Купить

Портал в Альтарьере. Ульяна Муратова

Все книги автора


 

Оглавление

 

 

АННОТАЦИЯ

Портал необходимо закрыть, а Древний попытается этому помешать.

   

ГЛАВА 1. Томин

   Двадцать седьмое цветеня, в день возвращения Алой Кометы

   

   Я смотрел на изящную девушку перед собой и представлял, как подхожу ближе. Протягиваю руку. Касаюсь нежной кожи лица. Провожу большим пальцем по скуле, спускаюсь к впадинке на шее, под которой бьётся пульс. А потом с хрустом эту шею ломаю! Боги, какое наслаждение! С каким удовольствием я бы прибил эту наглую, беспринципную, алчную мерзавку!

   — Повтори то, что ты сказала, — зло потребовал я, подступил ближе и посмотрел сверху вниз так, чтобы она подавилась своими требованиями и убралась подальше из Альтарьера.

   Да как она посмела?!

   Но вместо того, чтобы сжаться в комок под моим взглядом, она вздёрнула подбородок и посмотрела с вызовом. Дрянь! Какая же нахальная дрянь!

   А как бесила её причёска! Нет, такого я ещё не видел. Это отвратительно! Это должно быть запрещено на законодательном уровне! Женщины не имеют права стричься под мальчиков, потому что это сбивает с толку! Смотришь на неё — и кажется, что это деревенский пацанёнок в одежде с чужого плеча. А потом цепляешься взглядом за спелые, сочные губы, за обтянутую тонкой застиранной тканью стоячую грудь, и мысли в голову лезут… дурные!

   Нет, срочно в бордель. Хотя какой мне теперь бордель с этой аурой? Только сеанс отчаянного рукоблудия... До чего я себя довёл, если начинает возбуждать одетая в обноски и стриженная под обувную щётку нахалка с деревенским говорком? Ещё немного, и у меня начнёт, как у Эрика, мозги отшибать.

   Я зачем-то представил, как стаскиваю с этой нахалки брюки, укладываю грудью на стол и отвешиваю несколько смачных шлепков по белой попе, затем хорошенько наказываю за наглость очень приятным способом, после чего она страстно шепчет: «Это лучшее, что случалось в моей никчёмной жизни! И да, я с удовольствием подпишу отказ от притязаний на наследство Синвера Альтара».

   Даже не знаю, какая фраза порадовала бы сильнее.

   Я постарался сосредоточиться на том, чтобы надавить на алчную мерзавку взглядом посильнее. Вместо того чтобы отступить, она сжала кулаки, шумно сглотнула и выпалила уже в который раз:

   — Я — дочь карона Синвера Альтара и имею право на его имущество! Как наследница!

   — Наследница чего? — ядовито спросил я. — Его многотысячных долгов за заложенное имение?

   — Нет больше никаких долгов, — зло процедила она, яростно сверкая серыми, как у Аливии, глазами.

   Она вообще была очень похожа на Аливию, жаль, что не характером.

   Разум наконец перестал фокусироваться на возмутительно коротком ёжике её лиловых волос и зацепился за эту фразу. Нет больше… нет больше…

   — Значит, ты всё-таки знала, что долги были, — схватился я за мысль и принялся раскручивать дальше: — И пришла ровно тогда, когда их погасили. Подумала, что невозможно потребовать возмещения налоговой выплаты? Что ж, от государства ничего получить действительно нельзя, зато можно подать регрессный иск против тебя.

   — Оплата долгов была добровольной! И произошла до вступления эрцегиней в наследство. Её никто не принуждал оплачивать долги за собственность, которая по закону ей ещё не принадлежит! Так как она меня в известность не поставила, моего согласия не получила, то я ей ничем не обязана! — выпалила мерзавка. — Это самовольство! Вот!

   Желание сломать шею этой Зое усилилось стократно, потому что мерзавка была права, что и бесило сильнее всего. Но кто мог знать, что у подонка Альтара была дочь? И ещё такая! Откуда она вообще взялась?

