплекта оставлю внутри, ещё один комплект был у Марка, соседа с седьмого этажа, но к нему я идти не хочу, так что просто поменяй замки. Все вещи и продукты можешь брать и использовать. Я ничего забрать всё равно не смогу. Я там самое ценное уберу в коробки, подпишу их и поставлю в кладовке, а остальное — можешь хоть выкинуть.

   — Если у вас не сложится, то ты сама сможешь вернуться? — деловито спросила Олеся.

   — Вряд ли.

   — Не боишься?

   — Боюсь ужасно. Но я его люблю, девочки. С момента, как он вернулся, мне даже дышится по-другому. Так что я бы рискнула, не будь и опасности для детей. А она есть.

   — Всё будет хорошо, — взяла меня за руку Катя.

   — Слушай, а ты вот что мне скажи, дорогая. Если он тебя не помнил, а вернулся только недавно… Даже не просто недавно, а после первого сентября, то когда вы успели-то? Ты ж вся светишься, словно месяц из постели не вылезала, — подозрительно сощурилась Олеся.

   — Ох, девочки, я сама на него накинулась. А он… не стал отказываться.

   — Конечно, кто бы на его месте отказался, десять лет без баб, — фыркнула деловая подруга. — Ань, если он всё действительно забыл, то ты отдаёшь себе отчёт в том, что ты в этих отношениях тринадцать лет, а он — три дня? Ну то есть ты хорошо понимаешь, что ты для него, по сути, никто?

   — Олесь, ну зачем ты так? — попыталась вмешаться Катя.

   — Нет, она как раз права! — воскликнула Соня. — Ладно в молодости, ты закрывала глаза на многие вещи. Я сама на этих же граблях сплясала. Но сейчас тебе почти тридцать, у тебя двое детей. И тут он вернулся… и что? Пусть добивается тебя. Нужны ему сыновья? Пусть покажет, что он их достоин.

   — Там с порталом какая-то ерунда, Алекс поддерживает след, чтобы можно было уйти вчетвером, иначе у него не получится вытянуть и нас тоже. Но и сразу уйти не смогли, он восстанавливал силы.

   — Портал, значит…

   Я развела руками и пожала плечами, а потом углубилась в свой тирамису. Кто знает, может в другом мире нет ничего похожего на любимый десерт?

   — Ань, ну вот давай начистоту: человек ты чудесный, но к жизни приспособленный от слова «херово», — серьёзно посмотрела на меня Олеся. — Ты ж при любом удобном случае с себя последнее снимешь и Алексу своему отдашь. Ему ж даже просить не придётся.

   — Это да. Синдром патологической доброты, — кивнула Катя. — Я до сих пор ржу, когда вспоминаю, как ты два года за Ларису сдавала лабы, потому что она боялась показать свой реальный почерк.

   — Ань, я тебя знаю. И вот эту твою любовь неземную к Алексу знаю. И, заметь, слова против не говорю. Но давай ты хоть немного о себе будешь тоже думать, а? Не станешь в нём растворяться, как зарплата в отпуске. Свои интересы забывать не станешь, — нахмурилась Олеся. — Он тебя не помнит. И не любит. Его сейчас как максимум потрахушки интересуют.

   — Олесь, не надо. Это не так. Я же чувствую, как ему со мной хорошо. Может, сейчас не помнит и не любит, но потом вспомнит и полюбит точно, — уверенно ответила я.

   Мы помолчали. Каждая думала о своём.

   — Какой он хоть, другой мир?

   — Понятия не имею. Алекс мало что рассказывает, потому что общаться мы можем только по мыслеречи, а у меня от неё голова болит, долго не выдерживаю. Вещей можно взять с собой только самый минимум. О, кстати! Я же хотела семена купить и забыла совершенно, хотя на рынке вчера были.

   — Семена? Будешь там нашу брюкву сажать? Правильно, выводи на рынок уникальный товар. А что ещё там ценится? — деловито спросила Олеся.

   — Ты будешь смеяться. Бирюза! Вроде она магию накапливает хорошо, а у них бирюзы мало. Мы скупили всё, что смогли.

