Купленная. Игра вслепую. Евгения Владон

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ЧАСТЬ первая. Игра вслепую*
• ГЛАВА первая
• ГЛАВА вторая
• ГЛАВА третья
• ГЛАВА четвёртая
• ГЛАВА пятая
• ГЛАВА шестая
• ГЛАВА седьмая
• ГЛАВА восьмая
• ГЛАВА девятая
• ЧАСТЬ вторая. Контригра*
• ГЛАВА десятая
• ГЛАВА одиннадцатая
• ГЛАВА двенадцатая
• ГЛАВА тринадцатая
• ГЛАВА четырнадцатая
• ГЛАВА пятнадцатая
• ГЛАВА шестнадцатая
• ГЛАВА семнадцатая
• ЧАСТЬ третья. “Армагеддон”*
• ГЛАВА восемнадцатая
• ГЛАВА девятнадцатая
• ГЛАВА двадцатая
• ГЛАВА двадцать первая
• ГЛАВА двадцать вторая
• ГЛАВА двадцать третья
• ГЛАВА двадцать четвёртая
• ЧАСТЬ. Бонус. Гипотетическое окончание дилогии, для читателей, которых не устроила концовка основной истории

АННОТАЦИЯ

Меня купили. Меня присвоили. Лишили прав на личное счастье и будущую жизнь. Если думаете, что из золотой клетки так легко упорхнуть или суметь к ней как-то привыкнуть, то вы глубоко ошибаетесь.

   Есть пути, которые выбираем не мы. Но только мы можем решить, как именно через них пройти, даже если они ведут сквозь Ад. Как там говорил старина Уинстон, который Черчилль? “If you're going through hell, keep going. – Если вы идёте через ад – не останавливайтесь!”

ЧАСТЬ первая. Игра вслепую*

*Игра вслепую – разновидность шахматного показательного выступления, во время которого игроки, не глядя на доску, совершают свои ходы. Последнее время игра вслепую также стала частью некоторых международных турниров по шахматам (например, «Амбер-турнир»). Во время этого турнира игроки имеют право пользоваться изображением пустой шахматной доски на дисплее компьютера.

ГЛАВА первая

-...Да, как раз этим сейчас и займусь. А то я уже столько пропустила в институте, что пришлось весь день восстанавливать по чужим конспектам все пропущенные темы и лекции. Думала, голова точно лопнет от такого обилия информации.

   - Наверстаешь. Тем более 90% всего этого информационного мусора тебе и на фиг никогда и нигде не пригодится.

   - Боюсь, пока я доучусь, он раз сто за это время успеет устареть, потеряв свою актуальность на фоне новых трендов так и не определившейся у нас идеологии с политическим курсом. Это как с современной программой образования в школах – детей перегружают по полной, под завязку, а спроси, чему их учат – зависнут над ответом минут на пять, не меньше. И то, сказать что-нибудь конкретное по этому поводу не смогут. Вот и я сейчас себя чувствую точно так же.

   Кир на том конце связи сдержанно посмеялся, а я-таки не выдержала и прислонилась спиной к стене кабинки лифта, на несколько секунд прикрывая глаза и блаженно лыбясь под звуки пробирающего до поджилок голоса. Наверное, так никогда к нему и не привыкну. Вернее, к собственной на него реакции. А ведь мы вроде как расстались не так уж и давно, всего несколько часов назад этим утром. Тогда откуда это ложное ощущение, будто я не видела его как минимум неделю и меня тянет к нему прямо сейчас, в эти самые секунды с невероятно страшной силой? Виной, скорей всего, всё тот же институт и та круговерть, что засосала меня с головой как минимум до трёх часов дня. С учёбой так всегда – времени жрёт много, а толку от этого, как от образовавшейся из-за его потери и в памяти, и в пространстве зияющей дыры. Лучше бы осталась дома. Успела бы сделать куда больше, а, главное, куда более для себя полезного.

   Нехилая усталость за очередной сумасшедший день дала о себе знать как раз в момент резкого физического расслабления. А ведь я, по сути, ничего такого и делала. Всего лишь методично спускала драгоценное время в унитаз. Время, которого мне стало в последние дни катастрофически не хватать. И совсем очень скоро я это пойму и прочувствую, как никогда.

   - Для этого вас так и грузят, чтобы забывали обо всём на свете, а к концу дня – отключали голову, лишь бы ни о чём больше не думать. Потом так же будут грузить работой. Система везде и на всех – одна, и мы все в ней погрязли по самое не балуй буквально с рождения. В общем, Матрица тебя имела, имеет и будет иметь дальше, до самого победного.

   - От твоих вдохновляшек чёт тянет ещё больше удавиться, – конечно, я шутила, как и не признавалась вслух, каким же для моего слуха и измученного сердца было бальзамом слушать голос Кира, пробуждающего своим звучным баритоном самое сокровенное, желанное и только на грани остервенелой одержимости. И как сильно мне хотелось сейчас очутиться с ним рядом, увидеть его в живую, прикоснуться... обнять, поцеловать... Даже от этих вроде бы совсем невинных желаний меня моментально пробирало до сладкой дрожи, будто выработанным условным рефлексом выдрессированной собачки.

   - Прости за такую моральную неподдержку, просто я сейчас сам немного на взводе и не в себе. Наш отдел загрузили по самое не хочу, требуя сдачу расчётных планов, как минимум по пяти предстоящим проектам уже к концу этой недели. И, сдаётся мне, всё это далеко неспроста. У отца уже давно вошло в привычку – наказывать меня по большей части через кого-то, кто мне не безразличен и очень близок. Прямо, как сейчас. Навешал на моих людей нереальные сроки с нереальными требованиями. У них у всех, впрочем, как и у меня, уже глаза блюдцами. Скоро конец рабочего дня, а мы как тот дружный отряд новообращённых зомбиков. Задержаться придётся по любому.

   - На очень долго? – последние слова Кира мне совершенно не понравились.

   Несмотря на усталость и чувство физической выжатости, я сейчас как раз и поддерживала себя мыслью, что мы очень скоро увидимся снова. Тем более, Глеб мне за весь этот день ни разу не позвонил и не скинул хотя бы одного напоминающего о себе сообщения. Значит, он тоже очень занят и едва ли до конца рабочей недели возжелает со мной увидеться, не предупредив об этом заранее. А уже четверг. Если не свяжется со мной сегодня, завтра мы едва ли встретимся. Оставались только выходные и то. По вчерашним предупреждениям Кирилла, меня могут потянуть в субботу на элитную вечеринку для избранных в качестве сопровождающего гаджета к вечернему костюму Глеба Стрельникова.

   При любом раскладе, мне выделят завтра весь день на подготовку к походу, к которому я едва ли сумею так скоро себя морально настроить. Да и не хочу я ни на какие вечеринки! Простите, но это какой-то бред. Светиться на людях (где обязательно будут и фотографы, и журналисты) рядом с далеко не последним представителем российской олигархии, ещё и при его живой жене. Может прикинуться заболевшей, когда он мне завтра позвонит? Сбежать пораньше с пар, потренироваться заранее над простуженным голосом? “Плости, ГлеБ, но я сейчас не в фолме. Заливает соплями и ломает, как под гидлавлическим плессом...” – и в этом месте обязательно шумно “высморкаться” или со всей дури чихнуть, специально чем-нибудь тонким расщекотав в глубине носа очень чувствительную перегородку, как мы когда-то баловались ещё в школе.

   Боже, в кого я начала превращаться, ещё и всерьёз задумываясь над тем, кого я хочу обмануть? Хотя, сложно не признаться – идея далеко неплохая.

   - Боюсь даже предположить, насколько долго. Если вскоре очнусь, а за окном уже новый день, это станет наименьшим из моих предстоящих потрясений. Но контакты ваших банков и кредиторов обязательно раздобудь прямо сейчас и сразу же мне их скинь. Минут десять для них выделить всё равно успею. И это сейчас куда в большем приоритете, чем какой-то очередной торговый центр в очередном Мухазатраханске.

   - Хорошо, дай хотя бы добраться до квартиры, немного прийти в себя, сожрать полхолодильника, а до этого позволить бригадиру отделочников отлюбить мне мозг до полного антиоргазма. Надеюсь, десяти минут ему должно хватить.

   Лифт в этот момент, мелодично звякнув и чуть вздрогнув, остановился на моём этаже и почти бесшумно раскрыл передо мной плавно разъехавшиеся двери. Я оттолкнулась от стенки и, не отнимая ни на долю секунды от уха телефона, поспешила в просторный коридор общей лестничной клетки. Похоже, я уже начинаю потихоньку привыкать и к этому месту, и к осознанию того факта, что это моё новое домашнее гнёздышко. Нехорошо, конечно, или даже, скорее, неправильно, но объявить прямо сейчас Глебу, что я собираюсь с ним расстаться, было бы наивысшей для нынешней ситуации глупостью. Для таких радикальных мер, надо всё хорошенько взвесить и обдумать, а по словам Кира, так вообще действовать, подобно сапёрам, пробирающимся через сплошь заминированное поле. Вначале разберёмся с долгами моей семьи, тогда и меня должно уже будет попустить процентов на пятьдесят, а уже после – хоть в огонь, хоть в воду.

   - Ладно, десять минут, не больше. И то, договоришься, сейчас рвану через весь город, чтобы высадить мозг твоему бригадиру без предварительных ласк.

   - Звучит, как очень заманчивое предложение. Будешь продолжать в том же духе, того глядишь, захочу этим воспользоваться.

   Кир немощно засмеялся в ответ, пока я с удивлением дёргала за ручку входных дверей новой квартиры, не понимая, почему они заперты. Неужели сегодня успели закончить работы по отделке кухни раньше, чем планировали? Там же вроде работы было непочатый край. Хочешь, не хочешь, но пришлось по любому лезть в сумку за ключами.

   - Я бы сам с радостью всё бросил ко всем херам собачьим и лучше бы провёл остаток дня с тобой, если бы это не было слишком рискованным, в первую очередь, для тебя. Так что, увы, но выяснять отношения с бригадиром тебе сегодня придётся самой. Не забудь только перезвонить и рассказать во всех подробностях о всех использованных вами позах со словесными прелюдиями. Вдруг что-нибудь и мне приглянется на очень даже близкое будущее.

   - Обязательно! Если получится, может даже запишу на диктофон.

   Естественно, мы оба дурачились, пытаясь хоть как-то друг друга успокоить и немного обойти стороной те темы, которые и без нашего напоминания прекрасно выедали до основания всё это время и мозг, и нервы.

   - Лучше сразу на видео.

   - Договорились! Всё, уже захожу в квартиру и отключаюсь, но не прощаюсь...

   На самом деле, я в неё вошла несколькими секундами ранее и уже успела закрыть за собой двери, оглядываясь по сторонам в поисках прямых подтверждений о присутствующих здесь облицовщиков-отделочников. Но окружающая со всех сторон тишина и радующая глаз чистота, упорно говорили об обратном. Что мне нравилось в ребятах из выбранной Глебом дизайнерской студии, так это то, что после их трудового нашествия не оставалось почти никаких следов от устроенного ими ремонтного бедлама. Всегда убирались за собой едва не до последней мусоринки. В тапочках или босиком, конечно, не походишь, но и возиться самой с горами строительного мусора не приходилось, а это, следует признаться, дорого стоило.

   Разве что странным было то, что они так рано сегодня закончили (ещё и прибраться успели) и не предупредили меня об этом по тому же телефону.

   - Главное, не забудь перезвонить. Если сброшу звонок...

   - Знаю, знаю, перезвонишь потом сам.

   - Хорошая девочка!

   - Укушу! Сам знаешь, куда.

   - Уже жду этого, не дождусь. Но только без майонеза, хорошо?

   Сукин сын! Ну что он творит-то? Мне теперь совсем не хочется отключаться, а сказать на “прощанье” ещё штук -адцать ласковых слов. К тому же, мы ещё не научились очень быстро прощаться, постоянно цепляясь за “последние” фразочки, как за звенья нарастающей цепочки из милых глупостей и совершенно беззлобных шуточек. Да и не могла я ещё выдавить из себя “Люблю, целую!”, пусть и порывалась каждый раз. То ли было для таких словечек ещё слишком рано, то ли они совершенно не вписывались в наш случай.

   - Ты не поверишь, но я только что по дороге купила целую пачку.

   Мучительный стон на том конце связи развеселил меня едва не до истеричного смеха.

   - Ты неисправима. Пообещай только, что ты никогда не исправишься и останешься такой, какая есть на веки вечные.

   Ну, вот, опять! Ещё секунду назад давилась от безудержного веселья, а теперь лыблюсь, как окончательно отупевшая, но зато от зашкаливающего счастья, безмозглая дурочка. И за всё это время, я так и не смогла сосредоточить внимание на произошедших в большой комнате нижнего яруса новых изменениях, хотя именно сегодня они бросались в глаза весьма существенными новшествами. Например, полностью доустановленной кухней с глянцевыми фасадами контрастного пурпурного цвета; выложенной между нижними и навесными шкафчиками тёмно-красной ромбовидной плиткой и такой же, но побольше – на полу на всём участке кухонной зоны. Остальную часть помещения тоже успели почти что довести до ума, если не считать всякой мелочёвки и пока ещё отсутствующей мебели. По крайней мере, полы уже выстелили полностью модульным художественным паркетом (правда, без излишних изысков и заумных дворцовых узоров), разграничив заранее всю гостиную на несколько зон отличающимся цветом выбранной плитки и выложенными из неё геометрическими орнаментами.

   И вместо того, чтобы любоваться всей этой невероятной красотищей, которая всецело принадлежала моему мучительному выбору (и о которой всего пару недель назад я и мечтать даже не смела), моё внимание и мысли цеплялись за голос Кирилла Стрельникова в телефонной трубке. Я даже до холодильника прошлась на чистом автомате, лишь вскользь задев довольным взглядом уже освобождённую от защитной плёнки кухонную мебель, тут же о ней забывая, как и о продуктах, заброшенных в полупустой двухкамерный рефрижератор прямо, как есть, в одном пакете.

   - Ох... Такое сложно обещать. Но... постараюсь сделать для этого всё от меня зависящее и возможное.

   - Так обещаешь остаться или нет?

   - Обещаю!

   - И только-только моей?

   От такого совсем уж неожиданного вопроса, у меня невольно перехватило дыхание и ещё быстрее заколотилось от нешуточного волнения сердце. И не только волнения. Заныло даже внизу живота между задрожавшими из-за резкой слабости ногами. Вот умел Кир подлавливать именно тогда, когда меньше всего что-то подобное ждёшь как раз от него.

   - Только-только... – чёрт, мой голос-таки сорвался от пронявших до внутреннего тремора чувств, ударивших в голову и всем уязвимым точкам с не меньшей силой, как если бы я сейчас столкнулась с Кириллом нос к носу.

   - Ты не закончила фразу, – похоже и его баритон ощутимо сменил свою тональность на более низкую и... возбуждающе интимную. – Чьей?.. Скажи это.

   Я не заметила, как добралась до лестницы и слегка зависла на нижних ступеньках, вцепившись свободной рукой в винтовой изгиб деревянных перил, продолжая лыбиться во все тридцать два, но на этот раз мечтательно кусая нижнюю губу и почти ничего не замечая из окружающего меня буквально в упор.

   - Твоей... Только-только твоей.

   - Моя девочка...

   Ну всё. Теперь можно закрыть глаза и тихо скончаться от блаженного счастья прямо на месте, особенно от вибрирующего звучания мужского голоса в голове, под кожей и... в гулких ударах растревоженного сердечка.

   - Вот теперь отключаюсь и жду твоего звонка.

   Разве так можно поступать с живыми людьми ещё и мало что соображающими? Кажется, эта неделя превратилась для меня в новый виток совершенного нового уровня моральных потрясений, от которых я не успевала приходить в себя или находить времени для их глубокого анализа. Да мне и не хотелось сейчас заниматься их критическим разбором, выискивая в них что-то неправильное или несоответствующее действительности. Я даже не хотела думать, насколько глубокими и серьёзными были мои чувства к Киру. Мне не нужно было измерять их силу или пределы их воздействия, чтобы понять, чем же таким особенным они отличались от всех моих прошлых чувств к моим бывшим парням, включая того же Глеба. Я знала, насколько они были иными и исключительными ещё с нашей самой первой встречи в “Дубае”. Просто теперь им дали полную свободу воли, убрав с пути большую часть препятствий и позволив расцвести буйным цветом во всей их неповторимой красе. И, похоже, это был ещё далеко не предел.

   Пьянило меня от последних воспоминаний буквально до дрожи в коленках и острого желания куда-нибудь присесть (а, лучше даже, прилечь) и на несколько минуточек (плавно перетекающих в часы) отключиться от внешнего мира. Ещё и жаром обдавало периодически, как и оглушающими приливами-накатами неконтролируемой истомы. Не удивительно, почему я становилась такой невнимательной и могла забыть обо всём на свете уже через пару секунд. Меня же практически уже и не было в этом мире. Я вышагивала из него ментально, даже не замечая, когда и из-за чего. И вот сейчас, кстати, тоже, пусть и находилась в пустой квартире и рядом не было никого, кто бы меня одёрнул и вернул обратно.

   Я так и взбежала по ступенькам винтовой лестницы на второй ярус, будто меня кто-то толкал в спину, управляя моим телом дистанционно, иначе сама я бы точно никогда этого так быстро не сделала. При этом смотрела на экран смартфона с растянутой до ушей улыбочкой, цепляясь всем сознанием лишь за одну маячившую там фразу – зафиксированное время нашего последнего с Киром разговора. Почти двацать минут? Вроде и немного, но для нас точно новый рекорд.

   - Никогда не любил устраивать сюрпризов, поскольку до сих пор не научился делать их правильно.

   Я тормознула сразу же, едва не вскрикнув и не подпрыгнув на месте, как только услышала знакомый мужской голос, а моё боковое зрение выхватило при входе в спальню мягкое движение чьей-то тёмной фигуры со стороны окна. Как при этом моё сердце не разорвалось от непосильного для него удара, а меня саму не вырубило в бессознательное состояние, даже не представляю. А ведь пребывала на этой грани, кажется, всего на волоске.

   - Боже... – только и сумела выдавить, прижав правую ладонь к груди, а из левой чуть было не выронив мобилку.

   Похоже, я всё равно, пусть и не полностью, но всё же находилась всего в полушаге от полной потери чувств. Ведь нельзя смотреть в этот момент переполненными тихим ужасом глазами на Глеба Стрельникова и быть полностью уверенной в том, что это действительно он, а не привидевшийся с перепугу призрак. Ну, а если он реально настоящий из плоти и крови, тогда... Это вдвойне полный звиздец.

   - Вот видишь, напугал тебя до смерти, а ведь хотел всего лишь приятно удивить и обрадовать. – он сдержанно усмехается, вроде даже слегка смущаясь и от всей ситуации в целом, и от моей на него реакции. Потом делает несколько неспешных шагов в мою сторону обходя кровать и, не отклоняясь от выбранного пути, двигается прямо на меня. А я... Я просто стою, тупо на него пялюсь и реально не знаю, что делать.

   Ещё никогда в жизни я не испытывала такого прессующего на хрен страха при виде более чем знакомого мне человека. И это ещё слабо сказано, потому что меня не перестаёт в эти секунды трясти. Будто ко мне подвели оголённые провода электрокабеля и пустили через моё тело сумасшедший разряд электрического тока. Мозг, по ходу, тоже уже выжгло ко всем сраным чертям, поскольку в голове не единой мысли. Зато сколько вспыхнувших за раз сумасшедших эмоций, во главе которых ведущая королева бала – Её Величество долбанутая Паника. Держит меня мёртвой хваткой за глотку и лупит по нервам смертельными дозами кипящего в крови адреналина. И ведь не думает сучка отпускать. Знает, чем меня довести до ручки, нашёптывая на ушко предположения с догадками о происходящем здесь одна бредовее другой.

   - Я-я... я... прости! Но я понятия не имела!.. – мне нужно срочно присесть или за что-то схватиться. Если попробую сделать шаг, не важно куда, точно упаду.

   - Сам виноват. Явился без предупреждения, ещё и самовольно распустил всю рабочую бригаду.

   Господи, я уже и забыла, что это такое, ощущать близость Глеба Стрельникова. А в такой ситуации — это вообще что-то из разряда – туши свет, кидай гранату. Я даже не знаю с чем это сравнить, учитывая, что из-за зашкаливающей паники и контуженного состояния я частично полуослепла и совершенно перестала соображать. Но только не чувствовать. О, нет. Как раз чувства обострились и разрослись просто до нереальных пределов. До критической точки, угрожающей вполне конкретными последствиями, вплоть до летального исхода.

   И то что он ко мне приближался то ли объёмным силуэтом, то ли живой тенью его собственной Тьмы, это ещё так себе сравнение, поверхностное и едва ли соответствующее происходящему. Про испытываемое в эти мгновения просто промолчу. Это как смотреть какой-нибудь ночной кошмар, когда на тебя надвигается не разбери какое чудовище, но ты прекрасно знаешь, что это чудовище, только ничего не можешь с этим сделать. Ни сдвинуться с места, ни побежать, ни хотя бы закричать... Так и сейчас. Потому что ни черта сейчас не понимаешь, как и не знаешь, чего ждать.

   - Надо было всё-таки обозначить своё присутствие по-другому и, конечно, не здесь. Это ты меня прости. – он снова усмехается, разглядывая моё обескровленное лицо, как раз в тот момент, когда его огромные ладошки обхватывают мои предплечья и мягко сжимаются. Естественно, я вздрогнула, при чём раза два – когда он поднял руки и когда до меня дотронулся. Но ничего с этим поделать не смогла. Я не знаю, как успокоиться и как придушить в себе этот грёбаный страх. Скорее, он меня придушит первую... Или это сделает Глеб?..

   И какого чёрта он здесь делает? Что значит это выражение его лица, наконец-то проступившего из помутневшего в моих глазах пространства? Я же ни хрена не могу разобрать. И... слышал ли он мой разговор с Киром? Вернее, то, что я тогда говорила без разбору? Я называла тогда Кира по имени? Что я вообще тогда ляпала, за что меня можно уже сейчас без особых усилий припереть к стенке и размазать по новеньким шпалерам абстрактным рисунком? Да и реально ли хоть что-то разобрать из комнат второго яруса, что говорят на нижнем?

   Боже, я же сейчас точно свихнусь!

   - Но мне так не терпелось тебя увидеть, хотя бы на полчасика...

   Он вдруг нагибается и... Я наконец-то начинаю хоть как-то и что-то соображать. Может поэтому и не отшатнулась, как до этого, пару раз испуганно дёрнувшись всем телом. Сумела где-то отыскать в себе силы, чтобы сдержаться и не дать этой чёртовой панике выплеснуться наружу во всей её безумной красе. Только я всё равно ничего не почувствовала, кроме дикого желания рвануть обратно и, сломя голову, выскочить из квартиры. Не важно куда. Лишь бы куда-нибудь подальше.

   Ни отвращения, ни каких-то иных, близких к когда-то уже испытанных с ним ощущений. Разве что в нос ударило знакомой туалетной водой, а к губам прижалось что-то плотное, немного влажное и очень тёплое. Попытка ответить на его когда-то сводивший меня с ума поцелуй, увенчалась до смешного мнимым успехом. Вместо хоть какого-то схожего действия со своей стороны, я вдруг резко и несдержанно выдохнула или всхлипнула, поскольку мои лёгкие банально не выдержали принудительной нехватки кислорода. Оказывается, всё это время я почти не дышала. И как только мне перекрыли доступ к воздуху, моя паника сразу же выдала этот дурацкий спазм-рефлекс.

   Глеб тут же отстранился, приподняв голову и с явной озадаченностью в чуть прищуренных глазах впился в меня не то, что подозрительным, а, скорее мало что понимающим взглядом.

   - Либо у тебя какая-то жуткая фобия перед нежданными сюрпризами, либо... Ты меня не рада видеть? – но, по крайней мере, он продолжал мягко улыбаться, пусть и не в силах разгадать свалившуюся на его голову загадку.

   Зато сколько мне пришлось приложить собственных усилий, чтобы всплыть на поверхность притопившей меня по самую макушку паники и зашкаливающих под кожей несовместимых с жизнью эмоций. А ведь это не так-то уж и просто, если брать во внимание реальное положение вещей и мою абсолютную в нём дезориентацию. Не буду же я сейчас его спрашивать, слышал ли он, как я разговаривала по телефону, зачем он на самом деле решил устроить мне ТАКОЙ сюрприз, да и с какой стати ему вообще его устраивать именно сегодня и прямо сейчас?

   Да и мне что теперь прикажете делать? О чём говорить, ещё и в таком состоянии? Врать ему в глаза? Бл*дь! Как?!

   - Нет... что ты! Реально... прости! Сама не ожидала, что... так перепугаюсь... – а говорить-то как сложно. Кажется, приходится с таким непомерным для себя усердием напрягать мозги, что, ещё немного, и точно заработаю себе мозговую грыжу.

   - Да, уж, вижу, – в этот раз Глеб уже хмурится более показательно и серьёзно, поднимая аккуратно руку, чтобы коснуться пальцами моей шей и скул, скользнув большим нежной лаской по щеке рядом с уголком учащённо дышащего ротика. – Пульс буквально зашкаливает. Да и сама вся, как натянутая струна. Дрожишь, будто на морозе перемёрзла.

   - Просто надо... отдышаться и прийти в себя. – я даже попыталась выдавить некое подобие улыбки. Насколько она получилась провальной, судить, увы не мне. Но что-то сделать с собой и со своей стороны всё-таки надо было иначе... Меня точно выведут на чистую воду и спишут со счетов за считанные секунды. – Слишком уж всё быстро и... неожиданно. Пройдёт.

   Поднять дрожащую руку и прижать ладошку к холодному лбу, может и не самое подходящее в таких ситуациях действие, но, во всяком случае это уже хоть что-то. Как и дурацкий нервный смешок на выдохе. У меня уже хотя бы получается что-то делать более осмысленное, проявляя признаки жизни не совсем ещё дошедшей до ручки паникёрши. Правда, мыслью о том, что я держу в зажатом нервной хваткой кулачке смартфон, в “журнале” записей последних звонков которого значится последний разговор с Киром Стрельниковым, меня прикладывает нехило так. Протяни сейчас Глеб к нему руку, чтобы забрать его у меня и проверить все последние сообщения со списком входящих и выходящих звонков, я ведь и сделать ничего не сумею в супротив. Разве что только кое-как разжать на чёрном корпусе мобилки свои скрюченные пальцы.

   - Может тебе лучше присесть, а то и прилечь? Могу сходить за водой...

   - Не надо воды! Я только что пила... по приходу... Лучше присяду. – может я и ответила чуть резковато вначале, но не думаю, что очередной нервный смешок в конце как-то смягчил мою не совсем понятную и явно неадекватную реакцию на предложение Глеба. Просто я оставила свою сумку на барной стойке именно на кухне. А в сумке – ключи от квартиры Кира...

   - Но отдохнуть тебе сейчас точно не помешает. Знал бы, что так отреагируешь, лучше бы заранее позвонил.

   Ага, будто это может теперь как-то изменить уже случившееся и то дурацкое положение, в которое меня так красиво загнали. И поди догадайся, сделал ли он это намеренно или действительно всего лишь пытался устроить мне приятный сюрприз. Хотя, да, сюрприз очень даже удался, если не более. Боюсь, я буду отходить от него ещё очень долго.

   - Что это?

   Это ж как надо было “отбить” мне мозги, чтобы я только сейчас заметила на кровати кожаный мешок для одежды, почему-то в тот момент вызывавший у меня ассоциацию с мешками для трупов из западных фильмов и сериалов (видимо, чёрный цвет ввёл в заблуждение), и несколько коробок с магазинными подарочными пакетами. Хотя моя невнимательность вполне себе даже объяснима, тем более что Глеб тогда отошёл в сторону, открывая полный обзор на перекрытую им до этого часть спальни, перед тем как потянуть меня к этой самой кровати.

   - Как раз то, ради чего я сюда со своим сюрпризом и припёрся. Немного сувениров из страны Восходящего Солнца и вечернее платье с аксессуарами для нашего субботнего выхода в свет.

   - Субботнего выхода?.. – единственное, что я сумела пролепетать, поражаясь тому факту, насколько сильно меня нужно было напугать, чтобы я не приметила такого “слона”.

   В общем, меня продолжали методично бомбить каждую пройденную минуту сюрприз за сюрпризом, от которых у меня либо точно вот-вот отшибёт последние извилины, либо банально не выдержу и точно, что-нибудь вычудю.

   - Да... Тут опять моя очередная оплошность. Дотянул почти до последнего. Но хотелось самому что-нибудь для тебя подобрать, пусть раньше и говорил, что не разбираюсь и не хочу разбираться в женских тряпках. Видимо, на этот раз случай весьма исключительный, поэтому и затянул по времени. А с твоей очаровательной неуверенностью брать или не брать, или, того хуже, лучше найти что-то подешевле, решил взять инициативу полностью в свои руки. К тому же...

   Он помог мне присесть на свободный от подарков край кровати, продолжая следить за моей реакцией и касаться успокаивающими ласками заботливого опекуна моего всё ещё холодного и, само собой, насмерть перепуганного лица. Я хоть и пыталась отвлечься на груду коробок и пакетов рядом с собой, но, когда возле тебя стоит Глеб Стрельников и сканирует и твоё тело, и твоё шокированное сознание своим невероятно осязаемым взглядом, никакие потуги отдышаться и вернуть себе прежнее естественное состояние не помогают. Казалось, я даже чувствовала, как его ментальные щупальца уже пробрались мне под черепушку в голову и теперь скользят вдоль моего позвоночника, изучая и прощупывая мою на него реакцию едва не физически.

   - Мне очень хотелось, чтобы ты выглядела на этом вечере истинной королевой бала, затмив там любую дешёвку, мнящую себя непревзойдённой голливудской супер Дивой.

   Он снова коснулся моего подбородка кончиками пальцев, заставив посмотреть на себя всего лишь лёгким и вроде как ненавязчивым давлением-лаской. Только пробрало меня от этого его движения-принуждения очень даже неслабо. Особенно усилившимся чувством восприятия от его всесминающей и всепоглощающей близости. Под таким прессингом с ощущением чужой физической мощи и скрытых в мужском сильном теле истинных возможностей недолго и рассудком двинуться. Сейчас он нежно меня трогает, мягко мне улыбается, ещё и смотрит чуть поплывшим взором, думая в эти секунды невесть о чём лишь ему одному известном. А что будет дальше? Вцепится мне в глотку мёртвой хваткой и нависнет над моим лицом демоническим ликом сорвавшегося с цепей то ли бешеного зверя, то ли в конец обезумевшего Инквизитора, чья любимая ведьма впервые никак не отреагировала на его ритуальные заклятия-привороты? Или, наоборот, это будет бездушная маска безжалостного убийцы-палача, который абсолютно спокойно негромким (а может и весьма ласковым) голосом зачитает мой смертельный приговор?

   - А это?.. Нормально?.. Ну... То, что туда пойду с вами Я?

   Его ответная усмешка в привычном для него исполнении всезнающего и поэтому лишь немного ироничного папочки впервые за последние минуты вызвала во мне долгожданное послабление.

   - Ты уже успела подзабыть, из какого агентства ко мне попала? Для моего круга — это более, чем просто в порядке вещей, если не крайне обязательно. Моя жена сейчас в Европе на заслуженном отдыхе, а появляться одному на знаменательном мероприятии очень близких мне друзей, почти что родственников – сродни непростительному дурному тону. При чём неважно, кого я могу выбрать себе в спутницы, хоть собственную секретаршу, хоть любую девочку-стажёрку из отдела маркетинга. Мы же не собираемся там прилюдно заниматься любовью или смущать кого-то своим непристойным поведением. Да и далеко нам ещё до западных раутов и настоящих светских вечеринок. С нашим уровнем менталитета и совершенно недоразвитой моральной этикой среди современных представителей новоявленной российской “аристократии”, нам до всего этого ещё ползти и ползти. И то не факт, что когда-нибудь доползём.

   - Тогда... зачем вообще туда идти, если это будет что-то в стиле... обезьяньей попытки шикануть перед гостями почти что европейским уровнем мнимого званого раута?

   - Потому что там будут и гости из той самой Европы, из-за которых (или перед которыми) весь данный фарс и затевается. Хочу я того или нет, но я обязан поддержать своих будущих родственников своим приходом на эту вечеринку.

   Будущих родственников? Как это? Почему он об этом так мягко упоминает уже во второй раз? И почему мне совершенно не хочется в это лезть и узнавать все подробности? Я ведь и не должна, если так подумать. Кто я вообще такая на фоне всего этого? Экскортесса, чьи услуги давным-давно проплатили, не забыв перед этим заставить подписать юридическое соглашение о неразглашении. По всем правилам, я могу только ненавязчиво поддерживать любой вид беседы и ждать, когда мне прикажут что-то сделать или не сделать.

   - Да, и ещё... – в этот раз ему показалось мало держать меня за лицо одной рукой. Теперь ему приспичило обхватить меня обоими ладонями, пока его всеподмечающий взгляд проникал в мою парализованную сущность своими инквизиторскими ножами-крюками. – Самое главное, о чём я должен тебя предупредить. Там будет и мой сын – Кирилл. Что б ты заранее была готова к возможной с ним встрече. И, боюсь, она состоится в любом случае. Он будет там вместе со своей невестой, а она – единственная дочка Шевцовых, тех самых хозяев вечеринки. Так что, всё равно придётся перездороваться с каждым, тем более с моей будущей снохой.

   Наверное, я просто не сразу сообразила, что же означало слово “невеста” в контексте с именем Кира Стрельникова и почему какая-то там единственная дочка каких-то Шевцовых является невестой именно Киру. Мало ли... Может я что-то не так недопоняла, и не то расслышала. Но когда Глеб назвал её своей будущей снохой... Вот тогда-то меня и приложило в довесок к тому, чем меня и без того в последнее время бомбило. И в этот раз, кажется, я всё-таки выпала из реальности или даже потеряла сознание, пусть и ненадолго, не более двух-трёх секунд, но... в тот момент они показались мне вечностью... моим затяжным падением в разверзнувшийся подо мною ад. Я вроде даже продолжала слышать, что при этом говорил Глеб, видеть – как он на меня смотрел, а вот остальное... Себя я уж точно больше не чувствовала, как и касающихся-удерживающих меня рук. Меня в те мгновения больше не существовало. Возможно, осталась лишь одна внешняя оболочка, не более. А вот что стало с душой?..

   Да, она вернулась и, на удивление, довольно быстро. А может мне просто показалось, что быстро. Из ада быстро не возвращаются. Вечность на то и вечность, а ад — это ад... Если ты в него когда-то и попадаешь, то это уже навсегда. С этого момента он становится неотъемлемой частью тебя, твоей жизни, всего, что тебя окружает... Воздуха, которым ты дышишь, еды, которую ешь... людей, с которыми общаешься и в чьи глаза сейчас смотришь.

   -...Главное, не переживай. Я с ним уже поговорил, и он постарается сдерживать при нас все свои дурные наклонности. Мальчик он, на самом деле, далеко неплохой и, если захочет, заткнёт за пояс любого наследника британской короны, но для этого он действительно должен приложить все имеющиеся у него искренние желания. Так что, думаю, при Арине он не станет выходить за рамки, как и позволять себе лишнее. Она всегда влияла на него только с положительных сторон.

   Господи, зачем?.. Зачем он мне всё это рассказывает? Для чего?!

   - Уверен, всё будет хорошо. А тебе не помешает взять на завтрашний день отгул от всех занятий. Отдохнуть, как следует, съездить в салон красоты, пересмотреть все свои подарки. Может что-то ещё заказать для квартиры, а то тут у тебя сплошные голые стены, даже гостям некуда примостить свой зад.

   Мне обязательно надо что-то отвечать? Или хватит одной вымученной улыбки?

   - А вы... ты?.. Не останешься здесь... сегодня? – похоже, я слишком рано попыталась открыть свой рот. У меня ни черта не вышло, кроме непонятного лепета совершенно непонятного содержания.

   - Прости, золотце, но я и без того с непосильным для себя трудом вырвался сюда. И как бы сильно мне не хотелось сейчас разложить тебя на этой милой кроватке и оттрахать до потери сознания у обоих, но, боюсь, такие методы не для моей размеренной и слишком уж искушённой натуры. Да и ты сама далеко не в подходящем для такого бурного безумства настроении.

   Что-то мне мало теперь верилось его словам. Особенно, когда его взгляд приобрёл знакомые оттенки животного голода... Так когда-то Кир это называл? Тематический голод? Как ломка у наркоманов, но несколько иной зависимости?..

   Мне даже показалось, что Глеб хотел чуть сильнее сжать свои пальцы в моих волосах, запустив их только что в гущу прядей за моим раскрасневшимся ушком. Не знаю, почему он сдержался, а может это мне просто почудилось.

   - К тому же мне уже пора возвращаться. Мой рабочий день в самом разгаре и суббота – пока что единственное для меня свободное окошко в ближайшие дни, когда я могу наконец-то побыть с тобой подольше, пусть и в окружении огромного количества ненужных свидетелей. Но уж лучше так, чем совсем ничего.

   - Да... наверное... – всё равно не могу говорить. Каждое последующее слово даётся с каким-то нереальным для меня усилием, будто каждый раз ломаю себе кость за костью.

   - Да, кстати, чуть не забыл! – выражение лица Глеба Стрельникова вдруг резко изменилось, но на осенившее его просветление это мало чем походило. Скорее на подозрительный прищур и едва читающуюся недоверчивость на грани лёгкого осуждения. Может даже и обиды. – Почему ты не рассказала мне ничего о проблемах своей семьи? То, что твоим родителям и сестре грозит потеря квартиры с полным из неё выселением?

   Ему что, было мало убить меня пару раз до этого, решил ещё и перед уходом всадить неизбежный контрольный буквально между глаз? Этот ад когда-нибудь сегодня закончится? Только не говорите, что это всего лишь ненавязчивая прелюдия и настоящий поход через преисподнюю мне ещё только предстояло пережить.

   - А... п-почему я должна была такое рассказывать?

   - Потому что это очень серьёзные вещи, Алина. Сами по себе они не решаются и уж тем более не рассасываются на ровном месте. А если бы о ваших долгах к этому моменту пронюхали коллекторы? А я, если бы не захотел узнать о тебе буквально всю подноготную – кто ты, откуда, чем живёшь и как жила раньше? – серьёзно? Он просто хотел узнать, кем является купленная им шлюшка, кто её родители, и с какой стати я вообще полезла в этот грёбаный мир человеческого дна? А с какого перепугу ему вообще об этом было нужно узнавать? – Так ты поэтому пошла в эскорт-услуги? Хотела помочь родителям с их кредитными долгами? Алина, пожалуйста! Просто скажи мне правду. Думаю, она далеко не страшнее той, что мне уже удалось за это время выяснить.

   Правду? Какую?! Что я сплю с его сыном и собиралась с ним распрощаться в ближайшие дни? Какой на самом деле правды он добивается от меня сейчас?

   Вот теперь я точно потеряю сознание и ни хрена не смогу с этим сделать. Меня уже мутит и качает. Я даже не сразу поняла, что мой взгляд так резко поплыл из-за проступивших на глазах слёз. Мне уже не просто страшно. Я вообще не знаю, что это такое и как с этим бороться. Я больше не могу. Это уже слишком! Почему он не оставит меня в покое? Зачем он это делает со мной? Что я ему такого успела сделать, за что он теперь ТАК надо мной отыгрывается?

   - Алиночка, солнышко... Стрекозочка моя пёстрая, ну что ты... Посмотри на меня. Я не хотел тебя ничем пугать и уж тем более доводить до слёз. Мне просто хочется, чтобы у моей девочки всё было хорошо, и чтобы у неё впредь не было никаких проблем, нигде, никогда и ни с кем.

   А это?.. Чёрт возьми! Зачем он делает это?! Торопливо присаживается передо мной на корточки, обхватывает ещё крепче ладонями уже чуть ли не всю мою голову, скорее даже, накрывает или пытается спрятать... Заставляет смотреть на себя с таким неподдельным в глазах выражением отеческой заботы и полным отсутствием каких-либо задних на мой счёт мыслей... Ни дать, ни взять – семейная сценка из душераздирающей мыльной оперы. Разве что не становится на колени и не просит руки и сердца.

   - Если бы ты раньше обо всём мне рассказала, то и этого разговора сейчас бы не было. Уже давно бы разобрались со всеми вашими долгами. Ну всё... Всё уже выяснили и забыли. Только не изводи себя совершенно ненужными тебе переживаниями. Я, наоборот, пытаюсь тебя от них избавить. Ну всё, моя красавица... Всё... тшшш...

   Как просто это сказать. Попробуй это сделать, вырваться из этого сумасшедшего кошмара, который и не собирался в ближайшее время ослаблять своей мёртвой хватки, а теперь ещё и усилив её с помощью Глеба – его близости и смертельных объятий. Наверное, у смерти как раз такие руки, и она запросто (и далеко не раз) принимала внешность этого мужчины. Ведь только она не спрашивает ни у кого разрешения, когда ей являться и что делать с избранными ею жертвами. Глеб тоже не спрашивал. Просто делал то, что считал нужным. И сейчас в особенности. Сдвинул одной рукой с ближайшего края кровати мешающие коробки, присел рядом и крепко-крепко прижал к своей груди и плечу. А потом начал целовать через каждую произнесённую им фразу мне лоб, заплаканные щёки, глаза, то и дело вытирая увиденный им след от моей очередной слезы.

   Только от такой сердобольной заботы мне легче не становилось. Если меня ещё за это время так и не убили, где гарантия, что не сделают это потом? И не хотела я сейчас от него ничего! Ни объятий, ни поцелуев... ни этой душной клетки, окутавшей со всех сторон его треклятой близости-Тьмы! Я же банально в ней задыхаюсь. Она не даёт мне дышать!

   - Посмотри на меня...

   Не хочу я на него смотреть! Пусть уже уйдёт! Пожалуйста!

   - Алина, посмотри на меня! – господи, где он платок ещё успел раздобыть? Или это его? – Будь хорошей девочкой, не расстраивай ещё и меня. Я разберусь со всем, обещаю. Мои адвокаты уже связались с твоей мамой и сейчас выясняют все нюансы по всем вашим задолженностям. Если не к вечеру, то завтра уже всё решим и выплатим все долги. И тебе больше не придётся возвращаться ни в какие эскорт-агентства. С этим я уже и сегодня разобрался. Все документы и данные из бухгалтерий Astrum-а изъяты, как и любые о тебе следы, что могли там остаться. Тебя там никогда не было, ни с какими владелицами подобных заведений трудовых соглашений ты не подписывала, да и в лицо не видела.

   - А... а как же... всё это?.. – кажется, у меня началась икота и мне действительно теперь требовалось умыться и хорошенько высморкаться. А ещё лучше, прилечь, что-нибудь перед этим выпив крепкого и хоть немного отлежаться.

   - Это всё твоё, как и все подаренные мною до этого подарки. Это не плата и не материальная компенсация за моральные издержки. Это обычное желание помочь и поддержать всем, чем я располагаю, моей ненаглядной девочке. Что в этом странного или неправильного? Ты же сама пошла работать в эскорт-агентство с такой же целью, отдать самое ценное, что у тебя есть за возможность вытянуть свою семью из долговой ямы. Но это слишком высокая цена, и я не могу допустить, чтобы ты страдала за чужие ошибки, растрачивая свою молодость и здоровье на то, что никогда не было и не будет твоим. Это не твой путь и не твоя жизнь. Тебя должны были растить, как настоящую принцессу, а не как жертву для заклания, во имя не пойми чего. Так что с этого момента всё так и будет. Ты будешь моей привилегированной принцессой и станешь получать от жизни только самое лучшее, то, что всегда заслуживала и заслуживаешь. А я в свою очередь, буду делать всё от меня зависящее и возможное, чтобы в этих чудесных глазках больше никогда не появлялось слёз горя и боли. Только счастья и радости. Поэтому давай, моя Стрекозочка. Вытирай свои красивые дивные очи, зарёваный носик и больше не вздумай сегодня плакать, ещё и в полном одиночестве. Завтра точно сам выберу сюда и оплачу пару телевизоров, домашний кинотеатр и хорошую аудиосистему с музыкальным центром. Тебе нужно отвлечься и забыть наконец-то о всех изводивших тебя проблемах. Всё, их больше нет. Они все давно в прошлом. А уже в субботу я увижу свою принцессу самой восхитительной, сияющей и счастливой. Так ведь и будет, моё солнышко?

   А что я могла ответить на ТАКОЕ? Я и без того сидела под прицелом его насквозь сканирующего взгляда и в оцеплении объятий, которые в любую из ближайших секунд могли стать для меня летальными... Что говорил Кир о бывшем Хирурге-Инквизиторе из не таких уж и далёких 90-х? Что тому не нужны были никакие ножи или скальпели? Мог убить любого простой авторучкой? И почему я начала в это верить именно сейчас?

   - Д-да... конечно... Просто... слишком много всего за раз...

   - Ну, прости меня, безмозглого дурака. Впредь буду раз тридцать думать, взвешивая заранее все за и против, чтобы больше не наступать на одни и те же грабли.

   Он прижался губами к моему виску в который уже раз за последние пять минут, но теперь затянув свой поцелуй чуть дольше обычного, а перед этим обхватив мне своей медвежьей лапищей затылок и шею. Только вот трясти меня от нервного озноба меньше не стало. Долгожданного послабления так и не наступило. Не грели меня его горячие руки и жаркие объятия.

   - А теперь посмотри на меня и пообещай, что ни сегодня, ни завтра плакать уже не будешь.

   Как будто это так легко, заставить себя поднять глаза к лицу человека, который всего за несколько минут перевернул мою жизнь с ног на голову. Просто потому, что ему так захотелось, не пойми из-за какой прихоти. Он же не собирается раскрывать передо мной свою душу на распашку и говорить прямым текстом всё как есть? Зачем, с какой стати, из-за каких жизненных принципов или, наоборот, из-за полного их отсутствия? Такие вещи невозможно не заметить или не прочувствовать, когда что-то тебе не договаривают, причём намеренно.

   Но я всё-таки это сделала. Посмотрела в его лицо, как он и требовал и... почти ничего не почувствовала. Потому что не увидела ни в его глазах, ни в выражении выбранной им маски той искренности и глубины, которую открыла для себя в его сыне совсем не так давно. Он просто говорил и требовал, чего желал получить от меня прямо здесь и сейчас. Не важно, какие при этом меня мучали реальные проблемы, главное, чтобы я делала только то, что было нужно именно ему.

   - Ты ведь не будешь больше плакать?

   Надо же. У меня это получилось. Я наконец-то смогла выдавить что-то похожее на улыбку и даже кивнуть.

   - Постараюсь...

   - Моя умница. – опять жаркий поцелуй в висок, почти у самого уголка моего заплаканного глаза с последующим пылким жестом от ревнивца-собственника. Притягивает мою голову к своему плечу над своим сердцем и буквально "закапывает” в своих объятиях. – Будешь моей хорошей девочкой? И больше не станешь делать никаких глупостей?

   И что, чёрт возьми, означает его последняя фраза про глупости? Моё сердце после неё проделало аж тройной кульбит, едва не протаранив грудную клетку. Пришлось ещё несколько секунд потратить на то, чтобы отдышаться и наскрести хоть каких-то сил на более-менее внятный ответ, перед этим дёрнув головой в отрицательном согласии.

   - Не стану...

   - Тогда идём в ванную. Умоешься и после проводишь меня до выхода.

ГЛАВА вторая

Наверное, все мои последние силы ушли на то, чтобы изобразить, как я вроде бы успокоилась и окончательно пришла в себя. Но стоило входным дверям закрыться за Глебом Стрельниковым, как меня тут же подкосило, припечатав неподъёмным прессом к их обитой чёрным кожзаменителем поверхности. Правда, на пол я так и не сползла, хотя и очень туда тянуло.

   Пережитая за последнее время паника, отступать и не думала, ломая изнутри выбившееся полностью из сил тело болезненным воспалением. И, судя по всему, она ещё не скоро меня отпустит, если я вообще такими темпами дотяну до этого вечера. Но хотя бы уже не хотелось реветь и биться головой об стенку. Пока что. Потому что я ещё старалась ни о чём не думать, не вспоминать и, в особенности, анализировать. Если опять включу критическое мышление, то точно свихнусь.

   Лучше бы меня сразу убили, чем оставили подыхать в этом разбитом состоянии совершенно одну. Я и так почти на грани. Произойди что-нибудь ещё в подобном духе, всё... Больше не выдержу. Обязательно сорвусь.

