Я еще не жила. Книга 2. Дети солнца. Дарья Торгашова

Оглавление

• АННОТАЦИЯ
• ГЛАВА 1
• ГЛАВА 2
• ГЛАВА 3
• ГЛАВА 4
• ГЛАВА 5
• ГЛАВА 6
• ГЛАВА 7
• ГЛАВА 8
• ГЛАВА 9
• ГЛАВА 10
• ГЛАВА 11
• ГЛАВА 12
• ГЛАВА 13
• ГЛАВА 14
• ГЛАВА 15
• ГЛАВА 16
• ГЛАВА 17
• ГЛАВА 18
• ГЛАВА 19
• ГЛАВА 20
• ГЛАВА 21
• ГЛАВА 22
• ГЛАВА 23
• ГЛАВА 24
• ГЛАВА 25
• ГЛАВА 26

АННОТАЦИЯ

В борьбе за абсолютную власть и земное бессмертие воскрешенный египетский жрец Сетнахт и его сообщники готовы на все. Этель похищают, чтобы завладеть древним амулетом-скарабеем и получить решающее преимущество. Однако скарабей - орудие праведных и служит далеко не каждому.

   Хью Бертрам добивается успеха и открывает салон художественной фотографии. Его клиентками становятся не только современные молодые дамы, но и неумерщвленные. А фотографии, которые служат отличной рекламой салона, вдруг оказываются порталами, ведущими в иные реальности...

ГЛАВА 1

Сетнахт некоторое время взирал на пленницу с глубоким удовлетворением. У Этель в первый миг от страха язык прилип к небу, тело отказалось повиноваться; и она машинально отмечала самые несущественные детали облика бывшего пророка Амона.

   Он был одет в восточном духе, в просторный темно-бордовый халат с драгоценными гранатовыми застежками. Без сомнения, настоящими.

   Потом страх вернулся с новой силой. И к нему добавился еще один страх. Неужели эти существа были способны не только лишать воли, но и влиять на чувства… управлять ею, как марионеткой? И что они намеревались сделать с ней?..

   — Что… что вы хотите…

   Собственный голос прозвучал жалко и неубедительно.

   Сетнахт кивнул, слегка улыбаясь.

   — Садись.

   Этель несколько мгновений не могла сдвинуться с места; тогда второй похититель, выдававший себя за Фокса, быстро подошел к ней, чтобы без церемоний схватить под руку и усадить. Отвращение и ненависть вернули ей способность действовать; и пленница, пошатываясь, подошла к отодвинутому от стола стулу и села.

   Сцепила руки на коленях и подняла глаза на египтянина.

   Теперь она могла спросить уже спокойнее:

   — Что вам от меня нужно? И что это за место?

   Этель поняла, что ее не собираются убивать, — во всяком случае, не теперь.

   Сетнахт прошелся по комнате, мягко ступая своими турецкими туфлями. Судя по обстановке, это был чей-то кабинет, — возможно, самого покойного Маклира. Египтянин повернулся к Этель, сложив руки на груди.

   — Это Америка, — губы жреца тронула улыбка, — но остальное тебе знать ни к чему. И твои друзья нескоро тебя найдут. Все твои друзья, — свистящим шепотом прибавил он.

   Этель сжала кулаки под столом. Она решила хотя бы попытаться держаться с главарем «темных ночных» на равных.

   — Я… поняла. Но ведь ты похитил меня с какой-то целью? И тебе нет смысла долго меня прятать?

   Сетнахт снова улыбнулся: его черные глаза заискрились.

   — Ты умная женщина, Этель Кэмп. У нас с тобой, без сомнения, еще найдется, о чем поговорить. Но сейчас у меня нет на это времени.

   Жрец величественно вышел, оставив после себя легкий запах кедрового масла — бальзамический запах. Этель дернулась со стула, но дверь уже захлопнулась. И едва Этель сделала шаг, как ее остановил голос напарника и подчиненного Сетнахта.

   — Стоять и не двигаться.

   Этель повернулась лицом к врагу, и у нее кровь застыла в жилах… Впервые она как следует его разглядела. У неумерщвленного, который выдавал себя за Джастина Фокса, были такие же серые глаза и бледная кожа. Он одевался с таким же старомодным шиком. Но этим сходство и ограничивалось — глядя в бесцветное, типично английское лицо нелюдя, который заманил ее в ловушку, Этель не сомневалась, что он способен убить ее без малейших колебаний. А возможно, и пытать…

   Но только если прикажет хозяин. Этот холуй не сделает ничего без приказа Сетнахта! Этель как могла постаралась приободрить себя этой мыслью, когда неумерщвленный направился к ней.

   — Идемте, — приказал он. — И без глупостей.

   Он открыл дверь, пропуская Этель вперед; и, когда она вышла, взял ее под локоть холодной рукой. Галантный кавалер мгновенно превратился в тюремщика. Он повел ее куда-то вниз по лестнице, потом снова вверх… Этель пыталась осмотреться, но они двигались слишком быстро. Вот опять коридор с рядом дверей и занавешенным окном в конце: плюшевые портьеры, паркетные полы, медные ручки — ей показалось, что планировка и интерьер напоминают загородный дом Кэмпов. Больше Этель ничего не успела понять: тюремщик втолкнул ее в одну из комнат и захлопнул дверь.

   Она несколько мгновений стояла, пытаясь прийти в себя и прислушиваясь к удаляющимся шагам… а потом рванула ручку.

   Дверь не поддалась: так Этель и подумала.

   Она глубоко вздохнула и осмотрелась. Это была спальня — женская или супружеская… Вид огромной кровати под пыльным балдахином заставил ее вздрогнуть. Но комната производила впечатление нежилой. В дальней стене было окно: Этель подбежала к нему и рывком раздвинула тяжелые шторы, чихнув от пыли.

   Снаружи, насколько хватало глаз, простирались пожелтевшие поля; и вдалеке виднелась кромка леса. В эту чащу уводила покрытая выбоинами проселочная дорога. Но ни одного прохожего; и никаких следов человеческого жилья.

   Этель медленно отошла от окна и села в кресло, глядя на камин, который очень давно не разжигали. Даже будь ее похитители простыми смертными, и то — отыскать ее было бы очень непросто. Америка — еще девственная страна с необъятными просторами и огромными частными владениями… Судя по всему, это загородный дом одного из деловых партнеров Маклира — совладельцев его предприятий или кого-нибудь из их друзей… Сюда они приезжают поохотиться и расслабиться после трудовых будней.

   Вернее, приезжали, — пока не подпали под влияние неумерщвленного жреца Амона! А теперь этот дом в полном его распоряжении.

   Что же ему нужно? Каких уступок он попытается добиться от Амины и ее сторонников с помощью Этель?

   Она встала, заломив руки в перчатках; топнула ногой, прошлась по комнате из конца в конец. Есть ли в этом доме кто-нибудь еще, живой или мертвый?.. Ведь кому-то же поручили о ней заботиться!

   Этель снова двинулась к двери, вопреки здравому смыслу. Она с силой дернула ручку, потом еще раз. Она готова была закричать, и будь что будет!..

   Но тут она услышала приближающиеся легкие шаги, перестук каблучков. Это был не мужчина! А потом в замке повернулся ключ, и дверь отворилась.

   Вошла горничная — самая настоящая: в черном форменном платье, белом кружевном переднике и наколке. Она закрыла за собой дверь и улыбнулась пленнице.

   — Добрый день, мэм!

   Она помедлила, глядя на Этель.

   — Вам что-нибудь угодно?

   А Этель, глядя на женщину, вдруг ощутила дикий, почти неконтролируемый порыв… А если она попытается отобрать у нее ключ, выскочить и запереть горничную снаружи?.. Очевидно, женщина это почувствовала, потому что быстро шагнула назад; взгляд ее метнулся к двери.

   — Не вздумайте! — предупредила она шепотом. — Там — сильная охрана, даже если вы мне не верите!.. И куда вам идти?

   — А если я все-таки не верю?

   Этель сделала шаг… И замерла, увидев дуло пистолета. Горничная, которая была по совместительству охранницей, быстро вытащила маленький дамский «браунинг» из кармана платья и направила на нее.

   — Не двигаться!.. Пожалуйста, — быстро прибавила женщина. — Поверьте, всем будет только хуже!

   — Ладно!.. Уберите!

   Нервы Этель в конце концов не выдержали. Она попятилась от вооруженной горничной, ощутив, что позорно близка к истерике.

   — Пожалуйста, спрячьте оружие. Я не сбегу.

   Противница наконец убрала «браунинг».

   — Мое имя Джудит Маккензи, — сообщила она; и улыбнулась, как будто ее дружелюбие могло улучшить ситуацию. — А вы миссис Кэмп, правильно, мэм?

   Этель устало усмехнулась.

   — Да.

   Она попросила:

   — Не будете ли вы так добры принести мне поесть? И разжечь камин?

   — Сию минуту.

   Джудит взяла коробку спичек с каминной полки и принялась разжигать камин. Когда она присела, вороша кочергой березовые поленья, Этель снова ощутила искушение попытаться напасть на нее со спины… но это было бы подло. И могло слишком плохо кончиться: стрелять Этель не умела, а эта американка почти наверняка.

   За решеткой весело разгорелось пламя.

   — Ну вот, теперь не замерзнете, — сказала горничная, выпрямляясь. — Сейчас принесу вам обед.

   Она отперла дверь и быстро вышла. И запереть снова не забыла. Этель вздохнула и принялась раздеваться: она так и осталась в пальто, перчатках, тяжелых осенних ботах. Только шляпку потеряла при переброске.

   Джудит вскоре вернулась с полным подносом еды: дымящийся картофель, консервированная кукуруза, свиная отбивная, ежевичный пирог. Этель невольно улыбнулась.

   — Кажется, вам не велено морить меня голодом? А руки у вас можно вымыть?

   Джудит заколебалась. Потом кивнула.

   — Я вас провожу в ванную. Если пожелаете выйти или вам что понадобится, звоните. — Она показала на шнур над кроватью. — Я всегда здесь.

   Потом нахмурилась.

   — Идемте, мэм.

   Она скользнула рукой по карману… будто ненароком, но Этель вспомнила про «браунинг» и вздрогнула.

   Они вышли, и Джудит пропустила ее вперед.

   — Сюда, пожалуйста.

   Узница и надзирательница дошли до конца коридора, где оказалась ванная комната. Старомодно отделанная, но вполне чистая. Этель тщательно вымыла лицо и руки; и почувствовала себя значительно лучше.

   Они молча вернулись в комнату.

   — Если вам ничего больше не нужно, мэм, я пойду.

   Этель кивнула. Она вдруг почувствовала, что настал момент.

   — Скажите, Джудит, а вы хорошо представляете себе, кто ваши наниматели?

   Ей показалось, что горничная дрогнула… Но потом ее лицо снова стало непроницаемым, и она ответила:

   — Вполне.

   — И вы давно на них работаете?

   Американка кивнула.

   — Да. Давно.

   Этель почудился в ее словах какой-то намек… уж не значило ли это, что Джудит знала саму Амину?.. Но нет, нельзя зарываться!

   — А сколько всего человек в доме? Вы ведь не одна?

   — Есть помощник по кухне. Есть еще другие слуги, они приходят и уходят. Это большой дом… Вам может показаться, что тут нет никого, кроме меня, но это ошибка, — предостерегающе прибавила горничная.

   Она оглянулась на дверь.

   — Тут постоянно бывают люди… и не только.

   — Я поняла! — Этель в волнении подалась вперед. — А, скажите…

   — Нет, достаточно, мэм!

   Лицо Джудит мгновенно стало жестким.

   — Я представляю, кому я служу, а вот вы, похоже, ничего не понимаете, — она понизила голос до шепота. — Они следят не только за словами, но и за мыслями!.. Я видела… как они выворачивают людей наизнанку, это чудовищно… Люди потом сходят с ума. Со мной такого никогда не делали, но могут!

   — Все ясно! Извините!

   Этель непритворно ужаснулась услышанному. А потом изумилась самой себе. Вот она уже и извинялась перед своей тюремщицей — перед женщиной, которая нашла себе такое место службы!

   Но теперь она отчего-то начала сочувствовать Джудит Маккензи. Возможно, на нее тоже оказали давление, если не хуже.

   И никто не бывает однозначно плох. Даже… даже…

   Почувствовав, что эта казуистика заводит ее слишком далеко, Этель тряхнула головой и попросила:

   — Уйдите, пожалуйста.

   Джудит кивнула и оставила пленницу.

   Этель поела с аппетитом, несмотря ни на что. Немного погодя Джудит принесла ей чай. Этель поколебалась, но потом все же спросила:

   — А библиотека в этом доме есть? Я ведь тут умру от тоски! Неизвестно еще, когда…

   — Тише!..

   Джудит прижала палец к губам.

   — Да, есть библиотека, и, кажется, неплохая. Я могу вас проводить. Выберите, что вам понравится.

   — Вот за это спасибо!

   Библиотека располагалась в крыле напротив. И по дороге Этель убедилась, что Джудит не блефовала: она несколько раз видела фигуры, прячущиеся в тенях, которые едва ли принадлежали людям. В одной из этих фигур Этель узнала своего похитителя, мнимого Фокса: ее пробрал озноб, и она чуть не бросилась обратно. Но потом заставила себя дойти до конца.

   Библиотека, возможно, и была неплохой — но ею, похоже, почти не пользовались, старые книги отсырели и заплесневели. Этель наугад вытащила с полки увесистый том Харди. Ей было почти все равно, что читать: только бы убить время. Пока… пока не станет ясно, зачем ее тут держат!

   Когда они вернулись в спальню, Джудит сказала:

   — Если захотите переодеться, тут в платяном шкафу есть халаты. В комоде домашние туфли. Я попозже принесу вам белье, щетку для волос и прочее.

   — Спасибо.

   Этель впервые за долгое время вспомнила, что на ней траурное платье. Это вдруг страшно отяготило ее. Не из эгоизма… а просто навалилось сразу слишком много.

   Она переоделась в стеганый халат и кожаные домашние туфли с меховой оторочкой, которые нашла в ящике комода. Теперь она выглядела совсем неприлично; и, уж конечно, неподобающе для встречи с врагом! Но Сетнахту была явно безразлична ее наружность. Его интересовало совсем другое…

   Этель передернулась. Чтобы отвлечься, она раскрыла книгу.

   Сосредоточиться никак не удавалось — она по нескольку раз перечитывала одно и то же место; но, по крайней мере, так прошел день до вечера. В спальне были часы, по которым она отсчитывала время своего заключения.

   Поглядывая на стрелки, Этель мучительно задумывалась о муже, брате и остальных… Что с ними?.. Ей так хотелось верить, что все в порядке!

   Но ведь Сетнахт будет торговаться с Аминой, используя ее как заложницу, не так ли?.. Значит, Амина и ее сторонники пока не пострадали! Или же нет? А вдруг Сетнахт сумел как-то отплатить Меранху за измену?

   Этель схватила себя за волосы, когда ее поразила эта мысль. Нет, нет, она не будет об этом думать!

   В семь часов пришла Джудит, которая принесла ужин. Потом она принесла стопку белья и целый новый набор предметов дамской гигиены.

   Этель с чувством поблагодарила ее. Она ощутила, что начинает привязываться к своей заботливой надзирательнице…

   Она поужинала, после чего Джудит сопроводила ее в уборную и ванную. Охранница терпеливо дожидалась под дверью, пока пленница вымоется. С водой и отоплением здесь было все в порядке.

   Пожелав Этель спокойной ночи, Джудит шепотом сказала:

   — Наверное, завтра. Будьте готовы.

   — Благодарю вас.

