Феано Мелитена. Без царства земного. Дарья Торгашова

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ГЛАВА 1
• ГЛАВА 2
• ГЛАВА 3
• ГЛАВА 4
• ГЛАВА 5
• ГЛАВА 6
• ГЛАВА 7
• ГЛАВА 8
• ГЛАВА 9
• ГЛАВА 10
• ГЛАВА 11
• ГЛАВА 12
• ГЛАВА 13
• ГЛАВА 14
• ГЛАВА 15
• ГЛАВА 16
• ГЛАВА 17
• ГЛАВА 18
• ГЛАВА 19
• ГЛАВА 20
• ГЛАВА 21
• ГЛАВА 22
• ГЛАВА 23
• ГЛАВА 24
• ГЛАВА 25
• ГЛАВА 26
• ГЛАВА 27
• ГЛАВА 28
• ГЛАВА 29
• ГЛАВА 30
• ГЛАВА 31
• ГЛАВА 32
• ГЛАВА 33
• ГЛАВА 34
• ГЛАВА 35
• ГЛАВА 36
• ГЛАВА 37
• ГЛАВА 38
• ГЛАВА 39
• ГЛАВА 40
• ГЛАВА 41
• ГЛАВА 42
• ГЛАВА 43
• ГЛАВА 44
• ГЛАВА 45
• ГЛАВА 46
• ГЛАВА 47
• ГЛАВА 48
• ГЛАВА 49
• ГЛАВА 50
• ГЛАВА 51
• ГЛАВА 52
• ЭПИЛОГ

АННОТАЦИЯ

IX век. Время расцвета и могущества Византии. Феано, дочь влиятельного патрикия Романа Мелита, влюбляется в Эйрика - своего охранника-викинга. Патрикий Мелит, узнав о взаимных чувствах дочери и варвара, изгоняет Эйрика прочь. Феано выдают замуж за молодого аристократа, Варду Мартинака. Однако вскоре в империи вспыхивает восстание самозванца, Фомы Славянина, которое перерастает в большую войну. Прекрасная Феано обладает даром предвидения - но даже она не может предсказать, какие повороты судьбы ждут впереди ее саму, ее мужа и тайного возлюбленного-язычника.

ГЛАВА 1

Быстроходный дромон(1) «Стратигион» разрезал волны. Погода была прекрасная: и, казалось, вокруг ничего, кроме синего моря и синего неба. Из большой капитанской каюты появилась девушка в богатом дорожном платье и легкой белой головной накидке, которая придерживалась серебряным венчиком на лбу.

   Девушка подошла к перилам и приставила руку к глазам, вглядываясь вперед: против солнца она поначалу ничего не различила. Но вот раздался резкий крик чаек.

   Юная госпожа улыбнулась и кивнула сама себе. - Уже близко, - пробормотала она. Тут следом из каюты появился немолодой, представительный мужчина в темно-алом гиматии поверх светлой туники. Он положил девушке руку на плечо.

   - Что, чайки? Крит совсем рядом, Феано. Вон уже и вода пенится.

   Роман Мелит, начальник судна, указал вперед.

   На горизонте появились очертания острова - белые слоистые скалы, зеленые рощи и горы. Большие и темные, как у капитана, глаза Феано вспыхнули от радости, она захлопала в ладоши.

   - Скорей! - воскликнула капитанская дочь. Но гребцы под палубной надстройкой начали тише опускать весла, кормчие налегли на кормила: тяжеловесный дромон принялся замедлять ход, и вскоре стал на якорь.

   - Спустить скафос(2), - распорядился капитан. - Я отправлюсь на берег один, - пояснил он, взглянув на девушку. - Потом, если все будет удачно, возьму тебя и остальных.

   Он улыбнулся: обаятельная улыбка преобразила смуглое обветренное лицо патрикия(3) Мелита. Феано вздохнула и, сжав губы, перекрестила отца.

   - Удачи, - сказала она.

   Шлюпку спустили на воду, и капитан с помощником и несколькими гребцами отправились на берег. Феано покусала губы, глядя им вслед. Город Кносс был ужасно старый, старый даже во времена язычников; и порту насчитывалось лет не меньше, чем городу. Это вообще было тихое место - так сказал отец; но пиратствовали здесь с тех же времен язычников, а настроение у властей менялось как ветер. Даже гостям из богохранимого Константинополя следовало поберечься.

   Увидев, что отцовский скафос возвращается, Феано радостно улыбнулась: она быстро вытащила из поясного кошеля зеркальце на длинной ручке и посмотрелась. Скоро ведь сходить на берег. Девушка поморщилась, видя, что темно-бронзовые волосы совсем растрепались; а что сделало с ее и без того смуглой кожей солнце! Но сама ведь напросилась. Наверняка ей, женщине, больше такого случая и не выдастся!

   Роман Мелит с легкостью юноши взбежал по сходням на корабль. Он улыбнулся дочери и, подойдя к ней, поцеловал в лоб.

   - Все спокойно, - сказал капитан. - Сейчас зайдем в порт, и я тебя сразу отвезу к Николаю с Ириной. А потом отправлюсь по делам.

   - Вот так сразу?..

   Феано так и представила, что ей придется все время, что они проведут на Крите, просидеть у дяди с тетей под замком, как благовоспитанной девице. Зачем, спрашивается, ехала в такую даль? Но спорить теперь, она, конечно, не стала и ушла в отцовскую каюту, чтобы прихорошиться.

   Хотя они были люди небедные и отцовский торговый дромон считался одним из лучших судов, на нем было ужасно тесно и очень не хватало мест для уединения. Феано с нянькой ютились в закутке под палубой. Днем, конечно, капитанская дочь выходила наверх, но девушке приходилось прятаться при любой тревоге: не меньше, чем нянька, за этим следил Эйрик, наемник из викингов, которого приставили ее охранять.

   Феано заново причесалась, уложив темно-рыжие волосы в узел, покрыла голову накидкой; а к серебряному обручу прицепила серебряные же колты-лунницы. Они красиво перезванивались и сразу превращали свою обладательницу в нарядную госпожу. Хотя платье, конечно, измялось и пропотело, а тело все чесалось. Как бы то ни было, хорошо, что они уже причалили!

   Выйдя наружу, девушка увидела рядом с отцом свою старую няньку - армянку Феклу, всю в черном. Вот ей-то в жару каково? А немного в стороне стоял высокий белоголовый вэринг(4) - Эйрик, наемник-варвар. Поймав взгляд молодой госпожи, он слегка поклонился. Феано покраснела. По Эйрику было не понять, то ли он такой светловолосый, то ли уже поседел; хотя этот воин был моложе ее родителя. Впрочем, северные варвары вели такую жизнь, что немудрено.

   Капитан велел дочери, няньке и охраннику забираться в лодку. Феано пошатнулась, спускаясь по сходням, и Эйрик быстро подхватил ее под локоть железной рукой. Феано снова смутилась и, усевшись на скамью в лодке, принялась смотреть на берег.

   Впрочем, ничего интересного там пока не обнаружилось. Шумный, многолюдный порт - но Кноссу далеко было до Константинополя и даже Херсонеса. Когда они причалили, отцовский помощник Прокл сразу подвел им повозку, запряженную парой мулов: успел сторговаться на берегу. Феано с нянькой подсадили в телегу; армянка устроилась, охая и крестясь.

   - Слава богу, слава богу за все! Приехали, дитятко! - говорила она.

   Феано улыбнулась няньке, но мысли ее уже были далеко. Отец рассказывал, что здесь находится знаменитый критский лабиринт: местные считали, что это лабиринт Минотавра из древних мифов. А не он ли самый - вон те огромные развалины справа?

   Отец, ехавший рядом на лошади, подтвердил, что это те самые руины. И пообещал дочке, что сводит ее туда, как освободится.

   Путешественники наконец доехали. Дядя с тетей, жившие на окраине Кносса, оказались дома: они, конечно, ахали и восклицали, увидев заморских гостей. Феано так устала, что ей было почти все безразлично. Она облобызалась с теткой - невысокой пухленькой женщиной в глухом платье и платке: родственники получали письмо, извещавшее о приезде гостей, и отец привез им подарки, но благородного патрикия Мелита встретили тут без особенной радости. И на том спасибо.

   Когда Феано напарилась в бане и переоделась в чистое, их с отцом позвали к столу. День был не постный, и Феано ела с удовольствием - и печеную рыбу, и яйца в соусе, и салат, и свежий сыр. Отец, правда, вообще не слишком строго соблюдал посты, и был хотя и суеверен, как большинство моряков, но не особенно набожен. Это он придумал дочери домашнее имя «Феано» - полностью ее звали Феофания, Феофания Мелитена. Но «Феано» означало «видящая»: иногда она изрекала и видела странные вещи. А еще так звали жену знаменитого математика Пифагора.

   Отец был хорошим собеседником, но хозяев ему увлечь разговором не удалось. Они были неплохие люди, но очень уж провинциальные. Тетка Ирина слушала капитана, неодобрительно поджимая губы; а потом вдруг поинтересовалась, сколько лет теперь Феано. И, узнав, что целых пятнадцать, и что такая великовозрастная девица еще не просватана, перекрестилась и возмущенно замолчала до конца ужина.

   Хорошо хоть, у нее не хватило духу упрекать гостя и начальника корабля, подумала Феано. Однако она предчувствовала, что тетка может начать воспитывать ее саму, когда отца не будет; и сразу после ужина, наскоро поблагодарив хозяев, девушка поспешила улизнуть в отведенную ей комнату на втором этаже дома. Там раньше спали две хозяйские дочери - обе теперь замужние и с выводком детей.

   Нянька была уже здесь и дремала на своей лежанке, ожидая ее. Феано, опустившись на колени, помолилась перед иконой в углу. Потом разделась и, заплетя волосы в косу, в одной длинной сорочке забралась в пахнувшую сухими травами постель. Она мгновенно уснула.

   Весь следующий день отца не было и Феано проскучала дома. Нет, не скучала, конечно, она захватила с собой рукоделие; но никуда не выходила, как надеялась. Тетка заглядывала к ней - похоже, наладилась поучать. Однако, застав племянницу за таким приличным занятием, как вышивание, осталась довольна. Днем пару раз заглянул и Эйрик: спрашивал, здорова ли молодая госпожа и не нужно ли ей что-нибудь. Потом вэринг тоже ушел куда-то по своим мужским делам.

   На другой день вернулся отец. И повез ее на обещанную прогулку в кносский дворец! Снаряжаясь для выхода, Феано надела под длинную тунику кожаные штаны: благо платье было достаточно длинное, а то тетка бы раскричалась, если бы заметила. Хотя отец такой наряд одобрил - он считал, что женщине надевать в долгую дорогу штаны и удобнее, и безопаснее. Бабка Феано и мать Романа Мелита, персиянка, в юности часто ходила в шароварах.

   Пришлось опять ехать в тряской телеге; хотя Феано умела и верхом. Зато потом, когда они добрались до места, Феано смогла и размять ноги, и всласть наизумляться. Кносский дворец впечатлял даже после чудес Константинополя. Казалось, расписные стены его и красные колонны в пять человеческих ростов возвели гиганты.

   - А вообрази, как давно это было, - вполголоса заметил дочери капитан. - Еще до рождества Христова этот дворец был уже стар.

   Они взяли с собой веревку и по примеру Ариадны немного углубились в комнаты, разматывая бечеву. Феано изумленно разглядывала изображения пляшущих полунагих юношей и девушек, среди цветов и морских чудищ. Картины были как живые. Покосившись на Эйрика, она заметила, что северный варвар схватился за амулет. Эйрик был крещен под именем Георгия, но преспокойно носил свой крест вместе со старым оберегом, молотом Тора. И никто никогда не называл телохранителя христианским именем.

   Феано вздохнула с облегчением, когда они выбрались наружу. Неудивительно, что этот дворец называли лабиринтом Минотавра. Может, он был построен таким, чтобы прятать сокровища!

   Она высказала свою догадку отцу, но капитан резко качнул головой.

   - Если тут что и было, давно растащили, - сказал он.

   Они присели передохнуть в тени: капитан с дочерью, вэринг и один из двоих матросов, которого они захватили с собой. Второй внизу сторожил повозку.

   Откупорили кувшин с фруктовым напитком. Тетка Ирина делала вкусный настой из изюма и инжира, который понравился всем. Они напились из глиняных чашек и спустились по широким щербатым ступеням к дороге.

   После обеда капитан предложил свозить дочь на кносский рынок - там попадались замечательные расписные статуэтки и посуда, еще древней работы. Они поехали, но ничего стоящего не присмотрели. Феано, однако, вернулась довольная. Может, перед отъездом она еще раз побывает на базаре и купит что-нибудь сама: отец просто спешил, потому что час был уже поздний.

   Помолившись перед сном, девушка легла в постель; но сон пришел не сразу. Ей вдруг вспомнился разговор с отцом Савватием, священником их домашней церкви. Два года тому назад Феано поразила отца Савватия вопросом: точно ли все язычники после смерти попадают в ад? Даже самые славные, сильные, благородные?

   Строгий священник задумался на несколько мгновений и твердо ответил: да. Но Феано не отставала. А как же быть с теми, спросила она, кто жил и умер еще до Христа? Неужели предки благородных ромеев, их собственные предки, виноваты в том, что не знали Бога?..

   Тут отец Савватий рассердился и велел ей идти и помолиться об избавлении от искушения. Тринадцатилетняя Феано, разумеется, повиновалась. Но уже тогда поняла: священник сердится не потому, что дочь патрикия спросила недозволенное, а потому, что он сам не знает ответа и боится задуматься...

   Феано уснула, подсунув ладонь под щеку и не додумав этой мысли.

   Новый день, воскресенье, обещал быть тоже монотонным. Отец с утра пораньше снова уехал: скоро им отправляться домой, и ему надо завершить все дела на Крите. Феано сходила с нянькой Феклой, дядей и теткой в церковь. Вернувшись, она принялась было за вышивание, но только бессмысленно тыкала иглой в ткань; узор перед глазами никак не желал складываться.

   Наконец Феано встала, отложив вышивание. Подумав пару минут, она решительно подошла к двери.

   - Эйрик! - позвала она.

   Широкоплечий наемник тут же предстал перед ней, встряхнувшись, как пес. На нем была обычная защитная кожаная куртка, а поверх болтались костяной крестик и языческий амулет.

   - Ты что-то хотела, госпожа?

   Феано кивнула. Ей было уже неловко; но отступать она отказывалась.

   - Не будешь ли ты любезен сегодня опять сопроводить меня на прогулку? Знаю, отец не приказывал, - торопливо оборвала она возражения, которые уже готовы были сорваться с уст варвара. - Но это я задумала, и я отвечу перед моим отцом! Я с тоски умру тут сидеть! А когда я с тобой, мне ведь ничего не угрожает, - девушка просительно улыбнулась.

   Белоголовый вэринг был явно польщен, но соглашаться не спешил.

   - Мы возьмем еще одного матроса, из тех, которые спят с тобой в людской. Все равно они бездельничают! А чтобы мне не быть одной с мужчинами, пусть со мной поедет нянька.

   Эйрик сдался и кивнул.

   - Как желаешь, молодая госпожа.

   Уговорить няньку Феклу было не таким уж легким делом; но, поворчав, та тоже согласилась.

   Поехали вчетвером - матрос был возницей, Феано и нянька сидели в телеге, а Эйрик легко вышагивал рядом. Феано еще сама не знала, куда именно хочет пойти, и только приказала править к берегу. Но когда впереди на холме показались руины лабиринта, с другой стороны она заметила словно бы тропинку, заросшую терновником, которая вела к заброшенному дому.

   Нет! Никакой тропинки тут, конечно, давно уже не было. А вот дом точно был.

   - Стой!.. - крикнула Феано. Сердце ее заколотилось.

   Она спрыгнула на землю. Через мгновение Эйрик оказался рядом.

   - Что такое, госпожа?

   - Я хочу поглядеть, что там, - заявила девушка, указывая в сторону древнего дома. - Может, это жилище такое же старое, как лабиринт? Тут должна быть тайна, я чувствую!

   - И заросло все, как троллиная чаща. Духи этого места могут разгневаться, - проворчал вэринг.

   - Так и скажи, что испугался, - поддела его Феано.

   Северный варвар ничего не ответил. Достав из-за пояса топор, он мощными ударами принялся расчищать тропинку от колючих кустов.

   1 Византийское парусно-гребное судно.

   2 Греч. «лодка».

   3 Патрикий - один из высших византийских титулов.

   4 Вэринги - варяги, скандинавы.

ГЛАВА 2

Эйрик управился с расчисткой не больше, чем за полчаса: Феано даже испугалась за него, так яростно вэринг врубался в колючие заросли. Хотя в былые времена наверняка он этим топором крушил не мирные растения! Пока он работал, нельзя было ему и слова сказать; и лишь когда, тяжело дыша, взмокший варвар повернулся к Феано, молодая госпожа поняла, что он ждет стоящей награды за свои усилия. Или даже не ждет. Эйрик явно считал, что они проникли в нехорошее место.

   - Ты куртку порвал, - заметила она. - И на щеке царапина.

   Вэринг усмехнулся.

   - Пустяки. Так ты желаешь зайти внутрь, светлая госпожа?

   Феано взглянула на когда-то побеленный дом - весь заплетенный плющом, заросший сорняками, он выглядел совсем негостеприимно. Но ромейка гордо вскинула голову.

   - Сейчас предупрежу няню, и мы с тобой вместе зайдем.

   Фекла, конечно, напуганная всей этой затеей, стала упрашивать госпожу не соваться в дом - но Феано не пожелала слушать. Неужели они с Эйриком столько сделали, чтобы теперь отступить?..

   Она вернулась к своему телохранителю, цепляясь подолом и рукавами за оставшиеся колючки.

   - Ты дверь так же взломаешь?

   Девушка показала на дверь, которой было почти не видно за бурьяном.

   Варвар кивнул, опять взвешивая в руке топор.

   - Только бы не летучие мыши, - пробормотала Феано. - Боюсь я их.

   Эйрик с усмешкой покосился на девчонку-хозяйку.

   - Нет тут никаких летучих мышей. Видишь, окна заколочены? И вообще нет никакой живой твари, - со значением закончил он.

   Дверь вылетела от первого же удара, рассевшись в щепки. Эйрик выбил и окна, потому что светить им было нечем. Феано закашлялась от древесной трухи.

   - Давай вперед, - приказала она.

   Эйрик тряхнул белой головой и шагнул в узкий коридор. Несмотря ни на что, ему нравилось ее упрямство. Они прошли дальше, почти задевая плечами стены и еще больше перепачкавшись в паутине. Когда коридор сделал поворот, оба зажмурились, внезапно оказавшись на пороге большой общей комнаты: солнце било прямо в окно, через прогнившие и сломанные решетчатые ставни.

   - Странно, окно выходит наружу. Но ведь древние греки и критяне, как и мы, тоже делали окна во двор? - задумчиво проговорила Феано.

   - Не могу знать, хозяйка. Смотри сама, - Эйрик кивнул на обстановку. - Если что найдешь.

   И он стал посреди комнаты, скрестив руки на груди, демонстрируя полное нежелание дальше осквернять этот дом - или оскверняться самому. Феано фыркнула; но потом принялась в одиночку тщательно рассматривать мебель, покрытую пылью и паутиной. В комнате был только стол и две длинные лавки - судя по виду, старые-престарые, но хорошо сохранившиеся. И больше ничего: лишь остатки ковра на глиняном полу.

   Таким же манером Феано обследовала две другие комнаты, поменьше: видимо, спальни. И в третьей комнате в углу она вдруг обнаружила деревянный ящик, окованный проржавевшим железом!

   - Эйрик, сюда! Кажется, нашла! - задыхаясь, воскликнула дочь патрикия.

   Вэринг прибежал. Он во все глаза уставился на ящик: а потом, как и Феано, присел на корточки, рассматривая находку поближе. Подцепил крышку - и та неожиданно легко откинулась, обдав их пылью.

   Внутри лежала длинная и толстая раздвижная трубка - футляр, тоже из дерева. В отличие от Эйрика, Феано сразу поняла, что это такое: футляр был предназначен для хранения свитков.

   - Это пергамент или папирус... Чьи-то древние записки, - благоговейно прошептала она.

   Охранник разочарованно распрямился и встал. Он, конечно, читать не умел - мог разбирать только свои варварские руны.

   Феано снова закрыла крышку ларца. Она хотела попросить Эйрика понести его: вероятно, в этих старинных свитках была большая ценность для историков империи! Но вдруг девушка ощутила как будто невидимые токи, передававшиеся ее пальцам от этого предмета. Она вскинула голову и не удержалась от крика: на один ярчайший миг комната-склеп предстала незваной гостье новой, полной жизни, и вокруг словно зашептались голоса ее былых обитателей. Такое же чувство Феано испытала в руинах кносского дворца: но здесь оно было многократно сильнее.

   - Господи, - пробормотала Феано, неуверенно вставая на ноги. А подняв глаза, девушка обнаружила, что Эйрик пристально на нее смотрит - с каким-то даже страхом, что было совсем не свойственно этому мощному викингу. Должно быть, так он смотрел на женщин своего племени, которых называли вещуньями.

   - Ты снова видела, - хрипло произнес Эйрик, указав пальцем ей в лоб. - Потому тебя и прозвали «видящая».

   Феано кивнула.

   - Да...

   Она передернула плечами, справляясь со своим страхом.

   - Отец Савватий мне как-то сказал, что все язычники непременно должны попасть в ад... Даже наши доблестные предки, греки! Но мне сейчас кажется, что люди, которые здесь жили... что они все еще здесь. И это, наверное, не лучше ада!

   - Ну, тут хотя бы не поджаривают, как у христиан в преисподней, - усмехаясь, заметил Эйрик.

   Однако им обоим стало сильно не по себе. Хозяйка и телохранитель поспешили на солнце, не решаясь задерживаться дольше и поискать в древнем доме что-нибудь еще. Эйрик вытащил ящик со свитками.

   Когда они вновь предстали перед нянькой, та всплеснула руками.

   - Мать пресвятая Богородица! На кого вы оба похожи! Да с этого нехристя шкуру спустить мало! И я-то хороша: вот вернется патрикий...

   - Оставь, няня, - устало попросила Феано. - Это я во всем виновата, я и отвечу.

   Найденный ящик Фекле, конечно, показывать не стали.

   Они, однако, постарались вернуться и пробраться в дом незамеченными. Феано с помощью няньки хорошенько умылась и сменила грязную порванную одежду. Она вся исцарапалась - и старая армянка, причитая, принесла горшочек со смолистой хиосской мастикой, издавна известным на греческих островах целительным средством. Феано потихоньку послала мазь и Эйрику. А заодно предложила зашить ему рубашку.

   Вэринг с благодарностью принял ее заботы. Свою толстую кожаную куртку он заштопал сам.

   Капитан, однако, в этот день вовсе не вернулся. Он прислал слугу с запиской, в которой сообщал, что задержится до завтра.

   Что по-настоящему ее удивило - так это то, что тетка Ирина не сделала ни единого замечания племяннице за такое безобразнейшее поведение. Слуги дома, конечно, многое приметили и доложили той, когда Феано со спутниками вернулась. Может, хозяйка почуяла неладное и попросту побоялась затрагивать гостью?

   А потом тетка зашла к ней, чтобы позвать ужинать. Перекрестилась на икону Николая Угодника, перед которой горела лампадка, – и сердце у Феано так и замерло. Железные полосы, которыми был обит ящик, явственно отблескивали в этом слабом свете. Какое-то время тетка Ирина даже пристально смотрела прямо туда, в угол: будто не могла понять, что не дает ей покоя. Но потом еще раз перекрестилась и поклонилась образу; и повторила племяннице приглашение на ужин.

   Оставшись одна, Феано перевела дух и утерла пот со лба. Неужели тетка попросту не заметила этой вещи? А вдруг… А если тот дом тоже заколдован, и виден не всякому?

   Да и нянька до сих пор не обратила на ящик никакого внимания; хотя уж она-то знала, что у них было с собой, они вместе с Феано раскладывали вещи.

   Девушка заставила себя выбросить эти мысли из головы и спустилась в триклиний(5). За столом они сидели втроем с дядей и теткой, в неловком молчании поглощая фаршированные пряным рисом виноградные листья. Дядя Николай, Николай Скилица, был братом покойной матери; но Феано было совершенно нечего ему сказать.

   Умывшись и приготовившись ко сну, Феано неожиданно ощутила сильное желание открыть ларец самой и попытаться прочесть, что написано в свитках. Но уже совсем смерклось, свечи не хватало, а лампу просить она не решилась. Да и наверняка она ничего не разберет – даже если это древний греческий язык, тут нужен знающий человек…

   А если отец?.. Нет! Неожиданно Феано поняла, что отцу свою находку не покажет тоже. Или покажет, но не сейчас. Еще не время.

   С утра стало не до того: вернулся патрикий. Феано радостно обняла его, ощущая толику вины. Она уже решила, что ничего не скажет о своей вылазке, и предупредила Эйрика. Разумеется, тот ее не выдаст. Она очень понадеялась, что и няня тоже.

   - Отец, а чем ты здесь занимаешься? – спросила Феано, когда они спустились в атриум. Она впервые задала такой вопрос. – Или это… государственная тайна?

   Патрикий пристально и с удивлением взглянул на нее. Но ничего не заподозрил.

   - Это тайна, ты права, - помедлив, ответил он. – Но в общих чертах я могу тебе объяснить. Сядем.

   Они уселись на скамейку у фонтана. Дом у семейства Скилиц был не ахти, особенно в сравнении с их собственным константинопольским домом; но уединенный внутренний двор с фонтаном, конечно, имелся.

   - Я встречался со стратигом(6) Кносса и несколькими другими высокопоставленными лицами, - принялся объяснять Роман Мелит. – Ты понимаешь сама, что для торговли Крит нам не так уж и важен. Они не могут предложить ничего такого, чего не было бы у нас. Ну, кроме старинной керамики.

   Он добродушно улыбнулся дочери. Хотя говорил явно об очень серьезных вещах.

   - Однако Крит может быть очень важен стратегически. Он может послужить… превосходной военной базой для египетских арабов и персов. До Египта отсюда рукой подать! Вот я и склонял стратига, чтобы они не заключали союзов с магометанами, а только с нами.

   Феано задумчиво кивнула.

   - Понимаю… Но как же это получается, - она посмотрела в темные выразительные глаза отца. – Ты помогаешь ромеям против персов… то есть против своих? Ведь ты сам наполовину перс!

   Глаза Романа Мелита сверкнули.

   - Я ромей, я сын и слуга империи, - резко ответил он. – Империя превыше всего, Феано! Надеюсь, и ты об этом никогда не забудешь!

   Феано смотрела на него, едва дыша. Ее любимый отец вдруг стал чуждым и страшным.

   Наконец Роман Мелит сменил гнев на милость; он снова обаятельно улыбнулся и коснулся ее щеки.

   - Ты еще дитя, для тебя еще все просто. Так и должно быть. Но теперь оставим этот разговор.

   Дочь кивнула, не поднимая глаз. О ее собственной тайне речь так и не зашла.

   Они прогостили у ее дяди с тетей еще пять дней. Феано томилась и видела, что родственники тоже тяготятся этим визитом. Возможно, дело было не только в том, что приезд нежданных гостей со свитой дороговато им встал, - а и в том, чем Роман Мелит здесь занимался во благо империи... Хотя, как опять заподозрила девушка, отец в конце концов расплатился с теткой за беспокойство полновесными золотыми солидами(7).

   Сама она несколько раз украдкой заглянула в свой ящик при свете дня. С Эйриком они больше не говорили; хотя Феано знала, что вэринг ничего не забыл. В том ящике и вправду оказались папирусы на древнегреческом языке и, кажется, даже на древнеперсидском: современная персидская грамота была Феано знакома. Однако она не смогла разобрать ничего, кроме отдельных слов и имен, как будто бы не имевших к ее семье никакого отношения. Но почему-то Феано продолжало казаться, что эти записки многие сотни лет ждали ее и только ее...

   Перед тем, как покинуть Кносс, Феано с отцом еще раз побывали на рынке; и побродили подольше, в свое удовольствие. И в конце концов Феано купила пару расписных чашечек, изображавших древние игры с быком. Самое знаменитое развлечение критян-язычников. Хотя посуда была явной подделкой под старину, и ушлый торговец старался слупить с богатых покупателей подороже.

   - Вторая чашка для Анны, - сказала Феано.

   Патрикий с грустной улыбкой кивнул. Анна была младшей сестренкой Феано; и вскоре после рождения последнего ребенка его супруга заболела и умерла. Феано еще помнила мать, а десятилетняя Анна никогда ее не знала.

   Для себя Роман Мелит приобрел настоящую большую чернофигурную критскую чашу - удивлять гостей на пирах. В их городском доме было уже немало всяких редкостей из далеких краев, приобретенных самим капитаном и полученных в наследство.

   На другой день они собрались в дорогу. Феано сумела незаметно уложить старинный ящик со свитками в один из своих сундуков. Этот сундук так потяжелел, что пришлось позвать на помощь Эйрика. Викинг снес сундук юной хозяйки вниз и небрежно закинул в телегу: она даже испугалась за сохранность папирусов.

   Потом, встретившись с Феано взглядом, охранник неодобрительно качнул головой. «Поздно спохватился», - подумала дочь патрикия.

   Гордый имперский дромон покинул Крит, выполнив свою миссию: задул попутный ветер, и высоко развернулся алый парус с золотым изображением Богородицы. Был сентябрь 819 года от Рождества Христова. «Стратигион» держал курс на Константинополь.

   5 Столовая, трапезная: по римскому образцу.

   6 Стратиг – наместник.

   7 Солид - золотая монета, имевшая хождение в Византии.

ГЛАВА 3

Погода благоприятствовала им; хотя у берегов греческих островов, где они останавливались на долгом пути, несколько раз поднималось волнение. Феано радовалась, что не подвержена морской болезни, - и, как говаривал отец, могла бы стать моряком, не будь она женщиной. Но, однако, путешественники устали. Вся команда корабля бурно обрадовалась, когда показались предместья Константинополя.

