Оглавление
АННОТАЦИЯ
Три царства :Прави, Яви и Нави и всего одна битва решит ,которое из них будет существовать. Царство Прави выставит своего бойца: юную праведницу, умеющую читать чужие мысли и управлять людьми. Царство мёртвых ,Навь, будет представлять единственный и неповторимый князь Тьмы. Они сойдутся, лед и огонь, вечность и мгновение, жизнь и нежить. Кто победит?
ЧАСТЬ 1. БОБЫЛЬ
ГЛАВА 1.Тимофей
Тимофей как всегда после охоты первым делом шёл в баньку, топилась
она по черному, и была маленькой под стать хозяину. Если вдвоем с сожительницей мылись, то стукались спинами, и всегда при этом смеялись. Баба сгорела в лихоманке уже пять лет назад. Любви особой у них не случилось, потому Тимофей и не
горевал. Избранница кривая на один глаз, а самое главное ленива. Выйти замуж за парня
без земельного надела никто из деревни не хотел, да и сам мужик не стремился к
женатой жизни. Больше всего любил волю. Промышлял охотой и рыбалкой, в коих он был успешен и ловок.
Окатив себя из ушата теплой водичкой, он услышал грозное рычание Брешки, своего охотничьего пса. Без боязни отворил дверь баньки, но успел увидеть только полы
красных кафтанов, входящих в дом людей.
«Так, значит власть пожаловала,- с досадой подумал охотник. От
усталости и от холода Тимофей сдуру, по- другому и не скажешь, сразу
принялся топить баню, а надо было спрятать самые ценные шкурки-соболя и куницы.
Вот дурень, так дурень. - Приговаривал мужичок, накинув старенький армяк на голое тело, поспешил домой. До избы рукой подать, но стрельцы и с ними боярин Никодим уже вышли на крыльцо и заспешили на улицу. Боярин при этом шел втягивая голову в
плечи, будто прячась за высоким меховым воротником.
Тимофей и окликать не стал, поди все забрали, ироды, не квас же приходили
пить.
Он вошел в избу, слюдяное оконце переливалось от солнечного света,
в избе был кавардак, но он привычен для одинокого мужчины. Тимофей тут же забыл о шкурках. У печи лежал завернутый в рогожу человек. Почему решил что человек, Тимофей и сам не мог бы объяснить, ни стона, ни звука куль не издавал. Завернули хорошо, первым делом охотник снял мешок с находки, и не ошибся, там находилась голова. Русые волосы рассыпались по покрытому сеном земляному полу, закрывая лицо.
— Баба! - ахнул Тимофей.
И стал суетливо развязывать узлы, а потом, потянув за один край рогожи, выпростал и всю находку.
Это оказалась молодая девушка, полностью раздетая. На белой коже алели ссадины, синели кровоподтеки. Тимофей сел на лавку и качаясь из стороны в сторону, тихонько
застонал. Услышав его стенания Брешка заскулил, стал скрестись в дверь, да
так рьяно, что она отворилась, и пес радостно кинулся к хозяину. Пришлось
прикрикнуть на пса.
— Вот и все будешь теперь вроде меня бобылем, никому ненужный и один
одинешенек, - выговаривал мужик псу, поглаживая того между ушами. Редкая ласка от
хозяина заставила пса по-щенячьи повизгивать и неистово махать хвостом.
Девушка лежала на полу, не подавая признаков жизни. А, Тимофей уверен - мертва. Сейчас ворвутся стрельцы, и потащат на «праведный» суд, а к вечеру вздернут на лобном месте села.
Он уже почти успокоился, и понял, чья это жертва. Оба сына старосты были насильниками и убийцами. Несмотря на внешнюю красоту и стать, баб и
девок брали силой, по- хорошему, не говоря уже о любви, им не нравилось.
Отец их покрывал, выкупал у Разбойного приказа, и платил неплохо
родственникам замученных девушек. Все молчали.
С чего староста решил подставить охотника, тот даже и представить
не мог. Видно девка из боярской семьи, вон какая белая да ладная, как
лебедушка.
Время шло, стрельцы не приходили, а "мертвая» вдруг ожила и застонала.
Тимофей опустился на колени и пополз к ней. Осторожно отвел рукой
волосы с лица и ужаснулся. Лицо было разбито в кровь, глаза заплыли от фиолетовых синяков, рот порван, и красно-желтая сукровица медленно сползала по щеке.
— Баня, баня еще не остыла, - опомнился охотник, и напрягая спину
потащил девушку в на улицу ,а потом и в баню. Ноша тяжела, хоть он жилистый, но невысокий и худой. Однако он все - таки справился, только положить девку на полок сил не осталось, прислонил ее к стене и стал поливать теплой водой. Он никогда не видел, как обмывают покойников, но в этот миг ему казалось, что вот сейчас и готовит ее в последний путь, на небо.
Даже в неярком свете пробивающимся в закопченное оконце бани, видно как ободрана кожа между ног, кровавые полосы запекшейся крови кричали, что девушка, скорее всего, была девственная, а может братья – мучители что- то с ней
делали ,непотребное и противное всей человеческой сущности. Тимофей старался о этом не думать, да и не знал он ничего такого, он женат -то был три года, и не
очень любил ни разговоров об этих делах, ни само соитие.Девка оказалась живучей: и баню перенесла, и на третий день очухалась, открыла еще опухшие глаза, и попросила еды. Для этого случая Тимофей зарубил одну из пяти кур, все равно яиц от нее так и не дождался, сварил наваристую похлёбку, приправил лесными травами. Накормил девку, себя тоже не забывал. Готовил припасы к охоте, ведь так и самый сезон пропустишь, соболь уйдет. На шестой день он покормив болезную, которая уже по нужде сама ходила, шутливо поклонился ей и сказал.
- Все барыня, мне на охоту пора, недели две или три не жди. У меня в
лесу землянка, там жить буду.
Девка молча кивнула, Тимофей ждал, что перекрестит в дорогу, но та
отвернулась и видно уснула. Даже обидно стало. Выхаживал, кормил, и никакого
доброго слова. Свистнул псу Брешке, и ушел. С ним в лес.
ГЛАВА 2.Староста Никодим
Староста сидел за накрытым к вечере столом, и вяло ковырял наваристый студень. Сдобрил его тертым хреном и горчицей, но любимая еда в горло не лезла.
В дверях трапезной стоял местный пономарь и через раз крестился.
— Значит, говоришь, жива девка? - который раз переспрашивал староста
соглядатая.
— Жива, Тимка ее в бане отмыл, откормил,а теперь на охоту ушел, сам видел, - и снова мелкий крест на рот.
Никодим махнул на доносчика рукой - уходи, мол. Тот попятился вон из трапезной, староста остался один. Он ясно помнил тот чертов день, словно все было, как вчера.
Приехал важный гость, боярин Потапов. Не из стольного града ,а из
родного в тридцати верстах, но там он царь и бог для всех, в том числе и для
старосты. Захотел гость в баньке попариться перед дальней дорогой. Село стояло на столичном тракте, и оттого многие важные и нужные люди заезжали к старосте на
заимку переждать непогоду, сменить лошадей.
Вот и в тот день, Никодим вяло пожевал свиной хрящик, повез гостя ни о чем, не подозревая на заимку. Двухэтажный терем с конюшней, псарней, баней. Первое что они увидели когда ввалились с мороза в сени - мужика с отрубленной головой. После
чистого зимнего воздуха, кровавый смрад так ударил в голову, что и боярин упал
без чувств и староста.Когда очнулся, то услышал недвусмысленные стоны и крики с верхних палатей. Узнал голос старшенького сына и все понял. Он знал про их бесчинства с девками, но думал так - дело молодое перебесятся, скоро в полк сдам, там дисциплина, порядок.
Но сыночки в последнее время оставляли после себя уже не просто порченых девиза которых родственникам виру заплатить можно, а мертвых.
Холоп помог старосте подняться, и тот, несмотря на свой немалый живот и тучность, словно молодой взлетел по лестнице наверх.
Как раз младший уже накалил тавро и собирался ставить на девке клеймо. Увидев отца - он замер. Плотоядная улыбка стала сползать с ярких чувственных губ. Никодим посмотрел на растерзанное тело и сразу понял - все, конец, и сыновьям, и ему.
То что это не крестьянка было видно, по форме изящной щиколотки, по
маленьким ступням. Купеческая, а то и боярская дочь.
— Где взяли? — хрипя и задыхаясь от гнева спросил он у старшего.
— Да по дороге шла, с тем, который зарубленный в сенях
валяется. Думали, что в лес сбег, ан нет, тут объявился, еле угомонили.
Парень, похожий на грузчика своими мышцами и мощной шеей, еще
ничего не понимал.
— Живо мешок на голову, в рогожку заверните и ко мне в сани. Прибрать все! И этого без головы закопать в лесу. Там боярин приехал. Эх, все, что вам для чина офицерского собирал - отдать придется.
—Да брось батя, — лениво одевая портки, сказал младший, и тут же
получил от отца такую затрещину, что отлетел в угол. Старший суетливо стал
одеваться ,зная каков отец в гневе ,он в одних портках выбежал на двор, потом в
баню. Притащил ведро, стал собирать в него снег, а потом, ползая вытирать кровь
с деревянных полов.
Боярина уже перенесли в трапезную, махали на него полотенцами, брызгали в лицо разбавленным уксусом, чтобы пришел в себя. Когда тот очнулся, староста, согнувшись в поклоне держал перед ним на подносе золотую чарку с крепким вином.
