Там, за Невидимым Пределом. Андрей Глебов

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ГЛАВА 1
• ГЛАВА 2
• ГЛАВА 3
• ГЛАВА 4
• ГЛАВА 5
• ГЛАВА 6
• ГЛАВА 7
• ГЛАВА 8
• ГЛАВА 9
• ГЛАВА 10
• ГЛАВА 11
• ГЛАВА 12
• ГЛАВА 13
• ГЛАВА 14
• ГЛАВА 15
• ГЛАВА 16
• ГЛАВА 17
• ГЛАВА 18
• ГЛАВА 19
• ГЛАВА 20
• ГЛАВА 21
• ГЛАВА 22
• ГЛАВА 23
• ГЛАВА 24
• ГЛАВА 25
• ГЛАВА 26
• ГЛАВА 27
• ГЛАВА 28
• ГЛАВА 29
• ГЛАВА 30
• ГЛАВА 31
• ГЛАВА 32
• ГЛАВА 33
• ГЛАВА 34
• ГЛАВА 35

АННОТАЦИЯ

В полотне этой саги переплетаются судьбы героев, чьи жизни разворачиваются на фоне кровавых войн, древней магии и неумолимых испытаний. Загорье — таинственный край за Невидимым Пределом — становится центром столкновения сил добра и зла, где каждый выбор может изменить ход истории.

   На страницах книги оживают древние пророчества, коварные интриги властителей и отчаянная храбрость тех, кто бросает вызов судьбе. Лесные разбойники, маги Уль-Ракаба, степные кочевники и мистические силы, — все они вплетены в грандиозное повествование.

   «Там, за Невидимым Пределом» — это история о том, как даже в мире, разрываемом войной и магией, человечность и любовь к родной земле становятся последним оплотом против тьмы.

   ТАМ, ЗА НЕВИДИМЫМ ПРЕДЕЛОМ

                    - Какая у вас холодная зима!

                     - Это не зима. Это лето...

ГЛАВА 1

В тот год пожаловали на землю загорскую полчища игмедов. Вынырнули на поджарых своих лошадях, деревни и сёла головнёй покатили. Вот и взялись мужики калиновские за мечи и топоры боевые для привычного отпора супостатам, да не тут-то было. Игмеды снюхались с онлавами и ударили совместно. Хан Эншехир опытен, на кривой козе его не объедешь. Но втемяшилось в его упрямую башку захватить-таки калиновскую столицу. А самому не под силу, дважды зубы ломал об этот орешек. И вот сподобил онлавов в поход с собой выступить.

   - Сзывайте мужиков со всех весей, - скомандовал воеводам князь Людота. - Сами не совладаем с врагом.

   И отправились гонцы из дебрей лесных по рекам, ручейкам и тропинкам в Сохатое и Гагановое княжества собирать воинство на сечу. Покуда собирался народец калиновский, Кумогоры тем временем вооружались да кипятили смолу в котлах на случай осады. В кузнях ковали багры - врагов с коней стаскивать. Ребятня день деньской строгала стрелы. Лишь немощные и полуслепые старики маялись бездельем, не имея сил чем-либо помочь.

   Людота стакнулся с Эншехиром ещё на подходе к Метелице: когда за спиной вода, то и воевать сподручнее. Половина войска ханского так и не умылась из Метелицы, но и калиновцы поредели. Пал в бою и сам Людота. Эх, крепкий князь был! Правил землями по-хозяйски: и бояр не забывал, и с народа подати не драл в три шкуры. А что за княжество без князя? Всё равно, что плуг без пахаря: силу людскую кто-то направить должен, а иначе всё пустое будет.

   Воеводы кумогорские, само собою, начали за власть цапаться: наследника-то у Людоты не было! Хоть супостатов помяли и пощипали, но видать не до конца уморили - зубом на калиновцев так и щёлкают.

   Эншехир не решился сразу на Кумогоры двинуться: надумал войску отдых дать и силы прикинуть. И вот, наконец, на берегу ханская конница выстроилась. Два дня кумогорцы и Эншехир друг на друга через реку пялились. Потом вражина стал плоты вязать, чтоб лошадей и всё остальное через речку перетащить.

   Калиновцы ощетинились пиками, разогрели смолу, заготовили стрелы с паклей, чтобы жечь неприятеля на воде. Поигрывая кистенями, взирали на конников с дубовых стен.

   Эншехир выехал к орде на белом жеребце. Дорогая сбруя сверкала на солнце, позвякивала. Игмеды и онлавы приветствовали хана криками.

   Кумогорцы за сборами следили внимательно. Когда из-за деревьев показался хан, на стенах столицы кто-то крикнул:

   - Сам вышел, стервец! Сейчас ему пятки-то поджарим.

   - Ага, жди! Полезет он в пекло! Так с коня и не слезет!

   - Экий гусак! - проговорил ополченец, глядя на неприятельский берег из-под руки. - Небось, самому-то штаны мочить не хочется, других посылает.

   - У них и без речки штаны намокнут!

   На стене грянул хохот. Девицы давились смехом, закрывая рты платками; дружинники и мастеровые, не в силах вымолвить ни слова, тыкали пальцами на тот берег, корчась и вытирая набегавшие слёзы.

   Порыв ветра донёс хохот до ушей Эншехира.

   - Чему рады загорцы? - спросил он тысяцкого.

   - Не знаю, но когда враг смеётся перед боем - это плохой знак, мой хан.

   - Заткнись! - взревел полководец.

   Тысяцкий опустил глаза к земле, отступая. Эншехир обвёл твёрдым взором войско и кивнул.

   - Давай! - прокатилась команда по всему берегу.

   С гиканьем и воплями игмеды и онлавы принялись сталкивать плоты в Метелицу. На реке плотов было как листьев на осенней луже. Враги жаждали крови. Смех среди загорцев поутих.

   - Эх, только бы до завтра дожить, - говорил шестнадцатилетний белокурый парнишка, теребя пальцами ворот рубахи. Рядом его отец перекидывал из руки в руку боевой топор.

   - Ничего, Белогур, не впервой учить незваных уму-разуму, - повторял Увар сыну. - Посмотришь, как это делается, а потом и своих детей научишь. Вот накостыляем этим рожам и снова заживём счастливо.

   Едва плоты приблизились к песчаному бережку, как из-за стен полетели булыжники. После первого залпа десятка два врагов свалилось в воду. Гребцы старались вовсю. Стрелы тёмными стаями взвились в воздух, на брёвнах началась суматоха. Игмеды, суетясь, сталкивали друг друга в Метелицу.

   - Вот так, братки, окунитесь! - приговаривал отец Белогура.

   Плоты подошли к берегу. Только показалось дно, самые нетерпеливые попрыгали в воду и кинулись к стенам Кумогор. Тут же взметнулись приставные лестницы - будто саранча налетела. Загорцы сбивали врагов пиками. Те с воплями падали вниз в заросли полыни и лопухов. Завязались поединки и на стене. Первые смельчаки вступили в бой.

   Увар махал топором, не забывая поглядывать на сына, который рядом орудовал мечом. Белогур, крепкий в отца, в свои шестнадцать был выше игмедов и онлавов на полголовы, а некоторых и на целую голову. Рубился он старательно, удерживаясь от гнева. Гнев в таких делах - плохой советчик и только силы отбирает.

   Сражающиеся скользили на пролитой крови. Обезглавленные трупы, рассечённые тела падали одни на другие. На них валились воины, пронзённые пиками, мечами и саблями; отовсюду слышались стоны умирающих, а с реки подходили новые силы.

   - Эх, соседи не успеют подтянуться, - в перерывах между ударами сетовал Диян, княжеский дружинник.

   - Авось сами справимся, - ответил Увар.

   - Многовато вражин-то.

   - Делаешь - не бойся, боишься - не делай. Стой, где стоишь.

   Хан Эншехир наблюдал за сражением. Калиновцы стоят как скала, не свернёшь. Как бы и в этот раз удача не прошла мимо.

   К вечеру измождённые долгим боем онлавы нашли силы прорваться за стены. Стычки завязались на улицах. Обе стороны истекали кровью. Хан решился на последний шаг: направить свежие сотни в город, оставшийся почти без защитников.

   Белогур вскрикнул, предупреждая отца об ударе сзади, но мощный игмед размозжил Увару череп. Отец умер сразу. Белогур на миг замер, что едва не стоило ему жизни. Увернувшись в последний момент, отбил летящий навстречу клинок и тут же атаковал. Поверженный противник рухнул к ногам победителя. А потом ещё один. И ещё.

   Кровь тихо сочилась из многочисленных ран, унося силы. Копившееся напряжение последних часов горой навалилось на плечи и опустило на землю. Всё заволокло красным. В ушах звенело.

   Очнувшись, Белогур разлепил веки. Шум сражения утих. Ни мучительные стоны, ни трудное шевеление раненых не могли отвлечь взгляд от закатного неба. Недолгая жизнь Белогура подходила к концу. Жаль умирать, так и не начав жить.

   Такие сражения остаются в памяти народной на века. Благодарные потомки слагают песни и былины, а седовласые бояны напевно прославляют безымянных героев. Народная фантазия приукрашивает события многовековой давности, но от этого не уйдёшь: былина - это рассказ о прошлом, о том, что действительно было. Былина - от слова "быль".

ГЛАВА 2

Красное солнце поднималось над горизонтом. Степная дорога, прямая как стрела, упиралась в ворота Хунарры. По дороге неспеша ехал вооружённый всадник. На вид ему было лет двадцать с небольшим. Бывалый воин с мощной фигурой выглядел необычно для здешних мест: большие серые глаза, светлые волосы, широкие плечи. Всадник вдыхал степной воздух, настоянный на бесчисленных травах, и напевал протяжную песню.

   По степям ханства Хуны болтается много грабителей, бывших наёмников и просто подозрительных личностей. Путешествовать от оазиса к оазису - дело опасное, но возможные неприятности, похоже, не волновали путника.

   Утренний воздух наполнялся звенящим летним зноем, когда всадник подъехал к воротам столицы хуначан. Дорога вбежала в город и запетляла между глинобитными домиками. Собаки, завидя конника, с ворчанием прятались под воротами. Люди смотрели вслед крепкой фигуре.

   Улица привела искателя приключений на площадь перед двухэтажным зданием. Конник остановился перед казармой ханской гвардии, соскочил с седла и прогнулся, разминая затёкшие мышцы.

   - А что, дружище, - обратился он к пожилому солдату, - наёмники вашему хану нужны?

   - Нужны-то нужны, - оглядел гвардеец незнакомца.

   - Вот и хорошо, - путник сунул поводья в руки часовому и похлопал его по плечу.

   Гвардеец не успел ничего сообразить, как необычный воин взбежал по лестнице и скрылся за дверью. Некоторое время спустя путник и начальник стражи вышли на крыльцо.

   - Кенц! - окликнул начальник. - У нас пополнение. Его зовут Берк. Покажи, где конюшня.

   Берк подошёл к стражнику, взял поводья из рук.

   - Спасибо, что присмотрел за конём.

   Кенц хотел ответить, как в ворота влетела всадница - девчушка лет шестнадцати. Чёрные волосы развевались, а обнажённые до локтя руки осаживали скакуна. Вслед за ней на гнедом жеребце ворвался юноша. Раскосые глаза и выпирающие скулы выдавали в нём степняка в нескольких поколениях.

   Девушка закружилась, поднимая столб пыли.

   - Югита, перестань носиться, - крикнул начальник стражи. - Отец по головке не погладит.

   Югита взвизгнула и умчалась прочь, юноша - за ней.

   - Симпатичная девушка, - сказал Берк.

   - Да, сказочное создание, - подтвердил начальник потеплевшим голосом. - Эй, ты не заглядывайся!

   - Как на такую не заглядеться! А кто она?

   - Дочь Хайрака - нашего хана! - пояснил хуначанин.

   - А с ней был принц? - не отставал Берк.

   - Её молочный брат Кадир. Они вместе выросли.

   Югита пробежала по коридорам дворца и шмыгнула в свои покои. Ох уж эти дворцовые условности! Как не съездить утром к Фашану и не искупаться! Вольный степной воздух ей больше по душе, чем забитый шелками и парчой дворец.

   Мать не хотела воспитывать Югиту изнеженной дочерью сиятельного хана и привила лёгкое отношение к дорогим платьям и высоким титулам. Она объясняла девочке, что человек владеет только тем, что заложено в нём. Власть, деньги и землю можно потерять. Не потеряешь только то, что принадлежит тебе всегда.

   Ула, мать принцессы, была родом из селения у Гребня Дракона. Деревушку разграбили кочевники, а её обитателей продали в рабство. Их судьбы сложились по-разному, а Улу спасла красота: хан Хайрак взял невольницу в жёны, бросив беременную наложницу. Правда, когда наложница родила, он признал её дочь Санду своей. Вскоре появилась на свет и Югита. Сёстры внешне были похожи, но вся любовь отца досталась дочери Улы.

   Хан не засиживался в Хунарре. Долг гнал его на степные просторы в регулярные поездки. Многовековое кочевье предков будоражило кровь. Из степей правитель возвращался то полыхая гневом, то сияя благодушием. В каком бы настроении отец ни был, разрешение на купание в Фашане он не давал.

   - Береги себя, - говорил Хайрак. - Ты принцесса, подумай о государстве.

   Хан беспокоился за жизнь дочери, но кто из сильных мира сего признается в слабости?

   Что такое запрет родителя, если нам шестнадцать? Открытый перед нами блистающий мир не может быть злым, потому что мы молоды. Отец в отъезде, и трудно устоять перед соблазном.

   Ранним утром два лоснящихся скакуна переступали копытами. Каурый, любимец принцессы, тыкался в плечо Кадиру тёплым бархатным носом.

   - Погоди, сейчас хозяйка прибежит, - шептал Кадир коню.

   Каурый навострил уши. Во дворе послышались лёгкие шаги.

   - Прости, Кадир, опять опоздала, - извинилась Югита.

   Разве можно обижаться на женщин, если они опаздывают? Их оружие - невинные глазки и смущённая улыбка. Если прибавить мимолётный поцелуй, то мужчина сражён.

   Время в степи тянется, периодами будто пропадая. За долгие века в Хуне случались войны с соседями и распри внутри страны. Но самое главное - Фашан отдалился от Хунарры. Древние хроники повествовали о загадочной катастрофе, сотрясшей степь. Земля изогнулась как от вонзённого кинжала. В её длинные морщины устремилась река, а Хунарра так и осталась стоять, брошенная близким другом.

   Владыки Хуны пытались переселиться к реке, но ничего не выходило: люди оставались на старом месте, что-то их тянуло сюда. Что именно - никто не знал. Возможно, само место. Загадочная земля, обожженная солнцем, продолжала хранить свои тайны. Ханы смирились, так и не найдя объяснения. К одной неразрешимой загадке добавилась другая.

   С тех времён на берегу своенравной реки остались руины недостроенного ханского дворца. Приближаться к ним было рискованно: днём на раскалённых камнях нежились толстые змеи и прыткие ящерицы, а ночью развалины наполняли стаи шакалов.

   Несостоявшаяся Хунарра была моложе прежней, но кому интересно доискиваться до истины и ковыряться в книгах? Руины выглядят как старые, а этого достаточно, чтобы называться Старым Городом. Место пользовалось недоброй славой. Ходили слухи о призраках и о загадочной связи Старого Города с миром мёртвых. Правда это или нет, сказать трудно, но хуначане считали за лучшее держаться отсюда подальше.

   А зря, потому что у самых стен был прекрасный пляж. Дорожка мелкого песка полого уходила в воду, дно было ровным. Кадир и Югита тут и купались, убеждённые, что никто из Хунарры к этому месту не подойдёт.

   Сегодня пляж не пустовал. Дюжий воин в закатанных штанах тёр скребницей вороного коня.

   - Кто это? - спросила Югита.

   - Берк, новый наёмник, - отозвался Кадир.

   Девушка въехала в реку. Распаренное скачкой животное принялось пить, а она сползла с седла в воду. Тёплые струи Фашана ласкали кожу. Лишь тот, кто вырос под знойным солнцем, может так наслаждаться купанием. Отдавшись во власть реки, принцесса подплывала к незнакомцу. Чем ближе течение сносило Югиту к иноземцу, тем быстрее портилось настроение у Кадира.

   - Вы служите в гвардии Его Величества? - окликнула чужестранца девушка.

   - Да, меня зовут Берк. А вы - принцесса Югита? - Фашан приблизил собеседников друг к другу. - Почему вы купаетесь в одежде? - продолжил наёмник.

   - А как же ещё? - опешила Югита.

   Теперь удивился Берк.

   - Ну, не знаю..., - пожал он плечами. - У нас принято сначала раздеваться, а потом лезть в воду.

   - Девушки у вас раздеваются? - удивилась принцесса.

   - Не до конца, разумеется, - смутился Берк, - но в верхней одежде не плавают.

   - А откуда вы?

   - Из Загорья.

   - Из-за Невидимого Предела, из-за Большой Горы? - принцесса не верила своим ушам.

   - Да, представьте себе, - Берк наслаждался произведённым эффектом.