   — Бирюза… — удивлённо протянула подруга и задумчиво посмотрела в окно. — Если мы хотим успеть в супермаркет за семенами, то надо поторапливаться.

   Мы так и сделали. Девочки проводили меня до супермаркета с садовым отделом, где я накупила самых разных семян и съедобных растений, и многолетних цветочных, и особенно — специй и пряностей. Стоило, наверное, купить пшеницы или каких-то ещё культур, но я у Алекса не спросила, что нужно, а здесь продавался только овёс в маленьких пакетиках для проращивания.

   Ладно, привередничать не приходится, взяла, что было. Семян получилось очень много, но, к счастью, пересыпать их никуда не придётся, ведь продавались они в бумажных пакетиках, а не пластиковых, и на каждом была подробная инструкция маленькими буковками. Жаль, в магазине выбор оказался беден, например, на пять видов томатов ни одного — фасоли. Ну так в сентябре и не сезон для посадок. Я взяла всего по чуть-чуть, делая упор на ароматные травы и приправы.

   — Вот так и представляю, как Анька наша возглавит капустную империю, — сказала Олеся, вертя в руках один из пакетиков.

   — Почему сразу капустную? Может, дынную? Или редисочную?

   — Ну, у дыни, по крайней мере, понятно, откуда новые семена брать, и вообще вроде бы бахчевые неприхотливые, а вот откуда вообще семена у капусты? У меня бабушка всегда рассаду покупала. Как она цветёт? — задумчиво спросила Соня.

   — Тут написано, что цветёт на второй год, — достала смартфон Олеся. — Так что кочерыжки в земле надо оставлять. Как же ты, бедося наша, будешь без интернета, а? Даже кочерыжки в земле не оставишь!

   — Не знаю, девочки, — вздохнула я, понимая, что ужасно сильно буду по подругам скучать.

   — Знаешь, Ань, мне кажется, у тебя совсем мозги отшибло от страсти или от чего там ещё. Пришёл мужик, поманил пальцем, и ты собралась. Что ты вообще о нём знаешь? Какие у тебя гарантии? — принялась отговаривать меня Соня.

   — А что, кто-то может дать по-настоящему серьёзные гарантии? Это отношения, Сонь, в них всегда возможны варианты. Вон, Петя твой много всего обещал и клялся в вечной любви, дальше что? — резко ответила Олеся. — В отношениях гарантий не бывает.

   — Так я о том и говорю! Нужно строить свою жизнь, а не верить чьим-то словам.

   — А я и строю свою жизнь, Сонь. Я просто знаю, что если он уйдёт один, то я с ума сойду и локти себе обкусаю из-за того, что не попробовала и не пошла с ним. Плюс дети… Он говорит, что для них тут может быть опасно.

   — Ключевое — «может быть», — настаивала Соня. — Как уйдёт, так и вернётся! Хотя бы ты будешь знать, что нужна ему. Вообще странно это всё, десять лет ничего… и вдруг такое.

   — Не хочу больше ждать. Ненавижу это подвешенное состояние, эти вздрагивания от каждого шороха за дверью, эти бессонные ночи. Если бы он не позвал, то, наверное, как-то я бы справилась. Тем более что он сказал, что метку можно снять. Но он позвал, и я хочу с ним пойти. Попробовать. И мальчики хотят.

   — Нашла кого спрашивать! Эта проба уже сто́ит тебе работы, а чего она сто́ит ему? И почему он сразу метку эту не снял, если может? Вместо этого десять лет верность соблюдал. Что за бред? — нахмурилась Соня.

   — Возможно, для этого нужны двое, я не знаю. Он не объяснил, а я не спросила.

   — Судя по всему, у тебя кровоснабжение просто в район таза переместилось, и мозгам не хватает питательных веществ, чтобы они хорошо функционировали, — со смехом поддразнила Катя. — Чем он так хорош, скажи честно? Ведь не сказать, что красавчик. Ну высокий, ну глаза необычные, а в остальном-то парень как парень был. Не Аполлон.

   — Люблю я его, что я могу с этим сделать? И лучше пойду и разочаруюсь, чем останусь и буду себя корить. И вообще, детям нужен отец.

