Эхо распада. Валерия Яблонцева, Анастасия Волжская

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ГЛАВА 1
• ГЛАВА 2
• ГЛАВА 3
• ГЛАВА 4
• ГЛАВА 5
• ГЛАВА 6
• ГЛАВА 7
• ГЛАВА 8
• ГЛАВА 9
• ГЛАВА 10
• ГЛАВА 11
• ГЛАВА 12
• ГЛАВА 13
• ГЛАВА 14
• ГЛАВА 15
• ГЛАВА 16
• ГЛАВА 17
• ЭПИЛОГ

АННОТАЦИЯ

Шестнадцать лет назад миру, каким мы его знали, пришел конец. Выплеск, природу которого никто не понимал, волной прокатился по континенту с севера на юг, оставив после себя выжженную землю. На остатках расколотой страны люди выживали как могли.

   Тайны прошлого не волновали меня. Однако смерть родных в автокатастрофе и встреча с загадочным парнем запустили цепь событий, отправивших меня в закрытый город Северск-12, где все когда-то началось.

   Город, где я родилась.

ГЛАВА 1

Разбился мир на четырнадцать частей

   И все идет по плану.

   Безнадега. Если бы в энциклопедии требовалась иллюстрация к этому слову, можно было бы смело делать фотографию пейзажей вдоль ухабистой дороги, ведущей от окраин Центрального сектора на Север через мертвые земли. Хмурое небо, бурая сухая земля, уходящее в бесконечность полотно растрескавшегося асфальта, по которому шуршал шинами единственный рейсовый автобус. Пустота, тишина, разгоняемая лишь тарахтением старого двигателя, бледные лица немногочисленных пассажиров.

   Путешествие в загробный мир, не иначе.

   Борясь с дурнотой, неизменно сопровождавшей любую мою поездку в транспорте, я устало привалилась щекой к холодному стеклу. За окном проносились каменистые холмы с редкими, словно волосы старика, крючковатыми высохшими деревьями. Кое-где попадались брошенные дома, провожавшие автобус черными провалами окон. По бокам от дороги ржавели в кювете автомобили.

   Говорят, время лечит. Но Выплеск, разорвавший некогда огромную страну на полтора десятка автономных секторов, прокатился по земле безжалостным смертоносным потоком, оставив после себя незаживающий след, заметный даже сейчас, спустя долгие шестнадцать лет. Ни травинки, ни листочка, ни насекомого, ни птицы, с высоты высматривающей добычу. Воздух ничем не пах. И даже реки, соединявшие сектора, не зарождали по берегам желанной жизни.

   На мертвой земле были лишь ветер, пустые холмы, забытые города, ветшающие остатки цивилизации.

   И люди, упрямо колесящие между секторами по полуразрушенным дорогам.

   Люди и тараканы оставались всегда и везде.

   Взгляд выхватил надпись, оптимистично украшавшую фасад заброшенной пятиэтажки рядом с пустой школой. «На севере всегда есть место подвигу, надо только быть…»

   Окончание фразы было дописано позже чьей-то рукой прямо поверх заколоченных дверей подъезда.

   «…подальше от этого места».

   Я не сдержала усмешки. Иронично, ничего не скажешь. Вот только следовать совету я, увы, не собиралась.

   Север, и до того не слишком-то густонаселенный, сильнее прочих территорий пострадал от Выплеска. Больше половины шахтерских городков и поселков превратились в руины, а уцелевшие жители перебрались в места, где еще теплилась хоть какая-то жизнь – с более мягким климатом и ярким солнцем.

   Центру и Югу повезло больше. Их катастрофа затронула не так сильно – да и люди оказались не столь щепетильными в отношении суеверий, запрещавших занимать дома мертвецов. В конце концов, если кусок бесплодной земли выходит к морю, какая разница, растет ли на нем трава и виноград? Грех оставлять на произвол судьбы столь лакомое и перспективное место. А где есть человеческое упрямство, там рано или поздно появится и водопровод с электричеством, обеспечивая маломальский комфорт. Главное, чтобы нашлось жилье и работа. А виноград можно и на рынке купить у более удачливого соседа.

   Я провела в Южном секторе большую часть своей жизни. Ничего из того, что было до Выплеска, я не помнила. Мама же не любила говорить о прошлом. Да и вообще говорить, если уж на то пошло. Даже то, что раньше мы жили в закрытом промышленном городе Северск-12 и убрались оттуда, когда все пошло наперекосяк, почти перед самым Выплеском, я узнала лишь из рассказов Олега, моего отчима, который заботился о нас обеих с того самого дня, как мы повстречали его на вокзале солнечного прибрежного города.

   Когда-то все, как любил вспоминать Олег, было таким же солнечным, ярким и полным жизни, как уцелевшие территории вдоль морского побережья. Когда-то наша страна простиралась от океана до океана. Колосились поля, шумели леса, цвели сады. Люди покоряли землю и небо, мечтали о будущем. А потом...

   Катастрофа. Энергия, вырвавшаяся из-под контроля. Миллионы погибших, сотни километров выжженной, мертвой земли. Привычный мир разлетелся в клочья, и людям осталось лишь выживать и приспосабливаться. Где-то получилось довольно быстро восстановить подобие привычной жизни. В других же местах…

   Глядя на унылый серый пейзаж за окном, я особенно остро осознала, как нам повезло, что мама сумела вырвать нас из плена холода и ветра. Только сумасшедший по доброй воле мог жить в этих диких суровых краях. Только безумец мог стремиться сюда, откликаясь на неумолкающий, беспокойный зов севера.

   Собственно, примерно так, только жестче и не стесняясь в выражениях, и сказал мне куратор нашего курса в школе милиции капитан Прахов, когда я заявила, куда хочу попасть по распределению.

   – Дура ты, Сахарова, – припечатал он, для убедительности хлопнув по столу моей папкой. – Там тебе ловить нечего. А здесь, при должном старании, сможешь получить все, что хочешь. И повышение через годик-другой.

   И дабы подкрепить свои слова чем-то более весомым, перегнулся через стол и накрыл ладонью мои пальцы.

   Покровительственно так. С улыбкой, исключавшей всякую двусмысленность.

   Руку я убрала не сразу, дав капитану пару секунд, чтобы насладиться властью над беспомощной сироткой, за которую и заступиться-то некому. А после кивнула на папку, где, как полагал Прахов, лежали документы о моем переводе в Северный сектор. Нет, бумаги там, разумеется, были. А еще несколько интересных фотографий и выписка из медицинских карт двух студенток с одной и той же срамной болезнью.

   Заглянув внутрь, Прахов изменился в лице. Я же встретила его взгляд с ледяным спокойствием. И, проникновенно глядя в сузившиеся от ярости глаза, посоветовала оформить мне документы, если не хочется попасть под служебное разбирательство за домогательства к студенткам. Я была не первой, кому куратор предлагал покровительство за особые услуги, и знала это прекрасно. Не зря посвятила сбору компромата последние три месяца.

   – У вас есть связи. Дерните за ниточки, организуйте перевод. Север – закрытое сообщество. Но при должном старании…

   Я многозначительно коснулась угла папки. Прахов скривился.

   – Вот и чего ты там забыла? – буркнул он, сдаваясь. – Жила бы себе спокойно как все нормальные люди. Но нет. На Север ей, видите ли, захотелось. Зачем?

   – Потянуло. К корням.

   – Дура ты, Сахарова.

   Я только плечами пожала. Может, и дура. Но отговорить меня не получилось бы ни у Прахова, ни у кого-либо еще.

   Олег всегда говорил, что я бываю невероятно упертой. И добавлял – особенно когда не надо.

   Я грустно усмехнулась, вспомнив добрые глаза отчима. Я не была его дочерью по крови, но он стал для меня таким отцом, о котором многие дети из полных семей могли только мечтать. Олег читал мне сказки, если я не могла заснуть, делал со мной уроки, когда мама допоздна задерживалась в лаборатории, учил плавать, бить потрепанную боксерскую грушу, закрепленную на ветке старого миндального дерева, которое росло у сарая, оплетенного диким виноградом, с тех незапамятных времен, когда сам Олег еще был ребенком – до катастрофы, до раскола, до встречи с нами. Мама, живущая лишь собственными исследованиями Выплеска, никогда особенно не интересовалась моей жизнью, и потому именно к Олегу я всегда шла в поисках ответов, понимания, утешения и принятия.

   Ничего удивительного, что после автомобильной аварии, унесшей жизни отчима и мамы, Олега я оплакивала намного сильнее. Его смерть словно бы что-то сломала во мне. Выдернула из ставшего привычным мира, лишила опоры и ориентира.

   Разумеется, о домике с сараем, виноградником и миндальным деревом пришлось забыть. Едва дождавшись, когда гроб опустят в землю, семья Олега поспешила избавиться от чужого ребенка. Несколько лет до совершеннолетия я прожила в детдоме, всеми забытая, никому не нужная. Металась между злостью, отчаянием и отупляющим безразличием, пыталась забыться. Как-то так же прошли и первые годы в школе милиции, куда я поступила назло воспитателям и чтобы получить место в общежитии.

   А потом случился пожар в лаборатории, где когда-то работала мама. И в ту же ночь в клубе я встретила явно не местного симпатичного блондина с нелепым именем, который охотно угощал всех выпивкой и почему-то очень удивился, узнав, что моя фамилия Сахарова. Он нес какую-то бессвязную чушь про Север, энергию Выплеска и прочую ерунду, и если бы не его щедрость и умение целоваться, я забыла бы о нем через пять минут после знакомства. Но – ко взаимному удовольствию – мы быстро нашли, так сказать, общий язык. И не только…

   После бурной ночи утренняя практика казалась мукой – ровно до того момента, как на столе перед куратором нашего курса оказалось дело о случившемся накануне ДТП. Казалось бы, типичная ситуация – подросток выбежал на дорогу, столкновение, два трупа. Если бы не два «но».

   Водителем был один из сотрудников сгоревшего центра. А подросток вчера прибыл на спортивные сборы вместе с другими воспитанниками детского дома из закрытого города Северск-12 в Северном секторе.

   И что-то словно щелкнуло внутри. При первой же возможности я проникла в архив, достав старое дело мамы и Олега. И – да – одной из жертв аварии тоже оказался подросток. И тоже из Северска-12.

   Совпадение?

   Что-то внутри упрямо подсказывало, что нет.

   С того дня я потеряла покой. Я поняла, что хочу знать правду – любой ценой. Все – авария, пожар, подростки, исследования, которые проводила мама, – теперь казалось мне не случайным. И ниточки этого дела, словно полосы мертвой земли, тянулись к одной конкретной точке.

   На север. В далекий Северск-12, откуда когда-то давно сбежала моя мама и о котором она не хотела вспоминать, уходя от любых расспросов.

   Город, где я родилась.

***

Я уже совершенно потеряла счет времени, когда впереди показались шлагбаум и одинокая будка контрольно-пропускного пункта. Никаких других визуальных ориентиров, сигнализирующих о пересечении границы между пригодной для проживания территорией и мертвыми землями, не было. Холмы за будкой казались такими же серыми и пустыми, как и дорога до них. Чахлые деревья, каменистая почва, сквозь которую пробивались редкие пучки жесткой травы, покосившиеся домики на горизонте. И не поймешь сразу, то ли Север так сильно зацепило катастрофой, то ли здесь и до нее не было ничего живого.

   «Да уж… – подумала тоскливо, помянув недобрым словом правоту капитана Прахова. – И правда, ужасное место».

    Но если где-то и скрывались ответы, была ли случайной авария, унесшая жизни Олега и моей матери, то только здесь.

   Автобус, чихнув, остановился. Передняя дверь с неохотным скрипом сложилась гармошкой, пропуская внутрь постового, такого же серого, равнодушного и усталого, как и все вокруг.

   – Проверка документов, – пробубнил он. – Предъявите разрешение на въезд на территорию Северного сектора в развернутом виде.

   Попасть в закрытый Северск-12 было не так-то просто – иначе я не стала бы шантажировать Прахова. Поговаривали, что здесь находился эпицентр Выплеска, и все оставшиеся научные институты и лаборатории сектора занимались исключительно изучением этого феномена. Или же дело было в горнодобывающих и перерабатывающих заводах, которые северцы каким-то немыслимым образом умудрялись поддерживать в рабочем состоянии даже на мертвой земле. Если верить Олегу и учителю географии, в прежние времена было нормой создавать закрытые города вокруг критически важных предприятий.

   Север, и без того не слишком жаловавший гостей, после Выплеска и вовсе практически перестал принимать посторонних. Единственной свободной должностью в штате местного отдела милиции оказалась позиция инспектора по делам несовершеннолетних в Северске-12, что вызвало у Прахова злорадный восторг.

   «Как представлю, что ты там натворишь, прямо радостно становится, – ухмыльнулся капитан, вручая мне бумаги. – Лучшего наставника для несчастных детишек и придумать нельзя».

   Подписанное Праховым направление и милицейскую корочку я услужливо сунула под нос остановившемуся передо мной постовому.

   Крупное серое лицо удивленно вытянулось.

   – Ого! Сахарова Айра. Имя-то какое красивое. Младший лейтенант… ка. Это ты что, получается, новенькая в северский участок?

   Пассажиры заметно помрачнели. Вахтовик на заднем сиденье подобрался, что-то пряча под курткой, две крупные тетки притянули к себе клетчатые баулы с барахлом на продажу. Кондукторша нахмурилась.

   Лишь постовой, похоже, искренне обрадовался единственному на весь автобус новому лицу.

   – Что, приехала искать мужа с длинным… – ухмыльнулся он, пряча последнее слово за кашлем, – …рублем?

   – А что? – покосилась я на мужчину с неприязненным прищуром. – Можно подумать, кто-то так делает?

   – Да все бабы, – махнул рукой постовой. На безымянном пальце мелькнул тусклый ободок обручального кольца. – Только за этим и едут. И жена моя… дура. – Постовой презрительно фыркнул, под грозным взглядом кондукторши удержавшись-таки от плевка на пол. – Как устанешь просиживать юбку с Ридом, переводись к нам на базу. Работа непыльная, платят... хм… вовремя. Льготы там всякие, квартира. И никаких трупов – разве что в мертвую зону кто сдуру сунется. Красота.

   – Хотите сказать, у вас тут часто гибнут люди?

   Постовой заметно стушевался, поняв, что сказал лишнего.

   – Да так… – Он нервно передернул плечами. – Не больше чем везде. Это север, знаешь ли. Тут и до Выплеска жизнь была не сахар. О, ха-ха! Зато теперь точно слаще станет! Да?..

   Я молча отвернулась к окну, давая понять, что не желаю поддерживать шутку, набившую оскомину еще в школе. И в переводе на базу тоже не заинтересована. Нет уж, спасибо. Только работать с таким треплом не хватало.

   Поняв, что на душевные беседы я не настроена, постовой разочаровано буркнул что-то отдаленно напоминавшее прощание и вышел вон, дав знак водителю, чтобы ехал дальше. Автобус тронулся.

   Граница осталась позади.

***

На конечной станции меня, разумеется, никто не встретил.

   Не то чтобы я всерьез на это рассчитывала, хотя телеграмму единственной живой северской родственнице отправила сразу же, как добилась от Прахова документов о назначении. Адрес пришлось выяснять в справочной – о наличии родной тети я и узнала-то только после маминой смерти, когда неожиданно участливая социальная работница сообщила, что Гелия Ремовна Сахарова, проживающая в Северске-12 Северного сектора, подписала официальный отказ от опеки над осиротевшей племянницей.

   Что ж, вот и появился повод напроситься в гости и познакомиться. Раз телеграмма доставлена, значит, адрес, сохранившийся в единой картотеке, собранной еще до Выплеска, был верным.

   Для проформы я немного подождала, украдкой поглядывая по сторонам, пока на крошечном пятачке растрескавшегося асфальта не остались лишь я и задержавшийся вахтовик.

   – Проводить, товарищ милиционер? – как-то неприятно-двусмысленно усмехнувшись, спросил он. – Я город хорошо знаю. И с жильем помогу. У Нинель, которая мне комнату сдает, есть свободное местечко. Показать?

   – Сама разберусь, – отрезала твердо и с уверенным видом зашагала вверх по единственной тропинке.

   – Ну, как знаешь, – донеслось вслед. – Смотри, аккуратнее там, около домов с мертвой зоны. Не хотелось бы в первый же день лишить наше захолустье такой хорошенькой мордашки. Рид мне не простит.

   Я даже не обернулась.

   Увы, далеко уйти не удалось. Едва только я завернула за угол ближайшего дома, оставляя вахтовика за пределами видимости, как пришлось вынужденно остановиться. Прямо передо мной оказалась рассекающая двор мертвая полоса.

   Кое-как размеченная по краям, она была почти не заметна в сумерках. Но не почувствовать ее было невозможно. Тело напряглось. Дыхание перехватило. В животе скрутился тугой узел.

   Сама по себе мертвая зона не таила опасность. Воздух здесь был такой же, как и везде, дома ветшали, но не падали, асфальт, хоть и изрядно растрескавшийся, не торопился проваливаться под землю. Не было никаких проблем в том, чтобы ходить по опустевшим дворам или путешествовать через безлюдные равнины, – иначе сектора потеряли бы всякую связь друг с другом после катастрофы. И даже селиться в заброшенных домах официально никто не запрещал.

   Но желающих – даже на Юге, где можно было урвать пустой участок на побережье, – было немного.

   Неудивительно. Люди ощущали неправильность – кто-то меньше, кто-то сильнее. Я была из тех, кому особенно тяжело давалось пребывание в местах, затронутых Выплеском. Стоило только ступить на мертвую землю, как внутри зародилось иррациональное чувство тревоги. Казалось, будто кто-то наблюдает за мной, движется по пятам, прячется за развалинами, следит сквозь черные провалы окон.

   Ощущение было настолько ярким, что я невольно вскинула голову. Взгляд скользнул по заброшенному трехэтажному дому, ища внутри малейшие признаки жизни. Рука потянулась к поясу, хоть я и знала, что табельного оружия при мне нет. Некстати вспомнилось предостережение вахтовика. Я напряглась. Лямки тяжелого походного рюкзака впились в плечи.

   Секунда. Две. Десять.

   Тишина.

   Я выдохнула. Ложная тревога.

   «Да уж, – подумала с кислой усмешкой. – Весело будет работать в Северске, с учетом того, как сильно он посечен Выплеском. Хорош милиционер, который шарахается от каждой тени».

   Выругавшись под нос, я достала из бокового кармана рюкзака карту и двинулась в обход мертвой зоны вверх по холму. Благо, до дома тетки было относительно недалеко.

***

Из справки я узнала, что Гелия Ремовна Сахарова места жительства не меняла. И более того, до Выплеска по этому же адресу проживала также моя мать – а значит, скорее всего, и я. Но, к своему недоумению, я смотрела по сторонам и не узнавала ничего – абсолютно ни-че-го.

   Пустота. Чистый лист.

   В голове не сохранилось ни одного, даже самого смутного воспоминания. Все в городе, где я провела часть детства, казалось абсолютно чужим. Будто и не было в моей жизни Северска-12. Не было извилистых улочек, взбиравшихся по серым холмам, одинаковых пятиэтажек, заросших сорной травой побитых детских площадок и редких, тускло светящихся окон, где за плотными шторами едва различимо двигались люди-тени.

   Которое из них некогда принадлежало нашей семье?

   Я не помнила.

   Пятый дом по Северной улице оказался не так далеко от городского центра. Красивый, ухоженный, построенный лет сорок назад еще во времена архитектурных излишеств, он мог похвастаться высокими окнами, полукруглыми балконами и разделявшей этажи неброской лепниной. На Юге до Выплеска в таких жили инженеры и деятели культуры, а после – коммерсанты, разбогатевшие на торговле между секторами.