   - Никогда не видела людей с Востока, проговорила девушка, продолжая рассматривать воина.

   - Не с Востока, а из Загорья, - поправил наёмник. - На Востоке много народов, а Загорье одно.

   - Говорят, у вас большие реки и эти... как их? Леса. Никогда не видела леса.

   - Фашан в сравнении с нашими реками - ручеёк, - хвастался чужестранец, - а в лесах можно заблудиться.

   - Хотела бы я увидеть лес, - мечтательно протянула Югита. - В Хуне, куда ни взгляни, всюду горизонт увидишь .

   Принцесса поплавала ещё немного. Берк, почистив коня, вывел его на берег. Намокшие штаны облепили крепкие ноги наёмника, обнажённый торс бугрился мышцами.

   - Пора домой, Ваше Высочество, - подал голос Кадир.

   Принцесса с неохотой вышла на берег.

   - Познакомьтесь, - сказала она. - Это - мой брат Кадир, друг с самого детства.

   Берк пожал протянутую для приветствия руку.

   Небо сияло пронзительной голубизной. Облака двигались, словно чудесные белоснежные кони. Всадники лёгкой рысцой скакали по степи. Берк всмотрелся в даль.

   - Впереди кто-то есть, - сказал он.

   - Давайте объедем это место, - ответил Кадир, дёргая повод. - Это может быть разбойник или маг.

   - Нет, так нельзя, - заволновалась Югита. - Вдруг там кому-то нужна помощь?

   - Не волки же мы, - согласился Берк.

   Всадники подскакали к лежащему на земле человеку. Грязная накидка скрывала его тело. Рядом, понурив голову, стоял осёл. Вдруг накидка зашевелилась, неизвестный откинул ткань и вскочил. Это был низкорослый бородатый старик с растрёпанными волосами.

   - Замрите, несчастные, - завопил он. - "И приведу людей в замешательство, и поклонятся мне жестоковыйные!"

   Троица с недоумением смотрела на старика, а он с завыванием увещевал путников пасть на колени, иначе небесный гнев размозжит их упрямые головы. Прорицатель отступил на шаг, устремив в небо высохшую руку в надежде, что между пальцами полыхнёт молния.

   - Эй, дедуль, - наёмник прикоснулся к плечу старика, - ты того? - Берк покрутил пальцем у виска. - Мы тебе плохого не делали.

   - Пади на колени, неверный! - взвизгнул дед. - Да падёт огонь на твою голову.

   - Ну, как хочешь! - Берк ударил оратора в ухо. Тот отлетел на несколько шагов.

   - Не ушибся? - поинтересовался загорец, помогая старику встать.

   Дед кряхтел. Ухо горело так, что не дотронешься. Кадир с Югитой выходили из оцепенения.

   - А он ничего, понятливый, - обратился к ним наёмник. - Главное - найти подход к каждому, и вас поймут с полуслова. Я бы даже сказал, с полпинка.

   - Берк, зачем вы так? - вымолвила принцесса.

   - Его никто не трогал. Наоборот - хотели помочь, - объяснил загорец.

   - Всё-таки пожилой человек...

   - Ничего, потерпит. Слушай, пожилой человек, - Берк повернулся к старику, - для чего нам становиться на колени?

   Дед шмыгнул носом, по его щекам покатились слёзы.

   - Что случилось, дедуль? - потеребил его загорец. - Ещё ничего не произошло!

   - Если это маг, - вмешался Кадир, - то он может наслать порчу и неприятности.

   - Мы же лаской, правда? - спросил наёмник перепуганного деда.

   - Вот, опять ничего не получилось! - продолжал хныкать старик. - Меня зовут Мавурали. С детства мне не везло. Ребята дрались, а я не мог ударить человека. Тогда не мог и сейчас не могу. Если ты не бьёшь, то бьют тебя. За маленький рост меня дразнили обмылком, друзей не было. И вот однажды в селение приехал цирк. На площади раскинули потёртые ковры. Артистам хлопали и бросали монеты. А потом из-за занавеса вышел самый настоящий факир.

   Что он делал, вы бы видели! Глотал огонь, доставал платки из пустых ладоней! Я был очарован и подумал: вот искусство, за которое меня будут уважать! В сумерках я проник в вагончик факира. Фокусник был без грима и яркого костюма, держался просто. Я спросил, где он научился своему мастерству. Факир рассказал, что искусству чудес обучают в Уль-Ракабе.

   Я долго колебался. Только на пороге старости понял, что если не отправлюсь в Уль-Ракаб сейчас, то не стану факиром никогда. Факиры школы уже набрали учеников, а магам как раз был нужен один: в Уль-Ракабе обучают не только факиров, но и колдунов. Подумав, я решил не возвращаться домой: какой-никакой, а маг из меня выйдет.

   И вот иду из Уль-Ракаба. Дай, думаю, попробую, чему научился за столько лет.

   Мавурали вздохнул и прикоснулся к горевшему уху.

   - И куда сейчас? - участливо спросил Берк.

   - Один человек рассказал мне про Загорье - удивительный край за Невидимым Пределом, - ответил волшебник, махнув рукой к восходу солнца. - Армии завоевателей оттуда не возвращаются. Всё, что у них может сломаться, ломается. Но если иноземцы приходят с миром, то судьба хранит их, как хранит самих загорцев. А ещё человек сказал мне, что тому, кто не разуверился в дружбе и любви, обязательно надо там побывать. И загорские пословицы говорил.

   Мавурали сосредоточился.

   - Вот вспомнил, - хлопнул он себя по лбу. - Он сказал, что Загорье — это последний камень утопающему.

   Берк захохотал.

   - Я что-то перепутал? - расстроился волшебник.

   - Самую малость, - кивнул воин, похлопывая старика по плечу. - Утопающий за соломинку хватается.

   - Да, так он и сказал, - обрадовался маг. - Неужели ты загорец?!

   - Мы ничем от других не отличаемся, - засмущался наёмник. - Ну, почти ничем.

   - Ой, надо домой возвращаться, - опомнилась принцесса.

   - Вы из Хунарры? - обрадовался дед. - Позволите ехать с вами?

   - Мы спешим, дружище, - покачал головой Берк. - На осле за нами не угонишься, так что будь здоров, дедуля.

   Югита и наёмник подошли к лошадям.

   - Вы избавили нас от неприятностей, Берк, - сказала принцесса. - А в сказках за это полагается награда. Я прикажу казначею отсыпать полсотни золотых пиренов.

   - В сказках за спасение принцессы полагается поцелуй, а не деньги, - напомнил загорец.

   - Эй, не много ли хочешь? - вскипел Кадир.

   Югита отстранила брата.

   - Берк прав, - сказала она. - Я сама заговорила о награде.

   Принцесса поцеловала наёмника в щёку. Кадир отвернулся.

ГЛАВА 3

Ровченя ввалилась в дом, покряхтывая от мороза. За нею из сеней ворвался клуб белого пушистого пара. Кое-как извернувшись с поленьями, женщина прикрыла дверь и бросила дрова к печке; протянула озябшие пальцы к огненному зеву, пошевелила ими и расстегнула овчинный тулуп, доставшийся от деда Лемега.

   Дед умер по весне. Это случилось так неожиданно, что соседка Ровчени Черпуха сразу и не поверила. Лемег отличался крепким здоровьем, не бражничал, а как в деревне сообща возводили дом молодожёнам, то работал наравне со всеми. Но так бывает: раз - и нет человека. Вот только тулуп от него и остался.

   И отчего дети так медленно растут? У кошки котята родились, а через полгода уже сами бегают, озорничают. Ещё год - уже взрослые. А тут тянешь, тянешь, а дитё всё маленькое и маленькое. Правда, на Русана грех жаловаться: мальчишка растёт хороший, крепкий. Видно, в отца будет - широкоплечим, добрым и насмешливым. Вот только до дедовского тулупа дорастёт нескоро.

   Русану двенадцать. В четыре-пять лет уже за гусями с хворостиной ходил. Один раз подрался с гусаком. Тот пощипал парня, но и Русан в долгу не остался. Так и зыркали потом друг на друга, пока гуся того в кастрюлю не отправили.

   - Холодно, мам? - послышался из-за занавески детский голос.

   - Морозно, метель так и завывает.

   - Каково сейчас волкам в лесу, подумать страшно.

   - Чур тебя! - испугалась Ровченя. - Нашёл о чём вспоминать в такую темень.

   Женщина отогретыми пальцами подтянула платок на голове.

   - Мам, а дедушка где сейчас? - с печки высовывалась задумчивая рожица. - В другом мире?

   - Спи ты! - прикрикнула мать. - То о волках ночью, то ещё о чём-то...

   Русан на несколько мгновений умолк. Мальчик свесил руку, а другую подложил под щёку, наблюдая за матерью. Ровченя взмахнула топором, и сухое полено разлетелось на две половинки.

   - Мам, а почему люди враждуют? - спросил мальчик, переворачиваясь на спину и накрываясь пёстрым лоскутным одеялом. Ровченя кочергой подтолкнула поленья в огонь.

   - Когда Загорья нашего не было, - начала рассказ женщина, - не было и людей на земле. Но когда появились люди, началась борьба между Добром и Злом. С тех пор так и повелось, чтобы каждый сам выбрал, с кем быть - с Добром или со Злом. Долг человека - идти за Добром как по лезвию ножа и не упасть ни влево, ни вправо. Оно приведёт его туда, где хорошо. Но не все выбирают Добро. Отсюда и вражда людская.

   Ровченя поднялась со скамеечки и подошла к сыну. Мать приподнялась на цыпочки и поцеловала его в вихрастую макушку. За окном выла метель. Снежная мгла носилась, будто её гоняли гигантской метлой. Если к утру эта пляска не прекратится, то наметёт по самые окна. Придётся полдня откапываться.

   В печи гудел огонь. В доме становилось жарко. Ровченя скинула душегрейку и стала раздеваться, готовясь ко сну. Тлеющие угли красным жаром колыхали полусумрак избы. На стене двигались оранжевые пятна. Робкие тени старались выбраться из тёмных углов, но, озарённые пламенем, сжимались в комочки. Природа продолжала неистовствовать. Ровченя скользнула под одеяло. Приближалась дремота, увлекая на свои благостные поля.

   Когда Русан открыл глаза, за окошком посветлело. Серый зимний рассвет словно утихомирил ветер. Снежные тучи вытряхивали последние россыпи снежинок. Мальчик сполз с печи и нащупал подшитые кожей валенки. В запечье скреблись мыши. Из темноты доносилось размеренное дыхание матери.

   Русан глянул в окно. Тучи отступали за горизонт. Из белой пелены, как светильник сквозь туман, вырисовывалось размазанное золотисто-красное пятно солнца. С первыми его лучами в деревушке Земной Верх оживились собаки.

   Русан приподнял крышку закопчённого чугунка и выловил пареную репу. Перекусив, скинул валенки и полез на печь. Она остывала, но под одеялом ещё сохранялось тепло. Мальчик закутался с головой и задремал. Когда Русан проснулся, день вступил в свои права. Матери не было. Из сеней доносились стуки дерева о дерево и плеск ковшика в ведре. Через миг дверь скрипнула.

   - Проснулся, пострелёнок? - спросила мать, заметив шевеление за занавеской. - А я к Черпухе ходила за мукой.

   Русан затих, не двигаясь.

   - Ну что притворяешься? - засмеялась Ровченя. - Я же знаю, что не спишь.

   Женщина прохладной ладонью потрепала сына по голове.

   - Вставай, солнце моё.

   Русан закрыл глаза под одеялом, словно мать могла это увидеть.

   - Не будешь вставать? Тогда кому-то оладьев не достанется, - с улыбкой пригрозила Ровченя.

   Мальчишку будто сдуло вниз.

   - Что же ты не предупредила? - сказал он, шаря глазами по столу. - А где оладьи?

   Мать ещё сильнее рассмеялась. Её голубовато-серые глаза сверкали над красными с мороза щеками.

   - Сейчас будут.

   Оладьи удались на славу. Русан обмакивал их в мёд, запивая молоком. Ровченя устроилась напротив и смотрела на сына. Любое его движение вызывало в сердце тёплую волну. Отдавать приятнее, чем брать, особенно если то, что отдаёшь, надо.

   Где-то на улице, скрадываемые расстоянием и мягкими сугробами, послышались крики и свист. Ровченя насторожилась. Крики приближались. Стали различимы глухие удары копыт по пушистому снегу. Мать и сын прильнули к окну. Не меньше полусотни всадников мчалось через Земной Верх. Из заваленных снегом изб выскакивали мужчины. Мечи в их руках отливали холодным блеском.

   Взмыленные лошади брали смельчака в кольцо. Расстегнув ворот рубахи, загорец отбивался от тянувшихся к нему пик с бунчуками возле острия. Враги приподнимались в стременах и метали огонь - забрасывали крыши изб и амбаров горящими стрелами. Над двумя избами уже поднимались клубы дыма. Всадники покатывались со смеху.

   - Скипы! - в ужасе выдохнула Ровченя.

   Русан оторопел. Он никогда не видел заклятых врагов Загорья вот так, на расстоянии нескольких сотен шагов.

   Долгими летними вечерами старики рассказывали им, малышам, красочные истории о дальних походах своей молодости против исконных недругов. Ребятишки слушали, затаив дыхание, и представляли раздирающие слух резкие крики степняков, звон оружия и треск ломаемых доспехов.

   Из одного такого похода не вернулся отец. В памяти Русана остались только светлая курчавая борода и огромные руки, которые словно пушинку, подхватывали сына и поднимали вверх. Глаз отца Русан не помнил, но ему казалось, что они были такими же голубовато-серыми и добрыми, как глаза матери.

   Как всякий загорский мальчишка, Русан мечтал встретиться со скипом лицом к лицу, взмахнуть мечом, как учил отец. Победа будет трудной, но скип запросит пощады. Как рассказывали старшие, степняки настолько же умело сражаются в бою, насколько хитрят и унижаются после битвы.

   Трое скипов ворвались во двор Черпухи. На снег выскочил дядя Квыря без тулупа и в лаптях. Его тут же рубанули кривой саблей, и на снег хлынула дымящаяся кровь. Клинок прошёл наискось от шеи до груди. Корова тётки Черпухи с надрывом мычала: скипы успели поджечь хлев и теперь выгоняли скотину на улицу.

   - Одевайся, - прошептала Ровченя сыну.

   Русан не шевельнулся.

   - Одевайся, я сказала! - повысила голос мать.

   Резкий звук привёл Русана в себя.

   - Быстрее, - подгоняла Ровченя, разворачивая завёрнутый в тряпку меч. Твёрдыми скупыми движениями она выдвинула лезвие из ножен и взглянула на сына.

   - Оделся? Теперь еда!

   Русан не успел сообразить, что к чему, а мать уже набила котомку хлебом, репой и сунула в руки крынку мёда.

   - Быстрее в подпол! - поторопила она.

   - Мам, а ты? - удивился мальчик.

   - Может, свидимся! - произнесла Ровченя, вглядываясь в глаза Русану. - Ну давай, сынок.

   Женщина взялась за кольцо люка в полу.

   - Нет! - Русан схватил топор. - Мы будем драться вместе!

   Звонкие крики врагов слышались во дворе. Из сеней раздался топот множества ног и звон падающих вёдер. В избу вбежала толпа хрипящих скипов.

   - Какой красивий женщин! - произнёс один из нападавших, ломая язык на загорских словах.

   Ровченя выхватила меч и отступила в угол, Русан с ней. Смех среди скипов прекратился: это у них, на юге, женщины - только слуги мужчин и кроме очага да базара ничего не знают.

   Вскрикнув, степняк рванулся вперёд. Сабля и меч лязгнули друг о друга. Через мгновение скип взревел от промаха и снова бросился в бой. Он и представить не мог, что женщина может так умело обращаться с оружием. Новая атака не достигла цели. Мужественная загорка, перебирая рукоять меча в руках, прожигала врага полными ненависти глазами. Рядом ощетинившимся волчонком смотрел Русан.

   Скипы посовещались, и озверевшая толпа устремилась на мать с сыном. Первый нападавший напоролся на меч Ровчени. Русан взмахнул топором. Тело врага грузно рухнуло на пол. Второй скип, брызгая кровью, повалился на колени. Из-под тела медленно расширялась кровавая лужа.

   Русан хорошо запомнил только этих двоих. Что было дальше, он помнил смутно. В углу избы с мечом в руках, как-то неудобно подтянув ноги, лежало тело в материной душегрейке. Руки Ровчени сжимали обагрённый клинок. Рядом в кровавом месиве корчились смертельно раненые скипы.

   Чья-то рука рванула Русана за воротник. Мальчишку, залитого чужой кровью, выволокли наружу и стали трясти за плечи. Маленький загорец изловчился и вцепился зубами в волосатую руку. Скип взвыл от боли. Сильнейший удар в ухо сбил Русана с ног. Сознание помутилось, нахлынула темнота.

ГЛАВА 4

Сердце Эншехира возликовало, когда он ступил на Калиновский берег. На непроницаемом лице холодно сверкали глаза. Властным жестом хан подозвал тысяцкого.

