Оглавление
АННОТАЦИЯ
Избалованная дочь министра юстиции Олеся обожает праздную и веселую жизнь, делит мужчин на “альфачей” и “додиков” и в семнадцать лет прекрасно владеет искусством манипулирования людьми.
Но всему когда-то приходит конец. И очередная выходка дочери заставляет родителей всерьез задуматься о ее перевоспитании.
Отец категорически отказывается помогать Олесе с поступлением в престижный вуз, и назло ему та подает документы на самую непрестижную специальность в университет с самым низким рейтингом…
От автора: — русский сеттинг;
— избалованная девчонка;
— огромный кролик-оборотень;
— трудовая терапия!
ПРОЛОГ
Раритетные механические часы в кабинете Льва Николаевича Рагзинского, директора школы, оглушительно тикали. Тик-так. Тик-так. Тик-так. Меня итак страшно мутило, а это тиканье доводило до рвотных спазмов. Тик-так. После каждого “так” к горлу подкатывал очередной позыв.
– Ну-с, Веремейцева, вы, действительно, полагаете, что приходить на итоговый экзамен спустя два часа после его начала, это нормально?
– Я просто проспала, – хотела сказать извиняющимся тоном, но получилось наоборот, даже с некоторым вызовом.
– Просто проспали? – Рагзинский поднял одну седую бровь и глянул на меня поверх половинчатых стеклышек очков.
– Просто да. Так вышло, – я подвинула на носу свои солнцезащитные, призванные скрыть красные после бессонной ночи глаза.
Тик-так. Сглотнула. Машка говорила, что отмечать выпуск из школы, не сдав последний экзамен по мировой истории – плохая идея. Она же мне и позвонила утром, разбудив… Сама-то ушла пораньше из бара, и проснулась вовремя. Это меня не удержать, если уж ноги понесли! А ноги еще как понесли! Родители – в командировках. Домработница Арина – свой человек, всегда прикроет. А и ладно, моя фамилия действует на всех педагогов школы, включая директора, безотказно. Всегда выбиралась из передряг, и сейчас все будет в лучшем виде.
– Вы понимаете, Олеся, – Лев Николаевич откашлялся, – у всего есть свой предел. И сколько верёвочке ни виться… В общем, пересдачи не будет. Или вы думаете, что экзаменационная комиссия соберется еще раз лично ради вас?
– Ну отчего бы им не собраться еще разок? – ответила я, думая, что главное в разговоре со Львом показать уверенность в себе.
– Вы, верно, думаете, уважаемым людям заняться больше нечем? – начал выходить из себя директор, – И, кстати, очки снимите, когда разговариваете с руководителем заведения, в котором пока еще обучаетесь!
– Нет, – заявила я, не собираясь подчиняться приказам этого унылого старика.
– Я вас еще раз убедительно прошу, – с нажимом сказал ректор. – Снимите очки.
– А я не хочу!
– Веремейцева, вы забываетесь! – строго сказал Рагзинский. – Неужели вы уверены, что ваши родители будут прикрывать вас бесконечно?
– Думаю да, на то они и родители. У них нет другого выхода, – развела я руками. – Давайте поговорим с вами, Лев Николаевич, как взрослые люди.
– А давайте! – директор-таки понял, что со мной лучше вести мирные переговоры.
– Зачем вам ссориться с папой? Он всегда и во всем меня поддерживает.
– Уверены?
– Сто процентов.
Директор щелкнул пальцами правой руки, на которой красовался магический усилитель в виде браслета.
Слева от него материализовалась фигура моего отца, который сидел, сжав челюсти так крепко, что казалось еще немного, и вот-вот раздастся скрежет. В парадной министерской форме, поверх которой был наброшен светло-коричневый тренч, выглядел папенька, что надо. Как говорила беззаветно влюбленная в него Машка: на стиле. Только вот с выражением лица дела обстояли так себе. Он метнул в меня такой взгляд, от которого обычно его подчиненные без вопросов пишут заявление на увольнение. Я даже слегка пожалела, что не могу уволиться с должности дочери Павла Аркадьевича Веремейцева, министра юстиции и члена общественного совета в сфере образования.
Справа от директора проявилась маман: также в верхней одежде поверх закрытого платья-футляра с белоснежным, идеально отутюженным воротничком. Она сидела с покрасневшими щеками, стыдливо закрывая глаза ладонью. Казалось, вот-вот встанет и прокричит: “Не моя это дочь, не моя!”.
Нет, мам, твоя дочь, твоя! Не нравится? А кто виноват? Сами так воспитали.
– Очки сними! – рявкнул отец так, что в кабинете задрожали стёкла.
Я медленно потянулась рукой к дужке очков.
Старинные механические часы в кабинете директора стали бить двенадцать дня. В нижней их части открылись миниатюрные дверцы, из которых выкатилась деревянная птица на пружине и сказала…
– Буэээ!
Содержимое моего желудка решило извергнуться именно в этот момент прямиком на стол Рагзинскому. А Машка ведь предупреждала перед тем, как уйти домой, оставив меня одну среди толпы отрывающихся людей, чтобы я не мешала энергетики с коктейлями. Но я же уже взрослая, сама решаю, что мне смешивать и в каком порядке! Ну её, эту Машку. Подруга из неё – так себе!
В общем, так началась самая черная полоса моей жизни, конца и края которой я не вижу и по сей день, даже спустя целый бесконечный год. Скорбь моя неизбывна, поток слёз не иссякает, а дни превратились в тягучие серые будни, в которых ничего не приносит отрады. Ну обо всем по порядку. Вернемся в тот злополучный экзаменационный день, когда наша семья покинула кабинет директора и переместилась в нескромный двуэтажный семейный дом в самом центре столицы.
ГЛАВА 1
Я сидела в кресле, опустив голову с одной только мыслью: как бы переждать эту бурю. Мама полулежала на софе и капала успокоительные капли в рюмочку, отец снова и снова мерил тяжелыми шагами гостиную. В тот момент, когда он наступал с белого паркета на мягкий пушистый ковер, шаги становились тихими и мягкими, поэтому он раздраженно возвращался на белоснежное покрытие и устрашающе топал.
– Арина! – закричал он домработнице. – Зайди!
Женщина робко вошла, боязливо прикрываясь пушистым пипидастром.
– Да, Павел Аркадьевич!
– Почему не сообщила, что она накануне экзамена поздно вечером утекла из дома?
– Я… Я… – Арина покрылась бордовыми пятнами.
– Я сказала ей, что иду к Машке повторять билеты! – буркнула я со своего места.
– Тебя сейчас не спрашивали! – зыркнул на меня отец. – Арина?
– Д-да, – сказала Арина, – Олеся Павловна мне так и сказали, мол, пойду я, Арина, к Машке, зубрить.
– Во сколько она вернулась? – продолжал допрос папенька.
– В двенадцать где-то, ну почти… около того…
– Арина! – отец подбавил угрозы в голос.
Домработница моргнула:
– В пять утра, Павел Аркадьевич!
Вот трусиха, а! Чуть нажали и сразу сдала. Да, в разведку с Ариной не пойдешь.
– Уволена! – бросил ей отец коротко.
– Но дорогой! – вскинула бледную руку маман в попытке оспорить это решение. – Арина столько лет служила…
– Ничего не знаю. Моё терпение лопнуло.
Арина выбежала из комнаты, заливаясь слезами.
– Пап! – возмущенно сказала я.
– Молчать!
– Пока зубы торчать? – хихикнула я, вспоминая его старую шутку. И это было зря. Вот всегда я ляпну не вовремя.
Последняя капля отцовского терпения утекла в атмосферу вместе с моим дурацким смешком.
