Новая история Золушки, или Разоблачить мачеху. Анна Агатова

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ГЛАВА 1
• ГЛАВА 2
• ГЛАВА 3
• ГЛАВА 4
• ГЛАВА 5
• ГЛАВА 6
• ГЛАВА 7
• ГЛАВА 8
• ГЛАВА 9
• ГЛАВА 10
• ГЛАВА 11
• ГЛАВА 12
• ГЛАВА 13
• ГЛАВА 14
• ГЛАВА 15
• ГЛАВА 16
• ГЛАВА 17
• ГЛАВА 18
• ГЛАВА 19
• ГЛАВА 20
• ГЛАВА 21
• ГЛАВА 22
• ГЛАВА 23
• ГЛАВА 24
• ГЛАВА 25
• ГЛАВА 26
• ГЛАВА 27
• ГЛАВА 28
• ГЛАВА 29
• ГЛАВА 30
• ГЛАВА 31
• ГЛАВА 32
• ГЛАВА 33
• ГЛАВА 34
• ГЛАВА 35
• ГЛАВА 36
• ГЛАВА 37
• ГЛАВА 38
• ГЛАВА 39
• ГЛАВА 40
• ГЛАВА 41
• ГЛАВА 42

АННОТАЦИЯ

Не позволю обижать папу! И пусть оспо - особи среднего пола - нелепые и смешные, их не любят и боятся, но я притворюсь оспо, устроюсь на работу в компанию отца, разведаю, что там происходит, и выведу мачеху на чистую воду!

ГЛАВА 1

Я не сводила глаз с лакированной двери красного дерева с табличкой, на которой золотыми буквами значилось: «Мадам Вшицкая». А в мыслях вертелся вопрос: «Что же происходит дома? И как мне с этим разобраться?» Я давно уже не жила в том месте, которое по привычке называла домом. Давно не жила, с тех пор как умерла мама. И в ближайшее время жить там мне не хотелось бы.

   Но привычки они такие привычки… Поэтому всё-таки «дом».

   И дома были какие-то проблемы. Я это чувствовала. Всё более прозрачные намёки отца о том, что лучше бы мне найти что-то здесь, в Плянии. Найти и остаться. Потом - его поведение в последние недели… Ох, не нравится мне всё это! Нужно ехать туда и разбираться. Но в то же время мне нужно быть здесь! Об этом явственно говорила табличка с надписью: «Мадам Вшицкая».

   У меня сегодня собеседование. И я его пройду. Никто лучше меня не подходит на это место!

   Я обдумывала можно ли, устроившись на работу, приступить не на следующий день, а, допустим, через неделю? Сомнительно. Тогда ждать отпуска? А когда? Прямо на собеседовании об этом не поговоришь. Да и потом, когда уже устроюсь, как это будет выглядеть, если я поинтересуюсь отпуском?

   Вздохнула. Как же быть? Голова пухла от вопросов, а глаза так и не отрывались от таблички с именем владелицы компании. Наверное, именно поэтому я пропустила его…

   - Чья сейчас очередь? – задал не вполне логичный вопрос ввалившийся в помещение парень.

   Ему бы спросить кто последний. Но… Не тот человек. По нахальной улыбке и взлохмаченным в модное безобразие волосам я узнала Матвея Куражко, моего однокурсника, напоминавшего мне Илью.

   - Моя, - вяло ответила я и снова уставилась на лакированную дверь. Она довольно давно закрылась за предыдущим соискателем, и значит, мой старт уже скоро.

   - Мышка... - протянул парень, подходя совсем близко.

   Я глянула на него с удивлением. Мышка? Серьёзно?

   Мы были едва знакомы, да и то... Всё, что я о нём знала - его имя и что учился на дизайнерском. Я его не любила. И дело не в том, что он был нечастым гостем в аудиториях, хотя это и объясняло то, что имени моего он не знал, и пытался "Мышкой" это замазать. Он был похож на человека, который меня чудовищно раздражал и злил.

   Я насмешливо фыркнула и отвернулась. Но в тут же почувствовала, как его рука скользнула на мою талию, а горячее дыхание прошлось по моей щеке к уху.

   - М-м? - почти промурлыкал он, и я повернулась к нему в изумлении. Наверное, мои глаза косили - так близко мужского лица я ещё никогда не видела. Но это было не главное, потому что главным была его безмерная наглость, и как не задёргался глаз, непонятно.

   - Ну что ты строишь из себя буку? – проговорил он таким интимным полушепотом, будто мы расстались только утром, спали явно в одной постели, да и то очень-очень недолго. – Я же знаю, ты та ещё штучка!

   Ладонь на моей талии стала вдруг невероятно твёрдой, и я будто сама по себе прижалась к мужскому телу, расстояние между нашими лицами сократилось вообще до полного отсутствия, и мне даже дышать сало трудно. Кровь застучала в ушах и, наверное, прилила к лицу - мне стало так жарко, будто я внезапно оказалась в парилке.

   Возмущенно зашипев, забилась, пытаясь вырваться.

   - Спасибо, мышка, - выдохнул Матвей мне в лицо, проведя носом по моей щеке. Потом чуть отстранился, улыбнулся порочно. И легко, будто в танце, сделал шаг в сторону.

   В сторону кабинета мадам Вшицкой! Потому что дверь открылась, выпуская красного и взъерошенного паренька, за которым я занимала очередь. Матвей уже метнулся ему за спину и вдавливал собственным телом секретаршу назад, в приёмную. Из-за широкого плеча парня я заметила её взгляд, полный неодобрения.

   Что?!

   Возмущенная, я заозиралась в поисках поддержки. Две других соискательницы, к которым я не присматривалась за ненадобность, встретили мой взгляд насмешливыми минами. Ни одна из них не одобряла меня. Меня, а не прорвавшегося без очереди Матвея!

   - Эй! – сообразила, наконец, я и дёрнулась к двери, наперехват нахалу. – Очередь!

   Но перед самым носом сворка захлопнулась, намертво отделив меня от приёмной работодательницы. Едва не стукнувшись носом о гладкое дерево, я стола, открывала и закрывала рот, всё вдыхала и вдыхала, готовясь орать. Да только поздно - не на кого… Резко выдохнув, сцепила зубы и отступила.

   Вот ведь скотина, этот Куражко! Точно, как Илья!

   Минуты две я душила злые слёзы и кипела от возмущения, а потом немного расслабилась — представила, что проблеет этот прогульщик и двоечник, глядя в глаза мадам Вшицкой. Нет, ему со мной не тягаться.

   Я была уверена, что из всей сегодняшней череды соискателей пройду именно я. Никто лучше меня не мог соответствовать должности концепт-дизайнера. Мои преимущества – полное совпадение профиля образования, диплом с отличием, немалый опыт, отражённый в шикарном портфолио. Ко всему – репутация: мои родители владели компанией сходного профиля.

   На такие собеседования вечно лезли все, кому не лень – я бросила взгляд на девочек-припевочек у стены, - которые ничего не смыслили в концепт-дизайнах, уповая только на свою магическую одарённость. Две барышни дружно отвели взгляды. Тубусы с дипломами не красные, но вот всё остальное… Как знать, магические данные вот так, на глаз, не определишь. А уж Куражко… У него же вообще ничего, только круги под глазами после очередной гулянки. Скотина. Негодяй!

   Парень вывалился из кабинета быстро, заметно побледневший и, кажется, вспотевший. Я удовлетворённо ухмыльнулась, провожая его взглядом.

   - Не злись, мышка, - томно протянул он и подмигнул, проходя мимо. - Сильным надо уступать.

   - Иди в … - прошипела я непечатное сквозь улыбку, делая шаг к недовольной секретарше, хотя с большим удовольствием двинулась бы в противоположную сторону и дала кое-кому пинка по упомянутому месту.

   - У нас не принято браниться! – сказала строго директорская помощница, прикрывая за мной дверь приёмной.

   - Благодарю вас, мадам, за обратную связь. Я обязательно учту это, когда буду у вас работать, - вежливо улыбнулась я.

   Она чуть приподняла брови, а потом наткнулась взглядом на красный тубус моего диплома, и в её глазах мелькнуло что-то, похожее на уважение. Что ж, мне приятно. Я справилась со своей злостью, взяла себя в руки и, улыбаясь, шагнула в кабинет Вшицкой.

   - Здравствуйте, мадам, - сказала уверенно, будто пришла доложить о первом успешно выполненном поручении.

   - Резюме, диплом, потрфолио, - выложила я на стол всё, чем по праву гордилась, присела на указанный хозяйкой кабинета стул и замерла, не мешая ей изучить мои документы.

   - Ну что ж, прекрасные успехи, - мадам Вшицкая, молодящаяся старушка, подняла глаза от длинного свитка - моего диплома.

   Конечно, прекрасные. Там же в основном высшие баллы.

   Тонкие старческие пальцы пролистывали портфолио. Я участвовала во всевозможных проектах и посмотреть там было на что, и потому пальцы двигались медленно, то и дело застывая. Перевернув последний лист, мадам кивнула удовлетворённо.

   Я сжала губы, сдерживая довольную улыбку - есть в мире справедливость, и мои достижения оценили по достоинству. И не кто-нибудь, а сама мадам Вшицкая!

   - А какое у вас подданство? – полюбопытствовала старушка, глядя поверх очков.

   Очки были очень стильными, узкими, в сверкающей золотой оправе. И этой женщине они явно были не нужны: такого острого взгляда у людей с плохим зрением не бывает. Но зато бывает у таких успешных дам, как Люси Вшицкая. И успехи её точно неслучайны - наверняка магические данные на очень высоком уровне, и очки эти… Скорее всего, усилитель и так неслабых магических способностей.

   - Ратийское. – Я была спокойна: не меньше четверти работающих молодых женщин в Плянии имели ратийское подданство, и это не было проблемой.

   Услышав мой ответ, мадам поправила очки и глянула на меня уже через них. Приподняла аккуратно подведенную бровь:

   - А дар у вас есть?

   Точно, усилитель. А сама Вшицкая, похоже, из видящих.

   - Нет, дара у меня нет. – Здесь я тоже была спокойна и уверена, потому что: - Концепт-дизайнер должен хорошо знать материалы и технологию, быть знакомым со стратегией компании и её принципами, а магические способности в его работе - лишь приятный бонус, - слегка пожала плечами.

   Вшицкая тонко улыбнулась, и коготок тревоги царапнул где-то в районе сердца. Улыбка у неё какая-то крокодильская.

   - Как нет дара? Разве ваша мать не Сонья Бугго? – и снова взгляд поверх очков.

   - Да, - я дёрнула уголком рта. Вопросов, касающихся моей матери, я не любила. - Сонья Бугго была моей матерью.

   Вшицкая хмыкнула. Все складки её лица зашевелились, а руки в старческих пятнах неспешно сворачивали мой диплом и вставляли в красный тубус. Я зачарованно следила за этими движениями.

   Наконец тубус и папку с портфолио пододвинулись по столу в мою сторону. И снова острый взгляд поверх очков кольнул, отозвавшись тревогой.

   - Не маг. Подданная Ратии, - размеренно перечисляла она. – Да и ещё и дочь неблагодарной девчонки.

   Неблагодарной девчонки?! Да, моя мама была чудом! Каждый раз вспоминая её, я улыбалась – таким солнечным человеком она была. И очень, очень-очень талантливым! Не накрашенные старушечьи губы снова растянулись в хищной улыбке, а я похолодела.

   - Я не приму вас на работу! – жестко проговорила она, прихлопнув ладонью по столу, будто ставила жирную точку.

   И удовлетворённо откинулась на спинку своего высокого вращающегося кресла.

   Магические козявки! Почему?

   Видимо, вопрос был написан на моём лице – мадам Вшицкая улыбнулась шире. Теперь стало понятно, насколько эта улыбка злорадная.

   Не скрывая эмоций, она проговорила:

   - Я предлагала ей, зелёной выпускнице, занять должность дизайнера. Главного! А она?

   - А она?.. – беспомощно пролепетала я.

   - А она отказалась, - ответ был спокойный, но то, как дёрнулись складки вокруг носа и как приподнялся подбородок, не оставило сомнений – это для мадам стало огромной неприятностью. Пощёчиной.

   Что, собственно, подтвердили последующие слова:

   - А я не прощаю пренебрежения.

   Но мама...

   Я перевела дыхание и сказала:

   - Мадам Вшицкая, но мамы уже более десяти лет нет в живых.

   - Так ей и надо! – резко бросила она, подавшись ко мне через стол всем телом. Я сжалась. - Она ещё долго прожила после такого, как я посмотрю. Не позволю воровать мои идеи! Вы наследница "Волшебства в подарок", вот и занимайтесь своим фамильным делом! - И уже тихо: - Если сможете...

   Я встала, возмущенная как несправедливым обвинением, брошенным мне лично, так и хамским отношением к моей матери, к самой её памяти. Медленно, будто во сне, пошла к двери, придавленная горечью, обидой и разрушенными надеждами. В спину мне донеслось шипящее:

   - Прощайте, милочка.

   Обернулась. Ох, не надо было этого делать! Надо было скорее уходить! Рука уже метнулась к губам, чтобы не выпустить слова, но поздно. Бросив на мадам полный ужаса взгляд, пробормотала из-под пальцев:

   - Ничего у вас, в конце концов, не выйдет!

   И, понимая, что навсегда отрезала путь назад, выскочила из кабинета.

***

Я была уверена, что получу это место, не питала ни единого сомнения. А теперь ощущала себя разбитой на сотню мелких кусков, и все делали мне больно.

   Отец уже не однажды за последний год прямо говорил, что лучше бы мне найти хорошую работу в Плянии. Раньше он часто шутил о том, как трудно ему будет найти щелочку в плотном рабочем графике, чтобы приехать и лично выразить своё согласие на брачный союз, ведь мне пока нет двадцати.

   Мы смеялись над этой шуткой, потому что оба знали: ни он не откажется приехать, ни я так рано не выскочу замуж – учёба отнимала все мои силы и время, а делать что-то наполовину я не умею. А примерно с год назад он стал шутить, а потом и вполне серьёзно говорить о том, что хорошо бы мне набраться опыта там, где женщина в самом деле может работать, найти место в хорошей компании в Плянии и задержаться там, посмотреть, как другие люди работаю и организовывают своё дело.

    Не знаю, как так вышло, но именно в это время, может чуточку раньше, у меня родилась сходная идея: не спешить на родину. Хотя три года из четырёх, что я училась в Плянии, я рвалась домой, словно дикая заарканенная лошадь. Когда-то в будущем, - я очень на это надеялась, - мне предстояло наследовать бизнес родителей, и если я хотела добиться успеха, – а я хотела! - то стоило воспользоваться возможностью и посмотреть, как дела ведутся в других компаниях. И особенно в Плянии, где нет такого торжества традиций, как в Ратии. У нас женщины работали крайне редко, а уж на руководящих должностях – вообще почти никогда. Так что, понимая, к чему мне нужно быть готовой, я обдумывала, не обидится ли отец, если я не сразу вернусь домой. И вдруг – такое чудо: полное совпадение мнений! Отец предлагает то, о чем я задумывалась, но пока не обсуждала. Да только порадоваться такому совпадению!

    Перед защитой диплома я записалась на множество собеседований, и чтобы на них попасть, договорилась в деканате ещё немного пожить в общежитии. Там не оказали, но оплатить попросили не деньгами, а помощью в ремонте.

    Помощь в ремонте? Да ерунда какая! Конечно, помогу!

    И я осталась.

    Одним из самых последних в моём списке было собеседование у Вшицкой, и на него я нацелилась как на основное. Все остальные вакансии я не рассматривала серьёзно. Любая другая компания против компании мадам – мелочь, которой можно пренебречь. И потому без сожаления пропускала большинство собеседований, тратя своё время на строительные материалы, оборудование для ремонта, сырую магию, которую нам выделял комендант, на стены и потолки общаги.

    И вот я вышла с этого собеседования...

    И эта прекрасная вакансия, для которой у меня было припасено несколько идей, проплыла мимо меня. Кто-то другой будет у Вшицкой разрабатывать концепты. Например, одна из этих девочек-припевочек с пустой головой, но полным магическим резервом. А ведь я считала это место своим…

    Другие вакансии, которые я рассматривала, были неинтересны: либо низкий заработок, либо непрофильная фирма, либо низкая должность, а чаще – всё вместе. Но теперь, после отказа... и такое сгодится?

    Дороги из столицы Плянии, где располагалась компания Вшицкой, в кампус не запомнилась - я думала. Тем более, было над чем. Как быть? Оставаться в Плянии и искать что-то ещё, как того хочет отец, или ехать домой, в Ратию?

    Я ждала отца на защиту диплома. Несколько раз за последний год, когда мне удавалось поговорить с ним по комму, мы обсуждали, как он приедет, как будет за меня болеть и как своими глазами увидит мой успех.

    - Я уверен, - ласково улыбаясь, говорил он по видео, - что тебя ждёт триумф! У таких родителей, как твои, - иронизировал он, - не может быть другого, неталантливого ребенка!

    Я чувствовала себя в силах сворачивать горы! У меня было столько идей, столько задумок! Они, кстати, могли пригодиться и в «Волшебстве». Мечтая всё это обсудить, я ждала отца с огромным нетерпением. Сообщила ему дату защиты, как только узнала, сразу же договорилась с деканатом о размещении гостя в общежитии, заказала в любимом ресторанчике – недорогом, но очень милом, - ужин на двоих. И вечером накануне защиты поехала его встречать.

    Напрасно.

    Может, я не там его встречала? Может, ошиблась со временем? До глубокой ночи набирала ему на комм, но он не отвечал. Писала сообщения – с тем же успехом. Снова набирала и снова писала.

    И тишина…

    Я передумала столько вариантов - сначала просто случайностей, потом всяких ужасов и катастроф, постоянно ругая себя за плохие мысли. Истрепала себе нервы так, что не могла уснуть, рисуя в воображении чудовищные картинки и боясь самого страшного. Защищала диплом с кругами под глазами и бледной от недосыпа улыбкой, но уже не дрожала за дорогого мне человека: рано утром я решительно набрала мачеху.

    Она явно не ожидала моего звонка, потому что сразу включила видео и смотрела на меня растрепанная, со следом подушки на щеке. И долго не могла понять, о чём я её спрашиваю. А когда поняла, растерянно захлопала глазами, приоткрыла рот, чтобы что-то сказать, потом закрыла и несколько раз едва уловимым движением приподняла и опустила брови.

    - Ах да, конечно… - отвела она взгляд, потёрла лоб кончиками пальцев, будто что-то вспомнила. - Он, наверное, просто не успел тебе сообщить.

    - О чём сообщить? – сердце замерло, и в груди защемило.

    - Он же улетел… Вернее, прямо сейчас летит в Чауру. У нас там провальные контракты, - всё, неуверенность, как водой смыло, она снова была собранной, сдержанной и холодной, хоть и всклокоченно спросонья. – Желаю тебе успешно защитить диплом, Инья.

    И, подарив мне на прощанье скупую улыбку, отключилась.

    Я тупо таращилась в экран и пыталась собрать мысли в кучу. То есть внезапно возникли какие-то контракты в Чауре? И именно тогда, когда у меня защита? Та, на которую он мечтал попасть почти с самого моего поступления? И больше никого не нашлось во всей компании, чтобы заняться этими чаурскими контрактами... А вчера? Почему я не смогла с ним связаться вчера вечером?

    Звонить мачехе ещё раз, чтобы задать все эти вопросы, я не стала. Не те у нас были отношения - это раз, нужно было спешить на защиту - это два, а три - я поняла, что отец не разбился в пути, жив и здоров, просто дела компании оказались важнее личных планов. И я даже догадываюсь, чьими стараниями такое получилось… И потому успокоилась. Вернее, перестала волноваться, но на заметку взяла.

    Сколько уже было этих заметок!

    Нерешительный тон отца в наших разговорах, его немного виноватые глаза и робкая улыбка на видео; сами звонки, всё более редкие и более короткие; разговоры о моем будущем, желательно в Плянии. А ещё - сокращение денежной поддержки, сначала лишь чуть-чуть, почти незаметно, а два года назад почти в два раза, причём из пояснений - туманные намёки, что дела в "Волшебстве..." не так чтобы хороши. А ещё его сообщение, написанное явно второпях, где он просил писать, а не звонить – так он хоть будет чаще со мной общаться, ведь видео не всегда удобно.

    Теперь вот ещё и чаурские контракты и вмиг заледеневший взгляд мачехи.

    Надо бы всё же вырваться в Ратию, повидаться с отцом - я так по нему соскучилась! - и разобраться, что там происходит. Но отец надеялся, что я найду работу в Плянии. Поэтому пока есть где жить, буду искать, ведь так хочет отец, да и я, если уж совсем откровенно. Эх! Какую бы работу я ни нашла, это, конечно, всё будет не то – не у Вшицкой. А уж если совсем не получится, то тогда уже просить… Попросить отца о месте в «Волшебстве…». Вот тогда и буду разбираться, что у них происходит.

    Я уже почти дошла до своей комнаты в общаге, когда окрик оторвал меня от этих мыслей. Запах краски и пыли подсказал – хозмаг. Вздохнула и повернулась лицом к неизбежности.

    - Вы сегодня не вышли на работу! – проговорила неизбежность - высокий немолодой мужчина в рабочей спецовке с оранжевыми карманами, коленями и локтями, усиленными магически, – и воздел палец к покрашенному мной два дня назад потолку.

    - Да, у меня было собеседование.

    Говорить сейчас вообще не хотелось, а уж тем более объясняться, оправдываться. Хотелось свернуться калачиком на кровати и ни о чём не думать.

    - Ничего не знаю, - отгородился рукой и даже голову отвернул в сторону хозмаг, - у вас была договорённость с деканатом – будьте добры её соблюдать! Вы, милочка, очень хорошо устроились – живёте на всём готовом, ничего не платите, а работать отказываетесь!

   Вот это мерзкое слово «милочка», причём второй раз за день, несправедливые обвинения, обидные слова мадам Вшицкой, проваленное собеседование – всё свилось в толстый канат, который терся-терся, перетёрся и лопнул. И отдача получилась ужасная… В общем, даже без магии можно устроить такое, что и магам не снилось.

   Два часа спустя я вполне осознала, что свой вопрос - ехать домой или нет - я уже решила. И потому с опухшим от слёз лицом собирала вещи. Что делала хозмаг – не знаю. Отмывался, наверное. После такого скандала, в котором вылились и напряжение последнего года, и разочарование сегодняшнего дня, и страх за отца и свое будущее, в общежитии меня никто бы не оставил, а значит, ехать мне завтра утром в Ратию…

   Да и хорошо! Семья - самое важное, что есть у человека в жизни! Работа придёт и уйдёт, а отец - это навсегда. Я уже проревелась, успокоилась и теперь набрала Лару, чтобы рассказать о своих неприятностях. Она сбросила вызов и вскоре пришло сообщение: "Занята страшно. Ответить не могу. Напиши какие новости?"

   Вот ведь! Даже поговорить не с кем!

   С отцом в таком виде я решила не разговаривать - не хочу расстраивать.

   Ещё вчера вечером я рассказывала ей по комму о работе в общаге и мандраже перед собеседованием. Она бодро, как всегда, командовала:

   - Не трусь, ребёнок! Ты лучшая на курсе! Верю в тебя и твой успех! Буду завтра весь день держать кулачки.

   Я в себя верила даже больше, чем Лара, и всё равно волновалась. Но в том, как сел её голос на последней фразе, я догадалась, что и она на нервах.

   Через долгие полчаса, заполненные распихиванием вещей по сумкам, хождением из угла в угол, бездумным перекладыванием бумаг на рабочем столе и злыми внутренними монологами с хозмагом и Вшицкой, Лара ответила: "И правильно!"

   «Но куда возвращаться? Не к мачехе же?» - Лара знала всё, и потому пояснять ничего не приходилось.

