Купить

Только на одну ночь. Джина Шэй

Все книги автора


 

Оглавление

 

 

АННОТАЦИЯ

Кто не знает имя Светланы Клингер? Да-да, той самой, иконы столичного стиля! У её блога полтора миллиона подписчиков, у неё самой – неоспоримый авторитет в индустрии моды. Самый известный из модных журналов столицы – её королевство. Вот только… У нашей королевы нет короля.

   Не кому съедать помаду с её губ. Некому снимать с неё идеальные ее аутфиты. Некому раскрашивать серый мир, что её окружает, тысячей оттенков боли.

   Да, вы не ослышались. Света – мазохистка. Мазохистка, которая уже два года ждет того, кому отдала свой ошейник. Ей нужен только Он, а всех остальных – даром не надо. Особенно вот этого вот наглого хлыща.

   Он пришел незваным, он занял её место, он… Он просто мудак. И ни на что он не годен. Разве что на одну ночь…

   … когда она узнает, что ждать ей больше некого.

   

ГЛАВА 1. Самый лучший

Утро, спланированное до мелочей, повторяющееся изо дня в день — это не скучно, это порядок. Подъем в семь-тридцать, получасовая растяжка, на завтрак — овсянка из мультиварки, горсть черники и апельсин.

   Брюки-кюлоты, шелковый черный топ-комбинация, белый жакет. Никаких украшений, никакого макияжа, только помада. Алая, яркая, такая, что режет глаз.

   Я точно знаю, что если Он вернется сегодня — встретит меня с работы и будет сцеловывать мою помаду, и лишь когда не оставит на моих губах ни капли красного, лишь тогда остановится. Это тоже традиция. По которой я, черт побери, скучаю. Даже нет, я без неё — задыхаюсь. Но это терпимо, это привычно, это часть ритуала ожидания. Тем упоительней будет момент воссоединения.

   Я неизлечима, наверное. Нормальные женщины не любят свой день рождения, особенно когда тридцатник стучит пеплом в твоем сердце. А я люблю. Хотя мне до тридцатника еще шагать и шагать. Годик. Или два. Не скажу сколько, сами угадывайте. Одна свечка на кексе, кстати, это вообще не потому, что я стесняюсь возраста, это потому что, ну, больше на кекс просто не влезет, а больше одного кекса мне нельзя. Даже по праздникам. И этот-то кекс выпедрежный, из амарантовой муки, шоколадный, м-м-м. Если бы Танька вчера не приперлась и не поиздевалась над моей кухней, вкусняшек мне сегодня бы не было. Настоящий братан, иначе и не скажешь.

   Правда, посуду мыла все-равно я, увы. Такое вот у нас с Танькой разделение обязанностей, если она готовит на моей кухне.

   Вообще, сегодня день рождения, и по идее можно было бы достать из шкафа платье, но… Но нет. Я, конечно, очень надеюсь, что Он все-таки приедет именно сегодня, это был бы отличный подарок от судьбы, но… Но если нет, то я буду чувствовать себя глупо. Быть женственной для Него — имело смысл. А для себя или для коллег, которых сегодня надо было поиметь до сдачи номера — а какой семантический смысл? Я и так знала, что расстегни пару пуговок на груди — и мужик от секса не откажется. И абсолютно похрен, что там на мне — платьишко, или армейская шинель. Была бы у меня нужда чесать самооценку — может, и носила бы. Но мою самооценку мог потешить одобрительный взгляд только одного мужчины. А его, увы, на моем горизонте пока не наблюдалось. Хотя внутри мечтательно подпрыгивали розовые зайчики. А вдруг, ну, вдруг же?

   — Доброе утро, Светлана...