   Этель ощутила неподдельную благодарность. Джудит делала для нее все, что позволяло ее положение… и, кажется, даже больше. Только бы ее не подставить!

   Этель забралась в кровать, застеленную свежим бельем. Она закрыла глаза… казалось, что она вовсе не уснет, в таком месте и после таких потрясений. Но незаметно провалилась в глубокий черный сон.

   Пробуждение ее было ужасно. Ее потрясла за плечо ледяная рука… это была не Джудит, а тот самый нелюдь-убийца, мнимый Фокс.

   — Встать.

   Перепуганная Этель скатилась с постели, потянув за собой одеяло.

   — Идти? Куда?..

   — Он желает вас видеть немедленно. Одевайтесь и идем.

   У убийцы хотя бы достало такта отвернуться, пока она надевала чулки и платье… Причесаться Этель уже не успевала, осталась с растрепанной косой. Она поняла, что еще ночь… или, вернее, раннее утро, часа четыре. Пошатываясь со сна, она направилась туда, куда ее вел «Фокс».

   Этель осознала, что ее нарочно подняли с постели, — чтобы она растерялась, не могла дать отпор… Кажется, на допросах в тюрьмах пользовались такими приемами. А может, у Сетнахта действительно не нашлось другого времени, и он только что прибыл?..

   «Фокс» втолкнул ее в знакомый кабинет. Из-за стола поднялась высокая фигура — на сей раз египтянин, как и сама Этель, был весь в черном.

   Жрец молча смотрел на нее, будто оценивал или чего-то ждал. И Этель сумела выговорить:

   — Чего ты хочешь от меня?

   Сетнахт улыбнулся.

   — Мне нужен скарабей.

ГЛАВА 2

У Этель все поплыло перед глазами... Цепкая рука «Фокса» подвела ее к стулу, и молодая женщина опустилась на него, сознавая только одно: что она погибла.

   Но немного погодя дурнота отступила, и Этель снова взглянула в лицо врага. Сетнахт сел в кресло напротив и внимательно наблюдал за нею. В этом выражении были и наслаждение палача, и любопытство экспериментатора... и нетерпение. Египтянина действительно интересовало, что сейчас скажет его жертва.

   Этель собрала остатки мужества. Она холодела от сознания конца, но сумела выговорить:

   - Амина на это никогда не согласится. Скарабей для нее важнее всего, и она ни за что не пойдет на такой обмен. Она гораздо скорее... пожертвует мной!

   - Ты уверена?

   Жрец усмехнулся.

   - Вот как ты, оказывается, думаешь о вашей светлой властительнице! Большинство вам подобных достаточно лишь слегка припугнуть, чтобы услышать всю правду!

   Этель ощутила внезапный стыд. Приступ паники заставил ее забыть, как самоотверженно Амина возвращала к жизни двоих своих учеников. Она забыла и то, как царица мертвых, пролив свою кровь, воскресила египтян эпохи Рамсеса, один из которых сидел сейчас перед нею!

   - Но даже... даже если такое решение для нее будет нелегким...

   Этель судорожно вздохнула, кусая губы.

   - Я знаю, что властители во все времена умели жертвовать меньшим ради большего. А Амина настоящий... политик. Разве не так?

   - Так, - согласился Сетнахт. - Но ты упускаешь из виду одно обстоятельство.

   Он склонился к пленнице через стол, и Этель невольно подалась назад.

   - Амулет сохранит силу, лишь пока его хозяйка будет этого достойна. Ты ведь знаешь, как верили люди Та-Кемет? Твое сердце всегда судит тебя, оно - не твое и будет свидетельствовать против тебя на последнем суде! Вот единственная истина, которую я вынес нетронутой из моего прошлого!

   В голосе египтянина послышалась горечь, как будто сползла маска, которую он все время носил.

   А Этель вдруг ощутила надежду. Если действительно священный скарабей утратит силу, стоит его хозяйке совершить настоящую подлость... даже руководствуясь при этом «государственными соображениями»...

   - Но понимает ли это она? - воскликнула Этель. - А если скарабей перейдет в твои руки, разве станет он служить тебе? Учитывая, чем ты сам...

   Она осеклась. А Сетнахт рассмеялся. Он поддернул рукава, и блеснули самоцветы в перстнях, украшавших его крупные руки.

   - Чем таким мы отличаемся, Этель Кэмп? Моя... природа и природа госпожи Амен-Оту одинакова. И я, и она существуем за счет умножения людских несчастий. Почему же Хепри(1) не станет служить мне так же верно, как ей, если я получу его без насилия?

   - Как ты... Как ты можешь сравнивать!

   От возмущения Этель забыла страх.

   - Вы убиваете, мучаете, шантажируете, сводите людей с ума... Вы бесстыдно вторгаетесь в души людей, нарушаете все возможные границы! Госпожа Амен-Оту, в отличие от тебя, борется со своей теперешней сутью... Она сознает, что должна в скором времени умереть, если хочет искупить то, чему стала виной! Чтобы спастись самой и спасти вас всех!..

   - «Спастись». «Искупить», - с кривой усмешкой повторил пророк Амона. - Что значат эти слова? Скажи, Этель Кэмп, ты причисляешь себя к христианам - тем безумцам, которые верят, что все люди своими страданиями расплачиваются за грех прародителей, Адама и Евы? Особенно Евы?..

   Он снова рассмеялся.

   - Все беспомощные женщины, такие, как ты, над которыми совершается насилие ежедневно, ежечасно; в этот самый миг, когда мы с тобой говорим... Младенцы, умирающие голодной смертью... Безнадежно больные... Бедняки, у которых богатые отнимают последнее; жертвы бесчисленных человеческих войн, которые затеваются по ничтожным поводам... Всемилостивый и всемогущий Бог, который должен даровать нам искупление, видит все это от начала времен - и беспрепятственно позволяет этому свершаться. Разве твой собственный рассудок не оскорбляет подобная мысль?

   Египтянин вперил в нее сверкающий мрачный взгляд. И Этель поняла, что это уже не игра, - бывший служитель Амона Фиванского сам неоднократно задавался этими тяжкими вопросами.

   Этель облизнула губы.

   - Я никогда не была особенно верующей, господин Сетнахт. И думаю, что Господь, если Он есть, совсем не таков, каким мы Его воображаем. Может быть, Он всеведущ - но не всемогущ и тоже ошибается! Может быть, Он неспособен вмешаться в естественные законы развития, установленные раз и навсегда, чтобы не нарушить равновесие всего сущего! А возможно, Он неспособен противостоять каждой свободной человеческой воле. Ведь все это зло... или большую часть его... творят сами люди.

   - Тогда твой Господь или бесконечно слаб - или Он на нашей стороне, - усмехнулся Сетнахт.

   - Но я верю в закон возмездия, - прибавила Этель с жаром. - Закон воздаяния по справедливости! Именно смерть для каждого становится венцом...

   - Ты сейчас видишь перед собой того, кто умирал и был возвращен, - перебил ее Сетнахт. - Это тоже допустил твой Бог... или закон воздаяния по справедливости? Мы вернулись, чтобы и дальше причинять страдания живым!

   Этель сжала кулаки.

   - Но ведь на самом деле вы не живете! Вы... паразитируете на живых, существуете только за наш счет, за счет всего светлого, что есть в людях!.. Ты и твои приспешники вернулись в наш мир лишь благодаря тому, что Амина хотела вам добра!

   Она перевела дух. Грудь молодой женщины бурно вздымалась.

   - И только ее великодушие, ее сердце позволяет вам жить.

   - Пожалуй, ты права, - согласился жрец. В его черных глазах снова зажглись насмешливые огоньки. - И как ты это объяснишь?

   - Я не знаю.

   Пыл Этель угас. Она уронила руки, чувствуя, что больше не в силах продолжать этот спор.

   - Вы убили старого Маклира... и моего отца. Это ведь ты приказал его убить? - прошептала она.

   - Маклира я убил сам. Настало время, - хладнокровно признал египтянин. - Но твоего отца я убивать не приказывал... Впрочем, я знаю, что ты мне не поверишь, - в его глазах снова мелькнула насмешка. Как будто все реакции собеседницы были просчитаны им наперед.

   И это опять страшно возмутило Этель.

   - Кто же тогда убил отца? - воскликнула она.

   - Несчастный случай. Которым мы удачно воспользовались. Наше отличие, Этель Кэмп, в том, что мы умеем пользоваться такими случайностями.

   Он встал; Этель показалось, что он воздвигся над нею как башня.

   - Ваша царица хочет умереть! Я не намерен ей препятствовать - но сам считаю, что это очень глупо, особенно для таких, как мы. Я хочу жить... бесконечно долго... и я буду полезным! Так, как Амен-Оту не может себе вообразить. Гораздо полезнее любого смертного!

   - Неужели? - не сдержалась Этель.

   Сетнахт улыбнулся.

   - Да, миссис Кэмп. На самом деле я верю в предопределенность, в закономерности - их гораздо больше, чем случайностей. И воскрешение нас четверых, уж конечно, не было случайным. Поразмысли сама: существа, подобные нам, будут рождаться и впредь. Рука, выпускающая их обратно в мир, не оскудеет, пока люди не изменятся! Насколько справедливее, говоря твоими же словами, можно сделать жизнь, если подчинить их всех единой воле - единой и почти вечной, если не вечной?.. Если упорядочить существование неумерщвленных, внести свои законы...

   Этель приоткрыла рот... и не нашлась, что сказать. Об этой стороне существования неумерщвленных она никогда ранее не задумывалась! А если Сетнахт прав - и для него благороднее будет остаться жить, а не умереть во второй раз?..

   «Но ведь его побуждение совсем не благородно. Он просто ищет себе оправдание, оправдание всем будущим гнусностям, - лихорадочно подумала она. - И все-таки надеется заслужить прощение в конечном счете! Он верит в неизбежное воздаяние, даже если не признается самому себе!..»

   Тут Этель спохватилась. А если египтянин читает ее мысли - в эту самую минуту?..

   «Но нет, едва ли, - подумала она, кусая губы. - Джудит говорила: это сводит людей с ума. Шальную мысль они могут уловить, да им это и необязательно - достаточно просто быть хорошими психологами, как Сетнахт. А настоящее вторжение в разум похоже на изнасилование... Это так же больно, бесстыдно и непоправимо...»

   Но, несмотря на все эти доводы, Этель стало очень неуютно, когда Сетнахт вновь взглянул на нее. Она заерзала на стуле. Общее направление ее мыслей египтянин наверняка улавливал!

   Сетнахт снова величественно сел напротив; он положил руки на стол и соединил кончики пальцев. Теперь торжествующая улыбка не покидала его гладкого темного лица.

   - Я люблю читать и размышлять, миссис Кэмп. Я полюбил чтение... теперь, в этой жизни. Какие вы счастливцы, новые люди! И даже не понимаете этого!

   - Я понимаю, - с жаром произнесла Этель.

   Она быстро опустила глаза. Неужели она начала соглашаться с этим существом? Неужели у нее нет никакой собственной позиции - и она готова поддаться любому негодяю, у которого хорошо подвешен язык?..

   Тем более, что Сетнахт не любой, далеко не любой!

   Египтянин зашелестел одеждами; раздался стеклянный звон, а потом журчание. Этель вскинула глаза: Сетнахт разливал по бокалам темно-красное вино. Бутылка давно стояла на столе - или ее только что принесли?..

   - Выпей со мной, - произнес хозяин кабинета.

   - Я не буду...

   Сетнахт слегка пожал плечами.

   - Если бы я пожелал овладеть твоим разумом, я обошелся бы без этого.

   Этель, поколебавшись, взяла бокал.

   - За что пить?..

   - За успех. За твой и за мой! Выпей со мной, женщина нового мира, - глаза Сетнахта вспыхнули.

   Они сдвинули кубки, и Этель, прикрыв глаза, сделала несколько глотков. Букет был прекрасным, и у нее сразу загорелись щеки.

   - Спасибо.

   Жрец поставил бокал. Его улыбка исчезла, взгляд стал тяжелым.

   - Ты, конечно, понимаешь, что сейчас ты полностью в моей власти. Твое согласие мне ни в чем не нужно.

   - Тогда зачем...

   - Затем, что я предпочитаю обходиться без насилия, когда это возможно. Я помню о цене.

   Этель вздрогнула. Те же самые слова она столько раз слышала из уст Меранха и самой Амины!..

   Сетнахт поднялся, расправив складки одеяния. Этель быстро встала следом: она почувствовала, что аудиенция окончена.

   - Иди спать. Я дал тебе много пищи для размышлений, - египтянин сузил глаза. - Я постараюсь ускорить это дело. Но излишняя спешка нам ни к чему, не правда ли?

   Этель медленно отступила к двери. Она почувствовала, как «Фокс» сделал шаг к ней, но продолжала глядеть только на Сетнахта.

   - Вы уже дали знать Амине, что со мной? А моей семье?..

   - Амен-Оту знает. Столько, сколько ей нужно знать. Думаю, она сама решит, как изложить это твоему мужу и брату.

   Этель кивнула и повернулась. Конвоир схватил ее под локоть, но Этель даже не взглянула на него: внутри она вся кипела... Она никак не ожидала такого поворота беседы!

   «Фокс» довел ее до спальни и закрыл дверь. Этель несколько мгновений стояла, бессмысленно глядя в темноту; потом подошла к кровати и, разувшись, плюхнулась на нее прямо в платье.

   Сетнахт оказался еще умнее и опаснее, чем всем им представлялось!.. Молодая женщина сжала руками голову, пытаясь справиться с нахлынувшими эмоциями.

   Неожиданно она вскрикнула, пораженная, будто молнией, новой мыслью.

   А если Амина, узнав о планах Сетнахта, пожелает взять их себе на вооружение? Если она тоже раздумает умирать и «спасаться» - если выдающаяся жрица эпохи Эхнатона сочтет, что это она, старшая из всех, наиболее достойна бесконечно долго править потусторонним миром и наводить в нем свои порядки?.. Конечно, можно посчитать, что Амина женщина и потому в конце концов окажется слабее; но ведь она тоже давно уже не женщина, а демоница, как и Сетнахт! Если Амен-Оту поддастся на это искушение?.. Между ними двоими может начаться такая битва титанов, что не снилась никаким греческим мифотворцам!

   А полигоном для них окажется весь человеческий мир - во всяком случае, весь западный мир.

   Этель застонала и, бросившись ничком на постель, уткнулась лицом в подушку. Может ли она в таком случае вообще возвращаться к своим?.. Кому должен принадлежать священный жук, и кому он лучше послужит? Как тут предскажешь?

   - Завтра... завтра будет видно, - прошептала Этель. Она утерла ладонью непрошеные слезы, постаравшись поверить в эти слова. Получалось плохо; но в конце концов она так и уснула не раздеваясь.

   1 «Хепри» - др.-егип. «скарабей».

ГЛАВА 3

Амина Маклир отперла дверь своей съемной квартиры на Мэйн-стрит в Бойсе. Она вошла и захлопнула дверь, отгородившись от всего мира. Механически повесила пальто на крючок и стала стягивать белый шарф. Замерла, не сняв его до конца.

   Она редко могла себе позволить быть одной - а тем более теперь, когда на нее велось наступление по всем фронтам, как выражались современные люди... Но это уединение было необходимо. Она прогнала от себя всех, и даже Джастин Фокс - Роберт - не смел ее беспокоить.

   Но мысль, что ее верный Роберт рядом, за стеной, приносила облегчение. Знал ли он сам, как много стал значить для нее? Египтянка улыбнулась сама себе, а потом снова стала холодной и сосредоточенной.

