Если у вас, как у Клариссы, случайно окажется в руках волшебная монета, не спешите загадывать желание, а тем более сокровенное! Разве Кларисса могла себе представить, что за ней начнет охотиться таинственный орден Хранителей? Что аж двое аристократов будут соревноваться между собой, навязывая Клариссе свое покровительство? Что с этой минуты смертельные опасности, любовь, интриги и погоня за богатством начнут сменять друг друга, мелькая так быстро, как спицы в колесе паровоза? Но чу! Поезд тронулся, и спрыгнуть с подножки уже не выйдет!
Судьба хитро кидает карты
И каждый раз рубашкою вверх.
Но как тогда нам разобраться,
Где добродетель, а где грех?
«Обед в той забегаловке – один сирейль, – размышляла Кларисса, собирая гармошкой и снова распуская ремешок своего достаточно потрепанного жизнью ридикюля. – Нет, на целый обед денег уже не хватает. Придется обойтись булочкой и молоком. Это мне станет в тридцать ниоклей. В кошельке остался всего один штильс и один рейм. Штильс придется отдать хозяину, которому я задолжала за несколько дней. Он и так грозился выгнать из номера, если я еще раз просрочу с оплатой. Еще бы – номера никогда не пустуют, тем более дешевые. Столица, как ни крути…» – тут Кларисса вздохнула и начала накручивать ремешок вокруг руки.
Вайтбург, столица Соларии, куда Кларисса прибыла в мае, поразила ее с первого взгляда. Золотые шпили, вокруг которых серебряными искорками в свете солнца кружились стаи голубей. Вытянутые вверх дома, которые были притиснуты так близко друг к другу, что хозяин одного дома с балкона мог здороваться за руку со своим соседом. Многочисленные парки, где огромные липы, платаны и лиственницы широко раскидывали свои зеленые крылья, пытаясь вырваться из ажурного кольца чугунных оград. Белые лебеди, плавающие в прудах, окаймленных пламенно-красными, изысканно-розовыми, солнечно-желтыми и капризно-лиловыми тюльпанами. И, конечно, королевский дворец – целая каменная симфония с взмывающими сопрано острых вимпергов, басовитыми нотами арок и кокетливым полушепотом кудрявых капителей. Все это заставляло Клариссу буквально парить от восхищения.
Но потом произошло падение с голубых небес на мощенную булыжником землю.
– Итого, останется один рейм, – продолжила свой мысленный подсчет Кларисса. – Это на пять обедов, если есть только один раз в день. Но что толку, если меня выгонят из номера? Что делать? Продать что-нибудь? Максимум, на сколько потянут мои безделушки на блошином рынке, – это на пару штильсов. Значит, можно будет остаться в номере еще на несколько дней. И питаться булочками с молоком. Так скоро начнешь мычать и колоситься».
Кларисса сардонически улыбнулась и поджала бескровные губы. Ее серые глаза с пушистыми светлыми ресницами в сотый раз прошлись по знакомым до боли трещинам в штукатурке. Вдоль стены коридора бюро по найму в ряд на стульях смиренно сидели девушки.
– Нисса Вальмунт! – прокричала сухопарая дева вслед вышедшей из кабинета пухленькой девушке, которая радостно размахивала бумажкой.
Кларисса покосилась на счастливицу, поднялась и решительно прошла в открытую дверь.
– Боюсь, что для вас опять ничего нет, – огорошила Клариссу дама-распорядительница. – Видите ли, вы пришли в очень неудачный месяц: сейчас куча юных нисс окончили школу, и все эти девушки ищут работу. У них есть преимущество перед вами: юность и готовность работать за низкую зарплату, пока они набирают опыт. У вас же…
И дама выразительно повела глазами.
«Вот сказала бы прямо – ни кожи, ни рожи!» – хмыкнула про себя Кларисса. Хотя она отнюдь не была согласна с распорядительницей по найму. «Вот если бы я оделась… Добавила чуть косметики на свое бледное лицо, подкрасила бы ресницы… А волосы у меня от рождения густые и длинные. И красивого медного оттенка. Их бы украсить… Черт те с два вы меня бы назвали тогда бледной молью! И опыт у меня есть. Не чета этим дурочкам, сидящим в коридоре».
И тут Кларисса была права. Опыт у нее имелся. И какой опыт! Целых четыре года в бюро стряпчего. Целых четыре проклятых года! Кларисса сжала руки в кулаки. Наивная дура! Идиотка! Потратила столько времени! И все впустую!
– Вот если бы у вас был опыт работы, – снова завела старую песню распорядительница, – тогда бы я вам смогла что-нибудь приискать. А так…
Кларисса чуть не заскрежетала зубами. Есть у нее опыт! Да у нее до черта этого опыта! Хоть ж… ртом жуй! Просто как она объяснит распорядительнице, почему не может предоставить рекомендацию с прежней работы? Или еще лучше – предоставит. Кларисса едва сдержалась, чтобы не рассмеяться нервным смехом. Ох, она себе представляет, что бы ей в этой рекомендации написали!
Клариссе вспомнилась ее прежняя работа. Пыльные кабинеты со шкапами, забитыми под завязку пыльными документами, старая письменная машинка, на которой постоянно заедала литера «В». Скучные пыльные разговоры. И Артур. Артур, который пользовался каждой свободной минуткой, чтобы затащить Клариссу то в архив, то в подсобку, то еще куда-нибудь. Как они там обнимались, как целовались! И как это у нее только хватило ума удержаться на самом краю? А ведь как Артур ее зазывал к себе домой! Как клялся и божился, что хозяин конторы вот-вот сделает его своим заместителем, и они поженятся. И она верила. Дура, просто дура! Верила и ждала три года!
Кларисса вспомнила тот день, когда Артур вошел в зал под руку с дочерью хозяина бюро, тучной и анемичной девицей, чье лицо от счастья сделалось совершенно коровьим. Но Кларисса смотрела не на нее, а на Артура, который тщательно избегал взгляда бывшей, внезапно бывшей возлюбленной. И надо же было хозяину конторы после оглашения радостного события – помолвки своей дочери с будущим совладельцем юридического бюро – попросить именно Клариссу принести вазу, чтобы поставить в воду огромный пышный букет. Нет, Клариссе хватило хладнокровия кивнуть и взять неживой рукой кувшин. Она даже налила туда воды и принесла ее назад. Но вот только воду из кувшина она с большим удовольствием вылила на невесту. И тут же молниеносным движением схватив со стола чернильницу, отправила ее прямо в физиономию своему бывшему дружку.
Уходила она из бюро с видом триумфатора. Злорадно улыбаясь. Оставляя за собой жениха с фингалом под глазом и чернильной физиономией, промокшую до трусов визжащую невесту и застывших в немом ужасе бывших сотрудников. Триумф Клариссы был слегка подпорчен проклятиями орошенного чернильными брызгами хозяина бюро и криками о немедленном увольнении с волчьим билетом. Да, ушла она красиво. В никуда.
А вот отъезд из города был не таким помпезным. Он был тайным и спешным. Взяв последние денежные накопления, Кларисса отбыла поездом в столицу, надеясь затеряться там в людской сутолоке и найти работу, более соответствующую ее характеру и темпераменту.
Нет, она и сейчас нисколько не жалела о своем решении. Но все же Вайтбург оказался ей не по карману. Кларисса даже не подозревала, что все здесь так дорого: и номер в клоповнике на отшибе, и заплесневелая еда в вонючих забегаловках, и прочее, и прочее. И работа тоже не искалась, несмотря на то что Кларисса таскалась в бюро по найму уже не первую неделю.
– Неужели совсем ничего нет? – чуть дрогнувшим голосом спросила девушка. – Мне не нужна большая зарплата. Меня устроит любая. Я знаю два иностранных языка, разбираюсь в законах, могу печатать на пишущей машинке со скоростью не менее двухсот знаков в минуту, могу…
– Я все это знаю, милая, – чуть смягчившись, сказала дама-распорядительница, – из вашей анкеты. И поверьте мне: я бы искренне хотела вам помочь. Но пока никто не выбрал вашу кандидатуру. Да и мест сейчас почти нет.
– Неужели ничего нельзя сделать?
Сердце Клариссы сжалось от отчаянья. В животе громко забурчало. Кларисса покраснела и постаралась втянуть живот как можно глубже. Распорядительница сделала вид, что ничего не слышала.
– Через час с магографа подвезут информацию о вакансиях в провинции. Конторы в маленьких городах тоже порой обращаются к нам в поисках сотрудников, которых не могут найти у себя на месте. Вы будете рассматривать такие предложения?
Кларисса чуть не рассмеялась в лицо даме. Да она уже готова куда угодно деться из Вайтбурга, который оказался совсем не таким привлекательным местом, каким она его себе рисовала. Вернее, он, конечно, был очень привлекательным, но, увы, только для людей с деньгами, а не с дырой в кармане, как у Клариссы.
– Да, – ответила девушка, сжимая ручку ридикюля, – я рассмотрю любой вариант.
– Боюсь, что и тут надежды мало, – развела руками дама-распорядительница. – Но можно попытаться. Вакансии привезут с магографа через час. Можете подождать, а можете прийти попозже. Или завтра.
– Я приду сегодня еще раз, – твердо заявила Кларисса. – Через час. Вы сможете принять меня без очереди? Просто скажете – есть вакансия или нет.
– Разумеется, милочка, разумеется. Тогда жду вас.
Кларисса поблагодарила профессионально улыбнувшуюся ей на прощанье женщину и вышла из кабинета. Нет, она никуда не уйдет, пока не получит хоть тень надежды на благополучный исход дела. И Кларисса решительным шагом покинула бюро.
«Купить какую-нибудь еду или нет?» – размышляла Кларисса. Из киоска на площади несло жареными пирожками и сосисками в тесте. Кларисса снова втянула живот. Нет, на сосиску деньги выбрасывать она не будет. Почти на такую же сумму можно получить целый обед в ресторанчике рядом с комнаткой, которую она снимала. Надо просто потерпеть.
Чтобы не искушать себя понапрасну, Кларисса покинула площадь, где в уютном трехэтажном доме находилось бюро по найму, и углубилась в сквер, плавно закругляющийся вместе с улицей: ей надо было где-то провести этот час ожидания.
Сейчас, в летний полдень, когда под липами стоял удушливый дремотный полумрак, в сквере было мало людей. Редкие горожане передвигались в лениво колышущихся тенях деревьев или сидели на лавочках с книгой в руках. Давно отцветшие тюльпаны сменили всесезонные анютины глазки, а фривольно раскинувшиеся на газоне кусты шиповника начинали раскрывать веера розовых и белых бутонов.
Кларисса медленно побрела по скверу в поисках свободной лавочки. В ридикюле лежала завернутая в салфетку чуть зачерствевшая булочка, которой она планировала перекусить вместо обеда.
Найдя лавочку, девушка уселась и стала медленно жевать, стараясь растянуть булочку надолго. Раскормленный голубь слетел с ветки, вальяжно подошел к Клариссе и уставился на нее наглым взглядом. Для вида он походил около ее ног, покачивая головой, но средоточием его надежды была булочка в руках девушки.
– Тебя тут и так кормят, как на убой, – строго сказала ему Кларисса. – Смотри, какой ты жирный. А у меня это последняя еда до вечера.
Однако голубь ничего понимать не хотел, не уходил и ждал подачки. Вздохнув, Кларисса отщипнула маленький кусочек и бросила голубю. Однако глупый голубь воспринял ее замах неправильно и отлетел на безопасное расстояние. Этим воспользовался воробей, быстро выскочив из кустов и схватив вожделенную добычу. Кларисса расхохоталась, и ее настроение чуть повысилось. Потом залезла в кошелек, чтобы пересчитать свои скудные финансы, и настроение тут же снова упало.
Память сыграла с Клариссой дурную шутку: вместо одного рейма она обнаружила лишь два сирейля. Куда же делись еще три? Тут Кларисса вспомнила, что вчера утром у нее отвалился каблук на единственных летних ботинках, ей пришлось разменять рейм на пять сирейлей и отдать из них целых три сапожнику за починку каблука. Да, это был удар по планам Клариссы. Минус целых три обеда.
«Да, ты дошла до края, Кларисса, – язвительно сказала себе девушка. – Еще немного, и пойдешь на паперть с протянутой рукой». Кларисса методично изучила все отделения кошелька, но – увы! – случайно закатившихся монеток не обнаружила.
В самом маленьком кармашке лежал завернутый в материю кусочек железа – потертый сирейль с щербинкой на ребре. Кларисса развернула монету и привычно повертела ее в руке.
Лицо короля Лескруба III было повернуто в профиль. На потускневшем изображении Клариссе был виден лишь нос с горбинкой, второй подбородок и отпяченные губы. Буква «е» в слове сирейль почти стерлась и казалась второй буквой «с». Только цифра «1» еще не потеряла остроту своих очертаний.
«Нет, тебя я не буду тратить», – прошептала Кларисса и зажала монету в руке. Как всегда, когда ей хотелось плакать, слезы не желали литься из глаз, а вместо этого начинало сильно щипать в носу и под веками. Кларисса превентивно пошмыгала носом и поморгала глазами. Мамина монетка лежала в ее руке теплым комочком, и от этого комочка, казалось, исходили волны нежности и грусти.
Клариссе было лет пятнадцать или шестнадцать, когда мать подарила ей эту монетку и рассказала связанную с ней историю. Юность – это время, когда путник уже давно перевалил за горы наивной веры в чудеса, и они лишь маячат позади полупрозрачными вершинами, растворяясь в голубой дымке детства. Вот и Кларисса, твердо стоя на дороге прагматизма, отнеслась к маминой истории с холодным скепсисом. Чудеса? Да откуда? Нет, маги, Королевская Магическая Академия и все такое – это, конечно, существует, пожалуйста. Но это же просто разные манипуляции с силой природы, трансформация материи и прочая научная хрень, а вот чудо, настоящее чудо в его первозданном виде разве существует? Нет, в это Кларисса не верила.
– Эту монетку мне подарила бабушка, а ей – ее мать. На самом деле неизвестно, с каких давних времен она переходит из рук в руки…
– Ну ясен перец, что уж не раньше, чем эту монету отлили на Монетном дворе в царствование Лескруба III, – хмыкнула Кларисса.
– Возможно, – спокойно согласилась мать. – Хотя кто знает, как могут меняться и подлаживаться под окружающую действительность магические предметы? – она выдержала паузу, позволив Клариссе поразмыслить над этим. – Как рассказывала мне бабушка, в этом кусочке железа заключена мощная магия.
– Какая?
– Монетку можно использовать лишь раз в жизни. Причем при таких крайних обстоятельствах, когда может помочь только чудо. И монетка способна выполнить самое заветное желание человека. Как она это сделает, что произойдет, я не знаю.
– То есть у нее можно попросить разбогатеть, и она поможет? – недоверчиво поинтересовалась Кларисса.
– Наверное. Если это и в самом деле твое сокровенное желание.
– А почему ты не использовала ее? Вспомни, как тяжело нам пришлось после смерти папы, как мы мерзли зимой, когда нам не хватало дров для печи или денег на одежду? Почему ты не попросила у нее тогда сытой жизни для нас?
Мать услышала в голосе дочери упрек и грустно улыбнулась в ответ.
– Ты забываешь, Клэрри, что монета может осуществить лишь сокровенное желание. Моим сокровенным желанием было иметь любимого мужа и чудесную девочку – дочь. И это желание у меня сбылось и без монеты.
Кларисса не нашлась, что ответить.
– Теперь я отдаю эту монету тебе, – сказала мать. – Побереги ее. Вдруг однажды ты будешь в такой ситуации, когда она тебе понадобится.
И мать вложила кругляшок в руку дочери.
Тогда монета была брошена в коробку к другим сокровищам детства и хранилась там несколько лет. Потом матери не стало, Кларисса продала старый дом и переехала в другой город. Свои детские богатства и игрушки она раздала соседским ребятишкам, и лишь монету матери зачем-то убрала в старый облезлый кошелек.
В чужом городе Кларисса постаралась новыми впечатлениями заглушить боль сердца и тоску по матери. И это ей удалось. Появился Артур, надежды на счастливую семейную жизнь. Но все снова разбилось в пух и прах. Хотя…
Казалось бы, предательство возлюбленного должно было разбить сердце Клариссы, но нет, такого она, с удивлением прислушиваясь к своим чувствам, не заметила. После выплеска вполне понятного гнева она успокоилась и заледенела. Воспоминания об Артуре теперь вызывали не боль, а чувство гадливости, смешенного с облегчением. Кларисса сама поражалась себе, какой дурочкой она была, закрывая глаза на истинную сущность этого слизняка, этого двуличного обольстителя, имеющего из положительных сторон только смазливую внешность и умение уболтать собеседника. Нет, с ее стороны тоже не было любви, было лишь физиологическое волнение в крови, наивность юности и нежелание видеть правду. А правда была в том, что Кларисса сама не знала, чего она хочет в жизни.
Девушка снова повертела в руках монетку. Верила ли Кларисса сейчас в чудо? Нет, так же, как и тогда, поверить в чудо она не была способна. Тогда чем же она рискует? В общем-то, ничем. А есть ли у нее сокровенное желание? Кроме, разумеется, желания вкусно и сытно есть, иметь крышу над головой и уверенности в завтрашнем дне. Этого Кларисса и сама не знала. В голове всколыхнулись полустертые детские воспоминания о прочитанных книжках, мечты о далеких странах, о кавалерах, шепчущих завернутым в фиолетовую вуаль ночи дамам страстные признания, обо всей этой дребедени, которой забивают себе голову маленькие девочки. Кларисса усмехнулась. О нет, в свои двадцать почти два года она была очень взрослой барышней. Очень.
Девушка повертела монетку и решилась. Летний городской шум мягко гудел где-то за спиной. Воробьи дрались в кустах из-за корки хлеба.
Кларисса наклонила голову, вспоминая слова, которые должна произнести, чтобы активировать магию монеты. Если таковая все же есть, в чем она лично сильно сомневалась. Но чем черт не шутит?
– Судьба…
Слова с трудом всплывали со дна колодца ее памяти.
– Судьба мудро… Нет, не мудро. Как же мама говорила? Судьба легко… Нет, не так. Как же? Кажется, так: судьба хитро кидает карты…
Кларисса повторила магическое заклинание уже уверенней. Потом ровно семь раз перебросила монету из одной руки в другую.
Оглянулась по сторонам: вокруг царил такой же ленивый зной. Посмотрела на монету: монета не изменилась, оставаясь таким же равнодушным к окружающей действительности кусочком железа. Кларисса с досадой вздохнула и убрала монету назад в кошелек. Кажется, магия не сработала. Если она была. Или Кларисса сделала что-то неправильно? Что ж, она попробовала. Кларисса почувствовала досаду на обманувшую ее монету. И вот зачем она столько лет хранила эту бесполезную железку? Ну, не совсем бесполезную, усмехнулась девушка.
Колебания были несвойственны Клариссе. Вскочив на ноги, девушка устремилась вдаль по скверу.
Сквер плавно закруглялся вместе с улицей, но улица закончилась тупиком, где красивые дома с треугольными крышами стояли сплошным рядом, беря в обхват маленькую уютную площадь с фонтаном. На пустынной площади было так тихо, что было слышно, как струи фонтана разбивались о поверхность воды.
Фонтан показался Клариссе заслуживающим не только внимания, но даже изумления. Скульптурная группа из двух ангелов держала кувшин, из которого в бассейн лились струи воды. Приглядевшись, Кларисса сочла, что поспешила назвать их ангелами. Лицо одного, действительно, дышало умиротворением и безмятежностью, тогда как лицо другого, не менее совершенного по красоте, поражало затаенными чувствами отнюдь не доброго характера. Коварство и мстительность, казалось, так и сочились из его слепых глаз, и Кларисса, поежившись, порадовалась тому, что искусство скульптуры не позволяет сделать статуи видящими.
На бортике фонтана сидел старик, свесивший голову на грудь и сладко посапывавший. Перед стариком стоял небольшой столик, на котором были разложены какие-то не то открытки, не то рекламные буклеты. Кларисса подошла поближе.
Среди открыток стояла тарелочка с монетами. Блестящие слауши, ниокли и сирейли лежали вперемешку. Среди них своей желтизной выделялся даже один рейм. Кларисса только тяжело вздохнула, увидев недоступное ей богатство.
– Тоже хотите ухватить фортуну за хвост? – раздался мужской голос за спиной Клариссы, и она обернулась.
Стоящий позади незнакомец был одет в дорогой серый костюм с алмазной булавкой на лацкане сюртука. В руке он держал белые перчатки и опирался на изящную тросточку, которая могла послужить не столько опорой, сколько дополнением его щегольского облика. Густые черные волосы спадали волнами на плечи и мягко блестели в свете солнца. Единственным недостатком внешности незнакомца можно было считать шрам на левой щеке. Кларисса чуть смутилась под пристальным взглядом зеленых глаз мужчины, который озирал ее с добродушной иронией, но тут же вздернула голову и приподняла бровь в знак вопроса. Вступать в общение с незнакомцем на улице она даже не подумала.
– Я имею в виду лотерею, – пояснил мужчина и указал рукой на столик.
Только сейчас Кларисса догадалась, что лежащие на столике открытки на самом деле были билетиками лотереи. «Магическая лотерея! Выигрывает каждый десятый билет! Приз может быть абсолютно любым! Самый крупный денежный выигрыш десять тысяч штильсов!» – прочитала Кларисса, взяв в руки один из билетиков.
– Десять тысяч штильсов! Это же целое состояние! – вскричала Кларисса, забыв о нежелании открывать рот. – На эти деньги можно до смерти жить припеваючи!
– Ну, это зависит от того, когда будет смерть, – возразил незнакомец.
– Но разве кто-нибудь выигрывал такие деньжищи?! – продолжала удивляться Кларисса.
– Ваш покорный слуга, – насмешливо склонил голову незнакомец и приподнял цилиндр. – Кстати, прошу прощения за неучтивость! Я забыл представиться. Барон Виллим де Чард.
– Кларисса Вальмунт, – машинально ответила девушка и склонила голову. – Вы правда выиграли такие деньги?
– Однажды, когда мои дела были столь плохи, что я не знал, не проведу ли следующую ночь на улице… – тут незнакомец с непонятным Клариссе намеком сделал паузу, – я купил один лотерейный билетик. Возможно, это был жест отчаянья. И…
– И?
– И стал богат, как легендарный король Кафриссер, который, считается, мог делать деньги из воздуха.
Кларисса посмотрела на сладко спящего старика, которому нисколько не помешали разговоры. Глянула на столик. Снова взяла в руки билетик.
«…Самый крупный денежный выигрыш десять тысяч штильсов!» – снова перечитала она. Внизу мелким шрифтом было написано: «В оплату принимаем самую дорогую монету, которая у вас есть». Кларисса задумалась. Самой крупной монетой в ее кошельке был штильс. Целый штильс. Его Кларисса планировала отдать хозяину номера в счет долга. Уплатив долг, она могла упросить его дать ей пожить еще пару дней. Нет, пожертвовать ради призрачной надежды на выигрыш большей частью ее капитала было совершенно невозможно.
Незнакомец… нет, теперь уже барон де Чард достал из кошелька сирейль и небрежно обронил его на тарелочку с монетами. Старик не проснулся, продолжая сладко посапывать, не обращая ни малейшего внимания на самообслуживающихся покупателей. Барон, не думая, взял крайний лежащий билетик, перевернул его и другой монеткой стал счищать защитный слой, нанесенный с обратной стороны. Кларисса скосила глаза с любопытством.
– Ну вот, ничего интересного, – со вздохом произнес барон.
– Что у вас там? – не удержалась Кларисса.
Барон с обиженным лицом протянул Клариссе билетик. «Три процента акций Западно-Восточных Железных Дорог». У Клариссы непроизвольно открылся рот в изумлении. Три процента! Акций! Человеку, который и так купается в деньгах?!
– И вот за каким шутом они мне нужны? – поинтересовался барон. – Впрочем, пусть будут. Кстати, я бы на вашем месте тоже рискнул.
Кларисса в раздумье зажала костяшку пальца зубами. Нет, тратить целый штильс!.. Неожиданная мысль пришла ей в голову. В условиях же указана «самая дорогая монета, которая у вас есть»? Но разве не волшебный сирейль, полученный от матери, был для Клариссы самой дорогой монетой? Сердце кольнуло болью при мысли о расставании с ним. Но Кларисса привычно сжала эту боль железной рукой. Ведь воспоминания о маме навсегда будут с ней. Дело же не в этом железном кругляшке! И торопливо, чтобы не передумать, девушка достала замотанную в ткань монетку. Полюбовалась на прощанье и уверенно бросила сирейль на тарелочку, где профиль Лескруба III замешался среди других, не менее королевских профилей. Рука Клариссы чуть дрогнула при выборе билета. Вытащив еще одну монетку, Кларисса принялась по примеру барона, который благодушно, но внимательно наблюдал за ней, счищать защитный слой. Показались буквы. Кларисса заработала активней.
– Да вы издеваетесь! – пробормотала Кларисса, прочитав свой выигрыш: «Билет третьего класса на поезд из Вайтбурга до Груембьерра. Дата и время на ваше усмотрение».
– Позвольте полюбопытствовать? – сказал барон и протянул руку, в которую Кларисса без колебания вложила билетик.
– М-да. Третий класс. Ну, может, еще и пригодится, – снисходительно бросил барон, возвращая билет Клариссе. – Что ж, нисса Вальмунт, было приятно познакомиться.
Мужчина приподнял цилиндр в знак прощания и неспешно зашагал в сторону сквера.
– Лучше бы обед в ресторане выиграла, – пробормотала огорченная Кларисса, убирая билет в ридикюль. В глазах зачесалось, но девушка лишь сурово поджала губы, наблюдая за уходящим мужчиной.
Барон что-то достал из кармана, и на мостовую упал, блеснув на солнце металлическим блеском, какой-то предмет. Клариссе даже послышался звон удара о булыжники. Подхватив ридикюль, девушка устремилась на то место, куда должен был упасть потерянный предмет. Нашла она его сразу же. Впрочем, его невозможно было не заметить. Кларисса подняла золотой кругляшок, вгляделась в него и в изумлении отрыла рот. В руках у нее лежал целый цезарент.
Сомнений быть не могло. Желтое золото монеты по краю обрамляло зеленое золото. Королевский профиль гордо взмывал вверх горбоносое лицо, а внизу шла надпись: «Цезарент. Отлито на Королевском монетном дворе».
Цезарент! Легендарная монета, которую Кларисса увидела вживую впервые жизни. Это же целых… целых сто штильсов! На эти деньги Кларисса могла бы безбедно прожить два, а то и три месяца! Какой соблазн! Кларисса поколебалась. Было совершенно очевидно, что барон вряд ли придавал цезаренту большое значение, иначе тот бы не валялся у него в кармане и не был бы вытряхнут вот так запросто на мостовую, как ненужный мусор. И разве кто-нибудь видел, как Кларисса брала монету? Девушка оглянулась. Если не считать крепко спящего около фонтана старичка, площадь была безлюдна. Соблазн был велик. Кларисса снова закусила костяшку пальца зубами. Она дала себе возможность помечтать о безбедной жизни еще пару секунд, а потом устремилась вслед за бароном.
