Оглавление
АННОТАЦИЯ
- Мне нужна помощь, - шепчу, поднимая глаза. – Я сделаю все, что захочешь.
Я готовилась к этому разговору, но все слова застревают в горле, когда вижу во взгляде Марка ту же холодную ярость, что и в нашу последнюю встречу.
- Мы были женаты восемь лет, что ты мне можешь предложить? – надменно усмехается, прижимая меня к стене.
- Есть кое-что… - собравшись с силами, выкладываю последний козырь.
Мой бывший муж – единственный, кто может меня спасти. И взамен я готова заплатить любую цену, потому что на кону не только моя жизнь. Я хранила эту тайну полтора года, зная, что выстоять в борьбе с Марком не смогу, но пришло время...
ГЛАВА 1. Милена
— Отпусти ты меня, идиот бритоголовый!
Я упираюсь каблуками, пытаюсь вырваться из сильных рук секьюрити, но это равносильно тому, как идти против танка. Точнее, пытаться его остановить.
Ненавижу этот день, свою идею и свою дурацкую оплошность.
Последний прием, хоть и противно до одури, да и, может, нечестно, но сегодня я иду до конца. Мы останавливаемся возле служебной двери, пока охранник ищет карту, чтобы открыть электронный замок, и я впиваюсь зубами в его руку.
— Бешеная стерва! — отталкивает он меня от себя. — Не хватало только после тебя прививки делать.
— Пошел к черту, — ударяюсь спиной о стену и едва сдерживаю слезы.
Больно, унизительно и совсем не по плану. Изначально это было плохой затеей — искать встречи с Марком, обманом проникнув на прием. Но в любой другой ситуации я бы не смогла подойти к нему и на пушечный выстрел.
— Я сейчас ментов вызову, — ревет охранник, приближаясь ко мне.
Он в бешенстве, и я машинально вжимаю голову в плечи и закрываю глаза — сейчас ударит.
— Что здесь происходит? — слышу голос сбоку, и становится еще страшнее, потому что Марк умеет бить больнее одним только взглядом.
— Извините, — тон секьюрити сразу меняется, — что помешали вам. Пробралась тут… — пренебрежительно говорит обо мне.
Шаги… Они приближаются, а я не могу открыть глаза. Сердце грохочет в ушах, ноги становятся ватными, руки подрагивают.
Я не видела Марка полтора года, затерялась на окраине города, чтобы быть вне поля его зрения, а сейчас сама пришла. Паника захлестывает, когда в нос ударяет запах его парфюма. Так и не поменял…
Теперь к панике примешиваются воспоминания, которые пробуждает этот аромат. А казалось бы, что все давно в прошлом.
— Оставьте меня с девушкой, — спокойно говорит Марк охраннику.
— Но…
— Я все сказал.
Я даже с закрытыми глазами знаю, что Марк, когда говорит охраннику последнюю фразу, делает жест кистью, приподняв руку. И в его исполнении это выглядит так, что возражать не хочется.
Снова шаги… На этот раз тяжелые, не такие, как у Марка — значит уходит охранник.
— Какой же надо быть идиоткой, чтобы снова попасться мне на глаза.
Эти слова разрывают тишину коридора, которая уже почти убивает свои звоном и гнетом.
Ну вот, я же встретилась с ним. Переступила через себя, свой страх ради этой встречи, а все равно не могу пошевелить языком или хотя бы открыть глаза.
— Марк…
— Даже стыдно посмотреть на меня?
Нет! Мне стыдиться нечего. Я боюсь… Боюсь того взгляда, которым Марк наградил меня в последнюю нашу встречу. В нем не было ничего, кроме холодной ярости. Ни прежнего огня, ни восхищения, ни ласки. А я и в тот момент любила, когда хваталась онемевшими пальцами под холодным дождем за кованый забор.
Мотаю головой из стороны в сторону. Но это не отрицательный ответ на последний вопрос Марка — сбрасываю воспоминания.
— Плакать собираешься?
Снова не могу ответить. А с охранником же была такой борзой!
Открываю глаза и вижу то, что бьет сильнее — равнодушие.
— Я перестала плакать полтора года назад, — отвечаю тихо.
Марк совсем не изменился. Все так же красив, стильно одет, подтянут — шикарный мужчина. Он даже в домашней одежде выглядел греческим богом или дьяволом, который искусит и затянет в водоворот наслаждения. Только за это наслаждение придется расплачиваться потом вечностью в адском котле. Именно там и я варюсь уже полтора года, боясь сделать хоть шаг в сторону.
— Будем считать, что ты случайно попалась мне на глаза, Милена, — Марк закуривает прямо в коридоре, наплевав на правила. — И это в первый и последний раз.
Разворачивается и уходит. Нет! Он уходит!
Я отмираю и кричу вслед:
— Подожди!
Другого шанса у меня не будет — это осознание как средство от паралича. Марк останавливается, но не оборачивается.
Я почти бегу к нему в узком платье, но расстояние кажется невыносимо большим. И каблуки, эти чертовы каблуки только делают меня медлительнее. И вот его спина так близко, я протягиваю руку, чтобы дотронуться до плеча.
— Милена, не доводи до греха.
Одергиваюсь, делаю шаг назад. Разговаривать со спиной так себе, но я столько искала этот шанс.
— Мне нужна помощь.
— Что? — Марк резко оборачивается и по инерции подается вперед.
Мы так близко. И пусть я пыталась себя убедить, что все забыто и похоронено, но при встрече с ним понимаю: это было самовнушением. Он слишком глубоко во мне, и за это я себя ненавижу. А он ненавидит меня…
Хоть что-то общее у нас есть.
ГЛАВА 2. Марк
Я не замечал, как ром обжигает горло, как близко пламя огня. Наверное, я хотел сгореть там же, вместе с этим домом. Никто так и не понял, почему я, едва вышвырнув Милену, попросил слить бензин с машин.
Горел я изнутри.
Горела моя семейная жизнь.
Горело все… что прошло.
Я смотрел в глаза Милены и не верил, что она могла так поступить с нами.
А ведь была у нас когда-то маленькая квартирка на окраине города, где мы были счастливы. И она осталась — я хотел сохранить тот островок счастья… Но и в этом доме счастье тоже было, а я его сжигал вместе с собой.
— Марк, возьми хоть плед из машины, — хлопнул меня по плечу Миша.
— И без того жарко, — усмехнулся я и снова сделал глоток.
Милена… Я готов был царапать землю и жрать ее, лишь бы все то дерьмо оказалось ложью.
Но все горело… Абсолютно все.
— Марк, уже вызвали пожарных.
— Нет! — заорал я, опускаясь на сырую после дождя землю. — Никого не пущу, пока не сгорит. Дотла, до конца любого воспоминания…
Миша забрал у меня бутылку и тоже сделал глоток, печально качая головой:
— Кто ж мог подумать, что все так обернется.
— Заткнись!
— Марк, тебе надо взять себя в руки. Я понимаю, что ты любил ее, но…
Любил? Странно думать об этом в прошедшем времени. Я люблю ее, несмотря ни на что. Сердце с головой где-то разминулись и теперь идут разными дорогами.
Сегодня мне надо все выплеснуть, а завтра я соберусь и стану хладнокровным и бесчувственным. Закрою все эмоции на замок и выброшу ключ…
Твою мать! Эта женщина меня сводит с ума одним своим присутствием.
Сжимаю пальцы, потому что желание дотронуться до ее щеки становится почти до артрита болезненным.
Помощь? Она просит помощи?
Сгорело все, сгорело. В тот день, который некстати вспомнил, в который был слабым.
— Марк, — Милена снова произносит мое имя только так, как она умеет.
— Закрой рот!
Снова воспоминания. Тот пепел, что я похоронил одновременно с домом, с последним угольком, как чертова птица феникс.
Милена догорала во мне вместе с остатками ярости и боли.
«Надо быть равнодушным», — повторял я себе.
Протягиваю руку и задерживаю возле шеи. Как она мне нравилась… Каждая эмоция именно на шее — возбуждение, напряжение, радость.
Идеальная женщина, о которой мечтал бы любой.
— Марк, пожалуйста! Просто выслушай меня.
Ее голос такой же — все такое же! Моя память, боль. Девочка, которая стала красивой женщиной. Со мной она такой стала.
— Идем, — я соглашаюсь, забывая, как Милена умеет на меня действовать.
Нам нельзя оставаться в закрытой комнате, нам нельзя приближаться друг к другу. Это наркотик. Только развяжешься после подшивки, как доза нужна будет постоянно.
Но Милена об этом никогда не узнает.
— Правда? — не верит она, что я согласился.
И глаза такие чистые, такие невинные. Видимо, мы вдвоем научились хорошо играть, только разные роли.
Разворачиваюсь и иду к ближайшей комнате отдыха, слыша за спиной стук каблуков. Еще не поздно вышвырнуть Милену отсюда и сказать, чтобы больше никогда не попадалась мне на глаза. Дежавю. Мы это проходили полтора года назад. Но все равно она здесь, и это не случайная встреча.
Помощь ей нужна…
Толкаю деревянную дверь, включаю свет и иду к окну.
— Ну? — глядя на ночной город, тороплю Милену.
— Я даже не знаю, с чего начать.
— Что тебе надо? Деньги? Квартира?
Больше ничего на ум не приходит. Да и зачем она еще могла прийти? Не вспомнила же спустя полтора года о своих вещах. Разочарую — они сгорели вместе с домом.
Молчит. Наверное, я попал в точку. Усмехаюсь своему отражению в стекле и оборачиваюсь.
Милена теребит серьгу в ухе — нервничает. Переступает с ноги на ногу, в глазах — слезы.
Ну что, черт подери, за театр? Не поведусь я на эту невинность. Только в моем внутреннем замке будто кто-то ковыряет отмычкой. Не вскроет, не позволю.
— Ты долго молчать будешь? — теряю терпение.
— Я, наверное, зря пришла к тебе, — голос дрожит, срываясь.
Милена отступает к двери, а я в несколько шагов преодолеваю расстояние между нами и прижимаю свою бывшую к стене.
Придушу сейчас.
— Марк… — выдыхает она, и ее дыхание остается на моей щеке.
Невыносимо. Это уже не отмычкой ковыряют в моем замке, а срезают его болгаркой.
Нельзя, чтобы этот ящик Пандоры открылся. То, что вырвется оттуда, погубит и меня, и ее.
ГЛАВА 3. Милена
Мне трудно дышать от его близости. Все затмевает его запах, его прикосновения. Ни слов, ни мыслей у меня больше нет.
Это наваждение. Оно почти осязаемо, видимо. А ведь я думала, что справлюсь, что все похоронено и выжжено ручьями моих слез. Когда они закончились, я поверила, что прошла и любовь, и боль. Самовнушение…
— Марк… — повторяю на выдохе и вижу, как меняется его взгляд.
В нем нет равнодушия — Марк теперь злится. Но не на меня, скорее на себя.
— Опять связалась не с тем парнем? — эту злость он прикрывает сарказмом. — Ничему тебя жизнь не учит, Милена.
Слезы снова подступают, начинают душить. Я не докажу ему ничего, уже пыталась, но Марк упертый и словам не верит.
— Ни с кем я не связывалась.
— Убила нового мужа? Помочь труп спрятать?
— Прекрати, — срываюсь на крик.
Я пришла не для того, чтобы Марк издевался надо мной. Но он бьет словами по сердцу, расковыривая рану, которую я сшивала по миллиметру…
Разговора не получается. Надо уходить и снова склеивать себя после этой встречи.
— Я слушаю тебя, — говорит Марк уже серьезнее, но не отпускает меня.
Как можно разговаривать в таких условиях? Я даже думать не могу.
— Я покажу тебе фотографии, ты сам все поймешь. И если поможешь, то я сделаю что угодно.
— Что угодно, говоришь? — задумчиво протягивает Марк. — Это уже интересно. Только что ты мне можешь предложить? Фотосессию? — снова усмехается. — Денег у тебя нет, да и не нужны мне они, своих хватает. Натурой хочешь расплатиться? — приподнимает бровь, а я даже не дышу, пока слушаю. — Мы были женаты восемь лет, это неактуально. А за все надо платить, Милена.
Марка ситуация, кажется, забавляет, а вот мне совсем не до смеха. Понятно, что на безвозмездную помощь я не рассчитывала, но не думала, что придется выложить последний козырь.
— Есть кое-что… — тихо говорю.
Он меня убьет, но выбора нет.
— И?.. — Марку стало интересно, уже что-то.
— Когда… — начинаю, собравшись с силами, но сегодня определенно не мой день.
В этот момент открывается дверь, и я слышу знакомый голос:
— Марк, наконец-то! Я один должен делами заниматься, пока ты телок по комнатам отдыха трахаешь?
Марк отпускает меня, и пусть я мечтала об этом, но телу становится холодно без его рук.
— У меня здесь занимательный разговор.
— Охренеть, — выдает Миша, узнав меня. — Что эта стерва здесь делает?
Я молчу. Все не по плану.
— Поговорить пришла, — пожимает плечами Марк. — Хочет чего-то, только вот непонятно чего.
Брат Марка бросает на меня взгляд, полный ненависти и презрения, и я чувствую себя такой ничтожной, жалкой, растоптанной.
— Хочет?! — повышает голос Миша. — Да пусть спасибо скажет, что я ее не закопал в каком-нибудь овраге после всего-то!
Прижимаю пальцы к вискам и мысленно стону. Замкнутый круг, но снова оправдываться я не стану. Тем более за то, чего не делала.
Появление Миши путает все карты. Если Марк более холоден, то этот просто ураган. Сразу сделает, а потом подумает, так что вылететь я могу отсюда в любую секунду.
— Да не ори ты, — морщится Марк.
— Только не говори, что ты снова поплыл от ее голубых глаз и стройных ножек! Включи мозги! Или они уже переместились ниже пояса?
— Мои мозги на месте.
Миша делает шаг ко мне, и я вижу: размажет сейчас по стене.