   Первый подъезд. Второй этаж. Квартира восемь. Обитая бордовым дермантином дверь. Звонок, закрепленный на уровне роста взрослого человека. Я попыталась представить, как в детстве мне, должно быть, приходилось подниматься на цыпочки, чтобы дотянуться до кнопки – и не смогла.

   Что ж…

   – Дин-нь!

   Долгую минуту за дверью было тихо. И вот наконец неохотные медленные шаги. Щелкнул, проворачиваясь в замке, ключ. Скрипнули петли, открывая вид на темный коридор и высокую женщину чуть старше сорока, застывшую в проходе.

   Младшая сестра мамы Гелия Ремовна Сахарова была одета в широкий свитер и домашние штаны. Светлые волосы, еще не потерявшие природный цвет, крупными локонами лежали на плечах. Для своего возраста она выглядела достаточно молодо – почти как мама перед смертью. У двух сестер вообще было много общего – узкое лицо, фигура, с годами не утратившая стройность, тонкие руки. Разве что вертикальной морщины между бровями и угрюмых складок в краешках губ у мамы я никогда не замечала. На лице Гелии же, казалось, застыло вечное выражение едва сдерживаемого недовольства.

   И ни грамма узнавания.

   – Я Айра, дочь Лины, – нарушила я затянувшееся молчание. – Приехала по распределению. Назначена инспектором по делам несовершеннолетних в отдел милиции Северска-12.

   – Надо же. – Тетка саркастически выгнула бровь. – А я думала, телеграмма – это шутка такая. Ну, знаешь, когда получаешь сообщение о смерти богатого родственника где-нибудь в Дальневосточном секторе и надо срочно вступать в наследство, предварительно оплатив взнос. А тут то же самое, только ехать никуда не надо. И вместо новенькой трешки – ты.

   «Ха-ха. Очень смешно».

   – Войти можно? – спросила я, так и не дождавшись приглашения.

   Гелия не сдвинулась с места.

   – А что, в общежитии места не нашлось?

   – Нет, – соврала я.

   От общежития я отказалась осознанно – мне нужно было подобраться к тайнам прошлого, и что могло быть лучше, чем напроситься к тетке на постой. Конечно, в моих радужных мечтах Гелия Ремовна была куда дружелюбнее, но… вспоминая отстраненную и немногословную маму, глупо было, наверное, ожидать от младшей сестры Лины Сахаровой чего-то другого.

   Я сжала губы и выпрямила спину, несмотря на тяжелый походный рюкзак, надеясь, что так буду выглядеть достаточно убедительно. Тетка молчала. Удивительно, как сильно она напоминала маму – недоверчивая, закрытая.

   Но когда я уже решила, что авантюра не удалась и сейчас меня просто выставят вон, Гелия Ремовна вздохнула, посторонившись.

   Со мной и рюкзаком в узкой прихожей сразу стало тесно. Я замялась, не зная, куда поставить вещи, а тетка не спешила помогать незваной гостье.

   – Мяу, – раздалось из глубин квартиры. – Фш-ш-ш!

   Пятно тьмы, выкатившееся из гостиной, смерило меня презрительным взглядом желтых глаз и скрылось в боковом проходе, ведущем на кухню.

   «Отлично-о-о…» – внутренне застонала я.

   Не то чтобы я совсем не любила животных, напротив. Но мама всегда держалась подальше от котов и собак и не подпускала меня даже к самым спокойным и дружелюбным зверюшкам, утверждая, что у меня сильнейшая аллергия на шерсть. И вот теперь мне представился шанс убедиться во всем на печальной практике. Местное пятно, насколько я успела заметить, было повышенной мохнатости.

   – У тебя кошка…

   – Кот. Черный. – При упоминании питомца суровое лицо Гелии Ремовны слегка смягчилось. – Черный – это его кличка. Он не любит громких звуков и посторонних людей.

   Намек я уловила. Хотя какой там намек – все было предельно ясно.

   «Вас здесь не ждали, дорогая племянница».

   Рюкзак с грохотом упал на коврик у двери, заставив тетку нахмуриться, а Черного – вопреки словам хозяйки – высунуть из коридора любопытную морду.

   – Спасибо за теплый прием. Я и сама предпочла бы оказаться в любом другом месте, – сказала я то, что, как мне казалось, должна была бы говорить, если бы распределение было прихотью начальства, а не моим личным выбором. – Но обстоятельства сложились так. И не важно, нравится ли это тебе, мне или… – Я покосилась в сторону кухни. – Черному. Наших мнений никто не спрашивал.

   – Ясное дело. Раньше говорили, распределение как колхоз – дело сугубо добровольное. – Гелия Ремовна усмехнулась, жестко, но без прежней неприязни. Похоже, включить кота в список пострадавших оказалось стратегически правильным решением. – Разувайся и проходи. Первая дверь налево. Мать твоя там жила. В общем, можешь остановиться тут, пока вопрос с жильем не решишь. Ванная и туалет в конце коридора. Кухня там, где Черный. Еды нет.

   – Я не голодна.

   – Ночью не шуми, стены картонные.

   – Не буду.

   Тетка пожала плечами, пропуская меня в бывшую мамину комнату.

   – Зря ты сюда приехала, – услышала я за спиной тихое, едва слышное. – Глупая. Не надо было тебе возвращаться…

***

«Нет. Точно не зря».

   Ощущения от пребывания в квартире Гелии Ремовны были престранные. Я надеялась, что хоть здесь, в месте, не затронутом ни Выплеском, ни ремонтом, детские воспоминания проснутся. Но нет. В голове – как в глазах тетки – было пусто. Узкий коридор, наполовину занятый шкафом, кухня, две смежные комнаты в глубине и отдельная дверь, ведущая в маленькую – когда-то мамину, а теперь мою – спальню, ничем не откликались в душе.

   Память не сохранила деталей нашей жизни на севере – ничего, даже самых нечетких образов. Я не помнила ни эту квартиру, ни тетку, ни бабушку, умершую, согласно информации из паспортного стола, незадолго до Выплеска, ни тем более своего биологического отца. Мама вычеркнула Северск-12 как страшный сон, мастерски уклоняясь ото всех вопросов о прошлом, и мой разум, словно подчинившись ее воле, забыл все вместе с ней.

   Жизнь – настоящая жизнь – началась тогда, когда мы сошли на перрон южного приморского города. Выплеск только-только утих, оставив после себя хаос и разрушения. Вокруг царила паника. Люди метались, кричали, плакали, пытались найти родных и решить, как жить дальше. И посреди этого безумия – мама и я.

   Вцепившись в мамину ногу, словно испуганный дикий звереныш, я не различала ни голосов, ни лиц, но отчетливо помнила липкое чувство страха и усиливавшееся желание сбежать, спрятаться. В теле не утихала дрожь, родившаяся после недолгого столкновения с мертвой землей – поезд, увозивший беженцев в теплые края, которые в будущем станут Южным сектором, дважды пересекал зону катастрофы. Мне было плохо, безумно, невыносимо плохо. И в этот момент я вдруг увидела море. Именно оно – бескрайнее, блестящее, безмятежно-синее – и стало моим первым осознанным светлым воспоминанием.

   А потом появился Олег, и вместе с ним – полноценная семья. Дом с садом и миндальным деревом, который я в глубине души робко называла своим. Рыбалка. Душевная близость. Постепенно, шаг за шагом, отчим растопил сковывающий нас холод севера. Даже мама, вечно отстраненная и погруженная в себя и свою очень секретную и очень важную работу, рядом с Олегом иногда снимала броню, позволяя себе искреннюю радость.

   Уголки губ, дрогнувшие было в улыбке, опустились. Все, чего добились Олег и теплое южное солнце, разрушила единственная роковая встреча с Севером.

   «Авария. Несчастный случай. Ребенок на дороге. Водитель не справился с управлением».

   Сухие строки милицейского отчета, навсегда въевшиеся в память, казались теперь едкой насмешкой. Я больше не верила ни в «ребенка», ни в «несчастный случай» – не после того, что случилось с бывшим маминым коллегой в ночь недавнего пожара. Нет, тут было что-то еще. Не случайность разрушила мою жизнь. Это сделали исследования Выплеска и странные гости с Севера.

   И я не собиралась успокаиваться, пока не выясню, почему.

   Поиск ответов начала с маминой комнаты. Замка на двери не было, так что пришлось подпереть ручку стулом, чтобы оградить себя от случайного вторжения Гелии. И стоило только расслабиться, как из коридора послышался скрежет когтей по дереву и требовательное мяуканье. Черный громко выражал недовольство, что наглая гостья ограничила его свободу перемещения.

   Жалобы кота я проигнорировала. Тоже мне, собственник нашелся. Пусть довольствуется оставшимися двумя комнатами.

   Дождавшись, пока Черному надоест и в коридоре станет тихо, я принялась методично изучать помещение, осторожно ступая по скрипучим половицам. Прошлась вдоль шкафа, отмечая пустые места на книжных полках, перебрала остатки старой косметики в выдвижных ящиках, погладила тонкий шифон висящих в шкафу блузок, пошарила в карманах кофт – вдруг затесался какой-нибудь пропуск или ключик. Даже под висевший в углу портрет вождя заглянуть не забыла – мало ли. Но, увы, безрезультатно. Мама тщательно оберегала свои секреты – как дома, так и здесь, в Северске-12. Я обшарила все места, до которых только смогла добраться, не двигая мебель, но не обнаружила ни одной зацепки, которая могла бы пролить свет на личность и работу Лины Ремовны Сахаровой, стоившую ей жизни.

   Ничего. Сдаваться я не собиралась. Не получилось с этой стороны, зайду с другой.

   С этой мыслью я забылась тревожным сном.

ГЛАВА 2

«Брысь отсюда-а-апчхи!» – прекрасная фраза для начала нового дня. Сказанная с чувством, слезами и свербящим носом, она отлично бодрит и настраивает на рабочий лад. Правда, одно дело – когда ты адресуешь ее коту, под утро неизвестно как просочившемуся сквозь подпертую стулом дверь, чтобы вольготно устроить мягкий зад на чужом лице. И совсем другое – когда то же самое слово в слово сообщает, пусть и дружелюбно-снисходительным тоном, непосредственный начальник через пятнадцать минут после знакомства и изучения рекомендаций, предоставленных капитаном Праховым.

   Причина столь резкой перемены настроения главы милицейского управления по городу Северск-12 Северного сектора стояла в дверях, поправляя на пышных бедрах узкую юбку.

   – Если вы заняты, Спартак Октябриевич, – сложила полные губки бантиком дамочка, – так я могу попозже зайти. Скажем, после обеда. Только вот сперва к Захарычу заглянуть придется. А он… вы же знаете…

   Она прижала к себе сумочку, в которой что-то отчетливо звякнуло. Глава управления облизнул губы.

   – Нет-нет, Зиночка, останься. Младший лейтенант уже уходит. Да… – Он еще раз бросил взгляд на бумаги. – Сахарова?

   – Так точно, – подтвердила я, что фамилию он прочитал правильно. – Но…

   Посчитав «так точно» за согласие по всем пунктам сразу, а «но» – каким-то странным рудиментом, Спартак Октябриевич довольно хмыкнул.

   – Вот и отлично. Погуляй пока, осмотрись. Найди Рида, пусть покажет тебе рабочее место. Меня не беспокоить. Свободна.

   И добавил одними губами, но так, что не понять было невозможно.

   «Брысь отсюда».

   И громогласно чихнул. Похоже, на сотрудников, не слишком рьяно выполнявших приказы, у нового начальника была аллергия.

   Искушение пойти на принцип и остаться, чтобы задать волнующие меня вопросы, было велико, но я решила не портить в первый же день отношения с начальством. Коротко кивнула, отдала честь и, развернувшись, прошагала мимо Зиночки вон из кабинета.

   – Ты только не подумай ничего, – донесся из-за спины заискивающий голос Спартака Октябриевича. – Сам не понимаю, зачем нам ее навязали. Валька же есть, давно собирался его повысить. А тут девчонка, да еще и не местная… ну, то есть не совсем местная. Дочка Сахаровой, представь себе.

   – Гелии?

   – Лины.

   – Шутишь? У Лины Сахаровой была дочь?

   – Да кто ж ее знает. Может, нагуляла с кем-то. Столько времени прошло. Да еще и Выплеск…

   – Причем здесь Выплеск? Видно же, что твоей Сахаровой не пятнадцать лет. Нет, странно все это. Надо…

   Окончание разговора оборвалось хлопком двери, оставив меня сгорать от любопытства. Что именно было «надо» странноватой Зиночке, всерьез заинтересовавшейся моей личностью и маминым прошлым? Почему ее так сильно удивило, что я оказалась дочерью Лины?

   Нет, даже не так. Почему все в этом городе, кто хоть как-то был знаком с моей матерью, так удивляются моему существованию, начиная с тетки и кончая пышнотелой гостьей нового начальства? Как будто не только я не помнила Северск, но и Северск совершенно не помнил меня.

   Увы, ничего более осмысленного подслушать так и не удалось – звукоизоляция у капитанского кабинета оказалась на удивление хорошая. Я мысленно поставила галочку, пополняя список загадок, и отправилась на поиски таинственного Рида, чье имя я с самого прибытия слышала чаще, чем какое-либо другое.

***

Милицейское управление Северска-12 занимало часть первого этажа старого административного здания, где, как я успела прочитать на табличках у входа, также располагались собес, загс и почта. Под отделение отводились четыре комнаты – приемная с выгородкой для задержанных, кабинет начальника, откуда я только что была столь же безжалостно изгнана, как Черный утром с моей подушки, запертый архив и собственно помещение отдела.

   Пустое… почти.

   В комнате на три рабочих места два стола были свободны. За третьим обнаружился молодой темноволосый мужчина. Игнорируя начало рабочего дня, он дремал, положив голову на скрещенные руки. Милицейская форма висела на вешалке, прибитой к торцу шкафа, а широкие плечи укрывала неуставная кожаная куртка. На подоконнике за его спиной бурлил кипятильник.

   За неимением альтернатив, я подошла к спящему коллеге.

   – Эй…

   Он не пошевелился.

   – Э-эй! – Я похлопала его по плечу.

   – Что надо? – донеслось из-под скрещенных рук.

   – Мне нужен Рид.

   – Ну.

   – Что «ну»?

   – Ну, я Рид, – приоткрыв серый глаз, сообщил милиционер. – Джонрид.

   – Джон… Рид? – Заграничное имя звучало более чем странно.

   Он фыркнул.

   – Лейтенант Джонрид Новомиров, оперуполномоченный по Северску-12. Имя такое, Джонрид. В честь писателя.

   – Айра Сахарова, – представилась я. – Младший лейтенант, распределена в Северск-12 на должность инспектора по делам несовершеннолетних.

   Это оказалось первым, что его хоть как-то заинтересовало. Рид оторвал голову от скрещенных рук и посмотрел на меня с насмешливым любопытством.

   – Ну ничего себе, как быстро нашли замену Вектору! Да еще и такую. Да наши пацаны специально начнут в неприятности влипать, только чтобы попасть на личный досмотр в нежные ручки товарища инспектора. И имя, я смотрю, под стать… – Он присвистнул, чем вызвал внутри меня волну негодования. – Сахарок как раз к чаю!

   Я скрипнула зубами – ну, началось. Там, где у однокурсников кончались шутки про девушку в милиции, шли в ход остроты с использованием «сладкой» фамилии.

   – Не сахарок, а младший лейтенант Сахарова, – поправила максимально вежливо, хотя кулаки уже так и чесались устроить будущему коллеге экстренное пробуждение. –Спартак Октябриевич сказал, ты покажешь мне все.

   – Ах, ну раз так... – Джонрид со страдальческим видом выпрямился. – Ну, смотри, показываю. Это стол. Это стул. Это участковый Валька Майский... будет. Сегодня. Если из загула выйдет. Это окно. На нем кружка и кипятильник. Это шкаф...

   – А это? – Я подняла с места отсутствующего участкового несколько бумажек с синими официальными печатями. – Дай угадаю, это бланк. Типовой. Казенный. Северское целлюлозно-бумажное предприятие номер один.

   Рид поморщился, выхватив из моих рук листы.

   – Нет, это, дорогой мой Сахарок, работа. Положи, где взяла, пока отпечатков не оставила, и сядь на старое место покойного Вектора, а я так и быть сделаю тебе чаю. Защищу, как доблестный сотрудник милиции, молодежь Северска от деятельного инспектора, жаждущего засунуть нос в их дела.

   Из ящика стола появились две чашки, а следом – пакет сушеной травы, не слишком похожей на чайные листья.

   – Будешь?

   Я мотнула головой и снова потянулась к делам.

   – Чего ты такая неусидчивая-то? – насмешливо выгнул Рид темную бровь. – Торопишься ближе познакомиться с подведомственным контингентом?

   – Да.

   – Что ж, вот тебе краткая сводка, чтоб не мучилась. Больше всего проблем в Северске от старшеклассников из группы Сталика по прозвищу Рыжий. Слышишь о драке, ночных беспорядках или разбитых окнах – скорее всего, это их работа. Отец Рыжего – важная шишка в исследовательском отделе «Эликсира», за возмещением материального ущерба сразу к нему. На остальных можешь жаловаться Вальке, он сходит к родителям и сделает внушение. У него же в столе лежит заявление о краже от Клавки с овощебазы. Она баба настырная. Если и до тебя докопается, прими жалобу, зафиксируй и забудь. Ни северские, ни детдомовские пацаны здесь ни при чем, что бы Клавке ни казалось спьяну. Кто обносит склады – не скажу, не проси. Все равно кладовщице ничего не будет, кроме выговора, да и тот только на словах. Директор питает к ней особую слабость. Детдомовские в городе появляются редко. Их лучше не трогай. И в заброшенную лабораторию в мертвой зоне не суйся, особенно в одиночку.

   – Да ты прямо справочная.

   – Обращайся. – Джонрид отсалютовал мне чашкой. – Всегда к твоим услугам. У нас маленький город. Здесь все знают все и про всех. Ну, кроме жены Октябриевича. Если она будет допытываться, спит ли муж с Зиночкой из собеса, которая носит ему самогон, смело отвечай, что нет.

   – А что насчет подростков из детдома, которые не возвращаются из поездок к морю? И трупов в мертвой зоне? С ними что?

   – Откуда знаешь? – Рид подозрительно сощурился.

   Я хмыкнула. Ну а что, милиционер всегда должен держать ухо востро, даже если все до единого будут считать, что я приехала только стул просиживать и мужа среди немытых вахтовиков искать.

   – Нет, серьезно, откуда?

   – Про трупы постовой рассказал на пропускном пункте, – не моргнув глазом, сдала болтуна я. – А остальное… – продолжила как можно более обтекаемо, чтобы не сказать лишнего, – увидела в милицейских архивах Южного сектора. За последние семь лет у нас было как минимум два ДТП со смертельным исходом, где одним из пострадавших выступал подросток из Северска-12. Здесь что, не принято объяснять детям правила дорожного движения? Мой предшественник вообще хоть чем-нибудь на работе занимался? Или только чаи гонял с коллегами?

   – Предшественник? Вектор, что ли? – Рид сделал вид, что не заметил подколки. – Прости, ничего сказать не могу. О покойниках, Сахарок, либо хорошо, либо ничего.

   – Ничего кроме правды.

   Оперуполномоченный фыркнул.

   – А ты, оказывается, знаток народной мудрости. Как тебе такая: «Выпей чайку – позабудешь тоску». Не хочешь проверить?

   Не дожидаясь ответа, он потянулся за большой эмалированной кружкой, где громко булькал кипяток. Я же не преминула воспользоваться случаем и стянула со стола отвернувшегося Рида документы. Интуиция кричала – раз листы так бессовестно вырвали прямо из рук, значит, изучить их точно стоило.

   «Медицинское заключение», – гласил заголовок на верхнем бланке. Ниже от руки были вписаны имена, возраст, адреса, дата смерти – одинаковая, вчерашняя – и причина.