   — Ага, то есть как я тебя с Павликом хотела познакомить, то ты сама прекрасно справлялась, а сейчас, оказывается, нужен отец, — хмыкнула Олеся.

   — Именно. Потому что Павлик им не отец, а Алекс — да.

   — Ладно, девочки, она всё решила, нам остаётся только поддержать, — пресекла дальнейшие разговоры Олеся. — Мы будем держать за тебя пальцы скрещенными. Сонька особенно, вон какая недвижка ей перепадает от твоих щедрот. Вот что значит баба немеркантильная: подругу, которая хочет ей хату в пользование оставить, отговаривает уезжать. Цени, Анюта, другая бы в тряпочку молчала и пинка бы дала для скорости, а она беспокоится. Вот хорошая ты баба, Сонька, этого у тебя не отнять. Хочешь, с Павликом познакомлю?

   Мы рассмеялись.

   Я посмотрела на часы и подумала, что наличка от продажи машины ещё осталась… лежит в сумке. К чему мне наши деньги в другом мире?

   — Девочки, а пойдём зайдём в отдел с дублёнками?

   В общем, под Олесино театральное закатывание глаз к потолку я купила Алексу ту дублёнку со скидкой, а остальные деньги отдала Соне. Больше в них никто не нуждался, да и было-то там всего десять тысяч.

   Подруги решили проводить меня, поэтому мы медленно (а быстро на Олеськиных каблуках ни у кого бы не получилось) двинулись к моему дому.

   — А вы бы решились? — тихо спросила я.

   — Я — точно нет. У них там, небось, ни Луи Виттона, ни феминизма, ни беспорядочных половых связей, ни сигарет, ни кофе. А это мои основные жизненные ценности, — фыркнула в ответ Олеська.

   — Я бы тоже нет. Я свою работу люблю, — сказала Катя.

   — И я нет. Не хочу ни от кого зависеть никогда. Детей бы поднять теперь… Да и поздновато в тридцать лет такие приключения себе устраивать. Раньше надо было, — подытожила Соня.

   — Ой, не начинай. У тебя старшего скоро можно будет на работу отправлять, — махнула Олеся рукой. — Хочешь, к себе возьму.

   — Соня, только будь осторожна, а то отдашь Владика работать, а потом станешь Олеськиной свекровью. Всем известно, зачем она парней к себе в отдел берёт, — улыбнулась я.

   — Зато хоть сытый будет, — хмыкнула Соня.

   Мы уже пришли к моему дому, и я обнимала подруг, когда заметила своих мужчин, играющих в ножички во дворе. Мальчики тоже меня заметили, подбежали и поздоровались. Алекс подошёл, равнодушно мазнул взглядом по лицам, а затем поздоровался с сильным акцентом:

   — Привет.

   — И тебе привет, Алекс, — поздоровалась Катя, откровенно глазея на его шрам. — Мда, нехило тебя приложило.

   Олеся тоже разглядывала шрам, а вот Соня скрестила руки на груди и воинственно выдвинула подбородок. В общем, не впечатлилась видом любви всей моей жизни.

   — Береги Аню, — строго приказала подруга, глядя ему в глаза.

   Алекс молча кивнул и ушёл домой, уведя мальчишек за собой.

   Я обняла подруг и попрощалась. Олеська пустила слезу и шмыгала носом, Катя нервно теребила кончик локона, а Соня насупилась.

   — Удачи вам, девочки, я вас очень люблю!

   — И тебе удачи. И чтобы всё у тебя получилось. Но всегда помни, что тебе есть куда вернуться.

   Я кивнула, ещё раз обняла их и пошла в сторону дома. Зароненные девочками сомнения расцветали в душе буйным цветом, но я действительно должна попробовать.

   В задумчивости я чуть не сбила с ног мать Марка. Не сразу её узнала и удивилась мертвенно-бледному, заплаканному лицу.

   — Лидия Петровна? Что случилось?.. — спросила я, уже зная, что она ответит.

   — Марк… Марк… Марка… не спасли. Он… — прорыдала соседка, — умер!..