   «Поживёшь у меня, потом увидим».

   Ратия хоть и была мне родиной, но радости при мысли о возвращении не вызывала. Мамы давно нет, отец под каблуком у мачехи, и она контролирует всё — от и до: и его самого, и компанию, и дом. Да, даже дом, ведь он был когда-то нашим – папиным, маминым и моим, - а теперь даже не знаю чей, потому что мало в нём осталось от того, что я сохранила в своих детских воспоминаниях.

   Остановиться у Лары? Очень неплохой вариант, учитывая как раз последнее - дом, который я не считала своим. Хорошо, есть где жить. А на что? В Ратии женщине найти работу непросто, не то что здесь. А что мадам Вшицкая говорила про компанию матери… Я устроюсь туда!

   Раньше там всё решала мама, на которой всё держалось. благодаря её эмпатическому дару - она невероятным образом предчувствовала, что будет пользоваться спросом, а что нет. А сейчас там заправляет мачеха, и, судя по всему, дела идут не очень хорошо. Ещё не знаю как, но я устроюсь туда на работу! Заодно разберусь, что происходит.

   Взглянула на комм – отец так и не прочитал моё сообщение. Не заметил? Может, всё же позвонить ему?

   Глянула на себя в зеркало. Мда, лицо всё ещё припухшее и глаза красноватые, но хотя бы веки уже не такие тяжелые, и пятна с лица ушли. Выключила верхний свет, оставив только настольную лампу - не так заметны следы слёз. Набрала отца. Долго-долго держала руку перед собой, чтобы при включении он меня увидел. Рука уже затекла, а соединения всё не было.

   Походила из угла в угол. И попробовала ещё раз. Потом ещё. Безрезультатно.

   И сообщение висит непрочитанным.

   Ещё три-четыре года назад он отвечал быстро, обычно что-то жизнерадостное или просто спокойное. А сейчас? Не дозвониться, не поговорить. И даже сообщения читает через несколько часов, а отвечает вообще через день-два. Некоторые вовсе оставались без ответа. Что же там происходит?

   Осматривая результаты своих сборов далеко за полночь, я размышляла о неудачном браке отца, о компании, в которой дела идут неважно, о своих умениях, которые нарабатывала целых четыре года. Я планировала туда вернуться? А тут все обстоятельства за меня! Значит, самое время! Пора уже разобраться, что там происходит.

ГЛАВА 2

Даже сквозь сон я прислушивалась – ждала ответа отца. Лара в ответ на сообщение о времени прибытия моего монорельса и номере вагона: «Ребёнок! Встречу на вокзале. Дождись!»

   Моя бывшая няня, а теперь – лучшая подруга, со временем дружила очень своеобразно. Когда ей было удобно, она легко опаздывала и не стеснялась в этом признаться, но не терпела, если кто-то оказывался не пунктуальным и опаздывал на встречу с ней. Так что её просьба дождаться была неслучайна.

   А вот второго короткого звяканья я так и не услышала. Не только утром, но и во время пути. Немногочисленные соседи по капсуле трансстоличного монорельса разговаривали, читали, во что-то играли, перекусывали, а я всю дорогу прислушивалась и заглядывала в сообщения на комме – всё ждала.

   В голове тревожно ворочалось: а что, если он, прочитав моё сообщение, встретит, заберёт, а Лара не найдет меня? Надо ли её предупредить сейчас? Или уже потом?

   В какой-то момент, устав от внутренних метаний, решила: если отец ответит на моё сообщение до того, как монорельс пересечёт границу Ратии, я наберу Лару и объясню, что встречать не нужно. А если увижу его на вокзале, уже ему скажу, что пообещала заехать сначала к Ларе. В этом решении, я понимала, говорила моя обида: вот так пренебрегать мной, своей единственной дочерью, когда мне так плохо – это плохо! НО ничего не могла поделать.

   Вокзал встретил меня снегопадом и ветром. Отец так и не приехал и никого не прислал, чтобы меня встретили. Лары тоже не было.

   Я топталась на перроне и уговаривала себя подождать ещё чуть-чуть. Уже ушли все пассажиры, уже проводники занимались уборкой и изредка перебегали от капсулы к капсуле монорельса, сжимаясь в своих форменных курточках под порывами ветра с мокрым снегом.

   Потом вдруг стукнула себя по лбу – а может я не заметила сообщения на комм? Может, отец ждёт меня в здании вокзала, а я стою тут?! Может, нужно бежать и высматривать на экране встречающих? Бросила прямо в снег сумку, что оттягивала мне плечо и задрала рукав.

   Ответа не было. Более того, отец до сих пор не прочитал моё вчерашнее о том, что я выезжаю из Плянии.

   Холод пробирался под одежду, при сильных порывах казалось что её и вовсе нет.

   Так, хватит! Поплотнее укуталась в свой коротенький полушубок, развесила сумки на плечи, подхватила за ручку чемодан и с трудом поволокла его по заснеженному перрону. Магическое облегчение веса на нём уже закончилось. Чтобы отвлечься от холода, я считала, когда же он у меня появился, но зубы стучали и я всё время сбивалась со счёта.

   С трудом добрела до ленты перемещения через пути, и она пронесла меня через рельсы, сквозь вокзал, который обдал восхитительно теплым воздухом и тихим гулом немногочисленных ожидающих. Очень кстати выхватила взглядом экран встречающих. Своей фамилии не увидела, значит, никто меня не ждал. Ладно отец. Хоть и сжалось что-то болезненное внутри замёрзшей меня, но как-то ожидаемо, что ли. А вот Лара?.. Где она?

   Соскочила с полосы перемещения и, задумавшись о том, как же добираться до дома, чуть не уткнулась носом в обледеневший сугроб – это мой устаревший чемодан ласково подтолкнул свою хозяйку прямо под колени. Удружил, что уж…

   Огляделась. Привокзальная площадь совершенно пуста. Никого. Ни единого человека. Только ледяной ветер играет с короткими полами моего полушубка и в отдалении прогуливается полисмен.

   Ну это пока в отдалении. Если ещё постою, то обязательно приблизится. И я представила, как замёрзшими на ветру руками буду доставать со дна сумочки свои документы, полы короткого полушубка будут разлетаться в стороны, лишая меня последнего тепла, а бумажки будут рваться вслед за ледяными порывами. Бррр.

   В ту минуту, когда я поняла, что зрение меня не обманывает и полисмен таки двигается ко мне, ног я уже не чувствую, а руки застыли с согнутыми пальцами и не слушают меня, с неба спикировал м-кар, лихо развернулся прямо перед моим носом и плюхнулся в снег.

   Ларочкин крик: "Ребёнок, быстро внутрь!" в считаные мгновения отогрел мои руки, ноги и сердце.

   Едва я забросила вещи на заднее сиденье и плюхнулась на сиденье рядом с водителем, Лара захлопнула легкую пластиковую дверцу, и в малюсеньком салоне сразу стало тесно и душно, но вот тепла было ни чуть не больше, чем за стенами личной капсулы.

   - Привет, Инья! - моя подруга и бывшая няня крепко обняла меня.

   Но быстро прекратила "эти телячьи нежности" и развила бешеную деятельность - стала укутывать меня какими-то вязанными пледами, вытертыми шкурами то ли мамонта, то ли кенгуру, накрывать теплыми одеялами и копаться где-то под ногами в поисках термокружки с горячим кофе.

   - Надо утепляться, - пояснила она с улыбкой. - Машинка самая дешёвая, а значит, что? Холодная! Я, когда на работу еду в столицу, гнездо себе вью и выжимаю всю тягу, чтобы быстрее добраться.

   - А монорельсом? - спросила я, чувствуя, как нос постепенно меняет цвет с замороженного синего на отогревающийся красный. Она влила мне в рот пару глотков обжигающего кофе, закрыла крышку кружки и посмотрела на меня изучающе. Мы не виделись почти два года.

   - Монорельсом дольше и дороже, - Лара улыбнулась, подмигнула, и её пальцы пробежались по сенсорам управления. - Ну что, погнали?

   Я кивнула из своего теплого кокона, и машина бесшумно взмыла на вторую высоту.

   - Отец не приехал меня встретить, - шмыгнула я растаявшей в носу сосулькой.

   - Ой, ну и хорошо, - Лара была вообще, как скала – не прошибить. - Посидим хоть, поболтаем.

   - Я ему писала, что приеду. Звонила. На звонок не ответил, сообщение не прочитал. Я не понимаю! – Мне очень хотелось знать, почему и что происходит.

   - Не хнычь, золушка моя! Может, просто дел много. Компания-то большая, - Лара одной рукой приобняла меня на секунду и снова вернулась к управлению.

   - Хоть бы прислал кого-нибудь... - пробурчала я.

   - Ой, только не реви, - подколола подруга. - Может, они вместе с мачехой мечутся в эту самую минуту по вокзалу, разыскивая тебя. Опоздали. А теперь всё! Я опоздала меньше и похитила тебя прямо у них из-под носа!

   Она расхохоталась, и я улыбнулась. Хорошо, когда твоя лучшая подруга немного суггест, и может успокоить всего парой фраз.

***

Я дозвонилась отцу уже от Лары. Ни на каком вокзале они с мачехой не бегали. Судя по деловой обстановке на заднем фоне, отец был в офисе. Значит, подруга была права – он занят по самые уши, работает.

   Услышав мой голос, узнав, что я приехала, что встретила меня Лара и что я у неё остановилась, отец расстроился. А когда он сожалел, что не успел меня встретить, вина в его голосе была такой горячей, что моя обида, всё же ледышкой застывшая на ледяном ветру у вокзала, растаяла и выступила слезами на глазах.

   - Папа! Как я рада тебя видеть! – сказала, расплываясь в улыбке.

   А когда он шутливо пригрозил со мной разобраться за то, что остановилась не у них, рассмеялась — пахнуло детством, когда мама была жива, и мы были вместе и были счастливы. Он тоже улыбнулся, а потом деланно строго сказал:

   - Инькин-Янькин, я требую, чтобы ты приехала к нам на ужин! Давай организуем большой торжественный приём, пригласим всех знакомых, чтобы представить тебя уважаемой публике, напомнить, что у меня есть дочь! Что она красавица и умница! Что мы по ней ужасно соскучились!

   Инькин-Янькин... Он всегда так называл меня, когда хотел показать, что сердится, хотя никогда не сердился. Папочка! Как же я тебя люблю!

   С ответом я помедлила. Как сказать отцу, взрослому уважаемому человеку, что я переживаю за него и не хочу ему неприятностей? Не он в своей семье главный. Как такое приглашение скажется на его отношениях с мачехой?

   Я легко предоставила, что мачеха сейчас сидит рядом, так, чтобы я не могла её увидеть, и сверлит его своим холодным взглядом. Что-то мне подсказывало, что она вряд ли мне обрадуется. Отец никогда ни словом, ни полусловом не обмолвился об их отношениях. Но я же не маленькая, умею читать между строк и замечать то, что он пытается скрыть. И если так, то на что ему нужно будет пойти, чтобы мачеха согласилась организовать званый ужин в мою честь?

   - Папочка, - я медлила, подбирая нужные слова, - а... никто не будет возражать против такого вечера? Может, обойдёмся скромным ужином в семейном кругу? Просто соберёмся вместе в один из ближайших вечеров, посидим, только самые близкие?

   «Желательно без Валенты», - не сказала, но выразительно подумала я.

   - Какая же ты у меня умница! Домашний ужин! – восхитился отец, наклонил голову набок, любуясь мной, разулыбался, и вся его грусть вмиг была смыта радостью. - Так даже лучше! Ты у меня чудо-ребёнок, дочь. Умница! Хороший вариант предлагаешь! А то пока подготовка, приглашение гостей... Долго это. Мы тогда с большим праздником разберёмся попозже, а семейный ужин сегодня. Инкин-Янькин, слышишь? Сегодня!

   Мне показалось, что на последних фразах в голосе появилась нота неуверенности.

   - Хорошо, - я улыбнулась. Жалко, что изображение было расплывчатым и маленьким – он говорил с ручного комма, и было не разобрать, улыбнулся ли он тоже. - Тогда до вечера.

   - Ждём тебя часиков в девять. Пока-пока, моя девочка!

   Я отключила комм, всё ещё улыбаясь.

   - Хватит пялиться на руку, Ина, - это Лара выбежала из кухни в наспех повязанном переднике и мокрой ладонью накрыла мой комм. - Ты же голодная!

   - Лара, я тебя люблю! – обняла её я потому, что в самом деле люблю, и потому, что очень хотелось кого-нибудь обнять.

   Она погладила меня по спине, отодвинула от себя, подмигнула и кивнула на дверь кухни, мол, хватит болтать и телячьи нежности разводить, быстро за стол.

   Я вправду была голодна. Вчера вечером не до того было, утром не успела, а запастись в дорогу вообще не пришло в голову. Поэтому сейчас я ела всё, что приготовила Лара, с огромным аппетитом. Мы проговорили, не переставая, до самого вечера: я - о Вшицкой, хозмаге, Плянии и мечтах, она – о семьях, в которых работала, о столице, о том, что там много возможностей и много интересного. И только об одном, не сговариваясь, не проронили ни слова - о будущем.

   Собираясь к отцу, я с сомнением косилась на кучу сумок, венчающих чемоданного монстра. Брать с собой? Не брать?

   Заметив это, Лара сурово прищурилась.

   - Ты туда в гости идешь. Разведай сначала обстановку. Поняла? - сказал строго и повернулась, чтобы расставить чистую посуду на полке. - Поживёшь у меня день-другой, я только рада буду.

   - Или побольше, месяц-другой, или даже полгода... - задумчиво пробормотала я, размышляя о том, что меня ждёт в доме отца. Заметив, как Лара замерла, а потом медленно поворачивается ко мне, подняла на неё глаза и заметила хищный блеск глаз подруги. И только сейчас поняла, что сболтнула. С опозданием хлопнула себя ладошкой по рту, а сама уставилась на неё во все глаза.

   - Та-а-ак, - протянула она и упёрла руки в бока.

   Я закусила губу и сделала жалобные глаза, мол, а я что? А я ничего. Моя строгая няня прогрохотала:

   - Тогда тем более никаких вещей с собой. Понятно?!

ГЛАВА 3

- А где вещи, Инькин? - забавно сложив брови домиком широко распахнул объятья отец.

   Бросилась к нему, обняла, такого незнакомого, сильно поседевшего, пахнущего чем-то непривычным, резким. Я уже и забыла, какой он высокий!

   - Как я рада, папа! – проглотив волнение, сказала и отстранилась, разглядывая его лицо.

   Новые морщинки вокруг глаз, крупные поры на носу, обмякшая линия губ. Да, не молодеет отец. Хотя и усталым не выглядит.

   - Поздоровайся с Валентой! – отступил он чуть в сторону.

   Да, ещё же мачеха.

   Она, стоя чуть позади отца, руки - в замке перед собой, кивнула и слегка растянула губы в улыбке. В длинной узкой юбке, в светлой пышной блузе, с короткими темными волосами и с едва заметной улыбкой. Как и всегда, сдержанная и спокойная. На её внешности годы не сказывались, новым в облике были только тёмные круги под глазами.

   Я подавила тяжелый вздох и усилием воли не поджала губы — разница в радушии отца и чехи ощущалась, как жара и лёд.

   - Здравствуйте, Валента.

   Она кивнула и спросила:

   - Так где же вещи, Инья?

   Я махнула рукой:

   - Остались у Лары. Я туда сразу с вокзала, а сейчас шла пешком - хотелось прогуляться, посмотреть, как всё изменилось. На себе тащить тяжело.

   - Надеюсь, ты всё же переберёшься к нам? - отец смотрел на меня с улыбкой. - Тебе приготовили комнату.

   И, обращаясь к мачехе, уточнил:

   - Валента, приготовили же?

   Она кивнула с той же едва заметной улыбкой. Отвечала отцу, а смотрела на меня. Я заметила, что он дернул уголком рта. Недоволен? Чем?

   - Пойдём, Инья, ужин уже накрывают. Нам в столовую, - сказала Валента, рукой указывая, куда идти. Она здесь чувствовала себя хозяйкой, в этом доме, который мама унаследовала от своей бабки.

   Я шла по коридорам, которые помнила с детства. Всё здесь устраивала мама. Шкаф у входа, большой и вместительный - я в нём легко помещалась, когда играла с Ларой в прятки. Обитая потёртым, а когда-то бордовым бархатом оттоманка. Светильники под потолком – яркие, с тёплым, будто солнечным, светом.

   Каждый раз, бывая здесь, я замечала, что всё больше и больше нового появляется – обивка стен, ковровые дорожки, картины на стенах, и как всё меньше остаётся старого, маминого.

   До столовой, где обычно обедали и ужинали всей семьёй, было недалеко, потому, наверное, разговоров никто не начинал. И, может, это было не очень вежливо, но я радовалась – горло перехватывало от воспоминаний.

   Как раз у порога комнаты мне удалось справиться с собой. И это было к лучшему - в столовой большая люстра, которую в детстве я могла рассматривать часами, давала такой яркий свет, что даже самый тёмный вечер казался светлым днём. И было бы видно любую мою эмоцию.

   - Прошу за стол, Инья! - отец широким жестом обвёл комнату рукой. - Валента, расскажи, чем потчевать будешь дорогую гостью?

   - Грибной суп. Дочь, ты любишь грибной суп?

   Я удивилась. Да, я любила грибной суп. Больше того, я его обожала, и именно такой, какой наливала сейчас в тарелки горничная - ароматный, прозрачный, с разваренными кусочками грибов, с желтыми капельками жира на поверхности, с поджаристыми сухариками, что стояли в маленькой плошке рядом.

   Я часто-часто заморгала и глянула на отца. На его лице было умиление, и я поджала губы сдерживаясь.

   - Спасибо, - сказала тихо, рассматривая прозрачный бульон и вдыхая аппетитный аромат. - Это мой любимый.

   - Я знал! - торжественно и радостно воскликнул отец.

   Я подняла на него благодарный взгляд и заметила, что мачеха отвернулась. Что это она?

   Если первое блюдо порадовало меня вкусом детства, то второе заинтриговало - что-то мясное и невероятно ароматное. Я только прожевала первый кусочек и хотела восхититься, как в гостиную ввалился, по-другому это явление не назовёшь, мужчина. Скорее, парень.

   Не сразу, но я узнала его.

   Не потому, что лицо знакомое. Лицо как раз знакомым было мало, на улице встретила бы – не узнала, настолько он стал другим. Просто я ожидала его здесь увидеть. Его и его брата. Но пока явился только этот - младший. Младший сын мачехи.

   Илья уже что-то жевал, и это точно был не ужин. Челюсти двигались так, будто во рту было что-то большое и вязкое, липнущее к зубам, чему бедняга сопротивлялся изо всех сил, вон, даже желваки выпирали.

   Чмокнув Валенту в щеку, отсалютовав отцу, он свалился на стул и, не прекращая двигать челюстями, с нахальной улыбкой остановил взгляд на мне.

   - О, Золушка! Привет!

   Он встал и, быстро обогнув стол, приобнял меня и тоже чмокнул в щёку. И подмигнул. Меня бросило в краску, и я отвела взгляд.

   - Илья, прошу тебя, - голос мачехи показался вкрадчивым и угрожающим.

   - Хорошо, хорошо, - он растопырил перед собой ладони и вернулся на своё место, - молчу, сижу, ем.

   И с той же наглой и кривой улыбкой забросил себе в рот какой-то кусок с ближайшей тарелки. Он снова уставился на меня, всё так же двигая челюстями.

   Что за отвратительные манеры? Очень похоже на Матвея Куражко. Это, может, новая мода, о которой я не знаю?

   Такие взгляды раздражали меня и... вызывали неуверенность. Сразу хотелось поправить одежду и волосы, а лучше убежать. Обычно я так и делала – сбегала под благовидным предлогом.

   Но сейчас я не могла себе этого позволить - не сбежишь ведь с ужина в кругу как бы семьи. Придётся терпеть наглую жующую рожу и справляться с нарастающим раздражением.

   Да ещё и это прозвище... Бывает же такое, скажешь что-то в детстве, а тебе потом это всю жизнь вспоминают.

   Отец воодушевленно толковал о том, как идут дела в "Волшебстве...", причём все рассказы были о забавных случаях, вроде того, как поскользнулся и упал на лестнице спешивший курьер или как зависли все настольные коммы из-за внезапной вспышки магии у нового сотрудника.

   В этом месте я напряглась, потому что папа всегда в подобные моменты задавал один и тот же вопрос, на который у меня не было радостного для него ответа.

   Но тут мачеха, проявляя себя воспитанной хозяйкой и заботливой мамочкой хоть и не к месту, но очень вовремя, вклинилась с вопросами о том, как я добралась, как мне родной город, где я остановилась. Я медленно ела и ещё медленнее отвечала на вопросы, тщательно подбирая слова. Как знать, чем они могут для меня обернуться?

   Также тщательно старалась не смотреть на одного конкретного парня, что продолжал нагло пялиться на меня, закидывая в свой и так заполненный жвачкой рот то маринованную оливку, то скатанный из хлеба шарик.

   Когда отец после смерти мамы снова женился, я уже почти год училась в средней школе. И не просто так, а в Средней Школе леди Ди. Далеко не каждая девочка удостаивалась такой чести, и мне положено было гордиться тем, что уж мне-то её оказали. Школа была уютная и, в общем, хорошая, мне там было неплохо. Вот только она была закрытого типа.

   "Инькин, ты же понимаешь, так хотела мама", - виновато посмотрел на меня отец, когда после окончания начальной школы, сказал, что меня приняли в школу у леди Ди, и с середины августа мне нужно приступать к занятиям.

   Кроме высокой чести, школа славилась короткими летними и ещё более короткими зимними каникулами, и теперь дома за весь год я могла пробыть не больше полутора месяцев, в три раза меньше, чем в других школах. И даже отлучки на недельку по важной причине, например, к папе на свадьбу, устав школы не предусматривал.

   Отцу, пришлось написать прошение и лично раскланиваться с директрисой, чтобы забрать меня на свадьбу. Всего на три дня. "И ни минутой больше!" - со строгой улыбкой сказала тогда леди Ди. Даже не знаю, что меня поразило тогда больше - её разрешение покинуть стены школы или новость о том, что у меня будет новая мама.

   Новая мама, как отец представил мне женщину с отстранённым взглядом, не очень мне понравилась. Она не только не сказала, что заберёт меня из школы (чего я очень ждала), но даже не посмотрела на меня.

   Потом была свадьба, которая запомнилась мне ещё большим, чем в школе, одиночеством. Вокруг суетилось множество людей, которым не было до меня дела, ходили мимо, не обращая на меня внимания, иногда задевали рукой или толкали разносами или коробками. И только потому, что постоянно разговаривала по комму с няней Ларой, я не потерялась на этой свадьбе. Она придумала игру, в которой я была репортёром, а она благодарной публикой, и я снимала на простенький комм с черно-белым изображением всё, что видела, и вставляла свои неловкие комментарии, подражая телеведущим.

   О том, что у новой мамы, которую, кстати, звали Валента, есть два сына, я узнала совершенно случайно. Обрадовалась. А вдруг, подумала, я с ними подружусь и у меня будет целых два брата и защитника? Вот будет здорово!

   Но не получилось.

   Иван, старший, со скучающим лицом всё время мялся чуть позади своей матери, смотря выше голов окружающих. Он показался очень взрослым и неприступным.

   Младший, Илья, на свадьбе появился мельком, поздравил мать, вручив ей огромную корзину розовых роз, и исчез. Его я запомнила благодаря чудовищным расцветкам одежды - пронзительно малиновая бабочка на ярко-зелёную рубашку и пёстрый свитер в цвет подаренного букета. Это было ужасно. И даже я, девятилетний ребёнок, это понимала.