Боярин растерянно моргал глазами потом, видно совсем очухавшись, схватил чарку и осушил ее до дна. Слуга подлил еще.•
— Может к столу ваше благородие? Перекусить? — Сгибаясь ниже, хоть и
мешал живот, спросил Никодим
— Нет, коней поменял?
— Свеженькие, самые резвые.
Боярин приказал нести его на руках до возка, чтобы не запачкать
сапоги в крови, хотя крови никакой и не было, сыновья старосты уже постарались.
Мошна с деньгами, всегда была с собой, на поясе колбасой закручена. Вот и теперь Никодим отрезал от колбасы чуть меньше половины и положил боярину на колени.
Один золотой выкатился и упал гостю под ноги.
—Трогай!– прорычал тот гневно и возок поехал.
— Ну, теперь доить будет, как ту дойную корову. Только не молоком брать
будет, а золотом.
От этого - то откупился, хотя много дал, про девку тот и не знал ничего. Но староста понимал, за девицей приедут, искать будут, и если дознание начнут, то и тот боярин признаётся. Всё знали, как князь блюдет закон, особенно защищая бояр и духоборцев.
Была простая девка, камень на шею, да в прорубь, а тут надо по-хитрому. И Никодим вытащив из-за голенища сапога плетку, снова пошел к терему. Но слуга напомнил ему, что девка де лежит в санях, куда везти прикажите?
Староста, махнув рукой, выбрал стрельцов покрепче и поехал к селу. Почему он выбрал дом именно Тимошки-охотника он и сам не знал. Ну во-первых дом на краю, во-вторых тот вроде сейчас в лесу на охоте, а в третьих, ну недолюбливал он вольно
живущего бобыля, а точнее люто завидовал.
У самого - могущество, терема, сундуки с добром, но ярмом висят жена, сыновья, хозяйство. За эту вот свободу он и хотел наказать мужика. Помрет девка - повешу, не помрет - оженю. Все одно не летать тебе кречетом под небеса. Так вот и оказалась Виринея в доме Тимофея.
ГЛАВА 3. Охотник
Дни тянулись за днями, в трудах, в беготне по лесу за юркими
соболями и куницами, шкуры выделывал тут же в Логу у горячего источника.
Озерко это, даже можно сказать большая лужа, лечила кости, простуды, и знал про нее только Тимофей. Другие так далеко в лес не забирались, и принимали пар от лужи за болота.
Потому не забирались, что ходила страшная легенда, что там за лесом -
царство Прави. Сидят там чужие злые к ним, лазоревцам боги. И ждут своего часа-
суд править. Боялись их люди, больше Нави царства мертвых. Новая
вера с воскресшим Богом обещала прощение и рай. Но вот сможет ли от правила
защитить неизвестно. Рассказывали старики, что иногда приходили оттуда, из Прави, посланники, не боги, но и не люди. Сказочные существа, которые вершили суд над провинившимся человеком. Над кем и за что про это старики уже не помнили, но то, что страшнее казней египетских то наказание - это точно.
Недели две про девку не вспоминал, и вдруг ночью она ему приснилась. Стоит в белой рубашке, руками, как крыльями машет. И зовет, словно стонет. Имени не
разобрать, но Тимофей понял – его кличет. Хотя откуда, он ей имени не
говорил. Проснулся словно с камнем на душе, все из рук валилось, печка
коптила, палец порезал, чертыхнувшись осмотрел запасы: пороха и крупы. еще бы на
неделю хватило, но припрятав все, встал на лыжи и захватив пушнину ,тронулся в
путь. Всю дорогу казалось, что девка уже давно наложила на себя руки от
позора, и белая рубашка – это саван. Но надеясь на чудо, охотник бежал не отдыхая.
Добрался к рассвету третьего дня. Дверь избы закрыта изнутри. Постучал тихонько, за дверью тишина. Мела метель, на улице никого, ветер пробирал распаренного от длительной лыжной гонки охотника, насквозь. Достал из –за кушака топорик и уже хотел садануть со злости по двери, как та открылась.
На пороге со свечой стояла девица. Про таких говорят, ни в сказке не сказать, ни пером
описать,
Русая коса ниже пояса, губы пухлые так и просятся на грех, а глаза. Строгие, в темных зрачках пламя отражается. Дева схватила Тимофея за рукав и втянула в избу. Пока он ошарашенно раздевался, накрыла на стол, репа пареная, да каша пшенная.
Он кивнул на мешок, который кинул у входа: "Прибери там зайчатина". Помыл руки, девка полила теплой водой, щелок был свежим, пригладив рыжеватые волосы, сел за стол. После гонок по лесу выглядел он уставшим и замученным. Взъерошенные волосы, начинающая лысеть макушка, жиденькая бородка с усами, и фигура, как у отрока. Узкие плечи тонкие руки. И только глаза, можно назвать красивыми. Огромные, на худом лице, медового цвета, карие с золотинками. Они завораживали, притягивали внимание.
Охотник принялся за еду.
— Меня Виринея зовут, — нежным голосом произнесла дева.
— Меня Тимошкой кличут.
—Отчего не Тимофеем Ивановичем?
— Не дорос, — сытно рыгнув, Тимофей засмеялся. Смех у него был непростой, скоморошеский. Так смеются люди, над которыми часто потешаются другие. И они это принимают и даже поощряют, этаким вот смехом. Но тем, кто смеялся потом, через время казалось, что посмеялся Тимошка именно над ними, и глупы они, а не он.
— Для меня вы Тимофей Иванович,— твердо сказала дева и собрав посуду,
накрыла хлеб чистым полотенцем.
Надо бы в баню, но он очень устал, потому постелив себе тулуп на лавку, лег и мгновенно уснул.
Разбудил его колокол.
—Пожар! — в страхе подумал Тимофей и бросился к выходу, где лежал мешок со шкурами, все его богатство. Уже в самых дверях остановился, сердце билось где-то в горле, в спину упирался, как копье, чей - то внимательный взгляд.
Мужик обернулся посреди избы стояла Виринея, одетая во все новев шали, Душегрейке, тёмная широкая юбка до самого пола.
Где-то Тимофей это уже видел, но сейчас вспомнить не мог.
— Соседка, баба Паша одолжила, за шкурку заячью, две шкурки, — напомнила
девушка и улыбнулась. Сердце остановилось от этой улыбки. Тимофей дрожащими руками открыл дверь, долго привязывал пса у будки и догнал девушку уже на полдороге к площади.
За те недели, что его не было, Виринея узнала всех соседей, те ей кланялись и заодно Тимофею, чем очень его удивили. На лобном месте или площади у управы стоял на крыльце староста окруженный стрельцами с обеих сторон, за его спиной сыновья - Ждан и Неждан. Рожи красные, сытые, Тимофей слегка повернул голову и посмотрел на Виринею. Та спокойна, глаза, как два незамутненных родника.
«Видно памяти лишилась», — решил охотник.
Стрельцы врезались в толпу, и когда Тимофей понял, что это к ним они идут, бежать поздно. Его подхватили под руки, и он повис, смешно болтая в воздухе ногами. Виринея шла сама. Их поставили перед всем честным народом и староста, похохатывая, стал корить Тимофея и девушку, в смертном грехе - прелюбодеянии.
У Тимофея от волнения пересохло в горле и заложило уши, такого страха он даже на охоте не испытывал, даже при встрече с медведицей. Очнулся от хохота толпы и криков – Женить огрызка, такая девка Ладная, а он женится, не хочет.
Тут же из-за спин братьев вышел местный батюшка, и, перекрестив жениха и невесту, надел им на запястья кожаные ремешки. Такой в Лазоревом был обряд венчания.
«Все, оженили», - подивился Тимофей.
—Даю обществу бочонок медовухи, пейте за жениха с невестой, — прорычал староста, и ушёл со свитой в терем. Слуги выкатили бочку с медовухой и плетенку с берестяными кружками. Тут уж гульба началась! Виринея подхватила Тимофея под руку, повела домой. Тот шел, шатаясь, не отвечая на сальные шуточки, что жена его заездила, замучила. В избе сев за стол и обхватив голову руками поинтересовался:"
Пошто с пира увела? Хоть бы напился с горя».
— Пить желаешь? Вот тебе, — и на стол перед мужиком поставила двухлитровую бутыль мутного самогона.
По бутылке он узнал - "работа» бабы Паши, соседки.
—А то давай выпьем?- и девушка села напротив. Как сами собой появились на столе и соленья, и грибочки, и заяц запеченный из печи.
— Всю ночь, что ли готовила? — быстро хмелея, спросил мужик.
Его все бесило. И спокойствие Виринеи, и этот богатый стол.А может и не девственница она была, вовсе гулящая, и эти недели что он в лесу, гуляла с кем попало. Пьяные слезы полились сами собой, он растирал их по лицу, по редкой бороденке. Вдруг озлобясь, так на него всегда действовало крепкое вино, встал и через стол ударил жену, по лицу. Ладонь соскользнула, и удара не получилось. Взгляд у Виринеи стал таким ледяным, и хоть и не было в нем ненависти, но охотник сжался весь в комок. Уж щас ударит, в окно вылетит.
Но та стала прибирать тарелки со снедью со стола: что - то в сени, что-то в печь. Тогда он расхрабрился, вышел из-за стола и, нагнув бабу, так, что та распласталась на столе, стал задирать юбку. Виринея не сопротивлялась. В избе уже было темно, день пасмурный, он увидел белеющее тело, гладкие ляжки, и грубо раздвинув их спустил штаны и попробовал уд. Тот вяло болтался, так с ним уже лет пять. Виринея лежала молча, не сопротивлялась. Тимофей погладил ладонями ее ягодицы. Кожа оказалось, как шкурка у соболька - нежная, шелковистая. С корнем ничего не происходило. Тимофей опустил на жене юбку, поправил штаны, подпоясался и пошел к двери, на мороз. Было невыносимо стыдно и обидно, теперь баба унижать до конца дней будет, хоть вешайся. Вернулся в избу уже, когда зуб на зуб перестал попадать. Молодая спала на печке, Тимофей снова постелил себе на лавке и мгновенно уснул.