   Вдоль берега высились мощные сторожевые башни, в лимонных садах и оливковых рощах утопали усадьбы знатных патрикиев. Дромон вошел в синие воды Пропонтиды(8); Феано с удовольствием вдыхала аромат кипарисов и сосен, в изобилии росших по сторонам. Вокруг сновали бесчисленные суда - хеландии, скедии(9), скафосы. Кормчим приходилось ловко лавировать, избегая столкновений. Впереди показался залив Золотой Рог, круто вдававшийся в сушу: словно огромный рог изобилия. Все богатства мира стекались сюда.

   Капитан, его дочь и их спутники засмотрелись на огромный купол Святой Софии, увенчанный золотым крестом. Величайшая святыня христианства царствовала над городом, над всеми его куполами и мощными зубчатыми стенами.

   Войдя в гавань, дромон причалил к берегу. По мосткам путешественники сошли на пристань.

   Роман Мелит громко произнес благодарственную молитву, что все они сподобились вновь ступить на эту счастливую землю. Потом, поднявшись по склону, замощенному неотесанным камнем, путешественники двинулись вдоль крытых складов, где громоздились бесчисленные товары. Патрикий загодя выслал вперед вестового, который оповещал об их прибытии; и в порту их ожидал управляющий Фома.

   Он поклонился господину и Феано; и учтивым жестом указал на приготовленные для хозяев носилки, которые охраняли четыре мощных чернокожих раба, купленных патрикием несколько лет тому назад. Эти носильщики жили не в самом особняке Мелитов, а в порту - в предместье Святого Маманта, и требовались от случая к случаю.

   Роман Мелит подсадил в носилки дочь и старую няньку, после чего забрался сам.

   Феано поискала глазами Эйрика: вэринг шагал позади, раздвигая плечами толпу, с совершенно непроницаемым лицом. И, конечно, налегке - все вещи выгрузят потом. Девушка вздохнула и положилась на судьбу.

   Их большой дом располагался в аристократическом квартале, к северо-западу от Софийского собора. Он был построен из белого и черного тесаного камня - и, конечно, красив, но его жизнь подчинялась общему правилу византийского мира: особняк был обращен фасадом вовнутрь, а на улицу смотрели только слепые окошки, забранные решетками. Сойдя с носилок, хозяева пересекли большой внутренний двор, где бил фонтан с искусной работы мраморной статуей-водометом; и поднялись по ступеням портика. Но едва патрикий отворил дверь в прихожую, как его остановил громкий счастливый возглас.

   - Отец!..

   В объятия Романа Мелита влетела запыхавшаяся растрепанная девочка. Он засмеялся и еще больше взъерошил копну ее бронзоватых волос: Анна уродилась гораздо светлее сестры. И карие глаза были светлее, и нежная кожа. Хотя, возможно, это последнее потому, что Анна гораздо меньше времени проводила на открытом солнце, как и следовало юной благородной госпоже.

   После отца Анна бросилась обнимать Феано. И сразу же засыпала вопросами об их путешествии. Феано любила младшую сестру, но сейчас ей едва удалось скрыть свое нетерпение и беспокойство.

   - Ну, будет тебе, егоза, - нянька пришла на выручку старшей питомице. - Дай нам хоть дух перевести, умаялись с дороги. Скажи-ка лучше, баня господам готова?

   - Да, ты ведь без нас была тут за хозяйку, сестрица, - улыбаясь, вмешалась Феано.

   - Ну а как же! - Анна сразу оживилась, гордая предложенной ролью. - Все готово. В обеих купальнях горячая вода, Фома приказал нагреть сразу, как пошел за вами. Идите скорей, пока не остыло!

   Вода в дом подавалась по трубам - по водопроводу, как в другие богатые дома, городские бани и дворцовые термы.

   После горячей ванны с притираниями Феано с наслаждением переоделась в домашнюю льняную тунику-далматику с вышивкой по горловине и подолу: в серебристо-лиловом узоре хитроискусно переплетались цветы и райские птицы. Волосы она опять скрутила в простой узел, не желая возиться с прической. Феано снова вспомнила о сундуке, который ее дожидался.

   Девушка сбежала по лестнице и в прихожей столкнулась с управляющим Фомой, который как раз руководил разгрузкой вещей. Их только что доставили. Важный управляющий недовольно посмотрел на хозяйскую дочь, которой так и не привили степенности в манерах. «Вот что значит - росла без матери», - подумал он.

   - Что угодно молодой госпоже? - спросил управляющий, быстро скрыв свои чувства.

   Все-таки именно Феано сейчас была в доме главной после патрикия. Пока ее не отдали замуж, конечно.

   - Где мой сундук? - воскликнула девушка. - Зеленый, у него еще оковка с розетками!

   Фома наморщил лоб под короткой челкой. Выпростав левую руку из складок гиматия, показал наверх:

   - Кажется, унесли в вашу комнату.

   Феано ахнула и, схватившись за голову, опять убежала на второй этаж. Ее опасения оформились в ясную мысль, когда она застала в своей комнате младшую сестру. Анна стояла над ее зеленым сундуком, уперев руки в коленки; и рассматривала узорную оковку, как будто видела ее в первый раз.

   - А вы мне что-нибудь привезли?

   - Кыш отсюда! - крикнула Феано. Сестра ахнула и отпрянула: глаза вмиг наполнились слезами обиды. Она бросилась прочь из комнаты.

   «Сейчас отцу нажалуется», - подумала Феано. Ей и самой стало стыдно; она догнала девочку и остановила, схватив за обе руки.

   - Не сердись. Просто я очень не люблю, когда трогают мои вещи. Отец привез тебе подарки, и я тоже, - прибавила она.

   Анна упрямо дернулась из ее рук; но Феано не отпускала сестренку, пока она не успокоилась и не улыбнулась. Феано погладила девочку по волосам, и та ушла к себе.

   Феано поспешила назад в свою спальню. Присев на кровать под балдахином, опять устремила взгляд на зеленый сундук, выделявшийся среди других вещей. Как хорошо, что после того, как Марк и Феоктист повзрослели и поступили на службу к императору, им с сестрой каждой выделили собственную комнату. Это только кажется, что дом просторен: в особняке Мелитов, кроме хозяина с детьми и наемника Эйрика, постоянно живет еще десять человек слуг. Четверо из них - иноплеменные рабы. И любой из них может сунуть нос в дела Феано...

   А уж сестренка наверняка еще не раз придет полюбопытствовать. Феано резко поднялась и, подойдя к сундуку, откинула крышку; из-под свертков с запасными сапожками и грубым дорожным плащом она осторожно извлекла драгоценный древний ящик. Поискав глазами, куда бы его определить, девушка усмехнулась и задвинула ящик под кровать, завесив бархатистым коричневым покрывалом. Потом найдет тайник понадежнее.

   Феано села к туалетному столику и недовольно нахмурилась на свое отражение. Она была хороша собой, как и Анна; и ей нравилось, что от отца-полуперса они обе унаследовали и тонкость черт, и высокий рост. Но вот загар придется сводить долго. С таким лицом ни одна благородная патрикия не покажется на люди.

   Она втирала в лоб и щеки миндальное масло, когда дверь комнаты скрипнула. Прозвучали шажки сандалий сестры.

   - Тебя зовут к столу, - сказала Анна. И, не дожидаясь ответа, ушла: похоже, все еще дулась.

   Феано поднялась и направилась вниз, в триклиний. Она очень проголодалась, и отец тоже; они долго угощались чечевичным супом, салатом из огурцов и зелени, солеными оливками, мясными и абрикосовыми пирогами, запивая кушанья разбавленным вином. Анне тоже дали вина, разбавив водой вдвое больше, чем у старших. Наконец Феано удовлетворенно вздохнула. В ее отсутствие стол не стал хуже; хотя она, привыкая к роли хозяйки, все чаще досматривала за тем, как у них дома готовят и подают, а то и сама стряпала.

   Она подняла глаза: отец с улыбкой смотрел на обеих дочерей. Но о чем он думал - непонятно.

   - В воскресенье пойдем к заутрене в Святую Софию, - произнес патрикий. - Феано, позаботься о своем наряде.

   Старшая дочь кивнула.

   - А тебе, Анна, мы сейчас покажем наши подарки.

   Анна захлопала в ладоши и подскочила на стуле.

   - Подарки!

   Конечно, она уже и так была избалована всевозможными милыми вещами; но всегда радовалась новому. Роман Мелит привез младшей дочке из Херсонеса темную соболью накидку и такую же муфту, щеголять зимой. Ему удалось купить там меха у русов гораздо дешевле, чем в Константинополе. А еще нарядных тканей на платья - обеим дочерям; и каждой по паре ниток прекрасного янтаря. Потом и Феано преподнесла свою расписную критскую чашечку. Сестренка была счастлива.

   Правда, это удовлетворило ее ненадолго: Анна повисла на отце, требуя, чтобы тот рассказал ей все об их с Феано путешествии. Патрикий был рад потешить ее воображение - он прекрасно рассказывал истории; а в разговоре с ребенком еще и присочинял.

   Феано ушла в свою комнату. Она прилегла на кровать и немного подремала; и приснился ей опять тот заброшенный дом. Только в ее сне он не был заброшенным. Древние призраки, населявшие его, обретали телесность и даже пугающее величие. Они тоже были детьми великой державы, память о которой ныне почти умерла...

   Феано проснулась на закате, ощущая сильное волнение. Нет, должно быть, эти видения не оставят ее, пока она не сделает... Что? То, что дарует мертвым покой?..

   Девушка потрясла головой и быстро прошептала «Отче наш». Она вспомнила, что до воскресенья еще три дня. Отец, наверное, в эти дни предстанет перед самим василевсом, отчитываясь о своих делах. Крит важен для императора. А ей следует приготовить наряд получше и позаботиться о своей красоте. Феано смекнула, что отец хочет, посетив службу в Софии, возобновить некоторые знакомства; в том числе, с теми благородными господами, которых прочит ей в женихи.

   Она знала, что отец не будет принуждать ее к браку с неприятным ей человеком, и, скорее всего, окончательный выбор оставит за нею самой; однако тянуть слишком долго нельзя. Она уже не девочка, в этом тетка Ирина права; и моложе не становится.

   Феано порадовала мысль, что исповедоваться и причащаться они будут не здесь, в блистательной Софии, - а в своем загородном имении, в местной церкви, когда уедут туда перед Рождеством. Отец Савватий отпускал ей грехи с самого детства. А отец... Феано догадывалась, что некоторые столичные священники используют во зло откровенность высокородных прихожан, и интригуют не хуже царедворцев, чтобы возвышать одних знатных особ и ниспровергать других. Вот почему Роман Мелит приберегал свои грехи только для смиренного отца Савватия. Да и тому, возможно, рассказывал не все...

   Феано, волнуясь, заглянула под кровать; долго смотрела на заветный ящик, но вытаскивать не стала. Нужен подходящий случай, чтобы заняться критскими свитками. И она поймет, когда будет пора.

   А может, Феоктист пособил бы ей?.. Феоктист, ее второй брат, был евнухом: китонитом(10) в императорском дворце. Его оскопили еще ребенком: мать долго протестовала и плакала, но отец настоял на своем, выбрав для младшего сына такую долю. Считалось, что евнухи люди более чистые, поскольку свободны от страстей; вдобавок, они не могли завести семью и не зависели от нее. А на службе им был открыт доступ в святая святых, куда не допускались посторонние мужчины.

   Феоктист был по-настоящему ученым юношей и знал разные языки, в том числе и древние; и историю народов знал гораздо лучше Феано. Возможно, она и обратится к нему, если Феоктист их навестит. Он в последнее время очень занят.

   Феано направилась на кухню, проследить за ужином. Потом вернулась к комнату и немного почитала при свете лампы - отрывки из Плиния Старшего: специально для нее скопированные на папирус. Цельные книги, в окладах, были еще редки и слишком дороги. После ужина девушка сразу отправилась спать. Никакие видения ее не тревожили.

   Весь следующий день, пятницу, она провела дома, с отцом и сестрой. А на другой день патрикий отправился во дворец, как и ожидала Феано. Сама же она решила поехать на прогулку - посмотреть город и, возможно, сделать некоторые покупки. Феано приказала заложить двуколку; она взяла с собой служанку и, конечно, Эйрика.

   Для выхода молодая хозяйка принарядилась - поверх бледно-зеленой шелковой далматики надела травяного цвета гиматий, затканный серебряными ликами святых. На правую руку надела два серебряных филигранных браслета; в высокую прическу вплела нити жемчуга, а на лоб надвинула серебряный обруч с мелкими жемчужинами. Край гиматия девушка изящно набросила на голову.

   Они направились в сторону Месы - главной и самой роскошной улицы Константинополя, пересекавшей город с востока на запад, через форумы Константина и Феодосия. В этот час Меса была уже полна народу: важные патрикии и матроны прогуливались пешком, ехали в нарядных носилках на плечах рабов. Спешили отряды всадников в блестящих кольчугах и панцирях, толпились торговцы и всевозможный ремесленный люд. Двуколка Феано медленно катила по замощенной мрамором и мозаикой улице, мимо портиков, статуй, богатых дворцов.

   Она направлялась в сторону форума Константина. И вдруг услышала изумленный и веселый возглас:

   - Прекрасная Феофания!

   Феано так редко называли полным именем, что она не сразу поняла: это именно ее окликнули. Девушка обернулась. С ее экипажем поравнялся высокий, приятной наружности нарядный молодой человек. Его волнистые темные волосы были тщательно уложены, в зеленых глазах светилось восхищение.

   - Варда Мартинак, - произнесла она, любезно улыбнувшись и склонив голову. - Я рада встрече с вами.

   Молодой щеголь поклонился.

   - Вас не хватало в Константинополе. Давно ли вы с вашим отцом вернулись из путешествия?

   - Нет, совсем недавно, - ответила Феано; она опустила ресницы и слегка зарделась, чувствуя на себе восхищенный взгляд Варды Мартинака. Он был в числе друзей семьи и даже числился среди женихов.

   - Я желал бы как можно скорее засвидетельствовать свое почтение патрикию Мелиту, - сказал Варда.

   Феано раздумывала несколько мгновений.

   - В воскресенье мы с отцом и сестрой отстоим заутреню в Святой Софии. Будете ли вы там?

   - Ну конечно! - воскликнул Варда. - Я буду счастлив вкусить божественную благодать вместе с вами.

   Он еще раз поклонился.

   - Не смею долее задерживать вас, Феофания, в драгоценный час прогулки. Передайте от меня поклон вашему досточтимому родителю и Анне.

   Молодой Мартинак прибавил шагу и затерялся в толпе. А Феано, сама не зная почему, оглянулась на Эйрика. И заметила на лице викинга странное выражение: точно он опять предостерегал ее против чего-то... или же ревновал?

   Последняя мысль и позабавила, и рассердила ее. Эйрик был храбрый воин и хороший человек - но все же только северный дикарь, почти язычник. Тот день на Крите, когда они набедокурили вдвоем, был и миновал.

   Феано выпрямилась на мягком сиденье и приказала править дальше на форум. Домой она вернулась незадолго до обеда, успев отдать нужные распоряжения к приходу отца.

   8 Пропонтида - Мраморное море.

   9 Хеландия - судно, заменившее античную триеру; скедия - род ладьи.

   10 Китонит - стражник императорской опочивальни.

ГЛАВА 4

Во время церковной службы женщины заняли места по левую руку, мужчины - по правую. Феано с сестрой и нянькой Феклой стояли, склонив головы, внимая сильному голосу архидиакона и слаженному хору певчих. Сердце у Феано замирало; и как и раньше в этом великолепном храме, ей казалось, будто она внемлет хору ангелов. Это чудо человеческих рук, многокрасочные витражи, сияние сотен свечей, отраженное в позолоте и мраморе, в соединении с божественным пением глубоко впечатляло всякого, даже постоянного прихожанина.

   Но под конец ноги и спина у Феано устали, она принялась незаметно переминаться с ноги на ногу; и по сторонам тоже слышалось покашливание, шуршание одежд. Невольно подумалось, как там отец и Эйрик. Крещеный вэринг, который почти никогда не утруждал себя посещением христианского храма, совершенно неожиданно выразил желание отстоять заутреню вместе с господами.

   Наконец служба окончилась. Верующие облегченно закрестились, закланялись. Феано посмотрела на сестренку и, улыбнувшись, взяла ее за руку. Тело гудело от усталости, но душа воспарила: они поистине причастились благодати.

   Феано и Анна с нянькой направились на поиски патрикия; и тот как раз оказался занят разговором с отцом и сыном Мартинаками. Феано раскланялась с Вардой и его престарелым отцом Дионисием, но вести праздные беседы в церкви ей показалось неуместно. Мужчины втянули в свою беседу еще какого-то знакомого, а Феано огляделась в поисках Эйрика.

   И тут же увидела такое, отчего сердце ее забилось как сумасшедшее. Не думая ни о чем, Феано выпустила руку младшей сестры и устремилась вперед.

   Напротив Эйрика стоял тот самый молодой архидиакон, отец Анастасий, который вел службу: священник гневно распекал его. Воин слушал, опустив голову; но было видно, что он сам едва сдерживается. Феано могла понять, что отца Анастасия возмутил меч, висевший за спиной у вэринга. Но когда он ткнул пальцем Эйрику в грудь, девушка вспомнила, что ее охранник так и носит свое распятие вместе с языческим оберегом...

   Рука Эйрика дернулась к мечу; викинг едва сдержался и отступил, весь дрожа и сжимая кулаки. Вокруг уже начала собираться негодующая толпа. Феано вскрикнула от ужаса и бросилась вперед.

   - Прошу вас, отец Анастасий, не прогневайтесь! - взмолилась она. - Этот человек - воин, мой охранитель, и он всегда с оружием! Он... новообращенный и еще не уяснил всех наших правил!

   Она замерла, готовясь к худшему. Архидиакон перевел взгляд на нарядную девицу, с нее опять на варвара... и, махнув рукой, крупными шагами удалился. Эйрик вскинул голову и горящими светлыми глазами оглядел ромеев, которые еще минуту назад готовы были на него наброситься; за оружие он больше не брался, но вид у него был такой, что толпа быстро рассеялась сама.

   Феано подбежала к наемнику.

   - Эйрик, что ты учинил!..

   - Не учинил, - возразил Эйрик: глаза его снова сверкнули. - Но мог.

   Потом он взглянул на нее с глубокой признательностью.

   - Благодарю тебя, ясная липа ожерелий(11), что заступилась.

   Он произнес это восхваление на своем северном языке, но Феано поняла. Она так смутилась, как будто это она совершила что-то недозволенное; и отчего-то на миг почувствовала себя счастливой...

   И тут наконец оба увидели, как к ним спешит патрикий Мелит с целой свитой.

   - Феано, вот ты где!.. А ты, варвар, что тут устроил? - крикнул патрикий.

   Он был разгневан не меньше архидиакона и испуган за дочь. Феано бросилась к отцу и схватила под руку.

   - Прошу тебя, не сердись. Произошло недоразумение, но мы его уладили. Давайте поскорее выйдем, здесь не место сварам! - горячо попросила она.

   Все покинули храм. Феано шепотом пообещала отцу, что объяснит все позже; и Роман Мелит успокоился. Отчасти он и сам догадался, из-за чего был скандал, заметив молот Тора на шее у Эйрика. А Феано подумала: вэринг не снял амулета оттого, что слишком честен. Он пришел на богослужение прежде всего ради нее! Но до сих пор не знал, держаться ему веры предков или перейти в ромейскую!

   Они пересекли всю площадь Августейон и остановились под длинным портиком, где их ожидали слуги с носилками. И там патрикий впервые нарушил тягостную тишину.

   - Феано, поздоровайся с асикритом(12) Диогеном и госпожой Евфимией. А это славный друнгарий(13) Иларион Дамиан: мы с ним встречались, но ты, должно быть, не помнишь, - Роман Мелит улыбнулся ледяной улыбкой. - С патрикием Мартинаком и Вардой ты уже говорила. Варда Мартинак сказал мне, что это ты пригласила его присоединиться к нам во время заутрени.

   - Да, правда, - Феано покраснела и поклонилась сразу всему высокому собранию. - Мы с Вардой Мартинаком встретились на прогулке. Мне очень жаль, что сегодня так вышло.

   Роман Мелит немного оттаял.

   - И мне жаль. Что ж, давайте забудем сие досадное происшествие. Феано, я пригласил всех этих сиятельных господ к нам вечером на ужин.

   Феано кивнула; обещая себе, что как следует постарается для гостей. Они снова раскланялись и распрощались со всеми знакомыми, кроме отца и сына Мартинаков. Они жили по соседству, и некоторое время ехали обратно вместе. Варда Мартинак и патрикий Мелит были верхом; а Феано с сестрой и нянькой, как и старого Мартинака, ждали носилки.

   Воспользовавшись тем, что их отцы завели между собой разговор, Варда подъехал к носилкам Мелитов.

   - Вы все еще расстроены, Феофания? - вполголоса произнес он, склонившись к ней. - Неудивительно! Какой, однако, бешеный нрав у вашего варвара!

   Феано посмотрела в красивое лицо молодого патрикия. Оно выражало искреннее участие. И она нравилась Варде Мартинаку, даже очень нравилась! Феано заставила себя улыбнуться.

   - Благодарю вас за доброту, - сказала она. - Эйрик храбр, но необуздан, таково все его племя.

   Патрикий взял ее руку и поднес к губам.

   - Мне и вправду не хватало вас, Феофания, - нежно сказал он. - Я приглашен к вам на ужин, однако на званом ужине даже не поговоришь. Быть может, вы согласитесь отправиться со мной вдвоем на прогулку - покататься на лодке по морю? Вы ведь любите море?

   Видя ее замешательство, Варда склонил темноволосую голову.

   - Я, разумеется, прежде всего попрошу разрешения у вашего отца. И мы возьмем с собой охрану.

   - Поговорим об этом на ужине, - справившись с собой, ответила девушка.

   Варда Мартинак поклонился, прижав руку к сердцу; и отъехал. Феано прикрыла глаза, слишком взволнованная и переполненная впечатлениями, чтобы говорить хоть с кем-то еще; она не откликнулась, даже когда услышала робкий вопрос сестры. Правда, нянька Фекла тут же шикнула на девочку, понимая, каково пришлось сегодня Феано; и Анна притихла.

   После возвращения в особняк все сразу разбрелись по своим комнатам. Феано некоторое время сидела и шила у окна, а потом отложила рукоделие, чтобы заняться обедом и проверить, все ли в порядке в доме. Наверное, пора сделать уборку в триклинии и в прихожей. А еще выгнать раба подмести двор. Убрать зал по-праздничному уже не успеть, но нужно хотя бы расставить вазы с цветами и переменить скатерть...

   В коридоре Феано неожиданно столкнулась с отцом. Она чуть не упала, и Роман Мелит поддержал дочь; а потом обнял.

   - Я как раз шел к тебе. К нам сегодня придет в гости твой брат, я не успел сказать. Мы встретились в Большом дворце.

   - Феоктист? - радостно переспросила Феано.

   - Конечно, Феоктист. Ты скучала по нему?

   Скучала, и не только! У Феано в голове вмиг пронеслось множество запретных мыслей; она закусила губу.

   - Я очень рада, отец. Постараюсь приготовить все в лучшем виде.

   - Я и не сомневался, сердце мое, - тепло ответил патрикий.

   Феано была слишком занята до вечера, чтобы подумать о чем-то еще, кроме самых насущных дел; и лишь когда первым из гостей на пороге появился Феоктист, она вспомнила, какие надежды возлагала на брата. Они обнялись и расцеловались. Молодой евнух был Феано гораздо ближе, чем старший брат Марк, занятый на военной службе.

   - Как ты повзрослела, совсем невеста! - улыбаясь, заметил Феоктист. Ему сравнялось девятнадцать, но из-за своего увечья он выглядел моложе, и был смазлив почти по-девичьи. Феоктист уродился черноволосым, в отца, но с голубыми глазами матери.

   Феано взяла брата под руку и провела в триклиний, где усадила на круглый мягкий табурет. Налила вина.

   - Как дела у тебя на службе?

   Феоктист поднес палец к губам.

   - Вне стен Большого дворца мы об этом не говорим. Тайна сия велика есть. Лучше ты расскажи, как поживаешь? Как прошло ваше путешествие?

   Феано только было собралась рассказать, как послышались новые голоса в прихожей: явились отец и сын Мартинаки. Она извинилась и поспешила приветствовать их.

   Варда Мартинак был одет так же изысканно, как утром, с драгоценной аметистовой пряжкой на плече; он благоухал мускусом. Поклонившись хозяйке, молодой аристократ вручил ей неожиданный подарок. Не сладости, даже не драгоценности - а настоящую критскую статуэтку, изображавшую древнюю богиню в широкой юбке с оборками!

   Варда сполна насладился изумлением на лице Феано.

   - Вижу, я угадал. Как раз в тон нынешнего вечера, госпожа, - молодой патрикий поцеловал ей руку. Феано неловко улыбнулась, чувствуя, что, приняв подарок Варды, она тем самым признает его особые права. Хотя, конечно, до помолвки это ничего не будет значить. И даже катание на лодке ничего не будет значить!

   Тут начали прибывать остальные гости. Феано и патрикий Мелит любезно поприветствовали всех и пригласили в триклиний. Обычно женщины на пирах сидели отдельно от мужчин - так же, как и стояли в церкви; но, поскольку женщин было всего две, - сама Феано и супруга Калодота Диогена, почтенная госпожа Евфимия, - они сели все вместе. Какое-то время хозяин дома занимал собравшихся своими историями; но потом Феано и Варда оказались в центре внимания. Феано предъявила подаренную поклонником статуэтку, и та вызвала общее восхищение, как и чернофигурная чаша Романа Мелита. Потом Феано, по просьбе отца, принесла кифару и сыграла для гостей. А Варда Мартинак спел лирическую песню о весне. У него был хороший голос, не хуже, чем у церковных певчих.

   Феоктист все это время помалкивал, наблюдая за сестрой и гостями. Под конец, когда все начали расходиться, он попросил у отца разрешения задержаться. А Варда Мартинак, улучив минуту, подошел к патрикию Мелиту и пригласил Феано на свидание - прокатиться на лодке по заливу.

   Роман Мелит нахмурился, испытывая понятные сомнения. А молодой аристократ улыбнулся и проникновенно прибавил:

   - За безопасность и честь вашей дочери, патрикий, я ручаюсь жизнью. Разве я и мой отец не давние друзья вашего дома? Мы возьмем моего собственного охранника и гребцов.

   - Нет, - неожиданно резко произнесла Феано. - Охранник будет мой! Мы возьмем Эйрика!

   Самообладание на миг изменило Варде Мартинаку.

   - Этого... Вашего варвара? После того, что он сегодня натворил в храме?

   - Да, - внезапно произнес Роман Мелит. - Если Феано согласна, я отпущу ее прогуляться с вами, патрикий Мартинак, но только с нашим собственным охранником. Он дикарь, однако мы не раз имели случай убедиться в его надежности.

   - Ну хорошо, пусть так. - Кажется, Варда понял, что для Феано этот вэринг важнее, чем простой наемник. Однако он больше ничем не выдал своих чувств.

   Молодой аристократ сказал Феано, что придет за нею послезавтра в полдень; и, откланявшись, ушел.

   Феано с облегчением вернулась в триклиний, где все еще сидел брат. Они с отцом немного побыли втроем, говоря обо всем на свете; Феоктист Мелит, как и Роман Мелит, мог поддержать любую тему. Потом Феано заметила, что уже совсем темно и на улицах Константинополя небезопасно.

   - Может, Феоктист переночует у нас? - предложила она. - Он так давно не был дома.

   - Отчего же нет? - улыбнувшись, ответил Роман Мелит. - Надеюсь, ты завтра свободен? - обратился он к сыну.

   - Да, завтра как раз свободен, - ответил евнух. - Я рад принять ваше приглашение.

   Он встретился взглядом с сестрой и догадался, что ей есть что еще ему сказать наедине. Феано повела брата наверх, чтобы приготовить ему комнату; но прежде того пригласила его к себе.

   - Что же ты хотела мне показать, милая сестра? - спросил Феоктист, оглядевшись в девичьей спальне: он весело и заговорщицки улыбнулся. - Наверняка что-то, о чем батюшка не знает?

   - Ты прав. Погоди, сейчас.

   И Феано, опустившись на колени, извлекла древний ящик со свитками из-под кровати: за эти дни она так и не нашла для него лучшего хранилища.

   11 Кеннинг: древнескандинавское хвалебное иносказание.

   12 Асикрит - чиновник императорской канцелярии.

   13 Друнгарий - военачальник.

ГЛАВА 5

Они с братом засиделись так надолго, что комнатная служанка Феано, Елена, несколько раз заглядывала в спальню хозяйки, порываясь сказать, что господину Феоктисту приготовлены покои, а вода для умывания совсем остыла. Не говоря уже о том, что и госпоже давно пора было почивать. Но девушка сочла за лучшее не вмешиваться.

   После того, как Феоктист услышал из сестриных уст историю обнаружения древних свитков, он сразу же загорелся мыслью разобраться в этом. Пожалуй, он увлекся даже более самой Феано. Он был царедворцем, но не в меньшей степени - книжником.

   Феоктист долго сидел, шевеля губами и водя стилосом вдоль выцветших строк, сопоставляя слова и имена; а Феано завороженно наблюдала за братом, боясь шевельнуться. Под конец молодой евнух досадливо хлопнул себя по коленям, прикрытым светлым вышитым одеянием, и поднялся с места.

   - Восковых табличек у тебя, конечно, в запасе нет?

   - Есть, я часто сама веду счета, когда отцу некогда. Но лишних не найдется. Тебе ведь надо много записать? Ты что-то понял, правда?..

   Феано вскочила с места.

   Евнух приставил к губам кончик стилоса, в голубых глазах появился странный блеск.

   - Кажется, понял. Но это требует многих трудов, сестра, и моих скромных знаний тут недостаточно... И я даже не знаю, решусь ли справляться у более ученых мужей, нежели я сам.