   В общем, знакомство не состоялось и ещё одно моё ожидание не оправдалось.

   И потом мы встречались редко. Только если мне удавалось на каникулах попасть в родной дом, а Илье и Ивану в это время в доме присутствовать. Обычно это были несколько дней между приездом из детского санатория и отбытием на курорт, где отец каждое лето интенсивно поправлял здоровье, пока я скучала в игровой или с незнакомой няней "на час".

   В эти редкие встречи старший сын мачехи просто не замечал меня, а младший ходил вокруг большими кругами с хитрым видом и иногда приближался, чтобы задать какой-нибудь каверзный вопрос. Он был слегка похож на лису своим хитрым видом и светлыми волосами, немного полинявшего рыжего цвета.

   Однажды спросил: "А в школе леди Ди учат читать?". Я вспыхнула, обрадованная вниманием, рассказала, что очень даже учат, и что я уже прочитала миллион или два разных книжек. А Илья сделал удивлённые глаза, будто хотел сказать "да что ты?", и я в доказательство начала пересказывать свою любимую - про Золушку. А поскольку, бывая дома, я, предоставленная сама себе, бесконтрольно смотрела ком-каналы, и Золушку пересмотрела во всех возможных вариантах – и спектакли, и фильмы, и анимацию. И рассказ (исключительно для достоверности) украшала увиденными подробностями.

   Да, я увлеклась. До сих пор с досадой вспоминаю тот случай: сболтнула лишнего, и что сама похожа на Золушку. Илья, внимательно меня слушавший, захохотал. А я замолчала, распереживалась и, как это всегда бывало на нервах, выдала:

   - Ты ещё удивишься, как повернётся вся эта история!

   И тут же испуганно закрыла рот ладошкой.

   - Какая история, Золушка?

   Он всё ещё смеялся, но главного - что могут значить мои слова - кажется, не понял. Но при каждой нашей встрече обязательно вспоминал мне эту Золушку.

   Был и ещё один случай, из-за которого я недолюбливала Илью.

   Окончив Среднюю Школу леди Ди, я приехала домой, полная мечтаний о том, как буду жить рядом с отцом, запишусь на короткие курсы домоводства и рисования в родном Ядице или, в крайнем случае, в Пуцело, как мы будем вечерами вместе ужинать, а потом играть в карты или ещё во что-нибудь. Тогда я ещё надеялась, что мы станем одной семьёй.

   И вот я, ошарашенная и перепуганная, в гостиной, а отец, стоя передо мной, со страданием в голосе передаёт волю покойной матери:

   - Она хотела, чтобы ты училась в заграничной высшей школе. Любой, на твой выбор.

   Едва дыша, я осознавала, что мечты рушатся - прием документов у иностранцев начинался рано, требовалось личное присутствие, причём выезжать скоро, и два раза ездить бессмысленно, потому ехать надо сразу и надолго.

   Илья, что тихо сидел в этой же гостиной, увидев мои слёзы, с иронией предложил оставить Золушку дома, пусть, мол, котлы чистит.

   Мачеха тогда резким жестом показала парню на дверь, а сама, как всегда, молча и выжидательно уставилась на отца. Я видела, что ему не хочется отпускать меня. Но воля матери…

   И я долго молчала, борясь со множеством бурных чувств, а потом скомкала их в один твёрдый, колючий шарик и смирилась. Тихо выдохнула:

   - Хорошо.

   А потом выдала фразу, от которой рука едва не потянулась к губам, чтобы закрыться, спрятаться: "Мне там понравится". Но жест сдержала, чтобы никто не понял, что я опять проговорилась. И добавила:

   - Лара сейчас в Плянии, я туда поеду.

   Выбор на самом деле у меня был: три страны - Пляния, Фуррэ и Катайя, потому что только там можно было получить те знания, которые я, бездарная, могла осилить.

   Плянию я выбрала ещё и потому, что там когда-то училась и сама мама. А ещё… Она была ближе всех к моей родной Ратии, к отцу.

   В общем, в моих воспоминаниях этот парень, что сидел сейчас чуть наискосок, по другую сторону стола, не был ни приятным, ни даже симпатичным. А уж сходство с Куражко, моей недавней неприятностью, делало это неприятие ещё сильнее.

   - Илюша, - отец глянул на мачехиного младшего взглядом ребенка, который я у него так хорошо помнила. - Ты опоздал.

   "Илюша" хмыкнул, и улыбка его стала кривой.

   - Ну и что? Без меня не смогли начать? Так нет же, - он обвёл взглядом стол. - Всё в порядке. Все живы, здоровы. Вот, питаетесь даже.

   В словах звучала неприкрытая издёвка. Я посмотрела на Илью внимательнее. Они что, всей своей семейкой доводят отца? Отец перевёл беспомощный взгляд на мачеху. У той на лице была смесь каких-то чувств, которые я не могла понять, и смотрела она не на сына, а в тарелку.

   Стыдно?

   Ну мне бы тоже было стыдно за такого сына. Мало того, что ведёт себя как засранец, так ещё и одет как не пойми кто.

   Парень в самом деле выглядел как попугай, разодранный в клочья. Ярко-малиновая бабочка на шеё, что так врезалась в мою детскую память, была ерундой по сравнению с тем, что представляла собой его одежда сейчас: шоколадного цвета рубашка с ярко-оранжевой, в цвет носкам, вышивкой и зелёный галстук, желтый, песочного оттенка пиджак. И этот спокойного тона пиджак мог бы уравновесить всю эту композицию, если бы не выглядел так, словно его рвали собаки. Рвали, а потом закапывали.

   А потом раскапывали.

   И ещё немножко рвали.

   Брюки, насколько я могла рассмотреть, - светлые джинсы – ещё более рваные, чем пиджак; их куски скреплялись проволочками. Это тоже модно? Или чтобы не рассыпались? Хорошо бы, чтобы ещё одна проволочка выполняла роль ремня, потому что только стол, покрытый скатертью, скрывал, что держатся несчастные брюки неприлично низко, будто в ход пошла магия.

   Я вежливо не замечала этого безобразия, обращая внимание больше на еду в своей тарелке.

   - Как там в Плянии? - поучаствовал в прерванной его появлением беседе Илья.

   - Всё хорошо, - стараясь быть вежливой, ответила я, и ещё разок вскользь глянула на его наряд. – Куда ей деваться? Стоит.

   А потом, поддерживая несуществующую беседу, Илья задал тот вопрос, который я ждала от отца. От мачехи нет, не ждала. Вряд ли я интересовала её хоть сколько-нибудь.

   - Ну и куда ты дальше, Инка? – спросил как бы брат, продолжая жевать свой резиновый мяч.

   - Инья! Её зовут Инья! - наставительно, с мягким укором поправил его отец.

   Парень только иронично хмыкнул, скользнув по нему взглядом, и снова уставился на меня.

   - Не знаю, - и глянула вопросительно на отца.

   - Инья получила очень хорошее образование, - сказал он.

   И я почувствовала, что папа мной гордится. В душе растеклось тепло. Какой же он милый!

   - Дочь, расскажи о своих успехах!

   Просьба отца и его улыбка были наполнены искренним любопытством. Конечно, я ждала другого. Например, предложения взять меня в "Волшебство в подарок". Но может, у отца есть какой-то замысел, чтобы я сначала рассказала о своих достижениях, показала себя с лучшей стороны, чтобы меня нельзя было не взять меня на работу?

   - Высшую школу я закончила с высокими баллами, - начала я.

   - С самыми высокими? - ехидно скалясь, уточнил Илья.

   Я только бровью дёрнула:

   - Нет, история Плянии средне. Но история непрофильный предмет, поэтому...

   - Да-да, конечно! - закивал отец, глянул чуть свысока на Валенту, будто это он получил красный тубус, и снова улыбнулся.

   Мачеха, как всегда, была спокойна. Просто воплощенная непоколебимость.

   - По остальным предметам большей частью отлично. Редко просто хорошие. Тубус дипломного свитка – красный.

   Так было во всех странах: красный тубус значил выдающиеся успехи в учёбе.

   - Дипломная работа...

   - Инькин-Янькин! Как я жалею, что не попал на твою защиту! - отец бросил укоризненный взгляд на мачеху, а потом, снова сложив брови домиком, и обернулся ко мне. - Ты не сильно сердишься на своего папку, а, Инькин-Янькин?

   - Я всё понимаю, - сказала, внимательно рассматривая горошины в тарелке, - у тебя же такая большая нагрузка с нашей компанией...

   - Да, - он согласно кивнул и тоже уставился в свою тарелку взглядом, полным сожаления.

   Не могу сказать, что его присутствие на моей защите было необходимо. Но он обещал, а я так ждала!.. А когда не приехал, расстроилась. Нет, я ни на кого не обижалась, просто... Просто было грустно.

   - Отец, - я наконец собралась и решилась задать свой вопрос, который так меня интересовал, - если ты так загружен в компании, то, может, тебе нужны помощники? Может, нужно расширить штат?

   Он глянул на меня удивлённо. Я улыбнулась, вот только получилось как-то неуверенно. С другой стороны, было приятно, что вот так, с ходу, ещё ничего не зная достоверно о компании, я подала интересную идею.

   - Дорогая?.. - обратился отец к мачехе.

   И опять беспомощность мелькнула в его голосе. Неужели даже такие вопросы она замкнула на себя? Мачеха подняла на него страдальческий взгляд, глянула на сына, который фыркнул, будто кот, сунувший морду в фонтан.

   - Ну... - начала она медленно подбирать слова. - В общем-то... У нас достаточно квалифицированные кадры... и хорошие специалисты. Если человек из-за границы...

   Отец резко закашлялся, схватившись за горло. Я вскочила, чтобы помочь, но мачеха была ближе и, досадливо скривившись, быстрым движением хлопнула его по спине.

   - Принесите воды! - потребовала у мигом появившейся горничной.

   И когда стакан холодной воды поставили перед отцом, он уже немного пришел в себя – надсадно покашливал сорванным горлом да вытирал слёзы.

   - Мадам, - тихо обратилась служанка к мачехе, - там...

   Договорить она не успела - дверь резко распахнулась, и в комнату влетел мужчина. Быстрым шагом он прошёл прямо к отцу и отвесил ему пощёчину. Мачеха, Илья и я подскочили со своих мест. И если Илья бросился к ворвавшемуся молодому человеку, то я отступила под напором разволновавшейся мачехи, которая прихватив меня под локоть, стала оттеснять меня к двери. Она всё время оглядывалась назад, откуда неслось:

   - Ты мерзавец! - кричал мужчина. - Я всё знаю! Это не она, это ты! Ты!.. А рассказал мне!.. Она невинное дитя против тебя, козла!

   Илья со спины схватил ворвавшегося и держал так, пытаясь оторвать от отца, но и тот молодец, не давал себя в обиду, норовя врезать сдерживаемому нападающему.

   - Иван, Иван! - настойчиво глухо твердил Илья. - Что ты делаешь?! Иван!

   Иван? Уже у самых дверей ещё раз смогла глянуть на нападавшего. Это в самом деле был Иван, старший сын мачехи. Именно в этот момент она ловко вытеснила меня в коридор и подозвала испуганную горничную.

   - Покажите, пожалуйста, Инье её комнату. Девочка моя, - обратилась она слишком уж сладким тоном, - извини, просто Иван... э... расстроен. Они помирятся. Отец приготовил тебе небольшой сюрприз, он в комнате. Сходи посмотри.

   - Да нету там ничего такого! - снова ляпнула я и прикрыла рот ладонью.

   А с другой стороны... Чего я упираюсь? Помочь отцу я не смогу, а ему вряд ли будет приятно, если я буду присутствовать при этой унизительной сцене. И я сдалась, пошла следом за горничной, торопливо шагавшей к лестнице.

ГЛАВА 4

В хозяйском крыле пахло чем-то смутно знакомым. Я догадалась, что это такое как раз у порога своей комнаты. Служанка обернулась:

   - Прошу вас.

   И открыла передо мной дверь.

   - Спасибо.

   Я кивнула и с интересом сделала шаг вперёд, уловив, что горничная ушла.

   Всё было по-прежнему. Вернее, мало что изменилось с моего последнего визита сюда. Те же шторы, тот же вытертый палас на полу, стол, который мы покупали вдвоем с мамой и за которым я так мало выучила уроков, любимый плафон под потолком.

   Всё до боли знакомое и родное, но при этом какое-то холодное, чужое… нежилое. То ли вещей было мало, то ли все они лежали аккуратно, словно по линейке, то ли ещё что, не знаю.

   Атмосферу разбавлял только огромный букет на комоде, стоявшем рядом с кроватью. Я подошла. Внутри между бутонами лежала записка. "Любимой дочери Инье". Красивый картон, плотный, белый, с блёстками. Красивые буквы, ровные такие, с завитушками. Напечатанные.

   Вздохнула и присела на кровать. Посидела, пробуя пружины. Улыбнулась - уже и забыла, какая она, моя кровать.

   Принюхалась. Розы не пахли. Давно, наверное, срезаны. Магией слегка прихвачены, чтобы не вяли, а вот с запахом так не пройдёт - если свежие пахнут, а если нет, то перестают. Вот такой лежалый сюрприз. В общем, я опять оказалась права - ничего особенно тут не было.

   Подошла к шкафу, открыла. Пустой. Даже переодеться после ванны не во что. «Мы комнату тебе приготовили! Валента, приготовили же?»

   Не похоже, что ждали, не похоже, что готовили.

   Ну, последний шанс - может, в ванной висит белоснежное пушистое полотенце и такой же белоснежный халат? Внутри ванной, я помнила, кроме трёх крючков, были унитаз, маленькая раковина и душевая кабинка.

   Я открыла дверь и… ахнула. Кажется, опять не ошиблась – похоже, что у Лары я действительно надолго: у моих ног, потревоженное движением двери, плескалось маленькое море.

   Я сделала пару шагов назад и активировала комм.

   - Лара? Привет. Скоро приеду.

   - Привет. И почему? Ну просто интересно…

   Я включила заднюю камеру и медленно провела рукой с коммом из стороны в сторону. Лара охнула, а когда я переключила камеру на себя, спросила:

   - Ещё что-то?

   Я вздохнула - даже хорошей подруге неприятно признаваться в том, что в твоей семье скандал.

   - Потом расскажу.

   - Ну не расстраивайся. Ты же так и говорила, что у меня будешь жить. Не в лужах же тебе купаться. Давай-ка назад, ребёнок. Мне всё равно в столицу завтра ехать, а так квартира будет под присмотром, и я буду спокойнее.

   Она подмигнула. А я подмигнула ей в ответ, решив, что не стану расстраиваться. Вышла в коридор и снова почувствовал запах и, наконец, додумала мысль. Здесь пахло краской, пылью и сырой силой. Так пахнет на стройках и после ремонта. Совсем недавно я сама создавала такой запах, только вот на сырой силе в кампусе экономили.

   Получается, что в соседних комнатах делали ремонт, а до моей не дошли? Ну что ж – я усмехнулась - теперь доберутся. Не буду мешать.

   В столовой за столом, на котором кое-где был перевёрнута посуда, братьев не было, а отец и мачеха разговаривали. Судя по тону, разговор был неприятный. Отец что-то раздосадовано выговаривал, а Валента молчала, низко наклонив голову к сцепленным в замок рукам.

   Значит, не совсем он беспомощный, может и приструнить эту мегеру, подумалось мне со злорадством. При виде меня отец расплылся в улыбке, а в глазах появилась тревога, а потом вопрос.

   - Там авария, - махнула я на потолок. - Всю комнату залило. Так что я обратно, к Ларе.

   - Инья! – Огорчённая гримаса снова сделал его похожим на ребёнка, большого грустного ребёнка. Он встал и пошёл ко мне, протягивая руки. - Ну как же... Будто мы тебя выставляем из дома! У нас же есть гостевые комнаты, останься.

   Прости, отец, но после всего, что я увидела и услышала, нет, не хочу. Это были всего лишь мысли, а вслух я сказала:

   - Есть место в "Волшебстве..." для меня?

   - Инья, - он выпятил вперёд губы, всем своим видом демонстрируя сожаление, - я не один принимаю решения. Да у нас и мест нет совсем…

   Косой взгляд на Валенту помог мне понять то, что и так было ясно.

   - Жаль. Поеду я. У меня тут и вещей нет никаких.

   Обняла отца на прощанье и ушла.

***

- И что теперь? - В отчаянии я стукнула кулаком по подушке, с которой обнималась, сидя на диване.

   Вчера вечером я лежала здесь же, свернувшись в нервный клубок, зажав ладони между колен, и рассказывала Ларе обо всём, что произошло в доме отца. Она сидела рядом, слушала и гладила по волосам. Почти не говорила, только угукала иногда согласно или кивала. Но даже этого мне, уставшей и не выспавшейся, хватило, чтобы успокоиться, расслабиться и незаметно провалиться в сон. Такой глубокий, что проснулась я только утром под теплым пледом от запаха чего-то невероятно вкусного, чего уже и не помню, когда пробовала последний раз – блинчиков.

   И вот, позавтракавшие и довольные, мы сидели на том же самом диване, что дал мне приют на эту ночь, и думали о том, о чем не успели вчера.

   - Я должна там работать! Эту компанию создали мои родители! Как можно мне отказать?! – повторяла снова и снова стукала кулаком по подушке, пытаясь свыкнуться с мыслью, что мне, по сути, отказали в работе в собственной компании.

   Почему-то пропали все слова и умные мысли, и я чувствовала себя рыбой, выброшенной на берег. И снова думала, что произошедшее – дурной сон, такого просто не может быть. И ничего не приходило на ум о том, что делать дальше.

   - Так плохо думается, - недовольно пробурчала Лара, косясь на мой сжатый кулак, встала и взяла в руки стопку одежды: она собиралась в дорогу – завтра ей на работу, в столицу. А мне оставаться здесь.

   Я молча наблюдала за её хождением туда-сюда, копанием в шкафах и частично заполненных сумках. Она невнятно бормотала и строила гримасы, и даже не подозревала, как забавно выглядит. Я прятала улыбку, наблюдая знакомую с детства плотную фигурку, жесты и мимику. Я ведь даже не понимала, как скучала по ним!

   В эти радостные чувства примешивались грустные мысли: работы нет, скромная сумма, накопленная за время учёбы и изрядно подъеденная последними событиями скоро закончится и… что тогда? Писать отцу и просить? О чем? «Папа, дай денег»?

   - Ну не мальчишкой же тебе переодеваться, чтобы устроиться курьером? – пробурчала Лара своему свитеру, который никак не хотел красиво улечься в распахнутый зев оранжевой сумки.

   Ну да, в Ратии мальчишка-курьер найдёт себе заработок быстрее, чем женщина, даже если у неё будет три образования. Даже пословица такая есть: мальчишке легче прокормить мать, чем наоборот.

   Я отложила подушку, встала и подошла к зеркалу. Закрутила на затылке волосы, повертелась то в одну, то в другую сторону. А потом через зеркало увидела Лару. Она застыла, будто упёрлась в стену, и ошалело смотрела на меня. Одним движением мы повернулись друг к другу: она – резко бросив упирающийся свитер поверх сумки, а я - отпустив волосы, которые рассыпались по плечам. И уставились друг на друга.

   - Мы тебя устроим в «Волшебство» под видом другого человека! – сказала она.

   - Переоденусь и пойду работать курьером! – сказала я.

   Мы заулыбались сходству мыслей, а потом рассмеялись. Плюхнулись на диван и, перебивая друг друга, стали обсуждать нашу общую идею: я рассказывала, как переоденусь парнем и приду наниматься курьером, а Лара спорила, требуя не ограничиваться низкой должностью.

   Вдруг, просияв как первый луч восходящего солнца, она выдала:

   - Оспо! Мы отправим в "Волшебство" оспо!

   Это было неожиданно. Я захлопала глазами, пытаясь представить себя в виде оспо и это оспо – в «Волшебстве», а Лара уже забегала по комнате, открывая комм. По очереди соединилась с каждой из своих нанимательниц и, поздоровавшись и поинтересовавшись делами воспитанниц (при этом всё время махала на меня рукой, чтобы я не вздумала говорить), сообщила, что ещё по крайней мере один день не выйдет на работу.

   - Ла-ра! Что ты делаешь? – прошипела я между звонками.

   Жертвовать Ларочкиным заработком казалось чрезмерным, тем более я знала, что не забавы ради и не из-за любви к педагогике и детям подруга работает на целых трёх работах. Уже то, что она поселила меня у себя - огромная помощь, и рассчитывать на что-то большее я не могла, не почувствовав себя свиньёй.

   - Что ты задумала? – пыталась я удержать её руку, снова летающую над виртуальной клавиатурой.

   Она только отмахивалась, приговаривая:

   - Подожди минутку, ещё один важный вызов. – И тут же радостно возвестила: - Здоров, Олесь! Как твоя старость?

   - Нормально. И не такой уж старый, – ответил ей усталый мужской голос с искрами былого задора. И проворчал недовольно: – Почему ты никак не запомнишь, что я всего на два года старше тебя? Как сама? Столицу покорила?

   - Да почти, всё там же, - ответила Лара со смешком. - Олесь, я по работе. У меня тут появилось на горизонте одно оспо. Можешь по базе посмотреть, "Волшебство в подарок" давно брало кого-нибудь на стажировку?

   Пользуясь паузой, пока неизвестный Олесь пробивал по базе компанию моего отца, я, не ожидавшая такого бурного развития событий, хватания быка за рога и прочие поспешности, решительно набрала воздуха, чтобы остановить понёсшуюся вскачь ситуацию. Но жестковатая ладонь приостановившейся на секунду Лары просто закрыла мне рот, придавив голову к спинке дивана. А её сурово нахмуренная бровь только подтвердила приказ: «Молчи и не дёргайся!»

   Я распахнула глаза и подняла руки – сдаюсь. Лара отняла ладонь от моего лица и снова заходила по комнате. Из динамика послышалось шуршание и:

   - Да, шесть лет и десять месяцев. Документы у него есть? А путёвку сама напишешь?

   Я растопырила в ужасе глаза. А Лара, показав мне, нервно ёрзающей по дивану, кулак, потребовала:

   - Путёвку-то я напишу. Только, Олесь, какие там документы? Оно из интерната. Ты закинь мне бланки – справку, направления на работу, что там ещё? Я заполню, и сама дитятко отведу. За ручку.

   И на меня посмотрела, высоко задрав бровь. Понятно — последнее было сказано уже для меня.

   Если оспо было из интерната, это значило, что его бросили родители. Именно древнее суеверие, что подобные дети приносят в дом беду, в далёкие времена приводило к сиротству при живых родителях. Но, хоть времена и поменялись, до сих пор находились люди, которые отказывались от ребёнка, как только становилось понятна его принадлежность к среднему полу.

   Интернатовские оспо были совсем робкими, требовали более длительной адаптации, труднее и позже своих собратьев находили себя. А главное, у них вместо документов была справка с временными именем и фамилией, порой совершенно случайными, а потому - нелепыми.

   Олесь помолчал, видимо, досадуя на родителей-мракобесов, и строго сказал:

   - Лара, это бланки строгой отчётности, с печатями и голографией, имей в виду.

   - Да, я помню. Ты все голограммы и печати поставь и отправь мне по пневмо.

   Неизвестный Олесь уточнил:

   - Какая пневмопочта? А если письмо кому-то в руки попадёт, пока ты будешь до пункта приёма бежать?

   Лара расплылась в довольной улыбке.

   - У меня пневмо прямо в квартире. Но можешь документы вложить в самоуничтожающуюся капсулу, чтобы спокойно спать всю оставшуюся жизнь. Ты, главное, помни, ради какой цели все мы работаем.

   - Обижаешь, Лара, я помню, - протянули в динамике комма. - Давай координаты.

   И как только подруга продиктовала куда отсылать капсулу, связь прервалась.