Спал без снов, утром хмуро не глядя на женщину, поел каши, и, собрав припасы ушел в лес.
ГЛАВА 4.Виринея
Из памяти стереть надругательство получилось, а вот с тела нет.
Болели всё внутренности, появились жуткие мигрени, то в левом виске, то в правом. Больше всего она боялась стать пустоцветом. Не иметь детей - худшее наказание на Земле. Всё её женское начало растерзанное, униженное могло отомстить - не принять в нужное время, мужское семя. И в тоже время она молила Ладу не понести от насильников. Нашла у Тимофея в бане пучок жерухи. Пила отвар и ждала, считая дни до Красной зари. И в одно утро радостно почувствовала, как уходит чёрная, дурная кровь, очищая тело. Посидела эти дни в баньке, пила только воду, и благодарила богиню за жизнь и спасение её женской сути. По окончании этих дней к ней и заявился староста. Принес наряды в пору боярышне, украшения из серебра и жемчуга. Она приняла, даже квасом угостила, только вот хлеба не предложила, хотя его ароматом вся изба благоухала.
— Не хочешь мириться, твоя правда, спутника твоего в лесу похоронили, может весточку кому послать, я могу, — староста потел в волчьей шубе, красное от излишней крови лицо, лоснилось от пота.
— Я уже послала, — с достоинством ответила Виринея.
— Это как же, кому? — от страха Никодим побагровел лицом ещё больше.
— Написала кому надо, — женщина помолчала, надеясь, что вот сейчас
старосту хватит удар. Но не случилось, и она продолжила.
— Написала, что здесь жить, пока, буду. Ты ведь хотел меня за Тимофея отдать, так я согласная. Свадьбе быть.
Ничего не понимая, но согласно кивая, и кланяясь, староста покинул
дом охотника. И уже по дороге в дом, покачиваясь в легких санках, вдруг понял, что им управляли, как петрушкой на ярмарке. Но гнева он не испытал, всё
поглотил ужас. Это что же за девка такая, что за сила ей дана. А если сила
дана, то почему она насилие над собой не остановила?
Приехав домой дал в ухо сначала привратнику, потом жене, и в конце
вызвав в трапезную сыновей, спросил прямо рассказать, как девку в полон взяли.
— Да, что рассказывать, они по тракту шли, на рассвете дело было. Я её сзади прикладом прямо в темечко, но вполсилы, а тот другой в лес сиганул. Ну девку через седло да и на заимку.
— А там мы, — хотел продолжить младший, облизывая губы.
— Молчи, Бога ради молчи. Ой, скорей бы рекрутский набор, или война. Сил нет от вас очередного беспутств ждать. Пошли со двора долой.
Сыновья каждый по своим делам разошлись - старший в город пьянствовать, а младший на дальние кордоны дань с охотников собирать.
ГЛАВА 5. Грех
Тимофей шёл на лыжах по лесу и был абсолютно счастлив. Это его место силы. Он знал здесь каждый бугорок, полянку, радовался новым порослям, и горевал после пожаров. Зверя брал, только чтобы прокормится, или чтобы были деньги на порох. Если повезет, то и на новую одежду. Страсть к охоте и умение все перенял у отца. Такого же маленького росточком, и щуплого на вид. Правда отцу вот повезло с матерью, рожала почти каждый год, и братья и сестры Тимофея в соседних селах, даже столице. Но они были уже глубокими стариками, сам Тимошка, был
поскребышком, данным родителям в утешение за убитых на войне троих
сыновей. Отцовский дом остался за ним, хоть и самым младшим. Уж больно
неказист, никто не позарился на такое наследство. А Тимофей и рад. Дом, как хорошие сапоги по размеру - и не жмут, и не натирают.
Все дни старался о Виринеи не думать, но как только наступала ночь, и
гудели уставшие от долгой погони за зверем ноги, он позволял себе мечтать, как
бы они хорошо жили. Баба она шустрая, домовитая, а то, что под старостиными
сыновьями была. Тут мужик начинал скрежетать зубами, и сон потом не шел полночи.
Он бы мог их простить, если бы просто взяли свое мужское, но по согласию, без насилия. А тут еще и вдвоем. Тимофей стонал от яростного бессилия и засыпал под утро, весь измотанный этой неутоленной ненавистью.
Бог шельму метит, так и с младшим старостиным сыном вышло. Звали его
Неждан, он немногим выше Тимофея, тонкостный, изнеженный, в пуховых подушках вскормленный. Но горазд придумывать казни и мытарства и должникам батюшкиным, и попавшим в руки братьев, девицам. Старший, Ждан, тот был исполнителем, хотя и тоже наслаждался мучениями жертв не меньше младшенького.
Неждана Тимофей повстречал далеко от дома, парень ехал на кауром жеребчике по дороге, собирал дань с охотников. На крупе коня небольшой тюк, видно не
фартило данникам.
Одет парень, чуть ли не царевичем. Короткая бекеша золотом вышита, отороченный беличьим мехом воротник, шапка парчовая, будто не по лесным краям скакал, а по столице. Тёмные кудри до плеч, и небольшой нос с горбинкой, совьи глаза. Красивый парень, да только красота, эта как волчья ягода, губит всех вокруг.
Тимофей приготовил тоже немного шкурок, но как всегда самого
высшего качества. не испорченных. Имел секрет стрелять из лука, прямо в глаз
кунице или собольку.
Неждан был один, да и кого ему боятся - разбойников сроду не водилось в их краях, стрельцы всех повывели, конечно, кроме самих братьев.
Две лисьи шкуры охотник оставил Виринеи на шапку, хотел загладить свою грубость.
Ждан, не слезая с коня расправил шкурку и встряхнул. Соболий мех переливался, как самоцветы. Оценил мягкое золото, довольно поцокал языком. Был он так юн, что еще не носил ни усы, ни тем более бороды. Наглая надменная улыбка всегда играла на его сочных, губах, и в глазах, по совиному желто–зеленых. Он достал маленький клочок бумаги, золотое перо обмакнул его в чернильницу-непроливайку и записал количество шкур. Тут бы уехать парню молча. Но хозяйскому сынку скучно, и он решил потешиться, поглумиться над беззащитным охотником, бывшим бобылем.
— Что, твой уд- то в дыре у молодой жены не задерживается, как ветер гуляет?- спросил он, похохатывая, тесня мужика жеребчиком.
Тимофей опустил голову и смотрел в утоптанный копытами каурки снег.
— Что молчишь, ты ей по самое горло засаживай, тогда точно сладко будет. Ох, мы с братом не стеснялись, аж захлебывалась.
Ждан засмеялся, запрокидывая голову, обнажилась белая полоска шеи.
Мыслей никаких не было - была цель. Стрела вошла точно в нее, перебила дыхание, забрала у старост иного сына жизнь. Выпучив глаза, Неждан повалился на луку седла. Каурый увлеченно жевал пахнущий дымом тулуп охотника. Тимофей взял коня под уздцы и повел его в лес. Достал из кармана сухарик, тем и манил дурашку конька до самого болота.
Дорогу к болотной Пустоши уже никто не помнил, кроме него, Тимофея и
брод в болоте тоже. Конь шел за человеком, недовольно пофыркивая, от бездействия седока. Тимофей теперь достал кусочек сахара, неизвестно, как завалявшийся в кармане и сначала дал каурке обнюхать лакомство. Потом бросил на присыпанную снегом незамерзающую траву. Снова достал сахарка кусочек, дал понюхать, и бросил теперь уже ближе. Конь шагнул, и тут же ухнул, словно в бездну. Глубина была точно для всадника с конем. И следа не останется. Никто не найдет. Ведь даже в самую сильную засуху болото в Пустоши не мелело и не горело.
Тимофей стал шапкой заметать след и свой, и конский, до самой дороги ползал. А к вечеру, когда вернулся к землянке, разыгралась такая метель, что точно его следов не осталось.
Утром, охотник поспешил к дороге снова, но уже версты три ближе к деревне, там и стоял со шкурками, пока на второй день не приехали стрельцы и сам староста.
— Да развеж так делают, насквозь промерз, тут еще и метель чуть в сугробе не сгиб, не заснул вечным сном, - жалостливо корил он старосту и стрельцов. Те махнули на него рукой и поехали дальше. Старосту с его животом ни один бы конь не выдержал, потому от ездил на санях, и стрельцы сидели рядом. Никодим даже шкур не взял, так торопился найти младшего сына.
Отогреваться Тимофей поехал на лыжах в деревню, только не в свою избу, а к бабе Паше. Правда у старухи не было бани, сгорела в прошлом году, и мыться она ходила к соседям, по очереди. К Тимофею не ходила, смеясь, говорила, что люди осудят, он бобыль, она вдова. И смеялась, показывая беззубый рот восьмидесятилетней старухи.
Все-таки бабы гнилой народец, пока Тимофей спал, соседка сбегала к Виринеи, и когда охотник проснулся, жена уже сидела за столом и угощала бабушку пирогами.
Тимофей хмуро вышел из избы, умылся снегом, справил нужду. Вернулся и молча стал пить горячий чай заваренный травами. Все- таки Виринея уговорила вернуться домой.