   — Кошмар какой. Лидия Петровна, но как же так? Что с ним случилось?

   — Врачи искали… не нашли, отчего… полиорганная недостаточность… — горестно всхлипнула она. — Сгорел за двое суток… Он же такой молодой был… Как же так, Анечка? Ты же врач! Он на что-то жаловался?

   — Нет. Никогда, — тихо ответила я. — Мне очень жаль. Примите мои соболезнования, Лидия Петровна.

   Проводив соседку до седьмого этажа, я поднялась к себе. Марка было жалко, несмотря на то, что он со мной чуть не сделал. Видимо, это самое пресловутое «чуть» и играло роль. Может, он и вёл себя так странно, потому что чем-то обдолбался? Бедняга.

   «Попрощалась с подругами?» — спросил Алекс, когда я вернулась домой.

   «Да. Вы ужинали?»

   «Да, мальчики готовили. Получилось сытно. Не особо вкусно, но я и хуже ел».

   «Вот и молодцы. Тогда сегодня последние сборы, а завтра утром отправляемся?»

   «Да, только до завтрака. Лишний вес нам ни к чему».

   «Алекс, у меня для тебя кое-что есть…» — я протянула ему большой пакет со сложенной дублёнкой и наблюдала за реакцией.

   Муж удивлённо посмотрел на меня, а затем тихо сказал вслух:

   — Спасибо.

   Остаток вечера прошёл в сборах и суете. То мальчики хотели взять с собой Лего, то Алекс отказался отдавать свой странный комбинезон в стирку и сушку перед дорогой. Игры во дворе не прошли бесследно, хорошо хоть Саше с Лёшей хватило ума надеть джинсы и футболки, которые мы с собой решили не брать.

   — Мам, ты купила дурацкий рюкзак! Я хочу взять свой старый, синий.

   — Нет, Саш. Это не обсуждается, — терпеливо ответила я в который раз.

   Рюкзаки они критикуют! Посмотрите на них! Тоже мне нашлись барышни на выданье.

   — Ну мам! — насупился Сашка.

   — Да, мне тоже они не нравятся. Мы же другие выбрали! — подхватил Лёша.

   В чувство их привёл Алекс. Не знаю, что он им сказал, но после этого братья присмирели, спокойно дали уложить вещи, а я разрешила взять по две любых футболки без пластиковых принтов.

   Свои вещи я собрала быстрее. Одобренные изначально Алексом сапоги оставила дома: судя по всему, проблем с покупкой новых не будет, не босой же Алекс пришёл. Все купленные нами драгоценности сложила в свой рюкзак, семена показала, но муж только плечами пожал. В итоге одежду пришлось выложить.

   В итоге рюкзак оказался набит почти до отказа и весил явно больше пяти килограмм или двух арробов, однако Алекс комментировать это никак не стал. Свои старые сапоги и тяжёлый комбинезон из плотной ткани, в которых пришёл сюда, он оставил, объяснив тем, что эти вещи ничем особенно не ценны, а вес дают, поэтому мы обойдёмся без них. В другой мир муж собрался идти в одних тонких джинсах.

   Уже после одиннадцати вечера в дверь позвонили. Я с удивлением обнаружила на пороге Олесю всё на тех же невероятных шпильках. И как она в них целый день ходит? Подруга поманила меня на выход из квартиры и заставила закрыть за собой дверь, чтобы нас не было слышно.

   — Ань, смотри, я тут тебе собрала кое-что. Ты бы раньше, что ли, сказала, я бы подсуетилась, интернет бы прошерстила. Сонька с Катькой тоже скинулись. Только не смей про это говорить Алексу и показывать! Слово мне дай! — властно потребовала подруга.

   — Хорошо, даю, — сдалась я, зная, что спорить с ней бесполезно.

   — Хоть в трусы засунь, но чтобы это было только твоё, — подруга вложила мне в руку несколько увесистых колец и кулонов с бирюзой, бусы и огромный массивный браслет. — Хотя в трусы не надо, там он в первую очередь найдёт. И вот ещё. Я тебе на день рождения купила, знаю, что заранее не дарят, поэтому это не подарок, поняла?