   Квартира у Лары была старая. Здесь жила ещё семья её дедушки, который служил в городской управе на высокой должности как раз в то время, когда пневмо вошло в моду. Не знаю, много ли почты ему слали таким образом, но этот канал связи, проведенный напрямую в квартиру, в своё время говорил о высоком статусе хозяина и являлся поводом для гордости.

   Сейчас пневмо не пользовались — были более удобные коммы, которые заменяли все: и почту, и копиры, и аппараты для печати. Но линии пневмопочты никто не стал трогать просто потому, что затраты на содержание были ниже затрат на демонтаж. И из ситуации вышли самым простым и привычным для Ратии способом - пневмо причислили к традициям и оставили, ведь сохранение традиций в Ратии тоже было традицией.

   Лара, кстати, была тому живым подтверждением не только в части пневмопочты.

   Она, будучи дипломированной учительницей и обладая крохами магии внушения, найти работу в обычной школе не могла, но как гувернантка была потрясающе востребована - работала в трёх семьях: в одной с утра, в другой после обеда, а в третьей появлялась по графику два раза в неделю на два часа.

   Чтобы её привлечь и удержать, первая хозяйка предоставила ей одну из комнат своего особняка для проживания (бесплатно!), вторая - выплачивала её кредит за м-кар сверх жалованья. Третья же, та, у которой Лара появлялась два раза в неделю, помимо почасовой оплаты, оплачивала зарядные кристаллы для м-кара, экономя время на перемещение от одного места работы до другого.

   А всё почему? Потому что доверить воспитание девочек мужчинам эти три матери не могли, а найти не просто няню, а именно гувернантку, которая давала бы детям знания, в столице было сложно. И, что самое интересное, таких мам было много и с каждым годом их количество в столице только росло. В провинции, впрочем, тоже.

   Ловушка традиций была в том, что так высоко ценимую квалификацию получить в Ратии Лара не смогла бы по той же причине, что и я: женских Высших школ у нас просто не было. По традиции удел женщины — семья и домашнее хозяйство. Но вопреки традициям многие матери хотели дать дочерям больше, чем простые сведения из области домоводства, и потому Лара была нарасхват.

ГЛАВА 5

Пока капсула летела к нам по пневмоканалам, Лара, радостно посверкивая глазами, вещала:

   - Переоденем тебя в оспо, обучим их манерам и поведению, позвоним в "Волшебство" от имени агентства социальной адаптации, вынудим их взять тебя хотя бы временно, ты идешь туда, устраиваешься, работаешь, получаешь честно заработанные денежки, заодно вскрываешь козни мачехи, и вуаля - проблема решена!

   - Такие вещи нужно обсуждать! – кричала я. – Заранее, а решать без меня.

   - Ребёнок, не кричи. – Лара недовольно хмурилась, глядя на меня нервно грызущую уголок диванной подушки.

   - Как это провернуть?! Мы не придумали, не проговорили! Сколько там подводных камней. А ты даже не дала мне свыкнуться с мыслью стать оспо!

   Особи среднего пола давно не считались уродами, но всё же в определённые предубеждения сохранились, и я с трудом представляла себе модели поведения оспо-переростка в среде офисного планктона. Да! Я была не готова играть эту роль!

   И то, что подруга не оставила мне времени, выводило мои просто опасения на уровень паники.

   - И время… - стонала я, - у нас совсем нет времени!

   - Я тебе всё расскажу и покажу, - бурчала Лара, а тарелка за тарелкой с недовольным звоном ложились на столешницу рядом с мойкой.

   - Но ведь всего сутки! Ла-ра! Разве можно за сутки всё успеть? – сжала я подрагивающие руки в кулаки.

   - У нас нет другого выхода, - проговорила она, перетирая полотенцем тарелки, которые никогда в жизни не видели такого к себе отношения.

   - А документы? – прикрыла я глаза, замерев от ужаса. – Лара, что будет если поймут, что я не оспо? Если меня поймают? Или тебя? Это же фальшивые документы! У тебя заберут диплом, и ты не сможешь больше работать!

   Она резко отвернулась от натёртой до небывалого блеска посуды и вскинула голову. Увидев её слёзы, я подавилась словами и бросилась к ней. Обняла, прижалась и всё бормотала: «Ларочка, прости, прости, прости!» - пока не почувствовала на своей спине её ладони.

   - Чем могу помочь, тем и помогаю, - проговорила она, шмыгнув носом и отстраняясь. Она снова была моей няней – не мягкой и не доброй, про каких рассказывают в сказках, а решительной и требовательной, какой она научила быть и меня. – У нас всё получится!

   Я знала почему она так говорила – она считала себя многим обязанной моей матери, и в память о ней готова была рисковать. Но я-то не хотела таких жертв и рисков!

   Лара остались вдвоём с бабушкой, когда ей исполнилось только одиннадцать. Ей пришлось идти работать.

   Кем девочка в таком возрасте могла работать? На прямой вопрос никто мне так и не ответил, и о том времени Лара вообще никогда не говорила, а если я пыталась расспросить, замыкалась. Знаю только, что моя мама вытащила её из какого-то ужасного места и взяла к нам, няней для меня, но с одним единственным условием - закончить среднюю школу.

   Днём она возилась со мной – кормила, гуляла, читала мне книжки, а потом занималась. Я хорошо помню, как просыпаясь после дневного сна, видела Лару, склонившейся над книгами и тетрадками, молчаливую и серьёзную, сердито грызущую от напряжения ручку.

   Ещё помню, как она нервничала перед экзаменами за среднюю школу, а я не могла этого понять – я готовилась в первый класс. А когда она сдала экзамены, а меня приняли в школу, мы это праздновали. Мама пригласила весёлого клоуна, который устроил маленькое представление с живыми мыльными пузырями и бегающими серебристыми огоньками. Мне ужасно понравилось, и я попискивала от восторга и совсем не понимала, почему не радуется Лара. Она только скупо улыбалась, глядя на чудеса, показанные клоуном.

   Мама уже потом мне шепнула почему - ровесники Лары в это время уже заканчивали обучение в высших школах.

   Она закончила свою высшую школу, не с красным тубусом, как я – ей приходилось подрабатывать, и не все преподаватели входили в положение, - но её крохотный дар убеждения был прекрасной рекомендацией в профессию. И теперь она зарабатывала столько, что могла себе позволить через какое-то время вернуться из столицы в Ядицу, жить в своей квартире и, не сильно напрягаясь, давать уроки девочкам из богатых семей.

   И авантюра с переодеванием в оспо не стоила того риска. Но подруга вдруг улыбнулась и удивительно мягко для неё сказала:

   - Правда, мне ничего не грозит.

   В комнате громко вздохнула широкая труба, и металлический звон возвестил о том, что почта прибыла. Лара подняла указательный палец, прислушиваясь:

   - Идём, я тебе покажу.

   Она извлекла из приёмного лючка капсулу пневмопочты и вынула свёрнутые в трубку бумаги. На них переливались голо, ярко синели свежие печати и красовалась сложным вензелем подпись шефа агентства социальной адаптации города.

   - Как?.. – я переводила удивленный взгляд с бумаг на Лару..

   - Ты сама слышала как. - Забыв о своей обиде, деловым тоном проговорила: - Я же работала в агентстве. Ты разве забыла?

   - Но сейчас ведь не работаешь... – тихо выдавила я.

   - Почему? - подруга отложила бумаги на стол и стала копаться в моих волосах. Собрала их на затылке, за подбородок покрутила мою голову туда и сюда. - Я, между прочим, до сих пор их сотрудник. Просто внештатный. Ну там, знаешь, поддержать любое оспо, если вдруг наткнёшься на ситуацию. Так что всё по закону...

   Она скрутила мои волосы на затылке, закрепила их - я почувствовала, как что-то царапнуло кожу – отошла, задумчиво разглядывая.

   - Но ведь я не оспо! Я никогда не видела взрослых! – страх того, что я не справлюсь, снова подкрадывался на колючих лапах.

   - И кто об этом узнает? Они даже проверять не будут, ты всё равно из интерната. Потом уйдёшь, никто и не заметит, - так же задумчиво сказала она, явно размышляя о другом. – Грудь небольшая – это хорошо. А вот ноги у тебя слишком длинные…

   - Да нормальные у меня ноги!

   - Это для женщины они нормальные, - бормотала недовольно Лара, оставив мои волосы и ноги, переключившись на комм. – А для неопределившейся с полом особи – длинные. Ну ничего. Будешь носить свободные штаны и объемные длинные свитера – они скроют эти недостатки. И про бюстики забудь на время.

   Вообще-то я немного стеснялась своих ног, казавшихся мне слишком длинными и худыми, но сейчас я была готова их отстаивать до последнего.

   - Почему это недостатки? Это мои достоинства! Ты мне другое скажи – зачем?

   - Что зачем?

   - Зачем в оспо?

   - Это была твоя идея вообще-то – переодеться в парня и работать курьером. Идея хороша, но… Что такое курьер? Это низкое жалованье и дальше порога – ни-ни. Ну и потом, зачем работать на кого-то постороннего, если платить тебе деньги за работу могут твои отец и мачеха?

   - Но оспо, Лара! Я же привлеку к себе внимание, на меня все будут смотреть… Вдруг разоблачат? – я нервно сглотнула. - И что тогда?

   Она хмыкнула и глянула на меня насмешливо. У меня от удивления расширились глаза - что-то было в этом взгляде от бывалого успешного бандита.

   - Ребёнок, не разоблачат. Всем известно: положи на видном месте то, что хочешь спрятать, и никто не найдёт.

   Всё Лара правильно говорила. И идея на самом деле была отличная, но я всё ещё колебалась.

   В душе боролись два чувства: осторожность – было страшно подвести Лару, и решимость - вспоминался виноватый тон отца: «Я не один принимаю такие решения». Если я смогу попасть в «Волшебство», то, наконец, разберусь, что же там происходит и почему он задвинут в дальний угол. Может, даже смогу ему помочь.

   - Лара, а если не курьером, то кем?

   - Там видно будет. Оспо обязаны ограждать от тяжёлых работ, так что где-то в офисе тебя приспособят. С одеждой решили, теперь надо подумать о причёске и об имени. Какая у нашего оспо будет фамилия? – она уже перебирала ручки на столе, пробуя как они пишут, читала бланк справки и путёвку на работу.

   Я молчала. Это, конечно, было авантюрой. И риски тоже были. Но в глубине души решимость что-то делать уже победила осторожность, и если есть возможность не просто заработать себе на пропитание, а ещё и помочь отцу, то...

   - Какую-нибудь простую, - пожала я плечами.

   - Так и запишем – Просто. А имя?

ГЛАВА 6

Я стояла в офисе "Волшебства в подарок" у стойки ресепшена и смотрела на витрину.

   Смотрела и вспоминала.

   Вот этот заяц с барабаном раньше стоял выше. Или это я была ниже? Если хлопнуть в ладони, меховые лапки начинали смешно молотить по тугой поверхности пока над куцыми ушками не вспыхивал маленький цветной фейерверк. Я обожала этого зайца!

   А вот волшебная книга. Если открыть её, то страницы будут чуть подсвечиваться изнутри, а книга сама станет читать сказки на ночь. Медные бока волшебного фонаря давно никто не начищал, и они покрылись зеленоватой патиной. Он показывал картинки и тоже, кажется, что-то рассказывал.

   Но в детстве не было у меня такого, потому что мы с мамой договорились выбирать только по одному подарку в год, и в тот год, когда такой фонарь выпустили впервые, я выбрала что-то другое. А что? Хм, забавно! Уже забыла.

   Когда я была маленькая, мне всегда было интересно, как устроены именно эти игрушки, и другие полки стеллажа меня интересовали, но не были настолько загадочными. Здесь, на этой витрине, были все образцы товаров, что выпускало "Волшебство". Я хорошо помнила, что на полках было много свободного места, а некоторые ячейки и вовсе пустовали. Мама говорила: «На вырост!» - и улыбалась.

   И когда новая продукция заполняла очередной столбец зеркальных, ярко освещенных полок, в офисе устраивали небольшой праздник, на который меня не брали – слишком я была мала. Поэтому каждый раз, когда мне разрешали прийти с мамой в офис, я первым делом прилипала к этой витрине, выискивая и находя новинки и стараясь угадать, что в них волшебного и как они работают. Я могла стоять тут долго, и Лара порой с силой оттаскивала меня от искрящегося и сверкающего волшебства.

   Сколько же прошло лет с тех пор, когда я последний раз тут была? Я хмыкнула и чуть не улыбнулась. Хорошо, что вовремя опомнилась - я же оспо, а оспо не улыбаются. И я склонила голову набок и попыталась в отражениях за подарками рассмотреть достаточно ли удивлённые и круглые у меня глаза.

   Всё в порядке – отметила я. И ещё заметила другое – новинок за последние годы прибавилось не очень много. Самые свежие "новинки" были отмечены датой двухлетней давности, но были какими-то скромными: скатерти с искрящейся вышивкой, наборы салфеток с всплывающими монограммами, подушки – как значилось на этикетке – дарящие свежие сны.

   Или это я опять же выросла?

   Витрина с продукцией, кроме всего прочего, позволяла не замечать, что весь открытый офис пялится в мою сторону. Ну ещё отвлекала от собственного самочувствия. А чувствовала я себя по-идиотски.

   Ну а как по-другому? На мне были нелепые широченные штаны и свитер оверсайз, который хотелось назвать овер-оверсайз или вообще овер-овер-оверсайз – он в точности с инструкцией Лары доставал мне почти до колен. Про рукава, что закрывали пальцы, я вообще молчу. На голове - чудовищное гнездо из дред, которые частично торчали вверх, а частично свисали куда попало, в том числе и на глаза, частично перекрывая видимость.

   Для этой цели – ограничить видимость – хватило бы только новых очков, тёмных, но с диоптриями (срочный заказ с огромной переплатой за спешность).

   Но нет.

   - Одни очки не отвлекли бы внимание так хорошо, как они это сделают вместе с дредами, - оценивающе прищуривала Лара глаз, рассматривая результаты своей работы накануне отъезда в столицу. – Да, отлично получилось. Непохожа совсем.

   А то, что получилось, было кричащим по форме, но каким-то невнятным из-за цвета. И штаны, и свитер, и короткое пальто унисекс, которое ныне покоилось на моём предплечье, и даже дреды – всё было разных оттенков одного и того же вылинявшего бежевого цвета.

   Охранник на входе в задние «Волшебства в подарок» принял из моих дрожащих рук путёвку как единственный имеющийся у меня документ и пикнул им где-то в недрах своей стойки. Затем спокойно и неторопливо пояснил как пройти к лифту и где на третьем, самом верхнем этаже искать офис-менеджера, который подскажет куда идти дальше. И, вопреки моим опасениям, не проявил сколько-нибудь пристального внимания к моим документам. Хотя в глубине души я этого побаивалась.

   Я верила Ларе, верила! Но всё же не хотела, чтобы кто-нибудь что-нибудь заподозрит.

   А охранник не заподозрил, и я едва сдержала маску спокойного удивления, присущую оспо, и пошла в указанном направлении. Чтобы радость от этой небольшой удачи, что так меня окрылила, не разорвала на части, в лифте я быстро набрала на ручном комме сообщение для Лары о благополучном прохождении первого препятствия.

   Теперь вот стояла на третьем этаже возле стойки офис-менеджера у бликующей витрины и пыталась быть спокойной. Охранник точно ничего не заметил. А мачеха? Занята ли она? Откажется ли со мной разговаривать? А если не откажется, то сможет ли распознать падчерицу под моим маскарадом?

   - Да, слушаю вас? - послышалось сбоку.

   Я обернулась, и на лице спешащего ко мне мужчины просто вежливая улыбка превратилась в улыбку неестественно вежливую.

   - Кажется, я уже понял. Вы Саша Просто?

   - Да, - сказала я и склонила голову к плечу движением, которое репетировала под непосредственным присмотром Лары полдня, а потом ещё полночи - под её опосредованным присмотром по комму. Теперь округлить глаза и ответить: - Добрый день.

   Мужчина зашел за свою стойку и, не прекращая улыбаться, взял путёвку, что я заблаговременно выложила, тоже пропикал чем-то невидимым у себя под крышкой стойки и сказал:

   - Босс ждёт вас в своём кабинете. Третья дверь направо.

   Он указал мне направление, в котором, я это помнила, находился кабинет мамы. А я переспросила то, что мне показалось странным:

   - Босс? - снова округлила глаза и склонила голову к плечу.

   - Да, босс Бугго. Вам должны были сказать, что у нас сам владелец проводит интервью с каждым новым сотрудником.

   И посмотрел вопросительно.

   Я кивнула. И пошла к кабинету отца.

   Когда Лара созванивалась с отделом кадров, её предупредили, что интервью перед приёмом на работу проводит собственник. И мы даже не подумали, что этим может заниматься кто-то, кроме мачехи. Ведь я хорошо помнила слова: "Я не один принимаю такие решения".

   Но я шла спокойной походкой, чуть согнув плечи, как ходили многие оспо. Хотя ноги отчетливо слабели – мы с Ларой встречу с отцом не репетировали.

***

- Здравствуйте, я Саша Просто. На собеседование, - держа лицо, сказала, едва перешагнула порог приёмной перед отцовским кабинетом.

   Маска оспо очень помогала: приведя в соответствие спокойное, немного удивлённое лицо с чувствами, я заморозила всё внутри. Потому что стоило задуматься чуть покрепче, пустить в душу то, что хотелось – страх – и я бы, наверное, удрала. Поэтому я отключила всё, оставив себе только упрямую, холодную вредность, а ещё – нежелание подвести Лару. Именно они сейчас были моим двигателем, защитой от страха и верой в удачу.

   - Здравствуйте, - поздоровался со мной секретарь. Это был пожилой мужчина, лицо которого я помнила, а имя - нет. - Вас ждут. Благодарим за пунктуальность.

   Секретарь отца тоже сидел за высокой стойкой, как и офис-менеджер на входе, и поэтому казался говорящей головой. Наверное, так удобнее прятаться от глаз открытого офисного пространства, от которого его отделяла хоть и стена, но абсолютно прозрачная, стеклянная. Попробуй посиди в таком аквариуме…

   Чтобы проводить меня до двери отцовского кабинета, секретарь вышел из-за своей крепости. Мне пришлось подождать, пока он подойдёт и откроет передо мной дверь кабинета. Я только порадовалась задержке - слабость в ногах никуда не делась, да и за эти мгновения успела себе сказать: «Я – оспо. Просто оспо, которое пришло на собеседование», и значит, буду вести себя так же, как оспо, пришедшее на собеседование – так, как мы репетировали с Ларой. Идею придумать что-то другое прямо на ходу я решительно отбросила.

   Дверь передо мной открылась.

   - Ян Иннокентьевич, к вам соискатель.

   Я кивнула и сделала шаг через порог. За спиной щелкнуло.

   Передо мной был отец. Но… Я его не узнала!

   Он сидел за столом, в затенённом плотными шторами кабинете, и смотрел на меня. Смотрел тяжело, неприветливо и хмуро.

   - Добрый день. – Мне пришлось призвать всю свою выдержку, представить, что сейчас передо мной сидит не мой отец, а просто чужой человек, я не его дочь, а то самое оспо с бесполым именем Саша и дурацкой фамилией Просто. И проговорила ломким голосом: - Меня направили к вам из агентства социальной адаптации.

   Фразы получились легко и непринуждённо. Ещё бы! Мы так долго их тренировали, что они соскочили с языка без участия полуобморочного сознания.

   - Сколько тебе лет? - хмуро спросил... Ян Иннокентьевич и пальцем притянул к себе мою путёвку.

   - Шестнадцать, - я снова пустила петуха. Это тоже было отрепетировано.

   И ещё одна фраза! Чуть не забыла:

   - Предупреждаю: агентство требует видеоотчёт о нашей встрече, потому я буду вынужденно снимать беседу на комм.

   Подняла руку и активировала запись видео.

   Отец... Ян Иннокентьевич моментально изменился. Оплывшая фигура, тяжело навалившаяся на стол, мигом распрямилась в кресле, хмурый взгляд стал удивлённым, а потом – о чудо! – приветливым.

   - Благодарю вас. Рад знакомству, - без улыбки, но живо и любезно проговорил отец. – Присаживайтесь.

   Я молча села на указанный стул.

   - Итак... - босс соединил домиком растопыренные пальцы, деловито заглянул в мою путёвку и продолжил: - Вам, Саша, шестнадцать лет. Вы хотите работать у нас, в "Волшебстве в подарок"?

   - Пока только стажировка, - невзначай взвизгнула я на середине фразы.

   - Вы пол себе уже выбрали? - спросил Босс и опустил взгляд в путёвку.

   Тут я затормозила. С одной стороны, вопрос был крайне бестактным, с другой — этого мы с Ларой не обсуждали. Что ж ответить? Если в офисе много мужчин, вряд ли он обрадуется особи, которая хочет стать женщиной. Выгонит ещё… Если скажу, что хочу стать мужчиной, скорее всего, поинтересуется сроками. А мне нужно немного времени.

   - Не решило ещё. Пока склоняюсь к мужской особи, - вот так, что-то среднее, ближе к одобряемому.

   Босс только покивал и, вытащив чистый листок из стопки, взялся за ручку и бумагу.

   - Что-то уже умеете?

   - Всего понемногу, - я старалась округлять глаза и осматривать комнату с ярко выраженным любопытством. - Работа с бумагами, сортировка, отправка посылок и писем как обычной почтой, так и электронной, работа с офисной техникой. Это в офисе. Ещё работа с растениями...

   - Это не нужно, - не очень вежливо перебил меня отец, что-то быстро набрасывая на листочке. В нём снова проглянул тот незнакомый человек, что так неприветливо встретил меня.

   Удивительно. Я никогда не видела отца таким.

   - Оформляйтесь, вам в отделе кадров всё объяснят, - и мне протянули листок.

   Взяв его, я выключила комм. А отец, то есть Ян Иннокентьевич, внимательно проследил за этим действием и сказал:

   - Спасибо.

   За что благодарил, не знаю: за то ли, что не заняла много времени, или за то, что предупредила о записи?

   Оспо не любили, но сильно опасались. И были основания.

   Особи среднего рода рождались редко, и в причинах этого так и не разобрались. Учёные считали это мутацией в генах, перегруженных магией. Чем выше был уровень магии у каждого из родителей, тем выше была вероятность появления оспо.

   Такие дети не имели пола. И если до какого-то возраста это легко маскировалось и не мешало, то к шести годам, когда нужно было понять, в какую школу отдавать ребенка - в женскую или мужскую - это становилось проблемой.

   Очень многие определялись с полом до этого возраста, и родители, скрывавшие такую особенность своих детей, облегчённо выдыхали и жили спокойно. А ребёнок шел в младшую школу и забывал о том, что было в детстве, поскольку на этом никто не зацикливался.

   Но чем старше было оспо, тем труднее ему было выбрать пол. Учёные говорили, что в более старшем возрасте вмешивался рассудочный элемент, затрудняя и замедляя выбор. И вот эти особи уже хорошо помнили всё, чему их подвергало общество - повержение в правах, унижениям, отчуждению, изоляция, полному игнорированию их потребностей и неоказание помощи. Тысячи печальных и даже трагичных историй…

   И, конечно, как это часто бывает, нашёлся тот, кто, став обычным человеком, не простил всё пережитое. Этот оспо не мог определиться с полом лет до двадцати, а когда выбор был сделан, и во многом сделан осознанно, стал мужчиной вопреки природе, которая подсказывала совсем другое.

   Так уж получалось, что взрослые оспо, превращаясь, наконец, в мужчину или в женщину, обретали немалые магические способности: дети сильных магов, как иначе? Если бывшим оспо удавалось получить хорошее образование, они, конечно, становились выдающимися людьми. Так произошло и с нашим "революционером". Он получил диплом, пошёл в политику, но не забыл ни одного из своих обидчиков.