– Посмеялась? – спросил он и вынул из ящика письменного стола планшет, провел по нему рукой и сделал несколько быстрых движений пальцами.
– Твою карту я обнулил.
Он протянул мне руку раскрытой ладонью.
– Печать от личного портала!
– А как я буду передвигаться по городу? – с возмущением праведника вскинулась я.
– Как большинство людей в этой стране. Пешком или общественными порталами.
– Что?!
Это было уже за гранью добра и зла! Подумаешь, на экзамен опоздала! Никто от этого не умер. Я раскрыла рот и эмоционально затараторила:
– В смысле, общественными, пап? В смысле? Ты их видел? Ты видел этих несчастных, которые набиваются туда, как селёдки в бочку, а? Мне что, тоже на остановках стоять?
– Тоже! – отец развел руками. – Тысячи людей каждый день так передвигаются, а ведут себя гораздо достойнее тебя! Позорница!
– Паш, это не слишком ли жестко? – попыталась вклиниться мама.
– Нормально! Не сахарная, не растает.
– Да, пожалуйста! И подавитесь своей печатью! – я швырнула ему под ноги серебряный значок с изображением лошадки на дизайнерском брелоке. – Если я в этих скотовозках заражусь какой-нибудь свинкой или краснухой и подохну, так и знайте, в этом будете виноваты только вы! Будете ещё плакать на моей могиле, да поздно!
Я соскочила с кресла и побежала наверх, в свою комнату, истерично топая ногами.
– Лесёнок! Это временно! – подалась за мной мама. Но отец остановил её:
– Это до тех пор, пока я не решу, Рит. И на этот раз даже не пытайся давить мне на жалость и прочее. Я устал пожинать плоды этого попустительского воспитания. И бар этот, который пускает малолеток и продает им алкоголь, пора закрыть к чертовой бабушке! Девчонке нет ещё и восемнадцати! Упустили мы Олеську!
– Упустили, – согласилась мама.
Я неплотно закрыла дверь в свою комнату и нарочито громко зарыдала. Но никто не пришел меня утешать. Какое свинство! Я увеличила громкость и добавила нотки жалостных завываний. Показалось, что кто-то подошел к моей двери и слушает. Тогда я изобразила приступ астмы, вызванный бесконечными стенаниями и эмоциональным потрясением. Аккуратно легла на пол, красиво растрепав волосы, и захрипела. Хрипела я старательно и со всей отдачей, пока не заболели связки и не запершило в горле. Но никто не прибежал меня спасать. Аккуратно выглянула за дверь: пусто.
Им на меня плевать!
Села на кровать и стала усиленно думать. А потом решила расслабиться, придя к выводу, что отец позлится, поворчит, да и отойдет.
О, как же горько я ошибалась! Бедная я имела несчастье родиться в семье самого упертого и жестокосердного человека в мире! Он с большим азартом принялся за мое перевоспитание (хотя я считаю, что с воспитанием все итак было в порядке). Отец так и не вернул мне печать, полностью лишил карманных денег, и, что совсем уж удивительно, не договорился с директором и членами экзаменационной комиссии о пересдаче мной истории. И это было как минимум глупо с его стороны, ведь дочь, не поступившая в университет – в первую очередь дискредитация его замечательной репутации. Единственное послабление, которое он сделал и то, в угоду собственному удобству и привычному укладу жизни: вернул Арину спустя неделю после увольнения. Но до того ее застращал, что бедолага шарахалась от меня, как от прокаженной.
– Папа, – говорила я ему за завтраком. – Я же не поступлю в юридический без истории. Даже на платное.
– И зачем это, интересно, ты мне сообщаешь очевидные вещи? – отец был занят разрезанием яичницы на мелкие кусочки.
– А затем! – я намазала маслом тост, – что дети всех твоих коллег поступят в лучшие вузы страны! Даже дети твоих подчиненных поступят на самые престижные факультеты. А я останусь на второй год. Представляешь, какой нонсенс? Мне то что, а вот тебя, конечно, жалко!
Мама, безмерно уставшая от наших конфронтаций и препирательств, ела свой любимый овощной салат и листала новостную ленту в планшете.
– Смотри-ка, Рит, какую замечательную дочь мы воспитали! – обратился отец якобы к ней, но ясен-красен, слова эти были рассчитаны на меня. – Жалеет меня. Себя бы она лучше пожалела! Это же не я, если не поступлю, отправлюсь к бабушке в Германию на пмж.
Я промазала джемом мимо тоста и капнула на пижаму. Они переиграли меня и уничтожили, демоны!
Бабушка моя, Олеся Карловна Циммерштумпф, в честь которой я, к своему большому страданию, названа этим злополучным и ненавистным именем, была ужасом и непререкаемым авторитетом нашей семьи, светилом в сфере лингвистики и литературоведения. И мы все, включая маму, ощущали неслабое облегчение от того, что эта железная женщина предпочитала жить в Европе. Переехать к бабушке означало для меня неминуемую социальную смерть – в том смысле, что со своими друзьями я распрощаюсь навсегда, добавьте к этому скудное правильное питание, состоящее из овсянки, отварной куриной грудки и зеленых овощей, а также бесконечную муштру и культурное развитие. Перспективка отвратительная.
– Рита! – позвал папа маму, заставив ее оторвать глаза от светских хроник. – А что это у тебя тут?
Он описал круг ладонью возле своего рта.
– Где? – переспросила удивленно мама и поманила пальцем к себе небольшое зеркальце с комода. То плавно спланировало к ней в руку. – Ой! Ужас какой.
Я тоже взглянула на ее лицо. Вокруг маминого рта расползлись красно-бурые пятна.
– Зудят! А мне через сорок минут нужно быть на церемонии открытия молодежной библиотеки! – всплеснула руками она.
Мы дружно определили, что у мамы случилась аллергия на какой-то овощ из салата, и отвлеклись на отпаивание ее противоаллергическими средствами. Пятна прошли, и мама, как всегда безупречно одетая, причесанная волосок к волоску и благоухающая вишней и корицей, впорхнула в свой изящный сиреневый портал и умчалась перерезать ленточку на двери новой библиотеки.
– Пап, ты же несерьезно про бабушку? – вернулась я к весьма животрепещущей для меня теме.
– Отнюдь. Очень серьезно, – папа прикладывал к рубашке разные галстуки и придирчиво смотрел на себя в зеркало.
Меня опять бросило в истерику.
– Это нечестно! Это нечестно, пап!
– А по-моему, честно, дочь. Есть поступки, а есть их результаты. Вот ты сейчас пожинаешь плоды своего отношения к будущему. Мы тебе дали все, все, что нужно для успешного старта и даже гораздо больше. И вот, как ты это использовала… На учителей плевала, на репетиторов чихала, на стол директора так вообще, в прямом смысле слова натошнила!
– Что вы мне дали? Что? – я пошла любимым контраргументом. – То, что откупались от меня подарочками, лишь бы не мешала вам делать свои карьеры? Что спихнули меня на нянек, гувернантку и даже Арину ко мне приставили, домработницу? Лишь бы переложить эту ответственность на кого-то? Вы не дали мне внимания, недолюбили, да вы вообще меня даже не воспитывали! То, какой я вышла – это полностью ваша заслуга!
– И я ее с себя не снимаю, – сказал отец с печальным вздохом. – И поэтому, пока еще есть возможность, хочу все исправить. Какой галстук лучше? Оранжевый или в полоску?
– Оранжевый! – я специально выбрала наименее удачный вариант.