   Главное, ни о чём сейчас не думать. Если, конечно, получится.

   Глеб давно уже должен был спуститься на лифте на первый этаж и даже, скорей всего, отсюда уехать, но я всё равно ещё не скоро заставила себя оттолкнуться от дверей и как старая бабка поплестись вначале в гостиную, а уже оттуда обратно в спальню. Ещё и не сразу вспомнила, какой там сейчас творился подарочный бум – куча вещей, которые я должна буду все распаковать, рассмотреть (повосхищаться) и найти для каждой правильное применение. Хотя, больше всего меня волновала мысль об оставленном в спальне смартфоне. Я сунула его под какую-то ближайшую коробку, перед тем как встать с кровати и спуститься с Глебом на первый ярус. Ага, типа спрятала от греха подальше. Но, это явно было лишним. Если Глеб о чём-то уже и знал, копаться в моём телефоне ему не было никакой нужды.

   Только как, чёрт возьми, определить это наверняка? По его поведению, просто нереально. По тому, как он совершенно никак не отреагировал на мой телефонный разговор с Киром, сделав вид, что ничего не слышал, находясь в закрытой спальне? Но если он всё-таки знал, разыграв передо мной нужную ему роль, как по нотам, то для чего, чёрт возьми? Зачем ему притворяться, изображая из себя абсолютно несведущего “простофилю”? Мягко намекал, что готов мне простить даже измену с его сыном, но только если я... Если я что?..

   Слух уловил знакомые, но очень приглушённые позывные мобильного рингтона, когда до спальни оставалось не меньше шести метров. Волей-неволей пришлось заставить себя двигаться чуть быстрей, иначе такими темпами я туда и до ночи не доберусь.

   Увидев номер Кира, у меня, как по команде, опять, с вернувшейся за считанные мгновения дикой слабостью, затряслись руки и зашумело в голове. Пришлось поспешно присесть на кровать и хотя бы пару секунд выделить на то, чтобы перевести дыхание и набраться сил перед предстоящим погружением в очередной коловорот своей персональной преисподней.

   - Я же тебе ещё не звонила, – как ни странно, но мой голос звучал очень даже спокойно и не до конца вымученно.

   - Поэтому и звоню. Ты прям как в чёрную дыру провалилась. Жду-жду и ничего. Уже успел решить со своим отделом две основные проблемы дня, а тебя и след простыл.

   Я опять закрыла глаза, сглатывая болезненный комок в горле и, без особого успеха, прогоняя из головы дурноту. Тремор чуть ли не во всём теле тоже не хотел никуда уходить или хотя бы ненамного поубавить своей сумасшедшей амплитуды.

   - Прости, но... Кажется, у нас реальная жопа.

   - Что? Ты о чём? Что-то случилось с твоими родителями?

   - Пока ещё нет. Но меня сегодня ждал в квартире твой отец с целым возом исключительных сюрпризов и подарков. – как же сложно произносить такое вслух. Но, судя по реакции Кира, слушать ему о таком тоже было отнюдь невесело.

   - Подарков?.. – ответил он, кстати, не сразу, и голос его при этом звучал на несколько тонов ниже, чуть ли не с надрывом. И, похоже, меня приложило этим ещё болезненней. Как бы сильно я не хотела наорать на него прямо сейчас, обвиняя во всех смертных грехах, моя душа обливалась кровью и вопила от боли только из-за невозможности оказаться с ним рядом. И, видимо, как раз из-за этого так быстро и ослабевала, теряя веру с желанием бороться с каждой пройденной секундой всё больше и больше, будто умирающий от огромной потери артериальной крови.

   - Ну да. И не только из Японии. Решил меня по ходу обрадовать известием, что либо сегодня, либо завтра поможет моей семье выплатить все наши кредиты.

   - ЧТО-О?! Ты ему рассказала про ваши долги?

   - Нет. Он сам всё узнал. Правда, не уточнил, когда именно, но не суть. А в субботу мне придётся поехать с ним на вечеринку... (очень хотелось в этом месте сказать “к своим сватам”) к его друзьям. Фамилию их я не запомнила, но ты должен их знать. Ты ведь тоже там будешь (со своей невестой). По крайней мере, он меня об этом предупредил.

   Удивительно, как иногда ведёт себя организм. Чувствуешь себя едва живой, почти до конца сдохшей, поскольку сил нету даже на то, чтобы сидеть (лежать, скорей всего, тоже), но вот говоришь прямо как по писанному, почти не заикаясь и лишь слегка дрожащим голосом.

   - Бл*дь!.. Ёб*ный в рот!.. – а это точно что-то новенькое. Чтобы Кира так срывало, практически до звериного хрипа, от которого меня бьёт высоковольтным разрядом, куда похлеще, чем недавним присутствием в этой самой спальне Глеба Стрельникова. И забиться теперь хочется куда-нибудь пуще прежнего, потому что сил это терпеть больше не осталось. Ни единого грамма. Вроде уже вытрясли из меня всё, что только было можно, но всё равно... Видимо, ещё не всё, если меня и дальше продолжает ТАК выворачивать и размазывать по плоскостям.

   - Грёбаный ублюдок!.. – последний эпитет был слишком приглушён. Наверное, Кир убрал в этот момент телефон от лица, но я всё равно расслышала его сдавленный рык, ударивший по моим нервам и раздробленным костям будто раскалённой шрапнелью.

   Господи... Но почему же так больно и почему я всё это терплю, стиснув зубы? Кир же вон не терпит, не стесняясь ни в выражениях, ни в выбросе возможных физических действий.

   - Бл*дь... прости, Аль, но у меня сейчас откровенная ху*ня в голове... Мне нужно несколько минут, чтобы хоть немного переварить всё это дерьмо.

   - Хорошо... Переваривай... Но, скорей всего, в эти дни нам лучше пока не встречаться... На всякий безопасный случай. И пореже друг другу звонить...

   Кажется, он настолько сейчас был дезориентирован, что и сам не до конца понимал, о чём ему говорят. Знал бы он, как я его понимаю... Только не могу до него дотянуться, разрываясь от боли и противоречивых желаний – увидеть его, прижаться к нему со всей дури, и пусть меня при этом хоть на смерть убьёт, хоть сознания лишит на веки вечные. И в то же время – ударить, закричать ему в лицо, расцарапать в кровь уродующими полосами всю его няшную мордашку, чтобы ни одна Арина Шевцова не смогла смотреть на него без содрогания...

   - Я всё равно буду звонить... И, скорей всего, позвоню уже очень скоро... Надо только чуть очухаться и что-нибудь сообразить. Но оставлять всё это, как есть, просто нельзя...

   Да неужели? Будешь теперь соображать, что же мне такого правдоподобного рассказать про свою невесту?

   - Да... наверное... Но я буду в эти дни выпадать из зоны доступа... надо готовиться к субботе. Салоны, причёски и прочее дерьмо. Он ещё хочет заказать назавтра в квартиру кучу техники и мебель в гостиную. На вряд ли у меня будет много времени на телефонные разговоры.

   - Тогда набирай меня, когда выпадет хоть какая-то свободная минутка. Думаю, он меня тоже завтра нехило загрузит ещё какой-нибудь хренью с давно просроченными сроками. Но мне по любому нужно будет тебя услышать.

   - Хорошо... конечно...

   - И сегодня ночью, когда будешь ложиться спать... Я, скорей всего, буду ещё здесь на последнем издыхании, но, когда услышу твой томный голосок, обязательно воспряну духом и по любому что-нибудь придумаю. Ты ведь в меня веришь?.. Веришь в нас?..

   Я всё-таки не выдержала. Закрыла глаза, дав волю слезам, но так и не выпустив из груди разрывающий сердце крик. Хотя он и подпирал к горлу, царапая рваными спазмами трахею. Буквально душил остервенелой асфиксией, будто какая-то свихнувшаяся истеричка, тарабанящая изнутри кулаками по лёгким... с зажатыми в ладонях ножами.

   Верить в нас? Откуда такие бредовые фразочки и идеи? Мы разве обменивались клятвами в вечной любви или уже строили планы на наше совместное будущее? Куда его только что занесло? Он меня что, не слышал? Его отец и не думает меня отпускать! Вот как раз у Глеба Стрельникова на мой счёт и наготовлена туева хуча далекоидущих планов.

   - Да... всё будет хорошо. Мы обязательно что-нибудь придумаем... – не знаю, почему сказала именно это. Скорей всего, первое, что пришло на язык – стандартная фраза-клише на все случаи жизни, в которую веришь ещё меньше, чем в искренность мужчин, которым когда-то (не так уж и давно) слишком сильно доверяла.

   - Обязательно... только это не умаляет того факта, как мне до одури не терпится тебя увидеть. Скоро исцарапаю в своём кабинете все стены.

   Ну зачем?.. ЗАЧЕМ он мне ЭТО говорит? Мало мне собственного Армагеддона, разворотившего всю мою душу едва не до основания, так теперь сходить с ума от “чистосердечных” признаний Кира Стрельникова? Это же ещё больнее!.. Вначале пропустить через ладони это грёбаное покалывание млеющей истомы, чтобы уже через секунду зажать рот рукой и не дать вырваться из глотки надрывному всхлипу. Будто он не на другом конце городе, а прямо здесь, за моей спиной... в моей голове... просачивается под кожу своими тёплыми прикосновениями и расползается по ней буквально – будоражащими мурашками, своим тёплым дыханием и звучным голосом... Забираясь ещё глубже... Режущей болью в живот... в сердце... в душу... А у меня даже нет сил, чтобы закричать, “оттолкнуть” его от себя. Как?.. Как можно оттолкнуть того, кто уже давно в тебе, кто успел стать частью тебя вопреки твоим желаниям?

   И всё это на фоне куда более страшных, только что пережитых мною событий в режиме реального времени. На фоне действий недавно побывавшего здесь отца Кира, чуть было не добившего меня своими ментальными атаками мощностью в тысячу килотонн, ещё и в купе с его реальным физическим подавлением. Если это не их заранее распланированный против меня заговор, тогда вся суть происходящего со мной кошмара куда хуже, чем я думала. Я оказалась в какой-то момент буквально зажатой между двумя мужчинами равноценно сильных (как говорится, стоящих друг друга) и таких же непомерно упрямых, касательно во всём, чего они добивались и к чему стремились. Про амбиции можно и не упоминать. Таких масштабов просто невероятных способностей (нехилые возможности прилагаются в качестве обязательных бонусов) я ещё никогда и ни в ком за всю свою жизнь ни разу не встречала. Тут хватит и самого незначительного случая, зазеваться и ненароком попасть под ноги хотя бы одного из них – и тебя тут же с ходу перемолотит в кровавую юшку даже пукнуть не успеешь. А напороться одновременно сразу на двоих?..

   Наверное, это точно какое-то божественное чудо, если я до сих пор жива и даже пытаюсь как-то рыпаться.

   - Тогда будет лучше, если ты наденешь защитные перчатки. – очень глупая шутка и явно не к месту. Но у меня уже не осталось сил вообще ни на какие здравые мысли. Я не привыкла к таким потрясения и к боли таких ужасающих масштабов. А рядом нет никого, кто бы просто меня подержал за руку или покачал в своих отеческих объятиях.

   - Боюсь, они мне не помогут. Разве что только смирительная рубашка. При ближайшей встрече с отцом она мне определённо понадобится. Не удивлюсь, если он станет главным инициатором, кто захочет надеть её на меня собственноручно. Даже не представляю, как отреагирую и что буду делать, когда увижу вас вместе в субботу... Это очень плохая идея или очень дурацкая шутка...

   Тут и я была с ним согласна на все сто, но, увы... мой воздух уже закачивался. Я и без того держалась на честном слово на последнем издыхании, едва не теряя сознания от нехватки “кислорода”.

   - Тогда думай над тем, как избежать срыва. В общем... готовься к субботе...

   Всё! Больше не могу!.. Это мой предел...

   Моя рука буквально падает на бёдра, не выдержав охватившей её до самого плеча слабости и усилившейся дрожи, буквально исколовших немощную плоть насквозь ледяными иглами невыносимой пытки. Я даже не сразу нашла большим пальцем “кнопку” отбоя, вернее, не сразу смогла на неё нажать, почти ни черта уже не чувствуя. Перед глазами всё плыло и переминалось искажёнными картинками пугающего сюрреализма, но мне было на это всё откровенно начхать. Да пусть оно хоть полностью и по-настоящему провалится сквозь землю! Пусть эту грёбанную квартиру разнесёт ко всем ебеним чертям на мелкие куски и меня вместе с нею. Какой теперь во всём этом смысл, когда уже ничего больше не хочешь, кроме одного навязчивого желания – поскорее сдохнуть! Когда твою душу уже давным-давно выпотрошили, оставив от неё лишь одну пустую оболочку, непригодную вообще ни для чего – ни для чувств, ни для врождённых инстинктов по выживанию.

   Всё, на что меня хватило — это сползти с кровати на пол, выронив из трясущейся руки телефон, и забиться в беззвучных рыданиях. Может ещё обхватить себя ладонями за плечи, скорее интуитивно, нежели осознанно, в импульсном порыве спрятаться и хоть как-то защититься от того кошмара, что надвигался на меня неизбежным фатумом. Вернее, продолжал планомерно захватывать, накрывая с головой бешеным смерчем, несущим лишь одни разрушения с неминуемой гибелью для всего живого. Похоже, он уже давно меня прикончил, а то что осталось, едва ли можно теперь назвать живым. Скорее, бьющимся в предсмертных конвульсиях на последнем издыхании.

   Да и не хочу я больше бороться. Не за что... не за кого... Просто дайте мне спокойно умереть. У меня всё равно уже ничего не осталось. Отбирать у меня больше нечего. Мою жизнь у меня уже давно отобрали. Осталась только смерть, на которую едва ли кто-то рискнёт покуситься...

***

СУКИН СЫН!!! ГРЁБАНЫЙ СУЧИЙ ПОТРОХ!!!

   Хотелось не то, что орать во всю глотку, пока не начну харкать кровью и не сорву к сраным чертям голос, а буквально разнести всё, что окружало меня на тот момент, поскольку выдержать этот сумасшедший приступ в таком состоянии и при таких условиях просто нереально. Либо он тебя сейчас банально прикончит, либо ты по рано или поздно переступишь эту летальную черту. Но возврата обратно при любом раскладе уже не будет. И, что самое забавное, не ты определил данный выбор. За тебя всё уже давно решили, поставив прямо перед свершившимся фактом. Даже не поставили, а ткнули носом, как какого-то беспомощного котёнка, нагадившего на коврике.

   А это изъедающая серной кислотой все нервы и кости треклятая беспомощность... Ори не ори, легче всё равно не станет.

   Да, Кирюшенька, тебя только что отымел во все дыхательные твой собственный папашка, а на десерт – пропустил через строй громадных мавров со слонячими х*ищами. Теперь получай долгожданный приход со всеми вытекающими. А зализывать после такого ранки придётся ещё очень долго. Лучше бы ты тогда в отеле свою руку не об зеркало разбил, а об его холёную рожу. По крайней мере, имел бы сейчас хоть какое-то мнимое чувство морального удовлетворения. А что в итоге имеешь теперь? Выносящее на раз мозг поражение невъе*енных размеров?

   Поражение? Разве ты с кем-то до этого сражался? Да тебя просто развели, как самого обычного сцыкливого сосунка без какого-либо напряга, указав на твоё место пальцем – молча и без лишних телодвижений.

   Я и раньше не пылал какими-то особо исключительными сыновьими чувствами с Стрельникову-старшему. С возрастом они всё больше напоминали чисто деловые отношения между родственниками, которых связывали всего лишь что-то там обязыающие кровные узы. Ни духовные, ни семейные, ни даже дружеские или приятельские. Особенно, когда я слинял из родительского гнездышка и зажил стопроцентной самостоятельной жизнью. Единственная, кто и по сей день старательно поддерживал со мной неразрывные отношения на постоянной основе – моя мать. Но тут, как говорится, любые по этому поводу комментарии просто излишни.

   Разве что как раз до сего дня я и представить себе не мог каких на самом деле границ-пределов достигла разверзнувшаяся между мной и отцом пропасть. Я и думать никогда не думал, что стану всерьёз желать ему смерти. И не какой-то там случайной, проходной, вроде кирпича на голову. Нет. Это было бы слишком банально и по-детски. Я представлял себе, как делаю это сам, хотя бы той же авторучкой из его кабинета, всаживая её до упора либо в его глотку, с толстой, как у борова шкурой, либо в глаз. В глаз, наверное, надёжнее. Если и выживет, то останется уже калекой на всю оставшуюся жизнь.

   Скажите, чудовищно? На вряд ли. Переживи вы то же, что я и этим днём, фантазировали бы сейчас, наверное, похлеще моего. А ведь меня ещё и ломало ко всему прочему. Точнее, перемалывало изнутри гранитными жерновами при каждом шаге, вздохе и любой попытке взять себя в руки, чтобы хоть немного успокоиться. Только вот ни черта не выходило.

   Каким-то чудом даже сдержался, чтобы не расхерячить о стенку левую руку. Обошёлся на этот раз ударами ладонью, а не кулаком. Естественно, никакого облегчения от этого не получив. Когда адреналин кипит под кожей в буквальном смысле этого слова, выедая абсолютно всё на своём пути, включая глаза и остатки здравого рассудка в голове, никакой физической боли ты всё равно не почувствуешь. Она попросту меркнет на фоне реального Армагеддона, сносящего под чистую всех и вся и достигшего чудовищных масштабов в совершенно не готовой для таких потрясений душонке. Нет ничего страшнее внутреннего ада, тем более, когда не видишь ни единого шанса на выход, ни спасительного света в конце чёрного-пречёрного тоннеля. Даже когда знаешь в глаза истинного виновника своих мучений.

   Находись он в эти минуты в административном здании компании в своём президентском кабинете, я бы точно не удержался и отправился штурмовать его тщательно охраняемую территорию прямо сейчас. И не приведи господь, до чего бы там вообще дошёл. В таком состоянии только в смирительной рубашке сидеть, а лучше лежать привязанным к железной койке и под убойной дозой успокоительного.

   Как я ещё умудрялся разговаривать со Стрекозой относительно спокойным голосом? Даже пытался шутить.

   Только не могу я принять того факта, что в эти дни до самой субботы нам не нужно ни встречаться, ни созваниваться. Я же реально начинаю звереть, едва осознаю, что все эти ограничения – не просто так. Это не вынужденные меры, которые необходимо перетерпеть всего пару дней. Это идеально просчитанный план со стороны, жёстко контролирующий каждый наш шаг, вздох и даже мысли. Да и как мне, скажите всё это терпеть, когда меня каждую грёбаную минуту тянет к телефону, а то и более изъедающим желанием – уйти отсюда ко всем херам собачьим и рвануть прямиком на квартиру к Стрекозе. И, нет, не остаться там, боже упаси, а чтобы забрать её оттуда со всеми вещами к себе. Причём плевать, что там по этому поводу запоёт мой папенька. Пусть только попробует дёрнуться в нашу сторону...

   Телефонный звонок на время выдернул меня в реальность, долбанув по слуху и нервам совсем уж нежданным для меня сюрпризом, учитывая, сколько мне вообще приходится за полный рабочий день перезваниваться или принимать от кого-то звонки. Похоже, меня за последние минуты уж очень крепко приложили, даже умудрился потеряться в пространстве и времени, и в себе, по ходу, тоже.

   - Мама? – наверное, она была сейчас самой последней, кого я ожидал сегодня услышать. Да и, откровенно говоря, не вовремя она надумала мне названивать. Ох, как не вовремя.

   - Боже, Кир. Это ты? Что с твоим голосом?

   - А у тебя есть ещё какие-то дети или кто-то на стороне, кто называет тебя “мамой”? – согласен, вышло не очень красиво, но, уж простите, мне сейчас не до сыновьих заискиваний. Тем более, что другого родителя я уже успел в своих очень бурных фантазиях расчленить на несколько кровавых кусочков собственноручно и даже забетонировать под толстой плитой из чёрного мрамора.

   - Кир, господи, что случилось? С тобой всё в порядке?..

   - Что случилось? – я не удержался и хрипло хохотнул, представив в этот момент свою маменьку, млеющую на лоджии номера-люкса в венецианском отеле “Four Season” за внушительным бокальчиком пина колады и под горячими лучами итальянского солнца. И тут ей ломает такой шикарный кайф собственный сыночек пугающе загробным голоском. – А что со мной может случиться, мамочка? Я же под надёжным присмотром и защитным крылом самого Глеба Стрельникова. Рядом с ним ничего не может такого случиться в принципе! Это же априори! Само собой разумеющееся явление. Да и тебе что с того? Зачем тебе сейчас какие-то мозгодробительные потрясения? Наслаждайся отдыхом по полной, получай заслуженное тобой удовольствие, как того и требует твой социальный статус. Ты же как раз для этого туда сбежала? Чтобы не тащиться на унизительные вечеринки со своим муженьком, который тебя ни в грош ни перед кем не ставит?

   - Да что там у вас произошло? Всего-то решила уехать на пару недель из дома и уже устраиваете не пойми с чего проблему века вселенских масштабов. Тебе вроде давно не десять лет, а такое ощущение, что до сих пор устраиваешь истерику каждый раз, когда отец не принимает твоих стараний или не соглашается с твоими инфантильными заявочками-требованиями.

   - Ну да! А вот ты, как всегда, принимаешь его сторону, потому что он старше, опытнее и мудрее, и ему лучше знать, что для его единственного сына хорошо, а что плохо. Ведь это же так очевидно! Кирюшенька ещё маленький, глупый, не в меру амбициозный мальчик тридцати годков от роду! Он нуждается в пристальном внимании более сообразительного и всеведающего наставника, иначе набьёт себе шишек или, не дай бог, свернёт когда-нибудь себе шею.

   Всё-таки она погорячилась, выбрав совершенно не подходящее для разговора со мной время, буквально попав под мою горячую руку, как говорится, с лёту. Не тот она человек, кто был способен утихомирить во мне не на шутку разбушевавшегося мистера Хайда.

   - Кир, пожалуйста. Ты бы не мог сбавить обороты и не говорить со мной подобным тоном, ещё и в таком гопническом ключе. Я не знаю, что там у вас сегодня произошло, но, видимо, не сумела этого не почувствовать. Сердце не на месте едва не с обеда. Да и до твоего отца как обычно не дозвонишься.

   - Ну так, не теряй надежды. Набирай его дальше. Потому что я не собираюсь с тобой обсуждать все его “правильные” на мой счёт выходки! Только сомневаюсь, что он вообще захочет разговаривать с тобой на данную тему. Просто красиво пошлёт, как обычно, а ты, как обычно, это проглотишь и поплывёшь любоваться дворцом Дожей.

   - Кир, ну за что ты так со мной? Я всегда была только на твоей стороне, соглашаясь с отцом не потому, что пыталась этим тебя предать или сделать тебе больно, а потому что знала, что так лучше именно для тебя...

   - А сбегая на очередные европейские каникулы, ты тоже опиралась на своё жизненное кредо, что делаешь всё это только мне во благо? Не слишком ли поздно ты теперь спохватилась?

   - Я не хочу с тобой ссориться, Кирилл, тем более не зная истинных причин твоего агрессивного ко мне поведения. Это не честно по отношению ко мне. Добиваешься того, чтобы я тут начала сходить с ума? Или хочешь, чтобы я ближайшим рейсом вернулась домой и исполнила перед тобой свой материнский долг? Так скажи это открытым текстом, а не отсылай меня к отцу, как ты часто любишь делать, когда обижаешься на меня.

   Бл*дь, а что я ей могу сейчас сказать? Выложить всё как на духу? Рассказать, что её сыночек и благоверный муженёк не поделили между собой одну девушку? Я бы, конечно, с радостью посмотрел на её реакцию, но я ещё не настолько охренел, чтобы выдавать родной матери сюрпризища подобного масштаба.

   - Прости, мама, но уже слишком поздно с твоей стороны метаться.

   - Вот зачем ты меня продолжаешь обижать, Кир? Знаешь, что не смогу после такого места себе здесь найти, так всё равно, не останавливаешься. Дожимаешь и дальше. Раз плохо тебе, обязательно нужно сделать больно близким тебе людям?

   - Я же тебе уже сказал. Ты ничего не сможешь ни сделать, ни исправить. – кто бы мог поверить, что я когда-нибудь стану разговаривать с матерью, как с малым ребёнком и объяснять неочевидные для неё вещи.

   - Так ты даже не дал мне для этого хоть какого-то шанса. Или думаешь, я никогда не выясню, что там у вас творится? Останусь в неведенье до конца своих дней? Знаешь, ты очень сильно удивишься, узнав, сколько мне приходилось за всю свою немалую жизнь хранить тайн и притворяться перед некоторыми личностями беспросветной дурочкой, чтобы, не дай бог, не вызвать у кого-то ненужных на мой счёт подозрений. Даже ты до сих пор считаешь меня недалёкой и ни к чему не пригодной пустышкой. Понимаю, что сама виновата, создавая все эти годы подобный образ, но ради тебя, уж поверь мне на слово, я готова любому разодрать глотку голыми руками. И это отнюдь не метафора.

   - Серьёзно? Даже моему отцу?

   Короткая пауза на том конце связи послужила и без лишних на то слов весьма красноречивым ответом. Я горько усмехнулся, выдохнув смешок нарочито громким звуком и иронично покачав головой. Увы, но за эти годы, ничего нового о своей матери я так и не узнал.

   - Чтобы разодрать глотку твоему отцу, для этого потребуются дополнительные ресурсы и силы. И то, что я не сделала этого раньше, вовсе не значит, что меня останавливала испытываемая к нему слабость. Иногда, именно слабость и становится главной причиной большинства фатальных ошибок. Да и как-то всё равно сомнительно, чтобы ты однажды дошёл до данного предела не важно с кем, с отцом или с кем-то другим. Уверена, все твои сегодняшние им недовольства будут завтра уже забыты, как очередной бредовый сон.

   - Естественно... – я опять показательно усмехнулся, не сколько соглашаясь со словами матери, сколько понимая, какого уровня за этот день достигла моя совершенно ни к чему пригодная выдержка. – Кто будет в здравом уме мечтать о небе в решёточку? И желание кого-то убить – лишь самый обыкновенный инфантильный выбрык. Разве что проблем от этого меньше не станет, а Глеб Стрельников будет и дальше, как ни в чём ни бывало заправлять балом, попирая своей кожаной туфлёй за пять тысяч евро чувства и будущее собственного сына. Как будто такое происходит впервые. Или ты действительно способна что-то изменить, но не делала этого раньше, не пойми из-за каких соображений совести?

   - Кир, повторюсь ещё раз. Мне сложно говорить с тобой, не пойми о чём, не зная всей сути проблемы. Может как раз я и смогу тебе с ней разобраться. Но ты ведь даже не пытаешься пойти мне навстречу. Или ждёшь, когда я найму со стороны детектива, если сам не желаешь говорить, всё как есть?

   - Интересно, конечно, было бы на это глянуть, но... – я отрицательно покачал головой, хотя мать меня в этот момент и не видела, впрочем, как и я её. С кем она там, где и что делает прямо сейчас – могу только гадать, но не имею на это ни капли желания. Хочется ей изображать заботливую мамочку, которая якобы способна решить все мои проблемы, бога ради. Пусть тешит себя данными мыслями и дальше.

   Хотя, не отметить того факта, что я за время нашего с ней разговора процентов на сорок приостыл, было бы просто верхом цинизма. Не только заметно успокоился, но и больше не метался по кабинету, не зная за что зацепиться и что первым, подвернувшимся под руку, разнести ко всем долбанным чертям. Правда, и не сидел – замер перед окном напряжённым истуканом, выискивая всё ещё неспокойным взглядом в представшей панораме мегаполиса знакомые очертания нужного района.

   - Прости, мам, если повторюсь ещё раз. Но есть такие вещи, о которых тебе действительно лучше не знать. И не потому, что мне хочется уберечь тебя от стрессовых встрясок, а то, что это... совершенно не твоё и не касается тебя никоим боком.

   - О чём ты сейчас вообще говоришь? У моего сына проблемы, а меня это никак не касается?

   - За проявленный интерес и попытку выведать у меня нужную информацию – восемь баллов из десяти и отдельная благодарность. А вот за остальное... Нет, мам, я не пытаюсь тебя в чём-то принизить, как и приуменьшить твой весомый вклад в сохранение нашей чудо-семейки. Только невозможно что-то сохранить, когда этого уже давным-давно не существует. И в этот раз я не намерен смиренно опускать голову, стискивать через не хочу зубы и беспрекословно выполнять все прихоти отца. Он зашёл слишком далеко, и кому, как не ему, знать об этом. Можешь попытать счастья и выведать всё у него. Но, даже если и наймёшь детектива, боюсь, это мало чем тебе поможет. Прошу только об одном, не надо в это лезть. Мне хватает выше крыши и фокусов от Стрельникова-старшего. Если ещё и ты начнёшь проявлять свою бурную инициативу, тогда вы точно доведёте меня до ручки. Жаль, что за такой огромный период своего жизненного пути он так и не понял, чем чреваты излюбленные им пристрастия. Что если очень долго и планомерно вкручивать гайки, желая всадить их ещё глубже и намертво, то, рано или поздно, можно запросто сорвать резьбу и тогда уже ничего больше не сделаешь. А люди – не детали, особенно родные, на других их не заменишь.

   - Кир, пожалуйста. Неужели так трудно переступить через свою дурацкую гордыню и просто со мной поговорить? Уверена, ты, как всегда, преувеличиваешь ситуацию, в которой можно полюбовно со всем разобраться и всё разрешить без крови и никому не нужных жертв.

   - Ага, если бы, да кабы. Всё, мам. Хватит. Отдыхай дальше и не забивай свою красивую головку ненужным для неё мусором. Наверное, это было неизбежно. Мне дали знак, что пора бы уже и повзрослеть. А чтобы повзрослеть, для этого надо научиться быть полностью самостоятельным и без чьей-либо поддержки.

   - Все нуждаются в поддержке и сторонней помощи, несмотря на богатый жизненный опыт и приобретённые навыки. Даже твой отец. А если проблемы очень серьёзные, с ними в одиночку вообще никто и никогда не справится. Поэтому, прошу, не отворачивайся от меня раньше времени и не отказывайся от моего предложения. К тому же, я всё равно не смогу остаться в стороне безучастным наблюдателем. Хочется тебе того или нет, но я в это скоро влезу в самое ближайшее время, поскольку это меня тоже касается и не меньше твоего. И это единственное, с чем тебе придётся вскоре столкнуться лицом к лицу – решить принять мою помощь сразу или же для проформы ещё немножко поартачиться. А вот теперь всё. Я всё сказала и менять своих дальнейших решений не собираюсь.

   - Тогда удачи. Она тебе явно очень скоро пригодится.

   Да, жестоко и очень даже некрасиво. Но ведь и меня никто сейчас не щадил. Более того, у меня только что отобрали едва не последнюю (если не единственную) отдушину, за которую я теперь не имел права хотя бы мысленно держаться, ибо это не моя “игрушка”. А на чужое замахиваться – смертный грех. И отец мне об этом намекал уже далеко не раз и совсем не мягко. Разве что сегодня его агрессивный манёвр перешёл все мыслимые границы. Но, если он и вправду думает, что может меня этим остановить, тогда он откровенный еблан. Решил провернуть блиц-партию, не предупредив меня заранее о её начале? Ну, хорошо, вызов принят, хотя он определённо не ожидал, что я сразу же перейду в контратаку, учитывая, что, на деле, он рассчитывал на моё постыдное отступление с последующим бегством.

   Не дождёшься, папочка! Или забыл, чей я сыночек?

***

- Ну, здравствуй, Рокси, если тебе, конечно, нравится, когда тебя так называют.

   Мягкая, почти отеческая улыбка коснулась его совсем не мягких губ, не выдав в спокойном выражении внимательного лица не единой, совершенно ненужной для данного момента эмоции или поверхностных намёков на его истинное к ней отношение. Даже улыбающиеся глаза смотрели на девушку без капли иронии или привычной в таких случаях надменности. Хотя, надо признаться, она ожидала всё, что угодно, вплоть до матершиных приказов от очередного резко взлетевшего к поднебесью баловня судьбы, причём, неважно какого возраста. Возраст в таких случаях не помеха, как и размеры кошельков. Люди во все времена остаются только людьми. Деньги либо усугубляют их врождённые пороки, либо освобождают от этических норм и обязательств перед социумом, раскрывая в большинстве случаев весьма неожиданные стороны далеко не святых натур. Может в ком-то и остаётся что-то человеческое, но едва ли такие люди будут пользоваться услугами эскорт-агентств. Всё остальное – напускная мишура или явное притворство.

   Рокси успела на своём профессиональном веку насмотреться на многое и на многих, делая соответствующие выводы отнюдь не с потолка. Но в этот раз она действительно столкнулась с чем-то для себя крайне неожиданным и таким же непредсказуемым. А ещё меньше она ожидала, что испытает при встрече с новым клиентом совершенно несвойственные для себя чувства. Увы, но её работа изначально не являлась чем-то приятным, захватывающим или сулящим головокружительные знакомства с теми же знаменитыми личностями. Как правило, как раз со знаменитостями работать хуже всего – на публике они обязательные няшки и лапочки, а вот за пределами объективов фото и видеокамер – самые обыкновенные взбалмошные истерички, вне зависимости от пола или уровня популярности.

   Только сейчас весь внушительный опыт Ксении Лунёвой отправился прямым рейсом коту под хвост.

   Когда люди покупают твоё время, доплачивая за твоё тело нехилым бонусом сверху, им нет нужды притворяться перед тобой кем бы то ни было, разве что за очень редким исключением. Вот Кирилл Стрельников оказался самым ярким подтверждением данных правил, как говорится, без излишних прикрас. Ни убавить, ни прибавить. Чего не скажешь об его отце, чья внешняя стать и манера поведения шокировали Рокси куда сильнее, чем взбалмошные выходки самого Кира. Правда, поначалу ей всё равно пришлось и поволноваться, и немножко запутаться в своих первых впечатлениях, особенно, когда она вошла в пределы невероятно роскошного номера-люкса в отеле “Гранд-Краун” прямиком из открывшихся дверей лифта.

   Конечно, ей и раньше приходилось бывать в не менее дорогостоящих интерьерах не менее впечатляющих комнат и домов (и даже за границей). Но здесь ощущалась отнюдь не роскошь ради роскоши с режущими глаз намёками для всяк сюда входящего, что у тутошнего хозяина безумно много денег и поэтому ему позволительно очень многое (если даже не более того). Здесь явственно прослеживался изысканный вкус (далеко не поверхностный и ничуть не случайный), утончённый стиль и что-то ещё... Как бы не смешно это сейчас не прозвучало, но Рокси испытала в окружившем её интерьере во истину что-то мистическое, то, что приглушало резкий запах очень больших денег и усиливало пугающую силу власти его владельца. А когда она увидела, вышедшего ей на встречу Глеба Стрельникова, всё сразу стало на свои логические места.

   Правда, внешнее сходство с его сыночком немножко поубавило изначального пыла, но, слава богу, ненадолго. Стоило ему сократить до девушки всего несколько неспешных шагов, мягко улыбнуться и что-то произнести идеально поставленным без единого дефекта дикции голосом, как от жуткого волнения с паническим предчувствием чего-то очень нехорошего не осталась и камня на камне. Сказать, что этот далеко немолодой мужчина очаровал её буквально с ходу – намеренно приуменьшить действительность. Рокси буквально на нём залипла, всматриваясь с нескрываемым восхищением даже в таком почтенном возрасте красивое лицо, будто надеясь рассмотреть в его исключительных чертах то ли какой-то скрытый подвох, то ли тщательно замаскированную истинную натуру. Какую или кого? Изощрённого маньяка-социопата? Или кого-то похуже?

   - Добрый день. Не хочу показаться чрезмерно говорливой, но в негласных правилах нашего агентстве – на первом месте всегда стояли и стоят желания наших клиентов. А вот что должно нравиться или не нравиться оплаченной модели, это, по большей части, определяется именно тем, кто покупает для себя её время. И-и... чем выше плата, тем меньше у неё остаётся прав на личные предпочтения или озвучивание вслух имеющихся пожеланий. То есть, как меня называть, решать только вам.

   За всё то время, что Огненная Рокси потратила на вводный инструктаж для клиента, который явно не нуждался в столь глубоком просвещении, Глеб Стрельников как раз успел дойти до девушки абсолютно неспешной походкой. И не только. Его оценивающий взгляд искушённого эстета, без единого намёка на похотливое разглядывание или предвзятый цинизм, прошёлся по шикарной фигурке девушки на удивление захватывающим действом. Будто скользнул вниз и снова вверх весьма осязаемым касанием невесомого роя бабочек. По крайней мере, Ксю могла поклясться, что почувствовала их щекотку буквально кожей (и под оной, если что, тоже). Правда, лёгкой при этом обиды избежать не получилось.

   Чтобы не увидеть в глазах купившего её мужчины хотя бы слабого намёка на плотское желание — это всё равно, что получить отрезвляющей оплеухой по морде едва не физически. И, надо отметить, что для Рокси подобное к себе отношение оказалось не только в новинку, но и превзошло все последние ожидания касательно принятого на неё заказа. А ведь она так старалась соответствовать благословляющим напутствиям Далилы. Хотела выглядеть настоящей королевой бала (даже если на него сегодня и не попадёт), упаковавшись только по высшему разряду в самое стильное и дорогое из всего, что у неё имелось на данный час в личном гардеробе. Роскошное вечернее платье от Версаче из тёмно-изумрудного бархата, закрытые туфли из чёрной замши с очень высокой шпилькой от Manolo Blahnik в гармоничном сочетании с не менее стильными аксессуарами, вроде чёрной сумочки от Прадо и ажурных перчаток из чёрного кружева с удлинённой манжетой от Eleganzza. Не то, чтобы она рассчитывала столкнуться лицом к лицу с истинным знатоком женской моды и общеизвестных брендов элитной одежды, но, как говорится, лучше раз десять перестраховаться. А то мало ли. Не даром Дарья Ройтенберг проела ей за это утро целую плешь, пока зачитывала нехилый списочек правил идеального поведения с заказавшим её клиентом, подсовывая на подпись юридическое соглашение о неразглашении.

   - Думаю, в свете нынешних событий, все эти... исключительные нюансы будут явно излишними. – он впервые за это время, вытащил из кармана брюк правую ладонь, плавным жестом приподняв её к своему лицу, и, “задумчиво” нахмурившись, провёл указательным пальцем по надбровной дуге естественным жестом-привычкой, едва ли указывающей на его волнение или смущение. Не походил он на тех людей, кого легко можно было бы смутить или вывести из привычной для них зоны комфорта. Скорее, это он кого угодно заставит чувствовать рядом с собой маленькой и забитой детскими комплексами девочкой. Во всяком случае, Лунёва как раз это и прочувствовала. Особенно после того, как он к ней приблизился, перекрыв своей внушительной фигуркой немалый обзор окружающей их комнаты.

   Теперь хотя бы понятно, откуда у Кира Стрельникова такая мощная энергетика и пугающе притягательный ментал. Физиология, кстати, тоже. Такие люди не нуждаются в постоянной демонстрации своих прав на занимаемый им статус. Их внешность, манера поведения и даже отточенная с годами дикция речи – говорили за них куда больше, чем брендовые костюмы или бриллиантовые запонки в манжетах белоснежных рубашек из стопроцентного египетского хлопка. Они даже матерились совершенно иначе, в отличие от таких дешёвок, как Рокси или той же Далилы. Да и всё делали иначе, поскольку утаить в мешке данного “шила” просто нереально.

   - Всё зависит от того, по какому конкретному пути вы их направите, – да, она тоже пыталась, вернее, очень старалась не ударить в грязь лицом. И в этом не было ничего удивительного. Уже во второй раз за этот месяц она столкнулась с совершенно непривычным для неё типом мужчин. К ним не то что при близком знакомстве тянуло со страшной силой, но и до какой-то остервенелой трясучки хотелось сильно им понравиться со всех своих (желательно самых лучших) сторон. Запасть им в душу или вызвать в них к себе такой же нездоровый интерес, какой она испытывала рядом с ними сама.

   - Уверен, ни одно из их ближайших направлений не должно тебя ни смутить, ни чем-то напугать. Не возражаешь, если мы присядем? А то, боюсь, тебе будет не очень удобно стоять на таких высоких каблуках всю нашу беседу.

   Беседу?

   У Лунёвой резко разгладилось лицо и слегка отвисла челюсть. Уж чего она точно не ожидала, так это узнать, что её купили только для того, чтобы просто с ней поговорить. Или всё-таки не только поговорить? Может у него такой вот фетиш? Для того, чтобы как следует завестись, нужно обязательно перед этим выеб*ть кому-то мозг.

   - Прошу, проходи. Если хочешь вина или чего-то покрепче, не стесняйся. – он так к ней и не прикоснулся, изящным жестом правой руки указав в сторону лаундж-зоны с накрытым столиком под лёгкие закуски, фрукты, сладости и пару бутылок белого и красного вина. Ну, хотя бы так, что тоже могло являться вполне хорошим знаком. Хотя до этого Рокси была уверена, что они обязательно куда-нибудь поедут. Тем более, Стрельников вышел к ней не в банном халате на голое тело, а в неполном костюме-тройке серебристо-сизого оттенка без пиджака и галстука. И явно он так принарядился не для лёгкой прелюдии перед предстоящим походом в постель.

   Девушке сразу показалось, что он куда-то собирается – идеально выбритое лицо, безупречная укладка латунно-пепельных волос, да и на пальцах аккуратный маникюр с отшлифованными ногтями определённо где-то со вчерашнего дня. Про ненавязчивый пряный аромат мужских парфюмов можно и не упоминать. Надушился он ими хоть и не так давно, но точно не перед самым появлением в данном номере заказной экскортессы.

   - И о чём вы желаете со мной… побеседовать? – как ни странно, но чувство то ли смущения, то ли неловкости не отпускало Рокси ещё очень долго. Хотя раньше за собой она никогда и ничего подобного не наблюдала.

   - Присаживайся. Если жарко, накидку можешь снять. Что тебе налить? Вина, коньяка, виски или водки?

   - Коньяка... – да, расслабиться ей сейчас не помешает при любом раскладе. Пусть он и не ведёт себя, как его родной сыночек, но чувства полной безопасности от этого, почему-то совершенно не ощущается.

   Да и странно это как-то всё. Ухаживает за ней, будто за самой обыкновенной гостьей, улыбается, как внимательный родственник без единого намёка на задние мысли.

   - Прости, что пришлось прибегнуть к такому не совсем благородному способу познакомится с тобой поближе, но, честно говоря, прямо тебе позвонить и сказать всё, как есть, открытым текстом я так и не отважился. Да и это совсем не телефонный разговор. По любому пришлось бы встретиться. Так почему бы это не сделать в неофициальной обстановке, подобно старым приятелям, без никому ненужного напряжения и, да, за бокалом хорошего коньяка?

   Хозяин номера как раз выбрал для своей вступительной речи барную стойку лаундж-зоны в нескольких шагах от мягкого уголка. Привычными для себя движениями выудил из нескольких наборов разнокалиберных бокалов приземистый фужер, а с одной из зеркальных полок декоративной горки – фигурную бутылку марочного ХО. И всё это время Рокси не сводила с него зачарованного взгляда, слушая вторящий его гипнотизирующему голосу гулкий стук своего растревожившегося не в меру сердечка. И, похоже, смысл его идеально выстроенных фраз не сразу доходил до её слегка контуженного и без выпивки сознания. А когда всё-таки доходил, становилось резко ещё жарче, а пульс зашкаливал до пугающих пределов.

   - Так вы что?.. Оплатили мои эскорт-услуги только для того, чтобы поговорить со мной? – не то, чтобы данное открытие стало для неё каким-то запредельным потрясением, но ощущением нежданного разочарования в тот момент придавило неслабым. Даже голос слегка надломился до едва заметной дрожи.

   - Понимаю, выглядит и странно, и вроде как не очень-то некрасиво, но могу тебя заверить с полной ответственностью за все свои действия, никаких дурных намерений на твой счёт я не держу. Это самый обычный разговор. Почти по душам. Да и выплаченный на твоё имя аванс останется в кассе агентства с обязательными для тебя комиссионными. А если к концу нашего разговора мы решим все интересующие меня вопросы, так сказать, полюбовно, без ненужных эксцессов и только в дружеском ключе, тогда тебя будет ждать ещё один очень приятный бонус за все твои старания и искреннее желание мне помочь.

   Глеб Стрельников всё так же неспешно вернулся к своей заметно ошалевшей гостье, но с уже наполненным янтарной жидкостью бокалом в расслабленных пальцах правой руки. Когда он протягивал коньяк Рокси, девушка не смогла не зацепился взглядом за его изящную кисть, на безымянном пальце которой красовалось массивное обручальное кольцо, а на мизинце – не менее крупный перстень с печаткой и кельтским крестом из гранённых изумрудов по центру гнезда. Хотя больше всего внимание Лунёвой было заворожено красотой ухоженных пальцев мужчины – сильных, гибких, знающих, как правильно держать бокал... и не только бокал...

   - Так вам что... потребовалась моя помощь? – она наконец-то заставила себя взять фужер чуть подрагивающими пальчиками и как бы невзначай задеть несколько фаланг Глеба Стрельникова. Может хотела проверить насколько он реален и какой будет её реакция на осязание его тела? Так же проберёт до сладкой дрожи в коленках и остановки сердца, как и от прикосновений к его сыну?

   - И далеко немаленькая? – уголки его губ заметно углубились в сдержанной улыбке, и Рокси сразу поняла, что её “хитрый” план раскусили прямо на месте и с ходу.

   Чёрт! И что, спрашивается, она сейчас творит? Вдруг резко разучилась вести себя с мужчинами? Забыла тысячу и сто один способ по изощрённому соблазнению представителей сильного пола? Или банально зассала, как какая-то безопытная целка? Правда, рядом с таким матёрым альфа-самцом, удивляться своему заторможенному поведению было бы явно глупо. Да и мысль о том, что она поскакала на эту встречу едва не в припрыжку, ничего не сказав об этом Алинке, немного давила на совесть, притормаживая большую часть интуитивных движений. А насколько это сейчас выглядело некрасиво с её стороны, можно и не расписывать. Но ведь и она, если так подумать, далеко не в курсе истинных отношений всей этой троицы. Когда она разговаривала с Алькой в последний раз о её папике и маниакально одержимом преследователе Кирюшеньке? Похоже эта тема стала для них табу ещё неделю назад, если не больше. А расспрашивать Сёмину про личную жизнь или её связь с нынешним клиентом было так же бессмысленно, как и пытаться перекодировать весь её настрой на всю семейку Стрельниковых. Правда, тут ещё многое чего было неясно. Например, кто в кого вцепился мёртвой хваткой и с какой стати Стрельникову-старшему просить о помощи Ксению Лунёву? Уж кто-кто, а он точно не тянул на человека, которому могла потребоваться реальная помощь от какой-то там безмозглой шлюшки.

   - Не буду ходить вокруг да около. Думаю, ты и так успела догадаться, почему я выбрал для этого разговора именно тебя. – он действительно не стал нарезать круги, присев напротив в одно из кожаных кресел во истину шикарной лаундж-зоны (один вид зимнего сада у панорамного окно чего только стоил) и тем самым дав понять, что ни на какие иные действия с его стороны он на вряд ли сегодня пойдёт. А какую при этом он принял позу. Настоящий британский лорд, ни дать ни взять, не хватает только датского дога у ног и кубинской сигары меж длинных пальцев той самой руки, на которых красуется столько впечатляющих колечек. Не удивительно, почему Алька так от него и не ушла. А Рокси ещё называла её хронической неудачницей. Заполучить в личное пользование сразу двоих – отца и сына. Да это Лунёва теперь уж точно изведётся в ближайшие дни от всех видов зависти и нездорового желания заполучить хотя бы одного из этих красавцев. С Киром она уже пару раз пролетела, а вот с Глебом... Если бы ещё выяснить, что такого в Альке особенного, что на неё западают ТАКИЕ мужчины.

   - Честно говоря, не совсем.

   - Что ж, тогда придётся это исправить.

ГЛАВА третья

Надо отдать должное, девочка оказалась на редкость сообразительной, но и такой же себе на уме. Правда, чего ещё приходилось ждать, если ты и сам не собирался открывать нараспашку свою душу буквально перед первой встречной шлюшкой. Пусть даже она при этом смотрела в твой рот, затаив дыхание, и уже была готова есть из твоих рук в буквальном смысле этого слова.