   Пользуясь новыми возможностями, он нашёл каждого из них, и каждого наказал: у кого-то разрушил семью, кого-то лишил работы, кого-то разорил. И никто бы не заметил, что происходит в стране - не такие уж значительные это были события - если бы не один репортёр, который стал расследовать подобные случаи. Он вышел на одарённого, высокопоставленного чиновника, бывшего оспо, и написал огромную статью, где обвинял "революционера" в целой череде разрушенных судеб.

   В стране поднялась волна народного гнева - всё непонятное пугает, а если это непонятное становится ещё и опасным, то...

   Но на защиту "революционера" встали тысячи бывших оспо, которые тоже помнили, но по разным причинам молчали и не шли по стопам своего более смелого и дерзкого товарища, не затаили злобы и не стали мстить, или просто не чувствовали в себе таких сил. Но были ещё и родственники этих людей, те, кого это тоже коснулось. В общем, поддержку бывший оспо получил настолько широкую, что в стране назрел серьёзный кризис в экономике, политике и даже в международных отношениях, а премьер-министр едва не лишился кресла. Преодоление последствий всего этого было долгим, вошло в память народа и, главное, отпечаталось на отношении к особям среднего пола. Их, в конце концов, признали совершенно равноправными, но опасения их задевать осталось где-то глубоко на подкорке.

ГЛАВА 7.

Полная тишина встретила меня на выходе из приёмной отца: открытый офис показался скопищем устремлённых на меня тысяч глаз. Может, это волнение сказывалось, но в мозгу отпечатались мгновенными снимками картинки: первая – кто-то высовывается из-за экранов настольных коммов, вторая – кто-то встает со своего места, ещё – кто-то наклонился в проход между столами, чтобы получше видеть меня, и снова – кто-то подошел к самой приёмной.

   Я тоже молчала и смотрела на всех птичьим взглядом – пристально, внимательно, склонив голову к плечу. И когда под этим взглядом любопытство в устремлённых на меня лицах угасало, пришло озарение: здорово! А ведь это удобно: будто я – это и не я, а какой-то другой человек, и можно смотреть, не смущаясь, не чувствуя неловкость от всеобщего интереса и не тушеваться, задержав взгляд на ком-то дольше положенного приличиями. Если бы я была я, то даже и не знаю, смогла бы вот так же долго смотреть в ответ - открыто, с любопытством - на людей, которые, забыв о деликатности, пялились сейчас на меня?

   - Здравствуйте, - сказала ровным тоном после паузы, наполненной взаимным пристальным вниманием. И как к единственному знакомому, обратилась к офис-менеджеру, уточняя: - Отдел кадров где?

   Несколько человек, в том числе и офис-менеджер, молча указали в сторону лифта и вниз. Я кивнула в знак благодарности и в тишине пошла к выходу с этажа. За моей спиной офис стал оживать шепотками и тихими разговорами, шуршанием бумаг и звуками отодвинутых стульев и закрытых шкафов.

***

Отдел кадров. Здесь все знают обо всём. Ну мне так, по крайней мере, кажется. Смело открыла дверь и переступила порог:

   - Здравствуйте, я Саша Просто.

   И голову к плечу, глаза - круглые. Протянула свою путёвку и листок с неразборчивой рукописной строчкой от отца. На меня тоже круглыми глазами посмотрели. И бумажки мои приняли.

   Парень совсем ещё молодой и немного лопоухий, уставился в мой документ, потом повертел бумажку с записью отца.

   - Значит, к нам.

   - К вам, - подтвердила.

   Тяжкий вздох был мне комментарием. Ну что ж, понимаю. Оспо - это непредусмотренный работник, это ещё одна штатная единица, как правило, не запланированная, ещё одна зарплата и к ней – отчёты и проверки от агентства социальной адаптации. Потому и отказать нельзя, тем более отец поставил свою резолюцию.

   - Документы есть?

   - Справка. Я из интерната.

   - Понятно, - парень недовольно поджал губы, но промолчал и принялся оформлять бумаги.

   Требовать документы от отказника было нетактично. Нетактично было и рассматривать оспо, но те двое работников, что сидели в глубине помещения, не сильно смущались и пялились во все глаза. Какое-то время я ещё с подчёркнутым интересом, свойственным оспо, изучала помещение, где никогда не бывала раньше. А потом всё же перевела взгляд на любопытных.

   Они смотрели не отрываясь. Хотелось сказать: «Очнитесь! Вы очарованы!», чтобы перестали уже наконец пялиться. Но я молчала, а они всё смотрели. И я чувствовала, что сейчас не выдержу и отведу взгляд, а это... "Отводить глаза - нетипично для оспо, Инья! Они ужасно любопытны и никогда не смущаются. И на интерес всегда отвечают интересом".

   И я преодолела себя – ведь только что получилось возле приёмной отца, – ответила интересом на интерес, склонила голову к другому плечу и уставилась на одного из дальних сотрудников. Хлопнула глазами. Да, я вижу, что ты на меня смотришь, я тоже на тебя смотрю! И перевела такой же долгий взгляд на другого.

   Оба встрепенулись, оживились и мигом заинтересовались экранами настольных коммов. На душе потеплело – ещё одна маленькая победа. Я всё же немного злилась на их бестактность и на то, что сама испытывала неловкость, никак не становясь оспо по щелчку пальцев. И поэтому продолжила на них смотреть.

   Один, что сидел поближе, более молодой и, видимо, более любопытный, исподтишка снова глянул на меня, но, наткнувшись на мой взгляд, слишком резко дернул головой отворачиваясь. Второй, постарше, скользнул взглядом по нему, по мне и больше любопытства не проявлял.

   - Вот, пожалуйста, - парень, что занимался моей путёвкой, протянул несколько бумаг, - с этим – в бухгалтерию.

   И посмотрел вопросительно. По привычке мне хотелось ему улыбнуться, чтобы поддержать и поблагодарить, но я вовремя успела состроить гримасу внимания и детской непосредственности.

   - Бухгалтерия где? – спросила ломким голосом.

   Парень вздохнул и объяснил, что нужно вернуться по коридору и пройти в самый конец.

   - А потом?

   Мне было интересно, кто будет вводить меня в курс дел и вообще давать мне задания и прочее. Парень глянул на меня скептически и повернулся к коллегам:

   - Михалыч, проводи, - сказал тому, что постарше.

   Тот тяжело, с неохотой встал и молча двинулся вперёд. И я пошла следом за ним в бухгалтерию, где главной (у неё был самый большой стол, на котором стоял самый большой экран) оказалась немолодая уже женщина, которую я помнила ещё с детства. Всё время, пока её сотрудник заводил мои данные в комм, она бросала на меня косые взгляды.

   Не может же и она меня помнить? Я сильно изменилась. Особенно за последние два дня.

   Ответить на взгляд бухгалтерши я не могла – приходилось следить за Михалычем, чтобы не сбежал. А он-таки порывался: едва открыв передо мной дверь бухгалтерии, сделал шаг сторону, вроде пропуская оспо вперёд, но в его движениях читались неуместная поспешность, вперемешку с жаждой вернуться к прерванной работе. Или, вернее, горячее желание удалиться от оспо на максимально возможное расстояние.

   Поэтому пришлось прихватить рукав его пиджака и упереть в кадровика свой немигающий взгляд со словами: "Минутку. Ещё один вопрос", чтобы остановить бегство. Показаться странной сейчас было не так страшно, страшнее было представлять себя безмолвным истуканом перед офисом, полным людей. И только один человек сейчас мог избавить меня от этой предстоящей нелепости.

   Под моим прямым взглядом, полным вопросов и удивления, Михалыч страдальчески закатил глаза и перестал выдергивать рукав из моих пальцев, а потом обречённо вздохнул и расслабился и даже будто обвис. И я, наконец, смогла обернуться к главному, судя по всему, бухгалтеру.

   Чудо природы – женщина в офисе!

   Её тоже мой прямой немигающий взгляд немного смутил, но она не стала отворачиваться, а косые взгляды собрала в один прямой и слегка кивнула, будто поздоровалась. Я, как вежливый человек, ответила таким же кивком. Безмолвный диалог продолжился подаренным мне подобием дружелюбной улыбки. На что я ей смогла ответить лишь наклоном головы к уху и ещё более пристальным взглядом. Но смущения не последовало – женщина склонилась над своими бумагами, продолжив прерванную нашим появлением работу.

   В целом визит в бухгалтерию я засчитала в свою пользу, потому как такое переглядывание в данных условиях можно было посчитать проявлением дружелюбия. Особенно с учётом так и не сбежавшего Михалыча.

   Закрыв за собой дверь царства счёта, цифр и единственной пока, виденной в этом в офисе женщины, я смогла задать свой вопрос:

   - Кто будет заниматься?

   Михалыч осторожно глянул на меня, будто безмолвно переспросил: «А?» и заозирался по сторонам. Я проявила человечность, уточнив:

   - Кто будет заниматься оспо Сашей Просто в этом офисе? - и широким жестом свободной руки обвела скромный коридор второго этажа с обычными дверями, ткнула пальцем вверх, туда, где на третьем размещалось открытое пространство, заполненное столами, офисной техникой, бумагами и людьми.

   На всякий случай для себя я решила больше таких жестов не делать. Не знаю, как Михалыч, а я заметила в настенном зеркале, что это движение точь-в-точь, как у папы – он любил широкие округлые жесты, когда рассказывал что-нибудь. И попадись мне кто-то более внимательный, чем перепуганный сотрудник отдела кадров, могли бы возникнуть вопросы.

   - М... - промычал невнятно Михалыч, - я не могу ответить на этот вопрос.

   Мне стало интересно уже на самом деле, и я снова вонзила в него взгляд:

   - А кто может? Отведите меня к нему, - предложила почти вежливо.

   Михалыч скривился, вздохнул, но всё же поплёлся по лестнице вверх и, войдя в офис третьего этажа, остановился рядом со знакомой уже стойкой и мужчиной за ней.

   - Лёня, вот новый сотрудник. Это... м... э...

   - Здравствуйте ещё раз, Леонид. Представлюсь повторно: я Саша Просто. Буду у вас работать.

   Михалыч, почувствовав, что, кажется, уже не нужен, дернулся из моих пальцев. Но я держалась за него, как собака за добычу, и выпускать не спешила. Быть для него приятной? Неактуально. А вопросы ещё кое-какие остались.

   Кучерявый черноволосый Лёня с усмешкой покосился на мой захват на рукаве кадровика и спросил почему-то у меня:

   - А кем работать?

   - Кем я буду работать? - перенаправила я вопрос Михалычу – вот как чувствовала, что он мне ещё пригодится.

   - Да кем же? - заволновался пленённый работник кадровой службы. - Просто. Кем-нибудь. Офис большой. Помогать там...

   - Ага, - кивнул Лёня, - понятно. Значит, Саша, будешь пока помощником. Я займусь, Игорь Михайлович. Спасибо, что познакомили и ввели... Сашу в курс дела.

   Я отцепилась наконец от Михалыча, как оказалось, Игоря, и порадовалась своим безразмерным одеждам – можно спрятать саднящие от перенапряжения пальцы и незаметно пошевелить ими. Я, оказывается, волновалась сильнее, чем думала.

   - Да, спасибо, Игорь Михайлович, - сказала я, - вас там, кажется, ждут.

   Я не хлопнула себя по губам только потому, что не успела – как раз сжала в кулак руку в попытке восстановить их чувствительность. Долгими взглядами мы с Лёней проводили Михалыча до дверей этажа, а потом медленно повернули головы и уставились друг на друга.

ГЛАВА 8.

У Лёни были умные, проницательные глаза. Он стоял, заложив руки в карманы брюк, и внимательно вглядывался в моё лицо. Ну и я уставилась на него, я же оспо, мне можно.

   То ли удовлетворившись увиденным, то ли, наоборот, не рассмотрев ничего занимательного, вытянул вперёд губы, а потом заговорил:

   - Я офис-менеджер, зовут Леонид. Организую работу всего это бедлама, - он махнул себе за спину на шуршащий, звонящий, печатающий муравейник. - Обеспечиваю чаем и печеньками, бумагой и канцтоварами, идеями и советами, ищу подмену, утешаю, вдохновляю, а иногда, - поднял он указательный палец вверх, - но редко и только по личной просьбе, пинаю.

   Обернулся на коллег и – снова ко мне, прищурился.

   – Давай-ка, Саша, устрою тебе небольшую экскурсию.

   И размеренным уверенным шагом пошёл между столами, а я посеменила следом. Обводя по широкой дуге рукой тот или другой участок офиса, Леонид вещал:

   - Здесь у нас отдел контрактов, там – закупок, дальше – отдел продаж. Та-ак. Там в углу – отдел рекламы. С отделом кадров, - он насмешливо хмыкнул и улыбнулся уголком губ, чуть повернув ко мне голову, - ты уже знакомо, с бухгалтерией тоже, с боссом виделось.

   Бросил взгляд на стеклянную стену, за которой была приёмная отца. Пожилого секретаря, сидящего за стойкой и что-то старательно вбивающего в комм, было видно в профиль. Я кивнула – да уж, виделись.

   - На первом этаже, кроме охраны, у нас производство, оно довольно большое, ты пока без сопровождающего туда не ходи – заблудиться там, как раз-два сказать. Ну и склады там ещё. На втором работают дизайнеры, маги, наладчики, технологи, в общем, та часть работников, которые готовят производство и которым необходима тишина, а не вот это вот всё, - вновь оглядел открытое пространство третьего этажа.

   Я кивнула. Собственно, я это и так знала – не так часто, как хотелось бы, но я бывала здесь раньше.

   - Что ты умеешь, Саша?

   Лёня спросил вроде бы и у меня, но смотрел при этом куда-то в недра просторного помещения. И смотрел очень внимательно. А потом его указательный палец ткнул в одного из мужчин, что стоял у панорамного окна, высматривая что-то на улице. Тот, будто почувствовав укол острого пальца, дёрнулся, обернулся и закатил глаза к потолку. Отходя от окна, изобразил пантомиму, должную означать "слушаюсь и повинуюсь, ухожу, работаю до последней капли магии".

   И пока офис-менеджер проворачивал это действо, я самым бесцветным тоном перечисляла всё то, что уже говорила отцу. И на тех же словах – про растения – меня опять перебили:

   - Будешь приходить ко мне за заданиями. Сегодня начнёшь с... - его внимательный взгляд обежал помещение один раз, потом другой, - наведения порядка. Будешь чистить кофемашину, мыть посуду и собирать мусор из корзинок.

   Возмутиться мне не позволила маска оспо, но сами по себе округлившиеся глаза помогли передать весь спектр моего интереса, граничащего с возмущением, – даже так?! Меня, дочь босса, дипломированного специалиста по дизайну и продвижению изделий легкой промышленности – и мусор из корзинок собирать?

   - Пойдём, - Лёня немого посыла в моём взгляде не прочёл и пошёл к выходу с этажа, туда, где скрылся Игорь Михайлович, послуживший мне первой опорной точкой. Опорной как в прямом, так и переносном смысле, и спасибо ему за это.

   Мы вышли к лифту, но, вопреки ожиданиям, не свернули на лестницу. Леонид жестом фокусника открыл в дальнем углу самую обычную белую дверь. За ней оказалось хозяйственное помещение со всевозможным уборочным инвентарём.

   - Вот здесь, - открыл небольшой настенный шкафчик офис-менеджер, - пакеты для мусора. Твоя задача - опустошать корзинки второго и третьего этажей офиса. При этом бумагу откладываем отдельно. – И наставительно приподнял палец: - Ведь мы бережем ресурсы и сдаём макулатуру в переработку. Поэтому пакуй аккуратно.

   «Желательно стопочкой», - сыронизировала я мысленно.

   Леонид протянул мне два пакета и указал на коробки под стеной:

   - Бумагу складывать сюда.

   И точно – стопочкой!

   Я смотрела на пакеты, стараясь не выдать своих чувств, а Лёня смотрел на меня.

   - Бери и пойдём, я покажу нашу кухню.

   - Всё, кроме бумаги, - продолжал офис-менеджер, выходя из хозяйственной комнатки, - складываешь в мешки, выносишь к рампе на первом этаже. Охранник у входа подскажет, где это. Утром приезжают уборщики коммунальных служб и забирают.

   Я зашла вслед за моим новым начальником обратно в офис. Он, не глядя, продолжал пояснять:

   - Через час перерыв. Пообедать можешь в городе или здесь, у нас на кухне, - его острый палец уперся в ещё одну стеклянную стену.

   И я рассмотрела то, чему раньше из-за прозрачности не придала значения. Напротив приемных отца и мачехи было несколько помещений из стеклянных перегородок. Внутри стояли столы и стулья.

   - Это переговорные, - провел рукой вдоль коридора Леонид. Завёл в самую ближнюю «стекляшку» и пояснил: - А здесь кухня.

   Несколько столов, шкафчики, холодильник, кофемашина и термос-чайник.

   - Тут чашки, ложки, прочая посуда, - тронул дверцу одного из поблескивавших стеклом шкафчика, махнул в сторону другого, - там – чай, кофе и плюшки.

   - Понятно. Спасибо. - Я в самом деле была ему благодарна за пояснения и такие подробности, как место хранения пакетов и офисный буфет. - С какого этажа начинать уборку?

   Перспектива копаться в мусоре не то что не радовала. Она вовсе угнетала. Но не сбегать же из-за этого в первый день работы? Лёня оглянулся, прищурился одним глазом, будто прицеливался, и сказал:

   - Дельный вопрос. Лучше отсюда. Здесь больше всего бумажной работы. Ещё вопросы?

   - Как чистить кофемашину?

   - Праматерь! Дитя, из какой провинции ты явилось?

   Посмотрела на него фирменным осповским взглядом, рассчитывая на его человеколюбие или хотя бы на оспобоязнь, в крайнем случае – на толику понимания, но по скептически приподнятой брови и поджатым губам определила, что надежды тщетны, и запоздало огрызнулась:

   - Из интерната я.

   Он смущенно кашлянул, опустил на место бровь и ушел за свою высокую стойку. Ну а что? Не говорить же, что в Плянии кофе не пьют в таких количествах, как здесь, и кофемашины не используют, предпочитая употреблять продукт исключительно в кофейнях, причём сваренный в твоем присутствии магом-кондитером на специальной печурке с перегретым песком?

ГЛАВА 9

- Лара, - простонала я в комм, - ты не поверишь! Я занималась уборкой! Весь проклятый день мыла посуду, отмывала кофейные потёки и гущу и сортировала мусор!

   Я лежала звездой, раскинув обессиленные ноги и руки по старом диване, не в состоянии даже согреть себе чаю. Единственное, на что хватило сил – позвонила подруге, едва сняла с себя маскарад и смогла лечь.

   - Нормально, - твёрдо отрезала Лара. - И даже хорошо.

   - Но... Но я!.. – тут я прямо разозлилась на неё.

   - А что ты? – резко отрубила подруга, почувствовав моё недовольство по голосу. – Ты непростая девочка, ты дочь Яна Бугго? Забудь, ребёнок! Ты оспо Саша Просто. Поняла? Просто Саша. Ты существо среднего пола, которое появилось в компании ненадолго, значишь мало, ответственности ни за что не несёшь, скоро уйдёшь и про тебя все забудут.

   - Не забудут...

   Рука дёрнулась и хлопнула по губам, но особой надобности в этом не было – в квартире Лары, обставленной в стиле прошлого века я была совершенно одна. И даже видео на комме было выключено: Лара была занята – летела в м-каре с работы, и я решила не отвлекать её своей унылой физиономией. Ну и сэкономила магический заряд обоих наших коммов.

   Зло выдохнула. В образе оспо совершать локальные революции в пределах отдельно взятой компании я, конечно, не собиралась, так что в целом Лара была права. Но как же мне не нравилось работать Золушкой! Пусть не тяжёлая была работа, но ведь грязная! Самая ведь гадкая работа, какую только можно придумать, и ни разу не офисная. И занималась ею только я одна. Это неприятно и даже… унизительно.

   - Слушай сюда, ребенок, - Лара даже через динамик комма утихомиривала моё протестующее эго твёрдым и уверенным тоном.

   Магия внушения крайне плохо работает без контакта взглядов, а такой слабый маг-суггест, как Лара, и вовсе не мог ничего внушить по комму. Но на меня действовало просто её живое участие, спокойствие и собранность, а ещё с самого детства выработанная привычка если не слушаться её, то уж прислушиваться к её мнению – точно. Поэтому даже без магии я стала успокаиваться от её рассудительных слов:

   - Ты отработала только один день. И то неполный. Новичков всегда испытывают. Ты просто не знаешь, что могут устроить новому работнику! Но тебе в принципе будет легче, чем любому другому: к оспам всегда относятся с опаской, все знают, что их лучше не трогать. Так что выгребать бумажки из корзинок – вообще ни о чём, Инья. Это раз. Второе – ты там в такой роли не навсегда. И тебе нужно не заслужить любовь этих людей или получить удовольствие от работы, твоя задача в другом – заработать денег и разобраться, что там происходит. И посмотри на эти бумажки по-другому. Минутку...

   Тон Лары изменился, что-то зажужжало, потом завыло, заскрипело. Кажется, она прилетела домой. После громкого хлопка ("Дверь", - поняла я) она продолжила:

   - В бумагах всегда что-то есть – расписки, счета, приказы. Одним словом, информация. Перекладывая их, ты можешь что-то откопать. Ну и потом, ты ходишь по всем помещениям беспрепятственно. Сейчас к тебе немного привыкнут и вовсе перестанут замечать. А что это значит?

   - Что? - спросила я, чувствуя, как на смену стихшему возмущению приходит щекотка в нервных окончаниях, пузырьки в крови и немного злорадства. Азарт – вот что это было!

   - Это значит, что ты можешь видеть и слышать всё, что творится в офисе, на каждом его этаже, в любом, самом отдалённом углу, а сама оставаться невидимой. О такой удаче нельзя было даже мечтать, а она взяла и свалилась тебе на голову. Так что, ребёнок, держи её крепко и используй по полной. Поняла меня?

   Я задумалась, представляя себя тенью, невесомо мелькающей по офису. Да, пожалуй, с блеклой фигуры Саши Просто скоро будут соскальзывают даже самые пытливые и злобные взгляды.

   - Лара, что бы я без тебя делала? - я вздохнула, в который раз удивляясь рассудительности подруги.

   - Быстрее взрослела бы, - прошелестело в комме.

   - Ладно, поняла. Буду стараться.

   Из комма слышались шаги и учащенное дыхание - Лара поднималась по лестнице. На прощанье она сказала:

   - Помни о цели и не забывай о том, что ты – оспо. Всё, пока. Буду ждать твоих сообщений. – И отключилась.

   Я вздохнула и опустила руку с коммом. Так. Первый день был, конечно, стрессовым. Не знаю, на что я рассчитывала, но почему-то мне рисовалась картинка оспо, сидящего где-то в дальнем углу за машиной для печати и перебирающего папки с бумагами, а вовсе не работа уборщицы. Но Лара права – надо пользоваться тем, что есть, и извлекать из возможностей максимум, менять не работу, а своё отношение к ней.

   Я сползла с твёрдого, пахнущего пылью и трухой старинного дивана и пошла на кухню – монотонное занятие для рук проясняло мысли. Не глядя готовила ужин и думала.

   Итак, я сегодня надела маску оспо и – самое неожиданное – она мне понравилась. Я легко выдерживала болезненно любопытные взгляды, сама смотрела на людей и не тушевалась, тем самым отвергла давнюю установку, что неприлично пялиться на людей. И небо не упало на землю, земля не разверзлась под ногами. Более того, сама смущала других. И да, мне это нравилось!