– Спасибо, я тоже думаю, что в полоску. Дочь, еще не все экзамены прошли. Поступи, пусть не в юридический, в другой вуз, отучись хотя бы год. Покажи, что ты можешь быть серьезной и самостоятельной. И пусть этот год станет для тебя переломным. И тогда я подумаю. Ну а если нет… Олеся Карловна уже выразила рвение взять тебя под свое крыло. Тьфу-тьфу-тьфу, не будем упоминать великую женщину всуе.
– Ааааа! – я заорала и истерично затопала ногами. – Ненавижу вас всех! Тебя вообще за все!
– А маму? -- отец уже стоял в ботинках, разворачивая свой портал представительского класса.
– А маму за то, что назвала меня Олесей в честь бабушки!
Я снова убежала в свою комнату биться в истерике.
Не успела повалиться на кровать в рыданиях, как мелодично позвякивая ко мне подплыла розовая пушистая телефонная трубка. Я перехватила ее и провела рукой с дизайнерским браслетом-усилителем, украшенным вулканическими камнями и кристаллами “королькоффски”:
– Да, Мари! – упадочным голосом произнесла я.
– Ну что, Лесь, разрулила все? Я вроде неплохо написала. Жду результаты.
– Все, Маха. Жизнь моя кончена. Отец отказался помогать с пересдачей.
– И что теперь делать? – ахнула Машка.
– Помирать, наверное. Я ни в один вуз не поступлю. У меня обществознание на “четыре”. Биология на слабый “трояк”. И всё.
– Лесь, еще не сдавали алгебру и геометрию, географию, магический анализ.
– Первое и третье – точно нет!
– Ну может, хотя бы второе?
Так, с легкой Машкиной подсказки, в моем экзаменационном списке появилась “три” по географии. Вот тут-то я и осознала весь ужас своего положения. Ведь я была уверена, что вопрос с моим поступлением вообще даже не вопрос, а так, вопросик. Что там все решено, отец замолвил словечко кому надо и все. А то, что родители периодически беседуют со мной о пользе обучения, ругают за плохую успеваемость, так это всем родителям положено. Не оставят же они свою деточку без поддержки? Не сломают же ей судьбу? Или сломают и бросят?
Машка с трудом скрывала свое ликование: ей пришла “пятерка” по истории. Вкупе с блестящими результатами по “обществу” это давало ей увесистый шанс на поступление в Государственный магико-юридический университет (ГоМаЮУН). Я на ее фоне чувствовала себя полной неудачницей и идиоткой.
– Везет тебе, Машка, – говорила я ей, пытаясь оправдаться, – твои родители не давали тебе ложных надежд! Они тебе просто ничего не давали! А мои вон какую подставу устроили в последний момент. Еще и поступи им теперь самостоятельно. А куда?
– Я проанализировала все варианты поступления, Леся. У тебя один вариант.
– Какой?
– Маграрка.
– Аграрный?
Самый низкий рейтинг среди всех высших учебных заведений страны.
Мы с Машкой залезли в магсеть читать отзывы:
“Самая отстойная шарага”
“преподы – дерьмо”
“вэлкам, безмозглые”
“маграрка фарева”
“в общаге страшная вонь и тараканы, там кто-то точно сдох”
“Мусалова та еще ибанитовая палочка выдолбит вам мозги”
Представляю лицо папеньки, если его дочь станет студенткой подобного заведения. Хотя…
ГЛАВА 2.
Прошли все экзамены. Отгремел наш выпускной, который мне показался скучным и тягомотным. По такому торжественному поводу мне позволено было выпить лишь бокал шампанского. И пока мои вчерашние одноклассники отрывались на полную катушку, я не могла ни на секунду расслабиться. Поскольку везде и всюду чувствовала на себе зоркий отцовский взгляд.
“Гулять” на этом празднике жизни мне позволено было только до двух часов ночи, поэтому когда все отправились на улетную вечеринку без родителей, я со своими дотошными предками уже мчала домой в отцовском просторном портале. Ну не очень-то и хотелось! Как-то так вышло, что даже самые мои недалекие однокласснички вполне сносно справились с экзаменами и подали документы туда, куда планировали. И мне казалось, что все без исключения смотрят на меня с плохо скрываемым торжеством, и что еще хуже – с жалостью во взгляде.
Ведь только я осталась непристроенная. Я! А ведь мне самой судьбой был уготован прекрасный путь в отличном вузе на престижной специальности, где преподаватели только и мечтают учить отпрыска славной фамилии Веремейцевых. И как все обернулось! Ну почему обычные люди ради своих детей готовы пойти на многие жертвы и лишения, а мои споткнулись о какой-то пустяковый инцидент и закусили удила? Какая жизненная подлость и пассаж! Ну ничего, папуля, я все тебе припомню.
Лето, которого я так ждала, предвкушая настоящие взрослые опенэйры на пляжах, ультракороткие шорты, тусовки с друзьями у бассейна, обернулось сплошным унынием. Приступы аллергии на продукты питания у мамы становились все чаще, круг запрещенных видов фруктов и овощей – шире, и она отправилась в курортный приморский город к своим давним подругам на лечение минеральными водами и программу полного очищения организма. Подруги ее только тем и занимались, что считали калории, пили отвратительно пахнущую железом воду из маленьких стаканчиков, обсуждали детокс-диеты и дважды в день измеряли количество жиров, белков и углеводов в своих организмах. Как можно иметь столько денег и так бездарно их тратить? А чтобы маме было там не скучно, а на самом деле, с целью держать на коротком поводке непутевую дочь, решено было отправить меня туда же. Так сказать, хорошенько отдохнуть и поднабраться сил, а также познакомиться с местной молодежью. “Местной молодежью” оказались двадцатитрехлений переросток и мамкин сын, который краснел при виде меня и двадцать четыре часа в сутки носил вязаную жилетку, потому что считал, что похож в ней на известного в очень узких кругах поэта, и вредная пятилетняя девочка, воровавшая у меня косметику. Но я стерпела и это. Зачесывала волосы за уши, приветливо здоровалась со всеми, умилялась отвратительной пятилетке с шилом в известном месте и слушала бездарные стихи “жилеткина” про любовь, и, прости господи, секс. Черпая наслаждение в тех моментах, когда в случайном разговоре маму спрашивала та или иная знакомая:
– А куда ваша Олесенька поступает? Продолжит отцовскую линию, наверное?
И мама сразу теряла весь свой аристократический лоск и начинала выдавать совершенно общие фразы, пока не придумала отвечать, что дочь-затейница собирается устроить всем сюрприз.
По случаю нашего возвращения из треклятых минеральных вод, папа устроил званый ужин “для своих”, на который пригласил несколько хороших приятелей с семьями, в том числе Билютиных.
Чета Билютиных дружила с моими родителями еще с университетской скамьи, у них был сын Димка, мой ровесник, с которым, само собой, нас периодически “женили”. Димка, капитан школьной футбольной команды, нападающий юниорской сборной города, планировал связать свою жизнь со спортом.
Мы не виделись с ним аж с конца мая, выпускной он пропустил из-за соревнований, к моей большой печали. Поэтому даже хвастануть эффектной парой не вышло.
С утра все бытовые усилители магии работали в доме на полную катушку.
Арина запросила по такому случаю поддержку в виде пары человек из клининга и все равно сама бесконечно топала по дому и то и дело взмахивала рукой, заставляя специальные тряпки для стекла натирать окна и зеркала до блеска, пыль выбиваться из ковров и собираться в мешки, выстиранные занавески отглаживаться и запрыгивать обратно на крючки. Что ни говори, а в своей сфере она была большим специалистом. Я, честно сказать, по части бытовой магии могла лишь сполоснуть кружку, или неуклюже и с большими огрехами подмести щеткой пол. На кухне трудился приглашенный повар высочайшего уровня, пара вышколенных официантов обеспечивали вечеру шик и комфорт.