   - Ты тоже не хочешь разглашать, - догадалась Феано. - Но что ты прочитал?

   - Подожди, дай мне сперва табличку. Или, позволь-ка...

   Феоктист, не дожидаясь разрешения, схватил восковую табличку с настенной полки, где они лежали стопкой. Там уже было что-то записано, но евнух не задумываясь стер сестрины пометки другим концом стилоса и, усевшись обратно, принялся быстро писать свое. Почерк у него был каллиграфический.

   Он заполнил всю табличку и только тогда поднял глаза. Улыбнулся извиняющейся улыбкой.

   - Я тебе пришлю чистых табличек. И папируса, наверняка тебе нужно, - сказал Феоктист. - У нас в ведомствах этого добра предостаточно.

   Феано кивнула, сжав губы. Она обхватила ладонями локти: ее зазнобило.

   - А теперь, может быть, ты соизволишь поделиться со мной своими учеными мыслями?

   - Конечно! Прости, - Феоктист рассмеялся и, поднявшись, пододвинул ей стул. Они уселись рядом, и молодой евнух опять зашелестел свитками, переворачивая их ловко и осторожно.

   - Первое - они на двух языках, древнегреческом и древнеперсидском. Это ты, конечно, поняла. Еще вероятно, что текст на одном языке дополняет текст на другом, поскольку они не могут быть не связаны...

   - Я подумала, что персидский текст - копия эллинского, - заметила Феано. - Объем примерно одинаков.

   - И я сперва так же решил, - Феоктист кивнул. - Это логично. Но тексты разные, хотя составлены современниками.

   Феано вздохнула.

   - Главное - о чем там идет речь, дорогой брат! Имеют ли эти свитки вообще какую-то ценность, или я просто обманулась?

   Вместо ответа Феоктист быстро перевернул пару папирусных листов и указал стилосом на одно эллинское имя. Потом на то же имя в другом месте; и еще на одно, стоявшее рядом.

   - «Артемисия», - дрожащим голосом прошептала Феано. - Артемисия!.. А второе имя - «Ксеркс»! Отец нам рассказывал их истории, как сказки на ночь, помнишь? А потом я сама прочитала у Геродота! Ксеркс был великим царем Персии, а Артемисия была правительницей, кажется, в Карии! Она была не только царицей, но даже воительницей и советницей самого Ксеркса!..

   - Верно, - Феоктист кивнул. - И мне думается... что ты нашла записки ученого язычника, жившего во времена этих царя и царицы. Или нескольких людей из ближнего круга Ксеркса или Артемисии.

   - Но это же страшно давно! - Феано была потрясена. - Я не вспомню точно, но...

   - Они жили почти за пять веков до христианской эры, - сказал Феоктист. - Более тысячи лет назад. Просто поразительно, как эти папирусы не истлели.

   - Ну, может, сами папирусы новее... хотя все равно должны быть очень старые, - сказала Феано. - И мне жаль, что я так и не осмотрела дом получше. Возможно, там припрятано что-то еще более ценное?

   - Возможно, - согласился Феоктист. Феано с неприятным чувством подумала, что об участии Эйрика он за все время не сказал ни слова, - как будто наемник был всего лишь орудием своих господ. Хотя такое отношение было обычным для ромеев.

   Но тут же она забыла о своей неприязни, услышав следующие слова брата.

   - Ты сказала - тебе почудилось, будто эти тексты имеют какое-то отношение к нам? И ты слышала в том заброшенном доме... м-м... зов мертвых?

   Феано кивнула. Феоктист произнес это с некоторой насмешкой; но он, однако же, вполне серьезно относился к ее ясновидческому дару.

   - Вполне может быть, что ты не ошиблась. Ты знаешь, что в границах области, которая именовалась Карией, лежит наше собственное имение? Я интересовался этим вопросом, когда изучал родословную Мелитов в архивах, - похвалился Феоктист. - В двух днях пути от нашего поместья находится мраморная гробница царя Мавсола, которую почитают чудом света. Там был древний город Галикарнас, где и правила царица Артемисия. У Мавсола также была супруга Артемисия, но эти двое жили гораздо позднее...

   Юноша задумчиво почесал стилосом в затылке.

   - Я ездил смотреть эту гробницу: ее именуют мавзолеем, и она поистине великолепна. А вот от древнего города мало что осталось.

   - Ты мне ничего об этом не рассказывал, - холодно заметила Феано. Ее в который раз больно уколола мысль, что ее брату, хоть он и евнух, позволено гораздо больше, чем ей самой.

   - Может быть, мы еще и побываем там вместе, - великодушно ответил Феоктист. - Все это - империя, а вся империя наше имение, милая Феано!

   Тут Феано взглянула в заплетенное глицинией арочное окно, которое выходило во двор. Она ахнула: уже взошла луна.

   - Как же мы засиделись! Идем, я провожу тебя спать, - девушка быстро встала. Потерла лоб: у нее даже голова заболела после такого суматошного дня.

   Феоктист быстро и аккуратно сложил свитки в первозданном виде, убрав в футляр и ящик. Он сказал:

   - Я заберу эти папирусы с собой. Ты согласна? Мне нужно изучить их получше, да и не след хранить их у девицы под кроватью.

   Феоктист обаятельно улыбнулся, сразу напомнив ей отца. Феано серьезно кивнула.

   - Хорошо. Только смотри не потеряй; и рассказывай мне все.

   - Даю слово, - ответил брат, приложив обе руки к сердцу.

   Проводив Феоктиста в его бывшую спальню, Феано разбудила задремавшую там служанку. Молодая хозяйка проверила, чисты ли простыни, готова ли вода для умывания; поправила фитиль в благовонном светильнике. Потом, выпроводив служанку, она пожаловалась брату, что ужасно устала и не знает, как завтра встанет к завтраку.

   - Можешь вообще не выходить. Я скажу отцу, что тебе нездоровится, - предложил Феоктист.

   - Вот спасибо! А как же ты? - воскликнула Феано.

   - Мне это ничего, - заверил он. - Мы на государевой службе привычны к ночным бдениям.

   Феано проспала завтрак; проснувшись поздним утром, она с благодарностью увидела рядом с кроватью поднос с едой. На блюде лежали свежие сырные лепешки и пригоршня жареных каштанов, стоял кубок с разбавленным вином. Феано встала и накинула поверх сорочки халат, причудливо расшитый павлиньими перьями. Потом села обратно на кровать и принялась есть. Ей и вправду нездоровилось.

   Феано даже опасалась, не пришли бы крови: хотя было еще рановато. А ей ведь завтра встречаться с мужчиной! Если так, придется сослаться на болезнь и отказать!

   Покончив с завтраком, она дернула за витой шнурок, висевший в изголовье постели. Звонок из ее комнаты был хитроумно проведен прямо в кухню. Немного погодя в коридоре послышался торопливый топоток Елены.

   - Встали и покушали, слава богу! - воскликнула девушка, зайдя в комнату. - Вы не больны, госпожа?

   Феано покачала головой. Она еще сомневалась.

   Елена помогла ей умыться и одеться, темные волосы хозяйки заплела в косу с бисерной лентой. Потом Феано отправилась поприветствовать отца с братом.

   Они сидели в триклинии и о чем-то негромко разговаривали. Но при виде ее поспешно замолчали; Роман Мелит поднялся и, приблизившись к дочери, тоже спросил ее о здоровье. Феано улыбнулась и заверила, что теперь чувствует себя хорошо.

   Потом патрикий ушел в свой кабинет, а брат с сестрой остались вдвоем. Какое-то время молчали.

   Наконец Феоктист спросил:

   - Так ты пойдешь кататься на лодке с молодым Мартинаком? Он тебе по нраву?

   Феано смущенно отвернулась.

   - Не знаю пока... Он вчера красиво обхаживал меня - но так, как будто это ему не впервой, понимаешь ли. Будто Варда Мартинак оттачивал на мне свое искусство.

   Феоктист лукаво рассмеялся.

   - Благонравным девицам такого не говорят, но я скажу: не так уж и плохо, если мужчина опытен в обращении с женщинами, - заметил он. - Думаю, ты и вправду приглянулась Варде, и ты завидная невеста, хотя сам он тоже не беден и не из последней семьи. Я слышал даже, что Мартинаки в родстве с прежними императорами, - задумчиво произнес евнух. - Но все же будь с ним поосторожней.

   Феоктист неожиданно остро взглянул на сестру.

   - И ничего не рассказывай ему о своей находке, если и собиралась!

   Феано вздрогнула. Она сама только что об этом подумала; хотя не могла объяснить, почему.

   - Не буду, Феоктист.

   Еще полдня Феоктист Мелит провел с семьей, но после обеда ушел: его ждала дворцовая служба. Папирусы Феано он забрал с собой, прямо в футляре.

   Феано порылась в своих сундуках, готовясь к завтрашнему свиданию. Но прежде, чем готовить платье и украшения, она достала хлопковую набедренную повязку - такое белье она научилась шить у своей бабушки-персиянки.

   Еще три года назад, когда бабушка была жива, Феано расспрашивала ее о том, как у нее на родине живут и одеваются: ужасно любопытно было узнать побольше о женщинах, которые ходят в шароварах. Неужели это им удобно? И тогда бабушка Мария, - которую до крещения звали Хуснбану, и которая происходила из хорошего персидского рода, - показала ей не только свои девичьи шаровары, но и повязку, которую надевала под штаны, чтобы не натирало и одежда меньше пачкалась. К куску ткани с двух сторон пришивались шнурки, которыми поддерживался такой набедренник.

   Женщины Византии в нечистые дни, конечно, носили повязки, и в простые дни иногда тоже, но чаще обходились без них. Однако сегодня Феано надела под платье повязку персидского кроя, и завтра порешила тоже надеть: не только из скромности и страха осрамиться, но и потому, что так ощущала себя спокойней рядом с Вардой Мартинаком...

   Щеки запылали от всех этих мыслей. Стараясь не думать, что завтра впервые окажется наедине с посторонним мужчиной, Феано достала тунику, гиматий, нижнюю рубашку и украшения. Она не слишком усердствовала, подбирая их: все ее платья и драгоценности были хороши, а Варда Мартинак, если она правильно поняла, в последнюю очередь будет смотреть на то, как она одета...

   На другой день Феано встала в обычное время. Она чувствовала себя вполне здоровой, только немного мутило от волнения. Выйдя спозаранку на задний двор, молодая хозяйка вдруг приостановилась, услышав резкие вскрики и удары по дереву: это вэринг совершал свои ежедневные упражнения с мечом.

   Но к полудню Эйрик был готов, чисто умытый, в своей неизменной кожаной куртке и таких же штанах. Меч в ножнах покоился за его спиной, боевой топор висел на поясе. Наемник приветствовал Феано со спокойной вежливостью; лицо его было непроницаемо, как всегда, когда он находился на службе.

   Варда Мартинак немного опоздал. Или это истомившейся Феано так показалось?.. Но в конце концов молодой аристократ появился на пороге, одетый в темно-алый плащ и такую же далматику, его темноволосую голову красиво перехватывала золотая лента. Он с улыбкой преподнес Феано очаровательный браслет из полированных морских ракушек: и тут же сам ловко защелкнул замочек на руке девушки.

   - Я чуть припозднился, простите, Феофания, - Варда поцеловал ей запястье. - Сегодня чудная погода, и море улыбается нам. Идемте же.

   Феано обернулась на Эйрика, приглашая следовать за собой... и прочитала во взгляде, которым воин смотрел на Варду Мартинака, отчетливое презрение. Впрочем, это выражение тотчас сменилось обычным хладнокровием. Вэринг понимающе кивнул хозяйке.

   Феано вложила руку в ладонь молодого аристократа и вместе с ним покинула отцовский дом. Она отправлялась на прогулку по заливу, знакомому с детства, - а ей казалось, будто она пустилась в плавание по бурному морю.

ГЛАВА 6

По городу Феано ехала в собственных носилках; а Варда Мартинак, как и по дороге из Софии, сопровождал ее верхом. Под ярким плащом и далматикой на нем были темные штаны и сапоги. Феано была скована смущением и молчала; и тяжелая ровная поступь Эйрика позади смущала ее еще больше. Она сознавала, что находится в обществе сразу двоих мужчин, которых к ней влечет. Это положение становилось все более неловким.

   Наконец они прибыли в гавань Неорий, куда причалил «Стратигион» всего лишь на прошлой неделе. Варда спешился и помог ей выйти из носилок. А Феано невольно поискала глазами отцовский дромон, хотя знала, что корабль отведен в сухой док для починки.

   - Вот наш скафос, - Варда показал рукой. - Всего двое гребцов, мы будем все равно что одни. Мои люди умеют молчать.

   - Но... - в замешательстве начала Феано.

   Варда от души рассмеялся.

   - Вы и в самом деле думали, что ваш вэринг поплывет с нами? Что же это будет за свидание? Прикажите ему ждать здесь с носильщиками.

   Феано, разрываясь от мучительных сомнений, повернулась к Эйрику.

   - Подожди нашего возвращения на берегу. Слышишь?

   Воин поклонился. А во взгляде, который он бросил на Варду Мартинака, читалась нешуточная угроза.

   Однако Варда отнесся к поведению варвара с полным внешним хладнокровием. Он опять предложил ей руку; и по неровной вымостке набережной Феано и ее поклонник спустились к воде. Двое слуг, сидевших в лодке, тотчас встрепенулись и вскочили; они приветствовали молодого господина.

   Феано глубоко вздохнула и перекрестилась, прежде чем войти в лодку. Варда ступил следом и жестом приказал отчаливать. Скафос оттолкнули от берега.

   Усевшись на скамью, Феано выпрямилась, глядя на ширившуюся между ними и пристанью блестящую колеблющуюся полоску воды. Она почувствовала, как патрикий Мартинак сел рядом, и его колено, обтянутое темным сукном, почти соприкоснулось с ее. Девушка поспешно отодвинулась.

   Варда опять тихо рассмеялся. Собрав всю свою волю, Феано взглянула на него.

   - Ну, так о чем же вы желали со мной говорить?

   Варда некоторое время молчал, глядя на нее; морской ветер ерошил его кудри, в зеленых глазах мерцали золотистые искорки.

   - Вы ожидали, что я, как только мы отчалим, немедленно начну покушаться на ваше целомудрие?

   Феано вздрогнула и плотнее запахнулась в гиматий из тонкой теплой шерсти.

   - Каковы же ваши намерения?

   - Я намерен сватать вас. Жениться на вас, - сказал патрикий. - Разве это не ясно?

   Девушка немного успокоилась.

   - Почему же вы выбрали именно меня?

   - Вы мне очень нравитесь. И вы мне подходите, - ответил он.

   Феано нахмурилась, не отвечая; перегнувшись через борт, она тронула рукой холодную воду.

   - Вы думаете, что я женолюб и вертопрах, не правда ли? - произнес Варда Мартинак.

   От неожиданности Феано распрямилась и взглянула на него.

   - А разве нет?..

   Снова зазвучал звонкий смех молодого аристократа.

   - Вы остры на язык! Я любил женщин до вас, это правда. Наша святая мать церковь осуждает это, но ведь вы уже немного знаете жизнь и понимаете, что в нашем кругу почти нет мужчин, которые бы не прелюбодействовали. Однако мне уже двадцать два года. Я начал приглядываться к вам, потому что мы соседи и давние знакомые. Мне нужна жена, и разумная жена.

   Феано некоторое время не отвечала. Однако ей понравилось, что, по крайней мере, в этом отношении Варда Мартинак не солгал.

   - А верно ли я слышала... - Феано напрягла память, пытаясь припомнить все, что ей было известно о семействе Мартинаков. - Верно ли я слышала, что вы уже не так богаты, как раньше? Может быть, вы... вы растратили свое состояние, потому и решили посвататься ко мне?

   - Отчасти это правда. - Варда осунулся и посуровел, не осталось и следа от прежней игривости. - Но только промотал наше состояние не я, а мой почтенный отец и старший брат Михаил. Вот уж кто великий мот! Михаил служит при дворе и получает ругу(14) от императора, а я управляю отцовским имением, пытаясь привести в порядок дела; но все равно оно мне не достанется. Кое-что, разумеется, по смерти отца отойдет и мне, и я не нищий. Но все равно я беднее вас.

   Феано на некоторое время утратила дар речи.

   - И вы так прямо об этом говорите?

   - А вы предпочли бы, чтобы я лгал? - усмехнулся Варда Мартинак. - Нет, дорогая Феано... Так, кажется, вас величают дома? Ваш батюшка давно знает, что я младший сын в семье, и что я не смогу на многое рассчитывать, пока не стану хозяином в собственном доме. Вы принесете мне хорошее приданое. По закону ваше приданое останется при вас, я не смогу отчуждать его; однако я получу возможность им управлять. И я преумножу наше общее достояние, клянусь вам!

   Феано молчала, хмуро глядя на поклонника. А Варда неожиданно мягко улыбнулся и тронул ее за локоть.

   - Послушайте, - произнес он. - Как вы думаете, почему ваш отец до сих пор не нашел вам мужа?

   Феано пожала плечами.

   - Наверное, потому, что подыскивал наиболее достойного?..

   - Вы ошибаетесь, - резко возразил Варда Мартинак. - Ваш отец разумный и преуспевающий человек, но в этом отношении патрикий Мелит попросту сглупил. Он не сватал вас, потому что слишком любит вас и не желает расставаться. Будь жива ваша матушка, она бы озаботилась этим гораздо раньше!

   Феано на миг прикрыла глаза, слыша размеренный плеск весел. На море в этот осенний день было свежо, и ей казалось, что она продрогла до самого сердца. Варда Мартинак был, несомненно, прав.

   Она опять услышала его увещевающий голос.

   - Если вы все еще считаете, что я для вас плох, подумайте вот о чем. Вам должно быть известно, сколь многих девушек выдают замуж лет в тринадцать за совершенно незнакомых мужчин! А потом их до самой смерти запирают в гинекее, мужья пускают на ветер приданое, пьянствуют и колотят своих несчастных супруг...

   У Феано вырвался невеселый смех.

   - Вы хотите сказать, что вы так поступать не будете?

   - Нет, Феофания. - Варда приложил руку к сердцу. - Я - нет. А вот какой-нибудь другой мужчина вполне может. Среди ромейской знати очень многие вводят друг друга в заблуждение, и невинные невесты редко знают, каковы окажутся их будущие мужья. Я же с вами честен.

   Феано задрожала от холода и одиночества. Еще совсем недавно ей казалось, что она знает, чего ожидать и от Варды Мартинака, и от родного отца; и вот мир вокруг снова переменился. А если на будущий год Роман Мелит уйдет в плавание и не вернется?.. Удача моряков так непостоянна!

   Молодой патрикий завозился с чем-то, перегнувшись назад; из кормового рундука он извлек кувшин и пару кубков.

   - Это чистое вино. Выпейте, вам нужно согреться.

   Феано молча взяла кубок и отпила. Вино оказалось хорошее, оно быстро разогнало кровь. Девушка даже улыбнулась. Потом наконец огляделась по сторонам - оказалось, что они ненамного удалились от берега: гребцы катали их по кругу.

   Варда взял из ее рук недопитый кубок.

   - У вас есть состояние, зато у меня есть славное имя, - прибавил он. - Мартинаки - побочная ветвь прежней династии Ираклидов(15). Имя значит гораздо больше, чем вы, возможно, сейчас думаете!

   Феано впервые за всю прогулку вспомнила о предостережении Феоктиста. Те древние свитки... Эйрик и ее заступничество в храме... Это было как будто в другой жизни!

   Но она по-прежнему чувствовала, что рассказывать Варде Мартинаку о критской находке нельзя. Еще и потому, что он куда более хитроумен и расчетлив, чем можно было заключить по его наружности легкомысленного красавчика...

   - Нам пора возвращаться, - сказал Варда. - И, кстати говоря, - хотя я сегодня не позволил себе ни одного неподобающего слова и даже взгляда, многие сочтут, что этого достаточно, чтобы уронить вашу честь. Люди все замечают.

   Феано, начавшая чувствовать некоторую симпатию к Варде Мартинаку, вновь ощутила отвращение.

   - Вы хотите не оставить мне выбора?

   - Ну нет. Чтобы не оставить выбора, нужны две или три такие прогулки, - серьезно ответил Варда. - Вот почему я и постарался объясниться с вами сейчас.

   Он вдруг потянулся к девушке, рука мягко легла ей на шею, лаская волосы и затылок. Зеленые глаза оказались совсем близко, Феано показалось, что Варда сейчас поцелует ее в губы... Но он отпустил ее.

   - К берегу, - приказал он гребцам.

   Они возвращались в полном молчании. Феано различила на берегу высокую напряженную фигуру Эйрика, его белые волосы, стянутые в хвост. Сколько он видел?.. И какое, в самом деле, это имеет значение... теперь?

   Лодка ткнулась носом в песок. Варда помог ей выйти.

   - Поразмыслите хорошенько, Феано, - сказал он. - Времени у вас немного.

   Стараясь не смотреть в сторону Эйрика, девушка вместе с патрикием поднялась по набережной. Поравнявшись со своим телохранителем, она молча миновала его. Пройдя между рядами складов, Феано увидела свои носилки и у длинной коновязи лошадь Варды.

   Феано забралась в носилки и задернула занавески с обеих сторон. Варда Мартинак сопровождал ее до самого дома, и любопытствующие, конечно, поняли, чьи это носилки... но ей хотелось прежде всего спрятаться от чужих взглядов.

   Оказавшись в своем дворе, она вышла из носилок. Варда спешился и ждал, пока избранница взглянет на него. Он больше не пытался поцеловать Феано руку, только посмотрел ей в глаза и поклонился. Потом снова вскочил на коня и уехал.

   Феано молча повернулась и поднялась по ступеням портика. Немного постояла, прислонившись разгоряченным лбом к прохладной колонне и обхватив ее рукой. Потом поспешила внутрь, под защиту родных стен.

   Поднявшись в свою спальню, она отослала заботливую Елену и, присев на кровать, долго раздумывала в одиночестве. Что сулит ей будущее? Конечно, отец мог бы подыскать другого жениха. И, возможно, тот окажется вовсе не так плох, как расписывал Варда Мартинак. Но, странным образом, молодой патрикий теперь начал казаться ей и привлекательнее, и надежнее всех других. Он был совершенно прав, говоря, что большинство благородных ромейских девиц не имеют никакой возможности узнать мужей до свадьбы и даже поговорить с ними. Кто еще будет с нею так откровенен?

   Эйрик... На один невозможный миг Феано вдруг представила, что ее верный викинг неожиданно вознесется так высоко, чтобы стать рядом с нею. Но подобное бывает только в сказках.

   Феано всхлипнула, обхватив колени руками и уткнувшись в них лбом. Она какое-то время сидела, ощущая полную безысходность; но в конце концов встала и утерла слезы. Пора было заняться хозяйством.

   Переодевшись в домашнюю тунику, Феано отправилась на кухню. Патрикий опять уехал во дворец, но к обеду должен был вернуться. И когда отец вернется, она объяснится и с ним!

   Роман Мелит появился в триклинии, когда там уже накрывали стол. Он какое-то время с радостью и любовью смотрел на хозяйственную дочь, стоя в дверях. Потом он опомнился и, подойдя к Феано, спросил, как прошло свидание с Вардой Мартинаком.

   Дочь серьезно посмотрела на него. А потом вдруг спросила, искал ли он ей женихов до сих пор.

   Отец смутился: Феано очень редко видела его таким. И Роман Мелит сказал, что он занимался этим, но не так уж много. Он каждый год уходит в море, Феано сама знает! Он заботился, чтобы собрать ей и Анне приданое побогаче. И ему казалось, что у них впереди еще много времени...

   В триклиний вприпрыжку спустилась Анна. Но отец резко велел младшей дочке подождать снаружи. Он попросил Феано рассказать, о чем говорил с ней Варда и что предлагал. И Феано передала почти все как было.

   Патрикий Мелит некоторое время напряженно раздумывал, не притрагиваясь к еде. После чего резко произнес:

   - Ты больше не должна видеться с Вардой Мартинаком наедине! Он сказал достаточно.

   - Но ведь он прав... по крайней мере, отчасти? - спросила Феано.

   - Отчасти прав, - неохотно признал Роман Мелит. - Мы поступим так: ты передашь Варде, что он должен дать мне и тебе время подумать до Рождества. Мы разузнаем, как обстоят дела в семье Мартинаков. Ну а после, если для тебя не сыщется партия лучше, мы объявим о вашей помолвке.

   До Рождества оставалось менее трех месяцев. И на зиму они намеревались уехать в имение. Среди кого там выбирать?

   Однако же, Роман Мелит пообещал, что приложит все усилия. Феано так и представила череду знатных искателей, каждый из которых будет лгать, изображая себя в самом выгодном свете... Ей стало дурно.

   А потом, совершенно неожиданно, девушка вспомнила о древних свитках и о том, что их родовое имение находится на территории бывшей Карии - там, где правила царица Артемисия...

   На другое утро отец и дочь передали Варде Мартинаку свое общее решение.

   14 Жалованье сановников в Византии.

   15 Император Лев V Армянин, в годы правления которого происходит действие, принадлежал к знатному армянскому роду Арцрунидов.

ГЛАВА 7

Вечером того же дня, когда все хозяева были дома, Эйрик ускользнул в квартал Святого Маманта, в портовую харчевню. Он, случалось, угощался там пивом и отводил душу, беседуя с соплеменниками. Даны и свеи не так уж редко прибывали в Миклагард(16) на своих грозных кораблях.

   Но сегодня он крепко выпил - так, что почти не разбирал дороги, возвращаясь впотьмах обратно. Какой-то оборванец пристал к нему в надежде ограбить, и Эйрик не глядя швырнул его об стену. Ему было так скверно, как давно уже не бывало.

   Когда он добрался до особняка Мелитов, ворота оказались уже заперты. Воин постоял - в пьяном раздумье, постучать или нет; потом, подпрыгнув, ухватился за кирпичную ограду. Для силача его роста это была не препона; подтянувшись, Эйрик перемахнул на другую сторону. Он пересек задний двор и, войдя через черный ход, отправился спать в свою каморку.

   На другое утро голова гудела, тело ломило и во рту было мерзко. Эйрик сел на своей лежанке, с трудом соображая: видел кто в доме его вчерашнюю вылазку или нет. А потом дверь его комнаты скрипнула, и показалась бабка Фекла, нянька молодой госпожи.

   - Ишь набрался-то! Вот скажу хозяину!

   В руках у нее была большая кружка с рассолом. Эйрик, усмехнувшись, поблагодарил и взял. Он ополовинил кружку, утерев усы рукавом; и ему полегчало.

   - Не говори ничего патрикию, бабка Фекла, - попросил он. - Больше не повторится.

   А нянька вдруг наклонилась к самому его лицу и помахала пальцем перед мутными глазами.

   - Не твое, и рот на чужое не разевай!

   Она ушла, и дверь захлопнула. А Эйрик со стоном повалился обратно на постель. Догадалась, старая ведьма! Что ж, у кого есть глаза, тот видит.

   Повторялась его судьба...

   Ромеи ценили удаль и силу северных наемников, но никого здесь не интересовало, кем Эйрик Бьернсон был у себя на родине. А между тем, происхождением он мог бы помериться со многими местными господами. Он вырос свободным и благородным человеком, средним сыном хозяина большой усадьбы и предводителя славной дружины. Тогда, восемь лет назад, Эйрик был молод и удачлив в боях - и, как люди говорили, хорош собой. И он был женат.

   Эйрик получил в жены женщину знатнее себя - младшую дочь самого ярла(17) Гуннара Счастливого, белокожую и золотоволосую Асу. Он полюбил ее, и она полюбила его. Два года они прожили в согласии, у них родился сын Харальд. А третья зима после свадьбы выдалась особенно холодной; Аса, застудившись, схватила жестокую горячку. Она умерла, и младенец тоже умер.

   Ярл очень горевал и гневался; и больше всего гневался на самого Эйрика, что тот не уберег его дочь и внука. Гуннар Счастливый сложил Асе и маленькому Харальду погребальный костер до небес, и с ними сожгли много сокровищ и всякого добра. А Эйрика ярл не пожелал больше видеть ни в своей дружине, ни на каком-либо своем корабле. Там, где они жили, было мало земли, лишь камень да лед; и Эйрик ушел в чужие края, искать свою долю. Он продавал свой меч, как делали многие его сородичи, - те, кто не устраивал набегов и не брал богатой добычи с боя.

   Миклагард, куда в конце концов привели его ноги, оказался именно таков, как о нем рассказывали, - величайшим, чудеснейшим и богатейшим из всех городов. Эйрик нанялся на службу к Роману Мелиту, охранять самого патрикия и его семью. И вот сейчас...

   Дочь Романа Мелита посмотрела на Эйрика так, как никто из этих надменных ромеев никогда не смотрел. И после того, как она защитила его в храме от своих соплеменников и служителей своего христианского Бога, он даже возмечтал... Дурень несчастный!

   Ни один из этих разряженных, высокоумных ромеев не выстоял бы против Эйрика Бьернсона в честном бою - если бы только они умели сражаться честно. Византийцы не совершали набегов, они торговали, улещали и обманывали все другие народы: и называли это волей своего Всевышнего Бога. Для них Эйрик был лишь варваром, немногим выше животного.

   То, что началось между ним и Феано, заново пробудило и сердце его, и тело, его мужскую силу. В тот день, когда они вместе с дочерью Романа Мелита отыскали на Крите ящик с древними письменами, их судьбы навсегда переплелись! Эйрику даже не нужно было раскидывать руны, чтобы понять это.

   Но позавчера вечером его молодая госпожа отправилась кататься на лодке с сыном Дионисия Мартинака. Эйрик видел, как тот долго с ней говорил, в чем-то убеждал; а потом почти поцеловал, и она не уклонилась. А на другое утро его хозяева отправили посланца к Мартинакам. Не требовалось большого ума, чтобы понять, что между двумя уважаемыми семьями состоялся сговор. Феано Мелитена была обещана Варде Мартинаку...