   Работа... Чистить мусорные корзинки – так себе занятие, конечно. Но с другой стороны это же не мытьё грязных полов, не чистка мусорных баков на улице, для вывоза и обеззараживания которых муниципалитет тратит драгоценную магию. То есть я работаю с мусором, но, в общем-то, с безобидным. А раз так, то стоит смотреть на это не как на работу служанки, а как на разведку под прикрытием.

   Я примерила к себе этот образ: отвага в хитро прищуренном глазе, в кармане – плазмоган, в сердце – высокая идея. Да, а ведь это совершенно меняет дело! Я не оспо на побегушках, не Золушка, а разведчик в тылу врага.

   Кстати, про врагов.

   Отца я сегодня после собеседования больше не видела, а вот на мачеху то и дело натыкалась.

   Первый раз - когда подошла опустошить корзинку в её приёмной. У неё, между прочим, не было секретаря. У отца был, а у неё нет. Но я всё равно поискала корзинку под стойкой - может, там какой мусор завалялся. И в этот момент сзади раздалось:

   - Здравствуйте. А вы кто?

   "Всё! Я раскрыта!" – будто кипятком обварил ужас.

   А потому я медленно разогнулась и так же медленно повернулась к Валенте, которую узнала по голосу.

   Медлила я не просто так, я усилием воли расслабляла плечи и твердила: "Я оспо. Я Саша Просто. Я оспо Саша! Я просто Просто!"

   И сработало. Наконец повернувшись, я глянула на мачеху, наклонила голову к плечу и повторила вслух:

   - Здравствуйте. Я оспо Саша Просто.

   На лице Валенты мелькнула тень какого-то чувства, и она едва заметно улыбнулась.

   - Очень приятно. Вы сегодня первый день?

   Я кивнула, непритворно округляя в изумлении глаза.

   - Уже беседовали с Лёней?

   Опять кивок.

   - Просто помощником или секретарём?

   Не зная, как правильно отвечать, я наклонила голову к другому плечу.

   - Он не сказал, - пустить петуха получилось непроизвольно - от волнения голос скрипел идеально.

   - Хорошо. Если будут проблемы, обращайтесь. Меня зовут Валента, я второй босс компании, - доброжелательно и даже мило, хоть и без улыбки сказала она.

   Я едва не ляпнула, что знаю, но удачно смолчала и обошлась простым кивком.

   И мы разошлись.

   Вернее, она прошла через приёмную в офис, а я ещё раз заглянула под стойку секретаря. Не увидела там ничего. Но не потому, что там ничего не было, – сильно испугавшись, я сейчас плоховато соображала. Отдышавшись под столом, наконец разглядела, что в корзинке и в самом деле ничего не нет.

   Эта встреча с мачехой была первой за день. Потом она встречалась мне то между столами в открытом офисе, то поднимающейся на третий этаж, то вдруг я видела её на первом, идущей от лифта в цех.

   Да! Глядя вслед вездесущей Валенте, подумала о том, что стоит обратить пристальное внимание на её секретаря и его мусорную корзинку – вот где должна быть масса компрометирующего материала. И вообще, стоит хорошенько присмотреться к каждому её работнику. А ещё – прислушаться, и вовсе не к тому, к чему прислушивалась весь день. Бродя по офису от корзинки к корзинке, улавливая обрывки разговоров, долетавших в прозрачный буфет, я боялась услышать что-то обидное о себе, Саше Просто, но совсем не обращала внимания на другие, более важные для моей цели разговоры.

   Съев под эти мысли ужин, вкус которого совершенно не запомнился, и вымыв посуду, я решительно легла спать. Разведчик ты или нет, а выспавшийся герой всегда лучше не выспавшегося!

***

Утром, присоединившись к потоку, вливающемуся в двери "Волшебства", вместе с другими работниками была вознесена лифтом на третий этаж.

   Детская память подсказывала – надо поднять руку. Зачем? Я прислушалась к себе и поняла - чтобы вцепиться в пальцы мамы. Опустила лицо, прикрываясь дредами, чтобы никто не заметил дрогнувших в улыбке губ, а слёз в глазах и так никто не видит за очками.

   Так же, в плотном строю, вывалившемся из лифта, я попала пред очи Лёни. Поздоровавшись, уточнила не без сарказма:

   - Мусор?

   Он снова прицелился в меня из глаза, сегодня уже скептически, и кивнул:

   - Да. Хотя он ещё и не накопился.

   Со всех сторон Леонида обтекали сотрудники, спешившие на свои рабочие места, кто-то дергал его вопросами или молча стоял за моей спиной, выискивая возможность задать свой вопрос. Да, у него явно было чем заняться, кроме меня. Но всё же после секундных размышлений мой начальник сказал:

   - Пройдись пока по офису, прогуляйся по корзинкам, а как закончишь, подходи, какая-то работа наверняка появится.

   И я пошла. Новый мешок, обход второго этажа, потом третьего. Извилистые тропы между столами были уже более-менее знакомы, и я могла всё внимание направить в слух. Вот и шла - глаза в пол или в мусорную корзинку, а ушки на макушке.

   Разговоры, разговоры… Они были, как ни странно, в основном об обыденном: работать лень, позавтракал плохо или вовсе не успел, о городском монорельсе, куда с утра только на массаж – промнут всё, от шеи до пяток, кто куда планирует потратить вечер и прочее неинтересное. Интересным оказалось единственное замечание, сказанное у меня за спиной, о том, что большой босс опять сегодня на совещании. Фразу несколько человек поддержали смешками. Ехидными такими.

   «Большой Босс» сказано был так, словно оба слова писались с большой буквы. И я ни секунды не сомневалась, что речь шла об отце. Но почему совещание – это смешно?

   Попасть бы на это совещание! Надо присматриваться, где оно будет проходить. Может, удастся подсмотреть или подслушать?

   Вот только… Я уже обошла второй этаж, и третий, уже вернулась назад, дошла до Леонида, но отца так нигде и не увидела. С мачехой за это время я столкнулась раза два и ещё один – видела издали, а вот папы так и не было. Куда его Валента заслала в этот раз?!

   Леонид, как и обещал, приготовил мне новое задание. На стойке ресепшена лежала кипа папок.

   - Так, смотри и запоминай.

   Я, быстро схватив первую попавшуюся бумажку и заточенный карандаш, приготовилась записывать. Потому что знала: самый тупой карандаш лучше самой острой памяти.

   - Те, что в зелёных обложках - копируем по два экземпляра, формируем в папки того же цвета, на них пишем "копии". Те, что в голубых - делаем по одной копии, складываем в обратной хронологии в голубые папки, не подшиваем. Бумаги без папок, - вытащил он толстую и какую-то лохматую пачку, с торчащими в разные стороны неаккуратно сложенными бумажками, - разобрать по авторам, сделать копии и разложить по дате создания в папки любого цвета, кроме зелёного и голубого. Не подшивать. Когда справишься, приносишь мне.

   Я только кивнула. Взяв увесистую кипу, пошла в угол, где стояла копировальная техника. Спрятала ухмылку - ну вот и осуществляются мечты. Разбираясь с документами, похвалила себя за предусмотрительность: правильно сделала, что записала, потому что этот хоровод из бумаг мог бы запутать кого угодно.

   Но я любила и сам порядок, и процесс наведения, и потому занималась разбором всей этой бумажной кипы с удовольствием. Между всем прочим не забывая знакомиться с содержанием документов.

   Вот только незадача - документы особого интереса не представляли: отчёты, отчёты, отчёты. О выполнения контрактов, о проведенных рекламных акциях, о поставке товаров. На всякий случай я пыталась запомнить названия партнёров и контрагентов.

   Работала долго - спешить было некуда. Правда, в какой-то момент память перестала вмещать то, что хотелось бы запомнить, и я бросила вглядываться в документы и, сортируя бумаги, переключилась на людей в офисе.

   Лара была права. Сегодня оспо Саша Просто вызывало куда меньше интереса. Чужие взгляды уже скользили по мне, не спотыкаясь, разговоры при моём приближении не стихали, а работа не останавливалась.

   Кстати, признаков совещания, на которое должен был уйти отец, я всё ещё не наблюдала. Правда, не очень представляла, что это должны быт за признаки. Ну, может суета у конференц-зала (где он здесь, кстати?), оживление секретаря, нервозность и суета офиса, какая бывает перед важным событием. Возможно, после обеда?

   Леонид, закончив разговор по комму, перебрал принесенные мною папки, пролистал, проверил, а потом прицелился своим фирменным взглядом. Я с замиранием сердца подумала, что что-то перепутала. Хотела уже спросить, но вовремя вспомнила – я оспо! И склонила к плечу голову, чуть больше округлив глаза.

   - Справился... справилось... - в его взгляде проглядывало недоверие.

   - Что мне делать дальше, Леонид?

   Он хмыкнул, побарабанил пальцами по столу, подвигал бровями, а потом сказал с нахальной ухмылкой:

   - Посуда, кофемашина, корзинки. Ну, ты знаешь.

   Ну вот… А я-то надеялась, что он поручит мне что-то другое, более существенное, раз замечаний нет. И даже вздохнуть было нельзя, иначе выдашь себя – оспо не эмоциональны. Поэтому посуда, кофемашина и мусор. Я лишь кивнула и пошла за мусорными пакетами.

   Кажется, Лара была права – новых сотрудников безжалостно травят и издеваются над ними самым жестоким образом!

***

К тому моменту, как все мои поручения были выполнены, офис опустел – пришло время обеденного перерыва.

   Кстати, пользуясь случаем заглянула в корзинку мачехиного секретаря. Но ничего интересного я там не обнаружила. А всё потому, что в ней совсем ничего не было.

   Странно, у Валенты, что, вообще нет помощника? Второй день за стойкой никого и корзинка девственно чиста. Хм…

   Пока я оглядывала опустевший офис, заметила высокую фигуру в белой рубашке, что махнул мне рукой. Это был Леонид, и звал он меня из буфета со стеклянными стенами. Я только сейчас подумала, как это удобно — стеклянные стены в буфете: ведь так сразу видно, кто работает, а кто чаи гоняет.

   - Я всё сделало, Леонид, - сказала, зайдя за прозрачную, чисто символическую перегородку.

   - Это хорошо, м... Саша. Ты же пропустило обед.

   - Да?

   Признаться, за всеми своими размышлениями действительно забыла о таком пустяке. В животе отчётливо потянуло - верно, завтрак сегодня был скромный и почти на бегу.

   - Чаю себе сделай. Или ты кофе больше любишь?

   - Спасибо, - я отвернулась к чай-термосу и налила себе кипятка, выбрала из коробки с чайными пакетами один наугад и бросила в чашку завариваться. Я откровенно тянула время - ждала, чтобы Леонид и ещё двое мужчин, что пили кофе, источавший умопомрачительные ароматы, ушли из прозрачного помещения и оставили меня одну.

   Но не дождалась.

   Когда чай заварился, сахар растаял, тщательнейшим образом перемешанный раз семь, мне всё же пришлось повернуться. Мужчины всё ещё сидели, разговаривали и как будто не интересовались мной.

   Леонид, бросив на меня мимолётный взгляд, показал мне место за их столом, приглашая присесть, и продолжил разговор. Мне ничего не оставалось, как последовать указанию начальства, хотя внутри всё похолодело. Что там Лара говорила про испытания новичков? Будут мне устраивать подлянки или расспрашивать? Или кто-то узнал меня?

   Отчаянно не хватало зеркала - хотелось проверить выражение лица и состояние дредов. Но я же разведчик, да? Поэтому медленно высунула пальцы из длинных рукавов нелепого бежевого свитера, обхватила чашку и попыталась за ней спрятаться.

   Командовала тут не я.

   - Парни, Саша меня сегодня удивило, - Леонид искоса глянул на меня.

   Кажется, это тот вариант, когда устраивают какую-нибудь гадость?

   - Есть за что хвалить, - продолжил Леонид. - Если бы все так выполняли поручения, я бы стал самым успешным офис-менеджером этого города.

   Лицо его было спокойным и даже довольным. Двое других, чем-то похожих на Леонида — то ли белыми рубашками и галстуками, то ли аккуратными стрижками - вразнобой удивились и каждый вежливо мне улыбнулся.

   Не понимаю. Это такая ловушка? Но почему тогда они такие дружелюбные? Что задумали? А что, если эти похвалы — приманка? Чтобы я расслабилась?

   - Лёня, низкая дисциплина в коллективе – это всеобщая болезнь офисов, не расстраивайся. Не твоя это вина, - один из похожих вставил грустным тоном, будто продолжая прерванную беседу.

   Лёня только кивнул задумчиво и снова посмотрел на меня. Во взгляде читалась начальственная строгость. Точно! Это же игра из серии «Всё хорошо, но!..». Сейчас расскажет, где же я напортачила.

   Но я опять ошиблась.

   - А ты, Саша, не пропускай обеды, а то до конца дня трудно будет доработать, - сказал Леонид и подтолкнул мне тарелку с одиноким бутербродом.

   Это угроза? Бутерброд отравлен или накачан сывороткой правды? Я его съем и мне устроят допрос с пристрастием? Я исподтишка оглядела сидевших за столом. Инья, ты параноик, а ещё немного дура – на меня никто не смотрел. Один из похожих вставал, пододвигая свою чашку к краю стола, чтобы отнести в мойку. Другой потянулся и зевнул, прикрываясь ладонью, но так искренне и широко, что ему явно было всё равно, съела ли я последний бутерброд или нет.

   Я сказала себе, что Леонид просто позаботился о своём сотруднике. «Ну а кто им будет чистить мусор, если не я?» - немного злорадно успокоила себя я.

   Я жевала бутерброд, не чувствуя его вкуса, и запивала его то ли холодным, то ли несладким чаем, и всё наблюдала мужчин, заканчивавших свой обед. Нет, угрозы ни в лице, ни в тоне так не заметила.

   Ну, предположим.

   - Саша, - сказал, ставя свою чашку на решетку для просушки, Леонид, - поесть что-то бери с собой. Лишние бутерброды не всегда остаются.

   Я кивнула и спросила, едва рот освободился:

   - Хорошо. Что мне ещё делать? Все корзинки уже пусты.

   Похожие на Леонида переглянулись между собой и с Леонидом. Один хмыкнул, другой улыбнулся, а моё начальство вздохнуло и выдало:

   - Перед окончанием рабочего дня снова пройдёшься по корзинкам...

   Я мысленно взвыла: дались ему эти корзинки!

   - А сейчас сходи вниз, у охранника спроси почту. Как принесёшь, рассортируй по адресантам. Покажешь мне, а потом разнесёшь по отделам. Всё понятно?

   - Нет, не всё.

   Все трое посмотрели на меня с явным интересом, правда, каждый по-своему. Один остановился и обернулся, приподняв брови, другой опёрся локтем о стену, подперев голову ладонью, и уставился на меня, прищурив глаз. Леонид просто упёр изучающий взгляд в меня, заложив руки в карманы брюк. Видимо, в такой момент полагалось безропотно идти и исполнять, а не задавать вопросы.

   - Где моё рабочее место? Сортировать где? – всё же спросила я, глядя прозрачными добрыми глазами.

   Леонид прищёлкнул языком, будто соглашаясь с дельностью моего вопроса, и задумался.

   - Можно у меня в приёмной, - послышался такой редкий в мужском коллективе женский голос.

   Я непроизвольно встала, мужчины тоже подтянулись, становясь ровно, - у входа в стеклянный буфет стояла мачеха.

   - Хорошая идея, - кивнул Леонид. – Как принесёшь почту, там и располагайся, Саша. – И обратился к мачехе: - Что-то хотели, Валента?

   Я, держа птичье лицо, кивнула и, не задерживаясь, пошла вниз к выходу с этажа. Вслед мне неслись обрывки разговора леди босс с офис-менеджером о каких-то планах и сожаления о предстоящей неудаче. Ничего себе!

ГЛАВА 10.

- Почту? - переспросил пожилой охранник. - Немного сегодня. Деточка, так-то ты её унесёшь, конечно, но в другой раз лучше с мешком каким приходи. Обычно по двое забирали, оно ж неудобно тащить-то, а сегодня чтой-то одну... одного... - он попытался из-за стойки оглядеть меня, но так, видимо, и не разобравшись, махнул рукой, - прислали.

   Но я всё равно оказалась не готова к такому количеству - несла по лестнице, с трудом удерживая разъезжающиеся конверты. Хорошо, что приёмная мачехи была от входа близко, хотя и до неё тоже пришлось балансировать рассыпающейся бумажной горой. Радовало только одно - на мои акробатические этюды офис как-будто не обращал внимания: никто не шутил, не тыкал пальцем и не смеялся. Кажется, и в самом деле привыкли и перестали замечать. Удивляло только, что настолько быстро.

   Я раскладывала конверты, развлекаясь надписями, и старательно сдерживала смех – названия компаний-отправителей, а иногда и фамилии были настолько нелепыми, что казались ненастоящими. И именно в тот момент, когда я прикрыла рот рукой, чтобы через стеклянную стену кто-нибудь не заметил моего нетипичного поведения, в приёмную вошел мужчина. Я дёрнулась, подавилась смешком и уставилась на него. Средних лет, приземистый и какой-то расширенный в области талии, с волосами, торчавшими над ушами то ли от природы, то ли оттого, что он широким жестом то и дело утирал лоб и прилежащую лысину носовым платком.

   - Леди-босс у себя? - спросил одышливо. Нос-картошка пошевелился, а нижняя губа крупного рта некрасиво оттопырилась.

   Я только пожала плечами - откуда мне знать? Я тут как сортировщик почты сижу, а не как секретарь. Мужчина же кивнул, будто что-то понял, резко дернул дверь кабинета Валенты, решительно вошел внутрь даже без стука и со всего маху захлопнул её за собой. Наверное на тот случай, если леди-босс не услышала, как она открывалась…

   - Порошу объяснить мне, по какой причине я уволен?! - послышался его голос.

   Дверь, конечно, захлопнули, но именно потому, что демонстративно и со слишком уж сильным хлопоком, она отскочила, оставляя зазор. Небольшой, но мне как раз хватило: мужской крик с визгливыми нотами я слышала идеально, жаль, слов мачехи разобрать почти не получалось. Оно и понятно - говорила она в своей привычной манере, негромко и спокойно, зато эти интонации вполне улавливались.

   - Не имеете права! - снова мужчина. - У меня на содержании старушка-мать! Её голодная смерть окажется на вашей совести!

   Я замерла над письмами прислушиваясь. Неужели Валента и в самом деле уволит человека в такой ситуации?

   Она ответила и снова тихо — слов не разобрать, но вот от её тона мне захотелось залезть под стойку и накрыться мусорной корзинкой, такой уютной и сейчас как раз пустой, будто специально приготовленной для того, чтобы спрятать меня.

   Да-а-а, если она так с ним говорит, то точно уволит. И никакое его положение не будет взято во внимание.

   Что-то и мне не по себе... Я схватила уже рассортированные письма и торопливо вышла. Пойду к Леониду схожу, надо уточнить, вдруг я что-то перепутала? Заодно разнесу то, что разобрала.

   Но своего начальника я не нашла, поэтому неторопливо побродила между столами, разнося конверты, и всё поглядывала на кабинет мачехи. Из-за этого чуть не перевернула экран настольного компа,мимо которого как раз проходила. Словила возмущенный взгляд клерка, чудом спасшего своё рабочее место от варварского разрушения, кивнула в качестве извинения и поскорее отошла от столов - пора возвращаться, а то что-то слишком много внимания к себе привлекла. К тому же из приёмной звуков слышно не было, и посетитель всё не выходил. Может, они там уже полюбовно договорились?

   И я вернулась.

   Но это было ошибкой. Потому что прямо на меня из кабинета вылетел красный, потный мужчина с картошечным носом и промокшим от пота носовым платком. Он полыхал гневом и возмущением, как раскалённый утюг.

   - Прочь! – будто выплюнул он в мою сторону, и я метнулась в сторону, за стойку. Широкими шагами, от которых сотрясалась мебель, он прогромыхал в открытый офис, а потом и к лестнице, и там скрылся.

   Ничего себе! Вот это ужас! Кажется, она его всё-таки уволила. Не скажу, что мужчина был приятным, - в гневе все не очень приятны, - но у него были причины...

   Какое-то время я сидела за стойкой секретаря, пригнувшись, ожидая реакции Валенты. Но за приоткрытой дверью стояла тишина. Она, что, гранитная? У неё в кабинете состоялся скандал, а она сидит там и молчит. И тогда голоса не повысила и сейчас, когда уже никого нет, можно было бы как-то выпустить пар, постучать там чем или опрокинуть, а она - нет, молчит, сидит тихо. Змея, как есть змея, спряталась в своей норе, тело кольцами свила и точит зубы, злобная и мстительная, и копит яд.

   Ох, может не стоило затевать всю эту историю с фальшивым оспо? Не мне ли этот яд достанется? В голове мелькнуло слово "побег".

   Но не успела я ни мысль до конца додумать, ни с места сдвинуться, как из-за двери послышался звук: Валента с кем-то говорила. Я прислушалась, замерев над неразобранными письмами. По комму говорит? Ну разве что по личному - офисный я бы услышала, тут, за стойкой секретаря, целый пульт управления всякими средствами связи был, едва не с каждым работником.

   - Валя! Я тебе прошу, - голос женский, и я еле разбирала слова, уж очень тихо они звучали, а некоторые и вовсе приходилось просто угадывать. Но "Валя", значит, ей кто-то позвонил. Странно. - Никто, кроме тебя, с этим не справится. Вспомни, как мы мечтали...

   Чья-то тяжелая ладонь легла, нет, упала мне на плечо. Я дёрнулась и обернулась.

   - Подслушиваем?

   Надо мной возвышался Илья. Зачарованно глядя, как мачехин младший сын убирает руку с моего плеча и засовывает в карман штанов, я ляпнула, не успев даже поднести ладонь ко рту:

   - Некоторые и вовсе мелким мошенством промышляют...

   И осеклась.

   Губы Ильи округлились в восхищенно-удивленное "О!", а бровь заломилась страдальчески-смешливо. Я перевела взгляд с лица на наряд сводного брата, почти зашедшего ко мне за стойку. И вновь была нещадно травмирована драниной его одежды и новыми, как всегда, беспощадными цветовыми сочетаниями.

   - Это вы обо мне?

   Я отрицательно качнула головой раз-другой, а потом мелко-затрясла, так что дреды заплясали чечётку. Частично зрение перекрылось, зато очистилось от ряби, вызванной чудовищно ярким образом Ильи.

   - Это я... вообще, - и, наконец, справившись с собой, округлила глаза и наклонила голову к плечу.

   - А ты у нас кто? - спросил парень, сразу переходя на ты, а мне почему-то почудилось, что его ладони, втиснутые в карманы рваных штанов, как-то подозрительно зашевелились. Но такой эффект могли давать мои весело пританцовывающие дреды .

   - Я Саша Просто, на стажировке... э... на практике... временно, в общем.

   Он понимающе кивнул, рассматривая мою одежду.

   - Девчонка, что ли? - спросил, вытягивая шею, чтобы заглянуть мне за спину.

   - Я оспо! - слишком уж эмоционально для оспо ответила я.

   - О! - губы уже округлились со звуком, и Илья с ещё большим интересом стал меня рассматривать. - Оспо? Правда? Здорово. А кем хочешь быть? Мальчиком или девочкой?

   У меня дернулся глаз.

   Его вопросы тревожили, пульсировали пожарной сиреной в мозгу и рождали желание всё же примерить пустую мусорную корзинку на голову. Себе на голову - может, я стану не такой интересной и он перестанет так пялиться?

   Мысли метались, как спугнутые летучие мыши. И как ответить?! Что сказать? Лара обмолвилась, что об Илье ходили слухи, будто к девушкам он совершенно равнодушен. Правда или нет?