Гости, одетые так, словно совершенно не думали, что надеть, и как бы случайно выглядевшие идеально, вели негромкие разговоры под приятную музыку. В центре этого действия была мама. В нежно-розовом трикотажном костюме, выгодно оттенявшем свежий загар, она управляла этим вечером, как дирижер оркестром, и собирала восхищенные взгляды и комплименты.
– Что там у вас с поступлением? – сыпанул соли на рану отцу Билютин, – определились? Нашего-то с руками оторвали на международные связи в ММУ, им спортсмены нужны, представлять университет на соревнованиях. Я даже никакого участия не принимал в этом вопросе.
Я, сидевшая с Димкой на диванчике неподалеку, навострила уши.
– Да вот, – развел папенька руками, – сами с Ритой в ожидании, куда же наша детонька документы подала. Секретничает!
– А никакого секрета, пап! – сказала я как можно громче, вставая со своего места, – Как раз с утра получила результаты зачисления.
С десяток женщин и мужчин, сидевших за столом, повернулись в мою сторону. Мама, которая стояла с поднятым бокалом, намереваясь произнести тост, застыла с раскрытым ртом на месте.
Я драматически подняла правую руку: нарочито медленно с полки сплыл и упал в ладонь мятый неказистый конвертик с надорванным краем. Никаких тебе вензелей и прочей помпы! А что, мне это даже понравилось. Я встала посреди гостиной, вынула из конверта листок и зачитала:
– “Уважаемая Олеся Павловна! Сообщаем вам, что вы зачислены на 1 курс факультета агрономии и магического растениеводства Аграрного университета им. В.Д. Желубодько. Просим до 31 августа подтвердить свое зачисление” и т.д. и т.п. Тут уже дальше всякая установочная информация, вам это будет неинтересно.
Димка показал мне обеими руками два больших пальца вверх и смешно скосил глаза в кучу.
Дальше я обвела торжествующим взглядом всех собравшихся и добавила, приложив руку к груди:
– Спасибо, мама, спасибо папа! Без вашей поддержки я бы не достигла такого успеха!
Отец пристально посмотрел мне в глаза, я ответила ему взглядом, наполненным максимальным нахальством и вызовом.
Кто-то шепотом переспросил:
– Какой, какой университет? Туда вообще есть конкурс?
– В государственный аграрный? – подключился к обсуждению еще кто-то.
– Нет, в Желубодько. Маграрка…
– Оу! Профессию-то интересную выбрала…
Мама внезапно стала собирать грязные тарелки со стола.
– Рита, есть же официанты! – негромко сказал ей папа.
– Не справляются, ни с чем не справляются, – пробормотала покрасневшая мама, – все самой нужно делать!
Она схватила две тарелки и одну вилку и ураганом унеслась на кухню.
Папа откашлялся, поднял свой бокал и произнес с невозмутимым видом:
– Молодец, дочь! Заслуженное поступление. Предлагаю за это выпить!
Остаток вечера прошел как-то скомканно. Гости очень скоро разошлись, я улизнула в свою комнату, где соорудила простенький усилитель звука. Мы с Машкой научились делать такие еще в классе девятом из листа бумаги и крошечного магического импульса, чтобы подслушивать, чем занимаются физрук и географичка в подсобке со спортивным инвентарем. Скрутила конус, поводила над ним ладонью и приставила к полу, заняв удобную позицию. Ну давай, мам, не подкачай!
Спустя несколько долгих минут представление началось.
– Паша! – начала мама, – А не кажется ли тебе, что это твое перевоспитание зашло слишком далеко?
Конечно, конечно, зашло!
Папа пробурчал что-то несогласное в ответ. Я чуть усилила звук.
– Я молчала и терпела с весны весь этот стыд перед знакомыми! Но это перешло уже все мыслимые и немыслимые границы. Чего ты добиваешься? Что она пойдет в свою маграрку, свяжется там с наркоманами или чего хуже, революционерами?
Так его, так, мам!
– Знаешь что, срочно звони ректору, и и устраивай ее на юрфак! Пока еще не поздно, пока не начался учебный год, и она не пропустила занятия!
– Рита, – подключился папин голос, – ты что, правда, думаешь, что нашей дочери есть дело до того, где пропускать занятия? В маграрке ли, или в любом другом заведении? Ты видела, с каким вызовом она зачитывала свой листок? Хотела меня уделать! Только там, где она этому училась, я преподавал! Нет уж, пусть помыкается, поездит на учебу со всеми, посидит в аудиториях без ремонта и кофе-брейков, послушает своих подружек, которые, в отличии от нее, занимались, и теперь будут взахлёб рассказывать, как здорово учиться в нормальных местах! Может, мозгов-то и прибавится?
Ага, счас!
– Паша, не зли меня!
– Рита, разговор закрыт.
Мама, пора бить тарелки!
Бдыщ. Полетело на пол блюдо венецианского фарфора, что можно слышать по тяжести удара.
– Открыт!!!
– Я все сказал, Рита!
Тарелка. Тарелка. Тарелка. Сразу три тарелки.
Бдыщ. Кофейник!
– Или ты ее устраиваешь в юридический, Паша!
– Или что?
– Или мы разводимся и я съезжаю жить отдельно!
– Рита, у тебя снова пятна. Что ты съела? Выпей антигистаминное.
Короткие “бдыщ бдыщ бдыщ”: наверное, чашки.
Первого сентября я стояла на остановке общественного портала в ожидании открытия нужного направления. Погода была промозглая, а красивая куртка оказалась слишком тонкой и непрактичной для спасения от дождя и ветра: в широкие рукава задувало, открытая поясница мерзла, за шиворот капал дождь. Народу под козырек набилось много. Все так и норовили прикоснуться ко мне и прижаться своими неприятными телами, а от некоторых личностей дурно пахло.
Мама уже несколько недель как съехала из нашего дома в другую квартиру, вопрос родительского развода витал в воздухе. Виновата во всем, конечно же, я.
Бабуля неподалеку судорожно закашлялась. Правильно, зарази меня своей ветрянкой, или еще какой там чумой. Лучше сдохнуть, чем такая жизнь.
ГЛАВА 3.
– Всем нам со школы известны общие истины безопасного использования альтернативного источника энергии, которую также в некоторых трудах вы можете встретить под названием “М-энергия”, или магия, – далее М:
1. Не пользуйся М в общественных местах;
2. Не используй М на живых существах, за исключением пунктов 3 и 4, указанных в полном утвержденном своде правил эксплуатации;
3. Не направляй действие М на людей, за исключением пункта 3 подпункта 6,7 и пункта 4 (указано под звёздочкой).
– Сипкина, не спите! Веремейцева, еще одно замечание и придется попросить вас выйти из аудитории! Следующее. Об использовании бытовых магических усилителей и магпредметов бытового назначения …
Монотонный голос преподавателя ОБЖ убаюкивал, глаза слипались. Ну и скучнятина! Читает нам по бумажке прописные истины, а мы что, должны это все запоминать? Ни одного интересного предмета. Девочки с первых парт вовсю крутили пальцами, управляя небольшими стилусами, которые порхали над планшетиками и записывали лекцию. Я ничего не записывала, поскольку избрала иной путь – дружить с теми самыми девочками с первых парт. И просто копировать у них записи. Меньше движений, меньше суеты! Наверное, поэтому, занятие тянулось бесконечно, и я, чтобы скоротать время, под видом усердной записи рисовала шарж на препода. Тараканьи усища, мелкие круглые глазки-пуговки… Похож!
