Оглавление
- АННОТАЦИЯ
- ПРОЛОГ
- ГЛАВА 1
- ГЛАВА 2
- ГЛАВА 3
- ГЛАВА 4
- ГЛАВА 5
- ГЛАВА 6
- ГЛАВА 7
- ГЛАВА 8
- ГЛАВА 9
- ГЛАВА 10
- ГЛАВА 11
- ГЛАВА 12
- ГЛАВА 13
- ГЛАВА 14
- ГЛАВА 15
- ГЛАВА 16
- ГЛАВА 17
Амь Ларсен
ВНЕ ФРЕНДЗОНЫ. НОВОГОДНЯЯ ИСТОРИЯ
АННОТАЦИЯ
Муж изменил, и я обрела свободу. От пустого брака, назидательности родителей, увещевания друзей — всей свиты, почти десять лет державшей в цепях условностей. И вот я — вольная птица! Никаких отношений! Никакой любви! Кто бы знал коварность оказии. Подкралась, зараза, и спутала все карты!
ПРОЛОГ
Подарок коллег на супружеский юбилей бахнулся об пол и разлетелся на куски. Стонавшая на весь офис парочка замерла. Нет, не так. Мой муж по самое не-хочу вошёл в распластанную на столе сексапильную секретаршу, чья красная деловая юбка гармошкой собралась на талии, а полупрозрачные трусики съехали к щиколоткам. Последнее, впрочем, не мешало боссу хозяйничать между разведённых женских ног, и излиться в приёмник с довольным рыком.
Обычно милая Галечка, яркой улыбкой встречавшая в приёмной, сейчас отличилась туманным взглядом. Туго соображала. Вяло реагировала. Оно и понятно. Переработала. Ноги длинные, гибкость хорошая, ощутимо заполнена — всё, что доктор прописал служащей главы строительной фирмы, который решил часок скоротать за активными упражнениями. Только толку-то? Жирок на талии не рассосался.
— Красиво совокупляются… — протяжно заметили за моей спиной.
Выйдя из ступора, сглотнула комок в горле и отозвалась в тон:
— Хромает эстетика, не находишь? Как-то вульгарно.
— Ну, пожалуй, — согласился сторонник. Наклонился. Ощутила тяжесть мужского подбородка на плече, пока он оценивал парочку взглядом «эксперта». — Но они халтурят, заметь? Даме бы ноги пошире развести. А благоверный твой, — ироничный смешок, — комично смотрится со спущенными штанами. Ещё и целлюлит. Ай-яй!
— Давно говорила, чтобы сходил в тренажёрный…
— И что отвечал?
— Работы много.
— А-а-а… — глубокомысленное. — И правда, много…
— Какого чёрта вы городите?! — рыкнул мой муженёк, глянув зверем. Вытянув обвислость из своей пассии, нагнулся, оттопырив голый зад, и рывком натянул дорогие брюки. Побагровел, дай Бог.
Сейчас инфаркт словит или на нас с кулаками кинется?
Вздохнула.
— Помешали. Пардон! — раньше меня отозвался близкий друг и моральная поддержка, притянувший к своей широкой груди и обнявший за талию. — У вас тут развод наметился, как погляжу. Так что, я забираю твою вскоре бывшую жену. Уясни, Левин, рога она не прощает. А ты ей такие показательные продемонстрировал… Адьёс, амиго!
— Чижиков, сдохнешь! — прорычал мой муж.
— Ой, вряд ли. Ради Мариши доживу до седин. Да, милая? — заглянул через плечо и весело подмигнул. Однако в глазах плескалась тревога, выдержу ли столько счастья на свои нервы. Они у меня не железные, даже если порой очень хотелось. Хотя об этой слабости знал только друг детства — Алексей Чижов, которого университетские приятели прозвали Чижиков.
Впрочем, создавшаяся ситуация меня ничуть не травмировала.
Улыбнулась уголками губ.