— Не трогай ее, — холодно отрезает Марк и смотрит на меня: — Жди здесь, я сейчас вернусь.
Это уже что-то. Может, не все так плохо, как я думала. Хотя самый сложный разговор еще впереди.
— Сука, — бросает Миша вместо «приятно было увидеться».
Дверь закрывается, и я остаюсь в комнате одна, только сейчас понимая, насколько мои нервы натянуты. Делаю два шага и падаю на диван. Силы меня покидают, мозг хочет отключиться, руки дрожат.
Я делаю несколько глубоких вдохов и закрываю глаза, откинувшись на спинку.
Снова хлопок двери — быстро, однако. Но в комнате появляется не Марк, а Миша, и меня парализует страх. Сейчас все полетит к чертям.
— Миша…
— Лучше заткнись, — качает он головой. — Нахрена ты приперлась? — подходит ко мне, смотрит сверху вниз. — И не вздумай, сучка, шантажировать его ребенком. Кстати, а чей это ребенок?
— Ты знал…
Значит, и Марк может знать. Тогда ему, получается, все равно. Эта мысль мешает сосредоточиться, становится еще обиднее, чем за себя.
— Знаю, — усмехается со злостью Миша. — Я бы тебя просто так не отпустил, мало ли что ты бы еще учудила. Так что я иногда интересовался твоей жизнью. Исключительно для подстраховки. Вдруг бы ты снова киллера наняла? Хотя вряд ли фотографиями на него заработаешь, но ведь можно и по-другому расплатиться, да, Милена? Кстати, кто тот мужик, что возле тебя крутится?
О, Господи… Понятие личной жизни этому человеку незнакомо.
ГЛАВА 4. Марк
— Что ты делаешь? — спросил я, заметив пристальное внимание девушки с фотоаппаратом к моей персоне.
— Извините, — ответила она, покраснев. — Просто вы… Ну, так вписались.
Она со мной заигрывает? А ничего такая, симпатичная, только сейчас мне не до знакомств и флирта — паршивый день.
— Вписался? — не понял я.
Нет, определенно так со мной еще никто не знакомился.
— Извините, — повторила она и начала отступать.
Но мне уже стало интересно, несмотря на настроение. Как я мог вписаться в обычный городской пейзаж? Вокруг люди, соседние скамейки тоже заняты, а она фотографирует меня.
— Подожди! — позвал я девчонку.
Молодая совсем. Интересно, хоть совершеннолетняя?
Она испуганно на меня посмотрела, и я решил, что сейчас снова извинится.
— Покажи, — кивнул я на фотоаппарат.
Теперь взгляд стал растерянным. Нет, девчонка со мной не флиртовала. Даже показалось, что сейчас она сбежит. Но, немного поколебавшись, все-таки подошла к скамейке и присела. Я не верил в любовь с первого взгляда, да и в принципе в большую и светлую, но мелочи, которые бросились в глаза, и были ее началом.
Тонкие пальцы с аккуратными ногтями.
Светлые волосы, которые пахли ванилью.
Едва заметная родинка над верхней губой.
Темные по сравнению с волосами ресницы.
И шея… До нее хотелось дотронуться.
Меня просто накрыло от этой девчонки. Непонятная химия, удар по голове — можно назвать как угодно, но расставаться с ней не хотелось.
Пусть я тогда был молод, но дураком не был никогда. А тут… Невольно можно было подумать, что меня атаковала какая-нибудь психическая болезнь. Причем не медленно прогрессирующая, а резко накрывающая.
— Как тебя зовут? — спросил я, когда она подала мне фотоаппарат.
— Милена, — уже увереннее ответила.
— Красиво и необычно, — заметил, листая фото, хотя хотелось смотреть на нее.
— А вас?
— Марк. Так почему ты меня фотографировала?
Она снова смутилась, заправила волосы за ухо, а я смотрел на нее, и каждое движение будто впечатывалось в память. Вроде бы обычно все, такое видишь каждый день, но в ней было особенно.
Я даже забыл, что меня уволили с работы, что я думал, где теперь взять денег на обучение младшего брата, что у меня не жизнь, а полный отстой.
— Понимаете, — начала она объяснять, — все куда-то спешили, разговаривали, а вы сидели такой задумчивый и немного грустный, будто мыслями были где-то далеко-далеко. Вы даже не двигались, — Милена говорила об этом так страстно, глаза загорелись, стеснение ушло. — И вот я даже увидела, как бы это выглядело после обработки. Вы на переднем плане, четко, а позади проезжающие машины, спешащие люди. Как пятна, понимаете, сразу неплохо видимые, потом все более размытые, оставляющие за собой лишь едва заметные очертания.
Вот что в ней было. Она видела все по-другому, точнее, умела видеть.
— Интересно, — кивнул я.
Боялся спугнуть другими словами, боялся, будто передо мной была не девушка, а иллюзия, голограмма. Дотронься — исчезнет.
— Не надо было мне фотографировать вас без разрешения.
— Ничего страшного.
— Вы извините, — спохватилась она, — но мне пора.
А вот отпускать я ее не хотел. Как животный инстинкт: нашел свое, не отпускай.
Милена поднялась, а я схватил ее за запястье. Снова испугалась, напряглась.
— Проводить?
— Не надо, мне недалеко. И… отпустите меня, пожалуйста.
Я, наверное, использовал для этого действия всю силу воли. Это прикосновение еще больше свело меня с ума. Не думал, что такое бывает.
— До встречи, — вырвалось у меня, и Милена удивленно на меня посмотрела, но кивнула:
— Всего доброго.
Что сделал я? Смотрел, как она идет по аллее, не оглядываясь, и направился следом. Держался на расстоянии и считал себя полным идиотом, но это, увы, было сильнее меня.
Идти пришлось действительно недалеко. Один из ряда старых пятиэтажных домов, третий подъезд. Дальше я, конечно, не пошел, хоть и чувствовал себя каким-то зомбированным.
А по дороге домой только и думал, как организовать нам новую «случайную» встречу…
Надо толкнуть речь, пусть небольшую, но все ждут. Я поднимаюсь на небольшую сцену, подхожу к микрофону и начинаю говорить банальными фразами. Больше ничего в голову не лезет. Вернее, лезет, но не то, что надо.
Милена… Стоило ей появиться — и меня отключило почти так же, как в нашу первую встречу. Но я уже не тот двадцатичетырехлетний пацан, умею держать себя в руках. И после всего…
Говорю и обвожу взглядом зал. Миши нигде нет.
Черт! Он же ее действительно убьет. Надо сворачиваться.
Но меня не отпускают, когда я говорю организаторам спасибо и желаю всем приятного вечера.
Несколько раз на пути к выходу меня останавливают, задают вопросы, делают деловые предложения. Я прошу связаться со мной в понедельник, раздаю визитки, но выхожу из зала только через минут двадцать.
В коридоре пусто, и чем ближе я подхожу к комнате отдыха, отдаляясь от зала, тем тише становится.
Останавливаюсь возле двери ненадолго, нажимаю на ручку. Нет, я ожидал, возможно, даже рукоприкладства со стороны брата, учитывая, как он поколотил свою бывшую девушку. Мне пришлось тогда очень сильно раскошелиться, чтобы замять дело. Но это, черт подери!
— Какого дьявола, Миша? — спрашиваю у брата довольно грубо
Брат нехотя отрывается от симпатичной блондинки и смотрит на меня:
— А что не так?
— Где Милена?
— Без понятия, — пожимает Миша плечами. — Ушла.
Ушла? То есть столько ухищрений ради этой встречи — и ушла? Не верится.
— Что ты ей сказал? Нет. Давно?
— Пару минут назад. И не говори, что ты сейчас за ней побежишь? Мало набегался?
Девушка, которую Миша целовал, переводит взгляд с него на меня, явно не понимая, о чем мы говорим.
Я несколько секунд смотрю на брата, потом разворачиваюсь и хлопаю дверью. Это любопытство, ничего больше. Ага, идиот я просто.
Иду к выходу, а в голове бьется одна настойчивая мысль: «Только бы успеть».
И ведь понимаю, что вряд ли что-то хорошее из этого выйдет. Мне стоит держаться от нее подальше, потому что Милена действует на меня хуже наркоты. Но меня уже ломает, и за это я ненавижу себя даже больше, чем ее.
— Дурак бесхребетный, — говорю самому себе.
Как самокритично, черт подери.
Стеклянные двери, кажется, разъезжаются слишком медленно. Но я успеваю к машине такси, когда она уже трогается с места. Открываю заднюю дверь и говорю водителю:
— Заказ отменяется.
— Марк, мне надо… — начинает испуганно Милена, но я не слушаю.
Вытаскиваю ее из машины, и бывшая, не устояв от моего напора на каблуках, почти падает мне на грудь. Твою же!
Нужно вернуть контроль, потому что руки уже начинают жить отдельной жизнью. Прижать, обнять… Тело все помнит. И эту ненормальную химию, и гладкую кожу, и тепло. И тело хочет эту женщину все так же невыносимо, до зуда в каждой клетке.
Контроль, я должен себя контролировать…
Милена делает шаг назад, смотрит на удаляющуюся машину такси и наконец-то говорит:
— Я зря приехала.
— Ты бы уже определилась. Тебе не кажется, что странно искать со мной встречи, а потом сбегать? Ты из-за Миши?
Не отвечает, но и так все понятно. Братик, кажется, не смог держать себя в руках, и даже боюсь представить, что он наговорил.
Достаю из кармана ключи от машины и говорю:
— Я тебя отвезу, заодно, может, наконец-то расскажешь, что случилось.
Оставаться наедине в небольшом салоне не самая лучшая идея. Слишком близко, слишком тесно. Дышать друг другом, пропитаться запахом — издевательство над собой. Очень болезненное издевательство. Может, я мазохист, если иду сознательно на эту близость?
Интересно, а что чувствует Милена? Помнит ли ее тело, так же ли тянется ко мне?
Смотрю, как она осторожно, будто сомневаясь, открывает переднюю дверь и садится, обняв себя за плечи. Замерзла? Или пытается отгородиться?
Боже, дай мне сил.
Выдыхаю и, прыгнув в салон, завожу авто.
— Адрес говори, — она вздрагивает от моего голоса.
— Можешь до центра довезти, оттуда я сама доберусь.
Даже смешно. Боится, что я узнаю, где она живет? Да я могу сделать один звонок, и через десять минут мне сообщат адрес.
Выезжаю на проспект и уже начинаю злиться из-за молчания. Сама же пришла, зная, чем ей это грозит, а теперь мне надо из нее слова клещами вытягивать.
— Милена! — повышаю голос. — Что ты мне хотела сказать, когда Миша нас прервал?
Меня сводит с ума ее близость, и надо говорить, чтобы не думать об этом, пока не слетели клеммы.
— Я хотела сказать, что…
— Что… — тороплю ее.
— Что у нас есть ребенок, — заканчивает на выдохе так быстро, будто боится передумать.
До меня даже не сразу доходит смысл. А потом я резко давлю на тормоз, сворачивая направо, к тротуару. Сзади раздаются недовольные гудки, но мне плевать, они отходят на второй план, когда я мысленно повторяю за Миленой последнюю фразу.
— Ребенок? — холодно спрашиваю. — У нас?
Я сейчас стану хуже Миши. Бьет по больному, чертова стерва.
— Да, — кивает, вжимаясь в кресло под моим взглядом.
— Ты меня за идиота держишь?
Интересный вопрос, учитывая, что сам себя недавно так и называл.
— Марк, ты не веришь мне?
— Как, однако, забавно получается. Мы жили вместе восемь лет, детей у нас не было, а тут, оказывается, что ты залетела, когда я тебя вышвырнул из дома.
— Я тогда сама не знала, — отвечает тихо, а глаза наполняются слезами.
Не ведись, Марк.
Но уже червячок сомнения точит мой мозг. А если действительно правда?
— Мальчик или девочка? — вопрос вырывается раньше, чем я его осознаю.
— Девочка.
— Как зовут? — спрашиваю, сжимая руками руль, хотя уже знаю ответ.
— Вера.
Сжать бы сейчас не руль, а тонкую шею Милены. До хруста, до хрипа… Это будто удар в сердце, осквернение того, что для меня дорого.
— Как я тебя ненавижу, Милена, ты бы знала.
Она растоптала все и облила помоями. И сейчас забрала у меня еще одно светлое воспоминание.
— Я знаю…
— И что тебе, черт подери, от меня надо? На алименты собралась подать?
Я срываюсь окончательно. Ищу по карманам сигареты, закуриваю, чтобы немного успокоиться.
И ненавистный червь все еще проедает мозг. А если?.. А вдруг?..
— Меня, кажется, хотят убить, — неожиданно говорит Милена, и одинокая слеза катится по ее щеке.
ГЛАВА 5. Милена
— Да остановись ты, Милена! Нельзя туда!
Миша крепко держал меня за плечи, а я вырывалась, плакала и не могла сделать нормальный вдох. Грудь будто перетянули стальным каркасом, в голове туман. Меня накрыла истерика.
— Угомонись! — повторял Миша, наверняка понимая, что, пока я в таком состоянии, до меня не достучаться. — Доктор, — перехватил он молоденького врача, — а можно ей укольчик какой-нибудь, а то она сейчас ворвется в операционную.
— Не надо мне ничего!
Но ко мне уже подходила медсестра, держа шприц наготове. Миша сильнее сжал мои плечи и сказал:
— Так будет лучше. Ты ему сейчас ничем не поможешь.
Я не верила, что все это происходило с нами. Пусть бы это все оказалось жестоким розыгрышем, но не отмытая местами, запекшаяся кровь на ладонях Миши будто кричала мне: «Это все на самом деле!»
После укола туман в голове сгустился, навалилась усталость, но я упорно держала глаза открытыми. Мы опустились на жесткие стулья, я положила голову на плечо Миши и, едва ворочая неожиданно потяжелевшим языком, спросила:
— Как это случилось?
— Не надо тебе знать, Милена.