   -...Думаю, его просто немного тогда переколбасило. Да и Алька поддела его не хило так, не говоря уже о том поцелуе на парковке. Хотя, когда он нашёл меня в агентстве, то особо со мной не церемонился. Ну... вы понимаете, надеюсь. Блюсти верность перед кем-то он тогда совершенно не собирался. В принципе, я сразу поняла, как только его увидела, что вся эта манечка с преследованием Альки, скорей всего, самая обыкновенная блажь на пару дней – не больше. Да и что ждать от человека, который бегает за одной, а в итоге... начинает спать с другой – лучшей подругой первой? Уверена, он уже успел к этому времени или частично перебеситься, или переключиться на кого-то другого.

   - А что Алина? – как ему пришлось вскоре выяснить, лучшая подруга оказалась далеко не лучшей. По крайней мере, не для самой Стрекозы. Судя по готовности Ксении Лунёвой вывалить всю подноготную об Алине Сёминой чуть ли не первому встречному только за возможность быть тем оттраханной, тут даже не пахло самой примитивной девчачьей солидарностью.

   Не удивительно, что она не понравилась ему буквально с первых секунд, хотя фотографии и выглядели многообещающими. Но увидеть эти глаза вживую, при встрече... Видимо, долгая работа в сфере эскорт-услуг сильно сказывается, как на восприятии большинства обыденных вещей, так и на мировоззрении в целом. Чтобы девушка там не изменилась и не стала по-иному реагировать на многие жизненные ситуации?.. Это было бы что-то из разряда околонаучной фантастики. Подобное, почти насильственное воздействие на психику способно переломать и куда более стойких. Уж ему-то не знать о таких вещах, тому, кто насмотрелся в своё время и на более худшие примеры. Если человека засасывает данная клоака, вернуться из неё прежним банально невозможно. Поэтому он и хотел вытащить оттуда Стрекозу прямо сейчас, пока ещё не поздно, и пока она не узнала настоящую изнанку того дерьма, в которое так опрометчиво полезла (не без поддержки своей рыжей подружки, само собой).

   - Алина? В смысле? – вот что значит ощутить себя на пике собственной значимости. Даже не нужно ничего особого делать со своей стороны. Дай человеку почувствовать себя на вершине мира или в центре чьего-то внимания, и заткнуть ему рот будет уже крайне проблематично. Прорвёт этот слив таким бурным фонтаном, что потом и сам не будешь рад.

   Прямо, как в песенке. На дурака не нужен нож, ему немного подпоёшь и делай с ним, что хошь...

   - Что она рассказывала про свой первый поцелуй с Кириллом. Почему это сделала, и что её вообще на такое сподвигло? Да и сейчас... Встречалась ли она с ним уже потом?..

   - Думаете, её так легко разговорить на очень личные темы? Она, скорее, из тех хватких пай-девочек, что всегда себе на уме. Может говорить одно, а на деле – преследовать совершенно иные цели. Вон, не успела поступить в наш ВУЗ и тут же подцепила себе самого видного старшекурсника. Правда, с ним вскоре порвала (причём, по собственной инициативе), в тот же день сорвав крышу вашему сыну тем своими жарким поцелуйчиком. Потом полчаса мне пыталась доказать, что это обычная спонтанная дурь на пьяную голову. И если бы у неё была возможность всё переиграть, то едва ли бы повторила такое снова. Мол, это не в её правилах, а Кир выглядел таким сладким няшкой, что устоять перед ним ну вот никак не смогла. Хотя, тут я её прекрасно понимаю. У Кирилла просто нереально притягательная харизма, и теперь я даже знаю от кого. Причём неважно, злишься на него или всецело отдаёшься пронимающей тебя симпатии, тянет к нему при этом по равному сильно. А вот что испытывает к нему Алина, тут я на вряд ли могу сказать что-то определённое. Мы не разговаривали о нём после моего с ним "свидания”. Мне показалось ещё тогда, что ей вообще не хочется говорить на данную тему, впрочем, как и о вас. Как будто стала ещё более скрытой, чем раньше.

   - В принципе, оно и понятно. Она же подписала документы о неразглашении, в прочем, как и ты.

   С одной стороны оно, конечно, хорошо, когда твоя девочка мало кому доверяет, как и не распускает свой язык перед кем бы то ни было. Но с другой, так ревностно хранить тайны, как будто от этого зависит сохранность чьей-то жизни (и не обязательно даже своей). Такие вещи вполне естественны и объяснимы, скажем, для него, а для девчонки, которой только-только стукнет двадцать один год?.. И ведь не узнаешь всё равно, если сама не надумает рассказать.

   - Сомнительно, чтобы она так ответственно подходила к подобному роду вопросам. Скорее, за последнее время слишком много всего наслоилось. Мы с ней, кстати, в эти дни очень редко виделись. И то, она меня по большей части третировала просьбами помочь ей выбрать для новой квартиры мебель или расцветку обоев. А когда туда в прошлую пятницу припёрся Кирилл...

   - Кирилл приезжал на квартиру Алины? – а вот это уже интересно, если учитывать тот факт, что данный момент почему-то не был никем зафиксирован.

   - Приезжал. Видимо, тогда и вычислил Алинку окончательно. Правда, я тогда сбежала покурить. А когда вернулась, на Альке лица не было. Я даже решила, что между ними окончательно пробежала чёрная кошка. Да и Кир, когда уходил, выглядел как... как Патрик Бейтман после того, как узнал, что у кого-то в городе самые лучшие, чем у него, визитки. В общем, ни дать, ни взять, стопроцентный психопат. Разве что бензопилы в руках не хватало. Думала, уже всё. Рассорились в хлам окончательно. Да и Алька его тогда честила на чём свет стоит.

   В этот раз он старался не перебивать. К тому же и смысла уже особого не было. Рокси всего лишь подтвердила уже имевшуюся на его руках информацию, показав себя, кстати, не с самой лучшей стороны. Уж чересчур говорливая девка. Если не остановишь, будет болтать, пока язык не отсохнет. Правда, сам виноват, слишком много плеснул в бокал коньяка. Вот и расслабило девочку далеко не по-детски.

   - Значит, после той встречи с Киром, на квартире, ты больше с Алиной о нём не разговаривала?

   - Неа. Мы и встречались с ней после этого не более двух или трёх раз. Она как-то резко вдруг пропала со всех радаров. Вначале ушла с головой в обустройство квартиры, потом в институте принялась усиленной подтягивать хвосты, а по вечерам уже сидела в своей новой норке в компашке ремонтной бригады. Как-то так и вышло, что вдруг очень резко перестали с друг другом пересекаться. Созванивались да, но не больше пары раз в день.

   - И как это выглядело? Вы так неожиданно отдалились чисто из-за её “инициативы” и постоянной занятости? Или ты сама не заглядывала к ней больше в гости по собственному желанию?

   Похоже, до сего момента Лунёва о данной странности даже не задумывалась. Зато теперь с удивлением сдвинула свои идеальные тёмно-медные бровки к переносице, впервые задумавшись о происходивших на её глазах вещах, которых она не замечала буквально в упор всё последнее время.

   - Ну-у... Я, как правило, ей всегда звонила либо днём, либо вечером, узнавала, что да как. В те выходные даже в клуб пыталась вытащить. Но она сразу отмахивалась, мол, ей некогда. Разберётся вначале с квартирой, а потом уже и отметим, как следует, и новоселье, и её приближающееся день рождения. Типа, хочет убить двух зайцев одним махом.

   - То есть, инициатива исходила именно с её стороны?

   - Выходит, что так.

   А это уже был крайне нехороший звоночек. Если Алина осознанно и сама отстранялась от всех своих друзей, значит, действительно не хотела, чтобы кто-то особо любопытный лез в её личную жизнь. А когда перестаёшь делиться самым сокровенным со своими близкими подружками, то тут уж воистину пора бить во все колокола.

   - И, как думаешь... Это отчуждение уже окончательное или временное? Если, скажем, ты захочешь нагрянуть к ней сегодня вечером или в ближайшие дни домой с бутылочкой коньяка для девчачьих посиделок, она не пошлёт тебя куда подальше?

   В этот раз молчаливая задумчивость Рокси над заданным вопросом затянулась чуть дольше обычного. Видимо, её и вправду спросили о чём-то для неё непосильном.

   - Честно говоря, даже не знаю. Всё зависит от того, в каком она будет настроении, да и застану ли я её в этот момент дома. Как-то пыталась дозвониться ей в понедельник вечером и не смогла. Отключила телефон. Думала, поехала на встречу с... вами или... ещё куда.

   Вот именно – “Или ещё куда”.

   В этот раз ему так и не удалось проглотить эту отвратно горькую (само собой, ядовитую) пилюлю, как говорится, не поморщившись. Конечно, обошлось и без столь явной демонстрации своих ответных ощущений по данному поводу, но сдержаться до конца всё равно не вышло. И взгляд невольно опустил, и чуть нахмурился, и даже несколько секунд потратил на восстановление своего железобетонного спокойствия, пока разглядывал свои пальцы и идеальную форму отполированных ногтей, “выискивая” на последних незначительные “изъяны”.

   - В любом случае, рано или поздно, но сделать это придётся. Только без предварительных звонков, чтобы застать её врасплох, как говорится, на месте. Ты ведь сделаешь это, если я очень хорошо тебя об этом попрошу?

   Так что рассматривал он свои ногти не так уж и долго и при следующих вопросах, взглянув проникновенно в лицо чуть подвисшей Рокси, совершенно не выглядел смущённым ни содержанием своей просьбы, ни тем, что ему приходится просить о таком первую встречную шлюшку.

   - К тому же, я никогда не остаюсь в долгу перед теми, кто мне помогает. Особенно теми, кто проявляет собственную инициативность, без какого-либо кураторства с моей стороны. И чем сильнее рвение данного человека оказать мне неоценимую услугу, тем выше я это ценю и отвечаю соответствующей благодарностью.

   На какое-то время, он демонстративно перевёл свой взгляд с лица Лунёвой на декоративный у её ног столик, остановившись вскоре на белом конверте без надписей у близкого к девушке края. Даже чуть повёл подбородком, указывая непосредственно на присутствие столь контрастного элемента во всеобщей композиции сервированных блюд. Естественно, Рокси не удержалась. И за его взором проследила, и немножко заволновалась, определяя на глаз толщину конверта. Конечно, она заметила его и до этого, но старалась все эти минуты не думать ни о его содержимом, ни о том для чего и кого он там лежит.

   - В принципе, тебе ничего такого криминального и делать не придётся. Только устроить Алине что-то вроде очной ставки, но, само собой, без перегибов и театрального эпатажа. Чтобы всё выглядело натурально, как у вас обычно и бывает при подобных встречах.

   - И о чём конкретном я должна буду её расспросить?

   Он повёл плечом и поджал губы с абсолютно апатичным выражением лица, будто говорил о самых обыденных вещах, предлагая сделать нечто банальное, не требующее совершенно никаких противозаконных действий.

   - Да что угодно. Поначалу, конечно же. Это же вы близкие подружки. Начни с каких-нибудь ненавязчивых глупостей, а потом, когда после пары бокалов её язык развяжется ещё больше, можешь расспросить её о Кире. Повернуть разговор так, будто ты знаешь или догадалась, что они встречаются...

   - Так они встречаются?! – после такой во истину шокирующей новости, Рокси, само собой, сдержаться не удалось, да и алкогольные пары внесли дополнительный толчок-”ускорение”. – А, знаете, о чём-то таком я уже догадывалась, просто не имела подтверждающих тому доказательств. Уж как-то резко она ушла “в себя”. А вы откуда об этом узнали? Или... мне не положено заглядывать так глубоко?

   В принципе, могла бы и сама давно догадаться какими возможностями обладал сидевший перед ней альфа-самец, почти недосягаемая мечта девчачьих грёз Ксении Лунёвой и ей подобных. Если её нашёл за пару недель до этого Кирилл Стрельников, то про его отца говорить что-либо в таком же ключе было бы банально излишним.

   - Пришлось узнать, увы. – горькая усмешка коснулась уголков выразительных губ мужчины едва ли искренним по данному поводу сожалением. Хотя не чувствовать его слишком осязаемой от девушки отстранённости оказалось куда сложнее. Он держал между ними жёсткую дистанцию ещё с того момента, как она вошла в апартаменты его шикарного гостиничного номера. И не то что всем своим видом, а, скорее, захватывающей мощью ментального воздействия-прессинга, не намекал, а именно “подчёркивал”, что нарушать её не намерен и не собирается.

   - Как бы там ни было, но подобную иголку в стоге сена так просто не спрячешь. Такие вещи рано или поздно всплывают на поверхность, поэтому можешь безбоязненно говорить ей о том, что сама уже обо всём догадалась и без чьей-либо помощи, то есть, моей. Ты ведь умная девочка и не станешь упоминать о нашем с тобой знакомстве?

   - К-конечно! – а вот как она в ответ напряжённо ему усмехнулась, не понравилось даже ей самой. Увы, но в этот раз и лёгкое опьянение не помогло. Совсем ненадолго забытый страх вдруг резко активировался и с утроенной силой принялся по-новому расползаться по похолодевшим внутренностям, налегая на сердце паническими атаками. – И... что? Только с ней поговорить о Кире? Или узнать что-то более определённое?

   - Только о её к нему отношениях. Что чувствует, насколько у них всё это серьёзно, и как долго они намерены держать свои встречи в тайне. В общем, весь тот набор из следственной методички, которому все женщины обучены едва не с горшка похлеще любого профессионального следователя. Уверен, ты запросто справишься с данной задачей просто на ура. После чего я снова с тобой свяжусь, ты обо всём мне расскажешь, а я, соответственно, дополню к уже имеющемуся на данный момент благодарственному “письму” ещё парочку весомых штрихов. Уж кто-кто, а ты в накладе не останешься.

   - А вы... уверены, что у меня всё получится? А вдруг что-то пойдёт не так?

   - С твоими способностями и впечатляющими амбициями подобные проколы в принципе невозможны. Главное, помни, что я жду и очень уповаю на твою поддержку. Ну и, старайся не забывать об одном крайне немаловажном факте, о том, что всё сказанное и произошедшее в этих стенах, должно здесь же и остаться. Подписанный тобой документ о неразглашении, надеюсь, имеет для тебя хоть какой-то действенный вес? Дополнительных просьб и разъяснений не потребуется, особенно в самом ближайшем будущем?

   В том-то и дело. Он совершенно ничего такого не сделал со своей стороны. Голос его не огрубел, взгляд нисколько не потяжелел, а отчуждение не обдавало вымораживающим до костного мозга арктическим холодом. Зато прессующим менталом его убийственно волевой сущности в тот момент обдавало именно на физическом уровне. Поэтому Лунёвой и не нужно было объяснять, почему шутить с этим человеком не стоит. Они проговорили почти полчаса и за всё это время Глеб Стрельников ни единым словом, действием или каким-то подчёркнутым выражением лица так и не выказал перед девушкой своих истинных чувств к обсуждаемой ими ситуации. Впрочем, как и скрытых намерений касательно чего бы то ни было. Догадаться, что именно он испытывал к Алине Сёминой и к её изменам с его же сыном было просто нереально. Такое ощущение, будто они обсуждали завтрашнюю погоду в регионе, а не искали способы разоблачения это сладкой парочки.

   - Нет... конечно нет. Я же не первый год в этом бизнесе. Нас всегда заранее готовят к... нечто подобному... – сложнее было отвечать не слишком дрожащим от подскочившего волнения голоском. Но, как тогда показалось Рокси, справилась она с данной задачей на редкость удовлетворительно.

   И ответная улыбка хозяина номера не привнесла в растревоженную душу долгожданного послабления. Как бы она до этого не хорохорилась и не пыталась выглядеть непобедимой Рыжей Соней, все её шансы рядом с таким маститым представителем сильных мира сего сводились к абсолютному нулю. По сути, она была для него вообще никем – пустым местом, ничем незаполненным эфиром, который при других обстоятельствах не замечают буквально в упор, когда проходят сквозь него.

   - Значит, я могу не только на тебя положиться, но и быть предельно спокойным, как в ближайшем будущем, так и в неопределённо далёком? Каких-либо непредвиденных сюрпризов ждать не придётся?

   - Нет, что вы! Какие ещё от меня могут быть сюрпризы?..

   - Ну, мало ли и так... к слову. Вдруг ты любишь вести дневники или пишешь в свободное время книги... посещаешь психотерапевта, а то и ходишь на исповеди к духовнику.

   - Да нет, ничего такого. Да и не стала бы я кому-то о таком рассказывать в здравом уме и трезвой памяти.

   В этот раз он ничего не сказал. Просто посмотрел ей в глаза, как делал до этого уже десятки раз, хотя с совершенно иным, чем раньше воздействием. Будто что-то проверял или с ленивой неспешностью выискивал на глубине её тщедушной душонки незамеченные им ранее погрешности. И, судя по его совершенно неуловимой реакции, он что-то там-таки обнаружил.

   - Буду и дальше на это надеяться. Выход отсюда, ты ещё должна помнить. И не забудь прихватить конверт с комиссионными. Как только мне понадобятся твои услуги, я сразу же с тобой свяжусь. Так что... держи под рукой свой мобильный постоянно, даже во сне.

   Последние слова уж точно не были шуткой, как и его “слегка” изменившееся к ней поведение. Теперь проложенная между ними черта-дистанция обрела дополнительную стену из титанового сплава толщиной в метр, а то и намного больше. И Лунёвой это в тот момент ох как не понравилось. Будто только что получила не щедрые премиальные чистым налом, ещё и с портретом Бенджамина Франклина на каждой новёхонькой купюре, а как минимум чёрную метку. И до выхода провожать не стали. В общем... очень и очень нехороший знак...

***

Он подождал всего пять-десять секунд после звякнувших в холле едва различимым мелодичным перебором дверей лифта, а уже потом посмотрел на циферблат массивных часов на левом запястье, почти сразу же потянувшись за айфоном к журнальному столику. Надо будет чуть позже вызвать кого-нибудь из обслуживающего персонала отеля, чтобы прибрались и что-то сделали с этим запахом. На мягком уголке он, видимо, пропитался сильнее всего. До сих пор по мозгам бьёт.

   Что за мания у этих якобы элитных шлюшек душиться, будто перед смертью или предстоящим погружением в канализационные нечистоты? Такое ощущение, словно пытаются спрятать запах трупного разложения или тот обособленный амбре, свойственный чуть ли не всем блядушкам без исключения. Аромат продажности и вседоступности. Или, как он его называл лично – аромат общественной урны, со специфическими острыми нотками дублёной кожи. Почему именно кожи? Откуда он мог знать? Потому что именно этой кожей они и пахли, плюс удушающим облаком очень стойких парфюмов. Убойное сочетание, которое, казалось, преследовало его едва не на протяжении всей жизни со времён весёлых 90-ых. Скорей всего те самые исключительные маркеры, по которым и определялось чуть ли не самой природой кто есть кто. А вот с законами природы, как говорится, уже не поспоришь.

   - Риночка, солнышко, здравствуй, моя хорошая. Как ты там сегодня? Уже готовишься к великим свершениям сегодняшнего вечера? – тут он тоже не собирался нарезать круги, хотя и воспользовался несколько иным способом воздействия. Увы, но не во всех случаях и не со всеми шлюшками можно говорить в одинаковой манере. Иногда приходится и переигрывать, почти, как сейчас. Крайние меры, которых всё равно не избежать.

   - Ой, дядя Глеб! Совсем не ожидала, что вы мне позвоните. А вообще, всё отлично. Сижу в салоне, докрашиваю волосы. Скоро начнут делать укладку. Так что готовлюсь по полной и с особо тщательным подходом.

   - Моя ж ты умница. Значит, скоро уже увидимся, и я смогу полюбоваться твоей неповторимой красотой воочию. – с комплиментами он явно перебрал, но для Арины они лишними по любому не будут. Тем более в свете грядущих событий. Что-то вроде компенсации за ту пару часов, которые ей предстоит вскоре выдержать в далеко не дружественной компании Кира Стрельникова.

   - Ага, тоже уже не терпится. Плохо, что тёти Риты не будет. Надеюсь, Кир не последовал её примеру и никуда не сбежал из страны, лишь бы только со мной не видеться?

   - В этот раз все его попытки были пресечены на корню ещё в самой начальной стадии. И я сделал всё, что было в моих силах, чтобы ты сегодня не испытывала рядом с ним уже ставшего частью ваших отношений дискомфорта. Как-никак, но этому давно следовало положить конец.

   - Хотите сказать, что... Он больше никогда не позволит себе говорить в мой адрес всяких обидных выражений, едких фразочек и смотреть на меня, как на в край доставшую его язву?

   - По крайней мере, сделаю для этого всё от меня зависящее. Но и тебе придётся приложить немало усилий со своей стороны. Хотя бы сегодня. Поэтому я тебе и звоню, чтобы попросить о помощи в моём нелёгком плане по укрощению нашего неподдающегося строптивца.

   - Серьёзно? Вы решили взяться за его перевоспитание? – судя по развеселившемуся голоску Арины Шевцовы, она явно не приняла услышанных слов на веру, сразу же списав их в глупую шутку.

   - Можно сказать и так. Хотя с твоей стороны сегодня потребуется максимум усилий по достижению минимальной цели.

   - И какой же это? – во всяком случае, вызвать в девочке должный интерес у него получилось, а это практически пятьдесят процентов решения в поставленной перед собой задаче.

   - Хотелось бы, чтобы ты сегодня была к нему особенно внимательна и вела себя с ним на публике так, будто вы Ромео и Джульетта наших дней, и кроме него для тебя в этом мире больше никого не существует. В противном же случае, просто не отходи от него ни на шаг, старайся всегда держать его за ручку или под локоть (если будет совсем уж сопротивляться), а вообще в идеале, найди какой-нибудь способ его рассмешить. Не важно какой, пусть даже самый дурацкий. Но, когда я у вас сегодня появлюсь, то хотел бы увидеть его улыбающееся рядом с тобой лицо, а не кислую физиономию, обожравшегося клюквой и обиженного на весь мир ёжика.

   Рина прыснула со смеху ещё более эмоциональней и несдержанней. Правда в этот раз в её голосе уже чувствовались ярко выраженные нотки вполне обоснованной нервозности. Девочка она, конечно, весьма бойкая и себе на уме, но вот с Киром постоянно попадает впросак. Хоть ты тресни, не может ничего с ним сделать, с какого боку не подойди и какими кишками при этом не вывернись.

   - Дядя Глеб, ну вы же прекрасно знаете, что он меня на дух не переваривает. Наверное, единственный способ заставить его улыбаться, это прийти на этот вечер в клоунском костюме и то ещё не факт.

   Отвечать искренним смехом на вполне достойную шутку Арины очередь теперь перешла ему. Ну, хотя бы чувством юмора обладала на удивление здоровым.

   - До таких радикальных мер доходить, конечно же, не стоит. Хотя, уверен, он бы оценил подобное рвение на все сто.

   - Только, боюсь, едва ли выскажется об этом вслух.

   - Главное, не переживай. Сегодня ты его точно не узнаешь. И я, как никогда уверен, что всё у вас в очень скором будущем должно наладиться. А там глядишь и до свадьбы рукой подать.

   - Ой, дядя Глеб. Сегодняшний лимит по шуткам вы уже давным-давно исчерпали. А то я сейчас точно решу, что вам захотелось довести меня до слёз.

   Зря она так. Знала бы насколько серьёзными были все его намеренья, никогда бы не позволила себе подобных фраз.

   - Плакать будешь обязательно, но немногим позже и только от счастья. А сейчас заканчивай с приготовлениями, – он снова посмотрел на ручные часы и наконец-то заставил себя подняться с кресла, направляясь в этот раз в сторону холла.

   - Эх, вашими устами, да... – что бы она хотела сделать его устами, Арина так и не договорила, но уточнять ему и так не хотелось. Только сдержанно усмехнулся и иронично качнул головой.

   - Ну всё. Заканчивай с причёской и готовься морально к встрече с Киром. А мне тут надо ещё кое с кем встретиться.

   - Тогда до скорой встречи, дядя Глеб.

   - До скорой, солнце.

   Он как раз вовремя закончил разговор. Двери лифта в этот момент снова издали хрустальный перебор запрограммированной на открытие-закрытие мелодии и в холл номера вышла пара мужчин, один из которых являлся охранником из службы безопасности отеля. В руках другого находился пухлый кейс с хромированным корпусом из нержавейки и кодовыми замками по обе стороны от ручки.

***

Сказать, насколько мне было тогда страшно, по сути, вообще ни о чём не сказать. Всё равно что перебрать кучу схожих синонимов чисто от скуки ради. Разве что чувством скуки на тот момент меня совершенно не пронимало. А вот страхами... ожившими кошмарами, тихим ужасом и растущей с каждым ударом сердца парализующей паники — это да, пронизывало буквально насквозь до самого костного мозга. И чем ближе минутная стрелка подползала к ожидаемой отметке, тем острее и глубже становились атаки этих грёбаных страхов.

   И поделать с ними всё равно ничего не можешь, потому что некуда от них спрятаться, как и от неминуемого. Как от приближения неизбежного фатума в лице одного конкретного человека, потому что чувствуешь его в эти минуты, как никого другого, потому что знаешь, что он уже рядом... уже почти тебя настиг.

   Не удивительно, что к вечеру меня начало колотить куда более выматывающим тремором, чем за несколько часов до этого. До этого я хотя бы отвлекалась на подготовку, тем более что всё приходилось делать самой. Ксюха ещё с пятницы заявила, что будет очень занята в выходные вип-клиентом и даже по такому случаю отключит свой телефон. Просить о помощи кого-то из знакомых девчонок в институте или хотя бы бывших соседок по общежитию, мне банально не хватило ни смелости, ни духа. По крайней мере, я не знала никого, кто вообще бы решился потратить своё драгоценное время непонятно на кого и на кой. В любом случае, это были только мои проблемы. Да и втягивать в них кого-то ещё со стороны совершенно не хотелось. Как и не хотелось звонить все эти дни Киру...

   Хотя, нет. Вру. Ещё как хотелось. Точнее, куда безумнее тянуло рвануть к нему домой, чтобы устроить напоследок развесёленький конец света. А то с какой стати я одна должна тянуть этот грёбаный крест, разбивая в кровь коленки и не имея никакого представления, как вообще выкарабкаться из этой клоаки? И ведь ничего так и не помогло за эти дни. Ни разбор подарков Глеба, ни обустройство гостиной квартиры совершенно новёхонькой мебелью и бытовой техникой, ни утренний поход в салон красоты. Всё равно, что пытаться накормить смертника за два часа до казни самыми изысканными в мире деликатесами. Толку ноль, а смысла и подавно. В таком состоянии в горло не пройдёт даже сверхвкуснейший кусок мяса. Полезет обратно сразу же после первого глотка.

   Вот нечто подобное происходило сейчас и со мной, стоявшей перед купленным ещё вчера в спальню большим напольным зеркалом с регулируемой подставкой. На происходящий уже который день вокруг меня бардак я перестала обращать внимание ещё с четверга, поскольку именно тогда и начала его создавать. Не специально, конечно, но и без попыток остановиться. Наводить порядки в квартире, которую ни сегодня, так завтра отдадут другой более покладистой содержанке? Зачем? Я же прекрасно понимаю, что не сумею справиться с этим кошмаром. Рано или поздно обязательно сорвусь. Я уже и так на грани, потому что никак не могу понять, чего от меня ждут и хотят. Зачем весь этот цирк с походом на светский раут, где мне, с какого боку не глянь, вообще нет места? Я же там буду лишней, хоть так, хоть эдак, нравится это кому или нет. Про остальные прилагающиеся к данному цирку факторы можно и не упоминать. Но их всё равно не избежишь, как и всей предстоящей пытки. И поди угадай, что хуже – появиться под ручку с Глебом Стрельниковым пред новоявленной аристократией столицы или увидеть там же Кира с его будущей женой. Причём не только увидеть, а в обязательном порядке столкнуться нос к носу.

   Почему я не отказалась от этого сразу? Почему не призналась Глебу, что изменила ему с его же сыном и готова теперь за это понести любое наказание, но только не такое. Всё, что угодно, но лишь бы не этот кошмар. Мне и без того тошно. Я и так все эти дни ходила как та сомнамбула, давно уже неживая, но вроде как и не мёртвая (раз до сих пор двигаюсь, что-то делаю и даже пытаюсь о чём-то думать). Подобной пытки не пожелаешь и врагу, переживая её раз за разом, как какую-то заевшую на пластинке мелодию. К сто миллионному кругу уже начинаешь от неё звереть, поглядывая в сторону окон с уже какой-то нездоровой тягой. Одиннадцатый этаж... Сколько понадобиться секунд, чтобы долететь до асфальта? Где-то не более пяти?..

   Даже сейчас, стоя перед зеркалом в слишком шикарном платье за полмиллиона рублей (да, нашла его ценник в интернете, вместе с магазином, в котором его и купили), я не переставала думать об имеющихся у меня на данный момент возможностях “сбежать”. Хотя ещё труднее было собрать воедино постоянно разбредающиеся или перескакивающие с одной на другую мысли. Сложно находиться сразу в двух реальностях, как и пытаться понять, что и где происходит. Вот и теперь, глаза цеплялись за одно, а шокированный разум противится до последнего... Смотришь вроде как на себя, но воспринимать всю картинку в целом никак не получается.

   Тончайшая сеточка верхнего слоя поверх корсажа-корсета, расшитая вручную восхитительными узорами из жемчужного бисера и более крупных бусин в тон длинной в пол юбке из многослойного шифона цвета слоновьей кости с вызывающим разрезом до середины правого бедра – скорее напоминали не вечерний, а именно свадебный туалет. Правда за последний день, в течении которого я так ничего и не смогла съесть, уж как-то лихо отощав и практически стухнув на размер (а то и целых два), я действительно узнавала себя с большим трудом, а в этом платье так и подавно. Пышная укладка собранных в греческую косу волос с украшением из жемчужных заколок и шпилек так же привнесла в общий образ дополнительные изменения, то ли усиливая аховый вид измождённой невесты, то ли превращая окончательно в шикарную, но уж больно тощую незнакомку неземного происхождения. Будь я, наверное, не настолько напугана и изведена до физического истощения собственными страхами, выглядела бы на порядок лучше. Только, боюсь, моё нынешнее состояние едва ли будет учтено перед предстоящим выездом на светский приём. Раз в обморок не падаю и ещё в состоянии говорить и ходить, значит, всё в порядке. Значит, живая и смогу много чего выдержать. Хотя...

   Всё равно не представляю ожидающего меня кошмара, да и не хочу. Я и без того прожила последние дни с ощущением постоянного давления невидимых пальцев на горле и сердце. Будто кто-то намертво в них вцепился, не собираясь отпускать меня уже никогда, даже если сдавит свою хватку чуть сильнее, окончательно перекрыв в лёгкие и кровь доступ кислорода. И бороться бессмысленно, поскольку главного источника всё равно рядом нет. Когда тебя отравили настолько сильно мгновеннодействующим ядом тут только и остаётся, что ждать. Других вариантов просто нет. Только ждать, молиться и... Верить? Верить во что? Что я выживу? Зачем? Какой в том толк, если моя жизнь может вылезти большими проблемами для близких мне людей... если она не нужна тому, кто обещал меня спасти... если я сама себе не нужна?.. А тому, кому нужна, я явно куда привлекательней в полумёртвом состоянии.

   Как оказывается ничтожно мало требуется для того, чтобы превратить человеческую жизнь в невыносимый ад, живущий внутри тебя. Чтобы вытянуть из тебя весь свет и жажду к борьбе за собственное существование...

   Очередной телефонный звонок вывел меня в который уже раз за день из убийственной прострации. Правда, всё равно ненадолго. Я уже знала, от кого он, как и пришедшие до этого сто-пятсот смс-ок, которые я, не читая, сразу же удаляла. В этот раз я тоже не стала изменять выбранной тактике, сбросив вызов и с полной апатией к происходящему протянула было руку со смартфоном к близстоящему пуфику. Но отложить его так и не успела. Мобильный опять завибрировал, через секунду выдав развесёленький рингтон входящего звонка. Только в этот раз на дисплее высветился другой номер... с другим, подписанным на него именем. Тот самый, при виде которого меня теперь прошибало насквозь куда более убойными ощущениями, чем раньше: выбросом по всей коже ледяной, едва не болезненной испарины, пугающей остановкой сердца и жизненно необходимого желания куда-нибудь присесть (вернее даже, прилечь). Лихорадить тоже начинало не хило так, практически на грани бесконтрольной эпилепсии. Разве что не падала на пол, хотя и казалось, что уже очень к этому близка.

   - Да, Глеб?.. – как я ещё не ляпнула традиционное “Алло”? Правда, в таком состоянии очень даже запросто.

   - Моя принцесса уже готова принять заслуженный титул королевы сегодняшнего бала?

   Вот теперь мне срочно надо присесть, иначе точно упаду. Никогда бы не подумала, что буду так трястись и резко слабеть до состояния полного нестояния или, скорее, несуществования, при звуках этого голоса. Ещё не так давно я от него млела и текла, как какая-то в край озабоченная сучка, изнемогая от сумасшедшей похоти, а теперь чуть ли не буквально теряла сознание. Может даже и теряла, хоть и не до конца. Но назвать то, что со мной сейчас происходило – стопроцентным бодрствованием живого тела и здравого разума, совершенно не поворачивался язык.

   - Всё зависит от того, какой король меня поведёт на этот бал. – видимо, я ещё не до конца была добита, раз сумела связать несколько слов в более-менее содержательную фразу со смыслом. И не только. Я даже смогла придать своему голосу подобие счастливой или, на худой конец, мечтательной “радости”, для чего пришлось себя заставить улыбаться через силу. Что меня на это сподвигло вообще не представляю. Может предыдущий звонок от Кира, мобилизовавший во мне остатки реверсивной психологии с бьющейся в угасающих конвульсиях злостью?

   - Надеюсь, иных кандидатов на эту должность больше нет, иначе придётся кому-то сегодня распрощаться со своей головой. – если бы не мягкий смех Глеба, последовавший одобрительным ответом на мою совершенно безобидную шутку, я бы точно решила, что он говорит всерьёз. Кажется, я и так это решила, поскольку моё сердце долбануло очередным паническим ударом о грудную клетку, пошатнув моё тело буквально.

   - Так вот ты как расправляешься с неугодными конкурентами.

   - Увы, но этим методам десять тысяч лет в обед. По-другому с неугодными королями раньше и не разбирались. Только так, голову с плеч и в лучшем случае прилюдно. В назидание всему миру. Но, обещаю и даже клятвенно, сегодня обойдёмся без кровопролития. Хочу, чтобы моя принцесса получила от предстоящего праздника максимальное удовольствие.

   - Такое ощущение, что его устраивают в мою честь, даже не догадываясь о последнем.

   - Если и не официально, то это не означает, что им нельзя воспользоваться в желательном для себя ключе, по назначению, так сказать. Поднимать тосты за твоё здоровье и сыпаться благодарственными речами-пожеланиями в твой адрес, конечно же, не будут, но в остальном – блистать и затмевать всех и вся тебе никто не помешает.

   С одной лишь маленькой поправочной. Этого хочет Глеб Стрельников, но никак не я.

   Но спасибо хотя бы за попытку меня удержать у самого края бездны, до которого он сам же меня и подвёл. Даже если это и не попытка, а самая банальная игра с жертвой. Что-то вроде привычной для него забавы, водить заарканенную добычу по острейшим граням смертельно опасной ситуации, направляя каждый мой шаг в нужном для себя направлении. Управлять, наблюдать, следить за моей реакцией... Он же так любит смотреть. Разве он сам не признавался, что это его главный фетиш? Любоваться чужой красотой, чужими эмоциями и чужими ответными действиями на его пытки.

   - Означает ли всё это пугающее вступление, что ты вот-вот за мной подъедешь?

   - Разумеется. Как раз для этого и звоню. Мы только что выехали. Поэтому у тебя всего несколько минут, чтобы закончить с приготовлениями. И, самое главное. Макияж тебе делали в салоне? Губы уже замазали?

   Уж чего-чего, а подобного рода вопросов я точно не ожидала.

   - Не совсем. Наложили матовый тон и немного блеска, чтобы выглядело максимально естественно.

   Опять же почти свадебный макияж, ложной невинности и наивности, уделив больше внимания глазам и идеальному разлёту бровей. Если бы ещё и губы разрисовали контрастной помадой, от меня бы прежней точно и следа не осталось.

   - Ладно, посмотрю по приезду. Но, на всякий случай, прихвати помаду, и чем ты там обычно подкрашиваешь свой сладкий ротик. А то нам предстоит немалый путь до пригорода. За это время по любому успеет много чего случиться...

   На угрозу определённого формата это, конечно же, не тянуло, но мне хватило и того смысла, которого Глеб даже не думал скрывать. Вот именно. Того, что я так боялась всё это время. Неизбежного с ним столкновения. Наедине... В интимной обстановке и... в его руках.

   Только сейчас я поняла, насколько не была готова к этому. Вместо того, чтобы всё предыдущее время настраивать себя морально на предстоящую с Глебом встречу, на его прикосновения и неминуемый прессинг его близости, я занималась не пойми чем, думая не понятно о чём. А теперь...

   А что теперь? Теперь у меня всего несколько минут, чтобы отдышаться, подавить в себе панические приступы подступивших к горлу рыданий и хоть как-то унять в руках и ногах ненормальный тремор. Если я не сорвусь в истерику, когда скоро увижу Стрельникова-старшего на пороге этой квартиры, то это точно будет сродни чуду. Хотя всё равно не представляю как. То, что мне удалось поговорить с ним по телефону, при этом ни разу не сорвавшись и даже сумев изобразить чувство “искренней” радости, не означало ровным счётом ничего. Я ведь не видела его лица, как и он моего. Иллюзия мнимой “безопасности” сделало своё чёрное, но не думаю, что у меня так же “легко” получится притвориться, когда я увижу его воочию... Очень и очень скоро. Единственный выход, если и был, то, весьма сомнительный.

ГЛАВА четвёртая

- Прости, что выгляжу такой... дёрганной, но я... Волнуюсь сейчас, не передать словами, как страшно.

   Как ни странно, но Глеб не стал подниматься, попросив меня спуститься во двор к его машине без чьей-либо помощи и сопровождения. Может это и было в какой-то степени хорошо, но явно не для меня. Спускаться в туфлях на высоком каблуке по ступенькам, при этом кое-как придерживая длинную, ещё и пышную юбку вместе с ридикюлем всего в двух руках – задачка не для слабонервных. Зато немного отвлеклась, совершенно не беспокоясь, насколько чумной я сейчас выглядела.

   - Не наговаривай. Выглядишь великолепно, как и должно настоящей принцессе. Это я немного протормозил. Надо было прислать тебе кого-нибудь из отеля или нанять домашнего “стилиста”, чтобы помог и одеться, и дойти до машины. Почему-то решил, что у тебя должны быть для подобных случаев подружки-помощницы.

   Да, это очень забавно и даже смешно, но в тот момент я действительно была спасена собственным платьем, в котором так просто в пассажирский салон огромного кроссовера премиум-класса не заберёшься. Так что я совершенно на себя не наговаривала, чувствуя себя в те минуты далеко не принцессой, а, как минимум, раскоряченной лягушкой. Разве что ещё не квакала, но крякнула пару раз по любому.

   - Я вообще-то приезжая из другого города. За месяц проживания в дико огромном мегаполисе, успела только найти на свои пятые точки несколько убойных проблем и всего половину ветреной подруги с многофункциональным шилом в жопе. – пока я устраивалась на задних сидениях рядом с почти бездействующим Глебом, успела даже посетовать на свою никчёмную жизнь и тем самым подчеркнуть своё реальное положение – очень и очень плачевное.

   Хоть какая-то, но передышка. Да и не хотелось мне сейчас выглядеть очаровательной Одри Хэпберн. Мне вообще никуда не хотелось ехать. И смотреть на сидевшего рядом Глеба тоже, прекрасно понимая, насколько это невозможно. Что мне придётся это сделать в ближайшие секунды. Поскольку не ощущать его взгляда и буквально окутывающей со всех сторон физической близости – сродни нереальной фантастике. Он не только пропитал собой весь эфир окружающего салона, оставив на всех вещах свой пожизненный отпечаток, но и пытался теперь проделать то же самое и со мной. Забраться мне под платье, просочится под кожу, наполнить своим сладким ядом мою кровь и сдавить свои ласковые пальцы на моём горле. Ему даже ничего не нужно было для этого делать в физическом смысле данного слова. Я чувствовала его планомерный захват моей немощной сущности и частично парализованного тела без каких-либо прямых действий с его стороны. И чем дольше находилась рядом в замкнутом пространстве со своим палачом, тем острее ощущала именно его. Только его. Везде, повсюду, постоянно... От скользящего по моей коже взгляда, до проникающих в мои нервы раскалённых игл его ментальных прикосновений. Как будто он делал это специально. Заставлял насильно всё это чувствовать, вытесняя за пределы этой чёртовой машины всех и вся. Даже меня... прошлую... Ту, которая все последние дни пыталась ему сопротивляться, умирая час за часом из-за самой ужасной для себя потери.

   Зря он так сейчас старался. Всё равно у него ничего получится. Если он только не стремится добить меня окончательно. Прежней я уже едва ли снова стану, а для обновлённой... ещё слишком рано. Да и не хочу я обновляться или чтобы кто-то меня обновлял. Почему меня нельзя было просто оставить в покое хотя бы на неделю или две? Вначале убьют, расстреляв в упор буквально, а потом требуют, чтобы я улыбалась, как отбитая на всю голову счастливая дурочка, и мчалась со всех ног по первому же зову своего хозяина неважно куда и на кой.

   - Половину? Это как? – естественно, Глеб не смог остаться безучастным зрителем, наблюдая со стороны за всеми моими жалкими потугами придать себе более-менее смотрибельный вид. Правда меня так и порывало попросить, чтобы он не прикасался ко мне. Даже к платью.

   Хорошо, что мы сейчас в машине, и моё любое паническое вздрагивание едва не на каждое касание мужчины можно было смело списать на вибрацию автомобиля во время езды. Но что будет, когда мы доберёмся до места назначения? И что будет уже сейчас, когда я перестану расправлять юбку и мне придётся взглянуть в Его лицо? У меня уже начались приступы панического удушья, или я сама неосознанно задерживаю дыхание, пока сердце не начинает биться о рёбра надрывными судорогами, требуя незамедлительного глотка кислорода.

   - Половину, в смысле... Наполовину подруга, наполовину не пойми что. – дыши, Алька, дыши! Не забывай дышать!

   Легко сказать, когда поднимаешь свой взгляд к лицу человека, который всего за несколько последних дней превратился для тебя в живое воплощение Князя Тьмы. Он и до этого никогда не выглядел светлым ангелом, всегда вызывая во мне только тёмные ассоциации – ведьмак, архимаг... Инквизитор. А в пределах пассажирского салона кроссовера, наполненного из-за тонированных окон невесомой дымкой полупрозрачных теней, данная фантасмагория ещё больше усиливалась, придавая чеканным чертам мужчины ирреальную глубину ни с чем несопоставимого мистицизма. Плюс мнимое между нами расстояние в несколько сантиметров, которого, если так подумать, вообще не существовало, поскольку я больше его не чувствовала. Только одну прессующую близость смертельной для себя опасности в физическом теле сидящего передо мной человека, уже практически полностью поглотившего меня в себя.

   - Что-то мало верится, чтобы с тобой можно было общаться только “наполовину”. Судя по всему, вы из-за чего-то недавно поссорились, раз ты так нелестно о ней отзываешься.

   Одно дело просто ощущать, как он на тебя смотрит и как затягивает слово за словом свою ментальную сеть на твоей чувствительной коже, и другое... Когда видишь это прямо в упор. Глядя в его глаза. Принимая сминающую мощь его колдовского взгляда своим слишком хрупким и совершенно для этого не готовым сознанием.

   - На вряд ли это можно назвать ссорой. Во всяком случае с моей стороны. Да и не люблю я всех этих выяснений отношений. А у Ксюхи это, видимо, в порядке вещей. Придумать какую-нибудь причину, обидеться, надуться и сделать вид, что мы сами должны догадаться из-за чего. Сейчас вот тоже вильнула хвостиком, мол очень занята с новым клиентом, поэтому не беспокойте её, пока она сама не даст о себе знать.

   Едва ли я изводилась столь бурным желанием выкладывать всю подноготную своей дружбы с Лунёвой человеку, которому, на деле, было на всё это откровенно начхать. Скорее, это нервное. Попытка сбежать от его же удушающих захватов невыносимой близости. Отвлечься на что-то менее безопасное, пусть даже и на подобную глупость.

   - Уверен, всё у вас наладится. Плохо только, что ты чуть ли не всё время одна после занятий в институте. С одной стороны, оно, конечно, спокойно. Никто тебя никуда не тащит и не втягивает в сомнительные тусовки тех же сомнительных приятелей-знакомых, но ты же ещё так молода. А молодость – пора безумств с постоянными поисками бесконечного праздника. Когда ещё, как не молодым оттягиваться по полной и на всю катушку?

   - А ты разве сейчас не тянешь меня на подобный праздник?

   Мне не хочется сейчас думать, с какими на самом деле мыслями он ехал за мной, какие расписывал на моё ближайшее будущее планы и что испытывал ко мне в действительности. Судя по его поведению ещё на квартире два дня назад и в эти минуты, он и не собирался ни словом, ни взглядом, ни какими-то иными намёками говорить о моей измене. Делал вид, будто ничего такого не было, а, значит, я просто обязана подключиться к его игре. И не то, что подключиться, а “уверовать” в то же самое, во что “верил” и он. В то, что у нас всё так же прекрасно, как и за неделю до этого. Ничто в наших отношениях не изменилось, никто между нами не вклинивался и не... не вывернул моё восприятие с чувствами наизнанку. Единственный в мире мужчина, к которому я что-то сейчас и испытывала — это ОН!

   Поэтому он сейчас так и улыбался мне. Совсем как прежде. Мягко, сдержанно, с едва заметной каплей лёгкой иронии. А потом сделал то, что всегда любил делать, когда между нами не оставалось вообще ничего – никаких сомнений, ненужных мыслей или кого-то третьего лишнего. Приподнял руку и скользнул кончиками пальцев по моему лицу на уровне скулы и зардевшейся щеки. До боли знакомый жест, от которого у меня раньше перехватывало дыхание, а в бездонных глазах напротив тут же хотелось утонуть без единого шанса на спасение... Но не в этот раз.

   В этот раз, кроме пугающего желания сжаться и вцепиться со всей дури пальцами в юбку и обивку сидений – больше никаких романтических поползновений. Слишком больно, особенно когда по глазам бьёт ослепляющей вспышкой совершенно иной картинки, почти такой же, но абсолютно противоположной по восприятию. И хуже того, что из-за очень сильной близости, мой взгляд терял чёткую фокусировку, а из-за внешней схожести Глеба и... Кира, моё зрение начинало играть со мной в какие-то безумно жуткие визуальные подмены.

   - Это один из тех праздников, где приходится ещё и работать. Ничего близкого к молодёжным тусовкам. Но, если очень постараться, то можно и там неплохо оттянуться. Было бы желание и нужный настрой. Хотя, глядя на тебя, едва ли я там смогу думать о чём-то другом. Я и сейчас с трудом сдерживаюсь, даже подумывая о том, чтобы развернуть машину и отправиться в другое место...

   Его ощутимо понизившийся осипший голос, как раз резанул мой слух не сколько смыслом последней фразы, а той хриплой вибрацией утробного рыка, которая зазвучала в его словах, будто сигналом-командой к скрытой опасности.

   И тем, наверное, и больнее. Ведь я не хочу сейчас не видеть, не слышать никого из вас! Но ехать куда-то ещё с Глебом для меня куда страшнее.

   - И как воспримут твои друзья, если ты так и не появишься у них сегодня? Ты уже позволял себе раньше подобное... безумство? – но ещё сложнее задавать подобные вопросы именно сейчас, прекрасно понимая, что ещё неделю назад я бы сказала ему совершенно другое. Точнее, сама бы начала его умолять отвезти меня в то самое другое место.

   - До знакомства с тобой, никогда. Поэтому для меня весь этот всплеск просто каких-то дичайших желаний почти что в новинку. И то, я по большему счёту грешу только на тебя. Ты сейчас воистину невероятная. Будто неземной ангел, вокруг которого блекнет весь мир и вянет всё живое от жгучей зависти. Видела бы ты сейчас себя со стороны. Величественная королева и неземная богиня, на которой померкнут любые драгоценности, так как не смогут соперничать с такой ошеломительной красотой. Но даже в этом случае я не могу себе позволить, не подчеркнуть восхитительную внешность моей девочки достойной её огранкой. Богиня обязана блистать и получать в дары только наилучшее.