   - Что в Кумогорах?

   - Одни трупы, - ответил тот. - Загорцы все полегли. Раненых добивают.

   - Наших много осталось?

   - Несколько десятков.

   Сопровождаемый слугами, Эншехир поднялся по откосу к распахнутым настежь воротам. Столица повержена, но торжествовать не время - надо укрепить завоёванное. Внимание хана привлекли фигурки всадников на опушке леса. Верховые неслись к Кумогорам, их было не меньше сотни. Из-под копыт поднимались облачка пыли.

   - Кто такие? - ткнул плетью хан в их сторону.

   - Должно быть, остатки кумогорцев, - предположил тысяцкий.

   - От крепости в лес никто не уходил, - припомнил Эншехир.

   Радость в сердце хана померкла. Что-то ему подсказало, что победа ещё не одержана.

   - К бою! - скомандовал он.

   Степняки обнажили клинки.

   - Засадные силы? - спросил тысяцкий.

   Это была не засада. Всадники приблизились, и стало ясно, что это лесные разбойники.

   - Если кумогорцы так бились, то чего ждать от бандитов? - прошептал хан.

   Верховые с неистовой мощью врубились в толпу захватчиков, споро оттеснили её в сторону и направили коней к закрывающимся воротам Кумогор. Выпущенные игмедами стрелы поразили немногих: конный натиск был отчаянно стремителен.

   Среди нападавших выделялся звероподобный мужик с растрёпанной бородой, сломанным в драке носом и нависшими кустами бровей. Богатый кафтан выдавал в нём атамана дикой ватаги. В левом ухе сияла золотая серьга.

   - Быстрее! - подгонял Эншехир солдат, навалившихся на толстые воротины, но вихрем подлетевшие разбойники не дали их закрыть.

   - Что, собаки, кровушки загорской понюхать пришли? - орал главарь, размахивая саблей.

   Разбойники горохом рассыпались внутри города. Опытные в сражениях игмеды пытались создать подобие строя.

   - Дикость загорская! - выругался Эншехир. - Оборванцы навязывают нам бой.

   Кто навязывает противнику своё видение сражения, тот его и выигрывает. Кто смел, тот за двоих съел. До заката сотня лесных бродяг расправилась с завоевателями.

   Время и пространство зависят друг от друга. Учёные мужи веками бьются над их взаимосвязью, но истина проста: чем быстрее двигаешься, тем большее пространство захватываешь.

   Бандиты устроились на скамье у княжеского терема.

   - Оно и не холодно! - с ухмылкой на изуродованном лице воскликнул Серьга. - Как думаешь, Скобей?

   - Ратный труд согревает, - загоготал в ответ верзила.

   Младший в семье, где семеро по лавкам, Скобей десятилетним мальчонкой уже помогал в большом хозяйстве: копался в огороде и таскал воду в ведёрках, которые для него смастерил отец. Когда пришло время жениться, приглядел Скобей в Тороме невесту. Торома - маленькая весь в двух днях пути от его деревни. Два дня для Загорья - не расстояние.

   Туляба его любила, но родители суженой не хотели выдавать единственную дочь за селянина из бедной семьи. Добивался руки Тулябы и боярин Жеврак. Состязаться с ним в богатстве у Скобея возможности не было.

   Жеврак действовал с оглядкой. Задумал он состряпать дело так, чтобы жених сам от невесты отказался. То объявит, что скот семьи Скобея потравил поле боярское, а потому полагается взыскать штраф, и немаленький, то ещё что-нибудь придумает.

   Отец терпел, а мать не выдержала:

   - И что ты упёрся в Тулябу? Неужто девок мало? Вон хоть на Марулу глянь: из хорошей семьи, из нашей деревни. Ведь измучает нас Жеврак вконец. И девку не получишь, и хозяйство до запустения дойдёт.

   Скобей поведал Тулябе о разговоре с матерью. Девушка помолчала. Затем распрямила узкий стан, откинула назад растрепавшиеся светло-русые локоны и твёрдо взглянула на Скобея.

   - Я с тобой до конца, - сказала она.

   - Хочешь, уйдём в леса? - спросил Скобей. - Выстроим дом, расчистим землю под делянку, заживём, как сможем?

   Мало справедливости на земле. Неизбывное соперничество выбрасывает за борт проигравших, разочарованных и сломленных. У каждого свой счёт к окружению, которое его отвергло. Каждый сам решает, как быть. Кто идёт в пустынь, посвящая жизнь молитвам; кто силится переменой места заполнить внутреннюю неуютность, но от себя не убежишь.

   Хорошо, когда рядом родственная душа, особенно если это жена. Тогда преграды нипочём. Что бы ни случилось, в любую минуту такой счастливчик скажет: "Всё, что было у меня хорошего, никто не отнимет. Я УЖЕ был счастлив".

   У каждого из отвергнутых своё прошлое, о нём предпочитают не вспоминать. Живи сегодняшним днём, завтра этот день уйдёт во вчера. Так маленькими, незаметными шажками создаётся история семьи и отдельно взятого человека.

   Скобей и Туляба попали в лесную компанию, которой верховодил Серьга - атаман с дикой внешностью и благородным сердцем. Он наводил ужас на Калиновое княжество. Про таких говорят: родился с ножом в руке. Его банда никому не давала покоя. Убивать не убивали, но грабили кого ни попадя - и бояр, и купцов, и крестьян зажиточных.

   Но, видать, не потеряли ещё совесть оглоеды: стариков и слабых не трогали, над людьми не измывались. Отымут кошель и растворятся в лесу, словно их и не было. А там ищи-свищи, никого не найдёшь. Откуда он взялся в этих краях? Интересоваться прошлой жизнью у лесных бродяг не принято. Никто и не интересовался. А что? Серьга и Серьга!

   Туляба кашеварила с другими женщинами, а её мужу за сноровку и сообразительность Серьга пожаловал должность воеводы.

   - Обрадуются Кумогоры новому князю? - спросил Серьга Скобея.

   - Лучше хоть какая власть, чем никакой, - молвил воевода, помахивая прутиком, и вдруг насторожился.

   - Что там ещё? - напрягся Серьга.

   - Ходит кто-то.

   - Пойдём, познакомимся, что ли?

   По краям обширного двора теснились хозяйственные постройки. Между ними шаркала, припадая на правую ногу и звеня связкой ключей, пожилая женщина в туго завязанном платке. Она направлялась к погребу.

   - Эй, бабуль! - окликнул Серьга.

   Ключница не обернулась.

   - Красавица! - громче позвал разбойник. - На ухо туга?

   Женщина повернулась и от неожиданности отпрянула.

   - Не боись, не тронем, - успокоил Серьга.

   Атаман окинул её взглядом. По возрасту ключница могла сойти за его ровесницу. Обычное загорское лицо, мягкий подбородок, поджатые губы. В серо-зелёных глазах жизнь - главное, что отличает стареющую женщину от старухи.

   - Напугал! Я уж подумала, враги добрались до терема.

   - Не враги мы, - произнёс доселе молчавший Скобей.

   - Откуда ж вы такие? - поинтересовалась ключница.

   - Издалека, - ответил Серьга. - Но теперь здесь обоснуемся.

   - Где это - здесь? - осведомилась женщина, сжимая ключи.

   - А прямо в тереме, - заявил атаман. - Есть там кто кроме тебя?

   Главарь твёрдым шагом направился к затейливо раскрашенному парадному крыльцу. Ключница семенила за ним.

   - А ты кто таков, мил человек? - спросила она.

   - Про разбойника Серьгу слыхала?

   - Да неужто! - всплеснула руками женщина. - Сам! Да кто ж тебя пустил-то?

   - Сам вошёл, без приглашения, - захохотал Серьга. - А ты кто?

   - Я-то Лытка, ключница княжеская.

   - А что так сурово? К тебе гости пожаловали, а ты неласкова с нами, - смеялся разбойник.

   - А чего мне ластиться? - насупилась женщина. - Князя убили, а тебе здесь делать нечего.

   Серьга со Скобеем поднимались по широким ступеням. Лытка поспевала сзади.

   - Нету князя, убили Людоту, говорю! - повторяла ключница.

   Серьга остановился и обернулся назад. Лытка ткнулась носом в его пояс.

   - Я теперь княжить буду! - крикнул атаман ей в ухо. - Слышишь?

   Пока ключница приходила в себя, разбойники прошествовали вглубь терема.

   - Роскошные хоромы, это тебе не землянка! - повёл рукой Серьга.

   - Неплохо! - вторил ему воевода, восхищаясь ладностью плотницкой работы. - Бояре-то в Кумогорах уцелели? Поговорить бы с ними.

   - Скоро повылезают, - отозвалась Лытка, - как заслышат, что Эншехир разбит.

ГЛАВА 5

Хан сидел, опираясь на диванный валик, и раздумывал. Конечно, Кувагай - пройдоха, каких поискать, но сообразительностью он не обделён, и его положение в Гаранде прочно. Правит давно, и вот надумал жениться. Хайрак отшвырнул письмо Кувагая в сторону.

   На границах хочешь - не хочешь, а стычки случаются. Прежде степняки преодолевали Гребень Дракона и через перевал Метелей обрушивались на мирные посёлки Элуги. Приятно было воевать на чужой территории в уверенности, что за спиной - родные степи, юрты и жареное баранье мясо.

   Землетрясения никто не ожидал, и вдруг раз - и глубокая трещина вдоль Гребня Дракона положила конец бесчинствам в прибрежных землях. Одна ночь - и набеги ушли в историю, но тяга к грабежу у степняков осталась. Хуначане переключились было на северного собрата - ханство Гаранду. Однако, хан Кувагай, в жилах которого текло много хуначанской крови, остудил их горячность.

   Граница между Хуной и Гарандой условна. Какая граница в степи? Это не Гребень Дракона. Среди заснеженных вершин легко разобраться, где чья территория: поднимаешься вверх - на своей земле; спускаешься вниз - идёшь по чужой.

   Кувагай, выросший в степях, кожей чувствовал уловки Хайрака. Степняк степняка, как говорится... В общем, Хайраку приходилось трудно. А тут ещё засуха. Ведь у степняков лошади, а не боевые верблюды. Жестокое солнце загнало воду вглубь земли, подземные источники обмелели. И вот хан Гаранды присылает письмо...

   Хайрак плотнее завернулся в шёлковый халат и задумался. Придётся соглашаться. Любимая дочь Югита... Трудно в юном возрасте остаться без матери. Как дочка рыдала, бедная!

   Кувагай понимает: Югита будет хорошей женой. Она любому будет хорошей женой. Но её беречь надо и любить, иначе она будет плохой женой. И правильно: не стоит размениваться; или - или.

   Не любить Югиту нельзя. Если её полюбят, она будет счастлива. Будет жить во дворце, а не скитаться по степям, как скитались предки Хайрака. Не приспособлена она к этому, как не была приспособлена и её мать...

   Хайрак вздохнул. Югите шестнадцать, к ней уже сватались сыновья степных ханов. Нет, Хайрак не позволит дочери провести всю жизнь в провонявших юртах, перебираясь с одного стойбища на другое. Дочь владыки Хуны станет женой хана Гаранды. Для северян это большая честь. Да и с Кувагаем лучше дружить, потому что воевать нет ни сил, ни возможности. Всё делается к лучшему.

   Хайрак поднял с пола свиток и перечитал. Да, Кувагай большой дипломат. Пусть всё идёт как идёт. Для девочки это лучше, чем пыльная Хунарра. Мужество на поле брани совсем не то, что мужество отца. При этом неважно, кто отец - крестьянин, солдат или хан. Трудным будет разговор с дочерью.

   - Ты снова ездила купаться? - нахмурился Хайрак. Югита опустила глаза. - Сколько раз я тебя просил?

   - Папа, я...

   - Знаю. Я тебя позвал не для того, чтобы воспитывать..., - смягчился отец. - Девочка, ты уже большая. Хан Кувагай хочет взять тебя в жёны. Ты должна согласиться.

   - Как же так? - удивилась Югита. - Я его ни разу не видела!

   - Он владыка сильного государства, и этого достаточно, - развёл руками хан. - Он умён, дочка. Да, вы с ним не встречались, но он знает и о твоей красоте, и о характере. Мне непросто расстаться с тобой. Но Хуна нуждается в союзе с Гарандой.

   Югита попыталась возразить, но отец прервал её:

   - Научись подчинять желания потребностям страны, - сказал хан. - А может ты его и полюбишь.

   Югита призадумалась.

   - Как же я могу его полюбить, если он такой старый?

   - В твоём возрасте любой старше двадцати кажется стариком. Кувагаю нет и тридцати. Ты родишь ему наследника, детство закончилось.

   - Можно я подумаю? - спросила девушка.

   - Это ничего не изменит, - покачал головой Хайрак. - Давай посмотрим с другой стороны. Тебе предстоит выйти замуж. Кого бы ты хотела видеть супругом? Кадира? Он простолюдин и к тому же твой молочный брат. Кто ещё? Степняки, кичащиеся численностью лошадей и ослов? Они сватались за тебя, ты сама всех отвергла. Наёмники? Оборванцы? Ты можешь по молодости влюбиться в кого-то из них. А дальше что? Такой брак несовместим с обычаями Хуны. А государство крепко традициями и властью.

   Мать была права, подумала Югита, мир жесток и не даёт поблажек.

   - Папа, а как тебе удалось... с мамой? Ты же любил её, - спросила принцесса.

   - Твоя мама была редким подарком, - снова вздохнул хан.

   - Может, и мне повезёт?

   - Вряд ли, дочка. Женщины для степняка - "хун-ки" - "добыча воина". Это справедливо для всех хуначанок, кроме твоей матери.

   - Когда я должна быть готова? - выпрямилась Югита.

   Хайрак подошёл к дочери и потрепал по щеке.

   - Я в тебе не сомневался, - сказал он. - Через два дня отправишься с отрядом охраны на север. В Уль-Ракабе сделаете остановку, потом доберётесь до Пирама. Там будет дожидаться отряд гарандцев, который сопроводит тебя до Налу.

   Два дня спустя Хунарра провожала принцессу. Кадир подошёл к сестре.

   - Мне будет не хватать тебя, Югита, - сказал он тихо, опустив глаза.

   - Я буду приезжать в Хунарру, а ты - в Налу, - улыбнулась девушка.

   - Нет, ты для меня потеряна навсегда, - покачал головой Кадир. - Твой новый знакомый тоже едет?

   - Какой знакомый? - не поняла принцесса и посмотрела в сторону, куда был устремлён взгляд её молочного брата. Югита разглядела среди сверкающей стали доспехов лицо Берка.

   - Прощай, сестрёнка, - Кадир отвернулся.

   Гвардейцы вскинули сияющие медью трубы. Принцесса обняла отца и села в повозку.

   Берк терпеть не мог длительных прощаний. Если уж собрались, то надо ехать. Чего тянуть? Женщины утирают слёзы, будто на войну провожают или в последний путь. Принцессу понять можно: покидает отчий дом, но вся жизнь - дорога. Ничего, доберётся до Налу в целости и сохранности, это забота наёмников. Простое, в общем-то, дело.

   Впереди простирался караванный путь. Когда-то здесь нёс воды Фашан, теперь дорогу облюбовали купцы. Проще перевозить товары по реке, но проще - не значит быстрее. Легко ограбить тихоходную купеческую посудину, а потом и за торговца получить выкуп от родственников. Для большей безопасности невесты Кувагая выбрали проверенный путь в Гаранду.

   Как только Хунарра растаяла в дрожащей дымке, принцесса выбралась из повозки и пересела на коня: верховая езда лучше мягких диванов. Её служанка Васкара предпочла остаться в удобном экипаже. Путешествие обещало быть приятным. Стучат копыта лошадей, поскрипывают колёса; ветер завывает в траве, да слышится песня жаворонка в полуденном небе.

   Хорошо, когда в пути рядом с тобой весёлый попутчик. Такой весельчак нашёлся и среди гвардейцев. Им был гарандец Гравай - маленький, круглый и румяный.

   - Да, братцы, помотало меня по свету, - говорил он. - Родился в Гаранде, юность провёл в Рарудэй...

   - Да ладно, - раздались голоса, - все знают, что ты даже на Ароу-Доу побывал. Лучше расскажи про Загорье.

   Гарандец приосанился. Хороший рассказчик не будет сразу вываливать долгожданную историю. Слушателей надо подготовить, разжечь нетерпение и только потом дать возможность насладиться повествованием.

   - Хотелось мне денежек подзаработать, - начал рассказ гарандец, - но папа с мамой не думали обо мне. Иначе дали бы широкие плечи и прямой нос, а не эту пипку, - он щёлкнул себя по носу. - Завидя такую физиономию, меня все выставляли восвояси.

   За внешней неповоротливостью можно не разглядеть хорошего воина. Несмотря на кажущуюся неуклюжесть, гарандец в схватке был опасен.

   - Продолжай, Гравай, не тяни! - подбадривали гвардейцы.

   - Я вам расскажу, что такое локобок. Или боколок, точно не помню. Я услышал сказку про него в Загорье. Там вообще странные сказки. Скажи, Берк.

   - Нормальные, - протянул наёмник.