Я хотела возразить, но сил бороться с действием лекарства не осталось. Так и уснула я на плече Миши в коридоре перед операционным блоком.
Разбудил меня тихий голос:
— Рой носом землю, но достань мне этого ублюдка.
Вздрогнув, я подскочила. Миша разговаривал по телефону и только покачал головой, глядя на меня.
Что? Что он этим хотел сказать?
Едва подавив порыв ворваться в операционную, я сжала кулаки. Ногти до боли впились в кожу, но эта боль была ничем по сравнению с тем, что творилось с моим сердцем. Будто это в мое всадили пулю. А может, я чувствовала боль Марка?
Я готова была разделить ее с ним, готова была забрать, отдать свое сердце — что угодно, лишь бы Марку стало легче.
Миша повесил трубку и посмотрел на меня.
— К тебе он с того света вернется.
Мне бы немного этого оптимизма, потому что в голове настойчиво пульсировала всем известная фраза: «Пока смерть не разлучит нас…»
Для старухи с косой не важны наши чувства. Она не знает ли любви, ни сострадания. Ей плевать, что я без Марка жить не смогу. Моя жизнь оборвется вместе с его, и останется лишь пустая оболочка, выжженная болью и слезами.
Он нужен мне физически. Как воздух, как вода. Касаться его колючей щеки, прижиматься к груди, слушая биение сердца, чувствовать руки на своем теле. Я не смогу без этого…
— Почему так долго? — я гипнотизировала дверь до боли в глазах.
— Милена, там работает отличный врач, старый друг нашего отца. Если бы… — Миша запнулся. — Он бы вышел и сообщил. Значит, Марк пока жив.
Пока…
Почему он так сказал?
Боль снова прострелила грудную клетку, а слезы, подступившие к глазам, размазали больничный коридор.
— Василий Владимирович, — подорвался Миша, когда чертовы двери наконец-то открылись.
— Присядь, — положил ему руку на плечо мужчина в хирургическом костюме и перевел взгляд на меня: — Жена?
Я кивнула, боясь и ожидая слов, которые могут стать или моим спасением, или моим приговором.
— Мишань, — врач говорил с сочувствием, и я даже дышать перестала. — Марк сильный мужик, но не думаю, что он выкарабкается. Слишком долго продлилась клиническая смерть. За его организм работают аппараты, и вам надо решить, сколько это будет продолжаться. Я слишком много повидал, чтобы верить в чудо.
Что он сейчас сказал? Что мой муж одновременно жив и мертв?
Миша выглядел растерянным, а я в тот момент собралась. Поняла, что если есть хоть один шанс, то я его использую. В чудо я, может, тоже не верила, но верила в нас.
— Можно его увидеть? — спросила я спокойно, чем вызвала удивление и у врача, и у Миши.
— Он в реанимации, но ладно, я сделаю для вас исключение…
Меня раздражал звук приборов, жалостливый взгляд медсестры за стеклом и провода, похожие на змей.
— Давайте только недолго, — попросил врач и, дождавшись моего кивка, вышел, прикрыв за собой дверь.
Я сжала ладонь Марка и сказала дрогнувшим голосом:
— Вернись ко мне, любимый. Я буду дышать за нас двоих. Мое сердце будет биться и за твое. Ты мне обещал навсегда, а сейчас бросаешь? Не поступай так со мной.
Прибор заверещал еще сильнее, и медсестра теперь уже с удивленным взглядом бросилась ко мне.
— Вы что-то трогали? — спросила она.
За ней в реанимацию пришел и Василий Владимирович, посмотрел на показатели и покачал головой.
— Что? — спросила я.
Врач с медсестрой переглянулись, и он сказал уже мне:
— Любовь сильнее смерти…
— Меня, кажется, хотят убить, — говорю Марку, и он удивленно на меня смотрит.
Не верит.
Я знаю каждый его взгляд, каждое движение. Помню, что они означают. Наверное, что бы я ни сказала, как бы ни пыталась убедить Марка, он не поверит просто потому, что не хочет.
А волны гнева, нет, даже ярости, которым становится тесно в салоне автомобиля, бьют в грудь и высасывают весь кислород. Еще и сигаретный дым режет глаза, дерет горло. Я чувствую себя похороненной заживо в машине.
Марк наконец усмехается и произносит:
— А жизнь как бумеранг, да, Милена?
— Ты ведь не слышишь меня.
— Я слышу тебя. Но скажи, какое мне должно быть дело до твоих проблем? Во имя былой любви? — на последнем слове запинается, будто говорит не о том, что было у нас, по-настоящему чистым, а о чем-то отвратительном, вызывающем брезгливость.
Отгораживается от новости, которую я ему сообщила. Специально вспоминает о любви, а не о нашем ребенке. Марк снова не хочет верить и не хочет принимать.
Только словосочетание «былая любовь» ко мне вряд ли можно применить, сколько себя ни убеждай.
— Ты прав, Марк. Прощай.
Тянусь к ручке, дергаю, но дверь заблокирована. Какая я дура, черт возьми! Сама разрушила тот островок спокойствия, который, казалось, удалось создать после нашего расставания.
Марк хватает меня за затылок и притягивает к себе. Морщусь от боли и прошу:
— Отпусти.
— Не знаю, какую игру ты затеяла опять, но больше я на твой крючок не попадусь.
Он говорит мне прямо в лицо. Так близко, что мы, кажется, снова готовы раствориться друг в друге, будто нет недоверия и стен недопонимания. Марк переводит взгляд на мои губы, и я чувствую, как их начинает покалывать, а затем они нестерпимо зудят. Это предвкушение, полное нашей болезненной зависимости друг от друга.
Но, видимо, ярость Марка сильнее. Он отталкивает меня так же резко, как и притянул. Раздается щелчок замка.
— Если есть что сказать, то говори. Но подумай дважды. Если это какой-то очередной гениальный план, не советую нарываться.
Молча проглатываю последнюю фразу Марка. У меня был только один план: жить с мужем долго и счастливо. Но не столько у судьбы, сколько у людей на нас нашлись свои планы. А ведь я просила, как чувствовала, не лезть в этот чертов бизнес, не пытаться охватить все.
Стук в окно прерывает мои воспоминания. Марк опускает стекло со своей стороны, и я слышу:
— Лейтенант Бессонов, предъявите документы.
— В чем дело?
— Здесь остановка запрещена.
Сейчас я благодарна гаишнику, что он впустил хоть немного свежего воздуха в пропитанный злостью, воспоминаниями и дымом салон.
Марк откидывает козырек и в документы кладет купюру. Вот он, способ решать все проблемы. Жаль, что в моем случае не подходит.
— Счастливо, Марк Захарович, — благодарно салютует лейтенант.
— И вам.
Окно снова закрывается, и машина трогается с места. Я понимаю, что молчание Марка раздражает, и начинаю говорить:
— Где-то два месяца назад знакомый фотограф сломал руку и попросил меня заменить его на свадьбе. Жених с невестой против не были, деньги обещали приличные, и я согласилась.
— Им не понравились твои фотки? — усмехается Марк, когда я замолкаю, думая, как продолжить.
— Понравились, — не обращаю внимания на его иронию. — Но что-то в кадр не должно было попасть.
— Конкретнее!
— Я не знаю! — тоже повышаю голос. — Дай же мне объяснить.
— Милена, ты целый вечер ходишь вокруг да около, и меня уже это порядком достало. То ты мне заливаешь про своего ребенка, то теперь про какую-то свадьбу. Я здесь при чем?
Никогда мне не было так сложно с ним разговаривать. Будто о глухую стену бьюсь.
— Через месяц после свадьбы ко мне пришли двое парней настоящего бандитского вида и сказали, что добропорядочных людей шантажировать нехорошо. Вели себя вполне прилично, но предупредили, что это только на первый раз. Я ничего не поняла, а через несколько дней увидела, что кто-то копался в моем ноутбуке, пока мы с… — запинаюсь и подбираю слова, чтобы еще больше не нервировать Марка. — Пока меня не было дома. Все файлы и даже облако снесены. Но через неделю те же самые парни пришли ко мне уже с оружием и сказали, что если мне дорога собственная жизнь и жизнь моего ребенка, то я должна прекратить, иначе…
— Тебя убьют? — заканчивает за меня Марк.
— Не сразу, — вздрагиваю, вспомнив все обещания.
— Милена, если это на самом деле ты…
— Да не я! — уже почти в истерике кричу. — Зачем мне кого-то шантажировать?
— А кто тебя знает… — тихо говорит Марк и снова закуривает, остановившись уже на парковке возле торгового центра.
Он снова мне не верит. Я одна черт знает против чего или кого. Но закончить надо, потому что рассказала я не все.
— Еще через неделю мне позвонили и спросили, не решила ли я подзаработать, пока шпионила для бывшего мужа.
— Что? — Марк поворачивается ко мне, вздернув брови, и, кажется, теперь ему по-настоящему интересно.
— Я, конечно, ответила, что мы с тобой не общаемся и до сих пор понятия не имею, о чем речь, но мало ли…
— Еще скажи, что из беспокойства обо мне пришла, — снова усмехается. — И что тогда? Мы упадем в постель, мои мозги, как сказал Миша, перетекут ниже пояса, а потом я получу пулю в сердце?
Сжимаю кулаки. Мы не придем к пониманию. Марк будет думать, что я его подставляю, использую или еще что-то в этом роде.
— Марк, просто… Будь осторожен.
Выхожу на улицу, чувствуя спиной его взгляд, и бреду на остановку. По крайней мере есть шанс, хотя я бы это назвала больше призрачной надеждой, что у моего ребенка будет отец, если со мной что-то случится.
Но это при условии, что Марк не посчитал весь мой рассказ ложью…
ГЛАВА 6. Марк
Я два дня ошивался в том районе, в том дворе, стараясь не привлекать к себе внимания. С самого утра и почти до полуночи. Чувствовал себя полным идиотом, даже всю дорогу до дома твердил, что завтра не пойду, ведь это уже становится ненормальным.
Но, конечно, пришел и на третий день…
И только свернул за угол дома, как увидел ее. Вышла из подъезда, и пошла в мою сторону. Я растерялся, быстро развернулся и быстрым шагом двинулся обратно. Ну что за полный бред?
Увидел, что Милена идет к переходу, обматерил себя еще раз, но пошел следом. Держался на расстоянии, но из виду не выпускал.
«И больше никогда не выпущу», — пронеслась мысль.
Смотрел на ее спину, изучал узор на сарафане, запоминал, как при каждом шаге колышутся ее волосы. И тут она их перебросила через плечо… Твою мать, эта шея сводила меня с ума. Догнал бы и прикоснулся — даже шаг ускорил.
Милена свернула к памятнику в парке и остановилась. А я, как долбанный сталкер, наблюдал из-за дерева. И тут… Это было верхом шизофрении. Милена начала фотографировать голубей, а я заревновал. К голубям, будь они прокляты! Потому что теперь она уделяла внимание им, в ее кадре были они.
Катализатор сработал.
В конце-то концов, я же не маньяк какой-то! Да и опыта общения с разными девушками у меня хватало.
Я подошел к Милене и, улыбнувшись, сказал:
— Привет.
Она нехотя, что меня тоже не порадовало, оторвалась от голубей.
— Здравствуйте.
— Ты меня помнишь?
— Да, — вежливо улыбнулась и снова вернулась к уже ненавистным мне птицам.
И что это на хрен было? Обычно мое общение с девушками проходило в другом формате. Я растерялся. Я, черт подери, растерялся!
— Нравятся голуби?
Офигеть, что я несу?
Но именно этот вопрос почему-то и заинтересовал Милену. Она посмотрела на меня и, чуть улыбнувшись, сфотографировала.
— Вы выглядели немного растерянным. Извините, не сдержалась.
Да пусть она щелкает меня в любых позах, с любых ракурсов, но смотрит только на меня.
— Разве мы не переходили на ты?
Вот тут я окончательно понял, что попал. Вроде и прокручивал в голове разговор, и мог бы банально для начала пригласить в кафе. Ага, жрать дома нечего, а я девушку в кафе собрался вести.
Совсем мозги потерял, Марк.
— Фотографии получились, как я и задумывала, — неожиданно сказала Милена после долгой паузы.
— Покажешь?
Вообще не мог я думать в обществе этой девушки. И даже девчонкой назвать ее язык не поворачивался. Сейчас она должна подумать, что я напрашиваюсь к ней в гости.
— Сможете… то есть сможешь завтра в это же время прийти на ту аллею, где мы познакомились? Я возьму с собой ноутбук.
Да я готов был ночевать здесь или перед ее подъездом. И понимал, что на сегодня она прощалась.
Ну нет…
— Может, прогуляемся? — предложил, сам услышав панику в своем голосе.
Романтик недоделанный!
Милена закусила губу, но кивнула. Не отказала, встречу на завтра назначила — я понял в тот момент значение выражения «крылья за спиной выросли».
Только обрезать их оказалось слишком больно…
В горле уже саднит от никотина, а я так и сижу в машине парковке, вспоминая то, что так старательно хоронил.
Ложь или правда?
Уверен, что это какая-то очередная игра, потому что поверить в то, что Милена мне наговорила… Это слишком абсурдно, чтобы быть правдой. Но и для лжи можно было придумать историю реалистичнее.
Надо было попросить эти фото, спросить, чью свадьбу снимала… Но я слишком зол, нет, я в ярости, потому что к нашей встрече не был готов. Когда узнал ее в том коридоре, вжавшуюся в стену, мне понадобилось немало сил, чтобы сохранить самообладание.
А эти слова о ребенке? Милена надавила на больную мозоль.
Так ложь или правда?
Знала, что я не стану ее слушать, и солгала? Возможно, чтобы подцепить меня на крючок. В такое тоже сложно поверить.
А значит, надо проверить.
Беру телефон и, разблокировав экран, смотрю на время и дату.
— Ну ты и стерва, — произношу вслух, усмехаясь.