   Не знаю, благодарить ли его за тот момент, когда он явно хотел меня поцеловать, но не стал. Хотя это больше походило на временную отсрочку, которую он решил перекрыть другим, куда более эффектным жестом. Вначале потянулся к полке между задним стеклом и сиденьями, подхватив оттуда бархатный футляр весьма внушительных размеров, а уже после чуть отстранился от меня, чтобы втиснуть между нами совершенно нежданный для меня подарок-сюрприз.

   - Что это? – я бы и рада отвлечься на что угодно, лишь бы избежать слишком интимных ситуаций с Глебом. Но данный момент как-то не соответствовал спасительной отсрочке от неизбежного. Скорее, наоборот.

   Казалось, что сумеречные тени вокруг нас начали ещё больше сгущаться, ещё больше усиливая мистическую ауру вокруг мужчины и всего, что было с ним связано или исходило от него. Очередной ритуал магического заклятия, направленный на подавление воли жертвы, на усиление связывающей нас ментальной печати, которую он когда-то наложил на нас, и которая дала очень глубокую трещину. Попытка вернуть безвозвратное на своё прежнее место?

   Всё бы ничего, если бы меня не приложило этим сумасшествием едва не до потери сознания. Вроде за окнами не потемнело, если не наоборот, но внутри автомобиля почему-то стало невыносимо “душно” именно из-за ощущений, будто окружающий нас салон стало затягивать активировавшейся Тьмой своего носителя. И с каждым движением или словом Глеба её воздействие со скрытой силой ещё больше уплотнялись, наползая на меня, стягивая на мне и во мне свои невидимые сети беспощадного подчинения. Оно и не удивительно. Он же сидел прямо впритык ко мне, перекрывая собой практически всё и вся, как в пределах этого маленького кусочка стеснённого пространства, так и за его границами. И я это чувствовала слишком глубоко – его одержимое желание стать для меня всем, моим персональным миром, моей жизнью и моим фатумом. Или на худой случай – моей клеткой.

   - Ещё один гарнитур женских украшений. – он открыл футляр и развернул его содержимое к моему лицу.

   Даже несмотря на моё почти убитое состояние и едва живой рассудок, ему всё-таки удалось сделать невозможное. Вырвать на несколько секунд (а может и минут) моё немощное сознание из цепких недр своей ненасытной Тьмы, позволив мне немного отдышаться и переключиться на что-то другое. Пусть это другое и не являлось спасительной соломинкой для обречённого на смерть, но мой палач всё же сумел хотя бы ещё на некоторое время заставить меня поверить, что я до сих пор ещё жива и способна дышать пока что самостоятельно. Да и длилось оно не так уж и долго. Ровно столько, сколько мне дали времени на любование этой ирреальной красотой – набором бриллиантового гарнитура, из переливающихся всем спектром света гранёных камешков в не менее роскошной оправе из белой платины. Невероятное колье “воротник” из хитросплетённых звеньев и сверкающих алмазов, в центре которого застыло нечто во истину королевское – совершенство человеческого гения или матушки природы. Увесистый камень-капля жёлтого... нет, янтарного, практически золотого бриллианта, даже не представляю во сколько каратов. Я даже не была уверена, что это реальный бриллиант, а не банальная подделка. Подделки по любому так не сверкают, тем более в плохо освещённых помещениях. Да и не видела я раньше настоящих драгоценных каменьев ещё и таких внушительных размеров. Но даже не имея никакого опыта или хотя бы поверхностных познаний по ювелирным украшениям, я очень сильно сомневалась, что передо мной обычные стёклышки с какой-нибудь хирургической сталью вместо белого золота.

   - Это?.. Что?.. Всё настоящее? – вопрос был задан на изумлённом выдохе, почти неосознанно. Только я так и не рискнула приподнять руки и коснуться столь восхитительного великолепия от человеческого гения.

   - Можешь сама убедиться, если не верится.

   Глеб уложил футляр на свои бёдра, подцепив кончиками пальцев цветочное переплетение платиновых гнёзд, усеянных гармоничным чередованием белых и жёлтых капелек и обычных “бусин”. Но первое, что он вытащил — это не менее массивный браслет, будто сразу же оживший в ухоженных руках мужчины, заиграв ослепительными переливами головокружительных бликов. Я даже перестала дышать, когда он подхватил мою правую кисть и аккуратно, будто обращаясь с самой хрупкой на земле вещью, оплёл моё запястье не таким уж и лёгким к моему удивлению украшением.

   - Только самое лучшее для самой совершенной в мире королевы.

   - Сомневаюсь, что с подобным произведением искусства можно вообще как-то соревноваться. – я поднесла чуть поближе к своему лицу руку с браслетом, осторожно поправляя его подрагивающими пальчиками другой ладони, и с искренним восхищением, загипнотизированной дурочкой уставилась на чарующую игру драгоценных камней и света. Если это не было настоящим волшебством и чем-то не из мира сего, тогда понятия не имею, что это такое в принципе.

   - Грех сомневаться в том, что дано тебе при рождении и является самым ценным даром для любого счастливчика. Тем что невозможно ни купить, ни заказать у самых лучших в мире мастеров. Вся ценность данного сокровища в том и заключается, ибо даётся ненадолго и хранится всего несколько десятилетий. Но я благодарен случаю за этот редчайший подарок, и определённо куда больше твоего. Поэтому не стоит сомневаться в искренности моих слов, искать них какой-то скрытый подвох, а то и вовсе мне не верить. Никакие, даже самые роскошные на этой планете украшения не способны подчеркнуть ту красоту и свет, что являются неотъемлемой частью тебя самой. И речь далеко не об одной твоей внешности. Ты сама, как тот единственный в своём роде бриллиант, которым хочется хвастаться перед всем миром и в то же время надёжно спрятать как можно подальше от чужих глаз и завистливых взглядов. Противоречивые желания и сводящие с ума импульсы, которые обостряются каждый раз со стократной силой, как только я снова тебя вижу или держу в своих руках...

   За всё то время, что Глеб чуть ли не в буквальном смысле признавался мне, не решаюсь предположить в каких именно чувствах, он успел надеть не только браслет на запястье и не менее массивное кольцо на мой средний палец, украшенные уменьшенными копиями золотистой капли, но и само колье. Перед этим я, естественно, развернулась к нему боком и частично спиной, слушая, вернее даже, внимая его звучному голосу с далеко не завуалированным содержанием сказанных им слов практически всеми сенсорами своего тела и оцепеневшей сущности. Наверное, я не то, чтобы вникала в их истинный смысл, а скорее позволяла нещадной силе чужого внушения оплетать мой разум и пускать в мою кровь смертельным ядом чужой воли и чужих желаний.

   Тяжёлые камни легли на мои ключицы, а самый крупный занял коронное место над ложбинкой, “царапнув” кожу бездушным холодом своей мёртвой красоты даже через тонкую сеточку верхнего лифа платья. Наверное, это ощущение и протрезвит меня почти сразу же, а голос Глеба, завибрировавший в моей голове и по натянутым нервам, завершит свой чёрный ритуал вместе с прикосновением его пальцев к моей шее под волосами. И, естественно, он на этом не остановится. Ведь для этого он всё это и устроил. Чтобы завершить начатое им ещё с четверга. Подвести меня к последней в этой истории черте. Захлопнуть за моей спиной дверцу золотой клетки, а на моих запястьях – золотые браслеты рабских наручей. И, соответственно, на шее – ошейник. Внешние атрибуты принадлежности своему любимому хозяину, пусть и замаскированные под ювелирные украшения. Все, кто их на мне увидит, догадаются о моём истинном статусе и без лишних на то слов, и... Кир вместе с ними. Разве что, не так страшны сковывающее твоё тело реальные наручники или колодки, чем цепи с разрывающими плоть души крюками ментального захвата моего персонального палача.

   - Даже не знаешь, что хочется сделать с тобой больше всего. Облачить в королевские одежды и драгоценности или, наоборот... сорвать всю эту убогую мишуру ко всем собачьим чертям, чтобы любоваться твоей естественной наготой, как единственной, достойной тебя “одеждой”.

   Его пальцы прошлись по бесчувственным переплетениям бриллиантового рисунка колье, скользнув к моей шее и уже таким знакомым захватом оплели моё горло под скулами. Вроде бы и нежно, стараясь не причинять физической боли и с тем же самым настолько властно и с плохо скрытой жадностью, которая отделяла его от насильственной жестокости всего в ничего. В тот момент меня и вынесло за пределы самой себя, хотя мне и казалось, что всё с точностью наоборот. Будто я пыталась вырваться из клетки собственного тела – из своей пылающей кожи, напряжённых до режущих спазмов мышц и на хрен отупевшей головы. Только ничего не выходило.

   Да, билась в себе, внутри себя, как начинают биться в клетке птицы, когда чувствуют приближение угрозы или скопившийся в воздухе опасный для жизни концентрат метана. Скорее интуитивно, чем осознанно, не понимая даже, чем меня пугало тогда сильней всего – его рука, которая могла в любую секунду свернуть мне шею, или его грёбаная Тьма, уже практически поглотившая меня с головой. А может и всем сразу, вместе с его голосом, не желая ослаблять на мне своей мёртвой хватки ни на йоту. И, видимо, он всё это прекрасно чувствовал, особенно своими пальцами на моём горле. Мою паническую аритмию, бьющуюся под его ладонью свихнувшимся пульсом.

   - И при этом сходить с ума от самой восхитительной мысли, – теперь уже не только его голос, но и губы опаливали корни моих волос жарким скольжением, прочертив жгучую дорожку сминающей ласки от мочки уха и до самого уголка моего рта. – Что всё это моё... Что ты моя! ВСЯ!

   Последний рывок “вырваться” разбивается вдребезги о его губы, которыми он накрывает мои – жадно, властно, беспощадно. Я даже не успеваю всхлипнуть – втянуть в лёгкие бесценный глоток чистого воздуха. Их тут же наполняет его дыханием, его разрушительным вторжением полноправного завоевателя и владельца. И, конечно же, я срываюсь и падаю. Падаю в эту угольно-чёрную бездну, в ненасытное чрево чужой Тьмы, не в состоянии сделать что-либо вообще. Рассыпаясь в такой же чёрный пепел сгоревшей дотла... Кого? Бумажной куклы? Невесомой сущности, сотканной из воздушной паутины хрупких эмоций, снов и желаний?

   Только в этот раз у него ничего не выходит. Даже безумно жаркий поцелуй, наполненный порочной похотью развратного соития наших губ и языков, не достигал поставленной перед ним цели. Я ничего не чувствовала, кроме его горячего дыхания, кроме толкающегося у меня во рту влажного языка. Ничего более. Не вспышек ненормального возбуждения, ни острых спазмов обжигающей истомы. Может только нервная дрожь сковывающей парализации по всему телу и то вымораживающая до самых кончиков пальцев на ногах. И, что самое шокирующее, меня этим совершенно не пугало. Тем, что величайший тёмный колдун так и не сумел наложить на меня самое действенное из всех своих заклятий. Ритуал так и не сработал. Наложенная когда-то печать с болезненной отдачей по сердцу треснула, сорвавшись окончательно, вырвав из стальных прутьев мощные железные петли с навесным замком... Птичка увидела пробившийся в прорехе яркий луч солнечного света...

***

Видимо, столь опустошающей апатией меня накрыло как раз в момент осознания, что за поцелуем больше ничего не последует. Глеб исчерпал всё имевшееся у него время на то, что в итоге у него и получилось. Сковать мою потерянную сущность удушающими страхами и полным безволием под его подавляющим подчинением.

   Нет, он не говорил этого вслух и не делал каких-то завуалированных намёков, чтобы запугать меня напрямую открытым текстом. Но не чувствовать этого через его взгляд, через касания и физическую близость, от которых холодело абсолютно всё тело и снаружи, и внутри – было просто невозможно. Не скажу, что он как-то резко изменился за эти дни, скорее, это я начала чувствовать куда больше, чем до этого, воспринимая его внутреннюю Тьму, как и должно. Тьма — это тьма, как не крути и с какой стороны не посмотри. Как и дикий зверь – хищник останется хищником при любых условиях и никогда уже не превратиться в домашнего пуделя или ласкового котика. Это природа и изменить её насильно при всём желании ни у кого не получится. Да и я сама... Разве я стремилась или хотела что-то изменить?

   Меня ведь купили для вполне конкретных целей, и если бы я сразу подошла к своей роли, как того и требовал статус выбранной мною профессии, то едва ли бы теперь пребывала в столь плачевном для себя состоянии. Но в том-то и заключалась моя главная проблема. Я не знала, как нужно правильно себя вести, вернее, как ведут себя шлюхи в подобных ситуациях, что делают и какие эмоции держат под десятью замками. Я всегда оставалась собой, причём по требованию того же Глеба и не изменяла ни себе, ни своим жизненным позициям. Из-за чего теперь и мучаюсь. Бьюсь в себе и дальше, как свихнувшаяся в клетке птичка, которой нужна вовсе не свобода от насильственного “заточения”, а нечто другое. Наверное, спасение от самой себя – от рвущей сердце боли, медленно убивающей безысходности и сводящей с ума апатии.

   Может я бы и выдержала вслед за поцелуем и всё остальное, только едва ли это было бы тем, чего хочу именно я. И, уверена, Глеб заметил бы это сразу. А может и заметил, пока меня целовал, а я выжимала из себя ответную реакцию, больше схожую на машинальную или недостаточно отточенный автоматизм. Может даже как-то на это и намекнул, когда снова заглянул мне в глаза, обхватив ладонью моё лицо и наложив на него свои чуть растопыренные пальцы почти пугающим жестом с явно скрытым смыслом некоего колдовского “знака”. Почти так же меня когда-то пытался напугать и Кир на их семейной квартире сталинской высотки. Если и не совсем так же, но с таким же равным воздействием. Только сейчас мои страхи по большей части были задавлены обречённой апатией и я... Я больше не чувствовала к Глебу хоть что-то из того, что когда-то к нему испытывала. Так, наверное, ощущают себя жертвы в руках своих убийц, истратив последние силы на сопротивление и борьбу за жизнь. Да и не сопротивлялась я, если так подумать, вообще. Скорей всего, даже ждала... Ждала, когда он это скажет и наконец-то приставит к моему горлу настоящий нож.

   - Если бы было можно выкрасть тебя у всего мира, зная, что это единственный возможный способ сделать тебя только своей... Но, боюсь, тогда мы будем обречены уже оба...

   Если бы ещё понять, что конкретно он имел в виду. И что означала эта пугающая “дымка”-отрешённость в его глазах, с которой он рассматривал меня не сколько с жадностью, а... Даже не знаю, как это назвать. Одержимым голодом, что уже довёл своего носителя до ручки, а тот, после стольких дней воздержания, в коем-то веке дорвался до главной цели своей одержимости?

   Может поэтому он меня тогда и “отпустил”? Испугался, что не сможет устоять и сделает со мной, что мечтал сделать все эти дни? Но разве я была тогда против?.. Я же как раз этого хотела и так ждала прямо в эти мгновения.

   А, ну да. Мы же ехали сейчас совсем в другое место и с другой целью. Надо было и дальше продолжать эту игру, начатую, кстати, совершенно не мной. Хотя, кто его знает? Может он сам всё это и устроил, чтобы дать какую-то ложную отсрочку всем нам. Правда, не понимаю, для чего конкретного? Одуматься? Увидеть во всей красе и осознать до конца весь масштаб нашего проступка? До чего он способен нас довести, если мы не остановимся?..

   Но разве я уже не остановилась? Разве мне было мало того удара, что Глеб уже нанёс мне ещё в четверг, вогнав свой отравленный клинок в моё сердце по самую рукоять?.. Я до сих пор его там и ношу, и до сих пор живу с этой выматывающей болью, которая напоминает мне уже который день подряд, что я всё ещё жива... Каким-то чудом, но жива.

***

“Зимняя Вишня” оказалась пригородным отелем премиум класса, выстроенного в стиле какой-нибудь западной гостинцы из бывшего дворянского особняка, но с куда большим количеством этажей и пристроек под дополнительную инфраструктуру. И как раз в одном самом крупном из ресторанов данного чудо-комплекса семейство Шевцовых (или, вернее, возглавляемая их главой холдинговая компания) и устроила званый вечер для своих именитых гостей, друзей и, само собой, особо приглашённых персон.

   По крайней мере, нескольких первых минут визуального знакомства с сим строительным творением мне хватило и чтобы слегка отвлечься, и хоть немного прийти в себя. Даже почти ожить, вернее, позволить своей внутренней маленькой девочке повосхищаться недоступными для таких смертных, как я, внешними красотами недосягаемого мира новоявленных небожителей. И, как ни странно, но восхищаться было чем. Пусть и недолго. До того момента, как мы дошли, а потом вошли в огромный двуярусный зал самого крупного в “Зимней Вишне” ресторана.

   В первые мгновения, у меня чуть ли не сразу сложилось стойкое ощущение, будто я только что шагнула из привычной для меня реальности то ли в параллельное измерение, то ли в скрытый от простых обывателей мир существ, которые лишь внешне притворялись людьми. Зато в одежде, в окружающих их вещах и интерьере они так старательно пытались выделиться над серой и безликой массой обычных людей, что, в какой-то степени, у них даже это и получилось. Платья, костюмы, причёски, драгоценные украшения, манера поведения и даже манера говорить – настолько всё поверхностное и совершенно неестественное, из-за чего твой разум задевало вполне обоснованным сомнением касательно их реального существования. А настоящие ли они сами? А вдруг это какая-то постановочная экспозиция для фантастического фильма, и все эти люди, не больше не меньше, – самые обыкновенные статисты? Ну не выглядели они теми, кем пытались так усердно казаться. Или это я ещё не привыкла к театральным фарсам такого впечатляющего масштаба?

   - Глеб Анатольевич, какими судьбами? Хотя, не говорите, уже догадываюсь...

   - Рад и приятно удивлён увидеть вас здесь. Вас так редко можно выловить на подобных мероприятиях...

   - Глеб, сукин ты сын! Если бы знал, что ты тут будешь...

   Я сбилась со счёта, сколько раз мы успели остановиться по пути в противоположное от входа крыло зала и сколько приветствующих фраз, адресованных моему спутнику, нам обоим пришлось выслушать. Всё это время, я безмолвно следовала за Стрельниковым-страшим, держась за его локоть и пытаясь соответствовать тому статусу, до которого меня возвели на этот вечер. На благо, для столь нелёгкой задачи пластики и грации мне было не занимать. Всего через две-три минуты я начала ловить себя на мысли, что не просто держусь молодцом, сохраняя безупречную осанку и высоко поднятую голову (при этом умудряясь придерживать край пышной юбкой второй рукой с зажатым в трёх пальцах ридикюлем), но и притягивать к себе не перечислить сколько противоречивых взглядов со стороны.

   Наверное, наши люди от западных тем и отличаются до сих пор (и на вряд ли когда-нибудь изменят своим “культурным” привычкам). Даже играясь в светскую тусовку и новую касту российской аристократии, они так и не научились с ходу маскировать свои истинные эмоции, реагируя на что-то или кого-то именно так, как и привыкли едва не с самого детства. И неважно что это, восхищение, удивление, а может и презрительное недоверие – всё это в скором времени сменяется фальшивыми улыбками, воздушными поцелуйчиками “в щёчки” с витиеватым кружевом приветственных фраз и, на удивление, нетривиальных комплиментов.

   Но, что самое странное, никто не придал какого-то особого значения тому факту, что Глеба сопровождала не его законная супруга, а никому неизвестная девчонка, не пойми откуда взявшаяся и кого на самом деле из себя представшая.

   -...Что на этот раз случилось с Маргаритой Петровной? Надеюсь, ничего страшного? Какой-нибудь очередной дамский каприз?..

   -...Жаль, конечно, что Рита опять решила лишить нас своей компании. Так давно её не видела...

   -...Уверен, такая восхитительная красавица не может не стать этим вечером достойной заменой вашей очаровательной супруге...

   И где они успели поднабраться таких изысканных эпитетов? Хотя за столько лет, имея перед глазами не самый лучший из примеров в виде западного брата, должны были уже в коем-то веке хоть в чём-то поднатореть.

   Понятное дело, что ничего искреннего в их словах не прослеживалось, а то, что когда-то было своим, родным, присущим только нашей почве, временно скрылось за фальшивыми масками новоявленных “аристократов”. Так что не было ничего удивительного в том, что я ощущала себя здесь совершенно ни к месту и не в своей тарелке. Даже не помогали попытки отвлечься на красоты окружающего интерьера, тоже, кстати, перенасыщенного вычурной роскошью с дорогостоящей облицовкой, ещё больше подчёркивающей неестественный вид заполнивших его людей. Декоративный паркет, буквально сверкающий своей зеркальной поверхностью; монументальный молочный мрамор в массивных колоннах, стеновых пилястрах и арочных пролётах; хрустальные люстры и серебряный бархат в тяжеловесных портьерах, мебельной обивки и скатертях. Ну и прочие декоративные безделушки явно в оригинальном исполнении на заказ, которые можно было бы разглядывать целыми часами чисто от скуки, особенно, когда банально нечем заняться: картины, зеркала, позолоченные багеты, канделябры и полупрозрачные плафоны не заводского производства. А вообще, такие вещи стоит рассматривать без такого пугающего огромного количества людей-гостей, как и без вероятности наткнуться здесь случайно на кого-то нежданно негаданного.

   - Ба, Глеб Стрельников! Какой на редкость приятный сюрприз. Хотя в свете последних лет, где же нам ещё так случайно не встретиться. А ведь были времена, чуть ли не каждый день мозолили глаза друг другу.

   - И не говори. Очень много чего было, особенно того, о чём не хотелось бы сейчас вспоминать вообще.

   Наверное, это был единственный за весь вечер момент, когда мы не только с кем-то случайно “по дороге” пересеклись, но и когда я впервые узнала здесь в ком-то далеко не безызвестное для меня лицо (возможно и не единственное из других приглашённых сюда нынешних и бывших знаменитостей, но единственное, кто с нами неожиданно вдруг заговорил на дружеских порах). Даже по началу не поверила, от удивления раскрыв рот и пытаясь “исподтишка” разглядеть потрёпанную временем и излишним гримом внешность давно уже немолодого артиста. А ведь вроде как не так уж и давно блистал перед праздной публикой своими столь когда-то исключительными талантами, в число коих входила и чисто мужская красота, по которой, как правило, сходили с ума многие поклонницы отечественного кинематографа.

   Что уж там прибедняться, даже я не в таком уж и далёком отрочестве увлекалась просмотром телевизионных сериалов с его участием, собирая по интернет-новостям бульварную информацию о его личной жизни и коллекционируя самые удачные с ним фотографии.

   - Тут уж и поспорить не с чем. Как говорится, кто прошлое помянет, тому глаз вон. Но, чтобы там ни было, всё равно безумно рад тебя видеть снова.

   - Взаимно.

   По сдержанной улыбке Глеба Стрельникова и такому же спокойному жесту протянутой для рукопожатия руки, его “взаимность” выглядела такой же наигранной, как и спонтанная радость от нашей встречи в поведении Егора Николаева*. Но со стороны всё действительно казалось на удивление естественным и вполне себе даже предсказуемым. Не знай я до этого Глеба, решила бы, что они действительно откровенны друг перед другом и в своих чувствах, и в тщательно взвешенных словах. Хотя длилась эта “осторожность” совсем недолго.

   - А это, видимо, сегодняшняя замена Маргарите Петровне? – не то, чтобы Николаев заметил меня только сейчас, скорее, решил перевести, как и многие, своё “вежливое” внимание на спутницу столь почётного гостя вечера. Тем более, для таких случаев – действие вполне себе непредвзятое. Хочешь сделать приятное королю строительных инвестиций, не забудь отвесить жирный комплимент его нынешней фаворитке. Воистину, времена, люди и их древние, как мир, традиции-привычки никогда не меняются.

   - Надо признать, твоим вкусам и какому-то мистическому умению притягивать к себе только самых шикарных женщин я до сих пор завидую почти что чёрной завистью.

   - Кто бы здесь прибеднялся? Четырежды разведённый дамский угодник и сердцеед, каких ещё поискать.

   - Вот только не надо преувеличивать в своей излюбленной манере, как и прибедняться за чужой счёт. Уверен, он вам не рассказывал, но в своё время, мы с ним немало вздорили за право обладания вниманием той или иной красотки. Причём иногда доходило даже и до рукоприкладства. Но тут, думаю, вы и сами легко догадаетесь, кто из всех этих петушиных потасовок выходил бессменным победителем.

   - На пьяную голову, как правило, и не такое случалось.

   Честно признаться, по началу даже я была немного сбита и немало шокирована столь редчайшей возможностью столкнуться лицом к лицу с одним из своих почти подзабытых кумиров моей по своему радужной подростковой поры. Поэтому я и не сумела сдержать проснувшихся чуть ли не с былой силой восторженных эмоций и едва не детской радости при виде когда-то столь обожаемого мною артиста.

   - Очень... просто не передать словами, как я рада познакомиться с вами лично. А ведь когда-то о таком я даже и не мечтала... Вернее, мечтала, но ни разу не представляла, что мы и вправду когда-нибудь вот так встретимся – случайно, банально и без дикого фанатичного визга.

   - Значит, вы очень сильно об этом мечтали. Поскольку только самым искренним и бескорыстным мечтам свойственно сбываться, пусть и не сразу.

   Наши ладони тоже встретились в формальном рукопожатии, как и взгляды, хотя Николаев, со свойственной любому эпатажному актёру эксцентричностью, тут же переиграл ситуацию, как говорится в свою пользу.

   - Но, стоит признаться, очень редко когда приходится довольствоваться искренним восхищением подобных красавиц столь юного возраста, ещё и знающих кто я такой. Поэтому говорю искренне и от чистого сердца. Весьма польщён и безмерно рад нашему знакомству. Кстати, могу я узнать ваше имя? (о прочих паспортных данных даже не смею мечтать).

   Уж чего я точно не ожидала в эти секунды, так этого того, что он приподнимет вдруг мою руку, а сам нагнётся над ней, целуя тыльную сторону ладони изящным, практически театральным жестом манерного джентльмена (кстати, он был здесь одним из немногих, кто предпочёл классическому галстуку или бабочке шейный платок в чисто английском стиле). Всё бы ничего, если бы я не ощутила, как рядом “напрягся” Глеб, и каким затяжным выявился этот не очень-то и целомудренны поцелуй. А после того, как Николаев наконец-то прервался и опустил мою руку, но не выпустил её из своих огромных, чуть шершавых лапищ, то скользнул незаметно большим пальцем по внутренней части моей ладошки явно не из чистых и благородных помыслов. Даже в его глазах и не сходящей с лица лисьей ухмылочки в этот момент промелькнуло какая-то уж слишком отталкивающая реакция на мою близость. Будто он прекрасно знал, кто я такая и кем на самом деле прихожусь Глебу Стрельникову, поэтому и не было какой-то особой нужды так уж сильно притворяться.

   А вот последним открытием резануло меня чересчур уж неожиданно, очень глубоко и пугающе сильно. Даже дыхание перехватило. И, скорее, не от осознания, что кто-то здесь не побоялся посмотреть на меня слишком прямолинейным взглядом, а от того, что этот кто-то оказался моим когда-то очень любимым актёром. И как, оказывается, мало нужно для того, чтобы так резко в ком-то разочароваться.

   - Можешь называть её Аделиной. Хотя для тебя и этого будет слишком много.

   - Неужели я слышу в голосе нашего хладнокровного Инквизитора настоящие нотки ревности. Или мне это почудилось?

   Ну, а что мне точно не почудилось, так это вышедшая из-под контроля удивительная, буквально настойчивая наглость Егора Николаева. Он не то что, не собирался отпускать мою руку, но и рискнул зайти ещё дальше. Шагнул ко мне ещё ближе, практически в самый притык, пристроившись к левому боку и тем самым воспользовавшись мною, как разделяющей его и Глеба центральной фигуркой-перегородкой. И, что совсем уж неожиданно, прижал-приобнял своей правой лапкой за спину, прямо под лопатками. Естественно, я не могла ни вздрогнуть от столь шокирующего напора ничего и никого не стесняющегося наглеца, но и отшатнуться сразу же никак не получилось. По сути, меня просто зажали с двух сторон, и если бы я сейчас дёрнулась в сторону Глеба (чего, кстати, тоже не сильно-то и хотела делать), то выглядело бы это либо нелепо комично, либо совсем уж неэтично. Или, не дай бог, на кого-нибудь налетела, если бы рванула по инерции резко вперёд. А так. Ну приобнял меня столь благосклонным жестом бывший кумир миллионов поклонниц, что тут такого? Он же не начал прилюдно хвататься за мою грудь и до ягодиц пока ещё не поднабрался смелости дотянуться.

   Скорей всего, немалую роль тут сыграл полученный мною шок от происходящего, ещё и немалым довеском к моему и без того нестабильному состоянию. Не удивительно, почему я настолько оцепенела, что даже не сразу выдернула руку из ухоженных пальцев Николаева.

   - А мне казалось, ты уже давным-давно перерос своё звёздное ребячество и перестал относиться к кому быто ни было со свойственным лишь тебе когда-то поверхностным пренебрежением. Но, видимо, перемены во взглядах и в жизненных позициях большинства взрослеющих людей обошли тебя каким-то загадочным образом стороной, так ничему полезному за столько лет и не научив.

   Даже у меня от пугающе спокойного голоса Стрельникова заиндевели враз все внутренности, процарапав снаружи по коже колкими мурашками вымораживающего страха. Не представляю, каким нужно быть отморозком, чтобы этого не почувствовать или, того хуже, проигнорировать буквально в упор.

   - Да ладно тебе, Глеб. Вообще-то, это я надеялся, что ты изменился в лучшую для себя сторону и перестал относиться к расходному материалу, как к чему-то слишком тобою переоценённому. А то, как ты меняешь своих женщин и, главное, в каком именно месте их находишь, лишь подтверждает все мои последние догадки. Так какой смысл разыгрывать из себя благородного кавалера (коим ты никогда до этого не являлся), сопровождающего на бал непорочную деву? В прошлом ты как-то более предвзято относился к подобным вещам, не говоря уже о прошедших через твою постель девках. Уверен, твоя нынешняя красавица, мало чем от них отличается. Только не обижайся, милая. Или хотя бы сделай вид, что не обижаешься. Уверен, ты успела за свой короткий век выслушать в свой адрес и не такое. Кстати, я бы не прочь повторить наши с тобой старые подвиги из бурной молодости, так сказать, тряхнуть стариной и поностальгировать, учитывая, как нас это когда-то лихо заводило. Устроим тройничок, или кого-нибудь ещё в свою постельку затянем. Ну, а если так уж сильно сейчас стесняешься своих возрастных “костылей”, так уж и быть, согласен и на малое, одолжить твою Аделину на ближайший вечерок. Когда ты там будешь сильно занят?.. Ты только погляди, какая у тебя обидчивая подружка. С норовом и пылом! Обожаю таких пылких кошечек, особенно кусающихся.

   Никогда ещё так быстро я не разочаровывалась в ком-либо вообще. Даже потеря веры в Деда Мороза не ощущалась мной настолько шокирующей и до дикости отрезвляющей, практически до полноценного срыва. Даже узнав всю подноготную о Кире Стрельникове, я всё ещё держала под сердцем тлеющую крохотным угольком едва живую о нём надежду. И не то что из-за юношеской наивности, присущей каждому, кто готов идеализировать любимый образ до потери пульса и здравого рассудка, а из чистого упрямства. Как любому здравомыслящему человеку не лишённого критического мышления и логики, мне требовались доказательства. Прямые, неопровержимые, желательно из уст того чья репутация в моих глазах была попрана кем-то со стороны в весьма неприглядных красках и эпитетах. Прямо как сейчас, на примере Егора Николаева, упавшего с моего детского пьедестала глиняным истуканом, абсолютно пустопорожним и с очень хрупкой, как у куриного яйца, оболочкой. Видимо, у бога в момент его создания было до жути прескверное настроение. Такого я и сама была готова стереть в терракотовую крошку подошвами своих брендовых туфелек.

   Я наконец-то вырвала из его омерзительной лапищи свою дрожащую ладонь и зыркнула испепеляющим взглядом в наштукатуренное до отвращения лицо. Подумать только и мне когда-то нравился этот напомаженный с явными подтяжками и подкожными филлерами павлин, чьи расширенные поры и пересаженные на залысинах волосы при очень близком расстоянии выглядели крайне отталкивающими изъянами давно изношенной маски. Наверное, как раз благодаря всем его стараниям выглядеть моложе своего истинного возраста, он теперь и казался каким-то то ли резиновым, то ли покорёженным временем и испещрённым мелкими царапинами очень старым пластиком.

   - А не слишком ли много вы себе позволяете, господин Николаев?

   - Ох, как мило! Ещё и так натурально. Не каждая актриса с ходу и без подготовки может такое потянуть.

   Если бы меня сейчас так не трясло, наверное, бы точно вцепилась в его отвратную физиономию или влепила бы на худой конец со всей дури пощёчину.

   - Вот смотрю я на тебя, Игорёша, и прокручиваю в голове раз за разом закономерный на твой счёт вопрос, – голос Глеба прозвучал в этот момент равно отрезвляющим ударом остро заточенного клинка для нас обоих. По крайней мере, для меня уж точно. Ну, а дальше, как говорится, и любые попросту излишни, поскольку за этим нужно только наблюдать со стороны. То, как один мужчина делает небольшой шаг ко второму, чтобы преспокойно приподнять руку и, как ни в чём ни бывало, буквально без какого-либо напряжения и с полной апатией, отвести бесстыжую ладошку вконец обнаглевшего наглеца от моей спины.

   Единственное, о чём я действительно жалею – о том, что не видела каким взглядом в те секунды Стрельников смотрел в глаза резко притихшего Николаева.

   - Сколько тебе ещё дать времени на то, чтобы ты окончательно потерял берега и доплыл до такой глубины, с которой хрен кто всплывает? До чего ты ещё успеешь договориться, при этом не испугавшись собственной тени? Или для тебя уже давно не существует никаких границ?

   Может при других обстоятельствах, я бы и ощутила долгожданное облегчение от подступившей ко мне с другой стороны физической защиты в лице Глеба и практически накрывшей большую часть моей спины у правого плеча. Но, видимо, я пребывала тогда в слишком взвинченном состоянии от пережитого мною шока, не находя в себе нужных сил, чтобы до конца осмыслить услышанное, увиденное и хоть как-то на всё это отреагировать. Желательно, правильно.

   - Странные у тебя вопросы, Глебушка. В прошлом ты что-то не ломал над ними свою прагматичную голову. – но как бы теперь Николаев не пытался отвечать, чтобы сохранить себе и лицо, и прежнюю самоуверенность, нервные нотки в его натянувшемся голосе скрыть уже никак не получалось. Даже актёрские таланты не помогали.

   А то, как он вдруг сделал небольшой отступающий от меня полушаг чуть в сторону — это во истину дорого стоило, как минимум премии Оскар за лучший драматический кадр в истории кинематографа.

   - Прошлое осталось в прошлом. И разве это не ты только что говорил “Кто прошлое помянет, тому глаз вон”? А в итоге лишь от тебя о нём и слышишь. Может уже пора вернуться в настоящее и кое о чём напомнить? Например, о том, что твоя когда-то очень крепкая крыша давным-давно прохудилась. Что как ценный в своё время товар ты себя уже в край изжил и пригоден сейчас, разве что для второсортных ролей в дешёвых сериальчиках с нищенским бюджетом и такого же уровня сценарием. Ах да... А ещё о том, что ваше поколение артистов в наши дни стало таким падким на участившиеся смерти. Да что уж там вспоминать только о вас. Сейчас пачками вымирают и куда более молодые и яркие. Вчера жил себе жил, как ни в чём ни бывало, а сегодня раз и нет человека. То ли сердечный приступ, то ли наркоты перебрал. В прессу ведь попадают лишь официальные версии. А официальное — всегда и, как правило, никогда не совпадает с действительным. И не тебе ли о таком не знать, чью большую часть биографии сочиняли твои же пиар менеджеры для слива в уши праздной публики в виде очень подходящей рекламы.

   - Ты это сейчас, что?.. Серьёзно? – нервный смешок Николаева только подтвердил мои собственные страхи касательно сказанного Стрельниковым.

   Пусть Глеб и выкладывал весь свой доходчивый монолог привычным для себя спокойным голосом, но это лишь ещё больше усиливало в его словах не такой уж и скрытый истинный посыл. Если бы он говорил всё это с ярко выраженными нотками уничижающей угрозы, я бы хотя бы знала (да и Николаев тоже), что моего обидчика пытаются поставить на место вполне убедительными намёками на счёт его возможного ближайшего будущего. Но в том-то и дело. Всё это преподносилось в такой естественной и совершенно непринуждённой форме, будто всего лишь обсуждали ещё одну недавнюю смерть очередного артиста или артистки из отечественной звёздной тусовки.

   Мне даже не нужно было смотреть сейчас на Николаева. Я и сама внутренне похолодела и, скорей всего, снаружи побледнела. Не знаю, как, но... я поняла, что это было совсем не запугивание и не китайское предупреждение на будущее.

   - О чём это ты? Что серьёзно? – Глеб не только проигнорировал в упор плохо скрытый испуг своего давнего приятеля, сделав вид, что не понял из-за чего тот так резко вдруг испугался, но и проделал совсем уж нежданный для данной ситуации манёвр. Подозвал жестом правой руки гулявшего рядом среди гостей официанта и уже через несколько секунд выбирал с подставленного перед ним подноса высокие бокалы с шампанским. Первый он сунул в мою всё ещё дрожащую руку, а второй поднёс к своим губам, перед этим отпустив официанта и сделав в сторону Николаева лёгкое движение в виде благосклонного тоста.

   - Все мы смертны, увы. Вопрос только в том, когда и почему? Но для каждого он всё равно останется индивидуальным. Я бы даже сказал, сугубо личным. Почти интимным. – и сделал небольшой глоток, лишь слегка пригубив быстро пьянящий напиток. – А теперь не возражаешь, если мы тебя оставим? А то, боюсь, такими темпами мы доберёмся до Шевцовых где-то под самое утро. Хорошего тебе вечера, Егор Фёдорович, и старайся не налегать на спиртное. В твоём возрасте следить за своим здоровьем нужно с особенным вниманием.

   В этот раз он решил взять меня не за руку (занятую, кстати, бокалом шампанского), а прижал свою свободную ладонь к моей спине почти там же, где до этого меня пытался приласкать Николаев. Эдакий, показательный жест собственника, только что поставившего на место зарвавшегося наглеца. И более ничего лишнего. Настолько крутой и ошеломительный манёвр, от которого даже у меня спёрло дыхание, подрезав нежданной слабостью и без того дрожащие коленки. А каково сейчас Николаеву, пережившему куда более глубокий шок от вполне реального ощущения уже приставленного к его глотке остро заточенного ножа?

   И, судя по всему, я всё же успела на несколько секунд выпасть из окружающей действительности, больше двигаясь по инерции и только под управлением моего искусного кукловода. Слишком уж много успело произойти и за этот день, и за последние минуты, чтобы успеть после ударов такой силы так быстро очухаться. Теперь всё происходящее со мной напоминало какой-то дурной сон, где я, мало что понимая и совершенно ни черта не соображая, принимала участие не сколько в качестве действующего персонажа, а стороннего зрителя, только-только открывшего свои глаза в незнакомом ему месте. Вот и я так же. Удивлённо смотрела перед собой, на кого-то поглядывая по сторонам, но абсолютно ничего при этом не запоминала и ведать не ведала, куда и зачем меня сейчас ведут. Я даже успела забыть, что держала в онемевших пальцах правой руки всунутый мне бокал, вспомнив о нём лишь тогда, когда чуть было не выпустила его на пол. А ещё точнее, когда мой взгляд неожиданно наткнулся на... Кира Стрельникова, стоявшего всего в нескольких от меня метрах перед ближайшей к нам арке оконных дверей ресторана рядом с какой-то куклоподобной шатенкой.

   ________________________________

   *Егор Николаев - вымышленный артист, к реальному молодому актёру Егору Николаеву 1981 года рождения никакого отношения не имеет

ГЛАВА пятая

- Ну, наконец-то!.. Как всегда, в своём репертуаре. Опаздываешь, но не перегибаешь по времени палку. Хотя и распирает желанием погрозить пальчиком за очередную задержку...

   Кажется, мы как раз остановились перед кем-то. И, кажется, это была какая-то группка скучившихся то ли гостей, то ли самих хозяев вечера. Я скользнула по их лицам машинально, даже не запомнив, сколько их было и как кто выглядел. Мой взгляд упрямо тянулся к мало заполненной части зала, к арочному окну, к... Кириллу Стрельникову. И это было сильнее меня. Казалось, я это и делала только для того, чтобы моё сердце опять начинало биться, с отчаянным надрывом прорываясь сквозь сжавшие его тиски нестерпимой боли. Как какая-то одержимая маньячка, или как кто-то, чья жизнь зависела от одного конкретного человека. Вернее, от его близости, от чёткого осознания, что он рядом и лишь благодаря этому я до сих пор ещё держусь, как утопающий за хрупкую соломинку.

   Единственное, что меня тогда сдерживало, не давая совершить какую-нибудь бесконтрольную глупость на чистом импульсе, это то, что он был поглощён разговором со своей спутницей. Как мило улыбался ей, позволяя виснуть на своей руке и внимательно слушая, всё, что ему с таким пылом рассказывают, а потом несдержанно посмеиваясь то ли над какой-то шуткой, то ли ещё над чем-то не менее занятным. И... честно признаться, никогда бы не подумала, что именно от этих вроде бы естественных сценок от двоих давно знающих друг друга людей, моё сердце сжималось сильнее прежнего, буквально обливаясь кровью и едва не разрываясь в очередном сумасшедшем ударе-толчке. Словно действительно пыталось вырваться на волю, не в силах более терпеть и этот кошмар, и несовместимые с жизнью мучения. Ведь я не просто на них смотрела, но и позволяла своей так некстати проснувшейся памяти изводить себя совсем ещё свежими воспоминаниями.

   Оно и не удивительно, ведь это сам Кир их активировал своим видом и такой непривычной для меня внешностью вышколенного, одетого практически с иголочки денди. В серо-зелёном костюме-тройке с более тёмными линиями шотландской “шашечки”, ещё и в галстуке – совершенно не свойственный для него стиль, но ничуть его не портящий, если не наоборот. Мне и вправду казалось, что сейчас он выглядел даже более красивым, чем обычно – гладко выбритым, с идеальной укладкой своей шикарной львиной шевелюры, ещё и с этой голливудской улыбочкой в тысячу ватт на абсолютно расслабленном лице. Конечно, он не шёл ни в какое сравнение с тем Киром, который преследовал меня на собственной кухне в чём мать родила. Хотя всё равно не знаю, кто же из них был лучше. И почему я думаю об этом именно сейчас, словно намеренно себя мучая или пытаясь что-то выглядеть для себя ещё? Что конекретно? То, что мои глаза не лгут, и что Глеб сказал мне правду? Его сын давно и далеко не свободен? И эта шикарная красотка с причёской а-ля “Скарлетт О’Хара” в не менее эффектом вечернем платье нежного светло-сиреневого оттенка никто иная, как его официальная невеста?..

   -...Это Алина Сёмина, одна из многообещающих стажёрок нашего маркетингового отдела. Почти единственная, кто согласился составить мне на сегодня компанию и, да, стать вынужденной заменой моей супруге. – я бы, наверное, и не обратила никакого внимания на прозвучавший рядом голос Глеба, если бы его пальцы на моей спине не надавили то ли приводящим в чувства, то ли враз отрезвляющим жестом на самые чувствительные точки. Хотя прийти в себя окончательно у меня так и не получилось. Не та ситуация и совершенно не подходящее состояние моего контуженного сознания.

   Похоже, безумная череда из сводящих с ума событий с каждой пройденной минутой, ещё больше ухудшала мое и без того шаткое положение. В этот раз, это было схоже с внутренним разрывом моей контуженной сущности, будто её пытались выдернуть из той западни, в которую сами же меня и загнали, а я из последних сил мысленно цеплялась за того, чья не такая уж и далёкая близость продолжала притягивать к себе своей пугающей мощью. Настолько всеобъемлющей, что даже умудрилась вытеснить из моих ощущений физическую близость его отца.

   Тем не менее, Глебу каким-то немыслимым образом всё же удалось выдернуть меня именно в ту реальность, где я сейчас и находилась в своей телесной оболочке, рядом со своим неофициальным хозяином и перед его вежливо улыбающимися друзьями.

   - Очень рада познакомиться, Алина. Судя по первым впечатлениям, вы не только способны привлечь слишком придирчивое внимание своего работодателя своими трудовыми талантами, но и очаровать любого во истину необычайно привлекательной внешностью. Никогда бы не позволила себе сказать подобного вслух перед кем бы то ни было, но вы и вправду сумели сделать нечто невозможное – стать достойной заменой Маргарите Стрельниковой. И, надо заметить, дело тут далеко не в возрасте. Хотя, он тоже играет немаловажную роль. Уверена, вам будет тут куда комфортнее в компании более молодых, чем мы людей. Поэтому вам обязательно нужно познакомиться с моей дочерью. С ней уж точно вам скучать не придётся.

   Я смотрела на мать невесты Кира, пыталась ей улыбаться, даже вслушиваться в её удивительно правильную речь, но даже с рукой Глеба на своей спине продолжала витать мыслями в совершенно другом месте, рядом с другим человеком. Но вот последний посыл госпожи Шевцовой всё-таки был мною не только услышан, но и расслышан. И не будь я так заторможена от собственной реакции на происходящее, скорей всего не удержалась бы и выдала абсолютно не подходящую к случаю эмоцию, а может даже и целую мину. Меня и так резануло при упоминании всуе о её дочери, будто долбануло изнутри высоковольтным разрядом.

   Знакомиться? Да я лучше разыграю тут при всех приступ эпилепсии, чем рискну и дальше подыгрывать всему этому фарсу. Что я здесь вообще делаю? Для чего меня сюда притащили? Показать мне наглядно, кто я, и кто все эти люди? Что нужно иметь кучу бабла, дабы получить законное право находиться подле них и даже разговаривать? Я всё равно НЕ-ПО-НИ-МАЮ! Особенно фразочек про достойную замену Маргариты Стрельниковой. Я не собиралась никого заменять! Я вообще здесь не для этого!

   …Тогда для чего?..

   - Уверен, но ты будешь приятно удивлена, когда узнаешь, насколько Алина может свободно общаться с людьми любого возрастного уровня.

   - Нисколько в этом не сомневаюсь, тем более, если это был лично твой выбор. Но ты же не можешь не понимать, что в других вопросах и в обсуждении определённых тем, Риту всё равно никто не заменит.

   - Для этого существуют телефоны и прочие интернет-программы по онлайн-общению с целыми групповыми видео-сеансами. Думаю, каких-то особых проблем в этом плане ни у кого из вас возникнуть не должно. Да и на подобных вечерах при таком большом количестве лишних ушей, всё равно некоторые темы обсуждать нежелательно.

   Честно говоря, не хотела я вообще ни с кем тут знакомиться, как и что-то обсуждать. Даже если половина этих людей – сплошь замечательные, интересные и действительно интеллектуально образованные личности. Я не ставила и не ставлю перед собой никаких целей завести полезные связи или чего-то тут для себя выгадать. Я сейчас не в том состоянии, чтобы думать о своей карьере или строить наполеоновские планы на ближайшее будущее. К тому же, вся эта показушная мишура, столько людей, вырядившихся в вечерние туалеты, как на каком-то костюмированном балу (не хватает только карнавальных масок на лица) – всё это настолько фальшивое и такое от меня далёкое... А, главное, для чего?

   Мне даже не хотелось разглядывать лица окруживших меня людей, тех же родителей Арины Шевцовой – её статную маменьку Полину Шевцову, практически копию легендарной Татьяны Самойловой с такой же иссиня-чёрной, как воронье крыло, пышной гривой и тёмно-карими цыганскими глазищами; или отца Николая Шевцова – добротного мужчину с очень густыми, наполовину поседевшими волосами и бородой, ещё и с лисьим прищуром васильковых глаз. Всё равно они останутся для меня абсолютно чужими людьми, а я для них – ещё одной темой для предстоящих обсуждений между близкими подружками Маргариты Стрельниковой.

   Не стоило мне сюда приходить... совсем не стоило.

