Он: Если выбрал любовь всей жизни, то можно больше и не стараться! Главное, жить по правилам. Даже если их установил не ты, а кто-то третий — ведь его советы так откликаются в душе и их так легко исполнить!
Она: Если выбрала в мужья веселого, доброго, заботливого красавчика, да еще любит тебя безмерно и хранит верность, то ты точно будешь счастлива в браке! И дети пойдут, а муж будет самым хорошим отцом. Но нет, стоп! Кто-то «с добрыми намерениями» пытается помешать нашему счастью…
… каждый имеет свое дарование от Бога, один так, другой иначе… Только каждый поступай так, как Бог ему определил, и каждый, как Господь призвал… Каждый оставайся в том звании, в котором призван.
Первое послание апостола Павла к коринфянам
Юродивый вбежал в храм. Стоящие в притворе обернулись, услышав стук дверной ручки и поскрипывание тяжелой деревянной двери. Прихожане из средней части храма среагировали позже, когда услышали резкое:
— А Юрка обманывает покупателей, продает просрочку! А Галька изменяет мужу! А Максим выставил жену на улицу с ребенком! А Наташка, мать, не взяла ее к себе! А вы знаете, что у нашего священника тоже не ладятся отношения с женой?
Это был вовсе не пропитый бомж, а обычный дедушка в хорошей куртке, правда, лохматый, с серо-черной бородой и безумными глазами, он выкрикивал звонким чуть дребезжащим голосом все слова до конца — его никто не останавливал. Большинство сразу опустили глаза в пол и усердно крестились. Некоторые, ошарашившись, смотрели в упор. Кто-то озирался по сторонам. Священник то крестился сам, то осыпал крестным знамением юродивого издалека.
Закончив речь, внезапный гость успокоился и тихо вышел из храма.
Толпа повернулась к настоятелю. Он стоял на амвоне, где застало его событие, прервавшее проповедь.
— Помолимся, братья, о спасении души раба Божьего Аркадия, — сказал священник и, произнося молитву, стал обходить прихожан с кадилом. Бряканье цепочек, густой дым кадила, взлетающая наверх чашка и запах ладана взбодрили заторможенных от испуга людей. Некоторые стали перешептываться.
— Мам, почему его никто не остановил? — спросила девочка-подросток у сухонькой женщины.
— Его все знают, — тихо ответила мать. — Он не опасный. Редко приходит и быстро уходит.
— Но какая разница? Его надо сразу выгонять, он же срывает службу!
— Потом расскажу, — оборвала, нахмурившись, мать. К ним как раз приближался настоятель с кадилом, и все взгляды устремились на них.
А за окном, как рассеялся дым, девочка увидела маленькую фигуру дедушки — он стоял метрах в двадцати от храма и неподвижно смотрел как будто сквозь него.
— Итак, сегодня мы говорим о помыслах, — продолжил настоятель с широким носом, маленькими глазами и еле заметными очками без оправ. Его лицо было серьезным, спокойным, и потому он внушал доверие. — Одна из самых страшных вещей в духовной жизни — помысел, это враг, с которым нужно бороться. Как часто мы отказываемся от каких-то свершений, от благих дел, не можем решиться совершить главные события в нашей жизни — жениться, родить ребенка, повысить квалификацию в работе, взять на себя служение, открыть новый проект — только потому, что боимся. — Многие прихожане незаметно для себя чуть покивали головами. — Потому, что много думаем и сомневаемся. А вдруг у меня не получится? А вдруг я женюсь и не справлюсь с ответственностью? А вдруг умру и оставлю семью в нищете? А вдруг кризис? А вдруг с работы уволят? А вдруг осудят, если сделаю что-то не так? — Высокий молодой человек улыбнулся на этих словах, чуть хихикнув, и стеснительно заозирался. Встретив суровый взгляд женщины с серым лицом, он сжался и вернулся в изначальное положение. — Но такими размышлениями мы лишаем себя настоящего и будущего, лишаем радости, лишаем благих дел и спасения. К чему переживать о том, чего, возможно, никогда не будет? Только Господу известно, сколько нам отпущено. Так использовать нужно время, отпущенное нам, для пользы души, ведь из-за помыслов мы можем не успеть сделать то, что должно.