Час ночи, двадцать первое июня…
То есть это всего лишь совпадение, что она явилась за пару часов до этой даты? Ровно десять лет с того самого дня, как щелчок фотоаппарата изменил две судьбы.
Нет, на слово я ей теперь точно не поверю.
Набираю номер начальника службы безопасности и слышу сонный голос, который очень хочет казаться бодрым:
— Да, Марк Захарович?
— Валера, мне нужно достать кое-какие сведения. Желательно прямо сейчас.
— Постараюсь, но вы же понимаете, что не ко всем базам у меня есть доступ.
— База ЗАГСа, регистрация детей, — перебиваю я. — Мать — Зарецкая Милена Яковлевна. Мне нужна копия свидетельства о рождении ее ребенка. А если и медицинские документы достанешь, будет еще лучше.
— Понял, — окончательно проснулся Валера.
— Еще кое-что, — все еще сомневаюсь в правильности этого решения, поэтому ненадолго замолкаю. — Мне нужен ее адрес. Квартира, скорее всего, съемная, так что я даже не представляю, как ты станешь искать.
— Марк Захарович, найдем.
— Когда?
— Постараюсь как можно быстрее.
Отбрасываю телефон на соседнее сидение и завожу авто.
И нахрена мне все это? Неужели хоть какая-то часть меня все еще верит ей?
ГЛАВА 7. Милена
Я вижу эту машину около своего дома не в первый раз. Возможно, у меня развивается паранойя, но в маленьких дворах быстро запоминаются все автовладельцы, и даже эта неприметная иномарка вызывает в нынешней ситуации подозрения.
Ускоряю шаг, сворачивая к подъездам, сердце стучит в унисон каблукам по тротуарной плитке. Фонари горят не везде, света в окнах почти нет. Только оказываясь в спасительном островке света, я ненадолго выдыхаю, а потом снова ступаю в темноту.
Уже долгое время мне кажется, что я схожу с ума. Мне везде мерещатся те парни с оружием, что ко мне приходили, кажется, будто безопасного места для меня не осталось. Наверное, это инъекция сумасшествия прямо в мозг, но я пошла на крайние меры.
К Марку…
Ничего из этого не вышло, но я хотя бы попыталась, пересилила себя. Понимала, что ничего хорошего из нашей встречи не получится, но встретилась с его ненавистью, яростью, злостью лицом к лицу. И пережила… Почти.
— Эй, красотка, — слышу сбоку, с детской площадки, свист и ускоряю шаг.
Вид у меня, наверное, для этого района шикарен: узкое вечернее платье, туфли на шпильках, остатки дорогих украшений.
И я, дура, в таком виде еще и на последний автобус успела.
Почти бегу до подъезда и набираю номер квартиры на домофоне. Меня никто не преследует, но нервы расшатаны уже до такой степени, что даже мотылек возле перегорающей лампочки над дверью вызывает дрожь и панику.
— Кто? — отвечает сонный голос.
— Это я, Борь, открой.
Писк домофона, но я не бегу по лестнице — тяну на себя железную дверь, чтобы никто не зашел следом, чтобы не чувствовать чужие взгляды затылком.
Когда понимаю, что магниты надежно соприкоснулись, Борька перевешивается через перила пролетом выше и спрашивает:
— Где ты, Милен?
— Иду.
Наваливается такая усталость, что я еле передвигаю ноги, но поднимаюсь по лестнице. Это уже мое привычное состояние — я падаю на колени, поднимаюсь и через силу иду дальше. Лестница в полтора года — тяжелая, болезненная, местами прогнившая, шипованая, скользкая…
Я прошла все, казалось бы, осела на своей ступени, а сейчас снова поднимаюсь с первой.
— А где твоя сумка? — спрашивает Боря, когда я останавливаюсь на нашей лестничной клетке.
— Потеряла, — отмахиваюсь.
— Ну ты даешь, — сосед идет к себе и выносит запасные ключи от моей квартиры. — Держи.
— Спасибо, — отвечаю и вымученно улыбаюсь.
— Не получилось? — Борька не уходит к себе, а я на общение сейчас совсем не настроена.
— Борь, — оборачиваюсь, открыв дверь, — тебе бы держаться подальше от меня.
После разговора с Мишей и его вопроса, что за мужик отирается рядом со мной, не хочу, чтобы еще и у соседа из-за меня были неприятности.
— Милена, да что случилось-то? — Боря собирается зайти в квартиру вместе со мной, но я говорю:
— Я устала, не сейчас.
Он нехотя кивает и идет к себе, а я закрываю дверь и наконец-то сбрасываю ненавистные туфли. Маленькая съемная квартира с потеками на обоях и потрескавшейся плиткой на кухне и в совмещенном санузле, старые деревянные рамы на окнах, щели в которых зимой приходится затыкать утеплителем, чтобы не превратиться в сосульку. Но зато дешево. Пусть район и не самый благополучный, но я точно знаю, что никого из своей прежней жизни здесь не встречу.
Тишина в квартире непривычная, без Веры как-то пусто и одиноко. Только ей пока без меня будет лучше.
Переодевшись, делаю чай и, несмотря на усталость, думаю, глядя в окно, что же делать дальше. Марк был последней надеждой, но он мне не поверил.
Обратиться в полицию? Смешно. И что я им скажу? Мне угрожают, потому что думают, что я кого-то шантажирую. Наверное, по такому поводу еще никто и никогда к ним не обращался — запомнят надолго, только вряд ли что-то сделают.
Открываю ноутбук и, найдя папку с фотографиями, долго смотрю на иконку. Пусть здесь основательно все почистили, но не подумали, что я сохраняю все еще и на карты памяти. И зачем я перенесла эту папку снова на компьютер, сама не знаю. Мне, наверное, нравится издеваться над собой.
Нажимаю на иконку и вздыхаю. У меня его фотографий очень много, в этой папке самые любимые. Вот Марк смотрит прямо в объектив, улыбаясь, и его темные глаза светятся такой любовью, что это взгляд способен растопить лед. На следующей он в профиль, с обнаженным торсом и чашкой кофе в руке. Пальцы сами тянутся к экрану, чтобы дотронуться до груди, но чувствую я, конечно, только стекло.
Чай давно остыл, за окном уже занимается рассвет, а я смотрю фотографии, с каким-то извращенным удовольствием вспоминая, как я была тогда счастлива. Я помню каждый день на этих снимках, воспроизвожу в памяти, и боль разливается по каждой артерии, идя прямо от сердца по всему телу.
Звонок в дверь раздается в полшестого.
«Борька», — думаю я и, не глядя, открываю.
Делаю шаг назад, испугавшись, а предательское сердце готово выпрыгнуть из груди.
Марк совсем не вписывается в своем дорогом костюме в серость этого подъезда, в убогость моей квартиры.
— Марк… — выдыхаю я, и он морщится.
Переступает через порог, захлопывает дверь и говорит:
— Миленько у тебя.
— Что ты?.. То есть зачем?..
Я не нахожу слов, а Марк, не обращая на меня внимания, проходит прямо в обуви в кухню и смотрит на экран ноутбука.
Господи…
Смотрит долго, и я замечаю, как на его лице эмоции сменяют друг друга. Весь спектр. И мне бы бежать отсюда — я это чувствую. Увиденное Марку не нравится.
— Какого черта, Милена? — наконец-то переводит взгляд на меня.
— Прости…
Сама не знаю, за что извиняюсь, но и слов других нет.
— Ты… — Марк делает шаг ко мне, второй, третий.
Мы слишком близко, и это сводит меня с ума. Он тяжело дышит, водит взглядом по моему лицу, по телу.
Катастрофа слишком близка. Мы не можем это контролировать…
ГЛАВА 8. Марк
Фотографии…
Как мало в них жизни и как много в них смысла.
Я помню тот день. Милена была моей… женой. Но больше всего мне нравилось, что она была моей. Сумбурно, но штамп в паспорте для меня ничего не значил. Больше значили чувства.
Память — странная штука, и я ее закапываю каждый день уже полтора года, просыпаясь в одиночестве. Бью в стену кулаками, понимая, что мне не хватает Милены, но и простить, принять саму мысль не могу. Дилемма, которая довела меня, хоть с виду и не скажешь, что меня что-то жрет изнутри.
И сейчас она не могла знать, что я приду. Значит… Да ни черта не значат эти дурацкие фотографии? Нравится ей смотреть? Пусть смотрит и вспоминает, что потеряла.
Только ярость уже закипела во мне. И это «прости» только больше вывело из себя.
— Зачем ты приехал? — снова спрашивает Милена, но не отходит ни на шаг.
Мы так близко, и без узкого коктейльного платья, без туфель на шпильках она такая родная, домашняя.
И ведь действительно, нахрена я приперся, едва получил сообщение с адресом?
Всю дорогу повторял сам себе, что хочу взглянуть на фотографии, но как-то неубедительно.
— Фотографии, — отвечаю, хотя сейчас мне нет до них дела.
А вот до Милены, кажется, есть. Это какое-то безумие — так ненавидеть и так хотеть ее.
И она это понимает. Мы слишком хорошо знаем друг друга, чтобы не заметить малейшее изменение во взглядах, в жестах, в мимике.
Еще эта квартира… Она почти копия той, в которой началась наша семейная жизнь. И ведь мы были там счастливы, несмотря на отсутствие ремонта и наличие тараканов на кухне. Оказавшись здесь, я будто перенесся на почти десять лет назад, когда у меня не было ничего. Была она, моя жена. И пусть я ничего не мог ей дать, она все равно была со мной.
Когда все изменилось и полетело в бездну?
Милена вздрагивает, когда я наклоняюсь к ней, но не отступает.
— С годовщиной, милая, — тихо произношу и, сжав пальцами ее лицо, целую.
Я сам себе отвратителен в этот момент. Будто сдыхающий от жажды, нашедший в пустыне только ракетное топливо. И ведь будешь пить, потому что жидкость. Дурацкое сравнение, но чувствую я себя именно так.
Милена цепляется за мою руку, которой я продолжаю давить на ее лицо, чуть ниже локтя. Больно, но ей от моей хватки наверняка еще больнее. Только что это значит, когда внутри намного хуже?
И тут острая боль, как выстрел, пронзает мозг. Отстраняюсь и прикладываю пальцы к губе.
Кровь… Ненавижу ее вид.
Один уголок губ Милены тоже в моей крови, и я усмехаюсь:
— Решила зубы показать?
— Жизнь заставила.
Передо мной уже не та восемнадцатилетняя девочка, которую я встретил ровно десять лет назад. Сейчас я вижу и пролегшую на лбу морщину, и темные круги под глазами, и изменившийся, немного погасший взгляд.
Жизнь, говорит, заставила?
— Ты сама это выбрала, — обвожу рукой пространство убогой кухни.
Милена не отвечает. Подходит к раковине, включает воду и смывает кровь с лица. Потом берет полотенце и, намочив край, подрагивающими руками передает мне.
— Это ты выбрал, — говорит наконец-то.
Сколько времени меня мучили сомнения, и сейчас они достигли критической точки. Приложив полотенце к губе, молча выхожу из кухни и иду в единственную комнату. Шкаф с закрытой картоном дырой вместо отсутствующего стекла, прогнувшийся диван, застеленный покрывалом, детская кроватка рядом… Пустая.
Милена появляется в комнате следом и, стреляя глазами, спрашивает:
— Что ты делаешь?
Я игнорирую ее вопрос.
— А где твой ребенок?
Дергается от моего вопроса, даже, я бы сказал, пугается его. Но через пару секунд отвечает:
— У Брониславы.
Как интересно… Ребенка сестре, а сама в полной заднице. Но я не могу промолчать. Убираю полотенце от лица и замечаю:
— Жена из тебя получилась так себе, а мать, видимо, еще хуже. Возможно, с Брониславой ей будет даже лучше.
Я специально не произношу имя, потому что оно рвет в клочья остатки моего сердца. И снова сомнение: а вдруг все-таки моя? Я так и не смог открыть присланный файл со свидетельством о рождении.
Не знаю даже, чего боялся… Сопоставить даты? И понять, мой это ребенок или нет?
— Когда ты стал такой сволочью?
И голос дрожит, и в глазах слезы — занимательная картина, только не трогает. Что-то сегодня дрогнуло, когда я увидел Милену, а сейчас вернулось обратно. И мне это нравится больше — я пуст, никаких эмоций. Это привычно уже, это правильно.
— Предсказуемый итог, когда ты разочаровываешься.
Сам пустой, а хочу ее эмоций. И даже мысленно прошу их.
Милена реагирует быстро. Подходит ближе и бьет кулаком мне в грудь, а слезы уже катятся градом по щекам.
— Ты! Я всего лишь хотела попросить о помощи… Я предупредила и тебя, потому что не хочу, чтобы… Но тебе плевать, на всех плевать!
Продолжает бить кулаками, пока несет несуразицу, а у меня на лице расплывается какая-то болезненно-удовлетворенная улыбка.
Хотел — получил.
И пока Милена меня бьет, будто срабатывает закон притяжения к дивану. Я уже возле него, упираюсь ногами в край и тяну ее за собой. Падает на меня сверху и замирает, глядя так, как в первый раз. Диван скрипит, тоже как в первый раз.
Все напоминает о нас прежних, даже взгляд Милены становится другим.
— Марк…
И этот голос, сводивший меня с ума изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год. Только она умеет так произносить мое имя, только она умеет так смотреть, что и возбуждает, и страшно становится. Лишь бы не сделать ей больно.
В первый раз я боялся к ней прикоснуться, а сейчас хочу именно боли. Ее боли… Чтобы Милена поняла всю глубину моей.
— Попробуешь еще раз укусить…
— Марк, уходи.
Я хочу губами прикоснуться к ее слезам, которые катятся по вискам, хочу, чтобы она не закрывала глаза, хочу… ее хочу. Мне всегда было мало, а сейчас это желание ощущается настолько остро, что я не могу рационально мыслить, лежа на женском теле, слыша учащенное биение сердца.
