Оглавление
АННОТАЦИЯ
- Ты мне больше не нужна!- выкрикнул я в порыве злости, посмотрев в полные слез родные глаза.
А утром ее не оказалось рядом. Исчезло все, что могло быть доказательством присутствия в моей жизни некогда любимой женщины. Ни родные, ни друзья, никто из окружающих не помнит, что я был женат и влюблен. Зато я начинаю понимать, что жизнь без преданной мною женщины лишена красок. И теперь у меня одна цель – вернуть себе ту, что я так легко потерял.
ГЛАВА 1
Если б не было тебя,
И мне не быть собой самим.
Так и жил бы, твой призрак любя,
Призраком твоим любим.
(с) Джо Дассен
Ее глаза были полны слез, которые будили во мне глухую ярость. Они были такимии же, как и пять лет назад – синими, в озорную крапинку по радужке, только вот стали тусклыми и неживыми.
- От тебя пахнет чужой любовью, - прошептала Ларка,растянув губы в подобии ухмылки. Только тогда я заметил морщинки в уголках ее глаз, придающие ей скорбный вид. Странно, раньше они были другими, смешливыми.
- Не неси ерунду. Совсем очумела, - буркнул я, и медленно пошел в сторну ванной.
- Я вас видела,- тихо, почти на уровне слуха. Как выстрел в спину. – Жень. Отпусти меня, я так устала.
- Любимая, не усложняй,- по привычке отвечаю, сдерживая злость, клокочущую внутри. Шпионила за мной, иначе, как объяснить эти ее слова про то, что видела меня с грудастой Желькой.
- Я не хочу быть любимой. Я хочу быть единственной,- Лера улыбается. Как и всегда. Это какая – то ее защитная реакция на стресс, я давно заметил. Я ее знаю. каждую черточку, каждую родинку. Я просто устал от быта. Не стоит считать меня козлом. Все мужчины рано или поздно приходят к какому – то рубежу. Мне хватило пяти лет, чтобы понять, что я устал от однообразия. Хотя, скажи мне кто нибудь, что так будет, лет семь назад, я не задумываясь набbл бы умнику морду. Лерка была моим фетишем, моей вселенной. Я увидел смеющуюся девчонку, раскачивающуюся на качелях в парке, и понял, что именно она должна стать моей женой. В двадцать лет все идеалисты. Все верят в то, что смогут прожить целую жизнь вместе и умереть в один день с той, кого выбрал с первого взгляда. Привлек ли тебя ее смех, или всполох пшеничных волос, в которых отразилось солнце – и ты подумал, что это бесконечная любовь. Так было со мной.
- Я задолбался слушать твой бред.- злые слова вырвались из моего рта так обыденно, что меня самого передернуло от ледяного тона, которыми они были сказаны.- Ты мне надоела. Сколько можно ныть? Я целыми днями пашу, чтобы ты могла писать свои идиотские пейзажи. И вернувшись домой только и слышу, какой я гад. Пошла ты в задницу, дорогая. Не нравится – вали на все четыре стороны. Или терпи. Миллионы баба терпят.
- Я не баба,- твердо ответила Лерка, и резко развернувшись побежала в строну спальни, шлепая босыми ногами по дорогущему паркету, который ей не нравился, кстати, никогда.
Я принял душ и свалился в постель, слушая тихое сопение жены. Оно меня всегда успокаивало, словно колыбельная. Я зря вспылил. Надо было отшутиться. Снова спустить все на тормозах. Она бы снова не поверила мне, но сделала вид, что все хорошо. Я посмотрел на лицо жены, на тени на щеках, отбрасываемые ее длинными ресницами. Никуда она от меня не денется. Не в село же к родителям своим уедет. Не такая она дура, привыкла к благам, которые я ей несу в клювике. Перетерпит. Перетопчется. Она вдруг вздрогнула во сне. Заскулила, как маленькая собачонка. И я почувствовал странное предчувствие, кольнувшее в сердце, но не придал этому особого значения. Уже засыпая, подумал, что мне ее совсем не жаль. Сама виновата, что не может дать мне того, что я хочу. И хоть Леруся и следит за собой, тратится на косметологов, маникюр. Все идет прахом. Ногти вечно изнутри вымазаны грунтовкой, что кажется она день и ночь роется в огороде. Вытянутые, вечно измазанные красками майки, штаны какие – то бесформенные. Мужчины любят глазами. Я не могу любить маляра – покрасочника. Потому и Желька, а перед ней Лилька, и еще десяток баб, которые умеют себя подать.
День второй
Утро не бывает добрым. Я проснулся с гудящей головой и чувством вины, странным ощущением потери, на промокших от пота простынях. Один. Леры не было. Интересно, куда она так рано ушла? Ей же некуда, да и не к кому. Я отвадил всех ее подруг, когда понял, что мне придется делить ее с ними. Нажраться не мог ее близостью. Почему все изменилось? В квартире сегодня не пахло теплыми булоччками. И этого привычного аромата мне вдруг остро не хватило. Я все время посмеивался над страстью жены к утренней выпечке. Она её принесла откуда то из детства, эту глупую традицию, считая, что только с ароматом теплого хлеба дом становится уютным. Своего несчастного детства, о котором старалась не вспоминать. А сегодня нарушилась трдиция, и виноват в этом я. «Почувствуй себя козлом» называется.
Я с трудом выпутался из противных просьыней, за которые отвалил кучу бабок в пафосном торговом центре. А Лерка их не даже не оценила, кстати. Ей нравилось дешевое бязевое белье. Дернула плечом, и я прочёл в ее родных глазах тоску. Она всю жизнь была другой. Не такой как все. И уж точно не такой как бабы, с которыми я ей изменял. Наверное я и искал в них именно то, отличное от приевшегося образа, женское начало.
Прошлепал в начищенную до блеска ванную, ещё один Леркин пунктик – стерильная чистота. Везде, кроме её мастерской. Поморщился, увидев на зеркале брызги зубной пасты. Чёрт, сегодня что - то сломалось в миропорядке.Моя жена никогда не оставила бы такого безобразия. Мелочи, которых я не заметил спросонья тут же обрушиваются на моё сознание прндчувствием беды: мокрое полотенце брошенное мною на пол вечером, так и осталось лежать, похожей на дохлую кошку, кучей. Кольцо унитаза поднято, что Лерку всегда бесило до одури. Меня затошнило от привкуса зубной пасты во рту. С трудом подавив рвотные спазмы устремился в прихожую, где разливался третью чертов телефон. Яблочное чудо последней модели валялось на полу, словно дешевая китайская подделка. Я даже не сомневался, что звонит она. Одумалась, дура. Кто она без меня? Тоже мне художница, от слова худо, непризнанная и недооцененная. Потому и трубит от звонка до звонка в государственной художественной школе, вдалбливая в бестолковые головы малолетних оболтусов азы графики. Слава богу, что мы не смогли родить ребенка, хотя Лерка настаивала. Только вот мне совсем не нужны были сопливые младенцы. Да и сейчас не нужны.. В груди завихрилось привычное уже раздражение. Дрянь. Только её концертов мне не хватало в конце отчетного месяца. Работать надо, а я не могу сосредоточиться ни на чем.
Это была не Лера. Я услышал веселый баритон Боба и слегка расслабился.
- Жека, ты как там после вчерашнего? Жив?
У моего друга детства есть одна раздражающая особенность – полное и безграничное отсутствие тактичности.- Желька твоя, просто бомба. Где только находишь таких кобыл? Я б ей вдул.