   Встретить в лифте Альбину Григорьевну, старшую по дому — хороший знак: значит, я не опаздываю и даже успеваю взять кофе. У Альбины Григорьевны на руках скотч-терьер, я традиционно чихаю, аллергия, раздери её Ктулху, всегда настороже. Чихаю, ловлю виноватую улыбку Альбины Григорьевны, пожимаю плечами, поправляю на плече рюкзак. Не знаю, как люди ходят с сумочками меньшего объема, они что, кроме ключей и карточки с собой вообще ничего не берут?

   — Светик, привет, какой тебе сироп сегодня?

   Оля-бариста, девочка-мальчик, ну, я-то знаю, что она девочка, но первую неделю её работы я нарочно не знакомилась и размышляла — какого же пола это дивное андрогинное эльфийское создание, будто сбежавшее из японской манги.

   — Кокосовый, Оль. И побольше.

   И пусть у меня все к чертовой матери слипнется. День — осенний, паршивый, серый. Машина на техосмотре, увы, и я совершенно не по привычке спускаюсь в метро. Люди мрачноватые, а мне хочется улыбаться. Мне всегда хочется улыбаться, когда я представляю, что выйду после работы, а у редакции меня будет встречать Он. И пусть не встречает, пусть эта надежда откладывается каждым вечером на следующий день, но рано или поздно — Он вернется. Он обещал, в конце концов.

   Ей богу, столько лет, и настолько ванилька. Хотя на самом деле все оправданно.

   — Светочка, Звягинцев на больничном. Ногу сломал, — отнюдь не радостно улыбнулась мне Ирочка, секретарь в общей приемной, передавая мне папку со входящей корреспонденцией..

   — Это он зря, — вздохнула я. Ей богу, не мог ногу в кабинете сломать, а? У нас, простите за каламбур — черт ногу сломит в номере, а главный редактор ломает конечности. Ши-кар-дос.

   Угадайте, кто сегодня шизанется, пытаясь разорваться на тысячу человек? Правильно — я.

   Как и ожидалось — я даже дойти до кабинета не успеваю, меня накрывает атмосферой аврала. Телефон трезвонит не умолкая, всем от меня что-нибудь нужно, а мне бы свою статью дописать, отправить её корректорам да макет свежего номера просмотреть еще раз. И выдолбать острым клювиком мозг всякому инвалиду, что опять затянул со сдачей материалов. Три служебки сегодня полетят в бухгалтерию, и на следующей неделе три нерасторопных черепахи узнают истинную цену собственной медлительности. В следующий раз будут меньше звездить. Звезд у нас нынче дохрена, нажимать кнопочки на клавиатуре многие умеют и согласны делать это вовремя за гораздо меньшую, чем у нас, зарплату. Это кризис, господа, не расслабляйте ягодичные мышцы.

   Когда внезапно звонит Стариков — номер уже закончен на 99,9%, правда, я парой нечаянных движений руки чуть не сношу электронный макет — серьезно, сам гендир? Да ладно, и чего ему нужно от скромного заместителя главного редактора, а? Раз в тысячу лет его сиятельство до меня снисходит.

   — С днем рождения, Светочка. — Тембр голоса у нашего гендира прекрасный. Если разорится — сделает состояние на сексе по телефону.

   — Премию дадите, Виктор Юрьевич?

   — Еще одну? — рассмеялся Стариков. Так, ура, мне есть на что съездить в Прагу в выходные.

   — А что, бывают лишние? — усмехнулась я. — Виктор Юрьевич, дайте номер закончить. А то ваша фамилия в списке учредителей будет с тремя ошибками. Это будет моя коварная месть.

   — Светочка, конечно, дам, через час я заеду на работу, пойдем перекусим, есть серьезный разговор. Ты же не обедала сегодня?

   Пообедаешь тут, когда дорогой и любимый начальник берет и ломает ногу в такой важный для родины период.

   И все-таки, что за разговор такой? Оч-чень интересно.

   Но я отправляю номер в типографию, сбрасываю электронную версию в информационный отдел. После этого требую себе кофе, потому что ей богу, я заслужила. Голова просто дымится. Поэтому сбрасываю туфли, закидываю ноги на столешницу и откидываюсь в кресле.