   Остановка сердца.

   Три бумажки, как под копирку. Отличались только имена и возраст. Двоим подросткам было по шестнадцать лет, третьему – семнадцать.

   Я подняла голову и встретилась взглядом с Ридом, державшим две исходящие паром чашки.

   – Что здесь происходит?

   – А что, не очевидно? – Темная бровь непонимающе изогнулась. – Собираюсь устроить нам небольшое чаепитие.

   – Я про это. – Я развернула бумаги к Риду, едва удержавшись от желания ткнуть его в них носом, чтобы прекратил наконец паясничать.

    Оперуполномоченный изобразил сосредоточенность. Взгляд пробежался по тексту, вернулся ко мне.

   – Обычное медицинское заключение. Типовое. Даже вполне разборчиво заполнено, удивительно. Что тебе тут не понятно?

   – Остановка сердца? У шестнадцатилетних парней? Серьезно?

   – Так написано в отчете.

   – Я умею читать. У вас тут что, сплошные инвалиды детства?

   – Север. – Рид равнодушно пожал плечами. – Суровые условия, тяжелая жизнь.

   – И поэтому подростки пачками умирают в шестнадцать лет. А как оказываются за пределами сектора, так от счастья сразу же под машины бросаются. Не верю.

   – Да нам, смотрю, достался уникальный специалист. Милиционер, медик и психолог в одном лице.

   – Это моя работа, – раздраженно скрипнула я зубами, хотя на самом деле имела крайне смутное представление о должностных обязанностях инспектора по делам несовершеннолетних.

   Рид хмыкнул.

   – Знаешь, Сахарок, у нас говорят, будешь работать на износ, быстро износишься. На севере не любят пахать впустую. Энергию надо экономить и тратить на что-то более приятное. – Он посмотрел на меня оценивающим взглядом, словно пытался прикинуть, какими способами он был готов потратить со мной энергию. – Верни бумаги туда, откуда взяла. Валька покажет, как заполнить отчеты о смерти. Что до парней, им уже без разницы, что написано в документах. Остановка дыхания, остановка сердца. Причин смерти чаще всего только две.

   – Нет уж. – Я отступила на шаг, прежде чем оперуполномоченный успел протянуть мне чашку. – Тут есть адреса. Съезжу туда. Разберусь, расспрошу. Что ели, что пили, чем болели.

   – Да брось. Валька все сделает.

   – Вот из-за такого отношения у вас и мрут все как при Выплеске! – не выдержала я. – Знаешь…

   От дальнейшей грубости остановило появление в кабинете третьего человека. Новоприбывший – круглолицый парень, по всей видимости, являвшийся тем самым загулявшим Валькой, – замер в дверях, удивленно переводя взгляд с меня на оперуполномоченного.

   – Привет, Рид… – Поправив воротничок помятой рубашки, он пригладил пятерней взъерошенные светлые волосы и повернулся ко мне. – И вам… здрасте. А вы…

   – Айра Сахарова, – представил меня Джонрид, не дав мне и рта раскрыть. – Наш свеженький инспектор по делам несовершеннолетних с повышенным энтузиазмом и рабочим рвением. Сахарок, это Валька. Сержант Валентин Майский, участковый.

   – Очень приятно, – добродушно улыбнулся Валька, протянув мне широкую пятерню.

   – Взаимно. – Я пожала его ладонь.

   И тут заметила во второй руке потертый брелок, на котором болтались ключи от машины. И поняла, что вот он, мой шанс отвязаться от ленивого оперуполномоченного.

   – Автомобиль служебный? – указала я на брелок кивком головы.

   Участковый растерялся.

   – Ну… в общем, да… Я его так… только помыть брал…

   – Отлично, – не дожидаясь согласия, я решительно развернула Вальку к дверям. – Поедешь со мной по адресам умерших подростков. Хочу пообщаться с родственниками, узнать подробности.

   – Но… как же?.. – растерянно протянул Майский. – Рид?..

   – Слушай старшую по званию, Валька. Раньше начнете – раньше закончите. – Рид фыркнул, заслужив от меня сердитый взгляд. – Вперед, сержант.

***

Работать Валька не торопился. Уже у самого выхода он вдруг увернулся, смущенно отговорившись естественными надобностями, и скрылся в конце коридора. Я прождала его у милицейской машины долгие пятнадцать минут, лениво разглядывая окрестности.

   Днем Северск-12 показался чуть менее тоскливым, чем вчера. Но все равно после густонаселенного прибрежного города для взгляда вокруг было слишком много простора. Слева от парковки виднелись старые постройки, огибавшую центр главную дорогу и крышу заброшенного вокзала, за которой открывался вид на озеро. Справа же не было ничего, кроме относительно нового на вид здания больницы. А дальше – горы, холмы, заросли чахлой травы, прореженные серыми полосами. И много, много, много километров выжженной, мертвой земли.

   Здесь, в Северном секторе, Выплеск ощущался как никогда реальным, почти осязаемым. И не только из-за безлюдных улиц и заколоченных домов, соседствующих с жилыми. Дыхание пустоты чувствовалось везде и во всем. Ветер трепал волосы, забирался под куртку. Коготки тревоги едва ощутимо царапали сердце.

   Наконец из дверей управления показался Валька. Судя по довольному виду, за затянувшийся зов природы виноватым он себя не чувствовал.

   – Ты чего тут торчишь на ветру? – поинтересовался он, подходя к милицейской машине. – Там Зиночка пирожками угощает. С мясом, м-м!

   – Вы все здесь вместо работы чаи с пирогами гоняете? – ответила вопросом на вопрос.

   – Так это… – Валька почесал и без того растрепанные волосы. – Куда спешить-то? А главное – зачем? Трупы никуда не денутся.

   Фраза звучала так, будто придумал ее Рид, а участковый просто озвучил чужие слова. Я красноречиво фыркнула, выражая этим отношение к доблестной и исполнительной местной милиции, и прыгнула на пассажирское место.

   – Сам-то чего как неживой? Едем.

   Валька сел за руль, поглядывая на меня с легкой опаской. Похоже, любителей поработать в Северске-12 не слишком любили. Мало ли, вдруг это заразно.

   – Могла бы Рида взять, – вместо того чтобы завести мотор предпринял вторую попытку откосить Валька. – У него машина лучше патрульной. И сам он обычно девчонкам больше нравится.

   – Поехали.

   Участковый замолчал, насупившись. Зазвенели ключи. Машина тронулась с легким рывком.

   Обиженный Валька вопросов больше не задавал, сосредоточившись на дороге. Куда ехать, он явно знал, что, наверное, было неудивительно, если вспомнить слова Рида о маленьком городе. Милицейская машина уверенно удалялась от Северска-12, забираясь вверх по растрескавшейся дороге. В десяти метрах от обочины деревья отмечали границы зоны, незатронутой Выплеском. По другую сторону невидимой черты тянулся частокол одинаковых безликих каменных прямоугольников.

   Кладбище.

   Мертвое к мертвому. Ни на что другое поврежденная земля не годилась.

   Я поежилась, выше поднимая воротник, хоть в салоне почти не чувствовалось промозглого холода улицы.

   Жутко…

   Однако очень быстро острое первое впечатление сгладилось. Мрачноватый ореол пропал, развеявшись под северным ветром. В усыпляющем монотонном ритме мелькали за окном кресты и столбы электропередач.

   Один за другим, один за другим…

   Я почти успела задремать, как машина перевалила через холм и впереди показался забор и высокая арка с распахнутыми воротами. На каменном полукружье отчетливо проступали буквы.

   «Северский детский дом №1».

   Ого!

   Впрочем, если подумать, логично. Детдома, как и бесконечные кладбища, после Выплеска стали привычной частью любого города. Можно было бы и догадаться, когда я увидела на карточках подростков с разными фамилиями одинаковый адрес.

***

Северский детский дом не слишком-то отличался от того, где я провела несколько препаршивейших лет. Длинные коробки корпусов, выкрашенные в навевающий тоску желто-серый цвет, заросший двор, вдалеке – хоккейная коробка, спортивная площадка и пара ржавых горок с песочницей, вокруг которых сгрудилась толпа вышедших на прогулку дошколят. Разбитые окна, треснувшая кладка и облупившаяся краска если и были, то в глаза не бросались. Зато из-за почти полного отсутствия деревьев был прекрасно заметен трехметровый забор, частоколом огораживавший территорию.

   Я только хмыкнула – удивительно, что без колючей проволоки.

   Детский дом оставил у меня не лучшие воспоминания. Разваливающееся здание, давным-давно нуждающееся в ремонте, скученность, грязь, отсутствие личного пространства и вечная нехватка всего и вся, от одежды и учебников до посуды в тесной столовой. Безразличные воспитатели, агрессивные соседки по комнате, дурная еда. И поверх всего – непроходящее ощущение беспросветного тлена и безнадеги. Как будто я попала в мертвые земли и вынуждена была оставаться там день за днем, месяц за месяцем без возможности выбраться в мир к обычным людям, откуда меня так безжалостно выдернули.

   Если бы мой приятель Виор, с которым мы обжимались по темным углам и отбивались от особо настырных уродов, любящих совать нос в чужие тумбочки, не посоветовал мне поступить в школу милиции, кто знает, что бы со мной вообще стало. Сам Ви планировал сделать так же, но незадолго до экзаменов попался на грабеже с отягчающими и загремел в колонию. Так что в итоге мы, конечно, оба вырвались из детдома – только вот каждый по-своему.

   А тут… Глядя на местный забор и окружавшие территорию мертвые земли, я не могла отделаться от мысли, что из этого заведения выходов было и того меньше.

   Парочка бандитского вида парней, тершаяся у самодельных турников в дальнем углу двора, лишь подтвердила мои выводы. То, какими взглядами они встретили милицейскую машину, явно давало понять, что никакого уважения к закону, порядку и авторитетам здесь никто не питал.

   Помрачневший Валька крепче сжал обмотанный изолентой руль.

   – Ну вот, – как-то сдавлено проговорил он, выруливая к главному зданию. – Пожалуйста. Приехали. Вон тебя уже и встречать вышли… Директриса. Я в машине подожду, хорошо? Не хочу… туда.

   – Хорошо. – Я пожала плечами, забирая документы.

   Валька улыбнулся с видимым облегчением.

   – Спасибо. Просто Лютова… ну уж больно лютая.

   Я фыркнула – с первой же минуты знакомства стало ясно, что Майский был трусоват. Впрочем, глядя на высокую стройную женщину, показавшуюся на пороге, Валькины чувства можно было понять. Директор северского детского дома в классическом черном костюме, с вызывающе-алой помадой на губах и цепким взглядом производила впечатление властной стервы.

   Мое служебное удостоверение не смягчило ее подозрительности.

   – Айра Сахарова. Неожиданно. Я полагала, что приехал Валентин.

   Она хищно прищурилась, покосившись на Вальку, который выглядел так, словно мечтал забиться под сиденье, если бы только позволяли габариты.

   – Я новый инспектор по делам несовершеннолетних.

   – О, надо же. – Женщина выгнула бровь. – А я думала, после Вектора никто не решится. Что ж, будем знакомы, Айра. – Она протянула мне узкую ладонь с длинными алыми ногтями. – Северина Летова, директор детского дома номер один.

   – Лютова?

   Женщина поморщилась.

   – Летова. И кстати, о проверках ваш предшественник всегда сообщал заранее.

   Я скрипнула зубами.

   «Ну, Валька, удружил…»

   – Это не проверка, – как можно дружелюбнее произнесла я. – Просто осваиваюсь на новом месте. Знакомлюсь с контингентом. Как вы понимаете, большая часть моей работы будет связана с вашими подопечными.

   – У нас образцовое заведение. Инциденты если и случаются, то крайне редко. В частых визитах не будет никакой необходимости.

   – Не могу с вами согласиться, – показала я на документы, которые держала в руках. Слово «инцидент» в отношении погибших подростков неприятно царапнуло слух. Впрочем, глупо было ждать от директрисы приюта сочувствия к судьбе воспитанников.

   Летова помрачнела.

   – Пройдемте. – Она кивнула на дверь. – Продолжим разговор в моем кабинете.

   Шли недолго, по пути здороваясь с персоналом и детьми, встречавшимися нам в коридорах главного здания. Я изучала их украдкой, но по хмурым лицам так и не смогла понять, было ли им известно о странных смертях.

   – Сюда.

   Кабинет директрисы оказался под стать самому детдому – чистый, аккуратный, но тесный и отчаянно требующий ремонта. Стену за рабочим столом от угла до угла занимал шкаф, на полках которого в два ряда лежали, напирая друг на друга, книги, папки, коробки и стопки бланков. Остальные две стены были увешаны грамотами и торжественными фотографиями воспитанников. Имен я не разбирала, зато отметила, что больше половины дипломов были оформлены в одном и том же стиле и украшены логотипом компании «Эликсир», очевидно, являвшейся главным организатором всех местных спортивных и интеллектуальных соревнований.

   – Садитесь, лейтенант. – Летова хмуро указала мне на стул для посетителей, опускаясь в массивное директорское кресло. – О каких инцидентах вы хотели поговорить?

   Я выложила на стол медицинские заключения.

   – Иридий Горцев и Мэл Горячев ваши воспитанники?

   Северина Летова бесстрастно кивнула.

   – Да. Хорошие мальчики. Были.

   – А их смерть от остановки сердца в таком возрасте вас не смутила? Они что, чем-то болели?

   – Нет. Но это север. Тяжелые условия. Мертвые зоны. Последствия Выплеска. Здесь все может случиться в любой момент.

   – С абсолютно здоровыми, как вы утверждаете, мальчиками? – не удержалась я от сарказма. Я не провела в Северске-12 и двух суток, но то, с каким упорством местные оправдывали любые проблемы «севером», уже начинало откровенно бесить. – Могу я ознакомиться с их личными делами и медицинскими картами?

   – Медкарт у нас нет, медкабинет закрылся из-за нехватки персонала. За заключениями обращайтесь в городскую больницу. И если вдруг там что-то не так, это их вина, не наша. А личные дела, сейчас, подождите.

   Летова скрылась за дверью смежной комнаты и уже через минуту вернулась с двумя тонкими папками.

   – Вот.

   «Иридий Горцев» и «Мэл Горячев», – гласили надписи на серых обложках.

   Я постаралась изучить дела так тщательно, как смогла. Вот только смотреть было не на что. Оценки средние, поведение в меру бунтарское. Обычные подростки.

   Только мертвые.

   О ранних годах Иридия и Мэла данные худо-бедно присутствовали. Осиротели рано, матери погибли от последствий Выплеска. С самого детства жили в детдоме. Но начиная с четырнадцати лет, в папках не было практически ничего, кроме выписок из годового аттестата.

   Я непонимающе нахмурилась.

   – И все? Почему нет бумаг за несколько последних лет?

   – Некогда, – поджала накрашенные губы Летова. – У нас мало сотрудников и почти пять сотен подопечных. Если бы я заполняла ведомости на каждого, я бы занималась только этим, и на исполнение других обязанностей не оставалось бы времени. А их у меня, как вы понимаете, немало.

   – Пятьсот человек? – удивилась я, проигнорировав намек на время, которое директриса якобы теряла из-за моего визита. – Не слишком ли много для такого небольшого города, как Северск?

   – Сюда свозят подростков и отказников со всего сектора. Как вам, должно быть, известно, Север сильнее других регионов пострадал при Выплеске. Осталось много сирот, которых проще всего было собрать под одной крышей. Здания переполнены, персонала критически мало. Мы едва справляемся. А такие, как вы и ваш коллега Вектор, только и знают, что ходить и прикидываться важными шишками. Вам проще придираться к нам, чем реально что-то изменить.

   – Не обобщайте, – отрезала я. – Ваше учреждение выглядит подозрительно.

   – И вы, лейтенант, не обобщайте, – в тон мне резко огрызнулась Летова. – Мы делаем что можем. И желаем самого лучшего для наших мальчиков, как видите. – Она показала на грамоты, развешанные по стенам, задержавшись взглядом на фотографии, где молодой человек в пиджаке пожимал руку мужчине под флагом Центрального сектора. – Вот, например, Радик Смыслов, помощник министра. Полагаете, это просто – сделать так, чтобы ребенок после выпуска пошел строить карьеру, а не пополнил ряды уличных банд?

   – Нет, – ответила честно.

   По себе знаю, что нет.

   Директриса кивнула, нисколько не смягчившись.

   – Что ж, рада, что мы с вами хоть в чем-то поняли друг друга. Занимайтесь своей работой, инспектор, а мы будем заниматься своей. Что касается погибших, третий мальчик, которого нашли с нашими ребятами, не является подопечным детского дома. Гертруд почти с самого рождения живет в семье. И не в самой благополучной. Может, стоит приглядеться к нему?

   Не дожидаясь ответа, она забрала из моих рук дела подростков и отправила на полку, где, как я заметила, уже лежало несколько папок. Рассмотреть содержимое мне не удалось – шкаф закрылся быстро.

   – Благодарю за визит. – Никакой благодарности в голосе Летовой не было и в помине. Вернув мне медицинские заключения, она чуть ли не силой вытолкала меня из кабинета. – Всего хорошего, лейтенант. Я провожу вас до машины. Заодно и с Валентином поздороваюсь.

ГЛАВА 3

Третий парень со странноватым именем Гертруд жил в небольшом поселке при горнодобывающем предприятии примерно в двадцати километрах от Северска-12. Дорога туда пролегала через мертвую землю и опустевшие пригороды. Я скользила взглядом по козырькам крыш, квадратам одинаковых окон и пустым тротуарам, борясь с дурнотой и дремотой, и старалась не думать ни о чем, кроме окружавшей меня серой реальности.

   Горка выбитого стекла под балконом. Диван, застрявший в окне из-за чьей-то неудачной попытки разжиться мебелью погибших соседей. Граффити на стенах. Остовы детской площадки, разобранной на металлолом. Пыль, осколки, развалины. Тишина, разбиваемая лишь мерным шуршанием шин, урчанием мотора и скрипом изоленты под лежащими на руле ладонями огорченного Вальки, не сумевшего отвертеться от встречи с Летовой.

    Я даже не заметила, как мы выехали из мертвой зоны. Пейзаж, казалось, совершенно не изменился – те же унылые кварталы и безлюдные в середине рабочего дня улицы. Разве что дома были немного получше да можно было заметить шторы на окнах. А еще появились растения и животные – чахлые газоны вдоль дороги, стая бездомных псов у помойки, пятнистая кошка, греющаяся на трубе котельной.

   Дом номер три по улице Покорителей Севера был под стать окружающему пейзажу – такой же серый, типовой, с зарослями сорняков под окнами, скульптурами из старых покрышек и детской площадкой, на которой не гуляло ни одного ребенка. Зато неподалеку обнаружился мужик в потрепанных маскировочных штанах и берцах, увлеченно пинавший ворота гаража. Очевидно, изначально планировалось таким нехитрым образом исправить покосившуюся раму, но в процессе хозяин вошел в раж и теперь увлеченно проминал железный лист, лишая себя и без того крошечных шансов на успех.

   Заметив мужика, Валька помрачнел, резко ударив по тормозам.

   – Ну, опять, – пробормотал он, выскакивая из едва остановившейся машины и направляясь к гаражам. – Да сколько ж можно? Мир, а ну стоять!

   Пинающий дверь мужик так и замер с поднятой ногой.

   – Ой, здрасте, товарищ участковый, – услышала я через незакрытую дверь. – А я тут…

   – Да вижу я, что ты тут, – оборвал его Валька, подходя ближе и хватая уже вознамерившегося дать деру мужика за плечо. – Думаешь, я не знаю, что это не твой гараж? Что, в камеру захотелось?

   – Ну зачем же в камеру, товарищ участковый? Может, не надо? Решим вопрос, что называется, по-соседски…

   Валька что-то сказал, понизив голос. Мужик ответил. Парочка отошла куда-то за гаражи, скрывшись из виду.