- Пользуйся, - выплюнул я. Эта Желька давно начала меня тяготить. И если Боб примет на себя удар, я буду только рад. Ненавижу бабских скандалов.
-В смысле? – удивление в голосе дружка меня позабавило.- Ты мне вот так просто отдаешь свою телку? Я всегда знал, что ты козёл, Женек, но чтоб настолько.
-Слушай, мне сейчас совсем не хочется трепаться о шалавах. У меня Лерка начала выкрутасничать. Вернётся, прибью дрянь, - ухмыльнулся я. Бобский давно знает о наших семейных проблемах. Ну не мог же я в самом деле не поделиться с ним тем более что он был свидетелем на нашей с Лерой свадьбе?
-А кто это? – помолчав спросил Бобик. Вот только его тупых разводов мне сейчас и не доставало.
- Мою жену зовут Лера, если ты забыл. Рано тебя, братан, посетил дедушка Альцгеймер.
- Жена?
Чёрт, я и не думал, что такой актёр живёт в обычном офисном клерке. Прямо претендент на Оскар. Только вот мне сейчас совсем не до его тупых разводов
-Жень, может мне приехать? Я через час буду, врача вызовем. Ты никогда не был женат. Ни- ко- гда, - по слогам говорит Боб. Шутка затянулась, как мне кажется.
Бросив трубку на угол раковины задыхаюсь от тупого предчувствия. А ведь в ванной нет Леркиных безделушек, только теперь начинаю замечать. И Боб гад, повелся на такой тупой развод . Встал на сторону этой дуры. Он всегда меня осуждал за отношение к жене. Но, как по мне, просто завитдовал.Проучить меня решили, значит. Интересно, когда эта дрянь успела вывезти все своё барахло из дома? Готовилась наверное не один день. А я лопух ничего вокруг не замечал. Наспех одевшись выскакиваю из дома и едва не сбивают с ног маму. Какого хрена ей то здесь надо? Она годами не приходила, а тут вдруг как со звезды на лыжах.
-Я прибраться пришла. Ты ещё не успел все засрать, надеюсь? - ухмыляется родительница, пристально рассматривая меня своими глазами – лазерами. Мы не общались с ней, почти, последний год. Она вдруг решила, что Лера свет в окне, её поддерживала а меня просто списала, сказав при этом, что она не хотела вырастить своего единственного сына подонком и хамлом.
-Лерка квартиру лижет как сумасшедшая. Попробуй её загадь. Ты будто не знаешь, - кривлюсь от очередной волны ярости.
Говорить матери, что от меня сбежала её любимая невестка, все равно, что подписать себе смертный приговор. Смертельный номер, сродни самоубийству.
-Это что, какая то твоя новая зазноба?- расплывается в улыбка мать, заставив меня оцепенеть. Я давно её такой не видел. И с такой нежностью в глазах в последний раз она меня осматривали наверное только когда я учился в школе. -Давно пора остепениться. Я то уж боялась, что не видать мне внуков. Познакомишь меня с избранницей? Она красивая наверное? И кто на тебя, охламона позарился?
-Мама, что ты несешь? Лерка, моя жена, - выдыхаю, пытаясь определить у мамы наличие симптомов инсульта, о которых я читал где - то . Нет, улыбается вроде. Инсультники так не могут.
-Жена? Когда же ты успел, Ирод? Не по людских же. А мы с отцом на свадьбу деньги… А ты... Мы воспитали бессердечного пирата. А не сына - в глазах мамы удивление, неверие слёзы. Роется в сумочке, в поисках дежурного платочка.Чёрт, да что происходит? Это что такой масштабный розыгрыш? Я и не знал, что моя серая тихоня способна на такие антраша.
-Мам, была свадьба. Ты там частушки пела матерные.- Я чуть со стыда не сдох. Когда она перед начальством моим, котороея с трудом заманил на торжество, начала выделывать такие финты. Но моя мама как танк. И ей совсем безразлично было, что люди с таким высоким положением слушают бредовые песенки. Ротому что это традиция – петь пошлости на свадьбе. И ее надо было соблюсти. И теперь она говорит, что ничего этого не было? Абсурд какой – то.- Пять лет назад, помнишь? Вы решили меня с ума свести. Да, мать вашу, я не прав. Не прав, упаду перед этой идиоткой на колени. Толкьол перестаньте мне голову морочить. Я все понял, осознал, и готов и скупить. Дальше что? Где эта чертова дрянь, твоя Лерочка любимая?
Серая хмарь, повисшая над городом дождливо –туманной кисеей, забивалась в нос, рот, мешала дышать. Я не стал брать машину, решил пройтись пешком, проветрить голову. Подумал, что может быть мысли в голове встанут на место. Странно, мы гуляли тут с Лерой совсем недавно, но этой многоэтажки тут не було, могу поклясться. Вот уж ен думал. Что сейчас могут построить такое убожество. Серый дом, похожий на вырванный зуб, громоздящийся в историческом центре. Я поднял влоротник. Зря поддался порыву, не стоило в такую погоду гулять. Ледяной дождь впивается в непокрытую глову ледяными колючками, сыплет под ноги аротивную крошку. Лерка бы ни за что не выпустила меня из дома без шапки. И да, эта ее гиперзабота тоже меня бесила. А теперь ее нет. Взглд блуждает повывескам на домах. Магазины, какие – то центрпы нетрадиционной медицины, спорт залы, и везде кипит жизнь. Народ качает мускулы, лечит геморрой иголками и потребляет, стараясь взять от жизни все. «Детская школа искусств» - именно эту вывеску я выискиваю во всем многооборазии горящих ярким светом реклам. У Леры на работе я был всего один раз, лет сто назад. Не помню даже, как выглядело здание, не мог ни на что смотреть кроме моей, тогда еще девушки. Не замечал ничего вокруг, ослепленный глупыми щенячьими чувствами. Помню только ямочки на ее щеках, и рассыпающийся хрустальными камешками, искрящийся смех. Странно, я давно не слышал как Лерка смеется.
Задумавшись, едва не прохожу мимо искомого здания. Моя жена работает в этой унылой забегаловке, с фасадом цвета «детской неожиданности». Интересно, как можно научить прекрасному детей в этой унылой богадельне.
-Вы к кому,- мелкий охраннык, преграждает мне путь своей цыплячьей фигуркой. Мне становится смешно. Ну кого может защитить этот доходяга.
- Я ищу Валерию Федоровну Мальцеву,- пытаюсь говорит как можно более дружелюбно, но чувствую, что еще немного и просто сорвусь. Хочется влепить этому дураку хорошую оплеуху, и забрать из этой юдоли нахальную беглянку.
- А кто это? – в глазах секьюрити появляется пролеск интеллекта.
- Ваш педагог,- в моем голосе издевка. Этот идиот не знает даже, кого пропускает к детям. Тоже мне – охрана.
- Простите, но в педагогическом составе нет женщины с таким именем,- отвечает парень минуту спустя, сверившись с какими – то своими «писульками»- вы ошиблись.
- Что ты мне голову морочишь,- закипаю я, машинально сжимая кулаки. Бравый вояка, вопреки моим ожиданиям,не убегает в ужасах. Кладет руку на рукоятку дубинки, которая скорее всего оснащена еще и электрошокером. Бравый вояка, оказхывается. Граница на замке.
- Что тут у тебя? – слышц дребезжащий голос. Новый персонаж, появившийся в моей истории меня веселит. Старушка с цинковым ведром пострашнее бодигарда будет. – Чего надоть? Дитев раздають после четырех. Ходют и ходют, не успеваешь полы вымыть, уже снова натоптано.