В храме было одновременно темно от редких окон, темных красок старых икон, плотнячком стоящей толпы и светло от множества огоньков. Свечи плавились, пуская капли воска и расточая сладковатый аромат, и испарялись, поднимая в воздух частицы парафина. Бойкая прихожанка гасила укороченные свечи и убирала огарки, освобождая подсвечники для новых огней. Беременная женщина, махая рукой перед лицом, пошла к выходу. Священник держал в руках большой крест. Чуть поправив его, он продолжил:
— Корень произрастания помыслов — недоверие Господу. А ведь главная молитва в христианстве учит нас доверять Богу и полагаться на Его волю. Вспомним молитву: «Отче наш, Иже еси на небесех! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли. Хлеб наш насущный даждь нам днесь; и остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим; и не введи нас во искушение, но избави нас от лукаваго. Яко Твое есть Царство и сила, и слава, Отца, и Сына, и Святаго Духа, ныне и присно, и во веки веков. Аминь». Нужно довериться Богу, ведь Он Отец наш, и желает нам счастья, и заботится о нас как о сыновьях Своих.
Мы жаждем своей воли, а не воли Господа. Мы постоянно просим у Бога, чтобы он сделал то-то и то-то, но не просим у Него, чтобы свершилась воля Его. И мы упираемся, пытаемся получить свое, а помыслы наши беспокоят нас, мутят душу, а бесы пользуются этим и манипулируют нас нашими же помыслами.
— А Галя, это которая свечки убирает? — спросила та же девочка-подросток.
— Тшшш, — погасила ее та же сухонькая мать. — Как не стыдно! Проповедь идет!
— Житейские дела забирают много нашего внимания, — говорил священник, — но очень важно сосредоточивать внимание на Господе. Для этого нужно упражняться регулярно. В этом помогает короткая молитва, которая всегда должна быть на уме: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня, грешного». Делаем дело и проговариваем, молимся.
Если мы будем искать Царствия Божия, воли Божией, будем внимательны к Богу, спокойны душой и разумом, то жизнь наша наладится, Бог будет в этом помогать. Даже когда будут происходить события, которые будут нас пугать, Бог будет заботиться, чтобы в конечном итоге все устроилось лучшим образом. Аминь.
— Аминь, аминь, аминь, — многоголосно ответили прихожане. Многие уже явно закивали головами и завытягивали губы вперед, выражая одобрение сказанным мыслям.
— …люди разные; один человек только для нужды своей живет, хоть бы Митюха, только брюхо набивает, а Фоканыч — правдивый старик. Он для души живет. Бога помнит.
— Как Бога помнит? Как для души живет? — почти вскрикнул Левин.
— Известно как, по правде, по-Божью. Ведь люди разные. Вот хоть вас взять, тоже не обидите человека...
— Да, да, прощай! — проговорил Левин, задыхаясь от волнения, и, повернувшись, взял свою палку и быстро пошел прочь к дому.
Новое радостное чувство охватило Левина. При словах мужика о том, что Фоканыч живет для души, по правде, по-Божью, неясные, но значительные мысли толпою как будто вырвались откуда-то иззаперти и, все стремясь к одной цели, закружились в его голове, ослепляя его своим светом.
«Анна Каренина», Лев Толстой
По окончании службы молодой человек тепло попрощался со знакомыми прихожанами и вышел из храма. На вид ему было лет двадцать, маленькие глазки походили на глаза священника, темно-русые волосы лежали легкой шапкой, а наивная улыбка говорила о том, что человек он не видавший виды и добрый. Знакомьтесь, главный герой.
Молодой человек действительно улыбался сам с собой на ходу, вспоминая слова настоятеля, которые откликнулись в его сердце.
— Извините, пожалуйста, — мягко сказал он прохожей, которую случайно задел широким размахом руки.
Ведь правда, сколько себя помнит, он все время чего-то боится. То старшеклассников, которые норовят побить, то двойки, то признания в симпатии к девочке, то насмешек каратистов в секции, в которую он так и не начал ходить. Сейчас он боится, что у него не получится реализоваться в профессии, создать семью и быть надежным мужем и отцом. Боится, что темным вечером нападет компания разбойников и что хакеры украдут его личную информацию. И он много чего не делал из-за страха. А ведь правда, это предает Бога — значит, он не доверяет Ему, значит, не полагается на Его волю. Надо молиться усерднее, соблюдать молитвенные правила и посты, лучше готовиться к причастию, воспитывать свою веру. Надо успевать делать больше добрых дел, реализоваться в жизни как специалист, как мужчина… как сын, как отец, как муж. Надо просто идти вперед, не бояться и полагаться на волю Господа.
Молодой человек дошел до автобусной остановки, и вдруг его мысли прервал крик:
— Коляяян! Братуха, здорово!