И вот вроде и не ластилась, и в глаза не заглядывала, как собака, а поди ж ты, он за ней как привязанный пошел. И помогал лепить пельмени, и рыбу почистил, которую жена обменяла на полтушки зайчатины, той, что он принес прошлый раз.
И рубашки его и портки постираны, сложены в сундук. В печи булькала вода, варились пельмени, Виринея села что - то шить у окна пока он рыбу жарил.
Так они и молчали до вечера. Уже в полной темноте, ворочаясь на жесткой лавке, Тимофей услышал.
— Спасибо.
—Да за что? Сам знаю, не всякий рыбный дух переносит.
— Ты знаешь за что, — сказал в темноте нежный голос.
И Тимофей отчетливо понял - она знает. Просто знает и все. Может
ведьма, может оборотень лесной, но то, что смерть Неждан от Тимофея принял – это она ведает.
Утром он никуда не пошел, шкур и мяса в достатке, надо сарай поправить. Пошел во двор, изредка забегая в дом погреться, и выпить горячего отвара. Последний раз, когда забежал, застал жену у материнкой прялки.
—Как это работает? — спросила женщина.
— Да я почем знаю, я не баба, если ты еще не заметила.
— Я заметила, — и улыбнулась. От этой странной, холодной улыбки, у охотника ноги приросли к полу, и язык прилип к небу.
— Сдаст, не сдаст стрельцам? — думал он, обтесывая очередную жердь.
"А может повиниться? — спросила совесть. « И сгинуть», — ответил страх.
И даже ни разу не попробовать жены, такой вот сладкой ягоды.- возмущалось естество. Победило животное. «Не за что не признаюсь, муки адовы терпеть буду, но не сознаюсь. Со мной и умрет гибель Неждана».
ГЛАВА 6.Охота на медведя
Отгоревали сорок дней по младшему, и старший брат собрался на медведя, душу потешить..
Об этом судачили бабы полоская в проруби бельё. Тимофей проходил мимо, шел с рыбалки. Охотник знал пару берлог, но то медведицы с медвежатами, а их было жалко.
Ждан могутный, тридцатилетний мужик позвал с собой одного из холопов, устрашающего вида кулачного бойца. Мужики взяли рогатины и ножи, проводника из соседнего села. Тимофей догадывался куда пойдут, в Зелёном доле сказывают, появился медведь - шатун. Потревожили его в зимней спячке, лесорубы, что заготавливали брёвна для строительства новой колокольни, прежняя сгорела из за пьяницы пономаря.
Одно дело брать с рогатиной медведя в берлоге, когда он ошарашенно лезет сам на смерть совсем другое шатуна встретить. Медведь и так зверь хитрый и
коварный, но осторожный. Тут с кондачка не победить зверя. Тимофей сказал Виринеи, что ушёл в соседнее село заказать ей шапку лисью, а сам осторожно, но скоро, на лыжах устремился в Зелёный дол. Добираться долго пришлось, но горе охотники сами на встречу попались, вернее только проводник. Мужичок, такой же, как и Тимофей, одинокий бобыль. Позарился на богатую награду, обещанную старостиным сыном. Охотник он был фартовый, то ли слово, какое знал, то ли правду в деле разбирался. Там где другие без добычи домой возвращались, проводник с полным мешком шкур.
Теперь же он с ужасом рассказывал, Тимофею, что шатун величиной с утёс и что заломал бойца на раз, а теперь де гонится за Жданом.
Тимофей не слушая больше труса, побежал дальше в лес. Среди деревьев, лежало обмякшее тело Ждановского подручного. Тот еще бычок, подковы гнул на раз. Видно просто поломал мишка дураку хребет и вся недолга, ни капли крови на снегу. Даже ножом отмахнуться не успел бедолага. Медведь, если надо и засаде сидеть может, ждать добычу. Хоть и не долго, нетерпелив больно хозяин леса, и жаден.
Поспешил охотник дальше и увидел жуткую картину.
У березы прижавшись к ней спиной, стоял Ждан, и махал как-то странно ножом в разные стороны. «Будто слепой»,- успел подумать Тимофей, а когда подошел ближе, увидел жуткую картину. У парня снята кожа с лица, вместе с кудрявым чубом. Глаза, залитые кровью, ничего не видели. Парень был жив и оборонялся ножом наугад, перед ним на снегу лежала поломанная рогатина.
Зверь молодой в самом расцвете сил, нагулял за лето жир, шерсть лоснилась на солнце. Ждан не кричал, а стонал каким-то нечеловеческим утробным голосом. Но в своём уме. Потому что, разглядев через хлеставшую из раны кровь охотника, стал молить о помощи.
—А она ведь тоже просила тебя, ты послушал, непотребство прекратил?
—Кто она? Стреляй, озолочу
—Виринея! — прокричал имя Тимофей и повернулся, чтобы уйти. Но мужество парня его проняло, он обернулся, и выстрелил медведю в спину, целился в сердце и думал, что попал. Медведь взвыл от боли и развернулся. Все двадцать пудов (триста с лишним килограмм) туши на четырех лапах побежали на Тимофея.
Охотник помчался что было сил, чуя смрадное дыхание зверя за спиной. Пытаясь оторваться от погони, свернул и тут же провалился в прикрытую снегом яму. Что-то сотрясло воздух за спиной, затрещал старый тулупчик, и спину обожгло болью.
« Хорошо не по голове попал», — подумал охотник. Упав, он перекатился в сторону и увидел, как шатун встает на задние лапы.
— Придавить хочет, — догадался Тимофей, и, натянув тетиву, наладил стрелу и выстрелил.
Попал. Медведь видно гнался за ним уже на последнем издыхании. Глаза остекленевшие, свалился, высунув язык, но мимо охотника. Все было кончено.
Тимофей, скрипя зубами от боли, поднялся. Овчина прилипла к пораненной спине, и каждое движение бередило свежие раны, но надо доделать дело.
Он вернулся на полянку к Ждану, по пути кричал проводника, но тот гад не возвращался. Пришлось отдирать примёрзшего к береза Ждана, и тащить на себе в деревню.
Он делал это не раздумывая, хотя понимал, где-то в глубине души - это искупление за убийство Неждна, это покаяние в грехах, о котором так часто говорит батюшка на проповеди. Нет, он, конечно, такими вот словами бы не смог описать, что у него сейчас творилось на душе. Он просто тащил, здоровенного мужика, и ему, такому маленькому, и слабому, хватало на это сил. Хоть и сам истекал кровью.
Выбравшись с ношей к деревне обессиленный Тимофей, крови он всё же потерял не мало, привлёк внимание катающихся на горке детей. Те позвали старших, но охотник этого уже не слышал, пелена заволокла его сознание. Из соседней деревни его забирала на санях, Виринея.
Она прибежала к Никодиму, когда еще ничего и известно не было о битве с медведем Ждана и Тимофея. Болела душа, мучилось дурными предчувствиями.
Валялась в ногах, молила хоть тачку дать, мужа домой привезти. Староста довольный унижением красавицы, дал дровни. Не хотела Виринея быть вестницей беды, еще подумает староста, что это она Тимошу подговорила. Поэтому про гибель Ждана ничего ему не сказала. Узнает в свое время. Она уверена, что это Тимофей за нее отомстил, сначала младшему брату, теперь старшему.
И впервые за долгое время в Яви, да и просто в жизни, она, а по-настоящему кому-то нужна. За нее готов отдать жизнь, вот этот неказистый с виду мужчина, с глазами ангела. По-другому и не скажешь.
—Буду любить его, — подумал девушка и сама себя поправила. — Уже люблю его. Люблю!
Баба Паша дала какой-то чудодейственной мази на бобровом жиру. Раны на спине были у охотника неглубокие. Видно точно медведь был на последнем издыхании. Виринея пыталась уступить место на печи, но Тимофей упорно отказывался: «Мне и на лавке хорошо, прохладно».
ГЛАВА 7. Неразделимые
Хоть и не выжил Ждан, но охотник не оставил его тело зверю на растерзание. В том его подвиг. Так он стал героем, староста сам пригласил его на поминки по старшему сыну и ставил всем в пример, как надо хозяев защищать живота не жалея.
Тимофей вернулся с поминок, слегка пьяненький, и оттого смелый. Решительно бросил на пол свое исподнее, остался, в чем мать родила, смело залез на лежанку.
Холодными с улицы, дрожащими руками стал задирать на Виринее рубашку. Та лежала, как большая рыбина, только что хвостом не била. Ни стона, ни вскрика.
Прошло у Тимофея быстро и неловко, но он все равно был горд
просто тем, что получилось. Весь в поту и в неостывшей любовной горячке стал
уже смело щупать упругие груди, целовать их, засасывая вместе с сосками темные
круги. Руками оглаживая бедра и между ног, и только когда он погрузил два
пальца во влажное горячее лоно, и начал ритмично двигать рукой внутри, Виринея
застонала. Это было так неожиданно для Тимофея, что он почувствовал, что готов снова к соитию. Вытащив мокрую руку, он стал уже увереннее ублажать себя, то медленными толчками внутри обжигающей дырочки, потом все быстрее и быстрее. То снова сдержанно, и уже на пике наслаждения, не имея сил остановится, в мучительно-сладких конвульсиях, все протыкал жерло чрева.
Женщина под ним уже не только стонала, она извивалась, двигалась навстречу, в такт его телу и скоро он, испачкав и себя, и ее, излил горячее семя.
Через некоторое время откинулись на подушки и молча лежали, пытаясь отдышаться. Потом Тимофей, дотянувшись до висящего на веревке полотенца, обтер
себя и разом уснул, как в младенчестве, насытившись мамкиным молоком.
