Хочу тебя напрокат. Айрин Лакс

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ЧАСТЬ 1. ТЫ – МОЕ ИСКУШЕНИЕ
• ГЛАВА 1
• ГЛАВА 2
• ГЛАВА 3
• ГЛАВА 4
• ГЛАВА 5
• ГЛАВА 6
• ГЛАВА 7
• ГЛАВА 8
• ГЛАВА 9
• ГЛАВА 10
• ГЛАВА 11
• ГЛАВА 12
• ГЛАВА 13
• ГЛАВА 14
• ГЛАВА 15
• ГЛАВА 16
• ЧАСТЬ 2. ХОЧУ ТЕБЯ НАПРОКАТ
• ГЛАВА 1
• ГЛАВА 2
• ГЛАВА 3
• ГЛАВА 4
• ГЛАВА 5
• ГЛАВА 6
• ГЛАВА 7
• ГЛАВА 8
• ГЛАВА 9
• ГЛАВА 10
• ГЛАВА 11
• ГЛАВА 12
• ГЛАВА 13
• ГЛАВА 14
• ГЛАВА 15
• ГЛАВА 16
• ГЛАВА 17
• ГЛАВА 18
• ГЛАВА 19
• ГЛАВА 20
• ГЛАВА 21
• ЭПИЛОГ

АННОТАЦИЯ

— Ты должна будешь мне семь жарких ночей… За помощь.

   — Семь ночей? — переспрашиваю удивлённо.

   — Да, ты не ослышалась.

   — Может быть, назовёшь другую цену?

   — Деньги меня не интересуют. Хочу тебя. Напрокат...

   Он — мужчина, которого я ненавижу. Если бы не прямая угроза для моей жизни, я бы никогда не попросила его о помощи...

ЧАСТЬ 1. ТЫ – МОЕ ИСКУШЕНИЕ

ГЛАВА 1

Диана

   — Кто это такие? Откуда взялись все эти люди?! — спрашиваю.

   По сути, просто ору. Пытаюсь докричаться до подруги, стоящей в таком же ступоре, как и я. Мария Ромашкина, или просто Ромашка, смотрит на меня, часто моргая.

   — Не знаю… Я думала, что будут тихие посиделки. Меня брат убьёт, если узнает, в каком вертепе я побывала, — и начинает трястись.

   Я тоже в шоке! Я позвала всего две или три подруги! Понятия не имею, как вечер в компании близких подруг превратился в шумную вечеринку.

   Дом моего отца превратился в чёрт знает что! Гремит музыка, напитки льются рекой. В бассейн с подогревом ныряют полуголые девицы, взметая тысячи брызг.

   — Это всё Анька! — хватаюсь за голову.

   Только она могла привести с собой такую толпу! Зря я доверила ей посидеть немного одной, пока я ездила с охранником за хлопушками. Мама дорогая… Какие тут хлопушки?! Весь зелёный газон уже устлан круглыми конфетти, серебряным «дождём» и мятыми одноразовыми стаканчиками.

   Прошёл всего час, как я оставила Аньку. Ну, может чуть больше… Я выбрала хлопушки, потом долго стояла около витрины с шампанским, шалея от собственной смелости! В это время в доме моего покойного отца начал твориться хаос. Свою хлопушку я смело могу засунуть в одно место. Видимо, именно этим местом я и думала, приглашаю Аньку. Она же полмира знает! Вот даже одного чернокожего вижу среди гостей…

   Мама… Мамочка моя, что творится?!

   Повторяю снова и снова. Оба моих родителя мертвы. Мама умерла, когда мне было девять лет. Она погибла в автокатастрофе, в её машине отказали тормоза. Я осталась жить с отцом. Под его надзором. Вернее, под надзором нанятых им людей. Потому что сам он был постоянно в разъездах. Наверное, из-за его большого бизнеса.

   Мы тоже часто переезжали с места на место. Только в этом городе обосновались на два с лишним года. Из-за частых переездов у меня есть огромное количество знакомых и почти нет настоящих друзей. Вот только Ромашка и Анька… Диаметрально противоположные. Ромашка — тихая и спокойная отличница, которую старший брат воспитывает в строгости. Скромная и богобоязненная. Анька — буйная и яркая, как фейерверк. И очень-очень… общительная! Я посчитала её за свою подругу, но глядя, как он вихрем носится по газону и трындит со всеми подряд, я понимаю, что таких подруг, как я, у неё десятки, если не сотни.

   Я не против немного повеселиться. Но лишь немного! Без угрозы разломать всё на части и нанести урон имуществу. Однако, именно это сейчас и происходит!

   Повсюду крики и шум, приглашённые Анькой друзья ведут себя, как дикари! Они могут разнести всё в щепки.

   — Лей-лей-лей! — скандирует несколько человек за моей спиной.

   Я поворачиваюсь. Сразу же столбенею от возмущения. Два парня держат папин золотой кубок! Папа получил этот кубок за борьбу в вольном стиле. Два других парня льют в огромный кубок чёрт знает что, а собравшиеся рядом скандируют: «Лей-лей-лей!»

   Эта бурда точно смертоносная, потому что смешивать то, что смешивают два балбеса, не отважатся даже самые пропащие пьяницы!

   — А ну стоять! Всем стоять! — кричу я.

   Ха. Меня никто не слышит.

   Тогда я забираюсь на один из столиков и машу руками, крича изо всех сил. Лёгкие начинают гореть от чрезмерных усилий.

   — Всем стоять!

   Музыка сразу же смолкает. Ого! Вот это меня слушаются. Правильно делают. Я здесь хозяйка! Сейчас скажу, чтобы все вели себя тише. Но причина не во мне, потому что рядом с музыкальным центром стоит высокий, нет даже не так… Высоченный мужчина. Он кажется мне смутно знакомым. Где-то я его уже видела, но не помню, где…

   — Эй, мужик, какого фига ты музон вырубил?! — возмущается кто-то из толпы.

   Через секунду музыка вновь начинает литься оглушающим потоком из всех динамиков. Бомбит так, что барабанные перепонки вибрируют от сильнейшего напора.

   Внезапно слышатся частые выстрелы. Музыкальный центр взлетает на воздух. Вернее, то, что от него осталось.

   Паника! Незваные гости пищат, давят друг друга, обливая напитками и кидаясь в разные стороны.

   — Вечеринка окончена!

   Низкий мужской голос перекрывает командным басом испуганный визг и крики. Я коченею на месте от паники, узнав, кто здесь раскомандовался. Буду рада ошибиться, но я уже слышала этот голос несколько раз в своей жизни, каждый раз едва не падая в глубокий обморок.

   Это друг моего отца.

   Боже, пусть я ошибусь. Пусть это будут слуховые галлюцинации.

   Но…

   Я не ошибаюсь.

   Это он. Я видела его всего несколько раз в своей жизни, но знаю много по разговорам отца. Нет никаких сомнений в том, что это именно друг моего отца. Именно он стоит возле обломков музыкального центра. Друг моего отца почти не изменился за несколько лет. Всё такой же пугающий и недосягаемо огромный. Не знаю, сколько у него рост, но что-то около двух метров.

   Его широкие плечи такие огромные, что запросто можно сесть на одно из них, как на лавочку в парке. Смолянисто-чёрные волосы непривычной длины и зачёсаны назад, а я помню его короткостриженым, почти лысым и начисто выбритым. Однако сейчас у него красуется короткая, стильная борода, что только добавляет ему пару десятков баллов по шкале импозантности. Он крепко сжимает в левой руке ствол пистолета.

   — Марш на выход. В ряд по трое.

   Вот ещё! Перепуганные гости несутся к воротам, как овцы, сбившиеся в стадо.

   — В ряд. По трое! — ледяным голосом командует друг отца, пуская поверх голов убегающих несколько пуль.

   Это отрезвляет. Настолько, что все выстраиваются и дружно шагают на выход. Неуверена, что штаны на всех остались сухими…

   — Всё, что вы украдёте, будете возвращать в пятидесятикратном размере. Лично мне! — подстёгивает друг моего отца.

   От толпы отделяются несколько человек, выкладывая на столик ювелирные украшения, папины золотые часы, кто-то даже оставляет на столе папину кеглю для игры в теннис…

   — Тебе сюда вход запрещён! — рявкает мужчина, безошибочно находя в толпе Аньку, виновницу всего происшедшего.

   Я хлопаю ресницами. Когда он успел появиться?! Кто его пустил?! Как он смог заметить то, что не заметила я?! Вот это заявились гости… Они тянутся рядами на выход. В тишине слышен лишь шорох подошв по асфальтированным дорожкам. Ворота захлопываются за последним из них.

   Я беспомощно оглядываюсь по сторонам, в поисках поддержки. Около меня не остаётся ни одного! Даже Машка-Ромашка предпочла тихонечко улизнуть!

   — Слезай! — звучит команда, брошенная в мою сторону.

   Несмотря на то, что я стою на столе, я почти одного роста с другом отца. Он в гневе, а мне становится жутко. Я сглатываю ком страха. Горло перехватило как будто колючей проволокой, мне так тяжело дышать, что я боюсь умереть от недостатка кислорода. Ещё хуже мне становится от тёмного взгляда друга отца.

   Взрослый, сильный мужчина, размером с огромный шкаф, яростно испепеляет меня взглядом. Я словно застыла в состоянии аффекта и не в силах сдвинуться с места. Пристально разглядываю его.

   Впервые нахожусь так близко от этого мужчины. И от каждого взгляда, брошенного в его сторону, становится ещё страшнее. Он складывает руки под грудью.

   Я пошатываюсь на месте. Под смуглой кожей вздувается бицепсы. Вообще-то на улице довольно прохладно, на мне надета утеплённая толстовка.

   Но ему холод ни по чём — стоит в военных брюках и майке-борцовке, как будто на улице стоит жаркое лето!..

   С опаской разглядываю его огромные кулаки. Сдавит голову, как переспелый арбуз и…

   Мамочки, какой же он огромный! Кто его сюда запустил?!

   — Слезай со стола! — рявкает мне командным басом.

   От крика на его шее напрягаются толстые, синие вены. Шея у него —толщиной, как два моих бедра… Или даже три!

   Может быть, я лишь от страха всё настолько остро воспринимаю, но почему, чёрт побери, старый армейский друг моего отца раскомандовался?! Он привык орать на своих подчинённых, солдафон! А у меня от страха колени трясутся, но тем не менее я ещё пытаюсь стоять.

   — Что ты здесь устроила?!

   От его крика меня будто ветром сдувает. Причём не в ту сторону, в какую нужно. Я опасно шагаю вбок. То есть в пустоту. Высота небольшая, конечно же. Но я настолько неудачливая, что могу сломать ногу не ровном месте! Запросто! Я верещу от страха и зажмуриваю глаза. Точно шмякнусь! Заработаю сотрясение головного мозга.

   Моё падение растягивается на несколько секунд…

   Я падаю так долго, потому что не падаю. Но вишу в воздухе и даже могу бултыхнуть ногой, попав во что-то твёрдое. В каменный пресс солдафона.

   Он успел среагировать и подхватить меня. Сейчас его пальцы впиваются в мою талию. Он держит меня на вытянутых руках, как будто я совсем ничего не вешу. Пылинка!

   — С-с-спасибо! П-п-п-поставьте меня землю. Прошу.

   Он ещё секунду сверлит меня тёмным, полыхающим взглядом, и лишь потом опускает. Но отойти в сторону не спешит. Теперь мой взгляд находится на уровне его груди. Не грудь, а какие-то громадные холмы, быстро вздымающиеся и опадающие от частого, тяжёлого дыхания.

   Мне приходится задрать голову высоко вверх, чтобы посмотреть на его лицо. Друг отца пригвождает меня к земле, просто впечатывает в неё. Я как будто становлюсь ещё меньше, чем есть. Хотя во мне и так всего метр шестьдесят! Разглядываю его квадратную челюсть, решительный нос и нахмурившиеся брови.

   — Что вы здесь делаете? — блею я.

   — Приехал по просьбе твоего отца. За мной!

   Друг отца шагает в сторону дома. Я семеню за ним, как послушная собачонка, едва поспеваю за его широким размашистым шагом.

   Мой отец ничего не говорил мне о приезде своего друга. Папа тяжело болел в последние полгода, но не предупредил, что его старый армейский друг будет распоряжаться всем, как у себя дома. А ведь именно это грубый здоровяк и делает, входя в просторный холл нашего особняка хозяином положения.

   Оправившись от первоначального шока, я начинаю злиться на незваного гостя. Он — гость, я — хозяйка! Именно так всё и должно быть. Вообще, всё так и есть. Нужно всего лишь напомнить ему, кто есть, кто! Потом ласково указать на дверь, поблагодарив за заботу, разумеется! Я забегаю следом за другом отца и торможу прямиком на пороге холла.

   — Ты устроила в доме своего отца, глубокоуважаемого мной человека, бардак. Ты и будешь его ликвидировать!

   Верзила тыкает пальцем вверх, на огромную хрустальную люстру. На ней покачивается чей-то красный лифчик. Понятия не имею, как он туда попал! Я буду ликвидировать бардак?! Да я и тряпку в руках держать не умею.

   — Всё по дому делает прислуга! — робко возражаю.

   — Теперь всё по дому будешь делать ты! — заявляет солдафон, разваливаясь в кресле.

   Но тут же подскакивает, вытаскивая из под своего зада раздавленную алюминиевую баночку кока-колы. Штаны друга отца безнадёжно испорчены, как и светло-бежевое кресло, обтянутое дорогой тканью.

   — Ну, всё. Ты допрыгалась! — зловеще говорит друг отца, расстёгивая ремень на штанах цвета хаки. — Я хотел быть с тобой мягким… Но ты сама напросилась.

   Я икаю от страха. Он расстрелял мой музыкальный центр, прогнал всех гостей в ряд, как узников концлагеря в кремационную печь! В конце концов, он просто орёт на меня. Это называется «быть мягким» ?! Как же тогда он будет выглядеть «злым и жестоким» ?! Боюсь, мне не стоит даже думать об этом. В голове как будто начинает выть сирена, окрашивая всё в красным. Она сигнализирует, что самоуправство и даже простое промедление смертельно опасно для жизни. Но больше всего меня поражает другое…

   Зачем он стягивает с себя штаны?!

   Я вижу волосатые ноги, спортивные икры… У друга отца очень широкие, тренированные бёдра мужчины, на одном из них красуется пасть медведя. Вот уж точно… медведь-гризли! Или нет… не медведь. Кинг-Конг! Злобный, перекачанный, огромный Кинг-Конг, надвигающийся в мою сторону, как смертоносный ураган.

   Я замираю на месте. Нужно бежать… Прятаться. Он же запросто меня убьёт! Но сдвинуться с места не могу. Мои ноги от страха вросли в пол.

   — Выстираешь это. Вручную! Высушишь. Прогладишь! — чеканит мужлан, всовывая мне в руки свои штаны.

   Я не знаю, как на это реагировать. Осторожно сгружаю штаны на стол, даже не представляя, как мои крохотные кулачки смогут выстирать эти два метра штанов из грубейшей ткани цвета хаки. Надо что-то делать. Обращаюсь к нему по имени.

   — Темирхан…

   Чёрт! Как же дальше звучит его отчество?! Забыла, что следует за его именем.

   Не помню, хоть убей! Что-то там такое очень сложное! Отец говорил, что его друг — кавказец лишь наполовину, мать у него была русская. Но фамилия ему досталась от отца, и отчество у Темирхана очень сложное.

   — Абдулхамидович, — подсказывает здоровяк.

   — Темирхан Абдуллаевич…

   — Абдулхамидович!

   — Тимурлан Ахмедхамидович… — окончательно запутываюсь во всём.

   — Третья попытка. Последняя! — зловеще произносит бугай, застыв надо мной, как Пизанская башня, готовая рухнуть в любой момент.

   — Темирхан… Аб… дул…

   Что же там было дальше?! Вспоминай, Диана. Не хочешь же ты умирать, когда тебе едва исполнилось девятнадцать!

   — Абдул… хамидович, — выдаю едва слышным писком.

   — Верно, — благодушно усмехается здоровяк.

   Его усмешка напоминает улыбку головореза, радующегося лёгкой добыче. Мамочки, почему отец дружил с таким жутким типом?! В детстве Темирхан казался мне не то великаном, не то людоедом.

   Я выросла. Но ничего не изменилось. Я до сих пор боюсь друга моего отца до дрожи во всём теле.

   — Зачем вы сюда приехали?!

   — Твой отец меня попросил приглядеть за тобой, — с гордостью ответил солдафон.

   — Почему именно тебя? Что, других кандидатов не нашлось?

   Я внезапно перехожу на «ты». Очевидно, от злости на папу, который не соизволил мне при последнем разговоре поведать о том, что приставит ко мне этого Кинг-Конга.

   — Я — лучший!

   — Такой бугай, и будешь нянчиться со мной? — презрительно фыркаю. — Быстро надоест!

   — Не нянчиться, — возражает. — Воспитывать. Я посмотрел…

   Темирхан красноречиво обводит рукой загаженный холл моего дома. Я краснею от стыда. Не я тут всё перевернула и заплевала, но я — хозяйка, так что мне стыдно за устроенный здесь свинарник!

   — У тебя есть пробелы в воспитании. Я их устраню.

   Устранит?! Пробелы в воспитании?! У меня? Однако сам… сам разгуливает передо мной в одних трусах, демонстрируя упругий зад.

   Воспитывать он меня собрался. Поезд уже уехал. Давным-давно! Обычно я не возмущаюсь рьяно, но отца часто не было дома, моим воспитанием занимались няньки. Когда папа появлялся, он предпочитал проводить со мной время весело, а не шпынять меня по пустякам. Не было нужды… Да я и сама не хотела устраивать папе проблемы. Но если дело пошло так, как сейчас, то я могу и показать характер!

   Я устрою этому громиле сладкую жизнь! Могу поспорить, что он сдастся уже через неделю.

   — Итак… Первое. Уборка. Чтобы к завтрашнему утру весь дом блестел, как у кота… — начинает Темирхан командным басом.

   — А как же твои солдаты? — нагло перебиваю я. — Папа говорил, что у тебя рота или взвод… Группа солдат. Какие-то подчинённые, за которыми нужно следить и раздавать приказы.

   Лицо Темирхана приобретает жестокое, непроницаемое выражение.

   — Я давно оставил военную службу. Теперь буду заниматься только тобой.

   Что-что? С какой такой великой радости… он будет заниматься мной?!

   — Я против!

   — Пережуй и проглоти своё «против»! Отныне в этом доме я устанавливаю правила.

   Ну и заявление! Я роняю челюсть на пол от таких слов. Пребываю в шоке от услышанного. Да соберись же ты! Тряпка… По дому твоего отца разгуливает двухметровый мужлан и читает нотации. А я… А я что?! Ничего. Просто пялюсь на него, пребывая в шоке.

   Но надо показать характер. После смерти отца дом и всё его имущество перешло ко мне по наследству. Значит, никто мне не указ.

   — Эй, дядя, а ты не офигел?! Это мой дом! Я — совершеннолетняя и…

   Он оказывается рядом, проносясь по комнате, словно тайфун. Горячая ладонь накрывает мой рот.

   Тёмные, бездонные глаза, полные огня, оказываются напротив моих.

   Он — друг моего отца. Почти вдвое старше меня. Вдвое больше. В десять раз сильнее. Настоящий громила. Великан! Сейчас эта груда мышц нависает надо мной, и я чувствую себя совсем крошечной. Просто пылинка по сравнению с ним! Он мнёт мои губы жёстко и властно.

   — Молоко на губах не обсохло, малявка. Я — твой опекун.

   Какого чёрта?!

   — Да-а-а-а, — тянет довольно.

   В его тёмных глазах пляшет веселье. Он не таясь разглядывает меня, как будто лакомство. Примеряется, с какого бока откусить, что ли?! Я пытаюсь пнуть его ногой в коленную чашечку. Бум. Как будто стену пнула! Ничего ему не случилось. Стоит и не шелохнётся.

   —Поменьше ногами дрыгай, не то свяжу, через колено перекину, спущу твои штаны и всыплю…

   Говорит хриплым голосом, обдавая меня жарким взглядом, как будто кипятком. Мамочки… А он не шутит! Точно не шутит. Возьмёт и всыплет мне. От такого грубияна всего можно ожидать.

   — Какой ещё опекун? — спрашиваю спокойнее.

   — Невнимательно читала завещание, коза тощая? Я — твой опекун. До двадцати одного года.

   Столбенею на месте. Папа! Как ты мог так поступить с единственной дочкой?!

   — Кошмар… — стону в полголоса, уточняя. — И что ты будешь делать?

   — Контролировать твою жизнь. Воспитывать. Нравится тебе это или нет.

   Не верю… Как такое может быть?!

   Но грубиян продолжает:

   — Ты ни копейки не сможешь потратить без моего разрешения.

   Он снова придвигается вплотную, поглаживая мои губы большим пальцем.

   — Ну что, будешь послушной или мне тебя наказать?

ГЛАВА 2

Темирхан

   Мелкая засранка… Такая мелкая, что в пупок мне дышит! Но смотрит так, словно хочет убить. Воткнуть клинок, провернуть его несколько раз, потом подсечь сухожилия и…

   Стоп, Хан. Тебя понесло не в ту степь. По твоему описанию действовал бы противник в рукопашном бою. Противник, а не мелкая и взбалмошная дочь старого, армейского друга. Хотя смотрит она так, словно хочет меня убить.

   Она точно адекватная? Где её характеристики? Где личное дело, в конце концов, с пройденным медосмотром и справками от нарколога и психолога?! Надо будет этим заняться. Потому что после увольнения заняться мне нечем. Моих парней нет. Не о ком больше заботиться. Думал, хана мне. Больше ни на что не гожусь. Дерьмовый командир, который посмел выжить в то время, как его парни полегли. Последний умер у меня на руках, когда вертушка уже взлетела…

   До сих пор помню его стеклянные глаза.

   Оставить военную службу было моим решением. Напоследок меня ещё и героем назвали, повесив соответствующую медаль на грудь ко всем остальным. Герой! Кто?! Я?.. Я должен был там сдохнуть, со своими парнями, а меня медалями награждают!

   Так стрёмно. Так стыдно!

   Подохнуть — самый лучший выход.

   И сдох бы… Не от пули врага, но от алкогольного отравления и тупого ничегонеделанья, если бы не просьба старого друга.

   Сначала я отказал. Мне кажется, что Клим немного сдурел, предлагая проследить за его крохой-дочуркой.

   Я же её помню вот такусенькой… Малявочкой! С красными бантиками на голове, в белом платьице и в сандаликах. Помню, как она плясала на дне Рождении своего отца, пока мы с Климом вспоминали былые времена. Помню ремешок, расстегнувшей на одной ножке. Малявка не заметила этого, наступила, шлёпнулась. Едва не разбив себе коленку в кровь. Но я успел схватить её и помог удержаться на ногах. Застегнул сандалик. Она стояла, едва дыша и глядя на меня, как на страшного мультяшного злодея из сказки. Поблагодарила быстро и убежала. Сколько лет тогда было Дианке? Лет пять, кажется!

   В следующий раз я видел её уже школьницей. В классе пятом, наверное! Подросшую, но совсем немного. Ростом и внешностью Диана вся пошла в Лейлу, свою мать. Во второй раз мы обменялись лишь приветствиями. Я заглянул к Климу лишь по старой дружбе, исполнив небольшую просьбу…

   И вот сейчас.

   Я не хотел соглашаться, но Клим умел уламывать. Он перечислил факты: после его смерти останется большой и не полностью законный бизнес.

   Для управления бизнесом потребуется холодный ум и твёрдая рука. Ни того, ни другого у Дианки не было.

   Клим боялся двух вещей.

   Первое: Клим опасался того, что дочурка пустит всё его состояние по ветру.

   — Диана у меня молодая, неопытная. К тому же я её растил принцессой, — говорил друг. — Просадить большие бабки — раз плюнуть!

   Вечеринка, устроенная Дианой, как нельзя лучше подтверждает опасения моего приятеля.

   Второе: Клим подозревал, что на его девочку начнут давить или, того хуже, тупо запугивать, чтобы отжать бизнес.

   — Я боюсь за жизнь своей дочери… — вздохнул друг. — Ей может грозить опасность, а она у меня такая нежная девочка. Прямо как Лейла… По старой памяти, Хан! Я только тебе могу дочку доверить. Знаю, что ты — человек слова. Выполнишь обещание. Помоги, а?!

   Не хотел соглашаться… Я был уверен, что я уже ни на что не гожусь. Кроме того, чтобы доживать в тёмном углу остаток своей жизни. Но Клим очень убедительно попросил, сказав, что находится при смерти. Последняя предсмертная просьба старого друга. Как можно в такой ситуации отказать?!

   Скрепя сердце я согласился.

   — И ещё одно, Хан. Я знаю, как ты к моей жене, Лейле, по-настоящему относился. Диана — её копия. Поэтому держи свои причиндалы от моей дочурки как можно дальше! Или я с того света вернусь и намылю тебе шею! — пригрозил друг напоследок.

   Держи свои причиндалы подальше? Ха. Смешно! Какие причиндалы, дружище! Диана же у тебя… малявочка с красными бантиками на голове! Но увидел я её сегодня и немного офигел!

   Миловидная девица. Не малявочка совсем. По сути, уже полноценная невеста. Сколько ей? Девятнадцать лет недавно исполнилось. Рост такой же небольшой. Однако фигурка уже не детская, но женская! Иначе говоря, не малявочка с красными бантиками, но очень даже взрослая, бойкая и, кажется, испорченная девица!

   Вон как на меня смотрит. Как будто пырнуть хочет, проткнуть насквозь, выпустить кишки и… Стоп! Опять тебя не туда заносит. И пальцы… пальцы-то куда лезут?! На губы дочери старого друга. Пухлые такие, весьма красивые губёшки, и накрашенные алой помадой.

   Совсем обалдела! Такой помадой только гулящие девицы губы красят.

   Дочь моего старого друга, в прошлом полковника Клима Самарского, этой вульгарной дрянью пользоваться не будет! Вообще не будет косметикой пользоваться. Рано ещё. Не доросла!

   Вот исполнится лет тридцать, разрешу купить ей пудреницу!

   Немного разжимаю захват. Диана отскакивает от меня, как от огня. Смотрит с удивлением на майку-борцовку, протянутую в её сторону.

   Недоумевает, зачем я с себя майку стащил?! Так это проще простого.

   — На, вот! Вытрись!

   Глаза округляются ещё больше. Диана хлопает длинными, пушистыми ресницами.

   — Вытрись. Немедленно. Сотри помаду! — требую.

   Снова хлоп-хлоп длиннющими ресницами. Диана смотрит на меня, потом на майку, потом на мою голую грудь, приоткрывает рот, чтобы задать вопрос:

   — А это больно? — тыкает пальцем прямиком в круглый шрам.

   Меня как будто током прошибают насквозь, тычут оголённым проводом в нервную систему. Не понимаю, почему так резко начинает поджаривать?!

   Кровь вскипает, пульс учащается. От какого-то прикосновения. Одного-единственного!

   — Не больно. Я этот укус даже не почувствовал. Вытрись.

   — Не буду ничего стирать! Это красиво и мне так нравится!

   Диана начинает упрямиться и поджимает губы, складывая их в плотную, тонкую линию. Клим точно так же делает, когда на своём стоит. Вернее, делал. Нет больше моего друга на этом свете, он лежит под могильной плитой. Клим надеялся, что я позабочусь о его дочери.

   Однако я стою и какого-то перца тяну кота за хвост. Ценное время утекает сквозь пальцы. У меня работы непочатый край, пробелов в воспитании дочери Клима — уйма. Надо приступать немедля, а не стрелять в её сторону прицельными взглядами.

   — Иди сюда, коза!

   Зажав голову Дианки между локтём и торсом, начинаю стирать помаду с её губ. Но чем больше я прилагаю усилия, тем больше эта дрянь размазывается и размазывается. Диана брыкается, царапает мою спину, орёт, плюётся. Шипит, как уличная, злая кошка.

   — Отпусти меня! Чудовище!

   Отпускаю. Помаду стереть не удалось. Только хуже сделал и майку испортил! Девчонка несётся вверх по лестнице. Я вижу, только как мелькают кончики её длинных волос и чётко двигаются половинки задницы.

   Мда-а-а-а…

   — Тиран! — припечатывает напоследок, перед тем, как свернуть за угол и хлопнуть дверью спальни.

   Поднимаюсь следом. Безошибочно угадывая, где находится спальня Дианы. Девчонка как раз буянит за дверью, ходя по комнате и осыпая меня ругательствами.

   — Я тебя не отпускал. Разговор не окончен!

   — Я в своей комнате. Это моё личное, неприкосновенное пространство! — топает ногами и бранится в ответ.

   — Только я буду решать, где кончается общественное и начинается личное. Переодевайся и начинай делать уборку.

   — Я не…

   Налегаю плечом на дверь. Дерево начинает трещать.

   — Могу вышибить дверь и помочь с выбором одежды для уборки.

   — Стой! — кричит. — Не смей! Я… я выйду, разумеется! Мне нужно немного времени, чтобы собраться с мыслями.

   — Сколько?

   — Чего сколько?

   — Сколько времени тебе нужно? Пять минут хватит?

   — Пять минут?! Нет! Мне нужно больше времени!

   — Хорошо. Десять минут, — отвешиваю щедро. — Должно хватить.

   В ответ она что-то шипит. Тихо. Едва разборчиво шипит. Не могу разобрать слова! Но ничего…

   Придётся научить дочку Клима уважению, послушанию. Посмотреть, как она учится в универе, на кого учится… Какая успеваемость?!

   Работы — море! В общем, возьмусь за неё плотно! Но для начала пусть немного посидит в своей комнате и подумает над ситуацией и поведением.

   А я пока разложу свой багаж. Мне в этом доме куковать придётся до исполнения Диане двадцати одного года.

   Я был уверен, что справлюсь. Всего один человек в подчинении. Да проще простого!

   Однако я ошибся…

   Это не девушка.

   Это ураган в юбке.

   Взбалмошный, капризный, крышесносный ураган, в скором времени обеспечивший мне немало проблем.

*** *** ***

Диана

   Не верю, что отец мог так несправедливо со мной поступить. Скорее всего, Темирхан-как-его-там-дальше-Хамович просто перепутал что-то.

   Наверное, грубияна контузило во время последнего боевого задания, вот он и тронулся умом. Но это же поправимое дело. Главное, вовремя начать лечение. Темирхан ушёл, оставив меня одну. Он выделил мне десять минут на сборы. Как будто я нахожусь в армии под его командованием! Так дело не пойдёт.

   Даже если отец попросил его о чём-то, он мог сообщить об этом нормальным способом, не расстреливая мой музыкальный центр, не раздавая приказы, не трогая меня, в конце концов. Когда Темирхан зажал меня между локтём и телом, я сначала подумала, что настала моя смерть. Так страшно было оказаться между мощным локтём и исполинским телом.

   Оказывается, Темирхану всего лишь не понравилась моя помада, и он решил её стереть. Варвар!

   По закону подлости, я именно сегодня осмелилась накрасить губы так ярко! Впервые закатила шумную вечеринку. С подачи Аньки, разумеется! Сама бы я не справилась. Обидно, что я даже не попробовала на вкус запретные развлечения! Откуда ни возьмись, появился этот мужлан, очень не вовремя. Испортил праздник, так и не успевший начаться!

   Темирхан увидел в вечеринке опасную угрозу для морального облика дочери старого друга. Не думаю, что меня утянуло бы на дно порока из-за яркой губной помады и одной устроенной вечеринки.

   Но Темирхан придерживается другого мнения. Придётся с ним считаться. Если он, конечно, не врёт насчёт опекунства! А выяснить это я могу, лишь позвонив папиному юристу.

   Семён Борисович… Остаётся только найти его телефон. Я знаю, что он записан в телефонной книге отца, на столе в рабочем кабинете. Наизусть я номер юриста не помню, конечно же!

   Неужели придётся совершить вылазку?! Подкравшись на цыпочках в двери, я прислушалась.

   В коридоре не происходило ничего подозрительного. Можно выходить? Или не стоит?! Телефон юриста нужно как-то раздобыть. Сделав круг по комнате, замираю возле окна, выходящего как раз во двор. Темирхан подогнал свой убойно брутальный внедорожник к главному входу, выгружая из него коробки.

   Мамочка моя! Солдафон серьёзно намерен здесь остаться! Причём, не на день и не на два!

   Неужели теперь я буду жить, находясь во власти сумасшедшего солдафона. Но даже если он сумасшедший, то находится в отличной форме! Я ещё ни у одного из мужчин не видела такой широченной и красивой спины. Заставляю себя силой отвести взгляд от гипнотизирующего зрелища и покидаю комнату, зажав телефон в руке.