   Ответ на вопрос не приходил, идею с корзинкой смятенный мой разум отверг. Зато появилось отчётливое желание сбежать, чтобы не отвечать. Но Илья будто понял мои намерения и перекрыл выход из-за стойки собой. Теперь я могла бы сбежать, только согнувшись вдвое и проявляя ловкость обезьяны при проскакивании под его рукой.

   - М? - почти мурлыкнул он и теперь поигрывал бровью, словно что-то сообщал мне мимическим шифром.

   - Девочкой, - выдавила я.

   И в ту же секунду услышала спокойный, какой-то даже ледяной голос мачехи, прозвучавший за спиной сынка:

   - Илья? Хорошо, что зашёл. Мне как раз нужно по поводу выставки поговорить. Проходи.

   И высокая створка кабинетной двери распахнулась во всю ширь. Драно-рваный попугайской расцветки сынок вошел в неё и, закрывая, обернулся и подмигнул. Мне подмигнул.

   Меня трясло, когда со скоростью ветра я сортировала оставшуюся почту и когда со скоростью улитки разносила по отделам и этажам, задерживаясь без надобности на каждом углу и на каждой ступеньке - всё выжидала, чтобы наверняка не встретиться больше с Ильёй.

   Я не была уверена, но мне показалось, что он что-то заподозрил. Поэтому стоило и самой всё хорошенько обдумать, и не попадаться ему на глаза, чтобы дать время забыть странное оспо.

   И поэтому о совещании с участием отца и про разговор мачехи с загадочной женщиной я вспомнила только дома, куда добралась из последних сил. Я только вздохнула. Надеюсь, ещё будет время всё выяснить. Потому что куда важнее сейчас приготовить что-то, чтобы взять завтра с собой.

ГЛАВА 11

Примерно так всё шло и дальше. Мои дни в "Волшебстве" текли плавной широкой рекой. Начиная день в офисе, я будто входила в неверную воду у одного берега и весь день плыла и плыла к другому, уставая, нечеловечески выматываясь, падая без сил, едва выходила из этой реки. В общем, чувствовала себя неумелым пловцом среди весёлых речных волн, норовивших накрыть с головой.

   Нет, работа не была трудной и обязанности не изменились: всё те же сбор и сортировка мусора, копирование и подшивка документов, сдача их в архив. Ещё мытье кофемашины – самая грязная часть моей работы и это в прямом смысле слова. Ах да, ещё почта!

   Вот последнее не было в тягость. И даже вниз я бегала сама, без всяких поручений Леонид – мне нравилось раскладывать корреспонденцию по адресатам и разносить по офису. К тому же я могла отслеживать кто с кем вел официальную переписку и терлась среди клерков, вынюхивая и прислушиваясь.

   Уставала я от другого: постоянно приходилось быть настороже. К маске оспо я с горем пополам привыкла и уже почти автоматически округляла глаза, наклоняла голову к плечу и пускала петуха в голос в нужный момент, хотя и не была уверена, что идеально справляюсь с ролью. Но это было не так и важно, поскольку для окружающих всего нескольких штрихов хватало, чтобы оставаться в их глазах хоть и странным, но вполне терпимым существом. А вот проколоться перед теми, кто меня знал, я сильно опасалась. И потому постоянно следила за тем, чтобы по возможности не столкнуться нос к носу с отцом, мачехой или её сыновьями.

   Мачеха была, казалось, везде, попадалась раз по двадцать на дню и каждый раз кивала при встрече. В такие моменты мне хотелось стать невидимой, а лучше развернуться и сбежать как можно быстрее. Но, напрягая все внутренности – и душу, и тело, - я говорила себе, что эта женщина так редко обращала на меня внимание раньше, что вряд ли помнит моё настоящее лицо, а уж в маскараде и вовсе никогда не узнает. И проходила мимо, по-осповски тараща глаза и лишь кивая в ответ.

   Отец напрягал меньше. Во-первых, видела его я намного реже. Во-вторых, он же громкий! Когда отец шел своим размашистым шагом от лифта к кабинету, слышно было ещё с лестничной площадки: он всегда шумно здоровался с каждым встречным, жал руки, хлопал по плечу, сиял обаятельной улыбкой и заразительно смеялся. И, конечно, при таком эффектном появлении отступить заранее в тень мне было несложно.

   Но ведь это ещё не всё! Ещё же был Илья! И хоть он на третьем этаже появлялся нечасто, но если заходил, то мне желание спрятаться или убежать было в сто раз сильнее, чем при встрече с мачехой. Уютным местом всплывал в памяти архив, рампа с мусорными баками на заднем дворе или хотя бы комнатка уборочного инвентаря. Иногда, когда успевала, я именно так и делала, прячась за белой пластиковой дверью и имитируя разбор макулатуры.

   Не то, чтобы я его боялась… Но он появлялся всегда тихо и неожиданно, практически выскакивая из-за спины или выныривая из-под высокой стойки. И уже от одного этого я вздрагивала как загнанный волком заяц. А ещё были эти его взгляды… Насмешливые и странно вопросительные, от которых по спине бежали мурашки и противно обмякали колени. Ну вот, казалось бы, просто приподнятая бровь. И какая бровь? Белесая, почти невидимая. Но читала я в этом взгляде, в этой приподнятой брови, в прищуре глаз вопрос: "Это правда? Мне не кажется?". А эта его улыбка? Короткая, едва заметная, одним уголком губ – сомнение, насмешка и опять вопрос: "Да неужели?" Вот кого я не просто опасалась, я прямо-таки боялась. Делала равнодушное лицо. Пряталась. И как ни старалась избегать, получалось плохо.

   Один только человек в этой семейке радовал – старший мачехин, Иван. Он вообще не показывался. Не знаю, чем он занимался в «Волшебстве», но ни разу после того ужасного вечера в доме отца я его не видела.

   Ну и ещё кое-что напрягало ужасно, к концу дня добвляя груза усталости.

   Загруженная выше бровей, я не успевала пообедать вместе со всеми: мусор, разбор бумажного вала внутренних документов, а следом почта никак не вмещались в первую половину дня. Не сказать, что я совсем не прикладывала к этому руку, но… Я была рада, что конверты приходилось разносить, когда офис начинал пустеть.

   Кто-то во время перерыва выходили на обед в город, некоторые собирались на лестничных клетках между этажами, болтали, перекусывали, пили чай или кофе с магическим тоником - это не было запрещено, но и не поощрялось, а лестница была вроде нейтральной территории, на которой мелкие нарушения не пресекались. Но большая же часть работников собиралась в стеклянном буфете, где в обеденный перерыв становилось ужасно тесно. И мне было бы неловко, толкаясь, пробираться за кипятком, жевать свои бутерброды или быстро-обед из упаковки с саморазогревом. Я не знала, как должны есть оспо – мы с Ларой как-то момент питания упустили, и поэтому я старалась не делать этого при свидетелях.

   К концу перерыва, когда все расходились по офису – договорить, порассматривать уличное движение через большие окна или к своим местам, стекляшку занимали руководители отделов. Когда все сотрудники начинали вытекать из офиса, они как раз проводили короткую летучку в одной из переговорных, и получалось, что на перерыв выходили позже, поэтому и задерживались за обедом. Рядом с ними было ещё более неловко устраиваться за столом.

   Чтобы не падать с голоду, пыталась сгрызть бутерброд на бегу, мотаясь туда и сюда по лестницам или незаметно прячась в каморке с уборочным инвентарём.

   И вот с одним из таких бутербродов однажды меня и отловил Леонид, на первом этаже где-то между охранником и дверью склада.

   - Ты почему не обедало, несчастное оспо? – сурово спросил он и нахмурился так, что я нервно икнула. - Ни позавчера, ни вчера, ни сегодня?!

   Нет, в его устах "несчастное оспо" прозвучало не оскорбительно и не высокомерно. Куда там! В этих словах промелькнула ярость. Ярость в чистом виде. И я замерла в потрясении. Ничего себе! Он что, следит за тем, как я питаюсь?

   Я опять икнула и во все глаза уставилась на начальника.

   - Пойдёшь потом в своё агентство, жаловаться будешь? Думаешь, я не замечаю, что ты всё время строчишь сообщения на комме?

   Я резко вдохнула и захлопала глазами. Сообщения на коме? Ларе я, вообще-то, пишу, а не в Агентство социальной адаптации. А это он как заметил? Неужели всё время следит?! Ну собственно, чему удивляться? Валента ему могла поручить такое. Вполне в её стиле.

   Давая себе минутку на размышления, я продолжала таращиться на Леонида и наклонила голову набок. Было не очень удобно - он держал меня за плечо, прихватив свитер и футболку. Но моё движение подействовало на него волшебным образом, и плечо как-то вдруг освободилось. И его даже слегка отряхнули мягким движением кисти.

   - Жаловаться? Нет. – Похлопала я глазами. – Агентство требует отчёты про новые навыки. – Боишься неприятностей с Агентством? Правильно, бойся. И добавила с затаённым ехидством: - Босс знает.

   Босс, конечно, ничего не знал про отчёты о навыках. Но если к нему кто-нибудь подойдёт спрашивать, правда ли это, он ответит - не сомневаюсь - что так оно есть, ведь про видео я же его предупредила на собеседовании. Сомневалась я в другом. В том, что к отцу кто-то вообще подойдёт. Большой Босс обычно, когда шумно являлся в офис, заходил в свой кабинет, сидел там какое-то время тихо-молча, а потом опять же шумно уходил. И в тот промежуток, пока он был у себя, заходить к нему мог только секретарь. Ну или кто-то, кто записывался заранее. Вряд ли кто-то станет записываться к Большому Боссу на встречу, чтобы уточнить про Сашу Просто.

   - Тем более, - немного снизив тон, но все ещё зло, проговорил Леонид. – Проболтаешься случайно, что не обедало, что притесняют тебя, бедняжку, и придут эти твои… - он покрутил рукой в воздухе, скривившись, как от вони, - с проверкой. А нам только этого сейчас и не хватало.

   Я пялилась на офис-менеджера и молчала. Почему не хватало? И почему именно сейчас?

   - Значит, сделаем так, - Леонид снова поправил свитер на моём плече, довольно неловко надо сказать. И сказал уже спокойным рабочим тоном, как о чём-то решенном: - Обедать будешь одновременно со мной. Понятно?

   Хотелось втянуть голову отвести глаза и промямлить обещание исправиться, чтобы выпросить разрешение есть вместе со всеми, но я только кивнула, тщательно имитирую любопытство.

   И вот с тех пор Леонид не начинал обед, пока я не являлась в буфет. Я усаживалась за стол в стеклянном коробе, стараясь выбирать самый дальний угол, съедала свои бутерброды или быстро-обед, от которого Леонид снова кривился, хотя пахло приятно и даже аппетитно.

   Это было ужасно неловко - сидеть вместе с руководителями за одним столом и есть. Я не знала куда деть руки и куда спрятать глаза, как себя вести и правильно ли я молчу.

   Обычно в это время в буфете собирались и остальные начальники отделов третьего этажа, иногда к ним присоединялся завскладом или кто-то из магов или технологов со второго. Постоянный состав поздних обедов обеспечивали сам Леонид, Андрей Сидоро и Роман Касперо, те самые, что были похожи на моего начальника то ли причёской, то ли костюмом. Один из них - Андрей - был худым и очень высоким, наверное, самым высоким во всём офисе, он руководил отделом закупок. Другой - Роман - был обычного роста, но его я запомнила благодаря аккуратной бородке. Ему подчинялся отдел рекламы.

   И ясное дело забывая обо мне, тихой мышкой сидевшей в углу, начальство часто беседовало о текущих делах – о своих подчинённых, об успехах рекламных кампаний, их финансировании, о контрактах, ценах на сырьё и себестоимости производства. А ещё – о выставке.

   О, эта выставка! Как я понимаю, речь шла о той, что проводилась раз в два гола в нашей столице, и посвящалась лёгкой промышленности. Я помнила только последнюю выставку, в которой участвовало "Волшебство". Мама тогда была такая весёлая, всё время смеялась, а ещё хватала меня и кружила по комнате. Я потому и запомнила: она часто вспоминала именно такой, счастливой, весёлой, смеющейся.

   А вот сейчас в компании настроение было совсем другим. Я прямо кожей чувствовала, как атмосфера с каждым днём не то что накаляется, но нагревается - точно. В разговорах всё чаще мелькало между строк, а иногда и прямым текстом, что не участвовать мы не можем, а при участии «Волшебство» ждёт провал. Почему? Материалов нет, а тот, что есть – не ах, новинок, которые могли бы порвать рынок, тоже нет, так, чепуха одна, да и той мало. Специалистов с магическим даром не хватает, да и денег недостаточно. И вообще, будущего нет.

   Это меня здорово напрягало. Особенно последнее.

   Я жевала молча, а глаза уже, видимо, по привычке изумлённо таращились даже ни на кого не глядя. Ещё бы, такие интересные новости!

   А ещё искреннее удивление: если существует такая вполне реальная угроза, то почему, почему боссы – отец и мачеха – не ищут решения? Не ищут новое сырьё или поставщиков, не привлекают сотрудников с магическим даром? Почему не разрабатывают модели новых подарков, в конце концов?

   А то, что не взяли меня, пусть и без дара, но с профильным образованием, кучей идей и родную кровь, вообще никак не ввязалось с ситуацией и казалось сущим бредом. Дочь владельца можно было оформить как совладельца и, получая квалифицированного работника, экономить на зарплате.

   Я не однажды задерживалась у витрины с образцами и хорошо изучила её. И первое впечатление – малое количество новинок – только подтвердилось. А сами новинки, не были уникальными, миленькими, но не очаровывали, не зачаровывали, не просились в руки. Я сравнивала с ранними образцами и снова и снова убеждалась: да, миленькие, но не очаровательные, не восхитительные, как те, что были сделаны, когда мама была жива.

   И это было странно. Я знала, что лидеры на рынке ищут новых покупателей, поэтому постоянно работают над новинками. Что же, "Волшебство" уже не лидер?

   Спрашивать о таком я бы могла, но это нарушило бы легенду. Ну как, скажите, оспо шестнадцати лет без специального образования могло что-то в этом понимать? ПОэтому я молчала и только удивлённо слушала.

   Были, конечно, и другие плюсы в таких обедах. Я могла улавливать настроения в офисе и выяснять маленькие детали об отце, мачехе и её сыновьях, слушая обеденную болтовню клерков. Например, однажды, закрыв шкафчик, куда только что поставила последнюю вымытую чашку, увидела через стекло выходящего от мачехи Илью и спросила у Леонида:

   - Кто это? Почему он так одет?

   Мой взгляд любопытной птички работал как нельзя лучше. Мне ответил даже не Леонид, который не понял, о ком я спрашиваю, и сейчас вертел головой по сторонам, а Роман, что как раз провожал взглядом Илью:

   - Это сын леди-босс, он на втором этаже должен быть. Там вроде у него рабочее место. Но отлынивает.

   Леонид хмыкнул, и Роман осёкся, тоже хмыкнул, но потом продолжил:

   - Он неплохой маг, и мог бы, как мне кажется, много добиться, мог бы больше леди-босс. Но он слишком увлекается... не тем.

   Все примолкли, глядя в пустой уже коридор.

   - А почему так одет? - переспросила я настойчиво. Да, я оспо, и не стесняюсь этого.

   - Это как раз и есть одно из его увлечений, - пояснил Леонид, выразительно глядя на Романа. Я так понимаю, он выражал коллеге пожелание побольше молчать и поменьше трепаться при посторонних. А вот вам! Не будете любопытное оспо рядом с собой заставлять обедать!

   - Понимаю, - сказала я. - Он дизайнер, но увлекается одеждой, а не изготовлением подарков.

   И глянула вопросительно на Леонида, всё же он мой начальник.

   - Ну почти, - недовольно дернув носом, ответил тот и с озабоченным видом вытянул шею, присматриваясь к чему-то в глубине офиса.

   - Лучше бы он девушками увлекался... - под нос себе проговорил Роман с хмыканьем. Леонид, наверное, не услышал - он сидел дальше, - а я услышала.

   Если это намёк на то, о чём упоминала Лара, то мачехе не позавидуешь. Я бы спросила и об Иване, его роли в компании, но он не появился ни разу, и я как существо совершенно постороннее, не могла знать, что у леди-босс есть ещё один сын. Поэтому молчала.

   Что касается самого этого разговора, он оставил тягостное ощущение чего-то неприятно пахнущего, хоть неприятный запашок и слабо чувствовался. А паузы, недомолвки, молчаливые знаки сделали его еще неприятней. Надо было заканчивать этот обед, но в приёмной отца, который сегодня приехал в офис незадолго до этого, стало оживленно, и я осталась сидеть – вид отсюда был отличный, а пропустить новости не хотелось.

   Обычно эта часть офиса была тихой и молчаливой, работники редко заходили в дверь отцовской приёмной, пожилой секретарь спокойно работал за своей стойкой - его профиль, склонённый над столом или панелью связи, был хорошо виден из стеклянного буфета.

   Сейчас же сухенький пожилой мужчина то и дело заходил и выходил из отцовского кабинета, а через открытую дверь даже сюда долетал крик. Я сначала не поняла, кто это мог так кричать, ведь вроде поситителей не было, но когда в проеме двери в очередном забеге пожилого мужчины показался силуэт отца, я удивилась несказанно - кричал он, Большой Босс.

   - Да, непросто Захарычу, - протянул Леонид, откинувшись на своём стуле и пристально следя за происходящим через две стеклянные стены.

   - Серафим Захарович самый высокооплачиваемый работник нашего офиса, - с сардонической ухмылкой проговорил Роман, так же не отрывая взгляда от происходящего в приёмной отца.

   - Потому что самый терпеливый? - сорвалось с моих губ до того, как я успела крепко их сжать.

   Все присутствующие с одинаковыми ухмылками глянули на меня и отвернулись к действу за стеклом. Ответить мне никто не потрудился.

ГЛАВА 12.

Серафим Захарович немного суетливо дернулся за свою стойку и ткнул в панель связи. В ту же секунду в приёмной мачехи из-под пустующей стойки замигал сигнал. Секретарь отца склонился и что-то быстро проговорил, ещё через мгновенье из своего кабинета вышла мачеха. Она шла спокойно, чуть пружинисто. Не как хищница, нет. Скорее, как укротительница.

   У нас за стеклянными стенами вроде ничего не изменилось, но тишина вдруг стала хмурой, какой-то тревожной, предгрозовой. И молчаливое созерцание мгновенно прекратилось, едва Валента вошла в приемную Большого Босса: мужчины в буфете зашевелились вставая. Андрей стал мыть свою чашку, Роман поспешно допивал остывший чай, Леонид делал новую порцию напитка, чтобы унести с собой на рабочее место. Но все единодушно отвернулись от прозрачной стены.

   Только я продолжала смотреть и не могла оторваться. Какая-то жадность, нездоровая жажда узнать, чем всё закончится, заставляли сидеть на месте и наблюдать дальше. Поэтому только я и увидела, как Серафим Захарович проводил взглядом леди –босс, закрывшую за собой дверь кабинета отца, присел за свою стойку, вынул платочек, украдкой вытер лоб и оглянулся на офис. Я надёжно пряталась за очки и дреды, и его нервно моргающие глаза скользнули по мне не задерживаясь.

   Как же мне хотелось сейчас оказаться там, рядом с дверью в кабинет! И чтобы она была приоткрыта! Было очень соблазнительно прямо сейчас найти удобный повод, чтобы зайти в приёмную Большого Босса. Но с чем бы я туда ни пришла, сейчас всё выглядело бы слишком неуместно.

   Разговор отца и мачехи проходил в полной тишине. В том смысле, что все, кто был сейчас в буфете, молча двигались и усиленно не смотрели на кабинет отца.

   Когда же его дверь резко распахнулась, все, кто был в буфете, выглядели так, будто просто заканчивают запоздалый обед: Роман вставал, чтобы отнести пустую чашку в мойку, Леонид наклонился за не упавшей ложечкой, Андрей держался за ручки настенного шкафчика, будто задумался, что ему взять – чашку или блюдце.

   Отец, держа в руках плащ, словно стрела из лука, словно пуля из ружья, словно камень из пращи вылетел и своего кабинета, шарахнув дверью так, что сравнения с оружием стали очень к месту. На красном лице была несдерживаемая ярость, а взмах свободной руки и шаги длинных ног кричали о бешеной жажде движения. Проходя мимо буфета, он на секунду остановился и проорал прямо в стеклянный проем:

   - Бездельники! Что вы здесь сидите?! Всем работать! Немедленно!

   И, не дожидаясь реакции, дёрнул свободной рукой, взмахнул другой – плащ взлетел, будто птица, распахнувшая крылья, – и почти пробежал к выходу на лестницу.

   Ещё через полминуты мачеха спокойной походкой вышла из кабинета отца, неспешно прошла к буфету и стала в дверях. Взглядом, в котором что-то мелькало, она обвела всех ранее обедавших, немного суетившихся и вдруг замерших.

   Несмотря на видимое спокойствие, выглядела она уставшей – темные круги под глазами и горько опустившиеся уголки губ - и уже не холодной и спокойной, а отрешенной. А у меня в душе тихо шептало злорадство: "Устанешь тут отбирать чужие компании и чужих отцов. Не так уж это просто! Замаешься ещё!"

   Её взгляд обежал всех и остановился на мне. Я чуть приподняла брови от удивления и кивнула в знак приветствия. Не мысли же она мои читает? Какой у неё, кстати, дар? Каждый день занимая стол её секретаря, чтобы разбирать почту, я виделась с ней, соответственно, тоже каждый день и по многу раз. Сейчас здороваться уже было как-то глупо. И я замерла под этим взглядом, таращась на неё поверх очков.

   И хоть взгляд она и не отвела, но заговорила не со мной.

   - Леонид, мне нужен помощник, - сказала устало, хрипло. Откашлялась. Сделала долгий вдох. - Выдели мне кого-то в помощь. Вот Сашу, например. Как думаешь, справится?

   Леонид развёл руками. Я еле сдержалась, чтобы не спрятаться под стол или хотя бы за спину Андрея, что стоял ко мне ближе всех. Такое внимание холодило позвоночник опасностью. Она хочет меня в помощники? Почему сразу после скандала с отцом? О чём-то догадалась? Хочет меня испытать?

   Но прятаться – это не про оспо, они скорее встанут и подойдут послушать, что о них будут говорить, зададут тысячу разных вопросов, не смущаясь и не думая о деликатности - они же любопытные, как дети. И я изобразила необходимый интерес: уставилась на Леонида, вот только встать не смогла. Всё же я не оспо, и нервы у меня иногда сдают.

   Леонид уловил мой взгляд и улыбнулся, отвечая мачехе:

   - Леди-босс, Саша – очень перспективный работник.

   Хорошо, что у меня на лице уже было удивление, а чай выпит и чашка давно на столе. А то бы поперхнулась и облилась, и точно воспользовалась бы случаем полезть под стол. Чтобы всё-таки спрятаться и заодно подобрать челюсть – Леонид продолжал совершенно серьёзно, не глядя в мою сторону:

   - Оно справляется со всеми задачами, проявляет умеренную инициативу, не умеет отлынивать. Думаю, может, обратиться в агентство социальной адаптации и ещё попросить у них парочку оспо? - продолжил рекламную кампанию мой начальник.

   Я чуть не подавилась своим удивлением. Нет, я всё больше люблю этих среднеполых! Как же они меня выручают своими особенностями! Мачеха, правда, шутку не поддержала – всё же не железная, ей сейчас точно не до веселья, но кивнула, очевидно, одобряя неожиданную характеристику Саши Просто.

   - Пусть у меня в приёмной располагается, будет помогать по мере сил. Вы же не возражаете, Саша?