Утром Виринея была все так же молчалива. Он пробовал позажимать ее, пощупать, но неожиданно получил отпор.
—Ты чего? — обиженно спросил он. — Ведь стонала полночи.
— Стонала, потому что не зажило еще,
—Что не зажило? – вопрос уже готов прозвучать, но пришлось прикусить глупый язык. — Это она о братцах.
И невозможная ярость и жалость все смешалось враз в его душе. Накинув тулуп, выбежал вон, стал бороться с псом, тот думал шутливо, а оказалось всерьез. Но и Брешка, порвал рукав и почти прокусил руку. Пес спрятался в будке, тяжело дыша, они оба переглядывались, потом человек ласково сказал: « Прости, накатило". Пес вслушивался в интонацию, ловил виноватый взгляд хозяина, и снова бросился на него, но теперь уже по - щенячьи радуясь и облизывая лицо и руки. Тимофей засмеялся. Уф, отпустило.
Он, захватив поленья, вернулся в дом и сёл около печи, любуясь огнём. Виринея села на табуреточку рядом, и он обнял её за плечи. Так хорошо ему в жизни не было. Даже то, что было ночью, конечно, не забыть, но то краткий миг взлета. А вот так сидеть близко-близко - это полёт души, летишь и не падаешь. И это будет на всю жизнь, он в этом уверен. И больше нет прошлого, есть только они друг у друга.
Теперь они любили друг друга каждую ночь и утром, и только днем Виринея отказывалась, хотя Тимофею хотелось увидеть ее всю без одежды, такую
желанную и красивую.
ЧАСТЬ 2. Виринея
ГЛАВА 1.Поводырь
Виринея плела очелье, которое одевалось на лоб, скромная повязка, без крашений. Из своего волоса, из бисера. Пусть будет, как тот, который она потеряла при встрече с братьями насильниками. За рукоделием многие девушки, да и мужчины поют и мурлыкают любимые песни. А она вспоминала.
Те, кто попадает в мир Яви, теряют зрение. И поэтому праведников всегда сопровождают помощник-поводырь. Таким оказался Игорь, молодой мужчина, который уже не раз совершал переход между мирами. Это могли быть люди, как из Яви, так и Прави, и даже говорили, что были проводники из тёмного царства Нави. Но это для тёмных сил.
Подготовки к переходу особой и не было. Опушка леса, Ведунья, на этот раз незнакомая. Одежда того времени, что сейчас в Яви. Виринее просто сообщили имя, и закрыв глаза повязкой из чистой льняной холстины, сказали: «Иди».
Девушка шагнула в лес и почувствовала, как ее тянут за руку. Это конечно друг, без всякого сомнения. Теплая рука сжала ее ладонь и поводырь сказал.
—Здравствуй, Виринея. Придется потерпеть неудобство, часа два, или три. У всех по- разному.
Лицо пощипывал небольшой морозец, под пимами скрипел снег, она доверилась слуху и Игорю, но все равно идти трудно. Она была глазастиком, из тех, кто принимает мир, видя его, воздействует на людей, видя их, и даже мысли она читала и передавала с открытыми глазами.
За годы учебы в школе правил, она научилась скрывать эмоции, чувства, взгляд серых глаз обдавал холодом. Так говорили одноклассницы.
- Ой, Вирка, ты как Снегурочка, ничуточки не живая.
Нет, они ошибались, она остро чувствовала боль, страдание и одиночество. Но просто ничем это не показывала. В прошлом потеря родных, мама и папа, погибли в бою, с Тьмой. Тьма поглотила их, даже не было что похоронить, и куда прийти поклонится, Ведунья после выпускного бала предсказала кратко её судьбу. Ведающие всегда говорили правду, по-другому не умели. Но никто не сказал юной Вирке, что говорят они не всю правду.
Скрипел чистый снег под пимами, поводырь вел девушку по дороге, довольно ровной накатанной санями, мороз становился крепче и злее, слышно стало, как Игорь стучит зубами от холода. Не принято спрашивать, о прошлом друг друга. Но поводырь сам стал рассказывать историю своей жизни. Сам он шорник в селе, очень любит лошадей, но достатка нет их содержать. Любуется чужими. Живёт с родителями, на женитьбу пока не собрал денег. Как стал поводырем, просто и отец этим занимался и дед. Платили немного. Так ведь и работа не трудная - довести человека до города. Эх, если бы лошадь, сейчас бы не мёрзли.
Виринея чувствовала, что нравится поводырю. Но никаких ответных чувств не пробудилось. Да, и с чего бы он мог ей нравится, он -то её видел, а она его нет. Хотя понимала, он добрый, не смелый, но верный. Она так увлеклась разгадывание его ауры, что не услышала топота копыт. Всадников было двое, они нагоняли, уйти в лес вдвоем невозможно. Да тут еще всадник подлетел и ударил Виринею по голове тяжелой рукояткой оружия, теряя сознание и контроль над реальностью, Виринея успела только прошептать – оберег.
Шапка упала с ее головы, А с ней венок-оберег-от дурного глаза, от насильника, от вора.
Теперь наступила полная темнота. Не та, что в повязке, своя родная, тем более что с ей можно расстаться через время, а глубокая, как Навь, только это еще не смерть.
Она не видела, как поводырь побежал, утопая в сугробах в лес, а тот молодой из двух всадников, зло рубит саблей воздух - ушёл, гад!
—Да и хрен с ним, девка то наша. - Сказал другой.
То, что было с ней потом она даже в страшных снах не видела, и ведунья или учителя в школе ей не рассказывали. Но чтобы с ней не делали Виринея не открывала глаз.
Она должна продержаться, либо до того, как поводырь принесет оберег, либо просто до прозрения, когда сила вернется к ней.
Но ни через два часа, ни через четыре глаз она так и не открыла. Те заплыли, опухли от ударов. Разум, отказывался принимать эту Явь - жестокую и мерзкую.
Она почувствовала, как пришел поводырь и вошел через ворота, потом ступил на крыльцо, и позвал ее. Он был просто человек, ни воин, ни праведник. Звал спутницу вслух довольно громко: "Виринея!"
— О, гаденыш вернулся, —и тот ,что с мерзкими слюнявым ртом, бряцая, вытащил оружие из ножен, и побежал вниз. Ковровые дорожки заглушали его шаги.
Визг, хруст и звук падающего тела, а через мгновение отрубленная голова ударилась об пол. Ее пнули, и она застучала по ступенькам, как детский мяч.
Игорь пришел и принес ей оберег, он лежал во внутреннем кармане теплой куртки. Виринея чувствовало его тепло. Поводырь совершил подвиг ради спасения доселе неизвестной ему Праведницы, отдал за нее жизнь. Очелье даже на расстоянии помогало Виринее, насильники сделали перерыв, пили вино, и обсуждали, как еще бы помучить такую сладкую девочку.
Этого достаточно, чтобы она стала звать их отца, единственного человека которого они боялись А когда он приехал, и вошел в терем, она закричала ,чего не делала за все эти часы пыток.
Так пришло избавление.
И пусть ее связали, запеленали в рогожу, она уже поняла, что свобода близко.
И только сани с ней и старостой отъехали от крыльца, оберег в кармане мученика поводыря вспыхнул алым светом и рассыпался в прах,
ГЛАВА 2.Троецарствие
Мама плела Виринее, а по-домашнему, просто Вирке, косы.
Девочке очень хотелось быть похожей на маму красавицу. Чтобы косы ниже пояса, стройный стан и нежная, способная растопить лёд, улыбка.
—Сиди смирно, — увещевала матушка, нетерпеливо болтающую ногами дочь.
Чтобы, хоть как то успокоить непоседу стала рассказывать сказку.
«С сотворения мира родили боги Троецарствие: Правь Явь, Навь.
В Прави. Где мы и живём, и ты, и я, и папа, и все люди, которых ты ещё не знаешь, закон - добро. В нашем мире невозможно утаить плохое, причинить боль, украсть, и забрать чужую жизнь.
Мы читаем мысли и чувства друг друга, наши помыслы открыты для всех.
Другое дело Явь. И там есть люди чистые сердцем, но их мало. Остальных мучают сомнения, зависть, стяжательство и ещё много грехов.
— С ними вы пойдете воевать? — спросила девочка, внимательно внимая, матери.
— Нет, они слабы духовно и физически, но многие прозревают и идут дорогой Света и Добра. И они умеют любить. Поэтому Явь раз за разом начинает новый цикл жизни. Как птица Феникс возрождается из пекла, так и Явь рождается вновь.
А вот в тёмном царстве Нави, любить не умеют. Там главный закон забирать чужую жизнь, чтобы продлить свою. С ними мы и воюем.
— И они бессмертны?
— Не все, только один царь Тьмы. Он хочет сделать всех своих подданных бессмертными, чтобы победить наше царство Прави.
— А Явь ему не нужна?
— Нужна, там он и набирает воинов для битвы, тех, кто закончил круг жизни. Он жаждет найти тайну возрождения Яви, но пока не может. Потому что этому мешают. - Воины и воительницы Прави. Тех, кто ведёт бой с его войском.
— Как вы с папой?
— Да и как многие другие, мы боремся за души людей, делаем их лучше и чище,
—Я тоже хочу быть воином! — Виринея наконец-то дождалась окончания обряда плетения кос и, соскочив с высокого стульчика, побежала на улицу. Там, найдя спрятанную за листьями лопуха деревянную саблю, стала яростно размахивать ей, уничтожая головки чертополоха.
—Что опять воюет? — спросил, войдя в трапезную, высокий с русыми волосами, собранными на затылке в пучок, мужчина.