   Мне нужно проникнуть в кабинет отца. Он запирается, но, к счастью, у меня есть ключик. Я отпираю замок и запираю его изнутри.

   Теперь моя главная цель — стол в кабинете отца. Именно на нем лежит телефонная книга. Я быстро нахожу необходимую мне информацию и даже начинаю набирать номер… Внезапно слышу в коридоре тяжёлые шаги Темирхана.

   Что делать?! Куда спрятаться?! Не придумав ничего лучше, я просто забиваюсь под стол, в самый дальний угол. Молю бога, чтобы бугай прошёл мимо.

   Но в замке кабинета поворачивается ключ. Темирхан входит в комнату. Какого черта он здесь забыл? Я задерживаю дыхание, закрываю рот ладонью, чтобы не выдать себя неосторожным и громким звуком дыхания.

   — Значит, данные камер видеонаблюдения я могу посмотреть отсюда?

   — Да, — бодро отчитывается начальник охраны.

   Вот, пожалуйста, в моём доме кругом одни предатели! Никому нельзя доверять!

   — Вам показать, как настраивается камера? — уточняет охранник.

   — Нет. Спасибо. Я сам разберусь позднее! — отвечает Темирхан.

   Я сижу под столом, практически перед моим лицом находятся его широкие, массивные бёдра. Волосатые, сильно раскачанные. Да он же не человек, а самый настоящий мамонт!

   Пусть уходит поскорее отсюда, пусть оставит меня в покое! Даже не знаю, что придумать, чтобы окончательно испортить ему жизнь, чтобы дать понять – я уже взрослая самостоятельная девушка и сама могу справиться со всеми проблемами.

   На самом деле проблема у меня есть только одна — сам Темирхан, других проблем на горизонте не наблюдается. Я не знаю, что он делает в кабинете моего отца, но судя по всему, он пытается загрузить компьютер и недовольно цокает, поняв, что на компьютере стоит пароль.

   Ха! А ты что думал, здоровяк? Всё принесут тебе на блюдечке?! вот и нет! Я пароль знаю. Но ни за что Темирхану его не скажу. Пусть голову ломает!

   Меньше чем через пол минуты раздаётся телефонный звонок. Темирхан отвечает на звонок не колеблясь. Я слышу, как его низкий грубый голос вибрирует от сильных эмоций. Темирхан отвечает коротко и ясно:

   – Да, Карим! Зачем ты звонишь мне? Что случилось?

    Собеседник отвечает Темирхану так же коротко и грубо. Это суровый мужской разговор, без сантиментов. Мужчины обсуждают проблемы, старые долги и вооружённые стычки. Причём Темирхан очень рассержен. От злости он даже переходит на свой родной язык. Теперь я ни черта не понимаю

   Потом звучит долгая пауза.

   — Нет, я не приеду! — обрубает Темирхан.

   В ответ его собеседник говорит что-то пылко друга и с эмоциями.

   Я слышала их даже на расстоянии. Мне кажется, что мужчина находится в отчаянии.

   — Семья? — спрашивает Темирхан. С ощутимой злобой в голосе. — Снова налегаешь на то, что мы семья?! Проблем выше крыши, и ты давишь на братские чувства!

   В ответ мужчина начинает уговаривать Темирхана помочь ему. Я ещё толком не понимаю, о чём идёт речь. Но, кажется, дело, в которое пытаются втянуть Темирхана, не совсем законное и довольно проблемное.

   — Хорошо! — сквозь отвечает Темирхан. — Я приеду и подстрахую тебя. Но это в последний раз, заруби себе на носу!

   Мужчина покидает кабинет быстрым шагом. Я жду, пока его шаги стихнут в далеко, быстро делаю снимки нужной мне странички папиного блокнота и покидаю кабинет никем незамеченной.

   Со скоростью света залетаю в свою комнату. Очень вовремя. Потому что через секунду появляется Темирхан собственной персоной и стучит кулаком-кувалдой по моей двери.

   Стук такой громкий! Кажется, даже стены трясутся под напором его громадных кулаков и командного баса. Морщусь… Этому пугающему верзиле надо не опекуном быть, а дрессировать диких зверей.

   — Диана?

   Бум. Бум. Бум.

   — Диана? — повторяет с нетерпеливым рыком.

   Потом ругается так, что мои нежные уши, не привыкшие к обилию солдафонского мата, начинают скручиваться трубочкой.

   — Сбежала что ли? — спрашивает у себя.

   — Я в комнате! Не нужно так грубо выражаться! Или я… Или я могу научиться от тебя дурному. То-то мой папочка на небесах обрадуется, какой пример ты мне подаёшь!

   — Не умничай. Мне нужно отлучиться. Дело срочное. На несколько часов, — ставит меня в известность Темирхан. — Нескольких часов вполне достаточно, чтобы ты ликвидировала бардак в доме. Собственными силами. Я уже отдал распоряжение прислуге не вмешиваться и ни в коем случае не помогать тебе. Вернусь — проверю.

   — С белым платочком по всем углам пройдёшься? — ехидничаю, бунтуя против деспотичного режима.

   Темирхан и часа не провёл в доме моего отца, но уже вовсю раскомандовался. Между прочим, не дав мне время ознакомиться с завещанием, как следует! Хотя, должна признать, в этом есть целиком моя вина. Когда Семён Борисович объяснял мне, что к чему, я его не слушала. Не могла вникнуть в смысл произносимых им слов, только кивала послушно: «Да-да, мне всё понятно!»

   Фигушки! Мне ни черта непонятно. Но зато я нажила себе огромных, двухметровых проблем…

   — Надо будет, пройдусь. В общем, тебе есть чем заняться. Мне — тоже. Потом всё обсудим!

   Он уходит.

   Что тут обсуждать?! Я немедленно набираю номер семейного юриста.

   Уверена, Семён Борисович, милейшей души человек, найдёт мне нестыковки в завещании и укажет способ, которым я смогу избавиться от надзора опекуна-солдафона.

   Телефон жжёт мою ладонь. Я уже раз десять набрала номер юриста, стёрла и снова набрала его. Но сначала нужно дождаться, пока уедет Темирхан. Его внедорожник покидает территорию. Только потом я со спокойной душой звоню семейному юристу.

   — Семён Борисович? Добрый день!

   — Добрый день, Диана. Как поживаете? — вежливо интересуется в ответ юрист.

   — Прекрасно, Семён Борисович. До сегодняшнего дня всё было прекрасно, если бы не одно «но». В виде опекуна.

   — Кхм… И в чём же здесь загвоздка?

   — Как в чём? В опекуне! Я не знала… Вернее, вы мне что-то говорили, но я прослушала. Не каждый день теряешь папу, — всхлипываю, вонзаю ногти в ладонь, приказывая себе успокоиться. — В моём доме появился Темирхан Абдул… В общем, сами знаете. Друг отца утверждает, что он — мой опекун!

   — Всё верно. Таково завещание вашего отца. Он доверил опекунство над вами своему старому верному другу. Темирхану. Я разговаривал с ним, — ровным голосом отвечает юрист. — Он показался мне очень серьёзным и ответственным мужчиной.

   Конечно, Темирхан — серьёзный. Наверное, он раз в год улыбается. Не уверена, что мне доведётся увидеть это чудо.

   — Я хочу избавиться от его опекунства! — заявляю прямо. — Должен быть выход!

   — Разумеется, выход есть!

   Ох, вот так бы сразу и сказали! Я начинаю радостно притопывать ногой, но юрист возвращает меня с небес на землю.

   — Вы можете отказаться от наследства, Диана. Тогда и в опекуне не будет необходимости.

   — То есть как это? Но я же… Я — дочь своего отца. Клима Самарского. Папа много работал… Я не могу просто так бросить всё! — возмущённо хватаю воздух ртом. — Должен быть другой вариант!

   — Есть и второй вариант. Вы можете выйти замуж, — продолжает. — Тогда в опекунстве не будет необходимости.

   Гип-гип-ура! Фиктивный брак решит все мои проблемы.

   — Но с разрешения вашего опекуна, — припечатывает меня Семён Борисович.

   То есть как это?! Что, если меня внезапно постигнет великая любовь и жажда связать себя узами брака?!

   Что мне тогда прикажете делать?! Выклянчивать у этого солдафона разрешение на брак?

   Фиг он мне его даст…

   Ага! Даст… по мягкому месту, отпустит, догонит и ещё раз наподдаст хорошенько!

   — Семён Борисович, я прошу вас ещё раз внимательно изучить завещание, — говорю, как можно более спокойно.

   Вдруг юрист просто не воспринял меня всерьёз?! Но я же не играю, у меня есть проблема, требующая немедленного решения.

   — Диана, уверяю вас, я тщательно изучил это завещание…

   — Должны быть лазейки! — не желаю сдаваться.

   — Их нет. Я сам составлял это завещание. Единственные пути избавления от опекунства я вам озвучил. На этом всё…

   — То есть теперь я нахожусь под круглосуточным наблюдением? Как в тюрьме?

   — Диана, не стоит так драматизировать. Более того, я уверен, что вам необходима твёрдая рука в непростое время после смерти вашего отца. Я могу вам ещё чем-нибудь помочь?

   Да, можешь! Избавь меня от Темирхана… Но горло уже схватывает горькими рыданиями, и я прощаюсь, еле выдавив из себя жалкое «До свидания...»

***

Мне нужна твёрдая рука. Рука… Не ручища с огромным кулаком, который, кстати, собирается вляпаться во что-то опасное и не совсем законное. По крайней мере, именно такие выводы я сделала из подслушанного разговора.

   Темирхана просили помочь разобраться с должниками. Ну-ну, представляю я, как это произойдёт! Как в одном из крутых боевиков. Пусть Темирхан будет крутым где-нибудь вдалеке от меня.

   Я решаю не терять время зря. Быстро собираю в сумку самые необходимые вещи и спокойно направляюсь на выход. Прогуливаюсь до ворот. Но из будки охраны появляется мужчина.

   — Добрый день, дядя Саша! — здороваюсь я и трогаю калитку. — Откройте, пожалуйста.

   — Нельзя.

   — Не поняла…

   — Темирхан отдал приказ не выпускать вас без его разрешения.

   Открываю рот и хватаю воздух ртом, не зная, как дышать. Настолько сильно я возмущена, что просто нет слов!

   — Дядь Саш! — удивляюсь. — Это же я… Диана! Мне очень нужно выйти. В магазин. За… за женскими принадлежностями! — говорю наобум, краснея.

   — Я попрошу кого-нибудь из работающих в доме девушек. Думаю, они не откажут, и вам привезут всё необходимое. Вернитесь, пожалуйста, в дом. Очень прошу, Диана. Мне не хочется просить применять силу.

   Мне не хочется конфликтовать с добряком дядей Сашей. Но, похоже, что я в один миг просто стала никем. Тенью, с которой можно не считаться вообще! Полное ничтожество.

   Шмыгнув носом, я медленно иду обратно.

   Уже знаю, что нужно делать. Обойду территорию. Там есть одно слабое место в заборе — можно на заднем дворе перелезть через ограду, забравшись на старую бочку…

   Позади раздаётся шорох шагов.

   Оборачиваюсь.

   Да что же это такое!

   За мной отправили наблюдать второго охранника, бросившего мне в спину:

   — Дыру в заборе залатали, бочки и прочее тоже убрали. Убежать не получится! — говорит охранник.

   Неужели желание сбежать так явно написано на моём лице?! И что мне остаётся делать?!

ГЛАВА 3

Темирхан

   — Поклянись, что это в первый и последний раз!

   Брат Карим вместо ответа бросается меня обнимать, хлопая по плечам.

   — Спасибо, что приехал на помощь, брат! Спасибо большое! Люди Ермолаева совсем оборзели. Разбомбили мне первый этаж торгового центра! Но с тобой мы им покажем, да?

   Брат суетится, полыхая ярким желанием поквитаться с обидчиками и отомстить за причинённый ущерб. Он начал развивать собственный бизнес, а в нём нужно «дружить» с некоторыми людьми, покупая их расположение. Кажется, Карим не скупился на презенты и «откаты», завёл много полезных знакомств. Бизнес пошёл в гору и приносит хорошую прибыль. Но в последнее время Карим и Ермолаев, соседствующий с ним, не могут поделить территорию. Они то и дело устраивают стычки.

   Последняя потасовка закончилась перестрелкой. Одного из приближённых Ермолаева ранили. Видимо, в ответ он отдал приказ разбомбить весь первый этаж одного из торговых центров моего брата.

   Карим долгое время уговаривал меня работать на него, предлагал место начальника службы безопасности. Я бы с лёгкостью потянул это дело. Моя военная подготовка позволяет. Но я не хотел ввязываться. Гражданская жизнь для меня казалась пресной. Вот уже третий год, чёрт побери. Но я до сих пор чувствую себя лишним элементом. Надо завязывать с этим…

   Тем более, есть причина взяться за ум и начать жизнь заново. Дочка Клима на моём попечении — вот о чём следует беспокоиться. Нужно организовать жизнь девушки, воспитать из неё достойного человека! Деваху Клим вырастил, но что у неё в ветреной голове?

   Мне хватило того представления, что я увидел в первый же визит. Шумная, многолюдная вечеринка, на которой рекой лилось спиртное и даже тянуло «травкой». Сама же хозяйка дома вообще стояла на столе и размахивала руками. Как дирижёр! Давала добро, чтобы гости веселились ещё больше и ни в чём себе не отказывали?!

   Значит, такую жизнь она выбирает — в пьяном угаре!

   Вокруг — друзья-придурки, подружки с подлецой! Я одну такую гнилую сразу приметил. Мне удалось вычислить за несколько мгновений, кого в первую очередь нужно сторониться…

   — В общем, надо выдвигаться прямо сейчас! До темноты успеем! — возбуждённо говорит Карим.

   Завис мыслями не в том направлении. Усилием воли заставляю себя вернуться к разговору с младшим братом.

   — Я подготовился, — хвастается Карим, хлопая ладонью по багажнику вместительного джипа. — Посмотри, тут есть всё!

   Открываю. Ничего себе походной набор военного! Да этим можно разнести в щепки целую улицу! Карим гордо выпячивает грудь колесом.

   — Ну как?

   — Ты это серьёзно? Мы же просто поговорить хотим…

   — Да что с Ермолаевым разговаривать?! — злится младший брат. — На меня наезжают, крушат мой бизнес. У меня трое детей! Двое пацанов и одна девочка… — смотрит прямо в глаза.

   — Ты перегибаешь, Карим. Твои дети не голодают и не будут голодать…

   — Хан, это только начало, — говорит Карим. — Меня начали теснить. Если я сейчас не отвечу, завтра у меня отберут всё. Вот тогда я точно лишусь всего, а ты… Ты будешь в этом виноват. Старший брат, называется! Тьфу!

   Карим нервно захлопывает багажник и толкает меня плечом. Походка становится резкой и дёрганой. Он запрыгивает в салон автомобиля, потянув дверь на себя. Она захлопывается с жутким грохотом.

   Стекло медленно ползёт вниз. Брат кидает мне с обидой:

   — Не хочешь? Я тебя не заставляю. Может быть, ты за время, что находишься на гражданке, уже жиром заплыл? Забыл, что такое чувствовать опасность! Просто трусишь…

   Кто трус?! Я, что ли? Трусом меня ещё никто не называл. Но младший брат себе позволил усомниться. Он почти открыто насмехается надо мной. Я понимаю, что он пытается меня вывести на эмоции, спровоцировать. Должен признать, у него это хорошо получается.

   Я злюсь на младшего брата. У него взрывной характер. Он скор на расправу и иногда слишком спешит, принимая неверные решения. Вдруг и сейчас ошибается? Я согласился помочь, но теперь сомневаюсь, что Карим не поторопился с выводами. Я умею воевать, но далёк от мира криминала. Не хочу вмешиваться в территориальные разборки. Если бы не брат…

   Карим — родной младший брат. Как старший, я обязан подавать ему пример. Если бы Карим пошёл по моим стопам, не было бы проблем с большими воротилами. Но и успеха бы ему тоже не светил. Заслуги перед родиной хороши, но на них такой трёхэтажный дом, как у Карима, не построишь.

   Я обязан ему помочь. Скриплю зубами от нежелания вступать в местные войны. Но разве я смогу оставить брата одного?

   — Постой! Один поедешь, что ли?

   — Без тебя справлюсь! Сам! — огрызается Карим. — Или возьму с собой Антона…

   Теперь настал мой черёд плеваться в сторону. Антон?! Нашёл кого звать. Антон постоянно подводит Карима. Неизвестно, зачем только Карим его в штате держит?

   Чёрт… Придётся ехать. Не люблю ввязываться в чужие разборки, но выбор невелик. Не хочу терять брата из-за глупых, мелких ссор. Со вздохом залезаю рядом, на пассажирское сиденье.

   — Не надо делать мне одолжение! — злится Карим, распахивая дверь с моей стороны. — Можешь отправляться обратно в свою берлогу. Отлёживай бока. Только жене моей потом на похоронах скажи, что я семью любил и был готов ради них на всё…

   — Заткнись, я еду с тобой!

   Громко захлопываю дверь машины.

   — Заводи мотор. Только скажи, ты точно уверен, что в этом виноват Ермолаев?

   Не хочется наломать дров из-за ошибки. Мало ли с кем ещё Карим поцапался?

   — На все сто процентов уверен! — отвечает брат.

   — Тогда поехали… Не будем терять время зря!

   — А ты, что, куда-то торопишься?

   Пожимаю плечами неопределённо. Не хочется расписывать Кариму подробности. Навряд ли он поймёт. Скажет, я дурью маюсь вместо того, чтобы на него работать.

   Признаюсь, до того, как я побывал в доме Клима, тоже считал, что друг от сильной болезни повредился умом. Но стоило мне пересечь порог, как я понял — друг не ошибся.

   Я в том доме необходим, как глоток воздуха. Иначе Диана пустит по ветру всё добро, нажитое Климом. Весь его бизнес пойдёт прахом, счета опустошатся за неделю или даже меньше.

   Что ещё можно ждать от ветреной девчонки, помешанной на вечеринках? А ведь Лейла, её мать, такой не была. Нежная, как цветок, очень добрая. Красивая — глаз не оторвать! Но выбрала не меня, а Клима. Сердцу не прикажешь.

   Вот и моё сердце немного кровью облилось, когда я увидел дочку Клима. На мгновение показалось, что передо мной Лейла. Хрупкая, нежная и большеглазая. Трепетная лань! Но потом дочь Лейлы посмотрела на меня взглядом отца и губы точно так же упрямо поджала.

   Наваждение спало, желание смять тонкую фигуру руками и попробовать губы на вкус испарилось в тот же миг.

   Э-э-э-э… Как раз насчёт этого Клим меня и предупреждал. Держи свои причиндалы подальше от Дианы, Хан!

   В ней кровь не только от Лейлы, но и от Клима. Просто представить, что передо мной находится старый приятель — и нет никаких проблем с ненужным влечением и лишними мыслями. Что же касается постели, у меня есть Люська… Она никогда не откажет. Всегда мне рада!

   Надо будет навестить её. Хорошенько так навестить, чтобы наверняка дурные мысли испарились из головы…

*** *** ***

Диана

   Поднявшись в свою комнату, я падаю мешком на кровать, лицом вниз, вгрызаясь зубами в подушку. Злые, горячие слёзы душат меня изнутри. Я ещё не оправилась от смерти отца. Но на голову свалилась новая неприятность в виде опекуна.

   Старый армейский друг отца…

   Папа так часто рассказывал байки об их совместном прошлом, что я могу рассказать с точностью до последнего слова любую из них. Отец говорил, что Хан — так он называл своего друга — даже помог справиться с серьёзной проблемой в бизнесе. Не знаю, какая была проблема. Папа меня в тонкости своего бизнеса не посвящал.Я просто знаю, что у папы — большая транспортная компания, занимается перевозками. Вот и всё…

   Теперь весь его бизнес тоже принадлежит мне. Я ничегошеньки о нём не знаю. По всей видимости, и управлять не смогу. По той же причине, по которой не могу покинуть дом без разрешения.

   Опекун!

   Такое короткое слово и такое… мерзкое!

   Я пропустила период подросткового бунта, и по всей видимости, он решил догнать и напасть на меня именно сейчас. По прихоти отца меня загнали в рамки тоталитарного режима армейского самодура.

   Терпеть это?! Целых три года? Да я же свихнусь!..

   Тронусь умом, меня отправят в психушку на лечение. Надеюсь, хотя бы в универ мне ходить можно? Или тоже под запретом?!

   Чёрт знает, что творится.

   Внезапно телефон начинает звонить. Номер не высвечивается, засекречен. Но я отвечаю, не раздумывая.

   — Алло?

   В ответ звучит тишина.

   — Алло-о-о-о! Вы что-то хотели? — уточняю голосом, начинающим терять терпение.

   Может быть, это шутка Аньки или кого-то из её дружков?! Проверяют, можно ли вернуться на вечеринку? Или просто решили подшутить, напугав меня до дрожи? Но кое-что меня настораживает. Если бы это звонила Анька или кто-то из её дружков, на заднем фоне слышались бы сдавленные смешки, писк или просто музыка.

   Но сейчас не слышно ничего, кроме… глубоких вдохов и размеренных выдохов. Медленные, очень глубокие, едва слышные, но я чувствую их каждой клеточкой кожи и покрываюсь мурашками внезапного озноба.

   Испуганно озираюсь по сторонам и на всякий случай задёргиваю шторы в комнате. Мне кажется, что на меня кто-то смотрит издалека… Напряжение становится очень сильным, приподнимая волоски на коже.

   — Это дебильная шуточка!

   Голос стал высоким и испуганным, как у малолетки, испугавшейся воображаемого монстра в темноте. Я сбрасываю звонок и осторожно кладу телефон на тумбочку, размышляя, что мне делать с внезапно свалившимся на голову опекуном.

   Как поступить? Моя голова лопается от мыслей. Я впервые сталкиваюсь с чем-то подобным и просто не знаю, как реагировать на недавние события.

   Надо бы поговорить. Но с кем? Юрист чётко дал понять, что лазеек нет и быть не может. Остаётся только терпеть долгих три года и быть покладистой. Но я же хорошо воспитанная и очень приличная девушка. До того приличная, что просто тошно.

   Один раз устроила вечеринку и то неудачно. Меня поймали в неудачный момент и сразу же заклеймили званием «распутной девицы». Вероятно, именно поэтому друг отца решил восстановить пробелы в воспитании муштрой.

   Как подумаю, что меня ждёт впереди... Брр-р-р… Наверняка Темирхан заведёт привычку будить меня посреди ночи и засекать время, необходимое для переодевания. Будет держать горящую спичку.

   А чего ещё можно ожидать от такого, как он?! Ничего хорошего! К тому же меня насторожил разговор Темирхана. Как будто речь шла не о совсем законных делишках. И чему меня может научить такой — деспот, самодур, связанный с криминалом? Похоже, папа был совсем плох, если решил доверить меня ему.

   Я же и сама могу неплохо справиться со всем. Кроме папиного бизнеса. Тут уж я действительно полный ноль, даже отнекиваться не стану. Выбранная мной профессия далека от мира цифр.

   В общем, ничего хорошего в Темирхане нет. Кроме, разве что, его упругого зада. Темирхан — мужчина в возрасте, но его крепкий зад даст фору задницам большинства студентов, учащихся со мной на одном курсе. Говорю, как художник, исключительно, с позиции рассмотрения тела опекуна в роли модели. Вышло бы неплохо…

   Пальцы зачесались набросить на этого мужчину просторную тогу, чтобы ткань свободно обтекала скульптурные мышцы. Уф, не о том я задумалась! Нужно решать, как выбираться. Но решение упорно не приходит в голову.

   Придётся заняться уборкой. Мне самой неприятно, что дом папы превратили в свинарник. Осмотрев поле крушения, стону вслух. Изверги даже распотрошили папин элитный бар! Там же каждая бутылочка была на счету — презенты от друзей, партнёров по бизнесу…

   Не знаю, с какого бока подступиться к уборке. Это же море без конца и края! Смахиваю горячие слёзы пальцами.

   — Диана, вам помочь? — отрицательно машу головой. — Спасибо, Нина Олеговна, но новый барин запретил, — не могу удержаться от язвительности.

   — Темирхан, — недовольно качает головой Нина Олеговна.

   Ей около пятидесяти, она заведует уборкой в доме. В доме папы не так много прислуги, я знаю всех по именам. Некоторые служат очень давно, как начальник охраны — дядя Саша, или повариха — Оксана. Нина Георгиевна работает на отца не так давно, всего полгода. Я не успела с ней сдружиться, но держусь всегда вежливо.

   — Вы знали, что он приедет? — прямо спрашиваю я.

   — Новый барин запретил рассказывать, — в тон мне отвечает Нина Георгиевна и уходит.

   Я точно словно в тюрьме. Этот тиран даже слугам запретил разговаривать со мной. От злости я пинаю первый попавшийся предмет. Это надувной круг. Он сбивает пирамиду пивных стеклянных бутылок. Грохот стоит неописуемый. Часть бутылок разбилась. Пенный напиток разливается по дорогому паркету.

   Отлично, Диана. Хуже быть не могло, но тебе удалось переплюнуть саму себя.

   — Пожалуй, начнём, отсюда!

   — Но вы же ушли! — смотрю на вернувшуюся Нину Георгиевну с удивлением.

   Она прикатила огромное мусорное ведро со швабрами, тряпками и множеством всего остального.

   — Я ушла за перчаткам и средствами для уборки…

   Нина Георгиевна протягивает мне пару огромных, жёлтых перчаток.

   — Наденьте, Диана. Иначе повредите бытовой химией нежную кожу.

   — Спасибо…

   Автоматически принимаю перчатки. Благодарность в душе внезапно фонтанирует так сильно, что я обнимаю женщину, прижавшись к ней на мгновение.

   — Но Темирхан запретил вмешиваться! — вспоминаю о запрете здоровяка. — Спасибо за предложение помочь, но если он узнает, — вздыхаю. — Не хочу, чтобы у вас были проблемы из-за меня!

   — Проблем не будет, Диана. Я не буду убирать за тебя, всего лишь подскажу, с чего начать. Ты же непривычная к уборке, даже мусор из комнаты не выносишь.

   Нина Георгиевна отвечает мне с лёгкой, приятельской улыбкой. Но в её голосе мне слышится небольшой упрёк. Или я просто накручиваю себя? Нервы ни к чёрту…

*** *** ***

Темирхан

   — Передай Ермолаеву, чтобы больше в мой район не совался!

   Заварушка получилась неплохой. Люди Ермолаева не ожидали нападения, но спохватились и начали отстреливаться. Для меня это всё равно что небольшая разминка. Пушка в руках не гарантирует качественного умения применять её в деле. Одного я легко подстрелил в руку, двое других предпочли подхватить своего раненого товарища и удрать.

   Карим начал стрелять по колёсам, пробив одно из них. Машина вильнула в сторону, умчавшись. Мой разум остался спокоен, даже дыхание не участилось. Но Карим взбудоражился не на шутку.

   — Остынь, — советую ему. — Получил, что хотел?

   — Да! Я им показал, что ко мне соваться не стоит! Будут знать, с кем имеют дело! — хвалится младший брат.

   Адреналин бурлит в его крови. Брата тянет на подвиги? Зря! Я разряжаю брошенное людьми Ермолаева оружие, осторожно обхожу небольшую забегаловку, проверяя всё.

   Внезапно позади раздаётся громкий выстрел! Бах! Спустя секунду ещё один. Бах! Громкий стон. Пригибаюсь автоматически и разворачиваюсь в подкате. Брат поднимает руку с пистолетом, целясь в кого-то.

   — Ты что творишь?

   — Один за барной стойкой спрятался! — отвечает Карим, обернувшись в мою сторону.

   Стойка бара закрывает мне обзор, но я вижу, что человек лежит на полу. Не отстреливается и не сопротивляется. Брат снова поднимает руку с пистолетом повыше. Я успеваю сбить его с ног. Выстрел проходит немного выше головы мужчины.

   — Какого чёрта? — зло рычит Карим.

   Его лицо перекошено от эмоций, глаза пустые и ничего не соображающие. Он рвётся из моих рук, желая закончить начатое. Приходится усмирить младшего брата, разбив ему скулу пистолетом. Отшвыриваю дальше. Он приземляется на пол задницей.

   — Мы не стреляем по безоружным, кретин! — выплёвываю в его сторону главное правило.

   — Он притаился за стойкой! У него может быть пушка…

   — Но её нет! — осматриваю раненого.

   Он едва держит голову и шевелит губами, силясь что-то сказать. Правая ладонь окрашивается кровью. Карим успел выстрелить дважды, прежде чем я вмешался. Одна из пуль серьёзно задела мужчину.

   — Что ты с ним возишься? — Карим поднимается, кряхтя. — Я ударил копчик из-за тебя… — говорит недовольно. — Пошевелиться больно.

   — Он серьёзно ранен. Нужно доставить его в больницу.

   — С огнестрелом? Сошёл с ума?! Оставь его, — бьёт по плечу. — Будет приветом нашему другу!

   — Очнись, болван. Если он умрёт, это будет на твоей совести. Ермолаев не простит тебе смерть одного из своих!

   — Это война за бизнес! Здесь бывают жертвы, — огрызается Карим.

   — Я могу ещё раз тебе по тыкве дать, если тебе с первого раза непонятно! Ты слишком далеко заходишь. Слишком!

   Подхватываю раненого, взвалив на своё плечо. Направляюсь к выходу, а сзади слышатся шаркающие шаги Карима и его болезненные постанывания.

   — Куда ты?

   — Я отвезу его в больницу. К знакомому, который не будет задавать лишних вопросов.

   — Мне тоже нужно в больницу…

   Карим задерживает дыхание, каракатицей залезая в джип. При каждом движении он бледнеет и матерится, поскуливает побитой собакой.

   — Даже дышать трудно. Хан, не мог быть поаккуратнее? — почти плачет Карим. — У моей жены скоро день рождения, а я как старик…

   — Сам виноват. Помолчи, пожалуйста!

   — Хан, а что бы ты сделал, если бы он начал в меня стрелять? — не унимается Карим. — Стоял бы и смотрел? Оставил бы мою жену — вдовой, а детей — сиротами?! Так, что ли?

   — Заткнись по-хорошему, — угрожаю. — Или остановлю машину, вышвырну тебя на обочину! Домой поползёшь на корячках… Долго будешь ползти и подумаешь о важном.

   — Я не…

   Резко нажимаю на тормоз. Раненый сползает вниз по креслу, застонав. Выпрыгнув из машины, резким рывком распахиваю заднюю дверь. Карим сжимается, побледнев, и цепляется пальцами за сиденье.

   — Вылезай! — командую.

   — Ты же не бросишь меня здесь? — оглядывается Карим.

   Мы отъехали уже прилично от забегаловки, где обычно собираются люди Ермолаева. Кругом сейчас только пустырь и склады. Ни машин, ни людей. До города добираться далековато.

   — Я всё понял! — Карим поднимает ладони в защитном жесте. — Понял-понял. Я сижу молча. Только доставь меня в больницу, на Винницкой улице. Мой семейный доктор осмотрит меня.

   — Сначала — раненый. Твой зад может потерпеть!

   Немного остыв, я снова завожу мотор, и машина несётся на предельной скорости. Её иногда заносит и даже подкидывает. Представляю, как «приятно» должно быть Кариму. Но он сцепил зубы покрепче и старается не действовать мне на нервы.

   Меня беспокоит, что раненый с каждой минутой теряет всё больше крови. Ранение в таком месте, что наложенная из подручных средств перевязка сползает. Лишь бы не умер по дороге в больницу! Крепко сжимаю руль, матеря себя за то, что полез в эти разборки. С одной стороны, хорошо, что я остановил Карима. Иначе он мог бы пристрелить безоружного мужчину. Есть шанс, что раненый выживет!

   С другой стороны, теперь я тоже замарался в криминальных разборках. Наивно полагать, что это пройдёт бесследно.

   Неприятный холодок разрастается внутри…

   Бумеранг всегда возвращается.

*** *** ***

Я избавился от проблемного брата, оставив его в больнице. Там же оставил и раненого. В больнице сказали, что шансы на выживание у раненого есть и мгновенно повезли его на операцию. Про брата и говорить не хочется. Карим разохался, как старый дед, пересаживаясь в специальную каталку для инвалидов и стариков. Хотя мог бы и доковылять до кабинета дежурного врача. Не при смерти же!

   Стоит только выйти из больницы и свернуть в зону курилки, слышится телефонный звонок. На экране высвечивается имя жены брата.

   Алия! Ещё одна головная боль! Но держать невестку в неведении нельзя. Карим говорил, что он ещё одного ребёнка хочет. Будто ему троих мало. Кто знает, вдруг Алия уже четвёртого малыша под сердцем носит? Моего племянника или племянницу…

   Брат у меня непоседливый, надоедливый. Иногда он меня откровенно раздражает так, что видеть его не хочется. Но племянников своих я люблю. Души в них не чаю.