   К тому же, не проходит и минуты, как все мои мысли вместе с сознанием и, наверное, с душой, снова тянутся лишь к одной точке в этом огромном зале. Я не то что осознанно, скорее, по инерции, перевожу только один взгляд к окну напротив, и... едва не ахаю, опять же по инерции. В этот раз боль становится слишком нестерпимой, практически ломающей кости обжигающим воспалением, вызывая неконтролируемый приступ какого-то просто дичайшего желания разрыдаться. По крайне мере, слёзы подступили к глазам моментально, слава богу, хоть не брызнули ничем несдерживаемым потоком.

   Даже немного странно, особенно для меня, так остро отреагировать на исчезновение с поля зрения столь желанного объекта слежки. Но ощущением, будто мне вырвали из груди часть лёгких и со всей дури скрутили диафрагму, придавило почему-то далеко не слабо, вплоть до усилившейся паники. К тому же метаться взглядом по окружающему нас периметру зала, в поисках жизненно важной для меня персоны – тоже не выход. Тем более, что через пару секунд она сама себя выявила во всей своей шикарной красе, подступив или, точнее, вынырнув откуда-то сбоку вместе со своей неизменной спутницей.

   - Кто-то ещё всерьёз воспринимает данные вечера, как и все тут обсуждаемые темы?

   В этот раз моё сердце остановилось пугающе надолго. Я даже чуть не закашляла, когда оно наконец-то ухнуло, как обезумевшее, о грудную клетку, заставив всё тело вздрогнуть, а потом и задрожать под ударами сумасшедшей аритмии.

   Казалось, меня накрыло не только поглощающей с головой близостью Кирилла Стрельникова, но и пробило насквозь разрывной шрапнелью его единственного в своём роде голоса, при знакомом звучании которого со мной начинало происходить что-то во истину нелепое. Правда, именно в данной ситуации, я, по большей части, грешила на собственное, буквально зашкаливающее взвинченное состояние. Впрочем, как и на тот факт, что очень долго не видела и не слышала Кира, и какая-то пара дней оказалась для меня целой вечностью, вылившейся в итоге в невыносимую пытку.

   Мне и сейчас с большим трудом верилось, что я его вижу всего в одном от себя шаге, и разделяет нас друг от друга фарфоровая куколка по имени Арина Шевцова. Хотя, я её не замечаю и не чувствую буквально в упор. Более того, я даже перестала ощущать стоящего рядом с другой стороны Глеба Стрельникова. Будто его вовсе не существовало, как и его приобнимающей за талию и спину чуть поглаживающей руки единоличного собственника. Как такое вообще возможно? Словно моё тело само выбирало, куда и к кому тянуться, кого чувствовать и за кем сходить с ума. Быть окружённой таким невероятным количеством людей и при этом соприкасаться физически и ментально лишь с одним человеком. С тем, кто и не думал сейчас о таком. Даже глядя прямо мне в глаза, даже старательно скрывая ото всех за какой-то пугающей маской то ли полной апатии, то ли циничного безразличия свои истинные эмоции.

   Зачем, чёрт возьми?!.. Как у тебя вообще хватает наглости ТАК на меня смотреть? Как будто это я жмусь сейчас к твоему отцу озабоченной кошкой, преданно заглядывая тому в рот и, затаив дыхание, с неподдельным восхищением в глазах слушая каждое слетающее с его уст слово. Это, между прочим, ТЫ забыл мне рассказать о своей Ариночке, как и о вашей намеченной, не знаю на когда, свадьбе. Так что хватит пялиться на меня! Либо отвернись, либо не делай вида будто тебе тут абсолютно на всех по боку.

   - Представь себе, Кир. И не только всерьёз, но и подходя с полной ответственностью к подобному роду мероприятиям. Поскольку именно на таких встречах, как раз в неофициальной обстановке и решаются самые важные вопросы, перед заключением будущих деловых сделок судьбоносных масштабов. Не стоит недооценивать подобных вещей, как и предвзято относится к большей части находящихся здесь людей.

   Я не знаю, зачем Глеб решил ответить сыну в подобном ключе, как всегда, не повышая голоса, но по любому заставляя своего собеседника испытать полный спектр весьма шокирующих эмоций от ощущаемого в нём потенциала. По крайней мере, я их пропустила через себя достаточно глубоко и осязаемо, будто тысячу ледяных игл или лезвий, впившихся в мои нервы и кровеносную систему изнутри. Причём страх мой был связан отнюдь не за себя. Учитывая, что ещё совсем недавно, мне пришлось пережить куда более жуткую для себя психологическую встряску, после которой Глеб даже не удосужился поинтересоваться, как я себя чувствую и не нуждаюсь ли в чём-то. В стакане воды, в возможности куда-нибудь присесть, чтобы перевести дыхание и хоть немного очухаться? Просто взял и с ходу потянул меня в очередной круг ада. Будто так и надо. Будто всё это в порядке вещей.

   - Так это что?.. Что-то вроде курса по профподготовке молодого бойца? Вводишь меня постепенно в тонкости ведения семейного бизнеса? – наконец-то Кир переключил свой подчёркнуто циничный взгляд на отца, в который раз не удержавшись от соблазна схохмить, но при этом делая вид, что никаких на деле задних мыслей по этому поводу не имеет. Обычная шутка, ни больше, ни меньше. Даже вот улыбочка к такому случаю припасена, вернее, ухмылочка с минимально сдержанной злобой. Всё в пределах дозволенного, не выходя за рамки приличия.

   - Всего лишь пытаюсь напомнить, где мы находимся и что все эти люди здесь делают. И ты, кстати, тоже...

   - Ой, дядя Глеб, а вы нас познакомите со своей спутницей? Я слышала, что тёти Риты нету сейчас в стране, но не думала, что вы придёте с кем-то вместо неё.

   А мне почему-то казалось, хуже уже не будет. Но, как обычно и бывает, то, чего меньше всего ждёшь, обязательно случается не в самый подходящий для этого момент. Причём ведущая инициатива исходит как раз от той личности, с которой ты мечтала сегодня вообще никак не пересекаться.

   Хоть убейте, но понять, на кой Арина Шевцова вдруг решила обратить на меня свой благосклонный взор, не сумею даже по истечении энного времени. Впрочем, как и её истинные на мой счёт мотивы. Не из тех она красавиц, кто будет интересоваться тайными любовницами своего будущего свёкра. Да и поди разбери, по каким конкретным соображениям ей приспичило знакомиться со мной. Чисто из вежливости поддержать разговор или преследуя цели личностного характера?

   - Конечно, Риночка. Для тебя всё, что угодно. Думаю, Алине тоже будет приятно с тобой познакомиться. Кто знает, может вам даже удастся найти общий язык. Алина, как мне известно, приезжая, проходит стажировку от своего института в нашей компании в отделе маркетинга, но вот за время учёбы, увы, успела мало с кем сдружиться...

   - Проходит стажировку в нашей компании? Как интересно. – ну вот на кой Киру приспичило в это лезть прямо сейчас? Как у него вообще хватило наглости при стольких свидетелях раскрыть свой рот и в открытую попереть на собственного отца? Очередные разборки в духе, кто-кого круче и какую самую подходящую жертву выставить перед всеми в неприглядном свете? А то, что меня это заденет, как никого другого из присутствующих, это его, типа, не ипёт? Главное, штырнуть посильнее в Стрельникова-старшего, а там уже хоть пожар, хоть потоп?

   - С каких это пор ты приглашаешь на подобные мероприятия юных стажёрок в качестве личного сопровождения, как будто от тебя тут кто-то этого требовал в обязательном порядке? И даже если допустить данную нелепицу, как за проходную причину твоего поступка. Почем Алина, а не, скажем, одна из твоих секретарш. Марьяна, думаю, подошла бы к этому случаю куда идеальней, особенно в качестве никем незаменимой помощницы при заключении сделок в неофициальной обстановке...

   - Очень рада знакомству, Алина! – а это уже реально походит на какую-то сатиричную сценку из фильма абсурдной комедии.

   Арина повышает голос, чтобы перебить Кирилла и протягивает в мою сторону белоснежную ладошку для рукопожатия. Но момент уже упущен. Слишком много Кир успел выплеснуть в своей предыдущей тираде негатива, таки да, задев и меня своей неконтролируемой вспышкой то ли сыновьей ярости, то ли чисто мужской ревности не так уж и хорошо завуалированной под надменный цинизм. Меня бьёт на поражение его сумасшедшей концентрацией ментального бешенства, хотя внешне он и выглядит на удивление собранным и вроде бы даже невозмутимо спокойным. Но это лишь внешняя обманка для наивного и ничего не подозревающего зрителя. Потому что я ощущаю обратное, до сих пор и всё ещё. И это даже не ментальный удар, а именно взрыв в тысячу килотонн, после которого ничто не способно выжить, даже клетки вирусов.

   Может и я не выжила. Осталась только моя внешняя оболочка и всего одно безумное желание, куда-нибудь сбежать и наконец-то на что-нибудь прилечь. Поскольку на остальное сил уже не было, кроме как на единственную манию фикс – наконец-то сдохнуть и, желательно, в сию же секунду.

   Не знаю, как, но я всё же протянула резко ослабевшую ладонь Арине, перед этим переложив бокал с шампанским в левую руку и чуть было не упустив его вместе с сумочкой на пол. Да и ощущениями при этом притапливало такими, будто и не я всё это делала. Скорее, мой ментальный двойник, запустивший аварийный генератор дополнительного источника физической энергии. Как раз он и заставил мои губы растянуться в подобии судорожной улыбки, а мой голос произнести что-то близкое к стандартным фразам “искренней” благодарности.

   - И я очень рада. Большое спасибо за такой радушный приём.

   Я так надеялась, что не почувствую чужого прикосновения к своей коже, но опять же ошиблась. Даже чуть было не вздрогнула, но внутренне всё равно перенапряглась и явно от неприязни, когда ощутила липкое пожатие чужой, прохладной и чуть вспотевшей ладони. Не удивлюсь, если намерено (пусть и подсознательно) настраивала себя на это. Но с чего я должна восхищаться той, кого предпочли больше, чем меня?

   - А ты не думал, что у Марьяны Сергеевны могут иметься свои собственные планы на эти дни?

   Наверное, этот кошмар никогда не закончится. Не удалось Ариночке загасить надвигающуюся бурю. На нашу сценку “дружеского” знакомства почти никто не обратил внимания. Единственное, Кир резанул меня тяжеловесным взглядом очень терпеливого зрителя, с плохо прикрытым неодобрением в слегка прищуренных глазах. Знал бы он, чего мне на самом деле всё это стоило. Стоять и улыбаться его невесте, делая вид, что никого здесь, кроме Глеба я не знаю – та ещё пытка, ещё и под прицелом такого количества глаз.

   - А что плохого в том, чтобы прийти сюда просто одному? – они точно никогда не уймутся, а я не продержусь в этом ментальном торнадо двух непримиримых гигантов и двух минут. Мне уже дико нехорошо. Слава богу, что хоть не нужно больше держать за липкую ладонь Арину Шевцову. – Не думаю, что кто-нибудь здесь тебя за это осудил бы...

   - Кирилл, может не стоит такие темы поднимать и тем более обсуждать... – в этот раз в далеко не семейные разборки Стрельниковых попыталась вклиниться Полина Шевцова. Оно и понятно. Если их никто сейчас не остановит, страшно представить до чего они вообще договорятся в итоге. Кир вот уже не постеснялся сделать намёк касательно необдуманной выходки своего отца, хотя он самый последний здесь человек, которого могли волновать чужие глупости или выведенные в свет чьи-то тайные любовницы-содержанки.

   И как раз этого я и не понимала. Стоять тут передо мной под ручку со своей будущей женой и пока ещё на пониженных тонах предъявлять Стрельникову-старшему завуалированные на меня права...

   - Простите, тётя Поля, вы, как всегда правы. Сам не понимаю, что на меня вдруг нашло. Я же обещал быть этим вечером примерным пай-мальчиком и слова никому дурного не сказать... Наверное, не стоило мне сегодня даже шампанского пробовать. Никогда не угадаешь, каких от него ждать последствий, особенно на тяжёлую голову.

   Это уж точно. Я вот так и не рискнула сделать хотя бы небольшого глотка. Мне с лихвой хватало и тех убойных ощущений, которыми меня обложили за последний час практически со всех сторон. А теперь добивали контрольными ударами, в лице Кира Стрельникова, его близостью, голосом и обвиняющему во всех смертных грехах взгляду. Даже выходка Егора Николаева на его фоне теперь выглядела безобидной детской шалостью. По крайней мере, этот резко состарившийся актёришка был для меня никем, таким же и оставаясь где-то за пределами данного круга.

   - А с Алиной мы уже вроде пару раз как-то пересекались, если мне не изменяет память. А может я её с кем-то путаю. В таком шикарном платье и в драгоценностях, которые едва ли по карману обычным стажёркам, я бы и родную маму не узнал. Буквально заткнули за пояс и принцессу Диану, и Грейс Келли вместе взятых. Уверен, для такого головокружительного преображения без вспомогательных инвестиций явно не обошлось. Кстати, я Кирилл Стрельников, если ещё не в курсе, что за идиот тут перед вами всё это время распинался.

   Ну, конечно, без этого ведь тоже ну никак нельзя обойтись. Ещё один трюк в его чисто инфантильном стиле. Жаль, что не могу ответить ему тем же. Сил хватило только на вымученную улыбку и на поднятие правой руки к его подставленной ладони.

   Ну почему он не мог просто промолчать. Что это вообще такое? Будто срывает на мне злость, только потому что не знает, как ещё достать своего совершенно ни на что не реагирующего родителя. Он что, не понимает, насколько это чревато для нас обоих и в большей степени для меня? Не выглядит он на ревнивого сыночка, а вот на тайного любовника, не поделившего чужую игрушку с родным отцом – ещё даже как.

   Но куда сильнее бомбануло при соприкосновении наших рук, вытиснившее за считанные мгновения недавние ощущения от пожатия ладони Арины Шевцовой. Казалось, только этого он и добивался - вытеснить собой всех и вся, перекрыть весь окружающий мир и каждого здесь присутствующего. Физически, ментально, молекулярно, ещё бог весть знает как. И, похоже, у него это получилось. И не почувствовать при этом, как он сильнее сжал мою кисть и как бы невзначай провёл по моему большому пальцу своим, я, естественно, никак не смогла. Поди разбери в таком состоянии, что это значило в его понимании, особенно, когда он высверливает твои глаза пристальным взглядом одержимого убийцы, будто мечтает прикончить прямо на месте. И при этом заставляет вздрагивать от столь чувственной ласки, отдавшейся болезненным порезом по сердцу и совершенно неестественной для такого случая томительной пульсации в районе диафрагмы...

   - Как всегда, Кир. Много слов и ничего существенного или по делу.

   Я не успеваю хотя бы рта открыть, чтобы что-то ответить. Глеб опережает всего на пару секунд, больше задев своим голосом мои нервы и слишком контуженное сознание, чем добившись желаемого эффекта над неподдающимся норовом собственного сына. С таким же успехом он мог попытаться затушить огонь бензином.

   - Я знаю, пап. Ведь тебе бы этого очень хотелось.

   Как раз в этот момент я и выгадала для себя несколько мгновений, чтобы выдернуть руку из ладони Кира и разорвать с ним зрительный контакт.

   - Прошу меня извинить, но мне срочно нужно отойти. – не знаю почему, но я вперилась взглядом в лицо Полины Шевцовой, наверное, единственного здесь человека, которому я более-мене и хоть немного, да симпатизировала.

   В сущности, мне всё равно плевать, кто и что тут обо мне думает. Всё, что мне сейчас требовалось — это спасительный глоток чистого воздуха. А когда меня окружают два человека, вот-вот уже готовых растоптать мою жизнь в зыбкий тлен, даже не задумываясь о том, что со мной сейчас творится, временный побег – самое малое, что ещё может как-то мне помочь здесь продержаться.

   - Я не покажусь немного нетактичной, если спрошу, где здесь находится ближайшая и доступная для посетителей уборная?

   - Господи, ну что за глупости? Нет, конечно, милая. – спасибо госпоже Шевцовой, что хоть не переигрывала в образе очень светской дамы, не только словами, но и взглядом, и жестом рук указав мне нужное направление. – Двери у барной стойки в левом крыле зала. Если хочешь, Рина может тебя проводить.

   - Нет, большое спасибо, но дойти и найти нужные двери я вполне могу и самостоятельно.

   - С тобой всё хорошо?

   Да неужели? Господин Стрельников-старший впервые за этот вечер озаботился о моём самочувствии? Только сейчас? Именно тогда, когда я во всеуслышание заявила, что мне нужно срочно в туалет?

   - Конечно, хорошо. Просто нужно на несколько минут выйти. Постараюсь сильно не задерживаться. Хотя не думаю, что моё недолгое отсутствие кому-то тут будет в тягость...

   Мне просто нужно было сбежать, что я успешно вскоре и сделала, даже не бросив напоследок предостерегающего взгляда на Кира. Я не хотела на него вообще уже смотреть. Вернее, банально боялась. В особенности того, что увижу в его глазах или в ироничной мине лица, скрытого за не пробивной маской беспринципного паяца. Как раз поэтому я отсюда и сбегала, чтобы вырваться из удушающей клетки его близости, которая с каждой пройденной минутой становилась всё невыносимее и удушливей. Если я останусь рядом с ним хотя бы ещё на несколько минут, точно не выдержу.

   Жаль, что нельзя было сбежать отсюда буквально. Выскользнуть незаметно из зала, вызвать по мобилке такси и направиться прямым курсом до ближайшего вокзала. Увы, но к таким вещам нужно готовиться заранее, ещё и быть уверенной на все сто, что за мной не приставлена круглосуточная слежка. Да и куда, если так подумать, я могу сейчас рвануть практически не глядя? Не домой же? А других мест, где меня не стали бы искать я, увы, вообще не знаю. Похоже на какой-то беспросветный тупик, думать о котором сейчас хочется в самую последнюю очередь. Иначе если зациклюсь на этом – обязательно свихнусь.

   Хоть туалет удалось найти без каких-либо происшествий и непредвиденных трудностей. Правда, я так и зашла в огромную уборную, продолжая сжимать в ладошке бокал с непритронутым мною шампанским. Избавилась я от него, уже когда доковыляла до мраморной стойки с умывальниками, едва не шатаясь от сбивающего с ног резкого приступа слабости, и поставив наконец-то возле смесителя давным-давно разогревшийся от моей руки фужер. Сумочку я закинула туда же, только с другой стороны одной из пяти фаянсовых раковин, в итоге прижав обе ладони к массивному краю отшлифованного камня и навалившись сверху чуть ли не всем своим весом.

   Теперь я могла дать себе волю не только “расслабиться”, но и сорвать с себя непосильную маску утончённой принцессы. К чёрту всё! Мне нужно срочно отдышаться, а то точно вырвет (хоть и нечем). И заодно пережить это сумасшедшее головокружение, и этот... грёбаный приступ панического удушья. И атаковавшие все в раз страхи. И вымораживающую дрожь, и... и... ЭТОГО ДОЛБАНУТОГО КИРА СТРЕЛЬНИКОВА!

   Захотелось что дури зажмуриться, стиснуть ладонями виски и проораться. Хоть как-то выкорчевать из себя эти сводящие с ума ощущения, вместе со маячащим перед глазами лицом... его жёсткой, циничной ухмылочкой... И в особенности его глаза...

   Кажется, что даже озноб – это часть его физической оболочки, окутавшей меня ментальным коконом и бьющей по моим нервам острыми разрядами болезненного напряжения каждую треклятую секунду. Я боюсь теперь просто пошевелиться, чтобы не запустить и не усилить эту грёбаную реакцию собственного тела на все его следы, отпечатки и на близость, которую не вытравишь даже расстоянием в двадцать метров. Попробуй перестать думать об этом, прекрасно зная, ещё и чувствуя, что он совсем рядом, практически дышит тебе в затылок. Да что там в затылок. Он уже успел пробраться мне под кожу и прописаться там полноправным хозяином.

   За что мне это всё? И этот чёртов тремор, как на зло, вообще не думает сходить. Ноет, зудит в рецепторах, царапает и гуляет под кожей зациклившимся разрядом переменного тока, то усиливаясь, то лишь ненамного приглушая свои аритмичные атаки. А я при этом то и дело вздрагиваю, будто от касаний невидимых рук или чего-то другого. Не представляю чего, но, судя по ощущениям, очень сильного и вытягивающего из меня всю жизненную энергию.

   Похоже, нескольких минут мне будет слишком мало. Я не успею справиться с этим кошмаром, поскольку совершенно к нему не готова. Да и вообще... не должна я была здесь находиться. Неправильно всё это и было таковым с самого начала. Разве что слишком поздно пытаться как-то всё это остановить или переиграть. Либо остаётся смириться, либо... позволить этому безумию себя убить. Третьего не дано. Из данной западни выхода нет. А если и есть, то, скорее всего – вперёд ногами.

   Но куда сложнее было заставить себя поверить в то, что я уже почти очухалась, и меня трясёт уже не так сильно, как за десять или двадцать минут до этого. Я и без того никуда не торопилась, хотя и понимала, что любое промедление может выйти мне впоследствии боком. Не имела я сегодня никаких прав распоряжаться собственным временем. Оно принадлежало сейчас отнюдь не мне, как и те чувства, которым я позволила себя убивать. Я не должна никого и ничего чувствовать, иначе такими темпами не дотяну и до ночи. Жаль не додумалась прихватить какого-нибудь успокоительного. В таком состоянии и среди таких людей думать о естественном поведении хочется в самую последнюю очередь. Раз меня обязали быть куклой на весь этот вечер, то нужно было соответствовать этому на все сто.

   Но пить шампанское всё равно не рискнула. На голодный желудок — это крайне чревато. Только ополоснула лицо холодной водой и подставила запястья внутренней стороной под охлаждающую струю на несколько секунд. Вытираться не стала, подождав, когда само всё высохнет, заодно намеренно потянув ещё немного времени. После чего всё-таки решилась выйти и вернуться. Не хватало, чтобы меня бросились сейчас искать. Мне и без того хотелось стать невидимой до конца этого вечера, чтобы не привлекать к себе вообще ничьего внимания. Жаль, что это в принципе нереально. А с таким количеством сумасшедше дорогих украшений, ходить без охраны совершенно одной, тоже далеко невесело.

   Очутившись сразу после ярко освещённого туалета в более сумеречном помещении длинного пролёта под гнётом никуда не исчезнувших дурных мыслей, я немного стопорнулась, закрывая за собой дверь и пытаясь привыкнуть к замельтешившей перед глазами и будто ожившей темноте.

   - Далеко собралась?..

***

Интересно, на что это похоже в действительности? И понимает ли в тот момент сам человек, что у него только что снесло крышу? Или это больше выглядит на состояние близкое ко сну, когда сознание находится по ту сторону реальности, воспринимая мелькающий перед “глазами” бред, как за настоящее. Хотя иногда мне казалось, что я уже почти на грани. Ещё чуть-чуть и точно двинусь. Причём всё начиналось, как и обычно, с самого малого. В пятницу с утра отослал Стрекозе смс-ку, прождал целый час, а ответа так и не получил. А учитывая, что в это время я сидел, как треклятый, на своём рабочем месте в заваленном по самую макушку отделе, пытаясь разгрести прилетевшую нам с утра очередную проблему века, естественно, сосредоточится на самой работе я уже не смог. Когда мысли постоянно возвращаются к телефону, а в голове долбит навязчивой идеей-фикс позвонить Марьяше и узнать на месте ли Великий и Ужасный, всё остальное уже попросту кажется каким-то нереально далёким и лишённым самой примитивной обоснованной логики.

   После второй смс-ки и ответного молчания меня уже начало потряхивать куда ощутимее. Полная неизвестность – штука крайне коварная. Одно дело не знать по каким именно причинам тебе не отвечают и совершенно другое – давать своей больной фантазии безграничную свободу воли. А фантазия бывает не только критически бурной, но и не менее беспощадной. Я и раньше не особо восхищался подбрасываемыми ею картинками убойных сценок из темы: отец, Стрекоза и их предполагаемые постельные извращения, а сейчас... Сейчас я даже думать об этом боялся, не представляя, что со мной будет, если я разрешу ей и дальше бесчинствовать без каких-либо допустимых границ. Одним классическим срывом крыши тут явно не обойдётся и... Не обошлось.

   О работе можно было забыть уже надолго. Не умел я в таком состоянии отвлекаться и думать о чём-то другом. И даже если мои опасения подтвердятся и отца не окажется ни в его рабочем кабинете, ни где-либо в пределах самой компании, это тоже не даст никаких гарантий касательно его точного места нахождения. С таким же успехом он мог быть сейчас, где угодно, а не со Стрекозой. Он не из тех людей, кто будет отчитываться перед кем бы то ни было за каждый свой проделанный шаг. И звонить Мережину прямо сейчас было бы тоже крайне импульсивной ошибкой. Отец уже давно должен был вычислить все его предыдущие слежки и вполне мог ожидать подходящего момента, чтобы прищемить сыскному агентству “Сокол” хвост со всей присущей ему добротой душевной. Подставлять Константина лишь из-за импульсного желания выяснить, где сейчас находятся Стрекоза и Стрельников-старший – тупейший кретинизм даже для Кирилла-неадекватного с полностью отбитой головой.

   Поэтому мне ничего и не оставалось делать, как просто тупо ждать и тупо рисовать в своём воспалённом воображении дичайшие картинки из гипотетического развития событий сегодняшнего дня. Конечно, лучше бы я этого не делал, но разве собственное безумие можно как-то контролировать, особенно в таком подвешенном состоянии. Оно просто росло и ширилось, раздуваясь изнутри кипящими парами токсичной кислоты. Причём чуть ли не с первых секунд достигнув своих критических пределов, а потом и вовсе выломав/раскрошив ко всем чертям все мешавшие ему преграды.

   Меня начало колотить ещё до обеда, хотя я так и не рискнул притронутся к барным запасам своего офисного кабинета. Мне и без алкогольных паров хватало выше крыши улётных фантазий собственного сочинения. А что я мог ещё сделать? Пойти в ва-банк? Под очередным идиотским предлогом ворваться в кабинет отца или рвануть в другой район города и выломать двери в квартиру Альки? А если она сейчас в институте?..

   Бля, да что ж ты за?.. Неужели нельзя просто ответить? Это что, так сложно? Написать пару слов в ответной смс-ке и наконец-то меня успокоить? С тебя что убудет?! Или ты просто отключила звуковые сигналы, чтобы они не отвлекали тебя и твоего папика от совместного времяпрепровождения?

   Господи... Мне нельзя думать о таком! НЕЛЬЗЯ! У меня и без того череп трещит под внутренним давлением только-только зарождающихся скудных картинок возможного хода событий, но его уже должно вот-вот снести ко всем херам собачьим. Если я позволю этой грёбаной фантазии взять над собой верх, она же прикончит меня прямо на месте за считанные минуты.

   Ты не можешь, бл*дь!.. Нет, пожалуйста... Сделай, что угодно, но только не раздвигай перед ним ноги, иначе... если я об этом узнаю, я же... Я точно убью вас обоих. Я знаю об этом так же чётко и ясно, как и том, что не сумею пережить от тебя такого предательства. Если только тебе в этот момент не приставили к горлу нож и не взяли тебя насильно.

   НУ ОТВЕТЬ ЖЕ УЖЕ, МАТЬ ТВОЮ!!!

   Казалось, я начал орать ментально уже постоянно, разве что не бился головой об стенку. Но трясло меня уже с периодичным постоянством всё сильнее и болезненней. Соображать я перестал, кажется, ещё быстрее. Тут не то, что не получалось думать, даже просто осмыслить, где я сейчас нахожусь, на кой и почему тут вообще до сих пор сижу.

   Был момент, когда я порывался позвонить матери и попросить её дозвониться до отца, но вовремя остановился. Что-то мне подсказывало, Стрельников-старший обрубил сейчас прямые связи со многими, и мать в этом списке находится в самых первых строчках. И то чувство, окружившей меня со всех сторон западни, вовсе не случайное. Я оказался внутри не просто так, только понял об этом уже слишком поздно, когда дверца за моей спиной захлопнулась, а меня самого припечатало к стенке сработавшим в один металлический щелчок механизмом медвежьего капкана.

   Разве что главный подвох состоял отнюдь не в чувстве загнанной в западню (или, вернее, в полную жопу) безмозглой жертвы, а в её последующей реакции. Если она начнёт метаться и делать глупости, попадая в скрытые повсюду хитроумные устройства бесчисленных ловушек, то, в итоге, либо истечёт кровью, либо, как того и требует классика жанра, самоубьётся. Или, как в моём случае, бросится на острие ножа, зажатого в руке своего охотника, решив пойти на рожон.

   Был бы я совершенно один в данной ситуации, скорей всего так бы и сделал. Но, не зная ни черта ни об Альке, ни о ближайших планах Стрельникова-старшего, в конечном счёте, я и чувствовал себя теперь тем, в кого меня сейчас и пытались превратить – беспомощной добычей самого опытного и самого беспощадного в этом городе убийцы-хищника. И последнее словосочетание вовсе не метафора. Если бы я не знал, кем на самом деле являлся мой всесторонне развитый родитель...

   А то, что он уже догадался (точнее даже, выследил и просчитал) о нас со Стрекозой, в этом я уже нисколько не сомневался. Поэтому ни черта не мог теперь сделать. Только сидеть, скулить и биться головой об стенку, рисуя в долбанутых фантазиях крышесносные картинки его садистских вые*онов с моей Алькой.

   К вечеру, от Кира-разумного и трезвомыслящего такими темпами остались лишь одни скудные воспоминания. Я превратился в сплошной оголённый нерв, прикосновение к которому могло вызвать мгновенную смерть, как для меня, так и для того безумца, кто рискнул бы пойти на такое. Скорей всего, именно тогда часть моего здравого рассудка и дала ощутимый сбой, поскольку не прочувствовать такое просто нереально. Когда тебя перемалывает изнутри собственными эмоциями, зашкаливающими страхами и бесконечно разрастающейся болью (про чувство полного бессилия, подрезающей слабости и лихорадящей одержимости можно и не говорить), остаться в своём уме и в трезвой памяти, как прежде, до смешного нелепо и НЕВОЗМОЖНО!

   Домой я возвращался уже далеко за полночь, на взводе, наэлектризованный до мозга костей сумасшедшей болью и срезающей под корень немощью. Удивительно, что в таком состоянии я каким-то чудом не попал в аварию, постоянно при этом выпадая из реальности и сознанием, и ни хрена невидящим взглядом. Зато, нечему было удивляться в последствии.

   Стрельников-старший добился своего, практически дисквалифицировав своего соперника с помощью моих же слабостей. И даже ничего при этом не делая со своей стороны. Как, оказывается, я уязвим и ничтожен в чужих глазах. Да что там в чужих. В собственных тоже, если не сумел совладать с изводящим меня искушением воображать невесть что и тем самым убивать себя своими же руками. Ведь этих демонов мог выпустить лишь я один, все ключи от моих внутренних дверей находились только у меня. Что, в принципе, я благополучно и сделал, накрутив себя до опасного для жизни предела и дав волю личному безумию вырваться на свободу.

   Дома меня ждал ещё больший ад, потому что... так оно и было в действительности. Даже просто зайти во входные двери для меня стало настоящим испытанием. Я же знал, что у Стрекозы до сих пор находится дубликат моих ключей. Но при этом полагать, что я увижу сейчас её в своей квартире, было бы тупейшей наивностью даже для меня. Конечно, её там не оказалось, а моё последующее блуждание по открытым комнатам, где чуть ли уже не всё напоминало о ней или отдавало следами её недавнего здесь присутствия, перешло в острую форму неуправляемого сумасшествия. Меня снова начало лихорадить, как только я понял, что сегодня она тут не появлялась. Разве что от данного осмысления становилось ещё хуже. От удушающего понимания, что меня игнорировали весь этот день не просто так. А она... Она так ни хера и не попыталась сделать, чтобы хоть как-то связаться со мной... прислать хоть какую-то ничтожнейшую весточку... Хотя бы просто подала знак о том, что жива и думает обо мне...

   Господи, откуда я вообще мог знать, что моя собственная квартира однажды превратится для меня в пыточную камеру. Прихожая, гостиная, кухня и ванная... Она же везде тут была. Её руки касались, наверное, всего, что находилось в этих комнатах, мне даже чудился едва уловимый эфир её исключительного амбре. Казалось, я буквально соприкасался кожей и нервами с её постоянно ускользающим призраком, как идиот, озираясь по сторонам или резко оборачиваясь, когда мне мнилось, будто она стоит за моей спиной или вот-вот войдёт.

   Конченный еблан. Разбитый, расхеряченный и собственными стараниями низвергнутый до состояния размазанного по полу слизняка... Но я ни хрена не мог с этим поделать. Слишком сильно сказывалось нервное истощение за прошедший день, в течение которого, кстати, я в рот не взял ни крошки. Может только выглушил ведро убийственно крепкого кофе. Странно только, что моё сердце от таких нагрузок не приказало долго жить, хотя аритмией меня лупило нешуточной на протяжении всего дня (а затем уже и вечера, и более затяжной ночи). В таком состоянии определённо долго не живут. По крайней мере, не ходят так долго на ногах заведёнными кроликами на долговечных батарейках Energizer. Наверное, я и сам на тот момент не очень-то походил на живого. Во всяком случае, по ощущениям, точно либо ни черта несоображающий лунатик, либо безмозглый зомби. Зато очень много чего чувствующий, не способный отразить атаки собственного безумия.

   Я, наверное, потому и заперся в своём кабинете, потому что банально не смог продержаться в своей же спальне и пяти минут. Для меня это оказался предел всему... Особенно, когда я замер всего в шаге от порога комнаты, глядя на аккуратно застеленную постель и... начиная заново трястись, сжимая в карманах брюк дрожащие кулаки. Как бы я не старался гнать от себя смертельно навязчивые мысли, толку от этого было уже ноль. Я уже давно дошёл до ручки, а данный этап – всего лишь привнёс в полную картину пережитого ещё один исключительный штрих, добавив пару канистр бензина в полыхающее в моей сущности пожарище. Если и не добил окончательно, то перевёл моё безумие на абсолютно новый уровень.

   Поэтому я и сбежал оттуда. Так и не сумев заставить себя дойти до кровати и не сойти на ней с ума уже полностью и безвозвратно. Банально не смог. И не потому, что там всё напоминало о тебе, а то, что без тебя, но с твоим призраком я бы точно свихнулся ещё больше, чем уже было. Искать тебя в складках постельного белья, как одуревшему нюхая подушки, на которых ты лежала?.. И каким же я буду к следующему утру после подобной пытки?

   В моей голове даже было промелькнула шальная мысль рвануть в какой-нибудь ближайший отель и снять там на ночь номер. Но остановила меня от этой дурацкой затеи не менее идиотская идея-фикс. Я решил ждать тебя в кабинете. Почему-то подумал, что ты можешь прийти в любой момент. Просто до этого ты ничего не могла сделать... Стрельников-старший тоже обложил тебя со всех сторон. Уж кто-кто, а подобными трюками он владеет, не сказать словами, в каком совершенстве. Настоящий виртуоз и давным-давно всеми признанный гений. Тягаться с ним на его же поле могут только конченные камикадзе. И, видимо, я один из них. Разве что так и не понял, в какой из моментов он затянул меня в свою партию, не предупредив заранее о начатой им игре и не дав ни единого шанса на подумать для ответного хода.

   Какой там ответный ход? Мне бы хоть как-то дотянуть до следующего утра. Про выкарабкаться из этой выгребной ямы, в которую меня так удачно скинули благодаря моей же недальновидности и бескрайней тупости, можно и не говорить. Бросаться грудью на амбразуру в таком состоянии, в попытке совершить какой-нибудь идиотский и никому ненужный подвиг, сейчас было бы ещё неразумней. Абсолютно без сил, с нескончаемо кровоточащими ранами и без единой разумной мысли в голове... Наверное, я и оставался до сих пор живым только благодаря своему добитому до предсмертных конвульсий самочувствию, поскольку на другие действия уже не был пригоден вообще ни с какого боку. Только сидеть в кресле своего домашнего кабинета перед ночной панорамой города, зализывать раны и беззвучно скулить на неполную луну. И тупо ждать. Наивно надеяться, что ты всё-так придёшь, иначе... Даже не представляю, до чего и куда меня способно всё это довести...

   Честно говоря, я и сам не ожидал от себя подобной реакции ТАКИХ убийственных масштабов. Да и не с чем мне всё это сравнивать, с какой стороны не подберись. Одно дело, когда истязают твою плоть и ты хотя бы понимаешь, зачем это делается и почему кому-то нравятся чужие физические мучения. Но когда твою душу вынимают вместе с внутренностями и сердцем, чтобы набить их отравленными осколками ржавых ножей и прокрутить несколько раз через мясорубку, позволяя дышать только через тоненькую соломинку... Тут уж во истину ответ напрашивается только один. Кто-то очень хочет, чтобы ты попал в дурку и как можно скорее. И отсчёт уже пошёл, постепенно сужаясь из полноценных дней в считанные часы, а затем уже и скоротечные минуты.

   В этом-то и вся проблема. Если бы я был в этой игре единственной специально выбранной фигурой, которую целенаправленно ведут к полному уничтожению... Только я в ней участвую далеко не один. И если бы не Алька...

   В этой ситуации нет ни единой фигуры, которой можно было не раздумывая пожертвовать для защитного манёвра. И если я попробую вслепую сделать хоть один ответный шаг, то, боюсь, после него сегодняшний ад покажется мне недельным отдыхом в раю...

ГЛАВА шестая

Нет ничего бредовее, чем притворяться тем, кем ты никогда по сути и не являлся, как и говорить того, что не смог бы сказать вслух при стольких свидетелей ещё пару недель назад. Но я это делал, поражаясь той относительной лёгкости, с которой мне давалась моя новая роль и все связанные с нею действия. А ведь несколько часов назад я был уверен на все сто, что сорвусь ещё до того, как моя нога ступит в зал центрального ресторана “Зимней Вишни”. После вчерашнего убойного дня и вымученной вслед за этим ночи мне только и оставалось, что упасть на спину кверху лапками и просить о пощаде куда более сильного и опытного в столь коварных играх соперника. Но я не только умудрился продержаться больше половины субботы, добраться до гостиницы Шевцовых и выдержать целый час в компании пугающе милой кошечки Арины, но и выгадать несколько минут для спонтанного манёвра.

   Не знаю, на кого я был похож в эти минуты. Увидь себя со стороны, наверное, точно бы перепугался до усрачки. Зато вот Ариночке успело перепасть в виде нехилой дозы шоковой терапии. И слова не сумела выдавить из себя после того, как я оттащил её от компашки наших родаков с их вездесущими прилипалами, сославшись на желание сколотить собственную группку из более подходящих для этого кандидатов. А затем огорошил заявлением, что мне нужно срочно позвонить, а для этого выйти из зала в более тихое и подходящее место. Похоже, в тот момент я и не выдержал, резким рывком содрав со своего лица недавнюю маску. Притворяться дальше не было никакой нужды. Да и не воспринимал я Арину, как за что-то значимое, перестав замечать её буквально в упор, как только мы отпочковались от Шевцовых и Стрельникова-старшего.

   - Тебя трясёт, – единственное, что она успела тогда пискнуть, когда я, не особо церемонясь, схватил её за локоть и потащил куда-то в сторону наугад. Главное, подальше от вездесущих глаз наших чересчур уж бдительных предков.

   - Сделай мне лишь одно бесценное одолжение. – естественно, я проигнорировал её слова, заговорив с ней уже после того, как мы отошли на достаточно безопасное расстояние от нежелательных свидетелей с их чуткими ушами.

   Как раз тогда мой голос и надломился, а с лица слетело всё недавнее притворство циничного “пай-мальчика”, выдав без каких-либо прикрас скрывавшийся за ним до этого жутчайший лик серийного убийцы на задании. Хотя за последние секунды я так и не взглянул ни разу на перепуганную физиономию Шевцовой, блуждая мало что запоминающим взглядом по окружающим границам зала и с большим трудом удерживаясь от дичайшего соблазна потянутся в сторону убегающей Стрекозы. Для этого я и потащил Арину в противоположное от барной стойки и коридора с уборными крыло ресторана. Типа, чтоб никто не догадался, куда на самом деле я сейчас и мысленно, и физически рвусь, будто прикованный к неподъёмным цепям бешеный пёс. Хотя трясти меня изнутри начало намного раньше.

   - Пока меня тут не будет, постарайся найти тут кого-то из своих знакомых или подружек своего возраста. Соберитесь все до кучки, а я потом вас найду и присоединюсь.

   - А как долго ты будешь висеть на телефоне? – судя по её оробевшему голоску, на более дотошные вопросы с пристрастием она уже на вряд ли решится.

   - Пока не наговорюсь, – я наконец-то взглянул в её выбеленное личико и заставил его слегка посереть, когда выдал (не специально!) растянутую ухмылочку безумного Джокера. – Поэтому, будь хорошей девочкой. Сделай мне приятное хоть раз в жизни.

   После чего, сделал почти приятное ей. Прикоснулся горячей ладонью к её отштукатуренным щеке и скуле ласковым жестом доброго, но дико безумного папочки. Не знаю, что она увидела в те секунды в моих глазах, но, судя по её реакции, что-то во истину жуткое и смертельно пугающее. Странно, что не отшатнулась от меня, как от прокажённого, хотя, скорей всего, её просто парализовало, пригвоздив намертво к месту.

   Ну а потом, я начисто забыл о её существовании, стоило мне отвернуться и сделать несколько целенаправленных шагов в сторону выхода из ресторана.

   Не скажу, что в тот момент меня накрыло окончательно и беспросветно. Это произошло намного раньше, как только я увидел Стрекозу после стольких мучительных без неё дней. Никогда бы в жизни не подумал, что меня будет так ломать из-за кого-то. И неважно, что этот кто-то – Алька Сёмина, самая обыкновенная девчонка первокурсница, которая каким-то загадочным образом сумела пробраться мне под кожу и в кровь, отравив на клеточном уровне всю мою сущность и разворотив ко всем чертям одержимую ею душу. И, судя по ощущениям, засела она там настолько крепко, что про долго уже можно и не говорить. Всё равно, что носить с собой денно и нощно частичку треклятого ада, выжигающего изнутри своим испепеляющим пламенем каждый раз, когда мои мысли возвращаются к ней, а моё тело выкручивает и разбивает внутренней лихорадкой, когда ему запрещают к ней прикасаться. Когда между нами воздвигают неприступный барьер в виде непреодолимого расстояния, либо, как сейчас – в лице моего дражайшего родителя.

   Но, кто сказал, что я намереваюсь терпеть это и дальше? Мне с лихвой хватило и последних дней, в особенности вчерашнего и предыдущей ночи, в которых я буквально выживал, гуляя по самому краю обрыва над чёрной бездной, откуда (в чём я уже нисколько не сомневаюсь) никто не возвращается. А ведь мог и сорваться, и даже это чувствовал, а может и хотел, где-то на очень глубоком подсознании. Не исключаю, что избежал последнего, потому что сумел заснуть, перебравшись из кресла на кожаный диван и уже там отключившись на несколько часов под прессующим гнётом бредовых сновидений (или видений). Но даже во сне меня продолжало ломать и перемалывать. Хоть и проспал я на удивление долго, но чувством физической разбитости придавило меня после пробуждения на редкость исключительным. Такого убойного дропа я не испытывал, наверное, даже после самого сильного алкогольного отравления. Вроде ничего физически не болело, но... ощущение было такое, словно болело как раз всё подряд, включая волосы на голове и самые глубокие в организме косточки. Как будто меня до этого разнесло на мелкие кусочки, которые потом обратно собрали, аккуратно сшили и немножко обкололи обезболивающим, действие коего уже начало сходить на нет.

   Умереть хотелось буквально на месте и сразу же, но с тем же самым, именно это и помогло мне заставить себя встать на ноги и добраться до ванной. Не даром говорят, если ты чувствуешь боль, значит, ты ещё живой. На счёт чужой боли, не знаю, но не исключаю и данного факта. Поскольку не думать о Стрекозе у меня никак не получалось, впрочем, как и не ощущать её фантомной близости. Ибо как раз из-за этих ощущений меня так и выворачивало все эти дни (если уже не целые недели). Она была не то что рядом, в виде незримого призрака и оставленных ею на мне следов-прикосновений, а уже во мне. Будто она пряталась внутри моего собственного тела, забираясь в мою голову, обволакивая присущей лишь её телу аурой физического эфира и... Всё. Никаких гвоздей. Так просто и естественно, словно она давно там и жила, просто ждала нужного часа и момента, когда было можно активироваться и сжать моё сердце своими осмелевшими ладошками...

   Бл*дь!.. Откуда это? И почему действительно так невыносимо больно? Причём эта боль разрастается ещё больше и глубже, достигая запредельных граней, стоит только Альке появиться где-то рядом - врывшись в мою жизнь и в меня ослепляющей вспышкой Сверхновой. Обычно, после такого не выживают. Но, видимо, поэтому так и больно, потому что я выжил и собирался бороться за свою жизнь и свои права дальше. Если что-то меня и убьёт, то только не это. Уж кто-кто, а ты меня точно не убьёшь, даже если и будешь пытаться. Как, впрочем, и попыталась за эти два дня. Нет, моё золотце. Ничего у тебя не выйдет. И не надейся. Сегодня уж точно.

   Можешь даже попробовать спрятаться от меня, штырнуть побольнее своим презрительным взором, обвиняя не пойми в каких смертных грехах или встать за спину Стрельникова-старшего, думая, что он сумеет тебя как-то защитить. Нет, моя Стрекозка. Даже не пытайся. Ты мне за всё ответишь. И за вчера, и за сегодня, и даже за завтра...

   Я действительно ни черта не видел перед собой, пока шёл по давно изученному мною маршруту (на благо в “Зимней Вишне” я успел в своё побывать предостаточное количество раз, поскольку она была отстроена нашей компанией почти десять лет назад). Двигался больше по инерции, не сбавляя скорости и позволяя своему телу самому “выбирать” правильную дорогу. На деле же, я просто обходил зал ресторана снаружи, чтобы зайти в нужный коридор с чёрного хода. Они тут понатыканы везде буквально у каждого сервис-заведения или административного крыла. Единственное – нужно было проделать неслабый крюк, но я должен был успеть обойти его по любому и как можно скорее. Иначе... Не представляю до чего дойду иначе...

***

- Далеко собралась?..

   Но я же не мог настолько облажаться. Я не мог тебя не чувствовать, как и не знать, где ты сейчас. Этим-то как раз и сводило с ума сильней всего. Находится так близко, всего в нескольких метрах и не иметь никакой возможности дотянуться/прикоснуться.

   Тут уж действительно выкрутит все извилины, а тело растрясёт до болезненной ломоты в костях. Я и без того чуть не расцарапал себе ладони, пока сжимал что дури пальцы в кулаки в карманах брюк, привалившись спиной и затылком к стене и пытаясь вслушиваться в едва различимые в скрытой уборной звуки. Пытаясь выделить из них тебя – твои движения, твоё дыхание... твой стук сердца...

   Знаю... Чистое сумасшествие, но... это единственное, за что я сейчас держался и благодаря чему так до сих пор ничего безумного и не вытворив. Только благодаря тебе. Твоей близости, удерживающей меня от тебя на этом треклятом расстоянии!

   Видимо, к тому моменту, когда ты наконец-то вышла из туалета, я и достиг критического предела своей слетевшей с катушек одержимости. Просто рванул в твою сторону на подрезавшей меня импульсной волне, практически толкнувшей на тебя как изнутри, так и снаружи. Наверное, мне и хотелось в эти мгновения просто до трясучки накрыть тебя собою всю, с головой, до самой последней клеточки тела и души. Чтобы ни вырваться не смогла, ни хотя бы закричать о помощи. И при этом с чёткой ясностью понимая, что это уже всё. Обратной дороги и выхода не будет. Так просто я тебя уже не отпущу. Будет надо, сам, буквально заберусь тебе под кожу, как это сделала ты со мной, чтобы мучать и истязать в любое время суток, где бы ты при этом не находилась физически и насколько далеко от меня.

   - Кир?.. Ты с ума сошёл?..

   - А что, бл*дь? Не видно?!

   На благо, за последние минуты мои глаза свыклись с окружающим полусумраком коридора и мне не нужно было напрягать зрение, чтобы увидеть во всех мельчайших деталях её перепуганное до смерти лицо. И глазища. Раскрывшиеся до возможных пределов и почти почерневшие из-за сильного испуга и темноты. Но меня всё равно долбануло по мозгам при их виде, слегка ослепив и даже дезориентировав в пространстве. Хотя, на последнее мне уже было насрать. Мне достаточно было и того, что я уже держал тебя в своих руках, развернув на себя лицом и склонившись впритык, будто изведённый диким голодом коршун над зазевавшимся кроликом.