   — Давайте успокоимся и всё обсудим за чашкой чая, — вмешалась Аливия, и я бросил на неё такой взгляд, что она ойкнула и отступила поближе к молчавшему Каю.

   Чай эта дрянь у меня будет пить только один — отравленный.

   Меня накрыло таким бешенством, что вокруг пальцев заискрили маленькие портальные вихри. А может, выкинуть её куда подальше? В пустыню? Тогда она сдохнет без моей помощи. Хотя… нет, хочется посмотреть, как очаровательно она будет это делать у меня на руках.

   — Я уничтожу тебя в суде. У тебя ни свидетельства о рождении, ни имени, ни денег. Ты — бастард. На каждом этапе твоей борьбы за Аль-Альтарьер я буду вставлять тебе палки в колёса, затягивать процесс, оспаривать каждую принесённую тобой бумажку. Я вгоню тебя в долги, потому что замучаю любого твоего адвоката так, что он выставит тебе тройной ценник. Я сделаю всё, чтобы ты сначала подавилась деньгами Амелии, а потом блевала своим намерением нажиться на ней. И ты ещё должна доказать, что ты действительно дочь Альтара. Кто знает, может, ты просто алчная лгунья и притворщица?

   — Томин, успокойся, пожалуйста, — хрипло попросила Аливия, подходя ближе. — Ситуация экстраординарная. Зою необходимо сначала выслушать. Мы не можем осуждать её за то, что она пряталась от Синвера всё это время.

   Я резко развернулся и уставился на неё. Кай верно истолковал моё настроение и оттащил свою маленькую невесту в сторону. Правильно, меня редко когда можно довести до такого бешенства, но если довели, то лучше держаться подальше.

   Самое паршивое, что выбора не было. Я понимал, что мы рискуем, выплачивая долги до того, как сёстры Альтарьер вступят во владение имением Альтара, но налоговая служба уже начала процесс отчуждения собственности за недоимки, и вариантов не осталось. Если бы мы не заплатили, имение забрали бы, а дальше не факт, что удалось бы выкупить его с аукциона. И уж точно не за стоимость одних лишь долгов. Я понимал риск, однако пошёл на него, будучи уверенным, что других наследников у Синвера нет. А теперь эта наглая мерзавка пришла на всё готовое и хочет забрать то, за что боролись девочки.

   Даже если признать, что именно ей принадлежат деньги синкайя — двести семьдесят тысяч — этого всё равно не хватило бы. Мы заплатили за Аль-Альтарьер триста семнадцать. Кроме того, очень спорный вопрос, откуда у Синвера Альтара взялось девяносто тысяч на оплату заказа. Вероятнее всего, это деньги, которые он получил, заложив собственность девочек, и тогда притязания этой дряни выглядят особенно мерзко.

   Сёстры Альтарьер многое пережили, чтобы избавиться от долгов и получить эти деньги, именно поэтому смотрящая на меня наглая гадина вызывала столько жгучей ненависти.

   И мало было проблем, но вмешались ещё и духи. Когда они появились в воздухе, Зоя вздрогнула всем телом и от удивления приоткрыла пухлый рот. Сразу захотелось засунуть туда что-нибудь… что-нибудь… в общем, что-нибудь!

   Как она меня бесит! Аж пальцы свело в сжатых кулаках.

   — Полехче, — насмешливо сказала Салишша. — Это моя кровь. Не знаю, дочь она Синвера или нет, лиш-шена счастья быть лично с ним знакомой. Но по крови она стоит ко мне ближе, чем сёстры Альтарьер, а значит, права на замок имеет.

   — На деньги, которыми за него заплатили, тоже? — насмешливо спросил сидевший на журнальном столике Ихесс. — У С-синвера не было ни медяшки, одни долги.

   — Какая разница, кто заплатил за Аль-Альтарьер? Главное, ш-што он остался в семье, — возразила Салишша.