Первую сессию, чтобы вы знали, я закрыла на “отлично”. Стратегия “дружбы с нужными людьми” давала прекрасные плоды. По всем письменным работам я получала пятерки, вот с устными ответами было сложнее. Поэтому я их всячески избегала. Но и там были свои хитрушки. Олеся Веремейцева – отличница! Это даже звучит как-то фантастически.
Плохо было жить без самопополняющейся карты. Меня настолько урезали в расходах, что я постоянно чувствовала себя беднее церковной мыши. Да, дома всегда была еда, мама втихушку подбрасывала мне подарочки в виде одежды…
Но как я тосковала по этому чувству, когда ты можешь зайди прямо с улицы в любое заведение, в любой магазин и легким движением руки купить все, что пожелаешь. Ну почти все. Так и до работы докатиться недолго…
Были в моей серой жизни и некоторые вспышки просветления. Например, когда я как бы невзначай помахала у отца перед носом своей зачеткой с пятерками. И еще раз медленно провела, чтоб он наверняка успел прочитать. Это удивление на лице! Не передать словами. Кажется, он смягчился.
– Отличница? Ты?! А, у вас там все отличники, да? – спросил он меня.
– Честно сказать, пап, я очень оскорблена! Конечно же, нет. Всего четыре человека из группы закрыли на “отлично” и будут получать повышенную стипендию со второго семестра. Но я и не надеялась на твое одобрение. Ты никогда не ждал от меня многого, конечно. И пусть тяжело так жить, но я справлюсь, я сильная.
Я сделала грустные глаза и украдкой смахнула несуществующую слезу, пришмыгнула носом.
– Дочь, я совсем не хотел тебя обидеть. Я очень рад твоим успехам…
– Скажи, пап, это все потому что ты хотел мальчика? А получилась такая непутевая я? Как бы ты его назвал? Олегом? Гордился бы, наверное, Олежкой!
– Ну что ты такое говоришь, Лесёнок, я очень тебя люблю…
– Эх, если бы ты меня любил хоть вот на такусенькую капельку…
– Так, в воздухе повеяло манипуляцией, – насторожился отец.
А, пережала чуток! Надо было тоньше, ну ладно.
– Пойду я грустить в свою комнату. Все хорошо, пап! Я все понимаю, я ужасная дочь, ты прав, – я медленно развернулась, сохраняя унылое выражение лица.
– Ладно, Лесёнок, чего хотела? Выкладывай.
– Ну мне восемнадцать скоро, хотелось бы как-то отметить с подружками в клубчике там, барчике…
– Нет.
– Ну пожалуйста! Я буду паинькой! Папочка!
Интересно, упасть на колени и обнять его за ногу будет не слишком драматично?
– Ну пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, один разочек! Отпусти и дай денежку!
Он тяжело вздохнул и согласился!
– До часу ночи. Ровно в час пришлю за тобой кого-то из наших. Счет оплачу. Все?
– Нет, когда вы с мамой съедетесь уже? Я знаю, что вы встречаетесь втихушку.
– Откуда?
– Видела собственными глазами.
Кстати, это была чистая правда. Я видела, как они, мило воркуя, выходят из кофейни, поход в которую, кстати, я теперь не могла себе позволить!
– Не знаю, как съедемся, так съедемся, может, нам так нравится.
– Ну ладно, – я с чувством выполненной миссии собралась отправиться к себе, но папа меня снова остановил:
– Это, Олесь… Я, правда, впечатлен твоими успехами. Закроешь год без троек, устрою тебя на юрфак.
– Сразу на второй курс! – выпалила я, подпрыгивая на месте.
– Не наглей.
Не успела я добежать до своей комнаты, как тут же телефонировала Машке.
– Даа, – вальяжно ответила та.
– Машка, Машка, жизнь налаживается! На мою днюху тусим! Я возьму с собой зубрилок маграрки! Они мне в следующем семестре очень пригодятся.
– Простил Пал Аркадьич?
– Почти, тут дело техники и времени.
– Какой он, все-таки, мужчина! – протянула Маха, – И взрослый, и такой сильный, и такой красивый…
– Ничего, что это мой отец?
– Хорошо, что не мой…
– Тьфу. Дурочка.
На следующий день во время перемены я подошла к своим феям-отличницам Белянкиной и Снежко, которые, как и полагается особо ботаническим личностям, вместо того, чтобы отдыхать в отведенное для этого время, опять что-то отчаянно зубрили:
– Эй, девчули, вы слыхали, что на перемене нужно расслабляться?
Люда Белянкина была худой и высокой девушкой с постоянной прической в виде низкого длиннющего хвоста, превращающегося ближе к концу в мышиный хвостик. А Настя Снежко, наоборот, приземистой, крепенькой, с рыжими волосами по плечи и круглым добродушным лицом. Были они вполне симпатичными девчонками, если бы не одевались одна, как “прощай молодость”, а вторая вечно не по фигуре и невпопад.
– Олеся, сейчас будет новый предмет! Мусалова ведет! Слыхала про неё? – с испуганными глазами посмотрела на меня Люда.
– Мусалова–Сусалова, неважно! В пятницу я вас приглашаю на свой день рождения, подарки не обязательны, все равно ничего нормального не подарите. С вас хорошее настроение! Пойдем в лучший клубас этого затрапезного города, потанцуем, оторвемся, склеим парочку… Что ты мне моргаешь? Настя, у тебя нервный тик.
Настя с Людой смотрели за мое плечо и отчаянно мне моргали. Я наконец-то, догадалась обернуться. За моей спиной стояла невысокая женщина, буквально метр с кепкой, недостаток роста она компенсировала огромными туфлями на широких массивных каблучищах.
– Занятие уже полминуты как началось. Вам нужно пегсонально об этом сообщать? – процедила она из-за моей спины.
– Оу, нет, – я пулькой уселась на свое место.
Женщина с громким стуком, производимым каблуками, проследовала к кафедре. И как я в запале не услышала это грохот сразу? Прям, лягушонка в коробчонке.
Она щелкнула пальцами. В воздухе появился и завис белый экран, на котором оранжевым цветом вспыхнуло название новой дисциплины: “Агромагия. Лекции и практикумы”. Ниже проявилось: “Преподаватель: Мусалова Алевтина Юрьевна”.
– Когда-то этот унивегситет видал вгемена и получше, котятки мои, – начала она, забавно картавя, – пгеподаватели наши обмельчали, и я скажу вам без малейшей скгомности, я последний оплот пгинципов и знаний той пегвоначальной альма-матег, заложенных его созидателем, великим ученым и исследователем Виталием Ггигогьевичем Желубодько, ученицей коего я являюсь…
Ооо… можно доставать невидимую подушку и укладываться спать. Это надолго.
Дальше она перешла на изъезженную всеми педагогами мира тему, что и студенты нынче не те, что раньше. Нет в них страсти к получению знаний и бескорыстному служению науке. Откуда ж оно возьмется-то, а? Меня накрыла зевота и сон мягкой лапкой погладил веки. Они захлопнулись сами собой под картавый голосочек, который как-будто сошел со своего места за кафедрой и поплыл вдоль рядов аудитории, перебиваемый мерным стуком каблуков.
Вдруг голос остановился рядом со мной:
– Как ваша фамилия? – спросил он меня.
Я разлепила глаза, “жабонька в ботиночках” стояла прямо возле моего места с вопрошающим видом.
– Веремейцева! Олеся, – среагировала я.