   Ждать быстро надоело. Я честно просидела минут пять, опасаясь оставлять казенную машину в явно не самом благополучном районе, но ни Валька, ни мужик так и не показались, и я плюнула на осторожность. Если Майский даже в уборную может уйти на четверть часа, есть вероятность, что разговор со знакомым затянется до ночи, да и то в лучшем случае.

   С этой мыслью я вышла на улицу и направилась к нужному подъезду. Скрипнула дверь, а за ней – вторая, выпустив из дома сыроватый воздух и чьего-то полосатого кота. У облупившихся почтовых ящиков между первым и вторым этажом стояла старая детская коляска, которую кто-то – явно не ребенок – использовал в качестве раскладного стула. Возможно, тот самый мужик, сражавшийся с гаражом – батарея бутылок и кусок селедки на газетке недвусмысленно на это намекали.

   Я поморщилась, обходя чужой импровизированный стол. На юге это протухло бы за пару часов, наполнив подъезд специфическим запахом. А тут… надо же.

   Нужная дверь на втором этаже выделялась среди своих ободранных исцарапанных соседок. Чистенькая. Опрятная. Обитая все тем же дермантином с парочкой аккуратных заплаток. Не богато, но очень достойно. Чувствовалось, что хозяевам было не все равно.

   «А Летова говорила, неблагополучные».

   Звонок отозвался из-за двери громкой трелью.

   Бз-з-з-з-з.

   Бз-з-з-з-з!

   «Похоже, никого нет дома, – мелькнула в голове логичная, в общем-то, мысль. – Как-никак разгар рабочего дня…»

   Но для порядка все равно постучала – и на этот раз услышала за дверью шорохи и чье-то неразборчивое: «Иду, иду…»

   Щелкнул замок. Увидев милицейскую форму, невысокая женщина лет пятидесяти, кутавшаяся в старенький махровый халат, подняла на меня невидящий, потухший взгляд.

   – Младший лейтенант Айра Сахарова, инспектор по делам несовершеннолетних, – с порога сообщила я.

   – Вы насчет Герки, да? – почти шепотом откликнулась хозяйка, отступая в сторону. – Проходите.

   В ее глазах, в облике, в голосе, тихом, словно дыхание мертвой зоны, сквозила пустота и обреченная безнадежность человека, чья жизнь рухнула в одночасье, и теперь он не видит смысла жить дальше.

   В маленькой квартирке время, казалось, застыло в момент наивысшего горя. Пол коридора был заляпан чем-то липким. На кухонном столе высилась гора немытой посуды, увенчанная переполненной пепельницей. Пахло подгоревшей картошкой и чем-то сладковатым – то ли успокоительными каплями, то ли крепким алкоголем.

   Бросив короткий взгляд на грязную кухню, женщина вздохнула и повела меня в комнату, где царил почти такой же бардак. На полу вперемешку лежали женские и подростковые вещи, выброшенные из шкафа. Стол был завален бумагами. Неразобранный диван, очевидно, служил хозяйке постелью, судя по скомканной простыне, подушке и одеялу.

   – Простите, – пробормотала она, скатывая трубочкой постельное белье, чтобы освободить для меня место.

   Слова казались пустыми. Чувствовалось, что произнесены они механически – не потому что хозяйка стеснялась бардака в одинокой квартире, а потому что вбитые с детства правила предписывали сказать именно это.

   Я опустилась на диван. Хозяйка развернула стул, села напротив.

   – Что вы хотите узнать?

   «Вот он, мой шанс».

   Кольнувшую сердце иглу стыда задушила в зародыше. В конце концов, может, человеку некому выговориться. Кто я такая, чтобы ее останавливать?

   Я прочистила горло.

   – Хм, простите, вы?..

   – Григорьева Рада Владленовна, – представилась женщина. – Приемная мать Гертруда. Вы, наверное, хотите узнать, в каких условиях жил мой сын? Чем болел, как учился, все ли было благополучно.

   – Да, – ответила я, после неразговорчивой Летовой даже немного не веря своей удаче.

   Рада кивнула.

   Рассказ затянулся, но я не перебивала словоохотливую мать, позволив той говорить обо всем, что она сочтет нужным. Оценки, друзья, интересы – все могло оказаться той самой зацепкой, которая позволила бы мне связать смерть Гертруда с событиями на Юге.

   История, впрочем, оказалась довольно типичная для любой семьи, которая столкнулась с Выплеском. Потеряв в катастрофе мужа и ребенка, Рада, чтобы заполнить пустоту внутри, взяла из переполненного северского детдома осиротевшего младенца. В довесок к нему шел старший брат трех лет, смотревший на всех злобным волчонком, и женщина хотела было отказаться, но, подумав, махнула рукой и все-таки забрала обоих.

   Жизнь матери-одиночки не была легкой, но Рада делала что могла, чтобы мальчики получали все необходимое. Она честно старалась любить их одинаково, но к ласковому Герке, называвшему ее мамой, привязалась намного больше. И старший наверняка это чувствовал. Возможно, поэтому с ним всегда было столько проблем.

   – Вилен был себе на уме. Не признавал ничьих авторитетов, ввязывался в уличные драки. А потом еще и связался с дурной компанией, после чего визиты Вектора… я хотела сказать, капитана Павлова… – Она чуть порозовела, на мгновение ожив от воспоминаний, но вздохнула и снова погрузилась в серую беспросветность. – Визиты капитана Павлова стали регулярными. Вилен от этого только еще больше бесился. Пропадал где-то, мог сутками не возвращаться домой. И найти его, когда вокруг сотни заброшенных домов мертвой зоны…

   Бросив взгляд за окно, Рада устало махнула рукой. Безнадежно.

   – В общем, Вектор… капитан Павлов предложил отправить его в секцию борьбы. «Эликсир» набирал туда способных подростков. Вы же их знаете, да? Шахты, горнодобывающие и перерабатывающие фабрики, научная лаборатория и бог весть что еще – это все «Эликсир». На нем, почитай, весь Север сейчас и держится.

   Я кивнула. У Летовой целую стену украшали дипломы, отпечатанные на фирменных бланках с треугольной колбой.

   – Удивительно, но Вилену эта идея понравилась. А я и рада была. Там все же и компания поприличнее, и время занято. Выезды еще всякие в соседние сектора, чемпионаты. И Герка, глядя на брата, тоже к спорту потянулся. Хотел, чтобы и его в следующем году взяли на море. Но…

   – Стойте-стойте. – Я подалась вперед, услышав знакомое слово. – Что за выезды? Какое море? Рада, ваш старший сын и его команда случайно не были на своих соревнованиях в Южном секторе примерно полтора года назад.

   – Да. – Она вздрогнула. – Да. Откуда?..

   И вдруг согнулась в рыданиях. Спина затряслась, лицо уткнулось в ладони.

   Я застыла, не зная, чем именно спровоцировала такую реакцию.

   – Рада Владлевновна…

   – Простите… – не отнимая ладоней, сдавленно извинилась она. – Простите… Просто… Вилен, он… Он так хотел к морю, так радовался… Обещал поплавать за себя и за Герку, фруктов поесть. А потом…

   Дрожь волной прокатилась по спине.

   – Что потом?.. – произнесла тихо, хотя уже понимала, что знаю ответ.

   Рада всхлипнула.

   – Несчастный случай. – Ее голос снова поблек. – Водитель не справился с управлением. Была ночь, мальчишки пошли купаться. А когда возвращались, решили перебежать дорогу и не заметили машину на повороте.

   Бом-м.

   Сердце гулко застучало в ушах. Все сходилось – сходилось в точности. Дорога, машина, подросток из Северска-12…

   – Вот. – Поглощенная своими мыслями, я не заметила, как Рада поднялась и достала две фотографии из шкафа. – Это Вилен. Ребята привезли мне его фото. Сделано за пару дней до… случившегося. А на второй оба брата вместе перед поездкой.

   Я осторожно забрала снимки, стараясь, чтобы руки не тряслись от нервного возбуждения. И с первой же секунды поняла – он. Именно этого мальчишку – только неестественно белого, полускрытого простыней в морге, – я видела на той самой практике, после которой начала расследование смерти матери и Олега.

   Парень стоял на фоне знакомого с детства морского пейзажа. Высокий. Русоволосый. Красивый – если не считать взгляда желтовато-карих глаз, в котором чувствовалось что-то потустороннее, звериное. Похоже, занятия не вытравили из него злой бунтарский дух. А может, даже усугубили…

   – Рада, – словно со стороны услышала я свой голос. – А как, вы сказали, назывался тот клуб, куда Вилен ходил на борьбу?

   – Так «Эликсир», – пожала плечами женщина. – Здесь, на Севере, у всего одно название. Стадион, дом культуры, бассейн. Ну и спортивные секции, само собой. Герка тоже ходил в «Эликсир». Он очень тяжело перенес смерть брата, и я надеялась, это поможет ему справиться с горем. Но нет же…

   – А Иридий Горцев и Мэл Горячев были друзьями вашего сына?

   – Что? Нет. Нет, конечно. Ужасные мальчишки… грубияны, задиры… Нет, мой Герка никогда с такими не связался бы…

   Рада снова заплакала. Без слез – просто всхлипывая, содрогаясь всем телом. Я не была уверена, что она захочет продолжить, и не очень знала, что делать. Утешать других я не умела и никогда не видела, как это делают другие. После гибели родителей рядом со мной не осталось никого, кому было бы не все равно.

   Я неловко сжала трясущееся плечо.

   – Рада…

   – Нет… – бессвязно забормотала она, сбрасывая мою ладонь. – Нет… Не хочу… Сначала Рубин и Искорка. Потом Вилен. Вектор. И вот… моя последняя отрада… Последняя…

   – Рада, послушайте…

   – Нет! – Она замотала головой. – Уйдите! Пожалуйста, уйдите!

   Поняв, что ничего большего от женщины не добиться, я поднялась с дивана. Фотографии, так и оставшиеся в руках, положила на стол – все равно в них не было смысла.

   Хозяйка даже не пошевелилась, продолжая всхлипывать, пока за мной не закрылась дверь.

***

После столкновения с чужим отчаянием на душе было прескверно. Оставлять Раду в таком состоянии казалось не лучшей идеей, но я не знала, что еще могу сделать. Уложить ее в постель? Накапать капель или дать чего покрепче? Герку это не вернет, Вилена тоже. Единственное, что я могла ей предложить – это правду, если конечно, сумею до нее докопаться.

   Неравноценная замена. Но это все, что у нее – да и у меня – могло быть.

   Вальки у машины предсказуемо не оказалось. Зато на детской площадке появился подросток, рыжеволосый, длинный и тощий. На вид ему было лет пятнадцать-шестнадцать. На плечах болталась черная куртка, украшенная заплатками и значками. Глаза закрывала надвинутая на лоб кепка.

   Наверное, как-то так же выглядел до злополучной поездки Вилен. Или тот самый Герка, которого оплакивала сейчас приемная мать.

   Подозревая, что парень мог знать кого-то из мальчиков Рады, я окликнула его.

   – Эй! Ты знал Гертруда?

   – Гертруду? – нахально переспросил подросток, закусывая сорванную с площадки травинку. – А то! Герочку тут все знали.

   – И?

   Расслабленное наглое выражение на его лице вдруг сменилось злобной гримасой. Мальчишка ощерился, глядя на меня с прищуром.

   – Что «и»? Его знали, тебя нет. А у нас тут чужих не любят.

   И, прожевав травинку, смачно сплюнул ее мне под ноги.

   Сплюнул.

   Под ноги.

   Действующему офицеру милиции при исполнении.

   – Эй! – рявкнула я, с яростью уставившись на подростка. – Ты что творишь?

   Он лишь ухмыльнулся. И вдруг, развернувшись, бросился бежать через пустыри, оглядываясь и издевательски хохоча.

   – Герка, Герка, в заднице фанерка! – разносилось над зарослями борщевика. – Доставай-ка, милиционерка!

   Внутри вспыхнула злость. И, наплевав на все предостережения Рида, советовавшего не связываться с подростками и уж тем более не заходить в одиночку в мертвую зону, я бросилась за гогочущим мальцом, перепрыгивая через рытвины и кочки.

   Парень словно этого и ждал, припустив быстрее.

   – Ха-ха! Не догонишь! Не поймаешь!

   Бегал он и вправду довольно резво. К тому же, на его стороне было знание поселка. Мне же приходилось не выпускать из поля зрения черную куртку. И надеяться, что потом я как-нибудь найду дорогу назад.

   Спустя пару минут погони на пределе скорости, мне показалось, что я догоняю его. Но нет. Резкий поворот – и парень с разбегу запрыгнул в разбитое окно пятиэтажки. Эхо его шагов гулко загрохотало по пустым комнатам. А я...

   Сердце, и без того гулко стучавшее, забилось еще быстрее. От холода мертвой зоны и противного ощущения тревоги по коже пробежали мурашки.

   – Хе-хе-хе, – зазвенел леденящий шепот в воздухе.

   Я оглянулась, но никого не увидела.

   – Ну и кто теперь кого ловит, а?

   – Да пошел ты! – крикнула я в пустоту, чтобы хоть так оставить за собой последнее слово.

   Гаденыш!

   Стараясь не поворачиваться к заброшке спиной, я завертела головой, ища поблизости признаки жизни. И нашла – в лице мужчины без возраста, скрючившегося под козырьком крыши. Рядом вела в подвал низенькая дверь – судя по вывеске с облупившимся стаканом, местной рюмочной.

   Увы, чем ближе я подходила к мужчине, тем яснее понимала, что помочь поймать беглеца он вряд ли сможет. Вид у него был помятый, движения неловкие, да еще и характерный запах, становившийся все отчетливее.

   Взгляд однако оказался на диво осмысленным. Заметив меня, мужчина поднял голову и удивленно отпрянул назад.

   – Ты!

   Я нахмурилась. Даже интересно, с кем он меня спутал.

   – Кх-м. Извините...

   – Смерть! – патетически вскрикнул он, отпрянув к стене. – Смерть бежит впереди тебя. Однажды догонишь ее, и…

   Резкий хлопок ладонью по стене заставил меня вздрогнуть от неожиданности. Мужчина криво и щербато улыбнулся.

   «Что ж, кажется, я сильно погорячилась, сочтя его вменяемым».

   – Бойся! – Пьяница разразился каркающим смехом. – Север заберет твою душу! Вождь заберет твое сердце! Да! Да!

   – Что ж, спасибо за предупреждение… наверное.

   Но он лишь завопил громче.

   – Север! Он идет! Идет! Бойся вождя! Вождь! Вождь!

   Я закатила глаза и, игнорируя дальнейшие завывания, вошла в рюмочную, надеясь, что хоть там встречу кого-то адекватного.

***

В заведении оказалось тихо и на удивление чисто. Немногочисленные посетители при виде синей формы напряглись, замерев кто с кружкой, кто с вилкой. Вытянула любопытную шею подавальщица.

   Не обращая внимания на взгляды, я прошла сразу к стойке, за которой натирал стаканы мужчина – судя по всему, хозяин рюмочной.

   – Что будете заказывать, товарищ милиционер?

   – Я не посетитель, – сразу расставила я все точки. – У меня есть несколько вопросов.

   Сказанное хозяин проигнорировал, многозначительно сверкнув золотым зубом.

   – Что будете заказывать?

   «Ах, вот как…»

   Я поджала губы, не особенно желая играть в чужую игру. Но, очевидно, на бесплатные ответы рассчитывать не стоило.

   – Минеральную воду, пожалуйста. И что-нибудь из еды. Пирожки? Бутерброды?

   Улыбка расширилась еще на одну сверкающую коронку.

   – А что ж не кофе с пирожными? И не вино с бужениной? – не слишком любезно хохотнул мужчина. – Уж, извиняйте, товарищ милиционер. Мы люди простые. Деликатесов не держим.

   – Давайте что есть.

   Хозяин рюмочной усмехнулся. На стойке мгновенно возникла стопка, которую мужчина наполнил зеленоватой пахучей жидкостью и выжидающе замер, словно хотел проверить меня на прочность.

   Я опрокинула настойку одним махом. Жидкость огнем прокатилась по горлу. Захотелось закашляться, но я не позволила себе даже поморщиться. Крепко. И слишком пряно на мой вкус. Но, если уж честно, в период бурной молодости доводилось пить дрянь и похуже.

   В глазах хозяина мелькнуло что-то странное. Довольно хмыкнув, он облокотился на стойку.

   – Слушаю.

   – Григорьевы. – От настойки по телу разлилось тепло, в голове зашумело. – Что вы можете рассказать о Вилене, Гертруде и Раде?

   Мужчина задумался.

   – Да ничего особенного. Обычная семья, каких много. Мать крутится на трех работах, мальчишки предоставлены сами себе. Младший тихий, старший – та еще заноза в заднице. Вилен по малолетству немало дел натворил, но вроде взялся за ум. Борьбой занялся, все дела. А потом раз – и конец. Уехал то ли на соревнования, то ли на сборы, да там и помер. Рада с Геркой убивались по нему, но пуще всех мучился капитан Вектор Павлов, ныне покойничек. Беспокоился, места себе не находил. Все ему казалось, что это из-за него малец умер – он же его в секцию уговорил записаться. Ну и допереживался мужик, доработался. Сердце не выдержало. А сейчас вот и Герка, последняя Радкина отрада, за ними ушел. Даже не знаю, как она сейчас будет.

   – Хотите сказать, капитан Павлов подозревал, что причина смерти Вилена крылась в спортивной секции? Им там что, какие-то препараты дают?

   – Да мне-то откуда знать? – фыркнул хозяин рюмочной. – С чего бы Павлов стал передо мной отчитываться? Может, и подозревал, а может, придумал. Но после смерти пацана он был сам не свой. И пить бросил.

   Я мысленно сделала заметку в голове – расспросить Рида или Вальку о Векторе. Вдруг и его смерть была не случайной? С некоторых пор остановка сердца больше не казалась мне такой уж естественной причиной.

   – А что насчет Гертруда? О нем вам что-то известно?

   – Не многовато ли вопросов на одну стопочку? – сощурился мужчина. – Вынюхиваете что-то?

   – Пытаюсь разобраться в ситуации. – Я пожала плечами. Взгляд хозяина рюмочной мне категорически не понравился. – Не каждый же день находят мертвыми сразу троих подростков.

   – Это Север. Здесь можно не только трупы найти, но и много чего похлеще. И покрепче.

   «Ох, да сколько можно!»

   – И что, например?

   Из-под стойки снова появилась бутылка. Мутноватая жидкость полилась в стопку. Хмыкнув, мужчина подтолкнул ее ко мне.

   – Вы же хотели узнать о Гертруде?

   Пальцы сжали толстое стекло. Да, хотела. Но местные методы вести беседу мне категорически не нравились.

   Впрочем, других вариантов как будто и не было.

   – Вы сказали, что Герка был тихим и домашним. – После второй стопки местной забористой настойки пришлось приложить усилия, чтобы сконцентрироваться на деле. – Может, мальчик связался не с той компанией? Например, с Иридием Горцевым и Мэлом Горячевым из детского дома. Видели здесь таких?

   – Здесь? – Хозяин рюмочной демонстративно обвел взглядом помещение и полдесятка посетителей, усиленно делавших вид, что не интересуются разговором. – Нет, конечно. У нас приличное заведение, товарищ милиционер. Малолеткам не наливаем.

   По его глазам было понятно, что хозяин врал. И знал, что у меня нет никаких возможностей прямо сейчас привлечь его за это к ответственности.

   Что ж…

   – Тогда расскажите об «Эликсире», – решила зайти я с другой стороны.

   – Ой, да что рассказывать, – хохотнул мужчина. – Вот «Эликсир». – Он наполнил заново мою стопку. – Тут «Эликсир». – Широкий жест рукой. – Там работники «Эликсира». У нас без него ничего не делается. Где Север – там и «Эликсир».