   Олеся смачно поцеловала меня в обе щеки и всунула в руки ещё один свёрток.

   — Спасибо! — голос дрогнул.

   — Я тебя люблю! Счастья тебе!

   — Хочешь на ночь остаться, а то поздно уже?

   — Вот ещё! Мне завтра на работу!

   — Я тебе дам что-нибудь переодеться.

   Олеся фыркнула и закатила глаза, продемонстрировав тем самым своё мнение о моём гардеробе.

   — Давай, меня там такси внизу ждёт. Бывай, подруга!

   — И ты, солнышко!

   Когда она ушла, мне захотелось разреветься.

   Пришла домой и сложила подаренные подругой сокровища в косметичку вместе с отданным Василием Ивановичем, как Олеся и просила. Пусть будет запас на чёрный день, о котором не знает Алекс. Разве это что-то плохое? Я развернула «не подарок». Там был набор потрясающе красивых шёлковых трусиков от одной очень дорогой марки, которую я любила, но позволить себе не могла. Надеюсь, они достаточно натуральные, чтобы прижиться в другом мире, иначе я крупно расстроюсь.

   К счастью, трусики влезли. Запаковав всё и подготовив одежду на утро, я отправилась в ванную. Полежать в горячей мыльной воде перед дорогой и ещё раз обдумать, не забыла ли чего. У меня даже сборник шпаргалок по химии влез и несколько ценнейших учебных пособий, чисто на всякий случай.

   Алекс зашёл в ванную, когда вода уже почти остыла. Пришлось подвинуться. Прижав меня к себе, он начал провокационно поглаживать грудь и живот, подбираясь к заветному чувствительному месту. Я с готовностью отдалась его ласкам, освобождая голову от надоевших мыслей. Когда мы выбрались из ванной, я была уже распаренной, расслабленной и полностью довольной собой и им.

   Времени на массаж и упражнения уже не осталось, нужно было ложиться спать, но я всё равно настояла на том, чтобы их сделать. Если обещала каждый день, значит, нужно соответствовать. Завтра можно сделать их утром, мало ли какой день нам предстоит.

   Какой он, другой мир?

   Узнаю завтра.

ГЛАВА 8. Портал

Алексис

   Проснулся ещё затемно, мысленно проверяя свой резерв. Дотянуться до следа портала в коридоре не вышло, он стал совсем слабеньким, и это не очень хорошие новости. Надеюсь, Эртанис поможет с той стороны, иначе сложно будет вытянуть ещё троих, кроме себя. А сила в этом мире копится до паршивого медленно, хорошо хоть в кровати был приличный запас. За ночь набралось ещё немного, и сейчас можно перекинуть эту энергию в накопители. Тем и хороша бирюза, что если камень опустошить, то набирать силу он будет, а вот разряжаться — нет.

   Ещё крохи я вчера взял из купленной бирюзы, здесь она накопила немного, да и расширением магической ёмкости никто не занимался, чтобы использовать потенциал камня по максимуму. Однако лучше крохи, чем ничего.

   Пока размышлял над этим, единая сонно шевельнулась и положила мне на грудь тонкую кисть. Я задумчиво погладил длинные пальчики, способные доставить столько удовольствия. Меня больше не удивляло, что я был в неё когда-то влюблён. На мысли о прошлых ночах тело отреагировало однозначно.

   Проведя пальцами по гладкой коже, я раздвинул стройные ножки. Влажная. Будить не стал, наоборот, стало любопытно, как быстро она проснётся, почувствовав меня внутри. Двигался плавно, наслаждаясь её сонным видом, тем, как она нахмурила бровки, а затем выгнулась мне навстречу, раскрывшись. Я чуть ускорил темп и вскоре насладился её пробуждением. Аня улыбнулась и попыталась притянуть меня к себе, но мне больше нравился вид сверху. Тогда она откинулась назад, наслаждаясь процессом.

   Хорошее утро, осталось только благополучно вернуться в Аларан.

   «Так, слушай и передай детям. Самое важное — не разрывать в портале контакта. Держаться за меня. Понятно?»

   Аня кивнула.