- Я ищу Валерию Мальцеву,- повторяю, надеясь, что божий одуванчик более адекватен, и знает тут всех. Это ее вотчина. – Пригласите мне ее.
- Нету у нас такой, уж я бы знала,- соегка подумав, выдает бабулька. – Нисреди учеников, ни среди персоналу нету. Ты иди, болезный, не доводи до греха то. А то вцызовем подмогу то вон этого, они тебе ббока намнут.
- Вы все оборзели что – ли? – взвиваюсь я. Так же не бывает. Не возможно. Лерка мастер розыгрышей, оказывается. Всем голову заморочила. Как у нее получается со всеми дружить. Даже Боб вон всегда на ее стороне. – Я сейчас пройду и выволоку эту дрянь отсюда. Она здесь. Пусти.
Слышу треск, тело прошивает не сильный, но вполне себе чувствительный разряд, заставляющий мен ясвалиться на грязный пол.
- Наркоманов нарожають, а ты и бойси,- шамкает надо мной бабка, - вчерась вон мольберту свистнули. Вызывать что ли подмогу, или сам уйдешь?
- Сам,- нехотя говорю я, поднимаясь на ноги.
- Нету тут бабы твоей. Вот те крест,- в спину мне кричит бабулька. Охранник молча провожает меня подозрительным взглядом. Суки. Я ведь вернусь. Не позволю никому делать из меня клоуна.
На город спускается клочковаты, какой – то рваный туман. Под ногами ледяная корка. Ненавижу. Нужно, наверное, выпить, чтобы совсем не повредиться умом. Найти бар и накидаться в одного, как последний алкаш. Прохожу мимо маленького заведения, и немею. Лерка сидит за столиком и весело улыбается. Смотрю сквозь обледеневшее стекло на свою жену, и мне кажется, я возвращаюсь в прошлое. Именно такой она была, когда мы встретились. И даже волосы, блестящие в тусклых лампах, распущенны по плечам. Она давно не носила такой прически, все хвосты какие – то, да пучки училкинские.
Пальцы противно скользят по обледеневшей бомбошке дверной ручке, но только вот дверь не поддается. Шаг, я чувствую, как земля уходит из под ног, удар. Голова кажется раскалывается, только я не чувствую боли. Вообще ничего не чувствую.
И не вижу, как вокруг меня, лежащего на стылой земле собирается народ. Только одно лицо, склонившееся надо мной. Чужое, испуганное, встревоженное.
- Женщина. Там в баре, блонинка. Мне она нужна,- успеваю прошептать я.
- Там никого нет и быть не может. Это заведение уже год, как не работает. Не двигайтесь. Нужно убедиться, что нет угрожающих жизни травсм.
- Вы тоже лжете. Я ее видел,- пытаюсь сказать я, но язык не слушается.
День пятый
Странное чувство. Словно в вакууме. Болтаюсь между небом и землей.
- Он ведь очнется? – тихий, далекий голос Леры. В нем столько настоящего страха и надежды. Бедная моя девочка. А я сволочь. Настоящая, словно из мультика - противное вредное существо. И все таки она одумалась, получается. Я даже не сомневался, что так и будет. Она принадлежит мне. Моя.
- Детка, никто не знает. Крепись,- всхлипывает мама. Я даже представляю, как она смахивает слезинку со своей щеки беленьким платочком. У нее настоящий пунктик. И меня заставляла носить наглаженные, накрахмаленные тряпочки с героями мультяшных героев. Я их ненавидел, стеснялся. И при всяком удобном случае «терял»
Открываю глаза и тут же жмурюсь от ослепляющей белизны. Все вокруг словно покрыто снежным налетом. Искрящимся и переливающимся.
- Боже, Женечка, ты так нас напугал,- шепчет мама, склоняясь надо мной. Я ее почти не вижу.
- Лера, мам. Где она? – шепчу я. Голова болит адски, словно в ней поселилась бригада кузнецов, и сейчас они колотят под моей черепушкой огромными кувалдами. – Я ее слышал.
- Лера? – Сейчас, родной. Я сейчас вернусь.
Она убегает, судя по стремительному звуку шагов. Лерка, наверное ушла пить кофе. Она не может без него жить. Дует целыми днями, и наверное состоит из этого вонючего напитка процентов на девяносто. Обычно она, тихо смеясь говорит, что для нее кофе не роскошь, а средство передвижения. В этом мы не совпали изначально. Я ненавижу коричневую жижу, похожую на уличную грязь, не могу смотреть на пенку, которая вспухает в Леркиной джезве, когда она колдует над ней возле плиты: две крупинки соли, корица на кончике ножа, щепоть кардамона. В эти моменты моя жена похожа на сказочную ворожею.
- Доктор, он пришел в себя, -лихорадочный материн шепот приводит меня в чувство.- Но у него что – то с головой, наверное. Он все время зовет какую – то Леру. Я уже всех его друзей обзвонила, на работу. Никто не знает женщины с таким именем. Что это? Он вернется к нормальной жизни?
- Светлана Юрьевна, успокойтесь. Это пост – травматический шок.Человеческий мозг после травмы порой такие кренделя выделывает, диву даешься.
- Он еще до травмы ее искал,- шепчет мама, сжимая мою ладонь. – Это все из - за этой чертовой девки произошло.
- Света, успокойся,- слышу я голос отца. Моего отца? Что он делает тут? Мы же с ним не разговариваем уже три года. Он сказал, что не желает иметь ничего общего с циником и дрянью, то есть со мной. И все эти годы держал свое обещание.- Женька сильный. Наш сын стойкий оловяный солдатик.
- Пап, и ты с ними? – шепчу я. – Ты же никогда не вставал ни на чью сторону. Ты не можешь так зло надо мной шутить. Пап, передай Лере. Что она мне нужна.
Вот сейчас он скажет, что мне нужны все, только когда мне плохо. Что я подонок и стяжатель - потребитель, пользующийся, высасывающий души любящих меня людей до дна. Но нет. Отец прикасается к моему плечу. Так аккуратно, словно боясь что я исчезну.
- Все будет хорошо, сын. Ты, главное не нервничай. Тебе нельзя.
Он напуган? Скрывает свой страх за вечной маской уверенности в себе и глупой заботой о матери. Не хочет ее расстраивать еще больше. Они так и живут всю жизнь, закрывшись друг от друга, называя это любовью. Берегут душевное равновесие друг – друга. А сегодня эта их игра дала сбой, судя по всему. Странные. Я их не понимал никогда.
- Вы помните, что произошло? – врач смотрит на меня пристально, и я, наконец могу его рассмотреть. Зрение перестает плыть. Высокий, немолодой дядька, похожий на профессора из «Назад в будущее». И у меня появляется ощущение дежа вю. Я его видел уже. Но где? Не могу вспомнить.
- Я подскользнулся на обледеневшем асфальте- отвечаю уверенно, но вдруг начинаю понимать, что все не сходится в этой странной реальности. Когда Лерка пропала была весна. Мокрая, хлюпающая под ногами противной кашей, и запах сырости несся в окно, которое с упорством маньяка открывала жена. Она говорила, что пахнет свежестью и жизнью, а мне казалось, что она просто издевается надо мной. Делает все на зло. А вчера я вышел из дома в позднюю осень, укрытую ковром из умерших листьев. – Сколько я уже тут?
- Три дня. Вы были в коме.
- Год сейчас какой? – спрашиваю, чувствуя себя персонажем театра абсурда.
- Две тысячи двадцатый, - вместо врача отвечает мама.- Женечка ты поспи. Я рядом буду. И папа...