— Прекрати ерунду городить, — шикнула на друга детства, ныне — великовозрастного детину. Его манера общения не особо изменилась с годами. Всё ещё видела в нём пухленького соседа из второго подъезда, с которым в сговоре мы таскали конфеты у моей мамы. Он отвлекал внимание, а я атаковала вазочку и спасалась бегством. Глянула на муженька: — Даже не думай брякнуть, что увиденное — не то, чем кажется.
Левин плечи расправил, подбородок приподнял, и не стал отпираться.
— Здесь всё чёрным по белому. Потребовалось стресс снять. Галечка помогла. Ещё скажи, что из-за какой-то изменки собираешься мне плешь проедать? — надменно фыркнул и картинно поморщился эгоист по жизни, считавший мир своей песочницей.
Нет, я знала, что Левин с душком, но это перебор.
Ощутив на талии сильно сжавшиеся пальцы Алексея, успокаивающе опустила поверх свою руку. Знаю, за мою честь он глотку порвёт, не задумываясь. Только данное отребье, на которое променяла десять лет жизни, не стоило его избитых костяшек пальцев.
Когда хватка заступника чуть ослабла, я пренебрежительно изучила чуть располневшего за прошедшие годы мужа. В своё время и вышла за него по залёту, а через три месяца случился выкидыш. Против развода восстали родители — пуритане до мозга костей. Было бессмысленно им перечить. Однако теперь готова дать бой.
Я — не моя мать! Мириться с изменой не стану!
— Просто изменка, говоришь? — усмехнулась абсурдному слову, которому удивительно подходила ситуация. Измена — это что-то тяжёлое и сильно ранящее, а сейчас мне было удивительно легко. Я стала свободной. — Пусть будет так. Конец всему, дорогой. Адьёс! — закончила напутствием друга. Развернулась в его руках, отстранилась, ухватила за край белой футболки и потянула заступника прочь, на ходу сообщая: — Поможешь вещи собрать. Съезжаю сегодня же!
ГЛАВА 1
Открыв глаза, несколько минут сонно смотрела на тёмные волосы. Явно на мужской голове, с выступающим ухом интересной формы. С фаса, конечно, разглядывала, но больно знакомое явление. Ухо это, угловатое. Приподнялась, перегнулась через крепкое плечо. Так и есть, друг детства, Алексей. Отклонилась, и повалилась обратно на мягкую подушку.
От телодвижений одеяло съехало, обнажив грудь.
В смысле.
Голую?
Глянула вниз.
Соски вытянулись от утренней прохлады.
Заторможено изучила комнату, там и сям странными конструкциями и яркими пятнами валялась наша одежда, затем широкую спину соседа по кровати. Поколебавшись, приподняла одеяло и под него заглянула. Я лежала в чём мать родила. Скосила взгляд. Обнажённые мужские ягодицы вогнали в ступор.
Пальцы разжались.
Покров шлёпнулся обратно на идеальный и по-спортивному подтянутый мужской торс.
Села в постели.
Подтянув ноги к груди, схватилась за голову.
Думай, Марин! Думай! Оба голые случайно или следствие?
Разуму отправлен запрос — картинка начала вырисовываться.
После более чем трёх месяцев войны с родителями, друзьями и изменником-мужем я, наконец, получила бумаги о разводе. И вчера мы с Алексеем умудрились отпраздновать до усю-сю. В стельку были оба, когда садились в такси. Пусть смутно, но помнила наши горловые песнопения. Бедный водитель, который всю дорогу выслушивал ужасную какофонию. Медведь на уши наступил нам обоим, поэтому с детства ужасно фальшивили, если решали кому продемонстрировать вокальные навыки.
Что потом?
Вышли у дома Алексея. Стоял трескучий декабрьский мороз, обдало северным ветрищем. Штормило нас, дай Бог. На пятый этаж добирались шатающимся паровозиком. Даже «чух-чух» повторяла, вцепившись в мужскую куртку, пока следовала за своим локомотивом. Долгий, но какой же весёлый подъём, завершился под металлической дверью квартиры.