   Она за эти дни сделала все возможное, чтобы отыскать Этель Кэмп. Но Сетнахт спрятал ее слишком хорошо. Он их переиграл!.. Заложница находилась в таком месте, где ни разу не бывала ни сама Амина, ни ее сторонники. Во всяком случае, никто из тех, кто был к ней достаточно близок и чей духовный след она могла бы обнаружить - или связаться мысленно... Но это самый короткий путь, и в конечном счете самый затратный!

   Царица мертвых осознала, что они превысили свой лимит - слишком часто пользовались дарованными им сверхчеловеческими способностями, и враги получили над ними преимущество. То ли потому, что Амина и ее приверженцы исчерпали свои ресурсы, то ли потому, что нарушился баланс тонких сил, которые трудно поддавались измерению. Эта... потусторонняя бухгалтерия была им неподвластна: ни «дневным», ни «ночным», ни «темным», ни «светлым»! Они умели и знали гораздо больше смертных, но точно так же играли вслепую.

   Амина воспользовалась и своими земными каналами. Но люди Маклира тоже ничего не смогли найти - или, что более вероятно, кто-то из них был осведомлен о том, где держат заложницу, но они не желали переходить дорогу влиятельным конкурентам. Контрольный пакет акций «Маклир армз» достался молодому и алчному Полу Спрингфилду, который со стороны казался настоящим «волком с Уолл-стрит», но на самом деле был человеком Сетнахта, выполнявшим все его указания. Такие самоуверенные самцы даже легче других поддавались демоническому влиянию, о котором не подозревали...

   Конечно, Сетнахт тоже понял, что этими способностями нельзя пользоваться бесконтрольно: иначе последствия даже для неумерщвленных могут оказаться непоправимыми... Но, судя по всему, своим лимитом он распорядился лучше, чем она.

   Амина прошла в спальню. Она прижала руку к груди и медленно отняла от нее скарабея, который грел ее ладонь живым светом. Ощущение, как всегда, было такое, словно она оторвала от себя часть души - но эта часть души обладала независимым суждением... В такую неподкупность духа еще тысячи лет назад верили ее сородичи; но Амен-Оту казалось, что только она - и только теперь прочувствовала вполне, что это значит.

   Египтянка печально усмехнулась, вглядываясь в драгоценный амулет. Обыкновенный синий лазурит - правда, в Египте этот камень считался божественным; но по свойствам он ничем не отличался от других, и был гораздо более хрупким, чем гранит и базальт, - камни, в которых увековечивали себя фараоны. Но как-то Амина попробовала сжать скарабея в руке со всей силой. Со всей своей теперешней силой! И он не поддался - только нагрелся в ее ладони так, что чуть не обжег. Амина поняла, что ее хранитель сердца останется неподвластен никакому обычному воздействию - до тех пор, пока не покачнутся космические весы истины, сокрытые от них всех...

   Амина не знала, где держат миссис Кэмп; но знала, какой выкуп за нее потребуют. Скорее всего, Этель прятали где-то в окрестностях Солт-Лейк-Сити, в чьем-нибудь загородном доме, - и там же находилась штаб-квартира «темных». А значит, это место охранялось по высшему разряду! Если они накроют там Сетнахта, это будет огромной удачей; но пока что на подобное рассчитывать не приходилось.

   Что ж, Сетнахт в скором времени объявится сам - и тогда начнутся переговоры.

   Вдруг Амина ощутила себя ужасно усталой. Она закрыла лицо руками и подавила рыдание. Никому нельзя показывать свою слабость - она должна для всех оставаться несокрушимым оплотом, путеводной звездой, следуя за которой, не страшно даже шагнуть за последнюю грань! Но как страшно порой бывало ей самой...

   Амина неожиданно круто повернулась и поспешила назад в прихожую. Вышла на площадку и постучала в дверь напротив.

   Ей открыли сразу - как в тот день, когда уехал Хью Бертрам, давным-давно. Но с тех пор изменилось все.

   - Роберт, - произнесла она.

   - Амина...

   Он понял тотчас. И пошел за ней не говоря ни слова; они едва вспомнили о том, чтобы запереть дверь. Хотя вряд ли кто-нибудь им помешал бы.

   Она потянула его в спальню. Они срывали друг с друга одежду и задыхались, прижимаясь друг к другу пылающими телами и тут же отстраняясь. Как будто задавали один другому последний вопрос.

   Наконец Джастин Фокс обхватил ее лицо ладонями и глубоко заглянул в глаза:

   - Ты уверена?.. А он?

   - Да, Роберт... С ним уже никогда... Теперь смертельно, точно знаю... И после этого!..

   Больше они не говорили. Даже думать было трудно! Они говорили телами и душами; и Роберт Гейл не помнил себя, растворяясь в блаженстве и торжествуя, жадно забирая все. Сбывалось то, что он представлял себе тысячу раз. Наконец-то она принадлежала ему! Она по-настоящему нуждалась в нем!.. И такой ее не знал даже тот, соперник, смертный мальчишка. Амина всхлипывала, двигалась навстречу Роберту с яростью и отчаянной нежностью; и так же он любил ее. И ее экстаз был быстрым и бурным, и самым искренним: с ним она обнажила свою душу до конца.

   Потом они обессиленно лежали на смятой постели, и Роберт нежно перебирал ее черные волосы. И вдруг его возлюбленная подскочила, будто пружина, и схватила что-то с прикроватного столика.

   - Что?..

   Скарабей, ну конечно! Амина с явным облегчением всматривалась в синего жука, окруженного ореолом голубого света.

   - Ты прямо как на часы смотришь, - усмехнулся он. - Будто тебя дожидается ревнивый муж.

   - Роберт, это не шутки!

   - Ты теперь каждый раз будешь его проверять? - поинтересовался он, придвигаясь ближе.

   Она слегка шлепнула его по губам. И действительно сердилась.

   - Ты же знаешь, что дело не в этом... Я чувствую, что мне простительно, а что нет. И если я начну сверяться с амулетом, как с часами, вот тогда я и вправду окажусь достойна презрения!

   Роберт улыбнулся. Но ему снова стало удивительно хорошо: она не отрицала, что хочет повторения! Он нежно отвел ее спутанные волосы с лица и поцеловал.

   - Но ты снова напоминаешь себе о том, кто ты...

   Да. Амен-Оту была прирожденным монархом, умеющим отделять любовь от политики, - так же, как та, великая королева, которую он знал при жизни. Все еще обнаженная, все еще его, рядом с ним, - она уже поднялась над ним, взвешивая судьбы всех.

   Амина накинула себя ворсистое покрывало; она подняла голову, сурово взглянув любовнику в глаза. И он знал, о чем она сейчас думает. О том, что немногие мужчины могли бы быть рядом с нею так близко, как он, и не покуситься на ее власть; немногие понимали всю ее ответственность - и свою также. А еще они оба сознавали другое. Что древним амулетом могла владеть только она сама - или один из ее египтян; только им он являл свою магию во всей полноте!

   Роберт Гейл никогда бы не покусился на трон своей королевы. Потому ли, что он любил ее? Потому ли, что сознавал все это?.. Он не мог бы себе ответить окончательно; но теперь его уверенность в ней и в себе только окрепла.

   Амина положила скарабея обратно на столик; она подставила Роберту губы, и они тихо поцеловались. Потом они встали и принялись одеваться, быстро и сосредоточенно. Когда они опять взглянули друг на друга, то были полностью одеты и застегнуты на все пуговицы - вновь превратившись в королеву и ее первого советника.

   Почти.

   - Может быть, кофе? - предложил Джастин Фокс.

   Амина вспыхнула. Конечно, вспомнила тот июльский день, - но тогда они угощались кофе у него на квартире.

   - С удовольствием.

   Они отправились на кухню. В ее квартире англичанин хозяйничал так же уверенно, как в своей. Амина присела и ждала, облокотившись на стол и наблюдая за ним из-под полуопущенных век; ей хотелось немного продлить это блаженное чувство... Когда они уже не были так опасно, бесповоротно близки; но все еще сохраняли единение. Только на двоих.

   - Прошу вас, ваше величество.

   - Благодарю.

   Они так и остались на этой чистенькой кухне, где пахло свежемолотым кофе и ванилью. Некоторое время пили, не говоря ни слова.

   Джастин Фокс исподволь поглядывал на скарабея, украшавшего грудь его повелительницы под пенистым кружевом воротничка.

   - Вы теперь только ожидаете...

   Амина поставила чашку на блюдце.

   - Да. Мы испробовали все. Даже через зеркало... никак. Впрочем, может, это они нарочно? Вы же знаете, для женщины худшая пытка - это не давать ей зеркала.

   Оба рассмеялись. С тех пор, как Амина Маклир приблизила к себе его, в ее речи все чаще звучал не только английский акцент, но и английский юмор.

   - Скорее всего, зеркало ей дают, но карманное, - предположил Фокс. - И на дом наложена очень хорошая защита.

   - Ну, это и так понятно. Впрочем, такая связь и духовная близость - разные вещи. Я бы все равно не обнаружила ее местопребывания подобным способом.

   Египтянка допила кофе и, промокнув губы салфеткой, поднялась. Фокс встал следом, ожидая распоряжений.

   - Мы отправляемся в Нью-Йорк немедленно. Обычным способом, - она это подчеркнула, и ее помощник кивнул. - Особняк... да, думаю, там пока чисто. Пусть даже пошел третий день.

   Они направились к двери. Для Фокса собраться было делом недолгим, а госпожу, разумеется, придется ждать.

   - Брать билеты на этот вечер? Я быстро обернусь.

   Египтянка кивнула... и благодарно поцеловала его. Потом рассмеялась и еще раз поцеловала, видя, как осветилось его лицо.

   - Нет, все. Иначе мы на этом не остановимся!

   Она уперлась ладонями ему в грудь. А Фокс перехватил ее руку и сильно сжал.

   - С ним у тебя... точно кончено?

   - Да. Еще тогда, в Египте. - Амина отвернулась, и лицо ее ожесточилось. - А теперь... Он в Нью-Йорке, бедный мальчик, и весь извелся. Муж, конечно, тоже очень переживает, но и то меньше. Хуже всего, что он ничем не может помочь.

   - Нет, - тихо ответил Фокс.

   Она удивленно воззрилась на него.

   - Хуже всего то, что он понимает - вы уже расставили приоритеты, ваше величество.

   Египтянка побелела, губы ее сжались.

   - Так ты вообразил, что...

   - Нет, конечно! Ведь я вас знаю... как никто другой, - он слегка поклонился. - Но тем не менее.

   Амина вздохнула и не ответила.

   - Идите, не теряйте времени.

   Фокс вернулся через сорок минут с билетами на семь вечера. Амина была уже готова. Полтора часа, оставшиеся до отъезда, они провели каждый у себя; но на вокзал отправились вдвоем и места заняли в одном купе.

   На другое утро после разговора с пророком Амона Этель проснулась поздно, с головной болью. И обнаружила, что ее верхнюю одежду забрали, - и пальто, и кашне, и перчатки, и ботинки. Может, еще вчера, а она была в таких расстроенных чувствах, что не заметила?.. Джудит, которая принесла ей завтрак, не подавала виду; а Этель не стала спрашивать. И так понятно, что это элементарная мера предосторожности против побега.

   - Хозяин уехал? - спросила она, когда горничная пришла забирать посуду.

   - Да, - ответила Джудит, не глядя на нее. Она не стала уточнять, кого узница имеет в виду. - Еще ночью уехал, мэм, когда вы спали.

   Этель подобралась, теребя свою косу.

   - Вы мне не скажете, где я нахожусь? Хотя бы приблизительно?..

   - Извините, мэм. Не велено, - коротко ответила Джудит.

   Сегодня дружелюбия у нее поубавилось. Случилось что - или, может, кто-то из начальства сделал внушение?.. Хотя, когда горничная ушла, у Этель возникла мысль, которая ее несколько приободрила. У «темных» тоже наверняка имелось ограничение на магию! «Помню о цене» - это, опять-таки, не из благородства, а из соображений выгоды; но все же.

   Однако время тянулось очень тоскливо. Весь первый - то есть второй день ее заключения Этель совсем никуда не выпускали, и ничего не давали, кроме книг из библиотеки. Сетнахта не было, и Джудит не знала - или не говорила ей, когда он явится. На другой день Этель разрешили спуститься вниз «подышать», и даже выдали ей пальто и обувь. Однако гуляла она под охраной жуткого «Фокса», который так и не назвал ей своего имени: его имени не знала и Джудит, сказавшая, что «этот господин шифруется». Но цепного пса Сетнахта, похоже, боялись все здесь, и не только люди.

   Снаружи было холодно, так что пар вырывался изо рта при дыхании, и пасмурно. В такую погоду обычно бывает видно даже дальше, чем при ярком солнце; но Этель не разглядела ничего, кроме полей и уже знакомого леса с северной стороны. Впрочем, то, что ее выпустили из дома под охраной так свободно, было дурным знаком; как и то, что с позавчерашнего дня в поле зрения не появлялось ни одного человека. Скорее всего, на это место была наложена защита, и серьезная.

   А потом пошел град, и Этель была рада вернуться под крышу.

   У нее сразу же опять отобрали верхнюю одежду. Оказавшись запертой в стенах теплой спальни, Этель все еще ощущала на себе пронизывающий холод взгляда своего тюремщика; и не знала, скоро ли еще захочет прогуляться в его обществе.

   Впрочем, приоткрывать окно по утрам и вечерам, чтобы проветрить комнату, ей тоже позволили - и это тоже не сулило ничего хорошего. Однако пленница, осознав, какую роль она сама и магический скарабей могут сыграть в планах Сетнахта и Амины, не была уверена - сбежит ли она, даже если представится такая возможность... Неизвестность и разлука с семьей и всеми покровителями становились все страшнее и невыносимее с каждым часом.

   Так, однако же, прошло целых десять дней: Сетнахта все не было. Ей разрешили не только читать, но и писать, но никаких записок никто у нее не взял бы.

   Джудит упорно отказывалась сообщить, где они находятся; однако о себе кое-что рассказала. Она была замужем, но ее муж уже четыре года как сгинул на золотых приисках на Аляске. Собственных детей у нее не появилось, но приходилось помогать и поддерживать деньгами двух сестер, с семью племянниками и племянницами. Во всяком случае, Этель быстро стало ясно, что миссис Гровер Маккензи, соломенная вдова, будет мертвой хваткой держаться за место, где хорошо платят, - даже за такое...

   На одиннадцатый день Джудит пришла необычно взволнованная.

   - Хозяин здесь! И вам велят собираться! Куда-то поведут!

   - Ну, наконец-то, - прошептала Этель.

   Она не видела себя сейчас - у нее было только маленькое ручное зеркальце; но почувствовала, как побледнела. И узница стала надевать принесенную одежду, стараясь ни о чем не думать.

ГЛАВА 4

За ней явился сам Сетнахт. Несмотря на страх, Этель чуть не прыснула, увидев его, - на нем было черное каракулевое пальто, которое придавало египтянину до нелепости цивильный вид. Ему, в отличие от Амины, современные европейские наряды совсем не шли.

   «Как удачно, что ему не надо показываться в обществе, а достаточно быть «серым кардиналом»», - промелькнуло у пленницы в голове.

   Но когда Сетнахт приблизился к ней, все мысли выветрились, остался один ледяной ужас. К счастью, он не стал к ней прикасаться; окинув Этель взглядом, жрец сделал повелительный жест и повернулся, приглашая следовать за собой.

   В коридоре их, разумеется, ждал «Фокс».

   Встретившись взглядом с охранником, Этель поспешила отвести глаза. Волчара, никакой не лис!.. А все же было в нем несомненное сходство с настоящим Фоксом... Возможно, перевоплощаться нелюдям удавалось не в кого угодно, а только в тех, кто прежде принадлежал к тому же... социуму и был близок по крови?..