ЕЕ нет. И я вдруг начинаю понимать, как остро мне не хватает этой привычной женщины. Ее теплых рук, ее испуганного голоса. Лерки нет, словно и не было никогда. И я молчу о ней все оставшиеся дни, пока меня не выписывают из больницы. Молчу из страха, что меня упекут в дурдом, потому что о моей жене никто в этом мирре не помнит. Ни друзья, которых у меня оказывается, осталось не так уж много. Ни родители, квохчущие вокруг как наседки. Никто. Я не смогу искать мою Леру, если окажусь в психушке. Это пугает до одури.
И этот перевернутый мир оказывается страшно бесцветным.
День двадцатый
На улице зима. Стою на крыльце больницы, в ожидании такси, которое вызвала мама. Отец напряженно смотрит за каждым моим движением, словно боясь пропустить хоть одно из них, нервно курит в кулак.
- Купите цветочки,- голос раздается совсем рядом. Старческий, дребезжащий. Поворачиваю голову к его источнику. Маленькакя старушка с корзинкой в руках появляется из легких снежных завихрений, словно сказочная «Госпожа метелица», отец не обращает на нее никакого внимания, словно не видит. Да что же это такое. Осматриваюсь вокруг и вижу, как сквозь снежнй иней на ветках растущих вблизи деревьев пробиваютсятонкие зеленые листочки. Морок. Дрожащая, яркая зелень, на фоне белого безумия.
- Вашей девушке понравятся.
- У меня нет девушки, хриплю я, глядя на маленький букетик в руке торговки. Маргаритки. Их не бывает зимой, ни разу не видел. Леркины любимые цветы в старческой сморщенной руке. Тонкие стебли перевиты ленточкой цвета неба.
- Жене купите. Она у вас красавица, наверное.
-Сын, такси пришло. Поехали,- громкий голос отца звучит как выстрел.- Задубел поди. Вон дрожишь весь. Пойдем.
Он подхватывает баулы, накопившиеся за время моего прибывания в больнице и устремляется вниз по лестнице. И я бреду за ним, подчиняясь приказу.
- Вы обронили,- кричит мне вслед торговка, заставив обернуться. Розовая тетрадка, празрисованная райскими птицами. Я узнаю руку Леры в этих рисунках, хватаюсь за книжицу, как за последнюю соломинку, удерживающую меня в этом мире. Готов поклясться, что у меня не было ничего в карманвах. Уж тетрадь бы я точно заметил.
- Жень, ну давай уже. Холодно, - подталкивает меня мама к приоткрытой дверце такси.- Тебе простывать нельзя сейчас.
Тепло. Мать треплется о чем – то с водителем, как и всегда. Сокрушается тем, что работы у дяьки наверное мало сейчас, и как трудно стало жить, и в мире неспокойно. Отец дремлет, уронив голову на грудь. Он может спать всегда и везде. Ему не мешает шум и неудобство.
Я дрожащими пальцами откидываю пеструю обложку и кажется падаю в пропасть.
ГЛАВА 2
Лера (выдержки из дневника)
13 май 2013 год
Я наконец - то свободна. И это осознание обрушивается на меня, словно ушат ледяной воды. Наверное впервые за все прожитые мною двадцать лет, я чувствую себя счастливой. Я не знаю. что будет завтра. Да мне это и не интересно. Слушаю хвалебные речи, которые произносят незнакомые мне люди, в честь отца. Моего отца – чудесного семьянина, рубахи парня, прекрасного руководителя и прочее бла – бла – бла. Они не знали его. Даже не могли предположить, что за монстр живет с ними рядом, прячась под личиной человека, готового всегда прийти на помощь к любому.... Кроме своих запуганных родных. Они не видели маленькой комнатки в подвале. Смотрю на тело, лежащее в гробу,и не могу выдавить даже слезинки. Глупая улыбка блуждает на губах, как последний привет ужасу, пережитому мной и мамой. Защитная реакция, на годы боли и унижений. Мама не выдержала. Сбежалаот меня двагода назад в страну вечного покоя. А у меня не хватило сил. Я слишком люблю эту чертову жизнь.
Я свободна. И плевать мне на осуждающие взгляды чужих, незнакомых мне людей. Больше не будет боли, страха и отчаяния.
Через час я сяду в электричку и убегу из этого душного городишки куда глядят глаза. На встречу новой жизни. Где буду наконец счастлива. Нащупываю пальцами в кармане заранее купленные билеты и пачку денег.
- Наследство все ей достанется. Богатая невеста,- шепчет кто – то за моей спиной. Черт, это же они обо мне. Да, я богатая. Папа скопил приличную машну, видимо на честности заработав состояние. Снова ухмыляюсь. Самое главное его больше нет. Подхожу к гробу. Чтобы убедиться в этом.Умираю от страха. Все боюсь, что он откроет глаза, схватит меня за руку и рассмеется. Такие шутки в его стиле. Даже число выбрано для похорон, словно в насмешку над самим дьяволом.Тринадцатого мая тринадцатого года.
Нет, он не играет сейчас. Не похож на себя. Словно сдулся. Обычный обрюзгший старик, нет в нем ничего страшного. Сейчас нет. Я оседаю на землю, больше не сдерживая душущий меня хохот.
- Уведите. Истерика. Воды,- слышатся вокруг бесплотгные голоса. Они думают, что я скорблю. Нет, я зализываю раны, нанесенные мне моим отцом. Монстром, подарившим мне жизнь.
14:00
У моей свободы запах пыли, вонючих вокзальных чебуреков и выхлопных газов. Моя новая жизнь звучит перестуком вагонных колес, плачем чужого ребенка и песней «Uma2rman» в наушниках
Время смотрит спокойно
С презрением
Вы меня уже верно не вспомните
Запоздавшее ходит прозрение
По моей гладковыбритой комнате
Недосказано и недослушанно
Сердце бьется другими вершинами
Значит все безнадежно разрушено
Ну зачем же, зачем поспешили мы
-Эй, красавица. Дай погадаю. Всю правду расскажу. Ничего не возьму,- грязная цыганка возникает передо мной из ниоткуда, хватает меня за руку заскорузлыми пальцами. И мне не противно. Простое прикосновение, такое человеческое.- Счастье свое сегодня встретишь. Судьбу.
- Я – знаю. – улыбаясь, шепчу я протягивая ей тысячную купюру.
Евгений Мальцев. Конец пятого дня.
Она не разрешала мне спрашивать о ее жизни. Словно закрывалась на сто замков, когда я пытался узнать что было с ней до меня. Кривила губы в ухмылке и уходила в свои картины. Моя Лера. Ее словно не было вэтой жизни до двадцати лет. Единственное воспоминание – бабушка и рогалики. Лерка с упорством маньяка пекла их по воскресением – маленькие слоеные завитушки с изюмом, густо посыпанные сахаром. А я и не стремился узнать, что же такого страшного было в жизни моей женщины. Глупец.
- Жень, идем есть,- зовет меня мама, заставив отложить в строну тетрадь. Она появляется в дверях, проверить слышал ли я зов. Улыбается, расслабляется видя, как я поднимаюсь из кресла.- Мой руки и к столу. Пап ждет. И Лилька почти приехала.
- Как Лилька? – задыхаюсь.Это же не возможно. Лилька, моя сестра - погодка. Она же погибла два года назад. Разбилась на своем байке. – Мам, Лильки же нет больше. Ты что?
- Господи, какие страшные фантазии,-выдыхает мама, хватаясь за грудь. – Женечка, ты таблетки пил сегодня? Лиля жива и здорова. Через пятнадцать минут будет. Жень,отец скорее сюда,- кричит мама, не в силах до меня достучаться.