Милена до сих пор меня сводит с ума — с этим, увы, я ничего не могу сделать. Она мне нужна сейчас, и пусть к черту катится весь мир…
ГЛАВА 9. Милена
Своеобразное поздравление с годовщиной нашего знакомства. И я вообще удивлена, что Марк о ней помнит.
Ему больно, я чувствую это. Смесь боли, ненависти и неконтролируемого желания — и он переносит все это на меня, будто хочет разделить на двоих те эмоции, что не может вынести один.
А я разделяю, как и раньше…
Прошу уйти, но не хочу, чтобы уходил.
Сердце набатом бьет в ушах, дыхание неровное, тяжесть тела сверху, такая знакомая, но такая уже непривычная.
— Марк, уходи, — повторяю я скорее самой себе, чем ему.
— Ты на самом деле хочешь, чтобы я ушел?
Его лицо так близко, и я хочу, чтобы он меня поцеловал, но не признаюсь в этом. Только мы слишком хорошо знаем друг друга. Марк все понимает по моему взгляду. Забыв про рану на губе, он снова меня целует.
В этом поцелуе ноль нежности, как и в нас самих — только острая необходимость в диком, по-настоящему животном сексе.
Я стягиваю с Марка пиджак и добираюсь до пуговиц на рубашке. Даже не верится, что сейчас дотронусь до горячего тела, а не до холодного экрана ноутбука. Моя одежда уже на полу, скрип дивана перемешивается с моими нетерпеливыми стонами. Я даже не понимала до этого момента, как хочу его.
Рубашка отправляется следом за пиджаком, и я касаюсь мужской груди. Веду пальцами по коже и останавливаюсь в районе небольшого шрама. Марк перехватывает мою руку и, прервав безумный поцелуй, смотрит мне в глаза.
И во взгляде столько всего — настоящее зеркало сломанной души.
— Марк…
— Молчи, просто молчи.
Марк отпускает мою руку, и я молча тянусь к ремню, не разрывая зрительный контакт.
В прикосновениях, в поцелуях мне не хватает того, что было между нами раньше, но появляется что-то новое, безумно притягательное, сумасшедшее. Наверное, я схожу с ума, если получаю удовольствие от всего происходящего.
Я еще острее чувствую злость Марка, когда он начинает двигаться во мне. Но в то же время внутри что-то лопается, как мыльный пузырь напряжения.
Сильные руки, которые сжимают мои бедра до боли, губы, которые касаются шеи и груди, мои пальцы в коротких жестких волосах — как это все знакомо, но уже другое.
— Зачем? — слышу в самое ухо. — Зачем ты вернулась в мою жизнь?
Молчу. Сказать, собственно, на это нечего. Да и вопрос, скорее всего, риторический.
Марк сжимает мою шею, а я цепляюсь ногтями в его плечи. Мы точно рехнулись, если нам доставляет удовольствие собственная боль и боль, которую мы причиняем друг другу.
Синяки и царапины нам обеспечены, но мне плевать, даже если бы Марк задушил меня, только чтобы не останавливался…
Но я все равно не сдерживаюсь, когда позже Марк тянется за сигаретами.
— С годовщиной, милый.
Он замирает, медленно оборачивается и сквозь зубы произносит:
— Убил бы тебя.
Щелчок зажигалки, и я замечаю:
— Здесь не курят.
Марк игнорирует меня, открывает дверь балкона и затягивается. Снова между нами непробиваемая стена, и за эту маленькую слабость Марк будет еще сильнее ненавидеть и меня, и себя…
Я еще раз взглянула на фото, потом на часы и улыбнулась. Вроде бы и не на свидание собиралась, а волнение было именно как перед ним. Не сказать, что в свиданиях у меня большой опыт, но сейчас даже потряхивало.
Надо же, случайно встретились второй раз, а сегодня третий, хотя я вообще не думала, что когда-то еще увижу парня, которого щелкнула на улице.
— Марк… — сказала я самой себе.
И имя красивое, и сам он симпатичный. И да, мне хотелось с ним встретиться.
Я крутилась перед зеркалом, вывалив из шкафа все свои немногочисленные вещи. Рисовала стрелки, потом стирала. Заплетала волосы — распускала.
То я себе казалась слишком вульгарной, то серой мышью и не могла найти золотую середину.
В итоге так натерла глаза, что чуть не расплакалась. Тоже мне, красавица, будто всю ночь провела в компании бутылки.
А может, ему действительно интересна фотография, а не я? Ну я же уже надумала себе.
Конечно, я не хотела опаздывать, но довела себя до такой ручки, что совсем забыла о времени. Я должна была полчаса назад уже быть на месте.
«Он вряд ли ждет до сих пор», — пронеслась мысль, но я все равно схватила сумку, в которую положила ноутбук, и выскочила из квартиры.
До аллеи я почти бежала, кусая губы, и в удивлении затормозила, увидев Марка на скамейке.
Наверное, в тот момент я и влюбилась. Сердце учащенно забилось, улыбка расползлась на лице, и внутри запорхали те самые бабочки, о которых я читала.
Марк, заметив меня, улыбнулся. И улыбка у него красивая… А я разволновалась совсем.
Нервно доставала ноутбук, открывала папку и что-то говорила, говорила, говорила...
— Ты очень красивая, — наконец-то смог вставить фразу в мой поток речи Марк.
Вроде бы обычный комплимент, но сказано так, что у меня коленки затряслись. И я поверила, что это не просто желание затащить меня в постель, а что-то большее. Такое еще эфемерное, несформированное, но уже давшее свои ростки.
Да, я узнала, как рождается любовь именно в тот день. А позже видела, как любовь становится яростью, и тогда остается только безумие…
ГЛАВА 10. Марк
Звонок оглушает и возвращает меня в реальность.
Я тянусь к пиджаку, ловя такой пьяный взгляд. Я не должен был с ней спать, точнее, трахаться.
Но Милена — моя личная болезнь. Порочная зависимость, от которой я так и не смог избавиться…
— Да! — отвечаю, сдвинув слайдер.
— Только не говори, что ты ее трахнул, — без прелюдий начинает Миша. — Я видел, как вы уехали.
— Отвали, — устало выдыхаю и снова затягиваюсь.
— Значит, трахнул, — обреченно выдает брат.
— Миша, тебе чего?
Когда я произношу имя, Милена дергается и чуть морщится. Странно, они вроде бы ладили, хотя в свете последних событий и сегодняшнего разговора их взаимная неприязнь понятна.
— Волнуюсь за тебя, дурака такого.
Да, я еще какой дурак.
У меня сейчас есть все, кроме любимой женщины. И я бы с удовольствием отдал все деньги и связи, только бы вернуть ее. Нет, вернуться в нашу маленькую квартиру с тараканами, где я был по-настоящему счастлив.
— Пока, Миша, — говорю и сбрасываю вызов.
Милена уже одевается, и каждое ее движение настолько знакомо, но так забыто. Я загонял эти воспоминания, выжигал их, но они настойчиво пробиваются сквозь стену времени.
Снова перевожу взгляд на детскую кроватку и спрашиваю:
— Так чей ребенок?
Телефон у меня в руке, я могу в любой момент открыть файл… И хоть начало конца уже было, но это меня добьет окончательно.
— Я уже говорила, Марк, что твой.
И так уверенно говорит, будто хочет меня добить. Но что там добивать? Я давно уже мертв.
— Милена…
— Думаешь, я бы ее так назвала, если бы она не была твоей.
Снова бьет по больному. И я не хочу верить, потому что это все усложнит. Но и так уже все непросто. Моя сумасшедшая любовь, и я не хочу даже думать, что она спала с кем-то другим.
Я хотел быть первым и единственным. Первым стал, единственным — не факт.
— Я не знаю, что бы ты могла сделать.
Милена только отмахивается от меня. Да, мы опять идем по кругу, хотя удовольствия мало от этих разговоров.
Ну как я могу сходу поверить в такое совпадение? Восемь долбанных лет мы не предохранялись, но у нас ничего не получалось, а тут…
Пока я прикидываю вероятности, раздается звонок, причем в дверь. Вопросительно смотрю на Милену, но она тоже удивляется, а потом вижу и испуг в ее глазах.
Звонок повторяется. Не спится же кому-то в такую рань!
— Оденься, — шепотом говорит Милена.
— А ты что так испугалась? — усмехаюсь, потянувшись за рубашкой, хотя за этой усмешкой просто пытаюсь скрыть ревность.
Не соседка же пришла за сахаром или солью в такое время.
— А если это снова те…
Вот об этом я не подумал. Вообще думать в такой ситуации сложно. Прав был Миша, что мозги опускаются в присутствии Милены ниже пояса.
Она же на цыпочках выходит в коридор, и я слышу через минуту, как открывается дверь.
— Боря, что случилось? — спрашивает Милена.
Тут же следует ответ от неизвестного мне Бориса:
— Я вот об этом тебя хотел спросить. Думал, тебе плохо, стены у нас-то картонные, а тут стоны, крики…
Какой заботливый сосед, но, видимо, бывшая не собирается рассказывать ему, что было ей не плохо, а очень даже хорошо. И, кажется, мне пора взять дело в свои руки, пока этот Боря не предложил Милене обратиться к врачу.
Натягиваю брюки и в расстегнутой рубашке выхожу из комнаты. В дверях стоит блондинистый мужик и, заметив меня, сразу хмурится, потом на его лице мелькает понимание ситуации.
— А, вон оно что… — тянет он, как мне кажется, недовольно, даже ревниво.
Неужели у них что-то было, есть или намечается?
— Слушай, мужик, твоя забота о моей жене умиляет, но шел бы ты домой и не совал нос в чужие дела.
Милена только переводит взгляд с меня на этого Бориса, явно ничего не понимая. А мне хватило секунды, чтобы рассмотреть все и почувствовать соперника. Это чистый инстинкт, я даже забываю, что мы с Миленой всего-то переспали и не жена она мне больше.
— Жене?
— Мужик, а тебе какое дело? — я подхожу к двери, отодвигаю растерянную Милену и говорю: — Счастливо.
Борис ничего не успевает ответить, только рот отрывает, когда я перед его носом захлопываю дверь.
— Марк, — наконец-то отмирает Милена, — ты что делаешь? Обидел человека.
На обиженного он совсем не был похож, а вот на ревнивца вполне.
— Ты с ним спишь?
Она вспыхивает и зло на меня смотрит.
— Думай, что ты несешь! И я тебе больше не жена.
Чувствую какое-то удовлетворение, когда понимаю, что с этим Борей у Милены ничего нет. Но разговаривать со мной так не стоит.
— Милая, — угрожающе улыбаюсь, и она вжимается в стену, — в первую очередь думай ты. Не я к тебе пришел умолять о помощи, не я по уши в дерьме. И в любую минуту я могу передумать и оставить тебя разбираться со своими проблемами на пару с Бориской, который вряд ли захочет тебя трахнуть, когда узнает, какой шлейф потянется за этим.
Это говорю не я, а моя ревность. Но ничего не могу с этим поделать и загоняю Милену в ловушку.
— Ты… ты…
— Я? — снова усмехаюсь. — Козел, тиран, монстр? Или, может, сволочь, мудак? Давай, милая, подбери что-нибудь.
Что с нами стало? Что стало со мной? Я хотел любить эту женщину всю жизнь, не мог надышаться ею, боялся коснуться, а сейчас откровенно издеваюсь.
— Я уже жалею, что пришла к тебе, — выплевывает мне в лицо Милена.
— Кстати, — с напускным равнодушием говорю, — что там с фотографиями? Может, ты мне их наконец-то покажешь?
ГЛАВА 11. Милена
Показать фото? Какие фото?
Я совсем забываю, зачем здесь Марк, потому что его присутствие такое привычное, нужное… В моей жизни будто не было того времени, когда я пыталась выжить, когда несколько месяцев перебивалась у сестры, пока не поняла, что надо съезжать, ведь небольшой дом превращался в общежитие.
— Да, фотографии, — тихо повторяю.
А дышать все равно тяжело. И от слов Марка, когда я чувствую себя загнанной и беспомощной, и от его откровенных издевательств, и от боли, что растекается внутри. Для Марка ничего не значит то, что было между нами — только секс. Возможно, у него несколько раз за день такое бывает. Но от этой мысли прямо сворачивается все внутри.
Я ревную его…
Но больше меня бьет под дых его реакция на нашу дочь. Я вижу, что Марку больно, что он не хочет даже мысли допускать, но это и для меня невыносимо. Он об этом знает, поэтому доставляет нам обоим еще больше страданий.
Только Марк согласился мне помочь — это уже что-то. И сейчас он так равнодушен, будто не спал со мной, будто не выпроваживал Борю минуту назад, словно защищал свою территорию и свою… женщину. Увы, я давно не могу считать себя таковой, хоть и считала даже после нашего расставания.
— Бери карту памяти и собирайся, — неожиданно произносит Марк, отходя от меня.
— Куда? — не понимаю, а в голове уже самые худшие картины возможного развития событий.
— Мне не нравятся твои соседи и этот район.
Когда-то мы жили в подобном, при этом Марка все устраивало. Дело явно в чем-то другом…
— Надолго? — остановившись посреди кухни, спрашиваю я.
— Милена, ты занимаешь мое время.
Ответ совсем не на мой вопрос. И я топчусь на месте, не зная, как поступить. Ехать куда-то…
Господи, верни мою жизнь! Почему именно я пошла на эту чертову свадьбу, почему в мой объектив попало что-то, из-за чего я теперь страдаю, почему?..
Но назад уже ничего не переиграешь. Мы здесь и сейчас с грузом прошлого и настоящего.
— Милена, ты долго собираешься стоять истуканом? — возвращает меня в реальность Марк, застегивая рубашку.
— Тебе ведь это нравится, да? Мучить меня?
— Я тебя бью, насилую?
— Ты понял, что я имею в виду!
Разговаривать об этом Марк не собирается. Уходит в комнату и возвращается уже с пиджаком, перекинутым через руку.
— У тебя пять минут, мое время дорого стоит.