   Этель занимала себя этими рассуждениями, только чтобы не бояться. Но потом стало не до того. Они быстро проследовали вниз - Сетнахт впереди, а «Фокс» замыкающим. Но снаружи охранник нагнал Этель и схватил под локоть.

   - Спокойно, - проговорил он.

   Сердце Этель бешено забилось. Она поняла, что сейчас ее куда-то перебросят... возможно, понадобится отойти подальше от дома. Сетнахт жестом указал «Фоксу» направление: Этель заметила, что египтянин избегает называть его по имени в ее присутствии. Но нет - он назвал!

   - Вивиан, - произнес жрец.

   Британец поклонился.

   - Прошу, милорд.

    А Этель готова была поклясться чем угодно, что имя фальшивое. Впрочем, это как раз ни о чем не говорило: большинство неумерщвленных взяли себе новые имена...

   «Фокс», он же «Вивиан», отвел пленницу на обочину дороги и жестом пригласил своего господина присоединиться к ним. А Этель ощутила невольное злорадство: без своего лакея могущественный Сетнахт был совершенно неспособен к подобным перемещениям.

   А потом их подхватило неведомой силой и затянуло в омут; и через несколько мгновений выбросило, как рыб на берег. Этель упала на бок и больно ушиблась о мерзлую землю. Едва она успела подняться на ноги, кривясь и потирая локоть, как вновь ощутила на рукаве хватку «Фокса». То есть Вивиана.

   - Стоять, - холодно приказал он.

   Впрочем, она и не собиралась никуда бежать. А когда Этель огляделась, у нее упало сердце. Картина изменилась, но не в лучшую сторону - такой же частный дом в глуши; только справа была роща, а позади овраг. И ухабистая дорога, по которой редко когда проедет лошадь или телега. Сколько же у них всего таких «явок»?..

   Правда, этот домик был гораздо скромнее ее тюрьмы: бревенчатый, в один этаж, как жилища первых американских поселенцев, и довольно запущенный. Дверь была даже не заперта; она громко заскрипела, когда британец толкнул ее. Он пропустил вперед сначала Сетнахта, а потом Этель.

   Внутри пахло довольно приятно - сухими травами, которые были пучками развешаны по стенам; и комнаты оказались опрятнее, чем ожидала заложница. Правда, мебели почти не было, но это место, похоже, использовалось довольно часто. Как база или перевалочный пункт.

   Этель сразу поняла, что произойдет, когда переступила порог второй комнаты. В ней оказалось только большое, до потолка, зеркало и несколько стульев.

   Она сейчас увидит Амину!.. И хотя мысль об этом ее обрадовала и взбудоражила, Этель ощутила разочарование. Но, в самом деле, она ведь не ожидала, что царица мертвых явится за ней лично?..

   «Не такая уж я важная персона», - промелькнуло у нее в мыслях. Тут она впервые ощутила у себя на плечах руки Сетнахта, горячие как лава даже в перчатках и тяжелые. Этель не удержалась от вскрика: жрец направил ее к стулу перед зеркалом и усадил. А сам остался стоять позади. Она увидела отражение их обоих вместе; заметила легкую торжествующую усмешку Сетнахта и вздрогнула.

   Неожиданно Этель поняла, что они тут только вдвоем, а Вивиан остался снаружи. А потом все мысли исчезли: образы ее и Сетнахта расплылись, и на смену им явились другие.

   Именно другие! Прямо напротив Этель стояла Амина, в платье из переливчатого бархата стального цвета... с ярким скарабеем на груди. А слева, за ее правым плечом, вырисовывалась черная фигура настоящего Джастина Фокса. Он казался - и был! - верной тенью своей госпожи.

   Неожиданно Этель поразила догадка: что теперь эти двое... Но додумать она не успела. Амина заговорила первой, как следовало хозяйке положения, - и по-английски.

   - Приветствую тебя, Сетнахт. Тебе есть что мне предложить?

   Ее голос был суровым, но смуглое лицо оставалось невозмутимо.

   - Вот, - Сетнахт быстро склонился над Этель, и пленница вздрогнула и подобралась. Потом египтянин опять схватил ее за плечи, и Этель подавила вскрик. - Тебе этого недостаточно?..

   Царица мертвых несколько мгновений холодно молчала, глядя на Этель так, словно не знала ее никогда. Потом она произнесла:

   - Нет, недостаточно.

   Внутри у Этель все оборвалось... А Сетнахт вышел из-за ее спины и стремительно шагнул к зеркалу.

   - Вот как?.. Или ты не осознаешь, что смерть - еще даже не худшее, что может с ней случиться?.. А если я прикажу прямо сейчас изувечить нашу маленькую заложницу?

   Египтянин с ледяной усмешкой обернулся к Этель.

   - Ее брат, возможно, продолжит ее любить, но муж... Ты сама знаешь, как быстро мужчины охладевают к женам, которые становятся... непригодны для брачной жизни. Или к обесчещенным женам. Но с этой может случиться и то, и другое, прямо сейчас, а ты будешь наблюдать!..

   Он усмехнулся.

   - А можно нанести ущерб, который будет столь же ужасен, хотя и незаметен глазу... Лекари этого времени научились исцелять многие телесные недуги. Но душевные они до сих пор не умеют не только лечить, но даже распознавать! Я могу очень легко лишить эту женщину рассудка, и даже ты потом не сможешь ей его вернуть!..

   Этель зажмурилась, почти перестав дышать, ощущая, как по телу разливается липкий ужас. Неужели это трехтысячелетнее чудовище и вправду способно осуществить свои угрозы?..

   Но тут в ее сознание опять ворвался голос царицы. Такой же ледяной, как у Сетнахта, но совершенно спокойный.

   - Ты не сделаешь ничего подобного, Сетнахт. Я знаю это, и ты тоже знаешь.

   Жрец издевательски рассмеялся.

   - Неужели? Почему?

   - Потому что тогда уже ты никакими силами не заставишь мой амулет служить тебе. И все будет напрасно, не так ли?

   Сетнахт отступил от зеркала, сложив руки на груди.

   - Кто тебе сказал, что я желаю именно этого? А если мне будет достаточно, что Хепри перестанет служить тебе самой?..

   - Едва ли, - возразила Амина.

   Этель наконец осмелилась снова посмотреть на нее. Но египтянка глядела только на Сетнахта, поверх ее головы, и обращалась к нему одному.

   - Ты, возможно, этим в конце концов удовольствовался бы... а как насчет твоих слуг? Ты знаешь, каковы настроения среди них?

   Она улыбнулась, но в глазах было презрение.

   - А давно ли ты спрашивал, чего желают твои двое братьев?

   - Мои двое братьев? - переспросил египтянин. Но он отлично понимал, кого противница имеет в виду.

   - Да. Они твои братья - и равны тебе во всем, как бы ты ни хотел обратного. А я твоя мать.

   Впервые Сетнахт, кажется, потерял дар речи...

   - Я не знаю женщины, которая дала тебе жизнь, но именно я отверзла твои очи для новой жизни! Ты дважды предал свою царицу и свою мать, Сетнахт. Ты уже забыл, какая кара ожидает того, кто совершит подобное, согласно нашему священному закону?

   - Ты мне не мать. И ты, и я - чудовища, давно забывшие своих родителей, - хрипло пробормотал египтянин.

   Амен-Оту не ответила. Она только выше подняла подбородок, глядя на него. И Сетнахт дрогнул.

   - Чего ты хочешь?

   Амен-Оту улыбнулась.

   - Это мы еще обсудим. Когда встретимся в следующий раз, и уже на моих условиях... А теперь спроси, чего хочет она!

   Этель давно осознала, что мечтать о немедленном освобождении нечего. Но, кажется, самая страшная угроза для нее тоже миновала. Этому следовало радоваться, не правда ли?

   - Я хочу, чтобы мне позволили передавать записки... моему мужу Гарри и моему брату, - произнесла она. - И чтобы мне позволили гулять. Одной, когда светит солнце!

   - Ты все слышал?

   Амина взглянула на Сетнахта.

   - Да, - уронил он.

   А Этель изумилась себе: неужели она выторговала так мало? И когда еще представится второй шанс?..

   Амина впервые посмотрела заложнице прямо в глаза.

   - Не бойся. Он тебя не тронет, и скоро ты будешь свободна.

   Этель кивнула. Она не очень-то в это верила; но своим взглядом египтянка вселила в нее бодрость и отвагу.

   Заложница увидела, как Джастин Фокс позади Амины шевельнулся: он ни разу не позволил себе вмешаться в переговоры, но показывал, что во всем поддерживает свою повелительницу. И вдруг Этель осенила неожиданная мысль.

   - Госпожа!.. Здесь есть один охранник, который меня похитил; он очень похож на мистера Фокса!.. И он...

   Но тут Сетнахт неожиданно бросился к ней и запечатал ей рот своей мощной рукой в черной перчатке; ноздри Этель забил запах новой кожи. Египтянин сдернул свою жертву со стула, так резко, что у нее чуть не оторвалась голова.

   - Пусти!.. - выдохнула она, когда чужая ладонь соскользнула с ее рта. Этель наугад лягнула своего мучителя, но жрец уже не держал ее. Когда Этель снова взглянула в зеркало, там было только ее собственное всклокоченное отражение с испуганными карими глазами. Контакт прервался.

   И Этель осознала, что едва не выдала Амине какую-то ценную информацию! Чем это обернется?..

   Она сжалась, когда Сетнахт снова взглянул на нее. Но египтянин уже был занят собственными мыслями.

   - Идем, - мрачно велел он, и молча шагнул за порог. Этель бросила прощальный взгляд в зеркало и последовала за ним.

   Когда Амина и ее поверенный вышли в коридор, царица велела:

   - Идемте в кабинет.

   Нью-йоркский особняк, где они находились, теперь тоже официально принадлежал новому владельцу «Маклир армз», Спрингфилду, но оставался в распоряжении вдовы Джеффри Маклира и племянницы покойного. Так они с ним договорились на последней встрече.

   Египтянка быстрым шагом проследовала в кабинет и с облегчением опустилась в кресло. Но в ее позе все еще ощущалось огромное напряжение последних минут. Она сжала руку в кулак и постучала по столу.

   - Ну, что вы об этом думаете?..

   Закрыв дверь, Фокс остался стоять посреди комнаты, с заложенными за спину руками. Он некоторое время размышлял. Потом разгладил свои каштановые усы и повернулся к госпоже.

   - Мне кажется, я знаю, о ком она говорила. Я почти уверен.

   Амина выпрямилась.

   - Вы знаете этого человека? То есть знали?

   Вне стен опочивальни они сохраняли весь привычный декор в обращении.

   - Это мой единокровный брат, - произнес Фокс.

   Даже она была изумлена.

   - Что?..

   - Да, ваше величество. - Ее возлюбленный тонко усмехнулся. - Вы позволите?

   Он взял себе стул и сел напротив.

   - Как вам известно, я был рожден знатным джентльменом. У моего отца, Дугласа Гейла, было четверо законных детей: кроме меня, еще двое братьев и сестра Камилла... их участь от меня ускользнула.

   Его лицо омрачилось, но немного погодя он продолжил рассказ.

   - И имелся один внебрачный сын, Генри. По крайней мере один.

   Фокс невесело рассмеялся.

   - Моя собственная жизнь тоже не была безупречно чиста, но я честно исполнял свой долг перед обществом. Я никогда не роскошествовал, однако пользовался всеми правами и привилегиями благородного джентльмена. А Генри отец отказал даже в праве носить его фамилию; и, по-видимому, мой единокровный брат промышлял тем, на что лондонское общество предпочитало закрывать глаза. Это было время великих свершений и самых славных побед империи... но это было очень лицемерное время.

   Рукой в перчатке с перстнем он поправил широкий белый галстук. А потом произнес, как самую обыденную вещь:

   - Само собой, Генри всю жизнь ненавидел наше семейство. Но именно я по какой-то причине вызывал у него наибольшую ненависть. Я бы даже не удивился, узнав, что он воскрес из мертвых исключительно из желания мне насолить и одержать надо мною верх.

   Амина невольно рассмеялась.

   - Да что вы!

   Фокс засмеялся вместе с ней.

   - Я бы не говорил так, если бы не узнал на собственном опыте, до чего мелочны бывают люди... Впрочем, - тут британец посерьезнел, - я не винил Генри в его чувствах тогда и могу понять теперь.

   Амина подалась к своему советнику.

   - И вы думаете, что это может как-то нам помочь?

   - Я надеюсь, - произнес Фокс. - Теперь, когда привычные средства временно нам недоступны...

   Амина прервала его жестом.

   - Прежде мы встретимся и переговорим еще раз. И вот тогда посмотрим, Роберт!

   Одна рука в перчатке крепко пожала другую.

ГЛАВА 5

Хью решил вернуться в Бойсе, когда отчаялся чего-нибудь добиться в Нью-Йорке для спасения сестры. Их маленький отряд развалился на глазах. Амина стала совсем чужой.

   Перебросив их в Нью-Йорк, «миссис Маклир» почти прекратила общение, заявив без обиняков, что смертные вряд ли окажут существенную помощь в этом деле, а если потребуется их привлечь - она даст знать. Такая бестактность египтянки потрясла и Хью, и Гарри, - ведь речь шла о судьбе близкого им человека и дорогой женщины!

   Несмотря на то, что Амина, скорее всего, была права. И теперь ей стало не до дипломатии...

   Однако спустя несколько дней царица мертвых встретилась с Хью, который опять поселился в дешевом квартале в Бронксе. Египтянка уже мягче объяснила, что не хочет подвергать их жизни лишней опасности. Ей самой предстоит выяснять отношения с пророком Амона, касающиеся и бизнеса старого Маклира, и политики мира неумерщвленных. Это были их собственные внутренние дела, в которые, по несчастью, оказалась втянута Этель...

   «Если ты сможешь помочь, я немедленно свяжусь с тобой, - сказала его бывшая возлюбленная. - Но сам ничего не предпринимай».

   «Я понял», - ответил он.

   Разумеется, Хью не собирался бездействовать, и никаких подобных обещаний давать не стал! Амина, естественно, тоже поняла, почему он уходит от ответа, и сразу же простилась с ним, не желая портить отношения окончательно.

   После того, как Амина исчезла в толпе уже по-зимнему хмурых, грубых и напористых нью-йоркцев, Хью еще долго стоял и смотрел ей вслед, засунув руки в карманы. Он понимал намного больше того, что было сказано. И догадывался, почему Амина избегает встреч и любых разговоров с ним.

   Что ж, Этель давно предсказывала, что именно так и будет, что Амен-Оту бросит его!.. Но теперь, чтобы узнать мнение Этель на сей счет, придется дать бой всему клану Сетнахта. Хью был готов - если бы только знал, каким образом вызвать этого врага на бой!

   Вдобавок, его все сильнее тревожило поведение Гарри Кэмпа. Муж Этель покинул Нью-Йорк еще раньше Хью, отправившись домой в Бойсе. Сказал, отводя глаза, что у него возникли «очень большие проблемы» в фирме, и раз уж он все равно пока бессилен что-либо сделать для спасения жены...

   «В общем, ты всегда знаешь, где меня найти», - скороговоркой закончил американец. Он похлопал шурина по плечу, фальшиво улыбнувшись, и исчез. С тех пор Хью Гарри больше не видел - и даже не пытался связаться с беглым мужем сестры, так был зол и растерян.

   Но теперь, сидя в поезде, который нес его из Нью-Йорка в Бойсе, Хью получил время, чтобы более хладнокровно обдумать ситуацию.