Я не слышу ее. Смотрю на стол, где всего минуту назад оставил дневник моей жены. Тетради там нет.
-Мама, где тетрадь? – помертвев спрашиваю я, едва ворочая губами.
- Какая, милый?- в глазах матери страх. Неприкрытый, животный ужас. Черт, неужели она меня боится? Они не знают чего можно ожидать от ненормального сына. Я и вправду видимо схожу с ума.
- Где тетрадь?- уже ору я, вцепившись в тоненькие мамины предплечья, сведенными судорогой пальцами.- Расписанная птицами тетрадь, мама. Куда она делась?
- Я не брала, не брала.- всхлипывает в моих руках женщина, произведшая меня на свет.- Я же не была даже возле стола. Женечка, милый...
- Отпусти мать, сын.
Отец все же пришел. Нет, скорее прибежал, судя по тому, как ходит ходуном его грудь. Как у старого коня, которого взнуздали для нетрудной, но для него уже непосильной работы. Он постарел. Господи, как много я упустил. Что я творил все эти годы, если не видел ничего вокруг себя? Кем я был?
- Простите,- шепчу, разжимая руки. Опускаюсь на пол, обхватывая свою бритую голову ладонями, пальцами чувствую шов на затылке. Так и сижу, раскачиваясь из стороны в сторону, как болванчик, пока по квартире вихрем не проносится птичья трель дверного звонка. Он до сих пор тот же самый, что и был в моем детстве, висящий над входом маленький птичий домик, светящийся одиноким окошком, когда кто – то жмёт снаружи кнопку. Лилька всегда специально долго – долго давила на пимпочку, чтобы я мог попытаться увидеть разливающуюся пением птичку, спрятавшуюся в недрах волшебного скворечника.
Я поднимаю глаза на родителей, не знающих, что делать. Боятся выпускать меня из вида, даже не спешат впускать гостью, ждущую в коридоре. А ведь там моя сестра. Лилька. Ее я тоже даже не проводил в последний путь. Был занят, не помню даже чем. Блин, почему я вспоминаю, чего не было? Но эти чувства, рвут мне грудь.
- Все в порядке, - шепчу, и понимаю, что мне не верят. Только мне все равно. Я смотрю на тетрадь, лежащую на столе. Расписанную райскими птицами, тонкую книжицу. Она призрачно мерцает в свете настольной лампы, или это просто обман зрения? После черепно-мозговых травм, зрительные иллюзии не редки, так сказал доктор. – Все хорошо, правда. Мам прости. Прости меня, пожалуйста.
Я хочу чтобы они быстрее ушли. Оставили меня наедине с чужими воспоминаниями. Разрываюсь между желанием обнять сестру, и прочесть хотябы несколько строк. Я недолго. Всего минуту. и снова стану сыном и братом. Буду сидеть в кухне, есть голубцы и притворяться нормальнм. Ведь именно этого от меня все ждут.
Лера (выдержки из дневника)
13.05.2013. 20:00
Еще не лето. Обычный пахнущий свежей зеленью май, гремящий далекой грозой, мерцающий всполохами в прозрачно – сиреневом небе. Всего лишь май. Бабушка говорила, что в мае все мятся. Я больше не буду, обещаю себе и всему миру. И эти скрипучие качели в ухоженном парке звучат как музыка, словно напевают при каждом движении. Поют о возможностях открывающихся передо мной. И даже противное мороженое, купленное в порыве нервного сумасшествия, не кажется такой уж гадостью. Я не люблю это холодное лакомство, ненавижу. Хотя раньше, когда – то давно, мечтала наесться его от пуза. А потом...
Не хочу. Не вспоминать. Не думать. Я жду счастья, обещанного мне вокзальной гадалкой.
Он идет по парковой аллее и громко смеется, над шуткой своего друга. И я уже знаю – это моя судьба. Есть категория мужчин, на которых едва взглянув, понимаешь –он лучшее, что мог произвести создатель. Таким парням нужно ехидно улыбаться с обложек модных журналов. Цинично, с презрительным прищуром смотреть на расцветающую природу и на глупую дуру, болтающую в воздухе ногами, раскачивая старые качели. А он просто смеется, и похоже уже надо мной. Потому что взгляд синих глаз уперся мне куда — то в лоб, как прицел наемного убийцы в лоб своей жертвы. И сейчас в этом месте появится маленькая дырочка, как у моего...
- Не думать. Не вспоминать. Быть счастливой – напоминаю я себе, как мантру.- Я ведь могу, правда? Богатая невеста...
Улыбаюсь своим мыслям, посылая мистеру – совершенство волну своего веселого безумия. Это он. Он. Я знаю.
- Девушка, вашей маме зять не нужен?
Господи, какая банальность. Если он думает меня покорить этой глупой шуткой, то... У него получилось.
- У меня нет мамы, и папы нет,- отвечаю я совершенно спокойно, наблюдая, как дергается покрытая аккуратной щетиной щека. Ты не попал в точку, милый.
- Прости,- хрипит «мой», наблюдая, как липкий шарик мороженного, выпавший из рожка, пикирует в изумрудную, еще не успевшую набрать соков, траву. – Я куплю тебе новое мороженое.
- Не надо. Я его не люблю,- тихо отвечаю я, рассматривая центр моей вселенной. И он забыл о друге, мнущемся где — то за его спиной.
- А я знаю, что будет дальше,- в его голосе нет и капли сомнения.
- И что же?
-Я провожу тебя домой,- шепчет красавец, прожигая меня взглядом, словно пытаясь заглянуть в душу. – И останусь, ты слышишь?
Я представляю, как он втискивается в маленькую, похожую на пенал квартирку, снятую мною у какого – то вокзального ловкача, поймавшего меня за локоть, прямо на перроне и едва сдерживаю смех.
- Давай начнем просто с проводов. Я даже не знаю твоего имени.
- Женя. Евгений. Тьфу ты черт,- заикается он, и мне хорошо. Так хорошо сейчас.
- Лера, представляюсь я.
И все так легко. Мы до темноты бродим по улицам незнакомого мне города. Женька жутко шутит, заваливая меня таким бородатыми каламбурами, что аж зубы сводит. Но мне смешно и спокойно. Мне прекрасно. Его губы на моих, сладкие от пончиков, купленных нами в какой – то маленькой кондитерской. Его руки, придерживающие мой затылок. Безумная пара. Бездумная страсть, накрывающая с головой, как дрожащие пятна света, отбрасываемые рекламами горящими неоном на магазинах. И мне жалко расставаться, даже на минуту, с тем, кого мне предназначила судьба.
Он записывает мой номер на клочке салфетки, как наверное делал миллионы раз с кучей западающих на него девиц. От обиды по телу бегут мурашки. Но что поделать, это его жизнь, в которой еще не было меня.И это надо принять.
- Ты здесь живешь? – спрашивает Женька, рассматривая прекрасный старинный дом, возле которого я замираю.
- Да,- лгу я. Не показывать же ему покосившийся барак, где я сейчас обитаю. Это временно. Теперь я точно знаю – все будет хорошо. Я знаю.
И его прощальный поцелуй меня разбивает на молекулы. А потом он уходит, убедившись, что я зашла в темный, пахнущий стариной подъезд. На моё счастье домофона в нем нет. Мне чертовски везет. Выжидаю, пока он уйдет. И сползаю по каменной стене на грязный пол, сотрясаясь в рыданиях.