Я в водовороте и не знаю, подает ли мне Марк руку или хочет утопить. Он делает это намерено, не объясняя, куда и зачем мы едем, чтобы я выбрала. Словам моим не верит, проверяет выбором.
Если сейчас откажусь, Марк будет думать, что я где-то солгала.
А если соглашусь, то сама буду от неведения как на иголках.
Доверие мертво, как и наша семья.
— Я поеду с тобой, Марк.
Он вздергивает бровь, но довольно кивает.
Может, это самое неправильное решение в моей жизни, но в то же время это шанс. Только пока рано за него благодарить. Открываю шкафчик и достаю банку с рисом. Марк смотрит удивленно, наблюдая за моими действиями, а потом спрашивает:
— Ты же не собралась сделать нам завтрак?
— Нет, — качаю головой, запускаю руку в крупу и достаю флешку с теми самыми свадебными фотографиями.
— Ничего себе. Откуда такие штучки?
Марк подходит ближе и протягивает руку. Я отдаю ему флешку и пожимаю плечами:
— Больше ничего в голову не пришло, не тайники же мне делать по квартире.
— Вещи не забудь, — меняет Марк тему.
Вещи? Да куда он меня тащить собирается?
Но знаю, что ответа сейчас не получу, поэтому молча беру обычный пакет-майку и, пройдя по квартире, бросаю в него только самое необходимое. И, конечно, не забываю про фотоаппарат — с ним я не расстаюсь уже давно.
И снова у меня дежавю. Мы уже проходили это, когда я с небольшим чемоданом уходила с Марком в новую жизнь. Но тогда мы были молодыми, счастливыми и влюбленными. Возможно, и немного наивными, потому что нам казалось, что ничто, никто и никогда не сможет нас разлучить.
Планы, мечты — все как у всех. И может, если бы мы остались в той маленькой квартире, наша жизнь пошла бы по другому пути.
Закрываю дверь, вздохнув тяжело, и Марк спрашивает:
— Так не хочешь расставаться с этой убогой квартирой или по соседу будешь скучать?
К Боре не мешало бы заглянуть и отдать ему эти ключи, раз свои я оставила на приеме из-за не вовремя раскусившего меня охранника.
Но сосед оказывается легок на помине. Только я достаю ключ из замочной скважины, как открывается соседняя дверь. Марк морщится, Боря тоже, а я встаю между ними и прошу:
— Возьми ключи на всякий случай, мне надо ненадолго уехать.
Боря поджимает губы, закрывая дверь и бросая быстрые взгляды на Марка за моей спиной. Но связку берет и, неожиданно притянув меня к себе, шепчет на ухо:
— Он тебе угрожает? Шантажирует? Только скажи, я помогу.
— Я сейчас расплачусь от большой соседской любви, — слышу за спиной фразу, пропитанную сарказмом.
Отстраняюсь и, улыбнувшись Боре, качаю головой.
— Все в порядке, — тихо говорю.
Сосед кивает и первым начинает спускаться, наверняка на работу опаздывает. А вот Марк сейчас не торопится. Смотрит Боре вслед и хмурится. И на этот раз на ревность совсем не похоже. Скорее, будто пытается что-то вспомнить, но никак не может.
— Марк?
— Идем, — отрешенно говорит, но продолжает хмуриться.
— У тебя настроение меняется, как у беременной женщины, — не выдерживаю и тихо бурчу себе под нос.
Марк останавливается под козырьком подъезда, когда мы выходим на улицу, и оглядывается. Неужели в поисках Бори? То захлопывал дверь перед его носом, то сейчас этот неожиданный интерес. И даже никакой реакции на мое замечание.
— Я уверен, что где-то с ним встречался, — говорит Марк скорее самому себе.
— С Борей? — удивляюсь я.
Не представляю, где могли пересечься их пути. Может, сосед приходил к бывшему устраиваться на работу, когда переехал в этот город?
— Сразу не понял, но сейчас… Что-то такое знакомое, взгляд, что ли?
Какой к черту взгляд?
Мы так и стоим у подъезда. Марк думает, а потом поворачивается ко мне:
— Расскажешь мне все, что знаешь об этом белобрысом.
— Хорошо, — в удивлении соглашаюсь.
И без моего рассказа, если Марк захочет, узнает все о Боре.
— Можешь начинать прямо сейчас.
Мы подходим к машине, я устраиваюсь в салоне, обдумывая, с чего бы начать, потому что и сама о жизни соседа знаю не то чтобы много.
Марк заводит авто, и я говорю:
— Мы познакомились, когда я здесь сняла квартиру…
Перебивает меня звон разбитого стекла с моей стороны. Я в недоумении замолкаю и вздрагиваю, обсыпанная осколками. Марк выдает громкое:
— Черт! — и одной рукой выкручивает руль, а второй давит мне на голову. — Да пригнись же ты!
И только со вторым разбитым окном до меня доходит, что это не кто-то бросил камень.
— Господи… — шепчу, готовая завалиться в обморок, и сползаю по сидению.
— Какое милое совпадение, — уже вывернув со двора, замечает Марк, посматривая в зеркало заднего вида, — стоило тебе снова появиться в моей жизни, как в меня стреляют.
Боже, что происходит?
ГЛАВА 12. Марк
Утро, пусть и раннее, но, скорее всего, люди уже начали выходить на работу, а тут… Во дворе жилого дома! Охренеть не встать.
И теперь у меня к Милене вопросов еще больше, потому что убивать никого из нас точно не собирались.
— Марк… — пытаясь стряхнуть с себя осколки, выдыхает она.
— Да понял я, — выдаю нервно, — ты ничего об этом не знаешь.
Надо как-то доехать до своего дома, не встретив по дороге гаишников. Откупиться можно от неправильной парковки, а вот объяснить пулевые отверстия даже мой друг Бенджамин Франклин (прим.автора. — отсылка к стодолларовой банкноте) не сможет.
На проспекте уже довольно много машин, несмотря на раннее утро, так что выбираю путь небольшими улицами. Пусть дольше, зато меньше внимания.
Но все равно выдыхаю, только загнав авто на подземную парковку своего дома. Ну, как выдыхаю — бью ни в чем не повинный руль, потому что адреналин все еще гуляет по крови. И именно он не дает пока собрать мысли в кучу.
Милена сидит бледная и, кажется, боится даже дышать, не то чтобы пошевельнуться.
— Да ты в еще большем дерьме, милая, чем я думал.
Она медленно поворачивает ко мне голову и спрашивает:
— Думаешь, это за мной?
— Я думаю, что это очень странно. Зачем привлекать к себе столько внимания? Райончик у тебя гаденький, можно пырнуть в любом темном углу. Тем более живешь ты одна, можно и домой заявиться, как уже было, если ты не лгала, конечно. Но это уже сложнее, потому что сосед тебя больно опекает.
И тут снова вспоминаю этого Бориса.
Я его точно где-то видел… Но такого белобрысого сложно не запомнить.
— Тогда это не за мной? Может, какие-то местные разборки? — и столько надежды в голосе.
— Ты сколько живешь в этом районе? — усмехаюсь я.
— Год, — Милена, наверное, от шока не понимает, что это риторический вопрос, поэтому перебивает.
— И часто ты слышала стрельбу под окнами? Мы не в девяностых, милая. Ладно, — потянувшись к ручке, говорю, — пойдем.
Она покорно кивает, снова напоминая мне ту девочку, в которую я втрескался с первого взгляда и, казалось, на всю жизнь. Тянет прикоснуться, только нежно-нежно, а не так, как совсем недавно. Закрыть собой от всех невзгод этого жестокого мира.
Твою же!.. Что она со мной делает?
Пора избавиться от этого наваждения и наконец-то взглянуть на чертовы фотографии.
Милена берет свои вещи и идет за мной к лифту. Надеюсь, лофт не придется сжигать, когда я наконец-то разберусь, что вокруг происходит.
Первым делом устраиваюсь за барной стойкой и открываю ноутбук. Закуриваю, даже не глядя, что делает Милена, и достаю флешку из кармана пиджака.
— Мне надо переодеться, я вся в стекле.
Вот и звучит ее голос в моем доме, теперь избавиться от него будет сложно. Сразу ведь не собирался сюда ехать, но обстоятельства изменили мои планы.
— Ванная наверху, — говорю, не оборачиваясь.
Но слушаю, как Милена поднимается по лестнице, потом хлопок двери — и я тянусь за телефоном.
Сразу собираюсь позвонить Мише, но представляю, сколько на меня обрушится вопросов, и пишу сообщение: «На работе меня сегодня не будет. Все на тебе».
Потом набираю начальнику охраны и слышу уже бодрый ответ, не такой, как ночью:
— Да, Марк Захарович!
— Надо, чтобы ты осмотрел мою машину и один дворик. Подробности, когда подъедешь ко мне на парковку. И никому не слова.
— Понял, через час буду.
Открываю флешку и… Да я до следующего утра буду рассматривать фото. Нахрена их столько?
Телефон оживает, пока я прикидываю, как рассортировать фотографии. Сообщение от брата: «И почему меня это не удивляет?»
Хоть звонками не достает, и то слава богу. Но я прекрасно понимаю, что все еще впереди. Когда дело касается Милены, такое впечатление, что не я старший, а Миша, как будто он меня поднимал на ноги после смерти родителей, воспитывал, кормил, учил.
— Ты что-то нашел?
Я даже не замечаю, что Милена уже спустилась и топчется недалеко от меня, боясь подойти ближе.
— Издеваешься? Да здесь почти две тысячи фотографий. Кстати, вот стул, — киваю я, — а то нервируешь. И помоги мне рассортировать. Здесь должны быть фото с квартиры, с улицы, с ЗАГСа, с ресторана…
— Думаю, ресторан, — Милена усаживается на соседний стул, но не придвигается, чтобы посмотреть на экран.
— Тогда начну с конца. А ты пока рассказывай про своего Бориса.
— Он не мой…
С бывшей как-то отросшая броня слетела. То ли от пережитого стресса, то ли от моего неожиданного гостеприимства.
— Да плевать. Я слушаю.
— Я точно не скажу, жил Боря до моего приезда в доме или въехал чуть позже, тогда мне было не до соседей…
— Тормозни, Милена, — взмахиваю рукой, чтобы остановить этот наверняка занимательный рассказ.
Мне нужна информация о заботливом соседе, а не о трудностях жизни. Хотя кому я лгу? Как бы то ни было, я не могу слушать, как Милене было тяжело. Боюсь проявить слабость по отношению к ней и… ее ребенку.
— Что не так? — спрашивает она осторожно.
— Давай только факты, без лишней лирики, — резко бросаю и снова смотрю в экран ноутбука. — Фамилия, место работы, график, друзья, увлечения.
Милена недолго молчит, а потом возмущается:
— Я не шпионю за ним!
— Меня не интересует уровень ваших отношений.
Снова сам себе лгу. Если бы она сейчас сказала, что спит с ним, я бы, наверное, этому Борису разломал череп. Снова мучаю и себя, и Милену, но не могу ничего с этим поделать.
— А наших? — неожиданно спрашивает, и я медленно перевожу взгляд.
— У нас, милая, — улыбаюсь ей, — нет отношений. А что двоих, которым было хорошо в постели, потянет на секс снова — это закономерность.
Мы снова и снова ступаем на выжженное болото. Мне не нравятся эти разговоры — разобраться бы со всем скорее и… Я не знаю, что будет потом. Жить так, как жил после нашего расставания? Ничего, второй раз уже привычнее будет, не так болезненно.
— Вронский, — неожиданно произносит Милена, снова молча проглатывая мои слова, и я хмурюсь. — Фамилия Бориса, — поясняет на мой недоуменный взгляд.
— О, как, — я усмехаюсь. — Наверное, ему жаль, что ты не Каренина.
— Ты издеваешься?! — Милена даже подается вперед, забывая о недавнем желании дистанцироваться от меня.
— Нет, я слушаю тебя, — снова становлюсь серьезным. — Итак, Борис Вронский…
Мне тоже надо себя осадить, потому что… Да довел уже утром до того, что Милена колотила меня. И чем это закончилось? Сексом, о котором я ничуть не жалею, но который допускать было нельзя.
— Отчества не знаю, — Милена снова откидывается на спинку стула, а я даже вдохнуть могу свободнее. — Работает Борис в какой-то строительной фирме, название не скажу, — задумчиво потирает бровь. — Даже должность не знаю…
— Брови! — доходит до меня наконец-то.
Милена так и застывает с поднятой рукой.
— Что?
— Этот блондинистый герой-любовник Вронский, — поясняю я, хотя не мешало бы пока придержать мысли при себе.
— Не понимаю, — Милена трясет головой. — Брови, Борис… Ты что имеешь в виду?
Выглядит так, будто на самом деле не понимает. Когда-то я ей рассказывал все, даже самую мелочь, и Милена меня слушала. Действительно слушала, а не только кивала, глядя в телефон или отвлекаясь на домашние дела. Лежала рядом, смотрела в глаза — и все эмоции отражались на ее лице.
А сейчас я не верю этому непониманию? Но если Милена ничего не знает, то я своим молчанием могу обречь ее на… что-то.
— Брови слишком темные, — наконец-то произношу. — Волосы прямо как у альбиноса, а брови темные.
И ведь если бы не Милена и ее фотографии, я бы не стал так обращать внимание на лица, на детали и аномалии. Тогда следующий вопрос: почему она этого не заметила? Волна недоверия снова накрывает — я уже жалею, что рассказал о своих догадках.
— Ты хочешь сказать, что он красит волосы? — Милена понимает ход моих мыслей. — Или брови? Но это… Да спроси у любой женщины, которая красится в блонд, что темные корни станут заметны мгновенно.
— Обязательно спрошу, — киваю в ответ. — Ты его голым видела?
Вопрос только в научных интересах, но Милену он задевает.
— Да ты… Ты! — снова задыхается от возмущения.
— Я спрашиваю из тех соображений, чтобы понять, какого цвета у него волосы на руках, ногах и других местах.