   - Ну, не знаю, - пожал плечами гарандец. - В других царствах говорится о замках или дворцах. А в загорских - о лесах, о бабках, о юрте с птичьими ногами. Загорцы ко всему ухитряются ноги приделать. Дракона за Невидимым Пределом Змеем называют. Герои загорских сказок - дураки.

   - Не все сказки про дураков, - возразил Берк.

   - Не все, - кивнул Гравай. - Вот как раз про боколока... или локобока, как бишь его. Это паренёк, но почему-то без ног. Ходить не может, а только катается и приговаривает, что ото всех ушёл. В конце его кто-то съедает. Странная сказка.

   - Смысл простой, - ответил загорец, - сколь верёвочке не виться, а конец всё равно будет.

   Крепыш помолчал, раздумывая.

   - Загорцы странно относятся к себе, - продолжил он. - Одни считают себя дураками и растяпами в сравнении с иноземцами; другие считают свою страну чуть ли не пупом земли. Смеются над собой, но не терпят, если другие смеются над ними. И все правы...

   Берк хмыкнул:

   - Загорцы беспечны и доверчивы, а потому добры, так как зло никогда не бывает беспечным и доверчивым. Когда иноземцы приезжают в Загорье из-за бугра, так называют у нас Большую Гору, то начинают многое понимать.

   - А всё-таки конец в сказке должен быть счастливым, - стоял на своём Гравай.

   - Сказки есть и грустные, и весёлые, - подытожил Берк.

   Гвардейцы продолжали лениво переговариваться, а Югита под мерный топот копыт и смешки охраны задремала в седле. Айрокон, начальник отряда, ехал впереди и переговаривался с гвардейцами, когда на горизонте возникли чёрные точки.

   - Что меня всегда удивляет, - усмехнулся командир, - так это то, что степь большая, а не встретиться невозможно. Чего бы им не проехать мимо? К бою!

   Наёмники затягивали ремни кирас и подбрасывали в руках пики, словно проверяя их вес. Всадники приближались. Предвкушая кровь, обросшие грязные бродяги неслись во весь опор. Ощетинившиеся пиками гвардейцы прикрыли повозку от нападения.

   Берк посуровел. Наёмник вглядывался в лица врагов, выбирая жертву. Бандиты числом превосходили отряд охраны.

   Топот копыт по пыльной земле усилился. Передний ряд гвардейцев со страшным кличем "Харра!" устремился вперёд. Заблестели кривые сабли, упали первые убитые. Озверевшие от крови разбойники кинулись к повозке с ханским гербом на дверцах, а в ней - подумать только! - хорошенькая девушка! Побледневшая Васкара забилась в угол дивана.

   Всадники теснились, раненые падали на землю. Из-под копыт раздавались душераздирающие крики. В клубах пыли невозможно было отличить своих от чужих. Югита подобрала с земли клинок и бросилась на защиту служанки и почти сразу ощутила сильный удар в затылок. В глазах потемнело. Принцесса заученным движением рванула повод и потеряла сознание.

   Когда Югита открыла глаза, над ней сияло голубое небо без единого облачка. Солнце перевалило зенит. Тишина и мягкое шуршание трав. Девушка с усилием приподнялась.

   - Очнулись, Ваше Высочество?

   Говоривший приблизился, его тёмный контур заслонил солнце. Югита разглядела: Берк.

   - Как бой? - спросила она.

   - Нет вашего отряда, - ответил наёмник.

   - Мы разбиты?

   - Да, - Берк сделал паузу. - Мы остались вдвоём, лошади и повозки угнаны.

   Югита огляделась.

   - Не переживайте, Ваше Высочество, - произнёс наёмник. - У меня есть фляга воды и пара лепёшек, куропаток настреляем. На первое время хватит.

   Загорец забинтовывал себе голову. Сквозь ткань разорванной на лоскуты рубахи сочилась кровь.

   - Что с вами? - поинтересовалась принцесса.

   - Какая-то бестия полоснула мечом так, что шлем слетел, - Берк поморщился. - Бывает же! Пока валялся, меня посчитали за мёртвого. Никакую беду нельзя считать бедой, пока не узнаешь, чем она кончится. А вас, как я понимаю, приняли за служанку.

   - Что с Васкарой? - вспомнила Югита.

   Загорец не ответил. В небе послышался клёкот: на небольшой высоте висел стервятник. Берк проследил за взглядом принцессы.

   - Пора убираться отсюда, - сказал загорец. - Орлы и шакалы нас не пожалеют.

   - Надо похоронить погибших, - девушка взглянула на лежавшие вокруг трупы.

   - Погибших слишком много, - покачал головой Берк. - Сейчас надо думать о живых. Вы можете идти?

   - Куда мы пойдём в таком виде, да и без...

   - Без подарков? - улыбнулся наёмник. - Придётся Кувагаю полюбить вас и так.

   - Я так не могу, я принцесса! - вспыхнула Югита.

   - А кто спорит? Хотите вернуться в Хунарру? Решать, конечно, вам, но я склоняюсь идти в Уль-Ракаб - туда ближе. А там решите.

   Девушка представила, как будет выглядеть её возвращение домой.

   - Хорошо, пойдём в Уль-Ракаб, - согласилась она. - Дочь хана должна думать о государстве... Да и отца жалко, - добавила принцесса.

ГЛАВА 6

Барак как зверинец состоял из двух рядов клеток. В каждой теснилось по четыре человека. Стенками клеток служили решётки, а на чёрном дощатом полу валялись охапки соломы не первой свежести.

   - Твари, шакалы трусливые! - цедил Русан, морщась от боли.

   - Что ты сказал? - спросил его мальчишка-фебр.

   - Сволочи они, понимаешь? Плохие люди.

   - За что они тебя?

   - За то, что загорец, - Русан улыбнулся разбитыми в кровь губами. - Но им тоже крепко досталось.

   - Загорцы и фебры всегда держались вместе, - сказал фебр.

   - Эй, вы что, за день не наговорились? - рявкнул кто-то спросонок из соседней клетушки.

   - Меня Русаном звать,- мальчишка растянул опухшие губы в улыбке и тут же застонал. - А тебя как?

   - Газиол, - произнёс шёпотом фебр.

   Несколько дней плена приучили Русана не доверять никому, однако этот мальчонка чем-то отличался от остальных. Поэтому загорец продолжил разговор:

   - Сколько тебе?

   - Одиннадцать.

   - А мне двенадцать, - сказал Русан, кривясь от боли.

   - Кому там не спится? - рыкнул в темноте надзиратель.

   Кожаные сандалии прошаркали по земляному полу. Драх остановился, не дойдя до клетки с нарушителями спокойствия. Он крутил в руках палку. Русан уже видел, как ею усмиряют недовольных. Мальчишки притихли. Надзиратель постоял, погрозил в темноту кулаком:

   - Глядите у меня! - и удалился.

   - Давно ты здесь? - шёпотом спросил Русан фебра.

   - Полгода. Некоторые тут по пять-шесть лет.

   - Ого! - удивился загорец. - Как они выдерживают?

   - Не все выдерживают, но ты, гляжу, парень крепкий.

   - Ничего, на родителей не серчаю, - попытался пошутить Русан - Ты откуда здесь? На вас что, драхи напали?

   - Они любят действовать чужими руками, - Газиол прилёг на пол.

   - Через скипов, что ли? - догадался Русан. - Ох уж эти скипы! Наш Земной Верх разграбили, мамку убили, соседей. А меня с собой уволокли.

   - А потом продали сюда? - спросил из полумрака фебр.

   - Ну да. Зачем кочевникам рабы? Гоняют скот по пастбищам, жгут соседей. Рабов продают то игмедам, то драхам, то рахленцам, - всем, кто купит.

   - А рахленцы рабов-скипов тоже продают драхам, - тихонько засмеялся фебр.

   - Во веселье! Как ни крути, а все в Драхском царстве оказываются.

   - Ну, не все, - прошептал Газиол. - Кое-кому голову снимают прямо на месте, даже детям.

   - Тихо, что это там? - насторожился загорец.

   В противоположном ряду клеток послышался стон.

   - Кряхтят, голубчики! - догадался Русан, порываясь опереться на разбитый локоть. - Будут знать как Загорье трогать!

   - Спать надо, - произнёс Газиол. - Не выспимся - завтра будем еле ноги таскать.

   - А мы и так не выспимся.

   Фебр отвернулся к решётке и обхватил плечи руками. Русан пошуршал соломой и тоже затих.

   - Подъём, бездельники! Подъём, стервецы! На том свете отоспитесь! - надзиратель заржал, гордясь собственной шуткой.

   В клетушках зашевелились обнажённые тела. Через окна под потолком пробивались блики раннего утра. Двери барака отворились. Охранники втащили огромный котёл, за ними шли ещё двое. Они несли лепёшки и оловянные миски. На верёвках болтались гроздья ложек с дырками в ручках.

   - Вставай скорее! - фебр помог Русану подняться и встать на колени, как полагалось при пробуждении. Клетки были так низки, что если пленники и захотели бы встать по-другому, у них ничего бы не вышло. Загорец принял нужное положение.

   - У взрослых такая же теснотища? - закусив губу от боли, спросил Русан.

   - У взрослых клетки побольше, но взрослые и покрупнее, - отозвался Газиол.

   На колени встали и оба соседа по клетке. Эти ребята загорели до черноты. Их высушенная солнцем кожа плотно обтягивала кости. Они привычно замерли в ожидании.

   Вчера Русан не успел с ними поговорить, да пацаны и не горели желанием перекинуться парой слов. Какой смысл? Завтра каждый может оказаться в другой клетке с новыми соседями.

   Кое-кто, правда, пытается сбиться в стаи, но охранники и надзиратель следят за тем, чтобы разобщить невольников. Стаи эти собираются не на основе дружбы, а чтобы кого-то избить. Отнять у другого всё равно нечего: что возьмёшь у голого человека, кроме набедренной повязки да миски баланды?

   Со слов фебра Русан знал, что надзирателю всего восемнадцать. Он скип, что не мешает ему издеваться над своими земляками, не говоря уже об остальных. Человек ищет помощи в первую очередь от соплеменников. Ребята-скипы, что попадали в барак, над которым начальствовал Уин, рассчитывали на поблажки с его стороны, но их наивность забавляла парня. Уин отличался особой жестокостью именно к скипам.

   Он пробился в надзиратели из невольников. Растянутый в дурацкой улыбке рот с дыркой выбитого зуба, лопоухая голова и горящие жаждой чужих мучений глаза вызывали всеобщую ненависть. Уин не расставался с палкой. Стоило кому-то замешкаться, как он оказывался тут как тут и совал палку сквозь прутья решётки, чтобы ткнуть ротозея в бок.

   - Есть здесь народ из Загорья? - полюбопытствовал Русан, разглядев на противоположной стороне мальчишек с загорскими лицами.

   - Всех тут понемногу, - прошептал Газиол, - да всё равно не поговоришь с земляками: Уин - хуже сторожевого пса, разорвёт в клочья. Всё, замолкаем!

   - Заткнулись все! - гаркнул надзиратель. Глаза его налились кровью. - Кто-то хочет в карцер?

   Уин приблизился к клетке, в которой теснились фебр, загорец и два рахленца. Все четверо выпрямили спины и замерли, глядя вперёд. Надзиратель поглядел по сторонам и крикнул охране:

   - Начинайте!

   Охранники большими половниками плюхали чечевичную бурду в миски и подсовывали их под железные прутья. Русану завтрак напоминал кормление чижа, который жил у него когда-то.

   В мгновение ока оловянные миски опустели. Ворота барака отворились во всю ширь. Свет раннего, но уже жаркого драхского утра ударил по глазам.

   - Выходи строиться! - ревел Уин, подгоняя ударами замешкавшихся.

   - А облегчиться сводят? - спросил Русан Газиола.

   - А как же? - ответил фебр. - В яме ты должен работать, а не...

   Отхожим местом называлась длинная канава. Население барака - пара сотен голых грязных пацанов - выстроилось в ряд. Затем рабов повели к каналу, где каждый невольник получал косынку и лопату. Фебр в одно мгновение завязал косынку так, чтобы она прикрывала от солнца не только голову, но и плечи.

   Русло канала тянулось от горизонта. На дне уже трудились ребята из других бараков. Уин посовещался с толстым серьёзным мужиком и погнал подопечных на выделенный участок. Русан не отставал от Газиола, но в то же время держался в отдалении, чтобы надзиратель не заподозрил, что два раба нашли общий язык.

   Мальчишки углубляли русло, наполняя землёй корзины. Наверх груз верёвками вытягивали взрослые мужчины. Над насыпью мелькнула русая лохматая голова. Загорец, мелькнула мысль у Русана. Раб, сохраняя непроницаемое выражение лица, подмигнул парню. Земляк! Мальчику стало весело на душе. Пусть нельзя говорить по-загорски и обмениваться взглядами, а всё же близость соплеменника согревает сердце. Интересно, из какого он княжества?

   Обедали здесь же, на дне строящегося канала. Обед состоял из пойла с плавающим волосатым жиром, куска лепёшки и кружки тёплой мутной воды. После обеда с насыпи на Русана глядело уже незнакомое лицо: взрослого загорца перевели на другой участок. Куда - снизу было не видно.

   Солнце нагнетало нестерпимый зной, горячий воздух колыхался прозрачными потоками. Работали молча, да и говорить-то было не о чем. Из-за жары сознание мутилось. Несколько раз Русан пошатнулся, но устоял на ногах, опершись на лопату.

   Когда солнце село, рабов погнали по баракам. Охрана разлучила загорца и фебра. Русан оказался в клетке с незнакомыми пацанами. За ужином один из неугомонных соседей попытался опрокинуть миску Русана. Загорец еле успел её подхватить и двинул рахленцу пяткой в нос. Тот взвыл. Двое других бросились, было, на помощь, но Русан так резко обернулся, что у них пропала охота мериться силами.

   Краем глаза загорец отметил, что за быстрой схваткой наблюдает Уин. Кто-то из охраны сделал движение, намереваясь разнять потасовку, но надзиратель остановил солдата.

   Перед сном трое сцепились за лишний пучок соломы. Наиболее наглый оттолкнул Русана, за что получил сильный удар поддых. Двое отпрянули назад. Загорец обвёл их усталыми глазами, взбивая солому.

   - Ну, что пялитесь? - пробурчал он с хрипотцой. - Хавайте свою солому, шакалы! - Русан подтолкнул остатки в их сторону. - Всё равно по-загорски ни хрена не понимаете!

ГЛАВА 7

Разбойники заняли Кумогоры, город зализывал раны. Остатки ханского воинства разбежались по лесам. В городе голосили женщины, предавая земле мужей, братьев и сыновей; малышня надрывалась в плаче. За грабёж двоих по приказу атамана обезглавили, одного за попытку овладеть женщиной посадили на кол.

   В Кумогоры возвращались калиновские бояре. Таковых оказалось пятеро. Каждый проскакал к своему терему, надеясь в душе, что дом не разграблен.

   - Пожаловали, защитнички! - бурчал народ, но громко поносить беглецов не отваживался. Впрочем, для простого люда свои проблемы ближе, чем боярская жизнь.

   Захватить престол Калинового княжества сейчас легко. Но надолго ли? Народ своего владыку редко любит. Не ненавидели бы, и то ладно. Да и пусть бабы отвоются, думал Серьга. На следующий день атаман приказал созвать народ на площадь.

   - Мы все загорцы, - сказал он во всеуслышание. - И потому держаться должны вместе. Всякий, кто посмеет злобствовать в Кумогорах, расстанется с жизнью.

   - Ну, прямо полюбил нас, - зашептали в толпе, но на говорившего зашикали. Горожане ловили каждое слово нового хозяина и спасителя, чтобы потом, как это принято за Невидимым Пределом, обсудить на лавочках и кухнях.

   - Земляки, - вещал Серьга. - Пролитая кровь сблизила нас, мы вместе гнали врагов. Эншехир повержен. Отдадим почести героям и решим участь хана и пленных.

   Эншехир держался достойно, страха в глазах не было. Он лишь обводил взглядом шумящую толпу.

   - Что с погаными делать будем? - катился над притихшей площадью громкий голос атамана. - Решай, народ калиновский!

   - На дыбу их! - зашумело людское море. - Чтоб игмедами и не пахло!

   - Разорвать конями!

   - На кол, на кол изуверов!

   Атаман хранил молчание.

   Игмеды и онлавы пытались по интонациям разгневанных кумогорцев угадать свою судьбу.

   "Была б моя воля, отпустил бы хана на все четыре стороны, - думал предводитель лесных грабителей. - Смелость человеческая всегда восхищает, во враге её видишь или в друге". Взгляды Серьги и Эншехира встретились. Хан усмехнулся.

   "А что тебе остаётся? - пожалел в душе Серьга. - Добро, хоть честь не роняешь".

   Пленных приговорили к плахе, Эншехира - к четвертованию.

   Трудно понять Загорье, трудно. Лежит страна наша до самого края земли. Ни завоевать её не могут, ни порядок навести.