   А ведь ей шею точно не сломаешь! Дохлая дрянь! Сразу видно, в кого пошла эта Зоя.

   От ярости меня аж немного мутило. А мерзавка только приободрилась, почувствовав поддержку.

   — Как дочь Синвера Альтара, я имею право на его наследство, — упрямо повторила она.

   — Что тебе нужно на самом деле? — подошёл я ещё ближе, практически вплотную.

   Мне даже не надо было делать угрожающее лицо, я бы действительно с удовольствием её прибил. Самое обидное, что она ни тонтера не боялась, смотрела дерзко и вызывающе прямо мне в глаза.

   — Мне нужны деньги.

   — Кто бы сомневался, — зло хмыкнул я. — А что, с другими способами подзаработать не сложилось? И даже в бордель не взяли? Хотя неудивительно. Я бы за такое платить тоже не стал.

   — Томин! — возмущённо воскликнула ларда Ровена. — Это уже слишком!

   — Все вы аристократы одинаковые! Самодовольные, чванливые кровопийцы! Думаешь, тебе все обязаны целовать подмётки просто по праву рождения? Хах! Утрись! Ненавижу тебя, таких, как ты, и всё, что вы творите! — прошипела Зоя. — И для меня будет особым удовольствием въехать на радугу на вашем горбу и откусить кусок вашего пирога!

   — Смотри, чтобы рот не треснул, когда разинешь его на наш пирог!

   — Отойди от меня! — потребовала она. — Хватит надо мной нависать!

   — А что ты мне сделаешь? Это ты пришла сюда требовать то, что тебе не принадлежит. Где ты была, наследница, когда твой драгоценный папочка закладывал одно имение за другим? Где ты была, когда девочкам требовалась помощь, чтобы избавиться от него? Где ты была, когда они рисковали жизнями из-за нанятых им синкайя? Где ты была, когда Амелия пробуждала Салишшу, чтобы позаботиться об имении, которое теперь хочешь получить? Ты выползла из своей плесневелой норы только тогда, когда почуяла наживу. Ты такая же, как твой мерзавец-отец!

   Наконец её проняло! Она вся вскинулась, мгновенно покраснела, а затем сделала нечто совершенно восхитительное — с размаху саданула мне кулаком в лицо. Я не просто не стал уворачиваться — подставил нос под удар и услышал, как вместе с моим носом с хрустом ломаются её надежды на безбедную жизнь.

   По телу разлилось злое ликование и предвкушение будущей победы.

   — А вот за это я сгною тебя в тюрьме, — весело пообещал я. — Нападение на аристократа и причинение вреда здоровью. Знаешь, что тебя за это ждёт?

   Я довольно оскалился, глядя, как в светло-серых глазах тухнет уверенность, уступая место испугу.

   Что ж, вот теперь можно и поразвлечься.

   ©Ульяна Муратова 2025 Специально для feisovet.ru

   

ГЛАВА 2. Зоя

   Двадцатое вьюженя, за сорок дней до начала турнира в Альтарьере

   

   — Зоя! Зойка! Счастье-то какое!.. Поди сюда! — звала матушка.

   — Иди, а не поди, — тихо пробормотала я, а потом громко крикнула: — Я на заднем дворе! Сейчас закончу и приду!

   Долго ли свежевать кролика умеючи? Нет. Но старый Хрык покупал только идеально снятые шкурки, а чтоб такая получилась, надо расстараться. Вот я и старалась. Сегодня повезло — двух кролей словила. Значит, будет на что эрло́вки купить. А эрловка с кроличьим мясом и сушёным корнем лопуха — очень недурна. Гораздо вкуснее пустой воды.

   — Зойка, ты не поверишь! — светилась матушка от счастья. — Помер он! Как есть помер! Весь город об том судачит!

   — Мам, ты чего? — напряглась я и испуганно спросила: — Дед Абога́р помер?

   — Да чего этому алкашу сделается? — беззлобно махнула рукой мать. — Батька твой помер, карон Альтар.