– А вы хоть запомнили, Вегемейцева Олеся, на какой пгедмет пгишли поспать? – ткнула она в меня пальцем. И даже в самом положении этого пальца с накрашенным красным лаком длинным ногтем я усмотрела порицание и осуждение.
– Конечно! – сказала я, щуря глаза на магическую доску. “Глинистые, суглинистые, известковые, песчаные…” было написано там.
– Ну и как же он называется? – продолжала она давить на меня, в то время, как все остальные студенты смотрели на нас в упор.
– Я-то знаю, – начала я изворачиваться, – а вот знаете ли вы? – ткнула я пальцем в Жабоньку и вопросительно посмотрела на нее.
– Мы ждем вас, Вегемейцева Олеся. Не задегживайте занятие, так как называется дисциплина?
– Ма… ма…, – эта женщина действовала на меня нервирующе, – магрономия! – выдавила из себя я.
Аудитория взорвалась хохотом.
– Кто может ответить на этот, более чем несложный, вопгос? – обвела Жабонька взглядом аудиторию.
Поднялся лес рук. Ну правильно, одна же я такая идиотка.
– Вы, молодой человек! – указала она пальцем на отличника из параллельной группы. – Пгедставьтесь сначала.
– Геннадий Кобылянский, – сообщил тот с важным видом. – Конечно же, предмет называется “Агромагия”. Это очень просто!
– И это пгавильный ответ, Геннадий. – Жабонька вернулась за кафедру.
Ну, Геннадий Кобылянский, привет. Вношу тебя в самый черный свой список смертельных врагов, колонка Б, подвид “подкозлившие”. На перемене я закинула пустой планшетик в сумку и наткнулась на Геннадия Кобылянского собственной персоной, который сопел мне в спину.
– Что надо?
– Слыхал я, ты устраиваешь вечеринку, – начал он с важным видом, – у меня есть к тебе деловое предложение.
– Выкладывай быстро, у меня еще много дел.
– Я тебе помогаю со всеми письменными работами по агромагии, а ты меня приглашаешь на тусовку!
– О, а тебе зачем это надо? Влюбился в меня что ли?
– Не в тебя, в Снежко.
А вот это даже обидно. Ну да ладно, где есть выгода, там нет места обидам. Вычеркиваем Геннадия из списка.
– Ты приглашён.
ГЛАВА 4.
Ну я как знала, что эти чучундры вырядятся затрапезно, поэтому подобрала им кое-что из своего и занесла в общежитие. Людка комплекцией была со мной схожа, только ноги длиннее, поэтому ей я принесла легкое платье миди от японского дизайнера, которое на ней село, как сексуальное мини. Настасье прихватила примерить кое-что из оверсайзов.
– Наряжайтесь, давайте!
– Ой, как мы в этом на остановке будем стоять, – затревожилась Белянкина.
– Какая остановка, алё! На такси помчим. Сегодня я плачу!
Я уже чувствовала этот драйв от предстоящего веселья, пританцовывала и вообще за долгое время, наконец-то, расслабилась. У моей черной полосы виднелся край.
– А не слишком вызывающе? – натянула пониже на ноги юбку Снежко.
– То, что надо! Теперь макияж! Где тут у вас магусилитель? Врубайте!
Девчонки ахнули. Я достала из сумки маленькую коробочку, которая под действием импульса развернулась в портативный туалетный столик. В магическом поле над ним вращалась маска, повторяющая контуры человеческого лица.
– Это “Мэджик стилист”? – заверещали они. – Вау! Сколько такой стоит?
– Не спрашивайте, баснословно дорого. Кто первый?
Настасья робко подошла к столику и протянула руку к маске. Мы выбрали нужные настройки: вид желаемой укладки, тип макияжа, форму стрелок и запустили “стилиста”. Тот зажужжал, закрыл Настино лицо маской, на голову надел свободный колпак и мерно загудел. Спустя пару минут колпак поднялся, маска вернулась на базовую позицию и перед нами предстала обновленная Настя Снежко.
– О-чу-меть! – завизжала она, разглядывая себя в зеркало.
– Теперь я, я, я! – Людка прилепилась к маске.
Я выбрала нужные настройки и запустила “стилиста”. Со своими модельными данными, да в правильном платье и при макияже Людмила и вовсе выглядела, как мисс Вселенная. Я даже на секундочку усомнилась, а не затмит ли она меня? Да не, не затмит. Меня никто не затмит. Что, что, а хорошие гены папа с мамой мне подарили, спасибо хоть на том.
– Олесь, а ты встречаешься с тем футболистом? – спросила Белянкина, поправляя помаду, с которой “мэджик” чуть промазал.
– Ну как встречаюсь, так. Иногда проводим вместе время, но сами понимаете, он еще пока мальчик. А мне нужен настоящий мужчина!
Девчонки пораскрывали рты.
– А где ж его взять-то, мужчину?
– А нигде. Он сам тебя найдет. Сейчас тётя Олеся вам все популярно объяснит! – я села на кровать, закинула ногу на ногу и начала делиться своими познаниями, почерпнутыми, в основном, из романтических книг. – Настоящий мужчина, он такой большой и сильный, ему неважно, нравится он тебе или нет. Он просто придет, нависнет над тобой, как скала, и прорычит: "Теперь ты моя навсегда, и я никому тебя не отдам!"
– А я? – выдохнула Людка.
– А ты посопротивляешься для виду, постучишь кулачком в стальную грудь, а потом упадешь в его объятия, потеряв сознание.
– А это разве не абьюзивные отношения? – подала голос Настасья.
– Молчать, там, на задних партах! В общем, он такой первобытный крутой альфа! А все остальные – додики, не заслуживающие нашего внимания. Он почувствует в тебе свою истинную и присвоит себе. Еще лучше, если он окажется оборотнем.
– Какая-то объективизация женщины! Да и оборотней не существует, – никак не могла угомониться Снежко. – А мы случайно не выглядим, как легкодоступные женщины?
– Спокойно, мы выглядим, как королевы танцпола! Вызываю портал комфорт-класса! В общем, слушайте меня, и все у вас будет в шоколаде.
У входа в клуб уже топтался Геннадий Кобылянский, про которого я, к своему стыду, совсем позабыла. И наряда ему, тем более, не приготовила. А жаль.
– Пиджак сними, – сказала я ему вместо приветствия. – А нет, лучше надень. Хотя, сними! И пуговку верхнюю на рубашке расстегни.
– А он чего тут делает? – спросила Людка.
– А это тоже мой друг. Знакомьтесь, девочки, Гена Кобылянский. Хотя вы итак, наверняка, знакомы!
Парень покраснел при виде такого отряда прекрасных фей, и пожал всем руки.
– Я Гена, вы меня, наверное, видели на лекциях. Мечтаю совершить прорыв сфере искусственного оплодотворения сельскохозяйственных животных!
Увидев замешательство на наших лицах, он добавил:
– Шутка.
Ну может быть, не так уж и плохо, что он запал на Снежко, а не на меня.
Я провела всю честную компанию мимо слегка удивленного фейс-контроля, за столиком на балкончике мне помахала рукой ожидающая Машка. Единственный человек, к внешнему виду которого претензий у меня не было. Димка опять был на очередных сборах, и не смог отпроситься у тренера. Я познакомила народ с Машкой, которая при виде Геннадия посмотрела на меня таким взглядом, как будто прорыв в осеменении животных хочу совершить я. Но в целом, все пошло, как по рельсам. Особенно после того, как мы все дружно выпили за мое совершеннолетие.
Музыка грохотала. Под потолком плясали огни, среди танцующей толпы мелькали магические иллюзии в виде разных двигающихся фигур. Я присмотрела себе брутального татуированного красавчика у барной стойки и отчаянно переглядывалась с ним.