   Гарри Кэмп, скорее всего, был прав, помчавшись улаживать свои дела домой, когда ничем больше не мог пригодиться в Нью-Йорке... Хью смог сделать для освобождения сестры не больше него. Хотя сердцем Хью никак не мог принять такое поведение; и ему казалось, что тут кроются более глубокие причины.

   Он покинул купе и, подойдя к окну в коридоре, прижался горячим лбом к ледяному стеклу, слушая перестук колес. Он очень надеялся встретиться в Бойсе с Недом Спарксом.

   Они с приятелем действительно писали друг другу, как обещали, после того, как Хью вернулся в Англию. Но это никак нельзя было назвать полноценным общением. Хотя Хью подозревал, что во внутреннем мире художника Неда происходило куда больше событий, чем во внешнем. Он был из тех, кто способен выслушать и взглянуть на ситуацию под непривычным углом.

   Однако о событиях последнего месяца, которые произошли в жизни Хью, Нед не имел никакого представления. И вряд ли он мог бы как-то посодействовать другу, когда замешаны такие силы.

   Даже от новых «детей» Амины, Уаэнхора и Джосера-Хеперу, похоже, было не намного больше толку, чем от всех старых, наделенных сверхспособностями, - зря Амина так на них рассчитывала! Что говорить об обычных смертных!

   Однако Хью знал, что намного охотнее обратится за поддержкой к своему приятелю из простой фермерской семьи, чем к семейке Гарри Кэмпа. Хотелось бы знать, что драгоценный сынок им наговорил по поводу пропажи жены, и какие получил советы!

   Хью вспомнил, как прошлой весной они все втроем ехали в Бойсе на свадьбу Этель. Мог ли кто-нибудь из них представить себе, что...

   Молодой человек вернулся в купе и сел, мрачно разглядывая свои руки. Его собственное положение в Оксфорде было аховым; и, скорее всего, теперь уже не помогут никакие объяснения с преподавателями. Он унаследовал отцовский дом, это правда; однако не имел никаких видов на будущее и не представлял, чем станет заниматься, если эта история кончится благополучно. Он даже не знал, сможет выплачивать жалованье Паркерам - или ему придется рассчитать эту пару, прослужившую в их доме более двадцати лет... Все полетело в тартарары.

   А, впрочем, теперь неважно. Он научился отделять главное от второстепенного!

   Хью сжал руки в кулаки и ударил по сиденью.

   - Пожалуйста, пусть с моей сестрой будет все в порядке. Очень тебя прошу, - прошептал он.

   Хью не помнил, чтобы когда-нибудь молился сознательно и призывал Бога по правилам; вот и теперь не знал, к кому обращает свои мольбы. Но оттого они не стали менее искренними.

   В Бойсе Хью прибыл только двадцать девятого ноября. Была уже настоящая зима. Хью пожалел, что не оделся потеплее... в Англии они, конечно, об этом почти не думали. Но Гарри теперь уже у себя на квартире, а то и за городом, под крылом у матушки. Он, кажется, сказал, что сперва отправится домой к родителям, которые с ума сходят от беспокойства...

   Хью это порадовало. Меньше шансов столкнуться со свояком в городе.

   Молодой человек прямо с вокзала, со своими двумя чемоданами, поехал в пансион миссис Бэйтс на Мэйн-стрит. Он писал и телеграфировал Неду на этот адрес. И очень надеялся застать приятеля дома, хотя последнее письмо от него получил почти два месяца назад...

   А если Нед здесь, но не поверит ни единому его слову? Если он... одумался после того шокирующего признания Хью прошлым летом? Об Амине Хью ему ничего в письмах не рассказывал! Это было слишком его - слишком личное, слишком потрясающее...

   При входе швейцар посмотрел на Хью удивленно и подозрительно - однако пропустил.

   Нед оказался у себя. Он помогал своей семье на ферме - и вернулся какое-то время назад. Он посмотрел на друга почти с таким же недоверчивым выражением, как служащий пансиона, будто думал, что зрение его обманывает. А потом зеленовато-карие глаза американца широко раскрылись, и он уставился на Хью с безмерным удивлением и облегчением.

   - Господи Иисусе! А я уже места себе не нахожу! Или думал, что это я чокнулся!

   Хью так и застыл.

   - Что стряслось, Нед?

   - Скорей заходи.

   Нед затащил приятеля в свою комнату-студию и захлопнул дверь. А потом повел себя так, что Хью решил, будто у художника и впрямь неладно с головой: он хлопал Хью по плечам, по бокам, щупал его одежду, точно желая убедиться, что человек перед ним реален.

   Наконец Нед удовлетворенно отошел от Хью и уселся на перевернутый ящик, по-прежнему не сводя глаз с приятеля. В его студии царил еще больший бедлам, чем раньше.

   - Ты мне скажешь, черт побери, что все это значит? - сердито воскликнул Хью.

   Нед улыбнулся. Потом он неожиданно очень посерьезнел и кивнул Хью на свободный стул. А когда Хью сел, Нед снова вскочил с таким видом, будто готовился произнести зажигательную речь.

   - Вчера вечером, когда я работал, ко мне заявился один субъект, - сказал он. - Ходячий анахронизм. Одет был как картинка из журнала прошлого века, и манеры такие же...

   - Это Джастин Фокс! - перебил его изумленный Хью.

   - А!.. Вот и он тоже утверждал, что знает тебя, - энергично кивнул Нед. - По его словам, он явился от своей королевы, госпожи Амины. Я догадался, что это та самая дама, с которой ты... ну...

   Нед покраснел как помидор.

   - Да, да. Он ее ближайший помощник, - нетерпеливо ответил Хью, решив игнорировать смущение друга. - И что он тебе сказал?

   - Он сказал, что у него для тебя послание от твоей сестры... которая находится в плену. Вот оно, держи.

   - Дьявол!.. И ты до сих пор тянул?

   Хью вскочил и вырвал клочок бумаги из красной, покрытой цыпками большой руки. Он быстро пробежал глазами написанное карандашом послание. И испустил разочарованный стон.

   - И это все? Она пишет, что чувствует себя хорошо, с ней хорошо обращаются, выпускают гулять под присмотром... и больше ничего?

   - Так это правда? Твою сестру, миссис... Этель держат в плену какие-то ублюдки?

   Нед опять смотрел на него как на привидение; его круглые щеки побледнели.

   - Правда, Нед, все правда! Очнись же наконец!

   - Ну, дела, - художник шумно вздохнул и покрутил головой. - Ты меня извини, Хью, я теперь понимаю, в каком ты состоянии... просто я сам до сих пор не очухался. Этот мистер Фокс, как ты его назвал, передав свое послание, растворился в воздухе. В самом буквальном смысле, мы с ним были в запертом помещении... Вот в этой комнате!

   Нед расставил руки и повернулся кругом, как будто Хью еще надо было в этом убеждать. А Хью, в свою очередь, осознал, что для его друга это первое столкновение со сверхъестественным. И, конечно, ему требовалось время, чтобы прийти в себя!

   Вот только времени было в обрез.

   Хью еще раз с жадным вниманием перечитал и разглядел записку, не упуская ни единой детали.

   - Почерк ее, это точно... Рука не дрожала... Вот только откуда нам знать, когда оно написано?.. А, здесь вверху дата, двадцать восьмое, тоже ее рукой!

   А потом он выругался.

   - Нижний край оторван, даже не отрезан! Эти сволочи демонстрируют, что все под их полным контролем!..

   Нед неотрывно смотрел на друга.

   - Может, теперь расскажешь мне подробности?

   Хью вскинул голову, будто только что вспомнил о его присутствии.

   - Рассказать?.. Да, конечно. Только ты не перебивай.

   Они оба опять сели. И Хью все рассказал.

   Когда он закончил, Нед потянулся за сигаретой. Он предложил закурить и Хью, и тот не отказался. Молодой человек закашлялся, выпустив дым.

   - Ну, что?.. - Привкус во рту был особенно противным. - Ты меня теперь не бросишь?

   Это прозвучало странно и претенциозно. Но Нед покачал головой.

   - Нет, - тихо сказал он. - Ведь, как я понимаю, я теперь единственный человек на твоей стороне. Ее муженек, похоже, дезертировал, так?

   Хью вздрогнул от столь сильного выражения.

   - Надеюсь, что нет. Он вроде бы поехал к родителям... хотелось бы знать, посвятил ли он их во что-нибудь?

   Нед вдруг коротко, неприятно рассмеялся.

   - Это очень вряд ли. А если твой Гарри признается матери, что скорее... и если она поверит во весь этот бред сумасшедшего, что мы с тобой обсуждаем... то будь уверен, - Нед подался к другу, - маменька напоет ему в уши, какую огромную ошибку он совершил, женившись на твоей сестре!.. Не хочу сказать ничего дурного, дружище, но я встречался с этой миссис. И я эту породу знаю.

   Хью побледнел.

   - Ну, если так... - процедил он.

   Потом он тряхнул белокурой головой.

   - Нельзя судить слишком поспешно, Нед. В конце концов, до сих пор Этель с Гарри жили хорошо, и в Египте с нами он тоже держался хорошо. Если даже у него теперь, как говорят врачи, не выдержала психика... знаешь, те вещи, которые творились с нами, могли бы сломить и более сильного человека! И мы ведь и вправду не представляем, чем он сейчас занят.

   Хью пригладил волосы. Потом глаза его загорелись.

   - Ты знаешь, если Амина предложит рискованный план по спасению Этель, в котором потребуется мое участие... я только этого и жду.

   - Меня тоже можете привлечь! Если я понадоблюсь, вот тебе моя рука, - Нед протянул ему руку, и Хью крепко пожал ее. Потом они обнялись, похлопав друг друга по спине. Хью прослезился.

   - Спасибо, Нед.

   - Пока не за что. И ее мужа надо будет обязательно поставить в известность, - серьезно сказал американец. - Вот тогда и увидим, из какого теста он сделан.

   Хью кивнул.

   - Думаю, в таком случае Амина известит его сама. Главные решения все равно исходят от нее.

   А про себя он все больше сомневался, что египтянка может предложить план, в котором найдется хоть какое-то место для Гарри Кэмпа.

   Теодор Кэмп был занят в своей лаборатории на кампусе Принстонского университета, когда ему сообщили, что его желает видеть некая молодая дама. Он сразу понял, кто это. Теодор вскочил из-за стола с реактивами, сорвав защитные очки; но остался в своем белом халате.

   Химик вышел в коридор и увидел элегантную высокую женщину в черном, в лисьей горжетке и с лицом, скрытым вуалью. Однако ошибиться было невозможно.

   - Миссис... Маклир, - он сделал попытку поцеловать ей руку. Светского изящества ему всегда недоставало.

   - Просто Амина, - она махнула рукой. Потом подняла вуаль, и он сразу понял, что случилось что-то серьезное.

   До сих пор они были в хороших отношениях; однако при виде лица египтянки у старшего Кэмпа сразу участился пульс. Зная, какова природа этого существа, не удавалось ни на секунду забыть об этом.

   - Что-нибудь случилось?.. Ах, что же это я. Проходите, мадам! Только извините за беспорядок...

   Египтянка улыбнулась, переступив порог лаборатории.

   - Рада видеть, что работа движется. Кстати, каковы ваши успехи?

   - Смотря о чем вы спрашиваете.

   Теодор нашел для гостьи стул и сам остался стоять, стараясь не выдавать своего волнения.

   - Вы ко мне по делу, не правда ли?

   - Верно, - Амина кивнула. - По неотложному делу. Я уже хотела однажды прибегнуть к вашей помощи... давно. Но старый Маклир умер, и это не понадобилось.

   Она вздохнула.

   - Похищена Этель, жена вашего брата. Вы ничего об этом не слышали?

   - Этель?.. Господи... Нет, ничего! И Гарри мне ничего не сообщал!

   Амина заметила смятение, промелькнувшее на его лице: она чуть усмехнулась. А Теодор подумал, что это существо дьявольски проницательно. До сих пор даже Гарри...

   - Чего вы хотите? - сурово спросил он. Пытаясь вновь опустить забрало.

   - Я просила вас, чтобы вы... не сворачивали работу в этом направлении. И вы получали щедрые гранты - и, конечно, понимали, что это не из одной любви к науке. Теперь я хочу видеть результаты.

   - Это нужно для нее? - спросил Теодор. Он все еще не мог решиться.

   - Для нее... и для многого другого.

   Теодор одернул халат и поправил черные, как у брата, волосы.

   - Хорошо, мадам Амина. Извольте.

ГЛАВА 6

Ему было страшно, как в тот, самый первый раз, и неизвестность перед ним была огромной, как изначальные воды Нун(2), несмотря на все тайные приготовления. Будут ли его пытать, если возьмут в плен? Можно ли его убить... кроме самого верного способа? А если они уже открыли, как?..

   Но терзания плоти он сможет выносить бесконечно долго, без сомнения. Он чувствует боль, как смертные, но не имеет того преимущества смертных, которое люди поголовно считают слабостью. Он не испустит дух в руках врагов - и не сможет умереть по собственной воле и прекратить свои муки.

   Он совсем не был к этому готов!.. Но он решился.

   - Ты поймешь, благороднейшая царица, и прости мое новое непослушание. Никто не в силах сделать это, кроме меня, - прошептал он.

   Сетнахт, теневой и фактический хозяин «Маклир армз», быстро шагал по коридору бывшего рабочего общежития. На нем была темная просторная арабская одежда - он мог себе позволить одеваться как пожелает, потому что его все равно узнавали бы всегда и везде. Но теперь он находился в своем истинном царстве, где власть его была безраздельна! Все, кто ни попадался ему на пути, сгибали спины в поклонах: он приучил их к этому без труда, и его высокая, царственная фигура в каждом вызывала желание повиноваться.

   Но сегодня коридоры были почти пусты. И те редкие встречные обитатели дома, кого бывший третий пророк Амона приводил в трепет, не замечали необычности его поведения: он время от времени приостанавливался и настороженно оглядывался, и, сутулясь, как будто стремился сделаться меньше. Словно ему было странно занимать столько пространства, быть столь значимой фигурой. И знаки почитания со стороны подчиненных несколько раз заставляли его вздрогнуть, будто он к ним не привык и тоже пугался. Потом, наедине с собой, шаг египтянина стал тверже, широкие плечи распрямились, лицо ожесточилось; и он сделался больше похож на себя прежнего.

   Когда жрец подошел к выкрашенной белой краской двери, к которой направлялся, на лице его появилась улыбка, из груди вырвался облегченный вздох. Он еще раз быстро оглядел покрытый линолеумом коридор, вдоль которого шел ряд таких же белых казенных дверей; и, занеся руку, постучал коротко и властно.

   Несколько мгновений ему не отвечали. Потом в прихожей зашаркали торопливые шаги, и дверь распахнулась.

   Стоявший на пороге человек... то есть нечеловек в персидском халате и расшитых туфлях удивленно заморгал. А потом поклонился. Коротко, не так подобострастно, как все остальные; но тоже почтительно.

   - Я не ждал тебя сегодня, господин, - начал он; но Сетнахт нетерпеливо поморщился и шагнул в прихожую. Хозяин ловко посторонился, потом обошел его и захлопнул за гостем дверь: ничего другого ему не оставалось.

   - Есть срочное дело, Ти, - сказал его повелитель.

   Но он больше не мог. Он поднес руку к горлу, будто ему не хватало воздуха. Трансформация оказалась мучительна, потребовалось натягивать на себя новый образ, как платье, сшитое совсем не по мерке... или даже наращивать, как новую кожу, подобно змее; и удерживаться в этом образе и еще наводить морок на каждого встречного было слишком трудно. Если Ти выдаст его сейчас, что ж... тогда всему конец.