   - А если кто-то увидит?.. Он же здесь... Ты что... ушёл за мной прямо на его глазах?..

   Господи, никогда бы не подумал, что подобные вопросы будут врезаться мне под кожу дробящими лезвиями, полосуя рассудок и нервы снова и снова, удар за ударом, без остановки и возможности отдышаться. Причём до такого предела, что уже хотелось взреветь и сотворить нечто дичайшее и несовместимое с разумной волей.

   Это что-то за гранью... Даже не знаю, как это назвать. Почти уже сойти с ума... Держать тебя так близко к своему сердцу, к своей полыхающей от невыносимой боли душе, прекрасно понимая, что только ты способна её унять или снять этот лихорадящий жар и с тем же... Хотеть и убить, и украсть у всего мира одновременно. Сделать не менее больно, чем ты сделала мне, а потом добить нежностью и ласками, на какие я только вообще способен или, наоборот, не способен...

   Я точно свихнулся... Другого объяснения банально не нахожу.

   - Я сошёл с ума? – о-о, как мне хотелось проорать это тебе в глаза, со всей дури сжав твою лебединую шейку своими трясущимися ладонями. Но я только прохрипел, сдавленным в трохее рыком, вырвавшимся болезненным выдохом в твоё лицо, прямо в твои приоткрытые губки... Разве что не взвыл, пусть и тянуло, просто до безумия.

   Зато от другого соблазна так и не сумел удержаться, припечатав твоё такое шикарное бл*дское тело к ближайшей стенке, прямо у дверей туалета, навалившись сверху, чтобы, не дай бог, даже дёрнуться не смогла или хотя бы пискнуть.

   - А, знаешь, ты ох*ительно права! Потому что-таки да! – и по-другому это точно не назовёшь, тем более, когда сил сдерживаться почти уже не осталось. Да и не хотелось мне (ВАШУ МАТЬ!) сдерживаться! После всего того ада, что мне пришлось до этого пережить!

   С каким наслаждением я теперь мог оплести твоё оцепеневшее личико своими пальцами, одновременно и лаская, и дурея от тех ощущений, что сливались в моей коже в рецепторах вместе с моим зудом. А вдыхать со столь близкого расстояния твой одурманивающий запах, а прижиматься и вжиматься в тебя такую податливую и до безумия реальную, мечтая охватить тебя абсолютно всю, до самой последней клеточки, слившись в одно целое и неразрывное...

   - Ты меня не просто сводишь с ума! – и уже хрипеть прямо в твои дрожащие губки, вдавливаясь быстро твердеющим членом до острой боли в разбухшей головке в твой живот и очень чувствительный лобок. Да у кого вообще после такого останется хоть капля здравого разума в голове? – А буквально... доводишь до ручки... И только попробуй сказать, что не чувствуешь того же! Что не ждёшь, чтобы я тебя вые*ал прямо здесь и сейчас!

   - Ты... ненормальный!.. – какое жалкое подобие на отпор, упереться в мою грудь немощными кулачками и даже жалобно всхлипнуть. Только не выглядишь ты сейчас на стопроцентную жертву насилия. Почему не кричишь и не отбиваешься? Почему в твоих глазах, кроме дрожащей пелены чуть набежавших слёзок разрастается эта зыбкая дымка столь знакомого мне сумасшествия?

   Потому что, да, моя девочка! Это такая же одержимость и такое же срывающее все блокираторы с тормозными колодками сладкое безумие, которыми пробирает до мозга костей и меня. От которых в голове лопаются бурным фейерверком жалкие остатки человека разумного, охватывая эрогенным пламенем как тело, так и ничтожнейшую сущность. Взрываясь остервенелой похотью и греховной пульсацией практически везде, где находятся нервные окончания – от спинного мозга и вплоть до кончиков пальцев рук и ног.

   - Не больше твоего! Просто признайся... скажи мне правду! Ты меня хочешь?

   Меня уже просто трясёт. Я больше ни черта не вижу, не слышу и не чувствую, кроме своей Стрекозы. Она единственное в этом мире, на чём сосредоточено абсолютно всё моё внимание, к чему тянется моё безвольное тело и кровоточащая уже который день подряд жалкая душонка.

   - Хочешь, чтобы я тебя вые*ал? Я же вижу, что хочешь... Нет... – с исказившей моё лицо циничной ухмылкой я отрицательно качнул головой. – Не просто хочешь, а едва не кончаешь от одной только мысли об этом... Я же это вижу и... да... чувствую...

   Сжав обеими ладонями твою маленькую головку, уткнувшись лбом в нежную переносицу... зачитывая прямо в губки свои бредящие заклятия...

   Это сильнее нас. Этому невозможно противостоять. Оно и есть то, во что мы превратились далеко не вчера и не сейчас. В смертельную для любого из нас одержимость. В обезумевшую страсть и ничем не подавляемую похоть. В нечто большее, у чего не существует словесного определения. То, что является только нашим, общим, единственным в своём роде...

   Ты всхлипываешь в мои губы мне в ответ, и меня срывает окончательно. Будто долгожданная звуковая команда, оглушающим выстрелом по нервам и перевозбуждённым эрогенным точкам. Острая судорога бьёт в головку члена, едва не взрываясь болезненным оргазмом, и я не выдерживаю. Накрываю полностью твой рот своим, прорываясь в его сладкую глубину атакующим языком. И плевать, что, скорей всего, его совсем недавно целовал мой отец или... того хуже... Ты брала им его полувялый пенис. Я просто это сделаю... Сотру ко всем херам собачьим каждый оставленный им след, каждую метку или попытку тебя заклеймить. Сейчас ты будешь чувствовать только меня! Сходить с ума только по мне!.. Я просто заставлю тебя всё это пережить и прочувствовать. То, что ты МОЯ! ТОЛЬКО МОЯ!

   И после этого скажешь, что я обманываюсь и сам себя накручиваю? Что весь твой недавний отпор не закончился вынужденным поражением? И ты цепляешься сейчас за мои плечи жадными пальчиками совсем не от желания раствориться в нашем обоюдном безумии и не отвечаешь на мой поцелуй столь же неистовым напором?

   Хотя для нас и без того всё другое кажется совершенно неважным – безумно далёким, за пределами недосягаемого никем и ничем нашего общего мирочка. Маленького клочка рая, ставшего средоточием нашего обоюдного существования. Только наши тела и слившиеся в одно целое сущности. Наши сомкнувшиеся в жадном поцелуе губы и не уступающие в откровенных атаках-погружениях языки, настолько глубоком и бесстыдном, что я уже готов был кончить лишь от одного твоего ответного толчка у меня во рту или ещё более возбуждающего движения по моим воспалённым рецепторам.

   Какой-то хлопок или очень похожий на него звук застал нас врасплох не в самый подходящий для этого момент, заставив нас обоих вздрогнуть и прерваться всего на несколько секунд. Долго не думая (и не дожидаясь, когда до нас дойдёт кто-то из непрошенных гостей), я потащил тебя к ближайшим от уборных дверям то ли хозяйственной кладовой, то ли самого обыкновенного чулана. На благо они запирались изнутри на щеколду, что я и сделал, как только мы очутились в ещё более тёмном помещении с проникающим сюда очень тусклым светом из подпотолочных окошечек.

   И за всё это время, ты не проронила ни звука и не выказала хоть какого-то негласного сопротивления, оглядываясь испуганно по сторонам и одновременно прислушиваясь к тому, что происходит за окружающими нас стенами не очень удобной для интимного общения комнатки. Хотя на удобства мне сейчас было банально начхать. Меня сейчас трясло вовсе не от страха быть пойманным с поличным на месте преступления (и тебя по ходу тоже). Я бы с радостью убил того, кто нас только что шуганул с облюбованного нами пятачка, пусть и понимал задним умом, насколько сильно мы там рисковали и до какой степени у меня сорвало крышу, если я успел напрочь забыть о нашей с тобой безопасности.

   - Может лучше... всё-таки вернуться? Это... очень плохая идея... – твой дрожащий, сбитый от учащённого дыхания шёпот где-то у моего плеча прозвучал отнюдь не отрезвляющим сигналом к выдвинутому тобою предложению. Про исходящее от тебя тепло и слишком опасную близость можно и не говорить. Даже передышка в несколько секунд не дала мне ни единого шанса на очнуться и наконец-то прийти в себя. Попади мы сейчас в подвал или на грязный чердак, меня бы и это не остановило. Боюсь, рядом с тобой такое в принципе невозможно, особенно после всего, что мне уже пришлось по твоей вине пережить.

   - Да, конечно... мы обязательно вернёмся... – я тебе это так и сказал, прямо в губы, когда опять к тебе обернулся, когда обхватил твоё прохладное личико немеющими от сумасшедшего желания пальцами и когда всего через один шаг или полтора прижал тебя снова к ближайшей стене меж высокими стеллажами. А ты после этого лишь немощно выдохнула-всхлипнула, задрожав ещё сильнее и вновь беспомощно вцепившись в мои рукава на локтевых изгибах. А как блестели в полусумраке твои расширенные до предела глазки...

   - Как только очень сильно этого захочешь... Но не раньше того, как я в тебя кончу... – боже, какое же это упоение, вбирать собственной кожей, нервами и воспалёнными эрогенными сенсорами твою сладкую дрожь. Твой очередной немощный всхлип. Твою неудавшуюся в который раз попытку к сопротивлению. И в особенности твоё тело... Дурея ещё больше, чем до этого и едва не шипя от боли при новой острой судороге, резанувшей со всей силой по члену и очень чувствительной головке, вжавшейся в слишком тесную для неё ловушку брючной мотни.

   Но, похоже, я готов вытерпеть и не такое, только за возможность снова тебя чувствовать, снова прикасаться и брать. Так, как хочу этого я. Как нравится мне, наблюдая и пропуская через себя каждую твою ответную реакцию.

   Я бы с радостью сорвал с тебя и это треклятое платье, и эти грёбаные украшения, с неописуемым наслаждением расцарапывая о них свои ладони и слушая, как немощно трещит под моими пальцами не такая уж и хрупкая ткань. Но я ещё не настолько свихнулся, чтобы не понимать, чем это чревато. Поэтому довольствуюсь малым. Скольжу изголодавшейся по твоему телу рукой, по знакомым изгибам нежной шейки, по частично прикрытому массивным колье декольте, вскоре сминая всей пятернёй налившуюся желанием левую грудку прямо поверх чашечки корсета и верхнего слоя прозрачного лифа. И сам чуть не выдыхаю звериным рыком в твой ротик, когда ты несдержанно вздрагиваешь и беспомощно всхлипываешь, неосознанно выгибаясь навстречу моей руке и к моему животу.

   Меня опять простреливает ослепляющим и отупляющим разрядом остервенелого возбуждения, но я каким-то чудом всё-таки сдерживаюсь, продолжая планомерно выстраивать свои изощрённые пытки. В этот раз лишь слегка касаюсь губами твоего задыхающегося рта, но очерчиваю его змеиным скольжением языка куда ощутимее и бесстыднее, тут же впитывая эрогенные приливы греховного сладострастия, завибрировавшие в твоём дыхании и дрожащем теле с более осязаемой силой. После чего снова давлю в себе сумасшедшую вспышку одержимого соблазна – смять тебя в своих руках со всей дури, до пугающего хруста в костях и суставах, до твоего протяжного крика-мольбы о пощаде...

   Ладно... Не сейчас... Не сегодня... Пусть ты и не заслужила. Но нежностью тоже можно наказывать...

   Что я и делаю. Рисуя кончиком языка по контуру твоей нижней губки, спускаясь к подбородку, пока пальцами второй руки погружаюсь в густую гриву аккуратно выплетенной причёски на затылке, чтобы оттянуть за них голову и наконец-то добраться до твоей шейки. До пульсирующей жилки на тёплой коже. Слизывая твой вкус и аромат с острыми микрогранулами солёного пота. Вычерчивая языком похотливые узоры своей ненасытной жажды обладания и пропуская их упоительную отдачу вместе с твоими сбивчивыми вдохами-выдохами и импульсной дрожью жгучей пульсацией по головке члена.

   На благо, корсет хоть был не из кожи и не из настоящих пластин китового уса, так что нащупать под его чашечкой сосок и сжать в полсилы, одновременно прикусив твою шейку над плавным изгибом трапеции, не составило никакого мучительного труда. Пусть и хотелось разорвать его по шву вместе с платьем ко всей ебеней фени. Зато каким томным был твой несдержанный стон, и как ты после этого плотнее прижалась низом своего живота к моему паху. Даже в яйцах сладко потянуло, когда ты так развратно потёрлась о член и мошонку, буквально приглашая в святая святых своего истомившегося лона... Бл*дь! Так недолго и сорваться, тем более, когда прекрасно понимаешь, что на долгие прелюдии у нас банально нет ни времени, ни нужных условий.

   Поэтому я так скоро и сдаюсь, больше не в силах терпеть начатую собственными руками вступительную игру. В последний раз сжимаю упругое полушарие груди, но только для того, чтобы скользнуть ладонью по головокружительному изгибу твоего бл*дского тела и без лишних усилий отыскать на юбке дурацкого платья тот вызывающий разрез, который не давал мне покоя с того самого момента, как только я тебя здесь увидел. А там уже и до скрытых до этого бёдер добраться не составило никакого труда. С несдержанной похотью впиваясь в соблазнительную форму идеальной ножки пальцами и без какого-либо намёка на наличие стыда, оставляя на ней свои “грязные” следы по всему её крутому подъему. Да! Свои осязаемые метки. Снимая вместе с ними ничем непередаваемые ощущения при соприкосновении с гладкой кожей и... горячей линией промежности у кромки кружевных трусиков. А как тебя затрясло в ответ, когда я протиснулся по прикрытой тонкой тканью поверхности припухших половых губок дальше, вглубь меж стиснутых бёдер. И как быстро эта ткань пропиталась твоими греховными соками, стоило мне чуть сильнее надавить и потереть по очень чувствительному углублению, куда так рьяно сейчас рвался мой одеревеневший в штанах член.

   У меня у самого сбилось дыхание и ещё сильнее помутнело в голове, при чём от всего сразу. И от твоего очередного стона, и эрогенной лихорадки твоего податливого тела, и от собственных болезненных “ожогов” по коже и под оной от каждой новой вспышки разрастающегося возбуждения. Кажется, я уже и не соображал, что творил, хотя и контролировал любое из своих последующих движений-действий, вроде бы и спонтанных, но до невозможности сдержанных. И то, что я опустился перед тобой на колени, не то что осмысленное, а скорее подсознательное рвение обезумевшего растлителя – сделать завоёванной мною богине максимально хорошо.

   Приспустить по бёдрам трусики, моментально дурея от новой дозы убойной эйфории в виде представшей моим глазам совершенной картинки возбуждённой киски и её умопомрачительного аромата. После чего припасть жарким вакуумом ненасытного рта к линии-отпечатку “кружевного” рисунка, оставившего на нежном треугольнике лобка грубый оттиск временной метки. Пройтись по нему языком, развратным скольжением змия совратителя, от выступающей косточки таза до более интимных точек припухших половых губок и в конечном счёте задержаться у центральной линии самого желанного греховного вожделения – уже такой до боли знакомой, горячей и мокрой с солоновато-кислым привкусом моей спускающей девочки. Тут уж воистину потеряешься и в реальности, и в пространстве окончательно, не зная, что делать дальше. Либо наконец-то высвободить свой уже вот-вот готовый кончить член, либо продолжить эту безумную для нас обоих пытку дальше. Заскользить языком по упругой вершине твоего клитора и ещё дальше, пока мой палец беспрепятственно проникает в твоё влагалище, растирая очень влажные и напряжённые от возбуждения стеночки и одновременно массируя-надавливая на самую чувствительную и очень гладкую “точку”.

   Ты реагируешь практически сразу же, кое-как удержавшись, чтобы не вскрикнуть в полный голос. Но эти участившиеся стоны, эту то нарастающую, то ненадолго утихающую дрожь во всём напряжённом теле не спутаешь ни с чем. Как и хватку твоих беспомощных пальчиков, вцепившихся в мои волосы в столь интимном и таком личностно-откровенном порыве. Из-за чего хочется проникнуть в тебя ещё глубже, но далеко не пальцами, усиливая атаки рта и языка в более изощрённых поцелуях и ласках. Заставляя тебя дышать ещё чаще, а немощно всхлипывать-стонать – ещё громче.

   Я и не думал останавливаться, даже когда твоё напряжение достигло критического предела и когда по твоему телу пошли знакомые судороги неслабого оргазма. И когда ты непроизвольно зажала свой рот ладошкой, чтобы заглушить рвущийся из горла далеко неподдельный крик греховного наслаждения. Хотя, вскоре, я сам тебе в этом помог, когда резко встал и выпрямился, одной рукой обхватывая твой затылок, а второй поспешно расстёгивая ширинку на своих брюках. Правда, твой стонущий ротик я накрыл своим немного раньше, погружаясь в него буквально сразу чуть онемевшим языком, ещё сохранившим головокружительный вкус твоей ароматной киски. Зато вошёл в тебя, как по маслу, успев уловить чувствительной головкой члена едва уловимые сокращения-спазмы всё ещё кончающей вагины и её такие тугие чуть затвердевшие-“загрубевшие” стенки-тиски. Да и ты, само собой, не осталась в стороне, ухватившись за мои плечи, будто тонущий посреди шторма за единственный спасительный буй, прижимаясь ко мне ещё плотнее и бесстыдно толкаясь-насаживаясь на мой член, подобно в конец потерявшей стыд и срам озабоченной бл*душки.

   Наверное, проще свихнуться, чем выдержать обоюдное безумие такой силы и таких масштабов, как наше. Но в те секунды, накрывшая нас обоих обжигающим коконом запредельная, ещё и общая эйфория, реально достигла граней чего-то пугающе невероятного и ни с чем несопоставимого. Когда сливаются и плоть, и сущности в одно целое, раскрываясь друг перед другом (или друг в друге) неведомыми нам ранее сторонами и возможностями, выбирать, как говорится, просто не из чего. Либо тонуть в этом откровенном безумии дальше и глубже, до абсолютно неизведанного для нас двоих исхода, либо... Что? Остановиться и сбежать? Серьёзно? Прямо сейчас?

   Когда я только-только ускорил и усилил толчки проникновения члена, практически уже больше ни о чём уже не думая, а полностью погрузившись и телом, и душой в эти одуряющие ощущения и в тебя, сконцентрировавшись только на своих и твоих движениях и растущей агонии охватившей нас истомы. Мне даже плевать, если в этот самый момент начнётся сильнейшее землетрясение или всю гостиницу охватит пожар. Меня уже ничто не остановит, пока я держу в своих руках свою девочку и заставляю её тело “умирать” в нашем первозданном грехе на глазах у всех завистливых богов. Пока чувствую тебя всеми оголёнными нервами собственного естества и обострёнными до смертельного предела сокровенными эмоциями.

   Но даже в таком мало что соображающем состоянии, я умудряюсь контролировать каждое из своих движений, улавливать любой сорвавшийся с твоих губ беззвучный всхлип или едва коснувшеюся твоих напряжённых мышц эрогенной дрожи. Прерывая наши голодные поцелуи только для того, чтобы насладиться неописуемым выражением твоего умирающего личика. И, кажется, я готов любоваться этим целую вечность, если бы у нас сейчас было на это время. Если бы я мог останавливаться снова и снова, чтобы не дать тебе кончить ещё очень и очень долго.

   Жаль, что мы оторваны от всего мира только в эти до боли скоротечные минуты, в пределах этого дурацкого чулана. Хотя и здесь мне удаётся сделать невозможное. Украсть тебя пусть и на столь ничтожно короткое время у всех и вся. Заставить почувствовать только моей, хотеть только меня, извиваться на моём члене и отдаваться полностью только мне.

   Может поэтому я и не хочу больше сдерживаться, пусть и понимаю, что предстоящий разрыв неизбежен. Уже буквально начиная в тебя вбиваться, до будоражащих звуков из возбуждающих хлопков-ударов и накаливающегося до максимума сексуального напряжения. Тебя чуть ли не сразу начинает выгибать, заражая и меня не менее мощным приливом нарастающего удовольствия, выжигающего на своём пути всё разумное и сознательное. Наши стоны сливаются, как и нервные окончания наших тел, сущностей и единого сумасшествия. Как и наша одержимость друг другом, проросшая один в другого в одно целое. Я чувствую и поглощаю всесметающую вспышку твоего абсолютного апогея ещё до того, как тебя начинают атаковать первые конвульсии невероятно сильного оргазма. Я и кончаю, пока только ментально, вместе с тобой, каким-то чудом сумев удержать тебя на весу одно рукой, а вторую прижав к твоему лобку в тот момент, когда ты вытолкнула из себя мой член. Горячие струйки эякулярных соков тут же оросили мою ладонь обильными порциями, так сказать вовремя. Я успел перенаправить их на внутреннюю поверхность твоего бедра, дурея от твоих конвульсивных спазмов и лихорадящей дрожи ни с чем несравнимого наслаждения. Ты и держалась сейчас на ногах кое-как только благодаря мне, продолжая кончать и беспомощно цепляться за мою взмокшую под рубашкой и пиджаком спину. И всё ещё кончала, когда я наконец-то смог снова в тебя войти и всего через несколько ударов излиться, наконец-то соприкоснувшись вместе с моей девочкой эпицентра нашего истинного Абсолюта. Взорваться общей сверхновой, достигнув предела всех пределов. Став единым, одним, совершенным...

***

Куда страшнее, оказывается, резко трезветь и приходить в себя. Особенно в момент неминуемого разрыва. Когда руки и кожа, каждая обострённая стократно эмоция и чувство осязания ещё не успели остыть от ощущения твоего тела, физического тепла и умопомрачительной близости, а твой вкус и запах буквально въелись в мои собственные клетки – резкая потеря всего этого бьёт по голове наотмашь похлеще самого тяжкого похмелья.

   Я и сам не понял, почему вдруг тебя отпустил. Ты ведь сказала, что тебе теперь срочно надо в туалет приводить себя в порядок, а мне будет лучше вернуться поскорее обратно в зал ресторана, пока там все не хватились нас обоих. Только я так никуда и не пошёл. Банально не смог. Заперевшись снова изнутри в чулане, а потом медленно скатившись спиной по двери на холодный пол. А остыть мне сейчас требовалось, как никогда.

   Бл*дь! Я накрыл лицо всё ещё дрожащими от недавнего перенапряжения руками, сгорбившись над раздвинутыми коленями, о которые облокотился в позе размазанного по стенке ни на что ни годного мыслителя. На остальное, похоже, сил у меня уже не осталось. Будто всё, что накопилось за эти дни, всё до последней капли отдал ей. Даже не могу заставить себя подняться, чтобы снова выждать её в коридоре. Если она не захотела говорить со мной сейчас, с чего я решил, что она сделает это погодя? Я же не мог этого не почувствовать. Её взявшуюся буквально из ниоткуда отчуждённость, преобразившуюся в одно мгновение в воздвигнутую между нами невидимую преграду расстоянием в непреодолимую пропасть. Именно тогда меня этим и шарахнуло, будто пушечным ядром. Когда я пытался прижать твою голову к своему плечу, а губами зарыться в мягки шёлк волос над твоим лбом, чтобы ещё немного побыть вместе в этом опьяняющем забвении, как мы всегда до этого и делали в моей квартире...

   Но ты просто от меня отстранилась, разве что не оттолкнула. Хотя, вполне возможно, что так бы и сделала, прояви я чуть больше настойчивости. Пробормотала, что теперь тебе снова надо в туалет, при этом стараясь не смотреть мне в лицо и упорно делая вид, что занята поисками брошенной куда-то на пол сумочки и внешним видом своего “бального” платья почти состоявшейся Золушки. Единственное, сбежала отсюда, так ничего после себя и не потеряв/не оставив. И ничего не сказав мне напоследок. Будто меня тут и не было, а того, что между нами произошло – и подавно.

   Всем этим меня и долбануло со всей дури. Осознанием, что меня только что банально поимели, после чего благополучно киданули, как какого-то недалёкого поцика, не посчитав за должное объяснить, что, да почему. Я так всех своих прошлых подружек и любовниц не кидал, если уж вспомнить навскидку. Ну, может быть за самым редким исключением. И то, это вполне объяснимо. Мы с ними были друг другу никем, встречными-поперечными на одну залётную ночь. А тут...

   Просто вильнуть передо мной хвостиком после двух дней необъяснимого молчания, а потом ещё и после этого?..

   Конечно, меня огорошило по самое не могу. Да и что я вообще мог думать после такого? Тут уж ни одно оправдание не подойдёт и не впишется. А ловить тебя снова прямо сейчас, чтобы вытрясти хоть что-то разумное или близкое к логическому твоему поведению объяснение?.. Наверное, это оказалось сложным даже для меня. Вернее, для моего последнего состояния.

   Я и заставил себя подняться на ноги ещё нескоро. Даже слышал, как открывались и закрывались двери в коридоре вместе с неразборчивыми фразами чьих-то голосов и мелодичным гулом сильно заглушённой музыки из зала ресторана. Похоже, внешний мир всё-таки пытался до меня добраться, а ты, в один из этих моментов уже успела в него упорхнуть... Сбежать к Нему... после того, как я тебя здесь...

   И как мне прикажете возвращаться? Да и не хочу я НИКУДА возвращаться! Для чего? НА КОЙ? Чтобы наблюдать со стороны, как ты пляшешь вокруг моего отца преданной собачкой? Простите, на такое зрелище мне не хватит ни сил, ни вообще чего-либо. Мне их и сейчас уже ни на что не хватает. Только на одно единственное желание, дёрнуть отсюда ко всем херам собачьим и ужраться где-нибудь до свинячьего визга.

   Но я всё-таки какого-то попёрся в этот треклятый зал ресторана, ещё и сделав для этого сумасшедший крюк по предыдущему маршруту. Какая, в принципе, теперь разница? С таким же успехом я мог просто слинять, никого не предупредив и ни перед кем не отчитываясь. К тому же, если так подумать, мне тут больше нечего делать. Срать я хотел на все запугивания Стрельникова-старшего. Он уже получил всё, что только сумел урвать от этой жизни, в особенности девушку, которую проще купить, чем выбить из неё что-то похожее на человеческое. Шлюхи они и есть шлюхи, а если ещё и бл*ди...

   - Господи, ты где так долго был? Я уже сама собиралась тебе звонить?

   Ариночка как всегда отличилась недалёкостью, скорчив на своём кукольном личике слишком для неё неестественную озабоченность и даже проявив некое подобие супружеской заботы, когда “поправила” на моём пиджаке заметно перекорёженный воротник. Она и смотрела на меня с явным непониманием, что со мной не так, и почему я выгляжу таким “помятым”. Правда, в тот момент меня опять дёрнуло посмотреть в сторону Шевцовых и моего папеньки со Стрекозой. Я и до этого, едва вошёл в зал, в первую очередь отыскал взглядом их дальнюю компашку, чтобы убедиться, где и с кем сейчас “зимует” только что оттраханная мною Аличка. И, само собой, не ошибся. С кем же ещё, как не с Великим и Ужасным? Чем и резанула мне по “яйцам серпом” с не менее мощным рикошетом в голову. Наверное, я тогда даже слегка пошатнулся. По крайней мере, пол подо мной дрогнул нехило так, а перед глазами замельтешило пульсирующими разводами и пятнами.

   Пару минут точно потратил на то, чтобы отдышаться и заставить себя сойти с места. Хотя, сильней всего в те мгновения хотелось просто развернуться и рвануть обратно на выход, желательно не оглядываясь. Но я, как последний еблан, начал искать Арину и собранную ею группку из смутно знакомых лиц. Насколько знакомых конкретно для меня – выяснять совершенно не хотелось. Я и сам так и не понял, на кой к ним попёрся. Решил пройти все круги ада до самого последнего со свойственным лишь мне упрямством? Или отдать дань отцу за весь его исключительный шантаж?

   Вот и сейчас, стою рядом, кисло улыбаюсь на приветствия выряженных с иголочки мажорчиков и даже киваю головой (будто понимаю, кто чего говорит) и в упор не замечаю озабоченной Шевцовой. Она и выгадала прям идеальный момент, чтобы поправить мне воротник и причёску, когда Алина в десяти метрах от нас надумала повернуть к нам своё неестественно побелевшее личико. Охренительная ситуация. Стрекоза стоит чуть ли не в притык к моему отцу, тот придерживает её за талию со спины далеко не отеческим жестом, а меня обхаживает Ариночка. Если дело и дальше так пойдёт, боюсь, уже через пять-десять минут мой мозг превратиться в бесформенное месиво, и я-таки отсюда слиняю.

   Но прошло больше десяти минут. И я всё ещё оставался в этом грёбаном зале, поскольку так и не смог найти в себе сил уйти. И не потому, что ждал какого-то чуда. В его возможное явление я разуверился очень давно. Я просто не смог. Потому что это была ТЫ, твою мать! И одна только мысль, что я могу хотя бы просто быть рядом, просто смотреть на тебя, видеть тебя и осознавать, насколько ты реальна, удерживала меня на месте похлеще самых крепких цепей и титановых болтов. А может я решил заделаться мазохистом? Решил убедиться, какой же я на деле беспросветный долбоёб? Повёлся на сучку, которая предпочла моего отца несмотря на всё, что между нами было. Поскольку за всё это время она так ни хрена и не сделала. Не подала ни единого намёка или знака, что думает обо мне и что хочет со мной наконец-то поговорить. Вообще ничего. Может только несколько пугливых взглядов в мою сторону и то ненадолго. А потом... полнейший игнор. Плюс отсутствие какой-либо активности. Как какая-то полуживая кукла, приросшая красивым полипом к боку Стрельникова-старшего.

   А может я хотел дождаться, когда они наконец-то нарезвяться и уйдут отсюда. Поедут куда-нибудь на Котельникова, в любимую квартирку моего папеньки... В его обожаемую комнатку боли...

   - Кир, ты куда?

   Забавно, я рванул в сторону выхода, даже не сочтя нужным сказать о том, что линяю отсюда ни Арине, ни всем её полускучающим приятелям.

   - Подышать воздухом. Может и отлить. – я и оборачиваться не стал, бросив через плечо самое первое, что пришло скорее на язык, а не в голову. Хотя, по ровному счёту, мог вообще ничего не говорить. Ибо срать я хотел на каждого, кто тут находился, изображая уже который битый час жалкую видимость светской тусовки. На голливудских киноплощадках согнанная в бутафорских нарядах массовка из безликих статистов выглядит куда достовернее и более живой. Так что делать вид, что я как-то причастен к данному представлению ещё и отчитываться перед кем-то за свои действия и решения?.. – а не пошли бы все в сад или лесом!

   Правда, пошёл я. И то, в тот момент, когда шифоновый шлейф “подвенечного” платья Стрекозы, будто взмахнув невесомыми крылышками присвоенного ей образа-тотема, упорхнул за центральные двери парадного входа ресторана. Всего через пару шагов вслед за моим отцом. Ждать ещё дольше я и не стал. Не было никакого смысла. Если они отчалили отсюда вдвоём, значит уже навсегда. Во всяком случае, на этот вечер уж точно.

   Неужели я снова это делаю? Устраиваю за ними слежку? А чем я тогда занимался всё это время ДО этого? Мило щебетал с Ариночкой и её тупыми дружками-подружками? Ага, аж три раза.

   Даже очень свежий воздух октябрьской ночи не освежил моей головы и не прочистил мозгов ни на йоту. Тем более, что простоял на нём не так уж и долго, плюхнувшись вскоре на водительское сиденье своего фордовского Мустанга, подогнанного дежурным парковщиком, и что дури ударив по газам. Нагнать в пригородной черте знакомый отцовский Бентли довольно редкого окраса не составило для меня вообще никакого труда. И то пришлось выдерживать хоть какое-то безопасное между нашими машинами расстояние. Но даже в этом случае я ничуть не сомневался, что мою слежку успели вычислить ещё до того, как я отъехал от “Зимней Вишни”.

   Знаю, тупо и именно по-детски, но... Ни черта с собой поделать уже не могу. Это было сильнее любого здравого самосохранения и жило будто бы своей отдельной жизнью, подключаясь к моему телу в те минуты и часы, когда я уже банально не мог ни думать, ни принимать каких-то иных разумных решений. Чистая импульсивность на подсознательной интуиции. Хотя, на интуицию это тоже мало чем походило. На дурость, да, и ещё какую. На закипающее в крови бешенство рвущихся на волю внутренних бесов. Но уж точно не на разумное поведение и логически просчитанное мышление.

   Удивительно, что я почти больше получаса держал между нами заранее выбранную мною дистанцию, хотя трясти меня начало уже где-то через пять минут. И частично слепнуть, а потом и глохнуть от закипающего в крови адреналина, простреливающего периодическими очередями по нервам и постоянно слабеющим суставам. Ментоловым холодом тоже обдавало по спине и затылку довольно-таки неслабо. Но всё это так, цветочки, на общем фоне того Армагеддона, что творился сейчас со мной и во мне, и что невозможно было увидеть со стороны ничего не подозревающим взглядом. А творилось там много чего. И не переставало накручивать свой убойный аттракцион с каждой пройденной минутой всё ядрёнее и эффектнее. Даже дыхание сбилось на участившееся, будто я не за рулём сидел, а нёсся вслед за терракотовым Бентли на своих двоих. Причём совершенно не имея никакого представления, что я буду делать, когда наш кортеж наконец-то доберётся до конечного пункта назначения. Единственное, что знал точно, что в этот раз я не намерен отсиживать свои яйца весь остаток этой грёбаной ночи. Ну уж нет... Хватит с меня этого дерьма. Порезвились и хватит.

   Я и так слишком сильно затянул с этим маразмом. Пора уже всё и всех расставить по своим местам. Не хотите по-плохому? По-хорошему будет хуже...

   Правда, я всё равно не выпрыгнул из машины, как только понял, что отец выбрал отнюдь не центр города, зарулив в конечном счёте в жилой район с новостройками, где арендовал Алине двухъярусную квартирку. Не скажу, что испытал от этого должного облегчения, тем более что это ещё не значило ровным счётом ничего. Но и преждевременно геройствовать тоже не стал. Хоть какие-то остатки здравого рассудка во мне и оставались, при всё том абсурде, что мою слежку могла вычислить даже Стрекоза. Но я всё равно, по всем правилам классики жанра решил припарковаться с другой стороны общего двора, оцеплённого по кругу несколькими высотками, на приличном расстоянии от подъезда Али.

   Смешно, конечно, особенно учитывая нехилое дворовое освещение, но что делать. Кто на что, как говорится, учился. Зато мне как раз хватило, чтобы не натворить глупостей раньше времени. Потому что отец так и не вышел из своей машины и отъехал сразу же, как только фигурка Стрекозы в пышной до пола юбке и расклешённой бежевой накидке скрылась за дверьми её подъезда. А вот это действительно очень странно, если вспомнить, сколько на ней сейчас было навешено бешено дорогих драгоценностей. Я бы даже сказал, пугающе абсурдно.

   Ответы напрашивались сами за себя, но... Откровенно говоря, мне уже было абсолютно на всё это насрать.

   Тем более, что я сам не особо-то и шифровался, но и действия отца выглядели совсем уж откровенно ничем не завуалированными. Не догадаться, что он уже всё знал и продолжал разыгрывать начатую им же партию по заранее отработанному сценарию? – тут уж во истину надо быть полным кретином. Хотя, да, кретинизма мне не занимать. И особенно сейчас. Не продержавшегося в машине и трёх минут после того, как Бентли Стрельникова-старшего отчалил со двора в неизвестном направлении (а вдруг он решил заехать в ближайший супермаркет, чтобы подкупить Алиночке фруктиков, конфеток и бутылочку Мартини?).

   Плевать! И на то, кто куда поехал, и на то, что это могла оказаться одна из просчитанных моим папенькой ловушек. После того, что мне уже пришлось пережить, более худшего я и представить не мог. Худшее со мной уже сотворили, сделав из меня неврастеника и сорвавшегося с катушек ревнивца самого последнего уровня. Так что держите от меня сейчас подальше все острые предметы, да и вообще, всё то, что может послужить смертельным оружием.

***

- Кир? Ты с ума сошёл? Что ты тут делаешь?

   - Открой дверь, тогда я тебе всё и расскажу... во всех мельчайших подробностях!

   Так, значит, это я с ума сошёл?.. Хотя, да... Тут даже я соглашусь, поскольку и сам почти не помню, как добрался до её квартиры. Вначале с несвойственной мне скоростью добежав до подъезда и почти сразу же прошмыгнув в него благодаря чистой удачи в лице пожилой (явно страдающей бессонницей) дамочки с парочкой далматинцев, открывшей в этот момент двери и позволившей мне зайти, видимо, только благодаря моему брендовому костюмчику за пять тысяч евро. Как поднялся на лифте на нужный этаж, тоже плохо помню. Больше половины пути до дверей твоей квартиры выпало из памяти напрочь. Зато каким меня при этом бомбило состоянием – такое точно уже никогда не забудешь. Как и безумную вспышку снести ко всем чертям эту грёбаную дверь, поскольку разговаривать с тобой через неё и по домофону — это самое последнее, о чём я когда-либо мечтал за последние недели своей долбанной жизни.

   - Ты что... ехал прямо за нами? Он же мог...

   - Да, бл*дь! Я ехал прямо за вами! Не забудь придать своему голосочку побольше искреннего изумления, а то его тебе малость недостаёт. – не знаю, как я ещё не сорвался до крика, хотя уже и был на грани, сжимая что дури руки в трясущиеся кулаки и не лупцуя ими по обшитой кожзаменителем дверной панели только из-за недавно перенесённой мною травмы. Правда, это тоже ещё далеко не сдерживающий меня фактор. У меня ещё есть ноги.

   - Ты откроешь, или я сейчас просто снесу ко всем х*ям эту еб*ную дверь! Или подождём, когда кто-нибудь из твоих бдительных соседей вызовет полицию?

   Почти сразу же последовавшие за этим щелчки дверных замков резанули по моим перенапряжённым суставам ментолово-приторной анестезией. Я чуть было от резкого облегчения не выдохнул победный смешок.

   - Даже не думай вешать цепочку, потому что она тебе точно ничем не поможет.

   Но цепочки не было. Ты открыла дверь на куда большее расстояние, чем это мог позволить даже самый длинный трос-блокиратор. Правда, я всё равно не стал долго ждать, ударив по панели занывшей от не такой уж и старой травмы рукой и тем самым едва не выбив нараспашку эту грёбаную дверь. А ты только и успела, что вовремя отскочить чуть в сторону и назад вглубь прихожей, уставившись через зияющий проём в моё лицо напуганными до смерти глазёнками.

ГЛАВА седьмая

- Да что с тобой сегодня творится?

   - Со мной что творится? Серьёзно?! – в этот раз я не стал понижать завышенной громкости своего голоса, даже не заметив, как сделал несколько шагов вперёд, переступив порог квартиры и не сводя озверевшего взгляда с твоего обомлевшего от нешуточного испуга личика. В те мгновения говорить со мной на подобные темы, да ещё и в подобном тоне было крайне чревато. Казалось, я сейчас только и ждал подходящего повода, даже самого незначительного, чтобы сорваться.

   - Это ты, бл*дь, что творила и творишь все эти дни?

   Как ни странно, но мне хватило тех остатков здравого рассудка, что всё ещё продолжали меня сдерживать, а теперь ещё и толкнули на столь весьма просчитанный поступок. Захлопнуть за собой дверь, а потом ещё и закрыть на несколько оборотов внутреннего замка, намеренно заблокировав его от попыток открыть ключом снаружи.

   - Что я творила?

   Какая очаровательная непосредственность. Я обернулся, ошалело заулыбавшись и даже показательно выдохнув восхищённый её оригинальным ответом надрывный смешок.

   - Ну, да, конечно! Видимо, я всё себе это придумал, как последний конченный еблан закидывая тебя все эти дни смс-ками с безответными звонками, в наивном ожидании, когда же у моей красавицы проснётся совесть.

   - Мы же договорились с тобой, что не будем в эти дни созваниваться.

   - Так что, на смс-ки это тоже распространяется? Или ты всё это время находилась рядом с великим Инквизитором, не отходя от него не на шаг?

   Охренеть! Она ещё и смотрит на меня так, будто я реально какой-то псих, и всё, что она до этого делала – всего лишь пыталась держаться как можно подальше от меня на максимально безопасном расстоянии. Потому что у неё были для этого охренительно веские причины. Что тут непонятного?

   Вот именно! Абсолютно НИ-ХРЕ-НА!

   - Тебе-то какое дело, с кем, когда и сколько я находилась? Это же ты тащишься от экстремальных видов спорта, когда все эмоции и инстинкты на грани! И плевать, что в этот момент ты подставляешь кого-то другого, поскольку с тебя всё равно сойдёт, как с гуся вода. Или тебе было мало меня оттрахать пару часов назад буквально под боком своего отца? Не достаточно вставило? Захотелось продолжения банкета или подкрепить убойный приход чем-то более существенным?

   А вот это ну просто шикарнейший разворот. Даже у меня в голове малость закоротило, особенно от вида её резко изменившегося выражения лица. От того, как она на меня сейчас смотрела, постоянно отступая и пятясь в сторону арочного проёма гостиной каждый раз, когда я делал на неё свой очередной наступающий шаг. И, честно говоря, я просто обалдел. Одно дело, если бы это был один только интуитивный испуг со вполне объяснимым инстинктом самосохранения. Но, бл*дь!.. Такое ощущение, что это не она сейчас защищалась от моих обвинений, а, наоборот, атаковала претензиями, в которые не просто свято верила, но ещё и использовала, как веский аргумент к нескрываемой ко мне агрессии. Будто это я проштрафился по всем существующим показателям, и это я обязан за всё нести ответ.

   - Что, твою мать, ты несёшь? Совсем берега попутала? – господи, как я ещё за это время не сорвался и не схватил её... даже не знаю за что. За плечи, за горло?..

   Это уже походило на чистейший маразм.

   - Так по-твоему, я захотел тебя вые*ать, потому что решил подставить перед отцом? И ты всё это время тщательно шифровалась, как будто он и вправду ни о чём не догадывается?

   - Именно! Догадывается! И ждёт, когда схватит нас на горячем. А может ты и сам это всё специально сейчас провоцируешь? Поскольку иного объяснения твоим выходкам я не нахожу!

   - РЕАЛЬНО?! Я провоцирую? – я даже не заметил в какой из моментов мы перешли с очень громкой тональности повышенных голосов на очень громкие крики. По ходу, я и без того уже ничего не замечал и не понимал. Видел только перед собой перекошенное от возмущённой обиды лицо Стрекозы, её далеко не фальшивое ко мне отношение (как к какому-то безмозглому придурку) и понимал, насколько она сейчас от меня далеко. Даже когда ещё неделю назад в этой самой квартире она смотрела на меня, как на стопроцентное порождение ада и бездушного монстра, даже тогда я не ощущал между нами столь чудовищно огромной пропасти. А сегодня и сейчас...

   - Что-то ты до его прихода сюда так раньше не осторожничала, да и в ресторане совершенно не сопротивлялась. Может уже объяснишь, с какого перепугу ты вдруг так резко начала меня сторониться? Что он тебе наговорил? И что ты мне все эти дни не договаривала? А может просто передумала? Решила всё переиграть и перейти на сторону сильнейшего? А сегодня провернула ещё одно очередное из своих коронных прощаний, какими привыкла одаривать всех своих бывших хахалей?

   Я уже готов был поверить во что угодно, даже допустить мысль, что отец ей пригрозил открытым текстом. А, если вспомнить, каким впечатляющим даром внушения обладал Стрельников-старший, последняя версия может оказаться единственно верной и логически объяснимой. Но вот чего я никак не мог понять, так это её резко изменившегося ко мне отношения. Одно дело, просто сторониться меня из обострившегося чувства самосохранения (и не только своего) и совсем другое – смотреть мне в лицо, как на какого-то убийцу маленьких детей.

   - Да как у тебя вообще хватило наглости припереться сюда и выговаривать все эти мерзости прямо мне в глаза? Лучше бы я сразу тебя там послала, как ты того и заслуживаешь. Долбанный самовлюблённый эгоист! Не всех ещё из моего агентства перетрахал? Так почему бы тебе не пойти и не устроить разборки с Лунёвой и с сотней других перепорченных тобою девок? Списка, наверное, хватит на несколько жизней.

   Это точно уже ни что не похоже. У меня и без того, казалось, вот-вот должна была лопнуть голова, так ещё и Альке приспичило резануть по сердцу задрожавшим и надломившимся голосом от подступивших к её глазам слёз. И эта, бл*дь, непонятно откуда взявшаяся в её интонации и во взгляде обвиняющая меня во всех смертных грехах непомерная обида.

   - Так вот оно что! Тебе вдруг приспичило меня приревновать ко всем моим бывшим подружкам? И всего-то? Оказывается, собака решила порыться в моих прошлых грешках и каким-то боком прицепить их к настоящему? Ничего умнее придумать не смогла? – я снова сделал на неё почти крадущийся шаг, на самом деле сдерживая себя изнутри едва не до трясучки во всём теле. Мне не стоило ровным счётом ничего сократить между нами эти дурацкие два метра, чтобы наконец-то схватить её и...

   И что? Придушить, впечатать в ближайшую стенку? Разорвать в клочья?.. Или зацеловать до полусмерти?

   В этот раз она даже не шелохнулась, оставшись стоять на прежнем месте где-то в паре шагах от арочного проёма. И я лишь сейчас заметил, что мы уже находились в гостиной, частично освещённой временными лампочками из прихожей. Алька до моего появления, видимо, только и успела, что накидку с себя снять, да разуться (поскольку уж очень резко сократилась в росте после ресторана). Её, кстати, тоже сейчас трясло и далеко не слабо, вдобавок к едва сдерживаемым в глазах слезам и сжатым в кулачки ладошкам. Казалось, она и сама разрывалась от внутреннего соблазна наброситься на меня взбесившейся кошкой или, как минимум, залепить мне пару пощёчин.

   - Убирайся отсюда, пока я сама не вызвала полицию или... или не позвонила твоему отцу...

   А вот это было зря. Столь запрещённого приёма я мог ожидать от кого угодно, но только не от моей Стрекозы.

   - Да бога ради, звони! А хочешь, я сам его сейчас, наберу? Пора уже, вашу бл*дь, покончить с этим фарсом! Уверен, он где-то шастает тут рядом на подхвате. Только и ждёт подходящего момента. Или вы уже обо всём договорились заранее? Почему ты ничего мне не говоришь об этом? Что он тебе про меня натрепал, раз уже готов предоставить в любое время дня и ночи свою самую надежнейшую от меня защиту? Хотя, знаешь... Ты права! К чёрту это дерьмо! Если ты ему поверила прямо с ходу, не посчитав нужным узнать что-то от меня... Видимо, тебе просто нужна была эта зацепка, лишь бы меня наконец-то бортануть без какого-либо зазрения совести. Довольно удобно строить из себя невинную жертву в белых перчаточках, а во всём остальном обвинять неугодных тебе любовников.

   - Так это я сюда припёрлась посреди ночи и начала разборки на пустом месте только потому, что обиженному мальчику не ответили на его идиотские смс-очки? Вали уже, раз такой расклад тебя вполне устраивает. Видимо, тебе его только и не доставало для полного счастья, чтобы уйти от всего чистеньким и безупречным...

   Естественно, я развернулся и, почти не разбирая пути, на всех парах понёсся в сторону выхода из квартиры. Ибо, если я тут задержусь ещё на две-три минуты, то точно за себя не ручаюсь. Меня и без того колотило так, что в пору было сумасшедшую джигу отплясывать. Наверное, поэтому и промахнулся с первого раза, когда хотел схватиться трясущимися руками за дверную ручку и замок. А потом по сердцу резануло надрывным всхлипом Альки, хоть и сильно приглушённым (наверное, зажала рот или лицо ладонями), но таким болезненным, будто это ей только что без анестезии разломили несколько рёбер. Мне уж точно, поскольку ослеп я в те мгновения едва не до полной потери сознания, будто зашкаливающим разрядом высоковольтного тока по позвоночнику и через сердечную мышцу прогнали.

   Очнулся я уже в двух шагах от проёма гостиной, напрочь перед этим забыв, как сделал резкий разворот и, не чувствуя под собой ни пола, ни ног рванул в обратном направлении. Только и успел разглядеть тебя сгорбленную, дрожащую, обхватившую лицо растопыренными и скрюченными пальчиками, словно парализованными беспощадным параличом и, конечно же, вздрагивающую от сильных внутренних спазмов прорвавшегося на волю беззвучного рыдания. Даже услышала моё приближение не сразу. А когда всё-таки подняла голову и опустила руки, было уже слишком поздно. Я налетел на тебя в один сумасшедший рывок, жёстко схватив за предплечья и, почти не соображая, что творю, толкнул к ближайшей стене, едва не со всей дури припечатав к поверхности красивого текстурного рисунка золотисто-бежевых обоев.