   – Допустим. А кто за всем этим стоит?

   Вместо ответа хозяин рюмочной покосился куда-то за мою спину. Но прежде чем я успела развернуться вслед за его взглядом, сзади послышалось удивленное.

   – Айра?

ГЛАВА 4

– Айра!

   За моей спиной обнаружился блондин, смотревший на меня так, будто только что вновь встретил давно потерянную любовь всей жизни. Я его энтузиазма не разделяла. Мои знакомые и старые приятели остались на Юге, да и щеголь, мало что не подпрыгивавший от восторга, не походил ни на одного из них. В Северске же почти все, кого я успела узнать, однозначно дали понять, что терпеть меня не могут. По крайней мере, такой бурной радости я точно ни у кого еще не вызывала. Разве что у того умалишенного на входе в рюмочную… хотя, пожалуй, это многое объясняло.

   Блондин, уже приготовившийся заключить меня в крепкие объятия, смутился.

   – Я Эд.

   – Рада за тебя, Эдикт, – криво улыбнулась я и попыталась отвернуться к стойке, но парень удержал меня умоляющим взглядом.

   – Вообще-то я Эдуард. Ты меня не помнишь, что ли? – Показалось, или в синих глазах промелькнула какая-то бескрайняя грусть? – Мы с тобой… встречались. На Юге.

   – О…

   Вот теперь, благодаря сочетанию внешности и странного имени, словно сошедшего со страниц старых книг, я вспомнила. Душная, жаркая ночь, полутемный подвальный клуб, музыка, бьющая по барабанным перепонкам. Мы с однокурсниками традиционно были на мели, а тут какой-то чужак щедро угощал всех выпивкой. Я подсела к нему за стойкой, а потом вытащила танцевать, позволяя чужим рукам скользить по моим бедрам, обтянутым узкими брюками. И все как-то плавно перетекло в горизонтальную плоскость…

   М-да…

   Вспомнив ту ночь – и жесточайшее похмелье после – я невольно поморщилась. Сейчас я совершенно не гордилась прежними приключениями, в которые постоянно влипала, пытаясь заполнить внутреннюю пустоту после смерти родителей. Казалось, та Айра осталась далеко позади.

   Но нет.

   Прошлое смотрело на меня синими глазами случайного парня, который первым заговорил со мной о Севере, Выплеске и том, что все происходящее не было просто трагической случайностью. Тогда это казалось безумием, пьяным бредом, который новый знакомый выдавал, пытаясь подцепить понравившуюся девчонку. Но я повелась – и ночью, и после. И хоть лицо и имя знакомого выветрились из головы, слова остались, полностью перевернув мою жизнь.

   Сначала в нее вернулся Север.

   Теперь – Эдуард.

   Заметив, как изменился мой взгляд, парень улыбнулся шире.

   – Я уж думал, ты не приедешь. Но вот ты здесь.

   Я закатила глаза. Вроде бы пила адскую местную настойку я, а ерунду говорит он.

   – Звучит так, будто ты меня приглашал.

   – Так да… – Он на секунду замешкался, словно что-то перебирая в голове. – Конечно. Я же предложил тебе поехать ко мне и продолжить приятное знакомство. Дал координаты. Ты вроде как не отказалась. Добиралась, конечно, долго, но я не в претензиях.

   – Что? – Такого я совершенно точно не помнила – ни приглашения, ни координат. Хотя все, конечно, возможно, когда в тебе булькает пара лишних стопок…

   – Ну так как? – Эд потянулся ко мне, будто хотел прямо сейчас утащить из рюмочной в это загадочное «к себе». – Поехали?

   Случись этот разговор год-два назад и совсем в другом месте, я бы, наверное, согласилась без особых сожалений. Я часто так делала, сбегая от проблем – шла в клуб и уходила оттуда с первым подходящим смазливым парнем. Эд с его густой, небрежно зачесанной на бок шевелюрой, синими глазами и наглой улыбкой был один в один мой любимый типаж. Обаятельный, напористый, знает чего хочет. А главное, сам на все согласен.

   Вот только сейчас я не искала знакомств на одну ночь. И уходить никуда не собиралась.

   Решительно, хоть и не очень ловко, я сбросила его руку с плеча.

   – Чего ты хочешь?

   – Ну пожалуйста, Айра. – Он бросил на меня умоляющий взгляд. – Я скучал. Все это время ты не выходила у меня из головы. Никогда прежде я не встречал никого, похожего на тебя. И целуешься ты – м-м-м. Как вспомню...

   Он потянулся ко мне, проникновенно глядя в глаза. Признаться, устоять – особенно с учетом выпитого – было трудно. А ведь мне нужна была трезвая голова... ну или хотя бы максимально трезвая, с учетом непреодолимых обстоятельств.

   – Эдуард...

   – Эда будет более чем достаточно.

   – Эд...

   – Да оставь ты человека, – вмешался в разговор хозяин рюмочной. Каюсь, я успела о нем позабыть, хотя, похоже, мужчина с самого начала разговора стоял рядом, слушая каждое слово. – Не видишь, что ли, товарищ милиционер занята.

   Что-то странное на короткую долю секунды промелькнуло на лице Эда и тут же пропало, растворившись за нахальной улыбкой.

   – Да я и не мешаю, Менделеич, как можно! – вскинул руки он. – Наоборот, хочу помочь. Внести, так сказать, разнообразие в занятия старой подруги. Познакомить ее с достопримечательностями нашего любимого Северска не только снаружи, но и изнутри.

   Хозяин рюмочной хохотнул, оценив двусмысленность.

   – Ну, если товарищ милиционер не против, допивайте, платите и проваливайте хоть в мертвую зону.

   – Да без проблем.

   Не успела я вмешаться, как на стол опустилось несколько помятых, но достаточно крупных купюр. Эд подхватил стопку и одним махом опрокинул ее в рот.

   – Вот так всегда, – хмыкнул хозяин рюмочной. Осуждения в его тоне не чувствовалось. – Выпьют, а потом за руль.

   Эд только отмахнулся.

   – Не будь з-занудой, – чуть заплетающимся языком ответил он. – Я для того и беру с собой бравую сотрудницу милиции, чтобы было кому меня задержать прямо на месте правонарушения. М-м-м, если подумать, я правда не откажусь быть задержанным. Особенно если с наручничками…

   – Не в моем заведении, пожалуйста.

   – Уже уходим.

   И, не слушая моих возражений, Эдуард как клещ вцепился мою в руку и чуть ли не силой выволок меня из полутемной рюмочной.

***

Стоило нам оказаться на улице, как поведение странного знакомого резко изменилось. Казалось, еще секунду назад он кривлялся и буквально раздевал меня глазами, и вдруг в один миг стал собранным и серьезным.

   – Ты как?

   Вопрос, надо признать, оказался крайне актуальным. Сидя у стойки, я как-то не обращала внимания на свое состояние, но стоило встать, как головокружение и слабость накрыли меня. Перед глазами двоилось, ноги держали плохо, язык не слушался.

   – Т-так себе... Если честно.

   Эд кивнул.

   – Сколько стопок тебе налил Менделеич?

   – Д-две... вроде, – ответила неуверенно. – Или три…

   М-да, было отчего усомниться. Чтобы так подурнело всего с двух стопок? Из чего Менделеич делает эту настойку, из технического спирта с полынью?

   Эд цокнул языком, подхватывая меня под руку.

   – Ясно. Ладно, пойдем.

   «Пойдем?»

   Я остановилась, с возмущением вырываясь из хватки Эда. Он что, вознамерился в точности повторить сценарий нашей прошлой встречи?

   Не дождется!

   Попытка освободиться вышла так себе. Да и решение было не очень, с учетом, насколько нетвердо я стояла на ногах. Но уступать я не собиралась.

   – Никуда я с тобой не пойду. Отведи меня к патрульной машине. Она где-то… там… – Я показала пальцем в направлении, где, как мне казалось, остался дом Рады. – Или там…

   Над ухом раздалось скептическое хмыканье.

   – Ну-ну. С такой навигацией твою карету мы будем до утра искать. А кучера с ключами и того дольше.

   – Тогда иди… куда шел и оставь меня здесь.

   Эд красноречиво оглянулся на дверь рюмочной.

   – Я бы на твоем месте выбрал меньшее из зол.

   – Это тебя, что ли?

   – Меня. Надо поговорить.

   Я недоуменно моргнула. Как-то это мало вязалось с недавним желанием затащить меня в постель. Или он что, реально предлагал уединиться для задушевных бесед?

   Что ж, если подумать, к Эдуарду у меня тоже было немало вопросов. Так что разговор – это очень даже хорошо. Но только на моих условиях.

   Выпрямившись, я строго – ну, по крайней мере, мне хотелось верить, что это выглядело именно так, – посмотрела на замершего в ожидании блондина.

   – Нет. Это мне... Мне нужно с тобой поговорить.

   – Так поговорим, – легко согласился Эд. – Обещаю, что все расскажу. Где был, кем замечен, в чем участвовал. Если поедешь со мной.

   – Лучше здесь. Ты пил.

   Он фыркнул.

   – Ты тоже. Меня это не смущает.

   Я мотнула головой, кивнув на дорогу – большая ошибка, за которую пришлось расплатиться парой секунд дезориентации.

   – Нет. Ты пил.

   – Что, хочешь арестовать меня за вождение в нетрезвом виде раньше, чем я сяду за руль?

   – Эд!

   – Спокойно, дорожный патруль. – Голос его звучал уверенно. – Если хочешь знать, я совершенно трезв. Я только зашел и сразу же заметил тебя. А потом… – Он усмехнулся, демонстрируя зажатый в кулаке шарик чего-то пористого и мокрого. Пахнуло травами. Размахнувшись, Эд выбросил губку, пропитанную настойкой, в придорожные кусты. – Я ж не дурак брать в рот что-то из рук Менделеича.

   Я поморщилась. Намек был ясен.

   Эд усмехнулся.

   – Ну что, допрос окончен? Едем?

   – Ладно. Веди.

   Идти оказалось недалеко. Автомобиль стоял за углом, сверкая хромированными боками в тусклом свете. Будь я в другом состоянии, то, наверное, оценила бы, какая у Эда машина. Но сейчас я лишь мазнула взглядом по черному корпусу и, покосившись на услужливо распахнутую передо мной пассажирскую дверь, плюхнулась на переднее сиденье.

   В салоне было мягко и тепло, отчего я мгновенно провалилась в дремоту, едва успев пробормотать тетин адрес.

   – Северная. Пять... Нет, восемь. Квартира восемь. Дом пять.

   – Угу. – Эд хмыкнул, заводя мотор. – Я открою окна. Проветришься, пока едем. Можешь немного отдохнуть.

   Мы тронулись с места столь плавно, что я этого почти не заметила. Замелькали за окном дома и столбы электропередач, смутно различимые в туманных сумерках.

   Вшух-х. Вшух-х.

   Мерно и убаюкивающе шуршал под колесами асфальт. Эд вел машину так, словно наизусть знал все выбоины и кочки. Нас даже не тряхнуло ни разу. И я успокоилась – ну, почти, – пока дыхание мертвой зоны не выдернуло меня из мутной дремоты.

   – Эд… – Я сощурила глаза, пытаясь что-то разобрать в быстро сгущавшихся сумерках. Эту часть пути я не помнила. А ведь дорога из поселка Герки была всего одна. – Куда ты меня везешь? Мы уже давно должны были быть на месте. Что за?..

   – О. Проснулась, – откликнулся блондин. – Слушай, я тебе все объясню. Подожди только. Надо отъехать туда, где нас никто не подслушает. Я и так с трудом смог усыпить бдительность Менделеича, чтобы он не поднял тревогу.

   – Куда отъехать? Какую тревогу? Давай-ка вези меня домой.

   – Айра. – Он повернулся ко мне. В полумраке салона синие глаза странно сверкнули. – Послушай, это важно. С Северском все не так просто. И ты…

   Тревожное чувство приближавшейся опасности заставило меня перевести взгляд с Эда на дорогу. Я распахнула глаза и увидела приближавшуюся к нам стену клубящегося белесого тумана. Словно приливная волна, он нахлынул с холма, утопив машину в молочно-белой мгле. Дорога, холмы, едва различимое свечение города вдалеке – все в один момент померкло.

   – Вот черт, – выругался Эд, включая фары дальнего света.

   Два луча устремились вперед, выхватывая из мглы серый силуэт.

   Подросток.

   Тот самый, что сбежал от меня, растворившись в мертвой зоне.

   «Все как у мамы с Олегом, – ударила по вискам жуткая мысль. – Все в точности как у мамы с Олегом за мгновение до их ужасной смерти».

   Нет, нет, нет!

   – Эд, тормози! – заорала я, едва сама не хватаясь за руль.

   И тут случилось то, чего я никак не могла ожидать.

   – Закрой глаза!

   Приказ – хлесткий, грубый, резко контрастировавший с тем, как парень разговаривал со мной прежде, – привел к противоположному эффекту. Ошалев от внезапных перемен, я повернулась к Эду, желая только одного – спросить: «Какого черта?!» И с ужасом осознала, что тот последовал собственному совету. Крепко зажмурившись, он вцепился в руль и вдавил педаль газа, направляя машину прямиком на…

   «Что за?..»

   Мотор взревел. Меня швырнуло назад, вдавливая в кресло. А мальчишка и не подумал сдвинуться с места. Замерев посреди дороги, он уставился на разгоняющийся автомобиль, и в глазах его не было ни капли страха.

   В огромных, безумных, неестественно расширившихся глазах.

   Между тем, как я в полной мере смогла разглядеть белого в свете фар подростка, и тем, когда наши взгляды встретились, прошло не больше секунды. Но этого хватило, чтобы я приняла решение и сделала то единственное, что могла. Вцепившись в руль, я со всей силы крутанула его влево, преодолевая сопротивление крепкой хватки спятившего водителя, ни с того ни с сего вознамерившегося сбить мальчишку. Машина накренилась, вильнув вбок. Дернулся слишком поздно среагировавший Эд. А я, испугавшись, что все-таки зацеплю подростка, повернула голову.

   Зря.

   Очень зря.

   Последнее, что я почувствовала, прежде чем чужая воля смяла мой разум, словно бумажный фантик, были руки Эда, вцепившиеся в мои запястья. А потом неведомая сила потянула меня – в сторону и вниз, вниз, вниз.

   Бум-м-м!

***

Плюх!

   Я распахнула глаза.

***

Но кошмар не закончился.

   Стало хуже.

   Первым, что я увидела, был… монстр. Иного слова я для этого создания я подобрать не смогла. Лишенный четкой формы, непропорционально худой и подвижный, чем-то напоминающий обросшую плотью человеческую тень, он летел прямо на меня, выставив вперед когтистые лапы-руки. На лице, лишенном узнаваемых черт, потусторонним огнем горели черные провалы глаз и узкая полоска рта. От монстра исходило отчетливое чувство опасности. Внутреннее чутье буквально кричало об этом.

   Я не успела ни отпрянуть, ни защититься. Когти впились в плечи. Но вместо того чтобы начать расправу, монстр мощным рывком отбросил меня прочь, словно ненужную куклу. И, оттолкнувшись от моего падающего тела, устремился выше – туда, где застыло еще одно похожее на тень чудовище.

   «Эд».

   Я не знала, почему в мыслях вдруг назвала второе чудовище Эдом. Но что-то внутри уверенно твердило, что это именно он, хотя между блондином и монстром, конечно же, не было ни малейшего сходства.

   «Тогда, получается, первая тварь была…»

   Бум-м!

   Спиной я ударилась обо что-то твердое, но боли не почувствовала. Лишь взметнулись, заслоняя обзор, рваные клочья желтого тумана и мелкие частички пыли.

   Бум-м! Бум-м!

   Едва придя в себя, я вскочила на ноги, высматривая рухнувших следом за мной монстров. И только тогда смогла разглядеть…

   Разглядеть…

   «Галлюцинации, – предложила я себе единственное рациональное объяснение того, что предстало перед глазами. – Предсмертный бред. Мы умерли – я, Эд и мальчишка. И попали… Ну, ни рай, ни ад нам по очевидным причинам не полагались, так что, видимо, поэтому местом общего посмертия оказалась выцветшая, полуразвалившаяся тень Северска».

   Что-то внутри откликнулось на эти слова скептическим смешком.

   «Нет».

   Это знание пришло будто из ниоткуда. Но одного короткого слова хватило, чтобы я по-иному начала воспринимать окружающую реальность. Нет, не рай и не ад, не посмертие, не последняя увиденная вживую картинка, распадавшаяся в умирающем мозге. Что-то другое. Что-то, что я уже знала раньше.

   То, что породил Выплеск.

   Если в мертвой зоне я чувствовала лишь отголоски ужаса, что когда-то обрушился на эту землю, то здесь кошмар будто и не прекращался. В полускрытых туманом развалинах отчетливо угадывались улицы Северска – только пустые, неправильные. Осыпающиеся стены, тлеющая трава, коррозия, пожирающая столбы и заборы. Скрючившиеся в агонии тени когда-то живых людей, отпечатавшиеся в тех местах, где их застала страшная гибель. Частички пыли и пепла, кружащиеся в горячем воздухе цвета ядовитой серы. Как будто с мира в момент Выплеска отслоился искаженный, отравленный слепок и остался, вынужденный переживать зациклившееся мгновение распада.

   Ничего удивительного, что подобное место оказалось способно превращать попадавших сюда людей в настоящих чудовищ.

   Я замерла, не в силах оторвать взгляда от развернувшейся в десятке шагов от меня жутковатой драки монстров, которых я окрестила про себя Эдом и мальчишкой. Сцепившись друг с другом, они катались по земле, изредка выныривая из ядовитого тумана. Первый – мальчишка – нападал. Второй – Эд – слабо защищался, все больше пропуская атаки. На серых боках зияли рваные раны, с которых по крупицам отделялась плоть. А острые когти первого монстра продолжали наносить удар за ударом.

   «Нет!»

   Протест родился внутри, сорвался с губ молчаливым криком. Ни Эд, ни мальчишка, ни я не принадлежали этому жуткому миру. Я не могла допустить, чтобы кто-то из нас погиб здесь.

   Нужно было выбираться из этого… чем бы оно ни было.

   Бежать?

   Вот только куда? Вперед, назад, в распадающийся город?

   «Вверх».

   Ответ родился внутри, заставив меня поднять голову. И там, где туман рассеивался, увидела очертания чего-то, похожего на… реальность?

   Настоящий мир?

   Дорога. Дома. Автомобиль, лежавший в кювете.

   «Туда. Туда. Назад. Домой».

   Отчаянным рывком я метнулась к Эду. Забыть, как он сошел с ума и едва не задавил мальчишку, я не могла. Но оставлять его на растерзание неизвестно кому...

   Нет, немыслимо.

   Едва дождавшись, когда атакующий монстр отвернется, я нырнула в туман и, нащупав что-то, похожее на руку, вцепилась в нее.

   А потом был полет.

   И свет, свет, свет.

   Главное, не отпускать чужую руку.

   Не отпускать…

   Не…

ГЛАВА 5

Голова раскалывалась. Под веками плясали красные точки. Шевелиться было больно. Не шевелиться – тоже. Но чувствовала я себя однозначно не так, как человек, переживший клиническую смерть, но все-таки сумевший выбраться к свету.

   Это было… странно.

   Хотя нет. Странно – слишком мягкое слово.

   Я рвано выдохнула, с трудом разлепив пересохшие губы. Из груди вырвался хриплый стон.

   Рядом что-то зашуршало.

   Осторожно я приоткрыла глаза.

   Свет потускнел, превратившись в обычный побеленный потолок с круглым плафоном лампы. Я сощурилась – даже так смотреть на него было невыносимо – и, промычав что-то, попыталась отвернуться.

   Лампу заслонила круглая лысоватая голова мужчины.