   Возражала ли я? Первым порывом было, конечно, отказаться, но вторым… Нет, ни в коем случае! Это, конечно, опасно – сидеть у вас в приёмной, леди-босс. То у вас там разъярённые уволенные, то сыночки-попугайчики, то вот отец взбешенный. Но бывает же и дверь приоткрыта, и переписка… И вообще! Быть поближе к своим врагам - стратегически верно: чем ближе сидишь, тем больше знаешь, а замечают тебя хуже. Всё же то, что под носом - самое незаметное.

   И я кивнула, как сделало бы любое оспо на моём месте.

   Был, конечно, Илья. Он частенько заглядывал к матери. Но я надеялась, что разберусь с ним как-нибудь по ходу, ведь такими возможностями не разбрасываются.

   Ещё был ненормированный рабочий день. Я видела, что самый высокооплачиваемый сотрудник офиса - Серафим Захарович - приходил рано, вместе со всеми, а вот как уходил – ни разу.

   Ещё сама работа секретаря - вечная беготня с поручениями и комм в неограниченных количествах, много бумаг и нервотрёпки, но… Но возможности! Какие это открывало возможности, чтобы узнать побольше и разобраться наконец, что же здесь происходит!

   - Вот и хорошо, - сказала мачеха, скривила губы, будто ей больно – я не сразу поняла, что это была улыбка - и ушла к себе.

   Все молча смотрели ей вслед. И я тоже.

   А потом встрепенулась и обернулась к Леониду. Был один момент в хвалебной речи офис-менеджера, прославлявшей такое замечательное оспо, который меня сильно встревожил: я испугалась, что он в самом деле позвонит в агентство, и наш с Ларой обман раскроется. И потому приняла срочные меры:

   - Леонид, вам больше не дадут, - выпалила я, - оспо мало, на всех не хватает.

   И глянула на него, приподнимая брови над круглыми глазами и наклоняя голову к плечу. Он глянул на меня и улыбнулся немного грустно.

   - Жаль.

   И отвернувшись, вздохнул. Подхватил чашку с кофе, что налил ему Роман, и двинулся к выходу из стекляшки.

   - Жалко её, - проговорил Андрей, опираясь на столешницу бедром и всё ещё держась за дверцу шкафчика.

   - Почему? Почему жалко? - требовательно спросила я и уставилась на него отточенным, словно нож, взглядом.

   Я научилась вот так настойчиво задавать свои вопросы и настойчиво же ждать ответа. И не мне, Инье, а Саше Просто, простой особи среднего пола, все отвечали, причём с готовностью и даже, чудилось, с удовольствием.

   Бывают же такие люди, которым хочется всё рассказать, поплакаться жилетку или просто сбросить избыток информации? Вот я, видимо, воспринималась именно так.

   Выслушивая с удивленно-вопрошающей физиономией ответы или пояснения, заметила, что в них часто мелькают и личное отношение к событиям, и мнения, и чувства. И именно благодаря этому поняла, что у многих, очень многих сотрудников офиса мачеха вызывает... сочувствие. Сначала не поверила, думала – показалось. Но раз за разом замечая в глазах этих людей одобрение, видя, как некоторые спешат откликнуться на её просьбы, стараются подставить плечо, поняла, что не ошиблась.

   А когда поняла, просто взорвалась негодованием: неужели они не видят какая она? Как могут сочувствовать этой ледышке? Как могут хотеть ей помогать? Она их гипнотизирует, что ли?!

   Я-то знала Валенту. Эта женщина вместе со своими сыновьями пробралась в мой дом, вытеснила меня оттуда, украла у меня отца, а теперь пытается захватить ещё и контроль над компанией моих родителей. Неужели никто не видит, что она подлая, хладнокровная змея?

   - Понимаешь, Саша, - проговорил Андрей, отпуская наконец дверцу шкафчика и чуть сдвигаясь в сторону в ожидании своей чашки из кофемашины. - Она ведь горит здесь, за троих выкладывается. И молчит. Никому не жалуется, тянет на себе работу двоих, а то и троих. Наверное, даже ночует здесь.

   Леонид кашлянул, сжал недовольно губы и в упор посмотрел на Андрея. Это явно было предупреждение. Высоченный начальник отдела закупок оторвался от каких-то далей, куда глядел с отсутствующим выражением, мельком глянул на меня, на Леонида, обвёл взглядом офис за стеклянной стенкой и немного не к месту добавил в попытке смягчить впечатление:

   - Про ночевки это только подозрения.

   Мне было не интересно, где она ночует, мне было важно другое: откуда у всех эта убежденность, что отец не горит делом, нашим семейным делом? Мне кажется, что его встречи и командировки бесконечны, он бывает в офисе от силы один день в неделю, и то, если сложить те урывочные часы, что он здесь бывает.

   И я раскрыла глаза ещё шире, поощряя мужчину говорить дальше.

   - Для неё наша компания очень важна, а вот для босса... - продолжил он.

   Что? Ну, ну скажи!

   Я обвела взглядом мужчин в стеклянном закутке. На всех без исключения лицах было написано согласие — босс не горит, босс не заинтересован. Я так разозлилась, что просто не описать! Мой отец — владелец, он создавал эту компанию, и он не заинтересован?! И я кинулась на его защиту:

   - Но он пропадает целыми днями! Так часто ездит на переговоры! - Моё непонимание не было наигранным, я в самом деле не понимала. - А эти постоянные совещания... Он, наверное, и дома не бывает!

   Мне хотелось поддеть зазнаек и хоть чуточку им отомстить. Ну надо же сказать такое: мой отец и не занимается своим детищем! Просто возмутительно! Но трое мужчин переглянулись. На лицах появились улыбки, и в них была насмешка и даже ехидство. Я не поняла, что тут такого смешного?

   - Ну да, переговоры, совещания... - протянул Роман, отворачиваясь к кофемашине.

   Леонид дернул бровью, Андрей тихонько хмыкнул, но ни один так и не пояснил. Не хотите отвечать? Ну, подождите! У меня ещё не все вопросы кончились.

   - А почему у леди-босс нет секретаря? – как хорошо быть недогадливым, бестактным, любопытным оспо, не имеющим чувства меры!

   Леонид хмуро посмотрел на меня, а Роман, не поворачиваясь от шумящей кофемашины, опять заговорил:

   - Прежний уволился, а нового не одобрил босс. Там такая история сложная...

   Леонид перебил, явно стараясь замять тему:

   - Так уж получилось. Секретаря найти непросто, нужен и толковый, и ответственный, и верный. Такое сочетание редко встретишь. И ещё, Саша...

   - Да? - любопытство бурлило во мне, как перебродившие дрожжи.

   - Следи за временем.

   Я ткнула пальцем в комм и бросила взгляд на засветившиеся цифры.

   - Вы намекаете, что пора работать? - переспросила на всякий случай, и на всякий же случай сделала это строго.

   - Ты догадливое существо, Саша, - улыбнулся мне Леонид. - Ты иди устраивайся на новом месте, а то может леди-босс уже что-то нужно.

   Я посмотрела на них по очереди. Хотела с негодованием, а получилось, как обычно - с удивлением. И пошла в приёмную мачехи. Устраиваться.

ГЛАВА 13.

Было страшновато сидеть возле двери мачехи, почти в её логове. Тревожило воспоминание о мужчине с носом-картошкой и широкой талией - а вдруг она вот так же и меня уволит? Мало ли что я могу не так сделать? Я ведь не училась секретарскому делу.

   Но мачеха, как ни странно, не испытывала меня на прочность. Её задания были простыми и незатейливыми:

   - Саша, сделайте копии вот этих бумаг. Саша, принесите чаю. Саша, передайте вот эту папку в отдел закупок. Саша, соберите вот этих людей через полчаса в моём кабинете.

   Бумаги сложены в аккуратную стопочку, чашка с блюдцем стоит на краю стола, папка - там же, люди указаны в списке на маленьком квадратном листочке. Мне можно ничего не отвечать, ей - даже не поднимать головы от работы.

   Может, как человек она и дрянь, но управленец отличный. Я призналась себе в этом не сразу, а тогда, когда редких появлений Ильи я стала бояться больше, чем общения с Валентой. И не только Ильи. Вообще, практически любой работник «Волшебства» напрягал меня больше, чем мачеха. И вот когда я это поняла…

   Да, я чувствовала себя немного предателем. Но самой себе объяснила это так: у леди-босс однозначно сильный организаторский талант, и не учитывать этого было бы нелепо и легкомысленно. Поэтому я всё же признала Валенту отличным руководителем и тут же присвоила ей высший уровень опасности.

   Лара так-то меня просто выслушивала, а тут, услышав про уровень опасности, хмыкнула и спросила:

   - Ребёнок, ты там не заигралась?

   - Лара, - сказала твёрдо. – Ещё даже не начала. И я настроена серьёзно, потому что мне очень не нравится состояние моей компании.

   Но тут, как бывало довольно часто в наших с ней беседах по комму, на заднем плане послышался шум, звон разбитого стекла, крик, и Лара, пробормотав извинения и поспешное: "Давай, пока!" - отключилась. А я и в самом деле почувствовала этот настрой: я в самом деле была крайне серьёзна.

   Да и в офисе моё положение немного изменилось, повышая собственную самооценку: Леонид к огромному моему удовольствию освободил от уборки мусора, будто этим хотел сказать, что я перехожу на новый уровень в офисной иерархии. А про разборку почты я молчала, продолжая заниматься этим, не спрашивая разрешения и не прося кому-то это перепоручить.

   В конце недели моего секретарства мачеха вызвала меня к себе и с едва заметной улыбкой спросила:

   - Саша, как вам компания? Как работа? Сильно устаёте?

   Хотелось сказать "пф!", но я промолчала, посмотрела в потолок, будто что-то вспоминая, и пожала плечами. Так же по-птичьи - резко и рвано - ответила:

   - Не знаю, нормальная работа. Не устаю.

   - Вам нравится?

   Хороший вопрос. Я ведь ни разу не задумалась о том, что говорить о работе коллегам или вот начальству, мачехе, например. Привычно склонив голову набок, стала просчитывать, как лучше ответить.

   - Наверное, да, - неожиданно для самой себя сказал честно. - Нравится.

   Улыбка Валенты стала чуть шире, едва-едва, почти незаметно. И мачеха, кажется, вздохнула. Тоже едва заметно. А может, мне только показалось.

   - Что-то ещё? - уточнила я на всякий случай.

   Она глянула на меня изучающе, а потом просветлела лицом:

   - Да, конечно! Подготовьте, пожалуйста, самую большую переговорную к концу рабочего дня, - я мгновенно активировала комм на запись, фиксируя её слова, – доска, фломастеры, бумага, пишущие принадлежности.

   Кивнула, принимая задание.

   - На сколько человек? – я прикидывала в уме, хватит ли у нас бумаги на это совещание, и не стоит ли заранее сбегать на склад. – Чай-кофе? Свои или внешние?

   Она поблагодарила кивком - вопрос действительно был важным: для представителей партнёров или других заинтересованных лиц принято было делать чай в фирменной поющей кружке и после переговоров дарить её. Если человек уже недавно получал фирменный подарок, то стоило поднять историю встреч и полученных им подарков, чтобы приготовить хотя бы календарь с логотипом компании.

   - Организуйте на двадцать человек, чай-кофе не нужны - все свои, до буфета сами доберутся, - она чуть заметно улыбнулась и ушла в работу, практически мгновенно переключив внимание на экран настольного комма.

   Когда я уже была возле двери, вдруг снова окликнула меня:

   - Саша, извините, ещё минуту.

   Я обернулась. Её пальцы бегали по виртуальным клавишам, а взгляд она старалась держать обращённым ко мне, но то и дело отвлекалась на экран.

   – Проконтролируйте, чтобы стены переговорной затенялись и… - она, потёрла переносицу, закрыв глаза и тихо выдохнула: - И ещё одна просьба. Почти личная: сходите, пожалуйста, в пачечную, заберите мою одежду. Только когда уже совещание начнётся и стены в переговорной будут непрозрачными, а из офиса все разойдутся. – Она убрала руку и глянула на меня вопросительно. - Хорошо?

   Оспо не сердятся, не обижаются, - да-да, всё помнят, но органически не способны на обиды, - они же не я, чтобы взбрыкнуть в такой момент. Оспо любопытны и скорее согласятся на эксперимент, а поход в прачечную за одеждой для леди-босс это невероятно ценный для интернатовского оспо опыт. А я сейчас оспо, я оспо Саша Просто, и я ужасно люблю всё новое и необычное.

   И я заставила себя кивнуть.

   На стол лег узенький исписанный бланк, тонкий палец подвинул его к краю, а мне послали неуверенный – да что б меня подняло и уронило! - просящий взгляд.

   - Скорее всего, сильно задержимся с этим совещанием, боюсь, не успею сама. Адрес на квитанции.

   Меня едва не перекосило - это что же, мне теперь и в домашних делах мачехе помогать? Ну привет! Я, как настоящая Золушка, должна заниматься гардеробом Валенты? Сдерживая неприязнь, уточнила:

   - Нести куда?

   - Сюда, - мачеха махнула рукой. И от этого движения на дальней стене за её спиной отодвинулся шкаф и открылся... открылась... В общем, небольшое отгороженное пространство, в котором просматривалась стойка для одежды и кусочек дивана.

   Сказать, что я удивилась - не сказать ничего. Даже раздражение моё куда-то делось.

   - Хорошо, - проскрипела я, взяла квитанцию и ушла.

   У себя за высокой стойкой долго сидела и, замерев, думала. Это что получается, Роман прав и мачеха в самом деле живёт в кабинете? Потрясла дредами и потерла виски. Нет, не может быть. Чепуха какая-то. Но… Если это правда, то… Зачем же тогда было выдавливать меня из моего родного дома?

   Работа шла через пень-колоду, и всё потому, что мысли бились, словно мухи о стекло, о нерешенный вопрос. Но к нужному времени я подготовила совещание, разрешив себе думать, что Валента просто отсылает меня из офиса, чтобы я не поняла, о чём они будут совещаться. Глупое, конечно, объяснение, и так понятно о чём – о выставке, но так было легче смириться с тем, что у меня личное поручение мачехи, а я иду его выполнять.

   Вечером, проводив взглядом спокойную фигуру Валенты, шедшей с толстой папкой на совещание, проследила, чтобы стены переговорной, куда зашли руководители всех отделов и служб «Волшебства» затенились, закончила со всеми делами, дожидаясь, пока уйдёт последний работник офиса и, запихнув в глубокий карман своего длинного безразмерного свитера квитанцию, двинулась на выход.

   Прачечная была буквально за углом, и весь недолгий путь туда и обратно я размышляла, пытаясь соединить концы рвущегося у меня под руками понимания. Когда я с шуршащей охапкой одежды входила в здание, меня остановил охранник.

   - Саша, - сказал он и нерешительно помялся, поджимая губы.

   - Да? - Я сделала шаг к нему.

   - Леди-босс ещё у себя? – поднял он на меня глаза.

   - Совещание у них сейчас. На третьем.

   - Хорошо, я подожду, - сказал пожилой мужчина с облегчением и поправил форменную кепку.

   Кепка сидела нормально, а вот его немного дрожащие пальцы и это суетливое и явно лишнее сейчас движение, будто руки не находящих себе места, выдавали волнение. Хм. Волнуется и при этом хочет встретиться с мачехой?

   Наклонила голову набок и ещё раз внимательно к нему присмотрелась. Да, немолодой уже, скорее даже пожилой, волнуется сильно, места себе не находит, снял кепку, мнёт её и вздыхает. С чего бы это?

   Солидный возраст, седые волосы… Пожилые работники не особенно ценятся нанимателями, а если в компании ещё и могут позволить себе уволить... Я сложила всё, что знала, и всё, что видела в "Волшебстве", подумала и ужаснулась: неужели мачеха собирается уволить этого охранника, а он хочет просить её этого не делать? Представила, как этот немолодой человек будет унижаться перед высокомерной Валентой, и горло перехватило.

   - Что-то случилось? - спросила тихо, чувствуя, что маска оспо сползает с лица, как старая краска, потерявшая своё магическое усиление.

   И если мои догадки верны… В мозгу зрел план: лучше его к отцу отвести, он чуткий и добрый, он сможет посочувствовать и помочь, раз Валента снова свою змеиную сущность проявляет.

   - Нет, что вы! Поблагодарить хотел леди-босс, - охранник смущенно улыбнулся - вокруг глаз собрались веселые морщинки - и снова надел кепку. - Помогла она мне очень, и не только мне.

   Он глянул на меня и опять отвёл взгляд. А я только сейчас заметила, что смотрю на него поверх очков широко раскрытыми, полными недоумения и неверия глазами.

   - Не удивляйтесь так. Леди-босс узнала, что моя дочка тройню родила и выписала мне премию, сказала, что за долгую верную службу, - продолжил он горячо, будто я пыталась возражать, а нужно было убедить меня в святости Валенты во что бы то ни стало. - Это ж тройня! Сколько им сразу всего нужно! Дочка сама не справляется, мы-то с женой работаем, и ей пришлось даже няню нанимать. Как же эти деньги пригодились!

   Охранник умилённо вздохнул и махнул рукой.

   - А раз совещание, успею ещё сказать. Извините, Саша, что задержал. Думал, может, упустил леди, и ушла она уже.

   Я кивнула и двинулась к лифту.

   Перекинутые через плечо пакеты с одеждой шелестели тонкой упаковочной плёнкой, а мысли в голове прыгали совсем без звука, но так сильно, что меня качало, пока я вызывала лифт, а потом ехала на третий этаж.

   Поблагодарить? Премия? Мозг отказывался верить.

   На этаже было пусто, и только сквозь мутные стенки большой переговорной лился свет и шевелились размытые силуэты – совещание шло своим чередом.

   Мачехин кабинет встретил меня вспыхнувшим светом и открывшимся от движения руки проходом в… Спальную? Ну, назовём это личным уголком отдыха – решила я для себя.

   Развесила вешалки с одеждой на стойке возле дивана. Четыре блузки, два костюма, два платья - набор как раз на шесть дней. Мда… Эти ребята, офисные начальники, кажется, знали больше, чем показывали.

   Я расправляла одежду под тонкой шелестящей бумагой, а сама рассматривала это странное место. Покрывало на диване было красивое, пушистое. И можно было бы подумать, что это в самом деле просто место отдыха, если бы не стойка с одеждой и подушка. Узкая подушка в белоснежной наволочке.

   Я потрогала ткань. Гладкая, блестящая, шёлковая. Дорогая. Такие на диванные подушки для красоты не одевают.

   На таких спят.

   Взялась двумя пальцами за уголок и легонько потянула вверх. Под подушкой лежали, аккуратно сложенные, простыня и тонкое магически улучшенное одеяло. Отпустила белый шелковый уголок.

   Верхний ящик маленького комода, скорее тумбочки, стоявшей рядом с диваном, был чуть приоткрыт – что-то мешало закрыться. Одним пальцем я потянула за металлическую ручку. Ящик легко выкатился вперёд, предъявляя свои внутренности: косметика, кремы, расчёска. Вот она как раз и мешала, не помещаясь в переполненное тесное пространство. Задвинула назад и вышла из кабинета.

   Не понимаю. Просто не понимаю...

   Мачеха ночует в офисе, работает за троих, премии выписывает многодетным дедушкам, но при этом, по сути, выгнала меня из дома, женила на себе моего отца, а теперь его третирует, доводя до приступов ярости...

ГЛАВА 14.

Я оформляла на большом офисном комме доклад для мачехи.

    Она с каждым днём давала мне всё более сложную работу, и сегодня был апогей: по её наброскам и куче статистики из разных отделов я пыталась собрать что-то цельное и стройное. С одной стороны, это было здорово, ведь в меня верят, мне доверяют, я справляюсь. И чувство собственной значимости наполняло меня радостью, почти восторгом. Ну, и кроме того, я работаю в компании отца и помогаю ему. А с другой стороны… Именно эта работа в это время и на этом месте не что иное, как помощь мачехе, своему врагу.

    Первое чувство владело мною почти всё время, пока я занималась работой и не видела или не слышала Валенту. И меня это чувство радовало - я жила полной жизнью, реализовывала себя, использовала знания, которые получала в Плянии. Хотя, конечно, это было не совсем той работой, на которую я рассчитывала.

   Второе чувство я вспоминала в основном вечером, когда разговаривала с Ларой. На болтовню у нас было минут десять-двадцать, пока она летела в м-каре от одного места работы к другому, поэтому это чувство владело мной недолго. Хотя и сильно.

    И это было ещё одним моментом, что заставлял меня мучиться: почему досада такая короткая? Чем дальше, тем чаще приходилось себе напоминать, что эта женщина — мачеха — мне неприятна, что она подлая змея, что она мне не друг. Делая для неё всё более и более ответственную и сложную работу, и радуясь этому, я корила себя: мне должно быть стыдно, что я предаю отца и память о маме.

    Но эти терзания прекращались, едва мы заканчивали разговор с Ларой, а виртуальный экран компа угасал. Мои мысли мгновенно переключались на текущие вопросы: что поужинать, что из еды взять с собой на работу и как бы не забыть с утра привести себя в порядок, то есть обязательно надеть парик с дредами, натереть губкой с осветлителем лицо, а ещё - после работы зайти в большой магазин одежды, чтобы выбрать себе очередной безразмерный свитер или ещё одни мешковатые брюки линялых тонов.

   В выходной, если не приезжала Лара – а приезжала она крайне редко - я добросовестно делала уборку в её квартире. Просто мне было неловко, что она не брала с меня деньги, отговорившись тем, что я должна буду присматривать за её пустующим жильём. Вот я и присматривала как могла — убирала, чистила, красила, стирала, наводила порядок там, куда Лара не дотягивалась в свои редкие выходные.

    И, конечно, мысли чаще были заняты текущими делами - квартирой или работой, то есть тем, как справиться с порученной работой, чем тем, кто её поручил.

    И вот я оформляла материалы по новинкам последнего года в презентацию, когда услышала уже знакомый, а потому заставивший напрячься крик - снова скандалил отец. Звуки шли из его приёмной. Но, в отличие от прошлого раза ещё от своего кабинета кричал:

    - Где она? Где Валента?

    Он ворвался в приемную мачехи и слепым от гнева взглядом шарил вокруг. Я ничего не могла сказать - застыла, будто парализованная: я никогда не видела его таким, даже в прошлый, так поразивший меня, раз он не терял человеческого облика, а сейчас...

    Красное, даже багровое лицо, выпученные глаза с лопнувшими сосудами, оскаленный рот, натягивающий жилы на шее, кулаки с побелевшими костяшками. Одежда, всегда элегантная и аккуратная, смотрелась как помоечное тряпьё. И вдруг этот разъярённый взгляд уткнулся в меня.

    - Ты, ошибка природы! - заорал он.

    Я подавилась воздухом, а глаза стали больше очков. Что? Ошибка природы? Мой добрый и ласковый отец не может так обращаться к человеку, к оспо! Я знала - не мог… Нет. Папа не такой! Он хороший!

    Но на меня медленно надвигался озверевший мужчина со сжатыми кулаками, на лице которого была написана ненависть. Он цедил он с утробным рыком:

    - Где Валента, где она, эта дура набитая?! Ну?

    С этим "ну!" он навис надо мной. И я вжалась спиной в стул. Ответ на его вопрос был очевиден, но я не могла ничего сказать, потрясённая, парализованная страхом, его безобразным видом и чудовищным поведением. Единственное, что у меня получилось - скосить глаза в сторону кабинета.

    А там, в открывающемся проёме, я увидела спокойное, ледяное лицо мачехи. Она стояла на пороге и смотрела на отца ничего не выражающим взглядом. Проговорила тихо и спокойно:

    - Ты искал меня, Ян? Я здесь. Проходи, - и посторонилась.

    Отец сорвался с места, как карающий меч при виде преступника, и влетел в кабинет, а Валента на секунду задержала на мне взгляд, мягко улыбнулась и слегка кивнула, будто хотела успокоить.

    И закрыла за собой дверь.

    Она! Улыбнулась! Мне! Сейчас...