   Ты только и успела за эти безумные доли секунды испуганно вскрикнуть, на резком выдохе, будто тебя ударили в этот момент в живот, и уставиться выпученными от непомерного ужаса глазёнками в склонённое над тобой лицо бешеного Стрельникова-младшего.

   Да уж, представляю, какое оно у меня сейчас было. Хоть картину маслом пиши. Зато, боюсь, ты и представить не могла, что творилось внутри меня и насколько это сумасшествие было оторвано от привычных нам понятий и вещей, не имея ни единого визуального аналога для подходящего сравнения. Даже выражение моего взбешенного лица не могло передать и сотой доли того, что со мной происходило в эти самые мгновения. Узнай ты, или увидь меня настоящего, наверное, точно бы поседела в один присест.

   - НАБИТАЯ ДУРА! ЧТО ОН ТЕБЕ НАГОВОРИЛ? Что, бл*дь?! – казалось, я уже и сам был на грани. Одно неверное слово или действие и попросту сдохну. Я даже орал тебе в глаза, мало что понимая из всего того, чего хочу этим безумием добиться и что с тобой сделать. А сделать, судя по зудящим и трясущимся ненормальным тремором рукам, хотелось очень многое.

   - Не смей на меня кричать! Убирайся, подонок! Как тебе вообще хватает наглости мне что-то тут предъявлять? — это надо иметь во истину стальные яйца, чтобы такое выкрикивать в лицо одержимому психопату, который в любой момент может размазать тебя по этой самой стенке именно в порыве бесконтрольного аффекта. – Или у тебя это такой излюбленный фетиш? Закрутить улётный драйв с временной любовницей, словить долгожданный кайф, а потом вернуться под надёжное крылышко к своей Ариночке? По-другому тебя уже не вставляет?

   - При чём тут на х*й Ариночка? – никогда ещё так резко меня не приводили в чувства. Как ушатом ледяной воды окатили в один щелчок пальцев.

   - Ах, да, действительно! При чём тут Ариночка? Она же святое! Ей уготовано призовое место в сердце нашего великого ловца убойной эйфории. Она же мать его будущих детей, её надо беречь от подобных встрясок и мозгоебства!..

   - Что ты, бл*дь, несёшь? – я ожидал услышать что угодно, даже обвинения в собственноручном убийстве нерождённых от меня младенцев, но... ТАКОЕ!..

   - Ну, конечно. Самое время сделать изумлённые глазки и рассказать слёзную историю, что вас заставляют жениться против вашей воли. А всё, что вы разыгрывали на приёме – всего лишь театральный фарс для праздной публики.

   Тут уж реально зависнешь так зависнешь, не зная, как вообще на такое реагировать. То ли расхохотаться до истеричного припадка, то ли...

   Хотя мне тогда было далеко не до смеха, особенно когда на тебя смотрят заплаканные глазища Стрекозы, переполненные нечеловеческой болью и непосильной для столь хрупких плечиков тяжестью невыносимо жестокого мира.

   Я даже не заметил, как мои ладони разжались на её предплечьях и потянулись вверх с обезумевшей жадностью обхватывая маленькую женскую головку и погружаясь пальцами в чуть растрёпанные завитки уже давно не идеальной причёски. Перед моими глазами у самого всё вдруг резко поплыло и её по-детски скривившееся от обиды и плача личико, и буквально вспыхнувшие насыщенной бирюзой самые красивые на планете глазища. Если бы я мог забрать хотя бы половину пережитой ею за последнее время и эти минуты боли...

   - Господи, какая же ты ДУРА! Как ты могла в такое поверить? КАК?! Безмозглая дура! – но, похоже, я всё ещё не соображал, что говорю, вернее выкрикиваю в её лицо, желая то ли придушить, то ли раздавить в своих руках, прижав к своему сердцу со всей дури. – Неужели тебе не хватило ума расспросить меня об этом самого? Боже мой!.. Я же с ума сходил все эти дни из-за твоей дурости! Я же дышать уже без тебя не могу... всю душу мне вывернула! Думал, сдохну, если так и не увижу... ДУРА!

   Похоже, мой словарный запас банально закончился. С такой разрывающей грудь изнутри болью не то что думать, даже говорить нереально. Удивительно, что я всё ещё стоял при этом на ногах. Никогда в жизни такого со мной ещё не случалось. Находиться на грани между жизнью и смертью только от идиотского осознания, что эта доверчивая и совершенно безопытная в жизненных перипетиях девчонка держит моё сердце в своих маленьких пальчиках, в любой момент способных совершить роковую ошибку или глупость... Что это, как не чистейшее сумасшествие? Осознавать, что она уже не просто кто-то, а буквально часть меня самого. Что уже давно прописалась мне под кожу, в нервы и кровь, став всем, чем я сейчас дышу, мыслю и благодаря кому существую. Да какая там часть? Она уже всё! Всё, что заставляет моё пустое сердце биться и бороться за каждый свой последующий удар. Всё, чего у меня никогда раньше не было, а теперь переполняет до краёв, связывая с этой грёбаной жизнью крепкими узлами и сумасшедшей жаждой противостоять всему и вся, что пытается отобрать тебя у меня. Сражаться за мою девочку буквально на смерть, только за право быть у неё единственным и быть только с ней. Рядом. Всегда. До самого последнего вздоха.

   - Неужели ты неспособна отличить то, что тебе говорят от того, что чувствуешь сама? Что и как я должен ещё сделать, чтобы ты это поняла? – кажется, из моих глаз уже у самого текло в три ручья, а голос срывался от хриплых спазмов удушающего рыдания. Наверное, было проще свихнуться, чем выдержать такое. Позволить своим запредельным страхам взять верх над жалким разумом и немощной сущностью. – Я же просто сдохну без тебя! Господи, неужели ты этого не видишь и не чувствуешь? Я же, бл*дь, люблю тебя! ЛЮБЛЮ!..

   Наверное, это стало куда большим открытием именно для меня, кто до сих не имел никакого представления, что же это такое на самом деле и каких пределов собственные к кому-то чувства могут однажды достичь. А может и не достичь, а всего лишь слегка обозначить свои первые границы. Но трясло меня от данного просветления, как смертника на электрическом стуле. Возможно, и чувствовал то же самое, если бы не держал тебя в своих руках и не держался за бредовую мысль, что скорее убью любого, кто посмеет или попробует отобрать тебя у меня. И собственного отца в первую очередь.

   - Не смей! Слышишь?! Больше никогда не смей во мне сомневаться и тем более верить этому старому хрычу! – наконец-то я смог это сделать, прижать тебя к своему сердцу, ревностно обхватив руками, как единственную в этой жизни редчайшую ценность – мою драгоценную девочку. Зарыться пальцам и губами в её мягчайший шёлк волос, наполняя лёгкие её умопомрачительным ароматом, самым исключительным и неповторимым, от которого у меня так резко мутнело в голове, шумело и которым одурманивало похлеще любого сверхубойного наркотика.

   У меня просто в мозгах не укладывалось, как ты могла поверить в эти бредни про Шевцову? При чём буквально с ходу!

   - Ты же ей так там... улыбался... и пошёл сразу к ней... – твой жалобный, моментально стихший голосочек со звонкими нотками инфантильной обиды задел вместе с горячим дыханием (а может и слезами) мою кожу сквозь ткань пиджака и рубашки обжигающим оттиском, коснувшегося более сладкой отдачей прямо по сердцу. Я сам чуть было не застонал в голос, не зная, как на такое реагировать – то ли плакать, то ли истерично хохотать.

   - Господи, да я её не перевариваю с первых дней нашего с ней знакомства. Я бы и не торчал с ней весь вечер рядом, если бы отец не приказал не отходить от неё ни на шаг. А лыбился, потому что она битый час рассказывала мне старые анекдоты, вычитанные ею в интернете, пока она полдня до приёма сидела в салоне красоты. Единственное, что ещё можно было терпеть из её уст, не желая при этом сигануть с крыши. Хотя больше половины шуток она жутко переврала.

   - Так вы что... даже не...

   Меня всё-таки затрясло от бесконтрольного смеха и дичайшего желания задушить эту наивную дурочку в ещё больше задрожавших от резкого послабления руках. Казалось, с моих плеч только что схлынула тяжесть всего мира, и не упал я на подкосившихся ногах только благодаря Алине.

   - Боже, нет конечно! Ты что, издеваешься? Я и Аринка?.. Да меня каждый раз от таких мыслей нереально корёжит и передёргивает, как не знаю кого. Ещё предложи мне поцеловать лягушку. Хотя, я скорее лягушку поцелую, чем её.

   - Сам ты дурак! – вот тебе и здрасьте. Что называется приехали. Она ещё и уткнулась, как маленькая девочка, лбом и чуть ли не всем лицом в мою грудь, пробурчав прямо мне в рубашку приглушённым голосочком. А потом ещё и ударила кулачком по предплечью, шумно всхлипнув и ещё крепче в меня вцепившись. – Не мог раньше рассказать, что тебя пытаются с ней свести?..

   - А что про неё рассказывать? Она мне никто и никогда ничем меня не интересовала. Откуда я мог знать, что отцу взбредёт в голову такое учудить? И как ты вообще могла ему поверить? Это ему с матерью хочется меня на ней женить, что они и пытаются провернуть уже более пяти лет, с завидным упрямством подсовывая мне эту лицемерную куклу везде, где только можно и неможно.

   - Так ты точно... не собираешься на ней жениться? Это всё было ложью?

   Я заставил её поднять голову и снова взглянуть мне в лицо, чуть было не задохнувшись от вида чуть припухших черт и губок моей заплаканной девочки, такой другой и не похожей на себя прежнюю... Такой уязвимой и беспомощной, не способной выдержать ни чужого предательства, ни столь откровенного насилия над её верой в людей. Сколько же ей ещё только предстоит сделать в своей жизни куда более ужасающих открытий. И как мне до одури хотелось защитить её от всего этого. Спрятать от мира, от людей и в первую очередь от отца, не побрезговавшего всадить ей в спину один из своих отравленных ножичков. Убийца останется убийцей до конца своих дней и не изменит своим приобретённым инстинктам ни на йоту, какими бы благородными мотивами он не был преисполнен изначально.

   - За всю свою прожитую до этого жизнь я впервые всерьёз задумался о женитьбе только после того, как встретил тебя. Даже когда меня ломало и рвало на части, когда я узнал, что ты работаешь в эскорт-агентстве и мой отец купил тебя для себя. Для меня это было чистейшим безумием, но я действительно позволил своим мыслям коснуться этой темы, какой бы болезненной она тогда для меня не выглядела. Меня в жизни так не бомбило и не выворачивало на изнанку. Я и сейчас готов вцепиться зубами в глотку отцу только за то, что он к тебе прикасался... Пожалуйста... Не позволяй ему больше этого делать. – мой голос снова надломился от пережавшей горло асфиксии. – Я постараюсь его найти или завтра, или в понедельник на работе, чтобы серьёзно обо всём поговорить. Но только не подпускай его к себе до этого. Иначе я точно не выдержу...

   Я прижался губами к её влажному от лёгкой испарины лбу, зажурившись что дури, чтобы переждать этот ненормальный приступ с помощью физической близости моей девочки на моих руках и вкусовых рецепторах. Моё хроническое безумие и спасительное от него лекарство, без которого я едва не сдох буквально и без которого едва ли теперь протяну хоть ещё одни сутки. Понимала ли она хоть немного, что она для меня значила на самом деле и кем теперь была?

   - А сейчас переоденься, сними эти дурацкие побрякушки и поехали ко мне. Не могу тут долго находиться. Всё время кажется, что он где-то рядом...

***

Честно говоря, не думала я, что после всего того, что нам пришлось пережить, у меня останутся хоть какие-то силы на что бы то ни было ещё. Мне вообще больше не хотелось куда-то отходить от Кира, как и отпускать даже на несколько мгновений. Сама мысль, потерять ощущение живительного жара его тела, поддерживающую опору таких сильных рук (улавливающих абсолютно все происходящие во мне перемены), а, главное, всю его окутывающую с головы до ног физическую близость – казалась в те минуты едва не убийственной. На грани жизни и смерти.

   Мне до сих пор не верилось в то, что я тогда от него услышала. Но одно дело, когда что-то внимаешь через слух, пропуская услышанное через скептически упрямый разум, и совсем другое – доверять своим чувствам и не на шутку взволновавшейся интуиции. Хотя, возможно, это было нечто иное. Что-то более сильное, просыпающееся как раз в момент слишком обострённой слабости. Когда хочется довериться именно тому, кого ощущаешь в эти секунды чуть ли единственным во всём белом свете близким для себя человеком. Единственным, кто способен защитить и закрыть собой от любых жизненных невзгод, от сумасшедшей боли и прячущихся за этими стенами жутких монстров. И, возможно, даже от смерти...

   Ехать куда-то посреди глубокой ночи – не самая лучшая идея, но оставаться здесь вдвоём, наверное, ещё хуже. К тому же, я сейчас в таком состоянии, в котором в принципе невозможно принимать какие бы то ни было здравые решения. Да и не смотря на все мои зашкаливающие страхи с разгулявшимся по телу нервным ознобом, Кир и не думал всё это время отходить от меня ни на шаг. Даже помог переодеться, при чём без какого-либо сексуального подтекста. Похоже, нам обоим было сейчас не до того. Но не чувствовать при этом успокаивающих объятий Кирилла было ещё труднее. В его руках мой озноб существенно спадал и практически сходил на нет, будто он забирал большую часть моей убийственной слабости себе или просто гасил её своим защитным коконом. Жаль, что нельзя было просто и сразу там спрятаться, свернувшись на его груди беспомощным котёнком и греться до тех пор, пока моё сознание окончательно не разорвёт связь с окружающей реальностью, пусть мне и казалось, что я уже не смогу сегодня заснуть вообще.

   Мне будто специально дали эти несколько часов, чтобы я отвлекалась на всё что угодно, но лишь бы не возвращалась мысленно к высказанным Киром признаниям. К тем наслоившимся друг на друга событиям, что пронеслись бешеным ураганом в нашей жизни за последние дни и в особенности за этот вечер. К тем воспоминаниям, которые, в конечном счёте, и привели нас обоих к настоящему, к неизбежным последствиям и к едва не свершившейся роковой ошибке. По-другому, как чистейшим безумием, это и не назовёшь.

   А если бы он так и не вернулся? Если бы всё-таки ушёл, а я и дальше бы верила в версию Глеба о безответственном Кирилле Стрельникове, планирующего женитьбу на другой?

   Стать банальной жертвой вопиющего вранья от принципиального приверженца голой правды и только исключительной честности, это во истину надо постараться. А ведь это, если так подумать, самая глупая и едва не безобидная выходка, на которую не всякий способен купиться прямо с ходу. Видимо, мы были с Киром настолько дезориентированы в пространстве и ослеплены происходящим (впрочем, как и бушующими в нас эмоциями), что напрочь изначально упустили из виду один из немаловажных фактов. Глеб всё о нас знал. И давал это понять уже не раз и не два, пусть и в очень завуалированном контексте. Но тут, как говорится, виновата только сама жертва, намеренно выискивающая любые доказательства тому, что всё на деле совсем не так, как кажется на первый взгляд. Раз он не говорил ни мне, ни Кириллу о своей осведомлённости открытым текстом, значит, существует, пусть и ничтожнейшая вероятность, что он может знать отнюдь не всё. И конечно же, жертве ничего не остаётся делать, как вестись на столь примитивную уловку от устроившего на неё западню охотника. Самой, добровольно, по собственному на то наитию двигаться в сторону ловушки, наивно полагая, что там ничего такого страшного её не ждёт. Если сумела избежать наказания за первую ошибку, значит, можно с таким же успехом миновать и следующие.

   Вот так оно и вышло. Или, скорее, так устроена наша психика. Пока нам не объявили во всеуслышание о нашем разоблачении и не вычитали длинный монолог по нашему вопиющему поведению, мы будем и дальше с завидным упрямством лезть в чужой сад за чужими яблоками, тайно надеясь или уверовав в сопутствующую удачу, что нас опять никто там не поймает на горячем.

   Жаль, что до дома Кира было не очень-то и близко, и сидя у него в машине, о многом в таком состоянии не поговоришь. Хоть он и пытался меня отвлечь какими-то пространными темами ни о чём. Но чаще молчал, сосредоточенно глядя на дорогу, а я, глядела почти всё это время на него и мучилась от дичайшего дискомфорта, что не могу к нему прижаться или просто обнять.

   Что самое странное, он даже не поднимал вопроса о том, как же я отреагировала на его признание и ни разу не спросил, что я чувствую к нему. Словно ему хватило и моего безропотного согласия поехать на его квартиру. Раз не стала отнекиваться и переспрашивать, насколько он всерьёз всё говорил, значит, ответ напрашивается сам за себя. Пусть я и ведать не ведаю, что в действительности к нему испытываю. И можно ли назвать эти чувства именно тем, что он возможно от меня сейчас и ждёт? Поэтому и не спрашивает прямо. Ждёт, когда я сама для этого созрею. Или попытаюсь разобраться в том, что чувствую.

   Слишком много всего навалилось за раз. И перебирать в памяти накопившиеся залежи прошедших за последние недели безумных событий, для этого нескольких минут очень и очень мало. Хотя я и пыталась. Связать то, что испытывала сейчас с тем, что пережила не так уж и давно. Может ещё просто не была к этому готова (как и Кир, кстати, тоже). Спросить себя честно прямо в лоб. Насколько крепко я подсела на это безумие, так и не заметив, когда же и как я умудрилась это сделать? Или здесь не имеет значения ни время и ни место? Оно всегда в нас было, изначально, с первых дней нашего рождения. Просто ждало своего часа... как я ждала твоего появления в своей жизни, даже не догадываясь, что это будешь именно ты.

   Но я ведь сумела это почувствовать, даже не имея никакого представления, что это такое на самом деле и почему только с твоим появлением оно вдруг резко активировалось, заставив моё сердце биться по-другому, как и смотреть на окружающий мир совершенно новым взглядом. Смотреть на тебя, как на что-то особенное и исключительное, ощущая только рядом с тобой то, что так и не сумела найти в других мужчинах.

   Знал бы ты, как мне хотелось там в “Зимней Вишне” вцепиться в тебя и сделать тебе так же сильно-сильно больно, как ты сделал мне. Сейчас я, конечно, понимаю, что ты был не в курсе спровоцированной твоим отцом ловушки, в прочем, как и я, но на тот момент я сходила с ума не из-за Глеба. Главный источник убивавшей меня тогда боли находился именно в тебе. Все эти два дня я мучилась и изводилась только от мыслей о ТЕБЕ. Будто кто-то вырезал из моего сердца огромный кусок, а образовавшуюся на его месте пустоту заполнил медленнодействующим ядом, очень едким и всеразрушающим. Я всё ещё продолжала ощущать тебя в себе, настолько глубоко, практически в каждой клеточке тела – под кожей, в нервах, в голове... И это было до такой степени невыносимо – хотеть от тебя избавиться, но не зная как. Наверное, проще было сойти с ума, а лучше умереть. Ибо сумасшествие не даст никаких гарантий и на вряд ли вырвет тебя из меня. А биться в самой себе, как запертой в клетке птицей, не в состоянии вырываться из этой ловушки – из цепких тисков твоей ментальной близости... Всё равно что жить с переполняющим тебя адом, разрушающим тебя изнутри день ото дня и отравляющим на клеточном уровне плоть, кровь и сущность ничем не выводимым токсином.

   Ещё бы сутки или двое, и не представляю, что бы со мной стало. Меня и сейчас до сих пор окатывает остаточными приливами этой болезненной лихорадки, будто сознание ещё не до конца приняло раскрытой перед ним правды, или твоё лекарство только-только начало действовать, лишь ненамного приглушив эту сумасшедшую боль. Слишком глубокими оказались раны и всё на деле не так уж и просто. Каким бы не был ужасным пережитый нами до этого кошмар, впереди нас ждала куда более пугающая неизвестность. Если Глеб с такой лёгкостью и ненавязчивостью провернул с нами этот, по сути, едва не детский трюк, на какие действительно серьёзные шаги он способен пойти, чтобы добиться своего?

   И мне не просто так сейчас страшно и так сильно хочется спрятаться за Киром. Мы ведь всё равно не имели никакого понятия, что нас ожидало в самом ближайшем будущем и через какие реальные круги ада нам предстояло пройти, чтобы каким-то чудом выжить либо, наоборот, проиграть...

***

Хотела ли я ему тогда признаться в своих чувствах или была ещё в них не уверена? Наверное, во всём виновата эта грёбаная боль. Слишком сильная контузия и полученный от неё шок. Я просто не успела всплыть из этого бешеного смерча последних событий, едва не разорвавшего нас на тысячи кусочков и не развеявшего наши хрупкие жизни по ветру. В таком состоянии нельзя говорить от таком сокровенном, особенно под прессующим гнётом беспощадных страхов.

   Понимаю, насколько это нечестно с моей стороны, и не признайся он мне сам до этого, страшно представить, какие бы нас тогда ждали последствия. А может я всего лишь хотела быть уверенной до конца, убедиться, что это и есть то, о чём я думаю, что оно настоящее, а не следствие каких-то пережитых мною эмоциональных катаклизмов. Ведь мне, если так подумать, даже не с чем сравнивать. Все мои детские влюблённости в артистов или в изображённых на киноэкране брутальных персонажей талантливыми актёрами – это же на деле такие глупости по сравнению с этим. Всё равно, что сравнивать лужу и океан. Или искусственную модель солнечной системы со всей реальной Вселенной. Мы ведь тоже не способны увидеть последнюю в её полном масштабе в реальном режиме пространства и времени. Только представить в воображении и то лишь очень и очень слабо. Так и здесь. Нащупав один “кусочек”, ощутив далеко не в полную меру его пугающий потенциал, я и вообразить себе не смогла, что же там во мне пряталось в действительности и каких пределов оно уже достигло в своих бескрайних границах. Тем более, что это не какие-то там банальные к кому-то чувства ноющих желаний или родственной привязанности.

   Да. Именно так я себя и чувствовала. Слишком слабой, слишком беспомощной и всё ещё разбитой на мелкие осколки, которые ещё нужно было собрать обратно. И, похоже, ты это прекрасно всё видел и понимал. Поэтому и был таким осторожным и не стал бы делать со мной ничего из того, что было бы для меня сейчас неприемлемым и отталкивающим. Хотя ты и являлся единственным, кто наполнил собой в эти часы весь мой рухнувший в одночасье шаткий мирок, заслонив своим телом и спрятав от внешних ужасов и жизненных страстей. Даже не проронив при этом ни одного ненужного слова. Видимо, они нам сейчас и не были нужны. В такие моменты о чём-то говорить?..

   Правда мы всё равно разговаривали, но по-другому и то, только по твоей инициативе. Я бы всё равно не сумела сейчас заснуть, даже крепко к тебе прижимаясь, даже наконец-то согревшись в твоей постели и в твоих исцеляющих объятиях. Наконец-то за столько дней почувствовав себя по настоящему живой и умиротворённой, под сердцем единственного на земле человека, которого, как мне тогда казалось, я знала всю свою жизнь (а может и намного дольше), благодаря чему всё это время и существовала. И теперь ты мгновенье за мгновеньем всё больше и глубже заполнял собою всё. Меня, мой внутренний мир, мир за пределами этих стен... И я абсолютно без какого-либо сопротивления позволяла тебе это делать, полностью доверившись и отрывшись перед тобой далеко не одним только телом.

   А ты и не спешил, наверное, не имея в этом плане на мой счёт никаких изначальных планов. Просто пытался меня убаюкать, избавить от страхов и боли известным лишь тебе в таких случаях способом (и что-то мне подсказывало, ты применял его впервые в жизни и только на мне). Вначале просто скользил кончиками пальцев то по моему лицу, то по спутанным волосам, любуясь или рисуя по чувственной коже невесомыми мазками, как рукой, так и взглядом, иногда что-то шепча очень ласковое и успокаивающее. Такое же нежное, как и твои прикосновения. Настолько интимные и откровенные и в то же время совершенно целомудренные, от которых сердце сладко замирало, словно его окутывали воздушной паутинкой, пропитанной сладким ментолом. И последующая от них дрожь по коже, под кожей и в солнечном сплетении охватывала уже вовсе не от недавних страхов. Она уже была другой. Лёгкой и исцеляющей. Как и ощущение твоей умопомрачительной близости и всего тебя, наполняющего меня всё глубже и осязаемей.

   По ресничкам, по бархатным ворсинкам на щеке и скуле, по немеющей поверхности дрожащих губок. Будто мягчайшей пушинкой или пуховым пёрышком. Пуская в мои нервные окончания россыпью живых искр из невероятных ощущений.

   Наверное, ни один химический наркотик не обладал таким сильнодействующим эффектом головокружительного одурманивания с избавлением от мучительной боли, как твои касания и ласки. И мне совершенно не хотелось тебя останавливать, зная, что ты в любом случае не перейдёшь опасную грань. И зачем останавливать то, что меня сейчас лечило и возвращало к жизни, избавляя от ненужного груза и вытесняя из исстрадавшегося сознания засевшие там занозы от недавно пережитого над ним насилия.

   Я и сама хочу уже большего. Ощущать тебя всё время. Чтобы ты не останавливался. Чтобы полностью погрузиться только в осязание твоих физических (и ментальных тоже) прикосновений. Ты не просто рисовал по мне пальцами, оставляя на коже пульсирующие отпечатки своих фантомных меток, ты будто оплетал меня невидимыми ниточками самого прочного в мире кокона, но столь легчайшего, мягкого и нежнейшего, что я готова уже была провести в его клетке весь остаток своей жизни. Потому что он совершенно меня не стеснял и не сковывал, а становился моей второй кожей. И при каждом собственном движении я сладко вздрагивала, ощущая, как он по мне скользит, как томно сжимает мои чувственные сенсоры и как проникает тончайшими иголочками упоительного дурмана в мою воспалённую плоть.

   Я уже и не сдерживалась. Прикрывала глаза. Позволяла этим зыбким волнам нести меня как можно дальше от внешнего мира, от всех оставшихся где-то там ни для кого непосильных проблем. Больше ничего не было. Кроме тебя и меня. Кроме нас. Твоего дыхания, ласкающего взгляда, твоих касаний и биения твоего сердца... Моего единственного мужчины...

   А когда твои пальцы прошлись по моей шее, по ключице, плечу и всему изгибу руки, я впервые не удержалась и порывисто выдохнула, пропустив через всё тело, будто лёгкий разряд статического тока восхитительной дрожи. И наши ладони снова встретились. Так ненавязчиво, как и твои губы едва-едва соприкоснулись с моими. И нет. Ты меня вовсе не целовал. Просто ими касался, как до этого касался пальцами. А теперь повторял их движение своими губами. Пока ласкал мою ладонь и рисовал по моим вздрагивающим пальчикам живыми узорами первозданного откровения.

   Казалось, ты буквально передавал через мою немеющую кожу свои же сумасшедшие ощущения, заставляя чувствовать невероятную мощь переполняющих тебя желаний и одержимых эмоций. Заражая ими и питая мою собственную кровь. Спасая от самой себя, забирая мою всеразрушающую боль и вытягивая капля за каплей физическую слабость. И ты не просто меня ласкал или успокаивал. А именно читал и приручал, превращая в свою личную тень, в продолжение своих действий, своей воли и себя самого.

   И после того, когда ты вошёл в меня, я уже и не ощущала себя прежней и той, кто ещё совсем не так давно трясся от страха перед неизведанным и боялся собственных к тебе чувств, будто смертельной отравы. Словно всего за несколько минут до этого, ты меня полностью оголил. Снял с меня до самого последнего лоскутка всю меня старую, обнажив перед собой самое сокровенное и скрытое до этого от всех и вся. И взял всё это, как собственное, принадлежащее по праву только тебе одному. Взял, забрал, присвоил и наложил свою неразрывную печать. Навсегда... На веки вечные... До скончания времён... Пока смерть не уничтожит этот мир и не отберёт нас друг у друга...

***

-...А почему ты меня уже несколько раз называл “стрекозой”?

   Наверное, именно так и занимаются настоящей любовью. Вначале поднимают вас в небо до самых звёзд, но они совершенно не обжигают и не сжигают дотла. Наоборот, ласкают и наполняют своим ослепительным светом, позволив прикоснуться к их поверхности и достичь их эпицентра в момент очередного зарождения Абсолюта. А потом вы просто в этом парите, в защитных волнах самого прекрасного во Вселенной мира. Мира вас двоих. Вроде бы и такого крошечного, но настолько безграничного и совершенного, что о существовании других подобных миров, вам и знать теперь уже не хочется.

   Я бы, вероятно, и молчала дальше, довольствуясь только малым (или, наоборот, наибольшим) – возможностью прижиматься к тебе. Чувствовать твои жаркие объятия и тебя всего, на своей кожей, в коже, под кожей... внутри своих нервов и эрогенных рецепторов. В твоих фантомных толчках в глубинах своего разбуженного тобою естества... В щекочущих каплях твоего обильного семени, время от времени сбегающих вязкими струйками по моей воспалённой промежности.

   Но меня сейчас так безумно распирало от неведомых мне ранее чувств и эмоций, будто вместе с оргазмом ты заставил меня пережить нечто совершенно для меня новое и неизведанное. Почти невероятное. Так что поделиться этим с тобой хотелось едва не до трясучки. Разве можно такое прятать только в себе, особенно когда его так много, и оно захлёстывает тебя с головой с каждой пройденной минутой всё больше и глубже. Тем более, что часть этого восхитительной эйфории по праву принадлежало и Киру. Жаль, что нельзя было раствориться в нём буквально, сплестись всеми нашими клеточками тел и сущностей в одно целое – совершенное и неделимое. А, самое главное, больше никогда не возвращаться во внешний мир...

   - Чего это ты вдруг вспомнила об этом прямо сейчас?

   Действительно, с чего бы? Когда мне больше всего хотелось в эти минуты рассматривать его лицо, прижиматься к нему ещё крепче, чувствовать ещё сильнее, чем чувствовала, и изучать всего-всего кончиками собственных осмелевших пальчиков. А ещё, забраться ему в голову, в его память и узнать о нём абсолютно всё-всё-всё. Каким он был карапузом после рождения, как выглядел в раннем детстве, подростком, в юные годы. Как менялся на протяжении всей своей прожитой жизни, о чём мечтал, где успел побывать и какие самые сильные впечатления пережить и испытать. А, главное, откуда у него и его отца одна и та же привычка называть меня Стрекозой?

   Хотя, не знаю. Просто молча его разглядывать и ощупывать в полусумраках спальни, пытаясь запомнить и прописать на своей коже все эти ни с чем несравнимые ощущения, чтобы возвращаться к ним раз за разом снова и снова, когда его не будет рядом, напоминая, что это всё реально... что МЫ реальны!

   - Не знаю... просто вспомнилось. Твой отец тоже меня так называл... Теперь это выглядит как-то... странно, что ли?

   - Серьёзно? Действительно, странно. – Кир даже попытался разглядеть на моём лице доказательства тому, что я сейчас не шутила, приподняв его поближе к своему за подбородок. – Вообще-то он так называл со своим братом мою мать, но перестал это делать уже очень давно. Во всяком случае, я уже и не помню, когда именно. Да и сам успел за столько времени об этом подзабыть. Вспомнилось где-то через несколько дней после того, как тебя так окрестил ещё в “Дубае”. А потом оно как-то само по себе присосалось и больше уже не отпускало. В любом случае, я с отцом об этом не договаривался и не выбирал, как тебя называть. Считай, это просто совпадение, возможно на каком-то даже подсознательном уровне. Хотя я никогда не ассоциировал свою мать ни со Стрекозой, ни с чем бы то ни было похожим и, естественно, никогда её так не называл.

   - Только меня одну? И никого другого до меня?

   Я тоже внимательней вгляделась в его лицо, пытаясь уловить в контрастных тенях, чуть исказивших его черты, любое, даже самое незначительное изменение. Но всё, что сумела увидеть, только тронувшую в тот момент губы Кира сдержанную улыбку, а его глубокий ответный взгляд скорее прочувствовала, нежели разобрала в полутемноте.

   - Если честно, то так на вскидку уже и не вспомню. Но то, что ты первая и единственная, кого я начал так называть – это уже факт. А других... – он отрицательно качнул головой, с такой убедительной уверенностью, которой просто невозможно не поверить. – Скорей что-то из темы “кисок” или “милочек” и то по большему счёту в разнобой. Как говорится, чем первым стрельнет в голову из извращённого подсознания. А вот Стрекоза...

   Он снова провел пальцами от моей шеи, по плечу и всей длине руки, вызывая уже такую знакомую волну захватывающих дух мурашек, от которых невольно хотелось сладко задрожать и ещё плотнее прижаться к своему исключительному мужчине.

   - Стрекоза у меня только одна. И других уже с таким “именем” больше никогда не будет... - никогда и никто ещё до этого не делал мне таких сексуальных признаний, от которых шла кругом голова, а по коже и под сердцем разливалось обжигающей истомой сумасшедше сладкого экстаза. Особенно, когда наши пальцы переплелись, тихонечко подрагивая от столь волнительных касаний и ощущений. И когда взгляд Кира прошёлся по моему лицу восхитительной лаской от неоспоримого собственника и одержимо страстного ревнивца.

   - А почему твой отец и твой дядя называли вместе твою мать Стрекозой?

   - Без понятия, – он выдохнул свой ответ на порывистом смешке и даже повёл плечом. – Знаю только, что её все так называли в детстве в их общем дворе, где они жили когда-то по соседству ещё, наверное, с ясельной группы детского сада. Потом попали в один класс, отучившись от звонка до звонка до самого выпускного. А уже школу покинули немного переоформившейся троицей. Мать начала встречаться с моим отцом, но от дружбы с дядей Валерой не отказывалась никогда, вплоть до его гибели. Говорят, она первая, кто получил посылку с его сердцем... остальным разослали другие части... Так что панихида проходила с закрытым гробом. Бабушку тогда жутко подкосило. А ведь она была в своё время первоклассным хирургом, насмотрелась за свою богатую практику на многое...

   - Господи... какой кошмар... – горло перехватило нежданной асфиксией, а к глазам резко подступили слёзы, как и потянуло вдруг со страшной силой прижаться к Киру в поисках спасительной защиты от столь жуткой реакции на его историю. Даже сердце выдало аритмичным перебором на слишком бурное воображение и вполне обоснованные страхи. А думать, что такое может случится с любым из нас и в особенности с Кириллом...

   Не удивительно, что мне захотелось вцепиться в него со всей дури и больше никогда-никогда не отпускать.

   - Ты же вроде говорил... что это сделал твой отец... Мол, ему приписывают это убийство, пусть он и разделался потом с предполагаемыми заказчиками...

   Я всё-таки прижалась щекой к его груди у плеча, слегка задрожав и лишь немного успокоившись, когда его вторая ладонь накрыла мой затылок, а его пальцы зарылись в спутанные локоны почти полностью распавшейся причёски, неспеша массируя-поглаживая покрывшийся мурашками скальп.

   - Мне тогда было пять или шесть лет. Я мало что запомнил с того времени. Но именно после смерти дяди Валеры в нашей семье всё и изменилось. Кажется, мать до его похорон увозили в клинику, а может и в психушку, но то что её не было тогда рядом, как и бабушки, это врезалось в память крепко. Был только отец и кто-то из сестёр моей матери. Я всё время спрашивал, где мама, а мне только отвечали, что она ненадолго уехала куда-то отдыхать. То ли в санаторий, то ли не пойми куда ещё. И ещё не понимал, зачем зеркала и телевизор завесили чёрными простынями. Тётя Света (младшая сестра мамы), помню, выгадывала для меня несколько часиков, чтобы я мог в тайне от всех посмотреть мультики по видеомагнитофону. Хотя атмосфера в доме стояла ужасная. Наверное, ничего подобного я больше потом не видел и не испытывал ни на каких других похоронах. А ведь я и половины не понимал, что тогда происходило. Но само это... гнетущее состояние... Отчуждение отца и его изменившийся взгляд... Помню пару раз, когда он меня напугал им до смерти, но, скорее неосознанно. Потом успокаивал, наверное, где-то с полчаса. Только его отчуждение с тех пор так с ним и осталось. Может оно и не было столь ярко выраженным, как по началу, но протянулось непрерывной нитью по всей моей жизни, вплоть до сих дней. И, похоже, всё ещё тянется. Естественно, мне никто, даже сейчас, не рассказывал всех подробностей про убийство моего дяди. Но, видимо, с тех пор я потерял не только родного дядю, но и собственного отца. Дети, хоть и многого не понимают, зато много чего чувствуют. А когда подрастают и начинают ещё что-то соображать...

   - А твоя мать? Она же вернулась?

   - Конечно. Хотя, кажется пару месяцев ходила под таблетками. Говорят, её на них и посадили, чтобы она стала снова есть. И, скорей всего, переборщили. Есть стала, но очень много. Пыталась проводить со мной до первых классов школы как можно больше времени, но ей явно это давалось с очень большим трудом. Я даже было думал, что она и дядя Валера изменяли моему отцу в тайне ото всех, но... Когда анализировал её поведение, то, сколько она выкладывалась, чтобы выглядеть достойной леди Стрельниковой и всё время принимала сторону моего отца... Понимал, что это слишком маловероятно. Да и бабушка мне постоянно рассказывала, какие у отца и матери были вначале бурные отношения, чуть ли не Ромео и Джульетта с шекспировскими страстями. Дядя Валера на их фоне выглядел законченным ботаником, слишком сдержанным, прагматичным и занудно рассудительным. Большую часть своего нынешнего поведения отец перенял потом у него и моего деда. Хотя, возможно и всегда был таким, просто мать единственная, кто умел когда-то доводить его до белого каления и неконтролируемых срывов. А когда погиб его брат... тогда его буквально и обрезало.

   - Но, если между твоей матерью и дядей ничего не было, почему он так сильно отстранился?

   - Без понятия. – Кир передёрнул плечами, но уходить от ответа не стал. – Как-то пытался расспросить и мать, и бабушку. Попросили, чтобы я больше не задавал таких глупых вопросов. Мол, мой отец очень занятой человек, и ему просто некогда заниматься мелкими проблемами своей семьи, для этого есть мать и всякие там необременённые тяжкой работой родственники, в том числе няньки, служанки, репетиторы с прочими доглядателями. И, если судить по имеющимся фактам, и то, что у моей матери за все эти годы даже слабого намёка на тайного любовника не было, то вывод напрашивается сам за себя. Скорей всего дядя Валера погиб из-за неё, раз отец так и не сумел ей простить. Но вот по каким именно причинам?.. Похоже, эту тайну они все унесут с собой в могилу. Дядя Валера и бабушка уже унесли...

   Меня снова пробрало до самых поджилок болезненным приступом нервного озноба и снова захотелось вцепиться в Кира едва не мёртвой хваткой, чтобы больше никогда-никогда не отпускать.

   Пусть это и был очень маленький кусочек из его личной жизни, но даже в нём было скрыто слишком много пережитой столькими людьми боли и шокирующих фактов, которые и без знания всех тайн выглядели жутко пугающими. А осознавать, что ты сама почти соприкоснулась с этой жизнью, став в одночасье его неотъемлемой частью... Тут уж воистину не имеешь никакого представления, как всё это воспринимать и как жить с этим дальше.

   - Прямо, как у Толстого. Каждая несчастливая семья несчастлива по-своему. И совершенно не имеет значения, богатые они или бедные. Деньги от бед защитить не могут...

   - А вот наплодить новые, запросто, – Кир горько усмехнулся и прижался губами к моей макушке, соскользнув ладонью с затылка к плечам. Будто прочёл мой внутренний порыв-рвение спрятаться у него на груди от ожидающих нас за стенами этого дома будущих сюрпризов.

   - Пообещай!.. – меня вдруг подорвало или ударило шоковым разрядом от пробравшей до мозга костей нежданно-негаданно шальной мысли. Даже голову резко подняла, чуть не боднув Кирилла в подбородок, впившись судорожным взглядом в его лицо и передёрнутые густой вуалью сумеречных теней глаза. – Пообещай, что никогда и ничего не будешь от меня скрывать, что-то недоговаривать или уходить от ответов. Что с этой самой минуты мы будем друг перед другом во всём предельно честны, какой бы страшно пугающей не была правда... И... и между нами не будет никаких тайн.

   Даже полумрак спальни не сумел скрыть белоснежного оскала его несдержанной улыбки, зато какими крепкими стали его ответные объятия, и с какой жадностью он притянул меня ближе к своему лицу.

   - Я вообще не представляю, что могу от тебя скрыть, как и пережить твоё возможное молчание. Хотя и кажется, что готов ждать целую вечность, зная, что однажды ты это тоже скажешь... По крайней мере, сейчас мне хватит и одного чёткого осознания, что, ни смотря ни на что и ни на кого, ты всё равно моя.

   Его руки снова поднялись к моей голове, обхватив ладонями моё отчаянное личико, чуть ли не буквально пылающее от сильного прилива крови из-за зашкаливающих эмоций. Я и сама в него вцепилась, едва не плача и больше не желая, чтобы эта ночь заканчивалась вовсе. Я не хочу возвращаться туда, где будет кто-то ещё, где мне обязательно нужно встретиться лицом к лицу с кем-то другим... А последнего всё равно не избежать, сколько не прячься и не оттягивай времени.

   - И будешь моей, что бы ни случилось. В любом случае, я сделаю всё от меня зависящее, чтобы тебя ничто плохое больше не коснулось и не причинило боли. Только и ты мне пообещай... – его губы обожгли мягкой прохладой мою переносицу, пока Кир собирался с новыми силами и решимостью перед новым испытанием. – Пожалуйста... Не вздумай больше с ним встречаться. Всегда будь со мной на связи и держись подальше от снятой им квартиры. Попроси кого-нибудь из девчонок забрать твои вещи, или я сам за ними заеду, либо завтра, либо перед работой. Будет звонить, сбрасывай все входящие. Если я с ним не сумею связаться на днях, то постараюсь выловить на работе. Главное, не делай никаких глупостей. Сразу звони мне, если что-то случится. Хотя, надеюсь, до криминала он дойти не рискнёт. Но подстраховка излишней не будет.

   Господи, я и не думала, что это будет настолько страшно. Шокирующее понимание, по какой же опасной грани я всё это время ходила и каким-таким чудом умудрилась дожить до сего дня.

   - Обещай... Просто обещай! Я же себе никогда не прощу, если с тобой что-то случится...

   - Обещаю!.. Да!.. – наверное, в эти секунды я хотела сказать совершенно другие слова, но что-то вынудило ляпнуть именно это. Будто я чего-то испугалась или решила, что момент не совсем подходящий. А потом Кир меня поцеловал с такой жадностью и всепоглощающим напором, что я враз перестала соображать, как и думать о чём-либо вообще. Меня просто пробрало и проняло, как от мощного взрыва, сносящего под чистую на своём пути всё и вся. Поглотило с головой его бешеным порывом или сметающим потоком сумасшедших эмоций, ставших равноценно и моими собственными.

   Почему я не сказала тебе именно сейчас? Именно в эти мгновения, когда уже знала, чувствовала и горела всем этим, будто в реальном пламени – охватившем каждую клеточку моего сердца и души, но не сжигая и не причиняя ни капли боли.

   Почему, господи?.. Почему?..

ГЛАВА восьмая

Как это ни печально, но классики были чертовски правы. Любовь ослепляет. А также отупляет, частично или полностью затмевая здравый рассудок и не желая мириться с жестокими превратностями истинно реальной жизни. В особенности, когда любовь взаимна и обоим кажется, что все и каждый просто обязаны быть на их стороне, понимать их мотивы и принимать их решение при любом раскладе. Ведь, как ни крути, но это же настоящее чудо, когда меж двумя абсолютно разными людьми рождается такое невероятное по своей значимости и масштабам чувство. Не даром ему завидуют сами боги.

   Нисколько не удивлюсь, если узнаю, что нам они тоже позавидовали. Как, впрочем, не только они.

   Скоротечная вспышка столь совершенного и захватывающего вас обоих с головой магического таинства. Нечто настолько невозможное и восхитительное, что по сути своей никогда так и не сумело обрести хотя бы приближённых к нему аналогов. А “британские учёные” пойдут ещё дальше, записав любовь в международный реестр психических заболеваний под номером F 63.9, в то же время исключив оттуда гомосексуализм. При чём, некоторые из этих учёных настолько увлеклись данной идеей-фикс, что призывают лечить влюблённых, как потенциально психически-больных пациентов (да-да, помещать на стационар в психбольницу, пичкать таблетками, проводить шоковую терапию, возможно даже применять хирургическое вмешательство). И после этого скажете, что мы живём не в Королевстве Кривых Зеркал?

   “Влюблённость – это болезнь с потенциально смертельным исходом!” Это сказал между прочим один из подобных психологов. Я быть может с ним и согласилась бы, если бы на собственном примере не познала, насколько такие горе- ”учёные” оторваны от реальности сами, и как порою окружающие нас люди становятся главными причинами возникновения данного исхода. Как бы банально это не звучало, но дело отнюдь не в любви. Всё, всегда и во все времена заключалось только в нас, в людях. В нашем эгоизме, в абсолютном неумении понимать, принимать и жить для других. В извечной тяге владеть всем тем, что никогда нам не принадлежало, да и не будет никогда принадлежать, как ни крути. Да, именно. Тот самый знаменитый патент на правообладание интеллектуальной собственностью, или всё те же авторские права. Как это не назови, но подобные “люди” всегда будут стремиться наложить на что-то свои загребущие руки, заявляя о своём неоспоримом на то праве. На лежащий на дороге камешек, на приусадебный участок, на подземный источник питьевой воды, на купленную почку, ребёнка или уже повзрослевшего человека... На чью-то чужую жизнь...

   Странно, что за столько прошедших веков, никто так и не заявил о своём законном праве на любовь к кому-то. На право мужа, да, на право первой брачной ночи – тоже. А вот на любовь – ни разу.

   Это не влюблённость болезнь с потенциально смертельным исходом. Это жажда власти, всеобладания и вседозволенности – главный источник реальных человеческих бед. И его определили уже давно наши же предшественники. И как это не смешно, сделал это всё тот же британский учёный, пусть и историк. “Власть развращает, абсолютная власть развращает абсолютно”. Увы, но это стопроцентная истина в последней инстанции. И любовь здесь совершенно ни при чём...

   Наверное, тогда я была ещё слишком сильно оторвана от реальности, слишком плохо знала людей, а с большей их частью и психологией поведения так и подавно никогда не сталкивалась и не была знакома лично. Банально не успела за свой очень короткий “век”. Поэтому и не ждала более жутких потрясений, чем уже успела пережить до этого. Видимо, наивно думала, что хуже просто и быть уже не может.

   Глупая, глупая Стрекоза. Да и не только она...

***

- Скорей всего, опять придётся дёргать Мережина. Выйти на отца в воскресенье?.. Куда проще до папы Римского дозвониться или до Трампа. – Кир напряжённо смотрел на цифровую надпись сенсорного экрана своего айфона, сдержанно качая головой, грузно хмурясь и раздражённо поджимая губы. Не знаю, сколько он до этого пытался дозвониться до Стрельникова-старшего, но только при мне за последние тридцать минут успел, наверное, набрать раз двадцать (а может и больше) несколько известных ему номеров рабочих и нерабочих телефонов своего неуловимого отца.

   Кажется, что именно из-за данной одержимости мне начинало его теперь катастрофически не хватать. После сумасшедше сказочной ночи, где мы полностью были поглощены лишь друг другом, соприкасаясь телами, сущностями и сердцами в неразрывном единении нашего и только нашего союза, вдруг настолько резко отдалиться... Хотя, конечно, я всё прекрасно понимала. Это была вовсе не вина Кирилла. Увы, но Глеб Стрельников умудрился протиснуться между нами как раз там, где я этого ждала меньше всего. Причём, совершенно не удивлюсь, если узнаю, что это тоже являлось частью его давным-давно разработанного плана величайшего из стратегов. Может тогда я и не особо в него верила, наивно полагая, что это мы сами раскормили свою паранойю до таких ужасающих масштабов. Но уже очень даже скоро мне придётся убедиться в обратном.