   — Как помер? — удивлённо вытаращилась я. — То есть умер.

   Дед Абога́р всегда поправлял, когда матушка козыряла сельскими словечками. Ей я бы ни за какие коврижки не призналась, но самой мне городской говор куда больше по нраву был. То есть нравился. Красивее он, что ли.

   — Дак весь город судачит! — с воодушевлением принялась она рассказывать: — На дуэли его зашиб вусмерть столичный маг какой-то. Наконец доигрался, гнида знатная, поизмывался над какой-то аристократкой. Брат ейный и того, порешил Альтара.

   — А, ну да, — хмыкнула я. — Как над простолюдинками годами измываться, так никто не рыпался. А как аристократку тронул, так сразу и прибили. Понятное дело.

   — Хватит, что ли. Даже если и аристократка, говорят, год она у него в плену томилась. Такого, Зоя, никому не пожелаешь, даже врагу. Так что зубы не скаль. Зашибли Альтара, и то радость. Пусть земля ему будет кабальдиным навозом, — в сердцах пожелала матушка.

   Я наконец закончила с последней шкуркой, споро натянула её на правилку и распрямилась в полный рост. Посмотрела на счастливую мать и спросила:

   — Что, правда умер он?

   — Помер, как есть помер, — закивала она.

   Новость оседала в голове постепенно. Это что ж получается?.. Не надо больше прятаться? Не от кого? Может, в ученицы к кому можно пойти? Или на работу наконец устроиться? Перестать жить тенью матери?

   У меня аж голова закружилась.

   — Светлый день сегодня, Зоенька, — ласково сказала матушка и прослезилась.

   Я ополоснула руки в ледяной воде, сняла фартук и повесила на сук. Долго смотрела на радостное лицо матушки, не в силах поверить, что весь этот кошмар наконец закончился, а потом попросила севшим голосом:

   — Волосы мне обрежь.

   — Зой, ты чего? — всполошилась она. — Нельзя ж так! А люди-то чего скажут? Не пристало девке стриженой ходить.

   — Ненавижу эти патлы, — ответила я, не желая ввязываться в спор, старый как мир. — Договаривались же.

   — Зой, ну пусть бы отрасли сначала свои.

   — А разница? Корни лиловые полезут, всё одно догадаются все. Лучше уж сразу состричь.

   — Зой, ну жалко же…

   Волосы — вечная причина раздора. Хоть я и понимала, что красить их надо и что без этого моё происхождение видно за версту, как Льику на ясном ночном небе, но всё равно ненавидела эти чёрные бустылы́, в которые превращались волосы после покраски чернилами. Будто стог гнилого сена на голову напялила и ходишь.

   — Нет, мам. Если ты не обстрижёшь, то я наголо обреюсь. Ещё хуже будет.

   Она горестно вздохнула и сдалась. Знала, что спорить со мной бесполезно и вечно сетовала на моё упрямство. Но уж что родилось, то и выросло.

   — Зой, дак, может, про наследство чего узнать, а? — заискивающе спросила матушка, прижимая натруженные руки к животу. — Дед Абогар вечно говорит об наследствах всяких. Мож, и тебе б чего перепало, раз других детей у отца твоего нет.

   — Ничего нам от него не надо! — вспылила я. — Ты же знаешь, что меня его прихвостни чуть не поймали!

   — Так-то оно так, но теперь-то карон Альтар мёртв. Мало ли чего тебе полагается? Я ж сохранила и записки его, и контракт свой рабочий. Доказательства-то есть…

   — Мам, мы что, плохо живём? — сердито спросила я.

   Она растерянно моргнула. Оглядела задний двор с почти пустой поленницей, небольшой огородик, с которого мы жили летом, наполовину просевшую в землю старую избу, в которой ютились последние годы. И то благодаря деду Абогару, без него бедовать бы нам на улице, так что вопрос я задала глупый. Пусть жили мы не в парче, а в парше, но и идти на поклон к родственникам отца я категорически не желала. Все знают, как себя ведут аристократы. Что придётся вытерпеть бастарду, чтобы выцарапать из их лап хоть медяшку? И получится ли?