— Да, надо её в секцию отдать, рукопашного боя.
— Может не так радикально, Мара? Для начала в акробатику.
Женщина засмеялась, и, подойдя к мужу, обняла его, делясь с ним своей энергией. А мужчина нежно погладил жену по русым волосам, лёгким движением ладони, снимая тревогу, потом провёл по лицу, стирая с лица любимой мелкие морщинки.
— Ей ещё мало лет, года через три Ведунья даст нам точный совет кем стать Виринея в будущем.
Мама и папа так и не узнали, что Ведунья предсказала их дочери путь праведницы.
В тот високосный год была жестокая битва Света и Тьмы, и многие погибли, А подданных царства Прави стало меньше и меньше территория, Князь Тьмы ещё не победил, но сделал к этому решительный шаг.
Великие битвы случались нечасто, только когда в Царстве Яви, собиралось такое количество грешников, что чаша грехов переполнялась и грозила затопить всю Явь. И та действительно уходила на дно, прибавляя число воинов в царстве Тьмы. Нарушалось равновесие, и приходил час битвы.
После которой случалось Чудо - Явь возрождалась вновь, с новыми людьми, и так продолжается из века в век.
ГЛАВА 3. Вирка
После смерти родителей девочку будто подменили, из озорницы и непоседы, вдруг стала задумчивой и отрешенной от мира и людей. В интернате любила сидеть в библиотеке, в саду искала уединенные скамейки и там, могла просто молча часами слушать птиц, шорох травы и листьев. Любила уроки на природе.
Учитель усадила всех детей в кружок на траве и провела перекличку.
— Сегодня мы будем учиться слышать мысли друг друга. Это очень важно. Люди Яви этого не умеют, а нам - это необходимо, ради спасения от этих самых людей. Садитесь и постарайтесь отключить все виды чувств. Виринея, ты поняла, чем не надо пользоваться это время?
— Да, учитель. Я не слышу, не вижу, не пользуюсь нюхом.
— Правильно. Обретите самого себя в этой тишине, а потом попытайтесь послать свое послание другу, мысленно.
— Ой, мне под штанину богомол залез. Ой, щекотно.
Все дети столпились около одного мальчика. Огромный, ярко-зеленый богомол, никак не желал отцепляться от ткани, но учитель раздосадованная такой помехой, схватила жука и выбросила, как можно дальше в траву.
— Все, тихо! Кто сможет прочитать или услышать мысли друга, будет не спать всю ночь на Ивана-Купалу. Вот где веселье будет!
Наконец все угомонились, и на поляне наступила тишина.
Вирка сначала еще прислушивалась к стрекоту кузнечиков в высокой траве, к далекому пересвисту пеночек. Но постепенно мир вокруг затихал, и вдруг в этом безмолвии и пелене, она увидела луч света. Свет, ровный неяркий не раздражал, не пугал. Он словно говорил: «Вирка!»
Потом она увидела поляну полную колокольчиков и маргариток и пегая макушка сидевшего впереди мальчика коснулась сначала ее щек, а потом потерлась о правое плечо - «Вирка, славная», поняла она мысль одноклассника.
Потом девочка увидела огромный бутон росянки, тот сначала уколол ее сознание, но не больно. А потом бутон раскрылся и внутри на фиолетовом ложе, смешно кривляясь, сидела соседка по парте, темноокая Дубравка.
Вирке самой захотелось попробовать мысленно сказать, что- то доброе друзьям.
Мысль или вернее чувство доброты и тепла, она превратила в солнечного зайчика. И вот он уже ей не принадлежал, а поскакал весело к детям.
В тринадцать лет, став девушкой, в ней вдруг открылся талант не только передачи, и чтения мыслей, но управление с их помощью другими людьми. Её наставники вовремя это поняли, и перевели её в школу праведников. Она всё - таки станет воином, как и хотела. Но не с мечом или секирой, А будет влиять на людей Яви исподволь, так что они даже и не поймут и будут думать, что сами решились наказать зло.
Самое трудное в школе - это учиться читать мысли зверей.
Однажды Вирку повели в лес и оставили на поляне. Нет, она не боялась. Тем более что заняться было чем: спелая малина, земляника, что может быть вкуснее ароматных ягод, вобравших в себя солнечное тепло.
Девушка увлеченно собирала ягоды, стараясь не поранить руки о ветви, как услышала осторожное сопение, фырканье в густой листве малинника.
«Для ежика слишком громко, может крот»,- подумала она. И в тот же миг за спиной раздался грозный звериный рык. Виринея обернулась, прямо из леса, огромными прыжками к ней приближалась медведица, а из малинника, к ней навстречу, выкатился медвежонок.
— Останови ее, — «услышала» она мысленный приказ учителя.
«Как, разве я смогу», заметались в голове мысли мешая, сосредоточится.
А медведица, шлепнув лапой детеныша, так что он обиженно заплакал, все приближалась.
— Стой! — отдала мысленный приказ зверю будущая праведница.
Медведица замахала головой, словно отгоняла пчел, замедлила бег, остановилась.
—Уходи, бери ребенка и уходи, — посылала приказ Вирка, борясь с желанием закричать это в голос.
Голову сжало тисками, в висках пульсировала боль, жар обдал с макушки до пят. Медведица медлила. Еще бы немного и Вирка, как обычная девушка, просто бы упала в обморок. Но зверь медленно повернулась к ней спиной, и, окликая медвежонка, ушел в чащу.
—Умница, умница, — обмахивая ее платком, твердил учитель. Девушка видела его побледневшее лицо и капельки пота на высоком лбу. Видно нелегко ему дались эти мгновения, впрочем, как и ученице. Потом они сидели в душной аудитории и разбирали этот случай.
— Прежде чем управлять, надо понять характер, узнать страхи, предпочтения, но ни в коем случае не ставить себя на место другого человека. Это путь в никуда. Ты личность, и твоя миссия подавить в человеке плохое. С животными все иначе. Ты для них вожак, ты выше их во всем, не считая телесной оболочки.
Виринея помнила эти уроки, но мучилась тем, что не заметили в ней наставники. Потеряв на войне родителей, она не могла простить врагов, нет, в ней зрела с годами не возмездие, а месть.
Она позволяла эти мысли только наедине в уединенных местах. И то иногда, раз или два, наставник, находил ее по черной ауре, струящейся по опавшим листьям кленов и дубов.
— Что мучит тебя, скажи. Если ноша праведницы слишком тяжела, ты вольна выбрать другую стезю, стать учителем для младших девочек, например.
— Разве все так однозначно, как свет и тьма. А закон, справедливость, возмездие? - вопрошала выпускница Виринея своего постаревшего наставника.
— Да, в это надо просто верить. Свет и тьма, добро и зло, мы не люди Яви, мы не можем колебаться. Но у тебя будет особая миссия, но пока ты должна просто попасть в Явь, в княжество Златозорье жить, как все миряне и ждать приказа.
— Когда и как я его получу?
— Просто живи, а когда настанет час, ты сама поймешь, что делать, — и он погладил золотые волосы лучшей ученицы.— Ты выросла, но ты была как в коконе, пора вступать в настоящую жизнь. Сегодня мы прощаемся, завтра у тебя встреча с ведуньей. И все.
— Мы больше не увидимся? — с ужасом подумала Виринея.
—Я не ведаю будущего. — Учитель встал и вышел из класса.
Так Вирку опять предали, сначала папа и мама бросили ее, теперь учитель. Она нужна Прави, но ни кому- то в этом мире.
ГЛАВА 4.Встреча с ведуньей
Не выспавшаяся после встречи рассвета, в новом выпускном платье, Вирка стояла в кругу одноклассниц. Это было похоже на вступительные экзамены, только поступать надо не в высшую школу, а в новую взрослую жизнь
Ведуньи, а их четыре, и у каждой свой выпускной класс.
Некоторые девушки выходили от нее быстро, другие долго не появлялись, вызывала она их сама, мысленно приказывая той или иной девушке войти.
Вирка осталась последней. Подруг у нее не было, да и говорить, то, что предсказала ведунья, было строго запрещено. Девушка смело вошла в аудиторию и ахнула.
Она часа четыре назад видела, как ведунья входила в класс, тогда это была молодая, лет тридцати женщина. Теперь за первой партой сидела, сгорбившись, седая старуха.
Правда, взгляд молодой и очень цепкий. Вирка почувствовала, как на нее пытаются воздействовать. Словно крючками цепляют сознание, и пытаются отдать приказ, подчинить. О, как она это не любила. И тут же закрылась от ведающей, пеленой бессознания.
Безмолвная схватка продолжалась минуты три не более, но ведунья сдалась.
— Ладно, а то все силы вымотаешь, не останется твое будущее увидеть. Хочешь стой или садись передо мной, но просто дай руку.
Вирка смело приблизилась и протянула руку.
Рука у ведающей сначала холодная как лед, потом постепенно все теплее и теплее, и вот уже будто огонь побежал по венам, будто хмельной мед, что вчера они тайком пили с девочками в саду.
Ведунья стала раскачиваться из стороны в сторону и вдруг заговорила.
То был мамин голос, его, несмотря на многие прошедшие годы Виринея не могла не узнать.
- Вирка, хватит ли у тебя сил превозмочь душевную боль?
-Да, - твердо ответила девушка.
- А физическую? А предательство? А мерзость явного мира, его темную сущность?
И на все вопросы Вирка отвечала утвердительно.
Чем больше времени ее спрашивали, тем больше крепла ее уверенность. Она сможет преодолеть все!
Душа ее воспарила над телом, и смотрела на все происходящее со стороны. А там под потолком витала и мамина душа, облаченная в туман, и только голос был живым.