У порога я села на попу, надула губы и категорично заявила:
— Останусь в подъезде. Силы иссякли. Вползти не судьба.
Вселенная извернулась, и близкий друг стал рыцарем: рьяным, пьяным, жутко неустойчивым, но с отменным прицелом. На руки подхватил, прежде распахнув дверь, порог переступил, извернувшись, захлопнул за нами железную махину, и каким-то чудом донёс до кровати. Только около — споткнулся, меня из рук не выпустил, и повалился следом, рухнув всей массой сверху. Приземлился удачно так: своим достоянием, которое топорщило брюки, врезался, куда не следовало. И я, разгорячённая винными порами, шире развела ноги и поелозила всласть.
Блин!
Впечатала ладонь в лицо.
Марин, когда ты стала такой бесстыдницей? С мужем за пределы миссионерской позы «ни-ни» и пусть сам вставляет, дело делает. А тут активность через край: рубашку с друга стянула и вместе с его брюками в конец комнаты запустила, а потом загребущими руками схватилась за причинное…
Блин…
Дальше вообще картина маслом.
Не затрёшь даже амнезией.
Всё так же прикрывая лицо ладонью, в стороны развела два пальца. Сквозь образовавшуюся щелочку глянула на посапывающего Алексея. Не могла поверить, что он и ночной секс-мачо — одно лицо. Такой раскрепощённый дикарь, что моя зажатая душа, не заглядывающая дальше стандартной позиции, на всю жизнь впечатлилась неожиданными открытиями.
Я знала, конечно, что за Алексеем всегда увивались девушки. Только с каждой новой пассией его отношения длились от силы два-три месяца, на большее не хватало.
На моё извечное недоумение, Чижов отвечал однообразно:
— Не вижу смысла множить скуку.
«Он эту скуку измерял активностью в постели или иными критериями?» — подумалось вдруг.
И тут моя извечная опора и моральная поддержка проснулся. Плечи напряглись, послышался выдох, когда, видимо, память услужливо предоставила доклад о нашем ночном разврате.
Одна из особенностей Чижика — отменная память. Как бы он не напивался, с утра помнил всё, даже те детали, о которых многие охотно забывали.
Я заинтересовано наблюдала за ним. Искренне хотелось узнать, какие мысли сейчас теснились в его голове. Но с прямыми вопросами решила повременить. Пускай первым выскажется, а я подтянусь.
Только не сложилось.
Повернувшись, Алексей внимательно меня оглядел. Выражение лица сказало о многом. Опять не о себе думал, а оценивал мою реакцию, выискивая признаки неприятия. Или чего-то другого? Задумалась. Отмахнулась. Вряд ли. Мы всегда были друзьями и ни разу не возникало иных порывов. И в создавшейся ситуации посыпать голову пеплом? Зачем? Подумаешь, переспали. Оботрём со временем и всё забудется.
Стерпится — слюбится?
Рассмешило. Не про нас это, не про нас.
Я прижала одеяло к груди. Выразительно вскинула бровь.
— Играем в молчанку? — спросила слегка иронично.
Тоном и мимикой дала понять: всё нормально, моя душевная организация не пострадала из-за наших сексуальных забав. Оставила при себе неожиданные открытия, что под мужчиной способна стонать от наслаждения и проявлять в процессе чудеса совместимости и животной невоздержанности. Только мне известно, насколько поведение сегодняшней ночью выходило за грань моей обычной сексуальной жизни.
— Поговорим по душам? — парировал Алексей, знакомо хмыкнув. Свою темноволосую голову подпёр рукой и наигранным взглядом отъявленного пошляка заскользил по мне красивой. — Взаимную анатомию изучили. Как ощущения?
— Отменные. Выспалась. Голова не болит, — отозвалась в тон.
— Ты всегда была ненормальной. Хоть упейся, а никакого похмелья, — фыркнул мой спутник по барам и поддержка в тяжкие дни, когда не было сил выносить опостылевший брак, но и развестись не хватало смелости.