   — Будь у него жена или другие дети — это одно. Но у него только лишь троюродные сёстры. Дед Абогар говорил, что в таких случаях и бастарду может перепасть наследство-то.

   — Мам, теперь я могу пойти работать. Не нужно будет от каждой тени прятаться. А там — может, и замуж выйду…

   — Не возьмёт тебя никто, Зойка, — горестно вздохнула матушка. — Девка ты работящая и справная, но ауры у тебя нет, из приданого — горсть прошлогоднего снега. Коли Трайда́р в жёны тебя не взял, так и никто не возьмёт, особливо теперь… — с досадой закончила она.

   Слова матери серпом резанули по сердцу. Ровнёхонько по тому месту, что уже год не заживало. Дура я была, тут не поспоришь. Любила Трайдара, верила ему, ждала, когда он женится. И он женился. Только не на мне, нищенке, а на девице, что отец ему сосватал. Знать бы, что так сложится, прогнала бы взашей с крыльца, но я не знала. Говорила мне матушка, чтоб честь девичью берегла, а я не послушала. Думала, что всё у нас с Трайдаром по-настоящему, по любви.

   Дура. Как есть дура.

   Я закусила губу.

   — Дар у меня есть, может, выйдет из него толк… — тихо ответила я.

   — Ой ли! Что твой дар, такой только и нужен, что шпионам да ворам. А с такими свяжешься — головы не сносишь. И куда работать ты пойдёшь, Зойка?

   — Где побольше заплатят, туда и пойду.

   — Эх, не надо было тебя перед дедом Абогаром-то скрывать. Глядишь, научил бы тебя чему, пока ещё в себе был.

   — Я сама научилась, чему смогла, — упрямо возразила я. — Мам, послушай. Я прекрасно понимаю, с какой стороны у хлеба масло, но идти к родственникам отца не хочу. Крыша над головой и миска еды у нас есть, руки есть. Да и сколько там денег, чтоб идти к родне отца унижаться? Ты ж сама говорила, что за имением долгов, как шелков.

   — Ну… мож, есть ещё чего… — скисла матушка.

   — Узнай. Меня-то в Городской Приказ никто не пустит, а вот тебе по доброй памяти, может, и скажут чего. Не зря же ты там столько лет полы намываешь.

   — Это да. Может, кто чего и скажет, — воодушевилась она. — А волосы коли отстрижём, так все увидят, чья ты кровь. Может, оно и того… поспособствует…

   Я тщательно вымыла руки ещё раз, набрала в ведро чистой колодезной воды и пошла в избу. Налила в чугунок, положила туда кости с жилами, чтобы наварить супа. Мясо-то закоптить надо. А копчёное можно и продать потом, а то соли в доме почти не осталось, да и платье у матушки совсем износилось — скоро в таком на работу не пустят. Значит, надо на новое откладывать. И мне нужно одёжку прикупить. Оборванку-то никто не захочет на работу брать, ещё и стриженную.

   Я хоть и понимала, что по уму не надо бы косу обрезать, но… я этой косой, как цепью, была к прошлому прикована. Да и пачкала она, особенно в дождь. Ляжешь с влажной головой — на подушке утром новое пятно. А ещё кожа от неё чесалась неимоверно. Да только оправдания это всё. На самом деле я просто до глубины души ненавидела то, что из-за отца никогда своих волос не видела. Может, кому ерунда, а у меня пунктик, как дед Абогар говорит.

   Достала ножницы и наточила — не в каждом доме такие были, но я выменяла у хмельного Хрыка на десяток шкурок. Он по пьяни всегда добрый становится, оттого и завязал с выпивкой. Хорошие ножницы, добротные, ещё детям моим послужат, если будет на то воля духов.