   Или не конец - а только начало самого ужаса...

   В глазах у него потемнело; а когда прояснилось, он снова испустил глубокий облегченный вздох. Насколько легче быть собой, сколько бы ты ни мечтал на досуге стать больше, всегда будучи маленьким!..

   Потом шпион увидел лицо князя Ти: хозяин квартиры смотрел на него остолбенев, открыв рот. Все еще не опомнился. Но сейчас он опомнится, и тогда...

   - Постой, - быстро сказал Меранх, и загородил собой дверь. - Что бы ты ни задумал, постой! Дай сперва объяснить!

   Он говорил по-египетски, хотя современный английский язык казался ему уже привычнее; но так их не поймет почти никто.

   Побледневший Ти кивнул. Выглядел он испуганным; но не враждебным. И было непохоже, что он побежит выдавать старого товарища сию минуту.

   Хотя это всегда успеется...

   - Идем в комнату, - Ти ответил Меранху тоже на родном языке, и пригласил его жестом. - Быстрей!

   Меранх последовал за ним. Здесь в Солт-Лейк-Сити, в бывшем заводском общежитии, для Ти, как и для многих других, была оборудована неплохая отдельная квартирка; но чувствовалось, что бывший глава фиванского некрополя ожидал гораздо большего. Он сейчас выглядел статным, цветущим молодым мужчиной, красивым даже по нынешним меркам, с собственными густыми черными волосами и правильным смуглым лицом. Такие восточные принцы легко покоряли современных европейских женщин, как уже знал Меранх.

   Но вот как в действительности Ти...

   Они вошли в гостиную; Ти указал незваному гостю на кресло, а сам опустился на низкую пеструю оттоманку напротив. Сцепил руки на коленях и устремил на Меранха потрясенный взгляд.

   - Как ты только осмелился? Ты знаешь, что Сетнахт сделает...

   - Знаю, - Меранх кивнул и даже улыбнулся; хотя внутри весь похолодел. - Но я надеюсь... если меня кто-нибудь выдаст, это будешь не ты, брат.

   - Брат...

   Ти вдруг горько засмеялся. Плечи его дрогнули.

   - Конечно, я тебя не выдам. Но ты знал, что я ему не донесу, именно я... Зачем ты пришел?

   - Я расскажу. У нас есть время, правда?

   Ти кивнул.

   - Есть. Здесь меня почти никто не посещает. Даже он... он обещал мне так много, но теперь почти забыл обо мне. Он видится только с Пенту, и с ним много говорит и делит все. Они оба ученые жрецы и понимают друг друга всегда... Сетнахт презирает меня, как глупого и нерадивого слугу, - а ты ведь знаешь, как прежде я был высок?..

   Меранх сочувственно улыбнулся. Он старался не торжествовать прежде времени.

   - Я многое знаю о тебе, князь Запада, как и ты обо мне.

   - И новые женщины... - вдруг с жаром произнес Ти. - Я могу иметь их, и часто наслаждался ими, их белыми прекрасными телами! Я полюбил здесь женщин с белыми, сочными ягодицами и грудями, с зелеными глазами и золотыми пятнышками на лицах. Таких много в этой стране. Но скоро я понял, что больше не могу... так, как прежде.

   Он страдальчески скривился. Меранх понял, что должен выслушать князя, хотя совсем не собирался говорить о его удовольствиях.

   - Что же тебе не по вкусу в новых женщинах?

   - Они чувствуют меня... каждая, которую я брал, угадывала в своем сердце, что я мертв, и они ужасались, и мое обладание причиняло им только мучения! В новом рождении я стал совсем открыт, и я часто понимаю внутри себя то, чего не хотел! Эти смертные женщины тоже терпели меня, как своего господина... Но я понял, что когда я соединяюсь с ними, мое наслаждение смешивается с их болью и покорностью, и стыдом; и перестал желать их. Когда я еще жил и был князем, я с радостью имел многих, кого хотел... моих наложниц и рабынь во дворце, во время фараоновых пиров, и мне было безразлично, что они чувствуют!

   Тут лицо Ти озарилось надеждой.

   - Скажи, брат... Можно ли сделать так, чтобы мое сердце опять закрылось для этого, и мне опять стало безразлично, страдают женщины со мной или нет?

   Меранх несколько мгновений смотрел на него с отвращением. Но потом подумал, что такая наивная жестокость все же лучше, чем изощренная жестокость высокоумного Сетнахта.

   - Вряд ли, - холодно сказал он. - Ты не можешь изменить свою природу теперь, как не мог сделать этого, пока жил. Ты знаешь, что мы все проницаем глубже, чем смертные. В твоем сердце много дверей... и если откроется дверь сострадания, ее очень трудно запереть снова.

   - Жаль, - Ти вздохнул. - Очень жаль! Мягкосердечие - главный враг мужчины!

   Меранх подумал, что из их «солнечной» четверки князь Ти, - хотя и самый красивый и видный, - развился менее всех, и менее всех остальных был способен к этому. Современным... культурным, как говорили новые люди, женщинам он, без сомнения, казался слишком диким. Он совсем не умел обольщать, возбуждать страсть к себе: в своей первой жизни, будучи правителем, Ти не имел в этом нужды, разнообразные женщины всегда были к его услугам. Ну а теперь... конечно, он был мертвецом, и живые это чувствовали, и все вожделенные удовольствия плоти обернулись для него чем-то совсем иным! Даже при том, что он владел гипнотическим искусством, как другие неумерщвленные, и со своими новыми любовницами наверняка часто прибегал к грубому внушению...

   Но тут Ти неожиданно спросил:

   - А как ты попал сюда? Ты ведь не можешь сам...

   - Нет, не могу. Но я не признаюсь, как: я не слишком тебе верю... брат, - Меранх насмешливо сузил глаза. - Однако я скажу тебе, что возможность перевоплотиться у меня появилась благодаря тому, что к нам тоже совсем недавно проник один из ваших, надевший чужую личину. Он представлял из себя Джастина Фокса.

   Меранх сделал паузу, глядя в лицо собеседника. На нем читалось потрясение; однако было неясно, знает Ти зловещего Генри Гейла, именуемого среди своих «Вивианом», или нет.

   - Он шпионил среди наших смертных, - прибавил Меранх.

   - А почему вы вообще используете слабых смертных? - вдруг воскликнул князь. И тут же сам себе ответил:

   - Должно быть, потому, что блюдете равновесие сил. Вы сознаете, что этот мир запретен для вас... и запретны здешние женщины.

   Меранх приподнял брови. Он подумал, что благородный Ти совсем не так глуп, как до сих пор казалось ему и, очевидно, Сетнахту. Напрасно Сетнахт с ним не считался!

   - Да, поэтому. Мы блюдем равновесие и помним запреты, - сказал он. - И есть другие причины, известные только нашей царице.

   Ти подался к нему, положив руки на колени.

   - А зачем ты сам здесь?.. Чего хочешь от меня? Если хочешь, чтобы я... изменил Сетнахту, как ты, то я этого не сделаю. Нет, не сделаю!

   В его больших черных глазах промелькнул испуг; а потом впервые во взгляде появилась какая-то твердость.

   - Не сделаешь. Хорошо, - согласился Меранх. И это ему действительно понравилось. - Но есть то, что ты должен сделать.

   Он, в свою очередь, склонился к своему высокому плечистому собеседнику.

   - Скажи мне, где содержится она. Жена Гарри Кэмпа! Ты ведь знаешь это?..

   Ти замер, неподвижно глядя на него; потом его красивые губы дрогнули.

   - Я не...

   - Ты знаешь, - настаивал Меранх; хотя чувствовал все меньшую уверенность в своей правоте. - Ты подверг многих женщин этого мира насилию, Ти, так посодействуй хотя бы одной!..

   Князь еще некоторое время не отвечал. Потом встал и взял со стеклянного столика щегольскую записную книжку с серебряными уголками: вырвал из нее листок и серебряным карандашиком что-то написал. Он, как и остальные, умел писать по-английски, хотя английской речью пользовался только при большой необходимости. Ти молча протянул листок гостю.

   - Благодарю тебя, - хрипло сказал Меранх, быстро прочитав адрес. Он еще не смел радоваться.

   Ти кивнул, сжав губы.

   - Но едва ли это поможет... Ты знаешь, как ее охраняют. И никто из вас там не бывал.

   Меранх кивнул.

   - Знаю. Но я верю, что это поможет... и ты нам помог! Ты уверен, что...

   - Нет, - отрезал Ти. Его ноздри вздрагивали, как у породистого коня. Конечно, он думал вовсе не об Этель Кэмп, и вовсе не сожалел о своем поведении с женщинами! Он по-прежнему превыше всего ставил себя и свои прихоти; но вынужден был «помнить о цене».

   Что ж, и это немало.

   - Прощай, - сказал Меранх, поднимаясь.

   Не дожидаясь ответа, он проследовал в прихожую. Ему опять предстояло усилие по перевоплощению, требующее полной концентрации. И удержаться в образе он сможет еще меньшее время...

   Все получилось!.. Опять он ощутил, что вырастает и раздается в ширину, и его одежда тоже меняется на нем: для этого приходилось заимствовать материю из окружающих или далеких предметов. Преображенный Меранх властно взглянул в глаза Ти и улыбнулся. Потом повернулся и, открыв дверь, твердым шагом вышел.

   Если Ти передумает и побежит его выдавать... но нет, он этого не сделает. Меранх прошагал к выходу, презрительно улыбаясь, уже привычной стремительной и плавной походкой своего господина. И только снаружи он опять воровато огляделся. Прошел по улице вдоль выкрашенного желтой краской общежития и свернул в проулок, засаженный подстриженными пирамидальными тополями.

   Там его ждали.

   - Удалось тебе? - быстро спросил Уаэнхор.

   Меранх кивнул. Он прислонился к обшарпанной стене и с огромным облегчением сбросил чужую личину.

   - Переправляй нас, - приказал он, когда отдышался.

   Через несколько мгновений они оба были в саду нью-йоркского особняка.

   Там теперь жили младшие «дети» Амен-Оту, и воспитанием их занимался именно Меранх. Кто же еще!

   Египтянин достал смятую бумажку из глубокого кармана шаровар. Улыбнулся и погладил адрес пальцем, чувствуя, как ликование распирает грудь.

   Конечно, ее величество будет ужасно разгневана. Она скажет, что за следующую такую самовольную вылазку она прогонит Меранха с глаз долой и навсегда лишит своего покровительства... хотя прогонять не понадобится. До сих пор ему слишком везло; однако больше так не посчастливится. Он отлично знает, что никакая удача - особенно их удача - не случайна!..

   Конечно, в этом царица будет совершенно права; и Меранх выслушает ее, смиренно склонив голову. Вряд ли он еще отважится на такое безрассудство. Да и вряд ли новое перевоплощение удастся скоро!

   Но о том, что он сейчас совершил, он нисколько не жалел.

   2 Изначальная водная стихия в мифологии древних египтян.

ГЛАВА 7

Амина Маклир принимала ванну, сидя в облаке душистого пара, откинув голову на бортик. Мысли были ленивые, блаженные.

   Когда вода начала остывать, египтянка встала и энергично намылилась жасминовым мылом. Потом смыла его под душем, ощущая под пальцами гладкость своей медной кожи. Она будет безупречной внешне... очень долго. Вот только при взгляде на свое тело ее теперь нередко посещали мысли о художественно загримированных трупах - Роберт рассказывал, что в его время было принято фотографироваться вместе с умершими родственниками... Так, что покойников на снимках было почти не отличить от живых...

   И влага, стекающая по ее телу, никогда не станет ее собственной. Что за странные промежуточные процессы происходят внутри нее... и если вдруг начнется обратный процесс, движение к смерти и полному распаду, как это будет?

   Амина нахмурилась, глядя в запотевшее зеркало. Опять она за свое! Нет, гигиену мыслей ей никак не удается соблюдать!..

   Царица мертвых вытерлась и, накинув пеньюар, быстро вышла из ванной. У нее, слава богам, хватало поводов для беспокойства! Египтянка вернулась в свою огромную пустую спальню и, распустив заколотые кверху влажные волосы, подошла к туалетному столику. Открыла свою шкатулку с драгоценностями.

   Только тогда она позволила себе снова взглянуть на него.

   Сердце болезненно трепыхнулось: по-прежнему ничего!

   Она взяла потухшего скарабея и нежно погладила его, как дорогое существо. Улыбка мало-помалу вновь заиграла на ее губах.

   Да, так будет легче. Пусть даже она не знает, по чьей вине это произошло, - какая из сторон напортачила! - есть еще один... неучтенный фактор, который теперь почти не подвергается сомнению. Почему она не разглядела этого до сих пор?.. Неважно!

   Миссис Маклир быстро сделала прическу, надушилась, облачилась в одно из своих темных шелковых парижских платьев, с кружевом валансьен(3), которые ей особенно шли. Потом, присев на кровать, потянулась к телефону на ночном столике. Вот необходимейшая роскошь!

   Сухо попросила телефонистку соединить ее с нужным номером.

   - Роберт?.. Да. Нет, все еще ничего. Остальное... при встрече. Люблю, дорогой.

   Она положила трубку и улыбнулась.

   Роберт возьмет извозчика, а она тем временем еще раз все обдумает. Амина дернула шнур звонка и потребовала кофе на двоих.

   Меранх... Эта выходка, два дня назад, страшно разозлила ее. Хотя именно от Меранха такого можно было ожидать; и Амина почти не сомневалась, что ее слуга добыл верные сведения. Она не стала его бранить, как он боялся. Но от бесценной информации, которую он узнал, проку теперь будет мало.

   Скарабей перестал светиться на другой день после того, как Меранх побывал в стане врага. Царица мертвых успешно скрыла это от всех; кроме Роберта, разумеется. Но он тоже не знал, как это толковать!

   Роберт явился через двадцать минут - безукоризненный, как всегда, крахмальный воротничок подпирал подбородок. Госпожа встала ему навстречу с таким лицом, что он сразу отбросил флирт, любимую ими обоими великосветскую игру.

   - Что такое, моя дорогая?..

   Амина прикрыла глаза на несколько мгновений. Медленно вдохнула и выдохнула. Этому способу восстановить внутреннее равновесие она научилась еще в своей первой жизни.

   - Я решила отдать его. Операция по спасению отменяется, Роберт, захват, разведка - все отменяется!.. Мы ее обменяем!

   Англичанин окинул ее быстрым зорким взглядом. Руки в замшевых перчатках крепче сжали трость.

   - Почему?..

   - Сядьте и возьмите кофе.

   И когда ее советник повиновался, Амина устроилась в кресле напротив и быстро объяснила причину.

   Джастин Фокс слишком хорошо знал способности своей госпожи, чтобы усомниться в этом ее озарении. Он отхлебнул горячего кофе, не чувствуя вкуса.

   - Когда вы это поняли? И разве вы не приняли все меры?..

   - Я уверилась только вчера. Но теперь знаю точно. И я, конечно, принимала все меры... но Гарри Кэмп явно нет, - египтянка рассмеялась, с оттенком злобы и зависти.

   Фокс побарабанил пальцами по подлокотнику.

   - Сетнахт знает?

   - Возможно, теперь - да. Восемь дней назад не знал... вы сами видели, что он себе с ней позволял! Вот парадокс - Сетнахт, похоже, оставался в неведении потому, что сама Этель ничего не подозревала! Он не анатомировал ее сознание!

   Амина усмехнулась.

   - Видите ли, она вбила себе в голову, что непременно почувствует симптомы «с первого дня», как одна ее подруга. И свято верила, что я уберегу ее от этого. Полагаю, оно и к лучшему.