   Эйрик тяжело встал и тряхнул головой, прогоняя зряшные мысли. Сбросив куртку и рубашку, он обнаженным по пояс вышел на задний двор, облегчился и достал из колодца ведро студеной воды. Жадно напился из горсти. После чего, не поморщившись, облился с головой. И, бросив ведро, отправился погреться - помахать мечом. Пусть не скажут про него, что он отлынивает от службы и утратил сноровку!

   Хозяева по просьбе наемника подвесили на заднем дворе между двумя столбами деревянного болвана на цепях, для упражнений. И он долго бил деревянным мечом увесистую колоду, которая, раскачавшись, вполне могла покалечить новичка. Проскальзывал справа, слева и, извернувшись, рубил вновь и вновь...

   Несколько раз ему представлялся вместо этой колоды Варда Мартинак, и Эйрик смеялся зло и весело. Особенно его развеселила мысль, какое лицо сделалось бы у этого утонченного ромея, если бы им и вправду привелось подраться. Тот, кто привык всегда полагаться на чужую силу, разучивается стоять сам за себя... И разучивается отвечать за себя самого, не то что за других!

   Намахавшись вдосталь, Эйрик опять ополоснулся холодной водой из колодца и вернулся в дом. Надел свежую рубашку и, пройдя на кухню, поел в одиночестве. Молодой хозяйки он не видел: и легко мог понять, что Феано Мелитена намеренно избегает его.

   Однако после обеда, когда Эйрик вышел в атриум и, присев на нижнюю ступеньку портика, принялся чистить оружие, Феано неожиданно появилась в дверях. Она прошла наружу и опустилась на верхнюю ступеньку лестницы.

   Эйрик поднялся и поприветствовал госпожу; он не осмеливался больше любоваться ею открыто, и решил сразу уйти со своей работой в другое место, чтобы не мешать ее уединению. Однако Феано попросила его остаться.

   - Я хочу, чтобы ты рассказал мне о себе, - произнесла госпожа. Лицо у нее было холодное и чужое, и большие темные глаза тоже чужие; но в голосе звучала решимость. - Я не спрашиваю, чем ты промышлял, когда ушел из дома... об этом тебя уже спрашивал отец, когда принимал на службу.

   Девушка невесело рассмеялась.

   - Я хочу знать, как ты жил у себя на родине. Расскажи про свою семью.

   Он наконец поднял на нее глаза.

   - Зачем?

   Им не нужно было много слов, чтобы понимать друг друга. Феано крепко сцепила руки на коленях и, слегка покраснев, повторила:

   - Расскажи. Я твоя хозяйка, и я велю.

   Он подчинился. Эйрик понял, что именно ей хочется услышать; и рассказал и про Асу с маленьким сыном, и про свое изгнание. Прежние боль и гнев опять заговорили в нем... Глаза Феано блеснули, и Эйрик понял: она тоже угадывает в том, что началось сейчас, повторение прежнего.

   Когда он закончил, Феано коротко поблагодарила телохранителя за откровенность и, поднявшись, сразу ушла. Эйрику было неведомо, как молодая госпожа воспользовалась услышанным; однако потом она продолжила избегать его. И больше почти не выходила на люди - нужда в охраннике отпала; теперь Эйрик в основном сопровождал только самого Романа Мелита, когда тот отправлялся по различным делам.

   А потом к Мелитам зачастили гости. Эйрик не помнил такого нашествия уже давно. Эта семья жила не то чтобы уединенно - просто они проводили в Константинополе не так уж много времени; каждую весну Роман Мелит выходил в море, по разным государственным и торговым делам, хотя сам купцом не был. А зимой хозяева уезжали в имение; иногда уезжали и летом. Феано, случалось, подолгу оставалась без отца, под надзором одной только старой тетки, которую приглашали к ним пожить. Но, разумеется, тогда не могло быть и речи о том, чтобы принимать гостей-мужчин.

   А сейчас гостей набралось столько, сколько не перебывало за иные полгода. И Эйрика осенила догадка. Молодую хозяйку опять сватали! Стало быть, Варда Мартинак еще не считался ее женихом!..

   Сын Дионисия Мартинака тоже приходил к Мелитам раза два или три, и беседовал с Феано. Но его не слишком выделяли среди прочих. Значит, Эйрик не ошибся.

   Но все одно - Варда Мартинак или другой, мужем Феофании Мелитены станет только равный по происхождению и положению. Или же тот, кого счастливый случай вознесет до нее. Но слишком самонадеянно думать, что это будет он.

   Эйрик Бьернсон положил себе: как только произойдет то, что должно произойти, он немедленно покинет этот дом и не будет больше служить у Мелитов. Сколько бы ему здесь ни платили! Если Феано достанется другому, видеть счастливого соперника будет невыносимо. Возможно, Эйрик опять уйдет на север, к своим, и станет хирдманном(18), снова примется добывать славу и богатство в бою; и сорвет с шеи постылый символ христианства, который почти ничего не значил даже для многих приверженцев этого учения.

   Феоктист надолго забыл о своем обещании разобраться с критскими свитками. Возможно, ему попросту было недосуг: Роман Мелит привлек сына для того, чтобы выяснить побольше о Мартинаках. Оказалось, что в целом Варда не солгал. Имение Мартинаков располагалось в трех днях пути от столицы. Оно было большим, но запущенным. И, однако же, Варда регулярно сносился с управляющим, а то и сам ездил туда и подолгу оставался в провинции, пытаясь извлечь из имения доход. Он никогда не служил при дворе, в отличие от Михаила Мартинака... возможно, чтобы не привлекать слишком много внимания к своей особе? А еще Варда занимался торговлей, у него была доля в продаже некоторых товаров на севере. Для придворных, получавших императорскую ругу, торговля считалась малопочтенным занятием - или попросту василевс не желал, чтобы его приближенные имели независимый источник прибыли.

   Тридцатилетний Михаил Мартинак разительно отличался от брата: он был опустившимся и откровенно развратным человеком, одним из многочисленных придворных паразитов. И, однако же, именно Михаилу по завещанию должна была достаться львиная доля семейного имущества. Феано даже предложила отцу - может быть, помочь Варде в торговле, вложить общие средства в какое-нибудь предприятие? Ведь Роман Мелит, будучи придворным, также не мог заниматься этим открыто. Патрикий признал, что это недурная мысль.

   Что же касалось других соискателей... С тех пор, как Феано объяснилась с Вардой, отец с необычайной энергией взялся наверстывать упущенное. У них за два месяца перебывало не меньше двадцати новых человек, отцов с сыновьями, которые приходили в их дом как на смотрины. Некоторым Феано не показывалась вовсе; с другими женихами говорила в присутствии отца. Но никто не задел ее чувств так, как Варда.

   И уж подавно - так, как Эйрик...

   Феано услышала историю викинга из его собственных уст, и убедилась, что он человек благородного происхождения. И он был однажды счастливо женат, пока не лишился жены и сына по трагической случайности. Однако никто из двоих даже не заикался о том, чтобы Эйрик Бьернсон мог породниться с семейством Мелитов. Пропасть между ними была непреодолима; по крайней мере, сейчас.

   Отец рассматривал выгоды новых возможных союзов, и сама Феано тоже; однако внутри нее крепло ощущение, что она уже сделала выбор - и теперь изменяет человеку, которому предназначена! Феано со всеми мужчинами оставалась одинаково холодной и вежливо-равнодушной. Она даже скоро почти перестала различать их лица. Конечно, многие родители в подобном случае не задумались бы о чувствах дочери, располагая ее рукой по своему усмотрению. Но Роман Мелит к числу таких не принадлежал.

   К зиме эти смотрины прекратились. Не только потому, что Феано никого из женихов не отличала; а еще и потому, что о Мелитах в Константинополе пошли дурные толки. Над патрикием и его дочерью на выданье даже начали посмеиваться. Такое стерпеть было нельзя.

   Кстати пришлось то, что они собирались к Рождеству в имение. В любом случае, следовало дать слухам улечься.

   Перед отъездом Феано попрощалась с Вардой наедине.

   - Я пока не обещаю себя вам, - серьезно сказала она. - Подождем, пока мы не вернемся с отцом в город. Но если ничего не стрясется, то...

   Феано протянула патрикию руку. Он нежно привлек девушку к себе и, склонившись, коснулся губами ее щеки.

   - Вы позволите мне писать вам? Для меня это было бы отрадно. Мне думается, мы могли бы вести занимательные беседы даже на расстоянии.

   Феано помедлила, не зная, сколь многое сможет ему доверить... Потом улыбнулась.

   - Почту за честь.

   Она проводила Варду Мартинака, почти своего жениха, со щемящим чувством. Как быстро все совершалось в ее судьбе! И как будто без ее на то воли: хотя и отец, и другие мужчины позволяли ей решать самой...

   Наконец семья покинула Константинополь. Эйрик был с ними, в свите патрикия Мелита. Но Феано чувствовала, что это уже ненадолго.

   16 Древнескандинавское название Константинополя.

   17 Ярл - племенной вождь в средневековой Скандинавии; позднее верховный правитель.

   18 Хирдманн - воин в хирде, скандинавской дружине.

ГЛАВА 8

В доме началась суета: таскали туда-сюда и укладывали вещи, делали важнейшие покупки, писали длинные списки и сверяли счета. Сам патрикий, Феано и управляющий Фома были заняты по горло.

   В один из таких дней к молодой хозяйке пришел брат. Когда Феано спустилась к нему в атриум, Феоктист смущенно и вместе с тем гордо улыбнулся, протягивая сестре длинный папирусный свиток.

   У нее уже рябило в глазах от того, сколько приходилось перечитывать и сверять за последнее время; и, однако же, Феано с восторгом схватила свиток.

   - Что это? Ты разобрал мои папирусы?..

   Феоктист кивнул.

   - По большей части. Здесь краткое изложение того, что там содержится. Прочтешь на досуге.

   Феано опять просияла от радости. Но тут же ее улыбка исчезла, сменившись выжидательным выражением. Феоктист понял и развел руками.

   - Извини, дорогая сестра, сами свитки я тебе не верну. У меня они будут в большей сохранности. И впереди у вас такая долгая дорога.

   Феано хотела рассердиться; но поняла, что это будет бесполезно. Она поблагодарила брата за помощь. И в ней опять проснулось жгучее любопытство к тайне, о которой она сама в последнее время напрочь позабыла.

   Они прошли в триклиний, и Феано налила брату вина.

   - Что там, можешь пересказать своими словами? Читать сейчас мне некогда.

   Молодой евнух откашлялся.

   - Много рассказывается о царице Артемисии - Артемисии Первой, царе Ксерксе и его приближенных. Это... записки частного лица и придворного Артемисии, человека по имени Питфей Гефестион. Там много бытовых подробностей и подробностей жизни автора и его родственников, которые очень занимательны, но для истории важности не имеют...

   - А кто был этот Питфей Гефестион? Дипломат, вроде нашего отца? - спросила Феано.

   - Можно и так сказать, - ответил Феоктист. Сделав глоток вина, красивым движением головы он откинул назад длинные черные волосы. - Многое попорчено временем и разобрать не удалось. Но ясно, что царица Артемисия неоднократно посылала автора этих записок на Крит для переговоров. А тот дом, где ты отыскала ящик со свитками, принадлежал его семье, родителям его жены.

   - Ну надо же! - воскликнула Феано.

   Феоктист улыбнулся.

   - Конечно, это очень интересно. Но еще интереснее политические подробности. Как там утверждается, царица Артемисия при поддержке этого самого Питфея пыталась создать целостное государство - монархию, объединив разрозненные карийские полисы. Но все их усилия, как мы знаем, пошли прахом. Язычники так не смогли создать государство, хоть сколько-нибудь подобное нашему. Кария была персидской сатрапией, а позднее, во времена первого Рима, - всего лишь провинцией. Как и теперь, собственно говоря: и даже само название забыто... Однако меня воодушевляет мысль, что все это происходило на нашей собственной земле!

   Феоктист рассмеялся.

   - Право, даже жаль, что я не смогу отправиться с вами. В Рождество я должен неотлучно состоять при светлейшем и благочестивейшем. А вдруг бы удалось отыскать другие следы этого Питфея Гефестиона и древних царей!

   У Феано загорелись глаза. Та же мысль посетила и ее!

   Она подлила брату вина, но тут вспомнила еще кое о чем.

   - А древний персидский текст, он чей?

   - О, это еще любопытней, - Феоктист встрепенулся. - Персидский текст написан рукой некоего Артабаза, личного слуги и вольноотпущенника Питфея. Он был персом... и евнухом, как я.

   Феоктист кашлянул в кулак.

   - Этот слуга уже после смерти господина написал дополнения к его труду. В тех папирусах, что я дал тебе, я изложил все вместе, самую суть.

   Феано кивнула. Ей опять стало ужасно жаль, что Феоктист припрятал оригинал и не желает его отдавать. Но заставить брата было нельзя; да и неразумно.

   Она еще раз поблагодарила Феоктиста за проделанную титаническую работу. Потом он отправился поприветствовать отца, а Феано, поднявшись в свою спальню, тщательно припрятала перевод. После чего опять занялась домашними делами, надолго выбросив критскую находку из головы.

   Когда сборы были почти закончены, Феано вышла посидеть в атриум, у фонтана. Девушка прикрыла глаза, отдыхая и наслаждаясь плеском струй. Потом услышала чьи-то тяжелые шаги и вздрогнула, сразу узнав их.

   - Садись рядом, - пригласила она.

   Эйрик присел на скамью, не возражая.

   - Завтра уезжать... Когда я вернусь в город, все уже будет иным. И тебя больше не будет.

   Он изумился.

   - Как ты поняла? Что я хотел сразу уйти?..

   - Это не слишком трудно.

   Феано так опечалилась, словно ее ждала не свадьба, а похороны любимого. Эйрик долго молчал, не сводя с нее глаз. А потом вдруг сказал:

   - Я могу увезти тебя! Сейчас, клянусь Одином и светлыми асами! Что мне твой отец... и этот твой жених, которого ты даже не числишь в женихах!

   Феано покраснела до ушей и вскочила с места.

   - Ты с ума сошел?..

   - Да. Это безумие, которое посылают нам боги, - он протянул к ней руки, потом тоже вскочил. Подошел вплотную, оказавшись выше почти на голову. Светло-голубые глаза, горевшие неистовым пламенем, заворожили ее.

   - Только скажи! Мы уедем куда захочешь!

   - Нет... Нет, я не могу.

   С огромным усилием Феано освободилась от власти минуты, от власти этого мужчины. Она попятилась, замотав головой, и вскинула ладонь, когда Эйрик хотел опять приблизиться.

   - Ты знаешь сам, я не могу! Я не предам любовь отца, который так надеется на меня. И я не могу погубить имя сестры. Что станут говорить в Константинополе и при дворе о нашей семье?..

   - Что Феофания Мелитена сбежала с варваром и язычником, - мрачно усмехнулся он. - Великий позор.

   А ведь он мог бы теперь стать не простым хирдманном, а хевдингом - грозным и почитаемым военным вождем... Даже начальником корабля или крепости! Конечно, предлагать такое дочери Романа Мелита было безумием. Но все же на какой-то миг Эйрик опять поверил в эту мечту и зримо представил: то богатое приданое, которое Феано принесет никчемному Варде Мартинаку, вместе с его собственными деньгами, накопленными за годы службы, могло бы послужить им двоим куда лучше. Феано дочь теплых морей и не прижилась бы на севере - ну так они могли бы поселиться в другом богатом греческом городе! В провинциях люди не столь высокомерны, как константинопольские ромеи; и там всегда нужны такие воины, как он!

   Эйрик вдруг почувствовал, что Феано с глубокой грустью смотрит на него. На его грудь, где по-прежнему висел амулет Тора вместе с распятием.

   - Ты ведь опять стал язычником?

   Он помедлил, склонив голову; точно стоял перед судом ярла. Потом ответил правду.

   - Я чту твоего бога, пока я на его земле. Но от своих богов отрекаться не стану.

   - Понимаю. Но я христианка, Эйрик. Я так жить не могу... и дети мои тоже не будут.

   Девушка опять покраснела.

   - Я пойду, а не то меня хватятся.

   Феано подхватила юбки и убежала. Эйрик остался один, горько усмехаясь. Он почти не сомневался, что она так скажет.

   Они с ней вновь увиделись только на другой день, когда из конюшни за амбаром уже выводили лошадей. Запрягли пару телег - для поклажи и слуг; и одну крытую ковровую кибитку, для молодой хозяйки с сестрой и нянькой.

   Феано сосредоточенно укладывала что-то под сиденье своей повозки. Она низко нагнулась, и юбка задралась, открывая высокие сапоги. Эйрик улыбнулся, в голове забродили совсем не пристойные мысли. Он мог бы поклясться, что под этим дорожным темным суконным платьем на Феано надеты штаны.

   Почувствовав его присутствие, девушка вскрикнула и выпрямилась.

   - Напугал!..

   - Прошу простить, хозяйка.

   Эйрик преувеличенно церемонно поклонился.

   - Охальник, - фыркнула нянька Фекла. - Иди лучше спроси, как хозяин будет слуг вооружать! Твоя ведь забота!

   - Я уже спросил, - хладнокровно ответил Эйрик. И снова повернулся к Феано, не желая отчитываться перед бабкой. - Госпожа, четверо наших слуг будут оружными, с кинжалами, а Андрей и Фарид возьмут луки. Они будут стрелять, если заметят далекую опасность. Я возглавлю всех и вступлю в ближний бой, если на нас нападут.

   Он выдержал паузу.

   - Надеюсь, до этого не дойдет.

   Феано кивнула.

   Как ни хорошо охранялись дороги империи, в каждом путешествии приходилось стеречься разбойников. Три года назад, когда Эйрик только поступил на службу к отцу Феано, на них напали грабители по пути в Константинополь. И слуги Мелитов могли дать отпор, хотя до Эйрика им было далеко. Вэринг в свободное время тренировал четверых вольных слуг Романа Мелита во владении луком и кинжалом. Да и сам патрикий не гнушался брать у него уроки.

   Хозяева дали последние наставления управляющему, который с четырьмя слугами оставался следить за порядком. И наконец тронулись в путь.

   Поезд патрикия Мелита, проследовав до конца Месы, покинул Константинополь через Золотые ворота. Им предстояло двигаться с севера на юг - вглубь материка, целых восемь дней на лошадях. Далекая и небезопасная дорога, но они были уже привычны к ней; и усадьба была хороша, хотя и так неудобно расположена. Прадед Романа Мелита, Леонид Мелит, получил эту землю за боевые подвиги в Армении, и потомок храброго комита(19) ни в какую не желал с ней расстаться.

   Первые несколько часов Феано ехала в кибитке, но потом устала от тряски и неподвижности и пожелала вылезти. Она попросила разрешения у отца сесть на запасную лошадь. Патрикий для порядка нахмурился; но потом позволил. Маленькая Анна была изнеженной городской девочкой, а Феано воспитала в себе склонности, приличествовавшие скорее мужчинам. Но именно это Роману Мелиту нравилось в старшей дочери.

   Тем более, что вряд ли их сейчас увидел бы кто-нибудь из городских знакомых...

   Феано вскочила на лошадь; юбка слегка задралась, показав кожаные штаны. Лисий мех ее теплой накидки льнул к раскрасневшемуся лицу.

   Она поймала задорный взгляд Эйрика - и рассмеялась. Уж ему-то мальчишество хозяйки нравилось особенно...

   Вэринг ехал на своем коне чуть позади хозяина, впереди кибитки женщин. Феано нагнала его.

   Здесь даже как-то забылось, что скоро их пути должны были навсегда разойтись. Это был мост между прежней жизнью и будущей...

   - Эйрик, а мой брат ведь перевел наши критские свитки, - вполголоса сказала она.

   Викинг бросил быстрый взгляд вперед: патрикий не смотрел на них, а ветер относил слова в сторону.

   - И о чем же там говорится?

   Феано рассказала. Эйрик слушал с явным интересом. Но когда госпожа упомянула, что надеется найти в имении что-нибудь еще, «связанное с этим», он нахмурился.

   - Опять будешь тревожить мертвых?

   - Те мертвые сами просили, чтобы их выслушали, - столь же серьезно заметила Феано. - И кто же еще выслушает, если не я?

   Она показала себе на лоб, как сделал он когда-то, напоминая о ее таланте. Эйрик почтительно кивнул.

   Феано огляделась по сторонам и совсем тихо спросила:

   - Поможешь мне, если что?

   Некоторое время охранитель не отвечал. Потом произнес, с непонятной усмешкой:

   - Христиане осуждают таких людей, как ты. С таким даром: особенно женщин. Потому ты и просишь меня?

   - И поэтому тоже. И кого мне еще просить?.. Ну, так ты согласен?

   Эйрик кивнул. И они оба надолго замолчали.

   Вскоре путники сделали привал, чтобы перекусить и дать отдых лошадям. Потом поехали дальше, уже в сумерках, чтобы успеть к ночи добраться до постоялого двора. Феано опять пересела в повозку.

   Уже часто дождило, дороги во многих местах раскисли. Было холодно, и Анна схватила лихорадку, хотя и ехала закутанная в два теплых плаща. Но они добрались до имения благополучно.

   19 Комит - командующий.

ГЛАВА 9

Владения Мелитов с севера отделяла полноводная река Меандр, служившая естественной границей еще древним насельникам этой земли, карийцам. Перейдя мост, путники сразу завидели родные поля и рощи. На невысоком холме среди виноградников военачальник Леонид Мелит выстроил дом, откуда открывался большой обзор. Он так и не превратился в крепость - но патрикий Мелит, возвращаясь сюда, всякий раз думал, что этот дом мог бы постоять за себя при нужде.

   Большой белый особняк в два этажа был почти так же удобен, как константинопольский. Только, конечно, отсутствовал водопровод. Но вода в колодце была лучше солоноватой городской. Управитель Аристарх устроил горячую баню, в которой напарились все по очереди, господа и слуги. Захворавшая Анна после бани почувствовала себя почти здоровой; и, напившись горячего медового напитка, сразу отправилась в постель.

   Порядок здесь поддерживали трое вольных слуг и двое рабов; и все же большой дом казался почти пустым. В отсыревших темных комнатах открыли ставни, впуская неяркое зимнее солнце; посреди большого триклиния растопили камин(20), у которого сели хозяева, грея руки над огнем. Няня уже отправилась спать вместе с Анной; и патрикий с Феано были вдвоем.

   - Ты довольна? Выглядишь усталой, - негромко заметил отец, глядя на дочь.

   - Вполне довольна, - Феано улыбнулась. Но непривычное чувство двойственности, невольное лицемерие перед близкими очень ее утомляли.

   - Варда просил тебя писать ему, я знаю. Так напиши завтра. Он беспокоится, - сказал патрикий, не спуская с Феано своих черных глаз. - Сколько еще письмо будет добираться!

   - Хорошо, отец.

   Патрикий почувствовал чужое присутствие: он увидел Эйрика, который какое-то время назад незаметно вошел и опустился в кресло у двери. Вэринг издали наблюдал за хозяином и его дочерью.

   Роман Мелит резко поднялся, глядя на телохранителя.

   - У тебя дело ко мне?

   - Да, хозяин. Я хотел бы обсудить охрану поместья. Здесь не город, всякое может быть!

   - Ты прав. Думаю, охрану мы организуем как и раньше, но надо поговорить об этом сейчас. А тебе пора спать, Феано, - патрикий выразительно посмотрел на дочь.

   Феано улыбнулась обоим мужчинам и торопливо ушла. Сердце у нее колотилось быстро и больно. Отец был умным человеком, и наверняка он кое-что понял... Слава богу, далеко не все!

   И он считал ее достаточно разумной девушкой, чтобы не допустить, будто она станет поощрять пылкого викинга в его увлечении... Что ж, до сих пор она и была разумной. Но сегодня Феано даже сама не знает, чего ожидать от себя завтра; а тем паче от Эйрика!

   Поднявшись в свою спальню, где с мебели только что сняли чехлы и смахнули везде пыль, Феано опустилась на колени перед образом Спасителя и долго молилась, клала земные поклоны. Наконец ей полегчало. Она быстро разделась и легла в постель, накрывшись до подбородка теплым шерстяным покрывалом.

   Закрыв глаза, Феано подумала, что надо поскорее пойти к исповеди. Послезавтра воскресенье, очень хорошо.

   Вздохнув, девушка повернулась на другой бок с мыслью, что даже на исповеди не скажет всей правды. Это уж точно! Феано не помнила, когда именно стала утаивать некоторые вещи от своего духовника; но это началось давно, еще в детстве. Однажды она призналась отцу Савватию в своих видениях. Яркие картины прошлого, образы умерших людей, которых она никогда не знала, впервые предстали ей в девять лет. Феано была очень напугана и сразу помчалась в церковь, чтобы все рассказать.

   Отец Савватий крепко и скорбно задумался и посоветовал девочке покрепче молиться, дабы Господь избавил ее от сего соблазна. Он сказал, что бесы часто смущают человека, принимая вид самый невинный; и сердца иных людей, особенно слабых женщин и детей, более чувствительны к этим искусительным голосам. Но слушать их никогда нельзя.

   Феано ушла с чувством горького одиночества и разочарования. Добрый отец Савватий ничего не сумел ей объяснить; и девочка чувствовала, что священник ошибается. С ней говорили вовсе не бесы. Но с тех пор Феано стала осторожней и в церкви больше об этом не упоминала, призналась спустя какое-то время лишь отцу и Феоктисту. Ну, и еще Эйрику!

   А Эйрик? Можно ли будет сказать священнику про вэринга - и про то, на что она подбивала его?.. Нет, ни в коем случае!

   Феано печально улыбнулась, лежа с закрытыми глазами. Что ж, лукавить на исповеди - это ромейская наука. Господь все видит, и Он простит.

   Весь следующий день Мелиты отдыхали, раскладывали вещи, заново осваивались в доме. Перед ужином, пока не стемнело, Феано взяла лошадь и отправилась в одиночестве прокатиться по имению. Сейчас это было безопасно.

   У Мелитов был виноградник и оливковая роща. Оливки особенно хорошо продавались и хранились. Они держали коров и овец, но получали мясо и молоко, делали овечий сыр не для себя, а на продажу: слишком далеко было везти.

   Феано заново обследовала свои владения, потом приостановилась на липовой аллее, ведущей к дому. За полем была церковка, маленькая купольная базилика, - сверкал в закатном свете золотой крест, и белело огороженное кладбище. Феано подняла руку и перекрестилась. На сердце легла странная тяжесть.

   Девушка повернула коня и поехала обратно. Ее охватило предчувствие неизбежного; она ощутила, как прошлое наплывает на настоящее и время сдвигается. Скоро с ней опять заговорят те, кто навеки замолк!

   Феано заторопилась домой. Спрыгнув с лошади у крыльца, она передала поводья конюху и убежала наверх в свою комнату.

   Разувшись и стащив штаны, девушка переобулась в теплые войлочные туфли. И с досадой хлопнула себя по лбу. Она совсем забыла про письмо своему жениху!..

   Феано скрипнула зубами и полезла в сундук за восковыми табличками, папирусом и чернилами. До ужина не успеть, но хоть начать...

   Феано сперва казалось, что она не сможет выдавить из себя и двух слов, адресуя письмо Варде. Немилый избранник наверняка почувствует ее неискренность. Но, к своему удивлению, она вскоре увлеклась; девушка как раз описывала свои дорожные впечатления, когда дверь позади скрипнула. Вошла сестра.

   - Папа зовет ужинать, - сказала Анна.

   Феано, улыбнувшись, встала и подошла к ней. Погладила по пушистым волосам.

   - Как ты сегодня? Хорошо?

   - Да, - Анна зевнула, прикрыв ротик. - У меня все прошло, только холодно и скучно. Почему мы все время приезжаем сюда, когда холодно?

   Феано поцеловала сестренку.

   - Ты знаешь, почему. Потому что отец по весне выходит в море. И летом мы тоже приезжаем.

   - Все у нас не как у людей, - проворчала Анна совсем по-взрослому. Феано рассмеялась, но тут же смолкла. Сестра была права.

   На ужин подали вкусный рис с шафраном и виноградные листья, начиненные мясом и сыром. Все ели с большим аппетитом. Поднявшись к себе, Феано опять принялась за письмо жениху.

   Ее мысль замерла, она не знала, как продолжить... а потом вдруг возникла идея. Довольно рискованная; но Феано уже не могла остановиться. Она написала Варде полуправду: будто бы ее ученый брат Феоктист увлекся историей древней Карии и особенно временем правления царицы Артемисии. Ведь их собственные земли расположены там, а эта женщина, о которой писал еще Геродот, была так знаменита!

   Варда, как человек тонкий и образованный, должен был ценить в будущей жене хорошую собеседницу. И так Феано поймет, обоснованны ли опасения Феоктиста: что Варда Мартинак ничего не должен знать о критской находке!

   Закончив письмо, Феано запечатала его своим агатовым перстеньком. У нее, как и у отца, была собственная печать, которой она редко пользовалась, - но сейчас самое время.

   Было уже очень поздно. Ложась в постель и задувая свечу, Феано подумала о том, как завтра встанет к заутрене. В городе они с отцом посещали не каждую воскресную службу; многие благородные господа вообще пренебрегали этим. Но так нельзя, иначе они станут не лучше язычников!

   Феано проснулась от прикосновения к плечу. Над ней склонилась Елена.

   - Вы здоровы? Опять легли поздно, я уж сказала хозяину. Он велел передать, чтобы вы собирались в церковь к обедне.

   Феано с облегчением кивнула и вскочила. Поежилась, не сразу попав ногами в домашние туфли.

   - Продрогли вся, тут-то не протопишь! Надо будет в постель горячие кирпичи класть, как раньше делали, - заметила служанка.

   Феано улыбнулась.

   - Я скажу отцу. Анне надо класть обязательно.

   Спускаясь вниз, она захватила запечатанное письмо. Поздоровавшись с отцом, девушка отдала патрикию послание для Варды Мартинака и увидела его облегченную улыбку. Феано сразу ощутила себя виноватой.

   И в таком ведь даже не покаешься... Ей мучительно захотелось, чтобы поскорее кончилась эта расщепленность разума и сердца, необходимость лгать в самом главном. Но будет ли когда-нибудь так?..