   — Вас можно поздравить с повышением, Светлана Валерьевна? — с интересом уточняет Анджела, мой личный ассистент, точнее — моя личная кофеварка. С креативной работой Энджи, увы, справляется хуже. Но кофе варит приличный, это её и оправдывает.

   — Поздравить — можно. Но с повышением — это еще почему? — я подняла брови и приняла из рук Энджи чашку.

   — Стариков звонил в отдел кадров. Говорят, Звягинцев уволился с поста главреда. Отрабатывать не будет — он на больничном. Просили подготовить приказ о назначении. Пока с открытой шапкой, но кого же еще могут поставить, кроме вас?

   Нет, я большая взрослая тетенька, я не буду орать дрянью и подпрыгивать так, как будто получила Оскар. Я всего лишь томно прихлебну свой черный кофе с имбирным сиропом и прикрою глаза в предвкушении.

   Ну а что?

   Я вообще-то заслужила. Четыре года впахивания, от маленькой лупоглазой корректорши, до заместителя главреда чего-то да стоили.

   И это был бы отличный подарок на день рожденья. От вселенной и от совета директоров вместе взятых. И… Он будет мной гордиться. Когда вернется.

   Боже, Светка, какая ты все-таки неисправимая… Но что поделать, само в голову влезло. Большая взрослая тетенька, Светлана Валерьевна Клингер, спасибо папе за звучную фамилию, над которой я спокойно могу поржать. Ну, не Петрова, и на том спасибо.

   Оставшиеся полчаса до приезда гендира я медитировала в кресле, раскатывала губешку и прикидывала, чем лучше заполнять следующий номер. Кого из фотографов позвать, кого из моделей, и так, а что за мероприятия у нас в мире моды сегодня? Может, ну её нахрен ту Прагу и в Милан, а? Или позвонить-таки Нине Миренцо, последняя коллекция сумок у неё была очень даже ничего, хоть и жутко непрактичная.

   А потом Стариков сбрасывает цифру “26” в СМСке. Отлично. Я любила ресторан “SiX”, расположенный на двадцать шестом этаже нашего бизнес-центра. Шикарное место, куда даже с моей зарплаткой ходилось только по праздникам. Отлично подходит для торжественных новостей, торжественных событий. Для повышения — вообще отлично.

    — Отлично выглядите, — улыбнулся Стариков мне, “летящей походкой” на своих лодочках подходящей к столику.

   Ох, хороший столик. У окна. С видом на Москву с высоты птичьего полета. Красотища, никак не могу привыкнуть. Наверное, все-таки дело в контрасте. Кто же знал семь лет назад, что девочка из Владимира окажется вот так вот высоко. Эх, сплюнуть бы из этого окна, так ведь завтра во всех желтых газетенках: “Ядовитый плевок главного редактора “Estilo” стал причиной трех смертей и начала зомби-апокалипсиса. Бегите, глупцы!”. Нет, это все шуточки, конечно, но все равно приятно здесь, сейчас быть тут, смотреть на благостную рожу нашего гендира и разглядывать фоточки еды в меню. Так, и что я сегодня могу себе позволить, чтобы вечером не пришлось уж очень сильно потеть на беговой?

   — Светочка, вы уже слышали про Гошу?

   — Сломал ногу и дезертировал? — Я подняла брови. Печально, конечно, но…

   — Увы, — Виктор Юрьевич драматично вздохнул. — Столько лет у руля, и такой неожиданный побег.

   — Сманили или отдохнуть решил?

   — Сманили, конечно, — Стариков поморщился. — Что тот перелом, через две недели у него назначение в Лондоне, и я думаю, он выйдет даже на костылях. Да хоть ползком.

   Ну, да, я б тоже вышла, еще бы мне кто предложил.