   Проснулась я в спальне совершенно одна и довольно поздно. И как выяснилось чуть позже, Кир в это время уже во всю наяривал в своём кабинете по телефону, по интернету через ноутбук и ещё бог весть по чему, в попытках отыскать отца или, по крайней мере, хоть как-то выяснить, где тот сейчас находился. Надо сказать, выглядел он на тот момент весьма забавно. Весь взъерошенный, небритый, в одних трениках (что уже крайне странно, если вспомнить его же слова, что это его абсолютно холостяцкая квартира, по которой он привык шляться по утрам нагишом) и почти полностью отсутствующий в пределах окружающей его комнаты.

   Только после моего появления в дверях его ремонтируемого кабинета, он наконец-то более-менее пришёл в себя и решил на время прервать свою расследовательскую деятельность. Вначале отправил меня в ванную, где я успела проторчать без малого полчаса, а уже после разрешил покопаться в своём гардеробе, вернее, в залежах старых сорочек и почти новой спортивной одежды. Пока он всё это время колдовал над кофе и завтраком на кухне, я успела выбрать себе просторную серую футболку с абстрактным принтом и легкие бермуды из повисшего на моих худощавых бёдрышках зелёного трикотажа. Хотя даже в слишком для меня просторном комплекте мужского белья я выглядела на редкость эротишно, чего, в принципе, и добивалась. К тому же, мне не терпелось продолжить то, что мы начали с Киром этой ночью и не только в постели. Делить его с кем-то ещё в оставшийся один единственный выходной? Не дождётесь!

   Ага, сказала та, которую ещё с порога кухни отправили в гостиную, дожидаться подачи готового завтрака там. Правда, ждать всё равно долго не пришлось, ну, а, дождавшись, только и приходилось наблюдать за его постоянными манипуляциями с айфоном. Даже захотелось парочку раз выхватить у него этот чёртов мобильный и долбануть им о ближайшую стенку. Хотя весьма сомнительно, чтобы этим можно было добиться желаемого результата.

   - А может не надо так резво гнать лошадей? Переживём как-нибудь один денёчек и без твоего отца. Тем более, завтра тебе на работу, а там выйти на него будет куда проще и быстрее.

   - Если он вообще будет в компании, не говоря уже про город и страну.

   Наконец-то Кир отложил свой чёртов сотовый на широкий журнальный столик из цельного массива эбенового дерева рядом с приготовленными его же руками очень аппетитным классическим омлетом, печёными вафлями и парой чашек ещё горячего, свежезаваренного кофе с капучино (капучино, кстати, для меня). Про нарезку из мясных и сырных закусок, плюс двухъярусную конфетницу со свежими фруктами, цукатами и восхитительными шариками шоколадного ассорти (которого я явно ещё никогда в жизни не пробовала) говорить, наверное, излишне. При виде всего этого гастрономического великолепия и исходящих от него же сумасшедших ароматов, я продолжала "давиться” голодной слюной даже после того, как отправила в рот немаленькую порцию пышного омлета с парой кусков сыра, буженины и с десяток маринованных маслин. Сколько раз я уже успела отломить от французского багета кусочков – уже и не припомню. Но с такими темпами, боюсь, Кир точно останется голодным. Правда, сам виноват. Вцепился в этот треклятый телефон, как не знаю кто.

   - Похоже, кто-то только что распрощался с очень жёсткой диетой.

   Ох, да неужели? Наш златокудрый прынц соизволил обратить свой всеподмечающий взор на мои гастрономические аппетиты несоизмеримых масштабов? Хотя-таки да. Голод у меня вдруг проснулся просто пугающе зверский.

   Но я всё равно с возмущением сглотнула наспех прожёванный кусок, запив его парой больших глотков айвового сока.

   - Я, между прочим, уже со счёту сбилась, сколько дней то ем за троих, то ничего, кроме воды, не могу взять в рот.

   - Про взять в рот воду, звучит, конечно, странно, но... мне понравилось. Что-то новенькое.

   Ну да, а теперь он вдруг вспомнил, что я здесь не в качестве диванной подушки сижу на его королевском секционном диванчике, в нескольких метрах от кресла, где я ему впервые сделала минет и от тахты, на которой он меня впоследствии разложил, после моего коронного стриптиз-танца у окна. Вот и зачем, спрашивается, я вдруг начала воскрешать всё это в своей и без того травмированной памяти. Особенно, когда Кир придвинулся ко мне ещё ближе, закинув руку на спинку дивана за мои плечи и принявшись с весьма пристальным вниманием следить за моими кулинарными пристрастиями.

   - Ты жуткий пошляк! Тебе об этом часто говорили? – следующий откушенный от булки кусок с ветчиной, специально обильно помазанный мною отдельно стоящим в соуснице майонезом, пришлось затолкать подальше к щеке. Но мой наигранно возмущённый голосок всё равно прозвучал комично дефективно. Да и как я могла долго злиться на этого невыносимо обаятельного обормота? Тем более, когда он ТАК на меня смотрел и от чьей головокружительной близости у меня моментально перехватывало дыхание и начинало сладко ныть под сердцем и... между стиснутыми ножками.

   - Постоянно!.. Ай!

   А то! Думал, ему это так просто сойдёт с рук. Вот и не сошло. Я, конечно, не тяжеловесный боксёр, но ущипнуть этого засранца за сосок его шикарно накачанной груди, которой он светил тут передо мной со всем своим восхитительно рельефным торсом, как говорится, святое дело.

   - Если так не нравится, как с твоих тарелок сметают твои стратегические запасы, может тогда не нужно и смотреть? К твоему сведенью, я до этого точно дня два ничего не ела! Думала и сегодня не смогу, но, слава богу, после ванны попустило.

   - Разве я что-то говорил против? – а чего тогда продолжаешь грудь свою прикрывать, как резко смутившаяся скромница? - Напротив! Всё это приготовил для тебя одной, поскольку до сих пор не могу забыть твоё поедание того страшного бутерброда на моей кухне с тем жутким майонезом. Кстати, этот майонез домашний. Взбил исключительно только для тебя.

   - Ты это специально, да? Чтобы я начала тут изводиться от убийственного чувства вины или охать-ахать, безмерно восхищаясь никем не оцененным по достоинству Киром Стрельниковым?

   - Так ты что, не веришь в мои чисто благородные намеренья? Накормить мою голодную девочку и даже собственноручно взбить для неё МАЙО-НЕЗ! Учитывая, что раньше я такими подвигами никогда и ни перед кем ещё не страдал. Более того, мне просто до безумия нравится наблюдать, как ты ешь. Особенно когда игнорируешь столовые приборы, так аппетитно облизывая свои ловкие пальчики.

   А вот теперь он точно специально подпёр голову кулаком, изображая из себя безмерно восхищённого зрителя, пробежавшись по моей далеко не светской позе откровенно раздевающим взглядом. После чего перехватил второй рукой мою ближайшую к себе ладошку и притянул к своим губам, чтобы повторить с кончиками моих враз онемевших пальцев всё то, что делала до этого я сама.

   Боже... от его обжигающе горячего вакуума такого бесстыдного рта и изощрённых движений ещё более смелого языка меня мгновенно обдало от макушки до пят невыносимо эрогенным жаром. А если вспомнить, что он ещё умел им вытворять... то и дышать становилось намного труднее. Но мою киску опалило острым спазмом сумасшедшей похоти как раз ответной реакцией на его облизывание моих прибалдевших пальчиков. С ума сойти, как оказывается мало мне надо, чтобы так нешуточно завестись на столь безобидные ласки этого чёртового совратителя. Хотя, не исключаю, что все его старания и вчера в “Зимней Вишне”, и сегодня ночью в его спальне продолжали отзываться в моём теле слишком живыми отголосками и фантомными следами в очень даже ощутимых воспоминаниях. И, судя по всему, я не переставала его хотеть прямо сейчас с такой же одержимой жаждой, что и в моменты наших с ним соитий.

   И сколько же мне нужно времени и раз, чтобы насытиться им вдоволь?

   - А может я это делаю намеренно, пытаясь тебя соблазнить? – называется, хотела его эротишно поддеть, а у самой от спёршего дыхалку волнения предательски сбился голосок. – Ты же отказался принимать сегодня со мной душ... оставил меня без аперитива...

   - Сама же сказала, что у тебя дико кружится голова и тошнит от затяжного голода. Отчего я и помчался со всех ног на кухню, спасать ситуацию единственно известным мне способом. Теперь вот терпеливо жду, когда же моя изголодавшаяся анакондочка напитонится под самую завязку и разомлеет на этом диване к верху лапками... Так! Стой! Я пошутил! Честно! Ай!.. Умоляю, только не щипаться!.. И не кусаться!..

   Поздно, дорогой!

   - Сам обозвал меня питонихой!

   - Неправда! Анакондочкой! И это от чистого сердца! Только любя!

   Да, да! Говори дальше, не останавливайся! А я с большим удовольствием буду и дальше тебя щипать и впиваться зубками везде, куда посчитаю нужным укусить. Перед этим налетев на в конец обнаглевшего Кира разъярённой фурией и даже умудрившись повалить его спиной на сиденья дивана. Выглядело это, скорей всего, со стороны очень комично, да и Кирилл едва ли всерьёз не устоял под моим не таким уж и весомым напором. Но, по крайней мере, он позволил мне уверовать в собственное над ним физическое превосходство и даже повергнуть столь мощного титана к своим худосочным ножкам. А каким при этом выглядело его постоянно меняющееся, но обязательно лыбящееся во все тридцать два лицо. Не удивительно почему мне так хотелось его подмять под себя хотя бы разочек, пусть и понарошку.

   - Ну так эта анакондочка тебя сейчас с большим удовольствием и проглотит! Стрекоза может быть и не смогла, а вот анаконда запросто!

   - Хорошо-хорошо! Больше не буду! Только Стрекоза. Единственная, исключительная и только моя. – и как после такого его теперь называть? Чёртов пройдоха и провокатор!

   Выкрутился моментально, перетянув инициативу ловким манёвром очень крепкого захвата пугающе сильных рук. Даже дух перехватило, и сердце пропустило несколько ударов. Уж слишком всё быстро. Я бы даже сказала до умопомрачения волнительно и чувственно. Именно на физическом уровне. Когда из тебя буквально сделали глупую жертву, поймав всего за пару секунд в хитрую ловушку очень опытного охотника. В ловушку из мужских рук, охвативших внушительными ладошками голову и лицо, ещё и зажав тисками локтей твои хрупкие плечики.

   Хотя самая опасная засада ожидала меня на дне зелёных глаз всего в каких-то десяти сантиметрах от моих. И затягивал их глубокий ментальный омут моментально, без единого шанса на гипотетическое спасение.

   - Самая сексуальная, развратная и возбуждающе сладкая.

   Даже не знаю, чем меня так глубоко и сильно пробирало, от его эротично осипшего голоса или наполнившегося откровенной похотью помутневшего взгляда. Настолько глубоко, что меня саму уже со страшной силой тянуло к его буквально манящим губам, таким бесстыже наглым и искушающе зовущим. Как минимум обещающим томительно долгий вход во врата райского блаженства. Меня и так вело, пронимая возбуждающим ознобом практически насквозь и едва не на вылет. А когда наши губы наконец-то соприкоснулись, а Кир ещё плотнее прижался низом своего живота к моей промежности...

   Комнату резко заполнили громогласные аккорды группы Rammstein “We are living in America” с возвышенно торжественным голосом Тилля Линдеманна. От столь внезапной неожиданности я даже малость оторопела (точнее, охренела и далеко не малость). То, что этот “международный” гимн исходил от айфона Кира, я уже поняла и практически сразу, но всё равно...

   - Это ещё что за хрень? – естественно, моему возмущению не было предела. Особенно наглости того гада, кому стукнула в голову моча звонить в такую рань ещё и в воскресенье. Пусть даже и в предобеденный час, но всё же. Разве это нормально, я вас спрашиваю?

   - Это кто-то с работы. – Кир сам болезненно поморщился, будто ему только что процарапали по мозгам ржавыми зубьями вилки. – Прости, Стрекоза, но мне надо ответить.

   - Неправда! Не надо! Отключи ты его уже к чёртовой бабушке.

   Я уже готова была сделать это первой, но Кириллу ничего не стоило вычислить мои коварные намеренья и опередить меня всего на пару секунд. Моментально сгруппировавшись в пространстве и почти сразу же выйдя из роли поверженной “добычи”, он принял сидячее положение, заодно и меня отстранив от края столика на безопасное от телефона расстояние. Я и крякнуть не успела от возмущения, как и потянуться до чёртовой мобилки своими хваткими ручками на опережение. Он уже схватил её первой и, как ни в чём ни бывало, выскользнул из-под меня, намереваясь встать на ноги и променять наш несостоявшийся поцелуй на телефонный разговор с каким-то треклятым абонентом (будь он трижды неладен!).

   - Вадим? Что случилось? – и-таки, да! Он встал с дивана, поспешно направляясь в сторону окон и моментально забывая о моём существовании. Да что там обо мне! О том, что ещё несколько секунд назад вжимался в мою промежность своим быстро твердеющим членом. – Что?.. Ты это серьёзно? Прямо сейчас?..

   Он крутанулся на месте и, судя по его поискам взглядом ближайших к нему часов (а ими оказались настенные, о существовании которых я и сама узнала лишь недавно), его чуть ли не насильно вынудили вспомнить и о времени, и о его прямых рабочих обязанностях. Да, да, именно. В воскресенье, днём!

   - Да ты реально стебёшься!

   У меня даже сердце похолодело и будто буквально сжалось от очень нехорошего предчувствия, когда Кир вдруг резко отнял от уха руку с айфоном, как если бы тот его только что неожиданно ужалил. Прикрыл глаза, чуть ссутулившись и опустив голову, и застыл на несколько секунд в напряжённой позе проигравшего на ринге финальный чемпионат бойца. Картинка, надо сказать, не очень. Словно он и обо мне вдруг резко забыл, как и обо всём остальном на свете, то ли собираясь с мыслями, то ли пытаясь осмыслить в полной мере всю масштабность произошедшего только что с ним вопиюще нереального события.

   Когда он возвращал руку с телефоном к уху, выглядел не лучше, пусть и казалось, будто намеревался на последнем издыхании провести один из ловких защитных блоков или атакующую серию ударов.

   - Я, так понимаю, без меня это будет сделать никак нельзя? Весь смысл как раз в этом, да?.. – и опять напряжённым взглядом в сторону настенных часов, пока кто-то на другом конце связи надрывался в пространных объяснениях.

   Когда он наконец-то посмотрел на меня (естественно, не забывая обо мне всё это время ни на одну секунду), у меня окончательно всё внутри окоченело, застыло и покрылось стягивающей корочкой мёртвого льда, пронзая пока ещё живую плоть острыми иглами заиндевевших кристаллов. Я и сама больше ни о чём уже не думала и ничего не хотела. Аппетит, сексуальное возбуждение и всё, что было с ними связано, просто резко испарились в одно мгновение ока, словно их и не было вовсе. Зато на их месте под сокрушительным напором внутреннего удара, как по единой команде, восстали забытые страхи и убивающее на раз очень дурное предчувствие, резанув по суставам уже знакомой до боли выматывающей слабостью и стягивающим горло паническим удушьем.

   - Ладно, хер с ним... – впервые на лице Кира появилось некое подобие улыбки. Но не той, от которой отлегает от души, а надежда воскрешает из мёртвого пепла под горячие тамтамы упрямого сердца, сбросившего последние путы мучительных страхов. Скорее жёсткой и злой, сквозь зубы. Больше схожей на принявшего её хозяином окончательного поражения. – Спасибо, что не стал затягивать со звонком. Надеюсь, успею всё сделать, и обмозговать ситуацию, и добраться до аэропорта к вылету не на последних секундах. Хотя за полтора часа, боюсь, я и сумку собрать так быстро не сумею... Ладно, всё. Отключаюсь. Если что-то опять вдруг всплывёт столь же экстренное, звони. Буду на связи, пока к вам не подъеду.

   Даже из последних фраз Кирилла было более, чем просто понятно, чем в действительности оказался этот грёбаный звонок. В том числе и от кого. Пусть и не в прямом смысле, зато понять кто же на самом деле стоял за данной инициативой, не составило вообще никакого умственного труда. Так что и удивляться тут было, по сути, нечему. Что-то подобное должно было рано или поздно произойти. Наверное, я этого и ждала где-то глубоко в подсознании, пусть и надеялась... наивно надеялась, что ничего плохого случиться не может.

   Мне даже объяснять ничего уже не нужно было. Догадаться, что сейчас мне скажет Кир было ещё проще, чем прочесть по его лицу истинные на этот момент эмоции. Он вдруг как-то сразу закрылся, став не похожим на себя прежнего, на того, кто смотрел на меня ещё две минуты назад возбуждающим до остановки сердца взглядом. Теперь это был тот Кирилл Стрельников, который приходил ко мне больше недели назад, чтобы шантажировать и запугивать до смерти жёсткими условиями устной сделки. Хорошо, что я понимала разницу и прекрасно знала, кому на самом деле предназначалось это выражение лица. И его искривившиеся губы, будто от внутренней вспышки невыносимой боли, и сжавшиеся в дрожащие кулаки ладони, сдержавшие импульсный порыв разбить этот чёртов айфон о ближайшую стенку. Как будто в его теле проснулось как минимум с дюжину вставших на дыбы внутренних демонов. А может это был один единственный, зато никем и ничем не контролируемый бешеный зверь, ждущий подходящего повода, чтобы наконец-то уже сорваться с цепи и разорвать в клочья любого, кто рискнёт сунуться в его осклабившуюся пасть.

   - Только не говори, что ты собираешься куда-то лететь. – хотя упоминание Киром в телефонном разговоре аэропорта других версий уж никак не предполагало. Но я всё равно не знала о чём ещё говорить в эти секунды. У меня и без того всё переворачивалось внутри или затягивалось в болезненный жгут, выбивая подрезающей слабостью по всем опорным точкам и скручивая желудок едва не до рвотных спазмов.

   Мне стало не просто плохо. Я уже была готова закатить истерику, сползти на пол, завизжать и забиться в бешеном припадке. Потому что это не могло закончиться так. Это всё неправда.

   - Прости, солнышко. – Кир наконец-то направился в мою сторону, буквально насильно меняя выражение своего лица. А мне, глядя на его такие предсказуемые действия и попытки подстелить запоздалую соломку, хотелось ещё сильнее зажмуриться, зажать уши ладонями и завизжать во всю глотку.

   Нет! Это не могло быть правдой. Это просто совпадение. Случайное, грёбаное совпадение!

   Наверное, я и стала так ожесточённо и упрямо качать головой, не желая мириться с происходящим и услышанным.

   - Нет... я тебя не отпущу! Не сегодня! Ты же понимаешь, что он это делает специально!

   - Это всего лишь на день или два. При других обстоятельствах я бы и сам его послал. Но он выдвинул очень жёсткие условия, которые за пару часов так просто не разрешишь и уж тем более не проигнорируешь. Либо я лечу в Норвегию и заканчиваю начатую моим отделом сделку прямо на месте, либо за возможное расторжение крупнейшего для нас контракта он уволит половину моих людей за халатность и без выплат предусмотренных компанией компенсаций. Это всецело и полностью мой проект и моё детище. Мы сами его разрабатывали, продвигали и искали надёжных инвесторов, как и готовых с нами сотрудничать зарубежные компании. Я набиваю руку на таких крупных сделках не просто так, тщательно штудируя весь западный рынок на наличие новых инноваций будущего строительного бизнеса. Потому что не собираюсь пахать на Стрельникова-старшего до конца своих дней. Но сейчас я, увы, связан по рукам и ногам слишком большими обязательствами перед другими людьми, за судьбы которых я несу очень большую ответственность.

   Теперь он полностью и всецело находился только со мной, смотрел на меня, пытался пробиться через мой упрямый взгляд, как через плотный слой защитной брони к моему здравому рассудку. Даже когда сел рядом и с неумолимой настойчивостью взял меня за руку и, приобняв за спину, заставил прижаться к себе, как к единственному в этом миру надёжному оплоту и спасению от всех предстоящих невзгод.

   - Мне нужно ещё немого времени, чтобы было на чём и с чего закладывать свою собственную базу. Поскольку начинать с нуля среди таких крупных конкурентов, подобных “Стрел-Строй-Гарант” без нужной подготовки, надёжного тыла и необходимой материальной основы – всё равно, что лезть голыми руками в террариум с ядовитыми змеями. Будь ты хоть трижды самым величайшим гением из всех существующих гениев. В мире бизнеса это не значит ровным счётом ничего. Тебя попросту там сожрут вместе с костями в один присест. Это место, где ценят только деньги и власть, а людей перемалывают, как лишний биомусор и относятся к ним так же. И законы джунглей тут давно уже не действуют. Здесь запущена совершенно иная форма управления и иные преследуемые цели. И я, на всём этом фоне, самая банальная пешка. Чего не скажешь о моём отце. Да и он там далеко не король, поскольку короли, увы, – наислабейшие шахматные фигуры.

   - Но ведь это может быть одной из его... ловушек...

   - Или отчаянным ходом, вроде отвлекающего манёвра... Желанием вытурить меня из города на пару дней, чтобы получить немного дополнительного времени для предстоящих действий.

   Я же знала, что Кир банально пытался меня успокоить, как и он знал, что я ему не верила. Тогда почему не цеплялась за него мёртвой хваткой и не умоляла остаться?

   - Ты так говоришь, будто это в порядке вещей и ничего страшного в этом нету.

   - Я просто не хочу, чтобы ты без веских на то причин впадала в панику. А ещё меньше всего хочу, чтобы ты из-за этого натворила глупостей. Не говоря уже о том факте, что у меня вообще сейчас нет времени разговаривать с тобой о чём бы то ни было. – его взгляд снова потянулся в сторону настенных часов, выдавая хорошо скрытую в нём нервозность с внутренним напряжением.

   Конечно, он хотел остаться, этого не мог не увидеть разве что только слепой. Но куда сложнее в такие минуты оставаться собранным и хладнокровным, особенно с приставленным к горлу ножом. Особенно, когда от твоего выбора зависит столько жизней, а времени на принятие правильного решения нет и не предвидится.

   Мне бы радоваться и гордится тем, что я встречаюсь с таким ответственным и невероятно чутким человеком, которому не плевать на других и который готов пойти на любые отчаянные меры, жертвы и поступки неважно когда и из-за чего. Но сегодня, увы, не тот случай. Сегодня на чаше весов оказалось слишком много судеб, в том числе и наша с ним. И когда приходится делать выбор между нами и десятком других человек, естественно, я буду выбирать нас. Но и полностью отторгать порывы Кира у меня тоже никак не получится. Всё-таки это и его собственная жизнь тоже, а я в ней оказалась намного позже тех людей, с которыми он уже успел проработать несколько лет. Так что выбор был очевиден практически с самого начала. Нравился он мне или нет — это уже десятое дело. А вот что касается его правильности, тут я вообще не имела никаких прав на личные сомнения.

   - Всё будет хорошо. Обещаю. Мы обязательно всё это переживём и найдём нужный выход. Просто потерпи ещё пару деньков и будь постоянно со мной на связи.

   - Но ты же не сможешь из самолёта звонить мне.

   - До Бергена лететь в общей сложности пять часов и то с пересадкой в Стокгольме. Прямым рейсом быстрее, само собой, но в этот раз папенька зажал на чартерный рейс из-за большого количества летящих со мной сотрудников. В любом случае, я обязательно позвоню тебе прямо из столицы суровых северных фьордов. И когда-нибудь мы обязательно побываем во всех национальных парках Норвегии (и не только Норвегии) уже вдвоём. Ты должна это всё увидеть воочию, впрочем, как и многое другое. И обязательно увидишь, обещаю.

   А вот без этого никак нельзя было? Без громогласных клятв-обещаний, как и без прощальных поцелуев в лобик.

   Честно говоря, плевать я хотела в тот момент на норвежские фьорды (и на ненорвежские в особенности). Я вцепилась в его руки вовсе не в ответном порыве на его поцелуй. Пусть мне и хотелось буквально до одури успеть насытиться его физической близостью с присущей только ему способностью наполнять меня собой – своей реально живой и невероятно осязаемой энергетикой. На деле же мне просто безумия хотелось его остановить. Докричаться до него хотя бы ментально. Чтобы он тоже это прочувствовал. Всё-всё-всё, чем меня сейчас изнутри ломало, рвало на части и едва не убивало прямо на месте. Все мои удушающие страхи, переполнявший меня ужас происходящего и неминуемого и, конечно же, не менее беспощадное предчувствие. Чтобы не обманывался на мой счёт и не думал, будто мне будет легко всё это пережить. Пусть с полна всё это ощутит и заберёт с собою, не расслабляясь в своём чёртовом Бергене ни на мгновенье.

   - Вернись поскорее и всё. А без лицезрения фьордов я как-нибудь и так проживу.

   - Ты ж моя Стрекоза-капризулька. – он так и не отпустил мою голову, после того как обхватил её в жарком порыве обеими ладонями и не менее пылко прижался губами к моей переносице. В какой-то момент, когда он снова заглянул мне в глаза своими завораживающе колдовскими глазищами, мне либо почудилось, либо нет, увидеть в их напряжённой глубине просто невероятную бездну нечеловеческой боли и пугающего отчаянья. – Я бы и сейчас тебя с собой забрал, даже на раздумывая, но, боюсь, без загранпаспорта и хотя бы туристической визы тебя никуда дальше терминала не пропустят. Правда ты и сама можешь на эти пару дней куда-нибудь поехать... В общем, мы с тобой это скоро обсудим по любому. До моего вылета, времени на это должно хватить предостаточно. Можем начать прямо сейчас. Ты ведь поможешь мне собраться?

   А что я ещё могла бы сделать сверх того? Я сейчас и сама едва ли бы захотела просидеть несколько минут в гостиной ни черта не делая, пока он одевался в гардеробной или метался по кабинету, хватая на ходу необходимые вещи с документами, пытаясь ничего не забыть и не упустить из вида. Тут уж сложно в такой сумасшедшей спешке и свалившемся на голову цейтноте сосредоточиться на чём-то одном.

   Наверное, тогда я впервые и возненавидела Глеба всеми фибрами своей исстрадавшейся душонки. Наблюдать со стороны за его сыном, оказавшимся полной ему противоположностью и впервые с полной ясностью увидев, какая же между ними проложена просто невероятно огромная пропасть... Это что-то явно сродни ниспосланного самими богами прозрения или целому откровению. Даже временами пугающий факт, что их внешнее сходство с определённых ракурсов, казалось, едва не идентичным, почему-то совершенно ничем и никак меня не отталкивало. Я не то что прекрасно знала, насколько это абсолютно разные люди, а именно ощущала данную разницу на физическом и ментальном уровне. Как ни крути, но химия у каждого из них была своя, как и присущие им по жизни привычки с манерой поведения. И это чувствовалось, особенно сейчас, не сказать словами, как глубоко и сильно. Я и раньше воспринимала их всегда по-разному, а теперь так и подавно.

   -…Думаю, тебе стоит обдумать идею съездить куда-нибудь на это время, как говорится, на самый безопасный случай. Хотя, это тоже далеко не выход, и мне совершенно не хочется отпускать тебя одну даже в соседний город. Но, если уж и выбирать между двух зол, то тут, конечно, выбор очевиден. Мне будет спокойнее, если Стрельников-старший не сможет добраться до тебя при всех имеющихся у него возможностях, хотя бы дня два или три. Поэтому любой вариант, который сумеет установить между вами максимально безопасное расстояние, я приму без какого-либо сомнения и возможно даже сожаления. Единственное, ты обязана мне пообещать, а то и поклясться на крови — что ни в коем случае не станешь отвечать на его входящие звонки и ничего ему не писать в смс-ках. И из этой квартиры без моего разрешения ни ногой. Запрись изнутри на все замки и, естественно, никому не вздумай открывать, даже если они будут называть себя моими ближайшими родственниками или друзьями-должниками, или газовщиками, получившими вызов от соседей о протечке газа из моей квартиры (кстати, у меня нет газовой плиты, и колонки, если что, тоже). А лучше, вообще не подходи к дверям и ни с кем по домофону не разговаривай. Чем меньше людей знает, где ты сейчас, тем лучше. Подружкам постарайся в эти дни тоже не звонить. А то мало ли. И в первую очередь Лунёвой. Это прямой намёк на то, что здесь никого кроме тебя больше быть не должно. Никаких девичников, мини-вечеринок и прочих в подобном духе сборищ. С телевизором и музыкальным центром, надеюсь, разберёшься. Захочешь в интернете посидеть, пароль от роутера, само собой оставлю. Где-то у меня был старый игровой ноут... в общем, вспомню, скажу по телефону. Продуктов в холодильнике должно хватить, как минимум на неделю, даже с твоими питоньими аппетитами...

   Казалось, половину из всех напутствий Кира я пропустила мимо ушей, пока следовала за ним везде и чуть ли не по всей квартире безмолвной тенью, наблюдая за всеми его метаниями ненасытно жадным взглядом бедного родственника. Но, когда чуть позже я начинала вспоминать его слова вместе с прописавшимся на подкорку звучным голосом, они всплывали в моей голове практически все до единого, ещё и с такой чёткой ясностью, будто я их прослушала до этого в записи раз десять, не меньше. Жаль, что не додумалась записать их на диктофон своего мобильного. Видимо, надеялась, что он и сам скоро позвонит мне из своей машины по дороге в аэропорт.

   Удивительно, что ему ещё хватало ума и смелости на неуместные шуточки и почти обидные подколки.

   - А может мне поехать с тобой? В смысле, проводить тебя до самолёта...

   При других обстоятельствах я быть может как-то и повелась на все его попытки хоть немного разрядить обстановку, но только не сейчас. Чем меньше оставалось времени до нашего расставания, тем труднее мне было соображать, сдерживать себя от слёз и усилившейся дрожи нервного озноба. И что самое странное, мне было страшно отнюдь не за себя. В те невыносимо мучительные минуты, меня затягивало тугими жгутами панического страха именно от чёткого понимания, что это не я находилась сейчас в предполагаемо смертельной опасности. И тот образ возникшей рядом с нами невидимой чёрной тени очень дурного предчувствия (с присущей почему-то именно Глебу Стрельникову энергетической аурой), нависал в тот момент вовсе не надо мной. Он тянулся всё это время пугающе осязаемым шлейфом как раз за Киром. По крайней мере, мне это постоянно чудилось и рвало моё сознание вполне обоснованными страхами. Пусть это всего лишь разыгравшееся не на шутку воображение, но, что-то мне постоянно, чётко и ясно подсказывало, что это вовсе не мне и не за себя нужно было бояться. Что всё на деле совершенно не то, чем кажется в действительности. И из-за этой дурацкой спешки с навязанной нам паникой, мы до сих пор не видим всей картинный в целом, продолжая с завидной тупостью идти на поводу у самого главного инициатора и постановщика данного представления. Причём прекрасно обо всём этом зная, но не признаваясь вслух в своих идиотских действиях и ослином упрямстве.

   - Мне будет куда спокойнее знать, что ты здесь в полной безопасности и терпеливо ждёшь моего возвращения на родину и домой. До аэропорта почти час езды. Пик пробок уже приближается, поэтому... – Кир отрицательно покачал головой, в последний раз окидывая взглядом границы своего кабинета и уже окончательно запирая дорожный кейс на замки с цифровым кодом.

   Побриться за это время он так и не успел, хотя лёгкая щетина в сочетании с тёмно-серым костюмом в более тёмную шотландскую полоску его совершенно не портила. Скорее даже наоборот. Или это я была настолько ослеплена его преувеличенной в моих глазах красотой, что могла любоваться его исключительной внешностью бесконечными часами и целыми днями напролёт – где угодно, когда угодно и в чём угодно. В любом случае, я никак не могла им наглядеться. Про отпускать от себя, даже не заикаюсь.

   - Никаких проводов до самолётов и улетающих в сизое небо Боингов. Я уже сказал. Мне будет спокойнее от мыслей, что ты здесь, гоняешь по Xbox-у в Need For Speed или в Кредо Ассасина и уничтожаешь всё имеющиеся здесь запасы конфет, а не торчишь в дорожной пробке в центре городе в вонючем такси. А теперь идём, буду учить тебя пользоваться внутренними замками и видеофоном.

   Хотела бы я, чтобы эти последние минуты растянулись ещё на несколько дней. А лучше лет или вечностей. Уж лучше так, чем отсчитывать ударами собственного сердца утекающие сквозь пальцы секунды перед неминуемым. Да и не желала я тратить их на вводный инструктаж по изучению дополнительных функций дверных замков. Меня до одури, со страшной силой и лихорадящей во всём теле трясучки тянуло к Киру, чтобы наконец-то его обнять. Крепко-крепко, ни о чём не думая и никого более в свои мысли не подпуская. Чтобы на коже, на всех соприкасающихся с ним местах вскочили синяки – большие, болезненные, можно и уродливые. Мне всё равно. Главное, чтобы очень болезненные. Чтобы не давали мне забыться, постоянно напоминая своим нытьём о том, из-за чего и кого я их получила. Я хочу его чувствовать буквально, и не только в своих скудных воспоминаниях. Всегда, везде и постоянно!

   Может, поэтому я почти не слушала, что он мне говорил и не видела – что показывал. Какая разница. Вся эта паранойя окажется очередной тратой столь драгоценного времени на абсолютно бессмысленные мелочи. Почему нельзя было его потратить на что-то более полезное и действительно жизненно важное? Ещё на несколько минут жарких объятий, с возможностью прожить эти скоротечные мгновения именно так, как этого требуют и душа, и тело. Чувствовать только его одного, тонуть только в нём, в единственном мире, вакууме и губительной бездне, в которой я готова умереть прямо здесь и сейчас. А всё остальное – к чёрту! Пусть сгорит в синем пламени дотла!

   -...Надеюсь, многое из всего этого может и не пригодится. Но подстраховка, хочешь не хочешь, а лишней никода не будет.

   Кир снова прокрутил все замки и защёлки, убрав с дверных петлей блокирующие фиксаторы и в этот раз открыв двери совершенно для иной цели. Вернее, проверив, что она больше не заперта, и он может теперь выйти в коридор общего этажа без каких-либо препятствий.

   У меня моментально остановилось и дыхание, и сердце. Как бы не банально это не звучало, но я всё равно была не готова к такому, пусть и знала, что это должно было уже вот-вот произойти. Кир потому и притащил сюда с собой наспех собранную дорожную сумку, далеко не маленький пластиковый кейс и выбранное в гардеробной достаточно тёплое демисезонное полупальто. Он больше не собирался возвращаться ни в одну из комнат собственной квартиры. По крайней мере не сегодня. Чёрный стильный кромби (простите, не знаю от какого брендового производителя) тоже ожидал своего звёздного часа вместе с багажом. Скорей всего, его используют по прямому назначению уже после того, как его владелец доберётся до Стокгольма.

   Кирилл продержал дверь открытой всего несколько секунд. Затем снова её закрыл и, совсем уж неожиданно, развернулся ко мне лицом, сделав всего один разделявший нас полушаг. Я и ахнуть не успела, как оказалась запечатанной внутри живой клетки рук, под удушающим напором сильного мужского тела и самой головокружительной в мире близости Стрельникова-младшего. Казалось, он буквально затянул меня в себя или окутал собой – физически, ментально, астрально и бог весть как ещё. Но то, что это было пережито и прочувствовано на каком-то запредельно ирреальном уровне, я никак не могла не заметить, как и не пропустить через себя всесметающим взрывом собственной реакции и сводящих с ума ответных эмоций. Даже несдержанно всхлипнула, поскольку совсем не ожидала, насколько же это будет невыносимо больно. Практически смертельно больно...

   - Всё, что я тебя прошу и о чём буду умолять за пределами этой квартиры – не делать глупостей. Просто дождись моего возвращения и ничего более. Это минимум, что от тебя требуется...

   Тогда какого он смотрит на меня так, будто уходит на войну или на какую-то опасную для жизни гопническую сходку? Зачем всматривается и разглядывает меня с такой ненасытной жадностью, касаясь дрожащими пальцами моего лица, как самого драгоценного в мире сокровища? А его глаза... боже правый!

   Как мне теперь забыть этот убийственный взгляд сходящего с ума от внутренней боли смертника? Его бездонную глубину, в которой самой хотелось утонуть прямо сейчас, сию секунду и без возможности на бессмысленное спасение.

   А его последовавший почти сразу за этим поцелуй... Накрывший мои губы жарким вакуумом сминающего рта... пронзивший насквозь и “навылет” мучительной реакцией моего тела каждую клеточку воспалённой плоти, агонизирующего сознания и измученного последними днями сердца… От таких поцелуев либо лишаются жизни сразу же и на месте, либо выживают вопреки всем законам природы и логики.

   Я не знаю, каким чудом выжила тогда и почему так его и не остановила. Почему, господи? ПОЧЕМУ?!

   - Я скоро вернусь... обещаю.

   Это неправильно! Так нельзя! Так не делает никто! Разве что только профессиональные убийцы. Вначале вонзая своей жертве в сердце острозаточенным стилетом, а потом обратно, с неспешной аккуратностью, вынимая его из проколотой, но всё ещё упрямо бьющейся мышцы.

   - Люблю!.. – хриплым шёпотом по моим глазам и новым ударом по сердцу. Горячими губами по переносице и холодному от болезненной испарины лбу... Смертельным разрывом наших тел и рук... наших душ и сердец...

   Может поэтому я и не сумела ничего сказать в ответ? Из-за контузившего меня едва не до потери сознания болевого шока? Впрочем, как и закричать... Я вообще ни хрена не успела тогда сделать. А понять, что же только что произошло со мной и на моих глазах – так и подавно. Так и смотрела, молча, не дыша, с открытым на отрывистом выдохе ртом. Парализованная насквозь произошедшим, ещё не мёртвая, но уже и не живая. Ведь живые делают хоть что-то и хоть как-то борются за свою жизнь, а не смотрят соляным столбом в спину уходящего от них любимого человека...

   Ты так за все эти пролетевшие с бешеной скоростью секунды и не обернулся. Ни разу! Даже когда закрывал за собой дверь! А я... Я так и не шелохнулась. Не произнесла ни звука. Не закричала и побежала следом... хотя, наверное, в мыслях рвалась из себя, как одержимый бес из тела своего носителя. Я даже не знаю, сколько так простояла, судорожно вслушиваясь в доносящиеся до меня из внешнего коридора звуки и пытаясь по ним определить, что ты сейчас там делаешь и как далеко уже ушёл от меня. Хотя по ощущениям, то, как я продолжала тебя чувствовать до сих пор, мне всё ещё не верилось, что сегодня я тебя больше уже не увижу. По крайней мере, рядом с собой, в живую...

   Наверное, и до спальни я так же добралась, чисто на автомате, не понимая как и благодаря каким внутренним механизмам сильно заторможенного организма. И, возможно, по той же причине не сразу расслышала мелодию телефонного звонка, приглушённого тёмными недрами моей повседневной сумки. А ведь Кир предупреждал, что позвонит сразу же из машины, прямо по дороге в аэропорт. Только, увы... Эта мелодия принадлежала не его номеру, пусть я и установила её не так уж и давно. Да и мне понадобилось какое-то время, чтобы наконец-то сообразить откуда и почему уже по второму кругу играет песня Paint it Black (уже и не помню в чьём конкретном исполнении).

   Что ж. Раз звонят, то придётся ответить. Зачем мучить абонента, пытающегося дозвониться до меня, даже не представляю, с какой уже по счёту попытки.

   - Да, Глеб...

ГЛАВА девятая

Если бы действительно всё было так просто, и если бы от моих решений не зависело столько жизней...

   Оставаться в стороне? Пугливо прятаться и забиваться в глубокую нору подальше от обложивших со всех сторон проблем? Тогда почему этого не сделал сам Кир? Даже нескольких минут не продержался. Рванул практически на самый дальний край континента (ещё и северный) только для того, чтобы спасти своих людей от неминуемой расправы за его плотские грехи и невинные слабости. Так почему я должна сидеть сложа руки и наблюдать, как им манипулируют, принуждая к действиям, которые должны очень скоро подвести его к чему-то более неминуемому? Мы ведь прекрасно понимали, что всё это далеко не обычная прихоть его отца, а самая банальная ловушка. И лезть в неё с головой, совершенно не зная, что ждёт в её скрытых недрах, куда глупее моего почти схожего поступка.

   Но я, по крайней мере, хотя бы более-менее представляла, что именно меня ожидало. И, в отличие от Кира, имела возможность добраться до Глеба без каких-то обходных путей, после чего на месте определить всю масштабность нависшей над нами угрозы. А может даже и что-то сделать. Что-то предотвратить или на время приостановить.

   Не могла я сидеть и играться в гонялки, зная, что в эти минуты Кирилл находится в серьёзной опасности. Да и не только он один. Пусть мне и не говорили об этом открытым текстом, зато всячески показывали и “мягко” так намекали, что всё зависит только от меня. Если я не одумаюсь, не осознаю всех возможных последствий моих последних ошибок, на моих глазах вполне очень даже скоро пострадают самые дорогие мне люди. Уж кто-кто, а Глеб Стрельников едва ли будет затягивать с уже давно принятым им решением.

   Хотя, не знаю, что хуже. Когда приходится подыгрывать в чужом сценарии, зачитывая непривычные для меня тексты смиренной жертвы или же напрямую выяснять, чего же от меня хотят и чего добиваются. Хотел бы Глеб всех и вся расставить по своим местам, заставив тем самым выполнять лишь одни его чётко прописанные условия, то на вряд ли бы стал затевать всю эту игру со сложными комбинациями и многослойными ходами. И это-то как раз и пугало. Осознанием, что это не сколько игра, а попытка достучаться до нашей совести до того, как мы успеем наломать ещё больше дров и тем самым приблизимся к неизбежному наказанию. А то что оно должно в очень скором времени последовать – в этом я уже нисколько не сомневалась.

   Вот поэтому я и взяла эту треклятую трубку, ответив на звонок. Потому что это не от Кира зависело наше возможное будущее, а как раз от меня. Именно я заварила всю эту убойную кашу, не представляя каких границ достигнут потянувшиеся за этим последствия. И именно мне предоставляли возможность всё исправить или хотя бы попробовать это сделать, пока всё не полетело ко всем чертям в Тартарары.

   - Я уж было решил, что ты начала от меня прятаться или, того немыслимей, избегать. Забыла свой телефон в сумочке?

   Не знаю, чем меня в действительности приложило в тот момент, его мягким, чуть ли не мурлыкающим голосом или последней фразой про телефон и сумочку? Даже интуитивно обернулась по сторонам, разглядывая окружающие стены, потолки и оконные “рамы” на наличие скрытых там видеокамер (но разве, понятие “скрытый” не предусматривает полную невозможность обнаружения оного предмета?). Хотя, едва ли Стрельников-старший мог дойти до такого с собственным сыном. Это было бы до омерзения подло и низко даже для него.

   Но сердце всё равно долбануло надрывным перебором о грудную клетку, чуть было не вызвав своей пугающей аритмией приступ сухого кашля.

   - Да... как-то вылетело из головы... – а на деле, как всегда, вру. Вернее, пытаюсь. С переменным успехом, стараясь говорить с виноватой улыбкой в чуть дрожащем из-за сумасшедшего сердцебиения голосочком хорошей девочки.

   Телефон я включила ещё когда проснулась и перед тем, как пошла искать Кира. Надо же было проверить, кто и сколько раз мне звонил. Но, вполне возможно, я его и включила специально, чтобы звонившие не получали в ответ отмороженную фразу оператора, перечисляющего на нескольких языках отсутствия абонента (то есть меня) в зоне доступа.

   - И проспала сегодня очень долго. Не могла ночью долго заснуть. – последняя фраза явно не к месту и с очень жирным намёком на “обстоятельства”, но... что не сделаешь ради любви? – Слишком много получила впечатлений на приёме. Прямо под завязку.

   Понятия не имею, что тянуло меня за язык, но оно определённо было сильнее чувства самосохранения. Правда, от последнего и так остались одни лишь скудные воспоминания после того, как я решила ответить на звонок.

   Но, если уж и думать логически, рассматривая общую картину в целом и только с правильных ракурсов, не отвечать Глебу и тем более игнорировать его, я не имела никаких прав. Ведь это он меня купил первым. Он меня предупреждал с самого начала, что не станет меня ни с кем делить. И всё, что он сейчас делал и говорил, лишь указывало на его нечеловеческую благосклонность и терпение за все нанесённые в его спину удары. Любой другой уже давно бы расписал меня своими коллекционными ножичками где-нибудь далеко за городом, в покинутой давным-давно людьми и животными лесополосе.

   - Поэтому и хотел, чтобы ты хорошенько после всего того бедлама отдохнула. На что, кстати, сейчас и рассчитываю. Моя Стрекоза выспалась хорошо? Набралась сил и соответствующих желаний для предстоящих подвигов?

   - Желаний, соответствующих чему? – я и до того прекрасно осознавала, в какую пытку может превратиться данный разговор. Единственное, не догадывалась насколько она станет для меня невыносимо мучительной.

   В какой-то мере, Глеб был прав, когда высказывался о своём истинном отношении ко лжи и людям, привыкшим врать другим. Это воистину омерзительное ощущение. Знать, что лжёшь и ты, и тот, с кем ты говоришь. Знать, что вы оба в курсе, происходящих со всеми нами событий и по какой тонкой грани сейчас ходят некоторые из нас, буквально на свой риск и страх. Но при этом продолжаем притворяться, как ни в чём ни бывало, именно играя в тех, кем мы перестали быть уже бог весть сколько времени назад. Но в том-то и дело. Правила данной игры задаются только одним человеком, и ты не сможешь пойти наперекор выдвинутым им условиям. Потому что это не в твоей власти. Ты вообще ничего не можешь. Ибо ты никто и даже зовут тебя не паспортным именем.

   - Желаний, соответствующих моим. У нас остался всего один выходной, а вчерашний вечер из-за невозможности побыть с тобой наедине оставил не очень приятное послевкусие. Хотелось бы его немного пригасить. Или не немного.

   А кто сказал, что будет легко, и что мне придётся теперь трястись из-за совершенно иного осмысления всё той же ситуации, но под прессом более пугающих причин и следствий. И щадить меня, естественно, никто уже не будет. Как и говорить прямым текстом, что на самом деле со мной хотят сделать и какие истинные причины скрывались за столь “невинными” словами-намёками.

   Буду ли я потом жалеть о том, что решилась ответить на этот звонок? Наверное, не больше, чем о других уже совершённых мною глупостей. Хотя я не считала и не буду считать и в будущем, что сделала глупость, рискнув пойти на данное безумие. Может как раз благодаря ей я и сумела отвратить неизбежное от жизней многих дорогих мне людей. А так... задело лишь самых крайних, пусть это и не является должным оправданием ни для кого из них.

   - Надеюсь, двух-трёх часов тебе хватит, чтобы привести себя в порядок и настроиться на предстоящую со мной встречу?

   - Даже более чем... – мой голос снова предательски надломился, но, слава богу, в нынешнем контексте он уже не мог привнести каких-либо усугубляющих последствий, как и повлиять на предстоящий ход событий. От меня уже сейчас ничего не зависело, кроме как правильного и разумного восприятия происходящего. А, значит, и моих на них ответных действий. Ну, а всё, что от меня требовалось – слушать, соглашаться и выполнять всё, что мне не будет велено сделать. Для того меня и купили и об этом данным звонком как раз и напоминали.

   - Тогда готовься. Перезвоню, когда вышлю за тобой машину.

   Какой щедрый жест. Целых три часа. Мягкий намёк на то, что он прекрасно осведомлён, где я сейчас нахожусь. И звонить он мне начал прямо тогда, когда Кир вышел из дома. Я даже специально проверила по журналу звонков, хотя меня и трясло в те минуты, как на электрическом стуле, едва не до стука зубов и треска в костях. Пришлось поспешно присесть на край кровати, поскольку стоять на ногах я уже не могла. Впрочем, как и думать или плакать. Как будто взяли и одним ударом сбили с ног, а из лёгких вышибли дух. Настолько этот страх оказался неподъёмным и сокрушительным, накрыв за считанные мгновения пугающей до смерти слабостью, леденящей кровь и сердце реальным физическим обморожением. Будто я только сейчас с полной ясностью осознала через что я только что прошла и что мне ещё предстояло вскоре пережить. Не удивлюсь, если узнаю, что нечто подобное испытывают люди, приговорённые к смертной казни и отчитывающие последние часы с минутами перед своим последним шествием по коридору смертников.

   А ведь я могла и не отвечать на звонок, как и никуда сегодня не ехать. Но Кир ведь тоже не остался, значит... Ловушка сработала именно так, как и была задумана изначально. А то, что я тряслась сейчас от страха, как осиновый лист — это только мои проблемы, решать которые придётся мне одной...