   Церковная служба и исповедь прошли для нее лучше, чем Феано могла надеяться. Эйрик снова отправился с господами и выстоял всю обедню - но здесь никто не делал ему замечаний. Хотя исповедоваться викинг, конечно же, не стал и сразу после службы вышел вон.

   Феано проследила, как епископ, преосвященный Савватий, отозвал патрикия Мелита в сторону к аналою(21). Она отвернулась и отошла, чтобы не мешать им; и ожидала своей очереди, все больше волнуясь. Потом позвали и ее...

   Феано покаялась в своих грехах - этот рассказ, который должен был вместить в себя изрядный кусок ее жизни и был очень неполным, давно складывался у нее в голове. Она не смотрела на священника. И когда осмелилась поднять глаза, встретила суровый взгляд: наверняка отец Савватий понимал, что его духовная дочь лукавит, и не в первый раз с таким встречался.

   Однако никаких расспросов не последовало, и к причастию их допустили всех. Выходя из храма, Феано заново ощущала блаженное чувство единения с Богом - и тяжесть на сердце от общения со священником. Если бы можно было говорить с Господом прямо, минуя его служителей!

   Когда они проходили мимо сельского кладбища, Феано оглянулась на ровные ряды надгробий и крестов. И содрогнулась, точно пронзенная молнией. Внезапное видение было таким ярким, каких она не получала уже давно.

   - Что ты? - воскликнул отец. Он поддержал ее, обхватив за плечи.

   - Что-то голова закружилась... Теперь уже лучше.

   Дальше Феано шагала не оглядываясь. И только когда они свернули на липовую аллею, что вела к дому, девушка посмотрела на Эйрика. Она кивнула: вэринг понимающе улыбнулся.

   Когда они вернулись, Феано сразу поспешила к себе. Она вытащила перевод Феоктиста, за который до сих пор даже не бралась.

   Внимательно прочитала его; потом - еще раз. Затем сделала отдельную выписку себе. Древние имена и основные вехи описанных событий прочно запечатлелись в ее памяти.

   Ближе к вечеру молодая хозяйка спустилась поговорить с Эйриком. Здесь было куда больше возможностей встретиться наедине. Они вышли в яблоневый сад при доме и сели на каменную скамейку.

   Феано рассказала о том, какое видение ее посетило и на что оно указывало. А еще поведала подробности правления царицы Артемисии, которые узнала из перевода Феоктиста.

   Эйрик слушал с жадным вниманием. Он вообще был любознателен и жаден до нового - и история Артемисии и Ксеркса увлекла и его. Особенно ему понравилось, что древняя царица являлась еще и воительницей и сама водила в бой корабли. Оказалось, что для викинга это не было исключительно преданиями старины, - в его родной Скандинавии такие женщины-воительницы существовали и по сей день, и стяжали славу.

   На другой день с утра патрикий Мелит отправился нанести визит соседям. Феано осталась за хозяйку. Анна вдруг попросила сестру позволить ей покататься верхом - и Феано одобрила это намерение.

   Для Анны оседлали самую смирную лошадку. Конечно, Феано отправилась на прогулку с сестрой; и Эйрик был третьим. Он шел пешком, ведя лошадь маленькой госпожи под уздцы.

   - Проедемся до поля, - Феано показала рукой.

   - Я хочу до рощи! - вдруг заупрямилась Анна.

   - Ну хорошо, до рощи. Сделаем круг и обратно, - согласилась старшая сестра.

   Когда они проезжали мимо поля, заросшего пожухшей травой, Феано еще раз пристально всмотрелась в него. Потустороннее чувство, отзвук вчерашнего, опять колыхнулось в ее душе. Да, искать надо здесь! Как хорошо, что место это безлюдное - и не освященное... И недавно прошел дождь, копать легко...

   Сестры Мелитены и охранитель вернулись домой. Выпили горячего меда в большой комнате у очага. Потом Анна отправилась поиграть в своей комнате до обеда, а Феано осталась наедине с Эйриком.

   - Сегодня ночью, - тихо сказала она. - Отец заночует у Андроников и вернется завтра. Потом - не знаю, будет ли возможность!

   - Хорошо, госпожа, - согласился вэринг. - Я возьму заступ и факелы. Перед сном обойду дом, как обычно; а когда все улягутся, посвечу тебе в окно. Тогда ты спустишься и выйдешь черным ходом.

   - Молодец! Очень хорошо!

   И взбудораженные заговорщики поспешили разойтись.

   20 Камин (как очаг, устраиваемый посреди комнаты) известен с I в.н.э., а в описываемую эпоху уже широко использовался.

   21 Аналой - подставка для икон и книг, употребляемая при богослужении. В православном храме перед аналоем совершается исповедь.

ГЛАВА 10

Елена рано пожелала госпоже доброй ночи. Феано сидела полностью одетая и напряженная как струна, когда за обращенным в сад окном мелькнул свет. Она вскочила и подбежала к окну. Эйрик стоял внизу, с высоко поднятым фонарем в руке и с заступом на плече. Он кивнул ей.

   Феано покинула комнату и спустилась по лестнице, что вела на задний двор. Девушка глубоко вздохнула и, скользнув наружу, прикрыла дверь за собой; она вдруг очень пожалела, что сама не захватила лампы или свечи. Хотя тогда слуги могли бы заметить, как она бродит. Елена, похоже, уже что-то заподозрила...

   Она сделала несколько шагов, когда впереди возникла высокая фигура Эйрика. Когда северный варвар хотел, он мог двигаться почти бесшумно.

   - Идем, - сказал он хриплым шепотом.

   Они быстро пересекли темный двор: фонарь в руке вэринга светил ярко, и он прикрыл его плащом. Но белые волосы Эйрика, связанные на затылке, сами были как маяк.

   Дворовый пес не залаял, когда они вышли через калитку. Они прошли задами, через виноградник и мимо овчарни, и выбрались на дорогу, которая вела к дому.

   Все безмолвствовало; мир вокруг них был погружен во тьму, утратив привычные очертания. Вдали горел костерок одного из сторожей, назначенных Эйриком. Ограды вокруг не было, и границы владений Мелитов были чисто условными, как и у соседей. Вооруженную банду дозорный не пропустит - а вот парочку ночных татей, вроде них с Эйриком, легко...

   Вэринг широко шагал впереди хозяйки - он снарядился как для похода: теплый плащ, за плечами вещевой мешок. Феано затрепетала от невольного страха. Немного отстав, она перекрестилась.

   Будто почуяв это движение, наемник стремительно обернулся.

   - Не бойся, госпожа.

   Феано собралась с духом и нагнала его. Они зашагали рядом.

   Через несколько мгновений Эйрик, не глядя на нее, спросил:

   - Что ты взяла с собой?

   - Только рогожный мешок... Больше ничего не придумала.

   Эйрик улыбнулся, и девушка почувствовала себя глупо. Страх опять царапнул ее сердце. Но телохранитель привел ее туда, куда она и просила: на пустое поле за церковью.

   - Подержи фонарь, госпожа, - сказал он.

   Став на одно колено, викинг быстро и ловко запалил факел и передал ей.

   - Теперь ищи.

   Феано высоко подняла факел. Она вдруг ощутила себя жрицей древних греков - или вещуньей северного племени... Она даже почти забыла о присутствии Эйрика, охваченная внезапным экстазом. Здесь ею овладели силы, против которых ничего не мог сделать даже этот мощный воин.

   Она пошла по полю, не столько присматриваясь к мерзлой земле, сколько прислушиваясь к себе. И на восточном краю внезапно остановилась.

   - Здесь!

   Ее голос был так повелителен, что Эйрик немедленно подошел. Он сбросил на траву заступ и свой плащ и поставил фонарь; после чего без единого слова принялся копать там, куда указывала его спутница.

   Феано даже отбежала подальше - Эйрик работал заступом так быстро и размашисто, что во все стороны летели комья земли. Прошло совсем немного времени, а он уже углубился по пояс.

   Потом прервался и, тяжело дыша, посмотрел из своей ямы на хозяйку.

   - Пока ничего нет.

   В его голосе послышалось угрюмое сомнение. Феано покраснела, как будто он ее оскорбил.

   - Должно быть здесь! Эйрик, все эти люди жили больше тысячи лет назад! Если тут что-то закопано, подумай, сколько сверху нанесло земли!..

   Ей самой, наверное, тоже надо было бы захватить лопату... Хотя какая от нее помощь с ее малыми силами, когда приходится углубиться на столько веков?..

   Эйрик тем временем уже рыл дальше. Когда он почти скрылся в яме, Феано очнулась и крикнула:

   - В сторону! Попробуй немного левее!

   Она задрала голову, видя, что взошла луна. Они как будто совершали какое-то запретное священнодействие при ее колдовском свете. А если их застанут?..

   Заступ звякнул о железо.

   - Есть! - победно крикнул Эйрик.

   Он в одно мгновение выбрался из ямы без всякой веревки и подбежал к Феано.

   - Там какой-то сундук, может, даже не один!..

   - Да тише ты, услышат!

   Они перевели дух и огляделись. Все вокруг было по-прежнему обьято сном: только закричала сова. У Феано мурашки побежали по коже. Но восторг от находки и возбуждение возобладали над страхом.

   - Пойдем посмотрим.

   Хозяйка и охранитель вдвоем приблизились к яме. При свете луны и без факела внизу явственно отблескивал металл.

   - Давай дальше, - приказала снова Феано.

   Эйрик опять соскользнул вниз - он уже весь перемазался; и некоторое время расчищал находку. Это определенно оказался сундук, и притом большой. Эйрик поднял голову.

   - Госпожа, нам твой мешок сегодня не понадобится, - произнес он после небольшого молчания. - Похоже, даже мне не вытащить это одному.

   Он пнул ногой сундук.

   - Сдается мне, там не золото, а доспехи. Панцири или кольчуги, или ломаные мечи. Тогда уже делали кольчуги?

   - Наверное.

   Феано несколько мгновений лихорадочно соображала.

   - Засыпай обратно, - наконец решительно сказала она. - Припороши землей, чтобы сразу не было заметно. Придется возвращаться.

   - Но кому еще...

   Феано прижала палец к губам.

   - Никому не будем говорить. Ты сможешь открыть сундук прямо там, внизу, если взять лом?

   - Смогу.

   Викинг усмехнулся.

   - Жаль, сейчас не захватил! Но ты права, пора возвращаться.

   Он поднял глаза: луна скрылась за тучами. Эйрик быстро забросал раскоп землей, навалил сверху дернины, вырванной травы и сухих листьев. Феано помогала ему. Но все равно потом придется зарывать по-хорошему.

   Они быстро собрали все, что захватили с собой, и двинулись обратно.

   - В другой раз я приду один, - неожиданно сказал Эйрик. - Тебе больше нельзя, если отец будет здесь. А мне, чтобы выйти ночью, и свет не нужен.

   - Но ты ведь даже не знаешь, что искать! - взволновалась Феано.

   - А ты знаешь? - усмехнулся викинг. - Я смекнул, что ты ожидаешь найти, это и буду искать.

   Больше Феано не отважилась выспрашивать. Луна опять выплыла из-за туч, заливая дорогу серебром, а тени казались еще резче; холодный ветер играл оголившимися черными ветвями деревьев и забирался под одежду.

   Они той же дорогой вернулись обратно и беспрепятственно вошли через калитку. И только там остановились, поглядев друг на друга.

   - Ты ужасно грязный, - дрогнувшим голосом сказала Феано.

   - Да и ты, хозяйка, замаралась, - отозвался Эйрик.

   Несколько мгновений девушка смотрела в голубые глаза вэринга, горевшие странным огнем... и вдруг поняла, как ей хочется, чтобы он ее поцеловал. Грязный он или нет! Или самой поцеловать его... Когда Варда Мартинак коснулся ее тогда, в лодке, она испытала приятное томление; но и только. А это внезапное желание было так сильно, что Феано даже качнулась к Эйрику, приоткрыв губы...

   Лицо наемника вдруг исказилось яростью, и он отшатнулся. Почти грубо сказал:

   - Иди домой, тебя хватятся!

   Феано бросилась через двор и, рванув дверь, взлетела вверх по лестнице, не чуя ног. Девушка надеялась найти убежище в своей комнате. Но обнаружила, что ее побег открыт: на пустой неразобранной хозяйской кровати сидела Елена.

   Феано вскрикнула от неожиданности, и служанка тоже. Елена приподнялась, круглыми глазами глядя на госпожу; но тут же плюхнулась обратно.

   - Господи, да где же вы пропадали! - воскликнула служанка. Понизила голос. - Я зашла поглядеть - а у вас пусто... Кабы в нужник отлучились, вернулись бы давно, а вас нет и нет! Я чуть не рехнулась со страху, не смела никому сказать!

   - Тише!.. Я выходила по одному важному делу, - ответила Феано.

   - Посреди ночи!

   - Не одна. С Эйриком. Но ты должна об этом молчать, поняла?..

   Видя, что Елена смотрит на нее в полнейшем ужасе, не зная, куда бежать и кого полошить, Феано подлетела к девушке. Схватила Елену за полные плечи, так что та охнула от боли и неожиданности.

   - Я заклинаю тебя... нет, я приказываю: молчи! Никакого бесчестья мне не было, если ты этого боишься! Но это тайна, о которой никто не должен знать!..

   Феано встряхнула служанку; и та наконец снова обрела дар речи.

   - Даже ваш батюшка?

   - Ему больше всех нельзя говорить!

   Феано отпустила Елену. Перевела дух.

   - Ну, так ты будешь молчать?

   Елена подняла на нее испуганные светлые глаза... но потом кивнула. И еще раз, решительней.

   - Спасибо, милая!

   Феано просияла улыбкой и поцеловала прислужницу в круглую щеку. Потом подбежала к своему сундуку и вытащила из кошеля золотой солид. Торжественно вручила Елене.

   Та благодарно поклонилась, принимая монетку.

   - Никому не скажу! Я бы и так не сказала, госпожа.

   Она помогла хозяйке освободиться от грязной одежды. Улегшись в постель, Феано блаженно ощутила в ногах укутанный в тряпицу горячий кирпич. Она посмотрела снизу вверх на Елену. Словно на мать, лица которой почти не помнила.

   - Прости. Я больше так не буду.

   - Бог простит, - Елена со вздохом подоткнула ей покрывало. Задула свечу.

   - Отдыхайте уж.

   Сон Феано был ярок и беспокоен: она раз за разом оказывалась посреди залитого серебристым светом ночного поля и сама открывала тяжелую, неподатливую крышку сундука, откуда в нос шибало тленом и ржавчиной... Но дальше ничего разглядеть не могла.

   Феано проснулась так же резко. Солнце было уже высоко; но девушка каким-то чутьем поняла, что отец еще не вернулся.

   Она быстро вскочила и привела себя в порядок. Заплела волосы в косу и, еще даже прежде завтрака, спустилась вниз. Феано во что бы то ни стало надо было найти Эйрика, пока не вернулся патрикий Мелит.

   Вэринг обнаружился в саду, на той же каменной скамейке: он сидел и ловко выстругивал из дерева что-то затейливое. Феано несколько мгновений глядела, как двигаются его умелые руки... Потом воин почувствовал ее присутствие и вскинул глаза.

   - Что ты хотела, госпожа?

   Феано молчала. Должно быть, Эйрик понял, что она не решается заговорить после вчерашнего. Он поощрительно улыбнулся и кивнул.

   Феано для храбрости схватилась за замшелый яблоневый ствол.

   - Если ты пойдешь копать один, даже без света... Прикрой волосы, они у тебя ночью очень уж приметные.

   Эйрик еще раз кивнул.

   - Запомню.

   И вернулся к прерванному занятию.

   Патрикий так ничего и не узнал. И на четвертую ночь Эйрик в одиночку совершил новую вылазку на поле. А на другой день неожиданно вошел в комнату Феано, когда та сидела одна за шитьем.

   - Вот, - сказал он. И положил к ее ногам деревянный футляр, очень похожий на тот, что они отыскали на Крите.

   Феано остолбенела, чуть не выронив рукоделие.

   - Что это? Неужели там внутри хранился такой же, и не сгнил?.. Не может быть!

   - Почему не может?

   В глазах викинга при взгляде на нее опять отразилось благоговейное уважение.

   - Боги поистине говорят через тебя. Футляр не сгнил, потому что он был завернут в дубленую кожу и в холстину. А еще там и вправду доспехи, щиты и сломанные мечи, - задумчиво прибавил Эйрик. - Все насквозь проржавело, но еще не развалилось. Дорогая работа, с каменьями. Должно быть, оружие какого-то вождя и его соратников!

   Феано кольнула догадка.

   - Уж не нашего ли предка, предка Мелитов?.. И, возможно, это время не Артемисии, а гораздо более позднее! - воскликнула она. - Вот почему ты так быстро дорылся до этого сундука!

   Эйрик пожал плечами.

   - Кто знает?

   Феано нагнулась и бережно подняла футляр, в котором, несомненно, тоже хранились свитки.

   - Возможно, этот сундук здесь закопали потомки Питфея Гефестиона... или даже самой царицы, - прошептала она. - Но наши предки. И здесь внутри... должно быть сказано, кто именно.

   - А ты не думаешь, что это тот, кто выстроил здесь дом? Леонид Мелит? - спросил изумленный ходом ее мыслей Эйрик.

   - Может быть, - задумчиво сказала Феано. - Леонид Мелит - первый из Мелитов: наша собственная фамилия не очень старая. Возможно, есть то, что наш родоначальник попросту не успел сообщить своим детям... Ведь он погиб в сражении с персами, совсем как Леонид Спартанский!

   Эйрик усмехнулся.

   - Уж не то ли он забыл сказать, что вы, Мелиты, потомки этой самой тысячелетней царицы? Кто в такое поверит? И кому какая теперь разница?

   - Найдутся такие, кто поверит, - серьезно ответила Феано. - И для кого это будет важно. Наши императоры порой возводят свои родословные к очень далеким предкам. У нас в таких вопросах действует... не право силы, как у вас, - пояснила девушка, найдя нужные слова.

   Эйрик кивнул; между ними в воздухе будто повисла невысказанная мысль. Потом наемник повернулся и вышел.

ГЛАВА 11

Феано разобралась с содержимым свитков сама. Спросить совета у кого-нибудь еще здесь, в такой глуши, не было никакой возможности. Брат был недосягаем до самого возвращения.

   Верная Елена ни слова не говорила об ученых занятиях хозяйки патрикию - а отец, вероятно, думал, что это она корпит над письмами жениху... Что и говорить, порой ее посещала безумная мысль - рассказать обо всем Варде Мартинаку! Но она писала ему очень изобретательно, мешая правду с выдумкой. Надо полагать, Варда отвечал невесте в таком же духе.

   Молодой Мартинак сообщал Феано столичные новости, поведал несколько забавных случаев, произошедших в Большом дворце: это были конфузы с варварскими послами, не знавшими правил поведения, принятых при дворе василевса, и вообще не имевшими никаких приличных манер. О себе Варда рассказывал мало, зато к историческим изысканиям Феоктиста выказал весьма живой интерес. «Не удивлюсь, если ваш брат однажды займет видное место среди ученых, - писал ее жених в первом ответном письме. - Меня радует, что и вы по натуре столь же любознательны, и ваш интерес глубже обычного девичьего любопытства, которое перепархивает, как пчела, с цветка на цветок. Чрезвычайно жаль, что я не могу присоединиться к вам с отцом на Рождество. Быть может, мы бы вместе сделали какое-нибудь открытие?»

   Это могло быть обыкновенной вежливостью - а могло быть угрожающим намеком... Византийцы рано учились видеть во всем двойной смысл. Но Феано постаралась выбросить из головы то, что было ей неподвластно.

   Когда она вчиталась в послание из глубины веков, она позабыла обо всем остальном. Она сама сделала несколько важнейших открытий.

   Первое - этот сундук действительно зарыл здесь сам Леонид Мелит. Он оттиснул внизу свитков свою печать, ту самую, которая передавалась в семье Мелитов уже четвертое поколение, и сейчас принадлежала отцу Феано. Второе - Леонид Мелит утверждал именно то, что предположили они с Эйриком: будто род Мелитов начался от царицы Артемисии, Артемисии Карийской!..

   На прочном пергаменте был приведен целый перечень предков Мелитов, самый первый из которых, некто Антиох Перекрест, был полуперсом-полусирийцем и, перейдя из зороастризма в христианство, служил при дворе императора Валента(22). Леонид Мелит пояснял это отдельно, на особом листке. Антиох Перекрест сохранил грамоту, полученную его предком Пиксодаром от царя Лигдамида Второго, сына Артемисии. Это был указ о назначении Пиксодара тираном города Миласа, подтверждавший, помимо прочего, тот факт, что он был племянником царя Лигдамида и внучатым племянником самой Артемисии...

   Потомки Пиксодара были вскоре свергнуты с престола, но Антиох вернулся на трон с приходом римлян.

   Сама грамота, подтверждавшая права и происхождение Пиксодара, среди свитков отсутствовала.

   И, более того: если верить пергаментам и папирусам в футляре, в сундуке находились доспехи того самого Антиоха Перекреста; и содержались более веские доказательства древности их рода...

   Феано вновь набралась отваги и подошла к Эйрику. Он как раз отдыхал после своих упражнений и встретил ее в благодушном настроении.

   - Опять, хозяйка?

   Феано кивнула.

   - Да. И на сей раз нужно непременно вдвоем.

   - Как скажешь.

   Эйрик сразу посерьезнел, готовый ей служить.

   Они выбрались в эту же ночь. Феано было страшно и стыдно не только перед отцом, но и перед Еленой за нарушенное обещание; однако бросить такое дело на полдороге она не могла. Феано захватила плотные холщовые рукавицы, и еще одну пару для Эйрика, хотя тот со своими намозоленными руками обычно обходился без всякой защиты. Оба надели темные плащи с капюшонами. Луна пошла на убыль; и все равно Феано каждый миг боялась, что они попадутся.

   Яму разрыли очень быстро. И теперь уже Феано попросила викинга посветить ей, пока сама исследовала содержимое сундука.

   Трепеща от возбуждения, она руками в рукавицах осторожно перекладывала панцири с золотой чеканкой, рваные кольчуги и большие круглые щиты, давным-давно залитые вражеской кровью, порубленные и истыканные копьями. И вдруг пальцы ее наткнулись на мягкий кожаный сверток, в котором что-то звякнуло!

   Феано проворно вытащила сверток и развернула. Она так и ахнула.

   Печати, старинные царские печати!.. И старинные серебряные деньги. И золотые монеты. На серебряных кругляшах угадывался суровый профиль женщины, на золотых - изображение царя, натянувшего лук. А еще на нескольких серебряных монетах было изображение мужчины в оливковом венке, с какой-то эллинской надписью.

   - Так, - дрожащим голосом сказала Феано. Она торопливо собрала деньги и печати, чуть не разроняв их от волнения. Она чувствовала, что эти сокровища много дороже золота и серебра, из которых они изготовлены.

   Эйрик спустился вниз и, подав ей руку, вытащил наружу из раскопа.

   - Что это значит?..

   Заметно было, что и он едва владеет собой.

   - Я думаю, это деньги, которые были в ходу во времена Артемисии... И позднее. Отчеканенные самим Антиохом Перекрестом! - сказала Феано. - Мой предок, как тиран... то есть правитель города... имел право чеканить собственные деньги! И печать, должно быть, его!

   Эйрик покачал головой.

   - Ничего себе, - сказал он пораженно. - Это и вправду должно много значить, если возьмешься что-то доказывать.

   Они быстро уничтожили следы своей работы. Яма зияла по-прежнему; но до сих пор на нее никто не обратил внимания. И сейчас все равно было не успеть.

   Вернувшись домой, при свете лампы Феано разобрала надпись на серебряных драхмах с изображением мужчины: там отчетливо читалось имя «Антиох».

   Наступил и прошел рождественский пост, за ним - сочельник. На другой день после Рождества к Мелитам приехали на праздничный обед Андроники. Феано была весь день в хлопотах; наготовили всевозможных мясных блюд, сладостей, слоеных пирогов и печений. К счастью, ей не пришлось сидеть за столом с гостями - они были малознакомые люди, хоть и соседи. И на ужин осталось много всякой всячины.

   Вечером, когда гости уехали, Феано вышла в сад. Снега этой зимой она не видела: здесь, на юге, он почти никогда не выпадал, хотя и в Константинополе был редкостью. Девушка остановилась, дыша холодным воздухом. Деревья в честь праздника украсили фонариками: хотя еще не наступил час ужина, было темно как ночью.

   Феано ничуть не удивилась, услышав позади себя знакомые тяжелые шаги. Повернулась и улыбнулась, хотя сердце сразу убыстрило свой бег.

   - Тебе хоть печенья с праздника досталось? - спросила она.

   Эйрик улыбнулся.

   - Досталось. У вас всегда богато и вкусно угощают. Спасибо.

   Он приоделся в честь христианского торжества и своего датского Йоля - праздника середины зимы. Сегодня вэринг вместо обычной кожаной куртки надел лазурную рубашку с алой вышивкой и очень красивый пояс, с филигранью и бирюзой. Поверх рубашки на нем была опушенная соболем кожаная безрукавка, и руки украшали серебряные браслеты с чеканкой. Как-то Феано спросила наемника, что значит это украшение: и Эйрик ответил, что такие браслеты воины Скандинавии получают от своих ярлов, как награду за верность и боевые заслуги.

   Какое-то время они молча стояли рядом, очарованные этим вечером и друг другом. Потом Феано сказала:

   - Ты знаешь, если бы все это подтвердилось... Ну, если бы наша родословная оказалась столь древней... Мой муж или муж Анны мог бы сам притязать на трон Византии! Хотя власть императоров у нас считается священной, у нас часто бывают смуты и перевороты...

   Она наполовину была серьезна, наполовину дразнила его - никогда еще не вела себя так с мужчиной. Может, было виновато вино, которое она выпила за обедом... Или этот праздник, который никогда больше не повторится?

   Но тут она поняла, что Эйрик смотрит на нее с пронзительной, звериной серьезностью.

   - Правда? У вас муж женщины царской крови может сам стать императором?

   Феано, смеясь, замотала головой.

   - Не слушай меня... Это все тени и загадки моих предков, никакой я не царской крови! Но будь я царицей, - тут она снова улыбнулась, - я бы только тебя хотела видеть моим василевсом!

   Его тяжелые руки вдруг легли ей на плечи, он повернул ее к себе. У Феано занялось дыхание, когда она ощутила его жар и силу; а хватка его глаз была еще сильнее.

   - Ты для меня царица, кто бы ни были твои предки! Я не встречал девы, подобной тебе, ни у нас, ни у христиан! И никогда уже не встречу!

   - Эйрик...

   Она подалась к нему, вдохнув запах кожи, железа и его собственный запах. Закрыла глаза и в следующий миг ощутила его поцелуй.

   Нет, не так: викинг ворвался в ее душу, наполнил все ее существо собой. Большая горячая рука сжала ее затылок, приподнимая ее голову; он жадно прильнул к ее губам, раскрывая их своими и проникая языком в рот, заставляя отвечать ему. И она отвечала, забыв о стыде и обо всем на свете. Руки Феано сами поднялись и обвились вокруг его крепкой шеи. Прервав поцелуй, они вновь взглянули друг на друга - в голубых глазах викинга было упоение, торжество победителя, но не над нею. Эйрик приглашал ее разделить его торжество; и, отдав себя ему, вознестись еще выше...

   Их губы опять слились, руки Эйрика ненасытно блуждали по ее телу, лаская и запоминая изгиб спины и ягодиц, маленькую девичью грудь. Колени у Феано подгибались; вэринг сжал ее в объятиях, не давая упасть. А потом вдруг отпустил так резко, что она едва устояла на ногах.

   Феано отшатнулась к дереву, больно наткнувшись на сучья. А в ее сознание ворвался гневный голос:

   - Что тут происходит?!

   К ним стремительно направлялся патрикий Мелит. Ноздри его тонкого породистого носа раздувались, черные глаза сверкали: он казался воплощением божьего гнева.

   - Говорили мне, остерегали... Я не хотел верить!

   Эйрик, оправившись от первого потрясения, шагнул к господину.

   - Патрикий, позволь мне сказать!

   Роман Мелит, не отвечая и даже не глядя на него, повернулся к дочери. Он крикнул слугам в доме:

   - Фарид! Прокл! Отведите молодую госпожу наверх и заприте покрепче!..

   Эйрик стоял и смотрел, в полном бессилии, как его Феано уводят. Проводив глазами дочь, хозяин дома наконец взглянул на него.

   - А ты иди за мной!

   Они проследовали в триклиний. Слуги там накрывали стол к ужину, но Роман Мелит крикнул, чтобы они выметались. Тотчас большая, убранная свечами и деревянными корабликами(23) столовая опустела.

   Эйрик снова попытался что-то сказать. Но патрикий смотрел на него как на ядовитую гадину. Он обошел потухший камин, который разделял их, и приблизился вплотную.

   - Я столько лет кормил тебя, давал тебе кров, защищал тебя моим именем... Я доверил тебе моих детей! А ты как отплатил мне? За спиной у меня обольстил мою невинную дочь!

   - Господин, - Эйрик наконец заговорил с твердостью, расправив плечи. - Я давно полюбил твою прекрасную дочь. Тот, кого ты предназначил в мужья Феано, ее недостоин! А я мог бы совершить для нее...

   Роман Мелит перебил викинга смехом.

   - Ты уже взялся решать, кто ее достоин?

   Эйрик Бьернсон побледнел, глядя на хозяина; только глаза горели.

   - Ты совсем не знаешь своей дочери, патрикий!

   - Да, похоже, я не знал ее. Как и тебя. Я, конечно, понимал, что ты в душе никакой не христианин. Но я думал, что хоть кому-то из вашего разбойничьего племени можно доверять!..

   Гнев алой пеленой застлал глаза викинга. Он шагнул к господину, не помня себя... Но тот даже не сделал попытки защититься: лишь приглашающе раскрыл руки. Это был такой христианский вызов: мол, бей, чего от тебя еще ждать!