   — Добрый вечер, Алия. Как твои дела? Как дети?

   — Дети хорошо, — торопливо отвечает Алия. — Братья, как всегда, дерутся за игрушки, а Зарина со мной на кухне…

   Мне приятно было бы послушать подробности об их тихой, семейной жизни, о небольших склоках и драках между племянниками.

   Я словно наяву увидел их смуглые и озорные физиономии, развернув в своём представлении целый спектакль. Своей семьи у меня никогда не было. Но я охотно принимал участи в жизни семьи Карима, появлялся у них так часто, как только можно. Они все для меня — как родные: и племянники, и даже жена брата — я принимаю её как за свою сестру.

   — Карим не отвечает, — вздыхает Алия. — Ты же с ним уехал?

   Хмурюсь.

   Откуда Алия знает, куда Карим поехал? Неужели этот болван посвящает жену во все свои дела? Я бы так никогда не сделал. Есть мужские заботы, которыми не стоит нагружать женщин.

   — Карим был со мной, — отвечаю нейтрально.

   Алия вздыхает:

   — Хан, я знаю, что ты заботишься о семье и не хочешь тревожить нас понапрасну. Но я так же в курсе многих дел Карима. Он говорил, что у него возникли проблемы. Ты обещал ему помочь…

   Не помню, чтобы я заранее давал согласие на помощь. Я согласился помочь брату в последний момент. При мне он не звонил своей жене. Значит, рассказал обо всём заранее. Изворотливый и наглый до ужаса. Он был уверен, что я не откажу ему.

   — Карим в больнице. Возможно, его обследуют, поэтому он не отвечает на твои звонки.

   — В больнице? — едва дыша, спрашивает Алия. — Что с ним?! Он ранен? В сознании?

   — Алия, успокойся. На твоём муже нет ни царапины. Он просто неудачно приземлился задом и ударил копчик. Думаю, он и сам тебе об этом расскажет, посмеявшись над своей неуклюжестью.

   — Ты не обманываешь меня? — всхлипывает жена брата.

   — Нет, конечно. Муж и отец твоих детей вернётся домой живым и невредимым, — обещаю Алие. — Возможно, только проваляется сутки в больнице, — фыркаю. — Неженка!

   — Ты же знаешь, что Карим — не такой, как ты. Не военный.

   Голос Алии значительно повеселел. Но она всё же выпытывает у меня адрес больницы, куда я отвёз Карима. Уверен, что как только наш разговор закончится, она сразу же позвонит в больницу.

   — Спасибо, что помогаешь ему. От всей нашей семьи, Хан. Спасибо тебе огромное! Приедешь к нам в гости? — предлагает.

   — Разумеется. Приеду на этой неделе. Только решу кое-какие важные вопросы…

   — Ты нашёл себе работу?

   — Нет, моих средств хватает на пожить.

   — Хан, тебе пора задуматься о будущем. О семье и детях. Ты же знаешь, какое это счастье — большая и дружная семья. Служба давно осталась позади. Тебе просто необходимо закрепиться в этой жизни, — начинает нравоучения Алия.

   Каждый наш разговор заканчивается одним и тем же. Алия начинает сватать мне своих незамужних подруг или разведённых.

   — Поболтаем при встрече, идёт? Мне пора! — торопливо прощаюсь.

   — Да-да, конечно, я тебя не держу! — убеждает меня Алия. — И всё-таки…

   Ну вот, млин! Почему нельзя завершить разговор на позитивной ноте? Просто сказать «до скорого» и отпустить собеседника?! К чему эти многозначительные паузы.

   — Я прошу тебя подумать над предложением Карима. Мне и детям было бы намного спокойнее, если бы мы знали, что Карим находится под твоей зашитой.

   — Алия, не приплетай сюда детей! — прошу я. — Даже ваш старший пацан ещё не соображает в таких делах.

   — Хорошо. Скажу от себя — прошу, прими предложение Карима. Мы доверяем тебе. Как никому другому.

   — И я это ценю. Но у меня реально сейчас своих забот хватает… Увидимся на неделе, Алия. Пока поцелуй племяшей за меня!

   Разделавшись с текущими проблемами, я возвращаюсь в дом своего приятеля. Попутно раздумываю о том, что теперь моя собственная хата будет пустовать. У меня никак не доходили руки затеять в трёшке ремонт. Кажется, настало подходящее время. Пусть я не спешу обзаводиться семьёй и постоянными отношениями, в моей жизни наступил переломный момент.

   Когда тачка проезжает мимо бара, в котором мне знаком каждый уголок, внутри сказывается привычка. Пальцы едва не проворачивают руль в сторону, чтобы перестроиться в крайний правый ряд, а оттуда свернуть на парковку возле паба. Привычка едва не побеждает меня. Но я крепче хватаюсь за руль и проезжаю мимо злачного места.

   Клим доверил мне свою дочурку. Значит, алкоголю больше нет места в моей жизни. Всё, завязал. Ни капли в рот не возьму! Я проворачиваю в голове грандиозные планы, пока добираюсь до дома Клима.

   Меня пускают без лишних вопросов, вытягиваются по струнке. Разумеется, ведь я теперь здесь главный.

   На улице уже вечер, территория утопает в густых сумерках. Но даже неяркого освещения хватает, чтобы понять — коза меня ослушалась. Во дворе — бардак! До сих пор валяются пустые пластиковые стаканчики, повсюду конфетти, ленты дождя и чёрт знает, что ещё.

   Я привык, что мои приказы исполняются немедленно. Неукоснительно! Беспрекословно.

   Диана ослушалась — бросила мне вызов. Я резко вхожу в холл дома. Задам трёпку мегерочке непослушной! Дам понять, что я не шучу и…

   Замираю на месте. Словно со всего разбега напоровшись на растяжку. Застыл без единого движения, поражённый картиной.

   В холле уже прибрано. Ни лифчика на люстре, ни бутылок… Стоит огромная мусорная корзина и два чёрных мешка, набитых мусором.

   Но поражает меня не это, а скрутившаяся на кресле дочь моего друга. В обнимку со щёткой для уборки. На одной руке до сих пор красуется жёлтая резиновая перчатка, вторая рука крепко держит щётку для чистки мебели.

   — Диана, — зову негромко.

   Но девчонка и не пошевелилась. Неужели спит по-настоящему? Я стою, как приклеенный, на одном месте и не могу сделать ни одного шага в сторону. Разглядываю спящую девушку, забывая о том, кем она мне приходится. Просто любуюсь чистыми, правильными линиями хорошенького личика. Волосы собраны в высокий хвост, сильно растрепавшийся. Несколько прядей дрожат на лице от её дыхания. Пухлые губы немного приоткрыты.

   Она спит. Как ангел. Крохотная и беззащитная, очень трогательная. Сейчас в ней очень много от Лейлы — её матери, в которую я когда-то по дурости влюбился. Влюбился в девушку лучшего друга. На расстоянии. Зная о ней лишь по рассказам Клима. После службы в армии Клим решил на ней жениться, а я, как болван, в тайне мечтал, что Клим оступится, а я сотру с личика Лейлы слёзы разочарования и утешу в горячих объятиях.

   Открыто я своих чувств не показывал и никому о них не говорил. Клим и Лей любили друг друга. Поэтому я снова подался на службу, от соблазна и от греха подальше.

   Я думал, что никто не догадывался о моём грешке — влечении к жене друга. К тому же влечение быстро прошло, выветрилось. Это была мимолётная влюблённость. Безответная и немного дурашная. Как ненастоящая!

   Мои чувства остались только при мне. Я был в этом уверен, но Клим незадолго до смерти припечатал меня словами о том, что знал обо всём. Догадывался…

   Это всё в прошлом. Настоящее — совсем иное. В настоящем я дурею от созерцания юной красотки, забывая обо всём на свете.

   Время останавливается, причины и следствия перестают иметь значение.

   Есть только она — Диана — нежная, мягкая и безумно красивая, как сияющая звёздочка в темноте. Я застрял в этом состоянии. Нужно из него выбираться. Но как? Меня поймали в плен жаркие видения с участием этой малышки. Крепко держат в капкане и не желают отпускать. Становится так горячо, как будто сердце стало раскалённым камнем.

   Соберись, Хан. Ты же не пацан сопливый, а взрослый, сильный мужик.

   Приходится повторить это несколько раз, чтобы прогнать мысли, за которые мне должно быть стыдно. Однако мне, похабнику, не стыдно! Но желанно и горячо так, что штаны трещат по швам.

   Занесло, называется! В этот момент Диана поворачивается во сне. Щётка падает из её пальцев, негромко стукнув о паркет. Девчонка так умаялась уборкой, что не проснулась. Но зато очнулся я, обматерив себя с ног до головы и обратно несколько раз.

   Дочь Клима. Всё. Хоть фотку папани на её лоб приклеивай! Чтобы не забываться… Даже дня не прошло, а мои причиндалы уже диктуют мне, что делать! Не бывать этому. Темирхан не пойдёт на поводу своего болта, будь он хоть трижды железным от желания.

   Для постельных дел у меня есть Люська! Завтра же навещу эту бабёнку в самом соку! Ей тридцать четыре, в постели не скромная, многого не требует! Всегда готова покувыркаться, чему я очень рад. С Дианой надо что-то делать. Не оставлять же её спать на кресле, в этом неудобном положении.

   Я делаю несколько шагов, подхватываю дочь друга на руки. Пушиночка! Совсем ничего не весит. Горячее дыхание Дианы лёгкой дорожкой задевает кожу моей шеи. Стиснув зубы, поднимаюсь по лестнице со своей хрупкой и драгоценной ношей.

   Считаю ступеньки. Так проще держать себя в руках и не сходить с ума от сладкого аромата её тела. Я даже не различаю нот, но аромат свежий и очень мягкий. Он обволакивает меня пудровой пеленой и чарует.

   Девчонка кажется сейчас другой. Не той безбашенной врединой, выплясывающей на столе посреди хаоса вечеринки. Но искренней и очень доверчивой девочкой.

   Почаще нужно говорить себе о разнице в возрасте! Мысли, пришедшие в голову, ошибочные. Я опускаю красавицу на кровать. Распрямляюсь и тут же матерюсь. Не вслух. Но мысленно! Какого чёрта я принёс Дианку в спальню, которую выбрал для себя. Неужели я настолько ослеп, что даже собственные сумки с вещами не заметил?! Это всё ошибка! Непростительная ошибка. За такое положен штрафбат!

   Что, опять нести её в другую комнату?

   Дианка, почувствовав комфорт и мягкость одеяла, выпрямляется с манящей, счастливой улыбкой, скользнувшей по пухлым губам. У меня рука не поднимается тревожить сонную малышку. Поэтому я напоследок смотрю на Диану.

   Лишь для того, чтобы убедиться — ей комфортно. Но взгляд самовольно очерчивает волнующий контур её губёшек. В голове мелькает мысль — какие они на вкус?

   Ну, всё, Хан! За такое тебя точно надо кастрировать немедленно! Я резко покидаю комнату и, чтобы больше не думать о Диане, как о девушке, вспоминаю все рассказы Клима о дочери, представляя себе его широкое, волевое лицо со стальным, холодным взглядом.

   Да, млин!

   То, что надо! Мгновенно прошибает насквозь, вырывая с корнем мысли о непотребном.

ГЛАВА 4

Диана

   — Подъём, малявка!

   Что?! Я стону и натягиваю одеяло на голову, накрываюсь подушкой для верности. Не трогайте меня, пожалуйста! Одеяло коварно уползает в сторону, обнажая меня. Тело мгновенно покрывается коркой льда. Да я же обморожусь от такого холода! Почему в спальне так холодно?!

   Я шарю рукой по кровати, но не могу нащупать одеяло. Подтягиваю край простыни, пытаясь обернуться им, но и простыня предательски ускользает в сторону.

   — Хватит лежать. Подъём…

   Хриплый командный бас разрывает остатки сна на мелкие клочки. Я сажусь в кровати. В своей комнате, разумеется. Хотя не помню, как я сюда попала!

   Напротив кровати стоит Темирхан, сложив руки под массивной грудью. Сегодня на нём надета чёрная спортивная футболка и шорты для бега. Этот минимум одежды на мужчине словно нарочно подчёркивает его великолепную физическую форму. Я начинаю злиться на него. Потому что таким мужчиной хочется любоваться, даже если он разбудил тебя чёрт знает в какую рань.

   — Доброе утро, Диана, — здоровается Темирхан.

   — Доброе, э-э-э… — немного смущаюсь. — Извините, но мы не обсудили, как мне называть вас.

   — Моё отчество для тебя труднопроизносимо. К тому же мы не на приёме у президента. Можешь называть меня Темирхан, — разрешает здоровяк.

   — Папа в разговорах говорил просто «Хан», — срывается с моих губ против воли.

   — Сокращённо. Но мы не друзья, Диана, не родственники и не близкие приятели, чтобы ты меня так называла, — обрывает самовольство.

   — Хорошо, Темирхан. На «вы», с поклоном? — добавляю ехидно.

   — Не обостряй ситуацию, коза! Можно и на «вы» сказать так, словно в лицо плюёшь, и на «ты» обратиться вежливо!

   Надо же! Какой урок этикета с самого раннего утра. Неужели он не шутил, говоря, что будет воспитывать меня?! Кажется, точно не шутил!

   — Как ещё тебя называют? — решаю остановиться на этом нейтральном обращении. Потому что мне не хочется выкать тому, кто первым перешёл грани допустимого.

   — Вопрос бессмысленный. Поднимайся. Нам пора на пробежку.

   — Нам? — ошарашенно. — Постой… Темирхан! На какую пробежку?!

   Остатки сна мгновенно вылетают из моей головы. Слова о пробежке действуют на меня лучше будильника.

   — Я не бегаю по утрам.

   — Теперь бегаешь. Спорт полезен. Совместные занятия спортом скрепляют доверительные отношения. Давай… Вставай и побежали.

   Темирхан разворачивается, демонстрируя мне широченную спину, за которой можно спрятаться, как за каменной стеной.

   — А если я не захочу? — бросаю вслед.

   — Я тебя заставлю, — даже не оборачивается.

   С громким стоном я падаю на кровать. Мягкий матрас ласково принимает меня в свои гостеприимные объятия. Я бросила занятия спортом.

   У папы в доме есть превосходно оборудованный тренажёрный зал. Но я не захожу в него довольно давно.

   — Диа-а-а-а-ана-а-а-а! — трубит громкий бас с первого этажа.

   Чёрт! Нужно поторопиться. Немного освежившись, я натягиваю первый попавшийся спортивный костюм и сбегаю вниз по ступенькам.

   — Пойдём…

   Темирхан направляется на улицу, а я, поёжившись, иду следом, не испытывая ни капельки радости от того, что придётся слушаться деспота во всём, даже в таких мелочах.

   — Для начала разомнёмся, — командует здоровяк, остановившись на газоне.

   Я обвожу взглядом свинарник, так и не убранный со вчерашнего вечера.

   — Может быть, я лучше займусь уборкой?

   — Уборкой ты тоже займёшься, — обещает Темирхан. — Но пока — спорт. Это важно. Особенно для тебя!

   — Почему это — особенно для меня?

   — Бледная и тощая. Как толку вилку до рта доносишь? — хмыкает мужчина. — Повторяй за мной.

   Я пытаюсь повторять упражнения. По правде говоря, мне не хочется делать всё правильно. Я нарочно работаю «в полноги» и совсем не стараюсь. Действую на «отвали». От внимательного Темирхана это не ускользает. Он резко останавливается и надвигается в мою сторону, как ураган.

   — Работай в полную силу. Выкладывайся, — говорит, нависнув надо мной.

   — Уже устала, — вру, не краснея, опустившись на газон. — Выдохлась.

   — Врёшь.

   Его тёмные глаза пронизывают меня насквозь, он как будто видит все мои тайные мысли. От такого взгляда не получается спрятаться или утаить хоть что-то. Я стыдливо отвожу взгляд в сторону, поняв, что не выдержу в схватке взглядами. Он намного сильнее, старше и привык прогибать волю одним лишь взглядом. Причём, волю мужчин, а не юных девчонок вроде меня.

   — Поднимайся. Пора бегать…

   Он отправляется лёгкой трусцой. Я нарочно остаюсь на месте. Не станет же он заставлять меня. В самом деле! Но… оказывается, станет. Ещё как! Отбежав на метров пятьдесят, Темирхан понял, что я не спешу составлять ему компанию, и возвращается.

   — Поднялась и побежала за мной.

   — Иначе что?

   — Иначе я перекину тебя через плечо, как мешок.

   — Ну-ну! — фыркаю.

   Через секунду испуганно верещу! Кричу ультразвуком. Темирхан легко поднимает меня за щиколотки и забрасывает на плечо, не церемонясь. Моя голова болтается позади его спины.

   Тук-тук-тук! Сердце мужчины работает размеренно и чётко. Он совсем не чувствует моего веса, что ли?! А как ему понравится это?

   Я вонзаю зубы в его лопатку.

   Тело Темирхана горячее, твёрдое, словно камень. Можно зубы обломать или… вдохнуть крепкий, дурманящий и захотеть прижаться плотнее, чтобы дышать пряной смесью резкого парфюма и его собственного аромата. Но через секунду мою задницу огревает болезненный шлепок. Потом ещё и ещё.

   Шлёп-шлёп-шлёп!

   — Ай-ай-ай! Поставь меня! Я больше не буду!

   Темирхан возвращает меня в вертикальное положение.

   — Не будешь что? — уточняет он.

   — Не буду кусаться, — шиплю, потирая ушибленный зад.

   У Темирхана очень тяжёлая рука. Не ладонь, а бетонная плита! Вдруг на моей попе останутся синяки?! Нужно будет поинтересоваться у юриста, можно ли считать это жестоким обращением и основанием для ликвидации опекунства Темирхана надо мной?

   — Хорошо. Бегать будешь?

   — Бегать не буду! — возражаю с внезапно накатившими слезами и срываюсь прочь.

   Пусть попробует догнать, долбаный опекун!

*** *** ***

Темирхан

    «Не бегаю!» — заявила Диана и задала стрекоча, умчавшись.

   Я оторопело смотрел вслед её фигурке. Вернее, не оторопело, но пялясь на круглую, аппетитную задницу. Организм среагировал, как надо, член приподнялся, причиняя дискомфорт.

   Злом проняло до самого нутра! Что за озабоченные мысли?! Нужно думать о воспитании. Ведь у Дианы явно пробелы и проблемы в общении со взрослыми. Непослушание, язвительность, враждебность…

   Словом, много недостатков, которые нужно искоренять. Поркой. Перекинуть бы малявку через колено, спустив всё, и отшлёпать по мягкому месту. Вместо прилива воспитательного энтузиазма меня снова проняло возбуждающей волной, от которой в штанах одеревенело всё, что только можно.

   Чертыхнувшись, я выполнил несколько сложных упражнений, и только потом отправился на поиски воспитанницы.

   Я обнаружил её не сразу. Пришлось поискать. Причём, я искал в исключительно укромных местах, а она всего лишь сидела за беседкой в саду. Сидит и, судя по звукам, всхлипывает. Заставляет чувствовать себя неуютно. Как под обстрелом. Только её оружие — слёзы, но жалят не хуже пуль. Что с такими делать? Никогда не умел обращаться с плачущими женщинами.

   Во-первых, они сразу становятся жутко некрасивыми.

   Во-вторых, теряют нить повествования.

   В-третьих, игнорируют голос разума.

   В-четвёртых…

   В-четвёртых, всхлипывания Дианы действуют на меня сильнее всех прочих женских слёз, прожигая в душе огромные чёрные дыры.

   Приходится втиснуться между беседкой и забором. С моей комплекцией это не так уж легко. Плечи распирают узкое убежище.

   — Хорошая пробежка. Говоришь, что не бегаешь, но сиганула на крепкую троечку.

   Ноль реакции… Всхлипы становятся лишь сильнее.

   — Хватит реветь. Было бы из-за чего рыдать. Плохая физическая подготовка — дело поправимое.

   — У-у-у-уходи немедленно!

   Топает крохотной ножкой, обутой в нежно-розовые кроссовки. Шнурки на одном кроссовке распустились. Приходится протиснуться вперёд и присесть.

   — Что вы делаете? — замирает Диана, глядя, как я завязываю шнурок.

   — Ты можешь упасть, дурочка.

   С простейшей задачей справляюсь очень быстро. Но ладонь опускается на тонкую щиколотку. Открытая, нежная кожу чуть выше кромки белого носка манит своей беззащитностью и теплом. Нежная, тонкая кожа. Она словно вибрирует под моими пальцами, опаляя жаром.

   Поднимаю взгляд. Между нашими лицами не очень большое расстояние. Я понимаю, что ошибался — не все плачущие женщины некрасивы. Дианку слёзы никак не портят. Наоборот… Глаза становятся ещё больше и красивее, чем есть. Целые озёра, в которых можно утонуть.

   Губы припухшие и немного искусанные. Появляется странное желание самому пустить в ход зубы, прикусив волнующий изгиб её рта. Начинаю дышать чаще. Она — тоже. Мы смотрим друг другу в глаза, не в силах прервать контакт. Что-то меняется и ломается в момент, когда дыхания смешиваются, становясь жарким потоком — одним на двоих.

   Внезапно Дианка чихает, потерев кулачком нос. Этот момент взрывает тонкий кокон внезапного притяжения. Девушка первой отводит взгляд в сторону и отодвигается. Я снимаю руку с её щиколотки. С большим сожалением.

   — Будь здорова.

   — Извините. Здесь просто сухая трава.

   — Вылезай, — предлагаю, протянув ладонь. — Нужно завершить начатое.

   — Не хочу! — мучительно произносит она, складывая руки под грудью. — Ты не понимаешь!

   — Объясни.

   — Ты мне не отец!

   Удивляюсь, как быстро меняется её настроение. Переменчивая, как майская погода. Только что она дрожала от предвкушения, а её ресницы пленяли нежными порывами.

   Но сейчас Дианка превратилась в злобную колючку и видит во мне врага.

   — Не отец. И не пытаюсь им быть. Всего лишь твой опекун. Это не заменит тебе отца. Никто не заменит тебе отца! — заявляю жёстко. — Поверь, я знаю!

   — Откуда?! Можно подумать, у тебя…

   — Мой отец ушёл очень рано. Случайное нападение в магазине. Он пострадал от рук вооружённых грабителей. Мой отец был очень мирным человеком, учителем, — усмехаюсь. — Мне было десять, брату — семь. Мама снова сходилась с другими мужчинами. Некоторые были достойными. Но даже лучший из них не заменил нам отца. Это невосполнимая потеря…

   Вообще-то у моей речи была цель приободрить Диану, но она снова разрыдалась. Громче и пуще прежнего!

   Мне надоело слушать эти концерты без заявок.

   Протянув руку, хватаю Дианку за шиворот, вытаскивая из укрытия. Пересаживаю в крытую беседку. Она сразу же забирается с ногами на скамейку, уткнувшись подбородком в колени.

   Задумчивая, трепетная лань, роняющая слёзы

   Режет по-живому без ножа и… раздражает! Потому что задевает какие-то неведомые струны в глубине души, которые трогать не стоит!

   — В чём дело?! — теряю терпение. — У тебя есть минута, чтобы объясниться!

   — Ни в чём! — стучит кулачком по скамье. — Просто не лезь в это… Вот и всё.

   — Во что? В спорт?! Я занимаюсь спортом. Он полезен. И тебе пойдёт на пользу…

   — Не пытайся занять место моего отца!

   — Да заколебала ты! — рычу. — Я с тобой нянчиться не собираюсь и сопли твои подтирать тоже не стану. Я здесь лишь для того, чтобы ты не наворотила херни! В гробу я видал общение с малявками наподобие тебя. Если бы не клятва другу, ноги бы моей здесь не было…

   — Очень нужна ваша клятва. Мёртвые не слышат…ничего!

   Губы снова начинают дрожать, глаза наполняются слезами. Твою ж налево. Какой по счёту заход?!

   — Мне плевать на твои сомнения, капризы и слёзы в три ручья. Я дал клятву другу оберегать тебя и присматривать. Я её выполню. Нравится тебе это или нет, но есть завещание. В нём изложена воля твоего отца. Он хотел как лучше.

   — Он ошибался. Лучше было бы только с ним, а не… не со здоровенными бугаями, злыми солдафонами! — осмеливается выдать что-то похожее на оскорбление.

   Только меня такими выпадками не пронять. Это же детский лепет. Младенческий писк.

   Я горжусь тем, что служил. И если бы не последний провал, служил до сих пор!

   — Отца нет. Он умер. Не вернётся. Тебе придётся с этим смириться и жить дальше.

   — Чудовище. Тиран. Железный… истукан! — ругается на меня Диана.

   Только причина не во мне, а в ней. В её тоске по отцу. Я внезапно понимаю причину её нежелания заниматься спортом и быть вовлечённой в это. Клим хвастался, что близок с дочкой, учит её правильной стойке и хорошему удару в своём зале, рассказывал, что они даже спортом вместе занимались. В общем, сейчас Диане тошно от того, что я лезу своими ручищами в святое и неприкосновенное.

   — Так ты отца не вернёшь. Он был бы не рад, что ты опустила руки, повесила нос и забилась в угол мышью.

   — Я не мышь.

   — Ведёшь себя, как мышь. Глупо… Скучаешь по отцу? Уважь его память тем, что было дорого вам обоим.

   — Не надо нравоучений про моего отца! — подскакивает, тыча пальцем мне в грудь.

   — Угомонись, букашка. Марш на пробежку! — отхожу в сторону, освобождая дорогу для бега. — Вперёд!

   — Хорошо, — усмехается, смахнув остатки слёз со щёк. — Но учти, Темирхамович, я от тебя избавлюсь!

   «Это мы ещё посмотрим…» — думаю, глядя, как Диана легко сорвалась с места.

   Силой заставил себя отвести взгляд от её задницы. Так и просится в мою ладонь, манит, член тверже камня. Да что за наваждение?!

   Мне срочно нужно противоядие! Достаю мобилу из кармана спортивных шорт, набирая номер телефона Люськи.

   — Аллё? — спрашивает после пятого гудка немного капризным тоном.

   — Надо встретиться. Сегодня!

   — Ой, а кто это у нас такой нетерпеливый? Темирхан, что ли? Надо же… вспомнил, — выдаёт обиженно. — Вот так и бегу уже, волосы назад, готовлюсь! У меня, может быть, другие планы на вечер?

   — К чёрту твои планы, Люся. На мне трусы горят.

   — Сильно горят? — спрашивает небрежно, но в голосе чувствуется лёгкое возбуждение.

   — Дым валит столбом. Два дня будешь ходить, широко расставляя ноги, — щедро обещаю жаркую и бессонную ночь.

   — Ох… В прошлый раз ты мне марафон обещал, но после первого же захода ускакал по делам. А я — девушка горячая, могу и другого кавалера найти…

   — Я отменил все свои дела.

   — Хм…

   Люська думает. Ломается. Цену себе набивает! Так-то она безотказная, как автомат Калашникова, но сейчас корчит из себя принцессу голубых кровей.

   — Ну что, встречаемся у тебя? — обещаю. — Коньяк, цветы, закуска — с меня. С тебя — горячая постель и минимум одежды.

   — Вот так всегда! — говорит с упрёком. — А романтика? А поухаживать…

   Я не привык тратить лишнее время на ухаживания. С женщинами почти сразу прыгаю в постель, иногда даже минуя разговоры. Да о чём можно трындеть, когда мне нужно только одно — сбросить напряжение. Найти другую девку на одну-две ночи — не проблема. Проблема в том, что некоторые прилипчивые и начинают фантазировать о большем.

   Люська — баба уже привычная, многого не требует. Понимает, что между нами — чистая физиология. Свободный пестик, одинокая тычинка. Временные жаркие встречи… Больше ничего! Так было всегда. Но сейчас Люська обижена последним разом. Я слез прямиком с неё, потому что мне сообщили, что Клим скончался. Разумеется, я мгновенно бросил Люську в постели и даже не извинился. Не перезванивал…

   Прошло почти два месяца. Люська обиделась на меня. Нет времени искать другую такую же — раскрепощённую в постели, не требующую много. Срочно надо что-то делать с избытком семенной жидкости в моём организме. Не вручную же молотить, ё-моё.

   — Приготовь платье. Сходим в ресторан…

   Но сейчас приходится согласиться.

   — А вы мне нравитесь, господин офицер! Люблю военных… — фальшиво поёт Люська.

   Пофиг! Пусть хоть поёт, хоть воет.

   Лишь бы дала… пар спустить. А то уже уши в трубочку сворачиваются!

*** *** ***

В этот же день, поздно ночью

   — Открой окно, дышать нечем!

   Люська встаёт с довольным смешком, распахивая окно.

   — Здесь как в бане!

   — Хороший из меня банщик?

   — Отменный, — довольно жмурится и натягивает на обнажённое тело халатик, сразу же прилипший к её большой груди. — Сигаретку?

   — Не откажусь.

   Люська сама подкуривает и передаёт мне. Ну, прямо не баба, а паровоз желаний — угодила по всем фронтам. Время перевалило за полночь… выпускаю сизый дым в пожелтевший потолок, думая о том, кого бы для ремонта своей трёшки нанять.

   — Ох, не смотри туда! Пятно — от соседей… — злится Люська, перехватив мой взгляд и решив, что я задумался о ремонте её хаты.

   Смотрит на меня с ожиданием.

   — Кинь мне куртку, — прошу.

   Люська мгновенно подаёт куртку, не забывая при этом нагнуться так, чтобы сверкнуть обнажённой задницей. Подаёт знак о следующем фронте, на котором нужно будет трудиться. С тыла, так сказать…

   — Держи, — протягивает куртку с улыбкой, застыв возле кровати в ожидании.

   Выуживаю из кармана деньги, положив на тумбочку.

   — Держи, отремонтируй спальню нормально.

   — Разумеется, — улыбается во все тридцать два.

   Мне не жаль подкинуть Люське деньжат. Тем более, она так потрудилась в постели. Но не думаю, что она начнёт ремонтировать эту квартиру. Хата принадлежит Люське лишь наполовину, старшая сестра пустила пожить на время.

   Люська считает, что ремонт нужно делать вскладчину, её сестра напирает, что пусть Люська хоть косметический ремонт делает, потому что за аренду не платит… Эти семейные склоки о дележе имущества мне знакомы лишь понаслышке.

   У нас с Каримом никогда не было таких проблем. Я служил и дома появлялся редко, Карим сначала жил в трёшке, оставшейся от родителей. Потом начал подниматься в гору и купил отдельное жильё — большую квартиру, потом дом… Потом сменил один дом на другой. Квартира родителей осталась при мне.

   Я не очень заинтересован в материальных ценностях. Привык жить иначе, хоть и счета мои не пустуют. Думаю, я мог бы назвать себя очень даже состоятельным и жить, не работая и ни в чём не нуждаясь, до самой смерти. Если не жировать, конечно… Вполне хватит!

   — Я на кухню. Ты, наверное, аппетит нагулял? Щи разогрею! — обещает Люська.

   Повалявшись ещё немного на продавленной тут и там кровати, я отправляюсь в ванную комнату. Но перед тем, как залезть в ванну под душ, загружаю данные с видеокамер, просматривая, что творится в доме Клима.

   Отношения с Дианкой так и остались прохладными. Подчёркнуто вежливыми. Надо было видеть, с каким оскорблённым лицом эта мартышка сгребала срач, устроенный её друзьями во дворе. Потом с таким же оскорблённым видом Диана потребовала, что нужно сходить к мастеру на маникюр. Типа все ногти уборкой испортила.

   — Какие тебе ещё ногти, коза мелкая?! — спросил, повертев, её крохотную ручку. — Заусенцев нет, обстриги лишнее — и будет отлично.

   — Обстричь лишнее?! Наоборот, выращу как можно длиннее! — пригрозила, как будто собралась ногтями глаза мне выцарапывать.

   — Когда тебе на учёбу?

   — Через неделю! А что? — воинственно задрала нос букашка.

   — Гардероб проверить надо. В чём ходить собираешься.

   — Да ты… Ты совсем обнаглел? Ещё и в трусы мои нос совать будешь?

   После слов о трусах, пришлось прогнать малявку, пока снова мыслями не туда унесло. Зато сейчас… хоть в трусах, хоть без трусах, дочка Клима моего бойца не тревожит ничуть.

   В общем, по камерам, всё чисто. Посторонних нет, слуги на месте. Дочка Клима смотрит клипы и треплется с кем-то по телефону. Так-так… Упущение, млин. Надо будет заняться её телефоном вплотную. С кем, когда и как, на какие темы общается…

   Ради блага, разумеется.