– Барон! Барон! Вы обронили!
Барон де Чард был от Клариссы уже в добрых двух десятках ярдов, когда запыхавшаяся девушка его догнала.
– Вот! Это ваше! Вы обронили! – сказала Кларисса, протягивая золотую монету.
– Разве? – равнодушно пожимая плечами, спросил барон, и Клариссу затопила досада. – Возможно. Но если бы вы мне не вернули цезарент, поверьте мне, мои житницы от этого бы не оскудели.
– Чужого не беру, – буркнула Кларисса, глядя, как барон небрежно бросает монету в карман.
– Да? Если честно, я бы не посчитал себя обязанным бегать за каждым ротозеем и возвращать ему его добро, если он с ним так небрежно обращается. – усмехнулся мужчина, пронзая Клариссу своими зелеными глазами. – Я бы преспокойно положил монету себе в карман.
– Ну тогда и подарите мне эту монету, – покраснев, брякнула Кларисса. – Раз она вам абсолютно не нужна, – добавила она язвительно.
– Нет, так дело не пойдет! – рассмеялся барон. – Надо было оставить монету себе, нисса Вальмунт, а благотворительностью я не занимаюсь. Впрочем… Пожалуй, надо поощрить подобное благородство, – сказал барон, делая вид, что задумался. Он покопался в кармане, рождая этим надежды в душе девушки, и наконец достал… всего лишь визитную карточку, которую тут же передал в руки девушке. – Если вам потребуется помощь, юная нисса, помните, что вы всегда можете обратиться ко мне.
– Благодарю вас, – чопорно сказала Кларисса, кладя карточку в кошелек и испытывая страшное разочарование.
Уже через секунду барон зашагал прочь, а девушка поплелась назад в бюро по найму, ругая себя за то, что лишилась целого обеда. А уж про цезарент она просто запретила себе думать. Просто не думай, Кларисса! – скомандовала она своей поскуливающей памяти.
Назад Кларисса не оглядывалась. А если бы оглянулась, то удивилась. Потому что никакого фонтана и никакого старичка она бы не увидела. Раскаленная на солнце каменная площадь, зажатая полукругом домов, была абсолютно пуста, и только ветер гонял по голой брусчатке какой-то яркий бумажный комочек.
Вокзал встретил Клариссу шипением паровозов, протяжными гудками, толчеей и суматохой. Кларисса вдохнула воздух, пахнущий коксом, недорогими обедами и плохо мытым полом, и ее сердце забилось. На вокзале в ней всегда всплывало давно забытое тяготение к перемене мест и к странствиям.
То, что Кларисса оказалась вечером на вокзале, ей самой казалось делом удивительным, практически чудом, если бы она была все же склонна верить в чудеса.
Когда Кларисса в назначенное время без очереди прошла к даме-распорядительнице под строем возмущенных взглядов девушек в коридоре, та встретила ее нетерпеливым жестом.
– Есть вариант, нисса Вальмунт, но не знаю, подойдет ли он вам…
– Подойдет! – твердо кивнула головой Кларисса, которую от ночевки на улице и голодной смерти отделяло буквально несколько сирейлей.
– Вам повезло. Тут требуется секретарь с умением печатать.
«Даже если бы потребовался секретарь с умением стоять на голове или шевелить ушами, я бы и то согласилась», – мрачно подумала Кларисса и уточнила:
– Это не Вайтбург?
– К сожалению, нет. Это маленький городок под названием… под названием… Гру-ем-бьерр… Боже, какое ужасное название!
«Я сейчас готова пережить любое название, будь оно хоть Задобабуинск или Кукасмаково», – простонала про себя Кларисса, и, видимо, эта мысль так ясно отпечаталась на ее лице, что распорядительница принялась ее утешать:
– Я думаю, что этот Гру… Гра… короче, это милый уютный городок, где вам все понравится. Обязательно должно понравиться.
– Угу, – согласилась с ней Кларисса.
«Захолустная дыра, где нельзя пройти по улице, не наступив на козий горошек. И где главным событием года становится ухаживание местного парикмахера за старой девой магографисткой. Знаю, плавали». Информация все больше и больше погружала ее в уныние.
– Вам повезло, потому что, на самом деле, жить вы будете не в городе, а в предместье.
– Что за вакансия? – с трудом сдерживая свои чувства, поинтересовалась Кларисса. В ее голове уже всплыла отдаленная ферма с туалетом на улице и мытьем в теплое время года в местной речушке.
– Дело в том, что известный путешественник Уильям Кернс нуждается в секретаре, который поможет ему разобрать заметки о путешествии и подготовить книгу к изданию. А остановился он у своей сестры и ее мужа в их загородном доме. Но зарплата довольно высока. Это связано, во-первых, со срочностью, а во-вторых, с непродолжительным сроком службы.
– Неделя? Месяц?
Кларисса не ожидала уже ничего хорошего от этой вакансии.
– Секретарь требуется только на полгода.
– Ничего. Хотя бы на полгода, – выдохнула Кларисса.
– Ну и прекрасно, – заулыбалась дама-распорядительница. – Оплату проезда вам компенсируют на месте. Вы ведь сможете сами купить себе билет?
– Хм.
Но у нее же есть билет, разве нет? Который Кларисса выиграла в лотерею? Может, есть шанс, получив выигрыш в кассе, обменять потом билет на другой? В другой город?
Кларисса залезла в ридикюль и покопалась в нем. Развернув лотерейный билет, она прочитала и остолбенела: «Билет третьего класса на поезд из Вайтбурга до Груембьерра. Дата и время на ваше усмотрение».
– С вами все в порядке? – увидев, как побледнела Кларисса, поинтересовалась сердобольная дама-распорядительница.
– Абсолютно. Я беру эту вакансию. Выезжаю сегодня. Магографируйте моему нанимателю! – защелкнув ридикюль, твердо произнесла Кларисса.
Через десять минут она уже выходила из бюро по найму.
Совпадение сильно ударило по ее скептицизму: выигранный полчаса назад билет был именно до того города, где находился Клариссин будущий работодатель. Неужели сработала магия монеты? Тогда во что бы то ни стало Кларисса должна добраться до этого Гру… Гри… тьфу! этой географической точки на карте. И Кларисса торопливо зашагала домой для подготовки к отъезду.
Выехать из номера Клариссе удалось только после полной оплаты. Хозяин номеров содрал с нее еще за один день проживания. И теперь Кларисса была так же бедна, как церковная мышь, если не беднее. Поев впрок в недорогом кафетерии на последние деньги, она входила под своды вокзала с практически пустым кошельком, где болтались пара ниоклей, и небольшим чемоданом, где умещалось все ее скромное имущество. Однако сытый желудок и странное совпадение выигранного билета и вакансии в том же городе придавали ей уверенности. Кларисса даже заколебалась на секунду, не бросить ли последние никчемные монетки в шляпу нищего, но экономность победила.
– У меня тут выигрыш, – твердо сказала Кларисса, протягивая в кассе лотерейный билетик.
Сердце девушки замирало при мысли, что ответом будет издевательский смех или сожаление о том, что легковерную дурочку обвели вокруг пальца мошенники. Однако кассир с полной серьезностью изучил бумажку, кивнул головой и поинтересовался, на какой поезд нисса хочет приобрести билет.
– На ближайшей! – выдохнула девушка.
«Пусть только этот ближайший поезд будет не через неделю!» – взмолилась Кларисса всем известным и неизвестным ей богам.
Через несколько минут она уже отходила от кассы, держа в руке прекрасный билет, на котором зеленым по желтому было написано время отправления и перрон. До прибытия состава было еще достаточно времени, но Кларисса решила ожидать его на платформе, чтобы уж точно не упустить свой шанс попасть на заветный поезд до Гри… Гре… тьфу! короче, до пункта назначения.
На перроне было людно. С одной стороны платформы, натужно пыхтя и обдавая всех клубами серого дыма, отходил поезд в Климтдейл. С другой стороны стоял поезд, отправляющийся в Эстайбург. Очередь пассажиров деловито шуршала перед входами в вагоны, где билетеры в белых перчатках проверяли билеты перед посадкой в поезд.
Кларисса, стоящая чуть в стороне от бурлящего потока, уже в который раз сверяла данные. Нет, все правильно, поезд будет подан именно на эту платформу «В» и отправится в сторону Гру… нужного Клариссе направления через сорок минут. Девушка уже хотела убрать билет в ридикюль, когда почувствовала сильный удар под руку. Пробегающий мимо мальчишка врезался в Клариссу с такой силой, что она выронила ридикюль и едва не рухнула наземь сама. Билет, выбитый из ее руки, закружился в воздухе. Его потянуло ветром вверх. Ах! Бумажка вертко покрутилась над движущимся составом и пропала куда-то в сером дыме, утянутая за собой поездом.
Это произошло так быстро, что Кларисса сразу не успела осознать всего ужаса катастрофы. Она только стояла с беспомощно раскрытым ртом, глядя на удаляющийся и уносящий вдаль ее билет поезд и убегающего, расталкивая толпу, мальчишку, который даже не подумал извиниться.
В глазах так сильно защипало, что лицо Клариссы искривилось от боли. Нет! Нет же, черт тебя побери! Почему?! Да что же это такое?! Черт! Черт! Это был шах и мат всем планам Клариссы! Денег на новый билет у нее не было.
– Ваш ридикюль, – услышала она чей-то голос и повернулась в ту сторону.
Рядом с ней стоял молодой человек в одежде служащего богатой конторы и протягивал Клариссе ее сумку. В голубых глазах юноши, увеличенных огромными очками, плескалось сочувствие.
– До чего же сейчас невоспитанные дети пошли, – осуждающе заметил молодой человек и поднял опрокинутый чемодан девушки. – И куда только смотрят их родители?
– Благодарю вас, – дрожащим голосом сказала Кларисса, мертвой рукой принимая ридикюль.
– Вы выглядите очень расстроенной, – заметил молодой человек, нахмурившись. – Я понимаю, что это совершенно неприлично, но могу я узнать, не нужна ли вам помощь?
Только не плакать! Черт! Только не плакать! Кларисса отвернулась от молодого человека, крепко зажмурила глаза и зажала костяшку пальца зубами. Только не расплакаться! Она же боец! Она же умница! Она обязательно что-нибудь придумает! Она победит!
Как обычно, терапия подействовала, и Кларисса смогла взять себя в руки.
– Не знаю, какую помощь вы можете мне оказать, – искренне сказала девушка. – Только что я потеряла последнюю надежду получить работу.
– Вы ищете работу? – почему-то радостно воскликнул молодой человек. – А какую работу?
– Я профессиональный секретарь, – отчеканила Кларисса. – Печатаю более двухсот знаков в минуту. Знание иностранных языков. Умение работать с документацией. Сопровождение…
– Какое совпадение! – невежливо перебил Клариссу молодой человек. – Просто чертовское совпадение!
– Совпадение чего с чем? – резонно полюбопытствовала Кларисса.
– Вы не поверите, нисса…
– Вальмунт.
– Георг ван Цельк к вашим услугам. Вы не поверите, нисса Вальмунт, но мой работодатель совершенно неожиданно оказался сегодня без секретаря. Дело в том, что он частенько совершает путешествия по стране, и ему просто необходим секретарь для сопровождения. А нисса, которая служила ему до нынешнего дня, внезапно отказалась от места в связи с помолвкой. Несколько скоропалительное решение, на мой взгляд, но…
И Георг развел руками с оттенком осуждения. Кларисса хмыкнула, решив оставить свое мнение при себе.
– И?..
– И моему патрону срочно требуется секретарь, которого я должен достать хоть из-под земли в течение суток, поскольку завтра барон отправляется в очередную поездку.
– Барон?
– Да, барон де Чард.
– Секундочку!
Покопавшись в ридикюле, Кларисса извлекла из кармана карточку, данную ей утром в сквере, и вгляделась в нее. Красивый вензель, представляющий переплетенных между собой змей, обрамлял имя: «Барон Виллим де Чард».
– Этот барон? – спросила Кларисса, передавая карточку в руки Георга.
– Этот, – с благоговением сказал молодой человек и вернул карточку Клариссе. Уважения в его взгляде значительно прибавилось.
– Но почему вы уверены, что он предоставит мне эту вакансию?
– Но как можно?! Разумеется!
– И на чем же основана ваша уверенность? – язвительно спросила Кларисса. – У меня это написано на лбу? Я полагаю, что вокруг данной вакансии должен быть ажиотаж. Я полагаю, что девушки будут драться за нее. Я полагаю, что…
– Да, разумеется, надо будет пройти собеседование, – нехотя согласился Георг, – но я замолвлю за вас словечко. К тому же я еще не успел подать заявку в бюро найма, так что у вас есть преимущество.
– А почему вы думаете, что я подойду вашему патрону?
– Ну-у… Барон описывал мне примерно похожую на вас персону. Так что считайте, что жалование в шестьдесят штильсов у вас в кармане.
– Сколько? – не веря своим ушам, переспросила Кларисса: это жалование как минимум в два раза превышало ее самое смелое ожидание.
– Шестьдесят штильсов. Для начала, – самодовольно подтвердил Георг. – Едем?
И он взялся за ручку чемодана Клариссы.
– Поставьте-ка мой чемоданчик на место, – осадила его девушка.
– Зачем? – не понял Георг, прочем, не выпуская из рук чужой багаж.
– Затем, что я никуда не поеду.
– Как? – в глазах Георга отразилось искреннее непонимание. – Вы отказываетесь от такого волшебного шанса?
Кларисса хмыкнула. Нет, предложение было, конечно, заманчивым. Даже очень. Но в этом-то и таилась причина ее сомнений. Предложение было слишком заманчивым. Слишком. Для нее. А Кларисса умела объективно оценивать свои сильные и слабые стороны. Обладая достаточно невзрачной внешностью, она понимала, что мужчина не способен увлечься ею с первых минут знакомства. Рекомендаций у нее нет. Она не смогла разжиться хоть сколько бы стоящей работой за целый месяц жизни в Вайтбурге, проигрывая своим конкуренткам по внешности, молодости и личному обаянию. Да и некий налет провинциальности тоже не добавлял Клариссе очков. А тут такое роскошное предложение! К тому же, если уж честно говорить, девушку смущала фигура самого работодателя. Нет, разумеется, Кларисса готова была работать сейчас хоть на кого угодно: недаром же она тащилась в какую-то захолустную дыру. Но вот вся непрезентабельность работы в этом Гру… Грю… тьфу!.. как раз и говорила о том, что это место предназначено для нее, Клариссы, вечной неудачницы и бледной моли. А такое блестящее место, как работа у самого барона, не для нее. Однозначно.
С другой стороны, совпадение было странным.
– Скажите, нисс ван Цельк…
– Да?
– А когда бывшая секретарь нисса барона оставила свое место?
Кларисса увидела, как глаза молодого человека забегали по сторонам. Потом он поднял их к небу, как будто задумавшись.
– А это так важно?
– Нет, не очень. Но тем не менее, – Кларисса послала молодому человеку самую милую улыбку, бывшую в ее арсенале. Улыбка преобразила лицо девушки, убавив годы и прибавив миловидности. – Когда барон дал вам задание искать новую претендентку? Не в эту же минуту.
– Не в эту, – нехотя согласился Георг. – Кажется, утром. Да, точно. Утром нисса секретарь сообщила о своем уходе, и нисс барон попросил меня начать поиск…
Кларисса улыбнулась еще шире.
– И вы сразу же не сообщили в бюро по найму? Несмотря на то, что секретаря надо найти срочно?
Глаза молодого человека снова забегали.
– Видите ли… я забегался… Весь день по поручениям нисса барона… То туда, то сюда. Как раз собирался, но тут такой счастливый случай… Право, не можете же вы упустить его?
– Могу. Упускаю. А вы отпускаете мой чемодан.
– Но это же глупость! Совершенная глупость! – возмутился Георг. – Вам предлагают такое, а вы отказываетесь?
– Решительно и бесповоротно, – отрезала теперь абсолютно убежденная в правильности своего выбора Кларисса.
Ведь днем, когда она столкнулась с бароном в сквере, тот даже не подумал предложить ей эту вакансию. Говорили ли они об этом? Этого Кларисса припомнить не могла. Но в любом случае, она явно не пришлась барону по душе. И он тоже ей не пришелся по душе. Было в нем что-то такое, такое… что, скажем, настораживало. А своей интуиции Кларисса привыкла верить. Даже когда она принимала ухаживания Артура, интуиция кричала ей о том, что она ошибается. Да чего скрывать: интуиция орала дурниной ей прямо в ухо. Но Кларисса упрямо отмахивалась от нее тапком. И каков результат? Вот! Больше такой ошибки Кларисса не сделает.
И девушка решительно схватилась за ручку своего чемодана, которую молодой человек и не подумал отпустить.
– Отдайте чемодан! – прошипела Кларисса и рванула чемодан к себе.
– Вы делаете глупость! – очкастый молодой человек рванул чемодан в свою сторону.
– Чемодан!
– Да одумайтесь же!
– Отпустите!
– Нисса Вальмунт!
– Вам помочь, нисса? – вдруг раздался рядом суровый мужской голос, и борцы за багаж одновременно оглянулись.
В двух шагах стоял молодой человек в плаще, накинутом на серый костюм. Его пепельного цвета волосы стояли копной над веснушчатым лицом. Серые глаза встревоженно глядели на девушку.
– Нет, мне не нужны помощники! Никакие! – отрезала Кларисса, резко вырывая чемодан из рук своего противника.
Она подхватила багаж и решительно зашагала прочь от обоих молодых людей. Нет, с нее сегодня хватит новых знакомств. Все, что ей сейчас было нужно, – это обдумать в тишине, что делать дальше.
– Дура! – услышала она сзади шипение Георга.
Кларисса повернулась, смерила злобно глядящего на нее очкарика с ног до головы, хмыкнула, но не стала опускаться до ответа.
Пепельный блондин в плаще пожал плечами и тоже удалился. Поле боя осталось за Клариссой.
Теперь, отойдя на безопасное расстояние от навязчивого очкарика, Кларисса еще раз поздравила себя с тем, что сделала правильный выбор. От недавнего инцидента остался неприятный осадок, однако очень скоро мысль о странном молодом человеке вытеснили мысли о насущной проблеме, а именно о том, как попасть на нужный ей поезд.
Кларисса задумалась. Стрелки вокзальных часов, бегущие наперегонки, подстегивали ее. В кризисной ситуации мысли Клариссы всегда прояснялись, и лучшие варианты решения проблемы выкристаллизовывались из аморфной массы предположений.
Девушка резко развернулась и, волоча за собой чемодан, пошла назад по перрону, внимательно оглядывая замусоренный пол и урны. Она нашла то, что искала, почти сразу. Желтая бумажка лежала прямо под урной, куда ее явно не добросили. «Да чтобы на вокзале да не найти использованного билета», – пожала плечами Кларисса и, сделав вид, что поправляет ботинок, подобрала бумажку.
Минутная стрелка стремительно бежала по кругу, подгоняя медлительную часовую и не теряющую ни секунды даром Клариссу. Девушка увидела, как издалека к платформе движется новый локомотив, догадалась, что это ее поезд, и прибавила шаг. Однако побежала Кларисса совсем в другую сторону.
Небольшой привокзальный ресторанчик не отличался особым разнообразием блюд, но зато стоили они там, как изысканный ужин в самом фешенебельном столичном ресторане. Впрочем, сейчас Клариссе было не до дегустации блюд и, уж тем более, не до их цен. Поманив пальцем замученную работой официантку, Кларисса вступила с ней в секретные переговоры, которые вскорости увенчались успехом: официантка осталась с ниоклем в кармане, а Кларисса с разрезанной на кусочки сырой луковицей. Теперь дело оставалось за малым: Клариссе предстояло блеснуть в новой театральной роли, а именно в амплуа девы в беде.
Когда до отправления поезда оставалось не более десяти минут, очередь, стоящая на посадку, увидела бестолково суетящуюся и озирающуюся по сторонам юную ниссу. Нисса волокла за собой чемодан, в другой руке у нее был объемный ридикюль и платок, который она ежесекундно прикладывала к глазам. Лицо ниссы было искривлено гримасой страдания, и по нему текли слезы размером с мелкую монету. Нисса громко всхлипывала и размахивала желтым билетиком на посадку.
– Это поезд на Груембьерр? Мне нужен поезд до Груембьерра, – доверчиво объясняла она всем прохожим. Стоящие в очереди пассажиры, преисполнившись сочувствия, тут же указали ей нужное направление, помогли донести чемодан, а несколько голосов тут же спросили девушку о причине слез.
– Ах, не спрашивайте! – страдальчески махнула рукой юная нисса, прижала платок к лицу, и новая порция слез оросила щеки страдалицы. – Просто моя мама! Ах, моя бедная матушка! Батюшка дал магограмму! Ах, ах и ах! Я поспешила на вокзал и взяла билет на ближайший поезд. Но нет! Я чувствую, что не успею. Моя матушка так плоха! Батюшка сказал мне лететь домой, не теряя ни секунды! Неужели я не успею поцеловать руки моей дорогой, прежде чем безжалостный рок вырвет ее у меня?
Нисса закрыла лицо платком, и из-за него тут же раздались берущие за душу всхлипы.
– Какой ужас! – сказала старушка с седыми высокими буклями, увенчанными маленькой шляпкой с вуалью. Старушка встала в очередь прямо за Клариссой и запричитала. – Бедная девочка! Какое несчастье!
Вокруг раздались сочувственные возгласы и пожелания здоровья матушке юной ниссы. Бедняжка, заливаясь слезами, кивала и всхлипывала, украдкой поглядывая поверх платка.
Когда очередь дошла до страдалицы, произошел досадный инцидент. Прячущая лицо в платок девушка шагнула вперед, протягивая заранее приготовленный билет, но споткнулась о собственный же чемодан. Падение было быстрым, и ни один из стоящих рядом ниссов не успел даже пошевелиться, не то что предотвратить его. Упав на платформу, юная нисса испуганно вскрикнула, желтый билетик вылетел из ее руки и, на секунду мелькнув перед глазами зрителей, провалился в щель между краем платформы и поездом.
Нисса, подняться которой тут же помогли десятки сочувственных рук, горестно запричитала и начала заламывать руки.
– Моя матушка! Мой билет! Мой папенька! Я не могу пропустить этот поезд! Я не успею добежать до кассы и купить новый. Боже, что делать! Я сейчас упаду в обморок!
Старушке в очереди из-за сочувственных переживаний стало дурно.
Растерянный билетер не знал, что делать и кого подхватывать первого.
– У меня был билет! – вопила нисса. – Вы же все видели!
Она оглядела окружающих полными слез глазами. Полные сочувствия пассажиры хором подтвердили слова ниссы.
– Бедное дитя! – вскинулась сердобольная старушка с буклями, придя в чувство. – Вы должны пропустить ее в поезд, – и она ткнула тростью в билетера.
Окружающие тут же поддержали пожилую ниссиму.
– Что ж. Случай, и впрямь, из ряда вон выходящий, – нехотя вынужден был согласиться билетер. – Конечно, по правилам, я не должен пропускать ниссу… – Нисса тут же залилась громкими рыданиями. – Но думаю, что сделаю исключение. Контролер начнет обходить поезд только через полчаса после отправления. За это время, нисса, вам надо будет дойти до машиниста поезда и приобрести у него новый билет. В чрезвычайных случаях это допускается.
– О благодарю вас! – закричала девушка, прижимая руки к груди.
Проводник едва не подвергся опасности быть обнятым и зацелованным, но в последний момент нежная дщерь снова вспомнила о своей бедной больной матушке и со всхлипываниями проскользнула в вагон, куда вслед за ней подали ее чемодан.
– Какая трогательная любовь! Какое сердце! – назидательно произнесла старушка с буклями и погрозила пальцем пепельному блондину в плаще, который, по ее мнению, остался равнодушен к произошедшей прямо у него на глазах душераздирающей сцене. Молодой человек смутился и снова уткнулся в портмоне, в котором он копался в поисках билета.
Войдя внутрь, Кларисса прежде всего поспешила уйти как можно дальше от вагона, куда входили видевшие трогательную сцену и, соответственно, хорошо запомнившие девушку пассажиры.
«Еще не хватало всю дорогу дурочкой прикидываться, реветь белугой и в обморок брякаться, – ворчала про себя Кларисса, которая то огрызаясь, то извиняясь, прокладывала себе дорогу среди пассажиров с тяжелым багажом. – И так от лука уже глаза щиплет».
Ее целью было найти в поезде укромное место, где бы она могла спрятаться во время проверки билетов. Пройдя весь третий класс, Кларисса набрела на небольшое пустое купе. Оно размещалось в конце вагона и, видимо, по вине не слишком приятного аромата, исходящего из расположенной рядом туалетной комнаты, не пользовалось большой популярностью у пассажиров. Большинство нисс и ниссов проходили мимо, брезгливо сморщив носы, и спешили занять более комфортабельные купе. Кларисса тут же поспешила занять место у… место, презренное другими.
Пассажиры рассаживались. Был слышен грохот сидений, под которые убирали чемоданы, веселый говор знакомящихся друг с другом попутчиков, требования к пробегающему по коридору стюарду принести чай и его обещания сделать это чуть позже, после проверки билетов.
Вот раздался свисток, протяжно застонали вагоны, поезд дернулся и плавно покатил по рельсам, грохоча колесами. Сердце Клариссы радостно заколотилось. Мимо поползли серые крыши вокзала и люди, машущие вдогонку уезжающим родственникам и знакомым.
В конце проплывающей мимо платформы Кларисса, к своему удивлению, увидела недавнего знакомого в очках, который что-то выговаривал стоящему перед ним мальчишке. В мальчишке внимательная Кларисса тут же опознала сорванца, который сильно толкнул ее на перроне. «Надеюсь, этому паршивцу хорошенько накостыляют по шее от моего имени, – злорадно подумала Кларисса. – Из-за него мне пришлось изображать полную дуру. Что обо мне подумали?» Впрочем, мнение окружающих всегда не слишком сильно беспокоило Клариссу, так же как ее совесть не слишком обременял тот факт, что села она на поезд безбилетницей. Но радоваться было рано: ей еще грозило разоблачение от контролера.
Делая вид, что она прощается с бегущими мимо вдаль старинными зданиями, парками и золотыми шпилями Вайтбурга, Кларисса косила глазом в коридор, выжидая подходящего момента. Разносчики деловито сновали между купе, предлагая свежие газеты, сладости, фрукты и выпечку. Колеса успокаивающе стучали, окна порой обволакивал пар паровоза. В конце вагона показалась давешняя старушка с буклями, и Кларисса, чертыхнувшись, отпрянула поглубже в купе, не желая попасться на глаза сердобольной ниссиме. Она услышала, как старушка просила какого-то нисса забросить ее саквояж на верхнюю полку, потом долго благодарила своего добровольного помощника. Кларисса облегченно вздохнула. Ее купе по-прежнему осталось в полном распоряжении девушки.
Вот на минуту коридор опустел. Не колеблясь ни секунды, Кларисса приоткрыла сиденье лавки напротив и погрузила туда свой чемодан. Сверху водрузила шляпку. Потом приоткрыла другое сиденье. Вздохнула, увидев пыльный пол, залезла туда с ногами, поджала колени к груди и, ругая всех несносных мальчишек на свете, попыталась умоститься в узком пространстве, положив голову на свой ридикюль. Потом опустила за собой сиденье. Теперь со стороны казалось, что купе было абсолютно пусто.