   И это немного утишило ярость воина. И мысль о том, что бы сказала Феано, если...

   Эйрик отступил от бывшего хозяина, высоко подняв голову.

   - Я достоин твоего доверия, патрикий Мелит, - произнес он. - И я сейчас уйду. Но мы еще встретимся с тобой, клянусь.

   Он круто развернулся и вышел.

   Утром патрикию доложили, что вэринг переночевал в его деревне и покинул владения Мелитов, ускакав в сторону Константинополя.

   Феано вышла из своей комнаты только вечером. Она спустилась в триклиний - бледная, будто неживая; глаза опухли от слез. Но девушка твердо посмотрела в лицо отцу.

   - Ты прогнал его?..

   - Да, - только и ответил Роман Мелит.

   Некоторое время они смотрели друг другу в глаза.

   - Дочь, скажи мне правду. Было ли между вами что-то, кроме того, что я наблюдал сам?

   Феано вспыхнула; но мотнула головой.

   - Ничего больше. Только поцелуй.

   - Очень хорошо.

   Патрикий подошел к дочери и привлек в объятия, поцеловав в лоб. Она не противилась.

   - Он ушел сам. Так будет лучше для всех нас.

   Отец и дочь сели за стол вдвоем: Анна с няней оставалась у себя. Весь день Феано ничего не ела, только плакала; но сейчас принялась за еду.

   - Так будет лучше для всех, - повторил Роман Мелит.

   - Да, - эхом отозвалась Феано, - лучше.

   Она съела совсем немного пшеничной каши с медом. После чего, не сказав больше ни слова, опять ушла к себе.

   22 Флавий Юлий Валент - римский император IV в.н.э., еще до развала империи и выделения Византии как самостоятельного государства.

   23 Обычай украшать елку довольно поздний и пришел в Грецию с Запада; а во времена Византии на Рождество делали праздничные кораблики, с которыми иногда дети колядовали.

ГЛАВА 12

С неделю Феано не покидала своих покоев - только прилежно пряла, шила и вышивала, не поднимая глаз от работы. Она больше не бралась ни за стилос, ни за чтение; а найденные сокровища были спрятаны в ее зеленый сундук. Казалось, молодая хозяйка вовсе утратила к ним интерес.

   А потом совершенно неожиданно приехал Варда Мартинак. Феано была в полнейшем смятении; когда гостя повели в баню, она даже подступила к отцу с вопросом, не он ли пригласил сюда ее жениха. Но патрикий ответил отрицательно. И тоже был немного растерян.

   Вечером, когда они втроем сели ужинать, Варда объяснил все сам.

   - Меня ждут дела в Миласе, - сказал он. - И заодно я подумал: почему бы прежде не заехать к моей невесте? Хотя наша свадьба дело решенное, я корил себя за то, что мало уделяю вам внимания.

   Он приятно улыбался и Феано, и Роману Мелиту. А Феано сидела как на иголках. Просто так Варда упомянул Милас - или опять со значением?.. И успел ли он прослышать, что здесь без него случилось?..

   На другое утро Феано в одиночестве вышла в сад. Села на каменную скамейку, где ей еще виделась тень Эйрика. Как же она запуталась...

   Послышались осторожные, вкрадчивые шаги - совсем не похожие на поступь ее воина. Феано сжала руки в кулачки и повернулась к нежданному гостю.

   - Не возражаете, если я к вам присоединюсь?

   Варда присел рядом с невестой. Некоторое время оба стесненно молчали. Потом молодой патрикий взглянул на нее, поправив свои темные волнистые волосы.

   - Я слышал, что у вас здесь опять вышел скандал с вашим варваром. Еще хуже прежнего. И что патрикий Мелит его прогнал со службы. Это правда?

   Сердце Феано подпрыгнуло в груди. Вот так прямо! Но, по крайней мере, ее нареченный не стал юлить.

   - Да, правда, - сказала она.

   - И я даже слышал, будто вы сами чересчур любезничали с этим дикарем?

   Феано вскочила с места: щеки ее залила краска стыда и гнева. Конечно, Варда имел право злиться; однако говорить с ней в таком тоне...

   - Да, Эйрик был влюблен в меня, и потому отец его прогнал, - сказала она сквозь зубы. - Однако я вам не изменяла.

   Жених смотрел на нее ледяным взглядом.

   - А я так спешил вас увидеть, Феофания... Должен признаться, я в вас разочарован.

   Феано снова сжала руки в кулаки.

   - Послушайте... Мне хватило ваших намеков в письмах! Если вы намерены жениться на мне затем, чтобы меня изводить, лучше сразу покончить с этим и разорвать помолвку!

   Варда поднялся с места; он был совсем ненамного выше ее. Губы его тронула усмешка.

   - Разорвать помолвку? - повторил молодой ромей.

   «И куда тебе теперь деваться?» - отчетливо услышала она то, что не было досказано.

   Феано попятилась.

   - Да я бы скорее убежала с ним... Хоть он и язычник, дикарь... Он, по крайней мере, всегда меня уважал!

   В зеленых глазах Варды на миг сверкнула лютая ненависть. Он протянул руку, чтобы схватить девушку; но Феано с силой увернулась и отступила на несколько шагов. В ее лице появилось что-то такое, отчего молодой человек замер на месте.

   Несколько мгновений они испепеляли друг друга взглядом. Но потом Варда Мартинак произнес довольно спокойно:

   - Надо полагать, ваш возлюбленный ушел в очередной набег на какую-нибудь несчастную страну. Его народ только этим и занимается.

   Феано вскинула руки к ушам.

   - Не желаю слушать!..

   На мгновение в глазах Варды опять сверкнула ярость. Потом выражение его смягчилось, будто он принял некое решение. Подойдя к девушке, он привлек ее к себе. Феано дернулась, но мужчина оказался сильнее. Он крепко обнял ее сзади одной рукой; Феано снова рванулась, но потом замерла.

   - Я не желаю с вами воевать, - тихо сказал Варда у нее над ухом, по-прежнему прижимая невесту к себе. - Мы с вами предназначены друг другу. Совсем скоро мы соединим руки перед алтарем и будем связаны, пока смерть не разлучит нас.

   Феано молчала, дыша, как загнанная лань. Варда поцеловал ее в шею.

   - Я желаю мира в семье. Мы уже достаточно ломали копья с моим отцом и братом!

   Жених отпустил ее, и на некоторое время оба опять замолчали. Но уже без прежней враждебности.

   - Я понимаю, что ваш вэринг произвел на вас впечатление, - сказал Варда. - Я даже признаю, что он в своем роде хорош и перед его дикарской силой трудно устоять, особенно неопытной девице. Но вы его забудете, уверяю вас!

   Феано тяжело вздохнула, глядя в землю. Обломила с дерева сучок.

   - Я, наверное, должна... Я постараюсь впредь ладить с тобой, Варда... и стать тебе хорошей женой, когда придет время, - произнесла она. - Но сейчас, прошу, дай мне покой. Слишком много было потрясений в эти дни.

   - Ну конечно, дорогая.

   Варда сразу заметил перемену ее тона. Он поклонился и ушел.

   До обеда ее жених с отцом обсуждали собственные дела - возможно, будущее торговое предприятие, которое предложила еще Феано. А после Варда предложил Феано прогуляться верхом по поместью.

   - Я переночую у вас, с разрешения вашего батюшки, а утром уеду. Но я хотел бы еще немного побыть с тобой наедине. Ведь мы опять долго не увидимся.

   Феано не могла отказать. Она оделась потеплее, и для них с Вардой оседлали лошадей.

   Они молча проехали липовую аллею; Варда все поглядывал на невесту и, слегка улыбаясь, молчал. Потом сказал:

   - Поскольку вы с отцом лишились охранника, полагаю, мой долг предоставить вам своего. У меня с собой двое слуг и сильный телохранитель-сириец. Я мог бы взять его еще в прошлый раз... когда мы катались по заливу, помнишь?

   Феано смутилась. Но ее взволновала эта забота.

   - Как же вы... Как же ты сам тогда будешь? Тебе ведь еще столько путешествовать!

   Варда рассмеялся и щелкнул пальцами, в знак презрения к опасности.

   - Со мной ничего не случится.

   Феано мотнула головой, так что звякнули подвески-колты.

   - Нет, так нельзя! У нас с отцом найдутся еще люди для охраны. Я с ним поговорю.

   Она искоса взглянула на жениха.

   - Но все равно спасибо.

   Варда учтиво склонил голову.

   - А что такое, ты говорил, происходит у вас дома? - спросила Феано.

   Жених небрежно махнул рукой.

   - Все те же дрязги из-за наследства. Я пытаюсь оттягать его у Михаила, чтобы был честный дележ: ведь Михаил до сих пор холостой. Мой старший братец всю молодость только и делал, что развлекался, и законных детей у него нет, хотя он наверняка наплодил ублюдков... прошу прощения, дорогая Феано.

   Варда невесело рассмеялся.

   - Но без отцовской воли ничего этого не исполнится. Правда, отец уже плох; недавно, когда был снег, сильно хворал. Так что мы с братцем скоро вцепимся друг другу в горло.

   - Мне очень жаль, - сказала Феано.

   Они доехали до дальней оливковой рощи, потом повернули назад. На миг Феано показалось, что Варда придержал коня, вглядываясь в раскопанное поле; сердце ее опять ушло в пятки. Конечно, Варда никогда не бывал здесь раньше - но яма на восточном краю очень уж бросалась в глаза. И неужели ее до сих пор не заметил патрикий?..

   Однако Варда ничего больше не сказал. А когда они вернулись в дом и стали пить горячий мед с пряностями, он произнес:

   - Совсем забыл. Я ведь привез тебе подарок.

   Он отдал распоряжение своему слуге, и тот появился в триклинии с большим свертком в руках. Развернув его, Феано ахнула.

   - Просто чудо!

   Это была диадема из серебра, очень искусного плетения, - среди серебряных ажурных листьев расцветали розы из розового и черного жемчуга.

   - Фамильная драгоценность... Диадема моей матери, - произнес Варда, любуясь восторгом девушки. - Позволь, я примерю.

   Он осторожно снял ее налобник с подвесками и пристроил на его место диадему - высокую, как тиара.

   - А вот эти браслеты я заказал для тебя сам.

   Варда надел на руки невесте пару таких же серебряных ажурных браслетов с крупными розовыми жемчужинами.

   - Настоящая василисса, - сказал он.

   Феано, борясь со своими чувствами, опустила глаза.

   - Очень тебе благодарна...

   - Надеюсь, ты наденешь эти украшения на нашу свадьбу. Закажи себе платье в тон, как только вы вернетесь в город, - попросил Варда. - Розовое тебе очень к лицу.

   Феано кивнула.

   - Хорошо.

   Она бережно сняла украшения и опять завернула их в ткань. Улыбнулась жениху.

   - А что у тебя за дела в Миласе?

   В зеленых глазах Варды опять отразилось веселое удивление.

   - Ты просто не поверишь. У меня там тоже родственники - и тоже Мартинаки, которые притязают на мое наследство. Но я им не по зубам.

   До ужина Феано была занята на кухне и в доме. Потом они поели вкусной печеной свинины с солеными грибами, оливками в уксусе и белым рождественским хлебом. Даже Анна сегодня была со взрослыми: ужин получился совсем семейный.

   Потом Варда простился с невестой и будущим тестем и ушел спать в гостевую комнату. Феано поднялась в свою спальню; расплетая косы, она посмотрела на заветный зеленый сундук.

   Варда так ничего и не сказал по поводу исторических изысканий Феоктиста, которые они обсуждали в письмах. Он ничего не знал о ее даре. И, конечно, не мог предположить, что на самом деле связало Феано с Эйриком - и с чего началась ее запретная любовь с варваром...

   Девушка прижала ладони к пылающим щекам. Довольно. Это все в прошлом.

   Улегшись в постель, она еще немного поплакала; потом крепко заснула.

   Феано проснулась со стесненным чувством - и спустилась вниз с тайной надеждой, что Варда уехал или уедет, не простившись с нею. Однако Варда ее дожидался в саду: и сидел он на ее излюбленной скамейке. Поднявшись при виде невесты, молодой патрикий улыбнулся.

   - Хорошо спала? Я уже позавтракал и спешу, но не мог не проститься с тобой.

   Феано почувствовала себя виноватой, как перед отцом. Она позволила Варде себя поцеловать - взяв за руки, он расцеловал ее в обе щеки.

   - Береги себя, - сказала она.

   - И ты себя, Феано. Мы теперь увидимся не раньше марта... Ну, прощай.

   И он ушел, своей легкой походкой.

   Феано с отцом и сестрой вновь приехали в Константинополь в конце февраля. Солнце уже пригревало, хотя в домах еще гуляли коварные сквозняки. Феано сохранила и привезла в город все свои тайные сокровища: не без помощи Елены, которая теперь чувствовала себя полноправной соучастницей госпожи.

   Феано обошла осиротевший особняк. Как здесь пусто было без Эйрика... Вид деревянного болвана для упражнений, на котором Эйрик тренировался каждый день, причинил ей такую боль, что Феано без приказа отца отправила слуг снять его. Впрочем, патрикий, конечно, не стал бы возражать.

   Варда навестил их через день после приезда. Потолковали не только о будущей свадьбе - но и о том, когда патрикию Мелиту в следующий раз выходить в море, и о том, когда и куда посылать корабли с товарами. Феано присутствовала при деловом разговоре мужчин и жадно во все вникала. Иногда вставляла свои замечания.

   Было решено, что свадьбу сыграют в начале осени; а за море в нынешнем году патрикий Мелит не отправится, если не будет прямого приказа императора. Сам он вызываться не станет. Годы уже не те, чтобы разъезжать с поручениями по всему свету. И патрикий желал бы сам посмотреть, как поладят между собой его дочь с мужем.

   А через пару дней Феано тихонько попросила Елену:

   - Сходи в квартал Святого Маманта. Будь только осторожна. Я хочу, чтобы ты там узнала... о нем.

   - А я-то думала, у вас с ним все кончено! - Елена с глубоким упреком воззрилась на хозяйку. - Ведь ваша свадьба скоро!

   - Все кончено. И свадьба скоро, - согласилась Феано, краснея. - Но я непременно должна узнать, жив ли он, все ли с ним хорошо!

   Прислужница отправилась в портовый квартал и вернулась через два часа. Они с Феано закрылись в ее комнате, и Елена возбужденным шепотом поведала:

   - Я спрашивала в харчевне, куда ваш Эйрик ходил... Знаете, там вэринги все время собираются, там их вообще много живет, и русов тоже... Я имя называла, приметы - широкоплечий такой здоровяк, голова совсем белая. И особую примету: что он вместе носит крест и свой языческий оберег, молоток на цепочке!

   - До сих пор носит крест? И что же, ты узнала? - радостно спросила Феано.

   Елена кивнула.

   - Узнала. Вэринг Эйрик, Бьернов сын, как мне сказали, отплыл с сородичами на своем корабле... на драккаре, вот как они называются. Раньше весны викинги, почитай, не уходят, а теперь ушли!

   - И куда же?..

   - Куда-то на север, но вроде как не на свой дикий север. В Херсонес, что ли, - вздохнула Елена.

   На другое утро Феано отправилась к портнихе, заказывать свадебный наряд.

ГЛАВА 13

Феано казалось, что у нее сердце теперь - как ларец с двойным дном. Эйрик, Бьернов сын, поселился в ее сердце в самой глубине, куда никому было не достать. Феано не молилась за него открыто, как привыкла ежевечерне молиться за отца, сестру и братьев. Но всякий раз, вспоминая Эйрика, возносила к небесам горячую мольбу за викинга. Чтобы он устроил свою жизнь так, как ему самому всего лучше, - но только не снимал креста, не забывал того, что постиг в греческой земле! Бог един, всевелик и совершенен - даже если все те, кто молится Ему, несовершенны.

   А еще порою она мечтала... Нет, о таком Феано не позволяла себе даже мечтать. И девушка с болью сознавала, что тот образ северного воина, который она хранит в душе, возможно, расходится с тем, каков Эйрик есть на самом деле, - и с каждым днем расходится все больше... Однако Феано не забывала свою первую любовь и никогда бы не смогла забыть. И знала, что ее молитвы нужны Эйрику, - даже если сам он в это не верит.

   Варда теперь навещал Мелитов часто, не реже раза в неделю. Пусть оглашения помолвки не было, но скоро уже все соседи и знакомые считали их с Феано женихом и невестой. Мало-помалу настоящий избранник Феано вытеснил память о другом; Варда был достаточно умен, чтобы не ворошить прошлое. И он умел ухаживать.

   Феано старалась не задумываться, скольких женщин Варда Мартинак обхаживал до нее. Жениться он собирался на ней, Феофании Мелитене, и все внимание сосредоточил на ней.

   Однажды, вскоре после Пасхи, Варда пригласил ее с отцом и сестрой посмотреть состязания колесниц на ипподроме - любимейшее зрелище в Константинополе. Апрельский день был уже по-настоящему теплый. Феано думала, что каждый такой благодатный день приближает ее свадьбу...

   Они взяли с собой корзинку с едой - финиковым хлебом и пирогами. Зрелища обычно длились по нескольку часов. Между зрительскими скамьями сновали продавцы горячей еды и напитков, но стоило все здесь втридорога.

   На зрелища пришел также и Феоктист - и сидел он не где-нибудь, а в кафизме, императорской ложе! В кафизму, на восточную трибуну ипподрома, вел ход из самого Большого дворца, откуда и появлялся государь со своими приближенными. Конечно, в свите Льва Армянина были и другие придворные евнухи; но честь, оказанная Феоктисту, очень порадовала Феано с отцом.

   Феано вспомнила, что до сих пор так и не рассказала Феоктисту о своих открытиях, - а деликатный брат после нашумевшей истории с варваром ни о чем не спрашивал, хотя и навещал свою семью. Для самой же Феано это означало бы разворошить целый пласт дорогих и болезненных воспоминаний, которые она глубоко похоронила. И ясновидческий дар ее как будто задремал, приугас. Скорее всего, это было к лучшему.

   Первый заезд начался: возницы, наряженные в голубые и зеленые туники, пустили своих коней по кругу. Это были традиционные цвета соперничающих партий, имевших в том числе политическое значение. Когда квадриги разогнались, весь огромный ипподром охватило возбуждение. Вскочил с места Роман Мелит, ставивший на «зеленых», - он, конечно, болел за императорскую партию. И Варда вскочил, громко подбадривая своего возницу; Феано тоже подалась всем телом вперед, потрясая кулачками.

   «Зеленые» пришли первыми!.. Зрители хором взревели - от восторга и от разочарования. Многие делали крупные ставки; и уходили после состязаний кто обогатившимися, кто разоренными. Роман Мелит тоже прежде делал большие ставки на ристалищах, но сегодня - нет.

   Феано перевела дух, поудобнее усевшись на подушках. Вдруг девушка ощутила, как Варда, занимавший мраморную скамью позади Мелитов, тронул ее за плечо. Она вздрогнула и повернулась.

   - Вон там сидит мой брат Михаил, - негромко сказал ее жених, указывая рукой налево. - Ты с ним еще не встречалась. И не стоит.

   Феано пристально посмотрела на человека, который что-то сердито приказывал рабу-водоносу. Михаил Мартинак был весьма похож на отца и брата - те же темные вьющиеся волосы, светлые глаза, и даже свойственная всему семейству греческая красота черт. Только выглядел он лет на десять старше своих тридцати: обрюзгший, с пожелтевшим лицом.

   Взмахом руки Михаил отослал раба. И словно бы почувствовал, что на него смотрят: он сам устремил взгляд на Феано и ее сестру, которые сидели ближе.

   Внезапно Феано пришла в голову страшная мысль: она догадывалась, что Михаил Мартинак из тех развратников, которые любят несозревших девочек. Она поспешила загородить собой Анну. Брат Варды скоро отвел глаза, но Феано уже пожалела, что обратила на себя его внимание.

   И ведь интерес Михаила Мартинака мог быть не только плотским - они с Анной обе были богатыми невестами. Ну а если еще кто-нибудь узнает о том, что известно самой Феано о Мелитах... Михаил представлялся младшему брату и остальным человеком, напрочь лишенным честолюбия. Однако это могло оказаться не так!

   После состязаний Мелиты в компании Варды отправились домой. Жених остался на вечер и на ужин - и Феано поймала себя на мысли, что почти рада его обществу. И она сочувствовала Варде, которому совсем не хотелось возвращаться под собственный кров.

   Прощаясь, Варда впервые поцеловал ее в губы - совсем не так, как Эйрик; но об Эйрике она сегодня почти не вспоминала, и таяла в объятиях жениха. Он был умелым возлюбленным. Должно быть, учился у гетер, когда в юности искал дорогих удовольствий, подобно брату...

   - Послезавтра я зайду за тобой. Покатаемся на лодке, - пригласил Варда, когда Феано провожала его. Он так и светился от радости, и Феано рассмеялась, ощущая прилив счастья.

   - Охотно.

   Эти морские прогулки для них с самого начала стали чем-то особенным.

   Перед свиданием Феано принарядилась и надушилась, капнув на шею и запястья лавандовым маслом. И даже подвела глаза сурьмой. Варда, зайдя за невестой в полдень, восхищенно всплеснул руками; потом обнял ее и закружил, оторвав от пола.

   Они поехали как было привычно - Феано в носилках, Варда верхом. Только сопровождал их теперь телохранитель Варды, сириец Умар, - угрюмый и темнолицый, с наголо бритой головой и кривой саблей на поясе.

   Скафос ждал влюбленных у причала. Только теперь Варда выводил лодку и греб один, чтобы никто не мешал им.

   Молодой патрикий шестом оттолкнул лодку от берега. Феано вздохнула, устраиваясь на скамье: она посмотрела назад, потом перевела взгляд на жениха.

   - О чем думаешь? - задорно спросил Варда, довольный собой и всем миром.

   Феано виновато поцеловала его.

   - Ни о чем. Так.

   Но он, кажется, догадался... и это Варде понравилось еще больше. Он знал, что Феано не может не вспоминать, как впервые оказалась с ним вдвоем - и северный варвар остался за бортом, точно так же, как он остался за бортом их семейной жизни. Варда Мартинак умел понимать символичность таких моментов.

   Оставив весла, он приобнял невесту и сам поцеловал.

   - Ты счастлива?

   Феано улыбнулась, однако не ответила. Варда слегка помрачнел; но тут же лицо его опять прояснилось.

   - Ты знаешь, твой отец хочет подарить нам на свадьбу «Стратигион». То есть, конечно, не подарить... а доверить мне корабль и команду.

   - Неужели?

   Эта мысль причинила ей боль, даже испугала.

   - Отец нездоров? Он сказал, что не сможет больше водить свой дромон?..

   - Ну что ты. Твой отец очень даже крепок, он в свои годы еще молодец каких поискать, - успокоил ее Варда. - Но чувствует, что для дипломатии и дальних путешествий уже староват. Он останется почтенным динатом(24) и будет пестовать свою землю. А я дипломатией вовсе никогда не занимался, и, думается мне, «Стратигион» закончит свой век торговым судном.

   Феано подумала, что Роман Мелит отдает будущему зятю самое дорогое - не только свою любимицу дочь, но и корабль, к которому он был привязан долгие годы. Хотя, конечно, «Стратигиону» не так уж долго осталось служить.

   - Куда же ты будешь водить наш дромон? Ты ведь сам хочешь сопровождать товары?

   - Да. Пора и мне наконец посмотреть мир, - ответил Варда. - Выгоднее всего торговля с Херсонесом, через тамошние руки проходят самые ценные товары с севера. Так можно быстрее всего обогатиться. Я же обещал тебе, что преумножу наше достояние?

   Феано с энтузиазмом кивнула. А в голову ей пришла мысль, которой она поклялась себе никогда не допускать... И теперь Феано сразу же задавила эту грешную мысль. Она поклялась стать Варде Мартинаку верной женой, и она ею будет.

   - Я надеюсь, ты не оставишь меня так скоро? - застенчиво спросила девушка. - Мы же урядили все с купцами - торговцы шелками и пряностями, у которых мы выкупили долю, уйдут не раньше будущей осени.

   Варда кивнул.

   - Конечно, милая. Они пойдут не только в Херсонес, а и дальше, к хазарам, - это дело новое, которое надо поставить на широкую ногу. А я прежде того должен побывать в Херсонесе сам и как следует осмотреться. Есть то, чего нельзя доверять другим.

   Он нежно пожал ей руку.

   - Бог даст, я отправлюсь в плавание весной. Мы успеем с тобой намиловаться. И, возможно, получим первые плоды.

   Феано закраснелась, опустив глаза.

   - Хотела бы я поехать с тобой - но, коль скоро буду непраздна(25), конечно, останусь. И надо же кому-то блюсти дом. Хотя на все воля Божья.

   Они еще немного покатались в молчании, потом Варда направил лодку к берегу. Феано заметила, что ее будущий муж за последние месяцы развил и силу, и сноровку.

   Выпрыгнув из лодки, Варда вынес Феано на берег на руках. Слуги, дожидавшиеся хозяина на берегу, засмеялись и захлопали.

   Варда проводил невесту до дому и простился с нею, довольный сверх всякой меры.

   Феано после обеда, взяв Елену и перса Фарида в качестве охранника, отправилась посмотреть будущий семейный дом, в том же богатом квартале, - к западу от Софийского собора. Пока они с Вардой были не в состоянии купить отдельное жилье, но собирались снять очень милый одноэтажный дом красного кирпича, где хватит места и ей с мужем, и слугам. Правда, вокруг было не так красиво - попадались и нищенские хибары, и доходные дома, и питейные заведения. Однако Феано считала, что все это весьма душеполезно: напоминать себе каждый день, что в мире существуют бедность и голод. Она сама всегда, не скупясь, подавала нищим на форумах и рынках.

   Когда Феано легла спать, она впервые за долгое время увидела во сне Эйрика. Она видела его так ясно, будто они расстались только вчера: викинг смотрел ей прямо в душу своими голубыми глазами, и без слов обещал, что они еще встретятся. Это неизбежно! Феано узрела Эйрика в дорогом вооружении - не чета прежнему; и поняла, что ее бывший возлюбленный занял хорошее положение на новом месте...

   Феано проснулась, покрывшись испариной. Она налила себе лимонной воды из кувшина на столике, и жадно выпила. Это был не просто сон - точно так же, как ее видения не были обычными фантазиями.

   Девушка долго сидела, спрятав лицо в ладонях. Что же делать?..

   Удивительным образом Феано чувствовала, что она навсегда в ответе за судьбу Эйрика, за душу дорогого ей язычника. Он сам вверил себя ее попечению, когда они открылись друг другу. И пусть ее любовь была не столько христианской, сколько земной, грешной любовью женщины к мужчине... она не могла оставить все как есть. Точно так же, как не могла бросить то дело, которое они с Эйриком затеяли.

   - И да свершится воля Твоя, - прошептала Феано.

   Она перекрестилась и встала с постели, укрепившись духом.

   После умывания, одевания и завтрака Феано послала записку во дворец - Феоктисту. Она должна была наконец посвятить брата в свою тайну. А потом сама отправилась в порт.

   Оставив позади носильщиков и Елену, Феано отыскала одного из знакомых отца - купца, который часто водил суда в Херсонес. И попросила разузнать, живет ли в этом городе теперь викинг Эйрик, Бьернов сын, их бывший наемник; и если живет, какое положение занял. Купец удивился, но согласился выполнить просьбу молодой госпожи Мелитены.

   Днем к Феано пришел брат. Они сердечно обрадовались друг другу, и Феано поздравила его с повышением по службе. Феоктист польщенно улыбнулся и сказал, что, хотя открыто его не возвышали, государь теперь отличает его больше других китонитов. В Большом дворце настоящее влияние далеко не всегда имеют те, кто занимает высокие посты.

   А потом Феано наконец поведала, что им с Эйриком удалось обнаружить в имении Мелитов.

   Феоктист выслушал сестру с чрезвычайной серьезностью и сразу во все поверил - хотя вообще легковерен не был. Молодой евнух внимательно рассмотрел ее находки. Задумался ненадолго и сказал, что ему доводилось прежде слышать об Антиохе Перекресте, предке Мелитов времен императора Валента. Но сведений об этом азиате сохранилось мало. А о том, что Антиох был потомком Артемисии Карийской, изгнанным правителем Миласа и вернул себе миласский трон с помощью римлян, Феоктист слышал в первый раз.

   - Я пошлю доверенных людей в Милас. У меня есть толковые и ученые писцы, - сказал Феоктист. - Это все надо как следует выяснить.

   Феано улыбнулась.

   - Спасибо, брат.

   Ей подумалось, что надо бы также выяснить, каким ветром двоюродных братьев Варды, Мартинаков, занесло в Милас. Случайно это или нет?..

   Феоктист послал в Милас двоих своих помощников, но они завязли там надолго - добыча сведений была нелегкой. А известия из Херсонеса Феано получила через два месяца.

   Ей рассказали, что Эйрик Бьернсон сделался там начальником федератов(26). При викинге находился его бывший хирд - скандинавская дружина. Никто бы не возвысил пришлого варвара так скоро, если бы не острая нужда: Херсонес, лакомый кусок для многих, постоянно подвергался набегам степняков...

   Взволнованная Феано поблагодарила вестника и щедро вознаградила. Она не знала, пригодятся ли ей когда-нибудь эти сведения. Но она обязана была узнать.

   Оставшееся до осени время пролетело в предсвадебных хлопотах. И наконец настал день венчания.

   24 Динат - византийский землевладелец, помещик.

   25 «Непраздна» - устар.«беременна».

   26 Начальник федератов - командир корпуса варваров-поселенцев.

ГЛАВА 14

Церемония состоялась, конечно же, в Святой Софии. Феано стояла рядом с женихом, будто отрешившись от своего тела. Варда был красив, как князь, в зеленой шелковой далматике, изузоренной серебром и золотом, и фиолетовом гиматии. У Феано кружилась голова от запаха ладана, от окружающего их блеска, от богатых облачений священников и служек; венчальная свеча дрожала в ее руках.