С первых дней для меня семейная жизнь стала тюрьмой строгого режима. Она душила тривиальной необходимостью держать лицо и своевременно улыбаться посторонним людям. Всегда знала, что сама виновата. Следовало дать бой родителям, отстоять свои желания. А так промаялась десять лет. И ради чего? Мужа, пыхтящего над секретаршей и считающего это нормальным? Вот так живёшь с человеком, понюхивая душок нечистоплотности, но даже не подозреваешь, насколько его нутро глубоко прогнило.
На всю комнату громогласно бабахнула симфоническая мелодия. Одинаковая у нас обоих. Сообща с Алексеем заозирались. Быстро выяснили, что вопила его мобила. Лицо друга детства недовольно вытянулось и сразу поняла, что звонила Клавдия Сергеевна — его мама. Женщина неугомонная, словоохотливая.
Оценивающе меня оглядев и коварно усмехнувшись, её сыночек врубил громкую связь, чтобы разделила с ним тяготы жизни.
— Ты вечность молчать собираешься?! — полетело на всю комнату возмущённое сопение. — Звоню-звоню, а он не берёт трубку!
— Мам, и минуты не прошло…
— Он ещё огрызается!
— И не думал…
— Мать о нём беспокоится, ночами не спит.
— Мне давно не пять…
— Ты чем таким занят? — она стремительно сменила тему, не позволяя сбить свой петушиный настрой. И сама себе ответила: — Опять привёл левую девицу? Чем заразишься, не приму. Будешь в канаве помирать, тогда усвоишь урок. Знаю я этих вертихвосток. Как ноги раздвигать, так шустрые, а потом детей бросают, не родив толком.
— Ну, родить-то они успевают, — хмыкнул Алексей. Прежде чем продолжить, предусмотрительно подальше отвёл руку с телефоном. — Иначе бросать некого.
Неизменный вопль на всю комнату.
— Совсем у тебя гордости нет!
— Почему это? — он закатил глаза, давно привыкший к материнским вывертам.
Клавдия Сергеевна мне всегда напоминала блоху, не в обиду сравнение. Просто не могла она придерживаться одной линии разговора, обсуждать только выбранную тему. Перепрыгивала с одного на другое, как, то самое насекомое. И кровушку сворачивала, порой попивая её тоннами. Такой характер.
— Как почему? — возмутилась она, задавливая собственной правотой. — Под девиц прогибаешься, всё им позволяешь. Они из тебя верёвки вьют, своими «детками» сворачивая с праведного пути. Кем ты станешь, сынок? Жизнь пропьёшь и начнёшь в лохмотьях бродяжничать по нашему городу. Как я соседям буду в глаза смотреть?! — возопила уже истерически, собственным воображением не впервые доведя себя до ручки.
Алексей вздохнул и протянул мне сотовый. Бровями поиграл, призывая вмешаться.
— Добре утро, Клавдия Сергеевна, — я пропела в трубку, выхваченную у изверга и шикнув на него досадливо. Знал же, что общение с его мамой люблю, как свой уже похороненный брак. Это же хождение по минному полю и перенапряжение нервных клеток.
— Ой, Мариночка! — мгновенно изменился голос эмоциональной женщины. — Так ты, Алёшу, на путь истинный наставляешь? Молодец, девочка. Вбей ему ума побольше, чтобы не помер в канаве. Гены не вытравишь, да. Ещё пойдёт по стопам отца.
— Не пойдёт, Клавдия Сергеевна, — пообещала рьяно. — Он поклялся, что ни в жизнь…
— Ох, да неужели! — оглушил счастливый ор, я чуть заикой не осталась от испуга. — Всё-таки, есть Бог. Есть! Поздравляю, моя хорошая. Ох, как ждала. Как ждала. Поддержу, чем смогу. Побежала Лидочке позвоню, обрадую! — и связь оборвалась.
Зло ткнула в бок паршивца, испоганившего такое прекрасное утро.