   Убедившись, что в доме Клима царит полный порядок, с чистой совестью, обмываюсь под тонюсенькой струйкой душа. Это занимает порядком времени. Потом отправляюсь на кухню. Люська уже расстаралась — на столе дымится тарелка наваристых щей на говядине, хлеб, колбасная и сырная нарезка разложены веером.

   Хлопаю её по заднице, едва прикрытой коротким халатиком.

   — Ой, ну не надо! — хлопает меня по руке.

   Щипаю за бок, она довольно верещит, продолжая стругать огурцы на салат. Задержусь до утра, наверное. Сегодня я в расположении попробовать всё из арсенала постельных утех.

   Но планам не суждено сбыться. Едва зачерпнул ложку щей, как телефон выдаёт новую трель.

   — Ты же отменил все свои дела, — фыркает Люська, протянув руку к моему телефону. Ловко ставит на беззвучный режим, пряча в карман.

   — Дай, — требую. — Я заметил имя на дисплее. Это жена брата звонит. Она без веской причины трубки мне не обрывает. Надо ответить.

   Люська натянуто улыбается, вернув мне телефон. Потом садится за стол, сдабривая свой салат солью и оливковым маслом.

   — Алло?

   — Хан? — голос Алии прерывается горькими рыданиями. — Карима убили.

   В голове словно разрываются крупные снаряды. Оглушает на несколько секунд. Всё темнеет, как будто резко выключили зрение на секунду, а потом включили. Все предметы начали резко и больно впиваться в глаза, отдавая агонией в грудную клетку.

   Громко звякает что-то об пол. Люська поднимает ложку, согнутую мной пополам.

   — Постой, Алия. Карим? Ты уверена? — спрашиваю, не желая верить в смерть младшего брата. — Уверена, что это он? Уверена, что он… мёртв?!

   — Две пули в грудь, одна в голову, — рыдает. — Уверена ли я?!

   — Постой. Где ты сейчас? — выслушав адрес, подскакиваю. — Скоро буду.

   — Что-то случилось? — Люська округляет от страха глаза.

   — Извини, но на этот раз всё реально серьёзно!

   Любовница надувает щёки и губы, как рыба-шар, стягивает поясом красный халат в крупный чёрный горох.

   — Серьёзно. Конечно… — тянет недоверчиво.

   — Брата убили, — говорю мёртвым тоном.

   — Ох! — испуганно подаётся назад, зажав ладонью рот. Меняется в лице. — Конечно… Надо ехать. Семья! Я всё понимаю…

   Её голос настигает меня уже в спальне. Сдёрнув полотенце с бёдер, торопливо натягиваю трусы. Люська стоит в дверях, подавляя вздох. Она рассчитывала на долгий марафон. Я — тоже. Но когда дело касается семьи, о промедлении и речи быть не может. Нужно выяснить подробности и помочь.

   — Карим, да? — уточняет Люська, подавая футболку. — Тот, у которого бизнес большой?

   — Да. У меня всего один брат.

   — Теперь ты за дело возьмёшься? — спрашивает со странным блеском в глазах.

   — Даже не думал об этом. Потом…

   Схватив куртку, выхожу из квартиры.

   Всё — потом. Сейчас главное — это брат и его семья. Моя семья. Мои родные…

   — Я могу помочь? — заискивает Люська. — Только скажи, я всё сделаю, что в моих силах.

   — Мне пора. Давай, пока!

   — Я позвоню, — обещает Люська.

   Не обращаю внимания на её слова. Лечу вниз по лестнице старого подъезда.

   Карим… мёртв. Не могу в это поверить! Может, ошибка?!

*** *** ***

Брат. Вне всяких сомнений тело, наполовину укрытое простынёй в морге, это тело брата. Огнестрельное ранение. Мысли о случайной смерти можно сразу же отмести в сторону. Подтверждаю личность погибшего, потом нужно отправиться в ментовку, чтобы дать показания. Но сначала я выхожу на улицу и закуриваю.

   Терять родных тяжело. Как будто от твоей души оторвали огромный кусок. С уходом каждого из близких ты теряешь себя.

   Почему именно он? Младший брат ещё молод. Ему всего тридцать три. Нахрапистый, сильный, целеустремлённый.

   Глаза жжёт, словно от перца. Но слёз нет. Как и чувств — тоже. В моменты потери я словно становлюсь куском дуба — ничего не чувствую. Ни боли, ни сожалений. Ходячий и говорящий предмет. Потом немного отпускает и накатывает эхом боли. Но это будет потом, а сейчас я собран и до ужаса спокоен.

   Нужно поговорить с Алиёй, успокоить жену брата. Вернее, теперь уже вдову. У неё осталось трое мелких. Нужно будет заботиться, чаще бывать у них дома. Взять на себя все мужские заботы…

   Беда никогда не приходит одна. Совсем недавно я воздух пинал от безделья и просаживал деньги в кабаке, но стоило встряхнуться и взяться за ум, приобрести цель в жизни, как проблемы посыпались отовсюду. Теперь на моих плечах лежит забота о семье младшего брата и о семье лучшего друга. Оба мертвы и оба всегда полагались на меня в трудную минуту.

   Значит, я просто не имею права облажаться.

*** *** ***

— Это он…

   Голос Алии — сухой и мёртвый. Супруга Карима сидит на лавке во дворе дома.

   — Он, Алия. Ты и сама знаешь.

   — Знаю. Но я надеялась. Вдруг ошиблась?

   Алия всхлипывает, начав раскачиваться из стороны в сторону. Лицо искажается, краснеет. Жена брата плачет, уставившись в одну точку.

   — Как мне сказать детям, что их отца больше нет? Как?!

   Я не знаю ответа на этот вопрос. Никто не знает. Мы только считаем себя опытнее, сильнее и умнее детей. Но когда сталкиваемся со смертью, перед её лицом мы так же бессильны и беззащитны, как дети.

   — Сейчас с детьми кто сидит?

   — Никто. Я тут… Не могу войти.

   — Надо, Алия. Твоей дочке всего три года! Сколько ты уже здесь сидишь? А дети? Как давно они без присмотра?!

   Оставляю жену брата во дворе. Вхожу в дом.

   Воздух гостиной сотрясается громкими, частыми выстрелами.

   — Ты виноват, придурок!

   — Сам придурок. Мы продули из-за тебя. Нас размазали, как котят!

   Братья-погодки рубятся в стрелялку на игровой приставке. В момент, когда я захожу, братья побросали пульты и уже толкают друг друга в грудь, обзывая. Назревает небольшая драчка.

   Приходится гаркнуть погромче, чтобы они меня услышали. Опустив голову, драчуны подходят ко мне.

   — Виноваты оба. Практики маловато, — решаю их спор. — Где Зарина?

   — С мамой! — отвечают в один голос братья.

   — Так-так… А давно вы видели маму?

   Братья переглядываются, задумываются. Чёртовы компьютерные игры! Походу, братья долго зависают в игре, Алия льёт слёзы. Чёрт знает где находится маленькая Зарина.

   Вырубаю приставку из сети.

   — Всем искать мелкую. Немедленно.

   Дом у брата огромный. Алия из-за горя вообще ничего не замечает, а тем временем малышка чёрт знает где находится.

   — Зарина! Зарина!

   Братья начинают громко звать младшую сестру, разделяясь по второму этажу. Я обшариваю первый этаж, заглядывая в каждый укромный уголок. Младшая дочь Алии любит прятаться.

   Я осмотрел весь первый этаж — Зарины нигде нет, осталось заглянуть только на кухню и в кладовую. Новость о смерти мужа застала Алию за готовкой — на столе лежит так и не разделанный кусок мяса и горсть овощей.

   Дверь в кладовую оказывается открытой. Наверняка Алия забыла закрыть. Заглянув в кладовую, нахожу Зарину спящей на полу.

   — Вот ты где, малявочка!

   Поднимаю спящую кроху на руки, замечая, как неестественно она бледна. Замечаю страшное — на полу рядом с малышкой открытая коробка-аптечка, разгрызенные упаковки таблеток…

   Моя племянница наглоталась медикаментов.

   Сердце леденеет в тот же миг. Я достаю телефон и фотографирую аптечку, вскрытые упаковки таблеток, чтобы врачи знали, что именно Зарина могла съесть. Прижимаю к груди ценную ношу. Беспокоюсь за жизни малышки — пульс едва заметный.

   Я вихрем проношусь в дом.

   — Данияр! Амир!

   Топот ног по лестнице раздаётся очень громко.

   — Мне нужно в больницу. Где мама хранит документы? — спрашиваю у братьев, потому что от Алии сейчас проку мало.

   Она лелеет своё горе и ничего, кроме него не замечает. Амир, старший из братьев, понимает, что стряслось нечто ужасное. Он мгновенно показывает на верхнюю полку, где Алия хранит документы.

   — Что с Зариной? — спрашивает Амир с тревогой.

   — Никогда не оставляйте без присмотра младших. Зарина наелась таблеток. Я еду в больницу. Ты за старшего, Амир! Скоро приедет кто-нибудь из взрослых и присмотрит за вами.

   — А где мама? — уточняет Данияр.

   — Сейчас она поедет со мной и Зариной в больницу.

   — А папа? Папа должен был уже вернуться!

   Я не большой мастер тонких объяснений и психологии.

   — Поговорим об этом позднее. Зарине может стать плохо! Медлить нельзя…

   Выбегаю во двор дома, слышу периодические всхлипывания жены брата.

   — Алия! Зарине плохо. Она наглоталась таблеток!

   Никакой реакции.

   — Очнись же ты! Нам нужно срочно ехать в больницу!

   Алия ничего не замечает. Она в глубоком ступоре. Мне приходится влепить звонкую пощёчину, чтобы она поняла, наконец, что случилось. Только после встряски взгляд вдовы проясняется. Она смотрит на свою малышку.

   — Моя принцесса! — говорит мёртвым голосом. — Что с ней?

   — Наглоталась таблеток. Нужно в больницу! Срочно…

   Направляюсь к своей машине быстрым шагом. Алия бежит следом за мной. Проблем в семье погибшего брата добавилось. Отдаю Зарину на руки Алие, усадив на заднее сиденье, сам прыгаю за руль, резко нажав на газ.

   Машина срывается с места. Я нарушаю все правила дорожного движения, какие только есть. Но главное — успеть! Со штрафами будем разбираться потом.

   — Мы успеем? — всхлипывает Алия. — Мы спасём мою кроху?

   — Я не знаю, — отвечаю честно. — Пульс у Зарины был очень слабый. Едва нащупал. Я не знаю, сколько прошло времени, как давно она наглоталась таблеток…

   — Я не могу потерять в один день и мужа, и дочку! Не могу! — рыдает громко, покрывая поцелуями бледное личико дочурки. — Очнись, моя прелесть! Моё солнышко… Я больше никогда не оставлю тебя одну. Я больше никогда про тебя не забуду даже на минуточку!

   — Твоя старшая сестра Лея в городе?

   — Да.

   — Позвони. Пусть приедет и приглядит за пацанами. Накормит, вовремя положит спать.

   — Да, конечно! Уже звоню…

ГЛАВА 5

Темирхан

   В больнице мы сразу же сдаём малышку на руки бригады врачей. Они задают много вопросов. На некоторые из них получается ответить лишь приблизительно. Я показываю фото таблеток, которые могла разгрызть Зарина. Малышку уносят. Алия с воем цепляется за руку санитаров, прося разрешения находиться рядом. Я с трудом удерживаю её на месте. Заставляю сесть на диван в коридоре, приношу в одноразовом стаканчике мерзкий кофе — другого кофе в больницах просто не бывает.

   — Я плохая мать. Я такая плохая мать! — повторяет Алия. — Я не вынесу, если Зарина умрёт… Если с ней что-нибудь случится!

   — Вынесешь. У тебя ещё двое сыновей. Подумай о них. Мы привезли Зарину в больницу. Врачи делают всё возможное! — успокаиваю Алию.

   Но не так-то просто найти слова утешения, когда ты не блещешь красноречием.

   — Ты выглядишь так, будто тебе плевать! — выдаёт с обидой жена брата. — Карима убили. Знаешь, если бы ты помог брату, не упрямился, ничего этого бы не случилось! Ты отказался помочь, и его убили… Убили из-за тебя! — обвиняет.

   Наверное, Алия говорит так, потому что нужно сделать кого-то виноватым. Но я чувствую странную горечь во рту. Словно в её словах есть большая доля правды. Может быть, она права, и Карим бы не погиб… Но я сделал свой выбор. Мне кажется, что Карим наломал дров лишь потому, что я не уберёг его советом. Не вмешался вовремя. Может быть, я мог предотвратить катастрофу?!

   — Это Ермолаев убил Карима! Больше некому… — говорит Алия. — Он угрожал Кариму. Он…

   — Алия, твой муж тоже не безгрешен. В полиции разберутся, кто виноват.

   — Ты и сам знаешь, что там не станут разбираться! Им плевать! — трёт покрасневшие глаза, стирая слёзы. — Я всем сердцем чувствую, что права насчёт Ермолаева. Это он… лишил меня — мужа, а моих детей сделал сиротами.

   Я не спешу делать поспешных выводов. Но и доля правды в словах Алии тоже есть. Я звоню в больницу, куда отправлял раненого. Там говорят, что он скончался во время операции. Карим погиб меньше чем через сутки после смерти того, кого ранил. Это месть за убитого. Вне всяких сомнений.

   — Ты должен отомстить за брата! — требует Алия. — Таков закон!

   Я должен отомстить.

   Без Алии об этом сам прекрасно знаю. Но когда она так говорит об этом, со слезами на глазах, кажется, будто я бездействую. Но это не так! Оставив Алию в больнице, я навещаю племянников в доме погибшего брата. Хочу удостовериться, что с ними всё в порядке.

   По дому хозяйничает старшая сестра Алии. В доме Карима непривычно тихо — нет звуков детских голосов. Данияр и Амир сидят в гостиной на диване. Данияр вяло выбирает игру на приставке. Амир смотрит в одну точку.

   Алия уже сообщила мальчишкам, что их отца больше нет. Тяжело им. Не представляю даже, насколько сильно! Сгребаю сразу двух пацанов в охапку, прижимая к себе очень крепко. Обещаю, что буду рядом. Всегда. Но я не смогу заменить им отца. Никогда.

   Мысль о том, что Ермолаев виноват в смерти брата, не даёт мне покоя. Навряд ли он прямо сознается в этом, но я назначаю ему встречу в одном из пабов. Он соглашается. На удивление быстро.

   Либо он не при чём, либо слишком нагл и уверен в себе. Подъезжаю к пабу в назначенное время. С виду ничего особенного. Прохожу внутрь, и сюрприз ждёт меня внутри. С двух сторон сразу же наваливаются громилы, охранники Ермолаева.

   — Обыщите, — доносится из глубины зала спокойный голос. — Если чист, пусть заходит.

   — Я без оружия.

   Но могу и голыми руками прибить виновника! После тщательного обыска меня запускают внутрь.

   Ермолаев сидит за низким столиком, заставленным дорогой выпивкой. Зал паба можно назвать пустым. Потому что нет обычных посетителей, есть только молчаливый, серьёзный бармен. Кроме него в пабе сидит Ермолаев, а возле него дежурят ещё трое охранников.

   Я один на вражеской территории. Если от меня хотят избавиться, то лучшего момента просто не представить. Но мне указывают рукой на стол. Ермолаев неторопливо цедит виски со льдом.

   — Что будешь пить?

   Бутылки соблазнительно блестят боками. Янтарная жидкость кажется жидким мёдом, а прозрачная — божьей росой. Потрясений в последнее время получается много.

   Самый простой выход — напиться вдрызг и забыться! Собрав волю в кулак, отрицательно машу головой.

   — Пить не буду.

   — Твоё право, — усмехается Ермолаев. — На твоём месте я бы выпил. Брат погиб, как-никак!

   В груди мгновенно закипает злость! Да как он смеет?! Ещё издевается.

   Другой на моём месте сразу бы начал рыпаться, но я спокойно обвожу взглядом помещение паба, прикидывая варианты атаки.

   — Что-то знаешь об этом? — спрашиваю нейтрально.

   — Он получил по заслугам, — отрезает Ермолаев. — Подставы и нападения ничем хорошим не заканчиваются. Впрочем, как и убийства.

   — Какие подставы?

   Почему-то внутри холодеет. Неприятное предчувствие, что я узнаю о делах брата что-то нехорошее, не даёт мне покоя.

   — Почему вы напали на моих людей? — задаёт вопрос Ермолаев.

   — Потому что твои люди разбомбили первый этаж торгового центра Карима!

   — Хорошее нападение. По которому его жена в будущем получит страховку, — холодно улыбается Ермолаев. — Отличный повод напасть на своего неприятеля.

   — Не понимаю, куда ты клонишь.

   — Уверен, что понимаешь. Карим был очень активным. Очень. Ты же знаешь, что мы не могли поделить один из участков. Не хотели уступать друг другу. Бывали стычки, но мелкие. Зачем мне нападать на торговый центр?

   — Чтобы получить своё. Заявить о себе.

   — Лет двадцать назад я бы так и сделал. Но сейчас мне уже пятьдесят, и я активно ворочаю бизнесом иначе. Конечно, иногда приходится действовать по старинке. Но, откровенно говоря, нынешние времена мне нравятся куда больше прежних!

   — К чему эта пустая болтовня?! Ближе к делу!

   — Мы находимся очень близко к делу. Ближе не бывает. Уточни у жены брата о выплатах по страховке, — просит Ермолаев. — Потом расскажу дальше.

   Мне не нравится тот оборот, который принимает наш разговор. Всё ведёт к тому, что Карим был замешан в махинациях и сам нарывался на неприятности. Но я хочу добиться правды!

   Неужели брат нагло солгал мне и втянул в огромную кучу проблем?! Звоню жене брата. Она отвечает незамедлительно.

   — Алия, ответь мне на вопрос. Только честно. Карим страховал торговый центр от нападения?

   — Ты же знаешь, что он меня не посвящал в свои дела!

   — Знаю. Так же, как понимаю, что ты знаешь гораздо больше, чем показываешь. Возможно, ты в этом не разбираешься. Но должна была слышать разговоры.

   — Хан, мне сейчас не до разборок со страховыми компаниями! — устало вздыхает вдова. — Я переживаю за жизнь своей дочурки.

   — Просто ответь.

   После секундной запинки Алия отвечает:

   — Кажется, да. Я слышала, как Карим связывался со страховой компанией. Незадолго до происшествия. Кто-то ещё звонил на днях… Разговаривал Карим. Не я.

   — Спасибо, Алия. Ты мне очень помогла. Если будут новости о состоянии Зарины, звони!

   Отключаю телефон.

   — Это ничего не доказывает, — говорю Ермолаеву.

   — Это доказывает, что Карим был пронырливым и очень нахрапистым. Хотел подмять под себя всё. Мои люди не громили его центр. Это был он сам.

   Слова Ермолаева повисают в воздухе.

   — Ты лжёшь. Камеры засекли машину одного из твоих людей.

   — Её угнали. Незадолго до этого… И неужели ты думаешь, что я бы наследил так глупо? — резонно спрашивает Ермолаев.

   — Доказательств нет. Внутри здания камеры отключили.

   — Какие доказательства моей вины были у Карима? — парирует Ермолаев. — Кроме угнанной тачки?

   Голова разрывается на части от мыслей.

   — Это не может быть правдой, — стою на своём.

   Мне не хочется думать, что брат втянул меня в свои дела, заставив участвовать в криминальных разборках обманным путём.

   — У твоего брата появились выплаты по страховке и возможность напасть на меня!

   Трясу головой. Пытаюсь понять, не врёт ли Ермолаев.

   — Твой брат проворачивал все делишки со своим приятелем. Кончаловым.

   С трудом припоминаю, кто такой Кончалов.

   — Антон, что ли?

   — Не самый надёжный, но берётся за всё подряд.

   — Мне нужно позвонить, — говорю после паузы.

   — Звони. Не торопись! — разводит руками Ермолаев.

   Я отхожу в сторону, набирая номер Антона. Он отвечает не сразу.

   — Есть вопрос. Соврёшь — я тебя убью. Отвечай честно. И помни, что у меня есть доказательства.

   Антон матерится под нос.

   — Что ты хочешь узнать?! — спрашивает нервно.

   — Мне нужно знать, кто стоит за погромом торгового центра Карима?!

   — Я не могу сказать. Я обещал Кариму молчать.

   — Карим мёртв. У тебя есть возможность не отправиться следом за ним. Говори!

   Антон тяжело вздыхает, говоря вполголоса.

   — Это были мы. Он, я и ещё один толковый парнишка. Мой двоюродный брат…

   Млин, сердце рухнуло вниз. Мгновенно. Я надеялся, что не услышу этого. До последнего верил, что Карим действовал по совести, лишь желая отомстить и возместить причинённый ущерб.

   — Подробности! Мне нужны подробности! — требую я.

   Краем глаза ловлю усмешку на лице Ермолаева и отворачиваюсь в другую сторону.

   — Карим сказал, что дело выгорит. Обещал хорошо заплатить за погром и подстраховку.

   — Какую?

   — Ну, я сделал всё основное: угнал тачку, поставил под камеры. Наших лиц не было видно, все в балаклавах. По плану Карима, это дало бы повод двинуть людей Ермолаева.

   — Идиот, — выдыхаю еле слышно.

   — Это был план Карима! Я тоже сказал, что слишком нагло. Но он заверил меня, что будет силовая поддержка, что ты впряжёшься в дело и поможешь. Но на всякий случай он просил меня подстраховать вас, когда поехали в забегаловку Ермолаева, громить там всё.

   Матерюсь сквозь зубы, проводя широкой ладонью по волосам. Чёрт побери… Как же так?! Неужели брат меня обманул во всём! Нагло использовал вслепую, чтобы ложью завлечь в свои разборки. Конечно, я бы его не бросил. Помог, потому что считал интересы брата ущемлёнными.

   Антон говорит ещё что-то. Я автоматически запоминаю детали, но мыслями витаю далеко отсюда. Брат втянул меня в дерьмо. Солгал, глядя в глаза, а его жена ждёт, что я отомщу за смерть того, кто сам нарвался на большие неприятности.

    Разговор заканчивается. Я молча опускаю телефон в карман, смотрю на Ермолаева.

   — Твои люди убили Карима?

   — После того, как он нагло подставил меня, напал на моих людей, подстрелил безоружного парня… Который, кстати, приходится мне очень дальним, но всё-таки родственником… — перечисляет Ермолаев. — Да. Я был вынужден послать человека, чтобы он решил этот вопрос.

   — Отдай мне его.

   — И тогда на счету твоей семьи будет двое убитых из числа моих людей. Двое против одного с твоей стороны. Я буду вынужден забрать ещё кого-то, — спокойно обещает Ермолаев, положив локти на стол. — Кого я могу забрать из семьи Карима? Детей и баб не убиваю, уж прости. Остаётся только твоя жизнь? Тогда вдова и трое детей останутся совсем без поддержки.

   — Я не могу уйти так просто, — скриплю зубами.

   — Послушай, Хан. Ты же тоже военный? Я в своё время долго служил, — улыбается одними губами.

   Да, у Ермолаева до сих пор военная выправка и привычка держать лицо.

   — Давай договоримся, как взрослые мужчины, держащие своё слово? — предлагает он. — Ты отступаешь. Я не стану трогать твою территорию.

   — Мою территорию?

   — Твою. Ведь после смерти Карима ты встанешь у руля?

   — Это ещё не решено.

   — Да брось… Решено! Только не озвучено вслух, — смеётся мужчина. — Ты не лезешь ко мне, я не лезу к тебе. Нам есть куда расширяться, не встревая на границе друг с другом. Идёт? — протягивает руку.

   За его спиной один из охранников многозначительно опускает ладонь на кобуру. Прикидываю возможные варианты: я могу успеть и положить, если не всех, то многих. Возможно, меня ранят. Скорее всего, потом начнётся война и прокатится волна стычек. Одна за другой, в которых могут пострадать и дети Карима, и его жена, и даже Дианка.

   Эхо моих проблем может затронуть и эту девочку. А я меньше всего на свете хочу ей навредить.

   — Мы договоримся. Как мужчины, которые держат своё слово. Я не Карим. Я сдержу обещание. Надеюсь, и вы тоже.

   Ермолаев кивает с серьёзным видом.

   — С тобой приятно иметь дело. К тому же хороший командир всегда знает, когда нужно заключить перемирие и разойтись.

   Рука Ермолаева так и остаётся висеть в воздухе. Он вопросительно смотрит на меня.

   — Руку пожимать не буду. Мой брат накуролесил, соврал мне и втянул в эти разборки обманом. Но он всё-таки был моим младшим братом. Думаю, вы понимаете.

   Ермолаев кивает на полном серьёзе.

   — Выпьешь?

   Жажда прокатывается по горлу обжигающим комком. В моей ситуации нужно не просто выпить, но нажраться до полусмерти, проснуться утром с гудящей головой и снова начать заливать себя спиртным, пока вместо крови по венам не потечёт алкоголь. Но я дал себе клятву — ради дочки Клима больше не пью. Не могу подвести ещё и её.

   — Всего хорошего.

   Выхожу из паба без проблем. Но на душе хреново. Даже ноги переставлять трудно, но я заставляю себя шагать.

   Нужно заняться похоронами Карима и как-то объяснить его жене, что я не буду отрывать головы за его смерть. Карим был подлецом. Но жена любила его и горюет искренне.

   Надеюсь, она меня не возненавидит.

ГЛАВА 6

Диана

   Я предоставлена самой себе. Какая прелесть! Темирхан несколько суток подряд пропадает где-то. Мужчина передо мной не отчитывается. Позвонив по телефону, он сказал, что возникли семейные проблемы. Посоветовал мне вести себя, как ветошь в углу — не отсвечивать и не раздражать мужчину.

   Да пожалуйста! У меня своих дел полно. Сначала я звоню Машке. Она говорит со мной минут пять, потом пищит в трубку, что появился её брат и сразу же сбрасывает звонок. Раньше мне было просто жаль Ромашкину. Потому что её родной брат — настоящий кретин и иногда даже распускает руки, наказывая Машку за провинность. Но теперь мне не только жаль подругу. Но я прекрасно понимаю Машу. Жить с деспотом — это настоящий ад!

   Дом моего папы с появлением Темирхана превратился в поле боя. Пока только мысленно, разумеется. Я думаю, как бы выжить из дома здоровяка, решившего здесь обосноваться на целых два года! Семьсот тридцать дней.

   Если я каждый день буду методично уничтожать и расшатывать его терпение, однажды он не выдержит и сдастся. Всё-таки, он уже взрослый и недостаточно гибкий, чтобы подстраиваться под изменения.

   Темирхан предпочитает прогибать их под себя. Так же, как попытался прогнуть меня. Но как-никак я — дочь Клима Самарского! Папа меня многому научил… Хоть я и похожа на маму, но характер мне достался от папы. Так что господину Темирхамовичу придётся несладко.

   Начну с простейшего.

   Отправляюсь на кухню. Повариха Оксана изумлённо смотрит на меня.

   — Здрасьте, тёть Ксеня!

   — Давно не заходила на кухню. Не ешь ничего! Разлюбила мою стряпню? А как же твои любимые яблочные штрудели? — обиженно спрашивает повариха.

   — Не разлюбила. Просто аппетита особого не было…

   — И одичала. Всех сторонишься, дуешься! Папа твой теперь на небесах, но никто из нас не виноват в этом. Мы тоже по нему скучаем… — неторопливо рассуждает женщина, нарезая фрукты. — Испечь тебе пирог? — спрашивает с надеждой.

   — Не хочется, — вздыхаю, выуживая кусочек яблока.

   — Я совсем без дела сижу. Если так пойдёт и дальше, придётся увольняться.

   От удивления я проглатываю кусок яблока и кашляю, поперхнувшись.

   — Уволитесь? Но почему?

   — Я повар. Я готовить люблю, а не сидеть без дела.

   На глазах наворачиваются предательские слёзы. Все бросают меня! Всем плевать…

   Но я стараюсь не подать виду, что готова упасть на пол и рыдать в три ручья.

   — Сидеть без дела не придётся. Темирхамович…

   — Кто-кто?

   — Ну-у-у… Этот бугай! Друг папы!

   — А-а-а-а…

   На щеках Оксаны появляется лёгкий румянец. Она поправляет поварской колпак, как будто прихорашивается.

   — Видный мужчина, — говорит с придыханием.

   Кусок яблока опять застревает в моём горле.

   — Он не видный. Он огромный. Просто… просто великан!

   — Эх ты, глупышка!

   Оксана треплет меня по щеке и целует в волосы. Повариха трудится на нашу семью очень давно. Я воспринимаю её почти как родную тётушку.

   — Тебе, конечно, ещё рано на таких мужчин засматриваться, — посмеивается она. — У тебя другие мальчики на уме. Ну, так что, делать пирог? — снова спрашивает.

   — Нет. Не стоит. Темирхамович сказал, что теперь я всё по дому должна делать сама. Готовить, в том числе. Так что придётся вам, тётя Ксеня, потесниться на кухне.

   — Ой… Не очень хорошая идея, — неодобрительно качает головой Оксана.

   Видимо, вспомнила, как я чуть не сожгла дом года три назад, когда хотела испечь папе торт на день рождения.

   — Приказы вышестоящего начальства не обсуждаются, — улыбаюсь я. — Ну что, начнём? Будем делать хлеб!

   — Может, для начала я научу тебя жарить гренки?

   — Нет, будет хлеб! — говорю уверенно. — Нет ничего лучше, чем аромат свежей выпечки. Темирхан его учует, поест моей стряпни и сразу же подобреет!

   Улыбаюсь так широко, как только можно. Уж я накормлю этого бугая! Как я его накормлю, ммм… Пальчики оближешь!

*** *** ***

Темирхан

   Теперь на мне лежит огромная ответственность. После похорон Карима я окончательно понял, что теперь не имею права оступиться, жалеть себя или тупо прожигать свою жизнь. Алия смотрит на меня с надеждой. Она ждёт, что я возьму на себя все заботы Карима. Младший брат взял Алию в жёны совсем девчонкой восемнадцати лет. Она в своей жизни не занималась ничем, кроме семейных дел. Домашние заботы, уборка, готовка, воспитание детей.

   Алия — идеальная, послушная жена. Но есть ещё и много других хлопот. Бизнес Карима, в том числе. Он перешёл автоматически к жене брата. Но Алия в бизнесе ничего не смыслит. Её могут обмануть и навязать свои условия. Алия не знает, с какого бока подступиться к управлению большой фирмой Карима. Я уже молчу про то, что Карим ввязывался в незаконные делишки, имел дело с взяточниками и ввязывался в вооружённые стычки. Вроде той, на которой я его поддержал.

   Но это помогло мало.

   — Хан, мне нужно серьёзно с тобой поговорить!

   Должен признать, что Алия держится неплохо для женщины, потерявшей мужа и едва не потерявшей дочь. Кроху Зарину вовремя откачали — ей промыли желудок, прочистили кровь и назначили курс лечения. Малышка находится в больнице под наблюдением врачей. Но это временно. Зарина уверенно идёт на поправку. Катастрофы удалось избежать лишь чудом.

   Происшествие с Зариной встряхнуло Алию. Она вспомнила, что от мужа у неё осталось трое детей. Я был рад, что помутнение было кратковременным, хоть знаю, что Алия будет сильно тосковать по брату.

   Я едва простился с этим балбесом, но тоже уже скучаю. Чувство потери невосполнимо.

   — Слушаю тебя, Алия…

   Раздаётся телефонный звонок. Взглянув на дисплей, понимаю, что звонит Кирилл — прораб, нанятый мной для ремонта своей трёшки.

   — Секунду, на звонок отвечу, да? — пропускаю девушку вперёд.

   — Ну, в общем, хата к ремонту готова, — отчитывается Кирилл. — Щас скину фотки. Потом как определишься, что хочешь сделать, звякнешь, обсудим.

   — Не вопрос. Немного времени терпит? А то у меня семейный завал, немного разгребу, потом возьмусь за ремонт.

   — Лады! Буду ждать звонка!

   Через минуту на телефон приходит партия фото от Кира. Как он и сказал, всё готово к капитальному ремонту. Давно пора было этим заняться… В голове начинают мелькать идея. Но нужно сначала поговорить с женой младшего брата. Сейчас мы находимся в доме Карима.

   — Ты поговорил? — спрашивает с надеждой Алия, показывает рукой в сторону коридора, ведущего к кабинету Карима.

   Вдова распахивает передо мной дверь и первой подходит к креслу во главе стола, гладя дорогую кожу узкими ладонями.

   — Раньше здесь сидел Карим. Но сейчас его нет, — говорит едва слышно. — Моего мужа нет в живых, но его бизнес остался. Мне уже звонил управляющий Асхат…

   — Знаю этого мужчину по рассказам Карима. Он довольно расторопный.

    — Карим не посвящал меня в тонкости своего бизнеса. Но об Асхате он отзывался, как о пронырливом работнике. Иногда даже слишком пронырливом.