   "Изменится ли что-то?" - спросит чужак. "А зачем?" - воскликнет загорец, понимая, что порядка здесь не будет, так что и пытаться нечего. Надо бы народ заменить. "А зачем?" - снова спросит уже знакомый нам загорец. "Как зачем? - изумится бестолковый иностранец. - Чтобы порядок был!" "А нас куда?" - поинтересуется собеседник. "Ну...", - замнётся чужак. "То-то!" - подытожит загорец, который на первый взгляд казался беспробудным дураком.

   За бугром диву даются: как они вместе жить умудряются? Сегодня плачут друг у друга на плече, а завтра за топор хватаются. А не поймёте вы нас, если и проживёте здесь сто лет! Потому как сами себя не понимаем! Носит нас туда-сюда, из-за чего и страдаем.

   Власти служим, но сметём её, коли шатнёт нас в сторону; подчиняемся, но шутки о князьях порою злобные; живём семьёй, не любим, когда кто-то выделяется, но и великими гордимся; растворяемся в народе и тут же занимаемся углублённым самоедством. Так и сидим меж двух стульев, когда рядом - скамейка. А на скамейке неинтересно, удовольствие не то!

   Можем предать, напакостить, полить грязью, зубы друг другу пересчитать; можем соседу свинью подложить, амбар спалить. Грызём друг друга и тем насыщаемся. Бранимся до поры до времени, пока враг на горизонте не покажется. Объединяемся не ненавистью к супостатам, а любовью к Загорью нашему. А почему нас завоевать не могут? Значит, так задумано. Громадный кусок земли кому попало не перепадает. Значит не так всё просто, нужно Загорье, без него никак.

   Серьга сживался с кумогорцами. Те поглядывали с опаской, ворчали, но против не выступали. Да и как выступишь, если у новоявленного князя такие заслуги, да ещё и войско сильное?

   С дружиной Серьга повозился. Соратники, с которыми коротал годы по лесам, приучились к вольнице.

   - Менять привычки надо, браты! - ставил на вид атаман.

   - Давно ль сам таким был? - отвечали ему.

   - Что было, то прошло! - обрывал возражения новоявленный князь, шагая по горнице. - До конца дней намерены в бандитах числиться? Тогда в городе вам не место. А кто за старое возьмётся, тому в лес дорога. Пусть как волк мыкается да таскает курей из сараев.

   - Ты и в волки не хочешь? - приподнимаясь, поинтересовался Кабан - седеющий бородатый воин с бычьей шеей.

   - Не хочу! - повернулся к нему Серьга.

   - Собаку лучше кормят!

   - Напрасно зубы скалишь! Вилять хвостом ни перед кем не буду, но по-людски жить хочется, чтобы дом свой...

   - Жена! - подсказали из-за спины.

   - Да, и жена, и дети. А кому не по сердцу такое житьё - милости просим к волкам и медведям.

   - Не думал, Серьга, что так расстанемся! - сверкнул глазами Кабан. - Забыл, как зимой одной шкурой укрывались, а поутру из снега выкапывались, точно медведи из берлоги?

   - Ничего я не забыл, только слово моё твёрдо, - молвил князь. - Вот моя рука. Оставайся - будем Кумогорами править. Уйдёшь в лес разбойничать - не жди пощады, расправлюсь как с волком.

   - Эх, Серьга! - опечалился Кабан. - Как-то встретимся?

   Желающих уйти набралось десятка три. Остальным сытая жизнь дружинников пришлась по сердцу, а через несколько месяцев уже и свадьбы играли.

   Женщины падки на героев.

   Худо-бедно, но спустя пару лет князь отстроил город. Победителя Эншехира уважали и боялись. Под защитой сильной дружины кумогорцы трудились, умножая достаток. Успехи радовали Серьгу, но соседние княжества не признавали бывшего разбойника. Князь пребывал в одиночестве, только Скобей оставался верным другом.

   - У меня один путь, - после тяжёлого раздумья признался Серьга.

   - Жениться?

   - Да, на знатной.

   - А если знатная за тебя не пойдёт? - усомнился Скобей.

   - За князя-то?

   - Не знаю, не знаю, - покачал головой воевода и замолк.

   Серьга выбрал Вету, дочь Ступника - одного из пятерых бояр, уцелевших после сечи. Из остальных четверых лишь Запун имел дочь, но весной ей исполнилось всего одиннадцать.

   Вета была худощава и молчалива. Кожаный ремешок с колтами перехватывал русые волосы, заплетённые в короткую косу. "Не совсем красавица", - как выразился однажды Скобей.

   - Мне нужны дети благородного происхождения, а Ступник против не пойдёт, - рассуждал Серьга. - Да и родня у него в Гагановом княжестве.

   - Уж не хочешь ли под свою руку и Гагановое прибрать? - прищурился Скобей.

   - Рано об этом говорить, - оборвал его Серьга. - Но утвердиться необходимо.

   Ступник воспринял сватовство с воодушевлением. Кто бы ни был князем, а быть при нём всегда неплохо. Это с иноземцем пободаться любо; а что касательно земляка, хоть тот и разбойничал, так то быльём поросло. Зато теперь князь: Кумогоры возродил, торговлю развивает, с купцами не собачится по мелочам. Чем не зять?

ГЛАВА 8

Линия, где сходились небо и земля, была такой ровной, будто степь обрывалась в бездну. Берк и Югита далеко отошли от того, что недавно было караваном, когда увидели, как к трупам подкрадываются шакалы. В небе, распластав крылья, кружили стервятники. Птицы торопились на страшный пир.

   - Вовремя мы убрались, - проговорил Берк.

   Под ногами похрустывали высохшие стебли трав. Изредка попадались выбеленные ветром и солнцем черепа и кости животных. Справа и слева вздымались пыльные вихри. Тогда наёмник и девушка приседали, пряча лицо. Из глаз Югиты катились слёзы.

   - Это я должна была умереть. Скажите, Берк, - спросила она, - в чём Васкара провинилась?

   - А вы в чём виноваты? - вопросом на вопрос ответил загорец. - В том, что ваш отец хан? А Гравай? А Айрокон? Когда мы родились, никто не обещал, что будет легко. Живи, если выживешь.

   - Есть у нас вельможа, - вспомнила Югита. - Он говорит, что от трудностей люди прозревают.

   Берк нахмурился.

   - Хорошо рассуждать, лёжа на диване, - сказал он. - Невзгоды озлобляют. Трудно не позволить ненависти завладеть душой.

   - Разве нельзя просто жить? - спросила принцесса.

   - Можно, наверное, если не задавать себе вопросов. Достаточно трёх вещей: поесть, поспать, согреться. Без них никак. Но чем тогда мы будем отличаться от шакалов, которые обгладывают ваших слуг?

   Югита поморщилась.

   - Прошу вас, не надо.

   - Вы всё равно будете думать, и это отличает вас от шакалов, - спокойно констатировал наёмник. - Знания и мысли меняют нас.

   Среди стеблей мелькнула куропатка. Берк положил на землю сумку и замер. Вынув из-за спины стрелу, прицелился и выстрелил.

   - Теперь не останемся без ужина, - сказал он довольно. - Ещё бы парочку подстрелить! Да их тут целый выводок! - загорец выхватил новую стрелу из колчана. - Сегодня вечером, Ваше Высочество, вы приглашаетесь на роскошный ужин. Подадут дичь!

   - А вино? - подхватила Югита.

   - Вино нерадивый управляющий не завёз, но вода во фляге есть.

   День клонился к вечеру. Солнце наливалось краснотой, точно созревающее яблоко. С вечерней прохладой степь ожила. Появились суслики, перебегавшие от одной норки к другой; из травы раздался свист сурка. Свистун возвышался столбиком и оглядывал собственные владения.

   - Отдохните, а я ужин приготовлю, - Берк расстелил на земле плащ.

   - Похоже, вы совсем не устали, - заметила Югита. - В Загорье все такие?

   - Что вы! - махнул рукой наёмник. - Старики ворчат на молодёжь, говорят, что раньше были настоящие воины. А вы, дескать, слабаки.

   Берк присел на корточки и положил меч на колени.

   - Мой дед как-то оказался возле неприятельского лагеря, когда враги вели коней к водопою, - продолжил он. - Куда прятаться? Только берег и вода за спиной. Дед взял в руки тяжёлый камень, лёг на дно и дышал через срезанную тростинку.

   - И вы так можете? - восхитилась девушка.

   - У нас это все умеют, - загорец почесал бороду. - Дед лежал часа четыре, замёрз.

   - И вы пролежите четыре часа?

   - Смогу, наверное, хотя дед говорил, что я хилый в сравнении с ним. Он сани одной рукой переворачивал.

   - Что такое сани? - заинтересовалась принцесса.

   - Сани? Сани — это..., - наёмник запнулся. - Как ваши повозки, только без колёс.

   - Как же они ездят? - не поняла Югита.

   - На них ездят зимой..., - начал объяснять Берк, но передумал. - Лучше я расскажу в следующий раз, а то стемнеет, и останемся без ужина.

   Загорец натаскал сухих стеблей, выбирая потолще.

   - Да, дровишки не ахти, - качал головой наёмник.

   - В Загорье лучше? - не отставала Югита.

   - В Загорье всё лучше, - Берк уложил стебли шалашиком, потом взялся за дичь. Общипанные и выпотрошенные, куропатки стали совсем маленькими. Наёмник нанизал тушки на стрелу.

   Принцесса уставилась в огонь. Капли жира падали в костёр, вспыхивали быстрыми искорками и с шипением поднимались вверх.

   - Фу, дыму-то сколько! - Берк протёр слезившиеся глаза. - Жаркое у нас будет продымлённым.

   Куропатки покрывались поджаристой лоснящейся корочкой.

   - Когда находишься один на один с небом и землёй, - сказал загорец, - понимаешь, что жизнь - простая штука. Есть у меня дома приятель, - Берк устроился поудобнее, - который тремя фразами объясняет всю жизнь, все отношения: "да ладно, чё ты", "не так, чтоб очень" и "я как-то ни к чему".

   Его мать - суровая женщина. Кричит сыну: "Ты куда запропастился? Ищу битый час". А он ей: "Да ладно, чё ты?" Она: "А ты не чёкай. Почему не сделал, что велела?" "Да я как-то ни к чему". Мать и не знала, что с ним делать. Бывает, что простой крестьянин так обозначит, что руками разведёшь. Мудрецам и состязаться с ним не под силу. В основе сложных идей лежат простые мысли. Жизнь одна, это мудрецов много.

   Югита доедала куропатку с лепёшкой. Пламя костра освещало Берка. Сейчас он особенно красив, подумалось девушке. Наёмник собрал пожитки в сумку - мало ли кто ночью посетит!

   - Спать пора. Жестковато вам сегодня будет, - загорец расправил на земле плащ. - Берлога готова.

   - Почему берлога? - Югита вытянула ноги.

   - Берлога - логово Бера, хозяина леса, - объяснил он. - В честь него меня и назвали.

   Наёмник прилёг рядом. Принцесса ощутила его тепло.

   - Спокойной ночи, Берк. Я слышала, в Загорье есть пословица: "Утро умнее вечера".

   Воин улыбнулся:

   - Вроде того.

   Югита проснулась. Роса покрыла плащ и траву. Даже платье и пёстрые шёлковые штаны напитались влагой. Принцесса поёжилась и потёрла предплечья, чтобы согреться. Шагах в пяти сидел загорец и ощипывал дрофу. Подле Берка лежала кучка дров - срезанные чахлые деревца.

   - Доброе утро, - сказала Югита. - Вы успели поохотится?

   - Доброе, - поздоровался загорец. - Повезло нам. Смотрите, какая жирная! - наёмник приподнял полуощипанную птицу. - Неподалёку обнаружил низинку, а там озерцо. Сходите, умойтесь. Глубина там - по колено, но при желании получится и поплавать.

   Крохотное озеро напоминало лужу. Деревца обступили зеркало воды и, перегибаясь друг через друга, тянулись увидеть собственное отражение. От искрящейся прозрачной ряби отделялась томная прохлада и доносила запах свежести. В воде мельтешили рыбёшки.

   Югита стащила с себя одежду, прополоскала и развесила на ветвях. Свежий ветерок обдувал обнажённое тело и трепал распущенные волосы. Принцесса вышла на середину и улеглась на воду, запрокинув голову. Звуки исчезли. Существовала только она и высокое бездонное небо. Изредка ощущалось лёгкое прикосновение рыбок, тишина убаюкивала.

   Берк колдовал над дрофой, мурлыча под нос нескончаемую песню. Затем наломал лепёшку большими кусками как все мужчины.

   - У вас в Загорье все песни такие заунывные? - спросила подошедшая девушка.

   - Не заунывные, а протяжные, - поправил наёмник. - Загорье бескрайнее: реки, леса, поля. И песни такие же бескрайние.

   - Степь тоже бескрайняя, - возразила принцесса, - но песни у хуначан быстрые.

   - Это потому, что скачете и трясётесь на своих лошадёнках и ослах. Но не только. У Хуны на западе - Гребень Дракона, Невидимый Предел - с другой стороны. Вы знаете края своей страны, а мы не знаем. Хуначане на наших просторах не выжили бы. Загорье у нас потому, что мы соответствуем ему, а Загорье - нам.

   Наёмник протянул горячее мясо Югите.

   - Кушайте и в путь, Ваше Высочество, - Берк посмотрел на солнце. - Уль-Ракаб ждёт свою повелительницу.

   Загорец шагал по жаре как ни в чём ни бывало, Югита плелась следом.

   - Приплясывающая походка, - наёмник остановился, глядя в даль. - Кажется, я его узнаю... Точно, это Мавурали. Помните его?

   Похоже, волшебник тоже узнал недавних знакомых и заспешил навстречу.

   - Привет колдуну! - крикнул Берк, подходя.

   - Приветствую вас, - старик поклонился. - Куда путь держите?

   - В Уль-Ракаб, а оттуда через Пирам - в Гаранду.

   - В Уль-Ракаб? - обрадовался чародей. - И я туда.

   - Дед, а где осёл? - поинтересовался наёмник.

   Мавурали заохал.

   - Забрали ослика разбойники. Не мог я спрятать его в степи. И ложиться на землю он не хотел. Я и так, и эдак.

   - А в Уль-Ракаб зачем идёшь? - спросил загорец.

   - За разрешением. Хочу в Загорье сходить. Без позволения ордена магов волшебники не могут никуда отправиться.

   - Не нравится мне ваш орден, - поморщился Берк. - Ходите у него как козы на верёвочке, будто своей головы нет.

   - Голова-то имеется, - оскорбился дед, - но не дело всем разбредаться по Хуне как баранам. Маги должны проводить на земле волю небес.

   - А разрешение-то зачем? - не унимался наёмник. - Разве сам не знаешь что делать, чтобы проводить волю небес? Ладно, дед, если должен идти в Уль-Ракаб, пойдём вместе.

   - Мне бы к другу зайти, - сказал Мавурали. - Это недалеко.

   - Полдня нас не спасут, Ваше Высочество, - Берк обернулся к принцессе, - а с волшебником в пути спокойнее.

   Югита кивнула.

   - А что ты хочешь у него узнать? Может, я отвечу? - спросил наёмник. - Заодно бы и время сэкономили.

   - Нет, - Мавурали помотал головой. - Я должен поговорить именно с ним.

   У старой юрты на высоком, видавшем виды табурете нежился на солнце старичок. Его лицо прорезывали глубокие морщины. Старичку и табурету было явно за восемьдесят, но оба сохранились неплохо.

   - Здравствуй, Зенгу, - выступил вперёд Мавурали.

   - Здравствуй, Мавурали, - не меняя положения, ответил Зенгу. - Спасибо, друг, что решил навестить. Кто с тобой?

   - Мои друзья: Берк и Югита.

   - Располагайтесь, - хозяин указал на грязный топчан, а сам скрылся в юрте.

   Раздался звук падающей посуды. Зенгу вышел с чайником и кульком в руках; расстелил на земле скатёрку и выложил халву.

   - У нас есть жареное мясо, - спохватился Берк и достал куски дрофы.

   Старик нырнул в юрту и появился с ножом и стопкой лепёшек. Гости набросились на еду. Голод съёживался, прячась в уголке желудка.

   - С чем пожаловали? - спросил, наконец, хозяин.

   - Собираюсь перейти Невидимый Предел, - начал Мавурали. - Ты предсказываешь будущее. Скажи, что меня ждёт.

   - Ты в душе загорец, - ответил Зенгу. - Среди хуначан таких один на десять. В Загорье найдёшь родину и не вернёшься в Хуну.

   - Почему среди хуначан есть загорцы? - заинтересовался Берк.

   - Чтобы быть загорцем, необязательно родиться за Невидимым Пределом, - пояснил Зенгу. - И там есть люди с душой хуначан, но их меньшинство. Хуначане Загорья ругают свою страну и уверены, что у нас всё лучше, но не все из них решаются уйти за Невидимый Предел.

   - Почему так?

   - Чтобы страны не замыкались. Загорцы смотрят на нас, открыв рот, но цены себе не знают. В Хуне и Гаранде дорожат деньгами, а в Загорье - жизнью.