   – Сахарова! – жизнерадостно возвестил он. – Пришли в себя, значит?

   С последним были сомнения, но я на всякий случай кивнула. Голова пропала, но ненадолго – мужчина вновь склонился надо мной, заглянув сначала в один, затем во второй глаз.

   – Как самочувствие? Голова не болит? Зрение нормальное? Галлюцинации не мучают?

   За вопросами и пристальным взглядом доктора чувствовался какой-то скрытый намек, заставивший меня занервничать.

   – А что, должны? – подозрительно поинтересовалась я.

   – В вашем состоянии после аварии? Я бы не удивился.

   И снова этот взгляд вкупе с выжидающим молчанием.

   Приподнявшись на больничных подушках, я прислушалась к ощущениям. Голова действительно болела, мышцы ныли. Но, оглядев себя, я не заметила ничего, кроме нескольких ссадин и наливавшихся багровым полос на запястьях.

   Последнее напрягло.

   – Откуда?

   Доктор хмыкнул.

   – Вы ударились головой. Это стандартная процедура.

   – Пристегивать наручниками к кровати?

   – Чтобы вы не навредили самой себе, – безмятежно улыбнулся доктор. – Некоторые непривычные к северу пациенты после таких травм ведут себя немного… непредсказуемо.

   – Таких – это каких? – переспросила, сощурившись. – И часто у вас происходят аварии, после которых люди просыпаются не в себе?

   Доктор оскалился, сверкнув золотым зубом, но отвечать на каверзный вопрос не стал.

   – К счастью, вас это не коснулось. Так что предосторожность оказалась излишней.

   – Более чем.

   Разговор не вызывал ничего, кроме головной боли. Я словно ходила по минному полю, где каждый шаг – каждое неосторожное слово – рисковало стать последним. И доктор с внимательным взглядом и обманчиво дружелюбной улыбкой, казалось, только и ждал, когда же я оступлюсь.

   – Скажите, Айра, вас ничего не беспокоит? Я здесь, чтобы ответить на любые ваши вопросы.

   Я скосила взгляд на вышитое над карманом халата имя.

   «В. Тихомиров. Психиатрическое отделение».

   Конечно. Кто бы сомневался.

   Откровенничать о странных видениях не хотелось. Доктор, как и большая часть людей в городе, доверия не вызывал. Еще решит, чего доброго, что больная здесь я, а не Северск, где хозяева рюмочных разливают сомнительного качества настойки, парни с крутыми машинами пугают секретами, а подростки пачками бросаются под машины.

   И…

   – Эд! – Воспоминания о пережитом после аварии ужасе обрушились на меня, заставив вздрогнуть и наконец-то заговорить о том, что было действительно важно. Кровь отхлынула от лица, сердце сжалось, будто монстр из желтого потустороннего Северска стиснул его когтистой лапой. – Он тоже здесь? Как он?

   Доктор нахмурился.

   – Эд?

   – Эдуард, – поправилась я и замолчала, осознав, что не знаю его фамилии. Эд не представился, а я и не подумала спросить, когда в голове был туман, а мысли были заняты совсем другими вещами. – Блондин. Синеглазый. Высокий. Лет двадцать с небольшим. Автомобиль принадлежал ему, он был за рулем. Я могу его увидеть?

   – Нет, – отрезал Тихомиров. – Это запрещено.

   – Почему? Что с ним?

   – А вы ничего не помните?

   – Нет.

   – В таком случае, я не могу вам ничем помочь. Врачебная тайна.

   – Вы что, тоже привязали его к кровати и собираетесь пытать? – Я демонстративно потерла ноющие запястья. – Интересные у вас процедуры, доктор. Тянет на злоупотребление полномочиями. Не хотите обсудить этот вопрос в милицейском участке?

   Вместо ответа доктор Тихомиров с издевкой выгнул бровь.

   – Скажите хотя бы, жив ли он. Я не отстану, пока не узнаю, и если не скажете вы, я найду другой способ.

   Доктор поморщился, как от зубной боли.

   – Жив. Удовлетворены?

   – Нет. А что с мальчиком, который бросился нам под колеса?

   На лице доктора отразилось удивление.

   – С кем?

   – С мальчиком, – повторила я. – Подросток. Рыжий. Выскочил прямо на дорогу, когда мы с Эдом ехали через мертвую зону в Северск. Именно он стал причиной нашей аварии.

   – Простите, но никакого ребенка на дороге не было.

   – Да как же не было? – Я резко выпрямилась, хоть это и стоило мне вспышки головной боли. – Я абсолютно точно уверена, что видела подростка. Спросите Эда, он подтвердит.

   Тихомиров посмотрел на меня так, будто всерьез размышлял над тем, чтобы поискать снятые ремни для запястий.

   – Непременно, – пообещал он. – А заодно поинтересуюсь у вас, сколько вы выпили перед тем, как сесть в машину к вашему насколько же нетрезвому приятелю.

   – Я… Что? Эд не пил.

   – Анализы крови утверждают обратное. При такой интоксикации всякое могло померещиться. Так, может быть, вернемся к обсуждению вашего состояния?

   – Но…

   Взгляд доктора не сулил ничего хорошего. Казалось, он специально издевался надо мной, подвергая сомнению ясность моего рассудка, чтобы потом с полным правом запереть меня в палате для буйнопомешанных.

   «Это и случается с теми, кто подбирается к правде Северска слишком близко? Или смерть при невыясненных обстоятельствах, или психушка…»

   Нет уж, спасибо.

   – Простите, – с притворным раскаянием пробормотала я, медленно опускаясь на подушки. Лучше проиграть битву, чем войну. – Не знаю, что на меня нашло.

   – Готовы поговорить?

   – Да.

   – Что ж, начнем. Сколько вы выпили?

   – Ой, да оставь девчонку в покое, – раздался с порога новый голос. – Заработалась. Потом расслабилась. С кем не бывает.

   Оперуполномоченный Джонрид Новомиров собственной персоной замер в дверях палаты.

   – Ну и как наш Сахарок? Жить будет?

   – Осмотр не выявил серьезных травм, – откликнулся доктор, не слишком довольный вмешательством. – Легкое сотрясение мозга, вывих предплечья и пара ушибов. Ничего критичного. Однако ее ментальное состояние вызывает некоторые опасения.

   – А это нормально – обсуждать мое здоровье с совершенно посторонним человеком? – громко кашлянула я, обведя мужчин хмурым взглядом. – Почему ему можно знать все про мое состояние, а когда я начинаю спрашивать, откуда-то возникает врачебная тайна?

   Рид только хмыкнул.

   – Мы с тобой коллеги – а значит, никакие не посторонние. Правда ведь? – Он повернулся к доктору, протянув ему руку. – Спасибо за помощь, Влад. Если Айре можно выписываться, я помогу ей собраться.

   – Я бы рекомендовал оставить ее на пару дней под наблюдением. Провести анализы, сделать пару тестов…

   – Ой, да брось, – отмахнулся оперуполномоченный. – Только персонал зря работать заставишь. А нам в участке нужен инспектор. Сам знаешь, сотрудников у нас мало, каждый на вес золота.

   – И как ты собираешься обеспечивать пациентке надлежащий покой?

   – Увы, Влад, – философски откликнулся Рид. – Покой нам только снится.

   Я, не сдержавшись, фыркнула. Вот уж точно, для оперуполномоченного Новомирова сон на рабочем месте – это святое.

   Переведя взгляд с Рида на меня, доктор задумчиво нахмурился.

   – Хм-м…

   – Я тоже за выписку, – влезла в разговор я, хоть моего мнения никто не спрашивал. – Я в полном порядке. И готова вернуться к своим непосредственным обязанностям.

   Наблюдать, как оба мужчины синхронно поморщились – Тихомиров от слов «в порядке», а Рид от проявления нездорового, по его мнению, стремления к труду – было одно удовольствие.

   Против двойного напора доктор не устоял.

   – Что ж, дело ваше. – Он сложил руки на груди и кивнул Риду. – Пойдем. Отдам тебе документы и распоряжусь, чтобы Сахаровой принесли ее вещи.

   – Нет! – подскочила я во второй раз. Спорить с Тихомировым было сложно, но теперь хотя бы была надежда, что Рид примет мою сторону. – Я сама заберу свои документы. И одежду тоже.

   Доктор нахмурился.

   – Знаете… – нахмурившись, начал он.

   И наткнулся на хитрый взгляд Рида.

   – Да ладно, Влад, – Оперуполномоченный отмахнулся, увлекая за собой Тихомирова. – Хочет Сахарок ноги размять, пусть прогуляется. – И у самого выхода быстро оглянулся и подмигнул мне через плечо. – Не задерживайся. Жду в машине.

***

К несчастью для Рида, я как раз собиралась задержаться.

   И даже более того.

   Разделавшись с выпиской и покинув закрытый этаж психиатрического отделения, я с уверенным видом направилась к приемной.

   – Сахарова, палата пятьсот тринадцать, – бодро произнесла я, показывая медсестре за стойкой переданные ассистентом Тихомирова документы. – Выписываюсь.

   Женщина окинула меня равнодушным взглядом и, раскрыв тяжелую учетную книгу, медленно заскользила пальцем вниз по странице.

   – Так… Сахарова… Сахарова…

   Я напряженно следила за ее движениями, ища информацию об Эде. Раз доктор отговорился врачебной тайной, блондин точно должен был быть здесь. Осталось только выяснить, где именно.

   Жаль, что я не успела узнать его фамилию. К счастью, в журнале были указаны дата и время поступления.

   – Нашла. – Палец медсестры остановился на нужной строчке. – Ячейка семь.

   Заметив, с каким жадным любопытством я косилась в учетные записи, женщина резко захлопнула книгу и, прежде чем уйти, убрала документы в стол, смерив меня недовольным взглядом.

   Нарочито равнодушно пожала плечами в ответ. Все, что надо, я успела увидеть.

   Некоего Вождя, поступившего в одно время со мной, положили в палату двести три.

    «Вождь?»

   Знакомое слово. Я слышала его совсем недавно…

   «Берегись Вождя».

   Прежде чем я успела задуматься о странностях, медсестра вернулась назад со свертком.

   – Вот, – буркнула она, выкладывая передо мной на стойку вещи и исписанный лист. – Проверяйте. Все по описи.

   Я торопливо заскользила взглядом по нехитрому списку всего, что обнаружилось при мне на момент аварии. Рубашка и штаны, форменная куртка, сумка, которую бессовестно распотрошили, перебрав лежавшие внутри мелочи. Карта Северска-12, наручные часы, записная книжка, две шариковых ручки, помада, зеркальце, заколка для волос... о, а я-то думала, что потеряла ее еще на Юге, а тут надо же, нашли. Носовой платок, ключ...

   Стоп, ключ?

   – Что это? – подозрительно переспросила я, указывая на нужную строчку.

   Женщина нахмурилась, надевая очки.

   – Ключ, – прочитала она сердито. – Что непонятного? Разборчиво же написано.

   – Не помню такого.

   Неудивительно. Ключи от квартиры Гелия отдавать не стала, отдельного рабочего кабинета мне не выделили. Существовали, конечно, ключи от служебной машины, но я отчетливо помнила, что Валька, уходя за неудавшимся взломщиком гаража, забрал их с собой. Потому-то мне и пришлось искать другой способ добраться в город, связавшись с Эдом.

   Точно, Эд! Не он ли оставил такой странный подарок?

   Медсестра за стойкой нахмурилась.

   – Странно... – Она потянулась к сумке. – Вроде отдельно ваши стопки складывала. Чужие, что ли, попали...

   – Нет-нет! – вскрикнула я поспешно, прежде чем лишилась столь важной улики. Эд же хотел что-то мне рассказать. Мог ли он подбросить мне подсказку, пока я дремала в его машине? Однозначно, да. – Это мои. Точно мои. От комнаты. Думала, дома забыла. А вот они.

   Медсестру я не очень-то убедила. Но так как по документам все сходились, а в сумку я вцепилась так, словно это была последняя пара сапог, выброшенных в продажу после полугода ожидания, связываться со мной она не стала.

   – Ваши так ваши. Подписывайте и идите.

   Дочитав оставшуюся опись, я размашисто поставила подпись.

***

Ключ оказался обычным, плоским и совершенно непримечательным, если не считать цифры четырнадцать, выцарапанной на корпусе. Запершись в уборной, я рассмотрела его со всех сторон, но так и не поняла, какой замок он мог открывать.

   Не автомобиль. Не квартирную дверь – для входного замка ключ был маловат. Может быть, шкаф. Или ящик письменного стола. Или... Да что угодно. Вариантов были тысячи, а других подсказок от Эда в сумке не оказалось.

   Теперь мне еще сильнее захотелось увидеть блондина. Вопросов к нему меньше не стало. Даже наоборот, они множились с каждым часом.

   Но как добраться до нужной палаты? И действительно ли Эд скрывается за указанным в учетной книге словом «Вождь»?

   Словно по заказу, за закрытой дверью послышались голоса и топот ног. Я бросила недоуменный взгляд на часы. Двенадцать.

   Точно! Приемное время для посетителей.

   Если не сейчас, то когда?

   Сбросив сорочку и застиранный больничный халат, по виду заставший еще времена до Выплеска, я принялась торопливо одеваться. Брюки, рубашка. Один из рукавов, правда, оказался порван по шву, но если не слишком размахивать руками, в глаза это не бросалось. У зеркала я кое-как привела себя в порядок – умылась, подкрасилась. Сумку повесила на плечо, а форменную куртку, вывернув наизнанку, повязала вокруг талии. Выглядело, конечно, не очень, но так я, по крайней мере, могла смешаться с толпой. А сейчас мне жизненно важно было не выделяться.

   Я выскочила из уборной как раз вовремя, чтобы пристроиться в хвост небольшой группе женщин, приехавших на свидание к родственникам. Низко опустила голову, проходя мимо дежурного, буркнула неразборчиво в ответ на вопрос.

   – В двести третью.

   Удивительно, но меня пропустили. То ли привыкли не слишком интересоваться посетителями, то ли зря доктор Тихомиров разводил такую секретность.

   Увы, в том, что второе было крайне далеко от истины, я убедилась очень быстро.

   На этаже, куда я поднялась вместе с тремя усталыми тетками, палаты заканчивались номером двести пять. Дальше начинался коридор, ведущий в другую зону, и вот он-то оказался закрыт.

   Но не отступать же на полдороги.

   Увидев, как сестры, наблюдавшие за гостями и пациентами, начинают неодобрительно коситься в мою сторону, я не придумала ничего лучше, кроме как дернуть за ручку двести пятой палаты. К счастью, комната оказалась открыта. К несчастью, – занята.

   Три из четырех кроватей стояли пустыми. На четвертой полулежал и смотрел на меня сухонький старик. Выцветшие синие глаза светились любопытством.

   – Здравствуйте, – криво улыбнулась я.

   Нет, ну а что еще оставалось делать? Извиниться и уйти, а потом и вовсе покинуть больницу?

   Пожилой мужчина фыркнул.

   – И тебе здравствуй, внучка.

   Я нахмурилась. Не похоже, чтобы он перепутал меня со своей родственницей – слишком уж явственно очертились вокруг глаз и уголков рта насмешливые морщинки. Но поднимать тревогу старик не спешил – а значит, у меня был шанс договориться.

   – Вы здесь один?

   – Как видишь. – Он обвел комнату свободной от капельницы рукой.

   – А родня? – Не хотелось бы, чтобы какая-нибудь тетка с апельсинами пожаловалась на странную визитершу. – Ждете кого-то?

   Он только хмыкнул.

   – Ты первая, кто решил меня навестить.

   За одинокого пожилого мужчину стало обидно. Я приблизилась, опустилась на край прикроватного стула.

   – Что у вас случилось?

   – Долгая история. – Он отмахнулся. – Лучше скажи, что здесь делаешь ты. Уж извини, не верю, что такая зеленоглазая красавица в форме заявилась в больницу посреди дня специально чтобы проведать больного старика. Нет, нет, не суетись. Можешь говорить смело. Обещаю, что никому не пожалуюсь. А может, даже помогу.

   Я приободрилась. Что ж, попытка не пытка.

   – Ну… Честно сказать, я хотела увидеть своего друга. Мы попали в аварию вчера вечером. И никто здесь не хочет рассказать, что с ним. Я выяснила, что он должен лежать в палате двести три. Но ваша палата крайняя на этаже, а дальше проход закрыт.

   – Экспериментальное крыло, – ничуть не удивившись, кивнул старик.

   Зато удивилась я.

   – Что это значит? Хотите сказать…

   Я не закончила мысль, всерьез испугавшись за Эда. Казалось бы, мы сидели рядом и оба оказались в машине, на полной скорости съехавшей в кювет. Как могло получиться так, что я почти не пострадала, тогда как Эд…

   Впал в кому? Повредил голову? Сломал позвоночник? Что могло случиться такого, что ему потребовалось особое лечение в экспериментальном крыле?

   Мужчина задумчиво нахмурился.

   – Когда, говоришь, вас с приятелем доставили в больницу?

   Я назвала время, которое видела в учетной книге.

   – Да. Примерно тогда я и слышал возню за стенкой. В закрытом крыле полночи горел свет. Думаешь, они были заняты именно твоим другом? В лабораторию «Эликсира» не попадают просто так.

   От одного только слова вдоль позвоночника прокатилась холодная волна. Что-то внутри сопротивлялось желанию узнать тайны «Эликсира», название которого, кажется, было связано со всеми загадками Севера – да и не только его. Но я безжалостно задавила в себе тонкий голосок страха.

   – Если верить записям, вчерашним вечером вместе со мной сюда поступил только некий Вождь.

   – Вождь? – вскинул брови старик. – Неужели Александр?

   – Эдуард. И вообще… Вождь – это что, прозвище такое? Уже не в первый раз в Северске я слышу одно и то же слово.

   – Вождь – это фамилия. Александр Вождь – директор «Эликсира» и неофициальный хозяин Севера. А Эдуард – его единственный признанный сын.

   – Эд – сын Вождя? – вырвалось невольно.

   Морщины на лице мужчины стали глубже.

   – Эд, – ворчливо передразнил меня он. – Эд! Мой тебе совет, не водись с сыном Вождя. На что тебе такой друг, общение с которым заканчивается на больничной койке?

   – Не ваше дело.

   Непрошеный совет, пусть и не лишенный оснований, неприятно задел. Я недовольно поджала губы, уже жалея, что вообще начала этот разговор.

   Словно почувствовав, что еще немного – и я уйду, старик примирительно поднял руки.

   – Ладно-ладно. Не мое так не мое. Но все-таки скажу как есть. Если хочешь спокойно жить на Севере, лучше не совать нос в дела Вождей.

   – А если я не хочу жить спокойно? – напрямик спросила я.

   – Тогда у тебя только одна дорога. – Он кивнул на окно.

   Я нахмурилась.

   – Что, предлагаете сразу прыгать головой вниз?

   – Ну почему же головой вниз? – фыркнул старик с кривой ухмылкой. – Есть идея получше.

***

План был прост. Выбраться из окна, спуститься на козырек крыши запасного выхода, а оттуда, подтянувшись по водосточной трубе, добраться до второго окна, где, согласно расчетам старика, часами маявшегося от вынужденного безделья, и должна была располагаться палата номер двести три. Окна лаборатории закрывали жалюзи, так что рассмотреть что-то с расстояния было невозможно. Но вблизи через тонкие щели – почему нет.

   Я готова была лезть прямо сейчас, но старик оказался прозорливее и заставил меня прежде надеть халат, маску и шапочку, чтобы скрыть волосы. Последние предметы мой сообщник выудил из своей тумбочки и, дождавшись, пока я оденусь, довольно хмыкнул.

   – Ну вот, так-то лучше. Хоть какая-то маскировка, правда?

   Я кивнула.