   Кажется, я понимаю, о чём хочет поговорить со мной жена младшего брата. Но пока не тороплюсь, даю время Алие высказаться самой. Она выглядит очень трогательно и печально, похудела за несколько дней. Мне её искренне жаль.

   — Тело мужа ещё не остыло в земле. Но Асхат уже предложил мне продать бизнес Карима.

   — Асхат хочет выкупить бизнес?! — удивляюсь. — Впервые слышу.

   — Он предложил мне это на следующий день после гибели Карима. Бездушная, расчётливая сволочь! Предложил мне продать ему бизнес мужа продать всё по бросовой цене… Карим столько трудился! Я не могу продать всё, над чем он работал, за гроши. Пусть даже я ничего в этом не понимаю, но хочу сохранить бизнес и деньги мужа для его сыновей.

   — Поддерживаю тебя. Я поговорю с Асхатом.

   — Нет, одного разговора недостаточно. Он слишком хитёр и изворотлив. Он может врать мне, глядя в глаза, а я даже не пойму, что он обманывает меня. Я прошу тебя… взять управление бизнесом Карима на себя.

   Примерно этого я и ожидал. Мысленно готовился подставить плечо и уже внутренне взвалил на себя тяжкую ношу ответственности.

   Мне не привыкать.

   — Я помогу тебе, — накрываю руки Алии ладонями. — Ты можешь на меня положиться. Сейчас уже ночь, но я завтра же займусь этим.

   — Спасибо, Хан. От всего сердца! — благодарит Алия.

   Чувствую недосказанность.

   — Что-то ещё?

   — Да. Карим был опорой этого дома. Центром. Он занимался финансами, хозяйством — покупал всё необходимое, возил меня и детей по магазинам и развлекательным центрам, когда было необходимо.

   — Я буду рядом. Помогу всем, чем только смогу. Ты не будешь тащить детей на себе. Мы — семья.

   Мысленно прибавляю плюс несколько забот — нанять проверенных людей для охраны, найти хорошего водителя. Я согласен заботиться о семье брата, но я не таксист, не смогу по первому требованию бросить важные дела.

   У меня полно и других забот.

   — Да, но я говорю не только об этом.

   — А о чём же ещё? — удивляюсь я.

   — Детям нужен отец. Мужчина в семье просто необходим, — заявляет вдова.

   Не понимаю, к чему клонит?! К тому, что найдёт себе другого мужика? Предупреждает, что ли?

   Мне эта мысль неприятна. Карим едва умер, а его жёнушка уже задумалась о его замене?!

   — Знаешь, Алия. Лучше отложить этот разговор на потом.

   Резко встаю.

   — Ты подумал о других мужчинах?

   — Да, именно об этом я и подумал. Как ещё понять твои слова? — спрашиваю резко.

   На языке вертится что-то обидное. Но я стараюсь сдерживаться.

   — Ты неправильно меня понял. Я имела в виду не чужих. Я имела в виду тебя, Хан! — ошарашивает признанием.

   Что?!

   — Не говори «нет» сразу же! — умоляет Алия. — Прошу тебя подумать.

   Я прощаюсь с ней.

   Выхожу в ступоре.

   Подумать о чём?! Чтобы жениться на вдове и занять место младшего брата?! Да она сбрендила!

*** *** ***

Диана

   Темирхан появляется в доме отца поздним вечером. Очень-очень поздним. Можно сказать, ночью! Услышав тяжёлые шаги, я отбрасываю в сторону смартфон и встаю с кресла в гостиной. Не бросаю плед, но аккуратно складываю его квадратиком.

   Темирхан идёт прямым твёрдым шагом к лестнице, ведущей на второй этаж. Он словно не видит меня. Идёт и смотрит в никуда.

   — Темирхан!

   — Что?

   Он оборачивается очень быстро и бесшумно. Как тень. Тёмные глаза не излучают ничего хорошего.

   Амбал будто видит во мне мишень. Живую мишень.

   — А, это ты! — вздыхает с облегчением. Косится на массивный циферблат часов на запястье. — Уже поздно. Почему ты ещё не спишь?

   Сейчас почти двенадцать часов ночи. Обычно я ложусь спать не раньше часа. Так что для меня ещё довольно рано.

   Но вслух я это не озвучиваю.

   — Ждала тебя.

   — Зачем?

   — Презентовать свои достижения, — улыбаюсь. — В доме кругом чистота.

   — Ты молодец. Иди к себе.

   Темирхан устало проводит рукой по лицу. Не хочет со мной разговаривать. Но я потратила целых полдня не для того, чтобы просто так опустить руки и уйти в сторону.

   — Ещё я приготовила ужин.

   — Молодец.

   — Как видишь, я стараюсь. Очень стараюсь. Так сказать, твои методы работают. Ты можешь собой гордиться!

   В ответ Темирхан бросает в мою сторону убийственный, гнетущий взгляд. Как будто хочет меня раздавить.

   — Я буду ждать тебя на кухне.

   — Ди, сейчас не время, — хмурится Темирхан.

   — Сейчас — самое подходящее время. Я часто встречала папу поздним вечером. Это в память о нём. Кажется, ты должен заботиться обо мне и…

   Гнусно использовать имя отца в своих хитрых планах, но разве у меня есть другой выбор?

   После слов о долге Темирхан обрывает меня:

   — Ладно. Пошли.

   Я едва ли вприпрыжку отправляюсь на кухню.

   — Садись, Темирхан.

   Мужчина занимает место за столом, сложив на него локти. Я открываю духовку. По кухне расползается аромат свежеиспечённого хлеба.

   — Пахнет недурно, — удивляется Темирхан. — Не знал, что ты умеешь готовить.

   Вообще-то я не умею готовить. У меня хорошо получается только два блюда — любимый папин суп-харчо и оладушки. Именно суп-харчо я сегодня и приготовила, а хлеб… Надеюсь, Темирхану понравится и хлебушек. Если он сможет его разгрызть.

   Хлебцы с виду очень аппетитные. Но я нарочно исказила рецепт Оксаны. Хлеб получился твёрдый, как камень. Этим хлебом можно убивать!

   Наливаю в глубокую тарелку ароматный суп, ставя на стол перед мужчиной.

   — Ещё чего-нибудь?

   — Хлеба будет достаточно!

   Заняв место на противоположном конце стола, ожидаю начала представления. Задержав дыхание, наблюдаю, как Темирхан погружает ложку в густой суп. Зачерпывает его… Подносит ложку ко рту.

   — Приятного аппетита, — воркую, смотря на мужчину с нежностью.

   Сейчас он хлебнёт и… будет взрыв. Я положила туда сто-о-о-олько перца! Суп красный, наверное, только из-за приправ! Ох, что сейчас будет!

   Хлюп…

   Темирхан втягивает в себя ложку супа.

   Сейчас заорёт!

   Но…

   Никакой реакции.

   Он жуёт неторопливо, снова зачёрпывает…

   Хлюп!

   Неторопливо, как будто смакует.

   Но там же отрава! Во рту у мужчины ядерная война должна начаться!

   Может быть, Оксана позже сварила нормальный суп-харчо?! Недоверчиво снимаю пальцем капельку супа с поварёшки, облизнув языком. У меня во рту начинает жечь сразу! Темирхан же ест невозмутимо и умудряется отгрызть кусок каменного хлеба.

   Я не верю своим глазам!

   Мой план провалился. С треском.

   — Спасибо за ужин. Помоешь посуду, — грозно заявляет Темирхан, отодвинув опустевшую тарелку через две или три минуты.

   — Конечно, — шепчу едва слышно.

   Мужчина направляется на выход из кухни. Я поражённо смотрю ему в спину. Неужели совсем ничего не почувствовал?! Он вообще человек или киборг?

   Внезапно мужчина оборачивается.

   — Я ел и похуже. Однажды две недели обходился без еды и пил протухшую воду с личинками насекомых из следов от копыт животных. Если ты так чудесно готовишь, то в услугах повара мы не нуждаемся, верно? Завтра Оксана получит увольнительные, отпускные и щедрую премию…

   Он шагает ко мне и водружает на голову поварской колпак.

   — Вот это теперь твоё. Привыкай!

*** *** ***

Первая попытка оказалась проваленной. С треском. Мало того, что Темирхан и не поморщился. Так ещё и на следующий день его слова оказались правдивыми.

   Опекун рассчитал повариху Оксану. Та словно и не грустила. Собрала свои вещички, прихватила денежки и упорхнула.

   Я почувствовала себя преданной. Сначала отец тайком составил деспотичное завещание, поставив меня в зависимость от самодура-солдафона. Потом вся прислуга встала на сторону Темирхана. Меня слушают только с Его Королевского разрешения. Мужчина чувствует себя так, словно находится у себя. Привык командовать и командует в доме моего отца.

   В моём доме. Я в нём всего лишь пленница! Именно так я воспринимаю обязанность находиться под опекой Темирхана.

   — Диана, зайди в кабинет отца.

   Вздрагиваю от того, как бесшумно бугай подкрадывается ко мне сзади. Хватаюсь за сердце, почувствовав острый укол в сердце. От неожиданности.

   — Не подкрадывайся!

   — Ты полчаса пялишься в окно, — возражает Темирхан. — Зайди. В кабинет.

   Он разворачивается на пятках. Уверен, что я последую за ним. Безоговорочно. Именно так и происходит. Я зла, но ничего не могу поделать.

   Пока не могу. Провал первой ступени моего гениального плана немного расшатал уверенность в себе. Вдруг этот Темирхан — непробиваемый и реально железный?! Я посмотрела, что означает его имя — железный. Глядя на его литые мускулы и массивную фигуру, начинаешь думать, что он выкован из стали!

   — Проходи, — впускает меня первой.

   Мужчина занимает место у стола. Кивает в сторону компьютера.

   — Там стоит пароль.

   Улыбаюсь, злорадствуя мысленно. Стряпаю расстроенную мордашку и развожу руками:

   — Папа занимался бизнесом. В компьютере — важная информация. Если ты не знаешь пароля, значит, папа тебе не доверял.

   Лицо Темирхана каменеет. Становится тёмным.

   — Клим доверил мне самое важное и дорогое. Тебя. Это априори означает, что он доверял мне.

   — Но пароль ты не знаешь. Значит, денежки папа тебе всё же не доверил бы. Вдруг ты игрок или алкоголик!

   Лицо Темирхана темнеет ещё сильнее. Как будто я наступила на его больную мозоль. Мамочка, неужели я ляпнула первое, что пришло в голову, и оказалась права?! Он игроман? Алкоголик? Вдруг и то, и другое?!

   — Пароль. Ты его знаешь. Говори, — требует властным тоном.

   — Ошибаешься. Знала бы — и то не сказала!

   Вот он, мой миг торжества! Ты ещё не так запоёшь, Темирхамович! Я тебя так достану, что ты сразу попросишься обратно на службу. Реальная жизнь — та ещё сказочка!

   — Значит, не хочешь говорить пароль? — уточняет спокойным тоном.

   По правде говоря, почти ледяным. Внутрь пробирается холодок. Я ожидала бури, взрыва. Но Темирхан лишь присаживает свой упругий зад на стол, вытянув длинные ноги вперёд. Смотрит прямо мне в глаза, доставая телефон из кармана.

   — Ты не хочешь идти на уступки, Диана.

   — Папа научил меня стоять на своём! — гордо задираю нос.

   — Именно поэтому твой отец никогда не был командиром. Хотя взрослее меня, — хмыкает Темирхан.

   — Взрослее? Я думала, что тебе лет столько же, сколько папе! То есть сорок два!

   — Мне тридцать семь.

   — Почти угадала, — улыбаюсь я. — Значит, я пойду?

   — Последний шанс. Учти. Уступишь мне — я уступлю тебе. Это называется взаимовыручка.

   — Мы изначально не друзья и даже не по одну сторону баррикад! Так что никаких компромиссов, Темирхан Абдулхамидович. Всё или ничего!

   — Никаких компромиссов, — скалится хищно. — Я запомнил, — говорит с угрозой.

   Молчаливая пауза.

   — Алло!

   Я подпрыгиваю на диване от того, как громко Темирхан гаркнул «Алло» в трубке. Сердце заколотилось в сумасшедшем ритме.

   — Хохлов? Как дела? — говорит Темирхан собеседнику по телефону.

   Он не торопится меня выгонять. Поэтому я не ухожу.

   — Ты в городе? Отлично! Мне нужно расковырять кишки одному компьютеру…

   Расковырять кишки компьютеру?! Блин… Уже от этих слов мне становится дурно.

   — Пароль стоит. Войти не могу. Ерунда? Тогда жду! Адрес скину. Чтобы был здесь. Через полчаса.

   Темирхан откладывает телефон в сторону. Улыбается мне.

   — Проблема решена.

   — Ещё не решена, — фыркаю я. — Кого позвал? Армейского специалиста?! Ха! О таких, как вы, анекдоты ходят! Как будете взламывать компьютер? При помощи молотка? — смеюсь в голос.

   — Говоря неуважительно о людях в форме, ты очерняешь память мёртвого отца. Он тоже служил. Довольно долго! — обрубает меня Темирхан. — Иди к себе.

   Жду приезда «специалиста» по компьютерам. Думаю, приедет бугай примерно таких же размеров, как Темирхан, и с вертушечки собьёт системный блок папиного компьютера.

   Успеваю принять душ, высушить волосы и переодеться. Занимаю наблюдательную позицию у окна. Во дворе красуется массивный серый джип. Значит, приятель-военный Темирхана уже заявился. Разумеется, на брутальной, грубой тачке. На такой только по бездорожью ездить на охоту.

   Но разве у военных мужиков могут быть другие авто? Достаточно заглянуть в гараж моего отца. Не танки — и на том спасибо. Мне жутко интересно посмотреть, но ещё больше хочется позлорадствовать над неудачными попытками компьютерного взлома. Поэтому я захожу в кабинет отца. Сразу же натыкаюсь на широкую мужскую спину с богатырским разворотом плеч и светловолосую, короткостриженую макушку.

   Мужчина сидит на корточках возле системного блока, насвистывая себе под нос незатейливую мелодию.

   — Здрасьте.

   Он медленно оборачивается. Упс… Вот это сюрприз! Я ожидала увидеть грубияна-великана, мужчину, примерно такого же возраста как Темирхан. Но парень молод и даже симпатичен.

   — Привет!

   Парень улыбается, и на его щеках появляются задорные ямочки. Я глупо улыбаюсь в ответ, забыв, что пришла злорадствовать и насмехаться над незадачливыми военными.

   — Илья, — представляется парень. — А ты?

   — Диана…

   — Комп твоего отца?

   Илья лихо отодвигает кресло и плюхается в него.

   — Да, на нём стоит пароль. Его нельзя взломать.

   — Раз плюнуть, — возражает Илья.

   Смотрит на меня с бесстыжей улыбкой, и мои губы так же растягиваются в ответ. Пытаюсь удержать губы на месте, но предательницы ползут вверх и в стороны. Надо запретить принимать в армию таких симпатичных парней!

   — Да ну? Я бы посмотрела, как ты потерпишь неудачу!

   — Спорим? — серые глаза Ильи загораются огоньком азарта. — Взломаю комп, с тебя — свидание.

   — Ни фига себе какой быстрый!

   Ой, кажется, я сказала это вслух!

   — Скорость и смекалка, — подмигивает парень. — Засекай время. Ну и можешь заранее выбрать себе платье, в котором пойдёшь на свидание.

   — Ха-ха! Но если ты проспоришь, то…

   Блин, что бы с него потребовать?! Я же его совсем не знаю.

   — Я не проспорю. Но ты можешь загадать желание.

   — Любое!

   — Идёт.

   Атмосфера в кабинете отца становится приятной и дружеской. Не знала, что солдафоны умеют быть настолько обаятельными. Я любила своего отца, он был весёлым и общительным. Но папа — это святое! Априори, он лучше всех. Но вот его друг, Темирхан — чурбан неотёсанный. Наверное, не знает, что такое нормальное общение. Был бы Хан не таким деспотом… Но это лишь теория! К тому же, невозможная!

   Я занимаю привычное место — на широком подоконнике, справа от стола отца.

   — В нижнем ящике лежит шоколадка.

   — Ящик тоже нужно взламывать? — усмехается Илья, выдвигая ящик.

   Вообще-то там, помимо швейцарского шоколада, стоит бутылка элитного коньяка и две рюмки, но меня интересует исключительно шоколад. Я скучаю по временам, когда можно было забежать в кабинет отца и ждать, пока он закончит проверку документов. Я болтала обо всём и ела шоколад, папа, казалось, меня не слушал. Но так только казалось. Он изредка вставлял ценные замечания…

   Лёгкая грусть накатывает на меня волнами, от которых пощипывает глаза. Но я стараюсь не думать о потере, наблюдая, как на синем экране появляются системные команды.

   Пальцы Ильи летают над клавиатурой с огромной скоростью. Чувствую я, что проиграю…

   — Готово!

   — Не может быть!

   Вскакиваю с окна, подходя к столу. На экране загружен рабочий стол.

   — Ха-ха! Это половина дела. Вот эта рабочая папка закрыта паролем! — показываю пальцем. — Другим паролем. Слабо взломать?

   — Не слабо!

   — Посмотрю, как ты справишься, умник!

   Илья похлопывает ладонью по подлокотнику кресла. Приглашает присесть. Удержаться на подлокотнике будет непросто. Придётся опереться на плечо парня...

   — Твоя энергетика настроит меня на нужный лад…

   Он почти открыто флиртует!

   — Вот ещё! — отхожу со смехом. Забираюсь на прежнее место. — Не буду тебе помогать. Сам пробуй!

   — Строго говоря, спор я уже выиграл. А это лишний раз докажет, на что я способен…

   Жарко смотрит в мою сторону.

   — В компьютерах…

   Но в Ильи глазах пляшут такие озорные демоны, что у меня сразу же поднимается настроение. Хочется выпрыгнуть из окна и убежать далеко-далеко, вприпрыжку и громко смеясь.

   — И на что же ты способен, Хохлов? — тихо и зловеще звучит голос Темирхана.

   С появлением опекуна радужная атмосфера лопается, как мыльный пузырь, при соприкосновении с предметами. Массивный, широкоплечий великан зол. Рассержен. Опекун выглядит как разъярённый бык, готовый броситься в бой. Испепеляет Илью взглядом.

   — С заданием справился?

   Илья вскакивает с кресла, вытягиваясь по струнке.

   — Так точно!

   Чёрт побери, а ведь парень показался мне довольно большим, но по сравнению с Темирханом он выглядит как воробей рядом с орлом.

   — Докладывай, Хохлов.

   Темирхан направляется к столу. Замирает рядом с окном. Пристально осматривает меня. С головы до ног и обратно. Под его тяжёлым взглядом я невольно съёживаюсь, поправляя просторную футболку, сползшую вниз с левого плеча.

   — Иди к себе. Позже приду. Есть. Разговор.

   Ещё бы по буквам сказал. И чего он такой злой? Пыхтит, как вулкан. Вены на шее вздулись и на лбу тоже пульсирует.

   Бум-бум-бум… Кажется, я даже слышу, как сердито и громко стучит его сердце.

   — Я...

   — К себе, — отрезает Темирхан. — Или остаток выходных проведёшь под домашним арестом. Без гаджетов. Без телека.

   — Тиран! — шиплю едва слышно.

   Спрыгнув с подоконника, сердито топаю на выход. Спиной чувствую, что меня провожают две пары мужских глаз.

   Слышится громкий звук подзатыльника.

   — Пялься на монитор компа, Хохлов! Не на задницу моей опекаемой. Ей шестнадцать!

   ЧТО?! Наглая ложь! Мне девятнадцать!

   Оборачиваюсь с возмущением. Побледневший Илья корпеет над расшифровкой пароля. Темирхан твёрдо смотрит мне прямо в глаза и жутко ухмыляется, повторяя наглую ложь:

   — Шестнадцать. Школу ещё не закончила. Малявка… Марш к себе.

ГЛАВА 7

Диана

   Злость переполняет меня до самого основания. Ещё немного — взлечу на воздух! Измеряю шагами комнату, выглядываю в окно изредка. Через полчаса из дома выходит Илья, направляется к своему внедорожнику.

   Открыв дверь, парень оборачивается на дом. Я отодвигаю тяжёлый тюль в сторону и машу парню рукой. Он поднимает руку с улыбкой. Но в тот же миг рядом с ним появляется Темирхан и буквально зашвыривает Илью в салон автомобиля. Оборачивается на дом со зверским выражением на лице.

   Мама… Он меня заметил! Я испуганно отскакиваю от окна. Возвращаю на место тюль и забираюсь на кровать с ногами. Молюсь, чтобы меня пронесло. Но…

   Через секунду — бум. Бум. Бум. По моей двери.

   — Я занята.

   — Чем же? Голыми ляжками на окне сверкаешь?

   Вижу, как щеколда поворачивается. Наглец открывает дверь ключом снаружи. Застывает в дверном проёме.

   — Это моя… комната! Я могла быть неодетой!

   — Ты и так не одета! — подчёркивает Темирхан. — Живот голый. Ляжки сверкают. Задница чуть из трусов наружу не вываливается. Носки до колен натянула…

   — Это не трусы, а джинсовые шортики! Не носки, а гетры, ду…. дубина армейская!

   — Это не одежда. Это… — красноречиво обводит меня взглядом. — Её отсутствие.

   — Ха-ха! Кажется, из-за возраста ты уже не помнишь, как на девушке выглядит отсутствие одежды! — выпаливаю, покраснев.

   Почему-то представляю, как дефилирую полуобнажённой перед этим мужланом. Сердечко начинает стрекотать в груди. Жар разливается по венам с утроенной скоростью!

   — Нашла кому глазки строить. Хохлов — самый главный кобелина в части! Он ни одной юбки не пропускает!

   — А ты соврал, что мне шестнадцать!

   — По умственному развитию тебе — пять! — чеканит. — Чтобы в этом я тебя больше не видел. Оденься. Нормально. Прикройся! На панель и то так не выходят!

   Слёзы обиды наворачиваются на глаза. Вспылив, я вскакиваю с кровати. Задеваю рукой фото в рамке, стоящее на тумбочке. Запускаю им в своего опекуна. Он успевает увернуться, но стеклянная рамка разбивается, ударившись о стену. Темирхан наклоняется. Осторожно достаёт фото из осколков. На нём изображены я, папа и мама, когда ещё была жива.

   — Клим сказал, что ты — копия Лейлы, — мужчина бережно стряхивает крошечные осколки с фото. — Он ошибся. Ты — не она. Даже близко не похожа.

   — Да что ты знаешь о моей маме?! — топаю ногой.

   — Многое, — отрезает Темирхан. — Жду тебя через полчаса. Внизу. Мы едем покупать тебе нормальную одежду.

   — Я против.

   — Не имеет значения. Я тебя одену.

   — В мешок?

   — Если потребуется, натяну на тебя хиджаб! — угрожает опекун.

   — Ещё чего! — ощетиниваюсь я. — Не смей! Даже моя мама его никогда не одевала. Я — тем более не стану!

   — Хочешь ходить в университет? — вкрадчиво спрашивает Темирхан. — Общаться со сверстниками? Значит, поедешь. Наденешь то, что Я тебе выберу.

   — Иди к чёрту! Иди… всяких Хохловых по линеечке строй!

   — Я тебя одену! — приговаривает Темирхан.

   Через миг он хватает меня за запястье и тащит за собой, наплевав на сопротивление. Я упираюсь пятками в пол. Опекун перехватывает меня за талию и несёт. Пытаюсь боднуть его затылком в нос. В ответ он стискивает меня до тёмных звёздочек перед глазами.

   Мне становится жарко. Душно. До жути невыносимо в его тугих, жарких, собственнических объятиях. Я же не вещь, в конце концов, чтобы он мною распоряжался! Но вырваться не получается. Я только выбилась из сил и растрепала свою причёску.

   Плевать. Пусть носит! Я расслабилась, устроилась поудобнее и даже испытала какое-то странное удовольствие. Хоть Темирхан иногда и груб, но всё же его руки такие сильные и умелые. У него даже дыхание не сбилось, а я старалась усложнить ему задачу.

   Однако Темирхан справился с ней играючи. Плохи мои дела. Ой, как плохи…

   Позитивные мысли были временными. Когда я увидела гардероб, в который Темирхан вознамерился упаковать моё тело, мне стало дурно.

   И физически, и психически, и даже душа закровоточила. Так одеваются только монашки где-нибудь в дремучем Алтайском лесу! Но только не юные девушки, к тому же обучающиеся на творческой профессии.

   — Только не это! Темирхан…

   Я с ужасом разглядывала просторные хламиды — юбки длиной до пят, кофты с глухими воротниками и длиннющими рукавами. Все оттенки — мрачные, тёмные, нагоняющие тоску и депрессию!

   — Пожалуйста!

   Взмолившись, я складываю ладошки домиком. Умоляю мужчину передумать, привожу доводы, говорю о красоте. Но здоровяку мои мольбы — как об стенку горох. Хан невозмутим, непреклонен и запредельно жесток.

   — Или ты будешь ходить на занятия в этом, — смакует свои слова, делая значительные паузы. — Или не будешь ходить вообще. Дистанционное обучение!

   — Ирод! — выдыхаю я. Отвернувшись от мучителя, начинаю плакать в голос. — Я буду чучело-о-о-о-ом! Посмешищем! Меня назовут самой главной уродиной!

   Горячая ладонь Темирхана опускается на моё плечо в защитном жесте. Он мягко и нежно поглаживает меня по плечам. Всхлипнув, я прижимаюсь к его мощной, огромной груди. Он целует меня в волосы.

   Неужели сердце грозного вояки растаяло?!

   — Никаких уступок, Диана. Помнишь? — ласково спрашивает он. — Никаких уступок.

   От его слов я начинаю плакать ещё громче.

   — Ваша дочь будет покупать эти вещи? — раздаётся голос консультанта слева от нас.

   Темирхан мгновенно снимает с моего плеча руку и смотрит в глаза, задавая немой вопрос:

   «Покупаешь или сидишь дома под замком?»

   — Покупаю! — отвечаю, скрипнув зубами. — Берём всё.

*** *** ***

Диана

   — Что это такое?! — вопит Анька в полный голос, увидев меня через день в университете.

   Разумеется, я выгляжу хуже огородного пугала! Но зачем же так кричать?! Со стороны слышатся смешки. Именно такой реакции я и боялась. Я не хотела быть посмешищем. Но Темирхан заявил, что это единственный вариант одежды, в котором я могу ходить на учёбу. Иного не дано. Поэтому я задираю нос повыше и делаю вид, будто выбрала этот наряд беременного бегемота сама.

   — Оверсайз в моде. Не слышала?

   — Это чересчур овер, — выдаёт Машка, появившаяся слева. — Привет!

   И ты туда же, предательница. Но честно говоря, даже Ромашкина, которую контролирует деспот-брат, одета намного лучше и раскованнее, чем я. Я выгляжу, словно девственница, на которую напялили не только трусы целомудрия, но и заковали в хламиды, при виде которых упадёт всё, что могло стоять.

   — Ничего не знаю. Мне комфортно! — заявляю я, уткнувшись в экран смартфона.

   Радуюсь тому, что Темирхан у меня хотя бы телефон не отобрал, выдав вместо него древний мобильник с кнопочками.

   — Это как-то связано с тем бугаём, который просрал нам вечеринку? — переходит в наступление Анька, приземлившись рядом со мной на подоконник.

   — Он не просрал, а прекратил веселье! К тому же я хотела устроить небольшой праздник. Только для своих девчонок, — возражаю недовольно. — Не для воришек. Твои друзья выжрали все запасы элитного коньяка моего папы!

   — Твой старик в могиле. Пить уже не сможет! — безразлично говорит Анька.

   Я напоминаю себе о том, что она не из совсем благополучной семьи и много лет кочевала по приёмным семьям.

   У неё есть талант к рисованию, бесспорно! Но образ жизни далёк от скромного.

   — Ты ужасно воспитана! — укоряет Аньку Маша. Она гладит меня по плечу, успокаивая. — Одежда — это ерунда. Не одежда красит человека, а душа.

   В ответ Анька глумливо расхохоталась, качнув ножкой. Сегодня на подруге была надета чёрная кожаная мини-юбка и белая блузка с объёмными плечами. Смотрелось дерзко и привлекательно. Поэтому я не согласилась с Машей. К тому же она сама приносила одежду и иногда переодевалась в туалете, наспех подкрашиваясь перед зеркалом и смывая косметику перед уходом.

   Боже! А ведь это идея! Приезжать пораньше и переодеваться. Потом перед уходом снова натягивать хламиду, выбранную Темирханом.

   — Спасибо вам, девочки! — обняла сразу двух подруг за шею. — Вы спасли меня! Честное слово! Теперь можно жить и радоваться жизни…

   — Я и не сомневалась, — самодовольно заявила Анька.

   Маша лишь скромно улыбнулась.

   — Так что за мужик? Я так и не поняла… — задала вопрос бойкая подруга.

   Я вкратце объяснила ситуацию, рассказав, что не смогу избавиться от опекуна, пока мне не исполнится двадцать один год.

   — Ты хочешь до двадцати одного ходить в мусорных мешках?! — ужаснулась Аня, посмотрев на меня, как на умалишённую.

   — А что ты предлагаешь?

   — Я предлагаю принять ситуацию, — пискнула Маша. — Опекун дал слово твоему отцу и старается изо всех сил. Он военный и…

   — Отец Ди тоже был военным, но кукушка у него оставалась на месте! — закатила глаза Аня. — Темирхан ей никто. Он не имеет права вмешиваться в жизнь Ди и диктовать, как вести себя.

   — Вообще-то он имеет такое право, если вспомнить завещание, — вздохнула я. — Я пыталась от него избавиться.

   — Как?! — в голос спросили подруги.

   Я рассказала о супе с перцем. Маша рассмеялась, Аня посмотрела на меня с жалостью.

   — Суп с перцем?! Это уровень детского сада, Ди. Надо что-то посерьёзнее устроить! Может быть, пожар?!

   Я схватилась за сердце, вспомнив, как быстро Анька превратила посиделки на троих в шумную и пьяную вечеринку. С таким энтузиазмом она полгорода спалит!

   — Исключено. Я не хочу портить имущество папы.

   — Но от опекуна просто необходимо избавиться! Ты выглядишь хуже монашки! Маша — просто эталон стиля по сравнению с тобой. Подумай, Ди. Ты же умная… Как можно избавиться от опекунства? Может, замуж выскочишь? Фиктивно! — предлагает Аня.

   — Я даже выйти замуж не смогу. Без одобрения опекуна. Нет, Аня… Это безнадёжно!

   — Такого просто не бывает! Нельзя сдаваться и опускать руки. Если не получается заставить опекуна уйти добровольно, нужно, чтобы его признали неспособным опекать тебя!

   — Ты предлагаешь Диане покалечить опекуна?!

   — Если и покалечить, то только его репутацию.

   Мы с Машей переглянулись, ничего не понимая. Аня рассмеялась:

   — Что бы вы без меня делали?! Диана, тебе нужно соблазнить опекуна!

*** *** ***

Анька подала мне гениальную идею. Если опекун переступит границу отношения «опекун-опекаемый», избавиться от него будет проще простого! Но нужно не просто заставить Темирхана оступиться, но и заснять этот факт. Только от мысли об этом сердце ускоряется в сотни раз! Я едва стою на ногах и цепляюсь пальцами за стул, чтобы не упасть.

   Нужно рассчитать всё и продумать. Мне кажется, что иногда между мной и Ханом проскальзывает искра. Острая и обжигающая, задевающая нас двоих!

   Я не уродина, а он — активный, взрослый мужчина. Если я сделаю шаг навстречу, он должен ответить. По словам Аньки, он не устоит перед тем, что на мне сейчас надето.

   Не представляю, как я буду раздеваться…

   Мамочка…

   Мне даже в магазине нижнего белья зайти было страшно, до дрожи, надевать такой ультраоткровенный комплект — прозрачное кружево, крошечные трусики-стринги, пояс для чулок. Вынуждена признать, что комплект — безумно красивый, чувственный. Он будоражит воображение даже такой невинной овечки, как я.

   — Любого мужика, если он не импотент, это бельё должно снести прочь! — сказала Анька.

   Она-то мне и выбирала бельё. Собственного опыта отношений у меня нет, но подруга в этом деле собаку съела! Думаю, она не ошибается. План безумный. Но его исполнение, надеюсь, будет на высоте. По всему дому установлено видеонаблюдение. Темирхан в любой момент может загрузить данные на смартфон и посмотреть, что творится в доме.

   Поэтому я веду себя, как ни в чём не бывало. Совершаю уборку по дому, я задерживаюсь в спальне Темирхана. Делаю вид, что протираю потолок тряпкой, но на самом деле залепливаю глазок видеокамеры жвачкой. Потом беру одну из массивных статуэток, которых полно в доме папы. Прикрепляю камеру так, чтобы её спереди не было видно.