   — В общем, Светочка, я вас не зря сюда позвал, — дружелюбно улыбнулся мне Стариков. Ой, ну все, ну давай уже, большой босс, назначай меня, я на все согласна, ну ладно — почти на все.

   — Извини, Вик, я опоздал, — раздался над моим плечом низковатый хрипловатый голос. Ой-ой, у Старикова на поприще вербального удовлетворения неудовлетворенных женщин появился конкурент.

   Я повернулась, глядя сверху вниз на заявившегося.

   Блондин. Этакий весь из себя суровый, со светло-русыми волосами и бледно-голубыми блеклыми глазами. Костюмчик — серый, дорогой, явно шитый на заказ, но то ли портные пытались польстить клиенту, то ли у него были нехилые комплексы, потому что он казался слегка широковатым. Рубашечка в розовую полосочку, последний писк внезапно вернувшейся моды. И галстучек — тоже серенький с элегантным узором. И что это за чудовище такое? Я у него точно в долг денег не брала? Смотрит на меня, будто взглядом и в паспорт заглянул, и взвесил, и рентгенограмму сделал. Интересно, камни в почках высветил?

   — Присаживайся, Антон, все в порядке. — Дружелюбная улыбка моего шефа мне не понравилась. И-и-и-и? Что это все за кордебалет?

   Блондинчик плюхнулся за столик рядом со мной, развалился на стуле, задел меня коленом. Какой хозяин жизни... Еще не познакомились, но он меня уже бесил.

   — Неберт, Антон Андреевич, — буркнул сей чудесный кадр, пока я, нежно охреневавшая от его манер, пристально его разглядывала. Нет, реально ощущение, что он какую-то прыщавенькую малолетку задел, а не взрослую успешную меня, у которой надменность — часть делового имиджа.

   Неберт. Еще одна немецкая фамилия. Забавно. Получи фашист фашиста, так, дорогая судьба? А можно мне простого, русского, моего, того, от которого пальчики на ногах поджимаются. Ну на вечерочек хотя бы, мне много не надо. Хотя, кого я обманываю, Его — мне нужно всего, и побольше, побольше...

   — Да, Светочка, познакомься, наш новый главный редактор! — деловито добавил Стариков.

   Еще никогда мои амбиции не швыряли лицом об жестокую реальность с такой радостной миной на лице...

   

ГЛАВА 2. Бракованный

— Светлана, загляните ко мне…

   — Антон Андреевич, у меня интервью не написано.

   — Ничего, зайдите сейчас, его и обсудим, вам же не придется переделывать.

   И трубку швырнул.

   Без комментариев.

   Частенько слышала эту фразу, сама не говорила ни разу. И не думала. Но вот — докатилась.

   Мне вообще сейчас было не до закидонов свого драгоценного начальничка, и все, за чем я была бы согласна увидеть своего восхитительного главреда, так это исключительно за тем, чтобы швырнуть в него чем-нибудь тяжелым.

   Взгляд так кстати задел выпендрежную наградку, с прошлогодней премии “журналист года”, а в голове мелькнуло, что вообще эта хрень мне никогда не нравилась, и для того, чтобы вправить в башке нового босса мозги на положенное место, мне в общем-то не жалко добавить и вон то золотое перо, которое на самом-то деле не очень и золотое, но довольно весомое.

   Если вы еще не поняли, скажу вслух — подарочек от вселенной мне на день рождения оказался бракованный. Жаль, я не могла вернуть сие счастье в магазин по гарантии и попросить возврат старого-доброго Звягинцева. То ли мои лыжи не ехали в тандеме с Небертом, то ли где-то что-то сдохло, потому что нет, мы с ним не срабатывались. Никак. И за одну рабочую неделю не наметилось никаких подвижек, но обозначилось очень-очень много проблем.