—У меня нет сил, чтобы дать их тебе в дорогу, но есть моя любовь, и папина, вот возьми, — и в руки девушки упала маленькая искорка, такая горячая, что она очнулась. Тело вновь обрело душу.
Ведунья отпустила ее руку и сказала. Ты будешь долго жить там за границей Прави, откроешь в себе такие таланты, то, что никто прежде не умел. Не бойся, всё это для достижения цели - победы над Тьмой. Когда тебе будет невыносимо - тебя спасет оберег матери, и мой.
И она протянула девушке очелье. Из простого цветного бисера. Встала, оказалась выше Вирки на голову. И надела оберег на лоб.
— Вы ничего не сказали о моем будущем, — попробовала возмутиться Виринея.
— Все уже сказано, — кратко ответила та и вышла из класса. — Когда придет час, ты будешь знать, что делать.
Вирка села за парту и заплакала от бессилия. Столько лет учиться, быть лучшей и ничего не понять. И спросить не у кого.
Но эта слабость длилась всего лишь мгновение. Девушка вытерла слезы, и дала себе клятву - ни слезинки, ни сожаления, ни слабости.
ГЛАВА 5. Совет Праведников
В то врем когда другие выпускницы счастливо отдыхали, кто с родителями, кто с друзьями, Виринею ждало еще одно испытание - встреча с советом Праведников. Последняя проверка, которая даст ей стать воином света, либо лишит всех надежд на это.
На совет ее привела праведница Ликурия, девушка иногда видела ее на уроках. Женщина с гордым взглядом серых глаз, с седыми косами. Она просто сидела на уроках, что-то докладывала Совету, хотя вряд ли. Что- то можно рассказать о милых девочках, чьи мысли чисты, а помыслы невинны.
В этот раз Вирка старалась из всех сил быть собранной и понравится совету.
Но сам совет она не увидела, ее провели в пустую комнату, посадили на стул, и подключили к голове какие - то провода, к запястьям рук и ног, тоже.
Потом ее оставил одну, и погасили свет.
Мерцающие синие огоньки на стенах, тихая музыка, даже особый воздух, который заструился вокруг Вирки, нежным ароматом.
Все это действо успокаивало, но не до дремы, просто наступило то равновесие, которое так было ей необходимо.
— Ты праведница, ты избранная? — зазвучал в голове чей-то, очень знакомый голос.
— Да, — ответила девушка, совершенно искренне так считая.
— Ты особенная, т ы одна, кто пройдет в мир Яви и победит князя Тьмы.
—А как мне его победить? — так и хотелось спросить у этого строгого голоса. Она узнала его - это голос мамы. Только мам очень редко говорила так торжественно и очень редко хвалила Вирку.
Но голос продолжал.
— Ты сильная, смелая, ты выдержишь любые испытания,
—Да, — завороженная голосом, ответила Виринея.
—Ты победишь боль, мерзость несовершенство иного мира.
—Да.
— Ты убьешь князя Тьмы. Ты поймешь, когда пришел этот час.
—Да.
—Без победы над ним ты не вернешься назад. Никогда.
—Никогда! — эхом отозвалась девушка.
— Иди, и помни, ты - праведница. Ты за мир Прави. Ибо нет другого более справедливого и чистого мира.
— Да! Да! — душа ее была в восторге, переполнялась верой, что она все исполнит.
Зажегся свет и комнату вошла Ликурия. Испытание дал тебя закончилось. Совет доволен тобой. — Она обняла Веринею. Это были объятья старшей сестры, а Вирке так хотелось материнской нежности от обнимающей ее женщины. Нет,- сказал себе девушка.- Мама может быть только одна.
ГЛАВА 6. Знак
Казалось жизнь Виринеи и Тимофея наладилась, староста к ним не приставал, объезжал их дом стороной.
Весна, пробуждение сил природы, разлив реки и дожди, всё радовало глаза и душу.
Столичный тракт развезло, река была бурной и в это время года не очень-то путешествовать по княжеству удобно.
Но однажды утром, выйдя вешать бельё, Виринея увидела толпу мужиков, возы с досками, и старосту.
Тот, замерзнув на сильном ветру, зашёл к охотнику домой погреться. Тимофей чинил сети, и приходу гостя не обрадовался. Виринея напротив пригласила за стол, налила квасу.
—Что за праздник у вас? — утираясь белоснежным платком, спросил Гостомысл.
—Весна, — отшутилась хозяйка.
—А, а то я гляжу и ожерелье и кофта цветная, А до Пасхи ещё две недели.
—А на Пасху я жене ещё подарков надарю, — задорно засмеялся Тимофей.
—Клад в лесу нашёл, или приданое за женой дали? — старосту хоть и побаивался Виринеи, но любопытство распирало.
—Наследство от сестры получил, — успокоил старосту охотник. - А пошто артель собрали?
Никодим поднял указательный палец и строго изрек - «Государево дело. Едет .А сам или кто попроще, то не ведаю, да и не твоего ума дело. Твое дело вещи собрать, в артели ждут рабочие руки".
Староста ушёл, А Тимофей заметил, как нахмурилась Виринея.
— Женка, что случилось? Да ты не бойся, я с тобой в лес уйду, никто не сыщет.
Виринея подошла, погладила мужа по спине. В голове зазвучали слова Ведунью про особый знак. Вот он есть, знак, значит скоро и встретимся.
Тимофей даже на пасху не приехали письмеца не прислал. Видно работы непочатый край на тракте.
Но наступила Пасхальная неделя, а знатный гость все не приезжал. Виринея, как должное принимала правила здешней веры и соблюдала ритуалы. И даже молилась, в основном, чтобы не слышать не совсем божеские желания и просьбы. Кто-то молил о скорой смерти родственников, Кто-то желал чужой жены, А кто-то и вовсе пел похабные частушки или матерился.
Тимофей, же просто рассматривал иконы, и дивился красоте письма. И было на что залюбоваться. Церковь хоть и маленькая, но место намоленное, даже своя чудотворная икона Божьей Матери имелась. Правда в эти дни она путешествовала по княжеству, излечивая больных и страждущих.
Муж Тимофей покладистый и нежный. От сытой довольной жизни он поправился, щеки округлились, и весь он помолодел лет на пять, его очень красила улыбка. Когда он смотрел на жену и улыбался, в глазах его такая нежность, что Вирка даже стеснялась. Раньше ей казалось, что любовь - это огонь, который греет, даёт энергию. Но оказалось, что бывает и такая вот любовь, словно облако, обнимает, нянчит, как малое дитя. Они обменивались энергией ежесекундно, когда находились вместе. Не только при соитии, но при трапезе или вечерами, когда она ткала, а Тимофей чинил сети И смотрел с такой невозможной ласковостью, что Вирка была самой счастливой во всех трёх царствах.
Если раньше ей просто казалось, что она благодарит Тимофея за то, что он отомстил за нее. То теперь это родная душа, которая залечила раны душевные. Ещё бы им ребёнка.
Князь приехал ночью, а утром за Виринеей примчался на повозке староста и чуть ли в ногах не валялся, просил Госпожу пожаловать в терем. Князь зовёт, просит прибыть, - от страха ляпнуть, что то и не угодить Виринее, Никодим заикался. Тимофей так и не вернулся с артельных работ, но Виринея уже успела оставить ему послание, до прихода старосты.
Накинула шаль, про себя попрощалась с домом, и села в возок. Стрельцы взяли на караул и они поехали. Терем у старосты богатый, молодая жена не вышла, была на сносях и боялась сглаза. Князь сидел в трапезной и вкушал явства. Когда Виринея вошла, он как раз разламывал жирного гуся, рукава подвернуты до локтей, руки в тёмных волосах. Когда она вошла, он бросил гуся и стал вытирать испачканные руки о вышитое полотенце.
Виринея разглядывала его и пыталась понять, что за человек.
Крепкий мужчина лет тридцати пяти, в белой атласной рубахе у выреза и на запястьях изумрудные пуговицы. Ворот расстегнут видно могучую шею. И весь скорее похож на богатыря, чем на правителя.
Волосы, густо посеребренные, коротко острижены, виски побриты, густая чёрная борода аккуратная. Нос крупный, губы тоже, глаза под густыми бровями, ярко голубые, смотрят строго и пронзительно.
— А вот и Виринея краса, золотая коса, медовые губы, серые глаза, — протискиваясь в трапезную, запричитал староста.
Князь махнул рукой, и стрельцы, подхватив Никодима под руки, вынесли вон.
Так прошло несколько мгновений, в полной тишине. Вирка была в недоумении, нет, теоретически она знала, что слуги Нави, Тьмы имеют серую ауру. Но князь не имел ауры или следа - вообще!!! Но это человек, ни нежить, ни мертвец, это был живой человек. Может оборотень, но у оборотня алая аура. Она так растерялась, что позволила слуге довести себя до стола и усадить прямо напротив князя.
Тот спокоен и уверен в себе, в глубине голубых глаз искрилась насмешка.
Мужчина опять принялся есть гусиную ногу что-то негромко сказал человеку, стоящему за его спиной, и тот повторил приказ князя — всем выйти.
И сам ушёл, если бы Виринея не была так обескуражена встречей с князем, то непременно бы обратила внимание на этого слугу в чёрном балахоне. Но она который раз пыталась проникнуть в мысли сидящего перед ней мужчины. Но всё усилия оказались напрасны.
Словно князь находился в другом мире, как на телеэкране, или голограммой.