   Брачная чаша со сладким кагором коснулась ее губ. Иерей соединил их с Вардой руки и трижды обвел их вокруг аналоя. На последнем круге Феано споткнулась, но удержалась на ногах.

   Священник вопросил сначала жениха, потом невесту, добровольно ли они вступают в брак и не обещались ли кому-то еще. Феано подтвердила свою добрую волю: тихим, но ясным голосом.

   На головы им возложили венцы.

   - Господи Боже наш, славою и честию венчай их.

   Варда сжал ее руку, так что она ощутила боль от кольца.

   - Теперь мы муж и жена.

   Феано подняла глаза и улыбнулась. Супруг склонился и коснулся ее губ поцелуем. Со всех сторон раздались поздравления и благословения.

   Новобрачные, свидетели и остальные отправились в новый дом Мартинаков. Брачный пир был довольно скромен, по понятиям византийцев, - хотя наготовили много перемен блюд. Из родственников жениха явились только его отец, Дионисий, и робкая старая мать, которая почти не показывалась на люди. Из родственников невесты - ее отец, патрикий Мелит, младшая сестра и брат Феоктист; Марк служил далеко и приехать не мог. Еще пришло человек десять общих знакомых.

   Гости угощались, пили вино, произносили тосты - конечно же, сперва за василевса; потом за молодых. Феано почти не притронулась к еде, только выпила полкубка сладкого вина. Варда тоже ел мало и больше смотрел на свою жену...

   Часа через три наконец все разошлись. Супруги остались наедине.

   Феано тщательно приготовилась ко сну, приняв горячую ванну, заплетя косу и надев длинную белоснежную рубашку. Она сидела на постели не поднимая глаз, когда услышала шаги мужа.

   Феано посмотрела на Варду и робко улыбнулась. На нем тоже была ночная рубашка, а поверх халат. Варда сбросил халат и, подойдя к жене, сел рядом на кровать и обнял ее за плечи.

   - Не бойся...

   Варда мягко уложил Феано на спину. Он принялся целовать ее лицо, потом - шею и плечи. Руки подняли рубашку и проникли выше, отыскав ее грудь. Феано вздрогнула, но потом уступила с томным вздохом; она начала забываться под ласками, когда рука супруга скользнула ниже, между ее бедер. Пальцы раскрыли ее как цветок, и она вскрикнула.

   - Тише! Просто позволь мне...

   Варда тяжело задышал. Он ласкал ее там, внизу, пока она не задрожала и не стала влажной. Тогда Варда быстро лег между ее ног и двинулся вперед, крепко обхватив ее за плечо.

   Когда он взял свою жену, она вскрикнула от боли. Он ненадолго замер, уткнувшись лицом ей в шею, потом продолжил наступать и отступать. Убыстрил свои движения, и она подчинилась этому любовному ритму; но скоро опять напряглась под ним и болезненно всхлипнула. Варда поцеловал ее во влажный висок и сжал в объятиях; он простонал, испытав свой восторг.

   Муж простерся на ней сверху, устроив голову на плече Феано: оба замерли так, потерявшись в этом единении.

   Потом он оставил ее и лег рядом. Нащупав руку Феано, переплел свои пальцы с ее.

   - Теперь ты вся моя.

   Феано вздохнула, и Варда ощутил ее слабое ответное пожатие. Варда накрыл их обоих покрывалом. Потом они заснули.

   Феано проснулась раньше мужа. Морщась, она сняла испачканную сорочку и надела другую, набросив сверху халат. Феано вышла в коридор и кликнула Елену.

   Приведя себя в порядок, молодая хозяйка вернулась в спальню. Муж к этому времени проснулся: он улыбнулся ей.

   - Ты рада? Здорова? - спросил он.

   Феано смущенно кивнула. Подошла, и они тихо поцеловались. Потом Варда встал и, умывшись, присоединился к жене за завтраком.

   Так началась их супружеская жизнь. Эта жизнь, особенно сокровенная ее сторона, оказалась для Феано не так уж и сладка; и непрестанная страсть мужа к ее телу порою пугала молодую женщину и казалась чрезмерной. Но, в общем, Феано не была разочарована и не испытывала отвращения. После первых дней вдвоем Варда начал отлучаться по делам в город и в порт; Феано всегда ждала его, заботясь об уюте и покое мужа. Варда позволил ей обустраивать жилище по своему усмотрению, и остался доволен. Феано нравились ласки супруга, нравилось быть хозяйкой своего нового дома, и она не просила о большем.

   На четвертую неделю после свадьбы Варда уехал в поместье Мартинаков, и вернулся только через восемь дней. Феано, встретив мужа в атриуме, бросилась ему на шею. Она и вправду соскучилась.

   Потом Варда огляделся по сторонам и заметил перемену во дворе.

   - Ты устроила тут качели? Зачем? - с удивленной улыбкой спросил он.

   Феано рассмеялась.

   - Для детей... И для нас. Тебе не нравится?

   Варда подошел к качелям и сел, вдохнув запах свежей сосны и тронув один резной столбик. Оттолкнулся ногой.

   - Славная работа. Умеешь ты удивить, женушка!

   Феано подошла и примостилась на сиденье рядом. Они несколько минут качались, так что поскрипывали цепи; потом обнялись и принялись целоваться. Елена, сунувшаяся было во двор, сразу спряталась обратно.

   В эту ночь Феано впервые испытала в объятиях мужа восторженное потрясение всех чувств. Она даже испугалась себя, своего тела и души; но Варда заверял молодую жену, что в этом нет греха и лучшего нельзя пожелать. Через пару ночей все повторилось. Наступило блаженство, которого они оба не чаяли.

   Потом как-то раз вечером Феано зашла в большую кладовую, взять свечей и мыла. И взгляд ее случайно упал на зеленый сундук. Тот самый, который она задвинула подальше сразу после свадьбы - чтобы не соблазняться. Феано быстро взяла с полок нужное и вышла, захлопнув дверь.

   В эту ночь муж спал отдельно - у Феано были крови; и, когда она предупредила его, Варда без возражений ушел ночевать в собственную комнату. Феано долго ворочалась на ложе, одолеваемая искусительными образами. А когда молодая женщина уснула, ей привиделся сон. Подобных никогда еще не случалось.

   Она стояла на крыльце дома Мелитов, в тени портика. И была не одна.

   Эйрик сидел на нижней ступеньке портика и пучком травы отчищал от крови свой меч. Белые волосы рассыпались по широкой спине, и только у висков были заплетены тонкие косы. На викинге были новые доспехи, пластинчатый панцирь превосходной ковки. Но меч - старый, с которым он прошел все свои битвы. И которым отнял столько жизней.

   Когда Феано, набравшись отваги, вышла из тени, викинг сразу обернулся.

   - Хозяйка, - он приветствовал ее кивком головы. Голубые глаза и все лицо осветились улыбкой. - Садись.

   Феано осторожно спустилась к нему. Присела рядом, на некотором расстоянии.

   - Ты... жив?

   Она до сих пор в этом сомневалась.

   Вэринг снова кивнул. Он устремил взгляд куда-то вдаль, потом опять посмотрел на нее. Сердце у Феано замерло.

   - Я замужем, - произнесла она. - Я теперь принадлежу другому!

   - Я знаю.

   Глаза Эйрика сверкнули недобрым блеском, крепкая челюсть напряглась. Он сжал руку в кулак.

   - Представим, что ты свободна. Что все между нами как прежде. У меня к тебе важный разговор, хозяйка.

   Он называл ее как тогда, когда служил в их доме. Но смысл в это слово вкладывал совершенно иной. Феано кивнула.

   - Говори.

   Эйрик помедлил пару мгновений. Потом большая рука его потянулась к кресту и амулету-молотку на груди.

   - Твой христианский бог... Знаешь ли, как сражается мой народ? Мы постоянно ищем не только новых земель, не только чужих богатств. Каждый воин мечтает, умерев, попасть в Вальхаллу - золотой чертог, где до скончания веков пируют с богами лучшие из лучших. Они наслаждаются пирами и битвами, и сокровищами, и женщинами. Мы не как вы, христиане, которые всегда ищут мира... Мы, даны, сражаемся, чтобы умереть. И мы упиваемся кровью и нашими победами.

   Он рассмеялся, белые зубы сверкнули в хищном оскале. Феано боялась шевельнуться, внимая ему. Впервые Эйрик Бьернсон открыл ей свое настоящее лицо.

   - Когда мы явились в земли саксов, за западным морем, мы впервые встретились с вашим богом. И мы исполнились презрения к нему и к его почитателям. Нам казалось, что они могут лишь умирать как овцы, уступая нам свое добро и свои земли... почти без боя! Христианский бог, думали мы, это бог слабых людей, и он так же бессилен.

   Эйрик улыбнулся чему-то своему, проведя рукой по белым косицам, заплетенным на висках.

   - Но потом мы увидели других... Христианских воинов, которые сражались с таким же исступлением, как наши. Хотя бы некоторые из них: и они вели за собой остальных. Эти саксы и франки отказывались дать нам выкуп, отказывались поделиться землей и примириться с нами - они готовы были пожертвовать собой, своими женами и детьми, даже своими имениями и церквями, только бы изгнать и уничтожить язычников. И я понял, что эти люди черпают силу в чем-то еще, что ценят выше своих жизней. Они порой бывали, мнится мне, храбрее нас... ведь даже ваш рай, как его описывают священники, - очень унылое место. А ад, уготованный большинству, куда хуже, чем мрачный Хельхейм(27)!

   - Послушай...

   Феано встрепенулась. Викинг поднял руку, и она замолчала.

   - Я был до сих пор... Прежде мы были просты, и мы были непобедимы. Теперь я утратил моих богов, мой старый закон, а нового не обрел. Я сражаюсь так же, как прежде, но вижу не Вальхаллу, а тебя! Ты одна стоишь передо мной, Феано Мелитена, потому что я понимаю тебя лучше, чем вашего бога!..

   Он подался к ней, и Феано протянула руку; Эйрик тут же схватил эту руку и припал к ней губами.

   - Я много странствовал... И я видел, сколь многие народы чтут вашего Христа: бог, покоривший столько земель, не может быть слаб. Почитатели его создали столько чудес, и Миклагард величайший из городов, что есть на свете. Но я не верю, что ваш Христос может любить трусов. Никакой бог не может.

   Феано задыхалась от волнения.

   - Я не священник, Эйрик, я только женщина... Я не могу судить об этом!

   - Мне не нужны ваши лицемерные священники, - яростно отмел ее слова викинг. - Мне нужен тот, кому я верю! Мне нужна ты!

   Он порывисто встал, потянув ее за собой. Глубоко заглянул в глаза: Феано увидела в его лице страсть и жажду обладания... и много больше этого.

   - Я не знаю, что уготовано мне завтра, Феано. Но ты одна сможешь оправдать меня перед вашим богом... если я попаду на его суд. Меня он слушать не станет, и молиться я не умею.

   «А если все это ложь, и, умерев, мы просто обратимся в прах?..» - вдруг подумала Феано. Ее и прежде посещали такие сомнения. Вслух ничего не было сказано; но слова им с Эйриком сейчас были не нужны.

   Воин вдруг улыбнулся, коснувшись загрубевшей рукой ее щеки. Потом поднял свой меч, который на ее глазах оттирал от свежей крови, и положил к ее ногам. А сам опустился и крепко обнял ее колени.

   Феано, не помня себя, склонилась и обняла его белую голову, неумело шепча благословения... Потом видение рассеялось.

   Молодая женщина лежала в постели, вся дрожа и прижимая к груди кулаки.

   - Господи Иисусе!..

   Она запомнила этот чудной, желанный и страшный сон с начала и до конца.

   Феано резко повернулась, уверенная, что рядом с нею муж, который, конечно, проснулся и сейчас изобличит ее... Но Варда спал у себя в комнате. Само собой. Ведь она еще нечиста.

   Знал бы Варда, насколько нечиста...

   Через пару дней, когда крови прекратились, муж вернулся к ней в постель. Они были близки, как обычно; а уснув, Феано видела беспорядочные яркие сны, содержания которых не запомнила. Помнила только их греховность.

   Открыв глаза посреди ночи, молодая женщина вдруг почувствовала на себе пристальный взгляд Варды. Муж приподнялся на локте и смотрел ей в лицо.

   - Что ты?..

   Ее осенила страшная догадка.

   - Я говорила во сне, да?

   - Неважно. - На лице Варды вдруг промелькнула сильнейшая враждебность. Как в тот день, когда он застал ее врасплох в саду поместья Мелитов.

   - Послушай, я...

   - Спи, - яростным шепотом приказал он.

   Лег и отвернулся от жены. Феано тоже легла к Варде спиной и зажмурилась, чувствуя, как по щекам текут горячие слезы. Оба еще долго не могли заснуть.

   Несколько ночей Варда не притрагивался к ней; и днем почти не разговаривал. На третью ночь Феано сама потянулась к мужу, тронула за плечо. И тогда он повернулся и крепко обнял ее, зарываясь лицом в волосы.

   Им опять было хорошо - хотя и не так, как прежде. Но лад вернулся в семью.

   А потом, за пару недель до Рождества, их навестил Феоктист. Он впервые увиделся с сестрой со дня свадьбы. И Феано поняла, что брат явился не с пустыми руками.

   27 Мир мертвых в германо-скандинавской мифологии, куда попадали все, кроме героев, допущенных в Вальхаллу.

ГЛАВА 15

Феоктист прошелся по дому, немного нарочито и, вместе с тем, искренне восхищаясь тем, как тут все устроила его сестра. Особенно ему понравились качели и площадка для игры в мяч во дворе. Потом они пообедали втроем - на столе были и рыба, и пироги с яйцами, и творог. Уже наступил рождественский пост, но Мартинаки, как и Мелиты, подобно многим их знакомым, постились лишь в последнюю неделю перед праздником.

   Потом поговорили о том, как подготовились к зиме в поместьях, - достаточно ли сена для скота, не было ли мора, хороши ли нынче урожаи. Феано сказала, что управляющий недавно прислал им к столу изюма, оливок и лимонов.

   - Жаль, что даже по весне в наше имение поехать не получится, - посетовала она. - Варда уйдет в первое плавание. А сама я, наверное, буду...

   Она осеклась, теребя скатерть. Однако Феоктист отлично понял.

   - Но пока еще нет? - лукаво спросил он.

   - Пока нет, - ответил Варда вместо жены. Он накрыл ее руку своей и одарил Феано предостерегающим взглядом.

   - Быть может, я по весне получу отпуск и сам отправлюсь посмотреть, как там у нас дела, - сказал молодой евнух. Они с Феано встретились взглядом, и Феоктист едва заметно улыбнулся. Сердце Феано так и взыграло.

   Однако в присутствии Варды, конечно, не было сказано единого лишнего слова. Феоктист искусно навел разговор на предстоящую поездку в Херсонес, от которой Варда и его жена столь многого ожидали. Они проговорили долго, после чего хозяин дома извинился и отлучился по своим делам, оставив гостя в обществе жены.

   После нескольких мгновений молчания Феано тихо спросила:

   - Ну, что?..

   Феоктист поднялся, с суровым и решительным видом. Феано поняла, что он накопал даже больше, чем рассчитывал.

   - Пойдем в твою комнату. Муж сейчас в кабинете? - уточнил он.

   - Да, в тавлинии. У него там и спальня, когда мы спим раздельно.

   Брат и сестра быстро покинули триклиний и направились в супружескую спальню. Войдя последним, Феоктист плотно закрыл дверь. Они оба сели.

   - Первое, - сказал Феоктист, подняв на сестру кристально-голубые глаза. - Спрашивала ли ты мужа, кто такие его двоюродные братья Мартинаки, которые живут в Миласе?

   - Нет...

   Феано мотнула головой.

   - Ты, конечно, помнишь, что Мартинаки в родстве с прежней императорской династией. Но, как удалось выяснить моим асикритам(28), они в родстве также и с правителями этого города. Не с нынешним эпархом(29), конечно... а с потомками прежнего.

   - Антиоха Перекреста? - воскликнула Феано. - Стало быть, они наша родня?..

   - Византийская знать многократно женится между собой. Тут нет ничего удивительного. Но в нашем случае, дорогая сестра, это может значить очень много...

   Феоктист извлек из складок одеяния длинный свиток. Щелкнул по нему лощеным ногтем.

   - Мои помощники выяснили все, что было можно, про Антиоха Перекреста... и то, что говорится в свитках Леонида Мелита, подтвердилось. Он потомок царицы Артемисии. Мы ее потомки, - с ударением сказал евнух. - И даже если бы это было не так, мы потомки тирана Миласа. А через Мартинаков теперь еще и породнились с императорами!

   Феано взволнованно поднялась, расправила платье и опять села.

   - Думаю, в Византии немало семей, которые могли бы похвалиться не худшей родословной.

   - Без сомнения, - согласился брат. - Однако большинство этих аристократов слишком ленивы и нелюбопытны, чтобы всерьез интересоваться подобными вещами. И, уж конечно, немногие могут похвалиться таким талантом, как у тебя.

   Они посмотрели друг другу в глаза.

   - Ты ведь не думаешь, что это у меня от дьявола? - спросила Феано.

   - Нет, - серьезно ответил Феоктист. Потом улыбнулся. - Не больше, чем твой ум и женская прелесть. Дьявол ничего не созидает, не так ли? Лишь искажает то, что даровано Господом. А эта твоя ясновидческая способность врожденная - или с самого детства.

   Он помолчал.

   - К тому же, ты ведь никогда не занималась ворожбой и даже не гадала о суженом, как делают многие девицы.

   «Однако и особенной силы во мне больше, чем во всех этих девицах», - подумала Феано.

   Феано глубоко вздохнула и провела рукой по лицу, надеясь, что ее смятение не слишком заметно. Она взяла у брата свитки и, поискав глазами тайник, убрала в ларь с постельным бельем. Все равно Варда туда никогда сам не заглядывал.

   - А твои помощники, случаем, не заезжали к нам? Ведь из Миласа им как раз по пути. Ты их не просил?

   - Ты про яму? - догадался брат. Он потер лоб и вдруг помрачнел. - Феано, я отдельно попросил их посмотреть на том поле за церковью... и, если только они не ошиблись, там больше ничего нет. Я как раз хотел тебя предупредить.

   - Как ничего нет?.. Может быть, эту яму видно не каждому... ну, как тот дом Питфея Гефестиона на Крите, где я нашла первый ящик с записками? Ведь даже отец ничего не заметил после наших с Эйриком раскопок!

   - Может быть, - согласился Феоктист. - Однако куда вероятнее другое. Кто-то шпионил за тобой или за мной, а потом закончил твою работу, вытащив все оставшиеся сокровища. А яму засыпал.

   Феано похолодела.

   - Кого-нибудь из слуг или рабов подкупили?..

   Феоктист только пожал плечами. Ему, опытному царедворцу, было к подобному не привыкать.

   - Прочти это, - велел он, показав на ларь с бельем, куда Феано припрятала папирусы. - Но мужу не рассказывай.

   Феано неожиданно рассердилась.

   - Не слишком ли долго я это скрывала от тех, кто вправе узнать первым?.. Наш отец, а теперь еще мой муж!

   Евнух подался к ней, глядя в лицо. Его глаза сверкнули непривычным холодным блеском.

   - Некоторые тайны, Феано, приходится хранить всю жизнь, и именно от самых близких! Даже странно, что тебе нужно это объяснять! Отцу, возможно, мы скажем позднее, - задумчиво прибавил он, - а вот Варде Мартинаку никак нельзя.

   Феоктист помолчал.

   - Мне не нравится, что происходит при дворе. Зреет недовольство императором. То, что происходит в Большом дворце, почти никогда мне не нравится, уж таково это гиблое место, - евнух улыбнулся, - но сейчас в особенности. Много сторонников у Михаила Травла - ты знаешь, это тот самый косноязычный простолюдин, который помог нашему Льву прийти к власти и который теперь сидит в тюрьме за свои интриги. Думаю, его приговорят к смерти. Но много кто может этим воспользоваться.

   - Ты хочешь сказать, что Варда может быть замешан... в заговоре против светлейшего Льва?.. Но мой муж никогда не занимался политикой, и даже не служил при дворе! И его не привлекает высшая власть! Он умный человек и понимает, что это такое!

   - Тише!.. Мое мнение таково, что ты еще плохо знаешь своего мужа, - заметил Феоктист.

   Феано фыркнула и сердито отвернулась.

   - Наверное, недостаточно. Мы еще совсем недолго женаты. Но он не заговорщик - у Варды и без этого хлопот полон рот. Может, кто-то другой из Мартинаков способен умышлять на василевса... но, в таком случае, мой долг предупредить Варду об опасности.

   - Если сумеешь его предупредить, не сказав лишнего, то пожалуй, - наконец согласился брат.

   Оба встали с места. Феоктист вдруг забеспокоился; выглянул в полукруглое окно, хотя во дворе было пусто. Подошел к двери и прислушался.

   - Как будто никого... Мне пора, Феано. Но ты будь начеку.

   Феоктист торопливо поцеловал ее и вышел, чтобы попрощаться с хозяином.

   Варда еще долго был занят. А Феано, управившись с обычными вечерними делами, вернулась в спальню. Она быстро проглядела свитки, принесенные братом. Это и вправду была родословная Мелитов, четко прорисованное тушью древо, с именами и пояснениями на отдельных листах. Феано поглубже спрятала свитки, ощущая все более сильную вину перед мужем; и решилась долее не откладывать объяснение.

   Ночью, однако, Варда был не расположен говорить - он пришел и без единого слова занялся с ней любовью, после чего заснул. А с утра, как он сказал, у него были уроки фехтования и стрельбы из лука на старом ипподроме Святого Маманта: там упражнялись возницы квадриг, борцы и гимнасты перед выступлением на главном ипподроме. Почему-то муж стыдился брать такие уроки дома, и Феано своих достижений не показывал.

   Однако, когда он вернулся, у Феано не осталось сомнений, чем Варда был занят: его темная шерстяная туника и обе нижние рубашки пропитались потом, а на плечах и боках мужа, когда он стал раздеваться, Феано увидела свежие синяки. Феано распорядилась приготовить мужу горячую ванну, а потом сострадательно смазала все синяки хиосской мазью.

   Вечером супруг был особенно ласков с ней. А когда они легли спать, Феано сказала, что хочет ему кое в чем признаться.

   Улыбка вмиг исчезла с его лица, выражение сделалось холодным и жестким.

   - Я тебя слушаю.

   Феано соскользнула с кровати и первым делом подошла к ларю с бельем. Она вытащила Феоктистовы свитки. Варда взял и рассмотрел их в полнейшем изумлении.

   - Что это такое?..

   Он явно ожидал чего-то совсем иного.

   И Феано рассказала - ту полуправду, которую могла представить на его суд. Она сказала, что случайно отыскала в поместье Мелитов сокровища и записи своего предка, Леонида Мелита, и попросила брата разобраться с ними. И вот итог его трудов. Феоктист принес ей эти свитки позавчера...

   Зеленые глаза мужа опять изумленно расширились; потом сузились.

   - Ты одна нашла этот клад?

   - Нет, не одна. Мне помогли.

   - Понятно.

   На несколько мгновений воцарилось ледяное молчание. Но потом Варда милостиво кивнул: теперь он, по крайней мере, мог быть уверен, что телесно жена ему не изменяла.

   - Покажи мне все эти вещи.

   - Пойдем.

   Феано набросила халат и взяла свечу. По длинной галерее они прошли в кладовую, которая располагалась в пристройке слева, у конюшни. Феано показала Варде свой зеленый сундук.

   - Он тяжелый, - предупредила она. - И лучше пусть стоит тут. Ни к чему посторонним видеть.

   Варда сверкнул глазами; потом приподнял сундук. Он мог бы его поднять и унести, хоть и с усилием. Однако затем поставил обратно.

   - Ты права.

   Варда отомкнул нехитрый замок и, присев на корточки, долго самозабвенно изучал древние монеты и печати. Несколько монет он все-таки взял, зажав в кулаке. После чего захлопнул крышку сундука и поднялся.

   - Почему ты так долго молчала?..

   - Я не хотела говорить, пока не выясню все до конца, - ответила она.

   Варда кивнул. Конечно же, он понял и то, что жена не хотела лишний раз напоминать об Эйрике.

   Однако, когда они вернулись в постель, Варда притянул ее к себе и обнял одной рукой.

   - Я благодарен тебе, что ты созналась.

   Он погладил Феано по плечу и поцеловал в макушку.

   - Самое скверное, когда ты никому не можешь доверять, даже в собственном доме.

   Феано содрогнулась.

   - Это правда. И что ты теперь будешь делать?..

   - Пока? То же, что и намеревался. Ты, кажется, боишься, что я в заговоре против императора, - тут Варда рассмеялся, а по коже Феано прошел озноб. - Но я бы этим заниматься никогда не стал. Есть древняя греческая мудрость: каждый новый тиран может оказаться хуже предыдущего. Я бы ничего не выиграл, если бы Льва свергли или убили. И я не завидую тому, кто держит на своих плечах империю, кто бы он ни был!

   Феано прижалась к мужу, благодарная за эту встречную откровенность. И она радовалась, что верно поняла его. Они уснули в объятиях друг друга.

   Время, оставшееся до Рождества, пролетело незаметно, в радостных предпраздничных заботах. Феано пригласила отца и сестру провести рождественский вечер с ней и Вардой, и патрикий Мелит охотно согласился. Феоктист, как она знала, был обязан состоять при василевсе.

   Рождественскую службу собирались посетить, разумеется, в Софии. Патрикий Мелит с Анной пришли еще днем, и Анна взялась помогать старшей сестре украшать триклиний; а отец Феано и его зять шутили друг с другом и смеялись. Настроение у всех было прекрасное.

   А когда сели обедать, Феано внезапно ощутила сильнейшую тревогу. Будто черное облако опустилось, застив ей свет и смеющиеся лица родных...

   - Феано, что с тобой?

   Отец первым заметил ее состояние.

   Молодая женщина схватилась за край стола, борясь с дурнотой.

   - Мы не должны идти сегодня на службу в Софию, - не своим голосом проговорила она. - Случится что-то ужасное! Отец, Варда... слышите?..

   - Да, - первым откликнулся патрикий Мелит. Варда потрясенно глядел на них обоих - но патрикий не обратил внимания: он знал, когда его дочь стоит послушать.

   - Мы все останемся дома. Я приказываю, - с силой заключил Роман Мелит, обведя взглядом остальных. И никто не посмел возразить.

   Этим вечером, во время торжественного богослужения, в храме Святой Софии был убит император.(30)

   28 Асикрит - писец, секретарь.

   29 Эпарх - градоначальник.

   30 Исторический факт.

ГЛАВА 16

Патрикий Мелит с Анной переночевали под кровом Мартинаков, послав домой слугу с предупреждением. Никто доподлинно не знал, что должно случиться, даже сама провидица. Варда с женой спали плохо - единственное окно спальни вело во внутренний двор, но им казалось, что на улицах что-то слишком шумно, даже для праздничной ночи. Утром чуть свет они были на ногах.

   Едва семья собралась в триклинии, явился Феоктист. Он прискакал верхом, что было совсем на него не похоже; и по его виду стало понятно, что евнух не сомкнул глаз всю ночь.

   - Еще не слышали?.. Сегодня об этом будут звонить во все колокола. Император убит.

   Трясущимися руками Феоктист принял из рук Феано кубок с горячим вином. Осушив его, евнух немного пришел в себя.

   - Чудовищно... Даже для нашего государства, видавшего всякое. Василевса прикончили прямо во время литургии в соборе, вооруженные люди прорубились к нему сквозь охрану и свиту. Я был... Я был совсем рядом, но что я мог бы сделать?

   Феоктист перевел дыхание.

   - Я сбежал из храма и вернулся во дворец. Некоторые из тех, кто бежал со мной, тоже вернулись. Но потом я бросил все и помчался к вам.

   Ни один не решился больше высказываться. Феано приказала подавать на стол, но никому кусок в горло не лез. Феоктист, который ничего не ел больше половины суток, с мрачным видом крошил ячменную лепешку. Потом произнес:

   - Надо послать человека на Августейон, послушать новости.

   Так и сделали. Еще прежде того в уши им ударил колокольный звон, скорбная разноголосица: великой Софии вторили малые храмы, оповещая православный народ о безвременной кончине государя. Вернувшийся с форума слуга принес еще худшие подробности случившегося. Над телом императора злодейски надругались, разрубив на куски и утопив их в общественной уборной...

   - Кто же это сделал? - воскликнул бледный Роман Мелит. - Кто преступники? Это главное!

   Слуга рукавом утер со лба пот и отдышался.

   - Михаил... Травл, - заикаясь, ответил он. - Его освободили из тюрьмы. И говорят, что Михаил Травл уже не преступник... Что он наш новый император!

   Несколько мгновений все молчали как громом пораженные. Потом у Романа Мелита вырвался недоверчивый смех.

   - Вот, значит, как?

   Феано быстро взглянула на брата. Феоктист казался менее удивленным, чем другие. И самым спокойным и собранным, хотя очень осунулся за эту ночь.

   - Я должен вернуться в Большой дворец, - сказал он.

   - Нет! - вырвалось у Феано. - Это опасно!

   - Тебе и обо мне было видение?..

   Сестра мотнула головой.

   - Тогда я должен. Если Михаил Косноязычный и вправду наш новый василевс, нельзя навлечь на себя подозрения. Такие, как он, не медлят с расправой над неугодными.

   Феоктист дожевал свою лепешку, выпил еще один кубок вина и схватил со стула плащ.

   Патрикий Мелит, онемевший при виде такой готовности выразить преданность бесчестному узурпатору, наконец очнулся и шагнул к сыну.

   - И тебе не противно?..

   Феоктист рассмеялся.

   - Не унижай меня, отец, подобными вопросами. Я это делаю ради всех нас. Ты, к счастью для себя, в последний год при дворе почти не появлялся. Ты, Варда, тоже, - он обвел взглядом притихших домашних. - А меня там знают слишком хорошо.