   Фокс положил ногу на ногу, изящным жестом сибарита; но его губы сжались в нитку.

   - Какой срок?

   - Самый опасный. Немногим больше месяца. Думаю, она сама поняла чуть раньше меня; и горничная почти наверняка тоже знает.

   Фокс кивнул.

   - И вы убеждены, что из-за этого...

   Он вытянул руку, указывая на шкатулку со скарабеем.

   - Да.

   - А вдруг он... не согласится на обмен?..

   - Согласится. Это его лучший шанс. Вообще говоря, это теперь даже... не принципиально, в чьих руках окажется амулет, - Амина вдруг озаботилась совсем другим, забыв о заложнице. - Сетнахт уже усвоил много уроков. Он ведь должен думать о социализации хотя бы половины своих, так же, как мы; обеспечивать их... трудоустройство! И его численный перевес небольшой - это только добавляет ему забот... При Маклире никто из наших почти ничего еще не понимал, не зная, что делать с собой и с другими, мы все были дикарями. И даже когда случился этот раскол... никто еще не сознавал причин и не предвидел последствий!

   - А теперь вы подразумеваете, моя королева, что разница между черными и белыми стерлась, - усмехнулся Фокс. - И Сетнахт преуспел и здесь. Удручающий вывод.

   - Вы отлично понимаете, что я подразумеваю, - сердито возразила египтянка. - Так вы согласны с моим решением или нет?

   Он кивнул.

   - Как и всегда.

   Амина улыбнулась. Она хлопнула в ладоши и азартно потерла руки; уныние покидало ее.

   - Думаю, мы это поручим Гарри Кэмпу. Пусть возвращает жену в лоно семьи и чувствует себя спасителем... Знаете, он такой ковбой... если не позволить ему показать себя и покрасоваться, он потом этого не простит и выместит все на ней.

   Фокс поморщился. Ему этот мужской тип был почти так же противен, как его госпоже.

   - Но ведь опасность мы сведем к минимуму?

   - Подстрахуем его... да, пожалуй, к минимуму. Конечно, лучше бы все сделать самим, теперь уже без разницы. Но пусть потешит самолюбие.

   Фокс видел, что царица отнюдь не собирается сложить оружие и не отвергает способов борьбы, обдуманных ранее. Но все это откладывалось на потом. И кое-каких существенных уступок, используя свои козыри, они добились - теперь в их руках часть акций второй, нефтяной, компании Маклира!

   Оба встали. Посмотрели друг на друга долгим взглядом. Потом Амина шагнула к своему избраннику.

   - Роберт, я хочу, чтобы ты знал... Что бы ни было ранее... что бы ни ждало нас потом... сейчас я очень счастлива с тобой.

   Он пылко прильнул губами к ее руке.

   - Я тоже. Наше счастье - россыпь бриллиантов на черном бархате чужих несчастий...

   Амина быстро отвела глаза. Она была неробкой, однако такие высказывания возлюбленного бросали ее в дрожь.

   Он обнял ее за талию, притянув к себе.

   - Когда?

   - Завтра начинаем. Кэмпа ты навестишь сам с утра... и притащишь сюда. Жду вас обоих завтра в полдень. Справишься?

   Фокс только улыбнулся. Он склонился к ней и поцеловал долгим нежным поцелуем.

   - Как прикажет ваше величество. Хью Бертрама не привлекать?

   - Нет. Если он пострадает, она не переживет... лучше уж муж. И, кстати, ты должен поскорее поговорить с Хью. И с его приятелем, этим художником-рекламщиком. Они ведь уверены, что записку от Этель им относил ты!

   Ее помощник серьезно кивнул.

   - Все понял, миледи, вопросов нет.

   Поверенный Амины застал Хью Бертрама в пансионе - у его товарища Неда. Оба были целы; хотя теперь враг получил доступ в жилище художника и видел его в лицо. Фокс проинформировал людей об опасности - но оставил Хью в неведении относительно положения сестры и решения ее величества обменять Этель на скарабея.

   Однако Фокс не преминул дать ему понять, кто теперь избранник королевы, - кому она теперь принадлежит, в чьих объятиях млеет, кому поверяет все свои мысли... Посланник Амины Маклир не нарушал границ, но легко считывал эмоции мальчишки. Отвергнутый Хью Бертрам продолжал любить и желать ее - и Амина, хотя и притворялась равнодушной даже перед самой собой, тоже всегда помнила того, кто стал у нее первым!

   Они с Хью, разумеется, не сказали друг другу ни слова об этом; но мальчишка был понятлив. Фокс не питал к нему ненависти, и даже сочувствовал. Он немного умел глядеть в будущее - и знал, что Хью Бертрам никогда не обретет того, что называют нормальной семейной жизнью: брат Этель Кэмп навсегда заклеймен, отмечен испытанным... Однако в любви каждый сражается за себя.

   Потом Джастин Фокс отправился домой к Гарри Кэмпу. Американец тоже оказался у себя на квартире, и встретил его лучше, чем можно было ожидать. И когда узнал, что речь идет о спасении жены, очень взволновался.

   - Наконец-то!.. Что я должен делать? Я готов!

   Фокс улыбнулся. Он почувствовал даже некоторое уважение к этому человеку.

   - Вам все объяснят на месте, сэр.

   Кэмп собрался за полчаса. И еще через полчаса - без десяти двенадцать седьмого декабря, в субботу, - они оба очутились перед дверью особняка Амины Маклир на Пятой авеню.

   Гарри был вооружен, собран и очень нервничал. Ему Фокс тоже не сказал всей правды о жене - будет только хуже... Хотя этот бизнесмен, несомненно, успел понастроить в своей практичной голове уйму догадок и предположений, одно ужасней другого.

   Они поднялись и позвонили, и их впустила горничная. Обоих сразу пригласили в гостиную, где их ждала хозяйка.

   Египтянка кивнула Гарри, а тот слегка поклонился. На этом обмен любезностями закончился: Амина взглянула на своего помощника, и тот понял, что ей не терпится что-то сообщить ему с глазу на глаз.

   - Извините нас, сэр, - сказала египтянка гостю.

   - Пожалуйста, - вежливо ответил Гарри.

   Но когда неумерщвленные быстро удалились наверх, он проводил их в высшей степени неприязненным и подозрительным взглядом...

   Амина пригласила Фокса в кабинет. И там объявила, что уже говорила с Сетнахтом - и тот согласился на немедленный обмен!.. Он даже был согласен отдать им Этель прежде, чем получит амулет. «Я знаю, что ты сдержишь слово», - с усмешкой сказал жрец.

   Но никого из смертных он привлекать не позволил, заявив, что ему нет никакого дела до желания Амен-Оту ублажить Гарри Кэмпа. Вытаскивать Этель придется им двоим - ей и Роберту. Смертный муж Этель опять оставался не у дел.

   На другой день, в девять утра, за Аминой и ее помощником явился Генри Гейл. Никого больше брать было не позволено.

   Они встретились в нью-йоркском парке Вашингтон-сквер, среди многочисленных гуляющих в этот серенький воскресный день. Со своим единокровным братом «Вивиан» держался холодно, как с чужим, - как с любым чужаком. Хотя истинные их чувства друг к другу, и ненависть Генри к законному сыну своего отца, были гораздо сильнее...

   Посланник Сетнахта первым делом потребовал предъявить скарабея. Это был очень рискованный момент - хотя Сетнахт уже знал, что амулет «выдохся».

   Однако «Вивиан» ничего не сказал. Только приказал царице мертвых и Фоксу следовать за собой.

   Он переправил их в тот самый охотничий домик, где Этель в первый и единственный раз устроили встречу с Аминой. «Ловушка, ловушка», - против воли думал Фокс, глядя на свою госпожу; и корил себя за поспешность... Однако Сетнахт не обманул.

   Он сам явился на встречу - и предъявил им пленницу в целости и сохранности. Этель похудела, это заключение определенно сказалось на ее здоровье. Она, видимо, еще даже не осознала до конца, что ее освобождают; молодая женщина улыбнулась спасителям, карие глаза ее просияли при виде настоящего Фокса, но улыбка тут же погасла. Кажется, она пока запрещала себе радоваться - или была слишком опустошена духовно...

   Фокс, с разрешения хозяев, учтиво взял ее под руку и отвел в сторону.

   - Я переправлю вас в Нью-Йорк к мужу, мадам.

   Амина знала, что ее возлюбленный не сможет вернуться тотчас же, ему потребуется отдых... если он вообще сможет вернуться в это секретное место! Но она спокойно улыбнулась Роберту и Этель на прощание.

   Египтянка осталась в заснеженном поле наедине со своими врагами. И она сделала единственное, что ей оставалось, - извлекла скарабея из своей перчатки и на ладони протянула Сетнахту.

   - Прими его, сын.

   Сетнахт взял амулет с торжествующей улыбкой. Все!.. Теперь ее детище, изменник и главный противник, возможно, получал власть над неумерщвленными, которой пока не могли измерить ни он, ни она... Амина судорожно вздохнула.

   А потом синий скарабей вспыхнул алым.

   Этого никто из них не ожидал! Амина вскрикнула, и Сетнахт едва не выронил священного жука в снег. Но жрец совладал с собой; и, сжав амулет в кулаке, приложил к собственной груди.

   Там он и остался. Амина стояла, глядя на своего хранителя, пылающего кровавым огнем на широкой груди Сетнахта, чувствуя беспредельный ужас. Она сделала то, что должна была, - неужели высшие силы желали именно этого, чтобы Сетнахт в конце концов растоптал ее? Их всех?..

   Сетнахт взглянул ей в лицо. И сказал, улыбаясь:

   - Благодарю тебя... мать.

   Он поклонился ей.

   - Ты свободна. Вивиан, проводи госпожу.

   Сетнахт тоже сдержал слово! Но что ожидало их теперь?..

   Оказавшись дома, Амина пришла в чувство только тогда, когда увидела спешащего ей навстречу второго из братьев Гейлов. Она устремилась к нему. Теперь он стал главным и самым дорогим ее хранителем.

   Поезд уносил супругов Кэмп домой, в Бойсе. Измученная Этель прильнула головой к груди мужа; и Гарри молча обнимал ее. С самой посадки они не сказали друг другу ни слова.

   В Нью-Йорке Этель открыла мужу то, что сама поняла меньше недели назад, - что она беременна. И она понимала, на что Гарри надеется сейчас: что все пережитое ими забудется, как дурной сон... Но это далеко не конец, и «нормальной», как у всех, их жизнь уже не станет.

   И она чувствовала, что носит под сердцем не сына, который стал бы надеждой и гордостью Кэмпов, продолжателем их семейного дела! У нее будет девочка... и Этель знала, какое имя та получит. Если только у ребенка не окажется отклонений в развитии... или врожденных заболеваний. И если она доносит его. И если сама Этель не умрет при родах или от послеродовой инфекции, как ее мать!..

   И война, война - уже на пороге! Великая человеческая война, которую предрекла им Амен-Оту...

   - Гарри, давай помолимся, - тихо попросила она.

   Муж кивнул, крепче прижав ее к себе. И они негромко запели гимн, который пели в свое последнее воскресенье в церкви, - целую жизнь назад.

   3 Сорт дорогих французских кружев, изготовлявшихся в городе Валансьен с XVIII века.

ГЛАВА 8

Сетнахт работал у себя в кабинете, засидевшись за полночь: несмотря на «дневную» природу египтянина, для него это было лучшее, наиболее плодотворное время суток. Он большую часть времени жил в общежитии со своими подопечными - бывший жрец сохранил аскетические привычки и, хотя и по достоинству оценил блага современного мира, оставался довольно равнодушен к роскоши; держать все под контролем для него было гораздо важнее. К тому же, счастливо сбывалось пророчество, некогда высказанное им Этель Кэмп! Ряды неумерщвленных пополнялись... и, во время переговоров с Амен-Оту и после, уже четверо новых явились к нему и признали его власть.

   Они были не англичанами, не американцами, но канадцами французских кровей - и явились к Сетнахту без всякого принуждения, и отыскали его без всякой подсказки!.. Хотя, конечно, за этими... за этими новопреставленными ощущалась воля того. Воля демона.

   Однако даже демон, их второй создатель, понимал, чем стал для него Сетнахт - и сколь многое пророк Амона сосредоточил в своих руках!..

   Наконец Сетнахт все же утомился и оторвался от работы. Египтянин читал англо-арабский разговорник и делал выписки. Он за эти три месяца, прошедшие с момента его воскрешения, успел овладеть не только английским языком, но и начатками французского и арабского; и уже собрал довольно большую библиотеку, с книгами самой разной направленности, исключая только беллетристику. Забавляться праздными выдумками, как современные люди, он будет, когда почувствует такое желание; но пока что огромное наслаждение и практическую пользу он получал от энциклопедий, научно-популярных, экономических книг. Каждый раз, когда он раскрывал такой фолиант, в нем оживала сладостно-горькая память прошлой жизни - когда знание добывалось по крупицам и было доступно лишь посвященным, и огромное большинство его соплеменников жили и умирали в полной темноте, не ведая, что может быть за ней...

   Сетнахт ощущал молитвенный трепет, сознавая это. Пусть привычку к молитве и преклонению перед старыми богами он в себе изжил; но ощущение собственной избранности, когда он размышлял над своим воскрешением, всякий раз охватывало его с новой силой.

   Египтянин улыбнулся и коснулся скарабея на левой стороне груди: он так и пламенел, отбрасывая красные блики на его раскрытую тетрадь. Поначалу Сетнахту было страшновато носить амулет после Амен-Оту - носить амулет Амен-Оту, который так резко поменял свои «склонности»! Никаких особых перемен в отношении к себе подданных Сетнахт с тех пор не заметил; возможно, потому, что они и прежде того слушались его во всем, он стал их абсолютным властителем, а нерассуждающее раболепие было ему все же противно. Он предпочитал править существами разумными, а не скотами.

   Но Амен-Оту теперь стала уязвима! Одно это стоило всех трудов!.. И скарабей сам покинул ее, пожелав переменить владельца, - оспорить это никто не мог.

   Вот только знать бы еще, почему...

   Однако Сетнахт бросил размышлять: его клонило в сон, пошел уже четвертый час ночи. Его выносливости тоже существовал предел. Жрец убрал вечное перо, закрыл клеенчатую тетрадь и книгу, готовясь встать из-за стола. И тут услышал громкий стук в дверь.

   Нахмурившись, Сетнахт быстро поднялся: такой бесцеремонности он не терпел. И никто себе с ним этого не позволял!..

   Стук повторился, еще громче и настойчивей.

   Возможно, что-то случилось?..

   Сетнахт пошел открывать: прислугу при себе он не держал, предпочитая уединение, и смертные чаще всего только мешали. Лакея или горничную можно было вызвать особой кнопкой - Сетнахт позаботился об электрических звонках; но обычно он обходился сам.

   На пороге стоял князь Ти, одетый в парчовый халат. При виде своего господина он покачнулся, словно готов был упасть; и лицо его выражало такой замогильный ужас, что Сетнахт невольно шагнул назад. Гнев его улетучился, уступив место тревоге.

   - Что такое?..

   Ти простер к нему руки в немой мольбе; и на Сетнахта вдруг повеяло запахом гнили. Потом Ти открыл рот и с трудом выдавил:

   - Я... Помоги мне!

   Сетнахт молча мотнул головой назад, приглашая своего «младшего брата» войти. Хотя ему все меньше хотелось этого... Он начал догадываться, что происходит с Ти.

   А тот, едва лишь дверь за ними закрылась, принялся суетливо развязывать пояс халата.