— Что растерялась Праведница? Теперь думаешь, как такого вот воспитывать? А я подскажу, секрета нет. Правда поздно я узнал, что ты в Яви появилась, ты говорят уже и замуж выскочить успела. Да митрополит у меня вот где, - и он показал огромный волосатый кулак. — Быстро развенчает.
—Я люблю Тимофея, — растерянно призналась Виринея. Сейчас она была просто девушкой, женщиной у которой ломается счастливая жизнь.
— Так ведь ты сюда не затем пришла, а зачем? — и князь, перегнувшись через стол, дыхнул на девушку перегаром. Потом выпрямился, захохотал и хлопнул в ладоши. Показался человек в чёрном.
—Дьяк, едем, госпожу с собой, а чтоб не пикнула, - он посмотрел девушке прямо в очи. Его синие глаза вдруг стали черными, и в этот черный омут Виринею неотвратимо затягивало.
-Ну, вот и всё, даже скучно, - князь подхватил обмякшее тело девушки, и сам понес к выходу. Дьяк вприпрыжку бежал за ним, нес темный камзол, с золотыми пуговицами.
ГЛАВА 7. Лебединый полет
Тимофей, возвращаясь с артельных работ решил порадовать себя ухой. Не поехал с сельчанами, а пошёл через лес на Лебяжье озеро. Хоть и соскучился по жене, но собирался посидеть у реки сварить похлёбку. Виринея, не переносила рыбий дух, поэтому мужик старался чистить рыбу во дворе, или вот так на речке. Да и ещё одна причина - притомился от тяжёлой работы, вкалывали от зари до зари, всё ждали князя. А их, до его приезда разогнали по домам. Прийти к жене жалким и без сил срамно. Поэтому и решил мужик устроить себе день, два отдыха.
Весна была в самом разгаре, пахло медовым духом от цветущей черемухи, птицы занимались своими делами по строительству гнезд и высиживанию птенцов, не забывали радовать человеческий слух разногласьем. Насобирав валежника разложив его поближе к костру, Тимофей пошел к озеру вытаскивать бредень. Тот был полон, и тянулся очень тяжело, радуя рыбака богатым уловом, может и на продажу останется, если крупная рыбина, - довольно думал Тимофей, а когда увидел добычу - ахнул.
В сетке действительно крупный улов, но не рыба. Молодая лебедушка, оказавшись на поверхности воды, заклокотала, стала биться грудью о преграду.
—Подожди милая, подожди глупая,- уговаривал птицу Тимофей и сноровисто тянул бредень на берег. И вот уже он и на берегу. Еле смог обхватить пленницу руками, лебедь отбивалась крыльями, а охотник боялся их сломать. Наконец птица как-то странно вздохнула, словно смирившись, и перестала сопротивляться. Охотник вытащил лебедушку, и поставил на траву, но она упала.
—Да, неужто погибла?!- Тимофей чуть не зарыдал. Он слыхал от калик перехожих, что в стольном граде таких вот лебедей жарят целиком, и к столу подают, но сам никогда бы не посмел стрелять в такую красоту. Даже ели бы от голода умирал.
Как оживить птицу он не знал, но на все же попробовал. Склонился к ней, встал на колени, чтобы сподручней было, и дунул в ноздри, на клюве. Еще раз, и третий. Вдруг птица встрепенулась, и в это невозможно поверить, заговорила человечьим голосом.
—Не бойся, Тимоша - это я твоя Виринея. Заколдовал меня злой волшебник. Теперь только по ночам человеком буду, но это всего на три дня и три ночи. А потом будем жить, как жили. Верь мне.
Но, не слушая, ее охотник уже бежал куда глаза глядят. Сначала вдоль озера, потом по лесу, только бы не домой. Он конечно знал про оборотней, и то что жена его не просто девица, но уж слишком неожиданно все случилось. И чего бы это? И зачем? Он бежал часа четыре, до самой охотничьей сторожки, и там, не зажигая свечи, ухнул на заправленную прелой соломой лавку и зарыдал.
— За что она так с ним? Ведь чуть ли не на руках носил, бабью работу справлял, на соседей не оглядываясь, а она. — Обида была детской и слезы тоже, но по-другому не получалось душе помочь. Не было ненависти к жене - только любовь.
Он уснул и проспал бы сутки не меньше, если бы не Брешка, верный пес перегрыз веревку, побежал в лес, нашел хозяина.
Тимофей взял в мешке сухари, набрал в ручье чистой воды и поделился с псом. Сидел в темной землянке не желая выбираться на белый свет, но тут в углу появился сначала туман, потом он растаял и из него выступила вперед Виринея. В белом одеянии, на котором ясно видны перья, венец на голове переливается самоцветами, на руках кольца с такими же блестящими каменьями. Девушка - лебедь заговорила: «Тимоша, по-другому никак, я та же, потерпи три дня три ночи и стану прежней твоей Виринеей ".
Тимофей выскочил из землянки как ошпаренный, хотел бежать еще дальше, к Пустоши болотной, но ноги сами понесли к реке, на берегу ждала его лебедь. Сама прыгнула в руки, и мужик, подчиняясь чужой воле, побежал к селу, домой. Соседка баба Паша только и видела, что под армяком Тимошка прячет гуся, неужто своровал, такого за ним сроду не водилось. Но представив жирного запеченного гусака, баба Паша решила непременно наведаться к соседу в гости.
Про то, что Виринею увез князь, никто и не догадывался, а староста и не помнил ничего.
Спроси его – Был князь?
Был, откушал, отдохнул и дальше поехал,– вот и весь сказ.
Другого никто и не помнил в селе.
Напрасно баба Паша забегала по три раза на дню к Тмошке. Не жарил тот гусака, даже и не пахло дичью. Пахло хлебом, кашей с тыквой, а самой Виринеи не было. Но может на базар пошла или еще куда, - думала старуха, попивая чай с баранками.
В избе чисто, еды наготовлено, а Тимошка, как из-за угла мешком пришибленный. Бородка клочками, волосы взъерошенные, глаза, как у святых на иконах - страдальческие. Тимофей не ел, не пил, ждал, когда лебедь превратится в Виринею.
Он не знал, что после этого будет, может умом тронется. Хоть и не велик - то ум, а все же жалко. Сидеть, что ли потом на паперти слюни пускать, как Иоська блаженный?
И все же сон сморил, состояние после недосыпа и голодовки полубредовое. И в этом полусне он опять увидел свет в углу и сначала белую лебедь, бьющую крыльями и стонущую, иначе этот крик птичий и не назвать.
Сил бежать не было, да и куда от судьбы убежишь?- и мужик упал без сил на пол. Очнулся на печи, в чистом исподнем, баба Паша с кем- то говорила,- Вот такого вот гуся тащил, куда дел не сказывал.
— Так я его на базар снесла, деньги нужны. У Тимоши сапоги прохудились, да вы не печальтесь, вот сапоги справит, и на охоту пойдет, побалует нас и вас дичью. Не сомневайтесь.
Наконец старуха ушла, и Тимофей осторожно приоткрыл шторку. Виринея, подперев голову собирала другой рукой крошки со стола, но бросала не в рот, а обратно на каравай сыпала.
Баба, как баба, может под юбкой ней Тимофей скатился с печи "Жрать давай!» - сурово приказал мужик, а сам вышел во двор. Вернувшись ел кашу с тыквой, ворча, что подгорела, но это была полная неправда. Наконец решился и поднял на жену глаза.
Виринея грустно и нежно улыбалась, на щеках ямочки, вот протянула руку и дотронулась до мужней руки. Тимофей дернулся, но стерпел. Рука теплая, живая.
— Ну, и как жить будем? — хрипло спросил он.
— Как жили, Тимоша. Хорошо и ладно. Больше в птицу не обернусь, не бойся меня.
Мужик заморгал, сдерживая слезы, такого с ним сроду не было. Совсем ослаб.
Виринея встала, подошла, обняла, прижав голову мужа к мягкой груди.
—Я же люблю тебя, тебя люблю, - повторяла она как заклинание, гладя мужа по волосам, по спине.
—Своя родная, — Тимофей сноровисто стал задирать жене подол.
Ни рыбьего хвоста, ни перьев на срамном месте не было, только рыжие упругие завитки волос.
Мужик стал снимать жене юбку через верх, рвал пуговицы на кофте, Сорвав на жене одежду, возрился на обнаженное тело. Он впервые видел её вот так днём без всего. Коса расплелась и золотым водопадом рассыпалась по плечам.
Нет, однажды видел, когда от рогожи освобождал, но та прежняя женщина, не Виринея.
Он погладил ладонью плоский живот, поднялся выше помял упругие груди, торчащие конусами, как у козы, потом снова вниз, между ног .Слегка развел из в стороны, и другой рукой, приспустил у себя исподние штаны ,освобождая напряженный уд.
— Садись, — прохрипел срывающимся голосом.
Тетериться так, был великий грех, но как же он был сладок. Виринея раздвинув ноги ещё шире, осторожно вбирала в себя его чресла, но Тимофей не хотел ждать: ладонями нажал на бёдра, и вошёл сразу до самого дна. Жена завозилась, подпрыгивая то вверх, то вниз. Он откинулся спиной в стол и доверился ей. Только мял ей ладонями ягодицы.
Та скакала без устали, ускоряя темп, пока Тимофей не охнул, и не застонал, такого с ним никогда не было, Виринея будто вознесла его на своих лебединых крыльях над землей, над облаками, к Солнцу, которое взорвались в голове, множеством искр и звёзд. Но и Виринее тоже стало сладко, она излилась не только его семенем, но и женским соком. Они обнялись, и так и замерли, став одним целым.
Они еще долго не размыкали объятий, словно боялись потерять друг друга.
— Мы