Мы все носим маски. Скрываем за ними боль. Отчаяние, страх, черные души. Было бы страшно жить, без возможности лепить на лица карнавальные морды. Он другой – не такой, как я. И это нас делает идеальной парой. Женька, Женечка, Евгений.
ГЛАВА 3
День пятый (нескончаемый)
Ужин кажется бесконечным. Я не хочу есть, только сижу и пялюсь на жующую сестру. И наконец чувствю себя оживающим. Приходящим в себя. Я ее потрогал, и даже щипнул по детской привычке, за обезжиреный бок. Лилька теплая и настоящая. Но другая. И это дурацкое каштановое каре на ее голове, совсем ей не идет. В последний раз, когда я видел сестру, на ее ненормальной черепушке красовался цветастый колючий «ежик», и кожанные штаны обтягивали тощую задницу, а не этот пижонский брючный костюм. Словно Лилек только что сбежала с какого – то чопорного тупого приема, а не приехала в гости к родителям прямо из дома.
- Что смотришь, ведроголовый? – смеется сестра. Мама награждает ее сердитым взглядом. Металлическая пластина в моей голове табу - не повод для насмешек. Успеваю заметить улыбку, скользнувшую по отцовым губам. Хорошо, что ее не видит мама, иначе бы был скандал. Она мастер по выращиванию «огромных слонов» из «маленьких мушек». А мне тоже смешно, кстати. У Лильки язык такой острый, что можно порезаться. Господи. Скорее бы закончилась эта мука. Скорее бы уже заполучить Лильку в свое безраздельное пользование. Я знаю, она поймет меня. Всегда понимала. Я уверен, она сможет вспомнить Леру, сможет объяснить мне,что происходит.
- Я устал,- выдыхаю я, отставляя от себя тарелку с измученным капустным листом. С чего мама взяла, что я люблю голубцы? Чертов полезный овощ похож на распухшую от жирного бульона тряпку. Тошнота подскакивает к горлу. – Лиль, ты зайди ко мне потом. Я поговорить стобой хочу. Зайдешь?
- Вот еще,- хмыкает сестра,- потом. Сейчас пойдем. И не надо на меня так смотреть,- поворачивает Лилька лицо к маме, притворно хмуря крашеные бровки. Мне кажется, что она едва сдерживается, чтобы не прыснуть своим колокольчатым смехом. Она всегда побеждала. Всегда и во всем. Только она могла переиграть рассерженную мать в гляделки. Я пасовал сразу.
Тетрадь лежит на месте. Я это отмечаю сразу, едва войдя в свою комнату. Верхний свет не включаю, от него у меня страшно болят глаза и голова. Только старый торшер в матерчатом абажуре могу выносить. Лилька оглядывается по сторонам, и мне кажется удивляется чему – то.
- Когда вы успели сделать ремонт? – удивленно спрашивает сестра. – Уродские обои. Ты выбирал? Сразу видно, что ты.Только ведроголовый мог согласитьсяна такую пошлость. Надо же, пезеда. Странный для обоев узор.
- Лиль, а где твои татуировки? – я смотрю на руки моей сестры, которая сняла с себя жакет, оставшись в легком топе, и небрежно бросила дорогую тряпку на спинку дивана. Ее белые руки, покрытые редкими смешными веснушками, светятся в тусклом свете маломощной лампы. Девственно чистые, как у ребенка.
- Не сделала,- морщит нос сестра,- представляешь? Зассала, что меня на работу с ними не примут. Теперь я офис – менеджер.
В ее тоне нет гордости, скорее сожаление об упущенном. Лилька – офисный планктон. Если бы мне сказал об этом кто – то посторонний, я бы умер со смеху. Но она серьезна, только глаза больные, как у обиженного щенка, которому не досталось сладкой косточки.
- Ну, давай, скажи что я слабачка,- ухмыляется Лилька, поправляя выбившуюся прядь. Десяток колечек,вставленных в ухо, лишь на миг появляются в зоне видимости. Нет, она все такая же, просто не позволила своему нутру взять верх над окружающим миром. – А знаешь, я все же сделала пирсинг. И тату.
Я смотрю, как сестра задирает топ, и вижу маленький символ бесконечности, прямо под костистыми ребрами.
- Пирсинг не покажу,- морщится Лилька.- Он в труднодоступных местах. Стыдно мне показывать такую пошлость младшему братишке.
- Лиль, ты помнишь Леру?
- Кого? – неподдельно удивляется она.- Жек, я не знаю всех твоих баб. И не одобряю, ты же знаешь.
- Лера. Моя жена,- шепчу я, стараясь не смотреть в сузившиеся глаза сестры. – Она была. Вон, на столе ее дневник. Ты же понимаешь, что я не мог выдумать целых семь лет своей жизни?
- Дневник,- выдыхает Лилька, глядя на стол, туда где лежат тонкой стопкой тетрадных листов наши с Леркой жизни.- Да, вижу. Тетрадь. Жень, ты в порядке? Мама говорила тебя не тревожить.
- Помоги мне найти ее. Помоги. Я сегодня читал, как мы впервые встретились. Никогда не думал, что Лера умела так писать. У нее явный талант. Хочешь прочесть?
- Нет,- слишком поспешно отвечает сестра,- это личные записи. Я не могу. Не буду.
- Я и забыл о качелях и парке, и старом доме представляешь? Стерлось из памяти все.
- Так сходи туда.Удостоверься в том, что существует эта чертова люлька. Может все это твои фантазии,- хмыкает сестра.- И дом. Ты пытаешься возродить к жизни то, о чем сам давно не вспоминал. Жень. Надо двигаться, чтобы добиться своего. Лера твоя – ты ее любишь?
- Не знаю. Уже не не помню. Я был плохим мужем. Ты же знаешь, обо всех моих изменах. Ты все знала, но никогда не вставала ни на чью сторону. А потом я понял почему. Потом. Когда ты...
Ее вопрос меня пугает. Но еще больше страшат мои ответы, которые слетают с языка тяжелыми плитами.
- Тогда зачем искать то, что не нужно? Зачем изобретать? Ты не ответил на мой вопрос, Женька. Сначала реши, что ты сам чувствуешь. Приди к знаменателю.
- Ты тоже думаешь. Что я схожу с ума? Ну да. Иы ж никогда не любила Лерку. Считала ее странно, на всю голову поехавшей. Говорила, что она с прибабахом. Она и вправду была не такой как мы. Другой.
-Значит так оно и было,- хмыкает сестра, слишком пристально глядя мне в глаза. - Я думаю, что ты должен в первую очередь понять, что нужно тебе. Я не помню Леру. Ее не было в твоей жизни, Жень. Но я знаю, что нужно идти к тому, что тебе дорого, к тому, что может стать твоей настоящей жизнью. Нельзя останавливаться ни на минуту, даже если знаешь, что от твоего решения зависит судьба мира. Нужно идти к к ней. И если ОНА твое сумасшествие, то почему и нет?
Это именно то, что мне надо было услышать.
- Хочешь, я тебе открою секрет?- заговорщически шепчет Лиля. – Только поклянись, что не проболтаешься родителям.
- Клянусь.
Я уже знаю. что она скажет. Знаю. Потому скручиваю крестиками пальцы на руках и ногах. Все, какие только возможно. Как глупый мальчишка – предатель.
- Я купила байк. Я больше не хочу сдерживать свою свободу, свою суть. Женька, увольняюсь к чертовой матери, и в путь.