– Смотри, он с тебя глаз не сводит! – перекрикивая очередной разрывной трек проорала мне Машка.
– Я сама на него весь вечер поглядываю! – прокричала в ответ.
– Не, я про того! – Машка показала мне на паренька, сидевшего за столиком у стены. Вполне симпатичный, но на мой вкус худоват, да и одет так себе. Белая футболка еще ничего, а вот джинсики подзатертые. И вообще, что за допотопная мода у парней – носить волосы по плечи? В общем, не мужчина моей мечты.
– Не то пальто! – крикнула я Машке, – Да и вообще, он с какой-то блондинкой пришел.
К патлатому присоединилась девушка, которая принесла себе и ему напитки.
Я тряхнула волосами и пошла покорять танцпол, бросая взгляды на татуированного "альфу". Тот быстро принял правила игры и с улыбкой наблюдал за мной. Снежко и Кобылянский вполне себе спелись и вели ученую беседу бог знает о чем, прихлебывая коктейли. Людка пошла в отрыв и собрала вокруг себя толпу восхищенных поклонников. Все было круто.
Я оттанцевала круг и пошла к своему столику перевести дух.
На моем пути вдруг вырос татуированный и сказал:
– Круто выглядишь! Как зовут, сколько лет?
Я честно сообщила, что зовут меня Тринити, а еще мне сегодня исполняется двадцать один год.
– А тебя?
– Я Эрик.
О, Эрик! Звучит круто!
– Очень приятно! – я приняла привлекательную позу, откинула волосы с лица.
– Может, выйдем, покурим на свежем воздухе? – предложил он, наклоняясь к моему уху.
– Может, и выйдем, через пять минут. Носик припудрю!
– Окей. Через пять минут у заднего выхода.
У меня кровь забурлила в жилах, я взглянула на часы: без пяти одиннадцать. Полно времени! Плюхнулась на свой диванчик и проявила зеркальце. Ну и растрепа! Нужно привести себя в порядок. Стала судорожно водить рукой над головой, приглаживая волосы. Возле столика нарисовался патлатый.
– Девушка, вы мне очень понравились, позвольте пригласить вас на танец!
И вот как-то не вовремя он подошел! Некогда мне было. Вряд ли Кобылянский и Настя что-то расслышали из его слов, но они примолкли на своем диванчике и посмотрели на меня. Да и обижать я его не собиралась, просто сказала:
– Я, вообще-то, не последняя девушка в этом клубе, ты себя-то видел? Выглядишь, как додик. Как-то соотноси уровень, что ли.
Парень побелел, кивнул и отошел.
Согласна, вышло не очень красиво, может быть, для кого-то из нас немножко обидно. Ну как сказала, так сказала! Кто ж виноват, что он такой неказистый.
Неприятный осадочек быстро вытеснился трепетом перед встречей с "альфой" наедине. Я выпорхнула из второго выхода, благоухая духами. Мой Эрик стоял неподалеку и картинно затягивался дымом из магсигары.
– Будешь? – он протянул сигару мне.
– Не, я сегодня не курю, бросаю.
– Как хочешь, – он щелчком погасил огонек и убрал приспособление в карман. – К тебе или ко мне?
– В смысле?
– Ну давай, шустрее определяйся! У меня уже разрыв штанов, девчонки сто лет не было.
– Эээ… – разговор пошел куда-то не в то русло. – Я лучше туда пойду! У меня там друзья!
Я аккуратно показала в сторону клуба и шагнула поближе к дверям.
– Ну давай, Эрик! На созвоне! Пока! – помахала я ему рукой.
– Не, не, не, куда собралась такая быстрая, – он загородил своим внушительным телом дверь. – Так нельзя делать. Нельзя крутить хвостиком весь вечер перед дяденьками, а потом им давать отворот-поворот. Не, ну не хочешь ко мне, можем прямо здесь, по-быстрому!
Ой-ё, Олеся–Тринити–двадцать один год, вот теперь ты допрыгалась!
Он навис надо, мной, как скала, и неприятно дышал в ухо алкогольными парами. Я уперлась руками в железобетонную грудь и заколотила в нее кулаками.
– Ну посопротивляйся немного, давай, – захрипел он. – Я же знаю, что все вы об этом только и мечтаете… Ой, ёёё!
На этот раз заорал он и вслух, потому что я со всей дури ущипнула его за сосок, проступающий через футболку и рванула в сторону улицы.
Эрик (хотя он, может быть, такой же Эрик, как и я Тринити) побежал за мной, схватил за руку и рванул на себя. Было больно. Свободной рукой он достал из кармана печать и стал разворачивать портал. Сейчас он меня забросит в него и захлопнет дверь! Да поминай, как звали. Я заверещала, оглядываясь в сторону оживленной улицы в надежде, что кто-то заглянет в этот закуток, и не поверила своим глазам.
В проеме арки, что вела на проспект, появилась гигантская фигура, мчавшая на четырех мощных лапах скачками в нашу сторону. Огромные уши развевались на ветру. Зверь был покрыт мягкой пушистой шерстью. Довершал образ хвост-помпон размером с мою голову.
– Какого… – начал говорить Эрик, но не успел завершить фразу, потому что огромный кролик сделал сальтуху в воздухе и саданул задней лапой прямиком подлецу по наглой уродливой роже. Тот выпустил мою руку и завалился в собственный портал, призывно раззявивший двери.
Крол на разгоне проскакал полукруг, развернулся и упрыгал назад, в темноту арки.
Я забежала назад в клуб, шмякнулась на диванчик, вцепилась в подлокотники и так просидела до часу ночи, не вставая, по-идиотски тараща глаза в потолок.
– Дочь, как все прошло? – отец не спал, и сунулся ко мне чтобы якобы поцеловать в лоб, но я-то знаю, чтоб нанюхать чего запрещенного.
– Все хорошо, – сказала я, – спасибо, пап. Без происшествий.
ГЛАВА 5.
Как горестно осознавать, что лишь только я почувствую, как железная хватка моих несчастий ослабевает, то в этот же миг снова оказываюсь перед лицом очередного испытания. На этот раз меня подвело обостренное чувство справедливости и извечное стремление к правде.
– Вегемейцева, “два”! – швырнула мне Жабонька листок с контрольной на стол.
Да, в смысле “два”?! Ветеринары писали эту работу накануне, и я содрала один в один у Генки, который, кстати, написал идеально по признанию самой же Мусаловой.
– Алевтина Юрьевна! Это несправедливо! – я аж подскочила со скамьи на эмоциях. – Почему “два”? Все же правильно!
– Конечно, пгавильно. Только у нас тут не контгольное списывание, а пговегка ваших собственных знаний, или вы думаете, я не догадаюсь, что вы взяли ответы у Кобылянского? И даже фогмулировки не потгудились пегеиначить.
– Это клевета! У вас нет доказательств! – воскликнула я.
Мусалова посмотрела на меня с раздражением.
– Скольких я таких уже видела за вгемя габоты пгеподавателем, вы себе не пгедставляете. И каждый такой бестолковый студентик вообгажает, что он самый умный и самый хитгый. Пгидете, пегепишете индивидуально. Только дгугой вагиант. Вы же готовы?
– Да кому нужна ваша магрономия!
– А вы, считаете, никому?
Ну кто ей на закате лет откроет глаза на истину, если не я?
– Алевтина Юрьевна, вы меня, конечно, извините! Но изучать допотопные технологии выращивания тыковок и кабачков в наше время, когда все делается при помощи магусилителей, буквально одним взмахом руки, морально устарело. Вжух! И урожай поспел. Вжух! И мы добавили более ярких красок и немного усилителя вкусов. Вжух! Витаминчики! И все, кушать подано!