   Двоих держать было бы проще, а обеспечить надёжный постоянный контакт с тремя гораздо сложнее, я даже попробовал посадить Сашу на плечи, но лучше от этого не стало.

   В итоге решил так: в руках по сыну, Аня впереди спиной ко мне, держась руками за пояс моих штанов. А её рюкзак перекинут на грудь. Неудобно, но оставлять её за спиной неправильно, да и мне нужно было, чтобы она шла сама, а я мог подтолкнуть, подстраховать и поддержать. Когда мы все были готовы и одеты, я призвал серое марево портала. Связь с Мундаром стала совсем тонкой, и потребовалось очень много сил, чтобы открыть межмировой переход, зато на другой стороне я почти сразу почувствовал отклик.

   Спасибо, Эртан!

   Стоило вступить в портал, как он почти сразу высосал из меня остатки сил и навалился сверху холодным серым маревом. Я опустошил накопители, но этого всё равно оказалось мало… Нужно сделать лишь шаг, но этот шаг был до невозможного тяжёлым. Ощущение, словно я протискиваюсь сквозь щель в стене, оставляя на её шершавых краях ошмётки ауры. Кабинет Эртаниса уже виднеется впереди. Оставалось совсем чуть-чуть, когда я понял, что сил не хватит.

   Я вложил всё, что было, но этого оказалось недостаточно. Страх погибнуть взметнулся в груди, но я не успел ему поддаться, задавил волей и начал черпать силы из ауры. Неприкосновенный запас, который тяжело и долго восстанавливался. Опасность в том, что остановиться теперь невозможно. В тот момент, когда с ужасом начал осознавать, что и этого не хватит, я сделал непозволительное — потянулся к ауре Ани.

   В меня хлынула сладкая сила, и этого хватило. Я вырвался из портала в пространство кабинета Эртаниса, вытащив жену и сыновей. И если мальчики могли сами стоять на ногах, когда я их отпустил, то Аня обмякла и норовила сползти на пол, пришлось подхватить её на руки. Игнорируя ошеломлённое лицо Эртана, я начал стаскивать с неё одежду, чтобы добраться до шеи и груди. Магии у меня не осталось никакой, поэтому я даже не мог сказать, жива ли она.

   — Лекаря! — гаркнул я на застывшего столбом друга, и наконец нащупал пульс на тонкой шее жены.

   Каскарров рюкзак не желал стаскиваться, а металлическая змейка на дублёнке словно издевалась, отказываясь повиноваться, но я всё-таки смог стянуть с жены одежду. От магического бессилия хотелось взвыть. Дело было настолько плохо, что я даже не чувствовал силовые потоки вокруг, хотя точно знал, что дом Эртана, как и мой, построен на месте силы.

   Пожилой целитель вошёл в кабинет порталом и удивлённо замер, уставившись на меня. Как маг, я был в разы сильнее его, но сейчас мой резерв пуст! Не испытывая больше моего терпения, лекарь наконец опомнился, кинулся к пациентке и принялся за работу.

   — Пульс очень слабый. Аура истощена почти до предела.

   Я не видел потока силы, который доктор направил к пациентке, но положительных изменений не произошло, она не пришла в себя и даже не порозовела. Мертвенная бледность продолжала растекаться по застывшему лицу, губы посерели. Рядом всхлипнул один из сыновей, и я вдруг отчётливо осознал, что Аня может умереть. Мысль мне не просто не понравилась, она привела в такую ярость, что зрение сузилось до одной точки — лица жены. Целитель поднял на меня испуганный взгляд и убрал руки.

   — Больше я ничего сделать не смогу. Это аура. Сами знаете, это не лечится. Теперь только ждать.

   — Шансы?

   — Невысокие. Девочка, конечно, довольно молода, но отдала слишком много. Ты и сам не в лучшей форме, Алексис, но ты восстановишься, а она — не знаю. Если доживёт до завтра, то шансы будут. Я заберу её в лазарет под наблюдение.

   — Нет. Я буду наблюдать сам.

   — Ты ей сейчас ничем не сможешь помочь, никто не сможет. Это же аура…

   — Я всё сказал. Спасибо за помощь.