   Протиснуться сквозь узкое окно оказалось непросто, но я была достаточно худой, чтобы боком выскользнуть наружу и уже оттуда, раскачавшись, спрыгнуть на находившийся в полуметре козырек. К счастью, потрескавшаяся конструкция выдержала. Я повернулась к окну двести пятой палаты, где довольный старик, придерживая капельницу, показывал мне оттопыренный большой палец.

   Половина пути пройдена.

   Увы, с трубой все оказалось не так просто. Моего веса она не выдерживала, грозя в любой момент прогнуться и обвалиться. Так что пришлось опираться на железные скобы, которыми он крепилась к стене. Это оказалось уже лучше, и дело пошло. Я добралась до нужного окна и, зацепившись руками за подоконник, а ногами опершись на решетку первого этажа, подтянулась, чтобы заглянуть внутрь.

   Сначала мне показалось, что ничего не получается. Жалюзи смыкались довольно плотно, а щели были маленькими. В поле зрения попадали только какие-то обрывочные части картинки – резина, стекло, металл, пластик. Но вскоре мне удалось найти нужный угол. И я увидела.

   Лабораторные столы, на которых стояли приборы непонятного назначения. Трубки, по которым текло что-то, по цвету похожее на фирменную настойку Менделеича. Пробирки. Капельницы. И посреди комнаты капсулу со стеклянной стенкой, через которую можно было разглядеть человеческий силуэт, целиком погруженный в мутную воду.

   Эд!

   Я чуть не сорвалась, шокированная безумной картиной. Эд, с которым еще вчера было все в порядке, плавал в какой-то странной штуке, точно подопытная крыса.

   Я сомневалась, что он попал туда по своей воле.

   Зато теперь все события прошлого вечера встали на свои места. Попытки Эда рассказать обо всем человеку со стороны, не привлекая внимание местных, желание уехать куда-то, где нас не могли подслушать, подброшенный ключ. Даже мальчишка на дороге теперь не казался случайным встречным.

   Не этим ли способом избавлялись от ученых, которые подбирались к тайнам слишком близко? Вот только с нами все, похоже, пошло немного не по плану.

   Черт, во что же я вляпалась?!

   За размышлениями я не заметила, как свет в комнате на мгновение изменился. Очнулась лишь тогда, когда обзор вдруг загородило что-то белое, чего однозначно не было в лаборатории несколько секунд назад.

   Черт, черт, черт!

   Я успела отпрянуть как раз вовремя, когда жалюзи рывком распахнулись, являя лицо мужчины. Нахмурившись, он смотрел за стекло, пытаясь понять, что за тень видел за окном в момент открытия двери.

   «Птица, это была птица, просто птица, – отчаянно взмолилась я, надеясь, что мозг лаборанта придет к такому же легкому выводу. – Обычный голубь. Курлы-курлы».

   И тут же возразила сама себе.

   «Ага. А видела ли ты на севере голубей?»

   Упс.

   Лицо исчезло, но я сомневалась, что надолго. Если мужчина откроет окно или попросит кого-нибудь из коллег проверить все со стороны улицы, моему приключению настанет бесславный конец. А значит, надо убираться отсюда. Прямо сейчас.

   Не дожидаясь, пока меня обнаружат, я спрыгнула на козырек крыши. И едва не промахнулась – спешка не добавляла проворности. Плечо зацепилось за крепление трубы. Треснула ткань – ветхий халат не выдержал столкновения. Но зато в остальном я отделалась лишь синяком.

   Отлично! Дальше, дальше!

   Старик подгонял у окна. Он понял, что что-то случилось, и теперь волновался, нетерпеливо высовываясь в открытую створку. Помочь мне выбраться с козырька он не мог. Зато когда я зацепилась за раму, буквально втащил меня внутрь. Для немощного пожилого мужчины, лежавшего в больнице, у него оказались очень сильные руки.

   – Снимай все лишнее, живо, живо, – засуетился он, помогая мне избавиться от порванного халата. – Мне кажется, тебя кто-то видел на крыше. Сейчас пойдут проверять.

   Пока я закрывала окно, смятые тряпки полетели в тумбочку, а сам старик успел вернуть на место капельницу и юркнуть в постель как ни в чем не бывало. Я не столь проворно метнулась к стулу – и в этот момент за спиной отворилась дверь.

   – Арлен Кимович. – В проеме показалось взволнованное лицо медсестры – Вы… Ох! Не ожидала, что у вас гости.

   – Внучка моя, вот, приехала, – ворчливо откликнулся старик. – Ленара, поздоровайся.

   – Добрый день, – нарочито сладким голосом пискнула я, похлопав ресницами. – Как проходит лечение дедушки?

   Медсестра нахмурилась.

   – Арлен Кимович, вы не видели ничего подозрительного?

   – А то как же не видел, – хмыкнул тот, заставив меня немного напрячься. – Нюрка из столовой тырит котлеты. Точно вам говорю. Выбирает тех, за кого родственники не вступятся, и кладет им за обедом пустые макароны. Так вот, передай ей, что еще раз такое будет, и Ленарка на нее жалобу в милицию накатает. Замучают вас проверками. И поделом! Напишешь?

   – Напишу, – поддакнула я. И даже негодование изображать было не надо. За Арлена Кимовича мне было обидно как за родного. – Выдумали тоже, порядочных людей объедать! Как в таких условиях лечиться?

   – Не лечиться надо, а выздоравливать, – буркнула медсестра. – А то жрут тут всякие за казенный счет. Ну так что, сейчас-то вы чего видели?

   – Не видели, не видели, – огрызнулся в ответ старик. – И тебя бы с удовольствием не видели. Еще больше часа осталось от приемного времени. Родной человек через полсектора приехал, а нас тут отвлекают ерундой какой-то.

   – Ну, зовите, если что.

   Дверь закрылась.

   Я выдохнула. А старик, дождавшись, когда шаги в коридоре удалятся, разразился злым каркающим смехом.

   – Видела? Видела? Вот мы ее как! Будут знать, как честных людей котлет лишать. Ишь! Ладно. Чего мы все о них да о них. Рассказывай давай.

   Я вкратце описала лабораторию и капсулу. Но Арлен лишь развел руками – ни о чем таком он никогда не слышал.

   – Странные дела творятся в этом «Эликсире», точно тебе говорю. Странные. Помяни мое слово.

   Вот уж с этим я точно могла согласиться.

***

Мне хотелось чем-нибудь отплатить Арлену, который сделал для меня так много, но все что я могла – это посидеть с ним до окончания приемного часа и все-таки пообещать написать жалобу на жадную Нюрку.

   – А напиши, – обрадовался старик. И, чуть смутившись, добавил. – Да и приходи, когда время будет. Постараюсь выяснить что-нибудь про твоего Вождя.

   Смятую больничную одежду Арлен разрешил оставить в его тумбочке, сказав, что сам найдет способ подбросить ее в прачечную. И даже обнял меня на прощание – как будто я и правда была ему родной.

   Глаза защипало. Я вдруг со щемящей тоской осознала, что последний раз вот так же обнималась еще с Олегом. Когда он был жив…

   Постеснявшись, что могу расплакаться перед Арленом, я скомкано попрощалась и ушла, пристроившись к чьей-то большой семье, чтобы по-тихому выйти из приемной.

   Мыслей было много. Вопросов – еще больше. Они множились и множились, словно лавина, сошедшая с гор, и я не могла не чувствовать, что еще немного – и тайны Северска погребут меня под собой, не оставив возможности выбраться.

   Но что поделать, если упрямство я – пусть и не напрямую – унаследовала от Олега. Тот никогда не отступил бы.

   Значит, и я справлюсь.

   В конце концов, у меня уже появились хоть какие-то подсказки. Эксперименты в больнице, о которых взялся выведать новый знакомый Арлен Кимович. Бойцовский клуб «Эликсир», в котором слишком часто погибают подростки. И, конечно, подброшенный Эдом ключ, который явно неспроста появился в моей сумке.

   Жаль только, что единственный человек, кто мог бы объяснить мне, какого черта здесь происходит, сейчас… недоступен.

   Хотя…

   Я вдруг замерла посреди холла, осознав простую и незамысловатую истину.

   Нет.

   Не единственный.

   Есть еще мальчик. Рыжий подросток, выскочивший на дорогу и оставшийся живым благодаря тому, что я вовремя успела перехватить управление автомобилем Эда. В больнице не было никаких сведений о третьем пациенте, как будто мальчишка, чье упоминание так озадачило доктора Тихомирова, буквально растворился в воздухе, не оставив ни вещей, ни доказательств своего существования. Похоже, он сбежал с места аварии раньше, чем туда успели добраться медики.

   А значит, рыжий просто обязан быть где-то в городе.

   И я во что бы то ни стало должна была его разыскать.

ГЛАВА 6

Удивительно, но Рид все еще ждал меня. Опершись спиной о перила, он грел руки в карманах кожаной куртки, и стоило мне показаться на крыльце, как мужчина шагнул ко мне, пристроился рядом.

   Бок о бок мы дошли до парковки. Поравнявшись с рядом автомобилей, оперуполномоченный уверенно повернул в сторону. И очень удивился, когда увидел, что я не спешу последовать за ним.

   – Пошли, подвезу до дома. Нечего тебе трястись на автобусе.

   Я красноречиво мотнула головой на электронные часы, украшавшие фасад больницы.

   – Два ноль семь. Рабочий день еще не кончился.

   Оперуполномоченный округлил глаза.

   – Да-а, похоже, я погорячился, предлагая Владу тебя отпустить. Откуда такое рвение? Надеюсь, это не заразно?

   – Держись подальше, и все будет в порядке.

   – Ну уж нет. – Он демонстративно шагнул ближе. – Я уже понял, что за тобой нужен глаз да глаз. А то отпустил один раз с Валькой на экскурсию и едва не оставил северских детишек без инспектора.

   – Можно подумать, кто-то бы расстроился.

   – Кто-нибудь – обязательно. Сотрудник морга, например. Думаешь, ему без тебя работы не хватает?

   – Предпочту не проверять.

   – То-то же. Хоть какие-то правильные выводы из вчерашнего происшествия. Так что, может, домой?

   Проигнорировав искушающую улыбку Рида, я уверенно зашагала к выходу с территории больницы. Благо, еще вчера запомнила, что до отделения отсюда было едва ли триста метров.

   В управлении обнаружился Валька. Подскочив на стуле, участковый торопливо смахнул в ящик стола неуставную фляжку и кулек с пирожками. За подношениями неуловимо чувствовалась рука вездесущей Зиночки.

   – Ой… – Валька растерянно запустил в волосы пятерню, переводя взгляд с меня на Рида и обратно, как будто не мог решить, чему удивляться больше – моему появлению или возвращению оперуполномоченного. – А я думал…

   – Думать вредно для пищеварения, – наставительно проговорил Рид. – Вот поэтому Сахарок у нас такая тощая. Вся энергия из еды в мозг уходит.

   Я решила оставить сказанное без комментариев – все равно от этих двоих ничего путного не дождешься – и решительно направилась к единственному свободному столу. Пора перенимать дела Вектора. А если учесть, какое количество ниточек так или иначе вело к северским подросткам, – тем более.

   С реализацией замысла, однако, сразу же нарисовались проблемы. Узнав, что я собираюсь делать, Рид наотрез отказался давать мне ключ от архива.

   – Доктор велел тебе избегать тяжелого физического труда.

   Я смерила его скептическим взглядом. «Это кто еще из нас чего избегает?»

   – Перекладывать бумажки – не тяжелый труд.

   – Можешь оставить их там, где лежат, – великодушно разрешил Рид. – Не обязательно постоянно перетаскивать листы с места на место.

   – Неубедительно.

   – А как по мне – очень даже. Ладно. Посиди-ка немного.

   Бросив на Вальку предупреждающий взгляд, словно говорящий: «Следи, чтобы опять не сбежала», Рид отпер дверь и скрылся в недрах архива. И спустя десять минут появился с внушительной башней из папок разной толщины.

   – Вот. – Стопка опустилась на край столешницы. – Принес тебе всех неблагонадежных несовершеннолетних жителей Северска разом. Знакомься.

   – Спасибо…

   Удивленная неожиданным порывом Рида, я потянулась за верхней папкой, но оперуполномоченный опередил меня. Дело Вилорика Головина легло передо мной, сразу раскрытое на первой странице.

   – Пожалуйста.

   Я смутилась, не зная, как реагировать на неожиданный порыв благородства.

   – Не стоило. Я и сама могу…

   Рид только фыркнул.

   – Не мешай мужчине выполнять природой положенную ему работу.

   – Что?

   Я замерла, сбитая с толку. По какой-то причине это было последним, чего я ждала от Рида, который спал в управлении и явно не стремился надрываться, выполняя служебные обязанности. Но главное…

   Рид как будто совершенно очевидно не испытывал ко мне никакого физического интереса. В серых глазах, смотрящих внимательно и насмешливо, не читалось того желания, которое однозначно указывало на желание парня затащить девушку в постель. Да и вообще ничего не читалось, если уж быть честной. Джонрид Новомиров был как непроницаемая саркастическая скала.

   Попробуй пойми, чего он хочет, о чем думает, чего ради трется рядом.

   Тьфу!

   Дернув плечом, я уткнулась в записи Вилорика, надеясь, что Рид поймет намек и отстанет.

   Не понял. Не отстал. И даже хуже – подтащил свой стул к моему столу и сел рядом. Как будто для того, чтобы и дальше подавать папки из стопки, но на самом деле из непонятного желания и дальше нервировать меня проникновенным изучающим взглядом. Пришлось, скрипя зубами, замаскировать истинный интерес и поиск рыжего реальным изучением всех предоставленных документов.

   Впрочем, через четверть часа я перестала жалеть об этом. В папках... скажем так, было, на что посмотреть.

   Нет, часть записей ожидаемо оказалась вполне обыкновенной – приводы за кражи, протоколы об уличных драках, жалобы на ночные вечеринки и разбитые окна. Но были и моменты, которые не могли не вызывать подозрения.

   Например, количество несчастных случаев, связанных с парнями из бойцовского клуба. Или смертность среди воспитанников детского дома, о чем Летова, само собой, предпочла умолчать. А еще целых три случая, когда подросток не возвращался из спортивной поездки. Вилен, как оказалось, был далеко не единственным...

   Его папку я нашла отдельно от других в выдвижном ящике стола. Сверху лежало фото – Рада с мальчишками на фоне заснеженных гор. Вилен хмурился, Герка восторженно щурился от яркого света, Рада улыбалась, обнимая за плечи приемных сыновей.

   Видеть семью, которой больше не существовало, было грустно.

   В пухлом деле Григорьева обнаружилось и еще кое-что интересное. Несколько раз среди записей встречалось имя Сталика, который не раз попадался вместе с Виленом на мелких правонарушениях. Воспользовавшись поводом, я попросила Рида порыться в непросмотренной стопке, и тот после недолгих поисков выудил оттуда нужную папку. Она оказалась едва ли не толще всех остальных. С любопытством я открыла ее.

   «Сталик Валиев», – гласила надпись в верхней части страницы. Рядом была вклеена фотография.

   «Ну наконец-то! – захотелось воскликнуть мне, но я удержалась от победной улыбки. – То, что нужно!»

   С черно-белого снимка на меня смотрел тот самый парень, который бросился Эду под машину. Худое лицо, дикий взгляд из-под длинной челки. Прозвище – «Рыжий».

   Одно только простое перечисление приводов занимало почти пять страниц. Еще две пустые были любезно прикреплены скрепкой – на момент смерти Вектора Сталику едва исполнилось семнадцать и нужно было оставить место для будущих свершений. Увы, после инспектора записи никто не вел. Но в более старых протоколах я нашла упоминание о массовой драке с воспитанниками детского дома, среди которых упоминались имена уже знакомых мне Мэла и Иридия.

   Еще один пункт в копилку причин отыскать и поговорить с Рыжим.

   Дабы не привлекать внимание Рида, записей я не делала. Пришлось запоминать так – домашний адрес, школа, рабочий адрес отца. Вряд ли, конечно, я найду его там. Но вдруг?

   С того момента, как я определилась с дальнейшими действиями, время потекло издевательски медленно. Стопка папок все не кончалась, а Рид следил внимательно и мало что листы вместо меня не переворачивал, чтобы я, чего доброго, не перенапряглась от непосильной работы. Хотелось поскорее сбежать, но удачного способа сделать это я не видела.

   Пойти в уборную с сумкой? Слишком подозрительно. Отпроситься, сославшись на головную боль? Не было ни единого шанса, что Рид снова не предложит подвезти меня до дома Гелии. А то еще и провожать увяжется, чтобы убедиться, что со мной точно ничего не случится по дороге.

   И тогда я задумала хитрость.

   – А может, чаю? – как можно невиннее захлопала глазами я.

   Оперуполномоченный довольно ухмыльнулся.

   – Ну наконец-то. Сахарок, кажется, ты начинаешь вливаться в коллектив.

***

Потребовалось три кружки и полтора часа вынужденного чаепития, чтобы мой план пришел в исполнение. Одним махом допив последний глоток, Рид поднялся со стула и, потянувшись, направился к двери.

   – Сейчас вернусь.

   Я едва дождалась момента, когда шаги в коридоре стихнут. И прежде чем нерасторопный Валька успел опомниться, подхватила со стула куртку и сумку и бросилась вон из участка.

   – Эй! Ты куда? – только и успел крикнуть мне в спину участковый.

   – Что-то голова разболелась. Плохо себя чувствую. До завтра.

   И бежать, бежать, бежать.

   К счастью, мне повезло – как только я вылетела на крыльцо, к остановке напротив управления как раз подъехал автобус. Я запрыгнула в него в самую последнюю секунду, даже не посмотрев на номер. Не важно. Главное, убраться подальше, а там уже карта в помощь.

   Но, видимо, лимит удачи на сегодня я исчерпала еще в больнице, пока перебиралась через окна и прыгала по крышам. Маршрут оказался пригородным. Пришлось сойти у следующего же перекрестка, чтобы не уехать в соседний поселок, и ждать автобус, который отвезет меня в центр. Оттуда до улицы, где жили Валиевы, было всего два квартала.

   По ощущениям, дорога заняла целую вечность. Да еще и крайне мучительную и муторную, с учетом плескавшегося внутри чая, который настойчиво просился на выход.

   Ну а что было делать? Пришлось пожертвовать собственным комфортом ради возможности ускользнуть из-под неусыпного надзора Рида.

   К моменту, когда я оказалась перед квартирой Рыжего, терпение подходило к своему пределу, но я держалась из последних сил.

   – Что он опять натворил? – уточнила она явно без особого интереса.

   – Неповиновение офицеру милиции, – уклончиво ответила я, решив на всякий случай пока не упоминать автомобильную аварию.

   Женщина кивнула. Подобные заявления она, очевидно, слышала уже не один десяток раз.

   – Можете оставить записку для мужа, я передам, и он заедет к вам перед работой.

   – И сообщите в отделение, если Сталик вернется.

   – Скажу мужу. Номер участкового у него есть.

   Я хмыкнула про себя. С таким сыном, неудивительно.

   Мать Рыжего потянулась к двери, давая понять, что не настроена дальше продолжать беседу.

   – Это все?

   Ну…

   – Нет, – ответила честно. – Можно воспользоваться вашей уборной?

   Женщина окинула меня удивленным взглядом, но все же посторонилась. Я едва ли не влетела в квартиру, бросившись к указанной двери.

   Какое облегчение!

   Заодно, воспользовавшись случаем, я успела мазнуть взглядом по вешалкам и обувной полке. Приметной черной куртки и кроссовок Сталика среди вещей не было. Так что, скорее всего, мать не врала и не пыталась спрятать сына.

   Что ж, стоило заглянуть к Валиевым, чтобы узнать хотя бы это.

   И сходить в уборную, само собой.