   Мне уже два года как не возвращали на правки статьи. И ладно бы по делу правил, нет, доканывался до всяких мелочей, приходилось брать себя в руки, тащиться к драгоценному редактору и там, под прицелом его блеклых глаз обосновывать, почему не стоит вносить вот эту, вот эту и вот эту правку.

   Самое обидное — чем дальше я с Небертом работала, тем больше вопросов у меня было к совету директоров. Потому что Неберт… ну, как бы это помягче… Не шарил...

   Ну вот взять Гошу Звягинцева. Мальчик-модник, настолько модник, что я всерьез подозревала, что он гей. Завсегдатай модных тусовок, на которых вечно появляется в обнимку с двумя какими-нибудь вчерашними малолетками, что кстати доказательством его ориентации ни разу не являлось. Вечно на диетах, ей богу, знал про правильное питание и калории больше, чем все наши сотрудницы вместе взятые. В спортзале бегал с легонькими гантельками, смертельно боялся приседов со штангой, а то “бедра станут объемнее”. При маникюре, и к косметологу шлялся чаще, чем я. Ну, натуральный же… ненатурал. Ну, если ставить диагноз по брючкам в облипочку и выпендрежной стрижке. Но, честно скажем, в моем окружении Гоша такой был один, но именно он соображал в моде, в векторе движения нашего журнала, в моделях и фотографах больше моего. Именно он умел выжать из материала шестьсот процентов, именно он всегда знал, где творится самый острый и самый интересный движняк, а по способности предсказать тренды ему вообще равных не было. А этот…

   Ну, короче говоря, если следующий номер и выйдет сносным, то только потому что я отличалась истинно козлиным упрямством и умела доказывать целесообразность тех или иных материалов. Но скажем честно — мне было жалко нервов и своего времени. Нет, посмотрю на сие благолепие еще недельку, а потом, пожалуй, напишу заявление.

   Я ужасно любила “Estilo”, коллектив был прекрасный, сложившийся, устойчивый, но…

   С появлением Неберта женская часть коллектива как с ума посходила. Видимо, в ориентации Гоши сомневалась не только я, а тут…

   Господи, чего я только не наслушалась про нашего нового главреда, даже от собственной ассистентки. И профиль-то у него породистый, и “боже, какие плечи”, а уж сколько неумных восторгов было по поводу его роста… Ну да, блин, высокий. Очень высокий. И? И тонковат. Ну, на мой субьективный вкус. Я предпочитала мужиков пониже и покоренастей.

   При том, Неберт времени особо не тратил, переспал уже и со своей секретаршей, и с самой молоденькой и симпатичной девочкой из бухгалтерии.

   Сегодня после обеда я застала его точащим лясы с Энджи, крайне смущенной, и от того несущую чушь в два раза интенсивнее обычного.

   В общем, я чудом удержалась от того, чтобы не зацитировать предсмертную фразу Цезаря в тот момент. И предпочла бы в принципе до конца сегодняшнего дня обойтись без компании “любимого” начальства, но вот… Что-то ему там приспичило.

   Пару минут промедитировав над интервью, я все-таки сунула ноги в лодочки, оставленные под столом, и вышла из кабинета. Игнорировать начальство было совершенно некомильфо. Даже если начальство бесило.

   Неберт пил кофе. Сидел себе в кресле, откинувшись на его спинку, и любовался на что-то на экране своего монитора. И чашку — маленькую, изящную фарфоровую держал, по барски оттопырив палец. Боже, ну лапищи. Медвежьи просто. На что тут вздыхать, скажите на милость?

   — Садитесь, Светлана, — Неберт качнул подбородком на кресло слева. С него кстати было видно монитор, но когда я села — главред уже все свернул, а потом уставился на меня своими светлыми глазами.

   — Я видел, что вы опять сменили модель для съемки Нины Миренцо. — едко произнес он. — Я же ставил другую.