   — Можно попробовать дать восстанавливающий эликсир. Свидетельств его эффективности в таких ситуациях нет, сами знаете, однако и вреда точно не будет, — предложил целитель.

   — Да, отлично, дайте зелье.

   Пожилой мужчина, чьё имя я всё время забывал, напоил Аню нужным зельем, затем поднялся, бегло осмотрел сыновей, кивнул Эртанису и вышел из кабинета. Двое напуганных мальчишек так и стояли рядом, всё ещё одетые в синие дублёнки и с рюкзаками на плечах.

   — Эртан, объясни им, пожалуйста, что случилось, и скажи, что я пока не могу пользоваться мыслеречью.

   Друг присел перед детьми и ненадолго завладел их вниманием.

   — Я сказал, что их мама плохо перенесла портал, но мы сделаем всё возможное, чтобы ей стало лучше.

   — Хорошо. Спасибо! Передай им, пожалуйста, что мне очень жаль, что так получилось, но мы будем надеяться на лучшее.

   — Сделано, — отозвался Эртанис.

   — Объясни, что мы отнесём Аню на лечение и что им необходимо начать изучение аларанского как можно раньше. И что это очень поможет мне сейчас. Попроси Маритану, пусть их утешит. Или обнимет. Или что там делают с детьми в таких ситуациях…

   Эртан долго мысленно беседовал с сыновьями, а потом они оба ко мне подошли. Я, как смог, обнял их и потрепал по светлым макушкам.

   Вскоре пришла служанка и увела сыновей. Они бросили на меня два отчаянных взгляда, но спорить не посмели.

   Я сел в одно из кресел у рабочего стола, поудобнее разместив Аню на коленях, и принялся осторожно её поить, проклиная себя за то, что мы взяли столько вещей. Надо было оставить все эти дублёнки в том мире… Но я понятия не имел, что портал отнимет столько сил!

   Дублёнка и рюкзак жены валялись на полу, мне не было до них дела. Одной рукой я поддерживал Аню за плечи, вторую периодически клал на тонкую жилку, где бился пульс.

   Пока бился.

   — Блага твоему дому, Эртан. Благодарю за помощь, она была как нельзя кстати.

   — Блага, Алексис. Что, каскарр побери, произошло и кто эти мальчики, так подозрительно на тебя похожие?

   — Это мои сыновья. Александр и Алексей. Нашего языка они не понимают.

   Брови друга взметнулись вверх и скрылись под густой чёлкой.

   — А в руках у тебя, надо полагать, не повстанка.

   — Нет. Всё оказалось и сложнее, и проще.

   Пришлось изложить другу и историю нашего знакомства, и произошедшее за последние дни. Он бы всё равно не отстал.

   Эртанис подошёл к Ане и долго изучал её лицо.

   Посмотреть бы на остатки её ауры, чтобы понять, насколько плохо дело...

   — Значит, говоришь, планировал от неё избавиться… — задумчиво проговорил друг.

   — Я до сих пор это планирую. В более отдалённой перспективе, когда мальчики ко мне привыкнут, — хмуро ответил я.

   — Ага, понятно. Ну что ж, логично. Так, может, и к лучшему, если она… того? Не выдержит переход…

   — Нет, не к лучшему! Я сам решу, когда это будет уместно, — разозлился я, прижав к себе хрупкое тело и едва не выронив бутылочку с эликсиром.

   Видимо, мой собеседник как-то по-своему интерпретировал мои действия, потому что на его лице вдруг появилась ухмылка.

   — Да, очевидно. Что ж, у меня есть несколько очень хороших ядов отсроченного действия. Дать? Можно прям сейчас напоить, не откладывать в долгий ящик. Если и выживет, то недолго проживёт.

   — Спасибо, не надо.

   — Тогда могу отправить к тебе наёмников в качестве сюрприза. Думаю, что так будет даже лучше: тебе не придётся изображать удивление при их появлении. И сможешь хоть на крови поклясться детям, что ты не имеешь к их найму отношения, — окончательно развеселился друг.

   — Я разберусь сам! — его настойчивость и глумление начинали откровенно раздражать.