Парень, резко отличавшийся от главного героя внешностью, примерно как огурец от помидора, приветственно расставил руки, на секунду застыл с широкой улыбкой и стал идти на главного героя. Коренастый, с ежиком на голове, с открытым взглядом голубых глаз и непоколебимой уверенностью, которая пробивалась в каждой мышце поджарого тела. Главный герой тоже улыбнулся, узнав знакомого. Они пожали друг другу руки и обнялись — главный герой мягко, знакомый упруго, похлопав по лопаткам.
— Привет, Саша, — сказал главный герой.
— Здорово, Колян.
— Рад видеть. Как дела?
— Да если честно, неважно, — сник Саша.
— Что такое? — участливо заволновался Коля.
— Черная полоса в жизни. Бывает.
Коля решил деликатно промолчать, но Саша сам хотел рассказать.
— Знаешь, мама умерла от рака…
— Ах! Царствие небесное…
— Да… спасибо… это уже два месяца назад… мы с братом брали кредиты, чтобы оплачивать лечение… было трудно…
— Понимаю, — вставил Коля.
— …а сейчас… я весь в долгах… и вчера меня выгнали из съемной квартиры…
— Ах! — снова воскликнул Коля.
— …и я ночевал на вокзале.
Коля прикрыл рот рукой, а Саша немного отвернулся, чтобы не встречать прямой взгляд. Коля стал хмуриться, соображая, как помочь.
— А что в квартире мамы?.. — спросил он.
— Они там вместе с братом и его семьей жили. Семья большая, я не хочу им мешать.
— Но вы же родственники!
Саша помотал головой:
— Они давно вместе, а я новый человек, не хочу их обременять.
— Но как же брат? Если уж на вокзале…
— Он не знает. Я ему не сказал.
Коля взглянул на ближайшее дерево и скорбно покивал головой.
— Да ладно! Вот выговорился тебе, и легче стало! — радостно сказал голубоглазик.
— Подожди, — перебил Коля, серьезно посмотрев на Сашу. — Пойдем, у нас поживешь.
Хлопнул воздухом автобус, стукнули двери, окликнула сынишку мать, громче зазвучал общий гул — народ залезал в автобус.
— Брось, не надо, — хмуро сказал после паузы Саша.
Коля схватил приятеля за плечи и чуть потряс:
— Надо, Саша, нельзя тебя оставлять на улице!
— Да ты элементарно со своими не посоветовался… с кем ты там живешь… женат, наверное.
— Я посоветуюсь, — убедительно кивнул Коля. — Сейчас. А, да… не женат, с родителями живу.
И стал набирать папин номер. Начав говорить, он инстинктивно посторонился, чтобы соблюсти деликатность и для родителей, и для приятеля. Саша тоже отошел в сторонку и порывисто закурил. Разговор шел не то, чтобы долго, но медленно, опасливо и оцепенело. Закончив, Коля подошел к Саше, положил руку ему на плечо и спокойно сказал:
— Пойдем.
В автобусе, хоть и удалось рядом сесть, ехали почти молча. Саша только спросил Колю, откуда тот возвращается. Коля ответил, но разговор не пошел — оба чувствовали себя скованно в преддверии нечаянного гостеприимства и в окружении незнакомых людей в вытянутом душном пространстве.
— Значит, ты верующий? — спросил Саша Колю, когда они вышли из автобуса.
— Да, — твердо ответил Коля. Он никогда не стеснялся отвечать на этот вопрос.
— Знаешь, я даже завидую таким, как ты.
— Почему?
— Вы можете быть такими… — Саша задумался, — праведными. Это хорошо, что такие люди есть. Я таким не могу быть.
— Почему?
Саша пожал плечами и ответил с твердой и искренней простотой:
— Нет у меня таких сил, быть праведным. Я греховный насквозь. Курю, пью, матерюсь. Сплю с женщинами. Могу и обмануть кого-то, если надо. Могу и врезать кому-то, если надо.
Коля нахмурился от чужого греха:
— Все можно с Божьей помощью.
— По молитвам-то?
— Не только.
— А, нет! — Саша махнул рукой. — Ты не понимаешь. Я насквозь такой, с бесами, меня Бог не услышит.
— Что ты такое говоришь! Бог слышит каждого, кто к Нему обращается!
— Я не верю. Я знаю, что Бог есть, но я Его недостоин.
— Ты достоин уже тем, что признаешь свои грехи.
— Думаешь? — Саша внимательно посмотрел на Колю.
— Конечно.
— Но все равно, у вас там столько ограничений, что только святые могут с ними справиться. Я как-то заходил… В общем, понял, что мне там не место.
Коля, зная, что его миссия как христианина быть пастырем, предложил свою помощь в деле воцерковления, но Саша отказался, и Коле хватило ума не наседать.