   Покинув квартиру, я крепко задумалась, куда двигаться дальше. Дома Рыжий не появлялся, школу тоже можно было смело отметать. Его приятелей и знакомых я не знала. А если искать подростка по всем домам мертвой зоны, я и за месяц не управлюсь.

   А потом в голову пришла еще одна идея. Еще одно место, которое однозначно стоило проверки.

   То, где я видела Сталика в последний раз.

   Проблема заключалась в том, что я понятия не имела, где именно случилась авария. Дорогу я совершенно не помнила – в машинах меня укачивало, и потому я проваливалась в мутную дремоту буквально сразу же, как только автомобиль трогался с места. Да и настойка Менделеича тогда сделала свое дело. По ощущениям мы ехали минут тридцать-сорок – достаточно, чтобы добраться до пригорода Северска. А может, и немного дальше, с учетом того, что у Эда была хорошая машина.

   Я прикрыла глаза.

   Длинная прямая дорога. С одной стороны – три серые пятиэтажки, с другой – пустырь. Тлеющая трава. Туман, спустившийся с гор…

   Удивительно, но воскресить перед внутренним взором разрушающийся Северск-12 из галлюцинаций оказалось проще, чем вспоминать секунды, предшествовавшие аварии. На глубинном, подсознательном уровне он воспринимался более знакомым и реальным. Картинка была ярче, образы четче.

   «Может, память наконец начала возвращаться?»

   Расположившись на свободной лавочке перед домом, я развернула на коленях карту Северска и вгляделась в линии и квадратики, пытаясь отыскать подходящее под описание место.

   И, к своему удивлению, нашла.

   Целое одно.

   На окраине города, полностью обезлюдевшей после Выплеска.

***

Автобус по мертвой зоне не ходил. Мне удалось добраться до городского парка, а оттуда почти километр пришлось топать пешком. Но все же это было лучше чем ничего.

   Ступать в мертвую зону было неприятно – воспоминания о потустороннем Северске были слишком свежи, и казалось, будто я шагаю прямо туда, в мир отравленного воздуха и жутковатых чудовищ. Но все было тихо. День клонился к закату, рассеянный свет едва пробивался сквозь затянувшую небо серую дымку, совершенно не похожую на ядовито-желтый туман. Да и пустые дома не выглядели такими уж пугающими. Здесь за ними хотя бы следили, стараясь поддерживать порядок. На дверях подъездов висели тяжелые замки, дабы не оставлять здания на откуп маргиналам и беспризорникам, окна нижних этажей были закрыты плотными листами железа.

   И все равно я ежеминутно озиралась, не в силах избавиться от чувства, будто за мной наблюдают.

   Место аварии я нашла достаточно быстро. Машины Эда уже не было. Единственными напоминаниями о вчерашнем происшествии остались лишь темные полосы от шин на асфальте.

   Вот здесь – в каком-то метре от места, где машина свернула с дороги – замер Рыжий. Здесь я потеряла сознание. А здесь…

   Здесь в пространстве альтернативного Северска сражались друг с другом два монстра-тени. Тот же ракурс, те же дома. Разве что асфальт под ногами сейчас был хорошо различим без плотного, удушливого тумана.

   Паника на мгновение подкатила к горлу. Я обернулась, взгляд застыл на темном склоне холма. Казалось, будто в любую секунду оттуда могла хлынуть мгла, утаскивая меня в кошмарное отражение Северска. Сердце нервно отсчитывало секунды до неминуемой катастрофы. И…

   Ничего не случилось. Я все так же стояла на пустой дороге, ежась от холода, пробиравшегося через тонкую милицейскую куртку. Вокруг была тишина. Мертвая зона молчала, постепенно погружаясь во мрак.

   Надо было спешить.

   Две глубокие колеи на пыльной земле вели к пустырю от дороги. Я прошлась вдоль них, пытаясь обнаружить следы мальчишки, но если они и были, то их безжалостно затоптали ноги медиков и колеса эвакуатора, вытаскивавшего из кювета машину Эда. В одном месте мне показалось, будто я вижу неглубокие отпечатки ботинок, но оказалось, это лишь тени, отбрасываемые мелкими камешками, лежавшими на склоне.

   Вот и как теперь искать Рыжего?

   Взгляд медленно заскользил по асфальтовому полотну – дальше, дальше, дальше – пока не уперся в стоявшее за озером здание заброшенной лаборатории «Эликсира».

   Точно!

   Если где-то много лет и творились назад темные дела, то именно там.

   Мог ли Эд выбрать именно это место для важного разговора?

   Да. Точно да.

   А еще в самый первый день в участке Рид говорил, что там иногда видели банду Рыжего. И он же четко дал понять, что заброшенной лаборатории мне следует избегать при любых обстоятельствах.

   Что ж, пришло время нарушить и это правило.

***

К старым корпусам «Эликсира» я буквально бежала. Времени в запасе осталось немного, а хотелось увидеть как можно больше, прежде чем вечер сменится холодной северной ночью. Благо, от места аварии до главного здания было недалеко.

   С первого же взгляда стало очевидно, что главное здание бывшего исследовательского центра, в отличие от соседних построек, сохранившихся в мертвой зоне, в некотором смысле обитаем. К главному входу от дороги по кратчайшему пути вела протоптанная тропа. Доски на двери явно уже не в первый раз были сорваны, открывая черный проход между двух отогнутых железных листов.

   Я легко протиснулась туда, пригнувшись.

   И попала, можно сказать, в другой мир.

   К счастью, на этот раз не буквально.

   По другую сторону остались порядок и тщательно поддерживаемая иллюзия нормальности. Здесь же царила анархия и подростковый бунт.

   Облупившиеся стены главного холла покрывал толстый слой граффити – по большей части, нецензурных. От диванов, когда-то стоявших вдоль стен, остались только щепки. Часть их, судя по черным следам на полу, пошла на растопку костров, которые местные тусовщики жгли прямо посреди помещения. В углах валялись тряпки и продавленные матрасы, на ступеньках главной лестницы выстроилась батарея пустых бутылок. Вопреки моим ожиданиям, в холле оказалось относительно светло из-за обвалившейся кровли. Сквозь огромную дыру в потолке можно было разглядеть синеющее хмурое небо.

   На Юге тоже были такие места. И всего каких-то лет пять назад я была среди тех, кто прятался там от милиции и разрисовывал старые мозаичные панно о не сложившемся светлом будущем едкими граффити. Одно из них, выложенное на стене пятиэтажки, осталось в памяти до сих пор – четверо улыбающихся ученых, центральный держит в руках покоренный атом. «Науке – слава», – гласила гордая надпись. И кто-то, уж не знаю как, умудрился добраться до шара на ладони мужчины, чтобы косыми черными штрихами рассечь благостную картину. Внизу полоса прошла ровно по букве «с». Другой умелец переправил последнюю «а» на «э», выразив то, чего, по его мнению, не хватало отрасли.

   На стенах и колоннах заброшенной лаборатории Северска-12 высказывались в том же духе. Уцелевшую карту некогда единой страны закрасили столь активно, что под стендом, словно кровавые следы, остались подтеки краски. Надписи читались не везде, но некоторые разобрать было нетрудно.

   «Смерть идет за тобой».

   «Выплеск послан нам за грехи».

   «Рассекли и забили».

   «Жив снаружи, мертв внутри».

   «Он разложился на плесень и едкую слизь, а нам твердят, что все зашибись. И…»

   Я отвернулась – чужой бред явно не стоил столь пристального изучения. Шагнула на середину помещения. Замерла, прислушиваясь к шорохам.

   – Сталик! – Мой голос эхом разнесся по развалинам. – Эй! Сталик! Выходи. Нужно поговорить. Обещаю, что ничего не сделаю, если придешь по своей воле.

   С последним я, конечно, блефовала. У меня даже пистолета не было, так что из нас двоих скорее мне следовало бояться встречи с местной шпаной. Но, увы, здравые обдуманные решения мне обычно были не свойственны.

   – Сталик! Ты здесь?

   Ответом была тишина. Будь мы вне мертвой зоны, я, наверное, спугнула бы своими криками какую-нибудь стаю крыс, но животные, в отличие от людей, предпочитали избегать отравленные Выплеском земли.

   – Сталик! – в последний раз попробовала удачу я.

   Бесполезно.

   Либо Рыжий прячется, либо его здесь нет.

   Разумнее всего было бы развернуться и уйти, но что-то мешало. Осторожно ступая по битой мозаичной крошке, я прошлась по холлу, заглядывая в темные углы и пустующие комнаты. Ничего. Те же граффити, матрасы и бутылки. Пару раз встретились груды тряпья, немного напоминавшие человеческие тела, но все они на проверку оказались лишь кучами мусора.

   Видимо, на мое счастье, сегодня никаких сборищ запланировано не было.

   Как вдруг…

   «Отдай душу Вождю».

   Сделанная наискось надпись, уходящая за угол к служебной лестнице, могла бы остаться незамеченной, если бы не сопровождавший ее рисунок. Последнюю букву, неровную, словно сердце, сжимала когтистая лапа монстра-тени, изображенного на стене лестничного пролета. Плотный, черный, он выглядел настолько реалистичным, что я сама не поняла, как оказалась за ближайшей колонной с кирпичом в трясущихся руках и бешено подскочившим пульсом. И лишь когда сделала несколько глубоких вдохов, сумела вернуть самообладание.

   Это всего лишь рисунок.

   Рисунок.

   Чья-то дурная шутка.

   Проблема была лишь в одном. Человек, который никогда не видел монстров из разрушающегося Северска, не смог бы сделать столь четкое и достоверное изображение. А значит…

   Не я одна видела искаженный мир, охваченный Выплеском и заселенный монстрами.

   Ох…

   Собравшись с духом, я высунулась из-за колонны и внимательнее осмотрела рисунок. Он оказался не единственным. На стене между лестничными пролетами можно было увидеть схематично изображенные разрушенные дома на фоне желтого неба. Ниже вдоль перил стелился, заходя на ступеньки, белесый туман.

   Все это выглядело так жутко, что мне потребовалось сделать над собой усилие, чтобы спуститься по лестнице вслед за видениями, перенесенными на стену из чьих-то воспаленных фантазий. Разумом я понимала, что монстры на граффити нереальны, но слишком живое воображение дополняло рисунки, наделяя их движением, плотью, светом. В горле пересохло, сердце барабанным боем случало в висках. И все равно я упрямо продолжала шагать во мрак.

   «Склад», – выцепил взгляд лаконичную надпись над входом в помещение, куда вели рисунки и лестница.

   Внутри царила тьма. Я с трудом могла различить несколько рядов полок и шкафчиков. Ближайшие были повалены и открыты, часть тех, что располагались у дальних стен, стояли относительно нетронутыми. В некоторых дверцах торчали ключи.

   Ключи!

   Я вытащила ближайший и поднялась на середину лестницы, чтобы в тусклом закатном свете рассмотреть находку.

   «Вот оно!»

   Ключ не был точной копией того, который подкинул мне Эд, но сходство было очевидно.

   Тайник находился здесь.

   Ряд перевернутых ящиков у выхода начинался с номера сто тридцать два, что намекало, что четырнадцатый должен находиться в глубине комнаты. Пришлось подняться в холл и разворошить пару куч пыльного хлама. В одной из них обнаружилась зажигалка. Подозревая, для чего она могла использоваться, я брезгливо подняла ее платком и осмотрела на предмет чужой крови.

   С огнем дело пошло живее. Стараясь не обращать внимания на нагонявшие жуть рисунки на стенах склада, я осмотрела дальние ящики и вскоре нашла нужный номер. Ключ подошел как родной.

   Щелк.

   От напряженного ожидания я буквально перестала дышать.

   Медленно. Осторожно.

   Дверца открылась без малейшего скрипа.

   Но не успела я засунуть руку в ящик, как почувствовала чье-то прикосновение к плечу.

ГЛАВА 7

– А-а-а!

   Я резко развернулась, спиной вжимаясь в шкафчик и вскидывая перед собой руку с зажигалкой. Крохотный язычок пламени выхватил из темноты фрагменты мужского лица – четко очерченный рот, кончик носа, надбровные дуги с черными провалами глаз. Нарушитель спокойствия даже не отшатнулся. Губы его изогнулись в улыбке.

   – Пф.

   Огонек исчез. Секунда – и со щелчком включился фонарик.

   Луч, направленный в потолок, осветил ящики, изрисованные стены, меня и стоявшего в полушаге усмехающегося мужчину. Еще не до конца отойдя от шока, я смерила его яростным взглядом. Руки так и чесались стереть эту кривую улыбку.

   Ну конечно! Кто еще мог так бесшумно ступать по полу, усеянному осколками битого стекла и каменной крошкой? Разве что монстр или призрак.

   Или оперуполномоченный Новомиров.

   – Рид! – Не сдержавшись, я оттолкнула его, чтобы прекратил нависать надо мной и смотреть с издевкой. – Черт бы тебя побрал!

    Он саркастически изогнул бровь.

   – Вот уж не думал, что ты, Сахарок, окажешься такой динамщицей. Как чай на халяву пить, так пожалуйста, а как дело подошло к закономерному продолжению, сразу в окно.

   Я фыркнула.

   – Вообще-то я ушла через дверь.

   – Действительно, что это я. – Бровь Рида изогнулась еще сильнее. – Окна по непрямому назначению ты используешь только в больницах, видимо, чтобы травматологи без дела не сидели. Я так понял, ты приехала в Северск, чтобы заставить весь город трудиться сверхурочно и днем, и ночью.

   – А вам бы только чаи с коньяком гонять, – огрызнулась я, пряча за грубостью вспышку паники, вбросившей адреналин в кровь.

   «Откуда он узнал про окно и больницу? Видел? И что собирается делать?»

   Но Рид легко сменил тему.

   – Почему бы и нет, – фыркнул он. – Коньячок – дело хорошее. Но у тебя, как я понял, такое не в почете. Предпочитаешь... – Он наклонился ко мне почти вплотную и потянулся куда-то за мое плечо. Он него довольно приятно пахло древесно-мускусным одеколоном, и я, смутившись нашей неожиданной близости, отпрянула в сторону, тем самым открыв доступ к тайнику. – Самодельную бормотуху.

   В поле зрения появился пузырек, похожий на те, в которых в больницах держали растворы для инъекций. Из-под неплотно закрытой резиновой крышки пахнуло спиртом.

   «Даже удивительно, как такое сокровище умудрилось остаться нетронутым в месте, где постоянно ошиваются подростки».

   Оперуполномоченный встряхнул рукой, и мутный осадок поднялся со дна, окрашивая жидкость в зеленоватый цвет. Я нахмурилась – оттенок показался знакомым.

   И в эту же секунду, воспользовавшись моим замешательством, Рид с неожиданной, почти нечеловеческой скоростью подался вперед, одним рывком захлопывая с таким трудом найденный мной тайник Эда. Ключ провернулся в замке и остался в его руке.

   – Эй! – заорала я, подаваясь к нему. – Ты чего творишь?!

   Рид насмешливо поднял ключ над головой – видимо, чтобы наглядно продемонстрировать нашу разницу в росте и посмеяться над тем, как я прыгаю, пытаясь отобрать свой трофей. Со стороны, должно быть, это и вправду выглядело комично. Вот только я не была настроена веселиться.

   – Отдай сейчас же!

   Он только хмыкнул.

   – Даже не знаю, считать ли то, с какой настойчивостью и упорством ты о меня трешься, грубоватыми попытками заигрывания… Впрочем, это довольно приятно, так что продолжай.

   Злобно зашипев, я отступила.

   – Верни ключ. Он мой.

   – Нет, Сахарок, не твой, – не меняя насмешливого выражения лица, возразил Рид. – Он, как и все, что находится на территории закрытых объектов Северска-12, является собственностью городской администрации.

   – Хочешь сказать, что и бормотуха тоже их? Хватит мне зубы заговаривать! Отдай! Это важный предмет, связанный с моей основной работой.

   – И какая, интересно знать, у тебя основная работа? Не давать людям спокойно сидеть на своих местах, словно заноза в заднице?

   – Следить, чтобы несовершеннолетние не помирали пачками от странных причин, – огрызнулась я, выдрав из рук оперуполномоченного пузырек. Запах снова ударил в ноздри, вызывая в голове стойкие ассоциации с неосмотрительно употребленной вчера травяной настойкой. – Все в этом городе упорно пытаются скрыть, что именно здесь происходит. И ты в числе первых. Но будь уверен, я докопаюсь до истины.

   Рид вздохнул.

   – Не знаю, от кого ты подцепила острый вирус трудоголизма, но поверь, Сахарок, так дела в Северске не решаются. Своими бесцельными метаниями ты только мутишь воду… – Он красноречиво мотнул головой на пузырек в моей руке, где за стеклом кружилась зеленоватая взвесь. – В тумане не разглядеть, где правда, а где ложь, кто друг, а кто враг. Так ты ничего не добьешься и лишь настроишь против себя тех, кого лучше бы оставить в покое.

   – А ты, как я понимаю, предлагаешь сидеть с кружкой чая и ничего не делать. Да?

   – Я предлагаю чуть больше думать о себе, – не отреагировал на шпильку Рид. – Вместо того чтобы бегать по мертвой зоне после заката, лучше бы отдохнула. А то у тебя…

   Потянувшись, он взял мое лицо за подбородок, и провел большим пальцем по скуле.

   Интимно так.

   Почти нежно.

   И совершенно неожиданно, с учетом того, что секунду назад мы говорили о смертях и тумане, а не…

   Я дернула головой, сбрасывая наглую руку.

   – Ты нормальный вообще? Не трогай меня!

   – У тебя синяк, – фыркнул Рид, разжимая пальцы. – Портит красивую картину. Непорядок. Пойдем, подкину тебя до дома. А то тут с потолка иногда всякое падает. Не только синяком разжиться можно.

   – Нет уж, спасибо. – Я уперла руки в бока. – Отдай ключ и проваливай на все четыре стороны. А я останусь. У меня дела.

   – Через полчаса станет совсем темно. Без фонарика ты тут ничего не увидишь. И вообще… знаешь, в этих местах есть красивая легенда. Когда с гор спускается тьма, духи севера выходят на охоту. У-у-у.

   Впечатления это не произвело. Честно сказать, меня уже порядком утомило напускное дурачество Рида. Сколько можно увиливать от ответов?

   – Что ты от меня прячешь, оперуполномоченный Джонрид Новомиров? – спросила прямо.

   Насмешка пропала из серых глаз.

   – На самом деле, ничего особенного. Просто щажу твою психику от бредней частого пациента психиатрического отделения.

   – Ты говоришь о Вожде?

   – Вожде-младшем. Знаешь, сколько раз Эдуард попадал в больницу с острым психотическим расстройством? Доктор Тихомиров уже сбился со счета. Александр Вождь перепробовал все, но тщетно. Безумие парня не поддается контролю. Что бы он ни наговорил тебе про изнанку, это всего лишь бред сумасшедшего.

   Я подозрительно сощурилась.

   «Изнанка?»

   – А ты удивительно хорошо осведомлен о содержании галлюцинаций Эдуарда Вождя. Хочешь сказать, у него всегда одинаковый бред?

   – Единственное, что я пытаюсь сказать – бросай копаться в чужих душевных расстройствах, Сахарок. Ни к чему хорошему это еще никого не приводило.

   – Никого – это кого? Вектора? – еще сильнее нахмурилась я. – Что он такого узнал, что его устранили? Может, ему удалось выяснить правду о странных поездках на море, откуда сборная «Эликсира» не всегда возвращалась в полном составе? Или его заинтересовало обилие сердечных приступов у детей, не имевших проблем со здоровьем? А может, Эд не так уж и не прав, утверждая, что с Северском все нечисто? – Я выпрямилась, протянув Риду раскрытую ладонь. – Отдай мне ключ, и я сама решу, бред там или нет. Или ладно, не отдавай. Так разберусь.

   Я оглядела полутемную комнату в поисках чего-то, чем можно было бы взломать