Я снова переживаю тот кошмар. Снова. Я уже слышал эти слова, видел лихорадочный блеск в глазах сестры. Тогда я сдержал обещание. Тогда, три года назад. С тех пор отец не разговаривал со мной. Лилька всегда была его любимицей. Больше я не повторю своих ошибок. Может так я смогу спасти ее. И таким образом, обманув сестру, спасу хотя бы крупицу своей души.
- Лиль, я тебя люблю.- шепчу я. Скоро она превратиться в ту женщину, с забитыми рукавами, пестрой шевелюрой и крыльями за спиной. Скоро я снова ее потеряю. Хотя нет. В этот раз я не позволю случиться беде. И звать ее будут уже не Лилькой. Синица- только на это глупое имя будет откликаться моя сестра, будет пить темное пиво из бутылок, смотреть на мир сквозь забрало мотошлема. Такой я ее и запомню. Маленькой гордой птичкой, несущейся навстречу своему концу.
- Пока, ведроголовый- хихикает Лилька, шагая к двери. – Береги себя.
- И ты,- хриплю я ей вслед.
Тетради на столе нет. Я моргаю, раз – второй. Паники нет, я знаю, что дневник все еще тут в этой комнате. Гашу торшер, и чувствую пальцами шершавый картон обложки. Странно, могу поклясться, что всего секунду назад ее тут не было. В полумраке комнаты кажется, что райские птички деформируются, превращаясь в переплетение бурелома ветвей. Завтра. Все завтра.
Завтра я пойду в парк, и начну свои поиски. Я найду тебя Лера, чтобы сказать...
Я еще не знаю, что. Ведь я так и не смог выполнить своего главного обещания – сделать тебя счастливой.
Лера (выдержки из дневника)
4. 06. 2013
Бада Бум. Женька все таки вернулся, хотя я уже и отчаялась. Три недели немаленький срок. Я уж думала обманула меня гадалка. Хоть и не хотела верить в это. За эти долге дни яуспела купить маленькую квартирку под крышей, в том самом красивом старинном доме.Хорошо все таки быть богатой невестой. Я правда еще не вступила в права наследования, но тех денег.что я прихватила из отчего дома, похозяйничав в отцовом сейфе, должно хватить миниму на полгода. До тех пор, пока официально все не станет моим.
Менять ничего не стала. Разве можно снять скрипучий наборный паркет, и заминить его ламинированной доской? Это же кощунство. И стены окрашенные бежевой краской мне нравятся. Я распишу их, преврщу в огромный холст, на который выплесну все свои ощущения от новой жизни. Света от слуховых окон в скошенной крыше, вполне хватает. Чтобы сделать из этой уютной норки студию. И никто, больше никто на свете не скажет мне, что я бездарность. Не сделает мне больно, только за то, что ослушалась, и снова нарисовала изуродованную душу. Никто больше не тронет меня липкими пальцами. Ненависть начинает вихриться в горле от воспоминаний. Хорошо быть болгатой сиротой, папочка. Ты говорил, что мне хватит твоих богатств на несколько жизней. Что ж, наверное зряты хвалился. Спасибо, что освободил меня. Только за это я могу возносить тебе благодарности. Хотя. Возносить,- значит отправлять молитвы к небу. А ты горишь в аду. Я в этом точно уверена.
Еще я записалась на курсы художественного мастерства. И меня впервые похвалили. Оценили мои жалкие попытки. Я понимаю. Что мои картины не станут знаменитыми, я знаю, что они не принесут мне ничегго, кроме морального удовлетворения и горькой радости. Но они нужны мне. Это единственная истина.
Сегодня мне исполнилось двадцать лет. И это первый день рождения, когда я чувствовала себя почти счастливой. Не хватало единственного подарка. Я жду его три недели. Точнее ждала. Вышла на улицу, под проливной дождь, сделала шаг на мощеный камнем тротуар, пытаясь открыть дурацкий цветастый зонт.
- Я помогу? – слышу мягкий голос у себя за спиной. Черт, я испугалась, как девчонка, внушившая себе, что под ее кроватью поселился монстр. Аж коленки затряслись. Мне показалось.... Не важно. Я дала себе слово не вспоминать. И я сдержу данное себе обещание.
- Где ты был? – шепчу я мокрыми от дождя губами. Капельки воды стекают по моему носу, подбородку. Смывая напряжение последних недель. И злость. Да, я чертовски злилась на этого парня с открытым взглядом и внешностью голливудского актера. Ему даже не надо стараться, чтобы выглядеть сногсшибательно. И прилипшие ко лбу мокрые вихры делают Женьку еще более сексуальным. Боже, о чем я думаю?
- Салфетка. Я ее потерял,- улыбается предназначенный мне парень. – А потом закрутился. А сегодня вспомнил этот дом. Он мне приснился. И ужасно захотелось тебя увидеть.
От его улыбки так тепло. И капли летней воды, текущей с серого неба кажутся обжигающими. И...
Бада Бум.
Мы вместе. Идем по улице держась за руки, мокрые, словно два брошеных щенка. И я точно знаю мы две половинки, подходящие друг – другу, как две части детского пазла.
И мы дышим в унисон, и обмениваемся воздухом, который профильтровали сквозь собственные легкие. И сердце в груди не находит себе места, скачет бешеной белкой. А ты уже нафантазировала себе маленький домик на окраине города, белые шезлонги на террасе, скомканные простыни на деревянной, дешевой кровати, запах рогаликов по утрам.
Его губы, находящие мои, вдруг совершенно выносят меня из реальности.
- Это навсегда,- шепчу я в его горячий рот.
Нет ответа. Ну и пусть. Пусть он привыкнет к этому факту. Мужчинам надо больше времени, чтобы осознать. Принять изменения. Он же не одернул меня. А молчание, чаще всего – знак согласия.
День седьмой.
Утро
Холодно. До одури. Влажная ледяная морось висит в воздухе плотной пеленой, мешая дышать. В голове раздувается кузнечный мех. Я бреду по пустынному парку, представляя, что сейчас происходит дома. Мама наверное уже обнаружила пропажу непутевого сына. Плевать.
Это здесь. Я стою, рассматривая ржавый металлический остов – то. Что осталось от качелей. Земля под искореженной железякой мертва, вытоптана сотнями ног настолько, что больше никогда не восстановится.
Она была здесь. Отталкивалась ногами от плешивого клочка почвы, покрытого себя тонкой коркой наледи. Смеялась, взолетая к теплому небу, и в ее волосах плясали солнечные зайцы.
- Я так и знал. Что ты здесь,- голос Боба заставляетменя вздрогнуть.- Женька, ты полный придурок. Твоя мать с ума сходит. Подняла на уши всех, кого могла.
- Откуда ты узнал, что я тут?
У меня перехватывает дыхание в ожидании ответа. Жду. Понимая, что скорее всего он будет до одури банален.
- Мы на этих идиотских качелях провели с тобой целое детство,- усмешка на лице Бориса совсем не веселая,почему – то.- Приходили сюда пить водку втихаря, немного повзрослев. Чертовы качели. Пока их не сломали, мы были с тобой не разлей вода. Словно эта выцветшая скрипучая железяка нас связывала.
- А теперь? – мне становится не по себе от слов лучшего друга. – Разве мы не друзья? Бо, что происходит? Мать твою, какого черта перевернулось в мироздании?
Я кричу, чувствуя леднящее душу отчаяние.
- Нет, мы больше не друзья.
В голосе Борьки арктический холод, он звенит в воздухе ледяными кристаллами.
- Мы с тобой говорили по телефону, несколько дней назад,- шепчу я. Чувствуя как под ногами качается земля.- И ты ничего мне не сказал. Помнишь, Жельку обсуждали? Борь, я здесь познакомился с женой, помнишь? Ты был свидетелем на моей свадьбе. Да не молчи, гребаный ты придурок.