   Поворачиваю и ставлю на комод так, чтобы глаз камеры смотрел прямиком на кровать. Неужели я на самом деле буду это делать? Подумать страшно! Страшно и волнительно. Как и многие девушки, я много думала о «первом разе» с мужчиной. Но я не собираюсь доводить дело до финала!

   Главное, чтобы Темирхан попался на чём-нибудь таком неприличном и притом был желательно раздетым.

   Думаю, жарких поцелуев и откровенных поз будет вполне достаточно.

   С наступлением темноты я крадусь в его спальню.

   Ныряю под одеяло, снимаю верхнюю одежду.

   Жду.

*** *** ***

Темирхан

   Проблемы сыплются как из рога изобилия. Не успеваешь отмахнуться от одной — на подходе уже вторая, а за ней третья и так далее! На протяжении нескольких дней я думаю о словах вдовы брата. Вернее, о её предложении заключить брак.

   Раздаётся телефонный звонок. Чёрт побери! Опять Алия… Отвечать не хочется. Но когда я убегал от ответственности?! Никогда. Тем более, если речь идёт о семье.

   — Добрый вечер. Какие новости, Алия?

   — Привет, Хан. Ты подумал над моим предложением? — прямо спрашивает вдова младшего брата.

   — Подумал. Это плохая идея.

   — Хан, это не ради меня и не ради тебя. Но ради детей! Дети любят тебя почти как родного отца!

   — И что с того?

   Чтобы не отвлекаться от дороги, ставлю телефон на громкую связь. Я привык находиться на пределе сил. Я способен выкладываться физически на тысячу процентов и совершать невозможное. В военном деле.

   Но речь сейчас не о том. Мне на тему возможного брака с вдовой младшего брата даже говорить трудно.

   — Хан, я не могу управлять бизнесом Карима. Я простая девушка, мать и жена. Не бизнесмен!

   — Я знаю. Именно поэтому я согласился взяться за дело брата. Ты ни в чём не будешь нуждаться. Или ты боишься, что я обману тебя? — догадываюсь.

   — Нет, я о таком и не думала, — возражает торопливо.

   Но чувствую — темнит. Неискренна со мной. Подозревает, что я буду ворочать миллионами мимо кассы её семьи? Мне горько думать об этом. Как будто в меня куском дерьма швырнули.

   — Я могу подписать бумаги. Отказ. В твою пользу. Ты будешь единственной хозяйкой.

   — Хан, речь не только о бизнесе. Речь идёт о семье. Нам нужна крепкая мужская рука в доме.

   — Я не могу, Алия. У меня… есть и другие дела. Свои.

   — Какие?! Что может быть важнее родного брата?

   — Я присматриваю не только за вами. Клим, старый друг, назначил меня опекуном своей дочери. Я должен быть рядом.

   — Вот как! — всхлипывает. — Чужая семья важнее своей! Ты же знаешь, что бизнес Карима не совсем законный. Нас могут убить, а ты в это время будешь вытирать сопли чужому ребёнку.

   — Диана уже не ребёнок.

   — Она взрослая? — цепляется Алия.

   — Совершеннолетняя.

   — Тогда она способна сама о себе позаботиться. А мы…

   — Диане тоже может грозить опасность.

   — Хан, я жду четвёртого ребёнка! — выкладывает Алия последний козырь.

   — Что?! Но Карим не говорил мне!

   — Он и сам не знал. Понимаешь, я не успела ему сказать! — начинает плакать. — Четверо детей, Хан! Как я буду растить их одна?! Без отца…

   — Ты не будешь растить их одна, Алия. Я буду рядом. Всегда. Но только в качестве твоего деверя, а не мужа. Прости, но я не могу. Не могу…

   Алия бурно всхлипывает. Я знаю, что она может затянуть это надолго. Прощаюсь. Потом поговорю с ней, как только она успокоится.

   В доме Клима тишина. Душу снедают сомнения. Я не привык долго думать. Всегда быстро и чётко принимаю решения. Но столкнувшись с обычной жизнью, понимаю, что здесь всё намного сложнее, чем кажется на первый взгляд.

   С дочерью Клима сложнее. Намного сложнее, чем я ожидал. Мне нужно увидеть взбалмошную девицу и убедиться, что с ней всё в полном порядке.

   Довольно поздно. Девчонка, должно быть, спит. Постучавшись в дверь спальни Дианы, прислушиваюсь.

   Тишина.

   Нажимаю на ручку. Дверь легко поддаётся. На кровати под одеялом смутные очертания.

   — Ди, нужно обсудить кое-что, — говорю осторожно.

   В ответ тишина. Спит? Ладно, пусть спит. Я направляюсь к себе. Минуя душ. Хочется просто завалиться на кровать. Упасть лицом вниз.

   Захожу в комнату, не включая света. Погружённый в мысли, просто стягиваю футболку и швыряю на кресло.

   Через секунду, матюкнувшись, складываю вещь аккуратно. Привычка держать всё в идеальном порядке, мать её!

   Но во всём остальном можно дать волю. Падаю на кровать спиной вперёд.

   — А-а-а-а-ай…

   Сдавленный писк. Подо мной. Уже понял, что приземлился на что-то. Вернее, на кого-то спрятавшегося под одеялом на моей кровати

   Узнал голос. Но до последнего надеюсь, что ошибаюсь. Отодвигаюсь.

   Ком под одеялом шевелится. На кровати садится дочка Клима. Протирает заспанные глаза.

   — Ты?! Что ты здесь делаешь?

   Диана держится пальцами за одеяло, удерживая у своей груди. Но потом резким жестом отбрасывает его в сторону. Она остаётся передо мной почти голой. Эту крохотную прозрачную ткань и бельём назвать стыдно. Его попросту на ней нет.

   Моим глазам открывается роскошный вид на тело девушки. У неё высокая грудь. Аппетитная и довольно пышная для крохотного роста Дианы. Тонкая талия. Плоский животик с проколотым пупком. Ниже — трусики. Или полное их отсутствие. Как и отсутствие волос между стройных ножек красавицы — прозрачная ткань ничего не скрывает. Абсолютно ничего.

   Передо мной уже не девочка, но девушка, крайне соблазнительная. Робеющая, но тем не менее решившаяся выползти из-под одеяла целиком.

   Автоматически делаю движение назад. Упираюсь спиной в изголовье кровати.

   Диана не сводит с меня горящего, почти безумного взгляда, медленно двигаясь следом. На ногах красуются чулки и пояс с подтяжками.

   Подготовка на высшем уровне. Я понимаю, для чего она так вырядилась. Пах потяжелел в тот же миг. Мысли отнюдь не безобидные. Там вообще ничего приличного. Кровь бурлит и приливает так, что можно гвозди одним место заколачивать.

   Девчонка забирается сверху на мои бёдра. Седлает их и резким жестом обнимает меня за плечи. Кончики пальцев дрожат на моих плечах. Ей страшно или просто волнительно?

   — Ещё раз спрашиваю. Зачем всё это?

   Голос становится хриплым. Если девчонка усядется плотнее и ближе, она поймёт, что её спектакль на меня охренеть как сильно подействовал. Хватаю её за бёдра, останавливая.

   «Ещё. Ближе!» — требует желание.

   Пальцы горят желанием обхватить её за задницу и смять нежную, атласную кожу до багровых отметин.

   — Ты мне нравишься! — выдаёт, покраснев.

   Движется быстро. Клюёт меня в губы. Обжигает. Потом быстро перебирается на шею. Действует уже смелее, пуская в ход больше мягкости, а иногда зубки. Острые, маленькие зубки покусывают мою кожу, рождая взрыв желания.

   Никогда не балдел от таких поцелуев, но сейчас хочется послать благоразумие к чёрту и просто насладиться моментом. Прикрываю глаза. На миг. Диана торопится. Дышит так тяжело и часто… Что-то здесь не так.

   В комнате есть лишнее.

   Открываю глаза.

   На комоде стоит вещь, которой не было с утра. Массивная статуэтка орла. Складываю один плюс один: странное поведение Дианы и посторонний предмет.

   Озарение приходит вспышкой!

   Маленькая засранка поставила в комнате свою личную камеру. Хочет заснять жаркое видео, чтобы потом показать его юристу и оспорить опекунство…

   Зараза. Выпороть тебя мало! Надо задницу так наколотить, чтобы даже сидеть не могла! Подлая авантюристка! Актриса долбаная.

   Нравлюсь я ей… Я тебе сейчас устрою урок взрослых отношений, змеюка зубастая.

   Отстраняю её от себя. Опускаю на ладонь на круглый зад, огрев сильным, звонким шлепком. Диана ойкает и шипит, потирая ушибленное место.

   — Зубки хороши, кусачка. Но взрослые целуются иначе.

   Удерживаю её за шею. Взгляд Дианы слегка затуманен. Хорошо играет! На «отлично»! Можно решить, что она уже поплыла и реально хочет секса!

   Усмехаюсь. Поглаживаю губы большим пальцем. Она послушно распахивает ротик и сама прихватывает губами мой палец, втягивая его внутрь.

   Длинные, чёрные ресницы Дианы дрожат быстро и часто, как крылья бабочки. Горячий, влажный язык очерчивает подушечку большого пальца. Облизывает и хватает глубже, скользя губами.

   В пах простреливает острым, горячим спазмом. Намёк ясный! У любого мужика от такого крышу снесёт. Да и я ведь не железный, но… Сейчас я просто обязан проявить железную силу воли. Не зря же меня назвали Темирханом.

   — Довольно, — вытаскиваю палец.

   Резко нажимаю на затылок ладонью, пригибая её лицо вниз. К паху.

   — Приступай!

   Давлю сильнее. Горячие дыхание Дианы касается моей кожи даже через ткань штанов.

   — Нет! — выдаёт сдавленным, задыхающимся голосом. — Я не так хотела.

   — Но хотела?

   Уменьшаю нажим. Она выпрямляется и, покраснев, говорит:

   — Сначала поцеловать…

   — Целуй, — усмехаюсь. — Глубоко целуй!

   Диана становится цвета варёного рака. Как быстро сдастся, дурёха? Я же не позволю Диане испортить всё. Она будет находиться под моей опекой. Нравится ей это или нет. Но я исполню обещание, данное своему другу. Я смогу защитить Диану от всего. Даже от самой себя — готовой на очевидные безумства, непонимающей, что творит.

   — Я хотела в… губы!

   — В губы? Думаешь, мне интересны слюнявые поцелуйчики?

   — Для начала! Потом я там… — стыдливо опускает взгляд на мою ширинку. — Всё поцелую… — обещает щедро, став пунцовой.

   После её слов аж в печёнке запекло! Стоп, Хан! Нельзя реагировать на жаркий подтекст.

   Я закладываю руки за голову. Смотрю Диане прямо в глаза.

   — Приступай. Убеди меня.

   — В чём?

   — В том, что ты этого достойна. Я привык иметь дело с опытными, умелыми любовницами. В постели они вытворяют такое! — делаю значительную паузу. — Цирк дю Солей отдыхает. В тебе я сомневаюсь…

   — Я тоже м-м-м-могу устроить шоу.

   Внутри я едва не загибаюсь пополам от смеха. Неуверенная, трясётся от страха — ясно же! Однако, если по правде, меня это сильно будоражит. Так, что штаны трещат.

   Клим, прости, но твоя деваха — просто огонь!

*** *** ***

Диана

   Неужели всё так просто?! Темирхан не прочь развлечься?! Неужели завтра я буду свободной от него! Эта мысль сильно пьянит. Но ещё больше пьянит близость большого, сильного тела мужчины. Он обжигает меня запретным жаром.

   Разумные мысли тают, как сахарная вата в горячем чае. Понятия не имею, что и как мне делать дальше. Все дурацкие ролики для взрослых с подробными и наглядными инструкциями вылетели из моей головы.

   Если бы Темирхан помог мне хотя бы капельку! Но он не собирается этого делать. Мужчина развалился на кровати с видом падишаха. Мне придётся делать всё самой? Взгляд падает на его красивые, зовущие губы. Нужно начать с поцелуя. Язык до Киева доведёт, а в нашем случае — до большего.

   Я подаюсь вперёд. Большая ладонь удерживает меня на некотором расстоянии. Прижаться плотно, всем телом, всей поверхностью бёдер к его телу не получится. Но я запускаю пальцы в его густые, тёмные волосы, перебираю их пальцами.

   С губ мужчины срывается нетерпеливый, почти звериный рык.

   — Я не твой пёс, девочка. Нефиг гладить меня по загривку. Приступай к основному или проваливай.

   Нет-нет, только не это! Единственный, возможный шанс может быть испорчен! Я не упущу его. Добьюсь своего, отпраздную победу, а потом забуду жертвы, на которые мне пришлось пойти для достижения своей цели.

   Опускаю ресницы вниз. Прикрываю глаза. Люди всегда прикрывают глаза, когда целуются. Дотрагиваюсь до мужских губ своими. Вскрикиваю от резкого укола током. Растираю большим пальцем нижнюю губу.

   — Медлительная, — раздражённо вздыхает Темирхан, собравшись вставать.

   — Нет-нет, я уже всё… Готова продолжить.

   Приходится вновь залезать на его колени. Перемещаю руку с затылка на его грудь. Задеваю ухо — нечаянно, разумеется.

   Всё от громадного волнения, сотрясающего тело дрожью.

   — Неповоротливая, — комментирует ледяным тоном. — Наверняка в постели ты — бревно, — презрительно фыркает мой опекун.

   На глазах закипают слёзы. Нужно не обращать внимания. Довести дело до конца! Во что бы то ни стало… Я смогу!

   Снова касаюсь его губ своими. Лицо покалывает сотнями иголок. Приподняв ресницы, с ужасом замечаю, что Темирхан держит глаза широко открытыми.

   Он смотрит на моё лицо. Не мигая. Это пугает!

   — Что-то не так? — насмешливо.

   — Всё в полном порядке, — отвечаю шёпотом.

   Сосредоточься, Диана. Он — большой и красивый, прежде всего, мужчина.

   Анька сказала, что мужчины думают нижней головой, а не верхней. Но Темирхан держит меня так, что понять не получается — включилась ли его «нижняя голова» в «мыслительный» процесс или нет!

   Буду действовать так, словно всё идёт по плану. Накрываю горячие губы своими, пробуя их на вкус. Они отдают пряностями и чувством опасности, от которой зашкаливает пульс. Осторожно исследую контур, прижимаюсь чуть крепче. Напористее. Он не поддаётся, но и не отталкивает меня.

   Я теряюсь. Меня это сильно будоражит. Пульс отдаёт в ушах сильным, быстрым ритмом. Но я не понимаю, нравятся Темирхану мои поцелуи или нет? Прикусываю нижнюю губу, осторожно втягивая её в рот. Начинаю посасывать, лаская кончиком языка. Как будто забавляюсь с рожком мороженого.

   Его дыхание становится густым и частым. Осмелев, я выпускаю его губу. Обвожу кончиком языка по его губам, надавливая. Отправляюсь прямиком между зубов. Его челюсти напряжены. Я вожу языком по губам, толкаюсь им.

   Это уже становится просто вызовом — заставить его разжать челюсти и впустить меня. Вкладываю весь свой пыл, которого у меня офигеть как много! Его становится больше и больше. С каким-то странным рыком он впускает меня в свой рот. Простонав довольно, я активно начинаю целовать мужчину.

   Забываю обо всём, когда наталкиваюсь на горячий, влажный язык. Они сплетаются в вихре, уносящем мысли далеко-далеко.

   Я перестаю соображать. Не помню ничего! Зачем я здесь? Что я хотела? Окружающий мир не имеет значения. Я растворяюсь в ласке, в танце языков.

   Я поддаюсь на зов страсти. Отдавая себе отчёт лишь в том, что хочу целоваться. Чем больше и горячее, тем лучше…

   — Довольно!

   Резкий толчок в плечо. Темирхан отстраняет меня жёстким рывком. Я прихватываю зубами его губу, клацнув по ней от неожиданности. Мужчина яростно вытирает струйку крови с нижней губы. Тёмные глаза горят. Темирхан смотрит на меня испепеляющим взглядом.

   — Не умеешь — не берись, — говорит хрипло. — Для начала иди на помидорах потренируйся сосаться!

   — Что?! — дрогнувшим голосом. — Но как же…

   Глаза наполняются слезами. Горло схватывает сильным спазмом.

   — Я думала, что тебе нравится.

   — Как ты мне дёсны облизывала, что ли? Тьфу….

   Приподняв край покрывала, мужчина вытирает рот, насмешливо обводя меня взглядом.

   — На будущее. Мужчины — охотники по натуре. Им нравится загадка. А ты…

   Когда успела встать с кровати — не помню. Но ступни ног утопают в мягком ворсе ковра. Я отступаю. По сантиметру. Пячусь спиной вперёд. Обнажённую кожу обжигает холодный металл дверной ручки.

   Темирхан легко поднимается с кровати. Резко подходит к комоду. Он срывает камеру, примотанную на скотч к деревянному орлу.

   Крац…

   Швырнув на пол, давит огромной пяткой.

   — Незачёт тебе, коза драная. По всем фронтам. Ты не умеешь ни козни строить, ни целоваться. Последнее было вообще омерзительно!

   Мужчина смачно сплёвывает на осколки камеры, чем добивает меня окончательно…

   — Пошла вон.

ГЛАВА 8

Диана

   Пережитое унижение терзает мою душу. Я щедро поливаю подушку слезами. Реву и никак не могу успокоиться. В сердце кто-то проделал огромную, незаживающую рану. Она никак не перестаёт кровоточить.

   Как можно было вести себя, как полная дура?! На что я понадеялась? Что смогу соблазнить опытного, взрослого мужчину? Очевидно, что он нравится женщинам. У Темирхана явно огромные заслуги в любовных играх, а его постель никогда не пустует.

   Снова и снова прокручиваю в голове каждый миг унижения. Каждый долбаный миг. Ковыряюсь в воспоминаниях с завидным мазохизмом. Чтобы навсегда забыть, как я растаяла, целуя грубияна. Он бессердечный, жестокий, злобный монстр. Чёрствый сухарь без единого намёка на человечность.

   Темирхан прошёлся по моей душе грязными, армейскими ботинками и втоптал в грязь. Так глубоко, что я боюсь никогда не выплыть. Больше никогда, ни за что не подамся на уговоры Аньки. Ни за что больше не прикоснусь и не поцелую этого мужлана. Пусть сам на помидорах тренируется или на зеркале. Сам, наверное, не умеет целоваться, но сразу же переходит к грубому, животному, примитивному сексу.

   Слабое утешение. Очень слабое. Я снова начинаю реветь. Как дурочка. Ведь даже если Темирхан, не особо разборчивый в связях с женщинами, оттолкнул меня, значит, я — самая большая неудачница и просто уродина!

   Не могу вздохнуть, так больно на сердце. Грудная клетка сжимается сильнее с каждым вздохом.

   В дверь кто-то стучит. Я ныряю под одеяло и кусаю подушку, чтобы никто не слышал, как я плачу.

   — Диана…

   Знакомый. Хриплый низкий голос. От него становится ещё хуже на душе! Казалось бы, хуже некуда, но это не так! Хуже может быть всегда. С приходом Темирхана мне становится ещё гаже.

   Я просто не могу его ни видеть, ни слышать сейчас. Плевать мне, что он хочет — пробасить очередной выговор, съехидничать или приказать пахать, как рабыне… Плевать. Если я так ему неугодна, пусть запирает, блокирует деньги отца на всех его счетах.

   Наверное, опекун пришёл только затем, чтобы напомнить: в его руках находится ключ от папиных денег и моей свободы.

   — Уходи. Не желаю тебя видеть! — кричу сквозь слёзы.

   — Выйди. Нужно поговорить.

   — Пошёл вон. Деспот! Ненавижу тебя. Грубиян озабоченный! Гора проклятая! Видеть тебя не желаю! Уйду в монастырь!

   Бах!

   Слышится грохот.

   Дверь слетает с петель. Вскочив с кровати, я швыряю в Темирхана подушкой. Он ловко уворачивается от неё и подходит к кровати. Вспомнив его плевок, повторяю этот некрасивый жест. Плююсь в его сторону. Правда, не так эпично и метко! Плевок даже не долетел до Темирхана. Но посыл ясен.

   — Плюёшься как верблюдица? Убираться всё равно тебе! — хмыкает.

   — Пошёл вон!

   — Я пришёл поговорить.

   — Фиг тебе! Не желаю слушать! — закрываю уши ладонями.

   Темирхан отнимает ладони от моей головы.

   — Ты на меня залезла полуголая. Чтобы больше такого не было, — рычит. — Усекла?

   — Да я вообще на тебя залезла только ради того, чтобы выжить из дома моего отца! — шиплю. — Думаешь, мне понравилось?! Это была жертва! — кривлю губы. — Тьфу! Пойду и вымою рот с мылом. Целоваться с вонючим стариканом — самое мерзкое, что было в моей жизни.

   Лицо Темирхана стремительно темнеет. Он сжимает пальцы в кулаки. Понимаю, что перегнула палку. Темирхан не старый. Ни капли. Он взрослый и будоражит меня, будит во мне тайные, порочные желания. Такие, от которых вообще ничего разумного в голове не остаётся, а тело хочет большего…

   Но он гад и сволочь. Ни за что больше к нему не подойду. Даже если он останется последним мужчиной на всём земном шаре, не подойду.

   Помру в одиночестве!

   Темирхан собирается что-то сказать, а я понимаю, что так и воюю с ним, стоя в белье из секс-шопа. Нечего его тёмным глазам пялиться на моё тело. Как он сам дал мне оценку — неповоротливое и непривлекательное тело.

   Я сдёргиваю простынь и заворачиваюсь в неё, глядя на мужчину с ненавистью. Ненавижу. Так сильно, что убить хочется. Мы смотрим друг на друга, тяжело дыша. Темирхан делает шаг ко мне. Его тёмные глаза прожигают меня насквозь, вызывая томительное головокружение и странную слабость.

   — Не смотри на меня так, Ди. Это взрослые игры!

   — Я тоже уже взрослая и хочу…

   Темирхан меня обрывает:

   — Ты, малявка, даже не представляешь, на что нарываешься, — произносит хрипло, наклонившись надо мной.

   — А ты покажи! — предлагаю дерзко, едва не падая в обморок от своей смелости.

   Он медленно тянет простынь на себя. Раздаётся громкий звонок на моём телефоне. Вздрагиваем оба. Затуманенный взгляд Темирхана проясняется. На дисплее снова высвечивается надпись «номер засекречен».

   Темирхан отвечает первым.

   — Алло.

   Спустя мгновение.

   — Алло?

   В ответ звучит тишина. Я её не слышу, но почему-то знаю: в телефоне слышно лишь размеренное, глубокое дыхание.

   — Слышь ты, шутник грёбаный. Я тебя вычислю… — угрожает Темирхан, сбрасывая звонок.

   Я смотрю на мужчину. По телу проносится волна дрожи усталости. Когда нервы были натянуты до предела, а потом напряжение резко спало, остаётся лишь пустота внутри.

   — Часто тебе так звонят? — ровным голосом интересуется Темирхан.

   Он садится в глубокое кресло и серьёзно смотрит на меня. В глазах нет прежнего безумного огня. Только суровая сосредоточенность и желание решить проблему. Холодный, стальной блеск завораживает.

   Мне знаком этот взгляд. Однажды на наш дома напали вооружённые люди. Их было несколько. Но папа был настроен решительно и отметелил всех. Позднее он сказал, что дом бизнесмена без охраны — как лакомый кусочек для наглецов и воров. Потом мы переехали в другой город. Папа выбрал закрытый коттеджный посёлок в элитном районе. В новом доме появились и камеры видеонаблюдения, и охранный пункт. Именно так мы и жили несколько лет. Вплоть до смерти моего отца.

   После его ухода моя жизнь превратилась в чёрт знает что. В самую ужасную карикатуру, которую только можно вообразить!

   — Ди. Ответь, — просит Темирхан. — Это не шутки.

   От его глубокого, низкого голоса по коже проносятся острые мурашки. Я закрываюсь руками в защитном жесте. Темирхан, заметив мой жест, встаёт и набрасывает на мои плечи плед, укутывая. Его жесты полны заботы и тепла. На глазах закипают горячие слёзы. Но я стараюсь их затолкать как можно глубже и не показывать своего разбитого состояния.

   — Часто тебе звонят и молчат?

   Темирхан опускается на кровать рядом со мной. От его большого тела исходит ощутимый зной и уверенность, в которые хочется закутаться с головой. Хочется забраться мужчине на колени и устроиться поудобнее в его больших руках. Я знаю, какие они сильные и ловкие. Прогоняю мысли прочь. Это просто от того, что сейчас я — сама по себе. Воевать в одиночку трудно.

   — Не часто. Иногда бывает.

   — Когда звонили так первый раз? Можешь вспомнить?

   — Вспоминать незачем, — пожимаю плечами и протягиваю телефон Темирхану, разблокировав его. — В журнале вызовов всё видно.

   Темирхан тщательно переписывает данные себе: дату, время и продолжительность звонка.

   — Было ли слышно хоть что-то? Или всегда только тишина?

   — Только слышала, как кто-то дышит.

   Вслух это звучит просто ужасно!

   — Ты думаешь, что звонки от неизвестного могут быть опасными? — спрашиваю едва слышно.

   — Это всегда вызывает подозрения. Но я выясню, кто звонил. Больше он тебя не напугает, — обещает Темирхан.

   Меня не пугают звонки с засекреченного номера. Может быть, самую малость. Гораздо больше меня пугают мысли, которые появляются в моей голове — мысли об опекуне и о том, что он потрясающе целуется...

*** *** ***

Темирхан

   — Ну, что у тебя, Хохлов? — спрашиваю строгим тоном.

   Я дал задание выяснить, кто звонил Диане. Хохлов взялся за дело с энтузиазмом, но сразу же сказал, что отследить звонок непросто. Кто-то умело заметает следы, не желая, чтобы не удалось найти звонившего.

   — Пока я смог выяснить только район, откуда был совершён звонок.

   — И это всё? — спрашиваю с досадой.

   — Увы, но да.

   — Ты несколько дней сидишь над этим и не можешь сказать мне ничего больше?

   — Тот, кто звонит Диане, хорош! — разводит руками парень. — Кстати, как ваша… опекаемая?

   Хохлов задаёт вопрос небрежным тоном, но я вижу, как у этого кобеля напрягается всё: от кончиков ушей и, вероятно, до самых причиндал.

   — Так же, как твоё внеурочное и безупречное дежурство, — мгновенно отвечаю я.

   — Не понял!

   — Всё ты прекрасно понял. Я позвоню Гаврилову, твоему командиру. Пусть порадует тебя.

   — Но я же не заслужил! — говорит оскорблённым тоном.

   — Вот именно, что заслужил. Задание не выполнил. Пялишься на девчонку…

   — Ей уже есть восемнадцать! — возражает Хохлов. — Девятнадцать исполнилось. Я по сети пробил.

   — А я тебе сейчас в челюстно-лицевую клинику пропуск пробью. Хочешь?

   Парень отрицательно качает головой.

   — Правильный ответ, Хохлов.

   Хлопнув дверью, выхожу из здания. Злюсь на парня. Пробил он сведения о Диане, болван! Кобелина… Хрен тебе, а не Диана. Меня пронимает очень сильно. Я зол и на Диану, и на Хохлова, но больше на себя. Потому что не получается контролировать свои эмоции по отношению к дочери друга. У меня к ней интерес точно не отцовский. Я смотрю на Диану и думаю о ней не по-родственному.

   Я ревную крошку. К каждому столбу. Такая аппетитная девочка нравится многим. Может быть, хоть в уродливых шмотках на неё станут меньше обращать внимания?! Но для того, чтобы полностью спрятать Диану от мужских взглядов, придётся закрывать ей и лицо!

   Не сбрендил же я в самом деле. Или сбрендил, фантазируя о жарком продолжении. Если бы я тогда не остановил Диану, всё бы случилось.

   Мысли о дочке друга как лабиринт, куда я забрёл по ошибке и никак не могу выбраться. Так накрывает, что на стенку лезть хочется. Если бы я не остановил Диану, если бы нас не остановил телефонный звонок.

   Это плохо. Чертовски плохо. В папаши Диане я гожусь с очень большим натягом. Был бы чертовски молодым папашей. Но разница в возрасте всё равно большая. Даже думать нельзя в том направлении. Не то чтобы предпринимать действия!

   Но она рядом — сладкая, манящая и коварная, как первородный грех. Надо что-то предпринять. Не в закрытый интернат же её отправлять, в самом деле.

   Внезапно раздаётся телефонный звонок. Отвечаю не глядя. В трубке слышны женские рыдания с истеричными подвываниями.

   Люська, что ли?

   — Ха-а-а-ан…

   Ну, точно Люся!

   — Люсь, что случилось?

   Запускаю руку в волосы. Наверняка меня ждёт очередной водопад претензий с её стороны. Как ни крути, но этой бабе хочется постоянного внимания. Когда мне позвонили и сообщили, что брата убили, я бросился на выручку к его семье.

   Был занят по самое горло. Чуть освободился, подкатили новые проблемы — ремонт хаты, предложение Алии, выходка Дианы. О Люське я благополучно забыл. Положа руку на сердце, признаюсь, что о Люське я вспоминаю лишь тогда, когда на стенку лезть хочется от недостатка секса и переизбытка семенной жидкости.

   Как бы назвать наши отношения? Для меня она просто подруга, тренажер для постели!

   — У меня проблемы. Очень большие, — выдаёт через силу Люська. — Я осталась без жилья.

   — Как так?

   — Эти долбаные алкаши, что живут сверху, конкретно затопили квартиру! И проводка испортилась, и гипсокартон обвалился в зале. Кошмар, одним словом. Сестра мне истерику закатила, а потом… выгнала. Я сейчас у подруги, но у той муж, двое детей, попугай и кошка. И всё это на сорока трёх квадратных метрах. Представляешь, какой дурдом?! — икает Люся. — Выручи, а? Я знаю, что у тебя квартира есть. Пусти пожить?

   — Я бы с радостью, Люсь… Но я там уже всё разбомбил.

   — Как это разбомбил? — даже рыдать перестала.

   — Очень просто. Договорился с ремонтной бригадой. За два дня всё снесли. Голые бетонные стены, полы содраны, — перечисляю сделанное.

   — Что же мне делать? Я съём квартиры не потяну. Только комнату снимать у какой-нибудь старой, вредной бабки. Натянет верёвку в холодильнике, чтобы я не занимала лишнее место, и будет замерять расход воды литрами, а я девушка чистоплотная и в ванне полежать люблю… — давит на жалость Люся.

   Прикидываю в уме, чем я могу ей помочь. Деньгами, конечно. Но потом вспоминаю о Диане, ситуация в доме накаляется с каждым днём. Меня к этой мелкой девчонке тянет с патологической силой. Клин клином вышибают. Люська, к тому же, баба хозяйственная. Хоть харчи нормальные в доме появятся!

   — Ты можешь пожить в доме моего друга. Я сейчас там обитаю. Сам.

   — Ой… Ты предлагаешь съехаться и жить вместе?

   Не баба, а клещ. Сразу всё перевернула и вывернула в нужную ей сторону. Но я не хочу быть навьюченным верблюдом. Поэтому сразу пресекаю:

   — Поживёшь временно. Пока проблема с квартирой не решится.

   — Ох, спасибо. Я буду очень… очень хорошей соседкой, — мурлычет Люська с томным придыханием в конце. — У тебя дома можно ходить без трусиков?

   Ха. Хорошенькое начало, но…

   — Нет. Люська. С голой жопой ходить будет нельзя. Я живу в доме не один. Но с дочкой друга.

   — Не поняла… — тон голоса Люськи мгновенно холодеет.

   — Друг перед смертью назначил меня опекуном своей дочери.

   — С малышкой я подружусь. Даже не сомневайся, Хан! Я хорошо умею находить общий язык с детьми. Мне все говорят, что мамой я буду замечательной! — тараторит Люся.

   — Кхе… Диане девятнадцать. Так что не надо будет с ней возиться. Просто соседствовать.

   — Девять лет?

   — Девятнадцать, — поправляю Люсю.

   — На месте разберёмся, — бодро отзывается она. — Ханчик, я на чемоданах. Назови адрес, и я вызову такси. Не хочется стеснять подругу, ей и без того несладко…

*** *** ***

Диана

   Хан что-то задумал. Становится ясно по его сосредоточенному, серьёзному выражению лица. Удивительно, но я уже научилась различать оттенки эмоций на его каменном лице.

   Мужчина хорошо владеет собой, но я наблюдательная, как художник, я отлично подмечаю мелкие нюансы и едва заметные изменения в мимике. С тревогой жду, когда же он выкатит очередное неимоверное требование. Но вместо этого я замечаю, как он спускается по лестнице и прогуливается во дворе.