Лежать было страшно неудобно. Колеса скрежетали и грохотали, казалось, под самым ухом. Прямо перед носом Клариссы валялись чья-то оборванная пуговица, смятая салфетка и огрызок яблока, который девушка брезгливо отодвинула в сторону. Кларисса попыталась примоститься поудобней, но небольшое пространство не давало свободы для маневра: место под сиденьями не было предназначено для перевозки живого багажа, а неживой багаж не имеет привычки жаловаться на тесноту, пыль, жесткое ложе и огрызки яблок.
– Уважаемые ниссы, попрошу приготовить ваши билетики! – услышала Кларисса через миллион лет долгожданный голос контролера, донесшийся издалека.
С одной стороны, девушка испытала облегчение от того, что ее мучения скоро закончатся, а с другой стороны, облилась потом при мысли, что ее могут случайно найти и разоблачить как безбилетницу.
– Я, пожалуй, перейду в это купе, – раздался вдруг над Клариссой голос давешней старушки, и девушка вздрогнула. – Оно пустое, и я не буду никого стеснять. Я, знаете ли, порой похрапываю, когда задремлю. Не хочу никого фраппировать этим. Это ничего, что купе рядом с туалетной комнатой. Напротив, мне в моем возрасте она нужнее, чем другим. А запах я даже и не ощущаю. Хронический ринит, знаете ли. Так что такое соседство мне только в плюс. Благодарю вас, милый юноша, что принесли мой саквояж. Нет, под полку его убирать не надо. И наверх тоже не забрасывайте. Пусть стоит рядом со мной. Здесь достаточно для этого места. Еще раз благодарю вас.
Кларисса услышала, как кто-то тяжелый плюхнулся на сиденье над ней. Следом раздался стук приземляемого саквояжа.
Если бы Кларисса могла выругаться вслух, она бы это обязательно сделала. И от души. Однако провидение лишило ее возможности публично высказывать свои чувства, поэтому девушка лишь крепко сжала зубы и от души пожелала милейшей старушке сильного и, желательно, непрекращающегося поноса. Ну вот какой черт принес ее в Клариссино купе? Ей что, других мало? Нет, конечно, старушка не могла знать, что купе уже занято, но все же как это было некстати!
Клариссе пришло в голову, что раз старушка так ратовала за то, чтобы быть рядом с туалетной комнатой, то она планирует пользоваться ею довольно часто, и эта мысль ее несколько успокоила. Но вдруг старая калоша просидит дольше, чем они доедут до этого самого Гра… Гро… ну, в общем, до нужной Клариссе станции? При этой мысли Кларисса заскрипела зубами, благо все звуки тонули в перестуке колес.
– Ваш билетик, ниссима! – раздался голос контролера, и Кларисса тут же от страха перестала дышать.
– Будьте любезны!
Девушка услышала, как билет пробили щипцами и как старушка поблагодарила контролера. Безбилетница с надеждой ждала, когда контролер уйдет, но старушка некстати и от нечего делать пустилась в пустую болтовню.
– Ах, какая у вас трудная работа, нисс контролер! Ходить по вагонам и выискивать безбилетников.
– Да уж, и не говорите, ниссима. Вы не поверите, сколько людей пытаются проехать каждый день бесплатно. И на какие уловки они только не пускаются!
– Но где же они прячутся? В туалетных комнатах?
– Бывает, и там. Но там мы их сразу находим.
– Надо же! А что будет, если вы обнаружите такого безбилетника? Или безбилетницу?
– Потребуем оплатить проезд и штраф.
– А если он или она откажутся?
– Высаживаем на станции и передаем полиции. Пусть городские власти с ними разбираются. И, как правило, они разбираются довольно жестко.
– Ну надо же! А если я увижу безбилетника, как мне об этом сообщить?
– Просто позвоните стюарду… Видите, вот тут проволока? Дерните, и стюард подойдет к вам.
– Благодарю вас.
Обливающаяся во время этого разговора холодным потом Кларисса услышала, как контролер загремел дверьми туалетной комнаты. Затем хлопнула дверь, ведущая в следующий вагон, и девушка с облегчением выдохнула.
Но проблема осталась: как вылезти из-под лавки, если на ней сидит старушка?
– Вздремнуть, что ли? – вслух произнесла старушка. – Хотя сначала лучше выпить чая…
И Кларисса чуть не выругалась вслух.
– Хотя… Милая моя, вы не хотели бы ко мне присоединиться?
Кларисса замерла, ожидая ответ. Неужели в ее купе началось целое паломничество? Так Кларисса рисковала навеки поселиться под лавкой и бесконечно кататься на этом поезде от одной конечной станции до другой. Пока однажды кто-то из пассажиров, подняв сиденье, не обнаружит ее скрюченный скелет. Вот будет сюрприз! Кларисса истерически хихикнула и тут же прикрыла рот рукой.
– Так что насчет чая, милочка?
Кларисса прислушалась, однако ответа не последовало. Тогда старушка продолжила:
– Это я к вам обращаюсь, моя милая. Вы же не собираетесь ехать всю дорогу под лавкой, уподобившись багажу? Не самая удобная поза, вы не находите? Выходите, кроме меня, здесь никого нет.
Сиденье над Клариссой приподнялось, и девушка столкнулась глазами со старушкой, смотрящей на нее с улыбкой.
Поскольку положение тела Клариссы не способствовало светским беседам, красная как рак девушка с трудом выдавила свое занемевшее тело из багажной ловушки и села на лавку, отряхиваясь и пытаясь вытащить из волос бумажки и прочий мелкий сор. Она с подозрением покосилась на старушку, не зная, чего следует опасаться. Старушка потянула за проволоку, и у Клариссы перехватило дыхание. Пожилая ниссима кинула на взволнованную девушку ироничный взгляд, но от комментария удержалась.
– Что изволите, ниссима? – спросил пришедший через пару минут стюард.
– Будьте добры две чашечки чая, любезный, – с милой улыбкой попросила старушка. – Вам сколько кусочков сахара, милочка?
– Два, – буркнула растерянная Кларисса, у которой слегка отлегло от сердца.
– Мне один, – сказала старушка и протянула стюарду монеты.
Старушка раскрыла саквояж и достала оттуда пакет со сладкой сдобой, персики и кулек конфет.
– Угощайтесь, милочка, – радушно предложила старушка.
Кларисса положила сахар в принесенный стюардом чай и задумалась, стоит ли принимать дары своей странной попутчицы.
– Вы не стесняйтесь. Я все равно столько не съем. Не выбрасывать же, – добродушно добавила ниссима, и Кларисса, чей желудок уже успел напрочь забыть обед и требовал продолжения банкета, поддалась соблазну. Церемонно поблагодарив старушку, девушка впилась зубами в булочку. Вслед за первой булочкой пошла вторая, за ними последовали персики, а добирать пришлось конфетами. Когда стакан чая опустел, Кларисса уже почти успокоилась и настроилась на решительные переговоры с загадочной попутчицей.
– Вы специально перешли в мое купе, не так ли? – проницательно осведомилась она.
Старушка лукаво улыбнулась и кивнула головой.
– Зачем?
Старушка взяла конфету из кулька и стала медленно ее разворачивать.
– Видите ли, милочка, – неторопливо начала она. – Я так залюбовалась талантливо разыгранной сценой у вагона, что в голову мне пришла одна мысль.
– Разыгранной сценой? – с притворным возмущением спросила Кларисса.
– Ах, бросьте, моя дорогая! Передо мной вам нечего притворяться. Мы здесь одни, и обе прекрасно знаем, что билета у вас не было. Как, впрочем, и умирающей матушки. А также хватающегося за сердце батюшки и экстренной магограммы.
Кларисса сверлила взглядом старушку, не понимая, к чему та ведет.
– У меня был билет, – упрямо сказала она, но старушка лишь ехидно улыбнулась.
– Был он у вас или не был, это уже неважно. Главное, что у вас его нет сейчас.
– И что, вы сдадите меня контролеру? – с вызовом спросила Кларисса.
– Мне бы этого очень не хотелось, – покачала головой старушка. – Такая юная нисса и в полиции… За решеткой… Среди уголовников и бандитов… – и старушка зацокала языком.
Кларисса напряженно смотрела на нее, ожидая продолжения. Но старушка молчала.
– И? – не выдержала Кларисса.
– И мне, как я уже говорила, пришла в голову одна идея. Вы могли бы быть мне полезной.
– Я?
– Да, именно вы.
– И чем же?
– Дело в том, моя милая, что я еду по делу. Один мой давний знакомый, больной неизлечимой болезнью и давно уже стоящий одной ногой в могиле, попросил меня разыскать дочь своего племянника, с которым он не виделся уже много лет. Племянник, к сожалению, безвременно почил, но осталась малютка-дочь, которая воспитывалась в интернате. Вы следите за ходом истории, милочка?
– Слежу, но пока не понимаю, чем я…
– Сейчас поймете. Знакомый мой – человек одинокий, но обладающий приличным состоянием. Все свои деньги он решил отдать этой самой дочери племянника. В противном случае их пустят на благотворительность…
Кларисса пожала плечами. Она все еще не понимала, какое отношение она могла ко всему этому иметь.
– Найти дочь, – продолжила старушка, – оказалось делом невозможным. Девушка покинула интернат, не оставив никаких контактов. Найти ее через полицию или адресный стол тоже не получилось. И это очень прискорбно как для самой девушки, так и для моего знакомого, который хотел бы передать этой самой сироте наследство в размере трех тысяч штильсов.
– Трех тысяч штильсов! – вскричала Кларисса. – Да это немалое наследство!
– Оно не так уж и велико, – снисходительно обронила старушка. – Но все же обидно упускать такой лакомый кусочек. Мне тоже обещана награда в случае, если я найду эту девушку.
– Но причем тут…
– Вы и будете этой девушкой! – заявила старушка и положила руку Клариссе на колено. – Я вас нанимаю.
– Я?
– Вы!
– Но это невозможно!
– Отнюдь! Вы похожи, насколько я могу судить, на пропавшую девушку. Последняя фотография была сделала в возрасте десяти лет, а с тех пор наследница могла сколько угодно измениться. Жила она почти всю жизнь в интернате и своего отца не помнит. Вам всего лишь надо будет запомнить некоторые обстоятельства ее биографии, ну и потом убедительно сыграть роль бедной сиротки. А это у вас выходит превосходно!
И старушка со снисходительной улыбкой откинулась на спинку сиденья.
Кларисса смотрела на свою попутчицу в изумлении. Да, Кларисса сама была не без греха и сегодня совершила правонарушение, но вот такая афера… Обманывать умирающего человека… В душе поднялся протест против предлагаемой ей роли.
– А если я откажусь? – мягко поинтересовалась она.
– А вы откажетесь? Но почему? В случае успеха вы получите треть денег. В случае неуспеха ничего не потеряете.
– Кроме самоуважения, – процедила Кларисса.
Она отвернулась и посмотрела в окно. Мелькали луга с колышущейся под ветром травой, стада флегматично жующих коров, маленькие деревушки с аккуратными домишками и мальчишками, которые махали рукой проносящемуся мимо поезду. Солнце нехотя начинало клониться к горизонту, хотя до наступления сумерек было еще немало времени. Решение пришло быстро, но Кларисса медлила его произнести.
– А если я все же откажусь? – наконец тихо, но твердо повторила девушка, уже зная ответ.
Старушка взяла из кулька еще одну конфету и снова медленно начала ее разворачивать.
– Это нелогичное и странное решение, – нехотя сказала она. – Однако если вы откажетесь, мне придется позвать контролера и заявить ему, что у вас нет билета.
Кларисса опустила глаза. Она подозревала, что старушка скажет именно так, но до последнего надеялась, что ответ будет все же иным. Теперь надежды на благополучный исход у нее не осталось.
– Вызывайте контролера, – сказала девушка с горечью и отвернулась к окну.
– Ну что за глупость! – воскликнула старушка. – Как можно колебаться? Вам предлагают большие деньги. На них вы сможете не работать несколько лет! Представьте себе – несколько лет безбедной жизни. А там, глядишь, и замуж выйдете. Ну кто же от такого отказывается?
– Я отказываюсь, – твердо сказала Кларисса. – Зовите кондуктора.
– Как хотите, милочка, – со вздохом пожала плечами старушка. – Вам же хуже.
И она потянула за проволоку.
– Любезный, вы не могли бы сходить за контролером? – попросила она подошедшего стюарда. – У нас тут, кажется, объявился безбилетник.
И старушка мило подмигнула Клариссе.
– Я мигом, – сказал нахмурившийся стюард. Кларисса зажала костяшку пальца зубами и посмотрела вслед убежавшему стюарду. В коридоре у окна спиной к Клариссе стоял какой-то нисс в сером костюме и смотрел на пролетающие мимо поля. Однако Клариссе было уже безразлично, сколько человек станет свидетелем ее позора. Старушка развернула следующую конфету и принялась есть, украдкой поглядывая на нахохлившуюся Клариссу.
– Я вас слушаю, – сказал подошедший контролер.
Это был полный лысеющий мужчина в форменной одежде. Его глаза холодно перебегали с заливающейся румянцем Клариссы на старушку. Из-за его плеча вытягивал шею стюард.
– У этой ниссы, кажется, нет билета, – мило улыбаясь, проговорила старушка и кивнула на Клариссу. – У меня были на ее счет кое-какие подозрения, но теперь я почти в этом уверена.
– Ваш билет, нисса, – непреклонно сказал контролер, нацеливая на девушку взгляд.
– Он у брата, – быстро проговорила Кларисса. – Мы поссорились с братом, и я ушла из его купе. А билет остался у него.
– Что ж, – со вздохом сказал контролер, и было видно, что он ни на йоту не поверил объяснению. – Нам придется поискать вашего брата. А если его не окажется в поезде… Ну, вы сами понимаете…
– Я понимаю, – принужденно сказала Кларисса. – Будьте любезны.
Подняв сиденье, она достала чемодан, надела шляпку и вышла в коридор, бросив последний взгляд на ехидно подмигнувшую ей старушку. Кларисса шла, понурив голову. Ей давно не было так стыдно. Редкие пассажиры расступались перед нарушительницей и с любопытством смотрели вслед.
В конце коридора путь девушке преграждал молодой человек. Кларисса, которая шла от стыда не поднимая глаз, увидела лишь край сюртука и блестящие ботинки, выглядывающие из-под слегка помятых серых брюк.
– Позвольте пройти, – прошептала девушка.
Однако молодой человек почему-то и не подумал уступить ей дорогу.
– Ну сколько можно дуться! – сказал он голосом обиженного ребенка. – Я тебя ищу по всему поезду!
Кларисса в недоумении подняла голову и столкнулась взглядом с пепельным блондином. На его веснушчатом лице весело горели серые глаза.
– Хватит дуться на меня, сестренка! – сказал блондин и подмигнул Клариссе, у которой брови непроизвольно поползли вверх.
– Что такое? – спросил контролер, окидывая подозрительным взглядом молодого человека. Блондин довольно бесцеремонно взял Клариссу за плечи и чуть встряхнул ее.
Глаза Клариссы округлились и стали размером с рейм.
– Зачем ты убежала от меня, сестренка? – продолжил молодой человек и, повернувшись к контролеру, доверительно сообщил: – Сестра у меня такая обидчивая. Я слегка пошутил, а она взяла и убежала от меня. И даже оставила у меня свой билет. Дурочка, – ласково добавил блондин и нежно поцеловал Клариссу в лоб.
Кларисса покраснела от злости, но, приняв во внимание ситуацию, решила удержаться от того, чтобы дать нахалу пощечину.
– Так билет юной ниссы у вас? – поинтересовался контролер.
– Разумеется.
И блондин протянул контролеру билет – новенький, без единой проколотой дырочки. Контролер достал щипцы и сделал в билете прокол.
– Однако! – заметил он. – Так обиделись на брата, нисса, что убежали из первого класса в третий? Чудеса да и только! Больше так не делайте, пожалуйста, – сухо добавил он и передал Клариссе бумажку, которую она машинально взяла. Так же машинально поблагодарила контролера.
Молодой человек взял чемодан Клариссы и пошел по коридору, волоча его за собой. Кларисса безропотно поплелась за блондином, раздираемая тысячью вопросов. Ее чувства в данный момент колебались между желанием завизжать: «Спасите-помогите-режут-убивают!» и желанием стукнуть бесцеремонного блондина ридикюлем по голове.
Пройдя почти полсостава, блондин открыл одно из купе первого класса, забросил Клариссин чемодан на верхнюю полку и жестом пригласил девушку зайти внутрь.
Кларисса не спешила заходить, с любопытством оглядывая бархатные диванчики, занавески с пышными кисточками, большое зеркало и даже умывальник в углу – словом, все привилегированные удобства, доступные только пассажирам первого класса.
– Входите, не съем я вас, – добродушно сказал пепельный блондин и уселся на один из пустых диванчиков.
На столике перед ним в такт движению подрагивала газета и печенье, частично высыпавшееся из кулька.
Кларисса смирилась с неизбежным и осторожно присела на краешек дивана. Она сурово поджала губы и настроилась биться не на жизнь, а на смерть за свою свободу и независимость.
– Риккардо фон Рич, – представился блондин и склонил голову. – Можно просто Рик.
– Мне сегодня везет на аристократию, – холодно заметила Кларисса.
– А ваше имя, нисса?
– Кларисса. Кларисса Вальмунт. Без титула.
– Очень приятно познакомиться, – улыбнулся молодой человек, и за эту улыбку Кларисса отчасти простила ему недавнюю фамильярность, а также временно передумала бить блондина по голове ридикюлем.
– Держу пари, вы думаете, как от меня избавиться, – заметил Рик. – У вас на лице написано.
– Да-а? – подняла бровь Кларисса. – А там не написано, что перед этим я мечтала вас придушить?
– Все так серьезно? – посмурнел Рик. – Я вызываю такие кровожадные чувства? Ну простите меня за то, что я осмелился вас спасти от тюремного заключения. Отдельно прошу извинить за то, что приобнял, а затем даже поцеловал. В лоб, заметьте!
– А зачем вы вообще полезли целоваться?
– Ну как же! Нежный брат, нежная сестра, родственные чувства и все такое прочее. Для достоверности.
– А-а!
Кларисса посмотрела в окно. За окном послушно бежали леса, которые становились все вечерней и вечерней и отбрасывали на поля длинные сумрачные тени. Блондин открыл газету и отгородился ею от девушки. В молчании прошло минут пять. Рик читал газету, а Кларисса прожигала взглядом передовицу, которая закрывала от нее собеседника. Переворачивая страницу, молодой человек столкнулся глазами с девушкой и, видимо, прочитав в них непреодолимое желание убить его и спрятать труп под сиденьем, отложил газету.
– И? – мрачно спросила Кларисса, сочтя момент удобным для продолжения разговора.
– Что «и»? – решил уточнить блондин.
– Ну, когда вы мне начнете работу предлагать и все такое? Или вы осмелитесь сказать, что вам от меня ничего не нужно?
– Не осмелюсь, – спокойно подтвердил Рик и сложил газету. – Нужно. Очень даже нужно. Ради вас мне пришлось бросить важное дело и сломя голову мчаться на вокзал. Хорошо, что я успел на поезд.
– Ради меня? Сломя голову? Что за бред? – недоверчиво процедила Кларисса. – Что, вообще, за чертовщина творится со мной целый день? Какие-то бароны, полоумные очкарики, старушки, желающие сдать меня полиции!
– А-а, так и знал! Барон, разумеется, успел первым. Наш пострел везде поспел. Снимаю перед ним шляпу!
– А я так и знала, что вы из этой шайки. И что вы предложите мне? Стать наемной убийцей?
– Ну как вы могли так обо мне подумать? – покачал головой Рик. – Только посмотрите на меня, – и он указал жестом на свое лицо. – Прямой нос, чистый лоб, открытый взгляд. Внушает доверие, не так ли?
Кларисса мрачно посмотрела на молодого человека, но не стала ему говорить, что этот лоб в текущий момент больше всего внушал у нее желание стукнуть по нему.
– Ну так что? Разве я похож на человека, способного предложить девушке какую-нибудь гадость? – поинтересовался Рик.
– Не очень, – нехотя согласилась Кларисса. – Но внешность бывает обманчивой.
– Резонно.
– Тогда скажу прямо – никакой работы мне от вас не надо. И предложениями я сегодня сыта по горло. Я до первой-то вакансии никак не могу добраться. Так что воздержитесь от порывов облагодетельствовать меня по самое не хочу и оставьте свое предложение при себе. Что бы вы ни хотели мне предложить.
– Уверены?
– Абсолютно. Я твердо намерена доехать до этого треклятого Гре… Грю… Да плевать мне, как он там зовется! Еду до него, и точка! А потом добираюсь до графского особняка. Хоть пешком иду. И даже если этот Уильям Кернс предложит мне спать в собачьей конуре и даст жалованье размером в десять реймов…
– Он вам ничего не даст, – спокойно заметил Рик. – И на собачью конуру тоже не советовал бы претендовать.
– Это еще почему? – возмутилась Кларисса.
– А вот почему, – вместо объяснения протянул девушке газету Рик.
Кларисса недоверчиво посмотрела на молодого человека, потом перевела взгляд на кричащие заголовки статей.
– «Известный промышленник и банкир разорился! Жертва любви или слепого доверия?» – прочитала она.
– Ниже, – поморщился Рик.
– «Застрелился виконт де Леграс! Замешана ли тут таинственная дама полусвета?»
– Еще ниже, – с прежней гримасой сказал блондин.
– Разорился… Застрелился… – раздраженно пробурчала Кларисса. – Снарядился… Как снарядился?! Что за нелепица!
Кларисса крепко зажала газету в руке, нахмурилась и снова перечитала строчки, так поразившие ее:
«Известный путешественник Уильям Кернс снарядился в новое плаванье. Как сообщил ученый в интервью, данном нашему корреспонденту на борту корабля, его новой целью является таинственное племя, живущее в пещерах Бугристых гор. Этнолог собирается спуститься под землю, чтобы войти в самый непосредственный контакт с далеким от цивилизации народом. Корабль пришли провожать толпы поклонников знаменитости. Команда отправилась в плаванье…»
Тут голос Клариссы дрогнул.
– Это же было вчера… – почти прошептала она. В глазах нещадно зачесалось.
– Ну не расстраивайтесь так, Кларисса, – мягко сказал ей Рик.
– Для вас – нисса Вальмунт, – ледяным тоном поправила его девушка. – Значит, это все было напрасно?
– Почему напрасно? Все вело к нашей с вами встрече, – веско сказал Рик и добавил со вздохом: – И с бароном, к сожалению. Вы же сами подкинули монету.
– Монету? Какую монету? – недоумевая, переспросила Кларисса. – Подождите! Вот все это безобразие из-за того, что я загадала желание и подкинула сирейль?
– Не простой сирейль, – с намеком сказал Рик.
– Черт! – вложив в это короткое слово все переполнявшие ее эмоции, резюмировала Кларисса.
– Отнюдь, – не согласился Рик. – По крайней мере, что касается меня.
Поезд дернулся, притормаживая, и Клариссу откинуло на спинку сиденья.
– Кажется, Спитранк, если я не ошибаюсь, – заметил Рик, выглядывая в окно.
Кларисса невидящим взглядом смотрела, как замедливший движение поезд подъехал к вокзалу. «Спитранк» – прочитала она название города и погрузилась в грустные размышления. «Наверняка и магограмма из этого Гро… Гру… – девушка мысленно махнула рукой, навсегда прощаясь с городом, имеющим непроизносимое название, – была обманкой. Никакой Уильям Кернс меня не звал. Он, скорей всего, даже не подозревает о моем существовании. Это ясно как день. А кто дал магограмму? Барон? Или вот этот типчик?» Кларисса покосилась на своего попутчика.
Рик, прикрывшись занавеской, с тревогой смотрел, как одни пассажиры сходят с поезда, а другие залезают в вагоны.
«Нет, не он, – сделала вывод Кларисса, надеясь, что прийти к нему ее подтолкнуло не обаяние веснушчатого нисса. – А вот барон мог. Он же видел, что я выиграла билет до этого… ну… тьфу!» Был и еще один пугающий вариант: что все устроила сама монета, но эту версию Кларисса отложила в кладовку памяти, чтобы поразмыслить на досуге.
– Так я и знал, – напряженным тоном вдруг произнес Рик, и в его голосе было столько тревоги, что Кларисса очнулась от своих траурных мыслей и проследила за взглядом молодого человека.
Поезд тронулся. На платформе Кларисса увидела давешнюю старушку с буклями. В отличии от других пассажиров, спешащих покинуть перрон, старая ниссима стояла и провожала взглядом набирающий скорость состав. И было в ее взгляде такое неприкрытое ехидство и такая злоба, что по спине Клариссы пробежала холодная змейка.
Враз посерьезневший Рик достал с верхней полки небольшой саквояж и положил в него кулек с печеньем. Потом надел плащ.
– Уходим! – резко бросил он девушке, хватая саквояж и трость.
– Куда? – вытаращила глаза Кларисса.
– Жить хотите? – без обиняков спросил Рик.
– Хочу, – побелевшими губами прошептала Кларисса, прочитав в серых глазах блондина, что он не шутит.
– Тогда за мной! – скомандовал Рик, осторожно выглянул в коридор и сделал жест девушке следовать за ним.
– А чемодан? – жалобно пропищала Кларисса.
– Он нас задержит.
– Но там мои чулки… Блузки, юбки…
– На том свете они вам не понадобятся, – отрубил Рик и выскользнул из купе.
Всплеснув руками, Кларисса схватила свой ридикюль и поспешила нагнать молодого человека.
Рик окидывал тревожным взглядом каждый новый вагон, перед тем как войти в него, а затем молодые люди торопливо пробегали по коридору, ловко снуя между фланирующими пассажирами.
– Загородите меня, – сказал Рик, дойдя по последнего тамбура в хвосте поезда.
Он секунду покопался в замке и быстрым движением распахнул дверь, за которой из-под поезда длинной змеей выбегали рельсы.
– Что-о? – вскрикнула Кларисса и отшатнулась. – Я не собираюсь этого делать! Вы с ума сошли! Да мы же ноги переломаем! Или шею свернем!
– Скоро поезд пойдет в гору и чуть замедлит ход. Придется прыгать, Кларисса! Другого способа нет. Мы должны убраться из поезда как можно быстрее.
– Ни за что!
Кларисса посмотрела на диск солнца, почти коснувшийся края леса, на скачущие взапуски деревья, на быстро мелькающие костяшки шпал, и ей стало дурно.
– Уходите! – прошептала она и схватилась рукой за стену тамбура. – Оставьте меня! Я не смогу!
– Сможете!
Рик вдруг обнял девушку и прижался к ее губам. Его губы были твердыми и горячими. Почти теряющая сознание от страха Кларисса тут же очнулась.
– Да как вы!.. – пискнула она. Отпихнула от себя нахала: – …смеете! – и сделала то, о чем мечтала все последние полчаса: закатила блондину звонкую пощечину.