И опять территория, на которую ступать нельзя, но я же сам это делаю, а потом обвиняю Милену. Нет, нам нельзя долго находиться в одном помещении.
— Марк!
— Милая, не надо так возмущаться, иначе мы потеряем время или снова окажемся в одной постели, может, даже на столе, на полу.
— Перестань, — Милена опускает голову на барную стойку и сжимает руки замком на затылке.
Что-то с противным скрипом, будто давно заржавевшие шестеренки, начинает ворочаться в груди. Не надо снимать с меня эту ржавчину! Я с ней уже сросся, она как дополнительная защита.
— Перестал.
Защитные шутки, которыми я прикрываюсь, становятся отвратительны даже мне. Не хочу слишком сближаться, потому что доверия нет, но и не могу смотреть на Милену, даже если это все игра.
— Может, ты видела у этого… Бориса шрамы? — спрашиваю и дополняю: — На лице.
Милена поднимает голову, но не смотрит на меня, а только часто моргает. Нет, утешать я ее точно не стану — это уже за гранью. Тогда постель нам точно обеспечена.
«Ну ты же об этом только и думаешь», — мелькает мысль, которую я отгоняю.
— Ты думаешь о пластической операции? — интересуется Милена тихо, но голос все равно дрожит.
И снова быстро улавливает мою мысль. Подозрительно? Все еще да.
Вот только… Едва Милена ловит мою еще не оформившуюся идею, как я вспоминаю. И Бориса, и свою боль, и грязный подвал…
Руки чешутся, так хочется свернуть некогда любимую шею, которую раньше только целовал. Поднимаюсь и нервно хожу от стула до окна, снова втягивая в себя сигаретный дым.
Ну не может быть это совпадением!
— Марк, что?..
— Закрой рот, иначе я за себя не ручаюсь, — останавливаюсь ненадолго, чтобы взять следующую сигарету.
Милена послушно молчит, и своим молчанием будто подтверждает мои догадки. Я все-таки беру телефон и открываю файл со свидетельством о рождении.
Что же, по дате рождения отцовство вполне и мне можно приписать, но учитывая, что Милена была знакома с Борисом, которого когда-то звали Егор, еще не факт.
И снова не верю, что я, увидев его один раз, вспомнил, а Милена нет…
ГЛАВА 13. Милена
Ни черта не понимаю!
Но Марк настолько зол, что я боюсь даже пошевелиться, не то чтобы говорить. Он курит, хмурясь и не глядя на меня, а потом тушит окурок в пепельнице и молча уходит.
Что происходит? Этот вопрос не дает покоя уже который раз.
И при чем здесь вообще Борис?
Тишина давит на голову до звона в ушах, мешает сосредоточиться на воспоминаниях…
— Давайте я вам помогу, — услышала я за спиной, когда в очередной раз остановилась и поставила пакет с продуктами на асфальт.
Зачем столько набрала? Конечно, чтобы лишний раз не выходить потом, а гипнотизировать полоток и думать, как я буду жить дальше с маленьким ребенком на съемной квартире.
— Девушка, — улыбающийся мужчина уже подхватил мой пакет, — мы же с вами соседи.
Надо же, меня еще кто-то запомнил, хотя я почти не выходила. В ближайший магазин максимум, хотя пора бы уже заняться вещами, подготовкой квартиры.
— Спасибо, — кивнула я и медленно двинулась следом за мужчиной.
— Вам не стоит таскать такие тяжести, — сказал он то, что я и так знала.
— Не рассчитала немного, — пожала плечами, ожидая сейчас закономерного вопроса о муже.
Но сосед оказался тактичным. Если он видел и даже запомнил меня, то наверняка и заметил, что живу я одна.
Пакет он донес до квартиры и наконец-то представился:
— Меня зовут Борис.
— Милена, — машинально ответила и начала искать в сумочке ключи. — Спасибо вам еще раз.
— Для того и нужны соседи, — он снова искренне улыбнулся и пошел к соседней двери.
Даже на одной лестничной клетке живем? Квартира не очень, зато с жильцами повезло. Этот Борис вроде приятный. Конечно, я рассматривала его не как мужчину. Да и вряд ли мужчин привлекают беременные от другого женщины.
Мы разошлись в тот день, но на следующий вечером столкнулись у подъезда. Я шла в женскую консультацию, и Борис предложил меня подвезти. Я отказывалась, но он усадил меня в старенькую иномарку, все так же искренне улыбаясь.
Так и началось наше общение. Боря не был навязчив, я его никогда ни о чем не просила, но он помогал по мере сил. То кроватку соберет, то пакеты поднесет, то на кофе зайдет…
И дальше обычных соседско-приятельских наши отношения не заходили. Просто два одиноких человека, у которых никого больше не было в этом городе, на этом и сошлись.
Я не представляю, что бы делала без помощи Бори. Он даже сидел с Верой, если был свободен, когда мне подворачивались заказы.
И никогда никаких намеков или лишнего прикосновения за год…
Открываю глаза, все еще не поняв, что так разозлило Марка. Я прокрутила этот год на перемотке, но так и не нашла, за что зацепиться.
Подхожу к окну и смотрю на утренний город. Я совсем запутываюсь, а Марк не дает ответы, еще и подозревает в чем-то. Вижу же, что ему есть что сказать, но почему-то он с этим не торопится.
И куда Марк вообще ушел?
После бессонной ночи думать тяжело, а еще за эту ночь столько всего произошло, столько эмоций и событий, что я, кажется, проспала бы сутки. Но больше хочу дождаться ответов.
Пластическая операция… Крашеные волосы… Это больше похоже на какой-то американский боевик, а не на мою жизнь.
— Милена! — я даже не слышу, как Марк возвращается в лофт. — У тебя есть последний шанс сказать мне правду.
Опять!
Оборачиваюсь и устало произношу:
— Я говорила правду, Марк. От первого до последнего слова.
Он снова закуривает и неожиданно спрашивает:
— Помнишь своего старого дружка? Егора Скворцова?
— А он здесь при чем?.. — хмурюсь.
Не понимаю, почему Марк перескакивает с темы на тему. Массирую виски, потому что голова уже просто трещит по швам.
— Хотя бы при том, что он пытался меня отправить на тот свет. Вернее, не совсем он.
— Марк, я…
— Заткнись, — отмахивается от меня. — Так вот, я узнал его по взгляду. Он перекроил рожу, покрасил волосы и, хочешь сказать, чудом купил или снял квартиру по соседству с тобой?
— Господи, — шепчу, чувствуя, как меня ведет в сторону, и пытаюсь схватиться за край барной стойки.
Перед глазами темнеет, а тело будто протыкают сотни мелких иголок.
Как ни пытаюсь оставаться в сознании, все равно отключаюсь…
— Милена! — Марк легонько бьет меня по щекам. — Милена!
Он стоит, склонившись надо мной, а я лежу на диване.
— Все нормально.
— Я уже хотел скорую вызывать, ты долго была в отключке, — Марк опускается на край дивана и спрашивает: — Что тебя довело до обморока? Моя догадка или провал какого-то очередного гениального плана?
— Хватит, нет у меня никаких планов, — почти стону, уже не зная, каким способом достучаться до Марка.
— Ладно, допустим, я тебе верю. Значит, мои люди подождут твоего Бориса и разговорят его. Хотя я очень сомневаюсь, что он снова появится в квартире после моего появления.
ГЛАВА 14. Марк
— Я нашел его, Марк, — сказал Миша, устало распустив галстук и налив себе виски, что я заметил, мельком взглянув на брата. — Только тебе это явно не понравится.
— Мне не нравится, что мне всадили пулю в сердце, а остальное переживу, — ответил я.
— Где Милена?
Я не понял, при чем здесь она, отложил книгу и посмотрел на брата. Надо было это сделать сразу — Миша выглядел отвратительно. Круги под глазами делали их еще больше и чернее на фоне бледного лица, трехдневная щетина выделялась неравномерно, помятый костюм местами был грязным.
— Милена наконец-то вырвалась фотографировать, — усмехнулся на слова Миши.
Она безвылазно сидела около меня столько времени, что я едва ли не сам выгонял ее на прогулки, на поездки в город, да на банальный шопинг. Но она боялась отойти от меня, будто я снова умру, едва Милена отдалится больше чем на несколько метров.
— Это хорошо, — кивнул Миша. — Идем со мной.
— Куда? — нахмурился я.
— Киллер в подвале.
— Что? — я даже приподнялся с кресла. — Какого черта ты притащил его сюда?
— Не понял…
— Ментам его надо было сдать, а не тащить в мой дом.
Миша глянул так поверх стакана, что в груди неприятно засаднило. Что-то брат мне недоговаривает, и это что-то мне не понравится.
— Хоть прямо сейчас, — медленно кивнул Миша. — Но по этапу он пойдет не один.
— Какого дьявола здесь происходит? — еще больше повысил голос.
— Идем.
Брат допил виски одним глотком и пошел к выходу. С каких пор у Миши появилась тяга к театральным представлениям? И это хорошо, что Милены дома не было — ей ни к чему слышать подобные разговоры и тем более встречаться с такими людьми. Подобное дерьмо не для нее. И я готов был сделать все, чтобы ее отгородить от этой стороны жизни.
Миша затащил парня в неиспользуемую часть подвала. Мы обогнули дом и спустились по бетонной лестнице, отмахиваясь от остатков паутины. Здесь не было ничего — голые холодные стены. И сейчас посреди комнаты на полу сидел парень. Рассмотреть его сразу не удалось — тусклый свет позволял заметить только темные волосы, черные брюки в пыли и окровавленную светлую рубашку.
— Ты бил его, что ли? — спросил я, и парень вздрогнул, подняв голову.
— Парни пару раз прописали, чтобы не брыкался, — ответил Миша, и мы подошли ближе.
При взгляде на меня парень обнажил окровавленные зубы в премерзком оскале и повел плечом. Руки за спиной были в наручниках, так что дискомфорт парня был мне понятен, вот только жалости не вызывал.
— Ты привел меня, чтобы я на него посмотрел? — перевел я взгляд на брата.
— Рассказывай все, что рассказал мне, — пнул Миша парня носком ботинка под ребра.
— А что сам не рассказал? — хрипло спросил этот борзый.
В подвале, избитый, а все равно хорохорится. Снова стало не по себе, даже на секунду промелькнула мысль, что я не хочу слушать.
— Это Егор Скворцов, — начал Миша, снова пнув парня.
Тот завалился на бок, сначала простонав, а потом расхохотался, забрызгивая пол кровавой слюной.
Я обошел этого Скворцова и, потянув за шиворот, снова посадил.
— Говори, — бросил, отряхнув руки.
Как будто к куску дерьма прикоснулся.
— Что говорить? Кто тебя заказал? — парень усмехнулся так победно, будто только что добил меня и выполнил заказ. — Тебя это убьет не хуже пули.
Я вообще перестал понимать, что происходило вокруг. Какие-то загадки, недомолвки… Перевел взгляд на Мишу — он стоял каменным изваянием с бесстрастным лицом.
— Ну? — поторопил я.
— Удар в сердце всегда наносят самые близкие, — начал разводить философию Скворцов, будто смакуя момент. — Только представь, ты трахаешь бабу, шепчешь ей всякие нежности или пошлости, а она в этот момент думает, как тебя грохнуть. Забавная картина, правда?
У меня вырвался нервный смешок.
— Ты сейчас на мою жену намекаешь?
Да у парня явно крыша поехала. Я бы скорее поверил, что меня Миша заказал, чем Милена. Моя девочка, которую не интересуют ни деньги, ни брюлики — только фотографии и я. Точнее, я и фотографии. Да она меня с того света вытащила, сидела в больнице днями и ночами, дома от меня не отходила. Нельзя сыграть такой взгляд, такую нежность.
— Я не намекаю, — снова оскалился Скворцов. — Можно сказать, я тебе прямо сказал.
— Миша? — я повернулся к брату. — Ты притащил меня, чтобы я слушал этот бред?
— Марк, тут такое дело…
— Ты же не хочешь сказать, что поверил ему?
— Он ее одноклассник, — сказал неожиданно Миша и, пока я не успел возразить, быстро добавил: — Марк, я все проверил. Они действительно учились вместе.
— И что? — еще больше разозлившись, спросил я.
Скворцов снова рассмеялся, и этот смех, отбивавшийся от стен в пустом помещении, еще долго стоял у меня в ушах.
— Да ты так балдеешь от ее прелестей, что не понимаешь очевидного? — веселился парень. — Она понимает, что ты ее никогда не отпустишь, слишком помешался на своей любви. А она уйти хочет… ко мне.
Грудь снова заболела, ее даже обожгло, действительно как от пулевого ранения, хоть я и не верил ни единому слову.
— Ложь, — бросил я и, развернувшись, пошел к железной двери.
Мне срочно был необходим глоток свежего воздуха. Слова этого придурка пульсировали болью в сердце и голове. Я не поверил ему, но при этом Миша сказал, что все проверил.
Всякие совпадения случаются в жизни. Но чтобы Милена хотела от меня уйти? Нет, она бы мне так и сказала, не стала бы идти на крайние меры.
А я бы ее отпустил? Я не представлял жизни без нее, сдох бы в ту же секунду, когда увидел в любимых глазах равнодушие.
Миша вышел следом за мной.
— Марк…
— Не начинай, — оборвал его. — Я не верю ни единому слову.
Я прокручивал в голове все факты, пытался строить логические цепочки, повторял слова этого недоумка, ловил на себе взгляды брата.
Нет, я не поверил…
Милене я ничего не сказал, когда она вернулась, и Мише запретил говорить. А ночью смотрел на нее, слушал ее дыхание и думал. Скворцов забросил удочку, и знал он слишком много о моих чувствах. От одной мысли, что Милена с ним… Нет, я даже представить не мог — сразу выть хотелось.
Она другая. Она все еще та девочка с испуганными глазами, которая фотографировала меня на скамейке июньским днем.