   Ждёт кого-то? Вот приехал бы Хохлов, я бы назло Хану глазки симпатичному солдату начала строить. Пусть бы моего опекуна разорвало на части от злости. Я совершеннолетняя и точно знаю, что не уродина. Вспомнив реакцию Темирхана на мои попытки соблазнения, снова начинаю сомневаться в привлекательности.

   Отойдя на расстояние от окна, разглядываю своё отражение: фигура стройная, лицо симпатичное. Всем нравятся мои большие, карие глаза, пухлые губы и тёмные волосы… Вроде я не уродина. Не заслужила того, чтобы от меня плевались! Ух, как бы я хотела отомстить этому гаду! Во дворе что-то происходит.

   Так…

   Ворота открываются. Жёлтое такси тормозит у парадного входа. Темирхан сразу же подходит к машине, открывая дверь. Значит, у нас гости?

   Почему не предупредил. Вцепившись пальцами в подоконник, вижу, как из такси выпорхнула… женщина. Протираю глаза, видя, как перегидрольная дамочка в алом платье кокетливо виснет у Темирхана на шее, прижимаясь всем, чем только можно. Прижиматься ей есть чем!

   Смущённо одёргиваю вниз свою кофточку, которая едва обтягивает мою скромную двоечку. В то время как у гостьи Хана крепкая и внушительная «тройка», которой она и прижимается к мужчине. Но это ещё не всё! Освободившись из объятий великана, она наклоняется в авто за сумочкой, демонстрируя круглую задницу!

   От злости я едва дышу. Вижу, что Темирхан посмеивается, разглядываю попу, которая неизвестная дама так угодливо подставляет мужчине. Потом он обходит авто и… выгружает из багажника один красный чемодан и две большие клетчатые сумки.

   Что, чёрт побери, здесь творится?!

   Темирхан расплачивается с таксистом и, ловко подхватив сразу все сумки идёт в сторону дома. Перегидрольная Мэрилин Монро колхозного разлива виснет на левом локте мужчине, что-то активно рассказывая.

   Я не понимаю, почему меня так злит эта дамочка! Больше всего меня бесит спокойствие Темирхана. Как он реагирует на эти сюсюканья, ужимки, показную демонстрацию всех выпуклых частей тела!

   Он спокоен и как будто доволен! После того, как он оттолкнул меня и заявил, что я никуда не гожусь, я много думала над тем, какие женщины нравятся этому грубияну. Я вообще не должна была об этом думать, но мысли в кулаке не удержишь. Они сами рвутся в вольготном направлении. Я ожидала однажды увидеть рядом с Темирханом женщину, при взгляде на которую можно было бы в обморок упасть от зависти.

   Но вижу обычную прилипалу, причём, не первой свежести! На глазах наворачиваются слёзы злости и чего-то ещё… Мне плохо от того, что эта мадам оказалась для Темирхана предпочтительнее, чем я. Как же сильно колет в груди! Но хуже всего, что опекун, похоже, собирается поселить эту женщину в доме моего отца.

   В моём доме!

   Этого я просто так оставить не могу! Я вытираю злые слёзы и мгновенно покидаю свою комнату. Выметаюсь на лестницу, ведущую на второй этаж, и сажусь на самую верхнюю ступеньку.

   — Вот это фронт работ, — визгливо восхищается неизвестная, разглядывая просторный холл моего дома. — Много людей убирается в доме?

   — Нет. Немного. Не переживай. Иногда можно вызвать клининговую компанию, чтобы они всё вылизали до блеска, — ровным тоном замечает Темирхан.

   От злости я едва не подпрыгиваю! Значит, я батрачила, а этой выдре Хан щедро обещает, что при необходимости уборкой займутся наёмные работнички?! Совсем офонарел, кобель.

   — Кто это?! — спрашиваю громким голосом.

   Вонзаю ногти в ладонь, чтобы голос не сорвался и не стал писклявым. Или не дай боже, слёзы польются. Только этого позора мне не хватало! Темирхан останавливается, опустив сумки на пол. Перегидрольная дамочка обращает внимание на меня, улыбаясь приветливо, но до ужаса фальшиво!

   — Диана, познакомься с Людмилой. Люся, — улыбается.

   — Очень приятно, — ещё шире улыбается женщина.

   Я не смотрю на неё, сверлю взглядом Темирхана.

   — Это дом моего отца. Мой дом. Я в нём хозяйка. Даже если ты опекун, то не имеешь права распоряжаться имуществом, не спросив моего на то разрешения.

   Темирхан хмурится, сложив руки под грудью. Даже от такого простого жеста мышцы на его руках напрягаются. Я стараюсь не смотреть на его скульптурную грудь, облепленную футболкой. Смотрю только в глаза, а они горят решительным тёмным огнём.

   Он не намерен уступать. Я — тем более.

   — Мне не нужно твоё разрешение, Диана. Люся поживёт здесь.

   — Сколько?

   — Сколько потребуется.

   — Где она будет жить? Может быть, это новая повариха или уборщица?

   — Это моя гостья, — выделяет слово «моя».

   — Я против. Мало того, я проконсультируюсь с юристом.

   — Консультируйся, — отвечает спокойно Темирхан.

   Но я даже издалека вижу, как сильно он напряжён.

   — Значит, моё мнение тебя не интересует? — спрашиваю, с усмешкой. — Может быть, ты весь цыганский табор в дом моего папы притащишь? Подберёшь всех помойных кошек?!

   Люся ахает, картинно уронив на пол сумочку — дешёвую китайскую подделку под Gucci, купленную в подземном переходе.

   — Диана. Это уже чересчур. Извинись, — требует Темирхан.

   Я вскакиваю, сжав кулаки.

   — Не собираюсь. И ты не заставишь меня быть вежливой. Ни с кем из вас! — обвожу парочку взглядом. — Я не обязана терпеть, как ты вытираешь об меня ноги. Покорности не будет. Не надейся. Я против того, чтобы ты пировал и развлекался с… с бабами в моём доме.

   Убегаю вверх по лестнице, но потом возвращаюсь.

   — Скоро в этом доме появится ещё один гость. С моей стороны…

   — Какой?! — мгновенно меняется в лице Темирхан.

   — Тебе знать необязательно. Это только МОЙ гость. Не твой.

   — Если у этого гостя между ног что-то болтается, то я против. Вышвырну за порог!

   — Напираешь на завещание и пресловутое опекунство?! А знаешь, ты неплохо устроился. Втёрся в доверие к моему больному папе, внушил ему, что ты — порядочный мужчина. Ты обманул папу, пообещав заботиться о его дочери, а сам… таскаешь в мой дом неизвестно кого! Будешь прожигать папины деньги на дешёвых баб и дорогую выпивку?! Пожалуйста! Только однажды бумеранг к тебе вернётся! — выкрикиваю из последних сил.

ГЛАВА 9

Темирхан

   Я ожидал, что будет непросто. Но чтобы настолько плохо… Это же не просто возмущения, это атомный взрыв, мощностью похлеще того, что унёс Хиросиму!

   Мне жаль Дианку. Она видит во мне врага, ополчилась против и считает, что она — одна против всего мира. Переживает, видно же. Меня не обманешь этим злым видом рассерженного котёнка. Но в то же время мне неудобно перед Люськой. В чём-то Диана права, конечно. Люська из тех, что называют «слабыми на передок». Но в остальном она неплохая — чистоплотная и простая, без заморочек. К тому же Диана ничего не знает о Люське, чтобы опускать её на уровень ниже плинтуса.

   — Она всегда такая? — шмыгает носом Люся.

   — Я с ней поговорю. Пойдём, покажу, что и где находится…

   Люська трёт глаза. Они у неё покрасневшие, но без слёз.

   — Этот приём я запомню надолго. Есть глоточек воды? — спрашивает притихшим голосом.

   — На кухне. Пошли…

   По дому мы идём в полном молчании. Люська вертит головой из стороны в сторону, разглядывая интерьер. Кухня приводит её в полный восторг.

   — Хорошая кухня. Просторная… Всегда о такой мечтала! — восклицает подруга, оказавшись на кухне.

   Люська мелкими глотками осушает стакан, обводя взглядом большое помещение.

   — Я сегодня ещё ничего не ела. Есть чем перекусить?

   — Суп в холодильнике стоит, — отвечаю.

   Люська мгновенно ориентируется в пространстве, попутно сдёргивая фартук с крючка. Она выгружает из холодильника на стол кастрюлю с супом, заглядывает и ахает:

   — Суп?! Ты уверен?! Тут какой-то студень. Холодец из макарон. Да это ножом резать можно!

   Подпираю плечом стену, слушая причитания Люськи.

   Ну, не умеет Дианка готовить. Но я верю, что научится. На этот раз суп всего лишь густоват и малость пересолен. От него кишки не горят, как от прошлого творения девушки.

   — У нас на работе возле торгового центра отирается пёс. Мы зовём его Шрам. Он ест буквально всё! — говорит Люська, брезгливо смотря на густую субстанцию. — Но боюсь, что даже он это есть не станет.

   Люська переворачивает кастрюлю вверх дном, содержимое шлёпается в мусорное ведро одним большим комком.

   — Давай я пока здесь поколдую, голодным не останешься, — предлагает Люся с улыбкой. — А ты можешь пока мои вещи оставить в комнате.

   Киваю. Да, надо двигаться. Хватит сидеть. Решать проблемы, меньше загоняться, ещё меньше думать о дочери друга, как о молодой, привлекательной женщине. Теперь у меня под боком есть агрегат для секса — Люська. Верти её, как хочешь, Хан. Будет тебе счастье!

   Внутри что-то противно скребёт. Нет, не будет счастья. Эта мысль промелькнула со стопроцентной уверенностью. Вздыхаю. Сам не знаю, что такое счастье. Но почему точно знаю, что оно не в Люське и не рядом с ней.

   — Можешь передать этой девчонке, что я не обижаюсь, — заявляет любовница.

   Люська говорит, что не обижается, но у самой мышцы лица напряжены и глаза холодно-зелёные.

   — Я тоже обижалась, когда мой папаня, Царство ему небесное, других баб вместо мамы домой приводил. Нормальная реакция. Девочка ещё подросток…

   Киваю.

   Вот только я Диане не папаня и никогда им не стану.

   — Я думаю, что мы сможем жить мирно. Без ссор. Поговори с ней, — говорит напоследок Люська и отворачивается, сканируя взглядом холодильник.

   Уверен, что имеющихся продуктов уже через час она сварганит вкусный и сытный ужин. Надеюсь, всё наладится. Да и к тому же жрачка нормальная в доме появится. Дианка на своих харчах совсем отощала, глаза ещё больше стали. Такие глаза… Вздыхаю. Глазищи! Большие, трогательные, как у оленёнка. Чувствую себя неуютно. Нехорошо получилось, правда. Надо было предупредить Диану. Ещё хуже становится от её слов. Неужели она считает меня настолько низким и подлым?!

   Подхожу к двери её комнаты. Стучу. Незаперто.

   — Диана? Нужно поговорить.

   В ответ звучит тишина.

   — Диана!

   Осматриваю комнату. Бросаюсь к двери ванной. Почему-то в голове мелькает один из ужасных, кровавых сценариев. Выбиваю дверь ногой, не удосужившись даже попытаться нажать на ручку. Дверь слетает. Но и там пусто!

   — Диана!

   Да где же ты, малявка?! Что опять придумала?! Взгляд падает в окно. За ним мелькает чёрная, массивная тень. Слышится рёв мотора.

   Млин!

   Нет, она же не сошла с ума! Не собирается… Подскакиваю к окну. Собирается! Чёрт побери, уже собралась и выполняет свой сумасшедший план. Коза выгнала из гаража тачку отца — тяжеловесный, массивный Хаммер. Удивлён как только она до педалей дотягивается.

   Сейчас чёрный танк на колёсах несётся в сторону ворот. Они закрыты. Диана должна тормознуть! Время ещё есть. Но вместо того, чтобы замедлиться, машина лишь ускоряется.

   Бах! Ворота отлетают с жутким грохотом. Авто выносится смерчем на дорогу.

   А я стою… Стою, блин! Смотрю!

   Нужно мчаться следом за Дианой, пока она не влетела во что-то ещё, террористка малолетняя. Сбросив оцепенение, несусь вниз по лестнице, через три ступеньки. Наперерез ко мне бросается кто-то из охранников, докладывая. Откидываю тело в сторону ударом локтя.

   — Не сейчас!

   Завожу свою тачку и бросаюсь в погоню за Дианой. В момент, когда мой джип оказывается на дороге, вспоминаю слова Клима. Друг говорил, что чёрный Хаммер в последний раз его чуть не угробил. На нём отказали тормоза. Не знаю, успел Клим починить машину или нет.

   Рассекать по городу на неисправной машине — опасно для жизни!

   Джип быстро набирает скорость. Но Хаммер впереди летит запредельно быстро. Мы вылетаем на оживлённый участок дороги. Диана лихо лавирует между машин, срывая гудки и, вероятно, маты всех водителей. Машина только ускоряется…

   Впереди маячит красный на светофоре и очень оживлённый перекрёсток.

   — Тормози!

   Бью кулаком по рулю.

   — Тормози, дура! — кричу в полный голос.

   Можно сколько угодно орать, потому что Ди меня не слышит. Перекрёсток всё ближе. Гудки машин всё громче. Хаммер не собирается тормозить. Кажется, я вижу перепуганное лицо Дианы.

   Машина опасно виляет из стороны в сторону. Она впереди, летит навстречу смерти, а я, сидя за рулём другой машины, ничего не могу поделать. Если бы была возможность, лёг бы посреди дороги, став препятствием, о которое можно было затормозить.

   Сердце чуть не выпрыгивает из груди. Впервые в жизни мне становится по-настоящему страшно. Холод пронизывает внутренности насквозь и кусает, жалит меня под рёбрами. Я вижу, как летят машины на перекрёстке, и как стремительно в их сторону приближается Хаммер.

   Всё. Конец. Сейчас будет авария.

   Резкий визг шин бьёт по ушам. Внезапным рывком Хаммер Дианы заносит в лихом развороте. Тачку внезапно разворачивает на сто восемьдесят градусов и сносит в сторону. На обочину. Левая задняя дверь Хаммера врезается в столб. Нос Хаммера проносится близко от морды моего джипа. Я едва успеваю свернуть в сторону.

   Громкий треск. Давлю на тормоз изо всех сил. Джип тормозит. Не дожидаясь, пока он остановится, выпрыгиваю на ходу. Бегу в сторону Хаммера. Такой удар мог окончиться смертельным исходом! Если только дурёха не пристегнулась… Если ей не повезло…

   Наверное, именно в такие моменты седеют от страха. Задняя левая дверь всмятку. С трудом распахиваю дверь с водительской стороны. Диана сидит с идеально прямой спиной, губы сжаты в тонкую, обескровленную линию. Левая рука дрожит на руле, а правя сжимает «ручник».

   Живая.

   Горячая волна омывает меня с ног до головы. Секунду назад умирал от страха, а сейчас хочется плясать на голове! От счастья. Даже накричать и поругать дочь друга не получается. Осторожно снимаю руки Дианы, вытаскивая из машины. Она подчиняется, ничего не говоря. Вроде цела. Только нижняя губа прокушена от удара о руль и нос немного припух. Живая. Невредимая. Ноги меня подводят, и я опираюсь задом о водительское сиденье. Диана стоит передо мной.

   Несколько секунд мы тяжело дышим. Смотрим друг друга и не можем разорвать зрительный контакт. Горло словно сжато в тиски, не получается сказать ни слова.

   Нервное напряжение немного отпускает. Выдавливаю из себя:

   — Дура! Ты была на волосок от смерти!

   — Я не могла остановиться. Тормоза не работают, — говорит едва слышно.

   У меня перед глазами расплываются картины. Одна другой ужаснее. Но ведь Диана жива.

   Ничего не случилось с взбалмошной козой. Она заработала только большую шишку на лоб. Больше ничего! Сжимаю её до хруста в объятиях. Она возмущённо пищит, пытается вывернуться, но захват лишь крепчает. Этого кажется мало! Мало! Меня кроет душной волной сильного возбуждения и накрывает так, что становится трудно дышать.

   — Ты могла умереть! — повторяю, как заклинание.

   — Тормоза отказали. Я затормозила иначе, с ручником. Папа научил меня полицейскому развороту.

   — Лучше бы Клим научил тебя беречь свою жизнь!

   Диана стоит передо мной, а я сижу. Но мы почти на одном уровне. Её невысокий рост играет мне на руку.

   — Для этой цели он приставил ко мне тебя! — говорит с укором. — Тебя одного, а не целую шеренгу любовниц впридачу!

   Слова про шеренгу любовниц срывают внутри какую-то планку. Очевидно одну из самых последних и очень хлипкую. Хочется встряхнуть малышку хорошенько и выдать, что присутствие Люськи в доме не то, чтобы прихоть. Но скорее, необходимость. Чтобы не сорваться. К Диане. В неё. Глубоко и жадно одним рывком.

   Заглянув в глаза, вижу, что она не понимает. Обижена, рассержена, на взводе! Но не понимает. Мелкая ещё совсем. Смотрит на меня с яркой ненавистью.

   Я роняю взгляд на красные капли крови на своей светлой футболке. Откуда? Диана поднимает руку и вытирает капельки крови, стекающие из носа.

   — Ты в рубашке родилась, знаешь? Ты могла погибнуть.

   Она могла разбиться в лепёшку, но отделалась лишь разбитым носом. Я испугался за неё смертельно. Так никогда ни за кого не боялся. Как за неё.

   — И за что мне это наказание? — спрашиваю вслух.

   — Отпусти немедленно! — шипит рассерженной кошкой Диана.

   Мои пальцы стискиваются ещё крепче на тонкой, девичьей талии, а она в отместку сжимает плечи пальцами, запуская коготки под ткань футболки.

   Царапается, котёночек. Не больно, но приятно. Меня мигом сносит в область запретного, где на нас обоих нет ни клочка одежды, а её пальцы царапают мои плечи от удовольствия.

   Встряхиваю головой, прогоняя жаркие видения. Не могу понять, почему Диана Самарская тянет меня к себе, словно магнитом. Смазливая мордашка, кукольная фигурка. Но ведь таких миллион. А я зависаю на ней часами.

   Поганый голосок внутри хихикает, что дело лишь в сходстве Дианы с её матерью — Лейлой, которая нравилась мне раньше. Нравилась, да. Но не настолько!

   Да и сходство оказалось лишь поверхностным. Дианка — совсем другая. Острая и колючая, но манящая. Выбешивает меня, от её вида наизнанку выворачивает так, что дышать трудно.

   — Так ты ничего не добьёшься. Я не стану делить дом с твоей бабой. Лучше поживу у подруги.

   — Исключено.

   Диана вздрагивает от того, каким тоном я произношу последнее слово. Смотрит на меня с недоверием и неприязнью. Ну да, не красавчик! Жизнь меня помотала и потрепала по горячим точкам.

   Мне на это было всегда плевать. С бабами проблем не было. Вот именно, что «бабам» пофиг, но юной красотке моё общество точно неприятно. Но как же к ней сильно тянет! Непреодолимо. Я понимаю, что уже на грани. На самом краю пропасти. Стоит легонько подтолкнуть и точно разобьюсь в лепёшку.

   Нужно держаться и восстановить душевное равновесие, вернуть себе спокойствие. Но куда там? Внутри — шторм. Не соображая, что делаю, притягиваю к себе девчонку, зажимая между коленей. Так близко, зараза, что удержаться невозможно. Ткань её одежды под пальцами совсем невесомая и очень тонкая. Можно сжать чуть сильнее и оставить красотку без одежды. Совсем.

   Утыкаюсь лицом в ее живот, втягивая носом сладкий, мягкий аромат кожи. Диана пытается отвертеться, но получается лишь, что прогибается, пытаясь. Я в полной мере чувствую каждый изгиб её тела. Нужно притормозить. Остановиться. Я даже мысленно думать о ней, как о женщине, не должен. Диана Самарская — табу.

   Но не получается оторваться даже на миг. Так близко от срыва, что становится страшно. Возврата не будет потом никто и ничто не сможет оторвать меня от неё.

   Диана замерла. Больше пытается ни оттолкнуть, ни вырваться. Она едва дышит. Но жаркое дыхание оставляет мою макушку. Поднимаю лицо, заглядывая ей в глаза. Не понимаю, что там творится. Но там точно нет ни капли страха. Только ожидание и трепет.

   — Почему ты такая?

   — Непослушная? Не надо пытаться меня переделать. Не получится, — обижается мгновенно.

   — Ты могла пострадать. Я никогда себе этого не прощу. Никогда!

   Взгляд пробежался по узкому личику и приклеился к рыхлым, приоткрытым губам Дианы.

   Слишком хорошо помню, какие они на вкус. Слишком сильно хочется снова переступить грань запретного… С силой отнимаю руки от тонкой талии. Так тяжело это сделать, как будто меня наживую режут на куски.

   — Сейчас мы вернёмся в дом. Больше ты не будешь рисковать своей жизнью. Ради отца.

   Диана не сопротивляется, позволяет себя увести и усадить в машину. Приходится разбираться с гаишниками. Но у меня есть неплохие связи, проблема решается довольно быстро.

*** *** ***

Возвращаю свою опекаемую домой. Торможу тачку перед домом. Глушу мотор и пытаюсь найти подходящие слова. Диана сидит справа и смотрит прямо перед собой. Трогаю её за плечо, не удержавшись, цепляю пальцами волосы, сжимая у самых корней. Слышу изумлённый стон Дианы. Её податливое тело вытягивается и помрачает рассудок изящными изгибами.

   Другую девушку я бы уже перетянул к себе на колени, отодвинул кресло на максимум и насадил крошку, как следует. Но нельзя. Выпускаю волосы Дианы с досадой и тяжёлым вздохом.

   Снаружи накрывает пеленой дождя. Дворники начинают частить, снимая дождевые капли.

   Столько много дел и проблем: бизнес Карима, его семья, бизнес Клима… Дочка умершего друга — моя главная проблема и чёртово искушение, не дающее покоя.

   Дел невпроворот, нельзя бездействовать. Меня глушит тишиной и не хочется выходить из машины. Сцепляю пальцы на руле, чтобы они больше не лезли куда не следует.

   — Куда летела, кроха? — спрашиваю о глупом побеге.

   — Не знаю. Вперёд, — прикусывает губу.

   Диана переводит взгляд на дом.

   Дверь открывается, в проёме мелькает красный. Это Люська вышла встречать меня.

   Надо же…

   — Подальше от тебя! — с обидой выпаливает Диана и выпрыгивает прямиком под проливной дождь.

   Она делает несколько шагов и замирает на месте, кружа. Я наблюдаю за Дианой, не отрывая взгляда.

   Дочь друга танцует под сильным дождём. Она делает несколько оборотов вокруг своей оси, прежде чем сорваться в дом. Её движения резкие и отчаянные. У меня самого на душе — гроза и проливной ливень. Почти такой же, как и снаружи. Сплошная стена воды, за которой очень легко прятать истинные чувства.

*** *** ***

— Ужин готов, — напевает Люська, накладывая ужин в глубокую миску.

   Через минуту я уже жую горячую тушёную картошку с мясом. Но вкуса совершенно не чувствую. Люська треплется о чём-то. Не понимаю ни слова из того, о чём она говорит. Подруга не наседает на меня с расспросами, она держится в стороне и развлекает меня своей болтовнёй. Понимает, что ко мне сейчас лезть не стоит.

   Не находка ли для любого мужика? Люська в постели раскованная, жрать готовит отменно, многого не требует!

   Идеальная женщина! А меня, словно пацана какого-то ведёт на сопливую, взбалмошную, капризную дочку друга. Именно в этот момент дерзкая, неугомонная коза появляется на кухне и лезет в холодильник за едой.

   — Где мой суп? — спрашивает ледяным тоном, не обнаружив кастрюлю.

   — В холодильнике стояла какая-то бурда помойная. Я выкинула, — бодро отзывается Люська.

   Подруга поднимается и достаёт тарелку со столовыми приборами для Дианы.

   — Садись, картошечки поешь.

   — Сами жуйте свою картошку! — злится Диана, швыряя вилку с ножом в мойку.

   Диана захлопывает холодильник, берёт с фруктовой вазы банан и садится на подоконник, счищая жёлтую кожуру. Мои глаза наливаются кровью при виде того, как её пухлые губки обхватывают ствол продолговатого фрукта. Как мягко и плотно обхватывают, скользя… В паху начинает пульсировать.

   — Сядь за стол. Ты не мартышка, — командую.

   Диана с грохотом отодвигает стул и садится напротив.

   — Села. Доволен?

   Дочь друга опаляет меня потемневшим взглядом, откусывая банан. Ещё. Кусочек.

   — Вполне. Ешь приличнее, — опускаю взгляд в тарелку.

   Не вижу, где там мясо, где картошка. Перед глазами мелькают другие картинки. С бананом. Чёртов банан! Завтра же выкину из этого дома все бананы. Через секунду Диана тянется к винограду, катая продолговатые ягоды между тонких пальцев. Опять меня ведёт не в ту сторону!

   — Ты есть будешь нормально? — спрашиваю, едва не вскипая от злости. — Или как?

   — Ем. Твоя… не знаю, кто… выкинула мой суп. Придётся есть то, что нашла. Фрукты… Даже йогурта в холодильнике нет.

   Йогурт. Бананы. Бананы в йогурте… Блин, извращение над едой какое-то. Скриплю зубами.

   — Завтра я составлю список того, что хочу купить из продуктов, — обращается ко мне Диана. — А ты… не притрагивайся к тому, что я готовлю, поняла? — смотрит врагом на Люську.

   — Притрагиваться? Даже под страхом смерти не буду. Хочешь травиться?! Да пожалуйста! — оскорбляется Люся. — Всего лишь хотела помочь.

   — Хотела помочь? Навряд ли! Скорее, забраться в постель к моему опекуну.

   — Я уже там, — улыбается Люська.

   — Не советую так широко улыбаться. Завтра я поеду к юристу. Вполне возможно, что получится вышвырнуть непрошеных гостей в два счёта, — ехидно обещает Диана.

   Если рассуждать трезво, для меня Диана совсем бесполезная деваха — ничего в постели не умеет, от порочных намёков краснеет, как варёный рак, ни в готовке, ни в уборке не блещет. Истеричная, неуравновешенная. Мешок с проблемами, а не девушка. Но разве сердце прислушивается к тому, что говорит разум?! А хозяйство так вообще бунтует.

   Кабзда по всем фронтам.

   — Завтра мы ещё поговорим! — обещает мне Диана, прихватив из фруктовой вазы яблоко.

*** *** ***

После ужина я отправляюсь в душ, а оттуда в свою спальню. Моя кровать не пустует. Там уже разлеглась Люська с видом томной богини плотских утех. Пронырливая бабёнка кинула свои шмотки не абы где, но в моей спальне. Я молча забираюсь в кровать.

   — Мне так жаль, что тебе приходится терпеть этого наглого ребёнка! — вздыхает Люська, укладываясь на моё плечо. — Может быть, оставишь её в покое и заживёшь своей жизнью?

   — Не могу. Мой друг попросил приглядывать за Дианой. Это была предсмертная просьба. Я не мог отказать.

   Замолкаю. Настроение на нулевой отметке. Голова трещит от проблем. К тому же завтра мне нужно посетить фирму Клима и побывать на торговых точках Карима…

   Придётся впрячься по полной программе!

   — Сегодня ты такой тихий, — мурлычет подруга, запуская руку под мои трусы.

   — Проблем много, — выдыхаю.

   Одна такая проблема доводит меня до белого каления каждый божий день. Особенно сегодня! Наказать бы засранку… От одной мысли о Диане возбуждение проносится огнём по венам, концентрируясь в одном конкретном месте. По которому сейчас снуёт рукой Люся.

   — Ммм… Есть контакт! — счастливо выдыхает Люся, мгновенно сбрасывает с себя одежду и забирается сверху, раскачиваясь в быстром темпе.

   — Только не ори, как кошка! — выдыхаю сквозь стиснутые зубы.

   Не хватало ещё, чтобы Диана слышала вопли Люськи. Опять дочь друга господствует в моих мыслях. Прикрываю глаза, пуская свою фантазию вскачь… Словно я с ней, с Дианой сексом занимаюсь, а не с другой.

ГЛАВА 10

Диана

   — Куда собралась?

   Я уже не вздрагиваю от командного баса Темирхана. Привыкла, что ли?

   — К юристу. На консультацию.

   Оборачиваюсь, смотря на опекуна. Стараюсь игнорировать предательский жар, скользящий по телу.

   Он мне не нравится. Ни капельки. Грубый, неотёсанный мужлан. Солдафон. Ещё бы бороду отрастил, став дровосеком. Ужас! Но в голове против воли мелькает картина этого мужчины в полуобнажённом виде, лихо размахивающим топором.

   На висках выступает испарина. Я тщетно пытаюсь избавить от навязчивых картин, но это трудно сделать. В особенности, когда Темирхан подходит, опуская свою горячую ладонь на моё плечо, и ведёт на выход.

   — Я тебя отвезу.

   — Совсем не обязательно! — пытаюсь избавиться от жаркого гнёта, но Темирхан лишь сильнее прижимает меня к своему телу, перемещая руку вниз, на талию.

   Внезапно опекун щекочет меня пальцами. Я хихикаю, пытаясь увернуться. Потом мужчина вмиг становится серьёзным.

   — Ты можешь быть со мной откровенна. В своих желаниях!

   Тёмные глаза смотрят прямиком мне в лицо. Расстояние перестаёт иметь значение. Я словно лечу в бездну — жаркую и многообещающую. Распахиваю рот и захлопываю его почти сразу же, потому что Темирхан уставился на мои губы, тяжело дыша.

   — Я очень… очень откровенна.

   Проклинаю севший голос, звучащий непривычно томно. Что, чёрт побери, происходит? Почему меня так тянет к этому мужчине и с каждым днём всё сильнее?!

   Я должна его ненавидеть.

   — Чего ты хочешь?

   Массивное тело Темирхана нависает над моим. Больше всего мне хочется запустить руку под его футболку и провести пальцами по рельефам выпуклых мышц. Отвожу взгляд в сторону со вздохом.

   — Я хочу… — опускаю взгляд в пол.

   Считаю секунды, чтобы обрести равновесие. Потом смотрю в глаза опекуну. Читаю там нетерпение и жажду, которую трудно утолить и скрыть уже не получается. Вздрагиваю, как от удара электрическим током.

   Облизываю губы краешком языка…

   Дыхание мужчины густеет, становясь жарким ветром, касающимся моего лица.

   Внезапно за спиной Темирхана, на лестнице мелькает алый халат в крупный чёрный горох. Слышится противное шлёпанье подошв тапок по мраморным ступенькам.

   Шлёп-шлёп-шлёп…

   Люся Перегидрольевна чапает в сторону кухни. Вид этой женщины мгновенно отрезвляет меня. Я привстаю на цыпочки и опускаю ладошки на грудь мужчины. Она часто вздымается и опускается, огромное сердце бьётся часто-часто, как стучит, как большие барабаны в оглушающем ритме.

   Я тянусь наверх, но мужчина всё равно выше меня. Ему приходится наклониться, чтобы я смогла прошептать ему на ухо:

   — Хочу… избавиться от этой белокурой выдры. А потом…

   Темирхан задерживает дыхание. Я рисую пальцами на его груди фигу, но опекун похоже этого не замечает. Он стоит словно заворожённый, слушая меня.

   — Потом я… займусь тобой. Ты сам от меня откажешься, опекун!

   Губы чуть задевают мочку его уха. В ответ слышится приглушённый, но раскатистый рык. Огромные ладони стискиваются на моей талии. Теперь наступает мой черёд замирать от томительного предвкушения с привкусом страха.

   — Не откажусь. Ни за что.

   Темирхан роняет руки и отходит в сторону, смотрит на меня более осмысленным взглядом:

   — Я буду о тебе заботиться, как того хотел твой отец. Поехали к юристу, коза.

   В салоне машины висит густая тишина. Я пытаюсь включить радио, чтобы забить звуками музыки эфир, но Темирхан задерживает мою руку в своей, сжимая пальцы. Сердце снова разгоняется до предельной частоты.

   — Тебе не стоит меня провоцировать, Ди.

   — Не понимаю, о чём ты. Я хочу уточнить у юриста, можешь ли ты приводить в дом моего папы разных баб. Только и всего.

   Мужчина словно нехотя отпускает мою руку, усмехнувшись.

   — Ладно. Будем считать, что так. Я могу приводить женщин.

   — И будешь это делать?! — злюсь, срываясь почти на крик.

   — У взрослых мужчин бывают отношения, знаешь ли…

   Мне становится ещё хуже. В груди начинает печь, я едва дышу и не понимаю, почему мне так плохо?! Хочется и плакать, и злиться, и крушить всё вокруг, и даже укусить этого бугая за губы.