   - Вот, гляди, господин... Это началось... только сегодня утром... Я сперва не поверил своим глазам!

   Сетнахт несколько мгновений смотрел на голую грудь Ти. Потом отрывисто приказал:

   - Идем к тебе. Ты уже просмердел мне тут все!..

   Князь всхлипнул и покорно запахнул одежду, затянув пояс. Он поплелся впереди; Сетнахт за ним. Жрец радовался, что Ти не видит его лица, - предводитель «темных» силился скрыть собственный ужас, и получалось у него плохо...

   Они пришли в апартаменты Ти. Сетнахт захлопнул дверь. Он ткнул пальцем в направлении гостиной; и Ти все так же молча потащился за своим повелителем.

   Когда они оказались в комнате, Сетнахт снова плотно закрыл дверь.

   Несколько мгновений он мерил хозяина квартиры взглядом. А потом резко приказал:

   - Раздевайся!

   Ти вылупил на него глаза... Но потом торопливо скинул с себя все; и так, нагишом, стал перед господином навытяжку, точно солдат перед медицинской комиссией.

   Сетнахт медленно обошел его кругом, борясь с возрастающим страхом и омерзением. Дело оказалось еще хуже, чем он думал... Он остановился за спиной у Ти и долго смотрел на большие трупные пятна - над левой лопаткой чернела большая гниющая язва, плоть разъело почти до кости. Жрец поднял руку... и, сморщившись, ткнул пальцем в эту язву.

   Ти от жестокого тычка дернулся вперед всем телом, вскинул плечи; но не издал ни звука.

   - Больно? - спросил Сетнахт.

   - Нет... Нисколько... Это плохо? - совсем по-детски спросил Ти.

   Молчание его господина было достаточно красноречивым.

   Ти, путаясь в складках, оделся; он опять начал всхлипывать. Затянув пояс халата, князь рухнул в кресло и закрыл лицо руками: они пока еще были нетронуты тлением.

   - Я умираю... Это правда?..

   - Да, - сказал Сетнахт. Он не видел смысла кривить душой.

   - Это он сделал?..

   Ти вдруг кивнул на скарабея, который пылал как крошечное закатное зарево.

   - Возможно, - сквозь зубы ответил Сетнахт. Он понятия не имел, что об этом думать и что теперь делать.

   Ти застонал.

   - Я хотел так много, а получил так мало... Этот мир был плох для меня, но теперь... Теперь... Если там нас повесят вверх ногами… Бросят в змеиные ямы, станут топтать головы, рубить наши тени… А вдруг… Вдруг я уже ничего... совсем ничего, никогда…

   У Ти застучали зубы, как в ознобе.

   Сетнахт смотрел на него, исполненный глубочайшего отвращения.

   - Не хочешь умирать? Ты же, кажется, только что плакался, что тебе в этом мире не нравится?

   Он не удержался и, усмехнувшись, прибавил:

   - Возможно, ты наконец-то получишь свою награду! Вдруг тебя там ждут прекрасные наложницы, не имеющие своих желаний и сотворенные только для твоего удовольствия?..

   Ти уставился на него. В глазах князя мелькнула бешеная злоба голодного, которому навеки заказан путь на чужой пир. Он прошептал:

   - Ты… насмехаешься? Ты еще смеешь издеваться?

   - Я не насмехаюсь, - устало ответил Сетнахт.

   Он помолчал, морща бритый лоб. Потом велел:

   - Никуда не выходи. Думаю, ты на это и не осмелишься, - прибавил жрец с холодной усмешкой.

   Он помолчал и закончил:

   - Я поищу для тебя лекарство.

   Он стремительно вышел. Дверь захлопнулась, и заживо разлагающийся Ти остался заперт со всеми своими миазмами. От Сетнахта не укрылся обреченный взгляд, каким проводил его князь Запада.

   Но предводитель «темных» не лгал: он действительно собирался поискать средство помочь собрату. Хотя сильно сомневался в успехе.

   Вернувшись к себе, он опять сел за письменный стол и задумался. Что такое постигло Ти, и чем он отличался от других неумерщвленных - от других «темных»?.. Перед кем и чем он настолько провинился?

   Неужели своей неумеренной похотью? Сетнахт знал среди своих слуг, по крайней мере, еще пятерых таких же сладострастников. Он сам тоже пользовался женщинами – но реже, и менял их гораздо реже, чем Ти. В постоянной любовнице Сетнахт не нуждался; и, к тому же, убедился на примере многих земных властителей, с чьими трагическими жизненными историями ознакомился, как это опасно. Да и хлопотно, к тому же.

   Впрочем, Сетнахт быстро понял, что примитивное насилие не приносит ему удовлетворения; гораздо приятнее было играть на тонких чувствах женщин, подчинять эти чувства себе и вызывать в тех, кто отдавался ему, собственные неосознаваемые порочные желания… И на смертных женщинах, помимо прочего, можно было превосходно попрактиковаться во внушении.

   Возможно, Ти оказался из всех самым бесполезным? Или его раздирали какие-то… непростительные сомнения? Сетнахт знал, что их тела неподвластны никаким болезням смертных; однако язвы души проступали на них гораздо скорее.

   И Сетнахт хорошо знал, что в первой жизни Ти отнюдь не был таким ничтожеством, как теперь, пусть даже свою должность начальника некрополя этот вельможа унаследовал от отца. Он разбирал тяжбы, надзирал за порядком, пресекал беззакония и ограбление могил; и, хотя временами брал подношения, был не хуже других крупных чиновников.

   В новом мире - и на службе у Сетнахта ему не нашлось достойного места. Но Ти пытался себя занять, заполнить свою жизнь; как многие современные аристократы, он коллекционировал произведения искусства. Вот и теперь у него по стенам висела коллекция японских гравюр, а стол украшали индийские статуэтки слоновой кости; хотя большая часть этих предметов была... скабрезной.

   Однако же, помимо Ти, большинство неумерщвленных нашли себе применение в новой жизни или активно искали его... Хотя были и другие тунеядцы, которые только потребляли, - и их пока что возмездие не коснулось…

   «Но если, - напряженно думал жрец, - если я и вправду слишком ему потакал… тогда вина на мне самая тяжкая. Почему же со мной ничего не происходит? Или мне самому это только предстоит?..»

   Возможно, он был еще нужен и будет долго нужен, - только и всего!

   А если отдать Ти «матери»? Сетнахт теперь думал о ней так почти без насмешки. Возможно, Амен-Оту нашла бы способ остановить разложение?

   Однако Ти слишком много знал. И даже до того, чего он не ведал, Амен-Оту могла бы докопаться через его сознание, - еще в самом начале они, «солнечная» четверка, соприкасались разумами и смешивали воспоминания! Нет, это недопустимо!..

   Кроме того, Сетнахт весьма сомневался, что даже Амен-Оту смогла бы помочь умирающему. То, что творилось с бедолагой Ти, шло изнутри - это был спор его собственного сердца со смертью, который не терпел постороннего вмешательства...

   Сетнахт ломал над этим голову до рассвета; он вовсе не ложился спать. Он даже обратился к Пенту - единственному из своих слуг, кому он мог по-настоящему довериться. Но они так ни до чего и не договорились.

   Утро застало жреца в одиночестве за письменным столом. Кажется, он все-таки задремал; потому что вскинулся от скрипа двери. Он оставил ее незапертой...

   Появился Вивиан. И вид его не предвещал ничего хорошего.

   - Милорд, вам лучше пойти со мной.

   Сетнахт тяжело поднялся... Египтянин подумал, что его ближайший помощник стал непростительно забываться, чувствуя свою власть; и следовало поставить Вивиана на место. Но теперь было не до этого.

   Он все понял, выйдя в коридор. Запах снаружи стоял такой, что придется проветривать несколько дней... Перед дверью квартиры Ти в другом конце уже собралась кучка любопытствующих и испуганных обитателей общежития. Сетнахт, приблизившись, взмахом руки отстранил всех и достал из кармана связку ключей.

   Отпирая дверь, он уже знал, что опоздал.

   Ти лежал на полу в прихожей, у самого выхода; и вид его вызвал общий стон ужаса. Сетнахт замер, стараясь не дышать, и стиснул зубы.

   «Началось», - подумал он. Сам не зная, что именно...

   Он мог бы отдать скарабея обратно Амен-Оту!.. Но знал, что это будет бессмысленно. Этот божок показал себя совершенно независимым судией - или орудием высших сил.

   Останки Ти наскоро закопали на старом городском кладбище: во второй раз могущественный князь Та-Кемет был погребен безымянным, словно никогда не существовал на свете. За две недели, прошедшие после похорон Ти, таким же жутким образом один за другим скончались еще трое. Это посеяло настоящую панику среди слуг Сетнахта. И сам он был близок к срыву. Один из умерших, на кого пала кара, действительно был таким же, как и Ти, развратником - но остальные казались ничем не хуже прочих!..

   Шестеро сторонников Сетнахта переметнулись обратно к царице и взмолились о прощении. Они даже забыли, что помыслы Амен-Оту устремлены к смерти, а не к продлению земной жизни! Или теперь им было все равно... Только бы не сейчас, и не так!..

   Однако число подданных Сетнахта за это время пополнилось еще восемью новичками.

   Потом скарабей снова перестал светиться, и египтянин спрятал его в сейф, от греха подальше. Сетнахт получил передышку; и радовался этому, стараясь правильно истолковать столь грозное знамение.

   Был канун Рождества.

ГЛАВА 9

Хью праздновал Рождество вместе с Кэмпами. Этель сидела за накрытым столом, глядя на брата в грустной задумчивости: и это настроение объяснялось не только ее «состоянием». Хью намеревался вернуться в Англию - уладить свои дела и рассчитать слуг, выплатив жалованье и то, что полагалось им согласно хозяйскому завещанию: чтобы Паркеры ушли на покой.

   Ну а после он вернется в Америку. Насовсем.

   Сперва Хью замахнулся на то, чтобы продать родительский дом; но уж этого Этель стерпеть не могла. Она заявила брату, что, хоть он и получил их дом в собственность, распоряжаться таким наследством в одиночку Хью не имеет морального права... И там еще столько вещей, оставшихся ей от матери, - дорогих сами по себе и как память! А вдруг Этель соберется приехать на родину с мужем и ребенком - с детьми, если ей суждено их иметь?..

   Брат, конечно, уступил таким ее доводам. Однако доучиваться в университете отказался решительно.

   «Вот уж это дудки, - заявил он, тряхнув своими знаменитыми золотыми волосами, отросшими как у богемы. - Я заберу документы, перееду сюда к вам и больше не буду разрываться... Да и кем я стал бы работать, если бы получил этот чертов диплом филолога? Учителем в средней школе?..»

   Этель невольно фыркнула: она тоже не могла этого вообразить.

   «Ты мог бы работать журналистом в уважаемой газете», - сказала она, не желая сдаваться.

   «Нет, с этим покончено», - ответил Хью.

   Он сказал Этель, что намерен серьезно заниматься художественной фотографией. Его вдохновил пример Неда - да и прежде у него выявился к этому талант. Хью Бертрам был «разносторонне одаренным» молодым человеком, так говорили многие; но только Этель все больше опасалась, что брат привыкнет разбрасываться, ни за одно дело не берясь как следует. И не всегда же ему будет двадцать лет!..

   «В крайнем случае, я смогу копать картошку на ферме у родителей Неда, - отшутился Хью. - У них вечно не хватает рук».

   В этом имелся свой резон... И Этель могла понять желание брата после всего, что с ними приключилось, держаться поближе к семье, не чувствуя себя отрезанным ломтем...

   - Давай-ка ешь, - Гарри подтолкнул ее локтем, вырывая из задумчивости. - Ты ни кусочка еще не съела!

   Она посмотрела на огромную дымящуюся индейку с апельсинами, морковью и пряностями... Спину до сих пор ломило после всех хлопот на кухне, в комнатах, с нарядами и гостями; хотя это торжество никак нельзя было назвать пышным. Кэмпы позвали только близких друзей. Но все эти люди оставались для Этель чужими - она, похоже, так и не сойдется со «старшим поколением со старыми ценностями»; и, разумеется, никто из этих благовоспитанных провинциалов не подозревал о беременности молодой хозяйки. Самые важные вещи всегда замалчиваются, остаются за рамками приличий; а общество занимает мишура...

   Этель, прижав к губам салфетку, подавила рвотный позыв. Взяв нож и вилку и стараясь держаться прямее, она отрезала кусочек рождественской индейки, которой ей заботливо положил муж. У нее на лбу выступила испарина; какое-то время она высидит, а потом сошлется на головную боль и уйдет к себе... Как хорошо, что надевать корсет теперь требуется только по особым случаям!

   Этель шепнула мужу, что ей нехорошо; и Гарри понял. Немного погодя она извинилась перед гостями и встала из-за стола. Ушла наверх в спальню, где с облегчением позволила Кэйтлин помочь себе избавиться от вечернего платья и корсета. Этель накинула пеньюар и прилегла, подсунув ладони под щеку. Потом мечтательно улыбнулась.

   У нее было все хорошо, гораздо лучше, чем она могла надеяться еще совсем недавно... Она в точности не знала, что Гарри наплел родителям, - но прежде всего он сказал, что его возвратившаяся жена ждет ребенка; и миссис Оливия приняла невестку обратно с прохладцей, но без всяких расспросов, которые могли бы той повредить. Но иногда Этель ловила на себе взгляд свекрови, полный мрачной подозрительности... Оливия Кэмп была умной, тертой женщиной. Она, хотя и бывала в обществе, не оторвалась от своих корней, не позволяла задурить себе голову новомодным светским материализмом и знала, что деревенские суеверия и бабкины сказки содержат в себе больше правды, чем принято думать.

   Вот и теперь миссис Кэмп порою задумывалась - не стала ли невестка «порченой», и что за дитя она носит под сердцем... Гарри, когда требовалось, мог лгать не хуже ее брата, и рассказал Спенсеру и Оливии убедительную легенду про каких-то старых друзей Бертрамов, у которых якобы осталась погостить Этель; но, весьма вероятно, мать не поверила его словам ни на грош. Однако такие вещи тоже не обсуждались вслух.

   Этель перевернулась на спину и положила руку на живот, сосредоточенно прислушиваясь к себе. Ее только теперь одолели все «полагающиеся» недомогания: как будто до сих пор ребенок не дышал, затаившись в ее утробе и стараясь укрыться от недремлющего ока Сетнахта и его приспешников... Ее в плену не мучили, это правда - слава богу; однако все это не могло пройти бесследно. И она слышала не одну пугающую историю о будущих матерях, которые, чувствуя себя прекрасно, не подозревали у себя и детей никаких... патологий, пока не подходило время рожать!..

   И едва ли хотя бы одна из этих женщин так тесно общалась с живыми мертвецами, как она. Впрочем, почти наверняка все ее предшественницы были знакомы с призрачным миром куда ближе, чем думали. Имеющие глаза да увидят! А беременные женщины, как издавна считалось в народе, находились в критическом, пограничном состоянии - готовясь выпустить в мир новую душу!

   Этель сдвинула брови и снова повернулась на бок, натянув на плечи клетчатый плед. Она не запрещала себе «волнительных» мыслей напрямую, потому что от этого они только упорнее лезли в голову; просто старалась отвлекаться на что-нибудь другое. Молодая женщина устроилась поудобнее и незаметно задремала...

   Очнулась она, ощутив на своей щеке дыхание мужа, отдававшее коньяком и сигарами; Гарри поцеловал ее.

   - Спишь? - шепотом спросил он. - Как ты себя чувствуешь?

   - Лучше, спасибо.

   Она встала, чтобы умыться. Было совсем поздно; но когда Этель вернулась в разобранную постель,