Или я хотел видеть в ней ту девочку?
«Прекрати, Марк», — говорил я сам себе.
Но когда человек оказывается в какой-то сложной ситуации, он начинает додумывать, предполагать разные варианты развития событий, и это приводит к сумасшествию.
Наверное, в ту ночь и я начал сходить с ума…
Сон не шел, я проваливался в забытье, но нервы были настолько натянуты, что мозг надолго не отключался.
А утром меня растолкал Миша, когда я наконец-то вырубился, измотав себя своими же мыслями.
— Какого черта? — пробурчал я.
Милены в комнате уже не было, но, будь она здесь, Миша бы и не был таким бесцеремонным.
— Скворцов сбежал, — вместо «доброе утро» выдал брат.
— Что? — я мгновенно проснулся.
— Дверь в подвал открыта, наручники на полу, а с камерами по периметру произошел какой-то сбой. Тебе это не кажется странным?
Поднявшись, я потянулся за одеждой и покачал головой:
— Даже не смей…
— Она выходила ночью из комнаты?
Я даже кулак сжал, так хотелось заехать Мише в челюсть. Но… ведь Милена действительно уходила…
Обморок вряд ли можно так натурально сыграть.
И я действительно испугался. Уже забыл про это отвратительное ощущение в грудной клетке, но сейчас оно вернулось.
Милена все еще делает меня слабым, как бы я ни пытался прикрываться своим щитом.
— Я не знала, — говорит она тихо. — Ты можешь верить мне или нет, но я на самом деле не поняла, что это Егор.
— И это очень странно. Я видел его один раз, но вспомнил.
— Может, ты ошибся? — аккуратно спрашивает Милена, подтягивая к себе ноги, подальше от меня.
Она играет моими мыслями, как теннисным мячом. Она наверняка знает, что может это делать, но очень надеюсь, что не в каких-то неизвестных мне целях.
— Считаешь, что у меня паранойя? — усмехаюсь, проведя рукой по волосам, и замечаю, как Милена наблюдает за этим действием.
Не могут глаза так лгать. А в них сейчас такая болезненная ностальгия, что меня атакует чувство вины. Будто бы это я все разрушил и растоптал.
— Не считаю, — наконец-то, пару раз моргнув, качает головой Милена, — но бывают же похожие люди, хотя я бы их похожими не назвала.
— Посмотрим, милая, посмотрим. Если твой Борис…
— Он не мой, — резко перебивает.
— Хорошо, если не твой Борис сегодня после работы появится в квартире, то я, возможно, ошибся.
Поднимаюсь с дивана и иду к барной стойке. Снова закуриваю, хотя уже тошнит, но мне надо себя чем-то занять. Милена так и сидит на диване, подтянув к груди колени. Смотрит в стену перед собой — мне виден ее профиль — и, кажется, готова заплакать.
Наблюдаю за ней украдкой, только изредка бросая быстрые взгляды. Черт! Как же это напоминает тот момент, когда она, такая мечтательная и увлеченная, фотографировала голубей, а я боялся подойти и заговорить.
— Марк, — наконец-то поворачивается ко мне Милена, — а куда ты ходил?
Я застываю, не донеся сигарету до губ, и наш зрительный контакт в полном молчании затягивается, пока не чувствую жжение в пальцах.
— Черт! — бросаю окурок в пепельницу и снова смотрю на Милену. — Ты сейчас меня в чем-то подозреваешь?
Какая, однако, получается забавная ситуация.
— У тебя точно паранойя, — хмурится, но все еще смотрит прямо в глаза. — Я всего лишь спросила. Может, ты что-то узнал.
Теперь я кажусь себе полным идиотом. Да она вертит мной как хочет. Главное, чтобы Милена это не поняла, иначе… А что иначе? Да хрен знает, я снова в паутине непонимания и самоистязания.
— Приезжал начальник службы безопасности фирмы, чтобы осмотреть машину. Сейчас он поехал к твоему дому.
— Зачем? — не понимает Милена.
— Чтобы подтвердить мои догадки.
— Марк, ты можешь нормально отвечать на вопросы? — она снова злится.
И еще говорила, что у меня настроение меняется. Наверное, это мы и наше новое общение, такое непривычное для нас, влияет на настроение и мешает контролировать мысли.
Ах, да, еще же все всегда усложняет секс.
Нет, вот об этом точно сейчас думать не стоит.
И я могу ответить на вопросы, но приобретенный инстинкт защитить и отгородить Милену, кажется, снова дает о себе знать, и эту бессознательную реакцию я контролировать не могу.
— Убивать нас, как я и предполагал, никто не хотел, — отвечаю, вздохнув.
— Тебе точно нравится издеваться надо мной, — Милена подходит ко мне еще не твердой походкой. — Нет, не физически, как ты выразился, а держать в неведении, осуждать недоверчивыми взглядами, бить словами.
— Недавно я был сволочью, а теперь еще и садист, — делаю шаг назад, потому что ее близость снова становится невыносимой. — Кофе будешь? — спрашиваю, обогнув барную стойку.
Мне надо снова взять себя в руки. Сегодняшний день похож на американские горки — от ярости до желания, от безразличия до эмоциональных всплесков, от делового подхода до выяснения отношений. Я не привык к подобному, мне это не надо.
Надо остановиться на чем-то одном, чтобы не сойти с ума. И отгораживать Милену бесполезно. Во-первых, мне должно быть плевать. Во-вторых, она уже и так по уши в дерьме.
Делаю две чашки кофе и ставлю на стойку.
— Валера осмотрел машину, — начинаю объяснять, — и подтвердил, что нас, скорее всего, хотели просто напугать.
— Напугать? — удивляется Милена. — Поэтому возле меня разбилось стекло?
— Поэтому пуля не попала тебе в голову, милая. А теперь скажи, есть ли среди твоих знакомых такие точные стрелки? Я одного знаю.
— Борис, — выдыхает она. — То есть Егор, если ты все-таки прав.
— Он выскочил из подъезда незадолго до нас, но при этом, когда выходили мы, ни одна машина не выезжала со двора. Куда делся Борис? — с иронией произношу имя.
— Не знаю, я об этом не думала, — удивленно отвечает Милена.
— Но пока не будем строить догадки. Во сколько он обычно с работы возвращается?
— В часов шесть.
— Долго, слишком долго… — потираю подбородок. — Есть идея.
Может, я действительно рехнулся, но ждать я не люблю. Значит, будем повышать уровень доверия.
Самому смешно от этой мысли.
— Какая? — Милена снова хмурится.
— Выманишь своего… то есть не своего Бориса. Учитывая, как он на тебя пялится, должно сработать.
Наблюдаю за реакцией на мое предложение. Милена стучит пальцами по стойке, глядя в окно, а потом говорит:
— Давай попробуем, хотя бы одной загадкой станет меньше.
— Тогда звони не своему Борису и придумывай что-нибудь такое, чтобы он сорвался с работы и полетел тебя утешать.
— Я попробую.
— Нет, Милена, ты должна быть очень убедительной.
ГЛАВА 15. Милена
Марк снова не говорит, что он задумал, и мне приходится довериться вслепую. Хотя и ему тоже, ведь существует вероятность, что я могу предупредить Бориса. Или все-таки Егора? Это до сих пор в голове не укладывается.
Но, с другой стороны, что и кого я видела вокруг тогда? Уж к мужчинам точно не присматривалась, а потом, наверное, просто привыкла к внешности Бориса. Пока буду называть его так, а то немудрено сойти с ума с этими шпионскими штучками. Пластика, волосы…
— Ну что? — торопит меня Марк.
Я киваю на ноутбук:
— А как же фото? Думаешь, он с этим связан?
— Ты у меня спрашиваешь?
Пожалуй, действительно я зря. Откуда-то Марку знать? Наверное, рядом с ним я снова позволила себе быть слабой. Даже в обморок завалилась, но это неудивительно с такими новостями, нет, пока еще предположениями. Я пришла просить о помощи, а хотела защиты, такой, как раньше. И понимаю я это только сейчас.
— Ладно… — выдыхаю, прикрыв глаза на секунду.
Рука дрожит, когда я ищу номер Бориса, и понимаю, что голос меня, скорее всего, тоже подведет.
Марк отставляет чашку и подходит ко мне. Ни черта не помогает — теперь я нервничаю еще больше. Он сжимает мое предплечье, и я дергаюсь, поднимая глаза.
— Может, тебе надо было в кофе валерьянки накапать?
Во взгляде Марка ни капли иронии, как и в словах. И, глядя в этот момент в темные глаза, понимаю, что от нас прежних не осталось ничего. Все действительно похоронено. Я не знаю человека, который стоит сейчас передо мной, а он не знает меня.
Мы сломались и собрались уже из других деталей. Но кожа в том месте, где он касается, горит, как и раньше. Рецепторы остались теми же, жаль, что их нельзя отключить. И наверняка они посылают нам одни и те же импульсы. Мы забыли, а тела нет. Звучит как фраза из дешевого фильма, но так и есть на самом деле. По-другому не объяснить реакцию на прикосновения, на взаимное желание, несмотря на все, оказаться в постели.
— О чем ты думаешь? — спрашивает Марк, рассматривая меня теперь пристальнее, чуть склонив голову набок, но руку не убирает.
О нас я думаю, хотя никаких нас нет.
— О том, что мы продолжаем любить призраков.
— Что?
— Ты изменился.
— А ты сейчас смотришь на меня так, будто мы не провели вместе несколько часов, успев… поездить под пулями.
И успев переспать. Он хотел сказать сразу именно это, но, видимо, напоминание, когда мы наедине, как хождение по тонкому льду.
Снова перевожу взгляд на телефон, а Марк отпускает мою руку, но не отходит. Нажимаю на зеленый значок напротив имени Бориса и, кажется, даже задерживаю дыхание.
— Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети, — равнодушно говорит механический голос.
Марк все прекрасно слышит и усмехается.
— Еще звонить? — спрашиваю у него.
— Думаю, это бесполезно.
— И что тогда делать?
— А что бы ты, милая, делала, если бы меня не было рядом? — неожиданный вопрос выбивает меня из колеи еще больше.
На самом-то деле, я ведь справлялась без Марка столько времени, хотя казалось, что пропаду через день. Да, первое время помогала сестра, но потом я сама. Научилась, адаптировалась, сжимала зубы, но шла дальше.
— Я бы поехала к нему домой, — отвечаю, немного подумав.
— Через двадцать минут будь готова.
И снова никакой конкретики. Я даже не успеваю задать вопрос, как Марк идет к лестнице. Вскоре наверху хлопает дверь, и я снова остаюсь со своими мыслями.
Но, что странно, ни одна в голове не задерживается. Только вопрос: неужели Марк действительно собрался к Борису домой? Ведь если бы он вернулся в квартиру, то наверняка те, кто приставлен присматривать, уже доложили.
И тут меня в жар бросает от догадки. Но скорее от осознания, чем от страха. Не промышляет же Марк на досуге взломом с проникновением?
Только через секунду возвращается новая Милена, которая ради спокойствия и воссоединения с ребенком пойдет на все. Если бы лет пять назад кто сказал, что я соберусь влезть в квартиру соседа, то, уверена, ни я, ни Марк в это бы не поверили.
Суровые времена требуют неординарных решений. Вот если бы Миша собирался ломать замки, я бы даже не удивилась, но Марк…
Да, мы все-таки изменились.
— Ты готова?
Марк принял душ и переоделся, но даже в спортивном костюме он уже не выглядит тем Марком. Моим…
— Какие-то еще изменения? — вопросительно изгибает бровь, заметив мой взгляд. — Или мне больше идет костюм-тройка?
— Ты стал ядовитым, — отвечаю, уже идя к выходу.
— Это исключительно для выработки антител, чтобы никто больше не отравил.
Мы никогда за восемь лет так не разговаривали, как сегодня. Ни одной колкости, даже тени сарказма не было — только безграничная нежность.
В лифте мы молчим, но когда кабина останавливается на минус первом под буквой «Р», я спрашиваю:
— А машина?..
— У меня есть другая, — коротко бросает Марк и, выйдя на парковку, щелкает брелоком.
Мы снова едем к моему дому и молчим. Признаться, становится немного не по себе. Но две перестрелки за день, наверное, будет слишком, только все равно я оглядываюсь по сторонам.
— Милена, — я поворачиваюсь к Марку, который сосредоточенно смотрит на дорогу, — так почему ты не записала меня в свидетельство о рождении? По закону же могла в течение года после развода. И если бы я не оспорил в суде, то получала бы алименты, а не жила в квартире, где плитка от стен отваливается.
Он специально постоянно меняет темы, чтобы следить за моей реакцией, чтобы я не успела ничего придумать.
— Я боялась, что ты у меня ее заберешь, — отвечаю честно. — Кто я и кто ты.
— Правильно боялась, милая.
От его слов накрывает паника. Я готова выскочить из машины, на ближайшем автобусе ехать к сестре, а оттуда — на край света.
Марк бросает на меня быстрый взгляд, пока мы останавливаемся на светофоре, и говорит:
— Я верю тебе.
— Что? — не понимаю, к какой теме это относится, потому что уже, кажется, привыкаю к новой манере Марка не договаривать.
— Верю, что ребенок мой.
И снова никаких пояснений, почему такая резкая перемена.
— Почему? — задаю вполне логичный вопрос.
— Ты испугалась сейчас. И испугалась не того, что я проверю твои слова, а именно того, что я заберу у тебя ребенка. Значит, ты уверена, что она моя.
И для этого надо было столько меня мучить своим недоверием, открыто намекать, что я ему изменяла или сразу после нашего расставания прыгнула в постель к другому, чтобы потом поверить на слово?
Мы въезжаем во двор, когда мои нервы становятся не просто натянутыми струнами, а раскаленными натянутыми струнами.
— Ты не посмеешь! — хватаю Марка за плечо и заставляю повернуться ко мне.
Он смотрит с удивлением, будто впервые меня видит, совсем как я недавно смотрела на него.
— Надо же,