   — Нина терпеть не может блондинок, — устало произнесла я. — И блондинов, кстати, тоже. Пройденный этап, принесите ей фотографии не с рыжими — и она просто откажется от рекламных материалов. Сомневаюсь, что совет директоров этому обрадуется.

   Не говоря уже о том, Антон Андреевич, что выбирать моделей надо не головкой члена. И одобренные Небертом девочки чуть не слили нам всю съемку, будто явились на лекцию в ПТУ, которую просто нужно было отсидеть с бессмысленным, ничего не выражающим лицом. Пошли мы такие фотографии Нине — и она бы больше в принципе к нам не обратилась. И на порог бы не пустила. Дизайнеры — народ обидчивый.

   Неберт уставился на меня тяжелым взглядом, барабаня пальцами по столу. Честно говоря, раздражало уже это. Нет, может и не неделю придется ожидать. Пару дней — и если не наметится хоть какой-то положительной перспективы — надо валить. Иначе я могу и убить свое потрясающее начальство ненароком.

   — Вы конфликтный человек, вы это знаете, Светлана? — вкрадчиво поинтересовался Антон.

   Я пожала плечами. Ну, если нормальную самооценку и четкое понимание происходящего назвать конфликтностью… Смею заметить, когда ты аргументированно доказываешь, почему ты прав — это вряд ли называется конфликтностью. Ну да, обосновать, блин, приходилось все. Включая то, что в работу наших рекламщиков вмешиваться не стоит, особенно с очень радикальными, очень новаторскими и очень сомнительными предложениями.

   — Как ни крутите, я — профессионал, — откликнулась прохладно, просто констатируя факт.

   — А я выходит — нет? — насмешливо произнес Неберт, разглядывая меня оценивающе.

   — Может быть, не в фешн-журналистике, — улыбнулась вежливо. Формулировка была очень обтекаемая, тон нейтральный. Всего лишь мое мнение. Скажете, зря я это говорю главреду? Да ей богу не страшно. В конце концов, у меня была своя репутация. Да и под всякого идиота не прогнешься. Вообще ни под кого не стоит, если уж на то пошло.

   — Знаете, Света, мне даже нравится ваша наглость, — произнес Антон, криво ухмыляясь. — Вы совершенно не боитесь, что я могу устроить вам проблемы?

   — Какого рода проблемы? — я подняла бровь. — Черные списки и “тебя не возьмут ни в одно приличное издание”? Нет, не боюсь. Я хорошо известна в наших кругах, а вас… Вас никто не знает, у вас нет имени, я вообще не знаю, почему назначили именно вас, хотя не исключаю, что вы сыночек кого-то из совета директоров. Но тогда успокоились бы вы уже, и дали бы мне делать мою работу.

   — И вас устроит, что я занимаю ваше место? — насмешливо фыркнул Неберт.

   — Мы в России, — скучающе откликнулась я. — Здесь кумовство — в порядке вещей. Кто считает, что может переломить систему только своими усилиями — тот идиот. А я идиотизмом не болею. Так что не расстраивайте вашего папочку, Антон Андреевич, не топите журнал. И дайте мне работать спокойно.

   В какой-то момент моей тирады лицо Неберта, разглядывающего меня с дружелюбностью голодного тиранозавра замерло, будто фарфоровая маска.

   Но он сам затеял этот разговор. Я вполне могла держаться в рамках делового этикета, но раз был задан вопрос про личный профессионализм — ты сам виноват, мальчик.

   Нет, на самом деле мальчик. Он был всего на пару лет старше меня, и мне, имевшей слабость к мужикам постарше, эта конкретная особь мужского пола с гордой немецкой фамилией казалась лютым сопляком. Тридцать лет, а надо же — получает место по блату от папочки из совета директоров. Иные сыновья состоятельных родителей — к этому времени не только приходили в себя, но уже вовсю добивались каких-то своих целей. У Него, например, тоже был сын.






Чтобы прочитать продолжение, купите книгу

149,00 руб Купить