– Ну вот, – хладнокровно констатировал Рик, – вы пришли в чувство. Неважно в какое, но пришли. А теперь вы соберетесь и, когда я скомандую, выпрыгнете из поезда.
– Ни за что! – твердо сказала Кларисса и подошла поближе к порогу двери, размышляя, сколько ног она сломает при прыжке.
– Я вам помогу, – сказал Рик и попытался обнять девушку за талию.
– Грабли убери!.. те!.. – прошипела Кларисса, вспомнив босоногое детство. – Я сама.
– Даже не сомневался, нисса Вальмунт.
Поезд замедлил ход, надсадно запыхтел и окутался серым дымом, с трудом поднимаясь в гору. Рик выбросил свой саквояж из поезда на шпалы, потом заставил девушку сделать то же самое.
– Ну вот, – с раздражением констатировала Кларисса, провожая глазами медленно уплывающее от нее последнее имущество. – Теперь хочешь не хочешь, придется за ним прыгать.
– С богом! – крикнул Рик, хватая девушку за руку.
И они прыгнули.
КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ
«Любовь сладка!» – считают люди,
Но приедается и мед.
Судьба разнообразит блюдо
И горсть цикуты сыпанет.
Виконт Оттенпорт умирал тихо и незаметно, так же, как и жил в последние годы. Огромная спальня виконта, которая находилась в особняке в центре Вайтбурга, являлась классической иллюстрацией того, как может потускнеть золото без должного ухода. Огромный мраморный камин был плохо вычищен, а не далее, как два месяца назад в трубах едва не загорелась скопившаяся сажа. Причиной этого было манкирование услугами трубочиста. Мебель, сделанная из светлого палисандра у лучшего мастера Соларии, потеряла свой первоначальный цвет, давно забыв о существовании тряпок и полироли. Фарфоровые пастушки и бронзовые подсвечники на каминной полке были покрыты таким слоем пыли, что казались одетыми в серые тюлевые платья. Тюльпаны на когда-то модных обоях из тисненой кожи скорбно склонили свои головки перед лицом всеобщего упадка, а пыльные окна бросали на монументальную резную кровать с выцветшим от времени лиловым балдахином тусклый свет. Посередине кровати покоилась жалкая фигура виконта.
А ведь было, было время! Было время, когда среди этой мебели феями порхали самые знаменитые красавицы страны. Бархатные пуфы принимали на себя невесомую тяжесть чулок и пышных юбок. Пастушки любовались крохотными ножками, с которых в пылу страсти слетали золоченые туфельки, а тюльпаны на стенах краснели от… Но тс-с! Не будем выдавать тайны прошлого. В свое время виконт был о-го-го какой повеса!
Однако все это закончилось много лет назад, когда во время одной неудачной дуэли виконт получил пулю. Широкой публике осталось неизвестно, кто был зачинщиком дуэли и по какой причине стрелялись. Однако пуля, пройдя странный витиеватый путь, не задела жизненно важные органы виконта, а вошла ровно между десятым и каким-то там позвонком… впрочем, оставим подробности докторам… и превратила некогда ловкого танцора и завсегдатая светских вечеринок в недвижную развалину, наполовину парализованного больного, вынужденного всю жизнь коротать в одиночестве.
Ходили слухи, что пуля была зачарованной, и к ней приложил руку один сильный нелегальный проклятийник Соларии, который за дополнительную – и весьма высокую – плату иногда баловался черной магией. Когда нетерпение одного из обманутых мужей выросло пропорционально размеру рогов, он не пожалел денег, чтобы заполучить в свое владение заговоренную пулю. Но кто может сказать точно? Все это были лишь слухи. Одни слухи.
Теперь тусклые глаза виконта с тоской бродили по занавешенному паутиной потолку с облупившейся штукатуркой. Рядом сидел его преданный слуга и наперсник, единственный, кого сохранил виконт из своего блистательного прошлого. Этот слуга заведовал всем хозяйством и один имел право входить в спальню, чтобы ухаживать за парализованным. В ногах виконта лежали две кошки арглийской породы. Они время от времени приоткрывали свои аристократические глаза, чтобы с укором посмотреть на неожиданных гостей, которые впервые за многие годы посмели нарушить уединение больного.
– Мне нелегко рассказывать подобное…
Дребезжащий голос виконта был едва слышен, и нотариусу, ниссу Дробтону, а также его помощнику приходилось напрягать слух, чтобы расслышать рассказ, который должен был быть зафиксирован вместе с завещанием умирающего.
– …молодость и безрассудство могут послужить единственными оправданиями моих грехов. Но видит бог, что я давно уже раскаялся в содеянном и постарался загладить то зло, которое нанес когда-то и женщинам, и мужчинам. Насколько это возможно. Но один грех, самый тяжелый, я так и не искупил…
По щеке умирающего скатилась слеза, и слуга поспешил подбадривающе похлопать по испещренной старческими пятнами руке своего господина.
– …не искупил, – бодро повторил помощник нотариуса Юлиус, который писал, склонившись над низким столиком.
Его патрон укоризненно покашлял, намекая на неуместность подобного тона, и юноша покраснел. Он обмакнул перо в чернила, приготовившись записывать продолжение исповеди.
– …Совершил я это деяние в ту самую пору, когда мое внимание разрывалось между баронессой О… и виконтессой У… Как вы понимаете, я не вправе назвать имена этих уже давно отцветших красавиц… – По лицам присутствующих скользнули понимающие улыбки. – Проводя лето в Климтдейле, я свел знакомство с одной семьей: матерью и дочерью. Это были последние отпрыски некогда обширного аристократического рода. Повинуясь капризу, который влек меня к хорошенькой девушке, и скуке, которая донимала меня на курорте, я завязал с ними знакомство. Сопровождал мать и дочь на гуляния, приходил к ним в гости, словом, занимался привычным волокитством. С той лишь разницей, что бедная девушка принимала всю эту игру за чистую монету. Не буду расписывать долго все ухищрения, на которые я пускался, чтобы завоевать это невинное и доверчивое сердце. Итог был закономерен: бастион сдался, а теплые южные ночи позволили мне беспрепятственно проникать тайком в окно красавицы, чтобы срывать цветы радости…
Помощник нотариуса хрюкнул и тут же заслужил подзатыльник своего патрона. Юлиус покраснел и уткнулся носом в бумаги, так что едва не размазал этой самой выступающей часть лица написанные строки. Но виконт, погруженный в прошлое, ничего не заметил.
– …Несомненно, девушка думала, что брак увенчает наши незаконные отношения, но я… я был бессердечным эгоистом, бездумным гулякой. К тому же, как я уже говорил, в столице меня ждали страшно ревнивая баронесса О… и виконтесса У…, которая послала мне надушенное письмо, сообщая, что ее мужа, отправленного с дипломатическим поручением в Норландию, не будет в столице по меньшей мере месяца два. И я бежал…
Тут виконт всхлипнул, и было страшно слышать эти горькие старческие всхлипывания. Юлиус потрясенно замер, не зная, как реагировать. Нотариус стыдливо отвел глаза в сторону. Слуга быстро достал из тумбочки склянку и накапал больному несколько успокоительных капель в бокал с водой. Виконт выпил лекарство, полежал некоторое время в уважительном молчании своих собеседников, потом собрался с силами и продолжил.
– Да, ниссы, я бежал. Бежал, как трус, как последний мерзавец, оставляя девушку в отчаянье, а возможно, и в тягости. Около года воспоминания о моем отвратительном поступке всплывали перед моими глазами, но я глушил их в угаре светских увеселений. Я боялся, что семья девушки потребует от меня покрыть позор бедняжки. Я был готов к дуэли, на которую меня призовет какой-нибудь их дальний родственник или покровитель. Я, признаться, опасался того, что однажды найду на ступенях своего особняка подброшенное дитя. Но нет, ничего этого не случилось. Я успокоился, образ обманутой девушки изгладился у меня из памяти. Я даже не могу сказать, ниссы, как ее звали.
– А... – впервые осмелился прервать речь умирающего нотариус, – вы точно не можете вспомнить ни ее имени, ни фамилии, ни титула?
– Ни-че-го! – грустно сказал виконт. – Это было, кажется, лет с восемнадцать назад. Я так старался выбросить из памяти свой грех, что все остальное тоже безвозвратно стерлось. Могу сказать одно – девушка и ее мать были уроженцами Климтдейла. И вот еще что…
Виконт сделал знак своему слуге. Тот достал из тумбочки шкатулку и почтительно подал ее своему господину. Виконт покопался слабеющей рукой в шкатулке, пока не выудил оттуда большую подвеску, представляющую собой несколько переплетенных между собой полосок белого, желтого и красного золота, украшенных рубинами.
– Это их фамильная драгоценность, одна из парных подвесок, которую девушка подарила мне взамен моего подношения. Возможно, эта подвеска поможет найти соблазненную мной бедняжку.
– Что вы от нас хотите? – поспешил уточнить нотариус, принимая с глубоким поклоном драгоценное украшение.
– Я умираю, оставляя огромное состояние, которое я не успел растратить. Без наследника, без супруги, которой я мог бы его передать. У меня даже нет родственников, которых бы я хотел облагодетельствовать. Но я страстно желаю загладить свой грех перед той девушкой. Найдите ее. Если, конечно, она жива. Все свое имущество, за вычетом трех тысяч штильсов, которые в благодарность за верную службу остаются моему управляющему и другу… – тут старый слуга зарыдал в голос, – …я завещаю своему ребенку, если бедная девушка понесла и родила дитя. Будь то сын или дочь. Или самой девушке, если она не родила ребенка.
– А если наследники не сыщутся в установленный государством срок для передачи наследства? – деловито уточнил нотариус.
– Тогда все деньги передайте кошачьим приютам Вайтбурга, – тяжело вздохнул виконт и со стоном откинулся на подушки.
Юлиусу потребовался час, чтобы начисто переписать поведанную историю и завещание. После этого документ был заверен двумя свидетелями, подписан виконтом, магически защищен от подделки, уничтожения, потери и порчи, а затем вместе с подвеской убран в футляр, который, в свою очередь, тоже был магически опечатан ниссом Дробтоном.
Нотариус откланялся, извинившись за своего помощника, умудрившегося по дороге опрокинуть пуф и едва не наступившего на хвост еще одной арглийской кошке, и покинул скорбный дом.
Виконт лежал и глядел на пламенеющее закатом небо, которое окрашивало его лицо ярким цветом, как будто пытаясь этим заменить краски жизни, уходящие с лица умирающего. Потом старик открыл оставленную рядом с ним шкатулку и достал оттуда монету в один сирейль.
Кружок железа был достаточно потерт и потемнел от времени.
– Я хочу… – проговорил слабым голосом умирающий, сжимая монету в руке, – я хочу исправить свою ошибку… Нет, исправить ее нельзя… Искупить… Но как? Я хочу… хочу хоть чуть-чуть загладить вину, чтобы уйти с миром в душе… Пусть мои деньги достанутся наследнику или наследнице. Это мое заветное желание…
Из глаз виконта выкатилась последняя слеза, и его взгляд навеки застыл. Рука упала на одеяло, пальцы разжались. Сирейль выпал и покатился по полу, громко звеня. Профиль короля Лескруба III в последний раз мелькнул в лучах закатного солнца, прежде чем монета навсегда исчезла в щели между досками пола.
– Ты сам читал, что написал? – Юлиус покачал головой и страдающими глазами посмотрел на своего патрона – нотариуса Дробтона. – Это как можно было вместо слова «этажерка» написать «дежавю»? Вместо слова «секретер» – в одном месте «адюльтер», а в другом «сераль»? А «душеприказчик» вообще превратился в какое-то непотребство! И что получилось в итоге? «Огюст Филар завещает племяннику полированный сераль и дубовую дежавю?» Господи! У нас что – восточный халифат? Ты арафских сказок начитался, что ли, Юлиус?! Что с тобой сегодня, мой друг? Что за дежавя с тобой приключилась?
Юлиус лишь понурил повинную голову. Дежавя, которая случилась сегодня с юношей, была прелестной цветочницей, на которую он случайно натолкнулся по дороге в контору. Девушка так очаровательно краснела, так стеснительно перебирала тонкими пальчиками стебли цветов, что сердце Юлиуса расцвело совсем как пионы на лотке красавицы. Юлиусу потребовалось не менее получаса, чтобы вытянуть у прекрасной незнакомки, что она сегодня впервые вышла на улицу продавать цветы, а работает обычно в маленьком магазинчике, расположенном на углу Висельной улицы и Кривоколейного переулка. И там ее можно найти каждый день помогающей своей хозяйке.
Так что ничего удивительного не было в том, что работа полностью выскочила у Юлиуса из головы. Знаки складывались в какую угодно абракадабру, кроме тех слов, в которые они должны были сложиться согласно букве закона. «Фрахтовать» превращалось в «флиртовать», «оценить» – в «поцеловать», а иные слова, как едко подметил нисс Дробтон, могли послужить подсказками к картинкам для взрослых, которые продают в Вайтбурге из-под полы около Чертового моста. Нотариус сердился, но ничего сегодня не мог поделать со странной рассеянностью своего помощника.
Чернильные кляксы распускались перед глазами Юлиса пышными пионами. Буквы «у», «цэ» и «ща», усевшись на строке, свешивали вниз стройные ножки и весело щебетали, не давая расслышать скрипучий голос нисса Дробтона. Один раз Юлиус даже схлопотал подзатыльник от своего патрона, когда тот застал его рисующим в забывчивости сердечко прямо на первой странице судебного решения о разводе.
Эх, не будь Юлиус родным племянником нисса Дробтона и сыном его безвременно почившего брата, то уже вылетел бы пулей из нотариальной конторы «Дробтон и Дробтон»! Вместе с запретом подходить к юридическим документам ближе, чем на сто ярдов.
– Шел бы ты… сегодня домой! – в сердцах выговорил нотариус и решительно отобрал у Юлиуса все дела. – Исправь все свои серали и отдай стенографистке на печать. Или хотя нет. А то ты там такого наисправляешь-надежавишь! Иди-ка ты, Юлиус… голову проветри. Погуляй.
– Что с делом о наследстве виконта Оттенпорта? – поинтересовался устыдившийся, но воспрявший духом Юлиус. – Может, дать в газету объявление о том, что мы ищем наследников? Я прямо сейчас могу пойти в редакцию.
– И как ты себе это представляешь? – иронически поинтересовался нотариус. – Что написать? «Разыскивается ниссима или нисса, которую почивший виконт…» что?
– Чпокнул! – заржал Юлиус и тут же схлопотал еще один подзатыльник.
– Нет, мой милый, так мы растеряем всю репутацию конторы, умеющей вести деликатные дела самых аристократических семей Соларии. Это дело тонкое, его хорошенько обмозговать нужно. И иди уже, не серди меня, а то как бы я тебя сам тут, на месте не чпокнул чем-нибудь тяжелым по голове.
– Спасибо, дядюшка! – прижал руки к груди легкомысленный Юлиус и так бодро выскочил из нотариальной конторы, что вызвал этим очередной приступ раздражения у своего родственника и непосредственного начальника.
Свобода! Июньское солнце одарило свободного от юридической каторги юношу ласковой улыбкой. Нищий старик, сидящий у соседнего с конторой дома, был удостоен аж целых десяти ниоклей и возблагодарил фортуну. А Юлиус ринулся вниз по улице, стараясь изо всех сил сдерживать порывы юности в узде приличия.
Прекрасной цветочницы на прежнем месте не оказалось, но Юлиус не был обескуражен. Он прибавил шагу и отправился на поиски магазинчика, где работала девушка.
Фешенебельный и деловой центр остались позади, потянулись скромные дома среднего класса, а потом и вовсе начались рабочие кварталы. Не будь Юлиус так увлечен девушкой, вряд ли он бы счел разумным соваться в район, пользующийся славой не самого приличного места в городе. Юношу провожали фамильярными взглядами рабочие в замасленной одежде, отдыхающие у входа в свои мастерские, стоящие тут и там ниссы в достаточно фривольной одежде и праздношатающиеся молодчики с холодными глазами, режущими не хуже арглийской стали.
За пару улиц до искомого магазинчика Юлиус нагнал старушку в чепце и деревянных башмаках крестьянки, которая несла тяжело нагруженную корзинку с капустой, морковью и другими овощами. Старушка постоянно останавливалась, прижимала руку к сердцу и жалобно кряхтела. Сердобольный Юлиус, не в силах видеть немощь старости, остановился.
– Вам помочь, ниссима?
– Ой, голубчик, в самом деле? Помоги, сделай милость! Все жара эта, будь она неладна. Спасибо тебе, милок! Какой молоденький и какой хорошенький! – Юлиус смутился и молча принял охотно протянутую старушкой корзинку. – А идти тут близко, в Кривоколейный переулок. Ты уж пособи бабушке, будь лапушкой, – и старушка ловко подхватила Юлиуса под локоток.
Юлиус, услышав знакомое название, тут же согласился быть «лапушкой».
– А вы знаете там, ниссима, цветочный магазин? – спросил он у старушки.
– Конечно, знаю. Такой магазинчик хороший. На углу, недалеко.
Придя в Кривоколейный переулок, Юлиус собрался было стряхнуть с руки порядком надоевшую ему «бабушку», но та не была готова так сразу отпустить своего добровольного помощника.
– Ой, что-то сердце прихватило! – сказала старушка и прижала руку к груди. – А все жара эта, чтоб ей! Нет, в моей молодости не было такой жары в самом начале лета. Ой, хоть бы до дома дойти! И водички попить. Ты уж проводи меня до квартиры, милок! Не заберусь я на второй этаж с корзинкой-то.
Юлиус решил, что пара минут погоды не сделает, и послушно повел грузно навалившуюся на него женщину в указанный ею дом. Если бы у юноши было время подумать или если бы у Юлиуса сегодня в голове не цвели сплошные пионы, он бы обязательно обратил внимание на то, что трехэтажный дом, куда повлекла его старушка, выделялся даже на этой не самой цивильной улице своим мрачным, запущенным фасадом, заколоченными окнами и замусоренным палисадником, на котором лежали штабеля гнилых досок и ржавых железяк. Но Юлиус, хоть и заметил краем глаза эти странности, не придал им значения, а просто поспешил войти в дверь в надежде поскорей отделаться от своей ноши.
Переулок был почти безлюден, а малочисленные пешеходы спешили по своим делам. Проходящий мимо нищий отвел глаза, едва мазнув равнодушным взглядом по странной парочке: хорошо одетому юному ниссу с корзинкой капусты и деревенской старушке, входящих в дверь нежилого дома.
Лестница дома была замусорена, а вместо перил опорой для рук служила засаленная веревка, на которую Юлиус взглянул с отвращением.
– Тут рядом, – обнадежила его старушка, еще сильней повисая на руке Юлиуса. – На второй этаж, милок.
Юлиус со вздохом поднялся на второй этаж. Старушка поковырялась в замке:
– Сейчас, сейчас, милок, подожди чуть-чуть! – и отомкнула обшарпанную дверь.
– Вы уже пришли, мамаша? – раздался грубый голос, и Юлиус впервые испытал не то чтобы страх, но некое сосущее чувство под ложечкой.
Из глубины темной квартиры, заваленной обломками мебели, показался детина вида самого неприятного. Его маленькие глазки угрюмо смотрели из-под низкого лба на Юлиуса. Короткопалой рукой детина отбросил с лица прядь нечесаных волос, и Юлиус вздрогнул, увидев на щеке белое пятно – как след от ожога. Юноша вспомнил рассказы дядюшки о том, что подобные ожоги бывают у закоренелых преступников, сбежавших с каторги, которые пытаются химикатами свести магическую татуировку с щеки.
– Я, пожалуй, пойду, – робко сказал Юлиус, поставил корзинку на пол и попытался стряхнуть с себя старушку, держащую его локоть стальным обхватом.
– Да куда ж ты пойдешь, милок? – ласково пропела старушка.
Она выпустила руку юноши и вдруг сильно толкнула его в спину, так что бедняга невольно сделал кульбит через порог внутрь квартиры, пролетел еще несколько ярдов и упал бы, если бы его не подхватил детина с пятном на щеке.
– Ну здравствуй, Юлиус, – с усмешкой сказал детина.
И Юлиус услышал, как за его спиной хлопнула закрывшаяся дверь.
– Проходи, милок, – хихикнула старушка, глядя на вытаращившего глаза Юлиуса. – Будь как дома. Разговор нам предстоит долгий, а в ногах правды нет.
– Тут вы правы, мамаша, – сказал детина, достал из кармана нож и стал демонстративно начищать им ногти, поглядывая исподлобья на Юлиуса.
Если бы в другой ситуации у Юлиуса и нашлись бы возражения против такого бесцеремонного приглашения к диалогу, то сейчас ни одна мысль не родилась в голове среди стремительно вянущих пионов, а язык прилип к гортани.
– Сюда! Прошу! – издевательски поклонившись, сказал детина, и бедный Юлиус безропотно прошел в комнату.
В полутемной по случаю заколоченных окон комнате Юлиус был усажен на колченогую табуретку за старым изрезанным столом, тогда как старушка и детина уселись напротив на проваленный матрас, неровно уставленный на деревянные чурки.
– Что вам надо? – наконец осмелился пискнуть Юлиус. – Если деньги, то…
– И сколько у тебя есть? – усмехнулся детина.
Юлиус, у которого возникло робкое предположение, что все дело в простом ограблении, быстро вытащил кошелек и положил его в протянутую детиной руку. Тот убрал кошелек в карман, не глядя, но разрешения оставить негостеприимный дом и проваливать ко все чертям почему-то не дал.
– Откуда вы меня знаете? – спросил Юлиус, запоздало удивившись этому факту, тогда как он не имел ни малейшего понятия о том, кто его собеседники.
– Это, милок, неважно, – сказала старушка. Юлиус догадался, что главную скрипку в этом дуэте играет именно она, и обратил к старушке глаза, полные надежды. – Мы с тобой маленько потолкуем, и ты пойдешь дальше к своей девочке, – пропела старушка, и Юлиус окончательно осознал, что никакой ошибки нет, что эти двое следили за ним, и так просто он от них не отделается.
– О чем потолкуем? – спросил Юлиус, нервно глядя на нож, который детина принялся перекидывать из одной руки в другую. Быстрота и ловкость его жестов явно свидетельствовали о долгих годах тренировки и большом опыте в обращении с холодным оружием.
– А расскажи-ка ты нам, лапочка, что написано в завещании виконта Оттенпорта?
– В-виконта? – ошарашенно переспросил Юлиус.
– У него, мамаша, кажется, со слухом проблемы, – заметил детина. – Как вы думаете, если я ему уши обрежу, он лучше будет слышать?
– Цыц! – осадила детину старушка. – Ты, милок, не запирайся, тебе же лучше будет. Ты уже понял, что мой сынок тебя без рассказа о завещании не отпустит? – Юлиус обреченно кивнул головой. – Ну так не тяни! Облегчи душу!
– А если у тебя не только со слухом, но еще и с голосовыми связками проблемы, то я и тут помогу, – пообещал детина. – Могу их тебе хоть подрезать, хоть фигурно вырезать.
И детина для пущей доходчивости пару раз черканул ножом у своей шеи, показывая, как именно будет происходить операция на Юлиусовом горле. Юлиус сглотнул и задрожал.
Через десять минут он уже заканчивал свой рассказ, который получился достаточно сумбурным и скомканным. Однако слушатели остались вполне довольны ораторским мастерством юноши.
– Подвеска, говоришь? – посерьезнела старушка. – Помнишь, как она выглядела?
Юлиус, даже если бы хотел отказаться, не посмел это сделать, как завороженный, глядя на блестящий нож. Он кивнул, и ему тут же подсунули под нос клочок бумаги и карандаш с требованием нарисовать украшение по памяти. А для стимулирования художественного таланта детина стал метать нож в столешницу, заставляя Юлиуса каждый раз подпрыгивать и обливаться холодным потом.
– Кажется, вот такой был, – робко сказал Юлиус, протягивая бумажку. – Я все рассказал. Отпустите меня!
– Обязательно! – пообещала старушка, разглядывая бумажку. – Ты хорошо плаваешь?
– Как топор, – честно признался юноша.
Старушка переглянулась с детиной.
– Руки за спину! – скомандовал детина, приставляя нож к горлу Юлиуса.
– З-зачем? – прошептал бедняга, но уже через секунду старушка крепко связала руки юноши за спиной.
Детина вытащил из кармана какую-то грязную тряпку и засунул в рот Юлиусу, как тот не отбивался.
– Надоело твое з-заикание, – передразнил детина.
Он повалил Юлиуса на топчан и связал юноше и ноги. Юлиус лишь смотрел широко раскрытыми глазами, в которых стояли ужас и мольба, на своих похитителей.
– Придется подождать, милок, – ласково сказала старушка и погладила Юлиуса по голове. – Я сейчас уйду. А ближе к полуночи вернусь.
И старушка удалилась, громко стуча деревянными башмаками. Юлиус с надеждой посмотрел на детину, не собирается ли уходить и тот, но детина уселся за стол и стал сноровисто втыкать нож в стол, стараясь попадать между пальцами растопыренной руки. Тук – тук – тук – тук – тук – тук! И снова тук – тук – тук – тук – тук – тук! Это продолжалось так долго, что, несмотря на нервный стресс, у Юлиуса стали закрывать глаза. А через некоторое время он погрузился в сон.
Проснулся Юлиус от того, что его тормошили.
– Ишь пригрелся! – раздался ехидный голос старушки. – Просыпайся, голубчик!
– Ничего, скоро за всю жизнь отоспится, – гоготнул детина, увиденный Юлиусом в свете фонаря, который держала в руке старушка.
Детина бесцеремонно взвалил Юлиуса на плечо и понес. Старушка шла впереди, освещая дорогу.
Выйдя из дома, она задула фонарь. И парочка направилась куда-то в ночной тиши. Крадучись, они торопливо перебегали немногочисленные отрезки улицы, освещенные редкими тусклыми фонарями. Юлиус принялся жалобно мычать в надежде привлечь внимание хоть каких-нибудь свидетелей творимого над ним произвола, но детина без обиняков сказал, что перережет ему горло, потому как нести на себе парня ему надоело, так что пусть Юлиус только подаст ему повод. И Юлиус замолчал.
Так они прошли не менее квартала, пока впереди не показался узнанный Юлиусом даже в ночи Чертов мост, место, овеянное в Вайтбурге романтикой черной магии и преступности. Юноша услышал шум реки, которая темным потоком неслась между опорами моста.
Выйдя на середину моста, детина сгрузил Юлиуса на мостовую. Преступники оглянулись по сторонам, но ни один прохожий в здравом уме и твердой памяти не осмелился бы пойти ночью на Чертов мост. Поговаривали, что свое название он получил оттого, что именно там в полночь можно было встретить самого дьявола и заключить с ним выгодную сделку – душа взамен богатства. Однако Юлиус был бы сейчас рад даже дьяволу, если бы тому приспичило именно в этот час прогуляться по мосту.
– Режь веревки! – приказала старушка детине.
– Да шут с ними! Так быстрей ко дну пойдет! – не согласился детина.
– Дурень! – прошипела старушка. – Так поймут, что ему помогли ко дну пойти. А без веревок спишут все на несчастный случай.