   Настал черёд принцессы задать вопрос:

   - А что ждёт меня?

   - С Берком вы будете вместе, - успокоил Зенгу.

   Югита поперхнулась чаем.

   - С чего вы взяли?

   - Вы сделаны из одного теста. - Видя сомнение на лице девушки, Зенгу уточнил: - Вы к себе привыкли и не замечаете, что похожи друг на друга.

   - А что вы скажете о Санде, моей сестре? - спросила принцесса.

   - Она получит что хочет, но лучше бы ей этого не получать.

   Зенгу поднял на девушку ясные глаза. На мгновение она забыла, что перед ней восьмидесятилетний старец с нескладной фигурой и сморщенным лицом.

   - Как думаешь, получу я разрешение в Уль-Ракабе? - вступил в разговор Мавурали.

   - Нет, ты им нужен здесь, - ответил Зенгу.

   - Какая разница, где проводить волю небес?

   - Тебе - никакой. Слабым и сиротам надо помогать не по воле ордена, пусть даже и волшебников.

   - Как же поступить? - не унимался Мавурали.

   - Думай, но помни, что ты в душе - загорец, - повторил хозяин.

   - Но я член ордена! - настаивал волшебник.

   - Кто кому служит, тот с тем и будет. - Зенгу поднялся. - Пора вам в путь.

   Старик всучил Югите узелок со сладостями и наполнил флягу водой.

   Берк, Югита и волшебник молча шли по степи. Юрта, отдаляясь, врастала в землю, пока не исчезла.

ГЛАВА 9

Русан провёл в рабстве уже полтора месяца. Утреннее стояние на коленях, выкрики самодовольного Уина, повседневные драки между подростками однообразной лентой проходили перед глазами. Ни малейшего намёка на смысл такого существования для подростков-невольников и взрослых рабов.

   Бурная весна завершилась. Нескончаемая желтизна тяжеловесных дюн сменила цветение жёлтых и алых маков, вызывающую зелень колючих приземистых растений, кривых, потрёпанных пустынными ветрами низкорослых стволов.

   Волны горячего воздуха колыхались над побуревшей от сильного солнца землёй. Песчаные холмы, словно слепые дервиши, ощупью бродили по пустыне. Её дыхание сушило рабам горло и туманило глаза миражами.

   Спасительная косынка защищала не только голову и плечи от убивающего всё живое слепящего света, но и гортани и лёгкие от печного жара раскалённых песков.

   Армия обнажённых, изнурённых зноем людей тупо вгрызалась в сыпучую песчаную почву. Опытные землекопы поговаривали, что строительство скоро закончится, и отряд перекинут в западную часть Драхского царства. Там предстоит очищать дно старого канала от ила.

   Этот слух вызвал воодушевление невольников, и работа пошла живее. Надзиратель не мог нарадоваться: начальство хвалило его. Уин появлялся в бараке раньше прежнего и с большим рвением подгонял сонных землекопов. Если бы знал этот выродок, что на самом деле мальчишками движет надежда переменить хоть что-то в бесконечном круговороте дней и ночей, сменить сухой песок на влажный ил!

   Какое дело до того, что ковырять дно старого канала - занятие более опасное, чем строительство канала нового! Те, кто постарше, предостерегали о страшных болезнях. Заразу разносили невзрачные на вид комары. Загадочные недуги выкашивали целые отряды рабов.

   Русан раза три попадал в клетки с ребятами из Загорья. Один паренёк был родом из Гаганового княжества, другой - из Медвежьего. Как странно услышать родную речь со стороны!

   С первого дня плена Русан поклялся каждый день говорить по-загорски, чтобы не забыть язык родины. И вот такой подарок! Трое валились от усталости, но проболтали до утра. Четвёртым в клетке был рахленец - один из тех, кто избил Русана в первый же день. Теперь "смельчак" сидел в углу и помалкивал.

   Рахленец недоумевал, почему эти дикари так и не посмотрели в его сторону, а увлеклись разговором на своём тарабарском наречии. Он, однако, был убеждён, что с памятью у самого крепкого из них всё в порядке.

   В бараке разговоры уроженцев разных стран велись по-драхски. Из них Русан составил представление о Драхском царстве и его правителе - солнцеподобном Шеине-ин-ар-Саттахе, Учителе драхов. Само царство почти целиком лежало в широкой полосе пустынь и полупустынь. Исключение составляли берега реки Келин, где и располагался дворец Верховного шарава.

   Главный Храм государства - Священный Зун - возвышался на горе посреди Лаки - столицы драхов. Наместники Верховного шарава халин-ар-лоны десятилетиями вели ожесточённую борьбу за обладание святыней.

   Каждый халин-ар-лон был родовым вождём своей территории, входившей в состав Драхского царства. По древней традиции вождь, который овладеет Лакой и Священным Зуном, становится Учителем драхов, то есть приобретает право говорить от имени богов.

   Кому из наместников понравится, когда их наставляют, пусть даже и от имени бога Валдука и герий - его божественных наложниц? Халин-ар-лоны создавали тайные союзы и заговоры для свержения очередного Верховного шарава. Стоило трону Лаки освободиться, как вчерашние союзники вновь погружали царство в кровопролитную усобицу.

   Несколько лет назад хрупкую победу в братоубийственных бойнях одержал отец нынешнего шарава Фарах-ин-ар-Саттах. Новый Учитель драхов призвал земляков к единению под началом Валдука и герий. Жрецы Священного Зуна втихую посмеялись над очередным Учителем, а халин-ар-лоны выжидали.

   Верховный шарав начал с того, что усилил племя ильясидов, из которого происходил и сам. Сменивший на троне отца Шеин-ин-ар-Саттах продолжил его дело. В чём именно состояли преобразования Шеина, Русан так и не понял. Значительную часть сведений загорцу сообщил Газиол. Сообразительный фебр по крупицам собирал знания о драхах и их стране.

   Русана интересовала не только политика. В первую же неделю плена он уяснил, что без строительства новых и ремонта старых каналов Драхское царство завтра же прекратит существование. Только искусственный полив позволял драхским крестьянам что-то выращивать на худосочных полях. Келин, главную реку царства, драхи обожествляли. От неё строились отводные каналы. Именно она давала жизнь пустынному народу.

   Несчастья сближают родственные души, неволя устраняет ложь. Тот, с кем день и ночь находишься рядом, не может скрыть своего истинного лица. Русан и Газиол с первой встречи прониклись доверием друг к другу. Их разговоры рано или поздно заканчивались одним - как убежать? Газиол строил планы один несбыточнее другого. Загорец не оставлял от его идей камня на камне.

   - А ты что предлагаешь? - кипятился фебр. - Скоро год, как я здесь ошиваюсь. Ещё спасибо, что мы дети и работаем пока на дне канала. Мы поработаем здесь, подрастём. А со взрослых рабов и спрос больше, и убежать труднее, и мрут они как мухи. Иначе драхи не скупали бы рабов у всех подряд. Без невольников система каналов захиреет, а это значит конец всему Драхскому царству.

   - Но останется Келин! - напомнил загорец.

   - Когда поживёшь здесь с моё, не будешь говорить глупости, - фебр позабавился наивности Русана. - Драхи передерутся за воду Келина и перережут глотки друг другу.

   Газиол смолк. Рядом в темноте сопел загорец.

   - Драпать надо, - повторил фебр.

   - Куда? Пески кругом.

   - Может, к скипам пробьёмся? - предложил Газиол.

   - Ты что, спятил? - зашептал загорец. - Скипов не знаешь?

   Газиол промолчал. Конечно, он знал оголтелых кочевников, но бездействие для фебра было худшим наказанием, чем само рабство.

   - Надо случая ждать, - тихим шёпотом твердил Русан.

   - Самим надо думать, - настаивал Газиол.

   - Думай - не думай, а если случай не подвернётся, то хоть голову сломай, ничего не выйдет. Ждать надо.

   - Ждать? - почти крикнул Газиол. Дремлющий у входа охранник что-то забормотал во сне. - Сколько ждать? - прошипел фебр.

   - Сколько нужно, - отрезал Русан.

   Фебр будто не слышал этих слов.

   - Я всё передумал, всё перебрал, - продолжал он. - Кое-кто, как Уин, выдвигается в надзиратели или в охранники. Уину побольше бы мозгов, пробился бы выше.

   - Лучше сразу умереть, чем стать надзирателем, - поморщился загорец.

   - Это почему же? - удивился из темноты Газиол. - Скипы донимают Загорье? Отомсти скипам. Для этого тебе и предоставлен случай.

   - Если бы мы так рассуждали, то Загорья давно бы не было, - отвернулся Русан.

   - Но Страна фебров существует, - не сдавался Газиол.

   - С Загорья спрос особый, на том нас и воспитывают.

   - Заносчивые вы, загорцы, - без ярости прошептал Газиол.

   - Ты не понимаешь, - попытался объяснить Русан.

   - Не понимаю, - согласился фебр. - Насчёт Загорья не понимаю, а что касается надзирателей и охраны, ты прав. Я бы не смог как Уин.

   - И на том спасибо.

   - Да ладно тебе, - Газиол ткнул загорца кулаком в плечо. - Уж и помечтать нельзя! Хотел бы я хоть разочек взглянуть на ваше Загорье.

   - Взглянешь ещё! - пообещал Русан. - Я лес тебе покажу, речку. В Олешье съездим.

   - А то я леса не видал! - воскликнул фебр.

   - Да что у вас за лес? - усмехнулся Русан.

   Загорец и фебр вытянулись на досках. Всему своё время, думал Русан. Надо только быть готовым. Эх, жаль на звёзды не дают ночью взглянуть, вдоволь полюбоваться бы Лосихами - покровительницами Сохатого княжества!

   Оба созвездия подмигивали ему, только когда солнце приближалось к горизонту, и на блёклом небе проступали яркие южные звёзды. Лосихи смотрели на своего земного сына, но отсюда, из песков, они казались чужими. Может не они сами, а здешнее небо - жаркое, выцветшее и почти без облаков - было чужим.

ГЛАВА 10

Вечером солнце, утомившись от дневного пути, прячется за горизонт, направляя на остывающую землю Загорья последние лучи. Но и завтра солнышку предстоит путь через всё небо.

   Гридень Вокуй постучал в покои Серьги.

   - Что там ещё? - вымолвил проснувшийся князь.

   - Срочное дело, - склонился гридень. - Кабан вчера купцов ограбил.

   - Купцов ограбил? - Серьга провёл ладонью по лицу. - Где?

   - У Больших Угор, аккурат на берегу Буромли.

   - Буромля за Лягушачьими топями. - размышлял вслух Серьга, вставая. - Далековато Кабан за добычей ходит. Купцы все уцелели?

   - Уцелеть-то уцелели, да тати перебили их пятерых людей.

   - Поднимай воеводу и дружину, сейчас выступаем.

   Вокуй скрылся в дверях. Кованые сапоги гридня загромыхали по переходам терема.

   - Вот и настал час, Кабан, - произнёс князь, одеваясь. - Говорил я тебе, теперь держись. С добычей далеко не уйдёшь, разве что по руслу Буромли.

   Когда Серьга выскочил во двор, заспанные дружинники на ходу натягивали доспехи.

   Скобей бросился к князю:

   - Что стряслось?

   - Кабан со сворой не утерпел-таки, - Серьга плюнул в землю. - Теперь ему конец. Прикажи, чтоб припасов в дорогу уложили. Путь неблизкий - у Буромли, сволочь, хоронится.

   - Это за Лягушачьими топями? - присвистнул Скобей.

   - Ну что зенки вылупил? - сорвался Серьга. - К Большим Угорам идём.

   - Употеем Кабана искать, - сказал воевода. - Может, до следующего раза?

   - Употеем? - осклабился Серьга. - Да хоть и употеем! Он знает, что всё равно его ловить отправлюсь, вот и озорничает на украинах.

   - Искать в лесах горстку людей..., - Скобей поскрёб ногтем щёку и поднял глаза на Серьгу. - Воля твоя, князь.

   Туман стелился по дремучему лесу. Просыпающиеся дубы шевелили толстыми морщинистыми ветками. Сквозь белёсый полог лучи солнца золотыми стрелами льнули к земле. Где-то забарабанил дятел, закуковала кукушка. Ленивые улитки выползли из-под опавших листьев и потянулись по влажным стволам, оставляя молочно-клейкую дорожку.

   Подошвы дружинников утопали в толстом мху. Утренняя сырость затрудняла дыхание.

   - Нам бы к завтрашнему вечеру поспеть, - пробормотал Скобей, утирая пот.

   - Поспеем, не боись, - заверил князь, ступая расшитыми сапогами по грязным кочкам.

   - А если Кабан сплавится?

   - Буромлей не воспользуется, чтобы трусость не показать. Будет меня дожидаться.

   - Так ведь что он против дружины сделает? - спросил воевода. - Против таких-то орлов?

   - Забыл, Скобей, как сам по лесам ходил? Братья-разбойнички покрепче дружины будут; а что нас больше, так они гостинцев нам наготовят.

   К полудню отряд расположился на привал. Перекусили холодной говядиной и снова в путь. До заката отмахали ещё вёрст двадцать.

   Вечером повара взялись за ужин.

   - Остальным можно искупаться, - разрешил князь.

   Вымотанные дружинники посбрасывали доспехи и голой толпой кинулись в мелкую лесную речку Кувшиниху.

   - Не слишком ли ты суров с Кабаном, Серьга? - спросил Скобей после вечерней проверки постов.

   - Нельзя идти двумя дорогами, - объяснил князь. - Каждая куда-то ведёт, а быть сразу в двух местах человек не может.

   - Ведь дружками были когда-то, - глядя в костёр, произнёс воевода.

   - Дружба - это другое. Человек тогда человеком остаётся, когда за достоинство стоит, слабым помогает. Почему мы грабили? Деваться было некуда. Ты что, хотел убивать парня, который посчитал, что домогаешься его девушки?

   - Да нет, - Скобей опустил голову. - Если бы не я его убил, то он бы меня.

   - То-то и оно, - подытожил Серьга. - А уж кто кого - это как свыше дано будет. Но человек не должен волком по лесу скитаться. Я хочу, чтобы люди меня добрым словом поминали, тем более, что выпала такая возможность уйти с разбойничьей тропы и позаботиться об Отечестве.

   - Выходит, вам с Кабаном нет места на одной земле? - усмехнулся воевода.

   - Места всем хватит, но раз уж Калиновое княжество моё, то я и ответ держу. - Серьга швырнул шишку в затухающий огонь. Сноп искр полыхнул, осветив лица бывших разбойников. - Думаешь, мне легко зачеркнуть прошлое?

   - Давай спать, князь, не мытарь душу, - сказал воевода. - Завтра через топи шагать.

   Растянувшись на земле, Скобей засопел, подставив спину теплу костра. Князь посидел ещё, слушая ночной лес, кваканье лягушек и плеск рыбы в Кувшинихе. Жизнь одна, но путей много. У каждого смертного есть выбор. Выбирая путь, идёшь туда, куда он ведёт, но мало кто это понимает.

   Лягушачьи топи тянутся далеко. Только разбойник знает путь через эти гиблые места. Лет пятьдесят назад сюда заманили онлавов. Слишком они тогда понадеялись на своих богов. Так и сгинули. А игмеды и скипы не суются в топи, потому что верховым здесь делать нечего.

   Отряд перебирался от одного крошечного островка до другого. Дружинники с трудом вытаскивали сапоги из чавкающей жижи, двоих утянула трясина. Пока день разгорался, отряд шагал бодро. С началом жары болотные испарения туманили сознание. Ни птичьего щебета, ни шума деревьев. Только неумолчный звон комаров в ушах и надоедливые, жирные, как мясные мухи, слепни.

   Когда солнце поднялось, князь указал вперёд.

   - Видите лес?

   В дрожащей мути на горизонте воины разглядели светло-голубую полоску.

   - К вечеру должны быть там. А пока - к тому островку.

   К исходу дня Лягушачьи топи остались позади. Солдаты на четвереньках выползли к опушке леса, дивясь, что усыпанная сосновыми иголками земля не прогибается под руками.

   - Ловко мы сегодня? - засмеялся Скобей, отдуваясь. - Всего двоих потеряли.

   - Повезло, - согласился князь. - Отправь гридней к Буромле за водичкой.

   Костры разводить Серьга не разрешил, но дружина и не рвалась собирать сухие ветки. Перекусив пропахшим тиной мясом и вымоченным в болоте хлебом, воины повалились спать. Не повезло только тем, кому выпало торчать в карауле.

   С рассветом войско приободрилось. Подкрепившись, двинулись через заросли. Серьга удвоил дозорный отряд, хорошо зная Кабана. Через полторы версты один из гридней рухнул замертво, пронзённый большой стрелой замаскированного самострела.

   - Вот и гостинцы начались! - буркнул князь. - Глядеть под ноги!

   Звук его голоса ещё не исчез в лесной тишине, как трое провалились в яму, прикрытую тонким слоем дёрна. На дне ловушки торчали заострённые колья.

   - Озверел Кабан, - бросил Скобей. - Как на охоту готовился!