- Да, не врали ребята. Ты и вправду двинутый на всю башку.
Борис отводит глаза, нарочито натягивает на озябшие пальцы дорогие перчатки. В его облике есть что – то странное. Какой – то, появившийся одномоментно, лоск. Раньше я не наблюдал за своим другом такого пижонства. И тряпки на нем дорогие, они ж ему не по карману. Он всегда был номером два. Первым был я.
- Жень, я не знаю. почему твоя мать позвонила мне сегодня. Черт возьми, не спрашивай, зачем я поперся искать тебя. Может быть, где – то очень глубоко в душе, мне тебя жаль. Может даже немного стыдно, что так между нами вышло. Я не знаю. Я отвезу тебя домой, и на этом все. А жены у тебя не было. Ты просто не заслужил такого счастья.
- Боб. Почему все так?
Этот вопрос остается без ответа.
13:00
Дом. Я видел его во сне. Невысокий, в сравнении с окружающими его строениями, но какой – то величественный, неприступный. А может просто мне так кажется. Я вспоминаю, как тогда, семь лет назад шел по суетной улице, раздуваясь от гордости. Люди, толпы народа суетливо двигались, даже не задумываясь о том, что у кого – то сегодня, возможно решилась судьба. Мне дали работу, которой я был достоин. Точнее я ее выцарапал, выдрал с мясом, не гнушаясь ничем. Я ее заслужил. Я номер один. Не этот выскочка,не помню как звали несчастного задрота, конкурирующего со мной, не Борька – вполне достойный противник, у которого никогда не было внутри стального стержня. Мямля и размазня, тюфяк, которого не грех было оставить за бортом. Я. И я шел по улице с ощущением победителя. И думал, что теперь весть миг лежит у моих ног. Мне было плевать на свербящее чувство гадливости, которое возилось свернутой хладнокровной змеей, где то очень глубоко в душе. И я вдруг вспомнил о ней – симпатичной, но очень странной глупышке, встреченной мною в парке. Почему? Я не знаю. За семь лет так и не смог дать ответа на этот вопрос. Может быть подумал, что ее незамутненная чистота сможет помочь мне вытравить противное ядовитое чувство, медленно меня разрушающее. Я искал в ней избавления.
Лера – это имя казалось мне мальчишачьим, и каким – то ненастоящим. Зато сама она была слишком реальной, с этим ее зонтом, выворачивающимся на июньском ветру, подобно цветастому куполу. Разноцветные клинья, так странно смотрелись в мареве проливного дождя. И она – мокрая, и невероятно притягательная, вдруг стала центром мира. И вправду помогая мне забыть о сомнениях.
- Это навсегда? – прошептала она тогда, солеными своими губами, скользя своим дыханием по моей щеке.
И тогда мне показалось, что все возможно в этой вселенной. Навсегда – это бесконечно долго, но в то же время абсолютно размытое понятие.
Вынырнуть из омута воспоминаний мне помогает резкий клаксон автомобиля. Выдергивает, словно мутанта – репку из земли, компашка затейников- пролетариев. Я вдруг осознаю, что стою на проезжей части, не дойдя всего несколько шагов до цели моего путешествия в прошлое. Ничего не изменилось – та же подъездная дверь, и гулкий подъезд, отдающийся эхом шагов, и даже пахнет так же – затхлостью и тленом. Осталось всего несколько ступеней, и мне вдруг становится страшно. Демоны запускают в душу отвратительные свои конечности, сея хаос сомнения.
- Вы к кому? – слышу я тонкий голосок, все еще не убрав пальца с пимпочки звонка. Маленькая девочка смотрит на меня синими, знакомыми глазами. Но я не могу понять, где я уже видел этот взгляд. Реальность ускользает, словно песок сквозь пальцы.
- Здесь жила женщина, которую я любил,- тихо шепчу, стараясь не напугать беспечную малышку. Неужели глупые родители не научили дочь не открывать дверь сумасшедшим дядькам?
- Здесь живем я и мама. И она меня убьет, если узнает, что я открыла вам дверь,- улыбается маленькая хозяйка дома. Вы ведь незнакомец?
- А зачем ты открыла? – спрашиваю я ошарашенно.
- Мне просто показалось, что я вас знаю.
- Как тебя зовут?- успеваю спросить, прежде чем она закроет дверь.
И все. Хлопок, и еще одна ниточка, способная вернуть меня в прошлое обрывается, лопается как мыльный пузырь, с сухим щелчком закрывающегося портала в мою жизнь.
- Женька,- несетсяиз – за двери писклявый голосок. – Уходите, а то мне придется позвонить маме. И она точно нашлет на вас полицию.
С неба сыплет снег. Прямо мне на бритую голову. Лерка никогда бы не позволила уйти мне из дома без шапки. А я позволил Лерке исчезнуть...
ГЛАВА 4
Лера (выдержки из дневника)
13. 09. 2013
Любовь меня делает глупой. Наполненной до ушей и абсолютно одуревшей. Словно это не я, а раздувшаяся, насосавшаяся счастья пиявка.
Мы вместе уже четыре месяца, и все это время мне кажется, что у меня за спиной отросли крылья. Такие огромные пернатые отростки, не дающие мне ходить по переставшей вертеться планете. Мне нравиться жить для него – отказываться от своих привычек, носить одежду, которая нравится моему СЧАСТЬЮ, гладить его по голове и говорить, что он самый лучший на этом грешном свете.
Женька – фейерверк, способный высветить в самом темном мраке то, что действительно правильно. И я совсем забываю с ним о своих страхах, о том, что в моем детстве жил страшный монстр, котороый не прятался под кроватью и не боялся выходить на свет. Все он отодвинул на задний план.
Верчусь перед зеркалом, натянув на себя новое платье. Оно невероятное, какое – то воздушное. Увидела вчера в витрине и поняла, что не смогу пройти мимо. Дороговато. Но ... Я ведь богатая невеста. Представила, какими глазами будет смотреть на меня мой Женька, и толкнула дверь бутика. Кружево, но не колючее, а ласкающее, обнимает нежно, гладит кожу. Черное кружево с подкладкой из золотой парчи. Открытая спина, невульгарное декольте. То что надо. То. Что позволит моему Жентке не стыдиться меня.
Он смотрит на меня, я чувствую. Стоит, привалившись плечом к косяку, и оценивающе рассматривает.
- Переоденься.
От этого приказа мое сердце падает куда то в глубины ада. Нервно, яростно, он никогда не так не говорил со мной. Это просто нервы. Женька сходит с ума от напряжения. Сегодня важный день. Я слышу эти слова уже в течение недели. «Через неделю – важный день», «Через три дня важный день., «Завтра важный день»
- Тебе не нравится?
С трудом скрывааю удивление. Обычно Женя любит все, что я делаю. Он сам мне об этом сказал.
- Ты в нем похожа на потаскуху,- кривит губы мой мужчина. И его лицо искажается, пркевращается в маску.
Глазам больно от слез, которые никогда не находят выходяа. Я не умею плакать, этот атавизм частично отпал у меня лет в десять. В восемнадцать я потеряла способность рыдать навсегда. После того, как...
- Ты меня слышишь, Лера? Сегодня важный день. Сегодня впервые я выйду в свет со своей спутницей в качестве генерального директора концерна. И моя женщина не должна быть похожа на шлюху.
- Это платье...- что я скажу? Что оно стоит больше чем этот уродливый