Юлиус снова замычал и стал отчаянно отбиваться, но тут же получил удар кулаком по голове, от которого слегка сомлел. Веревки на его руках и ногах были молниеносно перерезаны, а кляп вынут изо рта. А еще через секунду Юлиус был с силой переброшен через парапет и полетел в темную ревущую реку, которая его поглотила.
Юлиус едва успел набрать в грудь воздуха, как ушел под воду. Намокшие ботинки потянули вниз гирями. Жажда жизни и отчаянье заставили юношу изо всех сил барахтаться, пытаясь всплыть вверх. Как ни странно, это помогло, и его голова показалась над водой.
– Пом!.. – успел крикнуть юноша и снова погрузился под воду.
– Тон!.. – крикнул он, когда всплыл во второй раз.
– Мам!.. – было третьим посланием миру, раздавшимся над полуночной рекой.
Теченье стремительно уносило Юлиуса от моста, так что его убийцы если и расслышали крики бедняги, то не придали им значения.
Погружаясь в четвертый раз, Юлиус уже прощался с белым светом. В голове почему-то вскочило прочитанное или услышанное: тонущий всплывает три раза, а затем тонет уже окончательно. И Юлиус заподозрил, что остальные сентенции он сможет поведать уже только рыбам на дне. Однако, паче чаянья, он смог всплыть еще раз. Что-то долбануло Юлиуса по уху, и он машинально ухватился за эту вещь, неожиданно оказавшуюся веслом лодки.
– Сюда, дурень! – услышал Юлиус не слишком любезное предложение, но хриплый голос незнакомца показался ему в данный момент слаще, чем отрепетированная кантата ангельского хора у райских врат. Упрашивать себя Юлиус не заставил, подтянулся и намертво вцепился в борт лодки. А еще через пару минут, с помощью своего спасителя, невидимого в темноте, Юлиус смог перекинуть через борт одну ногу, а потом перевалиться внутрь.
Юлиус сидел, скрючившись, на дне лодки, дрожал и смотрел, как мимо медленно скользят черные громады домов с редкими светящимися окнами. Вдыхать речной воздух, пахнущий тиной и рыбой, казалось блаженством. Вот дома закончились, и сплошной черной полосой встал то ли лес, то ли парк.
– Надо тебе обсохнуть, парень. А то простудишься, – заметил незнакомец, причаливая к берегу.
Несмотря на июнь, ночи были еще достаточно прохладными, и промокший до нитки Юлиус дрожал как осиновый лист. Не тратя времени на споры, он вылез на берег и послушно пошел помогать незнакомцу ломать хворост для костра.
– Тебя как звать-то? – спросил незнакомец через полчаса у раздевшегося догола и завернувшегося в дерюгу Юлиуса. В другое время Юлиус побрезговал бы даже вытирать о такую тряпку ноги, но сейчас он сидел, преисполненный острой благодарности к этой ветоши, к своему спасителю и огню, дающему тепло.
– Ю-ю-л-лиус, – с трудом разжав выбивающие чечетку зубы, произнес юноша. – Сп-пасибо вам огр-р-ромное.
– На, глотни, а то и вправду заболеешь, – проворчал незнакомец.
Пламя разгоревшегося костра осветило седые космы, нищенские лохмотья и внимательные глаза, которые смотрели на Юлиуса с затаенной мыслью.
Юлиус послушно принял бутылку, которую ему протянул бродяга, поморщился от сильного сивушного запаха, но отказываться не стал, решив, что отвергать искренние дары спасителей неблагоразумно и неблагородно. Пойло разлилось по гортани, обжигая, дошло до желудка, в котором уже много часов не было ни маковой росинки, и ударило в голову. Юлиусу сначала сделалось тепло, потом легко, а затем весело. Мир стал прекрасен: в лесу, как оголтелые, драли глотку соловьи, река в лунном свете казалась заколдованным лугом, по которому мельтешили серебряные феечки. На небе было две луны. Юлиус сложил большой и указательный палец колечком и постарался найти обе луны через эту импровизированную подзорную трубу, чтобы исследовать редкое природное явление. Потом с интересом посмотрел на свою руку: пальцев на ней тоже было явно больше, чем помнил Юлиус.
– Ты как в речке-то оказался, дурень? – снисходительно бросил нищий. – Поскользнулся, что ли?
– Не-е, я не сам, – сказал Юлиус, отвлекаясь от чудес природы.
– Как это – не сам? – удивился бродяга.
– Меня туда бросили.
– Кто?
– Старушка с капустой. И ее пятнистый сын с ножичком.
– Да иди ты!
– Ага. Убить хотели.
– Да иди ты!
– А все из-за пионов, – пригорюнился Юлиус.
– Каких пионов?
Увидев неподдельный интерес к его персоне, Юлиус охотно и подробно поведал симпатичному собеседнику всю драму, начиная с первого акта, то есть с того момента, когда вышел из дома утром. Бродяга время от времени подбадривал Юлиуса восклицаниями и сочувственными ругательствами. Незаметно для себя Юлиус рассказал и про завещание виконта Оттенпорта, и про романтическую историю соблазнения некой аристократической девицы из Климтдейла, и про подвеску.
– Только ты никому! – шепотом добавил Юлиус и строго погрозил двумя… или тремя?.. указательными пальцами бродяге. – Тс-с-с! Это секрет!
– Иди ты! Да я никому! Ты что, парень?!
– Да я тебе верю! Ты же мне теперь как… как… – Юлиус не нашел подходящего слова и просто ударил себя кулаком по груди, выражая свои чувства. От удара он начал заваливаться с бревна, и бродяга едва успел его подхватить и усадить назад.
– Да неужели ты смог запомнить и даже нарисовать подвеску? – уточнил бродяга с восхищением. – Это ж какую память надо иметь! Гигант!
Юлиус гордо выпрямился.
– Да я ее хоть с закрытыми глазами нарисую! – заявил он.
– Да иди ты!
– Могу доказать! Есть бумага?
– Хм.
Бродяга покопался в своих лохмотьях и выудил блокнот и карандаш. В другой раз Юлиус бы удивился тому факту, что какой-то нищий бродяга носит у себя в кармане канцелярские принадлежности, но сейчас он был обуреваем только одним желанием – доказать правдивость своих слов.
– Сейчас! – сказал он, принял позу поустойчивей и принялся старательно водить карандашом по бумаге, несмотря на то что карандашей тоже стало почему-то много. – Вот! – с гордостью продемонстрировал он бродяге свои потуги на творчество.
– Иди ты! – уважительно сказал бродяга, рассматривая бумажку. – Талант! – Юлиус довольно заулыбался. – Еще будешь? – и бродяга протянул юноше бутылку.
Через четверть часа Юлиус счастливо похрапывал на речном песке около костра, завернутый в дерюгу. Ему снились пионы, рыбы, которые острыми ножами сами счищали с себя чешую, а также веревки, которые ползали за Юлиусом, как живые, пытаясь ухватить за ногу. Юноша дергал ногой и морщился.
– Мама! – пожаловался он во сне, пустил ниточку слюней и перевернулся на другой бок.
– Хм, маму, безусловно, жаль, – покачал головой бродяга, – но вряд ли ей грозит скорое свидание с тобой, Юлли, – нищий осторожно убрал карандашный рисунок, сделанный помощником нотариуса, и задумчиво добавил: – Значит, Климтдейл… Интересно.
– Пф-ф! И охота печатать такую чушь! – фыркнул нисс Венцель и, отложив в сторону «Столичные ведомости», раздраженно стукнул по верхушке яйца всмятку, сминая скорлупу внутрь.
– Что за чушь? – равнодушно спросила Люсицьена, переводя небесно-голубой и такой же безоблачный, как июньское небо, взгляд с цветущей магнолии за окном на… не столь приятную в эстетическом плане картину. Говоря точнее, на своего отчима, лысеющего на глазах полного мужчину с маленькими масляными глазками. Люсицьена посмотрела, как отчим ест яйцо, обильно украшая свои усы желтком, и предпочла вернуться к прежнему пейзажу.
– Да полная! – снова фыркнул нисс Венцель, так что часть яйца из его рта разлетелась по столу. – Вот послушай: «Ходят слухи, что кто-то через подставных лиц скупает кошачьи приюты в Вайтбурге». Пф-ф! Журналюги! Придумают же такое! Кому всерьез может прийти в голову такая чушь: тратить свои кровные на приюты для каких-то блохастых бездельников?
– Тому, кто любит кошек? – пожала плечами Люсицьена. Она-то кошек обожала.
– Пф-ф! – было единственным ответом нисса Венцеля.
Поедая рыбу с артишоками, он просмотрел «Столичные ведомости» от первой страницы до последнего объявления: «Предлагается награда в пятьдесят штильсов за любые сведения о бесследно пропавшем Юлиусе Дробтоне. Обращаться в нотариальную контору «Дробтон и Дробтон». Потом отложил газету и перешел к местному «Вестнику Климтдейла», который был изучен не менее внимательно, с сопутствующими комментариями и фырканьем.
– Кстати! – заметил нисс Венцель, окончив знакомство с периодикой. – Будь любезна, Люсицьена, и попроси сегодня Гертруду удвоить количество блюд к обеду.
– У нас сегодня гости? – удивилась Люсицьена: чужие люди были в доме нисса Венцеля явлением крайне редким.
– Да, к нам в дом придет граф Олларф.
– Никогда о нем не слышала.
– Я познакомился с графом вчера в клубе. Он сказал, что приехал в Климтдейл на летнюю вакацию. А так у него дом в столице.
– А нисс Креймер будет? – стараясь говорить безразличным тоном, поинтересовалась Люсицьена.
– Да, Армант тоже придет. После обеда он, как обычно, будет помогать мне с оформлением новой докладной записки.
Девушка лишь кивнула головой, но невольно порозовела.
Армант Креймер вот уже более полугода приходил к ним на обеды раз в неделю. Все это время он активно помогал своему непосредственному начальнику, ниссу Венцелю. А именно: переводил статьи, оформлял докладные записки, словом, выполнял уйму работы за своего патрона, чем тот беззастенчиво пользовался, глядя на Арманта как на даровую рабочую лошадку.
– Хорошо, папa, я все подготовлю. Мы пойдем сегодня гулять на набережную?
– Нет, извини, дорогая. Я сейчас еду в клуб, а из клуба мы с графом приедем сразу к нам домой.
Люсицьена вздохнула.
Отзавтракав, нисс Венцель распрощался с падчерицей и покинул дом. Люсицьена еще пару раз вздохнула, взяла книгу и пошла в свою комнату, окна которой тоже выходили на закрытый задний дворик с цветущей магнолией.
– Читаете, Люсси? – спросила ее, заглянув в комнату, старая служанка Гертруда.
– Заходи, Трудди, – гостеприимно сказала девушка, откладывая книгу. – Отчим велел передать, что к обеду будет какой-то граф Олларф, приехавший в Климтдейл из столицы. И ты должна проследить за тем, чтобы обед был торжественным.
– Да неужели? – удивилась Гертруда. – Гости! Вот те раз! Даю голову на отсечение, что граф – старая плешивая развалина без единого зуба, из которой песок сыпется.
– Может, отчим хочет посыпать дорожки во дворе? – хихикнула Люсьцьена. – Но почему ты так решила, Трудди? – уточнила она.
– Да разве ж он кого другого к вам подпустит? – всплеснула руками Трудди. – Держит вас взаперти. В гости вы не ездите. В дом нисс Венцель никого не приглашает. Разве что директора Департамента, но тому сто лет в обед. Ну, Армант еще ходит, но и то для работы. Гулять – не каждый день и только в сопровождении вашего отчима. А сам так и зыркает злобно по сторонам, чтобы не дай бог какой-нибудь юноша на вас глаз не положил. Даже комнату вам отвел с видом на двор, чтобы чего не случилось.
– Но зачем отчиму это надо? – кротко спросила Люсицьена.
– Да ясно зачем! – фыркнула Гертруда, почти в точности копируя хозяина. – Все денежки ваши. После смерти матушки вашей он стал опекуном и распорядителем всего капитала. А как станете вы совершеннолетней или замуж выйдете, так и конец! Придется ему отчет держать и деньги возвращать. Если еще не растратил все!
И Гертруда с гневом подбоченилась. Люсицьена грустно уронила руки на колени.
Отношения между отчимом и падчерицей не были теплыми. Нисс Венцель женился на матери Люсицьены, Амаранте Дрион, когда девочке было десять лет. Жили они до этого в Климтдейле жизнью замкнутой и одинокой. Люсицьена пару раз слышала, как мать и бабушка переговаривались о том, что общество Климтдейла закрыто для них, и вздыхали об участи Люсицьены, которой не грозил брак с юношей из приличной семьи. Причины этого девочка не знала, поэтому просто приняла на веру тот факт, что ей суждена жизнь изгоя. Еще из этих подслушанных разговоров Люсицьена почерпнула, что брак ее матери и нисса Венцеля удобен обоим. Нисс Венцель получал большое приданное, а чем брак был выгоден матери Люсицьены, девушка не разумела. Впрочем, нисс Венцель при каждом удобном случае напоминал об этом своей жене, чем немало ранил Амаранту. Люсицьена видела, что ее мать несчастна в браке, но когда заводила наедине с матерью об этом разговор, то каждый раз получала заверения в том, что нисс Венцель совершил благодеяние, женившись на одинокой женщине с ребенком. Все это так и осталось бы тайной для девушки, если бы четыре года назад черная оспа не унесла жизнь трети жителей Климтдейла, среди которых были также мать и бабушка Люсицьены.
Тогда, жестоко страдая и оплакивая дорогих ей людей, Люсицьена перебирала драгоценности и бумаги матери и нашла ее дневник. Когда-то дневник имел магическую защиту от взлома, но по прошествии времени чары ослабели, и Люсицьена смогла проникнуть в сокрытое. Тайна страданий матери открылась ей как на ладони, заставляя испытать запоздалую нежность и сочувствие к несчастной женщине, в судьбе которой было лишь два счастливых периода – короткая и бурная любовь к неизвестному соблазнителю, имя которого Амаранта не доверила даже дневнику, и любовь к дочери, плоду запретной любви.
Поэтому сейчас, когда Гертруда начала обвинять отчима в корысти, Люсицьена, хоть в душе и согласилась с ней, но не стала говорить, что даже если бы ее ввели в аристократическое общество Климтдейла, то само общество с презрением отторгло бы из себя чуждый элемент.
– Давай не будем говорить об этом, Трудди, – мягко сказала девушка служанке, которую знала с малолетства.
– Ох нисса! – покачала головой Гертруда и погладила искривленными артритом пальцами плечо своей госпожи и подопечной. – Сердце у меня болит за вас. Сначала оно кровью обливалось из-за Амаранты, а теперь из-за вас.
– Не будем об этом, Трудди! – уже тверже сказала девушка, и служанка послушно закивала головой.
– Да я зачем пришла-то? – спохватилась она. – Странность вам хотела рассказать.
– Какую странность?
– А вот помните ту подвеску, которую вам матушка передала незадолго до смерти? – Люсицьена кивнула. – Так горничная рассказала, что поймал ее на улице торговец. Из какого-то ювелирного дома. Важный такой господин. Визитную карточку этой дурехе дал и денег. И сказал, что по поручению своего клиента разыскивает украшение. Якобы, заказ у него такой. И рисунок украшения показал на бумажке.
– И что? – спросила заинтересованная Люсицьена.
– Ну, горничная ляпнула, что такое у ниссы видела, у вас то бишь. Так это та подвеска и была!
– Странно. Прямо такая же?
– Горничная говорит, что точь-в-точь. Я ее отчитала, чтобы языком не молола зря, но разве за ними уследишь? Да еще и денег ей отвалили за сплетню. Для нынешней молодежи ничего святого нет. За деньги всю подноготную семьи продать готовы. Нет нынче ни преданности, ни верности.
Гертруда осуждающе покачала головой.
Люсицьена порывисто вскочила, открыла шкаф и достала оттуда шкатулку. Девушка приложила руку к крышке и шепнула заветное слово в замочную скважину. Потом вставила ключ и открыла шкатулку.
Здесь хранились самые дорогие и важные для Люсьены вещи: ее личные документы, дневник матери, семейная подвеска и драгоценности, завещанные ей бабушкой и матерью, на которые не смог наложить руку нисс Венцель.
Люсицьена взяла в руки подвеску.
Три тонкие полоски белого, желтого и красного золота переплетались между собой самым замысловатым способом, уходя, казалось, в никуда и снова выныривая из ниоткуда. Ювелир словно плел драгоценное кружево или рисовал некий таинственный знак.
– Это символ ордена любви, – Люсицьена словно наяву услышала хрустально-надломленный голос Амаранты, прозвучавший много лет назад. – Нежность, страдание и надежда. Они так же переплетаются в душе любящего, как эти полоски. И они так же окроплены кровью сердца.
Люсицьена погладила рубины, ярко горящие на подвеске. Она знала еще одну особенность этого украшения, но предпочитала помалкивать об этом, храня секрет в тайне ото всех, даже от Трудди.
– Если этот торговец придет, проводи его ко мне, – сказала девушка. – Я хочу знать, что ему нужно.
– Да что нужно! Купить он ее хочет. Говорит, что любые деньги заплатит.
Люсицьена спрятала подвеску назад в шкатулку. Нет, расставаться с подвеской матери она даже в мыслях не держала. А вот зачем она торговцу, ей было любопытно.
– Придет, Трудди, проводи, – повторила она. – А там мне решать, что делать.
Пророчество Гертруды в отношении графа Олларфа не сбылось. Граф был совсем не стар, хотя и преодолел пору зеленой юности. Он был нисколько не плешив, напротив, его белокурые волосы красиво ложились ему на плечи, оттеняя классический профиль. А когда граф улыбался, то можно было убедиться, что его рот полон превосходных крепких зубов. И песок из него не сыпался. От графа исходили волны чарующего одеколона, и Люсицьена вздрогнула, когда граф, наклонившись, прикоснулся губами к ее руке. Голубые глаза смотрели на Люсицьену с интересом, не укрывшимся от девушки.
Они обедали вчетвером: нисс Венцель, граф, Люсицьена и Армант, – но беседу вели преимущественно Люсицьена и новый гость.
– Вы были на войне? – едва ли не в первый раз вставил слово в беседу мрачный Армант, прикоснувшись к своей левой щеке.
– Нет, что вы! – улыбнулся ему граф. – К счастью или к сожалению, нынешним соларцам не приходится участвовать в войнах. Однако молодость у меня была бурная. Я, видите ли, крайне нетерпелив к любому проявлению несправедливости и нечестия. Поэтому раньше мне приходилось частенько отправляться на встречи, куда благородные ниссы берут с собой друзей, и с которых не всегда возвращаются… по крайней мере, на своих двоих.
Люсицьена оценила иронию графа и улыбнулась в ответ.
– Вы впервые проводите в Климтдейле лето? – поинтересовалась она.
– Да, нисса Венцель, я впервые в вашем прекрасном цветущем городе и уже успел преисполниться сожаления о том, что не бывал здесь раньше.
Люсицьена опустила глаза: в каждой фразе, произнесенной графом, ей чудился подтекст, который смущал ее девичью неискушенность.
– Но признаюсь, – продолжил развивать свою мысль граф, – что меня влекло сюда не только море и живописные виды, открывающиеся с набережной. И даже не здешнее общество, украшением которого вы, нисса Венцель, могли бы по праву считаться.
– А что же, граф? – порозовела Люсицьена.
– Дело в том, что мои друзья из Королевского Университета пригласили меня полюбоваться раскопками в окрестностях Климтдейла.
– Я никогда об этом не слышала! – воскликнула Люсицьена. – Раскопки! Как это должно быть интересно! Не правда ли, папа?
– Очень, – встрепенулся нисс Венцель. После обильного обеда его потянуло ко сну, и обращенный к нему вопрос не дал уронить голову на крахмальную салфетку.
– И что за раскопки? – с любопытством спросила Люсицьена.
– Вы, конечно, слышали, нисса Венцель, о нашествии на нашу страну стэксов и норров, случившееся более тысячи лет назад?
– О да! Я проходила это в школе.
– Так вот. Пройдя через север, такой похожий на земли их родины, стэксы ринулись в южные районы с более мягким климатом и благодатной почвой. Поблизости от Климтдейла ими было решено основать свой город. Вождем пришедших норров был король Фруэль, а его женой Фрайберта. Вы ведь знаете, нисс Венцель, что женщины норров наравне с мужчинами участвовали в завоевательных походах и даже сражались?
– Да, я читала об этом. Но разве древний город норров сохранился? Это его раскопали ваши друзья?
– Отнюдь. Норры ушли из этих мест. Те, что остались в живых. Но считается, что король Фруэль и Фрайберта были похоронены где-то здесь. Мои друзья полагают, что именно их гробница была недавно открыта в окрестностях Климтдейла. Есть красивая легенда, которая рассказывает об этих супругах.
– Какая? – спросила Люсицьена, и ее глаза загорелись.
Граф мягко улыбнулся и слегка поклонился девушке.
– В легенде рассказывается, что наши предки поклялись отомстить за кровь убитых соплеменников. Они обратились за помощью к магам. Те задействовали черную магию и наслали на норров страшных демонов загробного мира – угбуртов. Демоны приходили ночами и изводили норров кошмарами, после которых те начинали сходить с ума, убивать себя и друг друга. А после смерти угбурты, по легенде, приходили и пожирали душу умерших. Не в силах переносить ночные ужасы, король Фруэль покончил с собой, оставив безутешной свою возлюбленную Фрайберту. Королева приказала возвести каменную гробницу по традициям своего народа, положить туда тело своего мужа, а потом засыпать гробницу высоким курганом, оставив лишь узкий колодец, ведущий с вершины холма вертикально вниз. Когда же ее приказ был исполнен, Фрайберта добровольно спустилась вниз и, таким образом, похоронила себя заживо вместе с Фруэлем.
– Какой ужас! – воскликнула Люсицьена. – Но зачем она это сделала?
– Три дня и три ночи Фрайберта с мечом в руках защищала мужа от угбуртов, которые пытались похитить душу ее возлюбленного. Выиграв схватку и победив демонов, она умерла от ран, нервного истощения, голода, жажды и горя в объятиях своего остывшего супруга.
– Какая грустная история, – сказала Люсицьена, по щекам которой потекли слезы.
– А откуда вы знаете эту легенду? – поинтересовался Армант, хмуро переводя взгляд с графа на Люсицьену. – Я впервые слышу ее. Хотя тоже, в некоторой степени, интересуюсь историей, особенно своего родного края.
– Это неудивительно, – снисходительно улыбнулся граф. – Эту легенду можно прочитать только в древних манускриптах, которые собирали норры и стэксы. Одно время я интересовался некой исторической хроникой, и его величество король Норландии дал мне допуск в Норландский Исторический Архив…
– Вы были в Норландии? – восхищенно спросила Люсицьена.
Граф махнул рукой.
– Ах, где я только не был! Я не могу, конечно, сравниться с великим Уильямом Кернсом, который забирается в самые экзотические уголки нашего земного шара, но все же поездил я немало.
Люсицьена зачарованно смотрела на гостя, который в ее глазах если и не являлся идеалом мужчины, то уже приближался к нему. Будучи долгое время законсервированной, если так можно выразиться, в собственном соку, она с благодарностью принимала любого человека, вносившего в ее скучное существование хоть толику новизны, но граф!.. Граф полностью поразил ее воображение. И не будь сердце Люсицьены уже занято, она бы тут же возложила его к подножью нового алтаря.
– Как бы я хотела путешествовать! – воскликнула девушка. – Побывать хотя бы в другом городе, не то что в другой стране…
Нисс Венцель прервал ее кашлем.
– Ты еще юна, дорогая, чтобы думать о таких вещах. Приличной ниссе прежде всего следует думать о своем доме, о хороших манерах и о подходящих для нее занятиях, а не о всяких таких штучках.
– Да, конечно, папа, – смиренно ответила Люсицьена.
– Вы знаете, нисса Венцель, – с заговорщицким видом подавшись вперед, сказал граф, – а вы можете посетить место раскопок.
– Правда?
– Да, только чуть попозже. Когда рабочие раскопали один из курганов, где по предположениям ученых должна была находиться гробница норров, они действительно обнаружили некое сооружение, сложенное из обтесанных каменных глыб. Оно было запечатано, а над предполагаемым входом были выбиты пиктографические знаки на древненоррском языке.
– И что же там было написано?
– А вот это и явилось камнем преткновения и в прямом, и в переносном смысле. Судя по надписям, гробница запечатана черной магией, и на каждого, осмелившегося потревожить усопшего, будет наложено страшное проклятие.
– Какой ужас! И что же – раскопки прекратили?
– Ни в коем случае! – воскликнул граф. – Вы не знаете ученых и их одержимость! Раскопки были приостановлены, но только до прибытия опытного проклятийника, который постарается снять или каким-нибудь способом нейтрализовать воздействие проклятия. Пусть даже на время. Но, как вы понимаете, на проклятийников спрос велик, и без работы они не сидят.
– Вы правы, граф, – с важным видом кивнул нисс Венцель. – В нашем Департаменте по борьбе со злоупотреблением магией проклятийники занимают особое место, являясь, можно сказать, особой кастой. И ценятся на вес золота.
– Да, увы! – вздохнул граф. – Вот и раскопки по этой причине законсервированы. Пока. Но как только проклятие будет снято, я клянусь вам… – и граф прижал руку к груди, – я сам лично приглашу вас посетить эту достопримечательность.
– Я буду ждать с нетерпением, – с жаром сказала Люсицьена.
Жизнь, о которой она даже не подозревала, бурлила, оказывается, вокруг нее, а она была, как обычно, отрезана от мира. Люсицьена посмотрела на графа с признательностью и теплотой. Он полностью ее покорил.
– Хм… – прочистил горло нисс Венцель. – Если мне не изменяет память, ваше сиятельство, вы хотели со мной о чем-то побеседовать в приватной обстановке…
– Ах да-да! – спохватился граф Олларф. – Хочу поблагодарить прекрасную ниссу за этот изумительный обед. Нисс Креймер, очень рад знакомству.
Армант пробормотал ответную любезность, впрочем, не вкладывая в нее особого тепла.
– Армант, подождите меня, мой друг, – дал распоряжение нисс Венцель подчиненному. – Я переговорю с графом, и мы с вами продолжим заниматься моей докладной запиской.
– Разумеется, патрон, как скажете.
Граф взял тонкую кисть Люсицьены в свою руку и нежно поцеловал задрожавшие пальчики.
– Я надеюсь на скорую встречу, – тихим голосом сказал он, заглядывая девушке прямо в ее широко раскрытые глаза.
Люсицьена сделала реверанс и покраснела. Молодые люди остались одни.
Люсицьена посмотрела на молодого человека, но Армант сидел нахохлившись и не поднимал глаз на девушку. Люсицьена тоже чуть надула губки, прошлась по комнате, позволяя Арманту, если у него на то будет охота, полюбоваться ее стройным станом и откинутыми за спину локонами длинных золотистых волос. Потом, изящным жестом придержав платье, она уселась за рояль. Пару раз ударила по клавише фа-диез и три раза по си-бемоль. Оглянулась на Арманта и успела поймать тоскующий взгляд юноши, который он тут же отвел. Люсицьена улыбнулась краешком рта и опустила руки на клавиши.