Так отчего ж он не верит? Верно, оттого, что много думает? <…> Ну, неверующий! Лучше пускай он будет всегда такой, чем как мадам Шталь или какою я хотела быть тогда за границей. Нет, он уже не станет притворяться. <…> Какой же он неверующий? С его сердцем, с этим страхом огорчить кого-нибудь, даже ребенка! <…> «Да, только будь таким, как твой отец, только таким», — проговорила она, передавая Митю няне и притрогиваясь губой к его щечке.
«Анна Каренина», Лев Толстой
Дверь с дермантином открывала взор на длинный коридор с дверьми, выкрашенными белой краской, и обоями в фиолетовый цветочек. С середины потолка свешивалась люстра, похожая на уличный фонарь. На пороге стояла возрастная пара в ожидании гостя. Как только Коля с Сашей вышли из лифта, они буквально столкнулись с гостеприимной квартирой.
— Здорово, — пожал руку отец.
— Здравствуйте. Господь, помилуй, — сказала мать и перекрестила Сашу. — Чувствуйте себя как дома.
Несмотря на радушные слова, в ее взгляде читалось осуждение, страх и недоверие, отчего Саше стало не по себе и даже вдруг захотелось уйти. Но он подумал, что, может быть, ему это показалось, и остался.
— Проходи, проходи, — подогнал его Коля.
Саша разулся и сразу почувствовал, как ноги холодит бетон под линолеумом. Но ему тут же предложили тапочки. Коля провел гостю небольшую экскурсию, и приятелей позвали к столу. Все уселись и чувствовали себя скованно. Папа взял ложку и зачерпнул суп, но мама остановила его:
— Подождите, подождите. Давайте сначала помолимся.
Все встали. Саша нерешительно подергался и тоже встал. Он себя чувствовал очень неуютно, ведь, будучи нерелигиозным человеком, такого явного соблюдения ритуалов не встречал, и снова его посетила мысль сбежать. Члены семьи повернулись к красному углу, который находился справа от стола. Мать произнесла вслух:
— Очи всех на Тя, Господи, уповают, и Ты даеши им пищу во благовремении, отверзаеши Ты щедрую руку Твою и исполняеши всякое животно благоволения. Аминь.
Перекрестившись, Саша тоже для приличия, все сели за стол.
— Соболезную, пацан… Коля сказал, — проговорил отец.
— Спасибо.
— Царствие небесное твоей матушке! — сказала мать. — Расскажи о ней.
— Я… мне… я не хотел бы, — замялся Саша.
— Понимаю, ты горюешь, но ты должен знать, что твоя мама сейчас с Отцом нашим небесным, и это большая радость.
Саша не удержался и вопросительно-ужасающе уставился на Колю.
— Мам, — укоризненно сказал Коля.
— Так и есть, — не замечая эффекта своих слов, продолжила мама. — Христиане не горюют, когда человек умирает, а благодарят Бога за то, что Он принял человека к себе в жизнь вечную.
Саша смотрел на Колину мать ошарашенными глазами.
— Ты хорошо себя вел? — продолжала она. — Не грешил? Не крал, не прелюбодействовал?
Саша что-то промямлил, пытаясь подобрать слова, но не нашелся.
— А то ведь может за грехи такое наказание, — сказала мать.
Пробрякала табуретка. Саша встал из-за стола. Глаза смотрели в пол. Тихо пробормотал: «Извините». Ушел в коридор. Зашуршала куртка. Стукнули подошвы ботинок. Коля дернулся к двери. «Куда ты?», — прокричал. Саша не ответил. Прогремел замок. Стукнула ручка. Рассекла воздух дверь. Саша вышел. Прикрыл дверь за собой.
Коля вернулся в кухню. Родители застыли за столом. Он осуждающе посмотрел на мать.
— Мама!
В коротком слове пылал шквал обиженных высказываний.
— Я… извините, — пробормотала мама и опустила глаза.
Коля вышел и направился в свою комнату. На раскладном диване он посидел несколько минут в размышлениях, затем встал и помолился перед иконой о рабе Божьем Александре.
А мать буркнула мужу: «Последи, чтобы Коля не заходил», ушла в спальню, открыла форточку, прижалась к окну, закурила и воровато выпустила дым на улицу.
Целомудрие — заимствовано из старо-славянского языка, словообразовательная калька греческого sophrosyne «благоразумие».