   — Охайте потише! — шиплю от злости.

   — Было слышно? — совершенно серьёзно хмурится Темирхан.

   Мне становится ещё хуже после его слов. Противно. Горько. Как будто хлебнула уксуса, и он обжёг мне все внутренности. Значит, у него был секс. Понятно. Вообще-то это логично. Хан привёз эту дамочку не только для того, чтобы она ему борщи наваривала, но и постель грела.

   — Мне плевать. Можешь её хоть в гостиной раскладывать. На обеденном столе. Только не при мне! — задираю нос, отворачиваясь в сторону окна.

   Глушу в себе всхлипы, но они рвутся, рвутся наружу. Внезапно моих волос касаются мужские пальцы. Такое приятное, лёгкое прикосновение. Очень ласковое и интимное, зарождающее приятные мурашки по всему телу.

   — Ты ещё мелкая, Ди, — говорит с грустью.

   Мне хочется замереть под его пальцами, придвинуться поближе и напитаться горячей силой крепких рук. Но перед глазами мелькает эта мерзкая Люся. Сбрасывая руку опекуна, смотря на него со злостью:

   — Вот именно, Темирхан Абдулхамидович. Я — дочь Клима. Ты недалеко от него по возрасту ушёл. Так что я для тебя — ребёнок. Не стоит показывать мне дурной пример!

   После моих слов Темирхан резко сжимает пальцы в кулак. До конца поездки мы ничего не говорим друг другу, а юрист вежливо сообщает, что Темирхан — всему голова. Может приводить столько баб, сколько пожелает.

   Со злостью думаю о том, чтобы наполнить весь бассейн во дворе сисястыми Люськами и забросить туда опекуна. Пусть задушат его своими прелестями и утопят в женской ласке. Папа был точно не в себе, когда назначил этого громилу моим опекуном.

   — Я хочу побывать на могиле папы, — требую, как только мы вышли из здания юридической конторы.

   Опекун не противится моему решению. Молча отвозит меня на кладбище. Темирхан провёл меня до могилы отца и не собирается удаляться. Он присел на корточки и коснулся ладонью земляной насыпи.

   — Отойди. Я хочу побыть с папой наедине, — бросаю со злостью.

   За спиной слышится тяжёлый вздох.

   — Я на могиле твоего отца могу поклясться, что желаю тебе добра. Самого лучшего, — говорит надтреснутым голосом.

   — Мне плевать. На тебя. На твои обещания. Уйди! Я хочу побыть с папой. Без тебя…

   Рассерженные шаги Темирхана замолкают вдалеке. Я до боли в глазах вглядываюсь в дату рождения и смерти отца. Пытаюсь поговорить, но слова застревают внутри горьким комом.

   Я не могу поверить, что его нет на самом деле. Кажется, папа просто уехал по делам, как делал это довольно часто. Потом он вернётся, и жизнь станет такой, как раньше — простой и понятной, без неприятных чувств, прожигающих насквозь. Но могильная насыпь и дата смерти говорят о другом. Папа не вернётся. Ни за какие деньги мира.

   — Всего два года, да? Я справлюсь.

   Улыбка дрожит на моих губах, а слёзы размывают окружение в замыленный фон.

   — Я обязательно справлюсь. Тем более, скоро будет стажировка за рубежом. Есть два бесплатных вакантных места. Я не претендовала ни на одно из них раньше, потому что была уверена — поеду в любом случае. Ты же не запретил бы мне, да?

   Папа молчит. Я перетираю песчинки между ладонями.

   — Но сейчас всем заправляет твой друг, а он хочет держать меня, как собаку, на привязи. Поэтому я буду стараться, чтобы выиграть вакантное место. Тогда он точно не сможет мне запретить, и я вздохну свободнее.

*** *** ***

Темирхан

   Спустя время

   Жизнь налаживается. Русло вроде спокойное, но стремительное. Дел невпроворот: бизнес Карима и его семья занимают много времени. Алия всеми силами пытается затащить меня в семейное гнёздышко. Мне и без неё дел хватает: Клим занимался перевозками и не всегда законными. Я стараюсь не дать его бизнесу прогореть и в то же время не заляпаться слишком сильно в криминале. Но по ходу я уже увяз и запачкался. Когда из простого военного я успел превратиться в воротилу, управляющим двумя большими компаниями?

   Отношения с Дианой стали очень прохладными и подчёркнуто вежливыми. Поездка на кладбище словно подменила её. Теперь Ди больше не сыплет оскорблениями в сторону Люськи, прочно обосновавшейся в доме. Она словно не замечает блондинку, даже не здоровается с ней. Ди подчёркнуто не замечает и Люськиных деликатесов, готовит сама. Думаю, у Дианы стало получаться лучше: меньше горелых запахов, а супы уже не стоят, как холодец.

   Молодец, девчонка!

   Ди стала такой покладистой, что тошно. Выполняет всё, что я от неё требовал — бегает по утрам, прибирает за собой, не хамит и с головой погрузилась в учёбу. Она пропадает на мансарде всё чаще, малюя там что-то. Но что именно она рисует, я не знаю. Вход туда закрыт на замок. Я легко мог бы его сорвать, но должен уважать границы.

   Потому что Ди сейчас образец послушания. Мне от этого тоскливо. Незаметно для себя я привык к нашим пикировкам и ссорам, жду от неё дикой и сумасбродной выходки, провокации. Но дочь друга отгородилась от меня всем, чем только можно, и ходит по дому, словно привидение.

   Я должен радоваться — одной проблемой меньше. Но это не так. Диана не проблема, как я думал раньше, но что-то гораздо более важное и необходимое в моей суровой жизни. Ядовитая девочка глубоко запустила мне в сердце колючку и отошла в сторону, больше не омрачая мой рассудок.

   Но шип с ядом остался глубоко внутри.

*** *** ***

— Обалденные оладьи, Люська! — хвалю утром подругу, схватив с тарелки пышный оладий, обмакнув его в сметану.

   Люська улыбается как-то натянуто. Сбоку хлопает дверца холодильника, и меня насквозь пронизывает сердитым взглядом Дианы.

   — Вообще-то оладьи я приготовила. Но ты можешь приписать этот подвиг своей женщине.

   Проглатываю кусок вкусного теста. Люська защёлкивает сумочку, смотря на меня с ожиданием:

   — Подбросишь до работы, Хан?

   — Вообще-то сегодня не могу. У меня важная встреча через полчаса, Люсь. Я тебе уже такси вызвал.

   Люся немного обиженно целует меня в щеку, успев вильнуть задом возле моей ширинки. На кухне повисает тишина. Слышится только журчание воды, потому что Диана наливает себе чай. Телефон разряжается звонком.

   — Да, Алия. Конечно, не забыл. Скоро буду у тебя. Разумеется, потом заедем в магазин и купим всё необходимое. Только не рановато ли?

   Жена брата активно возражает в ответ, что к рождению малыша нужно начинать готовиться уже сейчас. Я не переубеждаю её. Как-никак, у неё трое детей, а у меня ни одного. Перевес в опыте на стороне вдовы брата.

   Со стороны слышится тихий смешок Дианы.

   — Ты что-то сказала?

   — Ничего не говорила. Может быть, слишком громко подумала?

   — И о чём же ты подумала? — спрашиваю с интересом, голодно разглядывая Диану.

   Впервые за последнее время она говорит со мной не так прохладно, но с эмоциями.

   — Развёл себе гарем любовниц! — фыркает Диана. — Одну в доме держишь, под боком. Вторую навещаешь?

   — Алия не любовница. Это жена моего младшего брата. Его убили недавно. Теперь я забочусь о его семье и трёх детях. Алия ждёт четвёртого, — чеканю по словам. — От брата.

   Выражение лица Дианы меняется очень быстро.

   — Извини. Мне жаль. Я не знала. Давно это произошло?

   — В то же время, когда я начал жить здесь, — обвожу рукой помещение.

   — Почему ты не говорил? Я бы не создавала тебе так много проблем… — хмурится Диана, вспоминая свои выходки.

   — Мои соболезнования. Мне очень жаль, что ты потерял близкого человека, — говорит искренне.

   — Ничего страшного, Ди. Ты не обязана извиняться. Всё в порядке.

   Диана выглядит расстроенной. Мне хочется приобнять её и прижать к покрепче, но я страшусь реакции своего тела. Как только под пальцами окажется нежная кожа девичьего стана, мои штаны в районе ширинки раздует, как палатку туриста.

   Поэтому я держусь в стороне и заталкиваю как можно глубже непристойные мысли с участием дочери друга.

*** *** ***

День пролетел незаметно. Алия решила превратить меня в личного носильщика и отняла большую часть дня. Потом пришлось разбираться с фирмой Клима…

   Валюсь на кровать поздним вечером, даже не поужинав толком. Люська приземляется рядом, листая модный глянец. Закрываю глаза, пытаясь унять круговерть мыслей в голове.

   Телефон тренькает. Я открываю входящее сообщение и застываю на месте. Не знаю, как реагировать на фото жены брата. Она сфотографировала себя в зеркале, стоя в кружевном комплекте белья.

   — Что у тебя интересного? — спрашивает Люська, пристраиваясь головой на моём плече.

   — Ничего, — выдавливаю из себя.

   Закрываю чат, но любовница успела увидеть фото и подскочила на кровати.

   — У тебя есть ещё одна женщина?

   — Это не женщина! Это жена брата. Я считаю её сестрой!

   — Но она так не считает! — обиженно возражает Люська и требует показать переписку.

   — Скорее всего, Алия просто ошиблась. Сейчас позвоню и уточню, так ли это…

   Я набираю номер жены брата.

   — Алия, кажется, ты ошиблась номером.

   — Не понимаю.

   — Ты прислала мне откровенное фото.

   — Не может этого быть! — удивляется Алия, впрочем, не очень натурально. — Сейчас посмотрю. Ой… Точно! Тебе отправила. Надо же… Хотела перед подругой бельём похвастаться. Подругу зовут Тамила.

   — Ясно. В общем, не путай так больше. Хорошо?

   — Хорошо, — мямлит Алия. — Но если ты уже увидел, скажи своё мужское мнение.

   — Кхм… Моё мужское мнение таково, что подруга неверно истолковала твоё сообщение. Не советую больше ошибаться, Алия. Не хотелось бы портить наше родственное общение.

   Алия бормочет извинения и приглашает меня вместе с «подругой» к себе в дом, на семейный ужин. Люська рядом сверкает от удовольствия, как начищенный самовар.

   — Знаешь, хорошая спальня, — говорит она, оглядывая помещение. — Но я бы поменяла цвет. Бежевый с золотым — слишком нейтрально. Может быть, благородный бордо?

   — Притормози, Люська. Это дом моего друга. Я живу в нём лишь временно. Ты — тем более. Есть хозяйка. Ей и решать.

   — Хозяйка? Ты про эту мелкую, взбалмошную истеричку? — фыркает Люся. — У неё нет вкуса…

   — С чего такая уверенность?

   — Видела сегодня днём её картины, — поджимает губы подруга. — Глупая мазня.

   — Так. Откуда ты видела её работы? Она их не показывает! Никому.

   — Зашла на мансарду. Там замок простейший… — начинает Люська.

   Я мгновенно сдавливаю пальцы на её шее.

   — Не лезь к девчонке. Иначе я тебе отвешу пинка под сральник. Вылетишь быстрее, чем ядро из пушки. Всё поняла?

   — Поняла, — хрипит Люська и царапает мою руку. — Всё поняла!

   — Хорошо, — разжимаю хватку.

   Перед глазами расходятся чёрные круги от злости и ярости на наглую бабу, сующую свой нос куда не следует. Люська мгновенно присмирела и с виноватым видом опускается вниз. Удерживаю её руку на бедре, откидывая в сторону.

   — Обойдёшься. Сегодня я буду спать отдельно.

   — Хан… Ну прости, — канючит Люська. — Чего ты так взъелся?!

   — Я тебе сказал всё. Я живу здесь временно, а ты так вообще на птичьих правах. Ещё раз косо взглянешь в сторону Дианы, вылетишь.

   — А знаешь, что?! Нечего мне угрожать! — злится Люська и вскакивает. — Хорошо же ты устроился. Я с тебя пылиночки сдуваю, идеальная во всех отношениях: мозг не выношу, еду отменную готовлю. Трахаться — да пожалуйста, как хотите и куда хотите! А ты меня ни во что не ставишь и так сильно обижаешь!

   — Я тебе всё сказал. Точка. Прими к сведению или собирай вещи.

   — Ах ты… Ты… Ты! — булькает Люська, раздувая поалевшие щёки от возмущения. — Я расстроена! Сегодня подруга звала меня в кафе, посидеть и развеяться. Я отказалась, потому что хотела быть здесь, с тобой… Как твоя женщина. Неужели это ничего не значит.

   — Слышь, ты не передёргивай и не визжи так громко. Хочешь прогуляться? Иди пробздись. Может быть, поумнеешь!

   Люська со скоростью ветра вскакивает с кровати, хватает телефон и нарочно громко говорит о том, что всё же придёт на встречу к подругам. При этом Люська смотрит на меня, а потом нарочно переодевается при мне, обнажаясь полностью, а потом надевая ультра откровенный комплект белья.

   Демонстрирует мне свои пышные прелести и так, и сяк, но у меня малый Хан спит мёртвым сном и даже не шевельнётся. В итоге, на сборы у Люськи уходит минут сорок. Перед уходом она говорит оскорблённым высоким тоном:

   — Вернусь поздно. Наверное, под утро…

   Громко хлопает дверь.

   Лежать в спальне одному совсем не хочется. Мне кажется, что Люська всю комнату насквозь продухарила так, что даже открытое настежь окно не помогает выветрить приторный, душащий аромат.

   Я в доме нахожусь наедине с Дианой и эта чёртова мысль не даёт мне покоя. Принимаю душ, потом долго курю на балконе и один хрен не помогает, тянет и тревожит на душе.

   В спальне нет желания находиться. Я спускаюсь вниз, в гостиную, проводя за просмотром боёв час или два.

   Кажется, мне всё же удаётся уснуть на диване.

   Посреди ночи мне слышатся шорохи и едва слышные шаги. Сквозь сон…

   Привычка быть настороже срабатывает в тот же миг.

   Я подрываюсь как по тревоге и натыкаюсь взглядом на Диану, в ночной короткой пижаме.

ГЛАВА 11

Темирхан

   — Диана?! Уже очень поздно! Ты чего не спишь?

   — Я спала. Просто спустилась попить водички. А ты почему не спишь со своей женщиной? — спрашивает Диана. — Я слышала крики. Вы поссорились?

   — Сегодня я сплю один.

   Тру ладонями лицо, чтобы не пялиться на стройные бёдра и тонкую линию смуглой кожи, виднеющейся между шортиками и маечкой.

   — Ясно. Спокойной ночи.

   На ноги опускается мягкий, пушистый плед. Диана с самым ангельским видом расправляет его на мне. Потом опускает ладошку и придавливает по груди, разглаживая.

   — Ты чего… — хриплю, едва сдерживаясь от того, чтобы не бросить девчонку на диван и накрыть своим телом.

   Сорвать с губ поцелуй — глубокий и жадный…

   — Ничего. Это папин плед, — отрезвляет Диана. — Папа часто засыпал в гостиной, когда смотрел телек. Плед всегда лежит там, — показывает пальцем на шкаф.

   Но я ничего не соображаю и почти ничего не вижу. Только умоляю мысленно, чтобы она уходила. Прямо сейчас. Немедленно.

   Однако Диана наклоняется и оставляет на моей щеке поцелуй. Губы задерживаются на щеке мягко и влажно. Выдержка лопнула. Последние заслоны рушатся с треском. Я резко дёргаю красавицу на себя, подминая.

   — А-а-ах…

   Больше Диана ничего не успевает сказать. Я накрываю её губы поцелуем, не щадя и врываюсь на всю глубину, устанавливаю свои права на этот сладкий, мягкий, податливый рот.

   Тонкие пальцы Дианы зарываются в мои волосы. Она не отталкивает меня, но притягивает к себе поближе. Да, крошка, да!

   Наконец-то!

   Я запутываюсь в её густых волосах, оттягивая голову книзу. Жадно увожу поцелуи на шеи. Одежды на девчонке кажется слишком много. Я избавляю Ди от неё за несколько мгновений. Она лишь вздрагивает, когда губы и язык чертят спирали на возвышенностях груди, сжимая тугие вершинки.

   — Ты такая красивая! Безумно!

   Сладкий, пудровый аромат окутывает с головой и окончательно туманит рассудок. Нежная кожа подрагивает под моими губами.

   Я не могу оторваться от этого лакомого десерта. Снова набрасываюсь на губы, она стонет мне в них и лопочет что-то неразборчивое. Только царапает плечи и шею коготками, едва сдерживаясь.

   Торопливое скольжение под спальную футболку. Диана трогает меня всюду, просовывает горячую ладошку под резинку моих трусов, оттягивая, и окончательно срывает планки моего терпения. Отстранившись, я стягиваю футболку через голову, застывая перед ней полуобнажённым.

   Она разглядывает меня. Боюсь разглядеть в её тёмных глазах страх или чего похуже. Знаю же, что не красавчик и не молодой жеребчик. Но Ди смотрит на меня, как на желанного мужчину и тянет к себе, прижимаясь хрупким, стройным телом. Запускаю пальцы в волосы сжимая их у самых корней и опускаю ладонь.

   В её крошечных трусиках чересчур мало место для моей большой руки. Они жалобно трещат под напором, служа дополнительным стимулом. Подхлёстывают меня. Едва дотрагиваясь до нежной, влажной плоти, как Диана глухо стонет мне в рот и сама разводит ножки шире.

   — Ещё… — почти требует, двигая бёдрами навстречу моим пальцам.

   Двигаюсь ниже, стягивая ненужный клочок ткани, и отвожу одну ногу в сторону, а вторую забрасывая на спинку дивана. Раскладываю малышку так, как хотел — открыто и доступно. Раздвинул ножки предельно широко и вижу, какая она розовая, блестящая от влаги.

   — Хан, что ты делаешь? — вскрикивает смущённо.

   Но через мгновение постанывает удовлетворённо, опустив пальцы на мой затылок.

   Что я делаю? То самое и делаю, вылизываю малышку. Целую и скольжу по припухшим половым губкам, снимаю соки увлажненного лона, доводя до исступления низкими, горячими поцелуями с языком.

   Течет мне на язык и просит не останавливаться.

   Остановиться? Нет, малышка, я хочу затрахать тебя языком и губами.

   — Давай, еще! — прошу, кайфуя от того, как она раскрывается еще больше, позволяя мне лизать ее.

   — Темирхан! Ха-а-а-ан! Да-а-а-а… Да, Хан!

   Диана толкается мне бедрами в лицо и дрожит от экстаза, называя меня по имени в момент острого пика. Я готов взорваться на части от возбуждения, едва сдерживаюсь. Приподнявшись, глажу нежные щёки и смотрю в глаза, затуманенные от желания. Я весь в ней, в её мягких стонах и сладких поцелуях, срывающих башню. Ничего не соображаю, кроме того, что хочу оказать к ней как можно ближе. Полностью. Целиком.

   — Я ещё ни разу не была с мужчиной… — шепчет мне в губы.

   Понимаю её намёк с полуслова, переворачивая на животик. Она протестует немного…

   Но я целую плечи и шею, поднимаясь теснее. Плотнее, и ближе, двигаясь лишь по касательной. От близости ее тела мне так жарко и возбуждающе, что хватает лишь одного взгляда на её задорные, аппетитные ягодицы и мысли, что однажды она станет моей целиком.

   — Я хочу тебя, — признаюсь.

   Ловлю узкую ладошку и опускаю на свой член.

   — Возьми его. Погладь.

   — Такой большой и тяжелый… — осторожно водит пальчиками по стволу.

   — Твой. Бери… — мысленно я бы ей в ротик. Но сейчас прошу о другом. — Обхвати крепче. Вверх и вниз. Вот так…

   Показываю ей, как надо. Диана быстро приноравливается и осторожно поглядывает.

   Озорница!

   — Смотри, если хочешь. Нравится?

   — Да… — выдыхает. — Да… — и ускоряется.

   — Малышка, я так долго не смогу. Я хочу… Я…

   Еще несколько движений по каменной плоти и… жаркий финал — белёсыми кляксами на её теле. Кончаю на ее мягкий животик, балдею от того, как сперма стекает по ее коже.

   — Ты вводишь меня с ума, — меняю нас местами, распластывая девчонку на себе, разношу пальцами по её пояснице влагу.

   Диана улыбается смущённо и трогает мои губы пальчиками.

   — Ты же не…

   — Я хочу, чтобы ты стала моей, по-особенному, не так, впопыхах…

   Наверное, она соглашается, потому что снова целует меня жарко и горячо, стирая границы допустимого и заставляя забыться.

   Наши дыхания смешиваются. Не получается разделить нас на отдельные части. Мы — единое целое.

   Нужно будет решить вопрос с Люськой. Надо расстаться. Она не та, что мне нужна. Дочь моего друга, от которой я без ума, доверчиво прижимается к груди и засыпает.

*** *** ***

Резкий, громкий крик звучит словно пожарная сирена. Я подскакиваю на диване, на мгновение теряя ориентиры в пространстве.

   Что случилось? Кто кричит? Диван пуст... Где Диана?! Я помню, что мы заснули вместе. Здесь. Но сейчас девчонки и след простыл.

   — Темирха-а-а-ан!

   Лечу со скоростью света в направлении звука. Вой доносится из ванной комнаты на втором этаже. Залетаю в ванную спальни, которую занимаю, и торможу, как вкопанный.

   В душе стоит голая Люська. Но меня шокируют не её громадные прелести, а синие волосы и такого же яркого, синего цвета потёки на лице, шее. Люська пытается растереть краску, но делает только хуже.

   — Хан! Это она-а-а-а-а… Это она! Дрянь! Я убью её! Убью эту мелкую, поганую тварь! — грозит Люська.

   Сзади за моей спиной раздаётся довольный смех Дианы.

   — Надо же! Вышло даже лучше, чем я ожидала!

   — Убью, тварь! — кричит Люська, пытается вылезти и, поскользнувшись, хватается за дверцы душа.

   — Прекрати орать. И умойся! — командую я.

   — Как?! Эта скотина помешала мне что-то в шампунь!

   Я захлопываю дверь ванной и смотрю на Диану. Она весело хохочет. Я не могу не любоваться ей. В голове проносятся события прошлой ночи — сладкая влага и вкус этой солнечной девочки на моих губах. Её мягкие, безудержные стоны, когда я вылизывал ее, тонкие пальчики на моем члене.

   — Да, это сделала я! — гордо заявляет Диана.

   Улыбка пропадает с её губ, лицо ужесточается.

   — А если твоя шалашовка ещё хотя бы раз залезет в мою мастерскую и испортит мне хоть что-то, я её уничтожу.

   — Что? Люська испортила что-то? Что именно?!

   — Рано утром я зашла в свою мастерскую и заметила, что твоя шмара испортила одну из моих работ, — уклончиво отвечает Ди. — В синем цвете. Синим я её и наказала.

   Девушка разворачивается, едва не хлестнув длинным хвостом по-моему лицу.

   — Ди, постой!

   Догоняю красавицу, удержав за плечо.

   — Ди, вчера мы…

   — Ты и Люська поругались? — презрительно фыркает Диана. — Мне неинтересно! Держи от меня подальше свою больную!

   Диана торопливо убегает к себе. Так не пойдёт. Я прекрасно помню всё, что было. К тому же проснулся в одних трусах, без футболки. Хорошо помню, что засыпал в футболке. Всё было. Между мной и Дианой. Поздней ночью. На том самом диване в гостиной у нас был секс. Без проникновения, но я ей вылизал, это считается оральным сексом, а потом она меня довела до финала.

   Секс был. Точка.

   Дверь в комнату Дианы закрыта. Останавливаюсь перед ней и вместо того, чтобы залететь ураганом, вежливо стучу по дереву.

   — Темирхан? Если да, то можешь войти! — разрешает Диана.

   Когда я вхожу в комнату, девчонка стоит возле шкафа, выбирая одежду.

   — Если ты пришёл, чтобы скандалить насчёт Люськи, то не надейся, что я поддамся. Она испортила мою конкурсную работу. Придётся начинать всё по-новому.

   Какая-то конкурсная работа у неё намечается… Я с тоской думаю, что из-за желания держаться в стороне, упускаю возможность узнать Ди поближе.

   Чего она хочет? О чём мечтает? Что её радует? Она для меня как закрытая книга, а мне хочется узнать все её секреты.

   — Я пришёл поговорить не о Люське.

   — Вот как?

   — Верю, что ты не стала бы устраивать пакости просто так.

   — Неожиданно! — говорит задумчиво Диана. — Так о чём ты хотел поговорить?

   — О нас. О том, что было вчера.

   Сердце начинает биться о рёбра с утроенной скоростью. Колотится как сумасшедшее.

   Как же сильно меня волнует дочь друга!

   Это простой разговор, Хан. Всего лишь разговор!

   Но я словно отправляюсь на смертную казнь…

   — Не понимаю, о чём ты, — хмурится Диана, сосредоточившись взглядом на полках с вещами.

   Её отсутствующий взгляд раздражает меня! Захлопываю дверцу шкафа, перетягивая внимание девчонки на себя.

   — Ты была вчера в гостиной. Поздно ночью!

   — Была, — уводит взгляд в сторону. — Я проснулась от сильной жажды, спустилась попить водички, прошла через гостиную. И что с того?

   — В глаза мне смотри!

   Захватываю пальцами подбородок Дианы и вынуждаю смотреть мне в лицо.

   — Теперь ещё раз. Скажи. Что ничего не было!

   — Было, — признаётся, краснея.

   Коза моя непослушная. Девочка сладкая, нежная. Десерт, млин, ходячий…

   Я наклоняюсь к пухлым губкам красавицы, желая их поцеловать.

   К чёрту всё. Всех. В пекло!

   Хочу её, да простит меня Клим.

   Хочу и получу…

   До губ Дианы остаётся жалкий сантиметр, когда она выдыхает:

   — Я увидела, как ты крючишься от холода, и накрыла пледом. Мне кажется, тебе что-то такое снилось… — ещё больше краснеет. — Неприличное! Жаль, что Люськи в этот момент дома не было! Уж она бы на твои стоны прискакала!

   Замираю, тяжело дыша.

   — Какой сон? — спрашиваю мёртвым голосом. — Что ты несёшь?!

   — Я читала в «Космо», что нереализованные желания иногда воплощаются в наших снах, — говорит, словно профессор, выскользнув из моего захвата.

   Млин. Да она издевается. Врёт…

   Не может быть такого!

   — Сейчас проверим, кто из нас — лгунишка!

   Достаю телефон, загружая приложение, по которому можно посмотреть данные видеокамер.

   — И если лугнишкой окажешься ты, накажу, Ди!

   Смотрю на неё открыто и жарко, с тем ураганом эмоций, которые Диана во мне вызывает. Её близость делает меня сумасшедшим и одержимым.

   — Я тебя та-а-а-ак сильно накажу, — обещаю, проваливаясь в жаркие видения с её участием. — Глубоко. Жестко. Но тебе понравится быть наказанной.

   — А если ошибаешься ты? — спрашивает дерзко.

   — Спор, что ли?!

   — А то. Или тебе слабо?! — предлагает Диана.

   — Не слабо. Если ты окажешься правой, то...

   — То тогда… Тогда ты отказываешься от опекунства! — требует.

   — Размечталась. Исключено! Другое проси!

   — Если выиграю, то то пойду на вечеринку к подруге!

   — Да пожалуйста! Но я… — смотрю на экран с довольной ухмылкой. — Прав.

   Говорю лишь по инерции. У самого глаза на лоб лезут. На экране нет данных с видеокамер за вчерашний день.

   — Что за чёрт?! Быть такого не может!

   Снова выставляю дату. Пустота. Стёрто!

   Как будто и не было ничего. Диана заглядывает в мой телефон.

   — Какая жалость!

   Встряхиваю кроху за плечо.

   — Это ты сделала?!

   — Больно! — стонет Диана, хлопнув меня по запястью.

   Я отпускаю руку, малышка кривится от боли и закатывает рукав футболки. На нежной коже расцвели красные отметины от моих пальцев.

   — Извини. Я не хотел причинять тебе вред, дай я помогу!

   — Как?! Подуешь на кожу, и синяк пройдёт? Займись лучше своей посиневшей подругой… Ей точно нужна будет твоя поддержка…

   Я выхожу из комнаты словно в воду опущенный.

   Неужели я тронулся умом?! Всё было сном?

   Так сладко, порочно, на грани возможного и фантастического. Стираю со лба холодную испарину.

   Неужели мне это привиделось во сне?! Да быть такого не может! Я мысленноготов Дианку хватать подмышку и в загс тащить, чтобы уж наверняка моей была, а она мне про сны талдычит... Как так?! Неужели сны могут быть настолько... реальными?!

   — Как ты собираешься наказывать эту хабалку?!

   Я даже не отрываю взгляд от монитора компьютера. Рядом сидит Хохлов, разбираясь, что не так с видеокамерами.

   — Люся, — говорю с холодом. — Я занят. Не время.

   — Эй, на меня посмотри! — требует, топнув ногой. — Медлить не время! Я синяя. Мать вашу, как долбаный аватар!

   — Как автор? Какой ещё автор?! — недоумённо хмурюсь.

   — Как аватар! — скрипит зубами Люся.

   — И кто это? — недоумеваю.

   — Аватар — это герой одноимённого фильма, — подаёт голос Хохлов, едва взглянув в сторону Люськи. — Мне кажется, до Аватара вы не дотягиваете. Вы больше похожи на Смурфика!

   Люся открывает рот и захлопывает его. Через секунду выдаёт:

   — Смурфик?! А ты кто такой вообще, чтобы свои пять копеек в чужой разговор вставлять?! — грубит Хохлову и потом в мою сторону. — Ты и на это смолчишь, Хан?

   Требовательно так, с истеричной ноткой.

   Рот разевает, ещё и при посторонних.

   Теперь тебе хана, Люся.

   Кранты моему терпению.

   — Хохлов, разберись с этой ерундой! — хлопаю по плечу. — Если найдёшь записи, не открывай без меня. Иначе живьём закопаю.

   — Было бы чего искать. Стёрли начисто. По данным вижу, что было отключение вчера. Выдернули из блока питания, но камеры к аварийному питанию подключены. Так что не выключение повлияло, а то, что на видеонаблюдение атака была произведена извне…

   — Это точно?

   — По предварительным данным, — добавляет торопливо.

   — Мне нужны точные данные. На выход, Люся.

   — Наконец-то! — всплёскивает руками и выходит.

   Мадам удаляется по коридору, сердито уперев руки в бока.

   Завожу её в свою спальню и раскрываю шкаф, сбрасывая шмотки с полки.

   — Ты что делаешь?! — спрашивает она.

   — Ты съезжаешь. Сегодня же.

   — Как это?! Ты же несерьёзно?

   Гора вещей Люси на полу растёт. Эк сколько говна за полмесяца тащила, жужелица навозная!

   — Серьёзно. Советую обзвонить знакомых. Денег я тебе на первое время дам. На этом — всё.

   — Но ПОЧЕМУ?!

   Люська бросается на меня, пытается вырвать свои вещи и даже царапает меня ногтями.

   — Села. Рот захлопнула.

   От ледяного тона Люська замирает на месте, хлопая синими веками.

   — Вещи собирай!

   Последней на пол летит клетчатая сумка.

   — Почему?! — ещё раз спрашивает Люся.

   От слёз подбородок трясётся и лицо покрывается алыми пятнами. Разумеется, там, где нет синей краски.

   — Потому что я тебе чётко сказал. Кто есть кто в этом доме. Ты посягнула на неприкосновенное.

   — На картину Дианы?! Это всего лишь мазня. Детский лепет! Уродство конкретное! Да на том дерьмовом портрете ты сам на себя не похож! — воет Люся и, поняв, что проболталась, зажимает рот ладонями.

   — Там был мой портрет? — уточняю ровным голосом, но сердце позорно ёкнуло в груди.

   — Там было фиг знает что!

   — Но ты меня в нём узнала. И знаешь, мне плевать, что там было нарисовано — я, папа Римский или задница бабуина. Это неприкосновенно. Дочь моего друга неприкосновенна.

   — Святая, что ли? — спрашивает с обидой.

   — Друг доверил мне самое дорогое. Я не позволю никому тронуть Диану. Я тебя предупреждал. Неоднократно. Ты переступила черту. Делай выводы. Уматывай…

   Люся смотрит на меня жалобно.

   — Темирхан, я же… я же синяя! Куда я пойду в таком виде?!

   Выхожу из комнаты, вернувшись, опускаю на комод наличку.

   — Этого хватит на проживание