   Ещё несколько шагов, и с кроны кряжистого дуба упала сеть, накрыв около десятка дружинников и гридней. Впереди раздались крики и шум ломаемых веток.

   - Встречают нас! - заметил Серьга. - И то хорошо, а то на гостинцах половину дружины оставим.

   Из-за деревьев вывалилась толпа бандитов.

   - Ну, поехали! - рявкнул Серьга, вытягивая из ножен меч и ощущая знакомое возбуждение.

   Разбойники дрались остервенело. Плечом к плечу с ними сражался главарь.

   - Эй, Кабан, иди сюда, потолкуем! - крикнул Серьга, едва успев увернуться от удара.

   Бывший товарищ обернулся раскрасневшимся мясистым лицом.

   - Здоровенько! - с ухмылкой гаркнул гигант.

   - Я тебе здоровья не пожелаю!

   - Мне здоровичка и без тебя хватит! - Кабан сделал попытку дотянуться мечом до Серьги.

   Некоторое время бились на равных.

   - Употел чуток? - посочувствовал разбойник. - Лягушачьи топи силы отобрали? Отдохнул бы подольше.

   Меч просвистел перед грудью Серьги.

   - Размяк ты, князь, в тереме сидючи! - засмеялся Кабан, наступая.

   Серьга и сам это чувствовал.

   - Потерпи, скоро закончим, - пообещал разбойник.

   Сильный удар обрушился на шлем Серьги. В голове помутилось, князь зашатался. На фоне зелени блеснул клинок врага, и в этот момент Кабан обмяк. Из обрубка руки хлынула кровь. Второй страшный удар пришёлся по голове. Брызнули мозги. Громадная туша грянулась оземь, заливая траву красным.

   Позади трупа стоял Скобей.

   - Извини, что вмешался, - сказал воевода. - Вижу, запарился ты, вот и решил подсобить.

   В бою свои правила. Ты с врагом один на один, но такие воины как Кабан рождаются редко. Сколько князь его знал, никто не мог одолеть разбойника. Только дружба смогла это сделать.

   - Ты не в обиде, князь? - Скобей вытер рукавом пот с лица.

   - Всё в порядке, спасибо!

   - Не стоит благодарности! - воевода пхнул Серьгу в грудь.

ГЛАВА 11

Около полусотни глинобитных домиков рассыпалось между пирамидальными тополями и ветвистыми каштанами Уль-Ракаба. По улочкам шествовали маги и их ученики.

   - Небогато здесь живёт народец! - сказал Берк. - А кто здесь главный?

   - Его Светлость Верховный маг Уль-Ракаба и всей Хуны Зименрог стоит во главе этого очага знаний, - поднял палец Мавурали. - Там, за деревьями, озеро. На берегу - дворец магистра.

   Тенистые аллеи широких каштанов обнимали водную гладь полукругом. В отдалении прилепился двухэтажный домик. Стены обвивала виноградная лоза. Кружевные листья прикрывали окна от палящего зноя.

   - А это что? - загорец кивком указал на группу приземистых строений.

   - Главный храм ордена, классы для факиров и магов, - объяснил старик. - Рядом - храмовая библиотека. Дальше живут преподаватели. Правее - общежитие учеников. Вот и весь Уль-Ракаб!

   - Какие сочинения о магии есть в вашей библиотеке? - оживилась принцесса.

   Берк скривился: женщины больше тяготеют к волшебству, чем мужчины. Гадания и прочая глупость привлекают слабый пол точно грязная лужа свинью.

   Глаза старика заблестели:

   - Бесценные рукописи из Элуги, Гаранды, Загорья и даже с Ароу-Доу. Здесь сотни ценнейших томов, например Белая Книга, которая содержит устав ордена, а также основные правила обращения с людьми и волшебников друг с другом.

   - У вас даже устав есть! - присвистнул загорец. - А вы по утрам на зарядку строем не бегаете?

   Мавурали обиделся.

   - Ладно, дед, не дуйся, - наёмник похлопал старика по плечу. - Скажи лучше, как волшебники должны обращаться с остальными людьми?

   - Я не должен этого рассказывать..., - замялся маг. - Хорошо, скажу несколько заповедей: "Не давай советов, если тебя не просят", "Не рассказывай о своих невзгодах, если не уверен, что тебя хотят послушать", "Не сетуй на то, к чему не имеешь отношения"...

   - Не нравятся мне эти заповеди, - нахмурился Берк, - и книга ваша не Белая, а совсем наоборот. А что здесь делают ремесленники и торговцы?

   - Как что? - удивился дед. - Обеспечивают волшебников, кормят их.

   - Неужто маги себе наколдовать не могут?

   - Одной магией сыт не будешь, - развёл руками Мавурали. - Голодный маг - что кузнец без молота.

   - А были случаи, что маги уходили из ордена? - спросила принцесса. - Не подчинялись магистру и всё!

   - Тогда орден их покарает, - уверенно проговорил старик.

   - А как? - удивилась девушка.

   Старик призадумался.

   - А правда! Что может сделать магистр? - спросил сам себя колдун.

   Троица остановилась перед дворцом. Охраны не было. Широкая лестница привела на верхний этаж.

   - Сейчас отдышусь, - Мавурали схватился за перила. Потом утёр пот и постучал.

   Дверь приоткрылась. В проём высунулось нервное мужское лицо с горбатым носом.

   - Чего надо?

   - Её Высочество принцесса Хуны Югита - дочь великого Хайрака - желает видеть магистра Зименрога, - проговорил наёмник. - Пусть пошевеливается!

   Мужчина застыл. Берк отодвинул носатого.

   - Проходите, Ваше Высочество, - поклонился загорец.

   Югита проследовала мимо остолбеневшего лакея.

   - Почему магистр меня не встречает? - бросила принцесса.

   Губы Берка дрогнули в ухмылке: молодец, девчонка. С ними так и надо.

   Путники попали в небольшое помещение, убранное со вкусом. Расшитое покрывало струилось с узкого дивана, в углу притулилась конторка. Дорогие ковры тракельских мастеров занавешивали стены.

   Тучный магистр с оплывшим лицом и жиденькой бородёнкой покоился в кресле, напоминавшем трон. Фигуру Зименрога обтягивал шёлковый хитон бирюзового цвета. Рядом в жёлтых одеждах стояли четыре старца гнусного вида.

   - Как это понимать, Зименрог? - с порога выкрикнула Югита.

   Принцесса плюхнулась на диван.

   - Эй, там, у дверей! Чаю, да побыстрее, - поторопила она. - Итак, как это понимать? Принцесса Хуны приехала в Уль-Ракаб, а твой лакей хамит ей с порога.

   Зименрог сидел, вытаращив глаза. Кого-кого, а принцессу Югиту он никак не ожидал здесь увидеть.

   - Прошу прощения, Ваше Высочество, - магистр, кряхтя, поднялся. - Уль-Ракаб далеко от Хунарры. Не все мои слуги бывали в столице, не все имели счастье лицезреть Ваше Высочество. Потому и не узнали.

   - Мне нет дела до твоих объяснений, - осадила принцесса Зименрога. - Распорядись, чтобы подали ужин. Я устала.

   В трапезной накрыли стол. Носатый сновал за спинами гостей, подливая вино в бокалы. Упиравшуюся четвёрку магов в жёлтых хитонах магистр отправил восвояси: Зименрог опасался, сам не зная чего.

   Магистр наблюдал за едоками. Девчонка выросла, обрела властность. Мавурали и наёмник пользуются расположением принцессы, а значит и влиянием на дочь Хайрака. Но в какой степени?

   Мавурали ел, заталкивая в рот большие куски баранины. И этот дед сумел закончить обучение в Уль-Ракабе! Увы, не из всех учеников выходит то, что задумывали учителя. Чародей вряд ли даст принцессе дельный совет, да она и слушать не станет.

   Зименрог перевёл взгляд на наёмника. Тот ел, разглядывая помещение, двери, стены и окно. Даже шею вытянул и выглянул на улицу. Ничего там интересного нет, подумал Зименрог с раздражением. С наёмником лучше держать ухо востро.

   Принцесса салфеткой вытерла губы.

   - Итак, Зименрог, после нападения разбойников у меня остались эти двое, - сказала она. - Мой путь лежит в Гаранду. Нужны лошади, вода и продукты. И чем быстрее, тем лучше.

   - Я всё сделаю, Ваше Высочество, - поклонился магистр, перегибаясь через собственный живот. - Лучшая защита от зла - искусство магов. Я дам самого опытного колдуна, - магистр потянулся к колокольчику.

   - Не беспокойся, - остановила его принцесса. - Не стоит отрывать его от забот Уль-Ракаба.

   - Но Хабибан - сильный чародей, - попытался объяснить магистр.

   - В пути я убедилась в способностях Мавурали, - успокоила его Югита. - Ведь он воспитанник Уль-Ракаба?

   - За годы обучения он проявил себя старательным, но увы, не самым талантливым учеником.

   - Он честен и умел, этого достаточно.

   Югита права, подумал Берк, в качестве сопровождающего лучше иметь слабого, но честного старика, чем сильного агента ордена.

   Окна покоев Мавурали выходили во внутренний дворик, посреди которого блестел тихий пруд. Мощные ветви платанов нависали над тёмной водой. Зелёные кроны заглядывали в комнату чародея. Старик сидел, задумавшись, а спустя час, постучал в дверь резиденции Верховного мага:

   - Ваша Светлость хотели меня видеть?

   - Хотел, - кивнул Зименрог, жестом приказывая старику подойти ближе. - Ты член ордена и обязан подчиняться. Ты должен через принцессу приблизиться к хану Гаранды, а как только понадобишься, я дам знать.

   - Простите, Ваша Светлость, - отвечал старик, - но маги должны проводить волю небес.

   - Я твои небеса! Понял? - начал раздражаться магистр.

   - Осмелюсь просить разрешения отправиться за Невидимый Предел.

   - Ты из-за наёмника туда собрался? - в душе Зименрога начал закипать гнев. - Он же загорец?

   - Нет, я...

   - Лжёшь, - выкрикнул магистр. - Всё зло из Загорья. Оттуда в Хуну перебираются воры и проходимцы, а за Невидимый Предел уходят лучшие - не чета тебе. Ты отправляешься в Налу. Уразумел?

   Мавурали хранил молчание.

   - Уразумел, я спрашиваю?

   - Нет, Ваша Светлость, - старик выпрямился. - Я пойду в Загорье. И ещё хотел сказать, - Мавурали набрал воздуха, - я больше не член ордена!

   Магистр опешил, а дед поспешно ретировался. Вслед старику полетел хрустальный бокал. Дверь захлопнулась в то мгновение, когда бокал с ней встретился, рассыпая десятки осколков.

   - Ох уж это Загорье! - неистовствовал маг. - Сколько хаоса принесло, сколько планов разрушило!

   Дрожащими пальцами магистр вытащил из кармана шёлковый платок и промокнул вспотевшее лицо.

   - Старый взъерошенный гусь! - свирепел он. - Вот и принимай таких! Подумать только, Уль-Ракаб воспитывает себе врагов!

   Зименрог тяжело дышал. С недавних пор он чувствовал сердце. Оно не болело, но он его чувствовал, нехороший знак. Когда Верховный маг нервничал, тяжесть в груди увеличивалась. А как тут не нервничать? Никакого здоровья не хватит!

   Глава Уль-Ракаба сделал несколько осторожных вдохов. Сердце кольнуло, потом тяжесть начала спадать.

   - Ну, ты у меня посмотришь Загорье! - усмехнулся Зименрог. Мыслями он вернулся к Югите. - И тебе достанется, детка! Моё слово ничего не значит для тебя? Отказалась от Хабибана? Ты вспомнишь Уль-Ракаб, когда тебя приволокут сюда связанной как курицу на базаре! Благословишь небеса, что есть некий Зименрог, которому ты обязана жизнью!

   На требовательный звонок колокольчика в помещение вошёл долговязый Помистан. Жёлтый хитон на нём болтался, а в глазах сидел страх. Переступая между осколками, советник замер в почтительном ожидании.

   - Отправишь человека к Зуму, - выдавил магистр. - Скажешь, чтобы его люди схватили дочь Хайрака и её сопровождающих. Они направляются в Гаранду. Наёмника убить. Югиту и колдуна по имени Мавурали доставить сюда, - Верховный маг указал на место у своих ног. - Вильфуры и лично Зуму мне кое-чем обязаны, - Зименрог провёл платком по лицу, скомкал и убрал в карман. - Когда-то я вылечил его от укуса змеи.

   Верховный маг умолк. Советник продолжал стоять, окружённый сверкающими в солнечных лучах осколками.

   - Вильфуры должны обмолвиться, чтобы девчонка и старик поняли: за паршивые жизни пленников требуют выкуп, - наконец открыл рот Зименрог.

   - Не пострадают ли вильфуры, нападая на принцессу? - осведомился Помистан. - Я говорю о колдуне.

   - Даже в Уль-Ракабе учатся растяпы, - пробурчал магистр. - Мавурали безопасен как ромашка на лугу. А если и пострадают, какое мне дело?

   Этот план лучший, считал маг. Югиту притащат на аркане, ей ничего не останется, как снова отправиться в Налу, но на этот раз с Хабибаном. А мне девчонка будет обязана спасением.

   Путешественники получили трёх лучших лошадей. Четвёртую нагрузили продуктами и водой. Югита пришпорила коня. Прощай, Уль-Ракаб!

   - Я самый счастливый человек на свете, - сказал дед, когда путники отъехали от оазиса. - Скоро отправлюсь в Загорье!

   - Зименрог отпустил? - удивился Берк.

   - Нет, не отпустил, - сиял старик. - Я сам ушёл из ордена, я свободен.

   - Магистр, наверное, испугался больше вас, - засмеялась Югита. - Как хорошо, что мы ушли из Уль-Ракаба!

   - Лучше в степи с шакалами, чем в оазисе с колдунами, - добавил загорец.

   - С такой скоростью через полтора дня будем в Пираме, - прикинул Мавурали.

   - Да, уж, - протянул Берк. - Лучше трястись в седле, чем поднимать пыль собственными ногами.

   - Эй, сынок, посмотри, что там виднеется, - прищурился дед. - У тебя глазки молодые.

   Наёмник проследил за взглядом мага. Вдалеке двигалась группа конников.

   - Ой, неужели опять разбойники? - вскрикнула Югита.

   - Трудно сказать, но если нас не заметят, то хуже от этого нам не станет, - встревоженным голосом отозвался наёмник. - Не степь, а проходной двор какой-то!

   - Скачут сюда, - сказал Мавурали. - Кажется, у них замотаны лица.

   Даже под загаром принцессы было видно, что девушка побледнела:

   - Вильфуры!

   Мавурали крякнул.

   - Как хлопотно жить! - вздохнул загорец. - Возвращайтесь в Уль-Ракаб.

   - Я должен помочь! - гордо выпрямился старик.

   - Конечно, должен, - согласился загорец. - А кто принцессу защитит?

   Колдун поник головой.

   - Быстрее, они приближаются, - поторопил спутников Берк. - Я догоню вас.

   - А ну пошёл! - крикнул дед, хлестнув коня плетью.

   - Постарайтесь остаться живым! - Югита устремилась за магом.

   - Соображу как-нибудь, - улыбнулся наёмник.

   Берк увидел, что вильфуры разделились: одни кинулись вдогонку за Югитой и Мавурали, другие широкой дугой понеслись к нему. Загорец пришпорил коня и помчался навстречу.

   К Берку приближался степняк. Тёмно-синий кусок ткани скрывал его лицо, открытыми оставались только выпученные глаза. Наёмник уклонился от сабли и рассёк вильфура до седла.

   Промчавшись вперёд, он осадил коня. Брошенный вторым степняком аркан не достиг цели. Оставшиеся вильфуры, переговариваясь короткими фразами, кружили вокруг загорца и обступали со всех сторон. Вдруг вражеская стрела впилась в бедро наёмника.

   - Ну, вороньё, держись! - рассвирепел Берк.

   Вильфур успел только замахнуться, как загорский клинок с хрустом вошёл в грудину. Берк дёрнул за рукоять и, не прерывая движения, ударил по крупу коня ближайшего степняка. Конь понёс.

   Четвёртый степняк свернул в сторону. Берк клинком дотянулся до его ноги. Вильфур заорал и сполз с лошади.

   Пятый развернул коня и помчался прочь. Берк погнался за ним. Последний поединок был таким же коротким. Несколько ударов, и конь унёс вильфура с проломленным черепом.

   Загорец утёр лицо:

   - Эх, только разошёлся, ещё бы парочку!

ГЛАВА 12

У края раскопа стояла группа драхов, три человека. Их просторные белые балахоны до земли напоминали Русану нижние рубашки загорских женщин. Возле драхов со всем подобострастием, на которое только способен жестокий человек, тёрся Уин.

   - Опять начальство прибыло! - пробурчал Русан.

   Невольники привыкли, что временами из Лаки наезжали проверяющие. Тогда надсмотрщики и охрана, что называется, землю носом рыли. А что рабам до этого? Невольнику не на что рассчитывать и терять нечего.