   Волосы у меня были длинные и густые, несмотря на то, что мы с мамой их красили. Уж, как говорится, природа если захочет, одарит так, что не пропьёшь. Всегда любопытно было, какими они будут, если вырастут натуральными. Вот и узнаю!

   Для начала я отрезала косу. Одно движение — и она осталась в руке, словно ящерица отбросила хвост. Дальше я остригла самые длинные пряди, на ощупь. Делала это с наслаждением, с затаённой гордостью. Больше мне не нужно будет прятаться. Когда люди отца чуть не разыскали меня три года назад, я поклялась себе, что как только он отправится кормить червей, я выйду из тени, в которой держалась всю свою жизнь.

   Мы с матушкой даже в город теперь сможем переехать, если пожелаем. Хотя… это я, конечно, лишку дала. Деда Абогара одного мы не бросим. Как он без нас? Никак.

   Матушка со вздохом сказала:

   — Давай на улицу выйдем, там свет лучше. Уж я постараюсь срезать так, чтоб хоть немного осталось…

   Да, волосы успели отрасти довольно сильно, уже на ноготок, так что бриться наголо не потребовалось. Матушка взялась за гребень и принялась за работу. Без волос голове быстро становилось холодно, а ещё как-то легко! Словно к земле меня тянула эта порченная чернилами коса.

   Волосы я ненавидела красить с детства. Чтоб чернила на волосах схватились, их сначала мешали с кислотой. От неё нещадно щипало кожу, а терпеть приходилось долго, иначе чернота из волос вымывалась, оставляя фиолетовую паклю, не менее подозрительную, чем мой родной лиловый цвет.

   Вот только спасла меня эта краска, когда пришли люди Синвера да принялись всех расспрашивать про байстрюков с лиловыми волосами. Платили сотню золота за любую наводку. Дед Абогар тогда сказал: «Информация стоит денег, жаль, что у меня её нет», и пьяно засмеялся. Тогда я возблагодарила духов за то, что он слеп. Зрячий давно бы заметил, что со мной не так, чай в одном доме столько лет живём.

   С тех пор, как по окрестным городам и сёлам прошлись нюхачи в погоне за случайными бастардами Синвера, я перестала дуться на матушку за щипучую краску. Да и напугали они меня тогда порядочно. Не повезло столкнуться с ними в лавке. Я крупу брала, что подешевле, а они продавца выспрашивали, деньги предлагали. Сотню золотых за наводку, две — за помощь в поимке. Так и сказали — в поимке. После этого сомнений, зачем им байстрюки карона, не возникало. Да и выглядели искатели эти как обыкновенные душегубы. Таким только попади на лезвие ножа — порежут на кусочки.

   В тот момент у меня и случился приступ тихой ярости. Я смотрела на пришедших по мою душу головорезов и клялась себе, что никогда отец меня не достанет и не увидит. И такая злость во мне вскипела, что аж внутри что-то переклинило, отчего и проснулся дар.

   Странный дар, если так подумать. Но лучше такой, чем никакого. Тем более что он не раз меня спасал с тех пор. Это Трайдар ухаживал да волю мою спрашивал, а другие не прочь были и в переулке зажать. Дар помогал этого избежать.

   Никогда о подобном даре не слышала ни от кого, даже от деда Абогара, хотя он всё знал. Уж сколько историй рассказывал, в детстве я часами слушала. Иногда только слова незнакомые переспрашивала, за что он меня глупой духови́цей звал. Разговаривала-то я с ним только когда он во хмелю был, а по трезвой он и не знал, что, помимо матушки, с ним ещё и я в доме живу. Но я никогда не мешала и не шутила над ним. Жалела. Тяжело ему пришлось, когда он ослеп, поэтому я ему всегда помогала. Под руку подкладывала то, что он искал. Чая доливала в кружку. Пледом укрывала, если задрёмывал.

   Хороший был мужик, пока не спился окончательно.

   — Вроде всё, — придирчиво осмотрела мою голову матушка, закончив стричь.






Чтобы прочитать продолжение, купите книгу

149,00 руб Купить