Школьный этимологический словарь русского языка Н. М. Шанского и Т. А. Бобровой
По пути в институт Коля зашел в магазин и взял с полки свой любимый подсолнечный козинак. Возле кассы воняло чем-то испорченным, и Коля поторопился, выбежав с козинаком и сдачей от сотки. На улице он пересчитал деньги, обнаружил лишние двадцать рублей и вернулся — он не хотел, чтобы кассирша страдала от того, что ее заставили платить за недостачу. Женщина одарила его солнечной улыбкой и просьбой к Богу о его здоровье.
Сегодня мама чувствовала себя плохо и попросила не задерживаться после института. Коля вспоминал, куда ему надо было забежать после пар или между парами — к преподавателю по истории рекламы, чтобы отдать курсовую с работой над ошибками, в волонтерский центр, чтобы взять очередное задание на выходные. Между мыслями Коля молился о здоровье мамы. Еще его волновали переживания о наглом соседе, которому он не в состоянии был дать словесный отпор и которого постоянно боялся встретить в темном уголке двора. Коля почти никогда не спорил, считая себя недостойным возвышения над другими. В ситуациях, когда его кто-то гнобил, он проявлял удивительное смирение и единственным действием, которое он предпринимал, была молитва о враге своем.
Коля увидел издалека свой институт — величественный, он всегда поднимал ему настроение одним своим видом. С портиком, большой лестницей, арочными окнами и изящными капителями, всегда светлый и отреставрированный, он казался ему оплотом традиционности, надежности и гарантом светлого будущего. Коля любовался приближающимся видом здания, а справа в кустах сирени стояла девушка и самозабвенно нюхала пушистую сиреневую ветку. Коля скользнул взглядом по тонкому силуэту и возвышенному профилю, чуть покраснел и отвернулся. Он до сих пор боялся девушек, хоть и временами стыдливо мастурбировал под одеялом.
Коля открыл массивную дверь, тактильное ощущение надежности вновь захлестнуло его, в холле он тут же увидел двух хороших студенческих друзей, весело обнялся с ними и пошел на пары. На парах он то слушал преподавателей, то терял нить и напрягался, то отвлекался на весенний вид за окном и ловил мечтательное настроение, думал о прогулке с друзьями и пару раз неожиданно для себя вспомнил о незнакомой девушке с носом в сирени, то испытывал чувство вины, когда от окна его возвращал строгий голос преподавателя.
В перерывах он напрочь забыл о своих планах, так что, когда все пары закончились, последний звонок вернул его к реальности, и Коля резко вспомнил и о курсовой, и о волонтерском центре, и о маме. Он скомканно попрощался с друзьями, прибежал к Сергею Сергеевичу, преподавателю по истории рекламы, но застрял в коридоре у кафедры, потому что Сергей Сергеевич был занят и попросил подождать. Коля раздражался, пытался смиряться, потом неожиданно пришлось задержаться у самого Сергея Сергеевича, поскольку тот стал разбирать с ним работу, хотя Коля совсем на это не рассчитывал.
Выйдя с кафедры, красный и взъерошенный — от нервов теребил волосы — Коля решил уже не заходить в волонтерский центр, а бежать домой. Позвонил маме, чтобы попросить прощения, но не успела она ответить, как где-то на лестничном пролете Коля услышал: «Привет». Коля растерянно повернул голову на голос и увидел ту самую девушку из сирени. От волнения он не поздоровался в ответ. Тут услышал в трубке: «Привет, сынок», прерывисто ответил маме: «Привет… эээ… мам». «Мне сказали тебе кое-что передать», — сказала девушка. Коля совсем разволновался, еще больше покраснел и буркнул маме: «Я перезвоню тебе позже», сбросил вызов, несмотря на неизбежное мамино вдогонку: «Что случилось?». Набрал воздуха и постарался погромче сказать:
— Да?
Девушка скромно, но не стесняясь, улыбалась:
— Я из волонтерского центра.
— Ооо!
— Новенькая… — пояснила она.
— Понятно, — ответил Коля и нечаянно стал рассматривать в деталях девушку, облик которой впервые увидел издалека. Она была тоненькая — и фигурой, и чертами лица. Серые глаза, маленькие бровки, аккуратный носик и чуть навыкате нижняя губка. Каштановые волосы, обстриженные под каре. Он видел распахнутый взгляд, который, как будто открытая дверь, манил зайти внутрь.
— Ты сегодня не пришел, и руководитель сказал мне передать тебе это, — девушка протянула Коле листок бумаги, исписанный ручкой.
Коля растерянно посмотрел на бумагу, снова на девушку.
— Возьми, — улыбнулась она.
Чтобы прочитать продолжение, оформите подписку на книгу
79,00 руб 55,30 руб Оформить подписку на книгу