   Что-то странное было в этой компании высокопоставленных драхов в длинных белоснежных одеяниях; чем-то они отличались от предыдущих.

   - Эй, вы, двое, к надзирателю! - крикнул охранник.

   Русан и Газиол переглянулись, отставили лопаты и выбрались наверх. Такие вызовы хорошего не предвещали.

   Уин и визитёры расположились под матерчатым навесом. Кусок широкой плотной ткани защищал отдыхавших от беспощадного солнца. Надзиратель, сжавшись, сидел на складном табурете, как человек, который больше смерти боится действием или бездействием не угодить начальству.

   - Снимите косынки, - распорядился Уин.

   Рабы выполнили приказ.

   - Я говорил, народ у меня крепкий, - будто оправдываясь, поторопился объяснить он.

   Визитёры, поджав ноги, восседали на небольшом возвышении. Перед ними на чеканном подносе стоял пузатый фарфоровый чайник. Молча, словно заранее договорившись, то один, то другой наливали в чудные чашки без ручек жёлто-зелёный кипяток. Бесстрастные бородатые лица не отражали никаких чувств.

   Наконец, один из мужчин сделал еле заметное движение рукой, будто подзывая Русана к диванчику.

   - Эй, ты, подойди, - приказал Уин.

   Загорец почувствовал толчок в спину и сделал шаг вперёд.

   Приезжий снова пошевелил ладонью.

   - Ближе! - с готовностью отозвался надсмотрщик.

   Седоватый мужчина сделал вращательное движение рукой.

   - Повернись! - поторопился крикнуть Уин.

   Русан повиновался.

   - Подними руки вверх! - услышал загорец за спиной. - Опусти. Развернись. Отойди на место.

   Затем гости приказали подойти фебру. Действия драхов повторились.

   Приезжие о чём-то посовещались, прихлёбывая чай. Наконец, старший сделал отстраняющий жест.

   - Уведите их! - приказал охранникам Уин.

   Невольников повели в сторону дощатой постройки, которая служила то ли сараем, то ли складом. Охранник отомкнул замок, и жаркая духота пахнула в лицо. Солдат углубился в полусумрак и вышел на свет, держа в руках длинные тряпки грязно-землистого цвета. С пренебрежением, точно боясь запачкаться, он швырнул их рабам.

   - Зачем это? - спросил загорец.

   - Одевай.

   Гостей под навесом уже не было. Уин с досадой осмотрел мальчишек, уловил их настороженно-вопросительные взгляды.

   - Крепкие! - надзиратель вздохнул. - Повезло вам, сопляки. Поедете в Лаку.

   Любой поворот в жизни сулит перемены. Хорошие или плохие - вопрос другой. Свыше человеку подбрасывают карту. Задача игрока - выиграть партию. От его умения, сообразительности и расторопности зависит её исход. Глупец и хорошим шансом не воспользуется; умный и с плохой картой обставит судьбу, вырвет удачу.

   Всяким переменам надо радоваться. Благополучие и горе не длятся вечно: получил неприятности - жди удач. Когда стоишь перед неизвестностью, то лучше успокаиваться любым, даже самым невероятным рассуждением, чем убиваться, преждевременно оплакивая себя.

   Ловкие руки охранника связали запястья Русана, но на душе загорца было радостно. Неизвестность лучше безнадёги. Похожие чувства испытывал и Газиол. Когда солдат отвернулся, фебр подмигнул другу. Главное, что вместе!

   Длинная верёвка от запястий крепилась к расшитому седлу верблюда. Только здесь, в Драхском царстве, Русан увидел этих странных двугорбых существ. Привести бы такого в Земной Верх, вот бы народ подивился!

   Даже у скипов верблюдов нет, но это понятно: скипы стремительны, резки. На полусонных, будто плывущих по песку верблюдах, они смотрелись бы нелепо. Кто-то из алинойцев убеждал Русана, что двугорбые могут дней десять обходиться без воды. Загорец только раз видел, как это животное пьёт. Верблюд поглощал воду в таком количестве, что казался ходячей бочкой.

   Воины стражи и гости в белом взобрались в сёдла. Верёвка дернулась, увлекая рабов в пески. Русан оглянулся на барак, в котором провёл два месяца. Всё же стоит надеяться на лучшее! Уж Уин-то в этом понимает!

   У приземистых домов на окраинах Лаки чумазая ребятня кувыркалась в пыли.

   - И это называют чудом света? - воскликнул поражённый в самое сердце загорец.

   - Чудо пустыни! - вторил Русану фебр.

   - Грязная деревня, а не столица царства! - огляделся Русан.

   Кривые пустынные улочки привели процессию к центру Лаки. Здесь на главной площади на берегу мутного Келина из густой листвы вырастала громада дворца Верховного шарава.

   За ослепительно-белыми стенами высились растрёпанные пальмы. Строгие кипарисы зелёными свечками тянулись к небу. Многочисленные колонны на ярусах дворца отличались совершенством форм: драхские каменотёсы придали им вид причудливых, вытянутых кверху цветов. Между колоннами выступали увитые виноградом обширные балконы.

   Сияющий бирюзовый купол венчал дворец Учителя драхов. Ребристые выступы купола, украшенные жёлтой, зелёной и тёмно-синей мозаикой, устремились от его нижней части до самого верха.

   Шум листвы подчёркивал безлюдность балконов и портиков, будто неизвестный волшебник воздвиг в песках это чудо архитектурного искусства, но величественный дворец так и остался необитаем.

   Священный Зун - главный Храм драхов - располагался подле дворца. По великолепию убранства он не уступал резиденции Шеина-ин-ар-Саттаха. Хитросплетения барельефов поражали воображение сложностью переплетений мраморных стеблей, листьев и цветов. На белых стенах выделялись чёрные хитроумные надписи. Драхские буквы походили по форме на соединённые разными способами клинья; иные вызывали в воображении образ плуга или топора.

   На ступенях толпились нищие. Рваные одеяния попрошаек не вязались с грандиозностью и богатством Священного Зуна.

   За громадой Храма пряталось пыльное трёхэтажное здание. Сооружение имело обширный двор, уставленный приспособлениями, на которых тренировались воины.

   Седовласый приказал охране развязать невольников.

   - Теперь будете жить здесь, - обратился к ним драх. - Я - Декбид, командир эничери. Кроме меня для вас ещё есть бог Валдук и Верховный шарав Шеин-ин-ар-Саттах. С сегодняшнего дня начинается отсчёт полугоду. Если в течение этого срока вы оправдаете возложенные на вас надежды, то станете эничери - воинами Храма. Если нет - в лучшем случае вернётесь на земляные работы. Если вздумаете бунтовать...

   Седовласый указал нагайкой в противоположный конец двора. Там на перекрещенных брёвнах распласталось окровавленное тело. Мальчишке было от силы четырнадцать, голова его свешивалась на грудь. Ужасные кровоподтёки и запёкшаяся кровь в волосах свидетельствовали о страшных побоях.

   - Я ему говорил то же, что и вам, но он не проявил благоразумия. Он ещё жив. Пока.

   Загорец и фебр не могли оторвать глаз от жуткого зрелища.

   - Эй, Магиф, - крикнул Декбид крепкому, молодому ещё, налитому силой мужчине в лёгких кожаных доспехах.

   Глаза на волевом непроницаемом лице Магифа горели свирепостью.

   - Магиф - ваш наставник, - объяснил командир. - Он отведёт мыться, даст одежду. Вы поступаете в младший отряд воинов Храма. Отныне у вас есть только настоящее, прошлого не существует. Вы должны забыть всё. Теперь тебя, - Декбид указал на фебра, - будут звать Дингиран, а тебя, - обратился он к Русану, - Суманхул. Если хотя бы вспомните прежние имена, будете там.

   Седовласый показал нагайкой туда, где умирал наказанный.

   - Пошли со мной! - бросил Магиф. - Вам повезло, ребята. В эничери попадают избранные.

   - И много таких счастливцев? - спросил Русан.

   - Счастливцев всегда мало, Суманхул, - отчеканил наставник.

ГЛАВА 13

Вести распространяются быстро. Прежде, чем дружина Серьги достигла родных стен, кумогорцы уже знали о сражении в дремучем лесу.

   Молва в подробностях рисовала схватку князя и главаря разбойников. Теперь под главарём разумелся Кабан, но никоим образом не светлейший князь Калинового княжества - надёжа и опора кумогорцев.

   - Идут! - прокатилось над городом с крепостной стены.

   Ворота распахнулись, девицы и бабы высыпали на дорогу.

   Серьгу приветствовали со слезами счастья как защитника. Народ расступился. На белоснежном рушнике Ступник вынес каравай с воткнутой в середину солонкой.

   - Прими хлеб-соль, князь! - поклонился боярин.

   - Как перед будущим зятем-то старается! - зашептали сзади.

   Под крики ликования Серьга слез с коня и отломил кусок от каравая.

   - Благодарю за доброе слово, земляки, - склонился в ответ князь.

   - Радость-то какая! - засиял Ступник.

   - Две радости - лучше, боярин!

   Народ зашумел.

   - Милости прошу на свадьбу! Как, Ступник, отдашь за меня Вету? - поинтересовался Серьга.

   - Ты б заранее, князь..., - лепетал боярин, а душа его пела: о таком зяте любой мечтает.

   - Ничего, тестюшка, не опоздаем! Верно говорю? - обратился князь к толпе.

   Кумогорцы, поняв в чём дело, заорали так, что вороны взвились с крыш, а гуси, хлопая крыльями, кинулись врассыпную.

   На шумной свадьбе гулял весь город. Ступник нагрузился медовухой и полез целоваться к Серьге.

   - Эх, разбойничек мой любимый!

   Миновала зима. Весною княгиня родила мальчика. Бабка-повитуха Свиряна приняла младенца, перерезав пуповину на топорище, чтобы новорожденный вырос храбрым воином и удачливым охотником; завернула княжича в отцовскую рубаху, чтоб сила и мощь отца охраняли хрупкую ещё жизнь.

   - Как наречёшь сына? - полюбопытствовала Свиряна у Серьги, вынеся мальчика из натопленной бани, где по обычаю рожала Вета.

   - Погоди, здоров ли сынок, крепок ли? - князь принял из рук повитухи младенца. На лбу отца выступил пот: не уронить бы, не помять крохотный комочек.

   - Не робей, папаша! - засмеялась Свиряна. - Ты на себя погляди, в кого ему быть больным-то?

   - А Вета как! - забеспокоился Серьга.

   - В порядке, в порядке! - успокоила повитуха. - Девка крепкая, ещё полк родит, ничего ей не сделается.

   Силушка Серьги, обретённая в странствиях по лесам, в зимних ночёвках под боком у хозяина леса, отлилась в широченную грудь, крепкие руки и открытое лицо молодого княжича. Не только боярские дочери, но и дворовые девки заглядывались на богатыря. День-деньской носился он по лесу то за оленем, то за зайцем.

   - Хватит, Колсан, зверьё пугать, - внушал ему отец. - Князь - это не только лучший охотник, но перво-наперво правитель. Ты должен заботиться о подданных как о собственных детях.

   - Хороши дети! - залился смехом Колсан. - Глянь бугаи какие: лосей за рога на землю кладут.

   - А ты не зубоскаль, - остановил его отец. - Народ любить надо, тогда и он любовью воздаст.

   - А дед говорит, что любить правителя народ не обязан. Вон как в других странах: подати платят, значит и править князь должен справедливо.

   - Дурак твой дед, - проворчал Серьга. - Ступник любит поговорить с купцами иноземными, вот и набрался глупостей разных. Ты пойми, сынок, - князь положил руку на плечо Колсану, - в Загорье деньги не работают. Если народ тебя не любит, то никакие деньги не спасут. Но уж и ты людей люби. Они поворчат, но злобу в сердце таить не станут. А вот когда совсем худо будет, обратись к землякам - все явятся и в бой за тебя пойдут, а не за деньги.

   Серьга вздохнул:

   - Править так, чтоб народ тебя любил, трудно, зато и помнить будут в веках, былины складывать. Загорцы - люди звероватые, но сердце у нас большое. А дураков не слушай, они тебе наговорят.

   Колсан притих, стащил шапку с вьющихся русых волос.

   - И вот ещё что, - понизил голос отец, - жениться тебе надо. Молчи! - князь сделал запретительный жест. - Не сейчас, конечно, но подыскивать жену пора, это дело нешуточное.

   - Чего вдруг жениться? - пробормотал княжич.

   - Старею я, в груди теснит, - поморщился князь. - Перед дождём поясницу и суставы ломит. На снегу теперь не поспишь, хе-хе, - засмеялся Серьга, но лицо осталось серьёзным. - Правление укрепляется не только деньгами и любовью к народу, но и дружбой с соседями.

   - С нами никто вроде воевать не собирается, - воскликнул Колсан.

   - Эх ты, цыплёнок наивный, - князь худеющей рукой потрепал сына по мощной шее. - Когда соберутся, поздно будет. Князь союзниками силён, понял? Гагановцы с Медвежьим княжеством заодно, а Медвежье за Сохатое и Заячье держится. Вместе они кулак. Лишь мы в стороне от союза.

   - Отчего так?

   - Оттого, что отец твой из простых вышел.

   - Ну и что? - удивился княжич. - Вон в былинах все герои землепашцы, зато какие подвиги совершали. Змеям головы рубили по несколько штук враз, горы медные переворачивали, чтобы невест своих отыскать.

   - Это бояны слагают гладко, - закивал Серьга. - В общем оно так и было, на то и былины. Только герои сражались в одиночку. И Змею головы посшибать - это не рахленцев победить. У них в царстве народищу поболе, чем у нас. А побеждать должны мы. Для того и надо объединяться с соседями.

   Колсан примолк.

   - Для князей загорских я чужак, - продолжал князь. - Вылез, дескать, от сохи наверх, душегубствовал, а теперь в князья двинул. Стоит рахленцам, скипам или игмедам нагрянуть, придётся нам в одиночку отбиваться. Смекаешь?

   - Нам нужно вместе? А как? - Колсан хлопал голубыми глазами, впитывая науку управления.

   - Жениться тебе надо не абы на ком, а умно, чтобы породниться с соседями. Они давненько зарятся на Калиновое княжество, мечтая меня свергнуть. Я же самозванный князь, да и ты тоже.

   - Сложно! - призадумался Колсан.

   - Надо случая подходящего ждать, - поднял палец Серьга. - Если что со мной, думать тебе придётся. Не обмишурься.

   - Ладно, батя, не прозеваю, - пробасил Колсан.

   - Вот и ладушки! - заключил Серьга, поднимаясь.

   Колсан, сделавшись князем, правил справно, память отца почитал. Только теперь начал вырисовываться глубинный смысл советов, высказанных когда-то Серьгой.

   Повзрослев, мы смотрим на родителей другими глазами - как взрослые на взрослых; видим их мудрость, проницательность и бесконечное терпение; клянём себя за невыдержанность, за огрехи, которые допускали в нежном возрасте.

   И как у родителей хватало терпения рассказывать простенькие сказки, когда мы были маленькими! Сейчас понимаем, что взрослому они неинтересны и скучны. Сказки были необходимы нам, вот родители и терпели.

   Гонец от гагановского князя прискакал в Кумогоры, загнав коня.

   - Беда, - гонец повалился в ноги Колсану. - Скипы вторглись с большим войском. Одним приграничьем не отделаемся, дальше пойдут.

   - А мы при чём? - поинтересовался князь. - С Дарабубой у нас войны нет, но и союза я не помню.

   - Ты прав, светлейший, - сказал гонец, не вставая с колен. - Гагановцы умоляют помочь, иначе хан Тевенгиз всё головнёй покатит.

   - Тевенгиз может, - согласился Колсан. - Так кто просит помощи? Гагановцы или Дарабуба?

   - Время ли считаться, князь? - опустил голову посланник. - Народ гибнет, вдовы в голос стонут!

   - Здесь я решаю, чему пришло время, а чему - нет! - отрезал Колсан. - Дарабуба прислал? С него и спрос! Князь Серьга упрочил Калиновое княжество, воевод толковых по заставам поставил. Скипов нам бояться не след. Барахла Тевенгизу и в Гагановом вдосталь будет.

   Гонец молчал.

   - А теперь, - сказал Колсан, - ты получишь хорошего коня и как на крыльях помчишь к Дарабубе. Скажешь, что калиновцы выступят на защиту, но при условии: дочь или племянница Дарабубы станет моей женой!

   Гонец поклонился.

   - Как прикажешь.

   - Вот так-то лучше, - кивнул князь. - Отведите его в конюшню, пусть выберет скакуна. От быстроты коня жизнь многих зависит.

   Ответ Дарабубы не заставил себя ждать. И куда б князь делся? Колсан представлял, что творилось за Калиновым ручьём: Дарабуба рвал и метал, носился по горнице загнанным зайцем, теребил бороду, посылал громы и молнии на голову дерзкого Колсана, который осмелился...

   - Князь - отец подданным. Так меня учили! - рассуждал, сидя в тереме, Колсан. - Вот пусть и позаботиться об их благе, а для меня калиновцы ближе, чем гагановцы.

   Тот же гонец, покрытый слоем пыли, вступил