   — Тогда давай я дам команду, пусть кто-нибудь из работников отнесёт её в лазарет, всё равно сделать сейчас никто ничего не может, только ждать.

   — Не надо в лазарет. Я хочу, чтобы она была у меня на глазах.

   — То есть всё-таки хочешь сначала спасти. А потом — убить. Очень логично, Алекс, ты совсем не запутался, — оскалился друг.

   — Нет, не запутался! Мне нужно время. Через пару месяцев избавлюсь от неё, когда дети освоятся тут.

   — Ну, если хочешь спасти… — протянул Эртанис. — Тогда можно попробовать погрузить её в ванну с илео́кой. Дорого, конечно, ужасно… Могу найти крепких парней, пусть разденут и макнут её. А мы пока выпьем вирраля…

   — Илеока — хорошая идея, — согласился я. — Но погружусь я вместе с ней.

   — Ладно, тогда распоряжусь насчёт покоев. Думаю, что детей поселим в детское крыло, а её можно в дальнее, к служебному персоналу, — невинно предложил Эртан.

   — Ей не нужны отдельные покои, она будет ночевать со мной! — окончательно рассвирепел я. — И никто из твоих людей не должен к ней прикасаться, это понятно? И не смей даже думать ни о ядах, ни о наёмниках, ни о чём подобном! — зарычал, выплёскивая раздражение. — Не смей лезть в это дело! Я тебе запрещаю!

   Как же плохо без магии! От бессилия накатила ярость, а Аня на руках, кажется, побледнела ещё сильнее.

   — Алексис, неужели ты осквернил вашу с Ксендрой любовь близостью с другой женщиной? — в притворном ужасе исказил лицо Эртан.

   Он Ксендру терпеть не мог и даже пару раз грозился лично придушить, чтобы «совершить хоть одно благое дело во славу своего рода». Но я не разрешал. Теперь же он откровенно наслаждался ситуацией, представляя, в каком бешенстве она будет, когда узнает, что я не только не избавился от жены, но и притащил её сюда, да ещё и планирую поселить в своём доме. Если Аня выживет…

   — У меня слишком давно не было женщины. Это была минутная слабость, — процедил я сквозь зубы.   

   — Конечно, охотно верю! — закивал друг, едва сдерживая насмешку. — Надо думать, что это произошло лишь раз, и в дальнейшем ты воздержишься. Во имя истинной любви, так сказать.

   — Не твоё дело, Эртан. Хватит болтать. Организуй мне ванну!

   — Безусловно. Ванну уже готовят, я отдал приказ по мыслеречи. Позволь мне только одно маленькое любопытство, Алекс. Можно ли взглянуть на её метку?

   — Что тебе даст её метка? Я поставил её шесть годин назад и совершенно не помню ни жену, ни чего-то другого, связанного с тем миром.

   — И тем не менее у тебя двое сыновей. Это же как сильно ты хотел от неё детей, что получилось сразу двое, а? Причём они даже не идентичные близнецы.

   — К слову о неблизнецах. Мне понадобятся зелья для обучения и преподаватель. Занятия лучше начать как можно скорее. Мыслеречью я теперь не могу пользоваться, а общаться с ними как-то нужно.

   — Я распоряжусь об этом, как только ты покажешь её метку.

   Я машинально погладил бледную щёку Ани большим пальцем, вглядываясь в её безжизненное лицо.

   — Шантажист.

   — Тем и жив.

   — Как тебя жена терпит?

   — Я стараюсь поменьше разговаривать и побольше делать. Например, делать ноги, когда вижу, как она хмурит брови и упирает руки в бока, — доверительно поделился друг. — Итак, метка.

   Пришлось показать. Эртанис только присвистнул, когда увидел плотный рисунок, покрывающий всю руку до плеча.

   — Да, когда-то я её любил, но я этого не помню, поэтому значения это не имеет, — раздражённо прокомментировал его свист.

   — Тем не менее, ты от неё не избавился, а притащил сюда вместе с сыновьями.

   — Пока не избавился, — с нажимом сказал я. — И не мог я оставить их сиротами в том мире, у них даже родственников других нет. Опять