Она сыграла вайтбургский вальс, корсингтонскую польку и уже было принялась за новомодные «Грезы весны», когда Армант подошел и облокотился о рояль, с жаждой глядя на девушку. Люсьена убрала руки с клавиш.
– Вы сегодня крайне неразговорчивы и нелюбезны, дорогой нисс Креймер, – сказала она.
– Разве вы это заметили, нисса Венцель? – угрюмо пробормотал Армант. – Мне показалось, что ваше внимание было полностью поглощено его сияющим сиятельством.
– Старые друзья всегда имеют в нашем сердце преимущество, – с намеком сказала Люсицьена.
– Ах если бы так! – воскликнул Армант. – Но граф!
– Что граф?
– Черт бы побрал этого графа с его лоском, с его титулом и со всеми его рассказами о норрах! Черт бы их побрал тоже! Впрочем, их он уже побрал.
– Вы ревнуете! – рассмеялась Люсицьена.
– Пусть так! – вспыхнул Армант. – Но как можно было сидеть и спокойно смотреть на то…
– На что?
– На то, как он флиртует с вами!
– Граф со мной не флиртовал.
– Вы лжете. Или мне, или самой себе.
Люсицьена замолчала и снова опустила руки на клавиши, собираясь продолжить «Грезы весны», когда рядом раздался возглас досады. Люсицьена в удивлении взглянула на Арманта. Его лицо было бледно. Он опустился перед девушкой на одно колено и страстно воззвал:
– Сжальтесь надо мной, Люсицьена! Одно ваше слово, и я уйду через эту дверь, чтобы уже не вернуться никогда.
– Зачем же уходить из дома, где вам так рады? – лукаво спросила девушка.
– Поклянитесь в этом!
– В чем?
– Что вы мне рады!
– Вот глупость! Конечно, я вам рада!
– А как рады?
– Господи, ну как я могу быть вам рада? Рада, и все.
– Ах Люсицьена, что вы делаете со мной! – Армант вскочил с пола и схватился за голову. – Вы сводите меня с ума.
– Я? Вас?
– Вы же знаете, что я готов исполнить любой ваш приказ, любую вашу просьбу и даже любой ваш каприз!
– Любой?
– Абсолютно!
Люсицьена с улыбкой оглянулась вокруг.
– Любой, говорите? Тогда съешьте этот перчик!
И она пальчиком указала на хвостик жгучего перца, которого торчал из вазы с маринованными овощами.
Армант кинул на девушку укоризненный взгляд, подошел с видом мученика к вазе и запихнул перчик целиком в рот. Поморщился и начал жевать. Глаза Люсицьены округлились!
– Стойте! – крикнула она, но было уже поздно…
Через десять минут, выпивший не менее кварты воды Армант стал постепенно приходить в себя, и его лицо даже начало терять интенсивно бордовый цвет. Люсицьена, валяясь на диване, заливалась смехом и молотила ногами в воздухе.
– Ой не могу! – повторяла она. – Признайтесь: вы хотели умереть сами и убить меня.
– Любой ваш приказ, любой каприз, – хриплым голосом проговорил Армант. – Хотите, ради вас я выпрыгну из окна?
– Что за глупость! – воскликнула Люсицьена. – Опять вы себя убиваете!
Однако юноша решительным шагом пересек гостиную и взялся за створку открытого окна, в которое вливалось смеющееся летнее небо. Он кинул на девушку предупреждающий взгляд и поставил ногу на подоконник.
– Стойте, Армант! Это же второй этаж, а внизу булыжники! Да стойте же!
Люсицьена в один прыжок достигла окна и ухватилась за сюртук юноши.
– Куда вы, ненормальный! Стойте!
Армант обернулся к девушке.
– Прекратите безумствовать, – проворковала Люсицьена.
– Люсицьена… Вы…
И уже через секунду молодые люди самозабвенно целовались, завернувшись в оконные гардины, чтобы никто ни с улицы, ни из дома не мог увидеть их и застать врасплох.
Некоторое время из муслинового кокона раздавались лишь приглушенные влажные звуки, шепот, смех, возгласы: «Ах Арми!». «Ах Люсси!» и «Ах этот перчик!». Потом оттуда алощекой бабочкой выпорхнула Люсицьена, а за ней Армант с горящими восхищением глазами. Он поймал бабочку в объятья и постарался выторговать еще один поцелуй.
– Прекратите! – зашептала Люсицьена. – Сюда папа может войти. Или кто из слуг.
Она вырвалась из неохотно разжавшегося обруча рук Арманта и рухнула на диван, отдуваясь и поправляя сбившуюся прическу.
– Люсицьена, составите ли вы мое счастье? – встав на колено, потребовал ответа Армант.
– Не уверена.
– Как не уве?..
– Я не уверена, что смогу составить именно счастье, – объяснила девушка.
– Тогда составьте мое несчастье! – выкрутился молодой человек. – Вручаю вам мое сердце! А взамен прошу вашей руки.
– Неравноценный обмен, – заметила девушка, – но я согласна, – и она протянула приз молодому человеку.
Армант взял руку Люсицьены и стал покрывать ее поцелуями.
– Сегодня же я попрошу вашей руки у нисса Венцеля! – заявил он, оторвавшись на секунду.
– Только этой? А как быть со второй? – и Люсицьена протянула кавалеру другую руку, которая тоже немедленно была подвергнута лобызаниям. – Но вы не слишком торопитесь?
– Иначе я умру от нетерпения.
– Я запрещаю вам умирать! – погрозила Люсицьена пальчиком, который на секунду был выпущен из плена, но снова пойман и расцелован. – Вы сделали сегодня уже две попытки, и я боюсь, что следующая может увенчаться успехом.
– Вы знаете, Люсицьена, я готов даже поблагодарить его сиятельство.
– За что? Разве вы не дулись на него с четверть часа назад?
– Дулся и готов был вызвать его на дуэль, раз уж он питает к ним такую страсть.
– Безумец! Не смейте так даже говорить! Так за что вы благодарны его сиятельству?
– За то, что он отвлек нисса Венцеля разной светской болтовней и дал нам столько времени побыть наедине.
– Клубные пересуды, сплетни и прочие скучные стариковские дела, – покачала головой Люсицьена, поправила упавший на глаза локон и снова вверила свою ручку Арманту для лобызаний.
Счастливые молодые люди даже не подозревали, насколько их предположения о теме разговора между ниссом Венцелем и графом были далеки от истины.
– Сигару? – предложил нисс Венцель, и граф кивком головы выразил согласие.
Они расселись в креслах в курительной комнате. В широко распахнутые окна врывался шум города: цокот копыт, крики извозчиков, сдержанный гул толпы, – и солнечные лучи, но в глубине комнаты было прохладно и тенисто. Граф не спешил перейти к разговору, медленно окидывая взглядом стены, увешанные портретами и натюрмортами.
– Вы о чем-то хотели со мной поговорить, граф? – чуть поторопил гостя хозяин дома. – Собственно, я не понимаю, почему нельзя было это сделать в клубе. Мы могли спокойно поговорить и там.
– Могли, – с усмешкой согласился граф, – но был шанс, что этот разговор станет достоянием чужих ушей. А мне бы хотелось этого избежать. Полагаю, что и вы скоро согласитесь с этим.
– Ну хорошо. Давайте перейдем к делу!
– Обязательно. Но, прежде чем говорить о деле, я хотел бы вам поведать одну историю…
– Если ваше сиятельство снова будет рассказывать о древних норрах, их могилах и прочей романтической чуши, то попрошу меня уволить. Я, право, не любитель истории.
– О нет! Эта история вас не оставит равнодушным, нисс Венцель, поверьте мне, – снова усмехнулся граф.
– Извольте!
– Итак. Я расскажу вам, нисс Венцель, об одном честолюбивом молодом человеке. У него не было большого состояния, и ему приходилось самому пробиваться в жизни. Получив благодаря своему трудолюбию хорошее образование, он был взят на должность одного из самых мелких клерков в Департаменте по борьбе со злоупотреблением магией…
Граф затянулся сигарой и откинулся на спинку кресла, бросив быстрый взгляд на нисса Венцеля, на лице которого впервые появился неподдельный интерес к истории.
– …Юноша продолжал трудиться на благо родной Соларии и постепенно взбирался все выше и выше по служебной лестнице, пока однажды не дослужился до члена выездной комиссии. Работа дознавателей этой комиссии состояла в быстром обнаружении и утилизации магических предметов целенаправленно вредительского характера. Всяких там любовных эликсиров, магических отмычек и прочей мелочевки, которой немало болтается по нашей стране…
Нисс Венцель поерзал в кресле, выказывая нетерпение, но не осмелился перебить рассказ графа.
– Однажды комиссия была вызвана в далекий город, в котором произошло странное убийство: в закрытой комнате была найдена задушенная молодая женщина. Я не думаю, что вам будет интересно слушать все подробности расследования, нисс Венцель, не так ли? Я просто хотел в общих чертах обрисовать ситуацию. Мне продолжать?
– Да, прошу вас, граф, – напряженным голосом попросил нисс Венцель, утирая пот со лба: летняя жара, видимо, начала его донимать даже в прохладе комнаты.
– С удовольствием. Итак, городской детектив пришел к выводу, что причиной загадочной смерти стали проклятые перчатки. Определенным образом активированные, они душили свою жертву. Считается, что этот артефакт был изготовлен еще в Средние века черным магом по имени Руджен, которого впоследствии предали Инквизиции и сожгли на костре. Однако он успел изготовить на заказ немало подобных вещичек, и они до сих пор всплывают как в Соларии, так и за границей. Местный детектив вызвал комиссию, членом которой и был наш целеустремленный молодой человек. Перчатки по обыкновению были помещены в герметичный сосуд, опломбированы и отправлены в хранилище Департамента. Вам нехорошо, нисс Венцель?
– Что-то в горле пересохло, – хрипло сказал мужчина и налил себе в стакан воды из графина. Рука нисса Венцеля при этом так дрожала, что он расплескал часть воды на стол.
– Прекрасно. Тогда я продолжу. Итак, смертоносные перчатки были помещены туда, откуда они не могли бы никогда выбраться, и все было прекрасно, пока… Пока однажды в соседней Норландии не произошло убийство со схожими признаками. И норландские дознаватели не запросили своих соларских коллег об этом артефакте. Открыли хранилище… И что вы думаете?
Нисс Венцель лишь покачал головой, глядя на графа как кролик на удава.
– А перчаточки-то оказались не те! – после выдержанной театральной паузы сказал граф.
– Как не те?
– А вот так не те! Кто-то совершил подмену: заменил магические перчатки на обычные. Было, конечно, внутреннее расследование, всех причастных к делу расспрашивали, но виновного так и не нашли: слишком много людей имело доступ к артефакту в процессе его транспортировки и хранения.
– В нашем Департаменте и не такое случается, – стараясь улыбнуться, что у него получилось крайне плохо, объяснил нисс Венцель. – Неразбериха, знаете ли, бардак… Обычная небрежность тоже могла иметь место…
– Не буду спорить, вам видней. Но до меня доходили слухи о том, как все было на самом деле.
– Правда?
– Хотите поведаю?
– Извольте!
– Только попрошу иметь в виду, что это всего лишь слухи, вздорные слухи, не более.
– Я понимаю.
– Так вот. Помните, я говорил о некоем молодом человеке, состоящем в той комиссии? Во время расследования к этому юноше обратился аноним. Аноним предложил юному чиновнику большую сумму за право обладать магическими перчатками, и сумма была так велика, что наш честолюбивый друг не смог совладать с соблазном. Деньги он получил наличными, перчатки передал тайком этому анониму, а вместо них в сосуд положил обычные перчатки и запечатал магической печатью, которая у него, разумеется, имелась на руках. Кажется, после этого судьба предприимчивого юноши складывалась удачно. Он осел в Климтдейле, перешел в другой отдел Департамента с большим повышением. Однажды он услышал сплетню о молодой аристократке, которая в одиночестве выращивала дитя – плод неосторожной любви. Аристократка была богата. И тогда наш предприимчивый и – на тот момент – уже далеко не молодой человек решил жениться на отверженной светским обществом женщине, получив в свое полное владение ее капитал, которым он до нынешнего момента успешно пользуется…
– Как вы смеете! – побелевшими губами сказал нисс Венцель и постарался встать с места. – Вы пришли в мой дом, чтобы наносить мне оскорбления?!
– Сядьте! – резко и грубо обрубил его граф. – И перестаньте разыгрывать комедию. Мы не в театре!
– Вы все лжете!
– Напротив. В моем рассказе все правда – от первого до последнего слова.
– Вы ничего не докажете!
– И тут вы ошибаетесь! У меня есть расписка, которую вы так неосторожно написали, когда получали деньги за перчатки. У меня есть также письменные признания свидетеля, который видел сам момент передачи денег…
– Там не было никакого свидетеля! Там вообще никого не бы… – тут нисс Венцель осекся и плюхнулся назад в кресло, моргая глазами и открывая и закрывая рот – совсем как выброшенная на берег толстая склизкая рыба.
– У меня достаточно доказательств, – ледяным тоном отрезал граф, – чтобы отправить вас на каторгу.
– Что вам надо?
– А-а! Вот мы и подходим к существу дела. Однако, прежде чем озвучить свои пожелания, я замечу, что вся ваша жизнь была под наблюдением. Я знаю о том, что вы беззастенчиво грабили свою падчерицу, расточая состояние ее матери на разных Катти и Долло…
– Вы и об этом…
– А также мы знаем о том, что вы уволили в прошлом году свою горничную. Бедная девочка была близка к самоубийству. Она со слезами поведала своей матери о том, что хозяин совратил ее, а затем от греха подальше отправил домой с крупной суммой денег. Но сейчас девушка могла бы дать и показания полиции…
– Прекратите! Хватит!
На нисса Венцеля было жалко смотреть. Он обливался потом, трясся, как желе, и его глазки умоляюще смотрели на графа.
– Умоляю! Пощадите!
– Вы понимаете, уважаемый, что вы полностью в моих руках?
– Да! Я все понимаю! Что вы от меня хотите?
– Что ж. Вот вы и окончательно созрели, а плод, мой дорогой нисс Венцель, надо срывать, как известно, спелым. Согласны?
– Причем тут?..
– Итак. Вы готовы исполнить мое желание?
– Если это будет в моих силах.
– В ваших.
– Так чего вы хотите?
– Люсицьену. Я хочу жениться на вашей падчерице, нисс Венцель.
Нисс Венцель вытаращил глаза на графа. Стакан воды выскользнул у него из рук и со стуком упал на стол, к счастью, не опрокинувшись.
– Вы хотите жениться на моей падчерице? – проблеял нисс Венцель.
– У вас проблемы со слухом, любезный? Я могу и повторить. Да, я хотел бы сочетаться законным браком с Люсицьеной Венцель, дочерью Амаранты Венцель, в девичестве Амаранты Дрион, которая в данный момент является вашей падчерицей и находится до полного совершеннолетия под вашей опекой, что подразумевает необходимость вашего согласия на ее брак.
– Но… но…
Глаза нисса Венцеля бегали из стороны в сторону, иногда наталкиваясь на стальной взгляд графа и в смятении прячась от него. Граф усмехнулся.
– Я знаю, о чем вы в данный момент думаете, нисс Венцель. Сразу вас успокою: я не буду претендовать – по законному праву супруга – на состояние вашей покойной жены, которое должно как приданое отойти к Люсицьене. Я благородно оставлю вам его. Как и этот дом, который тоже принадлежал семье Дрион.
– Но зачем вам тогда?..
– Хм. Вы отрицаете во мне романтичность?
Нисс Венцель покачал головой, показывая, что он не осмеливается отрицать в графе ничего, пусть тому даже взбредет в голову назвать себя маргариткой на лугу и потребовать поливать себя два раза в день из лейки.
– Может быть, я влюблен в вашу падчерицу? Ведь Люсицьена красавица, – сказал граф, и нисс Венцель утвердительно кивнул, готовый согласиться с любыми словам графа. – Этакий хрупкий подснежник на тонкой ножке, покрытый капельками невинности, который только-только начинает пробиваться вверх сквозь толщу льда, оттаивая от своего зимнего сна и радуясь каждому солнечному лучу… – нисс Венцель похлопал глазами с недоумением. – Впрочем, поэзия, как и история, явно вам не близка. Но вы же не посмеете отрицать того, что и сами с недавних пор заглядываетесь на свою падчерицу? Не удивлюсь, если вы мечтаете провертеть дырочку в стене в ее спальню или ванную комнату.
Нисс Венцель покраснел как рак.
– Я… я…
Граф расхохотался.
– Вы так красноречивы, мой дражайший будущий тесть. Но я не буду больше вдаваться в такие интимные вещи, как ваши и мои вкусовые предпочтения. Оставьте себе Катти и Долло, а я женюсь на Люсицьене.
– Я дам свое согласие, – кивнул головой нисс Венцель, – но взамен я хотел бы…
– Вы получите все компрометирующие вас документы в тот миг, когда наш с Люсицьеной брак будет зафиксирован нотариусом.
– Я согласен.
– Вот и прекрасно. Значит, с этой стороны затруднений не будет. Что касается невесты…
– Но я не могу давить на Люсицьену, ваша сиятельство, – возразил нисс Венцель. – Вы же знаете, что магическая клятва при бракосочетании будет действительна только в том случае, если жених и невеста дают ее охотно и без всякого принуждения. Вне зависимости от того, по какой причине они ее дают.
– Я знаю, – сухо сказал граф.
– Тогда как вы добьетесь согласия девушки?
Граф бросил на нисса Венцеля снисходительный взгляд.
– Поверьте мне, мой дорогой тесть, я бы легко добился этого. Люсицьена влюбилась бы в меня буквально за несколько дней. Она уже находится под влиянием моего обаяния, и мне было бы нетрудно закончить начатое. Если бы…
– Если бы что?
– Если бы она уже не отдала своего сердца.
– Кому? – искренне вознегодовал нисс Венцель. – Я не даю падчерице никакой свободы. Она находится под практически круглосуточным надзором.
– Вы не только глухи, любезный, но оказывается, еще и слепы, – покачал головой граф. – Ведь надо быть воистину слепым, чтобы не заметить нежных чувств между Люсицьеной и вашим подчиненным.
– Армант? Не может быть!
– Не просто может быть, а уже есть. И я подозреваю, что эти чувства будет не так легко перебороть. Первая любовь всегда глубоко западает в душу.
– Я немедленно вышвырну этого мерзавца из дома! – злобно прорычал нисс Венцель. – Змей! Втереться в доверие!
– Уже поздно, – холодно возразил граф. – К тому же и не поможет. Насколько я успел заметить, Люсицьена относится к тому типу женщин, которые бывают тверды как в своих чувствах, так и в своих намерениях. Так что вы только подтолкнете ее к тому шагу, который будет роковым для нас.
– Но что же делать?
– Предоставьте это мне. Надо будет не просто удалить Арманта, но и полностью скомпрометировать его в глазах девушки.
– Но как?
– Вы готовы слушаться меня?
– Как родного отца!
– Это излишне, – поморщился граф. – Просто делайте так, как я вам скажу. Вы и вида не подадите, что догадались об их связи.
– Хорошо.
– Не будете отказывать Арманту от дома, даже согласитесь на их брак, если влюбленные будут вас умолять об этом. Кстати, скорее всего, это произойдет прямо сегодня.
– Что-о? Вы хотите сказать, что вот прямо сейчас…
– Да, именно. Прямо сейчас голубки мирно воркуют и, наверняка, доворкуются до окончательного объяснения. К тому же ревность, которую испытал в моем присутствии Армант, должна подтолкнуть юношу к решительному шагу.
– Но почему же мы сидим? Надо же бежать, остановить их!
– Сидеть! – рявкнул граф, и нисс Венцель испуганно рухнул назад в кресло, с которого было поднял свой зад. – Будете делать только то, что я вам говорю.
– Слушаюсь.
– Итак. Вы дадите свое нежное отцовское, отчимское или какое у вас там есть благословение. Постарайтесь сыграть поубедительней. Скажите, что всегда относились к Арманту как к своему сыну… И нечего делать такие злобные гримасы. Не можете держать лицо в узде, прячьте его за носовым платком.
– Я постараюсь. Но зачем нужно доводить все до края?
– О! Конечно, вы не понимаете. Однако, чем выше наш Армант взлетит, тем больней ему будет падать. Короче, не спрашивайте и сделайте то, о чем я вас прошу.
– Как скажете, ваше сиятельство.
– Потом постарайтесь под каким-нибудь предлогом отправить молодого человека домой. Дальнейшие инструкции получите чуть позднее. Следуйте им буквально.
– Я буду.
– Что ж. Будьте послушны, и вы сможете извлечь из нашего союза одну выгоду, тогда как если вы посмеете пойти против меня…
Тут в глазах графа мелькнули искры, и нисс Венцель съежился от страха.
– Я буду полностью вам лоялен, ваше сиятельство, – прошептал он.
И союзники пожали руки для скрепления договора.
Армант шел по набережной Климтдейла в полной эйфории. Морской бриз, доносивший шорох волн и запах водорослей, освежал его разгоряченную голову. Утопающие в гроздьях нежно-сиреневой глицинии белые особняки Климтдейла казались россыпью драгоценных жемчужин, брошенных небрежной рукой в гущу цветов. Ветки королевских стрелиций усыпали похожие на попугаев пламенно-оранжевые бутоны. Нежные камелии застенчиво драпировали свои желтые сердцевины пышными складками розовых и малиновых юбок-лепестков. В тени платанов и кипарисов под ажурными белыми зонтиками прогуливались ниссы и ниссимы, которых сопровождали ниссы в светлых костюмах.
Армант с наслаждением вдыхал ароматный воздух, и казалось, что само счастье вливается ему в грудь. Чувство это было вполне оправданным, можно сказать, заслуженным и выстраданным.
А ведь еще день назад Армант метался в любовной тоске и отчаянье, не зная, ответит ли ему любимая девушка взаимностью, и боясь даже подумать, какой будет реакция его непосредственного начальника на просьбу о руке Люсицьены. Однако к чести молодого человека надо сказать, что Армант готов был биться за их с Люсицьеной счастье как лев, нет, как рыцарь без страха и упрека! И к битве он готовился давно и тщательно. Заранее составленная Армантом речь включала подробное перечисление его чувств к Люсицьене и всего того, что юноша готов был сделать для счастья своей избранницы. Армант даже собирался заявить о своем отказе от приданого Люсицьены, если иначе получить согласия опекуна не получится. В своих фантазиях Армант произносил пламенную речь, где утверждал, что единственная драгоценность, о которой он мечтает, это Люсицьена. Что он готов унести девушку из особняка без всего, хоть в одной ночной рубашке. Впрочем, насчет целесообразности упоминания ночной рубашки у Арманта были сомнения.
И каково же было удивление влюбленных, когда они получили немедленное и безоговорочное согласие нисса Венцеля. Армант даже испытал в некотором роде разочарование, не использовав ничего из своих домашних заготовок.
Нисс Венцель действительно поразил обоих. Он оказался глубоко тронутым. Мужчина то и дело подносил к глазам платок, и его лицо страшно кривилось, видимо, в попытке не расплакаться от переполнявших его чувств. Вскоре нисс Венцель попросил Арманта удалиться, сославшись на то, что он старый человек, что его сердце может разорваться от такого объема радости и ему надо побыть одному и успокоиться. И Армант ушел, полный любви к Люсицьене и уверенности в их безоблачном будущем.
И вот теперь молодой человек шел, погруженный в грезы. В мечтах ему виделся красивый домик, где каждый день милая женушка будет встречать его, усталого после работы, нежным воркованием и объятиями. Они будут проводить в своем уютном гнездышке счастливые дни. А благословенными ночами Люсицьена будет класть свою очаровательную головку на плечо…
Трах! Дзынь!
Армант был выдернут из своих грез самым неожиданным образом.
– Боже! Ваза! Какое несчастье! – раздался хрустальный голосок, и обладатель этого голоска поднял на Арманта огромные глаза со странными фиалковыми радужками глаз.
– Простите! Я, кажется, был невнимателен, – пробормотал Армант, наклоняясь за лежащей на мостовой коробкой, откуда раздался давешний «дзынь!».
– Может, она не разбилась? – с грустной надеждой прошептала незнакомка, глядя, как Армант поднимает крышку. – А, нет. Разбилась вдребезги.
Армант посмотрел на осколки, которые еще совсем недавно были красивой и, по всей видимости, дорогой вазой.
– Боюсь, что это не склеить, – вынужден был констатировать он.
Девушка заломила тонкие изящные ручки, и ее фарфоровое личико омрачилось горем. Капли влаги заблистали на длинных ресницах, а вишневые губки задрожали, как у обиженного ребенка.
Разумеется, не было даже малейших сомнений в том, что Армант любил Люсицьену со всей страстью первой любви. Что вот уже полгода она была владычицей его грез и путеводной звездой в бушующем море отчаянья. Что самой главной его мечтой было жениться на любимой девушке. Однако… Однако красавицы всегда имеют право на уголок в сердце мужчины. Нет, речь не идет о предательстве или, упаси боже, измене, но все же… все же… В душе каждого мужчины хранится… м-м-м… скажем, галерея, на которую он любуется в минуты досуга, галерея, тщательно скрываемая от глаз жены, крепко запертая, часть портретов которой даже занавешена или повернута лицом к стене. Во избежание. Портрет супруги висит в гостиной на самом видном месте и время от времени обмахивается пипидастром. А вот та, другая коллекция, она исключительно для личного пользования, ну, или, в крайнем случае, ею можно блеснуть, тайно показав близким и преданным друзьям. И владелец этой коллекции всегда рад новым приобретениям.
Так и Армант, преданно возлагая в своей душе цветы к постаменту с идолом Люсицьены, тем не менее, не считал зазорным искренне восхититься белокурым ангелом, с которым его столкнула в прямом и переносном смысле судьба.
– Я даже не знаю, как это получилось, – в растерянности сказал молодой человек. – Я, наверное, замечтался. Я даже вас не видел. Простите мне мою неуклюжесть, нисса, и что я толкнул вас.
– Наверное, я сама виновата, – сказала незнакомка, дружелюбно глядя на Арманта из-под шляпки своими невозможными фиалковыми глазами.
– Я могу загладить свою вину? Купить такую же вазу взамен разбитой?
– Увы, нет, – покачала головой незнакомка. – Эта ваза была в единственном экземпляре, и мне делал ее на заказ один бедный художник. Ваза не такая уж и дорогая, просто я готовила ее в подарок, но, видимо, не судьба.
– Какая жалость! Я правда очень-очень огорчен. Но как я могу…
– Не огорчайтесь! И не берите в голову! – искренне воскликнула девушка и, забывшись, положила твои тонкие пальчики на рукав сюртука Арманта. Правда, тут же спохватилась, покраснела необычайно мило и опустила ресницы, на которых все еще горели алмазы слез.
Армант залюбовался тонкими чертами ее лица, совершенно бескорыстно предаваясь эстетическому удовольствию.
– Мне жаль. Вы даже себе не представляете себе, как мне жаль, – сказал он.
Девушка улыбнулась, и ее улыбка была похожа на раскрывшийся после грозы бутон розы.