– Матушки-батюшки, – поджала губки Жабонька Юрьевна, – а я и не знала, что пгеподаю агхаизм. Ну что ж, у нас сегодня, как газ, пегвый пгактикум. Пгедлагаю вам, Вегемейцева, как самой пгосвещенной студентке, показать нам мастег-класс по выгащиванию вот этих замечательных тыквочек. Я позволяю вам воспользоваться вашим магусилителем непосгедственно на занятии относительно подопытных культуг. Мальчики, пгошу поставить ящики с гассадой на стол.
Когда ящики с землей, в которых сидело три зеленых ростка, были водружены на стол, Мусалова жестом пригласила меня подойти.
– Идите сюда. Ваша задача получить из гостка плод тыквы с оптимальным соотношением газмега и огганолептических свойств.
– Повкуснее, да?
– Да.
– Это запросто.
Я потерла ладони, разогревая, тряхнула браслетом усилителя и провела рукой над первым ростком. Он немного растянулся, вбирая из почвы необходимые вещества, листочек сбоку расправился и стал расти, появился еще один листок, от стебелька отделился усик и стал закручиваться пружинкой.
– Легко и просто! – заявила я, не опуская руки, у стебелька появился закрытый цветочек, который также увеличился. И еще увеличился. А затем почернел, а за ним и весь стебелек в одну секунду пожух и скукожился.
– Только что вы видели, – обратилась к группе Мусалова, – как бестолковое отношение к пгедмету может сгубить даже самое хогошее начало.
– Семена бракованные! – заявила я, не сдаваясь.
– Вы не дали гастению воды, Вегемейцева. Это же очевидно. Фогсиговали гост. Хогошо, я упгощу вам задачу.
Она подошла ко второму росточку, активировала магусилитель, который у нее висел на тонкой цепочке на груди, выполненный в форме янтарной репки с хвостиком из зеленой эмали. И стала аккуратно работать с ростком. Тот подрос, расправился, дал несколько цветков, которые отцвели и уступили место завязи маленьких тыковок.
– Пгосто догастите один из плодов до сгеднего газмега. И все.
– И все? – прищурила я глаза и азартно приступила к задаче.
Ладони загорелись, давая магический импульс крошечному оранжевому малышу, который стремительно стал набирать объем и вес.
– Да я не до среднего доращу, я вам тут выращу самую гигантскую тыкву в мире!
– Стоп, стоп, стоп, Вегемейцева!
– Но я могу еще дорастить! Размером с аудиторию!
– И устгоить нам тыквенный апокалипсис? Обгатите внимание, – обратилась она к аудитории, – у нашей тыквы в нескольких местах уже тгеснула когка. Видите? Это пгизнак бгака.
Сама ты брак!
– А тепегь, самое главное, – Жабонька легким движением руки срезала тыкву со стебля невидимым ножом и перенесла оранжевый плод на стол. – Дегустация!
Она аккуратно вырезала из тыквы кусочек и подала мне. – Пгобуйте гезультат своего титанического тгуда.
Я взяла кусочек и принюхалась. Пахло речной тиной с оттенком тухлой капусты. Я призадумалась: не пробовать с моей стороны означало бы признать, что тыква вышла так себе.
Я выдохнула. Откусила кусочек мякоти, стараясь не дышать, быстро проглотила, почти не жуя, и занюхала рукавом.
– Ну как, Веремейцева? Вкусно? – послышались любопытные вопросы из аудитории.
– Оригинально, – ответила я, ужасаясь смрадному запаху, исходившему из моего рта. – Ну так, с белым вином и устрицами самое-то.
Вонь от разрезанной тыквы быстро растекалась по аудитории и проникала студентам в носы, вызывая приступы кашля.
– Сгочно открываем все окна и выходим из аудитогии! – скомандовала Мусалова. – Кажется, Вегемейцева только что изобгела новый вид биологического огужия.
Она набросила на тыкву чью-то куртку. Мою куртку?! Завязала рукава по периметру и подняла этот кулек в воздух, затем отправила его в раскрытое окно и аккуратно спустила на снег во внутреннем дворике корпуса. Затем набрала по телефону короткий номер и сообщила: “Утилизация код 02, главный корпус АМУ”.
– Ты что, правда, это съела? – сморщившись, спросила меня Людка.
Я скривила губы и согласно пожала плечами.
– Фууу. Ну и мерзость. Надеюсь, ты не помрешь!
Я тоже надеюсь.
Мусалова простучала по коридору каблуками, бросив мне провонявшую тыквой куртку.
– Вы же понимаете, Вегемейцева, что с таким отношением, вы мой пгедмет не сдадите? Хотя, вы его, в пгинципе, не сдадите. И если еще хоть газ я увижу в ваших габотах хоть малюсенький намек на тгуды Кобылянского, пги всей моей симпатии к Геннадию как к талантливому студенту, с закгытием сессии у него будут большие пгоблемы. И у вас, девочки, тоже! – мазнула она взглядом по Людке и Настасье.
Она прошагала мимо.
А мы остались сидеть, понурив головы.
Так, одна отвратительная тыква убила мои надежды на блестящее будущее, обрезала крылья и лишила возможности наладить жизнь и вернуть все на свои места.
Двойка, четверка, двойка, три с минусом, двойка… Кратко о моих успехах в агромагии.
Я билась об эту дисциплину, словно рыба об лед. Конец семестра был не за горами. Но перспектива для меня была ясна: выше тройки мне не видать, хоть выпрыгни из штанов. Мусалова пошла на принцип и не давала мне продыху, бдительно наблюдая за мной все практикумы, проверочные, самостоятельные и контрольные.
Я долго торговалась сама с собой, но в итоге все-таки смирилась и пошла к Жабоньке с повинной.
– Алевтина Юрьевна! – ринулась я к ней, когда та выходила из деканата.
– Что тебе, Вегемейцева! Оценки по контгольной уже завегены подписью декана.
– Алевтиночка Юрьевна, у меня к вам разговор.
– Давай, я опаздываю на занятие!
– Алевтиночка Юрьевна, прекрасная наша, мне очень нужна “четверка” в сессии. Я готова выполнить любое задание. Выучить учебник наизусть от корки до корки, написать сто контрольных, все, что угодно!
– Гм, я подумаю, Вегемейцева. Идите.
Вечером пушистая розовая трубка, тренькая незатейливой мелодией, легла в мою руку. Я смахнула ладонью в сторону. В воздухе появился квадратик с изображением Мусаловой, которая, положив ноги в мягких тапках на пуфик, сидела на кухонном диванчике на фоне занавесок в мелкий цветочек и прихлебывала чай или кофе из белоснежной кружки:
– Вегемейцева, я подумала над вашим вопгосом.
Условия были провальными. Потратить почти все лето со второй половины мая до середины августа на прохождение практики у ее подающего надежды аспиранта на плодово-овощной ферме. Побыть бесплатной рабочей силой в неизвестных условиях. Но самое сложное, привести с собой еще хотя бы троих таких же дураков. За это я получала “четыре” по агромагии авансом, пройденную практику, помощь в успешном закрытии других предметов. Членам моей команды были обещаны те же бонусы. При условии, что мы проявим себя прилежными работниками, конечно.
– Я тебя не брошу, – сказала мне Людка следующим днем, когда я изложила суть вопроса, – тем более мне все равно летом некуда податься особо.
– А я не брошу Белянкину! – заявила Настасья.
– Остался третий кандидат, – проговорила я.
–