   Он надел свой бурый плащ, покрыл голову большим капюшоном; и сделался похож на молодого монаха-подвижника. Феано бросилась к брату и обняла его. Следом и патрикий Мелит обнял сына и благословил.

   Феоктист слабо улыбнулся всем и, повернувшись, скрылся в дверях. Скоро со двора донесся топот копыт его коня.

   Патрикий Мелит с младшей дочерью оставались у Мартинаков еще целый день. Конечно, никто не находил себе места от беспокойства. А под вечер к ним постучался незнакомый юноша - не евнух, но тоже с чистым лицом и ясным взглядом.

   - Я асикрит Евсевий. Феоктист Мелит, мой господин, просил вас не тревожиться о нем, - сказал он.

   Лицо молодого асикрита было бледно, но дышало решимостью. Феано догадалась, что это один из помощников брата, которых Феоктист посылал в Милас.

   Евсевия провели в зал, усадили и налили вина. Попросили рассказать, что творится во дворце - и чего вообще можно ожидать...

   - Михаила Травла венчают на царство, - ответил асикрит. - Это уже решено.

   Лицо его осталось бесстрастным, но губы дрогнули от отвращения.

   - И не было никаких казней... Никакого сопротивления... кровопролития? - изумленно спросил патрикий Мелит.

   - Конечно, во дворце было убито несколько человек императорской гвардии и придворных, - ответил Евсевий. - Кое-кого ввергли в темницу Вуколеона(31). Августу Феодосию вместе с детьми сослали на остров Халки, в монастырь Святой Троицы: всех четверых сыновей императора приказано было оскопить.(32) Но, похоже, этот переворот готовился давно, и потому прошел почти без шума.

   Роман Мелит схватил себя за подбородок, обрамленный короткой черной бородой.

   - А как же общеизвестный закон власти... что новый правитель, вступая на трон, прежде всего избавляется от сторонников старого?.. Крови было мало, это-то и плохой знак! Похоже, когда Травла коронуют, крови прольется еще гораздо больше!

   - Господин, - помощник Феоктиста ответил проникновенно и серьезно. - Мне известен этот закон. Но ваш сын и мой господин очень умен. Он всего лишь китонит, один из многих, и никто теперь не вспомнит, что император Лев особенно отличал его. Ваш сын ушел в тень... а у Михаила Травла теперь найдутся куда более важные заботы и недруги.

   - Это тоже верно. Ты умный и преданный юноша, - сердечно сказал патрикий. - Я бы хотел, чтобы Феоктист и впредь присылал тебя, если понадобится что передать.

   - Счастлив буду послужить.

   Евсевий встал с места и поклонился. Он сказал, что господин ждет его, и, простившись, торопливо ушел.

   Роман Мелит с младшей дочерью вернулись домой. Варда и Феано впервые остались наедине после рокового вечера.

   Феано думала, что уже второе Рождество в ее жизни получается таким трагическим... судьбоносным. Вопрос мужа вырвал ее из тревожной задумчивости.

   - И давно с тобой такое?

   - Что?..

   Тут же Феано догадалась, о чем речь. Разумеется, она совсем забыла, что скрывала от Варды еще и это!..

   - У меня бывают предчувствия... с детства. Отец и Феоктист давно осведомлены, - как можно мягче ответила она. - А тебе я не говорила, потому что не знала, как ты к этому отнесешься!

   Варда взял свой костяной гребешок и медленно расчесал темные кудри. Руки его подрагивали. Потом он опять повернулся к жене.

   - Ну надо же. Ты просто Кассандра.

   Феано облегченно улыбнулась. Хотя знала, что Варда воспринял эту почти ведьминскую способность серьезнее, чем пытался показать. Пусть даже был не слишком богомолен.

   - Мне повезло больше, чем дочери Приама... Мне вы поверили! - сказала Феано.

   «Я не Кассандра, я Елена, - подумала она про себя. - Слава богу, я так и не стала Еленой!»

   Имя собственной служанки с некоторых пор звучало для Феано как предостережение.

   Довольно скоро - даже непристойно скоро! - шум вокруг ужасной смерти Льва Армянина улегся. Не было никаких открытых выступлений против узурпатора, и империя продолжила существовать, как и раньше. Как будто великой державе было почти безразлично, что один камень на ее вершине заменили другим.

   В жизни семейства Мартинаков тем временем произошли события, заставившие их отвлечься от политических распрей. Феано почувствовала себя беременной. Она уверилась в этом в феврале, когда Варда под руководством ее отца начал всерьез готовить «Стратигион» к новому плаванию, в новом качестве торгового судна.

   Варда был очень взволнован этим известием. Он даже спросил жену, не стоит ли ему отложить поездку.

   - До каких пор? Пока «Стратигион» не рассохнется от старости?

   Феано была, конечно, очень взволнована своим состоянием сама - но разве это не обычное дело для замужней женщины?

   - Неизвестно, что может ждать нас через год, даже этой осенью. Если уж вложился в такое предприятие, грех тянуть. И отец будет тут и побережет меня.

   - Ты права, милая.

   Колебания Варды были недолгими. А Феано шепнула мужу, что, в случае чего, у нее с семьей найдется куда уехать и переждать беспорядки... Это и хорошо, с другой стороны, что владения Мелитов расположены так далеко от Константинополя.

   Варда собирался сам сопровождать в Херсонес первую партию ярких узорных шелков, которыми славилась Византия, а также шафрана, имбиря и корицы из Персии. Легкий, но очень ценный груз. И рискованное дело, в которое семья Мелитов и он сам вложились еще год назад. Нет, жена была совершенно права, что торопила его!

   Когда слуги закончили сборы, Феано, бдительно проследив, чтобы не забыли никакой мелочи, вышла к мужу в атриум. Она обнаружила Варду сидевшим на качелях, и это очень ее умилило; молодая женщина, улыбаясь, подошла к супругу.

   Тот с радостью поднялся навстречу. Конечно, Феано проводит его на пристань, помашет ему вслед платком, - но это прощание было только для них двоих. Варда обнял ее все еще стройный стан, сцепил руки замком на спине, заглянув в карие глаза жены. И вдруг поддразнил:

   - Ну-ка, Кассандра, скажи, как пройдет моя поездка? Буду ли я удачлив?

   С самого трагического Рождества они не заговаривали о ее особенном даре. Феано нахмурилась, складка легла между темных бровей.

   - Мне никаких видений больше не было. Я не могу видеть ничего произвольно, - пояснила она, - только как Господь пошлет.

   Варда тоже перестал улыбаться.

   - А ты бы хотела, чтобы я вернулся?

   Феано отступила от него - и вдруг расплакалась. Хотя вообще-то была не из плаксивых. Варда совсем растерялся, глядя на нее.

   - Зачем ты меня мучаешь? Конечно, я бы хотела, чтобы ты вернулся! Ты дорог мне... ты мой венчанный муж, отец моего ребенка!

   - Прости, прости. Дурной мой язык, - Варда поспешно шагнул к ней и обнял жену, успокаивая. На мгновение в зеленых глазах молодого патрикия вспыхнул злой огонек. Но когда они с Феано опять посмотрели друг другу в лицо, Варда вновь ласково улыбался.

   - Все хорошо? Не плачь, тебе сейчас надо беречься.

   Феано кивнула. Она утерла глаза, шмыгнув носом. Сказала, что пора ужинать; и, обнявшись, супруги направились в триклиний.

   Назавтра Варде предстояло отчаливать - в полдень. Погода радовала их, как всегда весной; солнце щедро рассыпало лучи, но еще не жарило немилосердно. Товары и все необходимое были заблаговременно погружены на корабль, и Варда уезжал налегке - только с парой переметных сумок, притороченных к седлу лошади.

   Феано провожала супруга. Здесь, в новом доме, у нее не было своих носилок, и Роман Мелит, который тоже явился проводить зятя, привел для дочери собственных рабов с носилками. В уличной толчее, среди грубого люда, без этого было слишком опасно.

   Варда, в темном дорожном плаще, сколотом на плече бронзовой пряжкой, смотрелся красивее и значительнее обычного. Феано поглядела на мужа, и сердце сжалось от боли. Она так легко могла потерять его!..

   Они тронулись в путь. Охранник и черные носильщики расчищали дорогу господам, крича бедно одетым прохожим посторониться; и довольно скоро они прибыли в порт.

   Там, за складами, Феано вышла из носилок. Варда и отец предлагали проститься на месте, но она настояла на том, чтобы спуститься к причалу. Отец взял дочь под руку, и все трое в сопровождении слуг сошли вниз по набережной.

   Феано долгим взглядом посмотрела на «Стратигион». Она сразу отличала отцовский дромон среди других судов, не только по алому парусу с изображением Богоматери: нос корабля венчала грозная позолоченная фигура крылатого льва. Роман Мелит некогда установил это украшение во славу императора и как память о своих персидских предках.

   Варда в последний раз поцеловал жену, крепко пожал руку тестю. Потом запрыгнул в скафос и оттолкнулся шестом от берега. Он в одиночку доплыл до корабля и взбежал по сходням на палубу.

   Обернувшись, Варда помахал своей семье рукой и послал воздушный поцелуй. Феано махнула белым платком в ответ...

   Они с отцом смотрели вслед «Стратигиону», пока тот не исчез в солнечных лучах на горизонте. В горле у Феано встал ком: она взглянула на патрикия Мелита.

   Отец грустно улыбнулся ей, в уголках темных глаз собрались морщины. Она не знала, с чем ему жаль расставаться больше - с зятем или с любимым кораблем.

   - Пойдем, Феано. Пойдем.

   Роман Мелит проводил дочь обратно. В пустом атриуме он высадил Феано из носилок. Они повернулись друг к другу.

   - Может, вернешься со мной домой? Поживешь у нас, пока мужа нет, - предложил патрикий.

   - Нет, благодарю, папа.

   Феано резко мотнула головой.

   - Здесь теперь мой дом, я его хозяйка. И я должна научиться обходиться без мужа... Вы сами навещайте меня!

   Когда отец оставил ее, молодая госпожа медленно подошла к качелям и села. Она долго качалась, закрыв глаза; одной рукой она поглаживала свой живот. Потом Феано встала и, не оборачиваясь, ушла со двора в комнаты.

   31 Вуколеон (Буколеон) - одна из резиденций константинопольских правителей, составлявшая часть Большого дворца. Вуколеон получил свое название, видимо, в честь изваяний быков и львов, украшавших гавань, куда выходил дворец.

   32 Исторический факт.

ГЛАВА 17

Варда Мартинак стоял у борта дромона, обозревая морскую ширь: ветер перебирал его кудри, солнце ласкало лицо. Он был в превосходном расположении духа.

   Опытнейшая команда почти не нуждалась в его указаниях, но действовала как единое целое. Даже гребцы всех ярусов. Роман Мелит завел у себя обычай сажать на весла нижнего ряда не каторжников и не рабов, а свободных людей, хотя платили им крохи за такую тяжкую работу. Это, конечно, все равно было накладно для капитана - но и гораздо спокойнее, Варда теперь признавал. Зависеть в пути от подлых рабов, которых приходится усмирять кнутом и которые когда угодно могут устроить бунт на корабле, он бы не пожелал.

   Он находился в пути уже больше недели - Варде никогда еще не приходилось совершать таких далеких морских путешествий, хотя империю от Константинополя до Миласа он изъездил вдоль и поперек.

   Молодой патрикий подошел к рулевому позади.

   - Далеко еще? По всем расчетам, до Херсонеса должно быть не больше суток пути!

   - Так и есть, господин. Мы могли немного отклониться от курса из-за вчерашнего западного ветра, но уже завтра не позже полудня мы причалим. Слово Прокла Василицы.

   Варда, улыбаясь, потрепал помощника Романа Мелита по плечу. Тот обладал благородной фамилией, кто бы мог подумать, - и, однако, уже столько лет был у своего прежнего господина прислугой за все...

   - Если бросим якорь завтра до полудня, я тебя награжу, Прокл.

   Варда удалился в капитанскую каюту - единственную каюту на корабле, которую теперь занимал по праву. Он какое-то время просматривал опись товаров, которую нужно будет представить стратигу города. Конечно, нотарии(33) всегда придирчиво описывали товары сами, - но можно представить, сколько такой работы бедолагам приходится перелопачивать ежедневно. Чиновники будут только рады, если кто-нибудь из торговых гостей облегчит их труд.

   Варда свернул и прибрал свои папирусы; потом спустился в трюм - проверить, не отсырели ли драгоценные тюки тканей и ящики с пряностями, и не попортили ли их крысы. Все было в целости и сохранности. Улыбаясь, Варда вернулся в каюту и, дернув шнур звонка, приказал подавать обедать.

   Вода, правда, почти вся вышла, осталось одно вино. Под дорогой туникой тело зудело: он истосковался по горячей ванне. Ну да ничего, осталось недолго.

   Он вздремнул у себя в каюте, после чего опять вышел на палубу. И тут увидел такое, отчего сердце сразу забилось чаще, а во рту пересохло.

   - Что это, драккар? Корабль северных варваров? А это что у них вдоль бортов - кажется, развешаны щиты?..

   - Все верно, господин. Не беспокойтесь. В этих водах вэринги и русы бывают чаще, чем у нас.

   Рулевой Прокл сам ободряюще положил патрикию руку на плечо.

   - Они приезжают торговать, как и мы. И в такой близости от Херсонеса никто не посмел бы напасть на имперский дромон. Пусть они свирепые воины, их драккары появляются поодиночке, под началом разных вождей, и ромеев здесь несравненно больше.

   - А что будет, если они станут являться не поодиночке?.. - пробормотал Варда.

   Патрикий передернул плечами, сбрасывая участливую руку Прокла Василицы. Еще не хватало показать этому мужлану, что он испугался!

   Варда проследил, как драккар проскользил мимо, вот уж воистину - как коварное многоглавое чудище. Проклу явно тоже стало не по себе, как бы он ни храбрился. И, как ни быстро идет дромон, этакая вот скорлупка может развить скорость больше, и притом драккар гораздо легче и маневренней...

   - Ладно, - наконец сказал Варда, когда опасность миновала. - Помни про завтра, слышишь?.. Ты обещал, что причалим до полудня.

   Прокл молча поклонился.

   Варда ушел в каюту и оставался там до позднего вечера, занимаясь всякими мелочами; но чертов драккар никак не выходил у него из головы. А потом его осенило, что викинги плыли им навстречу. Уж не в Константинополь ли торопились, случаем?.. При попутном ветре, и если все эти верзилы сидят на веслах, как у них принято, они должны успеть туда дней за пять.

   Варда плюнул и от души пожелал варварам утонуть. После чего наскоро поужинал и, оплеснувшись морской водой, лег спать.

   Утром он поднялся в гораздо лучшем настроении. С аппетитом позавтракал, хотя остались одни сухари и вяленое мясо с сушеными фруктами. Вышел на палубу и оставался там.

   Землю они увидели часу в одиннадцатом. Византийский город манил, спускаясь к самой воде, подобно Константинополю. Конечно, с Константинополем не мог сравниться ни один город мира; но ромею было где здесь отдохнуть душой и телом.

   Херсонес искрился в солнечных лучах - его плоские и двускатные крыши, купола базилик, мощные белые стены, укрепленные башнями. Поверху, опираясь на копья, стояли часовые в чешуйчатых бронях. Порт был запружен народом, и разноязыкая речь, звучавшая со всех сторон, на мгновение ошеломила Варду. Надо же, как скоро отвык!

   Кораблей в гавани тоже было много. Варда рассеянно скользнул по ним глазами, и внезапно напрягся: будь он волком, шерсть на загривке встала бы дыбом...

   Он углядел целых два драккара, стоявших рядом. Длинные корабли вэрингов снаряжались в путь, и воины с обоих судов перекидывались шутками, споро работая. Потом засмеялись чему-то своему. Впервые Варда пожалел, что не понимает их языка.

   Подойдя к Проклу, Варда толкнул его в бок и указал на варварские суда.

   - Что скажешь? Нравится тебе это?..

   Рулевой поджал губы.

   - Это дело местного стратига, господин. А нам надо исполнить свое.

   Варда удержал резкий ответ, готовый сорваться с языка. Помощник его тестя был прав. Сначала свои дела... потом уже остальное.

   Они оповестили нотариев о том, кто они такие и с какой целью прибыли. Готовая опись весьма порадовала чиновников, как Варда и думал; хотя, конечно же, херсониты сами удостоверились, все ли у константинопольских гостей без обмана. После чего им указали, где можно разгрузиться. Место на рынке, где поставить палатки, им укажут позднее...

   Еще до вечера они нашли себе места: команда «Стратигиона» поселилась в доходном доме, а Варда, не желая пользоваться гостиницей, где полно насекомых и никаких удобств, снял комнаты у одной вдовы в городе. С хозяином остались двое его помощников. Варда отвел душу после многодневного поста, как следует вымылся, умастившись благовониями, и переоделся в чистое. Патрикий уснул на свежем, пахнувшем душистыми травами белье с мыслью, что день удался.

   На другой день начался торг. Варда проследил за тем, как поставили палатки, хорошее ли место им выделили в шелковом и пряном рядах, приценился к тканям и пряностям, что предлагались здесь; а после покинул рынок. Само собой, Варда Мартинак из благороднейшего рода константинопольских патрикиев не собирался самолично стоять за прилавком и зазывать покупателей! Вместо себя он поставил помощников, которым дал подробные наставления. В обед он приведет своим людям смену и примет у них отчет.

   Однако он не потратил это время зря. До полудня Варда бродил по городу, изучая расположение улиц и общественных зданий, расспрашивая херсонитов о здешних порядках. Днем он вернулся на рынок и узнал у своих помощников, хорошо ли идут дела.

   Навестив шелковый ряд, молодой патрикий остался доволен. Ткани, привезенные Вардой, были лучшего качества, а цену они запрашивали даже ниже установленной, и прибыль не заставила себя ждать.

   - Не продешевите, - предупредил Варда. - И не годится сбивать цену местным.

   В пряном ряду дела шли похуже - но тоже недурно. Варда снова покинул рынок, сказав, что вернется на закате. Он намеревался посетить базилику - и не только чтобы возблагодарить Бога за счастливое плавание; но и чтобы завести полезные знакомства...

   Он шел по направлению к церкви; и вдруг остановился.

   Прямо перед собой он углядел высокую, плечистую фигуру с белыми волосами, собранными в хвост на затылке. Бывший наемник Мелитов Эйрик шагал размашисто и легко; и Варде пришлось поспешить, чтобы не потерять его из виду. Он успел разглядеть панцирь прекрасной работы, отделанный серебром боевой пояс черной турьей кожи. Так варвар теперь служит здесь, и он в Херсонесе не последний человек! Уже и отличия получил!..

   Эйрик внезапно тоже приостановился, повел головой, будто почуял слежку. Варда поспешно отпрянул, спрятавшись в тени ближайшего портика. Он перевел дыхание и перекрестился.

   - Слава богу за все, - пробормотал патрикий поговорку, которую слыхал от няньки-армянки из дома Мелитов. На губах его заиграла улыбка.

   Вот теперь самое время пойти вознести благодарственную молитву.

   К вечеру он уже знал о варваре многое.

   Эйрик Бьернсон стал начальником федератов - командиром варварского подразделения, что входило в гарнизон, оборонявший Херсонес. Под рукой викинга собралось не меньше четырех сотен воинов, по большей части вэринги - и все отменные бойцы. Им уже не раз случалось отбивать нападения хазар. Свои северяне высоко ценили его...

   Варда вспомнил три вчерашних драккара, что он уже насчитал у здешних берегов. Патрикий чем дальше, тем сильнее ненавидел мерзкого язычника, укравшего сердце Феано. Тот не успел взять ее девственность, но завладел ее душой: что еще хуже. Не раз и не два Варда посреди ночи слышал, как его жена бредит этим дикарем! А теперь, если подумать, какую опасность Эйрик Бьернсон и его соплеменники могут представлять для империи...

   Вернувшись на рынок, молодой патрикий подсчитал выручку. Деньги были немалые, но Варда остался почти равнодушен. Глядя на это золото, серебро и медяки, он думал совсем о другом.

   На другое утро, проводив помощников на рынок, Варда продолжил свои изыскания. Чего-чего, а дотошности ему было не занимать.

   И к вечеру третьего дня он выяснил, что Константинополь теперь служит постоянным местом встречи для местных и тамошних вэрингов: зачем кучковались эти дикари, было неизвестно, но ничего хорошего это не сулило. Из своего долголетнего опыта ромеи знали, что северные варвары, как и степняки, сбиваются в орды только для грабительских походов... А когда Варда узнал, что Эйрик Бьернсон выдвинулся среди викингов как весьма почитаемый хевдинг, последние сомнения отпали. Варда лихорадочно пересчитал двухдневную выручку, потом - деньги, захваченные с собой.

   Должно хватить; хотя в таком случае домой он вернется... Плевать! На такое дело никаких денег не жалко!

   Через три дня, - к тому времени, как был распродан почти весь товар, - Варда нашел нужных людей. Это были черные хазары(34) - двое побратимов-язычников, промышлявших грабежом и заказным убийством. Об этом знали многие в Херсонесе, у кого были связи; и, однако же, - что Варду совершенно не удивило, - наемных убийц покрывали большие люди, время от времени прибегавшие к их услугам.

   Для встречи с этими наемниками послужил портовый кабак. Варда явился туда под вечер совершенно один. Это потребовало от патрикия немалой отваги. Что ж, пусть он не был воином по призванию, он умел рискнуть, когда нужно! А сейчас Варда ощущал себя больше, чем защитником своего семейного очага, - это мелкое, частное дело; вполне возможно, он был спасителем империи...

   Хазары оказались приземистыми плотными молодцами; у них были вислые усы и бритые головы, а в ушах поблескивали серьги.

   Варда, скрывая брезгливость и невольный страх, уселся напротив наемников за грубо сколоченный грязный стол в самом углу и потребовал пива. Когда перед ними поставили кружки, наконец-то завязался разговор.

   Варда тихо, стараясь, чтобы не дрожал голос, назвал и описал намеченную жертву. Хазары слушали его совершенно невозмутимо, в черных глазах поблескивали задор и насмешка. Умолкнув, Варда внезапно понял, во что он ввязывается.

   Он совершил на своем веку немало неблаговидных поступков. Но никогда еще никого не убивал! Тем паче - чужими руками... Гадкое, тошнотное чувство подкатило к сердцу. Он словно угодил в липкую паутину, из которой уже не выберешься, сколько ни барахтайся.

   Сжав кулаки под столом, Варда Мартинак снова напомнил себе, что речь идет о благе всего государства. Это его христианский долг, не говоря уже о долге гражданина! Сейчас, когда Византия так уязвима после перемен во власти...

   Тут побратимы переглянулись между собой, и старший из них произнес одно-единственное слово:

   - Задаток.

   Варда внутренне возликовал: он кивнул. Патрикий вытащил заранее приготовленный кошель и назвал сумму. Кошель мгновенно исчез.

   Варда облизнул губы и, холодея, произнес:

   - Когда дело будет сделано, получите еще втрое больше!

   - Вчетверо, - сказал другой наемник. Старший хазарин кивнул. - Через неделю опять придешь сюда, в этот же час.

   И они немедленно поднялись, чтобы уйти.

   - Ну нет, не так просто!..

   Варда тоже приподнялся; рука его взметнулась в повелительном жесте. Холодно и властно, как подобало истинному ромею, он проговорил:

   - Вы принесете мне веское доказательство.

   Оглядевшись по сторонам, Варда понизил голос и наклонился к хазарам. - Какую-нибудь вещь с его тела, с которой он не расстается... и которую я сразу опознаю! Иначе ничего больше не получите!..

   - Договорились, - ответил старший из хазар. И оба встали из-за стола и вышли.

   Эйрик Бьернсон, закончив дневные дела, шагал в сторону крепости, где жил и ночевал со своими воинами-единоплеменниками. Путь его пролегал по плохо освещенной улице, под стеной.

   Хевдинг был погружен в свои мысли и не заметил ничего подозрительного. Убийцы знали свое дело: обутые в бесшумные войлочные туфли, они выскользнули из-за угла, и один выхватил дубинку, занеся ее над головой жертвы. И в этот миг нежный женский голос, будто церковный колокол, прозвенел в голове воина, предупреждая его об опасности; он резко обернулся, но выхватить оружие не успел.

   Хазарин занес дубинку для второго удара. Но тут вдруг викинг вскинулся и сел, открыв глаза. Он захрипел, руки схватили воздух; его невидящий взгляд был так ужасен, что наемники отпрянули.

   - Проклятье!.. Кончай его скорей!

   Второй хазарин выхватил нож и нанес жертве несколько ударов, куда пришлось. Эйрика сегодня защищала только кожаная куртка: он застонал и вновь упал, оставшись недвижим. Кровь растекалась по камням мостовой.

   - Теперь точно готовый!

   Напарники торопливо расстегнули залитый кровью боевой пояс викинга и стащили вместе с ножом и топором, висевшим в петле.

   Убийцы запихнули свою добычу в мешок и скрылись за углом: им послышались близкие шаги. Бездыханный Эйрик остался лежать посреди дороги.

   33 Чиновники, принимавшие товар у купцов.

   34 Хазарский этнос подразделялся на два главных племени, белых и черных хазар. Господствующий класс в основном составляли белые хазары, и значительная часть их исповедовала иудаизм; черные в массе своей были язычниками, поклонявшимися богу Тенгри.

ГЛАВА 18

На вторую встречу с хазарами Варда пришел бледный, спав с лица. Но его лихорадило в предвкушении торжества. Даже страх был забыт.

   Варда углядел, что за столом в углу сидит один из убийц. Сердце патрикия замерло, потом забилось как сумасшедшее. Только один! Может, они не справились?..

   Хазарин кивнул заказчику; и поманил пальцем. Варда подошел на негнущихся ногах и сел.

   - Ну, что?..

   Вместо ответа хазарин поднял с пола какой-то мешок и развязал. Окошки в кабаке были маленькие, и сальная свеча на столе давала мало света; но убийца ловко запалил собственный ручной светильник, показав Варде содержимое мешка. Нагнувшись, оба под столом долго рассматривали тяжелый пояс из черной турьей кожи, с чеканной серебряной отделкой, филигранью и бирюзой. Этот воинский пояс стоил целое состояние, но весь задубел от крови.

   - Достаточно? - спросил хазарин.

   Варда сглотнул и кивнул. Он содрогнулся.

   - Убери!

   Оба выпрямились и опять взглянули друг на друга через стол.

   - Д-давно? - спросил Варда с запинкой. - Как давно?

   - Два дня назад. Плати по уговору.

   - А откуда мне знать, что все исполнено? - Варде неожиданно с огромной силой захотелось откреститься от содеянного. - Вдруг вы просто похи...

   Тут хазарин стремительно наклонился через стол и ухватил Варду за ворот, притянув к себе. Черные беспощадные глаза оказались совсем близко.

   - Плати сейчас, или отправишься к своему христианскому богу!..

   У своей шеи Варда ощутил холодное лезвие ножа. Никто из завсегдатаев злачного места, похоже, даже не обратил внимания на эту сцену...

   - Пусти!.. Сейчас все отдам!

   Рука, державшая его как клещи, разжалась.

   Варда потер горло, перевел дыхание. Потом вытащил два увесистых кошеля и бросил на стол.

   - Здесь все без обмана!

   Хазарин сгреб деньги и спрятал. Потом ногой подтолкнул к Варде под столом свой мешок.

   - Это заберешь.

   Убийца встал и быстро покинул кабак. Варда несколько мгновений оставался на месте, приходя в себя; но рассиживаться было нельзя. Он подхватил с пола мешок. Воинское снаряжение убитого, казалось, стало тяжелее втрое и сразу потянуло его к земле; но патрикий совладал с собой и вышел, стараясь не обращать на себя лишнего внимания. Снаружи, на улице, он был вынужден спрятать мешок с краденым под плащом. Бросить где-нибудь?.. Но если узнают?

   Патрикий Мартинак уже стал достаточно известен в Херсонесе за прошедшие дни. Он был красивым, обходительным, блестящим аристократом из столицы мира. И пусть в портовом городе постоянно появлялись новые лица, его здесь запомнили, можно не сомневаться!

   Покрываясь испариной, он кое-как донес мешок до дома вдовы. Единственная старая и подслеповатая служанка отворила гостю дверь. Пройдя в свою комнату, патрикий сбросил мешок на плетеное кресло и покрыл сверху плащом. Глубоко вздохнул и утер пот со лба.

   К великому счастью, его слуги жили в другой комнате: Варда не любил, чтобы кто-нибудь без нужды нарушал его уединение. И сейчас обоих не было - ушли поразвлечься в город, пользуясь дарованной свободой...

   Варда криво усмехнулся. Он плотно закрыл дверь; и только тогда нашел в себе мужество снова взглянуть на пояс мертвого викинга.

   Бирюзой и серебром на черной коже был выложен узор, изображавший переплетенных драконов и деревья. Неужели эти варвары сами такое делают?.. В любом случае, работа очень дорогая. И почему убийцы не оставили добычу себе?

   - Ясно, почему, - пробормотал Варда. - В Херсонесе такую вещь не продашь, все сразу узнают, чье это! Даже если получится вывести кровь!

   Он быстро завязал мешок и убрал пояс Эйрика в свой сундук. Теперь от этой вещи так легко не избавиться. Можно, конечно, выбросить в море по пути... и, наверное, он так и сделает. Если только «Стратигиону» вообще удастся покинуть порт...

   Внезапное ощущение, что возмездие будет скорым и неотвратимым, оцепенило Варду. Он судорожно схватился за грудь, в глазах почернело.

   Осуществленная месть не принесла ему никакого удовлетворения. В душе будто разверзлась бездна, угрожавшая поглотить его всего без остатка. Варда застонал и хотел помолиться; но никакие святые слова не шли на ум.

   Он долго мерил шагами комнату; и наконец немного успокоился. Варда привел себе все доводы, которые могли бы оправдать такое убийство. И это сработало.

   Когда вернулись из города его слуги, патрикий встретил их с улыбкой. Каждого похлопал по плечу, поблагодарил и вознаградил за работу. Они кланялись, восхваляли щедрого хозяина.

   - Послезавтра