– Если вы так уж хотите загладить свою невольную вину, то проводите меня до экипажа, который ожидает через один квартал.
– С удовольствием. Но это не может быть компенсацией…
– Тогда будем считать, что за вами остается долг, нисс…
– Нисс Креймер.
– Елевсина Трауберг.
– Мне очень приятно.
– Мне тоже очень приятно. За вычетом разбитой вазы.
Молодые люди одновременно засмеялись. После этого белокурая нисса взяла Арманта под локоток галантно предложенной руки и позволила себя проводить до щегольского вида экипажа, в который была запряжена пара породистых коней.
Ярмарка! Яр-мар-ка! Люсицьене хотелось скакать на одной ножке, как в детстве.
Вчерашний день был и так богат на события: граф в гостях, признание в любви Арманта (впрочем, это не явилось новостью для Люсицьены, скорей, она удивлялась и досадовала, что ее поклонник никак не может решиться на последний шаг). Затем согласие на их брак отчимом.
А вот это как раз явилось полным сюрпризом для Люсицьены. Она-то думала, что нисс Венцель будет артачится. Девушка много раз заранее представляла в уме эту сцену. Ей так и виделось, как в гневном презрении она заявляет отчиму: «Тогда я отказываюсь от приданого! Армант, возьмете ли вы меня так, без всяких денег, как если бы я была нищенкой, просящей на паперти подаяние?» И Армант, заливаясь слезами преданности, падает к ее ногам и восклицает: «Конечно, моя возлюбленная Люсицьена! Мне нужны только вы и ничего другое!» И Люсицьена покидает дом в одной ночной рубашке. Впрочем, насчет ночной рубашки Люсицьена не была уверена и всегда, когда представляла в уме эту сцену, непроизвольно начинала краснеть.
Витая на крыльях счастья, Люсицьена едва не забыла про ярмарку. А ведь она целую неделю мечтала, что пойдет на нее, умоляла отчима отвести ее туда и даже предварительно заручилась его согласием. Но утром нисс Венцель пошел на попятные.
– Мне надо сегодня на службу, – заявил мужчина, увидел, как в глазах падчерицы навертываются слезы, и поспешно добавил: – Но ты можешь пойти на ярмарку в сопровождении…
– Арманта? – едва не захлопала в ладоши Люсицьена.
– Нет, извини, дорогая, Армант сегодня занят. Я не могу позволить ему отлынивать от работы. К тому же, твой жених и так у нас будет ужинать. А вот граф Олларф, я думаю, не откажется составить тебе компанию.
– Граф Олларф? – удивилась Люсицьена и тут же радостно согласилась.
Нет, разумеется, Люсицьена любила Арманта со всей силой и страстью первой, а значит, самой чистой и бескорыстной любви. Всю ночь, мечась на подушках, она представляла себе, как прекрасно они будут жить с Армантом, какой преданной и нежной женой она для него станет. Все так, все так… Однако… Муж для каждой жены – это м-м-м… скажем, что-то вроде переплетенного в сафьян Священного писания, лежащего в гостиной на видном месте. Из него время от времени выбивают пыль и торжественно демонстрируют гостям. Но при этом у каждой женщины где-то на антресолях хранится маленькая библиотека, состоящая из старых пожелтевших книг. Что это за книги? О! Это рьяно оберегаемая тайна. И в минуты грусти… ну, знаете, муж высказал свое «фи!» пересоленному супу, отказался ехать на целый месяц в гости к теще, не купил вторую шляпку с ромашками или наступил на лапу третьей болонке, так вот, в минуты грусти женщина достает эти старые книги и, любовно поглаживая пожелтевшие страницы, погружается в чтение-воспоминание. Одним словом, любой хоть сколько бы интересный мужчина (а у Люсицьены с этим был явный недобор), имеет право на занесение его в анналы женской памяти.
Ярмарка! Я-я-ярмарка-а-а! Люсицьена едва дождалась, пока граф заедет за ней. Они договорились, что отпустят коляску и неспешно прогуляются по набережной до площади, где торговцы уже натягивали тенты, а артисты готовились к выступлению.
Больше всего Люсицьена хотела увидеть на ярмарке итрайских гимнастов. Она видела их один раз в жизни. Это было несколько лет назад, когда она ходила на ярмарку вместе с матерью. Люсицьене было тогда четырнадцать лет, и это выступление поразило ее.
На площади установили тонкие гибкие шесты, высотой с трехэтажный дом. Двое гимнастов – мужчина и женщина – ловко забрались наверх и начали раскачиваться из стороны в сторону. А потом они полетели! Да, это зрелище было похоже именно что на полет.
Вечернее солнце погрузилось в море, и город окутал волшебный миг межвременья. Пронзительно запела скрипка, и на ее зов из-за крыш всплыл бледный серп месяца. Над черепичными крышами в густеющей синеве медленно проклевывались ростки звезд, и между этими звездами на гибких шестах летали гимнасты, подобные в своих длинных ярких одеждах волшебным птицам. Они плавно опускались почти до земли, едва не касаясь руками тянущихся к ним в восторге зрителей, взмывали в сиреневый воздух и летели в обратном направлении, потом снова вниз и снова вверх. За ними крыльями и хвостами райских птиц развивались разноцветные лоскуты шелковых одеяний. Гимнасты плавно раскачивались и взмахивали руками, готовые вот-вот оторваться от своих шестов и взмыть в небо над тревожно шумящими кронами платанов и чаячьими криками. Звуки скрипки носили их по воздуху, и сердце Люсицьены носилось вместе с ними. Потом гимнасты подхватили брошенный с земли шар и стали в полете перебрасывать его из рук в руки. Каждый бросок сопровождался дружным «ахом» публики, смотрящей завороженно на полет этих неземных существ. А потом шар вдруг открылся, и из него посыпались вниз цветы. Амаранта тоже смогла тогда подхватить один цветок, и этот засушенный бутон до сих пор лежал в заветной шкатулке Люсицьены, оставшись на память о том волшебном вечере, о маме, о счастье.
– Вы знаете, нисса Венцель, – сказал граф, врываясь в воспоминания девушки, – что когда-то давно, в Средние века, на ярмарках были популярны кукольные театры?
– Они и сейчас есть, – сказала Люсицьена. – В детстве я часто ходила смотреть балаган. Больше всего мне нравился Пьеро. Его так часто били и Коломбина так часто разбивала ему сердце, что мне всегда было его жалко. Все смеялись, а я плакала.
– Да, но это тряпичные марионетки, которые надевают на руку или дергают за нити. А в Средние века были популярен балаган, в котором куклы оживлялись с помощью магии.
– Как это, должно быть, было интересно! – воскликнула Люсицьена. – Я бы с удовольствием посмотрела на оживших кукол.
– Да, это было редкостное и необычное зрелище. Но потом их запретили королевским эдиктом.
– Почему?
– Было несколько инцидентов с магическим образом ожившими куклами. Каждый раз использовалась черная магия. Самый нашумевший случай был в королевской семье. Наследнику престола подарили необыкновенно красивую ростовую куклу. Кукла была изготовлена на заказ и подарена мальчику его дядей, герцогом. Оказалось, что кукла могла оживать во время игры. Но происходило это редко, лишь в те моменты, когда рядом не было взрослых. Кукла так подчинила себе принца, что он стал делать все, о чем она его просила. Однажды принца едва успели спасти, когда он уже собирался выпрыгнуть из окна своих покоев, с третьего этажа. Как оказалось, кукла обещала мальчику, что он полетит. В итоге, заговор против наследника раскрыли, а покушение предотвратили.
– Странная история, – заметила Люсицьена. – А почему куклу не проверил придворный маг? И как наследника могли оставить одного, без придворных? На мой взгляд, в этой истории сплошные неувязки.
– Не знаю, – развел руками граф. – История темная. Подробности не сохранились. Многие даже сомневаются в достоверности этого происшествия. Но такая легенда существует. Факт лишь один: с этого времени оживлять кукол с помощью магии строжайше запрещено.
– Что, наверняка, все же иногда случается, – задумчиво произнесла Люсицьена. – Несмотря на королевский эдикт.
– Наверняка, – согласился граф. – Но балаганные куклы вас уже вряд ли увлекут. Даже ожившие.
– Почему?
– Я полагаю, что вы вышли из того возраста, когда может нравиться примитивное искусство. Ведь теперь вам доступна высшая ступень – театр. В Климтдейле прекрасный театр оперы и оперетты. Его труппа не уступает столичному театру.
– Я ни разу не была в театре, – призналась Люсицьена.
– Вам еще не исполнилось восемнадцать лет?
– Исполнилось. Зимой.
Люсицьена отвернулась. Ей совершенно не хотелось объяснять графу, что отчим категорически запрещал ей появляться в светском обществе Климтдейла.
Однако граф деликатно обошел эту больную для девушки тему.
– Ну, у вас все еще впереди, – любезно заметил он. – Когда я женюсь… Если я женюсь, – поправился граф, – то я каждую неделю буду возить свою жену в театр. И не только в театр. Мы будем много путешествовать, жить в разных странах и городах. Посетим Норландию, Итраю…
Чужестранные имена звучали в ушах Люсицьены сладкой музыкой. Итрая! Волшебная полусказочная страна, которая навсегда соединилась в представлении Люсицьены с летающими гимнастами и тончайшим шелком, из которого шилась отделка для одежды и портьер. На расписном итрайском шелке можно было увидеть диковинные рисунки: многоликих и многоруких богов, птиц с женским лицом и грудью, странные деревья, плоды которых были похожи на драконов.
– Вы собираетесь жениться? – с любопытством спросила девушка.
– Я мечтал об этом. Когда-то давно… – в голосе графа Люсицьене послышалась грусть. – Но я не хотел бы касаться этой печальной страницы моего прошлого.
Люсицьена, чье романтическое воображение и любопытство были сильно возбуждены, нехотя согласилась.
– Ба! – вдруг остановился граф, и девушка невольно затормозила вместе с ним. – Старая знакомая?
Люсицьена повернула голову в том направлении, куда указывал тростью граф.
У фонтана Люсицьена увидела стоящего к ним спиной молодого человека, который был очень похож на Арманта. В руках юноши были какие-то коробки, перевязанные розовыми ленточками, а рядом с юношей стояла и заливалась серебристым смехом тоненькая белокурая нисса в сшитом по моде этого сезона платье. Вот нисса положила тонущую в пене кружев ручку на лацкан сюртука Арманта и ласково улыбнулась молодому человеку. Люсицьена испытала болезненный укол в сердце. Ей хотелось думать, что она ошибается, что так похожий со спины нисс вовсе не ее жених, но вот парочка проследовала к ждущему их экипажу, кавалер помог незнакомой ниссе забраться в него, галантно подавая руку, потом после короткого разговора вспрыгнул в экипаж, и Люсицьена испытала повторный укол в сердце – это был Армант во плоти.
– О! Кажется, с нею наш общий друг нисс Креймер, – удивленно констатировал граф, провожая вместе с Люсицьеной взглядами уносящийся вдаль экипаж с весело беседующей парочкой.
– С кем «с нею»? – не могла не спросить Люсицьена.
Граф замялся.
– Право, вы вряд ли когда-нибудь пересечетесь с этой ниссой, – уклончиво ответил он. – Вы уверены, что хотели бы знать ее имя?
– Я хотела бы, – твердо произнесла Люсицьена, сердце которой сжалось от нехороших предчувствий.
– О ниссах подобного рода не принято говорить в женском обществе, – с намеком произнес граф. – Хотя они очень, очень популярны в мужском.
– Что-о? Почему?
– Я думаю, ваш отчим пожурил бы меня, нисса Венцель, если бы я повел с вами разговор о…
– О ком? Договаривайте, граф!
– О падших созданиях!
Люсицьена прижала руку к губам и посмотрела на графа в изумлении.
– Да, увы, Люсицьена, это ослепительное создание, которое только что промелькнуло перед нами, подобно метеору, принадлежит к ниссам полусвета. Ее вряд ли бы пустили дальше порога приличного дома, но при этом на пороге ее особняка настоящее столпотворение ниссов, готовых швырять к ногам красотки целые состояния.
– Вот как?
– Да, эта нисса вошла в моду только в прошлом сезоне, но ради нее, я слышал, уже разорился банкир Миннер и застрелился виконт де Леграс. А дуэлей ради прекрасной Левси Фиалки…
– Как-как?
– У нее прозвище Фиалка из-за красоты ее глаз необычного фиолетового цвета. Так вот, дуэлей было не менее пяти. Но все это случилось в столице. Я не знал, что Левси в Климтдейле. – Люсицьена краснела и бледнела, и граф наконец обратил внимание на девушку: – О! Если вы беспокоитесь за подчиненного своего отчима, то не стоит. Взгляд Левси никогда не падает на мужчин с доходом менее тысячи штильсов в месяц. Вряд ли клерк Департамента может похвастаться подобным.
– А я и не беспокоюсь, – сказала Люсицьена, изо всех сил стараясь казаться спокойной. – А что… эта ваша Фиалка действительно так привлекательна для мужчин?
– О да! Она имеет необыкновенное влияние на умы. Левси не только красива, но еще и очень умна и обладает разнообразными способностями. Вот полюбуйтесь, к примеру, на образчик ее стихотворного таланта. Левси одарила меня этими строками на одном из суаре, который устраивал мой друг, сохший по красавице. Кстати, благодаря ей, состояние моего друга тоже значительно усохло… – кашлянув, добавил граф.
Он достал из записной книжки листок бумаги, где тонкими изящными буквами было написано стихотворение.
– «Любовь сладка, считают люди…» – бегло прочитала Люсицьена, поджала губы и возвратила листок графу. – А вы, ваша светлость? Вы тоже ссохлись от?..
– О нет! – с жаром воскликнул граф. – Меня не прельщают погибшие создания. Я ищу в женщине первозданной чистоты. Только такую женщину я буду возносить на пьедестал, лелеять ее светлый образ в сердце и поклоняться ей всю свою жизнь, как богине.
Он сказал это с таким жаром, что Люсицьена порозовела и не нашлась, что ответить. Сердце девушки было полно ревности и беспокойства за Арманта, но вместе с тем слова графа каким-то образом задевали ее, хотя он явно не имел в виду ничего особенного. Разве он говорил о Люсицьене? Кажется, нет. Тогда почему ей было так сладко и стыдно слушать графа? Этого девушка сказать не могла.
– Нам сегодня повезло, – заметил граф, делая вид, что не видит смущения своей визави. – Я слышал, что в Климтдейл приехали гимнасты из Итраи и будут давать представления несколько раз в день.
– Я с удовольствием на них посмотрю, – сказала девушка, однако мысли Люсицьены были далеки от итрайских гимнастов. Ожидание чуда, в котором она жила до этого, куда-то безвозвратно улетучилось, а настроение сильно испортилось.
– Готов во всем служить прекрасной ниссе, – поклонился граф, от которого Люсицьена постаралась скрыть перемену своего настроения, и они продолжили прогулку.
– Да я с ниссой Трауберг вчера случайно на улице познакомился!
– Ах, с ниссой Трауберг?
– Ну, с этой девушкой. Я до этого ее и в глаза не видел. Мы столкнулись на набережной. У нее коробка упала. Я поднял.
– А сегодня вы в экипаже тоже столкнулись? Случайно?
– Нет, сегодня я ходил по поручению нисса Венцеля в банк и на обратном пути снова с ниссой Трауберг столкнулся. То есть встретился. И она предложила меня подвезти до Департамента.
– Что-то вы слишком часто стали сталкиваться, – хмуро заметила Люсицьена, меж тем постепенно оттаивая.
А когда Армант завладел (не без боя) ее ручкой и поклялся, что других женщин, кроме Люсицьены, в его жизни нет, не было и никогда не будет, у девушки отлегло от сердца. Армант глядел на нее такими искренними-искренними голубыми глазами, что не верить ему было совершенно невозможно. И ревность под давлением аргументов (усиленных давлением жарких объятий), растаяла, как утренний туман.
Нисс Венцель, который благоразумно явился по окончании последнего акта комедии под названием «милые бранятся только тешатся», предложил садиться за ужин, который прошел в атмосфере семейного уюта и теплоты. Отчим поддерживал различные идеи Люсицьены по поводу проведения свадьбы, пару раз по забывчивости назвал Арманта сыном и прикладывал к глазам платок такое количество раз, что Люсицьена уже серьезно начала беспокоиться о том, не началась ли у отчима простуда или аллергия на цветение чего-нибудь такого-этакого.
– Переживательные деньки, – заметил нисс Венцель, вставая из-за стола, когда Армант с сожалением распрощался и покинул невесту и будущего тестя. – Мое бедное сердце!
Его маленькие глазки, от обильного ужина еще больше погрузившиеся в пухлые щеки, сощурились, пытаясь разглядеть что-то белое, валяющееся под столом.
– Что там, Люсицьена? Какая-то бумага?
Люсицена наклонилась, потом присела и подняла надорванный конверт, валяющийся на полу у ножки стула, где еще десять минут тому назад сидел ее жених.
– Армант потерял документ? Вот растяпа! Нельзя же так обращаться с важными бумагами! – добродушно пожурил подчиненного нисс Венцель.
Но Люсицьена, замерев, глядела на конверт, на котором знакомой – ах, до сердечной боли знакомой! – рукой были выведены изящные строки: «Моему дорогому Арманту от его маленькой подружки». Секунда колебаний, и Люсицьена достала из уже вскрытого конверта листок бумаги.
«Мой возлюбленный Армант! Целый день, нет, целый век я не вижу тебя у своих ног. Тебе ведь известно, мой обожаемый ангел, что твоя Фиалка живет и дышит только для тебя. Так не заставляй же меня лишний час мучиться ожиданием.
Рада была услышать, что наши планы сработали, и падчерица твоего патрона согласилась выйти за тебя замуж. Ах, я смеялась до колик в животе, представляя, как эта дурочка млеет от счастья! Право, мне ее даже жаль! Но что делать? Нам с тобой нужны деньги! Ты ведь понимаешь, мой дорогой, что мы сможем жить в свое удовольствие, только если кто-то обеспечит нам немалый доход.
Ах мой любимый Армант! Только эти соображения и помогают мне смирять свою жгучую ревность, которая терзает меня, когда я представляю моего обожаемого мальчика в объятьях соперницы. Надеюсь, что ты не будешь расточать своей длинноносой жерди те комплименты, которые ты говорил мне? Не будешь ей врать, что ее глаза – это «ночные фиалки, чей аромат сводит с ума и заводит к погибели»? Что ее руки – это «белые лилии страны фей»? И что ее уста – это «врата в долину грез»? Ты бываешь таким поэтичным, мой милый! Но я верю, что мой мальчик сдержит свое обещание вечно любить меня и только меня! Не затягивай с представлением, мой ангел, отделайся от своей курицы и лети ко мне, в наше уютное гнездышко! Жду тебя к себе вечером! Твоя Лесси Фиалка».
Письмо выпало из ослабевших рук Люсицьены. Девушка побелела как мел и рухнула на диван.
– Что такое? – забеспокоился отчим. – Что такое?
Он наклонился, суетливо достал очки и стал вслух зачитывать письмо. Каждая вновь повторенная строка была подобна удару кинжала и вонзалась в сердце Люсицьены, заставляя его вторично обливаться кровью.
– Как? Что? Какой мерзавец! – пробормотал отчим, растерянно переводя взгляд с письма на девушку.
– Граф Олларф! – представил гостя вошедший слуга, и в гостиную с веселым лицом вошел граф.
– Я не вовремя? – веселье тут же сбежало с лица графа, когда он увидел полумертвую девушку. – Воды! – сориентировавшись, бросил он ниссу Венцелю, и тот передал ему стакан с водой.
– Выпейте! – вкладывая в голос сочувствие и нежность, произнес граф и протянул Люсицьене воду.
Девушка непонимающе взглянула на графа, потом машинально взяла воду и выпила.
– Граф! – возмущенно воскликнул нисс Венцель. – Вы поглядите, каков мерзавец!
– Что это? – недоуменно спросил граф, глядя на переданное ему в руки письмо.
– А я ведь считал его своим сыном! – возмущенно продолжил нисс Венцель. – Хотел отдать ему в руки единственное сокровище, которое у меня осталось после смерти моей Амаранты, ее драгоценное дитя, которое я люблю, как родное.
Люсицьена сидела недвижно, и только лихорадочно блестящие глаза на белом без кровинки лице выдавали страдание, которые испытывала девушка.
– Но как же быть? – продолжил нисс Венцель. – Мне пойти сейчас и поговорить с этим мерзавцем? А если он сейчас у этой… у этой своей…
Люсицьена вздрогнула как от удара.
– Дайте мне бумагу и перо! – твердо сказала она.
Граф и отчим молча наблюдали за тем, как девушка пишет.
«Милостивый нисс Креймер! С той секунды, когда я узнала о вашей подлости и вашем двуличии, все кончено между нами. Вы навсегда умерли для меня! Желаю вам счастья в объятиях свой любовницы. Вы сравнивали меня с розой, но, видимо, фиалки ближе вашему сердцу. Прощайте навсегда!»
Люсицьена подписала письмо и протянула его отчиму. Нисс Венцель бегло прочитал и вздрогнул от радости, потом быстро обменялся взглядами с графом, но это укрылось от Люсицьены, которая продолжала глядеть в одну точку.
– Я немедленно отправлю письмо этому негодяю! – воскликнул нисс Венцель и фыркнул, выразив возмущение.
– Люсицьена… – прошептал граф и опустился на колени перед девушкой.
Она сидела как мертвая и даже не почувствовала, что граф взял ее холодную руку. Однако, когда кожу Люсицьены обжег поцелуй, девушка обратила взор на графа.
– Я хочу умереть… – прошептала Люсицьена, и первая слезинка скатилась с ее щеки, прокладывая дорогу для следующих, которые уже готовы были обрушиться потоком горя.
– Этим вы погубите не только себя, но и других людей, которым вы дороги, – прошептал граф, вкладывая в свои слова море нежности.
– Что мне делать?
– Вам надо уехать! – решительно сказал граф. – Сменить обстановку. Дом, город! Главное, чтобы вокруг не было ничего, напоминающего о прошлом!
– Хорошая идея! – вклинился нисс Венцель. – Дорогая, граф абсолютно прав. Тебе надо уехать. И я возьму отпуск и поеду вместе с тобой. Только мне надо пару дней, чтобы закончить важные дела. И сделать приготовления к отъезду! Опять же надо купить билеты, забронировать гостиницу… Все это требует времени… И денег. Надо поехать в банк! Но вдруг после этого письма Армант снова прибежит сюда, ворвется, чтобы говорить с тобой? Что делать?
Люсицьена вздрогнула и закрыла глаза руками.
– Я не хочу показаться навязчивым, – осторожно сказал граф, – но я готов сделать все что угодно для вас, Люсицьена. И если я могу помочь…
– Увезите меня отсюда! – прошептала бедная девушка, отнимая руки от лица и глядя на графа как на спасителя.
– У меня есть небольшое поместье неподалеку отсюда… Скромный дом, недостойный вас, моя драгоценная нисса, но если бы вы оказали мне честь… – граф посмотрел на девушку с тоской во взгляде.
– Мне все равно, – сказала Люсицьена шепотом.
Нисс Венцель дернул за сонетку, зовя Гертруду.
– Готовьтесь к отъезду с барышней. Поторопитесь. И прикажите заложить карету. Через час, максимум через два вы должны выехать.
Пришедшая на зов хозяина Гертруда переводила испуганный взгляд с нисса Венцеля на заплаканную Люсицьену, но от вопросов воздерживалась.
Когда Гертруда увела девушку, нисс Венцель с живостью повернулся к графу.
– Ну, все прошло именно так, как вы предсказали, ваше сиятельство.
– Разумеется, – хладнокровно согласился граф. – А эту Гертруду нельзя не посылать вместе с Люсицьеной?
– Боюсь, что нет. Девушка к ней очень привязана и может отказаться ехать без Гертруды.
– Хм. Служанка может помешать в ключевой момент. Но ладно. Я придумаю, как удалить ее на время, если это потребуется.
– А что с мальчишкой Армантом? Теперь можно не переживать и сбросить его со счетов?
– Нет, он все еще может испортить нам игру. А я, уважаемый тесть, не люблю оставлять игроков, которые в любой момент могут исподтишка ударить в спину кинжалом.
– И что же делать?
– Сейчас я дам вам инструкции, которым вы должны безоговорочно следовать.
Нисс Венцель только поклонился и послушно подставил ухо.
Армант пришел на службу веселым и улыбающимся. Разве счастье не падало ему прямо в руки? Его карьера в Департаменте стремительно развивалась, и с зимы он являлся практически правой рукой начальника – нисса Венцеля. А теперь еще и девушка, по которой он полгода тосковал, не надеясь на взаимность, обещала осенью стать его женой.
Нисс Венцель, который сегодня, вопреки обыкновению, явился раньше своих подчиненных, добродушно поприветствовал Арманта и двух младших клерков, Билля и Керли. Трое юношей поклонились патрону и расселись по своим рабочим местам.
– Армант, мой мальчик, – через полчаса после начала работы обратился к своему помощнику нисс Венцель.
Он стоял у окна и рассеянным взглядом наблюдал за раскаленной от солнца улицей, по которой обреченно выстукивали копытами лошади и, стараясь держаться в тени деревьев и зданий, сновали прохожие.
– Да, патрон, – откликнулся Армант, отрываясь от бумаг.
– Мне надо будет уехать на полдня. Я вспомнил, что надо сделать проверку филиала. Выезжаю немедленно.
– Разумеется, патрон, – кивнул головой Армант, удивляясь, что нисс Венцель решил ускорить ежемесячную проверку на неделю. Однако задавать вопросов начальству он не осмелился.
– Я оставляю тебя за старшего, мой мальчик. Я же могу тебе всецело доверять, не так ли? Не только как ответственному служащему, но и как… – тут нисс Венцель улыбнулся с намеком.
Билль и Керли понимающе переглянулись и тоже улыбнулись. Армант порозовел.
– Вы можете на меня полностью положиться, нисс Венцель.
– Ну раз так, я оставляю тебе ключи от сейфа. Я снял с него магическую защиту, чтобы ты мог его открыть.
Билль и Керли с удивлением и уважением покосились на Арманта, удостоившегося подобной чести.
– Но зачем, патрон? – решил уточнить Армант, который тоже был поражен этим знаком доверия.
– Сегодня, – объяснил нисс Венцель, – должны прийти агенты выездной комиссии. Выдай им, пожалуйста, из сейфа векселей на предъявителя. На пятьдесят штильсов. У них дальняя командировка. Всего же в сейфе сейчас лежит векселей на предъявителя на общую сумму более двух тысяч штильсов.
Билль присвистнул:
– Да на такие деньжищи можно целый особняк в центре Климтдейла приобрести, – и Керли согласился с ним кивком головы.
– Векселя для наших выездных комиссий, – строго заметил нисс Венцель и недовольно фыркнул: – Пф-ф! А вы бы лучше, Керли, отчеты вовремя писали. А если вас зарплата Департамента не устраивает, то подыщите другую работу.
Керли покраснел и опустил голову.
– Я все сделаю, патрон, – твердо сказал Армант, который пылал от энтузиазма.