— Это же не то, о чём думаю? — спросила с надеждой.
— Думаю, то, — удручённо выдохнул Алексей.
Ругнувшись, я привычно влезла в его телефон, когда свой найти не могла, нашла контакт «Лидия Семёновна» и отправила своей матери смс: «Клавдия Сергеевна в своём репертуаре. Перетерпи, её скоро отпустит. Марина…».
Шумно выдохнув, повалилась обратно на подушки.
Нет, когда уже мать Алексея перестанет надеяться нас поженить? Маньячелло сотого уровня, вот точно! Правда, именно сейчас я впервые ощутила беспокойство. Как бы эта ненормальная женщина реально не организовала свадьбу за нашими спинами. Теперь, когда я разведена, с неё станется. Придётся линию обороны продумать и от её матримониальных планов отбиваться с троекратным упорством.
ГЛАВА 2
Что сказать? Веселье началось через несколько дней. Мама Алексея звонила каждый час. Она серьёзно интересовалась, какое хочу платье и местом проведения свадьбы. Мои возражения попросту игнорировала, ремарки Алексея, которого я подрядила со своей родительницей разобраться, и подавно. Эта несносная женщина сделала невозможное: перетянула на свою сторону маму, которая обычно отмахивалась от бредовых идей хорошей школьной подруги.
Заявившись накануне вечером и вклинившись в наши планы с Алексеем, после совместного ужина и пока он выносил мусор, она назидательно заявила:
— Ты не проживёшь одна! Алексей, конечно, не Егорка, но парень хороший, — не преминула напомнить, что я бросила такого замечательного, перспективного мужа, на которого должна молиться вблизи иконостаса.
— Алексей стократ лучше! — заявила запальчиво.
Маман тут же воспользовалась оплошностью.
— Вот и славно. Давай обговорим дату свадьбы, — выдала привычно официозно. Если удило закусила, её не свернёшь с выбранного курса.
Много лет назад в подобном запале она заставила меня брак сохранить, хотя после выкидыша я собиралась подать на развод. И если сейчас тоже поддамся её диктатуре, о счастливой жизни можно забыть.
Снова выйти замуж?
Нет!
Чижов, конечно, самый лучший, сверх меры замечательный друг. Единственный мужчина, которому всецело доверяла. Но одно дело — «свои в доску» и совсем другое — рутина и верность.
Конечно, он намеренно меня никогда не обидит.
Только привыкшие к вольной жизни тридцатилетние мужчины, а он из таких, слишком падки на легкомысленных красоток, доступных двадцать четыре на семь. Знаю, видела, отслеживала активную жизнь своего рыцаря, чьи моральные аспекты в отношении других женщин порой оставляли желать лучшего.
— Я не собираюсь замуж! — заявила твёрдо, невольно скрестив руки на груди в защитном жесте. Привычка старая, въевшаяся в подкорку разума. С деспотичной матерью поживи с пелёнок, и не такие триггеры сформируются.
Я вся съёжилась от её резкого заявления:
— Марина, прекрати быть эгоисткой! Мы с Клавой внуков хотим, а ты только о своих мнимых проблемах думаешь!
— Мнимых? — прохрипела я. Голос предательски сел.
Привычная реакция на споры с матерью. До одури боялась ей открыто противостоять. Страшилась моментов, когда её ухоженные брови чуть припускались к переносице, а взгляд становился цепким, почти ледяным. Этих углубляющихся полукругов вокруг сжатого рта, из которого затем вылетали копья с ядом.
— Как пятилетка, ей Богу! Призвание женщины — выйти замуж и родить детей. Мало того, что ты мужа лишилась, так теперь, когда нового нашли, упёрлась и брыкаешься, как малолетка. Повзрослей! Давно пора перерасти свои подростковые заскоки!
— Ты не права… — попыталась возразить.