Нисс Венцель кинул взгляд в окно, передал ключи Арманту и стал торопливо собираться.
– Билль! Керли! Ниссы, помогите мне донести дела до архива, – указал нисс Венцель на кипу папок на своем столе, и младшие клерки вскочили на ноги.
Через минуту в кабинете остался один Армант.
– Тут вас ищут, нисс Креймер, – сообщила ему через пять минут секретарь-машинистка, вводя в кабинет посетителя, который произвел на Арманта не самое приятное впечатление. Одежда посыльного обтягивала мощные плечи и руки мужчины. Сосульки темных волос небрежно свисали, полностью закрывая одну щеку. Короткопалая рука протянула Арманту конверт, и посыльный коротко буркнул:
– Вам тут письмо. Личное.
Он зыркнул маленькими глазками из-под низкого лба и удалился вместе с секретаршей.
Артур недоуменно поглядел на письмо и радостно вспыхнул, увидев, что оно от Люсицьены. Торопливо распечатал, пробежал глазами и... Земля пошатнулась у Арманта под ногами. «Все кончено…» «Вы умерли для меня!» «Прощайте навсегда!» Каждое слово впивалось в грудь юноши как кинжал, оставляя кровоточащую рану.
– Любовница? Подлость и двуличье? – страдальчески произнес Армант, недоуменно потирая лоб, на котором выступил холодный пот. – Какая еще фиалка? Что это вообще за бред?
Он перечитал письмо, надеясь, что неправильно понял смысл письма, но слова не толковались двояко, и смысл послания обрушился на бедного юношу окончательным приговором. Армант схватился за стол, ожидая, пока земля под ногами прекратит шататься. Это какое-то чудовищное недоразумение! Какая-то страшная ошибка! Больше ни одна мысль не могла проникнуть в разгоряченный мозг Арманта. Что делать? Надо все выяснить! Надо немедленно выяснить, что происходит! Надо объясниться с Люсицьеной!
Не мешкая, Армант схватил ключи от сейфа, шляпу и бросился бежать из Департамента. Секретарша и другие служащие с удивлением посмотрели вслед молодому человеку, на лице которого отражалось отчаянье.
До дома своей невесты Армант добежал за рекордное время. По спине лились струи пота, а горло все ссохлось от жажды. Заплетающимися ногами Армант одолел последние ступени дома Венцелей и покрутил раскаленный на солнце звонок. Дверь распахнулась, но обычно обходительный дворецкий в этот раз не спешил пустить молодого человека в спасительную прохладу дома.
– Что вам угодно? – холодно спросил он опешившего от подобной встречи Арманта.
– Я хочу увидеться с Лю… ниссой Венцель.
– Ниссы Венцель нет дома.
– Как нет?
– Оне отбыли вчера.
Армант бросил отчаянный взгляд в сторону каретного навеса, но, действительно, не увидел там экипажа Венцелей. Армант побледнел еще сильней и прижал руку ко лбу.
– Я могу поговорить с Гертрудой? – вспомнил он имя служанки, которая к нему хорошо относилась и была доверенным лицом невесты.
– Гертруда уехала с хозяйкой. И вообще, нисс, – последнее слово дворецкий произнес с замораживающей интонацией, – я бы не советовал вам приходить в этот дом. Здесь вам не рады.
– Что-о-о?
– Вас не велено пускать, – разъяснил дворецкий и захлопнул дверь перед лицом ошарашенного Арманта.
– Абсурд! – воскликнул Армант, обращаясь к дверному полотну, но оно, понятное дело, не пожелало вступить с ним диалог.
Куда уехала Люсицьена? Почему? Нелепости этого дня множились. Что же делать? Ну конечно! Нисс Венцель поможет выяснить, что происходит. Он ведь тоже наверняка не в курсе помешательства, случившегося с его падчерицей. Надо найти патрона! Где он? В филиале! Так бежать туда срочно! И Армант снова сорвался с места.
Выбежав на улицу, молодой человек поднял руку, призывая извозчика. Однако первый остановившийся перед ним экипаж своим блестящим видом и породистыми лошадьми совершенно не походил на экипаж городских извозчиков.
– Армант! Это вы? – раздался знакомый юноше хрустальный голосок, в котором слышалось искреннее удивление.
– Нисса Трауберг! – воскликнул Армант, увидев свою недавнюю знакомую.
Белокурая красавица, затянутая в нежно-сиреневое платье с кружевами, удивительно идущее к ее необыкновенным глазам, сидела в коляске и держала в изящной ручке длинный янтарный мундштук.
– Что случилось, Армант? – сочувственно спросила красавица. – Вы такой взмыленный и красный. Боже, да у вас скоро будет солнечный удар! Вас отвезти к доктору?
– Нет, мне нужен не доктор, нисса Трауберг! Я очень спешу! Мне нужно ехать на окраину Климтдейла, в филиал Департамента.
– Тогда садитесь скорей! Я отвезу вас туда, куда вам надо. Если вы хоть немного не посидите спокойно в тени, вы потеряете сознание.
Армант не заставил себя упрашивать. Одна мысль – оказаться как можно быстрее там, где нисс Венцель, – владела им. Юноша забрался в коляску и уселся напротив девушки, которая смотрела на него с симпатией и сочувствием.
– Мне так неловко пользоваться вашей любезностью, нисса… – сказал Армант, отирая лоб платком.
– Пользуйтесь! Я с удовольствием вам помогу!
По знаку девушки кучер поднял верх коляски, и молодые люди оказались в блаженной тени.
– Трогай! – приказала красавица и обратилась к Арманту: – Так на какую улицу ехать? – красавица зажгла папироску, вложенную в мундштук, и Арманта обдало облаком душистого дыма.
– Улица Акаций, дом… – начал Армант и вдохнул дым.
Что-то помутилось в его голове. Облик красавицы смазался, стал расплывчатым и туманным.
– С вами все в порядке, нисс Креймер? – с участием спросила красавица.
Армант попытался ответить, но тут его глаза закрылись, и он погрузился в темноту, в которой не было ни цветов, ни звуков, ни запахов.
Р-р-р! Детектив Саксен, пятидесятилетний мужчина, склонный к полноте и апоплексии, был зол с самого утра. Причиной его дурного настроения уже целую неделю была свояченица. Младшая сестра жены имела обыкновение прибывать в Климтдейл в июне, когда ее драгоценному муженьку давали отпуск. Ну как же: им всем позарез нужны солнце и морские ванны! И вот вся семья, включая трех балбесов опасно активного возраста, тащилась в Климтдейл. Гостеприимной жене Саксена и в голову не приходила мысль, что вся эта орава могла бы преспокойно поселиться в гостинице, где они бы жили, не доставляя никому лишних хлопот. И это при том, что свояк получал жалование, раза в два превышающее жалование детектива. Но нет, это ж родственники!
По этой причине в течение трех июньских недель Саксен ощущал себя настоящим мучеником, поджаривающимся на огне злости и раздражения. Нет, этого было решительно невозможно вынести!
Свою спальню хозяева дома уступали гостям, а сами спали на полуторной кровати на проходной терраске, где становилось жарко уже в первые минуты после восхода солнца. Уютную комнатку своей пару лет назад вышедшей замуж и покинувшей отчий дом дочери Саксены отдавали троим разбойникам. Р-р-р! В прошлом году, когда гости уехали, детектив обнаружил в комнате дочери изрисованные обои, изрезанные ножницами занавески и целую кучу фантиков под кроватью. Р-р-р!
На обед, если детективу не удавалось под предлогом службы отбояриться от совместной трапезы, Саксен теперь приходил в состоянии ледяного бешенства. Глядеть на то, что вытворяли «очаровательные малютки», сил не было никаких. Как и слушать бесконечные разговоры свояченицы о том, как все безбожно дорого в Климтдейле, не то что в ее родном Клайпаке! Ну и сидела бы там! Чего сюда приперлась! – каждый раз порывался возмутиться детектив, но смирялся под умоляющим взглядом жены.
Кость! Мозговую кость из супа теперь за обедом отдавали дорогому гостю, а сам Саксен только облизывался, глядя, как свояк выковыривает мозг из кости и, поливая горчицей, отправляет деликатес в рот. Р-р-р!
А эти «очаровательные малютки»! Зная, что трое балбесов в один момент могут разнести дом, чета Саксенов перед приездом гостей убирала все легко бьющиеся, ценные и просто подверженные ломке вещи куда подальше. Саксен, который на досуге занимался в сарае-мастерской сборкой парусников в бутылке, был особенно обеспокоен сохранностью своих хрупких поделок.
Сейчас в мастерской на столе лежала бутылка, внутри которой сох корабль: с парусами винного цвета и с золотым флагом – почти точная копия древнего норландского пиратского фрегата. Парусник, над которым Саксен трудился более восьми месяцев, был почти готов. Детектив поместил его в стеклянный сосуд и ждал, когда клей окончательно застынет и днище парусника намертво пристанет к основе. Затем он собирался поднять паруса фрегата и окончательно завершить сборку. Понимая, что мастерская будет притягивать мальчишек, как магнит, Саксен по приезде гостей стал запирать сарай на большой амбарный замок и вешать ключ высоко под стреху, так что достать его мог только он сам, да и то встав на цыпочки и потянувшись изо всех сил.
После всего вышеизложенного становится понятно, почему детектива едва не хватила кондрашка, когда он, проснувшись на рассвете, застукал малолетних бандитов около двери своей мастерской. Там они, встав друг другу на плечи, пытались дотянуться до заветного ключика. Р-р-р! Трехэтажное ругательство возымело эффект взрыва в горах: три брата-акробата посыпались вниз со скоростью снежной лавины, а ключик остался, покачиваясь, висеть на гвоздике.
Р-р-р! Через десять минут нисс Саксен шел на работу голодный и злой – без завтрака, с ключом от мастерской в кармане и с драгоценной бутылкой с пиратским парусником, зажатой подмышкой.
В эти роковые июньские недели подчиненные старались входить в как можно более короткое столкновение с разъяренным начальником, а по возможности не беспокоить его вовсе. Но сегодня контакта избежать не удавалось.
– Нисс детектив! Там вызов в Департамент по борьбе со злоупотреблением магией! – на секунду заглянув в кабинет детектива, отрапортовал дежурный и тут же скрылся за дверью, боясь, что в него полетит что-нибудь твердое и угловатое.
– А мы тут при чем? – прорычал Саксен.
– Так там простое хищение, – робко объяснила дверь. – Без магии. По нашей части, говорят.
Р-р-р!
Прибыв в Департамент, Саксен в первую очередь потребовал отвести его на место преступления.
Он неторопливо оглядел просторный кабинет, цепко выхватывая детали: несколько письменных столов – один из них выделялся своими монументальными размерами и качеством отделки; папки документов, раскрытый сейф. Немолодой полный мужчина с маленькими глазками, тонущими в складках щек, назвался начальником отдела Департамента Венцелем. Он вытирал пот, катящийся градом со лба, и все время бормотал себе под нос что-то вроде «А я ему так доверял! Он же мне был как сын!» Два младших клерка смотрели на своего патрона и на детектива круглыми от ужаса глазами.
– Я уехал на инспекцию с утра, – пояснил Венцель. – Оставил за старшего Арманта Креймера, моего помощника. Передал ему ключи от сейфа…
– А что за необходимость была оставлять ключи? – перебил детектив.
– Видите ли, нисс детектив, в отдел должны были прийти агенты выездной комиссии для получения командировочных денег.
– Наличные?
– Нет, деньги выдаются векселями на предъявителя. Всего в сейфе было векселей на сумму двадцать две тысячи штильсов.
Детектив присвистнул.
– Кругленькая сумма!
– И вот. В мое отсутствие пришли агенты и…
– Вас здесь в тот момент не было?
– Нет.
– Хорошо. Я побеседую с вами чуть попозже, – обрубил детектив.
– Мы вообще ничего не понимаем, – в один голос сказали Билль и Керли. – Мы вышли из кабинета вместе с патроном, чтобы отнести по его просьбе папки в архив.
– Ключ был у Арманта?
– Да, нисс Венцель передал его лично в руки своему помощнику.
– Хорошо. И что дальше?
– Когда мы вернулись, Арманта уже не было. Секретарь сказала, что он выбежал из кабинета как ненормальный спустя пару минут после получения письма от курьера и…
– Ждите! – буркнул детектив клеркам и пошел в приемную.
Секретарша, немолодая ниссима в скучном костюме, строго посмотрела на детектива сквозь очки.
– Что за курьер? Понятия не имею! Я его раньше никогда не видела.
– Как выглядел?
– Такой широкоплечий детина. Волосы пол-лица закрывали…
– Пол-лица?
– Одну щеку, если говорить точно.
– Правую или левую?
– Кажется… кажется… Точно – левую!
Детектив нахмурился. У него было некоторое подозрение, почему человек мог скрывать свою левую щеку, но…
– Этот курьер оставался один в кабинете с сейфом?
– Нет, что вы! Я его ввела в кабинет, он передал при мне письмо ниссу Креймеру, потом курьер ушел.
– Точно ушел? При вас?
– Да, могу в этом поручиться.
– …Армант так и не вернулся назад, – по знаку детектива продолжили Билль и Керли. – В обед пришел агент за векселем. Позвали бухгалтера, у которого был второй ключ от сейфа, поскольку первый ключ Армант унес с собой. Открыли сейф, а там… ни одного векселя!
– Что сделали?
– Послали за ниссом Венцелем. Также послали курьера домой к Арманту. Нисс Венцель приехал сразу же, а Арманта нигде не нашли.
– Хм. То есть заподозрили Арманта Креймера?
– Если честно, все это очень странно! Зачем ему векселя? Живет он скромно, по службе продвигается очень успешно. Вот и жениться собрался…
– На ком?
– Да на дочери господина Венцеля. Мы в выходные собирались отмечать его обручение в кабачке. Он такой счастливый был…
– Я относился к нему как к родному сыну… – прикрывая глаза платком, вещал нисс Венцель. – Я хотел сделать его своим преемником. Хотел отдать ему свою падчерицу…
– То есть нисс Креймер готовился стать вашим зятем?
– До недавнего времени. Однако сегодня вскрылось одно чудовищное обстоятельство…
– Какое же?
– Дело в том, что этот молодой человек, произведший такое отрадное впечатление на меня и на Люсицьену, оказался распутником, низким лицемером и обманщиком. Вот, посмотрите, это письмо, которое он случайно выронил у нас дома и которое нашла моя падчерица…
Саксен взял протянутое письмо и внимательно прочел и содержание, и надпись на конверте.
– Елевсина Трауберг… Вилла «Морской бриз» на Приморской улице… Хм… И что нисса Венцель?..
– Люсицьена не смогла выдержать такого позора и решила удалиться на время из города. Сейчас ее нет в Климтдейле.
– Жаль. Я хотел с ней поговорить…
– О нет! Люсицьена не в состоянии сейчас говорить об этом. Пожалейте мою бедную девочку!
– Что ж… Если острой необходимости беседовать с нисс Венцель не будет, то я не буду ее беспокоить. У меня остался к вам только один вопрос.
– Да, нисс детектив. Я слушаю.
– Скажите, вот вы, зная все это, зная, что ваш несостоявшийся зять мошенник и врун, спокойно доверили ему ключи от сейфа? И преспокойно уехали?
Детектив заметил, что глаза нисса Венцеля забегали по сторонам. Мужчина промокнул лицо платком.
– Нет, что вы, нисс детектив! – наконец ответил начальник отдела. – Я тогда еще этого не знал.
– А когда узнали?
– Видите ли… – нисс Венцель снова отер лоб, – я заехал по дороге домой, и там Люсицьена меня огорошила всем этим…
– И вы преспокойно поехали в филиал? Не вернулись назад в Департамент, чтобы объясниться с бывшим зятем?
– Служба есть служба, нисс детектив, – развел руками нисс Венцель.
Детектив кивнул головой, но мысленно поставил галочку в своем списке непонятностей и белых пятен этого дела.
– Так Арманта нет дома? Вы его там не нашли? – уточнил он.
– Нет! Курьер приехал ни с чем. Может, он у этой?..
И нисс Венцель ткнул пальцем в письмо, которое держал детектив.
– Что ж. Придется навестить ниссу Трауберг, – резюмировал Саксен, глядя на адрес на конверте.
Вилла «Морской бриз» утопала в цветах и зелени. Тигровые лилии гордо вздымали свои головки над серебристыми листьями цинерарий, аккуратные шары хост окаймляли извилистые дорожки, выложенные гранитом, из подвесных корзинок свешивались яркие пеларгонии и изнеженные бегонии, плетистые розы и клематисы обволакивали перголы и садовые арки. Даже стены дома укутывали стебли глицинии, свешивающие вниз ароматные сиреневые грозди.
Детектива, который спросил ниссу Трауберг, проводили на тенистую веранду, где в гамаке качалось белокурое создание самой пленительной наружности. Девушка была одета по-домашнему, и на кончике одной из ее босых ножек покачивалась расшитая туфелька, а вторая туфелька с высоким острым каблучком валялась на полу.
– Вы ко мне, нисс детектив? – хрустальным голоском поинтересовалась красавица, поднимая на детектива глаза изумительного фиалкового цвета.
– Да, если вы хозяйка виллы.
– Я снимаю ее, – объяснила девушка.
– Я могу увидеть ваши документы, нисса?
– О да! Разумеется.
Девушка вылезла из гамака и вскоре вернулась с документами, которые Саксен внимательнейшим образом изучил и вернул.
– Что ж, нисса Трауберг. Я к вам по серьезному вопросу.
– Постараюсь быть полезной, – сказала девушка, забираясь назад в гамак с ногами и принимая самую что ни на есть соблазнительную позу.
Детектив покосился на оголившуюся ножку красавицы, однако предпочел оставить свои замечания при себе.
– Знаком ли вам, нисса, некий Армант Креймер?
– О да! – не стала отпираться девушка, и по ее лицу скользнула лукавая улыбка.
– Давно?
– Чуть меньше полгода.
– Ваши отношения…
– Наши отношения являются нашим личным делом, нисс детектив. Скажу лишь, что они достаточно близкие.
– Давайте расставим все точки над «и», нисса! Армант Креймер – ваш любовник?
Красавица лишь склонила голову в знак согласия.
– Я соврала бы кому-нибудь другому, – сказала она, – но врать детективу при исполнении… Я не настолько глупа.
– Скажите, нисса, это правда, что ваш любовник собирался жениться на ниссе Венцель с целью овладеть ее приданым, но даже не думал разорвать с вами связь?
– Что ж… Теперь об этом все равно узнают, так что скрывать глупо…
– Я вас слушаю.
– Армант потратил на меня большую сумму денег. Я не спрашивала его, где и у кого он занял эти деньги, но, насколько я успела понять по разного рода обмолвкам, сумма эта велика, а кредитор стал наседать на Арманта. Женитьба должна была покрыть этот долг. Но…
– Но что?
– Все рассыпалось, как карточный домик. Невеста Арманта откуда-то узнала про наши с Арми отношения и дала бедному мальчику отставку. Он был в безвыходном положении, когда ввалился ко мне сюда…
– Как? Он у вас?
– Да, лежит уже несколько часов в почти бессознательном состоянии.
– Я должен его увидеть. Немедленно!
Саксен кликнул полицейских, которые приехали вместе с ним, и прошел за чуть удивленной красавицей в дом.
В роскошно обставленной спальне на кровати под голубым пологом крепким сном спал молодой человек. В спящем Саксен легко узнал по приметам Арманта Креймера.
– Поднимайтесь, любезный! – строго приказал детектив.
– Я сейчас разбужу его! – сказала красавица.
Она обняла молодого человека и стала гладить по волосам, что-то нежно шепча на ухо. При этом детективу показалось, что на миг красавица провела чем-то под носом у молодого человека, но это произошло так быстро, что Саксен не смог бы поклясться в том, что видел. Юноша пошевелился и открыл глаза, подернутые пеленой сна.
– Арми, мой дорогой! – зашептала красавица. – К тебе нисс детектив! Он хочет с тобой поговорить.
– Нисс Креймер! – сказал детектив, и молодой человек, обводивший непонимающим взором комнату, остановил его на Саксена.
– Где я? – хрипло спросил он.
– У меня, – пояснила хозяйка дома с улыбкой. – Ты все забыл, дорогой?
– Вы должны проехать со мной в полицейский участок! – сказал детектив и коротко бросил подчиненным: – Обыскать!
Под недоуменным взглядом еще не пришедшего в себя Арманта его сюртук, небрежно брошенный на стул, обыскали, и на стол перед детективом вывалили платок, часы на цепочке, ключ от квартиры, ключ от сейфа и пачку векселей.
– Недостает больше половины суммы! – заметил детектив, быстро пересчитав бумаги, и строго спросил Арманта: – Где остальные деньги?
Но ошарашенный молодой человек только смотрел на него, как баран на новые ворота, как будто не понимая, чего от него требуют.
– Нисс Креймер, вы арестованы, – жестко сказал детектив.
Через минуту закованного в кандалы юношу уже выводили из дома. Он озирался по сторонам и тряс головой, как человек, которому снится дурной сон, от которого он хочет, но не может проснуться. Белокурая красавица стояла на крыльце и заламывала руки.
– В участок! – скомандовал Саксен, и полицейская коляска тронулась.
КОНЕЦ ВТОРОЙ ЧАСТИ
«Идти вперед или направо –
Мой выбор!» – мнит иной ходок.
Но, усмехнувшись тут лукаво,
Судьба натянет повадок.
… Тысяча триста одна… Тысяча триста две… Три… Четыре… Тут Кларисса чуть не споткнулась заплетающимися от усталости ногами за тысячу триста пятую шпалу и не полетела носом вниз с откоса. Она осуждающе покосилась на блондина, который как ни в чем не бывало шел впереди вдоль железнодорожного полотна и помахивал тросточкой. Последние солнечные лучи светили прямо через раздуваемую ветром шевелюру молодого человека, и его голова казалась похожей на золотой одуванчик.
Кларисса переложила ридикюль из одной руки в другую и искренне пожелала молодому человеку чего-нибудь неприятного: тоже споткнуться, что ли. И растянуться во весь свой прекрасный рост вот в том овраге. Кларисса даже мысленно похлопала этой воображаемой сцене. Раздражение увеличивалось в ней кратно каждой отмерянной ногами и посчитанной шпале. А о несчитанных она даже боялась думать.
– Эй, нисс!.. Как вас там? Фон Рич! – позвала Кларисса своего вожатого. – Мы еще долго будем шкандыбать по шпалам?
– А что?
– А то, что по железной дороге опасно ходить. Вам в детстве не говорили? – огрызнулась Кларисса.
– Но поезда же нет. Или вы боитесь, что вас собьет призрачный поезд, нисса Вальмунт? Так это же детские сказки.
Кларисса обиженно засопела. Ну и пусть детские. И да – верит! И не факт, что сказки! Бывали же случаи…
Блондин, как будто почувствовав Клариссину обиду, обернулся и улыбнулся девушке.
– Мы сейчас что-нибудь найдем, Кларисса. Мне тоже совсем не хочется шагать всю ночь.
Кларисса передернула плечами. От леса, в который уже несколько минут назад погрузилось солнце, тянуло холодом и иррациональным страхом темноты. Вокруг и даже в отдалении не было видно никаких признаков человеческого жилья.
– Скоро стемнеет, – заметила девушка. – Я, конечно, люблю пикники, но не на голодный желудок и не принудительного, так сказать, характера.
«И не со стремным ниссом», – хотелось добавить Клариссе, но она воздержалась. Теперь последняя авантюра казалась ей самой что ни на есть авантюрной. «Надо было соглашаться работать на барона, – запоздало пожалела девушка. – Сидела бы сейчас в Вайтбурге. Сытая, в чистой обуви… – Кларисса посмотрела на испачканные в креозоте ботинки и горестно вздохнула. – А не шастала бы на ночь глядя по пересеченной местности».
Железная дорога то поднималась вверх на холм, то спускалась в уютные ложбинки, где в сумерках ярко горели розовые и белые свечи соцветий бадана. С лугов пахло цветущим чабрецом и луговыми травами, но находившаяся за день Кларисса была готова сейчас променять всю эту природную красоту на краюху хлеба и скамейку, а лучше лежанку. С подушкой. Ноги страшно гудели.
– О! – сказал Рик, углядев что-то с вершины очередного холма, резко повернул налево и уверенно шагнул прямо в траву, доходившую ему до пояса.
– Да чтоб вас! – шепотом выругалась Кларисса и пошла следом, от усталости даже не пожелав выяснить, что за «о!» является конечной точкой их маршрута.
Через полчаса блужданий по кочкам среди кузнечиков и высокой травы, на которую стремительно начинала ложиться ночная роса, взъерошенная и окончательно выдохшаяся Кларисса выскочила вслед за блондином к высокому сараю с широко распахнутыми воротами.
– Здесь и заночуем! – весело сказал молодой человек.
Кларисса в ответ только застонала. Вход зиял темной дырой, оттуда сладко пахло сеном. Небо, на котором потухали последние розовые искры, стремительно темнело. На крышу сарая со звоном начинали скатываться первые бледные звезды. Кларисса выдернула из волос пару настырных мошек, очистила юбку от налипших семян травы и репьев, затем смирилась с неизбежным и вошла вслед за Риком в сарай.
– Чем не королевская опочивальня? – спросил блондин, забираясь на гору сена. – Мягко, уютно, сухо, и мухи, надеюсь, не будут кусать.
Он подал руку Клариссе, помогая ей забраться в самую гущу.
– То есть мы будем ночевать тут? – уточнила Кларисса и так очевидный факт.
– Надеюсь, завтра вы не потребуете от меня как от порядочного человека жениться на вас? – иронично осведомился Рик.
– И не мечтайте! – отрезала Кларисса, со злостью колотя охапку сена, чтобы устроить из нее некое подобие подушки.
– Я рад, что мы выяснили этот скользкий момент.
Рик снял с себя плащ и протянул Клариссе. Та хмыкнула, но милостиво приняла подношение. Она сняла ботинки, устроила лежанку из плаща и рухнула на нее со стоном облегчения.
– У меня тут еще печенье есть, – сказал блондин, доставая из саквояжа кулек с изрядно помятым печеньем. – За неимением перепелов и спаржи.
– Я убью вас, если вы произнесете еще хоть одно название нормальной человеческой пищи, – предупредила Кларисса, выуживая из кулька обломки печенья.
Маленькая горстка была проглочена двумя голодными молодыми людьми за пару минут. Кларисса, наплевав на хорошие манеры, ссыпала в рот последние крошки, улеглась в сено на бок, подставив под голову руку и уставилась на блондина, лежащего рядом, не предвещающим ласку взглядом.
– Только не ешьте меня! – попросил Рик. – И не бейте по голове.
Кларисса хмыкнула.
– Расскажите про монету! – потребовала она.
– А вы молодец, Кларисса! – улыбнулся блондин. – Сразу ухватили суть дела.
– Не подлизывайтесь! Рассказывайте!
– Монета желаний, она же Монета Руджена была изобретена в Средние века…
– Постойте! – привстала Кларисса. – Я проходила это в школе на уроках истории. Руджен – черный
Вы прочитали ознакомительный фрагмент. Если вам понравилось, вы можете приобрести книгу.