Она меня мгновенно перебила:
— В чём? Что ты мужа профукала, не додав секса в постели? Уясни на будущее: если жена «огонь», он не пойдёт налево. Это я на собственном опыте усвоила. Да и жаловался мне, Егорка. Жаловался, — огорошила новым откровением, — что ты бревно-бревном. Как ты могла, Марин? Он ведь твой муж!
— Бывший! — выкрикнула, выйдя из ступора.
Узнать, что Егор моей матери на неудовлетворённость плакался — перебор даже для моей обычно лояльной к неожиданностям психике. Я разозлилась. Впервые по-настоящему вышла из себя, готовая послать всех к лешему. И, наверное, резанула бы наотмашь, не подступись сзади вернувшийся с морозной улицы Алексей. Он крепко обнял и теснее прижал к себе.
— Тише, — шепнул на ухо, как всегда правильно оценив степень моей взвинченности.
В его надёжных объятиях я постепенно расслабилась и чуть успокоилась. Достаточно, чтобы под влиянием эмоций раз и навсегда не разорвать все связи с матерью.
Опустила свои пальцы поверх руки Алексея, давая понять, что пришла в норму.
И быстро осознала ошибочность собственного вывода.
Собираясь свернуть бессмысленный спор, я напряжённо глядела на неуступчивую мать. Та стояла в ореоле льющегося из окна света. Нетипичное выражение её лица покоробило. Обычно чёрствая женщина умилялась нашим объятиям. На волне эмоций даже руки к груди прижала, а в уголках глаз выступили слёзы.
Сентиментальность у фурии? Ха!
Старческий маразм или раздвоение личности?
Вспомнилась реакция матери несколько месяцев назад, когда заявила ей о намерении развестись. Явление мегеры в чистом виде, будто не я свою жизнь меняла, а её под эшафот подводила.
— Умом тронулась? — в тот день возопила она, подавляя своим раздражением. На мгновение губы так плотно сжала, что морщины вокруг рта стали глубже. — Десять лет брака коту под хвост! Спятила? Что люди скажут?
— Мне всё равно… — отозвалась тогда.
И вздрогнула под испепеляющим взглядом, призывающим, поджав несуществующий хвост, послушно забыть о своей бредовой мысли и ретироваться обратно в лоно семьи.
— Ей всё равно! — взвилась ещё больше ухоженная пятидесятилетняя женщина, привыкшая своего мужа обхаживать и во всём ему угождать.
— Представь себе, брак не панацея всей жизни! — фыркнула в ответ, привычно испытывая жалость к матери.
Всегда ужасала её патологическая услужливость. Могла часами заниматься готовкой, чтобы потом выкинуть всё в помойное ведро, так как муженёк запросил чего-то другого и сию секунду. В тот момент захотелось уже вбить немного ума в ограниченный разум!
И её тоже накрыло. Схватила меня за плечи и ощутимо встряхнула.
— У тебя есть положение в обществе, статус, хороший муж…
— Положение не моё. Статус липовый. Муж — изменник! — вставила резко.
Но та зациклилась на своей волне и ничего не желала слушать.
— Есть достаток, благополучие. Хороший дом, кухня со всем необходимым…
— Не люблю готовить… — намеренно ступила на её больную мозоль.
— Это обязанность женщины! — возмущалась мама, и добавляла с непробиваемостью локомотива: — Ублажать мужа и заботиться о его комфорте.
— Ты умом тронулась? — ввернула тогда её недавнее замечание. В тот вечер я впервые выплюнула ей в лицо, что думала.
— Прикуси язык! — ещё больше ярилась фурия. Почему же перед мужем кроткая овечка? — С моё поживёшь, поймёшь, в чём ценность брака!
— Ценность? Лучше под гильотину. Удар лезвия — и никаких мучений!
— Не смей!
— А то что? — вспылила в конец. Но, взяв себя в руки, прежде чем гордо удалилась, впервые решительно заявила: — Я развожусь. Уясни, наконец! И мне всё равно, что ты об этом думаешь!
Больше не собиралась подстраиваться под её видение мира.